КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Женщина-призрак [Росс Макдональд] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Bestseller ЖЕНЩИНА-ПРИЗРАК Р. Макдональд, У. Айриш, Э. Квин

Росс Макдональд Могила в горах

Посвящается Мэтью Дж. Брукколи

Глава 1

Шум листьев разбудил меня незадолго до рассвета. Горячий ветер врывался в спальню через открытое окно. Я встал, закрыл окно и опять лег в постель, прислушиваясь к порывам ветра.

Через некоторое время ветер стих, тогда я снова встал и открыл окно. Прохладный воздух, напоенный свежестью близкого океана, доносил и все запахи этой местности, именуемой Западным Лос-Анджелесом. Я вернулся в постель и проспал до тех пор, пока меня не разбудила болтовня моих соек.

Я называл их своими. Пять-шесть соек спикировали на мой подоконник и расселись там. Когда, я пошевелился, они ретировались на магнолию, росшую возле входной двери.

Я прошел на кухню, открыл банку консервированного арахиса и бросил пригоршню орехов в окно. Множество соек тотчас слетелось во дворик дома. Я оделся, взял банку с орехами и спустился по лестнице.

Стояло прекрасное сентябрьское утро. Небо по краям имело слегка желтоватый оттенок, какой бывает у дешевой бумаги. Было полное безветрие, но все же я уловил в воздухе горячее дыхание пустыни.

Бросив своим сойкам еще пригоршню орехов, я наблюдал, как они разыскивают их в траве. Из дверей квартиры первого этажа вышел маленький мальчик в голубом хлопчатобумажном костюмчике. В этой квартире жила супружеская пара Уоллеров, мальчика же я видел здесь впервые. На вид ему было лет пять-шесть. Его темные волосы были коротко острижены, в голубых глазах мелькало какое-то беспокойство.

– Ничего, если я выйду? – спросил он.

– Ничего.

Оставив дверь широко распахнутой, он направился ко мне, очень осторожно, чтобы не спугнуть птиц. Они не обратили на него никакого внимания, слишком занятые тем, как бы перехитрить друг друга в борьбе за орехи. Над двориком стоял непрерывный хриплый гвалт.

– А чем вы их кормите? Орехами?

– Совершенно верно. Хочешь орехов?

– Нет, спасибо. Папа возьмет меня в гости к моей бабушке. Она всегда кормит меня всякой всячиной. Она и птиц тоже кормит.

Он помолчал и добавил:

– Мне бы никогда не пришло в голову кормить соек арахисом.

Я протянул ему открытую банку. Он набрал полный кулачок орехов и бросил их в траву. Тут же налетели сойки. Две из них подрались.

Мальчик побледнел.

– Они убивают друг друга?

– Нет, только дерутся.

– А других птиц сойки убивают?

– Иногда убивают.

Я попытался изменить тему разговора:

– Как тебя зовут?

– Ронни Броджест. А каких птиц они убивают?

– Ну… маленьких птичек других пород.

Мальчик поднял плечи, весь как-то подобрался и при» жал к груди руки, похожие на недоразвитые крылья.

– А детей они убивают?

– Нет. Они ведь очень маленькие.

Казалось, это немного подбодрило его.

– Теперь я, пожалуй, захотел орехов.

– На, возьми.

Он встал передо мной и поднял вверх голову, сощурившись от яркого солнца.

– Вы подбрасывайте по одному ореху, а я буду ртом ловить их.

Я подбросил орех, он поймал его ртом. Потом мы повторили это несколько раз. Сойки, как сумасшедшие, кружили вокруг нас.

С улицы во двор вошел молодой мужчина в полосатой спортивной рубашке. Стоило на него взглянуть, как сразу же бросалось в глаза поразительное сходство с ним мальчика. Мужчина помахивал тонкой дешевой коричневой сигаркой.

В тот же момент из дверей квартиры Уоллеров вышла молодая женщина с коротким хвостиком темных волос. Казалось, она поджидала мужчину. Женщина была очень мила, и мне стало неловко за свое небритое лицо.

Мужчина сделал вид, что не заметил ее, и холодно обратился к мальчику:

– Доброе утро, Ронни.

Мальчик бросил на него короткий взгляд, но не повернулся в его сторону. Лицо его теряло выражение безмятежного спокойствия по мере того, как мужчина и женщина приближались к нему с разных сторон. Все его тело словно съежилось. Он ответил тоненьким голосом:

– Доброе утро.

Мужчина резко обернулся к женщине.

– Он боится меня, – резко проговорил он. – Скажи, ради Бога, что ты ему обо мне наговорила?

– Мы не разговаривали о тебе, Стэн, это не в наших интересах.

Мужчина наклонил вперед голову и застыл в этой позе, как человек, готовящийся броситься в атаку.

– Как это понимать: «не в наших интересах»? Это что, обвинение?

– Нет, но можешь считать и так, если тебе этого хочется.

– Кто это развлекает Ронни? Может быть, он и тебя развлекает?

Говоря это, он размахивал рукой с зажатой между пальцами горящей сигаркой.

– Я даже не знаю имени этого джентльмена!

– Разве это что-нибудь меняет?

На меня он не обращал никакого внимания.

Женщина побледнела, будто ей вдруг стало дурно.

– Остановись, Стэн. Я не хочу никаких неприятностей.

– Если бы ты не хотела неприятностей, то не уехала бы от меня.

– Ты сам знаешь, почему я уехала, – проговорила она дрожащим голосом. – Та девчонка еще в доме?

– Хватит говорить об этом!

Он резко повернулся к мальчику:

– Пойдем отсюда, Рон. Сегодняшний день ты проведешь у бабушки Нелли в Санта-Терезе.

Сжав кулачки, мальчик стоял между нами и смотрел под ноги отцу.

– Я не хочу ехать в Санта-Терезу. Я что, должен ехать?

– Да, ты должен, – подтвердила женщина.

Мальчик двинулся ко мне.

– Но я хочу остаться здесь. Хочу остаться с этим дядей.

Он схватился за мой поясной ремень и опустил голову, спрятав от взрослых лицо.

Отец двинулся к мальчику.

– Отойди от него!

– Не отойду.

– Это дружок твоей матери? А?

– Нет.

– Ты маленький лгун!

Мужчина бросил сигарку и отвел назад руку, чтобы отшлепать мальчика. Я взял Ронни под мышки и поднял его на руки, отдалив тем самым от отца. Мальчик дрожал.

– Почему бы тебе не позволить ему остаться, Стэн? Ты же видишь, что с ним делается!

– Я вижу, что ты с ним делаешь. Я пришел сюда, чтобы взять его в интересную поездку. Маму я заранее предупредил. Так что же случилось?!

Он повысил голос почти до крика:

– Я нахожу здесь отвратительную семейную сцену! Рон уже совсем поладил со своим новым «отцом»!

– Вы не должны видеть это в таком свете, – сказал я. – Мы с Роном – просто соседи. Новые соседи. Я только что познакомился с ним.

– Тогда отпустите его. Он – мой сын.

Я опустил мальчика на землю.

– И уберите от него свои грязные лапы.

Мне очень хотелось поучить этого скандалиста хорошим манерам, но это не принесло бы ничего хорошего ни мальчику, ни его матери. Я заговорил самым спокойным тоном, каким только смог:

– Убирайтесь отсюда, пожалуйста, мистер.

– Я имею право забрать с собой моего сына!

– Я должен пойти с ним? – обратился ко мне мальчик.

– Он ведь твой отец, да? Ты счастливец, что имеешь отца, который хочет заниматься с тобой.

– Совершенно верно, – вставила мать. – А теперь иди, Ронни. Ты всегда чувствуешь себя с папой лучше, когда меня поблизости нет. И бабушка Нелли очень огорчится, если ты не приедешь к ней в гости.

Опустив голову, мальчик пошел к отцу. Подойдя к нему, он вложил свою руку в его ладонь. Они вышли на улицу.

– Прошу извинения за моего мужа, – сказала женщина.

– Не стоит извиняться. Он мне ничего не сделал.

– Эти вечные неприятности, которые я терплю из-за него… Он ужасно агрессивный. Правда, он не всегда такой.

– Он и не смог бы всегда быть таким. Он этого не выдержал бы.

Мне хотелось слегка пошутить, но вышло довольно тяжеловесно. Я попытался оживить разговор.

– Уоллеры – паши друзья, миссис Броджест?

– Да. Профессор Уоллер давал мне добрые советы, когда я еще училась в школе, – проговорила она; в ее голосе звучала грусть о прошедших временах.

– Вообще-то говоря, он и сейчас еще мой советчик. Он и Лаура, оба. Вчера вечером я позвонила им на озеро Тахо, когда я…

Она не закончила фразу.

– А они и ваши друзья тоже?

– Мы просто соседи. Кстати, моя фамилия Арчер. Я живу наверху.

Она кивнула.

– Лаура Уоллер упомянула вчера о вас, когда предложила мне воспользоваться ее квартирой. Она сказала, что в случае надобности я могу обратиться к вам за помощью.

Она коротко и холодно улыбнулась мне.

– Можно считать, что я уже обратилась, не так ли? Благодарю вас за то, что вы были так добры к моему мальчугану.

– Мне это доставило только удовольствие.

Мы все еще чувствовали себя неловко. Когда сталкиваешься со злыми людьми, настроение обычно портится на весь день. Так произошло и сейчас. Вся эта сцена оставила после себя гнетущее ощущение. Словно желая развеять его, женщина сказала:

– Я только что приготовила немного кофе. У Лауры есть особая кофемолка, и я думаю, что кофе еще не потерял своего аромата. Не хотите ли чашечку?

– Благодарю, но думаю, что это – не слишком удачная идея, ведь ваш муж может вернуться.

Я слышал, как на улице захлопнулась дверца автомашины, но мотор еще не заработал.

– Он ведь так легко возбуждается.

– Вовсе нет, – неуверенно возразила она.

– Скорее всего, это так. Мне приходилось встречаться со множеством подобных людей, и я понял, что лучше всего не раздражать их.

– Лаура говорила, что вы детектив. Это верно?

На лице ее появилось некое подобие вызова.

– Да, но надеюсь, что сегодня у меня будет выходной день.

Я улыбнулся, но заметил, что опять сказал что-то не то. Глаза ее потемнели, а губы сжались, будто я нечаянно причинил ей какую-то боль. Снова я сделал промашку.

– Вы хотите мне что-то предложить, миссис Брод-жест?

Она покачала головой, отвечая не столько мне, сколько себе самой.

– Не знаю… Не знаю, останусь ли я здесь…

На улице открылась дверца автомашины. Стэнли Броджест, теперь уже один, появился во дворе.

– Я не помешал?

– Здесь нечему мешать, – ответила женщина. – Где Ронни?

– В машине. С ним уже полный порядок, как всегда, стоит ему немного побыть с отцом.

Это было сказано так, словно отцом мальчика был не он, а кто-то другой.

– Ты забыла дать ему игрушки, зверей там и всякую всячину. Он сказал, что ты приготовила их.

– Да, конечно.

Она пошла к двери в квартиру, Лицо ее выражало досаду на свою забывчивость. Вернулась она с синей нейлоновой сумкой; такие выдают на авиалиниях.

– Передай мой сердечный привет своей маме.

– Обязательно.

В их голосах не было никакой теплоты, Казалось, что они не думают встретиться когда-либо вновь.

Внезапно меня пронизало какое-то резкое и очень неприятное чувство. Это было, наверное, неосознанное чувство страха, Думаю, главным образом страха за мальчика. Во всяком случае, у меня возникло желание остановить Броджеста и вернуть Ронни, но я этого не сделал.

Броджест вышел на улицу. Я в одно мгновение взбежал по двум лестничным маршам, находившимся снаружи дома, и выскочил на галерею фасада дома. У обочины стоял новенький «форд» с откидным верхом. На переднем сиденье я увидел девушку или женщину в желтом платье без рукавов. Левой рукой она обнимала Ронни, который, видимо, чувствовал себя очень неудобно и сидел в напряженной позе.

Стэнли Броджест сел на водительское место, поспешно завел мотор и уехал. Я так и не смог разглядеть лица девушки. Глядя на нее сверху, я видел только обнаженные плечи, бугорки грудей и вьющиеся светлые волосы.

Чувство страха за мальчика переросло в неприятное, раздражающее предчувствие беды. Я прошел в ванную и взглянул на себя в зеркало, будто на своем лице я мог прочитать грядущие события. Но все, что я прочитал, касалось моего прошлого; оно предстало в виде глубоких морщин под глазами и множества седых волосков, поблескивавших в моей двадцатичетырехчасовой бороде.

Я побрился, надел чистую рубашку и снова спустился вниз. На полдороге я остановился, прислонившись к перилам лестницы, и точно установил, что причиной моего беспокойства были приятная молодая женщина с очень милым сыном и ее любящий разъезжать муж.

Теплый ветер коснулся моего лица…

Глава 2

Пройдя мимо закрытой двери квартиры Уоллеров, я вышел на улицу и направился к ближайшему газетному киоску, где купил еженедельник «Лос-Анджелес Таймс», Я притащил его домой и остаток утра провел за чтением. Я прочитал все от корки до корки, включая рекламу, из которой порой узнаешь о Лос-Анджелесе больше, чем из материалов отдела новостей.

Затем я принял холодный душ и взялся за счета: выписал счета за телефон и свет. Ни один из них не был просрочен, и это придало мне уверенности в том, что я пока еще являюсь хозяином положения.

Укладывая счета в конверты, я услышал женские шаги, приближающиеся к моей двери.

– Мистер Арчер?

Я открыл дверь. Она изменила прическу и переоделась в короткое модное цветастое платье. На ногах у нее были плотные белые чулки. Голубые тени лежали на веках, губы были подкрашены яркой губной помадой. И все же она казалась очень чувствительной и легко ранимой.

– Вы заняты? Мне не хотелось бы мешать вам…

– Нет, не занят. Входите.

Она вошла в комнату и внимательно, словно лучом радара, обследовала ее содержимое. По ее лицу я понял, что состояние моей обстановки не привело ее в восторг. Я закрыл дверь, отодвинул от стола кресло и предложил ей сесть.

– Благодарю вас, – ответила она, но продолжала стоять. – В Санта-Терезе пожар. Лесной пожар. Вы знаете об этом?

– Нет, но вообще-то сейчас для пожаров самая благоприятная погода.

– В репортаже по радио сказали, что загорелось почти рядом с имением бабушки Нелли – это моя свекровь. Я пыталась позвонить ей по телефону, но никто не отвечает. Ронни должен быть там, поэтому я ужасно беспокоюсь.

– Почему?

Она прикусила нижнюю губу и оставила след губной помады на зубах.

– Я не уверена, что Стэнли будет внимательно смотреть за ним. Не надо мне было разрешать ему уезжать с Ронни!

– Почему же вы разрешили?

– Я не имею права лишать Стэнли сына. И сам мальчик нуждается в общении с отцом.

– Только не со Стэнли, в его теперешнем-то настроении.

Она испытующе посмотрела на меня и робко протянула руку.

– Помогите мне вернуть его обратно, мистер Арчер!

– Ронни или Стэнли? – спросил я.

– Обоих. Но за Ронни я особенно беспокоюсь. Диктор сказал, что жители некоторых домов эвакуируются. Не представляю себе, что творится в Санта-Терезе.

Она провела рукой по лбу и закрыла глаза. Я подвел ее к кушетке и заставил сесть. Потом я вышел на кухню, ополоснул стакан и налил в него холодной воды. Она сделала несколько судорожных глотков. Ее длинные, в белых чулках, ноги танцовщицы производили какое-то странное, театральное впечатление в моей убогой комнате.

Я сел за стол в пол-оборота к ней.

– Какой номер телефона у вашей свекрови?

Она назвала мне номер и код местности. Я позвонил. Послышались длинные гудки. После девятого-десятого гудка трубку сняли, и я услышал женский голос:

– Да?

– Миссис Броджест?

– Да, я.

Ее голос звучал твердо, но благожелательно.

– Жена Стэнли хочет поговорить с вами. Передаю ей трубку.

Я отдал трубку молодой женщине, и она заняла мое место за столом. Я вышел в спальню, закрыл за собой дверь и снял трубку параллельного аппарата.

Старшая женщина говорила:

– Я не видела Стэнли. По субботам я принимаю участие в работе нашего благотворительного общества. Он прекрасно это знает, а я только что вернулась из больницы.

– А вы ждали его?

– Немного позже, Джин, ближе к вечеру.

– Но он сказал, что именно сегодня утром должен был привезти к вам в гости Ронни!

– Тогда, я полагаю, он будет здесь.

В голосе пожилой – женщины появились твердость и уверенность.

– Я только никак не могу понять, почему это так важно.

– Они уехали отсюда несколько часов назад, – сказала Джин, – а я слышала, что недалеко от вашего дома пожар…

– Да, да. Именно поэтому я и поспешила домой из больницы. Извини меня, Джин, но я должна сейчас попрощаться с тобой.

Она положила трубку, я – тоже. Когда я вернулся в гостиную, Джин сжимала в руке трубку с таким видом, будто та была живой и смертельно опасной.

– Стэнли солгал мне, – сказала она. – Его мать все утро была в больнице. Он привез ту девчонку в пустой дом.

– Вы расходитесь со Стэнли?

– Возможно. Может быть, мы разойдемся, но я бы не хотела этого делать.

– А кто та блондинка?

Джин подняла трубку и с силой опустила ее на аппарат. Я почувствовал себя так, словно аппаратом был я сам.

– Не будем говорить об этом, – сказала она.

Я изменил тему разговора:

– Вы со Стэнли давно живете порознь?

– Со вчерашнего дня. На самом деле мы вовсе не живем порознь. Я подумала сейчас, что если Стэнли скажет об этом своей матери…

Она не закончила фразу.

– То та станет на вашу сторону?

Джин с удивлением посмотрела на меня.

– Вы знакомы с миссис Броджест?

– Нет, но у меня свои взгляды на этот счет. У миссис Броджест есть деньги?

– Разве это что-нибудь объясняет?

– Нет. Но должна же быть причина всему этому. Ваш муж увез от вас сына, воспользовавшись именем своей матери.

Это прозвучало как обвинение, и она опустила голову.

– Кто-то рассказал вам о нас…

– Вы сами.

– Но я ничего не говорила ни о миссис Броджест, ни о блондинке.

– Кое-что сказали.

Джин глубоко задумалась. Это придало ей особую привлекательность, лишив ее фигуру напряженности, 6ы-званной глубокой озабоченностью.

– Тогда я знаю. Вчера вечером, после моего звонка Уоллерам, они позвонили вам и все обо мне рассказали. Кто с вами говорил: Лаура или Боб?

– Никто. Они не звонили мне.

– Так откуда же вы узнали об этой блондинке?

– А разве не всегда появляется блондинка?

– Вы путаете меня, – проговорила Джин, – а при теперешних обстоятельствах это не очень-то приятно.

– О’кей. Я видел ее.

Признавшись в этом, я понял, что вполне добровольно стал свидетелем, и надежда остаться незамешанным в ее жизнь канула в Лету.

– Она была с ним в машине, когда они уезжали отсюда.

– Почему нее вы не сказали мне об этом? Я бы остановила их!

– Как?

– Не знаю, как…

Она посмотрела на свои руки и вдруг, совершенно неожиданно, заговорила с иронией. Чувство юмора придало ее лицу какую-то обезоруживающую прелесть.

– Я могла бы использовать свое право жены… или сесть перед машиной на землю… или написать письмо астронавту.

Я прервал ее прежде, чем у нее началась истерика.

– Во – всяком случае, они держались открыто. Что же касается мальчика, то не похоже было, чтобы они собирались что-то с ним сделать…

Я не закончил фразы.

Джин покачала красивой головкой.

– Не знаю, на что это было похоже. Но именно тот факт, что они держатся открыто… именно он и беспокоит меня. Я думаю, что они оба сошли с ума. Да, так я и считаю. Прошлым вечером он приехал со службы вместе с ней и пригласил ее остаться пообедать. При этом он даже не посоветовался со мной. Она явилась очень радостная и говорила что-то невообразимое.

– Где служит Стэнли?

Он работает в одной страховой фирме в Нордридже – это там, где мы живем. Но она там не работает: не знаю, почему я так думаю, но я не ошибаюсь. Это вообще не для нее. Возможно, она студентка колледжа или последних классов школы. Она достаточно молода для этого.

– Сколько ей лет?

– Не больше девятнадцати. Это обстоятельство и показалось мне подозрительным. По словам Стэнли, она его старая школьная подруга, которая разыскала его по месту службы.

– Чему она радовалась?

– Не имею понятия, Но мне не понравилось то, что она говорила Ронни. Совсем не понравилось. Я попросила Стэнли увезти ее, но он отказался. Тогда я позвонила Лауре Уоллер и уехала сюда.

– Может быть, вам не следовало этого делать?

– Сейчас я это уже поняла. Мне надо было остаться в своем собственном доме и выставить их. Но вся беда в том, что мы со Стэнли уже долгое время не были близки. Он поглощен своими заботами и мною совершенно не интересуется. Это может выбить у женщины почву из-под ног.

– Вы хотите развестись?

Джин довольно трезво смотрела на этот вопрос:

– Я об этом никогда не думала, но, может быть, придется пойти на это. Надо подумать.

Она встала и напомнила мне манекен с выставленным вперед бедром, манекен, прислоненный к моему столу.

– Но не сейчас, мистер Арчер. Я должна ехать в Санта-Терезу. Не отвезете ли вы меня туда и не поможете ли мне вернуть Ронни?

– Я – частный детектив и работаю, чтобы иметь средства на жизнь.

– Лаура говорила мне об этом. Поэтому я и прошу вас. Естественно, я заплачу.

Я открыл дверь и поставил замок на «собачку».

– Что еще говорила вам обо мне миссис Уоллер?

– Что вы очень одиноки, – ответила Джин с ослепительной обезоруживающей улыбкой.

Глава 3

Я ожидал ее в комнате квартиры Уоллеров. Вдоль стен стояли стеллажи, заставленные книгами; многие из них были на иностранных языках, книги как бы давали возможность хозяевам перенестись в другие страны. Джин вышла, держа в руках большую сумку и два пальто: для себя и мальчика.

Я вывел машину из гаража, стоящего позади дома, и мы направились по шоссе на Вентуру. Полуденное солнце ослепительно вспыхивало на хромированных деталях и «дворниках» встречных машин. Я включил кондиционер.

– Прекрасно… – сказала Джин.

После поворота на Сепульведа я ненадолго задумался над тем, с чего начать разговор.

– А вот вы не так одиноки, миссис Броджест.

– Зовите меня Джин. Когда вы говорите «миссис Броджест», мне кажется, что вы обращаетесь к моей свекрови.

– Разве это так плохо?

– Да нет. Она очень милая женщина, настоящая леди и хорошая спортсменка. Но, несмотря на это, она очень грустная. Думаю, что все это нужно ей лишь для того, чтобы скрыть свою грусть.

– Над чем же она так грустит?

– Над очень многим.

Джин посмотрела на меня.

– А вы любознательный человек, мистер Арчер.

– Профессиональная привычка.

– Вы и сейчас работаете?

– Вы сами просили меня об этом. Скажите, мое жилище и образ жизни дали вам возможность составить обо мне какое-то мнение?

– О том, что вы – детектив?

– Грубо говоря, да.

– Пожалуй. Вы, вероятно, представляете собой часть целого мира. А разве это имеет какое-нибудь значение?

– Для меня – да. Я не верю в совпадения и люблю точно знать, где нахожусь.

– Вы счастливец, если вам это удается.

– Это что, ирония?

– Нет, скорее, – просто признание. Я подумала о себе… и о том, где я нахожусь.

– Давайте продолжим ваши признания… Сегодня утром вы послали Ронни помогать мне кормить птиц?

– Нет, это его собственная идея, – холодно ответила Джин, потом добавила: – Верите вы в совпадения или нет, но в вашем мире не так уж много места для проявления непосредственности.

– Это не мой мир. Меня интересует тот мир, о котором вы упоминали. Расскажите мне о нем.

Она неуверенно, запинаясь, проговорила:

– Я не знаю, что именно вас интересует.

– Все, что привело вас к тому положению, в котором вы находитесь.

– Вы относитесь к этому так серьезно? – спросила она с некоторым удивлением.

– Да.

– Я тоже. Кроме всего прочего, это – моя жизнь, и она разбита на куски. Что же касается объяснений, то я не знаю, с чего начать.

– Тогда дайте мне только эти куски. Вы начали говорить о миссис Броджест. Так о чем же она так грустит?

– Она стареет.

– Так же, как и я, но я-то не грущу.

– Вы? Но ведь у женщин это совсем не так!

– Разве мистер Броджест не стареет?

– Мистера Броджеста нет. Несколько лет назад он уехал с другой женщиной. Видимо, Стэнли решил последовать его примеру.

– Сколько ему было лет, когда отец бросил его?

– Одиннадцать или двенадцать. Стэнли никогда не говорил об этом, но это – одно из главных событий его детства. Я всегда помню об этом, когда начинаю обвинять его в чем-либо. Думаю, уход отца он переживал сильнее, чем его мать.

– Откуда вы все это знаете, если он вам не рассказывал об этом?

– Вы задаете отличные вопросы, мистер Арчер, – заметила Джин.

– Дайте мне отличный ответ, Джин.

Она немного помолчала. Я не видел ее лица, но уголком глаза заметил, что она сидит, опустив руки на колени и наклонив над ними голову, словно пытаясь развязать невидимый узел или распутать несуществующий клубок.

– Уже долгое время, – заговорила она, – мой муж занимается поисками своего отца. Мне кажется, что мало-помалу он начинает отчаиваться. По-моему, он разыскивал отца в надежде, что сможет вернуть его.

– У Стэнли были когда-либо нервные припадки?

– Конкретно ничего такого не было, – Но вся его жизнь – своего рода нервное потрясение. Он из тех самоуверенных людей, которые вдруг, неожиданно, оказываются совершенно неуверенными в себе. Из-за этого они такие бестолковые. Он с трудом закончил университет. Это, собственно, и явилось причиной нашей встречи. Мы с ним познакомились на курсах французского языка, и он нанял меня к себе репетитором. Вот это-то репетиторство и закончилось нашей женитьбой – с иронией добавила она.

– Мужчине нужно найти в себе достаточно силы, чтобы жениться на женщине более развитой, чем он сам.

– Женщине тоже надо обладать определенной силой… но не могу сказать, что я была намного более развита, чем Стэнли. Просто он человек, который не нашел себя.

– А он ищет?

– Ищет, но ужасно трудно и долго.

– Ищет своего отца?

– Такой уж он выбрал для себя путь. Видимо, жизнь для Стэнли потеряла всякий смысл, когда отец бросил его. Это звучит странно, но так оно и есть. Он очень зол на отца, но в то же время остро чувствует его отсутствие и любит его. Их встреча – если она произойдет – неизвестно чем кончится.

Меня удивила глубина чувства, звучавшая в ее голосе. Похоже, муж беспокоил ее больше, чем она того хотела.

Мы преодолели невысокий перевал и начали спускаться в долину. Над ней поднимались клубы коричневой пыли, закрывая собою горы, возвышавшиеся на другом ее краю. Эта картина напомнила мне кадры старой кинохроники времен второй мировой войны, где бомбардировщик хорошенько обработал аэропорт Ван-Нойс и потом улетел на север. Возможно, тут сыграл свою роль и пожар в Санта-Терезе.

Я не стал привлекать к этому внимание Джин. Затем другая мысль пришла мне в голову. Если Стэнли решил последовать примеру своего отца и убежал с той девушкой, то маловероятно, что он направился прямиком в тот город, где жила его мать. Для него предпочтительнее было бы направиться в Лас-Вегас или в Мексику.

Промелькнул знак: «Нордридж». Я взглянул на Джин. Она сидела, наклонившись над своим невидимым, еще не размотанным клубком.

– Далеко ли находится ваш дом от шоссе?

– Минутах в пяти езды. А что?

– Пожалуй, нам следует заехать туда. Ведь Стэнли мог и не повезти мальчика в Санта-Терезу.

– Думаете, они могут быть дома?

– Маловероятно, но возможно. На всякий случай давайте посмотрим.

На улице, именовавшейся Коллеж-Сёкл, стояла группа домов с одинаковыми двухэтажными портиками, поддерживаемыми толстыми деревянными колоннами. Дома эти отличались друг от друга лишь цветом. Дом Брод-жестов был темно-синий со светло-синими колоннами.

Джин вошла в парадный вход. Я обошел дом кругом и обнаружил, что к стороне, обратной импозантному фасаду, пристроен еще один дом, но уже полосатый. Как будто архитектор вознамерился совместить в одной постройке апартаменты южанина-плантатора с помещением для его рабов. Живая изгородь из винограда отделяла задний дворик от владений соседей.

Дверь гаража была заперта. Я решил обследовать его и сбоку обнаружил окно, в которое и заглянул. В гараже, рассчитанном на две машины, стояла только одна машина – зеленый «мерседес-седан» – совсем не похожая на тот «форд» с откидным верхом, на котором укатил Стэнли.

Задняя дверь дома открылась, и вышла Джин. Она испуганно посмотрела на меня и бросилась бежать прямо по траве к окну гаража.

– Они там, да? Они там?

– Нет.

– О, слава Богу. Мне вдруг представилось, будто они покончили жизнь самоубийством или что-то в этом роде.

Она заглянула в окно из-за моего плеча.

– Это не наша машина.

– Чья же?

– Должно быть, ее. Я теперь вспомнила, что она и Стэнли приехали на разных машинах. И она еще имеет наглость ставить свою машину в мой гараж!

Джин повернулась ко мне. Лицо ее стало жестким.

– Между прочим, она спала в кровати Ронни. Мне это не слишком-то нравится.

– Дайте мне посмотреть.

Следом за ней я вошел в дом. Он уже носил явные признаки заброшенности. Раковина и стол на кухне были заполнены немытой посудой, на плите стояли сковорода с толстым слоем застывшего жира и кастрюля, содержавшая, видимо, гороховый суп, который теперь напоминал комки грязно-зеленой тины. И везде были мухи.

Комната мальчика на втором этаже была оклеена обоями с картинками, изображавшими веселых животных. Постельное белье было смято и скомкано, словно гость-девушка провела здесь тяжелую ночь. На подушке я заметил следы губной помады, подобные кровавым отметинам, а под подушкой нашел роман «Зеленые владения» с выгоревшей зеленой обложкой.

Я проверил форзац книги. На нем был экслибрис – гравюра, изображающая ангела, пишущего на свитке павлиньим пером. Под экслибрисом стояло имя: «Эллен Сторм», а еще ниже написано карандашом: «Джерри Килпатрик».

Я закрыл книгу и сунул ее во внутренний карман пиджака.

Глава 4

В комнату вошла Джин Броджест.

– По крайней мере, он не спал с ней, – сказала она.

– А где спал ваш муж?

– В своей студии…

Джин провела меня в маленькую комнату на втором этаже. Ее обстановка состояла из нескольких полок с книгами, письменного стола-бюро с крышкой на роликах, которая была закрыта, кушетки и серой стальной шкатулки для документов, стоявшей у изголовья.

– Стэнли всегда здесь спал? – спросил я.

– Вы задаете слишком интимные вопросы.

– Скоро вы привыкнете к этому. Пока я делаю вывод, что обычно он спал здесь.

Джин покраснела.

– Он по ночам работал над своими документами и просто не хотел тревожить меня/.

Я попробовал открыть крышку шкатулки. Она была заперта.

– Что за документы он хранит здесь?

– Документы о своем отце.

– Документы об отце?

– Да, Стэнли собирает сведения о своем отце – все, что он смог раскопать о нем. В общем-то, он собрал их не так уж много. И все это ложные следы: высказывания десятков людей, с которыми он разговаривал или переписывался, пытаясь разыскать отца. Последние годы он только этим и занимался.

Помолчав, она сухо добавила:

– По крайней мере, я знала, где он проводит ночи.

– Скажите, что за человек был его отец?

– Я о нем ничего не знаю. Это может показаться смешным, но при наличии всей этой информации…

Она постучала по крышке шкатулки.

– …Стэнли мне никогда о нем ничего не рассказывал. Он хранит об этом глубокое молчание. А его мать и подавно. Я знаю только, что он был капитаном пехоты в тихоокеанских войсках. У Стэнли есть его фотография, где отец снят в военной форме. Там он выглядит очень приятным мужчиной с обворожительной улыбкой.

Пока Джин рассказывала, я оглядел стены комнаты, отделанные фанерой. Они были совсем голыми, если не считать настенного календаря, судя по которому еще шел июнь.

– Где он хранит фото отца? – спросил я.

– В плексигласе, чтобы оно не износилось.

– От чего бы оно могло износиться?

– Он же показывает его многим людям. У него еще есть фотография отца, играющего в теннис, есть фото, где он снят верхом на пони, и еще – отец у штурвала яхты.

– Наверное, у отца было много денег?

– Да, довольно много. Не говоря уже о деньгах миссис Броджест.

– И ее муж ушел от денег и от нее к другой женщине?

– Так мне рассказывали.

– Кто была эта женщина?

– Не имею понятия. Стэнли и его мать обходят этот вопрос молчанием. Мне лишь известно, что мистер Брод-жест и та женщина сбежали в Сан-Франциско. В июне мы со Стэнли провели там две недели. Он обшарил почти всю деловую часть города прежде, чем закончил поиски. Вы не представляете себе, сколько мне понадобилось сил, чтобы уговорить его вернуться. Он хотел совсем бросить работу и продолжить поиски в районе Бэй.

– Допустим, он найдет отца. Что тогда?

– Не знаю. Думаю, что и сам Стэнли не знает.

– Вы говорили, что ему было одиннадцать-двенадцать лет, когда отец ушел от них. Сколько лет прошло с тех пор?

– Сейчас Стэнли двадцать семь. Пятнадцать лет.

– Может ли он позволить себе бросить работу?

– Нет, конечно же, нет! Мы много должны его матери и другим людям. Но он очень безответственный человек, и все, что я смогла сделать, – это уговорить его не бросать работу.

Она замолчала, глядя на голые стены комнаты и на календарь, к листкам которого не притрагивались уже несколько месяцев.

– У вас есть ключ от этой штуковины? – спросил я, положив руку на шкатулку.

– Нет. Ключ от нее только один, и он у Стэнли. Стол тоже всегда заперт. Он не хочет, чтобы я читала его корреспонденцию.

– Как вы думаете, он переписывался с той девушкой?

Не имею понятия. Он получает письма отовсюду, Я не вскрываю их.

– Вы не знаете, как ее зовут?

– Она сказала, что ее зовут Сью, так, по крайней мере, она говорила Ронни.

– Мне хотелось бы взглянуть на регистрационную карточку машины. Как насчет ключей от гаража?

– Ключ у меня есть, я держу его на кухне.

Мы прошли на кухню, где она открыла стенной шкафчик и сняла с гвоздя ключ. С его помощью я открыл гараж.

Ключи от «мерседеса» торчали в замке зажигания. Регистрационной карточки не было, но за приборным щитком я нашел завалившуюся туда квитанцию об уплате страховки за машину, выписанную на имя Роджера Армистеда, проживающего по адресу: Санта-Тереза, Кресчент-драйв, 10. Я записал имя и адрес в свой черный блокнот и вылез из машины.

– Что вы там нашли? – спросила Джин.

Я показал ей открытый блокнот.

– Вы знаете Роджера Армистеда?

– Нет, не знаю. Видите ли, Кресчент-драйв находится в богатом районе города.

– Да и «мерседес» стоит немалых денег. Школьная подруга Стэнли вряд ли обременена заботами о хлебе насущном. А может быть, она украла его…

Джин непроизвольно сделала предостерегающий жест, который постаралась скрыть.

– Пожалуйста, не говорите так громко.

Этими словами и мимикой она дала мне понять, что за оградой из виноградника существуют соседи.

– Вообще эта история со школьной подругой просто смешна. Она не может быть ею, так как значительно моложе его. Не говоря уже о том, что он учился в частной школе для мальчиков в Санта-Терезе.

Я щелчком открыл блокнот.

– Дайте мне ее описание.

– Очень симпатичная блондинка, вес примерно мой: около пятидесяти двух килограммов, рост тоже мой – метр шестьдесят семь. Прекрасная фигура. Глаза скорее синие. Пожалуй, глаза – наиболее примечательная ее особенность, они очень странные.

– В чем их странность?

– Я не могу описать их, – продолжала Джин. – Я даже не берусь утверждать, – то ли они совершенно невинные, то ли совершенно холодные и аморальные. Я сразу же подумала об этом, как только она вошла в дом вместе со Стэнли.

– Стэнли как-нибудь объяснил, почему он привел ее в дом?

– Он сказал, что ей надо поесть и отдохнуть, и потребовал, чтобы я приготовила ей обед. Я приготовила, но она лишь чуть-чуть поела горохового супа.

– Она говорила что-нибудь?

– Со мной не говорила. Она разговаривала с Ронни.

– О чем?

– Это был какой-то несуразный разговор. Она рассказала ему дикую историю о маленькой девочке, которую оставили одну на всю ночь в домике в горах. Ее родителей убило какое-то чудовище, а саму ее унесла огромная птица, вроде кондора. Она сказала, что это произошло с ней самой, когда она была маленькой. Потом спросила Ронни, хотел бы он, чтобы это произошло с ним. Конечно, это была сказка, но мне было очень неприятно, словно она пыталась при помощи Ронни выйти из своего истерического состояния.

– А как он реагировал на это? Испугался?

– Не совсем так. Он был ею очарован, в противоположность мне. Я прекратила этот разговор и отослала его.

– Она сказала что-нибудь, когда вы его отослали?

– Нет, ничего не сказала, но кое-что с ней произошло…

Джин подняла голову к небу, закрытому тучами пыли, носившейся в воздухе.

– Думаю, что она сама чего-то испугалась, и это подействовало на меня. Конечно, я и до этого уже была расстроена. Очень странно, непохоже на Стэнли, что он привел ее в дом, будто невесту. Я почувствовала, что с этого момента в моей жизни что-то нарушилось, и с этим я уже не смогу ничего поделать.

– Может быть, «что-то» нарушилось еще раньше, в июне?

Джин пристально посмотрела на меня. В глазах ее словно отразилось потемневшее небо.

– Июнь – это месяц, который мы провели в Сан-Франциско, Почему вы спросили именно об июне?

– Это – месяц, на котором открыт календарь в кабинете вашего мужа.

В этот момент перед домом остановилась машина, и из-за угла показался мужчина. Видимо, он чувствовал себя очень неудобно в темном мятом костюме. У него было длинное бледное лицо, а над глазами приклеены кусочки папиросной бумаги, как это делают, когда заклеивают ранку или порез.

Он направился прямо к дому. Джин вышла на звонок, я последовал за ней.

– Стэнли Броджест здесь?

– К сожалению, нет, – помедлив, ответила Джип.

– Тогда, может быть, вы – миссис Броджест?

Видно было, как он сделал усилие, чтобы разговаривать вежливо, однако в его тоне явно слышалась агрессивность.

– Да, я – миссис Броджест.

– Когда вы ждете вашего мужа?

– Не знаю.

– Должны же вы знать, хотя бы примерно!

– К сожалению, не знаю.

– Если вы не знаете, тогда кто же знает?

Он был очень раздражен, и я вступил в разговор:

– Броджест уехал из города на уикенд. Кто вы и что вы хотите?

Мужчина ответил не сразу. Он взмахнул в бешенстве рукой и ударил себя по лицу. На лице остался красный отпечаток четырех пальцев.

– Кто я – не ваше дело, – ответил он. – Мне нужны деньги. Лучше бы вам связаться с ним и передать ему это. Вечером я улетаю из этого города и намерен получить деньги.

– О каких деньгах вы говорите?

– Это касается только нас с ним. Дайте ему знать. К вечеру я должен получить тысячу долларов, иначе нас рассудит небо. Передайте ему это.

По глазам его было видно, что он не верит тому, что говорит. Я подумал, что он – старый зубр. На лице его была тюремная бледность, и он явно чувствовал себя неуютно при дневном свете. Он все время держался поближе к стене, словно искал защиты от света.

– У моего мужа нет таких денег.

– У его матери есть.

– Что вы знаете о его матери? – спросила дрожащим голосом Джин.

– Я хорошо знаю, что она не нуждается. Он обещал взять у нее сегодня деньги и до вечера отдать мне.

– Но сейчас еще рано, не правда ли? – заметил я.

– Не так уж рано, к тому же его нет в городе, и вообще…

– Он что-то купил у вас?

– Откуда вы взяли, что я торговец?

Он бросил на меня подозрительный взгляд, и я понял, что этот человек в любой момент может потерять терпение.

– Передайте ему, что я вернусь сюда к вечеру. Если он не заплатит мне, то пусть нас рассудит небо!

– Но к вечеру здесь может никого и не быть, – заметил я. – Почему бы вам не дать мне свой адрес, чтобы он мог связаться с вами?

Он обдумал мое предложение и сказал:

– Вы сможете найти меня в мотеле «Звезда». Это ниже каньона Топанга; ехать по главному шоссе вдоль побережья. Спросите Ала.

Я записал его адрес.

– Телефона нет?

– По телефону вы денег не передадите.

Он одарил нас неким подобием улыбки и ушел. Я проводил его до угла дома и увидел, как он сел в старый черный «фольксваген» и уехал. На машине не было переднего бампера, а номерной знак был такой грязный, что я не смог разобрать ни буквы.

– Вы думаете, он говорит правду? – спросила Джин.

– Сомневаюсь, знакомо ли ему вообще это слово. При испытании на детекторе лжи он наверняка бы провалился.

– Что может быть общего у Стэнли с таким человеком?

– Вы знаете Стэнли лучше меня.

– Мне остается только удивляться.

Мы вошли в дом, и я попросил у Джин разрешения воспользоваться телефоном в кабинете ее мужа. Мне хотелось связаться с владельцем «мерседеса». Справочное бюро Санта-Терезы дало мне номер Армистеда, и я позвонил ему.

Мне ответила женщина, и весьма нетерпеливо:

– Да?

– Могу я поговорить с мистером Армистедом?

– Его здесь нет.

– Где мне найти его?

– Это зависит от того, зачем он вам нужен, – ответила женщина.

– Вы – миссис Армистед?

– Да.

По интонациям ее голоса я понял, что она вот-вот положит трубку.

– Я разыскиваю девушку, крашеную блондинку… Женщина прервала меня, явно заинтересовавшись:

– Это не она провела ночь на яхте в Санта-Терезе?

– Не знаю.

– Тогда что яге вы о ней знаете?

– Что она ездит на зеленом «мерседесе». Похоже, что это машина вашего мужа.

– Это моя машина. И яхта тоже моя, в этом все дело. Она что, разбила «мерседес»?

– Нет.

– Я хочу, чтобы мне его вернули. Где он?

– Я скажу вам, если вы разрешите мне приехать и поговорить с вами.

– Это какое-нибудь вымогательство? Вас Роджер подучил?

В ее голосе я услышал целую россыпь гневных ноток. – Никогда в жизни не видел его.

– Считайте, что вам повезло. Как вас зовут?

– Арчер.

– И чем вы зарабатываете себе на жизнь, мистер Арчер?

– Я – частный детектив.

– Понятно. И о чем же вы хотите поговорить со мной?

– О блондинке. Я не знаю ее имени. А вы знаете?

– Нет. У нее неприятности?

– Видимо, да.

– Сколько ей лет?

– Восемнадцать или девятнадцать.

– Понятно.

Она говорила все более тихим и низким голосом.

– Это Роджер дал ей машину или она украла ее?

– Об этом вам нужно спросить у Роджера. Я пригоню вам машину.

– Откуда вы звоните?

– Из Нордриджа. Но сейчас я еду в Санта-Терезу.

Потом заеду к вам. Может быть, нам придется поговорить.

Последовало короткое молчание. Я спросил миссис Армистед, не положила ли она трубку.

– Я у телефона, но еще не знаю, буду ли разговаривать, с вами. Однако, – добавила она громче, – машина принадлежит мне, и я хочу, чтобы ее вернули. Разумеется, я заплачу вам.

– Мы обсудим этот вопрос, когда увидимся.

Я вывел «мерседес» из гаража и поставил на его место свою машину. Когда я вернулся в дом, Джин опять говорила по телефону со своей свекровью.

Она положила трубку и сказала мне, что Стэнли, Ронни и девушка заезжали на ранчо утром в отсутствие миссис Броджест.

– Садовник дал им ключи от «хижины».

– Что за «хижина»?

– Это домик в горах за ранчо. Там, где пожар.

Глава 5

Еще не доехав до Санта-Терезы, я ощутил запах дыма. Затем увидел пелену дыма, ползущую по склонам горы позади города.

Среди этой пелены мелькали отблески пламени, похожие на вспышки при стрельбе из орудий, находящихся так далеко, что звука не слышно. Иллюзию войны дополнил старый двухмоторный самолет, низко летевший над склоном горы. Самолет надолго исчез в дыму, потом выскочил из него, весь окутанный дымом, словно он сам горел.

Число встречных машин резко возросло, и это задерживало нас. Я хотел было включить приемник, но потом решил не делать этого. Сидящей позади меня женщине и без того хватало оснований для тревожных мыслей, так что не следовало ко всему прочему добавлять ей отчеты радиокорреспондентов о пожаре.

Колонна машин остановилась, так как регулировщик движения пропускал транспорт с боковой дороги. Оттуда двигалось довольно много машин, едущих вниз с холмов. Я заметил несколькогрузовиков, нагруженных мебелью и матрасами, на которых сидели дети и собаки.

Когда патруль разрешил нам ехать, мы свернули на дорогу, ведущую к холмам. Начался постепенный подъем, дорога шла через лимонные рощи в направлении – как сказала Джин – к «каньону миссис Броджест».

Мужчина в форме Службы леса и в желтой каске остановил наш «мерседес» при въезде в каньон. Джин выскочила из машины и представилась ему как невестка миссис Броджест.

– Надеюсь, вы не собираетесь оставаться там, мэм? Нам, возможно, придется эвакуировать весь этот район.

– Вы не видели моего мужа и маленького мальчика? – спросила Джин.

Она описала Ронни: шесть лет, синие глаза, темные волосы, одет в голубой костюмчик.

Тот покачал головой.

– Многие уехали вместе с детьми. И это не такая уж плохая мысль. Если огонь начнет распространяться по одному из каньонов, он вполне может захватить вас.

– Насколько опасно положение? – спросил я.

– Все зависит от ветра. Если ветер будет такой же слабый, мы покончим с пожаром к вечеру. На склонах у нас много техники. Но если ветер усилится…

Он показал жестом, что со всем, что находится в поле нашего зрения, можно будет распроститься.

Мы въехали в каньон через каменные ворота, столбы которых были украшены гербом каньона. По склонам, среди дубов и огромных валунов, были разбросаны новые богатые дома. Мужчины и женщины со шлангами в руках поливали водой дворы, постройки и окружающий кустарник. Дети наблюдали за их работой или сидели спокойно в машинах, готовые к отъезду. Клубы дыма угрожающе громоздились над склонами гор, от дыма в воздухе становилось все темнее.

Ранчо Броджестов находилось за этими домами, ближе к месту пожара. Мы поднялись к нему по дороге, идущей вдоль каньона и принадлежащей округу. Доехав до почтового ящика миссис Броджест, мы свернули на ее собственную асфальтовую дорожку, вьющуюся среди посадок авокадо. Широкие листья на верхушках деревьев пожухли, словно их уже коснулся огонь, темные созревшие плоды свешивались с ветвей наподобие ручных гранат.

Дорожка закончилась круглой площадкой перед большим домом, отделанным простой белой штукатуркой. Внутри глубокого портика, над входом в дом, висели корзины, сплетенные из красноватых прутьев. Из корзин свешивались красные цветы фуксий. Между корзинами была подвешена красная же стеклянная кормушка для колибри, и крошечная птичка, которая и сама казалась подвешенной в воздухе, маленькими глоточками пила из поилки.

Птичка даже не шелохнулась, когда открылась дверь дома и вышла женщина. На ней была белая блузка и черные брюки, подчеркивающие ее изящную талию. Быстро, энергичными шагами, постукивая каблуками сапожек, она прошла через веранду.

– Джин, дорогая!

– Мама!

Они пожали друг другу руки, напомнив мне этим рукопожатием соперников перед началом матча. Седина едва коснулась аккуратно причесанных темных волос миссис Броджест, и вообще она выглядела моложе, чем я ее себе представлял. Ей можно было дать не больше пятидесяти лет.

Только глаза ее выглядели старше. Не отводя взора от Джин, она покачала головой.

– Нет, они так и не появлялись. За это время их вообще никто поблизости не видел. Кто эта блондинка?

– Не знаю.

– У Стэнли с ней какие-то дела?

– Не знаю, мама.

Джин повернулась ко мне.

– Это мистер Арчер.

Миссис Броджест коротко кивнула.

– Джин сказала мне по телефону, что вы в некотором роде детектив. Это правда?

– Да, частный детектив.

Она внимательно осмотрела меня с ног до головы.

– Откровенно говоря, я никогда не ценила частных детективов. Но, при известных обстоятельствах, вы, вероятно, сможете принести пользу. Если верить сообщениям по радио, пожар обошел «хижину» и не затронул ее. Не хотите ли вы подняться туда со мной?

– Да, хочу. После разговора с садовником.

– В этом нет необходимости.

– Насколько мне известно, он дал вашему сыну ключ от «хижины». Он может знать, зачем им понадобилось туда идти.

– Нет, он не знает. Я уже спрашивала Фреда. Мы напрасно теряем время, а я и так уже слишком много его потеряла. Я прождала у телефона все то время, пока вы с Джин ехали сюда.

– Где ваш Фред?

– Вы так настойчивы? Он, наверное, в пристройке.

Мы оставили в тени веранды побледневшую, полную дурных предчувствий Джин. Пристройка находилась в саду, обнесенном оградой, позади ранчо. Вслед за миссис Броджест я вошел в полосатую тень крыши, сделанной из дранки.

– Фред! Мистер Арчер хочет задать тебе несколько вопросов.

Мужчина в грубых рабочих брюках стоял, наклонившись над какой-то рассадой. Он выпрямился и оказался приятным на вид человеком, с живыми зеленоватыми глазами и необычной манерой держать тело в постоянном движении, как боксер, готовый в любой момент уклониться от удара. Его верхнюю губу рассекал посередине синевато-багровый шрам, идущий к носу. Видимо, у него от рождения была заячья губа.

– Ну, что опять? – спросил он.

– Мне бы хотелось знать, что собирался делать Стэнли Броджест. Как вы думаете, зачем ему понадобился ключ от «хижины»?

Фред пожал своими широкими, дергающимися плечами.

– Откуда мне знать? Я не умею читать чужие мысли.

– Но должно же у вас быть какое-нибудь мнение на этот счет.

Он украдкой взглянул на миссис Броджест:

– Можно мне говорить все, что…

– Пожалуйста, говори правду, – резко ответила миссис Броджест.

– Ну, естественно, я подумал, что у нашего цыпленочка на уме какая-то проделка. Зачем бы еще им идти туда?

– Вместе с моим внуком? – заметила миссис Броджест.

– Они хотели оставить его у меня, но я не захотел брать на себя ответственность. Вот то, что вам надо было знать, – заявил он с туповатой мудростью.

– Ты не говорил мне об этом раньше, а тебе следовало бы рассказать мне, Фред.

– Разве я мог сразу все вспомнить?

– Как вел себя мальчик? – спросил я.

– О’кей. Он мало разговаривал.

– Так же, как и вы.

– Что вам от меня нужно? Вы думаете, я что-нибудь сделал мальчику? – заныл он.

Глаза его вдруг наполнились слезами, и они потекли по щекам.

– Никто ничего такого не предполагает.

– Тогда почему вы все придираетесь ко мне и придираетесь? Мальчик был здесь со своим отцом. Отец забрал его с собой. Разве я за это отвечаю?

– Спокойнее.

Миссис Броджест тронула меня за руку.

– Это бесполезно.

Мы ушли, оставив садовника среди растений. Полосатые тени делали его похожим на арестанта.

Навес, под которым стояли машины, был пристроен к порыжевшему сараю позади дома. Ниже сарай, на дне небольшого оврага, густо поросшего дубами и эвкалиптами, видно было пересохшее русло ручья. Между деревьями и вокруг кормушек летали хвостатые голуби и сладкоголосые черные дрозды. Я шел по желтой опавшей коре эвкалиптов.

Видавший виды «кадиллак» и старенький грузовичок-пикап стояли под навесом. Миссис Броджест вывела пикап, я сел рядом с ней, и мы начали выписывать крутые спирали между стволами авокадо. Затем она свернула налево, на дорогу, ведущую в горы. За авокадо последовали старые оливковые деревья, за ними-лужайки и просто кустарник.

Мы приблизились к середине каньона. Запах дыма стал гораздо сильнее. Я подумал, что напрасно мы едем туда наперекор стихии, но не стал говорить об этом приступе малодушия миссис Броджест, которая, очевидно, презирала человеческие слабости.

По мере нашего подъема дорога становилась все хуже. Она стала узкой, нам то и дело встречались валуны. Миссис Броджест яростно крутила баранку, словно управляла взбесившейся машиной. Почему-то я вдруг вспомнил о разговоре с миссис Армистед и спросил миссис Броджест, не знает ли она эту женщину.

Она коротко ответила:

– Я встречалась с ней в клубе на побережье. Почему вы спросили о ней?

– Армистеды связаны с подругой вашего сына, с этой блондинкой.

– Каким образом?

– Она пользовалась их «мерседесом».

– Нет ничего удивительного. Ведь Армистеды – это нувориши с дальнего Юга. Это – не мой круг знакомств.

Как бы продолжая начатый разговор, она стала рассказывать:

– Как вы знаете, мы живем здесь уже давно. Мой дед Фальконер основал свое ранчо в лучшей части прибрежной равнины, со стороны гор. Все у него было высшего сорта, хотя мне достались всего несколько сотен акров.

Пока я думал, как продолжить беседу, она сообщила мне более спокойно:

– Вчера вечером мне позвонил Стэнли и попросил полторы тысячи долларов. На сегодня.

– Зачем?

– Он сказал что-то очень туманное насчет покупки какой-то информации. Вы, наверное, уже знаете, что мой сын немного помешан на уходе из дома своего отца.

Ее голос был сух и вежлив.

– Джин сообщила мне об этом.

– Да? Мне пришло в голову, что эти полторы тысячи могут быть каким-то образом связаны с вами.

– Нет, это не так.

Я вспомнил об Але, бледном человеке в темном костюме, но решил пока умолчать о нем.

– Кто вам платит? – довольно грубо спросила миссис Броджест.

– Сейчас я работаю бесплатно.

– Понятно, – с сомнением сказала она. – А с моей невесткой вы хорошие друзья?

– Я познакомился с ней сегодня утром. У нас общие знакомые.

– Тогда вы, может быть, знаете, что отношения между ней и Стэнли близки к разрыву. Я и раньше считала этот брак непрочным.

– Почему?

– Джин – интеллигентная девушка, но она принадлежит к совершенно другому классу. Не думаю, что она когда-нибудь смогла бы понять моего сына, хотя я и пыталась объяснить ей кое-что о наших семейных традициях.

Оторвав взгляд от дороги, она посмотрела на меня.

– Стэнли на самом деле увлекся этой блондинкой?

– Видимо, да, но, скорее всего, не в том смысле, как вы думаете. Тогда он бы не стал брать с собой вашего внука.

– Не надо придавать этому слишком большого значения. Он взял с собой Ронни, потому что знает, как я люблю мальчика, и потому, что ему нужны деньги. Вспомните, когда он узнал, что меня нет дома, то попытался оставить Ронни с Фредом. Я бы много дала, чтобы узнать о его намерениях.

Глава 6

Она остановила машину у края песчаного обрыва, и мы вышли.

– Отсюда нам придется добираться на своих двоих, – сказала она. – Вообще-то мы обычно ездим туда по окружной дороге Рэтлеснейк-роуд – это та дорога, где сейчас пытаются остановить огонь.

На краю обрыва стоял темно-коричневый деревянный знак – «Тропа Фальконёра». Эта тропа, покрытая густой пылью, была выбита в крутом склоне каньона. Миссис Броджест пошла впереди, поясняя на ходу, что ее отец отдал эту землю Службе леса. Она говорила это, наверное, для того, чтобы подбодрить себя наиболее доступным сейчас способом.

Шагая сзади, я глотал поднятую ею пыль и смотрел на верхушки толстенных сикоморов внизу, в каньоне. Над обрывом в дымной пелене висел солнечный диск. Мы продолжали подъем прямо к нему, и он тускло освещал наш путь. Когда мы добрались до цели, я уже взмок.

Примерно в сотне метров от края склона рядом с рощей стояло старое строение с потрескавшимися и порыжевшими от времени бревнами. Некоторые деревья в роще обуглились и были искалечены: здесь проложил свой путь огонь. Сам домик местами покраснел, будто его обрызгали кровью.

Позади деревьев был совершенно черный выгоревший склон. Этот склон шел к самому гребню, по которому проходила тропа. За гребнем был еще небольшой подъем, где сейчас бушевал огонь. Отсюда казалось, что огонь продвигается по склону горы боком, направляясь наискось вверх. Пламя пожирало заросли карликового вечнозеленого дуба.

Дорога, проходившая по гребню, находилась примерно посредине между нами и основной массой огня. На востоке, у самой подошвы горы, куда подходила дорога, стояла группа зданий, похожих отсюда на коттеджи.

Между ними и огнем ползали взад и вперед бульдозеры, снося кустарник и создавая преграду для огня.

Дорога была забита автоцистернами и прочей техникой. Возле машин в выжидательных позах стояли люди. Чувствовалось, что они считают, что от их правильных и осторожных действий будет зависеть, пойдет ли пламя, подобное незваному божеству, дальше или умрет там, на склоне.

Когда мы приблизились к домику, я разглядел, что часть его стен и крыша были обрызганы с воздуха красной жидкостью, предохраняющей от загорания. Остальная часть стен и ставни на окнах стали серыми от времени.

Дверь была открыта, ключ торчал в замке. Миссис Броджест подходила к дому медленно, словно страшась того, что может увидеть внутри. Но ничего необычного мы не увидели в большой и просторной передней комнате. Зола в каменном камине была холодной-такой холодной она могла быть уже много-много лет. Часть старомодной мебели была обтянута холстом, и все это живо напомнило мне о далеком прошлом.

Миссис Броджест тяжело опустилась в обтянутое холстом кресло, и вокруг нее поднялось облачко пыли. Она откашлялась и заговорила совсем уже другим голосом, в котором я разобрал нотки непритворного стыда:

Боюсь, что я примчалась сюда слишком быстро.

Я вышел на кухню, чтобы принести ей воды. В кухонном шкафчике стояли чашки, но когда я открыл кран над оловянной раковиной, оказалось, что воды нет. Газовая плита тоже была отключена.

Я прошелся по другим комнатам и установил, что в доме были две спальни и пригодный для ночлега чердак. На него вела деревянная лестница. Чердак освещался слуховым окном; там стояли три кровати, покрытые все тем же холстом. Одна из них была помята. Я откинул холст. На лежавшем под ним тяжелом сером одеяле было несколько кровяных пятен, недавних, но и не совсем свежих.

Я спустился в большую комнату. Миссис Броджест заснула, откинувшись на спинку кресла. Ее замкнутое лицо стало спокойным и миролюбивым. Она тихо похрапывала.

Я услышал нарастающий рев низко летящего самолета и выбежал через заднюю дверь. Мне удалось увидеть красную струю, тянущуюся за самолетом и падающую на огонь. Самолет становился все меньше, грохот постепенно затих.

Две лани – самец и самка – вышли на склон русла пересохшего ручья и направились к рощице. Они увидели меня и, грациозно перепрыгнув через лежащий на земле ствол дерева, скрылись в гуще рощи.

Позади домика проходила размытая гравийная дорога, заросшая сорняками. Она вела к той тропе, что проходила по гребню. Я пошел по этой дороге, направляясь к деревьям, и вдруг увидел на ней следы автомобильных шин, идущие от маленького сарайчика. Судя по примятым сорнякам, следы были свежие; они виднелись только с одной стороны дороги.

По этим следам я дошел до сарая. В нем стоял черный «форд» с откидным верхом, очень похожий на машину Стэнли. Верх был опущен. В ящичке для мелочи я нашел регистрационную карточку. Это была машина Стэнли.

Я захлопнул дверцу. Со стороны деревьев раздался шум, похожий на эхо. Возможно, это был треск отломившейся ветки. Я вышел из сарая и направился к рощице. Ближе ко мне находилась обгоревшая сторона. Я не слышал ничего, кроме звука собственных шагов и подобия слабых вздохов, которые ветер приносил из-за деревьев.

Затем до меня донесся отдаленный шум, причину которого я так и не смог определить. Больше всего он напоминал шум крыльев летящей птицы. Потом я почувствовал, как моего лица коснулся поток горячего воздуха, и оглянулся. С поверхности склона поднималась стена пламени и дыма. У самого своего основания огонь был теперь намного ярче, чем прежде, и я заметил, что он стал менять направление. Стена дыма и пламени медленно сползала со склона вниз, справа налево. Пожарники двигались по дороге в ту же сторону, чтобы встретить огонь.

Ветер изменился!

Теперь я уже ясно слышал шум листьев – тот же шум, что разбудил меня сегодня рано утром в Лос-Анджелесе. Но я услышал и звуки шагов человека.

– Стэнли! – окликнул я.

Из-за пятнистого ствола сикомора навстречу мне вышел мужчина в синей куртке и красной каске. Он был плотного сложения и передвигался на вид неуклюже, но легко.

– Кого-нибудь ищете? – спросил он спокойно и неторопливо, но чувствовалось, что самого главного он не говорит.

– Нескольких человек, – ответил я.

– Но здесь только я один.

Это прозвучало уже дружелюбнее.

Лицо его было потным, на ботинках толстым слоем осела пыль. Под его рабочей одеждой просматривались развитые мускулы рук и ног. Он снял шляпу, достал клетчатый носовой платок и вытер им лицо и голову. Его седые волосы были коротко острижены, отчего голова напоминала пушечное ядро, покрытое легким пушком.

Он стоял в тени остова обгоревшего сикомора. Я подошел к нему. Неуловимым, быстрым для такого крупного человека движением он достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул мне.

– Курите?

– Спасибо, не курю.

– Не курите сигарет?

– Нет, я вообще бросил.

– А как насчет сигар?

– Никогда не любил их, – ответил я. – Вы хотите заполнить на меня анкету?

– Можно сказать и так, – широко улыбнулся тот, обнажив несколько золотых зубов. – А как насчет сигарок? Некоторые любят их.

– Я ведь уже ответил вам.

– А те люди, каких вы ищете… Кто-нибудь из них курит сигарки?

– Думаю, что нет. А что?

Тут я вспомнил, что именно сигарку курил Стэнли Броджест.

– Нет, нет, ничего, просто любопытство.

Он бросил взгляд на склон.

– Огонь начал двигаться сюда. Не нравится мне этот ветер. По-моему, он дует со стороны Санта-Анны.

– Рано утром он дул в южном направлении.

– Я это слышал. Вы из Лос-Анджелеса?

Видимо, он узнал от меня все, что хотел, но мне надоело валять дурака.

– Я частный детектив, сейчас работаю для семьи Броджестов.

– Вот оно что! А я-то смотрю и удивляюсь, почему вы вышли из сарая.

– Там машина Стэнли Броджеста.

– Я знаю, – сказал он. – А его самого вы тоже разыскиваете?

– Да.

– Лицензия детектива у вас с собой?

Я показал ему документ.

– Так. Может быть, я смогу вам кое в чем помочь.

Он резко повернулся и пошел между деревьями по следам колес машины. Я последовал за ним. Мы шли по таким сухим листьям, что казалось, будто идем по корнфлексу. Над обгорелыми деревьями и над землей все еще курился дымок.

Мы вышли на полянку. Там, посреди нее, была вырыта яма диаметром около метра. Около нее в кучу земли и камней была воткнула лопата, а рядом лежала кирка. Мне показалось, что конец ее выпачкан в темно-красной краске. Я машинально заглянул в яму.

В глубине ее, лицом кверху, скорчившись, как плод в утробе матери, лежал мужчина. Я узнал его полосатую спортивную рубашку. И, несмотря на землю, набившуюся в его открытый рот и засыпавшую глаза, я был твердо уверен, что это – Стэнли Броджест.

Мужчина спокойно воспринял эту информацию.

– Вы не знаете, что он здесь делал?

– Нет, не знаю. Но я знаю, что эта местность – часть его собственного ранчо. Кроме того, вы еще не объяснили, кто вы и что здесь делаете.

– Я из Службы леса. Меня зовут Джо Кесли. Мне нужно было установить причину возникновения этого пожара, и я думаю, что это мне удалось, – неторопливо добавил он. – Видимо, гореть начало здесь, в этом месте. ЭТО я нашел именно здесь.

Он указал мне на желтый пластиковый маркер, воткнутый в обгоревшую почву метрах в полутора от того места, где мы стояли. Затем он достал маленький алюминиевый футляр для сбора вещественных доказательств и щелчком открыл его. Там лежала обычная, наполовину выкуренная сигарка.

– Броджест курил такие?

– Сегодня утром я видел у него именно сигарку. Возможно, вы найдете в его карманах и пачку из-под них.

– Да, но я не хочу трогать тело до прибытия следователя. А похоже на то, что это стоило бы сделать.

Он кивнул в сторону горящего склона горы. Сейчас пожар напоминал закат солнца, которое опускается совсем близко, за ближайшие деревья. Темные силуэты пожарников и коз казались совсем маленькими и бессильными, несмотря на все цистерны и бульдозеры. В левой части склона огонь перекинулся через дорогу и, сползая вниз, пожирал низкую сухую растительность, подобно едкой кислоте. Дым поднимался высоко над пламенем и широким фронтом тянулся в сторону океана.

Кесли взял лопату и, не переставая разговаривать, стал засыпать яму.

– Не очень-то хорошо хоронить людей дважды, но это все-таки лучше, чем дать телу сгореть. Огонь, наверное, еще вернется сюда.

– Он был закопан, когда вы нашли его?

– Да, закопан. Но тот, кто его закапывал, не слишком много трудился. Я нашел лопату и рядом окровавленную кирку, а затем и свежевыкопанную яму с остатками земли вокруг. Тогда я начал копать. Точно я не знал, что найду, но предчувствовал, что это будет мертвец с дыркой в голове.

Кесли работал быстро. Земля покрыла лицо Стэнли и его полосатую спортивную рубашку. Оглядываясь на меня, Кесли продолжал говорить:

– Вы сказали, что разыскиваете нескольких человек. Кто остальные?

– Мальчик, сын убитого, и некая блондинка.

– Так, понятно. Не смогли бы вы описать мне ее?

– Синие глаза, рост метр шестьдесят семь, вес – пятьдесят два кило, возраст – около восемнадцати лет. Вдова Броджеста может рассказать вам о ней подробнее. Она на ранчо.

– Где ваша машина?

Я сказал ему, что приехал на пикапе вместе с матерью Стэнли, и что сама она сейчас в «хижине». Кесли приостановил работу. Его недоумевающее лицо было покрыто капельками пота.

– Что она там делает?

– Отдыхает.

– Нам придется прервать ее отдых.

Из-за ближайшего леска уже поднималась сплошная стена огня. Порывы горячего воздуха временами налетали на нас подобно горячему дыханию какого-то огромного неведомого зверя.

Мы побежали от него, от этого зверя. Кесли держал в руке лопату, а я – кирку. Пока мы добрались до «хижины», окровавленная кирка изрядно оттянула мне руку. Я постучал в дверь.

Миссис Броджест только что проснулась. Глаза ее еще были сонными, голос – тоже.

– Я немного вздремнула, извините меня, но я видела такой прекрасный сон! Я провела… мы провели свой медовый месяц в этой «хижине». Было самое начало войны, поэтому поехать никуда не удалось. И вот я увидела во сне, что я снова здесь, снова медовый месяц, и со мной не может произойти ничего плохого.

Наконец ее полусонные глаза сфокусировались на моем лице, и по каким-то признакам, которые мне, очевидно, не удалось скрыть, она поняла, что случилась какая-то беда. Потом она заметила Кесли, стоявшего в дверях с лопатой в руке и загораживающего свет. В этот момент он очень напоминал рослого могильщика.

Обычное для лица миссис Броджест выражение – холодное, вежливое и довольно высокомерное – исчезло, и нам открылось ее истинное лицо. Она вскочила так резко, что чуть не потеряла равновесия.

– Мистер Кесли? Это вы, мистер Кесли? Что случилось?

– Мы нашли вашего сына, мэм.

– Где он? Я хочу поговорить с ним!

– Боюсь, что это невозможно, мэм, – ответил Кесли в сильном замешательстве.

– Почему? Он ушел куда-нибудь?

Кесли бросил на меня беспомощный, умоляющий взгляд. Миссис Броджест подошла к нему вплотную.

– Что это у вас за лопата? Это моя лопата.

– Я не знал, мэм.

Она взяла лопату в руки.

– Определенно моя. Я купила ее прошлой весной.

Где вы ее взяли? У садовника?

– Я нашел ее под деревьями. Вон там…

Он указал рукой в сторону рощи.

– Она что, просто валялась?

Кесли открыл и закрыл рот, не издав ни звука. Либо он лишился дара речи, либо боялся сказать ей, что Стэнли мертв. Я подошел к ней и сказал, что ее сына убили, возможно, ударив киркой.

Я вышел за дверь, где оставил кирку, принес ее и показал миссис Броджест.

– Это тоже наша?

Она тупо посмотрела на кирку.

– Да, я уверена, что она тоже моя.

Она проговорила это монотонно и чуть слышно, загем повернулась и выбежала из дома. Спотыкаясь на высоких каблуках, она побежала к горящему лесу.

Кесли выскочил за ней, большой и тяжелый, как медведь. Обхватив ее за талию, он поднял ее и отнес от огня подальше.

Она колотила его ногами, пытаясь вырваться, и кричала высоким пронзительным голосом:

– Пустите меня, пустите! Я хочу к моему сыну! Я хочу к моему мальчику!

– Он в земле, мэм. Туда сейчас нельзя идти, никому нельзя. Его тело не сгорит, оно под землей.

Она извивалась в его руках, била по лицу. Он выпустил ее, и она упала на засохшие рыжие сорняки. Она била кулаками по земле, плакала и кричала, что хочет к сыну.

Я опустился позади нее на колени и уговорил подняться на ноги и пойти с нами вниз. Мы спускались гуськом: Кесли – впереди, миссис Броджест – между нами. Я держался почти вплотную к ней, на случай, если ей придет в голову какая-нибудь дикая мысль, например, кинуться вниз с обрыва. Но она, опустив голову, тихо шла между нами, как пленник между конвоирами.

Глава 7

В одной руке Кесли нес лопату, в другой – окровавленную кирку. Он закинул их в кузов грузовичка и помог миссис Броджест влезть в кабину. Я взялся за руль.

Она молча сидела между нами, глядя прямо перед собой на дорогу. До самого поворота в аллею авокадо она не произнесла ни звука. Теперь она так глубоко вздохнула, словно не дышала всю дорогу от «хижины».

– Где мой внук? – спросила она.

– Мы не знаем, – ответил Кесли.

– Вы хотите сказать, что он тоже умер? Вы это хотите сказать?

– Я хочу сказать, мэм, что никто еще не нашел даже единого волоса с его головы.

– А эта блондинка? Где она?

– Мне бы тоже хотелось это знать.

– Это она убила моего сына?..

– Похоже на то, мэм. Похоже, что она ударила его киркой по голове.

– И закопала?

– Да. Он был похоронен, когда я нашел его.

– Как могла девушка сделать все это?

– Могила неглубокая, мэм. А девушки могут сделать почти все, что и парни, если только захотят.

По мере того, как ее вопросы становились все более настойчивыми, в протяжной речи Кесли стали появляться жалобные нотки. Неожиданно она обратилась ко мне:

– Мистер Арчер, мой внук мертв?

– Нет.

Я старался говорить твердо и убежденно, чтобы развеять ее мрачные предположения.

– Эта девушка похитила его?

– Над этим стоит подумать. Но, возможно, она с ним просто убежала от пожара.

– Вы же знаете, что это неправда.

Это было сказано таким тоном, будто она перешла какую-то жизненную черту, за которой уже не ожидала ничего хорошего.

Я остановил наш грузовичок на дороге за моей машиной. Кесли хотел помочь миссис Броджест выйти из кабины, но она отстранила его. Она казалась постаревшей на много лет.

– Машину можно поставить под навес, – обратилась она ко мне. – Не люблю оставлять ее на солнце.

– Простите, – вмешался Кесли, – но лучше оставить ее здесь. Огонь спускается в каньон и может добраться до вашего дома. Если хотите, я помогу вам вынести и погрузить вещи и поведу одну из машин.

Миссис Броджест медленно обвела взором дом и все, что его окружало.

– За всю мою жизнь в этом каньоне ни разу не было пожара.

– Это ничего не значит. Когда-нибудь он должен был загореться. Кусты наверху – полоса в пять-шесть метров шириной – сухи, как стружка. Такие пожары бывают примерно раз в пятьдесят лет. Конечно, если ветер изменится, то огонь может и не дойти до вашего дома.

– Значит, он изменится.

Из дверей навстречу нам вышла Джин. Она шла медленно, словно догадывалась о том, что мы собираемся ей сообщить. Я сказал ей, что ее муж мертв, а сын исчез. Обе женщины посмотрели друг другу в глаза таким взглядом, точно каждая считала другую источником своих несчастий. Затем они сошлись на пороге и молча обнялись.

Из-за моей спины выступил Кесли и подошел к женщинам, стоявшим в глубине портика. Он притронулся рукой к каске и обратился к Джин:

– Миссис Стэнли Броджест?

– Да.

– Я полагаю, вы можете дать мне описание девушки, которая была с вашим мужем.

– Попытаюсь.

Она отошла от матери Стэнли, которая сразу же скрылась в доме. Джин села на перила под кормушкой. Колибри испугалась ее, тогда она немного отошла и села в кресло, обтянутое холстом. Джин сидела, наклонившись вперед, в неудобной, напряженной позе и повторяла свое описание блондинки со странными голубыми глазами.

– Вы говорите, что ей около восемнадцати лет?

Джин кивнула. Ее реакции были быстрыми, но машинальными, словно она думала о чем-то другом.

– Миссис Броджест, ваш муж был увлечен этой девушкой?

– Видимо, да, – сухо ответила она. – Но я убеждена, что сама она больше заинтересовалась моим сыном.

– В чем это выражалось?

– Не могу вам объяснить, но я это чувствовала.

Кесли изменил характер вопросов с тем, чтобы они меньше задевали Джин.

– Как она была одета?

– Вчера вечером на ней было желтое платье без рукавов, а сегодня утром я ее не видела.

– Я видел, – вмешался я. – Она была все в том же желтом платье без рукавов. Я полагаю, что вы передадите эти данные полиции?

– Да, сэр, конечно. А сейчас я хочу поговорить с садовником. Может быть, он объяснит нам, как его лопата и кирка попали наверх. Как его зовут?

– Фредерик Сноу, – ответила Джин. – Мы зовем его Фред. Но его здесь нет.

– Где он?

– Полчаса или час назад, когда переменился ветер, он уехал вниз по дороге на старом велосипеде Стэнли, Он хотел взять «кадиллак», но я не разрешила.

– У него есть своя машина?

– Наверняка есть какая-нибудь развалина.

– Где она?

Джин пожала плечами.

– Не знаю…

– Где находился Фред все утро?

– Не могу вам сказать. Видимо, большей частью он был где-то здесь.

Лицо Кесли омрачилось.

– Как он относится к вашему сыну?

– Прекрасно.

Видимо, она не сразу поняла смысл заданного вопроса, а когда поняла, глаза ее потемнели. Она покачала головой:

– Фред никогда бы не причинил Ронни вреда, он всегда был очень добр к нему.

– Тогда почему он убрался отсюда?

– Он сказал, что очень беспокоится за свою мать. Но, думается мне, он просто испугался пожара. Он почти плакал.

– Я тоже очень боюсь пожаров, – заметил Кесли. – Именно потому я и занимаюсь этим делом.

– Вы полицейский? – спросила Джин. – Почему вы задаете все эти вопросы?

– Я из Службы леса, которая занимается выяснением причин возникновения пожаров.

Он достал из кармана алюминиевый футлярчик и показал Джин окурок сигарки.

– Эта сигарка похожа на те, что курит… курил ваш муж?

– Похожа. Но неужели вы хотите сказать, что он – виновник возникновения этого пожара? Какой в этом смысл, если он уже умер?

Чувствовалось, что Джин сдерживается из последних сил.

– Смысл в том, что человек, убивший его, мог бросить «это» в сухую траву. Значит, он несет финансовую ответственность за пожар. Моя работа в том и заключается, чтобы установить этот факт. Где живет этот Сноу?

– Он живет с матерью. Думаю, его дом недалеко отсюда. Миссис Сноу часто работала у моей свекрови, и та может точно сказать вам.

Миссис Броджест мы нашли в гостиной. Она стояла у окна, выходившего в сторону бушевавшего пламени. В углу большой комнаты она показалась нам очень маленькой. Когда мы подошли к ней, она даже не шевельнулась.

Она смотрела, как пожар становился все страшнее. Сейчас огонь был в голове каньона. Языки его спускались вниз, подобно лаве из жерла действующего вулкана. Стена пламени и дыма высоко поднималась над верхушками деревьев. От жаркого дыхания пламени моментально обесцветились листья эвкалиптов, стоящих позади дома. Все дрозды, голуби и другие птицы уже улетели.

Мы с Кесли посмотрели друг на друга. Видно, пришло время уезжать и нам. Я дал ему понять, что разговор должен начать он, поскольку здесь – его территория, да и дело относилось к его обязанностям.

Он обратился к неподвижной спине миссис Броджест:

– Миссис Броджест, не думаете ли вы, что нам следует уехать отсюда?

– Уезжайте, – ответила она. – Пожалуйста, уезжайте. А я останусь здесь.

– Вам нельзя здесь оставаться. Огонь действительно движется прямо сюда.

Она повернулась к Кесли. Лицо ее осунулось, оно стало совсем старым и от этого странным.

– Нечего указывать мне, что можно, а что нельзя! Я родилась в этом доме, я больше нигде не жила! Если бы дом можно было перевезти, я бы переехала с ним.

– Вы шутите, мэм?

– Я шучу?!

– Не хотите же вы сгореть?

– Мне кажется, что я почти полюбила этот пожар. Мне холодно, мистер Кесли.

Тон ее голоса был трагическим, но я уловил в нем признаки истерии или кое-чего похуже. Это упорство могло означать, что разум не выдержал удара и что она близка к умопомешательству.

Кесли мельком осмотрел комнату. Она была полна викторианской мебели, на стенах висели темные викторианские портреты, стояло несколько застекленных стеллажей с чучелами птиц.

– Не хотите ли вы спасти кое-что из вещей, мэм? Ваше серебро, коллекцию птиц, картины и всякие памятные вещи?

В ответ она лишь безнадежно махнула рукой, словно все это она давно уже потеряла. Кесли тщетно пытался спасти осколки разбитой жизни.

Тогда в разговор вступил я:

– Нам нужна ваша помощь, миссис Броджест.

С легким удивлением она посмотрела на меня.

– Моя помощь?

– Ваш внук пропал, а сейчас не самое лучшее время и не лучшее место…

– Это еще одно обвинение?

– Абсурд, ерунда!

– Это я говорю ерунду?

Я оставил без внимания вопрос убитой горем женщины.

– Садовник может знать, где он. Вы ведь знакомы в его матерью?

Помедлив, юна ответила:

– Эдна Сноу часто работала у меня прислугой. Вы серьезно думаете, что Фред…

Она замолчала, будто не хотела вслух высказать свой вопрос.

– Вы бы очень помогли нам, если бы поехали и поговорили с Фредом и его матерью.

– Хорошо, я еду.

Наш выезд был похож на выезд траурного кортежа. Миссис Броджест вела свой «кадиллак», за ней в зеленом «мерседесе» следовали мы с Джин, а процессию замыкал Кесли на пикапе.

У почтового ящика я оглянулся. Вниз в глубину каньона летели искры, горящие ветки и листья. Они садились на деревья, стоящие возле дома, подобно ярким экзотическим птицам вместо тех птиц, которые улетели.

Глава 8

Жилой район каньона уже почти весь эвакуировался. Лишь несколько человек с полными отчаяния лицами бегали со шлангами в руках по крышам своих домов.

У въезда в каньон пересекались две дороги; миссис Броджест повернула направо. Окружающая обстановка резко изменилась. Черные и желтокожие мальчики стояли вдоль улицы и наблюдали за нами с таким видом, словно мимо них проезжали высокопоставленные иностранцы.

Миссис Сноу жила в старом оштукатуренном коттедже на улице, сплошь застроенной точно такими же коттеджами. Цветущие джакаранды очень украшали улицу. Мы с Кесли и миссис Броджест пошли к дверям коттеджа; Джин осталась в машине, заявив: «За себя я не ручаюсь».

Мать Фреда оказалась подвижной седой женщиной, одетой в черное, будто специально для этого случая. Темные глаза за стеклами пенсне выдавали ее тревогу.

– Миссис Броджест! Каким ветром?

По ее голосу можно было понять, что это ее вовсе не интересовало.

– Как приятно вас видеть! Не хотите ли войти?

Дверь открывалась прямо в убогую комнату, и мы вошли туда. Миссис Броджест представила Кесли и меня. Однако миссис Сноу старательно избегала обращать к нам взгляд своих испуганных глаз. Она имела дело только с миссис Броджест.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь, миссис Броджест? Чашку хорошего чая?

– Нет, спасибо. Где Фред?

– Должен быть у себя в комнате. Бедный мальчик не совсем здоров.

– Он не мальчик, – заметила миссис Броджест.

Но его мать возразила:

– Нет, эмоционально он совсем ребенок. Доктор сказал, что эмоционально он недоразвит.

Она бросила быстрый взгляд на меня и Кесли, как бы желая убедиться, слышали ли мы ее слова. Я почувствовал, что начинается психическая атака.

– Попросите его выйти сюда, – сказала миссис Брод» жест.

– Но он сейчас не может ни с кем разговаривать. Он ужасно расстроен.

– Чем?

– Этим пожаром. Он всегда боялся огня.

Она снова взглянула на меня и Кесли.

– А вы, джентльмены, из полиции?

– Более или менее, – ответил я. – Я детектив, а мистер Кесли расследует дела, связанные с пожарами. Он из Службы леса.

– Понимаю.

Ее маленькое тело, казалось, стало еще меньше, но при этом как бы уплотнилось.

– Не знаю, какие неприятности у Фредерика, но могу вас заверить, что он ни в чем не виноват.

– А что у него за неприятности? – спросил Кесли.

– Полагаю, что вы это знаете, иначе не пришли бы сюда. А я не знаю.

– Тогда откуда же вам известно, что у него неприятности?

– Я знаю его уже тридцать пять лет.

Она погрузилась в себя, словно просматривала мысленно каждый из этих тридцати пяти лет и каждую неприятность своего сына.

Миссис Броджест встала.

– Мы напрасно теряем время. Если вы не можете пригласить его сюда, то мы пойдем к нему и поговорим с ним. Я хочу знать, где мой внук.

– Ваш внук?

Маленькая женщина перепугалась.

– Что-нибудь случилось с Рональдом?

– Он пропал. А Стэнли убит. Его закопали моей лопатой.

Миссис Сноу прижала пальцы к губам. Золотое обручальное кольцо глубоко врезалось ей в палец и напоминало шрам.

– Закопали в саду?

– Нет, наверху, в горах.

– И вы думаете, что это сделал Фредерик?

– Я не знаю.

– Мы надеемся, что ваш сын может помочь нам, – сказал я.

Ее лицо неожиданно засияло, словно осветилось изнутри лампочкой, готовой вот-вот перегореть.

– А почему бы мне не расспросить его? Меня он не боится, и я смогла бы узнать от него больше, чем вы.

Элизабет Броджест покачала головой и направилась к двери, ведущей внутрь дома. В тот же момент Эдна Сноу вскочила с кресла и остановила ее у самой двери. Быстро говоря, она повела ее обратно к креслу.

– Пожалуйста, не ходите к нему в комнату. Там не убрано, а Фредерик немного не в себе. Он в плохом состоянии.

– Как и Стэнли, – сказала миссис Броджест. – Как и все мы.

Потом она пошатнулась и потеряла равновесие. Рот ее приоткрылся с одной стороны в какой-то полуусмешке, словно она собиралась поведать нам некий секрет. Сноу, передвигаясь с быстротой ртутного шарика, уже успела оказаться с другой стороны, подхватила ее под руку и помогла сесть в кресло-качалку.

– Вам нехорошо, – проговорила она. – Это и неудивительно, если все это произошло на самом деле. Я принесу вам стакан воды. Или, может быть, вы предпочтете чашечку чая?

Она говорила заботливым тоном, но я уже понял, что она – большой мастер проволочек. Она промурыжила бы нас здесь целую неделю, если бы мы согласились играть с нею в эту игру.

Я заглянул в кухню и позвал ее сына. Последовал приглушенный ответ из-за дальней двери, выходящей в кухню. Я постучал, открыл эту дверь и заглянул в комнату. Там стоял сладковатый запах чего-то гниющего. Первое, что я увидел, – это узкие лучи солнца, пробивавшиеся из щелей маркизы, висевшей на окне. Они протыкали комнату подобно шпагам фокусника, пронзающего корзину, чтобы показать зрителям, что его партнер исчез. Садовник тоже, как бы желая исчезнуть, сидел на кровати, плотно прижавшись к ее металлической спинке и поджав под себя ноги.

– Простите за беспокойство, Фред.

– Ничего, ничего.

В его голосе слышалась безнадежность.

Я сел в ногах кровати, лицом к нему.

– Это вы принесли лопату и кирку туда, наверх?

– Наверх?

– К «хижине». Не вы приносили их туда, Фред?

Он подумал, потом ответил:

– Нет, не я.

– Вы не знаете, кто их туда принес?

Он отвел от меня взгляд и ответил:

– Нет.

Фред был плохим лжецом.

Неслышно, как тень, появился Кесли. Его лицо было полно ожидания.

– Этой киркой и лопатой сегодня утром убили и закопали Стэнли Броджеста. Если вы знаете, кто брал их, то, возможно, вы знаете и убийцу.

Он так старательно замотал головой, что лицо его превратилось в пятно.

– Стэнли сам взял их, когда приходил за ключом. Он положил их в багажник своей машины.

– Это правда, Фред?

– Истинный крест!

Он перекрестился.

– Почему вы раньше не сказали об этой лопате и кирке?

– Он просил меня никому не говорить.

– Стэнли сказал вам это?

– Да, сэр.

Подтверждая свои слова, он опять кивнул.

– Он дал мне доллар, и я пообещал ему, что никому не скажу.

– Он объяснил, почему?

– Потому что он не должен был брать их. Его мать не любит, когда берут ее садовый инструмент, а он боялся ее.

– Он объяснил, зачем ему понадобился инструмент?

– Сказал, что ему придется копать.

– Вы поверили ему?

– Да, сэр.

– И после этого он уехал наверх на своей машине?

– Да, сэр.

– Вместе с блондинкой и своим сыном?

– Да, сэр.

– Девушка о чем-нибудь разговаривала с вами?

– Нет, сэр. На этот раз нет.

– Что вы имеете в виду под словами «на этот раз»? Она разговаривала с вами в другой раз?

– Нет, сэр. Она никогда не разговаривала со мной.

Он опять отвел взгляд в сторону. Он всматривался в солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели в маркизе, как будто они подтверждали ему, что реальный внешний мир существует.

– Когда вы видели ее еще раз, Фред?

Но он хранил молчание. В этот момент живыми оставались только его глаза. Вдруг из-за спины Кесли показалась матушка Фреда.

– Вы не имели права входить сюда, – заявила она. – Это нарушение его личных прав. Кроме того, все, что он вам сказал, не может быть использовано против него. А вдобавок ко всему, он не в своем уме, что может подтвердить доктор в любое время.

– Вы предполагаете, что он совершил какой-нибудь противозаконный поступок, миссис Сноу? – спросил я.

– А вы хотите сказать, что нет?

– Насколько мне известно, нет. Выйдите отсюда, пожалуйста, и разрешите мне закончить с ним разговор. Он – очень важный свидетель.

Глава 9

Она печально и с сомнением посмотрела на сына, тот ответил ей таким же взглядом. Все же она вышла В кухню, и вскоре я услышал шум воды, льющейся в кастрюлю, потом зашипел зажженный газ.

– Значит, девушка вернулась обратно, Фред?

Он кивнул.

– Когда?

– Около полудня, чуть позже. Я как раз приступал к ленчу.

– Что она сказала?

– Сказала, что Ронни проголодался. Я дал ему половину своего сандвича с арахисовым маслом. Вторую половину я отдал ей.

– Она упоминала про Стэнли Броджеста?

– Нет. Я не спрашивал ее. Но она была испугана.

– Она говорила об этом?

– Об этом и не надо было говорить. Я видел это. Мальчик тоже был испуган.

– Что произошло потом?

– Ничего. Она пошла к выходу из каньона.

– Пешком?

– Да.

И опять он отвел от меня глаза.

– Вы будете утверждать, что она не взяла вашу машину?

Он опустил голову еще ниже. Сейчас он сидел точно йог.

– Вы правы. Она взяла мою машину. Они уехали на машине.

– Почему вы не сказали об этом раньше?

– Я совсем забыл про это. Я удобрял почву… ну, и у меня… много всего было в голове.

– Оставьте это, Фред. Мальчика увезли, а его отца убили.

– Я не убивал его!

– Могу вам поверить. Но ведь кто-то убил его.

Фред поднял голову и посмотрел на Кесли, стоявшего у порога. Потом стал прислушиваться к звукам, доносившимся из кухни, где его мать занималась хозяйственными делами. Он слушал очень внимательно, словно этот шум мог подсказать ему, что надо говорить, а о чем – умолчать.

– Забудьте о своей матери, Фред. Все останется между нами.

– Тогда закройте дверь. Я не хочу, чтобы она слышала, и он тоже.

Кесли вышел и закрыл за собой дверь.

– Значит, вы разрешили ей взять вашу машину? – спросил я Фреда.

– Да, она сказала, что мистер Броджест просил ее взять машину.

– Но ведь было и что-то еще? Или нет, Фред?

Лицо его залила краска стыда.

– Не говорите ей.

Он махнул рукой в сторону кухни.

– Не говорить ей про что?

– Она разрешила мне прикоснуться кней.

Он всем телом содрогнулся от воспоминаний, а, может быть, и фантазии. На его изуродованных губах появилась улыбка, но глаза, как и прежде, оставались грустными.

– Дело в том, что она похожа на девушку, которую я когда-то знал.

– И вы разрешили ей взять машину?

– Она обещала вернуть ее. Но, – добавил он с огорчением, – до сих пор еще не вернула.

– Она говорила, куда поедет?

– Нет.

Он чуть помолчал, будто прислушиваясь к каким-то звукам.

– Я видел, как она поехала к выезду из каньона.

– А мальчик был с ней?

– Да, сэр. Она заставила его поехать.

– А он не хотел ехать?

– Нет…

Фред так отчаянно затряс головой, словно сам был этим мальчиком.

– Но она заставила его.

– Каким образом?

– Сказала, что его заберут привидения. Потом подняла его, посадила на сиденье и уехала с ним.

– Какая у вас машина?

– «Шевроле-седан», 1953 года. Она еще хорошо работает.

Я достал блокнот и авторучку.

– Какого она цвета?

– Наполовину старого цвета – синего, а наполовину выкрашена в красный. Я начал ее красить, но был очень занят и не успел закончить.

– Номер?

– Вы лучше спросите у мамы. Она хранит все записи. Только не говорите ей…

Он показал на свой рот.

Я вышел в кухню. Эдна Сноу стояла возле газовой плиты и наливала кипяток в заварной чайник. От пара ее очки запотели, и, обернувшись на звук моих шагов, она не сразу разглядела меня.

– Девушка взяла машину вашего сына.

Она стукнула чайником по плите.

– Я так и знала, что он сделает какую-нибудь глупость.

– Не в этом дело, миссис Сноу. Если вы дадите мне номер этой машины, я избавлю вас от дальнейших хлопот.

– Что же теперь будет с Фредериком?

– Ничего. Так вы можете дать мне номер?

Она открыла кухонный шкаф, нашла там старую записную книжку в ледериновом переплете и прочитала вслух:

– ИКТ 447.

Я записал номер, затем пошел в комнату и сообщил Кесли то, что узнал. Миссис Броджест по-прежнему сидела в кресле-качалке. На лице ее был яркий румянец, глаза были полузакрыты.

– Она выпила что-нибудь? – спросил я Кесли.

– При мне – ничего.

Миссис Броджест пошевелилась и попыталась встать, но снова упала в кресло, которое затрещало под тяжестью ее тела.

В дверях кухни показалась миссис Сноу. Она шла, держа поднос, на котором стоял коричневый заварной чайник, молочник, сахарница и чашка с блюдцем из китайского фарфора. Последние были такими тонкими, что, казалось, истончились от времени. Она поставила поднос на столик возле кресла-качалки и налила в чашку чай. Сквозь тонкие стенки чашки было видно, как поднимался уровень темной жидкости.

– Глоток чая – это хорошо в любом случае, – заговорила она с наигранной бодростью. – Он прочистит вам голову, да и просто освежит. Я только не знаю, как вы любите: с сахаром или с молоком?

– Вы очень добры, – проговорила миссис Броджест глухим голосом.

Она потянулась к чашке, но рука ее совершила какое-то неверное движение, и вся посуда с подноса упала на пол. Эдна Сноу опустилась на колени перед черепками разбитой чашки и стала собирать их с жалкой осторожностью, словно чашка эта была чуть ли не предметом религиозного культа. Потом она бросилась в кухню, принесла тряпку и вытерла пролитый чай с довольно потертого ковра.

В это время Кесли придерживал за плечи миссис Броджест, боясь, что та упадет на пол.

– Как фамилия ее врача? – спросил я Эдну Сноу.

– Доктор Джером. Вы хотите, чтобы я позвонила ему?

– Да, конечно.

– Как ему объяснить, в чем дело?

– Не знаю. Вероятно, это сердечный приступ. Лучше сначала позвонить в «скорую помощь».

Секунду Эдна Сноу стояла неподвижно, словно лишившись всей своей энергии, затем вышла на кухню, и я услышал, как она набирает, номер.

Меня начало одолевать нетерпение. Главное – это пропавший мальчик, а теперь он уже где-то далеко. Я дал Кесли номер машины Фреда и попросил сообщить его во все нужные инстанции. Он позвонил в полицию.

Тем временем я вышел на улицу. Джин расхаживала взад и вперед по разбитому тротуару. Короткая юбка и длинные ноги делали ее похожей на арлекина или грустного клоуна, наблюдающего за жизнью бедной улицы.

– Что там еще стряслось? – спросила она.

Я передал ей рассказ Фреда и сказал, что ее свекровь заболела.

– Она никогда в жизни не болела.

– Ну, а сейчас она больна. Мы вызвали «скорую помощь».

Пока я говорил, издали послышался вой сирены.

– Что же мне теперь делать? – спросила Джин, будто «скорая помощь» ехала к ней.

– Ехать в больницу вместе со свекровью.

– А вы куда поедете?

– Еще не знаю.

– Лучше бы мне поехать с вами…

Я так и не понял, что она хотела этим сказать, как, впрочем, и она сама. Я дал ей свою визитную карточку.

– Нам нужно будет держать связь. Дайте, пожалуйста, знать моей службе информации, где вы будете находиться.

Она так посмотрела на мою карточку, словно та была на незнакомом ей языке.

– Вы меня бросаете, да?

– Нет, не бросаю.

– Вам нужны деньги?

– С этим можно подождать.

– Тогда чего же вы хотите?

– Ничего.

Джин недоверчиво посмотрела на меня: ведь люди всегда чего-нибудь да хотят.

Из-за угла показалась «скорая помощь». Машина остановилась возле дома, и ее сирена издала последний, почти звериный вой.

– Это дом Сноу? – спросил шофер.

Я подтвердил это. Он вместе с напарником вошел в дом, и вскоре они вынесли на носилках Элизабет Броджест.

Когда они задвигали носилки в машину, она попыталась сесть.

– Кто меня толкнул? – спросила она.

– Никто, милая, – ответил шофер. – Сейчас мы дадим вам кислородную подушку, и вы сразу же воспрянете духом.

Не глядя на меня, Джин сказала:

– Я поеду за ними на ее машине. Не могу позволить, чтобы она ехала в больницу одна.

Я решил, что сейчас самое время пригнать зеленый «мерседес» миссис Лрмистед. Кесли объяснил мне, что ее дом находится на ближайшем к городу холме. Над этой частью города уже стоял дым, заволокший большую часть неба.

Кесли повернулся ко мне и долго смотрел на меня. Мешки под его глазами еще больше сморщились.

– Будьте осторожны, когда поедете туда. Огонь подобрался туда очень близко.

Я обещал быть осторожным.

– Может быть, подвезти вас куда-нибудь?

– Нет, спасибо, Я поеду в центр на «пикапе». Но сперва мне хотелось бы еще немного пощупать Фреда.

– Вы не верите ему?

– Не в этом дело. Просто я не верю, что можно выудить все факты с первого захода.

Он направился в дом.

На пороге, обрамленная дверным проемом, стояла Эдна Сноу, словно древняя девственница-весталка, охраняющая вход в храм.

Глава 10

По пути на Кресчент-драйв я включил радио. Приемник был настроен на местную станцию, которая передавала репортажи с места пожара. Рэтлснековский пожар, как назвал его репортер, угрожал северо-восточной части города. Сотни жителей были уже эвакуированы. Вылетели пожарники-парашютисты, в пути была дополнительная техника. Но если не прекратится ветер, пожар может выжечь весь город на своем пути к океану.

Дом Армистедов, как и дом миссис Броджест, находился на угрожаемой территории. Я въехал во двор и остановился позади черного «Континенталя». Пожар был уже так близко, что, выключив двигатель, я ощутил его горячее дыхание. Асфальтовую поверхность двора покрывал тонкий слой налетевшего пепла. Казалось, будто выпал серый снег. Откуда-то сзади доносился шум бегущей воды.

Одноэтажный белый дом стоял подобно классическому храму недалеко от небольшой рощицы кипарисов. Дом был настолько пропорционален, что я смог оценить его величину, лишь поскольку довольно долго обходил его, направляясь на шум воды. Я прошел мимо пятидесятиметрового плавательного бассейна, на дне которого лежала шубка из голубой норки.

Загорелая женщина с коротко подстриженными волосами поливала из шланга кипарисы. За ними в пересохшем кустарнике темноволосый мужчина в комбинезоне копал канаву, отбиваясь от прилетавших искр.

Женщина говорила с огнем, словно с сумасшедшим человеком или бродячей собакой:

– Пошел прочь, грязный подонок!

Она почти с радостью обернулась ко мне, когда я окликнул ее:

– Миссис Армистед?

Когда она повернулась, я увидел, – что седина ее явно преждевременна. Загорелое лицо было теплого коричневого оттенка, немного контрастировавшего с холодными зеленоватыми глазами. На ней был элегантный брючный костюм.

– Кто вы? – спросила она.

– Арчер. Я пригнал ваш «мерседес».

– Хорошо. Я пошлю чек, при условии, что машина в порядке.

– Она в порядке, я пришлю вам счет.

– В таком случае, вы могли бы еще и помочь нам здесь.

Она указала рукой на лопату, валявшуюся у ствола кипариса.

– Помогите Карлосу выкопать эту канаву.

Это было довольно нелепо, так как я был не в рабочей одежде. Тем не менее я скинул пиджак, поднял лопату и пошел между деревьями на помощь Карлосу.

Мексиканец средних лет воспринял мое появление как вполне естественный факт. Я начал работать позади него, углубляя и расширяя выкопанную им канаву. Почти наверняка это была бесполезная работа – мелкая царапина на поверхности земли у подошвы холма, заросшего карликовым дубом. Теперь я уже отчетливо слышал дыхание пожара на другой стороне холма. Кипарисы яростно шелестели от порывов налетавшего ветра.

– Где мистер Армистед? – спросил я Карлоса.

– Думаю, что на яхте.

– А где она находится?

– В море, – ответил он, кивнув в сторону океана.

Махнув несколько раз лопатой, он добавил:

– Ее зовут «Ариадна».

Он произнес это имя медленно, в голосе его звучало уважение.

– Кого, девушку?

– Яхту, – сказал он. – Мистер Армистед назвал ее греческим именем, потому что его жена сходит с ума по всему греческому.

– Да она и сама немного похожа на гречанку.

– Мне тоже так кажется, – согласился он, улыбнувшись какой-то мятой улыбкой.

Звуки пожара становились все громче, и выражение его лица изменилось. Мы покопали еще немного. Физический труд, наконец, отразился на мне, загудели плечи и ладони рук. Рубашка прилипла к телу.

– Мистер Армистед один на яхте?

– Нет, он берет с собой парня. Называет его «мой экипаж», но я никогда не видел, чтобы тот делал на борту хотя бы какую-нибудь работу. Парень из этих длинноволосых, как там они себя называют.

Карлос поднял испачканную руку и пригладил воображаемые кудри.

– Разве мистер Армистед не любит девушек?

– Нет, девушек он любит, – ответил Карлос и задумчиво добавил: – Прошлой ночью на борту была девушка.

– Блондинка?

– Да.

– Ты видел ее?

– Видел мой приятель Педро вчера утром, когда выходил из порта на ловлю. Педро – рыбак, он поднимается еще до рассвета. Девушка лезла вверх по мачте и вопила, что собирается прыгнуть в воду. Парень уговаривал ее спуститься вниз.

– А что сделал Педро?

Карлос пожал плечами.

– У Педро дети, которых надо кормить. У него нет времени стоять и валять дурака с сумасшедшими девчонками.

С новым приливом усердия Карлос взялся за работу, словно копал себе нору, убежище от этого враждебного мира. Я тоже продолжал копать, двигаясь вслед за ним. Но было ясно, что мы напрасно тратим время.

На вершине холма показалось пламя. Оно выросло там подобно гигантскому бриллианту и продолжало расти и расти до тех пор, пока не закрыло собою всего неба. Сидевший на холме сторожевой перепел полетел вниз, издавая тревожные крики.

Карлос взглянул на огонь и перекрестился. Затем повернулся к пламени спиной и, сделав мне знак рукой, пошел между деревьями прочь от своей канавы.

Один кипарис начал дымиться. Миссис Армистед не смогла дотянуться шлангом до этого места и попросила Карлоса полить водой деревья.

Он покачал головой.

– Ничего хорошего из этого не выйдет. Деревья все равно сгорят, а может, и весь дом.

Пламя спускалось вниз, набирая скорость и становясь все шире. Деревья вспыхнули. За несколько секунд до этого с верхушек кипарисов слетела стая перепелов и стала подниматься над домом. За ними следовала темная лавина дыма. Миссис Армистед продолжала поливать деревья из своего игрушечного шланга. Карлос прошел мимо нее к вентилю и закрыл его. Она продолжала стоять, глядя на огонь. Из наконечника шланга капала вода.

Шум стоял, как во время шторма. Деревья горели ярко, подобно ряду гигантских торшеров.

Я взял миссис Армистед за руку и повел прочь. Она машинально, вяло сопротивлялась, как всегда поступают женщины, не желающие идти именно сюда. Она несла в руке шланг, пока хватило его длины, а потом бросила в траву.

Карлос ждал нас возле бассейна, вокруг него падали искры и горящие ветки, которые, шипя, погружались в воду.

– Нам лучше уехать отсюда, – сказал он. – Если пламя перепрыгнет через дорогу, то мы будем отрезаны. Хотите, я достану ваше меховое пальто?

– Оставьте его в бассейне, – ответила она. – Здесь слишком жарко для норки.

Я не очень-то люблю иметь дело с женщинами, но эта начинала мне нравиться. Я отдал Карлосу ключ от «мерседеса», а сам вместе с ней направился к «линкольну-континенталь».

– Вы можете ехать, если хотите, – сказала она ему, – а я побуду немного здесь.

Лицо ее исказила гримаса, выдавшая боль. Когда мы, вслед за «мерседесом», выехали на шоссе, она, как бы объясняя свои переживания, рассказала:

– Я любила этих перепелов. Я кормила их и ждала их прилета каждый год с тех пор, как мы построили здесь дом. В конце концов они стали чувствовать себя в полной безопасности. Этой весной они прямо во дворе вывели птенцов.

– Перепела вернутся.

– Может быть, может быть. Только будет удивительно, если и я вернусь.

Мы подъехали к дорожной развязке. Отсюда был виден весь город. Карлос съехал на обочину и остановил машину. Я сделал то же самое. Над городом висел дым; он окрасил мир цветом сепии, и тот стал похожим на старую фотографию. Мы вышли из машин и поглядели на дом. Огонь был уже возле него, подходил к нему все ближе, охватывал его, словно пальцами гигантской руки. Вот из окон повалил дым, а затем он весь вспыхнул. Мы сели в машины и поехали к подножию холма. За этот день я уже вторично эвакуировался, и если бы для этого не было причин, то вполне мог бы считать себя параноиком. Люди, в дела которых я впутался, могли позволить себе жить за городом, прямо среди природы.

Говорят, нет худа без добра, вот и пожар этот вызвал откровенность между людьми.

Я спросил миссис Армистед, давно ли она поселилась в этом доме.

– Всего четыре года назад. Мы с Роджером приехали сюда из Ньюпорта и построили этот дом. Это – часть наших усилий сохранить брак. Немного похоже на рождение ребенка в подобных обстоятельствах.

– У вас есть дети?

– У нас есть только мы, – ответила она с недоброй усмешкой и добавила: – Мне хотелось бы иметь дочь. Особенно теперь, когда у мужа появилась какая-то девушка.

– Блондинка?

Неожиданно она с раздраженным видом обернулась ко мне:

– Что вы еще знаете об этой девушке?

– Очень мало. Я лишь один раз видел ее, да и то издали.

– Я вообще никогда не видела ее, – сказала миссис Армистед. – О теперешней молодежи очень трудно судить.

– Так было всегда.

Она внимательно посмотрела мне в лицо.

– Вы говорили, что вы детектив. Так что же наделала эта девушка?

– Это я и пытаюсь выяснить.

– Но вы ведь разыскиваете ее; наверное, не без причины. Она, вероятно, не только взяла наш «мерседес», но и натворила что-то похуже. Так что же?

– Спросите об этом Роджера.

– Именно это я и собираюсь сделать. Но вы-то можете мне объяснить, почему она вас так заинтересовала?

– Она сбежала с шестилетним мальчиком. Это может быть расценено как похищение ребенка.

Я рассказал ей все остальное.

– Зачем же она это сделала?

Когда я не нашелся, что ответить, она задала вопрос иначе:

– Не была ли она под воздействием наркотика?

– Может быть.

– Думаю, что так и было.

В ее голосе прозвучал оттенок горького удовлетворения:

– Прошлую ночь она закончила глубоким «провалом» в буквальном смысле этого слова. Под утро она прыгнула с мачты в воду. Джерри пришлось прыгать за ней и вытаскивать из воды.

– Кто этот Джерри?

– Парень, который живет на яхте. Роджер называет его «мой экипаж», но это для красного словца.

– Как его фамилия?

– Килпатрик.

Я вспомнил о книге, лежащей в моем кармане, с надписью «Джерри Килпатрик», сделанной карандашом на форзаце.

– Вы знаете, кто он такой?

– Он – сын Брайана Килпатрика, городского торговца недвижимостью. В свое время мистер Килпатрик продал нам часть тех владений, там, наверху.

– Отсюда ваш муж и знает Килпатрика?

– Думаю, что да. Можете спросить об этом у самого Роджера.

– Когда мы увидимся с Роджером?

– Очень скоро, если он дома.

Мы проезжали через центр города. Главная улица была забита транспортом, на тротуарах – полно народа. Странно было видеть этих людей, занятых своими делами, не думающих о пожаре, бушующем на окраине города. Может быть, они двигались лишь немного быстрее обычного, словно ускорился сам темп жизни в ожидании скорого конца ее.

Следуя за «мерседесом» Карлоса, я свернул на Маритайм-драйв, которая вывела нас на побережье океана к бесконечному ряду приморских домов, плавно изгибающемуся вдоль линии, очерчивающей гавань. Карлос заехал на большую автостоянку, а я остановился позади «мерседеса».

– Я все время помню, что должна заплатить вам, – сказала миссис Армистед. – Сколько я вам должна?

– Сотни будет достаточно.

Она достала золотой зажим для бумажных денег и чеков, который был сделан в виде доллара, и положила мне на колени чек на сто долларов. Потом сверху положила еще пятидесятидолларовую бумажку.

– Это на чай, – сказала она.

Я взял их, поскольку нуждался в деньгах для расходов, но такое обращение произвело на меня неприятное впечатление, как и на любого человека, не лишенного чувства собственного достоинства. Я невольно почувствовал симпатию к Роджеру, еще не увидев его.

Дом Армистедов был выстроен из серого плавника. Мы вошли в него с тыльной стороны по открытой лестнице, ведущей на второй этаж прямо в главную комнату, отделанную латунью. Она была и обставлена на морской лад, с барометром на стене и капитанскими креслами.

Через открытое окно я увидел сравнительно молодого мужчину, сидящего на балконе. На нем были спортивная одежда и морская фуражка. Он сидел и спокойно наблюдал за публикой на пляже, похожий на зрителя, смотрящего спектакль в театре.

– Хелло, Роджер!

Голос женщины звучал теперь совсем иначе. Он стал мягким, почти музыкальным, словно она постоянно прислушивалась к нему и внимательно следила за его тембром.

Мужчина встал, снял фуражку и вошел в комнату, На лице его не было ни удивления, ни радости.

– Я не ожидал увидеть тебя здесь, Фрэн.

– Дом на Кресчент-драйв только что сгорел дотла.

Лицо его вытянулось.

– Вместе со всей моей одеждой?

– Ты же можешь купить себе еще больше, – сказала она вроде бы серьезно, но с долей насмешки, будто предоставляя мужу выбрать характер разговора.

После небольшой паузы он сказал:

– Мне очень жаль дом. Он ведь так нравился тебе, не правда ли?

– Я любила его так же, как и ты.

– Ты собираешься снова строиться?

– Не знаю, Роджер. А ты как думаешь?

Он пожал своими массивными плечами, как бы сбрасывая с них груз ответственности.

– Это все-таки твое дело.

– Ну, а мне хотелось бы путешествовать.

Она заговорила об этом с наигранным воодушевлением, выдавая свою импровизацию за обдуманное решение.

– Я могла бы поехать в Югославию.

Он повернулся и остановил свой взгляд на мне, как будто только сейчас обнаружил мое присутствие. Это был приятной внешности мужчина, вероятно, лет на десять моложе своей жены, с сильным, тренированным телом. Я заметил, что волосы у него сильно поредели. Он перехватил мой взгляд и взъерошил их рукой.

– Это мистер Арчер, – сказала ему жена. – Он детектив, разыскивает девушку, которая была на борту твоей яхты.

– Какую девушку?

Он взглянул на меня и покраснел. По его взгляду я понял, что он сразу же невзлюбил меня.

– Ту, которая пыталась допрыгнуть до солнца или до луны.

– Не имею о ней никакого понятия. Меня она абсолютно не интересует.

– Вы не знаете ее имя и фамилию? – спросил я.

– Сьюзен, кажется. Шу Крэндел.

Его жена сразу же встревожилась.

– Я так и знала, что ты скажешь, будто тебе ничего от нее не надо!

– Мне – нет. Я уже отругал Джерри за то, что она оказалась на борту. Тогда ой и сообщил мне ее имя. Следовало бы просто выгнать его.

– Но я слышала об этой истории совсем другое, – заявила жена. – Я слышала, что она провела с тобой на «Ариадне» ночь с четверга на пятницу. Там ведь достаточно места для развлечений, не правда ли?

– Я не развлекаюсь с детьми, – мрачно возразил Роджер. – Ту ночь я провел здесь, один, за выпивкой. Девушку привели на борт без моего разрешения, я даже не знал об этом.

– Откуда она? – спросил я.

– Я в самом деле не знаю! Откуда-то с юга, судя по словам Джерри.

– Кто разрешил ей пользоваться «мерседесом»? – прервала его жена. – Разве не ты?

– Это тоже дело Джерри. Мне очень жаль, что во всем оказывается виноватым он, но это так. Я уже отругал его.

– А как давно ты знаком с ней?

Роджер тяжело посмотрел на жену.

– Сними свою заигранную пластинку, Фрэн. Я никогда не встречался с той девицей. Спроси Джерри, если мне не веришь. Эта девица – его приятельница.

– Я тебе не верю! С этого момента ты не будешь больше пользоваться «мерседесом».

– Ну и черт с тобой тогда!

Он прошел мимо нее и спустился по лестнице на первый этаж. Оттуда послышались звуки выдвигаемых и задвигаемых ящиков и хлопанье дверец шкафа.

Дом имел открытые стропила, без какой-либо звукоизоляции, так что весь этот сердитый шум был отлично слышен наверху. Фрэн Армистед вздрагивала, словно треск ящиков больно отзывался во всем ее теле. Я подумал, что она боится мужа, а, возможно, и любит его.

Она спустилась вслед за ним уверенной походкой, словно решила добровольно сойти в ад к чертям. В интервалах между грохотом накатывающихся волн я слышал их голоса.

– Не сердись, – сказала она.

– Я не сержусь.

– Можешь пользоваться «мерседесом».

– Сейчас мне не нужна машина, я собираюсь пройтись, – спокойно ответил он.

– Нет, ты останешься со мной! Я совершенно убита тем, что сгорел дом. Мне кажется, что сгорела вся моя жизнь. Но ведь это не так? Не так?

– Не знаю. Значит, ты собираешься в Югославию?

– А ты не хочешь поехать туда?

– А что хорошего в Югославии?

– Ну, останемся здесь. Как же быть с твоей одеждой?

– На первое время я могу купить здесь, – ответил он.

– По совету той девушки, Сьюзен?

– Слушай, не хватит ли говорить о ней? Я ее даже не видел!

Дверь закрылась, и их голоса стали неразборчивыми. Потом послышались более интимные звуки, и я решил выйти.

Субботний день шел к концу, и пляж был забит людьми. Это было похоже на фантастическое видение грядущих времен, когда будет заселен каждый квадратный фут земли. Я отыскал себе место и сел на песок позади юноши с гитарой, которую тот пристроил на животе своей подруги. Сильно пахло кремом для загара, Мне казалось, что я нахожусь в ковчеге, и у всех, кроме меня, есть своя пара.

Я встал и огляделся. Над пластом дыма, висевшего над городом, воздух был неправдоподобно чист.

На фоне чистого неба с западной стороны темные раскачивающиеся мачты яхты казались обгорелыми. Я снял ботинки и носки, взял их в руки и побрел к яхте.

Глава 11

Длинный бетонный мол, подобно заботливой руке, ограждал акваторию порта. Несколько парусных и моторных судов входили в гавань из открытого моря по специальному каналу. Множество других стояло в доках – от самых быстроходных яхт до старых, уже навсегда вытащенных на берег.

Я шел вдоль высокого проволочного забора, отделявшего территорию порта от мест гуляния публики. В заборе было несколько ворот, но все они были заперты. У самого основания мола я нашел лодочный ангар и спросил у сторожа, как попасть на «Ариадну».

Он подозрительно осмотрел меня, мои босые ноги и ботинки, которые я связал и перекинул через плечо.

– Если вы ищете мистера Армистеда, то его на борту нет.

– А Джерри Килпатрик?

– Не хочу и знать о нем. Подойдите к третьим воротам и попытайтесь докричаться до него. Там вы увидите судно с правой стороны причала.

Я надел ботинки и вскоре нашел и ворота, и сг?мо судно. Белая яхта так спокойно и красиво стояла на воде, что у меня даже перехватило дыхание. Худощавый молодой парень с растрепанными волосами и обильной растительностью на лице возился на корме. Я окликнул его из-за закрытых ворот:

– Джерри!

Он поднял голову, и я махнул ему рукой. Тогда он спрыгнул на причал и пошел ко мне расслабленной походкой, волоча ночи. Босой и обнаженный до пояса, он шел, наклонив вперед бородатую голову, словно прикрывая свою узкую мальчишескую грудь и столь же узкие плечи. Руки его были в машинном масле, будто в черных перчатках.

Он хмуро приветствовал меня через проволочные ворота.

– Что вам надо? – спросил он.

– Вы потеряли книгу.

Я протянул ему «Зеленые владения» с его именем на форзаце.

– Это ведь ваша книга?

– Дайте мне посмотреть.

Он начал было открывать ворота, но неожиданно вновь захлопнул их.

– Если вас послал мой папаша, то пусть он сдохнет! А вы можете отправиться обратно и передать ему мои слова!

– Я не знаком с вашим отцом.

– Я тоже. Я его не знаю и не хочу знать.

– Это уж забота вашего отца. Что же насчет меня?

– А это ваша забота.

– Вам не нужна книга?

– Оставьте ее себе, если вы любитель чтения. Это прибавит вам мозгов, если они вообще у вас есть.

Его нельзя было назвать дружелюбным. Но я напомнил себе, что это – свидетель и что нет никакого смысла злиться на него, находясь за забором.

– У меня всегда найдется, что почитать, – ответил я.

Он улыбнулся. Эта улыбка ярко сверкнула на его обросшей рыжеватыми волосами физиономии.

– Пропал один мальчик, – сказал я, – а его отца сегодня утром убили.

– Вы думаете, что я убил его?

– Вы?!

– Я не признаю насилия.

– Тогда помогите мне отыскать убийцу. Почему вы не хотите пустить меня за ограду? Выходите тогда сюда, чтобы мы могли нормально поговорить.

– Так мне больше нравится, – усмехнулся он и постучал пальцами по проволоке. – Похоже, вы настроены не очень дружественно по отношению ко мне.

– Ситуация совсем не смешная, – сказал я. – Пропавшему мальчику всего шесть лет. Его зовут Ронни Броджест. Вы ничего не слышали о нем?

Он покачал своей растрепанной головой. Казалось, что борода, закрывающая всю нижнюю часть лица, растет у него прямо изо рта, так что доступными для обозрения оставались одни глаза. Темно-карие глаза со своеобразным блеском.

– С ним была девушка, – продолжал я. – Прошлой ночью перед сном она читала вашу книгу. Ее фамилия Шу Крэндел.

– Я такой не знаю.

– А мне сказали, что знаете. Она была здесь позавчерашней ночью.

– Не хочу ничего об этом слышать!

– Напрасно. Вы дали ей эту книгу и вы же дали ей «мерседес» Армистедов. Что еще вы давали ей?

– Я просто не понимаю, о чем вы.

– Ведь не загнали же вы ее на мачту, бросая в нее камни? Что вы ей давали, Джерри?

Тень страха промелькнула в его глазах, но страх сразу же перешел в ярость. Его карие глаза так покраснели, словно внутри парня пылало пламя.

– По-моему, вы – сука, – процедил он сквозь зубы. – Почему бы вам не убраться отсюда?

– Я хочу поговорить с вами серьезно. Вы в опасности, Джерри.

– Убирайся к чертовой матери!

Он пошел прочь по причалу. Его обросшая голова на тонкой мальчишечьей шее выглядела странно и гротескно. Она была похожа на голову какого-то святого, сделанную из папье-маше и насаженную на палку. Я видел, как он вскочил на кокпит и снова начал возиться с мотором.

Солнце уже почти село. Когда оно коснулось воды, море и небо вспыхнули и загорелись красным пламенем, гораздо более ярким, чем пожар.

Пока не стало совсем темно, я обошел автостоянки в поисках старого «шевроле» Фреда Сноу. Мне казалось, что он где-то рядом. Я стал обследовать территорию бульвара, тянувшегося вдоль береговой линии.

Западная часть неба начала терять краски. Свет постепенно уходил из воздуха, но еще долго держался на поверхности воды. Казалось, небо опрокинулось в океан.

Я прошел несколько кварталов и ничего не обнаружил. Зажглось уличное освещение, и потемневшая поверхность воды вдруг засияла неоновыми рекламами мотелей и кафе. Я зашел в кафе на набережной и взял двойной рубленый шницель с картошкой. Все это я съел с быстротой безумно голодного человека и только тогда вспомнил, что с самого утра у меня во рту не было ни крошки.

Когда я вышел из ярко освещенного помещения, на улице стало совсем темно. Я бросил взгляд в сторону гор и был ошеломлен тем, что увидел. Пожар достиг таких огромных размеров, что в том районе темноты совсем не было. Отсветы пламени окружали город, и казалось, будто вокруг него разбиты бивуаки осаждающей армии.

Я снова принялся за поиски старого «шевроле» и обследовал автостоянки около мотелей, а также улицы, которые вели к железнодорожной ветке. Как только я отошел от бульваров, то сразу же очутился в гетто. Черные и коричневые ребятишки почти в полной темноте играли в свои спокойные игры. Из дверей полуразрушенных домов за ними – и за мной тоже – следили их матери и бабушки.

Наполовину перекрашенный «шевроле» Фреда я обнаружил в изборожденной колеями аллее за естественной оградой из пропыленных олеандров. Из него раздавалась какая-то музыка, а за рулем восседал маленький человечек в бейсбольной шапочке.

– Эй, друг, чем ты здесь занимаешься?

– Играю на гармошке.

Он снова приложил к губам гармошку, которая, как оказалось, страдала старческой одышкой, и извлек из нее несколько унылых хриплых нот. Похоже, этой музыкой он хотел выразить свои грусть и страдания.

– Вы очень хорошо играете.

– Это дар, в смысле – дар божий.

Он ткнул пальцем в сторону неба, скрытого от него крышей автомашины. Потом выдул еще несколько тактов и стал вытрясать из гармошки набравшуюся туда слюну. От него попахивало спиртным.

– Это ваша машина? – спросил я.

– Нет, я сторожу ее для товарища.

Я сел рядом с ним. Ключ торчал в замке зажигания, и я вытащил его. Мужчина смотрел на мои действия, ничего не понимая.

– Моя фамилия Арчер. А ваша?

– Амос Джонстон. Но у вас нет ни права, ни причин придираться ко мне. Я действительно сторожу ее для товарища.

– Я не коп. А что, твой «товарищ» – молодая девушка с мальчиком?

– Да, она. Она дала мне доллар и попросила посидеть в машине до ее прихода.

– Когда это было?

– Кто его знает, я не ношу часов. Но одно я точно знаю – это было сегодня.

– До темноты?

Он выглянул в окно с таким ошарашенным видом, словно наступление ночи было для него полным сюрпризом.

– Должно быть. Я купил немного вйна на тот доллар, вот время и прошло.

