Полёт феникса [Мария Владимировна Архангельская] (fb2) читать онлайн

Архангельская Мария Владимировна Драконье гнездо Полёт феникса

Добропорядочный муж кладёт начало делу и оставляет его потомкам для того, чтобы они могли продолжить его. Если же думать об успехе дела, то это зависит от Неба. Что может поделать с этим государь? Старайтесь же делать добро, вот и всё!

Мэн-цзы.

1

Есть у восточных ворот водоём,

Вымочить можно в том рву камыши.

Цзи, ты собой хороша и мила, —

Поговорить мне с тобой разреши!

Ши Цзин, (I, XII, 4)

За стеной чей-то высокий резкий голос запел песенку о ненасытной лисе, что сосёт кровь из Сына Неба и скоро лопнет. Я поморщилась. Ведь зарекалась же выходить во внешний двор. Особенно после того, как однажды обнаружила над стеной ряд торчащих голов. Что поделаешь, если я снова стала главной сенсацией столицы, и успокаиваться та не собиралась. Уж очень скандальная и пикантная получалась история. Однако поместье Фэй было невелико, я уже исходила его вдоль и поперёк, и стоило задуматься…

— Госпожа, послать стражу разогнать их? — с надеждой спросила Ле Лан, сопровождавшая меня на прогулке. Одна из тех двух девушек, что достались мне в монастыре.

— Не стоит, — со вздохом отозвалась я. — Все рты не заткнёшь. Да стража и сама, наверное, скоро вмешается.

И верно — песенка оборвалась на втором куплете, а из-за стены донеслись недовольные повелительные голоса. Кажется, мой приёмный отец, Фэй Харрин, принимал моё спокойствие ближе к сердцу, чем я сама. Ну ещё бы — из заштатного аристократика, представителя младшей ветви, в силу слабости здоровья так и не поднявшегося выше седьмого ранга, он в одночасье превращался отца старшей жены императора, а если Тайрену удастся меня дожать, то и императрицы. Тот есть как минимум шестой ранг для него и четвёртый — для его супруги (как ни странно, но матери высокопоставленных обитательниц гарема занимали более высокое положение, чем отцы) со всеми полагающимися пожалованиями и привилегиями. И это если Тайрен не захочет дать чего-нибудь ещё. А он, скорее всего, захочет — среди недостатков нового императора скупость не числилась.

Как я и предсказывала, спектакль с удочерением никого не обманул: весть, что новоявленная Фэй Шэн-Юэн (Восход Луны — Тайрен, как и положено сыну этого мира, был поэтичен), на самом деле — та самая скандально известная Драгоценная супруга Луй Соньши, облетела столицу мгновенно. Таюнь забурлил. Делегации Тайрену с мольбами одуматься ходили до сих пор, а у поместья Фэй что ни день собирались зеваки. Их гоняли, а они снова собирались. И добро бы просто потешить любопытство. Песенки, ставшие, как я подозревала, столичными хитами, ещё полбеды — но чтобы помешать обливать ворота и стены поместья всяким-разным и разрисовывать похабными надписями, пришлось выставлять дополнительных сторожей.

Однако Тайрен был упрям не меньше, чем его отец. Я всё ещё не переселилась во Внутренний дворец только потому, что по здешнему обыкновению ждали счастливого дня — а также потому, что Тайрен не терял надежды уговорить меня принять императорский титул. И я уже чувствовала, как моя решимость настоять на своём и отказаться начала давать трещину.

В конце концов, если уж мне суждено снова поселиться в этом гадюшнике — не лучше ли быть самой главной гадюкой, чем рядовой змеёй? Как-то оно… безопаснее.

Моя решимость не входить в гарем вообще разлетелась вдребезги почти сразу по прибытии в Таюнь — и причиной к тому стала не любовь Тайрена, а встреча с Лиутар. Детская память в этом возрасте коротка, а я не видела свою девочку почти год, с прошлого лета. Лиутар не то чтобы шарахнулась от меня, но смотрела как на чужую, а когда ей сказали, что это её матушка, заулыбалась как-то неуверенно и на руки пошла неохотно. Куда охотнее она ухватилась за нянину руку, когда её уводили в подготовленную для неё комнату, и меня словно облили холодной водой. Сбывалось то, чего я боялась — няньки и воспитатели для моей дочери становились ближе меня, родной матери. Так что же, мне так и предстоит остаться для собственных детей чужой, приходящей мамой? Тем более что Тайрен был твёрд: девчонку, если захочешь уехать, так уж и быть, можешь взять с собой, но место принца — во дворце. Шэйрен должен расти при дворе, до тех пор, пока не повзрослеет достаточно, чтобы получить собственную резиденцию.

А если у нас родятся ещё дети? Честно говоря, эта мысль не вызывала у меня особого энтузиазма: двоих с моей точки зрения было более чем достаточно. Но я консультировалась с Гань Лу, и он подтвердил то, что я подозревала и сама: противозачаточные тут были, но ненадёжные. Та же императрица Эльм, сдаётся мне, с куда большим удовольствием вообще воспрепятствовала бы зачатиям в гареме и даже пыталась это сделать, вспомнить те же присланные мне курения. Но тем не менее то одна, ту другая девушка оказывались в положении, и приходилось принимать более радикальные меры. Мы же с Тайреном уже возобновили секс-общение, и не приходилось сомневаться, что появление нового ребёнка лишь вопрос времени. Однако вдова — ну, пусть технически ещё не вдова, но бывшая жена императора — не может завести себе нового мужчину и спокойно от него рожать. Это будет не меньший скандал, чем свадьба с сыном бывшего мужа, но если в случае со свадьбой меня хотя бы прикрывает воля императора, но тут не прикроет вообще ничто. Значит, придётся рожать тайно и отдавать ребёнка на сторону, а это меня совсем не устраивало.

Вот так и получилось, что к великой радости Тайрена я сама себя успешно уговорила.

Однако навещал меня Тайрен далеко не каждый день, поскольку был по горло занят своими делами. Усевшись на трон он, как и многие до него, вдруг обнаружил, что принести благоденствие стране не так уж и просто.

— Казна пуста, — уныло жаловался он мне, когда всё-таки выбирал время навестить, — деньги обесцениваются раньше, чем их отольют. Подати соберут не раньше осени, да и сколько их будет? Империя разорена войной и наводнениями. Чем платить жалование чиновникам и войскам, ума не приложу. Начинаю понимать отца и предков, лишавших придворных титулов за недостаточные подношения трону!

— Что, шкура оленя уже не помогает?

— Да где теперь та шкура? Придворные ноют, что обеднели и оскудели, и даже не все при этом врут. Только гун Вэнь и ван Лэй заплатили в полной мере без жалоб. Демоны преисподней! Я думал, что ненавижу гуна Вэня… Но я оставил его Великим защитником. После всех тех услуг, что он оказал стране и трону, я не могу отправить его в отставку, не говоря уж о чём-то большем!

Я понимающе кивнула. Про вана Лэя спрашивать нужды не было, я уже знала, что его выпустили из тюрьмы и отправили в ссылку, не лишив ни титула, ни владений. Со стороны царственного племянника это уже была милость, не удивительно, что ван не посмел жаловаться и возражать.

Тем временем царственный племянник потёр лоб и умоляюще посмотрел на меня:

— Слушай… А может ты что-нибудь придумаешь? Как можно пополнить казну? Ты ведь говорила как-то, что твоя страна тоже недавно переживала тяжёлые времена. Как вы справлялись?

Я поперхнулась:

— Тайрен! Я тогда была совсем ребёнком! Я могу тебе сказать, что делала отдельно взятая семья, но что там творили державные мужи, я понятия не имею.

Тайрен уныло кивнул.

— Но, может, ты всё-таки подумаешь? Я не хочу начинать правление с введения новых налогов и увеличения поборов.

— Ну и задачки у тебя. Как пополнить казну без новых налогов и поборов? Тебе не кажется, что это взаимоисключающие условия?

— Но всё-таки? Пусть будет новый налог, но не очень обременительный. Такой, чтобы люди могли его выплачивать. Пусть не сразу, путь постепенно…

— Тайрен, у тебя для этого есть целое Земельное министерство, неужели там ничего не могут придумать?

— Они думают денно и нощно, но ведь ещё одна голова не помешает, верно? Считай, что я сейчас карп в сухой колее.

Ну да, и предполагается, что помочь тебе так же просто, как отнести карпа в воду. Я честно задумалась, но в мою столь им ценимую голову ничего путного не приходило.

— Я уж думаю, не попробовать ли твой метод… — добавил он.

— Какой?

— Объявить свободу торговли. Ты говорила, что государству оно на пользу.

— В целом да, — признала я. — Но, Тайрен, если ты её объявишь, в первое время станет не лучше, а хуже. Торговцы обрадуются и кинутся собирать раковины и нефрит^[1], и народ ещё восплачет по тем временам, когда эти сквалыги знали своё место. Народ бы в любом случае восплакал, но раньше у государства хотя бы был какой-никакой запас прочности. А в такие времена, как наши, свободу торговли порой возникает необходимость прикрутить. Уж слишком легко ею злоупотребить, пользуясь отчаянным положением людей. Я думаю, сперва следует навести в империи порядок, и лишь потом выпускать лошадей из упряжки, и то, наверное, не сразу, а постепенно.

Тайрен кивнул, однако видно было, что его мысль уже заработала. Он вскочил и зашагал по комнате, прикусывая губы, а потом остановился и посмотрел на меня:

— А что, если даровать свободу не всем, а лишь некоторым? Самым богатым, за хорошую цену? Мой дед давал ранги за снабжение, я буду давать право торговать по всей стране без ограничений, любыми товарами в любом объёме! Ну, или почти любыми. Придворные уже заплатили, теперь пусть торгаши растрясут кубышки — я уверен, у многих куда больше денег, чем они указывают в отчётах.

— А попробуй, — одобрила я. — Если лишь некоторым, и не пускать это дело на самотёк, особого вреда, будем надеяться, они не причинят. Тем более что у занимающихся контрабандой все каналы поставок и сбыта уже должны быть налажены, пусть вылезают из тени.

— Но, боюсь, свои доходы они будут занижать, как и прежде, — вздохнул император.

— Они так и так их занижают, пусть хоть разово заплатят. И… может быть… — я помолчала, обдумывая внезапно возникшую идею. — Может быть, попробовать ввести гербовую бумагу?

— А что это?

— Это в моей стране когда-то было — такая специальная бумага с гербом, стоившая дороже обычной, и все денежные документы, все сделки, все завещания и прочее можно было писать только на ней. Получалось, что любая сделка сразу же облагалась налогом — небольшим, но постоянным.

— У нас сделки заключаются не на бумаге. Для этого использую бирки.

— Хорошо, пусть будут гербовые бирки. Сделай их дешёвыми, чтобы люди могли их покупать без особого труда, даже небогатые. И можно ещё сделать цену… — я запнулась, не найдя эквивалента слову "прогрессивный". — Можно как у торговцев — чем крупнее сделка, тем дороже бирка. Если человек покупает, скажем, дом за тысячу таэлей, уж как-нибудь и дополнительный таэль на бирку найдёт.

— Хм, — Тайрен задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Что-то в этом есть. Но, боюсь, большинство предпочтёт вообще отказаться от бирок, чем платить за них.

— Люди всегда пытаются увильнуть и платить меньше, ничего не поделаешь. Придётся твоим чиновникам надзирать ещё и за этим. И, знаешь… запрети учреждениям принимать любые решения без гербовых бирок или бумаг. Ведь и завещания, и дарственные, и всё прочее нуждаются в утверждении властей, так? Или суды — пусть не берутся за дела, если стороны не могут подтвердить сам факт законности заключения сделки! Хотите обойтись без бирки — отлично, но на свой страх и риск, что в случае любых разногласий вам никто не поможет их уладить.

— Я же знал, что ты что-нибудь придумаешь! — Тайрен с широкой улыбкой хлопнул меня по плечу.

— Только я не знаю, что делать, если и их начнут подделывать, как монеты…

— Ну, это просто — свидетели, — отмахнулся Тайрен. — Без них и так ни одно дело не обходится.

Окрылённый Тайрен умчался во дворец воплощать в жизнь новые идеи, а я решила ещё разок прогуляться. Сидеть в комнатах было душно, куда лучше я чувствовала себя в открытых галереях или в беседке над неизменным прудом. И ветерком обдувает, и от летнего солнца крыша защищает. Вот так и начинаешь понимать, что кондиционер — великое изобретение человечества. Увы, здесь бы доступен только ручной кондиционер типа "веер".

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая черепичные крыши в рыжеватые тона. Скоро меня позовут ужинать в общий зал, и это будет единственный раз за день, когда я встречусь с приёмными родителями. Ни они, ни я не стремились наладить более близкое общение. Возможно, они были неплохими людьми, но мы оставались чужими друг другу, и ничего, кроме формального родства и достаточно шкурного интереса с обеих сторон, нас не связывало. Пожилая пара со мной была любезна до приторности, я старалась вести себя почтительно, как положено дочери, но по своим комнатам мы расходились с чувством облегчения. Я так точно.

Как же всё-таки хорошо, что моя будущая сверковушка так и продолжала обретаться в монастыре! Я не заговаривала с Тайреном на эту тему, но навестивший меня однажды Гюэ Кей, занявший теперь пост командира одной из дворцовых гвардий, подтвердил, что возвращать мать ко двору новый император не собирается. Общение с прежней императрицей для меня было нелёгким испытанием, даже когда у неё не было повода держать зуб персонально на меня, а уж во что бы оно превратилось теперь, и представлять не хотелось. А ведь мужняя жена должна служить свекрови пуще собственной матери. Именно свекровь — её новая семья, в то время как прежняя остаётся в прошлом, и даже траур по матери был куда короче и легче, чем по родителям мужа.

Как хорошо, что я буду от этого избавлена. Чтобы отравить мне жизнь, хватит и Мекси-Цу.

Я остановилась, глядя на своё отражение в зеленоватой стоячей воде пруда. Внезапно пришло в голову, что коллективную табличку семьи "Лезарефиса" теперь можно смело выкинуть. И, скорее всего, дворцовые слуги уже так и сделали. Всё равно попытка помолиться перед ней или принести жертвы по местным обычаям однозначно расценивалась как отказ от удочерения.

Под поверхностью воды уже клубились крупные рыбы с красной и золотистой чешуёй. Я простояла на берегу достаточно долго, чтобы у них появилась надежда на корм. Вздохнув, я отвела от них взгляд, и сделала шаг по дорожке вдоль пруда, когда какое-то движение, замеченное краем глаза, привлекло моё внимание. Кто-то шарахнулся за заросли бамбука, стоило мне повернуться в его сторону.

— Ты заметила? — я обернулась к служанке.

— Что заметила, госпожа?

— Там кто-то есть, — я сделала несколько шагов, обходя бамбук по широкой дуге.

— Должно быть, там кто-то из слуг, госпожа. Сюда не может попасть посторонний.

— Тогда почему он прячется?

Служанка не ответила — должно быть, не успела, потому что человек прятаться передумал. Наоборот, вышел из зарослей на освещённое место и уставился на меня. Одет он бы действительно как слуга, и если бы не его шараханье в кусты, я бы не обратила на него внимания. Это же не Внутренний дворец, куда мужчинам, кроме гвардейцев и евнухов, хода нет.

— Умоляю вас, госпожа, не бойтесь, — проговорил он, подняв руку. — Я не стану причинять вам вреда.

Я неожиданно для себя фыркнула. Ярко представилось, как он сейчас запоёт красивым тенором: "Не пугайтесь, ради бога, не пугайтесь! Я не стану вам вредить. Я пришёл вас умолять о милости одной!.." А можно ещё вспомнить Дон Жуана с Донной Анной…

— Я сказал что-то смешное?

— Ну, вообще-то да. Пролезли сюда обманом, переодевшись, а теперь говорите, что не причините вреда. Люди с мирными намерениями так себя не ведут.

Что он переоделся, я не сомневалась ни минуты. Слуги так не держатся, это я уже научилась отличать.

— Но я действительно не хочу зла. Я просто должен был вас увидеть.

— Что ж, вы меня увидели, — нелюбезно сказала я. — Теперь можете уходить.

— Но, госпожа… — он сделал шаг вперёд, остановился, словно в нерешительности. — Прошу простить мне мою дерзость. Но я должен был вас увидеть! В столице так много говорят о вас, ходит так много слухов… Не отличишь, где истина, где ложь. И вот я пришёл… У меня не было намерения вас оскорбить!

Ещё один любопытствующий, брезгливо подумала я. Надо будет пожаловаться хозяевам, пусть дознаются, кто его сюда пустил. Хоть я и не сторонница жестоких наказаний, но кто-то точно заслужил свою порцию палок.

— Вы отлично знаете, что ваши действия оскорбительны независимо от намерений. Уходите.

— Молю вас, не гоните! — он вдруг упал на колени, театральным жестом простирая ко мне руки. — Я столько слышал о вас… Кто-то говорит, что блеск вашей красоты затмевает нефрит, кто-то говорит, что на вас невозможно глянуть без страха и отвращения. Но теперь я вижу, что те, что говорит второе — жалкие клеветники!

— А те, кто говорит первое — жалкие льстецы. Убирайтесь, или я позову стражу.

— Госпожа, молю, смилуйтесь!

— Вы слышали, что сказала госпожа Фэй? — молчавшая до этого служанка выступила вперёд. — Уходите, пока вас не выкинули!

— В общем, я пошла за стражей, — подытожила я, увидев, что он снова открыл рот. — А вы как хотите.

Мужчина судорожно вздохнул, вид у него был действительно взволнованный. Хоть сейчас на сцену, подумала я, но чувствовать себя актрисой в плохой пьесе мне не нравилось. Между тем мужчина всё-таки поднялся.

— Но я вернусь, — почти с угрозой сказал он. — Я ещё обязательно вернусь!

И быстро скрылся за поворотом дорожки. Я посмотрела на свою спутницу:

— Пойди, проследи, как он выйдет из дома.

— Но я не могу вас оставить…

— Ничего со мной не случится, я позову других слуг. Давай, беги.

Девушка присела и убежала. Я медленно пошла дальше, к беседке в дальнем конце. Сад перестал бы таким уютным, каким казался десять минут назад, однако звать слуг я, вопреки своим словам, не торопилась. Я уже почти забыла, каково это — гулять одной. С тех пор, как я стала высокопоставленной особой, в одиночестве я оставалась только в спальне, и то не всегда.

Вспомнился горящий взгляд только что ушедшего молодого человека, и я передёрнула плечами. Он мне не понравился, уж очень этот взгляд был… как бы это сказать… маньячным, пожалуй, преувеличение, но что-то лихорадочное и нездоровое в нём было. Увы, стать знаменитостью означает привлечь внимание разных людей, и, вполне возможно, я сейчас обзавелась навязчивым поклонником. Хорошо, что во Внутренний дворец ему уж точно ходу не будет.

В беседке я надолго задерживаться не стала. Приближался ужин, а нужно ещё успеть покормить Шэйрена. А после ужина я поиграю с Лиутар или почитаю ей что-нибудь. Если её брат позволит. В целом, Шэйрен был куда более спокойным ребёнком, чем Лиутар, и плакал реже. Но уж если начинал, то это было надолго. Упрямство — фамильная черта мужчин из рода Луй.

Но сегодня всё было хорошо, и сын, наевшись, тут же заснул. За ужином я узнала новости про незваного гостя. Оказалось, что он, покидая поместье Фэй, попросту вышел через заднюю дверь для слуг. Среди прислуги провели обыск и нашли парочку золотых слитков у привратника — визитёр явно был не беден. Будучи бит, привратник клялся и божился, что незнакомый молодой господин всего лишь хотел посмотреть на госпожу Фэй Шэн-Юэн издалека.

— Это больше не повторится, — со старательной улыбкой пообещал мой приёмный отец.

— Привратника выгнали?

— Думаю, мы его продадим, — сказала госпожа Фэй.

— Он — раб?

— Ну, что вы! Он из… — и она произнесла какое-то слово, которое я раньше не слышала. Я пробормотала "Понятно", и сделала себе мысленную пометочку уточнить у Тайрена. Или у Шэн Мия, если он вернётся раньше императора. В этот день евнух был в отъезде, он отправился посмотреть, как обстоят дела во дворце Успокоения Души, и собирался заночевать там или в каком-нибудь из селений рядом. Орда завоевателей изрядно посвирепствовала в окрестностях столицы, и, вполне возможно, что от дворца ничего не осталось. В любом случае, нужно было оценить ущерб. Тайрен пообещал, что всё, подаренное его отцом, у меня и останется, хотя, сдаётся мне, с куда большим удовольствием отобрал бы и надарил своего. Но дворец Успокоения Души был мне дорог.

Надеюсь, что хотя бы стены и парк там уцелели.

Но на следующий день я забыла про своё намерение, потому что мне нанесла визит та, кого я хотела видеть менее всего — Мекси-Цу. В отличие от меня, она уже жила во дворце, ведь ей не нужно было выходить замуж заново. Но её положение было не определённей моего, потому что, будучи формально старшей женой, она всё ещё не получила даже положенного первому рангу титула, хотя по всем законам должна была бы уже быть императрицей. При других обстоятельствах я, возможно, даже ей посочувствовала, но когда мне доложили о том, что госпожа императорская супруга Ни стоит на моём пороге, я поняла, что куда злопамятнее, чем думала о себе до сих пор.

И всё же о том, чтобы не принять её, не было и речи. Какие бы отношения ни связывали меня с Тайреном, они пока были сугубо неофициальны. Жена императора нанесла визит дочери дома Фэй, и реакция на это могла быть только одна. А потому я велела пригласить её войти, встала и поклонилась первой. Впрочем, её поклон отстал от моего на какую-то секунду, и был явно ниже, чем положено по этикету при встрече с особой, не имеющей даже ранга.

— Раньше я звала тебя младшей сестрой, — с улыбкой сказала она. — Думаю, скоро придётся звать старшей.

Лицемерка, подумала я, а вслух сказала:

— Госпожа Мекси-Цу торопит события.

Она ещё раз улыбнулась и жестом предложила мне сесть. Правом высокопоставленной особы занять хозяйское место она не пренебрегла. Я опустилась на подушку напротив, с интересом ожидая, упомянет ли она о происшедшем на суде.

— Это лишь вопрос времени. Всё же мы сёстры, а сёстры должны жить в мире и согласии.

— Полностью согласна с госпожой, — пробормотала я.

— Как говорится, только послав уголь в снегопад, можно стать настоящим другом. Я привезла тебе подарки. Надеюсь, они тебе понравятся.

— Я благодарна госпоже, хотя до снегопада ещё далеко.

— Так возблагодарим Небо за милость к нам. Но, пожалуй, мне стоит выйти к хозяевам, нехорошо оказать внимание младшим и пренебречь старшими.

Я согласилась с готовностью и облегчением, проводила бывшую принцессу к своим приёмным родителям, и пока они рассыпались в любезностях, молча сидела рядом. Совсем отмолчаться мне не удалось, но потом приблизилось время очередного кормления, и я под этим предлогом сбежала из гостиной. Дожидаться моего возвращения Мекси-Цу не стала и довольно быстро отбыла.

— Что там за подарки? — спросила я у госпожи Фэй, когда паланкин гостьи в окружении эскорта проплыл в ворота.

— О, госпожа императорская супруга была щедра. Там золотые украшения, благовония, вино…

— Я не стану его пить. И вам не советую.

— А? — госпожа Фэй удивлённо взглянула на меня. — Как же можно пренебречь дарами от госпожи?

Я слегка замялась. Не обвинять же Мекси-Цу открыто, тем более что там, может быть, ничего и нет.

— Я думаю пожертвовать эти дары на храм, — наконец выкрутилась я. — Я давно не приносила ничего богам, надо это исправить.

Госпожа Фэй явно была разочарована, но спорить не стала. В тот же день я действительно отправила всё присланное в дар храму богини Ниды с запиской, призывающей тщательно всё проверить, прежде чем пускать в ход в виду сомнительности происхождения даров. Теперь моя совесть в случае чего могла быть чиста.

А ведь это не последние подарки, которые я получаю от Мекси-Цу. Может, в кои-то веки использовать своё влияние на Тайрена и попросить его отослать жену куда подальше? Или уж смириться, ведь если любишь дом, люби и ворон на его крыше…

В тот день я так ничего и не решила, а потом события закрутились стремительно, и даже попытайся я быть великодушной, это уже не имело бы никакого значения.

2

Синяя муха жужжит и жужжит,

Там, где орех у плетня.

Всякий предел клеветник потерял —

Ссорит с тобою меня.

Ши Цзин (II, VII, 5)

— Кушайте, дорогая, этот пирог с османтусом очень хорош. Мы гордимся своим поваром.

— И заслуженно, матушка, но я уже сыта. Возможно, позже.

Госпожа Фэй с улыбкой кивнула.

— Говорят, его величество снова навестит нас на днях? — как бы между прочим спросил её супруг. — Быть может, даже сегодня?

— Едва ли, — я тоже невольно улыбнулась. — Его величество был здесь только день назад, и у него много дел.

— А вот мне прислали из дворца известие, что мы можем ждать высочайшего визита уже вечером…

— Возможно, — я развела руками. В это время в комнату проскользнула служанка.

— Господин Фэй, госпожа Фэй, — поклонилась она. — Молодая госпожа Фэй…

— Чего тебе? — осведомилась хозяйка.

— Прибыл евнух Шэн.

— О, — сказала я. Посмотрела на приёмного отца, и тот понятливо поднялся из-за стола.

— Полагаю, все уже наелись. Приятного вам дня, дорогая.

Я присела и вышла в свои комнаты. Шэн Мий уже ждал меня.

— Простите, госпожа, я задержался, — поклонился он.

— Всё так плохо?

— О нет, госпожа, у меня хорошие новости — дворец Успокоения Души, конечно, был разграблен, но уцелел. Местные говорят, что когда его попытались поджечь при отступлении, волей Неба пошёл сильный дождь и огонь потух. Пострадала только конюшня и немного крыша главного здания. Парк же, не считая вытоптанных клумб, не пострадал совсем.

— Клумбы — это ерунда, — я села и указала ему на второе сиденье. — Садитесь же.

— Благодарю госпожу. Я также проехал по окрестностям. Деревянные мосты через Ло-Шун уничтожены, пришлось ехать до каменного, этим и объясняется моя задержка.

— Хорошо, что ваше путешествие благополучно закончилось, — кивнула я. — А теперь расскажите поподробнее…

Евнух принялся докладывать. Я кивала, прикидывая. Слуги при приближении врага разбежались, но большая их часть уже вернулась обратно. Во дворце оставались только несколько стариков, которым просто некуда или слишком далеко было идти. Шэн Мий не поленился проверить — да, они погибли, похоронены силами местных властей. Я достала лист бумаги, придвинула тушечницу, где с утра ещё оставалась незасохшая тушь, и сделала себе запись: найти семьи погибших и наградить за преданность их родственников, а также украсить могилы и принести на них жертвы. Новая меблировка, разломанные рамы и попорченная крыша дворца могли и подождать, как и пресловутые клумбы. Вот мосты на реке — это серьёзнее. Конечно, это тоже дело местных властей, но я подозревала, что проще и надежнее будет отремонтировать их за свой счёт. Колодцы во дворце и окрестностях, к счастью, в чистке не нуждались. Были проблемы и в окрестных селениях, но ничего отчаянного — люди пока не голодали, подвозимого из нетронутых округов государственного зерна хватало, те, что остались без крыши над головой, уже заново отстраивались, учреждения, включая больницу для бедных при одном из храмов, работали. Надо было отдать степнякам должное — храмы они почти не трогали.

— Вы хорошо поработали, господин Шэн, — подытожила я. — Теперь отпускаю вас отдохнуть.

— Госпожа слишком добра ко мне. Я счастлив служить госпоже всеми своими жалкими силами.

Я кивнула и нахмурилась, осматривая листок с записями. А ведь кроме дворца у меня есть владения, изрядно пострадавшие ещё во время наводнения. Я как раз на днях получила отчёты оттуда, и они рисовали удручающую картину, но правдивость фактов требовала проверки. Денег мне было не жалко, но хотелось бы вложить их в нуждающихся, а не в карманы чинуш. В принципе, был безотказный Шэн Мий: если и прикарманит что, то один вор всё же лучше толпы, зато приглядит за остальными. И всё-таки взваливать все дела на одного человека неправильно, да и времени это займёт… Надо попросить Тайрена, пусть пошлёт туда уполномоченных, а деньгами я их снабжу — зря мне, что ли, жемчуга вёдрами дарили.

В комнату проскользнула служанка и, эхом отвечая моим словам, доложила:

— Госпожа, сообщение из дворца: его величество выезжает к вам.

— Хорошо, подготовьтесь, — я поднялась и прошла в спальню. Всё-таки императора, даже если он давний любовник и визит наносит сугубо неофициальный, следует принимать при полном параде. Повод обновить ещё одно платье.

На туалетном столике дымилась очередная курильница, напоминавшая мне яйцо, вставленное в подставку острым концом вверх. Прислужницы помогли мне одеться, после чего я прогнала их и села к зеркалу. Краситься я предпочитала сама, а иначе, сколько не запрещай, из меня норовили сделать белёную куклу. На почётном месте стояла коробочка с сурьмой для бровей — подарок Тайрена, которому предстоит вечно украшать интерьер и никогда не быть использованным. Я взяла гребень и принялась расчёсываться. Парики подождут до свадьбы и дворца, пока же я щеголяла своим естественным окрасом и короткой стрижкой. А может, схулиганить и заказать парик в цвет моих натуральных волос? А что, все знают, что они у меня как перепрелая солома, вот пусть и любуются вволю.

Я опустила гребень и посмотрела на своё отражение. Дым из курильницы стал гуще, а в комнате темнее, наступали сумерки. Надо было позвать служанок, чтобы зажгли огонь, но я продолжала сидеть и смотреть на себя. Что-то случилось со зрением, отражение то приближалось, то удалялось, как будто я смотрела в бинокль, периодически меняя стёкла местами. Дыма было слишком много, я вяло махнула рукой, но он не рассеивался. Я попыталась подняться, но внезапно поняла, что не помню, в какой стороне дверь. Зато очень интересным занятием вдруг стало разглядывание подлокотника, о который оперлась моя рука. Он был из тёмного полированного дерева, прожилки змеились по нему, повторяя изгиб изделия, прихотливо и однообразно. Не думала, что в простых линиях может быть скрыто так много смысла. Потом подлокотник начал уплывать куда-то, и моя рука уплывала вместе с ним. Она стала очень длинной и, кажется, отделилась от тела, это было очень занятно. Со всей комнатой происходили невероятные трансформации, одни вещи раздувались до необыкновенных размеров, другие изгибались или вовсе исчезали. Моё тело присоединилось к этому причудливому танцу, оно поднималось с сиденья и расплывалось, и внутри меня сиял белый свет. Блаженство окутало меня пышным облаком, я парила в воздухе, пронизывая собой всё вокруг, и одновременно сидела за столиком, скрючившись в неудобной позе… Хотя это со стороны она должна казаться неудобной, я же чувствовала себя превосходно.

В какой момент в комнате появился Тайрен, я не поняла. Он просто бесшумно подошёл и остановился рядом со мной, с улыбкой глядя на меня сверху вниз, и я попыталась улыбнуться в ответ, но не уверена, что у меня получилось. Тело не слушалось, да и зачем нужно тело, когда ты паришь в воздухе? Лицо Тайрена вдруг оказалось рядом, почему-то он был полупрозрачным, я чётко видела сквозь него противоположную стену, но тепло от руки, которой он провёл по моей щеке, было совершенно реальным и отчётливым. И его губы, когда он меня поцеловал, тоже. Я позвала его, он улыбнулся и поцеловал меня ещё раз, крепче и слаще. А потом подхватил на руки и понёс к постели.

Я была восковой куклой, а он был огнём, я плавилась и таяла, одновременно растворяясь в клубящейся вате. А потом он вдруг исчез, мне стало пусто и холодно, кажется, я звала его, прежде чем совсем провалилась в ледяную пустоту.

Пробуждение было, мягко говоря, малоприятным. Голова гудела, меня знобило, и когда я попробовала пошевелиться, то оказалось, что тело стало очень тяжёлым, словно налилось свинцом. Избитая фраза, но самая подходящая к ситуации. Я головы от подушки оторвать не могла, даже открыть глаза было той ещё задачкой. Хотелось закутаться в одеяла и снова заснуть, но что-то не давало мне покоя. Во рту стоял мерзкий привкус, хотелось пить и болела грудь. От избытка молока, поняла я, а это значит… Шэйрен же не кормлен! Эта мысль заставила меня как-то собраться и поднять веки. Зрение тоже сфокусировалось далеко не сразу, тем более что в комнате был полумрак. Так что лишь спустя несколько секунд я осознала, что рядом с кроватью сидит Тайрен и очень внимательно смотрит на меня. Что-то странное было в его лице, в этом взгляде в упор, не моргая. Я попыталась улыбнуться ему, растягивая непослушные губы, но быстро оставила эти попытки.

— Как ты? — спросил он, наклоняясь ко мне. Я помолчала, вслушиваясь в свои ощущения.

— Кажется, я заболела…

— Тебе плохо?

— Голова… — я всё-таки подняла руку и коснулась тыльной стороной лба. — Я хочу пить.

Тайрен тут же поднялся и, судя по звуку, сам налил питьё в чашку. Присел на край кровати, помог сесть мне и поднёс чашку к моим губам. Внутри оказалась чистая вода.

Напившись, я оглядела комнату. В ней действительно никого не было, кроме нас двоих, я сидела на постели в одной рубашке, хотя на мне точно было платье, когда… Когда со мной стало что-то происходить. Я нахмурилась. Головная боль, озноб и слабость отступали, но тяжесть в мозгах оставалась.

— Что со мной случилось?

— Ты не помнишь?

— Помню, что я сидела и готовилась к твоему приходу, а потом… Потом… Проклятье! Должно быть, я что-то съела или выпила. Но я была не в себе, кажется. Потом пришёл ты, а потом я ничего не помню.

— Я?

— Да, ты. Но я уже плохо соображала, должно быть, показалась тебе странной…

— Соньши, — Тайрен наклонился ко мне — наедине он продолжал меня звать старым именем. — Это был не я.

— Как — не ты?

— Так. Когда я вошёл, он уже был здесь.

Я смотрела на Тайрена приоткрыв рот, с трудом осмысливая услышанное. Но ведь я видела… помнила… Вот только насколько я могла доверять своим чувствам?

— А кто?! — прошептала я. И, должно быть, моё ошарашенное лицо и отвисшая челюсть избавили Тайрена от последних остатков сомнений. Он как-то вдруг расслабится, обмяк и наклонился вперёд ещё ниже, уткнувшись лицом мне в колени, укрытые лёгким одеялом.

— Соньши, — глухо сказал он, — прости меня.

— За что? — я машинально тронула его волосы.

— За то, что допустил. Чтобы этот…

Последних слов я не поняла, но догадаться о смысле было нетрудно. Так значит, вчера меня в постель уложил другой мужчина?! И, выражаясь без затей, трахнул меня прямо вот здесь, на этих простынях? А я ему ещё и отвечала?..

Меня затошнило. Желудок скрутило узлом неожиданно и безжалостно, желчь пополам с выпитой водой рванулась через горло в рот, и я только и успела, что перегнуться через край кровати. Тайрен поддержал меня, я ещё некоторое время глубоко дышала, хватая ртом воздух и сглатывая. Желудок дёрнулся ещё несколько раз и затих. Я вытерла губы ладонью, тщетно пытаясь прогнать мысленную картину — какой-то ублюдок, тварь, пользуясь моим состоянием, прижимает меня к кровати и…

— Постель перестелили? — спросила я, не поднимая головы.

— Что?

— Позови слуг. Пусть сменят тут всё, я не хочу лежать на этом!

— Соньши, Соньши, — Тайрен подхватил меня на руки и пересадил себе на колени, как ребёнка. — Моя маленькая, храбрая девочка. Я так виноват перед тобой.

— Ты ни в чём не виноват.

— Нет. Я должен был беречь тебя. Но не беспокойся, легко он не умрёт.

В голосе Тайрена прозвучала такая ледяная ярость, что по спине пробежал холодок. Я сглотнула. Но заступаться за насильника не было ни сил, ни желания.

— Я хочу вымыться, — жалобно сказала я.

Мыться мне помогали не мои служанки, а прислужницы госпожи Фэй. Первым делом я спросила про Шэйрена, и получила ответ, что пока я спала, его уже накормили свежим козьим молоком. Хорошо, подумала я, сцеживая молоко, которое сейчас всё равно не решилась бы предложить ребёнку — прошло лишь несколько часов, и я понятия не имела, успела ли эта гадость целиком выветриться из моей крови. И когда я, отмокнув в горячей воде до сморщивания кожи и отодрав её мочалкой до красноты, всё же нашла в себе силы одеться, привести себя в порядок и выйти, я поняла, куда делись мои комнатные девушки. Обе привезённые из монастыря служанки валялись посреди комнаты перед сидевшим на краю кровати Тайреном, уткнувшись лицами в пол. Напротив императора жалась чета Феев, оба бледные как бумага, они держались за руки, кажется, даже не сознавая этого. В одном углу комнаты стоял невозмутимый Гань Лу, в другом — старавшийся стать как можно незаметнее Шэн Мий.

— Ваше величество, смилуйтесь! — всхлипывали служанки, трясясь, как осиновые листочки. Похоже, до девчонок только сейчас дошло, что сладкое слово "дворец" означает не только вкусную еду, красивую одежду и высокое положение. — Мы ничего не сделали! Только то, что нам приказывала госпожа!..

— Госпожа приказала вам насыпать дурману в благовония? — у Тайрена было такое лицо, что глянь он так на меня — сама бы на колени повалилась. Я вопросительно посмотрела на Гань Лу, и тот едва заметно кивнул. Вот что, значит, со мной случилось. Кажется, я скоро возненавижу благовония как таковые.

— Ваше величество, клянусь жизнями своих родителей! Мы ничего туда не насыпали!

— Откуда вы их взяли?

— Господин Цзя дал… Велел отнести госпоже…

— Какой он вам господин? — неестественно тонким голосом крикнул господин Фэй. — Этот мерзавец!.. Разве вам приказы раздаёт привратник?! Неотёсанные твари!

— Где этот Цзя? — оборвал его возмущение Тайрен.

— В-ваше величество… — у господина Фэя вдруг случился приступ заикания, он тоже рухнул на колени, потянув жену за собой. — Он… Он отбыл с-сегодня утром… Мы с супругой… Мы с супругой его продали…

— Кому?

— К-купцу Руа…

— Он ещё в столице?

— Слуга н-не знает, ваше величество… Собирался отбыть сегодня утром…

Тайрен двинул челюстью. Я открыла рот, испугавшись, что он сейчас что-нибудь сделает с моими незадачливыми приёмными родителями, но меня опередил Гань Лу:

— А почему вы его продали, почтенный господин Фэй?

— Он… Этот Ци Зен подкупил его, и он пропустил его в сад…

— Так значит, он в вашем доме не в первый раз?! — рявкнул Тайрен, заставив всех дёрнуться. Я прислонилась к стене, чувствуя, что мне опять становится нехорошо. Снова пробрал озноб, почти тотчас же сменившийся жаром, и ноги задрожали. Тайрен посмотрел на меня, вскочил, подхватил под руки и усадил на кровать рядом с собой.

— Может, тебе лечь? — заботливо спросил он, но я покачала головой:

— Так это был он? Тот человек?

— Ты его видела?

Я кивнула, вспоминая горящий взгляд и угрозу "Я ещё вернусь!" Что ж, он выполнил то, что хотел. Это вам не висенье на заборе, и даже не телефонный терроризм. Я обхватила себя руками, невольно съёживаясь, и челюсти Тайрена сжались.

— Легко он не умрёт, — повторил император и повернулся к Фэям: — Так значит, вы знали, что он уже приходит и покушался на вашу дочь, и ничего не предприняли?

— Ваше величество, — небольшая передышка явно пошла моему приёмному отцу на пользу, он уже взял себя в руки, — но что мы могли сделать? Хоу Лао и его сын — не те люди, с кем может состязаться ничтожный слуга! Признаю свою вину и не молю о прощении, но я мог лишь наказать допустивших небрежение слуг.

— Ци больше не хоу, — бросил Тайрен. — А с вашими слугами ещё нужно разобраться. Я пришлю дознавателей.

Служанки на полу дружно всхлипнули. Мне стало их жаль.

— Ваше величество, не нужно трогать моих прислужниц, они ни в чём не виноваты.

— Они подсыпали тебе эту гадость, ты знаешь?

— Они просто сделали, как им велели.

— Врут. А если и не врут… Чьи они слуги — твои или этого Цзя?

— Ваше величество, посмотрите на них — они не в том состоянии, чтобы лгать. А что до Цзя… Ну-ка, Лан, — я наклонилась к ближайшей, стараясь сделать тон поласковей, — почему ты выполнила его распоряжение? Он же не управляющий, ты не должна была его слушаться.

— Он… Он сказал, что это посылка из дворца, — пискнула девушка. — Госпожа, умоляю, смилуйтесь! Мы ничего не знали, клянусь!

— Тихо, тихо. Я вам верю.

Тайрен раздражённо вздохнул.

— Ваше величество, я думаю, младшей госпоже Фэй действительно нужно лечь, — Гань Лу было не впервой смирять монарший гнев, ссылаясь на моё здоровье. — Если позволите, я хотел бы осмотреть её ещё раз. Мы уже выяснили главное, остальное вполне могут доделать дознаватели.

— Действительно, — поддержала его я, — подумайте сами, кто в этом доме мог хотеть мне вреда? Слишком много они потеряют, если со мной что-нибудь случится. Кто может предложить им больше, чем ваше величество?

— Привратник же купился, — буркнул Тайрен и яростно потёр подбородок. — Но ладно, посмотрим, что он скажет. Если хоть кто-то был с ним в сговоре…

Я молча погладила его по руке, он поймал мою ладонь и бережно сжал. Видно было, что ему хочется поцеловать меня прямо сейчас, но в присутствии посторонних император сдержался.

— До выяснения всех обстоятельств никто не должен покидать дом, — сказал Тайрен и поднялся. — И никто не должен ничего знать о происшедшем. Если хоть одно словечко выйдет за пределы этих стен — ни на что не посмотрю, казню всех, кто здесь живёт. Господин Гань, делайте своё дело, я подожду в соседней комнате.

У драконов рождаются драконы, невольно подумала я. Все зашевелились, господин Фэй с госпожой начали подниматься, Шэн Мий, чьё присутствие оставалось для меня загадкой, скользнул к двери, и тем бы дело на сегодня и кончилось, если бы госпожа Фэй возьми, да и не скажи:

— Ох, не зря госпожа императорская супруга Ни предлагала свою помощь… Как чувствовала!

— Госпожа императорская супруга? — переспросил Тайрен, и все снова замерли, словно по команде в игре "Море волнуется раз". — При чём здесь она?

— Она навещала меня вчера, — объяснила я.

— И вы рассказали о том, что к вам пробираются всякие негодяи и преследуют вашу дочь? — тон Тайрена мог бы наморозить приличных размеров айсберг. — Кому ещё вы об этом рассказали?

— Никому, ваше величество!

— Ваше величество, — я дёрнула Тайрена за рукав, привлекая внимание, — а разве секрет, что Таюнь шумит который день, и у наших стен собираются толпы? И на ограду лезут, и через неё пытаются… Этот просто оказался самым удачливым и сумел попасть внутрь. Никто не мог предвидеть, что за этим последует!

— Госпожа Ни проявила большое участие, — добавила госпожа Фэй. — И даже предложила оставить нам в помощь пару своих охранников, раз среди наших слуг оказались такие плохие люди…

Ноздри Тайрена дрогнули.

— Кто эти охранники? Позовите их сюда, — резко приказал он.

Однако позвать охранников не удалось — их просто не смогли найти. Слуги подтвердили — да, прибыли утром, были здесь, сидели в опустевшей сторожкепривратника, но когда поднялся шум, всем стало не до них, и в какой момент они исчезли, никто сказать не может. Это я узнала уже после врачебного осмотра, подтвердившего, что со мной всё более-менее в порядке, а периодически накатывающие слабость и озноб скоро пройдут, надо лишь потерпеть. Помнится, в своё время мне было очень любопытно, как ощущается приём наркотиков, хотя здравого смысла на то, чтобы не искать приключений, мне хватало. Вот я их и попробовала, и пришла к выводу, что наркотические приходы мне совсем не нравится, даже если исключить то, чему они стали причиной. Что только люди в этой дряни находят?

— И они доверили этим охранничкам свои двери! — рычал Тайрен, расхаживая из угла в угол и отвлекая меня от мыслей о пережитом. — Людям, присланным Мекси-Цу! Кого боги хотят покарать…

— А почему они не должны были доверять посланцам Мекси-Цу? — поинтересовалась я. — Для всех она — образцовая супруга, много лет была твоей женой. Полагаю, в столице о ней никто не сказал ни единого дурного слова.

И мысленно добавила — в отличие от меня.

— Плевать, что там о ней говорили или не говорили. Она перешла все границы! Видит Небо, я долго терпел из уважения к матушке-государыне, но такое я терпеть уже просто не имею права.

— Тайрен… — сказала я и замолчала.

— Не беспокойся, я не буду суровее моего отца. Пусть отправляется в монастырь, надеюсь, жизни, чтобы замолить грехи, ей хватит.

Я продолжала молчать. Возможно, стоило бы настоять на том, чтобы провели тщательное расследование, которое подтвердит или опровергнет, что насильника впустили именно люди бывшей принцессы, и если да, то сделали ли это с её ведома и согласия. Возможно… Но я поняла, что испытываю облегчение. Больше мне не нужно ни терпеть её рядом, ни изобретать предлог, чтобы от неё избавиться. Всё решилось само собой, волей Неба, как тут говорят, и совесть лишь вяло трепыхнулась во мне, почти незаметно, если к ней не прислушиваться.

На следующее утро я вытрясу из успокоившихся служанок, а также из своего евнуха рассказ о происшедшем. Видимо, этот самый Ци Зен пробрался в мои комнаты заранее и спрятался в гардеробной — среди привезённого мне из дворца барахла можно было буйвола замаскировать, не то что человека. Конечно, этот пылкий влюблённый не мог знать, что я отпущу прислугу, но останься девушки со мной, они бы тоже нанюхались дряни и ничем бы не смогли мне помочь. Спас меня Шэн Мий — потому и присутствовал при разбирательстве. Не то его что-то насторожило, не то потрясающая чуйка сработала, но когда император направился ко мне, он увязался следом и спас меня в буквальном смысле слова: когда Тайрен увидел, что происходит на кровати, он на миг застыл как статуя, а потом выхватил меч и кинулся вперёд. Кого он хотел зарубить — меня, насильника, или нас обоих — я так никогда не решилась у него спросить. Но евнух буквально повис на нём, умоляя одуматься и крича, что госпожа не в себе. Серьёзно рисковал, между прочим, Тайрен чуть сгоряча его не убил. Но тут насильник вскочил, потревоженный криками и визгом служанок, тоже застыл при виде императора, и до Тайрена каким-то чудом дошло, что я называю его, Тайрена, имя, глядя на чужого мужчину и протягивая к нему руки. Не пытавшегося сопротивляться Ци Зена увели, а император посмотрел на меня повнимательней, после чего приказал послать за Гань Лу.

А ещё позже я узнаю, что, вопреки обещаниям Тайрена, преступник умер куда легче, чем предписывал закон. Видимо, у него был где-то припрятан яд, и он успел принять его раньше, чем его обыскали в тюрьме. Вскоре тюремщики доложат, что в камере находится труп. Тайрен в ярости прикажет разрубить его на куски, сжечь и развеять пепел, чтобы не осталось и следа. Отец преступника будет удавлен, вся остальная семья — разжалована в простолюдины и выслана в отдалённую провинцию. И ещё довольно долго я невольно буду гадать, предвидел ли Ци Зен последствия для своих родных и счёл ли их приемлемой ценой для исполнения своей нездоровой мечты, или в ослеплении просто о них не подумал. Что своей жизни он не пожалел вполне осознанно, было очевидно.

Почувствуй себя Клеопатрой, блин.

— У тебя глаза, как бездонные колодцы, — Тайрен выдохнул и присел передо мной на корточки, снова беря мои руки в свои. — Тебе лучше?

— Да, лучше.

— Всё, — это прозвучало, как стук печати под приговором. — Это был последний раз, когда кто-то протянул к тебе грязные лапы. Они должны падать перед тобой ниц, а не желать тешить с тобой похоть, и тем более не пытаться! Я хочу, чтобы никто и помыслить о таком не смел. Ты станешь императрицей, Небесной Владычицей, Матерью Народа. И не спорь! Я больше ничего не желаю слышать.

3

Персик прекрасен и нежен весной,

Пышен убор его листьев густых.

Девушка, в дом ты вступаешь женой —

Учишь порядку домашних своих.

Ши Цзин (I, I, 6)

Моё бракосочетание с императором Тайреном состоялось в душный день тринадцатого числа летнего месяца Большой жары, на второй год эры его правления под девизом "Неколебимое устремление". В пересчёте на земной календарь свадьба пришлась на начало августа. За несколько дней до неё я отняла Шэйрена от груди, рассудив, что со всеми этими торжествами всё равно не смогу кормить его как должно по расписанию. Жаль, я хотела дотянуть до того, как ему исполнится год, но человек лишь предполагает, как известно…

Отшумел тостами пир в честь официального заключения помолвки, даваемый отдельно для мужчин и женщин, так что главным человеком за столом в зале, где собрались мои гостьи, оказалась моя приёмная мать. Пролился на меня и мою семью дождь императорских подарков — Тайрен неукоснительно следовал обычаю. За два дня до бракосочетания были принесены жертвы перед поминальными табличками семьи Фэй, и в тот же день дым от шёлкового свитка с извещением о предстоящем событии улетел в дымоход Императорского Святилища Предков. И вот наконец настало, собственно, утро свадьбы.

Мои служанки волновались так, словно это им предстояло выйти замуж, а вот я была почти спокойна. В конце концов, я уже проходила через что-то подобное, и пусть теперь размаха и пышности будет побольше, но в остальном всё то же самое. С самого утра я чувствовала себя так, словно отправляюсь в дальнюю дорогу, и в каком-то смысле так оно и было. Пусть дворец находится лишь в нескольких кварталах от дома Фэй, но он — уже другой мир, который поглотит меня без остатка, и я никогда больше не вернусь даже к иллюзии обычной жизни.

Мои комнаты выглядели пустыми — всё, что я хотела забрать с собой, упаковали и отослали заранее, а остальное мне и не принадлежало. Быстрый завтрак, утренний туалет, и я с моими девушками села ждать. Немного позже прибыла принцесса Кауджун, с которой я наконец-то официально познакомилась на пиру в честь помолвки. Одевать невесту императора должны принцессы, но супруга гуна Вэня была единственной женщиной императорских кровей, так что ей и выпала эта честь. Если Великую старшую принцессу, как официально именовалась тётка императора, и коробило от мысли, что придётся прислуживать столь сомнительной особе, как я, она успешно это скрывала. Мы обменялись любезными замечаниями, и она села ждать вместе со мной. В доме было довольно тихо, все домочадцы застыли в том же напряжённом ожидании. И вот наконец до нас донеслись звуки труб. Из дворца прибыла торжественная процессия, привёзшая мне свадебный наряд.

Ах, что это был за наряд! Ярко-красный, многослойный, весь расшитый золотом, рукава спускались до земли, подол волочился по полу, лиф из-за вышивки был жёстким, как кольчуга, и весило платье не меньше. К платью прилагался парик — настоящее произведение искусства. Весь в золотых пряжках с переливающимися драгоценными камнями, с длинными шпильками, торчащими в стороны, как штыри, со свисающими подвесками, нитями бус и золотыми шариками, похожими на ёлочные. Как я и хотела, он был выкрашен под цвет моих настоящих волос, так что, когда это нагромождение узлов и косичек водрузили мне на голову, я смогла оценить, что было бы, если б Господь дал мне волосы получше. Передвигаться во всём этом великолепии можно было только медленным скользящим шагом, держа голову очень прямо, чтобы сооружение на ней, не дай бог, не поехало. А ведь мне ещё предстояло поклониться при объявлении императорского указа! Но и это было не всё. Сверху на платье надели что-то вроде наплечников из топорщащейся красно-золотой парчи. Каждый состоял из нескольких кусков ткани, сшитых между собой внахлёст и явно изображавших перья, а сзади к ним крепился плащ-шлейф, длиной в несколько метров. И во всю его длину распускал свой роскошный хвост феникс, символ императрицы. Мой символ — отныне и навсегда.

Последним аккордом на меня накинули тонкую и прозрачную красную вуаль. Просто накинули, никак не прикрепляя. Впрочем, она была такой величины, что её, пожалуй, следовало называть не вуалью, а покрывалом.

Когда всё было готово, я в сопровождении принцессы и служанок выплыла в соседнюю комнату, где меня ждали приёмный отец и дворцовый посланец со свитой. Вообще-то во главе процессии, привёзшей мне наряд и указ, должен был прибыть принц крови, но за неимением таковых эту роль доверили мужу принцессы Каучжун. Собой он владел не хуже жены, и какие бы чувства не обуревали гуна Вэня при взгляде на меня, на его лице они не отражались. Приклеившаяся к губам улыбка сделала его похожим на храмового идола, когда он с поклоном протянул мне поднос, на котором лежал шёлковый свиток и коробочка с печатью императрицы. Меня подробно проинструктировали ещё за несколько дней, и повторяли инструкции ежедневно, так что я знала, что делать: встать на колени, подобрав подол, и принять поднос из рук посланца. И тут же передать его одному из евнухов для зачитывания указа. Больше всего я переживала за парик, но он с честью выдержал испытание, и, когда я выпрямилась после поклона, остался у меня на голове.

После этого в моём расписании наступила пауза, потому что ехать во дворец сразу же почему-то было нельзя. Процессия во главе с гуном убыла обратно, а я осталась ждать новую, не снимая, разумеется, тяжеленного наряда. И прождала около трёх часов. За это время я успела перекусить, хотя еду приходилось просовывать под покрывало, но главным образом скучала, поглядывая на водяные часы и порой перебрасываясь со служанками парой слов. Впрочем, их реплики в основном сводились к восхвалению несравненной меня. Лесть вышестоящим тут была освящённой веками традицией. Да и не только тут, если подумать.

Наконец трубное гудение на улице возвестило, что паланкин за мной прибыл. Вздохнув с облегчением — признаться, я всё же начинала нервничать — я проследовала из дома в сад, а оттуда в наружный двор, где мне помогли сесть в резную золочёную клетку размером со среднюю карету. Носильщиков у неё на этот раз было не меньше четырёх десятков, но двигались они слаженно, в ногу. Признаться, я не слишком хотела видеть, как реагируют на нашу пышную процессию горожане, что безусловно собрались поглазеть на улицах. Выкриков не слышно, и ладно. Но, когда мы по моим подсчётам приблизились ко дворцу, я не выдержала и, наклонившись вперёд, выпростала руку и чуть отодвинула красную занавеску. В конце концов, это был, возможно, мой единственный шанс посмотреть на Внешний дворец, въехав в него через главные Полуденные ворота. Ибо единственный раз, когда императрица может проехать главным, Императорским путём, это день её свадьбы.

В принципе Полуденные ворота выглядели стандартно — три арки, галерея над ними, островерхая крыша из жёлтой черепицы. Единственное, что поражало, это их размеры. Процессия пересекла окружающий дворец ров по одному из горбатых мостиков, каковых перед воротами было целых пять штук в ряд. Носилки слегка задрались вверх, потом опустились носом вниз, не настолько, чтобы я начала сползать с сиденья, но ощутимо. И наконец попали в тень под воротной аркой, чтобы после снова очутиться на ярком солнце. Я думала, что вот сейчас и увижу строения Внешнего дворца, но не тут-то было — перед нами был лишь пустой наружный двор и ещё одна стена с воротами. Теперь носильщики ступали по длинной ковровой дорожке красного цвета между выстроившимися по обе стороны гвардейцами при полном параде. По пути мы пересекли ещё один канал, так что пришлось миновать ещё один мостик. И лишь за вторыми воротами я наконец увидела здание, которое можно было назвать сердцем всего дворцового комплекса. Дворец Согласия Неба и Земли царил над обширной площадью, возвышаясь на огромной каменной платформе из трёх уровней.

Снова послышался рёв труб — таких огромных, что пока один человек дул в мундштук, раструб лежал на плечах у другого, стоящего впереди. Здесь было многолюднее — по обе стороны ковровой дорожки выстроились не только гвардейцы, но и придворные всех мастей, в парадных халатах и высоких шапках. Трепетали знамёна на высоких древках, и ещё что-то непонятное, похожее на дли-инные фонари с бахромой по нижнему краю. Да, разбираться мне в ещё дворцовом этикете и разбираться. Паланкин плыл между безмолвных людей, ведущие на платформу с дворцом ступени были всё ближе, постепенно занимая всё поле зрения. Наконец носильщики остановились, резковато поставили паланкин на землю, так что сиденье поддало меня снизу (я почти услышала их облегчённое "уф"), служанки развели занавески в стороны, и одна из них протянула мне руку. Я оперлась на неё и выбралась наружу.

Тайрен ждал меня наверху длинной лестницы в три пролёта; отсюда он казался маленькой золотой фигуркой. Я медленно двинулась вперёд и начала подниматься по ступеням, больше всего боясь запнуться о подол. Шлейф волочился за мной, оттягивая наплечники назад. Я зачем-то начала считать ступеньки, но сбилась на четвёртом десятке и бросила.

Тайрен был всё ближе. На нём были столь же многослойные одежды из золотой, расшитой драконами парчи, и даже шлейф имелся, хотя и не такой длинный. А на голове красовалась пресловутая тиара Равновесия Неба и Земли, которую я видела впервые, хотя выходила замуж уже за второго императора. Она представляла собой что-то вроде расшитого золотом и камнями чёрного цилиндра, охватывающего голову, и венчала его длинная, чуть выгнутая, обтянутая такой же чёрной тканью дощечка, далеко выступавшая над затылком и лбом. С её полукруглого переднего и прямого заднего края свисало по двенадцати ниток бус, спускаясь спереди примерно до переносицы. Приближаясь к Тайрену, я имела возможность рассмотреть тиару во всех подробностях.

Платье давило на плечи всё ощутимее, и я сама едва не сказала "уф!", достигнув наконец последней ступеньки. Тайрен улыбнулся и совсем не торжественно подмигнул мне. За ним стояли несколько приближённых с лицами, серьёзными до полной похоронности. Тайрен протянул мне руку, я вложила в неё ладонь, и мы развернулись лицами ко двору. Вперёд выступил евнух с бунчуком, видимо, сменивший Кана Гуанли, и развернул свиток. Я мимоходом порадовалась, что при повторном чтении указа мне колени преклонять уже не нужно.

— Слушайте указ его величества! — голос евнуха эхом отразился от стен и заполнил двор. — Учёные и благородные мужи Северной империи, высоконравственные и добродетельные, и весь прочий народ! Император, удовлетворённый добродетелями урождённой Фэй, принял решение перед лицом Неба удостоить её Фениксового убора, шнура для ношения печати и возвести в ранг императрицы, о чём и заявляет во всеуслышание на весь Поднебесный мир! Да будет так!

— Десять тысяч лет процветания императору! — донёсся снизу слаженный хор сотен голосов. — Тысяча лет процветания императрице!

Тайрен поднял руку, и все, вставшие на колени, поднялись. Теперь, слава богу, оставалось всего ничего. Пройти насквозь дворец Согласия Неба и Земли, спуститься к следующим воротам, сесть в паланкин, уже парный, что дожидается нас на той стороне, и отбыть во дворец Великого Превосходства. С публичной церемонией покончено.

Весь путь до брачных покоев мы проделали в молчании. Перешагнув порог дворца Согласия, я с любопытством огляделась, но тронный зал оказался меньше, чем мне думалось, заметно уступая тому, в котором проводились пиршества в честь праздников. В нём был лишь один уровень и возвышение, на котором стоял трон, охраняемый изображениями драконов, журавлей и, как ни странно, слонов. Впрочем, слон, конечно, тоже что-нибудь этакое символизировал. К тому, что здешние троны скорее диваны, я уже привыкла, а вот длинный столик перед ним меня немного удивил. Расписной потолок, резные деревянные балки на большой высоте, ковровая дорожка, для разнообразия — синяя, свисающие с потолка шпалеры с нравоучительными изречениями. В целом, зал отличало от других помещений дворца разве только обилие позолоты.

Новый паланкин, новый путь, короче прежнего. Рука Тайрена всё крепче сжимала мою, и большой палец поглаживал тыльную сторону моей кисти. Я улыбнулась ему из-под покрывала, он вернул улыбку, но мы продолжали молчать, словно ожидая чего-то. И вот наконец мы вошли в знакомый и уже почти родной дворец Великого Превосходства, чтобы очутиться в комнате, убранной в красных тонах. В дверях стоял евнух, с поклоном вручивший мне увесистую чашу, наполненную камнями и золотом. Она была до того тяжела, что кисти мгновенно заныли, но, к счастью, мне не пришлось держать её долго, тут же нашлось, кому передать. Тайрен потянул меня к ложу, мы сели на него, и он наконец поднял красное покрывало с моего лица, одним движением перекинув его через парик.

Вошедшая за нами принцесса Кауджун, встав на колени, преподнесла нам чашу вина, но это оказалось ещё не всё. За ней последовала ещё одна чаша с чем-то вроде супа из каких-то травок и кореньев. Остро было до того, что едва можно было глотать, но желудок отозвался, напомнив, что ела я сегодня довольно мало. А ведь где-то сейчас начинается пир в нашу честь, и только мы, виновники торжества, сидим тут без ужина.

— Уф! — всё-таки сказала я, когда посторонние вышли, и мы с Тайреном наконец остались наедине.

— Устала?

— Есть немного, — я стащила с головы парик. Пусть до сих пор я не обращала внимания, но под всеми этими слоями шёлка я успела основательно пропотеть. — Как теперь всё это снимать?

— Позвать слуг?

— Неужели мы не справимся сами? — я запоздало вернула ему подмигивание, и в глазах Тайрена заплясали смешинки:

— Обязательно справимся!