Он взглянул на меня.

Я мог бы найти применение и еще одному доллару.

– Вполне возможно, что ты его и получишь. Куда направилась молодая госпожа?

– Вниз по улице.

Он указал рукой в сторону моря.

– Мальчик был с ней?

– Да, сэр.

– С ним было все в порядке?

– Он был очень напуган.

– Он говорил что-нибудь?

– Мне он не сказал ни слова. Но дрожал, как щенок.

Я дал мужчине доллар и направился обратно к морю. На прощание он поиграл мне на губной гармошке, и мелодию его песни подхватили в темноте ребячьи голоса.

В иллюминаторах нескольких судов, стоявших у причала, горел свет. Но еще ярче он горел над проволочными воротами. Фонарь был установлен на верхушке железного столба. Я быстро огляделся и перелез через ворота, оцарапав себе ногу о колючую проволоку, протянутую наверху. Потом я чуть было не упал навзничь, споткнувшись в темноте о ступеньку причала. Пришлось немного постоять, чтобы прийти в себя.

Подойдя к яхте, я почувствовал, как гулко стучит в ушах кровь. В салоне горел свет, но на палубе, насколько я мог разглядеть, никого не было. В темной воде, окружавшей судно и тихо плескавшейся внизу, было что-то сладко-таинственное, а сама яхта была прекрасна, как лошадь, выведенная на ночной водопой. Я перебрался через поручни кокпита. Конец мачты, казалось, упирался в темное небо.

Из каюты послышался какой-то звук, похожий на шум борьбы, и раздался голос Джерри:

– Кто там?

Он открыл люк и высунул наружу голову. Широко открытые глаза его сверкали в полутьме, в глубине бороды чернел провал рта, а весь его облик напоминал изображение встающего из могилы Лазаря. Я подошел к нему, обхватил его под мышки, поднял и положил на спину на палубу. Он так и остался лежать, будто я хватил его по голове. Мне стало немного стыдно за свое столь невежливое обхождение с мальчиком.

Я спустился по лесенке в каюту, прошёл мимо радиорубки и стола, на котором были разложены меркаторские карты. В помещении были две низкие банки. На одной из них лежала завернутая в одеяло фигура, по форме напоминающая женщину. Из-под одеяла выбивались золотистые волосы, рассыпавшиеся по подушке.

Я откинул с головы одеяло. Выражение лица девушки было очень странным, глаза смотрели как бы сквозь меня куда-то вдаль. Можно было подумать, что девушка умирает: Рядом с ней под одеялом что-то зашевелилось. Я сдернул одеяло. Тесно прижавшись к девушке, лежал мальчик. Одной рукой она прижимала к себе его голову, а другой зажимала рот. Он спокойно лежал рядом с ней, его голубые глаза тоже были спокойны.

Они смотрели на что-то за моей спиной. Зажатый в этом тесном помещении, я с трудом смог повернуться. Держа обеими руками револьвер, направленный на меня, спиной к лестнице стоял Джерри.

– Убирайся прочь с судна, ты, паршивая свинья!

– Убери револьвер, а то кого-нибудь поранишь.

– Тебя, – сказал он, – если ты сейчас же не уберешься отсюда. Я охраняю судно, а ты забрался на него.

Мне было бы трудно принять всерьез его угрозы, но помог револьвер. Когда дуло дернулось в сторону, я прыжком оказался рядом с парнем. Я еще не решил, отобрать ли мне у него оружие или просто пройти мимо. В те мгновения, пока я принимал решение, револьвер в его руках дрогнул, и мне не удалось отвести удара. Все закружилось передо мной.

Глава 12

Я наблюдал, как работает механизм Вселенной. Он напоминал мне – только в гигантских масштабах – те бесчисленные шестеренчатые передачи, которые по воле инженеров занимают все свободное пространство. Однажды мне довелось увидеть работу такого устройства, и я обнаружил, что передаточное число в нем равно ЕДИНИЦЕ.

На краю моего сознания спокойно колыхалась темная вода. Щекой, прижатой к чему-то шершавому и плоскому, я ощутил легкие колебания – вверх, вниз, вверх, вниз. Да и воздух мне показался очень свежим. Мне вдруг представилось, что я нахожусь на корабле.

Тогда я поднялся, – сначала на четвереньки, потом встал на колени и обнаружил, что стою на причале. То место, где стояла «Ариадна», было пусто, и только темная поверхность воды уходила вдаль.

Я зачерпнул воды и ополоснул лицо. Я был ошеломлен и угнетен. Не приняв всерьез бородатого юнца, я упустил из рук их обоих и перестал быть хозяином положения. Я проверил бумажник и убедился, что все деньги в целости и сохранности.

Проделав весь путь обратно – по причалу и через ворота – я добрался до общественного туалета на автостоянке. Там я умылся еще раз. Рассматривать лицо внимательно я не стал и решил не обращать внимания на изрядную опухоль на голове, благо она перестала кровоточить.

Затем я нашел поблизости телефон-автомат с привязанным к нему телефонным справочником и позвонил в полицейское управление. Дежурный сообщил мне, что шериф и большинство офицеров находятся в районе пожара. Сам он дежурил у телефона, и под рукой у него никого не было.

Я набрал номер Службы леса. Женщина из справочной сообщила мне, что никаких дел в неурочное время они не ведут, но милостиво согласилась принять сообщение для Кесли. Я коротко рассказал ей обо всем, что произошло за последние часы, и она повторила мой рапорт чрезвычайно скучающим голосом.

После этого в разделе справочника, посвященном торговле недвижимостью, я разыскал домашний и рабочий телефоны Брайана Килпатрика. Я позвонил ему домой, попал прямо на него и спросил, можно ли мне заехать для разговора.

Он вздохнул:

– Я только что сел выпить. А что у вас?

– Ваш сын Джерри.

– Понятно. Вы офицер полиции?

Он видимо смягчил тон.

– Я частный детектив.

– Это каким-либо образом связано с тем, что вчера утром произошло в порту?

– Боюсь, что да, только все много хуже. Могу ли я приехать и поговорить с вами?

– Вы так и не сказали, о чем. Это связано с девушкой?

– Да. С молоденькой блондинкой по имени Сьюзен Крэндел. Она сбежала вместе с вашим сыном и маленьким мальчиком по имени Ронни Броджест.

– Это внук миссис Броджест?

– Да.

– О господи, куда же они делись?

– Они уплыли. Угнали яхту Армистеда.

– А Роджер Армистед знает об этом?

– Еще не знает. Я позвонил сначала вам.

– Спасибо, – сказал он. – Тогда вам действительно лучше приехать ко мне. Вы знаете, где я живу?

Он дважды продиктовал мне свой адрес.

Я вызвал такси и дал шоферу адрес. Шофер оказался очень болтливым парнем. Он говорил о пожарах и наводнениях, о землетрясениях и нефтяных фонтанах. Ну почему, хотел бы он знать, кто-то еще хочет жить в Калифорнии? Если и дальше здесь будет становиться все хуже и хуже, то он со своей семьей вернется к себе в Мотаун. Вот это город!

Он привез меня в жилой район, которому пожар пока не угрожал. Ранчо Килпатрика, построенное в стиле модерн, стояло на склоне холма, поросшего густым кустарником. Морская прохлада осталась внизу, и, когда я вышел из машины, горячий воздух опять коснулся моего лица.

Я попросил водителя подождать меня.

Килпатрик вышел мне навстречу. Это был высокий грузный мужчина, одетый в спортивную рубашку с открытым воротом, выпущенную поверх брюк. Голова его и грудь поросли седеющими рыжими волосами. Несмотря на бокал в руках и рыбье выражение глаз постоянно выпивающего человека, его красивое большое лицо было грустным, почти печальным.

Он пожал мне руку и, указав на мою голову, спросил:

– Что с вами случилось?

– Случилось с вашим сыном, с Джерри. Он ударил меня по голове рукояткой револьвера.

Килпатрик придал своему лицу сочувствующее выражение.

– Должен сразу сказать, что все это мне очень неприятно, но я не могу взять на себя ответственность за поступки Джерри, Он уже давно вышел из-под моего контроля.

– Понимаю. Нельзя ли нам войти в дом?

– Конечно, конечно. Вы, наверное, хотите выпить?

Он провел меня в бар, из окон которого открывался вид на хорошо освещенный плавательный бассейн. Возле бассейна сидела брюнетка. Вытянув загорелые, цвета темной меди ноги, она расположилась в шезлонге. Рядом с ней на столике стоял маленький приемник и вел тихую беседу, словно прирученный домашний дух. Рядом с транзистором стоял серебряный шейкер для коктейлей. Килпатрик опустил венецианские жалюзи на окна и включил свет. Он заявил, что пьет «мартини», а я попросил шотландского виски с водой. Мы сели за круглый стол лицом к лицу. В крышку стола была вделана шахматная доска, выполненная из дерева разных пород.

Он осторожно начал разговор:

– Я полагаю, что лучше сразу же сообщить вам, что я разговаривал с отцом девушки сегодня рано утром. Он нашел имя моего сына в записной книжке дочери.

– Когда девушка исчезла из дома? Крэндел говорил об этом?

Килпатрик кивнул.

– Два дня назад. Она ушла от родителей в четверг.

– Крэндел сказал, почему?

– Он знает об этом не больше, чем я.

Килпатрик помолчал, затем продолжал невыразительным голосом. Казалось, будто говорит дряхлый старик:

– Мы потеряли целое поколение. Они отбрасывают все, что мы можем дать им в этом мире…

– Крэндел тоже живет в этом городе?

– Нет.

– Каким образом ваш сын познакомился с его дочерью?

– Не имею понятия. Мне известно только то, что сообщил Крэндел.

– Как его зовут и где он живет?

Килпатрик жестом показал, что не хочет отвечать на мой вопрос.

– Прежде всего, сообщите мне, пожалуйста, все о моем отпрыске. Каким образом в эту историю попал мальчик Броджестов? Что они собираются делать с ним?

– У них, может быть, и нет никакого плана. Похоже, что это – импровизация. Но, с другой стороны, это можно расценить как похищение. Сейчас все так и выглядит с точки зрения закона.

– Из-за денег? Но Джерри всегда заявлял, что презирает деньги.

– Деньги – не единственный мотив похищения.

– Тогда что же еще? – спросил Килпатрик.

– Месть. Жажда власти. Жажда крови.

– Похоже на то, что излагал Джерри.

– А что представляет собой девушка?

– Полагаю, она просто милая девочка из милой семьи. Может быть, и не очень счастливая, но девочка, на которую можно положиться.

– Примерно то же говорил и отец Лиззи Верден[1] о своей дочери.

Килпатрик был шокирован.

– Довольно натянутое сравнение, не так ли?

– Надеюсь, что да. Человек, с которым она сегодня утром путешествовала, – отец мальчика – был убит ударом кирки.

Килпатрик побледнел, на руках его отчетливо проступили вены. Он допил «мартини» и посасывал, сам того не замечая, пустой бокал.

– Вы сказали, что Стэнли Броджест убит?

– Да.

– Вы предполагаете, что она убила его?

– Я не знаю. Но если это сделала она, то мальчик мог оказаться свидетелем.

– Джерри был при этом?

– Не знаю.

– Где было совершено убийство?

– В горах, в каньоне миссис Броджест, около домика, который они называют «хижиной». По всей видимости, в то же самое время начался и пожар.

Килпатрик стал постукивать бокалом по столу. Затем он встал и направился к бару. Там он внимательно рассмотрел все бутылки, словно отыскивая надежное средство от волнения. Но к столу он явился с пустыми руками, еще более мрачный, чем раньше.

– Вы должны были рассказать мне обо всем этом, когда звонили мне. Я бы никогда не…

Он вдруг замолчал и обратил на меня подозрительный взгляд.

– Никогда бы не разрешили мне приехать сюда для разговора с вами? – закончил я его недосказанную фразу, – Где живет Крэндел?

– Не скажу.

– Дело ваше. Долго это все равно не продержится в секрете. Единственное позитивное решение, какое мы можем принять – это попытаться вернуть Джерри и его девушку, пока они не наделали еще больших бед.

– Что еще они могут натворить?

– Потерять мальчика или убить его, – ответил я.

Он выстрелил в меня глазами.

– Вас интересует только судьба мальчика?

– Его мать наняла меня и поручила его вернуть.

– Тогда вы не на моей стороне.

– Я на стороне мальчика.

– Вы знаете его?

– Очень мало.

– И вас беспокоит именно его судьба?

– Да, его судьба.

– Значит, у вас слабое представление о моих чувствах к сыну.

– Зато я ясно представляю себе, как важно нам объединить свои усилия. Я пытаюсь отвести неприятности от вас и вашего сына.

– Но, похоже, вы тут что-то вынюхиваете, а это может принести мне неприятности.

Я не нашелся, что ему ответить. Он чутьем торговца улавливал человеческие слабости и коснулся больного места. Того, что, помимо своей воли, я часто бываю причинойчеловеческих бед.

Желая изменить тему разговора, я достал книгу в зеленой обложке с именем Килпатрика-младшего на форзаце.

– Как могла попасть эта книга к Шу Крэндел?

Немного подумав, он ответил:

– Могу лишь предположить, что Джерри взял ее из дома. Я не особенно слежу за книгами. Интеллектуалкой в нашей семье была моя жена. Она окончила Стенфорд.

– Миссис Килпатрик дома?

Он покачал головой.

– Эллен оставила меня много лет назад. Девушка около бассейна – моя невеста.

– Давно ли Джерри ушел из дома?

– Пару месяцев назад. Он перебрался на яхту в июне. Но в действительности он порвал со мной отношения год назад, когда бросил колледж.

– А сейчас он учится в колледже?

– К сожалению, нет, – неохотно ответил Килпатрик. – А мог бы очень легко достигнуть всего. У меня было твердое намерение сделать его управляющим, но он не захотел приложить даже небольшого усилия. Не спрашивайте меня, почему, я не смогу вам ответить.

Он протянул руку к книге и открыл ее там, где карандашом было выведено имя сына.

– Джерри употреблял наркотики?

– Я даже думать не хочу об этом.

Но глаза его подозрительно избегали моих глаз. Беседа оборвалась, и легко было догадаться, почему: он боялся, что его сын окажется причастным к убийству.

– Вы знаете об инциденте на яхте? – спросил я. – О том, что девушка прыгнула за борт?

– Об этом я знаю, мне сообщили из порта. Но я не предполагал, что дело пахнет наркотиками.

Килпатрик резко наклонился вперед и взял бокал с виски, стоявший передо мной, к которому я так и не притронулся.

– Если вы не хотите, то мне это нужно, – сказал он и опорожнил бокал.

Мы сидели в напряженном молчании. Он с таким вниманием рассматривал шахматную доску, вделанную в центр стола, словно там, среди фигур, находился и я.

Наконец он поднял голову и встретился со мной взглядом.

– Вы ведь, наверное, думаете, что она получила наркотики от Джерри?

– Единственный, кто может дать точный ответ – это вы сами.

– Вовсе нет, – сказал он. – Я лишь подозревал, что он употребляет наркотики. Это было одной из причин нашей ссоры.

– Какие именно наркотики?

– Этого я не знаю. Но он разговаривал и вел себя так, будто у него в голове гулял ветер.

Странно было слышать от него эту фразу, она как-то не вязалась со всем нашим предшествующим разговором. Он будто обращался к приятелю, переживающему вместе с ним за его потерянного сына. Затем он нервно добавил:

– Я сказал вам больше, чем должен был.

– Так же просто вы можете рассказать мне и обо всем остальном.

– Ничего остального нет. Я все вам рассказал.

У меня был способный многообещающий сын. Но однажды он решил все изменить, уйти из дома и жить подобно портовым бездельникам.

– А что связывает его с Роджером Армистедом?

– Я кое-что продал Армистеду, а он полюбил мальчика. Позвал его в плавание. В прошлом году Джерри составил его экипаж во время рейса в Арсеналу.

– Джерри, наверное, приличный моряк?

– Да, он мог бы плавать на судне, ходящем на Гаваи, если бы захотел.

Настроение Килпатрика совсем упало.

Он подошел к окну, немного раздвинул планки жалюзи, и выглянул наружу, напоминая человека, дом которого подвергся нападению.

– Будь я проклят! – вдруг взревел он в припадке ярости и повернулся ко мне. – Я же был приглашен с невестой на обед. Вы теперь понимаете, что испортили мне весь вечер?!

Вопрос этот не нуждался в ответе, он сам сознавал это. Резко повернувшись, Килпатрик направился к бару. По выражению его лица можно было подумать, что он собирается сделать выговор несуществующему буфетчику. На стойке бара стоял телефон, а рядом с ним лежала синяя книжечка. Он открыл ее, словно для того, чтобы найти телефонный номер, затем захлопнул. Достал чистый бокал, налил в него виски и со стуком поставил передо мной. Я жестом поблагодарил его, хотя пить мне совсем не хотелось. Я вдруг почувствовал, что впереди еще длинная ночь. Наверное, о том же подумал и Килпатрик. Он стоял надо мной, опершись руками о стол, лицо его отражало все его переживания.

– Вы только не подумайте, что я какой-нибудь жалкий ублюдок… – заговорил он. – Вы понимаете, кто я. Когда Джерри был совсем крохотным, жена сбежала от меня. Сбежала без всякого повода с моей стороны, если не считать того, что мне не удалось внести в нашу жизнь той романтической струи, о которой она мечтала. Но Джерри считает меня виновным в том, что наша семья распалась. Он вообще во всем винит меня.

Килпатрик тяжело дышал.

– А на самом деле я очень заботился о нем. Я желал ему только хорошего и посвятил свою жизнь тому, чтобы обеспечить его. Но-в наше время вещи для них ничего не значат, так ведь? И ничто уже не приводит К счастливому концу.

Он надолго замолчал, прислушиваясь к тишине так внимательно, будто впервые в жизни понял, как может быть тихо.

– Что нам предпринять, чтобы вернуть Джерри и Сьюзен? – спросил я.

– Не знаю.

– Я подумываю, не обратиться ли в ФБР.

– Не делайте этого, пожалуйста. Это будет концом для Джерри.

Я ощутил тяжесть его руки на своем плече. Потом тяжесть исчезла. Килпатрик снова направился к бару. Он напоминал животное, беспрерывно ходящее по клетке от стенки к стенке. Подбодрив себя очередной порцией виски, он вернулся на свое место за круглым столом.

– Дайте ему шанс самому вернуть судно на место, Вряд ли есть смысл оповещать об этом всю страну.

– Тогда нам следует обратиться в полицию штата.

– Позвольте мне сделать это, – попросил он. – Я сам расскажу обо всем шерифу Тренайну. Он – мой хороший приятель.

– Вы сделаете это до наступления утра?

– Конечно. Я ведь встревожен больше, чем вы. Джерри – мой сын, и все, что случается с ним, случается и со мной.

Похоже, что этой фразой он старался выдать желаемое за действительное, да и, пожалуй, не отдавал себе полного отчета в смысле произнесенных слов.

– Тогда скажите, где мне разыскать родителей Сьюзен Крэндел. Мне необходимо поговорить с ее отцом.

– Извините, но я не имею права…

Тогда я сказал ему самые безжалостные слова, какие только пришли мне в голову:

– У вас скоро вообще не будет никаких прав. Положение катится к чертовой матери, а вы только способствуете этому, не желая даже пошевелить пальцем, чтобы выправить ситуацию. И еще при этом ждете какого-то счастливого конца.

– Я не жду его, я уже говорил об этом!

Жестом игрока, проигравшего все свое состояние, он поднял руки и закрыл ими лицо.

– Вам придется дать мне время обдумать все это, – глухо проговорил он.

– Конечно. Подумайте, можете думать хоть несколько часов. Я посижу здесь и очень удивлюсь, если за это время с мальчиком Броджестов ничего не случится.

Сквозь скрещенные пальцы Килпатрика угрожающе сверкнули глаза. Но одновременно я заметил в них растерянность и беспомощность.

В этот момент у дверей прозвенел звонок, и он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Я подскочил к маленькой синей книжице, что лежала около телефона. Она была исписана фамилиями и номерами телефонов. Имя Лестера Крэндела я нашел на листке с буквой «К». Номер его телефона указывал, что он проживает в районе «Тихоокеанские скалы». Запись, возможно, была давняя – ниже стояло еще несколько фамилий.

Едва я успел переписать номер в свой блокнот, как позади меня открылась дверь. Вошла та самая брюнетка, что сидела около бассейна, дама приятной наружности, но не совсем того возраста, когда прилично носить такое бикини, что было на ней. Она была вдребезги пьяна.

– Что здесь происходит? – довольно бурно начала она.

– Ничего.

Уголки ее рта опустились, как у готового заплакать ребенка.

– Но ведь Брайан обещал взять меня потанцевать!

Она проделала было несколько па, но ноги ее подкосились, и она чуть не упала. Я подвел ее к креслу, однако сидеть она не желала – она хотела танцевать.

Вернулся Килпатрик. Он не подал вида, что заметил женщину. Двигаясь подобно сомнамбуле, он подошел к бару, открыл ящик и достал оттуда тяжелый пистолет.

– Что происходит? – спросил я его.

Он не ответил, но холодное выражение его лица мне не понравилось. Я вышел вслед за ним на ступени перед домом и дал ему понять, что я здесь. Перед входом в дом его ждал молодой мужчина с какими-то дикими глазами и измазанным сажей лбом.

Килпатрик показал ему пистолет.

– Убирайся отсюда! У меня нет никакого желания заниматься этой ерундой.

– И вы называете это ерундой? – сказал мужчина, – Я лишился дома и всей мебели! Всей одежды, всего! За это ответственны вы, мистер Килпатрик.

– Каким это образом?

– Я разговаривал с пожарником после того, как мой дом сгорел, конечно, было бы лучше, если бы он явился во время пожара, но его не было. Так вот, он сказал, что ввиду опасности пожара в каньоне вообще нельзя было строить дома. А когда вы продавали мне дом, то даже не упомянули об этом.

– Мы все здесь рискуем, – возразил Килпатрик. – Сегодня ночью или завтра могу сгореть и я.

– Надеюсь. Надеюсь, что и ваш дом тоже сгорит.

– За этим вы и пришли сюда?

– Не совсем, – немного смутился молодой человек. – Мне негде переночевать.

– Уж не собираетесь ли вы заночевать здесь?

– Нет, но я подумал…

Он сам испугался своих слов. Кинув взгляд на пистолет в руке Килпатрика, он почти бегом направился к фургону, стоявшему позади моего такси. Из темных окошек фургона выглядывали детские лица. На переднем сиденье, глядя прямо перед собой, сидела женщина.

– Очень рад, что вы не выстрелили в него, – сказал я Килпатрику.

– Я и не собирался стрелять. Но слышали бы вы, как он меня тут обзывал. Так что мне пришлось взяться за…

– Где он жил? – спросил я.

– Там же, где и миссис Броджест. У меня есть несколько домов в этом каньоне.

– Каньон весь выгорел?

– Нет, еще не весь. Но некоторые дома сгорели, в том числе и его.

Килпатрик со злостью мотнул головой в сторону отъезжавшего фургона.

– Не он один пострадал. Пострадали и несколько моих домов. Не мог же я их передвинуть.

Не знаете, как обстоит дело с домом Элизабет Броджест?

– Последнее, что я слышал – дом еще цел. Эти старые здания испанского типа строились специально огнестойкими.

За спиной Килпатрика появилась брюнетка. Поверх бикини она уже надела легкое платье. Выглядела она намного спокойнее, даже немного грустно.

– Ради бога, убери пистолет, – обратилась она к нему. – Когда ты так водишь оружием, я просто схожу с ума.

– Да я им вовсе не вожу.

Тем не менее он убрал пистолет в карман.

Мы втроем вышли на асфальтированную аллею. Водитель такси наблюдал за нами с таким видом, словно был с другой планеты.

Килпатрик послюнил палец и поднял его вверх. Холодный воздух дул в сторону каньона.

– Ветер с моря, – сказал он. – Если он не изменит направления, все будет о’кей.

Было бы хорошо, окажись он прав. Но с восточной стороны на небе все еще висел огненный занавес.

Глава 13

Добраться до Нордриджа, где в гараже Броджестов я оставил свою машину, стоило мне, по договоренности с шофером, пятьдесят долларов. Он снова было заговорил, но я попросил его помолчать и позволил себе часок вздремнуть.

Проснулся я с головной болью в тот момент, когда мы свернули на Вентуру. Я попросил водителя остановиться около телефона-автомата. Он разменял мне доллар мелочью.

Я набрал номер Лестера Крэндела.

Мне ответил женский голос. У меня создалось впечатление, что женщина следит за правильностью своей речи.

– Дом Крэндела.

– Мистер Крэндел дома?

– К сожалению, нет. И я не знаю, когда он вернется.

– Где же он?

– На побережье.

– Ищет Сьюзен?

В голосе женщины зазвучали более теплые нотки:

– Да. А вы приятель Лестера?

– Нет, но я видел вашу дочь. Она не в Лос-Анджелесе. Можно мне приехать и поговорить с вами, миссис Крэндел?

– Не знаю… Вы полицейский?

Я объяснил ей, кто я такой, назвал свое имя, и только тогда она дала мне свой адрес. Это была одна из улиц в стороне бульвара Сансет.

До Нордриджа я доехал на такси. Ключ от гаража Броджестов у меня был, и я мог пользоваться своей машиной. Но все же я попросил водителя подождать, чтобы убедиться, стоит ли еще там моя машина. Она стояла на месте, и двигатель легко завелся. Я вышел на улицу и отпустил такси.

Вернувшись к гаражу, я внимательно осмотрелся. Из соседнего дома, по ту сторону виноградной ограды, падало немного света. И тут я обратил внимание, что задняя дверь дома Броджестов приоткрыта. Я открыл ее, вошел в кухню и зажег свет.

Взглянув на дверь, я убедился, что она взломана. Это навело меня на мысль, что взломщик может еще находиться в доме. У меня не было никакого желания столкнуться с ним. Взломщики редко решаются на убийство, но такое все же случается, если они неожиданно наткнутся на кого-нибудь в темноте.

Я выключил свет и стал ждать. В доме стояла тишина. С улицы до меня доносился шум проходивших по бульвару машин. Я слышал, как у соседей передавали по телевизору ночной выпуск последних известий. Самые обычные звуки, но мне было явно не по себе. Вскоре я почувствовал, что физически не могу больше ждать. Однако, когда я вошел в коридор, мне стало еще хуже. Каким-то шестым чувством я ощутил присутствие человека в кабинете Стэнли. Действительно, когда я зажег свет, он лежал перед взломанным столом, оскалившись на меня улыбкой фокусника, удачно закончившего свой последний трюк.

С первого взгляда я не узнал его. У него были темная борода и усы, а черные длинные волосы, казалось, росли у него прямо на лбу. Вглядевшись пристальнее, я понял, что это парик, который, к тому же, ему велик, Борода и усы тоже были фальшивые.

Под всем этим скрывалось мертвое лицо человека, назвавшегося Алом, который уже приходил к этому дому и просил тысячу долларов. Теперь он пришел снова. Спереди его рубашка набухла от крови. На ней я нашел следы ударов ножом. От убитого пахло виски.

В кармане его поношенного пиджака я обнаружил ключ с биркой из мотеля в Сан-Франциско. Больше ничего в кармане не было. Я приподнял тело и обследовал другие карманы, Но ничего не нашел.

Я посмотрел в свой блокнот, где был записан адрес, который он мне дал: мотель «Звезда» на шоссе, идущем вдоль побережья ниже каньона Топанга. Потом я посмотрел на стол, который он успел взломать. Дерево вокруг замка было расщеплено, а откидная крышка приподнята.

У меня не хватило сил поднять ее выше и добраться до отделений с бумагами. Но в Том, до которого я смог достать, было два фото молодых мужчины и женщины. Женщина показалась мне знакомой. К этим фото канцелярской скрепкой был прикреплен лист бумаги с заголовком: «Документы Стэнли Броджеста».

Кто-то, – видимо, сам Стэнли, – аккуратно написал на этом листе:

«Видели ли вы этого мужчину и эту женщину? Как показали свидетели, они выехали из Санта-Терезы в Сан-Франциско – в начале июля 1955 года на машине красный «порш», номерной знак Калифорния XVB 251. В Сан-Франциско они провели одну или две ночи и шестого июля отплыли рейсом в Гонолулу через Ванкувер на английском грузовом судне «Сванси Кастл». Тысяча долларов вознаграждения будет выплачена за информацию о месте их пребывания в настоящее время».

Я еще раз взглянул на фотографии, прикрепленные к листу. У женщины были темные волосы и большие черные глаза, вопрошающе глядевшие с тусклой старой фотографии. В чертах ее лица было нечто орлиное, в то же время лицо было искренним, с большим чувственным ртом.

Лицо мужчины – вероятно, это был капитан Броджест – было не столь открытым. Это было крупное лицо с немного раскосыми, широко расставленными глазами. Я предположил, что, судя по всему, мужчина был более активной натурой, а женщина скорее была натурой подчиняющейся.

Я вернулся к тем бумагам, которые оказались в пределах моей досягаемости. Там было много писем, аккуратно разложенных по ячейкам. По почтовым штемпелям я определил, что здесь собраны письма за последние шесть лет.

Я взял самое верхнее, на котором стоял обратный адрес: Транспортное агентство Санта-Терезы, Мейн-стрит 920.

Письмо было напечатано на машинке:


«Уважаемый мистер. Броджест, по вашей просьбе мы подняли наши документы и подтверждаем, что ваш отец, мистер Лео Броджест, купил два билета на судно „Сванси Кастл“, которое отплывало из Сан-Франциско в Гонолулу (через Ванкувер) примерно шестого июля 1955 года-. Однако мы не можем утверждать, что ими воспользовались. С тех пор „Сван-си Кастл“ перешел под либерийский флаг, и владельцев его того времени сейчас вряд ли удастся отыскать. Напишите, пожалуйста, хотите ли вы, чтобы мы продолжили наши поиски».


Письмо было подписано владельцем агентства Харвеем Ноблем.

Потом я взял более старое письмо, написанное от руки на бланке церкви в Санта-Терезе и подписанное пастором Реверендом Лоуэлом Рэйсманом.


«Дорогой Стэнли.

Ваш отец, Лео Броджест, был моим прихожанином. Но он лишь иногда посещал воскресные службы, и я не очень хорошо знал его. Думаю, что в этом виноваты были как он, так и я сам. У него был вид спортсмена, активного развитого человека, который умеет пользоваться жизнью. Не сомневаюсь, что и у Вас сохранились о нем такие же воспоминания.

Питая к Вам теплые чувства и симпатию, я посоветовал бы Вам, для Вашего же блага, не идти дальше по избранному Вами пути. Ваш отец сделал выбор: он оставил Вашу мать и Вас по неизвестным нам причинам. Мне кажется неразумным, чтобы сын пытался проникнуть так глубоко в личную жизнь отца. Да и разве существуют на земле безгрешные люди?

Подумайте о своей собственной жизни, Стэнли. Недавно Вы взяли на себя ответственность, вступив в брак, – я с удовольствием вспоминаю об обряде бракосочетания, в котором принимал участие. Ваша жена – очень милая, любящая Вас девушка. Она достойна гораздо большего внимания, чем те Ваши прошлые увлечения, о которых Вы мне писали. Ведь прошлое значит для нас очень мало – будь это добро или зло – вечное блаженство ждет нас только в будущем. Для этого мы должны жить, и да свершится воля господня.

Что же касается брачных проблем, о которых Вы мне писали, поверьте мне, это отнюдь не является необычным. Но я предпочел бы обсудить их с Вами лично.

Итак, до встречи».


Я взглянул на труп мужчины и подумал о другом трупе, о могиле в горах. Пастор дал Стэнли хороший совет, однако тот им пренебрег. Мне стало жаль Стэнли. В то же время было досадно, что теперь мне придется звонить в полицию. Телефон в кабинете не работал, и я вернулся на кухню. Как только я зажег свет, мое внимание привлекла бутылка из-под виски, стоявшая в раковине среди грязной посуды.

Я позвонил в отделение «Волли» лос-анджелесской полиции и сообщил об убийстве.

В ожидании полиции я немного прогулялся по кварталу и обнаружил «фольксваген» Ала. Он был закрыт на замок. Тут я вспомнил, что не заглушил двигатель в своей машине. Послышался вой полицейской сирены. Я забежал в гараж и выключил его. В багажнике у меня была светлая шляпа, я надел ее, прикрыв рану на голове, и встретил подъехавший к дому патруль. В соседнем доме приоткрылась дверь, из нее выглянул мужчина и, не сказав ни слова, снова скрылся за дверью.

Я провел полицейских через задний вход в дом и указал им на следы взлома. Потом я показал им труп и объяснил, каким образом я обнаружил убийство. Один из них сделал пометки в блокноте, затем позвонил в уголовную полицию и вежливо предложил мне не уходить.

Более детально я рассказал всю историю капитану-следователю Арни Шибстеду. Его я знал еще с тех времен, когда он работал в голливудском отделении следователем в чине сержанта. Арни был шведом; он имел гладкое лицо и искренние проницательные глаза. Он так внимательно осмотрел комнату, что наверняка запечатлел в своей голове все виденное ничуть не хуже фотокамеры, которой щелкал прибывший с ним фотограф. Убитого сфотографировали в парике, при бороде и усах, а потом – без них. После этого тело положили на носилки и вынесли.

– Так ты считаешь, что он приходил за деньгами? – неторопливо начал разговор Арни.

– Убежден в этом.

– Но получил он совсем другое. А тот, кто должен был дать ему деньги, тоже убит.

Арни взял объявление Стэнли и прочитал вслух:

– «Видели ли вы этого мужчину и эту женщину?» Может быть, в этом и кроется причина?

– Может быть.

– Как ты думаешь, почему он явился сюда, так сказать, в маске?

– Я предполагаю, что его могли ждать. Я бы даже предположил, что его ждали с деньгами.

Арни кивнул, соглашаясь со мной.

– Это я проверю. Но есть еще одно объяснение.

– Какое?

– Сейчас многие надевают длинноволосые парики, собираясь на перепелиную охоту. Возможно, этот человек рассчитывал получить деньги и в таком обличье провести ночь в городе.

Я должен был согласиться, что такое предположение вполне приемлемо.

Глава 14

С улицы Сепульведа я свернул на Сансет и поехал к «Тихоокеанским скалам». Крэнделы жили на обсаженной пальмами улице в собственном доме, построенном в стиле Тюдор, с остроконечной крышей и выступающими вперед балками перекрытий. В окнах дома был еще свет, словно там продолжалась субботняя вечеринка. Но кругом стояла тишина и только ветер шумел в листве пальм.

Я позвонил в дверь, отделанную резным орнаментом.

Мне открыла светловолосая женщина в черном. В ярком свете, падавшем сзади, фигура ее казалась такой стройной, что сперва я принял ее за девушку. Наклонив голову, она стала разглядывать меня, и тогда я увидел, что время почти не коснулось ее лица, оставив лишь тоненькие морщинки на шее. Прищурившись, она смотрела как бы сквозь меня в темноту.

– Bы – мистер Арчер?

– Да. Можно мне войти?

– Пожалуйста. Муж уже пришел домой, но сейчас он отдыхает.

Она говорила чересчур вежливо, словно в свое время брала уроки правильной речи. Я подозревал, что присущая ей манера говорить гораздо грубее и свободнее. Она провела меня в гостиную с ярко горевшими прозрачными канделябрами, свет которых резал мне глаза. Мраморный камин был темным, Мы сели в кресла лицом к лицу. Она замерла в спокойной красивой позе, однако на лице ее я заметил выражение какой-то прибитости, а может быть, и обиды. Чувствовалось, что это выражение постоянно, будто она родилась с ним.

– Со Сьюзен было все в порядке, когда вы видели ее?

– Да, она была здорова, если вы именно это имеете 6 виду.

– Где она сейчас?

– Не знаю.

– Я поняла, что у Сьюзен какие-то серьезные неприятности.

Она произнесла это негромко и мягко, словно заранее старалась уменьшить значение их.

– Пожалуйста, расскажите мне, в чем дело и, пожалуйста, будьте откровенны. Вот уже третью ночь я сижу у телефона.

– Я знаю, как это бывает.

Она наклонилась ко мне, и я заметил, что у нее очень маленькая грудь.

– У вас есть дети?

– Нет, но дети есть у моих клиентов. Один мальчик сейчас находится со Сьюзен. Маленький мальчик по имени Рональд Броджест. Вы никогда не слышали о нем?

Женщина подумала, потом отрицательно покачала головой.

– К сожалению, не слышала.

– Отец Рональда, Стэнли Броджест, был убит сегодня утром.

Она попыталась как-то отреагировать на это сообщение, но ничего из этого не вышло. Я коротко изложил ей события минувшего дня. Она слушала с таким вниманием, с каким дети слушают волшебную сказку. Руки ее словно помимо ее воли взлетели вверх с колен, подобные маленьким существам с красивыми ножками, и устроились у нее на груди. Потом она заговорила.

– Но Сьюзен не могла бы убить мистера Броджеста. Она воспитанная девочка. К тому же она любит детей. Она определенно не причинила бы вреда маленькому мальчику.

– Тогда зачем же она украла его?

Это слово потрясло женщину. Она посмотрела на меня с неприязнью, словно я пытался прервать тот сон, в котором она жила. Теперь ее руки будто сами собой опустились на колени.

– Этому должно быть какое-нибудь объяснение, – сказала она.

– Вы знаете, почему она ушла из дома?

– Я… Лестер и я не можем ничего понять. Все шло, как всегда, своим чередом. Она собиралась поступить в колледж в Лос-Анджелесе, а на лето у нее была большая интересная программа: занятия теннисом и прыжками в воду, уроки французского языка. И вдруг в четверг утром, пока мы были в магазинах, она сбежала без всякого предупреждения. Она даже не попрощалась с нами.

– Вы сообщили об этом в полицию?

– Лестер сообщил. Но его не очень-то обнадежили-сейчас молодые люди каждую неделю пропадают дюжинами. Я никогда не думала, что с моей дочерью может произойти то же самое. Сьюзен очень хорошо жила. Мы дали ей все!

Я постарался подтолкнуть ее к трудной правде:

– Не произошло ли в жизни Сьюзен в последнее время каких-либо событий?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, каких-нибудь перемен в ее привычках. Например, она стала больше или меньше спать. Моменты необъяснимого возбуждения, сменяющегося полной апатией. Не изменилась ли как-нибудь ее внешность?

– Ничего подобного не было. Она не употребляла наркотиков, если вы подозреваете именно это.

– Кстати, о наркотиках. В четверг ночью в Санта-Терезе с ней что-то произошло, в результате чего она прыгнула в океан.

– Джерри Килпатрик был с ней?

– Да. Вы знаете его, миссис Крэндел?

– Он бывал здесь, в нашем доме. Мы познакомились с ним в Ньюпорте. Он показался мне довольно приятным мальчиком.

– Когда он был здесь в последний раз?

– Два месяца назад. Он поспорил о чем-то с моим мужем и больше уже не приходил сюда.

Она проговорила это с заметным сожалением.

– О чем был спор?

– Об этом вам придется спросить Лестера. Они в чем-то не смогли понять друг друга.

– Могу я поговорить с вашим мужем?

– Он лег спать. Эти два дня были очень трудными для него.

– Мне очень жаль, но лучше было бы поднять его.

– Мне бы не хотелось этого делать. Знаете, ведь Лестер не так уж молод.

Женщина не шевельнулась. Она была из тех мечтательных особ, которые очень тяжело воспринимают изменения в жизни. Будучи матерью, она могла бесконечно долго дежурить у телефона, но, если бы он зазвонил, то не нашлась бы, что ответить.

– Наша дочь вместе со сбежавшим юнцом сейчас находится где-то в море. Она подозревается в убийстве и похищении ребенка, а вы не хотите разбудить ее отца.

Я встал и подошел к двери.

– Если вы не позовете своего мужа, я сам пойду к нему.

– Хорошо, раз вы так настаиваете.

Когда она проходила мимо меня, мне показалось, что от нее веет холодом. Это, наверное, было присущим ей качеством. Да и сама комната тоже вызывала ощущение холода и какой-то искусственности. Ярко горевшие лампы в канделябрах казались застывшими слезинками. От мраморного камина веяло могильным холодом. В вазах стояли искусственные цветы, дополнявшие неприятное впечатление искусственной жизни.

В комнату вошел Лестер Крэндел. Можно было подумать, что чужим в доме был скорее он, нежели я. Он был невысок, крепкого сложения, седовласый, с седыми стального оттенка бачками, словно клещами охватывающими его небольшое лицо. Он улыбался, как человек, который хочет понравиться.

Рукопожатие его было твердым, и я отметил, что у него большие руки, хранящие следы тяжелой работы в прошлом – распухшие суставы пальцев и загрубевшую кожу. Я подумал, что он всю жизнь провел в тяжелой работе, медленно взбираясь на вершину небольшого холма благополучия, с которого его дочь спрыгнула в один миг.

На нем был красный шелковый халат, сшитый по фигуре, из-под халата выглядывала ночная рубашка. Лицо его раскраснелось, волосы были влажными. Похоже, он только что принял душ. Я извинился за то, что побеспокоил его.

– Ничего, ничего. Поверьте мне, я без труда поднимаюсь в любой час ночи. Насколько я понял, у вас есть сведения о моей девочке?

Я кратко рассказал ему то, что знал. Казалось, под давлением моих слов лицо его еще больше сморщилось. Он делал усилия, чтобы не выказать страха, от которого глаза его наполнились слезами.

– Но ведь должна же быть причина тому, что она сделала. Сьюзен – очень чувствительная девочка, и я не верю, что она принимала наркотики.

– Что за парни окружали ее?

– У нее всегда было очень мало знакомых ребят. Конечно, она ходила на вечеринки, к тому же несколько лет назад мы устроили ее в школу танцев – в танцкласс и класс балета. Что касается парней, то все они теперь какие-то странные, и это меня обескураживает. А вообще-то у нее были в основном подруги.

– А Джерри Килпатрик? Насколько мне известно, он приезжал к вашей дочери.

Крэндел покраснел.

– Откуда вы это знаете?

– Мне сказала ваша жена.

– Женщины всегда болтают лишнее, – заметил он, – Да. У нас с ним был спор. Я попытался сбить парня с его жизненной философии. Я дружески спросил его, чем он собирается заняться в жизни, а он ответил, что единственное его желание – это чтобы его оставили в покое. Мне его ответ не понравился, и я посоветовал ему подумать о том, что случится с нашей страной, если все станут на такую позицию. Он ответил, что со страной это уже случилось. Не знаю, что он подразумевал под этим, но его тон мне тоже не понравился. Я сказал, что если его жизненная философия на самом деле такова, то ему лучше убраться из моего дома и больше не являться сюда. Этот молодой хам заявил в ответ, что сделает это с большим удовольствием. Он уехал и больше не появлялся. Ну и скатертью дорога.

Лицо Лестера побагровело, а на виске стала пульсировать маленькая жилка. Я почувствовал к нему симпатию.

– Жена сказала мне тогда, что я поступил неправильно, – продолжал он, – Знаете, как смотрят на это женщины. Они считают, что девушка обязательно останется старой девой, если не выйдет замуж в восемнадцать лет или, по крайней мере, не будет помолвлена.

Крэндел поднял глаза к потолку и прислушался. Я тоже молчал.

– Господи, что она там делает столько времени?

Он встал и пошел к двери. Я тоже поднялся, и мы вышли в холл. Он шел тяжело, опустив плечи. Казалось, отчаяние подействовало на него только физически и еще не дошло до сознания.

Из-за двери в библиотеку слышались сдавленные рыдания. Миссис Крэндел стояла возле книжных полок и горько плакала. Муж подошел к ней и, поглаживая ее по спине, попытался успокоить.

– Не надо плакать, мама. Мы вернем ее обратно.

– Нет, – она говорила, качая головой, – Сьюзен никогда не вернется сюда. Мы не имеем права тащить ее на старое место.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Это не наше место. Все, кроме тебя, знают это.

– Это неправда, мама. Я достиг большего, чем любой в этом квартале. Я мог бы купить и продать любого из них.

– Ну и что из этого? Что? Мы тут как рыбы, вытащенные из воды. На этой улице у меня нет друзей-ни у меня, ни у Сьюзен.

Своими большими руками он обнял ее за плечи и повернул лицом к себе.

– Все это ты только вообразила, мама. Например, когда я прохожу по улице, меня всегда встречают дружескими улыбками. Люди знают, кто я такой, знают мне цену.

– Может быть, они и знают. Но это не поможет ни мне, ни Сьюзен.

– В чем не поможет?

– Просто жить, – ответила она. – Я все время старалась делать вид, будто у нас все о’кей. Но теперь-то мы знаем, что это не так.

– Все будет о’кей. Я гарантирую, что будет! Все будет прекрасно.

– Нет, не будет, никогда не будет.

Она устало качала головой. Он привлек ее к себе и рукой придержал голову, словно это покачивание неприятно действовало на него. Потом он откинул со лба ее волосы. Ее лоб, без единой морщинки, страшно контрастировал с заплаканным лицом. Она приникла к нему и расслабилась, так что ему пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Теперь передо мной была совсем другая женщина, женщина, жизнь которой разбита.

Так, обнявшись, они вышли в холл, оставив меня одного. Я заметил на углу стола маленькую книжечку в красном переплете, присел и стал разглядывать ее. На коже переплета золотом блестело тисненное слово: «Адреса», а на первой страничке еще не оформившимся детским почерком Сьюзен написала свое имя.

В книжке было три женских имени и одно мужское – Джерри Килпатрика. Теперь я понял, почему так плакала мать Сьюзен. Их семья была одиноким трио, а теперь их осталось всего двое.

В комнату вошла миссис Крэндел и прервала мои размышления. Она умылась и причесалась, сделав это быстро и искусно.

– Простите, мистер Арчер, я не хотела сказать, что все уже рухнуло.

– Никто так и не думает. Но вообще задуматься над этим иногда бывает полезно.

– Не для меня и не для Лестера. Сейчас он очень расстроен. Он очень эмоциональный человек, хотя по виду этого не скажешь. И он очень любит Сьюзен.

Она наклонилась над столом. Я подумал, что даже горе идет ей. Она была из тех женщин, которых красят сильные эмоции.

– У вас разбита голова, – заметила она.

– Это дело рук Джерри Килпатрика.

– Наверное, я ошиблась в нем.

– Так же, как и я, миссис Крэндел. Так что же мы будем делать со Сьюзен?

– Не знаю, что и делать.

Она стояла надо мной, листая пустые страницы записной книжки.

– Я разговаривала с девушками, которых она знает, особенно с теми, кто живет здесь. Но у нее нет настоящих подруг. Они только ходили вместе в школу и играли в теннис.

– Что, по-вашему, самое главное в жизни восемнадцатилетней девушки?

– Не знаю, Я пробовала предлагать ей разные вещи, но ей ничего не нравилось. Она как будто боялась…

– Чего боялась?

– Не знаю, но это было действительно так. А я все время боялась, что она когда-нибудь убежит из дома. Так и случилось.

Я попросил миссис Крэндел показать мне комнату девушки.

– Я не против. Только не говорите об этом Лестеру, ему это не понравится.

Она провела меня в большую комнату, застекленная дверь которой выходила прямо в патио. Несмотря на большие размеры, она не казалась просторной. Обстановка спальни под слоновую кость с золотом дополнялась стереопроигрывателем, радиоприемником и телевизором. Был там и письменный стол, за которым работала девушка. На столе стоял белый телефон. Это место напоминало позолоченную клетку, словно сделанную для пожизненного заключения в ней маленькой пленницы.

На стенах были развешаны стереоафиши и портреты солистов эстрадных ансамблей, сплошь юношей. Казалось, они одни нарушали спокойствие этой комнаты. Никаких фото или следов других людей, тех, с которыми должна бы быть знакома Сьюзен.

– Как видите, – заговорила ее мать, – мы дали ей все. Но она совсем не этого хотела.

Она предложила мне взглянуть на гардероб и открыла дверцу шкафа. Он был полон платьев и пальто. Мне почему-то представилось, будто целая армия девушек втиснута в этот шкаф. Ящики комода были наполнены свитерами и другой одеждой, напомнившей мне сброшенные змеиные шкурки. Небольшой ящик туалетного столика был полон косметики.

На белой поверхности стола лежал открытый телефонный справочник. Я сел перед столом в кресло и включил настольную лампу дневного света. Желтые страницы справочника были раскрыты на отделе мотелей, а внизу справа я увидел небольшую рекламу мотеля «Звезда».

Я подумал, что вряд ли это простое совпадение, и спросил о мотеле миссис Крэндел. Но его название ни о чем ей не говорило. Не помогло и мое описание Ала.

Я попросил ее дать мне недавнюю фотографию Сьюзен. Она провела меня в другую комнату, которую назвала «швейной», и достала фото выпускницы школы высшей ступени. Со снимка на меня смотрела девушка, блондинка, с таким чистым взглядом, словно она не верила, что ее юность когда-нибудь пройдет и она состарится, а потом и умрет.

– Вот так же когда-то выглядела и я, – сказала ее мать.

– Да, сходство до сих пор очень большое.

– Посмотрели бы вы на меня, когда я закончила школу!

Услышав это, я понял, что она не хвасталась. Ее жизнелюбие пробивалось из-под искусственно привитых манер.

– О, я представляю себе, – ответил я, – В какой школе вы учились?

– В Санта-Терезе.

– Может быть, именно поэтому Сьюзен туда и направилась?

– Не думаю.

– У вас есть сейчас родственники или знакомые в Санта-Терезе?

– Никого нет.

Она изменила тему разговора.

– Если вы что-нибудь узнаете о Сьюзен, пожалуйста, дайте нам сразу же знать.

Я обещал, и она вручила мне фото с таким видом, будто мы совершили тайную сделку. Я положил фото в карман, рядом с книжкой в зеленой обложке, и вышел из дома. Черные, словно нарисованные чернотой самой ночи, тени от пальм лежали на тротуаре и на крыше моей машины.

Глава 15

Мотель «Звезда» находится в тесно застроенном месте, зажатом между шоссе и океаном. Задняя сторона его, опирающаяся на сваи, была обращена к морю. На желтые оштукатуренные стены падал свет от круглосуточно работающей станции обслуживания автомашин. Этот же свет освещал и табличку «Есть свободные места», висящую на двери конторы.

Я вошел и позвонил в колокольчик, который обнаружил на стойке. Из задней комнаты медленно выплыл мужчина с отекшим заспанным лицом и уставился на меня.

Я объяснил ему, что разыскиваю человека, и начал было описывать Ала, но он резко прервал меня и затряс своей нечесаной головой. Он так разозлился, что сначала даже задохнулся и не мог вымолвить ни слова.

– Вы не имели права будить меня из-за этого! У нас деловое учреждение.

Я положил на стол две долларовые бумажки. Он схватил их и спрятал вместе со злостью.

– Премного благодарен. Ваш приятель с женой находятся в комнате номер семь.

Я показал ему фото Сьюзен.

– Эта девушка была здесь?

– Может, и была.

– Вы видели ее или нет?

– А какая разница?

– Разница есть.

– Вы ее отец?

– Просто знакомый, – ответил я. – Так она была здесь?

– Думаю, была пару дней назад. С тех пор я ее не видел. Во всяком случае, – криво усмехнулся он, – ваши два доллара я уже отработал.

Я вышел из конторы и двинулся по галерее. Ночной прибой печально бился о сваи. На поверхности воды отражалась неоновая реклама станции-обслуживания, а все вместе взятое казалось мне радужного цвета пустыней.

Я постучал в дверь, и в ответ мне задребезжала жестяная семерка, прибитая к двери. Узкая полоска света, пробивавшаяся из щели, стала шире, и дверь открылась. Женщина, стоящая за дверью, увидев меня, попыталась было захлопнуть ее, но я сунул в щель плечо, а затем и протиснулся в комнату.

– Убирайтесь отсюда! – сказала она.

– Я только задам вам пару вопросов.

– Простите, но я ничего не помню.

Судя по ее виду, так оно и было.

– Несколько дней назад я никак не могла вспомнить собственное имя.

Голос женщины звучал уныло и монотонно. Лицо ее было лишено выражения; оно несло на себе лишь следы прожитых лет, запечатлевшиеся в морщинках возле глаз и в уголках рта. Мне трудно было определить ее возраст. Она была закутана в розовое стеганое одеяло, и я не мог понять, то ли она – хорошо сохранившаяся женщина средних лет, то ли молодая, но выглядящая старше своего возраста. В глазах ее стояла такая же темнота, что и в углах комнаты.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Элегант.

– Чудесное имя.

– Благодарю вас. Я выбрала его в один прекрасный день, когда почувствовала, что оно мне подходит. Но с тех пор это ощущение больше не повторялось.

Она медленно обвела взглядом комнату, словно хотела этим показать, что во всем виновата окружающая ее обстановка. Постельное белье, связанное в узел, валялось на полу. На туалетном столике среди засохших надкусанных шницелей стояли пустые бутылки. На стульях было набросано нижнее белье.

– Где Ал? – спросили.

– Он должен был бы уже вернуться, но его еще нет.

– Как его фамилия?

– Он называет себя Ал Нестерс.

– Откуда он родом?

– Вряд ли я смогла бы хоть о ком-нибудь это сказать.

– Почему?

Она сделала вялый, неопределенный жест.

– Вы задаете слишком много каверзных вопросов. Кто вы такой, чтобы задавать их?

Я не стал объяснять ей, кто я.

– Когда Ал уехал отсюда?

– Несколько часов тому назад. Я не слежу за временем.

– На нем были длинноволосый парик, усы и борода?

Она недоуменно посмотрела на меня.

– Он не носит ничего такого.

– Ну, это только вы так думаете.

В ее глазах мелькнул интерес, и она даже немного рассердилась.

– Что это значит? Не хотите ли вы сказать, что он смылся отсюда?

– Может быть. Когда я видел его сегодня вечером, на нем были черный парик, усы и борода.

– Где же вы видели его?

– В Нордридже.

– Это вы обещали ему деньги?

– Нет, но я представляю того человека.

В некотором роде это было правдой – я ведь работал для жены Стэнли Броджеста. Но, сделав такое заявление, я вдруг понял, что являюсь представителем одного покойника перед другим.

В глазах ее опять мелькнул проблеск интереса.

– Вы принесли ему тысячу?

– Не так много…

– Не могли бы вы оставить мне эти деньги?

– Не думаю.

– Бродяжка удовольствовалась бы и немногим.

– А сколько бы вы хотели?

– Двадцати долларов мне бы вполне хватило на сегодняшнюю ночь и на весь завтрашний день.

– Надо подумать. Я не уверен, что Ал согласится на меньшую сумму.

– Знаете, он уступит, если вы поговорите с ним. Несколько дней он был просто помешан на том, что вот-вот ему заплатят деньги. Сколько же вы еще заставите его ждать?

Я мог сказать, что целую вечность, но промолчал. Она прищурилась.

– А вы в самом деле представляете того денежного человека? Как его фамилия, Бродман?

– Броджест. Стэнли Броджест.

Она села на край кровати. Боясь, что ее снова одолеют подозрения, я поспешил показать ей фото Сьюзен. Она посмотрела на снимок с какой-то почтительной завистью и вернула его мне.

– В свое время я была почти такой же хорошенькой, – заявила она.

– Верю, что были, Элегант.

Ей понравилось, что я произнес вслух ее имя, и она улыбнулась.

– Это было не так давно, как вы могли бы подумать.

– Верю, верю. Вы знаете эту девушку?

– Видела ее раз или два.

– Недавно?

– Кажется, недавно. У меня в голове не удерживаются даты. Но она была здесь дня два или три тому назад.

– Что она тут делала?

– Об этом вам придется спросить у Ала. Он попросил меня уйти, а сам заперся с ней здесь. К счастью, я не ревнива – это мое единственное хорошее качество.

– Ал занимался с ней любовью?

– Может быть. Но я не могу поставить это ему в вину. Главное, он пытался заставить ее разговориться. Он попросил меня подмешать что-то в кока-колу. Наверное, затем, чтобы развязать ей язык.

– О чем она рассказывала?

– Понятия не имею. Он направил ее в какое-то место, и с тех пор я ее больше не видела. Но я уверена, что это было связано с делами Бродмана или Броджеста. Всю неделю только это и сидело у Ала в голове.

– В какой день это было, в четверг?

– Сейчас не могу вспомнить. Попробую высчитать.

Она начала считать, шевеля при этом губами:

– Мы уехали из Сакраменто в воскресенье, это я точно знаю. Он привез меня в Сан-Франциско для того, чтобы ответить на объявление. Воскресную ночь мы провели там, а сюда приехали в понедельник. Или это был вторник? Какой сегодня день?

– Сейчас ночь с субботы на воскресенье. Скорее даже, воскресное раннее утро.

Она начала считать на пальцах. Дни и ночи мелькали перед ее глазами, словно тени.

– Я думаю, что та встреча была в среду, – наконец сказала она. – Он вернулся сюда и сказал, что мы должны пересечь границу самое позднее в субботу.

Она посмотрела на меня с некоторым отчуждением.

– Где же деньги? Что-нибудьслучилось?

– Они еще не выплачены.

– А когда мы их получим?

– Не знаю. Я даже не знаю, что собирается Ал с ними делать.

– Ну, это проще простого, – ответила она. – Наверное, Ал первым делом расплатится с этой девушкой и ее парнем. Вы должны это знать, если работаете с Броджестом.

– Он не посвящал меня в подробности.

– Но вы видели объявление в «Кроникл» или нет?

– Еще не видел. У вас есть эта газета?

Я так близко наклонился к ней, что почти коснулся ее лица.

– Может быть, есть, а может, и нет. Что я буду за это иметь?

– Обещаю, что кое-что получите. Имейте в виду, что если объявление помещено в «Сан-Франциско кроникл», значит, его уже видели миллионы людей. Так что можете спокойно показать его мне.

Она учла мое замечание и достала из-под кровати старый чемодан. Открыв его, она вручила мне сложенную несколько раз газетную вырезку. Объявление состояло из двух колонок и сопровождалось репродукцией с фотографии, которую я нашел в столе Стэнли Брод-жеста. Текст был немного изменен:

«Знакома ли вам эта пара? Под именами мистера и миссис Ральф Смит они прибыли на машине в Сан-Франциско около пятого июля 1955 года. Есть сведения, что они купили билеты на судно „Сванси Кастл“, идущее рейсом через Ванкувер в Гонолулу и отплывшее из Сан-Франциско шестого июля 1955 года. Но, может быть, они все еще находятся в нашем районе. Тысяча долларов вознаграждения будет уплачена за информацию об их настоящем местопребывании».

Я обратился к женщине, которая называла себя Элегант:

– Где они?

– Не спрашивайте меня.

Она пожала плечами, и от этого движения одеяло соскользнуло. Она снова закуталась в него.

– Возможно, я видела эту женщину.

– Когда?

– Попытаюсь вспомнить.

– Как ее зовут?

– Ал не называл мне ее имя. Он вообще ни о чем мне не рассказывал. Но по пути сюда мы останавливались у ее дома и я видела ее, когда она открыла дверь. Сейчас она, конечно, старше, но я совершенно уверена, что это – та самая женщина.

Она замолчала и ненадолго задумалась.

– Хотя, может быть, и нет. Мне кажется, что Ал получил эту вырезку от нее.

– Вы имеете в виду объявление?

– Совершенно верно. Разве это имеет значение? А, может быть, он сам мне об этом сказал, или просто я плохо поняла.

– Не могли бы вы мне сказать, где находится ее дом?

– Это стоит денег, – ответила женщина.

– Сколько вы хотите?

– В объявлении говорится о тысяче. Если вы дадите меньше, Ал убьет меня.

– Ал никогда не вернется сюда.

Она встретила со мною взглядом.

– Вы хотите сказать, что он умер?

– Да.

Она рухнула на кровать, будто известие о смерти Ала окончательно лишило ее сил.

– Я никогда всерьез не верила, что мы сможем добраться до Мексики.

Она прищурилась и долго смотрела на меня холодным взглядом.

– Это ты убил его?

– Нет.

– Копы?

– Почему вы так думаете?

– Он был в бегах.

Она снова медленно обвела взглядом комнату.

– Мне нужно убираться отсюда, – заявила она, но не двинулась с места.

– Откуда он убежал?

– Из тюрьмы. Однажды он был пьян и рассказал мне об этом. Нужно было бросить его, когда у меня была такая возможность.

Она встала и заговорила, как-то безумно жестикулируя:

– А что случилось с моим «фольксвагеном»?

– Наверное, копы уже забрали его.

– Мне следует убираться отсюда. Вы увезете меня?

– Нет. Вам придется уехать на автобусе.

В мой адрес посыпались ругательства. Но, когда я направился к двери, она побежала за мной.

– Сколько вы дадите мне денег?

– Ничего похожего на тысячу.

– А сотню? Этого мне хватило бы, чтобы добраться до Сакраменто.

– Вы родом оттуда?

– Там живут мои родители. Но они не желают меня видеть.

– А Ал откуда родом?

– У него нет родителей. Он из сиротского дома.

– Из какого места?

– Из какого-то города к северу отсюда. Мы останавливались там по пути сюда. Он показал мне свой приют.

– Вы останавливались в приюте?

– Вы все путаете, – снисходительно сказала она. – Он показал мне свой приют, когда мы проезжали мимо него по шоссе. А останавливались мы в городе, чтобы достать денег на бензин и еду.

– В каком городе?

– В одном из этих святых местечек. Кажется, в Санта-Терезе.

– А каким образом вы достали деньги на бензин?

– Ал получил их у старой маленькой леди. Она дала ему двадцать долларов. Рядом с ней Ал казался очень большим.

– Не могли бы вы описать ее?

– Что вы! Это была просто маленькая старая леди, в маленьком старом доме, на маленькой старой улице. Улица была очень хорошенькая, с деревьями в цветах.

– Джакаранды?

Она кивнула.

– Да, цветущие джакаранды.

– А не звали ли ее миссис Сноу?

– Да, думаю, что именно так.

– А что вы можете сказать насчет женщины из объявления? Где она живет?

По ее лицу я понял, что она затевает еще какую-то дурацкую хитрость.

– Это стоит денег. Все то, о чем мы с вами говорили.

– Я дам вам полсотни.

– Покажите мне их.

Я дал ей пятидесятидолларовую бумажку, ту самую, которую дала мне на чай Фрэн Армистед. Я даже рад был избавиться от нее, но тут же мне пришла в голову мысль, что теперь я покупаю эту комнату вместе с ее обитательницей так же, как недавно курили меня.

Она поцеловала деньги.

– Теперь я могу купить на них билет и уехать отсюда!

Она снова оглядела комнату. Потребность все время повторять это преследовала ее, как ночной кошмар.

– Вы собираетесь мне рассказать, где живет та женщина.

– Я?

Она попыталась было увильнуть, но ей стало неудобно, и она вынудила себя сказать:

– Она живет в большом старом доме среди деревьев.

– Вы можете описать его?

– Я? Нет.

– О каких деревьях вы говорите?

– Это было где-то в Пенинсуле. Я не обращала внимания на дорогу. Для меня все слилось, как в путешествии Эйнштейна.

– Путешествие Эйнштейна?

– Ну, когда вы едете мимо какой-нибудь далекой звезды, пространство для вас как бы скручивается.

– Так где же в Пенинсуле?

Она стала отчаянно мотать головой, как это делают с часами, чтобы они пошли.

– Не могу вспомнить. Все эти маленькие городишки слились для меня в один. Я не могу отличить один от другого.

– Как выглядел этот дом?

– Он был очень старый, двухэтажный… нет, трехэтажный. На нем были две маленькие круглые башенки, по одной с каждой стороны.

Выпрямив большие пальцы рук, она наглядно показала, как стояли башенки.

– Какого цвета был дом?

– Кажется, серого. Среди деревьев он казался каким-то серовато-зеленым.

– А что за деревья росли там?

– Дубы, – ответила она. – И несколько пиний. Но главным образом дубы.

Я немного помолчал.

– Что еще вы можете вспомнить об этом месте?

– Это – все. Вы же знаете, я вовсе не была там, я была где-то около Арктура и глядела вниз на Землю. Ах, да, там была собака, она бегала под деревьями. Господи боже, у нее был прекрасный голос!

Она тут же изобразила лай.

– Собака была из этого дома?

– Не знаю. Думаю, что нет. Я только сейчас вспоминаю, что она вела себя, как потерянная. Это может вам помочь?

– Не знаю. Какой это был день?

– Кажется, воскресенье. Я ведь говорила, что мы уехали из Сакраменто именно в воскресенье.

– Не очень-то много за пятьдесят долларов.

Она смутилась и испугалась, что я заберу деньги обратно.

– Если вы хотите, то можете воспользоваться мной.

Не дожидаясь ответа, она встала и сбросила с себя розовое одеяло. У нее было молодое худощавое тело с узкой талией и высокой грудью. Но на руках и бедрах были синяки, похожие на следы тяжелой работы. Оказалась она рано повзрослевшей девушкой.

Она посмотрела мне в глаза. Не знаю, что она там увидела, но проговорила:

– Ал был немного груб со мной. Вообще он был какой-то дикий после всех тех лет, проведенных в тюрьме. Мне кажется, вы не хотите меня, да?

– Да, спасибо, у меня был очень трудный день.

– Так вы не возьмете меня с собой?

– Нет.

Я дал ей свою визитную карточку и попросил сообщить мне, если она вспомнит что-нибудь еще.

– Сомневаюсь. У меня голова, как решето.

– Или если вам понадобится помощь…

– Мне всегда нужна помощь, но вряд ли вы захотите снова услышать обо мне.

– Думаю, что захочу.

Она положила мне на плечи руки, поднялась на цыпочки и подарила мне печальный поцелуй.

Я вышел, положил смятое объявление Стэнли в книжку с зеленой обложкой и бросил ее в багажник машины. Потом поехал к себе домой в Западный Лос-Анджелес.

Перед тем, как лечь спать, я позвонил в свою службу информации. Арни Шибстед оставил для меня сообщение. Человек, чье тело я нашел в доме Стэнли Броджеста, оказался заключенным, бежавшим из тюрьмы Фолсом, его имя – Альберт Свитнер. На его счету было около десятка арестов. Впервые его арестовали в Санта-Терезе.

Глава 16

Была глубокая ночь, вернее, уже начиналось утро. С помощью внушительного глотка виски я попытался снять напряжение прошедшего дня и отправился спать.

Мне приснилось, будто я должен куда-то очень быстро приехать. Но когда я сел в машину, оказалось, что у нее нет колес и даже руля. Я сидел в ней, как улитка в раковине, и дожидался, когда наступит утро.

Свет, проникавший сквозь маркизы на окнах спальни, стал почти белым и разбудил меня. Я немного полежал, слушая звуки утра. Уже щебетали птицы, потом в их нестройный хор влились крики соек, пикировавших на мое окно.

Мне следовало забыть про соек. От их хриплых напоминаний о себе мне стало холодно. Я откинул простыню, встал и оделся.

В кухонном шкафчике у меня осталась последняя банка с арахисом. Я высыпал орехи за окно и подождал, пока во двор не слетелись сойки. Их появление было похоже на падающий на землю синий всполох, и утренний мир, наконец, встал на свое место.

Но главной части в нем недоставало.

Я побрился, вышел позавтракать и снова принялся за свои дела.

Не доезжая до Санта-Терезы, ближе, чем ожидал, я увидел вчерашний пожар. Горело между гор с южной и восточной сторон. Сами горы, обрамленные языками пламени, казались черными. Но та масса воздуха, которая, видимо, пронеслась за ночь от моря к горам, не дала огню распространиться на город и постройки на побережье.

Ветер все еще дул с моря. Когда шоссе вплотную приблизилось к океану, я увидел белую пену на верхушках волн и на берегу и услышал грохот прибоя.

Я остановился около приморского дома Армистедов. Прилив был еще высок, волны с шумом набегали на мокрый песок и разбивались об опоры, на которых стоял дом. Я позвонил в заднюю дверь, к которой вел пандус.

Дверь открыла Фрэн Армистед, одетая в мужскую пижаму. Лицо ее было сонным, а волосы напоминали взъерошенное оперение.

– Я где-то видела вас, – сказала она без особой радости.

– Арчер, – напомнил я ей. – Я пригнал вашу машину, а затем мы вместе удирали от пожара.

– Ах, да, конечно. Это довольно весело – удирать от пожара, не правда ли?

– Может быть, в первый раз. Ваш муж дома?

– К сожалению, нет. Он ушел очень рано.

– Вы не знаете, куда?

– Возможно, в порт. Роджер ужасно расстроен пропажей яхты. Он ничего не знал об этом до утра, пока Килпатрик не позвонил ему.

– За такие вести он бы побил меня.

Фрэн улыбнулась и продолжала:

– Роджер страшно рассердился на мальчишку. Не знаю, что он с ним сделает, когда разыщет.

– Роджер и Джерри были близки между собой?

Ока тяжело посмотрела на меня.

– Не так, как вы себе это представляете. Роджер вполне мужествен. Это не для него.

Она поежилась и обняла себя за плечи.

Я поехал к причалу и поставил машину на почти пустой стоянке. Было еще раннее утро.

Сквозь проволочные ворота я увидел, что стоянка «Ариадны» пуста. На причале стоял Роджер Армистед и пристально вглядывался в океан, видимо, сознавая, сколь величественна его фигура. Около него, лицом ко мне, стоял Брайан Килпатрик. Они стояли рядом, но похоже было, что они крупно поссорились.

Килпатрик заметил меня сквозь решетку ворот. Он поднял засов и пропустил меня внутрь. На нем была та же одежда, что и вчера, только измятая, словно он спал в ней.

– Армистед в очень скверном настроении, – предупредил он меня. – Во всем этом деле он винит меня. Но, черт меня побери, если я за последние два месяца видел Джерри хотя бы один раз! Он совсем вышел из-под моего контроля. Армистед все равно что усыновил его. Я не несу никакой ответственности!

Он пошевелил своими широкими плечами, словно пытался сбросить с себя бремя ответственности.

– Куда Джерри мог угнать яхту? У вас есть на этот счет какие-нибудь идеи? – спросил я.

– К сожалению, нет. Я не яхтсмен. Поэтому-то, вероятно, Джерри и потянуло к морю. А если бы я интересовался морем, то Джерри, наверное, занялся бы гольфом.

Килпатрик «шел своим ночным курсом», он был по-прежнему раздражен.

– На север он пошел или на юг? – спросил я.

– Скорее всего, на юг. Эти воды ему знакомы. Может быть, на острова.

Он указал на далекие, видневшиеся на горизонте острова. Они синели вдали подобно спинам китов. На всем двадцатимильном водном пространстве между берегом и островами было пустынно.

– Вы поставили в известность шерифа?

Он с яростью взглянул на меня.

– Я пытался, но шериф был на пожаре. И, если хотите знать, он до сих пор там.

– Но ведь должен быть дежурный офицер?

– Да, там было несколько человек. Но все они думают лишь о пожаре. Вы же понимаете, что они заняты главным бедствием.

– Джерри тоже очень занят.

– Вам не следовало бы говорить мне это. Он – мой сын.

Брайан долго с беспокойством смотрел на меня.

– Мне опять звонил Крэндел, сегодня рано утром. Я понял, что после нашего с вами разговора вы виделись еще и с ним.

– Что он говорил?

– Ну, естественно, что во всем виноват Джерри. Парни всегда оказываются виноватыми, если с девушками что-то происходит. По словам Крэндела, его дочь до этого случая никогда не давала поводов для беспокойства. Но этому трудно поверить.

– Он может верить в это. Видимо, он и жена его очень одиноки.

Неожиданно я вспомнил одинокую девушку в комнате мотеля «Звезда» и комнату другой, не менее одинокой девушки.

– Думаю, вам не следовало ездить к Крэнделу, – с раздражением сказал Брайан. – Это только усложнило ситуацию. При желании он может причинить мне большие неприятности.

– Извините, но я обязан побывать всюду, куда ведут следы расследуемого мной дела.

– А разве это – ваше дело?

– Я участвую в нем. Если вы подождете меня несколько минут, мы поедем и разыщем вашего приятеля шерифа. Согласны?

– Как вам будет угодно…

Оставив Килпатрика в воротах, я обратился к спине Армистеда. Он медленно повернулся. Каким-то непонятным образом он выглядел одновременно и опечаленным, и рассерженным. На нем была яркая спортивная куртка и морская фуражка.

– Почему вчера вечером вы не сообщили мне о случившемся? Теперь нам уже не вернуть ее…

Он говорил о яхте, как об исчезнувшей любимой женщине.

– Теперь она, может быть, за сотню миль отсюда или вообще на дне моря.

– Вы сообщили морской охране?

– Сообщил. Они просто выпустили ее из поля зрения. Но они и не занимаются этими делами; поиск угнанных яхт не входит в круг их обязанностей.

– Это не просто кража, – заметил я. – Надеюсь, вы знаете, что на борту находятся девушка и маленький мальчик?

– Килпатрик сказал мне об этом.

Армистед прищурил глаза, словно рассматривал нечто мерзкое. Потом потер их костяшками пальцев и перевел взгляд снова на меня.

На волнорез набегала вода и стекала с него зелеными потоками. Даже вода стала неспокойной, море дышало у наших ног, то поднимаясь, то ниспадая. Изменился весь мир, словно исчезновение одной частицы высвободило дикую энергию всего остального.

Армистед подошел к краю причала, я последовал за ним. Он был скрытный человек, но мне казалось, что сейчас ему следовало бы стать пооткровеннее.

– Насколько я понял, Джерри был очень близок вам?

– Да, был. Но я не хочу говорить об этом.

Я продолжал:

– Я не обвиняю вас в том, что произошло. Отчасти виноват я сам. Прошлой ночью он ударил меня револьвером по голове. Судя по всему, это был тридцать восьмой калибр.

Смутившись на мгновение, он ответил:

– У меня на борту был такой.

– Значит, его он и взял?

– Наверно. Но я не несу за это ответственности.

– То же самое говорит и Килпатрик. Никто не несет ни за что ответственности. Сейчас я раздумываю о возможных мотивах поведения Джерри. Вам не кажется, что таким путем он пытается добиться самоутверждения?

– Насколько я понимаю, все это-чистейшая ерунда.

– Я с вами не согласен.

– Он разрушил мою веру в него!

Армистед говорил с возмущением, но оно не казалось убедительным.

– Я доверил ему свое судно! Я взял его в плаванье на все лето!

– Почему?

– Ему нужно было найти место. Я имею в виду не только место для жилья, а более широко – место в мире. Я подумал, что море может стать для него таким местом.

Он сделал паузу.

– Когда я был ровесником Джерри, яхта была для меня самым главным. Я, как и Джерри, не мог оставаться на берегу. Все, чего я хотел – это уйти туда…

Он обвел рукой водный простор, открывавшийся перед нами.

– …и остаться наедине с морем и ветром. Понимаете, море, небо и больше ничего.

Как и многие молчаливые люди, Роджер говорил старомодным, немного вычурным поэтическим языком, Я прервал его:

– Где вы жили, когда были мальчиком?

– Под Ньюпортом. Там я встретил мою жену. Мне пришлось отбить ее у бывшего мужа.

– Есть предположение, что Джерри встретил Сьюзен именно в Ньюпорте.

– Может быть. Мы ходили туда в июне.

Я показал ему фото девушки, но он отрицательно покачал головой.

– Насколько мне известно, он никогда не приводил девушек на борт – ни ее, ни других.

– Если не считать четверга…

– Да, верно.

– Что произошло в ночь на пятницу? Мне бы очень хотелось знать это.

– Мне тоже. Как я понял, девушка чего-то напилась. Она влезла на мачту и бросилась в воду. И чуть не ударилась о сваю причала.

– Мне кажется, Джерри употребляет наркотики…

Лицо Роджера снова стало замкнутым.

– Я ничего такого не знаю.

– Его отец сам сообщил мне об этом.

Роджер бросил взгляд в сторону ворот. Килпатрик все еще стоял там.

– Многие употребляют наркотики, – заметил Роджер.

– Поймите, это очень важно!

– Ну, хорошо. Я хотел было защитить его, но он действительно употреблял и пэп-пилюли, и другие опасные наркотики. Это было одной из причин, почему я разрешил ему жить на яхте.

– Не понимаю.

– На борту яхты он меньше подвергался всяким волнениям. Во всяком случае, таково мое мнение.

Он нахмурился.

– Вы любите этого парня?

– Я старался стать для него отцом или старшим братом. Знаю, это кажется смешным. Но я считал его хорошим парнем, несмотря на наркотики. А почему это так важно?

– Я думаю, что Сьюзен Крэндел немного не в себе. Поэтому она и могла убить человека вчера утром. Вы слышали об этом убийстве?

– Нет, не слышал.

– Жертвой стал мужчина по имени Стэнли Брод-жест.

– Я знаю миссис Броджест, которая живет недалеко.

– Это его мать. Вы хорошо ее знаете?

– Достаточно хорошо я здесь почти никого не знаю, У Фрэн есть друзья, но я больше знаком с портовым людом.

Он обернулся и посмотрел на порт взглядом моряка, уходящего в плаванье по морю своей юности и больше не желающего возвращаться сюда. Затем он обратил беспокойный взор на город. Наверное, город виделся ему густым туманом или дымом, висящим между желанным морем и черными горами.

– Со всем этим я ничем не связан, – сказал он.

– За исключением Джерри.

Он насупился.

– Джерри пришел конец, так же как и моим заботам о нем.

Я мог бы возразить ему, что все далеко не так просто. Настоящий отец Джерри, видимо, уже понял это.

Глава 17

Килпатрик стоял у ворот. У него был вид человека, подозреваемого в преступлении и ждущего, когда все разъяснится и его освободят.

– Армистед был резок, да? Он вычеркнул Джерри из списка членов своего экипажа?

– Сомневаюсь. Он больше огорчен, чем рассержен.

– Если уж кто огорчен, так это я, – заявил раздраженно Брайан.

Я изменил тему разговора:

– Вы знаете, где утром находился шериф Тренайн?

– Я знаю, где он был час назад – на пожаре. Там на территории колледжа организовали лагерь по борьбе с огнем.

Килпатрик вызвался показать мне путь. Следуя за его новеньким «кадиллаком», я на «форде», не слишком старом и не очень новом, приехал на западную окраину города. Оттуда мы выехали на дорогу штата, петлявшую между холмами. Немного не доехав до лагеря мы миновали обнесенные оградой мастерские Службы леса, где ремонтировались тракторы и автоцистерны.

Мы остановились перед железными воротами, подвешенными на столбах. К одному столбу была прикреплена латунная пластинка с надписью: «Санта-Тереза колледж». Лесничий, остановивший нас у ворот, знал Килпатрика и разрешил нам проехать в лагерь. Шериф находился на легкоатлетическом стадионе вместе с командиром пожарников. Джо Кесли, о котором я спросил лесничего, недавно проехал по этой дороге в машине полицейского следователя.

Мы с Килпатриком поставили машины за трибунами, с которых открывался вид на поле стадиона. Я достал из багажника зеленую книжку и положил ее в карман. Мы прошли между рядами служебных машин и грузовиков, собранных здесь со всей Южной Калифорнии от Техачаписа на севере до мексиканской границы на юге.

Арена стадиона напоминала тыловую часть фронта, а главное поле битвы находилось впереди. На овальной арене, покрытой травой со следами пепла, царствовали вертолеты. Они то садились для заправки, то снова взмывали в воздух.

Среди всего этого шума и грохота на траве невозмутимо расположились пожарники-парашютисты; они лежали лицом вверх, глядя в небо. Здесь собрались люди разного цвета кожи – азиаты, индейцы, мексиканцы, негры и загорелые, бронзовые европейцы. У многих лица были выпачканы в саже. Это были твердые люди, стоики, главные рабочие на пожаре, которым нечего терять, кроме своих спальных принадлежностей и жизней.

Шерифа Тренайна мы нашли на главном командном посту, находившемся на платформе серого трайлера, принадлежавшего Службе леса. Шериф оказался тучным мужчиной с огромным отвислым животом. Он был одет в рыжевато-коричневую форму. Лицо шерифа с массивным подбородком почему-то напоминало мне собаку одного моего клиента, поэтому его улыбка произвела на меня странное впечатление. Он обменялся с Килпатриком традиционным рукопожатием старомодных политиков: они трясли друг другу локти левых рук, словно то были ручки насосов.

– Чем могу служить, Брайан?

Килпатрик откашлялся, после чего его голос стал тонким и неопределенным:

– Мой сын Джерри попал в передрягу. Он взял яхту Роджера и ушел в море с девушкой.

Шериф улыбнулся своей странной улыбкой:

– Разве это так серьезно? Он вернется, надеюсь.

– Я рассчитывал, что ты сможешь поднять людей на побережье.

– Мог бы, если бы сумел разорваться на две части. Поговори об этом с дежурным в полиции, Брайан. Мы собираемся передвинуть базу в течение ближайших двадцати четырех часов. В довершение ко всем несчастьям я услышал, что у меня на руках теперь еще и мертвец.

– Стэнли Броджест? – спросил я.

– Да, сэр. Вы знали его?

– Я был с Джо Кесли, когда было найдено тело. Девушка, о которой говорит мистер Килпатрик, возможная свидетельница убийства. Она и Джерри забрали с собой сына убитого.

В глазах Тренайна появился интерес, но, видимо, он слишком устал, чтобы адекватно реагировать на мое сообщение.

– Так чего же вы оба хотите от меня?

– Нужно дать тревогу во все пункты, как и предлагал мистер Килпатрик, особенно в прибрежные города и порты. Пропавшая яхта называется «Ариадна».

Я сделал паузу.

– В вашем распоряжении есть самолеты?

– Есть, но мои вольнонаемные летчики загружены до предела.

– Не могли бы вы выделить один самолет и послать его к островам? Они могли бросить там якорь.

С того места, где мы находились, были видны эти острова, далекие-далекие, на поверхности сверкающего океана.

– Я подумаю, – ответил шериф. – Если понадобится что-нибудь еще, вы можете обсудить это с Джо Кесли. Ему вполне доверяют в полиции.

– Есть еще одно обстоятельство, шеф.

Он покачал головой, устало и терпеливо. Я извлек из кармана зеленую книжку и достал объявление Стэнли Броджеста.

Шериф взял вырезку в руки и стал читать. Брайан вплотную придвинулся к нему и через его плечо тоже заглянул в текст. Они почти одновременно подняли головы и внимательно посмотрели друг на друга.

– Этот мужчина, конечно, – Лео Броджест, – проговорил шериф. – А кто эта женщина, Брайан? У тебя глаза получше моих.

Килпатрик сглотнул комок в горле.

– Это моя жена, – сказал он. – Моя бывшая жена, вот кто это.

– Я тоже подумал, что это Эллен. А где она сейчас?

– Понятия не имею.

Шериф вручил мне вырезку.

– Это как-то связано с убийством Стэнли Броджеста?

– Думаю, что да.

Я начал было рассказывать Тренайну обо всей этой истории и об убитом по имени Ал, но он слушал меня молча и безучастно.

– Переговорите об этом с кем-нибудь еще. Поговорите с Кесли. Ну что, вы удовлетворены? Оба? Командир пожарников рассчитывает к завтрашнему утру убраться отсюда, и я должен помочь ему осуществить это.

– Куда вы намерены переместиться?

– В Бакхорн Мидоу. Это примерно в двадцати пяти километрах отсюда.

– Значит, город уже вне опасности?

– Надеюсь, к завтрашнему дню будет так. Не дай Бог, если нам придется вернуться сюда.

Он посмотрел на черный склон горы, высившейся перед нами.

– При первом же сильном дожде мы утонем в грязи.

Шериф открыл дверцу кабины трайлера. Пока он протискивал туда свое грузное тело, я заметил в кабине высокого мужчину в форме лесничего, склонившегося над картой. Этот блондин скандинавского типа напомнил мне древнего викинга, прокладывающего свой путь по морям.

Я обратился к Килпатрику:

– Вы вчера не сказали мне, что Лео Броджест сбежал с вашей женой.

– Я сказал вам, что она оставила меня. Не в моих правилах раскрывать свои тайны незнакомым людям.

– Она все еще с Броджестом?

– Не знаю и не хочу об этом знать! Они не отчитывались передо мной.

– Вы развелись с ней?

– Она развелась со мной вскоре после своего отъезда отсюда.

– Где она получила развод?

– В штате Невада.

– Где она сейчас? В районе Бэй?

– У меня нет никаких сведений о ней. А теперь, если вы сами не догадываетесь, давайте сменим тему разговора.

Но сам он уже не мог замолчать. Он весь дрожал от злости, а голос его выдавал внутреннее напряжение:

– Для Чего вы выкинули этот грязный трюк, показав фотографию Тренайну?

– Почему грязный?

– Вы облили меня грязью прямо у него на глазах! Могли бы, в крайнем случае, показать ему это наедине. Какое вы имели право публично обливать меня грязью?!

– Простите, но я не знал, что это ваша жена.

Он одарил меня недоверчивым взглядом, и я почувствовал, что здесь что-то не так.

– Разрешите мне еще раз взглянуть на фото, – попросил он.

Я дал ему вырезку. Он стоял и смотрел на нее, забыв обо всем окружающем, не замечая грохота подлетающих вертолетов, словно находился на черте, отделяющей прошлое от настоящего. Когда он поднял голову, лицо его изменилось. Казалось, будто он постарел и стал более мягким и беззащитным.

Он вернул мне вырезку.

– Откуда она у вас? Вы взяли ее у Джерри?

– Нет.

– Это объявление в «Кроникл» поместил Стэнли Броджест?

– Видимо, да, – ответил я. – Вы уже видели его?

– Может быть. Точно не помню.

– Тогда откуда вам известно, что оно было напечатано в «Кроникл»?

Брайан ответил сквозь зубы:

– Я просто так подумал. По стилю это вполне подходит для «Кроникл».

Немного подумав, он добавил:

– А в тексте упоминается Сан-Франциско.

Уловка была слишком очевидной, и я не мог оставить ее без внимания.

– Тогда почему же вы подумали, что я получил эту вырезку от Джерри?

– Просто шальная мысль, – ответил он с кривой усмешкой. – Джерри все время у меня на уме, к тому же я знаю, что он почитывает «Кроникл». Он считает Сан-Франциско центром Вселенной.

– Джерри видел это объявление?

– Может быть. Откуда мне знать?

– Думаю, что вы знаете, мистер Килпатрик.

– К чертовой матери то, что вы думаете!

Он поднял сжатый кулак, и мне пришлось занять оборонительную позицию. Но он ударил кулаком себя в грудь. В этот момент Килпатрик был похож на зверя, вышедшего из повиновения. Вдруг он резко повернулся и пошел за трибуны нетвёрдой походкой, словно ему стало плохо.

Я следовал за ним на некотором расстоянии. Он двигался к столбу, поддерживавшему трибуны, опустив голову. Остановившись, он обратил на меня взор, и я прочел в его глазах страшную усталость. Морщины на его лице стали еще глубже.

– Вы доставили мне много неприятных минут, – заговорил он. – Почему вы так поступили?

– От вас очень трудно получить информацию.

– Вот как? Я ведь рассказал вам практически всю историю своей жизни. По крайней мере, все самое интересное.

– Думаю, что это так. Но вы же прекрасно знаете, что Джерри видел объявление в газете. Это ведь многое может прояснить.

– Пока я ничего не признаю, но хотел бы знать, что это может прояснить?

– Он мог связаться со Стэнли Броджестом и возбудить у того любопытство.

– Его любопытство не нужно было возбуждать. Он уже несколько лет как свихнулся на этом. Никак не мог забыть, что отец бросил его и мать.

– Вы говорили об этом со Стэнли?

– Да, говорил.

– Вы сказали ему, что с его отцом сбежала ваша жена?

– В этом не было нужды. Он отлично все знал. Все об этом знали.

– Кто это «все»?

– Все мои и их знакомые. Это история не была секретом для жителей города, но большинство теперь все забыло.

Брайану, судя по его виду, опять стало нехорошо.

– Не стоит ли нам тоже все забыть? Это не самая любимая моя тема для разговоров.

– Как Джерри воспринял уход матери?

– Он обвинил меня – я уже говорил вам. Он убежден, что его мать оставила меня потому, что я не обеспечил ее.

– Он когда-нибудь ездил к ней?

– Об этом я ничего не знаю. Вы совершенно не понимаете ситуации. Эллен оставила меня пятнадцать лет назад и прервала со мной все контакты. Последнее, что я получил от нее, было извещение о разводе, да и оно пришло от ее адвоката из Рено.

– Как фамилия этого адвоката?

– Не помню, это было слишком давно.

Я снова достал зеленую книжку и показал Килпатрику экслибрис, изображающий ангела, пишущего павлиньим пером.

– Девичья фамилия вашей бывшей жены была Сторм, Эллен Сторм?

– Да.

– Если Джерри не виделся с ней, то как попала к нему эта книга?

– Она оставила ее дома. Она оставила много своих вещей.

– Почему она ушла так неожиданно?

– Не неожиданно. Я видел, как она уходила. Она не любила меня и не любила дело, которым я занимался. В те дни я был начинающим торговцем недвижимостью. Она не могла примириться с тем, что все семь дней в неделю я работаю, что в любое время мне звонят по телефону и что мне приходится быть вежливым со старыми леди. Эллен стремилась к чему-то более чистому, рафинированному, более романтичному, – проговорил он с сарказмом и тоской.

– А Лео Броджест был романтичен?

– Откуда я знаю? Я же не женщина. Во всяком случае, Броджест недоступен моему пониманию.

– Что вы хотите этим сказать?

– Он выходил на женщину, как охотник на оленя, понимаете? Эллен не должна была принимать его всерьез, не должен был и Стэнли. Но, думается мне, он усердствовал в поисках отца из желания успокоить свою совесть. Он хотел услышать объяснение происшедшего прямо от отца.

– Кто убил Стэнли?

Брайан пожал плечами.

– Кто знает? Сомневаюсь, что это убийство связано со старыми делами.

– Но это почти наверняка так, – возразил я.

Килпатрик угрюмо взглянул на меня. Я почувствовал, что мы стали ближе друг другу. Частично потому, что от меня тоже ушла жена, точно так же известив меня через адвоката о разводе. А частично потому, что оба мы были уже далеко не молоды, а двое молодых людей сбились со своего пути.

– О’кей, – вдруг сказал он. – Джерри видел объявление. Это было в конце июня. Он узнал мать на фотографии и, видимо, ожидал от меня каких-либо действий в этом направлении. Я сказал ему, что он только доставит себе неприятности, потому что Эллен сама выбрала себе путь, а нам остается лишь постараться забыть о ней.

– Как он на это реагировал?

– Он тоже ушел от меня. Но об этом вы уже знаете.

Видимо, Брайан потерял всякий интерес к своей собственной жизни.

Глава 18

Он сел в машину и поехал обратно к воротам. Я пошел в противоположном направлении, на западный край участка земли, принадлежащего колледжу.

Извилистая тропинка шла по склону горы к выгоревшей рощице, туда, где начался пожар. Там я разглядел кузов грузовика и двух человек, возившихся возле него. Один из них неторопливостью движений очень напомнил мне Кесли.

Я стал спускаться по тропинке, где прежде рос выгоревший теперь густой кустарник. Канава, задержавшая продвижение огня, была вырыта бульдозерами почти параллельно тропинке. В некоторых местах пламя перепрыгнуло через канаву, но было возвращено назад, в дальнюю от города сторону. Сейчас огонь – я обернулся и посмотрел на него – находился высоко в горах и продолжал отступать к востоку.

Тропинка была сплошь засыпана пеплом и обгоревшими сучьями; я осторожно шагал по этим останкам, пощаженным огнем. Перейдя лощину, я поднялся к плоской части вершины холма, на которой раньше стояла хижина Броджестов. Она была деревянной, поэтому от нее ничего не осталось, кроме отдельных частей кровати и обгоревшей печи.

Я прошел мимо того места, где раньше стоял сарай. Под остатками строения была погребена машина Стэнли – обгорелый кузов с голыми ободами колес и сжатыми растяжками брезентового верха, который так и остался опущенным. Все это напоминало останки древней цивилизации, превратившейся через века в руины и наполовину погребенные под слоем, который нанесли неумолимо протекшие столетия.

Грузовик со знаком шерифа на борту стоял на месте прежней аллеи, за которой тропинка поднималась к самой вершине холма, В кабине кто-то сидел, но сверкавшее в лучах утреннего солнца ветровое стекло мешало разобрать, кто именно.

За грузовиком, между остовами стволов, я увидел мужчину, копавшего землю, и Кесли, стоявшего рядом и наблюдавшего за работой. Возле них высилась куча земли. Это повторяющееся ежедневно захоронение и раскапывание тела произвело на меня тягостное впечатление.

Из кабины вышла Джин Броджест и помахала мне рукой. На ней было все то же модное платье, что и накануне. На сюрреалистическом фоне останков выгоревшей рощи она очень напоминала овдовевшую и потерянную Коломбину. На лице ее не было никакой косметики, даже губной помады.

– Никак не ожидала встретить вас здесь, – сказала она. – Эти люди попросили меня приехать для опознания тела Стэнли.

– Немного поздновато собрались они это сделать.

– Мистер Кесли не мог застать следователя. Но для Стэнли это уже не имеет значения, да и для меня тоже.

Джин была очень возбуждена, но все же рассудительна. Мне хотелось сказать ей, что я видел ее сына, но был неподходящий момент. Я спросил Джин, как чувствует себя ее свекровь.

– Очень ослабела, но доктор Джером говорит, что у нее огромный запас сил.

– Она вспоминает об этом?

Я указал на раскапываемую яму.

– Не знаю. Врач просил не говорить с ней на темы, способные вызвать тягостные размышления. Он даже хотел ограничить время разговора.

Чувствовалось, что Джин стоит больших усилий выдерживать хороший тон. Это заставило меня замолчать. Мы стояли в некотором замешательстве, глядя друг, на друга, словно чувствуя взаимную вину.

– Вчера ночью я мельком видел Ронни… – заговорил я.

– Что вы хотите этим сказать? Он мертв?

По ее глазам я понял, что она готова к самому худшему.

– Нет, жив и здоров.

Я рассказал ей, где и когда я видел мальчика.

– Почему же вы не сообщили это мне той же ночью?

– Надеялся принести вам более радостные вести.

– Значит, их все же нет?

– Во всяком случае, он жив, и нет оснований думать, что ему что-то угрожает.

– Но зачем же они забрали его? Зачем все это нужно?

– Еще не совсем ясно. В эту сложную историю замешаны многие люди и, по меньшей мере, один известный преступник. Вы помните того субъекта, который вчера приходил к вашему дому в Нордридже?

– Того, кто требовал денег? Еще бы мне его не помнить!

– Он вернулся туда позднее, взломал дверь и забрался в ваш дом. Я нашел его убитым в студии вашего мужа вчера ночью.

– Убитым?!

– Да. Кто-то убил его, заколол ножом. Кто, кроме членов вашей семьи, имел доступ в ваш дом?

– Никто.

Джин пыталась прийти в себя после известия о втором убийстве.

– И его тело все еще в доме?

– Нет, его увезли. Я вызвал полицию. Но там, конечно, остались следы происшествия.

– Ну, для меня это не имеет значения, – сказала Джин. – Я решила больше не возвращаться туда.

– Сейчас не самое подходящее время для принятия таких решений.

– Другого времени у меня нет.

Ритмичные звуки возле могилы прекратились, и Джин повернулась в сторону внезапно наступившей тишины. Копавшего человека почти не было видно из ямы. Затем он с трудом, медленно поднялся на поверхность земли. На руках его было тело Стэнли. Положив с помощью Кесли тело на носилки, они подняли их и понесли к машине между голыми черными стволами деревьев.

Я понял, что Джин со страхом ждет их приближения.

Но когда они положили носилки в кузов грузовика, она, напряженно ступая негнущимися ногами, подошла и недрогнувшим взором посмотрела на тело мужа. Затем она пригладила волосы на голове покойника и поцеловала его в лоб. Мне показалось, что она старается вести себя как актриса, играющая трагическую роль.

Некоторое время она неподвижно стояла над телом Стэнли. Кесли тоже молчал, стараясь не мешать ей.

Он представил меня полицейскому следователю, молодому человеку с серьезным лицом, по имени Логан Первис.

– От чего он умер, мистер Первис? От удара киркой?

– Мне кажется, что удар киркой был уже вторичным. У него несколько ран в боку, сделанных, вероятно, ножом.

– Нож нашли?

– Нет, но я буду продолжать поиски.

– Не думаю, что вам удастся найти его здесь.

Я рассказал Кесли и Первису об убитом мужчине, найденном мною в доме Броджестов в Нордридже. Кесли сказал, что свяжется с Арни Шибстедом. Первис, хранивший до того молчание, неожиданно произнес возбужденно:

– Все это похоже на какую-то тайну, возможно, это дело рук мафии.

Я высказал сомнение, что тут работала мафия. Кесли деликатно сделал вид, будто не расслышал слов Первиса.

– Тогда как же вы представляете себе все это? – горячился Первис. – Земля тут сухая и твердая, как камень, это одно. Кто-то ведь заколол его и ударил киркой в затылок. И, наконец, кто закопал его?

– Первая подозреваемая – это некая блондинка, – осторожно начал я.

– Этого не может быть, – упорствовал Первис. – Я уже говорил вам, что земля здесь, как камень. А яму выкопали больше метра глубиной. Я не верю, что девчонка могла сделать это.

– Ей мог кто-нибудь помочь. Или Стэнли сам мог выкопать эту яму. Ведь именно он взял инструменты у садовника.

Первис казался совершенно ошарашенным.

– Что могло заставить человека вырыть самому себе могилу?

– Он мог и не знать, что она предназначена для него, – ответил я.

– Не думаете-же вы, что он намеревался убить собственного сына, как библейский Авраам Исаака? – спросил Первис.

Кесли разразился издевательским смехом, и Первис от смущения залился краской. Он повернулся и пошел к могиле за лопатой.

Когда он отошел подальше и не мог нас расслышать, Кесли сказал мне:

– Садовник, может, и лжет насчет инструментов. Возможно, он сам поднимался сюда и сам же воспользовался ими. Не забудьте, что он дал девушке машину и не хотел признаться в этом.

– Значит, Фред все еще в списке подозреваемых?

Кесли пригладил короткие седые волосы.

– Он должен быть в списке. Я немного покопался в его прошлом.

– У него есть прошлое?

– Не такое уж большое, но кое-что, по-моему, очень важно. Когда Фред был еще юнцом, он участвовал в сексуальном преступлении. Поскольку это его первый проступок и учтя его несовершеннолетие, судья отправил его в местный лесной лагерь.

– Что же за преступление он совершил?

– Изнасилование. Я особенно заинтересовался этим, так как сексуальные преступления зачастую неожиданно оказываются связанными с делами о поджогах. Я не считаю Фреда поджигателем – у меня нет для этого доказательств. Но, находясь в лагере, он очень интересовался борьбой с лесными пожарами. А поджигатели, – это мое личное мнение – иногда как братья-близнецы похожи на тех, кто тушит пожары. И те, и другие очарованы огнем. Видимо, Фред тоже попал под его чары, так как после освобождения остался работать в Службе леса.

– Странно, что его приняли на эту работу.

– В лагере он произвел на всех очень хорошее впечатление. Капитан. Броджест и его жена поручились за него. Служба леса так и не сделала из него пожарного, но там он прошел некоторую подготовку и научился работать на бульдозере. С его помощью была построена эта дорога.

Кесли указал на дорогу, проходящую по краю каньона.

– Фред с товарищами неплохо здесь поработали – дорога все еще в отличном состоянии, хотя прошло уже пятнадцать лет. Но он недолго продержался в Службе леса: у него было слишком много проступков.

– Его уволили из-за этих проступков?

– Не знаю. В его деле об этом нет никаких отметок, а, кроме того, у меня не хватило времени на большее.

– Можно расспросить об этом его самого.

– Да. Но это непросто. Вчера днем я попытался еще раз поговорить с ним, но его мамаша даже не пустила меня в дом. Она защищает свое беспомощное дитя, как дикая кошка.

– Может быть, меня она пустит. Я хотел кое о чем с ней поговорить. Тот мужчина, которого убили в Нордридже, Ал Свитнер, на прошлой неделе получил какую-то сумму от миссис Сноу.

– Сколько?

– Нам следует спросить об этом у нее самой.

Я посмотрел на часы.

– Сейчас десять пятнадцать. Не смогли бы мы встретиться в одиннадцать у ее дома?

– К сожалению, не смогу, – ответил Кесли. – Хочу пойти на предварительное обследование тела. Но вы ведь сможете и сами поговорить с Фредом. Должна же быть какая-то причина всех тех страхов, которые его одолевают.

Голос Кесли был холоден и сух. Он говорил о страхе так, словно сам никогда не испытывал этого чувства. Может быть, именно поэтому он и работал следователем по причинам возникновения пожаров. Понятно, в процессе своей работы ему приходилось разбираться в психологии эмоциональных натур, которые совершали поджоги.

– Кто была та девушка, которую изнасиловали?

– Не знаю. Дело разбиралось в суде по делам несовершеннолетних, а отчет по делу украден. Информацию я получил от старых работников суда.

Глава 19

Джин вглядывалась в лицо своего мужа, как бы удивляясь, почему он лежит перед ней мертвый. Когда Первис подошел к машине с лопатой на плече, она повернулась и отошла в сторону. Первис тихо положил лопату на землю.

Из нагрудного кармана своей формы он достал кожаный черный бумажник с именем Стэнли, вытисненным золотом. В бумажникебыли водительские права и другие документы, много визитных и кредитных карточек и трехдолларовые бумажки.

– Немного же он оставил после себя, – заметил молодой человек.

В его голосе я ощутил явное участие.

– Вы знали Стэнли Броджеста?

– Я знал его очень давно, начиная с совместной учебы в одном классе школы.

– Я думал, что он учился в частной школе.

– Да, он учился там после того, как ушел из общей школы. В то время у него были какие-то неприятности, и мать забрала его и отдала в частную школу.

– В тот год, когда ушел его отец?

– Совершенно верно. У Стэнли было много неприятностей в жизни.

Он проговорил это с каким-то благоговением.

– Когда мы вместе учились, я часто завидовал ему. Они были богатыми людьми, а мы – бедными, как турецкие рабы. Но с тех пор я уже никогда не завидовал ему.

Я оглянулся в поисках Джин. Она шла к сараю, видимо, желая найти какие-либо следы.

Когда я подошел к ней, она стояла около покореженной сгоревшей машины.

– Это ваша машина?

– К сожалению, да. У вас есть какой-нибудь транспорт, мистер Арчер? Я хотела бы уехать отсюда.

– Куда вы хотите поехать?

– В дом Элизабет. Эту ночь я провела в больнице.

Я сообщил Кесли, куда мы собираемся ехать, и договорился встретиться с ним в больнице, в отделе патологии.

Мы с Джин пошли по тропинке, сбегавшей с холма. Она шла впереди довольно быстро, словно спешила уйти подальше отсюда.

Около трибун, где я оставил свою машину, стояло на столбиках несколько фанерных столов. За ними сидели человек сто или даже больше. Люди обедали. Пища была привезена в особых фургонах.

Когда мы проходили мимо, многие мужчины поглядывали на нас. Некоторые присвистнули, затем вслед нам раздалось несколько одобрительных возгласов. Джин продолжала быстро идти, низко опустив голову. Она села в машину так стремительно, будто за ней гнались.

– Это моя вина, – сказала она как бы самой себе. – Нужно было сменить платье.

Мы снова проделали весь кружной путь по окраинам города. Я пытался расспросить Джин о муже, но она ничего не отвечала. Она сидела, опустив голову и углубившись в свои мысли.

Когда мы въехали в «каньон миссис Броджест», Джин подняла голову и стала смотреть в окно. Огонь подошел почти к самому въезду в каньон и оставил свои следы на деревьях и кустарниках.

Большинство домов в каньоне уцелело, однако некоторые сгорели, причем так странно, словно кто-то наобум указывал, какому именно дому гореть. От одного дома ничего не осталось, кроме каменного фундамента и статуи Венеры, стоящей на постаменте из необтесанного камня и окруженной изогнутыми трубами. Мужчина и женщина рылись в руинах и что-то искали.

По мере нашего продвижения в каньон следы огня стали попадаться все чаще и чаще. Авокадо миссис Брод-жест выглядели нетронутыми, зато сливовые деревья за ними обгорели до черноты. Над черепичной крышей дома возвышались эвкалипты, почти полностью потерявшие листву и ветки. Сарай сгорел, но дом остался цел, лишь был немного обожжен.

Джин открыла дверь, и мы вошли в дом. Здесь было очень много пепла, а сам дом казался совершенно заброшенным. Вся его викторианская обстановка в чехлах казалась кучей ненужного старья.

Даже чучела птиц в застекленных коробках выглядели так, словно их лучшие времена давно миновали. У желудевого дятла был только один стеклянный глаз. Грудка малиновки выгорела.

– Извините меня, – сказала Джин. – Я пойду поищу себе что-нибудь черное.

Она ушла в другое крыло дома, а я решил позвонить Вилли Маккею, детективу из Сан-Франциско, с которым мы несколько раз работали вместе. В поисках телефона я прошел через своего рода рабочий кабинет – отгороженную часть гостиной. Его украшали настенные фототипии. Мужчина с большим отложным воротником, с завитыми в котлетки бакенбардами, смотрел на меня из черной рамы и, казалось, просил сделать что-нибудь с его бакенбардами.

Его взгляд напомнил мне Элизабет Броджест, но знаний моих о ней не прибавил. Я уже видел ее на фото, молодой и полной сил, затем увидел постаревшей и почти разбитой. Мне не хватало чего-то, чтобы заполнить промежуток между этими двумя ее состояниями, недоставало того, что могло бы объяснить, почему муж ушел от нее, или почему ее сын так и не смог уйти.

Среди других вещей в комнате был кожаный диван, который вызвал у меня острое желание полежать, и двухтумбовый письменный стол из мореной вишни. На столе, на черной кожаной папке стоял телефон.

Я сел за стол и набрал номер конторы Вилли Маккея на Гиви-стрит в Сан-Франциско. Дежурная переадресовала меня на верхний этаж того же здания, в его квартиру. Другим голосом, но менее по-деловому, мне ответила еще одна девушка, а затем к телефону подошел Вилли.

– Перезвони мне, Лью. Ты как раз прервал мои любовные дела.

– Тогда ты мне перезвони, – ответил я и дал ему номер телефона миссис Броджест.

Затем я отставил телефон и открыл кожаную папку, на которой он стоял. В ней было несколько исписанных листков бумаги и старая запыленная карта, нарисованная чернилами на измятой пожелтевшей бумаге. Это была карта примерно половины района Санта-Терезы. Ее грубо нарисовали от руки, а на обратной ее стороне, словно горы и холмы, вырисовывались отпечатки больших пальцев и всей ладони.

В нижнем правом углу карты было написано:


«США. Земельная комиссия.

Роберт Дрисколл Фальконер.

Эксмиссия Санта-Тереза.

Выполнено в конторе 14 июня 1866 года.

Джон Берри»


Верхний лист был покрыт рукописным текстом. Я прочитал:

«Местное научное общество Санта-Терезы просило меня написать несколько заметок относительно нашей семьи. Мой родной дедушка, Роберт Дрисколл Фальконер, был сыном массачусетского школьного учителя и бизнесмена. Роберт Дрисколл Фальконер служил в армии Северян и в мае 1863 года был тяжело ранен в битве при Шапселосвилле. Он остался жив и, достигнув преклонного возраста, рассказал мне об этом.

Чтобы оправиться от ранения, он приехал на побережье Тихого океана и приобрел здесь право владения несколькими тысячами акров земли. Частично он купил ее, а большей частью получил в результате выгодной женитьбы. Земли эти стали известны как «Ранчо Фальконера». Большая часть этих земель первоначально принадлежала миссии, а в 1834 году они стали частью мексиканского графства. Таким путем они перешли от моей бабушки к моему деду, а потом и к моему отцу, Роберту Фальконеру-младшему.

Мне трудно объективно описать жизнь отца. Он был третьим по мужской линии Фальконером, обучавшимся в Гарвардском колледже. Он был скорее натуралистом и учителем, нежели владельцем ранчо и бизнесменом. Моего отца осуждали за то, что он растратил часть семейных владений, но он бы наверняка ответил на это, что у него в жизни были более важные дела. Он стал известным любителем-орнитологом, автором первого труда по описанию флоры и фауны района Санта-Терезы. Его богатая коллекция чучел местных и экзотических птиц стала ядром коллекции музея Санта-Терезы».

С этого места почерк в рукописи стал значительно менее разборчив:

«Я не раз слышала ложные обвинения в адрес моего отца в том, что он был большим любителем беспричинных убийств птиц, что он убивал их только из любви к убийствам. Ничто не может быть дальше от правды! Он убивал птиц исключительно в научных целях. Он очень любил разноцветных маленьких колибри, которых убивал лишь ради науки.

Я могу подтвердить это своими собственными наблюдениями. Я сопровождала отца во многих экспедициях, как здесь, так и за границей. Я много раз видела, как он плакал над тельцем певчей птицы, которое держал в своей мускулистой руке. Иногда мы плакали вместе, спрятавшись в отдаленном уголке нашего каньона. Он был прекрасным человеком и блестящим стрелком, и, почувствовав приближение смерти, он встретил ее спокойно, без каких-либо угрызений совести. Роберт Дрисколл Фальконер-младший был богом, спустившимся на землю в человеческом образе».

Ближе к концу рукопись стала распадаться на отдельные куски. Некоторые фразы были написаны между строк на линованной желтой бумаге и напоминали остатки разбитой армии.

Я решил проверить содержимое ящиков стола. Верхний правый ящик был полон счетов. Некоторые из них оставались неоплаченными месяцами, и поперек них стояли надписи: «Немедленная оплата будет оценена по достоинству» или «В случае дальнейшей задержки оплаты дело будет передано в суд».

Во втором ящике я нашел старый деревянный футляр для пистолетов и открыл его. Там в углублениях, аккуратно лежали два немецких пистолета. Они были старыми, но хорошо смазаны и поблескивали, как голубоватые драгоценности.

Я взял один из них и взвесил в руке. Он был такой легкий и удобный, что рука моя сама поднялась на уровень глаза. Я прицелился в картину, на которой был изображен мужчина с бакенбардами, но вдруг почувствовал себя круглым дураком. Я повернулся к окну и стал искать более подходящую мишень.

Не было видно ни одной птицы. За окном, на железном шесте, вделанном в бетон, торчала лишь круглая кормушка для птиц. Остатки зерен на кормушке тихо доедала крыса. Я прицелился в нее незаряженным пистолетом. Она сбежала вниз по шесту и скрылась в темной яме.

Глава 20

– Боже мой, чем вы тут занимаетесь? – раздался голос Джин.

– Играю.

– Положите это, пожалуйста. Элизабет была бы очень недовольна тем, что вы взяли ее пистолеты.

Я положил оружие в футляр.

– Прекрасная пара.

– Мне так не кажется. Я терпеть не могу любое оружие.

Джин помолчала, но по ее глазам я видел, что она все еще переживает что-то. Она переоделась, но длинное черное платье так и не смогло испортить ее фигуру, несмотря на устаревший фасон. Она казалась мне похожей на молодую актрису, играющую роль пожилой женщины.

– Теперь все в порядке? – спросила она, словно после смерти мужа и пропажи сына не могла уже объективно оценить свою внешность.

– Это платье совсем не изменило вас.

Она приняла мой комплимент, как оскорбление. Усевшись на кожаный диван, она старательно прикрыла подолом колени.

Я закрыл футляр и положил его в ящик.

– Это пистолеты ее отца?

– Да.

– Она пользовалась ими?

– Вы имеете в виду, стреляла ли она птиц? Нет. Эти пистолеты – бережно хранимые семейные реликвии. В этом доме все в своем роде реликвия. Даже я чувствую себя реликвией.

– Это платье Элизабет?

– Да, ее.

– Вы собираетесь жить в этом доме?

– Может быть. Он соответствует моему настроению.

Джин замолчала, опустила голову и застыла в неподвижности, словно надетое на ней черное платье требовало молчания. Потом начала говорить:

– Раньше Элизабет часто стреляла по птицам, она и Стэнли научила этому. Но ему, должно быть, это не нравилось. Потом и она перестала этим заниматься. Она бросила стрельбу задолго до того, как я познакомилась с ней.

– А мой отец не бросил, – вдруг снова заговорила она. – По крайней мере до тех пор, пока мама не рассталась с ним. Отец любил стрелять во все, что движется, а мы с мамой должны были подбирать добычу, например, голубей. После того, как мать ушла от отца, я его больше никогда не видела.

Она перескочила от семьи Стэнли к своей собственной без какого-либо видимого повода. Удивившись этому, я спросил:

– Теперь вы думаете вернуться к своей семье?

– У меня нет семьи. Мама снова вышла замуж и теперь живет в Нью-Джерси. Последнее, что я слышала о своем отце – это то, что он ушел на рыболовном судне на Багамы.

Во всяком случае, мне больше не приходилось встречаться ни с кем из них. Да я и не хотела бы. Во всем, что случилось, они обязательно обвинят меня.

– Почему?

– Просто обвинят, вот и все. Потому что я сразу же после школы ушла от них и стала жить своей жизнью. Ни один из них не понял, почему я так поступила. Девушке надлежит делать только то, что ей говорят родители.

Она произнесла это дрожащим от обиды голосом.

– А кого бы вы обвинили во всем, что произошло?

– Себя, конечно. Но и Стэнли тоже виноват.

Она опять опустила глаза.

– Я знаю, что так говорить ужасно. Я могу простить ему эту девушку и все его глупые розыски отца. Но зачем, зачем он сделал это? Зачем взял с собой Ронни?

– Он хотел получить деньги у матери, а Ронни способствовал бы этому.

– Откуда вы это знаете?

– Так мне сказала Элизабет.

– Да, это на нее похоже. Она бесчувственная женщина.

Затем Джин добавила, словно извиняясь перед стенами дома:

– Мне не следовало так говорить. Она очень много страдала. И мы со Стэнли доставили ей мало радостей. Мы много брали и почти ничего не отдавали.

– Что же вы брали?

– Деньги, – ответила она, явно сердясь на себя.

– У Элизабет много денег?

– Конечно, она состоятельная женщина. Она, должно быть, очень хорошо заработала при застройке каньона, да и у нее до сих пор еще есть несколько сотен акров земли.

– Но они приносят мало дохода, если не считать нескольких акров авокадо. А потом, видимо, у нее много неоплаченных счетов.

– Это потому, что она богата. Богачи никогда не платят вовремя по счетам. Мой отец имел лишь маленькую спортивную лодочку, а те, кому он угрожал, что передаст дело в суд, были богатыми людьми. Элизабет имеет несколько тысяч в год от владений своего деда.

– Сколько тысяч в год?

– Ну, этого я не знаю. Она очень скрытна в отношении денег, но они у нее есть.

– Кому они достанутся, если она умрет?

– Не надо так говорить! – воскликнула вдруг Джин в суеверном испуге. Затем добавила более спокойно: – Доктор Джером сказал, что с ней все будет в порядке. Ее приступ – лишь результат нервного потрясения.

– С ней можно сейчас разговаривать?

– Конечно, Но на вашем месте я бы не стала делать этого сегодня.

– Я попрошу разрешения у доктора Джерома, – сказал я. – Но вы так и не ответили на мой вопрос. Кто получит деньги после ее смерти?

– Ронни, – ответила она хриплым голосом, и ее тело стала бить дрожь, которую она не могла унять. – Вы беспокоитесь о том, кто вам заплатит? Поэтому вы и бродите здесь вокруг; да около, а не занимаетесь поисками мальчика?

Я не стал даже пытаться отвечать ей и некоторое время сидел молча. Гнев и горе терзали эту женщину. Наконец она обратила свой гнев против себя, схватила подол своего платья и стала дергать его с такой силой, будто хотела разорвать.

– Не надо, Джин.

– Почему не надо? Я ненавижу это платье!

– Тогда снимите его и наденьте какое-нибудь другое. Возьмите себя в руки!

– Я не могу. Сидеть здесь и ждать!

– И, тем не менее, хотите вы этого или нет, вам придется остаться здесь и ждать.

– И это все, что мы можем сделать? Почему вы не разыскиваете его?

– Это не так просто. Пришлось бы обыскать слишком много земли и слишком много воды.

Джин выглядела такой убитой, что мне пришлось добавить:

– Но у меня есть пара идей.

Я снова достал газетную вырезку, на которой было запечатлено фото отца Стэнли и жены Килпатрика.

– Вы это видели?

Джин склонилась над вырезкой.

– Видела, но не сразу после того, как это появилось в газете. Стэнли поместил объявление в «Кроникл», ничего не сказав мне. Это было в июне, мы тогда были в Сан-Франциско. Кроме того, он ничего не сказал своей матери и, увидев это, она страшно разозлилась.

– Почему?

– Она сказала, что это снова вызовет целый скандал. Но, по-моему, никто на это не обратил внимания, кроме нее и Стэнли.

И Джерри Килпатрика, подумал я, да отца Джерри, а, возможно, и самой женщины.

– Вы знали, кто эта жецщина?

– Ее фамилия, как сказала Элизабет, Килпатрик.

Она была женой местного дельца, Брайана Килпатрика.

– Какого рода отношения между ним и Элизабет?

– Кажется, очень хорошие. Они компаньоны в «Каньон-компани».

– А что вы знаете о Джерри, сыне Килпатрика?

– По-моему, я его не знаю. Как он выглядит?

– Ему около девятнадцати лет, у него длинные рыжие волосы и борода. Очень эмоционален. Вчера ночью ударил меня револьвером по голове.

– Это тот, кто увез Ронни на яхте?

– Тот самый.

– Тогда, может быть, я знаю его.

Живость снова вернулась к Джин, и теперь она напряженно задумалась, будто делала в уме арифметические подсчеты.

– Тогда у него не было бороды, но мне кажется, что как-то вечером он был у нас дома, в прошлом июне. Я видела его всего секунду. Стэнли провел его к себе в Студию и заперся там. И я уверена, что у него была эта вырезка.

Джин подняла голову.

– Вы думаете, что парень пытается как-то воздействовать на нас? Потому что его мать сбежала с отцом Стэнли?

– Возможно. Я полагаю, что он действительно озабочен судьбой своей матери. И, может быть? сейчас он на пути к ней.

– Тогда нам нужно найти ее, – сказала Джин.

– Согласен с вами. Если верить тому, что мне сообщили, бывшая жена Килпатрика живет теперь где-то к югу от Сан-Франциско, в районе Пенинсулы.

Джин ухватилась за эту гипотезу, ибо другой не было.

– Вы поедете туда ради меня? Сегодня?

Жизнь снова возвратилась к ней. Мне очень не хотелось разочаровывать ее.

– Нам лучше остаться здесь до получения более надежной информации. Прошлым летом Джерри плавал в Арсенаду, и, может быть, он снова выберет этот путь.

– В Мексику?

– Да, многие молодые люди отправляются именно туда. Но нашу идею относительно Пенинсулы надо проверить.

Джин встала.

– Я поеду сама.

– Нет, вы останетесь здесь.

– Здесь, в этом доме?

– Во всяком случае, здесь, в городе. Я сомневаюсь, что это – похищение ради выкупа, но если это так, то именно с вами они попытаются войти в контакт.

Джин посмотрела на телефон, будто ожидала звонка.

– Но, у меня нет денег.

– Вы только что говорили мне о деньгах Элизабет Броджест. В случае нужды вы могли бы достать их у нее. И сейчас было бы неплохо для вас иметь немного наличных.

– Потому что я не заплатила вам?

– Об этом не беспокойтесь. Но скоро нам понадобится некоторая сумма наличных денег.

Джин опять вышла из себя. Она вскочила и быстрыми шагами обошла комнату в состоянии крайнего раздражения, которое подчеркивалось ее странным черным платьем.

– Я не могу просить у Элизабет. Конечно, я могла бы поискать себе какую-нибудь работу.

– В данный момент это не очень-то реалистично.

Джин остановилась передо мной. Мы обменялись быстрыми острыми взглядами. Я почувствовал, что мы либо будем заклятыми врагами, либо – близкими друзьями. Наверно она злилась из-за того, что источники прибыли были недостижимы для нее как во время замужества, так и во время вдовства.

Она заговорила более вежливо, словно пытаясь перенять мою манеру разговора.

– Говоря о реализме, – что вы лично собираетесь делать, чтобы вернуть мне сына?

– Я звоню некоему Вилли Маккею, он детектив и имеет агентство в Сан-Франциско. Он прекрасно знает этот район. Я попрошу его помочь мне.

– Ну, так сделайте это. А я буду доставать деньги.

Видимо, она приняла какое-то решение, которое касалось не одних лишь денег.

– А еще что вы собираетесь делать? – спросила она.

– Ждать… и задавать вопросы.

Джин раздраженно всплеснула руками и села на диван.

– Все, что вы делаете – это задаете вопросы!

– Но я и от этого тоже устаю. Иногда люди рассказывают то, о чем их совсем не спрашивают. Но вы не относитесь к их числу.

Джин недоверчиво посмотрела на меня.

– Это еще один вопрос, не так ли?

– Не совсем. Я только подумал, что у вас было странное замужество.

– И вы хотите, чтобы я рассказала вам об этом подробнее, – сделала она вывод.

– Если хотите. Я с удовольствием послушаю.

– А почему я должна этого хотеть?

– Ну, вы ведь уже посвятили меня кое во что.

Это напоминание снова вызвало у нее гнев. Она еле сдерживалась, чтобы не взорваться.

– Я всегда ценила людей действия, а вы только занимаетесь разговорами.

– Как вам не стыдно!

– Мне не стыдно, – запальчиво ответила она. – Оставьте меня одну, я не хочу говорить об этом!

Несколько минут мы сидели в полном молчании. Я стал подозревать, что наполовину уже влюбился в нее, отчасти потому, что она была матерью Ронни, но также и потому, что она молода и красива. И ее тело, скрытое жестким черным платьем, почему-то казалось еще более привлекательным.

Однако вдовство, видимо, замкнуло вокруг нее своеобразный круг теней, в который я не мог войти. Кроме того, напомнил я себе, я почти вдвое старше нее.

Джин посмотрела мне в глаза, будто хотела прочитать мои мысли.

– Терпеть не могу говорить об этом, – сказала она. – До сих пор я никогда об этом не говорила. Мое замужество было ошибкой. Стэнли жил в своем собственном мире, и я никак не могла достучаться до него. Если бы он остался жив, то, может быть, он то же самое сказал бы обо мне, однако мы никогда не обсуждали этого. Мы жили в одном доме, но каждый шел собственным путем. Я воспитывала Ронни, а Стэнли все больше и больше углублялся в поиски отца. Иногда я видела, как поздно ночью он работает в своей студии. Он обычно сидел там, зарывшись в письма и фотографии, и очень напоминал человека, постоянно пересчитывавшего деньги, – проговорила она со своей быстрой, почти неуловимой улыбкой.

– Мне следовало бы помочь ему, – добавила она. – Надо было относиться ко всему этому более серьезно. Так советовал Реверенд Райсман. Он говорил, что Стэнли разыскивает самого себя, и я начинаю понимать, что он был прав.

– Хотел бы я поговорить с Райсманом.

– Я тоже. К несчастью, он уже умер.

– От чего он умер?

– От старости. Мне очень не хватает его. Он был прекрасным человеком и хорошо разбирался в жизни. Но я не послушалась его. Я сердилась и ревновала.

– Ревновали?

– Да, ревновала Стэнли к его родителям, к их разрушенной семейной жизни. Мне казалось, что она некоторым образом похожа на мою собственную жизнь, которая может закончиться такой же фотографией. Стэнли все больше и больше жил прошлым, все меньше внимания уделяя мне. Может быть, если бы я приложила больше усилий, то смогла бы остановить его. Но пришел день, когда стало слишком поздно. Это произошло, когда он поместил объявление в «Кроникл». Оно, в принципе, и послужило причиной всех наших несчастий. Разве я не права?

Зазвонил телефон, и я не успел ответить ей. Это звонил Вилли Маккей.

– Хелло, Лью. Мои дела закончены. Говори, чем я могу быть тебе полезен?

– Я разыскиваю женщину, возраст – около сорока лет. Пятнадцать лет назад она уехала из Санта-Терезы, тогда ее имя было Эллен Сторм Килпатрик. Уехала она с мужчиной, неким Лео Броджестом. Не исключено, что сейчас они живут вместе. Мне сообщил человек, которому я не очень-то доверяю, что сейчас она живет в Пенинсуле, в старом доме в два-три этажа с двумя башенками. Вокруг дома деревья, дубы и несколько пиний.

– Не можешь ли ты дать более точное описание? В Пенинсуле пока еще много деревьев.

– Неделю назад по соседству с этим домом видели большую собаку. Она вела себя, как потерянная.

– Что ты можешь сказать о самой Эллен?

– Она разведенная жена торговца недвижимостью в Санта-Терезе, Брайана Килпатрика. Он говорит, что она окончила Стенфорд.

Вилли удовлетворенно пробурчал:

– Тогда мы начнем с алма матер. Выпускники Стенфорда часто возвращаются туда, как голуби в голубятню. У тебя нет фотографии этой женщины?

– Есть одна из объявления в «Кроникл», оно было помещено там в июне. На фото она снята с Лео Броджестом. Примерно так они выглядели пятнадцать лет назад, когда прибыли в Сан-Франциско под именами мистера и миссис Ральф Смит.

– В моей подборке есть это объявление, – сказал Вилли. – Насколько я помню, в нем обещано вознаграждение в тысячу долларов.

– У тебя всегда была хорошая память на деньги.

– Да, да. Я только что женился еще раз. Могу ли я рассчитывать на-эту награду?

– К несчастью, человек, обещавший ее, уже умер.

Я рассказал ему, как убили Стэнли, и все остальное, касающееся этого случая.

– Почему розыски Эллен настолько важны?

– Мне хотелось бы поговорить с ней. А ты с ней не разговаривай. Когда найдешь ее, дай мне, пожалуйста, знать, и я сразу же приеду.

Я попрощался с ним, а затем с Джин. Ее настроение изменилось, и теперь она не хотела оставаться в одиночестве. Закрыв за собой дверь дома, я услышал, что она заплакала.

Глава 21

Цветы на джакарандах, росших вдоль улицы, где жила миссис Сноу, были столь густы, что казалось, будто облако опустилось с неба и осело на ветвях деревьев. С минуту я сидел в машине, глядя на них и отдыхая душой. Во дворе соседнего дома играли темно-коричневые дети.

Занавеска на окне дома Эдны Сноу подергивалась, как веко глаза, подверженного тику. Вскоре она вышла и подошла к моей машине. Она была облачена, словно в скафандр, в шелковый халат довольно неприятного цвета, а лицо ее было покрыто толстым слоем пудры. Казалось, что она ждет какого-то важного посетителя. Но не меня.

Сдерживая ярость, она заговорила:

– У вас нет никакого права преследовать нас!

Я вышел из машины и встал перед ней, сняв Шляпу.

– Это не входит в мои намерения, миссис Сноу. Тем не менее, ваш сын является важным свидетелем.

– Он не будет разговаривать без адвоката! У меня уже есть горький опыт, у него и раньше случались неприятности. Но на этот раз он невиновен, как новорожденный!

– В чем невиновен?

Эдна стояла, загораживая вход в дом. Старшие члены соседней семьи почуяли назревающий скандал и вышли на улицу. Уставившись в нашу сторону, они словно образовали зрительный зал.

Миссис Сноу посмотрела на них взглядом, в котором я увидел и силу, и что-то похожее на страх. Потом она повернулась ко мне:

– Если вы настаиваете на разговоре, пройдемте в дом.

Она провела меня в маленькую гостиную. От чая, пролитого на ковер Элизабет Броджест, осталось пятно, похожее на давнее доказательство преступления.

Эдна Сноу осталась стоять и вынудила меня к тому же.

– Где Фред?

– Мой сын в своей комнате.

– Не может ли он выйти сюда?

– Нет, не может. Сейчас к нему придет врач. Я не хочу, чтобы вы возбудили его, как вчера.

– Но он был возбужден и до разговора со мной.

– Я знаю. Но вы сделали ему еще хуже. Фредерик болен с тех пор, как перенес нервное потрясение. И я не разрешу вам снова довести его до психиатрической больницы, даже если бы и могла вам помочь.

Мне вдруг стало стыдно, наверное, просто потому, что, хотя она была очень упрямой женщиной, но одновременно маленькой и женственной. Она стояла на моем пути, а где-то за ее спиной, в туманной дали, был пропавший мальчик.

– Вы знакомы с Алом Свитнером, миссис Сноу?

Она поджала губы и покачала головой.

– Даже не слышала о таком.

Но глаза ее за стеклами очков стали настороженными.

– Ал приходил к вам на прошлой неделе?

– Может, и приходил. Меня все это время не было дома. Что это за человек?

– Ал Свитнер. Его убили вчера ночью. Полиция Лос-Анджелеса сообщила, что он убежал из тюрьмы.

Глаза ее вспыхнули, как у ночного животного, попавшего в луч света.

– Понимаю.

– Вы дали ему деньги, миссис Сноу?

– Немного. Пять долларов. Я не знала, что он убежал из тюрьмы.

– Почему вы дали ему деньги?

– Мне стало жаль его, – ответила Эдна.

– Он был вашим приятелем?

– Нет, но ему нужен был бензин, чтобы уехать из города, и я дала ему пять долларов.

– Я слышал, что вы дали ему двадцать.

Она посмотрела на меня безо всякого выражения.

– Ну и что, если двадцать? У меня не было выбора. Я не хотела, чтобы он был поблизости, когда Фред вернется домой.

– Он был приятелем Фредерика?

– Я не могу назвать его приятелем. Ал некому не был приятелем, даже самому себе.

– Значит, вы все-таки знали его.

Она тяжело опустилась на край кресла-качалки. Я сел рядом. Лицо ее было замкнуто и напряженно. Она напоминала человека, сделавшего глубокий вдох и задержавшего дыхание.

– Я не отрицаю, что знала его. Он жил у нас, в этом доме, когда был еще мальчишкой. У него уже были неприятности, и власти хотели поместить его в воспитательный дом. То ли в местный дом, то ли в Престон. В то время мистер Сноу был еще жив, и мы решили взять Альберта к себе.

– Очень благородно с вашей стороны.

Эдна резко покачала головой.

– Я бы не сказала этого. Мы были бедны и нуждались в помощнике, чтобы вести хозяйство. Муж был уже тяжело болен, да и цены подскочили до небес. Во всяком случае, мы взяли к себе Альберта и постарались привить ему все хорошее. Но он был трудным подростком, и нам не удалось заставить его свернуть с дурного пути. Он оказал очень плохое влияние на Фредерика. Мы уже мучались, размышляя о том, что с ним делать, когда он сам решил этот вопрос. Он украл машину и сбежал с девушкой.

– Но ведь в этом принимал участие и Фредерик?

Она сделала глубокий вдох, подобно ныряльщику перед прыжком в воду.

– Вы уже слышали об этом?

– Немного.

– Тогда, возможно, вам рассказали не так, как было на самом деле. Многие во всем обвиняют Фредерика, потому что он был старшим. Но Альберт Свитнер был опытнее, несмотря на свои годы, так же, как и девушка. Ей было тогда лет пятнадцать или около того, но можете мне поверить, что она уже была опытная. Фредерик легко поддался их влиянию, он был как глина в их руках…

– Вы знали эту девушку?

– Да, я знала ее.

– Как ее звали?

– Марта Никерсон. Ее отец был строителем, если имел работу. Они жили в мотеле в дальнем конце улицы. Я знала Марту, потому что она часто помогала мне на кухне, когда к Броджестам приходили гости. В то время я вела хозяйство в их доме. Марта уже тогда была «миленькой» штучкой, с ней было трудно иметь дело. Она и была заводилой, если хотите знать мое мнение. И, конечно, только она вышла сухой из этой истории.

– Так что же все-таки случилось?

– Как я уже говорила, они украли машину. Это, наверно, была идея Марты, потому что они украли машину ее знакомого – хозяина мотеля, в котором она жила. Затем они втроем сбежали в Лос-Анджелес. Это тоже была ее идея – она мечтала стать киноактрисой и страстно желала жить в Лос-Анджелесе. Они провели там три дня и три ночи, ночуя в машине и выпрашивая себе еду. Потом их всех арестовали, когда они попытались украсть пищу в захудалой харчевне.

Эдна рассказывала эту историю со смаком, словно сама участвовала в приключении. Поймав себя на этом, она изменила интонацию, и выражение жесткости застыло на ее лице.

– Хуже всего было то, что когда Марта вернулась, оказалось, что она в положении. Она была несовершеннолетней, но развита не по годам. Фредерик получил свои «знания» именно от нее. Адвокат посоветовал Фреду не затягивать дела и во всем признаться в суде по делам несовершеннолетних. Иначе, после медицинской проверки, он мог получить более суровый приговор. На защитника и на обжалование денег у нас не было. Так Фреда и присудили к шестимесячному заключению в лесном лагере.

– А что случилось с остальными?

– Марта Никерсон вышла замуж. За человека, у которого они украли машину, и ее даже не вызвали в суд.

– Где она сейчас?

– Не знаю. У этого человека было свое дело в северной части нашего штата. Насколько мне известно, она и сейчас живет там со своим мужем.

– Вы знаете ее нынешнюю фамилию?

Эдна задумалась.

– Не помню. Если это так важно, я бы могла найти ее открытку. Она послала Фредерику поздравительную открытку вскоре после его освобождения, перед Новым годом, что в общем-то было довольно нагло с ее стороны. По-моему, он все еще хранит эту открытку у себя в ящике.

– А что было с Альбертом?

– С Алом вышла иная история. Это был не первый его проступок. Он уже был условно осужден, поэтому его отправили в Престон до совершеннолетия. Помню, как он вышел оттуда. Это было пятнадцать лет назад, летом, и джакаранды цвели, как сейчас. Он приехал за своими вещами. Я собрала их ему в картонную коробку – несколько школьных учебников и синий костюм, который мы купили ему, когда он шел к причастию. Костюм ему уже не годился, а книгами он не интересовался. Я покормила его и дала немного денег.

Она покачала головой, словно предупреждая мой вопрос.

– Я хотела, чтобы он уехал отсюда, боялась, как бы Фредерик не связался с ним снова. В то время Фредерик работал в Службе леса, и мне не хотелось, чтобы Альберт узнал о месте его работы. Но случилось именно так.

– Что случилось?

– Из-за Альберта Фред потерял свою работу и получил нервное потрясение. Мне не хочется говорить об этом сейчас, когда произошли все эти ужасные события. Альберт больше не появлялся у порога нашего дома до прошлой недели. А сейчас вы сказали мне, что он убит.

– Его убили в Нордридже вчера ночью. Мы не знаем, кто его убил и почему. Но вы можете нам помочь, если расскажете, что произошло пятнадцать лет назад. Что именно натворил Альберт и отчего у Фредерика было нервное потрясение.

– Он доставил ему массу неприятностей! Но это такая старая история…

– Что за неприятности?

– Он взял трактор Фредерика и отправился на прогулку по холмам. Вся беда была в том, что трактор этот, как оказалось, принадлежал строительной компании, и Фредерика вместе с Альбертом могли отправить в тюрьму. А дело кончилось тем, что по вине Альберта его выгнали с работы.

Я чувствовал, что следует узнать и остальное.

– Могу ли я поговорить с Фредериком, миссис Сноу?

– Не вижу в этом необходимости. Я рассказала вам все, что вас интересовало. Я могу рассказать вам все, что вы захотите!

– Но ведь могло быть и что-то, о чем вы не знаете, а он знает.

– Боюсь, что вы не понимаете, – проговорила она, глядя на меня высокомерным взглядом старшего. – Мы с Фредериком очень близкие друзья.

После паузы она добавила:

– Так что вы хотите знать?

– Мне бы хотелось поговорить лично с ним. Вы – его мать, поэтому и защищаете своего сына.

– Я вынуждена это делать! Фредерик не может себя защитить. С тех пор, как Фред получил нервное потрясение и потерял работу в Службе леса, он во всем винит самого себя. Вы бы только слышали, как он кричал и плакал после вашего вчерашнего перекрестного допроса!

– Он не сказал ничего, что можно было бы поставить ему в вину.

Эдна скептически посмотрела на меня.

– А что он говорил?

– Я считаю, что не обязательно вам это рассказывать. Он взрослый человек.

– Вы ошибаетесь. Он мальчик с телом взрослого мужчины. После нервного потрясения он уже не мог стать взрослым.

– После той истории пятнадцатилетней давности?

– Совершенно верно. Это случилось в то лето, когда уехал капитан Броджест.

– Фредерик любил капитана?

– Он обожествлял землю, по которой тот ступал! Капитан! Капитан был ему вместо отца. Семья Бродже-стов была для Фреда фетишем. И бегство капитана разбило его сердце. Оно произвело на него такое же впечатление, как и смерть его собственного отца. Я не выдумала это, об этом говорил сам доктор Джером.

– Этот врач постоянно пользует Фредерика?

Эдна кивнула.

– Он сейчас будет здесь.

– Он психиатр?

– Мы не верим психиатрам, – холодно ответила она. – Доктор Джером хороший врач. Он врач миссис Броджест, значит, – хороший. Когда Фредерик получил нервное потрясение, она показала его доктору Джерому и заплатила ему по счету, включив и оплату лечения в психиатрической больнице. А когда он вышел оттуда, она дала ему работу в своем саду.

Эдна Сноу улыбалась неопределенной улыбкой, тщательно взвешивая каждое свое слово.

– Но я боюсь, что он потеряет и эту работу тоже.

– Не понимаю, почему он должен потерять ее, если не сделал ничего плохого? Что же касается прошлого, то я не понимаю и того, почему он потерял работу в Службе леса.

– Я тоже не понимаю этого. Альберт без разрешения взял ключи от его бульдозера, но лесничий не поверил моему сыну. Вспомнили и о том, за что судили Фреда три года назад, Стоило мальчику один раз проштрафиться, как он потерял свое доброе имя навсегда.

Глава 22

Эдна Сноу встала и направилась к входной двери, словно приглашая меня выйти. Атмосфера ее дома угнетала меня, но я не собирался уходить и продолжал сидеть. После этой молчаливой борьбы она вернулась и снова села в кресло-качалку.

– Вас еще что-нибудь интересует? – спросила она.

– Может быть, вы сумеете мне помочь. Непосредственно вас и Фредерика это не касается. Насколько мне известно, вы работали у Броджестов, когда мистер Брод-жест уехал?

– Да, работала.

– Вы, случайно, не знали ту женщину?

– Эллен Килпатрик? Знала. Она обучалась искусству в высшей школе и вышла замуж за Килпатрика, торговца недвижимостью. Это было еще до того, как он разбогател на делах компании «Каньон». Тогда он перебивался едва-едва, как и все мы. Я думаю, что Эллен Килпатрик захотела получше устроить свою жизнь и для этой цели выбрала капитана Броджеста. Все это происходило на моих глазах. Обычно, когда миссис Броджест уезжала, они оставляли Стэнли со мной и поднимались в «хижину». Предполагалось, что Эллен обучает капитана живописи, но она обучила его и другим вещам. Они считали всех кругом дураками, за исключением самих себя. Иногда мне случалось перехватывать их взгляды, когда они думали, что на свете, кроме них, никого нет.

– Миссис Броджест знала об этом?

– Должна была знать. Я видела, как она страдает. Но она не говорила ни слова. Я, по крайней мере, ничего не слышала. Думаю, что она хотела сохранить семью. В то время ее семья кое-что значила в городе, да и жалко было маленького Стэнли. Он часто спрашивал меня, что делают его отец и та женщина наверху, в «хижине». Мне приходилось выдумывать всякие истории, но он не вполне верил им. Дети вообще очень понятлив. Когда я вспоминаю об этом, то думаю, что их развод был бы лучшим выходом для Стэнли.

– И долго это продолжалось?

– По меньшей мере, год. Это был странный год, особенно для меня. Я много лет вела хозяйство в доме Броджестов, но так и осталась для них посторонним человеком. И это несмотря на то, что они были мне кое-чем обязаны. Можно подумать, что я была предметом обстановки или чем-то в этом роде. Потом они уже не всегда уходили в «хижину». Одной из причин этого было то, что Фредерик в это время работал в Службе леса и прокладывал дорогу около каньона. Они стали оставаться дома, когда уходила миссис Броджест. Закрывались в кабинете и выходили оттуда с пылающими лицами, а мне опять приходилось выдумывать всякие истории для Стэнли, объяснять, почему скрипит диван.

Лицо Эдны немного раскраснелось под слоем пудры.

– Не знаю, зачем я вам все это рассказываю. И хотела сойти в могилу, сохранив, это в тайне.

– Вы знаете, что заставило их уехать?

– Полагаю, положение стало слишком напряженным. Оно стало тяжелым и для меня. Я уже примирилась с мыслью, что уйду с этой работы, когда они в конце концов уехали.

– Куда они уехали?

– Говорят, в Сан-Франциско. С тех пор Никто из них здесь не появлялся. Не знаю, живы ли они сейчас. У него не было ни денег, ни профессии. Зная их обоих, я склонна думать, что она нашла себе какую-нибудь работу в районе Бэй и на ее заработки они и живут по сей день. Он не был практичным человеком.

– А что за женщина была она?

– Артистического типа, но более практичная, чем хотела казаться. Мыслями она витала в облаках, но ногами старалась крепко стоять на земле. Иногда я и в самом деле переживала за нее. Мне случалось видеть, как она смотрела на него глазами преданной собаки. Впоследствии я часто раздумывала над тем, как могла женщина, имевшая мужа и маленького сына, испытывать такие чувства к мужу другой женщины.

– Судя по фотографии, он был очень привлекательным мужчиной.

– Да, это правда. А где вы видели его фотографию?

Я достал объявление Стэнли и показал ей. Она сразу узнала его.

– Эта вырезка была у Альберта Свитнера в прошлый раз. Он хотел убедиться, что именно этот человек был капитаном Броджестом. Я подтвердила это.

– А о женщине он не спрашивал?

– Ему это не было нужно. Альберт знал Эллен еще с прежних времен. Она давала ему уроки, когда он жил у нас в доме.

Она поправила очки и опять всмотрелась в вырезку.

– Кто поместил это объявление?

– Стэнли Броджест.

– Откуда он рассчитывал взять тысячу долларов? У него в кармане один никель гонялся за другим.

– Надеялся взять у своей матери.

– Понимаю.

Когда она подняла глаза, они были полны слез.

– Бедный Стэнли. Он все еще старался понять, что же происходило в «хижине».

Проницательность этой женщины удивляла меня. В ее жизни было много тяжелого, и, очевидно, ее ум был годами натренирован на защиту Фреда. Я понимал, что она разговаривает со мной для того, чтобы отвлечь своими рассказами, и, подобно Шахразаде, воздвигает баррикаду слов между мною и своим сыном.

Я посмотрел на часы. Было без четверти час.

– Вам пора идти? – оживленно спросила Эдна Сноу.

– Если бы вы дали мне возможность несколько минут поговорить с Фредом…

– Нет. Я не разрешу вам. Он снова начнет обвинять себя во всех грехах.

– Но я буду осторожен с ним!

Эдна покачала головой.

– Об этом бесполезно говорить. Я рассказала вам намного больше, чем мог бы рассказать он.

Потом добавила с какой-то сердитой бравадой:

– Если вас еще что-нибудь интересует, спросите меня!

– Есть еще одно. Вы упомянули про рождественскую открытку, которую Марта Никерсон прислала Фредерику.

Миссис Сноу встала.

– Думаю, что смогу найти ее, если вам так хочется на нее посмотреть.

Она вышла на кухню, затем я услышал, как открылась и закрылась другая дверь. Потом сквозь тонкие стены до меня дошли звуки разговора. Я услышал, как истерически закричал Фредерик и как мать успокаивала его.

Она вернулась и вручила мне почтовую открытку. На лицевой ее стороне было помещено фото фасада двухэтажного мотеля с вывеской: «Юкка три мотор инн».

На открытке стоял почтовый штемпель Петролеум-сити от 22 декабря 1952 года. Текст был написан от руки выцветшими зелеными чернилами:


«Дорогой Фред, давно не виделись. Как идут дела в нашей старой доброй Санта-Терезе? Пятнадцатого декабря у меня родилась дочка. Она почти рождественский ребенок. Весит она 2 кило 900 граммов и похожа на куклу. Мы решили назвать ее Сьюзен. Я очень счастлива, надеюсь, что и ты тоже.

Поздравляю с Рождеством тебя и твою маму. Марта Никерсон (Крэндел)».


На кухне зазвонил телефон. Эдна Сноу вскочила, словно при сигнале тревоги, и бросилась в кухню. Однако дверь она плотно закрыла, но почти тотчас снова открыла:

– Это мистер Кесли, – объявила она, скривив губы, будто это имя было горьким на вкус. – Он хочет поговорить с вами.

Она отступила в сторону, пропуская меня, но осталась на пороге, чтобы все слышать. Кесли встревоженно сообщил мне:

– «Ариадна» обнаружена одним летчиком-добровольцем из группы шерифа. Выброшена на берег в районе дюн.

– А как люди, которые были на борту?

– Неизвестно. Но похоже, что не все благополучно, Мне сообщили, что яхта разбита прибоем.

– В каком конкретно она месте?

– Почти рядом с государственным парком. Вам знакомо это место?

– Да. А где вы сейчас? Могу я встретиться с вами?

– К сожалению, сейчас я не могу выехать из города. У меня появилась одна идея относительно убийства Стэнли Броджеста. Кроме того, я не могу оставить район пожара.

– Какая идея?

– Тот человек в черном длинноволосом парике был вчера замечен в этом районе. Он ехал на старой белой машине по Рэтлснейк-роуд. Там прогуливалась студентка колледжа и увидела его, правда,лишь мельком, до того, как начался пожар.

– Это вполне достоверно?

– Нет еще. Я собираюсь сейчас поговорить с ней.

Кесли положил трубку. Повернувшись, я заметил, что дверь в комнату Фреда приоткрыта. В щели был виден его влажный глаз, похожий на рыбий. В другой двери стояла его мать, наблюдая за нами, как акула.

– Ну, как дела, Фред? – спросил я.

– Я чувствую себя ужасно…

Он приоткрыл дверь. В своей помятой пижаме он скорее походил на большого мальчика, чем на мужчину.

– Закройся в своей комнате и успокойся, – приказала ему мать.

Он покачал взъерошенной головой.

– Мне не хочется быть там. Там я вижу всякие вещи.

– Что ты там видишь, Фред? – спросил я.

– Вижу мистера Броджеста в его могиле.

– Это ты похоронил его? – спросил я.

Он кивнул и стал плакать, беспрерывно качая головой. Его мать встала между нами. Несмотря на свой маленький, по сравнению с расплывшимся сыном, вес она смогла затолкать его обратно в комнату.

Затем Эдна закрыла дверь, заперла ее на ключ и повернулась ко мне, держа ключ как пистолет.

– Пожалуйста, уходите теперь отсюда. Из-за вас он опять очень возбудился!

– Если он похоронил вчера Стэнли Броджеста, не стоило скрывать это. Вы сошли с ума, если пытаетесь это скрыть.

Послышался неприятный звук: она засмеялась.

– Я совсем не сошла с ума. Он не больше, чем я, причастен к этому. Вы так запутали и запугали его, что он теперь не знает, что делал и что видел. Я знаю своего сына и уверена, что Он ничего плохого не сделал.

Она проговорила это с таким воодушевлением, что я почти поверил ей.

– И все же я думаю, что он знает больше, чем рассказал нам.

– Он знает меньше, чем вы думаете! Потом вам будет стыдно, что вы так досаждали беспомощной вдове и ее сыну. Если доктор найдет его в таком состоянии, он посчитает нужным отправить его в больницу.

– Он уже был там раньше?

– Да, несколько лет назад.

– Это было в 1955 году?

– Да. А теперь, пожалуйста, выйдите из моей кухни. Я не приглашала вас и прошу выйти!

Я поблагодарил ее и покинул дом. Перед домом остановилась желтая спортивная машина, из которой вышел средних лет мужчина в спортивном костюме. В руке его был врачебный саквояж, Доктор направился в мою сторону. Здоровый румянец подчеркивал голубизну его глаз и седину коротко подстриженных волос.

– Доктор Джером?

– Да, – ответил он, вопросительно посмотрев на меня.

Я объяснил ему, кто я и чем здесь занимаюсь.

– Миссис Стэнли Броджест наняла меня. Кстати, как самочувствие Элизабет Броджест?

– Она еще очень слаба после потрясения. Оно и повлекло за собой сердечный приступ.

– Она может разговаривать?

– Сегодня нет, возможно, завтра. И я абсолютно исключаю разговоры о ее сыне и внуке.

Доктор глубоко вздохнул и неожиданно С чувством сказал:

– Я только что видел Стэнли в морге. Это ужасно – видеть мертвым молодого человека.

– Он умер от ножевой раны?

– Могу это утверждать.

– Вы были его врачом?

– Да, я, пока он жил дома. Но и потом я время от времени видел его. Он приходил ко мне на консультации, когда у него возникали какие-либо проблемы.

– А что за проблемы у него были?

– Эмоциональные проблемы, проблемы брака. Но вообще-то я не имею права обсуждать это с третьим лицом.

– Но вы уже не можете повредить Стэнли. Он умер.

– Я лучше всех знаю это, – сказал врач с некоторой растерянностью. – Меня интересует только, кто нанес ему удар ножом и, наконец, кто похоронил его.

– Ваш пациент Фред Сноу говорит, что похоронил его он.

Я наблюдал за реакцией доктора. Взгляд его добрых глаз не изменился, румянец остался таким же, как и был, Он даже слегка улыбнулся.

– Не верьте ему. Фред всегда что-нибудь да выдумает.

– Откуда вы знаете, что это неправда?

– Потому что он мой пациент почти уже двадцать лет.

– Он душевнобольной?

– Это не совсем верно. Он чувствительный человек и имеет привычку во всем винить себя, Когда он сильно возбужден, то совсем теряет чувство реальности. Всю свою жизнь бедный Фред был очень напуганным мальчиком.

– Чего же он боялся?

– Помимо всего прочего, свою мать.

– Так же, как и я.

– Так же, как и мы все, – весело сказал доктор. – Это очень властная маленькая женщина. Возможно, обстоятельства вынудили ее стать такой. Ее муж был очень похож на Фреда. У нее были трудные времена, и тогда ей приходилось браться за любую работу. Однако я думаю, что в основном все дело в наследственности, а мы пока еще бессильны в борьбе с ней.

Мы оба посмотрели на дом. Мать Фреда наблюдала за нами из окна. В тот лее момент она опустила занавеску.

– А сейчас мне пора осмотреть пациента, – сказал Джером.

– Возможно, нам еще придется продолжить этот разговор. Виновен Фред или невиновен, он связан в этой истории с главным лицом, подозреваемым в убийстве Стэнли.

Я рассказал ему об Але Свитнере, упомянул о разговоре с Кесли.

– А мы знаем, что Фред имел в своем распоряжении те инструменты, которые были найдены на месте убийства. Кроме того, он заявил, что похоронил убитого.

Доктор медленно, покачал седой головой.

– Если даже небо упадет, Фред сумеет найти, в чем обвинить себя. На самом же деле очень похоже, что Стэнли сам выкопал себе могилу.

– Мы со следователем уже обсуждали эту возможность.

– Для меня это не просто возможность, – заметил доктор. – При осмотре тела я обнаружил на руках Стэнли мозоли.

– Какие мозоли?

– Обычные мозоли, водяные, на ладонях.

Он показал на своей руке, где обычно бывают мозоли.

– Такие мозоли образуются от непривычной тяжелой работы. Я понимаю, как трудно себе представить, что человек сам копает себе могилу.

– Может быть, его заставили, – сказал я. – Ал Свитнер – человек в парике – мог стоять над ним с оружием в руках. А может быть у Стэнли были другие причины выкопать эту яму.

– Какие причины?

– Не знаю. Возможно, он намеревался похоронить кого-то другого. С ним была молодая девушка и его сын.

– А что случилось с ними?

– Выяснением этого я и собираюсь сейчас заняться.

Глава 23

Район дюн находился в конце дороги, принадлежащей штату. Над песчаными холмами, тянувшимися далеко к северу, неслись с моря тревожные облака, напоминающие куски разорванного знамени. Похоже было, что надвигается шторм.

Сторожевая будка при въезде в Национальный парк была на замке. Я въехал на стоянку автомашин, с которой открывался вид на океан. В метре от берега лежала на боку белая яхта. Над волнами кружились и ныряли за рыбой пеликаны.

Поблизости от лежащей на песке «Ариадны» находилось трое людей. Но это были не те трое, которых я искал. Один из них, в форме служащего Национального парка, внимательно осматривал яхту. Неподалеку от него двое ребят, с выгоревшими на солнце длинными волосами, катались на досках по волнам прибоя.

Я достал бинокль и навел его на яхту. Мачта была сломана, такелаж лопнул. Корпус дал трещину и был наполнен водой. Вероятно, яхту высоко подняло на большой волне, а затем она была резко выброшена на берег. У меня захватило дыхание.

Я спустился на пляж по дощатой дорожке, наполовину засыпанной песком. Служитель парка повернулся ко мне, и я спросил его, спаслись ли молодые люди.

– Да, сэр, они сошли на берег.

– Все трое?

– Да, сэр. А эти ребята помогли им.

Он показал пальцем на мальчишек, занимавшихся серфингом. Они гордо встретили мой взгляд и отвернулись с таким спокойствием, будто появление на берегу еще одного взрослого их не касается.

– С ними все в порядке, – крикнул старший.

– А где они сейчас?

– Кто-то приехал на фургоне и увез их.

– Что это был за фургон?

Мальчик мотнул головой в сторону служащего парка:

– Спросите у него.

Я обратился к мужчине, который стоял с видом бедного родственника. Он смущенно ответил:

– Это был синий фургон, «шевроле» последней модели. Номера я не запомнил. У меня ведь не было причины запоминать его. Тогда я еще не знал, что это беглецы.

– Маленький мальчик не беглец. Его, возможно, похитили.

– Мне лично так не показалось.

– А как он выглядел?

– Он был испуган, но боялся явно не их. Он спокойно шел за ними.

– А куда они увели его?

– В фургон.

– Я понял. Кто был за рулем?

– Крупная женщина в широкополой шляпе.

– Как она узнала, что они здесь?

– Я разрешил блондинке воспользоваться моим телефоном. Откуда мне было знать, что они…

– Вы не проследили, куда она звонила?

– Я не слежу за этим, если, конечно, это не междугородный разговор. Но я попытаюсь вам помочь.

Он поднялся вверх по той же дорожке, заслоняя лицо от несущегося по ветру песка. Я последовал за ним до входа в будку и ждал, пока он куда-то звонил. Он вышел и беспомощно развел руками.

– Она не наводила справок о номере телефона.

– Вы разговаривали с полицией?

– Они приходили и ушли. Еще приезжал шериф из Петролеум-сити. Но это было уже после того, как те трое укатили на «шевроле».

Я снова спустился туда, где шумел прибой, и еще раз осмотрел «Ариадну». Она билась на волнах, как умирающая птица. Мальчики вышли на берег. Когда я собирался уходить, старший подошел ко мне.

– Было так страшно, когда это случилось, – сказал он.

– Как это произошло?

– Парень сказал, что испортился двигатель. Пока он ставил паруса, ветер погнал яхту к берегу и выбросил на песок. Мачта рухнула, когда яхта ударилась о землю. Мы с братом видели, как это произошло. Мы вышли на берег и подошли к ним.

– Кто-нибудь пострадал при этом?

– Он пострадал. Повредил руку, когда рухнула оснастка.

– А маленький мальчик?

– С ним о’кей. Он очень замерз, и мой брат дал ему свое одеяло. Бедный мальчуган весь дрожал и никак не мог согреться. Я знаю, как это бывает.

Мальчик и сам дрожал от холода, но стоически переносил это, как переносили посвящения в воины мальчишки некоторых племен.

– А куда они уехали отсюда?

Он подозрительно посмотрел на меня.

– Вы легавый?

– Я – частный детектив. Мне поручено вернуть мальчика матери.

– Вы говорили, что это похищение. Это правда?

– Да.

– А они брат и сестра? Они сказали, что они брат и сестра.

– Что еще они говорили?

– Тот бородатый сказал, что вы… что за ними гонятся, чтобы застрелить их. Это правда?

– Нет, это неправда. Я хочу вернуть мальчика матери. Его отца вчера убили.

– Кто убил? Тот, бородатый?

– Может быть. Я не знаю.

Мальчик подошел к брату и о чем-то поговорил с ним, потом вернулся ко мне. Я встретил его на полпути.

– Что у вас за секреты?

– Я только уточнил кое-что со своим братом. Девушка сказала ему, что она оставит одеяло в Петролеум-сити, в конторе «Юкка три инн».


Я поехал туда. Петролеум-сити был одним из тех городов, которые выросли совершенно неожиданно. Он быстро выплеснулся за свои пределы на многие мили совершенно одинаковыми, наводящими скуку новостройками.

«Юкка три инн» выросла с той поры, когда пятнадцать лет назад было сделано фото для почтовой открытки. С трех сторон к зданию были пристроены небольшие корпуса. Фасад тоже был перестроен. Дом находился в, южной части города. Движущаяся реклама сообщала: «Мясо, омары, и другие яства». Я поставил машину перед гостиницей и услышал доносившуюся оттуда музыку, напоминающую прощальный плач по разрушенному индейцами форту. В конторе сидела женщина, одетая, как игрушечный ковбой. На ней была яркая полосатая блуза, широкополая шляпа и широкий ремень из пластика. У нее было большое, довольно-таки потрепанное тело, и казалось, что, несмотря на долгие годы практики, она не очень хорошо знает, что с ним делать.

– Кто-нибудь оставлял у вас одеяло? – спросил я. – Шерстяное одеяло?

Женщина хмуро взглянула на меня.

– Сюзи оставила, но не для вас.

– Я и не говорю, что для меня. Сюзи здесь?

– Нет, они уехали.

Она замолчала и поджала губы, словно досадуя за что-то на себя.

– Вообще мне не полагалось говорить об этом…

– А кто вам запретил?

– Мистер Крэндел.

– Лестер Крэндел?

– Да, сэр. Он здесь – хозяин.

– Где он? Мне хотелось бы поговорить с ним.

– О чем?

– О его дочери. Я детектив, частный детектив. Вчера вечером я был у него на «Тихоокеанских скалах», мы действуем заодно.

– Его здесь нет.

– Но вы же сказали, что он запретил вам болтать.

– По телефону. Я разговаривала с ним по телефону.

– Когда это было?

– Пару часов назад, как только Сюзи позвонила мне с дюн. Мистер Крэндел приказал мне задержать ее здесь, пока он не подъедет. Но легче сказать, чем сделать. Стоило мне на минуту отвернуться, как все трое забрались в фургон и уехали.

– В каком направлении?

– К Сан-Франциско.

Она подняла большой палец, словно останавливала попутную машину, и ткнула им в нужном направлении.

Я узнал у нее номерной знак фургона.

– Вы сообщили в полицию?

– Зачем мне это? Машина ее отца. Да и мистер Крэндел приказал мне держаться подальше от полиции.

– Когда вы ждете его?

– С минуты на минуту.

Похоже было, что от встречи с ним она не ждала ничего хорошего.

– Если у вас есть хоть какое-то доброе чувство ко мне, заступитесь за меня. Скажите ему, что я сделала все возможное, но Сюзи убежала от меня.

– Ол райт. Как вас зовут? Меня – Лью Арчер.

– Джой Роулинс.

Затем она бросила шутку, явно навязшую у нее на зубах:

– Я серьезно подумываю над тем, чтобы сменить его на Сорроу[2].

– Не стоит. Могу ли я угостить вас выпивкой?

– К сожалению, я не имею права покидать свое место. Но благодарю вас за предложение.

Она подарила мне изрядно потускневшую улыбку.

– Что же все-таки случилось с Сюзи? – спросила она. – Раньше она была такой хорошенькой, приятной девочкой.

– Теперь она уже не такая. Она в бегах.

– Тогда почему она звонила сюда?

– Наверное, потому, что ей нужен был какой-то транспорт. Что она сказала вам, когда звонила с берега?

– Сказала, что вернулась из плавания, что их судно разбилось, что она и ее приятели насквозь промокли.

Она попросила меня не звонить отцу, но, конечно, я должна была… На этот счет он оставил специальное распоряжение. Я привезла их сюда, они переоделись и перекусили…

– Откуда они взяли сухую одежду?

– Из своих апартаментов. Я открыла их, думала, что они останутся. Бородатый парень попросил меня найти доктора, чтобы тот осмотрел его руку. По-моему, она у него сломана. Знаете, рука так… висела… Но затем он изменил свое решение и сказал, что сначала хочет повидать свою мать. Я спросила его, где она живет, но он не ответил.

– А как маленький мальчик?

– У меня есть сын, так что я нашла ему кое-какую одежду.

– Он говорил что-нибудь?

– Кажется, он не сказал ни слова…

Джой задумалась.

– Нет, я не слышала, чтобы он говорил.

– Он плакал?

Джой покачала головой.

– Нет, не плакал.

– Он поел?

– Я дала ему немножко супа и половину рубленого шницеля. Но почти все время он сидел неподвижно, как маленькая статуэтка.

Она помолчала и неожиданно сказала:

– Вы видели на дюнах пеликанов? Знаете, они не могут размножаться. Они отравились ДДТ, и теперь их яйца сами собой трескаются.

Я сказал, что видел пеликанов, потом спросил:

– А что со Сьюзен? Вы хотели что-то мне сказать?

– Очень немного. Не знаю, что случилось с девушкой. Она переменилась.

– Как именно?

– Раньше, пока они не переехали на Юг, мы с Сюзи были близкими подругами. Во всяком случае, я так считала.

– Давно они переехали отсюда?

– Года два назад. Мистер Крэндел открыл новый мотель в Океако, поэтому Лос-Анджелес стал для них как бы центром. Во всяком случае, он так это объяснил.

– А были и другие причины?

Джой игриво посмотрела на меня. И дружественно, и подозрительно.

– Вы высасываете из меня сведения, да? А я слишком много болтаю. Но мне ужасно неприятно видеть, что выделывает теперь Сюзи. Ведь раньше она была такой хорошей девочкой… Я-то знаю. Упрямая, как отец, но с добрым сердцем.

На минуту Джой глубоко задумалась. Обо мне она совсем забыла, и лицо у нее было, как у матери, кормящей грудью ребенка.

Я напомнил ей о себе.

– Как изменилась девочка?

– Мне показалось, что у нее появилась какая-то неприязнь ко мне. Не представляю себе, почему…

Она сделала гримасу.

– Хотя догадываюсь. Они переехали в Лос-Анджелес, что дало им массу преимуществ… Это была идея ее матери, конечно, она всегда стремилась в Лос-Анджелес. Но он не подходит для Сюзи, да и для них тоже. Сейчас они видят, что она несчастлива, но не понимают, что она может быть счастлива, лишь вернувшись сюда. Она очень одинокая девочка, а это для нее просто убийственно.

Я вздрогнул, услышав это, но нашел в себе силы сказать:

– Она же вернулась к вам.

– Но она опять уехала!

– Вы очень привязаны к Сьюзен.

– Да, привязана. У меня не было дочери.

Глава 24

Я зашел в бар-ресторан, из которого доносились звуки музыки, так как не ел уже часов семь-восемь, и повесил шляпу на острые металлические рожки.

Пока жарилось мясо, я зашел в телефонную кабину и позвонил Вилли Маккею.

Вилли снял трубку.

– Контора Маккея.

– Это Арчер. Ты уже разыскал. Эллен?

– Нет еще, но напал на след собаки.

– Собаки?

– Да, той, о которой ты говорил, – недовольно ответил Вилли. – Она в самом деле потерялась. Я связался с ее хозяином, который живет на Милволли. Собака про-шала на прошлой неделе, а кто-то нашел ее в Сосалито. Это довольно далеко от Пенинсулы, Лью.

– Наверное, женщина, которая сказала мне об этом, была немного не в себе.

– Удивительно, – заметил Вилли. – Во всяком случае, у меня есть свой человек в Сосалито. Ты знаешь его, это – Гарольд.

– Ты можешь связаться с ним?

– Собираюсь. У него есть радиофицированная машина.

– Попроси его поискать синий фургон «шевроле» с тремя молодыми людьми.

Я сообщил их имена, номер машины, описал внешность.

– А что делать Гарольду, если он увидит их?

– Остановить и забрать маленького мальчика, если он сумеет это сделать, не перепугав его.

– Тогда уж лучше я поеду туда сам, – решил Вилли. – Ты не объяснил мне, что это за дело.

– Это необычное дело.

– Тогда скажи мне, что эти молодые люди собираются делать?

Я подумал и ответил:

– Отца маленького мальчика вчера убили. Возможно, он является свидетелем убийства.

– Это дело рук тех двоих?

– Не знаю.

Я чувствовал, что мое отношение к Сьюзен и Джерри стало меняться. Мне хотелось положить конец их дикому побегу уже не только ради безопасности мальчика, но и ради их собственной безопасности.

– В общем-то, нам следует исходить из этого предположения, – ответил я.

Я вернулся в ресторан. Мясо было готово, и я запил его порцией темного пива. За овальной стойкой бара четыре ковбоя пели западные песни. Ребята никогда не видели коров вблизи, а песни звучали так, словно их родиной был не дальний Запад, а Дальний Восток.

Я заказал вторую порцию пива и осмотрелся. Здесь собралось довольно шумное общество; состояло оно из настоящих жителей Запада и тех, кто им подражал. Были здесь и подлинные ковбои, и стилизованные под них пижоны, и сменившиеся с дежурства служащие с женами и детьми, туристы, рабочие нефтяных разработок в высоких сапогах и несколько мужчин в деловых костюмах с широкими галстуками и с узкими темными глазами. Вдруг эти глаза засверкали, будто в них стояли электронные датчики. Это произошло в тот момент, когда вошел Лестер Крэндел. Электронные датчики реагировали на деньги. Лестер задержался на пороге, осматривая зал. Я поднял руку. Он подошел ко мне и поздоровался.

– Мистер Арчер, не так ли? Как это вы оказались здесь так быстро?

Я рассказал ему, внимательно наблюдая за его лицом. Его реакции были вялыми, как у сильно невыспавшегося человека. Здесь, в отеле для автотуристов, он чувствовал себя как дома, не то что в «Тихоокеанских скалах». Официантки сразу же стали очень внимательны, а одна подошла к нашему столику.

– Вы чего-нибудь хотите, мистер Крэндел?

– «Бурбон». Вы знаете мой вкус. И придержите счет мистера Арчера.

– В этом нет надобности, – возразил я.

– Мне это доставит удовольствие.

Он наклонился вперед и внимательно посмотрел на меня из-под полуопущенных век.

– Заранее извините меня за невнимательность. Сегодня я что-то плохо все воспринимаю. И я еще не понял, каковы ваши интересы в этой истории.

– Я работаю на миссис Стэнли Броджест. Пытаюсь вернуть ее мальчика, пока он еще жив и здоров и пока его мать не дошла до края.

– Я сам уже почти на краю пропасти.

Вдруг он с неожиданной короткостью схватил меня за локоть и столь же неожиданно заговорил:

– Просветите меня насчет всего остального. Ведь моя Сьюзен неспособна причинить вред маленькому мальчику.

– Возможно, это не совсем так. Она уже подвергла его опасности. Удивительно, как только он не утонул сегодня!

– То же самое говорила и миссис Роулинс. Я приказал ей задержать их здесь, и она обещала это сделать!

– Не ее вина, что они уехали. Вы же не велели ей обращаться в полицию.

Крэндел с холодным бешенством посмотрел на меня.

– Знаю я полицию этой части света. Я здесь родился и вырос. Они сначала стреляют, а уж потом задают вопросы. Я не собираюсь поручать им заботу о своей дочери.

Я не мог позволить себе согласиться с ним.

– Не будем спорить. Во всяком случае, сейчас они на пути в район Бэй.

– Куда именно они направляются?

– Возможно, в Сосалито.

Он поднял над головой кулаки и яростно потряс ими.

– Почейу же вы не следуете за ними?

– Я полагаю, что вы могли бы рассказать мне кое-что полезное.

От злости глаза его превратились в щелочки.

– Это что, шутка?

– Нет, всерьез. Почему бы вам не успокоиться? Мой товарищ из Сан-Франциско разыщет их.

– Ваш товарищ?

– Частный детектив, Вилли Маккей.

– Что он будет делать с ними, если найдет?

– Применит все свое умение. Заберет мальчика, если сможет.

– Уже это неприятно для меня. А что будет с моей дочерью?

– Она сама выбрала эту опасную жизнь.

– Не говорите мне этого. Я хочу ей помочь. Вы же понимаете?

– Тогда помогите.

Он мрачно посмотрел на меня. В это время подошла официантка с выпивкой. Она отчаянно улыбалась, безуспешно пытаясь изменить настроение босса. Однако выпивка оказалась более эффективным средством. Он сразу же раскраснелся, глаза его заблестели. Казалось, виски вдохнуло в него жизнь.

– Это не моя вина, – заявил он. – Я дал ей все, что только может пожелать девочка. Виноват Джерри Килпатрик. Он увез невинную девочку и развратил ее.

– А может быть, кто-то другой.

– Вы хотите сказать, что это сделал не он?

– Хочу сказать, что это может быть не только он. На прошлой неделе – во вторник или среду – она нанесла визит в мотель «Звезда».

– В тот, что находится на главной дороге, идущей вдоль побережья? Сюзи не могла быть в таком месте!

– Но ее там видели. Она провела некоторое время со сбежавшим преступником по имени Альберт Свитнер. Это имя вам знакомо?

– Оно ничего мне не говорит, так же жак и вся ваша история. Я не верю этому!

По лицу его, лицу старого боксера, получившего много ударов, было видно, что он готов ко всему.

– Зачем вы рассказываете мне об этом? – спросил он.

– Чтобы вам было над чем подумать. Ал Свитнер был убит в субботу ночью.

– И вы, конечно, обвиняете Сьюзен?

– Нет, вероятно, она уже была в море, когда это произошло. Я просто пытаюсь объяснить вам, в каких неприятностях она запуталась.

– Я знаю, что она в трудном положении…

Он положил руки на стол, уперся в них подбородком и смотрел на меня, как из-за баррикады.

– Что я должен сделать, чтобы она выбралась из них? С тех пор, как она ушла из дома, я только и делаю, что бегаю кругами. Но она все дальше и дальше убегает от всего, что я могу ей дать.

Он на минуту замолчал и уставился вдаль сквозь меня. У меня не было детей, и я всегда завидовал людям, имевшим их.

– У вас есть какая-нибудь идея относительно причины ее бегства?

Он покачал головой.

– Мы дали ей все. Я был уверен, что у нее все о’кей. Но что-то произошло, и я не знаю, что именно.

Он тупо качал головой из стороны в сторону, словно ослеп от боли. На меня это нагнало ужасную тоску. Я отодвинул стул и встал.

– Спасибо за угощение.

Крэндел встал – ниже меня, старше и шире меня, печальнее и богаче меня.

– Куда вы едете?

– В Сосалито.

– Возьмите с собой меня и маму.

– Маму?

– Миссис Крэндел.

Он был из тех людей, которые лишают своих жен христианских имен.

– Я не знал, что она здесь, с вами.

– Она отдыхает в нашей комнате. Но мы не задержим вас, Я оплачиваю все ваши расходы. И вообще, давайте сменим вывеску. Я покупаю ваши услуги.

– У меня уже есть клиент. Но мне хотелось бы поговорить с миссис Крэндел.

– Конечно, почему бы и нет?

Я выложил на стол доллар. Крэндел взял банкноту, аккуратно разгладил ее и положил мне в нагрудный карман.

– Ваши деньги здесь не нужны.

– Это для официантки.

Я вынул из кармана доллар и положил его снова на стол. Крэндел хотел было рассердиться, но решил не портить наших отношений. Он хотел, чтобы я взял с собой его и «маму».

Глава 25

Я проводил его до коридора и стал ожидать их. Джой Роулинс сидела на своем месте и собирала вещи в большую кожаную сумку. Она была бледна, глаза заплаканы.

– Он уволил меня, – сказала она. – Он дал мне пятнадцать минут на то, чтобы я убралась отсюда. А я больше пятнадцати лет проработала здесь. Это место застроилось на моих глазах.

– Уверен, что он изменит свое решение.

– Вы не знаете Леса. Как только он стал делать большие деньги, у него развились ужасное самомнение и самоуверенность. У него комплекс самообожествления, и этот комплекс все растет и растет. А ведь ему просто повезло, хотя он думает, что всего добился сам. Он считает, что может поступать с людьми, как ему угодно.

Она всплеснула дрожащими руками.

– Мне нужна, очень нужна эта работа! У меня сын-школьник.

– А по какой причине он вас уволил?

– Он не сказал, но вы же знаете, почему. А что я могла сделать? Насильно удержать Сюзи? Теперь он во всем обвиняет меня, потому что у него не хватает ума понять причину того, что произошло… А виноваты он сам и его жена! Именно они и довели девочку до всего этого. Я многое могла бы рассказать о матери Сюзи…

Внезапно она умолкла, словно услышала свои слова со стороны. Я попытался продолжить разговор:

– Так что вы хотели рассказать о миссис Крэндел?

– Ничего особенного. Ее отец был строительным рабочим, и они объездили весь штат, когда она была еще ребенком. Но она оставалась ребенком, даже когда вышла за Лестера замуж. Он забрал ее прямо из школы высшей ступени. Тогда он уже был мужчиной средних лет.

– Я заметил разницу в их возрасте. Странно, почему же она вышла за него замуж?

– Ей это было необходимо…

– Вы хотите сказать, что она была беременна? Обычно именно из-за этого…

– Если бы только это! Было много и всякого другого! Она с одним гангстером украла у Леса машину и удрала из Санта-Терезы. Если бы Лес захотел возбудить против нее дело, она бы попала в тюрьму. Один из них туда попал.

– Альберт Свитнер?

Лицо Джой замкнулось.

– Вы смеетесь надо мной? Ведь вы уже все знаете!

– Нет, не все. Я только вчера узнал о Свитнере. А как получилось, что вы знаете его?

– Вообще-то я его не знаю, но он был здесь на прошлой неделе. У меня хорошая память на лица, и я сразу его узнала. Он спрашивал, где их найти.

– Найти миссис Крэндел?

– Обеих женщин.

– И вы сказали ему?

– Нет, не сказала. Но их адрес – не секрет. Он есть, например, в телефонной справочнике Лос-Анджелеса.

И добавила:

– Я даже этого не сказала ему.

– Вы упомянули о том, что видели его и раньше.

Глаза Джой устремились вдаль.

– Это было очень давно, он был тогда совсем молодым парнем. Да и я была тогда не такой старой.

– Когда это было?

– Минутку… Я только что получила эту работу. Сьюзен тогда было около трех лет. Значит, пятнадцать лет назад.

Она сделала гримасу.

– В ту неделю мне пришлось все время находиться здесь. Приходящие мужчины проявляли ко мне излишний интерес.

– А что возбудило его интерес пятнадцать лет назад?

– Не знаю. Он хотел поговорить с Лесом. Полагаю, он хотел попросить у него взаймы. Но после его ухода здесь разразился скандал. Лес форменным образом подрался с женой.

– Из-за чего они подрались?

– Не знаю, я слышала лишь шум. Лучше спросите у них самих, только не выдавайте меня. У меня нет никакого желания держать ответ перед этим бандитом.

Крэндел окликнул меня сверху. Я поднялся, испытывая волнение. Мне страстно хотелось еще раз посмотреть на Марту Крэндел, особенно после того, что я узнал о ее прошлом.

Обстановку комнаты можно было бы определить как «дешевый Люкс». Марта сидела в кресле с высокой спинкой, вытянув вперед и положив одну на другую свои красивые ноги. На ее лице лежал толстый слой свежего грима.

Меня снова поразили красота и грация ее тела. Где бы она ни находилась, она казалась центром всего окружающего, как это бывает с огнем или каким-либо другим источником света. Но глаза ее были холодны. Она смотрела на меня как на виновника какого-то ее дурного сна.

Подав мне руку, она держала ее в моей, пока говорила:

– Вы собирались вернуть Сюзи обратно. Ее нет уже три дня, и я больше не выдержу.

– Я делаю все возможное…

– Лестер сказал, что она сейчас на пути из Сосалито. Это правда?

– Во всяком случае, вероятность этого достаточно велика, Я проверю это. Вы могли бы помочь мне.

– Каким образом?

Она замерла в позе напряженного ожидания, но выражение ее глаз не изменилось.

– Я сделаю все, что смогу. Конечно, все, что смогу!

Голос ее звучал немного хрипло.

– Вы знаете Эллен Килпатрик?

Она посмотрела на мужа, затем вновь обратила взор па меня.

– Странно, что вы спросили меня об этом. Я как раз подумывала, не позвонить ли ей.

– Почему?

– Она живет в Сосалито.

– Под каким именем?

– Эллен Сторм. Она художница и пользуется этим именем.

– Она только называет себя художницей, – заметил Крэндел, – На самом деле она – дрянь. Она даже не умеет рисовать.

Лицо его раскраснелось, а голос дрожал. Я подумал: есть ли у него причина сердиться на Эллен или он просто переносит на нее свой великий гнев?

– Вы видели ее работы? – спросил я.

– Видел одну. Летом она написала нам письмо, предлагая купить ее мазню. Когда я послал ей немного денег, она прислала свою картину.

– Она здесь?

– Я ее выбросил. Это просто хлам, знак признательности за то, что я послал ей деньги.

– Это не так, – возразила Марта. – Она написала, что просто хотела показать нам набросок.

– Никто не просил ее!

Я снова обратился к Марте:

– Вы давно не виделись с ней?

Она нервно посмотрела на мужа.

– Она была моей учительницей, классным наставником. Так ведь, Лес?

Он не ответил. Видимо, он погрузился в свои мрачные мысли.

– А ведь она мать Джерри Килпатрика, – заметил я. – Вы знаете это?

– Нет.

Марта опять посмотрела на мужа, потом немного смущенно добавила:

– То есть, я как-то не подумала об этом.

Крэндел тяжело двинулся вперед и встал между мной и своей женой, наклонившись к ней с видом судьи.

– Это ты пригласила Джерри Килпатрика в наш дом?

– Ну и что, если я? Это было очень удачной идеей.

– Это было огромной глупостью! Теперь ты видишь, что из этого вышло. Кто виноват в этом, ты? Кто подсказал тебе эту мысль, она?

– Это не твое дело. И перестань маячить передо мной!

Они так увлеклись своей перебранкой, что забыли про меня. Чтобы напомнить о себе и кстати задать вопрос, я вновь обратился к ней:

– А Альберт Свитнер учился с вами в одном классе?

Некоторое время она сидела неподвижно. Муж ее вроде бы успокоился, но взгляд его стал совсем отсутствующим, как бы подернулся пеленой прошлого.

– У нас был большой класс, – ответила Марта. – Какое имя вы назвали?

– Альберт Свитнер.

Она снова положила ногу на ногу, потом переменила позу. Все ее движения были изящны и красивы. Затем она посмотрела на мужа.

– Что ты пялишься на меня? Как я могу о чем-то думать, когда ты так смотришь?

– Я не пялюсь.

Он попытался было отвести от нее свой пристальный взгляд, но не смог.

– Пошел бы ты лучше выпил, – сказала Марта. – Я не могу собраться с мыслями, когда ты стоишь тут, выпучив глаза.

Он поднял руку и обвел контур ее головы, не прикоснувшись к волосам.

– Полегче, мама. Мы с тобой накрепко связаны. Ты и я – против всего мира.

– Верно. Только дай мне возможность минутку подумать. Пойди выпей.

Лестер не спеша вышел из комнаты. Я слышал, как удалялись его шаги.

– Чего вы хотите? – спросила Марта. – Разбить мою семейную жизнь?

– Похоже, что теперь это не так уж трудно.

– Это неправда! Я всегда была Лестеру хорошей женой, и он знает это. Я сделала все возможное, чтобы загладить прежнюю вину.

– То, что вы украли его машину?

– Этому уже почти двадцать лет. Бросив мне в лицо имя Альберта Свитнера, вы растравили мне душу.

– Я уже упоминал его имя вчера ночью. Помните? Тогда вы сказали, что не знали его.

– Вы назвали мне только его фамилию, а я не виделась с ним со школьных лет.

– Вы уверены в этом, миссис Крэндел? Он приходил сюда, в вашу гостиницу, пятнадцать лет назад.

– Сюда многие приходили.

– А на прошлой неделе он виделся с вашей дочерью в одном мотеле.

Она всплеснула руками, словно желая отбросить подальше этот факт.

– Сьюзен не могла встречаться с этим человеком!

– К сожалению, они встречались.

Марта встала в страшном волнении.

– Что вы хотите? Наказать меня за то зло, которое я ему причинила?

– Вы причинили ему зло?

– Я была вынуждена! Я должна была так поступить, чтобы не пойти под суд. Но это было еще до рождения Сьюзен.

– Альберт наверняка не забыл об этом.

– Да, наверняка не забыл. Он приходил сюда пятнадцать лет назад, как вы сказали, и хотел разрушить мою семью. Это было сразу же после его освобождения из Престона.

– Каким образом он хотел разрушить вашу семью?

– Он наговорил мужу много лжи обо мне. Я не хочу вдаваться в подробности и вообще не знаю, зачем говорю вам все это.

– Ал Свитнер был убит прошлой ночью.

Она почти минуту молча смотрела на меня. В глазах ее появился испуг.

– Понимаю. Вы думаете, что его убила я.

Я не стал разубеждать ее. Ее взгляд стал еще более испуганным.

– Сьюзен? Вы думаете, что это сделала Сьюзен?

– Она вне подозрения. Я вообще никого не подозреваю.

– Тогда зачем же вы травите мне душу?

– Я думаю, что вы можете кое-что знать.

– Премного благодарна, – возбужденно сказала она. – Так все-таки, что он делал с моей дочерью?

– Наверное, он попытался выудить у нее информацию. Ал был в бегах и приехал сюда в поисках денег, Ему нужны были деньги для поездки в Мексику.

– Откуда он приехал?

– Из Сакраменто. Думаю, что по пути он останавливался в Сосалито.

Она слушала меня внимательно, как прислушивается человек к чужим шагам на лестнице.

– Эллен послала его сюда?

– Не знаю. Но я совершенно определенно знаю, что он повидался с ней по дороге на юг. Он охотился за наградой, которую Стэнли обещал за сведения о ней и своем отце.

– Что за награда?

– Тысяча долларов. Возможно, Ал надеялся получить и больше.

Я достал объявление, которое уже совсем истрепалось.

– Это – Эллен? – спросил я.

– Да. Так она выглядела, когда была учительницей в нашей школе в Санта-Терезе.

– Вы виделись с ней с тех пор?

Марта помедлила.

– Я ездила повидаться с ней в прошлом месяце, когда она прислала нам картину. Пожалуйста, не говорите об этом Лесу, он ничего не знает. Мы ездили на уикенд в Сан-Франциско, а я улучила минутку и переехала через мост в Сосалито.

Чуть замешкавшись, она добавила:

– Со мной была Сюзи.

– Зачем вы ее взяли?

– Не знаю. Мне тогда показалось, что это хорошая мысль. Ведь я ей многим обязана с той поры, когда была еще девчонкой. Можно сказать, она спасла мне жизнь. А со Сьюзен тоже стало не все благополучно, У нее были всплески отчаяния. Вы знаете об этом?

Я не знал, о чем и сказал Марте. Она впервые призналась в том, что в жизни Сьюзен не все было хорошо.

– Она, так же, как и я в ее возрасте, очень боялась других людей. Правда, они тоже побаивались ее, считали дикой. Никто не мог понять, что она просто не такая, как все. Я понимала это, но не осмеливалась говорить об этом вслух.

– А теперь вы можете об этом говорить?

– Теперь могу. Все равно все распалось на куски.

Она осмотрела свою небольшую комнату, словно ожидала увидеть на стенах трещины.

– Лес – не родной отец Сюзи. Он сделал все возможное, чтобы заменить ей отца, но так и не достиг этого. Это даже смешно… Какое-то общее умопомрачение. Знаете, мы все сидели в нашем доме, как какие-то дураки.

– Кто отец Сьюзен?

– Это не ваше дело.

Она спокойно посмотрела мне в глаза.

– Об этом я не хочу говорить. Одно время в моей жизни было много всякой кутерьмы. Тогда я была еще моложе, чем сейчас Сьюзен.

– Ее отец – Фред Сноу?

– Я не буду говорить на эту тему, так и запомните! Вот вы перебили меня, а я хотела вам кое-что рассказать! Я очень беспокоилась о. Сюзи и подумала, что Эллен может что-нибудь посоветовать.

– Она дала вам какие-то советы?

– Как вам сказать? Она много говорила, но Сьюзен не очень-то слушала. Да и я не придала значения ее советам. Она предложила нам отослать Сьюзен и оставить ее на попечение другим людям. Или же дать ей полную свободу, предоставить ей жить самостоятельно. Но как можно сделать это? Молодым людям в этом мире нужна поддержка.

– А каково мнение Сьюзен об этом?

– Она хотела остаться с Эллен. Но это – никуда не годная идея. С тех давних пор Эллен очень изменилась. Она живет в таком старом доме среди деревьев, что от одного его вида бросает в дрожь. Живет, как какая-то отшельница.

– Без мужчин?

– Насколько я поняла, она одинока. Если вы имеете в виду Лео Броджеста, то они давно уже расстались. Они так и не смогли жить вместе. Это любовное приключение из тех, какие длятся ровно столько, сколько может выдержать женщина.

Она посмотрела на меня, как бы немного смущаясь своего опыта.

– Куда он уехал?

– Она сказала, что он покинул страну.

– Вы ведь знали Лео Броджеста, не правда ли?

– Я иногда работала у них на кухне.

– Что он за человек?

– Он из тех мужчин, которые не умеют держать при себе свои руки!

Она проговорила это с такой злобой, что я спросил:

– И мимо вас он тоже не мог пройти?

– Только один раз. Я ударила по его хорошенькой физиономии.

Марта вызывающе посмотрела на меня, как будто я тоже не смог пройти мимо нее.

– С тех пор он стал держать свои ручки подальше…

Гнев, вызванный воспоминаниями, несколько оживил ее. Лицо раскраснелось. Возможно, в ней проснулись и иные страсти. Марта оказалась более сложной натурой, чем я предполагал.

Но мне пора было ехать. Я спустился вниз и снова позвонил Вилли Маккею. Он нашел адрес Эллен Сторм. Она жила на окраине Сосалито. Вилли обещал держать ее дом под наблюдением до моего приезда.

Я сел в машину, не попрощавшись с Крэнделами. Мне не хотелось разговаривать с ними, продираясь через каждый год прожитой ими жизни.

Глава 26

Когда я подъехал к Сан-Франциско, было уже темно; начался дождь. С моря, из-за Золотых ворот, на остров Фаралон надвигалась масса туч. На мосту дул сильный ветер, было холодно и сыро.

При въезде на Хауэн-роуд стоял знак: «сквозной проезд запрещен». Я развернулся, остановил машину и весь оставшийся путь прошел пешком по мокрому асфальту. По сторонам улицы были разбросаны дома, и через листву деревьев тускло светили огни.

Из темноты меня тихо окликнули:

– Лью?

Я увидел Вилли Маккея. На нем был темный дождевик, его усатое мокрое лицо казалось нереальным, как на спиритическом сеансе. Он стоял под деревом, с веток которого непрерывно капало. Я подошел к нему.

– Они еще не показывались, – сказал он. – Насколько верна твоя информация?

– Весьма приблизительна.

Надежда, что Север принесет мне удачу, сразу же потускнела, на душе стало темно.

– А сама Сторм дома?

– Да, она там. Но с ней никого нет.

– Ты точно знаешь?

– Точно. Гарольд видел ее в окне, что с той стороны дома.

– Что она делает?

– Ничего. В последний раз, когда я проверял Гарольда, он сказал, что, вероятно, она кого-то ждет.

– Думаю, надо пойти поговорить с ней.

Вилли крепко схватил меня за локоть.

– Ты хорошо подумал, Лью?

– Может быть, она что-то слышала о них. Она – мать старшего мальчика.

– Ну ладно, иди, не буду тебя задерживать.

Вилли отпустил мою руку и отступил в сторону.

Оставшийся путь я прошел по мокрой гравийной дорожке. На фоне ночного неба четко вырисовывались две конические башенки, придававшие дому средневековый готический вид.

Однако, когда я подошел поближе, иллюзия развеялась. Над входной дверью висел разноцветный фонарь, из которого вывалились отдельные кусочки стекла; это делало его похожим на беззубый рот, оскалившийся в усмешке. Лестница на веранду подгнила, и ступеньки ее прогибались под моей тяжестью. Я постучал в дверь, которая оказалась незапертой.

В освещенном коридоре появилась Эллен. Ни рот ее, ни глаза почти не изменились, если судить по фотографии многолетней давности. Поэтому седина в волосах казалась случайной. На ней было длинное платье с рукавами, запачканными внизу красками. Она двигалась с врожденным достоинством.

Когда она подошла к двери, ее взгляд выдал напряженное ожидание и страх.

– Кто вы?

– Мое имя Лью Арчер. Ваша дверь была не заперта.

– Надо исправить замок.

Она поиграла кнопкой на замке.

– Вы детектив, не так ли?

– Вас хорошо информировали.

– Мне звонила Марта Крэндел. Она сказала, что вы разыскиваете ее дочь.

– Сьюзен была здесь?

– Нет еще. Но Марта сказала, что она, наверное, приедет.

Эллен посмотрела в темное пространство позади меня.

– Марта сказала, что мой сын Джерри путешествует вместе с ней.

– Совершенно верно. И вместе с ними еще внук Лео Броджеста.

Казалось, Эллен ошеломлена.

– Откуда у Лео мог появиться внук?

– Он оставил после себя сына, вы же знаете. У сына тоже родился сын, которому сейчас шесть лет. Именно из-за него я и приехал сюда.

– Зачем им понадобился шестилетний мальчик?

– Точно не знаю, надеюсь узнать об этом у них.

– Понимаю. Не хотите ли войти?

С какой-то неуклюжей грацией она сделала жест рукой, дыхание ее участилось.

– Мы можем подождать их вдвоем.

– Вы очень добры, миссис Килпатрик.

Это имя явно не понравилось ей, видимо, напомнив о неприятном прошлом. Она поправила меня:

– Мисс Сторм. Сначала это было моим художественным псевдонимом, а потом я стала им пользоваться постоянно. Другого имени у меня нет уже много лет.

– Я слышал, что вы художница.

– Не очень хорошая. Но я занимаюсь живописью.

Она провела меня в большую комнату с высоким потолком. Стены были увешаны картинами. Большинство было без рам, да и само исполнение производило впечатление незаконченности. Казалось, что они и не могут быть закончены.

Все окна были занавешены, за исключением одного – эркера. Сквозь листву деревьев виднелись огни Сосали-то, разбросанные по склону холма.

– Прекрасный вид, – заметил я. – Вы не против, если я задерну занавеску?

– Пожалуйста. Вы думаете, что они оттуда наблюдают за мной?

Я посмотрел на нее и увидел, что она говоритсерьезно.

– Кого вы имеете в виду?

– Ну, Джерри, Сьюзен и маленького мальчика.

– Вряд ли.

– Знаю, что вряд ли. Но мне всегда кажется, будто за мной наблюдают, особенно по вечерам. Задернутые занавески не спасают. Рентгеновские лучи… Или какое-то существо с глазами… испускающими такие лучи… Называйте его Богом или чертом – это не меняет дела.

Я отошел от окна и снова внимательно посмотрел ей в лицо. Оно было бы открытым, если бы не странное выражение глаз.

– Что же вы стоите, мистер Арчер? Не хотите ли присесть?

Она указала на старое тяжелое кресло с прямой спинкой.

– Я лучше бы посидел в другой комнате, где мы были бы не так видны.

– Я тоже.

Она провела меня через коридор, ведущий к входной двери, в другую комнату. Она напоминала кабинет и была такой маленькой, что в ней можно было заболеть клаустрофобией. Наклонный потолок даже в самом высоком месте не позволял мне стоять выпрямившись.

К стене хлебным мякишем была прикреплена репродукция с картины «Четыре измерения» Гарри Снайдера. Рядом, совершенно с ней контрастируя, висела старая гравюра, изображающая парусное суденышко, борющееся с ветром. В углу ее сохранилась медная табличка с надписью: «Вильям Сторм. Нил энд Ламбер компани».

Эллен уселась за стол рядом с телефоном, а я сел напротив. С близкого расстояния я наконец рассмотрел цвет ее лица. Он был приятным, но каким-то безжизненным, напомнившим мне цвет высохшей листвы. Сейчас было трудно представить себе, как Эллен могла вызвать ту страсть, которая завлекла их с Лео Броджестом в «хижину», а потом и еще дальше.

Она поняла, что я разглядываю ее, и с явным неудовольствием прервала это занятие:

– Я совсем не такая, как вы думали. Я делала один или два мистических опыта и теперь знаю, что каждая ночь является первой ночью вечности.

– А что вы скажете о днях?

Эллен коротко ответила:

– Мне лучше работается по ночам.

– То же самое я могу сказать о себе.

Она повернулась ко мне. Ее движения были порывистыми.

– Марта рассказывала обо мне?

– Только самое хорошее. Она сказала, что вы спасли ей жизнь, когда она была еще ребенком.

Видно, ей было приятно услышать это, но, к сожалению, не развлекло.

– Вы знаете о моей связи с Лео Броджестом? Иначе зачем бы вам произносить его имя?

– Мне ведь нужно вызволить из беды его внука.

– Я похожа на параноика?

– Может быть, немного. Это потому, что вы живете одна.

– Откуда вы это знаете, доктор?

– Я не доктор, а пациент. Я сам живу один.

– Таково было ваше желание?

– Нет. Моя жена не смогла со мной жить, а сейчас я уже привык к этому.

– Так же, как и я. Я люблю свое одиночество, – неубедительно проговорила она. – Иногда я рисую всю ночь. Для моей работы не нужен солнечный свет. Я рисую духовные вещи.

Я вспомнил о ее картинах, висевших в другой комнате. Они напоминали о сильных потрясениях и открытых ранах. Я спросил:

– Марта сообщила вам о том, что случилось с Джерри? Похоже, он сломал руку.

Ее живое лицо перекосилось от жалости.

– Где же он сейчас может быть?

– В дороге, если не надумал поехать куда-нибудь в другое место.

– А что заставило его сбежать?

– Вам это должно быть известно лучше, чем мне.

Она покачала головой.

– Я не виделась с ним пятнадцать лет.

– Почему?

Она удивленно посмотрела на меня, будто считала, что я должен знать о ней все. Вообще ее взгляд говорил о том, что большую часть времени она проводит в размышлениях и всякого рода фантазиях, не думая о реальности и собственной жизни.

– Мой муж… мой бывший муж не мог простить мне Лео.

– Я так и не понял, что с ним произошло, – сказал я.

– Я тоже. Я приехала в Рено, чтобы оформить развод, а Лео должен был там присоединиться ко мне. Но он никогда больше не появился. Оставил меня здесь одну-одинешеньку…

В ее голосе чувствовалась обида, но уже притупившаяся; горечь смягчилась с годами.

– Я не видела его с тех пор, как покинула Санта-Терезу.

– А куда он мог уехать?

– Понятия не имею. Я никогда больше не слышала о нем.

– Говорят, он покинул страну.

– Где вы слышали об этом?

– Марта Крэндел сказала мне, что узнала об этом от вас.

Эллен немного сконфузилась.

– Может, я и сказала ей что-то в этом роде. Лео часто говорил о своем желании уехать на Гавайи или Таити.

– Не только говорил. Он купил два билета в Гонолулу на английское грузовое судно. Это судно – «Сван-си Кастл» – отплыло из Сан-Франциско шестого июля 1955 года.

– И Лео был на его борту?

– Во всяком случае, он купил билеты. А вас разве не было с ним в это время?

– Нет. В это время я была в Рено и прождала его там с неделю. Должно быть, он уехал с другой женщиной.

– Или один, – предположил я.

– Нет, только не Лео. Он не мог оставаться один, совершенно не переносил одиночества. Это было одной из причин, по которой я вернулась в этот дом, когда он оставил меня. Я хотела доказать, что смогу прожить одна и что он мне не нужен…

Она сделала паузу, потом снова заговорила, словно все пятнадцать лет ждала слушателя.

– В этом доме я родилась. Это дом моего деда. Когда умерла моя мать, меня стала воспитывать бабушка. Так интересно возвратиться в дом своего детства! Здесь то становишься очень молодым, то очень старым. Иногда от этого бросает в дрожь, понимаете? И еще этот дом посещают духи…

В своем старомодном платье она как раз соединяла в себе и молодость, и старость одновременно, была и бабушкой, и внучкой в одном лице, слегка страдающей шизофренией.

– Я надоела вам? – нервно спросила она.

– Нет, Но меня интересует Лео. Я очень мало знаю о нем.

– Я тоже немного знаю. В те два года я засыпала и просыпалась с мыслью о нем. Но потом я поняла, что почти не знала его. Он весь был как бы на поверхности, понимаете?

– Не совсем.

– Ну, он был бессодержательный человек. Он хорошо умел делать многое, но вообще-то он был пустым.

– Так что же он делал?

– Он принимал участие в девяти или десяти десантах на тихоокеанском фронте, а после войны участвовал в соревнованиях по гребле и теннису, путешествовал, играл в поло.

– Похоже, у него оставалось не слишком много времени на женщин.

– Ему и не нужно было много времени, – сухо ответила Эллен. – Мужчинам без внутреннего мира обычно не нужно для этого много времени. Это звучит непристойно, но так оно и есть. Я любила Лео и, возможно, все еще люблю. Не знаю, что бы я почувствовала, если бы в эту минуту он вошел в комнату…

Она посмотрела на дверь.

– Вы думаете, что он может прийти?

– Я даже не знаю, жив ли он…

– У вас есть причины думать, что его нет в живых?

– Нет, но я убедила себя, что его уже нет. Так мне легче. Он ведь даже не позвонил мне в Рено.

– Да, вам пришлось нелегко.

– В первую зиму я очень много плакала, поселившись здесь. И все, что происходило со мной, отображено в моих картинах.

– И вам стало не так одиноко?

Она подозрительно посмотрела на меня, будто хотела убедиться, что я не стараюсь сесть к ней поближе. Увидев, что это не так, она ответила:

– Мне все время было одиноко. Во всяком случае, до тех пор, пока я не научилась жить сама по себе. Вы понимаете, что это значит, если вы одиноки. Ужасно унизительно, когда приходится жалеть себя, особенно если во всем случившемся ты сам и виноват.

– Я понимаю вас, – ответил я и снова направил разговор в сторону ее замужества, которое было центром всего, что произошло. – А почему вы оставили своего мужа?

– Это наше личное дело.

– Но вы же оставили еще и маленького сына.

– Брайан угрожал убить меня, если я попытаюсь забрать Джерри с собой или хотя бы увидеться с ним. Да, я оставила своего сына… я научилась жить без него. Мне действительно никто не нужен.

– Образно говоря?

Она вдруг улыбнулась, и тени исчезли с ее лица, озарившегося каким-то непонятным светом.

– На самом деле мне плохо без детей. Я имею в виду не только своего сына. Мне не хватает детей, которых я учила в школе. Я очень часто вижу их лица и слышу их голоса.

– И Марту Крэндел?

– И ее в том числе.

– И Альберта Свитнера, и Фреда Сноу?

Эллен спокойно посмотрела на меня.

– Вы проделали глубокие раскопки в моем прошлом. Поверьте, я не такая уж важная персона.

– Может быть, вы и нет. Но Альберт, Фред и Марта – все они появились неожиданно для меня, но не случайно. Тем более, что все они учились в вашем классе. К несчастью, это так.

– Почему к несчастью?

– Эти трое представляют собой очень сложную комбинацию. Наверное, вы слышали об их довольно известном путешествии в Лос-Анджелес? Мне не совсем ясно, кто там был вожаком. Альберт?

– Тогда власти считали так. У него единственного уже была судимость. Но я полагаю, что в действительности это была идея Марты.

Подумав немного, она добавила:

– Марте удалось удачней всех выпутаться из этой истории. Если, конечно, не считать вынужденного замужества.

– Кто был отцом ее ребенка? Альберт Свитнер?

– Об этом вам придется спросить у нее.

Эллен попыталась переменить тему разговора:

– Альберта действительно убили? Марта сказала мне об этом по телефону.

– Он убит прошлой ночью. Не спрашивайте меня, кто это сделал и почему: я не знаю.

Она огляделась с таким ужасом, будто труп Альберта лежал у ее ног.

– Бедный Альберт, как мало он пожил! Большую часть своей сознательной жизни он провел в тюрьме.

– Откуда вы это знаете, мисс Сторм?

– Я с ним виделась, – ответила Эллен и, после небольшой паузы, смущенно добавила: – Он приезжал сюда на прошлой неделе.

– Вы знали, что он бежал из тюрьмы?

– А что, если и знала?

– Вы не выдали его властям?

– Я не настолько примерный гражданин, – ответила она с иронией. – Это был уже третий приговор, и большую часть жизни он должен был провести в тюрьме.

– За что он был осужден?

– За вооруженное ограбление.

– И вы не побоялись впустить его в дом?

– Нет. Мне было просто странно видеть его у себя в доме, но я не боялась.

– Чего он хотел от вас? Денег?

Эллен кивнула.

– Много я не могла ему дать. Я давно уже не продавала картины.

– А что еще вы ему дали?

– Немного хлеба и сыра.

Книга в зеленой обложке была еще при мне. Я вынул ее из кармана.

– Как она похожа на одну мою книгу, – заметила Эллен.

– Она и есть ваша.

Я показал ей экслибрис.

– Откуда она у вас? Не от Альберта же?

– В общем-то, от вашего сына Джерри.

– Она была у него?

Казалось, она радовалась даже крохам своего прошлого.

– Да, – я показал на подпись на форзаце. – Но не это я хотел вам показать.

Открыв книгу, я достал из нее вырезку из газеты.

– Это вы дали ее Алу Свитнеру?

Эллен взяла ее в руки и рассмотрела.

– Да, я.

– Для чего?

– Я думала, что это поможет ему достать немного денег.

– Но это великодушие оказалось палкой о двух концах. Я не могу поверить, что у вас был только этот альтруистический мотив.

Эллен вспыхнула. Видимо, мало что могло рассердить ее.

– Что вы можете знать о моих мотивах?

– Только то, что вы скажете мне.

Она с минуту молчала.

– Думаю, что это было просто любопытство. Вырезка была у меня еще с лета, и я все думала, что с ней делать. Я не знала, кто дал объявление, и подумала, что Альберт смог бы найти для меня Лео.

– Таким образом, вы направили его в Санта-Терезу. Это и явилось роковым шагом.

– Что же в этом особенного?

– Альберт убит, Стэнли Броджест – тоже.

Я рассказал ей детали происшествия.

– Так, значит, это был Стэнли? Это он поместил объявление в «Кроникл»? – спросила Эллен. – Если бы я знала, то имела бы дело непосредственно с ним. Но я подумала, что это сделала Элизабет.

– Почему вы так решили?

– Я помню, когда была снята эта фотография…

Она так старательно разгладила вырезку на колене, словно та представляла для нее большую ценность.

– Мы снялись, когда Элизабет еще не знала, что мы любовники. Это фото напомнило мне обо всем. Обо всем, что у меня было и что я потеряла.

На глазах ее сверкнули слезы. Но я не мог разделить ее чувства; я подумал о том, что потеряла Элизабет Броджест.

Глава 27

Гравий на дорожке тяжело заскрипел под колесами машины. Эллен подняла голову. Я пошел к входной двери, Эллен последовала за мной.

Марта Крэндел была уже на веранде. При виде меня она изменилась в лице.

– Они не приехали?

– Они и не приедут, если вы будете стоять на самом освещенном месте. Оно хорошо просматривается.

Эллен с явным подозрением посмотрела на меня. Я попросил ее войти в дом и взять с собой Марту. Сам я направился к новому, бронзового цвета «седану» Лестера Крэндела.

Он неподвижно сидел за рулем.

– Я сказал маме, что мы только напрасно потеряем время и силы, но она настояла на своем.

Он окинул взглядом фасад здания.

– Так вот где живет Эллен. Этому дому давно уже пора развалиться.

Я прервал его рассуждения:

– Как бы нам убрать машину со света? Либо отгоните ее сами, либо разрешите сделать это мне.

– Отгоните вы, я немного устал.

Он с трудом выбрался из машины и медленно шел следом, пока я отводил машину в темное место. Итак, участники истории собрались вместе. Нервы мои были напряжены в предчувствии новых событий. Я скорее почувствовал, чем услышал, что приближается вторая машина.

Когда мы с Лестером спешно вернулись к фасаду дома, около него маячила неясная фигура; бородатая голова в луче света была похожа на светящийся дорожный знак. Фары машины высветили косые струи дождя и фигуру Джерри Килпатрика. Рука его была на перевязи.

Он, конечно, сразу же узнал Крэндела и меня. Повернувшись к подъехавшему фургону, он крикнул:

– Сюзи! Отваливай!

Фургон остановился и тотчас стал разворачиваться. Мотор его зашумел сильнее. Джерри осмотрелся и побежал к дороге, где попал прямо в руки Вилли Маккея и его помощника Гарольда.

Когда я подбежал к ним, фургон уже направлялся к выезду на шоссе и задние огни его мелькали между стволами деревьев. Он двигался в сторону Сан-Франциско.

– Я позвонил на мост, – сказал Вилли.

Я выбежал на дорогу, добрался до своей машины и помчался вслед за фургоном.

Подъехав к мосту, я увидел, что все машины выстроились с правой стороны в длинную очередь. Фургон стоял во главе очереди, и в нем никого не было.

Сюзи бежала по мосту, держа за руку мальчика. Они приближались к башне, к которой была прикреплена цепь. Большой грузный патрульный полицейский струсил за ними на небольшом расстоянии.

Я присоединился к погоне так быстро, как только смог. Сюзи обернулась, отпустила руку Ронни, подбежала к перилам и перелезла через них. Я в ужасе подумал, что сейчас она сделает свой последний прыжок. Ее светлые волосы спускались на перила.

Патрульный остановился, не добежав до нее. Мальчик замешкался и обернулся, когда я подошел. Он выглядел, как маленький сорванец: с выпачканным лицом, в штанишках и свитере, которые были ему велики. Мальчик смотрел на меня с виноватой улыбкой, будто я застал его за проделкой, за которую мог наказать.

– Хелло, Ронни!

– Хелло, посмотрите, что делает Сюзи!

Она обеими руками держалась за перила, и ее окружала ночь. За ее спиной поднималась стена туч, служивших фоном для огней моста. Все это выглядело так, словно кто-то хочет поджечь мироздание.

Я крепко взял Ронни за руку и подошел к Сюзи. Она смотрела на меня без всякого выражения, и я понял, что принадлежу к другой расе – той, представителям которой уже больше двадцати лет.

Полицейский обратился ко мне:

– Вы знаете ее?

– Знаю. Ее зовут Сьюзен Крэндел.

– Я слышу, что вы разговариваете обо мне, – сказала она. – Остановитесь, или я прыгну.

Патрульный отступил на несколько шагов.

– Скажите ему, чтобы он отошел подальше, – обратилась ко мне Сюзи.

Я выполнил ее просьбу, и тот отошел. Сюзи посмотрела на нас уже с большим интересом, словно радуясь сцене, происходившей по ее воле. На лице ее, подобном бледной маске, горели широко открытые глаза. Голос был вялым.

– Что вы собираетесь делать с Ронни?

– Вернуть его матери.

– Откуда я знаю, что вы на самом деле сделаете это?

– Спросите Ронни. Он знает меня.

Мальчик громко закричал:

– Это он разрешил мне кормить арахисом своих птиц!

– А, так это вы, – сказала Сюзи. – Он весь день рассказывал о вас.

Она посмотрела на меня с грустной покровительственной улыбкой, как человек, давно уже вышедший из того возраста, когда кормят птиц арахисом. Но она сама была сейчас очень похожа на птицу своим бледным лицом и светлыми волосами, развевающимися по ветру, с побелевшими пальцами, судорожно вцепившимися в железо моста, похожа на очень уставшую от дальнего перелета птицу.

– Что вы со мной сделаете, если я спущусь к вам?

– Ничего.

Она продолжала, будто не слышала моего ответа:

– Застрелите меня? Или посадите в тюрьму?

– Ни то, ни другое.

– Тогда что же вы сделаете? – повторила она.

– Я отвезу тебя в более безопасное место.

Она тяжело покачала головой.

– В этом мире нет безопасных мест.

– Я сказал «в более безопасное место».

– А что вы сделаете со мной там?

– Ничего.

– Вы грязный похабный лжец!

Она наклонила голову и посмотрела вниз, словно заглянула с высоты своей ненависти в глубину моей лжи. На дальнем конце моста, со стороны Сан-Франциско, показался грузовик с нарядом полицейских. Я обеими руками подал сигнал остановки, и патрульный полицейский повторил его. Грузовик замедлил ход и остановился.

– Иди к нам, Сюзи, – сказал я.

– Да, иди к нам, – повторил Ронни. – Я боюсь, что ты упадешь.

– Я уже упала, – горько ответила она. – Теперь мне некуда идти.

– Я отвезу тебя к твоей маме, – сказал я.

– Не желаю видеть ее! И не желаю жить с ними.

Ну и скажи им об этом, – ответил я. – Ты уже достаточно взрослая и можешь жить с кем хочешь. Можешь не оставаться там, где тебе не нравится.

– Мне хочется быть здесь.

Но уже секунду спустя она сказала:

– Вы сказали, что я могу жить как хочу, с другими людьми… С какими, например?

– Мир полон ими.

– Но я боюсь.

– После всего, что ты прошла, ты еще боишься?

Сюзи кивнула, затем еще раз посмотрела вниз. Я испугался, что через секунду все будет кончено.

Но она, очевидно, прощалась с дальней глубиной. Она перелезла через перила и села на них, с трудом переводя дыхание. Мальчик, не выпуская моей руки, потянул меня к Сюзи и схватил ее за руку свободной ручонкой.

Мы подошли к концу моста, где Вилли и его помощник разговаривали с офицерами местной полиции. Видимо, Вилли уже дал им нужные объяснения. Они попросили назвать наши имена, задали несколько обычных вопросов и разрешили следовать своим путем.

Глава 28

Вилли сел в фургон и взял с собой Ронни. Мне очень не хотелось отпускать мальчика от себя, но нужно было воспользоваться возможностью и задать Сюзи несколько вопросов до того, как она увидит своих родителей.

Она села в машину и без интереса наблюдала, как я завожу двигатель. Толстый патрульный полицейский остановил транспорт, идущий со стороны Сан-Франциско. Когда мы уезжали, он, видимо, совершенно успокоился.

Сюзи с тревогой спросила:

– Куда вы меня везете?

– В дом Эллен Сторм. А ты куда хотела бы поехать?

– Я согласна туда. Мама и отец там?

– Они приехали как раз перед вами.

– Не говорите им, что я хотела прыгнуть, – попросила Сюзи низким голосом.

– Вряд ли ты сможешь сохранить все в тайне, – ответил я и сделал паузу, чтобы она смогла осознать это. – Я так и не понял, почему ты бежала от нас.

– Они остановили меня в самом начале моста, не хотели пропустить. Они стали выкрикивать что-то и задавать мне вопросы. Пожалуйста, не задавайте мне никаких вопросов, – умоляюще добавила она. – Я не должна отвечать.

– Правильно, ты не должна. Но если ты не расскажешь, что же именно произошло, то я так и не смогу узнать, кто это сделал.

– А о чем вы говорите? О том, что было на мосту?

– О вчерашнем дне, о «хижине», куда ты пришла со Стэнли Броджестом и Ронни. Зачем ты пошла туда?

– Мистер Броджест попросил меня. Этот человек, Свитнер, сказал ему обо мне… Вот и все… Я совсем потеряла голову…

– Как это все?

– Я не хочу говорить об этом, даже не хочу об этом думать! Вы не можете принудить меня…

В ее голосе прозвучала какая-то дикая нота, что заставило меня посмотреть на нее.

– О’кей. Тогда зачем ты пришла в пятницу в дом мистера Броджеста? Это Свитнер послал тебя?

– Нет, это была идея Джерри. Он сказал, что мне нужно пойти туда и поговорить с мистером Броджестом. И я пошла. А потом в субботу утром мы поехали в горы.

– Зачем?

– Он хотел посмотреть, не похоронено ли там что-то.

– Что именно?

– Маленькая красная машина. Мы приехали туда в маленькой красной машине.

Голос ее стал хриплым и прерывался. Сюзи явно была не в себе, находилась в ужасном напряжении, в каком-то другом мире.

– Кто это «мы»? – спросил я.

– Мы с мамой. Я не хочу рассказывать о том, что тогда произошло. Это было очень много лет назад, когда я совсем потеряла голову.

– Мы говорим о вчерашнем дне, – сказал я. – Мистер Броджест раскапывал машину?

– Да, верно. Маленькую красную машину. Но он не успел раскопать достаточно глубоко…

– Что же произошло?

– Точно я не знаю. Ронни захотел пойти в уборную. Мистер Броджест дал нам ключ от «хижины», и мы пошли туда. Потом я услышала его крик и подумала, что он зовет меня. Я вышла из дома и увидела, что он лежит на земле. Другой мужчина стоял над ним. Он был с черной бородой и длинными, как у хиппи, волосами. Он ударил мистера Броджеста киркой… Я увидела кровь на его затылке. Затем что-то произошло и все стало красным, потом оранжевым, а потом загорелся огонь под деревьями. Человек потащил мистера Броджеста, бросил его в яму и стал засыпать землей.

– А что сделала ты, Сьюзен?

– Я вернулась в «хижину», взяла Ронни, и мы убежали. Мы прокрались вниз в каньон. Этот человек так и не увидел нас.

– Ты могла бы описать его? Он был молодой или старый?

– Не могу сказать, он был слишком далеко и на нем были большие черные очки… Одет во все черное… Я даже не смогла разглядеть его лицо. Но, наверно, он был молодой, раз у него такие волосы.

– Это мог быть Свитнер?

– У него не такие длинные волосы.

– А что, если он надел парик?

Сьюзен задумалась.

– Я все-таки думаю, что это был не он. Во всяком случае, я не буду о нем говорить. Он пригрозил убить меня, если я буду о нем говорить.

– Когда же он сказал тебе это?

– Вы же слышали, что я не хочу говорить о нем. Вы не должны заставлять меня!

В свете фар встречной машины я увидел, что лицо ее стало совсем белым. Она отвернулась от света, словно он мог высветить ее секреты.

Мы добрались до дома Эллен. Я подвел машину к тротуару и остановился под деревьями. Девушка прижалась к дверце салона.

– Не прикасайтесь ко мне! – проговорила она прерывающимся голосом. – Не надо со мной ничего делать!

– А что же, по-твоему, я могу сделать?

– То же самое, что и Свитнер! Он привез меня туда и сказал, что хочет только расспросить меня о том, что я помню. А сам бросил меня на старую грязную кровать.

– На чердаке в «хижине»?

– Да. Он сделал мне больно, у меня пошла кровь.

Глаза Сьюзен смотрели сквозь меня, словно она вглядывалась в ночь, простиравшуюся за моей спиной.

– Потом что-то грохнуло и я увидела кровь на его голове. Затем все стало красным, мама выбежала за дверь и не возвращалась. Она не возвращалась всю ночь.

– О какой ночи ты говоришь?

– О той ночи, когда они похоронили его возле сикомора.

– Но это же произошло днем, так ведь?

– Нет, была темная ночь. Я видела свет, он двигался под деревьями. Это была какая-то большая машина. Она шумела, как страшное чудовище. Я боялась, что оно войдет и похоронит меня. Но чудовище не знало, что я там.

Она проговорила это замедленным голосом, каким обычно рассказывают сказку.

– А где ты была?

– Я пряталась на чердаке, пока не вернулась мама. Она не возвращалась всю ночь. Она предупреждала меня, чтобы я об этом никому не рассказывала.

– А ты видела ее потом, после всего этого?

– Конечно, видела.

– Когда?

– Всю свою жизнь, – ответила Сьюзен.

– Я говорю о последних двух днях. Мистер Броджест был похоронен вчера.

– Вы стараетесь спутать меня, как этот человек, Свитнер.

Сыозен сидела, зажав между коленями ладони, и вся дрожала.

– Не говорите моей маме о том, что он сделал со мной. Она предупреждала меня, чтобы я не разрешала мужчинам прикасаться к себе. И теперь я никогда не позволю.

Сьюзен посмотрела на меня с глубоким недоверием. Злость и жалость переполняли меня: злость на самого себя и жалость к ней. Было жестоко расспрашивать ее в таких условиях, возрождая страхи, которые терзали ее с детства.

Я сидел молча и обдумывал рассказ девушки. На первый взгляд он был лишен логики и не мог привести ни к каким выводам. Но по мере того, как я анализировал услышанное, мне становилось ясно, что воспоминания Сюзи относятся к разным временам и просто перемешались в ее сознании.

– Сколько раз ты была в «хижине», Сюзи?

Она зашевелила губами, считая про себя.

– Насколько я помню, три раза. Вчера, когда я отводила Ронни в уборную, потом два дня назад, когда этот Свитнер сделал мне больно на чердаке. И еще давно, с мамой, когда я была маленькой девочкой, еще меньше, чем Ронни. Что-то выстрелило, и она убежала, а я поднялась на чердак и пряталась там всю ночь.

Сьюзен начала всхлипывать, но слез на ее глазах не было.

– Я хочу к маме, – сказала она.

Глава 29

Родители ждали ее у входа в дом с двумя башенками. Сьюзен вышла из машины и пошла к ним, тяжело волоча ноги и опустив голову. Мать горячо обняла ее и стала называть ласковыми именами. Их теплая встреча дала мне надежду – правда, не очень большую – на более или менее удачный поворот судьбы обеих. Лестер Крэндел, как лишний, стоял в стороне, потом повернулся и пошел ко мне. Выражение его лица и походка были очень неуверенными.

– Ваш подчиненный…

Он сделал жест в сторону дома, и я понял, что он имеет в виду Вилли.

– …ваш подчиненный сказал мне, что вы уговорили ее сойти с моста. Я очень вам благодарен.

– Я рад, что вовремя подоспел. Почему бы вам, мистер Крэндел, не сказать ей несколько теплых слов?

– Я не знаю, что сказать.

Он украдкой посмотрел на Сьюзен.

– Скажите, как вы рады, что она не покончила жизнь самоубийством.

Он покачал головой.

– Мне не хотелось бы придавать этому слишком большое значение. Ее просто одурачили.

– Нет, не одурачили. Она уже дважды пыталась покончить с собой за последние четыре дня. Если вы хотите, чтобы она была в безопасности, не берите ее домой, пока она не получит хорошую медицинскую помощь.

Он снова посмотрел на женщин, которые шли по веранде в дом.

– Но ведь Сюзи не причинили никакого вреда.

– Ей причинили и физический, и моральный вред. Ее опоили наркотиками и изнасиловали. Она была свидетельницей по меньшей мере одного убийства, а может быть, и двух. Нельзя надеяться, что она сможет перенести все это без помощи психиатра.

– Кто изнасиловал ее, ради бога, кто?!

– Альберт Свитнер.

Крэндел внешне остался спокойным, но я почувствовал, что в его уже немолодом теле вдруг пробудилась могучая сила.

– Я убью этого мерзавца!

– Его уже убили. Разве вы не знали об этом?

– Нет.

– Вы не видели его в последние дни?

– Я видел его только раз в жизни. Это было лет восемнадцать назад, когда его отправили в Престон за кражу моей машины. Я был свидетелем на суде.

– Но я слышал, что он нанес вам визит в «Юкка три инн» летом, когда вышел из Престона. Вы не помните?

– Ну хорошо, я дважды видел его. Что это доказывает?

– Вы могли бы рассказать мне, что произошло.

– Вам известно, что произошло, – ответил Лестер, – иначе вы не стали бы вытаскивать это на свет Божий. Он хотел разбить мою семью. Наверно, все эти три года в Престоне он обдумывал, как отомстить мне. Ал заявил, что он – отец Сюзи и будет добиваться, чтобы его признали отцом. Я избил его.

Лестер ударил несколько раз по кисти своей руки.

– Марте тоже попало от меня. Она забрала Сюзи и ушла. Я не виню ее. Она долго не возвращалась.

– Она ушла со Свитнером?

– Не знаю. Она так и не сказала мне. Я уже думал, что ни она, Ни Сюзи никогда не вернутся. Казалось, что жизнь моя разбита. А сейчас уже точно – она разлетелась на куски, и этих кусков не собрать.

– У вас есть шанс собрать, и, кроме вас, никто не может это сделать.

Я видел по его глазам, что он уловил смысл моих слов. Тем не менее он сказал:.

– Не знаю, Арчер. Я уже стар, скоро мне стукнет шестьдесят. И, похоже, я не смогу наладить им жизнь.

– Кто же тогда сможет?

Он выразительно посмотрел на меня и ответил:

– Очень многие хотели бы жениться на Марте. У нее такие ноги… и она еще красива.

– Не будем спорить. Вы думали, как проведете эту ночь?

– Я хотел вернуться в «Юкка три», но Марта, кажется, собирается остаться здесь.

– А завтра?

– Вернемся на «Скалы». Там удобно тем, что есть медицинский центр. Я хочу поместить туда Сьюзен на обследование.

Он сказал это так, будто это – его собственная идея.

– Правильно, Лестер, позаботьтесь о ней. Как я уже сказал, она была вчера свидетельницей убийства, а убийца может попытаться заставить ее молчать.

Я рассказал ему о бородатом мужчине и о парике с бородой и усами, которые я обнаружил на голову убитого Ала.

– Не следует ли из этого, что Броджест был убит Свитнером?

– Хотелось бы так думать, но вряд ли это возможно. Я видел Свитнера в Нордридже почти в то самое время, когда был убит Броджест.

Я замешкался.

– А где, между прочим, были вы в это время?

– Где-то в Лос-Анджелесе, в поисках Сюзи.

Я не спросил его, сможет ли он доказать это. Наверно, он понял это и оценил. Он достал из кармана несколько сотенных банкнот и предложил мне. Я отказался, не желая быть ему обязанным, пока дело не закончено.

– Уберите деньги, – сказал я.

– Вы не хотите брать?

– Я пришлю вам счет, когда дело закончится.

Я вошел в дом. Вилли Маккей сидел в холле с Ронни на коленях. Он рассказывал мальчику историю о старом шкипере, которого когда-то знал. Марту с дочерью я нашел в комнате. Они сидели в нише возле окна, и их красивые светлые головы склонились друг к другу.

Час назад этот большой дом был пуст, как музей после закрытия. Сейчас же он больше напоминал контору агентства по семейным путешествиям. Я знал историю этих людей, но надеялся, что это не отразится на моем лице, и решил рискнуть. Я поймал взгляд Марты и поманил ее в угол.

– Ну, что? – нетерпеливо спросила она, оглядываясь на дочь. – Мне очень не хочется оставлять ее.

– Вам придется это сделать.

Она испуганно посмотрела на меня.

– Вы хотите сказать, что заберете ее?

– Нет. Но вы должны решиться на это. У нее такая тяжесть на душе… И потом, она пыталась совершить самоубийство.

Марта двинула плечами, словно желая сбросить с себя невидимый тяжелый груз.

– Но это была просто эффектная игра. Она сама так говорит.

– Однако часто попытки самоубийства заканчиваются «успешно». Никто не знает, где пройдет грань между эффектной игрой и смертью. А тот, кто сделал неудачную попытку самоубийства, нуждается в совете и помощи.

– Я как раз и пытаюсь дать советы Сюзи.

– Я имею в виду профессиональный совет. Совет психиатра. Я обсуждал это с вашим мужем, и он сказал, что собирается завтра поместить ее в медицинский центр. Но вам, и только вам, нужно постараться снять тяжесть с ее души. Было бы очень хорошо, если бы вы поговорили откровенно обо всем.

Казалось, она насмерть перепугалась.

– О чем поговорить?

– О ваших тяжелых временах.

– Я не смогу говорить с ней об этом! – горячо возразила Марта.

– Почему?

– Мне стыдно…

– Дайте ей понять, что вы такой же человек, как она.

– Хорошо, – согласилась она. – Я сделаю это.

– Даете слово?

– Можете быть уверены. Я люблю ее, вы это знаете. Сюзи для меня – маленькая девочка, но теперь уже не такая и маленькая.

Марта повернулась и собралась идти, но я удержал ее и отвел в дальний угол комнаты. На стенах висели картины Эллен, похожие на галлюцинации.

– Что вы еще хотите? – спросила Марта.

– Несколько слов правды. Мне нужно знать, что произошло пятнадцать лет назад, когда в «Юкка три инн» приходил Свитнер.

Она посмотрела на меня так, словно я ударил ее.

– Это слишком гнусная история, чтобы вытаскивать ее на свет.

– Такая уж она есть. Насколько я знаю, вы ушли от мужа. А что случилось после этого?

Марта поджала губы и посмотрела на меня сузившимися глазами.

– Вам Лестер сказал?

– Сказал, но не все. Он не знает о том, что произошло за время вашего отсутствия.

– Ничего не произошло. Я подумала и решила вернуться, вот и все. И, во всяком случае, это мое личное дело.

– Это было бы вашим личным делом, если бы касалось только вас. Но в нем замешаны и другие люди, в том числе и ваша дочь. Сюзи помнит, она была не такой уж маленькой.

Марта с ненавистью посмотрела на дочь.

– Вы говорите обо мне? Это не очень-то прилично, – заметила девушка.

Но тон ее был довольно безразличен. Она все еще сидела в нише, как актриса, собирающаяся выйти из-за кулис на сцену к публике. Марта покачала головой.

– Я не могу говорить об этом, да и не должна этого делать, – заявила она.

– Так что же вы предлагаете? Оставить Сьюзен саму разбираться во всем этом, без всякой помощи с вашей стороны?

Марта повесила голову, как растерявшийся ребенок.

– Мне ведь никто не помогал…

– Не смогу ли я помочь вам, миссис Крэндел? Ал Свитнер сказал вашему мужу, Что он – отец Сьюзен, но я не верю этому. Даже Ал Свитнер не стал бы насиловать свою дочь.

– Мы должны говорить и об этом?

Марта была глубоко оскорблена тем, что я назвал вещи своими именами.

– Если Сьюзен могла, то и мы можем.

– Когда она рассказала вам это?

– По дороге сюда.

– Вы не имели права…

– Ну и черт с ним, с правом. Она была в ужасном, шоковом состоянии. Надо было как-то вывести ее из него.

– В шоковом состоянии от чего?

– От слишком большого числа убийств, – ответил я. – От слишком тяжелых переживаний.

Глаза Марты расширились, взгляд устремился вдаль, словно она пыталась вглядеться в далекие отблески прошлого. Я же видел в ее глазах отражение своего лица.

– Что Сюзи вам рассказала? – спросила она.

– Не очень много. Она вообще не хотела рассказывать, но, видимо, пересилило подсознательное стремление освободиться от тяжести. Она была с вами ночью в «хижине» однажды, летом 1955 года?

– Не знаю, о какой ночи вы говорите…

– О той ночи, когда был убит Лео Броджест.

Веки тяжело опустились на ее глаза. Марта пошатнулась, словно воспоминание о том выстреле ранило ее. Я поддержал ее, ощутив рукой тепло ее тела.

– Неужели Сьюзен помнит? Ей ведь было всего три года!

– Она помнит, даже слишком хорошо помнит. Брод-жест был убит?

– Не знаю. Я убежала и оставила его там. Я была пьяна и никак не могла завести машину. Была поздняя ночь, а он лежал там.

– Какая это была машина?

– «Порш». Маленький красный «порш». Он так и не завелся, и я просто убежала. Я совсем забыла о Сюзи, я даже не помню, куда убежала.

Марта отступила от меня, словно я хранил в себе весь ужас тайны.

– Что было с Сюзи? – спросила она.

– Когда вы вернулись за ней?

– Уже утром. Я нашла ее спящей на чердаке. Как она могла помнить о выстреле, если спала на чердаке?

– Когда это произошло, она проснулась, и притом в комнате.

– Лео умер?

– Думаю, что умер.

Марта посмотрела на дочь, а вслед за ней и я. Девушка внимательно наблюдала за нами, уже больше похожая на зрителя, чем на актрису. Мы говорили так тихо, что она не могла нас слышать, но, очевидно, догадывалась, о чем шла речь.

– Она помнит, кто стрелял в него? – спросила Марта.

– Нет. А вы?

– Я не видела, кто это был. Мы занимались любовью, и я была пьяна.

– Вы не слышали выстрела?

– Полагаю, что слышала, но не хочу в это верить. Представляете, я не знала, что в него выстрелили, пока не почувствовала на своем лице кровь!

Она облизала пересохшие губы.

– Боже, что вы сделали со мной! Я думала, что навсегда забыла о той ночи, Это была самая страшная ночь в моей жизни, а я думала, что она будет самой лучшей. Мы собирались втроем уехать и начать новую жизнь вместе, на Гаваях. Лео уже купил билеты на следующий день.

– Он – отец Сьюзен?

– Думаю, что он. Именно поэтому я и вернулась к нему, когда Лестер выгнал меня. Лео был первым мужчиной, который коснулся меня.

– А не Ал Свитнер или Фред Сноу?

Она энергично покачала головой.

– Я уже была беременна, когда убежала с ними в Лос-Анджелес. Поэтому-то я и убежала.

– И обвинили их в изнасиловании?

– Лео очень много терял. А что теряли они?

– Ничего, кроме своих жизней.

Марта подняла руки. Глаза ее потемнели и стали полны мучительного сожаления. Потом она уронила голову и закрыла лицо руками.

Сьюзен вышла из ниши и подошла к нам.

– Вы заставили мою маму плакать!

– Я не хотел этого. Просто она такой же человек, как и все мы.

Девушка с робким удивлением посмотрела на мать.

Глава 30

Я оставил их вдвоем и вышел в холл. Мальчуган, уставший от своих приключений, полулежал на руках у Вилли.

– Гарольд только что с дежурства, – сказал Вилли, – а меня ждет невеста в Сан-Франциско.

– Подожди еще несколько минут. Где мисс Сторм?

– Там, со своим сыночком.

Он ткнул большим пальцем в сторону закрытой двери маленькой комнаты под лестницей.

– Это твердолобый парень, поэтому его и закрыли там.

– Что еще он натворил?

– Пытался одной рукой бороться с Гарольдом. А тот раньше был футболистом.

– Где сейчас Гарольд?

– На улице. Наблюдает за домом, на случай, если кто-нибудь сюда наведается.

Вилли сделал строгое лицо и пощекотал мальчика.

– Эй, ты, соня! Ты совсем уже заснул?

Я постучал в дверь маленькой комнаты. Мне ответила Эллен.

Она сидела во вращающемся кресле. Ее сын устроился на полу около холодильника, словно грелся у нетопленой печки.

Джерри так исхудал и побледнел, что узнать его можно было только по рыжим волосам и бороде. Когда я вошел, лицо его нервно дернулось, словно его ударили.

– Это мистер Арчер, – представила меня Эллен.

Желая показать дружеское к нему расположение, я спросил, как его рука. Он плюнул на пол в мою сторону.

– Рука сломана, – ответила за него Эллен. – Он обращался в клинику, но его попросили прийти завтра…

Парень прервал ее речь движением здоровой руки.

– Не рассказывай ему ничего. Из-за него я потерял «Ариадну».

– Ну, пусть из-за меня. Ты и руку повредил из-за меня, когда ударил меня по голове револьвером.

– Мне надо было пристрелить тебя!

Как и сказал Вилли, он в самом деле был твердолобым. Но я не знал, насколько это шло от его характера, а насколько было результатом физического и морального потрясения.

– Он не в очень-то хорошей ситуации, – сказал я Эллен. – Надеюсь, вы понимаете это?

– Вы хотите сказать, что арестуете его?

– Это не мое дело. И решать, как с ним поступить, тоже не моя забота. Я ему не отец.

– Но ты же на него работаешь, – простонал Джерри. – Если ты думаешь, что тебе удастся затащить меня обратно в Стотвилль…

– Стотвилль прекрасно просуществует и без тебя. Но если ты надеешься, что тебя снова примут в порту, то советую немного поразмыслить.

Это вынудило его замолчать, но я почувствовал, что ход мой был дешевым и не вполне честным. Я вспомнил, как стоял на причале и всматривался в море Роджер Армистед.

– Он не хочет возвращаться к отцу, – сказала Эллен. – Лучше всего, если он останется со мной. Хотя бы на некоторое время. Я смогу позаботиться о нем, а именно это ему сейчас и нужно.

– Надеетесь, что сможете столковаться с ним?

– Во всяком случае, я могу дать ему приют. Я уже давала приют многим, попавшим в беду.

Лицо ее было искренним и выражало готовность сделать это, но особого энтузиазма я не заметил.

– Не знаю, что скажет об этом закон.

– А как может посмотреть на это закон?

– Многое зависит от его прошлого.

Мы оба посмотрели на Джерри. Он сидел неподвижно, только рот его дергался в нервном тике.

– Ты был когда-нибудь под арестом? – спросил я.

– Не был и не собираюсь.

– Это не шутка. Если властям известно о каких-нибудь твоих делах, они будут очень строги. Угон яхты можно расценивать как воровство. А то, что ты забрал мальчика, может считаться похищением с целью выкупа или вовлечением малолетнего в правонарушение.

Джерри с испугом уставился на меня.

– Но я же ничего такого не сделал! Я только пытался спасти ему жизнь.

– Ты чуть не лишил его жизни.

Парень подобрал под себя ноги и неуклюже поднялся, кривясь от боли.

– Зачем вы со мной так разговариваете? Я знаю, что разбил яхту, но я не воровал ее. Мистер Армистед доверил ее мне. Спросите его самого.

– Я думаю, что с ним надо поговорить тебе. Так будет лучше всего. Только не ночью.

Затем я обратился к Эллен:

– Почему бы вам не уложить его в постель?

Джерри не спорил. Эллен увела его, обняв за плечи.

На лице ее было написано удовлетворение. Может быть, от того, что в ее жизни появились новые заботы.

Но я знал, что это не выход из положения. Эллен вряд ли может изменить судьбу Джерри. Он достаточно взрослый и, увы, принадлежит к тому поколению, родители которого, подобно пеликанам, отравлены неким моральным ДДТ; а это исковеркало жизнь их детям.

У меня не было времени долго раздумывать. Я повернул кресло к телефону и набрал номер миссис Брод-жест в Санта-Терезе. Джин ответила немедленно, в ее голосе слышались и отчаяние, и надежда.

– Дом Броджестов.

– Говорит Арчер. Ронни у меня, с ним все в порядке.

Джин не сразу нашла, что ответить, Сквозь легкое потрескивание и шумы на линии я слышал ее дыхание, единственный живой звук в этом электронном мире.

– Где вы, мистер Арчер?

– В Сосалито. Ронни здоров и в безопасности.

– Да, я слышу…

Она снова помолчала, затем в ее голосе появились недобрые нотки:

– А та девушка?

– Мне удалось спасти и ее. Но у нее тяжелая душевная травма.

– Вот уж не думала…

– Она вовсе не намеревалась украсть вашего сына. Она убежала от человека, который убил вашего мужа.

– До самого Сосалито? – недоверчиво спросила Джин.

– Да.

– Кто этот человек?

– Бородатый тип, с черными до плеч волосами и в больших темных очках. У вас есть на этот счет какие-нибудь предположения?

– В Нордридже много длинноволосых, да и здесь, наверно, тоже. В последние дни я никого такого не видела, Не знаю, кто бы это мог быть.

– Это мог быть и какой-нибудь приезжий. У меня к вам просьба, которую нужно выполнить незамедлительно, как только вы положите трубку. Позвоните шерифу и попросите его прислать к вам человека для охраны. Настаивайте на этом! Если он не сможет этого сделать, то возьмите такси, поезжайте в город и снимите комнату в хорошем отеле.

– Но вы говорили мне, чтобы я оставалась здесь, в этом доме!

– В этом больше нет надобности. Я нашел вашего мальчика и завтра привезу его к вам.

– Нельзя ли мне пожелать ему спокойной ночи? Я хочу услышать его голос.

Я открыл дверь и позвал мальчика. Он соскочил с коленей Вилли, подбежал к телефону и обеими руками схватил трубку:

– Это ты, мама? Лодка утонула, но я выплыл на доске для серфинга… Мне не холодно. Миссис Роулинс дала мне одежду своего сына… и шницель… Сюзи купила мне еще один шницель…Сюзи? Наверно, с ней все в порядке. Она хотела спрыгнуть с моста через Золотые ворота, но мы уговорили ее слезть…

Он послушал немного, и лицо его стало озабоченным и грустным. Он отдал мне трубку так поспешно, словно она жгла ему руки:

– Мама плачет.

Я спросил Джин:

– У вас все в порядке?

Она ответила прерывающимся голосом:

– Мне прекрасно. И я вам очень благодарна. Когда я увижу вас и Ронни?

– Завтра в середине дня. Нам обоим нужен небольшой отдых после этого путешествия.

Через некоторое время, когда все разошлись, мы с Эллен положили Ронни в постель в комнате, которая раньше была ее детской. На маленьком столике стоял игрушечный телефон. Демонстрируя нам, что он совсем не устал, мальчик подскочил к телефону, снял трубку и громко заговорил:

– Вызываю Космическую службу, вызываю Космическую службу… Вы слышите меня? Вы слышите меня?

Оставив мальчика наедине с его фантазиями, мы прикрыли дверь и остались в маленькой комнате под лестницей. Неяркий желтый свет свисающей с потолка лампы, пятна старых потеков на стенах и потолке, тени на наших лицах, казалось, возбуждали и нашу фантазию. Остальной мир казался отрезанным и очень далеким. Я почувствовал себя потерпевшим крушение на туманных берегах прошлого.

– Как Джерри?

– Он волновался о том, как поступит с ним Арми-стед, но теперь успокоился. Я растерла ему спину и дала таблетку снотворного.

– Я поговорю с Армистедом при первой же возможности.

– Надеюсь. Джерри чувствует себя ужасно виноватым.

– А что вы сделали с остальными таблетками?

– Они при мне.

Эллен притронулась к ложбинке между грудей. Должно быть, она заметила, что мой взгляд задержался там. Мы стояли совсем рядом, и она прильнула ко мне. Я ощутил на спине ее руку. Она погладила меня по спине, словно хотела и мне растереть спину.

– Я не приготовила вам постель. Если хотите, можете лечь со мной.

– Очень вам признателен, но вряд ли это хорошая мысль. Да и ваша жизнь сосредоточена в картинах, не забывайте этого.

– У меня есть большая незаконченная картина, так что занятие у меня будет, – мрачно ответила она. – Вы что, боитесь меня, Арчер?

Мне было трудно ответить. Эта женщина нравилась мне, я почти желал ее. Но я слишком углубился в ее прошлое. Я не мог ни воспользоваться даже малейшей частью ее жизни, ни предложить ей свою.

Вместо ответа я поцеловал Эллен и высвободился из ее объятий.

Она огорчилась, но не обиделась.

– Вы, наверно, удивитесь, но у меня было немного мужчин. Пожалуй, Лео был единственным реальным любовником.

Она постояла, спокойная, и добавила:

– Пожалуй, я сказала вам неправду. Я налгала на саму себя. Что бы у меня ни было с Лео – по-настоящему я жила только рядом с ним.

Глаза ее засветились воспоминаниями; так они никогда бы не засветились для меня.

– Я любила его, и он любил меня, пока все вдруг не кончилось. Я не верила, что это может случиться, но так оно вышло.

Эллен закрыла глаза, а когда открыла их, взгляд ее изменился: он стал каким-то потерянным. Она прислонилась к стене со следами водяных потеков. Ночь угасала, уходила, как жизнь из тела с пересаженным сердцем.

– Мне надо кое-что сказать вам, – начал я. – Только не знаю, как это сделать.

– Что-нибудь ужасное?

– Да, ужасное, но это не касается сегодняшних дней.

– О Лео?

– Да. Я думаю, что он умер.

Ее взгляд не изменился, лишь на лицо упала легкая тень, как будто лампа под потолком неожиданно переместилась.

– И давно он умер?

– Уже пятнадцать лет назад.

– Вот почему он не пришел ко мне…

– Думаю, что именно поэтому.

Конечно, это была лишь половина правды. Что делать со второй половиной, касающейся Марты Крэндел, я еще не решил.

– Если у моих свидетелей не было галлюцинаций, то кто-то застрелил Лео и похоронил его.

– Где?

– В горах около «хижины». У вас есть какие-нибудь соображения, касающиеся того, кто мог это сделать?

– Нет.

После секундного замешательства она добавила:

– Это сделала не я.

Я ожидал продолжения. В конце концов она сказала:

– Вы говорили о свидетелях. Кто они?

– Марта Крэндел и ее дочь.

– Он вернулся к Марте?

Она прижала руку ко рту, словно из него вылетело страшное признание. Я резко сказал:

– Его застрелили, когда он был в постели с Мартой. Похоже, что как раз она вернулась к нему. Муж выгнал ее из дома.

Я помедлил.

– Вы знали о ее прежней жизни?

– Еще бы я не знала. Именно из-за этого я и познакомилась с Лео. Когда Марта попала в неприятную ситуацию, она пришла ко мне.

Немного помолчав, Эллен добавила с усмешкой:

– Своим телом я как бы разделила их.

Почти все было уже сказано, но нас притягивало друг к другу какое-то неопределенное, непонятное чувство. Оно было сильным, таким же сильным, как дружба или страсть, и казалось: нам еще будет о чем поговорить. Неожиданно вернувшееся прошлое соединило нас нитью, концы которой были в наших руках.

– А как насчет Элизабет Броджест? – спросил я. – Как могло случиться, что такой мужчина, как Лео, женился на ней?

– Их соединила война. Он жил на военной базе под Санта-Терезой, а она была активисткой гражданской обороны США. Она была молода и здорова, имела приятную внешность и была довольно известной в городе женщиной. Словом, у нее были все видимые достоинства.

На лице Эллен впервые промелькнула злость.

– Но как женщина она никуда не годилась.

– Откуда вы знаете?

– Лео рассказал мне все об их отношениях. Это очень холодная и инфантильная женщина.

– Холодность женщины иногда обращается в бурную страсть.

– Я знаю это.

Я осторожно спросил:

– Вы думаете, что это она застрелила Лео?

– Возможно. Она угрожала ему. Главным образом из-за этого я уехала из Санта-Терезы и пыталась забрать с собой Лео. Я боялась Элизабет.

– Но все же это не доказывает, что она – убийца.

– Я знаю, но это не только мое мнение. Джерри сказал мне кое-что по этому поводу.

Ее голос снизился до шепота, и она говорила, будто прислушиваясь к своим словам.

– Так о чем же рассказал вам Джерри?

– Он сказал, почему не может вернуться к Брайану… к своему отцу. Однажды вечером этим летом в их дом пришла Элизабет. У нее был разговор с Брайаном. Она плакала, стонала, Джерри не мог всего расслышать. Брайан вымогал у нее деньги, и не только деньги. Он вынудил ее к партнерству в компании «Каньон». Она вложила туда все свои деньги, а он, наоборот, ничего.

– Как он мог заставить ее пойти на это?

– Вот в этом-то и весь вопрос, – ответила Эллен.

Она ушла спать одна. Я достал из багажника машины спальные принадлежности и заснул у двери комнаты Ронни. Старый дом поскрипывал, словно корабль, несущийся по океану. Мне приснилось, что я огибаю мыс Горн.

Глава 31

В Пало-Альто, где мы с Ронни позавтракали, шел дождь. Он шел почти везде, где мы проезжали. Я оста-новйлся в «Юкка три инн», чтобы проведать Крэнделов. Джой Роулинс снова сидела на своем месте. Она сказала мне, что Лестер утром вновь предложил ей работу и уехал с семьей в Лос-Анджелес.

– Вы видели Сьюзен? – спросил я.

– Да. У нее был немного подавленный вид. Вообще мне показалось, что все они как-то изменились.

Перед отъездом я позвонил из гостиницы в Службу леса Санта-Терезы. Кесли там не было, но я попросил оставить ему записку с просьбой встретиться со мной в полдень в доме Элизабет Броджест. Потом мы опять выехали на шоссе, чтобы завершить, наконец, наше путешествие.

Пользуясь пряжкой пристяжного ремня, Ронни вызывал Космическую службу и подробно информировал ее о наших передвижениях. Один раз он сказал своему воображаемому слушателю:

– Папа/это Ронни, Ты слышишь меня?

Мы были в нескольких километрах от Санта-Терезы. Оставив пряжку, Ронни повернулся ко мне и спросил:

– Папа вернулся?

– Нет, не вернулся.

– Значит, он умер, да?

– Да.

– Это то страшилище убило его?

– Наверное, оно.

Это было первым подтверждением того, что рассказ Сьюзен был не выдумкой и не фантазией.

– Ты хорошо разглядел его, Ронни?

– Очень хорошо.