Итак, во дворец Полдень, в который я когда-то вошла простой служанкой, теперь я вступала полновластной хозяйкой. Эта тщеславная мысль не покидала меня всё следующее утро после свадьбы. Произошло вступление, правда, не сразу. Сперва пришлось вместе с Тайреном посетить Императорское святилище богов, а потом Императорское святилище предков, принести там жертвы, отбить поклоны и выслушать все положенные молитвы и песнопения. Новый император представлял новую императрицу Небу и своей семье, и то, что семья по большей части уже находилась на том свете, никого не смущало.

Потом я пожелала увидеть, как устроены дети — ведь я не видела их уже больше суток! Лиутар за это время успели научить, как следует приветствовать матушку-государыню, что я приняла со смесью умиления и раздражения. Не таких отношений я хотела со своими детьми, но, поразмыслив, я никого не стала ругать. В конце концов, хотения — хотениями, а этикет есть этикет. Вся моя семья живёт под неослабевающим вниманием тысяч глаз и не должна давать дополнительных поводов для порицаний. Их и так хватает.

Слава богу, от Шэйрена пока ещё не требовалось поклонов и выученных фраз. И только убедившись, что у них двоих всё хорошо, я наконец отправилась на церемонию представления. Настало время дать мою первую аудиенцию.

Вся прислуга выстроилась встречать меня у входа, с чинно опущенными глазами и сложенными руками. Лица всё были незнакомые, хотя я не могла поклясться, что не видела их прежде — всё-таки не так уж долго я прослужила у предыдущей императрицы, чтобы узнать всех и каждого, да и времени прошло порядочно — страшно подумать, уже пять лет! Но всё же едва ли хоть кто-то из служивших до скандала с моим выкидышем сумел вернуться в святая святых… Хотя нет! Впереди, как и положено, стояли старший управитель и старшая управительница, и последнюю я узнала. Госпожа Нач Бу сумела сделать карьеру и повыситься в ранге. У меня тут же возникло хулиганское желание наклониться к ней и доверительно-проникновенным тоном поинтересоваться: а помните, госпожа управительница, как вы будущую императрицу палкой премудростям учили? И посмотреть, как она отреагирует. Но я подавила порыв, решив не быть мелочной.

— Приветствуем ваше величество! — меня всегда поражала эта слаженность, с которой дамы, чиновники и слуги кланяются и произносят приветствия и восхваления. Вот и сейчас они попадали на колени и поклонились мне, как один человек. После я познакомлюсь с ними всеми поближе, а пока я с гордым видом прошествовала мимо ровных рядов прислуги к залу приёмов. Тот не изменился, и я окинула его хозяйским взглядом. Всё же мрачновато выглядит, можно будет немного оживить. Ширмы там поменять, занавеси, и оконную бумагу расписать чем-нибудь, ну хоть цветами, что ли. И рамы не такие массивные поставить, пусть будет побольше света.

Расправив рукава всё ещё многослойного, но уже не такого тяжёлого, как вчера, наряда, я уселась на трон, постаравшись не придавить шлейф. Две мои привезённые служанки встали по обе стороны от меня и застыли, наклонив головы. В последние дни не только я, мои слуги тоже проходили экспресс-курс хороших манер, и, надо отдать им должное, очень старались. Окинув взглядом две фигурки в красных халатах, я задалась вопросом, а так ли обязателен для комнатных девушек красный цвет. Да и дамы, которые не наложницы, возможно, будут рады отмене униформы. Но этот вопрос я ещё обсужу со знатоками. Начинать своё управление Внутренним дворцом с революции, пусть даже всего лишь революции в одежде, я не собиралась. И так забот наверняка будет выше крыши.

Тем временем двери распахнулись, впуская моих младших сестрёнок — наложниц Тайрена. Ого, а в их полку заметно прибыло! Впрочем, чему я удивляюсь? Тайрен царствует уже больше полугода, а поставки наложниц в гарем его величества действуют бесперебойно. Скоро уже мне самой придётся принимать пополнение. У его отца наложниц было несколько сотен, а в прежние царствования, случалось, число обитательниц гарема исчислялось тысячами. Так что каких-то жалких полтора десятка — это просто неприлично.

— Приветствуем её величество императрицу! — наложницы ничуть не хуже слуг умели выстраиваться в ровные ряды и говорить в унисон. — Желаем вашему величеству благоденствия и процветания!

— Довольно, встаньте, — я развернула веер и принялась им обмахиваться — всё же погода прохладой не баловала.

— Благодарим ваше величество! — девушки выпрямились. Я улыбнулась, увидев в первом ряду Кадж.

— Что ж… С большей частью из вас я знакома. Остальных вижу впервые, но мы все — члены одной семьи. Мы все служим его величеству, и наша первая обязанность — делать его жизнь приятнее, поддерживать его и заботиться о нём. Мы все сёстры, и я верю, что обрету в вас надёжных помощниц в деле управления Внутренним дворцом.

— Ваше величество мудры и добродетельны, — я думала, что первой мне ответит Кадж, но это оказалась Нуиджи. — Ваша служанка верит, что благодаря вашим наставлениям мы сможем стать образцом для всех женщин империи.

Я снова благосклонно улыбнулась. Лицемерие, сплошное лицемерие — но куда ж без него?

— Я рада тому, что мы все живём в добром согласии друг с другом. Скажите, кто-то из вас уже удостоен звания супруги?

— Нет, ваше величество, — а вот это уже Кадж. Я кивнула. Ясно, у Тайрена не доходят руки до таких пустяков.

— Что ж, тогда этим я и займусь в первую очередь. Думаю, все, кто проживал в Восточном дворце, достойны повышения в ранге, что ж до остальных… у вас будет возможность показать себя. Я сегодня же отправлю доклад для представления его величеству.

— Благодарим за благосклонность, ваше величество! — и опять коллективный поклон. Правда, на этот раз не всех.

— Мне понадобятся и близкие помощницы, чтобы поддерживать порядок, но этот вопрос мы решим позднее. Пока же, если у вас нет никаких дел или просьб, аудиенцию можно считать оконченной.

Дел или просьб не оказалось. Сопровождаемая последним поклоном, я встала и направилась к выходу. Вот ведь, вроде бы ничего и не делала, а успела устать. А ведь это ещё не конец. Мне предстоит вникнуть в дела Внутреннего дворца, встретиться с главами служб, проверить документы… И первое, что я собиралась сделать, это собрать свою прислугу по дворцу Объединения Добродетелей. Раз уж у меня сложилась команда, грех ею пренебрегать.

Двери личных покоев распахнулись передо мной, и я прошлась по комнатам, осматриваясь по сторонам. Всё та же мрачная торжественность — тронный зал явно отражал вкусы моей свекрови. Что ж, тем лучше, менять так менять, значит, никаких традиций и установлений я не нарушу. Лично сопровождавшая меня госпожа Нач давала какие-то пояснения, я рассеянно кивала, думая о своём. Очнулась я, только когда управительница сказала, что начальники отделов и высшие служб ждут, когда я соизволю их принять. Честно говоря, очень хотелось отложить новую аудиенцию хотя бы на пару часов, но я решила всё же разделаться со всеми делами на сегодня побыстрее. Да и обижать людей не хотелось. Потому я прошла в комнату, служившую кабинетом, уселась за пустой за стол, испытав короткой приступ злорадства при мысли о своей предшественнице, и велела звать сразу всех.

Народу вошло куда больше, чем я ожидала. Я-то полагала, что явится только гаремная администрация, но пришло и начальство из Надзора внутреннего служения, о котором я и думать забыла. А ведь именно Служба дворцовой обслуги из Надзора ведает новыми назначениями во Внутреннем дворце, и именно оттуда поступил список моей личной свиты, который старший управитель с поклоном передал мне на стол через мою служанку. И именно к нему я обратилась с просьбой отыскать моих прежних слуг и непременно включить в этот список. А распределяющая работы Служба Бокового дворца и ведающая кладовыми Служба внутренних припасов наравне со Службой внутренних покоев будут заниматься переделкой обстановки дворца Полдень. Не говоря уж о том, что именно все эти служители, управители, податели и принимающие из Надзора и отвечают за все контакты Внутреннего дворца с внешним миром, включая официальное общение с моим супругом и повелителем. Я вздохнула и дала себе слово обязательно во всём этом разобраться. Потом. Вот прямо с завтрашнего дня и начну. А сейчас мне до смерти захотелось увидеться с Тайреном. Или с детьми. Или погулять по саду, насколько это возможно — в одиночестве. А ещё мне спешно необходима хотя бы одна супруга первого ранга, способная меня подменить.

А потому я постаралась свернуть аудиенцию поскорее, как только выслушала славословия в мою честь и первые доклады, после чего предложила всем оставить бумаги у меня и пообещала, что с завтрашнего дня персонально встречусь с каждым в порядке старшинства, тогда и обсужу предметно все вопросы. И как только они вышли, тут же засобиралась в детскую. Тайрен, скорее всего, занят, он сам выберет время, когда меня посетить. А дети — прямо тут, под боком. Больше мне не надо бегать во дворец Полночь, императрица вольна сама решить, когда отселять подросших отпрысков. Так что теперь мне нужно было только подняться на второй этаж трёхэтажного дворца.

— Уточки, уточки у ворот, под мостом! — услышала я весёлый женский голос, которому вторил несколько неуверенный, но такой же весёлый детский. — Плывёт стайка уточек — скорей иди считать!

Лиутар сидела рядом с няней, и обе распевали детскую песенку. Правда, стоило мне войти, как пение немедленно оборвалось, и все женщины, включая мою дочь, немедленно поклонились. На мой приход не обратил внимания только Шэйрен — он продолжал сосредоточенно строить пирамидку, нанизывая деревянные бублики на стержень в произвольном порядке.

— Вставайте, — махнула я рукой и повернулась к другой няне: — Как они сегодня?

— Докладываю вашему величеству. Его высочество Шэйрен сегодня порвал свиток со священной мантрой, который ему прислали из монастыря Цветущего Леса.

— Кто додумался дать свиток такому маленьком ребёнку? — поразилась я. — Добро бы хоть картинки, а то — мантра… Постойте! Из какого монастыря?

— Цветущего Леса, ваше величество…

Ну да, вздохнула я про себя. Что ещё ставший монахом отец мог прислать своему сыну? Бедный Иочжун, он ведь своего второго, такого долгожданного ребёнка даже увидеть не смог. Только услышал о его рождении… Мысль навестить бывшего мужа у меня возникала, вот только было у меня предчувствие, что Тайрен на просьбу о встрече отреагирует не менее нервно, чем его родитель — на разговоры о нём самом. Он ни разу не заговорил со мной об отце первым, а если я упоминала в связи с чем-нибудь, вид у него становился таким, словно он сейчас заскрипит зубами. И я предпочитала не искушать судьбу. Может быть, со временем злость Тайрена на отца и поутихнет, но сейчас последнее, что мне было нужно — это приступ императорской ревности. Хватит, нахлебалась уже.

— Ну, что же это ты, негодник? — спросила я, опускаясь на колени перед сыном. — Такой подарок — а ты его порвал?

Услышав мой голос, Шэйрен наконец посмотрел на меня, заулыбался и, оставив пирамидку, шустро подполз ко мне. Ухватился пальчиками за мои протянутые руки и, опираясь на них, поднялся на ножки.

— Хотя он бы на тебя, наверно, не обиделся, — сказала я. — Он бы души в тебе не чаял.

— Ма! — согласился Шэйрен. — Ма!

Сделал шажок, по-прежнему держась за меня, потом посмотрел на оставленную игрушку, поколебался, но всё же отпустил мою руку и довольно уверенно сделал несколько шагов в обратном направлении. Плюхнулся рядом с пирамидкой и потянулся к очередному колечку.

— Давай я тебе помогу, — предложила я, но Шэйрен помощи не желал. Запротестовал, отталкивая мою руку, когда я попыталась надеть колечко, выхватил у меня жёлтый бублик и попытался нацепить его на стержень, но из-за торопливости — неудачно. Запыхтел, но подобрал и надел снова. Упорный молодой человек растёт, и самостоятельный.

Я погладила его по головке, зараставшей уже довольно жёсткими чёрными волосками. Ещё немного — и можно будет собирать их в первые пучки; детям, в отличие от взрослых, их делали два. За спиной Лиутар со своей няней снова запели на два голоса:

— Ваше величество, нужно что-то решать со службами Внутреннего дворца, — старший управитель из Надзора внутреннего служения почтительно наклонил голову. — На них катастрофически не хватает людей. У вашего величества нет даже высших по дворцам! Конечно, можно назначить евнухов, но традиция требует, чтобы хотя бы часть этих должностей занимали внутренние дамы. Прошу прощения за вольность, но бездельничающие женщины… Когда наложницам его величества и дамам нечем заняться, их своеволие растёт, и от них трудно добиться соблюдения правил.

Я кивала — слова управителя звучали разумно. Рядом точно так же кивал его коллега, второй старший управитель. За ними молча стояли ещё пара младших управителей и группа внутренних служителей — вся верхушка Надзора.

— Вчера ваш слуга осмелился передать вашему величеству список с моими рекомендациями. Буду счастлив, если они помогут вашему величеству.

— Я прочитала его, и, разумеется, учту ваши рекомендации, — сказала я. — Но я думаю, что нам нет нужды так сильно торопиться. Гарем пока ещё мал, уже назначенные вполне справляются, а по мере расширения мы проведём и новые назначения. Я бы хотела обсудить этот вопрос с теми высшими служб, кто уже на местах.

— Мудрость вашего величества несомненна, — поклонился управитель, и я невольно дёрнула бровью. — Осмелюсь доложить вашему величеству, что слуга во исполнение приказа его величества составил смету ремонта дворца Успокоения Души. Теперь она нуждается в одобрении вашего величества, после чего её можно передать в Приказ Великих припасов.

— Уже? — удивилась я. — Вы хотите начать ремонт уже сейчас?

— Таков приказ его величества.

Я нахмурилась и постучала ногтем по столешнице.

— Я безмерно благодарна его величеству, но, пожалуй, это преждевременно. Сейчас деньги нужнее в других местах, а дворец никуда не убежит. Благодарю вас за труд, он пойдёт в дело, когда придёт срок, но с этим можно не спешить.

— Как же можно проявить нерадение, получив высочайший приказ?

— Я поговорю с его величеством, — пообещала я. — Вас никто ни в чём не обвиняет, ведь вы делаете всё возможное.

Наконец управители с помощниками откланялись. Дождавшись, пока за ними закроется дверь, я вытащила свиток, в котором рукой Шэн Мия был написан список всех служб с указаниями, кто чем занимается, а также имена и ранги всех чиновников, входящих в Надзор внутреннего обеспечения и гаремную администрацию. Так, значит, сейчас как раз очередь последней, высшие по одеяниям, кормлению и прочему имеют пятые ранги, а главы служб надзора — седьмые-восьмые, так что их я приму в последнюю очередь. Кстати, старшие управители, только что покинувшие мои покои, имеют почтенный третий ранг, а это если не потолок карьеры для евнуха, то близко к нему.

С высшими у меня проблем не возникло — они были полностью согласны, что торопиться с назначениями не стоит, сперва следует присмотреться к кандидаткам. Может, старший управитель и радел за благо Внутреннего дворца, но его поползновения заполнить все вакантные должности своими креатурами явно вызывали насторожённость. Также мне подали идею, что можно устроить что-то вроде экзамена, чтобы проверить уровень подготовки как наложниц, так и придворных барышень, которым предстоит занять должности низшего звена. Это предстояло поручить знатокам обучения, чьей заботой как раз и являлось выявление пробелов в образовании жительниц Внутреннего дворца и их устранение — пробелов, понятно, не жительниц. Я покивала, взяла кисть и сделала себе несколько пометок. Скоро у Отдела передачи распоряжений появится первая работа.

Самыми муторными оказались последние аудиенции. Если до сих пор чиновники являлись ко мне группой, то начальников всех шести служб Надзора я принимала по отдельности. Выслушивала их доклады, уточняла отдельные моменты, пару раз указала на расхождения в цифрах и выслушала уверения, что всё будет немедленно исправлено. К начальнику Службы дворцовой обслуги у меня нашёлся дополнительный вопрос:

— Скажите, знаете ли вы на Скрытом дворе мальчика по имени Яо Фань? Ему должно быть шесть или скорее семь лет.

— Ваше величество, покорнейше прошу слугу простить, — после короткого замешательства отозвался тот. — Я не помню всех рабов Скрытого двора. Но, разумеется, я немедленно о нём разузнаю.

— Разузнайте. Я хочу освободить этого мальчика и включить его в свою свиту.

— Осмелюсь нижайше напомнить, что только во власти его величества освободить кого-то со Скрытого двора.

— Об этом не беспокойтесь. Главное — найдите этого ребёнка, а остальное моё дело.

4

Густая, густая повсюду роса —

Без солнца не высохнут росы кругом…

Мы длим свою радость, мы пьём в эту ночь —

Никто не уйдёт, не упившись вином.

Густая, густая повсюду роса

На травы легла, чуть блеснула заря.

Мы длим свою радость, мы пьём в эту ночь

И пир наш кончаем в покоях царя.

Ши Цзин (II, II, 10)

— Яо Фань? — медленно переспросил Тайрен.

— Да, мальчик семи лет. Совсем ребёнок, на нём не может быть никакой вины.

— Яо, Яо… — задумчиво пробормотал Тайрен. — Да, кажется, я помню это дело. Злоупотребления в округе Ицши, были подозрения и на измену. Глава семьи покончил с собой в тюрьме, его семья отошла государству. А зачем он тебе, собственно?

— Мальчик? За него просила его сестра перед смертью. Я тебе рассказывала.

— Ах, да… Эта, как её, Мэйхи? Что ж, пожалуй, можно считать, что своей верностью она искупила грехи своей семьи. Так что забирай.

— Спасибо, Тайрен, — я поцеловала его, стараясь отогнать холодок от обыденности тона, которым он произнёс это "семья отошла государству".

— Пожалуйста, я ещё не сделал тебе всех тех подарков, которые хочу сделать. А, кстати, правда то, что до меня донёс старший управитель — будто ты отказалась от ремонта своего дворца?

— Ну, не совсем отказалась, но попросила отложить.

— Почему?

— По той причине, которую назвала. Дело терпит, а деньги лучше пустить туда, где они действительно необходимы.

Тайрен широко улыбнулся:

— Если кто-нибудь опять заведёт разговор о твоей алчности, я, пожалуй, плюну ему в лицо!

— Для императора это будет несолидно.

— Ладно, тогда я предложу привести конкретные примеры или ответить за клевету на Мать народа. Думаю, одного-двух случаев должно хватить, чтобы отбить у них охоту плескать на тебя кровью. И так слишком много желающих подержать меня за уши.

Я невольно хихикнула, представив себе придворных, держащих его величество за уши — один за правое, другой за левое. Хотя, вообще-то, эта идиома означала просто-напросто "наставлять", "учить уму-разуму".

— Так ты тоже целый день в аудиенциях?

— А как же — то они, то бумаги… — Тайрен картинно вздохнул. — Мечом помахать — и то некогда. Надеюсь, что хоть на праздник можно будет собраться с друзьями после пира, просто поговорить и выпить.

Он помолчал и добавил:

— Знаешь, а ведь я начинаю в чём-то понимать отца. И его вечное плохое настроение… и его боязнь хоть что-то тронуть в устройстве государства тоже не на пустом месте росла.

Я кивнула, затаив дыхание — впервые Тайрен заговорил об отце без враждебности.

— Но ты ведь будешь продолжать?

— Конечно. Да, что-то менять трудно, но если оставить всё как есть, империя просто рухнет. Пусть это случится и не завтра. На следующей большой аудиенции будет поднят вопрос о деньгах — я уже распорядился. Надо, надо всё-таки что-то решать. Может, и ты подумаешь?

— Подумаю, — вздохнула я. — Но надо бы всё-таки послушать, что умные люди без меня скажут.

— И послушаем. Хотя я сомневаюсь, что они придумают что-то новое, раз уж до сих пор не сподобились.

— Кто знает… — задумчиво отозвалась я. — Может, есть какие-то объективные причины, мешающие решить проблему удешевления денег. На твоих аудиенциях записывают, кто что говорит, какие доклады делают?

— Конечно. Регистраторы из Привратного надзора и хронисты из Канцелярии постоянно ведут записи. А что?

— Я бы почитала протоколы аудиенции, чтобы не отвлекать тебя и не заставлять мне пересказывать. К тому же, мне любопытно, как они проходят.

— А знаешь, — сказал Тайрен после паузы, — думаю, ты вполне можешь послушать сама.

— В смысле? Прийти на аудиенцию?

— Ну да.

— А… разве так можно?

— Это не принято, — признал Тайрен. — Императрица занимается Внутренним дворцом, как и все женщины — домом. Но ты же не обычная женщина. К тому же ты будешь не первая, вон, императрица Од, говорят, тоже присутствовала на аудиенциях своего супруга, сидя за ширмой. Так что…

— Ну… Давай, — я почувствовала, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Очередное подтверждение того, как много я для Тайрена значу, и что он ценит меня не только как любовницу, но и как друга и советчика, было весьма приятно. Как же мне с ним повезло!

— А как мне с тобой повезло, — серьёзно сказал Тайрен, когда я высказала последнюю мысль вслух. И был вознаграждён ещё одним поцелуем и крепкими объятиями.

— Кстати, а кто это был с тобой, когда я пришёл? — спросил он, когда мы оторвались друг от друга. — Кто-то из новеньких?

— Ты её не помнишь? — изумилась я.

— Нет. А должен?

Ну да, это для меня Кадж — первая подруга среди наложниц, а Тайрен на неё и раньше внимания особо не обращал, а за прошедшее с тех пор время и вовсе успел забыть. Сегодня я пригласила её выпить чаю, разделавшись наконец с аудиенциями — чтобы возобновить общение и провести время в приятной компании. Когда доложили, что ко мне направляется его величество, Кадж собралась было откланяться, но я остановила её: "Думаю, будет полезно напомнить императору о твоём существовании".

— Хорошо, что ты напомнил, я как раз собиралась обсудить это с тобой. Скажи, кого из гарема ты думаешь возвести в первый ранг?

— Не думал об этом, — Тайрен почесал бровь. — Обычно это делают либо по склонности, либо чтобы сделать теснее связи с нужными семьями. Склонность у меня только одна, а из придворных я пока ещё никого не выделил. Когда появится необходимость кого-нибудь поощрить…

— И всё же хотя бы одна супруга первого ранга нужна прямо сейчас. Мне необходима помощница.

— Тогда выбери кого-нибудь сама, хорошо?

— Уже выбрала. Как тебе та, которую ты сегодня видел?

— Не лучше и не хуже любой другой, я полагаю, — Тайрен пожал плечами. — Но если тебе она нравится — почему бы и нет? Могу издать указ хоть завтра.

— Тогда я прикажу написать представление не только на неё, но и на тех наложниц, кого можно повысить до супруг, — мелькнула мысль, не вычеркнуть ли Ла Ю, в наказание за давнюю интригу, но я её отмела. Раз обещала всех, значит всех.

— Прикажи.

На следующее утро навалились новые заботы, так что не только Тайрену, но и мне скучать стало некогда. Приближался праздник Огней, и обязанность готовиться к нему тоже ложилась на хозяйку Внутреннего дворца. Именно обязанность — каково бы ни было состояние дел в государстве, императорская чета должна давать пиры, участвовать в обрядах и увеселять двор. Праздник можно сделать пышнее или скромнее, но его устройство нужно не только для людей, оно служит поддержанию мирового порядка, а ведь именно это поддержание, по здешним представлениям, и является основной обязанностью Сына Неба, а вовсе не какая-то там вульгарная политика. Идеальный император политикой вообще не занимается, он просто сидит лицом к югу, олицетворяя собой ось мироздания, а государственные дела и подданные сами собой вращаются вокруг него по своим раз и навсегда заведённыморбитам, подобно планетам и астероидам при светиле. Увы, мы жили не в идеальном мире, так что наши дела сами собой устраиваться никак не желали.

К счастью, механизм функционирования дворцового хозяйства был налажен в достаточной степени, чтобы и при неопытной хозяйке какое-то время работать без сбоев. Вникая в него, я начинала проникаться невольным уважением к своей предшественнице. Какой бы стервой ни была Эльм Илмин, но своё дело она знала, и при ней всё работало как часы. Благородная супруга Тань, замещавшая её в течение примерно года, тоже борозды не испортила, и заданной ими инерции хватило, чтобы эти шестерёнки довращались до моего появления. Теперь всё зависело от меня, и я волновалась, понимая, что праздник станет тестом на мою профпригодность. К тому же я испытывала к этому празднику особую нежность. Как-никак, попутно мы отпразднуем годовщину нашего с Тайреном знакомства.

Неужели и правда прошло уже целых пять лет?

К счастью, всё удалось сделать прилично, и даже, пожалуй, хорошо. Кадж, став госпожой Талантливой супругой, активно включилась в работу, и второстепенные вопросы я с лёгким сердцем доверила ей. На этот раз никто никого не стремился поразить роскошью и великолепием, обошлись необходимым минимумом. Среди придворных провели активную пропагандистскую работу на тему, что экономия в трудный для родины час — добродетель, а потому если кто и возмущался скудостью праздничного стола на пиру, то делал это тихо. Вино достали из старых запасов, из блюд, кроме обязательного вымоченного в уксусе чеснока, почему-то приобретавшего зелёный цвет, и ритуальной каши из риса и бобов с добавлением орехов, фиников и винограда, были только закуски, и те — без изысков. Во дворец не стали приглашать фокусников и акробатов со стороны, пренебрегая традицией устраивать соревнования между ними, обошлись придворными артистами и музыкантами. Состязание лучников среди юношей из благородных семей, правда, всё же провели, но оно особых затрат и не требовало. Признаться, я высидела его с некоторым трудом — мне было не особенно интересно, кто станет победителем, а в искусстве стрельбы из лука я мало что понимала, и процесс ради процесса меня не увлёк.

Зато потом был пир. С тостами, стихами, красивыми танцами, которые исполняли миловидные девушки и юноши. Особенно мне понравился смешанный, в котором принимали участие и те, и другие. В руках танцоры держали трещотки — ещё один атрибут праздника, приманивающий добрых духов.

— читал Чжуэ Лоун в полной тишине своим красивым, хорошо поставленным голосом. -

Молчали советники и придворные со своими жёнами, молчали императорские супруги и наложницы, молчали мы с Тайреном, внимая красивым и значительным строкам. Почти никто не шевелился, и только мерцал иногда в свете огней блик на драгоценном камне или золотой вышивке.

Поэта наградили аплодисментами и одобрительными криками, Чжуэ Лоун с улыбкой поклонился и с достоинством сел. В это время снаружи что-то бумкнуло, зашипело, и по оклеенным бумагой окнам побежали разноцветные тени. Фейерверк тоже был неизменной традицией, даже требованием, ведь с его помощью отпугивались злые силы. Мы с Тайреном переглянулись, он кивнул, и мы поднялись, чтобы возглавить процессию, которая выведет двор на террасу — полюбоваться на распускающиеся в небе огненные цветы. Пусть даже им далеко до великолепия прошлых лет.

Но ведь трудности не вечны, правда? Придёт день, когда и мы устроим ослепительный фейерверк, всем на зависть.

Вспышки салюта выхватывали из темноты лица, крыши дворцовых зданий, ветви деревьев в саду, отражались в прудах, но вот они погасли, и снова наступила тишина. Сияла в небе полная луна, пели цикады, им поддакивала какая-то ночная птица, не испугавшаяся света и шума. Дневная жара спала, воздух был наполнен ароматами цветов и чем-то неуловимым, напоминающим о неумолимо близящейся осени. Лишь вдалеке, за стеной, отделяющей Дворцовый город от столичных улиц, поднимались в небо огни, напоминая, что у простолюдинов сегодня тоже праздник. И придворные продолжали толпиться на террасе, не стремясь уходить под душные своды зала, где слуги сейчас спешно наводят порядок; никто не торопился заканчивать праздник, словно подводивший некую черту, а между чем и чем — никто не мог бы сейчас сказать.

— В струящейся воде осенняя луна… На южном озере покой и тишина… — бормотал рядом со мной Чжуэ Лоун, невидящим взглядом уставившись куда-то перед собой. — И лотос хочет мне сказать о чём-то грустном, чтоб грустью и моя душа была полна…

— Вы хоть их записываете? — спросила я.

— А?

— Ваши стихи. Вы их записываете, когда вот так сочиняете на ходу?

— Записываю, ваше величество… Как правило.

— Носите с собой тушь или хотя бы грифель, — посоветовала я. — И записывайте всегда. А то обидно будет, если такие строки пропадут.

Придворные зашевелились, поглядывая на императора — всё-таки вечно торчать на террасе невозможно, пора и честь знать. Тайрен же подошёл ко мне, наклонился близко, обдав запахом спиртного и гвоздики, которую жевали, как средство от опьянения. Мне даже на миг показалось, что он хочет меня обнять или поцеловать, но нет — прилюдно Тайрен блюл приличия.

— Я ещё посижу с друзьями, — сказал он тихо. — А ты?

— Нет, я спать.

— Тогда приятных снов.

— И тебе.

Праздник Огней закончился, но праздничный марафон только начался. Спустя всего несколько дней после него наступил мой день рождения, а следом уже спешил праздник Звёзд. А там придёт осень, и пойдут дни рождения моих детей, которые ухитрились родиться с интервалом в полтора земных месяца. Теперь Лиутар была самой настоящей принцессой, Шэйрен родился принцем, так что, хотя эти дни не государственные праздники, но для двора они были обязательными. Государственные дела тоже не ждали, так удивительно ли, что мы с Тайреном если и виделись, то преимущественно по ночам?

— Помнишь вождя Рэнгена? — как-то спросил он меня, когда мы отдыхали от одной особо бурной "весенней битвы". Его рука поглаживала мои волосы, и я чувствовала, как под щекой стучит мужское сердце.

— Помню.

— Я встретил его в бою у Гусиных врат.

— Он жив? — я смутно вспомнила, что Гусиными вратами называлась одна из гор на севере империи. Якобы над ней весной и осенью пролетают все гусиные стаи из тех, что гнездятся севернее наших границ.

— Не знаю. Тогда был жив. Я позвал его на переговоры, прямо перед началом следующей битвы. Сказал, что он и сам знает — я непричастен к нанесённому ему оскорблению и смерти Мудрой Цаганцэл. И он уже смыл их кровью, так что мы можем заключить мир прямо сейчас. Пусть его люди уйдут с поля боя, никто не станет их преследовать, даже другие степняки, я займу их на целый день, если не дольше.

— А он?

— Он ответил, что сейчас их жёны и дети находятся в степном стойбище кубров, Великий Каган которых и привёл племена на эту землю. И благополучие семей чжаэнов зависит от доблести, которую они покажут в бою.

— И что ты ему сказал?

— Что мне жаль. Что я ещё мог сказать? — Тайрен помолчал. — Он тоже сказал, что ему жаль.

Мне оставалось только согласно вздохнуть.

Впрочем, как бы ни был Тайрен занят, о своём обещании взять меня на аудиенцию-совещание по финансовым вопросам он не забыл. Я думала, что все аудиенции проходят в тронном зале, но нет — для рядовых совещаний был предназначен зал Управления государственными делами во дворце Достижения гармонии, стоявшем к западу от дворца Согласия Неба и Земли. Выглядели залы, впрочем, очень похоже. Не успела я толком оглядеться, как Соа Чжоранг, сменивший Кана Гуанли, с поклоном проводил меня за императорский трон, который отодвинули от стены и поставили позади него ещё одно кресло, замаскировав шёлковой ширмой. Тонкая ткань, если придвинуться к ней вплотную, давала возможность пусть смутно, но разглядеть, что передо мной происходит. Впрочем, слушая шорох ног и сдержанный гул голосов, заполнявший зал, я могла догадаться о происходящем и не видя. Появление Тайрена отметила наступившая тишина. Император сел на трон, прозвучало слаженное приветствие, и совет начался.

— Сановники, — голос Тайрена был звучным и уверенным, — я поручил вам подумать, что можно сделать, чтобы вернуть нашим деньгам вес, а народу — доверие к ним. Срок, данный вам для размышления, истёк. Теперь я хочу услышать, что вы можете нам предложить.

— Ваше величество!

Я наклонилась к ширме, подгоняемая любопытством. Перед троном выстроились коленопреклонённые ряды чиновников, занимавшие всё пространство от тронного возвышения до задней стены, кроме центрального прохода. Один из чиновников в первых рядах, приподнялся, держа перед собой нефритовый жезл — знак своего ранга и должности — поклонился, после чего вышел на свободное место в центре и снова преклонил колени на ковровой дорожке, бежавшей от ступенек, ведущих к трону, до выхода.

— Ваше величество! Из-за наводнений и вторжения варваров и южан, бесчестно и незаконно обративших оружие против нашей империи, многие из народа лишились средств к существованию. Вы, ваше величество, урезали расходы на свои яства и экономите на многом другом, не щадя себя, выдали средства из своих личных запасов и оказали снисхождение в уплате долгов и податей, стремясь поддержать ваших подданных. Но многие всё ещё бедствуют, а между тем число торговцев и перекупщиков растёт и множится. Бедняки совсем не имеют запасов, во всём полагаясь на казну, в то время как презренные торгаши удерживают товары, не продавая даже излишков, стремясь поднять цены как можно выше!

— Мы всё это знаем, министр Лао, — кивнул Тайрен. — Но сейчас мы собрались, чтобы обсудить другой вопрос.

— Ваше величество, слуга осмелится возразить — это тот же самый вопрос. Торговцы наживаются на ваших подданных, и именно в них — причина увеличения цен. Прошу ваше величество вернуться к прежним законам. Все, кто занимается торговлей, кто ссужает и даёт взаймы, кто собирает товары и тем самым извлекает из торговли прибыль, должны платить налог на каждые две тысячи монет. Все, кто арендуют участки для промысла, должны платить налог на каждые четыре тысячи монет. Следует так же брать налоги с каждой конной повозки, с каждой лодки. Тогда казна наполниться, и падение цен остановится.

— Оказывается, у министра Лао короткая память, — в голосе Тайрена скользнули ироничные нотки. — Всё это уже было при моём царственном отце. Но разве от этого деньги перестали облегчаться, а фальшивомонетчики — изготовлять фальшивки?

— Ваше величество совершенно правы, — раздался ещё один голос, и на дорожку из ряда вышел ещё один человек. Я обратила внимание, что оба оратора не подошли к трону, а оставались от него на том же расстоянии, что и ряд, из которого они вышли. — Прежний император повелел изготовлять деньги из белого металла, и при официальных расходах и приёме податей было приказано принимать только эти монеты. Но ещё до конца его царствования они обесценились настолько, что вышли из употребления. А фальшивомонетчиков сейчас такое количество, что чиновники просто не в состоянии наказать всех. Моё мнение — возвращение к старым порядкам ничего не даст. Нужно новое решение.

— Тогда, может быть, вы подскажете его, сановник Цзяри? — ядовито спросил министр.

— Охотно, сановник Лао. Ваше величество, ваш слуга считает, что нужно упразднить все имеющиеся сейчас деньги и выпустить новую монету. Монеты в три фэня были слишком лёгкими, нужно сделать их весом в пять фэней. И на каждую поставить штамп, обозначающий её вес.

— Так уже делали, — буркнул министр Лао. — Но даже полновесные монеты уменьшались, когда с них начинали снимать стружку, а то и вовсе обрезали края.

— Ничтожному слуге это известно. Потому он предлагает сделать по краю новой монеты медный ободок. Чтобы воспрепятствовать обрезанию.

Повисло молчание — министр явно обдумывал предложение и возражать не торопился.

— А не слишком ли это будет сложно? — спросил он наконец.

— Сложность отливания монеты послужит на пользу. Чем сложнее изготовление, тем меньше фальшивок.

— Ваше величество, — Лао повернулся к трону, — слуга считает, что бороться с фальшивомонетчеством нужно путём исправления нравов. Пусть наказания будут строги и неотвратимы. Пусть ваше величество вернётся к строгости поведения и наставлениям ваших предков, и тем покажет пример всем вашим подданным. Поднебесный мир будет рад склониться перед просвещённым и добродетельным владыкой, и число добродетелей в народе увеличится!

— Первый император, что спустился с Небес для установления порядка Поднебесного мира, и его первые последователи не повторяли в наставлениях друг друга, но все они следовали путём добродетели, — судя по тому, как быстро ответил Тайрен, аргумент был приготовлен заранее. — Мы верим, что можем умножить добродетели, найдя для этого новый путь. Кто-нибудь хочет ещё что-нибудь добавить?

Я откинулась на спинку кресла, слушая уже немного рассеянно. Наговорено было ещё много чего — кто-то призывал ещё раз ужесточить наказания, кто-то выражал сомнение в целесообразности выпуска новых денег, напоминая, что новые монеты выпускались уже неоднократно и рано или поздно всё кончалось их обесцениванием. Кто-то резонно указывал, что прибавление медного ободка не только усложнит выплавку, но и сделает производство дороже. Но ясно было, что ничего нового сверх того, что уже прозвучало, державные мужи предложить не могут. Неожиданным оказалось только одно предложение:

— Ваше величество, несчастье входит в ту дверь, которую ему открыли, порок процветает там, где для него есть почва. Но и для расцвета добродетели нужно создавать условия. Почему бы вашему величеству не объявить амнистию для тех, кто добровольно отречётся от литья фальшивых денег и сам сдаст орудия и металл для их изготовления? Однажды избавившись от страха перед наказанием и придя к миру с вашим величеством, захотят ли они ещё раз сунуть шею в те же колодки и снова преступить закон?

На смелого оратора тут же набросились с критикой, но Тайрен, кажется, принял идею достаточно благосклонно — во всяком случае, он оборвал завязавшуюся дискуссию почти в самом начале. Некоторое время советники ещё переливали из пустого в порожнее, и в конце концов затихли. В зале повисла вопросительная тишина — все ждали вердикта от императора.

— Что ж, мои советники, я услышал всё, что вы мне сказали, и в ближайшее время приму решение, — величественно произнёс Тайрен. — Пока же аудиенция окончена.

5

В поле своём коноплю ты посеять хотел —

Поле вспаши поперёк и в длину до конца.

В дом свой супругу ты ныне ввести захотел —

Должен тогда известить ты и мать и отца.

Мать и отца известил ты, обряды уже свершены —

Мужу зачем выполнять все желанья жены?

Ши Цзин (I, VIII, 6)

— Думаю, и правда придётся выпустить новую монету, как предложил Цзяри Фа, — задумчиво проговорил Тайрен. — Всё равно никто ничего лучше не придумал.

Слуги бесшумно разливали вино по кубкам — я привыкла, что здесь пьют из маленьких чарок, вместимостью как привычные мне по прошлой жизни рюмки, и несколько удивилась, увидев чаши размером со страусиное яйцо. Мне, впрочем, поставили обычную маленькую чарку. Если кто из друзей Тайрена и недоумевал, почему чисто мужскую компанию затесалась императрица, то ничем этого не показал.

— Но земельный министр прав, — возразил одни из них, по имени Риан Шанюан. — Новые деньги выпускались уже много раз, и все они в конце концов дешевели.

— Свойство у денег такое, — философски вздохнул Тайрен. — А так хотя бы несколько лет выиграем. Это даст возможность в полной мере выплатить в этом году жалования, а дефицит металла покроем за счёт прежних монет, хотя бы частично.

— А насчёт ободка по краю ваше величество тоже прислушается?

— Почему нет? Надо будет, кстати, присмотреться к этому Цзяри Фа. Может, ещё чего дельного посоветует.

— С медью у нас сейчас не очень, — сказал кто-то ещё. — Основной рудник находился в области Хеймай, которую у нас отобрали южане, а те, что в Облачных горах, в изрядном забросе.

— Значит, надо найти толковых людей, которые смогут возобновить добычу и выплавку. Мастера у нас остались. Как раз можно будет отправить на рудники пленных, после войны у нас образовался некоторый избыток государственных рабов.

Я сделала глоток из чарки. Кажется, я уже начала привыкать к обыденности вещей, от которых в моём мире приходили в ужас.

— У меня есть предложение, если позволите, — сказала я. — И если процесс отливки монет это позволяет. Ободок из меди можно заменить каким-нибудь узором по ребру монеты. Цель та же, а дополнительного металла не потребуется.

— Кто-нибудь знает? — тут же спросил Тайрен. — Можно так сделать?

Ответом было дружное пожатие плеч, и только Гюэ Кей внезапно сказал:

— Думаю, вполне.

— О? — Тайрен заинтересованно посмотрел на него. — Тебе-то откуда знать?

— Помнишь, лет десять назад я ездил в Цзяран к отцу? Тогда он показывал мне свои ремесленные дворы, в том числе ювелирный. И там на моих глазах делали пряжки с узором по ребру, зажимая их в такое кольцо, — Кей сомкнул большой и указательный пальцы. — Не вижу причин, почему с монетой нельзя сделать так же.

— Сановники будут недовольны, — заметил всё тот же Риан Шанюан. — Что ободок из меди, что чеканка по краю — для них это может оказаться слишком сложным.

— Так пусть льют денег поменьше, — с досадой отозвался Тайрен. — А то мы все киваем на фальшивомонетчиков, а кто первым рад облегчить монету, чтобы извлечь прибыли побольше? И после этого меня — меня! — упрекают в недостатке добродетели, а императрицу — к жадности и любви к роскоши.

— Постойте, — сказала я. — Я чего-то не поняла. Сановники льют деньги?

— Ну да.

— А разве так можно?

— Почему нет? Конечно, не все, только самые высшие, не ниже гунов. Но да, это создаёт дополнительные трудности, трудно проконтролировать, чтобы все их монеты были полновесными.

— Ничего себе! — поразилась я. — Что ж тогда удивляться, что изготовление фальшивок стало видом развлечения! Куда конь с копытом, туда и краб с клешнёй. Значит, меры веса и длины для всех в империи одни и те же, армию собирает только император, законы едины — а деньги льют все, кому не лень?

Тайрен фыркнул, услышав буквальный перевод русской поговорки с поправкой на местные реалии, а Кей с едва заметной и, возможно, послышавшейся мне ноткой снисходительности в голосе пояснил:

— Отливка денег — часть исконных привилегий аристократии. Они и так были изрядно урезаны со становлением империй. Нельзя же совсем стирать различия между низшими и высшими.

Я хмыкнула. Захотелось вскочить и раздражённо заходить по комнате, но это было бы невежливо.

— Исконные привилегии — это, конечно, хорошо. Но не пора ли им вспомнить, что они — подданные великой империи, а не удельные князьки, озабоченные только своим обогащением, а за пределами их владений хоть трава не расти? И что раз уж они государственные мужи, то и думать в первую очередь должны о государстве, а не о своём кармане?

Новый указ вышел как раз к зимнему солнцестоянию. Отныне отливка денег возлагалась на два специально учреждённых государственных монетных двора, и только на них. Право аристократии на выпуск собственной монеты упразднялось. Одновременно была объявлена большая амнистия, и тысячи фальшивомонетчиков вышли из тюрем и разошлись по домам.

Сказать, что Тайрену пришлось преодолеть сопротивление двора и сановников — значило ничего не сказать. Баталии за право назначить меня императрицей меркли по сравнению с тем, что происходило при обсуждении готовящегося указа. Дошло до того, что чиновники всех рангов устроили настоящую забастовку, рядами выстроившись на коленях во дворе Внешнего дворца и отказываясь уходить, пока его величество не передумает. Лично я бы оставила бы их стоять там, сколько влезет — пусть здешние чиновники на предмет коленопреклонения народ закалённый, но рано или поздно и они бы не выдержали. Но Тайрен психанул, пригрозил разогнать всё сборище силой оружия и даже вызвал гвардейский отряд. Это подействовало, и почтенные сановники, стеная и охая, разбрелись по рабочим местам, уводя с собой своих подчинённых.

Популярность в войсках делала Тайрена смелым. На солдат тут смотрели как на людей второго сорта, чему я не переставала удивляться, но тем любимее армией был император, который не брезговал ходить с ними бой, есть у их походного костра, благодарить за верность и называть опорой трона. На гвардию эта любовь распространялась в полной мере. Я в очередной раз офигела, узнав, что дворцовая охрана, оказывается, была не постоянной. К каждому гвардейскому подразделению было приписано определённое количество расквартированных в провинциях дружин, воины которых посменно приезжали служить в столицу, так что каждые пару месяцев состав гвардейцев полностью обновлялся. Частота смен зависела от дальности расположения дружины: кто-то приезжал трижды в год, кто-то одни раз. Из всего этого так же следовало, что в прошедшей войне никто из гвардейцев не смог отсидеться в стороне — учитывая масштаб боёв, все или почти все дружины так или иначе приняли в них участие, на том или ином фронте. Ну а Тайрен успел побывать на обоих, и это помнили.

А потому нынешний император, чувствуя за спиной такую поддержку, вовсе не считал себя обязанным носиться с капризами своих гражданских сановников. Как-то он при мне сказал в сердцах, что готов, если понадобиться, арестовать, а то и просто перерезать все эти приказы и надзоры в полном составе, если те будут слишком уж наглеть. Я попыталась его успокоить, переведя всё в шутку, но глядя, как он прёт тараном, пробивая мной же предложенное решение, начала понимать — Тайрен слов на ветер не бросает. Мой муж действительно может стать жутким человеком.

Дракон — он и есть дракон.

Впрочем, и помимо этого происходило много всякого. Жизнь императрицы расписана чуть ли не по минутам, я едва выкраивала время на детей. Регулярные аудиенции, обряды и ритуалы, управление Внутренним дворцом — всего этого уже хватило бы, чтобы занять меня целиком, особенно если учесть, что я только начинала адаптироваться к новой роли. Но Тайрен, похоже, действительно задался целью погрузить меня в дела государственные, сознательно игнорируя правило, по которому женщина должна заниматься только домом и семьёй. Моё незримое присутствие на его аудиенциях стало пусть не постоянным, но регулярным, а кроме того, он привлёк меня к работе с документами. "Этот твой евнух Шэн сказал, что ты великолепно считаешь", — заметил он как-то и предложил помочь ему проверить финансовые отчёты. Я приступила с некоторыми опасениям, но оказалось, что придворные счетоводы — это всё-таки не деревенские старосты и управляющие, так что ошибок в документах я не обнаружила. Тогда Тайрен просто начал давать мне читать всё, что поступало ему на стол, потом спрашивал моего мнения, начинал что-то обсуждать… Сначала я могла высказаться разве что о красоте слога того или иного чиновника. Но постепенно я, кажется, начинала понимать, как функционирует этот огромный механизм под названием Северная империя, что приводит его в движение, какие причины у его сбоев или, наоборот, успехов. Конечно, это было пока ещё весьма поверхностное понимание, но всё же оно появлялось. Проблема была в том, что и Тайрен понимал ненамного больше меня. Да, он не путался в названиях и функциях государственных органов, знал, кто за что отвечает, помнил по именам чиновников, занимающих видные должности, разбирался и их родственных и прочих связях. Но недостаток опыта всё же заметно сказывался: во многом Тайрен был вынужден полагаться на советников, кое-чего не знал вообще, приходилось учиться на ходу. И этот путь, полный проб и ошибок, мы должны были пройти вместе.

За порогом выстроились четыре ровные шеренги по пять девушек каждая. Новое пополнение гарема ждало начала аудиенции, чтобы представиться императрице и получить от неё первые наставления.

— Вон та девушка в первом ряду очень даже недурна, ваше величество, — поделилась сидящая рядом со мной Кадж. — Как вы считаете?

— Они все недурны, — я поставила на столик чашечку. — Иначе бы их тут не было. Начинайте.

Последнее относилось к Шэн Мию, занявшему место моего распорядителя. Тот поклонился, повернулся к выходу и напевно провозгласил:

— Наложницы, приготовьтесь!

Ещё один евнух у входа сделал знак, и первый ряд девушек одновременно и, кажется, даже в ногу перешагнул высокий порог. За ним последовал второй ряд, третий… Сложив руки у пояса и скромно опустив глаза, девушки выстроились перед ступеньками, ведущими на возвышение, где сидели мы с Кадж. Столь любимый здесь занавес из бус, свисавших с потолка, скрывал их словно бы лёгкой дымкой.

— Поклон! — скомандовал Шэн Мий, и девушки, придерживая подолы, опустились на колени.

— Младшие наложницы приветствуют ваше величество!

— Поднимайтесь, — сказала я.

— Благодарим ваше величество! — ответили в ковёр на полу новоиспечённые наложницы, и только после этого выпрямились, оставшись, впрочем, на коленях.

— Уверена, что все вы знаете правила поведения и этикета, — я сложила пальцы в замок, непроизвольно коснувшись своего живота. — Вас всех также познакомят и с правилами дворца. Войти во дворец — большая честь. Те, кто обладают не только красивой внешностью, но также благонравием и мудростью, смогут остаться здесь. Те же, кто покажет себя плохо, рискуют потерять положение и отправиться заниматься работами в Боковом дворце. Привилегии быть рядом с его величеством удостаиваются только лучшие. Приложив старания, они смогут добиться высокого ранга и, возможно, получить титул Благородной, Добродетельной или Драгоценной супруги, встав вровень с госпожой Талантливой супругой. Любая из вас может вознестись, всё зависит только от вас и расположения императора, которое вы сможете снискать. В скором времени вы предстанете перед ним и получите шанс показать свои манеры и таланты.

Фух, примерно такую речь произнесла, если верить сборнику рассказов, одна из прежних императриц перед парочкой бывших уличных певичек, которым в скором времени предстояло её потеснить. Я только внесла в её речь необходимые правки. Оставалось лишь надеяться, что я окажусь удачливее героини новеллы и не повторю её судьбу. Впрочем, в расположении Тайрена я была уверена. Быть может, когда-нибудь ему и захочется кого-нибудь помоложе и покрасивее меня, но в том, что любая из этих девчонок, или из тех, что придут им на смену, сможет стать ему таким же другом, как я, я изрядно сомневалась.

— Ваше величество позволит сказать пару слов? — Кадж чуть наклонилась в мою сторону и, получив кивок, повернулась к девушкам: — Вот ты… Барышня Гу? Гу Хей? Ты ведь дочь ведающего Гу из Управления Княжественных сыновей?

— Да, госпожа Талантливая супруга, — почтительно отозвалась девушка во втором ряду.

— Это моя двоюродная сестра по матери, — с улыбкой сказала мне Кадж. — Если ваше величество не возражает, я бы хотела взять её под своё покровительство.

— Что ж, я вовсе не намерена препятствовать общению с роднёй, — и я снова повернулась к слушательницам внизу. — Через три месяца праздник Зимнего солнцестояния. В честь него будет дано представление, и у вас будет возможность выступить перед его величеством. Покажите ваше усердие, приложите все силы. Пока это всё. Расходитесь.

— Мы будем строго следовать вашим указаниям, ваше величество! — отрепетированно откликнулись девушки. — Младшие наложницы просят разрешения уйти.

Они ещё раз поклонились, потом поднялись, сделали слаженный поворот кругом, так что передняя шеренга стала последней, и ряд за рядом покинули комнату. Кадж сделала глоток из своей чашечки и взяла из вазочки мочёную сливу.

— У старшей сестры ещё есть дела на сегодня? — спросила она. Оставаясь наедине, Кадж с моего согласия обращалась ко мне менее формально. — Как раз сегодня ко двору прислали дань вином из южных провинций. Мы могли бы посидеть за чаркой, как в старые добрые времена.

— Я бы с удовольствием, но сейчас мне надо встретиться кое с кем ещё. Возможно, в другой раз. К тому же мне, быть может, предстоит на ближайшее время совсем отказаться от вина.

— Старшая сестра… Неужели?

— Это ещё нужно подтвердить, — я улыбнулась. — Так что пока не надо поздравлений.

Гань Лу полностью подтвердил мои подозрения, поздравил сам и тут же спросил, послать ли к его величеству. Я ответила, что намерена сообщить ему всё сама. Из своих покоев к ждущему меня паланкину я вышла в удивительно радужном настроении. Не я ли совсем недавно размышляла, что двое детей — вполне достаточно? Но вот у меня будет третий ребёнок, и я прямо-таки неприлично счастлива. Все прошлые страхи куда-то улетучились. Уж если я благополучно родила двоих, как-нибудь рожу и третьего, старшего ребёнка старшей жены, чьё положение будет не так-то просто поколебать. Покачиваясь в паланкине, я с улыбкой гладила живот. Вот теперь я надеялась, что будет мальчик. А уж как обрадуется Тайрен!

Когда паланкин опустился на землю и Ле Лан, почтительно отведя занавес в сторону, помогла мне выйти у ступеней дворца Великого Превосходства, мне поклонился посланный вперёд Шэн Мий.

— Ваше величество, умоляю простить нерадивого слугу.

— Что случилось?

— Я отправился вперёд доложить о вашем прибытии и услышал… Его величество сейчас беседует с сановником Раем о… о вас. Слуга считает, что вашему величеству лучше услышать самой.

Я приподняла брови, несколько удивленная постановкой вопроса. Мне откровенно предлагают подслушать, вот как? Что же такого сановник Рай может обо мне говорить? Вообще-то обо мне Тайрену уже много чего наговорили, один такой разговор мне уже довелось слышать своими ушами. Тогда Тайрена посетил самолично один из трёх Великих наставников, полагающихся императору наряду с тремя Великими верховниками, Великий опекун Динь Е. Как раз в момент его прихода я сидела у Тайрена в кабинете, Великий опекун со всей положенной почтительностью попросил о разговоре наедине, и я вышла в соседнюю комнату. Вот только сановник Динь не учёл, что здешние деревянно-бумажные стены прямо-таки созданы для подслушивания. Или, быть может, счёл, что императрица не унизит себя прикладыванием уха к стенке, даже искушаемая бормотанием голосов из-за двери? Плохо же он тогда знал императриц.

— …Развлекался, выпуская стрелы вверх и называя это "стрельбой по Небу", был распущен, пил много вина и слушал женщину. Всех чиновников, которые пытались увещевать его, он тут же казнил. Все благородные люди Ин говорили: "Это второй тиран Е, надо казнить его поскорее". Вы же помните, ваше величество, чем всё закончилось? Подданные царя Хэйи-цзана обратились в соседнюю Цунь, с тем чтобы низвергнуть его, Ин была завоёвана войсками Цунь, разделена на части, и жертвоприношения предкам рода Чжаи прекратились.

— Я всё это прекрасно помню, — голос Тайрена был тихим и опасным. — И в чём же, позвольте спросить, вы уподобляете меня царю Хэйи-цзаю? Быть может, я развлекаюсь стрельбой по Небу? Или пью слишком много вина? Веду себя распущенно?

— Вашему величеству известно, в чём. Вы возвели в императорское достоинство женщину вашего отца. Одно это очерняет ваше величество в глазах ваших предков и простолюдинов.

— Вы их спрашивали? — кротко спросил Тайрен. — Моих предков и простолюдинов?

— Прошу прощения у вашего величества?..

— Императрица Фэй добродетельна, умна и предана нам. Найти такую женщину — большая удача для нашей династии.

— Слуга осмелится возразить, ваше величество. То, что я упомянул — уже плохо, но это касалось Внутреннего дворца и было личным делом вашего величества. Однако императрица Фэй не ограничивается властью над Внутренним дворцом. Разве её величество не имеет влияния на то, как решаются государственные дела в империи? Разве ваше величество не прислушивается благосклонно ко всему, что она скажет? Недаром говорится: если курица возвестила утро, дому конец. Молю ваше величество склонить свой слух к словам старого слуги — отошлите императрицу или хотя бы призовите её к порядку! Или у вашего величества нет достойных советников? Женщина, взявшая власть в руки, способна лишь губить и разрушать, как погубила Первую империю Чжан Дандан! Молю ваше величество — не губите империю!

Тайрен довольно долго молчал.

— Но ведь на вас я могу положиться, господин Великий опекун? — официальным тоном спросил он.

— Разумеется, ваше величество, во всём.

— Значит, я могу доверить вам важное дело.

— Приказывайте, ваше величество.

— Вы знаете, что область Чжучхе подверглась двойному разорению от рук варваров — когда они шли от границы степей к столице, и когда под ударами наших войск откатывались назад. Почти все чиновники в ней погибли либо разбежались, и я до сих пор не назначил нового начальника области. Между тем опасность ещё не миновала, степняки могут в любой момент снова вторгнуться в наши владения. В таком месте мне нужен человек надёжный и опытный. И я не знаю никого, кто подошёл бы лучше вас, сановник Динь.

На этот раз долго молчал сановник, а вот я мысленно ахнула. Если Великий опекун — должность первого ранга, то начальник области — в лучшем случае третьего. Это не просто отставка с занимаемой должности, это понижение, да какое!

— Приказ будет готов в самое ближайшее время. Надеюсь, вы меня не подведёте, сановник.

— Подданный… примет указ, — казалось, что в горло Динь Е попало что-то, мешающее ему говорить. — Могу лишь… молить Небо, чтобы оно прояснило разум вашего величества, и Северная империя спаслась от уготованных ей бедствий.

— Не беспокойтесь, я приложу все усилия, чтобы бедствия её миновали. Идите.

Прозвучали медленные шаги, в соседней комнате стало тихо. Я выждала ещё какое-то время, после чего осторожно вышла в кабинет. Тайрен сидел за столом, задумчиво глядя куда-то перед собой. Я тихо подошла, обняла его сзади и прижалась щекой к его забранным в пучок волосам.

— Им нужен урок, — тихо произнёс Тайрен. — Всем им.

Я не стала переспрашивать, а он больше ничего не добавил. Указ вышел уже на следующий день, и в нём было прямо сказано, что сановник Динь лишился места Великого наставника за клевету на моё величество. Увещеватели, правда, сразу не унялись, но после ещё пары-тройки ссылок поутихли. И вот опять? Что же там сейчас может говориться такого, что способно так встревожить моего распорядителя?

Слуги кланялись мне, опуская бесстрастные взгляды — если их и удивило, что императрица ломится к своему супругу без доклада, они никак этого не показали. Остановить меня тоже никто не подумал. Двери в покоях Тайрена содержались в полном порядке, ни одна створка даже не скрипнула. И я мысленно благословила обычай ставить перед дверями деревянные ширмы — защиту от злых духов. Ибо духи, как известно, могут двигаться только по прямой, и обогнуть неожиданную преграду для них непосильный труд. На мой взгляд, с остановкой духов вполне могли справиться и повороты коридоров, но местные предпочитали перестраховаться. И вот — я могла, стоя за ширмой у входа, слышать всё, оставаясь для людей в комнате невидимой.

— …Император Гай-ди любил её без памяти, — услышала я. — И всё же, умирая, он оставил своему сыну и преемнику завещание — если госпожа Изящная супруга родит ребёнка, мальчика, то ради сохранения мира в стране и предотвращения смут её дитя нужно умертвить.

— Но этого делать не пришлось, — напряжённым тоном сказал Тайрен.

— Да, ваше величество. Однако если бы ребёнок всё же родился, долг вашего предка, как почтительного сына, был бы исполнить повеление.

— Мой долг почтительного сына велит мне прямо противоположное. Я дал обещание отцу, что Шэйрен никак не пострадает.

Я затаила дыхание. На миг вдруг стало очень жарко, а вот по спине, напротив, пробежал холодок.

— Ваше величество, долг перед государством превыше даже долга перед семьёй. Вы — Сын Неба и несёте ответственность перед Небом, предками и народом…

— Так, значит, такова, по-твоему, державная добродетель, которую я должен распространять?! Убить невинного ребёнка, сына императрицы?

— Ваше величество, какое отношение к этому ребёнку имеет императрица? Дочь рода Фэй никогда не рожала детей.

Повисло молчание, слышно было только, как Тайрен отдувается, словно после бега. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Чего мне стоило не выскочить из-за ширмы и не впиться этими самыми ногтями в рожу советничка, кем бы он ни был, одному Небу ведомо.

— Простите старому слуге его откровенность, — тем временем заговорит тот, — но то, что я сейчас скажу, вам никто больше не скажет. Я знаю вас с пелёнок, знал вашу матушку, неоднократно вступался за вас перед вашим отцом. Я понимаю ваши чаяния и желания вашего сердца. Уступив им, вы ввели во дворец женщину, которую полюбили. Удочерение её родом Фэй позволило соблюсти внешние приличия, но… Принц Шэйрен подрывает и приличие, и ваше положение уже тем, что существует. В глазах двора и народа он напоминание о грехе, вами совершённом.

— Даже если он исчезнет, грех останется.

— Но может забыться со временем. Однако главное — то, о чём я вам уже говорил. Да, прежний император не назначил своего второго сына наследником, но он неоднократно высказывал такое желание, и никто не сомневается, что лишь война не позволила ему осуществить его. Очень многие думают, что, как почтительному сыну, вам следовало бы исполнить желание вашего отца. Пока думают, скоро заговорят. Нельзя угодить всем, император без врагов — не император. Ваш брат мал, если с вами что-то случится, он не сможет править сам. Боюсь, искушение может оказаться слишком велико. Ваше величество… дети часто умирают. Болезни, несчастные случаи… Пусть императрица Фэй родит вам сына — вашего сына, безупречного наследника. Того, кто будет связан узами родства и почтительности только с вами. Того, кому никто никогда не сможет внушить, что правящий император как-то провинился перед его отцом.

Снова повисло молчание. Я замерла. Ну же, Тайрен! Почему ты не оборвал этого оратора?! Почему не прикажешь ему отправиться в изгнание, как сановнику Диню, как иным прочим? Почему не позовёшь стражу, не бросишь его в тюрьму?! Ведь покушаться на жизнь принца крови хоть действием, хоть словом — государственная измена!

— Но как я посмотрю в глаза императрице? — хрипло спросил Тайрен.

— А как ваше величество смотрели в глаза отцу, когда объявляли ему, что берёте его женщину себе? Тогда вы нашли в себе достаточно храбрости, куда она делась сейчас? Никому из нас не избежать ответственности. А императрица ничего не узнает.

С меня достаточно, поняла я. Медленно сделала несколько шагов назад, повернулась, нашла взглядом Шэн Мия и кивнула.

— Прибыла её величество императрица! — поняв меня совершенно правильно, провозгласил евнух. В комнате что-то стукнуло, я так и не поняла, что, когда обогнула ширму и увидела вскочившего мне навстречу Тайрена.

— Что случилось? — его пристальный взгляд скользнул по мне. — Ты бледна. Ты не здорова?

— Прости, — я вымучила улыбку. — Я хотела сама сообщить тебе радостную новость, но, кажется, переоценила свои силы.