– На что оно было похоже?

– Это было страшилище, – тихо и серьезно ответил мальчик. – У него были длинные черные волосы и черная борода.

– Во что он был одет?

– Во все черное. На нем были черные брюки и черный верх, и еще черные очки.

Он проговорил это как-то монотонно, и я стал сомневаться в точности его слов.

– Оно было похоже на кого-нибудь из тех, кого ты знаешь?

Видимо, эта мысль очень испугала его.

– Нет, непохоже. Оно было вроде невзаправдашное.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Оно было невзаправдашное, не как все, кого я знаю.

– А все-таки, кто это был?

– Никто, – мрачно ответил мальчик.

– Он был большой или маленький?

– Я думаю, маленький. Я сказал бы вам, но я не знаю его.

Я видел, что мальчик испуган, и перестал его расспрашивать. Но он сам задал мне вопрос:

– Мама о’кей?

– Да, о’кей. Ты же разговаривал с ней по телефону вчера вечером. Ты помнишь?

– Помню. Но я думал, что это было во сне.

– Нет, это было наяву.

– Вот и хорошо.

Он прислонился ко мне и заснул.

Когда мы подъехали к дому его бабушки, он все еще спал. Джин ждала нас на ступеньках веранды. Она подбежала, открыла дверцу машины и схватила сына.

Она прижимала его к себе до тех пор, пока он не стал пытаться освободиться. Тогда она опустила мальчика на землю и подала мне обе руки.

– Я никогда не смогу отблагодарить вас…

– И не пытайтесь. Я старался, чтобы у вас все кончилось благополучно. За исключением Стэнли.

– Да, бедный Стэнли…

Между ее бровей пролегла морщинка, подобная глубокому шраму.

– А что случилось с той блондинкой?

– Сьюзен у своих родителей. Они собираются показать ее психиатру.

– А Джерри Килпатрик? Его отец звонил мне.

– Он пока у своей матери в Сосалито.

– Вы хотите сказать, что никого из них не арестовали?

– Нет, я никого не арестовал.

– Но я думала, что они похитили моего сына…

– Сначала я тоже так думал, однако был неправ. Это просто двое отверженных молодых людей. Похоже, они думали, что спасают Ронни от мира взрослых. Девушка видела, как убили вашего мужа. А пятнадцать лет назад, когда она была еще меньше, чем Ронни, она оказалась свидетельницей другого убийства. Вряд ли можно ее обвинять за отчаянную и странную реакцию.

Морщинка между подведенными бровями Джин еще больше углубилась.

– Значит, было еще одно убийство?

– Видимо, да. Отец вашего мужа – Лео Броджест – не сбежал с другой женщиной. Вероятно, его убили в «хижине» и где-то поблизости похоронили. Вот почему ваш муж выкопал вчера яму.

Джин смущенно посмотрела на меня. Наверно, она поняла смысл моих слов, но они легли слишком тяжелым грузом в ее возбужденном сознании. Она огляделась кругом, увидела, что Ронни куда-то исчез, и в отчаянии стала громко звать его.

Он вышел из-за дома.

– А где бабушка Нелли?

– Ее здесь нет, она в больнице, – ответила Джин.

– Она тоже умерла?

– Что ты говоришь! Конечно, нет. Доктор Джером сказал, что завтра или послезавтра она вернется домой.

– Как ее самочувствие? – спросил я.

– Скоро с ней все будет в порядке. Электрокардиограмма у нее почти нормальная, как сообщили сегодня утром. Ей даже разрешили сколько угодно разговаривать. У нее появился необычайный подъем сил, когда я сообщила ей, что вы едете сюда с Ронни. Если у вас есть время, то она с радостью повидала бы вас.

– К ней уже ходят посетители?

– Да.

– Тогда я, наверно, зайду.

Мы вошли в дом. Пока Ронни обследовал коллекцию птичьих чучел, Джин рассказывала мне о минувших сутках. В основном они прошли в ожидании. Она позвонила в полицию, но охрану ей не смогли прислать. Предложил приехать Брайан Килпатрик, но она сказала, что в этом нет необходимости.

– Забудьте о Килпатрике.

Джин долго и задумчиво смотрела на меня.

– Не судите об этом превратно. Он хотел приехать с невестой.

– Забудьте и о ней тоже. Сейчас вам нужна только охрана.

– У меня есть вы.

– Но я не останусь здесь. Я настаиваю, чтобы вы послушались меня и переехали в город.

– Я не могу! Бабушка Нелли нуждается во мне.

– В вас нуждается и Ронни. Значит, вам надо сделать выбор.

– Вы серьезно думаете, что он все еще в опасности?

– Я обязан так думать. Он видел убийцу вашего мужа.

– И смог описать его?

– Не совсем. У того была борода и длинные волосы. Возможно, фальшивые. Но у меня создалось впечатление, что Ронни его знает. Я не стал давить на него. Но это может вырваться само собой, обращайте внимание на каждое его слово.

– Хорошо.

Она посмотрела на сына так, словно его головка содержала знания, от которых зависела ее жизнь. Вдруг он объявил, будто сделав открытие:

– Вокруг нашего места был пожар. Даже и сейчас пахнет и видно обгорелое. Кто поджег?

– Вот это нам и надо выяснить, – ответил я и обратился к его матери: – Прошу вас уехать отсюда до наступления сумерек.

– Но ничего же не случилось прошлой ночью!

– Прошлой ночью здесь не было вашего сына. Вы будете в безопасности только в самом Лос-Анджелесе, Только скажите слово, и я отвезу вас.

Джин прервала меня:

– Я уже подумала об этом.

И уже мягче добавила:

– Я действительно очень благодарна вам за ваше предложение. Только мне трудно так сразу решиться. Одно я твердо знаю: я не могу вернуться в Нордридж.

Я услышал шум приближающейся машины и вышел на улицу. Приехал Кесли в фургоне Службы леса. Он вышел и пожал мне руку. Одежда его была сильно помята, глаза лихорадочно блестели.

– Я получил вашу записку, Арчер. Что у вас на уме?

– Могу многое вам рассказать. Однако прежде всего мне хотелось бы знать, что вам удалось узнать у вашей свидетельницы. У той студентки, которая видела бородатого мужчину за рулем машины?

– Это все, что она видела, – с разочарованием ответил Кесли. – Она смогла дать только общее описание.

– А что была за машина?

– Машина была старая, и она не может назвать марку. Она думает, что номер ее был калифорнийский, но не вполне в этом уверена. Сегодня я собираюсь еще раз атаковать ее. Меня просил об этом Шибстед из Лос-Анджелеса.

– Вы связались с Арни?

– Позвонил ему сегодня утром. Он считает, что парик и борода ни в коем случае не могли принадлежать Альберту Свитнеру. Они ему совершенно не подходят. Шибстед пытается проследить парик через магазины, торгующие этими товарами, и косметические компании. Но это большая работа, на нее уйдет много времени. Мне бы очень помогло более точное описание человека, которого видела моя свидетельница.

– Он должен быть невысокого роста, – сказал я, – если верить моему свидетелю. Одежда на нем была черная, Очки тоже черные и большие. Нет никаких сомнений, что он убил Стэнли Вроджеста.

Я рассказал ему все, что узнал за последние двадцать четыре часа.

– Не могли бы вы раздобыть бульдозер и человека, умеющего на нем работать?

– По-моему, один бульдозер оставили в лагере на случай возобновления пожара. А управлять им могу я сам.

– Вы считаете, что еще есть угроза пожара?

– Если пойдет обещанный дождь, все удастся ликвидировать за ближайшие сутки.

Он посмотрел на облака, бегущие по небу.

– Надеюсь, дождь приостановит пожар, но не опрокинет на нас потоки с гор.

Кесли предложил мне поехать в его фургоне. ®днако я хотел иметь свободу передвижения и решил следовать за ним в своей машине.

Мы выехали из опаленного каньона и повернули в сторону лагеря. Стадион, совсем недавно заполненный людьми и машинами, был совершенно пуст. Два сторожа собирали пустые бутылки и обрывки бумаги. На стоянке за трибунами я увидел бульдозер, вернее, трактор с навешенным на него ножом. Пока Кесли разогревал двигатель, я забрался на верх трибун и осмотрелся.

По поверхности океана бежали белые барашки, а над всей линией побережья на юго-востоке висела дымка, подобная ранним сумеркам. С северо-запада надвигались грозовые тучи, волоча за собой по прибрежным холмам черные хвосты дождя. Было похоже, что погода изменится.

Кесли на тракторе поехал по дороге к «хижине». Я шел следом в пыли его трактора с лопатой на плече, – которую одолжил у сторожа.

Минут через двадцать-тридцать я стоял, прислонившись к стволу сикомора, и наблюдал, как стальной нож снимает один за другим черные пласты земли. Когда глубина ямы достигла почти человеческого роста, нож наткнулся на что-то твердое с такой силой, что Кесли чуть не слетел с сиденья.

Мы спустились в яму. Несколько минут я расчищал лопатой поверхность металлической конструкции. Несмотря на покрывавшие ее пятна ржавчины, она была похожа на темно-красный «порш».

Я разгреб землю у окна машины и разбил его лопатой. Оттуда вырвался смрадный запах разложения.

В темной внутренности машины на сиденье лежало что-то, завернутое в прогнившее одеяло.

Я очистил голову лежавшего от грязи. Разложение сначала пожирает плоть, затем волосы, кости и, наконец, зубы. У Лео Броджеста все кости и зубы были целы.

Глава 32

Я оставил Кесли расширять и углублять яму вокруг захороненной машины, а сам вернулся и позвонил шерифу. Затем я нанес визит в дом Фреда Сноу.

К моему великому удивлению, он сам открыл мне дверь. На нем был старый коричневый шерстяной джемпер, брюки и тапочки, на босу ногу. Он сутулился, голова была опущена. По взгляду его затуманенных глаз можно было подумать, что за эти дни он постарел на много лет. Своим рыхлым грузным телом он преградил мне вход.

– Мне не разрешается никого пускать в дом.

– Вчера вы хотели поговорить со мной.

– Я?

Казалось, он пытается вспомнить.

– Мама убьет меня, если я буду разговаривать с вами.

– Сомневаюсь в этом, Фред. Все секреты вышли наружу. Мы только что выкопали останки Лео Броджеста.

Его тяжелый взгляд надолго задержался на моем лице. Казалось, он пытается прочесть в моих глазах свое будущее. А в его глазах я прочел страх, ожидание неприятностей, связанных с прошлым.

– Так можно мне войти на минуту?

– Да.

Он пропустил меня в дом и закрыл дверь. Дышал он так тяжело, словно это стоило ему невероятных усилий.

– Вы сказали мне вчера, что похоронили мистера Броджеста. Я думал, что вы говорите о Стэнли, но вы имели в виду его отца, не правда ли?

– Да, сэр.

Беспокойным взглядом он обвел комнату, будто мать могла подслушать его.

– Я сделал ужасную вещь. Сейчас я так страдаю от этого…

– Вы убили Лео Броджеста?

– Нет, сэр! Все, что я сделал – это похоронил его с помощью своего бульдозера. Но он был уже мертв.

– Кто надоумил вас сделать это?

– Альберт Свитнер.

Он два раза кивнул, затем посмотрел на меня, словно желая убедиться, что я ему верю.

– Альберт заставил меня сделать это, – сказал он.

– Как мог он заставить тебя?

– Я боялся его.

– У тебя должна быть более веская причина, нежели эта.

Фред покачал головой.

– Я не хотел хоронить его. Я так разнервничался, что даже не мог управлять машиной, Альберт хотел поставить ее на стоянку, но съехал в канаву. Его поймали и опять посадили в тюрьму.

– А ты остался безнаказанным?

– На этот раз да, если не считать того, что меня уволили и посадили в сумасшедший дом. Но они не нашли ничего, что касалось бы мистера Броджеста.

– Твоя мать знает, что вы с Альбертом сделали?

– Теперь знает. Я сказал ей.

– Когда ты сказал?

– Вчера. Я уверен, что это было вчера.

– До моего прихода сюда или после?

– Я не помню.

Фред явно начал волноваться:

– Вы все время ходили то туда, то сюда. У меня от вас в голове все перевернулось. Я тогда вспомнил, как могильщики забирали моего отца.

– А когда они забирали его?

– Ну, когда хоронили его на кладбище. Помню, я слышал, как комья земли стучат по гробу.

На его глазах вдруг появились слезы.

– Так ты рассказал об этом матери до моего прихода или после?

– После, я думаю, что после этого. Она сказала, что если об этом узнает хотя бы одна живая душа, то меня засадят в тюрьму.

Он опустил свою непричесанную голову и исподлобья посмотрел на меня.

– Теперь вы отправите меня в тюрьму?

– Не знаю, Фред. А ты действительно не убивал его? И не Альберт?

Похоже, эта мысль совершенно ошеломила его.

– Зачем нам было это делать?

Я мог найти для этого несколько причин. Лео Броджест был счастлив, а они не были. Он женился на самой богатой женщине в округе. Он совратил самую красивую девушку, сделал ей ребенка, а они с Альбертом были осуждены за ее изнасилование.

Мое молчание напугало Фреда.

– Клянусь, что я не убивал его! Клянусь в этом на Библии!

На столе в самом деле лежала Библия. Он положил руку на черный кожаный переплет.

– Видите? Я клянусь на Библии! Я никогда в жизни никого не убивал! Мне даже неприятно ставить ловушки на сусликов. Я даже стараюсь не наступить на улитку. У них же у всех есть чувства!

Он заплакал. Наверное, он представил себе смерть улитки и агонию суслика. Но сквозь поток слез он все же расслышал шум машины на улице и выглянул в окно. Старый белый «рамблер» остановился у тротуара позади моей машины. Из него вышла Эдна Сноу с большой сумкой, набитой пакетами и свертками. На ней поверх брючного костюма был надет дождевик. Я вышел на улицу, закрыв Фреда в доме. Она резко остановилась, увидев меня.

– Вы соображаете, что делаете?

– Я разговариваю g вашим сыном.

– Нельзя ни на минуту оставить дом и оградить его от ваших преследований!

– Фред признался, что похоронил тело Лео Броджеста. Насколько я понял, вам он тоже это сообщил. Так что теперь вряд ли есть необходимость охранять от меня дом.

– Но это же чепуха, он просто сказал ерунду!

– Я этого не думай), – возразил я. – Мы сегодня откопали останки Лео. Точно еще не установлено, но, я думаю, он был мертв все эти пятнадцать лет.

– И Фредерик знал это и не сказал мне?

– Он сказал вам вчера, разве не так?

Она поджала губы.

– Он рассказал мне какую-то очередную историю. Я считала, что он все это выдумал.

Глаза ее светились тревогой.

– Может быть, он сделал это, а может быть, и выдумал. Его голова вечно полна каких-то фантазий.

– Но он же не выдумал мертвеца, миссис Сноу!

– А вы уверены, что это именно капитан Броджест?

– Конечно, уверен. Его тело находилось в его же красном «порше».

– А где вы нашли его?

– Немного глубже того места, где был закопан труп Стэнли. Стэнли пытался откопать своего отца и был убит за этим занятием. Вполне возможно, что его убийца в свое время застрелил и его отца.

– И вы обвиняете Фредерика?

– Мне бы не хотелось заходить так далеко. Но если он похоронил капитана, как говорит, то он является соучастником убийства.

– Значит, его посадят в тюрьму?

– Могут и посадить.

Эдна была вконец напугана. Ее худое лицо вытянулось еще больше. Казалось, ее коснулось дыхание смерти. И тут я понял, насколько тесно она связана со своим сыном.

С минуту она стояла молча, нервно озираясь по сторонам, словно хотела воззвать к жалости своих соседей. Но поблизости не было никого, если не считать двух коричневых ребятишек, слишком маленьких, чтобы понять ее и выразить ей сочувствие.

До вечера было еще далеко, но уже явно темнело. Я взглянул на небо. Оно почти почернело от туч. Город внизу был неестественно ярко освещен. Начал накрапывать небольшой дождь. Первые капли упали на дорожку, на мою голову и на женщину.

Тяжелая клеенчатая сумка, наполненная пакетами из бакалейного магазина, медленно выскользнула из ее рук. Я поднял сумку и провел миссис Сноу в дом. Фред ретировался в заднюю комнату, но мы чувствовали, что его присутствие наполняет весь дом.

Его мать отнесла продукты на кухню. Вернувшись, она сразу заметила, что Библия лежит не на месте. Передвинув книгу на центр стола, она повернулась ко мне.

– Фредерик надрывает сердце в своей комнате. Вы не должны отправлять его в тюрьму! Последние шесть месяцев он явно не в себе. А вы знаете, что сделают с этим беспомощным мальчиком в тюрьме все эти преступники и подонки?

Я знал, но не хотел останавливаться на этом вопросе.

– Он уже не мальчик, – повторил я невольно недавнюю фразу Элизабет Броджест.

– Нет, нет, вы неправы, – возразила Эдна Сноу. – Фредерик и сейчас еще как мальчик. Я постоянно следила за ним и защищала его, но все-таки он заблудился. Он делает то, что велят ему другие, а страдает от этого сам. Он ужасно страдает. Он чуть не умер, когда его отправили в лесной лагерь.

Все ее худое тело сотрясалось. Трудно было поверить, что это тело без грудей и бедер могло родить такого большого, грузного мальчика-мужчину, который сидел сейчас в своей спальне.

– Что же вы хотите от меня, миссис Сноу?

– Оставьте его здесь, со мной! Разрешите мне присматривать за ним, как я всегда это делала.

– Это будут решать власти.

– Они знают, что он сделал?

– Нет еще.

– Вы расскажете им?

– К сожалению, должен рассказать. Речь идет об убийстве.

– Вы имеете в виду убийство капитана Броджеста?

– Да. Я надеюсь, это единственное, в чем замешан ваш сын.

– Вы совершенно правы.

Она напряженно смотрела на меня.

– Я собираюсь рассказать вам кое-что, чего никогда бы никому не рассказала. Вы говорили, что капитан Броджест был застрелен?

– Видимо, да.

– Из пистолета двадцать второго калибра?

– Мы еще не знаем. Так что же вы хотели мне рассказать?

– Я подозреваю, кто застрелил его. Я не могу поклясться, но думаю, что знаю. Если я расскажу вам и если это окажется правдой, вы сможете облегчить участь Фредерика?

– Попытаюсь.

– Они послушают вас.

Эдна убежденно закивала.

– Вы обещаете использовать свое влияние?

– Обещаю. Что за информацию вы хотите мне дать?

– Это очень старая история, но с прошлой субботы, когда был убит Стэнли, она снова всплыла передо мной и с тех пор не выходит у меня из головы. В ту ночь я была в доме Броджестов, присматривала за Стэнли. Это была та самая ночь, когда Фредерик злоупотребил своим трактором и потерял работу. Все это связано.

– Так что же, все-таки, произошло?

– Сейчас расскажу.

Она опустилась в кресло-качалку так тяжело, словно воспоминания лишили ее сил.

– Те двое – капитан Броджест и миссис Броджест – сильно поссорились перед ужином. Я все время входила и выходила. Они старались не говорить при мне, но я поняла, что ссора была из-за женщины, которую он водил в «хижину». Сначала я подумала, что это – жена Килпатрика, потому что ее имя упоминалось несколько раз. Но потом оказалось, что это девчонка Никерсон – Марта. Капитан Броджест собирался уехать с ней и с ее девочкой. Он уже купил билеты на пароход, на Гавайи. Правда, миссис Броджест сразу же узнала об этом.

– Как узнала.

– Судя по ее словам, ей сообщил мистер Килпатрик. Его приятель служил в транспортном агентстве.

Я с облегчением вздохнул и подумал, что наконец-то все стало на свои места. Теперь все свидетели оказались связанными друг с другом. Эдна Сноу продолжала:

– Ссора была ужасной, как я уже говорила. Миссис Броджест долго перечисляла его измены. Но он все перевернул и обвинил ее. Не хочу вспоминать слова, которыми он обзывал ее. И он заявил, что она не была ему женой все эти десять лет, что он разрывает их брак и уезжает навсегда.

Бедный маленький Стэнли побледнел и прямо-таки затрясся. Я кормила его на кухне, он все слышал и был уже достаточно большим, чтобы все понять. Он ворвался в столовую и попытался остановить отца, но капитан уехал на своей спортивной машине. Затем миссис Броджест тоже собралась уходить. Стэнли плакал и просил, чтобы она взяла его с собой, но она не захотела. Она попросила меня уложить его в постель, что я и сделала. Пока я заканчивала свои дела на кухне, он ускользнул от меня. До сих пор не могу забыть того, что я почувствовала, когда увидела его пустую кроватку. Потом был еще один удар: футляр от пистолетов отца миссис Броджест лежал на столе в кабинете. Один пистолет исчез.

Эдна смотрела прямо перед собой, но ничего не видела, погруженная в воспоминания.

– Я не знала, что делать, и стала просто ожидать их возвращения.

Эдна сидела неподвижно в кресле-качалке, обессиленная, но, казалось, чего-то ожидавшая, словно та ночь еще не кончилась.

– Они пришли домой вместе примерно через час. Их ноги были мокрыми от росы, оба были бледны и испуганы. Миссис Броджест отправила Стэнли в постель и отпустила меня. Когда я пришла домой, то обнаружила, что мой сын тоже куда-то исчез. Да, для матерей это была тяжелая ночь.

– И тяжелая для сыновей, – заметил я. – Как вы думаете, Стэнли видел, как его отца убили?

– Не знаю. Но я убеждена, что он слышал выстрел. Позже он сказал мне, что его мама убила сову-вероятно, так она ему объяснила. Я все-таки думаю, что он подозревал, что отца его застрелили. Вероятно, эго подозрение росло в нем с каждым годом. Мучительное, так как он не знал точно. Он старался убедить себя, что его отец жив… До того самого дня, когда нашел свою смерть…

– Он говорил с вами о возможной смерти отца?

– Прямо не говорил. Он никогда не употреблял этого слова, но иногда интересовался моим мнением о том, что же случилось. Тогда я рассказывала ему истории о дальних странах, куда отец уехал, и еще говорила, что, может быть, он скоро вернется.

Глаза ее остановились на моем лице, взгляд их был чист.

– А что еще мне оставалось делать? Не могла же я делиться с ним подозрением, что его мать застрелила отца.

– И что ваш сын похоронил его.

– Я ведь не знала этого в то время.

Но голос ее прозвучал как-то неубедительно.

– Даже если бы я знала, я не могла бы рассказать об этом ни Стэнли, ни кому-то другому. Такова уж наша женская участь – вечно заботиться о своей плоти и крови.

Глава 33

Я оставил ее и под потоками проливного дождя поуехал в больницу. Это было четырехэтажное бетонное здание, расположенное в центре городского квартала. Дежурная сестра любезно подтвердила, что миссис Броджест разрешено принимать посетителей, и назвала номер ее палаты, находящейся на четвертом этаже.

Но сначала я нанес визит в отделение патологии. Кабинет заведующего и лаборатория находились на первом этаже в конце длинного зеленого коридора. На двери висела табличка: «Вход только по разрешению властей».

Мужчина в белом халате с лицом стоика вежливо, но без интереса приветствовал меня. К его столу была прикреплена карточка с именем: «В. Силькокс, доктор медицины». Он сообщил мне, что тело Лео Броджеста еще не привезли, но что он ожидает его с минуты на минуту.

В глазах доктора, скрытых очками в большой грубоватой оправе, я увидел профессиональный интерес.

– Я думаю, вы многое связываете с ним.

– Очень многое. Вам надлежит поискать огнестрельные раны, особенно в области головы. Некоторое свидетели считают, что он был застрелен. Но свидетели эти не очень надежны. Нужны конкретные доказательства.

– Именно для этого я и нахожусь здесь. Я гораздо лучше изучил мертвецов, чем живых людей.

– Скажите, а тело Стэнли Броджеста еще у вас?

– Оно в морге. Хотите взглянуть на него?

– Да, я хотел бы взглянуть вместе с вами на причину смерти.

– Многочисленные раны, нанесенные длинным ножом.

– В грудь или в спину?

– В грудь и брюшную полость. И еще его ударили киркой в затылок.

Поднимаясь на эскалаторе на четвертый этаж, я почти позавидовал Силькоксу. Его свидетели уже находились в прошлом, они ничего не ощущали.

Меня остановила девушка-няня. Она сказала, что миссис Броджест чувствует себя лучше, но время посещения следует ограничить десятью минутами.

Я постучал в дверь личной палаты Элизабет Брод-жест и получил разрешение войти. Комната была полна цветов. На столике рядом с вазой с желтыми нарциссами стояла визитная карточка Брайана Килпатрика.

Элизабет сидела в кресле у открытого окна. На ней был яркий цветастый халат, и выглядела она хорошо. Тем не менее в ее глазах я увидел какую-то безнадежность. Это заставило меня придержать язык. Она заговорила первой:

– Вы мистер Арчер, не так ли? Очень рада вас видеть. Теперь у меня есть возможность поблагодарить вас.

Я изобразил удивление:

– За что же?

– За то, что вы вернули моего внука. Его мать звонила мне совсем недавно. Теперь, после потери сына, Ронни – это все, что у меня осталось.

– Он очень хороший мальчик и, надеюсь, у него все будет в порядке.

– Где вы нашли его? Джин не совсем ясно объяснила мне.

Я коротко рассказал ей обо всей истории и, в заключение, добавил:

– Нельзя слишком винить эту девушку. Она видела, как убили вашего сына, и это потрясло ее. Она думала лишь о том, как бы спасти Ронни.

Говоря это, я вспомнил, что Сьюзен была свидетельницей двух убийств, и спросил себя: возможно ли, чтобы Элизабет Броджест убила не только своего мужа, но и сына, или кого-нибудь подослала убить его? Я не мог спросить ее об этом. Слова благодарности все еще звучали в моих ушах.

Как это часто делают свидетели, Элизабет сама помогла мне:

– К сожалению, я не очень поняла, что это за девушка. Как, вы сказали, ее имя?

– Сьюзен Крэндел.

– Что же она делала там с моим сыном и внуком?

– Думаю, что она пыталась разобраться в прошлом.

– Я не вполне понимаю – вас. Сегодня мне вообще как-то не по себе.

В ее голосе я уловил раздражение. Похоже, оно относилось как ко мне, так и к ней самой.

– Сьюзен уже была там раньше, – сказал я. – Тогда она была совсем маленькой девочкой. Однажды ночью она приехала туда со своей матерью. Возможно, вы помните ее мать. Ее девичья фамилия Никерсон. Я знаю, что она раньше работала у вас.

Раздражение в ее голосе переросло в явное неудовольствие:

– Кто вам все это рассказал?

– Многие. Вы почти последняя в списке тех, с кем я разговариваю об этом деле. Надеюсь, вы поможете мне восстановить события, происшедшие в «хижине» пятнадцать лет назад.

Она покачала головой и отвернулась. Ее профиль на фоне окна, подернутого пеленой дождя, напоминал классический медальон.

– Сожалею, но не могу вам помочь. Меня там не было.

– Но ваш муж был там, миссис Броджест.

Она медленно обернулась ко мне.

– Откуда вы можете это знать?

– Он и не покидал этого места. Его застрелили и похоронили там. Сегодня мы выкопали его останки.

– Понимаю…

Она не сказала, что именно она поняла, и веки медленно прикрыли ее глаза. Кожа плотно обтягивала голову и делала ее похожей на вырытый сегодня труп.

– Тогда все кончено…

– Не совсем.

– Для меня совсем. Я потеряла сына, а теперь узнаю, что погиб и мой муж. Это самое дорогое, что у меня было. Самое дорогое.

Она пыталась продолжать играть трагическую роль, но в ее словах не было ни искренности, ни убедительности. Чувствовалось, что она переигрывает. Я вспомнил, как лживо она описала своего отца.

– Думаю, что все эти пятнадцать лет вы знали, что ваш муж мертв и похоронен.

– Это неправда!

Чувствовалось, что она анализирует каждое свое слово.

– Предупреждаю вас, что если вы сделаете такого рода публичное заявление…

– Все это останется пока между нами, миссис Брод-жест. Не нужно начинать со мной войну. Я знаю, что в тот вечер вы поссорились с мужем, а когда он ушел, последовали за ним.

– Как вы можете это утверждать, когда все было совсем не так?

Она играла в игру, в которую играют все виновные: задавала вопрос в ответ на вопрос, пыталась играть истиной, как воланом для бадминтона, надеясь, вероятно, в один прекрасный момент вовсе его потерять.

– Откуда, между прочим, вы получили эту сомнительную информацию? От Сьюзен Крэндел?

– Отчасти от нее.

– Вряд ли она может быть надежной свидетельницей. Из ваших слов можно заключить, что она находилась в весьма расстроенных чувствах. А в то время ей было не больше трех-четырех лет, Так что все это может оказаться плодом фантазии, не совсем здоровой фантазии.

– Трех-четырехлетние дети многое помнят, многое слышат и видят, У меня есть доказательства, что она была в «хижине» и слышала выстрел. А может быть, и видела убийцу, Ее рассказ сходится с другими сведениями, которыми я располагаю. Этим и объясняется ее нервное возбуждение.

– Значит, вы допускаете, что она не в себе?

– У нее был шок. Кстати, о шоках. Вполне возможно, что и Стэнли был свидетелем убийства.

– Нет! Он не мог быть!..

Тут она задышала глубоко и часто, словно пыталась догнать и поймать вылетевшие у нее слова.

– Откуда вы знаете, если вас там не было?

Я была дома со Стэнли.

– Вряд ли. Я думаю, что он побежал вслед за вами и видел, как застрелили его отца. Всю остальную жизнь он пытался забыть это или доказать себе, что это был лишь дурной сон.

Теперь Элизабет стала говорить со мной, как адвокат, который сомневается в честности своего клиента:

– Чего вы хотите от меня, денег? Я разорена!

Она замолчала и посмотрела на меня глазами, полными отчаяния.

– Не говорите Джин, что мне нечего ей оставить, иначе я больше не увижу Ронни.

Я считал, что она неправа, но не стал спорить.

– Кто разорил вас, миссис Броджест?

– Не желаю говорить на эту тему.

Я взял со стола визитную карточку Брайана Килпатрика и показал ей.

– Если кто-то вымогает у вас деньги, то сейчас вы имеете возможность прекратить это.

– Я сказала, что не желаю это обсуждать! Нет никого на свете, кому я могла бы доверять. С тех пор, как умер мой отец, никого нет.

– И вы хотите, чтобы это продолжалось?

Она с горечью взглянула на меня.

– Я даже не хочу, чтобы продолжалась моя жизнь, И уж тем более этот разговор.

– Я тоже не получаю от него большого удовольствия.

– Тогда уйдите отсюда. Закончим это.

Элизабет схватилась за ручки кресла с такой силой, что суставы побелели. Потом она встала, и я убрался из палаты.


Я не был готов оказаться лицом к лицу с мертвецом. Найдя дверь на пожарную лестницу, я стал медленно спускаться. Бетонные ступеньки с железными полосками перил, заключенные в каменный колодец без окон, напоминали часть тюремного здания, грубого и вечного. На полпути к первому этажу я остановился и попытался представить себе Элизабет Броджест в тюрьме.

Возвратив Ронни его матери, я хотел выйти из игры. Но дело осталось незаконченным, и это мучило меня. У меня не было никакого желания привлекать к ответственности Элизабет Броджест за убийство мужа.

С возрастом чувство мести у меня притупилось. Я старался по возможности не ломать жизни людей. Не было сомнений, что жизнь Лео Броджеста немногого стоила, к тому же убит он был очень давно. Даже по закону эту женщину можно было обвинить лишь в непредумышленном убийстве.

Что же касается остальных убийств, то непохоже было, что у Элизабет была причина убить собственного сына или возможность убить Альберта Свитнера. Я старался внушить себе, что мне не стоит беспокоиться о том, кто убил их, но безуспешно. В этом деле чувствовалась своеобразная симметрия. Раздумывая над всем этим, я, незаметно для себя, спустился в неестественно зеленый коридор, в конце которого доктор Силькокс консультировался со своими мертвыми свидетелями.

Я прошел через его кабинет и открыл облицованную сталью дверь в морг. Останки Лео Броджеста лежали под ярким светом на металлическом столе. Силькокс зондировал череп. Красивый абрис последнего был единственным подтверждением того, что при жизни Лео имел приятную наружность. Кесли и молодой следователь Первис стояли в тени у стены. Я подошел к столу.

– В него стреляли? – спросил я.

Силькокс оторвался от работы.

– Да, я подтвердил это.

Он взял пулю и протянул мне на открытой ладони. Похоже, оружие было двадцать второго калибра.

– А в каком месте она вошла в череп?

– Вряд ли она вошла в него. След пули виден в нижней части черепа. И вряд ли выстрел оказался фатальным.

Блестящим концом зонда он показал мне метку от пули на черепе.

– Тогда чем же его убили?

– Вот этим.

Он показал мне светлый треугольник, который, звякнув, лег на стол. На первый взгляд он напоминал наконечник индейской стрелы. Когда я взял его в руки и рассмотрел, то увидел, что это отломанный кончик, лезвия ножа.

– Я обнаружил его между ребер, – сказал врач. – Видимо, кончик ножа обломился, когда нож выдергивали.

– Удар ножа пришелся в спину или в грудь?

– Думаю, что в грудь.

– Могла его нанести женщина?

– А почему бы и нет? Как вы думаете, Первис?

Молодой следователь вышел из тени и встал на ярком свету между мной и врачом.

Я думаю, что лучше поговорить об этом потом.

Он повернулся ко мне.

– Мне бы не хотелось обижать вас, мистер Арчер, но вы не имеете права находиться здесь. Вы видели вывеску на двери? Здесь можно находиться только по разрешению властей, а этого разрешения у вас нет.

Я подумал, что это, возможно, лишь излишняя осторожность молодого работника.

– Так дайте мне это разрешение.

– Я не могу вам его дать.

– А кто вам запрещает?

– Мне отдал такой приказ шериф.

– А кто дал ему такой приказ?

Молодой человек смутился и покраснел.

– Вам лучше уйти отсюда, мистер.

Я посмотрел на него, потом на Кесли. Тот казался ошарашенным.

– Черт возьми, ведь я же обнаружил это тело! – сказал я.

– Но у вас нет разрешения властей.

Первис опустил руку на кобуру пистолета. Я плохо его знал и не был уверен в том, что он не применит оружия. Пришлось сдержать гнев и досаду, нахлынувшие на меня.

Кесли последовал за мной в коридор.

– Я очень сожалею о случившемся, Арчер.

– И вы ничем не можете мне помочь?

Глаза его чуть сузились, а взгляд стал твердым, хотя губы продолжали улыбаться.

– О вас позаботился кто-то извне. А Лесная служба обязывает меня следовать букве закона.

– Так что же гласит буква закона?

– Вы сами хорошо это знаете. Когда начинают действовать местные власти, лучше всего постараться уважать их.

– Что же они собираются делать? Похоронить это дело еще на пятнадцать лет?

– Без моей помощи им этого не сделать. Но главная моя обязанность – расследовать причины пожара.

– Но убийства и пожар тесно связаны между собой. Вы прекрасно это знаете.

– Конечно. Не стоит напоминать мне об этом.

Он повернулся и пошел к мертвецу и к тем, у кого было разрешение властей.

Глава 34

Когда я вышел на улицу, дождь лил еще сильнее. Бурные потоки воды бежали по улицам, устремляясь к морю.

Чем ближе я подъезжал к холмам, тем больше было воды. Дорога, вьющаяся по каньону миссис Броджест, напоминала мне поездку по мелкой, но бурной речке. Не доезжая до ранчо, я расслышал шум ручья за домом. Возле дома стояла черная машина Брайана Килпатрика. На переднем сиденье я увидел интересную блондинку. Подойдя ближе, я узнал в ней невесту Килпатрика.

– Как вы чувствуете себя сегодня?

С помощью электромоторчика она открыла окно и посмотрела на меня.

– Разве мы с вами знакомы?

– В субботу ночью мы встретились в доме Килпатрика.

– В самом деле? Должно быть, я была здорово пьяна.

Губы ее растянулись в улыбке, которая должна была означать извинение. Похоже, ей очень нелегко далось и это.

– Да, вы были пьяны. Кроме того, вы были брюнеткой.

– Я надела парик. Я их меняю в зависимости от настроения. Говорят, я очень непосредственна.

– Охотно верю. А какое у вас сегодня настроение?

– Честно говоря, я напугана, – ответила она. – Я боюсь этой воды – и еще той грязи, которая разлилась вокруг дома Брайана. У него во дворе целые тонны грязи. Вот я и сижу в машине, но и здесь мне не очень-то уютно.

– А что делает Брайан?

– По его словам, унего тут какое-то дело.

– К Джин Броджест?

– Да, кажется, он упоминал это имя. Какая-то женщина позвонила ему, и он сразу же помчался сюда.

Она добавила, поглядев в сторону дома:

– Пожалуйста, попросите его поторопиться.

Я вошел в дом без стука и осторожно закрыл за собой входную дверь. В доме тоже был слышен шум ручья, и он заглушал мои шаги. В гостиной никого не было. Через приоткрытую двери я увидел, что в кабинете горит свет. Я подошел поближе и услышал голос Джин:

– Мне все это не нравится. Если миссис Броджест понадобились эти вещи, она попросила бы меня привезти их.

Брайан тихо ответил:

– Я уверен, что она не хотела вас беспокоить.

– Но я все равно беспокоюсь. Зачем ей в больнице деловые бумаги и оружие?

– Наверное, она хочет, чтобы все это было в сохранности, если с ней что-либо случится.

– Не собирается же она застрелиться? – возбужденно проговорила Джин.

– Искренне надеюсь, что нет.

– Тогда зачем ей оружие?

– Она не сказала. Я просто стараюсь выполнить ее просьбу. Кроме того, она – мой деловой партнер.

– Я все-таки не могу разрешить вам…

– Но она только что звонила мне!

– Тогда я сама позвоню ей.

– Я не дам вам сделать это!

Его тон становился угрожающим. Затем послышалось шарканье ног и женский крик. Я вошел в комнату. Джин, бледная, лежала навзничь на диване и тяжело дышала. Над ней стоял Килпатрик с телефонной трубкой в руке.

– Отойдите-ка от нее, – сказал я.

Он двинулся ко мне, словно собираясь ударить меня. Мне очень хотелось, чтобы он попытался это сделать, и он, – видимо, понял это. Краска сбежала с его лица, выявляя лопнувшие сосуды, принявшие вид свежих ссадин. Он сконфуженно улыбнулся, но не сумел погасить ненависть в глазах.

– Мы с Джин немного поспорили. Ничего серьезного.

Она встала, оправляя юбку.

– По-моему, это очень серьезно. Он толкнул меня… Он хочет взять кое-какие вещи моей свекрови.

Джин показала на черный портфель, стоявший около стола. Я поднял его.

– Я хочу забрать это, – заявил Брайан. – Там мои бумаги.

– В свое время вы сможете получить их.

Он попытался было выхватить у меня портфель. Я отступил в сторону, а затем встретил его плечом. Наступая, я припер его к стене. Килпатрик прижался спиной к стене и стал похож на человека, висящего на гвозде. Я обыскал его, но, не найдя оружия, отступил.

На лице его появилось выражение полной опустошенности, которое так удивило меня вчера. Дело не выгорело, и он собрался уходить.

– Я вернусь с шерифом, – пригрозил он.

– Это было бы неплохо. Он очень заинтересуется вашими делами с миссис Броджест.

– Она – лучшая моя приятельница, если хотите знать. Я многие годы соблюдал ее интересы.

– А она назвала это разорением.

Брайан очень удивился.

– Она так и сказала?

– Да, она употребила именно это слово. Как вы на это смотрите?

Килпатрик все еще стоял у стены. Его рыжеватые вьющиеся волосы взмокли от пота, стекавшего по высокому веснушчатому лбу. Он смахнул его рукой.

– Могу сказать, что я очень разочарован в Элизабет, – сказал он. – Я думал, что она умнее и благодарнее. Но ведь это вообще характерно для женщин…

Он бросил на меня взгляд, словно прикидывал, не сможем ли мы объединиться на антифеминистической почве.

– Да, она неблагодарна, – согласился я. – Неблагодарна за то, что вы шантажировали ее и обманом завладели всей ее землей. Женщины вообще ужасно неблагодарные существа.

Он не мог устоять под огнем моих несправедливых обвинений. В глазах его вспыхнуло возмущение, рот перекосился.

– Все, что я сделал, было в рамках закона! Чего, кстати, нельзя сказать о ней самой. Наваливая на меня всю эту ложь, она, наверное, умолчала о своих собственных делишках?

– А что такого она сделала?

Не следовало задавать такой неосторожный вопрос. Он лишь напомнил ему о том, что нужно быть осмотрительным.

– Думаю, я могу не отвечать на этот вопрос.

– Тогда я отвечу сам. Миссис Броджест застрелила своего мужа. Возможно, не без вашей помощи. Вы определенно приложили к этому руку.

– Ложь!

– Не вы ли сообщили ей, что Лео купил билеты на пароход, идущий на Гаваи? Не это ли послужило причиной их последней ссоры?

Наши взгляды встретились, затем он отвел глаза в сторону.

– Я думал, что он собирается уехать с моей женой.

– Но жена уже ушла от вас.

– Я надеялся, что она вернется.

– Или просто воспользовались случаем, чтобы отделаться от Лео.

– У меня не было такого намерения, – заявил Брайан.

– Разве? Вы разожгли между Броджестами ссору. В ту ночь вы ждали возле «хижины», желая убедиться, чем это кончится. Вы слышали выстрел или даже видели, что произошло. А когда оказалось, что Лео не убит, вы прикончили его ножом.

– Это совершеннейшая чепуха!

– Ну, тогда это сделал кто-то другой, но вы все же были там. Вы не можете этого отрицать.

– Нет, я отрицаю! Я не стрелял в него и не пускал в ход ножа!

– Тогда объясните, что вы там делали?

– Я просто был невольным свидетелем всего этого.

Я рассмеялся ему в лицо, хотя мне было совсем не до смеха. Не слишком приятно смотреть, как человек, даже такой, как Килпатрик, медленно опускается на самое дно.

– О’кей. Случайным невинным свидетелем. Что же там произошло?

– Я полагаю, что вы и так знаете это, и не собираюсь ничего вам рассказывать. Мы с вами еще поиграем, даже если вы такой ловкий, каким себя считаете. А сейчас я хочу забрать свой портфель.

– Вам придется отнять его у меня.

Он долго смотрел на меня, взвешивая свои шансы. В глазах его оставалось все меньше желания действовать и все меньше надежды победить. Затем и остатки надежды покинули его.

Он повернулся и молча пошел к двери. Перед тем, как хлопнуть ею, он обернулся и пригрозил:

– Я добьюсь того, что вас вышвырнут из города!

Джин направилась ко мне, двигаясь словно в темноте или в незнакомом месте.

– Все это правда?

– Что?

– То, что вы сказали об Элизабет?

– К сожалению, правда.

Ноги ее подкосились, и я едва успел подхватить ее.

– Я больше этого не выдержу. Сколько еще это будет продолжаться?

– Думаю, теперь уже недолго. Где Ронни?

– Спит. Ему захотелось вздремнуть.

– Поднимите его и оденьте. Я отвезу вас в Лос-Анджелес.

– Сейчас?

– Чем скорее, тем лучше.

– Но почему?

У меня было много причин для этого. Главная из них – та, что я не знал, как поступит теперь Килпатрик. Я вспомнил об оружии, с которым он выскочил на улицу. Однако мне не хотелось посвящать в свои мысли Джин.

Я подвел ее к большому угловому окну и показал, что произошло с ручьем. Он превратился в бурную темную реку, столь широкую, что по ней плыли упавшие деревья. Несколько деревьев образовали запруду, из-за которой вода вокруг дома поднималась все выше и выше.

В шуме воды был слышен грохот камней, перекатывавшихся по дну потока. Создавалось впечатление, будто кто-то неподалеку играет в гигантский мяч.

– Дом скоро может быть затоплен водой.

– Но ведь не по этой причине вы хотите увезти меня на юг?

– Есть еще причина. Вы с Ронни будете там в большей безопасности. А сейчас мне нужно сделать одно срочное дело. Я должен позвонить в полицию Лос-Анджелеса капитану Шибстеду. Есть причины, по которым мне лучше работать с ним, а не с местными властями.

В последний час это стало для меня совершенно ясно, и я решил немедленно позвонить Арии. Я пошел в кабинет и набрал номер его телефона:

Его далекий голос был холоден:

– Я думал, что ты позвонишь мне раньше.

– Прости меня. Я был вынужден поехать в Сосалито.

– Надеюсь, ты хорошо провел уикенд, – сказал он в своей спокойной скандинавской манере.

– Не так уж хорошо. Я раскрыл еще одно убийство, очень давнишнее.

Я изложил ему факты, касающиеся смерти Лео Броджеста.

– Скажи мне прямо, – попросил он. – Ты хочешь сказать, что его убила жена?

– Она стреляла в него, но рана не была смертельна. У него в ребрах остался кончик ножа. Конечно, она и сама могла всадить в него нож…

– Могла ли она убить и Альберта Свитнера?

– Исключено. В субботу вечером она уже находилась в больнице Санта-Терезы. Думаю, убийство в Нор-дрйдже совершил кто-то другой.

– Кого ты подозреваешь?

Я помолчал, собираясь с мыслями, и Арни нетерпеливо спросил:

– Ты слышишь меня, Лью?

– Да. Есть трое главных подозреваемых. Номер один – местный торговец недвижимостью, некий Брайан Килпатрик. Он знал, что Элизабет Броджест стреляла в мужа. Она, я думаю, регулярно платит ему за молчание. Отсюда и возможная причина, по которой он мог убить и Стэнли Броджеста, и Свитнера.

– Какая причина?

Он был материально заинтересован в том, чтобы давнее убийство оставалось в тайне.

– Шантаж?

– Назови это лучше замаскированным шантажом. Но не исключена возможность того, что он собственноручно прикончил Лео Броджеста. Если это так, то у него был еще больший повод заставить замолчать этих двоих. Свитнер знал, где похоронен Лео, а Стэнли пытался раскопать его труп.

– Зачем Килпатрику могло понадобиться убивать Лео Броджеста?

– Броджест разрушил его семью. А кроме того, как я уже говорил, Килпатрик делал на этом деньги.

– Опиши мне его, Лью.

– Килпатрику сорок четыре года, ростом он примерно метр восемьдесят три, вес – около девяноста килограммов. Синие глаза, вьющиеся рыжие волосы, изрядно поредевшие. На лице сетка лопнувших сосудов.

Я сделал паузу и спросил:

– Его видели в субботу в Нордридже?

– Сейчас я отвечу тебе на все вопросы. Есть у него какие-нибудь шрамы на лице?

– Я никаких не заметил.

– Кто другие подозреваемые?

– Владелец мотелей по имени Лестер Крэндел – подозреваемый номер два. Это плотный мужчина, рост – около метра шестидесяти семи, вес примерно, восемьдесят два килограмма. Седеющие волосы, длинные бачки. Говорит как хорошо воспитанный деревенский парень, кем он, наверно, и был. При этом еще и сварлив.

– Повтори, сколько ему лет?

– Он сказал, что скоро будет шестьдесят. Повод для убийства Лео Броджеста у него не менее веский, чем у Килпатрика.

– Шестьдесят? Это слишком много, – заметил Арни.

– Выложи свои карты на стол, это упростит дело. Ты ведь пытаешься сверить свое описание с моим, не так ли?

– Некоторым образом да. Но вся бедй в том, что моя свидетельница ненадежна, и мне нужно другое, независимое подтверждение. Кто еще у тебя на подозрении?

– Бывшая жена Килпатрика, Эллен, тоже могла сделать это. Лео разрушил ее семью, а потом бросил.

– Это не могла быть женщина, – сказал Арни, – Если это женщина, то моя теория развалится на куски Есть еще какой-нибудь мужчина, который имел мотив или возможность совершить убийство?

Я помедлил и неохотно ответил:

– Садовник Фред Сноу, который па своем бульдозере похоронил Лео Броджеста. Вряд ли он способен на убийство, но причины у него были, как, впрочем, и у Свитнера.

– Сколько лет Сноу?

– Около тридцати пяти.

– Как он выглядит?

– Рост – метр семьдесят семь, вес – около девяноста килограммов. Каштановые волосы, лунообразное лицо, зеленые глаза, очень слезлив. Видимо, у него какие-то душевные проблемы, а также наследственность.

– Что за наследственность?

– Ну, у него заячья губа.

– Почему же ты сразу об этом не сказал?!

Арни стал говорить так громко, что мне пришлось отодвинуть от уха трубку. Джин стояла и слушала меня, держась руками за косяк двери, Лицо ее было бледно, а глаза так потемнели, что я удивился.

– Где этот Фред Сноу? – спросил Арни.

– Километрах в двух от того места, где я сейчас нахожусь. Ты хочешь арестовать его?

– Я сделаю это через соответствующие каналы.

– Позволь мне сначала поговорить с ним, Арни. Я не верю, что он убил троих людей! Не верю, что он мог убить даже одного!

– Ну, что ж, пожалуйста, – согласился Арни. – Парик, усы и борода, которые были на Свитнере, принадлежали не ему. Они ему просто не подходили. По моей теории, они принадлежали убийце, который надел их на Свитнера, чтобы запутать дело. Мы обследовали все магазины, торгующие париками, и всех поставщиков. Короче говоря, твой субъект купил парик, усы и бороду в лавке уцененных товаров на Вайн-стрит, которая называется «Изобилие париков».

Мне не хотелось верить этому.

– Может быть, он купил их для Свитнера?

– Вряд ли. Он купил их месяц назад, когда Свитнер был еще в Фолсоме. И мы знаем, что купил он их для себя. Он говорил с продавщицей об усах, которыми хотел прикрыть дефект верхней губы.

Я положил трубку.

– Значит, это – Фред? – спросила Джин.

– Все выглядит так, будто это он.

Я рассказал ей о парике и усах, которые он купил.

Джин поджала губы.

– Мне следовало прислушаться к словам Ронни.

– Он опознал Фреда в ту субботу?

– Насчет субботы я не знаю, но он говорил мне несколько недель назад, что видел Фреда с длинными черными волосами и усами. Но когда я стала его расспрашивать, он заявил, что рассказывает мне сказку.

Мы вошли в спальню, где спал мальчик. Ронни проснулся, как только мать прикоснулась к нему, и сел на подушку. Он широко открыл глаза и весь дрожал. Я впервые воочию увидел, как сильно он напуган.

Ронни с трудом проговорил:

– Я боялся, что страшилище заберет меня…

– Я не позволю ему.

– Он же забрал папу.

– Я не позволю ему, – повторил я.

Мать взяла его на руки, и вскоре он успокоился, а затем стал выражать неудовольствие по поводу столь чрезмерного комфорта. Он высвободился и встал на кровати. Наши головы оказались на одном уровне. Потом он подпрыгнул и на секунду оказался выше меня.

– Это страшилище – Фред? – спросил я.

Ронни удивленно посмотрел на меня.

– Я не знаю.

– Ты же видел его раньше с длинными черными волосами, в парике?

Ронни кивнул.

– И с бородой тоже, – тихо проговорил он. – И еще с этим, как это называется…

Он потрогал свою верхнюю губу.

– Когда это было, Ронни?

– В прошлый раз, когда я приезжал к бабуле Нел-ли. Я вошел в сарай, а Фред был там с длинными черными волосами и с бородой. Он смотрел на фотографию тетеньки.

– Ты знаешь эту тетеньку?

– Нет. Она была голая.

Мальчик немного смутился и снова казался испуганным.

– Не говорите ему, что я рассказал вам. Он сказал, что случится что-то очень плохое, если я расскажу кому-нибудь.

– Ничего плохого не случится, А в субботу ты видел Фреда в парике?

– Когда?

– Ну, там, наверху?

Он с недоумением посмотрел на меня.

– Я видел страшилище с длинными черными волосами. Оно было очень далеко, и я не могу сказать, был ли это Фред.

– Но ты подумал, что это он, правда?

– Я не знаю.

Его голос стал монотонным. Наверное, его детская память зафиксировала больше, чем он мог нам передать. Ронни повернулся к матери и заявил, что хочет есть.


Глава 35

Я отвез их в ресторан в деловой части города, а сам вернулся и подъехал к дому Эдны Сноу. Коричневые потоки воды бежали по улице. Я поставил машину позади старого белого «рамблера» и запер ее на замок.

Эдна Сноу открыла дверь еще до того, как я постучал. Она смотрела мимо меня, словно хотела убедиться, что больше никого нет.

– Где Фред? – спросил я.

– В своей комнате. Но я могу ответить на все ваши вопросы. Я это уже делала и надеюсь, что и сейчас смогу.

– Теперь надо, чтобы он сам все рассказал, миссис Сноу.

Я прошел мимо нее на кухню и открыл дверь в комнату Фреда. Он по-прежнему сидел на кровати, закрыв лицо руками.

С виду это был беспомощный придурковатый человек, и мне очень не хотелось делать то, что предстояло. На суде публика стала бы глазеть на него, а в тюрьме он, конечно, опустился бы на самое дно, как боялась его мать. Я спиной ощущал ее присутствие.

– Ты покупал месяц тому назад парик? Парик, бороду и усы?

Он убрал от лица руки.

– Может быть, и покупал.

– Мне известно, что ты покупал.

– Тогда зачем вы спрашиваете меня?

– Я хочу знать, зачем ты купил эти вещи.

– Чтобы иметь длинные волосы и чтобы спрятать это.

Он указал на свою верхнюю губу.

– Девушки не хотели целоваться со мной. Я только один раз в жизни целовался с девушкой.

– С Мартой?

– Да. Она разрешила мне поцеловать ее. Но это было очень давно, лет шестнадцать или восемнадцать тому назад. Я прочитал в киножурналах о париках, поэтому поехал в Голливуд и купил там это снаряжение. Мне хотелось поохотиться за курочками на Сансет-стрит и быть сильным и мужественным.

– Ну, и тебе удалось это?

Он отрицательно покачал своей большой головой.

– Я ездил туда только один раз. Она не хотела, чтобы у меня была подруга.

Он взглядом указал на мать, стоящую за моей спиной.

– Я его подружка, – громко сказала она. – А он – мой товарищ.

Эдна улыбалась и подмигивала, но в глазах ее стояли слезы.

– А что случилось с твоим париком, Фред? – спросил я.

– Не знаю. Я спрятал его под матрас, но кто-то забрал его.

Заговорила его мать:

– Должно быть, Альберт Свитнер стащил. Он был в нашем доме на прошлой неделе.

– Но он пропал задолго до этого! Ой пропал, наверное, месяц тому назад. Я только собрался поохотиться на курочек и съездил туда один раз…

– Ты уверен в этом? – спросил я.

– Да, сэр.

– А ты не ездил в субботу в Нордридж и не надевал его на голову Альберта?

– Нет, сэр!

– И не надевал его в субботу утром, когда поднимался к «хижине»… Когда ты зарезал Стэнли Броджеста?

– Я любил Стэнли! Зачем мне было убивать его?

– Потому что он раскапывал тело своего отца. Это не ты убил его отца?

Фред отчаянно закачал головой. Эдна остановила его:

– Не надо, Фред. Ты сделаешь себе больно.

Мышцы шеи словно отказались служить ему, и он уронил голову на грудь. Немного помолчав, он заговорил:

– Я похоронил мистера Броджеста, я уже говорил вам. Но я не убивал его. Я никогда никого не убивал.

– Никого, – подтвердила его мать. – Ты никогда никого не убивал.

– Я никогда никого не убивал, – повторил он. – Ни мистера Броджеста, ни Стэнли, ни… – Он поднял голову: – Кого там еще?

– Альберта Свитнера.

– Его я тоже не убивал.

– А кроме того… – начала Эдна.

– Пожалуйста, дайте ему самому говорить, – перебил я ее.

Мой резкий тон, видимо, придал Фреду смелости.

– Да, дай мне самому говорить!

– Я только хочу помочь тебе, – сказала она.

– Да, конечно!

Он вдруг ударил кулаком по кровати.

– Что случилось с моим париком и всем прочим?

– Кто-то взял его, – ответила она.

– Альберт?

– Может быть, и Альберт.

– Я не верю этому. Я думаю, что ты взяла, – заявил он.

– Ты с ума сошел!

Он медленно, очень медленно, со скоростью ползущей улитки, поднял глаза и уперся взглядом в лицо матери.

– Ты стащила его из-под матраса!

Он снова ударил кулаком по тому месту, где раньше лежал парик.

– Я не сошел с ума!

– Ты говоришь, как ненормальный! – воскликнула Эдна. – Зачем мне нужен был твой парик?

– Ты не хотела, чтобы я охотился на курочек! Ты ревновала…

Она захихикала тонким голоском, но совсем не так, как смеются люди, когда им смешно. Я взглянул на ее лицо. Оно окаменело и совсем побелело.

– У моего сына не все дома. Он говорит как круглый дурак!

– А почему ты думаешь, что твоя мать взяла парик? – спросил я Фреда.

Кроме нас двоих, сюда никто не входит, Сразу же, как Он исчез, я догадался, кто взял его.

– Ты спрашивал ее, не брала ли она парик?

– Нет, я боялся.

– Мой сын никогда меня не боялся, – возразила она. – И он знает, что я не брала его драгоценный парик. Должно быть, Альберт взял его. Я сейчас вспомнила, что он был здесь месяц назад.

– Месяц назад он сидел в тюрьме, миссис Сноу. Вы уж слишком во многом обвиняете Альберта.

Наступила пауза. В тишине слышалось лишь наше дыхание. Затем я обратился к Фреду:

– Ты раньше говорил мне, что Альберт заставил тебя хоронить Лео Броджеста. Ты и сейчас утверждаешь это?

– Альберт был там, – с расстановкой ответил Фред. – Он спал в сарае около «хижины». Он сказал, что проснулся от выстрела и выглянул наружу посмотреть, что произошло. Когда я пригнал свой бульдозер со стоянки, он помогал мне закапывать.

Эдна прошла мимо меня и встала над ним:

– Ведь Альберт попросил тебя сделать это, разве не так?

– Нет, это ты, – возразил Фред. – Ты сказала, что Марта просит меня это сделать.

– Разве Марта убила Броджеста? – спросил я.

– Не имею понятия. Меня там Не было, когда это случилось. Мама разбудила меня ночью и сказала, что я должен похоронить его очень глубоко, иначе Марта попадет в газовую камеру.

Он осмотрел голые стены своей комнаты, словно искал то место, откуда пойдет газ.

– Она велела мне обвинить во всем Альберта, если кто-нибудь станет меня спрашивать.

– Ты сумасшедший дурак! – крикнула Эдна. – Если ты будешь врать, то я уйду от тебя, и ты останешься совсем один! Тебя отправят в тюрьму или в сумасшедший дом!

Я подумал, что, скорее всего, они оба закончат этим, и сказал:

– Не бойся, Фред. За это тебя не посадят в тюрьму, потому что она заставила тебя.

– Я больше не вынесу этого! – воскликнула Эдна. – Вы настроили его против меня!

– А не сами ли вы виноваты в этом, миссис Сноу? Вы слишком долго использовали своего сына как козла отпущения, убеждая себя, что заботитесь о нем и обслуживаете его.

– Кто же будет за ним ухаживать? – проговорила она хриплым и жалким голосом.

– У чужих людей он, наверное, получил бы лучший уход.

Я повернулся к Фреду.

– Что произошло в субботу утром, когда Стэнли забрал лопату и кирку?

– Он забрал лопату и кирку, – повторил Фред, – и после этого я стал нервничать. Я поднялся туда и посмотрел, что он там делает. Стэнли копал яму прямо в том месте, где был похоронен его отец.

– Что же ты сделал?

– Я Спустился вниз, в ранчо, и позвонил ей.

Его зеленые, еще не высохшие от слез глаза обратились на мать. Она зашипела на него совершенно по-змеиному. Я снова обратился к Фреду:

– А что ты можешь сказать о субботней ночи? Ты ездил в Нордридж?

– Нет, сэр. Я был здесь, в постели.

– А где была твоя мать?

– Не знаю. Она дала мне таблетку снотворного, сразу же, как позвонил Альберт. Она всегда дает мне снотворное, когда оставляет меня одного на ночь.

– Альберт звонил сюда в субботу вечером?

– Да, сэр. Я взял трубку, но он хотел поговорить с ней.

О чем?

– Они говорили о деньгах. Она сказала, что у нее нет денег…

– Замолчи!

Эдна потрясла кулаком, угрожая ударить сына. Фред был моложе, больше и сильнее ее, однако насмерть перепугался. Он забился в угол комнаты и заплакал.

Я схватил Эдну за руку. Она дрожала. Я отвел ее на кухню и запер дверь в комнату Фреда, который утопал в слезах.

Эдна Сноу прислонилась к раковине и так дрожала, словно в доме был мороз.

– Вы убили Стэнли Броджеста?

Она не отвечала. Казалось, она физически не может говорить.

– Вы не остались в доме в ту ночь, когда Элизабет со Стэнли ушли в горы. Вы пошли следом за ними. Найдя Лео, лежащего без сознания, вы добили его ножом. Затем пришли сюда и велели своему сыну похоронить его вместе с машиной.

К несчастью, Альберт Свитнер знал, где похоронена машина, и возвратился сюда, надеясь получить деньги за свое молчание. Не получив их в субботу от Стэнли, он ночью по звонил сюда и потребовал денег у вас. Вы поехали в Нордридж и убили его.

– Как я могла убить его – молодого сильного мужчину?

– Вероятно, он был мертвецки пьян, когда вы пришли к нему. А кроме того, не ожидал опасности с вашей стороны. Равно как и Стэнли, так ведь?

Она продолжала молчать, хотя губы ее шевелились.

– Я могу понять, почему вы убили Альберта и Стэнли, – сказал я. – Вы пытались скрыть свое прошлое. Но зачем вы убили Лео Броджеста?

В ее глазах застыла холодная серая пелена.

– Он был уже наполовину мертв, лежал там в луже крови. Я просто избавила его от дальнейших страданий.

Ее правая рука, сжатая в кулак, несколько раз конвульсивно дернулась, как будто в ней был зажат нож.

– То же самое я бы сделала и для умирающего животного.

– Вряд ли вы убили его из чувства человеколюбия.

– Это нельзя назвать убийством. Он должен был умереть! Это был безнравственный человек, обманщик и прелюбодей. От него забеременела Марта Никерсон, а обвинили в этом моего мальчика. С тех пор Фредерик уже не был самим собой.

Бесполезно было спорить с ней. Она принадлежала к тем параноидным типам, которые оправдывают свои поступки тем, что обвиняют во всем других людей. Она как будто впитала в себя всю злобу и неистовство внешнего мира.

Я подошел к телефону и вызвал полицию. Не успел я положить трубку, как Эдна Сноу выхватила из ящика кухонного стола широкий нож и стала приближаться ко мне какими-то танцующими движениями, словно под музыку, которую никто, кроме нее, не слышал.

Я схватил ее за локоть. В ней была какая-то пружинящая сила, которая проявляется в каждом человеке в моменты отчаяния. Но вскоре она обессилела, и нож упал на пол. Я связал ей руки и продержал ее связанной до приезда полиции.

– Из-за вас теперь мне будет стыдно перед соседями, – с отчаянием сказала она.

Но всего один человек видел, как патрульная машина отъехала от их дома и окунулась в коричневые воды. Фред и его мать сидели сзади за решеткой.

Вслед за ними и я уехал в город, раздумывая о том, как часто в наше время бедность становится причиной трагедии. Однако компании следователей и стенографистов в полиции я дал более простое объяснение.

Мое заявление было прервано звонком невесты Брайана Килпатрика. Он застрелился в своем кабинете.

Портфель с деловыми бумагами и оружием Элизабет Броджест, который я отнял у Брайана, так и остался в багажнике моей машины. По сей день эти документы не опубликованы, хотя многие факты всплыли на суде над Эдной Сноу.

Когда опустилась ночь, Джин, Ронни и я выехали из города.

– Вот и все, – сказал я.

– Это хорошо, – заметил Ронни.

Его мать вздохнула.

Я надеялся, что на самом деле все закончилось. Надеялся, что жизнь Ронни не будет похожа на жизнь его отца и что ему уже удалось избежать этого замкнутого круга. И еще я желал мальчику иметь хотя бы небольшие провалы памяти.

Словно прочитав мои мысли, Джин наклонилась и положила мне на шею свою прохладную руку.

Мы ехали по коричневому потоку воды, все еще несущему вниз следы пожара, направляясь сквозь дождь на юг.

Уильям Айриш Женщина-призрак

Глава 1

Сто пятидесятый день перед казнью

Ш е с т ь ч а с о в в е ч е р а
Вечер был молод, как и он. Но вечер был мягким, а он – раздраженным. Вы заметили бы это за несколько ярдов по выражению его лица. Это было раздражение, которое иногда часами не покидает человека. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Это было после ссоры и послужило началом всей истории.

Спокойный майский вечер. Час, когда половина города – те, кому нет тридцати, – поправляет волосы, прихорашивается и спешит на свидание. А другая половина города в этот час пудрит носы и спешит на тд же самое свидание. Куда бы вы ни заглянули в этот час, вы всюду увидели бы пары. На каждом углу, в каждом ресторане и баре, в аптеках и вестибюлях отелей, под всевозможными уличными часами и в любом доступном и еще не занятом другой парой месте. Пары – кругом, но кое-кто еще стоит в одиночку, и всюду одни и те же разговоры: «А вот и я. Ты давно ждешь?», «Ты очень мило выглядишь. Куда мы пойдем?»

Таким был этот вечер. На западе багровело небо, оно постепенно темнело. Начали загораться неоновые огни. Одинокие прохожие пытались на ходу флиртовать с такими же одинокими прохожими, но противоположного пола. Гудели машины, все куда-то спешили. Воздух был необычайным, он казался опьяняющим, как шампанское, и ароматным, как духи Коти. Даже если вы не замечали этого, воздух ударял вам в голову. Или, возможно, хватал за сердце.

А он шел и мрачно смотрел перед собой. Люди удивленно шарахались от него и думали, что он рехнулся. Но он не был больным. Это можно было понять, присмотревшись к его походке и цветущему лицу. И, конечно, нельзя было подумать о его тяжелом материальном положении. У него была настолько роскошная одежда, что она не вызывала никаких сомнений на этот счет. Если ему и перевалило за тридцать, то не так уж давно. И он не был некрасивым. Если бы вы увидели его, то сказали бы, что он симпатичен.

Он шел, опустив голову на грудь и сжав губы. Пальто было расстегнуто, и при каждом его шаге полы развевались, как паруса. Шляпа едва держалась на затылке, а, каблуки еле слышно стучали о землю.

Он не собирался идти туда, куда, наконец, пришел. Если бы вы шли за ним, то поняли бы это, так как он шел, не глядя по сторонам и не обращая внимания на призывные огни увеселительных заведений. Он прошел бы и мимо этого заведения, если бы кто-то не разбил на тротуаре банку кетчупа. Он поскользнулся, резко остановился и поднял голову. Ярко-красный огонь вывески гласил: «Ансельмо», и он зашел туда. Это была комната с низким потолком, расположенная всего на три или четыре шага ниже улицы. Помещение было небольшим и в это время дня немноголюдным. Он направился прямо к бару, не обращая внимания на сидящих за столиками. Свет был неярким и уютным, и разглядеть лица было трудно, но люди его не интересовали. Он бросил пальто на один из соседних стульев, сверху положил шляпу и сел. Его поведение говорило о том, что он намерен провести здесь всю ночь.

Испачканный белый жакет приблизился к нему, и он услышал: «Добрый вечер, сэр».

– Шотландского и немного воды, – сказал он. – Воду отдельно.

Стакан с водой остался нетронутым, тогда как стакан с виски быстро опустел.

Некоторое время он сидел неподвижно, не обращая внимания на посетителя, сидевшего рядом. На стойке была ваза с печеньем, и его рука несколько раз встречалась с рукой этого человека. Наконец, он потянулся за печеньем, и его рука уперлась в руку соседа.

– Извините, – пробормотал он.

Он повернул голову, бросил беглый взгляд на соседа, снова уставился прямо перед собой, затем вновь повернул голову направо. Рядом сидела женщина; что-то привлекло его внимание, что-то необычное.

Необычной была ее шляпка, напоминающая тыкву не только формой и размером, но и цветом. Она была ярко-оранжевой, настолько яркой, что резала глаза. Казалось, что эту тыкву только что сорвали с грядки. Точно посредине ее торчали петушиные перья, напоминающие антенну. Ни одна женщина из тысяч не выбрала бы такой цвет, а эта выбрала и даже осмелилась носить. Она выглядела ужасно, но одновременно мило, однако вовсе не странно. Остальное на ней было вполне обычным, темного цвета, и в глаза бросалась лишь шляпка, похожая на маяк. Возможно, она носила эту шляпку как символ собственной свободы. Возможно, она хотела этим сказать: «Смотрите на меня! Вот я какая!»

Тем временем соседка грызла печенье и делала вид, что ее не трогают пристальные взгляды любопытных. Кончив грызть печенье, она слегка повернула голову и увидела, что он стоит рядом с ней. Она слегка наклонила голову и внимательно посмотрела на него. «Я не стану мешать вам говорить, но все будет зависеть от того, что вы скажете. Тогда я и решу, стоит вас слушать дальше или нет», – говорила ее поза.

А его слова прозвучали так:

– Вы чем-нибудь заняты?

– И да, и нет, – ответила она.

Она не улыбнулась, не старалась подать себя в лучшем виде. Она оставалась сама собой, подчеркивая тем самым, что она не какая-нибудь дешевка.

В его манерах не было ничего похожего на желание обольстить. Он деловито продолжил:

– Если у вас свидание, так и скажите, Я не хочу надоедать вам.

– Вы не надоедаете мне. Пока. – Она сказала это сдержанно. Казалось, она говорит: «Мое решение будет зависеть от того, что вы мне предложите».

Он поднял голову и поглядел на часы:

– Сейчас десять минут седьмого.

– Да, – сдержанно подтвердила она.

Он достал из кармана бумажник, извлек из него широкую бумажку и положил перед ней.

– У меня есть два билета на представление в Казино. Ряд дубль-А, откидные места. Вы не сходите туда со мной?

– Билеты предназначались для другой, – сказала она и перевела взгляд с билетов на его лицо.

– Билеты предназначались для другой, – мрачно подтвердил он. Он вообще не смотрел на нее, он не сводил негодующего взгляда с билетов. – Если вы уже с кем-то договорились о встрече, так и скажите, и я попробую найти еще кого-нибудь.

В ее глазах вспыхнул интерес.

– Вам жаль денег, истраченных на билеты?

– Это дело принципа, – упрямо ответил он.

– А может быть, повод для знакомства? – спросила она. – Не знаю причину этого, но повод не блестящий.

– Это не так.

Она задумчиво посмотрела на него и встала.

– Я всегда хотела увидеть нечто подобное. Лучше это сделать сейчас. Шанс может не повториться.

Он взял ее за руку.

– Может быть, мы сначала заключим соглашение? Это облегчит дальнейшее.

– Все зависит от того, что за соглашение.

– Мы – просто товарищи на сегодняшний вечер. Два человека вместе пообедали и вместе пошли на представление. Ни имен, ни адресов, никаких личных подробностей. Только…

– …два человека после представления проводят вместе всю ночь. Хорошо, что вы высказались. Это придаст мне спокойствия, хотя может оказаться обычной ложью.

Она впервые улыбнулась ему, и оказалось, что у нее очень милая, обаятельная улыбка.

Он кивнул бармену, собираясь расплатиться за нее и за себя.

– Я давно расплатилась, – сказала она. – Еще до вашего прихода.

Бармен достал из кармана небольшой блокнот, написал на верхнем листке «1 пор. шотл. – 0,60», вырвал листок и вручил ему.

Он увидел, что все листки пронумерованы и ему достался листок с номером 13. Криво усмехнувшись, он сунул листок в карман, расплатился и последовал за своей новой знакомой.

Она уже ушла к выходу. Девушка, уютно устроившаяся за одним из столиков, внимательно разглядывала ее шляпу. Он догнал ее, и они вместе вышли на улицу. Там она остановилась, посмотрела ему в глаза и сказала: «Я в вашей власти».

Он поднял палец, чтобы подозвать такси, стоящее в нескольких футах от них. Шофер не заметил и сделал вид, что не заметил его жеста. Тогда она помахала рукой.

Когда такси подъехало, он хотел сделать замечание шоферу, но она уже села на заднее сиденье, и он, махнув рукой, сел рядом с ней. «Мэзон Бланш», – сказал он.

На улицах уже вовсю горел свет, и отблеск огней освежал ее лицо. Пожалуй, его заявление о невозможности более или менее близкого знакомства придало им непринужденности.

Некоторое время спустя он услышал приглушенный смех и, проследив за ее взглядом, тоже усмехнулся. Фотографии водителей машин редко демонстрируют красивые лица, но на этой была просто карикатура на человека с большими ушами, скошенным подбородком и выпученными глазами. Под фото стояла надпись: «Ол Элп».

Он отметил это и тут же забыл.

«Мэзон Бланш» был чем-то вроде своеобразного интимного ресторана, славящегося превосходной кухней. Это – одно из тех мест, которые высоко ценятся людьми, занимающимися делами в обеденное время. Ни музыка, йи шум не отвлекали их здесь от своих проблем.

В фойе они разделись.

– Надеюсь, вы простите меня, если я покину вас, чтобы привести себя в порядок? Вы садитесь на место, я вас найду.

Когда дверь открылась, чтобы пропустить ее в туалетную комнату, он увидел, как ее руки взметнулись к шляпке. Дверь закрылась раньше, чем он успел увидеть дальнейшее. Он подумал, что здесь мужество покинуло ее, и она не хочет ничем выделяться среди других женщин.

У входа в зал его остановил метрдотель.

– Вы один, сэр?

– Нет, у меня два места, – ответил он и назвал свое имя: – Скотт Гендерсон.

Тот нашел его имя в списке и кивнул:

– Проходите, мистер Гендерсон.

Здесь был лишь один незанятый столик. Он стоял у стены и был скрыт от других перегородкой, Тай что посетители не были видны друг другу.

Когда она, наконец, появилась, шляпки на ней не было, и он удивился, увидев, как много значила для ее облика эта шляпка. В ней появилось что-то плоское. Легкость исчезла, и она казалась жалкой. Она стала настоящей «женщиной в черном» – черная одежда, черный волосы, очевидно, и прошлое ее было черным. Ни некрасивая, ни хорошенькая, ни высокая, ни маленькая, ни шикарная, ни безвкусно одетая, вообще ничего, просто бесцветная женщина. Так сказать, средняя статистическая женщина. Просто женщина, и все.

Ни одна голова, повернувшаяся в ее сторону, не повернулась во второй раз. Никто даже не запомнил, что Смотрел на нее.

Официант помог ей найти место. Шляпку она держала в левой руке за спиной. Она села и положила Шляпку на третье кресло.

– Вы часто приходите сюда? – спросила она.

Он сделал вид, что не расслышал вопроса.

– Простите, если затронула ваше прошлое, – извинилась, она.

Официант уже стоял у стола. Гендерсон сделал заказ, не советуясь с ней. Она внимательно слушала и одобрительно кивнула, когда он закончил.

Начало разговора было трудным. У них не было ничего общего, и к тому же она зависела от его плохого настроения. Он с трудом вел беседу, чувствовалось, что мысли его витают где-то в другом месте, и он едва улавливал смысл ее слов.

– Вы не хотите снять перчатки? – спросил он. Перчатки, как и остальные детали ее туалета, за исключением шляпки, были черными, и ее руки выглядели неуклюжими, когда она пила коктейль или тыкала вилкой в пюре. Это предложение вырвалось у него в тот момент, когда она пыталась выдавить лимон.

Она немедленно стянула перчатку с правой руки, но, увидев его злой взгляд, сняла перчатку и с левой. Сам он успел предварительно снять обручальное кольцо, но по ее взгляду понял, что она знает о его существовании.

Она ловко поддерживала навязанный ей разговор и умело избегала всего, что могло бы говорить в ее пользу. Разговор был банальным: о погоде, о газетных новостях, о пище, которую они ели.

– Эта Мендоза, видимо, окончательно сошла с ума. Я видела ее год назад, и у нее не было никакого акцента. Теперь она стала называть себя южноамериканкой, и я не удивлюсь, если в следующем сезоне она заговорит по-испански.

Он сдержанно улыбнулся. Она была довольно образованна. Только образованный человек мог сделать ряд точных замечаний по ходу представления. Он по-прежнему витал где-то в облаках, изредка откликаясь на ее замечания, комментарии. Будь она посерьезнее, это пошло бы ей на пользу. Иногда она высказывала довольно умные мысли. Если бы не внешняя вульгарность, некоторая скованность в манерах и одежде, если бы не бросалось в глаза то, что она парвеню, она производила бы неплохое впечатление.

Ближе к концу он заметил, что она внимательно разглядывает его галстук.

– Что, не тот цвет? – он вопросительно посмотрел на нее.

– Нет, нет, все в порядке, – торопливо сказала она. – Только он не совсем гармонирует… Извините, я не хотела критиковать вас.

Он опустил голову, стараясь понять, в чем дело, и удивился, увидев, что из-за виднеющегося из кармана платка галстук дисгармонирует с рубашкой и костюмом. Будь платок чуть потемнее, все было бы в порядке. Заметить это мог лишь человек с тонким вкусом.

Он во второй раз с любопытством оглядел ее, а затем спрятал платок.

Они еще немного покурили, выпили коньяка перед тем, как уйти. В фойе – это был огромный стеклянный зал – ей снова пришлось надеть шляпку, и она стала прежней. Они поехали в театр. Огромный швейцар открыл им дверцу такси, с иронией посмотрел на ее шляпку и захлопнул дверцу. Гендерсон заметил его ироническую улыбку, хотел отругать его, но тут же забыл об этом. В вестибюле театра никого не было, очевидно, они немного опоздали, и они заторопились в зал.

Их места находились в первом ряду, и их проводили, посвечивая карманным фонариком. И почти тут же поднялся занавес. Сцена была залита оранжевым светом. Представление началось.

Она вела себя очень непосредственно, и по ее реакции было видно, что у нее прекрасно развито чувство юмора.

Кончилось первое действие. В зале зажгли свет.

– Хотите покурить? – спросил он.

– Давайте посидим здесь. Мы опоздали и сидели меньше остальных. – Она поправила воротник. В зале шумно переговаривались и двигались зрители. – Выступили все, кто был объявлен?

Он достал из кармана программку и стал сверяться с ней.

– Да, все объявленные выступили в первом действии.

Прозвенел звонок. Оркестр занял свои места. Начиналась вторая половина представления. Ударник сидел близко к ним, и Гендерсон подумал, что этот человек выглядит так, будто лет десять не был на свежем воздухе. Играл он с отсутствующим видом, как будто его ничто здесь не интересовало, и Гендерсон с любопытством ожидал, когда тот собьется, но ударник не сбился ни разу.

– Обратите внимание на ударника, – шепнул он.

– Уже обратила, – усмехнулась она.

Потом под экзотическую музыку появилась Эстелла Мендоза, звезда южноамериканской эстрады.

Резкий толчок чуть не сбросил его на пол. Он непонимающе оглянулся. Зал бушевал. Не понимая причину такого ажиотажа, он снова устремил взгляд на сцену.

– Теперь я понимаю, что это значит, – пробормотала девушка.

– Но почему такие страсти? – удивленно осведомился он.

– Считается, что мужчинам этого не понять. А у женщин в такой момент можно забрать драгоценности, сумку и даже вставные зубы. Во многом здесь – шумят подставные лица. Они создают ей марку.

– Забавно, – пробормотал он и потерял интерес к происходящему.

Искусство Мендозы было крайне простым, каким всегда бывает настоящее искусство. Голос у нее был отличный. Она пела по-испански, но для того, чтобы почувствовать лиричность ее пения, не обязательно было понимать слова. Правда, они звучали примерно так:

Чича, чича, бум, бум,
Чича, чича, бум, бум.
Но люди от ее голоса теряли голову.

Потом ей подпевали две статистки, позже на сцене появился кордебалет, затем она пела в сопровождении хора. Она закатывала глаза, крутила бедрами, а женщины вокруг нее повторяли все ее движения.

Компаньонка Гендерсона тоже подпала под ее влияние. Она вскрикивала, вскакивала с места, пыталась куда-то бежать, смеялась, хлопала, приходила в себя и извинялась перед ним, но потом возбуждение вновь охватывало ее.

Наконец занавес опустился.

– Я не думал, что вы столь сентиментальны, – улыбнулся он.

– Сентиментальность – не то слово, – поправила она. – Это что-то импульсивное, и я ничего не могу с собой поделать.

Импульсивное? Поэтому-то она и присоединилась к нему сегодня вечером, хотя ни разу в жизни не видела его. Он пожал плечами.

Когда они пробирались сквозь толпу к стоянке такси, случилось небольшое происшествие. Они были уже возле самого такси, но сесть не успели, так как в этот момент появился слепой нищий с кружкой и толкнул ее. Горящая сигарета выпала у нее изо рта и упала в кружку нищего. Гендерсон это увидел, она – нет. Прежде, чем он успел вмешаться, нищий сунул пальцы в кружку и с криком боли выдернул их обратно.

Гендерсон быстро вытащил тлеющую сигарету и сунул в руку нищего долларовую бумажку.

– Прости, старина, это вышло нечаянно, – пробормотал он. Нищий испуганно отпрянул, но толпа не дала ему далеко отойти. Гендерсон сунул ему еще одну долларовую бумажку и, решив, что дело улажено, поспешил вслед за ней сесть в такси.

– Который час? – спросила она.

– Без четверти двенадцать.

– Давайте поедем к «Ансельмо», где мы встретились, – предложила она. – Посидим немного и разойдемся.Вы пойдете своей дорогой, а я – своей. Я люблю завершить круг.

Ему не очень этого хотелось, но, как галантный кавалер, он принял предложение.

Теперь в баре было больше народу. Однако он нашел место для нее и пристроился рядом.

– Ну, вот и все, – сказала она, поднимая бокал. – Встретились и прощаемся. Очень хорошо, что мне встретились именно вы.

– Я рад, что вы так говорите.

Они выпили. Он – залпом, она – мелкими глотками.

– Я еще побуду здесь, – сказала она и протянула ему руку. – Доброй ночи, и желаю вам счастья. – Они пожали друг другу руки. Когда он повернулся, чтобы уйти, она потянула его за рукав. – Раз уж вы придерживаетесь своей системы, почему бы вам не вернуться к ней еще раз?

Он удивленно посмотрел на нее.

– Я думала об этом весь вечер, – спокойно сказала она.

На этом они расстались. Он направился к двери, а она повернулась лицом к бару.

Эпизод завершился.

У выхода он обернулся и посмотрел ей в спину. Она сидела выпрямившись и держала в руке бокал. Ярко-оранжевая шляпка с двумя антеннами торчала на ее голове.

Это было последнее, что он разглядел сквозь сигаретный дым и тусклый свет. Теперь окружающее казалось нереальным; ему вдруг почудилось, будто ничего этого не было.

Глава 2

Сто пятидесятый день перед казнью

П о л н о ч ь
Десять минут спустя Гендерсон вышел из такси на углу дома, где он жил. Расплатившись с таксистом, он подошел к входной двери, отпер ее своим ключом и вошел в вестибюль.

В вестибюле стоял мужчина, очевидно, кого-то ожидавший. Это был явно незнакомый ему человек, который не жил в этом доме. Прежде Гендерсон ни разу его не видел. Оглядев его, Гендерсон направился к лифту. Мужчина повернулся к нему спиной и уставился на картину, висящую на стене. У этого человека на совести что-то есть, подумал Гендерсон, потому что картина не стоила того, чтобы на нее обращать внимание. Он тут же обругал себя: ему-то какое дело до этого человека?

Подошел лифт. Он вошел в кабину, захлопнул за собой тяжелую дверь и нажал кнопку последнего этажа. Пока лифт поднимался, он успел заметить, что незнакомец торопливо направился к распределительному щиту.

Гендерсон вышел на шестом этаже, достал ключ и направился к двери своей квартиры. В холле было тихо, и звяканье ключа показалось ему очень громким!

Он направился к правой двери. Там было темно, и он, чертыхаясь, включил свет, заливший небольшую прихожую. Он закрыл за собой дверь и бросил пальто и шляпу на стул. Молчание и темнота дома раздражали его. Лицо снова выразило упрямство, как и в шесть часов.

Он громко выкрикнул женское имя, но в ответ не раздалось ни звука.

– Марселла! – нетерпеливо повторил он. Голос его звучал раздраженно.

Ответа не последовало.

– Да выйди же! – продолжал Гендерсон. – Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя, как ребенок? Я с улицы видел свет в твоей спальне и знаю, что ты дома. Встань и выйди сюда.

Снова молчание.

Он шагнул в темноту.

– Ты уже успела выспаться, но, как только услышала, что я возвращаюсь, решила сделать вид, что спишь. Это же смешно!

Его рука потянулась к выключателю. Раздался щелчок, и вспыхнул яркий свет. Но этот свет зажег не он – он не успел даже дотронуться до выключателя. Он удивленно уставился на свою руку. У выключателя была еще чья-то рука. Он проследил взглядом за этой рукой и увидел какого-то человека. Рядом стоял еще один. Шаги третьего раздались за спиной. Он огляделся. Все трое стояли неподвижно, как статуи, и мрачно разглядывали его.

Он изумленно смотрел на них. Окружающие предметы не оставляли сомнения в том, что он попал к себе домой.

Он пришел в себя.

– Что вы делаете в моей квартире?

Они не ответили.

– Кто вы?

Молчание.

– Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? – Он снова окликнул Марселлу, но дверь, из которой он ожидал ее появления, оставалась закрытой.

Они заговорили. Он резко повернулся к ним.

– Вы – Скотт Гендерсон?

– Да, это я, – Он снова посмотрел на дверь, но она не открывалась. – Что все это значит?

Они продолжали задавать вопросы, не отвечая на его собственные:

– И вы живете здесь, не так ли?

– Конечно, я живу здесь!

– И вы муж Марселлы Гендерсон, не так ли?

– Да! Но послушайте, я хочу знать, в чем дело?

Он попытался подойти к двери, но они загородили ему дорогу.

– Где она? Ее нет?

– Она здесь, мистер Гендерсон, – спокойно ответил один из троих.

– Но если она здесь, приему же она не выходит? – Его голос поднялся: – Да скажите же! Скажите!

– Она не может выйти, мистер Гендерсон.

Один из мужчин сделал рукой какой-то жест, смысл которого не сразу дошел до Гендерсона.

– Одну минутку! Что вы мне показали? Полицейский жест?

– Успокойтесь, мистер Гендерсон. – Теперь к ним присоединился четвертый.

– Успокоиться? Но я хочу знать, что случилось! Нас ограбили? Произошло какое-нибудь несчастье? С ней что-нибудь случилось? Уберите от меня руки! Пустите меня туда!

Но его крепко держали за руки.

– Я живу здесь, это мой дом! Вы не имеете права держать меня! Почему вы не выпускаете мою жену из спальни?

Неожиданно они отпустили его. Один из четверки махнул рукой.

– Хорошо, Джо, пусть он туда войдет.

Он торопливо бросился к двери, открыл ее и сделал пару шагов вперед.

Вперед, в красивое и уютное место, в хрупкое место, в место любви. Все голубое и серебряное, знакомое вплоть до запахов. На туалетном столике сидела кукла и таращила на него глаза. На двуспальной кровати лежало нечто, покрытое голубым покрывалом. Кто-то спал или заболел.

Он рванулся вперед.

– Она… она сделала что-то с собой! О, маленькая дурочка… – Он уставился на ночной столик, но тот был пуст: ни флаконов, ни коробочек.

Он подошел к постели и через покрывало притронулся к ее плечу.

– Марселла, ты жива?

Они стояли у двери и следили за ним. Он смутно сознавал, что они изучают и оценивают каждый его шаг. Но сейчас это было ему безразлично.

Четыре пары глаз следили за ним. Следили, как он снимает голубое покрывало.

А потом наступил невероятный, чудовищный момент. Он чуть сдвинул покрывало и увидел ее усмешку. Она улыбалась застывшей улыбкой. Черные волосы, разбросанные по подушке, еще сильнее подчеркивали бледность ее лица.

Его руки задрожали, он отпустил покрывало и отступил.

– Я не хотел, чтобы это случилось, – разбитым, голосом сказал он. – Я не хотел этого…

Трое переглянулись. Его взяли за руки, увели из спальни и усадили на диван. Он сел. Один из мужчин закрыл дверь.

Он сидел неподвижно, закрыв лицо руками, как будто свет стал нестерпимым для глаз. Они не смотрели на него. Один стоял у окна, другой находился у небольшого стола и листал журнал, третий сидел напротив него и смотрел в сторону.

Гендерсон опустил дрожащую руку. Три пары глаз тут же уставились на него.

– Нам нужно поговорить с вами, – сказал третий, подходя к нему.

– Вы можете еще минуту подождать? Я так потрясен…

Тот понимающе кивнул и уселся на место. Стоящий у окна не двигался. Тот, что рассматривал журнал, продолжал им заниматься.

Наконец Гендерсон окончательно пришел в себя.

– Я готов, – сказал он. – Можете начинать.

Он произнес это так спокойно, так просто, что они на секунду растерялись, не зная, кто первый начнет задавать вопросы.

– Ваш возраст, мистер Гендерсон?

– Тридцать два.

– Ее возраст?

– Двадцать девять.

– Вы давно женаты?

– Пять лет.

– Ваши занятия?

– Я занимаюсь маклерским делом.

– В котором часу вы ушли отсюда сегодня, мистер Гендерсон?

– Между половиной шестого и шестью.

– Вы можете точнее назвать время?

– Попробую. Точнее, до минуты, я не могу сказать. Когда дверь захлопнулась за мной? Скажем, без четверти или без пяти шесть. Помню, я услышал шесть ударов на колокольне.

– Понимаю. Вы уже пообедали?

– Нет. – Легкое замешательство. – Нет.

– Точнее, вы пообедали не дома.

– Да, я обедал не дома.

– Вы обедали один?

– Я обедал без жены.

Мужчины – стоящий у окна и листающий журнал – с интересом слушали этот разговор.

– Но ведь это не является вашей привычкой – обедать без жены, не так ли?

– Не является.

– Значит, сегодня вы обедали один… – Детектив смотрел не на него, а на столбик пепла, который рос на кончике его сигареты.

– Мы собирались дообедать вместе. Потом, в последний момент, она сказала, что плохо себя чувствует, что у нее болит голова, и я пошел один.

– И вы больше не разговаривали?

– Мы обменялись несколькими словами. Вы же знаете, как это бывает…

Конечно. – Детектив подтвердил, что понимает и знает, как происходят разные семейные неувязки. – Но ничего серьезного не было?

– Ничего, что могло бы довести ее до такого состояния, если вы к этому клоните. – Он замолчал и торопливо спросил: – Кстати, что с ней случилось? Вы ведь мне еще этого не сказали. Какая причина…

Открылась наружная дверь, и он замолчал. Он молчал и, словно зачарованный, следил за тем, как вновь вошедшие закрывают за собой дверь спальни.

– Что им нужно? Кто они? Что они здесь делают? – Он вскочил.

Один из троих подошел к нему и положил руку ему на плечо. Он снова сел.

– Вы нервничаете, мистер Гендерсон?

– Как я могу держать себя в руках? – огрызнулся Гендерсон. – Вернулся домой и нашел мертвую жену…

Он замолчал. Дверь спальни снова открылась. Глаза Гендерсона уставились на маленькую неуклюжую процессию.

– Нет! Не надо так! – закричал он. – Посмотрите, что вы делаете! Как мешок с картошкой… А ее чудесные волосы тащатся по полу… Она так следила за ними!

К нему протянулись руки, чтобы удержать его на месте. Ему казалось, что из спальни донесся легкий шепот: «Помнишь? Помнишь, как я была твоей любимой? Помнишь?»

Он снова дрожащими руками закрыл лицо. Было слышно его тяжелое дыхание.

– Я думал, мужчины не плачут, – пробормотал он, – а теперь готов заплакать.

Один из тройки протянул ему сигарету и дал прикурить.

Теперь в их поведении что-то изменилось. Из-за того ли, что им помешали, или по какой-то иной причине, но разговор принял другое направление и прежняя непринужденность исчезла. Троица вновь окружила его.

– Вы очень тепло одеты, мистер Гендерсон, – заметил один из них.

Гендерсон с отвращением посмотрел на него и ничего не ответил.

– Да, для такой погоды на нем много лишнего…

– …и он решил надеть все, что у него есть…

– …и набил карманы носками и платками…

– …всем, кроме галстуков.

– Почему в такой момент вы так себя ведете? – слабо запротестовал он.

– Здесь все голубое, и ему следовало бы носить голубую одежду. Я не старомодный человек, но… – Говоривший невинно посмотрел на него. – Как случилось, что вы не забыли надеть галстук, если были расстроены?

– К чему вы клоните? – разозлился Гендерсон. – Я не могу разговаривать о пустяках вроде…

– У вас есть голубой галстук, мистер Гендерсон? – услышал он неожиданный вопрос, заданный самым равнодушным тоном.

– Вы хотите вывести меня из равновесия? – И ответил совсем спокойным голосом: – Да, у меня есть голубой галстук.

– Тогда почему вы не надели его, хотя он больше подошел бы к вашему костюму? – Детектив обезоруживающе улыбнулся, – Или вы собирались надеть его, а потом передумали и надели вместо него этот?

– Какая разница? – удивился Гендерсон, – Почему это вас так волнует? – Его голос снова звучал громко: – Моя жена умерла. Я потрясен. Какая разница, какого цвета галстук я надел?

– А вы уверены, что не хотели надеть тот галстук, а потом переменили решение?

– Да, уверен. Он висит среди моих галстуков.

– Нет, он не висит среди ваших галстуков, – сказал детектив. Поэтому-то я вас и спрашиваю. Мы нашли на вешалке всего одно пустое место. Голубой галстук должен был находиться под всеми другими, если судить по вешалке. Похоже, что вы сознательно выбрали его из числа других, но потом передумали и надели этот. Теперь меня интересует: почему вы, выбрав некий галстук, затем передумали и остались в том, который носили весь день?

Гендерсон вскочил.

– Я не могу здесь больше оставаться! – закричал он. – Я не могу слушать болтовню! Говорите о деле или замолчите! При чем тут галстуки и вешалка для галстуков? Какая разница, какой на мне галстук?

Наступила длинная пауза, за время которой он начал бледнеть.

– Разница очень большая, мистер Гендерсон.

Он побледнел еще больше.

– Этот галстук был затянут вокруг шеи вашей жены. Это и убило ее. Он был так крепко завязан, что нам пришлось его разрезать.

Глава 3

Сто сорок девятый день перед казнью

Р а с с в е т
Затем последовали самые различные вопросы, и все это продолжалось до рассвета. Когда окна осветились начавшимся новым днем, комната, в которой находились те же самые люди, выглядела как после хорошей вечеринки. Везде торчали сигаретные окурки. Вещи были разбросаны по всей комнате. Особенно ее вещи. Вид у мужчин тоже был как после тяжелой попойки. Их пиджаки, жилеты и рубашки были расстегнуты. Сейчас один из них плескался в ванной, и через дверь доносилось его бормотание. Два других детектива курили и неподвижно сидели на своих местах. Гендерсон был совершенно спокоен. Он просидел на одном месте всю ночь. Ему казалось, что на этом диване и в этой комнате прошла вся его жизнь.

Тот, что был в ванной – по фамилии Барчесс – вышел. С его волос стекала вода, как будто он окунулся в ванну прямо с головой.

– Где ваши полотенца? – спросил он дружелюбно.

– Я сам никогда не мог их найти, – ответил Гендерсон. – Она… Я всегда получал полотенце, когда спрашивал, но никогда не знал, где она их держит.

Детектив беспомощно огляделся.

– Вы не будете возражать, если я воспользуюсь простыней?

– Не буду.

Все началось сначала.

– Дело не только в двух театральных билетах. Почему вы пытаетесь заставить нас в это поверить?

Он оглядел их. Он все еще пытался быть вежливым.

– Потому что все так и было! Что я еще должен говорить? Почему вы сомневаетесь? Вы же знаете, что такое возможно!

– Не стоит обманывать нас, Гендерсон, – вмешался другой детектив. – Кто она?

– О ком вы?

– О, не стоит начинать все сначала, – раздраженно заговорил первый. – Не стоит возвращаться к самому началу. Кто она?

Гендерсон пригладил волосы. Из ванной снова появился Барчесс. Он был в одной рубашке и на ходу надевал на руку часы. Затем он вышел из комнаты, и Гендерсон услышал, что он разговаривает по телефону с каким-то Тьерни. Никто, кроме Гендерсона, не обратил на это внимания.

Барчесс нерешительно вошел в комнату и остановился, будто не зная, что делать. Наконец он подошел к окну. На улице щебетали птицы. Одна села на подоконник.

– Одну минуту, Гендерсон, – сказал Барчесс. – Что это за птица?

Гендерсон не двигался, и он повторил вопрос:

– Гендерсон! Вы не знаете, что это за птица?

Как будто это было очень важно.

Гендерсон встал и подошел к окну.

– Воробей, – кратко сказал он. И добавил, глядя на Барчесса: – Это не то, что вы хотели узнать.

– Это то, что я хотел увидеть, – отозвался Барчесс. – Отсюда довольно мало видно.

– Птицу вы увидели, – с горечью сказал Гендерсон.

Все замолчали. Вопросы кончились.

Гендерсон повернулся и замер. На диване сидела девушка, на том самом месте, где еще недавно сидел он сам. Он не Слышал, как она появилась. Ни скрипа, ни шороха.

Три пары глаз уставились на него. Его охватил озноб, но он не двинулся с места.

Она смотрела на него, он – на нее. Девушка была хорошенькой. Англосаксонского типа. Голубоглазая, с мягкими вьющимися волосами, спадающими на лоб. На плечи было наброшено пальто из верблюжьей шерсти. Она была без шляпы, в руках держала сумочку. Молодая, в том возрасте, когда девочки еще верят в любовь. А может быть, она вообще была идеалисткой. Это можно было прочесть в ее глазах. Но сейчас в глазах ее сверкала злоба.

Он облизал губы и едва заметно кивнул, как старой знакомой, имя которой он не может припомнить.

После этого, казалось, его интерес к ней пропал.

Видимо, за его спиной Барчесс сделал какой-то знак. В комнате неожиданно остались они одни, вдвоем.

Он пытался поднять руку, но было уже поздно. Пальто из верблюжьей шерсти осталось «сидеть» на диване, но девушки в нем уже не было. Потом пальто медленно осело и стало похожим на груду тряпья. А девушка возникла рядом с ним.

Он пытался отойти в сторону.

– Не надо. Будьте осторожны. Это как раз то, что им нужно. Они, возможно, подслушивают.

– Мне нечего бояться! – Она взяла его за руку и слегка встряхнула ее. – Ты? Ты? Ты должен ответить мне!

– Уже несколько часов я стараюсь забыть твое имя… Как они втянули тебя в это? Как они узнали о тебе? – Он тяжело погладил ее по плечу. – Проклятье! Я отдал бы правую руку, чтобы не впутывать тебя в это дело.

– Но я хочу быть всюду с тобой!

Поцелуй помешал ему ответить.

– Ты поцеловала меня прежде, чем выслушала мой ответ…

– Нет. Он не нужен мне, – сказала она. – О, я не могу быть неправа. Никто не может. Если бы я могла быть неправой, тогда меня надо было бы отправить в институт умственно неполноценных. А у меня сильный разум.

– Раз ты заговорила о разуме, значит, все в порядке, – уныло сказал он. – Я не ненавидел Марселлу. Я просто не любил ее и не хотел жить с нею. Но я не смог бы убить ее. Не думаю, что я вообще сумел бы кого-нибудь убить, даже мужчину…

Она прижалась лбом к его груди.

– Ты говорил мне это! Разве я не видела твоего лица, когда бездомная собака встретилась нам по дороге? Когда ломовая лошадь у тротуара… О, сейчас не время говорить об этом, но почему ты не допускаешь, что я люблю тебя? Ты же не думаешь, что это только потому, что ты красивый? Или такой умный? Или такой важный? – Он улыбнулся и погладил ее по голове. Когда он кончил гладить ее, она подняла голову. – Я люблю в тебе то, что у тебя внутри, то, чего не видит никто, кроме меня. В тебе так много доброты, ты такой человек… но все это скрыто от чужих глаз, и об этом знаю лишь я одна.

Он заглянул в ее глаза. Они были мокры.

– Не надо так говорить, – тихо сказал он. – Я не стою того.

– Я сама знаю цену всему, и не стоит меня переубеждать, – Она покосилась на дверь и нахмурилась. – А как они? Что они думают?

– Я думаю – пятьдесят на пятьдесят. За и против. Но как они нашли тебя?..

– Твоя записка была там. Я не хотела лечь спать, не узнав, как твои дела, и позвонила сюда около одиннадцати. Они уже были здесь и послали ко мне человека. С тех пор он все время был со мной.

– И они всю ночь не давали тебе спать?!

– Я не могла бы уснуть, зная, что у тебя неприятности, – Она провела пальцем по его лицу. – Это единственное, что имеет для меня значение. Все другое неважно. Они должны найти того, кто это сделал… Как много ты им сказал?

– Ты имеешь в виду нас? Ничего. Я хотел, чтобы ты была в стороне от этого дела.

– Возможно, это и послужило для них зацепкой. Они могли почувствовать, что ты что-то от них скрываешь. Не думаешь ли ты, что лучше все им рассказать, в том числе и про нас? Нам нечего ни стыдиться, ни бояться. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее все кончится. А они, видимо, уже по моему поведению догадались, что у нас достаточно близкие отношения…

Она замолчала. Барчесс снова был в комнате. Он с симпатией взглянул на них, а когда вслед за ним в комнату вошли двое других, Гендерсон заметил, что один из них подмигнул ему.

– Внизу у нас есть машина, мисс Ричман, она отвезет вас домой.

Гендерсон шагнул к нему.

– Послушайте, вы можете держать мисс Ричман подальше от этого дела? Это несправедливо, она действительно ничего…

– Это целиком зависит от вас, – ответил Барчесс. – Мы привезли ее сюда только для того, чтобы напомнить вам…

– Все, что я знал, все, что мог, я вам сказал. Не стоит трепать ее имя в газетах.

– Нам нужна правда.

– Я вам ее сказал. – Он повернулся к ней. – Иди, Кэрол. Спи спокойно и ни о чем не думай. Скоро все будет в порядке.

Она при всех поцеловала его.

– Ты сообщишь мне о себе? Как только ты сумеешь, ты должен сообщить мне о себе. Хорошо?

Барчесс проводил ее до двери и крикнул кому-то:

– Скажите Тьерни, чтобы о ней никто ничего не знал! Ни имени, ни возраста, ни малейшей информации!

– Спасибо, – сердечно сказал Гендерсон, когда Барчесс вернулся обратно. – Вы – настоящий человек.

Детектив внимательно посмотрел на него. Затем сел, достал записную книжку, перелистал ее.

– Начнем? – спросил Гендерсон.

– Давайте начнем, – согласился Барчесс. – Вы уже много сказали. Все остается в силе?

– Да.

– И два театральных билета?

– И два театральных билета. И развод.

– Ну что же, поговорим об этом. Значит, у вас были плохие отношения?

– Вообще никаких чувств, ни хороших, ни плохих. Считайте, что все умерло. Я уже давно предложил ей развестись. Она знала о мисс Ричман. Я ей сказал. Я не пытался ничего скрывать. Она отказывалась дать мне развод. Я хотел жениться на мисс Ричман. Но до этого было слишком далеко. Адская жизнь. Я не мог так жить. И все это вам необходимо знать?

– Да.

– Позапрошлым вечером я – разговаривал с мисс Ричман. Она видела, что творится со мной. Она сказала: «Разреши мне попытаться, разреши мне поговорить с ней». Я сказал: «Нет». «Тогда попробуй еще раз сам, – сказала она. – Поговори без злобы, постарайся убедить ее». Мне очень не хотелось делать этого, но я решил попытаться. Я позвонил с работы и заказал два места в нашем старом ресторане. Купил два билета в театр. В последнюю минуту я даже отклонил приглашение моего лучшего друга, который устраивал прием. Джек Ломбар на несколько лет уезжал в Южную Америку и устраивал прощальный прием. Но я решил выполнить свое намерение, и это погубило меня.

Когда я пришел сюда, я понял, что она не склонна к примирению. Ей нравилось существующее положение, и она хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Признаю: я разозлился. Взорвался. Она тянула до последней минуты. Я побрился и переоделся, а потом она засмеялась и сказала: «А почему ты не пригласил ее вместо меня? Жаль потратить на нее десять долларов?» Тогда я позвонил мисс Ричман, но ее не было, А Марселла все издевалась надо мной.

– Вы понимаете, как чувствует себя человек, когда над ним смеются? Чувствует себя дураком. Я разозлился, схватил пальто и шляпу и закричал ей: «Тогда вместо тебя я возьму первую встречную девку! Первую встречную, неважно, кем она окажется!» Я хлопнул дверью.

Его голос упал до шепота:

– Вот и все. Лучшего я не мог бы сделать, даже если бы постарался. Я ничего не придумал. Это правда, а правда не нуждается в исправлениях.

– И все, что вы говорили о событиях минувшего вечера, остается в силе?

– Да. Кроме одного: я был не один. Я сделал то, чем грозил ей: пригласил первую встречную женщину; она приняла приглашение. Я провел с ней весь вечер и расстался за десять минут до возвращения домой.

– В какое время вы встретились с ней?

– Через несколько минут после ухода отсюда. Я зашел в какой-то бар на Пятидесятой улице и там увидел ее… – Он потер лоб. – Подождите. Я сейчас вспомню время. Мы вместе взглянули на часы, когда я показывал ей билеты… Было десять минут седьмого.

Барчесс задумчиво потер подбородок.

– А в каком баре это было?

– Точно не могу вам сказать. Там было темно и что-то красное. Это все, что я сейчас могу вспомнить.

– Вы можете Доказать, что были там в десять минут седьмого?

– Я же вам говорю это. Почему? Почему именно это так важно…

– Не стану от вас ничего скрывать, – хмуро сказал Барчесс. – Дело в том, что ваша Жена умерла ровно в Восемь минут седьмого. Маленькие наручные часики, которые она носила, ударились после ее смерти о край стола и остановились… Они показывали шесть часов восемь минут и пятнадцать секунд. Никто, имеющий две ноги или даже два крыла, не сумел бы за одну минуту сорок пять секунд добраться отсюда до Пятидесятой улицы. Докажите, что в десять минут седьмого вы были на этой улице, и ваше дело выиграно.

– Но я же сказал вам! Я посмотрел на часы.

– Неподтвержденное заявление не может служить доказательством.

– Что же тогда служит доказательством?

– Подтверждение.

– Но зачем это нужно? Почему нельзя обойтись без этого?

– Потому, что это покажет, что убийство совершили не вы, а кто-то другой. Зачем же иначе мы стали бы возиться с вами всю ночь?

– Понимаю, – пробормотал Гендерсон и ударил себя кулаком по лбу, – Понимаю. – В комнате стало тихо.

– Женщина, которая была с вами, может подтвердить, что именно в это время вы были в баре? – наконец заговорил Барчесс.

– Конечно. Она в то же самое время посмотрела на часы.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Я не спрашивал, и она не сказала.

– Ни имени, ни фамилии? Вы провели с ней шесть часов, как же вы обращались к ней?

– «Вы», и все.

– Хорошо, опишите ее нам. – Барчесс приготовился записывать. – Мы пошлем на ее поиск своих людей.

Наступила долгая пауза.

– Ну? – нетерпеливо сказал Барчесс.

Лицо Гендерсона с каждой минутой становилось все бледнее.

– Боже мой! Я не могу! – воскликнул он. – Я совсем забыл ее! – Он беспомощно развел руками и опустил голову. – Я мог бы ответить вам сразу же, как только вошел сюда, а теперь не могу. С тех пор слишком многое случилось. Смерть Марселлы… И ваши бесконечные вопросы… Это как в кино… Посмотрел и тут же забыл подробности. Даже когда я сидел рядом с ней, я не очень-то обращал на нее внимание, был занят своими мыслями. – Он опять развел руками. – Она совершенно невыразительна!

– Подумайте хорошенько, не волнуйтесь, мистер Гендерсон, – пытался помочь ему Барчесс. – Может быть, вы помните ее глаза? Нет? Волосы? Какого цвета у нее волосы?

Гендерсон закрыл лицо руками.

– Это тоже исчезло из памяти. Каждый раз, когда я готов назвать один цвет, мне кажется, что он был совсем другим, а когда я думаю о другом цвете, мне кажется, что это был первый цвет. Я не знаю, должно быть, что-то между коричневым и черным. Большую часть времени она была в шляпке. Я могу вспомнить ее шляпку лучше, чем что-либо другое. Кажется, шляпка была оранжевая, да, да, оранжевая!

– Но, допустим, что она ее сменила со вчерашнего вечера, допустим, она не наденет ее в течение ближайших шести месяцев. Что тогда? Вы можете вспомнить о ней еще что-нибудь?

Гендерсон напряженно задумался.

– Была ли она толстой? Худой? Высокой? Низкой? – пытался помочь ему Барчесс.

– Не могу сказать! Я ничего не могу сказать! – задыхаясь, пролепетал Гендерсон.

– Может быть, вы хотите обмануть нас? – спросил один из детективов. – Ведь все же это было вчера, а не месяц или неделю назад.

– Я не отличался хорошей памятью на лица и в спокойной обстановке, а тут… О, я полагаю, у нее было лицо…

– Ну?

– Она ничем не отличается от других женщин, – Он замолчал, не зная, какие подобрать слова. – Это все, что я могу вам сказать…

Все кончено. Барчесс хмуро убрал записную книжку и встал. Прошелся по комнате и, наконец, взял свое пальто.

– Пошли, ребята. Уже поздно, пора уходить отсюда.

Он повернулся к Гендерсону:

– Вы считаете нас дураками? Вы целых шесть часов пробыли с женщиной и не можете сказать, как она выглядит! Вы сидели в баре плечом к плечу с ней, вы ели за одним столом, сидели напротив нее. Вы три часа сидели рядом с ней в театре, вы ехали с ней в такси, но запомнили только оранжевую шляпку! Вы надеетесь, что мы в это поверим? Вы пытаетесь всучить нам миф, фантом без имени, роста, формы, без цвета глаз и волос и хотите, чтобы мы поверили вам на слово, будто вы провели весь вечер с женщиной-призраком и не были дома, когда была убита ваша жена! Это неправдоподобно, даже десятилетний ребенок не поверит вам. Одно из двух. Или вы не были ни с кем и только придумали все это, или мельком видели где-то эту женщину и пытаетесь с ее помощью устроить себе алиби. Вы нарочно не описываете ее нам, чтобы мы не сумели ее найти.

– Пошли, приятель! – приказал один из детективов.

– Я арестован? – спросил Г-ендерсон, вставая. Барчесс не ответил на его вопрос. Ответом Гендерсону послужил приказ, который Барчесс отдал третьему детективу:

– Выключи свет, Джо. Сюда очень долго никто не придет.

Глава 4

Сто сорок девятый день перед казнью

Ш е с т ь ч а с о в в е ч е р а
Машина остановилась в тот момент, когда, начали бить часы на невидимой колокольне.

– Приехали, – сказал Барчесс.

Гендерсон не был ни свободным, ни арестованным. Он сидел на заднем сиденье между двумя детективами, которые вчера ночью допрашивали его вместе с Барчес-сом. Человек, которого они называли Голландцем, лениво вышел из машины, отошел, чуть в сторону и стал завязывать шнурки на ботинках.

Вечер был точно таким же, как и предыдущий. Тот же час, точно так алеет небо на западе; все спешат. Гендерсон сидел между двумя стражами и думал о том, как за какие-то сутки все может измениться.

Его дом находится совсем рядом от этого места, но он больше не бывает там: теперь он живет в камере предварительного заключения тюрьмы при управлении полиции.

– Надо начать подальше отсюда, – мрачно сказал он Барчессу. – С первым ударом часов я проходил как раз мимо магазина женского белья. Это я помню точно.

Барчесс высунулся из окна машины.

– Эй, Голландец, пройди к магазину женского белья, – крикнул он человеку на тротуаре, завязывающему шнурки на ботинках. Раздался второй удар часов. Мужчина на тротуаре включил секундомер.

Высокий, стройный, рыжий Голландец начал идти от магазина женского белья с секундомером в руках.

– Как его шаги? – спросил Барчесс.

– Думаю, я шел немного быстрее, – сказал Гендерсон. – Когда я злюсь, я всегда иду быстро.

– Немного быстрее, Голландец, – приказал Барчесс.

Тот прибавил шаг.

Пробил пятый удар, потом последний.

– Ну как? – спросил Барчесс.

– По-моему, все правильно, – ответил Гендерсон.

Машина медленно ползла за рыжйм Голландцем.

Прохожих почти не было. Скоро они добрались до Пятидесятой улицы. Квартал. Еще один.

– Уже видно?

– Нет. Может быть, я что-то перепутал? Я помню – свет был ярко-красный, красней, чем обычно.

Третий квартал. Четвертый.

– Верно?

– Нет.

– Теперь будьте внимательны, – предупредил Барчесс. – Если вы протянете еще немного, то ваше даже теоретическое алиби рухнет. Вы уже должны были бы сидеть за стойкой бара. Сейчас восемь с половиной минут.

– Если вы мне все равно не верите, то какая разница?

– Нам не повредит, если мы точно измерим время между двумя пунктами, – отозвался один из двух стражей. – Мы можем чисто случайно попасть туда, где вы были, а потом проверим математически.

– Девять минут прошло, – предупредил Барчесс.

Гендерсон почувствовал тошноту и откинулся на спинку сиденья, и в это время взгляд его упал на вывеску.

– Вот! – воскликнул он. – «Ансельмо»! Да, похоже! Я помню, что название напоминало о чем-fo иностранном…

– Эй! Голландец! – рявкнул Барчесс. Он показал знаком, чтобы тот остановил секундомер. – Девять минут, десять с половиной секунд, – объяййл он, взяв из рук Голландца секундомер. – Десять с половиной секунд мы вам подарим. Будем считать, что отсюда до вашей квартиры-девять минут ходьбы. Прибавим еще минуту на путь от Вашей квартиры до угла, где вы услышали удар часов. Учтем еще время на переходы и толпу. – Он внимательно посмотрел на Гендерсона. – Другими словами, надо убедиться, что вы попали в бар не позже, чем в шесть семнадцать, повторяю, не позже, и в этом случае вы автоматически оправданы.

– Если вы только найдете эту женщину, я сумею доказать, что в шесть десять я уже бил здесь.

– Пошли туда, – сказал Барчесс и распахнул дверь машины.

– Вы видели этого человека раньше? – спросил Барчесс.

Бармен наклонил набок голову.

– Лицо его кажется мне знакомым, – сказал он. – Но согласитесь, что за время моей работы я перевидал столько лиц…

Ему дали время на размышление. Он внимательно разглядывал Гендерсона, потом отошел в сторону.

– Я не знаю… – нерешительно сказал он.

– Иногда детали тоже играют роль, – сказал Барчесс. – Идите за стойку, – приказал он бармену и повернулся к Гендерсону. – А вы, Гендерсон, где сидели?

– Где-то здесь. Часы были прямо передо мной, а ваза стояла рядом.

– Хорошо. Бармен, не обращайте на нас внимания, попробуйте еще раз вспомнить его.

Гендерсон сел на стул, опустил голову и замер. Ему вспомнилось, как мрачно сидел он здесь вчера и смотрел перед собой, и непроизвольно он принял ту же позу. Это помогло. Бармен щелкнул пальцами.

– Вспомнил! Боже мой! Вспомнил! Он был здесь вчера! Видимо, он бывает здесь не слишком часто, Поэтому я не мог сразу признать его.

– Теперь нас интересует время.

– Ну, это было что-то в первые часы моей работы. Народу в это время мало, и мы открываем бар позже.

– Когда же у вас первый час работы?

– С шести до семи.

– Да, но час – это слишком много, нам нужно знать точнее.

Тот покачал головой.

– Простите, джентльмены. Я редко гляжу на часы во время смены, особенно в начале. Это могло быть и в шесть, и в шесть тридцать, и в шесть сорок пять. Черт возьми, я даже не стану и пытаться.

Барчесс внимательно посмотрел на Гендерсона и снова обратился к бармену:

– Вы можете сообщить нам что-нибудь о женщине, которая в это время была здесь?

– Какая женщина? – с катастрофической простотой спросил бармен.

Гендерсон смертельно побледнел. Рука Барчесса легла ему на плечо.

– Вы разве не видели, как он встал и заговорил с женщиной?

– Нет, сэр, – ответил бармен. – Я не видел, чтобы он вставал и чтобы он с кем-нибудь разговаривал. Я не могу в этом поклясться, но мне кажется, что в это время в баре не было никого, с кем он мог бы поговорить.

– Но, может быть, вы видели женщину, которая сидела за стойкой и не разговаривала с ним?

– В оранжевой шляпке, – крикнул Гендерсон прежде, чем его успели остановить.

– Вы не должны этого делать! – предупредил его детектив.

По какой-то причине бармен стал вдруг раздраженным.

– Послушайте, – сказал он, – этим делом я занимаюсь тридцать семь лет. Меня тошнит от их чертовых рож, и не спрашивайте меня о цвете их шляп и о разговорах, которые они ведут. Я могу вспомнить только их заказы. Скажите мне, что она пила, и я отвечу вам, была она здесь или нет! Мы храним все записи. Я принесу их из кабинета босса.

Теперь все повернулись к Гендерсону.

– Я брал шотландское и воду, – сказал он. – Я всегда пью это и больше ничего. Подождите минутку, я вспомню, что пила она. Дело в том, что она уже кончила…

Бармен вернулся с большой жестяной коробкой. Гендерсон потер лоб.

– На дне был шерри и…

– Это мог быть один из шести других напитков, уверяю вас. Это был бокал или рюмка? Какого цвета был напиток? Если рюмка, а остатки коричневые…

– Это был бокал, а остатки розового цвета, – ответил Гендерсон.

– «Розовый Джек»! – быстро ответил бармен. – Теперь я легко найду. – Он начал просматривать счета. – Здесь все пронумеровано, – сказал он.

– Одну минутку, – воскликнул Гендерсон. – Это мне кое-что напоминает. Я вспомнил номер, который стоял нц моем счете. Тринадцать. Помню, я еще удивился этому.

Бармен разыскал копию довольно быстро.

– Вы правы, – сказал он. – Вот ваши счета. Но они разные. Тринадцатый-шотландское, вода. А вот – «Розовый Джек», его повторяли трижды, номер счета – семьдесят четыре. Счет писал Томми, я знаю его почерк. Это было днем. С ней был другой парень. Три «Джека» и ром – написано здесь, а оба напитка никто никогда не смешивает.

– Значит… – мягко сказал Барчесс.

– Значит, я не помню этой женщины и не могу вспомнить, потому что она была здесь в смену Томми, а не в мою. Но, даже если она была здесь, мой тридцатилетний опыт говорит мне, что он не мог бы заговорить с ней потому, что она была не одна, с ней был уже кто-то. И мой тридцатилетний опыт также говорит, что он оставался с ней до конца, потому что никто не покупает три «Розовых Джека» по восемьдесят центов за порцию, а расплачиваться оставляет другого.

– Но вы же вспомнили, что я был здесь, – дрожащим голосом сказал Гендерсон. – Если вы сумели вспомнить меня, почему вы не можете вспомнить ее? Она ведь тоже была здесь!

– Конечно, я вас вспомнил. Потому что я увидел вас снова, – сказал бармен с железной логикой. – Приведите ее сюда и посадите перед моими глазами, я ее тоже вспомню. Без этого я не могу.

Бармен захлопнул жестяную коробочку, Барчесс взял Гендерсона за руку:

– Пошли.

– Почему вы не хотите мне помочь? – закричал Гендерсон. – Меня обвиняют в убийстве! Слышите, в убийстве!

Барчесс быстро закрыл ему рот рукой.

– Замолчите, Гендерсон, – сухо приказал он.

Его повели к выходу. Он шатался, как пьяный, и рвался обратно к стойке бара.

– Бас подвел тринадцатый номер(– усмехнулся один из детективов.

– Даже если она теперь появится здесь, для вас будет слишком поздно, – сказал Барчесс. – Время перевалило за шесть семнадцать… А любопытно было бы повидать ее и послушать, что она скажет. Но мы все равно проверим шаг за шагом все ваши передвижения.

– Мы ее найдем, должны найти! – настаивал Гендерсон. – Кто-то же мог запомнить ее в других местах. А когда вы ее найдете, я уверен, она назовет то нее время, что и я.

Они сидели и ждали, пока люди Барчесса разыскивали таксистов, которые вчера вечером ждали пассажиров возле «Ансельмо».

Наконец с рапортом вернулся один из людей Барчесса.

– Возле «Ансельмо» «Санрайз Компани» держит двух шоферов. Вчера работали Пад Хикки и Ол Элп. Я привез их обоих.

– Элп – странная фамилия, – сказал Гендерсон. – Именно ее я пытался вспомнить. Я говорил, что над этим мы с ней посмеялись.

– Пришлите Элпа, второго отпустите.


В реальной жизни он выглядел еще страннее, чем на фото.

– Вам приходилось вчера вечером ехать от бара «Ансельмо» до ресторана «Мэзон Блйнш»? – спросил Барчесс.

– «Мэзон Бланш», «Мэзон – Бланш»… – задумчиво повторил таксист. – Я много раз ездил вчера то туда, то сюда, но «Мэзон Бланш»… – Но, видимо, память у него все же работала, и он вспомнил: – «Мэзон Бланш»!.. Шестьдесят пять центов за поездку. Да! Вчера вечером я вез туда кого-то.

– Поглядите сюда. Вы узнаете кого-либо?

Его взгляд скользнул по лицу Гендерсона и задержался на нем.

– Это он, не так ли?

– Вопрос вам задал я.

– Да, это был он, – уверенно ответил шофер.

– Один или с кем-нибудь еще?

Он задумался на мгновение и покачал головой.

– Нет, я не помню, чтобы с ним был кто-нибудь еще. Полагаю, он был один.

Гендерсон рванулся вперед. Ему казалось, что все сговорились убить его.

– Вы должны были видеть! Она села раньше меня и вышла раньше, как это обычно делают женщины…

Спокойно…

– Женщина? – агрессивно переспросил шофер. – Я вас помню, я вас хорошо запомнил, потому что из-за Вас я получил вмятину на крыле…

– Да, да, – быстро сказал Гендерсон, – и, видимо, поэтому не заметили, как села она, потому что смотрели в другую сторону. Но я уверен, что когда мы сидели в машине…

– Когда вы сидели в машине, я не поворачивался к вам, я смотрел на дорогу! И я не видел, чтобы она выходила из машины!