Он проследил за моей рукой, уже привычно лёгшей на живот, и в его глазах вспыхнул восторг:

— Ты беременна?!

Я кивнула, и в следующий миг, как и в прошлый раз, меня сграбастали в объятия и подкинули в воздух. Позади раздалось деликатное покашливание, и Тайрен быстро поставил меня на пол. Теперь я наконец смогла рассмотреть благообразного старца, сидевшего за столиком в глубине комнаты. Поймав мой взгляд, он поднялся и с достоинством поклонился:

— Подданный приветствует ваше величество.

— А вы…

— А, это непременный служитель Рай, — представил его Тайрен.

— О, — я нахмурилась, вспоминая, каких именно советников звали непременными служителями. — Из Канцелярии?

— Да, ваше величество.

— Я вас запомню, — пообещала я.

— Слуга польщён, ваше величество, — с доброжелательной улыбкой откликнулся сановник, и я опять испытала острое желание исполосовать эту самодовольную лицемерную рожу. Должно быть, в моём лице что-то изменилось, так как широкая улыбка сползла с лица Тайрена:

— Плохо себя чувствуешь? Что-то болит?

— Ничего страшного. Просто голова кружится.

— Ну что ж ты так! Тебе нужно беречь себя. Немедленно отправляйся в дворец Полдень и приляг. Эй, ты, присмотрите за её величеством как следует!

— Ты прав, — я вымучила ещё одну улыбку, в то время как Шэн Мий молча поклонился. — Сейчас же еду обратно.

— Я приду к тебе, как только закончу с делами, — пообещал Тайрен, и сановник Рай поклонился на прощанье:

— Поздравляю ваше величество со счастливым событием. Желаю вам здоровья и благополучия.

И, возможно, даже не врал. В конце концов, он же не уговаривал Тайрена избавиться от меня. Но почему, думала я, кусая губы, пока носильщики несли меня обратно, почему Тайрен не оборвал его, не заткнул, как иных прочих, предлагавших вещи куда более безобидные? Только ли из старой привязанности? Или, быть может… Не потому ли, что слова этого мерзавца отвечают его собственным тайным мыслям? Нехочет ли Тайрен и сам в глубине души избавиться от брата-пасынка? Потому ли, что тот — потенциальная угроза, или потому, что Шэйрен служит напоминанием, что я не всегда принадлежала одному мужчине…

Пока он отказывается от чудовищного предложения, но месяц-другой-третий уговоров — возьмёт да и согласится…

Оказавшись во дворце, я вопреки словам Тайрена не легла, а спросила, где дети и, услышав, что в саду, кинулась к ним. С лужайки перед дворцом раздавался детский смех — Шэйрен гонялся за одним из живущих в саду павлинов. Как же быстро растут дети! Совсем недавно он с трудом проходил несколько шагов, а вот теперь не просто ходит — бегает, на беду окрестной живности. Похоже, Шэйрену очень хотелось заполучить перо из павлиньего хвоста. Сам павлин на этот счёт придерживался иного мнения, и, кажется, не терял надежды, что настырный преследователь как-нибудь отстанет. Во всяком случае, не улетал, хотя и мог, а убегал лапами, лишь иногда перепархивая с места на место. Но принц не отставал и явно удивился, когда я подбежала к нему, сгребла в охапку и расцеловала так, словно не видела месяц.

— Ничего, — прошептала я в тёплую макушку, — ничего. Не бойся, маленький. Мама никому не даст тебя в обиду.

Маленький и не думал бояться, ему не терпелось вернуться к забаве, так что он принялся отпихивать меня с протестующими звуками. Шэйрен вообще был куда более самостоятельным и менее склонным к нежностям, чем Лиутар в его возрасте. Ко мне с несмелым вопросом "Что случилось, ваше величество?" приблизилась присматривавшая за ним няня, и я со вздохом выпустила сына.

— Ничего. Где Лиутар?

— Её высочество в сандаловой беседке, играет с юными госпожами.

Я кивнула. Я сама это и предложила — набрать дочке подружек из числа дочерей сановников.

— Хорошо, я навещу её позже. Пока у меня дела.

Тайрен мог прибыть через полчаса, а мог задержаться до вечера, однако на задуманное мной много времени и не нужно. Оказавшись в своих покоях и выгнав служанок, я обернулась к неотступно следовавшему за мной Шэн Мию.

— Вы уже неоднократно выручали меня, евнух Шэн.

— Служить вам — честь, ваше величество.

— Возможно, мне снова понадобиться ваша услуга. Но скажите… как далеко вы готовы зайти, служа мне?

— Всё, что угодно, ваше величество.

— Всё? Действительно всё?

Мгновение-другое евнух молчал. Потом низко поклонился:

— Приказывайте, ваше величество.

— Я хочу, чтобы непременный служитель Рай умер. Мне всё равно как — но как можно скорее.

6

Вот поднялась я на этот обрывистый холм,

Царских кудрей, чтоб рассеять печаль, набрала.

Много желаний в женской таится груди —

Если б я эти желанья исполнить могла!

В княжестве Сюй мой народ осуждает меня —

Все вы, как дети, безумны от гнева и зла!

Ши Цзин (I, IV, 10)

Сановник Рай погиб во время охоты, на которой его величество со свитой добывал жертвенное животное для жертвоприношения в честь дня зимнего солнцестояния. Старика нашли в омуте небольшой речки, на берегу которой охотники разбили лагерь. Рядом по берегу бродил осёдланный конь, на камне у кромки воды остались следы крови и волос. Решено было, что сановник хотел напоить коня, но, должно быть, у него закружилась голова, или ещё какое-нибудь недомогание почувствовал — ну, немолодой же человек — упал, ударился головой и захлебнулся. Тайрен был очень огорчён, лично принёс соболезнования родным, похороны были пышными, и могильную стелу украсила торжественная надпись, превозносившая добродетели и заслуги покойного. Я украдкой перевела дух и, пряча глаза, постаралась, как могла, утешить мужа. Совесть меня не мучила, отчего мне самой порой становилось жутковато.

Но гаремная жизнь даёт неплохую закалку и к тому же оставляет мало времени для праздных размышлений и самокопаний, особенно если ты не рядовая наложница, а Небесная Повелительница, управляющая немалым хозяйством и исполняющая кучу ритуалов. Фениксовый убор императрицы оказался отнюдь не лёгок, и я украдкой вздыхала по тем временам, когда можно было жить хоть и в окружении служанок, но без всех этих церемонных танцев, что сопровождают каждый твой шаг. А ещё государственные бумаги, которые продолжал мне сбагривать Тайрен, а ещё собрания двора, которые я продолжала подслушивать из-за ширмы. А ещё дети.

Если Лиутар, повзрослев, превратилась в тихоню и спокойно играла в куклы с набранными ей подружками, то Шэйрен доводил нянек и служанок чуть не до истерики. Он как раз достиг того возраста, когда надо везде пролезть, всё ощупать, обнюхать, разломать и попробовать на зуб. Казалось бы, когда вокруг столько людей, чьей единственной обязанностью является присмотр за принцем, у него нет ни единого шанса что-нибудь сотворить или попасть в опасную ситуацию. Но не зря поговорка утверждает, что у семи нянек дитя без глазу, а когда драконов много, меж собой они не договорятся. Вот, казалось бы, ребёнок мирно играет резной лошадкой и можно — всего-то на минуточку! — отвлечься, глотнуть чая и обменяться новостями. А он за эту минуточку успевает опрокинуть на себя стеллаж, сорвать занавеску, спрятаться в кустах, да так основательно, что потом его час ищут по всему саду, или распахнуть клетку с дарёным попугаем. За одну зиму Шэйрен успел один раз свалиться в пруд, несколько раз упасть с садовых скал и низко нависших веток, съесть палочку туши, едва не проглотил булавку — к счастью, успели отнять, а уж порванную и испачканную одежду я и считать перестала. И с некоторым ужасом спрашивала себя, устоит ли дворец, когда их станет двое.

К счастью, чувствовала я себя хорошо. Токсикоз быстро прошёл, так же быстро прошла и налетевшая было любовь к маринованному чесноку, а потом — к парному молоку. Последняя причуда окружающих изрядно удивила — здесь молоко, не считая маленьких детей, пили только кислым. Но воля императрицы закон, особенно если это беременная императрица, и при Боковом дворце появились две коровы и несколько коз. Не знаю, куда их дели потом — отправили обратно на пастбище или пустили на мясо. В общем, из всех последствий гормональной перестройки у меня остались только повышенная чувствительность и слезливость, продержавшиеся до конца беременности. Теперь я могла расплакаться над стихом или даже над документом, описывающим бедственное положение какого-нибудь населённого пункта — а таких было немало. Сама раздражалась из-за этого, но ничего не могла с собой поделать.

К счастью, положение в стране потихоньку выправлялось. Да, податей было собрано немного, зато немалые вклады в казну делали торговцы, откупающие право расширить своё дело. Сказывалась и реформа денежной системы, а фальшивомонетчество действительно уменьшилось до такой степени, что, можно сказать, исчезло совсем. Придворные не переставали ворчать, население, судя по донесениям, тоже было не слишком довольно, игнорируя тот факт, что благодаря притоку денег государство наконец-то смогло оказать ему реальную помощь. Что поделаешь, таков жребий любого правителя: всё хорошее воспринимается как само собой разумеющееся, а всё плохое раздувается и ставится в вину, даже если является вынужденной мерой или вообще непреодолимым фактором, с которым ничего нельзя поделать.

Занятно, а ведь когда я была рядовой гражданкой, я и сама постоянно возмущалась тем, что делают власти. Но сколько на самом деле в действиях власти — любой власти — глупости, а сколько необходимости? Могут ли вообще современники оценить их — или успехи и неудачи становятся ясны лишь с течением времени?

Так или иначе, год подходил к концу, и я с нетерпением ждала весны. На весну была назначена поездка по стране — императору было необходимо принести жертвы четырём священным горам. Вообще-то их приносили раз в пять лет, но коль скоро император сменился, отсчёт начинался заново. После некоторых колебаний Тайрен всё же разрешил мне участвовать в поездке под клятвенное обещание немедленно прервать её при малейшем недомогании. Для этого мне опять пришлось прибегнуть к помощи Гань Лу, и тот, к счастью, подтвердил, что я вполне в состоянии выдержать путешествие. Возможности вырваться на несколько месяцев из дворца я ждала как манны небесной.

Конечно, у меня оставалась загородная резиденция, но дворец Успокоения Души всё ещё стоял в забросе. Я надеялась, что в следующем году положение выправится достаточно, чтобы можно было найти средства на его ремонт. Хотя бы мои собственные. Сейчас же они все уходили на благотворительность. Титул Матери Народа обязывал — и я по возможности старалась поддерживать сирых и убогих, обретя в этом деле союзников из числа священников и монахов. До сих пор я, будучи неверующей, к духовной братии относилась с некоторым подозрением. Однако многие из них оказались на удивление приятными людьми — куда приятнее, чем придворные. И пусть служители богов не стеснялись намекать, а то и прямо просить пожертвований, но они же подсказывали мне, где помощь может быть действительно необходима. Так, верховный священнослужитель храма Эт-Лайля подал мне идею посетить столичную больницу для бедных. Я приказала провести для меня экскурсию, пришла в ужас, выделила деньги на ремонт здания и вместе с Гань Лу взялась за написание больничного устава. Увы, необходимость содержать помещения в чистоте, регулярно мыть руки и не класть людей с открытыми ранами в одну постель с больными какой-нибудь заразой местным эскулапам, а особенно их ещё более невежественным помощникам приходилось растолковывать в приказном порядке.

А ведь это столица. Что же тогда творится в провинции? Так что во время поездки я намеривалась совместить приятное с полезным и осмотреть благотворительные учреждения в других городах. Пусть не в моих силах исправить ситуацию везде и всюду, нет ни денег, ни опыта, и против меня вековые предрассудки — но надо же с чего-то начинать.

— Ваше величество, ужин подан.

— Сейчас, — я дёрнула головой, пробегая глазами список новоназначенных евнухов. Ага, родича Цу, как он и просил, определили в дворцовые дядьки. Я приложила свою печать, утверждая список, и посмотрела на стопку неразобранных прошений. Ладно, их можно передать Кадж. Уф, слава богу, всего через какую-то неделю Новый год, а за ним двор будет отдыхать и мои обязанности сузятся до присмотра за рутинными делами Внутреннего дворца. А потом — поездка, и можно будет забыть и об этом на три-четыре местных месяца, а может и дольше!

Ладно, не буду я сваливать прошения на Кадж, разберусь с ними завтра. Надо иметь совесть — на ней и так практически вся подготовка к празднику. Поскорее бы нашлась ещё одна супруга первого ранга, что ли…

Просмотренный список натолкнул меня на ещё одну мысль, и я подняла взгляд на почтительно стоящего передо мной евнуха Чуа.

— Кстати, как там поживает ваш воспитанник? Старается?

— Увы, ваше величество, — Чуа поклонился, — мальчик весьма запущен, не знает и не умеет почти ничего, что положено знать и уметь в его возрасте. Но слуга уверяет вас, ваше величество, что прикладывает все силы, чтобы это исправить.

— Надеюсь, вы к нему не слишком строги? — встревожилась я. Мне отнюдь не хотелось, чтобы младший братишка пожертвовавшей за меня жизнью Мейхи сменил палки Скрытого двора только лишь на розги дворца Полдень.

— Что вы, ваше величество. Мальчик старается, и я им доволен.

— Хорошо. Тогда приведите его ко мне — ну, скажем, завтра.

— Ваше величество хочет проверить его успехи? Умоляю избавить вашего слугу от позора — мне пока совершенно нечем похвастаться.

— Что вы, — невольно в тон ответила я. — Я просто хочу на него посмотреть. Аху, внеси в расписание на завтра.

— Да, ваше величество, — поклонилась Нюэ Аху, молоденькая наложница, исполнявшая обязанности моего секретаря. У девушки оказался великолепный почерк и отменная память, а большего от неё и не требовалось.

В соседней комнате служанки уже сервировали стол. Пищу с кухни приносили в лакированных коробах, в серебряной и фарфоровой посуде, установленной в ёмкости с горячей водой. Когда с главного блюда сняли крышку, по комнате поплыл божественный запах жареной утятины. Я едва не облизнулась, враз почувствовав, что успела проголодаться, взяла с тарелки тонкую лепёшку и скатала её в трубочку. Потом прихватила палочками кусочек мяса и окунула его в соус.

На улице уже давно стемнело, и в покоях горели многочисленные свечи и фонарики. "Опустить засовы! — раздавались над стенами и садами Внутреннего дворца крики дежурных евнухов-привратников. — Запереть замки! Осторожней с фонарями!" Они всегда кричали одно и то же, выполняя раз и навсегда заведённый ритуал, как, если верить историческим романам, кричала на европейских улицах ночная стража: "Спите спокойно, жители города такого-то!" Вполне возможно, что и в Таюне раздаются те же крики, но мне никогда не доводилось бывать в городе в будний день после захода солнца. А ведь сейчас, вдруг подумалось мне, после закрытия дворцовых ворот, во дворце, что Внутреннем, что Внешнем, не осталось ни одного настоящего мужчины, кроме императора и моего сына. Кстати, о сыне…

— Их высочеств уже уложили? — спросила я.

— Эм… — евнух Уцзин потупился. — Ваше величество…

— Что такое? Шэйрен опять не хочет засыпать?

— Нет, ваше величество, — с несчастным видом признался Уцзин. Я вспомнила, каким трагичным голосом он же сообщил мне, что моего сына только что вытащили из пруда. Не знай я к этому времени об обыкновении прислуги делать драму из любого пустяка, если этот пустяк касается императорских детей, решила бы, что Шэйрен утонул. А на деле — ну, подумаешь, промок, зима выдалась тёплая и бесснежная, его тут же укутали в меха, ребёнок и не чихнул лишний раз.

Сегодня тревога тоже оказалась ложной. Когда я поднялась в детскую, оказалось, что Шэйрен уже спит. В кровать его высочество укладываться действительно не желал, но стоило няням сдаться и оставить его в покое до моего прихода, как уставший за день мальчик прикорнул тут же, на полу. Благо толстые ковры делали лежбище достаточно мягким. Так его, сонного, раздели и уложили.

Поулыбавшись над ситуацией и чмокнув спящего сына в щёчку, я пошла к дочери. Вот Лиутар ещё не спала.

— Матушка, вы пришли пожелать мне доброй ночи?

— Конечно, милая, — я присела на край постели.

— Можно сегодня не гасить ночник?

— Можно, — кивнула я. Девочка боялась темноты, и я давным-давно разрешила ей спать со светом, но переспрашивать разрешения снова и снова у нас стало почти ритуалом.

— Матушка…

— Да?

— Скоро Новый год?

— Да, скоро Новый год. Будет большой пир, и тебе сделают много подарков.

— А можно мне быть на пиру?

— Можно, солнышко, — пора потихоньку выводить дочку в свет. Конечно, долго она не выдержит, но пусть посмотрит на танцы.

— В красном платье?

— Нет, милая, красное платье надевают невесты на свадьбу.

— А я буду невестой?

— Когда-нибудь будешь. Отец-государь подберёт тебе жениха, и ты будешь самой красивой невестой во дворце. Но это будет когда-нибудь потом.

— Почему?

— Потому что невестами становятся после пятнадцати лет.

— Почему?

— Потому что, почемучка моя. Засыпай уже. Закрой глазки, и пусть тебе приснятся хорошие сны.

Надо будет всё-таки выкроить вечер и посидеть с детьми по-настоящему, а не как сейчас, по паре минут перед сном. Почитать что-нибудь Лиутар, поиграть с Шэйреном. Вот после Нового года…

— Ваше величество, — сообщила мне наутро Жэнь Ани, ставшая главной из моих дам (её товарка Ши Гюрен была выдана своей семьёй замуж сразу после окончания войны, так что я смогла только лишь послать ей запоздавший свадебный подарок), — прошу простить недостойную, но среди прислуги и младших наложниц ходят слухи о вас…

— Да? И что обо мне говорят на этот раз? — поинтересовалась я, наблюдая, как служанки расставляют на столике завтрак.

— Что вы занимаетесь чёрным колдовством…

— Опять! — я закатила глаза. — Когда им уже надоест?

— Слуга не знает.

— Понятно, что не знаешь. Никто не знает. Не обращайте внимания, этим слухам столько же лет, сколько я живу во дворце.

— Но ведающая гостями Сюй клялась, что слышала, как евнух Цу говорил, будто вы всю ночь молились идолу и просили у него наслать мужское бессилие на его величество, обещая взамен кровь младенца…

— А? — я застыла с палочками у рта. — Зачем мне нужно бессилие его величества?!

— Говорят, — девушка придвинулась и понизила голос, — что вы уже получили, что хотели, и скоро родите императору сына. Но ваше величество не хочет, чтобы у императора были другие сыновья от других наложниц, точно как императрица Эльм. Не гневайтесь, ваше величество, так говорят.

— Чушь какая-то, — фыркнула я, приступая к еде. Как будто наличие ребёнка, который ещё даже не родился и вообще может оказаться девочкой, что-то мне гарантирует. Но… как показывает практика, глупость слухов для многих ещё не повод им не верить.

— Так говоришь, евнух Цу и ведающая Сюй? Ну-ка, позови их обоих сюда.

Евнух Цу, разумеется, истово поклялся, что ничего подобного никогда не говорил и в мыслях не держал. Что до Сюй Куифен, то с ней было сложнее. Уткнувшись лицом в пол и всхлипывая, она бормотала, что не смеет врать моему величеству, что да, она участвовала в разговоре, где обсуждался этот слух, но только для того, чтобы его опровергнуть! И она никогда не утверждала, будто Цу сказал ей это сам, она просто слышала, будто он кому-то что-то такое говорил…

Оставалось только махнуть рукой и для порядка оштрафовать её, чтобы не повторяла всякую ерунду. Сегодня был насыщенный день, перед Новым годом улаживались последние дела, и одних только просителей набралось больше двух десятков. С большей частью просьб я, впрочем, разделалась быстро: супруги, младшие наложницы и служащие просили позволения навестить родню или, наоборот, пригласить кого-нибудь к себе. Я неизменно разрешала. Одна из высших по одеяниям неожиданно попросила об отставке. Я разрешила при условии, что она найдёт себе подходящую преемницу, на что женщина сообщила, что уже готова представить мне кандидатку, и что та, если будет на то моя воля, начнёт выполнять свои обязанности с начала следующего года.

Предпоследним пришёл старший управитель Надзора внутреннего служения Чун Фэн.

— Слуга докладывает, ваше величество: подготовка к празднику завершена.

— Очень хорошо.

— Не скрою от государыни — это было непросто. Средств всё ещё не хватает, не хватает и людей. Слишком многие бежали, убоявшись варваров и проявив прискорбное небрежение долгу.

— Что ж, нам всем сейчас нелегко. Но ваши труды будут вознаграждены по достоинству.

— Слуга служит не ради наград! Ничтожный тревожится не о себе, а о вашем величестве. Императрице должны помогать жёны первого ранга, но сейчас вся тяжесть по управлению Внутренним дворцом ложится на плечи вашего величества и Талантливой супруги…

— Господин Чун, — со вздохом прервала я, — не дёргайте меня за уши. Что вы хотите?

— Вашему величеству будет легче, если государь возвысит ещё хотя бы одну из своих жён.

— Это решать его величеству.

— Разумеется, но… Его величество прислушивается к вашим словам. И если вы попросите…

— И у вас уже есть готовая кандидатура, я так понимаю?

— Супруга Мянь скромна, добродетельна, благожелательна и обладает прекрасными манерами. Её семья — одна из опор трона. Уверен, ваше величество не разочаруется.

— Она ваша родственница?

— Ну, что вы. Ничтожный родился в травах.

Я глянула на управителя не без уважения — простолюдин, сумевший сделать карьеру до четвёртого ранга… Впрочем, что это я — благородный человек может стать евнухом только в наказание за преступление, да и то эта мера сейчас практически отмерла.

— Я обдумаю вашу рекомендацию. Если это всё, то хорошего вам дня.

Последним пришёл евнух Чуа и, как я и приказывала, привёл маленького смуглого мальчика. Если бы не знала, что ему уже семь, больше пяти не дала бы. Я как можно более ласково расспросила, как он живёт, не нужно ли ему чего, не жалуется ли на что. Яо Фань отвечал едва слышно, глядя в пол, и явная заученность его ответов встревожила бы меня, если бы в какой-то момент он, явно в поисках поддержки, не взглянул на своего наставника, и тот ободряюще улыбнулся ему. Мальчик в ответ расцвёл в робкой, но радостной улыбке и осмелел настолько, что даже на секундочку поднял глаза на меня. Я погладила его по голове и дала ему печенье, которое Фань принял обеими руками и поклонился в пол. Я отпустила их практически совсем успокоенная, лишь решив поручить слугам ещё какое-то время понаблюдать за ними.

Потом я добросовестно затребовала у Надзора внутреннего служения сведения о супруге Мянь. До сих пор я как-то никогда о ней не думала, даже с трудом вспомнила её лицо, хотя знакома была ещё по Восточному дворцу. Но она как-то никогда не лезла вперёд, и вообще не привлекала к себе внимания. Серая мышка… С другой стороны, может, это и неплохо, проблем будет меньше. Конечно, глупо думать, что господин Чун заговорил о ней из чисто благотворительных соображений. Но за любой или почти любой женщиной в гареме кто-то стоит, так что проблема лишь не ошибиться в выборе.

Сведения мне принесли, и очень быстро — длинную, сложенную гармошкой бумагу, вложенную в папку из деревянных планок, обтянутых драгоценным шёлком с наклеенным ярлычком. Говорилось там, правда, больше о семье супруги Мянь, чем о ней самой — о ней, как я поняла, сказать-то было особо нечего. Оп-па, а она, оказывается, двоюродная сестра недоброй памяти Кольхог. Ну, впрочем, дворяне все родня друг другу, а я не придерживаюсь местного убеждения насчёт дурной травы и её корней. Тем более что родство по матери, так что принадлежат они всё-таки к разным семьям. Надо будет побеседовать с ней самой. Да и вообще понять, что она за человек. Ну и Тайрена спросить, само собой. В конце концов, не я ли сама сетовала, что без ещё одной супруги как без рук? Я вздохнула и придвинула к себе пачку счетов, нуждавшихся в проверке. Сегодня вечером планировалось небольшое собрание у меня во дворце, Ла Ю должна порадовать нас новой песней — что ни говори, а музыкант она действительно неплохой… Я усилием воли выбросила сомнения из головы и сосредоточилась на текущих делах.

И всё же, хотя в преддверии праздника не хочется думать о плохом, плохое напоминало о себе само. Слухи обо мне выползли за пределы Внутреннего дворца и в который раз покатились по столице. К стандартным обвинениям в колдовстве, оборотничестве и привороте императора добавилось ещё одно. Оказалось, что Таюнь буквально страдает от засилья неупокоенных духов. И угадайте, кто был в этом виноват? Правильно, я. Оказывается, я пачками сводила в могилы своих служанок, чтобы потом поднимать их из этих самых могил и натравливать на своих врагов, а заодно и добрых горожан. И я нахмурилась, услышав ещё одно знакомое имя — Эхуан. Императорская супруга, которую я самолично отравила, разумеется, из ревности и корысти, оставив безутешным бедного императора Иочжуна. А теперь из вредности не даю своей жертве и посмертного покоя и посылаю её обрезать людям волосы. Зачем мне такое количество волос, оставалось только гадать. Если бы всё, что мне докладывали, было правдой, я могла бы озолотиться на продаже париков.

То, что никто сам лично не видел и не испытал проделок духов на себе, никого не смущало. Все точно-точно знали, что соседского забора двоюродный плетень однажды мирно шёл по улице, как вдруг раз — и его пучка как не бывало. Или узла, если это была женщина. И теперь жертва опозорена, не говоря уж о том, что волос в руках нечистой силы или колдуна — верный способ подхватить смертельную болезнь или ещё какое-нибудь несчастье. В общем, если кто и наживал себе состояние на слухах, то это священники, которых звали изгнать зловредных духов, и продавцы всяческих охранных амулетов, уже поднявшие цены вдвое.

В общем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что слухи кем-то целенаправленно распускались. Но как я ни досадовала на них, что тут можно поделать, я представления не имела. Оставалось надеяться, что всё, как в прошлые разы, как-нибудь рассосётся само собой. Самое обидное было то, что и придворные верили сплетням. Вон, канцер Нэй, между прочим, дядюшка по матери пресловутой супруги Мянь, как говорили, заполнил свой дом монахами, специально приглашёнными из обителей Небесных гор. Не знаю, насколько эффективно они защищали его дом, однако волосы господина канцлера покамест оставались на месте.

За два дня до праздника мы с Тайреном, каждый в своём дворце, дали по праздничной аудиенции, после чего посетили Императорское Святилище Предков и Лучезарную гробницу за городом. От количества поклонов, которые пришлось положить, у меня разболелись мышцы спины и живота, как после хорошей тренировки в спортзале. Забавно, думала я, когда, вернувшись во дворец, наблюдала за игрой детей в саду, считается, что женщина, во всяком случае, знатная — создание хрупкое, к жизни мало приспособленное, даже сесть-встать без служанок не может. А с другой стороны — она должна выдерживать все эти обряды-ритуалы с поклонами и стояниями на ногах и на коленях, в тяжеленных парадных одеяниях и украшениях, тоже весящих немало. Вот и совмещай как хочешь.

Начало темнеть, с неба посыпались редкие снежинки, и я поёжилась, поправляя плащ с меховым воротником. Хотелось уйти в тепло, и я велела увести детей во дворец, хотя Шэйрен явно ещё не наигрался. Помнится, я в детстве тоже была куда менее чувствительна к холоду и с удовольствием гуляла зимой, а став взрослой, выходила только по необходимости. Прелесть зимних видов спорта и прочего времяпровождения на свежем морозном воздухе прошла мимо меня, как-то я даже Новый год в Финляндии с Гришей отказалась встретить, потому что предполагались гуляния под открытым небом.

— Матушка, а Шэйрен кусается, — пожаловалась Лиутар, отвлекая меня от мыслей о прошлом.

— Зови нянь или меня. Он ещё глупый, не понимает, что так нельзя.

— Почему глупый?

— Потому что маленький.

— Почему маленький?

— Потому что ещё не вырос.

— А почему ещё не вырос?

Сто тысяч почему, со вздохом подумала я. Нет, пожалуй, возможность переложить заботы о ребёнке на других — не так уж и плохо, что бы я там раньше себе не думала.

Празднования Нового года, он же день наступления весны, посвящённый богине плодородия Ниде, как и на Земле, начинались ближе к вечеру. Сперва следовало исполнить ещё один ритуал во дворе Дарования Победы, где император возжигал благовония для Небесного императора, прося благословения на будущий год. После этого ему должна была поклониться его семья, да только семьи той осталось раз-два и обчёлся — одна тётушка Каучжун, её муж гун Вэнь и их дети, да и те с натяжкой, ибо к роду Луй они уже не принадлежали. Принцесса, кстати, выглядела нездоровой и изрядно сдавшей со дня моей свадьбы, когда я видела её в последний раз. Она ведь старше Иочжуна, вспомнила я. Тайрен участливо спросил тётушку о самочувствии и о том, не лучше ли ей отправиться отдохнуть. Тётушка вежливо поблагодарила и выразила желание на обряд всё-таки остаться, но праздничный пир пропустить. Гун Вэнь попросил разрешения сопроводить жену домой, каковое разрешение ему, разумеется, тут же было даровано.

После обряда давалась передышка — можно было без помех подготовиться к главному пиру. Приставленные ко мне дамы весело щебетали, пока молчаливые в их присутствии служанки помогали мне надеть новое платье, окрашенное дорогущей пурпурной краской, именуемой "кровь гиббона". Ждал своего часа и заранее уложенный парик, сверкающий множеством украшений.

— Почему бы вашему величеству не воспользоваться драгоценной сурьмой, подаренной его величеством? Тогда ваши "чёрные мотыльки" станут ещё ярче.

Я хмыкнула. "Чёрными мотыльками" именовались брови, и мои своей чернотой до идеала явно не дотягивали. Впрочем, легче было сказать, что у меня до идеала дотягивало — ничего. Только в гробу я эту сурьму видела, если очень уж захочется, можно получить чёрную краску и без ядовитых компонентов.

— Её величество и так жемчужина дворца, — наставительно сказала другая дама. — Его величество никого больше не замечает. Наложницы пытаются выкрасить себе волосы в светлый цвет да сделать глаза пошире в надежде привлечь внимание государя. Но всё тщетно!

— Да, говорят, что…

Я рассеянно слушала сплетни, пока служанка расправляли многослойные рукава, а потом наносили помаду, румяна и пудру — очень умеренно, и всё тщательно проверено на наличие яда. Во дворце лишних предосторожностей не бывает. Наконец, последним штрихом мне на голову был водружён парик, я встала и прошлась, разминая слегка затёкшие от сидения почти на полу ноги, и заодно привыкая к весу и объёмам. Пусть я уже привыкла к шлейфам, парикам и прочим атрибутам власти и могущества, но всё же в обычные дни старалась одеваться попроще. За что тоже была шёпотом порицаема.

Будешь одеваться скромно — станешь недостойной титула простушкой, будет одеваться роскошно — станешь алчной охотницей за богатством. Самое смешное, что и в том, и в другом меня нередко обвиняли одни и те же люди.

В дверь проскользнула отлучавшаяся Жэнь Ани. Судя по виду, у неё были какие-то новости. Так и есть — приблизив губы к моему уху, она прошептала:

— Докладываю вашему величеству. Сегодня после обряда канцлер Нэй тайно встретился с господином Цза Чуали.

Спрашивать, откуда она это узнала, я не стала.

— О чём шла речь, известно?

— Нет, ваше величество. Но в разговоре упоминалось имя супруги Мянь.

Вот как! Я усмехнулась. Наступление по всем фронтам. Видимо, скоро следует ждать официальной просьбы Тайрену. А может, она уже поступила. Супруга Мянь, супруга Мянь… Тайрен упрям, и попытки на него нажать, как правило, приводят к прямо противоположному результату. Но мне он может и уступить, в этом господин Чун совершенно прав. Одна племянница канцлера Нэя уже имела шансы стать супругой первого ранга, да пролетела. Теперь он, видимо, решил сделать ставку на другую. Хорошо это или не очень? Как вообще ко мне относится канцлер Нэй? Просто плохо, или всё-таки умеренно плохо?

Можно затребовать справку на него в Чиновном министерстве, но там будет перечень заслуг и родственные связи. Спросить Тайрена? Или нет, лучше Гюэ Кея. С императором насчёт своих пристрастий не откровенничают, а вот всего лишь главнокомандующий Доблестной гвардией может знать куда больше.

— Ваше величество, — двери моих покоев распахнулись. — Пора идти, гости собрались.

— Что ж, — вслух сказала я. — Нас ждут праздничные пельмени. Всё остальное пока можно отложить.

7

"Уж на востоке заря ясна,

Полон твой двор, пробудись от сна!" —

"То не заря на востоке ясна —

То поднялась и блестит луна".

"Слышу я крыльев летящих звон.

Сладок с тобой, господин мой, сон —

Только собрался народ и ждёт,

Нас ненавидеть не должен он!"

Ши Цзин (I, VIII, 1)

— Тигр-оборотень? — переспросил Тайрен. Я усмехнулась и качнула головой. Лисицей-оборотнем я уже была, но, видно это показалось недостаточно пугающе. И вот теперь я тигрица. Которая рыщет по ночам в окрестностях Таюня и жрёт припозднившихся путников.

— Ну, это уж слишком! — Тайрен резко поднялся, заставив отпрянуть наливавшую вино служанку. Я сделала жест рукой, и девушка выскользнула из комнаты. Разлить вино по чаркам я и сама могу. Или это сделает Кей. А императору под горячую руку лучше не попадаться.

— Похоже, настала пора укорачивать языки! Может, и вместе с головами!

— Укорачивать языки нужно было пару месяцев назад, — флегматично отозвался главнокомандующий Гюэ. — Теперь пора думать об укрощении массовых беспорядков. Которые вот-вот случатся от всех этих слухов про обрезающих волосы призраков. Люди уже сейчас собираются, шепчутся и строчат жалобы. Ещё несколько случаев, неважно, истинных или мнимых, и они кинутся к градоначальнику уже толпой. А тот придёт к тебе.

— Ну, это… — отмахнулся Тайрен. — Придёт и придёт. Пусть получше занимается своими прямыми обязанностями.

— Хочешь дать им понять, что тебе всё равно? Не лучшая тактика.

— А я должен лично бегать и искать призраков? Или тех, кто умеет есть зубы, но не язык?

— Напрасно ты так легкомысленно к этому относишься, — Кей действительно налил себе сам. — Слухи уже разбредаются из столицы по округам. Там народ суеверный, им, чтобы проникнуться, много не надо. А у офицеров, да и у гвардейцев в Таюне семьи. Если прибавить сюда слухи о тигрице… Боюсь, что возмущение против её величества может вспыхнуть с новой силой. Пока возмущаются двор и горожане, ты можешь этого не замечать. Но что будет, если возмутится армия?

Я прикусила губу. Старый страх, пережитый во время бегства из Таюня и, казалось бы, уже забытый, всколыхнулся с новой силой. Тогда ведь тоже всё началось со слухов. Кей прав, общественное мнение — это реальная сила, а ведь солдаты тоже люди, они — часть этого общества и подвержены всем предрассудкам и суевериям. И эта часть общества к тому же вооружена и неплохо организована.

Тайрен, уже начавший расхаживать по комнате, остановился, его кулаки сжались и разжались.

— У тебя есть предложения? — коротко спросил он, возвращаясь к столику.

— Да. Тебе во что бы то ни стало нужно сохранить благоволение войск. Двор бы тоже неплохо приручить, но ты и так с ним в глубокой ссоре, так что месяцем больше, месяцем меньше… А вот с армией нужно что-то делать уже сейчас.

— Что?

— Ты же собираешься в поездку по империи, так? И её величество тебя сопровождает? Посети заодно и крупные гарнизоны. Вместе с государыней-императрицей. И пусть она обратится к солдатам, не только к офицерам. Пусть будет щедра, милостива и приветлива, если её величество не затруднит такое обращение с простолюдинами.

— Её величество не затруднит, — быстро сказала я.

— Ты правда хочешь, чтобы императрица ходила по казармам? — Тайрен поморщился.

— Это лучше шёлкового шнурка, прости за прямоту. Надеюсь, я не пугаю вас, ваше величество.

Я едва не сказала, что едва ли шёлковый шнурок страшнее яда, которым меня уже пытались отравить, но сдержалась. Не знаю, в курсе ли Тайрен той истории, но если нет, упоминать о ней сейчас едва ли уместно.

— В любом случае, поездка начнётся не раньше месяца пробуждения насекомых, — после краткого молчания сказал Тайрен. — А ты сам говоришь, что нужно что-то делать уже сейчас. Бунты вспыхивали и за меньшее время.

— Ты прав. Нужно придумать что-то ещё. Запустить встречный слух. Например, объявить, что тигрицу уже поймали. Если ещё и тушу её предъявить, возможно, удастся на какое-то время утихомирить людей. Ну и, конечно, выявить тех, кто распускает языки. Я уже работаю в этом направлении.

— Значит, тигриную тушу… — задумчиво пробормотал Тайрен.

— Надеюсь, ты не сам отправишься её добывать?

— Хотелось бы, но я сейчас не могу выехать из дворца. Во всяком случае, незаметно.

— Да, прогулки по городу остались в прошлом, — Кей мечтательно улыбнулся. — Хорошее было время…

— А кстати, о войсках, — вставила я, поняв, что они сочли обсуждение исчерпанным и готовы предаться ностальгическим воспоминаниям. — Точнее, о гвардии. Если вдруг всё-таки что-то случится… Не безопаснее ли иметь в гвардии людей, которые не меняются каждые пару месяцев, а служат тут постоянно, во всём полагаясь только лишь на императора?

— Хм? — Тайрен повернулся ко мне. — Хочешь сделать гвардию постоянной?

— Ну, может, не всю, но хоть какую-то часть? Хотя бы Правую и Левую?

Мужчины переглянулись.

— Ты хоть представляешь, сколько это будет стоить? — спросил Тайрен.

— Нет, — честно ответила я. — А разве кормить и содержать людей на постоянной основе выйдет много дороже, чем кормить и содержать то же число сменщиков?

— Нет, содержание тех, что в столице, может и не увеличится. Может, даже уменьшится, если не придётся оплачивать им дорогу. Вот только сейчас каждый гарнизон, отправляющий отряд ко двору, на этот самый отряд уменьшается. А если сделать как ты говоришь, то придётся содержать и гвардию, и целые гарнизоны. Я не могу позволить себе их уменьшить. А что творится в нашей казне, ты и сама знаешь.

— Ладно, я поняла, об этом говорить пока рано. Но хотя бы небольшой отряд телохранителей? Которые будут преданы только тебе и зависеть только от тебя.

Тайрен посмотрел на Кея, который с задумчивым видом поглаживал верхнюю губу. И я изрядно ободрилась, видя, что хотя бы один из моих собеседников не считает моё предложение однозначной чушью. Ну не нравились мне эти постоянные смены, не чувствовала я себя спокойно. Люди, тем более на такой ответственной должности, как охрана самого государя и его дворца, должны служить вместе, знать друг друга и свои обязанности досконально. А не ездить в столицу как в командировку. Пусть даже традиции и финансы были против меня.

— Что скажешь? — спросил император.

— Если небольшой отряд, то потянем. Цзяранцев могу предоставить хоть сейчас.

— Да, дожили, — вздохнул Тайрен, — когда самыми верными императору людьми в столице империи становятся уроженцы Цзярана…

— Между прочим, — сказала я, — у меня на родине правители нередко держат личную охрану именно из чужестранцев. Как раз потому, что у них нет никаких связей с местными.

— Ну, думаю, что без варварской гвардии мы обойдёмся…

К счастью, бунта в войсках, вопреки всем опасениям, так и не случилось. А вот волнения среди горожан всё же произошли. Кей был прав — толпа действительно пришла к городской Управе и потребовала решительных мер. Однако градоправитель и его аппарат, жёстко проинструктированные императором, заявили, что примут жалобы только от тех, кто действительно лишился волос. Что? Лично такого знаешь? Веди его сюда. Не можешь? Получи палок за клевету. Толпу разогнала городская стража. И за примерно неделю показательных порок волнения, а с ними и вал слухов как-то сами собой пошли на спад.

— Пусть хватает, — решительно приказала я.

— Ваше величество, но разве так можно?! — всплеснула руками старшая няня. — Его высочество обожжётся!

— Ничего, — с хладнокровием, которого не испытывала, сказала я, — от крошечного ожога ещё никто не умер. Зато будет урок на всю оставшуюся жизнь.

Больше возразить никто не осмелился, и Шэйрен, битый час с редкостным упорством рвавшийся к жаровне, радостно потопал вперёд. Через несколько секунд детскую огласил оглушительный рёв. Няньки с охами и ахами окружили его высочество, наперебой дуя на пострадавшую ладошку и поглядывая на меня, как на чудовище. Рёв не смолкал, становясь лишь сильнее. Я вздохнула, отогнала квохчущих женщин, присела перед Шэйреном и взяла его на руки. Подрос сыночек, потяжелел.

— Ваше величество, — служанка Туи, почтительно дожидавшаяся, пока принц будет успокоен, смазан целебной мазью и утешен сладостями, присела в поклоне, — госпожа Талантливая супруга просит о встрече.

— Давно мы не сидели просто так, старшая сестра, — произнесла Кадж, изящно усаживаясь напротив меня. — Дела и заботы только множатся…

— Да, но теперь, когда при дворе нет приёмов, у нас выпало несколько свободных дней.

— Как поживают их высочества? Я часто вижу принцессу Лиутар в саду, но принц Шэйрен последние несколько дней не выходит? Я давно не слышала его смеха.

— У принца насморк, — вздохнула я. — Я решила, что лучше ему пока посидеть под крышей.

— Старшая сестра мудра.

Мы перебросились ещё несколькими ничего не значащими фразами, хотя я видела, что она пришла не просто так. Наконец приличия были соблюдены, и Кадж перешла к делу.

— Старшая сестра, конечно, знает, что супруга Нуиджи и кое-кто из наложниц приглашает к себе монахов из числа тех, что проживают в доме канцлера Нэя?

Я кивнула. Разрешение на их посещение было честь по чести испрошено и получено. Нет ничего удивительного в том, что томящиеся в гареме дамы пользуются случаем посмотреть на свежих людей и расспросить их о дальних краях. Здешние монахи, за исключением нескольких маргинальных течений, были обязаны блюсти целибат, как и их собратья на моей родине, и потому считались безопасными посетителями.

— Так получилось, что я оказала услугу кое-кому из евнухов из отдела внутренних врат, — Кадж сделала глоток из чашки. — И вот сегодня он пришёл ко мне с затруднением, с которым не решился обратиться к старшей сестре.

— Какого рода затруднение?

— Если старшая сестра посмотрит список посетителей, составленный гостевым отделом, то она увидит, что монахи приходили во Внутренний дворец по двое зараз. Но тот человек клянётся, что сам приводил во дворец Орхидеи сразу четверых.

— Интересно, — я откинулась на спинку сиденья. — Выходит, что высшие по благопристойности мне врут?

Вообще-то евнуху с таким надо было идти к дворцовому исправнику, но я понимала, почему он пошёл к Кадж, а она ко мне. Доверие, однако — она фактически сдавала мне своего агента.

— Боюсь, что так. Я взяла на себя смелость посмотреть их личные дела. Аль Яню служила ещё при предыдущей императрице, а вот Пэн Иньинь получила назначение совсем недавно, по представлению старшего управляющего Надзора внутреннего служения. И это не первое назначение, которое она получает благодаря господину Чуну.

— Спасибо, сестра Кадж, — медленно кивнула я. — Я не забуду твоей бдительности.

Господин Чун Фэн. Который топит за племянницу канцлера Нэя. И гостящие в доме канцлера монахи тайком ходят в гарем при попустительстве его протеже. Это уже не подозрения, это факты. У дворцового исправника будет работа… И ещё можно дать знать главнокомандующему Кею. Вообще-то случаи всяких дворцовых интриг и злоупотреблений, выходящих за пределы Внутреннего дворца, расследует Цензорат, и следствие против канцлера в его компетенции. Но кто знает, захотят ли там за меня вступиться или спустят дело на тормозах… А то и попытаются представить меня саму нарушительницей гаремных правил, таскающей посторонних во Внутренний дворец. Я вздохнула. Сборник правил этикета, которую я когда-то переписывала, стал моей настольной книгой, и всё равно я допустила уже несколько промахов. Но промахи по части этикета — это одно, а посторонние в гареме уже несколько иное. Гнева императора я не боялась, но очередной виток слуховмне совсем ни к чему.

Зато Гюэ Кею я верила как себе. Этот и добрый совет даст, и делом поможет.

Гюэ Кей сделал и то и другое. В смысле, дал добрый совет и сам же взялся его исполнить:

— Дождитесь, пока эти монахи снова явятся, а при выходе из дворца постарайтесь взять одного так, чтоб духи не узнали и демоны не почуяли, и отправьте в допросную. Или пусть хотя бы тот евнух опознает одного из тех, что уже были, и допросите его. Я с моими ребятами могу отделить кого-то из этих монахов от остальных и арестовать его так, что быстро не хватятся.

Я поморщилась, подумав, какими именно средствами будет проводиться допрос, но кивнула. В конце концов, нарушители не маленькие дети, они знают, на что идут, тайком пробираясь в святая святых.

Подчинённые Кея не подкачали. К группке монахов на улице подбежал мальчишка и попросил навестить больного хозяина вон той лавки. Долг есть долг, один из братьев вежливо попрощался со своими спутниками и пошёл за провожатым. Стоило ему переступить порог указанной лавки, как его тут же и скрутили.

На допросе монах сперва пытался всё отрицать, потом, будучи опознан гаремными слугами, решил было поиграть в молчанку, но надолго его не хватило. Уже на следующий день передо мной лежали протоколы допроса, полностью подтвердившего мои подозрения.

— Что-о пообещал?! — взревел Тайрен, вскакивая на ноги. Я спешно дотронулась до его руки, но он этого не заметил.

— В-вашу н-наложницу, — заикаясь, повторил лежащий носом в пол монах. Тайрен бросил взгляд на лежащий на стойке за троном меч, и мне показалось, что он сейчас за него схватится. Но император, к счастью, взял себя в руки и процедил:

— Кто эта дрянь?

— Ваше величество, — я спешно сложила руки перед собой как для поклона, — прошу вас выслушать вашу слугу.

— Да? — он повернулся ко мне.

— Ваше величество, мы ещё не знаем, соглашалась ли эта девушка на такое. Не знаем даже, известно ли ей об ожидающей её участи. Умоляю ваше величество смирить свой гнев и не судить поспешно.

Тайрен посмотрел на меня сверху вниз несколько скептически, но всё же кивнул и уселся обратно.

— Говори дальше, — велел он.

— Б-брат Се любил госпожу Юн с детства, — послушно продолжил монах. — Господин Юн, её отец, и слышать об их браке не хотел, ведь брат Се был лишь третьим сыном, и тогда брат Се решил её выкрасть. Но об этом узнали, и родители вынудили его уйти в монастырь подальше от дома. Однако брат не оставил думы о госпоже Юн…

Как бы тебя заткнуть, тоскливо подумала я. В допросной он ничего не говорил об этой трогательной истории, речь шла исключительно о согласии рассказать про участие в заговоре, где его роль сводилась к подтверждению уже навязшего в зубах обвинения, будто я опять прибегаю к зловредной магии. Кое-кого из наложниц и даже одну из супруг, повествовал монах, удалось соблазнить обещаниями благ им самим и их семьям и уговорить их принести его величеству коллективную жалобу на меня. Монахов из разных монастырей пригласили бы как экспертов, и они должны были независимо друг от друга сразу же указать и место, и вид обряда, который я якобы проводила, а поскольку число дозволенных посещений было ограничено всего тремя, то вот их и таскали по нескольку человек за раз. Что характерно, супруга Мянь в заговоре не участвовала, хотя её дядюшка канцлер был замазан по самые уши. Все понимали, что Тайрена очередные обвинения в мой адрес не обрадуют, но представление было рассчитано не на него. Двор и народ, изрядно взбудораженные недавним разгулом слухов, должны были возмутиться, а если бы удалось возмутить ещё и гвардию, то победа над этой варваркой, то есть мной, была бы у них в кармане. Но Тайрен никогда б не выбрал в супруги первого ранга участницу обвинения против меня.

Прочитав сухое изложение всей этой красоты в протоколе, я без опаски велела доставить свидетеля пред светлые очи моего царственного супруга, чтобы тот мог услышать всё сам. Но то ли монах испугался императора больше, чем палачей, то ли понадеялся на милость, если он добавит узоров на парчу, но он также принялся перечислять, что именно и кому посулил управитель Чун, бывший основным организатором заговора в гареме. Пока речь шла о деньгах, должностях, протекциях и прочем, Тайрен морщился, но лишь кивал. Но как только была упомянута одна из его женщин, даром, что эту наложницу Юн он и в лицо-то, скорее всего, не помнит…

— Они виделись? — оборвал он блеяние монаха.

— Да, ваше величество, все три раза.

— Ясно, — Тайрен кинул на меня выразительный взгляд. — В тюрьму его. И вызовите министра Чжэна и Великого державного наблюдателя.

Гвардейцы подхватили монаха под мышки и подняли на ноги. Когда его наполовину вывели, наполовину выволокли за дверь, я снова поклонилась:

— Прошу прощения у вашего величества за небрежность. То, что происходило в гареме — мой недосмотр, мне нет прощения.

— Какой недосмотр, — отмахнулся Тайрен, который по своему обыкновению вскочил и принялся расхаживать по комнате, — если благодаря тебе всё и открылось.

— Откровенно говоря, всё открылось благодаря не мне, а бдительности Талантливой супруги. Она заслуживает награды.

— Безусловно. И награда не заставит себя ждать.

Я помолчала, но Тайрен больше ничего не добавил, погрузившись в свои мысли. Тогда я рискнула осторожно поинтересоваться:

— А что ваше величество намерены сделать с наложницей Юн?

— А что с ней делать? Ясно же, что они с этим братом Се во время встреч не о священных текстах толковали. И она молчала. Из уважения к заслугам её родителей пожалую ей право на самоубийство, большего она не заслуживает.

Я вздохнула. Да… Недонесение по здешним законам равно соучастию, так что даже если девушка не допустила ничего предосудительного, это уже не имеет значения. Признаться, когда я только услышала слова свидетеля, первой моей мыслью была мысль о насилии. Несчастную девчонку решили использовать как приманку и ею же расплатиться, не спрашивая её согласия. Сказался мой собственный травматичный опыт, должно быть — я знаю, как себя чувствует женщина, пережившая насилие, пусть даже толком его и не помню. Но сейчас воображение нарисовало мне картину прямо противоположную: любовь, насильственное разлучение, встреча… Да даже если с её стороны любви и не было, могла она дорожить другом детских лет? Вот и промолчала, рискуя собой. А расплата за добросердечие — смерть.

Слёзы хлынули потоком, мне ничего не пришлось играть. Да я и не сумела бы, притворство никогда не было моей сильной стороной. Но буйство гормонов, сделав меня слезливой и чувствительной, в который раз дало о себе знать.

— Соньши? — встревожился Тайрен. — Что случилось?

— Ничего, — всхлипнула я. Евнух Цза Чуали, как и положено, стоявший слева от сиденья, с каменным лицом смотрел в сторону.

— Тогда почему плачешь? — вид у Тайрена стал беспомощным. — Соньши…

— Я… Мне её жаль, — призналась я. — Ваше величество, может, не обязательно самоубийство? Может быть, хотя бы монастырь, а?

На лице Тайрена отразилась сложная гамма чувств — его явно раздирали возмущение от нанесённого ему оскорбления и желание хоть как-нибудь меня утешить, усугублённое осознанием, что беременную женщину нельзя огорчать, особенно если она носит твоего ребёнка. В конце концов он тяжело вздохнул.

— Ладно, пусть будет монастырь, добрая ты моя душа. Но самый дальний! Только не плачь. Пожалуйста.

— Я постараюсь, — хлюпая носом, пообещала я и полезла в рукав за носовым платком.

Когда я со своими дамами выходила из императорского кабинета, за дверью уже ждали судебный министр и глава Цензората. Ясно было, что никаких проволочек с арестами и следствием не будет.

Великий державный наблюдатель Ма и министр Чжэн не подвели — дело о заговоре против меня раскрутили стремительно. Видно было, что Тайрен отчасти даже рад: зараза вылезла сама собой, можно было расправиться с влиятельными, но несимпатичными ему придворными, имея на то железобетонное основание. Под шумок также были отстранены и сосланы ещё кой-какие непричастные, но императору неугодные. Супругу Мянь понизили до наложницы, и она ещё легко отделалась. Гаремную администрацию тоже проредили, и я опять столкнулась с проблемой нехватки кадров. Двор залихорадило, но никто ничего толком предпринять не успел, даже если и изыскал бы такую возможность — на всё про всё ушла едва пара недель.

— Что ж, — подытожил Тайрен на исходе второй недели, просматривая уже готовые материалы дела. — Осталось только вынести приговор. Они твои.

— В смысле?

— В смысле — раз они покушались на тебя, то тебе я и дарую право их наказать. Можешь приговорить их к чему хочешь.

Я невольно поёжилась. Что-то мне никак не хотелось проявлять фантазию в данном вопросе. А ведь кажется Тайрен искренне желает сделать мне приятное.

— Будет достаточно, если их накажут по закону. И… настолько мягко, насколько закон это позволяет. Я не настаиваю на помиловании, но…

— Я понял, — Тайрен усмехнулся. Я ждала, что он опять скажет "добрая моя девочка", но он только спросил:

— Семьи государству или в ссылку?

— В ссылку! — решительно сказала я и подумала, что он, возможно, всё же решил проявить милосердие. Но по какой-то причине дал возможность сделать это мне.

Хотя чего я ёжусь? Мне однажды уже довелось приговорить человека. И совесть меня за это не мучает совершенно, временами я вообще забываю о том, что сделала. Правда, я не подписывала приговор собственноручно, я только выразила желание. Шэн Мию я на Новый год в числе прочих подарков тихо отписала пятьсот дворов из числа принадлежащих лично мне и пожалованных ещё предыдущим императором. Как он сам расплачивался с исполнителями, не знаю и знать не хочу. Главное, чтобы эта история не всплыла, но тут я уповала на то, что никому распространяться о ней не выгодно. С волками жить — по-волчьи выть, я ни на кого не нападаю, а если кто-то вынуждает меня защищаться, то, как здесь любят говорить, не вините меня за последствия!

Впрочем, у поспешности следствия и вынесения приговора была и ещё одна причина — Тайрен явно спешил успеть до начала нашего "жертвенного" тура. В столице до нашего возвращения оставался рулить всё тот же пресловутый гун Вэнь — не потому, что Тайрен ему доверял, а потому что, собственно, больше было некому. Правда, не один, компанию в этом деле ему должны были составить остальные два Верховника и все три императорских Наставника, все носители первого ранга. И всё же дядя императора — между прочим, вполне официально именовавшийся Имперский Дядя — оставался среди них главным.

Как тут не вспомнить о баране во рту у тигра? Оставалось надеяться, что за четыре-пять месяцев нашего отсутствия неугомонный гун ничего натворить не успеет. Хотя, может, это моя паранойя заставляет меня считать, что он не угомонился? Как ни старались следователи и палачи, но никаких доказательств его участия в последнем деле так и не нашли. Вероятно, их действительно не было.

В гареме же будет заправлять Кадж. Тайрен исполнил обещание и наградил её, предварительно спросив, что она желает получить. Кадж попросила загородный дворец, как у меня, каковой и был ей дарован. Что ж, если человеку тоже хочется отдохнуть от душной атмосферы Внутреннего дворца, то не мне её осуждать. Сама я, кстати, подумывала перебраться в свой дворец Успокоения Души на лето. Или хотя бы на вторую половину, как раз после родов, чтобы никто не отвлекал от малыша.

Но это было дело будущего, а пока я дала прощальную аудиенцию для нашего курятника, надавала ЦУ Кадж и прочим, занимающим должности, попрощалась с детьми, которых решено было с собой не брать. Всё-таки мне было немного тревожно оставлять их надолго, и я замучила нянек, по десять раз повторяя одно и то же. Никто не смел напомнить мне, что они не глухие и провалами в памяти не страдают, пока не вмешалась всё та же Талантливая супруга:

— Старшая сестра может не беспокоиться, эта недостойная присмотрит, чтобы всё было в порядке, — вежливая по форме фраза была сказана таким преувеличенно-терпеливым тоном, что я наконец устыдилась и заткнулась.

Императорский поезд со всеми полагающимися церемониями, с рассыпаемыми перед ним по улицам благовониями, с ликующими толпами по сторонам, выехал точно в назначенный срок. Я морщилась, представляя, какие это деньги, но сторонники роскоши на этот раз победили, и Тайрен согласился, что ему надо в конце концов показать, что и он настоящий император, не хуже своего отца. И всё же приветственные крики толпы звучали искренне — нового правителя, в отличие от меня, столица любила, ещё не забыв, кто снял страшную осаду и отвёл беду от горожан. Что не могло не радовать.

8

Если поток и широк, и глубок —

К берегу вынесут лодка иль плот;

Если же мелок и узок поток —

Путник легко по воде побредёт…

Был и достаток у нас, и нужда,

Много я знала трудов и забот.

Я на коленях служила больным

В дни, когда смерть забирала народ.

Ши Цзин (I, III, 10)

В столицу мы вернулись в самом конце весны, если считать по земному календарю, или в самом начале лета, если верить здешнему. Словом, как раз чтобы успеть на обряд первого кормления шелковичных червей, который проводит лично императрица, так же как император на новогодних празднованиях лично проводит борозды на поле. Проделывалось кормление на специальном алтаре, посвящённом супруге Первого императора, считавшейся основоположницей шелководства и почитавшейся как богиня-покровительница этого ремесла. Не люблю гусениц, на мой взгляд, это на редкость противные создания, но, к счастью, одним этим ритуалом моё общение с ними и исчерпывалось. Старые времена, когда её величеству лично приходилось заниматься всяческими работами, о чём так любят плакаться ревнители простоты и старинной добродетели, уже давно прошли. Да и червячки были пока совсем маленькими, а как они вымахают в палец величиной я, хвала всем богам, уже не увижу.

Обряд дался мне тяжелее, чем я думала, но это было следствием общей усталости. Всё же я слегка переоценила свои силы, когда напрашивалась в поездку вместе с Тайреном. Впрочем, тогда предполагалось, что я просто поезжу с ним от одной горы к другой, останавливаясь в путевых дворцах, пока он будет подниматься на вершины и приносить там положенные жертвы. Но с лёгкой руки Гюэ Кея на меня свалились многочисленные протокольные обязанности. Я не роптала — он был прав, это необходимо, — но устала. За время поездки мы посетили с десяток крупных гарнизонов, и я обходила крепости и примыкавшие к ним военные поселения, давала аудиенции жёнам и дочерям командующих и офицеров, принимала просьбы и жалобы от семей рядовых и старалась удовлетворить их по мере сил, раздавала подарки, заглядывала в кухни и лазареты, вместе с Тайреном присутствовала на торжественных построениях и показательных учениях. За моей спиной шептались, и отнюдь не только одобрительно, зато рядовые глядели как на божество, сошедшее с Небес. Что бы они обо мне ни думали, какие бы слухи среди них ни ходили, но вид императрицы, ступающей по той же земле, что и они, явно производил на солдат неизгладимое впечатление.

А поработать там было над чем. Поскольку решение о посещении гарнизонов было принято всего-то за месяц до начала поездки, и о нём особо не распространялись, командование гарнизонами высочайшие визиты заставали врасплох. С этим был даже связан трагикомический случай, когда один из областных начальников покончил с собой при нашем приближении, потому что счёл, что не сможет оказать нам достойный приём и будет этим опозорен на веки вечные. Я была поражена до глубины души, Тайрен только плюнул, но, к счастью, такой щепетильный нашёлся лишь один. Остальные ограничивались многословными извинениями и сетованиями на свою ничтожность. Не знаю, поняли ли они, что элемент неожиданности был частью политики — никто не успел навести внешний лоск, приходилось показывать состояние дел как есть. Конечно, не по чину императору самому заниматься такими вещами, но в том-то и дело, что на бумаге у ревизоров всё был гладко.

— Войны стали редкостью, ваше величество, — разводили руками командующие и отвечавшие за снабжение чиновники. — А сейчас и вовсе трудные времена настали. Мы всё понимаем…

— Кому-то придётся за это ответить! — рычал Тайрен, в очередной раз обнаружив, что военнослужащие снабжаются по остаточному принципу. Я кивала, понимая — грядёт очередная чистка. В свете всего увиденного сама идея военных поселений, сперва заставившая меня поморщиться, памятуя, чем когда-то кончилось подобное начинание у меня на родине, представала уже в совсем ином свете. По крайней мере, занятие крестьянским трудом параллельно военной службе давало возможность гарнизонам хоть как-то прокормиться. Да и здешние крестьяне, как я уже начала понимать, отличались от русских. Военная обязанность добавляла им забот, но не ломала привычный уклад жизни. Строгая дисциплина, жизнь и работа по регламенту и командам сверху здесь были уделом отнюдь не только военных. Ещё в старинных хрониках тысячелетней давности упоминались специальные начальники, без отмашки которых не начинался ни один вид полевых работ. Фактически вся страна была одним большим колхозом. Немудрено, что ещё в самом начале, когда я робко выразила сомнение в целесообразности нагружения солдат ещё и сельским хозяйством, Тайрен ответил, что этому порядку уже сотни лет, и он отлично работает.

Впрочем, даже если бы нас встречали сплошные потёмкинские деревни, я бы и тогда нашла к чему придраться. Не так давно меня поразила столичная больница, но гарнизонные лазареты оказались ещё хуже. И когда я принималась сетовать на грязь, скученность и недопустимость таких методов лечения, местное начальство совершенно искренне не понимало, а что не так. Они ещё были готовы признать нехватку лекарей и лекарств, но никак не могли взять в толк, зачем всё намывать каждый день, тем более по несколько раз в день? И зачем каждому больному отдельная койка? Они всегда так жили и лечили, а что из заболевших умирала примерно треть, так на то воля Неба и козни злых духов.