– Мы еще зажгли свет, – умоляющим тоном сказал Гендерсон. – Вы же этого не могли не видеть, и, кроме того, в зеркале должны были видеть…

– Все, теперь я уверен, – быстро сказал шофер. – Теперь я положительно уверен. Я работаю уже восемь лет. Если вы говорите, что зажгли свет, значит, вы там были один. Я еще не видел, чтобы парочка в такси зажигала свет. Наоборот, всем нужна темнота. Если в машине горит свет, можете смело держать пари, что пассажир сидит там один.

Гендерсон едва мог говорить. У него перехватило дыхание.

– Как же вы можете помнить мое лицо и не помнить ее? – тихо произнес он.

– Вы сами не помните ее, – ответил Барчесс раньше, чем таксист успел открыть рот. – Вы утверждаете, что провели с ней шесть часов, а он – меньше двадцати минут, да еще сидел к вам спиной. – Он повернулся к Элпу: – Так что же вы можете сказать в заключение?

– Я скажу вот что. Когда я вчера вечером вез этого человека, в машине с ним никого не было.


В «Мэзон Бланш» – они приехали перед открытием, и им пришлось пройти в ресторан через кухню.

– Вы когда-нибудь видели этого человека? – резко спросил Барчесс метрдотеля.

– Конечно, – так же уверенно ответил тот.

– Когда вы в последний раз видели его?

– Вчера вечером.

– Где он сидел?

Метрдотель указал столик:

– Вот здесь.

– Да? Продолжайте.

– Что продолжать?

– Кто с ним был?

– Никто.

Ответ потряс Гендерсона, как удар по голове.

– Вы же видели, как она вошла в зал минуту или две спустя и присоединилась ко мне! Вы лее видели, что она все время сидела здесь! Вы должны были видеть ее! Вы же подходили к нам и спросили; «Вы всем довольны, мсье?»

– Да, это входит в мои обязанности. Я делал то же самое, что, прошу прощения, у каждого столика. Вас я запомнил потому, что у вас было расстроенное лицо. Я также помню, что рядом с вами было два свободных места. Вы сами только что процитировали мои слова. А если я сказал. «мсье», как это подтвердили вы, это значит, что с вами никого не было. Когда джентльмен сидит за столом с леди, я обращаюсь к ним со словами «мсье» и «мадам».

У Гендерсона закружилась голова, перед глазами поплыли черные круги. Метрдотель повернулся к Бар-чессу.

– Ну, раз возникли сомнения, я могу показать вам список заказанных мест. Вы сами убедитесь.

– Что ж, это не повредит, – кивнул Барчесс, хотя по его виду было ясно, что он считает это лишним.

Метрдотель пересек зал, подошел к большому буфету, открыл ящик, достал из него что-то и вскоре вернулся обратно.

– Вот, пожалуйста.

Это было несколько листов бумаги с фамилиями. Метрдотель помог Барчессу найти лист, в котором значилась фамилия Гендерсона. На листе было всего девять или десять фамилий. Середина столбца выглядела так:

Стол 18 – Роджер Эшли, четверо. (Вычеркнуто).

Стол 5 – мисс Рэйбер, шестеро. (Вычеркнуто).

Стол 24 – Скотт Гендерсон, двое. (Не вычеркнуто).

Кроме того, рядом с последней записью стояла в скобках цифра один: (1).

Метрдотель объяснил:

– Здесь все видно. Когда заказ исполнен, то есть все клиенты явились, заказ зачеркивается целиком. Если не все клиенты явились и заказ не был выполнен полностью, соответствующая строчка не зачеркивается, но рядом в скобках указывается, сколько клиентов присутствовало. Я сам придумал эту систему, и мне удобно по ней следить за клиентами, не задавая лишних вопросов. Так что вы видите, что мистер Гендерсон заказал места для двоих, но явился один.

Гендерсон опустил голову на руки.

– Кто обслуживал стол, за которым сидел мистер Гендерсон? – неожиданно спросил Барчесс, и Гендерсон удивленно поднял голову. Он совсем забыл, что уж официант-то должен был запомнить ее.

Метрдотель порылся в своих записях.

– Дмитрий Малов.

Гендерсон с надеждой посмотрел на Барчесса.

Метрдотель ушел за официантом.

– Это вы обслуживали вчера стол 24? – спросил Барчесс, когда к ним подошел официант.

– О, конечно, – воскликнул официант и улыбнулся. Он явно не думал, что случилось что-то непредвиденное. – Добрый вечер! Здравствуйте! – обратился он к Гендерсону. – Вы снова хотите поужинать у нас?

– Нет, нет, – сухо сказал Барчесс. – Так это вы вчера обслуживали стол 24? – повторил он вопрос. –Сколько человек сидело за столом?

Официант удивленно посмотрел на него.

– Он один.

– Без леди?

– Без леди. У него что-нибудь пропало?

Гендерсон тяжело вздохнул и снова опустил голову.

– Да, пропало, – мрачно отозвался Барчесс.

Официант почувствовал, что сказал что-то не то, но он явно не понимал, что происходит.

– Вы придвинули ей стул, – сказал Гендерсон. – Вы открыли меню и вручили ей. Я же все это видел своими глазами! Почему же вы говорите, что не видели ее?

Официант заговорил теперь с явным восточным акцентом и начал жестикулировать:

– Да, я придвигаю стулья дамам. Но не для воздуха же! Зачем бы я стал двигать стул, если леди с вами не было?

– Говорите с нами, а не с ним, он арестован, – сказал Барчесс.

– Он оставил мне на чай полторы ставки. Как же с ним могла быть дама? Вы думаете, я стал бы сегодня разговаривать с ним, если бы он вчера был не один и при этом оставил мне полторы ставки? Вы думаете, я забыл? – Глаза его загорелись. – Я помню все, что делается в течение двух недель. Ха!

– О каких полутора ставках вы говорите? – с веселым любопытством осведомился Барчесс.

– Речь идет о тридцати центах. Ставка за одного – тридцать, за двоих – шестьдесят центов. Он дал мне сорок пять центов, вот я и говорю о полутора ставках.

– А вы не могли получить эти сорок пять центов за двоих?

– Никогда! – обиженно воскликнул официант. – Я бы сделал так… – Он швырнул воображаемый поднос на стол, скрестил руки на груди и презрительно уставился на Гендерсона. – Я бы сказал ему: «Сэр, я благодарю вас. Большое спасибо, сэр. Очень большое спасибо, сэр. Вы уверены, что можете расстаться со своими деньгами?» Если бы он был с дамой, ему стало бы стыдно.

– Верно, – согласился Барчесс. – Итак, сколько вы ему дали, Гендерсон?

– Столько, сколько говорит он, – безнадежно прошептал тот.

– Еще одно, – сказал Барчесс. – Я бы хотел проглядеть счета за обеды. Вы сохранили их?

– Они у управляющего. Попросите у него.

Управляющий принес счета. В пачке без труда отыскали счета стола-24, среди которых был и его счет. «Общий обед – 2,25. Официанту – 0,45». Поперек счета стоял красный штемпель: «Оплачено. 20 мая». Другой счет стола 24 был выписан всего за один чай, и, кроме того, он был дневным – 0,75, а следующий – за обед для четверых перед самым закрытием ресторана.

Они помогли ему сесть в машину. Он был потрясен и едва передвигал ноги. Окружающее казалось ему нереальным.

– Они лгут. Они убивают меня. Но почему? Что я им сделал?

– Вы знаете, что мне это напоминает? – спросил один из сидящих рядом детективов. – Есть такие детские картинки. Чем дольше на них смотришь, тем больше деталей картинки пропадает.

Гендерсон опустил голову и ничего не ответил.


До них доносились музыка, смех, аплодисменты. Управляющий сидел у телефона. Бизнес шел хорошо, и он был доволен.

– Не может быть никакого сомнения, что заплачено было за два места, – сказал он. – Все, что я могу вам сказать: с этим человеком никого не видели. – Он неожиданно забеспокоился: – Он очень бледен. Увезите его, пожалуйста, побыстрее отсюда! Я не хочу никаких неприятностей во время представления!

Они открыли дверь. Гендерсон чуть не упал им на руки.

«Чича, чича, бум, бум!
Чича, чича, бум, бум»,
– донеслось до них.


– Не могу больше оставаться здесь, – Гендерсон упал на сиденье.

– Почему вы не хотите признаться, что с вами не было никакой женщины? – спросил Барчесс. – Неужели вы не понимаете, как это упростит дело?

– Вы же знаете, что потребуете у меня дальнейших признаний в том, чего я не делал, – дрожащим голосом пробормотал Гендерсон. – Рассудок начинает покидать меня. Я ни в чем теперь не могу быть уверен. Я даже начинаю сомневаться – на самом ли деле меня зовут Скотт Гендерсон. – Он помолчал. – Она была со мной в течение йгести часов! Я прикасался к ее руке… Я разговаривал с ней… Я слышал шелест ее одежды… Слова, которые ока произносила… Запах духов… Стук ее ложки о тарелку… Она сидела рядом со мной в такси… – Он ударил кулаком по своему колену. – Она была, была, была! – Он почти кричал. – А теперь вы пытаетесь убедить меня, что ее не было! – Он долго молчал. – Я боюсь. Отвезите меня обратно в камеру. Пожалуйста. Я хочу чувствовать вокруг себя реальный мир, твердые стены.

– Он дрожит, – заметил один из детективов.

– Ему надо выпить, – сказал. Барчесс. – Остановитесь на минутку, надо принести ему немного виски.

Гендерсон выпил виски и закрыл глаза.

– Отвезите меня быстрее назад. Быстрее. Быстрее. Назад.

– Он чокнулся, – усмехнулся один из детективов.

– С тобой случилось бы то же самое, если бы ты провел вечер с призраком.

Остальной путь они ехали молча.

– Вам лучше выспаться, Гендерсон, – сказал Барчесс на прощание. – И вам нужен хороший адвокат.

Глава 5

Девяносто первый день перед казнью

– …Вы слышали, как он пытался утверждать, что познакомился в баре «Ансельмо» с некоей женщиной, и это случилось в десять минут седьмого. Другими словами, одну минуту и сорок пять секунд спустя после зафиксированного полицией времени смерти несчастной жертвы. Очень умно. Вы немедленно заметили, леди и джентльмены, присяжные, что, если он был в баре «Ансельмо» на Пятидесятой улице в десять минут седьмого, то он не смог бы находиться в собственной квартире в момент убийства. Никакие усилия не смогли бы перенести его в этот бар из квартиры так быстро. Ни две ноги, ни четыре колеса, ни крылья, ни пропеллер. Да, я сказал, что это очень умно. Но… Недостаточно умно.

Очень удачно, что он встретил эту женщину именно в ту ночь, а не в какую-нибудь другую в течение всего года. Может быть, это – предчувствие, что она понадобится ему именно в эту ночь? Странное предчувствие, не правда ли? Вы слышали слова обвиняемого, когда на мой вопрос он ответил, что раньше ему не приходилось иметь дело с незнакомыми женщинами. Что он не занимался такими делами в течение всей своей жизни. Ни разу, запомните эго! Это его слова, а не мои. Вы сами их слышали, леди и джентльмены. Такая мысль никогда раньше и не приходила ему в голову. Это не было его привычкой, это чуждо его натуре. В ту единственную ночь, однако, он нарушил свои привычки и хочет, чтобы мы в это поверили. Вполне удобное совпадение? Только…


Пожатие плеч и долгая пауза.

– …где эта женщина? Мы все жаждем увидеть ее! Почему нам ее не показывают? Что этому мешает? Предъявят ли ее суду?

Он ткнул пальцем, в одного из присяжных.

– Вы видели ее? – В другого. – А вы? – В третьего. – А вы? – Беспомощно развел руками. – Кто-нибудь из вас видел ее? Занимала ли она свидетельское место? Нет, нет и нет, леди и джентльмены! Потому…

Снова долгая пауза.

– Потому, что этой женщины нет. Никогда не было. Нам не могут предъявить человека, который никогда не существовал. Они не могут вдохнуть жизнь в вымысел, в плод воображения, в то, что существует лишь на словах. Только Господь Бог может создать взрослую женщину и вдохнуть в нее жизнь. И даже ему надо для этого восемнадцать лет, а не две недели.

По залу пронесся смех.

– Этот человек борется за свою жизнь. Если бы женщина существовала, как вы думаете: они позаботились бы о том, чтобы доставить ее сюда? Конечно, ее бы сюда доставили, можете держать пари. Если бы…

Драматическая пауза…

– …эта женщина существовала. Давайте забудем о себе. Мы все собрались здесь, в зале суда, из разных мест. Давайте предоставим слово тем, кто был здесь, в этих самых местах, в то же самое время, когда, по его утверждению, он был с ней. Их должны были бы видеть, если бы они были вдвоем. Видели ли их? Его видели, да. Каждый так или иначе сумел вспомнить его, Скотта Гендерсона. Его они видели, а ее – нет. Вам не кажется странной эта слепота на один глаз, леди и джентльмены? Мне кажется, когда люди ходят парой, возможны два варианта: либо их никто не видел и не запомнил, либо, вспоминая одного, тут же вспоминают другого. Как может человечество видеть одного человека и не заметить другого, который находится рядом с первым? Это противоречит законам физики. Я не могу этого понять. Меня это ставит в тупик.

Он пожал плечами.

– Я могу сделать предположение: возможно, ее кожа обладает особым свойством пропускать свет и поэтому все смотрели сквозь нее…

Генеральный прокурор засмеялся.

– Или, возможно, ее случайно не было с ним. В этом нет ничего особенного, и поэтому ее никто не видел.

Он пожал плечами.

– Зачем продолжать в таком духе? Будем серьезными. Судят человека. Я не хочу, чтобы из этого дела устраивали фарс. Оставим гипотезы и теории и вернемся к фактам. Не будем говорить о призраках и чудесах; вместо этого давайте поговорим о женщине, чье существование никогда не вызывало сомнений. Многие видели ее при жизни и многие видели ее после смерти/ Она не была призраком. Она была убита. У полиции есть фотографии, подтверждающие это. Это – первый факт. Все мы видим этого человека, который опустил голову… О, теперь он поднимает ее, чтобы дерзко посмотреть на меня. Его судят здесь. Это – второй факт.

Он продолжал театрально:

– Я люблю факты гораздо больше, чем самый очаровательный вымысел. Вы тоже, леди и джентльмены? С фактами проще иметь дело.

– А третий факт? Вот третий факт. Он убил ее. Да, это точный и несомненный факт, как и первые два. Каждая деталь этого факта уже доказана здесь, в этом зале суда. Мы, в отличие от защиты, не просим вас верить в призраки, духи, в галлюцинации! – Он повысил голос. – У нас есть документы, показания, данные под присягой, доказательства, подтверждающие каждое наше слово!

Пауза. Затем он спокойно продолжал:

– Вы уже познакомились с обстоятельствами, предшествовавшими убийству. Сам обвиняемый не отрицает их точности. Вы слышали, как он это подтвердил. Под давлением, неохотно, но все же подтвердил. Об этом не было сказано ни одного фальшивого слова. Вы слышали, как вчера я задавал ему вопросы, вы слышали их и его ответы. Я кратко напомню вам.

Скотт Гендерсон полюбил другую женщину. Он не сразу признался в этом. Девушка, которую он полюбил, не присутствует на суде. Вы заметили, что ее имя не фигурировало здесь, ее не вызывали для дачи показаний, ее никоим образом не задели здесь в связи с этим жестоким и непростительным убийством. Почему? Потому, что она не заслуживает того, чтобы быть здесь. Она не имеет никакого отношения к этому делу. Это не наша задача – доказывать здесь ее невиновность, и мы не будем оскорблять ее подозрением. Это преступление – дело рук одного человека, вот этого человека, который сейчас находится перед вами. Он виноват, а не она. Она безупречна. Ее личность известна нам и защите. Полиция и обвинение проверили возможность ее участия в этом деле, и все мы пришли к заключению, что она в данном деле соучастницей не является. С этим согласна и защита. Не раскрывая ее личности, в дальнейшем я буду просто называть ее «Девушка».

Отлично! Он был уже опасно влюблен в нее, в эту Девушку, когда решился сказать ей, что женат. Да, я сказал «опасно», – с точки зрения его жены. Девушка не согласилась бы с этим определением. Она была – и есть – порядочным человеком. Каждый из тех, кто разговаривал с ней, поверил ей. Я тоже, леди и джентльмены! Она – несчастный человек, который ошибся в своем выборе. Как я уже говорил, этого слова она бы не приняла. Она не хотела никому причинять вреда. А он хотел, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

Он пошел к жене и попросил у нее развода. Она отказалась. Почему? Потому, что для нее брак был священен. Не просто некий обряд, не просто каприз. Странная жена, не так ли?

Девушка узнала об этом, но настаивала на том, что им нужно расстаться. Он же не мог сделать этого и потому оказался в трудном положении.

Он решил подождать и повторить все сначала. И если первый разговор с женой вы можете назвать хладнокровным, то как вы назовете его второй разговор с женой? Он утверждает, что питал надежду уговорить ее, как уговаривают торговцы, продавая свой товар. Это дает вам, леди и джентльмены, представление о его характере, это показывает вам, что он за человек. Скандальный брак, разрушенный дом, ненужная жена – вот что ценно для него. И он отправляется вечером развлекаться!

Он купил два билета в театр, заказал столик в ресторане. Затем вернулся домой и сообщил ей об этом. Она не могла понять его внезапной активности. Она ошибочно подумала о возможном примирении. Она села перед зеркалом и стала приводить себя в порядок.

Несколько минут спустя он вернулся в комнату и нашел ее на том же месте. Она сидела перед зеркалом неподвижно. Теперь она слишком хорошо поняла его цель.

Она сказала, что не пойдет с ним. Она сказала, что ценит свой дом выше, чем место в театре и за столиком ресторана. Другими словами, не давая ему времени уговорить ее, жена вторично отказала ему в разводе. Для него это было слишком…

Он был уже почти одет. Он держал в руке галстук, собираясь надеть его. Вместо этого он в слепой ярости набросил галстук ей на шею. Затем с силой стянул концы галстука, желая убить ее. Полицейский офицер, который выступал перед вами, сказал, что галстук пришлось разрезать, поскольку снять его было практически невозможно. Вы пытались когда-либо развязать узлы, затянутые на галстуках из шелка или репса, леди и джентльмены? Это невозможно сделать. Узел затягивается и становится таким маленьким, что его не видно, его даже трудно нащупать.

Она умерла. Она пыталась разжать руки мужа, но все же умерла. Умерла на руках мужа, который поклялся беречь и защищать ее. Не забудьте об этом.

Он долго стоял возле нее. Она давно уже была мертва, и лишь тогда до него дошел смысл ситуации, в которой он оказался. Она умерла, он убил ее. Что ему оставалось делать?

Пытался ли он привести ее в чувство? Испытал ли сожаление и раскаяние? Нет, нет и нет! Я скажу вам, что он сделал. Он хладнокровно закончил свой туалет. Прямо тут же, рядом с ней. Он выбрал и надел другой галстук вместо того, что послужил гарротой для бедной женщины. Он надел пальто и шляпу и перед уходом позвонил Девушке. К счастью, ее не было дома. Она узнала правду лишь несколько часов спустя. Зачем же он звонил ей, когда его руки еще дрожали после убийства? Из-за угрызений совести, раскаяния? Для того, чтобы попросить совета и помощи? Нет и нет! Чтобы использовать ее как орудие. Чтобы получить алиби без ее ведома. Чтобы пойти с ней вместо жены по тем же билетам в тот же ресторан. Он рассчитывал, что за весельем вечера она забудет о времени и тем самым чистосердечно подтвердит его алиби.

Вы готовы признать его убийцей, леди и джентльмены?

Но его план потерпел крах. Девушки не было дома. Он пошел один и был один весь вечер, все шесть часов. Все это время ему не приходило в голову то, о чем он теперь твердит. Найти себе другую женщину и с ее помощью создать себе алиби. Он был слишком возбужден, слишком смущен. Или наоборот. Он был спокоен и хладнокровен. Он боялся довериться незнакомой женщине, а может быть, он понимал, что слишком поздно предпринимать что-либо, слишком много времени прошло с тех пор, как он покинул свой дом. Теперь его попытка создать себе алиби могла обратиться против него, поскольку с момента совершения преступления прошло уже гораздо больше времени, чем несколько минут. Ответ на любой конкретный вопрос вызовет сомнение из-за разницы во времени между моментом убийства и моментом их встречи. Он подумал обо всем.

Так что же лучше всего? Конечно, воображаемая спутница. Фантом, призрак, нечто недосягаемое, то, что можно утверждать, но нельзя проверить. Я предоставляю подумать об этом вам, леди и джентльмены. Невозможное никогда точно не может быть подтверждено, для сомнений всегда найдется место.

Он настаивает на том, что некая женщина может подтвердить его алиби, хотя знает, что ее не существует, знает, что ее никогда не смогут найти, и тем не менее он утверждает, что у него есть алиби.

В заключение, леди и джентльмены, позвольте мне задать вам один вопрос. Естественно ли, возможно ли, что когда сама жизнь человека зависит от его способности вспомнить определенные детали, связанные с личностью другого человека, он не в состоянии ничего припомнить? Нет, неестественно, невозможно, уверяю вас! Он не в состоянии указать ни цвет ее глаз, волос, нй очертания лица, ни рост, ничего! Поставьте себя на его место. Могли бы вы забыть то, от чего зависит ваша жизнь? Инстинкт самосохранения, знаете ли, оказывает удивительное воздействие на память. Разве возможно начисто забыть все, если было, что забывать? Если она существует или существовала, то ее можно было бы найти. Подумайте об этом.

Я не думаю, что мне следует говорить вам что-либо еще, леди и джентльмены, присяжные. Это простое дело. Оно чистое и вполне ясное.

Он драматически простер руки.

– Государство обвиняет человека, которого вы перед собой видите, Скотта Гендерсона, в убийстве своей жены. Государство требует для него смерти. На этом я заканчиваю.

Глава 6

Девяностый день перед казнью

– Я прошу обвиняемого встать и повернуться лицом к присяжным.

– Я прошу старшину присяжных встать.

– Леди и джентльмены, присяжные, вы вынесли вердикт?

– Вынесли, Ваша честь.

– Вы признаете обвиняемого виновным или невиновным в том, что он сделал?

– Мы признаем его виновным, Ваша честь.

– О, мой Бог! Нет… – раздался сдавленный голос об стороны скамьи подсудимых.

Глава 7

Восемьдесят седьмой день перед казнью

– Виновный, вы хотите что-нибудь сказать перед вынесением приговора?

– А что говорить, когда они обвиняют меня в преступлении, которого я не совершал? Кто тут услышит меня и поверит мне? Вы все здесь говорили, что я должен умереть, значит, я умру. Я боюсь смерти не больше любого другого человека. Но я боюсь умереть так же, как любой другой, но тяжелее всего умирать из-за ошибки. Я умру не за то, что совершил преступление, а по ошибке, а это самая тяжелая смерть. Когда придет мой час, я встречу его достойно; это все, что я могу сделать.

Но сейчас я обращаюсь ко всем тем, кто не слушал меня или не поверил мне: я не делал этого. Я не убивал. Ни один суд, ни один состав присяжных, никакая смерть на электрическом стуле, ничто в целом мире не сделает меня виновным в этом преступлении.

Я готов выслушать приговор, Ваша честь. Я вполне готов.

– Прошу прощения, мистер Гендерсон, – раздался сочувствующий голос. – Я не могу сказать, что не слышал ваши слова и не поверил вам. Я поверил вам больше, чем любому другому человеку, которому мне приходилось выносить приговор. Но вердикт присяжных не дает мне выбора.

Тот же самый голос стал громче.

– Скотт Гендерсон, вы признаны виновным в убийстве первой степени, и я приговариваю вас к смерти на электрическом стуле, в течение недели, начиная с 20 октября, в день, выбранный начальником тюрьмы, и да спасет Бог вашу душу.

Глава 8

Двадцать первый день перед казнью

– Он здесь, – произнес кто-то тихо в коридоре Дома Смерти. И добавил чуть громче сквозь звон ключей: – Гендерсон, тут кое-кто хочет увидеть вас.

Гендерсон молчал и не двигался. Дверь открылась и снова закрылась. Они долго смотрели друг на друга.

– Полагаю, вы не помните меня.

– Всегда помнишь людей, которые хотели убить тебя.

– Я не убиваю людей. Я ищу людей, которые совершили преступление, для тех, кто должен их наказать.

– А потом вы приходите убедиться, что они не сбежали и остались там, куда вы их засадили, заставляя мучиться день за днем, минута за минутой. Это, видимо, вас сильно волнует. Ну что ж, смотрите. Я здесь. Я в камере. Теперь вы спокойно можете уйти.

– А вы не веселы, Гендерсон.

– Мало радости умереть в тридцать два года.

Барчесс не ответил. На такие слова трудно найти ответ. Он подошел к двери и заглянул в смотровое стекло.

– Маленькое окошко, не так ли? – спросил Гендерсон, не поворачивая головы.

Барчесс быстро отошел от двери и стал спиной к глазку. Он достал что-то из кармана и протянул Гендерсону:

– Хотите сигарету?

– А что в них? – насмешливо спросил Гендерсон.

– Ах, перестаньте так разговаривать, – негромко сказал детектив, продолжая держать руку на весу.

Гендерсон неохотно протянул руку и с горечью посмотрел на Барчесса. Он взял сигарету и, прикрывая ее рукавом, сунул в рот. Барчесс быстро поднес ему зажигалку. Гендерсон с презрением посмотрел на него:

– Что же, наступил день казни?

– Я знаю, что вы чувствуете… – сказал Барчесс.

– Вы знаете, что я чувствую! – внезапно взорвался Гендерсон. Он стряхнул пепел к ногам детектива. – Надо же! Они знают, что я чувствую! Вы не можете знать! Убирайтесь отсюда! Вон! Идите и убейте еще кого-нибудь! Найдите себе свежий материал, а я уже – второй сорт, так сказать, отработанный.

Он лег на спину и выпустил струю дыма, который окутал его лицо.

Затем они снова посмотрели друг на друга. Барчесс стоял не двигаясь.

– Насколько я понимаю, вашу апелляцию отклонили?

– Да, мою апелляцию отклонили. Больше нет зацепок, нет преград, ничто больше не препятствует сожжению. Теперь меня можно без задержки отправить на тот свет. Теперь каннибалы не будут голодными. Теперь они могут выполнить свою милую, чистую работу. – Он внимательно посмотрел на Барчесса. – Почему у вас такой похоронный вид? Жалеете, что агонию нельзя продлить? Жалеете, что я не могу умереть дважды?

Лицо Барчесса скривилось, как будто дым от сигареты попал ему в глаза.

– Не бейте ниже пояса, Гендерсон, – сказал он. – Мои руки даже не подняты для удара.

Гендерсон снова поглядел на него, впервые заметив что-то новое в поведении Барчесса.

– Что у вас на уме? – тихо спросил он. – Что привело вас ко мне много месяцев спустя?

Барчесс покрутил головой, как будто у него затекла шея.

– Я не знаю, как мне успокоить себя… Странное состояние для сыщика. Я знаю, что моя работа закончилась, когда вы предстали перед судом. Но что-то волнует меня.

– Почему? Этого нс должно быть. Я – обычный приговоренный к смерти.

– Я пришел сюда для того, чтобы… ну, в общем, я хочу сказать… – Он помолчал и сказал: – Я верю, что вы невиновны. Знаю, что это мало что даст вам, Гендерсон. Ничего не даст ни вам, ни мне. Я не думаю, что это сделали вы, Гендерсон.

Долгая пауза.

– Ну, скажите же что-нибудь. Только не смотрите на меня так!

– Я не знаю, что бы ответил труп, если бы убийца вырыл его из могилы и сказал: «Прости, старина, полагаю, я совершил ошибку». Лучше вы скажите мне что-нибудь.

– Вы правы. Думаю, в такой ситуации нечего говорить. Но я все же утверждаю, что свою часть работы я сделал правильно, судя по всем доказательствам. Я сделал бы то же самое и в другой раз. Мои личные чувства не в счет. Я работаю с конкретными фактами.

– И что же привело вас к столь мудрому заключению? – с иронией спросил Гендерсон.

– Трудно объяснить, это – плоды долгих раздумий. Это медленный процесс, такой же медленный, как просачивание воды сквозь фильтр. Суд ускорил процесс. Все, что было направлено против вас, выглядело таким тяжеловесным, что, мне кажется, все это поняли и тыкали пальцем в меня.

Не знаю, сможете ли вы понять, что я имею в виду. Сфабрикованные алиби всегда так умны и хитры, всегда так достоверны и правдивы, что к ним не придерешься. Ваше же алиби оказалось хромым и слепым. Вы ничего не могли вспомнить об этой женщине. Десятилетний ребенок и то дал бы хоть какое-то описание внешности. И, пока я сидел в задних рядах зала суда, мне в голову медленно вползла мысль: эй, а ведь он говорит правду!

Любая ложь, вообще любая ложь обрастает многими деталями. Только человек, который НЕВИНОВЕН, может уничтожать собственные шансы на спасение, как это делали вы. Виновный – гораздо более хитрый человек, чем вы. Ваша жизнь была ставкой, и все, что вы сумели придумать, – это два существительных и одно наречие. «Женщина, шляпа и странно». Я подумал про себя, что это очень похоже на жизненную ситуацию. Парень удрал от домашней ссоры и подцепил женщину, в которой абсолютно не был заинтересован. Потом как снег на голову на него свалилось обвинение в убийстве… – Он развел руками. – Конечно, в такой обстановке не вспомнишь деталей внешности чужой женщины.

Я уже давно размышляю над этим. И эта мысль все больше и больше давит на меня. Я не раз собирался сюда, но все не решался. Потом раз или два я поговорил с мисс Ричман…

Гендерсон поднял голову.

– Я начинаю видеть свет…

– Нет! – резко оборвал его детектив. – Ни черта вы не видите! Вы, видимо, думаете, что она приходила ко мне и ей удалось переубедить меня… Все было по-другому… Я первым решил поговорить с ней, я хотел сказать то, что сейчас сказал вам. Признаю, потом она приходила ко мне домой, не в управление, и мы еще несколько раз беседовали об этом деле. Но ни мисс Ричман, ни кто-либо другой не сумели бы переубедить меня, если бы я не сделал этого сам. Любое изменение должно прийти изнутри, а не снаружи, тогда я приму его. То, что я сам сегодня пришел сюда повидать вас, результат моего собственного решения и моего убеждения, что это необходимо. Я здесь не по ее предложению или просьбе. Она даже не знает, что я пошел к вам. Я сам этого не знал, пока не пришел.

Он прошелся по камере.

– Ну вот, теперь у меня на душе стало легче. Я не отрекся. Я сделал свое дело единственным способом, который был возможен. И вы не должны требовать от человека чего-то большего.

Гендерсон не ответил. Он мрачно уставился в пол. Он выглядел еще хуже, чем вначале. Слова Барчесса поразили его в самое сердце. Потом он очнулся от своих горьких раздумий и снова услышал голос Барчесса:

– Нужен человек, который сумеет вам помочь. Он должен проделать настоящую работу. – Он побренчал чем-то в кармане. – Я не могу этого сделать, потому что у меня есть собственная работа. О, я знаю, в кино случается и не такое. Там прославленный детектив докапывается до всего на свете. У меня есть жена и дети. Мне нужна работа, чтобы прокормить их. А вы и я, прежде всего, – чужие люди.

– Я и не прошу вас ни о чем, – спокойно сказал Гендерсон, не повернув головы.

– Вы должны найти человека, который сделает для вас эту работу, – продолжал Барчесс. – А я помогу ему всем, чем смогу.

Гендерсон поднял голову, посмотрел на него и снова потупился.

– Кто? – тихо спросил он.

– Нужен фанатик, человек страсти. Тот, кто сделает это не ради денег, а потому, что вы – Скотт Гендерсон, и больше ни по какой другой причине. Потому, что он любит вас, да, да, любит вас, потому, что он готов скорее умереть сам, чем дать умереть вам. Человек, который не будет спешить, человек, который не свернет с пути. Вам нужен именно такой человек.

Он подошел к Гендерсону и положил ему на плечо руку.

– У вас есть девушка, которая вас любит, я знаю это. Но она всего-навсего девушка. У нее есть страсть, но нет опыта. Она сделает, что сможет, но этого недостаточно.

Лицо Гендерсона смягчилось.

– Я должен знать… – пробормотал он.

– Здесь нужен мужчина. Мужчина, идущий своим путем и, однако, испытывающий к вам те же чувства, что и она. У вас не может не быть кого-то подобного. У каждого человека есть один такой друг.

– Да, это хорошо, когда вы молоды. С годами такие люди пропадают. Особенно, когда женятся.

– Они не пропадают, если вы именно это имеете в виду, – настойчиво сказал Барчесс. – Даже неважно, Поддерживаете ли вы знакомство с тех пор. У вас должен быть такой человек!

– Да, – согласился Гендерсон. – У меня был такой человек. Близкий, как брат. Но это было в прошлом…

– Время не ограничивает дружбы.

– Во всяком случае, его сейчас здесь нет. Когда я в последний раз видел его, он сказал, что уезжает в Южную Америку, Он заключил с какой-то нефтяной компанией пятилетний контракт. – Он поднял голову и посмотрел на детектива. – Как человек вашей профессии мог не лишиться иллюзии о дружеских связях? Неужели вы верите, что человек бросит свою карьеру и приедет за тысячу миль, чтобы вытащить из-за решетки друга? К тому же друга, с которым он давно не виделся. Вспомните, вы становитесь толстокожи с возрастом. Идеализм слезает с человека, как шкура. Человек тридцати двух лет далеко не тот самый парень, которым он был в двадцать пять…

Барчесс прервал его:

– Ответьте на один вопрос. Сделал бы он это раньше?

– Сделал бы.

– Тогда, если он сделал бы это раньше, он сделает это и сейчас. Я снова повторяю вам: возраст не ограничивает дружбы. Если он был вашим другом, значит, он им и остался. Если он этого не сделает, то вы убедитесь, что у вас не было друга.

– Но это не совсем честный подход…

– Если ему пятилетний контракт дороже, чем ваша жизнь, тогда это не будет иметь никакого значения. А если наоборот, – тогда он именно тот человек, который вам нужен. Почему бы не дать ему шанс пройти испытание прежде, чем говорить о нем хорошо или плохо?

Барчесс достал из кармана записную книжку, вырвал чистый листок и положил вместе с карандашом на колени Гендерсона.


№№ 29 22 ТЕЛЕГРАММА ЧЕРЕЗ НБН 20 СЕНТЯБРЯ СРОЧНО ДЖОНУ ЛОМБАРУ = КОМПАНИЯ ПЕТРОЛЕРА ЗЮДАМЕРИКАНА ГЛАВНАЯ КОНТОРА, КАРАКАС, ВЕНЕСУЭЛА

Приговорен смерти убийство Марселлы каждый свидетель может меня оправдать если будет найден здесь моим адвокатом это последняя надежда прошу тебя приехать помочь мне других шансов нет исполнение приговора после третьей недели октября апелляция отклонена надеюсь на тебя.

СКОТТ ГЕНДЕРСОН

Глава 9

Восемнадцатый день перед казнью

Он загорел, но не загаром отпускника, который поставил перед собой задачу во что бы то ни стало загореть, а как человек, постоянно находившийся под палящим солнцем. Теперь путешествия не занимают много времени. Не успели вы сесть в самолет в Рио, как приземлились на аэродроме Ла Гардиа.

Он был того же возраста, что и Скотт Гендерсои, но Скотт Гендерсон пять или шесть месяцев тому назад, а не тот человек, что сидел в камере и считал час за год.

На нем еще была одежда, купленная в Южной Америке: белоснежная панама и легкий фланелевый костюм. Одежда, для осенней погоды в Штатах, прямо скажем-, неподходящая. Даже для жаркого венесуэльского солнца она несколько тяжеловата.

Он был высок и подвижен, казалось, движется он вообще безо всяких усилий. Глядя на него, можно подумать, что за ним гонятся. Маленькие черные усы аккуратно подстрижены. Галстук помят и перекручен. Чувствовалось, что он скорее привык руководить людьми и работать за чертежной доской, нежели танцевать с дамами. Об этом свидетельствовала и излишняя серьезность его облика. Однако не стоит судить о человеке лишь по внешним данным.

– Как он это воспринял? – спросил он надзирателя, следуя за ним по коридору.

– Как все, – последовал ответ. «А что еще можно ожидать?» – крылось за этими словами.

– Как все? Ах, да, – Ломбар покачал головой и пробормотал: – Бедняга.

Надзиратель отпер дверь.

Он на мгновение замешкался у двери, а потом решительно шагнул вперед. С таким видом люди заходят в «Савой» или «Риц».

– Ты неплохо выглядишь, старина Скотт, – медленно произнес Ломбар. – Что ты здесь делаешь?

Реакция Гендерсона была совсем иной, чем на появление детектива. Его лицо прояснилось: перед ним старый друг.

– Теперь я живу здесь, – весело сказал он. – Тебе нравится?

Они пожали друг другу руки, как будто расстались совсем недавно, а не несколько месяцев назад. Надзиратель нерешительно потоптался на месте, затем вышел из камеры, заперев за собой дверь. Они продолжали пожимать друг другу руки, и это было красноречивее всяких слов.

– Ты приехал, – с теплым чувством сказал Гендер-сон. – Ты появился. Значит, правду говорят, что старая дружба не рвется.

– Я с тобой, и будь я проклят, если они это сделают! – с жаром воскликнул Ломбар.

Первые минуты они бессвязно разговаривали о прошлом, вспоминая далекие годы, потом перешли к поездке Ломбара.

– О, эти грязные поезда! Никакого сравнения с нашими.

– Но все же ты кое-что повидал, Джек.

– Повидал! К черту все это. Грязные, забытые Богом отели! А пища! А москиты! Я, как последний сопляк, согласился подписать контракт на пять лет.

– Но, я полагаю, ты должен был получать за это хорошие деньги, не так ли?

– Конечно. Но что с ними делать? Их негде тратить. Даже пиво там пахнет керосином.

– И все-таки я чувствую себя неловко, что мне пришлось оторвать тебя, – пробормотал Гендерсон.

– Но тебе нужна моя помощь, и потом, контракт продолжается. Просто это время не зачтется, вот и все.

Он помолчал немного, затем пристально посмотрел на друга.

– Так в чем дело, Скотт? Что случилось?

Гендерсон попытался улыбнуться.

– Просто – примерно через две с половиной недели – надо мной проведут электрический эксперимент. Представляешь? Обо мне будет написано во всех газетах…

– Хватит шутить. Мы знакбмы с тобой полжизни, и можно обойтись без этого.

– Да, да, – отрешенно кивнул Гендерсон. – Черт возьми, жизнь так коротка…

Ломбар отошел в угол и уселся на край умывальника.

– Я всего один раз видел ее, – задумчиво сказал он.

– Два, – поправил Гендерсон. – Один раз мы встретили тебя на улице.

– Да, я помню. Она держала тебя за руку и пряталась за твою спину.

– Она собиралась купить кое-что из одежды, а ты знаешь, какими становятся женщины в таких случаях. Мы часто собирались пригласить тебя к обеду, но… ты же сам знаешь, как бывает.

– Конечно, знаю, – дипломатично согласился Ломбар. – Ни одна жена не любит неженатых друзей мужа. – Он достал из кармана пачку сигарет, взял себе одну и бросил пачку Гендерсону. – Не удивляйся, если у тебя распухнет язык, а на губах выскочат волдыри. Здесь половина – порох, половина – средство от насекомых. Я еще не успел купить ничего получше. – Он затянулся и продолжал: – Полагаю, тебе лучше рассказать все сначала и как можно подробнее.

Гендерсон вздохнул.

– Да, наверное, это лучше всего. Я так много рассказывал об этом, что начинаю думать, будто все это мне приснилось.

– Для меня самое главное – подробности, так что смотри – не упусти их.

– Мой брак с Марселлой был всего лишь подготовкой ко всем этим событиям, а вовсе не главным событием. Обычно человеку трудно сознаваться в собственной глупости даже другу, но сейчас, на пороге смерти, я могу честно сказать, что это была большая глупость с моей стороны. Не прошло и года, как семейный корабль стал разваливаться. А спасаться было уже поздно. Я полюбил другую. Ты никогда не встречался с ней, не знаешь ее, и потому не стоит называть ее имя. На суде ее называли Девушкой. И для тебя я буду называть ее Моя Девушка.

– Хорошо, Твоя Девушка, – согласился Ломбар.

Он сложил руки на груди и внимательно слушал друга.

– Моя Девушка. Бедная Девушка. Это была Настоящая Любовь. Если ты не женат, и это пришло к тебе – ты спасен, ты в безопасности. Но если ты женат, и это пришло к тебе, ты пропал. То есть, если ты женат, и это к тебе пришло, ты вроде бы в безопасности, но ты жив лишь наполовину.

– Да, наполовину, – задумчиво, с состраданием прошептал Ломбар.

– Все было ясно и просто. Я рассказал Моей Девушке о Марселле через неделю после нашего знакомства. Я думал, что это будет последней нашей встречей. Двадцать раз мы виделись после этого и считали, что каждая встреча – последняя. Мы пытались бороться с собой, но нас притягивало друг к другу, как магнитом. Марселла узнала о ней через тридцать дней. Я не видел другого выхода и сам рассказал ей все. Она не была поражена. Она лишь улыбнулась и стала ждать, Ждать и наблюдать, как наблюдает человек за двумя мухами, угодившими в банку. Я пришел к ней и предложил развод. Она снова медленно, задумчиво улыбнулась. Она не была расстроена, насколько я мог судить по ее поведению. Она сказала, что подумает. И стала думать. Неделя шла за неделей, месяц за месяцем. Она все думала и дразнила меня. И все время насмешливо улыбалась. Из нас троих лучше всего было ей. Я злился. Я – взрослый человек, и я хотел жить с Моей Девушкой. Я не хотел никакой ругани, ничего… Я хотел иметь любимую жену и дом.

Все это время Гендерсон говорил, закрыв лицо руками, и при последних словах его руки заметно задрожали.

– Моя Девушка сказала: «Должен же быть какой-то выход. Мы в ее руках, и она это знает. Твое мрачное молчание ей лишь на руку. Подойди к ней как мужчина и друг. Сходи с ней куда-нибудь и поговори по душам. Если двое людей раньше любили друг друга, в их душах живут какие-то воспоминания. У твоей жены тоже должны сохраниться воспоминания, если только она не совсем лишилась памяти. Хоть малейший остаток доброго чувства к тебе у нее должен был сохраниться, и ты должен разбудить его! Сделай это не только ради себя, но и ради нас – тебя и меня».

Я так и сделал. Купил два билета на представление и заказал столик в ресторане, где мы любили бывать еще до женитьбы. Пришел домой и сказал: «Давай проведем сегодня вечер вместе».

На лице ее медленно появилась та же улыбка, и она сказала: «А почему бы и нет?» Когда я отправился под душ, она сидела перед зеркалом и приводила себя в порядок. Все ее привычки я знал очень хорошо и с легким сердцем пошел в ванную, даже начал насвистывать. Я почти любил ее в этот момент. Я понял, в чем дело: я любил ее прежде и лишь ошибся в ее любви ко мне.

Сигарета выпала у него из рук, и он некоторое время удивленно разглядывал ее.

– Почему она сразу же не отказалась? Почему она позволила мне свистеть под душем? Следила ли за тем, как я расчесывал волосы? Испытывала ли она удовольствие, видя, как я укладываю в карман пиджака платок? Была ли она счастлива впервые за шесть месяцев? Почему она делала вид, что пойдет, если с самого начала знала, что не собирается этого делать? Потому, что это было для нее нормой. В этом вся она. Потому, что ей нравилось смеяться надо мной. Не только в большом, но и в самом маленьком деле.

Я понял мало-помалу. Ее улыбка отражалась в зеркале. Она ничего не могла поделать с собой. Я держал в руке галстук, собираясь завязать его, а она все еще сидела перед зеркалом и ничего не делала. Только улыбка была на ее лице, насмешливая улыбка.

Существуют две истории: их и моя, и до этого момента обе идентичны – нет ни малейшей разницы между ними. Они не расходятся ни в единой детали. Каждое мое последующее движение, каждый мой шаг они отвергают. Они выстроили великолепную цепь доказательств. С того момента, когда я остановился за ее спиной с недовязанным галстуком в руках и смотрел на ее отражение в зеркале, с того момента обе истории расходятся в разные стороны, как стрелки, показывающие шесть часов. Мой путь – один, их путь – другой.

Сперва я расскажу тебе мой путь. Я расскажу тебе правду.

Она ждала, что я обращусь к ней. Она только этого и ждала. Именно из-за этого она сидела перед зеркалом. Наконец я спросил ее: «Ты идешь?»

Она засмеялась. Видел бы ты, как она смеялась! Долго, тяжело. Я прежде не знал, каким оружием может быть, смех. Я видел в зеркале отражение наших лиц.

Она сказала: «Не пропадать же билетам. Зачем выбрасывать деньги? Возьми ЕЕ вместо меня. Она сможет посмотреть представление. Она сможет пообедать. ОНА СМОЖЕТ ИМЕТЬ ТЕБЯ ВСЕГО, НО ТАК, КАК ОНА ХОЧЕТ ИМЕТЬ ТЕБЯ, ОНА ТЕБЯ НЕ ПОЛУЧИТ».

Таков был ее ответ. Это был окончательный ответ. И я знал это.

Дальше случилось следующее. Я сжал зубы и опустил руки. Не помню, куда делся галстук, который я держал в руках. Должно быть, упал на пол. Я знаю только одно: я не набросил его ей на шею. Я не мог бы убить и муху. Не мог бы! Такой уж я человек. Она пыталась вывести меня из себя. Не знаю, зачем. Может, потому, что чувствовала себя в безопасности. Но я был не в состоянии что-либо сделать ей. Конечно, она видела меня в зеркале, ей даже не нужно было для этого поворачивать голову. «Ну, что же ты! Иди, ударь меня! – ощерилась она. – Ну! Ни черта ты не умеешь делать!»

Потом мы наговорили друг другу массу разных гадостей, как это обычно бывает. Но это была лишь болтовня. «Я тебе не нужен, тогда зачем же ты держишь меня возле себя, черт возьми?» – спросил я.

Она ответила: «Ты можешь пригодиться. Например, если к нам заберутся грабители».

«Ты думаешь, это будет тянуться вечность?» – спросил я. Она ответила: «Гендерсон, смогу ли я сказать тебе что-нибудь другое?»

Я сказал: «Ах да, ты напомнила мне». Я достал из кармана два доллара и швырнул их перед щи. «Это тебе за то, что ты была моей женой. А за музыку я заплачу отдельно». Конечно, это было низко и недостойно. Я схватил пальто и шляпу и выскочил за дверь. Она все еще смеялась. Она смеялась, Джек! Она не умерла. Я не притронулся к ней! Ее смех преследовал меня, даже когда я закрыл за собой дверь. Он преследовал меня, пока я бежал вниз по лестнице и даже на улице, и я пошел пешком, не в силах стоять и ждать машину.

Он долго молчал, заново переживая ту сцену. Затем собрался с силами и продолжал холодно:

– Потом я вернулся, она была мертва, и они сказали, что это сделал я. Они сказали, что это произошло в восемь минут пятнадцать секунд седьмого. Так показывали ее часы. Должно быть, это случилось минут через десять после того, как я захлопнул дверь. Я вздрагиваю при мысли об этом даже теперь. Наверное, он уже поднимался, кто бы он ни был…

– Но ты говоришь, что спускался по лестнице?

– Он мог скрываться где угодно, на любом этаже или на чердаке. Я не знаю. Может быть, он все слышал. Может быть, он следил, как я уходил. Может быть, я так хлопнул дверью, что она не захлопнулась, и он вошел в квартиру. Может быть, он уже был в квартире, и она это знала. Может быть, звук ее смеха помогал скрывать его присутствие или мешал ему слышать нашу ссору.

– Значит, в звуке смеха было что-то особенное?

– Да, но что это дает? Копы не слишком серьезно подошли к этому. Грабежа не было, ничего не пропало. В ящике ее стола лежало шестьдесят долларов, но они остались нетронутыми. Ясно, что это не грабеж.

– Наверное, его вторжение было для нее настолько неожиданным, что она не успела и шевельнуться, – сказал Ломбар. – Возможно, какой-нибудь внешний звук помешал ему ограбить квартиру. Такое случается в тысячах случаев.

– Даже в этом случае он мог взять ее бриллиантовую брошь, которая лежала прямо перед ней, – мрачно возразил Гендерсон. – А к ней никто и пальцем не прикоснулся, Ему достаточно было лишь руку протянуть. Испугался ли он или нет, но много ли времени для этого надо? – Он помолчал. – Этот галстук стал моим проклятьем. Он висел подо всеми другими галстуками на вешалке. Вешалка находится в самой глубине стенного шкафа, Конечно, я достал его, но уверен, что не набрасывал его ей на шею. Во время ссоры я, видимо, уронил его на пол. Потом схватил тот, в котором пришел домой с работы, и, торопливо повязав его, выскочил из дома. Затем появился он, увидел этот галстук и набросил ей на шею. Хотя Бог знает, кто был этот «он» и почему он убил ее.

– Это могло случиться импульсивно, безо всякой причины, – сказал Ломбар, – Убийство ради убийства, Оно могло быть связано с вашей ссорой, особенно если учесть, что дверь могла оказаться незапертой. Он понимал, что может сделать с нею все, что угодно, а обвинят тебя. Ты знаешь, чтоподобное уже случалось не раз.

– Если это было именно так, они никогда не поймают его. Такие убийства трудно раскрыть. Только чудо или счастливая случайность откроют его. В один прекрасный день они схватят его за что-то другое, а он признается и в этом деле. Но этого можно ждать долго, очень долго. – я что насчет свидетеля, о котором ты упомянул в телеграмме?

– Я как раз подхожу к этому. Это – единственная соломинка надежды. Даже если они никогда не узнают, кто это сделал, меня она может спасти. Необходимо сделать находку. Лишь это может спасти меня. – Он помолчал и продолжал: – Где-то есть женщина, она существует, и это так же точно, как и то, что мы сейчас находимся в этой камере. Она может спасти меня, указав время, когда мы встретились с нею в баре, находящемся в восьми кварталах от моего дома. Это случилось в десять минут седьмого. И она это знает так же точно, как и я, кем бы она ни была. Естественно, что, если бы я совершил убийство, то не смог бы в это время находиться в баре. Джек, если ты хочешь мне помочь, если ты хочешь спасти меня, обязательно найди эту женщину! Она и только она может спасти меня!

Ломбар долго молчал.

– Где же ее можно найти? – спросил он наконец.

– В любом месте под солнцем, – последовал ответ.

– Фью! – свистнул Ломбар, подходя к нему. – Если полиция потерпела неудачу, если твой адвокат потерпел неудачу, если все потерпели неудачу, то какой же у меня шанс разыскать ее через много месяцев и всего за восемнадцать дней?

Вошел надзиратель.

Ломбар похлопал Гендерсона по плечу и направился к выходу.

Гендерсон вскочил.

– Ты не хочешь пожать мне руку? – воскликнул он.

– Зачем? – удивился Ломбар. – Завтра я снова приду к тебе.

– Ты хочешь сказать, что не бросаешь меня?

– Разве я дал тебе повод сомневаться во мне? – сухо спросил Ломбар.

Глава 10

Семнадцатый и шестнадцатый дни перед казнью

Ломбар прошелся по камере, сунув руки в карманы и глядя на свои ноги, как будто никогда раньше не видел, как они работают.

– Скотт, – сказал он, – ты должен придумать что-нибудь получше. Я не волшебник. Я не могу разыскать ее в толпе лишь по шляпке.

– Послушай, – устало сказал Гендерсон, – я все время думаю об этом, и меня уже тошнит. Меня тошнит от этого даже во сне. Я не могу вспомнить ни единой детали!

– Неужели ты вообще не смотрел ей в лицо?

– Должно быть, я делал это много раз, но просто не обратил внимания.

– Давай начнем сначала, повторим все еще раз. Не смотри на меня так, это единственное, что мы можем сделать. Она уже сидела на стуле за стойкой, когда ты вошел. Может быть, ты скажешь, какое первое впечатление сложилось у тебя о ней. Попробуй мысленно вернуться назад. Иногда воспоминание о первом впечатлении оказывается куда более точным, нежели подробное описание, составленное на основании последующих размышлений. Так каково было твое первое впечатление?

– Рука, тянущаяся за печеньем.

Ломбар внимательно посмотрел на него.

– Ты же не мог слезть со стула, подойти к человеку и заговорить с ним, не зная, что это за человек? Скажи мне, как ты узнал, что это – женщина? Ведь не думаешь же ты, что обратился к зеркалу? Так как ты узнал, что это – женщина?

– На ней была юбка, поэтому она была женщиной. Она не пользовалась костылями, поэтому была здоровой. В тот момент меня занимала всего одна мысль. Я смотрел на нее и мысленно видел Мою Девушку. Чего ты ждешь от меня? Что, по-твоему, я должен тебе сказать?

Ломбар долго молчал, разглядывая свои ноги.

– Как звучал ее голос? – наконец, спросил он. – О чем она тебе говорила? Откуда она родом? Что ты знаешь о ее прошлом?

– Она окончила среднюю школу. Она местная. Она разговаривала, как все мы. Чисто столичный выговор. Голос ее звучал бесцветно, как кипящая вода.

– Раз ты не заметил акцента, будем считать, что она местная. А что в такси?

– Ничего.

– А в ресторане?

– Ничего, Джек, – Гендерсон беспомощно развел руками, – Бесполезно, Джек. Это ничего не дает. Я не могу, не могу! Она ела и разговаривала. Вот и все, что я помню.

– Да, но о чем?

– Я не могу вспомнить. Я не могу вспомнить ни слова. Это не значит, что нечего вспоминать. Просто мы молчали больше, чем говорили, и ни о чем серьезном не разговаривали. Рыба превосходная. Война ужасная. Сигарету хотите? Нет, спасибо.

– Ты меня сведешь с ума! Ты уверен, что любишь Свою Девушку?

– Конечно. Только не надо об этом.

– А в театре?

– Она вскакивала с места. Я уже тебе три раза говорил об этом. Какие могут быть разговоры во время представления? Ты же сам сказал, что разговор во время представления ничего бы не дал.

– Да, но почему она вставала? – Ломбар подошел поближе к нему. – Занавес поднялся. Люди не встают без причины.

– Я не знаю, почему она вставала. Я не читал ее мысли!

– Судя по всему, ты даже собственных мыслей не читал. Хорошо, к этому мы вернемся позже. – Он снова прошелся по камере. – Когда она вставала, ты смотрел на нее?

– Конечно, смотрел. Но чисто рефлекторно. Мои глаза были устремлены на нее, но ее я не видел. Я все время смотрел на нее, но не видел.

– Это мучение, – сказал Ломбар, скорчив гримасу. – Я вижу, от тебя никакой пользы нет. Но должен же быть кто-то, от кого может быть польза. Должен же был кто-то видеть тебя с ней! Не могут же два человека бродить по городу шесть часов и быть невидимыми!

– Я тоже так подумал, – сухо улыбнулся Гендер-сон. – Но оказалось, что я неправ. Видимо, в ту ночь город охватил массовый астигматизм. Иногда даже мне кажется, что это было галлюцинацией, что ее не было вовсе, а мне в голову запала бредовая идея.

– Ты должен сам разобраться в этом, – сухо сказал Ломбар.

– Время истекло, – раздался голос из-за двери.

Гендерсон поднял с пола обгоревшую спичку и подошел к стене. На стене в два ряда были проставлены вертикальные черточки. Верхний ряд был перекрещен наподобие буквы X. Обугленной спичкой он перечеркнул очередную черточку.


– Хорошо, пойдем дальше, – сказал Ломбар, доставая бумагу и карандаш.

– Давай… для разнообразия, – кивнул Гендерсон.

– Ты ведь знаешь, чего я хочу, не так ли? Я хочу поработать над другим материалом. Над материалом, с которым еще никто не имел дела. Нужны свидетели, которые не вызывались в суд. Люди, которых просмотрели и копы, и твой адвокат Грегори.

– Ты хочешь немногого. Тебе нужны второго сорта призраки, которые сумеют помочь разыскать призрак первосортный. Лучше для этой цели пригласить какого-нибудь медиума.

– Мне наплевать, как они себя вели; они, например, могли толкать вас обоих локтями на улице или где-нибудь в помещении. Сперва надо попытаться их найти. Не думаю, что вы были прозрачными, Кто-то должен был вас видеть. Итак, бар.

– Неизменный бар, – вздохнул Гендерсон.

– Бармен уже использован. Кто, – нибудь другой может помочь. Любой, кроме вас двоих.

– Нет…

– Подожди. Не насилуй себя. Подумай. Такие вещи нельзя вспомнить так просто. Подумай, только не напрягайся.

Молчание длилось четыре или пять минут.

– Хорошо. Девушка в кабине повернулась и посмотрела ей вслед, когда мы уходили. Годится?

– Годится. – Карандаш Ломбера начал двигаться по бумаге. – Именно такие факты мне и нужны. Ты можешь сказать мне еще что-нибудь об этой девушке?

– Нет, еще меньше, чем о женщине, с которой я был, Я помню только поворот головы.

– Продолжай.

– Такси. Это было использовано. Он вел себя на суде, как комик.

– Ресторан. Там была гардеробщица?

– В том-то все и дело. Я был один, когда вошел в зал и сел за стол. Призрак отправился пудриться. Когда она присоединилась ко мне, ее шляпка была с ней.

Карандаш Ломбера снова забегал по бумаге.

– В дамской комнате могла быть какая-нибудь служительница. Если ее не заметили рядом с тобой, то, может быть, видели без тебя. В ресторане головы поворачивались в ее сторону?

– Она присоединилась ко мне потом.

– Перейдем к театру.

– У входа стоял швейцар. Я помню его странные усы. Он с сомнением посмотрел на ее шляпку.

– Хорошо. Он годится. Что в театре?

– Мы немного опоздали и прошли на свои места в темноте. Лишь карманный фонарь освещал нам путь.

– Как насчет сцены?

– Ты имеешь в виду исполнителей? Боюсь, представление шло слишком быстро.

– Когда она вставала, это могли заметить и обратить внимание. Полиция опрашивала кого-нибудь?

– Нет.

– Так, это надо отметить. Мы не должны ничего пропустить. Понимаешь, ничего. Даже если в ту ночь рядом с тобой был слепой, я хочу… в чем дело?

– Стоп! – резко сказал Гендерсон.

– Что такое?

– Ты только что напомнил мне. Был такой слепец с кружкой. Когда мы уходили… – Он замолчал, увидев, что Ломбар что-то пишет. – Тебе это нужно? – недоверчиво спросил он. – Это же смешно!

– Ты так думаешь? – спокойно отозвался Ломбар. – Подожди, и увидишь. – Он продолжал писать.

– Это все, больше ничего не было.

Ломбар встал.

– Пойду займусь делом, – сказал он. У двери он остановился. – Да брось ты это занятие, – раздраженно сказал он, увидев, что Гендерсон перечеркнул еще одну черточку. – Они все равно ничего с тобой не сделают.

– Они уверены в обратном, – с иронией буркнул Гендерсон.


КОЛОНКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ВО ВСЕХ ГАЗЕТАХ
«Молодую леди, которая сидела в кабине бара «Ансельмо» в 6.15 вечера 20 мая и повернула голову вслед женщине в оранжевой шляпке, прошу связаться со мной. Это крайне важно и касается личного дела. От этого зависит счастье человека. Все отчеты направлять строго конфиденциально. Адресовать Д. Л. ящик 654 любой газеты»


Ответа не последовало.

Глава 11

Пятнадцатый день перед казнью

Л о м б а р
Полная женщина с растрепанными седыми волосами открыла дверь, из которой пахнуло капустой.

– О’Баннон! Майкл О’Баннон?

И тут началось:

– Послушайте! Я уже сегодня была в вашей конторе. И там мне дали отсрочку до среды… Мы не пытаемся обмануть бедную беззащитную компанию. Конечно, пятьдесят тысяч баксов что-то значат, но…

– Простите, мадам, я по другому делу. Мне нужно поговорить с Майклом О’Банноном, который работал швейцаром в Казино.

– Да, припоминаю, у него была эта работа, – согласилась она. Затем слегка повернула голову и повысила голос, очевидно, чтобы ее слышал не только Ломбар: – Да, они теряют работу, а потом целыми днями сидят в кресле и не делают попытки найти другую. Сидят и ждут, когда работа сама придет к ним.

Откуда-то из глубины квартиры донесся звук, похожий на хриплый вой.

– Тут кто-то хочет видеть тебя, Майкл! – завопила женщина. И добавила, обращаясь к Ломбару: – Вам лучше зайти. Он сейчас сидит без отдыха.

Ломбар втиснулся в тесно заставленный холл, сделал несколько шагов по коридору и оказался в комнате, посреди которой стоял большой стол, покрытый клеенкой.

В кресле рядом со столом развалился объект его визита. Объект этот был не только без обуви, но и без верхней одежды, в одном белье.

– Чем могу служить вам, сэр-р-р? – раскатисто произнес он.

Ломбар положил на стол шляпу и сел, не ожидая приглашения.

– Мой друг хочет связаться кое с кем, – начал он конфиденциально. Он понимал, что этот разговор сопряжен для него с огромным риском. Такие люди ни в коем случае не хотят сотрудничать с полицией. – Для него это имеет огромное значение. Для него это – все. Поэтому я пришел сюда. Вы могли бы вспомнить мужчину и женщину, выходивших из такси у театра, в котором вы работали в мае? Вы ведь, конечно, открывали им дверь?

– Да, я всем открываю дверь. Это – моя работа.

– Они в тот вечер опоздали и, очевидно, были последней парой, которой вы открывали дверь. На женщине была ярко-оранжевая шляпка. Вы еще проследили за ней взглядом, знаете, как это часто бывает, когда кто-нибудь проходит близко от вас.

– Бросьте это, – вмешалась женщина. – Если она была хорошенькая, он и глаз-то не сумел бы оторвать от нее. Я его знаю.

Мужчины не обратили на нее внимания.

– Он видел, как вы посмотрели на нее, – продолжал Ломбар. – Он случайно заметил и сказал мне об этом. – Он наклонился вперед. – Вы можете вспомнить? У вас хорошая память?

О’Баннон важно покивал головой, затем в задумчивости погрыз палец, потом покачал головой.

– Вы понимаете, о чем вы спрашиваете? Ах, уж эти лица! Изо дня в день, и почти всегда двое – леди и джентльмен.

– Подумайте, О’Баннон, – настаивал Ломбар. – Попробуйте мысленно вернуться к тому времени. Вспомните. Для бедного парня это означает очень многое.

Жена подошла ближе, но хранила молчание. О’Баннон продолжал качать головой.

– Нет, – сказал он. – Из всех, кто был там в речение сезона, я мог бы вспомнить лишь тех, кого увидел сегодня. А так я помню лишь одного человека, да и то потому, что, когда я открыл дверь такси, он выпал оттуда лицом в грязь. Такой он был пьяный. Но он был один. Я схватил его под руки…

Ломбар понял, что здесь ему нечего делать, и встал.

– Значит, вы ничего не помните? – спросил он в последний раз.

– Нет, и уверен, что не вспомню.

И тут вмешалась жена:

– А вы бы сделали для нас что-нибудь, если бы он вспомнил? – спросила она.

– О, да. Я думаю, что вы не стали бы возражать, если бы я заплатил вам в случае, если получу то, что мне нужно.

– Ты слышишь, Майкл! – завопила она и, схватив мужа за плечи, принялась трясти. – Попробуй, Майкл! Слышишь? Попробуй вспомнить!

– Как же я могу вспомнить, если у меня тут пусто, – он постучал кулаком по голове. – А если бы тут не было пусто, то ты вытрясла бы все из меня.

– Ну что ж, ничего не поделаешь. – Ломбар разочарованно вздохнул и тронулся в обратный путь по коридору. Вслед ему донесся рев:

– Ну, Майкл! Он уходит! Ему-то ведь всего нужно, чтобы ты что-то вспомнил. Неужели ты не можешь сделать этого?

– Моя трубка, – послышался возмущенный вопль в ответ. – Что ты делаешь?

Когда Ломбар спускался вниз по лестнице, его окликнула жена О’Баннона:

– Подождите, мистер! Подождите! Он вспомнил.

– Правда? – сухо отозвался Ломбар. Он остановился. – Спросите его, в каком костюме она была в тот вечер – в черном или в белом?

Она задала вопрос, выслушала ответ и сказала Лом-бару:

– В белом вечернем костюме, мистер.

– Вы вытащили неверный номер, – мрачно сказал Ломбар и ушел.

Глава 12

Четырнадцатый, тринадцатый и двенадцатый дни перед казнью.

Д е в у ш к а
Она уже сидела на высоком стуле перед стойкой бара, когда он впервые увидел ее.

Было начало его дежурства, поэтому она, скорее всего, появилась здесь буквально за несколько минут до того, как он занял свое место за стойкой, почти одновременно с ним, можно сказать. Она пришла, и он появился. Ее еще не было, когда он зашел в заднюю комнату при баре, чтобы переодеться. Во всяком случае, вернувшись, он увидел ее, спокойно сидящую перед стойкой, и приблизился к ней:

– Слушаю вас, мисс? – произнес он и про себя отметил, что она как-то странно смотрит на него. И подумал, что, видимо, он ошибся, что неправильно истолковал ее взгляд. Все посетители смотрели на него так же перед тем, как что-либо заказать.

Впрочем, в ее взгляде было что-то иное. Это был особенный взгляд. Взгляд, обращенный к нему, человеку, которому она собирается отдать приказ. Этот взгляд говорил: «Запомни меня. Запомни хорошенько».

Она попросила маленькую порцию виски с водой. Он отвернулся от нее, а ее глаза еще долго следили за ним. Его не покидало чувство, что он что-то упустил, чего-то не уловил, что должно начаться нечто необычное. Но он тут же забыл об этом, потому что девушка отвернулась.

Это было началом.

Он принес ей выпивку и принялся обслуживать других посетителей.

Время шло. Время, в течение которого он не думал о ней, забыл о ее существовании. Она сидела неподвижно. Ее выпивка оставалась нетронутой, но его преследовало ощущение постоянного движения. Или ему показалось? Двигались ее глаза. Где бы он ни был, ее глаза смотрели туда. Они следовали за ним повсюду.

В его деятельности наступила пауза, и он задумался о странной активности ее глаз. Она не отводила их в сторону. Это приводило его в замешательство. Он не мог понять, что это означает. Он искоса оглядел свое отражение в зеркале, чтобы проверить, все ли в порядке в его туалете. Как всегда, все было в порядке, но никто еще никогда так долго не разглядывал его. Он не мог найти объяснения этому.

Конечно, все это делалось намеренно, в этом не было никакого сомнения. Это не был взгляд любопытства, мечтательности или, скажем, пустым взглядом человека, погруженного в свои мысли. За этим взглядом скрывалась какая-то мысль, и она была обращена на него.

Неопределенность мучила его, он не мог от нее избавиться. Он пытался наблюдать за девушкой всякий раз, когда считал, что она на него не смотрит. Но всегда наталкивался на ее прямой взгляд и всегда первым отводил глаза. Чувство беспомощности и неловкости все сильнее охватывало его.

А она все не двигалась. Ничто не изменилось в ее позе. Виски оставалось нетронутым, как будто бокала вовсе не существовало. Молодая, красивая, она, как статуя Будды, сидела, не двигаясь.

Неловкость начала перерастать в раздражение. Он наконец приблизился к ней и остановился напротив.

– Вы не выпили виски, мисс, – сказал он.

Это был явный намек. Но он ошибся. Она не приняла его.

– Оставьте бокал на месте. – Ее голос прозвучал бесцветно, монотонно.

Преимущество было на ее стороне, поскольку она была девушкой, а обращение с девушками в барах совсем иное, нежели с мужчинами. Больше того, она не флиртовала, не пыталась уклониться от уплаты, и у него не было оснований для каких-либо претензий, и, следовательно, он был бессилен что-либо предпринять.

Он отошел от нее, не в силах скрыть свою злость, а ее взгляд настойчиво преследовал его.

Неловкость, которую он испытывал, достигла критической точки. Он пытался с независимым видом пожать плечами и поправить воротничок, но под ее немигающим взглядом почувствовал себя еще хуже.

Просьбы других посетителей, которые в обычные дни раздражали его, теперь воспринимались им с облегчением. Их заказы заставляли его отвлекаться. Без этой работы он не знал бы, куда девать руки.

Он решил выпить пива и удивился, что не может открыть бутылку. Потом понял, что пытается открыть бутылку не тем ключом. Он сердито отставил бутылку в сторону, для чего-то вытер и без того чистый поднос и подошел к ней.

– Скажите, мисс, могу я сделать для вас что-нибудь? – хрипло осведомился он.

– Разве я просила вас? – голос ее звучал однотонно.

Он тяжело оперся о стойку бара.

– Вам что-то от меня нужно?

– Разве я вам что-нибудь говорила?

– Прошу прощения, мисс. Я вам кого-нибудь напоминаю?

– Никого.

– Я подумал об этом, – запинаясь, произнес он, – потому, что вы на меня так смотрите… – Он окончательно замолчал.

На этот раз она вообще не ответила. Однако ее глаза по-прежнему не отрывались от него. Но его смущение прошло.

Она не улыбалась, не разговаривала, она не проявляла ни раскаяния, ни откровенной враждебности. Она просто сидела и смотрела на него с непроницаемым, как у совы, видом.

Оружие, которое она нашла и применяла, было ужасным. Люди не знают, как это невыносимо, лишь потому, что подобное случается с ними крайне редко.

Сейчас это случилось с ним и изводило его медленно и неуклонно, он нервничал и злился. Он чувствовал себя беззащитным еще и потому, что был заключен в полукруг, который образовала стойка бара. Каждый раз, когда он вставал спиной к буфету, он встречал ее взгляд. Она контролировала его. Он находился в каком-то магическом, поле, из которого не мог вырваться.

Симптомы, которых он раньше никогда не замечал в себе и не знал, что клиническое их название – агорафобия, начали проявляться в, его поведении. Его охватило желание скрыться от ее взгляда, и он начал чаще заглядывать в заднюю комнату бара. Однако, выходя оттуда, он все-таки встречал ее взгляд и бесился от ярости. Он начал с тоской поглядывать на часы, висевшие над его головой, но ему пришлось убедиться, что стрелки не ускорят свой бег, даже если от этого зависит жизнь человека.

Он страстно желал, чтобы она ушла, и даже начал молить Бога об этом. Однако ему пришлось убедиться, что уходить она не собирается по крайней мере до закрытия бара. Никто не может помешать человеку сидеть в баре сколько ему хочется, он знал это, и от этой мысли ему стало еще хуже. Она никого не ждала, это ясно, иначе он давно бы пришел. И она пришла сюда не с целью выпить, это тоже ясно, поскольку бокал все еще стоял нетронутым на прежнем месте. У нее была одна цель, и она следовала ей: смотреть на него.

Не имея какой-либо возможности избавиться от нее, он страстно мечтал, чтобы скорее пришло время закрывать бар, и тогда он сможет убежать от нее. Наконец посетители бара начали расходиться, число клиентов за стойкой уменьшилось, но ее сила, ее власть над ним только возросли. Прежде он бегал вдоль всего полукруга стойки, а теперь больше стоял на одном месте.

Он разбил стакан. Такое случилось с ним впервые за последние несколько месяцев. Она медленно убивала его. Он сердито посмотрел на нее, беззвучно пошевелил губами и нагнулся, чтобы убрать осколки.

И в тот момент, когда он почувствовал, что больше не выдержит эту пытку, стрелки часов показали, что бар пора закрывать. В углу двое мужчин увлеченно о чем-то болтали. Последние посетители начали вставать, чтобы уйти. А она не двигалась. Не шевелилась. Ни один ее мускул не дрогнул. Бокал, все еще полный, стоял перед ней, а она смотрела на бармена пристально, внимательно, не мигая.

– Спокойной ночи, джентльмены! – громко крикнул он двоим приятелям, надеясь, что и она поймет намек.

Она не двигалась.

Он открыл распределительный щит и щелкнул выключателем. В зале погас свет, освещенным остался лишь небольшой участок за стойкой бара, где находился он. Зато этот свет многократно отражался от зеркал, от чистых бокалов, и зал пронизали тонкие лучи отраженного света. На фоне этих лучей он выглядел огромным черным силуэтом, а от нее осталось лишь бледное, призрачное лицо.

Он подошел к ней, забрал бокал и так зло махнул рукой, выливая виски, что и этот бокал разбился.

– Мы закрываемся, – решительно сказал он.

Она, наконец, встала. Слезла со стула и остановилась рядом со стойкой. Он нервно теребил пуговицы на своей куртке.

– Что это было? – желчно спросил он. – Игра? Что у вас на уме?

Она спокойно и неторопливо направилась через темный зал к выходу, будто не слышала его вопроса. Ему и не снилось никогда в жизни, что простая, легкая походка уходящей девушки может доставить такое огромное облегчение. Он торопливо и энергично стал наводить порядок в баре, изредка поглядывая в том направлении, куда она удалилась.

Над входной дверью горела лампа, и вскоре он увидел, что она стоит перед дверью. Она стояла перед дверью и по-прежнему смотрела в глубину темного бара, как будто видела там что-то интересное.

Он запер двери, обернулся к ней. Она стояла на тротуаре в нескольких ярдах от него. С таким видом, будто ждала его появления. Он решительно шагнул к ней, но не с какой-то определенной целью, а просто потому, что его путь домой лежал именно в том направлении. Они шли чуть ли не в ногу, но в этом месте тротуар был узким, и ей пришлось идти сзади него и держаться ближе к стенам домов. И хотя он дал себе слово, что не станет обращать на нее внимание, он все же непроизвольно поглядывал на нее и неизменно встречал ее спокойный взгляд.

– Что вы от меня хотите? – свирепо прорычал он.

– Разве я сказала, что мне от вас что-то нужно?

Он продолжал идти, потом резко обернулся на каблуках и очутился лицом к лицу с ней.

– Вы сидели там и ни разу не отвели от меня взгляда! Вы слышите? – Он гневно взмахнул рукой. – Потом вы стояли на улице, а теперь идете за мной!

– Разве запрещено стоять и идти по улице?

Он погрозил ей толстым пальцем.

– Я предупреждаю вас, девушка! Ради вашего блага!

Она не ответила. Она и рта не раскрыла, а молчание всегда побеждает в споре. Он повернулся и, шаркая ногами и тяжело дыша, пошел своей дорогой. Он знал, что она продолжает идти за ним. В тихом ночном воздухе отчетливо слышен был стук ее каблучков.

Он шел, и ему казалось, что асфальт прогибается под его ногами. А за ним неотступно следовал звук: тук-тук, тук-тук.

Он повернул голову и посмотрел на нее. Она шла не спеша, легкой походкой. Шла медленно и лениво, как ходят женщины, которые хотят продемонстрировать свою фигуру и поступь.

Он снова пошел вперед, прошел немного и обернулся. На этот раз его поза выражала отчаяние. Она не остановилась, лишь чуть замедлила шаги. Сжав кулаки, он шагнул ей навстречу.

– Поворачивайте обратно! – завопил он, – Слышите? Поворачивайте обратно или я…

– Я иду в этом направлении. – Это было все, что она сказала.

Снова обстоятельства сложились в ее пользу. Их роли переменились. Но какой мужчина рискнет оказаться посмешищем, позвав на помощь полисмена всего лишь из-за того, что его преследует одинокая молодая женщина? Она не ругалась с ним, не приставала к нему, она просто шла в том самом направлении, что и он. Он на улице был беспомощен против нее, как и в баре.

Некоторое время он продолжал идти впереди, всем своим видом пытаясь выразить пренебрежение к ней. Он издал какой-то неопределенный звук. Ему казалось, что так он выразил свое возмущение, но это было скорее признанием собственной беспомощности. А затем он побежал.

Десять шагов, пятнадцать, двадцать… А за его спиной неумолимо и навязчиво, как осенний дождь по лужам, звучало: тук-тук, тук-тук-тук! Он свернул за ближайший угол и пошел вверх по лестнице, которая вела к станции надземной дороги, откуда он обычно ездил домой. Он хотел было с облегчением вздохнуть, но тут же услышал цокот ее каблучков. Он заметался по сторонам, пытаясь найти какое-либо укрытие.

На ходу он достал монету и метнулся к турникету. Она как будто читала его мысли, потому что не повторила лишних движений, а направилась прямо к турникету. Он протянул руку, пытаясь помешать ей опустить монету в прорезь автомата.

– Убирайся отсюда! Слышишь! Немедленно убирайся, откуда пришла!

Она не стала сопротивляться и пошла к соседнему турникету. Он успел туда раньше нее. Он снова и снова мешал ей опустить монету. Эта борьба явно затягивалась. Металлические крепления турникета начали вибрировать.

Ему надоела эта возня, и он занес руку для удара. Этот удар, несомненно, сбил бы ее с ног, если бы достиг цели. Она увернулась. Она повернула голову в сторону. Так человек ищет источник неприятного запаха.

В это время дежурный по станции крепко взял его за плечо.

– Немедленно прекратите! Вы с ума сошли! Какое вы имеете право не пускать людей?

Он умоляюще поднял руки.

– Это все из-за нее! Эта девушка все время преследует меня, я не могу от нее избавиться!

– Вы считаете, что только вы один можете пользоваться станцией надземной дороги? – бесстрастно спросил дежурный.

– Спросите ее, куда она направляется? – продолжал он вопить. – Ее надо отправить в сумасшедший дом! Она не знает, кто она есть!

– Я еду на Двадцать седьмую улицу, – ответ был обращен к дежурному, но смущение, прозвучавшее в ее голосе, предназначалось не ему, скорее, оно служило ка-Кой-то цели. – На Двадцать седьмую улицу, между Второй и Третьей авеню. Я имею право воспользоваться этой станцией, не так ли?

Лицо человека, преграждавшего путь, внезапно стало пепельно-серым, как будто она неожиданно прочитала его мысли. Да так, собственно, и было. Она назвала улицу, на которой он жил.

Она уже давно знала этот путь. Следовательно, бесполезно мешать ей, чинить какие-либо препятствия.

Дежурный оттолкнул его.

– Проходите, пожалуйста, мисс.

Она опустила монету в дальний автомат и прошла через турникет. Он не двинулся с места. Тот факт, что она знала его маршрут, настолько потряс его, что все его упрямство исчезло. Он был парализован.

Тем временем прибыл поезд, но остановился он не на «их» стороне, а на противоположной. Поезд ушел, и на станции вновь воцарилась тишина.

Она встала в начале платформы и повернула голову в ту сторону, откуда должен был появиться поезд. Он не хотел подходить близко к ней и остановился посредине платформы. Поскольку он ждал того же поезда и смотрел в ту же сторону, он все время был у нее на виду, тогда как сам ее не видел.

Наконец, как человек, которому надоело стоять на одном месте, она стала прохаживаться по платформе взад и вперед, с каждым разом все более и более удаляясь из пределов видимости дежурного по станции. Скоро она остановилась, но теперь вышло так, что он оказался у нее за спиной. Она уже не смотрела на него, но мало-помалу чувство какой-то опасности начало охватывать ее.

Должно быть, на нее подействовал звук его шагов. Он тоже стал прохаживаться и двигался еще медленнее, чем она. В его походке было что-то неестественное, что-то, заставившее ее почувствовать опасность. Какая-то опасность заключалась в самом ритме его шагов. Именно в ритме, а не в попытке идти бесшумно. Она не могла понять, откуда ей это известно. Она просто знала, что у него что-то на уме, что он что-то задумал за те немногие секунды, во время которых был у нее за спиной. У него на уме было что-то, чего раньше не было.

Она резко обернулась.

Он стоял совсем близко. Но не это произвело на нее впечатление. Он смотрел вниз, на пути, где, параллельно двум металлическим рельсам, проходил еще один, третий.

Она все поняла. Легкий толчок в спину – и все кончено. Она с отчаянием огляделась. Сюда не достигал взгляд дежурного. Они были одни на платформе. На противоположной стороне тоже никого не было.

Отступать дальше было бы чистым самоубийством. В нескольких ярдах позади нее кончается платформа; отступив, она попадет в тупик и окажется целиком в его власти.

Вернуться туда, где она была бы видна дежурному, невозможно. Для этого ей надо пройти мимо него, а он только этого и ждал.

Если она сейчас закричит в надежде привлечь внимание дежурного по станции, то, возможно, лишь ускорит развязку. Бармен взвинчен до предела, это ей было ясно. Даже следы борьбы, которую он вел с собой, придя к решению избавиться от нее, ясно читались на его лице.

Она была смертельно испугана.

Осторожно приблизившись к самому краю платформы, она стала тихо продвигаться в сторону туннеля, стараясь прижаться к ограде. Он, нагнув голову, как бык, надвигался на нее. Увеличить скорость она не могла, рискуя упасть на пути, а он неотвратимо приближался. Достаточно было протянуть руку, чтобы оттолкнуть ее от ограды.

Спасение пришло, щелкнул автомат турникета, послышалось цоканье каблучков, и на платформе появилась цветная девушка.

Она медленно приходила в себя. Он, едва волоча ноги, отошел в сторону. Она столь же осторожно двинулась в обратный путь и вскоре стояла на платформе в безопасности. Цветная девушка удивленно осмотрела их и погрузилась в свои мысли.

Больше ничто не говорило о пантомиме, которая только что разыгралась здесь.

Пришел поезд. Они вошли в один и тот же вагон и уселись напротив друг друга. Они сидели и облегченно вздыхали, переживая ужас недавних событий и вытирая пот, выступивший на лицах. В вагоне кроме них была лишь та же цветная девушка, но она не интересовалась ими и лишь монотонно жевала свою жвачку.

Они вдвоем вышли на Двадцать седьмой улице. Держались они поодаль друг от друга. Он понимал, что она следует за ним по пятам. Она не сомневалась в том, что он это знает. Она могла судить об этом по наклону его головы. Со странной покорностью он примирился с тем, что она идет за ним.

Они вместе спустились на Двадцать седьмую улицу и пошли по направлению ко Второй авеню. Он шел по одной стороне улицы, она – по другой. Вдруг он метнулся в одну из попавшихся дверей, а она терпеливо ждала его на другой стороне улицы. Она знала, в какой дом он должен войти-, а он знал, что она это знает.

Наконец он достиг нужной двери и юркнул в нее. Замедлил шаги и прислушался. Ставший почти маниакальным звук «тук-тук-тук», «тук-тук-тук» все еще долетал до него, но теперь он не оглядывался. Они разделились, и он облегченно вздохнул.

Она дошла до его двери и остановилась. Пока она не делала попытки последовать за ним дальше. Она просто подняла голову и уставилась на определенные, известные ей, два окна.

Зажегся свет в этих окнах, как бы приглашая к себе, но тут же погас и вновь уже не загорался. По отраженному в стеклах свету она догадалась, что за занавесками кто-то стоит. Она знала, что за ней будут наблюдать, и, очевидно, не один человек.

Она явно решила бодрствовать.

В дальнем конце улицы проехал автобус. Мимо нее проскочило такси. Шофер чуть притормозил и с любопытством посмотрел на нее, но тут же прибавил скорость. Поздний пешеход издали заметил ее и испуганно перешел на другую сторону, хотя сама она тоже испугалась его.

Неожиданно рядом с ней остановился полицейский и взял ее за локоть. Она вздрогнула: полицейский возник словно ниоткуда.

– Прошу прощения, мисс. Хозяйка одной из квартир только что позвонила мне, заявив, что вы следовали за ее мужем от его работы до дома, а теперь уже полчаса разглядываете их окна.

– Да.

– Вам лучше уйти.

– Возьмите меня под руку и доведите до угла. Пусть все выглядит так, будто вы увели меня. – Он так и сделал. Когда они дошли до угла, где их нельзя было видеть из окон дома, она остановилась. – Вот, пожалуйста. – Она протянула ему листок бумаги, он взял его и стал рассматривать при свете ближайшего уличного фонаря.

– Что это?

– Телефон человека, который работает в Отделе уголовных расследований. Можете ему позвонить, если хотите. Я действую с его ведома и по его разрешению.

– О, у вас специальная работа! – с явной почтительностью воскликнул полицейский.

– И, пожалуйста, не обращайте внимания на жалобы этих жильцов в мой адрес в ближайшие несколько дней и ночей.

После его ухода она сама позвонила по телефону.

– Как дела? – спросил голос на другом конце провода.

– Он проявляет признаки беспокойства. Разбил бокал и стакан. Недавно хотел сбросить меня с платформы надземной дороги.

– Да, пожалуй, вы правы. Будьте осторожны, не приближайтесь к нему, когда никого нет рядом. Помните, главная задача – не дать ему понять, что все это означает, что за этим кроется. Не задавайте ему никаких вопросов. Если он узнает, в чем дело, пропадет весь эффект. Незнание того, что происходит, приведет именно туда, куда нам нужно.

– В котором часу он уходит на работу?

– Обычно он выходит из квартиры около пяти часов пополудни, – ответил ее собеседник, как будто у него под руками был какой-то источник информации.

– Завтра он застанет меня на месте, как только выйдет из дома.


На третий вечер рядом с ней в баре неожиданно появился управляющий. Непрошеный и незваный.

– В чем дело? Почему вы не хотите обслуживать эту девушку? Я наблюдал. Она сидит здесь уже двадцать минут. Вы не могли не видеть ее. В чем же дело?

Его лицо посерело и заблестело от выступившего пота.

– Я не могу, – пролепетал он, стараясь, чтобы его слова не могли услышать другие. – Мистер Ансельмо, это что-то нечеловеческое… это пытка… вы не можете себе представить… – Он кашлянул и со слезами на глазах посмотрел на хозяина.

Девушка сидела менее чем в футе от него и разглядывала его спокойными, невинными, как у ребенка, глазами.

– Три вечера она уже сидит здесь, вот как сейчас. Она смотрит на меня…

– Конечно, она смотрит на вас, – перебил его управляющий, – она смотрит на вас, ожидая, когда вы ее обслужите! Чего вы ждете от нее? Что она, по-вашему, должна делать? – Он наклонился к нему поближе. – Что с вами? бы заболели? Если вы заболели, то идите домой, я позвоню Питу, чтобы он заменил вас.

– Нет, нет! – испуганно и умоляюще закричал он чуть ли нё с рыданиями в голосе. – Я не хочу домой! Тогда она пойдет за мной по пятам и всю ночь будет смотреть на мои окна! Лучше я останусь здесь, где меня окружают люди!

– Вы сумасшедший, – резко сказал управляющий. – Выполните ее заказ. – Он отвернулся, бегло осмотрел ее и затем убедился, что его приказ выполнен.

Рука, поставившая перед ней бокал, заметно дрожала. Они не обмолвились ни единым словом.

– Хелло, – дружелюбно сказал дежурный по станции, едва она прошла турникет. – Странно, что вы всегда идете рядом с этим парнем, но никогда не разговариваете. Вы это заметили?

– Да, заметила. Мы каждый вечер уходим вместе из одного и того же места.

С этого вечера она стала останавливаться, чтобы поболтать с дежурным. Они разговаривали о погоде, О его детях, о спорте. Во время разговора она время от времени поворачивала голову и смотрела на одинокую фигуру на платформе. Она уже больше не отваживалась оставаться с ним наедине.

Когда подходил поезд, она подбегала и садилась в вагон в последний момент перед тем, как закроются двери.


Поезд с грохотом остановился, и они вышли. Он уже не старался скрываться от нее, понимая, что это бесполезно. Он лишь увеличил шаг, спеша побыстрее добраться до спасительного дома и лечь в постель. Двое запоздавших прохожих, очевидно, его знакомые, похлопали его по плечу.

– Куда ты так спешишь, Туте? – и свернули в сторону.

Она, по обыкновению, шла за ним и заняла свое место под окнами. Вдруг дверь дома растворилась и на пороге появилась женщина. На ней было пальто, из-под которого виднелась ночная рубашка, на голых ногах – домашние туфли. С воинственным видом она стала переходить улицу, явно собираясь расправиться с девушкой.

Девушка торопливо направилась к углу дома, а вслед за ней на всю улицу гремел голос разгневанной женщины:

– Ты уже три дня преследуешь моего мужа! Убирайся отсюда, или я разделаюсь с тобой! Попадись только в мои руки, такая разэтакая!

Она остановилась на углу. Женщина больше не преследовала ее, а стояла на месте и агрессивно размахивала руками.

Потом женщина вернулась домой, а девушка снова заняла свой пост, как кошка, которая караулит у норки мышку.

Прогремел поезд надземки… Проехало такси… Пробежал запоздавший пешеход…

– Скоро, – сказал ей голос по телефону. – Самое большее – еще один день. Надо убедиться, что он полностью стерт 6 порошок. Возможно, завтра вечером.


Сегодня был его выходной день, и он решил отделаться от нее.

Он снова вышел на улицу. То, что он собрался выйти, она поняла по приметам, которые успела изучить. Он остановился на солнечной стороне улицы и стал разглядывать витрины. Уже два или три раза он делал то же самое, но каждый раз это выглядело неубедительно.

На этот раз она заметила разницу. На этот раз его остановка казалась невольной. Как будто часовая пружина лопнула и завод кончился. Когда он шел вдоль стены дома, небольшой пакет, который он нес, выпал и остался лежать на земле.

Она остановилась поодаль, как делала это всякий раз, когда он останавливался. Стояла и смотрела на него с присущей ей серьезностью.

Солнце светило прямо в его белое лицо, и он часто-часто моргал.

Неожиданно из его глаз покатились слезы, он заплакал от унижения. На глазах прохожих его лицо стало безобразной красной морщинистой маской.

Двое людей удивленно остановились возле него. Двое превратились в четырех, четыре – в восемь. Он и девушка так быстро оказались в окружении толпы, что не успели опомниться. Всякое самообладание покинуло его.

Неожиданно он обратился к собравшимся, взывая о помощи:

– Спросите, что ей от меня нужно? – рыдал он. – Спросите же ее, что ей нужно? Она уже несколько дней преследует меня. День и ночь, день и ночь! Я больше не могу! Вы понимаете? Скажите ей, что я больше так не могу!

– Он пьян? – громко спросила одна женщина другую.

Она спокойно стояла на месте, не пытаясь избежать внимания толпы. Она выглядела такой благородной и серьезной, такой бесхитростной, что он казался гротескно-комичным, и это не могло не сказаться на результате. Симпатии могли быть лишь на одной стороне. И, кроме того, толпа всегда жестока.

Все заулыбались, слышались шутливые замечания.

Шутники надрывались, пытаясь еще больше рассмешить толпу. Все смеялись, не испытывая к нему никакой жалости. И лишь одно лицо во всей этой толпе оставалось спокойным и серьезным.

Ее лицо.

Он лишь ухудшил собственное положение, получив около тридцати мучителей вместо одного.

– Я больше не могу Так! Я же говорю вам, что с ней надо что-то делать… – Он неожиданно шагнул вперед, как будто собираясь ударить ее.

Несколько мужчин тут же подскочили к нему и схватили за руки, и при этом еще смеялись над ним. На мгновение он смутился, увидев незнакомые лица, и низко опустил голову.

Еще немного, и все ополчатся против него.

– Не надо. Отпустите его. Пусть он идет по своим делам, – спокойно, громко произнесла она. Но в голосе ее не было ни тепла, ни участия. Просто ужасная стальная обезличенность, как будто она хотела сказать: оставьте его мне, он – мой.

Руки, державшие его, опустились, кулаки разжались. Люди начали расходиться. Он снова оказался наедине с ней.

Вдруг он ринулся обратно. Он бежал от толпы, от стройной красивой девушки, которая смотрела на него.

И она не задержалась на этом месте. Ее не интересовали ни овация толпы, ни другие проявления одобрения. Она тоже повернула в обратную сторону и двинулась следом за бегущим.

Странное преследование. Невероятное преследование. Стройная молодая женщина торопливо шла за приземистым, коренастым барменом по улицам Нью-Йорка.

Он чувствовал, что она продолжает погоню. Обернувшись, он убедился в этом. Она властно помахала ему рукой, приказывая остановиться.

Наступил тот самый момент, который предсказывал Барчесс. Теперь он был воском под палящими лучами солнца. Толпа послужила последним толчком, разрушившим опору. Его обуревали противоречивые чувства; у него не нашлось никакой защиты в этом огромном городе.

Его сопротивление могло снова возрасти. Следовало воспользоваться представившимся случаем. Настало время для действий. Надо быстро припереть его к стенке и позвонить Барчессу. «Вы готовы признать, что видели некую женщину в баре вместе с человеком по фамилии Гендерсон? Почему вы отказались подтвердить, что видели его? Кто заплатил вам или вынудил вас солгать?»

Он остановился на углу, испуганно озираясь и ища место, куда можно спрятаться. Паника охватила его существо. Она могла судить об этом по его дрожи. Для него она больше не была странной девушкой. Это была сама Немезида.

Она снова подняла руку, хотя расстояние между ними быстро сокращалось. Он съежился, как будто ожидая удара кнутом. Он стоял на углу, отгороженный от нее тонкой цепочкой людей, собирающихся перейти улицу. На светофоре зажегся красный свет.

Он бросил на нее последний взгляд, увидел, что она торопливо приближается к нему, и решительно бросился вперед.

Она резко остановилась, так резко, будто ее ноги неожиданно приклеились к асфальту. Воздух наполнился пронзительным скрипом тормозов. Она закрыла лицо руками, но все же успела увидеть, как в сторону отлетела его шляпа. Женский крик пронесся над толпой, и толпа шумно вздохнула.

Глава 13

Одиннадцатый день перед казнью

Л о м б а р
Ломбар следовал за ним уже полчаса, а на свете нет медленнее занятия, чем следить за слепым нищим. Он двигался, как черепаха, у которой впереди – столетия жизни, а не как человек, жизнь которого измеряется годами. Каждый квартал от угла до угла он проходил минут за сорок. Ломбар несколько раз по часам засек это.

У него не было собаки-поводыря. Прохожие переводили его через улицу, когда он нуждался в этом. Если он не успевал перейти улицу на зеленый свет, копы задерживали из-за него движение. Чуть ли не каждый прохожий бросал монету в его кружку. И это тоже заставляло его идти медленно.

Ломбару было чрезвычайно жаль его, но он мало чем мог тут помочь. Он медленно шел за ним, беспрестанно курил сигареты, останавливался, когда останавливался тот, ждал, когда тот заходил в какой-либо подъезд.

Ломбар твердил себе, что это не может продолжаться вечно. Он не может двигаться всю ночь. Существо, шедшее впереди него, было всего-навсего человеком с обычным человеческим телом. Он должен где-нибудь остановиться на отдых. Он должен где-нибудь поспать, даже если для этого ему придется лечь под забором. Ему, конечно, все равно – что день, что ночь, но не станет же он бродить ночью по пустынным улицам, когда нет никого, кто мог бы опустить монету в кружку.

И, наконец, это время пришло. Ломбар думал, что оно уже никогда не наступит, но оно наступило. Он свернул в сторону, прошел мимо заборов и очутился»а пустыре. Это был участок, по неизвестной причине оказавшийся заброшенным; казалось, сама природа пожертвовала его для нищих. Он со всех сторон был окружен домами и гранитными глыбами виадуков и надземки.

Его нора находилась где-то здесь, и Ломбару следовало быть очень осторожным, потому что (и он знал это) у слепых, как правило, очень чувствительные уши.

Он увидел, как нищий вошел в дом. Теперь отступать было поздно, и он остановился у двери, чтобы узнать, куда тот пойдет дальше. При каждом шаге нищего раздавался отчаянный скрип. Он насчитал четыре таких звука, и через некоторое время до него донесся звук открываемой двери.

Подождав немного, он энергично вошел в дом, взбежал по ступенькам и открыл дверь. Перед ним были еще две двери, но он без колебания выбрал одну из них, потому что, если судить по звукам, за второй дверью находилась уборная.

Он посмотрел на дверь и прислушался. Света не было видно, да он слепцу и ни к чему, нищий привык обходиться без света. Но звуки из комнаты доносились. Он вновь подумал о животном в норе. Голосов не было слышно. Очевидно, нищий одинок.

Этого достаточно. Он постучал в дверь.

Движение за дверью мгновенно стихло. Прекратилось. Казалось, в комнате внезапно стало пусто. Испуганная тишина.

Он снова постучал.

– Разрешите? – упрямо сказал он.

– Кто там? – послышался в ответ тихий испуганный голос.

– Друг.

Голос стал еще более испуганным.

– У меня нет никакого друга. Я вас не знаю.

– Разрешите мне войти. Я вам ничего не сделаю.

– Я не могу вас впустить. Я здесь один и беспомощен. Я никого не могу впустить.

– Вы должны впустить меня. Я к вам ненадолго. Я только хочу поговорить с вами!

– Убирайтесь отсюда! – дрожащим голосом закричал нищий. – Убирайтесь от моей двери, или я из окна позову на помощь. – Но эти слова звучали скорее умоляюще, чем угрожающе.

Переговоры зашли в тупик. Ни один из них не двигался. Оба молчали, но каждый знал о присутствии другого. За одной стороной двери был испуг, за другой – решимость.

Ломбар достал из кармана бумажник и задумчиво осмотрел его. Самой крупной ассигнацией была пятидесятидолларовая бумажка. Там были ассигнации и меньшего достоинства, но он выбрал именно ее. Он опустился на корточки, сунул бумажку под дверь и встал.

– Нагнитесь и достаньте из-под двери то, что я положил, – сказал он. – Это докажет, что я не хочу вас грабить. Разрешите мне войти.

Он услышал легкий шорох, а вслед за этим начали отпираться многочисленные запоры и засовы. Наконец повернулся последний замок, и дверь приоткрылась.

– С вами кто-нибудь есть?

– Нет, я один. И я вовсе не собираюсь причинить вам какой-либо вред, так что не стоит нервничать.

– А вы не агент?

– Нет, я не полицейский агент. В этом случае со мной был бы коп, но я совсем один, со мной никого нет. Я хочу поговорить с вами.

Ломбар вошел в комнату. Света здесь не было, и оттого она казалась нереальной, как мог бы выглядеть иной мир.

– Вы можете включить свет?

– Нет, – ответил слепой. – В этом нет необходимости. Если вы хотите поговорить со мной, зачем вам нужен свет?

Ломбар наткнулся на постель и услышал легкий звон. Очевидно, именно здесь нищий хранил дневную выручку.

– Бросьте свои глупости, я не могу разговаривать в таких условиях. – Ломбар коленом уперся во что-то и, поняв, что это плетеное кресло, сел в него.

– Вы сказали, что хотите поговорить со мной, – сказал нищий нервно. – Вы захотели войти сюда. Теперь вы здесь, – говорите. Для того, чтобы говорить, свет не нужен.

– Хорошо, но, надеюсь, я могу закурить? Вы не возражаете? Ведь вы сами курите, не так ли?

– Когда могу, – осторожно сказал слепой.

– Вот, пожалуйста, закурите. – Щелчок, зажигалки, и крохотное пламя едва осветило комнату.

Слепой сидел на краю постели. Трость он на всякий случай держал в руке.

Ломбар сунул руку в карман и вместо сигарет достал пистолет.

– Закуривайте, – повторил он, направляя пистолет на слепого. Тот уронил палку и закрыл лицо руками.

– Я так и знал, что вы хотите отнять мои деньги, – хрипло сказал он. – Мне не следовало впускать вас…

Ломбар спокойно убрал пистолет.

– Вы не слепой, – сказал он. – Больше не нужно никаких доказательств. Тот факт, что вы открыли мне дверь из-за пятидесятидолларовой ассигнации, уже доказал это. Вы должны были зажечь спичку, чтобы разглядеть ее. Как же еще вы могли узнать, что это не однодолларовая бумажка? Ведь все бумажные деньги одинаковы по размеру. Однодолларовая бумажка не представляет собой никакой ценности, и вы не стали бы ради нее открывать дверь. Но пятьдесят долларов – это деньги, и вполне приличные.

Он увидел обгоревшую спичку, подошел к ней и зажег ее от зажигалки.

– Конечно же, вы – агент, – продолжал ныть нищий. – Мне следовало бы догадаться. – Он вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

– Если вы имеете в виду, что я собираюсь преследовать вас за фальшивый предлог для нищенства, то вы ошибаетесь. Так что можете утешиться.

– Тогда кто вы? Что вам от меня надо?

– Я хочу, чтобы вы кое-что вспомнили, мистер Слепец, – с иронией произнес Ломбар. – Слушайте меня внимательно. Однажды в мае вы промышляли около театра-казино…

– Но я бываю там очень часто…

– Я говорю только об одном майском вечере. Меня интересует именно он. На остальные дни мне наплевать. В тот вечер, о котором я говорю, мимо вас прошли мужчина и женщина. Эта женщина была в ярко-оранжевой шляпке. Ее спутник был высок, в черном костюме и пальто. Они садились в такси в нескольких ярдах от входа. Теперь слушайте внимательно. Женщина нечаянно уронила в вашу кружку горящую сигарету, которая обожгла вам пальцы. Мужчина быстро вытащил сигарету из кружки и дал вам пару долларов. Думаю, что он вам сказал примерно следующее: «Извините, старина. Это вышло нечаянно». Уверен, что вы помните это. Ведь не каждый же вечер вы обжигаете пальцы о сигарету в кружке, и не каждый вечер вам дает сразу два доллара один человек.

– Допустим, я скажу, что не помню?

– Тогда я отведу вас в ближайшее полицейское отделение как мошенника. Не сомневаюсь, что вас приговорят к принудительным работам, и вы больше не будете шататься по улицам.

Человек на постели снял очки с темными стеклами.

– А разве лучше заставлять меня вспомнить то, что я забыл?

– Я не заставляю вас вспомнить. Я уверен, что вы это помните.

– Допустим, я скажу, что помню все случившееся, что тогда?

– Сперва вы расскажете мне то, что помните, потом вы повторите то же самое одному моему другу. Я или приведу его сюда к вам, или свожу вас к нему.

– Но как я могу это сделать? – взвыл мнимый слепой. – Особенно вашему другу! Ведь считается, что я слепой. Это опять угроза с вашей стороны!

– Нет, вы просто расскажете ему, а я обещаю, что с вами ничего не случится. Подумайте об этом. Вы согласны?

– Согласен. Я видел их вместе. Обычно я держу глаза закрытыми, даже если на мне очки, особенно когда нахожусь на ярком свете. Но горящий окурок заставил меня широко раскрыть глаза. Я мог видеть все, и я видел их. Да.

Ломбар достал из бумажника фото.

– Это он?

Слепой уставился на фотоснимок.

– Я бы сказал, да, – наконец ответил он. – Я видел его недолго и очень близко от себя. Уверен, что это он.

– А как насчет нее? Вы узнаете ее, если увидите?

– Уже узнал. Его-то я видел всего один раз, а ее видел после этого…

– Что? – Ломбар вскочил. Слепой испуганно уставился на него. Ломбар схватил его за плечи. – Ну-ка, расскажите мне об этом! Да побыстрее!

– Это произошло вскоре после того вечера, поэтому-то я и узнал ее. Это было перед одним из прославленных отелей. Вы же знаете, как ярко они освещены. Я услышал стук каблуков. Шли мужчина и женщина. Потом я услышал, как женщина сказала: «Подожди, это принесет мне удачу». Я понял, что она имеет в виду меня. Я услышал ее шаги, она подошла ко мне. Монеты упали в кружку. Это был четвертак. Я узнаю достоинства монет по звуку. И тогда случилось нечто странное, что заставило меня узнать ее. Вроде бы незначительна! вещь. Я не знаю, сумеете ли вы уловить. Она очень недолго стояла передо мной. Монета была уже в кружке, но я знал, что она смотрит на меня или на что-то такое на мне. Я держал кружку в правой руке, на которой был ожог, большой такой водяной волдырь. Я подумал, что она заметила его на моем пальце. И тут я услышал, что она вздохнула и пробормотала: «Боже мой, как странно…» Потом она отвернулась и ушла. Это все.

– Но…

– Подождите, я еще не кончил. Я чуть-чуть открыл глаза, чтобы заглянуть в кружку. Она прибавила к своему четвертаку долларовую бумажку. Я знал, что ее положила она, потому что перед этим ее не было в кружке. Почему она передумала и добавила доллар после того, как положила двадцать пять центов? Она могла увидеть волдырь, вспомнить о случившемся несколько дней назад и…

– Возможно, возможно, – нетерпеливо сказал Ломбар. – Я думаю, вы сумеете рассказать, как она выглядит.

– Я не могу вам сказать, как она выглядит спереди, потому что я не осмелился открыть-глаза. Свет был слишком ярким. Но когда она отвернулась от меня и я увидел долларовую бумажку, я посмотрел ей вслед. Она садилась в машину.

– Ну, скажите же хотя бы, как она выглядела со спины!

– Я запомнил только стройные ноги в шелковых чулках со швом и туфли на высоком каблуке.

– Оранжевая шляпа в один вечер, чулки со швом – в другой! – Ломбар отошел от него. – Этак мы получим полное описание женщины лет через двадцать!

Он подошел к двери, распахнул ее и мрачно повернулся к слепому.

– Вы могли бы сделать кое-что получше. Где же ваша профессиональная хватка? В первый вечер вы должны были хорошенько рассмотреть ее, а во второй – услышать адрес, который она назвала шоферу.

– Нет, я не слышал этого.

– Вы будете здесь? Не уходите отсюда. Я позвоню своему другу, о котором говорил. Я хочу, чтобы он приехал сюда сам и выслушал ваш рассказ.

– Он – коп?

– Я же сказал, что вам нечего бояться. Вы нас нисколько не интересуете, можете не волноваться. Но не вздумайте удрать отсюда, пока меня не будет, иначе вы горько пожалеете об этом!

Он закрыл за собой дверь.


– Вы уже узнали что-то? – послышался удивленный голос на другом конце провода.

– Да. И хочу, чтобы вы определили ценность этого. Думаю, вы разберетесь лучше меня. Я нахожусь в доме 123 между Сент– и Парк-авеню. Там есть пустырь, а в конце его, между виадуками, стоит дом. Я бы хотел, чтобы вы приехали как можно быстрее. Буду ждать вас на улице, там пока за дверью присматривает коп.

Несколько минут спустя Барчесс вылез из патрульной машины. Машина уехала, а Барчесс и Ломбар направились к тому месту, где стоял коп.

– Здесь, – сказал Ломбар, не вдаваясь в пояснения.

– Полагаю, что я, теперь могу уйти? – спросил коп.

– Да, спасибо, – сказал Ломбар.

Они вошли в дом.

Он видел ее дважды, – сказал Ломбар Барчессу. – Первый раз в ту ночь, второй – чуть позже. Он слепой, но липовый, так что не смейтесь.

– Ну что же, сейчас проверим ценность его показаний, – сказал Барчесс.

– Он боится копов, – продолжал Ломбар. – Из-за липовой слепоты.

– Что ж, если он сообщит нам что-то ценное, мы не обратим на него внимания, – засмеялся Барчесс. – Да, а почему здесь нет света?

– В самом деле, странно… Когда я уходил, свет горел. Или лампа перегорела, или его выключили.

– Вы уверены, что он был?

– Абсолютно. Я помню, что в комнате было темно, а здесь горел свет.

– Подождите, первым пойду я, у меня есть карманный фонарик.

Он все еще вытаскивал фонарь из кармана. Но тут лестница кончилась, и Ломбар неожиданно упал.

– Скорее свет! – закричал он. – Назад.

Луч света разорвал темноту. Прямо перед ними лежала бесформенная фигура. Ноги были широко раскинуты, голова неестественно повернута. Рядом лежали разбитые темные очки.

– Это он? – пробормотал Барчесс.

– Да, – кратко ответил Ломбар.

Барчесс наклонился над распростертой фигурой и тут же выпрямился.

– Свернута шея, – сказал он. – Умер мгновенно. – Он осветил фонарем пространство вокруг. – Несчастный случай. Он оступился и упал. Это видно по следам.

Ломбар медленно обошел площадку.

– Отличное время для несчастного случая! Я не успел толком поговорить с ним… – Он резко повернулся к Барчессу: – А вы не думаете, что здесь – что-то другое?

– Проходил кто-нибудь, пока вы были тут?

– Никто не входил и не выходил.

– Вы слышали что-нибудь, похожее на звук падения?

– Нет, мы ждали вас: два раза мимо проезжали грузовики. Их шум мог заглушить все, что угодно. Несчастье могло случиться в один из этих промежутков времени.

Барчесс кивнул.

– Другие обитатели дома тоже могли услышать шум машин. Видите ли, это может быть совпадением, что несчастный случай произошел в тот момент, когда рядом проезжали грузовики. Он мог удариться головой о стену и лежать так: не обязательно при этом должна быть сломана шея. Он умер мгновенно, но что это доказывает?

– Хорошо. Пусть так. А что вы скажете насчет лампочки? Для совпадений уже слишком, не так ли? Я знаю, что говорю, и утверждаю: свет здесь горел, когда я шел звонить вам. Если бы света не было, я позвонил бы вам чуть позже, но я быстро вышел из дома.

Барчесс осветил фонарем лампу.

– Я не принимаю того, что вы имеете в виду. Если он считался слепым или, по крайней мере, большую часть времени ходил с закрытыми глазами, что по сути – одно и то же, какое значение могла иметь для него лампа? Темнота не была бы помехой для него, не так ли? Фактически, в темноте он шел более уверенно, чем при свете.

– Возможно… – сказал Ломбар. – Возможно, он пошел слишком быстро, пытаясь убраться раньше, чем я вернусь, и в спешке забыл закрыть глаза. Может быть, и правда, что с открытыми глазами он чувствовал себя гораздо хуже, чем вы или я.

– Теперь вы сами запутались. Для того, чтобы быть ослепленным светом, нужна включенная лампа. А вы видите – света здесь нет. Что же это дает? Как мог кто-то устроить так, чтобы в темноте он свернул себе шею?

– Хорошо, пусть это причудливый несчастный случай, – мрачно сказал Ломбар. – Я только утверждаю, что мне не нравится время, когда это случилось. Я разыскал его не…

– Случайности не всегда сообразуются с тем временем, на которое мы рассчитываем.

Ломбар торопливо спустился вниз.

– Во всяком случае, вы все легко объясняете.

– Не расстраивайтесь. Может быть, вы в состоянии найти еще кого-нибудь?

Ломбар снова прыжком вскочил на площадку.

– Что это?

– Это объясняет все, – сказал Барчесс, – Вы видите – загорелся свет? Это от вибрации, вызванной вашим прыжком. Очевидно, при его падении свет погас. Вы можете заниматься своими делами, а отчет об этом случае я возьму на себя.

Ломбар медленно пошел по улице, а Барчесс остался рядом с трупом.

Глава 14

Десятый день перед казнью

Д е в у ш к а
На листке бумаги, который дал ей Барчесс, значилось:

«Клифф Мильбурн, музыкант, последний сезон – театр-казино.

Постоянная работа – театр „Риджент”».

И два телефонных номера. Один – ближайшего полицейского участка, другой – его собственный домашний телефон, на случай, если он внезапно ей понадобится.

– Я не могу посоветовать вам, как к нему подступиться, – сказал он ей. – Вы сами должны сообразить. Возможно, ваш собственный инстинкт подскажет, что делать, лучше, чем я. Только не бойтесь и не теряйте головы. Вы победите.

Сейчас она шла своим путем. Он начинался от зеркала в ее комнате. Это – единственный путь, который она сумела найти. Чистый и невинный вид исчез. Волосы были растрепаны. Голову украшала немыслимая прическа, напоминающая металлический шлем. Исчезли также молодые красивые руки. Вместо них из рукавов торчало нечто ужасное, что пугало даже её. На щеках появились два огромных красных круга, напоминающих стоп-сигналы, но их яркость имела противоположную цель: не останавливать, а привлекать к себе. На шее висела нитка бус. Носовой платок, отороченный широким кружевом, был пропитан каким-то ядовитым снадобьем, запах которого заставил ее отвернуться, и она торопливо сунула его в сумку. Веки она накрасила ядовито-голубой краской, которой никогда раньше не пользовалась.

Скотт Гендерсон смотрел на нее с фотографии, и ей было перед ним немного стыдно.

– Ты не узнаешь меня, дорогой, – пробормотала она смущенно. – Не смотри на меня, дорогой, не надо.

Наконец осталось сделать последние штрихи. Она надела оранжевые подвязки и укрепила их так, чтобы они были видны. Теперь вроде бы все.

Она быстро повернулась. Его Девушка не могла так выглядеть, нет, это – не его Девушка. Она пойдет по улицам, и вряд ли кто-нибудь узнает ее. Только тот, кто: очень хорошо знает ее. Он узнает ее с первого взгляда.

Когда она дошла до двери, то повторила, как молитву, слова, которые твердила теперь каждый день, начиная действовать:

– Может быть, сегодня вечером, дорогой, – прошептала она. – Может быть, сегодня вечером.

Она выключила свет и закрыла за собой дверь, и он остался в комнате один.

Когда она вышла из такси, рекламные огни уже горели, но тротуар был еще пуст. Она и хотела попасть сюда пораньше. Она не знала одного: что будут играть, да ей это было безразлично. На афишах было написано: «Продолжение танцев».

Она подошла к кассе:

– Для меня на сегодня оставлен билет. Я – Милли ГОрдон. Первый ряд в проходе у оркестра.

Она ждала этого момента несколько дней. Потому что дело заключалось не в том, чтобы увидеть представление, а в том, чтобы быть увиденной самой. Она достала деньги и заплатила за билет.

– Вы уверены, что это именно то место? Что я буду сидеть рядом с ударником?

– Конечно, я специально отложил этот билет для вас. – Кассир подмигнул ей. – Везет же этому парню. Видимо, вы много думаете о нем. Вот счастливчик!

– Вы не понимаете: дело не в нем лично. Я даже не знаю его. Ну, как я могу объяснить? У каждого из нас есть свое хобби. Мне очень хотелось быть ударником. Каждый раз, когда я бываю в театре, я сажусь поближе к ударнику и наблюдаю за его игрой. Это – моя страсть, еще с детства. Я знаю, что это звучит безумно, но…

– Ну, я-то не собираюсь смеяться над вами.

Она прошла внутрь. Билетер только что занял свое место. Капельдинер только что появился. В зале она была первой зрительницей.

Она сидела одна, маленькая золотоволосая фигурка в огромном пустом зале. Сбоку и со спины она выглядела вполне обычно, а вся безвкусица, которой она себя разукрасила, была видна лишь спереди и предназначалась для одного-единственного человека.

Места в зале постепенно начали заполняться, все чаще хлопали сиденья. В зале стоял легкий шум, обычно сопутствующий началу представления. Она смотрела в одном направлении: на маленькую дверь, которая находилась напротив нее.

Вскоре эта дверь открылась, и музыканты стали занимать свои места. Она не знала его в лицо и с любопытством разглядывала каждого, ожидая того, кто займет место ударника.

Она опустила голову и, казалось, погрузилась в изучение программки, лежащей у нее на коленях. Но исподлобья она внимательно следила за оркестрантами. Где же он? Этот занял место кларнетиста. Может, этот? У него лицо злодея. Она с облегчением вздохнула, когда он не занял место ударника.

Их становилось все больше. Неожиданно она почувствовала беспокойство. Вот и последний закрыл за собой дверь. Все расселись по местам. Даже Дирижер встал у пульта. А место ударника оставалось свободным.

«Может быть, он уволился? Нет, потому что в этом случае они нашли бы замену. Может, он заболел и не сможет сегодня играть? Надо же, чтобы это случилось именно сегодня! Может быть, он каждый вечер приходил, а сегодня – нет. Она не сможет всегда занимать именно это место. Дела в театре идут успешно, и все билеты проданы. И долго ждать нельзя! Время рассчитано очень точно, и его осталось так мало!»

Она слышала, как они переговариваются вполголоса. Она была достаточно близко от них, чтобы слышать все, что они говорили.

– Видел ты когда-нибудь такого человека? По-моему, у него было достаточно времени с начала сезона. Мне он не нравится.

– Может, он гоняется за какой-нибудь блондинкой и забыл все на свете? – сказал саксофонист.

– Трудно быть хорошим ударником, – шутливо заметил его сосед.

– Совсем нетрудно.

Она невидящим взглядом уставилась в программку. Тело ее напряглось. Ирония заключалась в том, что весь оркестр не отказался бы прийти ей на помощь, но реально помочь мог лишь один-единственный человек.

«Это такое же „везение”, как в ту ночь, когда бедный Скотт…» – подумала она.

Наступила тишина. Все музыканты сидели на своих местах, приготовив партитуры. Когда она уже потеряла всякую надежду и примирилась с мыслью, что ей не повезло, дверь снова открылась и тут же закрылась, пропустив фигуру, которая торопливо двинулась к свободному месту, стараясь не привлекать внимания дирижера. С первого взгляда он показался ей похожим на грызуна, и она даже удивилась сходству.

Дирижер зашипел на него.

Тот нисколько не смутился.

– Я познакомился с такой потрясающей бабой, – шепнул он соседу.

– Я так и знал, – сухо отозвался тот.

Он еще не видел ее, так как был занят своими инструментами. Потом приготовился к игре и впервые оглядел зал.

Она была готова к этому и уставилась на него.

– Смотри, как сегодня много народу, – прошептал он соседу.

– Да, я знаю, – отозвался тот.

Она смотрела на него, и он задержал на ней свой взгляд. Ей показалось, что от него исходят какие-то волны.

Она сосредоточила все свое внимание на программке, как будто в этом был какой-то мистический смысл.

«Викторина… Дикси Ли».

Затем она сосчитала точки. Их было двадцать семь. Довольно много. Это заняло у нее какое-то время. Потом она медленно подняла глаза.

Они встретились взглядами. Они внимательно всматривались друг в друга. Первым отвел взгляд он. Казалось, его глаза говорили: «Вы интересуетесь мной? Хорошо, я не возражаю». То же самое говорил и ее взгляд.

Прозвенел последний звонок. Все готово… Дирижер постучал палочкой, привлекая внимание музыкантов, поднял руки. Началась увертюра. Их взгляды сошлись и тут же расстались. Она считала, что все идет хорошо.

Поднялся занавес. Свет, звуки, голоса и двигающиеся фигуры привлекли ее внимание, но она тут же отвела взгляд от сцены. Ведь она здесь не для того, чтобы смотреть представление. У нее есть дело, и она должна заниматься им. Ее дело связано с музыкантом.

В антракте он подошел к ней. Все разошлись покурить и проветриться. Он дождался, пока ее соседи разошлись, и подошел.

– Вам нравится?

– Здорово, – промурлыкала она.

– Что вы будете делать потом?

– Ничего, – ответила она, надув губки. – Но я бы не возражала чем-нибудь заняться.

– Хорошо, вы будете заняты.

Он отошел от нее и присоединился к своим товарищам. Она поправила юбку, оставшись одна в своем ряду. «Может быть, сегодня ночью, дорогой. Может быть, сегодня ночью», – прошептала она.

Снова погасли огни. Заиграл оркестр. Поднялся занавес. Представление продолжалось, но она по-прежнему не интересовалась тем, что происходит на сцене.

Наконец все кончилось. Оркестр сыграл последний аккорд. Сейчас он будет свободен. Сейчас он освободится. Он повернулся к ней, чувствуя себя весьма уверенно.

– Подождите меня возле театра, – сказал он. – Я долго не задержусь.

Бесстыдство привлекало его, и тот факт, что его ждут, казался музыканту крайне важным и многообещающим. Ее это немного удивляло. Она медленно прохаживалась взад и вперед. И немного побаивалась. То, что другие оркестранты проходили мимо (он даже не подумал, что это может ее смутить) и с любопытством ее разглядывали, было очень неприятно.

Потом он неожиданно появился перед ней. Она даже не успела его заметить, а он уже по-хозяйски взял ее под руку и, не говоря ни слова, повел по улице. «Очевидно, это тоже характерно для него», – подумала она.

– Ну, как моя новая маленькая подружка? весело спросил он.

– Прекрасно, а что?

– Мы пойдем туда, куда отправилась остальная часть нашего оркестра, – сказал он. – Без них я просто не могу. – Она поняла, что он просто хочет похвастаться ею, показать своим приятелям.

Было двенадцать часов.

К двум часам она решила, что он достаточно размягчен пивом и можно начать «работу» над ним. Они сидели рядом, а оркестранты помещались неподалеку. Какая-то странная разновидность этикета управляла ими. Он и она двигались, когда другие начинали двигаться. Они делали то, что делали другие. И еще: когда они переходили в какое-либо новое заведение, они сперва садились раздельно и только потом вновь соединялись за одним столом. Время от времени он вставал и присоединялся к другим, затем снова возвращался к ней, но другие никогда не приближались к их столику. Видимо, потому, что она была с ним, и они старались оставить их вдвоем.

За ней время от времени наблюдали, она это чувствовала. Она понимала, что ей лучше уйти, но не уходила.

Все его комплименты были убоги и пошлы, а он весь вечер заваливал ее ими. Очевидно, по-иному он не умел. Так сумасшедший кочегар все время подбрасывает в топку уголь, хотя в нем нет надобности.

– Ты сказал, что я самая красивая девушка из тех, что сидели здесь. Но ведь были времена, когда тут сидели и другие. Расскажи мне о них.

– Ну, разве они могут сравниться с тобой?

– Ради смеха, я не ревную. Расскажи мне. Если бы выбор зависел – от тебя, какую из женщин, сидевших в этом же кресле, ты бы выбрал? Ведь была же еще хоть одна женщина, сидевшая на том же месте, что и я, с которой ты потом познакомился?

– Да, конечно, и это – ты.

– Я знала, что ты так скажешь. Но, кроме меня, кого ты выбрал? Я хочу посмотреть, как работает твоя память. Держу пари, что ты не запоминаешь лиц.

– Я? Ну, я докажу тебе. Однажды вечером я посмотрел и увидел даму. Она сидела почти на том же самом месте, что и ты…

Она напряглась.

– Это было в другом театре. Я не знаю, что именно привлекло меня…

Вокруг них скользили тени. Одна из них задержалась возле их столика:

– Мы идем заседать вниз. Хотим немного поиграть. Ты пойдешь?

Он сжал ее руку. Конечно, он не может отстать от них.

– Нет, давай останемся здесь, – сказала она. – Ты закончишь свой…

Он уже встал.

– Пойдем, этого нельзя упустить.

– Неужели тебе не надоела игра в театре?