В общем, поняла я, одним уставом для больниц здесь не обойдёшься. Нужна масштабная реформа здравоохранения.

Схожим образом я ужасалась кухням, искренне надеясь, что хотя бы во дворце дела с санитарией обстоят получше, коль скоро я до сих пор не отравилась. И всё же стоит заглянуть и туда, когда вернусь, а то я представления не имела, что творится в хозяйственных службах Внутреннего дворца, хозяйка называется.

— Ну-ка, что это? — спросила я как-то, когда после очередных показательных военных учений прошла мимо полевого костра. В горке старательно отгребённых в сторону угольков были видны подозрительно знакомые закопчённые бока.

— Так что, ваше величество, не извольте гневаться! — старший над повскакавшими солдатами тут же бухнулся мне в ноги. — Картофель это. Клубень такой.

— Опять людей кормом для свиней кормят? — поморщился Тайрен.

— Виноваты, ваше величество! Риса и проса не привезли, бобы на похлёбку идут…

— Да никто на вас не гневается, — нетерпеливо сказала я. Казалось, что запах печёной картошки щекочет нос, и рот наполнился слюной. — Дайте мне одну.

Он так изумился, что позволил себе спросить:

— Зачем, ваше величество?

— Съесть хочу. Я голодна.

— Соньши, — Тайрен кашлянул, — в шатре уже ждёт трапеза.

— Но картошки там нет, верно?

Тайрен открыл было рот, но тут его взгляд скользнул вниз, по моему животу, выпирающему уже даже из-под свободных одежд. Видимо, решив списать всё на причуды беременности, император закрыл рот и кивнул старшему. Тот послушно нагнулся к углям, и тут к костру подбежал офицер:

— Ваше величество! — он рухнул на колено, брякнув доспехом, и впечатал кулак правой руки в ладонь левой — здешнее воинское приветствие. — Осмелюсь сказать — эта грубая пища недостойна Небесной Владычицы…

— Так, — теряя терпение, перебила я. — Что достойно Небесной Владычицы, будет решать Небесная Владычица. Давайте, не жмотничайте. Неужели вам жалко одной картофелины для своей императрицы?

На этом препирательства закончились, и картофелину мне всё-таки поднесли — тщательно вытертую и обёрнутую шёлковым платком. Я аккуратно, стараясь не обжечься, срезала кожицу поданным ножом и снова оглянулась на наблюдателей:

— Соли ни у кого не найдётся?

Соль нашлась, и я, жмурясь от удовольствия, подула на угощение и откусила кусочек. Картошка была рассыпчатой, чуть сладковатой и воскрешала в памяти вкус подростковых пикников, когда мы всем классом выбирались куда-нибудь за город, пели песни под фальшивящую гитару, а картофельные клубни нередко просто воровали на соседнем поле. "Грубая еда, корм для свиней…" Да что они понимают! Всё, отныне картофель будут готовить на императорской кухне. Ну и что, что для меня одной. Привезли коров, привезут и мешок картошки.

— Ну-ка, дай попробовать, — сказал вдруг Тайрен.

Зрители смотрели на нас во все глаза, и число их заметно прибавилось. Когда-нибудь внукам будут рассказывать, как император с императрицей прямо перед ними простецкие клубни ели.

Воспоминания об этом изрядно забавляли меня во время поездки, но теперь она кончилась, и начались императрицины будни. У меня был всего один день на то, чтобы передохнуть, после чего пришлось влезать в громоздкое и тяжёлое парадное платье, обвешиваться украшениями, водружать на голову парик и идти кормить червей, будь они неладны. Да не просто так, а с молитвами и церемониями. Вот теперь я признала, что носилки и служанки, всегда готовые поддержать хозяйку под руки, могут быть благом. Потом пришлось разгребать накопившиеся дела. Таких, к счастью, было немного, Кадж хорошо справилась со своими обязанностями моей заместительницы и даже успела составить список рекомендаций на освободившиеся в результате последнего заговора должности. Зато рекой пошли просители. На то, чтобы повидаться с детьми, удалось выкроить всего часок. Шэйрен подрос ещё больше, научился самостоятельно садится на горшок и начал осваивать палочки для еды, так что столик, за которым он ел, и пол вокруг него приходилось застилать специальной тканью. Меня он, несмотря на длительную разлуку, узнал сразу, подбежал и обнял мои ноги, куда дотянулся, чётко выговаривая "Мама!", чем растрогал меня до слёз. Лиутар же порадовала меня новым выученным стишком, который оказался первым стихом из "Древних гимнов", обязательных для заучивания наизусть. Видимо, кто-то решил, что малышку пора начинать учить классическим текстам, хотя, на мой взгляд, было рановато. Стихотворение она произносила почти что по слогам, явно наслаждаясь ритмом, но едва ли хоть как-то вдумываясь в смысл.

Поинтересовалась я, и как поживает Яо Фань. Евнух Чуа отчитался, что мальчик хорошо занимается, но вот от привычки бегать на тренировочную площадку и подглядывать за оттачивающими свои навыки гвардейцами его никак отучить не удаётся.

— А зачем отучать? — искренне изумилась я. — Пусть смотрит. Может, он сам хочет научиться владеть мечом. Надо найти ему учителя, только и всего.

— Ваше величество, — в свою очередь изумился Чуа, — зачем этому ребёнку владение мечом? Разве ваше величество не желали, чтобы он, повзрослев, занял достойное место во Внутреннем дворце, а не среди грубой солдатни?

Я открыла рот и закрыла. Только теперь до меня дошло, что все уверены — я готовлю мальчика в евнухи. Ну, в самом деле, зачем ещё императрица может заниматься устройством сироты, как не для того, чтобы использовать его в хозяйстве? Но в хозяйстве Матери Народа мужчин нет. И никто не видит в этом ничего особенного, так веками повелось, и многие, как я уже успела убедиться, шли на кастрацию добровольно. Для простолюдинов это была чуть ли не единственная возможность сделать хорошую придворную карьеру, а отношение в обществе к дворцовым евнухам было даже лучше, чем к тем же солдатам.

Так что никто не считает мальчика несчастным, наоборот, все думают, что ему повезло. А мнение самого Яо Фаня — да кто же спрашивает мнения маленьких детей? Это и в моём просвещённом мире не очень-то принято, а уж здесь…

— Так, — решительно сказала я, — зови этого ребёнка сюда.

Конечно, оставалась ещё вероятность, что мальчиком руководит одно лишь любопытство. Но когда он на вопрос, не хочется ли ему научиться владеть оружием, сперва неверяще замер, а потом закивал так часто и истово, что казалось — голова сейчас отвалится, я поняла, что осчастливила мальчишку до конца его дней. Я поручила всё ещё удивлённому Чуа найти его воспитаннику наставника в воинской науке, и Фань умчался вприпрыжку, едва не забыв отвесить мне прощальный поклон.

— Знаешь, — сказала я Тайрену, — мне не нравится, что к армии в империи относятся как к отбросам. Эти люди нас защищают, на них стоит государство, а что они получают за пролитую кровь? Презрение и обвинения в тупости, жестокости и прочих грехах.

Тайрен поднял голову от бумаг, которые перебирал, и пристально посмотрел на меня. Мы сидели у него в кабинете, разбираясь с накопившимися документами. Еле слышно потрескивали свечи, слуги только что убрали остатки ужина. Никакого особого застольного этикета, вроде того, что мучил французских королей в Версале, тут, слава всем богам, заведено не было. Еду можно было приказать принести в любой час в любое место и просто съесть, без чужих глаз и церемоний.

— Поистине, мы с тобой подходим как две половинки одной бирки. Да, мне тоже это не нравится. Иногда я жалею, что нельзя разогнать этих старых… хм… из моего совета и посадить на их место офицеров. У тех и здравого смысла, и смекалки побольше. И где были бы все эти чиновники во время последней войны, когда бы не армия?

Я согласно кивнула. Да, престиж армии надо поднимать. Как-никак, она основная наша опора. Хотя, положа руку на сердце, не могу не признать, что кой-какие основания считать военных грубыми и алчными солдафонами у местного населения были. Разбирая жалобы, я начиталась рассказов о грабежах и насилиях, творимых не захватчиками, а своими же собственными вроде бы защитниками. Конечно, война есть война, и причины бояться воюющей армии у мирного населения были всегда и везде, в любом мире, в любую эпоху. Понятно, что армия, набираемая за деньги или по повинности — не интеллектуальная элита и не совесть нации. Но всё же… В европейском средневековье гражданские стонали главным образом от наёмников. Свои же защитники, если они были из местных, всё-таки помнили, за кого воюют, и не вели себя в родной стране как захватчики. По крайней мере, так это представлялось не очень образованной мне.

Так что здесь причина, а что следствие? Гражданские презирают солдат, потому что те плохо себя ведут, или солдаты в грош не ставят гражданских из-за того, что знают — благодарности и уважения им всё равно не добиться?

— Основной вопрос — как, — пробормотала я. — Аристократия… Офицеры же из благородных людей, да?

— Высший командный состав — да. А вот средний и низовой как правило из выслужившихся простолюдинов. В армейские приставы, предводители или исправники аристократы идут, только если уж род совсем захирел. Или в наказание.

— Что, даже в гвардии?

— Ну, в гвардии разговор несколько иной. Но и там дети благородных отцов служат в Пяти дружинах, из которых и комплектуется гвардейский офицерский состав, живут в столице и в гарнизоны вместе с солдатами не мотаются. А младшие сыновья и дети рядовых чиновников стараются попасть в отряды личной стражи аристократов.

Я покивала.

— Кстати, о страже — что вы решили с личной охраной?

— Мы тут с Кеем прикинули, что, пожалуй, можем учредить ещё одну гвардию.

— Ещё одну?! Не ты ли жаловался на дороговизну?

— Если будем комплектовать её из простолюдинов целиком, она обойдётся нам дешевле остальных, по крайней мере, поначалу. Просто я не могу позволить себе взять и заменить людей в одной из имеющихся, они ведь не нанесли мне никакой обиды. А деньги… Знаешь, ты была права — торговцы неплохо пополняют казну, и они готовы дополнительно платить за любые привилегии. Недавно несколько из них внесли почти сотню тысяч таэлей за право отдать своих сыновей на обучение в институт Четырёх врат. Как раз хватит для начала, а там посмотрим. Возглавит её Кей, заодно подниму ему ранг до второго, давно хотел.

— Кстати, надо будет и с ним обсудить вопрос престижа армии. Он служит, а значит, знает это дело изнутри.

— Знаешь, — мягко сказал Тайрен, — тебе нет нужды ломать над этим голову прямо сейчас. Всё равно это дело небыстрое, а в твоём положении надо больше отдыхать. Ты и так провела целый день, совещаясь с этими твоими лекарями. Да я и сам хорош, не стоит мне так тебя нагружать. Вот родишь, тогда и подумаешь обо всём.

— Когда я рожу, я буду думать о ребёнке, — упрямо возразила я. — Несколько месяцев точно, а то и весь год. Как раз сейчас у меня последние свободные деньки, и я стараюсь использовать их с толком.

— И всё же тебе лучше пойти прилечь. Уже поздно. Эй, кто-нибудь! — крикнул Тайрен, повернувшись к двери. — Её величество выходит.

Я вздохнула и оперлась на руку вбежавшей служанки. В целом он был прав, день сегодня вышел насыщенным. Я действительно собрала совет из уважаемых лекарей, начиная, разумеется, с Гань Лу, чтобы решить, что всё-таки делать с лечением в стране. Результат меня даже несколько удивил: оказалось, что организация медицинского обслуживания в Северной империи была налажена не так уж и плохо. В каждом крупном городе имелась казённая больница для бедных, а кроме того, больницы имелись при каждом храме Эт-Лайля и в любом монастыре, даже самом мелком. А кроме больниц, ещё и аптеки, лекарства в которых выдавались либо бесплатно, либо за символическую плату. В сельской местности, конечно, доступ к врачам был затруднён, ибо монастырь имелся далеко не у каждой деревни, зато была развита целая сеть бродячих лекарей, либо по обету, либо в качестве послушания или практики при обучении лечивших всех подряд, невзирая, может ли человек заплатить, и это были не какие-нибудь шарлатаны или знахари, а дипломированные специалисты. Конечно, шарлатанов тоже хватало, а многие люди из суеверия предпочитали обращаться за помощью не к врачам, а к шаманам и заклинателям, и всё же доступ к медицинскому обслуживанию, хотя бы в теории, имели все слои населения, вплоть до последних нищих.

Другой вопрос — качество этого обслуживания…

Увы, как раз тут у меня было слабое место — ведь я не медик, и медициной не интересовалась никогда. Ну да, мне, как представительнице более развитого в научном отношении общества, было очевидно, что ртуть и киноварь никак не могут быть лечебным средством, что рог носорога, растолчённый с мёдом, не повлияет на лихорадку, а козья кровь, не важно, внутрь её применять или наружно, не поможет при отравлении, да и против злого духа её сила сомнительна. Но у меня не было никакой альтернативы, которую я могла бы предложить вместо этих "проверенных" общепризнанных средств. Попытавшись запретить даже откровенную отраву, я едва ли достигну своей цели, скорее прослыву самодуркой и невеждой. Оставалось сосредоточиться на том, в чём я всё-таки хоть что-то понимала — на гигиене. Сомневаясь и недоверчиво покачивая головами, учёные мужи всё же согласились на эксперимент: сравнить число смертей и выздоровлений в живущей по моему уставу больнице с остальными, обихаживающими больных по старинке. И в случае, если соотношение окажется в мою пользу, сделать требования к чистоте общеобязательными для всех профессиональных лекарей. Заодно я подняла вопрос о женских болезнях и родовспоможении, и опять натолкнулась на искреннее непонимание: а что не так? Да, испокон веков этим занимались главным образом знахарки и повитухи, бывшие либо самоучками, либо передававшие науку старым добрым способом, от учительницы к ученице, чаще всего от матери к дочери. Статистики ни самих работниц родового фронта, ни их успехов и неудач никто не вёл. Что? Открыть учебное заведение для женщин? Может, ещё и к врачам их приравнять? Императрица, читалось в глазах седобородых мужей, ты с глузду съехала?

В общем, проку от них в этом деле чуть, сделала я неутешительный вывод. Надо искать знающих женщин и договариваться с ними. Планов у меня, как говорится, было громадьё и без заботы о добром имени солдат, в этом Тайрен прав. Кое в чём даже пришлось придержать лошадей. Руки, например, чесались ввести лицензию по оказание медицинских услуг, чтобы всякие неучи и маги-кудесники со своими амулетами народ не гробили. Но по здравом размышлении и посовещавшись с теми же лекарями, я от этой идеи отказалась. Добившись такого указа, я не улучшу качество лечения простых людей, а лишь сокращу и так не слишком доступное им лечение, и загоню всех этих жрецов и заклинателей в подполье. Сейчас их хотя бы можно в случае явного вреда привлечь к ответственности.

И всё же, раз задумавшись о чём-то, я не могла перестать, не обсосав мысль со всех возможных сторон. Что же всё-таки делать с армией? Кроме очевидного — крепить дисциплину, не давая солдатам своевольничать. Больше платить им, чтобы сделать военную профессию привлекательней, не получится, по крайней мере в обозримом будущем. Попытаться использовать пропаганду? В принципе, можно дать задание хоть тому же институту Распространения словесности — пусть поищут какие-нибудь воинские подвиги, которые можно попытаться популяризовать и пустить в народ. И озадачить поэтов, начиная с Чжуэ Лоуна: пусть сочинят несколько песен не с заунывными жалобами на тяжёлую солдатскую долю, а что-нибудь про доблесть и славу…

Переговорить с Кеем мне удалось только на празднике Летнего солнцестояния — до того он был слишком занят их Тайреном детищем, этой самой новой гвардией, получившей название гвардии Нетупящихся мечей. Если на праздник Зимнего солнцестояния устраивают торжественное жертвоприношение Небу, то в Летнее столь же торжественно приносят жертвы Земле. Правда, ехать за город для этого не нужно, алтарь Земли находится рядом с дворцом, на Императорских холмах — в довольно большом парке, лежащем к северу от Дворцового города. Там же, в павильонах и разбитых шатрах, устроили и праздничный пир. И пусть это был не пикник, но оковы этикета по такому случаю немного ослабли, и новый верховный командующий новой гвардии оказался за столом рядом со мной.

— От солдат никто не требует качеств благородного мужа, — сказал Кей в ответ на мой вопрос, чем, по его мнению, вызвана такая разница в отношении между гражданскими служащими и военными. — А человекоубийство без них — это именно что кровожадность и жестокость. Так стоит ли удивляться?

— Даже если они вызваны необходимостью, а не природными устремлениями самого человека?

— Казни тоже вызваны необходимостью, но ведь вы, ваше величество, не удивляетесь отношению к палачам?

Я раздражённо постучала пальцем по губам.

— Кей, вы же сами военный. И вы так просто говорите о своих же собратьях?

— Я ещё и благородный человек, — спокойно напомнил командующий Гюэ. — Мне известны пять принципов благородного мужа, и я по мере сил пытаюсь им следовать.

— Благородство, долг, знание, мера, верность? — припомнила я уроки наставника Фона. — Но ведь… Ладно, пусть знание и не присуще простолюдинам, но долг и верность… Разве это не требование для каждого подданного?

— Да. Но у благородных мужей они осознаны.

Я задумалась, машинально жуя традиционный праздничный пирог. А ведь Кей, при всём своём снобизме, говорит верно. Кодекс чести — вот чего не хватает здешним военным. Гордости за себя, за своё знамя, потребности соответствовать высокой миссии защитника своей родины…

— Значит, нужно это ввести, — пробормотала я.

— Что именно, ваше величество? — спросил расслышавший меня Кей.

— Принципы благородных мужей в армии. Если не все, то хотя бы верности, долга и благородства.

— Среди простолюдинов? — он поднял брови.

— Именно. И не смотрите на меня с таким удивлением. Вы и сами всегда хвалите своих цзяранцев, противопоставляя их жителям равнин. Разве им не знакомо понятие долга или верности? А ведь многие из них тоже простолюдины.

— Да, но они горцы, — возразил Кей. — Я сам убедился, что уроженцы гор — сильнее, отважнее и благородней равнинных крестьян. И это не предубеждение, чтобы ни думало по этому поводу ваше величество. Это личный опыт.

— Мнение моего величества вам известно. Нет народов более или менее благородных от природы, есть условия жизни и воспитания. К тому же, — вдохновенно добавила я, — ведь есть же наградные должности, которые может получить и простолюдин, и они дают ранг. То есть поднимают статус простолюдина до благородного мужа. Предки не ввели бы такого обыкновения, если бы не сочли, что награждённые смогут соответствовать!

Таковые должности тут действительно существовали, заменяя собой привычные мне ордена — если человек совершил нечто выдающееся в бою, но повышать его по службе не хотели или не могли, до давали наградную должность, точно так же, как благородному человеку, не состоящему на государственной службе, могли дать должность почётную. Но если почётные должности были уделом аристократии и достаточной тонкой прослойки учёных интеллектуалов, то наградную давали невзирая на ранги и происхождение, и это в Северной империи было чуть ли не единственным реально работающим социальным лифтом.

— Хм-м… — протянул Кей, сосредоточенно рассматривая праздничный пряник. — Но всё же наградной ранг даёт меньше обязательств и привилегий, чем реальная должность, или даже почётная. Именно потому, что её может получить кто попало!

— Ну так я же и не говорю, что солдат надо превращать в благородных мужей. Надо просто немного прибавить им благородства, и всё!

Кей посмотрел на меня нечитаемым взглядом, и от дальнейшей дискуссии воздержался. Но я преисполнилась энтузиазма, уверившись, что я на правильном пути.

— Понимаешь, надо подходить к проблеме с разных сторон, — вдохновенно вещала я мужу, кивая собственным словам и размахивая руками, как девчонка. — Надо проводить разъяснительную работу как среди солдат, так и среди остального населения. Побольше рассказов о военных подвигах и самопожертвовании, поменьше этого нытья. Строгость к нарушителям дисциплины, но и забота, насколько возможно, на государственном уровне. Возможно, отрядить учителей, которые будут просвещать солдат… Совершенствоваться никогда не поздно, верно? И вот ещё что я придумала, точнее, не придумала, а вспомнила, как у нас было. Пусть принцы, включая наследного, оказывают покровительство каким-нибудь отрядам или армиям. Да хоть тем же гвардиям! Левая и Правая гвардия его высочества. Это поднимет престиж, а гвардейцы будут знать, что находятся под высочайшим покровительством, и значит, себя не на мусорной куче нашли.

— Шэйрен уже и так начальник столичного округа, — напомнил Тайрен. — А наследник пока ещё даже не родился.

Он был прав — традиция требовала, чтобы должность начальника столичного округа занимал принц крови, каковой в наличии был только один. Конечно, ребёнок, которому и двух лет не исполнилось, не мог ничего решать, но это никого не смущало. Все и так привыкли, что эта должность скорее номинальна, ибо принцы и раньше-то не слишком утруждали себя заботами об округе, пусть даже и столичном, так что реально всем распоряжались их заместители. А в царствование предыдущего императора заместители и вовсе обходились без непосредственного начальства, и не жаловались.

— Ну и что? — возразила я. — Кто сказал, что нельзя совместить? К тому же я не говорю, что всё это надо делать сию секунду. Ясно, что времени в любом случае уйдёт много, прежде чем мы увидим первые результаты.

Тайрен согласно кивнул.

Но так уж получилось, что поучаствовать в реализации мной же предложенной идеи мне не довелось. Лето перевалило за вторую половину, когда случилось то, что я предсказывала — я родила второго сына, и всё остальное для меня временно отошло на задний план.

9

Как пёстрый фазан далеко улетает —

Медлителен крыл его плавный полёт.

Супруг благородный, всем сердцем любимый,

Не он ли мне горе разлуки несёт?

Ши Цзин (I, III, 8)

— Степняки ценят лошадей, как никто, — сказал гун Вэнь. — В этом году у них тоже был падёж скота, в том числе лошадей, потому мы и не дождались пока набегов на наши границы. Но против соблазна присвоить табун они не устоят. Тем более не устоят, что лошади нужны и им самим.

— И потому Великий защитник считает, что мы сперва должны разбить степняков? — переспросил Тайрен.

— Ваше величество совершенно правы. Их в любом случае надо разбить. Да, пока им трудно совершать длительные переходы, и всё же рано или поздно они соберут для этого достаточно сил. Их будет подгонять голод, и они пойдут искать добычи там, где уже нашли не так давно — на наших землях. Лазутчики доносят, что их Великий каган опять собирает племена. Если не в этом году, то в следующем они обязательно предпримут новый поход.

Тайрен побарабанил пальцами по подлокотнику.

— Хоу Цзир, что скажешь ты?

— У нас сократилось количество конницы, ваше величество, — военный министр поклонился со своего места. — Но все прочие войска в полной готовности. Они ещё не забыли прошлых обид и будут рады поквитаться.

— Это хорошо, но меня интересует, не опережает ли их жажда мести их возможностей.

— Я совершенно уверен в нашей армии, ваше величество. Новый набор прошёл хорошо, у нас больше нет недостатка в людях и снаряжении. Во всех гарнизонах, как вы и приказывали, прошли учения. Боевой дух в войсках высок, люди верят в вас и в благосклонность Неба.

Это замечательно, подумала я, сидя за своей ширмой, но одной веры, чтобы воевать, маловато. Желательно бы для этого иметь набитое брюхо, а вот как раз с этим могли возникнуть проблемы. Нынешний год выдался… сложным. Поля империи давали по два урожая в год, и время первого уже пришло, но из-за весенней засухи он оказался скверным. Вся надежда была на вторую половину года, но если дожди не пойдут, мы опять получим немного. Но с другой стороны, прав был и гун Вэнь. Гнать табуны закупленных лошадей через степь с её буйными жителями… Проще сразу подарить им всё поголовье и не мучиться. Нужно хотя бы попытаться расчистить путь.

Видимо, Тайренаодолевали те же сомнения, потому что он спросил:

— Земельный министр, что скажешь ты?

— В прошлом году зерна было много, государь, — откликнулся министр Лао. — Мы снова смогли наполнить государственные амбары и житницы. На этот год и следующий нам хватит, даже если в этом мы не соберём больше ничего. Но если и на следующий год будет недород, то, боюсь, наступит голод. А если к этому добавить сокращение стад… Я бы предложил отложить поход на пару лет. Нужно создать больше запасов, чтобы не высчитывать по зёрнышку, сможем ли мы прокормить население и воюющую армию заодно.

— Вот только степняки, боюсь, этих пары лет вам не дадут, — возразил гун Вэнь, и я вспомнила, что земельный министр всегда считался его союзником в политических перипетиях. Но то ли времена изменились, то ли вопрос был принципиальный — в этот раз Лао Цы поддакивать Великому Защитнику не стал.

— Мы не знаем, пойдут ли степняки на нас. Быть может, они предпочтут более лёгкую добычу в одном из Хошонских оазисов, или ограничатся грабежом торговых караванов. Я не отрицаю, что нам нужно быть готовыми ко всему, но самим планировать военные операции считаю преждевременным.

— Кто-то ещё хочет что-то сказать? — Тайрен обвёл взглядом выстроившихся на коленях перед троном чиновников.

— Ваше величество, — из середины ряда поднялся кто-то ещё, лица мне было не видно, и по голосу я его не опознала. — Я бы хотел напомнить министру Лао о том зерне, что мы закупаем в Коймё. Их урожай прошлого года также был хорош, и, думаю, они вполне способны продать нам столько, чтобы обеспечить нужды армии — при условии, что поход не затянется.

— Вы очень правильно упомянули возможность затягивания, сановник Синь, — отозвался земельный министр. — Даже чтобы просто дойти до Хошона с армией и вернуться, понадобится около полугода. Если же предстоят бои…

— То в боях будет взята и военная добыча, не так ли, господин министр?

— Не слышал, чтобы у кочевников было зерно, которое можно взять.

— Зато у них в избытке скота, — парировал сановник. — Мясо тоже можно есть.

— После падежа?

— Лазутчики должны знать, полностью ли пали их стада. Что скажете, господин Великий защитник?

— Если бы их стада пали полностью, — поддержал наступление гун Вэнь, — у нас не было бы опасений на их счёт. Тогда вымирание варваров было бы лишь вопросом времени.

— То есть точных сведений у вас нет? — тут же спросил Лао.

— Они будут. В скором времени вернутся отправленные туда под видом купцов наши люди. Они уже не в первый раз посещают степные стойбища, и всегда приносили полезные сведения.

— Что ж, в таком случае отложим окончательное решение до их возвращения, — Тайрен хлопнул ладонью по подлокотнику. — Министр Лао, хоу Цзир, я жду вас у себя в кабинете с полными докладами о состоянии наших войск и количестве зерна, включая закупленное. Аудиенция окончена.

— Так ты всё-таки хочешь отправиться в поход? — спросила я.

Мы медленно шли по дорожке сада Долголетия. Из-за стены кустов доносились крики играющих детей. Жара, холод — им всё нипочём. А сейчас стояла жара. Долгая, многодневная жара. Я покосилась вверх, на почти выцветшее небо. Эй вы там, наверху, и не надоело вам мучить эту многострадальную страну? То наводнения, то нашествие, и вот теперь опять… Тень от деревьев и зонты, которые свитские несли над нами, спасали от прямых солнечных лучей, но не от раскалённого воздуха.

— Хочу, — признался Тайрен. — Я устал от этих бумаг и напыщенных рож. На войне… было проще.

Я вздохнула.

— Что, не хочешь меня отпускать?

— Покажи мне нормальную жену, которая хочет отпустить на войну своего мужа. Разве что он колотит её по три раза на дню.

Тайрен улыбнулся. Были бы мы одни — обязательно обнял бы, а так просто сжал мою руку. Здешние правила приличия не приветствовали публичных проявлений чувств, даже, с моей точки зрения, совершенно невинных. А вот свободно говорить о вещах совершенно, казалось бы, непристойных никак не возбранялось.

— Может, ещё и не удастся ничего, — сказал он. — Может, старый перестраховщик Лао окажется прав.

— Но и тогда поход будет лишь отложен, ведь так?

— Так, — согласился Тайрен. — Лошади нужны. Да и не только лошади. Если и правда удастся захватить хоть несколько стад…

Я понимающе кивнула. Этот год ознаменовался на удивление сухой весной, но конец прошлого удивил не менее морозной зимой. Причём морозы ударили по всей территории империи, от севера до юга. И если жители северных округов хотя бы представляли, что такое утеплённая овчарня и конюшня, то жителям юга империи и в голову не приходило, что скот нужно оберегать от мороза, которого они отродясь не видели. Результатом стал падёж. Правда, основным животноводческим регионом всё же оставался север, пострадавший меньше, но потом подоспела новая беда: из-за засухи не росла трава, и скотина начала дохнуть от бескормицы. Если система оросительных каналов, пусть и изрядно обмелевших, ещё более-менее обеспечивала поливом поля, то орошать пастбища ни у кого уже не был ни сил, ни возможностей.

— В любом случае, мы вряд ли соберём поход в этом году, — сказал Тайрен. — Всё-таки нужно дождаться второго урожая и посмотреть, нужно ли закупать ещё зерна, и сколько. К тому же меня тревожит юг. Едва ли мой южный собрат удовлетворится тем куском, который ему удалось откусить в прошлый раз. Мой отец и дядюшка Руэ, надо отдать им должное, истратили немало золота на его советников, которые затянули вступление Южной империи в прошлую войну. Но второй раз может и не пройти. К счастью, у южан есть свои проблемы, но я всё равно хочу убедиться, что южные границы достаточно укреплены, прежде чем уведу часть наших войск.

— Мудро, — согласилась я. — Что ж, значит в ближайшие месяцы я могу за тебя не беспокоиться.

Мы остановились на галерее, приятно продуваемой лёгким ветерком. Отсюда был виден берег пруда и носящиеся по нему дети.

— А Лиутар-то уже совсем взрослая девица, — заметил Тайрен. — Скоро пора в Полночь отселять.

— Да какая же она взрослая, — я невольно улыбнулась, чувствуя себя обрадованной пусть крошечным, но знаком внимания. Обычно Тайрен свою дочь вообще не замечал. Если Шэйрен ещё время от времени удостаивался какой-то реакции, то девочка существовала где-то за пределами вселенной моего супруга, и я уже с этим смирилась. Все отцовские чувства императора доставались Ючжитару.

Когда Тайрен впервые взял на руки своего сына, такого счастливо-обалдевшего лица я у него не видела ни до, ни после. Честно говоря, я полагала, что младенцем, как это обычно бывает, придётся заниматься только мне. Но не тут-то было — отец начал бывать в детской едва ли не чаще, чем я, регулярно устраивая допросы присматривавшим за ребёнком женщинам, так что мне не раз и не два приходилось заступаться за них, когда ему казалось, что что-то не так и они плохо справляются со своими обязанностями. Оказалось, что он может часами не спускать ребёнка с рук, и когда б не необходимость править страной, вообще бы, наверное, переселился в Полдень. И я невольно начинала чувствовать обиду за остальных своих детей, которым не доставалось и десятой доли такого внимания. Хоть и старалась этого не показывать.

Обычай требовал, чтобы имя ребёнку было выбрано в течении трёх месяцев после рождения, но Тайрен не стал ждать ни дня — видимо, как и Иочжун, придумал его заранее. Я до сих пор как-то не задумывалась, что, дав имя своей внучке, император определил также имена для всех её будущих братьев и сестёр. По обычаю, каждое поколение императорской семьи получало в имени какой-то один иероглиф, общий для всех, во всяком случае для мальчиков. Для девочек традиция разрешала послабление, но Тайрен решил выдержать её до конца. И если он сам со своим братом делил иероглиф "рен" — "слава", то всем рождённым от него детям предстояло носить имя, содержащее иероглиф "тар" — "небо".

— Ючжитар, — провозгласил император. — Благословение Небес.

Что ж, подумала я, император Ючжитар — будет не так уж плохо звучать. Правда, церемонии возведения новорожденного в ранг наследного принца пока не проводили. Это у нас старший сын получал этот титул автоматом, здесь же предполагалось, что император выбирает наиболее достойного, так что, как правило, наследниками назначали уже подростков, а то и юношей. Однако поскольку других сыновей у Тайрена покамест не было, церемонию можно было счесть формальностью. Выбирать-то не из кого.

Жизнь между тем шла своим чередом. Разросшийся гарем требовал внимания, которое у меня отбирали дети, и я, посоветовавшись с Кадж, всё же добилась у Тайрена назначения второй супруги первого ранга. Новоиспечённая Добродетельная супруга сейчас же попыталась укусить руку дающую и принялась наговаривать мне на составившую ей протекцию Талантливую. Пришлось прикрикнуть, но судя по взглядам и шпилькам, которыми они обменивались при встрече, война всего лишь перешла в подковёрную стадию.

Впрочем, со своими обязанностями они, поделив, хоть и не без ссор, сферы влияния, обе справлялись неплохо. А я смогла выделить время не только на семейные, но и на государственные дела, которые Тайрен по-прежнему охотно со мной делил. Мне всё же удалось пробить создание единой акушерской сети в империи и открытие первой школы для повитух. Теперь я планировала заняться приютами для сирот и подкидышей. Столичное заведение такого рода произвело на меня ещё более тяжкое впечатление, чем больница. Достаточно сказать, что у входа я встретила человека с двумя объёмистыми корзинами, направлявшегося в сторону городских ворот. На вопрос, что внутри, мне объяснили, что там тела умерших этой ночью детей. По уставу на двоих младенцев полагается по одной кормилице, но правило сплошь и рядом нарушалось, и младенческая смерть от голода вовсе не была чем-то из ряда вон выходящим в этих так называемых благотворительных заведениях. А уж скольких косили болезни, и вовсе никто не считал. Подросших же детей просто-напросто продавали тем, кто был готов заплатить, и об их дальнейшей судьбе оставалось только догадываться.

Всё же вера в переселение душ способствует людской чёрствости. Если люди искренне верят, что постигшее другого несчастье, вроде увечья, одинокой старости или сиротства — результат его же деяний в прошлой жизни, благотворительность частенько превращается в проформу.

Однако занималась я не только помощью страждущим. Не в меру жаркое лето натолкнуло меня на идею попробовать познакомить местных жителей с ещё одним блюдом моей родины. Благо замёрзшие этой зимой реки позволили заготовить даже больше льда, чем обычно, и теперь чаши с подтаявшими льдинками красовались во всех дворцовых покоях, по мере сил борясь с дневным зноем. Вот этот лёд я и попыталась пустить в дело, ну а для свежего молока пришлось снова заводить коров. Соли в императорских кладовых тоже хватало. Увы, моих куцых познаний не хватало для создания готового рецепта, пришлось экспериментировать. Оказалось, что молочную массу надо не просто ставить в ёмкость с пересыпанным солью льдом, а ещё и постоянно перемешивать. Занимала вся процедура около местного часа. Хорошо, когда есть слуги.

Дегустация нового блюда произошла во время празднования первого дня рождения Ючжитара и, как потом оказалось, произвела фурор. "Как потом" — потому что сперва я решила, что приняли его довольно сдержанно. Ну да, вежливо похвалили, и Великая старшая принцесса Кауджун спросила рецепт. Я ответила, не видя смысла скрывать, наоборот, желая, чтобы лакомство разошлось как можно шире. До сих пор империя не знала мороженого. Лёд в напитки, случалось, добавляли, да имелось блюдо, пышно именовавшееся "рис чистого ветра" — что-то вроде жидкой рисовой каши на молоке с фруктами и добавлением камфоры, которое полагалось подавать охлаждённым на леднике. А тут — такая вкуснотища, да ещё сравнительно простая в изготовлении. И уже на следующий праздник, на Три дня большой жары, на стол подали сразу три вида мороженного: от старшей принцессы и от Добродетельной и Талантливой супруг.

И пошло — благородные семьи, казалось, устроили состязание, кто придумает более вкусный или экзотический рецепт "лунного лакомства" (как его стали называть, с явным намёком на моё последнее имя Шэн-Юэн, "Восход Луны"). Из верхушки оно пошло в народ, и, забегая вперёд, скажу, что уже через пару лет в Таюне открылось первое заведение, торговавшее мороженым. Нельзя сказать, что новая сладость затмила в популярности медовые тянучки или бобовую пастилу, ведь оно требовало для изготовления довольно дорогих для местных ингредиентов, но всё же мороженое прочно завоевало свою нишу в местной кулинарной жизни. А уж на столах богачей и аристократии стало чуть не обязательным блюдом.

Однако в тот год нам вскоре стало не до мороженого. В последние месяцы лета, после устроенного императором и повторённого во всех городах и сёлах одновременного моления Небу, дожди наконец пошли, но облегчение длилось недолго. Видимо, молящиеся перестарались. Если на севере всё было в порядке (ну, насколько могло быть в порядке после такого начала), то по южным округам в один из дней пронёсся настоящий шторм с градом, погубивший множество посевов на корню. Осенью с северо-запада и юго-запада задули сильные ветры, опять не приносившие с собой ни капли влаги. А когда они сменились на влажный восточный ветер, несущий с собой тучи с моря, как назло, случилось сильнейшее похолодание. Снег сменялся дождём и снова снегом, поля, которые ещё не успели убрать, то засыпало, то затапливало, и стало ясно, что второй урожай будет ещё меньше, чем первый. Надо покупать зерно, и покупать много.

Цены на продукты взлетели невероятно. Торговцы благословляли судьбу, остальной же народ стонал, и я, читая отчёты со всех концов страны, начинала понимать, что погорячилась, когда-то доказывая всем, желающим слушать, преимущества свободной торговли. Нет, не то чтобы я совсем в ней разочаровалась и сочла, что надо строить коммунизм, но… Но свобода рынка хороша, когда есть альтернатива. В моём мире один неурожай в конкретном регионе уже давно не приводил к голоду, при нашей развитости международных отношений и стремительности транспорта всегда можно привести недостающее из соседней провинции, страны, а то и вовсе из-за океана. Мне в жизни не приходилось голодать, какие бы фортели не выкидывала погода за окном. Но здесь, в условиях сугубого средневековья и постоянного риска природных катаклизмов — то засух, то наводнений, то морозов, а то и, как в данном случае, всего сразу — государственное планирование экономики становилось насущной необходимостью. Если мы и переживём этот год, то только благодаря государственным запасам, которыми сможем снабжать нуждающееся население. Да и дать обнаглевшим купцам по лапам тоже необходимо. Полностью зло не изжить, кто очень хочет, тот найдёт возможность продавать из-под полы. Но подготовленные указы об ограничении цен и наказаниях за их превышение давали надежду, что человеческую алчность удастся загнать хоть в какие-то рамки. Вскоре их объявили по всей империи и развесили на специальных досках по площадям и у ворот. Всем начальникам рынков, а также прочим чиновникам было предписано бдеть за исполнением. И чуяло моё сердце, что в будущем году Цензорату подвалит работы, ибо в его ведении разбирать дела о злоупотреблениях и неисполнениях внутри государственного аппарата.

А между тем подготовка военного похода шла своим чередом. Тайрен был твёрдо настроен выступить следующей весной, и никакие трудности его не пугали. Уже вовсю шло планирование, запасы свозились к границе, гарнизоны, дружинам которых предстояло составить будущий экспедиционный корпус, приводились в боевую готовность. Вовсю шли назначения высшего командования будущей армии — оказывается, его каждый раз создавали заново, а потом, после окончания войны, распускали. Среди офицеров армии числились и императорские кузены по материнской линии. Ван Эльм, помилованный племянником, был окончательно прощён во время большой амнистии по случаю рождения Ючжитара и получил возможность вернуться в столицу со всем своим семейством. В должностях его, правда, не восстановили, и теперь семейство Эльм изо всех сил старалось вернуть себе утраченные позиции, доказывая свою благонадёжность и готовность быть полезными стране. Я, правда, не встречалась ни с Эльм Хонгом, ни с Эльм А, и потому не могла сказать, действительно ли эти достойные мужи рвутся в бой, или всего лишь подчиняются желанию папы. Если учесть, сколько пренебрежительно кое-кто из них некогда высказывался о военных, последнее вполне вероятно.

Зимой погода лучше не стала. Заморозки по-прежнему сменялись оттепелями, землю то заливало, то сковывало ледяной корой, было даже несколько метелей. Празднование Нового года прошло в напряжённой обстановке — все невольно гадали, что принесёт нам будущий год. Гадали в том числе и в прямом смысле, но гадатели всё никак не могли прийти к единому мнению: кто-то видел улучшение, кто-то, оборот, сулил продолжение несчастий. Подобный разнобой никак не способствовал стабильности и спокойствию в придающем столь большее значение гаданиям обществе. А тут ещё где-то там в результате оползня из склона холма вылез камень, трещины на котором напоминали иероглиф "кара". И если я увидела в этом лишь причуду природы, то народ и двор возбурлили, считая появление чудесного камня свидетельством того, что император гневит Небо. Опять вспомнили про присвоенную женщину отца, то есть меня, помянули покушение на древние устои… Тайрен на первую же попытку "почтительного увещевания" на совете рявкнул, что если кто-нибудь ещё вздумает трепать всуе моё имя и "плескать на меня кровью", то лишится места, и пусть скажет спасибо, что не головы. Советники попритихли, но все рты заткнуть было, разумеется, невозможно.

Я чувствовала себя как на пороховой бочке. Ведь в отсутствие императора рулить государством остаётся императрица. Пусть даже мне до приезда супруга не положено принимать глобальных решений, ограничиваясь текущими делами — справлюсь ли я? Особенно с таким враждебным ко мне отношением?

Тем не менее, знамения, касающиеся предстоящего похода, оказались на удивление хороши. Звездочёты с Террасы ведающих небом сообщили, что бродячая звезда Тай-бо движется быстро, проходя к северу от других бродячих звёзд, что сулит большие военные действия и поражение землям, лежащим к северу от нас, да и звезда Чэн-синь нашим солдатам тоже благоприятствует. Гадатели Приказа Великого постоянства и Церемониального министерства также не смогли сказать ничего плохого о предстоящей экспедиции. Таким образом, даже убеждённые противники войны были вынуждены замолчать. Дело оставалось за малым — выбрать благоприятный день для начала. Император и его гадатели ждали лишь, когда наконец стает весь снег.

В месяц дождевой воды наконец-то потеплело окончательно и, вопреки названию, опять задули сухие западные ветры с гор и из пустыни. Оставалось лишь надеяться, что со временем природа возьмётся за ум. А пока армия всё-таки выступила в поход. День был определён сразу же, как только стало ясно, что потепление надолго, и заранее стянутые во временные лагеря у Таюня дружины выстроились, чтобы пройти торжественным маршем через весь город. Зрелище было поистине величественное: трепетали знамёна с ритуальными изображениями красной птицы, блестели шлемы и брони, барабаны отбивали ритм, в такт которому о камни мостовой бухали тысячи ног. Кажется, вся столица теснилась на улицах, по которым проходило войско: чтобы там горожане ни думали о грубых вояках, но вид стройных колонн, красочных плюмажей и солнечных бликов на наконечниках леса из копий не оставил их равнодушными. Я проводила мужа с крыльца дворца Согласия Неба и Земли, а потом меня отвезли к воротам Дракона во внешней стене города. Поднявшись на широкую террасу, я смотрела, как живая река выливается из города, направляясь на север — по той же дороге, по которой мы с Тайреном когда-то ехали в назначенное прежним императором изгнание. Теперь новый император гарцевал под главным знаменем с бунчуком, во главе кавалерийского отряда. Я видела, как он обернулся и помахал мне рукой, и тоже махнула рукавом ему в ответ.

— Я вернусь, — сказал Тайрен мне чуть раньше, уже совсем собираясь сбежать по длинной лестнице вниз, где его ждали осёдланный конь и отряд телохранителей. — Вернусь с победой и добычей, вот увидишь. Да не переживай ты так, ничего со мной не случится. Я вернусь живым и невредимым, обещаю.

— Ты, главное, вернись, — сказала я. — Хоть каким-нибудь…

10

Народ наш страждет ныне от трудов —

Удел его пусть будет облегчён.

Подай же милость сердцу всей страны,

Чтоб мир снискать для четырёх сторон.

Льстецам бесчестным воли не давай,

Чтоб всяк недобрый был предупреждён,

Закрой пути злодеям и ворам —

Небесный ведь не страшен им закон.

Дай мир далёким, к близкий добрым будь,

Да укрепится этим царский трон!

Ши Цзин (III, II, 9)

— Но ведь эту ткань подарила ты! — Добродетельная супруга Чжан Анян обвиняюще вытянула руку.

— Не отрицаю, — спокойно кивнула Кадж. — Но тогда всё с этой тканью было в порядке. Яд на неё попал позже.

— Ты врёшь, сестрица! Просто не хочешь признавать перед лицом её величества свои преступления.

— Преступления? — Кадж усмехнулась. — Если ткань попала к тебе уже отравленной, то почему мастерицы, шившие тебе платье, никак не пострадали?

Я поморщилась. У меня болела голова, этой ночью я плохо спала из-за духоты, и меньше всего мне хотелось участвовать в споре, который всё равно никуда не приведёт. Но это тоже входило в обязанности императрицы. Не так давно Добродетельная супруга заболела, некоторое время врачи затруднялись определить причину недуга, пока кто-то наконец не вспомнил, что симптомы похожи на отравление одним довольно редким ядом. Учинённый розыск помог выявить, что причиной всему — новое платье, сшитое госпожой Чжан из роскошной, белой с голубыми цветами тафты, подаренной ей на день рождения Талантливой супругой. Кто-то пропитал ткань ядом, и теперь обе женщины сидели у меня, перебрасываясь обвинениями. Чжан Анян утверждала, что Шэйн Кадж пыталась её отравить, госпожа Шэйн выдвинула встречное обвинение, что Добродетельная супруга отравила сама себя, чтобы очернить соперницу. В пользу последней версии говорил тот факт, что никакого непоправимого ущерба здоровью Чжан Анян нанесено не было. Лекари обещали ей полное выздоровление.

Впрочем, госпожа Чжан не сдавалась и уверяла, что спаслась лишь благодаря тому, что надевала платье только один раз и ненадолго. А что было б, если бы яд никто не узнал, и она попыталась облачиться в ядовитый подарок снова? Как минимум — тяжёлая болезнь, которая надолго уложила бы её в постель, отрешив от дел и сделав беззащитной перед дальнейшими интригами.

Я снова поморщилась и потёрла висок. Разбирательство очевидно зашло в тупик. Как яд попал во Внутренней дворец, объяснить никто не мог, ясно было лишь, что государственные мастерские, из которых вышел злополучный отрез тафты, здесь ни при чём. Понятно, что исполнитель или исполнительница признается лишь под пыткой, но не прикажешь же пытать свиту обеих супруг первого ранга в несколько десятков человек. Быть может, предыдущая императрица так бы и поступила, но где гарантия, что добытые показания не стали бы самооговором? В общем, я не видела иного выхода, кроме как спустить дело на тормозах. Отложить дальнейшее разбирательство до того момента, как появятся новые доказательства, которые, скорее всего, не появятся никогда.

— Глупа как дыня, — покачала головой Кадж, когда разгневанная Добродетельная супруга удалилась, пригрозив, что она это так не оставит и обязательно доведёт до сведения его величества, когда тот вернётся. — Вынуждена признать, что никогда ещё я так не ошибалась, рекомендуя её старшей сестре. Говоря откровенно, я опасалась, что первый ранг получит Ла Ю. Чжан Анян казалась более… приемлемой кандидатурой.

Что одна змея, что другая, подумала я. Ла Ю я тоже недолюбливала из-за той давней интриги против меня, в которой она приняла участие, однако с тех пор много воды утекло. Люди не горы и не реки, как говорит местная поговорка, им свойственно меняться… Я глянула через распахнутую дверь в залитый яростным солнцем сад. Честно говоря, куда больше гаремных интриг меня беспокоило два обстоятельства. Первое — что от Тайрена уже давно не было писем. Второе — что с начала весны так и не выпало ни единой дождинки. Вторая подряд засуха была едва ли не свирепее первой. Дворцовые пруды заметно обмелели, что же тогда творится с водой для поливов?

Надо снова закупать зерно, и закупать много. Но вот беда, я не могла сделать этого сама, нужно было одобрение Земельного министерства и Земледельческого приказа. Ах да, и ещё приказа Великих припасов, в ведении которого находились казна и торговля. Значит, придётся собирать совещание. И если земельный министр и распорядитель Земледельческого приказа уже сами побывали у меня, высказывая озабоченность сложившимся положением, то распорядитель приказал Великих припасов может и упереться, мотивируя отказ в выдаче средств тем, что на такие траты требуется личное указание императора.

А войско, которое увёл Тайрен, как пересекло границу, так и кануло куда-то в бескрайние просторы западных степей. Конечно, он не может писать мне каждый день. Конечно, на то, чтобы добрались гонцы или даже голуби, требуется время. И если что-нибудь случится, если он потерпит поражение или произойдёт ещё более страшное — рано или поздно я об этом всё равно узнаю. Но… но.

Правду говорят, ждать да догонять хуже нет.

Тряхнув головой, я решительно прошла в свой кабинет, велев позвать Шэн Мия и секретаря Нюэ. Больше всего мне хотелось лечь в постель и положить на голову холодное полотенце, но вместо этого весь следующий местный час мы скрупулёзно подсчитывали, хватит ли запасов, чтобы прокормить крестьян на лично моих землях в случае, если нового урожая не будет вообще. По всему выходило, что прокормить-то можно, хоть и в обрез. Вот только сеять тогда во второй половине года будет нечего.

А ведь есть ещё воюющая армия. Пусть пока новых требований о фураже не поступало, пусть припасы для неё были выделены и свезены к границе заранее, но если война затянется…

Ещё половину часа я потратила на письмо Тайрену, в котором излагала свои планы. Я не сомневалась, что он их одобрит, ну, может быть, что-нибудь уточнит. Однако письмо с одобрением когда ещё будет, а ждать нельзя. Придётся, в случае чего, стучать кулаком и надеяться, что у меня достанет для этого авторитета.

В любом случае выносить на обсуждение лучше всего готовый план. И я послала в Земельное министерство повеление точно подсчитать, сколько именно у нас есть припасов в масштабах всей империи, и сколько ещё нужно, чтобы пережить этот год и, если Небу будет угодно, всё же дождаться новых урожаев.

Ответ пришёл очень быстро — судя по всему, подсчётами там озаботились и без меня. А под вечер у меня вдруг попросил аудиенции Великий защитник гун Вэнь.

— Я слышал, что ваше величество ведёт подсчёты будущих закупок зерна? — после первых же приветствий спросил он.

— Веду, — согласилась я. — Вы имеете что-то против?

— Что вы, ваше величество всегда ступает плавно и изящно. Но это вопрос государственной важности, и помимо него есть ещё многое, что нужно решить. А потому недостойный осмелится затруднить ваше величество просьбой.

— Говорите.

— Ваше величество, соберите большую аудиенцию. Ваш слуга желает поднять вопросы, касающиеся положения дел во всей империи.

— Собрать большую аудиенцию? — удивилась я. — Разве императрица имеет на это право?

— В обычных обстоятельствах — нет, но сейчас ситуация требует срочных решений, и у нас нет возможности ждать, когда вернётся его величество. Прошу простить за дерзость, но мы с вами сейчас подобны карпам в сухой колее, что в одиночку не выберутся. Двор должен быть един, и ему нужен тот, кто его направит.

Ну надо же, подумала я. Кто бы мог подумать, что сам гун Вэнь, так усердно выступавший против моего замужества с императором (с обоими императорами!), напирая на традиции и правила, теперь сам будет подбивать меня на столь вызывающее действие. Неужели он, когда-то приложивший столько усилий, чтобы отодвинуть Тайрена, теперь видит во мне, его недостойной избраннице, лидера нации?

А, была не была! В главном-то он прав.

— Что ж, — сказала я, — в ваших словах есть смысл. Я прикажу собрать экстренный совет завтра же.

Это был не первый раз, когда я была в зале Управления государственными делами, но сегодняшний случай отличался от всех остальных. Обычно я сидела за ширмой позади императорского трона, невидимая для присутствующих, не принимая никакого участия в обсуждении. И пусть все наверняка знали, что я там есть, внешние приличия были соблюдены. Однако теперь мне предстояло не просто присутствовать на совете, а вести его. И отгородить императрицу ширмой от тех, с кем ей нужно общаться, означало лишь создать всем дополнительные неудобства.

Но и усадить кого-то на трон при живом императоре тоже было немыслимо. Подумав вместе с распорядителем Цза, мы всё же нашли выход. Мне снова предстояло сесть за троном, но на этот раз на спешно сооружённом возвышении, так, чтобы мне было видно всех сановников поверх его спинки, а всем сановникам было видно меня. А на балку над моей головой так же спешно повесили занавес из бус, пусть символически, но отделяя меня от собравшихся внизу мужчин.

Как ни странно, я почти не волновалась. Утро я провела с детьми — похвалила простенькую, по-детски старательную, но очень аккуратную вышивку Лиутар, которую дочка только что закончила и принесла мне похвастаться, поиграла в мячик с Шэйреном и его друзьями в саду, поучила новые слова с Ючжитаром. Впрочем, это занятие мальчику быстро наскучило, и он принялся бегать по комнате, попутно разрушив крепость из кубиков, которую старательно выстраивал его брат. Пришлось ловить Шэйрена и оттаскивать его от визжащего скорее от увлечения игрой, чем от страха, Ючжитара.

— Почему он вечно мне мешает?! — возмущался старший. — Матушка, я его только один раз стукну!

— Тихо, тихо, — я посадила сына рядом, кивнув няням, чтобы вывели младшего в сад. — Не надо его бить, он пока ещё не понимает, что сделал плохо. Сейчас мы вместе достроим твою крепость. А про Ючжитара помни — ты старший, ты должен оберегать его, а не бить.

Судя по надутому виду Шэйрена, оберегать мешающего брата ему отнюдь не хотелось. Но я надеялась, что если я буду достаточно долго и регулярно "держать его за уши", то наставления привьются. Как бы там ни было, а Шэйрен должен запомнить, как ради своего блага, так и ради спокойствия всей империи: он — второй. И обязанностей у него больше, чем прав.

У Ючжитара, впрочем, тоже обязанностей хватит, но его наставлениями можно будет заняться и позже, когда подрастёт.

В общем, время прошло незаметно, и на аудиенцию я явилась в достаточно приподнятом расположении духа. С высоты сооружённого на скорую руку, а потому довольно шаткого помоста я оглядывала выстроившихся внизу сановников. Они перешёптывались, поглядывая на меня, и я невольно почувствовала, как моя спина выпрямляется ещё больше, а подбородок поднимается вверх. Я — Небесная Повелительница, они — мои подданные, и лучше бы им это усвоить поскорее, если до кого-то сей очевидный факт ещё не дошёл.

— Аудиенция начинается! — пропел Цза Чуали, и все собравшиеся опустились на колени, чтобы хором провозгласить:

— Тысячу лет жизни императрице Фэй!

Секунду или две я созерцала согнутые в земном поклоне спины.

— Её величество созвала вас, сановники, чтобы обсудить дела, не терпящие отлагательств! — провозгласил евнух Цза, и по залу прокатился вздох и волна шепотков. Похоже, все были уверены, что речь пойдёт о каком-нибудь пустяке.

— Министр Лао, — громко приказала я, — я хочу услышать ваш доклад.

Земельный министр уже поднялся, чтобы выйти вперёд, когда от подножия трона раздался другой голос:

— Ваше величество, у меня есть доклад.

Все посмотрели на Ведающего нравами, ещё одного из Трёх Верховников.

— Говорите, сановник Цзаю, — разрешила я.

— Ваше величество, недопустимо решать дела государственного значения в отсутствие его величества. Прошу ваше величество отложить решение от возвращения вашего царственного супруга.

Третий Верховник, Ведающий работами, согласно кивнул. Я посмотрела на гуна Вэня, и тот не заставил себя ждать.

— Ваше величество, у меня тоже есть что сказать, и дело не терпит отлагательств. По донесениям из разных концов империи голод и засуха приводят к волнениям и смутам. Чернь громит дома и склады торговцев в поисках утаенных запасов еды, и даже государственные склады и дома провинциальных сановников подвергаются опасности. Множится число проповедников, провозглашающих, что это бедствие — посланная Небом кара. Я должен повиниться перед его величеством и вашим величеством: я не настоял в своё время на том, чтобы мятежные округа, посмевшие поколебать алтари Земли и Зерна при его величестве императоре Иочжуне, были должным образом успокоены и очищены от скверны. Казалось, что смута стихла после победы над степными варварами и славного воцарения его величества Тайрена. Но теперь ясно, что смутьяны не унялись, а лишь притихли на время. Позавчера я получил известие от своих людей: в округе Тэйно появился некий Чжи Аулар, провозгласивший, что Небо отняло свой Мандат у недостойного императора, и вручило его достойному — самому разбойнику и мятежнику Чжи. По донесениям, он уже объединил вокруг себя несколько тысяч человек, и число его сторонников растёт. В соседних провинциях тоже неспокойно. Я считаю, что нужно как можно скорее послать войско, чтобы раздавить смуту в зародыше, не дав ей распространиться.

Вот вам и ответ, почему императорский дядюшка не пользуется ситуацией, чтобы расшатать власть нынешнего императора и в который раз попытаться протолкнуть на трон своего сыночка, подумала я. Да потому, что ситуация выходит из-под контроля, и у возмущённого народа уже есть свой кандидат, которому молодой господин Руэ нафиг не сдался. Между тем прокатившаяся по залу новая волна шёпота свидетельствовала, что для большинства собравшихся известие стало новостью. Как и для меня, собственно. Нет, я знала о случаях волнений, однако считала, что власти на местах с ними справляются. Но чтобы всё зашло настолько далеко…

— Вы всё ещё считаете, что нам надо дождаться возвращения императора, сановник Цзаю? — спросила я. — Боюсь, если мы будем ждать, ничего не предпринимая, его величеству будет некуда возвращаться.

Верховник поджал губы, но ничего не ответил.

— Необходимо как можно скорее собрать армию и назначить способного полководца, — повторил гун Вэнь.

— Ваше величество! — почуяв, что разговор пошёл всерьёз, тут же откликнулся другой сановник. — Военные дела имеют чрезвычайную важность. Кандидатуру командующего нельзя выбирать поспешно, необходимо всё тщательно взвесить. И, разумеется, поставить в известность его величество.

— Сановник Цзи понимает, что положение может измениться десять тысяч раз? Дело не терпит отлагательств!

— Разумеется, его величество будет поставлен в известность, как только гонец доберётся до него, — сообщила я. — И мы должны сообщить ему не просто о бедствиях, но о принятых против них мерах. Господа сановники, ваши предложения: кто способен возглавить поход против мятежа?

— Докладываю, ваше величество, — поклонился гун Вэнь. — Я рекомендую на пост предводителя армии командующего Жэнь Гуэля. На пост же товарища предводителя назначить моего сына Руэ Шина.

— У вашего сына есть военный опыт?

— Ваше величество, я потому и рекомендую его, чтобы мой сын набрался военного опыта. Под командованием опытного полководца он сумеет проявить свои таланты.

— Ваше величество, командующий Жэнь пусть опытный, но заурядный командир, — возразил военный министр. — Я бы рекомендовал командующего Иня. Он всю жизнь был как конь в боевой колеснице, из ста сражений — сто побед.

— Только, боюсь, он слишком стар. Сейчас нам надо всего лишь разбить горстку мятежников, здесь не нужны выдающиеся способности, хватит опыта и старательности.

— Полагаю, командующие армией, потерпевшей поражение от мятежников при предыдущем императоре, рассуждали так же, — заметила я. — Едва ли стоит недооценивать противника. Есть ещё какие-нибудь предложения?

Других предложений не было.

— Господин Великий защитник, вы сами — далеко не новичок в сражениях. Вы уверены, что названные вами люди справятся с задачей?

— Совершенно уверен, ваше величество. Если же я ошибусь в своих оценках, то готов понести ответственность за поражение наравне с ними.

— Хорошо. Полагаюсь на вас. А теперь нам нужно вернуться к решению дела, породившего нынешнюю смуту. Министр Лао, я слушаю ваш доклад.

Министр был краток настолько, насколько это было вообще возможно. Доклад, который он мне представил до этого, занимал несколько страниц, теперь же Лао выдал самую суть, которая сводилась к двум словам: национальная катастрофа. Сановники притихли, и голос их собрата звучал в мёртвой тишине.

— Так значит, даже если завтра пойдут дожди…

— Да, ваше величество. Этот урожай уже погиб. Вся надежда на вторую половину года.

— Но для новых посадок нужны семена. И надо прокормить население до зимы. Ваши оценки, сколько для этого нужно зерна? Сколько у нас есть, и сколько нужно докупить?

Министр назвал цифры. По залу опять пронёсся шелест голосов.

— Господин распорядитель Ки, сколько денег вы можете выделить на закупки зерна у наших соседей?

— Отвечаю вашему величеству, — глава приказал Великих припасов вышел на центральную дорожку. — Боюсь, что имеющихся средств у нас не хватит. Зерно дорожает каждый день. К тому же торговцы требуют гарантий и помощи в снаряжении кораблей. Караваны по суше добираются слишком долго и подвержены многочисленным опасностям. Корабли быстрее и дешевле, но имеющегося в империи флота не хватает. Строить же корабли за свой счёт торгаши не хотят, опасаясь, что после окончания трудных лет они не понадобятся и не окупятся.

Я поджала губы. По непонятной мне причине морская торговля в обеих империях была развита очень слабо. Хотя нельзя сказать, что не было стран, с которыми можно было бы торговать, но из-за моря везли главным образом предметы роскоши и диковинки. Всем же остальным обе империи снабжали себя сами.

И вот обратная сторона самодостаточности. Стоило возникнуть настоящей нужде — и оказалось, что перевозить припасы просто не на чем.

— Господин распорядитель, разве нам нечего предложить им в залог? — спросила я, прерывая раздавшееся среди сановников бурчание о корыстолюбии купцов. — Пусть денег в Левой кладовой не хватает, но есть ещё и Правая. Насколько мне известно, сокровища в ней накапливались со дня основания Северной империи. Мы можем пустить в дело их.

— Ваше величество, прошу простить недостойного слугу, — непреклонности в голосе распорядителя хватило бы на троих. — Но запасы Правой кладовой принадлежат трону, и даже ваше величество не может самовольно ими распорядиться. Я не могу распахнуть её двери без прямого приказа его величества.

Я глубоко вздохнула. Потом обвела взглядом сановников, выискивая ещё одного нужного мне человека.

— Господин управитель… — чёрт, забыла, как его зовут, — управления Малых припасов. Вы должны провести оценку всех хранящихся в вашем управлении ценностей императрицы и предоставить мне доклад. После чего совместно с распорядителем Ки посчитать, хватит ли их стоимости для покрытия планирующихся расходов.

Зал тихо ахнул.

— Ваше величество… — подал голос гун Вэнь. — Вы хотите… отдать торговцам ваши драгоценности?

— Вы же слышали, господин Великий защитник. Господин Ки не оставляет мне другого выхода.

— Но, ваше величество!.. — запротестовал один из трёх Великих наставников. — Недостойно императрице… каким-то барыгам! Вы унизите себя, ваше величество, вы унизите государя и трон!

— Что значит — недостойно? Недостойно заботиться о людях, которых Небо вручило нашему попечению? Разве я не зовусь Матерью Народа? — я дёрнула за шпильки и стащила с головы резное золотое сооружение, что венчало причёску, заставив волосы парика частично рассыпаться по плечам. Жест получился театральным, но здесь такие любят.

— Если надо будет — я продам Фениксовый убор, чтобы накормить голодающих!

— Ваше величество! — не сдавался наставник. — Утрата престижа императорской власти — большее бедствие, чем голод и засуха! Прошу ваше величество подумать трижды!

— Просим ваше величество подумать трижды! — подхватили сразу несколько голосов, и несколько лбов стукнулись о ковры. Не все, к счастью, но среди них были виднейшие сановники. Гун Вэнь, правда, как я отметила, к ним не присоединился, задумчиво глядя на меня. Я обвела просителей взглядом:

— Что ж, если кто-то желает предотвратить бедствие и покрыть расходы из своих средств, я, разумеется, не стану отказываться.

Ответом мне было молчание.

— Значит, решено. Господин управитель, я жду вашей оценки. Приступайте сегодня же.

— Подданный принял приказ, — поклонился сановник. Я удовлетворённо кивнула. Хоть один разумный, который не спорит, а сразу готов делать, что ему говорят.

Теперь предстояло самое трудное. Я сделала ещё один глубокий вздох, ещё раз обвела взглядом ровные ряды государственных чиновников. Зачем-то посмотрела на гуна Вэня.

— Будем молить Небо, чтобы новый урожай был обильным, и чтобы закупки помогли поправить дело. Но пока зерно будут везти, пройдёт время, а голод не ждёт. Торговцы поднимают цены и придерживают товар в надежде на большие барыши. Мне больно говорить, но и среди чиновников есть те, что ставят обогащение превыше долга. А потому, чтобы положить предел корысти и быть уверенными, что все голодные будут накормлены, насколько это возможно, повелеваю.

Ещё один глубокий вдох. Голос не должен дрожать, я должна выглядеть совершенно уверенной в своих силах.

— Отныне и до нового распоряжения всё зерно объявляется государственной собственностью и надлежит сдаче в государственные амбары. Если не хватит места, нужносоорудить новые. Сдать должны все — невзирая на ранги, должности и происхождение. За укрывательство зерна… — я на долю секунда заколебалась, но всё же отчеканила: — смертная казнь. Невзирая на ранги, происхождение и должности.

— Значит ли это, ваше величество… — произнёс Великий защитник.

— Да, — я, не мигая, посмотрела на него. — И вы тоже. И все прочие, здесь присутствующие.

По залу в который раз прокатился шелест, но громких протестов, как я опасалась, не было. Вероятно, все пока ещё были слишком ошеломлены.

— Министр Лао, вам надлежит провести внеочередную перепись населения в возможно более краткие сроки. Но всё же постарайтесь быть тщательными. Вам и распорядителю Синю надлежит посчитать меру зерна на человека, каковая будет регулярно выдаваться населению до конца года. Учитывайте также необходимость сохранить семена для следующего сева. Объявите: паёк будет выдаваться лишь тем, кто попадёт в перепись, а потому считайте всех, включая бродяг и нищих, если они изъявят желание встать на учёт и отправиться на работы по вашему усмотрению. Также учитывайте, что паёк будет одинаковым для всех. Невзирая на ранги, должности и происхождение.

Теперь гул голосов был заметно громче.

— Охрана государственных амбаров, а также всех перевозок зерна возлагается на армию, в столичном округе — на гвардию. Министр Цзир, господа главнокомандующие, вам надлежит выделить для этого потребное количество людей и составить расписание дежурств. В случае попыток грабежа разрешается принимать любые меры для их предотвращения. Контроль над переписью, раздачей пайков и выявление возможных ошибок и нарушений возлагается на Цензорат. На этом всё. Аудиенция окончена.

— Ваше величество!.. — воззвали сразу несколько голосов, но я с силой хлопнула ладонью по подлокотнику:

— Аудиенция окончена! Все возражения и замечания господа сановники могут высказать в письменном виде или на частных аудиенциях. А на сегодня всё.

Почему-то безмолвно стоящий в первом ряду гун Вэнь притягивал мой взгляд. Казалось — если согласится он, то я победила. Секунда — и когда я уже собиралась встать, гун по всем правилам отдал земной поклон.

— Подданные приняли приказ! — его звучный голос разнёсся над всеми, и остальные, нестройно и неуверенно, но всё же подхватили:

— Подданные приняли приказ!

— Её величество отбывает! — пропел Цза Чуали. Стоявшая в стороне служанка Лан торопливо протянула руку, помогая мне спуститься с помоста, её товарка подхватила мой шлейф. Головной убор, что я держала на коленях, принял Чуали. И, выходя из зала, я спиной чувствовала направленные мне вслед взгляды.

11

Службы царской гнёт назначен мне,

Он всё больше давит плечи мне,

А приду к себе домой — опять,

Кто из близких не перечит мне?

Это так, и этот жребий мой

Создан небом и судьбой самой.

Что скажу, коль это жребий мой?

Ши Цзин (I, III, 15)

— Гун Вэнь вспомнил, что сыновья вана Лэя находятся в действующей армии, и, если боги будут к ним благосклонны, могут получить популярность и поддержку военных, — тихо сказал Шэн Мий. — Его же сын ничем себя пока не проявил. Славы и влияния Великого защитники хватит на двоих, но всё же это то, чего никогда много не бывает…

Я кивнула согласно, но рассеянно. Да, я тоже почти не сомневалась, что господин Руэ не оставил своих амбиций, разве что отложил их в долгий ящик. Но это не отменяло того факта, что в данный момент в его лице я обрела могущественного союзника. Именно он первым поддержал моё начинание, придав ему вес своим авторитетом. И не просто поддержал, но и как-то сумел убедить своих собратьев Верховников. Так что, когда нахлынул вал жалоб и попыток саботажа, чиновники неожиданно выяснили, что все сановники первого ранга оказались на моей стороне. И это несмотря на то, что я, как я поняла из запоздалых объяснений того же Шэн Мия, сделала неслыханное: лишила чиновников их привилегий, уравняв с простым народом. Да, под действием чрезвычайных обстоятельств и лишь на время — но до сих пор этого не делал никто.

Ведь император не зря зовётся Сыном Неба и обладателем Небесного мандата — Небо действительно простирает над ним свою благодать, и он сам служит проводником этой благодати для своего окружения. Например, получение рангов по "тени", то есть благодаря родству с высшими сановниками, начиная с родственников их величеств (так мой приёмный отец повысил свой ранг, когда его дочь, то есть я, стала императрицей) — я-то сперва увидела в этом узаконенное кумовство, но явление было куда сложнее. В этом мире чиновник был не просто функционером, он был носителем частицы той самой небесной благодати, участником процесса приведения государства, а с ним и всего мироздания, в должный порядок, фигурой почти сакральной. Не зря помимо административных чиновники частенько выполняли и жреческие функции, а император и вовсе был первосвященником в полном смысле этого слова, ведь только он мог отправлять обряды и приносить жертвы, обращённые напрямую к Небу. А все привилегии, которые давала чиновничья "тень", начиная от права не платить налоги и кончая возможностью откупиться от вынесенного судом приговора, были лишь зримым выражением вознесения государственного служащего над "просто" людьми — и компенсацией за повышенную по сравнению с ними ответственность.

И вот на это-то святое я и замахнулась. Если проводить аналогию, то это примерно как если бы в России девятнадцатого века вышел приказ в связи с чрезвычайными положением пороть дворян наравне с крепостными. Тем удивительнее — и ценнее — была поддержка сановников первого ранга. Теперь я в полной мере понимала Тайрена и его сложное отношение к дяде. С ним было тревожно и опасно, но без него — никак.

Прочие такого понимания не проявили. Даже земельный министр Лао, которого я привыкла считать своим единомышленником, вдруг заартачился и принялся вставлять мне палки в колёса. Перепись населения прошла действительно быстро, тут его подчинённые сработали более чем оперативно. Но со следующим этапом, с вычислением пайка и прочими подсчётами, дело застопорилось. Дни шли, а я получала лишь отговорки и ссылки на всё новые и новые трудности, с которыми сталкивались чиновники министерства при осуществлении этой не самой сложной задачи. Где-то зерна оказывалось больше ожидаемого, где-то меньше, а вот теперь поступил донос, что в такой-то местности тайно укрываются большие запасы, и надо проверить, ой, а тут мы не учли, что надо оставить часть для сева, придётся пересчитать… В конце концов моё терпение лопнуло, и я явилась в Земельное министерство сама.

К этому времени наконец-то пришли письма от Тайрена. Я испытала огромное облегчение, прочитав, что он жив и здоров, что больших битв у него пока не было, лишь несколько стычек, и что он принял решение не гоняться за юркими кочевниками по степи, переходящей в пустыню, а идти прямо к оазисам — пусть кочевники, если хотят, сами его догоняют. Новости о моём нововведении до него ещё не дошли, он получил только моё предыдущее письмо, и тем не менее в его ответе содержалось официальное разрешение от его имени принимать любые решения, которые я сочту нужным.

Однако даже сунутая под нос бумага с императорской подписью и печатью на министра Лао особого впечатления не произвела.

— Ваше величество, мы делаем всё возможное, — дежурно развёл он руками. — Но обстоятельства… Нужно немного больше времени.

— Сколько конкретно вам требуется времени? — не отставала я.

— Недостойный умоляет о прощении, но он действительно не может сказать. Постоянно вскрываются новые обстоятельства, мы не можем…

— Дайте мне предварительные результаты. Уточним их позже.

— Ваше величество, мы ещё не закончили подсчёты по восточным округам…

Я в бессильной ярости смотрела на него. Будь моя воля, я бы уже турнула его из министерского кресла и посмотрела бы, не окажется ли его заместитель сговорчивее. Но, увы, мои полномочия всё же были ограничены, и сместить сановника третьего ранга без санкции императора я не могла. И министр Лао, пользуясь этим, явно вознамерился взять меня измором.

А впрочем… кто кого ещё возьмёт.

— Что ж, тогда начинайте подсчёты прямо сейчас, — я поудобнее устроилась на сиденье. — Я подожду, пока вы их не закончите.

— Ваше величество?

— Давайте, давайте. Работайте. Зовите ваших подчинённых, пусть принесут вам всё необходимое. А чтобы вы не отвлекались на посторонние задачи, и чтобы никто не смел отвлекать вас от этого дела первостепенной важности, у дверей вашего кабинета я поставлю караул.

— Вы хотите…

— Да-да, если угодно, я сажаю вас под домашний арест. Вернее, под служебный. Вы выйдете из этого кабинета, как только закончите. Но не раньше.

— Но, ваше величество, это может занять до нескольких месяцев.

— Значит, проживёте несколько месяцев здесь, — отрезала я. — Вон в том углу как раз можно поставить кровать… Хотя нет. Зачем вам кровать? Как сановник может отвлекаться на сон, когда его зовёт долг перед родиной? Будете работать и днём, и ночью. Тем быстрее закончите.

Теперь настал черёд Лао Цы молча смотреть на меня. Думаю, в этот момент ему больше всего хотелось придушить меня голыми руками.

— И перерывов на обед тоже не будет, — с милой улыбкой добила его я. — В годину бедствий отвлекаться на еду — непозволительная роскошь. А потому проносить что-нибудь съедобное в ваш кабинет запрещено. Воду, так уж и быть, позволяю. Раз в сутки.

— Но у нас нет!.. — сановник почти закричал. — У нас нет необходимых сведений! Мы не можем сделать то, что требует ваше величество прямо сегодня.

— Тем хуже для вас, — я поднялась. — У вас был месяц на подсчёты. И если вы и ваши подчинённые не умеете работать, то не вините меня. Приступайте, министр Лао. Не заставляйте ваших родных по вам скучать.

Спустя три часа все необходимые расчёты были сделаны и распоряжения отданы. Осталось только привести мой план в действие.

Это оказалось непросто, и дела пошли не гладко. Уже в столице принудительные конфискации едва не привели к полноценному бунту. Несмотря на то, что о выдаче пайка было объявлено заранее, не слишком, как оказалось, верящие властям люди поняли лишь, что у них забирают последнее. Удалось обойтись почти без крови только благодаря оперативно сработавшей гвардии Счастливой птицы, чью обязанность составляло патрулирование улиц, да вовремя прибывшей подмоге из городского гарнизона. Проклятия, которыми меня осыпали горожане, достигли Внутреннего дворца, и я невольно ёжилась от столь концентрированной ненависти. Правда, когда заработали пункты выдачи, возмущение поутихло. Наученная горьким опытом, на конфискации в провинции я отправила усиленные отряды. Без эксцессов не обошлось, но волнения быстро стихли, особенно после объявления, что бунтари и их семьи с довольствия будут сняты. Вообще-то, это подразумевалось само собой, но я всё равно чувствовала себя обязанной предупредить.

К началу лета пришли первые известия от главнокомандующего Жэня, после чего отчёты стали приходить регулярно. Они не сказать, чтобы радовали, но и особо не огорчали. Не так уж легко бороться с противником, ведущим войну полупартизанским способом, и Жэнь Гуэль, подумав, не стал преследовать бунтарей по лесам, а сосредоточился на том, чтобы обеспечить мой приказ о конфискации и хранении зерна. Сперва это вызвало новый взрыв возмущения, повстанческие отряды распухли от притока добровольцев и сумели изрядно потрепать правительственную армию. Несколько складов были захвачены, их содержимое снова торжественно роздано населению. Однако время показало правоту главнокомандующего. Бунтовщикам тоже нужно было есть, с собой в лес много не утащишь, и вскоре народные освободители явились к освобождённому народу за припасами. Вот только дать народу оказалось особо нечего. Главнокомандующий Жэнь действительно не был выдающимся полководцем, зато он был педантом. Он не пытался ловить повстанцев с непредсказуемым итогом, а вместо этого дождался, пока те скроются из глаз, и снова прошёлся по селениям, забирая зерно обратно. Все собрать не удалось, крестьяне, не будь дураки, оперативно позарывали его в землю. Однако Жэнь так же скрупулёзно подсчитал, сколько семей не досчитались своих мужей, сыновей, отцов и братьев, потому что те ушли в повстанческие отряды. Семьи, не примкнувшие к бунту, согласно моим распоряжениям, начали получать правительственную помощь. Остальные же теперь могли рассчитывать только на себя.

Так и пошло. Фактически главнокомандующий почти не вёл военных действий, сосредоточившись на охране складов и чиновников — раздатчиков зерна. Но, хотя по всем канонам военного искусства уход в глухую оборону — путь к поражению, ибо отдаёт всю инициативу противнику, из каждого правила бывают исключения. В военных действиях наступил пат: армия не могла выкурить бунтовщиков из леса, а бунтовщики не могли прогнать армию из занятых солдатами населённых пунктов. Ручей пополнения повстанцев почти иссяк: после того, как раздача была налажена, люди стали бояться показать нелояльность властям. Время работало на того, у кого лучше поставлено снабжение. Подумав, я сделала следующий шаг и издала указ о полной амнистии для тех, кто добровольно сложит оружие и вернётся в свои дома. Мои советники хором взвыли от моей мягкости, которая всенепременно обернётся попустительством бунту, но я, чувствуя кураж от успехов, настояла на своём. И люди действительно начали возвращаться — сперва несмело, поодиночке, но потом, убедившись, что их не преследуют, всё больше и больше крестьян приходило к властям с покорнейшей просьбой включить их в списки на раздачу. Власти морщились, наверняка тоже нелестно поминая императрицу, что заставляла их глотать обиду, но включали.

В общем, одна битва в этой войне всё же произошла — предводитель бунтующих, видимо, отчаявшись и понимая, что ещё немного, и последние сторонники тоже разбегутся, всё же решился дать бой. Но на провокации и попытки заманить его в засаду Жэнь Гуэль не поддался, а в чистом поле у него были все преимущества. Повстанческие отряды были разбиты наголову и не подверглись полному уничтожению только потому, что быстро разбежались. Можно было возвращаться с победой. Правда, самого Чжи Аулара схватить так и не удалось, также как и найти его труп, что несколько подпортило впечатление от успеха, но с мятежом было покончено, факт.

В летнем месяце малой жары наконец-то хлынул дождь, с ликованием встреченный по всей империи. В тот же день от Тайрена пришло письмо, в котором он сообщал, что таки дошёл до оазисов и закупил там всё, что считал нужным, точнее, частично уже закупил, частично договорился через посредников, и теперь поворачивает обратно. И если пройти туда удалось почти без боёв, то обратно, теперь, когда у него есть что взять, он уверен, так просто его не пропустят.

За раздвинутыми створками звенели-заливались цикады, но ни единого дуновения не проникало в помещение из ночного сада. Я отложила кисть, открыла следующий доклад и взялась за веер. Жара не спадала даже ночью, и весь дворец уже уснул, разморённый знойным концом лета. Только в моём кабинете горели огни, да терпеливо ждали в соседней комнате слуги. Ныл висок, хотелось спать, а завтра с утра надо давать аудиенцию моим дамам. И ещё несколько сановников попросили о встрече. Быть может, потом удастся урвать часик послеполуденного отдыха, а может и нет.

А ведь сначала предполагалось, что я буду всего лишь поддерживать необходимый порядок, не слишком утруждаясь и уж точно не утруждая себя деяниями государственного масштаба. Но эта проклятая погода спутала все планы, и я неосторожно полезла в большую политику. Результат был закономерен — вольно или невольно, но вдобавок к функциям императрицы я взяла на себя все функции императора, став полноценным регентом. И теперь я пахала за быка и лошадь по двенадцать-четырнадцать, а то и шестнадцать часов в сутки. Бедный Тайрен, бедный Иочжун, я-то ещё могу дождаться возвращения супруга и сгрузить его обязанности обратно на его плечи, а они-то лезли на эти галеры пожизненно!

Правда, далеко не всегда и положение у них было таким… отчаянным.

Радость от наконец-то возобновившихся осадков оказалась преждевременной. Тучи шли и шли с моря, никак не влияя на жару, и проливаясь над многострадальной землёй через два дня на третий. Это было лучше, чем их полное отсутствие, но опять появилась опасность, что новый урожай, как и в прошлом году, сгниёт. И, вишенкой на торте, снова весьма реально замаячила угроза наводнения. Уже наученные недавним горьким опытом ответственные лица кинулись проверять дамбы и каналы, безжалостно сгоняя местное население, как сельское, так и городское, на починку при малейшем намёке на слабину. Население, впрочем, особо не роптало — все помнили, чем обернулась былая халатность. Тем более, что и начальство, надо отдать ему должное, за чужими спинами не отсиживалось, а лично ходило на работы, вплоть до того, что и хворост таскало, и лопатами махало. Придворные льстецы хором уверяли, что я сумела внушить всем должное почтение перед своей решительностью и беспристрастностью, и возможно, не так уж и врали.

Я действительно выполнила свою угрозу и казнила тех, кто пытался укрывать зерно от конфискаций или торговать им из-под полы. Цензорат сбивался с ног, проверяя слухи и доносы, но его державные наблюдатели работали чётко, как часы. Я кривилась и морщилась, читая в отчётах фразочки типа: "подозреваемый под пыткой показал…" или "жители деревни под пытками подтвердили…", но что я могла сделать? Криминалистика тут не развита, и я не могла предложить никакой альтернативы. Можно было сколько угодно ужасаться, но допрос с пристрастием действительно оставался самым быстрым и результативным способом проводить расследования, даже с поправкой на самооговоры.

Если ты не способна выполнить свои же угрозы, лучше не грозить вовсе. Я сама ввела особое положение, и теперь мне ничего не оставалось, кроме как "разбить котлы и потопить лодки", то есть идти до конца.

Окружающих же здешние методы следствия и вовсе не колыхали, по крайней мере, пока речь шла о зарывающих зерно в землю крестьянах и пытающихся нажиться на чёрном рынке торговцах. Вот когда речь заходила о чиновниках, особенно высокопоставленных, становилось труднее. Кое-кто низших рангов действительно лишился голов за обсчёты в выдаче пайков или за не сданные вовремя запасы, но сановники пятого ранга и выше становились подсудны только с разрешения императора. Парочка таких прохлаждалась в тюрьмах в ожидании возвращения Сына Неба, и шансы побороться за свою жизнь у них ещё были. Влиятельные семьи, былые заслуги… Хорошо, хоть с арестом проблем не возникло — я просто посылала гвардейцев, а дела передавала заместителям. Или следующим в иерархии, если заместители оказывались замешаны.

Вот в чём я могла действительно торжествовать победу: армия была мне верна. Все усилия, которые я предпринимала для завоевания симпатий военных (включая изданный в последний момент указ о том, что паёк для находящихся на действительной службе увеличивается по сравнению с гражданскими в полтора раза) теперь окупались.

Я окунула кисточку в собственноручно растёртую тушь и сделала себе пометку. Дел навалилось столько, что без записей удержать все нюансы в памяти было уже невозможно, а секретаря я, сжалившись, отпустила. Хорошо, что хоть новых судебных дел не было. Пожалуй, самым скандальным оказался арест не сановников, а настоятеля монастыря, почему-то решившего, что его приказ о всеобщей конфискации не касается. Пришедших с обыском он встретил с искренним недоумением — ну да, отдал не всё, но монахи служат богам, разве у них не должно быть поблажек? Монастырь был довольно известным, и меня пугали взрывом возмущения верующих, но я всё равно подписала смертный приговор. Взрыва не случилось, но реакция общества была, скажем так, неоднозначной.

Интересно, жалуются ли духи казнённых мной в загробную канцелярию под Небесными горами, и если да, то в чью пользу решаются их апелляции? Великое Небо, могла ли я всего лишь несколько лет назад подумать, что буду своими руками подписывать десятки смертных приговоров? Без малейшего сомнения, с полным осознанием своей правоты.

Передо мной на отдельном столике дымилась так называемая печать курений — дорогущая штука, гибрид курильницы и часов. В прорезанные на нефритовой доске бороздки засыпали благовония с таким расчётом, чтобы они сгорали равномерно, поджигали и, глядя, сколько прогорело, определяли, который час. Судя по печати, уже давно шёл час Свиньи и вот-вот наступит полночь. Если ещё не наступила, в точности этих часов я сомневалась. Я в задумчивости посмотрела на оставшиеся бумаги, прикидывая, добить ли их сегодня или же всё-таки сделать себе поблажку и отложить до завтра, как вдруг в дверь постучали.

— Докладываю вашему величеству! Лекарь Гань просит срочной аудиенции.

— Проси, — я почувствовала себя заинтригованной. Что главе службы врачевания могло понадобиться от меня в такой час?

— Ваше величество, — вошедший в кабинет Гань Лу степенно поклонился. — Я надеялся, что не разбудил вас.

— Нет, как видите, я не ложилась. Что случилось?

— Ваш подчинённый виновен и заслуживает наказания за вопиющий недосмотр. Сегодня вечером императорская наложница Синь скончалась в своей постели от обширного кровотечения.

— Вы хотите сказать… — я нахмурилась.

— Да, ваше величество. Причиной кровотечения было принятие большой дозы материной травы.

— Так, — я встала. — Пойдёмте, подробней расскажете по дороге.

Дворик Процветания встретил нас огнями и бледными физиономиями дежурных евнухов. Лан помогла мне выйти из носилок, и я прошла в одну из общих спален. Перепуганные слуги жались по стенам, наложниц не было видно, их постели пустовали.

— Где остальные?

— Я велел всем выйти, ваше величество, — доложил Гань Лу.

— Они знают?

— Вероятно, догадываются. Но лекарь, пришедший к наложнице Синь, сразу же пошёл ко мне, и если слуги не проболтались…

Я посмотрела на парочку уже лежащих ниц служанок и одного евнуха. Потом перевела взгляд на тело на кровати. Она была красива, наложница Синь, впрочем, уродок в гарем не брали. Но я совершенно не помнила, чтобы видела её раньше. Нет, конечно, видела, по крайней мере однажды, когда в числе прочих новоприбывших давала ей наставления, как хозяйка дворца. Но она тогда ничем не привлекла моего внимания.

По дороге лекарь рассказал, что занемогла наложница ещё с утра, а траву, вероятно, приняла накануне. Но от помощи упорно отказывалась, твердя, что у неё просто болит голова, надо полежать и отдохнуть, и всё пройдёт. Никто особо не настаивал, капризы и демонстративные недомогания были среди скучающих обитательниц дворика в порядке вещей. Кровь впитывал целый ворох заранее заготовленных полотенец, спрятанных под одеялом, и только после тушения огней служанка в последний раз сунулась проверить самочувствие хозяйки. И обнаружила, что та уже остывает.

Я поморщилась, подошла к краю кровати, зачем-то взялась за краешек одеяла, собираясь откинуть, но одёрнула себя. Что я там хочу увидеть? Лекари уже проверили всё, что можно. А ведь без сообщника девица на такую авантюру решиться не могла. Не сама же она эти полотенца из прачечной натаскала. Я покосилась на слуг, что лежали ниц, не смея поднять головы, и ощутимо дрожали. Их можно было понять, ведь следующее, что мне надлежит сделать, это кликнуть дворцового исправника и начать следствие, выявляя и сообщников, и горе-любовничка, оторвать бы ему явно лишние части тела — развлёкся, понимаешь, а девчонка богу душу отдала. Впрочем, по сравнению с тем, что её могло ожидать при раскрытии её греха, она ещё, можно сказать, легко отделалась.

Теперь отвечать предстояло тем, кто не уследил, а то и помог, вот только мне совершенно не хотелось лютовать.

— Вы правильно сделали, что отослали всех, — сказала я. — Первое, о чём мы должны думать — это доброе имя его величества. Нельзя позволить, чтобы одна… особа… опозорила императорский дом. Вы согласны?

— Безусловно, ваше величество.

— В таком случае я рассчитываю на вас. Наложница Синь умерла от лихорадки. Или ещё от чего-нибудь — подберите подходящую болезнь сами. Так и объявите. Тело подготовьте для соответствующих похорон. Никто не должен знать правды.

— Слушаюсь, ваше величество, — удивлённым Гань Лу не выглядел.

— А с этими что, ваше величество? — старший евнух дворика Процветания указал на слуг на полу.

— Отправьте в Боковой дворец.

Евнух продолжал смотреть на меня, явно ожидая продолжения, потом уточнил:

— И всё?

— И всё, — кивнула я, не обращая внимания на изумление, выступившее на круглощёкой физиономии.

Делать здесь было больше нечего, и я кинула последний взгляд на умершую, не сдержав вздоха. А ведь приди эта дурочка ко мне, пади в ноги, покайся и попроси помощи — и я бы ей помогла. Смерть — слишком жестокое наказание за легкомыслие или за искреннее чувство; теперь уже и не скажешь, жертвой чего пала наложница Синь. Но, конечно, ничего подобного ей и в голову не пришло. Ведь я — императрица и должна следить за соблюдением дворцовых правил, а не покрывать то, что почитается развратом и преступлением.

Носилки покачивались в такт шагов носильщиков, спереди и сзади семенили евнухи с фонарями. Настроение было паршивей некуда, и я, чтобы отвлечься, попробовала мысленно вернуться к ждущим меня в кабинете делам. Не лечь мне сегодня пораньше, зато завтра будет меньше работы. Надо сказать, что дела шли лучше, чем весной. Торговцы зашевелились, зашевелились и соседи, почуяв возможность неплохо нажиться. И мне даже почти не пришлось распродавать свои ценности. Подействовали полномочия, которые мне прислал Тайрен, или распорядитель Ки всё же счёл меньшим из зол распахнуть Правую кладовую, но чем покрыть расходы нашлось. Другое дело, что мы откровенно залезли в НЗ, казна же фактически была пуста. Опять.

В этих условиях, когда приходилось высчитывать едва ли не каждый таэль, меня по-настоящему удивила Южная империя. В самый разгар приготовлений, когда первые корабли с закупленным на востоке зерном уже швартовались в портах, в Таюнь безо всякой помпы прибыл посол от южного соседа. Он сообщил, что долг человеколюбия велит его государю протянуть руку своему царственному собрату и его народу и совершенно безвозмездно оказать помощь нашим голодающим из своего урожая. Первые баржи уже в пути. Потом, правда, в частной беседе, посол поинтересовался, действительно ли мой супруг добыл в своём западном походе табун коней из Львиной страны, и не пожелает ли он сделать в качестве ответного жеста доброй воли небольшой подарок? Один-два десятка голов вполне устроят. Я честно ответила, что не могу давать каких-либо обещаний за спиной Тайрена, но просьбу до него, разумеется, донесу. Посол, кажется, был вполне удовлетворён, а караван судов из Южной империи действительно скоро пришёл и стал неплохим подспорьем.

Что ж, пиар-акция в духе древних мудрых царей, ведущих, согласно хроникам, рыцарственные войны и порой действительно снабжавших оголодавших противников провизией, вполне удалась. Не думаю, что она как-то повлияет на намерение Тайрена взять реванш и отобрать назад потерянное в последней войне, но лошадей из Львиной страны южный император скорее всего дождётся.

Тайрен… Сердце опять кольнула тревога. Послания приходили редко и нерегулярно, в чём не было ничего удивительного. В последнем из них муж писал, что его ожидания полностью оправдываются, и степняки, проснувшись, начали тревожить его мелкими налётами и постоянно маячащими в пределах видимости разъездами. Но это явно пробные стрелы, настоящее сражение впереди. И с тех пор — тишина.

Нет, хватит думать о том, что от меня всё равно не зависит. Работа, работа, работа — лучшее лекарство от тревог и невесёлых мыслей. А завтра будет новый день.

12

Густые, густые полыни кругом —

В средине над этим пологим холмом.

Завижу супруга любимого я —

И рада, готовлю учтивый приём!

Ши Цзин (II, III, 2)

Тайрен вернулся в месяце начала зимы, в земном календаре соответствующем второй половине ноября. Вернулся с победой. Гонец с известием о триумфальном возвращении императора прискакал задолго до того, как войско показалось у Таюня, так что у меня и двора было достаточно времени, чтобы подготовиться к встрече.

К этому времени можно было сказать, что дела в империи более-менее пришли в порядок. Снабжение населения было налажено, механизм отработан, волнения улеглись. Спала и волна доносов на воровство и злоупотребления, что позволило Цензорату перевести дух. У меня к тому времени уже был составлен целый список имён, начиная с главнокомандующего Жэнь Гуэля и кончая отличившимися державными наблюдателями, о которых надо было доложить императору для получения ими заслуженной награды. И, зная Тайрена, можно было не сомневаться, что никто из них не уйдёт обиженным.

Последним аккордом обрушившихся на империю погодных неурядиц стало случившееся-таки наводнение, известие о котором пришлось аккурат на день рождения Лиутар. К счастью, меры предосторожности сделали своё дело — когда реки и каналы начали выходить из берегов, это стало неприятностью, но не бедствием. Плотины и дамбы выстояли, и вода, высоко постояв несколько дней, постепенно схлынула. Переселять никого не пришлось, лишь жители нескольких селений, стоявших в низинах, временно перебрались либо к соседям, либо в палаточные лагеря, чтобы уже через неделю-другую вернуться в свои дома. Погибших были единицы, материальный ущерб, по сравнению со всем остальным, оказался незначительным.

Решилось и дело с мятежом. Как раз, когда я с советниками обсуждала, нужно ли что-то делать в связи с наводнением или местные власти справятся сами, в комнату для совещаний вбежал дежурный евнух:

— Ваше величество, срочное известие из округа Сачжэну!

Я взяла с поклоном протянутый мне футляр, раскрыла его и вынула короткое донесение. Евнух, пятясь, вышел, остальные участники совещания почтительно ждали, пока я прочту.

— Господа, хорошие новости, — сказала я. — Мятежник Чжи Аулар схвачен людьми начальника округа Шо Луая. Его уже везут в столицу.

— Это воистину прекрасные новости, — торжественно кивнул гун Вэнь, и все заулыбались. — Небо вернуло свою благосклонность нашей великой империи.

Я задумчиво посмотрела на него. Великий защитник вызывал во мне сложные чувства. С одной стороны, я не перестала опасаться его возможных амбиций. Но с другой — чем дальше, тем больше я чувствовала к нему симпатию. Он был одним из самых деятельных и здравомыслящих сановников, и его поддержка действительно очень много значила для меня. Чем дальше, тем труднее мне становилось считать его врагом.

Может, он и в самом деле оставил свои планы пропихнуть на трон сына? Ведь если раньше между молодым господином Руэ и вожделенным высочайшим титулом стоял лишь Тайрен, то теперь численность в этой очереди увеличилась до трёх. А со временем может стать и ещё больше. Я вполне могу родить ещё, да и вряд ли Тайрен всю жизнь будет довольствоваться мной одной… м-да. Думать об этом не хотелось, но посмотрим правде в лицо — я не молодею. Конечно, в тридцать с небольшим рановато записывать себя в старухи, но однажды я уже не смогу конкурировать с девчонками пятнадцати-восемнадцати лет, что прибывают в гарем ежегодно. Рано или поздно у Ючжитара появятся братики и сестрички от других матерей.

Что ж, будем решать проблемы по мере их поступления. И с возможными конкурентками в сердце и на ложе супруга, и с возможной неблагонадёжностью гуна Вэня.

Мятежник Чжи был благополучно привезён в столицу и брошен в тюрьму — дожидаться решения своей участи императором, хотя понятно было, что никакого иного приговора, кроме казни, тут быть не может. Небо проявляет себя, отдавая победу достойному, и раз мятеж окончился поражением, значит, все претензии бунтовщика на Небесный мандат были безосновательны. Иногда я пыталась представить, что должен думать рядовой обыватель обо всём происходящем. С одной стороны — все стихийные и прочие бедствия, по мысли местных, кара Неба за грехи своему недобродетельному Сыну. С другой стороны — кризис преодолён, другой претендент на звание Сына Неба проиграл. Значит, Небо наказало — да и простило?

В день, когда победоносный император должен был вступить в свою столицу, ко мне с утра раз за разом прибегали гонцы с известием, сколько лаев пути ему ещё осталось до ворот. Я благосклонно кивала, пока служанки помогали мне облачаться в роскошное, хотя и мрачноватое чёрное платье с вышитыми золотом фениксами и с воротником из золотой парчи, столь жёстким, что он стоял торчком без каркаса. Чиновники двора, должно быть, уже выстроились перед городскими воротами, чтобы, как и подобает, на коленях встретить своего повелителя, но роль императрицы в этот день была достаточно скромна. Согласно этикету, я даже не могла выйти на крыльцо дворца Согласия Неба и Земли, чтобы увидеть супруга, входящего во дворец через центральные ворота Императорским путём. Императрица ждёт императора во Внутреннем дворце и будет далеко не первой, кто его встречает.

Хорошо, хоть на торжественном пиршестве мы будем сидеть рядом. И, надеюсь, у нас и до того будет хотя бы часок, чтобы я могла рассказать Тайрену, как я по нему скучала, и какое облегчение чувствую от того, что он наконец приехал, и я снова могу заниматься только своими делами: хозяйством дворца, гаремом и благотворительностью.

Но сперва Тайрен должен поздороваться со своими министрами, после чего с приближёнными и охраной торжественно проехать по улицам, везя трофеи. Сама же армия в город не входила, оставаясь в лагере за его стенами. Мы уже успели обменяться письмами по этому поводу: я писала, как это неправильно, и что войско, покидая столицу и возвращаясь в неё, должно получить свою минуту славы. И Тайрен со мной согласился, но решил отложить торжественный проход солдат по центральным улицам на следующий день, чтобы не ломать сложившуюся традицию встречи. "Мы и так уже допустили достаточно вольностей", — писал он в последнем письме, и у меня теплело на сердце от этого "мы". Дав горожанам возможность полюбоваться на себя, император примет доклады о положении дел в империи, и лишь потом, лишь потом навестит дворец Полдень. Что он пойдёт в Полдень, а не в свой дворец Великого Превосходства, я не сомневалась.

"Ты не представляешь, как я хочу тебя увидеть, — писал он мне. — Ты мне снишься почти каждую ночь. Да, это было необходимо, и поход — отличное лекарство от дворцовой духоты, но если бы я знал, что наша новая разлука будет так тяжела, я мог бы на него и не решиться".

— Ваше величество, — вбежавшая Жэнь Ани торопливо поклонилась, — его величество уже миновал Полуденные ворота дворца.

— Что ж, — я взглянула в зеркало. — Скоро мы будем готовы.

— Ваше величество необыкновенно красивы сегодня. От близости его величества вы расцветаете подобно жасмину весной. Ваша слуга уверена, что вы без труда затмите и Талантливую, и Добродетельную супругу.

— Кстати, они ещё не прибыли?

— Нет, ваше величество, должно быть, стараются навести красоту. У них это занимает гораздо больше времени, а результат далеко не столь превосходен, как у вашего величества.

Я невольно усмехнулась. Что ж, весь двор живёт по закону "не польстивши не подъедешь". Но, правду сказать, есть и у меня свои достоинства — к примеру, кожа как белый нефрит, которой требуется намного меньше пудры, как большинству местных женщин. Хотя модную тут белоснежную кожу предпочитают сравнивать с овечьим жиром. А ещё — белые ровные зубы, как семена тыквы. Раньше я, при всём своём гренадёрском росте, могла похвалиться гибкостью ивы, но теперь, после трёх родов, мой стан уже не так тонок, как прежде, хоть и толстухой я отнюдь не стала. А главное — Тайрен любит меня и такую.

Впрочем, теперь у меня есть сильный конкурент. И это — отнюдь не одна из супруг или наложниц. Раздавшийся из дальних комнат пронзительный детский визг напомнил мне, что хотя Тайрен безусловно прибежит в Полдень как только сможет, но вот кого он захочет обнять первым — меня или Ючжитара — ещё вопрос.

— Что там, Туи? — спросила я. Служанка, поклонившись, помчалась выяснять, чем недовольно моё чадо, а я снова повернулась к даме, которую явно распирали ещё какие-то впечатления помимо моей несравненной красы.

— Там привезли пленных! — глаза барышни Жэнь возбуждённо поблёскивали. — Их уже отправили в тюрьму Бокового дворца. Страшные, лохматые, кривоногие — одно слово, степные варвары! Говорят, его величество пленил брата великого степного вождя!

— Правильно говорят, — кивнула я. Тайрен писал об этом. Гун Вэнь оказался совершенно прав — засуха изрядно проредила поголовье степных лошадей, так что степняки не могли упустить возможность захватить несколько табунов, которых гнали через их земли, пусть и под охраной целого войска. Однако у Тайрена и его стратегов, уже имевших опыт столкновения со степными племенами, было время и возможность разработать тактику, принёсшую императорской армии успех. В числе прочей добычи победителей действительно оказался младший брат вождя кубров, верховодившего сейчас в западных степях. Молодой командир слишком увлёкся боем и оторвался от основных сил, попав в окружение. Завтра его, как и прочих захваченных военачальников, отведут в Лучезарную гробницу, чтобы похвастаться своим достижением перед духами и заставить степняков поклониться императорским предкам. Я подозревала, что обычай хранит в себе отголосок более кровожадного ритуала, когда высокопоставленных пленных попросту приносили предкам в жертву. Но сейчас времена уже не те, так что степняки ещё имеют шансы вернуться домой живыми и невредимыми, если удастся договориться с их каганом.

Что стало с рядовыми пленниками, которых, по словам Тайрена, было больше тысячи, я предпочла не спрашивать, а сам он этот вопрос в своём письме деликатно обошёл.

Вернулась Туи, принёсшая известие, что принцы просто не поделили игрушку. В результате её, следуя моим инструкциям, отобрали у обоих, но если Шэйрен уже успокоился и занялся другими играми, то Ючжитар продолжает скандалить. Я вздохнула и велела ничего не предпринимать до моего прихода. А то с нянь станется закормить его сладостями и испортить ребёнку аппетит. Не говоря уж о том, что старшему будет обидно.

Увы, у всех, приставленных присматривать за Ючжитаром, был один недостаток — у них не укладывалось в голове, как это можно просто оставить недовольного принца в покое, позволив ему самому пережить огорчение. По их мысли, вокруг драконьей крови надо было плясать, угождать во всём и не в коем случае не допускать ничего, что могло бы царственное дитя хоть чуть-чуть расстроить. Если девочке ещё более-менее прививали дисциплину, да и насчёт Шэйрена мне удалось втолковать необходимость не баловать его слишком уж сильно, то Ючжитар, как будущий император, был особой почти священной. Матушки моего мира, растящие детей-"снежинок", обзавидовались бы такой заботе. Сколько я ни твердила, что даже император не может получить всего и надо приучать принцев с этим смиряться, всё как об стенку горох. И добро бы это делалось из страха перед будущим монархом, но нет, в них говорила искренняя любовь и забота. И я знала, что за моей спиной няньки осуждают меня за жестокость и бесчувственность к собственному ребёнку.

Однако наведаться в детскую я не успела. Похоже, Тайрен тоже торопился отделаться от всех остальных ради того, чтобы встретиться с семьёй, но известие, что его величество покинул Внешний дворец и движется сюда, принесли, едва только мне на голову водрузили парик. Я поднялась, служанки торопливо разобрали мой шлейф, евнухи распахнули двери, и я со свитой прошествовала на террасу дворца, куда уже торопливо подтягивались Талантливая и Добродетельная супруги. Весь прочий гарем, выстроившись согласно рангам, уже торчал на террасе, возбуждённо перешёптываясь.

Встреча проходила в полном согласии с этикетом. Тайрен прибыл в паланкине, из которого вышел перед самыми дворцовыми ступенями, и быстро, хоть и не теряя достоинства, начал подниматься. Стоявшие на лестнице через ступеньку евнухи кланялись при его приближении, а я прокляла про себя обычаи, свидетелей и тяжёлый шлейф, не дающие мне просто сбежать ему навстречу и по-простецки повиснуть у мужа на шее. Но вместо этого я, как и положено, преклонила колени и позволила ему меня поднять, после чего приветствовала мужа подобающими дежурными фразами. Правда, Тайрен несколько снизил торжественность момента, залихватски мне подмигнув. Потом кивнул в ответ на приветственные поклоны и поздравления с победой и возвращением от старших жён, после чего мы, наконец, рука к руке — но ни в коему случае не держась! — вошли внутрь моих покоев. И только там у императора наконец кончилось терпение следовать ритуалу, и он решительно отослал всех сопровождающих.

— Как там Ючжитар? — спросил он, когда мы оторвались друг от друга. — Ты писала, что он сильно вырос?

— Да, ты его, наверное, и не узнаешь.

— Что бы я да не узнал собственного сына? Пошли, я хочу его видеть.

Ючжитар всё ещё был окружён толпой сочувствующих, но при виде его величества няньки брызнули в стороны. Тайрен в два шага преодолел расстояние от двери до центра немаленькой комнаты, подхватил сына на руки и подкинул высоко к потолку. Тот снова взвизгнул, на этот раз с несомненным восторгом. У меня ёкнуло сердце, но я героически промолчала, продолжая улыбаться.

Вот была у Ючжитара такая черта — он совершенно не боялся людей, даже совсем незнакомых. В отличие от Лиутар, успевшей изрядно забыть меня за время долгой разлуки, мой младшенький, не видевший отца большую часть года, не только не возражал, что его схватили на руки, но и когда отец попытался поставить его на пол, тут же ухватился за него, давая понять, что хочет обратно:

— Вых!

— Это значит "вверх", — перевела я.

— Неужели он ещё не заговорил? — спросил Тайрен.

— Только несколькими словами. Но это не страшно, мальчики обычно учатся говорить позже, чем девочки. Подождём ещё полгодика.

Тайрен нахмурился, но кивнул. Снова подхватил Ючжитара, и тотнемедленно потянулся к блестящей камушками заколке, удерживающей пучок на макушке императора.

— Я привёл с собой множество коней из Львиной страны, — сообщил ему Тайрен. — Когда ты вырастешь, я подарю тебе чистокровного жеребца. Он будет резвым и горячим, и вы станете отличными друзьями.

— Пусть сперва среди людей друзей заведёт, — проворчала я. — Его так балуют, что я боюсь — он возомнит себя центром вселенной.

— Ничего, у нас ещё будет время воспитать в нём чувство долга. Тебе нравится папин камушек? Папа и камней привёз, и обязательно даст тебе поиграть.

— Как бы он эти камешки не проглотил.

— Ты становишься настоящей ворчуньей, — рассмеялся Тайрен. — Если и проглотит разок, ничего страшного. Правда, малыш?

Я оглянулась и увидела стоящего в дверях Шэйрена. Мальчик сосредоточенно покусывал губу, глядя на императора, качавшего на руках его младшего брата. Я ободряюще улыбнулась ему, и старший сын, решившись, вошёл в комнату. Подошёл к Тайрену и по всему правилам поклонился с комичной серьёзностью:

— Приветствую ваше величество!

Я мысленно похвалила его воспитателей.

— Здравствуй, младший брат, — так же серьёзно сказал Тайрен. — Вставай. Как живёшь, учишься чему-нибудь?

— Ну… — Шэйрен снова глянул на меня. — Мне подарили меч! Как настоящий.

— Это хорошо.

— И вчера мне читали книжку. Там один царь проиграл в битве, но вымолил себе жизнь, а потом спал на соломе и пил желчь, чтобы не забыть о мести. И через несколько лет собрал армию и победил! Советник его врага говорил, что не надо ему верить, но его господин не послушался, а другие сановники советника оклеветали. Господин послал советнику меч для совершения самоубийства, и тот сказал: "Вырвите мои глаза и повесьте над воротами столицы, чтобы я видел, как мститель войдёт в неё и сравняет с землёй!"

Я вздохнула. Что поделаешь, на этой и подобной ей историях воспитывается не одно поколение местных детей, было бы странно, если бы я вздумала ограждать от них своих чад. Да и что пенять на зеркало, русские сказки, если подумать, не менее людоедские.

— Когда царь победил, он тоже хотел пощадить врага, но его советники сказали ему, что враг тоже может отомстить. И тогда царь отрубил врагу голову! — завершил пересказ Шэйрен. — А… можно и мне коня?

— Можно, — щедро сказал Тайрен. — Хорошо учись, и я подарю тебе коня не хуже, чем Ючжитару.

— Что нужно сказать? — напомнила я.

— А… Благодарю ваше величество!

— Пока ещё не за что, — усмехнулся Тайрен. Аккуратно поставил сына на пол, и Ючжитар принялся раскачиваться как на тарзанке, держась за отцовские руки и поджимая ножки. Да, подумала я, провести время наедине с мужем у меня явно не выйдет.

— Кстати, как поживает Лиутар? — спросил Тайрен.

— Она молодец. Учится вышивать и зубрит "Древние гимны".

— Это хорошо, — кивнул Тайрен и улыбнулся Ючжитару, который отпустил его руки и принялся бегать вокруг.

Через некоторое время мы, оставив детей играть, чинно вышли к ожидающей нас свите. Настало время торжественного пира.

Пир был как пир — придворные праздники достаточно однообразны. Еда и вино, тосты и славословия, восхваление непревзойдённого императора-победителя, музыка и танцы. Помимо выступления профессиональных танцовщиц, наложницы гарема по своему почину решили тоже подготовить выступление. Я не стала возражать — они так старались и так надеялись угодить его величеству и, быть может, заслужить его благосклонность… Что ж, может, кому-то и улыбнётся счастье, думала я, не всё же мне лежать собакой на сене. И всё равно мне с некоторым трудом удалось сохранить непринуждённую улыбку, когда Тайрен сказал:

— А вот это солирующая девушка хороша. Как её зовут?

— И Суинь.

— Прелестна и грациозна. Пожалуй, я бы сказал, что она талантлива.

— Эта девушка тренировалась днями напролёт, чтобы доставить удовольствие вашему величеству, — тут же поддакнула Добродетельная супруга. — Семьи И, из которой она происходит, уже не одно поколение служит трону. Думаю, её рвение заслуживает награды.

— Супруга Чжан права, — согласилась я. — Старание и талант заслуживают поощрения.

Держать хорошую мину, так до конца. Интересно, собирается ли Чжан Анян исполнить свою угрозу и наябедничать Тайрену на якобы покушение со стороны Кадж? А, пусть делает что хочет. Я императорского гнева точно не боялась, да и Талантливую супругу смогу защитить.

— Что ж, жалую ей сотню золотых таэлей, тюк мехов из числа военной добычи и шкатулку благовония "ста смешений", — кивнул Тайрен. Потом вдруг наклонился ко мне и, словно бы что-то вспомнив, заговорщицки понизил голос: — А кстати, что это за угрозы расправы, которым ты подвергла министра Лао? Якобы ты обещала заморить его голодом?

— А, — я невольно рассмеялась. — Уже нажаловался?

— А как же. Такое самоуправство…

Фыркая, я рассказала, как было дело. Как я и думала, Тайрена эта история только повеселила.

— Что ж, будет знать, как тебе перечить, — подытожил он. — Кстати, знаешь, кто за тебя вступился?

— Кто?

— Гун Вэнь. По его словам, государство пережило эти беды только благодаря тебе. И не поступи ты так, как поступила, не хватило бы провизии даже на устройство этого праздника.

— Это да, — вздохнула я. Для того, чтобы организовать сегодняшнее угощение, пришлось залезть в неприкосновенный запас — не сказать, чтобы смертельно, но чувствительно. Однако не встретить супруга так, как должно, у меня духу не хватило, и никто из придворных не возразил ни словом. Тем не менее я уже подумывала, чтобы урезать дворцовые пайки на будущее — о чём тут же и сказала.

— Что, всё так плохо? — спросил Тайрен.

— Всё очень плохо. Боюсь, ещё одного неурожайного года мы и правда не переживём. Ты знаешь, что нам очень помогла Южная империя? В благодарность они хотят лошадей из числа добытых тобой.

— Южная империя? — Тайрен помрачнел. — Вот уж кому я не хотел бы быть обязанным.

— Я тоже, но мы не в том положении, чтобы привередничать. Решать, конечно, тебе, Тайрен, но я бы их просьбу выполнила. Благородный муж десяти ничтожным уступит. Два десятка голов нас не разорят.

— Всего лишь? Тогда конечно. Пусть не ждут, что я забуду былые обиды, но такой малостью мы и правда можем пожертвовать.

От нижних столов раздались аплодисменты — забытая нами танцовщица как раз закончила выступление.

Позже Тайрен ещё много рассказывал мне о своём походе. Конечно, об основных вехах я уже знала из писем, но всего не опишешь, да и не хотел Тайрен пугать меня и писать о трудностях. Теперь же можно было и рассказать.

Оказалось, что самым трудным были даже не стычки со степняками, а переход по высушенной солнцем степи. Жажда едва не погубила всё войско — много воды с собой не увезёшь, а реки обмелели и колодцы пересохли, там же, где вода осталась, она во многих случаях зацвела и загнила, так что в армии начались болезни. Подлинным спасением стал проводник из местных племён, согласившийся служить императору. По его совету армия, спасаясь от жажды, свернула… в пустыню.

— Там колодцы остались полными, как ни странно. Ты знаешь, что такое пустынные колодцы? Вообрази: песок, море песка, а посреди него стоит купол в жэн или два высотой. Входишь внутрь и спускаешься в подземный зал. В центре пола круглая дыра, а под ней — целый бассейн пресной воды! Какая бы жара ни стояла снаружи, колодец всегда был полон. Хватало всем, и людям, и скотине. Да, мы мучались от солнца, но если знать тропу от колодца к колодцу, пройти можно без особого труда.

Я невольно вспомнила свои блуждания по пустыне, а потом поездку в караване чжаэнов. Тогда я не видела ничего подобного, но караван и ехал по пескам после того, как я к нему присоединилась, всего несколько дней. Хорошо, что Тайрен, видимо, успел подзабыть сочинённую мной легенду, что я приехала с запада через оазисы. Иначе удивился бы, как я ухитрилась миновать этакое чудо.

Войско шло всё дальше, мимо изрезанных трещинами скал и холмов, словно слепленных из рассохшейся на солнце глины, серых, жёлтых и красновато-коричневых, иногда полосатых, как орнамент на древнем кувшине; мимо скальных образований, напоминающих стены и башни крепостей. На южном горизонте вставала горная цепь, даже издали светившая снеговыми шапками. Однажды армию застигла песчаная буря, и ещё сутки после неё из песка выкапывали трупы людей, лошадей и вьючных животных, не сумевших быстро найти или соорудить себе укрытие. В общем, в первой половине похода армия несла потери не от врагов, а исключительно по вине природы.

Рассказал Тайрен и об оазисе, которого они в конце концов достигли, что на реке, каким-то чудом пробивающейся сквозь пески. На него произвела впечатление граница с пустыней, когда вот они, песчаные барханы, и тут же начинается зелень, трава и деревья. Оживлённый городок за высокой стеной сначала запаниковал при приближении имперцев, но быстро разобрался, что к чему, и паника сменилась ликованием. Обнаглевшие и оголодавшие кочевники рушили почтенным купцам всю торговлю, и в этих условиях крупный оптовый покупатель, обещавший к тому же дать грабителям по лапам, действительно оказался даром Небес. Кое-кто из купцов поотчаяннее напросился с армией в Северную империю, и теперь готовился расторговаться на специально отведённых для чужестранца рынках.

— Но эта пустыня… — Тайрен качал головой. — Никогда её не забуду. Днём плавишься от жары, а ночью дрожишь от холода. Даже и не думал, что такое возможно. В этом оазисе жители ходят, замотавшись в чёрные шерстяные покрывала с головы до ног, и мужчины, и женщины. Мне и смотреть на них было жарко. Хотя шелка из наших империй у них есть!

— Толстая ткань не пропускает жару к телу, — блеснула познаниями я. — Если воздух вокруг теплее, чем само тело, то так ходить легче.

— Да? А я, когда был в доспехах, думал, испекусь. Хорошо, хоть на обратном пути пошли дожди, и можно было свернуть севернее.

— Навстречу кочевникам.

— Да, к ним. В конце концов, мы и собирались преподать им урок.

Ход сражения я уже знала из писем, так что тут Тайрен мало что мог сказать нового. Понимая, что битвы не избежать, он, вызнав приблизительное местоположение ставки Великого кагана, смело двинулся в ту сторону. Армия шла плотным строем, не реагируя на мелкие укусы летучих отрядов противника и на явные попытки спровоцировать имперцев на распыление сил в бесплодной погоне за нападающими. К этому времени у Тайрена прибавилось союзников — далеко не все степные племена были довольны правлением захвативших почти всю степь кубров. Да, пополнение было небольшим и состояло в основном из единичных перебежчиков, но благодаря им император получил более точную информацию о противнике. Наконец Великий каган выступил навстречу со всей своей армией, и настал долгожданный день генерального сражения. Имперская армия встала в глухую оборону, стараясь связать конные отряды противника боем. Увы, сказывался недостаток конницы, а пешие воины не могли гоняться за стремительными всадниками, и потому оставалось лишь в решающий момент растягивать фланги, ловя увлёкшихся степняков в окружение. Небо определённо было на стороне империи: поднявшийся резкий ветер, к вечеру перешедший в настоящую бурю, затруднил бой всем, но, главное — свёл на нет преимущество степняков в лучниках. Совсем уничтожить армию противника не удалось, сам Великий каган со своим окружением вырвался и ушёл, отдельные отряды врагов потом добивали уже в темноте, и только богам известно, скольким из них удалось скрыться. Но в любом случае, ясно было, что возобновить набеги степной союз сможет не скоро.

Армии Тайрена, впрочем, тоже изрядно досталось. Официальная пропаганда трубила о великой победе, но наедине со мной Тайрен признался, что ещё одного такого боя имперцы бы точно не пережили.

— Главное, что ты здесь, — сказала я. — И что вы победили.

— Да, — согласился он. — А следующий поход будет на юг.

13

Двуличный пронырлив — и тут он, и там.

Дать волю он думает лживым словам.

Смотрите же: то, что не примут от вас,

С бедою назад не вернулось бы к вам!

Ши Цзин (II, V, 6)

— Что такой унылый вид? — спросил Тайрен. Я вздохнула и указала на лежащий передо мной доклад:

— Да вот, ума не приложу, где взять дополнительные деньги на сиротские приюты. Сейчас их содержат за счёт налога на соль, но этого явно недостаточно.

— Проверь счета. Могу поспорить, что половина просто разворовывается.

Я подумала, что императорский венец добавил моему мужу цинизма. Раньше, когда речь заходила о воровстве чиновников, он начинал пыхтеть от возмущения, а сейчас уронил фразу походя, словно речь шла о чём-то обыденном.

Впрочем, увы, оно и есть обыденное.

— Бороться с воровством надо, конечно, — согласилась я. — Но этого всё равно недостаточно. Даже если до сирот дойдёт всё до последнего ли, этого едва-едва хватит, чтобы обеспечить еду и одежду на первые годы жизни. А ведь есть ещё множество потребностей. Вот так и понимаешь, что продажа детей — вовсе не проявление алчности, а вынужденная мера. Но как раз её я хочу прекратить.

— Лишних денег в казне нет.

— Потому и печалюсь.

Тайрен задумчиво почесал кончик носа.

— Храмы, монастыри? Пожертвования?

— У храмов и монастырей свои приюты, я их пока и не трогаю, надо сперва навести порядок хотя бы в государственных учреждениях. Пожертвования бывают, но мало и нерегулярно. Погоды не делают, увы. Наши благочестивые подданные предпочитают купить и выпустить птицу, чем отдать те же деньги на сирых и убогих. Считается более богоугодным, видите ли. Можно, конечно, попытаться самой подать пример. Я, в принципе, могу взять на содержание столичный приют. Но не все же в стране!

— Хм… Можно приписать приюты к государственным учреждениям. Пусть сироты живут за государственный счёт, а потом отрабатывают содержание. Тогда можно и субсидии выделить. Тех, кто проявит таланты — в музыкальные училища. Остальные на места служек, сторожей, уборщиков… Правда, у министерств, приказов и управлений, насколько я знаю, и без сирот недостатка в обслуживающем персонале нет.

— Но это же зависимость, — возразила я. Многие из низового персонала государственных учреждений, а также обслуживающие императорский двор артисты действительно не были свободными гражданами в полном смысле этого слова. Рабами они тоже не были (хотя и рабство тут вполне наличествовало), а так, в некоем промежуточном состоянии, вроде крепостных: не могут сменить место жительства и род деятельности, но состоят на жаловании и кое-какие гражданские права всё же имеют.

— А что, быть проданными в весенний дом или куда-нибудь на поля — лучше? — парировал Тайрен.

Настал мой черёд задумчиво потереть нос. Действительно. Пусть певичка или танцовщица во дворце и не может сама распоряжаться своей невинностью, но хотя бы условия жизни у неё будут несравненно лучше, чем в каком-нибудь третьесортном борделе. Не говоря уж о том, что контингент мужчин, способных принудительно покуситься на её девственность, достаточно ограничен. Собственно, только император и члены его семьи, да ещё иногда кто-нибудь из сановников удостаивается высочайшего подарка или за хорошие деньги выкупает подающую надежды музыкантшу или артистку прямо из училища.

— Можно награждать выдающихся благотворителей, — добавил Тайрен. — Послать памятную бирку или поставить деревянную арку в их честь не так уж дорого стоит, зато заставит гордиться, а остальных — следовать их примеру. В общем, как ты говоришь, надо подходить к проблеме комплексно.

— Можно и ещё какие-нибудь льготы придумать, — чувствуя, что меня охватывает азарт, подхватила я. — Скажем… если крестьянская община поддерживает приют, то в следующий набор в армию заберут не одного из крестьян, а кого покрепче из приюта. А можно попробовать создать что-то вроде мастерских, чтобы дети занимались посильным трудом и с него зарабатывали. Хотя тут придётся бдеть в оба глаза, чтобы их не изнуряли работой. Можно к государственным мастерским приписать, или к городским цехам и гильдиям…

— Вот видишь, — подмигнул Тайрен, — стоит тебе только начать, и ты обязательно что-нибудь придумаешь.

— Это пока ещё только идеи, — я посмотрела на бумаги. — Ладно, мне пора.

— У тебя гости?

— Да, родители пришли меня навестить. Не могу же я их не уважить.

— А, — кивнул Тайрен.

Я сталась быть примерной дочерью, дабы не навлекать на себя ещё больше кривотолков, так что исправно чтила предков своей новой семьи, регулярно навещала приёмных родителей и принимала их у себя. Надо отдать Фэям должное, они не стремились ходить в заднюю дверь, то есть злоупотреблять своей связью с императорской семьёй, довольствуясь пожалованными почётными должностями и регулярными приличествующими подарками. Разве что иногда просили за какого-нибудь родственника или знакомого. Так что я кликнула свою секретаршу Нюэ, велев рассортировать оставшиеся без ответа прошения, а сама с достаточно лёгким сердцем отправилась в свои покои.

Погода для начала зимы была тёплой, и мы расположились на веранде вокруг жаровни, на которой подогревался чайник. Слуги принесли столик с закусками и сладостями, привели принцев и принцессу, так что господин и госпожа Фэй поахали, как быстро растут их внуки, и какие они молодцы и красавцы. Дети, получив из рук бабушки с дедушкой по пирожному, убежали довольные, а мы остались болтать о всяких пустяках. О том, что гадатели наконец-то сулят урожайный год, о том, как много мне забот с моим гаремом (что Внутренним дворцом мои интересы не ограничиваются, Фэи то ли не знали, то ли не считали нужным упоминать), о том, что в город приехали друзья детства госпожи Фэй, и их радушно пригласили остановиться в доме.

— Надеюсь, они вас не стесняют.