– Да, но то за деньги. А сейчас – для себя. Пойдем, и ты услышишь.

Он был готов оставить ее, она видела это, поэтому неохотно встала и последовала за ним по узкой лестнице в подвал ресторана. Все собрались в большой комнате внизу, где уже находились инструменты. Даже пианино было здесь. В центре комнаты висела одна-единственная лампа, но она едва освещала ее, и они зажгли свечи, вставленные в бутылки. В центре стоял огромный деревянный стол, за которым все сидели, и перед каждым мужчиной стояла бутылка джина. Один из них развернул пакет из коричневой бумаги и высыпал на стол кучу сигарет. Сверху до них не доносилось ни звука.

Когда она и Мильбурн вошли в комнату, один из оркестрантов тут же закрыл и запер за ними дверь. Она была единственной женщиной здесь.

Валялось несколько пустых бутылок и даже два бочонка.

Следующие два часа она провела, как в «Аду» Данте. Она знала, что позже все это будет казаться ей нереальным. Это была не просто музыка, это была хорошая музыка. И, кроме музыки, какая-то фантасмагория на теней, отраженных на стенах… Их лица, позы, музыка казались чем-то демоническим. Джин и сигареты с марихуаной туманили головы. Она была свидетельницей метаморфоз, происходивших с ними. Некоторые из них время от времени бросали инструменты и подходили к ней, чтобы похлопать ее по спине и поболтать, потому что она была здесь единственной девушкой.

– Кончай сидеть в углу. Залезай на бочку и танцуй!

– Я не могу. Я не знаю – как.

– Неважно. Делай ногами что хочешь. Главное, сними с себя одежду. Не бойся, здесь только друзья.

«О, дорогой мой! – думала она. – Что же теперь будет?» Она металась в мрачном дымном подвале, как загнанный кролик.


Бей, барабан, бей! Бей, барабан! Пусть лопнут барабанные перепонки!


Она забилась в угол, отбиваясь от рук саксофониста.

– Клифф, ради Бога, уведи меня отсюда! – закричала она. – Я не могу больше здесь оставаться! Слышишь? Не могу!

Он был уже полностью под влиянием марихуаны. Это было видно по его глазам.

– Ты поедешь со мной?

Она сказала: «Да»; она могла сказать все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда.

Он встал, взял ее под руку, оттолкнув саксофониста, и подвел к двери. Едва он открыл дверь, как она бросилась бежать. Он двинулся следом.

Он ушел, ничего никому не объясняя и не попрощавшись. Остальные даже не заметили его дезертирства. Когда они закрыли за собой дверь, их охватила тишина.


«Ты не связана ничем и никем, так давай же поспим и выпьем…»


Наверху в ресторане было темно и пусто, горели лишь ночные лампы. Когда она вышла на улицу и прислонилась к стене, холодный и чистый воздух опьянил ее. Она подумала, что уже никогда не сумеет отдышаться, очиститься от грязи, которую видела. Она прижалась щекой к стене. Несколько мгновений спустя он подошел к ней.

Должно быть, было уже больше четырех часов утра, но вокруг было темно. Город спал. На мгновение ей захотелось все бросить и убежать. Она сумела бы убежать, и он не смог бы догнать ее.

Но она осталась. В ее комнате стояла фотография. Она знала, что встретит его взгляд, едва откроет дверь квартиры. Он всегда с ней, Упускать шанс нельзя.

Они сели в такси. Дом был старый-старый. На каждом этаже – по одной квартире. Он поднялся с нею на второй этаж, открыл дверь и включил свет… Здесь было мрачно, все старое и выцветшее от времени. Высокий потолок, высокие и узкие, похожие на гробы, амбразуры окон. Не то место, куда приятно зайти в пятом часу утра. И уж совсем неприятно зайти сюда с чужим.

Она вздрогнула и остановилась у открытой двери, пытаясь сообразить, будет ли ей грозить опасность, если она зайдет в квартиру. Нужно сохранить ум трезвым и ясным.

– Здесь нам будет удобно, – сказал он.

– Мне холодно, – произнесла она.

– Ты так и будешь стоять у двери?

– Нет, – ответила она. – Нет, я не буду стоять здесь. Я вообще здесь не останусь. – Она неловко шагнула в комнату, как будто скользя по льду.

Она огляделась. С отчаянием огляделась вокруг. С чего начать? Цвет. Оранжевый. Что-нибудь оранжевое.

– Ну, что ты смотришь? – раздраженно спросил он. – Это всего-навсего комната. Ты никогда раньше не видела комнаты?

Наконец она нашла. Дешевый шелковый абажур на лампе в дальнем конце комнаты. Она подошла к лампе и включила ее. Небольшое желтое пятно высветилось на стене. Она протянула руку:

– Мне нравится этот цвет.

Он не обратил на ее слова внимания.

– Ты не слушаешь меня. Я сказала, что это мой любимый цвет.

– Хорошо, но что из этого?

– Я хочу иметь такую же шляпку.

– Я куплю ее тебе завтра. Завтра или послезавтра.

– Посмотри, мне пойдет этот цвет? – Она прижалась к стене таким образом, чтобы оранжевое пятно на стене оказалось над ее головой. – Посмотри на меня. Посмотри внимательно. Ты видел кого-нибудь в шляпке такого же цвета? Я не напоминаю тебе какую-нибудь женщину?

Он дважды моргнул. Как сова.

– Ну, посмотри же, – умоляла она. – Ты только взгляни на меня. Ты можешь вспомнить, если захочешь. Ты ведь видел кого-то в театре, женщину, которая сидела примерно на моем сегодняшнем месте. Ведь она носила оранжевую шляпку, не так ли?

Он ответил, но непонятно:

– О, целых пятьсот баксов было у меня! – И внезапно закрыл лицо руками, как будто что-то ошеломило его. – Эй, я ничего не должен говорить об этом! – Потом он опустил руки и доверчиво посмотрел на нее. – Я уже сказал тебе?

– Да, конечно. – Это был единственный возможный ответ. Он может, конечно, отказаться от своих слов, заявить, что ничего не говорил, но он молчал, как будто его откровенность уже сыграла свою отрицательную роль. Видимо, сигареты повлияли на его разум.

Она отошла от стены, но приблизиться к нему не решилась.

– Расскажи мне об этом еще раз. Мне нравится слушать, как ты рассказываешь. Давай, Клифф, рассказывай! Тебе нечего бояться. Ты же знаешь, что я твоя новая подружка, ты сам это сказал. Что в этом дурного?

Он снова моргнул.

– О чем ты говоришь? – беспомощно пробормотал он. – Я все забыл.

Она понимала, что наркотик действует на него, мешает думать. Как будто все время обрывается линия связи.

– Оранжевая шляпка. Смотри сюда. Пять сотен баксов. Помнишь? Она сидела на том же месте, что и я.

– Ах, да, – послушно отозвался он. – Чуть справа от меня. Я только смотрел на нее. – Он засмеялся каким-то маниакальным смехом и тут же замолчал. – Я получил пятьсот баксов только за то, что видел ее. Только за то, чтобы ничего не говорить…

Она увидела, как ее руки потянулись к его воротничку и стали рвать его. Она не пыталась остановить их, ей казалось, что ее руки действуют независимо от нее. Она прилегла свое лицо к его и стала пристально смотреть ему в глаза.

– Расскажи мне об этом подробнее, Клифф. Расскажи же. Я люблю слушать, когда ты рассказываешь.

Он отвел глаза.

– Я забыл. Я снова забыл.

Опять все сначала.

– Ты получил пятьсот долларов, чтобы не говорить, что видел ее. Вспомни, это была женщина в оранжевой шляпке, да? Это ОНА дала тебе пятьсот долларов, Клифф? Кто дал тебе пятьсот долларов? Ну, скажи же мне!

– РУКА дала мне их в темноте. Рука, и голос, и носовой платок. О да, там была еще одна штука: пистолет.

Не руки сжали его голову.

– Да, но чья рука?

– Я не знаю. Я тогда не знал этого. И так и не узнал. Иногда я даже не уверен, что это вообще было. Думал: все это мне почудилось. Потом я понял, что это все же было.

– Ну, расскажи же мне!

– Случилось вот что. Я вернулся домой поздно ночью после представления, и когда я вошел в холл внизу, там было темно, хотя раньше всегда горел свет. Как будто перегорела лампа. Я только добрался до лестницы, как вдруг меня остановила рука. Тяжелая и холодная рука. Я отпрянул к стене. «Кто тут? Кто вы?» – спросил я. Это был мужчина, судя по голосу. Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я разглядел что-то белое, что-то, похожее на носовой платок, закрывающий лицо. И от этого голос звучал приглушенно. Но я хорошо его слышал. Сперва он назвал мое имя, фамилию и место работы. Казалось, что он знает обо мне все. Потом он спросил меня, помню ли я даму, которую видел предыдущим вечером, в оранжевой шляпке. Я ответил, что не вспомнил бы ее, если бы не его напоминание, но раз он напомнил, то вспомнил.

Тогда он сказал спокойно: «Вам не понравится быть убитым?»

Я не смог ответить. У меня пропал голос. Он взял мою руку и вложил в нее что-то холодное. Это был пистолет. Я вздрогнул, но он крепко держал меня. «Это для вас, если вы кому-нибудь расскажете». Он подождал немного, потом продолжал: «Может быть, вы предпочитаете получить пятьсот долларов?» Он снова помолчал. «У вас есть спички?» Я сказал, что нет. «Хорошо, я сам зажгу вам спичку». Он зажег спичку, и я увидел, что он действительно держит пятьсот долларов. Потом я быстро поднял голову, чтобы разглядеть лицо, но оно и в самом деле было закрыто носовым платком, а спичку он тут же погасил. «Итак, эту леди вы не видели, – сказал он. – Не было никакой леди. Кто бы вас ни спросил, повторяю: кто бы вас ни спросил, вы ответите, что не видели никакой леди. Ясно?» Он подождал немного и спросил: «Итак, что вы ответите, если вас спросят?» «Я не видел никакой леди, Там не было никакой леди», – пробормотал я. Это все, что я сумел выдавить из себя. «Теперь можете идти к себе, – сказал он. – Спокойной ночи». Из-под платка его голос звучал как из могилы. Я едва добрался до своей двери и долго не мог прийти в себя.

Он хрипло засмеялся и неожиданно замолчал.

– Все пятьсот баксов я потерял на следующий же день, – жалобно прибавил он.

Он отошел от нее и упал в кресло.

– Ты снова заставила меня это вспомнить! Ты заставила меня дрожать и бояться. Дай мне закурить.

– Я не ношу с собой марихуану.

– У тебя в сумке должно остаться что-нибудь. Ты же все время была со мной и должна была захватить немного для меня. – Он, очевидно, думал, что она тоже курит эти сигареты.

Он вскочил и схватил ее сумку прежде, чем она успела опомниться.

– Нет! – закричала она с неожиданной тревогой. – Там нет ничего! Не открывай!

Но он уже заглянул в сумку. Там лежала забытая бумажка Барчесса. В первый момент он простодушно удивился:

– Что такое? Мое имя и место работы…

– Нет! Нет.

– И точный адрес…

Она видела, как омрачилось его лицо. В глазах появилась злость. За всем этим крылось что-то опасное. Трудно сказать, что может возникнуть в мозгу, одурманенном наркотиком.

– Тебя подослали с какой-то целью, ты не случайно познакомилась со мной! За мной кто-то следит, и я не знаю – кто. Если бы я мог вспомнить… Кто-то грозил мне пистолетом. Кто-то сказал, что убьет меня! Если бы я только мог догадаться… Так это ты!

У нее не было никакого опыта в обращении с наркоманами. Она не знала, как могут выражаться их эмоции и как действует на них страх. Теперь она могла видеть все собственными глазами. Непредсказуемость его поведения опасна. Она никак не могла собраться с мыслями, он же был временно помешан.

Он грозно встал, наклонил голову и исподлобья посмотрел на нее.

– Я сказал тебе что-то. О, если бы я только мог вспомнить, что это было! – Он потер лоб.

– Да нет же, нет! – отчаянно закричала она. – Ты ничего мне не говорил! – Она понимала, что сейчас ей лучше всего убраться отсюда, и без промедления. Цель достигнута, большего ей не добиться. Она начала медленно отступать. Руки она держала за спиной, чтобы нащупать дверь и постараться побыстрее открыть замок. Надо было действовать быстро, пока он не понял ее намерения. И в то же время она не сводила с него глаз, пытаясь делать вид, что все идет по-прежнему, что ничего не изменилось. Она понимала, что ее маневр должен быть крайне медленным. Это походило на медленное раскачивание змеи, которая гипнотизирует застывшую от страха жертву. Она раскачивается медленно-медленно, чтобы затем сделать резкий и быстрый скачок…

– Да, да… Я тебе все рассказал. А ты собираешься уйти отсюда и рассказать еще кому-то. Кому-то, кто следит за мной. И они придут сюда и сделают со мной то, что обещали…

– Нет, честное слово, нет! Ты только подумай… – Но эти слова лишь ухудшили дело. Его лицо нахмурилось, глаза сощурились. Она поняла, что больше ей не выдержать. Сейчас она стояла, прижавшись спиной к стене, и лихорадочно шарила руками в поисках замка. Но она заняла неверную позицию. Не в том месте прижалась к стене. Дверь не здесь. Уголком глаза она увидела дверь в нескольких ярдах от себя. Если бы он оставался на месте, если бы он не двигался хотя бы секунду или две…

Она медленно двинулась вдоль стены. Шаг, еще шаг, полшага…

– Неужели ты не помнишь, как я сидела на ручке твоего кресла и перебирала твои волосы? Это все, что я делала. Ай! Не надо! – завопила она в отчаянной попытке остановить его.

Через несколько секунд начался ужасный танец. Это был какой-то кошмар. Ах, если бы она догадалась захватить для него одну из тех сигарет, возможно…

Она металась по комнате, опрокидывая легкие стулья.

Звук их падения казался ей громом, а он шел за ней с протянутыми руками.

Она кидалась к двери, пытаясь отпереть ее, но замок не поддавался, и она снова бежала по комнате. Она подбегала к окнам, но и их открыть было непросто.

У одной из стен стоял старый диван, и она вскочила на него. И тут он настиг ее.

– Нет! – закричала она. – Нет! Не трогай меня! Ты знаешь, что они с тобой сделают, если ты прикоснешься ко мне?

Но обращалась она не к человеку, перед ней был наркоман.

Он встал на колени и так, на коленях, стал продвигаться по дивану прямо к ней. Здесь ей некуда было деться. Его пальцы скользнули по ее щеке и ниже – по плечу. Прежде, чем он успел сжать ее в объятиях, она быстро присела и выскользнула у него из-под рук. Она снова бросилась к двери, а он вновь направился к ней.

Рядом была другая дверь, но она не знала, куда она ведет. Может быть, в ванную, а может, в стенной шкаф. Помня неудачный опыт с диваном, она решила не рисковать.

Теперь ей удалось вырваться в коридор. Легкое плетеное кресло она толкнула ему в ноги, но он вовремя это заметил и успел увернуться. Она лишилась преимущества, которое у нее было. Она снова оказалась в углу, и ей некуда уже было бежать.

Она закричала. Выкрикнула имя. Имя человека, который был не властен помочь ей сейчас:

– Скотт! Скотт, дорогой!

Дверь была рядом, но она уже не успевала добраться до нее. Теперь ей уже некуда деться.

Рядом с ней была лампа, и она надеялась, что ее свет остановит его. Но он не остановился, лишь рванул лампу на себя.

И тут что-то произошло. Должно быть, его нога за что-то зацепилась. Она этого не видела и лишь впоследствии все вспомнила. Лампа упала на пол, не разбившись, и осветила его ноги. А он вдруг во весь рост грохнулся на пол. Она не могла поверить своим глазам и не знала, пугаться ей или радоваться.

Мгновение может быть долгим. Мгновение может быть коротким. Мгновение он лежал на полу лицом вниз. Всего одно мгновение. Она сумела рукой нащупать ключ. Как во сне. Как будто рука принадлежала вовсе не ей. Сперва она повернула его не в ту сторону. Он чуть приподнялся над полом, стараясь преодолеть те несколько дюймов, которые разделяли их, и попытался схватить ее за лодыжки и притянуть к себе. Замок щелкнул, она дернула – и дверь распахнулась!

Что-то держало ее за каблук, и она никак не могла оторвать ногу от пола, как будто нога приклеилась. Ужас охватил все ее существо, и она, рванувшись изо всех сил,бросилась к выходу, стремглав скатилась с лестницы, толкнула дверь подъезда и очутилась на свежем воздухе.

Остальное запало ей в память неясным, смутным воспоминанием. Она шла как во сне и чувствовала себя пьяной. Она и была пьяна от пережитых ужаса и последовавшего за ним облегчения.

Она помнила, что свернула за угол, но еще не могла понять, где находится. Потом увидела впереди свет и двинулась к нему. Она шла очень быстро, опасаясь преследования. Перед витриной небольшого кафе она остановилась. Внутри никого не было видно, но потом она различила мужчину, который возился с кассовым аппаратом. Он повернул голову и увидел девушку в разорванном платье. Тогда он выскочил на улицу и подошел к ней.

– В чем дело, мисс? С вами случилось несчастье? Я могу вам помочь чем-нибудь?

– Дайте мне монетку и разрешите позвонить по вашему телефону, – и она разразилась отчаянными рыданиями.

Барчесс был дома. Часы показывали почти пять часов утра. Она не помнила, что говорит.

– Барчесс, пожалуйста, заберите меня отсюда. Это какой-то ужас, я больше не могу!

Хозяин кафе привел свою жену. Та была в халате и с папильотками на голове. Она деятельно взялась опекать девушку и немедленно послала мужа готовить черный кофе.

Женщина усадила ее за стол и нежно погладила по руке.

– Что с вами случилось? Вы попали в лапы убийцы?

Она не могла сдержать улыбки, видя беспокойство и хлопоты посторонней женщины.

Когда появился Барчесс в пальто с поднятым воротником, она уже была спокойна и неторопливо прихлебывала черный кофе. Его она приветствовала вздохом облегчения.

– Бедняжка, – сердечно сказал он и уселся на стул рядом с ней. – Очень плохо?

– Сейчас уже ничего. Посмотрели бы вы на меня минут пять или десять назад. – Она резко отодвинула кофе. – Барчесс! Ценнейшие показания! Он видел ее! И не только! Впоследствии его кто-то подкупил. Какой-то мужчина. Очевидно, он действовал ради нее. Вы сумеете из него все вытащить?

– Пойдемте, – сухо сказал он. – Не стоит упускать момент. Сперва я посажу вас в такси, а потом…

– Нет, нет! Я хочу вернуться туда с вами. Теперь я уже пришла в себя.

Владельцы кафе стояли у двери и смотрели им вслед. На лицах их было написано явное неодобрение, «относящееся к Барчессу.

– Странный народ пошел нынче, – сказал жене старик. – Сперва оставил девушку одну до пяти утра, а теперь куда-то потащил.

Барчесс бесшумно поднимался по лестнице, прикрывая ее собой на всякий случай. Несколько мгновений он простоял перед дверью, приложившись к ней ухом.

– Похоже, спит, – шепнул Барчесс. – Ничего не слышу. На всякий случай спуститесь немного пониже.

Она спустилась на несколько ступенек. Она видела, как он что-то делал у двери, наклонившись к замку, но по-прежнему не слышала ничего. Внезапно дверь приоткрылась, и он заглянул в комнату.

Она затаила дыхание и подошла к двери, каждый миг ожидая нападения. Она была у порога, когда неожиданная вспышка света заставила ее отскочить в сторону: он включил лампу.

Она пришла в себя и увидела, что он исчез в комнате, в которой ей еще совсем недавно довелось пережить несколько ужасных минут. Она отважилась вслед за ним заглянуть туда: на первый взгляд комната казалась пустой.

Еще одна вспышка света – и дверь, за которой теперь исчез Барчесс, оказалась дверью ванной комнаты. Она стояла неподалеку и могла видеть старомодную ванну на четырех высоких ножках. Она могла видеть и что-то неопределенное, лежавшее на краю Ванной. Башмаки, стоявшие рядом. Ванна не была мраморной, но казалось, что она мраморная, с интересными красными прожилками, напоминающими вены…

На мгновение ей почудилось, что его тошнит и поэтому он склонился над ванной. Ей захотелось помочь ему, и она шагнула вперед.

– Не заходите сюда, Кэрол! – резко сказал ей Барчесс. – Стойте на месте! – Он шагнул вперед, закрывая дверь, и больше она ничего не видела.

Он пробыл там долго, и столько же она стояла на одном месте, ожидая. Она заметила, что немного дрожит, но страха не испытывала. Она знала, что это – последствие страха, который ей довелось пережить прежде.

Клочок бумаги, лежащий на столе, привлек ее внимание. Три почти неразличимых слова: «Они за мной»…

Дверь открылась, и появился Барчесс. Его лицо было гораздо бледнее, чем вначале.

– Вы видели это? – она указала на бумажку. Он кивнул. – А он?

Вместо ответа он щелкнул языком и провел большим пальцем от уха до уха.

Она, тяжело дыша, прислонилась к стене.

– Пойдемте-ка отсюда, – грубовато сказал он. – Это зрелище не для вас. – Они закрыли наружную дверь. – Я никогда не думал, что… – пробормотал он и, не договорив, замолчал. Потом прибавил: – Теперь я не смогу думать о Красном море, не вспомнив этого.

Он остановил такси и усадил ее.

– Поезжайте домой и отдохните. А мне надо вернуться сюда, ведь это моя работа.

– Значит, опять все плохо? – со страхом спросила она из окна такси.

– Да, Кэрол, опять все плохо.

– А разве я не могу повторить того, что он сказал мне?

– Это будет всего лишь слухом. Вы слышали, как кто-то рассказывал, что видел ее и получил взятку, чтобы отрицать это. Сведения, полученные из вторых рук, не являются доказательствами. Никто не поверит вашим показаниям.

Он достал из кармана скомканный носовой платок и расправил его на ладони. Она увидела, что он что-то разглядывает.

– Что это такое? – спросила она.

– Скажите мне сами.

– Это лезвие.

– Этого мало.

– Ну, это лезвие безопасной бритвы.

– Да. И когда человека находят в ванной с перерезанным горлом, а перед ним лежит лезвие, которым он не бреется, причем в комнате у него много лезвий другой марки, то, естественно, возникает вопрос о его убийстве. – Он убрал лезвие. – Они скажут, что вы убили его. – Он помолчал. – Поезжайте домой, Кэрол, и запомните: вы здесь никогда не были, а об остальном я сам позабочусь.

В такси она бессильно откинулась на спинку сиденья.

«Сегодня ничего не вышло, дорогой, – думала она. – Может быть, повезет завтра или послезавтра».

Глава 15

Девятый день перед казнью

Л о м б а р
Это был один из тех невероятно роскошных отелей, которые отличаются от всех других точно так же, как нос аристократа отличается от носов черни. Верхнюю часть колонн фасада успели загадить птицы.

Здесь, и он знал это, понадобятся огромные усилия с его стороны. Он не должен допустить тактической ошибки, Это – не то место, где любят отвечать на вопросы.

Прежде всего он зашел в цветочный магазин. Для этого нужно было сперва войти в вестибюль отеля, а затем толкнуть стеклянную вращающуюся дверь.

– Вы не могли бы сказать мне, какие цветы любит мисс Мендоза? – спросил он. – Я полагаю, вам не раз приходилось посылать ей цветы?

– Не могу этого сказать, – промурлыкала продавщица.

Ломбар достал деньги и повторил свой вопрос медленно и четко, как будто имел дело с глухой.

На этот раз он услышал другой ответ:

– Обычно ей посылают те цветы, которые есть в данный момент, например, хризантемы или гортензии. Но мне случайно стало известно, что в Южной Америке, откуда она приехала, эти цветы не очень-то ценятся, потому что растут повсюду. Если вы хотите купить действительно что-нибудь ценное… – Она понизила голос, как будто собиралась сказать нечто чрезвычайно важное: – Несколько раз она сама покупала цветы для своего номера в отеле и всегда брала душистый горошек.

– Я покупаю весь горошек, который у вас есть, – немедленно отозвался Ломбар. – Я не хочу, чтобы он достался еще кому-нибудь, и дайте мне, пожалуйста, две открытки.

На одной он написал несколько слов по-английски. Потом, пользуясь карманным англо-испанским словарем, на другой открытке написал несколько слов по-испански. После этого первую открытку порвал.

– Положите эту открытку, – он протянул открытку с испанским текстом, – в цветы и, пожалуйста, отправьте ее. Сколько времени это займет?

– Она попадет ей в руки через пять минут. Она сейчас здесь, ее паж передаст цветы.

Ломбар вернулся в вестибюль, сел на диван и уставился на часы. К нему подошел клерк.

– Да, сэр?

– Нет еще, – ответил Ломбар, и клерк изумленно уставился на него.

Он ждал.

– Пора! – неожиданно воскликнул Ломбар, и это было так неожиданно, что клерк вздрогнул, – Позвоните мисс Мендозе и спросите, может ли ее посетить джентльмен, который послал цветы. Моя фамилия Ломбар, но не забудьте упомянуть о цветах.

Когда клерк вернулся, он казался ошеломленным.

– Она сказала – да, – с трудом проговорил он. Очевидно, только что был нарушен один из неписаных законов отеля. И кому-то удалось это сделать с первой попытки.

Между тем Ломбар, как ракета, взлетел на нужный этаж. Дверь номера была распахнута, перед ним стояла молодая женщина. Очевидно, это была горничная, если судить по черной бархатной форме.

– Мистер Ломбар?

– Это я.

– Вы пришли не за интервью?

– Нет.

– И не за автографом?

– Нет.

– И не за рекомендацией?

– Нет.

– И не за деньгами, которые сеньорита могла забыть заплатить?

– Нет.

Последнее, казалось, совершенно успокоило ее.

– Подождите минуту, пожалуйста, – пробормотала она и удалилась, закрыв перед ним дверь.

Вскоре дверь открылась.

– Можете войти, мистер Ломбар. Сеньорита примет вас. Садитесь, пожалуйста.

Он находился в замечательной комнате. Она была замечательна не своими размерами, не видом, открывающимся из окна, не роскошной обстановкой, хотя все это было необычным. Она была замечательна хаосом звуков. Фактически это была самая шумная пустая комната, которую он когда-либо видел. Из одной двери доносились свистящие и шипящие звуки, похожие не то на шум вырывающейся из трубы воды, не то на звук жарящейся на сковородке рыбы. Скорее всего, шум был от рыбы, потому что до него донесся ароматный запах специй. Откуда-то неслась песня, которую пел мощный, но некрасивый баритон, Из другой, очень широкой, открытой настежь двери, прикрытой драпировкой, доносилась целая какофония звуков. Можно было разобрать мелодию самбы, которая, очевидно, шла из радиоприемника вместе с бормотанием диктора. Одновременно женский голос с быстротой пулемета тараторил что-то по-испански, даже не останавливаясь для того, чтобы перевести дыхание между фразами. Тут же кто-то болтал по телефону, бил ложкой по металлическому предмету и водил пальцем по стеклу, отчего раздавался противный ноющий звук. К счастью, этот последний звук иногда прерывался.

Он терпеливо сидел и ждал. Он здесь, значит – половина дела выиграна. О второй половине он не думал.

Появилась горничная, он встал, полагая, что она пригласит его зайти в другую комнату. Однако тут же убедился в своей ошибке, потому что горничная прошла в другую дверь, откуда доносился запах жареной рыбы.

– Поменьше масла, Энрико, – услышал Ломбар ее голос. – Она сказала, чтобы ты не употреблял слишком много масла.

– Кто готовит? Я или она? Для кого я готовлю? Для нее или для унитаза?

Они вместе проследовали мимо Ломбара: за горничной шел мужчина в одежде, по цвету напоминающей марабу. Он был короткий и толстый, с лицом кофейного цвета. Потом они проследовали обратно. Шипение и свист прекратились, но послышался детский вопль: «А-а-а!»

Затем на мгновение воцарилась полнейшая тишина. По лишь на мгновение. Раздался звук, очень похожий на взрыв, и тут же все предыдущие звуки повторились, но на этот раз к ним прибавились дрожащее сопрано, ревущий баритон, скрип чего-то по стеклу и звук, напоминающий удары головой о стену.

– Я не останусь здесь! – Ломбар снова увидел толстяка-повара. – Ближайшим кораблем уплыву обратно! Пусть она делает, что хочет! Я не останусь!

Ломбар неловко ерзал в кресле. Человеческое ухо не может привыкнуть к такому шуму, и ему казалось, что у него вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Потом к этой какофонии звуков присоединился резкий звонок, и вскоре горничная ввела черноволосого усатого индивидуума, который уселся рядом с Ломбаром и тоже стал ждать. Но мужества у него было меньше, чем у Ломбара, Он вскочил и начал быстро прохаживаться по комнате. Потом он обнаружил огромное сооружение, в котором доставили душистый горошек, купленный Ломбаром, остановился, сорвал цветок и сунул его в нос. Ломбар удивленно следил за ним.

– Скоро ли она меня примет? – набросился незнакомец на горничную, когда та прошла мимо. – У меня есть новая идея. Я хотел бы пощупать ее руками, пока она не убежала от меня.

«Я тоже», – подумал Ломбар, очумело мотая головой.

Незнакомец снова сел, но тут же опять вскочил.

– Я долго не выдержу, – предупредил он. – Я уйду. Я снова уйду, как раньше!

– Вам бы давно следовало это сделать, – чуть слышно пробормотал Ломбар. – Горничная ушла.

Во всяком случае, это помогло. Появилась горничная, удивленно посмотрела на любителя душистого горошка и снова ушла.

– Она обязательно примет вас – между ним и своим портным, – объявила она.

– Ну и ну, – пробормотал Ломбар.

Но пока ничего не изменилось. Горничная пару раз проходила мимо них, и несколько раз звонил телефон. Пулеметная очередь по-испански притихла.

– Спроси ее, будет ли она сегодня ужинать? – прорычал повар. – Я не разговариваю с ней.

Спутник Ломбара продолжал носиться по комнате.

Потом его увела горничная, потом он снова появился, побегал по комнате и куда-то исчез.

Наконец из святая святых появилась горничная.

– Сеньорита сейчас примет вас, – объявила она.

Он попытался встать и обнаружил, что у него онемели ноги. Он прошелся по комнате, поправил галстук и одернул пиджак.

Затем он вошел в комнату и увидел женщину, восседавшую в шезлонге в позе Клеопатры, и в тот же момент что-то меховое метнулось на него и с визгом вцепилось в плечи. Этот звук очень походил на трение пальцем по стеклу, и он нервно вздрогнул. Что-то длинное, похожее на змею, обвилось вокруг шеи.

Женщина в шезлонге сияла, как нежная родительница:

– Не бойтесь, сэр, это всего лишь малютка Биби.

Ломбар понял, что эта крошка играет здесь не последнюю роль. Он попытался повернуть голову, но ему это не удалось. Он с трудом выдавил из себя улыбку.

– Без Биби я ничего не делаю, – пояснила хозяйка. – Мое гостеприимство зависит от Биби. Если Биби не нравится посетитель, она забивается под диван, и я выгоняю посетителя. Если посетитель нравится Биби, она прыгает ему на шею, и я принимаю его.

Она обезоруживающе улыбнулась.

– Вы понравились. Биби, иди ко мне.

– Нет, нет, пусть останется, я не возражаю, – пробормотал Ломбар. Он понимал, что таким образом он только заслужит благосклонность хозяйки. Теперь он понял, что это – маленькая обезьянка и вокруг его шеи обвился ее хвост. Ломбар облегченно вздохнул: слава Богу, что Биби не оказалась зверем пострашнее.

Актриса радостно улыбнулась, а Биби принялась рыться в волосах Ломбара.

– Садитесь, пожалуйста, – сердечно пригласила хозяйка. Он осторожно, стараясь не сбросить обезьянку, придвинул кресло и сел. Теперь он мог внимательно рассмотреть актрису. На ней была черная бархатная пижама, на голове – невообразимая прическа. – У меня есть свободная минутка. – Горничная стояла рядом с ней и что-то держала в руке. Актриса повернула голову, горничная протянула руку, и Ломбар увидел свою открытку. Актриса прочла его фамилию. – Очень мило, сеньор Ломбар, что вы подарили эти цветы. Вы написали, что недавно вернулись с моей родины; мы встречались там?

К счастью, она заговорила раньше него. Ее большие глаза затуманились и поднялись к потолку.

– Ах, мой Буэнос-Айрес! – вздохнула она. – Милый Буэнос-Айрес! Как я соскучилась! Огни на Калле Флорида по ночам!

Он не зря потратил несколько часов на изучение путеводителя до того, как пришел сюда.

– Берега Ла-Платы, – мягко сказал он. – Скачки в Палермо-парке…

– Не надо, – попросила она, – не надо, а то я могу заплакать.

Она не шутила. Он понял: она и в самом деле может заплакать. Легко возбудимая натура.

– Почему я не осталась там? Зачем я приехала сюда?

«Семь тысяч долларов в неделю и десять процентов сбора со спектакля стоят того, чтобы приехать сюда» – подумал он, но благоразумно промолчал.

Тем временем Биби надоело искать насекомых в его голове, и она спрыгнула на пол. Он почувствовал себя значительно лучше, хотя его прическа напоминала теперь стог сема после сильного ветра.

– Я пришел сюда потому, что вы известны как интеллигентная, талантливая и красивая женщина, – начал он. Ради своей цели он готов был землю рыть, не то что расточать комплименты.

– Это правда, никто не считает меня бездушной куклой. – Скромность была одной из ее добродетелей.

Он наклонился вперед.

– Помните номер, с которым вы выступали в прошлом сезоне, когда вас забросали цветами, причем женщины, чтобы привлечь к себе ваше внимание?

Она задумчиво посмотрела в потолок, но тут же заулыбалась. Глаза ее сияли.

– Ах, да! «Чича, чича, бум, бум!» Да, да! Вам понравилось?

– Очень, – тепло сказал он. – В тот вечер мой друг…

Он начал подходить к своему делу, но его прервала горничная:

– Вильям ждет ваших распоряжений, сеньорита.

– Прошу прощения, – она повернулась в сторону двери. Здоровенный детина в шоферской форме шагнул вперед, привлекая ее внимание. – До двенадцати вы мне не будете нужны. А в десять минут первого я поеду на ленч в «Нон Бле», так что будьте на месте. – Она подумала немного и добавила: – Все же будьте здесь.

Шофер исчез, а она взяла тяжелый серебряный портсигар и повернулась к нему.

– Мой друг был однажды на вашем представлении с одной женщиной, – продолжил Ломбар. – Поэтому я и пришел к вам.

– Да?

– Я пытаюсь найти ее для него.

Она неправильно его поняла. Глаза ее заблестели.

– Ах, как романтично! Я люблю романтику!

– Боюсь, что нет. Речь идет о жизни и смерти. – Он не хотел сообщать ей слишком много деталей, пусть вспоминает сама.

Она обрадовалась еще больше.

– Тай-й-на! Я люблю тайны! – Она пожала плечами. – Пока они не касаются меня.

Что-то неожиданно заставило ее замолчать. Она уставилась на крошечный бриллиант в браслете. Потом резко подняла голову и щелкнула пальцами. Горничная вышла. Ломбар решил, что его бесцеремонно выпроваживают и что сейчас здесь появится очередной посетитель.

– Вы знаете, сколько времени? – виновато спросила она, – Разве я не говорила вам? Вы очень неосторожны. Доктор сказал, что только один час…

Прежде, чем Ломбар понял, в чем дело, на него налетел тайфун. По крайней мере, так ему показалось, когда раздались пулеметные испанские очереди, перемешанные с писком Биби. Наконец все стихло.

– Я понимаю, как безнадежно ожидать, что вы вспомните определенного человека среди моря лиц, которые появляются перед вами каждый вечер. – В тишине голос Ломбара звучал очень громко. – Я знаю, что вы выступаете шесть вечеров в неделю и даете два утренних представления, да еще в переполненных театрах…

– Я никогда еще не выступала в пустых театрах, – с гордостью сказала она. – Даже пожар не может мне помешать. Однажды в Буэнос-Айресе в театре начался пожар. Вы думаете, зрители покинули театр?

Он переждал, пока она выговорится, и снова приступил к делу.

– Мой друг и эта женщина сидели в первом ряду возле прохода. – Он извлек из нагрудного кармана бумажку. – Они сидели слева от вас, если смотреть в зал со сцены. Она два или три раза вскакивала с места, когда вы пели.

Глаза ее снова заблестели.

– Она вставала? Когда Мендоза была на сцене? Это очень интересно. Я не знала, что такое случается. – Она стала задумчиво теребить свою бархатную пижаму. – Видимо, ее не волновало мое пение? Или наоборот? Может быть, ее наняли, чтобы освистать меня?

– Нет, нет, нет, вы не поняли, – торопливо сказал Ломбар. – Разве мог кто-нибудь сделать такое ВАМ? Нет, нет! Это было, когда вы пели «Чича, чича, бум, бум». Вы забыли, что в этот момент вы бросаете в зал маленькие сувениры, и она вскакивала, чтобы привлечь ваше внимание. Некоторое время она стояла перед вами.

Она закрыла глаза.

– Я попробую вспомнить, – пробормотала она. Она закурила сигарету и продолжала сидеть с закрытыми глазами. Он видел, что она и в самом деле пытается что-то припомнить.

– Нет, не могу, – наконец объявила она, – Простите. Это очень трудно. Каждый прошедший вечер кажется мне прошедшим двадцать лет назад. – Она покачала головой.

Он снова заглянул в листок бумаги.

– О, тут есть еще одно обстоятельство, хотя я не думаю, что это может вам помочь. Она была в такой же шляпке, что и вы. Так говорит мой друг. Я имею в виду, что у нее была точная копия.

Актриса резко выпрямилась. Очевидно, его слова поразили ее. Глаза ее сощурились. Он боялся пошевелиться и сидел, затаив дыхание. Даже Биби перестала шуршать газетами.

Неожиданно она отшвырнула сигарету.

– A-а. Теперь я вспоминаю! Да! – Она торопливо заговорила по-испански, но тут же смутилась и снова перешла на английский. – Да, да! Она стояла перед сценой в моей шляпке! Она стояла прямо перед сценой и смотрела на меня! Ха! Я вспомнила, вспомнила! Вы думаете, такие вещи забываются? – Она столь бурно проявляла свою радость, что Биби испуганно забилась в угол, а Ломбар стал опасаться за ее рассудок.

– Сеньорита, портной ждет вас, – вмешалась горничная.

– Он может подождать, ничего с ним не случится!

Актриса отчаянно замахала руками. – Я услышала такое, чего никогда не слышала!

Она вскочила с шезлонга и пустилась в пляс по комнате, напевая: «Вспомнила! Вспомнила! Я вспомнила!» Биби испуганно наблюдала за хозяйкой.

– Так что вам нужно и при чем тут ваш друг? – внезапно она успокоилась и снова заняла свое место в шезлонге. – Вы ведь не сказали.

По ее изменившемуся поведению он понял, что больше никакой помощи он от нее не получит. Однако терять ему было нечего, и он продолжал:

– Поверьте мне, сеньорита, у него большие неприятности. Я не хочу утомлять вас, но эта женщина – единственный человек, который может спасти его. Ему нужно доказательство, что он был именно с ней, и именно в тот вечер. Он впервые познакомился с ней в тот вечер, и мы не знаем ее имени. Мы не знаем, где она живет. Мы ничего не знаем о ней. Поэтому мы ищем.

Ломбар увидел, что она задумалась, и замолчал.

– Я была бы рада помочь вам, – проговорила она. – Я бы с удовольствием сообщила, кто она, но… – она беспомощно развела руками. – Я никогда ее раньше не видела. Я не видела ее после, Я только помню, как она стояла перед сценой. Это все, и больше я ничего не могу вам сказать. – Она казалась разочарованной больше, чем он.

– А вы не обратили внимания на мужчину, сидевшего рядом с ней?

– Нет, я даже не смотрела на него. Не могу сказать, был ли с ней кто-нибудь. Очевидно, он находился в тени.

– Видите ли, в этом деле не хватает одного звена. Дело в том, что большинство других людей помнят его, но не помнят ее. Вы же помните ее, а не его. Этого, конечно, мало, потому что ровным счетом ничего не доказывает. Только то, что в театре была женщина. Какая-то женщина. Она могла быть одна. Ее мог видеть кто-то еще. Мне нужны два звена, которые были бы связаны одним свидетелем. – Он встал. – Я остался там же, где начал. Спасибо, что вы уделили мне свое время.

– Я попробую вам помочь, – сказала она. – Не знаю, что я могу сделать, но попробую.

В это Ломбар не верил. Он пожал ей руку и вышел из комнаты. Он был расстроен, но понимал, что, собственно говоря, рассчитывать ему было не на что. Лифтер предупредительно открыл дверь лифта, Внизу кто-то другой столь же предупредительно открыл перед ним дверь отеля, и он очутился на улице. Некоторое время он неподвижно стоял около отеля – просто потому, что не знал, что делать дальше. Он не мог принять решения и беспомощно стоял на одном месте.

По улице проехало такси, и он решил остановить его, но оно было занято, и Ломбар стал ждать другого. На это ушла минута. Какая разница – минутой больше, минутой меньше? Он не оставил Мендозе никаких сведений о себе, она же не знала, где его найти и как с ним связаться.

Он уже сидел в такси, когда дверь отеля резко отворилась и из нее выскочил коридорный. Он торопливо огляделся и подскочил к машине.

– Вы – тот джентльмен, который только что покинул мисс Мендозу? Она сейчас позвонила и попросила, чтобы вы снова зашли к ней, если не возражаете.

Ломбар снова вошел в отель, снова поднялся в номер, снова нечто меховое прыгнуло на него. Он никак не реагировал на это.

Пижама исчезла, и теперь на ней было нечто иное, что именно – он не обратил внимания.

– Надеюсь, вы женаты? Фу, впрочем, если нет, то когда-нибудь вы женитесь, что одно и то же. – От изумления он едва не разинул рот, но промолчал и ждал, что же будет дальше. Она куталась в какую-то ткань, но сейчас ему все было безразлично.

– После того, как вы ушли, я кое-что придумала, – продолжала она. – Видите ли, мне было… не по себе. Я прошлась по комнате, как делаю всегда, когда думаю. – Она внимательно посмотрела на него. – Потом случилось странное. Я подумала о женщине, о которой мы говорили. – Она пожала плечами. – Это странно, не правда ли? Я подумала о своей шляпке и решила, что вам это может помочь…

Он ждал, не сводя с нее глаз. Она наставила на него палец.

– Так вот, в тот вечер, когда я видела женщину в моей шляпке, я вернулась в свою туалетную комнату и… гм… – она глубоко вздохнула. – Я сидела так, – и она сделала взмах рукой, как бы сметая что-то со стола. – Вы понимаете, что я чувствую? Вы не порицаете меня?

– Я не порицаю вас вообще ни за что.

Она поправила браслет.

– Вы думаете, что я могу позволить кому-нибудь подражать мне в присутствии многих людей? Вы думаете, я, Мендоза, позволю это?

Ломбар этого не думал, он думал лишь о ее бурном темпераменте.

– Управляющий и горничная держали меня за руки, чтобы я не выскочила в зал и не разорвала ее на куски своими собственными руками!

На мгновение у него возникла надежда, что случилось нечто, что поможет ему, но он тут же отбросил эту мысль. Ничего не случилось, ничего не было, иначе Гендерсон рассказал бы об этом.

– Я бы ей показала! – Она была в ярости, как будто сцена, о которой она рассказывала, произошла только что. – На следующий день я была все еще раздражена, – продолжала она. – Поэтому я отправилась к модистке и при заказчиках швырнула ей свою шляпку прямо в лицо. Я сказала: «Значит, вы считаете, что это – один-единственный образец, да? И ни у кого такой больше нет?» И я плюнула ей в лицо. Когда я уходила, она что-то бормотала, но я не стала ее слушать.

Мендоза потерла руки и вопросительно посмотрела на него.

– Вам это годится? Это вам поможет? Модистка должна знать, ком(у она подарила копию моей шляпы. Поезжайте, найдите ее, и вы узнаете, кто та женщина, которую вы ищете.

– Вот здорово! – Он с таким энтузиазмом воскликнул это, что она вздрогнула. – Как ее зовут? Дайте же адрес!

– Подождите, я сейчас вспомню… – Она постучала по своей голове. – Я так много работаю, что ничего не держится. – Она окликнула горничную и распорядилась: – Просмотрите мои счета за шляпы и найдите тот, который относится к прошлому сезону.

Горничная вернулась очень быстро, и Ломбар испугался, что счета нет. Однако горничная протянула его хозяйке.

– Да, вот он. «Одна шляпа – сто долларов». И подписано: Кеттиша. Вот. – Она протянула счет Ломбару. Он списал адрес и вернул счет. Его руки отчаянно дрожали.

– Я еще никогда так не нервничал, – смущенно признался он.

– Подумать только! – Мендоза топнула ногой. – Этот счет она прислала мне через несколько месяцев. Вог, видите? – Она указала на дату.

Но он уже выбегал из номера.

– Надеюсь, вы найдете ее! – крикнула она ему вслед.

Женщина простит вам все, но только не шляпку, такую же, как у нее, и которую вы носите одновременно с ней.


Он чувствовал себя, как рыба, вытащенная из воды, когда входил в этот дом, но старался держать себя в руках. Ему приходилось бывать и в худших местах. Это было одно из тех сооружений, в которых раньше любили размещать коммерческие учреждения, чьи дела всегда попахивали чем-то подозрительным. Весь первый этаж представлял собой помещение, предназначенное если не для выставок, то, во всяком случае, для демонстрации образцов товаров. Дом с деловым видом разместился на самом углу улицы.

Он попал сюда в разгар демонстрации моделей. Впрочем, здесь такое, возможно, происходит каждый день. Однако это не помогло ему чувствовать себя спокойно. Он был здесь единственным мужчиной или, по крайней мере, единственным мужчиной среднего возраста. Была тут одна высохшая мумия мужского пола, рядом с ней сидела очаровательная особа, явно правнучка этой мумии, которая, несомненно, притащила сюда своего предка, чтобы тот помог ей выбрать гардероб.

Здесь расположились лишь женщины и девицы. Даже швейцаром служила девушка; среди клиенток сновали манекенщицы из тех, кто не демонстрировал в данный момент одежду на некоем подобии сцены. Так или иначе, он забился в угол, стараясь всем своим видом показать, что пришел сюда по делу, а не покупать что-либо. Он чувствовал себя крайне неловко под взглядами женщин, с любопытством его рассматривавших.

Наконец появилась молодая женщина, к которой он и обратился.

– Мадам Кеттиша примет вас в своем личном кабинете на втором этаже, – заявила эта женщина шепотом. Он с облегчением выбрался из своего угла.

Когда Ломбар вошел в кабинет, то увидел за большим столом миловидную рыжую ирландку средних лет. В ней не было никакого шика, она выглядела просто и обыкновенно. «Очевидно, в прошлом ее звали Китти Шоу, – подумал он, – но со временем она решила, что Кеттиша звучит непонятно, а потому привлекательно. Очевидно, она умна и знает, как проще выколачивать из людей деньги».

– Чем могу служить? – буркнула женщина, не поднимая головы. Сейчас ему понадобится весь его такт, причем не в меньшей степени, чем при визите к Мендозе. Однако было уже почти пять часов, и он понимал, что у него нет времени на комплименты. Он сразу же приступил к делу:

– Я пришел к вам прямо от вашей бывшей клиентки. Это – южноамериканская актриса Мендоза.

Она резко подняла голову.

– Не стоило связываться с этим дерьмом, – сурово сказала она.

– Вы сделали ей шляпку в прошлом сезоне, помните? Она стоила сотню баксов, и мне хотелось бы знать, кто был вашим последователем.

Она отложила наброски, которые перед тем разглядывала. Кое-какие из них она убрала в ящик, другие выбросила в корзину для мусора.

– Черт возьми! – рявкнула она. – У меня одни неприятности из-за этой шляпы! Я сказала ей, что копий шляпы нет, я и сейчас утверждаю, что копий нет и не было! Когда я говорю, что продаю оригинал, то это оригинал! Если где и появилась копия, то она была выполнена без моего ведома, и я не отвечаю за это! Я могу делать и плохие шляпы, но я никогда не обманываю клиентов.

– Копия была сделана, – настаивал он. – Она была на женщине, которая стояла перед сценой в момент выступления Мендозы.

Кеттиша тяжело оперлась о стол.

– Что ей от меня надо? Она хочет, чтобы я подала на нее в суд за клевету? Я это сделаю, если она будет надоедать мне! Она лгунья, и вы можете отправиться к ней и передать ей это!

Он покачал головой, подтащил к столу кресло и сел напротив, дав тем самым понять, что не уйдет, пока не добьется своего. Затем снял шляпу и даже расстегнул пальто.

– Она не имеет к этому делу никакого отношения, поэтому забудьте о ней. Я здесь со своей собственной целью. Копия шляпы существует, потому что мой друг был в театре с женщиной, которая ее носила. Так что не говорите мне, что шляпы не было. Я хочу узнать, кто эта женщина, мне нужно ее имя! Оно должно быть в списке вашей клиентуры.

– Не выйдет. Вам не удастся провести меня. Где вы были до сих пор?

Он потер подбородок и внимательно посмотрел на нее.

– Ради Бога! Некоему человеку осталось жить считанные часы! Какого черта вы зациклились на какой-то этике и своей мнительности! Я не уйду отсюда, пока не вытяну из вас ее имя, даже если мне придется сидеть здесь с вами всю ночь. Неужели вы не понимаете? Через девять дней этого человека должны казнить! Только та, которая носила эту шляпу, может спасти его. Вы должны сообщить мне ее имя! Мне не нужна ваша дурацкая шляпа, мне нужна женщина!

Ее явно смутила его напористость, но и любопытство взяло свое.

– А кто он? – не удержалась она от вопроса.

– Его зовут Скотт Гендерсон, и его обвиняют в убийстве своей жены.

– Помню. Я читала об этом в газетах.

Он резко стукнул кулаком по столу.

– Этот человек невиновен! Надо остановить казнь! Мендоза купила в вашей мастерской шляпку, с которой сделали дубликат. Шляпку не сумели бы сделать в другом месте. Некая женщина была в театре в точной копии шляпки Мендозы. Мой друг провел с этой женщиной весь вечер, но он ничего о ней не знает, даже имени. Нам необходимо найти ее. Лишь она может подтвердить, что в момент убийства он был с ней. Вам это ясно? Если бы не это, плевал бы я на ваши дела!

Теперь Кеттиша смотрела на него с сочувствием. Потом спросила:

– Вы уверены, что дело не дойдет до этой мегеры? Я ничего не имею против нее, хотя проклинаю тот день, когда она пришла сюда! Я не хочу гласности, это может повредить мне.

– Я не юрист, – сказал он. – Я инженер из Южной Америки. Если вы мне не верите, я могу доказать вам это. – Он достал из кармана документы и протянул ей.

– Хорошо, я готова поговорить с вами конфиденциально, – решила она.

– Уверяю вас, мои интересы не идут дальше интересов Гендерсона, Клянусь вам, что хочу лишь помешать ему умереть! Ваша ссора с Мендозой ни с какой стороны меня не интересует. Это чистая случайность, что расследование скрестило наши пути.

Она кивнула и посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что та плотно закрыта.

– Тогда отлично. Есть кое-что, в чем я ни за что на свете не хотела бы признаться. Понимаете? Видимо, где-то в этом доме есть «течь». Копия была сделана здесь. Но не официально, а тайком, одной из модисток. Я говорю это только вам. В случае, если об этом станет известно, я откажусь от своих слов. Девушка, которая конструировала шляпку, чиста; я знаю, что не она делала второй образец. Она работает у меня с тех пор, как впервые занялась этим делом. Когда-то я не могла ей платить, и она работала у меня ради собственных идей. Она бы не пошла против меня. Мы вдвоем – она и я – расследовали это дело после скандала, который закатила Мендоза, и обнаружили, что набросок из ее альбома исчез. Кто-то похитил его и использовал еще раз. Мы подозревали портниху, девушку, которая выполняла работу. Естественно, она от всего отказывалась, а у нас не было никаких доказательств. Она могла, конечно, изготовить шляпу дома. Мы не смогли поймать ее в тот момент, когда она подкладывала на место рисунок из альбома. Но, чтобы на будущее избежать подобных случаев, я ее уволила. – Она пожала плечами, – Так что видите, мистер Ломбар, – так вас, кажется, зовут? – вторую покупательницу шляпы с помощью наших бумаг вам не найти. Дело мертвое. Я не сумела бы вам помочь, даже если бы очень захотела. Все, что я могу вам предложить: разыщите портниху. Как я уже говорила, у нас не было против нее ничего, кроме подозрений, и я не могу вам гарантировать, что она что-то знает. Мне известно лишь, что в то время мы были убеждены: это – дело ее рук. Если хотите, используйте шанс.

– Хорошо, – опустошенно пробормотал он. – У меня нет выбора, попробую воспользоваться.

– Возможно, вам повезет, – сказала Кеттиша и включила селектор:

– Мисс Льюис, найдите, пожалуйста, фамилию портнихи, уволенной в связи с Мендозой. И адрес тоже.

Он низко опустил голову. Она с сочувствием смотрела на него.

– Я вижу, вы очень переживаете за друга, – мягко сказала Кеттиша. Она редко бывала такой мягкой и сама смутилась от этого. Ломбар не ответил. Это была одна из тех фраз, которые не нуждаются в ответе.

Она выдвинула ящик стола и поставила на стол бутылку ирландского виски.

– К черту всех собравшихся внизу! – объявила она. – Они могут пить шампанское, а мы с вами выпьем кое-что покрепче. Например, мой муж при простуде предпочитает…

Задребезжал звонок селектора, и она включила динамик.

– Это была Медж Пейтон. Адрес по старым данным: Четырнадцатая улица, дом 498.

– Да, но какая Четырнадцатая улица?

– Здесь записано просто: Четырнадцатая улица.

– Ничего страшного, – вмешался он. – В конце концов, нужно выбрать лишь одну из двух улиц. Западную или Восточную. – Он записал имя портнихи и адрес, встал, надел шляпу и застегнул пальто.

– Не спешите. Я попробую что-нибудь сообщить вам о ней. – Кеттиша помолчала. – Да, теперь я вспоминаю ее. Она из таких спокойных, тихих мышек. Выглядит недотрогой, но за деньги готова лечь спать с кем угодно. Обычно такие боятся мужчин и делают вид, что не знают, как себя с ними вести. А потом оказывается, что у них такой опыт…

Она была проницательной женщиной, он понимал это.

– Мы выудили у Мендозы сотню баксов за оригинал. За копию она не сумела бы получить и полсотни. Так что вот вам совет: предложите ей полсотни, если, конечно, сумеете ее найти.

– Если я сумею ее найти, – пробормотал он, выйдя на улицу.

Привратница открыла огромную чугунную черную дверь и уставилась на него.

– Да?

– Я ищу Медж Пейтон.

Она энергично покачала головой.

– Это девушка…

– Я знаю, о ком вы говорите, – перебила она. – Она здесь больше не живет. Жила, но совсем недавно уехала. – Разговаривая с ним, привратница поглядывала на улицу, как будто ей очень не хотелось снова закрывать дверь.

– Вы не знаете, куда она уехала?

– Уехала, и все. Больше я ничего не могу вам сказать. Я не следила за ней.

– Не мог ли остаться какой-нибудь след? Люди не исчезают как дым. Ведь у нее были вещи, не так ли?

– Она ушла этим путем. – Она ткнула пальцем.

– Не очень-то много. Этот путь идет, как минимум, в трех направлениях. Продолжение этой улицы. Река. Пятнадцать или двадцать штатов. А потом океан.

– Я могу еще что-нибудь для вас сделать? – Она стала было закрывать дверь, но остановилась. – Что с вами, мистер? Вы так побелели…

– Станешь не только белым, – пробормотал он. – Я немного посижу тут на ступеньках.

– Сколько угодно. – И она захлопнула дверь.

Глава 16

Восьмой, седьмой и шестой дни перед казнью

Он вышел из поезда после трехчасовой езды и огляделся. Это была одна из тех небольших деревушек, которых так много вокруг больших городов. Эти деревушки всегда кажутся сонными, возможно, потому, что являют слишком резкий контраст с городом. И хотя в них есть почти все, что и в городе, тем не менее они порой производят неприглядное впечатление.

Он поглядел на конверт, где четко выделялся столбик с адресами. Имена были очень схожими, как будто звучали на разных языках.

Вот что было написано:

Магда Пайтон, магазин дамских шляп (адрес),

Мерж Пайтон, магазин дамских шляп (адрес).

Маргарет Пейтон, шляпы (адрес).

Мадам Мэклакс, головные уборы (адрес).

Мадам Маогр, головные уборы (адрес).

Отойдя от станции, он обратился к прохожему:

– Вы не знаете здесь женщину, которая шьет шляпки и называет себя Маргаритой?

– Здесь есть пансион Хансон с витриной в окне. Я не знаю, что она шьет: шляпы или платья, никогда не обращал внимания. Последний дом на этой стороне улицы. Идите прямо вниз.

Это был некрасивый дом с жалким плакатиком на окне. На плакатике от руки было написано: «Маргарита, шляпы». «Захудалое место, а имя звучит на французский манер», – подумал он.

Забавно.

Он поднялся на грязное крыльцо и позвонил. Девушка, открывшая дверь, была той, которую он искал, если описанию Кеттиши можно доверять. Чистенькая, застенчивая. Батистовая кофточка и темно-голубая юбка. На пальце он увидел наперсток.

– Миссис Хансон нет дома. – Девушка почему-то решила, что ему нужна хозяйка дома. – Она ушла в магазин и скоро вернется.

– Я искал вас, мисс Пейтон, – сказал Ломбар.

Она испугалась и отшатнулась, стараясь закрыть дверь, но он успел сунуть в проем двери ногу.

– Не думаю, что вам стоит бояться.

– А я думаю, стоит, – ее испуг внезапно исчез. Он не понял причину этого.

– Хорошо, тогда я вам все объясню. Вы работали у Кеттиша портнихой?

Она побледнела как полотно. Он шагнул вперед и взял ее за руку.

– К вам обратилась женщина и попросила сделать копию шляпы, которая была изготовлена для актрисы Мендозы.

Голова девушки стала раскачиваться из стороны в сторону. Она старалась вырвать руку, но он не отпускал ее. Однако панический испуг может вызвать упрямство не меньшее, чем мужество.

– Мне нужно знать имя этой женщины.

Она ничего не понимала. Ломбар никогда еще не видел человека, находящегося в таком глубоком ужасе. Лицо посерело, щеки дрожали, как будто во рту ее пульсировало сердце. И не кража привела ее в такой ужас. Его вопрос и эффект не были связаны. Он смутно чувствовал, что «задел» какую-то другую историю, лежащую поперек тропинки, по которой он шел. Это было все, что он мог понять.

– Только имя женщины… – По ее расширенным от страха глазам он понял, что она даже не слышит его голоса. – Вам ничто не грозит. Вы должны знать имя этой женщины…

К ней наконец-то вернулся голос, хриплый и сдавленный.

– Я вам скажу. Отпустите меня.

Он встал так, чтобы она не могла закрыть дверь, и отпустил ее руку. Она мгновенно исчезла, как будто ее унесло ветром.

Ломбар ждал. Это длилось несколько мгновений, а потом чувство, которого он не мог бы объяснить, заставило его резко рвануть на себя дверь.

К счастью, она не заперла ее. Ломбар едва успел увернуться от ножниц, молнией мелькнувших в воздухе. Следующие ножницы ударились ему в рукав, третьи он не дал ей бросить. Он вырвал их из ее рук и отбросил в угол.

– Ну, зачем же так? – тихо сказал он.

Она упала на пол, как будто поскользнулась, и отчаянно зарыдала.

– Я с тех пор не видела его, – бормотала она сквозь слезы. – Я не знаю, что делать. Я боялась его. Я испугалась ему отказать. Он сказал мне о нескольких днях, а уже месяцы… Я боялась сказать кому-нибудь, потому что он грозил меня убить…

Он поднял ее и усадил на стул.

Это была совсем другая история, и она его не касалась. Он закрыл ей рот рукой.

– Замолчи, маленькая испуганная дура. Мне нужно лишь ИМЯ, имя женщины, для которой ты повторила шляпу Кеттиша. Неужели это не доходит до тебя?

Перемена была слишком внезапной: переход от страха и муки к состоянию полного облегчения.

– Вы говорите это просто так, вы хотите обмануть меня…

В голосе ее еще дрожали слезы. Казалось, она готова снова окунуться в свой страх. Щеки еще продолжали странно дергаться.

– Вы во что верите? – спросил он.

– Я была католичкой, – пробормотала она.

– У вас есть четки? Дайте их сюда.

Она подала ему четки, и он взял их в руку.

– Я клянусь, что это все, что мне от вас нужно. Больше ничего. Я не хочу никоим образом причинять вам вред. Я пришел сюда только для этого, и никакой другой цели у меня нет. Этого достаточно?

Она немного успокоилась.

– Пьеретта Дуглас, Риверсайд Драйв, шесть, – решительно сказала она.

Откуда-то донесся тонкий нарастающий вой. Он становился все громче и громче. Она с опаской посмотрела на посетителя. Затем отступила в небольшую занавешеннуюнишу. Вой прекратился. Она вернулась с длинным куском материи. Он с удивлением увидел в этом куске маленькое розовое личико. «Так это был не вой, – подумал он, – это плакал ребенок». Она опять с испугом посмотрела на Ломбара. Когда же она опустила взгляд на ребенка, в нем была громадная материнская любовь. Виновная, воровка, но упрямая. Любовь – единственное, что было для нее святым.

– Пьеретта Дуглас, Риверсайд Драйв, шесть, – повторил он. – Сколько она вам заплатила?

– Пятьдесят долларов, – ответила она равнодушно.

Он достал деньги и положил их на стол.

– А в следующий раз, – сказал он, направляясь к двери, – постарайтесь покрепче держать себя в руках. Это – единственный путь, который может спасти вас.

Она не слышала его. Она смотрела на ребенка, который улыбался ей беззубой улыбкой.

– Желаю вам счастья, – сказал Ломбар и ушел, не оборачиваясь.

Ему предстояла трехчасовая поездка в город. Зато само дело заняло менее получаса.

«Теперь я найду ее. Теперь я найду ее. Теперь я найду ее», – выстукивали колеса поезда.

– Ваш билет? – проводник похлопал его по плечу.

Ломбар показал билет.

– О’кей, теперь я найду ее, – громко сказал он. Проводник удивился, но промолчал.

«Теперь я найду ее, теперь я найду ее, теперь я найду ее…»

Глава 17

Пятый день перед казнью

Он не слышал, как она подъехала. До него донесся лишь слабый гул машины, отъезжающей от подъезда. Он поднял голову и сквозь стеклянную дверь увидел призрачный силуэт. Женщина шла медленно, беспрестанно озираясь.

Он чувствовал, что это она. То, что она шла одна, обрадовало его. Она была потрясающе красива, так красива, что всякие сравнения были бы бессильны. В профиль ее головка напоминала камею или голову статуи. В ней чувствовалась порода. Она была брюнеткой, ее высокая фигура отличалась совершенством. Такая женщина может разбить жизнь любому мужчине, для такой не существуют никакие проблемы, ей незнакомы усилия, которые приходится делать другим женщинам. Она знала себе цену и твердо знала, чего хочет.

На Ломбара она не обратила никакого внимания и не ответила на его «Добрый вечер». Но тут вперед выступил швейцар:

Этот джентльмен… – начал он, но Ломбар помешал ему.

– Вы – Пьеретта Дуглас, – твердо сказал он, шагнув ей навстречу. – Я жду вас, мне необходимо поговорить с вами. Это крайне…

Она остановилась в ожидании лифта.

– А вам не кажется, что сейчас немного поздновато?

– Только не для этого дела. Оно не может ждать. Я – Джон Ломбар и пришел сюда ради Скотта Гендер-сона…

– Я не знаю его и боюсь, что не знаю вас тоже. – Это «тоже» прозвучало весьма иронично.

– Он сейчас ожидает смерти в государственной тюрьме. – Ломбар через плечо покосился на швейцара. – Я бы не хотел обсуждать это здесь.

– Простите, но сейчас уже четверть второго ночи, и определенные… Ну, давайте поговорим там. – Она по диагонали пересекла вестибюль, направляясь к маленькой комнатке, где стоял диван. Эта комната напоминала обычную курительную. Она подождала его, и они сели.

– Вы купили шляпу у одной из работниц Кеттиша, у девушки по имени Медж Пейтон. Вы заплатили ей пятьдесят долларов.

– Может быть… – Она заметила, что швейцар старается занять удобное для подслушивания место, – Джерри, – сухо сказала она, и тот неохотно ушел.

– В этой шляпке вы были однажды с неким человеком в театре.

– Возможно, – снова согласилась она. – Я бываю с джентльменами в разных местах. Может быть, вы перейдете к делу?

– Перехожу. Этот человек виделся с вами всего один раз. Вы пошли с ним, не зная его имени, а он не знал вашего.

– Ну, нет! – В ее голосе не было негодования, лишь холодная уверенность. – Теперь можете считать, что ошиблись. Я свободна в своем выборе, и вы должны это понять. Но я не общаюсь с людьми, с которыми формально не знакома. Вы ошиблись, вам явно нужен другой человек.

– Пожалуйста, не надо говорить о формальностях! Этот человек находится под угрозой смерти. Через неделю его должны казнить! Вы должны сделать для него…

– Давайте разберемся. Поможет ли ему фальшивое утверждение, что я провела с ним определенный вечер?

– Нет, нет, нет, – торопливо сказал он. – Только если вы действительно его видели.

– Тогда я не смогу вам помочь, потому что я его не видела. – Она пристально смотрела на Ломбара.

– Давайте вернемся к шляпке, – пробормотал он. – Вы купили особой модели шляпку, которую делали по заказу для кого-то…

– Но при чем тут это? Я должна признаться, что сопровождала в театр какого-то мужчину… Эти два факта никак не связаны между собой, они не имеют ничего общего!

– Расскажите мне немного об этой экскурсии, – продолжала она. – Есть у вас доказательства, что я сопровождала того человека в театр?

– Главным образом, это – шляпа, – признался Лом-бар. – В тот вечер в театре их было две. Одна из них – у актрисы Мендозы. Шляпа, сделанная специально для нее. Вы признаете, что дубликат этой шляпы был у вас. Женщина, которая носила копию шляпы, была в театре вместе со Скоттом Гендерсоном.

– Из этого вовсе не следует, что той женщиной была я. Ваша логика не безупречна, как вам самому кажется? – Она говорила, просто чтобы что-то сказать. Он видел – ее мысли заняты чем-то другим.

Неожиданно что-то изменилось. Она явно заинтересовалась разговором. Глаза заблестели.

– Значит, это было во время выступления Мендозы? Вы не могли бы назвать примерную дату?

– Я могу назвать вам дату совершенно точно. Они были в театре двадцатого мая с девяти часов до начала двенадцатого.

– В мае, – громко произнесла она. – Это интересно. – Она дотронулась до его рукава. – Вы были правы. Вам лучше подняться ко мне.

Пока лифт поднимался, она произнесла всего одну фразу:

– Я очень рада, что вы пришли с этим ко мне.

Они вышли примерно на двенадцатом этаже. Она открыла дверь и включила свет, он следовал за ней. Девушка сняла рыжую лису и швырнула ее в кресло.

– Значит, вы говорите, что это было двадцатого мая. Это точно? – бросила она через плечо. – Я сейчас вернусь. Подождите.

Он видел лишь свет, падающий из открытой двери. Сидел и ждал. Вернулась она с ворохом бумаг и стала их сортировать. Очевидно, она нашла то, что искала, потому что остальные бумаги положила на стол.

– Думаю, прежде всего надо установить сам факт: была ли я в театре, – сказала она. – Давайте так и договоримся, а затем пойдем дальше.

В руках у нее был счет за пребывание в больнице в течение четырех недель, начиная с тридцатого апреля.

– С тридцатого апреля по двадцать седьмое мая я была в больнице, где мне удалили аппендикс. Если вам этого недостаточно, то врачи, сестры и сиделки…

– Вполне достаточно, – пробормотал Ломбар.

Она села рядом с ним.

– Но это вы купили шляпку? – спросил он наконец.

– Да, это я купила шляпку.

– И что с ней стало?

Она ответила не сразу. Казалось, она погрузилась в задумчивость. Он изучал ее и обстановку комнаты. А она была занята своими мыслями.

Комната говорила о многом. Роскоши было мало, но чувствовалось, что у хозяйки хороший вкус. Пол был отполирован до зеркального блеска. Вещи были не новыми.

Ее туфли стоили долларов сорок, но носила она их уже давно. Платье тоже было довольно дорогим, но и оно поизносилось.

Он сидел не шевелясь, боясь помешать ей, стараясь услышать ее мысли. Да, услышать их. Он увидел, что она посмотрела на свою руку. Он понял это так: она думает о драгоценном кольце, которое недавно украшало ее руку. Где оно сейчас? Заложено. Он увидел, как она посмотрела на свою ногу. Какие мысли пришли ей в голову? Видимо, она подумала о шелковых чулках. Может быть, она мечтает о новых чулках, о дюжине пар, о сотнях пар, о многочисленных парах, которыми даже не сумеет воспользоваться?

Ломбар понимал: она думает о деньгах.

Она прервала молчание. Заговорила:

– История со шляпой проста. Вспомнила. Я отдала шляпу одной девушке. Я – человек импульсивный и поступаю в зависимости от настроения. Думаю, я надела ее всего один раз и… – она пожала плечами, – она перестала существовать для меня. Это еще не все. В этом есть что-то странное. Перед тем, как я легла в больницу, здесь была одна моя подруга. Она случайно померила шляпу. Если бы вы были женщиной, вам было бы легче понять. Мы хвастались последними приобретениями, и она померила шляпку. Шляпка ей понравилась, и я отдала ее ей.

Она замолчала и пожала плечами. Конец ее рассказа был началом для него.

– Кто она? – спокойно спросил Ломбар.

– Вы думаете, что это будет честно с моей стороны?

– От этого зависит жизнь человека. Он должен умереть в пятницу, – тихо сказал он.

– Но разве это случится из-за нее? Разве она замешана в этом деле? Ответьте мне.

– Нет, – вздохнул он.

– Тогда какое вы имеете право вмешивать ее в это дело? Это может послужить причиной смерти женщины. Социальной смерти. Потеря репутации всегда губит женщину. И происходит это медленно. Я не знаю, какая из двух смертей хуже.

Он побледнел.

– Должно же быть в вас какое-то чувство, к которому я мог бы апеллировать! Вас не заботит, что умрет человек? Понимаете, если вы не скажете мне…

– Прежде всего, учтите, что я знаю женщину и не знаю мужчину. Она – моя подруга, он – никто. Вы хотите, чтобы я подвергла ее опасности ради его спасения?

– В чем вы видите опасность? – Она не ответила. – Тогда почему вы отказываетесь сказать мне?

– Я еще вам не отказала и не дала согласия.

Ломбар задыхался от чувства беспомощности.

– Вы не хотите мне сказать! Для меня это конец! Вы это знаете и не говорите мне! – Оба встали. – Вы думаете, что можете остаться в стороне? Я вытащу из вас все! Вы не…

– Посмотрите сюда, – холодно кивнула она через плечо.

Он обернулся.

– Позвонить, чтобы вас выбросили отсюда?

– Пожалуйста, если хотите увидеть небольшую драку.

– Вы не сможете заставить меня говорить. Все зависит от меня.

Это правда, и он знал это.

– Ну, что вы сделаете со мной?

– Вот.

На мгновение лицо ее исказилось при виде пистолета, но она хорошо владела собой. Она спокойно села. Он никогда не встречал подобных женщин. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Вы не боитесь умереть?

– Очень боюсь. – Она смотрела ему прямо в глаза, – Я всегда этого боялась. Но сейчас мне опасность не грозит. Люди убивают других людей, чтобы заставить их молчать. Но я не знаю, убивали ли когда-либо человека, чтобы заставить его говорить? Как же тогда узнаешь то, что тебе нужно? Пистолет оставляет право выбора за мной, а не за вами! Я могу многое сделать. Например, позвонить в полицию. Но я не стану звонить. Я буду сидеть и ждать, пока вы не уйдете.

Ломбар был у нее в руках.

Он убрал пистолет и вытер лоб.

– Хорошо.

Она засмеялась.

– На кого из нас подействовал больше ваш пистолет? Вы вспотели, а я – нет. У меня цвет лица не изменился, а вы побледнели.

– Вы выиграли. – Это все, что он смог выдавить из себя.

– Вот видите, вам не стоило угрожать мне. – Она помолчала. – Но вы можете меня заинтересовать.

Он кивнул. Нет, не ей, он кивнул собственным мыслям.

– Можно мне минуту посидеть? – попросил он и подошел к небольшому столику. Затем достал из кармана какой-то продолговатый листок, развернул его, снова убрал. Потом достал авторучку и стал что-то писать.

– Я вам не надоел?

Она улыбнулась понимающе, как это бывает между двумя людьми, которые отлично знают друг друга.

– Вы хороший компаньон, спокойный и толковый.

– Как пишется ваше второе имя?

– Б-и-р-е-р.

Он посмотрел на нее и снова занялся своим делом.

– Трудно понять, – неодобрительно пробормотал Ломбар.

Он написал число «100». Ода подошла и заглянула через его плечо.

– Я хочу спать, – она зевнула.

– Почему бы вам не открыть окно? Это может помочь.

– Уверена, что не поможет. – Однако она подошла к огромному французскому окну и открыла его. Потом вернулась к нему.

Он добавил еще одну цифру.

– Теперь вам лучше? – с иронической озабоченностью спросил он.

– Стало посвежее. Можно сказать, оживленнее.

– Вам и этого мало? – холодно осведомился Ломбар.

– Удивительно мало. Почти ничего.

Он перестал писать и отложил ручку.

– Это нелепо, знаете ли.

– Ничем не могу вам помочь. Вы пришли ко мне. – Она кивнула. – Спокойной ночи.


Ломбар направился к двери. Подъехал вызванный им лифт. Он держал в руке маленький листочек бумаги, вырванный из записной книжки.

– Надеюсь, я вел себя не слишком грубо, – сказал он громко. Затем улыбнулся. – По крайней мере, я знаю, что надоел вам. И, пожалуйста, извините за столь позднее вторжение. Вам не о чем беспокоиться. Я не стал бы выписывать чек, если бы не хотел платить. Это маленькая хитрость…

– Вам вниз, сэр? – спросил лифтер.

– Сейчас, – кивнул он через плечо и снова обернулся к двери. – Спокойной ночи.

Дверь лифта захлопнулась.

– Эй, одну минуту! – воскликнул он. – Она написала здесь только имя…

– Вы хотите вернуться, сэр? – спросил лифтер.

– Нет… полагаю, она права.

В вестибюле он остановился и долго разговаривал со швейцаром.

– Как отсюда идти: вверх или вниз?

На листке были написаны два слова: «Флора», «Амстердам» и номер.

– Кажется, все, – позвонил он Барчессу по телефону из магазина. – Думаю, что это – последнее звено. Н6 сейчас уже поздно. Я еду туда. Как скоро вы можете быть там?


Барчесс приехал на патрульной машине, узнал машину Ломбара, стоящую перед одним из домов, и вышел из машины. И лишь тогда увидел его.

Он подумал сперва, что Ломбар болен, так как тот сидел в странной, неудобной позе. Ломбар поднял голову.

– Ну? Как дела? Вы уже были там?

– Нет. Это бесполезно. Видите? – Он указал на мужчину, который стоял с собакой перед входом в здание.

На здании большими буквами было написано: «УПРАВЛЕНИЕ ПОЖАРНОЙ ОХРАНЫ НЬЮ-ЙОРКА».

– Тот самый номер, – сказал Ломбар, размахивая бумажкой. – А это – Флора, как сказал этот человек, – и он указал на собаку.

Барчесс шагнул обратно к машине.

– Поехали, – сказал он, – и побыстрее.

Он, тяжело дыша, стоял у двери и смотрел на Бар-чесса, который держал в руках ключи. Ни звука. Она не отвечала на телефонные звонки.

– Они все еще звонят.

– Она могла улизнуть.

– Нет. Они бы видели ее, если, конечно, она не воспользовалась каким-либо другим путем. Подождите, я сам займусь дверью.

Дверь распахнулась, и они вошли. Там они остановились, разглядывая продолговатую гостиную. Картина была красноречивой.

Свет был выключен. Недокуренная сигарета, лежавшая в пепельнице, еще дымилась. Окно было открыто.

Прямо под окном лежала маленькая серебристая туфелька, похожая на детский кораблик. Длинная узкая ковровая дорожка не доходила до окна и была смята в гармошку.

Барчесс подошел к окну и внимательно осмотрел его. Потом наклонился и посмотрел вниз.

Он выпрямился, вернулся в комнату и кивнул Лом-бару.

– Она внизу. Я сумел разглядеть ее там, в аллее, между двумя стенами. Кажется, никто не слышал, все окна темные.

Он бездействовал, и это казалось странным; он даже не стал составлять отчет.

Кроме них в комнате перемещался лишь дым от сигареты, он притягивал к себе взгляд Ломбара.

– Видимо, это случилось только что…

Он закурил и посмотрел на часы.

– Что делать?

– Надо установить время случившегося, – ответил Варчесс. – Я не знаю, горят ли сигареты с одинаковой скоростью. Надо спросить об этом ребят.

Он крутился по комнате, разглядывал термометр, смотрел на часы.

– Она упала минуты за три до нашего появления, – вдруг заявил он. – Не считая той минуты, что мы провели здесь, пока я разглядывал окно. Значит, она затянулась один раз.

– Это могла быть длинная сигарета, – сказал Лом-бар.

– Это «Лаки», я вижу.

Ломбар не ответил.

– Возможно, ее убил наш звонок снизу, – продолжал Барчесс. – Неловкое движение, и все кончено. Вся история без слов встает перед нашими глазами. Она стояла у окна, видимо, была взволнована, размышляла, обдумывала планы, и в этот момент раздался звонок. Она сделала неверный жест. Торопливо повернулась или пошатнулась. Или, возможно, зацепилась за ковер туфлей. Во всяком случае, ковер скользнул по натертому полу. Туфля слетела с ноги, она пошатнулась и взмахнула руками, чтобы удержать равновесие. Будь окно закрыто, ничего бы не случилось, она шлепнулась бы задницей об пол и все.

Он помолчал.

– Но одно я не могу понять. Она пошутила с этим адресом? Почему она так поступила?

– Нет, она не шутила, – сказал Ломбар. – Она действительно хотела денег и после того, как я выписал чек, написала записку.

– Я мог бы понять, если бы она дала вам липовый адрес, чтобы расследование затянулось, а она успела бы получить деньги по вашему чеку. Но направить вас в дом, находящийся в нескольких кварталах отсюда… Она должна была понимать, что вы вернетесь через пять-десять минут. В чем же дело?

– Может быть, она хотела избавиться от меня на время, чтобы успеть позвонить той женщине и предупредить ее?

Барчесс покачал головой, считая объяснение неудовлетворительным.

– Я в это не верю.

Ломбар не слушал. Он прошелся по комнате, шаркая ногами, как пьяный. Барчесс с любопытством следил за ним. Казалось, он потерял всякий интерес к делу. Ломбар подошел к стене и остановился, прислонившись к ней, и прежде, чем Барчесс мог понять его намерение, ударил по ней кулаком.

– Эй, вы что? – удивленно крикнул Барчесс. – Что вы делаете? Что вам сделала стена?

Ломбар перегнулся пополам, как человек, которого тошнит, и, прижав руки к животу, выкрикнул дрожащим голосом:

– Они знали! Все они знают… и я ничего не могу сделать!

Глава 18

Третий день перед казнью

Последняя выпивка, которую он опрокинул перед тем, как пойти в тюрьму, не помогла. Что может сделать выпивка? Что может сделать попойка? Факты изменить она не может. Она не может превратить плохие новости в хорошие. Она не может превратить гибель в спасение.

Он с трудом волочил ноги. Как сказать человеку, что Он должен умереть? Как сказать ему, что надежды больше нет, что погас ее последний луч? Он не знал, что делать. Это ужасно. Может быть, не стоит идти? Он уже рядом. Но он не должен оставлять его в эти последние дни, не должен оставлять его до пятницы.

«Ух, и напьюсь же я, когда уйду отсюда, – подумал Ломбар. – Лучше стать алкоголиком, чем выполнять подобную миссию!»

Надзиратель пропустил его. Звон ключей казался похоронной музыкой.

Да, казнь состоится через три дня. Бескровная смерть.

– Ничего не поделаешь, – спокойно сказал Гендер-сон. Он все понял.

– Послушай… – начал Ломбар.

– Все в порядке, – перебил его Гендерсон. – Я все понял по твоему лицу. Не стоит говорить об этом.

– Я снова упустил ее. Она улизнула!

– Я сказал – не стоит говорить об этом, – терпеливо повторил Гендерсон. – Я могу понять все, и незачем об этом говорить. – Казалось, он хочет подбодрить Лом-бара.

Ломбар присел на край койки. Гендерсон на правах «хозяина» остался стоять напротив него у стены.

Единственным звуком в камере был хруст целлофанового пакета из-под сигарет, который держал в руках Гендерсон.

– Она обманула меня, – пробормотал Ломбар.

Гендерсон удивленно посмотрел на него и на свою руку, как будто впервые видел ее.

– Это моя старая привычка, – сказал он робко. – Я никогда не мог от нее избавиться. Ты помнишь? Я всегда мял что-нибудь в руке. В поезде, у врача, даже театральную программку… – Внезапно он замолчал и уставился на Ломбара. – Я помню, что в тот вечер с ней я тоже мял программку… Забавно, как вдруг иногда вспоминаются мелочи, хотя надо припомнить что-нибудь более важное, что могло бы мне помочь… В чем дело? Почему ты так смотришь на меня?

– Ты, конечно, выбросил ее? В ту ночь. Ты оставил ее на сиденье, как делают все люди?

– Нет, она взяла ее себе, насколько я могу вспомнить. Попросила ее у меня. Она сделала какое-то замечание насчет того, что это останется у нее в памяти. Точно не помню. Но я знаю, что она сохранила программку. Я заметил, как она положила ее в сумку.

Ломбар встал.

– Этого мало, но если бы мы могли достать…

– Что ты имеешь в виду?

– Это – единственное, что мы знаем о ней. Она сохранила программку.

– Но нам неизвестно, хранится ли она у нее до сих пор, – заметил Гендерсон.

– Если она с самого начала решила ее сохранить, то она все еще у нее. Такие вещи, как театральная программка, люди или хранят, или сразу же выбрасывают. Существует всего один путь. Если мы сумеем убедить ее открыться, не объясняя причины, и она появится, то мы автоматически получим то, что нам надо.

– С помощью объявления?

– Чего-то в этом роде… Люди коллекционируют черт знает что: марки, монеты, пуговицы, морские камни, куски дерева. Они часто платят огромные деньги за то, что кажется им сокровищем, хотя в глазах других людей это обыкновенный мусор. Они теряют всякое чувство меры, когда речь заходит об их коллекциях.

– Ну?

– Допустим, я коллекционирую театральные программы. Капризный, эксцентричный миллионер, швыряющий деньги направо и налево. Это больше, чем хобби, это – страсть, она охватывает все мое существо! Я должен иметь все программки города, сезон за сезоном! Я внезапно возник из ниоткуда и помещаю объявление.

– В твоем предложении есть изъян. Какую феноменальную цену ты можешь предложить, чтобы, привлечь ее внимание? А вдруг она богата?

– Допустим, что она небогата.

– И все же я не вижу, почему она должна среагировать на это.

– Для нас программка – ценная вещь, для нее – нет. Да и почему она должна быть ценной для нее? Она уже сунула ее куда-нибудь и забыла. Ей и в голову не придет, что мы ищем ее для какой-то другой цели. Не может же она читать мысли. Откуда она узнает, что мы сидим здесь в камере и собираемся ее отыскать?

– Все это слишком тонко.

– Конечно, – согласился Ломбар. – Один шанс из тысячи. Но мы должны им воспользоваться. У тех, кто ничего не делает, ничего, и не получается. Я попробую. У меня есть ощущение, что это сработает.

Ломбар направился к выходу.

– Это же продлится долго, – сказал вслед ему Гендерсон.

– Я еще приду к тебе.

«Он сам в это не верит», – подумал Гендерсон, когда за Ломбаром закрылась дверь.


В рубрике объявлений всех вечерних и утренних газет можно было прочитать следующее:

«ОБРАТИТЕ ВАШУ СТАРУЮ ТЕАТРАЛЬНУЮ АФИШУ В ДЕНЬГИ!
Богатый коллекционер, находящийся в городе с кратковременным визитом, заплатит за предметы для своей коллекции. Страсть всей жизни. Принесите их ему! Неважно, старые или новые! Особенно желательны: программки мюзик-холлов и разных ревю последних сезонов, отсутствующие в коллекции в связи с пребыванием владельца за границей.

Альгамбра, Бельведер. Казино, Колизеум, Д. Л., 15 Франклин-сквер.

Программки принимаются только до десяти часов вечера пятницы. Потом коллекционер уезжает за город».

Глава 19

День казни

В девять тридцать в магазине находились лишь Ломбар и его юный помощник.

Ломбар тяжело опустился на стул, вздохнул и вытер вспотевший лоб. На нем была рубашка с отложным воротничком. Он достал из кармана носовой платок и вытер посеревшее лицо.

– Ты можешь идти, Джерри, – сказал он, – через полчаса я закрываю.

Худой юноша лет девятнадцати подошел к нему.

– Вот тебе пятнадцать долларов за три дня, Джерри, – сказал Ломбар, протягивая ему деньги.

– Завтра я вам не понадоблюсь, мистер? – разочарованно протянул тот.

– Нет, завтра меня уже тут не будет. Хотя я скажу тебе, что надо сделать. Ты можешь продать все ненужные бумаги. За макулатуру ты получишь немного денег.

– Вы хотите сказать, мистер, что усердно покупали все эти бумажки целых три дня, чтобы выбросить их? – удивленно сказал юноша.

– Это выглядит странно, – кивнул Ломбар, – но пока помалкивай об этом.

Юноша ушел. Ломбар знал, что тот считает его сумасшедшим, и не порицал его. Он сам чувствовал себя безумным.

Эта идея была безрассудной с самого начала.

Едва ушел юноша, появилась девушка. Ломбар обратил на нее внимание лишь потому, что она долго смотрела вслед его помощнику. Никого. Ничего. Только девушка. Прохожая. Она посмотрела на дверь и прошла мимо с мимолетным любопытством на лице. На мгновение ему показалось, что она собирается войти.

Тишина закончилась, – и пожилой старомодный человек в очках и с невероятно высоким воротничком вошел в магазин. Перед домом его ждала небольшая машина с шофером. Посетитель остановился перед голым столом, за которым сидел Ломбар, и принял столь нарочито торжественную позу, что Ломбар не мог понять – серьезные намерения у этого человека или он хочет его разыграть.

Ломбар целый день ждал посетителей, но ему и в голову не могло прийти, что посетитель может так выглядеть.

– Ах, сэр, – проговорило дрожащим голосом это ископаемое, – вам прямо-таки повезло, что я прочил ваше объявление. Я в состоянии невообразимо обогатить вашу коллекцию. Могу добавить, что во всем городе нет никого, кто мог бы сравниться со мной. У меня есть такие редкости, которые растопят ваше сердце. Начиная от старого «Джефферсона Плейхауза».

– Меня не интересуют программы «Джефферсона Плейхауза», – перебил его Ломбар.

– Тогда «Олимпия».

– Не интересует. Меня не интересует то, что вы принесли. Я уже все купил. Мне нужна всего лишь одна программка «Казино», сезон 1941–1942 годов. Есть она у вас?

– Ах, «Казино»! – воскликнул старик. – Вы говорите, «Казино»? Какое я могу иметь отношение к современным ревю? Я был одним из величайших трагиков американской сцены!

– Я это вижу! – сухо сказал Ломбар. – Боюсь, сделка не состоится.

Старик удалился, презрительно пробормотав: «Казино».

После короткого перерыва появилась старуха, похожая на простую работницу. Ее голову украшала огром-ная безобразная шляпа, похожая на кочан капусты. Когда он поднял голову, чтобы разглядеть старуху, то заметил все ту же девушку, которая уже проходила мимо магазина. Но этот раз она шла в обратном направлении и снова внимательно заглянула в окна. Однако сейчас она не сразу прошла мимо, а на секунду или две задержалась у окна и даже сделала движение в сторону двери, как будто собиралась войти. Затем, очевидно, увидев, что происходит в магазине, она прошла мимо. Он знал, что с момента первой публикации к нему приковано внимание любопытных. Даже фотографы приходили сюда.

– Это правда, сэр, что вы покупаете старые программы? – проскрипела старуха.

– Конечно, только не всякие. – Ломбар перевел на нее взгляд.

Она поставила на стол свою сумку.

– У меня здесь есть кое-что, сэр. Когда-то я сама была хористкой и сохранила все программки с 1911 года. – Она стала дрожащими руками выгружать пачки программ. – Видите, сэр, здесь и я упомянута. Делли Голден, таков был мой псевдоним. Я играла в «Духе Молодости» и…

«Время – величайший убийца, – подумал он. – И время никогда не бывает наказанным».

– Доллар за штуку, – сказал он, не глядя на программки.

– О, мистер! – Он не успел опомниться, как она схватила его руку и стала целовать. На ее глазах выступили слезы. – Я и не думала, что они так дорого стоят!

Они не стоили этого. Они гроша ломаного не стоили.

– О, как я хочу есть! О, как я поем! – Она совсем ошалела от неожиданно свалившегося на нее счастья.

Рядом стояла девушка и ждала, когда та отойдет. Она вошла незаметно. Это была все та же девушка. Он был почти уверен, что это она, хотя оба раза видел ее мельком.

Издали она казалась моложе, чем сейчас, когда стояла так близко. Он внимательнее присмотрелся к ней. Чувствовалось, что совсем недавно она была красива, но красота ушла от нее. В ней чувствовалась своеобразная культура, но сейчас преобладал отпечаток грубости. Она явно опустилась, и, видимо, процесс зашел так далеко, что было бы уже поздно спасать ее. Она явно злоупотребляла алкоголем и вела неумеренный образ жизни, и это наложило отпечаток на лицо. Были видны следы и третьего фактора, – духовной нищеты, какого-то страха или вины. У нее был вид человека, который плохо или нерегулярно питается. Она была в темном платье, но при этом не выглядела овдовевшей женщиной. Ее одежда была неряшлива и давно не знала ни стирки, ни чистки.

Она заговорила. Голос у нее был дребезжащим. При первых же словах до него долетел запах дешевого виски.

Даже легкий, чисто внешний налет культуры покинул ее. Говорила она на самом дешевом сленге.

– Вы еще покупаете программы, или я опоздала?

– Смотря что вы принесли, – осторожно сказал Ломбар.

Она достала из сумки программки музыкальных ревю. Он поглядел в свой список и сказал:

– Я беру их. Семь пятьдесят.

Ее глаза заблестели. Он надеялся, что у нее есть еще что-нибудь. «Неужели кто-то мог быть с такой?» – подумал он.

– Есть еще? – сухо спросил он. – Это ваш последний шанс. Сегодня я закрываю.

Она колебалась. Он увидел, что она перевела взгляд на свою сумку.

– Вы покупаете только одну программу со спектакля?

– Любое число.

– Ну, пока я здесь… – Она еще раз открыла сумку, встав так, чтобы он не мог заглянуть в нее. Затем защелкнула ее и протянула ему программку.

Театр «Казино».

Первая программка за три дня. Он вздохнул и с деланным равнодушием взял ее в руки. Как и все программки, она была выпущена на неделю. «Начало недели – 17 мая», – значилось в ней. Это была ТА неделя. Нужная неделя. Она была действительна и на двадцатое. Он не мог оторвать от нее взгляда. Лишь правый верхний угол был несмятым.

– Вы ходили туда с подругой, – спокойно проговорил он. – Большинство пар покупают две программки, и я, знаете ли, предпочел бы купить обе.

Она внимательно посмотрела на него. Он выдержал ее испытующий взгляд.

– Вы думаете, я их печатаю? – грубо спросила она.

– Я предпочитаю покупать дубликаты по две-три штуки, когда это возможно. Вы ведь были не одна в театре? Что стало с другой программкой?

Она испугалась. Ее глаза подозрительно блеснули, она огляделась, как будто опасалась западни, и даже на два шага отступила.

– Я принесла то, что у меня было. Вы покупаете или нет?

– Я не дам столько денег за одну программку, сколько мог бы дать за две.

Она явно торопилась убраться отсюда.

– Хорошо, раз вы говорите…

Она направилась к двери, торопливо схватив деньги. Он подождал немного, а затем окликнул ее:

– Одну минутку! Могу я попросить вас подойти ко мне? Я кое-что забыл.

Она резко остановилась и обернулась. Он встал из-за стола и направился к ней. Тогда она закричала и бросилась на улицу.

Когда он вышел из магазина, она бежала к ближайшему углу. Затем обернулась и увидела его. Она снова громко закричала и побежала быстрее. Его машина стояла в нескольких ярдах от магазина. Догнать ее на ней не составило труда.

– Вот и все, – сказал он, схватив ее за плечи.

Она не могла говорить. Алкоголь сбил ее дыхание.

– Отпустите меня, – взмолилась она. – Что я вам сделала?

– Почему вы побежали?

– Я вас испугалась. Вы так смотрели На меня…

– Откройте сумку! Откройте, или я сделаю это сам.

– Отпустите! Оставьте меня в покое!

Он не стал тратить времени на споры. Силой вырвав сумку, он открыл ее. Там была еще одна программка. Ломбар выхватил ее и вернул сумку.

На программке была проштемпелевана дата, та самая дата. А программка была измята до основания. На ней не оставалось ни одного ровного места.

Программка Скотта Гендерсона. Программка Скотта Гендерсона, появившаяся в одиннадцатом часу…

Глава 20

Час казни

22.55. Последнее всегда горько. Последние минуты еще горше. Он замерз, хотя погода была теплой, и дрожал, хотя вспотел. Он убеждал себя, что не боится, и старался внимательно слушать капеллана. Но не мог слушать и понимал, что боится. Но кто упрекнет его? Инстинкт жизни берет свое.

Он лег на койку лицом вниз.

Капеллан сидел рядом и гладил его по плечу. Он сам боялся, хотя ему оставалось еще много лет до смерти.

Капеллан читал 23 псалом. «Зеленые пастбища утешают мою душу…» Вместо того, чтобы утешить, он лишь еще больше напугал его. Пэтом он замолчал.

Жареный цыпленок и вафли, персики и торт лежали нетронутыми. Есть ему не хотелось. Он подумал о сигарете. Вместе с обедом ему принесли две пачки сигарет. Одна пачка была уже пуста, а в другой осталось меньше половины. Глупо беспокоиться об этом, подумал он. Какая разница, останутся после него сигареты или нет, ведь он-то не сумеет сделать ни единой затяжки. Но он всегда думал об экономии. Бережливость была его жизненной привычкой, а от привычек трудно отвыкнуть даже перед смертью.

– Закури еще, мой мальчик, – сказал капеллан, как будто прочел его мысли.

Он побледнел. Это значит, что у него осталось совсем мало времени.

Он курил лежа, и капеллан продолжал гладить его по плечу. За дверью послышались размеренные шаги. Ген-дерсон вздрогнул. Сигарета выпала из руки и откатилась в сторону. Капеллан раздавил ее.

Шаги затихли. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, хотя не хотел смотреть в ту сторону, не удержался и поднял глаза.

– Уже пора? – спросил он.

Дверь распахнулась.

– Пора, Скотт, – сказал надзиратель.


Программка Скотта Гендерсона.

Он сунул ее в карман и схватил девушку за плечо.

– Вы пойдете со мной!

Она спокойно дошла с ним до машины, но, когда он открыл дверь, стала вырываться.

– Отпустите меня! – Голос ее звенел на всю улицу, – Вы не имеете права! Эй, сюда! Неужели поблизости нет ни одного копа?

– Копы? Вам нужны копы? Да все копы ищут вас! Вы увидите их раньше, чем думаете.

Он впихнул ее в машину и запер за ней дверцу, затем уселся за руль. Она продолжала кричать, но он дважды ударил ее по лицу. Она замолчала.

– Я никогда еще не обращался так с женщинами, – сказал он. – Но вы же не женщина. Вы – просто дерьмо и женском обличье. – Он включил мотор, и они поехали вдоль улицы. – Ведите себя спокойно, так будет лучше для вас.

– Куда вы меня везете? – пробормотала она.

– А вы не знаете?

– К нему, да? – покорно спросила она.

– Да, к нему. Так сказать, гуманизм с позиции силы. Вы должны спасти невинного человека от смерти, для чего необходимо рассказать все, что вы знаете.

– Я так и думала, – она опустила голову. – Когда это должно случиться?

– Сегодня ночью.

Он увидел, как ее глаза широко раскрылись.

– Я не знала, что это случится сегодня ночью, – прошептала она.

– Ничего, главное, что я вас наконец-то нашел.

Красный свет светофора остановил их. Он вытер вспотевшее лицо. Она сидела прямо и смотрела перед собой. Рядом не было ни одной машины. Он видел в зеркале ее лицо. Она о чем-то думала.

– Наверное, у вас в душе – пустота, – сказал он.

– Посмотрите на меня, – с неожиданной энергией ответила она. – Разве я мало выстрадала? Почему я должна думать о том, что с кем-то случится сегодня ночью? Кто он для меня? Они убьют его сегодня ночью… Но я уже убила себя! Я мертва, слышите, мертва! В машине рядом с вами сидит труп…

Ее голос звучал, как стон раненого животного.

– Иногда во сне я видела кого-то, у кого есть прекрасный дом, любящий муж, деньги, прекрасные вещи, друзья, безопасность. Да, да, выше всего – безопасность. Мне казалось, что так будет продолжаться всегда. И я не могла поверить, что это была я. И, однако, в пьяных грезах понимала, что это – я. Знаете, как бывает… Вы знаете, что значит быть выброшенной на улицу? Да, буквально выброшенной – в два часа ночи, без вещей, без всего, а слугам приказано не впускать вас в дом. Первую ночь я просидела на скамейке в парке. На следующий день одолжила у своей бывшей горничной пять долларов и сумела снять комнату.

– Почему вы сразу не объявились? Если вы уже потеряли все, то что же вы теряли от этого?

– Его власть надо мной не кончилась. Он предупредил меня, что, если я раскрою рот, сделаю что-нибудь, что бросит тень на его имя, ©н поместит меня в больницу для алкоголиков. Он легко мог бы это сделать, потому что пользуется влиянием и у него есть деньги. Я бы никогда оттуда не вышла.

– Все это непростительно. Вы должны были знать, что мы ищем вас, не могли не знать этого! Вы должны были знать, что этого человека приговорили к смерти. Вы просто струсили, вот что! Но если вы никогда не были порядочной женщиной, если вы в своей жизни не сделали ничего порядочного, то сейчас у вас есть шанс исправиться. Вы должны все рассказать и спасти Скотта Гендерсона.

Она помолчала, потом медленно повернула к нему голову.

– Да, – сказала она. – Теперь я хочу сделать это. Видимо, я была слепа все эти месяцы и не думала о нем. Теперь я буду рада поступить порядочно.

– Да, – мрачно кивнул он. – В котором часу вы с ним встретились в баре?

– Судя по часам, было десять минут седьмого.

– Вы скажете им об этом? Вы поклянетесь?

– Да, – сказала она устало. – Я скажу им это и готова поклясться.

– Бог простит вас за все, что вы принесли этому человеку! – пробормотал он.

А потом она стала дрожать. Сперва он даже удивился, глядя на нее в зеркальце. Он никогда не видел, чтобы человек так дрожал. Он не разговаривал с ней, только смотрел в зеркальце.

– Вам нечего бояться, – успокаивал он ее. – Как только вы им расскажете…

Они ехали молча. Потом она неожиданно спросила:

– Куда вы меня везете? Ведь здание уголовного суда мы уже проехали?

– Я везу вас к месту казни, – ответил он, – Это ускорит дело.

– Значит, все же правда, что сегодня ночью…

– Конечно. Это должно случиться в ближайшие полтора часа. Мы должны успеть.

Теперь они уже ехали по окраине города. Вокруг было темно, и лишь фары автомобиля выхватывали из темноты деревья.

– Но, допустим, что-то нас задержит. Например: лопнет шина. Не лучше ли позвонить по телефону?

– Я знаю, что делаю. Вам нечего беспокоиться.

– Да, да, – вздохнула она. – Я ослепла. Я слепая. Теперь я вижу разницу между сновидением и жизнью.

– Полное исправление, – раздраженно сказал он. – За пять месяцев вы пальцем не шевельнули, чтобы помочь ему. А сейчас, за последние пятнадцать минут, вдруг начали испытывать беспокойство.

– Да, – покорно согласилась она. – Вам это трудно понять. Насчет моего мужа и его угрозы поместить меня в больницу для алкоголиков. Вы заставили меня взглянуть на это с другой стороны, – Она откинулась на спинку сиденья и впервые немного расслабилась. – Мне тоже надоело быть трусихой, – сказала она с неожиданной силой. – Я хочу совершить хоть один храбрый поступок в жизни.

Далее они снова ехали молча.

– Будет ли достаточно моего клятвенного показания для его спасения? – вдруг спросила она с беспокойством.

– Для отсрочки казни этого будет достаточно. Остальное завершат адвокаты.

Неожиданно она заметила, что машина повернула на развилке налево и скорость уменьшилась.

– В чем дело? – удивилась она. – Я думала, что к Государственной тюрьме ведет северная дорога. А вы…

– Здесь короче, – кратко ответил он. – Я хочу выиграть время. – Он помолчал. – Я везу вас туда, где у вас будет много времени.


Теперь в машине их было не двое. В мрачном молчании появился третий и уселся между ними. Это был холодный отчаянный страх, невидимые руки которого охватили женщину и заставили ее похолодеть.

Вокруг было абсолютно темно. Дорогу освещали лишь фары их машины. Молчание длилось уже десять минут. Мрачной неопределенной массой по сторонам дороги возвышались деревья. Как-то странно завывал ветер: будто предупреждал их об опасности. Их отражения в ветровом стекле казались призрачными.

Он снова сбавил скорость, чтобы было удобнее лавировать между деревьями. Колеса скользили по мокрым листьям, ветви кустарников хлестали по стеклам. Деревья казались сверхъестественными существами.

– Что вы делаете? – прошептала она. Страх обручем сжал ее горло, и она едва могла пошевелить языком, – Я не понимаю, что вы делаете… Для чего все это?

Внезапно они остановились. Звук тормозов стих. Он выключил двигатель. Наступила тишина. Тихо было и внутри, и снаружи. Они сидели в машине неподвижно. Он, она и страх. Двигались лишь пальцы его руки, все еще лежавшие на рулевом колесе, медленно двигались, как будто играли на пианино.

Она повернулась и вдруг набросилась на него с кулаками.

– Что это? Да скажите же что-нибудь! Вы слышите! Скажите мне хоть что-нибудь! Вы слышите? Скажите мне хоть что-нибудь! Не сидите как истукан! Почему вы остановились?

– Выходите! – Он ударил ее в подбородок.

– Нет! Что вы делаете? Нет! – Она со страхом уставилась на него.

Он наклонился над ней и отпер дверь.

– Выходите.

– Нет! Что вы хотите сделать? Я вижу по вашему лицу…

Он толкнул ее, и через мгновение оба стояли возле машины на груде листьев. Он с грохотом захлопнул за собой дверцу машины. Они находились среди мокрых и мрачных деревьев.

– Идемте, – сказал он и схватил ее за локоть, чтобы быть уверенным, что она идет.

Они шли в темноте, скользя по листьям. Она повернула голову, вглядываясь в его лицо. Но оно было удивительно спокойным и ничего не выражало.

Они молчали, пока огни фар машины не сделались едва различимыми. На границе света и тьмы он отпустил ее руку. Она по инерции прошла вперед, и он резко остановил ее.

Он достал сигареты и предложил ей. Она пыталась отказаться, но он настоял, чтобы она закурила:

– Вам лучше закурить! – Он прикурил сам и дал ей. Во всех его жестах было что-то ритуальное: вместо того, чтобы успокоить, он все больше пугал ее. Она сделала затяжку, и сигарета выпала из ее руки. Он из предосторожности затоптал ее ногой, хотя сигарета упала на мокрые листья.

– Все, – сказал он, – Теперь идите и садитесь в машину. Ждите меня. И не оглядывайтесь, идите прямо вперед!

Или она не поняла его, или ужас сковал все ее тело, но она не могла сдвинуться с места. Он повернул ее лицом к машине и слегка подтолкнул. Она сделала несколько неуверенных шагов.

– Идите вперед, прямо к машине, – сказал он. – Идите и не оглядывайтесь.

Она была женщиной, и женщиной крайне испуганной. Замечание, которое он сделал, возымело обратный эффект: она потеряла голову.

Он уже держал в руке пистолет, хотя еще не до конца продумал свои действия. Его молчание испугало ее, и она бросилась к нему.

Пронзительный крик, крик раненой птицы, нарушил тишину и замер где-то среди деревьев. Она старалась приблизиться к нему, как будто это могло стать гарантией ее безопасности.

– Стойте! – сурово приказал он. – Я хочу облегчить вашу участь, так что идите и не оборачивайтесь.

– Нет! Не надо! Зачем? – Она заплакала. – Я же вам сказала, что скажу им все, что вы хотите. Я же обещала! я…

– Нет, – перебил он с ужасающей холодностью. – Вы ничего никому не скажете, и я заставлю вас убедиться в этом. Вы скажете это ему самому, когда через полчаса встретитесь в другом мире. – Он поднял пистолет.

На фоне огней машины она представляла собою отличную мишень. Обезумев от страха, она не могла сдвинуться с места. Как кролик перед удавом, стояла она перед ним и не отрывала взгляда от медленно поднимавшегося пистолета.

Конец:

Грохот выстрела замер в кронах деревьев. Но она продолжала кричать.

Должно быть, он промахнулся, хотя они стояли очень близко друг от друга. Дымок из ствола не шел, но выяснить причину этого он не успел. В свете фар что-тоблеснуло, и он был отброшен в сторону. Потом он осознал, что пистолет лежит у ее ног на мокрых листьях, а его самого кто-то прижал к дереву.

Из темноты возник мужской силуэт. Человек с поднятым пистолетом подошел к Ломбару. В мертвой тишине голос его прозвучал громко и отчетливо:

– Вы арестованы за убийство Марселлы Гендерсон!

Он поднес что-то ко рту, и громкая трель свистка нарушила тишину, затем снова воцарилась тишина.

Барчесс вернулся к ней, поднял с колен.

– Я все знаю, – успокаивающе сказал он. – Теперь все уже позади. Вы сделали свое дело: спасли его. Остальное сделаю я, а вы поплачьте. Вам станет легче.

– Я ничего не хочу сейчас. Уже все прошло. Я только… я только не думала, что кто-то может быть здесь в такое время…

– За вами не следили, это было очень трудно, – К ним подъехала другая машина. – Но я все время был с вами. Знаете, где? Я сидел в багажнике. Влез туда, как только вы вошли в магазин.

Он повысил голос и крикнул в сторону группы людей, стоящих у деревьев:

– Грегори и остальные здесь? Поезжайте обратно, не стоит терять здесь время. По дороге подъедете к ближайшему телефону и позвоните окружному прокурору. Мы тоже через несколько минут двинемся. Передайте, что я задержал некоего Джона Ломбара, который признался в убийстве миссис Гендерсон, и что мне нужен ордер.

– У вас нет доказательств, – сказал Ломбар, морщась от боли.

– Нет? Зачем мне больше того, что вы сами дали? Я захватил вас в тот момент, когда вы собирались хладнокровно убить девушку, которую никогда в жизни не видели. Что вы могли иметь против нее, кроме того, что она могла спасти Гендерсона? Почему вы хотели ее убить и помешать ей спасти его? Потому, что это спасение было бы опасным для вас. Вот и доказательство.

– Вам нужна помощь? – спросил полицейский дорожной службы.

– Отведите девушку в машину. Она еще не вполне пришла в себя, за ней нужно присмотреть. А о парне я сам позабочусь.

– А кто она?

– О, настоящий человек, – ответил Барчесс. – Это Девушка Скотта Гендерсона. Она лучше всех нас.

Глава 21

Первый день после казни

Собрались в гостиной небольшой квартирки Барчесса на Джексон-Хейтс. Это была их первая встреча после его освобождения.

Они ждали здесь приезда Гендерсона.

– Не стоит встречать его у тюрьмы, – сказал он девушке. – Лучше подождите у меня.

Сейчас они сидели на диване. Гендерсон обнимал ее за плечи. Их счастливые лица вызывали у Барчесса странное чувство. К горлу подкатывал комок.

– Ну как? – грубовато спросил он.

– Приятно снова видеть человеческие вещи, – сказал Гендерсон. – Я почти забыл, как все это выглядит. Ковры на полу. Мягкий свет лампы. Диван. И все остальное… Как будто я заново родился.

Барчесс и девушка с состраданием переглянулись.

– Я только что вернулся от окружного прокурора, – сказал Барчесс. – Он в конце концов во всем признался.

– Никак не могу это осмыслить. – Гендерсон потряс головой. – Никак не могу поверить… Что кроется за всем этим? Любил ли он Марселлу? Она видела его всего дважды в жизни, насколько я знаю.

– Вот именно, насколько вы знаете, – сухо отозвался Барчесс.

– Вы имеете в виду, что между ними что-то было?

– А вы этого не замечали?

– Я не думал об этом. Между нами давно не было близких отношений…

– Да, – задумчиво проговорил Барчесс и прошелся по комнате, – Одно я в состоянии сказать вам определенно, Гендерсон. Ваша жена не любила Ломбара. Если бы это было так, то она и по сей день была бы жива. Она не любила никого. Кроме себя. Обожала поклонение и лесть. Она принадлежала к тому типу женщин, которые флиртуют направо и налево, не имея никаких серьезных намерений. Но такая игра пройдет с девятью мужчинами, а вот десятый может оказаться очень опасным. Ломбар для нее тоже был игрушкой; она лишь хотела убедить себя, что не нуждается в вас. Кстати, Ломбар был плохим человеком. Большую часть своей жизни он провел на нефтяных месторождениях в забытых Богом местах. И у него не было большого опыта в обращении с женщинами. Ломбар не умел легко относиться к любовным связям. Он принял Марселлу всерьез.

Нет сомнений в том, что Марселла много обещала, но ничего не давала. Она даже обещала связать с ним свое будущее, зная, что этого никогда не будет. Она позволила ему подписать контракт на пять лет работы в Южной Америке. Ломбар даже купил там бунгало и обставил его. Он считал, что, как только Марселла оформит развод, они поженятся. Учтите: он был в том возрасте, когда такими вещами не шутят. И когда он узнал, что обманут, то был поражен в самое сердце.

Вместо того, чтобы как-то сгладить ситуацию и успокоить его, Марселла перешла все границы. Ей не нужно было то, что происходило: постоянные звонки по телефону, ленчи, обеды, поцелуи в такси. Он нуждался во всем этом, она – нет. Она откладывала и откладывала исполнение своих обещаний. Она ждала тот день, когда он отплывет в Южную Америку. Она ждала этот день, чтобы порвать с ним.

Я не удивляюсь, что это стоило ей жизни. Ломбар признался, что пришел почти одновременно с вами. Может быть, вы помните, что в тот момент внизу не было привратника. Старый уволился, а новый еще не был найден. Поэтому никто не видел, как он вошел в дом. И, как нам всем хорошо известно, никто не видел, как он выходил.

Так или иначе, Марселла впустила его в квартиру, вернулась к зеркалу и, когда он спросил, сложила ли она вещи, засмеялась. Мне кажется, весь этот день она смеялась над людьми. Она спросила: неужели он серьезно верит в то, что она готова заживо похоронить себя в Южной Америке, отдать себя в его руки и сжечь за собой мосты?

Но самым страшным для него был смех. Если бы она заплакала, говоря ему все это, или хотя бы была серьезна, он, по его словам, плюнул бы и ушел. Ушел и напился, но она была бы жива. И я ему поверил.

– Значит, он убил ее, спокойно сказал Гендерсон.

– Значит, он ее убил. Вашим галстуком, который упал на пол возле нее.

– Я не порицаю его за это, – тихо сказала, Кэрол, опустив голову.

– Я тоже, – кивнул Барчесс. – Но то, что он сделал дальше – непростительно. Свалил всю вину на своего друга.

– Что я ему сделал? – удивленно сказал Гендерсон. В его голосе не было ни следа враждебности.

Ничего. Он так и не понял того, что в действительности она заставила его так поступить, бессердечно обманув. Он не мог понять этого. Он-то считал, что она обманула его из-за любви к вам. Следовательно, вы и виноваты, Своеобразная форма ревности сделала его безумцем.

– Гм, – пробормотал Гендерсон.

– Он выскочил оттуда вслед за вами. Ссора, которую он подслушал, предоставляла ему возможность свалить все на вас. Он хотел присоединиться к вам как бы случайно. Вы бы сами вырыли себе яму. Он бы сказал: «Хелло, я думал, что ты идешь, гулять с женой, а не один». Вы бы ответили: «Я только что поругался с ней и ушел». Это было ему необходимо. Иначе он не сумел бы выкрутиться. Вы сами сказали бы ему о ссоре с женой. Понимаете?

Он был бы с вами все время и с вами бы вернулся домой. Он был бы рядом с вами, когда вы сделали бы это ужасное открытие, а потом, якобы под давлением полиции, он сообщил бы, что узнал от вас о ссоре. Вас, естественно, обвинили бы в убийстве жены, а он оказался бы ни при чем, в положении постороннего свидетеля. Он автоматически стал бы невиновным.

Все это он рассказал нам, не испытывая ни малейших угрызений совести.

– Очень мило, – пробормотала Кэрол.

– Он думал, что вы будете один. Вы упомянули о том, где собираетесь быть в тот вечер, раньше, еще когда заказывали билеты в театр и столик в ресторане. О баре он, конечно, не знал, потому что вы пошли туда неожиданно для него. Он же был в ресторане и наблюдал за вами. Вы явились со спутницей, и это меняло его планы. Теперь он не только не мог присоединиться к вам, но и получил опасную свидетельницу: эта неизвестная ему женщина могла подтвердить ваше алиби. Иначе говоря, все задуманное им рухнуло и надо было срочно что-то придумать. И он стал действовать соответственно.

Он вышел, чтобы вы его не видели, и ждал на улице. Он предполагал, что после ресторана вы поедете в театр, но, конечно, не мог быть уверен в этом.

Вы вышли, сели в такси, а он на другом такси последовал за вами. Купил дешевый билет, по которому можно лишь стоять, и занял место возле оркестра, чтобы видеть вас.

Он видел, как вы уходили. Потом он чуть не потерял вас в толпе, но удача сопутствовала ему. Маленький инцидент со слепым нищим он просмотрел, потому что не осмелился слишком приблизиться к вам. Но такси ваше он заметил и поехал следом.

Вы привели его обратно в «Ансельмо». Он не знал, что вы уже побывали там. Он ждал вас на улице. Он увидел, что вы ушли один. Теперь ему надо было мгновенно решить: идти ли вслед за вами или же заняться женщиной. Решение он принял правильное. К вам подходить было бессмысленно, ему это уже ничего не давало. Да и вместо того, чтобы навести подозрения на вас, он навлек бы их на себя.

Поэтому он позволил вам уйти и пошел за женщиной. Он понимал, что она не станет всю ночь сидеть в баре. Когда она вышла, он последовал за ней. Он был достаточно хитер, чтобы не заговорить с ней. Ему надо было лишь запомнить ее. Если бы он с ней заговорил, а она позже давала бы показания в полиции, то могла упомянуть и о нем, и тогда подозрение пало бы на него. Поэтому он решил, что лучше всего узнать, где она живет, чтобы можно было в случае необходимости разыскать ее и так или иначе заставить молчать. Все зависело от того, какую защиту она сможет предоставить вам. Ну, а в случае, если бы его уговоры не помогли, он принял бы более решительные меры. Тому, кто совершил одно преступление, нетрудно решиться на второе.

Итак, он пошел за ней. По непонятной причине она шла пешком, хотя было уже поздно, но ему-то было проще следить за ней. Сперва он подумал, что она живет неподалеку от бара, но затем убедился, что это не так. Потом он решил, что она обнаружила за собой слежку и заметает следы. И это не подтвердилось. Она шла абсолютно спокойно, ничто ее не тревожило. Одета она была достаточно хорошо, чтобы не быть бездомной.

С Лексингтон она пошла на Пятидесятую улицу, затем свернула на запад к Пятой авеню. Потом направилась к северу и уселась на скамье возле памятника генералу Шерману. Опять пошла дальше, расспрашивая о чем-то таксистов и встречных полисменов. Миновала Пятьдесят девятую улицу, останавливаясь у витрин магазинов, а Ломбар все шел за ней.

Когда он решил, что она собирается пересечь Квинсборо-Бридж, чтобы перебраться на Лонг-Айленд, она внезапно свернула к маленькому грязному отелю. Он решил узнать ее фамилию в момент регистрации и вошел следом.

Когда он вошел, ее уже не было, но по записи в книге он увидел, что она назвалась Фрэнсис Миллер и получила номер 214. Он занял соседний с ней номер 216.

Он сел в холле, наблюдая за ее дверью и надеясь, что она собирается лечь спать. Но было слышно, как она ходит по номеру и напевает «Чика, чика, бум, бум». Наконец свет в ее комнате погас, и он услышал скрип кровати.

Тогда он вошел в свою комнату и подошел к окну. Номера были расположены так, что из своего окна он мог видеть угол ее кровати и огонек сигареты, которую она курила. Между их окнами проходила водосточная труба, а под ними вокруг всего дома шел карниз, на котором можно было стоять. Он запомнил это на всякий случай.

Убедившись, что она на месте, он ушел. Было около двух часов ночи.

Ломбар на такси вернулся в бар «Ансельмо», который уже закрывался, но он успел поймать бармена и поговорить с ним. Он выпил с ним и как бы мимоходом спросил об этой женщине.

Бармен охотно выложил все, что знал, и сообщил, что женщина была здесь с шести часов. Другими словами, все страхи Ломбара оправдались. Она была не только потенциальной вашей защитницей, но и вашей прямой спасительницей. – Барчесс помолчал и спросил: – Я вам не надоел?

– Это – часть моей жизни, – сухо ответил Гендер-сон.

– Бармен был легок на взятки. Ломбар спросил его: «Сколько вы хотите за то, чтобы забыть, что эта женщина была сегодня здесь? То, что он был здесь, можете помнить». Бармен заломил большую сумму. «Но вы будете молчать, если вас станет расспрашивать полиция», Бармен согласился: Ломбар дал ему гораздо большую сумму, чем тот ожидал, – тысячу долларов наличными. Кроме того, Ломбар еще и пригрозил бармену, а угрозы его звучали очень убедительно.

Этот бармен так ничего и не сказал, нам не удалось ни слова вытянуть из него. Но дело не только в тысяче долларов; он был смертельно напуган, как и все другие. Вы знаете историю с Клиффом Мильбурном. В этом Ломбаре было что-то мрачное.

Вопрос с барменом был улажен. Ресторан и театр уже закрыты, а ему надо было опередить нас. Пришлось вытащить свидетелей из постели. К четырем часам утра вся работа была закончена. Он обработал трех основных свидетелей: шофера такси Элпа, метрдотеля и билетера театра. Дал им разные суммы. Метрдотель уговорил подтвердить его слова официанта, который целиком от него зависел. От билетера Ломбар узнал о музыканте.

Но узнал о нем лишь на следующий после убийства день, и ему повезло, что мы проглядели этого человека.

Итак, наступил новый день, дело было улажено, и ему оставалось лишь исчезнуть. Он вернулся в отель. Он не собирался покупать молчанке женщины. Нужно было заставить ее замолчать навсегда. Остальное его не беспокоило.

Он вернулся в свою комнату и задумался. Он понимал, что рискует, поэтому и зарегистрировался под чужим именем. Он ведь собрался уехать в Южную Америку и никогда сюда не возвращаться.

Он вышел в коридор и прислушался. Затем попытался открыть дверь, но она была заперта. Женщина спала. Оставалось попытаться преодолеть карниз.

И он легко это сделал. Оружия у него не было: он решил разделаться с ней голыми руками. В темноте он добрался до постели и бросился на нее, стараясь придавить женщину своим телом и задушить. Но кровать была пуста. Женщина пришла сюда, поспала и ушла. Два сигаретных окурка и следы пудры – вот все, что осталось от нее.

Когда Ломбар пришел в себя от потрясения, он спустился вниз и открыто спросил о ней. Ему ответили, что незадолго до его прихода она вернула ключ и ушла. Не знали ни куда она ушла, ни почему. Ушла, и все.

Это поразило его. Женщина, из-за которой он потратил столько времени и денег, исчезла, как призрак, а он оказался в том же положении, что и вы, Гендерсон.

Для вас она явилась бы спасительницей, для него – возмездием. Положение стало опасным: она могла появиться в любой момент.

Ломбар проклинал все на свете, но ничего не мог поделать. Он понимал, что найти человека в Нью-Йорке практически невозможно. Оставаться здесь он не мог, Поэтому ему пришлось бросить дело незаконченным. Топор висел над ним, грозя в любой момент опуститься.

На второй день после убийства он вылетел из Нью-Йорка, сделав кратковременные остановки в Майами и Гаване, и успел догнать свой корабль. На корабле он сказал, что был пьян и потому опоздал.

Поэтому-то он так обрадовался, когда я от вашего имени послал ему телеграмму. Он все бросил и приехал сюда. Он был панически испуган, место преступления, как магнит, тянуло его. Ваша просьба о помощи явилась для Ломбара тем, в чем он так нуждался. Теперь он мог официально искать женщину. Если бы он ее нашел, она бы умерла.

– Значит, вы уже подозревали его, когда пришли ко мне в камеру и составили эту телеграмму? Когда же вы впервые начали его подозревать?

– Я не могу назвать вам точно день и час. Все началось с того, что я начал сомневаться в вашей вине. Убедительных улик против него не было, поэтому я стал действовать окольным путем. В вашей квартире он не оставил отпечатков пальцев, очевидно, стер их. Помню, мы нашли пару дверных ручек, на которых вообще не было никаких следов.