— Да что ты! — махнула рукой приёмная матушка. — В нашем возрасте любая весточка из родных краёв в радость. И мой супруг ещё не настолько дряхл, чтобы не суметь показать гостям город.

— Жаль только, дом Сладкой Музыки закрыт, — вздохнул господин Фэй. — Они специально просили отвести туда, чтобы послушать прославленных исполнителей — да вот незадача…

— А что там случилось?

— Да как же, них траур. Убита их лучшая музыкантша госпожа Пань.

— Преступника поймали?

— Куда там! Весь Лотосовый квартал в страхе, слухи множатся как грибы после дождя. Четвёртый труп за две недели! Говорят, что…

Госпожа Фэй вдруг осеклась. Я нахмурилась. Четыре трупа за две недели? Это при местной-то патриархальной благостности? Ну, относительной, конечно, но всё же убийство тут, если речь не идёт о войне — событие из ряда вон выходящее, это не земной мегаполис, где кто-нибудь умирает каждый день. И я ничего об этом не знаю?

— Говорят — что?

— Это просто ветер из пустой пещеры, — матушка принуждённо улыбнулась. — Под этими толками нет никаких оснований.

— Под какими толками, матушка? Батюшка?

— Что ж ты, жена, — упрекнул мой приёмный родитель. — Зря встревожила её величество. Говорят, что в столице завёлся оборотень, рыщет по ночам и убивает людей.

— А почему именно оборотень? Жертвы были загрызены?

— Ну, сам я не видел… Но, говорят, у жертв было проткнуто горло. Словно огромным зубом. Крови вытекло…

Я моей голове забрезжила догадка, очень мне не понравившаяся. Слухи об оборотне по столице уже ходили. Потом утихли, но теперь неизбежно вспыхнут снова, уже вспыхнули, собственно. Потому что одно дело — когда где-то кто-то что-то слышал, а другое — когда убийства вот они, все знают имена и адреса жертв, и при этом убийца неуловим.

Госпожа Фэй ещё раз старательно улыбнулась и заговорила о другом, и я позволила разговору свернуть, не желая тревожить их ещё больше. Всё равно проще потребовать ответа от Тайрена, он-то точно в курсе.

— Да, я приказал ничего тебе не говорить, — хмуро подтвердил Тайрен мою догадку. — Только вот тестя забыл предупредить… Не хотел тебя тревожить.

— Потому что в этом опять обвиняют меня, так?

Тайрен поджал губы, что было вполне достаточным ответом.

— Убийцу поймают, — уверил он меня. — Я уже озадачил и городской магистрат, и Судебное министерство, и Цензорат, и гвардию Счастливой птицы. Если до наступления Нового года преступник не будет пойман, кое-кто лишится постов.

Я покачала головой. Не то, чтобы я верила в действенность этих мер, но Тайрен явно был настроен более чем решительно. И его можно понять. Горожан нужно успокоить, чем раньше, тем лучше, а это значит — предъявить преступника. Что ж, пожелаем удачи охране правопорядка.

— Можно мне взглянуть на материалы дела? Раз уж я всё равно всё знаю.

— Взгляни, — разрешил Тайрен. — Что уж теперь.

Сухую выжимку из собранных свидетельств мне принесли на следующее утро. Действительно, было убито четыре человека, все в Лотосовом квартале или его окрестностях. В общем, понятно, почему убийца его облюбовал — квартал был сборищем увеселительных заведений самого разного толка и пошиба, так что там всегда многолюдно, народ стекается со всех концов столицы, много приезжих, люди часто задерживаются до самого тушения огней и даже после. И проявлять излишнее любопытство там тоже не принято, даже если кто-то ведёт себя так, что в любом другом месте вызывал бы подозрение.

Первой жертвой стала молоденькая служанка в одном из весенних домов, достаточно респектабельных — её нашли утром во внутреннем дворе. Опрос обитателей заведения ничего не дал, они при всём желании не могли вспомнить всех, кто прошёл через их дом за предыдущий вечер, не говоря уж о том, что любой мало-мальски физически развитый человек мог просто перелезь через невысокую стену прямо с улицы. Следующим убитым стал мужчина в расцвете лет, но то, что с ним сумели справиться, ничего не говорило о нападавшем — жертва была пьяна в зюзю, так что её просто выволокли из питейного заведения и уложили за углом. Так и ходили прохожие мимо, пока кто-то не обратил внимание на красную лужу рядом с телом. Через несколько дней — опять мужчина, старик, отец одного из слуг в чайной. Похоже, зачем-то шёл к сыну, но не дошёл. Тоже найден в закоулке. И вот, наконец, госпожа Пань. Отправилась навестить мать и не вернулась. Сначала этому не придали значения, решив, что она у матери заночевала. Хватились на следующий день ближе к вечеру, обшарили квартал и нашли тело в закрытой пустовавшей лавке, чей владелец разорился, и лавка была выставлена на торги. Судя по пятнам крови на полу и камнях мостовой, женщину затащили внутрь уже мёртвую.

Похоже, серийный убийца, но не маньяк, подумала я. Те вроде бы всегда соблюдают определённый сценарий, а у этих четверых не было ничего общего, кроме места убийства. Хотя что я знаю о маньяках? Только то, что читала и смотрела в приключенчески-криминальном ширпотребе. Так себе источник знаний. Тем более, что способ убийства всегда был одинаков — один-единственный удар точно в горло чем-то острым. Но не ножом. Пусть здешняя криминалистика по сравнению с земной находилась в зачатке, но различать характеры ран местные следователи отлично умели, и тот факт, что убийца не пользовался ни обычным ножом, ни кинжалом, ни копьём, ни стрелой, был отмечен особо.

Ладно, а что там со слухами? Слухи множились, хотя и не так интенсивно, как я ожидала, исходя из прежнего опыта. Похоже, отношение горожан ко мне с тех пор несколько помягчело, и пока всё ограничивалось шёпотками. У меня даже нашлись защитники! В числе прочих документов хранился донос о самом настоящем поединке между двумя молодыми людьми из хороших семей, и поводом для него стало моё доброе имя. Группа юношей собралась поесть, выпить и почесать языки, речь зашла об убийствах, кто-то обвинил меня, и тут же другой участник застолья потребовал, чтобы клеветник взял своё высказывание обратно. Слово за слово, дошло дело и до мечей. К счастью, драчунов растащили раньше, чем они успели серьёзно поранить друг друга. Поединки чести тут были не в ходу, так что обоих участников оштрафовали за нарушение общественного спокойствия.

— А ты не знала? — кажется, Тайрен даже несколько удивился, когда я показала ему запись о происшествии. — Да, у тебя есть поклонники среди молодых господ. В основном они тебя и в глаза не видели, но это не мешает им быть в тебя заочно влюблёнными, сочинять стихи о Западной Луне и пытаться найти способ взглянуть на тебя хоть глазком. Кое-кому даже, говорят, удаётся.

— И как, не разочаровываются?

— С чего бы? В основном они безобидны, сравнивают тебя с небесной феей и дальше обожания на расстоянии не заходят. Но я всё равно велел за ними присматривать. Не хотелось бы появления второго Ци Зена.

Мне сразу резко стало не до смеха. До того я с улыбкой размышляла, что если среди обожателей найдётся хоть один поэт выше среднего, то, быть может, я войду в историю всё-таки не совсем законченной уродиной. Но имя казнённого насильника всколыхнуло в памяти то, что я старалась из неё изгнать, напомнив, что фанатское поклонение может быть отнюдь не безобидным.

Однако покамест никакого беспокойства от поклонников не было, и я опять постаралась выбросить то давнее происшествие из головы.

— Что значит — ерунда?! — гремел Тайрен. — Ты считаешь это ерундой? Твой сын бьёт моего!

— Ты, кажется, забыл, что Ючжитар тоже мой сын!

— Но защищаешь ты этого!

— А что мне остаётся делать?! — я по-простецки упёрла руки в боки. — Тайрен, нельзя же быть таким вопиюще несправедливым! Ючжитар Шэйрена давно доводил, что удивляться, что у мальчика лопнуло терпение?

— Доводил? Он ещё маленький и ничего не понимает! Нельзя поднимать руку на младшего!

— А на старшего, значит, можно? Разве к старшему брату не надлежит проявлять почтительность? А к дяде — тем более!

— Он совсем маленький, а уже ты хочешь от него понимания пяти отношений? Он просто баловался!

— Вот пусть больше так не балуется! Учить надо, пока поперёк скамьи лежит, вдоль вытянется, так не научишь!

Ючжитар на руках у няньки заревел с новой силой. Ссора родителей явно не добавляла ему спокойствия. В чём-то Тайрен был прав, я ведь и сама пыталась привить Шэйрену особое отношение к младшему брату. Но двадцать розог за всего лишь пару тумаков?! Да у Ючжитара и крошечного синяка не осталось, а его плач — не более чем попытка надавить на жалость во всём ему потакающего отца. Оставь ребёнка в покое на полчаса, и вскоре он опять начнёт носиться электровеником и приставать к брату, словно ничего не случилось.

— Ючжитар мой наследник! — выдал ещё один аргумент Тайрен. — А понять руку на наследника…

— Что-то не припомню, чтобы его возводили в ранг наследного принца, — огрызнулась я.

— Не цепляйся к мелочам, это будет просто формальность!

— Вот когда будет, тогда и поговорим! А сейчас они равны, оба принцы крови, сыновья императоров, но один — великий князь, а второй пока — просто принц. Тайрен, Шэйрен же ещё тоже маленький! Ты и сам отлично понимаешь, что это просто детская драка, не более того.

— Не такой уж он и маленький, уже иероглифы учит. Вполне способен понять, что есть чёрное, а что есть белое! Или ты думаешь, что его учить не надо, а только Ючжитара?

— Оставь его без сладкого, вполне достаточно! Тайрен, ты защищаешь Ючжитара только потому, что он твой сын. А было бы наоборот, пел бы по-другому!

В дверь почтительно постучали.

— Что там?! — рявкнул император таким тоном, что я на месте посланца, пожалуй, предпочла бы сбежать от греха подальше. Но царедворцы — народ закалённый.

— Ваше величество, срочные новости!

Тайрен втянул сквозь зубы воздух, бросил: "Потом договорим", и вышел. Я погладила по головке младшего сына, чей плач после ухода главного слушателя тут же пошёл на убыль, и вышла в соседнюю комнату к старшему. Шэйрен сидел в одиночестве и вид имел одновременно виноватый и обиженный.

— Меня накажут? — спросил он, когда я села рядом и обняла его за плечи.

— Думаю, нет. Его величество скоро остынет.

— Я столько писал! — пожаловался Шэйрен. — А Ючжитар всё залил.

— Знаю, милый, — вздохнула я. — Вы оба были неправы.

Старшему из принцев в его четыре года действительно уже начали преподавать самые простые иероглифы — и надо сказать, в их изучении мальчик проявлял редкостную усидчивость. Он с рождения был упорен в достижении поставленной цели, но если раньше это выражалось в постоянной активности, то теперь выяснилось, что, увлекшись чем-то, Шэйрен может довольно долго сидеть на одном месте, предаваясь полюбившемуся занятию. Так что я нарадоваться не могла, глядя, как он, высунув от усердия кончик языка, раз за разом перерисовывает один и тот же иероглиф, добиваясь идеального написания. Оставалось надеяться, что Ючжитар пройдёт тот же путь от постоянного проказника до сосредоточенного ученика, подражая старшему брату. Тем более что он неровно дышал к Шэйрену уже сейчас, но выражалось это пока в постоянном приставании и требовании внимания. Вот и теперь, побегав вокруг и убедившись, что брат не реагирует даже на тычки и пинки, Ючжитар взял и выплеснул на лист перед ним всю тушь из тушечницы, похерив плоды получасовых трудов.

Что ж удивительного, что Шэйрен вспылил?

Вообще, весь день сегодня был какой-то дурацкий. С самого утра мне пришлось принять участие в разбирательстве в Боковом дворце — одну из поварих дворцовой кухни обвинили в том, что она наводила порчу на еду, которую готовила. Сама она это, разумеется, категорически отрицала, но против неё свидетельствовали несколько человек, вызывавшие у меня изрядные подозрения слаженностью показаний. Да и действенность порчи, если она действительно имела место быть, вызывала у меня изрядные сомнения. Но поскольку ясно было, что жизни поварихе на здешней кухне уже всё равно не будет, я сослала её в один из путевых дворцов, где император со своей свитой останавливаются, когда путешествуют по империи. Как правило эти дворцы пустуют, и ухаживает за ними минимум обслуги, так что высланная из столицы, пусть даже в наказание, повариха наверняка станет на тамошней кухне главной.

Но сваренный ею яичный суп с помидорами пришлось приказать выплеснуть, всё равно желающих его съесть уже не нашлось. Я б сама съела, однако меня бы тогда точно не поняли.

Потом я приказала разобрать пару кладовок, куда складывали вещи ещё, наверное, до предыдущего царствования, да так, судя по всему, и забыли. С этим могла справиться и прислуга, но госпожа Нач, надо отдать ей должное, к своим обязанностям старшей управительницы относившаяся весьма добросовестно, пришла ко мне с вопросом, не захочу ли я кое-что из найденных при разборе вещей оставить в покоях. Я велела тащить всё интересное ко мне, чтобы посмотреть самой, когда закончу проверять дворцовые счета. Сидевшая рядом с вышиванием Лиутар тут же попросилась посмотреть, что там нашли, я, разумеется, отпустила, пообещав отдать то, что ей понравится. Тут-то ко мне и прибежали с известием, что его высочество Шэйрен побил его высочество Ючжитара, и император по этому поводу в большом гневе.

Когда я вернулась, Лиутар тут же выскочила мне навстречу с горящими глазами:

— Матушка, а можно я возьму ту ширму с фениксами?

— Какую ширму, милая?

Ширма и правда была хороша. Пара вышитых фениксов танцевала на золотистом шёлке в обрамлении цветущих жасминовых веток, что традиционно считались символами любви и женственности. Вообще-то феникс, так же, как и дракон, не были монополизированы императорской семьёй — нельзя было носить одежду и украшения с ними, если вы не царственная особа, но их изображения использовались много где, символизируя могущество и процветание, а также мужское и женское начала. Но в сочетании с жасмином… Похоже на свадебный подарок императрице.

— Приказ вашего величества выполнен, — поклонилась госпожа Нач. И правда, помимо ширмы, в комнате находились ещё несколько вещей.

— Матушка, можно? — снова пискнула Лиутар.

— Можно, — кивнула я, рассматривая тонкую работу. — Кстати… А чей это знак?

Госпожа Нач проследила за моим взглядом. Знак был расположен в углу и не бросался в глаза — несколько точек и завитков в квадрате. Похожие носили представители аристократических родов — что-то вроде наших гербов, хотя такого значения, как у нас, им не придавали. Просто знак принадлежности к определённому клану. Но у семей Фэй и Эльм символы были совсем другими, так что, видимо, ширма осталась от более ранних времён.

— О… — госпожа на мгновение Нач замерла с приоткрытым ртом, а потом вдруг упала на колени. — Слуга была небрежна, этого больше не повторится! Я немедленно велю унести эту вещь и сжечь!

— Зачем? — искренне удивилась я, а личико Лиутар тут же вытянулось.

— Этот знак никогда больше не оскорбит взор Небесной Повелительницы!

— Встань уже, — поморщилась я. — И скажи толком. Чей это знак, и почему он может меня оскорбить?

— Это… Это знак семьи Хао.

— Что за семья Хао? — спросила я, уже догадываясь, что услышу.

— Государственные изменники, ваше величество, — подтвердила мою догадку госпожа Нач.

Я снова кинула задумчивый взгляд на ширму. Особо древней она не выглядела.

— Они сделали подарок к свадьбе императрицы Эльм?

— Э… Не совсем, ваше величество.

— А откуда она тогда здесь взялась? Да говори уже, не бойся.

— Когда-то… — Нач Бу облизнула губы, — когда его величество Иочжун только-только взошёл на Драконий трон, он… Его старшая жена скончалась от родов вместе с ребёнком ещё при жизни его отца, и он должен был выбрать себе императрицу. Две семьи предлагали своих дочерей, и сердце его величества склонялось к дочери рода Эльм, но советники склоняли императора к дочери рода Хао, не подозревая, что выбирают дракона в обличье рыбы. Дело было почти решено, звездочёты уже указали счастливый день для бракосочетания, и слуги убирали покои для будущей императрицы, но тут… оказалось, что Хао Сяньи была больна! За сокрытие её болезни семья Хао была обвинена в измене, её главу и его старшего сына казнили и похоронили на простом кладбище, а младшего сына пощадили только для того, чтобы не прервались жертвоприношения предкам. Он был отправлен в изгнание с прочими домочадцами, а имя семьи предали забвению.

— Понятно, — вздохнула я. Что ж, меня эти дела давно минувших дней никак не касались, а красивой вещи было жаль. Я взглянула на Лиутар — та с расстроенными видом теребила висевшую у неё на шее ниточку гагата, камня, по поверью, отвращавшего от детей сглаз и злых духов.

— Матушка? — умоляюще сказала она.

— Не надо жечь, — я повернулась к управительнице. — Просто закройте знак чем-нибудь. Ну там, вышивкой или ещё чем. И отнесите ширму в покои её высочества.

— Спасибо, спасибо! — дочка кинулась мне на шею, потом, спохватившись, отпрянула и поклонилась по всем правилам. Я засмеялась и чмокнула её в щёчку:

— Не за что, милая. А теперь давай посмотрим остальное.

Лиутар, кажется, хотела забрать всё. Я поддразнила её сорокой, она ничуть не обиделась, продолжая хвататься за каждую вещь и вслух размышляя, куда её можно будет пристроить. В конце концов, после напоминания, что её покои хоть и велики, но не бесконечны, и не нужно превращать их в подобие лавки старьёвщика, удалось уговорить её удовлетвориться набором нефритовых фигурок и коробочкой для благовоний в виде черепашки. Для меня Лиутар, добрая девочка, выбрала блюдо из цельного сердолика в виде огромного листа какого-то растения с тщательно прорезанными прожилками.

— Развлекаетесь?

Я обернулась на весёлый голос. Муж вошёл без предупреждения, и его сияющий вид резко контрастировал с тем раздражением, в котором он уходил из детской.

— Хорошие новости?

— Отличнейшие! — Тайрен обнял меня и даже чуть приподнял над полом, не смущаясь присутствием дочери и слуг. — Убийцу-то того поймали!

— Убийцу? А, из Лотосового квартала?

— Его самого! Взяли тёпленьким прямо рядом с новой жертвой.

— А жертва жива?

— Нет, — сияющая улыбка не померкла ни на мгновение, было видно, что Тайрену на очередного убитого в общем плевать. — Зато новых не будет! Осудим и казним ещё до наступления Нового года! Отца его, правда, жаль… Ну да нужно было лучше воспитывать сына!

— Я его отца знаю?

— Знаешь, конечно. Это министр церемоний.

— О… — сказала я. Да, действительно, я помнила этого почтенного сановника. Надо же, а серийный убийца, оказывается, из высшей аристократии… Впрочем, чему тут удивляться, можно подумать, аристократы не люди, и среди них не может быть маньяков. Возможно, преступник уповал на то, что высокое положение позволит ему остаться безнаказанным. И, может статься, влиятельным родичам действительно бы удалось замять дело, не коснись оно высочайшей особы, то есть меня.

— Что тут у вас, кстати?

— Да так, разбираем старые вещи. Лиутар мне помогает.

Тайрен улыбнулся и, видимо на радостях, погладил дочь по голове. Порка для Шэйрена отменяется, с облегчением поняла я. Пока Тайрен в хорошем настроении, он о ней просто не вспомнит.

— Кстати, читала новые стихи Чжуэ Лоуна?

— О кипарисе? А как же, читала. Раз он такой льстец, мог бы и о войне что-нибудь написать.

— Да ладно тебе, — рассмеялся Тайрен. — О чём хочет, о том пусть и пишет. Тебе поэтов мало? Песню о бое в пустыне уже поют в народе, Цза Чуали клянётся, что своими ушами слышал.

Господин Цза словно только и ждал, когда его помянут — евнух возник на пороге и почтительно поклонился:

— Ваше величество, прибыл гонец со срочным донесением.

— Сегодня день новостей, — заметил Тайрен. — Что ж, зови.

Гонец действительно имел усталый вид и был заляпан грязью — в этом году снега было мало, зато воды много, и дороги местами превращались в непролазную топь. Пройдя внутрь, гонец рухнул перед императором на колено, подняв послание над головой:

— Срочное донесение от начальника округа Юньлоу, ваше величество!

Господин Цза вынул донесение у него из рук и поднёс императору. Тайрен взял, развернул, пробежал глазами — и его радостная улыбка пропала, а лицо окаменело. Он довольно долго держал бумагу развёрнутой перед собой, и Цза Чуали с гонцом, должно быть, казалось, что он читает и перечитывает. Но я видела, что глаза Тайрена не движутся. Он просто молча смотрел куда-то сквозь лист в одну точку.

— Что там? — спросила я, и даже Лиутар, перебиравшая свои новообретённые сокровища, насторожённо притихла. Тайрен перевёл взгляд на меня и так же молча протянул донесение.

Я прочла. После обязательного почтительного вступления начальник области в подобающих выражениях, но достаточно сухо и бесстрастно сообщал о пришедшей ему новости из находящегося в его округе монастыря Цветущего леса. Несколько дней назад в нём скончался бывший император Луй Иочжун.

14

Я, исполненный горя, как малый ребёнок,

Принял дом наш, а он неустроен; один

Сирота сиротою в глубокой печали.

О усопший отец мой и наш господин,

Ты всегда был и будешь почтительный сын.

В мыслях ты, о державный, преславный наш предок, —

Воспаришь ты и снидешь на храмовый двор!

Только сам я теперь, словно малый ребёнок,

Дни и ночи чтить буду тебя с этих пор.

Нет забвения предкам державным моим! —

Мы, наследуя предкам, их труд завершим!

Ши Цзин (IV, III, 1)

Этот Новый год должен был быть самым скромным праздником на моей памяти. Совсем его отменить было нельзя — всё же дело государственное и пуще того — религиозное, и почтить богиню Ниду, тем самым обеспечивая будущий урожай, император был обязан даже пребывая в глубоком трауре. Но траур предписывал сократить всё до минимума. Никакой музыки и танцев, никаких представлений, игр и развлечений. Все серьёзные дела также откладывались как минимум до похорон. Арестованному убийце повезло, если можно так выразиться. Приговор по его делу будет вынесен не раньше, чем через семь недель.

Правда, ещё вопрос, что лучше — быть казнённым сразу или ждать ещё два-три месяца, пока до тебя дойдут руки. Ну да кто ж ему, в конце концов, доктор.

Дворец и весь город затихли — пусть императорского достоинства Иочжун лишился ещё при жизни, но всё же он, как-никак, был отцом правящего императора, и стране предписывалось скорбеть вместе со своим правителем. Какие бы чувства Тайрен ни испытывал по отношению к родителю, когда тот был жив, сейчас он повёл себя именно так, как должен вести себя почтительный сын. В тот же день, когда гонец привёз злополучное известие, он отправился в монастырь Цветущего леса за телом, чтобы провести похороны как полагается, с соблюдением всех обрядов и обычаев. Мне же с моими приближёнными выпало проследить, чтобы к его прибытию всё было готово. Впрочем, многое готовить было и не нужно — и гробница, и гроб для моего бывшего мужа, впоследствии ставшего свёкром, были заготовлены ещё при его жизни, так же как и погребальная утварь, и всё, что он должен был захватить с собой в лучший мир. Оставалось лишь приказать достать всё это из храмов и кладовых, где хранились погребальные дары и утварь, проследить, чтобы дворец был должным образом убран белым холстом и шёлком в знак траура, а вся лишняя роскошь убрана с глаз долой. И вот Внутренний дворец был полностью готов к встрече со своим бывшим хозяином.

Днём хлопоты в полной мере занимали моё время, тем более что от проверки счетов, контроля за дамами и слугами и прочих обязанностей хозяйки меня никто не освобождал. Но по ночам память возвращала меня в те времена, когда Иочжун был ещё жив и я делила с ним его досуг и ложе, скрашивая последние месяцы его царствования. От чего же он умер, ведь был ещё не так уж и стар, и телом вполне крепок? От болезни, сказано в донесении. Да, наверное так, тем более, что причиной смерти в этом мире могла стать любая мелочь. Уже во время царствования Тайрена я стала свидетельницей, как один из моих евнухов умер всего лишь от того, что стёр ногу новой неудобной туфлей. Должно быть, в ранку попала грязь, и совсем ещё молодой человек сгорел за несколько дней от заражения крови.

И всё же я не могла отделаться от мысли, что здоровье Иочжуна подкосило то, что ему довелось пережить: война и почти потерянная империя, предательство гвардии, непочтительность сына, силой отнявшего у него трон… И не я ли, любимая жена, довершила удар, кинувшись в объятия его соперника и тем подтвердив самые худшие подозрения? Быть может, он ждал от меня какого-то знака,подтверждения, что я его не забыла, что он всё же не был мне безразличен… Так и не дождался.

Надо, надо было навестить старика, хотя бы раз. Сказать ему доброе слово, поблагодарить за всё, что он для меня сделал, показать ему младшего сына, которого Иочжуну не довелось увидеть. Но я так и не собралась. Сперва казалось — время ещё есть, а потом накатили другие заботы, и я просто забыла о своих благих намерениях. И что теперь толку раскаиваться и сожалеть о несделанном!

Императора оплакивают три дня. Точнее сказать, что оплакивать его не прекращают всё время государственного траура, но первые три дня — время бдения у гроба не только всей семьи, но и всего двора, время поста и бесконечных, бесконечных поклонов умершему. Гроб с телом был выставлен в зале Земного спокойствия, и перед ним на коленях рядами выстроились самые приближённые и высокопоставленные придворные с одной стороны, и жёны императорского гарема, прощающиеся со свёкром, которого многие из них и в глаза не видели — с другой. Наложницы, которым не хватило места в зале, отстаивали церемонию в коридоре, сановники — на крыльце, площадке лестницы и во внутреннем дворике, согласно рангам. Хорошо, что в эти дни не пошёл дождь или снег — Небо хоть и хмурилось, но всё же решило смиловаться над скорбящими. А то я уже начала было озабоченно прикидывать, сколько сановников после этакого бдения сляжет с простудами и другими заболеваниями.

Гробов было два, один вложенный в другой, и промежуток между ними был просыпан золой, известью и благовониями, чтобы перебить запах тления, которое неизбежно начнётся задолго до похорон. Мы с Тайреном стояли в первых рядах у уже закрытого гроба, но всё равно я ощущала исходящий от него приторный аромат. Кроме благовоний, в гроб уложили также множество золотых и нефритовых фигурок, каждая со своим значением, тело обрядили в громоздкие, роскошнейшие одежды и такое количество драгоценностей, что всё грабители империи неизбежно должны испытать зуд искушения, несмотря на все кары, земные и небесные, которые сулит разорение императорской гробницы. Бросив один-единственный взгляд на лицо Иочжуна, прежде чем обе крышки были опущены, я его не узнала — показалось, что в роскошных ящиках из кедра и сандала лежит древняя мумия. Крышки заколотили — Тайрен сам подавал гвозди работникам — и верхний гроб покрыли добрым десятком жёлтых парчовых покрывал, расшитых драконами и отороченных белым шёлком.

— Матушка, — шёпотом спросила у меня Лиутар, — это дедушка-государь, да?

— Да, милая, это он.

— Поклон! — скомандовал распорядитель похорон, и все одновременно простёрлись ниц перед гробом. Над головами плыл дым — благовония и бумажные деньги стараниями двух евнухов непрерывно летели в огонь большой жаровни в центре зала.

— Встать!.. Поклон!.. Встать!..

Едва слышно захныкал Ючжитар, явно чувствуя торжественность момента и опасаясь протестовать громко, и я выразительно двинула бровью, глянув на дежурного евнуха. Сыновей унесли, но Лиутар осталась рядом со мной; шестилетние дети считались достаточно взрослыми, чтобы выдержать хотя бы часть бдения.

— Матушка, долго ещё? — прошептала она через некоторое время.

— Потерпи, Лиутар. К обеду освободишься.

Дочь вздохнула, но больше спрашивать не решилась. Хорошо хоть малолетство избавляло детей от трёхдневного поста, пусть и делало дозволенную пищу максимально простой. А вот нам с Тайреном придётся эти три дня ничего не есть, и, признаться, это будет мой первый опыт подобного рода. Я даже на диете сидела только будучи прыщавым, неуверенным в себе подростком, а позже, осознав, что на моей фигуре такие упражнения сказываются мало, это дело забросила.

Ладно хоть пить не возбраняется.

Иногда я тревожно поглядывала на мужа. Лицо Тайрена под траурной повязкой из белого холста казалось всё такой же застывшей маской, так и не поменяв выражения с тех пор, как он узнал об отцовской смерти. Он ни разу не посмотрел на меня в ответ, и даже когда поклоны кончились, его взгляд был устремлён только вперёд — не то на гроб, не то на сооружённый за ним алтарь с новенькой табличкой, множеством свечей и чаш с подношениями. Дни наши были заняты бдением, и даже ночью я не могла его утешить, потому что в трауре супруги спят раздельно.

Впрочем, вскоре и тревога за Тайрена отступила, будучи вытесненной банальным страданием плоти. Простоять или просидеть день на коленях, пусть даже и на подушке — то ещё удовольствие. К вечеру я уже не знала, есть у меня ещё ноги или уже нет, и помощь служанок, поднимавших меня с пола, становилась суровой необходимостью. Хорошо хоть бдение не было круглосуточным, на ночь можно было уйти и вытянуться на матрасе, в знак глубочайшей скорби разложенном на полу. А утром всё начиналось сначала. К концу этих трёх дней я от души прокляла местные верования и обычаи с их гипертрофированной любовью к родным и почитанием предков. Донимал и голод, сопровождаемый мыслями о еде, причём, как ни странно, на второй день больше, чем на третий. На третий день голод прошёл почти совсем, зато я начала мёрзнуть, несмотря на близость жаровни. В спину тянуло холодом из распахнутой двери, не спасал даже халат на вате, но приходилось терпеть. Я уже начала бояться, что сама подхвачу простуду, но этого, к счастью, не случилось. Не случилось у меня и приступа обжорства, которого я опасалась. Гань Лу специально не поленился навестить меня и напомнить, что в первые дни после поста лучше обойтись без излишеств. Я с готовностью согласилась, удовольствовавшись на долгожданный обед миской куриного супа с рисовой лапшой.

На седьмой день, согласно обычаю, император совершил большое жертвоприношение духу своего отца в Императорском Святилище Предков — под нож пошло небольшое баранье стадо, в дополнение к нему в специальной печи сожгли множество рулонов шёлка и приготовленных для этого случая особых яств. Весь двор опять собрался, чтобы почтить память умершего, принести свои дары, а также письма с выражением скорби, адресованные покойному. Письма тоже отправились в печь, а вот дары — в государственную казну. Впрочем, дарители в накладе не останутся — согласно всё тому же обычаю, после похорон им всем будут отосланы равноценные подарки. Вечером того дня, когда совершилось жертвоприношение, был устроен большой поминальный пир.

Следующие недели протекли достаточно однообразно. Слава всем богам, нам с Тайреном больше не нужно было простаивать в зале Земного спокойствия целыми днями, но прийти поклониться гробу требовалось как минимум дважды в сутки, утром и вечером. Зал пропитался благовонным дымом так, что находиться в нём долгое время стало совершенно невозможно, но священнослужителей, отправлявших заупокойные обряды практически без перерыва, это, кажется, не пугало. Видимо, закалились за годы службы. Придворные собирались для преклонения каждый седьмой день в течении всех семи недель. На двадцать первый день, после того как в очередной раз собравшиеся сановники покинули дворец, был устроен ещё один пир, но на этот раз не для живых, а для отлетевшей души. Накрытые столы заперли в пустом покое, куда никто не заглядывал до самого вечера, да и во всём дворце люди старались без крайней нужды из своих комнат не выходить, дабы не потревожить навестившего родные пенаты духа. Судя по количеству выставленной пищи, новопреставившийся не то обретает поистине волчий аппетит, не то приводит с собой целый сонм родни и приятелей.

Похороны прошли на пятидесятый день. Вообще-то могли бы и позже — даже для похорон следовало выбрать благоприятный день, и ожидание могло бы затянуться. Но, к счастью, нам повезло — гадатели из отдела Великого гадания приказа Великого постоянства назвали следующий же день после окончания обязательного срока прощания с покойным. Иочжуну предстояло упокоиться в Лучезарной гробнице рядом со своими предками. Впрочем, теперь бывшего императора этим именем никто не называл. Отныне оно становилось запретным, а вслух и во всех документах следовало указывать новое: Дай-цзан.

Ранним утром в час Кролика, когда рассвет только занимался над горизонтом, длинная змея похоронной процессии медленно поползла от дворцовых ворот через полгорода к западным вратам Чёрного Воина. Носилки с гробом в знак особого почтения не катили на колёсах, а всю дорогу несли на руках сотни носильщиков, время от времени сменяя друг друга. Я шагала сразу за гробом, возглавляя женщин дворца, а Тайрен был сейчас где-то там впереди, во главе процессии, вместе с ближними сановниками, священниками и многочисленными служителями, нёсшими белые траурные фонари, знамёна и зонты, носилки с поминальной табличкой и жертвенные сосуды. За ними медленным шагом ехал конный гвардейский отряд, и слуги несли и везли всё, что покойный император унесёт с собой в могилу, включая кареты и паланкины, которыми он пользовался при жизни. Похрустывал под ногами жёлтый песок, которым посыпали весь путь от дворца до Лучезарной гробницы, вдоль улиц стояли на карауле гвардейцы из всех дворцовых гвардий. Через некоторое время, когда траурная процессия под низкий неумолчный рёв труб и звон похоронных гонгов вылилась за пределы городских стен и прошла изрядную часть пути до гробницы меж холмов, гвардейцев сменили солдаты из ближайшего гарнизона. Но всё так же толпились по обочинам люди всех возрастов в скромных тёмных одеждах и белых траурных повязках на головах. Должно быть, проводить моего бывшего супруга собралась не только столица, но и все её окрестности.

И то сказать, не каждый день императоров хоронят.

Лучезарная гробница, в которой мне до сих пор не доводилось бывать, оказалась не каким-то одним, пусть даже грандиозным сооружением, а целым некрополем. Процессия проползла через огромные ворота из трёх арок и двинулась по широкой аллее между неизменных кладбищенских кипарисов и кедров и колоссальных каменных фигур, стоящих вдоль всего пути на расстоянии нескольких метров друг от друга. Фантастические животные — драконы, цилини^[2], лудуни^[3] — соседствовали с вполне реальными и узнаваемыми львами, слонами, лошадьми и верблюдами, установленными попарно, друг напротив друга. Ближе к концу статуи животных сменились статуями людей: воины воинственно сжимали рукояти мечей, чиновники почтительно склоняли головы, увенчанные высокими шапками согласно рангам.

Аллея привела к высокому и просторному погребальному храму, с крышей из жёлтой черепицы, поддерживаемой красными колоннами. За ней начинался ряд высоких курганов, каждый из которых скрывал могилу либо императора, либо его родственника. Если пройти дальше, то можно было найти и могилы особо отличившихся приближённых, удостоенных чести быть похороненными рядом со своими владыками, но мы туда не пошли. Процессия остановилась у свежего кургана, насыпанного поверх недавно построенной гробницы. По обе стороны открытого входа стояли две каменные стелы, с фигурками драконов на вершинах, и ещё одна стела на спине каменной черепахи венчала насыпь. Я невольно задумалась, были ли тексты с восхвалением покойного высечены после известия о его смерти или ещё при его жизни? Может быть, даже и утверждены им. Но уж дату смерти после даты рождения на самой верхней стеле точно поставили совсем недавно.

Вспыхнули заранее приготовленные фонари и факелы. Носильщики сменились в последний раз, и гроб внесли внутрь гробницы. Служители и мы с Тайреном тоже вошли внутрь, остальной двор остался снаружи, опустившись на колени прямо на холодную зимнюю землю и совершая одновременные поклоны. Оказавшись внутри, я с невольным любопытством огляделась. Туннель, ведущий в гробницу, был облицован белоснежным мрамором, сама погребальная камера была внушительных размеров залом — снаружи курган показался мне меньше. Отсветы огня заиграли на золотых драконах, украшавших купол. Гроб поместили на богато украшенный постамент, инкрустированный драгоценными камнями. Снова запылала жаровня, в огонь полетели благовония, все кланялись, пока священнослужитель заклинал душу покойного не выходить из гробницы и не карать живых без вины. После того как я рядом с Тайреном отбила десяток поклонов, мне пришлось выйти — остаток обряда сын Дай-цзана должен был довершить в одиночестве, не считая священника. Потом ещё были возжигания свечей и благовоний на небольшом алтаре у входа снаружи, возлияния вином и чаем, и наконец к кургану подтащили большую каменную плиту, закрыв ею вход. Ждавшие где-то в стороне и невидимые до сих пор работники принялись забрасывать плиту землёй, сравнивая её со склоном кургана и навсегда отгораживая бывшего императора от мира живых. Последним аккордом Тайрен достал из носилок принесённую из дворца табличку с именем отца и торжественно поместил её в храм, рядом с табличками его предков. После чего пришлось трижды поклониться уже ей.

Всю обратную дорогу я с облегчением предвкушала поминальную трапезу, так как хоронить полагается на пустой желудок, и сказать, что я проголодалась, значило ничего не сказать. Побаливали мышцы после всех этих поклонов и коленопреклонений, и вообще я чувствовала, что устала от обрядов и демонстративной скорби. А ещё наконец-то можно будет выбрать время поговорить с Тайреном, а то этот его отсутствующий вид уже начал меня тревожить. После того, как мы вышли из храма, я улучила момент, коснулась его руки и почувствовала, как мою руку в ответ сжали тёплые сильные пальцы.

Император должен служить примером добродетели для подданных, но всё же в иных случаях он может рассчитывать на послабления, не вызывая осуждения у народа. Пусть траур по родителям носят больше двух лет, но все как бы молчаливо соглашаются, что государство не может ждать, и заниматься государственными делами, а также справлять праздники глава государства начинает, едва тело его предшественника скроется под землёй. А после окончания государственного траура, длящегося шесть месяцев, он снимает и траурные одежды. Конечно, некоторые ограничения всё равно сохраняются: никакой музыки, никаких представлений, никаких увеселительных игр, в праздники — только то, что требует обряд. Но всё же жизнь двора быстро входила в обыденную колею.

— Боюсь, Цзоу Лианьюя придётся заменить, — озабоченно сказал Тайрен, перебирая свежие доклады. — Старик сильно сдал. Никто не стал его винить за убийства, совершённые его отпрыском, но всё же — единственный сын есть единственный сын. Я думал, он выдержит, столько лет уже во главе министерства и в отставку на собирался, но, выходит, я его переоценил.

— У него совсем нет других детей?

— Ещё две дочери, но они уже замужем. Совсем жертвоприношения предкам Цзоу, видимо, не прекратятся, но всё же… Жаль, славный род.

— И кого на его место?

— Заместителя, — Тайрен пожал плечами. — Большую часть работы перед концом года сделал он. Тоже не первый год на своём посту, так что — заслужил.

Я кивнула. Новый год мы отпраздновали совсем недавно, всего лишь через несколько дней после похорон. Начались новогодние каникулы, и у Тайрена наконец появилась возможность разгрести то, что накопилось за время вынужденного пренебрежения делами. Работа явно пошла ему на пользу, он снова становился самим собой. Во Внутреннем дворце всё было тихо, так что я охотно взялась ему помочь. Я любила эти наши совместные посиделки, когда мы, устроившись друг напротив друга в его кабинете, вместе вершили государственные дела, и я участвовала в обсуждении на равных. Теперь, прожив в этом мире десяток лет и насмотревшись на здешние нравы, я могла в полной мере оценить, какое сокровище мне досталось в мужья. Мужчина, смотревший на меня, как на равную. Мужчина, для которого я была не только усладой тела, продолжательницей рода и хозяйкой дома, но и другом, партнёром и советчиком. Такое отношение дорогого стоило.

К себе я вернулась поздно. Перецеловала детей, выслушала рассказы Лиутар и Шэйрена о том, как прошёл день, и отчёты присматривавших за ними и Ючжитаром нянь. Последней отчитывалась Нюэ Аху.

— Госпожа Добродетельная супруга закончила подготовку к перепланировке сада согласно последним указаниям гадателей приказа Великого постоянства.

Я кивнула. Гадатели приказа и звездочёты с террасы Ведающих Небом то и дело обнаруживали, что во дворце или в государстве что-то не так: то дата начала полевых работ не соответствует расположению звёзд, то иероглифы, составляющие имя кандидатки в императорские наложницы, можно истолковать как плохое предзнаменование, то клумба в саду расположена в несчастливом месте. Как они ещё сам дворец не предложили куда-нибудь перетащить, потому что при его постройке не учли какой-нибудь фэн-шуй? Ну да, впрочем, надо же людям оправдывать своё существование.

— И последнее, ваше величество: министр Цзоу просил вашей аудиенции.

— Моей? — удивилась я.

— Да, ваше величество.

Интересно, подумала я, чувствуя, просыпающееся любопытство. Какое дело ко мне может быть у министра церемоний? Скорее всего, просьба повлиять на императора, чтобы тот смягчил участь его сына. Но чем он может аргументировать, ведь дело совершенно ясное, и жестокий убийца должен быть казнён?

— Хорошо, назначь ему на ближайшее время.

— Благоденствия и процветания вашему величеству.

— Спасибо, сановник Цзоу.

Министр церемоний действительно здорово сдал. Не то чтобы я имела с ним много дел, но я помнила бодрого человека неопределённого возраста, чья гладкая, почти лишённая морщин кожа контрастировала с седеющей бородой. Все недостающие ему морщины выступили сейчас. И седины явно прибавилось.

— У вас ко мне дело, сановник?

— Да, ваше величество, — старик, а иначе его назвать сейчас было невозможно, глубоко вздохнул. — И проницательность вашего величества уже, должно быть, подсказала вам, какое именно. Вам известно, что мой единственный сын был арестован по страшному обвинению и теперь ожидает казни в тюрьме.

— Известно, — сдержанно кивнула я.

— Ваше величество, я пришёл умолять о милосердии. Его величество отказался меня слушать, но, быть может, государыне удастся смягчить его сердце? Ничтожный слуга осмеливается молить о пересмотре дела, или хотя бы о том, чтобы казнь была отложена. Тогда, быть может, если на то будет воля Небес, я смогу помочь моему мальчику…

— Министр Цзоу, я понимаю ваши отцовские чувства, правда, понимаю. Но, боюсь, тут я бессильна. Не могу представить, какую именно помощь вы имеете в виду. Ваш сын был взят с поличным, доказательства неоспоримы. Единственная его надежда — искупление в будущей жизни.

— Ах, ваше величество, — Цзоу Лианьюй подался вперёд, сжав руки, — боюсь, вам известно не всё. Да, Риад был схвачен рядом с трупом, но, уверяю вас, не его рука нанесла смертельный удар. Он был застигнут спящим и даже не сразу понял, в чём его обвиняют.

— Спящим?

— Он был пьян, — просто объяснил министр. — Я знаю, что уделял недостаточно времени его воспитанию, превыше всего полагая своим долгом служение империи и императору. Но нынешняя молодёжь вся такова, и его грехи не настолько тяжки, чтобы быть покаранными так жестоко. Ваше величество, Риад — хороший, почтительный мальчик, он не мог совершить хладнокровного убийства! Его мать слегла от огорчения. Его казнь… боюсь, она этого не переживёт.

— То есть, постойте… Он спал рядом с трупом?

— Да, он уснул в винном доме, где накануне устроил пирушку со своими товарищами. Та несчастная певица… Я всей душой сочувствую её семье, но разве её родным и духу убитой станет лучше, если погибнет невиновный?

Я задумчиво потёрла губу. Я действительно не стала вникать в обстоятельства последнего убийства, поверив на слово, что дело кристально ясно. И сейчас предательское сомнение почти против воли закралось в мою душу. Чем-то история напоминала довольно распространённую завязку земных криминальных триллеров: герой просыпается с похмелья и обнаруживает в своей постели труп, а в дверь уже стучится полиция. И доказывай, что ты не верблюд.

— Ваше величество, — должно быть, выражение моего лица внушило министру надежду, — Риад всегда так восхищался Матерью Народа! Во время голода, когда ваше величество проявили такую силу духа и решительность, я, к своему стыду, не сразу осознал мудрость решений государыни. Но мой сын увещевал меня, и ему удалось убедить недостойного слугу. И даже та пирушка была устроена в честь вашего величества!

— Вот как?

— Многие юноши столицы ослеплены сиянием Небесной Повелительницы…

Ах да, я же как-то незаметно успела обзавестись собственным фан-клубом. Женщина, окрутившая двух императоров, должна быть чем-то выдающимся, так что большинству из моих поклонников не мешало даже то, что они меня в глаза не видели. В моём мире влюбляются в видео и фото, здешним хватает слухов. Хотя кто-то, может, пускает слюнки на мои портреты, на которых я совершенно на себя не похожа, видела я парочку. Самое смешное, что придворные художники даже, скорее всего, не ставят себе целью мне польстить. Они просто искренне считают, что картина должна соответствовать канонам, а схожесть с моделью в списке их приоритетов хорошо если на втором месте. Здешнее искусство дивно реалистично в том, что касается растительного и животного мира, но человек явно не находится в центре его интересов, и потому, когда нужно кого-то изобразить, портреты, за редким исключением, выходят как под копирку.

Я рассеянно кивала, слушая панегирик Цзоу Риаду. Всё же, что ни говори, а чужое обожание приятно щекочет тщеславие. Чувствуешь себя этакой недосягаемой звездой. Хотя тут в ходу сравнение с белым лунным светом. Красота, которой можно только восхититься, а руками не потрогать…

Хотя кому не потрогать, а кому и очень даже. Был тут один, не постеснявшийся протянуть грязные лапы. Воспоминание о Ци Зене, не к ночи будь помянут, подействовало на меня как ушат холодной воды. Вот уже расчувствовалась, развесила уши, но ведь жизнь не фильм и не роман. В жизни не действует закон детективов, гласящий, что тот, на кого падает первое подозрение, непременно окажется невиновней невиновного. В жизни самое простое объяснение чаще всего и есть самое верное.

— Сановник Цзоу, — прервала я речь явно увлёкшегося восхвалениями папы, — всё, о чём вы говорите, безусловно, характеризует Цзоу Риада с самой лучшей стороны, но, увы, не является доказательствами его невиновности. Было следствие, и, если бы оно не доказало его вину, неужели ему вынесли бы приговор?

— Следствие, ваше величество… — старик безнадёжно махнул рукой. — Я не смею упрекать министра Чжэна. Он выполнял свой долг, покорный воле Сына Неба, у ног которого мы все склоняемся. Потому вашему слуге только и остаётся, что молить о милости. Не лишайте меня единственного сына! Если почтенные лета и заслуги этого слуги хоть что-то значат…

— Вы хотите сказать, — нетерпеливо сказала я, — что следствие не проявило должной добросовестности?

— Ваше величество… Да как же мой сын может быть виновен в этих пяти убийствах, если в тот день, когда убивали госпожу Пань, он целый вечер был дома, проведя его в беседе со мной? Что могу подтвердить не только я, но и его мать, а также моя наложница и прислуга?..

15

Не с ложью ли смута, сплетясь, разрослась,

Когда, государь, допустил её ты?

И смута ещё и ещё разрослась,

Когда ты поверил речам клеветы!

Коль гневом ты встретил бы ложь, государь,

То сразу бы смута смирилась без сил;

Коль милостью истину встретил бы царь —

То сразу бы смуте предел положил.

Ши Цзин (II, V, 4)

— Тайрен, а вы знаете, что у Цзоу Риада алиби по крайней мере на одно из убийств? — спросила я.

— Откуда тебе это известно? — хмуро спросил Тайрен.

— От его отца.

— Старик всё никак не уймётся.

— И его можно понять. Так знаете или нет?

— Да, мы это знаем, — не дожидаясь, пока медлящий Тайрен соберётся с мыслями, сказал Гюэ Кей, заработав от друга и повелителя недовольный взгляд. Они с императором сидели над доской облавных шашек и прерывать игру явно не собирались.

— Я бы не стал принимать на веру всё, что говорит министр Цзоу. Он слишком заинтересован.

— Но ведь это подтверждает не он один, не так ли?

— А кто ещё? Его домочадцы? Они могут лишь следовать приказу. А если и нет — верность слуг хозяевам иногда побуждает исполнять и невысказанные просьбы.

— Да не сказал бы я, что тут дело в приказе, — задумчиво возразил Кей. — Служанка госпожи Цзоу твердила, что молодой господин за ворота ни ногой, не только на допросе, но и до него, в частной беседе.

Тайрен лишь фыркнул, показывая, что он думает о словах какой-то служанки.

— Я не понимаю, — сказала я. — Если есть сомнения в его виновности, и даже, я бы сказала, доказательства невиновности — почему Цзоу Риад не только арестован, но и осуждён?

— А у тебя есть другой виновный? — Тайрен поднял на меня хмурый взгляд.

— В смысле?

— В смысле. Ладно, предположим, эту госпожу Пань он действительно не убивал. Но на остальные-то случаи у него алиби нет.

— Тайрен, я тебя умоляю! Неужели у кого-то есть сомнения, что эти убийства — дело рук одного и того же человека?

— А разве есть доказательства обратного?

Я всплеснула руками, в который раз изумляясь местной правовой системе.

— Почему же в таком случае арестован только один человек, а не пятеро? Зачем ограничиваться только одним? Давайте обезглавим пятерых, каждый из которых предположительно совершил по одному убийству!

— Не смешно, — отрезал Тайрен. — Соньши, тебе, как никому, должна быть понятна необходимость успокоить народ. Убийца должен быть найдет и покаран в кратчайшие сроки. Судебное министерство сделало всё, от него зависящее, а что до Цзоу… Что ж, чем-то всегда приходится жертвовать.

Я уставилась на него, начиная понимать, что правовая система тут может быть и не причём. Не это ли практически полным текстом сказал мне Цзоу Лианьюй? Что судебный министр выполнял заказ его величества?

— Ты хочешь сказать… что понимаешь, что Цзоу Риад невиновен… и жертвуешь им ради успокоения народа?

— И ради твоей безопасности. Не хватало только нового бунта, в котором снова потребуют твою голову.

Я осознала, что сижу с открытым ртом, и со стуком захлопнула его. Потом резко выдохнула.

— Ну нет. Я не согласна.

— А я тебе говорил, — флегматично заметил Кей, ставя на поле очередную шашку.

— Тебе понравилось удирать от бунтовщиков? — осведомился Тайрен.

— Нет. Но пока ещё до бунта не дошло, не так ли?

— И не дойдёт. Потому что убийца будет публично казнён, как только двор начнёт снова собираться после Нового года.

— Тайрен!

— Соньши, — он, наконец, поднял на меня глаза, — долг любого подданного — служить своим повелителям всеми силами. В том числе и своей жизнью. Считай, что Цзоу Риад заслонил тебя грудью в бою. Он обязан это сделать, и тут не на что обижаться и нечему возмущаться.

Я помолчала. Нельзя сказать, что его слова совсем не нашли отклика в моей душе. В памяти ещё отзывался пережитый страх, когда я спешно натягивала платье, путаясь в рукавах и завязках, а за окном уже мелькали факелы в руках вооружённых людей, собиравшихся учинить надо мной расправу. А потом бегство через ночной лес, и Мейхи, оставшаяся меня прикрывать… Она сделала это добровольно, но вот возницу, чьего имени я даже не узнала, никто не спросил. И он умер лишь потому, что оказался не в то время и не в том месте.

Так неужели за меня снова и снова должны расплачиваться другие? Да, иногда этого не избежать, но сейчас-то ещё можно побороться.

— Тайрен, — сказала я, — если так рассуждать, то получится, что правитель может позволить себе любое самодурство, любую подлость. Потому что подданные должны. А как насчёт долга правителя перед подданными? Разве добродетельное правление — не его первейшая обязанность?

— Помню, как ты критиковала эту доктрину, — хмыкнул муж.

— Я критиковала не саму доктрину, а слепую уверенность, что ею можно решить все проблемы. Против же следования добродетели я ничего не имею, если не доводить до абсурда.

Тайрен хмыкнул ещё раз.

— Считай, что ты доводишь, — сказал он. — Ещё какие-нибудь аргументы будут? Если нет, то ты меня не убедила.

— Тайрен, а если убийства продолжатся и после казни, что тогда? Так и будешь назначать виноватых и их казнить?

— Прошло уже четыре месяца, но новых убийств не было.

— Ну, я бы на месте убийцы тоже затаился, — заметил Кей, до того отрешённо разглядывавший доску. — Так что её величество права. Если мы казним Цзоу, а потом найдут ещё один труп, то какие слухи пойдут? И к гадателям ходить не надо: да-да, убивает оборотниха-императрица, а император её покрывает, хватая кого ни попадя.

Тайрен скривился, глядя на лучшего друга взглядом "и ты, Брут", но с ответом сразу не нашёлся.

— Но ведь этого может и не произойти, — наконец сказал он.

— Если это не просто сумасшедший убийца, а, как ты боишься, недоброжелатели твоей супруги опять взялись за своё — будет обязательно. Ты сделаешь им роскошный подарок, казнив невиновного. Более того — даже если убийца к политике не имеет отношения и действительно уймётся, я не удивлюсь, если у него найдётся подражатель. По той же самой причине.

Я усиленно закивала.

— Что-то раньше ты так рьяно не возражал, — кисло сказал Тайрен.

— Я надеялся, что всё же смогу найти настоящего преступника, и тогда вопрос решится сам собой. Но мне не хватает времени. Дай мне ещё хотя бы месяц.

Мы с Тайреном удивлённо посмотрели на него.

— Ты сам ищешь преступника? И ничего не говорил мне?

— Пока у меня только подозрения. Судебное министерство уже проверяло всех, кого только можно, и никаких доказательств не нашло. Что бы я мог им возразить?

— Тогда, может, поделишься своими подозрениями с нами? Раз уж начал.

Кей помедлил, вертя в пальцах шашку, которую намеревался поставить на поле.

— Хоть я тут и говорил про политику, — сказал он, — но, подозреваю, что дело не в ней. Скорее всего, это внутренние интриги Церемониального министерства. Проще говоря, кто-то очень хочет сместить министра Цзоу с его должности.

— И поэтому взялся за его сына?

— Именно. Даже если старик и выдержит — думаю, ты охотно отправишь его в отставку по первой же просьбе его подчинённых. Чтобы не маячил тут и не напоминал тебе о твоей, пусть и вынужденной… несправедливости.

— Дерзишь, — мрачно заметил Тайрен.

— Надеюсь, годы дружбы и преданности дают мне право на откровенность.

— И ради этого — четыре трупа?

— Если я прав — убийца, или скорее тот, кто стоит за ним, просто безошибочно определил твою болевую точку. Ради её величества ты пойдёшь на что угодно.

Кей отвесил поклон в мою сторону. Я промолчала, стараясь слиться со стеной. Откровенность такой степени уместна лишь при разговоре наедине.

— Достаточно распустить порочащие императрицу слухи, и ты согласишься казнить любого, лишь бы это прекратилось.

— Но с чего ты вообще решил, что искать надо в самом министерстве?

— Меня удивило, как легко погасли эти разговоры. Ну, не то чтобы совсем, люди шепчутся, конечно, но, похоже, из-под этого котла дрова уже вытащили. А между тем, если бы некто собирался действительно вылить чёрный горшок на Мать Народа, как раз сейчас разговоры должны были бы стать вдвое интенсивнее. Тем более, что молодой господин Цзоу в городе достаточно популярен. Вспомни, как за него заступались. Самое время, казалось бы, объявить, что её величество злонамеренно валит свои грехи на непричастного. Ещё и личный мотив какой-нибудь приплести — вот и готов портрет волчицы с волчьим сердцем. Но нет, такой прекрасной возможностью никто не пользуется. Похоже, убийцы уже достигли своей цели, и в дальнейшем нагнетании нет нужды. Вот я и задумался, кому это может быть выгодно.

Тайрен задумчиво смотрел на друга, забыв про игру. Кей не торопил его.

— Но пока меня никто не просит освободить сановника Цзоу от должности, — наконец сказал император.

— Вопрос времени. И я уверен — если ты отложишь казнь, к тебе обязательно начнут ходить просители, умоляя этого не делать. Даже не отмена, а оттягивание приговора заставит наших преступников зашевелиться.

— Но такие просьбы сами по себе ещё ничего не докажут.

— Нет. Но если враги министра снова начнут действовать, быть может, в их построениях обнаружится изъян, которым я смогу воспользоваться.

Ещё одна пауза.

— У тебя есть месяц, — тоном окончательного решения постановил Тайрен.

— Ваше величество, — доложила Ле Лан, — пришёл евнух из дворца Изначальной Чистоты.

— Проси, — я сделала ещё один глоток чая. Гарем… Все стучат на всех, и порой совершенно бескорыстно. Я не пыталась прикармливать доносчиков, но, похоже, управитель Добродетельной супруги считал своим долгом держать меня в курсе всех событий.

— Ваше величество, — посланец бухнулся на колени и поклонился, — господин Чжулю просил передать, что госпожа Чжан в ярости из-за происшедшего вчера. Заявила, что она будет не она, если не заставит госпожу Талантливую супругу заплатить сторицей, и ещё всякие глупости…

— Какого рода?

— Э-э… — замялся евнух. Ясно, значит, Чжан Анян, забыв про осторожность, проехалась и по мне, потакающей её врагине.

— Ладно, не важно. Продолжай.

— И ещё она велела пригласить к себе наложницу Су Вансин.

— Когда?

— На завтра. Выпить чаю в саду Долголетия.

То есть поближе ко дворцу Великого Превосходства. Случайно ли? Су Вансин вчера удостоилась милости от Тайрена, они беседовали около часа, и по слухам, даже целовались. В свои покои, он, правда, её не приглашал, уж о таком бы я узнала в первую очередь. Но весь гарем замер в нетерпеливом ожидании.

Вчерашнее происшествие действительно было достаточно неприятным. Из всех доступных развлечений нам из-за траура осталось лишь одно — интеллектуальные беседы. Вот Шейн Кадж и постаралась устроить литературный вечер, на который был приглашён и его величество. Звездой вечера стала наложница Су, оказавшаяся настоящей поэтической энциклопедией — она знала наизусть множество стихотворных строк, в том числе и малоизвестных поэтов, и даже сама сочиняла неплохие, хотя и не выдающиеся стихи. И лишь один момент испортил получившуюся очень удачной встречу: когда Добродетельная супруга Чжан вошла в комнату, оказалось, что перетянутая накануне обивка стен в точности совпадает по тону с её новым платьем.

Пустяк, скажете? Но не для женщины, которая несколько часов выбирает наряд и украшения, стремясь понравиться единственному доступному мужчине. Когда кипящая Чжан Анян вышла, я посмотрела на хозяйку, выразительно приподняв брови, но та продолжала улыбаться, непроницаемая, как храмовый идол. Устраивать ей допрос было бы неуместно, да и без допроса всё было ясно: подстроить сопернице гадость — дело святое. Удивляться не приходилось, хотя я не ожидала от Кадж такой мелочности.

— Постарайтесь узнать, о чём они будут говорить, — распорядилась я, и евнух поклонился. Я поставила чашечку и задумчиво посмотрела в сад. Было ещё довольно холодно, но прислуга уже сдвигала рамы, открывая дорогу весеннему воздуху, так что сидеть приходилось около жаровни. Но, если не считать холода, погода радовала. Гадатели обещали хорошую весну, и кажется, погода после двух лет издевательств над Северной империей решила смилостивиться. Дожди шли обильно, но не чрезмерно, чередуясь с солнечными днями, все были преисполнены надежд и молились о хорошем урожае.

— Я надеялся, что в этом году смогу объявить поход на юг, — сказал мне Тайрен на днях, — но, увы, придётся подождать ещё годик. Сейчас мы его просто не осилим. Хорошо, что южане ведут себя тихо.

Я вспомнила, как сидела перед толпой чиновников и отдавала приказы, отнюдь не будучи уверенной, что их выполнят, и не было рядом никого, с кем можно было бы разделить ответственность или хотя бы толком посоветоваться — и тихо порадовалась нашей временной бедности. Пусть уж муж будет рядом подольше. Если даже снаряд в одну воронку дважды не попадает, и едва ли мне опять придётся брать на себя всю полноту власти — и без того достаточно вспомнить, как я жила от письма до письма. Война есть война, и императоры ни от чего не застрахованы…

Поживём хоть годик как люди, всей семьёй, с детьми, чтобы они хотя бы не забывали, как выглядят их отец и мать. И, кстати, о семье…

— Навещу-ка я, пожалуй, Талантливую супругу.

Ле Лан поклонилась и бросилась за подбитым мехом плащом.

Кадж, однако, каяться в обиде, нанесённой Добродетельной супруге, явно не собиралась. Она выслушала мои упрёки в том, что никак не помогает мне в поддержании мира и порядка во Внутреннем дворце, смиренно признала, что действовала необдуманно, но тут же сослалась на то, сколько зла и склок сама претерпела из-за Чжан Анян.

— Старшая сестра, любому терпению есть предел. Слуга сожалеет, что сделала ношу государыни тяжелее, и с радостью бы помирилась с супругой Чжан, если бы мир зависел от меня одной.

Я поморщилась. В этом Кадж была права — ждать доброй воли от Чжан Анян не приходилось.

— Но ты понимаешь, что теперь она будет спать на соломе и лизать желчь, чтобы не забыть о мести тебе?

— Она и раньше вела себя точно так же. Между нами давно море крови.

— Завтра она приглашает выпить чаю Су Вансин. Наверняка попытается перетянуть её на свою сторону и создать свою партию.

— Су Вансин? — похоже, Кадж развеселилась. — Ничего удивительного. Эту девицу легко подчинить — по крайней мере, на первый взгляд.

— Почему?

— Разве старшая сестра не слышала слухов?

— Какого рода?

— Старшая сестра не задумывалась, отчего наложница Су так искусна в изящной словесности и так смела в суждениях, что напоминает саму государыню?

— Не юли, пожалуйста, — раздражённо попросила я.

— Говорят, что наложница Су попала в гарем потому, что её брат отличился в сражении, и император оказал милость его семье. Но я слышала, что на самом деле Су Вансин доводилось ночевать в ивах.