К тому же Ломбар был первым, чье имя вы обронили во время допроса. Старый друг, приглашение которого проститься с ним вы отклонили из-за НЕЕ. Я навел справки скорее из желания познакомиться с вами, с вашим прошлым, чем по какому-либо подозрению. Я проверил ваши слова о его отъезде и указанное вами время, но мне случайно стало известно, что он сел на этот корабль в Гаване три дня спустя. И еще одно я узнал: первоначально он заказал два места – для себя и жены, но на корабль сел один. Я узнал, что жены у него нет и что никто не знает о его намерении жениться.

Видите ли, все это не обязательно должно было породить подозрение. Случается, что люди опаздывают на корабли, пароходы, поезда и самолеты, бывает, что люди собираются жениться, а потом отказываются от этой мысли.

Поэтому я, собственно, не думал о нем, но маленькая деталь с опозданием на корабль застряла у меня в памяти. Конечно, ему не повезло, что я обратил на нее внимание. Ничего не поделаешь, внимание копов не всегда бывает полезно для человека. Позже, когда моя уверенность в вашей вине поколебалась, стало необходимым заполнить вакуум в деле. Начали выявляться факты, и прежде, чем я сам это осознал, вакуум заполнился.

– А меня вы держали в неведении, – сказал Гендерсон.

– Конечно. У меня не было ничего определенного до самого недавнего времени. Фактически, до той самой поры, когда он увел мисс Ричман в лес. Если бы я вам все рассказал, дело могло бы рухнуть. Вы могли как-то выдать себя. Я знаю, что вы были в ужасном состоянии, но для дела это было полезно. Все было очень трудно. Возьмите, к примеру, эти театральные программки…

– Я думала, что один из нас сойдет с ума, когда му репетировали мою роль – каждый жест, каждый шаг. Вы знаете, что я чувствовала?

– Я переживал за вас не меньше, чем вы сами, – усмехнулся Барчесс.

– А Ломбар имел отношение ко всем этим странным случайностям?

– Конечно. Самое странное, что смерть Клиффа Мильбурна, выглядевшая как явное убийство, при детальном рассмотрении оказалось самоубийством. И, конечно, бармен погиб случайно. Но два других случая оказались убийствами. Убийствами, которые совершил он. Я говорю о смерти слепого и Пьеретты Дуглас. Оба были убиты без применения оружия. Смерть слепого была особенно ужасной.

Ломбар оставил его в комнате и отправился якобы звонить мне. Он знал, что у этого мошенника есть основания бояться полиции. Знал, что тот сразу же попытается удрать, и рассчитывал на это. Выйдя за дверь, он привязал черную крепкую веревку на уровне лодыжек слепого. Потом вывернул лампу.

Слепой, торопясь уйти, налетел на веревку и грохнулся вниз. Ступенек там немного, но падение было неожиданным. Слепой ударился головой о стену и затих. Тогда Ломбар отвязал веревку и подошел к нему. У того была разбита голова, но он был жив. Он лежал в неловкой позе, и его голова была чуть повернута набок. Тогда Ломбару оставалось лишь…

– Не надо! – крикнула Кэрол.

– Извините, пожалуйста, – пробормотал Барчесс.

– Мы знаем, чем это кончилось.

– Да, и после этого он позвонил мне. Он попросил местного копа последить за дверью, а сам ждал меня на улице.

– Но как вы во всем разобрались? – спросил Гендерсон.

– Я тщательно осмотрел тело в морге и заметил красные полосы, оставшиеся от веревки. Я также нашел следы на шее и все понял, но решил подождать. Я не хотел, чтобы он избежал самого строгого наказания. Поэтому я хранил молчание и продолжал игру.

– Значит, к смерти музыканта он не имеет отношения?

– Несмотря на кажущиеся противоречия с лезвием, Клифф Мильбурн сам перерезал себе горло, находясь в состоянии подавленности и страха. Лезвие, очевидно, осталось от кого-то, кто ночевал у него и брился. Отмечу одну деталь. Даже совершая самоубийство, он старался избежать использования собственных вещей. Этот штрих и смутил нас. Ведь обычно мы бываем недовольны, когда жены берут наши лезвия, чтобы затачивать карандаши.

– После той ночи я не прикоснусь к ним, – пробормотала Кэрол.

– Но смерть миссис Дуглас – его рук дело? – с интересом спросил Гендерсон.

– И самое ловкое дело. Все дело в длинной ковровой дорожке на гладком навощенном полу. Дорожка идет от коридора прямо к французскому окну. Первая мысль, которая приходит в голову – та, что он сам поскользнулся на ней и тем самым вызвал ее смех. Использование ковра для убийства – это прямо-таки изобретение! Ломбар мысленно отметил место, где она должна была стоять, чтобы выпасть из окна в случае потери равновесия. Кстати, нелегко удержать в памяти место, если нет практически никаких ориентиров, а вы в это время разговариваете и прохаживаетесь по комнате.

Я знаю все от него самого, так сказать, из первоисточника. Это был танец смерти, танец, который он танцевал, чтобы завлечь ее на нужное место. Он сказал, что в комнате душно, и попросил девушку открыть окно. Потом он двигался по комнате, стараясь завлечь ее туда. Он двигался и страстно говорил с ней, а она отодвигалась, чтобы не быть им задетой. Такой прием используют при бое быков. Размахивают плащом и гонят быка в нужном направлении. Когда она оказалась у окна, он успокоился.

На мгновение он отвлек ее внимание, и некоторое время Пьеретта стояла неподвижно. Он быстро удалился от нее, как бы собираясь уйти. Приблизившись к концу дорожки, Ломбар повернулся к ней и произнес: «До свидания». Она повернула голову и в этот момент оказалась спиной к окну, чего он и добивался. Если бы она не повернулась к нему, то в момент падения могла бы уцепиться руками за раму.

Он резко наклонился и дернул дорожку. И все было кончено. Она мгновенно упала за окно. Он говорит, что она даже не вздрогнула.

– Это хуже, чем пистолет или нож, – сказала Кэрол с глазами, полными слез.

– Да, и это гораздо труднее доказать. Он не прикасался к ней, он убил ее с расстояния в двадцать – двадцать два фута. То, что все дело в ковре, я увидел, как только вошел. Складки на конце его. Там, где она стояла, складок не было. Они были чуть дальше. Если бы она просто поскользнулась и потеряла равновесие, то это выглядело бы убедительно при условии, что складки шли бы от конца ковра. А здесь конец ковра был ровным и несмятым. Очевидно, от волнения он не обратил на это внимания.

В пепельнице дымилась сигарета, как будто ее только что положили. Это создавало впечатление, что Пьеретта упала буквально за несколько минут до нашего прихода, тогда как Ломбар позвонил мне за пятнадцать минут до этого. А со мной он встретился за восемь-десять минут до того, как мы вторглись в ее квартиру.

Меня это не обмануло, но на разгадку самой механики я потратил три дня. В центре пепельницы было отверстие, через которое пепел ссыпался на второе дно. Убийца поступил очень хитро. Он взял две сигареты и положил одну над другой на нижнем дне пепельницы. Конец последней сигареты доходил к самому отверстию в центре пепельницы. Затем он поднес горящую спичку к первой сигарете и, когда та начала тлеть, спокойно позвонил мне и пошел к зданию пожарного управления. Когда мы вошли в дом, дымилась сигарета, лежащая сверху. Создавалось впечатление, будто ее только что положили в пепельницу.

Бессмысленным был трюк с адресом. Зачем Пьеретте понадобилось посылать его по какому-то липовому адресу? Она должна была дать либо настоящий адрес, либо отказаться сообщить что-либо. А если она хотела, чтобы он потратил некоторое время на поиски, то указала бы адрес дома, который было бы трудно найти, а никак не послала его рядом со своим домом. К тому времени я уже подозревал его в убийстве слепого.

Пойдем дальше. Ломбар вызвал лифт, и лифтер слышал, как он разговаривал «с ней», стоя у порога, хотя она была уже убита. Потом он захлопнул дверь, стараясь создать видимость того, что это она закрыла ее.


Я мог бы арестовать его за это убийство. – Барчесс помолчал. – Но это ничем не помогло бы вам. Поэтому я снова разыграл из себя простака. Надо же было заставить его как-то раскрыться.

– Это ваша идея – использовать Кэрол? – спросил Гендерсон. – Счастье, что я не знал…

– Это была ее идея. Я собирался нанять на эту роль постороннюю девушку. Но Кэрол в первый же вечер прошла мимо магазина, который снял Ломбар, и решила сама сыграть эту роль. Ее невозможно было отговорить, и я стал помогать ей. Я учитывал то, что им никогда не приходилось встречаться. Мы пригласили театрального режиссера, и он дал ей несколько уроков.

– Больше всего я боялась, что объявится настоящая девушка.

– А она так и не появилась? – спросил Гендерсон.

– Нет, не появилась и не могла появиться.

– Откуда вы знаете? – удивился Гендерсон. – Вы хотите сказать, что нашли ее?

– Да, я нашел ее, – сказал Барчесс. – Я уже несколько месяцев назад разыскал ее.

– Вы знали о ней? – изумился Гендерсон. – Она мертва?

– Мертва, но не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Практически она жива. Тело ее все еще живет. Она в сумасшедшем доме, в безнадежном положении.

Он достал несколько бумажек.

– Я был там, и неоднократно. Разговаривал с ней. Это вряд ли можно назвать разговором. Она ничего не помнит. Поэтому-то и пришлось вести столь сложную игру. Надо было заставить его раскрыться, в этом был наш единственный шанс.

– И давно это случилось с ней?

– Ее поместили в больницу через три недели после того вечера. Она уже была больна, но не столь серьезно.

– Как вы ее…

– В общем, это было не так уж сложно. Вы же знаете, что есть магазины, скупающие поношенные вещи. Один из моих людей обошел эти магазины и нашел шляпку. Мы выяснили, что ее продала горничная девушки, которая попала в сумасшедший дом. На поиски ушли недели, но мы все же обнаружили эту женщину. Была опрошена масса людей. Выяснилось, что память девушка потеряла внезапно. Это случилось на улице. Ее долго искали и нашли на скамейке в парке. Вот снимок. – Барчесс протянул Гендерсону снимок женщины.

– Да, кажется, это она, – кивнул тот.

Кэрол неожиданно вырвала снимок из его рук.

– Не смотри на нее больше! Она и без того сыграла в твоей жизни огромную роль. Лучше забудь ее. А вы заберите свой снимок.

– Хорошо, что он не сумел рассмотреть ее, – продолжал Барчесс. – Иначе Кэрол не сыграла бы свою роль.

– Как ее зовут? – спросил Гендерсон.

– Не говорите! – крикнула Кэрол. – Я не хочу, чтобы она стояла перед нами! Мы начнем новую жизнь, жизнь без призраков.

– Кэрол права, – сказал Барчесс. – Забудьте о ней.

Они долго сидели молча, размышляя о случившемся.

Когда Кэрол и Гендерсон уходили, Барчесс проводил их до двери.

– Это должно стать уроком для всех нас, – сказал Гендерсон – Но какова мораль?

– Вам нужна мораль? – Барчесс хлопнул его по плечу. – Пожалуйста. Мораль такова: не ходите в театр с незнакомыми людьми, если у вас плохая память на лица.

Эллери Квин Женщина с тёмным прошлым

Глава 1

В пять часов вечера Дэйв Тулли выехал за пределы деловой части города. Для экономии времени он повернул на Ривер-стрит и вклинился в поток машин, запрудивших мост. Километра через полтора на развилке поток машин разделился. Большой «империал» бежевого цвета проследовал в восточном направлении.

Приближалась Олеандр-драйв. Тулли въехал на зеленый холм и минутой позже увидел столбик с бронзовой дощечкой «Тулли Хайт».

Поездка была длительной. Улыбаясь, он разминал затекшие ноги.

В «Тулли Хайт» его настроение всегда улучшалось. Этот поселок Тулли оформил по собственному вкусу: все, с первых эскизов плана до последнего забитого гвоздя, было сделано под его наблюдением.

«Я проделал здесь большую работу», – подумал Тулли. Улицы были широкими и вполне гармонировали с ландшафтом холма. Несколько мелких участков земли пришлось принести в жертву, но это было сделано для всеобщей пользы, Каждый дом так внезапно появлялся перед взором, словно был единственным в округе. Эта часть поселка имела вполне законченный вид.

Перед домом № 100 на Олеандр-драйв Тулли замедлил ход своей большой машины. Он свернул и подъехал к большому гаранту, выстроенному возле деревянного дома, выдержанного в староамериканском стиле. Пустота в гараже, отсутствие другой машины немного обескуражили его. Правда, Рут не могла знать, что он вернется в это время. Тулли вышел из машины. Это был высокий, широкоплечий и стройный мужчина. Его приветливое лицо имело несколько угловатые очертания. Глаза, блестевшие под отливающими металлом седыми волосами, были окружены мелкими морщинками. Стоило взглянуть на него, и ваш взор невольно обращался к его рукам в ожидании увидеть там татуировку, как на рекламах сигарет по телевидению.

– Рут! – окликнул он, войдя в дом.

Ответа не последовало, да он его и не ожидал.


Лишь только Дэйв Тулли запер за собой дверь, как на Олеандр-драйв появился скромный черный «плимут». За рулем сидел мускулистый, аккуратно одетый мужчина лет тридцати с небольшим. Его внешность была почти неприметной. Вечернее солнце блестело на его гладко причесанных светло-каштановых волосах. На нем был темный костюм, белая рубашка с узким воротничком и старомодный галстук. Руки, лежавшие на рулевом колесе, казались сильными, ногти были наманикюрены. Он остановил «плимут» позади бежевого «империала» и вышел. Его движения были неторопливыми, однако чувствовалось, что он приехал сюда не случайно.

Проходя мимо «империала», он потрогал капот машины.

Тулли зашел в современно оборудованную кухню, и в это время раздался звонок у двери. Неужели Рут забыла взять ключ? Войдя в дом, он захлопнул дверь.

Из окна передней Тулли увидел черный «плимут» и нахмурился. Затем открыл дверь и сказал!

– Хелло, Юлиан.

Вошел хорошо одетый мужчина.

– Вы только что вернулись, Дэйв?

– Пять минут назад.

– Как ваши успехи?

– Дела идут хорошо. Надеемся, что если вопрос будет поставлен на голосование, то избиратели не откажутся оплатить наш проект. Очистка реки не представляет никакой проблемы. Мы можем в мгновение ока повернуть к городу движение барж. Надеюсь, вы не откажетесь от бутерброда? Я ехал без остановок и сейчас готов есть сырое мясо.

– Большое спасибо, обо мне позаботятся дома. Но не буду вам мешать.

Тулли усмехнулся.

– Пойдемте на кухню. Вы сможете приготовить себе напиток, а я тем временем достану что-нибудь съедобное из холодильника.

Тулли провел Юлиана в кухню. Он включил кофеварку и сделал два бутерброда с холодным жареным мясом и сыром.

Взгляд Юлиана Смита встревожил его.

– Может быть, вы мне что-нибудь объясните, Юлиан?

– Сначала съешьте свои бутерброды, – ответил полицейский.

– У меня создалось впечатление, что вы спешите.

Смит смотрел на воробья, который чирикал на подоконнике кухонного окна. Когда птичка улетела и скрылась в тени восточной стороны дома, Смит сказал:

– По правде говоря, Дэйв, так оно и есть.

– Служебное дело?

Смит кивнул.

Тулли отложил в сторону бутерброды.

– Вы работаете в отделе убийств, Юлиан. Что, кого-нибудь убили?

– Да.

– Кого?

– Мужчину по имени Кранни Кокс. Кранни – сокращенное имя от Крандалла.

Дэйв Тулли повел широкими плечами и улыбнулся.

– Вы меня сильно перепугали.

– Разве? – спросил полицейский.

– Ну, конечно. Человек трое суток не видел своей жены, а когда приехал домой, то увидел серьезное лицо парня из отдела убийств.

Тулли взял бутерброд и стал с аппетитом есть.

– Это имя ничего вам не говорит, Дэйв?

– Крайни Кокс? Не слышал. А почему вы приехали к нам? Конечно, мы всегда рады вас видеть.

Он говорил так, словно Рут была вместе с ними в кухне. Всегда «мы», подумал Смит. Этот дом был выстроен для Рут. Постройка домов доставляла Тулли радость. Может быть, именно поэтому он заработал много денег в этом округе. Но свой дом он построил с особенной любовью.

– Рут запаздывает, не правда ли, Дэйв?

Тулли взглянул на кухонные часы.

– Она меня не ожидает. Очень вероятно, что она сейчас доигрывает последнюю партию в бридж с другой соломенной вдовой.

– Обычно Рут сопровождает вас в деловых поездках, Дэйв. Почему на этот раз она так не поступила?

Дэйв Тулли внимательно изучал лидо полицейского, потом отложил в сторону остаток бутерброда.

– Вероятно, будет лучше, если вы перестанете говорить загадками, Юлиан. Скажите мне прямо и честно, что произошло.

Смит сунул руку в карман и вынул оттуда предмет, завернутый в белый платок. Затем осторожно развернул его и показал Дэйву, Это был маленький револьвер.

– Это ваше оружие, Дэйв?

Тулли наклонился и посмотрел на револьвер.

– На самом деле?

Это был глупый вопрос.

– Вы его купили и зарегистрировали, когда поселились здесь.

– Ну конечно. И вы отлично знаете, почему. Наш дом был первым в поселке, и сначала здесь было дьявольски одиноко. И все же Рут…

Он умолк, не закончив фразы, и с трудом глотнул. Он был зол на полицейского, на свои панические мысли и на свой вдруг пересохший рот.

– Ради бога, Юлиан… как к вам попало мое оружие? И какое оно имеет отношение к Коксу, о котором вы говорили? Ну, говорите, что случилось?

– Он был застрелен из этого оружия, – объяснил Смит. – Мы выудили это из водосточного люка вблизи мотеля, в котором был найден труп Кокса.

Тулли был ошеломлен и машинально схватил кусок недоеденного бутерброда, словно ища у него помощи. Когда это дошло до его сознания, он отдернул руку и прижал ее к холодному краю раковины.

– Черт побери, Юлиан, что все это должно означать?

– Мне очень ноль, Дэйв, но мы вынуждены произвести арест.

– Арест? Кого же вы хотите арестовать?

– Вашу жену.

– Рут?

Тулли открыл рот.

– Почему Рут?

– Мне очень жаль, – повторил полицейский и отодвинулся от окна, у которого стоял.

– Это скверная шутка!

– Хотелось бы мне, чтобы это была шутка, Дэйв.

Смит пошел к кухонной двери.

– Вы ничего не имеете против, если я осмотрю дом?

И, не ожидая ответа, тихо удалился.

– Пожалуйста, осматривайте! – крикнул ему вслед Тулли. – Крандалл Кокс? Этого имени мы не знаем. Должно быть, вы спятили, Юлиан.

Когда несколько минут спустя полицейский вошел в гостиную, он увидел Дэйва Тулли, стоявшего возле широкого окна. Тулли раздвинул занавески и смотрел на улицу. Лицо его было мрачным и бледным. Услышав шаги Смита, он обернулся и спросил спокойно:

– Кто же этот Крандалл Кокс, Юлиан?

– Этого мы еще не знаем.

– Оружие еще ничего не значит.

– Все же я опасаюсь, Дэйв.

– Оно могло быть украдено у нас.

– Разве здесь был взлом?

– Могло же так случиться.

– «Могло так случиться» – бездоказательная формулировка. Вы понимаете это?

– Не знаю. Но…

– Может быть, вспомните, когда вы видели это оружие в последний раз?

– Откуда, черт возьми, могу я это знать? Это было очень давно. Послушайте, Юлиан…

Его голос все еще звучал рассудительно.

– Я ничего не могу понять! Итак, хорошо, – кто-то сумел завладеть моим оружием, и застрелил этого Кокса. Но при чем здесь Вут? Вы же должны знать, что Рут никого не может убить!

– Откуда мне это знать? – спросил полицейский. – Да и откуда, Дэйв, вы это знаете?

– Юлиан! – воскликнул Тулли.

– Не горячитесь. Я только хочу сказать, что пока еще каждый может подозреваться в убийстве.

– Но даже если она на это способна, то зачем ей было это делать? Убивать совершенно незнакомого человека?

– Возможно, он не был ей незнаком.

Юлиан Смит полез во внутренний карман, и в его наманикюренных пальцах появился конверт. Он осторожно вынул из него листок, развернул его и положил на стол.

– Я поступаю против наших правил, Дэйв. Прочтите это, но не трогайте бумагу.

Взбешенный Тулли подошел и склонился на столом. Перед ним лежала обычная машинописная страничка, слегка разорванная на сгибах. Текст был напечатан на машинке. Его сердце сжалось, когда он увидел дату, проставленную в верхнем правом углу. Письмо было написано вскоре после того, как он познакомился с Рут, и прежде, чем они поженились.

«Кранни!

Оставь меня в покое! Я говорю это серьезно. То, что между нами однажды произошло, останется в прошлом. Тебе следует привыкнуть к этой мысли. Недавно я познакомилась с состоятельным парнем, который очень мною заинтересовался и, вероятно, будет просить моей руки. Если ты попытаешься мне напакостить и попробуешь лишить меня шанса, то это станет последним делом в твоей жизни. Я говорю серьезно, Кранни! Забудь о моем существовании, посвяти себя снова своим романам и будь спокоен – тебя не настигнет никакая шальная пуля. В любом месте у тебя будут лучшие шансы остаться в живых, нежели возле меня. Я говорю это вполне серьезно».


А через пять недель они поженились… Бумажка слегка подвинулась от дыхания Тулли. Смит быстро схватил ее за уголки, сложил и убрал.

– Напечатано на машинке и без подписи, – заметил Тулли неуверенно. – Что вы хотите, Юлиан? Это может не иметь никакого отношения к Рут.

– Возможно, вы правы, – кивнул Смит. – Но есть еще кое-что, Дэйв. Кокс прибыл в наш город. Четыре дня назад и остановился в Хобби-мотеле.

Тулли знал это место. Хобби-мотель, пользовавшийся, дурной славой, был стар, как мир. Он был расположен на окраине города и состоял из пивной, ресторана и ночлежки.

– На следующий день после прибытия Кокс явился в муниципалитет. Он хотел посмотреть запись о браке – некоей Рут Эйнсворт с мужчиной, имя которого, видимо, не было ему известно. Когда делопроизводитель муниципалитета узнал об убийстве Кокса, он позвонил мне и сообщил об этом. Затем сегодня…

– Уезжайте, Юлиан, – сказал со злобой Тулли. – Что сегодня?

– Сегодня к нам пришла женщина, которая жила в мотеле рядом с Коксом. Она сообщила, что вчера вечером к Коксу приходила посетительница, она слышала женский голос. Кокс был в своей комнате и называл женщину по имени. Мне очень жаль, Дэйв, но рано или поздно вы должны были это узнать. Кокс называл посетительницу «Рут».

Тулли подошел к креслу и буквально упал в него. Он впился ногтями в обивку, губы его шевелились, но он не произнес ни слова.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на этого человека, Дэйв. Мне неприятно просить нас об этом…

– Хорошо, – ответил Тулли, затем поднялся и стоял в нерешительности.

Юлиан Смит дружески взял архитектора за руку.

– Мне хотелось бы вас от этого избавить, Дэйв, но я не могу. Возможно, Кокс – не настоящее имя этого человека. Может быть, вы его знаете.

Глава 2

Смит ловко и проворно руководил делом. Управляющий местным похоронным бюро взял на себя заботу о погребении. Человек по имени Крандалл Кокс лежал под резиновым покрывалом на столе в похоронном бюро Хэншоу. Смит провел Тулли через помещения, воздух которых был насыщен тяжелым сладким запахом цветов, в дальнюю комнату. Гробовщик отдернул покрывало, и Тулли увидел на столе труп незнакомого ему человека.

Мужчина был среднего роста, с небольшим животом. Кожа на подбородке была дряблой, лицо – грубым и ничем не примечательным, несмотря на тонкие усы. Черные вьющиеся волосы образовывали надо лбом завиток, В серой шее, немного ниже подбородка, зияла черно-синяя рана; она выглядела как смещенный вниз второй рот.

Покойный Крандалл Кокс произвел на Тулли неприятное впечатление. Он пытался представить себе этого человека живым, но это ему не удалось. Даже живой, он должен был выглядеть полумертвым – как все подобные ему типы с задворок. Он попытался представить себе Рут – свою холодную, стройную, очаровательную, волнующую Рут – в объятиях этого дешевого парня, этой карикатуры на человека, и невольно усмехнулся.

– Ну?

Тулли обернулся, он совсем забыл о лейтенанте Смите.

– Что?

– Узнали вы его?

– Нет.

– Вы уверены в этом, Дэйв?

– Уверен.

Дверь была открыта, и тяжелый запах цветов заполнял комнату. Тулли пошатнулся.

– Что с вами? – спросил Юлиан Смит.

– На меня действует запах этих проклятых цветов, – пробормотал Тулли. – Давайте уйдем отсюда, а то мне будет плохо.

Когда они сели в машину полицейского, Тулли высунулся из окна и глубоко вздохнул.

– Не упоминала ли Рут о мужчине по фамилии Кокс? – спросил Юлиан Смит.

– На ваш вопрос я могу ответить совершенно уверенно: нет, не упоминала, – сказал Тулли, не выказывая никакого волнения. – Вы сможете подвезти меня до дома, Юлиан?

Пока они ехали сквозь наступившую темноту, Тулли думал о том, что Рут мало говорила о себе и своем прошлом.

Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Вдруг он почувствовал себя необычайно усталым.


– Мы прибыли, – объявил Смит.

Тулли с усилием открыл глаза. Машина стояла у дома. Всего час назад Тулли считал этот дом надежным убежищем. Солнце зашло, и в доме царила темнота. Тулли открыл дверцу.

– Если вы что-нибудь услышите о ней, Дэйв, позвоните мне тотчас же.

Тулли рассеянно смотрел на него.

– В противном случае вы совершите большую глупость, – пояснил Смит. – Вы понимаете это, не правда ли? – Да.

– Я позабочусь о том, чтобы имя Рут как можно дольше не появлялось в газетах.

– Отлично, Юлиан. Сердечно благодарю.

Тулли вышел. У него создалось впечатление, что Смит хотел сказать ему еще что-то, но Тулли уже захлопнул дверцу, и полицейский уехал.

Тулли продолжал стоять посреди темного двора. У него появилось странное ощущение – он почувствовал себя одиноким в безграничном пространстве. Разве в его жизни была женщина по имени Рут? Или у него были только этот холм и дом?

Его охватила дрожь.


Он сидел в комнате, не включая света, и думал о том, что говорил ему Смит во время поездки в похоронное бюро. Труп Кокса был найден утром уборщицей Хобби-мотеля. Полотенце в ванной было опалено и имело несколько дыр от огнестрельного оружия. Очевидно, револьвер обмотали полотенцем, чтобы приглушить звук выстрела. Жертва была застрелена накануне вечером.

Лицо Рут над полотенцем… Кончик ее тонкого маленького носа, побелевший, как всегда, когда она злилась…

Тулли пытался заснуть, но это ему не удавалось. Возникавшие в воображении картины разгоняли сон. В его ушах звенели голоса:

«Кранни, я тебе сказала, что не хочу тебя больше видеть».

«Ведь ты, в самом деле, не собираешься стрелять, бэби. В конце концов, перед тобой твой добрый старина Кранни. Как ты насчет выпивки? Оставь, кукла, что ты собираешься делать?»

«Ты мне обещал это, Кранни. Обещал!»

«Да, я кое-что обещал. Ну и что? Подойди, выпей немного этого…»

«Стой на месте! Я тебя предупреждала, Кранни. Ты должен был оставить меня в покое. Ты не должен был мне звонить».

«Но ты быстренько пришла, не правда ли? И все-таки ты мне ничего не сделаешь. В конце концов, мы кое-чем связаны».

«Я пришла сюда с единственной целью – предложить тебе убраться отсюда и оставить в покое меня и моего мужа».

«Ты одурачила этого безобидного парня, и если я теперь урву кусочек…»

«Нет! Об этом не может быть и речи! Я действительно люблю его… Стой на месте, предупреждаю тебя!»

«Отдай мне оружие…»

Тулли вздохнул. Он не мог поверить, что Рут втянута в такую дешевую авантюру. Особенно с таким грязным типом, как Кокс. Нет, нет, далее если она была раньше знакома с Коксом! Ну да, возможно, раньше – это другое дело. Время и распущенность часто действуют, как плесень в сыром подвале.

Воображаемый диалог был недалек от действительности, в этом Тулли был уверен. Кокс что-то знал о Рут, поэтому и держал ее в своей власти. Она пришла в мотель, чтобы попытаться уладитьдело.

Доказательством тому было оружие. Рут не захватила бы его с собой, если бы не поставила перед собой цели – избавиться от позора, шантажа, чего-то в этом роде. Если женщина собирается лечь в постель с бывшим любовником, она не возьмет заряжённого револьвера своего мужа.

Удивительно, что такие рассуждения могли успокоить его, – ведь они приводили к заключению, что его жена совершила убийство. Так, вопреки всякой логике, думал Тулли.

Шлюха из соседней комнаты не утверждала, что сцена происходила в кровати. Она не могла быть порядочной женщиной, поскольку жила в Хобби-мотеле. Там снимают комнаты только с определенной целью.

И кое-что еще: если эта женщина так ясно слышала слова, то почему она не услыхала выстрела? Полотенце не могло быть хорошим глушителем. Она должна была слышать выстрел, но все же не сообщила об этом полиции. К тому же она не видела Рут, не видела ни как она пришла, ни как ушла из комнаты Кокса. Странно. Было бы естественно, если бы одинокая женщина решила посмотреть на другую женщину, чей разговор она подслушивала. Возможно, она спешила на свидание, но это не было записано в протоколе. Или, возможно, она выходила, желая что-нибудь выпить или подцепить кавалера.

Никаких других соображений не приходило в голову. Тулли почувствовал небольшое возбуждение и почти инстинктивно насторожился. Об этой женщине следует узнать получше… Он встал и включил свет. Нагнувшись над телефонным столиком, он быстро набрал номер.

– Да? – послышался старческий голос Нормы Херст.

На самом деле Норма не была старухой; этот привередливый, почти слабоумный тон появился у нее только в последнее время.

– Норма? Говорит Дэйв Тулли.

– Ах, – сказала она разочарованно. – Как твоя поездка, Дэйв?

– Очень хорошо. Олли дома?

– Он все еще в конторе. Причем он знает, что мы договорились насчет ужина…

Тулли услышал, что Норма заплакала. Несмотря на свои собственные проблемы, Тулли невольно проникся к ней сочувствием. Норма Херст стала вести себя странно уже около года назад. Херсты имели ребенка, любимую девчурку с соломенного цвета волосами, блестящими глазами и ногами, которые не могли стоять спокойно. Чтобы дочь могла как-то применить избыток энергии, Норма купила ей трехколесный велосипед. Однажды маленькая девочка поехала не по той стороне улицы и была сбита грузовиком, перевозившим городской мусор. Ребенок умер на месте-происшествия. Троим мужчинам пришлось отнимать у Нормы окровавленный комок. Норма не могла больше иметь детей.

Последующие пять месяцев ей пришлось провести в больница.

Тулли не мог забыть того дня, когда Оливер Херст привез жену из больницы.

– Пожалуйста, зайди ко мне, Дэйв, – умолял Олли. – Мне смертельно страшно.

– Смертельно страшно… из-за чего? – спросил Тулли своего друга. – Ведь с Нормой все в порядке.

– Какой черт, это только болтовня врачей, – с горечью ответил Олли. – Я-то отлично знаю, когда с Нормой все в порядке, а когда – нет. И я хочу тебе сказать, что с ней больше никогда не будет в порядке – она уже никогда не будет прежней Нормой, Дэйв. Я не могу ее понять и не знаю, как с ней разговаривать. Может быть, в твоем присутствии ей будет лучше. Помоги мне, пожалуйста, доставить ее домой.

Конечно, он поехал. Жуткая картина! Внешне все было абсолютно нормально, но нечто существенное, характерное для «старины Нормы», было потеряно – оно исчезло, возможно, навсегда.

Бедный Олли сидел возле своей жены, держа ее обессиленную руку, и весь путь домой болтал, как безумный. Иногда она слегка улыбалась, это была единственная ее реакция.


И вот Тулли сказал в телефонную трубку:

– Не волнуйся, Норма, прошу тебя. Олли наверняка уже на пути домой, иначе он бы тебе позвонил.

– Он и так мог бы позвонить мне.

Теперь Норма громко плакала.

– Он не уделяет мне никакого внимания, Дэйв. Я все время одна в этом ужасном доме…

– Для меня это – лучший дом, – глупо возразил Тулли.

– Ах, ты же знаешь, что я не это имею в виду.

К его удивлению, Норма перестала плакать, и в ее голосе появилось нечто похожее на гнев.

– Выходит, Олли избегает меня. И он даже не пытается меня уверить, что это не так, Дэйв Тулли!

– Но ведь ты знаешь: он – выдающийся адвокат города и завален массой работы. А все свои свободные минуты он отдает тебе.

Норма замолчала. Сначала Тулли подумал, что она просто отошла от телефона, как делала уже много раз. Вдруг она спросила:

– О чем ты хочешь говорить с Олли, Дэйв?

Это напомнило Тулли о его собственной проблеме.

– О, я хочу поговорить о делах, Норма. Передай ему, пожалуйста, чтобы он мне позвонил, когда приедет домой.

Тулли быстро положил трубку, чтобы Норма не успела спросить о Рут. Он уселся возле телефона и стал ждать. «Никто больше меня не нуждается в адвокате», – подумал он. Олли был дьявольски хорошим адвокатом. Возможно, он немного осторожен, но, если дать ему время довести дело до конца, он может проявить твердость и нанести удар. Неожиданно Тулли услышал движение в гостиной. Он вскочил, сердце его заколотилось. Рут! Может быть, это Рут? Он ринулся в гостиную.

Но это была Сандра Джейн.


Сандра Джейн – сестра Рут. В этом доме все называли ее Тулли, а не Эйнсворт. Когда Тулли вошел в комнату, она возилась в баре. Она была так занята своим шотландским, что не слышала его шагов и от страха чуть не уронила бокал, когда Тулли подошел и сказал: Хелло!

Пойманная на месте, Сандра Джейн ответила:

– Разве можно так делать, ты, проныра!

Она надула губы, бросила на него характерный для нее пламенный взгляд и снова повернулась к бару.

– Ты действительно нагнал на меня страху, мой дорогой. Поэтому мне сейчас нужно что-нибудь крепкое.

И она долила в бокал еще порцию виски.

– Я подумал, что это вернулась Рут, – сказал Тулли. – Ты имеешь представление, где она?

– Вероятно, где-нибудь на улице, – ответила Сандра Джейн и стала потягивать виски из бокала, бросая на него косые взгляды. – Она, наверное, не предполагала, что ты так рано вернешься. Я гоже удивилась, когда увидела во дворе машину, а в окнах свет. Я уже хотела тебя искать, когда ты меня здесь настиг. Но сначала мне хотелось выпить, понимаешь?

– Ты дьявольски много пьешь, – заметил Тулли.

– Да, папа, – ответила Сандра Джейн. – Вероятно, ты сейчас хочешь отшлепать по попе непослушную маленькую сестренку, – отпарировала она.

– Веди себя, как подобает в твоем возрасте.

Тулли почувствовал усталость и сел. У него мелькнула мысль, что Сандра Джейн явилась К ним, полагая, что дома никого нет. Младшая сестра Рут ориентировалась наподобие хорошо действующего радара; «повинуйся порыву» – ее девиз. У нее был свой ключ от дома, и если она находилась по соседству и имела желание выпить, то исходила из предположения, что дома никого нет. С другой стороны…

Девушка все еще смотрела на него поверх бокала. Тулли почувствовал себя неуютно и отвернулся.

Такое чувство возникало у него всякий раз, когда он оставался с Сандрой Джейн наедине. В ее присутствии его не оставляло ощущение, что она знает какую-то тайну, нечто постыдное для него, и забавляется этим. Лишь убеждение, что Сандра Джейн подобным же образом действует на многих мужчин, делало это обстоятельство терпимым.

Девушка подошла к телевизору и включила его, продолжая потягивать из бокала. Тулли внимательно следил за ее движениями. Она была привлекательной девочкой, это верно. Девочкой? Какая она девочка! Во многих отношениях она была похожа на Рут – у нее были такие же породистые ноги, такие же тонкая талия, линия бедер и полные плечи; то же драматическое выражение лица, широко расставленные глаза, правильный маленький нос.

Волосы у Рут были золотисто-каштановыми, а Сандра Джейн меняла их цвет по настроению. Сейчас они были черными, как у Клеопатры. Существенная разницу между сестрами заключалась в движениях и жестах, которые управлялись подсознанием. Их темпераменты резко отличались, были совершенно противоположными. Когда они шли рядом, то, несмотря на одинаковый рост и сложение, Сандра Джейн выглядела как танцовщица, а Рут имела вид благородной леди. В любом движении Сандры Джейн выявлялась неприкрытая чувственность. «Она задаст жару своему избраннику», – мрачно подумал Тулли. Им может сделаться Энди Гордон, если Сандре Джейн удастся вырвать этого молодого бездельника из когтей его матери. Вероятно, было много других, страстно жаждущих, подобно юному Гордону, заполучить эту девушку, привлеченных ее секс-эппилом. Но Тулли давно уже предполагал, что под «горячей» внешностью его маленькой свояченицы таится холодная, как лед, душа.

Звук телевизора вернул его к действительности. Он хотел было встать, но снова опустился, когда Сандра сделала звук потише. Она села в кресло напротив него и вытянула свои длинные ноги. Затем закрыла один глаз, а другим посмотрела на янтарную жидкость в бокале.

– Я хотела подождать здесь Рут и постеречь дом, если бы вы вечером не вернулись, – начала девушка. – Мой возлюбленный пожелал позаботиться о своей любимой маме и бросил меня на произвол судьбы. Ты не против того, что я пришла?

Тулли промолчал. Рут… Он закрыл глаза и потер их левой рукой.

– Послушай, что с тобой? – вдруг спросила Сандра Джейн. – Поездка была неудачной?

Тулли открыл глаза.

– Ты не знаешь случайно, Сандра, где застряла Рут?

– Нет. Откуда мне знать? Что-то ты очень бледен, Дэйв. Не выпить ли тебе немного шотландского?

Тулли покачал головой и снова закрыл глаза. «Когда только она уйдет», – подумал он. В висках стучало. Рут… Полный отчаяния, он пытался ни о чем не думать. Затем ему ударил в нос запах – тяжелый аромат цветов, тотчас же напомнивший о похоронном бюро и голом теле, лежавшем на столе. Тулли открыл глаза. Сандра Джейн склонилась, над ним, ее дыхание ударило ему в лицо. Она не потрудилась запахнуть платье.

– Бедный Дэнвн, – вздохнула она.

Затем наклонилась ближе и прижалась губами к его губам. Она страстно поцеловала его, впившись в его губы.

Нечто вроде паники охватило Дэйва. Он сжал руки девушки и потряс ее так сильно, что голова ее закачалась взад и вперед. Сандра Джейн застонала и пролила свою выпивку. Он почувствовал, как виски просочилось сквозь его брюки. Но не это, а выражение лица девушки вернуло ему разум. Она вдруг стала похожа на испуганного ребенка. Тулли отстранил ее и встал.

– Никогда не делай этого со мной, Сандра, – проговорил он. – Никогда, понимаешь? Можешь забавляться так с Энди, но меня оставь в покое!

Вдруг ему стало стыдно. Он повернулся и сказал:

– Надеюсь, я не сделал тебе больно.

– Конечно, сделал.

Сандра Джейн снова надулась.

– Ты грубый тип – тебе это известно?

Она поежилась.

– Ах, какой ты грубый! Я не знала, что ты такой сильный, Дэйви. Схвати меня еще раз…

– Замолчи, – пробурчал он и подошел к окну.

В стекле отражалась девушка, и он видел, что она уставилась на него. Затем Сандра повела плечами, подняла с пола бокал и, покачивая бедрами, пошла в кухню.

«Пошла она к черту», – подумал Тулли и замер в темноте. Где Рут? Почему не пришла домой? Почему даже не позвонила?

Тулли прислонился лбом к холодному стеклу окна и стоял так, пока телевизор не привлек его внимания. Передавались вечерние новости, при этом было упомянуто имя Крандалла Кокса.

«Полиция до сих пор не дала объяснения относительно происшествия в Хобби-мотеле, – говорил диктор. – Но в последние минуты мы получили из компетентных источников сообщение, что производится розыск женщины. Речь идет о жене известного архитектора, который также занимается маклерством по продаже недвижимого имущества…»

Тулли подошел к телевизору и повернул ручку; экран померк, звук пропал.

– Почему ты ведешь себя, как сумасшедший? – спросила девушка. – Полиция ищет Рут, не так ли?

Глава 3

Голос девушки звучал холодно. Если Сандру Джейн и была в какой-то степени выбита из колеи, то виной тому следовало считать скорее раздражение, нежели беспокойство. Тулли посмотрел на нее.

Она подошла к бару и налила себе новую порцию выпивки.

– И нужно же было именно теперь этому случиться! – заметила она.

– Почему «именно теперь»? – не понял Тулли.

– Я хочу сказать, что именно теперь Рут впуталась в эту глупую историю, теперь, когда я стараюсь поймать своего маленького возлюбленного. Старухе Каббот это прйдется не по душе. Она дьявольски боится всяких скандальных историй.

– Понятно, – сказал Тулли.

У него возникло желание схватить Сандру Джейн за горло и выбросить в окно.

– А больше ничего не пришло тебе в голову в связи с этим?

Девушка снова стала потягивать выпивку.

– Не волнуйся. Дэйви. Все это просто недоразумение, так ведь? Впрочем, Рут всегда была в состоянии позаботиться о себе. А я должна уладить свои дела с Мерседес Каббот. Нужно не дать ей возможности воспользоваться случаем и использовать против меня эту уголовную историю с сестрой.

– У меня сегодня был очень тяжелый день, – заметил Тулли.

Одной рукой он потер лоб, другой оперся о телевизор.

– Ты дьявольски эгоистичная стерва, Сандра.

Девушка пристально, твердо взглянула на него и ответила, не повышая голоса:

– Мне не нравятся твои слова, Дэйви. Ты не должен больше так меня называть.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Тулли. – Я не могу разобраться в этом деле. Знала ли Рут человека по имени Крандалл Кокс?

– Об этом спроси у Рут, – ответила девушка.

– Итак, она знала его?

– Этого я не говорила. Послушай, Дэйви…

Сандра Джейн сделала большой глоток и отставила бокал.

– Ты считаешь, что я гадкая, не так ли?

– Я считаю, что ты совершенно равнодушна к своей сестре, которая все делала для тебя.

– Я к ней совсем не равнодушна, – тихо ответила девушка, – Только… я не беспокоюсь о Рут. Я знаю ее лучше, чем ты.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Рут всегда выкрутится, она умеет все уладить лучшим образом. Она никогда не делала глупостей. Она достаточно умна и не убьет человека… тем более такого противного парня, как Крайни Кокс.

Тулли выпрямился и уставился па свояченицу.

– Отвратительный парень… откуда ты знаешь?

– Так должно быть. Какого же парня могли убить в этом дешевом мотеле?

– Ты лжешь, – сказал Тулли. – Ты многое знаешь, ты выдала себя, Сандра!

– В самом деле?

Девушка снова взялась за бокал.

– Крайни… Ты назвала его Кранни.

– Ну и что же?

– Откуда тебе известно, что его имя – Кранни Кокс?

– Диктор так его называл.

– Диктор называл его Крандалл Кокс!

Секунду Сандра Джейн, казалось, была озадачена. Затем она пожала плечами и сделала глоток шотландского.

– Разве это не очевидно? Если кого-то зовут Крандаллом, значит, его можно назвать Кранни, верно ведь?

– Кем был этот мужчина, Сандра? В каких отношениях он был с Рут?

Девушка поднялась.

– Послушай, Дэйви, роль детектива не подходит тебе. Спокойной ночи.

– Один момент!

Тулли схватил девушку за руку и повернул ее к себе.

– Ей-Богу, ты знаешь больше, чем говоришь! И ты не уйдешь отсюда, пока не расскажешь мне!

– Ты делаешь мне больно второй раз за этот вечер, – ответила девушка. – При других обстоятельствах я бы считала это шуткой, но сейчас – нет. Отпусти меня!

В безмолвном гневе он уставился на нее. Она сумела одурачить его. Тулли отпустил ее и отвернулся.

– Ты приятный мужчина, – сказала свояченица. – Рут должна быть счастлива, имея такого мужа. Что касается истории с этим Коксом, то я считаю, что Рут невиновна. Конечно. Я совершенно уверена, что она сможет все объяснить. Об этом тебе не стоит беспокоиться.

– Я хочу, чтобы ты, наконец, ушла!

– Уже ухожу, – ответила Сандра Джейн. – Куда, черт возьми, девалась моя сумка? Ах, здесь!

Тулли слышал, как она шла к двери.

– Ты должен знать, что Мерседес Каббот и этот Адонис, которого она родила от второго мужа, любовь моего сердца, собираются уехать в дальний рейс. Поэтому мне надо действовать, иначе я потеряю Энди навсегда. Вот в каком положении очутилась девушка. Спокойной ночи, Дэйви.

Он промолчал. Вскоре он услышал, как открылась и захлопнулась входная дверь.

Тулли подошел к бару и налил себе полный бокал шотландского. Выпил его и налил снова. Потом он сел и попытался собраться с мыслями.

Сандра Джейн, цидимо, была совершенно уверена, что Рут абсолютно непричастна к делу, – о чем она и говорила. Конечно, девушка знала многое. И Сандра Джейн должна была иметь веские основания для уверенности, что Рут сумеет постоять за себя.

Вот здесь-то и есть темное место, подумал Тулли. В чем заключаются эти основания?

Он совершенно запутался. Если сейчас позвонит Юлиан Смит и скажет, что обвинение Рут в убийстве оказалось необоснованным, – сможет ли он сохранить прежнее отношение к жене?

Он выпил виски.

В каких же, на самом деле, отношениях была Рут с Коксом? Вряд ли они были незнакомы, если его сокращенное имя так легко сорвалось с губ младшей сестры.

Что за человек был Кокс? И что за человек Рут?.

Тулли налил себе третий бокал шотландского, и в это время зазвонил телефон. Звонил Оливер Херст.

– Олли! – воскликнул Тулли, обрадованный, что говорит с другом.

– Что случилось, Дэйв? – спросил адвокат. – Я только что пришел домой, и Норма сказала, что ты чем-то озабочен. Это верно?

– Олли, ты можешь ко мне приехать?

– Сейчас?

– Да, сейчас.

– Право, не знаю, Дэйв. Мы ведь договорились насчет ужина, и Норма уже устроила мне большой скандал из-за того, что я поздно вернулся домой.

– Олли, дело не терпит отлагательств! Речь идет о серьезнейшем личном деле! Поверь мне, если бы это было не так важно, я бы не стал просить тебя и не стал бы расстраивать Норму. Мне нужно срочно с тобой поговорить.

Херст помолчал, затем Тулли неясно услышал его голос и крик Нормы в отдалении.

– Дэйв?

– Да, Олли.

– Сейчас я буду у тебя.

– Большое спасибо.

Через двадцать минут Тулли увидел, как машина Херста подъехала к дому. Он поспешил к двери.


Внешность адвоката совершенно не соответствовала его голосу. Это был толстый человек, имевший лунообразное веснушчатое лицо. Его яйцевидная голова была почти лысой. Но он имел красивые светлые глаза, иногда производившие на Тулли неприятное впечатление. Пожалуй, только глаза напоминали ему юность этого человека. Глядя на него теперь, вряд ли можно было поверить, что в колледже он был одним из самых красивых студентов. Руки его никогда не оставались неподвижными. Он то теребил себе уши, то потирал подбородок или чесал нос, то царапал голову или щипал шею. Но Оливер Херст мог сосредоточиться, если требовалось разгрызть крепкий орешек, Тулли это хорошо знал. Когда город был всего лишь большой деревней и во многом зависел от колледжа, Олли избрал себе путь, показал себя с самой лучшей стороны и сдал государственные юридические экзамены. В те годы это много значило для сына поденщика. Когда город вырос, Олли реализовал свои возможности. Это нелегко ему далось. Перелом совершился, когда Тулли развернул свою деятельность. Тогда Херсту и открылась дорога. Он улаживал все правовые дела Тулли и вскоре стал самым преуспевающим адвокатом города. Дэвиду Тулли он был многим обязан.


Олли огляделся.

– Что тебе так загорелось, Дэйв? Кажется, все должно быть в порядке.

– Хочешь выпить?

– Ты угадал мое желание. Итак, что случилось?

Тулли налил в бокал бурбон.

– Рут…

– Рут?

Олли поднял взор. Он лишь смочил губы виски, словно шестое чувство подсказало ему, что сейчас потребуется вся его работоспособность.

– Что ты хочешь сказать? Что за проблема могла возникнуть у Рут?

– Ты видел ее вчера вечером или сегодня? Может быть, говорил с ней по телефону?

– Нет. Не хочешь ли ты сказать, что не знаешь, где она?

– Совершенно верно.

Олли Херст выпрямился и уставился на приятеля, который был выше него ростом.

– Вероятно, за этим кроется что-то большее, Дэйв, Начни, наконец, рассказывать!

– Очевидно, она влипла в эту историю с мотелем.

– Что за история с мотелем?

Тулли удивленно посмотрел на приятеля. Он был так занят этим делом, что ему казалось, будто оно стало широко известно.

– Разве ты не слушал последних известий, Олли?

– Нет, я только что приехал домой. И, кроме того, ты ведь знаешь, как обстоит дело с Нормой. Последние известия приводят ее в отчаяние.

Херст спокойно поставил бокал на стол.

– Но какое отношение имеет Рут к мотелю?

– И к убийству, – добавил Тулли.

– К чему?!

– К человеку по фамилии Кокс. Вчера вечером он был застрелен в Хобби-мотеле. Сегодня утром обнаружили его труп.

– Так… но при чем здесь Рут?

– Его застрелили из оружия, зарегистрированного на мое имя. Мы держали его здесь, дома. Женщина, находившаяся в мотеле по соседству с Коксом, слышала, что он называл свою посетительницу «Рут». Об этом она сообщила в полицию.

Олли взял свой бокал виски и выпил половину.

– Понимаю.

Он поставил бокал и встал.

– Откуда ты все это узнал, Дэйв?

– Мне сообщил Юлиан Смит. Он приезжал сюда, чтобы арестовать Рут. У него был ордер на арест.

– Понимаю, – повторил адвокат.

Он нахмурился и уставился на пол. Наконец он поднял голову.

– Я не верю ни одному слову, Дэйв. Все это неверно. Произошла какая-то путаница.

– Так и я твердил себе все время.

– Великий Боже! Это звучит так, словно ты стал сомневаться.

– Ты так полагаешь?

– Только не Рут! Дэйв, ты должен это знать лучше всех других! Представляю себе, в каком ты шоке. Но так называемые факты часто приводят к ошибкам. Я уверен в порядочности Рут.

– Но как ты можешь объяснить эти так называемые факты?

– Пока еще я ничего не могу объяснить. Но даже если Рут вчера вечером была там, этому можно найти десяток объяснений. Ясно, что она не убивала этого парня. Рут неспособна обидеть даже муху. Тебе вообще известно, что за человек был этот Кокс?

– Не имею никакого понятия, – ответил Тулли. – Юлиан захватил меня с собой в похоронное бюро, чтобы я посмотрел на него. Мне не приходилось с ним встречаться.

Херст бесцельно обошел комнату.

– Дэйв, – сказал он и остановился, – Ты действительно не имеешь представления, где находится Рут? Не нашел ли ты какой-нибудь записки от нее?

– Нет.

– Но ты, по крайней мере, обзвонил всех?

– Нет.

Тулли был сам удивлен, как грубо он ответил.

– У меня, естественно, не было желания говорить с людьми об этом деле. Юлиан обещал мне, что имя Рут возможно дольше не появится в газетах. Кто-то намекнул телевидению, но имя ее еще не назвали. Олли, я думал, что знаю ее…

– Ты действительно знаешь ее.

– Да? Долго ли я с ней был знаком до женитьбы? О ее прошлом я ничего не знаю, она мне о нем не рассказывала. Может быть, она была девушкой на побегушках, откуда я знаю?

– Ну, так не говорят о собственной жене, Дэйв. На тебя что-то нашло.

Тулли пожал плечами.

– Черт возьми, что ты знаешь о ней? И что ты в этом понимаешь? В конце концов, не твою жену застали в этом пресловутом мотеле с таким гадким парнем! Твою жену никто не подозревает в убийстве!

Олли Херст тихо ответил:

– Можешь нападать на меня, если тебе от этого легче.

– Я действительно не знаю, зачем я позвал тебя. Ты немногого стоишь!

– Подойди, Дэйв, выпей.

Это была двойная порция шотландского. Тулли хотел было выпить, но затем отрицательно покачал головой.

– Я уже пробовал это делать. Очень жаль, Олли, но не знаю, что со мной творится. Несколько часов назад я жил в надежном мире, занимался своими делами, имел приличный дом и был женат на порядочной женщине. И вдруг, неожиданно, все взлетело на воздух, и я едва держусь на ногах. Я не знаю, что делать, что думать и куда обратиться.

– Хочешь, я подыщу тебе адвоката?

– Адвоката? Зачем? Разве ты сам не адвокат?

– Речь идет об уголовном деле. Мне думается, тебе не понадобится защитник по уголовным делам, во всяком случае, пока не появится Рут. Но я подыщу его, чтобы иметь под рукой. А сейчас я могу лишь попытаться найти Рут. Я могу тактично расспросить…

– Нет! – твердо возразил Тулли. – Я жалею, что вообще привлек тебя к этому делу. Отправляйся к своей жене и своему ужину! Она и без того уже готова Лезть на стену.

– Дай мне, по крайней мере, выпить, прежде чем выдворишь меня, – дружески проговорил Олли.

Он сел и взял бокал.

– Дэйв, я не утверждаю, что разбираюсь в женщинах. Я по уши занят бедной Нормой. И я, действительно, знаю о Рут только то, что известно тебе. Но, вероятно, я могу судить о ней более объективно, чем ты. Твоя жена – это что-то особенное, и мне было бы тысячу раз наплевать, если бы раньше она была девушкой на побегушках. Впрочем, мы оба знаем, что этого не было. Как она помогла Норме, как она выглядит, когда думает, что на нее не смотрят! Какая она честная, прямодушная и приветливая по сравнению с другими… Твоя жена – благородная дама, Дэйв, в полном значении этих слов. И если бы меня убедили в противном, я бы бросил свою профессию и стал заниматься чем-нибудь другим. Это я тебе говорю вполне искренне.

Он допил бурбон и встал.

– Придется мне все объяснить Норме… хотя… не знаю, как ей это преподнести.

Херст вздохнул и повернулся, собираясь уходить.

– Проблемы за проблемами, не так ли, Дэйв? Но нам нужно со всем этим справиться. Другого выбора у нас нет. Обязательно позвони мне, если услышишь что-нибудь о Рут.

– Спокойной ночи, – пробормотал Тулли.

Верно ли мнение Олли? Он кое-что понимал в женщинах, когда не был связан с ними эмоционально. Но что означали намеки Сандры Джейн?

Тишина в доме вдруг подействовала на Тулли угнетающе. Он поймал себя на том, что озирается словно ребенок, которому показалось, будто в соседней комнате есть привидение.

Он вскочил. Он не должен сидеть здесь сложа руки! Эта женщина из Хобби-мотеля… Тулли почувствовал, что ее история в чем-то неверна.

Глава 4

Вероятно, когда-то она была здоровой и краснощекой, имела дешевую привлекательную внешность и была сексуальным созданием, всегда готовым себя предложить. Но годы сделали свое. Ее слишком большие груди стали дряблыми и обвисли, расплылись бедра, появился большой живот, она растолстела. На ней был цветастый домашний халат, а в соломенного цвета волосах – бигуди. Толстые щеки были намазаны кремом. Открыв дверь, она вызывающе посмотрела на Тулли.

– Да? Что вы хотите?

– Вы – мисс Мод Блэк?

Женщина кивнула.

– Меня зовут Дэвид Туллш Мне хотелось бы с вами поговорить.

– О чем?

По привычке она мысленно оценила его костюм и бежевый «империал», стоявший поблизости, Тулли так и не понял, сказало ли ей что-нибудь его имя.

– Могу я войти? – спросил он.

– Вы из полиции?

– Нет, мисс Блэк.

– Это ведь не узнаешь, – сказала она и провела рукой по волосам. – Правда, у вас не такой вид. Что вам угодно? Вы хотите что-нибудь продать?

– Я ничего не продаю. Я муж женщины по имени Рут.

Глаза ее сузились.

– Я познакомился с показаниями, которые вы дали полиции. Конечно, вы не обязаны отвечать на мои вопросы, мисс Блэк. Но я буду очень благодарен, если вы на них ответите.

Было ясно, что она обдумывает ситуацию. Она была похожа на хитрое животное. Тулли почувствовал, что пульс его участился. Итак, инстинкт не подвел его.

– Думаю, что смогу уделить вам несколько минут, мистер Тулли. Заходите.

Она отступила в сторону. Воздух комнаты был насыщен тяжелым запахом духов и пудры. Комната была маленькой, и в ней было жарко, как в инкубаторе. Повсюду лежали журналы, газеты и предметы одежды.

Женщина закрыла дверь, проковыляла к туалетному столику и взяла сигарету, Она выжидала.

– Мистер Тулли, – неожиданно сказала она. – Вы ведь должны знать, что я теперь уже не могу изменить свои показания.

«Спокойно, мой друг, спокойно, – сказал себе Тулли. – Ты для нее – хорошая приманка».

– Вы полагаете, что из-за этого я и пришел?

Женщина сделала неопределенный жест.

– Почему бы и нет? Я думала, что эта Рут – просто шлюха. Но когда я вижу вас перед собой, то, конечно, представляю себе иную картину: изнывающую от скуки леди, которая вышла за рамки дозволенного.

Она хихикнула.

– Это просто несчастье! И как это удается подобным бабенкам окручивать таких парней, как вы?

Блондинка наклонилась к Тулли.

– А что вы можете мне предложить?

– Мисс Блэк, – начал Тулли, – я вижу, что вы не понимаете…

– Только… это уже поздно, – вздохнула она. – Вам надо было прийти сюда раньше фараонов. Теперь я не могу отказаться от того, что записано в протоколе.

– То, что вы сказали полиции, – абсолютная правда?

– Конечно.

Она твердо посмотрела на него.

– Вы в самом деле не видели Рут?

– Нет. Я даже не знала, что у него дама, пока она не начала говорить. Стены здесь тонкие, как папиросная бумага. Тогда меня разобрало любопытство, и я стала прислушиваться.

– Насколько мне известно, вы слышали, как он называл ее по имени?

Тулли приходилось сдерживаться изо всех сил.

– Конечно.

– Сколько раз?

– Один или два раза.

– А не могли вы ошибиться?

Она подошла к нему, халат ее зашуршал. Она подошла так близко, что запах ее тела вызвал у Тулли дурноту.

– Вы сходите с ума по своей жене, не правда ли, мистер Тулли? Мне бы очень хотелось не быть уверенной в этом. Но как я могла ошибиться? Он произнес ее имя громко и отчетливо.

Тулли захотелось отодвинуться, не сделав женщине неприятно. «Зачем только я пришел сюда…» – подумал он.

– Не хотите ли выпить, мистер Тулли? – участливо спросила она. – У вас такой вид, словно вы нуждаетесь в этом.

– Нет, спасибо.

Она покачала головой.

– Как глупо себя взвинчивать такому мужчине, как вы! Ее уже нашли?

– Нет. То есть, я не знаю. Думаю, что не нашли.

– Возможно, она все объяснит, когда ее найдут.

«Возможно, и не объяснит», – подумал Тулли.

– В какое время вы слышали разговор Кокса и Рут?

Ему показалось, что гораздо легче произнести эти два имени сразу.

Мод Блэк пожала плечами.

– Ранним вечером. На часы я не смотрела.

– А не могло случиться, что вы слышали разговор других людей?

– Нет. Его комната – последняя в коридоре.

– Итак, вы слышали, как он обращался к ней, называя ее по имени, – сказал Тулли. – Как же могло случиться, что вы не слышали выстрела?

– Вероятно, я в это время куда-нибудь выходила, прежде чем Кранни пришел конец.

Тулли повернулся и, опустив плечи, пошел к двери. Затем остановился и взглянул на женщину.

– Кранни, – пробормотал он. – Вы назвали е$о Кранни! Вы знакомы с ним!

Он подошел к ней, грубо ткнул пальцем в ее дряблую мясистую руку и посмотрел на нее сверху.

– Вы знаете гораздо больше, чем говорите. Я предлагаю вам сказать, наконец, правду!

– Ой! – крикнула женщина.

Она немного побледнела, но заговорила холодно и непринужденно:

– Я могу привлечь вас к ответственности за такие действия! Успокойтесь, мистер Тулли. Вы можете, пожалуй, со мной поладить, но не тогда, когда у вас такое выражение глаз. Оставьте меня в покое!

– Хорошо.

Ему захотелось ее ударить.

– Объясните мне, пожалуйста, почему вы назвали его Кранни.

– Вероятно, полицейский так его называл.

Она подошла к Тулли и ласково потрепала по щеке.

– Я понимаю ваше нетерпение. Но, тем не менее, вам лучше уйти отсюда. В телефонной книге есть ваш телефон?

– Что?

Тулли старался сохранить ясность мыслей.

– Я спросила: ваш телефон есть в телефонной книге?

– Конечно. А что?

– Я подумала: может, у вас секретный номер. Вы выглядите состоятельным человеком.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Чтобы иметь возможность с вами связаться – на случай, если что-нибудь мне придет в голову. Нет, сейчас мне ничего не приходит, – поспешно добавила она, – Но знаете, как иногда бывает. Иногда потом что-нибудь вспомнишь.

Тулли устало сказал:

– Может быть, лейтенанту Смиту удастся уже сейчас освежить вашу память, мисс Блэк?

– Сомневаюсь, – улыбаясь, ответила Мод. – Я повторю ему ту же историю. Но для вас, мистер Тулли, я постараюсь что-нибудь вспомнить. Возможно, что-то придет мне в голову.


Тулли стоял возле своего «империала»; сомнения его сменялись надеждой. Все, о чем говорила эта женщина, было похоже на правду. И тем не менее…

Через некоторое время он направился к конторе мотеля.

За стойкой сидел старый высохший мошенник, который недавно объяснял ему, где находится комната Мод Блэк. Старик читал вечернюю газету.

– Что вам еще надо? – спросил он, не поднимая глаз.

– Мне очень жаль, что приходится снова вас беспокоить, – сказал Тулли. – Но мне хотелось бы знать, когда прибыла сюда мисс Блэк.

– Так, вы хотите это знать?

– Да.

Тулли почувствовал, как в нем вновь поднимается злоба.

– Я не сообщаю данных о наших гостях.

– Я снимаю у вас комнату.

Тулли достал бумажник, вынул две долларовые бумажки и положил их на стойку.

– Когда она прибыла сюда?

Старик сложил газету, осторожно огляделся и убрал обе бумажки.

– Вы должны знать, мистер, – сказал он, понизив голос, – что здесь полно полицейских. Меня предупредили, Чтобы я не открывал рта. Кое-что я вам скажу, а потом – баста!

Он полистал страницы регистрационной книги.

– Судя по записям, – четыре дня назад. А теперь проваливайте, мистер, и поскорее!

– Спасибо, – мрачно сказал Тулли.

Он вышел невеселый. Мод Блэк прибыла сюда четыре дня назад, в тот же день, что и Кокс. И все же… Неужели Юлиан Смит упустил возможность связи между Коксом и Блэк?

Тулли пошел к своей машине, не пожелав посмотреть на последнюю комнату по коридору. Он представил себе, как Рут, боязливо озираясь, пробиралась сюда и затем постучала в дверь…

Пока он ехал домой, его мучили сомнения.

Может ли мужчина полюбить женщину, совершенно не зная ее? Неужели Рут способна так хорошо разыгрывать роль, что ввела в заблуждение не только его самого, но и его друзей? Даже Олли Херста, такого недоверчивого человека?

Все это смешно и глупо, повторял про себя Тулли. Лучшая актриса не смогла бы столь долго играть.

Рут ездила в далекие путешествия, завершила образование в Европе и повидала свет, поэтому она мало интересовалась обществом небольшого американского городка. Она откровенно высказывала ему свое мнение о других людях, но себя ничем не выделяла. Но она вела себя так, будто жизнь здесь ее вполне устраивала. Из-за этого все хорошо к ней относились.

Такая характеристика совсем не вязалась с образом убийцы. Или он ошибается?

Сомнения стали меньше терзать его, когда он вышел возле своего дома из машины. В доме было темно, но он все же сначала обошел все помещения. Вскоре одиночество стало для него невыносимым, и он начал звонить друзьям. Он говорил всем, что вернулся раньше, чем предполагал, и спрашивал, нет ли там случайно Рут.

Он получал приглашения на гольф, на обед, на партию в бридж, но о местонахождении Рут никто не мог ему ничего сказать. Естественно, никто не связывал Рут с убийством Кокса.

В промежутках между телефонными разговорами он пытался дозвониться до Мерседес Каббот. Ее номер был занят. Когда он попытался связаться с ней в четвёртый раз, в дверь позвонили.

Рут?

Но это был Энди Гордон, сын Мерседес Каббот.


Энди, как обычно, был в плохом настроении, и от него пахло спиртным.

– Я как раз пытаюсь дозвониться до твоей матери, Энди…

Сын Мерседес Каббот от второго брака промчался мимо Тулли. Это был темноволосый стройный юноша приятной наружности. Его можно было бы назвать очаровательным, будь он немного более энергичным. Тулли знал, что у него, равно как и у Сандры Джейн Эйнсворт, было предрасположение к меланхолии. В сущности, жаль, что его характер так не соответствовал его приятной внешности. Он был избалованным юношей, выросшим в богатой семье, где ему все разрешалось.

– Не у вас ли Рут, случайно?

– Нет. Где Сандра Дженн?

– Не знаю.

– Она собиралась прийти сюда.

– Она была здесь, но потом ушла, чтобы встретиться с вами.

– Чушь! Выходит дело, нам обоим сегодня не повезло с сестрами, У вас есть что выпить?

– Пожалуйста.

Тулли заметил, что Энди налил себе больше воды, нежели шотландского Он всегда казался более пьяным, чем это было в действительности.

Энди взял выпивку, сел боком в кресло и перекинул ноги через ручки.

– Сегодня произошел крупный разговор со старой леди, – сказал он. – Я хотел сопровождать ее, но затем мы разругались. Виной этому проклятый Джордж. Неужели Мерседес не может понять, что он женился на ней только ради денег?

Тулли знал, что это неверно. Джордж Каббот, третий муж Мерседес, был немного моложе своей жены, но у него было достаточно своих средств. Джордж был сильным мужчиной, лишенным предрассудков, ему было наплевать на мнение других. Он не боялся ни тяжелой работы, ни общественного мнения, ни чего-либо другого. Он и Мерседес действительно были преданы друг другу.

– Когда-нибудь, – заявил Энди, – я разобью Джорджу нос.

Эта драка должна быть интересным зрелищем, подумал Тулли. Энди – костлявый, жилистый и сильный парень. Однако Джордж весил больше восьмидесяти двух килограммов и мог бы еще работать каменотесом.

– Со старухой я как-нибудь управлюсь и женюсь на Сандре Джейн, – продолжал Энди. – Лишь бы Джордж не совал свой нос в это дело. Он так настроил против девушки мою уважаемую мамашу, что та делает все, чтобы нас разлучить.

«Что, если она узнает, что сестра Сандры Джейн подозревается в убийстве?» – подумал Тулли.

Энди поднял бокал и, прищурив глаз, стал рассматривать его содержимое. Зачем он это делал? Чтобы скрыть свои расстроенные чувства? Тулли сочувствовал этому юноше, которому так не везло. На своем жизненном пути Мерседес сменила многих мужей. От двух из них она имела детей. Отцом ее дочери, Кэтлин, был некий Лаве-ри. Энди был сыном преемника Лавери, владельца рудника по фамилии Гордон. Энди был еще маленьким, когда его неполнородная сестра, тогда уже девушка, утонула, катаясь на лодке. Это произошло пятнадцать лет назад.

Вместе с дочерью Мерседес похоронила весь свой здравый материнский ум. Никогда в жизни она лично не занималась воспитанием детей, однако узы, какими она привязала к себе сына, были, тем не менее, очень прочными. Она огораживала Энди от всего на свете, не давая ему возможности стать мужчиной.

– Возможно, Сандра где-нибудь встретила Рут, – сказал Энди. – И потом они вместе придут домой.

– Не думаю, – возразил Тулли. – Вероятно, вам нет смысла ждать ее.

Энди поджал губы.

– Это дружеское выпроваживание?

– Нет. Но если вы ищете повод к ссоре – это, конечно, хорошая идея!

– И так каждый, так каждый! – вырвалось у Энди.

Казалось, ему хочется раздавить бокал.

– Словно заговор! Все выгоняют меня! Мне это надоело!

– Послушайте, мой мальчик, – сказал Тулли, – сегодня мне пришлось слишком много заниматься своими делами, и у меня больше нет сил выслушивать ваше нытье.

– Вот как? Что за проблемы могли возникнуть у дражайшего Дэйва Тулли?

– Оставим это.

– Сперва вы были грубы со мной, а теперь я должен все забыть? Вы обращались со мной, как с ничтожеством!

– Вы сделали все возможное, чтобы таким казаться.

– За это вам придется извиниться, – возбужденно проговорил юноша. – Я так этого не оставлю…

– Хорошо, я прошу прощения. Но, может быть, теперь вы станете вести себя, как положено в вашем возрасте?

– Прекратите со мной так говорить! Можно подумать, что я лежу в пеленках!

– Энди, я прошу вас оставить меня сегодня в покое, Рут попала в скверную историю. В Хобби-мотеле убит мужчина. Это невероятно, по полиция считает, что это сделала Рут. Ее разыскивают.

Па загорелом лице Энди Гордона сменились все оттенки от нормального цвета загара до грязно-желтого. Таким он и остался. Юноша уставился на Тулли с таким видом, словно ему нанесли тяжелую рану, Затем ой медленно встал.

– Рут разыскивают из-за убийства?

– Я вам уже сказал, что это невероятно.

Юноша облизал Губы.

– Нет, такой пакости мне и Сандре Джейн она не могла сделать… На это она не способна.

– На что? – раздраженно спросил Тулли.

– Мне всегда казалось, что Рут выглядит слишком уж по-ангельски, чтобы это могло быть правдой, – пробормотал юноша. – Я уже давно считал это трюком. Но человек убит, и имя Сандры Джейн приплетут при удобном случае… Черт возьми, что будет со Старой леди, когда она узнает…

В тот Же момент Энди отлетел к стене и схватился за щеку, на которую обрушил тяжелый кулак Тулли.

– Если вы посмеете еще раз так говорить о Рут, я вырву у вас язык!

Тулли стоял выпрямившись и боролся с чувством, которое, словно стальным обручем, сдавило его грудь. Потирая пальцы, он с яростью смотрел на юношу. Энди Гордон прижался к стене, взгляд его стал безумным.

– Тулли приготовился к драке, Но она не состоялась. Вместо этого юноша ухмыльнулся.

– Итак, моя ошибка в том, что я затронул Рут, не так ли? Но не все такие слепцы, как вы думаете.

Мне не до шуток, Энди. Лучше уходите поскорее.

– Значит, вы не хотите ничего узнать, да?

– Что узнать? – непроизвольно спросйл Тулли.

– Во время вашего отсутствия здесь шатался один мужчина. Он не принадлежит к нашему обществу…

– Вы лжете! – крикнул Тулли. – Или делаете из мухи слона.

– Да? – рассмеялся Энди, – Я хочу кое о чем у вас спросить. Я слушал последние известия. Не уверен, знаете ли вы, как звали того парня, которого застрелили в Хобби-мотеле?

– Крандалл Кокс.

– Итак, вы это знаете. Хорошо. А теперь послушайте, мой друг, я хочу вам кое-что рассказать, и вам это совсем не понравится.

Голос юноши дрожал от злобы.

– Несколько дней назад мы с Сандрой Джейн ехали на машине. Вдруг она мне сказала: «Остановись, когда будем проезжать мимо дома моей сестры; надо немножко ее приободрить». Мы подъехали сюда, но Рут дома не застали. Мы немножко выпили, и в это время зазвонил телефон. Сандра Джейн попросила меня подойти. Я это сделал. Звонил мужчина: говорил он довольно смешно, немного иронически, и словно выжимал слова из угла рта. Его голоса я раньше не слышал. Он попросил позвать Рут – не миссис Тулли, мой дорогой Дэйв, он назвал ее по имени! Я сказал, что ее здесь нет, и спросил, что ей передать. «Ну, верно», – ответил он. И как он это сказал! Правильнее всего назвать – «слюняво». «Передайте Рут, что звонил Кранни», – сказал он и положил трубку. Крандалл Кокс – Кранни. Вы поняли, мистер Тулли?

Тулли потер глаза. У него появилось желание лечь на пол и заснуть, заснуть навсегда.

– Вы сказали Сандре о разговоре? – спросил он.

– Конечно, – радостно ответил Энди. – Между нами нет секретов. Но вы не беспокойтесь, Дэйв, это останется между нами. Мы никому не сказали… Послушайте, у вас дьявольски сильный удар, вы знаете это?

Юноша засмеялся и ушел.

Глава 5

Кабинет Юлиана Смита в управлении полиции был таким же заурядным, как и сам Смит. Он дружески кивнул Тулли и указал ему на стул.

– Не стоит задавать вопросы, Дэйв, – сказал лейтенант. – Должен сразу вам сказать, что мы не обнаружили даже ее следов.

Тулли сел.

– Когда вы по телефону попросили меня поскорее приехать, Юлиан, у меня появилась надежда…

Он обескураженно замолчал. Смит налил кофе в два бумажных стаканчика и протянул один Тулли.

– Вы не пытались установить с ней связь, Дэйв?

Тулли покачал головой. Лейтенант с участием посмотрел на него.

– Вы почти не спалив эту ночь, так ведь?

– Да.

– У вас такой вид, словно вам нужно поесть.

– Я не чувствую голода. Юлиан, зачем вы меня вызвали?

– Мы кое-что разузнали насчет Крандалла Кокса.

Тулли поставил бумажный стаканчик на письменный стол. Он был таким горячим, что обжигал пальцы, и Тулли казалось, будто он весит десятки килограммов. У него болела голова.

– Вы не узнали, в каких отношениях был он с Рут?

– Еще нет.

– Должно быть, это какая-то путаница.

– Где Рут? Улетела? Или скрылась? Юлиан Смит снова бросил на него взгляд, затем взял несколько листков с письменного стола.

– Думаю, вас должно заинтересовать, что Кокс родом из этой местности.

– В самом деле? – рассеянно проговорил Тулли.

– Когда я услышал его фамилию, она показалась мне знакомой. Отец этого парня, Крандалл Кокс-старший, имел магазин железоскобяных товаров. Он находился на том самом месте, где сейчас универсам Мэклинга. Он – я имею в виду отца – несколько раз был присяжным.

– Я не помню его.

– Это было очень давно. Юноша был любимцем отца, но, как часто случается, этого не ценил. Закончил школу, затем посещал колледж, но не нашел себе занятия по душе и считал, что весь мир чем-то ему обязан. Вы, наверное, можете себе представить человека такого типа. Когда старый Кокс умер и имущество было продано, юноша быстро все спустил, в основном на женщин. Потом умерла его мать. Он продал остатки имущества и принялся за свои подвиги.

Смит продолжал:

– Отпечатки пальцев, метки на его одежде, багаж и многое другое помогли нам быстро установить, чем он занимался в других городах. Он был арестован и по меньшей мере дважды обвинялся в шантаже. Уличить его не удалось.

Лейтенант пожал плечами.

– Если не пожалеть времени, то можно составить длинный список его подвигов.

– Звучит не ободряюще, – заметил Тулли.

– До сравнительно недавнего времени Кокс очень хорошо жил. Преимущественно за счет вдов средних лет и состоятельных замужних женщин. Это было основное его занятие.

Тулли покраснел. Смит посмотрел в окно на главную улицу города и продолжал:

– Около года назад здоровье его ухудшилось – заболели почки, затем началось воспаление легких… Он лежал в общественной больнице небольшого городка. Вероятно, сразу после выздоровления приехал сюда. Дэйв, мне думается, что он прибыл на место своего рождения не из сентиментальных побуждений. Он был болен и остался без денег. Вероятно, здесь он собирался вымогать деньги у женщин. Наверное, Рут потеряла голову и убила его.

– Вы подозреваете Рут, – сказал Тулли.

– Так могло быть…

Тулли выпил кофе, смял бумажный стаканчик и швырнул в оконное стекло. Смит терпеливо поднял его и убрал в картонную коробку.

– Может быть, все не так уж плохо, Дэйв. Я уверен, что присяжные будут на ее стороне. Возможно, она сделала это для самозащиты: тогда она, вероятно, вообще не будет осуждена. Вы должны иметь это в виду.

Тулли зло усмехнулся.

– Вы все-таки думаете, что я спрятал Рут?

– Вы же сходите по ней с ума. Возможно, вы потеряли голову.

– Кажется, этому кошмару не будет конца.

Тулли рассмеялся, смех его был похож на лай.

– Какой смысл мне ее прятать, Юлиан?

– Возможно, вы задумали увезти ее за границу – в Южную Америку или еще куда-нибудь. Может быть, вы хотите продать свое имущество, затем скрыться и поселиться где-нибудь вместе с ней.

– Это же не серьезно, Юлиан?

– А почему бы и нет? – спросил лейтенант, – Пункт первый: мы очень хорошо знаем наш город. Рут явно вне пределов нашей досягаемости. Пункт второй: вы вернулись из поездки раньше, чем было запланировано. Почему, Дэйв?

– Я закончил дела раньше, чем предполагал. Я только что вернулся, когда вы явились.

– Возможно, вы выехали из Нью-Йорка на два часа раньше, чем утверждаете. Если исходить из того, сколько времени необходимо на обычную поездку, то есть лишних два часа, относительно которых вы не дали никакого отчета, Дэйв. Может быть, даже более двух часов: из «империала» можно многое выжать.

– Значит, меня вы тоже подозреваете, – сказал Тулли, не повышая голоса.

– При сложившихся обстоятельствах я, к сожалению, вынужден вас спросить: что вы делали в течение, этих двух часов?

Тулли провел тыльной стороной ладони по губам. Ему до сих пор не приходило в голову, что расследование может коснуться и его.

– Во-первых, я брился и подстригал волосы, – ответил он.

– В салоне Капитол-отеля?

– Нет, где-то поблизости от Монумент-сквера. Недалеко от ресторана, где я завтракал.

Смит потянулся за блокнотом и карандашом.

– Вы можете сообщить мне название салона?

– Нет. Я даже не помню, как выглядели парикмахер и парнишка в раздевалке. Не мог же я знать, что мне потребуется алиби, иначе я бы все это записал, Юлиан.

– Наверняка вы не были два часа в парикмахерской, – заметил Юлиан.

– Конечно, не был. Я осматривал поселок Макхэма, – знаете, тот, с искусственным озером.

– Вы разговаривали с мистером Макхэмом?

– Нет. Я боялся, что он захочет сам мне все показать и тогда я потеряю полдня. Мне было интересно только, как он справился с ландшафтом. Итак, я объехал кругом, посмотрел и уехал.

– Оттуда вы поехали прямо домой?

– Да.

– О’кей, Тулли, большое спасибо.

Тулли вышел из управления полиции, чувствуя, что не убедил Смита.

Легко можно было себе представить, что думал лейтенант: Тулли вернулся раньше времени домой; Рут заперлась в темном доме; в объятиях своего мужа она призналась ему, что ей пришлось застрелить вымогателя; из любви к ней Тулли ее спрятал, не подумав о последствиях…

Охваченному депрессией Тулли хотелось, чтобы дело обстояло именно так.

Глава 6

Дворец – это здание нельзя было назвать домом – возвышался на холме над городом. Это гигантское светлое здание с высокими белыми колоннами и большой верандой было построено в колониальном виргинском стиле. Здесь оно казалось совершенно неуместным. Но само по себе оно было прекрасно, если рассматривать его отдельно от модернистских поселков окраин и от грязного центра города.

Тулли ехал по спиральному подъезду между громадными деревьями туи, которые сами по себе являлись сокровищем. Внизу виднелась сложная система уступов, которые девять месяцев в году-приводились в порядок компанией Загородных садов. Затем он проехал мимо теннисного корта и плавательного бассейна. Позади дома находились конюшни, дорожки для верховой езды и громадная площадка для игры в гольф.

Английский слуга – только Мерседес Каббот могла нанять английского слугу в округе, где считалось роскошеством иметь повара или даже домашнюю работницу, – провел Тулли в то крыло дома, где с третьего этажа открывался вид на большую лужайку. Мерседес сидела за большим стеклянным столом.

– Доброе, как его, Дэвид?

– Что? – невольно спросил Тулли.

– Я не знаю: то ли утро, то ли вечер, черт возьми! И что мне требовать от Эдуарда, завтрак или ленч. Что у нас есть?

– Есть и то, и другое, – с бесстрастным лицом ответил слуга.

– Спасибо, Стеллерс. Возьмите мусс, Дэвид, и к нему добавьте шерри. Или вы предпочитаете кусок мяса?

– Я зашел на несколько минут, Мерседес, – начал Тулли.

– Вы просто несчастье, Дэвид. У вас вид изголодавшегося человека. Возьмите же это смешное садовое кресло, которое Джордж купил бог знает зачем. Принесите тарелки и закуски, Стеллерс, и скажите Эдуарду, чтобы он приготовил для мистера Тулли непрожаренное филе, не так ли, Дэвид?

Тот слегка улыбнулся.

– Это я очень люблю. Но, в самом деле…

– Замолчите, молодой человек. Доставьте мне удовольствие. Вы же не откажетесь от этого?.

Тулли понял, что скоро не уйдет. Он пил приготовленный Эдуардом кофе и пропускал мимо ушей болтовню Мерседес. Она была энергичной маленькой женщиной со здоровой внешностью, фигурой молодой девушки и темпераментом княгини времен Ренессанса. Свои седые волосы она носила как корону.

Никто не делал Мерседес никаких указаний, даже ее муж, Джордж Каббот. Она проводила все дни по своему собственному усмотрению, ела когда хотела, не занималась гимнастикой и все же не прибавляла в весе ни на килограмм. Будучи многосторонним человеком, она имела обыкновение проявлять причуды, которых никто никогда не мог предусмотреть и которые ей прощались из-за унаследованных ею миллионов. Ей могло неожиданно прийти в голову поехать на несколько месяцев в Европу. Индию или куда-нибудь еще. Она могла без объяснений провалить общественно полезный проект.

Но Тулли знал, что она так же часто анонимно жертвовала огромные суммы на мероприятия, которые ее интересовали.

Молодо выглядевшая женщина имела повелительные голубые глаза. Она давно уже могла бы стать бабушкой, если бы ее дочь, Кэтлин Лавери, была бы жива, и часто подчеркивала это. Тулли знал, что Мерседес пламенно желает иметь внуков – «приличествующих званию» внуков. Он предполагал, что это и являлось завуалированной причиной ее тиранически-собственнического отношения к Энди Гордону, единственному оставшемуся у нее ребенку. По той же причине она стремилась отстранить девушку, которая того интересовала. Тулли – как и все жители города – почти не знал Мерседес. Его план построить «Тулли Хаит» послужил причиной их знакомства. Переговоры о продаже земли, которая нужна была для поселка, сделали их друзьями.

У Мерседес Каббот он познакомился с Рут Эйнсворт. Рут вторглась в жизнь Тулли в то памятное лето, когда ее имя появилось в книге гостей дворца. Рут пожелала провести медовый месяц, очевидно, руководствуясь указаниями Мерседес. У Тулли были иные планы, но он не выдержал натиска и уступил.

После женитьбы он познакомился с сестрой своей жены. Сандра Джейн прибыла откуда-то с Востока, чтобы сыграть роль подружки невесты на свадьбе, затем стала членом их семьи, а после этого нацелилась, на Энди Гордона. Мать Рут и Мерседес были подругами – они вместе учились в колледже. Когда миссис Эйнсворт умерла, Мерседес позаботилась о ее старшей дочери. Мерседес и Рут явно испытывали друг к другу симпатию, однако властная женщина была настроена против Сандры Джейн. Тулли не мог не заметить этого.

Как-то он спросил Мерседес: «Вы настроены против Сандры Джейн. Почему же вы терпите ее в своем доме?»

Мать Энди ответила со смешком: «Потому что здесь я могу контролировать ее поступки».

Какое-то замечание Мерседес вывело Тулли из задумчивости.

– Простите, – сказал он, – я задумался. О чем вы говорили, Мерседес?

– Я спросила, почему вы не едите свое мясо. Давайте поговорим откровенно. Вы не объяснили мне причину своего визита, но я знаю ее. Вы пришли сюда из-за Рут.

Тулли положил нож.

– Откуда вы это знаете?

– Ну, мой дорогой! Здесь было двое полицейских. Очень таинственные люди с хорошими манерами. Хотели непременно узнать, где находится Рут.

– Вы им это сказали? – быстро спросил Тулли. – Вы знаете, где она?

– Нет, Дэвид, не знаю.

– Она попала в скверную ситуацию, – пробормотал он.

– Я тоже так думаю, – согласилась Мерседес. – Дэвид, что все это значит? Расскажите мне, пожалуйста.

– Ее подозревают в убийстве некоего мужчины. Его имя – Крандалл Кокс.

– Ага, застреленный в мотеле.

Нервы у маленькой женщины были словно стальная проволока. Выражение глаз было твердым.

– Мы не должны допустить, чтобы с ней так поступили. Вы согласны со мной, Дэвид?

– Если бы я мог этому помочь!

– Если бы мы могли этому помочь, – Мерседес оглянулась.

– Хотела бы я знать, куда девался Джордж.

– Мерседес, вы слышали что-нибудь о Рут?

Она повернулась к нему, полная внимания.

– Даже если бы я что-нибудь слышала, я бы подумала, стоит ли вам это говорить.

– Что вы хотите этим сказать?!

Мерседес Каббот нагнулась к нему и сжала его руку с неожиданной силой.

– Все-таки вы не должны па меня рявкать, Дэйв, – дружески сказала она. – У вас был бы другой вид, если бы вы просто были озабочены и не испытывали никаких сомнений. Однако Рут стала вдруг для вас темной личностью.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – снова сказал Тулли.

– Нет, знаете. Вас мучает вопрос, была ли Рут связана с этим Коксом, а не абсурдное предположение, что она застрелила его.

– Допустим, что это верно.

– Итак, это верно. Я вовсе не упрекаю вас, Дэвид. При таких обстоятельствах человек, вполне естественно, может начать сомневаться.

– Да? Я полагаю, если муж любит свою жену…

– Глупец! Мужчина остается мужчиной, а это значит, что он особенно уязвим.

Мерседес засмеялась.

– Но я могу вас успокоить, Дэвид. Ваши вполне естественные сомнения необоснованны. Я знаю Рут очень хорошо. Она действительно любит вас. Для нее не существует других мужчин.

– Можете ли вы быть уверены и в ее прошлом? – пробормотал Тулли. – Не было ли в ее прошлом мужчины по фамилии Кокс?

– Вы же не поверите, и на это у вас есть право, что. Рут никогда не жила с мужчинами.

Она снова сжала его руку.

– За эту девушку я ручаюсь, Дэвид. Я не слышала, чтобы она сделала что-нибудь вульгарное или грязное.

– Извините, Мерседес, – вздохнул Тулли.

– Хорошо.

Ее глаза снова приняли цвет голубой стали.

– Я тоже прошу меня извинить.

– За что?

– За то, что я намерена сделать, Дэвид. Я вынуждена применить оружие, попавшее в мои руки по Воле судьбы.

– Не понимаю.

– Скоро вы и Рут будете фигурировать в грязном скандале, связанном с сексом и убийством; это, я полагаю, станет достоянием гласности. Вот этим я и воспользуюсь.

– Сандра Джейн именно так и предполагала…

– Она говорила об этом?

– Да.

Мерседес кивнула.

– Очень хорошо. Вероятно, она еще хитрое, чем я думала. Смешно, что у такого ангела, как Рут, сестра – сущая ведьма. И, надо сказать, энергичная ведьма.

– Вопрос о свадьбе решается двумя, Мерседес, – сказал Тулли, не подумав.

Она гневно взглянула на него, затем пожала красивыми плечами.

– Это верно, Дэвид. Вы имеете право говорить таким тоном об Энди. По отношению к сыну я не всегда правильно поступала; полагаю, что допускала ошибки.

Ее голос был тверд.

– Но я люблю его одного, и он будет делать то, что хочу я, – вопреки собственным желаниям!

Мерседес продолжала:

– Когда я похоронила Кэтлин…

Она замолчала и на глазах постарела. Тулли подумал об «Аэше» Райдера Хаггарда, так быстро превратившейся в прах. Мерседес снова заговорила:

– Я до сих пор не оправилась от скорби по Кэтлин, Дэвид. А теперь я опасаюсь, что могу потерять и Энди.

Никогда еще Тулли не видел Мерседес в таком отчаянии.

– Мне теперь понятно, что я неправильно поступала с Энди. Возможно, замужество с Джорджем Кабботом открыло мне глаза. Я должна была выйти за него замуж сразу, как Только познакомилась. Он мог бы мне тогда помочь воспитывать Энди…

– Мерседес!

– Нет, не возражайте мне, Дэвид. Вы должны это знать… Лично я не питаю зла к Сандре Джейн. При других обстоятельствах я, возможно, по-иному бы относилась к девушке; во многих отношениях она похожа на меня.

Но теперь поздно об этом говорить. Энди стал таким, каким я его воспитала, – никчемным шалопаем, который совершенно не может о себе позаботиться. Без моей поддержки он не может прожить самостоятельно и шести месяцев. Я люблю его и должна сделать все, чтобы с ним ничего не случилось. Сандра Джейн проглотит его, как акула. Я ужасно эгоистична и надоедаю вам своими заботами, а ведь вы сами попали в тяжелое положение. Извините меня, Дэвид.

– Да будет вам.

Тулли взял ее маленькую руку и почувствовал, как она тверда. Мерседес была словно остров, окруженный неприступными рифами. Никто в действительности ее не знал – за исключением, возможно, Джорджа Каббота.

В этот момент на террасе появился Джордж. Тулли с облегчением встал.

Джордж был одного роста с Тулли. Лицо его было бронзовым, волосы выгорели на солнце, так как он постоянно находился на воздухе. На нем были старые брюки, трикотажная рубашка и спортивные ботинки.

– Хелло, Дэйв, – сказал он – Прости, что я так поздно пришел, дорогая. Я был очень занят.

Когда Джордж наклонился к жене, чтобы поцеловать ее, она сморщила свой маленький нос.

– Ты опять был в конюшне, дорогой. Иногда у меня создается впечатление, что я вышла замуж за жеребца.

Джордж Каббот захихикал. Мерседес откинула голову, и он поцеловал ее. Тулли отвернулся и при первом удобном случае поспешил уйти.

Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.


Подъезжая к своему дому, Тулли чувствовал невыносимую тяжесть на душе. Он изнемогал от ожидания, когда же Юлиан обнаружит местопребывание Рут, и решил, что нужно что-нибудь предпринять самому.

Новый страх охватил его. По своей ли воле отсутствовала Рут? Может быть, она что-то видела в Хобби-мотеле, что-то, представлявшее опасность для преступника? Возможно, полиция не может ее найти потому, что ее труп…

Тулли заскрипел зубами и попытался собраться с мыслями.

В доме что-то изменилось.

Вдруг он понял. Не было прежней тишины. Он вскрикнул и вбежал в спальню.

Кто-то принимал душ. Он бросился к ванной.

– Рут! – крикнул он. – Это ты?

– Это я, Дэйви, – Сандра Джейн.

Тулли остановился, затем пошел прочь.

В гостиной Сандра Джейн настигла его. Ее кожа была горячей и влажной там, где не была прикрыта мохнатым халатом. Халат Рут, черт побери! Она подошла к Тулли. Ее голые ноги блестели, лицо было тщательно вытерто, волосы вились надо лбом. Она была так похожа на Рут, что он отвернулся.

– Ты не будешь против, Дэйви, если я надену платье Рут?

Тулли захотелось задушить ее, но он овладел собой.

– Пожалуйста.

– А у тебя я попрошу сигарету.

Тулли полез в карман пиджака. Она стояла совсем рядом, когда он зажигал сигарету. Проклятие, почему она вдобавок пахла так же, как Рут?

Девушка подняла на него глаза.

– Спасибо, старина.

Она не потрудилась застегнуть халат.

– М-м-м, – промычала она и сильно затянулась. – Хорошие сигареты. Ты что, сменил сорт?

Она засмеялась, халат распахнулся.

– Сандра Джейн… – тихо сказал Тулли.

Она снова подняла голову.

– Да?

Ее глаза весело блестели.

– Почему, черт возьми, ты не оденешься? – тихо продолжал он.

Выражение ее глаз изменилось. Девушка запахнула халат и вышла из комнаты. Она вернулась, одетая в платье Рут и в ее соломенных туфлях. Бросив на Тулли злой взгляд, она подошла к бару и приготовила себе напиток.

Тулли растянулся в кресле.

– Ты ждешь, кого-нибудь?

– Разве ты имеешь что-нибудь против?

– Не знаю. Энди, конечно?

Конечно.

– Надо думать, он считает мой дом неподходящим местом для свиданий.

– Почему? – засмеялась девушка.

– Поговорим откровенно, Сандра. Когда в последний раз Энди был здесь, он сделал несколько непростительных замечаний по адресу Рут, злобных замечаний.

– И ты его отчистил, – иронически сказала Сандра Джейн. – Но мы понимаем тебя, Дэйви. Ты был подавлен.

– Я и сейчас в том же состоянии.

– Энди извинит тебя, я – тоже. А ты извинишь меня?

– Мне очень жаль, что у меня нервы не выдержали. Но он вывел меня из терпения.

– Точно так же говорил и Энди.

Сандра Джейн сделала большой глоток.

– Ты, видимо, не любишь моего милого.

– Он мне безразличен. Было бы лучше, если бы ты встретилась с ним где-нибудь в другом месте.

– Например, в грязной комнате грязного мотеля, как…

«Мерседес Каббот совершенно права, – подумал Тулли. – Эта девушка – ведьма».

– Если я тебя правильно понял, это – сестринский намек на Рут.

– Разве так было на самом деле?

Сандра Джейн, покачивая бедрами, прошла через комнату.

– Ты должен уяснить себе одно, дорогой мой. Никто не разлучит меня с Энди, никто. Мерседес Каббот может сломать себе голову, ты можешь меня выгнать. Но этот золотой юноша принадлежит мне. Понятно?

– Мне это безразлично, – пробормотал Тулли. – Но ведь ты сама не живешь в бедности.

– Ты имеешь в виду ту смешную бумажку, которую мы с Рут получили в наследство? Это может казаться богатством только беднякам, я же проживаю в месяц столько, сколько получаю за целый год.

Ее патетика раздражала Тулли, но он не повысил голоса.

– Все же ты не испытываешь финансовых затруднений, а, Сандра?

– Ах, я уже кое-что должна нескольким людям.

Девушка проговорила это равнодушным тоном, но Тулли заметил, что она нахмурилась.

– Вероятно, карточные долги?

– Не твое дело, – ответила Сандра.

Он угадал. За городом были игорные клубы, а Сандра любила играть в рулетку.

– Во всяком случае, это не имеет ничего общего с моими намерениями в отношении Энди. Лучшей партии, чем он, мне не найти. Поэтому я его не отпущу. Вот тебе ответ.

Раздался звонок в дверь. Сандра посмотрела на свояка.

– Это мой Энди, – сказала она, – Если хочешь рассказать ему о нашем разговоре – пожалуйста. Он все равно не поверит тебе. Теперь ты узнал меня с другой стороны, Дэвид.

– Я не узнал ничего нового, – сухо заметил Тулли, затем встал и открыл дверь.

Перед ним стоял Джордж Каббот.

– А, Джордж! – сказал Тулли.

– Ну как, нет еще известий о Рут?

«Бронзовый мужчина» надел теперь выходной костюм.

– Нет.

– Если бы с ней что-нибудь случилось, вам уже было бы известно, Дэйв. Сандра Джейн здесь?

– Здесь, – ответила-девушка.

Прямая как тростинка, она стояла посреди комнаты.

– Хелло, Джордж. Что-то неладно?

Каббот ответил дружеским тоном:

– Совершенно верно. Я пришел сказать вам, чтобы вы не ждали Энди. Мне кажется, Вы здесь именно по этой причине.

– Я не понимаю.

– Он объясняется с Мерседес.

– Опять?

Сандра Джейн улыбалась, но Тулли заметил гнев в ее глазах.

– На этот раз другое, – ответил Каббот. – Боюсь, что Мерседес твердо решила лишить его наследства, если он не выполнит известных условий.

– А я что с этим могу поделать? – спросила девушка.

– Решайте это сами, – ответил Каббот.

Тулли мог поклясться, что в его голосе появились веселые нотки.

– Напоследок я слышал, как Мерседес говорила Энди, что если мужчина – достаточно взрослый, чтобы жениться, то он должен уметь зарабатывать деньги и содержать жену.

– Неужели это она говорила о вас, Джордж? – спросила Сандра в том же тоне.

«Она знает, как играть свою роль», – подумал Тулли. Тем не менее она напоминала ему паука, который видит, как рвется его паутина.

Джордж Каббот лишь рассмеялся и ушел.

Глава 7

– Если этот неудавшийся ковбой полагает, что смог меня перехитрить… – ворчала Сандра Джейн и ходила взад и вперед по комнате. – Ну, я ему покажу!

– Возможно, тебе следует считать его своим другом, – заметил Тулли.

– И, возможно, Мерседес Каббот тоже мой друг! Дэйв, она подстрекнула его на это. Разве это не ясно? Ей я тоже покажу!

В уголках ее рта появилась пена. «Положение сестры ее совсем не волнует», – подумал Тулли.

Словно угадывая его мысли, Сандра Джейн заметила:

– В отношении юноши я, собственно, не беспокоюсь. Старуха не лишит его наследства. Меня злит, что она против меня так настроена, словно я прокаженная. Старая ведьма вела бы себя не так, если бы на моем месте была Рут.

– Ну, об этом не стоит думать, – заметил Тулли, – Рут не на твоем месте.

Казалось, он успокоил девушку.

– Я это знаю, Дэйви. Я не Рут. Мне всю жизнь вбивали это в голову. Мой бокал пуст?

Она подошла к бару и налила себе еще.

– Все, что бы она ни делала, было хорошо и прилично. Мерседес я еще понимаю – ей Рут заменила дочь, Кэтлин, которая со времени своей смерти постепенно становилась святой.

Сандра Джейн подошла с бокалом к софе, села напротив Тулли и вытянула ноги.

– Мне кажется, я права.

– В этом я с тобой не согласен, – возразил Тулли, – По-моему, ты просто ненавидишь Рут и всегда ненавидела.

Сандра Джейн заглянула в бокал и подумала.

– Возможно, это и так, – сказала она наконец, – Возможно, так было всегда, как ты утверждаешь. И из-за этого меня надо считать прокаженной, не так ли?

– Не думай больше об этом, – ответил Тулли и махнул рукой. – Я сам не знаю, почему я это сказал.

– Послушай, Дэйви… – снова начала девушка и поставила на пол бокал.

Он посмотрел на Сандру Джейн и заметил, что девушка вдруг постарела лет на десять и на лице ее появились морщинки.

– Разве Рут не рассказывала тебе, что наша мать умерла при моем рождении? Отец до самой смерти мне этого не простил – я была причиной, понимаешь? Бедный папа старался этого не показывать. Но ты получишь о нем представление, если я скажу тебе, как он разрешил – эту проблему. Он просто меня не замечал. Конечно, все его отцовское внимание и любовь перешли к Рут, которая якобы никаких ошибок не делала. Так вот я и росла – с чувством вины в смерти своей матери. Сестру мне всегда ставили в пример. И так до сих пор.

– Я не знал этого.

Тулли приложил руку к воспаленным глазам. Он всегда только терпел Сандру Джейн и, выполняя желание жены, вежливо к ней относился… Теперь ему стало ясно, что он не считал эту девушку человеком. Сандра Джейн была для него всего лишь неприятностью на двух ногах – забиякой с острым языком в присутствии Рут или бедствием, когда она оставалась одна. Сексуально она его не привлекала. Ее манера принимать все на свой счет и затем огрызаться удивляла его. Причина этого теперь стала ясна.

– Мне очень жаль, что мы плохо относились друг к другу, Сандра, – сказал Тулли.

– Наконец-то ты пожалел об этом!

Девушка закусила губу, нагнулась и взяла бокал.

– Я тоже люблю тебя, Дэйви, дорогой мой. За твое здоровье!

Она выпила бокал до дна, бросила его на софу и вскочила на ноги.

– Благодаря твоему добросердечному сочувствию ты от меня отделался на сегодняшний вечер, дорогой свояк! Еще немного, и я начну блевать.

– Куда ты хочешь идти?

Тулли знал ее привычку поскорее уходить, стоило ей хотя бы на минуту проявить откровенность.

– К Кабботам, хочу разрушить планы Мерседес. Она не имеет права отгораживать Энди от всего мира, но парень никогда не поймет этого, если не ткнуть его носом. Вызови мне такси.

Тулли молча поднялся, пошел в кабинет и позвонил. Когда он вернулся, девушка стояла у входной двери.

– Ты неплохой парень, Дэйви, – сияя, заметила она. – Только в тебе есть немного обывательщины… Мое автобиографическое сообщение немножко тебя утомило, не так ли?

– Да.

Дэйв слегка улыбнулся. Увидев эту улыбку, она разозлилась.

– Как трогательно, – зашипела Сандра Джейн. – Но я тебе не нужна, тебе никто не нужен, кроме Рут!

Минут через десять после отъезда Сандры Джейн зазвонил телефон. Тулли поспешил в кабинет.

– Да? – хрипло спросил он.

– Это Дэйв? Говорит Юлиан Смит.

Тулли ослабел. Лейтенант говорил невыразительным тоном, но вряд ли он мог сообщить что-нибудь, кроме плохих новостей.

– Рут… Вы ее…

– Нет, Дэйв, – ответил Смит. – Мы не напали даже на ее след.

– Понятно, Юлиан.

– Боюсь, что больше я ничего не смогу сделать. Газетчики и люди с телевидения уже знают, что Рут впутана в это дело. Мне очень жаль.

– Все равно, большое спасибо, Юлиан. Вы проявили ко мне большое внимание.

– Эти люди скоро нагрянут к вам… Стоит ли мне спрашивать у вас, нет ли новостей о Рут? – неожиданно спросил Смит.

– Я ничего о ней не слышал.

– Дэйв…

– Ничего, я говорю! – рявкнул Тулли. – Черт побери, неужели вы не можете понять?

Смит положил трубку. Тулли сделал то же самое. Руки его дрожали. Он собрался налить себе шотландского, но в это время в дверь позвонили.

Тулли подошел к большому окну и выглянул на улицу.

Итак, они приехали. Пресса и телевидение сразу. Он открыл дверь.

На пороге собственной персоной стоял местный редактор «Таймс-Колл». Другой был шефом последних известий местной телевизионной станции. Дэвид Тулли хорошо знал обоих. Джек Баллингер был старым газетчиком из Чикаго с вечными пузырями на коленях брюк, решившим закончить свою карьеру в газете маленького города. Эдди Харпер – сравнительно молодой человек с почти лысой головой. Он управлял местной телевизионной станцией так, словно та имела мировое значение.

Они вели себя весьма предупредительно, извинялись самым искренним образом и выразили сожаление о причине своего визита. А затем начали задавать вопросы.

– Что вы знаете об этом деле?

– Ничего. Я уезжал в Нью-Йорк и занимался делами. Я знаю об этом не больше, чем вы.

– Где миссис Тулли?

– Не знаю.

– Вы могли о ней что-нибудь слышать.

– Нет.

– Она не оставила вам записки или чего-либо в этом роде?

– Нет. Но моя жена невиновна. Это единственное, в чем я уверен.

– Почему вы в этом уверены?

– Рут никого не может убить.

– Итак, у вас нет доказательств, что Рут не убила этого Кокса?

– Мне не нужны доказательства. Я знаю ее лучше, чем кто-либо другой во всем мире. Произошла ужасная путаница. Если Рут найдется, все прояснится.

– У вас нет никаких соображений по поводу ее местонахождения?

– Нет, я вам уже сказал.

– С какого времени миссис Тулли была знакома с Крандаллом Коксом? – (Вопрос задал Джек Баллингер.)

– На такие коварные вопросы я не намерен отвечать. Она вообще не знала его!

– Но она должна была его знать, мистер Тулли, – (Это сказал шеф последних известий телевидения.) – Кокс называл ее по имени, это указано в полицейском протоколе. По имени, насколько я запомнил.

– И выстрел был сделал из вашего оружия, Дэйв.

– Значит, миссис Тулли должна была находиться там. Разве это вам ничего не говорит, мистер Тулли?

– Я больше не скажу ничего, вообще ничего!

Когда журналисты ушли, Тулли выпил бокал шотландского, затем второй и третий. Он понимал, что глупо себя вел и сослужил плохую службу Рут. Возможно, самое худшее было в том, что он дерзко отвергал сочувствие. С чем-то подобным он уже столкнулся сегодня, когда Сандра Джейн обозлилась на его сочувствие.

Тулли стоял у окна с четвертом бокалом в руке и пытался привести в порядок свои мысли. Может быть, Рут еще умнее, чем Сандра Джейн? Не подцепила ли она его да крючок, встав на место умершей дочери Мерседес? Может быть, Рут дурачила весь город, пока грязная история из ее прошлого не вытащила все на свет божий?

Снова зазвонил телефон. Он прошел в кабинет.

– Хелло.

– Это мистер Тулли? – спросил женский голос. – Говорит мисс Блэк.

– Кто? Ах да, из Хобби-мотеля. Ну, что?

– Я уже не живу там, мистер Тулли. Я переехала во Флинн-Инн. Там было слишком много любителей природы. Толку никакого. Я читала газету. Когда я впервые увидела вас/ у меня создалось впечатление, что вы – классный парень. Газеты это подтвердили. Вы здесь – большой человек.

– Чего вы хотите? – спросил Тулли.

– Помните, я говорила, что могу подумать о Крайни Коксе? Я охотно помогу человеку, если захочу.

– Это верно.

Тулли глубоко вздохнул. Вероятно, за всем этим что-то кроется.

– Вы кое-что вспомнили?

– Приезжайте ко мне, тогда мы сможем обо всем поговорить.

– Вы знаете, где находится моя жена?

– Этого я не говорила.

– Нет, вы знаете это!

Женщина не смутилась.

– Я предпочитаю говорить с людьми, которые находятся возле меня. Приезжайте, пожалуйста, сюда.

– Номер вашей комнаты?

Женщина засмеялась.

– Комната два-два-два, Только приезжайте один, мистер Тулли.

– Чего вы боитесь, мисс Блэк?

Тулли вдруг стал опасаться ловушки.

– Свидетелей, – ответила она, – Вы не должны никому ничего рассказывать, мистер, и приедете один. Или не приходите совсем.

Глава 8

Мод Блэк ожидала его в дверях своей комнаты. У него создалось впечатление, что мужчина за конторкой предупредил ее о его приходе.

Ее жирные дряблые бедра обтягивали розовые брюки, блуза тоже была розовой. В толстых пальцах зажата сигарета.

– Вы один? – спросила она, затем вышла в коридор и посмотрела на тускло освещенную лестницу.

– Вы же меня предупредили, что я должен прийти один.

Она повернулась к нему, потом заперла дверь, прислонилась к ней спиной и критически оглядела Тулли. Он осмотрел комнату, Во Флинн-Инн он никогда не был. В комнате, как и в коридоре, было душно, тесно и грязно. Здесь стоял такой же запах, как в мотеле, и пахло дешевыми духами. Он опять подумал, не станет ли он жертвой заговора. Кровать не была застелена, кругом валялось постельное белье.

– Хотите выпить, мистер Тулли?

– Пожалуй. О, нет, спасибо. Мисс Блэк…

– Такое обращение мне не очень-то нравится. Называйте меня Мод.

Женщина подошла к покрытому пылью секретеру и вытащила бутылку виски, которая на две трети была пуста.

– Подождите, – начал Тулли, – я не знаю ваших намерений, но если речь идет о вымогательстве…

– Почему?! Мистер Тулли, вы не имеете права так со мной разговаривать!

У нее был действительно обиженный вид.

– Я только хочу вам кое-что рассказать.

– Тогда рассказывайте, а потом я уйду.

– Это поистине печальная история, – начала она и выпила содержимое стакана, – История девушки, которой необходимо взять взаймы.

– Я не банкир и взаймы не даю, – ответил Тулли. – Мне нужна информация, а я ее оплачу соответствующим образом. Итак, сколько вы хотите?

Тулли вынул бумажник. Она метнула на него взгляд, оценивая ситуацию, затем встала, подошла к секретеру и снова наполнила стакан.

– Почему вы так спешите, мистер Тулли? Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее.

Тулли огляделся, нашел стул, на котором ничего не лежало, и сел.

– Хорошо, – смеясь, сказала она. – Видите ли, мистер Тулли, я фараонам сказала правду. Меня ни в чем нельзя упрекнуть. Но потом, естественно, я вспомнила подробности, не так ли?

– Что за подробности?

Ее взгляд устремился на его правую руку. Он посмотрел вниз и заметил, что все еще держит в руке бумажник.

– Сначала дайте мне взаймы, а потом я буду говорить.

– Сколько?

– Сто, – быстро сказала Мод Блэк. – Наличными. Здесь не принимают к оплате чеки.

Тулли открыл бумажник и посчитал деньги. Там лежали три двадцатки и несколько мелких купюр.

– Семьдесят восемь долларов-это все, что у меня есть.

Она подошла к нему, чтобы убедиться, правду ли он говорит.

– О’кей, этого достаточно.

Тулли протянул ей банкноты и убрал пустой бумажник. Мод сложила бумажки и спрятала в вырез блузки.

– Ну? – поторопил ее Тулли.

Его бросило в жар.

Мод упала в кресло и перекинула через ручку левую ногу. Она неуверенно смотрела на него и пила виски. Очевидно, она уже много выпила. Глаза у нее помутнели и язык время от времени заплетался.

– Вам будет неприятно услышать то, что я сказку, мистер Тулли, – медленно начала женщина. – Я вам не подаю надежду, верно?

– Речь идет о Крандалле Коксе, хорошо. Начинайте.

– Но вашей жене.

Она подмигнула и провела языком по губам.

– Она была не единственной. Это было давно… Ну, Кранни говорил мне тогда, что у него с ней ничего не было. Я этому не поверила. Вы же знаете, какие мы, женщины, мистер Тулли, не правда ли?

Возможно, он не знал…

Лицо Мод Блэк приняло усталое выражение.

– Я была единственной, которая никогда не покидала его. Он знал это. Кранни Кокс нуждался в женщине, к которой он мог вернуться, если чего-нибудь боялся или оставался без денег, понимаете? Я была ему нужна, как собака, которая была бы верна и не требовала у него ни в чем отчета. Собака, которую иногда можно ласково погладить или дать пинка в зад.

Мод встала и снова подошла к секретеру.

– Должно быть, это было тяжелое для вас время, – заметил Тулли.

Но что все это значит для него, подумал он. Дальше, дальше!

– Тяжелое? Да, можно и так сказать. Да, конечно, можно так сказать.

Ему вдруг показалось, что она сейчас начнет плакать. Но вместо этого выражение ее лица стало твердым. Она откупорила бутылку и поднесла ко рту.

– Недавно он сильно заболел, – продолжала она, – и я думала, что, наконец, он будет целиком моим. Конечно, я не могу вам сказать, что у меня были какие-то конкретные планы. Я только знала, что охотнее получу пинок от Кранни, чем поцелуй от другого мужчины. И он тоже это знал, негодяй знал это.

– Мисс Блэк, – сказал Тулли. – Мод…

Но она продолжала бормотать:

– Я снова ошиблась. Он не остался со мной. У него снова появились планы. Я могла о нем заботиться лишь до тех пор, пока он не встанет на ноги. Тогда он обокрал меня и смылся.

Несмотря на все свое отвращение, Тулли должен был признать, что Мод была любящей женщиной. Она сама называла тяжелой любовью свое чувство к мужчине, который разрешал ей заботиться о себе, кормить, давать деньги, а потом покидал ее, когда ему этого хотелось.

– Вы знали о его планах? Знали, зачем он сюда приехал?

– Он ничего мне не говорил. Однажды я пришла домой и не застала его. Он так и не вернулся. Даже записки не оставил. Но я нашла автобусное расписание. Он подчеркнул название этого города. Я вспомнила – он как-то говорил, что это его родной город.

– Значит, вы последовали за ним?

– Я села на первый же автобус.

Она сделала глоток и хихикнула.

– Извините.

– Почему?

– Что?

Она тупо посмотрела на Тулли.

– Почему вы последовали за ним?

Казалось, она была удивлена.

– Он был мне нужен.

– Если он не оставил вам записки, то как же вы узнали, что он остановится в Хобби-мотеле?

Тулли вдруг охватила злоба.

– Конечно, сначала я этого не знала. Но мне было ясно, что он остановится в дешевом мотеле. У меня дома оставалось всего несколько долларов, и это были все деньги, какие он имел. В третьем мотеле я и нашла его. Я увидела его, когда он шел от стоянки машин.

– Вероятно, он не очень-то обрадовался вам?

– Он здорово ругался.

Она засмеялась и снова взялась за бутылку, которая, между прочим, оказалась пустой.

– Потом он сказал: «О’кей, ты можешь остаться, но не вмешивайся в мои дела».

Она снова засмеялась и попыталась подняться с кресла.

– Мне нужно позаботиться о новой бутылке.

Тулли толкнул ее обратно в кресло.

– Кокс так и не сказал вам, зачем он сюда приехал?

– Нет.

– Вы лжете! Вы все время знали, что он задумал.

Женщина испугалась, но глаза ее хитро заблестели.

– Это не входит в семьдесят восемь долларов.

– Может быть, вы хотите, чтобы вам задавал вопросы лейтенант Смит?

– Если вы позовете фараонов, то не извлечете из этого никакой пользы, – пробормотала она. – Я скажу им то же самое, что говорила вам: я не знала, зачем Кранни сюда приехал, я просто последовала за ним. Это ведь не запрещено!

Что-то во взгляде Тулли заставило ее протрезветь.

– Вы же не примените насилия, мистер?

– Кокс посвятил вас в свои планы, правда ведь?

– Он никогда…

– Вы считаете меня дураком! Либо вы с самого начала знали о его намерениях, либо он посвятил вас в них, когда вы прибыли сюда.

Мод сжалась в глубине кресла.

– Нет. Клянусь вам…

– Он сделал вас соучастницей, и это было своего рода страховкой для него. Так ведь обстоит дело? Он вам не доверял, но вы должны были выполнить часть задуманного им дела. Что вы должны были сделать, Мод?

Тулли схватил ее за плечи и потряс.

– Какую роль в этом грязном деле вы должны были сыграть? Говорите же, наконец!

Выражение его глаз снова подействовало на нее отрезвляюще.

К своему ужасу, Тулли заметил, что схватил женщину за горло. Он опустил руку и сделал шаг назад. Она стала ощупывать шею.

– Вы почти задушили меня, – прошептала Мод. – Я могу пожаловаться на вас за это, мистер Тулли, да, я могу пожаловаться. Но у меня есть лучшая идея.

Теперь она злорадствовала. Тулли отвернулся и закрыл воспаленные глаза. Женщина поднялась на ноги и подошла к нему, все еще держась за шею.

– Я желала вам только хорошего. Думала, вы высокого класса, милый парень. Я не хотела причинять вам боль больше, чем необходимо. Но теперь я Вам покажу, мистер Тулли! Теперь я выложу вам все за ваши семьдесят восемь долларов. Слушайте внимательно!

Он пытался уклониться от ее скверного дыхания, но это ему не удалось.

– Поезжайте в «Лодж», в Вильтон Лэк, слышите? Поговорите с людьми, которые там работают, с женщинами, обслуживающими номера, и загляните в регистрационную книгу…

– Что они расскажут? – пролепетал Тулли. – Регистрационную книгу за какое время?

– Два года назад, летом, первая неделя июня, мистер Тулли, – с насмешкой ответила женщина. – Конечно – он и она: Кранни Кокс и ваша жена.


Тулли пришел в себя только за рулем своей машины на стоянке возле Флинн-Инн. Из бара вышел мужчина, оттуда донесся крик пьяных. Затем дверь закрылась и все снова стихло.

Он не помнил, как вышел из комнаты Мод Блэк и забрался в машину. Ему лишь смутно запомнился ее насмешливый хохот, словно в кошмарном сне смеялась ведьма…

Тулли механически закурил сигарету.

Блэк, конечно, грязная лгунья. Этого ведь не могло быть! С таким куском дерьма, как Крандалл Кокс, остановиться в туристском отеле… Невозможно. Рут! Такая требовательная женщина, как Рут, не могла так поступить!

Но тогда почему же двумя годами позже она поспешила с оружием в руках на звонок Кокса из Хобби-мотеля?

«Этому должна быть причина, – подумал с сомнением Тулли. – Основательная причина. Одно верно: я знаю свою-жену, и я нс доставлю удовольствия этому опустившемуся мешку жира н не поеду в Вильтон Лэк, чтобы копаться в регистрационной книге…»

Два года назад. Тогда они еще не поженились, даже не были знакомы. Возможно, Рут просто находилась в «Лодже» в одно время с Коксом – что же из того? Могло случиться, что Блэк из-за своей болезненной ревности все это вообразила. А возможно, Кокс, будучи на содержании у Мод Блэк, из чисто садистских побуждений выдумал эту любовную историю с Рут. Да, так могло быть! Он выдумал все это и рассказал Блэк, зная, что та попадется на удочку.

Он не сомневается в Рут, но все же поедет в Вильтон Лэк и разузнает там все. Мысль об этом доставила ему некоторое удовольствие. Тулли уже несколько лет не-был там,… Да, конечно! Он внезапно понял.

Если Рут действительно была в Вильтон Лэке два года назад, то, должно быть, ее привлекла прелесть ландшафта. Это очаровательное, веселое и одновременно пустынное место, особенно в это время года… А может быть, Рут и сейчас там? Перепуганная и не знающая, что делать, она могла забиться туда…

«Чего же я жду?» – спросил себя Тулли.

Он тронулся в путь и погрузился в размышления.

Глава 9

Расстояние от города до озера составляло 250 миль. Тулли преодолел его за три часа. В начале десятого он сделал последний поворот – на Горную улицу.

«Лодж» находился на северном берегу большого озера. Это был прочный одноэтажный деревенский дом из обтесанного камня, обвитый плющом. Западная терраса освещалась медной лампой. Повар в высоком колпаке сервировал столы, стоящие под открытым небом. Играло трио гитаристов, одетых ковбоями. Половина столиков на террасе была свободна.

В холле с большим камином было пустынно. Привлекательная женщина средних лет дежурила за конторкой.

– Я договорился встретиться здесь со своей женой, – сказал Тулли. – Она зарегистрировалась у вас?

Он назвал свое имя, и женщина раскрыла регистрационную книгу.

– Очень жаль, сэр, но она еще не прибыла. Если вы хотите остановиться здесь, я могу вас записать.

– Нет, мне нужно поговорить с управляющим.

Тулли плохо выглядел и был бледен. Женщина медлила.

– Это очень важно, – добавил он.

Женщина испытующе, посмотрела на него.

– Минутку подождите.

Она встала, Миновала холл и через большую дверь вышла на террасу. Спустя несколько минут она вернулась с загорелым молодымчеловеком. Он, улыбаясь, сказал:

– Я – управляющий «Лоджем», мистер Тулли. Моя фамилия Далримпл. Не волнуйтесь, пожалуйста, что ваша супруга еще не прибыла. Так часто случается.

– Могу ли я поговорить с вами наедине, мистер Далримпл?

Улыбка застыла на лице управляющего.

– Конечно. Пожалуйста, пройдемте сюда.

В своем кабинете Далримпл предложил Тулли сесть. Тот отрицательно покачал головой. Управляющий тоже остался стоять. Он не улыбался.

– Не понимаю, что вас так волнует, сэр, если дело только в том, что ваша супруга не приехала…

– Возможно, она уже здесь, – ответил Тулли.

– Извините?

– Возможно, она зарегистрировалась под другим именем.

Управляющий сел.

– Я понимаю, – сказал он. – Но, мистер Тулли, администрация, не может отвечать…

– Я не об этом. В мои планы не входит причинять Вам неприятности.

Тулли вынул бумажник и достал снимок Рут.

– Это моя жена, мистер Далримпл. Я хочу лишь узнать, здесь ли она и если да, то под каким именем записана.

Управляющий взглянул на фото и ответил:

– Нет, сэр.

– Вы уверены?

– Абсолютно. У нас небольшой отель. Сюда часто приезжают отпускники, и я считаю своей обязанностью лично знакомиться с каждым гостем. Уверяю вас, что вашей жены здесь нет, ни под ее собственным, ни под чужим именем.

Управляющий снова улыбнулся и поднялся.

– Если это Все, мистер Тулли…

– Нет, еще не все.

Управляющий замер. Тулли был напряжен и бледен.

– Два года назад, в первую неделю июня… Может быть, вы позволите мне взглянуть в вашу регистрационную книгу за тот год?

– Разумеется, я не могу этого разрешить.

– Я вынужден настаивать, мистер Далримпл.

– Это совершенно против наших правил. Очень сожалею, сэр.

– Разве будет лучше, если вместо меня явится полиция?

– Полиция?

Далримпл поежился.

– Конечно, если совершено преступление… Но могу вас уверить, что в этом доме еще не совершалось ни одного преступления.

– Не в этом доме.

– О каком преступлении идет речь?

Тулли помедлил, затем пожал плечами и сказал:

– Убийство.

Мистер Далримпл побледнел.

– А какую связь имеет с этим «Лодж»?

– Речь идет о том, были ли здесь некий мужчина и…

Тулли провел языком по губам.

– …женщина, фото которой я вам показывал, два года назад. Они могли быть вместе или, по крайней мере, в одно и то же время. Если вы дадите мне в этом убедиться, мистер Далримпл, то, возможно, полиция вас не потревожит. Конечно, я не могу этого гарантировать. Итак, вы разрешите мне взглянуть на вашу книгу?