Я моргнула, не сразу сообразив, что это очередной вежливый эвфемизм для обозначения весёлого дома.

— Ну и что? В гарем может войти любая, была бы хороша собой и здорова. Даже одна из императриц в юности была уличной певичкой.

— Так-то оно так. Но большая часто наложниц всё же — дочери аристократов и заслуженных чиновников. Су Вансин среди них и так как росток полыни на пионовой клумбе. Представь, что будет, если о её истинном происхождении заговорят открыто. К тому же это значит, что у неё нет защиты. Ни за неё саму, ни за её родню, если такая есть, никто не заступится. Это всё могла бы компенсировать только милость его величества, но Сын Неба никого не замечает, кроме старшей сестры.

Я машинально кивнула. Ну да, не замечает. С тех пор, как мы вместе, других дев, побывавших в его постели, можно пересчитать по пальцам. Даже если Су Вансин туда и влезет… Может, оно и к лучшему? Не знаю, какой реакции ждала Кадж, рассказывая мне всё это, но я, выслушав, прониклась к девушке невольным сочувствием. Даже если эти слухи — неправда, достаточно разнести их достаточно широко, и она уже не отмоется.

Милость императора действительно могла бы стать наложнице Су защитой. А если ещё и повезёт ребёнка родить… Даже если это будет сын, едва ли он начнёт угрожать Ючжитару, пока его мать не будет угрожать мне. А она станет мне реальной соперницей только в том случае, если я Тайрену опротивею вконец, но это вряд ли. Если сломалась кость, остаётся сухожилие, если его любовь ко мне когда-нибудь и угаснет, нас и без неё очень многое связывает.

Пожалуй, имеет смысл познакомиться с наложницей Су поближе.

— Старшая сестра, — Кадж тем временем подалась ко мне и понизила голос, — хоть это и не касается дел Внутреннего дворца, но прости мне моё любопытство… Правда ли, что его величество задумал помиловать молодого господина Цзоу?

— Неправда. Казнь всего лишь отложена на время.

— Почему же? Разве в этом деле есть какие-то сомнения?

Я немного поколебалась, но решила, что вреда от откровенности не будет.

— Да, появились некоторые. Теперь их проверяют. Если обвинение подтвердится, приговор приведут в исполнение.

— У ног Сына Неба каждый может надеяться на справедливость, — улыбнулась Кадж. Каким-то образом она ухитрялась льстить так, что это не выглядело банальным желанием понравится. — Говоря откровенно, и у меня были некоторые сомнения. Молодой господин Цзоу из тех, кто глазом косо не взглянет, о нём шла самая добрая молва, разве что порой порицали за излишнее легкомыслие. И вдруг ни с того ни с сего — жестокие убийства? Но я решила, что правосудию виднее.

— Да, я тоже так решила.

— Говорят, что отсрочкой недовольны. Ну, людей можно понять.

Я кивнула. Кей как в воду глядел — уже через пару дней после объявления о том, что казнь откладывается, на общей аудиенции нашёлся сановник, заговоривший о недопустимости излишнего мягкосердечия императора. О том, что кровь убиенных вопиет, и что народ необходимо успокоить. Отец подозреваемого имел неосторожность резко возразить, и на него набросились уже несколько, обвиняя в пристрастности и потакании преступному сыну. Тайрен ссору прервал, но министра Цзоу из зала пришлось выводить под руки. После этого и Тайрен согласился, что в самое ближайшее время следует ждать делегацию с просьбой назначить нового министра. Он оказался прав, причём обратился с этой просьбой один из Великих наставников, сановников первого ранга. Который, казалось бы, не имел никакого отношения к Церемониальному министерству, если не считать того, что один из его внуков был женат на сводной сестре заместителя министра.

Конечно, это ничего не доказывало — аристократия вся родня друг другу. Но Тайрен был упрям, и как правило, все попытки на него давить заканчивались в лучшем случае ничем. И если раньше он относился к продолжению поисков виновного без энтузиазма, то теперь его настроение изменилось.

— Пусть Кей ищет, сколько нужно, — сказал он мне. — Чтоб не думали, будто смогут диктовать, кого мне казнить, а кого миловать. Тем более что народ не так уж и негодует.

Жители столицы и в самом деле, если верить докладам, заняли скорее выжидательную позицию. Слухи ходили самые противоречивые, но в умах людей не возобладал ни один из вариантов.

— Расскажешь мне, чем закончится дело? — вырвала меня из размышлений Кадж.

— Расскажу. Да ты и сама узнаешь.

— Ну, из первых рук узнавать всегдаинтереснее.

Мы понимающе улыбнулись друг другу и расстались.

На следующий день мне доложили, что подслушать в деталях, о чём говорили Добродетельная супруга и наложница Су, не удалось, так как госпожа Чжан предусмотрительно отослала прислугу подальше. Но, кажется, речь шла о любовном привороте. Я велела присматривать за обеими потщательней — к магии я относилась скептически, но не хотелось бы, чтоб императора нечаянно отравили, пытаясь заслужить его благосклонность. А потом, признаться, я и забыла о них, потому что дело Цзоу Риада неожиданно набрало обороты.

В то утро я сидела в кабинете Тайрена за ширмой, слушая, как он принимает сановников, обсуждая с ними детали налогообложения: с кого уже можно драть три шкуры, а кому после двух неурожайных лет всё ещё приходится делать послабления. Обсуждалось также возможное переселение людей на опустевшие земли и то, понадобятся ли переселенцам помощь от государства и льготы, или справятся и без них. Потом мы с Тайреном обсудим всё между собой, но пока я делала вид, будто меня в комнате нет, хотя и подозревала, что моё присутствие — секрет полишинеля. В самый разгар совещания Цза Чуали доложил о приходе Кея. Верховный командующий гвардии Нетупящихся мечей ворвался в кабинет, едва не оттолкнув евнуха, и тут же почти потребовал разговора наедине. Заинтересованный Тайрен вышел из кабинета вместе с ним, и я с трудом подавила порыв выскочить из-за ширмы и побежать следом. Любопытство разыгралось, и когда совещание завершилось, я первым делом спросила, что понадобилось Кею.

— Он, представь себе, пресёк попытку побега молодого господина Цзоу, — объяснил Тайрен. — Но посоветовал мне сделать вид, будто тот действительно сбежал. Якобы это поможем ему поймать убийцу с поличным.

— И ты?..

— Согласился, — Тайрен пожал плечами с лёгкой улыбкой, и я вдруг увидела того юношу, беспечного любителя авантюр, с которым познакомилась, едва попав этот мир. — Посмотрим, что он задумал.

Мальчишки, подумала я. Вам бы только поиграть в детективов. Но это даже хорошо, что супруг пришёл в доброе расположение духа.

— Надеюсь, ты не будешь карать Цзоу Риада за попытку побега? Его, в принципе, можно понять.

— Только из уважения к заслугам его отца, — усмехнулся Тайрен. — А вот теми, кто пытался вывести его из камеры, я займусь прямо сейчас. Если Кей прав, то поимка убийцы может и не понадобиться.

— А, ну удачи, — пожелала я. О том, как именно займутся этими бедолагами, знать не хотелось.

О побеге объявили по городу и вывесили плакаты с портретом, перечнем примет и обещанием награды за преступника или сведения о нём. Портрет, кстати, был на удивление реалистичен: могут же, когда хотят. Видимо, художников Судебного министерства больше волновали практические соображения, чем соблюдение так почитаемых канонов. Ещё пару дней было тихо, а потом город всколыхнули слухи об очередном убийстве.

Правда, на этот раз слухи были лишь слухами — если в прошлый раз жертвы были известны, то теперь говорили разное, кое-то договаривался до того, что оказавшийся таким злодеем молодой господин Цзоу вырезал целую семью. Нет, две семьи. И ещё слуг. Город заволновался, я даже подумала, что как бы ныне сидящей в тюрьме жертве чужих интриг не пришлось потом уехать из столицы, даже если для неё всё закончится благополучно. Будут на него коситься и поминать всю эту историю, как в том анекдоте: то ли он украл шубу, то ли у него украли шубу… Ну, или, как говорят здесь — это словно мужской монастырь против женского монастыря: даже если ничего не происходит, всё-таки что-то есть.

— Также, ваше величество, — вечером того же дня доложил евнух Цза в числе других дел, — поступило прошение: все заведующие отделами Церемониального министерства умоляют вас об аудиенции.

— Вот как? — приподнял бровь Тайрен. — Я приму их завтра.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Соньши, ты распорядилась об ужине?

— Только что накрыли, — подтвердила я. — Думаешь, это оно? В смысле, будут просить об отставке министра Цзоу?

— Почти не сомневаюсь. И, надеюсь, господин заместитель Тэн тоже пожалует — у меня для него сюрприз.

— Неужели Кей всё-таки нашёл убийцу? — восхитилась я, но Тайрен лишь улыбнулся загадочной улыбкой.

— Ваше величество, — сановник пятого ранга, видимо, заведующий какого-то из отделов Церемониального министерства, подобающим образом поклонился, — я бесконечно почитаю министра Цзоу. Но… в сложившихся обстоятельствах…

Он замялся и явно в поисках поддержки обернулся к своим товарищам.

— Мы всё обсудили между собой и пришли к выводу, что дальнейшее его пребывание на посту министра будет неуместным, — пришёл ему на помощь один из них.

— Вот как? — лениво протянул рассматривающий свои ногти Тайрен. — Это почему же?

Я сидела рядом с ним, даже не пытаясь спрятаться за ширмой. Такое преставление заслуживало того, чтобы полюбоваться им из партера. В результате все почтенные мужи делали вид, будто меня не существует, и даже довольно успешно. После первых взглядов в мою сторону никто не глядел.

— Отец преступного сына, не сумевший воспитать его — разве он может как следует проследить за порядком во вверенном ему министерстве? Государственные ритуалы не терпят ни малейшей небрежности. Только муж высочайшей добродетели и ясного разума может исполнять обязанности министра церемоний.

— К тому же, — добавил ещё один из четвёрки, — есть подозрение, что именно он помог скрыться злодею, ведомый родственными чувствами. Но его дом даже не обыскали. Ваш слуга удивлён таким упущением Судебного министерства.

— Сановник Тэн, — Тайрен внимательно посмотрел на стоявшего чуть в стороне заместителя министра, — вы разделяете это мнение?

Сановник Тэн, представительный, несмотря на невысокий даже по местным меркам рост, мужчина с чёрной бородкой, сделал шаг вперёд, сохраняя на лице чуть извиняющуюся улыбку. Как будто ему было неловко находиться здесь.

— Ваше величество, — изящно поклонился он, — поистине министр Цзоу мне как отец. Он много лет был моим наставником и примером для подражания в делах государственных. Я также необыкновенно уважаю его разум и нравственные качества. И если бы значение имело только моё мнение… Но, увы, интересы империи и вашего величества прежде всего. Дело даже не в том, будто министр Цзоу недостоин выполнять свои обязанности. Дело в том, сможет ли он делать это надлежащим образом, когда против него все чиновники его же министерства?

— Которых возглавляете вы?

— Что вы, ваше величество. Но разве я могу пренебречь мнением своих собратьев?

Тайрен покивал.

— У меня к вам будет несколько вопросов, сановник, — он кинул взгляд на стоящего у дверей Цза Чуали, и тот, понятливо поклонившись, исчез за дверью. — И по поводу министра Цзоу в том числе.

— Спрашивайте, ваше величество.

Однако Тайрен замолчал. И молчал довольно долго под выжидающими взглядами просителей, пока за дверью не раздались шаги, звяканье — и в комнату в сопровождении охраны не ввели какого-то человека. На нём была тюремная роба, шею и поднятые к ней руки сжимала колодка-канга. На первый взгляд арестант не отличался от местных ничем, кроме причёски с косами вместо пучка, но если приглядеться… Едва ли я обратила бы внимание, встреть я его в толпе, но несколько более округлённый овал лица, более плоская, чем у жителей империй, переносица… В целом, его голова показалось мне похожей на полуспустившийся и слегка вдавленный мяч.

— Посмотрите повнимательней, господин Тэн, — сказал Тайрен. — Вы узнаёте этого человека?

— Э… Нет, ваше величество.

— В самом деле? А разве это не вы купили его из числа пленных, которых я привёл с собой из последнего похода?

— Ваше величество, — после секундного вглядывания в незнакомца ответил заместитель, — покупкой рабов, как и наймом слуг, занимается мой управляющий. Быть может, этот человек и служил в моём доме, но я его не помню. Он чем-то провинился? В таком случае я нижайше прошу прощения и разрешения возместить причинённый им ущерб.

— О да, он провинился. Он был взят с поличным в Лотосовом квартале при попытке убить одну из прислужниц в доме "Зовущих красавиц".

— Каков злодей!

— И при нём было найдено вот это оружие, — Тайрен снова посмотрел на господина Цза, и тот с поклоном поднёс на небольшом подносике кинжал с коротким загнутым лезвием и простой, кажется, бронзовой рукоятью. Я наклонилась вперёд, всматриваясь. Кинжал больше напоминал стилет — благодаря полузабытой реконструкторской тусовке я немного подковалась в холодном оружии. Клинок был в сечении круглым, с остриём, но без боковых лезвий.

— Экзотическая вещица, — светским тоном продолжил Тайрен. — Кажется, такие используют южные варвары-моу. Следователи, ведшие дело об убийствах в Лотосовом квартале, уверены, что все жертвы были убиты этим кинжалом — или точно таким же.

В комнате повисла тишина. Заведующие отделами переглянулись.

— Что скажете, сановник Тэн?

— Ваше величество, что же ваш слуга может сказать? — развёл руками сановник, державшийся, надо сказать, с полным самообладанием. — Если этот человек убийца, то… Слуга не смеет задавать вопросы…

— О том, почему был арестован Цзоу Риад? Что ж, как ни прискорбно, непогрешимых нет, и Судебное министерство порой допускает ошибки. Но Небо даёт нам возможность их исправить.

— Хвала Небу! А этот… человек… он говорит что-нибудь?

— Увы, пока молчит, — с явным сожалением ответил Тайрен. — Но времени с его ареста прошло мало, и следователи ещё не испробовали всех методов допроса, так что посмотрим, насколько его хватит. Но время идёт, кровь убитых вопиет. Потому я и спрашиваю вас.

— Меня, ваше величество? Но… при чём тут ничтожный? Виновен этот человек в тех убийствах, или нет, я признаю свою части вины за его поступки, но…

— Это похвально, что вы признаёте свою вину, — с нехорошей улыбкой перебил его Тайрен, махнув рукой окружавшим бывшего военнопленного стражам. — Сэкономим время Судебному министерству и Цензорату. Сегодня утром, когда вы отбыли на службу, чтобы собрать сих достойных сановников и подать жалобу на вашего начальника, следователи наведались в ваш дом и допросили слуг. Многие из них оказались куда разговорчивее этого раба. Допросы ещё продолжаются, но предварительная картина уже ясна. Особенно ценные сведения дал ваш управляющий, я даже думаю, не сделать ли ему послабление… Хотя он безусловно виновен хотя бы в том, что не донёс.

Вот теперь заместитель Тэн побледнел. Стража вывела арестанта, и двери успели закрыться, пока хвативший ртом воздух сановник сумел выдавить:

— Мои слуги арестованы?!

— Некоторые из них, — кивнул император. — Благодаря им выяснились интереснейшие подробности. Например то, что перед каждым убийством вы отправляли убийце посланца. Нет, сами вы с ним не общались, так что с чистой совестью можете поклясться, что не отдавали ему приказов. Но можете ли вы сказать, что вообще не приказывали никого убить? О, к слову сказать, ваш племянник, который пил с Цзоу Риадом накануне ареста последнего, тоже схвачен. Давайте поспорим, как скоро он признается, что напоил приятеля до невменяемого состояния по вашему приказу, и даже, быть может, что-то добавил ему в вино, а потом оттащил туда, куда ему было сказано?

Я с невольным уважением глянула на мужа, впечатлённая такой оперативностью.

— Ваше величество!.. — сановник Тэн упал на колени, ткнувшись лбом в пол. — Я не смею спорить с вашим величеством, однако…

— Однако?

— Мои слуги оговорили себя и меня, или были подкуплены! Ваше величество, должно быть, кто-то давно плетёт сети против вашего ничтожного слуги, и вот теперь вылил на меня чёрный горшок клеветы перед лицом Сына Неба! И теперь я стою под остриём и могу лишь уповать на справедливость и прозорливость вашего величества!

— И кто же, по-вашему, на вас клевещет?

— Ничтожный не может знать, но как у вашего величества есть враги, так есть враги и у ваших верных слуг, мечтающие, чтобы от нас и пластинки лат не осталось, — сановник поднял голову, не изменив положения тела, так что я невольно подивилась гибкости его шеи. — Должно быть… должно быть, это кто-то из Судебного министерства. Раз он может навязать допрашиваемым нужные ему показания.

— А кстати, о Судебном министерстве, спасибо, что напомнили. Не объясните ли вы, зачем вам понадобилось подкупать начальника министерской тюрьмы, когда вы навещали его, поздравляя с рождением внука?

— Ваше величество! — почти прорыдал несчастный заместитель. — Неужели теперь даже вручение подарков будет поставлено в вину этому ничтожному?

— Смотря, с какой целью подарки вручаются. Начальник тюрьмы уверяет, что вы уговаривали его отпустить преступника — скажете, тоже клевета?

— Разумеется!

— Как интересно, все только и делают, что на вас клевещут. С чего бы это вдруг?

— Ваше величество, я могу лишь гадать, за что меня так ненавидят, что и попытку побега Цзоу Риада вздумали приписать мне!

— Попытку побега? — Тайрен никак не выделил первое слово, однако сановник Тэн застыл, открыв рот. Потом закрыл, медленно выпрямился и сел на пятки, сложив руки на коленях.

— Любопытно. Я-то полагал, что вы действительно купились на наше маленькое представление, сановник. Но вы оказались то ли ещё наглее, то ли ещё глупее, чем я о вас думал.

Тэн молчал. Как ни странно, но его лицо опять стало спокойным — тем спокойствием, которое осеняет людей, принявших неизбежное.

— Пусть обвиняемый на самом деле не бежал, и вы это знали, но, должно быть, непросто вот так взять и остановиться, уже почти добившись цели. Тем более что начальник тюрьмы не был арестован, и вы решили, что он вас не выдал. И правильно решили, так что я им ещё займусь. Вы думали, что я не захочу терять лицо и брать свои слова обратно, раз уж объявил о побеге преступника? Или… вы, наверное, и не возражали б, если молодого господина Цзоу оправдали, в конце концов, вы ведь ничего против него не имели, вам было нужно лишь стащить с лошади его отца? И если успеть принести жалобу сейчас, пока оправдание ещё не состоялось и общественное мнение настроено против этой семьи… да, у вас был шанс на успех. Что скажете?

— Ваше величество, — даже чуть торжественно произнёс сановник Тэн, — раз уж меня постигла такая злая судьба, могу сказать лишь одно: вверяю себя в руки правосудия вашего величества.

— Пусть будет так, — кивнул Тайрен.

Арестованного сановника увели, за ним тихо ушли заведующие, сперва подтвердив на язвительный вопрос Тайрена, что жалоб больше не имеют. Последним вышел евнух Цза, оставив нас с мужем наедине.

— Тайрен, ты же сказал, будто начальник тюрьмы свидетельствовал против заместителя Тэна, — сказала я. — А теперь выясняется, что он его не выдал?

— Я блефовал, — безмятежно улыбнулся Тайрен. — И он купился. Собственно, что начальник тюрьмы тоже был подкуплен, предположил Кей, и я до сих пор не знаю, прав ли он. Эта падаль прокололась лишь на знании о том, что побег не состоялся, должно быть, его люди следили снаружи. Следствие ещё далеко от завершения.

— Но Кей всё равно молодец. И ты тоже.

— А то ж! Повезло мне с другом, верно?

16

На Ло поглядите, как воды реки

Разлились широко и как глубоки…

Не так ли является нам государь?

И полное счастье и благо при нём.

Да здравствует царь наш, на тысячи лет

Он царство своё сохранит и свой дом!

Ши Цзин (II, VI, 9)

— Так у них было расстройство желудка? У обеих?

— У Су Вансин меньше. Должно быть, выпила лекарство или разбавила чем-нибудь. Она явно лучше знала, из чего это зелье состоит.

— Прекрасно! Просто прекрасно! — Кадж откинулась на спинку сиденья и расхохоталась, хлопая в ладоши. — Вот ведь свиные головы! Поистине, черепаха и собака — идеальная пара!

— Ну, не скажи. Наложница Су в конечном счёте легко отделалась.

— Только благодаря милости и милосердию старшей сестры, — Кадж чуть наклонила голову, показывая, что отдаёт должное этим не самым популярным тут качествам.

Я кивнула. При желании наложнице Су можно было устроить "весёлую" жизнь: покушение на доброе здравие императора — серьёзное преступление, и она могла сколь угодно хлопать глазками и утверждать, что не знала, для кого предназначено зелье, которое она попыталась передать Добродетельной супруге, выдавая за приворотное. Учитывая, что мужчина в гареме только один, в это оправдание не поверил бы и самый тупой судья. Видимо, Вансин решила пойти по пути покойной Эхуан и подсунуть императору через Чжан Анян несмертельную отраву с целью скорее отвратить его от "союзницы", чем привлечь. Я не стала допытываться. Лишь ещё разок убедилась, что Добродетельная супруга — дура набитая. Если уж пытаешься кого-то использовать, то хотя бы не настраивай его против себя и не вводи в искушение отомстить.

Также я не стала допытываться, сводился ли план Чжан Анян только к привороту или был частью какой-то более хитро закрученной интриги. В любом случае я всё сорвала. Когда из Отдела внутренних врат пришло известие, что на имя наложницы Су доставлена посылка, а потом мне донесли, что наложница пошла в гости к Добродетельной супруге, я немедленно вслед за ней отправилась во дворец Изначальной Чистоты. Флакончик успели спрятать, но я приказала обыскать комнату. Неизвестного назначения зелье нашлось очень быстро, и в ответ на грозный вопрос, что это такое, госпожа Чжан залепетала что-то об укрепляющем лекарстве. Тогда я предложила обеим это лекарство выпить. Последовала довольно безобразная сцена, наложница Су раскололась довольно быстро, а там и зелье подействовало, и пришлось звать врача. Теперь Добродетельная супруга сидела взаперти в своём дворце и размышляла над своими ошибками, а вот наложницу Су я, после некоторого размышления, решила отпустить с миром, лишь попросив слуг приглядывать за ней. Всё равно Чжан Анян едва ли решится связаться с ней ещё раз.

Но держалась Су Вансин достойно, ничего не скажешь. Если это следствие пребывания в весеннем доме, то, должна признать, обучение хорошим манерам там поставлено лучше, чем в иных благородных семьях, судя по визгу Анян. Мне ли, выскочке, не знать, с каким трудом прививаются эти самые манеры. Зря я в своё время катила бочку на госпожу Нач, преподавшую мне экспресс-курс хорошего поведения на местный лад. Да, жёстко, зато быстро и эффективно, так что я не выглядела совсем уж неотёсанной, попав в высшее общество. По уму, мне надо бы ей поклониться и назвать наставницей. Хороший подарок, во всяком случае, госпожа Нач точно заслужила.

Мы с Кадж сидели в саду дворца Успокоения Души, который у меня наконец дошли руки привести в порядок, так что детей на лето я решила перевезти сюда. Тайрен не возражал, тем более что за городом тяжкий летний зной действительно переносился легче. Хотя подлинная причина, заставившая меня сбежать из Таюня, была иной. Министр Цзоу не стал скрывать, кому именно его сын обязан спасительной отсрочкой приговора. После того, как дело благополучно разрешилось, оба Цзоу, старший и младший, побывали у меня с изъявлениями благодарности. И, словно получив сигнал, ко мне просто валом пошли просители. Нельзя сказать, чтобы они не ходили раньше, но я сумела создать себе среди придворных репутацию жестокосердной злыдни, к которой обращаться с просьбами и жалобами практически бесполезно. Но стоило один раз дать слабину, как попрошайки и жалобщики словно с цепи сорвались. В конце концов я просто отказалась принимать всех, кто не был связан с делами благотворительности, которыми продолжала заниматься, но жаждавшие милости императора не сдались. Понукаемые надеждами получить оную милость через меня, они обращались к своим родственницам среди наложниц, подкупали служанок и евнухов, слали подарки и слёзные послания. Так что в конце концов я сочла за благо сбежать, хотя бы на несколько месяцев.

— А правда, что его величество планирует новый поход? — вдруг без всякой связи с предыдущим спросила Кадж.

— Правда, — со вздохом подтвердила я. Все мои попытки уговорить его отложить новую компанию хоть на пару лет пропали втуне. Тайрен жаждал поквитаться с Южной империей за отобранные земли. А заодно, насколько я поняла, опять сбежать от всей этой политики на такую простую и понятную войну.

Нас ждёт поистине бурное царствование, если император и впредь повадится каждые пару-тройку лет отдыхать в походах.

— Народ славит подвиги Сыне Неба в предыдущей войне. Уверена, нас ждёт преумножение славы.

— Дайте боги, — снова вздохнула я. Ладно, что грустить заранее. Всё равно Тайрен отправится воевать не завтра и не через месяц. Самое раннее — будущей зимой, когда снимут второй урожай.

С первым, хвала Небу, всё было в порядке. Народ радовался наконец установившейся нормальной погоде и приносил щедрые благодарственные жертвы.

Я рассеянно смотрела на парковую лужайку, на которой мои сыновья пытались запускать бумажного змея, именуемого здесь "бумажным коршуном". Точнее, в основном пытался запускать Ючжитар. "Коршун" лететь не хотел, мальчик злился, уже несколько раз отбрасывал его в траву, но на все попытки Шэйрена или няни помочь кричал: "Я сам!" Это "я сам" с некоторый пор стало девизом обоих мальчишек, шла ли речь об одевании, еде, играх или занятиях. Я старалась по мере возможностей давать им возможность побыть самостоятельными и призывала к тому же слуг, когда ситуация не требовала срочности.

На краю лужайки застыл Яо Фань, с забавной серьёзностью сжимая рукоять небольшого, под свой рост, меча. За прошедшие со дня гибели его сестры пять лет мальчик вытянулся и больше не выглядел задохликом, которого любым щелчком можно перешибить, а круглая детская мордашка начала приобретать черты индивидуальности. Каюсь, многие дети, за исключением моих собственных, до сих пор казались мне неразличимыми. Но у Фаня уже показались из-под детской припухлости острые скулы, твёрдый подбородок и густые брови. Недавно я сказала ему, что если он мечтает о службе в гвардии, то для начала я могу доверить ему присмотр за принцами. Мальчик надулся от гордости и отнёсся к новому назначению со всей ответственностью.

— Матушка, а я закончила! — на террасу, где мы сидели, из дворца выскользнула Лиутар, за которой двумя безмолвными тенями следовали служанки. В руках у дочки была растянутая вышивка.

— Молодец! — похвалила я. — Ну-ка, покажи… У тебя получается всё лучше и лучше.

— Дай тётушке взглянуть, — позвала Кадж, протягивая руку. — И правда, лучше прежней. Твоё мастерство растёт, Лиутар, узелков почти нет. Но вот здесь можно было бы сделать иначе, чтобы не было косых стежков. Хочешь покажу, как?

Я оставила их обсуждать вышивку и вернулась к наблюдению за мальчиками. Вскоре змей Ючжитару наскучил окончательно, и он тоже прибежал ко мне, чтобы получить утешительный приз в виде ягод в карамели. Оставшийся на лужайке Шэйрен быстро поднял змея в воздух — насколько я поняла, у Ючжитара просто не получалось пробежать достаточно быстро, чтобы игрушку подхватил ветер. Надо будет приказать сделать ещё одного змея, чтобы никому не было обидно.

— Тётушка Кадж, а расскажи страшную историю! — заканючил Ючжитар, попутно набивая рот сластями. Лиутар навострила уши и присела рядом, тихонько придвинув к себе тарелочку с бобовой пастилой.

— Обязательно страшную? — посмеиваясь, спросила Кадж.

— Ага!

— Что ж, будь по-вашему, ваше высочество, — и Талантливая супруга приняла торжественный и слегка таинственный вид, как раз подходящий для подобных рассказов. Я, увы, в данном случае не годилась, просто по причине незнания местных страшилок, а потому тоже приготовилась слушать.

— Когда-то давным-давно недалеко от города Чжуаяна стоял монастырь. Один из живущих в нём монахов каждый вечер уходил в тихую рощу под его стенами, где его никто не мог потревожить, и погружался там в медитацию. Так продолжалось много лет, но однажды ночью в монастыре появился какой-то страшный на вид человек. До самого рассвета он бродил по монастырю, выкрикивая имя монаха. То же повторилось на вторую ночь, и на третью. Когда на третью ночь монах, сидя в своей келье, опять услышал зовущий его голос, он окликнул: "Зачем ты зовёшь меня? Войди и спроси, что тебе нужно". Дверь распахнулась, и на пороге появилось существо ростом в два жэна с лишним, в чёрной одежде, с синим лицом, круглыми глазами и во-от такими губами! — Кадж руками показала размер губ.

— Ой, — тихо сказала забывшая про пастилу Лиутар. Ючжитар просто слушал, приоткрыв рот. Я попыталась представить, как шестиметровое с лишним существо могло поместиться в монашеской келье, но быстро оставила это занятие.

— Увидев монаха, оно протянуло к нему руки, но тот спокойно спросил: "Ты замёрз? Сядь у очага". Существо село у огня, а монах продолжил читать свои молитвы. Через некоторое время существо, разомлев от тепла, громко захрапело, распахнув рот. Тогда монах взял ложку для благовоний и забросил ему в рот несколько раскалённых угольков. Существо вскочило со страшным воем и бросилось вон из кельи к воротам монастыря, после чего со стороны холма, на котором росла роща, послышался звук, будто кто-то споткнулся.

Я, не желая портить момент, проглотила замечание, что существо, должно быть, было очень добрым, раз не пришибло монаха на месте.

— На следующее утро монах нашёл у подножия холма кусок коры. Он поднялся на холм и увидел там большое дерево-тун с зелёными ветвями и выбоиной на корнях, возникшей, кажется, совсем недавно. Когда он приложил кусок коры к выбоине, то увидел, что по размерам он идеально подходит, и от выбоины не остаётся и следа. А примерно в середине ствола у дерева было глубокое дупло, в котором до сих пор тлели угольки. Тогда монах поджёг дерево, и больше призрак в монастыре никогда не появлялся!

Ючжитар рассмеялся, захлопал в ладоши и тут же отправил в рот целую горсть карамельных ягод.

— Так, мальчики и девочки, — сказала я, — прекращаем есть сладкое. У вас ещё ужин впереди.

— Но матушка!..

— Хва-тит! А то зубы попортишь, — я кивнула служанке, и та быстро собрала вазочки. Ючжитар надулся, покосился на сестру, доедавшую последнюю пастилку, но быстро нашёл себе утешение:

— А ему, — он ткнул пальцем в сторону бегающего со змеем Шэйрена, — всё равно не досталось!

Нет, точно, им нужно двух змеев. Зря Тайрен боялся, что его сынишка не говорит. Вот, заговорил — не остановишь.

Тайрен словно услышал — не прошло и двух минут, как на террасу выбежал евнух Цу:

— Ваше величество, кортеж его величества показался на дороге!

— О! — сказала Кадж. Я поднялась со смешанными чувствами. С одной стороны, увидеть мужа всегда радостно, с другой — императора надо развлекать, так что плакали мои планы поработать сегодня вечером.

— Батюшка приехал, да? — Ючжитар дёрнул меня за рукав.

— Да, приехал.

— Ура! А лунное лакомство будет?

— …Только не давай ему сладкого, — сказала я Тайрену, когда император, чинно обменявшись приветствиями со мной, подхватил сына и подкинул его в воздух. — Он и так сегодня съел двойную порцию.

— Ты слишком сурова, императрица, — рассмеялся Тайрен.

— А ты его слишком балуешь.

— Должен же я компенсировать твою строгость. Ну, Шэйрен, что у тебя нового?

— Я выучил первую главу "Книги преданий", — отчитался Шэйрен.

— Вот как? Сможешь ответить мне по ней сегодня?

— Смогу, — храбро ответил мальчик.

— Вот и проверим. А Лиутар уже почти невеста.

— Батюшка, — Ючжитар не любил, когда о нём надолго забывали, — ты привёз мне подарок?

— Привез. Много подарков, на всех хватит! — Тайрен улыбнулся ему и перевёл взгляд дальше, на поклонившуюся ему с радостной улыбкой Кадж:

— Приветствую ваше величество!

— А, да. Талантливая супруга. Рад, что вам тут не скучно, — он снова посмотрел на меня.

Подарков действительно было много — Тайрен не забыл даже о Лиутар. Если бы Кадж не была тут со мной, я бы решила, что это она подсказала счастливому отцу, что нехорошо обделять кого-то из своих детей.

— Их выбирала Добродетельная супруга, — Тайрен опять словно подслушал мои мысли. — Я понимаю, она провинилась перед тобой… Но она так умоляла о возможности искупить свою вину, что я решил дать ей шанс. Надеюсь, ты не в обиде, что я её выпустил, тем более что она действительно оказалась полезна.

— Ты император, тебе решать, — сказала я. Кадж на мгновение поджала губы, но тут же снова расцвела в улыбке:

— Я рада, что сестра Чжан взялась за ум и так хорошо служит вашему величеству, — она помедлила и добавила: — Если ваше величество не возражает, я прослежу за приготовлением ужина.

— Я ещё привёз музыкантов, — сказал Тайрен, когда она вышла. — Чим Ваньди клянётся, что это лучший дуэт циня и флейты, который он слышал. Соньши… Я так соскучился…

— Тайрен! — одёрнула я. — Дети же смотрят!

— А, по-моему, они слишком заняты.

— Тайрен!.. М-м… Прекрати! Ужин скоро, а ну как войдёт кто-нибудь?

— Ну, что мне с тобой делать? — он неохотно разжал объятия. — Пошли в кабинет, что ли, не будем мешать им играть.

Оставив детей разбирать игрушки и прочие обновки, мы вышли в мой кабинет.

— Что нового в столице? — спросила я, пока Ле Лан торопливо зажигала свечи.

— Чиновники шумят по поводу изменения Кодекса законов. Казалось бы, всего-то пересмотреть систему наказаний, об этом ещё мой отец думал. А крику, словно я его вовсе отменить хочу. Кей говорит, что ты всех изрядно напугала, уровняв чиновников и аристократов с простолюдинами, и все боятся, как бы я не пошёл по твоим стопам. Руки обмякли их переубеждать. Кстати, ты знаешь, что он попросил о переводе?

— Кто, Кей?

— Ага. Решил, что гвардия Нетупящихся мечей более в нём не нуждается, и он хочет служить в армии Сверхъестественной стратегической искусности. Даже если с понижением.

— Армия Сверхъестественной стратегической искусности? — я нахмурила брови, вспоминая. Если все многочисленные дворцовые и городские гвардии и дружины я уже выучила, то в подразделениях, именуемых армиями, хотя они тоже входили в столичный гарнизон, до сих пор путалась.

— Это… Что-то вроде…

— Что-то вроде присмотра за военными делами. Следят, чтобы не случилось измены, дезертирства или ещё какого безобразия. А также собирают всякие сведения, которые могут пригодиться в походах.

— А! — что ж, теперь всё стало понятно. Кей ведь не только сформировал новую гвардию, охраняющую императора на постоянной основе. Расспросив его о расследовании по делу молодого господина Цзоу, я поняла, что полтора года шпионажа за мной по просьбе Тайрена не прошли для него даром. Он ухитрился создать в столице целую агентурную сеть из слуг высокопоставленных домов, и именно с помощью своих подкупленных или просто чересчур болтливых агентов отыскал и подлинного убийцу, и тех, кто приносил ему приказы, и о будущих действиях сановника Тэна тоже узнавал или догадывался по информации из донесений. Так что ж удивительного, что теперь Кей решил заняться тем, что ему так хорошо удаётся, на постоянной и легальной основе? И, думается мне, военными делами он не ограничится.

Сановнику Тэну, к слову, как чиновнику четвёртого ранга, было дано высочайшее позволение покончить с собой.

— Надеюсь, ты Кею разрешил? — спросила я. — Хотя бы с понижением.

— Зачем с понижением? Этот хитрец ждал, пока главнокомандующий армии уйдёт в отставку, и только тогда подал прошения, прибеднившись для вида. Так что сохранил он свой второй ранг, не беспокойся.

Я усмехнулась. Тем временем бесшумно возникший на пороге господин Цза доложил, что ужин подан.

Тем вечером привезённые музыканты действительно порадовали нас игрой на цине и флейте, но я, по варварской неразвитости своей, всегда предпочитала благородному циню считавшуюся более простой "женскую" цитру. У неё и звук был богаче, и пьесы мелодичнее, в то время как в изысканных пьесах для циня разобрать мелодию было, как правило, той ещё задачкой. Так что я с трудом сдерживала зевоту и испытала истинное облегчение, когда концерт закончился и слуги позвали нас почивать.

Погостив несколько дней во дворце Успокоения Души, Тайрен поехал дальше — в очередной раз осмотреть ближайшие гарнизоны, из которых и предстояло сформировать армию для будущей кампании. Военное министерство уже вовсю разрабатывало стратегические планы и подчитывало, сколько фуража, амуниции и прочего потребуется в походе. Я в эти дела не вмешивалась совершенно и, будь моя воля, вообще бы закрыла глаза и заткнула уши, чтобы не видеть и не слышать признаков надвигающейся длительной разлуки с мужем. Куда больше меня занимала будущая редакция Кодекса законов, хотя и здесь мой интерес был чисто академическим. Мои знания о юриспруденции стремились к нулю, так что посоветовать что-то дельное я была не в состоянии при всём желании. Ведь, чтобы там ни думали аристократы, напуганные сделанными торговцам послаблениями и моим самоуправством в чрезвычайной ситуации, покушаться на устои общества Тайрен и не думал. Речь шла всего лишь о пересмотре и некотором смягчении системы наказаний.

Идея возникла ещё года два назад, когда я при каком-то обсуждении стороннего вопроса узнала, что законы предусматривают в числе прочих кар не только отрубание рук или ног, но и принудительную кастрацию. И пусть эта мера давно не применялась, но она не отменена. Помню, тогда я сказала, что составители таких законов странные люди: считают, что можно так искалечить человека и ждать после этого, что он продолжит службу, как ни в чём не бывало — уголовные наказания, как правило, не предполагали лишения статуса чиновника, кроме самых тяжёлых. Да, конечно, долг и всё такое, но у каждого человека есть своей предел, так что неплохо было б хотя бы это членовредительство отменить. Тайрен пожал плечами, мы заговорили о другом, и, казалось, что никакого продолжения эта моя реплика иметь не будет. Но вскоре после похорон отца Тайрен вдруг вспомнил, что когда-то, перебирая его бумаги, нашёл черновик проекта о смягчении уголовных законов. Достаточно грубый и приблизительный, так что неизвестно, собирался ли вообще Иочжун его разрабатывать дальше, или тот так и остался бы похороненным где-то в глубинах придворного архива. Однако Тайрен, тяжело, пусть и запоздало переживавший огорчения, которые доставлял своему родителю, ухватился за возможность продолжить хоть какое-то из его дел.

Черновик отправился к придворным законоведам с приказанием довести его до ума, и тут же вызвал жаркие споры. К монаршему милосердию здесь вообще было двоякое отношение: с одной стороны, император обязан быть добродетельным, а человеколюбие в список необходимых добродетелей входило давно и прочно. С другой — Сын Неба обязан поддерживать порядок в государстве, а значит, в том числе, внушать должный трепет и почтение своим подданным. Этот вечный страх, что недостаток субординации обязательно приведёт к смутам, казался мне несколько надуманным, но, возможно, для него и были основания, если учесть, что любая смута была потенциальной угрозой потери Небесного Мандата. Да и не в одной опасности для власти было дело. По здешним убеждениям, Человек, Небо и Земля были связаны неразрывной связью, и то, что происходило с одним из этой триады, неизбежно влияло на два других компонента. При легендарном Первом императоре и древних мудрых царях люди в законах вообще не нуждались, ибо все без исключения поступали только по совести и в соответствии с ритуалом. С тех пор нравы испортились, и правители были вынуждены ввести ограничения, однако никто ни на секунду не забывал, что законы — пусть необходимое, но зло. Если процветают преступления, то Небо карает нечестивцев, но если закон становится чересчур суров, это тоже приводит к увеличению энтропии, как сказали бы в моём мире, неизбежно аукаясь бедствиями и катаклизмами, как природными, так и социальными. В результате многие правители старательно искали баланс между необходимой мерой строгости и милосердия, и, случись пересмотр в другое время, его, возможно, в обществе и приветствовали бы.

Но пуганая ворона куста боится. Непредсказуемость императора и меня, его супруги, решавшихся на такое, чего до нас не делал никто, заставило придворных перестраховщиков относиться к любому новшеству с бо-ольшим подозрением. Хотя единственным действительно значимым новшеством в этом начинании была полная отмена любых членовредительских наказаний, за исключением отсечения головы.

Тем не менее работа хоть и медленно, но шла. Тайрен не особо торопил, имея множество других дел, но и совсем остановиться и отложить проект в долгий ящик законникам не давал. Впрочем, пока он всё равно был в отъезде, и противники новшеств могли на время перевести дух.

И всё же это лето было счастливым. Я скучала по мужу, но письма от него приходили часто и регулярно, а дела и дети не давали затосковать. В середине лета мы отпраздновали третий день рождения Ючжитара, и именинник так объелся дынь, что у него заболел живот. Шэйрен начал осваивать первые упражнения с деревянным мечом, пока играя с Яо Фанем, но приёмы, которые старший мальчик ему показывал, насколько я могла судить, были настоящими. А ещё мой старший сын явно переслушал страшных сказок тётушки Кадж, так любимых обоими мальчишками. Однажды Шэйрен под большим секретом спросил у меня, нельзя ли взять с собой в спальню настоящий меч. На вопрос, зачем ему этот меч понадобился, он ответил: "Отгонять злых духов". Пришлось уверить его, что мечи есть у охраны и она обязательно всех злых духов отгонит, но сын явно остался в сомнении — охрана далеко, а рядом разве что няни, от которых, случись что, толку будет немного. Тогда я предложила, если он захочет, разрешить Яо Фаню ночевать с ним в одной комнате, ведь у него настоящий, пусть и небольшой меч точно есть. Это Шэйрена удовлетворило, а я проинструктировала присматривающих за детьми женщин не настаивать на гашении ночников в спальнях принцев и принцессы, если они этого не хотят. Делать сыновей храбрецами насильно в мои планы не входило. Ючжитар, впрочем, сладко спал и без ухищрений — он был ещё достаточно мал, чтобы его успокаивало присутствие любых взрослых. Об их боевых качествах он покамест не задумывался.

Тётушка Кадж, к слову, вскоре уехала обратно в Таюнь. Оставлять Внутренний дворец в полной власти Добродетельной супруги в её планы явно не входило.

Тайрен вернулся в столицу в месяце Начала осени, не заезжая к нам, и я, без спешки, но и не мешкая собравшись, выехала, как только мне об этом доложили. Жара ещё и не думала спадать, ведь, вопреки названию месяца, по земному календарю шёл август и лето пока ещё не собиралось сдавать позиции. Но император наверняка будет занят решением накопившихся в его отсутствие вопросов, так что дожидаться его можно долго, если он вообще выберется за город. Обмахивая веером до боли в руке себя и вертевшегося у меня на коленях Ючжитара, я слегка завидовала детской активности. Вот уж кому, казалось, были нипочём жара и духота нагревшейся на солнце кареты.

— Матушка, а почему тот человек едет на осле?

— Ему надо куда-то ехать, вот и едет.

— А почему не на коне?

— Он простолюдин. Только благородные люди, солдаты и гонцы могут ездить на лошадях.

— Почему?

— Потому что лошадей у нас в империи мало, на всех не хватает.

— Почему мало?

— Лошади любят равнины и степи, а у нас тут много гор.

— А почему много гор?

А ведь я прохожу через это всего лишь в третий раз, думала я. Многодетным женщинам нужно памятники ставить при жизни.

Шэйрен и Лиутар ехали в другой карете. Когда экипажи остановились у дворцовых ворот, где уже ждали паланкины, чтобы пронести нас на внутреннюю территорию дворца, мальчишки бросились друг к другу так, словно не виделись не полдня, а по меньшей мере неделю.

Тайрен встретил меня радостно, но мне показалось, что к его радости примешивается странное смущение. Причина этого смущения открылась мне тем же вечером.

— Понимаешь, — сбивчиво принялся объяснять он, когда я спросила его, что случилось, — тебя не было, и меня встретили Талантливая и Добродетельные супруги…

Я кивнула. Они и должны были встретить, уважительной причиной для отсутствия могло быть разве что пребывание на смертном одре.

— Талантливая супруга начала рассказывать мне о Ючжитаре, тебе и остальных. У неё было много историй, она не успела рассказать их все и пригласила меня вечером к себе, во дворец Вечной Радости. Там она угостила меня вином, мы проговорили допоздна…

— И ты остался у неё на ночь, — догадалась я.

— Ну да.

Мы сидели на террасе. Я встала, подошла к перилам и посмотрела на сумрачный, подсвеченный фонариками сад. Что ж, это должно было случиться рано или поздно. Странно, что случилось только сейчас. Тайрен действительно очень меня любит, если в гареме, полном услужливых красавиц, за четыре года брака изменил мне впервые.

— Ты не сердишься? — он подошёл и взял меня за руку.

— Я не могу на тебя сердится. Это твои жёны, ты в своём праве.

— Всё равно я люблю только тебя. И докажу тебе прямо сейчас. Только давай ты сегодня не будешь поить меня уксусом, ладно?

Я выдавила улыбку, чувствуя, как горячие губы спускаются по шее всё ниже. Уксус был эвфемизмом ревности — рассказывали, что когда-то некий полководец привёз из похода красавицу-наложницу, а ревнующей жене предложил выпить яду. Ревнивица без колебаний хватанула предложенного напитка, но оказалось, что муж подшутил и налил ей прокисшего вина. А ведь, говорят, иные императорские любимицы не стеснялись ревновать в открытую и даже закатывать скандалы своим повелителям, если заставали их с соперницей. А одна так распоясалась, что открыто приказывала убивать забеременевших наложниц, а император и пикнуть не смел. Свести бы эту стерву с Иочжуном, мир его праху…

Так что пусть Тайрен не жалуется на уксус. Я-то, ещё, можно сказать, само прощение и либеральность.

17

Шу на охоту поехал — его колесница видна.

Нет здесь, на улице нашей, умеющих выпить вина…

Разве на улице нет умеющих выпить вина?

Нет между них никого, равного Шу моему,

Он так благороден и добр — знает про это страна!

Ши Цзин (I, VII, 3)

— Дела во Внутреннем дворце идут хорошо, — сказала Кадж. — Как ни странно это признавать, но Чжан Анян действительностарается.

— Угу, — согласилась я. Нет, всё-таки что-то с этими приютами для одиноких стариков и инвалидов в Улуане нечисто. Либо там разразилась эпидемия, либо люди просто мрут от голода. А это значит, что средства, отпущенные из казны, безбожно разворовываются.

— Хотя мне всё равно несколько тревожно. Я всё время жду от неё подвоха. Быть может, зря, и она действительно раскаялась, но…

— Угу.

— Я отвлекаю старшую сестру?

— А, нет. Но ведь ты не просто так завела этот разговор, верно? Давай, не томи.

— Не просто так, — согласилась Кадж. — Если старшая сестра не возражает, я бы хотела отпроситься из столицы на пару месяцев. Его величество оказал мне милость и подарил дворец Близкого совершенства, но я там была всего однажды и даже толком его не осмотрела. Если я не нужна сейчас во Внутреннем дворце, я бы предпочла немного отдохнуть от суеты, пока погода позволяет.

— А, разумеется, поезжай, если хочешь. Не торопись, отдыхай, сколько надо, жду тебя… ну, скажем, к празднику Любования луной.

— Я заскучаю по старшей сестре, если задержусь там так долго, — улыбнулась Кадж. — Думаю, я вернусь ещё до дня рождения принца Шейрена. Откланиваюсь.

Она поднялась и поклонилась. Я кивнула, соображая, кого можно послать в Улуань, но Кадж, немного помедлив, добавила:

— Прости моё любопытство, старшая сестра, но когда я шла к себе, то встретила принца Ючжитара всего зарёванного. Неужели кто-то посмел его обидеть?

— А, это… — я махнула рукой. — Обычное дело. Мальчишки играли в воинов и наставили друг другу синяков. Без этого ещё никто не вырос.

На этот раз автором принцевых синяков оказался Яо Фань, и я несколько опасалась реакции Тайрена, если до него дойдёт слух. Хотя, на мой взгляд, ничего особо плохого мальчик не сделал: просто немного не рассчитал силы, доказывая младшему из подопечных, что Путь Меча — штука сложная, и нельзя победить противника, просто бросаясь на него с воплями и размахивая оружием, как палкой. Ючжитар и ревел-то скорее от обиды, чем от боли. Если Шэйрен был в достижении своих целей на редкость упорен и неудачи принимал стоически, то младший, похоже, уродился холериком — быстро загорался, быстро остывал. Хотя, вероятно, преждевременно судить о характере человека в три года, но я бы предпочла, чтобы было наоборот — будущему императору не помешает толика усидчивости. Вот и получив свой первый деревянный меч, Ючжитар тут же бросился на сильнейшего из противников, надеясь, видимо, взять нахрапом. Яо Фань сам повинился, получил своё наказание — десяток палок и сутки взаперти без еды (евнух Чуа предложил тридцать палок, но я решила, что это слишком), и я считала, что инцидент исчерпан. Но не факт, что император рассудит так же.

Кстати, надо будет навестить младшего сына, как только я закончу с Улуанем. Ючжитар уже, должно быть, успокоился и не воспримет мой приход как повод выклянчить побольше конфет себе несчастному.

В детской было тихо. Старшие остались в саду со своими сопровождающими, и я подумала, что младший, возможно, уже присоединился к брату и сестре, когда услышала из-за ширмы, где стояла его кроватка, тихий голос:

— …Этот Яо Фань настоящий злодей! Так жестоко обойтись с нашим принцем Ючжитаром. У волчонка волчье сердце, сразу видно, что он из преступной семьи!

— Он сказал, что у меня ничего не получится, — пробурчал принц. — Что я делаю всё неправильно.

— Что вы! Наш принц — истинный воин, он поступил как настоящий храбрец. А этот Яо Фань… Императрица, ваша матушка, оказала ему несравненные милости, а он, пользуясь тем, что старше и сильнее, набросился на ваше высочество и избил вас!

— Он не набрасывался, — честно поправил Ючжитар. — Это я…

— Тс-с! Вы хотите, чтобы его наказали?

Мальчик промычал что-то нечленораздельное.

— Тогда вы всё перепутали! Это он набросился на вас, а вы храбро отбивались. Кто угодно на вашем месте лил бы слёзы!

— Но…

— Вы — наследный принц, ваши слова — золотые иероглифы на нефритовой доске. Как вы скажете, так и будет.

Так. Я вышла из-за ширмы и молча поманила сидящую на краю постели няню пальцем. Ещё довольно молоденькая, миловидная — до сих пор я ей симпатизировала. Мы вышли за дверь на лестничную площадку, и там я, резко развернувшись к ней, прошипела:

— Ты чему ребёнка учишь, грымза?!

— А? — она хлопнула глазами, и вид у неё стал глуповатым. — Ваше величество?..

— Вас тут держат для того, чтобы вы учили детей лгать? Внушали им быть самодурами и лгунами?!

— Но как же… Ваше величество… Это же наследный принц! Никто не смеет повернуть оружие в сторону высочайшей семьи!

— Ах, значит, наследный принц, — я упёрла руки в бока. — Будущий император. Так?

Няня смотрела на меня, приоткрыв рот, но сказать что-то ещё не решилась.

— Который должен править империей справедливо и добродетельно. Я права? И так-то ты учишь его справедливости и добродетели? Император должен быть строже к себе втрое, вчетверо! Он отвечает за империю перед Небом, а от Неба не спрячешься!..

— Няня! — из-за двери высунулась мордашка Ючжитара. — Ой, матушка? Ты пришла ко мне?

— Да, милый, подожди ещё полминутки, я сейчас приду, — кивнула я. Мордашка исчезла, а я понизила голос ещё больше: — Скажи спасибо, что принц к тебе уже привык, и я тебя прогонять не буду, пока, по крайней мере. Но если я узнаю, что ты ещё раз призывала его выгораживать себя и клеветать на других — вылетишь из дворца, опережая собственный визг! Поняла?

Девица низко поклонилась. Больше ничего не сказав, я быстро прошла мимо неё в детскую. Поговорить с сыном было необходимо, но вот так прямо опровергать уже сказанное? Всё-таки не дело подрывать авторитет взрослых в глазах ребёнка, тем более что взрослый не чужой, а человек, который и дальше будет за ним присматривать и контролировать его поведение. Или я всё излишне драматизирую? В конце концов, Ючжитару всего три года. Слова сотрутся из памяти, останутся навыки и привычки.

— Больно? — спросила я, присаживаясь на край постели.

— Не… — Ючжитар, тоже сидевший на краю, прекратил болтать ногами, задрал себе рукав и ткнул пальцем в оставшийся след. Поморщился, но храбро повторил: — Совсем не больно!

— Молодец, — я погладила его по голове. — Всё ещё хочешь, чтобы Яо Фаня наказали?

— Ну… — похоже, это была серьёзная дилемма; судя по надутым губам Ючжитара, сказать "да" хотелось, но что-то мешало.

— Его уже наказали, — напомнила я. — И сейчас ему куда больнее, чем тебе.

Кажется, это мальчика не очень убедило.

— Нельзя наказывать человека дважды, — наставительно сказала я. — Благородный муж никогда так не поступает. Если приговор уже вынесен, его можно смягчить, но сделать тяжелее — только если выяснится, что было ещё какое-то преступление.

— А Яо Фань преступник?

— Нет, он не преступник. Он ударил сильнее, чем надо, но это ошибка, не преступление.

— А няня сказала, что он злодей…

— Няня за тебя переживает и потому преувеличивает. Яо Фань — хороший и преданный, таких людей надо ценить. И никогда не обижать без причины.

Ючжитар задумался, опять болтая ногой — а может, просто не знал, что ответить.

— Твой отец именно так всегда и поступает, — добавила я. — И ты должен.

— Батюшка-император? — он тут же вскинул глаза — авторитет Тайрена был незыблем.

— Угу.

— Тогда и я буду, — решил сын.

— И мы с отцом будем тобой гордиться, — торжественно пообещала я.

Тем же вечером я собрала всех, осуществляющих присмотр за принцами и принцессой и повторила ещё раз: всякий, кто вздумает учить своих подопечных лгать, клеветать или принижать кого-то на основании своего высокого положения, надолго тут не задержится.

— Ваш первейший долг — воспитать их высочествах добродетель и человеколюбие, а не высокомерие и распущенность. И если кто-то отказывается это понимать, такому человеку тут не место.

Ответами мне стали поклоны и уверения, что они всё поняли и впредь отличат чёрное от белого. Оставалось надеяться, что так оно и будет. Впрочем, здешняя повальная страсть к доносительству если и не гарантировала соблюдения запретов, то делала их нарушение весьма затруднительным. И при всей моей неприязни к стукачеству я не могла не признать, что оно изрядно помогало держать руку на пульсе. Даже если треть доносов оказывались передёргиванием, а то и прямой выдумкой.

Между тем осенние дни шли своим чередом. Мы отпраздновали праздник Звёзд, день рождения Шэйрена, праздник Любования Луной — а Кадж, вопреки своему обещанию, так и не вернулась. Впрочем, к этому времени мы уже знали, что не увидим её ещё долго. Минула всего пара дней после её отъезда, когда от госпожи Талантливой супруги пришло официальное послание, гласившее, что она в тягости, и прилагавшаяся к нему просьба дать ей разрешение провести время беременности в тишине и покое дворца Близкого совершенства. Компанию там ей будет составлять наложница Гу Хэй, её родственница, которую она взяла с собой в поездку, надеясь развеять скучающую девушку, а также врач из Службы врачевания, которого рекомендовал лично Гань Лу. В письме же, переданном не через Надзор внутреннего служения, а лично мне в руки, содержалось больше информации. Кадж писала, что, когда она уже подъезжала к своему дворцу, в её карете на довольно крутом подъёме, не выдержав нагрузки, сломалась ось. Карета опрокинулась, Кадж пусть и не пострадала, но болезненно ушиблась, и её беременность обнаружилась, когда врач осматривал её после этого происшествия. Осмотр же кареты показал, что ось сломалась не сама по себе, а была подпилена. "Я никого не хочу обвинять без доказательств, — писала Талантливая супруга, — но мы обе знаем, кто во Внутреннем дворце будет рад любому произошедшему со мной несчастью. Я не могу и не хочу рисковать. Уверена, что старшая сестра меня поймёт".

Что ж, я действительно могла понять, а потому, когда Тайрен спросил моего мнения, стоит ли идти на поводу у супруги Шэйн, или же нужно вытребовать её сюда и приказать не блажить, пожала плечами и сказала, что блажь беременной женщины не просто блажь, и предосторожности в таком деле лишними не бывают. Не надо кивать на меня и напоминать, как я выдерживала длительные путешествия на любом сроке, у всех женщин бывает по-разному, вспомни лучше свою бывшую принцессу Мекси-Цу. Таким образом, вопрос решился. Разумеется, мы с Тайреном побывали во дворце Близкого совершенства с поздравлениями и подарками, получили обязательство присылать подробные отчёты о состоянии здоровья беременной супруги, я пообещала к родам прислать к ней Гань Лу с помощниками, с тем мы и отбыли.

Что ж, надо привыкать. Увы, но тридцать пять лет — возраст по местным меркам вполне почтенный, и однажды Тайрен обратит свой взгляд на тех, кто моложе. Я надеялась остаться ему другом, остаться особенной в его сердце и жизни, но будем реалистами: рано или поздно у Ючжитара и Лиутар появятся сводные братья и сёстры, к искреннему ликованию подданных, ибо многочисленное потомство — зримое свидетельство благосклонности богов. Ючжитар, как старший сын старшей жены, в любом случае будет первым, а на всё остальное воля Неба.

— Статую богини установят ещё до дня Зимнего солнцестояния. Как ваше величество изволит видеть, отделка зала уже почти закончена, осталось только расписать стены…

Я кивала с улыбкой. Строительство храма Нагши-И-Бу, повеление о котором отдал ещё покойный Иочжун, то есть Дай-цзан, растянулось почти на шесть лет. Уж очень неблагоприятные времена последовали за началом строительства — войны, голод, постоянная нехватка средств… Но всё же оно шло. Правда, конечный результат получался не столь роскошным, как планировалось изначально, но всё равно очень мне нравился: живописный холм, на котором расположились три здания — собственно храм, жилище священников с залами для занятий, и дом для паломников; лес, отделяющий комплекс от окрестных селений и ближайшего городка; озеро перед холмом. Когда на террасах вдоль склонов разобьют сад, замостят дорожки, покрасят деревянные арки и поставят такие же расписные беседки, станет ещё лучше. Но и без того вид впечатлял.

— Красиво… — оглядывая виднеющуюся от порога храма водную гладь, сказала я.

— Поистине, ясная луна и свежий ветер, — с поклоном согласился сопровождавший меня начальник работ. На дворе был белый день, но поговорки редко когда буквально соответствуют действительности.

Косился, кстати, на меня начальник до сих пор. Когда к подножию холма подъехала довольно простая карета, он и все прочие встречающие приготовились кланяться и славословить женщине, которая оттуда вылезет. И никак не ожидали, что в карете будут дама и служанки, а императрицей окажется сопровождающая карету всадница в шляпе с вуалью.

Но ведь надо же хоть иногда давать себе волю? А то от постоянных оков ритуалов и этикета и рехнуться недолго.

Обед для меня накрыли в шатре, поставленном у самой кромки воды. Озеро отсюда просматривалось на всю длину, с утёсами по бокам и кромкой синих гор, как рама, на горизонте. Я радушно пригласила начальника откушать со мной, он, конечно, завёл привычную волынку, что недостоин, я засмеялась и сказала, что жду его через одну восьмую часа — примерно столько, сколько нужно прогореть палочке благовоний. Надо отдать ему должное, начальник, чьего имени я, увы, не запомнила, постарался быть приятным собеседником. Рассказывал, как идёт строительство, а также об окрестных достопримечательностях и местных легендах.

— Ваше величество, видите вон те две скалы, что возвышаются у левого берега озера? Та, что побольше, зовётся Большой Сирота, а та, что поменьше — Малый Сирота. Там дальше, за ними, есть ещё одна скала — Лягушачья, но отсюда её не видно. Местные жители рассказывают, что однажды по озеру плыла лодка с семейной парой и двумя детьми. Вдруг налетел шквал, лодка перевернулась и утонула, и родители пошли ко дну. Но мимо проплывала большая лягушка, она пожалела тонущих мальчиков и посадила их к себе на спину. Однако дети в отчаянии от гибели отца и матери один за другим бросили в пучину и утонули. Лягушка начала горько оплакивать детей, которых пыталась спасти, и плакала так безутешно, что окаменела. Они все трое стали скалами, так и стоят с тех пор на месте своей гибели!

Я снова кивала, благодарила и даже чувствовала некоторую неловкость, ведь начальник был так мил. Но всё же я взяла себя в руки и принялась расспрашивать, в каких условиях живут рабочие, задействованные на стройке, столько там наёмных, а сколько — из местных крестьян, согнанных на отработки, сколько денег отпускается им на еду и прочие нужды, как проводятся закупки, и всё прочее в этом духе. Начальник явно удивился, но отвечал спокойно и без запинок. Я посматривала на свою даму, взятую мной из гаремного Отдела делопроизводства, а та невозмутимо и привычно делала пометки на разложенном перед ней листе бумаги. Потом эти записи передадут прихваченному нами с собой и оставленному в ближнем городке державному наблюдателю из Цензората. Пусть проверит.

Полностью искоренить злоупотребления невозможно, но можно хотя бы ввести их в какие-то рамки.

Вся поездка заняла пять дней — два туда, два обратно, да сутки там. В Таюнь я вернулась уже к вечеру, перед самым закрытием ворот. Дети уже спали, и я несколько удивилась, что Тайрен не пришёл ко мне и не зовёт к себе — обычно ночи после разлук у нас выходили довольно бурными. Впрочем, ответ посланного осведомиться о самочувствии императора евнуха всё прояснил:

— Его величество ждал вас завтра утром, и сегодня у него было пиршество с близкими друзьями. Его величество уже ушёл почивать.

— А-а, — кивнула я. — В таком случае, я поприветствую его завтра.

Но получилось всё равно сегодня. Должно быть, Тайрен не успел уснуть, а может, проснулся, и о моём приезде ему всё-таки доложили. Когда служанки уже закончили меня раздевать, дежурный евнух внезапно прокричал: "Прибыл его величество!", и в комнату, отодвинув слугу, ввалился Тайрен. На ногах он держался явно с некоторым трудом, и в одежде у него был беспорядок — собственно, поверх нижней рубахи был накинут только один верхний халат, к тому же распахнутый. Дверь захлопнулась, его сопровождающие остались снаружи.

— Я тебя не ждала, — я поднялась из-за туалетного столика. — Туи, Лан, помогите его величеству.

— У-уйдите, — Тайрен отпихнул попытавшихся подхватить его под руки служанок. — Что такое, я не могу повидать любимую жену? А?

— Можешь-можешь, — вздохнула я. — Я смотрю, вечер удался.

Не то, чтобы я никогда не видела мужа пьяным — выпить он был не дурак. Но всё же обычно знал меру.

— А то ж! — Тайрен выпрямился и тут же снова пошатнулся, однако помощи служанок так и не принял. — Ты бы слышала, какие стихи Лоун с-сочиняет!

И он с чувством продекламировал:

— Лучше бы он твой заказ выполнил, — проворчала я, взмахом руки отсылая служанок и сама помогая супругу добраться до постели. Никогда бы раньше не подумала, что буду указывать поэту, что ему писать. Всегда возмущалась, читая в биографиях литераторов, как власти пытались диктовать им темы для творчества, ведь очевидно же, что муза — птица вольная и по указке не поёт. Но когда сама становишься властью, на многое начинаешь смотреть иначе. Если можешь сочинить стих заданной тематики на поэтический конкурс, сможешь сочинить и о воинском подвиге. Потрать уж капельку своего таланта, ведь на благое дело!

— Он выполняет, — обиделся за друга Тайрен, всей тяжестью наваливаясь на меня. — Вот… Как там… "Любуюсь я лунным сиянием волн, только нет генерала Се… Ведь и я бы мог стихи прочитать, да меня не услышит он…" И там ещё… Ик! Почему тебя не было так долго, а? Я по тебе скучаю, а тебя нет…

— Сам-то, — беззлобно усмехнулась я, доведя его наконец до кровати, куда он и свалился как куль. — Разъезжаешь по всей стране и дальше, я тебя месяцами не вижу.

— Я не нарочно. Эх… "О если б небеса, мой друг, не возлюбили бы вино — скажи: созвездье Винных Звёзд могло ли быть вознесено?.."

Тайрен пробормотал что-то ещё, уже неразборчиво, а потом сгрёб меня в охапку и навалился сверху. Губы у него были нетерпеливые и обдавали винным запахом. Судя по всему, они пили не изысканное сливовое или виноградное вино, а простецкое рисовое.

Когда перед самым днём Зимнего солнцестояния Гань Лу подтвердил, что я опять беременна, я искренне понадеялась, что зачатие произошло не в ту ночь. Не хватало ещё родить "виноградную" (точнее, "рисовую") детку.

В остальном же всё было прекрасно. Поход на юг был назначен на начало весны, но до тех пор мы успеем отпраздновать Новый год и полюбоваться зацветающими сливами. Поскольку срок был ещё маленький и чувствовала я себя прекрасно, не считая лёгкой рассеянности, ничто не помешало мне принять участие в торжественной процессии на день Зимнего солнцестояния, когда статуи богов выносят из храмов и обходят с ними весь город, отпугивая зло. Накануне Тайрен принёс большую жертву, с дымом отправив на Небо собственноручно добытого кабана, трёх домашних животных и несколько мешков с зерном. "Милость Неба снизошла на нас!" — провозглашали придворные, и я всегда мысленно добавляла за них: "наконец-то".

Хотя, конечно, не следует говорить "гоп". У Неба много подлянок в запасе, цыплят считают по осени, а правление надо бы хвалить после его окончания. Но чем тогда заняться придворным льстецам? Да и императорам всё же приятнее слушать похвалу себе ещё при жизни.

— Пока я буду воевать, проследишь, чтобы работа над Кодексом была закончена? — попросил меня Тайрен. — Такими темпами к моему отъезду они точно не успеют.

— Тайрен, я плохо разбираюсь в законах.

— А тебе и не надо разбираться, просто следи, чтобы они не отлынивали от работы. У тебя это неплохо получается, — Тайрен подмигнул. — А когда я вернусь, так сразу и утвердим. Думаю, после моей победы сановники вспомнят, благодаря кому они ещё живы, и больше таких проволочек не будет.

Мысли о поражении Тайрен не допускал, и я, хотя и морщилась мысленно от его самоуверенности, но не спешила его разубеждать. В некоторой степени эта самоуверенность была даже заразительна. В одном он был прав — южанам и правда нужно было преподать урок, а то как бы они не решили, что мы беззащитны и от нас можно продолжать отщипывать область за областью. Ходили при южном дворе такие разговоры, по донесениям лазутчиков. К счастью, как у нас были беспокойные степняки, так и у Южной империи хватало забот с юго-западными соседями, да и чуть менее беспокойным, но вечно нищим горцам было всё равно, кого грабить. Но рано или поздно южане наведут порядок на своих границах, и тогда их взор неизбежно обратиться на нас, ослабленных войнами и неурожаями.

Проявить человеколюбие и поделиться зерном с голодающими — это одно. А отказаться от завоевательных амбиций — совсем другое, тем более что у них есть железное оправдание: немилость Неба свидетельствует о том, что его Сын не оправдывает возложенных на него ожиданий, а значит, лишается права руководить государством.

— О чём задумалась? — спросил Тайрен.

— О будущем. А ты?

— Да вот, размышляю, брать с собой Великого защитника, или оставить здесь.

— А он вынесет тяготы похода? Всё-таки твой дядя уже не молоденький. Он ведь ровесник твоего отца?

— На несколько лет старше, но крепок телом и духом. И его военный опыт не помешал бы. Гун Вэнь искушён в стратегии. Но, с другой стороны, — Тайрен вздохнул, — если тут случится новое восстание или вторжение, он пригодится тебе. Решено, возьму с собой другого дядю.

— Давно ли семья Эльм возлюбила военную стезю? — рассмеялась я.

— Они возлюбили мою милость, — усмехнулся Тайрен. — Если ван Лэй хорошо покажет себя — сделаю его служителем Привратного надзора.

Я, не сдержавшись, приподняла брови. Меня до сих пор удивляла вот эта взаимозаменяемость чиновников, когда, казалось бы, не существовало никакой специализации: один и тот же человек мог послужить в каком-нибудь Управлении малых припасов, ведя учёт внешней торговли или ткацких мастерских, потом продолжить карьеру, распоряжаясь звездочётами на Террасе ведающих небом, сходить на войну, послужить начальником округа и закончить службу Великим воспитателем наследника престола. Правда, справедливости ради, военные по большей части всё же стояли особняком, редко занимая гражданские должности, да и гражданских отряжали в действующую армию не каждый день. Но всё равно в таких извивах служебного пути не было ничего из ряда вон выходящего.

Но я не стала акцентировать на этом внимание, а только спросила:

— А он выдержит?

— Должен. Он куда моложе Вэня. Но я всё равно думаю посадить его на снабжение. А на поле боя пусть отдувается Эльм Хонг, коль скоро я ему пожаловал чин общеначальствующего пристава.

— Правильно, и пусть даст подзатыльник младшему, если тот снова вздумает рассуждать насчёт хорошего железа и гвоздей, — развеселилась я.

Зима катилась своим чередом, по здешнему обыкновению чередуя снег и дождь. После одного особенно обильного снегопада я показала детям, как лепить снеговиков, а игру в снежки они освоили сами. Новый год на этот раз пришёлся на начало февраля, он же месяц начала весны, и Шэйрен впервые принял участие в праздничных обрядах, поклонился брату-императору как главе семьи и получил от него подарок, после чего мальчика усадили за общий стол в пиршественной зале. До конца праздника он, правда, не досидел, и я, увидев, что ребёнок клюёт носом, приказала увести его спать.

— А не пора ли назначить Ючжитара наследником престола? — сказала я Тайрену незадолго перед праздниками.

— Мал ещё. Неужели ты хочешь уже сейчас переселить его в Восточный дворец?

— Нет, конечно. Но у тебя скоро будет ещё двое детей, и один или оба могут родиться мальчиками. Разве не лучше будет с самого начала установить твёрдый порядок наследования, так, чтобы никто не мог придраться и не питал несбыточных иллюзий и надежд?

— Ючжитар и так старший и сын императрицы, — напомнил Тайрен. — Кто посмеет оспаривать его первенство?

— Ой, Тайрен, желающие всегда найдутся. Плохо, когда братья соперничают между собой. Трон — всегда искушение, но если каждый растёт с мыслью "он может достаться мне", искушение сугубо и трегубо.

Тайрен с сомнением покачал головой, но в конце концов, после нескольких настойчивых просьб сдался и пообещал подписать указ сразу после новогодних каникул, но до начала войны. Слово своё он сдержал. Важный евнух принёс шёлковый свиток во дворец Полдень, прямо в детскую, и Ючжитар, по моей подсказке, как положено, встал на колени и принял указ о назначении его наследным принцем, хотя было видно, что торжественностью момента наследник не проникся и досадует на прерванную игру.

Зима неумолимо катилась к своему концу, уступая место весне — я так и не привыкла считать началом весны Новый год, продолжала пересчитывать даты на земной календарь. Но и по местному, и по земному календарю время двигалось неумолимо. Дни становились всё длиннее, выравниваясь с ночью, и ветки цветущей сливы в фарфоровом кувшине на моём туалетном столике сменились ветками абрикоса, когда последние приготовления наконец были закончены и императорская армия выступила в поход.

— Я вернусь с победой, — сказал Тайрен. Он уже был облачён в доспехи, и немного странно было видеть знакомое лицо в обрамлении нащёчников шлема. Крашеный конский хвост падал с навершия ему на спину и мазнул по плечу, когда он присел на корточки, чтобы обнять Ючжитара.

— Ты привезёшь мне подарков? — немедленно спросило чадо. Вот ведь вымогатель маленький.

— Обязательно. Настоящих военных трофеев. Хочешь?

— Хочу!

— Батюшке надо ехать, — сказала я. — Мы обязательно помашем ему с ворот. Поднимемся наверх и помашем.

— Правда? — Ючжитар тут же переключился на меня. — На самый-самый верх?

— Почти. Так высоко, как только можно. Давай, беги. Лин, отведи принцев и принцессу к паланкинам.

— Что-то случилось? — спросил Тайрен, когда дверь закрылась. — Ты так поспешно их выставила…

— Ничего. Просто…

Просто если не выставить Ючжитара, мне может так и не представиться возможности в последний раз обнять мужа перед долгой разлукой. Но я не стала этого объяснять, а просто всхлипнула и обхватила его руками.

— О, — протянул Тайрен, ласково гладя меня по спине, — вот только не надо грибы растить. Я ведь не навсегда уезжаю. И буду тебе писать чаще, чем в прошлый раз. Тут не будет пустыни, гонцы проедут. Обещаешь не плакать?

— Обещаю, — я выдавила улыбку и вытерла глаза рукавом. Когда я поднимусь на ворота, провожая войско, все увидят, что императрица спокойна, исполнена уверенности и в будущее глядит с оптимизмом и надеждой.

18

Если, правитель, ты явишь нам доблесть души,

Если поступки добры и всегда хороши,

Если хранишь ты заботливо благостный вид,

Без упущений ведёшь себя, как надлежит,

Если чужды тебе будут обида и грех,

Разве не будешь, правитель, примером для всех?

Кто мне подарит душистого персика плод,

Сливу всегда от меня в благодарность возьмёт.

Кто ж от ягненка захочет рогов, не шутя,

Только обманом потешит себя, как дитя.

Ши Цзин (III, III, 2)

Про новый Кодекс продолжали ходить пугающие слухи — пугающие местную аристократию, разумеется. Честно говоря, я бы даже не особо и возражала, окажись они частично правдой. Послушать сплетников, так новые законы выходили мечтой легистов — полное и абсолютное равенство всех перед законом, отмена всех и всяческих привилегий, даваемых происхождением и рангом. А также крайняя свирепость наказаний, но этот пункт, похоже, беспокоил государственных мужей куда меньше предыдущего. Видит Небо, я бы с превеликим удовольствием устранила бы различие между верхушкой и "подлым людом", хотя бы на уровне Кодекса, но этого шага не понял бы даже Тайрен. Тем не менее слухи оказались настолько упорными, что у меня возникло подозрение, не распускает ли их кто-то намеренно. Своими подозрениями я поделилась с Гюэ Кеем, который на этот раз не поехал с Тайреном на войну, а остался в столице. Кей пообещал попытаться разобраться, но дело оказалось не таким уж лёгким. Концы сплетен вообще сложно отследить, а уж если их повторяют не простолюдины, а сами аристократы… Это сплетников на базаре можно тряхануть, а когда почтенный министр третьего ранга на вечеринке со столь же высокопоставленными друзьями и сослуживцами задумчиво произносит: "А вы знаете, я слышал…", то пойди, выясни — вброс это, или он честно пересказывает слова кого-то другого.

Я отложила кисть и потянулась. Пока мои надежды, что отсутствие Тайрена пройдёт без эксцессов и мне не придётся брать на себя функции императора, вполне сбывались. Тем более, что эта беременность протекала несколько тяжелее предыдущих. Не то чтобы мне было так уж плохо, но по ночам меня начала мучить бессонница, зато часто клонило в сон днём. Меня это злило, потому что ломало весь сложившийся распорядок, отнимая от дел дневные часы и заставляя без толку тратить ночные — пусть даже я приспособилась читать и просматривать документы прямо в спальне, но аудиенцию после полуночи не дашь, и даже секретаря вызывать мне было совестно.

Но у моего организма было своё мнение на этот счёт. К тому же у меня начиналась одышка, стоило хотя бы немного ускорить неторопливый, приличествующий императрице шаг, и я быстро уставала на прогулках. Пришлось освоить открытый паланкин, хоть и не любила я ездить на людях, или просто сидеть на террасе или в беседке, дыша свежим воздухом. Благо погода стояла отменная. Иногда шумели короткие бурные дожди, смачивая пышно распустившуюся зелень, но в основном небо было ясным. Как-то незаметно весна стала моим любимым временем года — уже тепло, но ещё не жарко, хотя на родине я больше любила лето. Осень тоже отвечала этим требованиям, но она как правило была дождливой.

— Вашему величество угодно прилечь? — услужливо спросила Ле Лан. — Господин Гань сказал, что вашему величеству нужно как следует отдыхать.

— Пожалуй, — я поднялась с её помощью. Наученная опытом, теперь я старалась разобраться с самыми важными делами с утра пораньше, и все встречи тоже назначала на первую половину дня.

— Господин Гань обещал подойти к вечеру, — щебетала служанка, провожая меня до постели. — Ваше величество прекрасно выглядит. Ни у кого нет от государя стольких красавцев-детей! Когда ваше величество родит ещё одного сына, Талантливой супруге будет нечего противопоставить государыне.

— А разве она что-то пытается мне противопоставить?

— Матери принцев всегда соперничали друг с другом. Но императрица выше их всех! Я слышала, что у госпожи Шэйн всё лицо пошло пятнами. А ваше величество ликом подобна луне, а её кожа — лепестку магнолии…

— Да ладно тебе, хватит, — оборвала я её. — Помоги мне раздеться, и можешь быть свободна. Разбуди меня через полтора часа.

— Слушаюсь.

Глаза слипались, но я всё равно заснула не сразу, а полежала некоторое время, лениво перебирая в памяти события последних дней. От Тайрена уже пришло несколько писем. Пока для него всё складывалось удачно, он миновал рубежи Южной империи, сметя приграничные заставы, и занял стратегически важный перевал и городок рядом с ним. Теперь, даже если на равнине всё пойдёт неудачно, ему будет куда отступить и где укрепиться, но Тайрен был уверен в успехе. Местное население северян приветствовало с восторгом, ведь эти земли ещё несколько лет назад принадлежали Северу, и их жители сменили подданство без особой охоты. А если недовольные и были, то благоразумно помалкивали.

Но мой муж не собирался останавливаться на возвращении отнятого. Южная империя осмелилась покуситься на Север, Южная империя должна была поплатиться. Тайрен собирался оторвать от неё кусок никак не меньше того, который когда-то потерял, а там — как пойдёт.

Сон незаметно надвинулся своей пёстрой пеленой, но приснились мне почему-то не здешние места и дела, а полузабытый дом в Москве и мои родные, которых я никогда больше не увижу.

Господин Гань Лу, как и обещал, появился после ужина. Послушал мой пульс, посмотрел на язык и привычно сказал, что всё идёт хорошо. Но вместо того, чтобы с тем и откланяться, лекарь, помедлив, спросил:

— Ваше величество, осмелюсь узнать — вы ведь переписываетесь с госпожой Талантливой супругой?

— Конечно, — удивилась я. Письма Кадж, достаточно остроумные и информативные, изрядно скрашивали мою гаремную жизнь. Новостей у неё, в её уединении, было немного, но она всегда живо комментировала всё, что я ей сообщала, и мы письменно обсуждали исторические труды, которые я продолжала читать, мою хронологию и наброски будущего единого свода истории, над которыми я продолжала работать, когда выдавалось свободное время. Можно сказать, что именно в период нашей разлуки она стала моей единомышленницей по моему хобби. Дети скучали по тётушке Шэйн, но я несколько скрасила им ожидание обещанием, что скоро тётушка привезёт им нового братика или сестричку.

Зато Добродетельная супруга цвела и пахла, наслаждаясь положением моей единоличной заместительницы. И теперь, без их постоянных склок, я начинала думать, что Чжан Анян, возможно, не столь уж и плоха. Так что, вздумай Кадж задержаться в своём дворце Близкого совершенства и после родов, я бы не стала возражать — мир и покой в гареме того стоили.

— Могу я спросить, что госпожа Талантливая супруга пишет вам о своём состоянии?

— Что у неё всё хорошо, — я пожала плечами. — Беременность протекает благополучно, её больше не мучает тошнота, она хорошо себя чувствует и ждёт родов… Но вы должны больше меня знать о её состоянии. Разве находящийся при ней лекарь не присылает вам отчётов?

— Лекарь Уэнь действительно регулярно присылает мне отчёты, — кивнул Гань Лу. — Но… в том-то и дело. В этих отчётах всё слишком гладко.

— Слишком?

— Нет, бывает, конечно, что всё проходит безупречно, ваше величество, к примеру, и принца Шэйрена, и наследного принца Ючжитара носили легко. Бывает, что всё приходит в свой черёд, точно так и тогда, когда нужно. Страсть к кислому и солёному, тошнота по утрам, первые толчки младенца… Мне не к чему придраться, ваше величество. Это… не более, чем чувство. Подозрение.

— Господин Гань, — сказала я, — вы ведь не зря затеяли этот разговор. Прекращайте стучать сбоку и бить со стороны, говорите прямо.

Лекарь ещё немного помедлил, поглаживая бороду, но разговор действительно уже был начат, и он решился:

— Ваше величество, я нижайше молю о снисхождении, если сейчас введу вас в заблуждение и возведу напраслину на госпожу Талантливую супругу, но мучает меня подозрение. А действительно ли она беременна?

— Что вы хотите этим сказать?

— Быть может… это лишь притворство. Госпожа Шэйн провела одну ночь с его величеством, через пару месяцев уехала во дворец Близкого совершенства вместе с доверенными слугами, одним лекарем и своей родственницей, и, если не считать вашего с его величеством визита к ней, больше никто из приближённых вашего величества её не видел. Когда я после празднования Нового года ездил навестить родных в Улуане, то на обратном пути хотел заехать навестить Талантливую супругу. Но… меня не впустили. Слуги сказали мне, что госпожа плохо себя чувствует и никого не принимает. Позже я получил отчёт, что у Шэйн Кадж было небольшое расстройство желудка. Ничего, что требовало бы моего вмешательства.

— Но случилось оно именно тогда, когда вы стояли перед её воротами.

— Совершенно верно, ваше величество. И если я прав в своих догадках… Со дня на день может приехать гонец и сообщить, что у госпожи Талантливой супруги случились преждевременные роды, так что посылать ей дополнительных лекарей, как обещали ваше величество, уже не нужно. Всё прошло благополучно, но из опасения за здоровье матери и ребёнка она просит разрешения задержаться ещё на какое-то время. И когда она наконец привезёт новорожденного сына… уже ничего нельзя будет доказать.

Я встала и задумчиво прошлась по комнате. Измышления лекаря звучали… дико? Правдоподобно? Парадоксальным образом они сочетали в себе оба этих качества. Тайрен, увы, не мог похвастаться плодовитостью, до моего появления у него детей не было вообще, несмотря на красавиц-наложниц. И над созданием троих от меня он трудился много и упорно. А тут — единственная ночь с Талантливой супругой, и она сразу же поймала за хвост золотого феникса. Однако и ничего из ряда вон выходящего в таком везении нет. Сомневаться в Кадж не хотелось, ведь, как-никак, она много лет была моей преданной подругой… Угу, и Усин была преданной подругой, а чем всё кончилось, и вспоминать не хочется. Какие подруги в гареме? В конце концов, я с самого начала, ещё в те времена, когда Кадж перебежала ко мне от Кольхог, знала, что ею руководит голый расчёт. С чего бы это за прошедшие годы что-то должно было измениться?

— А молоко? — я развернулась к Гань Лу. — Родившая женщина должна кормить молоком.

— Это так, ваше величество, но иногда бывает, что молоко пропадает, или его слишком мало, или грудь матери воспаляется и кормление причиняет боль. Тогда берут кормилицу. А если ей удастся растянуть пребывание за пределами столицы надолго…

— То можно будет сделать вид, будто она отняла ребёнка от груди естественным образом. Ну а вы? Можете вы, осмотрев женщину, определить, рожала она, или нет?

— Могу, ваше величество. Но… если к тому времени уже будет оглашён императорский указ о рождении нового принца, и имя ребёнка будет внесено в Книгу императорского рода — боюсь, потребуется нечто большее для того, чтобы усомниться в его происхождении, чем пульс его матери.

А залезть к ней под юбку в поисках растяжек лекарю никто не даст, тут с этим строго: мужчина-врач может лишь прикоснуться к ручке дамы кончиками пальцев, да и то некоторые, особо добродетельные, позволяют себя щупать сквозь шёлковый платок, и никак иначе. В крайнем случае могут показать на специальной куколке, где именно болит. Но даже если бы здесь была генетическая экспертиза, и можно было б предъявить неопровержимые доказательства подлога… то конечный результат всё равно будет зависеть от того, с какой ноги встал император. И если он, поскрипев зубами, решит не выносить сор из избы, то врача-обличителя вынесут из дворца в белом шёлке. Вместе с обманщицей-супругой или одного — легче ему в любом случае не станет. Гань Лу однажды уже здорово рискнул, когда, защищая меня, осмелился обвинить мою тогда ещё не свекровушку — и сорвал джек-пот, но второй раз может и не повезти.

— Что ж, — задумчиво произнесла я, соображая, не запланировано ли на завтра что-то такое, что обязательно надо сделать, — благодарю вас, что пришли со своими сомнениями ко мне. Думаю, они нуждаются в проверке. Полагаю, меня во дворец Близкого совершенства пустят, даже если его хозяйка будет лежать при смерти.

Я тряхнула колокольчик и приказала заглянувшему евнуху:

— Найдите наложницу Нюэ и передайте ей, чтобы она отменила или перенесла все назначенные на завтра аудиенции. Мы с господином Ганем с утра поедем навестить Талантливую супругу Шэйн.

Дворец Близкого совершенства оказался дальше, чем я думала — до места мы добрались только к вечеру. Правда, и ехали мы довольно медленно, несколько раз останавливаясь по дороге, чтобы я могла отдохнуть и размяться. Слуги донимали меня вопросами о самочувствии, да и господин Гань пару раз заглядывал ко мне в карету посмотреть, всё ли в порядке. Дорога действительно меня утомила, но в целом всё было не так уж плохо, я даже сумела немного подремать на ходу. А проснувшись, почувствовала шевеление внутри себя — совсем лёгкое, едва заметное. Ребёнок давал о себе знать, обещая в будущем куда большую активность.

Хорошо бы оказалось, что с Кадж на самом деле всё в порядке и все наши сомнения не более, что выдумки двоих слишком мнительных людей, испорченных жизнью в гареме. Тогда мы с ней сможем просто посидеть и поболтать о детях и нашем состоянии. Обо всех сопровождающих беременность радостях и болячках, ожиданиях и надеждах, я могла бы, на правах более опытной, надавать ей добрых советов и, быть может, развеять какие-нибудь страхи, наверняка обуревающие будущую мать. Тем более, что по местным меркам рожает Кадж поздно, тридцать лет для местной уже не молодость. Как-то до сих пор так получалось, что рядом со мной не было понимающей женщины, с которой можно было бы обсудить эти животрепещущие темы, за исключением тех месяцев, что я провела с другими беженцами в монастыре.

Когда мы наконец достигли дворовых ворот, солнце уже клонилось к закату, превращая окружающие дворец побелённые стены в медные. Поскольку я ехала без помпы, с малым числом сопровождающих и без знамён, к моему визиту оказались не готовы. Голос из окошка в воротах окликнул, требуя назваться, ему ответили, и за воротными створками случился лёгкий переполох. Пришлось подождать, пока караульные бегали доложить о моём визите, но потом створки распахнулись — иначе и быть не могло. Из ворот выскочил важного вида пожилой евнух, видимо, управляющий, плюхнулся в дорожную пыль, отбивая поклон, а потом побежал рядом с тронувшейся с места каретой, рассыпаясь извинениях и славословиях моему величеству. Кадж встретила меня на ступенях дворца. Евнух подал мне руку, помогая выйти из кареты, я спустилась на землю по приставной лесенке и окинула "младшую сестру" пристальным взглядом. Даже свободные одежды не могли скрыть большой живот.

— Ваше величество, — она с улыбкой присела, поддерживаемая своей служанкой, — это так неожиданно…

— Не церемонься, — я тоже улыбнулась.

— Я не готовилась к вашему визиту, и, боюсь, не смогу принять вас как должно. Скудость моего обиталища недостойна вашего величества… — Кадж запнулась, и её ресницы дрогнули. Я оглянулась. Из кареты, следующей за моей, вылез Гань Лу.

— Я же сказала — не церемонься. Я просто соскучилась по своей сестре и подруге, вот и приехала тебя навестить.

— Прошу, ваше величество, — Кадж отступила в сторону. Секундная растерянность, если это была она, уже прошла, лицо Талантливой супруги выражало разве что лёгкое волнение, вполнепонятное при нежданном визите такой персоны, как я.

— Старшая сестра меня удивила, — вполголоса произнесла Кадж, пока мы, ведомые под руки прислугой, поднимались по ступеням. — Предпринять такое путешествие в её состоянии…

— Ничего, мне в таком состоянии приходилось предпринимать путешествия куда более длительные. Однообразие надоедает, хочется развеяться. Разве младшей сестре не скучно столько времени сидеть на одном месте?

— Признаться, здешняя тишина действует на меня умиротворяюще. Даёт возможность отдохнуть от забот и склок. Увы, мы не можем позволить себе уехать к рекам и озёрам, будучи связаны долгом, как бы нам этого не хотелось.

— Это верно, — кивнула я, размышляя, как бы мне повести разговор дальше. Сразу в лоб позвать Гань Лу и приказать Талантливой супруге дать ему послушать свой пульс? Как-то неудобно, к тому же мне не хотелось портить с ней отношения, если подозрения окажутся надуманными. И потому я позволила гостеприимной хозяйке провести меня мимо кланяющейся прислуги и наложницы Гу Хэй, которую я едва узнала, и ещё какого-то бородатого мужчины.

— О, а это, должно быть, лекарь… э…

— Лекарь Уэнь, ваше величество, — мужчина поклонился ещё раз.

— Надеюсь, вы как следует присматриваете за госпожой Шэйн.

— Этот недостойный служит и оберегает госпожу всеми своими жалкими силами.

— Он хороший лекарь, — подтвердила Кадж. — Я полностью ему доверяю.

— Хорошо, — и мы прошли дальше, во внутренние покои дворца. На пороге я обернулась и увидела, как следующий за мной Гань Лу остановился возле Уэня и явно вознамерился задать ему какой-то вопрос. Я мысленно хмыкнула и позволила ввести себя в комнату и усадить за столик. Наложница Гу сама подала нам чай и сладости, после чего благовоспитанно села сбоку и чуть позади своей кузины. Я вдруг поняла, что сладкого действительно хочется, и кинула в рот ягодку боярышника в карамели.

— Здесь каменный мёд, — Кадж указала на одну из вазочек. — Я знаю, что старшая сестра предпочитает пить чай сладким.

— Спасибо. Младшая сестра очень внимательна.

Повисла пауза. Я наблюдала за Кадж, но та невозмутимо жевала булочку с джемом. Потом отпила чаю и завела светскую беседу, расспрашивая о гаремных делах. Я отвечала в том же духе, прикидывая, как подтолкнуть беседу к интересующей меня теме. Торопиться было некуда, но меня всё сильней охватывало нетерпение. Словно почувствовав его, крошечное существо внутри меня опять шевельнулось.

— Как себя чувствует старшая сестра? — спросила Кадж, увидев, что я на мгновение прижала ладонь к животу.

— Хорошо. А ты?

— У меня всё в порядке, благодарю старшую сестру за заботу.

— Ребёнок не очень досаждает?

— Как же он может досаждать? — улыбнулась она.

— Ну, мои сыновья на таком сроке колотили меня ногами как в барабан. Даже снаружи было видно. Тайрен любил слушать движения Ючжитара.

— О, — Кадж опустила ресницы. — Хотела бы я, чтобы его величество был здесь и мог сам услышать, как двигается его сын.

— Говорят, что это проявление непочтительности…

— Ох, я расспрашивала об этом свою матушку, и она рассказала, что не помнит, чтобы кто-нибудь из её детей не толкался. Но все мои братья выросли почтительными и прилежными.

Я покивала.

— Кстати, со мной приехал господин Гань. Он ещё пару-тройку месяцев назад хотел заглянуть к тебе и справиться о твоём состоянии, но его не впустили.

— Так это был он? Мне доложили, что кто-то хочет меня видеть, но я была не в том состоянии, чтобы принимать гостей. Пусть старшая сестра не волнуется, всё давно прошло, и на ребёнке никак не сказалось.

— Это отрадно, но как же так получилось, что тебе даже не назвали имени просителя?

— Должно быть, слуги, зная, что я лежу в постели, не стали вдаваться в детали, — Кадж с улыбкой развела руками. — Разумеется, я выговорю им за нерадение.

— Что ж, это дело прошлое, и хорошо, что с тобой всё обошлось. Но раз уж господин Гань здесь, то пусть заодно тебя и посмотрит.

— Зачем? — Кадж приподняла брови. Я кинула украдкой взгляд на наложницу Гу, но та сидела не шевелясь, только переводила взгляд с кузины на меня.

— Ну как зачем? Он хочет знать, что с тобой всё в порядке. Это естественно для врача.

— В этом нет необходимости. Лекарь Уэнь каждую неделю отправлял ему отчёты, разве он их не читал?

— Читал, разумеется, но всё же в таких делах лучше убедиться самому. К тому же я всё равно думаю оставить его тебе — ведь тебе уже скоро рожать, а я ведь обещала прислать лучших врачей к твоим родам. Наложница Гу, позови господина Ганя сюда.

Кадж приоткрыла рот и быстро облизнула губы. Гу Хэй не шевельнулась.

— Но госпожа Шэйн предпочитает лекаря Уэня, — сказала она.

— Что такое? — я приподняла брови. — Кажется, я отдала приказ.

— Лекарь Уэнь — прекрасный врач, — упрямо произнесла наложница Гу. — Господину Ганю незачем пытаться забрать всю славу себе.

— Сестра Хэй… — сказала Кадж, однако её кузина не унималась:

— Вы не преступница, чтобы её величество так с вами обращалась! Госпожа Талантливая супруга не рабыня, а особа первого ранга, и сама решает, кто её осматривает и лечит.

— Однако… — задумчиво произнесла я. — Кто-то тут, похоже, так и не удосужился воспитать свою родственницу. Что ж, если наложнице Гу лень подняться и сделать пару шагов до двери, не беда. Лан, приведи сюда господина Ганя.

Служанка выскользнула из комнаты. Гу Хэй дёрнулась было, приподнимаясь, но Кадж осадила её жёстким тоном:

— Сядь! Её величество права — нет нужды в торчащих ветках и сучьях.

— Но… — наложница запнулась. Я с интересом ждала продолжения, однако его так и не последовало. А потом в комнату вошёл Гань Лу. В сопровождении двоих евнухов из своей службы.

— Ваше величество, — поклонился он. — Госпожа Шэйн.

— Вы хотели осмотреть госпожу Талантливую супругу, — я махнула Ле Лан рукой, и та, поняв меня без слов, вышла. — Действуйте.

— Слушаюсь. Госпожа, позвольте ваше запястье.

Побелевшие губы Кадж сжались, взгляд скользнул по бесстрастным евнухам, вполне способным скрутить сопротивляющуюся женщину. А потом она встала.

— В этом нет нужды, — повторила Талантливая супруга. Скинула с себя халат, подхваченный вскочившей Гу Хэй. Развязала пояс. Не смущаясь присутствием лекаря, задрала юбку — тот, впрочем, отвёл глаза. Не прошло и полминуты, как из-под подола на устилающий пол ковёр выскользнула пристёгнутая где-то в недрах одежд подушка. Кадж выпрямилась и сложила руки на талии, прижав враз обвисшее платье.

— Недостойная готова выслушать приговор вашего величества.

Вот это самообладание, невольно восхитилась я. Приговорить её я не могла — жизни наложниц были в моей власти, но вопросы жизни и смерти супруг решал только император. А вот приказать арестовать и допросить с любой возможной строгостью — вполне. А в заключении с преступной женой много чего может произойти, и если она вдруг возьмёт да и повесится с позора, едва ли кто-то станет допытываться, сама она так решила или ей помогли. Тем более, что, несмотря на высокий ранг, расположением его величества Кадж не пользовалась, это знали все. Но если она и доживёт до встречи с венценосным супругом, то и от него ждать милости едва ли приходится.

Я хмуро побарабанила пальцами по подлокотнику сиденья. А ведь это благодаря мне, подруженька, ты получила свой первый ранг. Если бы не я, Тайрен о тебе, скорее всего, и не вспомнил. В лучшем случае — стала бы рядовой супругой. Но сводить счёты… Это занятие всегда казалось мне недостойным. Да, Кадж попыталась меня обмануть, но я уже была готова, так что, хотя чувство было мерзким, злости я не испытывала. Нам обеим было за что поблагодарить друг друга, и, положа руку на сердце, мы обе поддерживали отношения в первую очередь из соображений выгоды, а не привязанности. Кадж была мне удобна, потому и заняла своё нынешнее положение. И пусть ни о каком доверии отныне и речи быть не может, но лишаться ещё одного знакомого и привычного лица мне не хотелось.

Как бы там ни было, а когда-то она первая протянула мне руку. Получив сливу, подари взамен персик.

— Ты родишь девочку, — объявила я, хлопнув по подлокотнику, и подняла ладонь, глядя на Гань Лу. Тот не сразу понял, но быстро сообразил и помог мне подняться. — Полагаю, младенца женского пола за оставшееся время вы найдёте.

И, не дожидаясь ответа от всё так же спокойной, хотя и бледной Кадж и ещё более бледной Гу Хэй, пошла к выходу.

Уже оказавшись на крыльце, я сообразила, что выехать из дворца на ночь гладя, конечно, можно… Но выглядеть будет странно. Выручил управляющий, который подбежал и сообщил, что покои для моего величества и моих слуг уже готовы. Кивнув, я последовала за ним, Гань Лу шёл следом, по его лицу ничего нельзя было прочесть. Если он и не одобрял моего решения, то никак этого не показал. А как обеспечить молчание подчинённых — уже его забота.

Что ж, может это и было рискованно — стать соучастницей, но если дело когда-нибудь и вскроется, решать будет Тайрен, а в его прощении я практически не сомневалась. Повинюсь и скажу, что пожалела дуру. Тем более, что девочка не мальчик, должно сойти. А использовать эту историю против меня никто из её участников не посмеет. По ним она в любом случае бьёт куда больше, чем по мне.

На ужин меня не пригласили, а если бы и пригласили, я бы отказалась. Провожать меня утром так же не вышел никто, кроме слуг, лишь управляющий передал извинения от хозяйки, которые я с готовностью приняла. Уже когда я готовилась сесть в карету, ко мне подошёл господин Гань:

— Ваше величество, прошу разрешить сомнения этого лекаря… Раз всё остаётся как было, то и лекарь Уэнь продолжает служить под моим началом?

Я кинула задумчивый взгляд на казавшийся почти вымершим дворец.

— Что ж, открыто его обвинить мы действительно не можем. Но… если вы найдёте предлог, чтобы избавиться от него без шума, я не стану возражать.

Гань Лу поклонился и отошёл. Карета тронулась, впереди ждал Таюнь, Внутренний дворец и привычные хлопоты. Впрочем, Добродетельная супруга должна справиться, я не ждала неприятных сюрпризов из-за отлучки на пару дней.

А действительно ли Кадж совершила ошибку, когда рекомендовала мне на место второй супруги первого ранга Чжан Анян? — вдруг подумалось мне. Когда именно она начала планировать свою интригу? Я уже и не помнила толком, с чего началась их постоянная вражда, но ведь умница Кадж даже и не пыталась ужиться в мире с соперницей. И вот, когда выпал подходящий случай для задуманного, не нужно было искать предлога, чтобы держаться подальше от столицы и двора. Он был готов уже давным-давно.

Но не спрашивать же теперь. То есть, конечно, спросить-то можно, но желание сделать вид, будто ничего не случилось, было сильнее любопытства.

Известие о "родах" Кадж пришло в столицу в десятый день месяца начала лета. Тайрену на юг полетело послание о рождении у него дочери, пока остававшейся безымянной. Быстрого ответа я не ждала — боевые действия были в самом разгаре, и у новоиспечённого отца, наверняка разочарованного появлением на свет ещё одной девчонки, могло ещё долго не найтись времени на то, чтобы дать ей имя.

19

Прочно окутан терновник плющом,

Поле с тех пор зарастает вьюнком.

Он, мой прекрасный, на поле погиб —

Как проживу? Одиноким стал дом.

Ши Цзин (I, X, 11)

— Ваше величество…

С некоторым трудом разлепив глаза, я увидела личико наклонившейся надо мной комнатной девушки. Моим первым чувством была досада. Ну вот, в кои-то веки удалось хорошо заснуть, и вот, пожалуйста — будят.

— Что?..

— Ваше величество, к вам пришли… — служанка тоже имела сонный вид. Приподнявшись, я увидела, что из-за её спины виновато выглядывает дежурный евнух.

— Ваше величество, к вам верховный командующий армии Сверхъестественной стратегической искусности Гюэ.

Гюэ Кей? Я нахмурилась, и сон развеялся окончательно. Вот уж Кей бы точно не стал беспокоить меня по пустякам. Раз ломится ко мне посреди ночи — значит что-то случилось. Что-то, что не может ждать до утра.

— Халат, — коротко приказала я, поднимаясь.

Гюэ Кей, ждавший в соседней комнате, был полностью одет и выглядел так, словно вообще не ложился — хотя на водяных часах был час Тигра, и за затянутыми бумагой окнами только-только начинало светать. До дня летнего солнцестояния оставалось чуть больше местного месяца.

— Подданный желает здоровья и долголетия вашему величеству, — поклонился Кей.

— Что случилось? — не тратя времени на приветствия, спросила я.

— Ваше величество, я получил сообщение с голубиной почтой. Ваш муж, его величество император Тайрен, погиб в бою рядом с городом Варду.

— Как — погиб? — тупо переспросила я после паузы.

— Погиб. Был убит, — внятно, как умственно отсталой, объяснил Кей.

Я смотрела на него, пытаясь уложить сказанное в голове. Как погиб? Что значит — был убит? Да только вчера от него пришло очередное письмо! И в этом письме он был жив и весел, хвастался победами, и, кажется, на момент написания, известия от Кадж до него ещё не дошли. В предыдущем послании я шутливо упрекнула его, что он на своём юге совсем позабыл про наш север, и он ответил — в стихах! — что хотя всё помнит, войну не прервёт. И вот теперь приходит его лучший друг и совершенно буднично сообщает, что моего мужа больше нет.

Я знала, что люди на войне умирают. Я боялась за Тайрена, я молилась, насколько такой неверующий человек, как я, вообще способен молиться. И оказалась совершенно не готова. Успехи военных действий и регулярность сообщения убаюкали меня, мне начало казаться, что муж просто в командировке. А если с ним — императором! — что-то и случится, это не может случиться просто так. Казалось — Небо опрокинется и земля перевернётся! Но всё осталось по-прежнему, не гремит гром, не дрожит пол под ногами, мирно горят фонари, за стенами спит дворец, а вокруг него — город, всё как всегда, а мне говорят, что Тайрена нет. И не будет.

Это же Кей не всерьёз, правда? Не может же всё быть… так?

— Как погиб? — растеряно повторила я. — Почему?

Ребёнок забултыхался внутри меня, я попыталась сделать шаг к сиденью, но колени почему-то подогнулись. Кей мгновенно оказался возле меня и помог мне опуститься на длинный диван.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Как он погиб? — настойчиво спросила я. Как будто это имело какое-то значение. Но мне казалось, что, узнав всё точно, я пойму… пойму, как такое вообще могло случиться.

— Подробности мне неизвестны.

— Но тогда, может…

— Нет, — жёстко отрезал Кей. — Человек, мне написавший, видел его смерть своими глазами. Но голуби не носят длинных писем. Дождитесь доклада главнокомандующего Жэня, тогда мы будем знать всё.

Я кивнула, борясь с желанием потребовать показать мне эту записку. Я отлично понимала умом, что Кей не стал бы мне врать или шутить на такую тему, но сознание упорно отказывалось верить в потерю. Так, наверное, человек, которому одним ударом отрубили руку или ногу, в первый момент ничего не чувствует.

И что же мне теперь делать? Как теперь жить?

— Но я ведь… Он ведь… — голос неожиданно дрогнул и сорвался. Глаза жгло, я подняла руки к лицу и увидела, что они дрожат. Что-то разрывалось внутри меня, образовывая огромную чёрную дыру, и этот разрыв причинял нестерпимую боль. Такую сильную, что хотелось закричать, оттолкнуть эту реальность, нырнуть в блаженное неверие. Или хотя бы заснуть, или просто потерять сознание. Что угодно, лишь бы не помнить, не понимать…

— Ваше величество, — откуда-то издалека позвал Кей. Я не ответила, и он, опустившись передо мной на колени, настойчиво повторил: — Ваше величество! Я понимаю ваши чувства. И у нас ещё будет время оплакать потерю. Но сейчас есть срочное дело, которое кроме нас никто не сделает.

Да что ты понимаешь, хотелось крикнуть мне. Ты-то спокоен, как удав, ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?! Желание забиться куда-нибудь в тёмный уголок и заскулить вступило в бой с возможностью хоть на что-нибудь отвлечься. Я заставила себя отнять руки от лица и посмотреть на него.

— Какое дело? — голос не сразу, но послушался.

— Ваше величество, вам нужно позаботиться о будущем вашего сына. Теперь, когда вы стали вдовой, оно зависит только от вас.

Ну да, молотом грохнуло в голове. Я вдова. Господи! Я — вдовствующая императрица.

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить.

— О чём поговорить?

Кей вздохнул, видимо, дивясь моей тупости.

— О регентстве, разумеется.

Снова этот зал, снова ряды согнутых спин за прозрачным занавесом из бусин, что отделяет моё кресло от них. Когда-то мне уже довелось принять всю тяжесть власти над едва не пошедшей в разнос империей. Но теперь я понимала, что то была всего лишь репетиция. Судьба словно бы устроила мне экзамен, проверяя на прочность: сломаюсь ли я под такой тяжестью или окажусь способной её вынести?

Я выдержала паузу, оглядывая собравшихся. Те ждали, на сей раз не пытаясь сразу же начать меня отговаривать от ведения совета. Хороший знак. По сторонам от меня стояли несколько гвардейских верховных командующих. Командующий гвардии Нетупящихся мечей — примерно половина его подчинённых отправились на войну вместе с императором и одним из заместителей, но вторая половина осталась здесь, охранять императорскую семью. Командующий Левой и Правой гвардией — к этому у меня доверия было меньше всего, потому как его подчинённые были слишком тесно связаны с аристократией: служба в его подразделениях считалась сравнительно престижной, и потому, если уж все эти ваны, гуны и хоу всё же отправляли своих сыновей служить, то старались запихнуть отпрысков именно сюда. Но было бы странно не позвать его, когда приглашены все остальные. Командующий Доблестной гвардией и командующий Привратной гвардией — на них были ворота и стены всего дворцового комплекса; командующий Водительствующей армиями гвардии — его подчинённые охраняли городские ворота. Подчинённые командующего гвардией Счастливой птицы сейчас готовились пресечь городские беспорядки, как бы ни был мал шанс их возникновения. Вместе с солдатами тех отрядов, что составляли городской гарнизон и пышно именовались армиями.

И Гюэ Кей. Дальше всех, скромнее всех. Словно он и не ровня всем этим воякам, и в каком-то смысле так оно и было. Его армия никогда не принимала участия в открытых боях. Её задача состояла в ином.

— Сановники, — голос прозвучал хрипло, и мне пришлось откашляться, чтобы он обрёл необходимую звучность. — Сановники, сегодня ночью гонец привёз нам…

Я запнулась на мгновение. Какое слово подобрать — печальную? Нет, оно звучало слишком слабо, а никакого другого на ум не приходило.

— Привёз нам весть. Его величество император Тайрен покинул этот мир.

Потрясённая тишина была мне ответом. Потом раздался какой-то стук — это евнух Цза Чуали, главный распорядитель двора, выронил бунчук — метёлку из конского волоса, бывшую знаком его должности.

— Его величество… — выдохнул господин Цза, падая на колени. И — разрыдался, горько всхлипывая и ничуть не смущаясь множеством направленных на него взглядов.

Это словно послужило сигналом: общее оцепенение разбилось, сановники, следуя его примеру, падали ниц, касаясь лбами пола. Вместе с ними преклонили колени и главнокомандующие, только я продолжала сидеть, возвышаясь над морем общей скорби. "Его величество, его величество…", — нёсся над рядами дрожащий шелест, и когда они начали медленно выпрямляться, по-прежнему держа головы опущенными, я с удивлением увидела, что выражение скорби вовсе не было одной лишь данью приличиям. На многих лицах блестели слёзы, иные всхлипывали, не скрываясь. Ладно, Цза Чуали, он был с Тайреном ещё с Восточного дворца, а может, и с самого детства. Но остальные-то? Неужели императора так сильно любили?

В памяти всплыли похороны Иочжуна. Тогда тоже были и слёзы, и рыдания, однако я цинично сочла, что собравшиеся просто следуют ритуалу. Но то, что происходило сейчас, точно не было срежиссированным представлением! Вернее, было, но плач в намеченный нами с Кеем сценарий не входил, став импровизацией массовки.

Пауза слегка затягивалась, и я кинула взгляд на Кея. Тот едва заметно кивнул и выступил вперёд. Спустился по паре ступенек в зал, развернулся ко мне лицом и преклонил колено:

— Ваше величество! Наша скорбь безмерна. Но у подданного есть что сказать.

— Говори, — разрешила я.

— Докладываю, ваше величество. Его величество, отправляясь на войну, оставил этому слуге свою последнюю волю. Недостойный, будучи покорным ей, принёс завещание Сына Неба для всеобщего оглашения!

Из его рукава появился свиток жёлтого шёлка. Снова стало очень тихо.

— Читай! — я протянула руку, и служанка помогла мне встать и спуститься с возвышения. Ах, Тайрен, Тайрен… Ты был так уверен в своей неуязвимости, что не озаботился никакими приготовлениями к тому дню, когда тебя может не стать. Но я уверена, ты простил бы нам этот подлог.

— Слушаюсь! — Кей выпрямился, чуть отступил, чтобы стоять лицом и к сановникам, и ко мне, и поднял свиток. Я опустилась на колени, что до остальных, то они были на коленях и так.

— Завещание Великого императора! "Поднебесная огромна, а земля тяжела — руками не объять, и взглядом не окинуть. С тех пор, как получили мы императорский престол, мы трудились, не щадя сил, рано вставая и поздно ложась, дабы процветала наша Империя, и народ наш ни в чём не знал нужды. Много было у нас преданных помощников и верных советников, заслуживших нашу благодарность, но сердце наше принадлежало нашей супруге императрице Фэй, что служила нам, не думая о себе и, к радости нашей и счастью народному, принесла нам сына. Наследный принц Ючжитар может занять место императора и должен строго повиноваться законам империи, блюсти добродетель и похоронить нас как подобает. Императрица Фэй становится вдовствующей императрицей и вместе с наследным принцем до его совершеннолетия должна будет посещать аудиенции и решать государственные и военные вопросы, перенимая наши обязанности в качестве Небесной Владычицы. Быть по сему!"

— Подданные принимают указ! — хором провозгласили военачальники.

— Воля его величества будет почтительно исполнена, — я по всем правилам взмахнула рукавами и поклонилась, сложив руки перед собой, настолько низко, насколько позволял живот. Затем, опершись на руку служанки, поднялась, и Кей с поклоном передал свиток мне. Я приняла его обеими руками и повернулась к безмолвствующим сановникам. Секунда, другая — и их головы снова склонились передо мной, не все разом, но не осталось никого, кто посмел бы остаться стоять прямо.

— Подданные принимают указ!

Я выдохнула, на мгновение прикрыв глаза. За спиной раздалось звяканье доспехов — это поднимались командующие.

— Ваше величество, каковы будут ваши приказания?

— Начать приготовления к церемонии траура и похорон. К тому времени, как тело его величества доставят в столицу, всё должно быть готово. Но государство не может ждать! — я повысила голос, обводя взглядом выпрямившихся и насторожённо глядящих на меня людей. — Одним из последних пожеланий почившего императора было принятие нового Кодекса законов по заветам его отца, императора Дай-цзана. Работа уже завершена, Кодекс переписан и размножен. Сегодня каждому из вас будет прислано по экземпляру. Через два дня я жду вас всех на аудиенции, где вы сможете высказать свои замечания и предложения. А сейчас все могут идти.

Снаружи раздался звон колокола. Басовитый рёв поплыл над Таюнем, возвещая, что отныне у Северной империи появился новый император.

Кодекс был принят быстро и почти единогласно. Должно быть, сановники, обнаружив, что ни уравнения в правах, ни прочих ужасов там нет, испытали такое облегчение, что всё остальное возражений уже не вызвало. Я снова вспомнила анекдот про покраску стен Кремля в синий цвет, и подумала, что распускающие слухи невольно сослужили мне хорошую службу.

— Ваше величество уверены, что можете начать заниматься делами безотлагательно? — тихо просил меня Кей после памятного оглашения.

— Да, — кивнула я. — Это помогает отвлечься. К тому же у нас действительно есть дела, которые надо решить до похорон.

Тело Тайрена везли в Таюнь с юга, и пусть торопились, как могли, но похоронную процессию не пустишь вскачь. Когда она доберётся до Великого канала, тогда дело пойдёт быстрее, но в любом случае раньше середины лета её не ждали. Тогда я со всем двором облачусь в белый холст, и жизнь во дворце и столице остановится по меньшей мере на шесть месяцев, но пока внешне всё оставалось по-прежнему. Этот обычай- пока тело не привезено, делать вид, будто смерти и не было — удивлял меня, но, учитывая, как серьёзно здесь относятся к трауру и его нарушениям, был на руку.

Война на юге встала. Главнокомандующий Жэнь, оставшись сам себе хозяином, сосредоточился на глухой обороне. Я уже отправила ему приказ выиграть ещё хотя бы одно сражение, прежде чем принимать предложение о переговорах, но сумеет ли он его выполнить, было вилами на воде писано. В любом случае, стало ясно, что той блестящей компании, которую планировал и уже начал осуществлять Тайрен, не получится. Хорошо хоть удалось вернуть потерянное, да, быть может, удастся сохранить ещё кусок территории у перевала. Город Варду, рядом с которым роковая стрела оборвала жизнь императора, взять так и не удалось, а если бы и удалось, то точно бы не удержали.

Беспроигрышная стратегия — бить по вождю.

Гарем оглашался плачем день и ночь — жёны и наложницы готовились к постригу. Впрочем, после слёз сановников, свидетелем которых я стала, вполне допускаю, что и многие женщины оплакивали императора вполне искренне. В разгар коллективной истерики приехала Кадж с младенцем и кормилицей. Самообладание не изменило ей и сейчас, и я обрадовалась — постоянные завывания, сопровождавшиеся к тому же заметным падением дисциплины, изрядно действовали на нервы, а тут хоть один здравомыслящий человек будет рядом. Но Кадж изумила меня, подав прошение об уходе в монастырь вместе со всеми. Наличие ребёнка, пусть даже и девочки, вполне позволяло этой участи избежать, но на предложение остаться Талантливая супруга лишь покачала головой и повторила, что хочет уйти.

— Что ж, дело твоё, — сказала я. — Но тогда хотя бы выбери имя для дочери.

Кадж подумала и назвала малышку Читар — Чистое Небо.

От своих обязанностей Талантливая супруга, впрочем, не отлынивала, в отличие от той же Чжан Анян, которая, казалось, была полностью деморализована и просто затворилась в своём дворце Изначальной чистоты. Включившись в работу, Кадж принялась разруливать гаремные проблемы, на которые у меня не хватало ни сил, ни времени. Казалось бы, теперь, когда все находились в одинаковом положении и вскоре вообще должны были отречься от всего мирского, делить в нашем курятнике было уже нечего. Но нет — все склоки и ссоры повылезали наружу из-под драгоценных ковров, словно все, имевшие какие-либо счёты, торопились воспользоваться последней возможностью их свести. Следовало признать, что я не слишком преуспела в деле воспитания своих подчинённых, и теперь скандалы, порой доходящие до драк, неприятно разнообразили всеобщее уныние. Мысль, что скоро всё это кончится и большая часть Внутреннего дворца опустеет, приносила настоящее облегчение.

Сама я тоже готовилась к переезду. Вдовствующая императрица не может жить во дворце Полдень, его когда-нибудь займёт жена Ючжитара, а меня ждал Западный дворец. Занятно, но за десяток лет жизни в этом мире я успела пропутешествовать по всему Внутреннему дворцу. Восточный, дворец Лотоса, дворец Объединения Добродетелей, Полдень — и вот теперь конечная остановка, с которой я уже точно никуда не двинусь.

Ждущая только смерти — так тут называют вдов. Ждать смерти я не собиралась, но порой казалось — всё и впрямь потеряло смысл. Если Тайрен уже никогда не вернётся, если никто больше не обнимет меня, не прошепчет на ухо, какая я замечательная, и что бы он без меня делал, не поиграет с нашим сыном, не… Мир казался выцветшим, словно я смотрела на него через пыльное стекло. Ничто больше не трогало так, как раньше, и если бы не дети, я бы, наверно, плюнула на всё. Может быть, даже последовала примеру Кадж.

Тяжелее всего было по ночам. День можно было заполнить работой под завязку; чтобы там не думали местные идеалисты, а государственные дела сами не делаются. Но когда становилось тихо и темно, и я оставалась наедине со своими мыслями, к горлу поступала тоска. Я бы и ночью нашла себе занятие, специально загоняла б себя, чтобы, подходя к своему пределу, падать и засыпать без сновидений, но ребёнку, которого я носила, не нужна истощённая мать. И я упрямо заставляла себя отдыхать, глотая успокаивающие и укрепляющие отвары, которые составляли для меня дворцовые лекари под руководством господина Ганя.

А время шло, и государство, как я сама сказала, не могло ждать. Подходил день Летнего солнцестояния, а вместе с ним и ритуал жертвоприношения на Алтаре Земли и Зерна, которое император обязан проводить каждый год. Тот факт, что императору ещё только должно было исполниться четыре года, ничего не менял. Впрочем, конечно, никто не требовал от ребёнка совершить невозможное. От него ожидалось присутствие и нужное количество поклонов. Остальное должны были сделать я и помощник, с кандидатурой которого определились мгновенно. Разумеется, это был ближайший родственник-мужчина, Руэ Чжиорг, гун Вэнь.

Хорошо, что ван Лэй всё ещё был где-то на юге, вместе с нашей армией. А то не нужно было ходить к гадалке, чтобы предсказать, что он тоже предъявит свои права на звание ближайшего родственника. Правда, за последние несколько лет побывавший в опале род Эльм так и не сумел полностью восстановить своих позиций, но в будущем мог стать проблемой.

Также я малодушно радовалась, что жертва предполагалась не кровавая. Земле жертвовали зерно и овощи нового урожая, рыбу, драгоценности и шелка. Отсрочка, впрочем, была временной — самое позднее через полгода, на жертвоприношении Небу, помимо дичи с охоты под нож пойдут бык, баран и свинья, и алтарь нужно будет окропить их кровью. И всё-таки у меня есть время морально к этому подготовиться.

Алтарь Земли не был столь же внушительным сооружением, как алтарь Неба. Он представлял собой примерно метровой высоты платформу из утрамбованной почвы, облицованной разноцветной плиткой и огороженной стеной высотой примерно в половину человеческого роста. По четырём сторонам света в стене находились каменные воротца, тоже уступавшие своим небесно-алтарным собратьям. Но сама церемония была обставлена пышностью не меньшей. Гимны и молитвы исполнял целый хор, сопровождал его целый оркестр, было ещё и танцевальное выступление, и довольно длительное. Ючжитар, сначала с интересом следивший за танцорами, что кружились, взмахивая ритуальными белыми перьями, довольно быстро заскучал.

— Матушка, а мы скоро пойдём во дворец?

— Нет, милый, не скоро. Нам ещё нужно принести жертву. Не забыл? Кланяйся, когда буду кланяться я.

Танцевальная часть наконец кончилась, я взяла сына за руку, и мы поднялись по нескольким ступенькам на алтарь. Там уже всё было готово, и господин Руэ поклонился сперва императору, потом мне. Ючжитар, кажется, слегка оробел, насторожённо поглядывая по сторонам, но послушно встал на колени вместе со мной и совершил столько поклонов, сколько было надо. Увы, серий с поклонами было несколько, а между ними нужно было ещё запалить огонь, возжечь благовония, вознести моления и выслушать затяжной концерт.

— Не вертись, — одёрнула я сына, когда хор завёл очередное славословие.

— Матушка, а скоро?..

— Ещё примерно столько же.

Ючжитар вздохнул. Отмерять время он пока ещё толком не научился. Гун Вэнь понимающе улыбнулся, глядя на нас, но тут же снова принял торжественный вид.

— Ючжитар, кланяйся!

— У меня спинка болит…

— Потерпи, у меня тоже болит. Так надо.

За оградой было пестро от человеческих лиц. Весь двор в полном составе, чиновники, гвардия, и отдельно, позади всех — дамы из гарема, что вышли на своё последнее публичное мероприятие. Две супруги первого ранга впереди — их так и не стало четверо, хотя как-то мы с Тайреном обсуждали, кого можно было бы сделать Благородной супругой. Повысить Кадж, или дождаться случая, когда нужно будет поощрить какой-нибудь дом, возвысив его дочь? Так ни до чего и не договорились, решив в конце концов, что торопиться некуда, и окончательное решение можно и отложить.

— Матушка, можно я…

— Ш-ш! Потерпи, недолго осталось.

— Ну, матушка!..

— Ти-хо!

Когда я начинала говорить таким тоном, дети испуганно затихали. Ючжитар замолчал, часто моргая, и я испытала острый приступ жалости к своему сыну, такому маленькому и хрупкому под всеми этими громоздкими неудобными одёжками. Даже я, взрослая, успела устать от парадного одеяния, а уж ребёнок… Ну какой из него император, ему бы сейчас бегать и резвиться, а потом, набегавшись, поесть и сладко поспать. Но обряд катился своим чередом, на последних поклонах Ючжитар едва слышно захныкал, но под моим требовательным взглядом выдержал всё до конца. С алтаря я снова свела его за руку, но потом попросила верховного командующего Правой и Левой гвардий взять императора на руки. Ючжитар уснул раньше, чем его донесли до дворца.

Приказав не тревожить его, если сам не проснётся, я ушла в свои — пока ещё свои — покои, и там долго сидела перед зеркалом, вглядываясь в черты своего отражения, словно видела себя впервые в жизни. Это я — императрица, правительница, возлюбленная двух императоров и мать третьего. Как же так получилось? Что за странные прихоти судьбы привели меня на вершину, которой я никогда не искала и даже не думала о такой возможности?

Я никогда не была религиозной, а и будь я верующей, была бы христианкой, и уж точно не стала бы почитать местных богов. Но сегодня я, пока все молились о ниспослании милости и хорошего урожая, поддавшись какому-то порыву, обратилась к высшим силам со своей мольбой:

"Великое Небо, и вы, местные боги — я не знаю, зачем вы вручили мне всю эту власть. Но я обещаю сделать всё, чтобы вы не разочаровались в своём выборе, вести эту страну к благополучию и вручить её моему сыну, когда придёт срок, сильной и процветающей. А от вас я прошу лишь одного — не насылайте на неё бед, что превышают человеческие силы. Со всем же остальным, если будет на то ваша воля, я справлюсь сама".

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ

Примечания

1

Обогащаться.

(обратно)

2

Цилинь — мифическое существо с телом коня, ногами оленя, головой дракона и хвостом медведя или быка, рогами и чешуёй. Символизирует долговечность и благополучие.

(обратно)

3

Лудунь — мифическое существо, похожее на цилиня, но с одним рогом. Символизирует открытость и беспристрастность в соблюдении закона.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

*** Примечания ***