Далримпл снова посмотрел на фото Рут, все еще лежавшее на письменном столе. Он сел и стал внимательно его разглядывать.

– Эта женщина… Я полагаю, ваша жена, мистер Тулли. Она…

– Да.

Он чуть было не добавил: «Но это было до нашей женитьбы».

– Два года назад, да? Должен сказать, что лицо ее мне кажется знакомым… Но мне приходится видеть так много людей…

Он встал и вернул Тулли фото.

– Как звали мужчину?

– Кокс. Крандалл Кокс, – ответил Тулли.

– Подождите, пожалуйста, здесь.

Далримпл вышел и плотно закрыл за собой дверь. Тулли стоял на том же месте, что и прежде. Стоял, ни о чем не думая.

Управляющий вернулся с коренастой седой женщиной в старомодных очках в золотой оправе.

– Ну? – спросил Тулли.

Далримпл глубоко вздохнул.

– Да, – быстро проговорил он, – мистер и миссис Крандалл Кокс были здесь в указанное время.

– Долго ли они здесь пробыли?

– Три дня.

Далримпл кивнул, и седая женщина неуклюже подошла. «У нее ужасное плоскостопие», – подумал Тулли. Затем он спросил себя, какое ему до этого дело и что еще может иметь для него значение.

– Миссис Хоскнис работает здесь горничной, мистер Тулли, вот уже четырнадцать лет. Два года назад она работала в крыле, в котором мистер, и миссис… в котором эта пара напроказила.

– Напроказила? – переспросил Тулли.

– Я точно помню, – сказала женщина.

«У нее и голос плоский, – подумал Тулли. – Словно она не научилась правильно говорить».

– Этот мужчина после обеда заснул с сигаретой в руке и прожег новую кушетку. Разве вы не помните, мистер Далримпл? Он ужасно напился…

– Да, да, миссис Хоскнис, большое спасибо, – пробормотал управляющий.

Тулли заставил себя подойти к женщине и показать ей фото Рут.

– С ним была эта женщина?

Миссис Хоскнис поправила очки, наклонилась и уставилась на фото.

– Очень похожа. Да, сэр, могу сказать, что это она. Прошло уже много времени, но я часто вспоминаю эту пару, хотя они недолго были здесь. Они оба…

– Что? – спросил Тулли.

– Ну… большинство наших гостей не пьют так много…

Далримпл нервно кашлянул. Тулли взял фото из рук женщины и спрятал в свой бумажник. Он удивился, заметив, что руки его совсем не дрожат.

– Может быть вы еще что-нибудь помните?

Миссис Хоскнис оживилась.

– О да, сэр. Они оба были как голубки. «У них медовый месяц», – сказала я тогда миссис Бигл, которая работала вместе со мной. Но миссис Бигл ответила: «Что это за медовый месяц, когда люди с утра до вечера выпивают». А я сказала: «Ну, это их личное дело…»

– Все в порядке, миссис Хоскнис, – сказал управляющий.

– Вы, случайно, не слышали, называл ли мужчина эту женщину по имени? – спросил Тулли.

– Как же, как же, – кивнула та. – Вроде как Рут. Да, Рут. Джентльмену, видно, это имя нравилось, и он все время называл ее по имени.

– Все в порядке, миссис Хоскнис, – сказал Далримпл. – Большое спасибо.


Когда Тулли вышел из отеля, он еще не потерял здравого смысла. Однако, когда «Лодж» скрылся из вида, ему показалось, что машина стала ехать самостоятельно.

Он, как наблюдатель, смотрел на приближающиеся и исчезающие повороты. Как в фильме, сверкало ограждение дороги и проносилось мимо. Мотор «империала», казалось, стал работать сильнее и быстрее.

Вдруг Тулди опомнился, а страх пронизал его сердце. Он чисто рефлекторно снял ногу с педали газа.

Остаток пути машина еле ползла.

Наконец он подъехал к дому, и темнота в окнах неприятно подействовала на него. С трудом он вылез из машины и вошел в дом.

Включив свет, он вспомнил, что еще не ел. Не чувствуя голода, Тулли зашел в кухню, сделал себе бутерброд и стал механически есть. История, рассказанная Мод Блэк, была подозрительна, но управляющий «Лоджем» и седая женщина рассеяли все сомнения.

«И, тем не менее, все это может оказаться неправдой», – подумал он. Не могло этого быть, чтобы Рут, незамужняя Рут – провела три дня в туристском отеле о таким мужчиной, как Кокс. Если допустить это, то следует полагать, что с ней произошло то же, что и с доктором Джекилем и мистером Хайдом.

Зазвонил телефон. Тулли положил остаток бутерброда на кухонный стол и подошел к аппарату.

– Да?

У него уже не осталось надежды, что объявится Рут.

– Дэйв? Это Норма.

Голос Нормы Херст звучал спокойнее, чем обычно. «Слава Богу, это маленькое чудо», – подумал Тулли.

– Я уже несколько раз пыталась к тебе дозвониться.

– Меня не было дома, Норма. У тебя есть новости?

– Нет. Просто у меня не было удобного случая поговорить с тобой с тех пор, как я об этом узнала. Ты, вероятно, больше ничего не слышал?

– Нет.

Норма помолчала, затем продолжала:

– Дэйв, ты должен знать, что все мы на твоей стороне. Я не верю, что у Рут было что-то общее с этой свиньей. А если даже она была как-то замешана в этом деле, то, вероятно, произошло совсем другое, а не то, о чем сейчас говорят.

– Большое спасибо, Норма.

Тулли действительно был благодарен ей. Независимо от своего состояния, Норма была хорошим человеком. Лишь после потери единственного ребенка она стала склонна к истерии.

– Норма, могу я к вам приехать?

– Да, Дэйв, ты хочешь?

– Я знаю, уже поздно, больше двенадцати ночи.

– Я настаиваю, чтобы ты приехал! Я знаю, что это значит – остаться одному в доме…

Норма помолчала, затем возбужденно заговорила:

– Олли тоже хочет поговорить с тобой. Он только час назад пришел домой. Ты уже поел?

– Да, конечно…

– Что?

Тулли невольно усмехнулся.

– Ты меня видишь насквозь. Я съел половину бутерброда и не знаю, с чем он был.

– Тогда сейчас же отправляйся к нам!

Несмотря на поздний час, он нашел у Херстов разнообразную холодную закуску.

Норма была высокой худой женщиной с лошадиным лицом. Ее каштановые волосы были не причесаны. Все ее очарование состояло в глазах и смехе, но смех умер вместе с маленькой дочкой. А ее прекрасные глаза все более и более походили на те, какие Тулли видел на фото жертв концентрационных лагерей. Они стали широко открытыми, затравленными. Однако сегодня вечером Норма словно вернулась к реальной действительности – исчезновение Рут повлияло на нее подобно шоку, и к Норме вернулся ее прежний открытый и дружелюбный облик.

Олли старался выглядеть как всегда, и его беспокойные руки были, как обычно, заняты – они ощупывали, теребили, чесали и царапали. Его лысый веснушчатый череп отражал свет, словно желтый светофор.

Тулли немного успокоился, увидев Норму и Олли. Они как-то дополняли друг друга, были тесно связаны, но при этом каждый из них имел свою собственную индивидуальность. Когда-то Олли Херст был бедным студентом, а Норма имела хороший доход от унаследованных акций и недвижимого имущества. Однажды Норма сказала Тулли, что Олли не взял ни цента из ее денег. Так продолжалось и после их женитьбы.

«Мы с Рут провели в этом доме несколько счастливых часов, до того, как умерла Эмми, до того, как Рут…» – подумал Тулли, затем взял себя в руки.

Вернуться в прошлое было невозможно, хотя к Норме возвратилось что-то от ее былого облика. Она молча накормила Тулли, а ее муж занимал его разговором. Все же еда застревала у Тулли в горле, а Олли, казалось, вконец обессилел. Вдруг наступила полная тишина.

Почему мы ведем себя так, как будто Рут с нами? Не следует этого делать, – сказала Норма.

– Либо… – начал Олли.

– Замолчи, Олли. Психология, которой ты повседневно пользуешься в своей конторе, здесь не поможет. Не поможет, раз затронуты личные чувства, – запротестовала Норма и прикоснулась к руке Тулли, – Дэвид, ты не должен терять веры в нее.

Тулли был благодарен ей, но возразил:

– А что я могу поделать с фактами, Норма? Игнорировать их?

– Да. Рут должна иметь шанс все объяснить.

– Но Кокс – не туман, который рассеется, лишь выглянет солнце. Кокс – это реальность, или был ею, во всяком случае.

– Рут также, Дэйв, – и она еще существует.

– Норма, – вмешался Олли, – может быть, Дэйв не хочет говорить об этом.

– Не думаю. Ты не хочешь об этом говорить, Дэйв?

– Мне хочется что-то делать, а не говорить, – пробормотал Тулли.

– Не забывай, Дэвид, что ты не один.

Норма уклонилась от взгляда Тулли.

Тулли не выдержал и воскликнул:

– Она была знакома с Коксом! Это факт! Факт!

– Откуда ты это знаешь, Дэйв? – спросил адвокат.

– Оставим это…

– Для меня это не имеет значения, Дэвид, – сказала Норма.

Тулли удивился убежденности ее тона.

– Даже если Рут была с ним знакома, все равно она невиновна. Ничему другому я не поверю.

Мужчины обменялись взглядами. Затем Тулли встал, подошел к Норме и поцеловал ее в лоб.

– Конечно, Норма, конечно. Ты и Рут – настоящие подруги.

Норма сидела, словно окаменев. В глазах ее мужа появилось паническое выражение.

– Я совсем без сил, – сказал Тулли. – Мне нужно поехать домой и лечь в постель. Большое спасибо за заботу, Норма. Олли…

– Я провожу тебя, – сказал Херст. – Сейчас я вернусь, Норма.

У дверей он тихо сказал:

– Ты не должен себя упрекать, Дэйв. Такое происходит с ней очень часто.

– Норма сказала, что ты хотел поговорить со мной.

– Я загляну к тебе рано утром.

Адвокат быстро закрыл дверь. Когда Тулли проходил мимо большого окна, он увидел, как Олли нежно, взял руку своей жены. Норма сидела все в той же позе. Лицо её было спокойным, но из глаз лились слезы.

Глава 10

Дэвид Тулли в одиночестве заканчивал свой завтрак, когда явился Олли Херст. Он вошел и вытер лысину скомканным носовым платком. У него были красные глаза – очевидно, он мало спал.

– Как чувствует себя Норма, Олли?

– Ночью с ней было плохо. По-моему, она как-то связывает смерть Эмми и историю с Рут. В конце концов пришлось дать ей порошок, и после этого она заснула. Сегодня утром, кажется, ей стало немного лучше.

– Мне ужасно жаль ее, Олли.

– Не волнуйся. Если бы не это, нашлась бы другая причина. Как у тебя насчет кофе, которым так хорошо пахнет?

– Я держу его горячим для тебя.

Они пошли в кухню, и Тулли налил кофе в вымытые чашки.

Олли отказался от сливок и сахара, которые обычно употреблял в больших количествах.

– Что-нибудь слышно о Рут?

– Нет.

– Дэйв…

– Да?

– Ты знаешь, где она? Ты спрятал ее?

Тулли посмотрел в кристально-ясные глаза адвоката.

– Нет.

– Очень хорошо, очень хорошо, – ответил Херст. – Я только хотел убедиться. И ты еще ничего о ней не слышал?

– Нет.

– Все в порядке. Теперь давай поговорим о будущем.

– О чьем будущем? – с горечью спросил Тулли.

– О будущем Рут.

– Разве у нее есть будущее?

– Ну тебя к черту с твоим нытьем! – воскликнул Олли Херст, – Я ведь не только адвокат, но и друг Рут. Если ты потеряешь надежду – это будут твои похороны. Кроме того, это затруднит мне работу. Итак, что будем делать? Действовать мне одному или вместе с тобой?

Тулли медлил с ответом.

– Очень хорошо, – сказал Олли, – видимо, моя логика тебе не нравится. Но мне на это наплевать. Я подыскал хорошего адвоката по уголовным делам. Его можно привлечь к делу в любое время, я с ним уже обо всем договорился. Он, конечно, согласился со мной, что следует приняться за дело, только когда появится Рут. Тебе Неинтересно, кто он?

Тулли покачал головой.

– Хочешь этим сказать, что никому, кроме себя, не доверяешь? Черт возьми! На всякий случай, его фамилия Винценти, он из Нью-Йорка, специалист по убийствам. Буду говорить с тобой откровенно, Дэйв. Винценти считает, что мы попадем в тяжелое положение, если Рут не сможет представить ясные контраргументы, которые опрокинут создавшуюся картину. Кроме того, он считает, что тем труднее станет дело, чем дольше она будет прятаться. По этой причине я должен снова спросить тебя, не знаешь ли ты, где она?

– Я уже ответил тебе: я не знаю!

– Я верю тебе, – успокоил его адвокат. – Только пытался прояснить картину. Можешь дать мне еще кофе?

Тулли налил ему чашку.

– А ты еще не притронулся к своему.

Тулли начал пить.

– Обвинение против Рут стоит на прочном фундаменте, – продолжал Олли Херст. – Было применено твое оружие. Свидетельница показала, что Кокс называл свою посетительницу Рут. Наконец, Рут после убийства скрылась. У прокурора очень сильная позиция, сказал Винценти.

Чуть помолчав, он продолжал:

– Защита должна разбить доводы обвинения. Допустим, что Рут при своем появлении не будет располагать доказательствами своей невиновности. Винценти считает, что письмо, отпечатанное на машинке, не имеет юридической силы, так как на бумаге не обнаружено отпечатков пальцев Рут. В остальном я вполне согласен с его мнением. Он полагает, что в этом деле доказательства будут значить меньше, чем характеристика личностей. На одной стороне – грязный вымогатель, на другой – охваченная паникой женщина с незапятнанной репутацией. Винценти уверял меня, что в таких случаях присяжные всегда становятся на сторону женщины.

Тулли усмехнулся. Адвокат испытующе посмотрел на него.

– Почему ты смеешься, Дэйв?

– Так просто.

«Женщина с незапятнанной репутацией, – подумал Тулли. – Подождем, пока прокурор узнает о ее прошлом в Лодже».

– Черт возьми! Дэйв, если ты что-нибудь скрываешь от меня…

Тулли покачал головой. Он органически не мог говорить о том, что Рут провела три дня в отеле с Коксом. Во всяком случае, сейчас он не мог об этом говорить.

Олли Херст посмотрел на него, затем пожал плечами.

– Если ты что-то скрываешь от меня, то ты самый настоящий идиот. Ну, я должен тебе доверять. Если ты узнаешь что-либо новое, сообщи мне.

– Конечно, – ответил Тулли. – Возможно, мы получим помощь с неожиданной стороны.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я заходил к свидетельнице – этой Мод Блэк, От нее я получил кое-какие сведения, которые не фигурировали в протоколе Юлиана Смита.

– Вот как?

– У нее было много общего с Крандаллом Коксом. Он обращался к ней, когда попадал в трудное положение или сидел без денег. Когда он в последний раз был болен, то опять обратился к ней, но, оправившись от болезни, украл у нее деньги и удрал. Она последовала за ним и нашла его здесь, в Хобби-мотеле.

– И она тебе все это рассказала?

– Точно.

– Интересно. Но как получилось, что тебе она это рассказала, а от полиции скрыла?

– Я заплатил ей за это, а они – нет.

– Она потребовала у тебя деньги?

– Да.

– И сколько?

– Сто долларов. У меня было с собой только семьдесят восемь, и это ее устроило.

Херст нахмурился, затем встал и начал ходить по кухне, при этом он щипал себя за нос и почесывал за ухом.

– Не знаю, Дэйв, – медленно проговорил он, – но ты получил дьявольски ценную информацию за семьдесят восемь долларов. Видимо, эта женщина-глупая и дешевая…

– Это верно, – ответил Тулли.

Про себя он подумал: интересно, что сказал бы Херст, если бы узнал, какую еще информацию он получил за эти семьдесят восемь долларов.

– Ты сообщил об этом лейтенанту Смиту?

– Нет. Кроме того, она уверяла меня, что будет все отрицать, если я сообщу в полицию. С этого она и начала разговор.

Херст покачал головой.

– Это меня не радует. Если бы она сказала правду, то как она потом смогла бы все это отрицать? Не думаю, что она настолько глупа. Ведь факты, в конце концов, могут быть выявлены. Дэйв, я думаю, что ты еще не все мне рассказал.

– Верно, – вырвалось у Тулли, – Но не принуждай меня рассказывать остальное, пока не надо, Олли. Думается мне, что за деньги она еще кое-что может рассказать. Я хочу съездить к ней сегодня утром. Вероятно, она знает гораздо больше, чем сообщила мне.

– Ты можешь попасть в такую ситуацию, что потеряешь над собой контроль, Дэйв, – сказал адвокат. – Будет лучше, если я поеду с тобой.

Тулли раздумывал.

– Я настаиваю на этом, Дэйв. Я не могу помогать тебе вслепую. И не могу поручить ведение дела адвокату такого ранга, как Винценти, если муж обвиняемой скрывает информацию. Итак, ты возьмешь меня с собой?

Тулли помолчал немного, потом опустил плечи и сказал:

– О’кей.


Они поехали в машине Херста. Олли сидел за рулем. За всю дорогу они не проронили ни слова.

Поставив машину на стоянке возле Флинн-Инн, они вошли в пыльный холл.

За конторкой сидел уже знакомый Тулли портье, он чистил зубы зеленой пластиковой зубочисткой и читал комикс.

– Мы к мисс Блэк, – сказал Тулли. – К Мод Блэк.

– Ах, так, – проворчал портье.

– Она дома?

– М-м-м, – промычал мужчина и перелистал страницы, – Во всяком случае, – я не видел, чтобы она выходила. Думаю, она из тех, кто встает после полудня.

Они поднялись на второй этаж. Тулли пошел первым и постучал в дверь номера. Затем постучал вторично.

– Наверное, она напилась и спит, – сказал он Херсту. – Когда вчера я уходил от нее, она уже была пьяна.

Он постучал еще раз, покачал головой и нажал на ручку двери. Дверь была заперта.

– Мисс Блэк! Мод!

– Видимо, она основательно напилась.

– Попробуем еще раз.

Тулли стал стучать кулаком в дверь.

– Мисс Блэк?

Никакого ответа.

– Пусть портье ей позвонит, – предложил Тулли.

Херст поспешил вниз. Немного погодя Тулли услышал приглушенные телефонные звонки. Наконец все стихло.

У Тулли возникло неприятное предчувствие. По лестнице поднялся Олли в сопровождении портье. Они о чем-то спорили.

– Этого я не могу сделать, – протестовал портье.

– Возможно, она серьезно больна, – сказал Олли. – Например, она может быть без сознания.

– Все может быть, – согласился портье, захвативший с собой ключ от номера. – Эта пьяница пьет, как верблюд, с тех пор как поселилась здесь. Если из-за этого я получу неприятности…

– У вас не будет неприятностей, – уверил его Тулли.

Портье отпер дверь, приоткрыл ее и сунул голову в комнату.

– Мисс Блэк?

Вдруг он быстро, как черепаха, убрал голову и опрометью кинулся к лестнице.

Тулли распахнул дверь.

Мод в неестественной позе лежала на кровати – почти поперек нее, изогнувшись, как человек-змея. Она была в тех же эластичных розовых брюках и трикотажной блузке, что и накануне вечером. Только ступни ее теперь были босыми. Одна туфля лежала возле кровати, другая – под батареей у окна. Очевидно, опьянев, она потеряла сознание и упала на кровать, а туфли при этом разлетелись в разные стороны.

Возле ее правой руки лежала бутылка с виски, на три четверти пустая. Немного виски было пролито на кровать.

Мужчины не стали входить в комнату. Они все хорошо видели и от двери.

Ее крашеные светлые волосы свисали прядями почти до пола, ближе к корням они были грязно-коричневыми. Ее застывшее лицо приняло серо-синий оттенок, в углу открытого рта был коричневый струп. Глаза были открыты и застыли, устремившись в бесконечность.

– Можно сказать, отдали концы, – с усмешкой сказал Тулли, – Ну и не везет же мне!

– Дэйв!

Олли Херст схватил его за руку.

– Не бойся, я не собираюсь туда входить.

– Дэйв! – повторил адвокат.

Тулли отступил назад и встал, прислонясь к косяку, Херст закрыл дверь.

– Мы должны сообщить в полицию.

Глава 11

Около двух часов дня Смит вернулся в свой кабинет.

Тулли сидел возле его письменного стола. Хорошо одетый полицейский молча смотрел на него.

– Почему вы все еще здесь, Дэйв?

– А где же мне быть?

Тулли откинулся на спинку стула, вытянул вперед ноги и скрестил руки на груди.

– Например, в своей конторе.

Смит быстро подошел к письменному столу.

– А то ваше дело может прогореть.

– Я хочу с вами поговорить, Юлиан.

– Хорошо, Дэйв.

Смит взглянул на стопку дел и протоколов.

– Правда, я сейчас сильно занят.

Гулли выпрямился. Смит посмотрел на него и тотчас отложил в сторону свои бумаги.

– О’кей, Дэйв.

– У вас уже есть протокол вскрытия тела Мод Блэк?

– Только предварительный.

– И что там сказано?

– Доктор почти уверен, что она умерла от отравления алкоголем. Тело было исследовано судебным врачом, но ничего нового вскрытие не дало. Кроме спирта ничего не было найдено.

Выходит, это – несчастный случай? – со странной усмешкой спросил Тулли.

– Очевидно, так.

Смит откинулся назад и закинул за голову наманикюренные руки.

– Судя по анализу крови и по числу пустых бутылок в комнате, она умерла от чрезмерного количества выпитого спирта. Если бы она немного раньше прекратила пить, то, возможно, осталась бы жива. К несчастыо, Мод упала на кровать с бутылкой виски в руке. Она лежала на спине и уже не могла подняться. Но у нее хватило силы в последний раз поднести бутылку ко рту. Ее, должно быть, тошнило, но не хватило сил повернуться или приподнять запрокинутую голову. Таким образом, алкоголь остался в теле.

Юлиан Смит пожал плечами и выпрямился.

– У нас бывают два-три подобных смертельных случая в год. О’кей?

– Нет.

– Что это значит? – спросил Смит.

– Я полагаю, что вы неправильно все это истолковали, Юлиан. Мы имеем дело не с несчастным случаем. Хотя ваше объяснение звучит вполне убедительно.

– Вы подозреваете убийство, да? – недоверчиво спросил Смит.

– Да, я полагаю, что она была убита.

– И кем же?

– Тем самым, кто убил Кокса.

– Вы думаете – Рут?

Кровь бросилась Тулли в лицо. Он вскочил и опрокинул стул.

– Черт возьми, Юлиан, конечно, я не думал о Рут! На нее только навели подозрения… вы понимаете?

– Дэйв, – начал Смит, – идите же к себе в контору, Или лучше идите домой и лягте в постель. Вы же совсем измотались. Сделайте мне одолжение.

– Нет.

Тулли смерил Смита долгим взглядом. Затем он поставил на место стул и сел.

– Нет, Юлиан, я останусь здесь, пока вы не выслушаете меня. Или прикажите меня вывести.

Смит сначала разозлился, потом улыбнулся.

– Конечно, я выслушаю вас, Дэйв. Выкладывайте.

Тулли подвинулся к нему.

– Сегодня утром я долго раздумывал и прин/ел к нескольким выводам. Рут не стреляла – это сделал кто-то другой. Мод Блэк знала это. Она знала, кто в действительности убил Кокса. Она притянула к этому делу Рут, чтобы прикрыть убийцу. А когда я неожиданно появился перед ней, она еще крепче затянула веревку на шее Рут, чтобы сбить меня с правильного пути.

– Вы говорите о своей поездке в Вильтон Лэк?

– Вам известно об этом?

– Один мой работник следил за вами. Нам известно, что вы вчера разговаривали с Мод Блэк. Затем вы поехали в Вильтон Лэк. После вашего отъезда из отеля мой работник говорил с управляющим. Далримпл все нам рассказал-.

– Жаль, что ваш работник не остался во Флинн-Инн, тогда Мод Блэк была бы еще жива.

Смит нахмурился.

– Не знаю, куда нас приведут ваши рассуждения. Что вы хотите этим сказать?

– Значит, вы не понимаете? Зачем Мод послала меня в Вильтон Лэк? Ее не очень-то интересовали те жалкие сто долларов, какие она хотела у меня получить, или те семьдесят восемь долларов, которые я действительно ей дал. Она наткнулась на золотую жилу. История в отеле Вильтон Лэка была еще одним минусом для Рут. Мод послала меня туда, чтобы отвлечь мое внимание от действительного убийцы. Мод стремилась era прикрыть, Юлиан. Почему? Чтобы потом получить хорошие деньги за молчание.

Тулли перевел дыхание и замолчал. Блестящими глазами глядел он на Юлиана Смита. Затем блеск его глаз постепенно померк.

– Извините меня, Дэйв, но я не могу согласиться с вашей теорией, – возразил Смит и покачал головой.

– Почему же не можете, Бог мой! – воскликнул Тулли. – Это же вполне логично!

– Как теория, – согласен. Но ваша теория основана на предпосылках, не имеющих ничего общего с действительностью. Самые важные ваши предпосылки заключаются в том, что Рут не была раньше знакома с Коксом и что Мод Блэк была убита. Нет доказательств, что в вечер убийства у Кокса был еще какой-то посетитель. И из медицинского заключения следует, что Мод Блэк умерла от чрезмерного количества выпитого алкоголя.

Смит пожал плечами.

– Знайте, Дэйв, что необоснованные предпосылки – это нечто глупое. Я, например, имею право считать, что вы не правы.

– Почему? – пробормотал Тулли.

– Обвинения против вашей жены главным образом основаны на показаниях Мод Блэк – на том, что она слышала в Хобби-мотеле. Можно предположить, что Рут убила Мод, чтобы устранить важную свидетельницу. Ведь действительно, смерть Мод – неприятность для прокурора и счастье для Рут.

Тулли сидел неподвижно. Об этом он не подумал.

– Итак, вы видите, – продолжал Смит, – что я мог бы спокойно согласиться с вашей теорией об убийстве Мод Блэк, а это привело бы к предположению, что ее убила ваша жена. Но, к счастью или к несчастью – не знаю, Мод не была убита. Поэтому мои предположения значат не больше ваших.

Тулли молчал.

– Надо смотреть фактам в лицо, Дэйв, – продолжал Смит тем же снисходительным тоном, – даже если это дается тяжело. Больной и обнищавший Кокс вернулся сюда, чтобы шантажировать вашу жену. И Рут его убила, чтобы не разбить своей жизни. Как иначе объяснить, почему было использовано ваше оружие? И другого мотива мы не видим.

Юлиан Смит поднялся.

– Я понимаю, вы пытаетесь оправдать Рут. Наверное, и я поступил бы так же, если бы это случилось с моей женой.

Он обошел письменный стол.

– Я хочу кое-что сказать вам, Дэйв.

Тулли поднял глаза.

– Больше я не буду следить за вами. Мне это не нравилось с самого начала. Но моя профессия вынуждает меня обращаться со своими друзьями так же, как со всеми другими людьми, иначе я пропаду. Я должен действовать наверняка. Но ваша поездка в Вильтон Лэк убедила меня в том, что вы в самом деле не знаете, где ваша жена.

У Тулли дрогнули губы.

– Как бы не так!

– Я не совсем понимаю вас… – сказал лейтенант.

Тулли поднялся.

– Вы заявили мне, что больше не будете за мной следить, хотя предполагаете, будто я знаю, где Рут, и имею с ней связь. И вы не прекратите за мной слежки, а, наоборот, усилите ее.

Смит покраснел.

– Я ни в чем не упрекаю вас, Юлиан. Вы хороший полицейский. Поставьте меня в известность, если нападете на след моей жены.

Юлиан Смит усмехнулся.

– А наоборот?

– Это будет зависеть от обстоятельств, – ответил Тулли.

Он взял шляпу и вышел из кабинета.


Тулли механически направил «империал» к своему дому. Мысли его были заняты другим.

Он пытался представить себе неизвестного, который, скорее всего, был действительным убийцей Крандалла Кокса и Мод Блэк.

Если бы только он мог представить себе его!

Через некоторое время Тулли оставил эти безнадежные попытки Практически можно было подозревать любого человека.

Он заставил себя сосредоточиться на самом преступлении. Неизвестный в тот вечер после ухода Рут встретился в мотеле с Коксом. Куда она ушла? Но Тулли тут же отбросил эту мысль – ему еще многое надо обдумать. Мод Блэк слышала голос незнакомца и узнала его, а может быть, даже, видела, когда он входил или выходил. Затем Мод переехала во Флинн-Инн. Она вступил в контакт с убийцей, сообщила, где живет, и предложила договориться… Это могло произойти где угодно. Мод должна была высказаться примерно так: «Я знаю, что ты застрелил Кранни Кокса. Для того, чтобы тебя укрыть, я навела полицию на след этой самой Рут. Я знаю про нее еще кое-что и могу усилить подозрения. Но за это, конечно, надо заплатить…

Жадная Мод Блэк! Незнакомцу не пришлось платить. Она поплатилась за это своей собственной жизнью. Одно или два убийства – наказание одинаковое.

«Это произошло после того, как я ушел от нее, – думал Тулли, – после того, как она направила меня в Вильтон Лэк, Неизвестный, наверное, уже дожидался. Я вышел из дома, а он вошел в него. Возможно, вошел незаметно, через боковой вход».

К этому времени она была уже сильно пьяна. Возможно, он собирался задушить ее или пристукнуть. Но, увидев ее в таком состоянии, он понял, что ему представляется более удобный случай. Он мог убить ее так, что это выглядело бы как несчастный случай…

Неизвестный стоял или сидел в комнате Мод. Может быть, он делал вид, что пьет вместе с ней, и выслушивал ее требования. Он вынуждал ее пить все больше и больше, пока она не потеряла сознания и не упала на кровать.

При этих обстоятельствах ему было нетрудно убить ее.

Насыщенная спиртом кровь уже отравила печень, почки и мозг. Убийце потребовалось только влить в ее глотку еще немного алкоголя. Надо было лишь не дать ей захлебнуться. Все время вливать понемногу и достигнуть смертельной дозы.

Смерть наступила от сильного отравления алкоголем. Что говорил Юлиан Смит? За год в городе происходят два или три таких случая. Затем убийца стер все свои следы. Пролил немного виски на кровать, положил бутылку, закрыл за собой дверь и запер ее.

Это было легко и безопасно.

Но где же была Рут все это время?

Сомнения грызли его.


Вскоре после возвращения Тулли домой туда подъехала белая спортивная машина с открытым верхом. Услышав сигнал, Тулли подошел к окну. Из машины вышли Сандра Джейн и Энди Гордон. Они смеялись и разговаривали. Сын Мерседес Каббот сделал презрительный жест. Казалось, он говорил: «Я – властелин мира». К дому он шел, слегка пошатываясь.

«Где Энди успел уже напиться?» – подумал Тулли в пошел открывать им дверь.

– Хелло, старина, – приветствовала его Сандра Джейн.

Энди сжал кулаки, качнулся немного и нанес два удара воображаемому противнику. Затем, взглянув на Тулли, он лукаво ухмыльнулся.

– Не опасно ли мне находиться в этом доме, маэстро? У вас очень сильный удар.

– Не болтай глупостей, Энди. Заходите.

Они прошли мимо него. Энди все еще вел борьбу с тенью. «Он не так пьян, как прикидывается, – подумал Тулли. – Просто валяет дурака».

– Ну, прекрати же, Энди, – возмутилась Сандра Джейн. – У нас нет времени для игр. Потом наиграешься.

– Потом? – переспросил Тулли, закрывая дверь.

– Разве вы еще не слышали?

Сын Мерседес Каббот высоко поднял голову и завыл, как Тарзан.

– Это призыв к спариванию. Могу ли я сделать парочку напитков?

Он подошел к бару и принялся за работу.

Тулли посмотрел на сестру Рут. Та кивнула.

– Мы поженимся, Дэйв.

– О…

– Мы удерем, – смеясь, пояснил симпатичный юноша. – Разве это – не хорошая идея?

Он бросился в кресло, вытянул ноги и усмехнулся. Тулли заметил, что он лишь чуть отпил от бокала.

– Прекрасно, – заметил Тулли. – Чья же это идея?

– Моя, конечно. Я встал на колени перед своей девушкой. Верно, дорогая?

Энди откинул голову и начал петь: «О, обещай мне…»

Затем замолчал и вновь отпил немного из бокала.

Тулли внимательно посмотрел на Сандру Джейн. Та засмеялась, потом подошла к Энди:

– Именно так и было, любимый. Это было прелестное предложение и такое серьезное. Подожди, сейчас я буду готова…

– Один момент, – сказал Тулли. – Если я правильно понял, Мерседес ничего об этом не знает?

– Вы поняли правильно, так оно и есть, – хихикнул Энди. – Вы думаете, я боюсь ее? Ничего подобного, мой друг! Просто я перерезал пуповину. Я достаточно взрослый и знаю, что делаю. Верно, моя прелесть?

– И твои мускулы тоже достаточно тверды, – томно заметила Сандра Джейн.

– А если эта вошь, отчим, откроет пасть, – продолжал Энди, покачивая свой бокал, – то – трах! Он получит от меня так, что кровь брызнет на пол!

– Так ты не поступишь, – смеясь, сказала невеста и приложила палец к его губам. – Мы удерем цивилизованным образом. Никаких драк, никаких ссор – все чисто и порядочно. Мерседес только потом об этом узнает. Но нам нужно это сделать, Энди. Она тебя не отвергнет, она примирится.

– Она не потеряет сына и приобретет дочь, – пробормотал Энди Гордон. – Но я, право, не уверен, Сандра. Старая, дама дьявольски упряма.

– Все уладится, Энди, – успокаивала его девушка. – Положись на меня.

– Так я и сделаю, – согласился юноша.

Он привлек к себе Сандру Джейн и крепко поцеловал.

Она, смеясь, оттолкнула его.

– Энди! Не надо при Дэйве…

– К черту Дэйва!

– Нет… Ну, допивай свой бокал, а я займусь своими делами, – твердо сказала девушка. – Я скоро приду.

Она высвободилась из его объятий, поцеловала в лоб и вышла.

Тулли последовал за ней.

Она прошла в спальню, Тулли – тоже. Сандра повернулась:

– Мне не нужны твои советы, Дэйв, предупреждаю заранее.

– Я только хочу тебе напомнить, что это – моя спальня, – ответил Тулли. – Может быть, ты будешь так любезна и примешь это к сведению?

В ее глазах, столь же прекрасных, как у Рут, блеснул дьявольский огонь. Тулли подумал, что она бросится на него. Но девушка взяла себя в руки и улыбнулась.

– Мне очень жаль, Дэйви. Я пришла сюда только потому, что здесь есть несколько моих вещей. Хочу захватить их в свадебное путешествие. Я пробуду здесь совсем недолго и освобожу тебя от своего присутствия.

Она выкрасила волосы в более светлый тон, чем в последний раз, и Тулли подумал: какие оригинальные цвета она выбирает и почему она так часто их меняет?

– Иногда ты кажешься мне нечеловеком, Сандра.

– О Боже! Что это значит? – с насмешкой спросила девушка и прошла, покачивая бедрами, через спальню. – Разве я не женственна?

– Внешне – без сомнения. Но что скрыто в тебе?

– Кто знает?..

Девушка подошла к дверце шкафа – шкафа Рут – и повернулась.

– Я знаю, что ты на меня сердишься, Дэйви. Это не имеет отношения к Энди Гордону и Мерседес Каббот. Ты сердишься на меня потому, что я хочу удрать и выйти замуж в то время, когда моя сестра попала в трудное положение. Но чего ты ждешь от меня? Чтобы я сидела на террасе у Мерседес и рвала на себе волосы? Я не могу помочь Рут. Я могу помочь только самой себе. Сейчас мне представился хороший шанс. Возможно, больше мне не представится такого случая.

– Ты хочешь соблазнить мальчика, чтобы получить деньги.

– Хочу получить и мальчика, и деньги. Слушай, Дэйв, я знаю, что ты обо мне думаешь. Но я не такая уж плохая. Конечно, деньги Мерседес многое значат. Я бы не вышла замуж за Энди, если бы его лишили наследства. Но этот юноша действительно мне нравится, и я собираюсь стать ему хорошей женой. Может быть, мне даже удастся сделать из него человека. Как это ни смешно, но я, вероятно, буду самой лучшей невесткой, какую только может пожелать Мерседес Каббот. И давай на этом закончим.

Она отвернулась, открыла дверцу шкафа, включила свет и вошла внутрь. Затем стала рыться в платьях.

– Я хорошо помню, что оставила здесь свое льняное платье…

Сандра Джейн задумчиво наклонила голову. У Тулли стало тяжело на душе. Ему очень нравилось, когда Рут наклоняла так голову.

Он смотрел на девушку. При свете скрытой в шкафу лампочки она выглядела необычно. Конечно, волосы были другого цвета. Но, если бы они были темнее, возможно, каштановыми… Да, с каштановыми волосами…»

Неожиданно его поразила одна мысль. В первый момент он почувствовал головокружение и прислонился к косяку двери.

– Сандра?

Он с трудом решился на разговор.

– Да?

– Твой естественный цвет волос-каштановый, не правда ли?

Сандра была занята осмотром платьев и оставила его вопрос без внимания.

Он подошел к шкафу.

– Два года назад, в июне, у тебя были каштановые волосы?

– Откуда я знаю? Почему, черт возьми…

Девушка повернулась. Тулли стоял у самого шкафа, тяжело дыша, сжав зубы. Она побледнела.

– Что тебе надо?! – воскликнула она.

Впоследствии Тулли удивился своему самообладанию. Кровь застучала в его висках, на лбу выступили капли пота.

– Когда ты познакомилась с Кранни Коксом, Сандра? – спросил он.

Глава 12

Сандра Джейн отступила в глубь платяного шкафа.

– О чем ты говоришь?

– Когда ты познакомилась с Коксом?

– Лучше я оставлю здесь белое платье, – прошептала она. – Я найду его, когда мы с Энди вернемся.

Она хотела выйти из шкафа, но Тулли задержал ее.

– Дэйви, пусти меня, я хочу пойти к Энди.

– Отвечай!

– Дэйв! Оставь меня в покое, или я буду…

– Что? Может быть, позовешь Энди? Пожалуйста, можешь рассказать нам обоим о своей связи с Коксом. Если ты хочешь позвонить в полицию, я тоже не буду тебе мешать.

Он наблюдал, как врожденная хитрость девушки мало-помалу брала верх над ее чувствами. Сначала она испугалась, теперь же прикидывала, как лучше отвертеться от разговора. Наконец она засмеялась.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, Дэйв. Ты напугал меня. Ты сошел с ума. Дай мне пройти.

– Пожалуйста.

Тулли отошел в сторону, и девушка быстро прошла мимо него.

– Но ты не уйдешь, Сандра. У тебя наверняка найдется пять минут. Разве ты не хочешь, по крайней мере, выслушать мои соображения?

Она останется и выслушает, подумал он. Ей захочется узнагь, насколько я информирован.

Он не ошибся. Сандра Джейн пожала плечами и сказала:

– Почему бы и нет?

Она села за туалетный столик Рут, положила ногу на ногу и посмотрелась в зеркало. Затем стала теребить волосы.

– Но говори покороче, дорогой. Иначе Энди еще подумает, что ты затеял что-нибудь нехорошее с его невестой.

– Сходство, – начал Тулли. – Ты все время была у меня на глазах, а мне и не приходило в голову, что ваше сходство является ответом на многие вопросы.

– Что за вопросы?

– Например, вопрос: могла ли женщина со вкусами и характером Рут связаться с таким дешевым жиголо, как Кокс? Ответ гласит: этого не могла быть. Значит, это была ты, Сандра! Ты похожа на Рут, вас легко спутать, и это меня всегда пугало, когда я тебя видел.

Сходство имеется, – беззлобно согласилась Сандра Джейн. – И я знаю, что ты считаешь меня бродяжкой в отличие от моей любимой сестры. Но ты ничего не забыл, Дэйви?

Теперь глаза ее стали настороженными.

– Нет, я ничего не забыл, Сандра, – ответил Тулли. – Ты для своих проделок всегда пользовалась именем Рут. Почему? Чтобы защитить себя? Чтобы спрятаться за имя сестры? Очень возможно. Но возможной была и более серьезная причина.

– Например? – засмеялась девушка. – Какая милая игра воображения!

Однако по глазам ее было видно, что настроение ее отнюдь не было веселым.

– Ты всегда ненавидела Рут, потому что не могла быть такой, как она. Когда в своих грязных делишках ты прикрывалась ее именем, то известным образом сваливала всю грязь на Рут.

Он пожал плечами.

– Такие извращенные поступки может объяснить только психиатр. Меня это не интересует, важно только, что это – единственное имеющее смысл разъяснение.

– Разъяснение чего?

Сестра Рут искала среди губных помад подходящую.

– Например, история в Вильтон Лэке, ее по-другому не объяснишь, – ответил Тулли.

Руки девушки на долю секунды задержались над одним из тюбиков губной помады. Затем Сандра Джейн взяла ее и стала подкрашивать губы.

– Ты была в «Лодже», Сандра, два года назад, не правда ли? С Коксом. Ты назвалась именем Рут и три дня устраивала с ним оргии, которые люди до сих пор помнят. Да, сходство, поистине, поразительное. Я показал горничной фото Рут. Она сказала: «Да, это та женщина, которая была с Коксом». Ошибка вполне понятная – я показывал снимок спустя два года, Полагаю, если тебе потемнее выкрасить волосы и отвезти в «Лодж», то там тебя обязательно узнают…

Теперь девушка не могла скрыть своего страха. Она побледнела и положила губную помаду на столик, Тулли безжалостно продолжал:

– Не знаю, почему ты связалась с таким грязным типом, как Кокс. Возможно, у тебя появилось непреодолимое желание, возможно, ты хотела испытать, как живут в сточной канаве. Так или иначе, но ты была увлечена. Может быть, ты дала ему деньги и полагала, что он отвяжется от тебя. Но не тут-то было. Верно, Сандра?

Ее полные губы пересохли, она облизала их.

– Коксу этого было мало. На некоторое время он оставил тебя в покое, затем вернулся сюда, больной и обнищавший. Он приехал в конце недели и позвонил тебе по телефону. А ты написала ему письмо – то самое, на пишущей машинке, которое нашла полиция:

«Крайни! Оставь меня в покое! Я говорю это серьезно. То, что… однажды произошло, останется в прошлом… Недавно я познакомилась с состоятельным парнем, который очень мною заинтересовался и, вероятно, будет просить моей руки…»

Это не Рут писала обо мне, это написала ты, имея в виду Энди Гордона.

Тулли заметил, как Сандра напряглась. Она начала было подниматься, затем снова опустилась.

– Возможно, сначала ты испугала его. А возможно, он был просто болен и не мог приняться за это дело. Но, благодаря заботам Мод Блэк, снова встал на ноги. Он позвонил сюда и попросил к телефону Рут. Об этом мне рассказал Энди. Он подходил к телефону. Вы с ним были здесь, а Рут не было дома. Кокс был уверен, что тебя зовут Рут.

В глазах девушки теперь был страх, как у загнанного зверя. Тулли понимал, о чем она думала: не о Рут, не о нем и даже не о самой себе. Она думала о деньгах Мерседес Каббот, которые уплывали из ее рук.

– А затем тебе пришла в голову грандиозная идея, Сандра. У тебя есть свой ключ от этого дома. Ты взяла мое оружие и отправилась в Хобби-мотель. Это тебя Кокс называл именем Рут, что и слышала Блэк. И ты застрелила Кокса.

Тулли буквально видел, как кружились ее мысли. Она подняла голову и спросила:

– Что тысейчас сказал?

– Я сказал, что ты застрелила Кокса.

Он ожидал, что ей станет плохо, но ошибся. Сандра Джейн была не из тех, кому делается плохо.

– Итак?

Сандра покачала головой. Наконец она с трудом глотнула и сказала хрипло:

– Нет, нет, Дэйви, это не я.

– И ты надеешься, что я тебе поверю? – спросил Тулли. – Ты что, считаешь меня идиотом, вроде того молодого остолопа?

– Нет, Дэйви, нет…

Девушка встала, подошла к окну и, повернувшись, прислонилась к нему спиной, так, что занавеска обрамляла ее голову.

– Я сейчас скажу правду, у меня нет иного выхода.

Тулли засмеялся.

– Итак, ты была в Вильтон Лэке?

Девушка кивнула.

– Ты сознаешься, что напечатала это письмо?

Она снова кивнула.

– И что ты украла мое оружие? Что ты воспользовалась именем Рут? Ты сознаешься во всем и хочешь, чтобы я поверил твоему утверждению, будто не ты застрелила Кокса?

– Я не делала этого, – ответила Сандра Джейн.

Слова ее прозвучали правдиво, и Тулли в недоумении сел на кровать. Это была длинная кровать французского типа, сделанная по особому заказу. Рут всегда казалась на ней очень маленькой, и это давало Тулли повод подтрунивать над ней.

– Я не делала этого, – раздался хриплый голос девушки над самым его ухом. Тулли почувствовал ее влажное дыхание и прикосновение тела: девушка забралась на кровать и прижалась к нему.

Тулли молча встал. Сандра вскрикнула и упала, ее бедра оголились. Он схватил ее за подол юбки и дернул так сильно, что материя разорвалась.

– Мы не должны осквернять эту комнату, ты, маленькая ведьма! – зашипел он.

Он склонился над девушкой, и та отползла от него по кровати, словно испуганное насекомое. Она уползла на коленях, оглядываясь.

– Я не верю тебе, Сандра, понимаешь? Судя по всему, что ты сделала Рут…

– Да, Дэйви? – прошептала Сандра Джейн.

– Ты говоришь, что не застрелила Кокса?

– Нет, – прошептала девушка. – Нет!

– Кто же это сделал?

– Не знаю.

– Но ты признаешься, что в тот вечер явилась туда с моим оружием.

– Да…

– Зачем? Зачем ты взяла его?

Девушка начала повизгивать.

– Мне больше неоткуда было взять. Клянусь тебе, Дэйви, это была единственная причина!

– Прекрати клясться – это на меня не действует. Зачем ты брала с собой оружие, если не ты застрелила Кокса?

Тулли почти не узнавал собственного голоса. Он звучал хрипло и низко, и в нем не было ни снисхождения, ни человечности.

– Отвечай!

Девушка уцепилась за кровать.

– Чтобы напугать его. Я хотела нагнать на него страху.

– И ты утверждаешь, что не застрелила его?

– Я не могла этого сделать, Дэйви. Я сама боялась… Он отнял у меня оружие.

Тулли оперся кулаками о кровать и со злобой посмотрел на девушку.

– Зачем ты хотела напугать его? Что он собирался сделать?

– Я не знала его намерений, когда шла туда. Но я знала Кранни Кокса. Он был чудовищем, – пролепетала она. – С моей стороны было идиотизмом написать ему, что я собираюсь выйти замуж за состоятельного человека. Я должна была догадаться, что он попытается урвать себе кусок.

– Но каким образом? Он хотел шантажировать тебя из-за тех трех дней в «Лодже»? Он угрожал рассказать Об этом твоему будущему мужу?

– Так я предполагала. Но, когда я высказала ему свои опасения, он только рассмеялся. Он не собирался препятствовать нашей женитьбе. Он даже предложил мне выпить и пожелал счастья с моим возлюбленным.

Тулли медленно выпрямился. В этом был смысл. Зачем было Коксу препятствовать их браку? Ему стоило лишь подождать, пока она не выйдет замуж за богатого человека. А потом он мог урвать себе кусок.

– Хорошо, – сказал Тулли.

Девушка встала. Тулли преградил ей путь.

– Подожди, я еще не закончил. Значит, Кокс хотел только предупредить тебя, что впоследствии он станет вымогать?

– Да, Дэйви, – прохрипела Сандра Джейн.

В глазах ее снова появился страх.

– И ты ушла из мотеля и не вернула моего оружия? Не было ли это немного неосторожно, Сандра?

– Ты неправильно об этом судишь, – быстро ответила она. – Он отнял у меня оружие и не согласился вернуть. Я хотела его забрать, просила об этом! Но Кранни только засмеялся и сказал, что оставит его себе на память. Вероятно, он боялся, что я могу выстрелить в него.

Тулли размышлял.

Сандра Джейн со страхом смотрела на него. Она собралась было идти к двери, но остановилась, когда он поднял на нее глаза.

– А что произошло с Рут?

– Не знаю.

Девушка повысила голос:

– Я действительно не знаю, Дэйви!

– Ты не видела ее в тот вечер?

– Нет.

– Совсем не видела?

– Нет, Дэйви, нет!

– Тогда как ты можешь объяснить исчезновение Рут? Для тебя это тайна, не так ли?

– Дзйви, я сказала правду.

– Сандра… – начал он невыразительным голосом, – Если мне станет известно, что ты знаешь о том, что случилось в тот вечер с Рут, знаешь, где она находится… Ее ли ты что-нибудь знаешь и не говоришь мне, то я тебя убью. Даю тебе последний шанс. Где Рут?

– Я не знаю, – горячо проговорила девушка.

Она немного постояла, затем тихонько двинулась к двери.

– Дэйви?

– Что?

– Могу я теперь идти?

Тулли посмотрел на нее.

– Куда?

– К Энди. Ты же знаешь, что мы задумали…

Тулли покачал головой.

– Ты просто удивляешь меня, Сандра. Есть только одно место, куда ты пойдешь сейчас, и только один человек, который будет тебя сопровождать, – ты пойдешь в полицию и только со мной.

– Вероятно, этого не избежать, – подумав, заметила она.

– Да, не избежать.

– Значит, нам придется отложить медовый месяц.

Тулли промолчал. Сандра. Джейн задумалась. Она полна энергии, подумал Тулли. Ее страх уже испарился, а поездку в полицию она считает просто непредвиденной помехой. Видимо, теперь она решает, как ей быть с Энди Гордоном.

Девушка подняла глаза: проблема была разрешена.

– Можно мне несколько минут поговорить с Энди наедине?

Тулли пожал плечами и проводил ее до двери. Он видел, как она склонилась над задремавшим юношей, поцеловала в лоб и села к нему на колени. Затем забормотала что-то ему на ухо.

Тулли брезгливо отвернулся.

Через четверть часа Энди покинул дом. Тулли вошел в гостиную.

– Добилась своего?

– Наверное. Это было легче, чем я предполагала.

Сандра Джейн была совершенно спокойна и курила сигарету.

– Может быть, Энди не так уж хочется жениться, как он утверждает?

– Не говори глупостей. Он очень ко мне привязан.

– Многое ли ты ему рассказала?

– Достаточно много. Сказала, что Рут в затруднительном положении и нам придется отложить побег.

– Так… и он с этим согласился?

Девушка засмеялась.

– Я выдала ему Сандра-спешл прежде, чем он успел подумать. Это поцелуй, который я могла бы запатентовать. Он вызывает потерю памяти.

– Ты сказала ему, что в вечер убийства была у Крандалла Кокса?

– Конечно, – ответила Сандра Джейн. – Вышло бы очень глупо, если бы он узнал об этом от кого-нибудь другого.

– А что ты сказала ему о причине посещения?

– Сказала кое-что, чем не стоит утомлять твой маленький мозг. Теперь мы можем идти, Дэйви?

Ему было ясно, что Сандра Джейн изобразила дело гак, будто она считает сестринским долгом посетить полицию и снять вину с Рут. Конечно, это бесстыдная ложь. Пока она не оправдала Рут в полиции, Тулли не хотел думать о том, придется ли ему лгать Энди Гордону или Мерседес Каббот. Сандра может сама о себе позаботиться.


Юлиан Смит заставил их ждать пятнадцать минут. – Мне очень жаль, что вам пришлось подождать, – сказал он, не вдаваясь в объяснения, и встал из-за письменного стола.

Переводя взгляд с Тулли на Сандру Джейн и обратно, он сказал:

– Хелло, мисс Эйнсворт.

– Хелло, лейтенант.

Знакомство их было поверхностным.

– Что такое, Дэйв? – спросил Смит. – Что-нибудь новое о Рут?

– В негативном смысле – да. Можно нам сесть, Юлиан?

– О да, конечно.

Когда они уселись, Смит сказал:

– Я пока еще ничего не понял, Дэйв.

Тулли взглянул на свояченицу.

– Как мы это сделаем, Сандра? Ты будешь говорить или я?

– Я влипла в это дело, мне и говорить.

У девушки был такой самоуверенный вид, что Тулли строго посмотрел на нее. Юлиан Смит заметил это и насторожился.

– Я хочу дать показания, лейтенант. Так, вроде, это у вас называется?

– Показания, мисс Эйнсворт? О чем?

Сандра Джейн пропустила вопрос мимо ушей. Она сидела выпрямившись, прилично сдвинув колени и разглядывая обстановку кабинета.

– Как вы это сделаете, лейтенант Смит, – будете стенографировать или запишете мои показания на пленку?

Смит приветливо ответил:

– Не беспокойтесь о технике моей профессии, мисс Эйнсворт. Сначала просто расскажите мне, что случилось. Потом мы ваши показания занесем в протокол.

– Прекрати болтать, Сандра, – сказал Тулли.

Он знал, что Смит уже включил магнитофон.

Девушка надула губы, сложила руки и опустила глаза.

– Рут не проводила три дня с Коксом в «Лодже», в Вильтон Лэке. Там была я, и я назвалась именем Рут.

– Что побудило вас дать эти показания, мисс Эйнсворт?

– Ну, я, конечно, боялась впутаться в это дело, – пробормотала Сандра Джейн. – Но свояк убедил меня, что так будет честно и порядочно. В конце концов, Рут – моя сестра.

Юлиан Смит обратился к Тулли:

– Вы это раскопали, Дэйв?

Тулли разозлился.

– Это не имеет никакого отношения к делу, Юлиан.

– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос!

– Хорошо, я отвечу на ваш проклятый вопрос. Да, я разобрался в этом деле, хотя это должны, были сделать вы! Дело в том, что Рут и Сандра Джейн очень похожи друг на друга. Прошло уже два года с тех пор, как люди в отеле видели Кокса с женщиной. Рут не стала бы останавливаться в отеле с таким дешевым охотником за женщинами, как Кокс. Значит, это сделала Сандра Джейн. Все очень просто.

– Слишком просто, Дэйв.

Тулли вскочил.

– Это правда!

– Возможно, – заметил лейтенант Смит, – Но, возможно, это только попытка защитить Рут, которая приходится вам женой, а мисс Эйнсворт – сестрой.

Глава 13

Дэвид Тулли быстро успокоился. Его желание – вцепиться в горло Смиту и образумить его – быстро прошло. Он заметил, что Сандра Джейн прикидывает, как можно использовать ситуацию. Проблема заключалась в ней, а не в Смите. Она могла попытаться найти для себя лазейку, видя колебания лейтенанта. Тулли быстро сказал девушке:

– Если ты предполагаешь, что сможешь разыграть спектакль перед Юлианом, то предупреждаю тебя – это напрасный труд. Обойдемся без небылиц. Речь идет о фактах, которые можно доказать. Далримпл и горничная опознают тебя.

– Сядьте, Дэйв, – сказал Юлиан Смит.

Тулли сел. Ему казалось, будто он слышит, как в хорошенькой головке Сандры Джейн работает компьютер.

Наконец его Слова подействовали. Девушка приняла оскорбленный вид.

– Не понимаю, почему ты со мной так говоришь, Дэйв. Я говорю правду, лейтенант. Я действительно там была, Дэйв прав – вы можете отвезти меня в отель для опознания.

– Ну, хорошо, – сказал Юлиан Смит, – давайте начнем сначала. Почему вы воспользовались именем своей сестры?

Сандра Джейн холодно ответила:

– У Дэйва есть теория, из которой следует, что я всегда ненавидела свою сестру. Но это неверно. Просто мне тогда было всего восемнадцать лет и я не очень-то задумывалась над своими поступками. Я же не могла предвидеть, что эта шутка с именем Рут будет иметь значение. Клянусь, я считала это просто шуткой! Теперь, конечно, я думаю по-другому.

– Когда Кокс вернулся в наш город, чтобы шантажировать Рут, он в действительности подразумевал вас?

– Очевидно. Он предложил мне прийти в его комнату в Хобби-мотеле.

– В тот вечер, когда он был застрелен?

– Да, и я пошла туда.

– Одна или с сестрой?

Насколько мне известно, Рут ничего не знала об этом. Я пошла туда одна.

– С оружием?

– Да, я захватила его с собой из дома Дэйва. Мне было известно, где оно лежит. Я всегда приходила в этот дом, как в свой собственный.

– Мисс Эйнсворт, вы понимаете значение того, что сказали?

– Об этом сейчас еще рано говорить, – ответила девушка.

Смит взглянул на нее и отвел глаза.

– Кокс стал шантажировать вас, и вы применили оружие?

– Я не применяла оружия. Он отобрал его у меня и не пожелал возвратить.

Смит почесал подбородок.

– Во всяком случае, вы все же намеревались воспользоваться оружием?

– Если бы я намеревалась застрелить Кокса, то вряд ли применила бы оружие, принадлежащее члену моей семьи, – тихо ответила Сандра Джейн. – И наверняка я выбрала бы место более удобное, чем людный отель. Я бы выбрала более подходящее время, более надежное место и другое оружие, поверьте мне, лейтенант. Я захватила с собой оружие Дэйва только с целью припугнуть Кокса.

Лицо Смита было совершенно невыразительно.

– Разве Кокс испугался?

Девушка пожала плечами.

– Я полагаю, испугался. Он выбрал подходящий момент и бросился на меня. Он не знал, что я не собираюсь стрелять. А потом отказался вернуть мне оружие.

– Итак, вы заявляете, что не стреляли в Кокса?

– Да. Это факт, лейтенант.

Смит забарабанил пальцами по столу.

– Скажите, мисс Эйнсворт, чего он хотел от вас? – неожиданно спросил Смит.

– Ничего.

– Повторите…

– Тогда он ничего не хотел.

Сандра Джейн снова скромно опустила глаза.

– Он знал, что Энди Гордон и я… ну, любим друг друга. Он хотел подождать, пока я не разбогатею, пока не стану миссис Гордон.

Девушка подняла глаза, в них появился страх.

– Я надеюсь, лейтенант, что мои показания… что все это будет сохранено в тайне.

– В тайне!

Смит подскочил.

– Что вы скажете на это, Дэйв? Значит, эта девушка не понимает положения, в котором она находится? В тайне, говорите вы! Мисс Эйнсворт, разве вам не ясно, что на основании ваших показаний вас следует арестовать?

Девушка рассмеялась, и Смит снова сел.

– Тогда здесь что-то не так, – заметил он.

Тулли еще не видел лейтенанта таким возбужденным. От создавшейся ситуации ему самому было не по себе. Значит, Сандра Джейн имеет что-то наготове, но что именно? «Я должен был подумать об этом раньше, – сказал он себе. – Она была чересчур самоуверенна».

– Конечно, вы можете меня арестовать, – сказала Сандра Джейн. – Но вам придется очень скоро освободить меня. Кранни Кокс был еще жив, когда я ушла от него.

– Это всего лишь голословное утверждение, – резко возразил Смит.

– Отнюдь. Я могу это доказать. Или же, – продолжала она сладким голосом, – возможно, будет лучше, если вы, лейтенант, добудете для меня эти доказательства.

– Доказательства, что Кокс был еще жив, когда вы с ним расстались?

– Да.

Она подергала юбку.

– Какой ужас, видно, я где-то разорвала подол! Видите ли, лейтенант, я поехала в мотель на такси и вышла из машины вдалеке от мотеля, а дальше шла пешком. Но на обратном пути я села в такси возле мотеля. Кранни проводил меня и остановил такси. Потом, как джентльмен, каким он никогда не был, – помог мне сесть в машину. И я поехала, как леди, если можно так выразиться. Перед мотелем, конечно, немногие женщины садятся в такси. Поэтому я уверена, что водитель запомнил меня и Кранни Кокса, который вел себя так галантно и, конечно, был еще жив. Я могу даже описать вам этого водителя. Ему приблизительно лет пятьдесят пять и у него седые волосы…

Тулли слушал рассказ девушки и видел, что Смит делает пометки. «Хладнокровная маленькая ведьма», – подумал он. Об этом она ему не рассказала.

– Конечно, я проведу расследование, мисс Эйнсворт, – проговорил Смит ледяным тоном.

– О, сделайте это, лейтенант, – засмеялась она.

– Но даже если все это подтвердится, вы останетесь под подозрением. Вы могли инсценировать все это, а Позже вернуться и застрелить Кокса. Другими словами: возможно, что это – симулированное алиби.

– Конечно, это возможно, – промурлыкала Сандра Джейн. – Но «возможность» не является доказательством, если я не ошибаюсь, лейтенант. Мое алиби гораздо лучше, чем вам кажется. Если вы найдете водителя такси, он наверняка скажет вам, откуда и куда он возил меня. Он отвез меня в гости к знакомым, к которым я была приглашена. К людям по фамилии Бэнгсворт. Там было более десятка гостей; они меня знают и могут подтвердить, что я все время была там. Итак, вы видите, лейтенант, что я не могла убить Кранни Кокса.

Тулли сидел, словно бесчувственный.

– Несколько минут назад вы сказали мне, мисс Эйнсворт, что Кокс предложил вам посетить его в мотеле в тот вечер, когда он был убит. Каким образом он сделал вам это предложение? – спросил Смит.

Сандра Джейн подняла брови и немного сдвинула их.

– Я не поняла вашего вопроса.

– Я хочу спросить, он вам написал письмо или позвонил?

– Он позвонил мне.

– Куда?

– К Кабботам. Я была там.

Смит откинулся на спинку стула.

– Но вы же говорили, – он считал, что вас зовут Рут. Как же ему удалось вызвать вас к телефону, когда вы находились в семье, где вас знают по имени Сандра Джейн?

– Ах, вот что, – ответила девушка. – Разве я этого не объяснила? По прибытии в город Кранни быстро разнюхал, каково мое настоящее имя и где меня можно найти. Это он сам потом сказал.

«Вот дрянь! И об этом она мне не сказала», – подумал Тулли. Он закрыл глаза. Энди Гордон, напротив, говорил ему о звонке Кокса в дом Тулли. Тогда вымогатель спрашивал о Рут; это было за два дня до его смерти. В это время Кокс мог действительно еще не знать настоящего имени девушки. Но если он двумя днями позже узнал, что Рут на самом деле была Сандрой Джейн, то почему же тогда он…

Тулли услышал звук отодвигаемых стульев и открыл глаза. Смит и Сандра Джейн уже встали.

– Куда вы собираетесь меня вести? – со страхом спросила девушка.

– Нам придется посетить компании такси для того, чтобы доказать вашу невиновность. Это продлится недолго, Дэйв. Но вы можете не ждать, если у вас есть другие дела.

Тулли покачал головой. Смит увел Сандру Джейн, и Тулли заметил, что она старается на него не смотреть. Он ждал возвращения Смита. В городе было три или четыре компании такси, и это в самом деле не могло тянуться долго.

Часом позже Смит вернулся один.

– Где Сандра Джейн? – спросил Тулли и встал.

Смит зашел за свой письменный стол.

– Я должен передать вам следующее. «Скажите моему любимому свояку, чтобы он меня не ждал. Я возьму такси – мне нужно спешно кое-что предпринять». Под конец я видел, как она вошла в телефонную кабину. Хорошую свояченицу заимели вы!

– Итак, ее история подтвердилась? – спросил Тулли.

Лейтенант пожал плечами и сел на стул.

– Алиби верное. Мне удалось разыскать нужного таксиста в первой же компании. Водитель подтвердил ее показания. Кокс посадил ее в такси. Из книги рейсов следует, что он действительно в это время находился там. И он смог точно описать Кокса. Для верности я отвез его в похоронное бюро, и он опознал труп Кокса.

– Он отвез девушку к Бэнгсвортам, – продолжал Смит. – Я звонил миссис Бэнгсворт, и она подтвердила показания вашей свояченицы. После этого я позвонил еще троим гостям, имена которых сообщила Сандра Джейн. Все они подтвердили, что девушка ушла оттуда не раньше пяти утра – намного позже убийства. Один мой сотрудник проверяет сейчас список остальных гостей. Несомненно, Кокс еще был жив, когда девушка уехала из мотеля, и на последующее время у нее тоже есть алиби. Она вне всяких подозрений, Дэйв. Разве вы не знали этого, когда с ней сюда явились?

Тулли откашлялся.

– Нет, не знал.

Смит посмотрел на него.

– Как обстоит теперь дело с Рут?

– Об этом я хочу спросить вас.

– Во всяком случае, вы теперь знаете, Юлиан, что не Рут принесла в мотель мое оружие.

– Но еще остается невыясненным вопрос с ее именем.

– Каким именем?

– С тем именем, которым Кокс обращался к своей посетительнице. К тому времени он уже знал настоящее имя Сандры Джейн. Почему же он обращался к женщине «Рут»?..

Тулли закусил губу. Он надеялся, что Смит упустит эту деталь.

– Это имеет значение только в том случае, Юлиан, если Сандра Джейн рассказала правду о событиях в комнате мотеля.

– Ее алиби подтвердилось. Нам приходится верить, что вся ее история правдива.

– Значит, вы считаете, что моя жена пришла в комнату Кокса после ухода Сандры Джейн. Но откуда вам известно, что она не была там раньше девушки, если вообще была там?

– Блэк слышала, как Кокс говорил с Рут после того, как Сандра Джейн уже уехала оттуда. К сожалению, это так, Дэйв. Значит, Блэк тоже соврала, когда утверждала, что не помнит точного времени.

Тулли стал метаться по кабинету, как арестант по камере.

– Это всего лишь показания Мод Блэк… Юлиан, ведь женщина умерла. Мне кажется, если дело будут рассматривать на судебном заседании…

– Вопрос о том, будет ли оно иметь юридическую силу, решает судья, Дэйв. Я же вынужден следовать директивам, определяющим мои функции.

В этом случае вы поступаете совершенно неправильно! – воскликнул Тулли. – На каком основании вы упорно продолжаете преследовать мою жену?

– Из-за имени и потому, что она скрылась. И это нельзя назвать преследованием – вы сами это знаете. Почему я не должен считаться с фактами? Вы должны меня понять.

– Но вы не можете найти мотив преступления после того, как Сандра Джейн призналась, что это она пробыла три дня с Коксом в «Лодже».

– В данный момент у меня действительно нет мотива, который я мог бы доказать, это верно, Дэйв… – Затем Смит покачал головой и нехотя произнес: – Вы вынуждаете меня напомнить вам, что Рут была в мотеле. На основании этого мы не можем прийти к заключению, что Рут была знакома с Коксом. Но этот тип был знаком с очень многими женщинами, и я могу исходить из предположения, что он имел связь не только с вашей свояченицей, но и с вашей женой…

– Нет!

Лицо Тулли побагровело.

– Нет!

Он ударил кулаком по столу.

– Нет! Нет! Нет!

Смит молчал, не мешая ему бушевать.

Через некоторое время Тулли замолчал: гнев сдавил ему горло. Он повернулся и быстро вышел из кабинета.


На улице Тулли глубоко вдохнул свежий воздух и попытался овладеть собой.

До самого последнего времени он ни в чем не мог упрекнуть Юлиана Смита, тот всегда хорошо относился к его жене. Но теперь он вспомнил, что Рут всегда была настроена против Юлиана. В чем же крылась причина этого? Может быть, она что-то скрывала и поэтому общество полицейского было ей неприятно?

Тулли понимал, что ярость, охватившая его, была вызвана не отношением Смита к его жене. Причиной тому было его собственное к ней отношение – он сознавал, что пришел конец его любви и самонадеянному спокойствию. Сомнения одолевали его.

Тулли стоял, вдыхал свежий воздух и наблюдал за уличным движением, но, будучи занят своими мыслями, не сознавал, что, собственно, он видит. Он попытался отогнать от себя мучительные мысли, но это ему не удалось.

Если… если Рут находилась в связи с Коксом, то последний должен был знать, кто из них Рут и кто – Сандра Джейн. Но, очевидно, за два дня до своей смерти он еще не узнал о «маскараде» Сандры Джейн, Итак, это «если» неверно. Кокс не был знаком с Рут. Если же это не так…

Тогда, значит, и она воспользовалась каким-то другим именем.

Это можно допустить.

Если предположить, что в прошлом Рут была связана с Коксом, то можно также допустить – не принимая во внимание ее характер, – что и она прикрывалась фальшивым именем. Возможно, так и случилось. «Если», «возможно», «фальшивое»… Тулли прижался лбом к холодной стене.

Кто-то прикоснулся к его руке. Тулли оглянулся.

– Мистер Тулли, вам плохо?

Перед ним стоял полицейский в форме, но без фуражки.

– Нет, нет. Мне просто захотелось постоять.

Тулли выпрямился.

– Я искал вас. Лейтенант сказал, вы только что ушли от него. Вас просят к телефону.

– Меня? Кто это может быть? Где?

– Я покажу вам.

Он последовал за полицейским в здание. Позади барьера стоял стол дежурного сержанта.

– Вы можете поговорить здесь, мистер Тулли. Я переключу сюда.

Полицейский сел за распределительный щит и сказал:

– Одну минутку, миссис.

Затем переключил аппарат.

«Миссис?» – подумал Тулли и взял трубку.

– Говорит Дэвид Тулли. Кто…

– Дэйв, это Норма Херст, – послышался задыхающийся голос.

– Норма? Что случилось?

– Я не знаю. Звонила Мерседес Каббот. Олли не было дома… Она хотела говорить с Олли… Вообще-то с тобой. Она искала тебя.

Фразы сыпались одна за другой. Неужели у нее снова приступ?

– Да, Норма?

Тулли принудил себя говорить спокойно.

– Я уже повсюду звонила, искала тебя. Потом догадалась позвонить в полицию. Есть какие-нибудь новости о Рут?

– Еще нет, Норма.

– Разговор могут подслушивать, Дэйв… даже наверняка. Ты можешь к нам приехать?

– Ну…

– Подожди минутку, мне кажется, я слышу шаги Олли. Я скажу ему, что ты уже в пути.

– Норма…

Но она уже положила трубку.


Олли подошел к двери усталый и измученный.

– А, Дэйв, заходи. Норма сказала, что разыскала тебя в управлении полиции.

Тулли кивнул, затем вошел в гостиную и спросил:

– Что все это значит? Мерседес Каббот ищет меня? Что ей надо?

– Этого она не сказала. Я хотел найти тебя и отвезти к ней.

– Олли? Это Дэйв? – раздался из глубины дома тонкий голос Нормы.

Она ворвалась в комнату со скоростью соломинки, подхваченной ураганом. Тулли ужаснулся, когда увидел ее. Платье ее было разорвано, волосы непричесаны. Выражение лица и глаз производило тяжелое впечатление.

Тулли старался не смотреть на нее, так же, как и Олли. В такие моменты Олли жил, как в аду.

Норма прикоснулась к руке Тулли.

– Дэйв, тебе надо спешить. Ты должен поскорее ее найти.

– Конечно, Норма. Мы будем ее искать, не волнуйся, пожалуйста.

Олли обнял Норму за худенькие плечи.

– Знаешь, мы сделаем все лучшим образом, любимая. Я тебе потом расскажу.

Норма вдруг отвернулась от мужа.

– Мерседес хочет тебе помочь, Дэйв. Она любит Рут, как свою дочь. Поэтому она тебе звонила. Я уверена, что поэтому она и звонила.

– Может быть, будет лучше, если Олли останется с тобой?

– Нет, нет. Я чувствую себя хорошо, в самом деле хорошо. Олли будет сопровождать тебя и поможет, насколько это возможно.

Олли незаметно кивнул.

– Вероятно, ты права, Норма, – согласился Тулли, На улице Оливер Херст пробормотал:

– Оставаться с ней нет никакого смысла, Дэйв. Я должен выполнять ее желания; возможно, тогда она успокоится. Когда она в таком состоянии, лучше не противоречить. Но скажи, на какой машине мы поедем?

– На моей.

Олли посмотрел себе под ноги, ни сели в «империал», и Тулли направил машину к дому Кабботов.

– Я не могу понять, – сказал Олли немного погодя и покачал головой. – Сначала мне показалось, что несчастье с Рут подействовало на Норму благотворно и она стала такой, как прежде. Но теперь ей гораздо хуже, чем прежде.

– Почему ты не отвезешь ее снова на старое место, Олли? Возможно, перемена обстановки будет ей полезна.

«Старым местом» Херст называл древний домик, расположенный в горах, милях в пятнадцати от города. Этот домик Норма унаследовала от своего прадеда. Он поселился там, обрабатывал землю, обтесывал камни. Своими руками он сделал фундамент и построил деревянный дом. Домик хорошо сохранился, и Херсты в былые годы проводили в нем счастливые дни, приезжая туда в конце недели.

Олли Херст покачал головой.

– Ей там ни в коем случае нельзя находиться. Норма стремится уединиться, хочет заползти в пещеру, но психиатр сказал, что ей это противопоказано. Она должна быть на людях.

– Пожалуй, это разумно.

– Сегодня утром она умоляла меня отправить ее туда. Это – реакция на ночной кошмар, который ей приснился. С ней было плохо. Я потратил больше часа, успокаивая ее.

– Какого характера кошмар?

– Она и Рут были на русских горах. Движение все ускорялось и ускорялось. Вдруг на их пути появилась маленькая девочка, у которой не было лица. Их повозка переехала девочку, промчалась над концом рельсового пути, взвилась и понеслась в пространстве среди миллионов звезд. В то же время там было совершенно темно. Вдруг Норма оказалась совсем одна в этой черной бездне, полной звезд. Рут куда-то исчезла.

«И это верно», – подумал Тулли.

Глава 14

Олли Херст следовал за слугой и Тулли через фойе господского дома. Тулли бросилось в глаза, что адвокат явно чувствует себя неловко.

Мужчины, ожидая, стояли молча.

Появилась Мерседес Каббот. Она выглядела очень молодо в юбке, блузке и сандалиях на ремешках. Ее седые волосы были тщательно причесаны, однако глаза и лицо были холодны.

Она оглядела Олли Херста сверху донизу.

– Что с вами, Олли?

Слова ее словно исходили из глубокого холодного пространства.

– Я еще жив, Мерседес.

К удивлению Тулли, голос адвоката был также холоден, как лед.

– И Дэвид здесь?

Она с легкостью повернулась.

– Если не возражаете, сядем на террасе.

Мужчины последовали за ней и слугой. Она указала на два белых металлических стула.

– Хотите что-нибудь выпить?

– Нет, большое спасибо, – ответил Херст.

– Я тоже не хочу, Мерседес, – сказал Тулли. – Мне хочется перейти к делу. Зачем вы меня позвали? Видимо, это не просто дружеское приглашение.

– Все в порядке, Стеллерс, – сказала Мерседес слуге и, когда тот удалился, продолжала: – Возможно, это нечто лучшее, Дэвид. Джордж хочет вам кое-что сказать. Он сейчас оденется и придет сюда.

Ее губы образовали твердую линию.

– Я хотела поговорить с вами об Энди. Вы знаете, где он и Сандра Джейн?

– Нет, – ответил Тулли.

Что, черт возьми, хочет сообщить ему Джордж Каббот?

– Но, насколько мне известно, они собирались вместе удрать.

Мерседес немного побледнела.

– Значит, мой блеф не подействовал. Что же мне теперь делать, друг мой?

– Делать? – переспросил Тулли. – Не имею понятия.

Он сдержался и не сказал, что это ему абсолютно безразлично.

Мерседес тотчас обратилась к Оливеру Херсту!

– А что скажете вы, Олли?

Херст повернулся на стуле.

– Вы хотите выслушать совет адвоката, Мерседес?

– Можете прислать мне счет, – проговорила она невыразительно.

– О’кей, – сказал адвокат. – Они оба – совершеннолетние?

– Да.

– Тогда я с удовольствием дам вам бесплатный совет. Вы вообще ничего не можете поделать.

Тулли никогда не слышал, чтобы Оливер Херст говорил подобным тоном. Нескрываемые чувства горечи, триумфа и соболезнования образовали грубый и необычный для Херста аккорд.

Голубые глаза Мерседес Каббот блестели, как лед холодной зимой. В каких отношениях находились эти люди? Может быть, они имеют глубокие корни?

– Благодарю вас за это сообщение, – ответила Мерседес.

– Вы остались с носом, Мерседес.

– Я не осталась с носом, мой дорогой, – возразила женщина.

Херст ничего не ответил и отвернулся. Солнце отражалось от его лысины; казалось, он осматривает окрестности.

Мерседес Каббот поднялась и подошла к железным перилам веранды. Она встала спиной к мужчинам и ухватилась за перила.

– Странно, как происшествия следуют одно за другим, – проговорила она. – Падает один камень и увлекает десяток других.

Она повернулась, и снова голос ее прозвучал так же холодно, как холоден был ее взгляд.

– Если бы Рут не пропала, Сандра Джейн не превратилась бы в такую проблему. Но Рут здесь больше нет. Эта маленькая ведьма выбрала подходящее время.

«Зачем только я пришел сюда?» – подумал Тулли. Очевидно, она забыла о его присутствии.

– Вы просили у меня совета, Мерседес, – сказал Оливер Херст.

Удивительно, как быстро его голос стал твердым. Он продолжал почти снисходительно:

– Теперь я хочу пойти вам навстречу.

– Вот как?

– Я дам вам дружеский совет: вы должны хотя бы раз в жизни смириться с поражением. Подумайте о том, что вы не всезнающи и не всемогущи.

– Разве я это утверждала?

Олли слегка улыбнулся и покачал головой.

– Неужели вы не сознаете, какая вы тиранка? И какого беспомощного паразита вы сделали из своего сына? Сандра Джейн – неплохая партия для Энди. Я даже надеюсь, что она сумеет сделать из него мужчину, несмотря на те ничтожные возможности, которые вы ему оставили.

Мерседес побледнела и сжала перила своими маленькими руками.

– Вы не имеете права приходить ко мне в дом и говорить…

– Я здесь потому, что вы меня пригласили; прошу не забывать этого.

Адвокат положил ногу на ногу. К его самоуверенности, казалось, присоединилась злоба.

– Но если вы не принимаете моего совета, мне придется извиниться.

Мерседес фыркнула и пошла к своему стулу. Похоже, она успокоилась.

Тулли был поражен. Он не мог понять характера отношений этих людей. Он предполагал раньше, что они только поверхностно знакомы. В конце концов он решил, что все это, черт возьми, не имеет никакого отношения к Рут, и пожал плечами.

На Мерседес упала тень Джорджа Каббота. Его выгоревшие на солнце волосы завивались так, словно он только что вышел из душа. На нем были бермудские шорты и спортивная рубашка.

Увидев Оливера Херста, он нахмурился, однако приветливо сказал: «Хелло» и поцеловал жену в лоб.

– Как я вижу, джентльмены не пьют, дорогая?

– Пока еще нет, Джордж.

– Tы не будешь возражать, если я чего-нибудь выпью?

– Что за глупый вопрос!

Мерседес засмеялась. Теперь, в присутствии мужа, самоуверенность вернулась к ней.

Джордж Каббот бросил кусочек льда в бокал, налил шотландского, критически осмотрел содержимое и добавил воды из серебряного графина. Затем сел, положив ногу на ногу.

– Ну, что будем делать, дорогая?

– Об этом тебе судить, Джордж, – улыбнулась Мерседес. – Верите или нет, Дэвид, я не имею ни малейшего понятия, о чем Джордж собирается с вами говорить. Иногда он не посвящает меня в суть дела.

– Меня просили, – заметил Каббот, – передать это лично вам, Дэйв.

– Что передать?

Каббот отпил шотландского, затем посмотрел на Олли Херста и спросил весьма вежливо:

– Вы доверяете этому человеку, Дэйв?

– Простите, вы о чем? – переспросил Тулли.

– Не принимайте этого всерьез, Дэйв, – сказав Херст. – В этом доме не доверяют адвокатам, и особенно этому адвокату.

– Послушайте, Джордж, – начал Тулли, – я не знаю, куда вы клоните, но должен вам сказать, что Олли Херст – мой друг и адвокат. Все, что вы хотите мне сообщить, можете говорить в его присутствии.

– Право, не знаю, – ответил Каббот все тем же вежливым тоном. – Возможно, в данном случае вам стоит поступить иначе.

Оливер Херст схватился за ручки стула и собрался встать.

– Думаю, мне лучше уйти, Дэйв.

– Ты останешься – мрачно ответил Тулли. – Действительно, Олли, если ты уйдешь, то уйду и я. О чем речь, Джордж? Перестаньте говорить загадками.

– Если Херст услышит, что я собираюсь сказать, он может посчитать своим долгом обратиться в полицию.

– Это дьявольски тяжелый упрек, Каббот, – сердито проговорил Олли Херст – Дэйв только что вам сказал, что д – его адвокат. Адвокаты не бегают в полицию и не рассказывают там о делах своих клиентов.

– Я не собирался никого оскорблять, – с легким смешком пояснил Каббот, – но я получил точные указания.

– Ради Бога, что за указания?! – воскликнул Тулли. – Указания от кого?

– От Рут.

В голове у Тулли зазвенело. Он сознавал, что в последнее время уже перестал замечать, когда от надежды переходит к отчаянию. Разве он всерьез надеялся услышать что-нибудь о Рут, узнать, что она еще жива?

– Жива, – повторил он вслух и сжался, произнеся это слово. Затем радостно воскликнул:

– Она жива!

– Подожди минутку, Дэйв! – сказал Олли Херст, глядя на Каббота.

– Зачем ждать? Джордж, где она? – Тулли вскочил. – Давай, Джордж, говори же!

Он схватил высокого мужчину за плечи и потряс его.

Каббот продолжал спокойно сидеть.

– Дэвид! – крикнула Мерседес. – Дэвид!

– Что?

– Садитесь и слушайте. Я чувствую, что новости будут не очень хороши.

Тулли сел.

– Это произошло несколько часов назад, Дэйв, – начал Джордж Каббот – Я обзвонил по телефону весь город, разыскивая вас. Когда Мерседес пришла домой, она сделала то же самое.

– Он так и не сказал мне, зачем вас искал, – заметила Мерседес, затем нагнулась и сжала руку мужа.

– Я был в управлении полиции.

Тулли облизал пересохшие губы.

– Джордж, ради Бога…

– Она позвонила мне, – пояснил Каббот, – но не сказала, откуда…

– Вы ее спрашивали? – вежливо осведомился Олли Херст.

– Конечно. Но она не пожелала сказать.

– Вы уверены, что это действительно била Рут? – спросил адвокат.

Каббот пожал плечами.

– Это был ее голос, несомненно ее.

– Не могли ли вы ошибиться?

– В таком случае, это была безукоризненная имитация.

– Замолчи, Олли, – хрипло сказал Тулли. – Скажите, Джордж, почему она не позвонила прямо мне, а выбрала вас посредником?

– Я, конечно, спросил ее об этом. Она ответила, что, возможно, полиция подслушивает разговоры, которые ведутся из вашего дома. Кроме того, она опасалась, что вы можете просто послать ее к черту.

– Послать… к черту?

– Именно так выразилась Рут.

– Вот маленькая идиотка, – заметила Мерседес Каббот. – Попала в такую запутанную ситуацию и еще смеет иметь благородные мысли!

– Это должно означать, что она намерена меня покинуть? – трезво спросил Тулли.

– Я только могу повторить, что она мне сказала, Дэйв, – терпеливо продолжал Каббот. – Она сожалела, что вы так долго находитесь в неведении относительно причины ее исчезновения, и сказала, что физически чувствует себя неплохо. Вы больше о ней не услышите, пока она не попадет в безопасное место.

– Безопасное место, – повторил Тулли. – И она не сказала вам, куда намерена отправиться?

– Нет.

Джордж Каббот допил содержимое своего бокала.

– Я охотно все вам сообщу, Дэйв, – продолжал Каббот. – Она сказала, что вам следует начать свою жизнь сначала… В этот момент она начала плакать, и слова доносились неясно. «Скажите Дэйву, что он был единственным в мире человеком, которого я любила». Потом сказала: «Он моя сахарная пилюля», – и положила трубку.

– Что ее?

– Сахарная пилюля. Я так понял, что это – ласкательное прозвище. Когда Мерседес хочет быть особенно милой ко мне, то называет меня «кузнечиком».

– Рут называла вас так, Дэйв? – спросил Олли Херст.

– Да.

У Тулли странно заблестели глаза.

– Только она и я знали это.

– Значит, это действительно была Рут.

Адвокат молча встал.

– Я надеюсь, Каббот, что, несмотря на все, мне можно выпить?

– Пожалуйста.

– Ты хочешь, Дэйв?

– Нет, Олли.

Тулли тоже встал.

– Мне придется сейчас распрощаться с вами. Давайте обойдемся без формальностей.

Он прошел через террасу к двери, но задержался и обернулся.

– Джордж?

– Да, Дэйв.

– Рут говорила о Коксе? Или о мотеле?

Джордж Каббот подмигнул своему бокалу, словно сожалел, что все уже выпито.

– Об этом я задал ей свой последний вопрос. Спросил, застрелила ли она Кокса. Но Рут положила трубку и не ответила.

– Большое спасибо, Джордж.

Тулли покинул террасу.

– Я провожу вас, Дэвид.

Мерседес встала и последовала за Тулли. Олли Херст допил свой бокал и тоже вышел. На террасе остался лишь Каббот, уставившийся в пустой бокал.

Мерседес и Херст догнали Тулли на лестнице.

– Дэвид… мне очень жаль.

– Знаю.

Он взял ее холодную руку. Но Тулли был не в состоянии что-либо чувствовать.

– Это просто беда, – сказала Мерседес.

Тулли с изумлением заметил, что при этом она перевела взгляд на Оливера Херста. Затем, со свойственной ей решительностью, заявила:

– Я не хочу вас больше задерживать, Дэвид.

Мужчины медленно пошли к машине.

– Она ведь тебя имела в виду, Олли.

– Значит, ты заметил это…

Адвокат замолчал. Когда машина миновала участок Кабботов и выехала на улицу, Херст сказал:

– Я был знаком с ее дочерью – Кэтлин Лавери.

– Да?

– Кэтлин была прелестной девушкой. Я учился в колледже и по уши в нее влюбился. Вероятно, она тоже любила меня, во всяком случае, достаточно, чтобы нагнать страху на Мерседес. Я был ничто и никто. Поэтому Мерседес увезла Кэтлин в Европу, где девушка погибла при несчастном случае с лодкой.

– Мне очень жаль, Олли.

Херст пожал плечами.

– Это было так давно.

Однако Тулли заметил, что его друг изменился в лице.

Олли Херст имеет свою адвокатскую контору и свою Норму, подумал Тулли. Мерседес Каббот имеет свой дворец, в котором хозяйничает по своему усмотрению, имеет своего симпатичного Джорджа и воспоминания об умершей дочери.

«А я? – спросил себя Тулли, – Что имею я?»

Глава 15

Когда Тулли вошел в кабинет, лейтенант Смит сказал!

– Ничего нового нет.

На его письменном столе лежали какие-то бумаги, и он, соблюдая секретность, прикрыл их телефонной книгой.

– На этот раз вы ошиблись, Юлиан.

Тулли без приглашения сел возле письменного стола.

– Было бы хорошо, если бы вы уделили мне несколько минут.

Смит недоверчиво поглядел на него. Казалось, сегодня он был раздражен, возможно, даже нездоров… Затем лицо его прояснилось. Тулли наблюдал за сменой выражений его лица, подобной перемене одежды.

Смит взял телефонную трубку и распорядился:

– Никаких звонков, пока я не разрешу.

Затем сказал:

– Теперь у меня есть время, Дэйв.

– Я слышал о Рут.

Юлиан тотчас схватил блокнот и карандаш.

– Вы сами с ней разговаривали?

– Нет. Речь идет об известии, которое я получил.

– Через кого? И когда?

– Три четверти часа назад, через Джорджа Каббо-та. Олли Херст сопровождал меня. Я довез Олли до дома и тотчас приехал сюда.

– Когда Каббот, по его словам, слышал о ней и каким образом?

– Несколько часов назад. Рут звонила ему.

– Откуда она звонила?

– Этого она не захотела сказать.

– Почему она не позвонила лично вам?

– Она думала, что мой телефон прослушивается, – устало ответил Тулли.

– Каббот уверен, что это была Рут?

– Совершенно уверен.

Смит что-то пробурчал. Через некоторое время он нетерпеливо спросил:

– И что же она сообщила Кабботу?

– Основной смысл разговора заключается в том, что физически она хорошо себя чувствует, что собирается перебраться в безопасное место, просит меня начать свою жизнь сначала и забыть о ней.

– Другими словами: «Будь здоров».

Смит откинулся на спинку стула и постучал карандашом по подбородку.

– Ну что ж, Дэйв, если принять во внимание этот телефонный разговор, значит, мои рассуждения оказались правильными, так ведь получается?

– Неправильными, – возразил Тулли. – Совершенно неправильными.

– Вы упрямы, – вздохнул Смит. – Ну хорошо, давайте снова обсудим это дело. Почему вы считаете, что я неправ?

– Непонятно, как вас произвели в лейтенанты, – напрямик сказал Тулли. – Разве вам не ясно, насколько этот разговор на руку убийце?

У Смита немного покраснели уши.

– Обо мне вам не стоит беспокоиться, продолжайте.

– Если Рут не будет найдена, этот разговор может рассматриваться как доказательство ее вины. Все будет разбегаться, как круги на воде. Дело будет удаляться все дальше и дальше от нашего города. Следы будут становиться все более неясными. Будь-здоров! Меня это совсем не радует!

– Ваши рассуждения не кажутся мне бессмысленными, Дэйв.

– Замолчите!

Взгляд Тулли стал твердым.

– Для меня это дело стало теперь дьявольски ясным…

– Вы основываетесь на предположениях и божественном вдохновении?

– Я исхожу из логики и фактов.

– Вот как?

– Не выводите меня из терпения, Юлиан! Выслушайте меня. Рут исчезла не по своей воле, она нескрылась от страха перед наказанием. Вы же не станете отвергать такой возможности, не правда ли? Если она исчезла не по своей воле, значит, ее куда-то упрятали насильно.

– Кто упрятал, убийца Кокса?

– Да. Отсюда следует, что Рут невиновна. Нет, дайте мне договорить! Я допускаю возможность, что Рут в тот вечер была в Хобби-мотеле. Для моих рассуждений не имеет значения причина, по которой она туда пошла. Вы полагаете, что она была когда-то любовницей Кокса и стала жертвой шантажа, а по-моему, она каким-то образом узнала, что у Сандры Джейн возникли затруднения, и захотела ей помочь. Предположим, что Рут была там. Она видела, как Кокс посадил Сандру Джейн в такси, и пошла к нему в комнату. И увидела нового посетителя Кокса. Я предполагаю, что она знала этого неизвестного, иначе не стала бы поджидать его на улице…

– Простите! – перебил его Смит. – Ваши рассуждения ошибочны. Рут никого не поджидала возле мотеля. Она последовала за Кранни Коксом в его комнату и завела с ним разговор – либо о себе, либо о Сандре Джейн, в данном случае это не имеет значения. Постучали в дверь, – это был тот неизвестный, о котором вы говорили. Рут попала в ловушку. Ее никуда бы не упрятали, если бы она не увидела этого таинственного незнакомца. Кокс, вероятно, проводил ее в ванную, затем впустил посетителя. Возникла ссора. Незнакомец схватил оружие, которое Кокс отобрал у Сандры Джейн. Выстрел, и Кокс убит! Рут вскрикивает или каким-нибудь другим, неизвестным нам образом выдает себя. Во всяком случае, убийца обнаружил ее присутствие и куда-то упрятал. Он мог и лишить ее сознания. Так это произошло, Дэйв?

– Да, так и было! – воскликнул Тулли. – Разве это лишено смысла? Продолжим. Почему он не убил Рут? Потому, что он сообразил, что можно свалить вину на нее. Как только он увез ее из мотеля и спрятал, подозрение в убийстве Кокса падало только на нее. Ему оставалось лишь уничтожить следы, которые могли стать уликой против него.

– А позже он не стал ее убивать, – добавил Юлиан, – потому, что она была еще нужна ему для претворения в жизнь его плана. Верно, Дэйв?

– Верно. Он выбрал время для телефонного звонка и принудил ее связаться со мной. Он заставил ее сказать, что она намерена скрыться и что я должен позабыть ее.

– Но каким образом он мог принудить ее к этому?

– Вы шутите, Юлиан? Конечно, он угрожал убить ее или меня. Рут наверняка пошла бы на это, – если бы моя жизнь была в опасности.

– И этот убийца попытается убить Рут, не правда ли? – пробормотал Смит.

– Конечно. Все подозрения он уже направил на нее. Теперь она ему больше не нужна. Само собой разумеется – он ее не освободит.

Тулли хрипло продолжал:

– Он убьет ее, а труп исчезнет. Юлиан, вы должны прекратить свои идиотские поиски Рут как подозреваемой в убийстве. Вы должны сконцентрировать все усилия, чтобы-найти ее прежде, чем она станет новой жертвой! Может быть, и теперь уже поздно!

Лейтенант остался невозмутимым. Тулли вскочил и зарычал:

– Бог мой, Юлиан, неужели вы законченный идиот? Разве я рассуждал не логично? Разве одно не вытекает из другого?

– Все это логично, – согласился Смит. – Только глупо основываться на одних предположениях.

– Каких предположениях! – воскликнул Тулли. – Рут невиновна!

– Возьмем, например, предположение, что Рут упрятали против ее воли. На чем оно основано? Это – просто плод воображения, а не факт.

Тулли облокотился о письменный стол. Он чувствовал нечто вроде горького триумфа.

– Нет, вам придется согласиться с моими рассуждениями. Речь идет не об игре воображения, а о факте.

– Это только одни слова!

– У меня нет объяснения, равносильного присяге, и нет вещественных доказательств. У меня есть только два слова самой Рут.

– Слова самой Рут? – строго повторил Смит. – Что же она сказала?

– Сказала, что сообщение, переданное ею Джорджу Кабботу, ложно.

– Очень интересно. Как она дала знать об этом?

– Она употребила известный лишь нам двоим пароль. Он похож на безобидное ласковое прозвище, но имеет определенный смысл.

Смит нахмурился.

– Я не совсем вас понимаю.

– Разве между вами и вашей женой нет секретного сигнала, Юлиан? Слова или фразы, значение которых знаете только вы двое?

– Ну, есть, – признался сбитый с толку лейтенант. – Когда моя жена хочет пораньше уйти из гостей, скажем, когда ей скучно, то она напоминает мне о случае с О’Тулом. Это и есть наш личный код для «Пойдем домой».

Тулли кивнул.

– А у нас с Рут есть слова «сахарная пилюля».

– Сахарная пилюля?

– Во время медового месяца Рут рассказала мне историю о своей тетке. Это была ипохондричная дама, которая часто обращалась к врачу с жалобами на воображаемые болезни и боли. Он прописал ей пилюли из сахара, и тетка стала чувствовать себя лучше. Эта история позабавила меня, и с тех пор слова «сахарная пилюля» стали для нас обозначением чего-либо выдуманного, неверного. Если кто-то рассказывал выдуманную историю, то я наклонялся к Рут и называл ее своей маленькой сахарной пилюлей. Она тотчас понимала, что эта история – небылица. Если мы находились в компании и, я проявлял интерес к какой-нибудь даме, то Рут иногда говорила: «Правда ведь, мисс Такая-то – очаровательная сахарная пилюля?» Это означало, что жена считает эту даму глупой или не желает поддерживать с ней знакомство.

– Так что же?

– Прежде чем положить трубку, Рут сказала Джорджу Кабботу: «Дэйв – моя сахарная пилюля». Это был намек, Юлиан. Рут хотела мне сказать: «Не верь ни одному моему слову. Все это ложь». Отсюда можно сделать только один вывод: ее принудили позвонить, принудили все это сказать. Подтверждает это мою теорию или нет?

Смит молчал. Тулли озадаченно смотрел на него.

Наконец лейтенант спросил:

– Вы это не выдумали, Дэйв?

– Нет, Юлиан, я ничего не выдумал. Но, если вы мне не верите, позвоните Кабботу.

– Это ничего не докажет. Я только с ваших слов знаю, что для вас с Рут слова «сахарная пилюля» имеют некий смысл. И мне известно лишь то значение этих слов, какое вы указали.

Тулли покачал головой.

– Мне не приходило в голову, что вы можете не поверить мне.

Он пожал плечами.

– Ну что ж, Юлиан, это – то доказательство, какое я мог вам представить. Больше нам говорить не о чем.

Тулли направился к двери.

– Подождите! – воскликнул Смит.

Тулли остановился.

– Проклятие, Дэйв, с этим делом я попал в переплет. Возможно, из-за него я потеряю работу…

Затем лейтенант встал и решительно-проговорил:

– Если ваш анализ ситуации правилен, я должен круто повернуть дело. И действовать нужно быстро, так как в таком случае Рут в опасности. Убирайтесь и не мешайте мне.

Глава 16

Тулли поехал домой.

Войдя в гостиную, он упал в большое кресло. Ноги были словно ватные; устал он до крайности. Сколько же времени прошло с момента его возвращения из Нью-Йорка? День, два, три? Он не помнил.

Юлиан был прав – Тулли не мог больше ничего сделать. Теперь должна действовать полиция и разыскать невиновную женщину, которая находилась в смертельной опасности. Удивительно, но это дело явилось испытанием его чувств к Рут. Вера в нее и сомнения беспрестанно сменяли друг друга. Он прислонился головой к спинке кресла и вытянул ноги.

Сначала он разорвал ее фотографию. Потом собрал клочки и составил их. А теперь самой Рут угрожала опасность быть уничтоженной…

Тени становились длиннее, сумерки сгущались. Ему не хотелось включать свет. При свете он стал бы видеть вещи, которые они вместе приобретали, среди которых жили и которые любили. Свет напоминал о Рут. Да, лучше сидеть в темноте и тишине.

В тишине ли?

Тулли поднял голову и прислушался. Что-то необычное было в этой тишине. Словно кто-то присутствовал в доме. Бесшумно он встал на ноги, прошел через комнату, нажал выключатель и огляделся.

В дверях между гостиной и задней частью дома стояла Норма Херст. «Наверное, она давно стоит тут», – подумал Тулли.

Его бросило в дрожь.

Такой он Норму Херст еще не видел. Ее каштановые с сединой волосы были тщательно причесаны, однако вид был ужасен. Длинное худое лицо ее казалось гротескным, словно маленькая девочка пытается имитировать мать. А ее глаза… Они были совсем ненормальными. Чрезмерно большими и словно слепыми.

– Норма, – обратился к ней Тулли.

Он старался, чтобы голос его звучал как ни в чем не бывало, но ее имя прозвучало, как хрип.

– Что ты здесь делаешь? Как ты вошла в дом?

«Должно быть, влезла через окно спальни», – подумал он.

Норма приложила указательный палец к ярко накрашенным губам.

– Не так громко, – прошептала она. – А то она меня услышит.

Норма говорила странным, дрожащим от волнения голосом.

– Кто тебя услышит, Норма?

– Мать, конечно, – ответила она и немного поежилась, словно от страха.

Огромным усилием воли он заставил себя улыбнуться и взял ее за руку. Рука была ледяной. Норма попыталась освободиться.

– Ты хочешь отвести меня к ней? Она здесь, я знало, что она здесь! Но я не хочу ее видеть.

– Здесь никого нет, кроме нас, Норма.

– Не называй меня так.

– Что? – спросил Тулли. – Как же мне тебя называть?

– Только не этим именем. Не именем этого плоскогрудого страшилища.

– Что ты говоришь, Норма?

– Ты же знаешь, что меня зовут Кэтлин, – строго ответила Норма и отвернулась.

Тулли понял, что придется позвонить по телефону и попросить о помощи. Кому же звонить, Олли? Она наверняка убежала от него. Вернее всего, Олли сейчас ищет ее. Позвонить в полицию? Нет… Доктору Сэдрету!

Доктор Сэдрет был единственным знакомым врачом Тулли. Он не был психиатром, но в случае необходимости мог помочь. Он был в курсе многих дел и знал, к кому можно обратиться.

Норма вышла на середину гостиной. Лицо ее было озабоченно.

– Никак не могу вспомнить, где мы познакомились с Олли. Может быть, на прошлой неделе на танцевальном вечере в сельском клубе?

– Конечно, – ответил Тулли и заставил себя улыбнуться – Извини, я выйду на минутку.

– Зачем? – спросила она твердым голосом.

– Я вспомнил, что должен кое-кому позвонить.

– Нет! – возразила она. – Не звони матери.

Норма обиженно выпятила нижнюю губу.

– Матери? – механически переспросил Тулли.

Как умудриться подойти к телефону?

– Будто ты этого не знаешь! Не прикидывайся! Ты же отлично знаешь, что моя мать – Мерседес Лавери.

Она оглянулась и, нагнувшись, спросила шепотом:

– Она здесь, не правда ли? Она в твоем доме. И Олли называет тебя своим лучшим другом. Куда ты ее спрятал?

Норма снова со страхом оглянулась.

– Мерседес, твоей матери, здесь нет, – пытался убедить ее Тулли. – И, конечно, я лучший друг Олли. Но скажи, пожалуйста, почему бы тебе не сесть, не устроиться поудобнее, пока…

– Это ты, не правда ли?

– Что?

– Лучший друг Олли. Иначе бы мы не могли здесь встретиться. Мама не позволяет нам встречаться в другом месте.

Было трудно следить за ее безумной логикой. Этот проклятый телефон был так близко! Но нельзя рисковать и возбуждать ее. Возможно, это просто приступ.

Норма стала ходить по комнате и потихоньку напевать про себя. Вдруг перед баром она остановилась.

– Я хочу выпить, – заявила она.

– Пожалуйста, Норма…

Тулли замолчал. Он совсем забыл, что Норма не пьет.

– Я же просила не называть меня так, – возмутилась Норма и сердито взглянула на него. – Слышишь!

– Да, да, конечно, Кэтлин. Извини.

– Да, меня зовут Кэтлин.

Тулли спросил себя, не должен ли он применить силу? Может быть, нужно связать ее Или завернуть во что-нибудь, пока не приедет доктор Сэдрет? Нет, решил он. Норма может совсем свихнуться. Лучше выполнять ее капризы, выбрать удачный момент и позвонить, не раздражая ее.

– Я хочу выпить, – сказала Норма прежним тоном, словно между ними не было никакого спора.

– Что ты хочешь выпить, Кэтлин?

Это пришлось ей по душе.

– Теперь ты вспомнил, – вскользь заметила она. – Холодного шотландского, двойную порцию.

– Норма, ты просишь двойную порцию виски!

Неожиданно его осенило, что можно позвонить из кухни.

– Присядь на минутку, Кэтлин. Я сейчас принесу из кухни кусочек льда для твоего напитка.

– Безо льда, пожалуйста, – потребовала Норма.

– Но ты же просила холодного, – смущенно возразил он.

– Безо льда, – повторила Норма.

Тулли налил в бокал изрядную порцию шотландского с содовой и протянул ей. У него вновь появилась надежда. Норма не пила, потому что виски плохо действовало на нее. Крепкие напитки вызывали у Нее тошноту или клонили ко сну. Во всяком случае…

– Спасибо, – сказала Норма.

Она взяла бокал, но пить не стала.

– Выпей, Кэтлин, – сердечным тоном сказал Тулли. – Ты хотела двойную порцию.

– Да, да.

Норма подняла бокал, но лишь едва смочила губы. Тулли повернулся и налил себе почти столько же шотландского.

– Давай пойдем в мой кабинет, Кэтлин. Там уютнее.

Тулли снова заставил себя улыбнуться.

К его удивлению, она согласилась и последовала за ним.

Нужно усадить ее в большое кожаное кресло и добраться до телефона. Если бы кто-нибудь позвонил!

– Вероятно, ты удивлен… – начала сияющая Норма.

Она сидела в кресле так прямо, что он невольно сжался.

– Удивительно, что я нашла такого мужа, как Оливер Херст.

– Конечно.

– Я знаю, что все удивляются. Но люди не подозревают, что прекрасная Кэтлин Лавери – так ведь меня зовут – несчастная девушка. Прекрасная Мерседес – так ведь зовут мою мать – совершенно не желает считать меня человеком. Для нее я лишь богатая наследница. Только Олли Херст считает меня человеком – единственный из моих знакомых. Ты думаешь, меня заботит его внешность? Или то, что он не имеет ни цента? Он с ума сходит по мне. И так будет всегда!

«Наверное, Норма считает, что я должен с большим интересом слушать ее рассказ», – подумал Тулли. И действительно, она сказала:

– Ты же не слушаешь меня.

Норма все так же прямо сидела на краю кресла и держала в руке нетронутый бокал шотландского.

– Нет, нет, Кэтлин, продолжай, пожалуйста, – быстро проговорил он.

– Да, ты опять вспомнил! – засмеялась он а почему же ты меня раньше называл другим именем? Ты же знаешь, что это было жестоко с твоей стороны. Бедная Норма тут ни при чем!

– Извини меня, – ответил Тулли и попытался снять телефонную трубку. – Я говорю, извини меня, потому что мне надо…

– Прекрати, пожалуйста, играть с телефоном, – сердито заметила Норма. – Это нервирует меня.

Он положил трубку на место.

– О чем я говорила сейчас? Ах, да, о Норме. Она – просто комок нервов и чересчур чувствительная. И она некрасивая. Конечно, она безнадежно влюблена в Олли. Она сможет его увлечь, только если меня поблизости не будет. Бедная Норма!

Мурашки побежали по его спине.

– Но удобный случай может представиться, – продолжала Норма, глядя в пустоту поверх своего бокала. – Моя ужасная мать… она предложила мне «компромисс». Она хочет взять меня в трехмесячную поездку по Европе. За это время я ни разу не увижу Олли и не смогу с ним переписываться. Мать сказала, что, если по возвращении домой я все еще буду его любить, то она даст свое согласие.

– Понимаю, – сказал Тулли.

– Но я-то знаю ее. Я знаю, что она вбила себе в голову. Она хочет меня обмануть, как всегда. Она заболеет или выдумает что-нибудь другое, с тем, чтобы нам пришлось вечно быть в Европе. И Норма получит шанс.

– Почему же ты тогда вообще едешь с ней? – невольно спросил Тулли.

– У меня нет другого выхода, я несовершеннолетняя. Но я буду бороться за то, чтобы мать сдержала свое слово.

– А что думает об этом Олли?

– О, он этого еще не знает. Думаю, мне придется уехать. Я должна как можно скорее рассказать ему обо всем.

Тулли принял решение и пошел к двери.

– Я пойду в туалет. Почему ты не пьешь, Кэтлин? Ты же не выпила ни одного глотка.

Норма с усмешкой заглянула в бокал. Тулли выскользнул из кабинета. Он быстро вошел в спальню, закрыл дверь и включил свет. Затем поспешил к ночному столику, где стоял телефон. Когда он стал набирать номер, то услышал, что к дому подъехала машина.

Он вышел из спальни и пошел к задней входной двери, чтобы не обратить на себя внимания Нормы. Подойдя к подъезду, он увидел, как Олли Херст выключил мотор, погасил фары и вышел из машины.

– Олли…

– Дэйв, это ты?

– Да.

– Дэйв, это снова случилось…

– Я знаю.

– Она здесь?! – воскликнул адвокат.

– Не так громко!

Дэйв схватил Олли за руку.

– Она в доме. Я сейчас хотел позвонить доктору…

– Как она себя чувствует, Дэйв?

– Плохо.

Оливер Херст наклонился над своей машиной. В свете, падающем из окна спальни, создавалось впечатление, что он едва держится на ногах.

– Как далеко у нее сегодня зашло?

– Она считает себя Кэтлин Лавери.

Олли был неприятно поражен. Наконец, он сказал:

– Кэтлин Лавери… Почему, Боже мой?

– По всему, что она говорила, Олли, мне кажется, что это лежит в далеком прошлом. Еще до вашей свадьбы.

– Это было счастливейшее время в ее жизни!

– Похоже, что только с виду.

Тулли было тяжело смотреть адвокату в глаза.

– На нее два раза обрушивались несчастья: первый раз, когда маленькая Эмми попала под машину, и теперь, когда ее лучшая подруга, Рут, находится под подозрением в убийстве. Но неприятности у нее начались раньше, Олли. Я не специалист, но, как мне кажется, они начались с того дня, когда она вышла за тебя замуж. Она чувствовала, что лишь смерть Кэтлин сделала возможным ее замужество. И это чувство отравляло ей жизнь.

– Этого я не понимаю, – пробормотал Олли.

– Попробуй, по крайней мере, понять, – посоветовал Тулли злее, чем намеревался. – Разве ты не понимаешь, какой счастливой стала Норма, когда Кэтлин утонула? Но, с другой стороны, ее грызло это чувство. Я раньше просто не знал всего, но теперь мне кажется, что с течением времени все это только усугублялось. Как бы то ни было, сейчас ее нужно поскорее отправить к психиатру.

Олли кивнул. Они поспешили к заднему входу.

– Где ты был, Олли?

– Я заметил, что состояние ее ухудшается, но не предполагал, что это произойдет так скоро. Она просила меня купить кое-какие вещи, и я занялся этим. Когда я приехал с покупками, то не застал ее дома. Я всюду звонил, разыскивая ее, пока меня не осенила мысль, что она, вероятно, здесь. Она могла подумать, что вернулась Рут или что-нибудь в этом роде.

Норма стояла в гостиной у бара и наливала в бокал шотландское. Виски лилось через край переполненного бокала.

Она обернулась. Когда она увидела своего мужа, лицо ее напряглось, словно она вглядывалась сквозь густой туман.

– Олли?

Херст подошел к жене, его бледные щеки подергивались.

– Все будет хорошо, – нервно проговорил он. – Нам надо идти домой, Норма.

Она бросила в него бокал. Он пролетел мимо головы Олли и разбился о стену. Обоих мужчин обдало виски.

– Не называй меня этим именем! – закричала Норма.

Лицо ее исказилось, глаза были мрачными и отсутствующими.

– Это все моя мать, не правда ли? – задыхаясь, проговорила Норма. – Она к тебе тоже приходила, Олли! Все вы против меня!

– Успокой ее, Олли! – воскликнул Тулли.

Херст стоял рядом с ней, но поведение Нормы, видимо, озадачило его. А Тулли подошел слишком поздно.

Норма ускользнула от них и выбежала на задний двор через дверь веранды. Тулли побежал за ней.

– Олли, включи свет во дворе! – крикнул он.

Адвокат бросился к стене и повернул выключатель.

Двор и окружающая его территория осветились ярко, как сцена.

Норма Херст забралась под алюминиевую крышу, прикрывающую садовую решетку для жарения мяса. В руке она держала кухонный нож, в углах рта появилась пена.

– Боже мой! – прошептал Олли.

– Сейчас не время ныть, Олли! – крикнул Тулли. – Надо отнять у нее нож! Подходи к ней справа. Но медленно!

Сам он подходил к Норме слева.

– Не бойся, Кэтлин, – сказал он. – Никто тебя не обидит. Мы хотим тебе помочь.

Он говорил дружеским и успокаивающим тоном, стараясь привлечь к себе внимание Нормы.

– Брось эту вещь. Я хочу с тобой поговорить, Кэтлин… Кэтлин…

Олли Херст был уже близко. Еще два шага… Но в этот момент он споткнулся обо что-то, лежавшее в траве.

Норма обернулась. Тулли подбежал к ней, схватил за руку, в которой был нож, и попытался повалить ее на землю. К его удивлению, она удержалась на ногах и свободной рукой вцепилась ему в лицо. Тулли пришлось защищаться.

– Олли! – задыхаясь, крикнул он. – Схвати ее за руки!

Олли подошел к Норме сзади и обхватил ее. Она зарычала, как зверь, и зубы ее сверкнули на свету. Тулли стал обеими руками отнимать у нее нож. Норма неожиданно выпустила нож, Тулли потерял равновесие и упал в траву на спину. Норма отвела ногу и ударила назад каблуком. Олли Херст вскрикнул от боли и присел на землю.

Норма очутилась на свободе.

Тяжело дыша, она взобралась по откосу, что шел позади дома, где было темно. Тулли отшвырнул нож подальше и побежал за ней. Догнав Норму, он бросился на нее, и она упала на землю.

– Я убью тебя, я убью тебя! – задыхаясь, кричала Норма Херст.

Она трепыхалась, как рыба, в его объятиях и снова пустила в ход руки, ноги, ногти и зубы.

Оставалось только одно, и Тулли решился на это. Он высвободил правую руку и ударил Норму в подбородок.

Глава 17

После того, как Норму увезли на санитарной машине, Олли Херст – у него был вид семидесятилетнего старика – сел в машину и стал медленно выезжать. Тулли шел возле его машины, держась за ручку дверцы.

– Сообщи мне, что скажет психиатр, Олли.

Адвокат с трудом глотнул.

– Дэйв…

– Ну хорошо. Если будет нужно, я тебе позвоню.

Тулли подождал на улице, пока машина Оливера Херста не скрылась за ближайшим поворотом. Потом пошел домой и стал звонить из своего кабинета.

– Юлиан? Это говорит Дэйв Тулли. Мне нужно с вами поговорить.

– О чем? – спросил Смит усталым и раздраженным тоном. – Я только что хотел сесть поудобнее у телевизора.

– Это очень важно, Юлиан. Могу я к вам приехать?

– Ко мне домой? Моя жена ходит полураздетая. Откуда вы звоните?

– Из дома.

– Тогда я приеду к вам.

Тулли положил трубку, пошел на кухню и заглянул в холодильник. Там была только холодная закуска. Он состроил гримасу и налил в чайник воды. Как только он услышал, что подъехал Юлиан, он налил горячую воду в большую чашку.

Когда Смит вошел, Тулли спросил:

– Хотите чашку кофе? Я знаю, что вы не пьете спиртного.

– Растворимый кофе?

На Смите были разорванные брюки, и он был небрит.

– Ничего другого дома нет.

– Ну его к черту.

Он прошел с Тулли в кухню и устало сел.

– Откуда у вас такие царапины на лице?

Тулли поставил чайник на электрическую плиту и тоже сел.

– Поэтому я и хочу с вами поговорить. Царапины я получил от Нормы Херст.

– От Нормы Херст?

Лейтенант уставился на него.

– Когда я пришел домой, она уже была здесь. Она опять совершенно свихнулась, Юлиан, и воображает, будто она – Кэтлин Лавери.

Юлиан Смит медленно вытащил разорванную пачку сигарет.

– Кэтлин Лавери… Это же дочь Мерседес, не так ли? Когда-то давно она погибла в Европе при несчастном случае.

– Точно.

Смит, казалось, был озадачен. Он закурил последнюю сигарету, скомкал пустую пачку, огляделся и сунул ее в карман.

– Как это случилось, Дэйв?

– Олли поехал что-то покупать, а она ушла из дому. Мне пришлось с ней обращаться, как с хрустальной вазой. Она уже совсем свихнулась – вообразила, что она – Кэтлин. Наконец приехал Олли, он догадался, что она здесь. Она совсем потеряла рассудок и стала агрессивной. Схватила мой кухонный нож, и мне пришлось ее нокаутировать. У нее явная мания преследования.

– Где она сейчас?

– В частной клинике Питтмана. Олли предварительно позвонил туда. Она уже один раз находилась там, когда погибла ее дочь.

Смит огляделся, пытаясь найти пепельницу, и, не обнаружив ее, стряхнул пепел в свою ладонь.

– Я еще не понял сути дела, Дэйв. Конечно, мне очень жаль их обоих, но зачем вам понадобился в такой поздний час я?

– Полагаю, что сегодняшний инцидент может иметь связь с делом Кокса.

Смит снова огляделся в поисках пепельницы. Тулли встал и принес ее из кабинета. Смит, казалось, стал лучше себя чувствовать и весело спросил:

– А вы, случайно, не потеряли тоже рассудок, Дэйв?

– Я разумнее, чем вы с вашей болезненной чистоплотностью, – ответил Тулли. – Из сегодняшнего бреда Нормы я узнал следующее: Кэтлин Лавери и Олли Херст были влюблены друг в друга. Они даже хотели пожениться. Мерседес вмешалась в это дело и убедила Кэтлин поехать с ней в Европу и не видеться с Олли три месяца. Проблема разрешилась сама собой, когда Кэтлин утонула в Швейцарии.

– Вот как?

История явно не произвела на лейтенанта большого впечатления.

– А что общего у этой старой истории с недавним убийством в Хобби-мотеле?

Тулли осторожно ответил:

– Я полагаю, что причина убийства Крандалла Кокса связана с этой старой историей. Он, наверное, вернулся сюда, чтобы шантажировать Сандру Джейн…

– И Рут?

– О’кей, возможно, также и Рут. Но обе эти женщины не были убийцами. Я полагаю, что Кокс был убит из-за Кэтлин Лавери.

Юлиан Смит заморгал.

– Вы не сошли с ума, Дэйв?

– Послушайте меня, пожалуйста!

Тулли был возбужден.

– Все эти годы Норму Херст угнетала мысль, что она вышла замуж за Олли только благодаря смерти Кэтлин Лавери. Эта мысль разрослась в ее сознании до такой степени, что она стала отрицать смерть Кэтлин. Она внушила себе, что она сама – Кэтлин.

Тулли наклонился к лейтенанту.

– Слушайте внимательно. Крайни Кокс родился и вырос в этом городе. В молодости он был шалопаем и бабником. Я уверен, Юлиан, – при желании можно будет установить, что Кокс приставал со своими ухаживаниями и к Кэтлин. Норма знает это…

– Откуда?

– Черт возьми, как я могу знать! – воскликнул Тулли. – Возможно, Кэтлин рассказала об этом Олли, когда они дружили. А после женитьбы Олли рассказал Норме. Каким-то образом Норма об этом узнала, возможно, ей рассказала Рут. Но Норма уже жила в иллюзии, что она – Кэтлин. Считая себя Кэтлин, она отправляется вечером к Коксу. Тот не знает, что имеет дело с психически больной. Он говорит ей, что она должна убраться вон, или что-нибудь в этом роде. Вероятно, он рассмеялся ей в лицо, когда она сказала, будто она – Кэтлин. Норма возмутилась, а то, что она легко переходит к насильственным действиям, я сегодня испытал на себе. Оружие было под рукой – мое оружие. Уверяю вас, Юлиан, решение загадки заключается в том, что Норма застрелила Кокса, будучи уверенной, что она – девушка, которая бог знает как давно умерла.

– А ваша жена? – спросил Юлиан Смит.

– Но разве вы не догадываетесь?! – воскликнул Тулли. – В приступах безумия Норма сильна, как мужчина, как дьявольски здоровый мужчина! Мне пришлось ударить ее в подбородок, иначе я не мог бы справиться с ней, а я ведь не слабый человек. Уверяю вас, Норма могла насильно упрятать куда-нибудь Рут, запереть ее там. Возможно, врачи могут дать ей какие-нибудь новые медикаменты, чтобы узнать, где находится Рут. Я знаю, Юлиан, что все это выглядит чертовски нелепо…

Смит нагнулся и прикоснулся к руке Тулли.

– Не горячитесь, Дэйв, иначе вам самому потребуется скорая помощь. Я организовал серьезные поиски Рут. Мы ее найдем.

– Значит, вы не согласны с моей теорией? – с горечью спросил Тулли.

– Нет, Дэйв.

– Почему, черт возьми?

– Ну, хотя бы из-за звонка Рут. Если она невиновна, значит, убийца принудил ее позвонить. Душевнобольная, подобная Норме, не поступит таким образом, насколько мне известно. Душевнобольные неспособны систематически наводить подозрения на другого человека. Во время приступа Норма, вероятно, застрелила бы Рут на месте. Нет, Дэйв, это не пойдет.

Тулли сразу приуныл и устало пробормотал:

– Итак, я снова нахожусь на том же месте, откуда начал. Все, кроме Рут, свободны от подозрений.

Он с трудом встал и подошел к кухонному окну. Этот дом вдруг показался ему похожим на тюрьму.

– Кроме того, – сказал Смит, – сегодня вечером снимок Рут покажут по телевидению. Возможно, это поможет нам в розысках.

– Возможно.

– Мне уже приходилось делать подобные вещи, Дэйв. Нам многие будут звонить – работники бензоколонок, официантки, прохожие – и мы будем идти по каждому следу.

Тулли почувствовал на плече руку Смита.

– Примите таблетку и ложитесь в постель. Обещаю, что лично разбужу вас, если что-нибудь удастся сделать.

– Подите вы к черту, – сказал Тулли.

Глава 18

После ухода Смита Тулли стал бродить по дому. Новая мысль мучила его. Он чувствовал, что совсем недавно услышал нечто значительное. Какое-то слово или указание – Сезам, откройся, – которое, словно молния, осветило скрытую во тьме истину.

Тулли прошел в свой кабинет и стал отчаянно пытаться разобраться в путанице мыслей и чувств. Он сидел неподвижно, но от напряжения пот выступил у него на лбу. Наконец он пробормотал проклятие, ибо ничего не прояснилось.

Поднявшись с кресла, Тулли подошел к телефону. Он хотел получить справку по личному телефону местного редактора «Таймс-Колл» Джека Баллингера.

– Дэйв Тулли? – зевнул Баллингер. – Что случилось?

– Ну, прежде всего, я хочу выразить вам благодарность за ваши действия в истории с Коксом, Джек, – сказал Тулли. – Вы были деликатны в отношении моей жены.

– Мы напечатали только факты. Свои бульварные привычки я оставил в Чикаго. Итак, что случилось, Дэйв?

– Не сможете ли сделать мне одолжение? Мне хотелось бы заглянуть в ваш архив.

– Давайте встретимся перед зданием газеты, – быстро ответил Баллингер.

Когда Тулли подъехал, там уже стояла старая машина газетчика. Журналист выскочил, возбужденный, как старая ищейка.

– Что вы собираетесь предпринять, Дэйв? Я ожидаю своей доли.

– Сам еще не знаю.

Баллингер бросил на Тулли острый взгляд и повел его в полутемное здание. Старый пол дрожал от громыхания типографской машины. Наверху, в отделе новостей, все еще работали три группы сотрудников. Утром газета выходила под названием «Таймс», во второй половине дня она называлась «Колл», а воскресные выпуски именовались «Таймс-Колл». Старик прошел мимо отдела новостей к кабинету, отгороженному стеклянными стенками, открыл дверь и включил свет. Целые ряды полок до потолка были уставлены папками и коробками.

– В утреннем выпуске мы поместим фото вашей жены, – сказал газетчик – Полицейское управление попросило нас об этом. Полиция нашего города, видимо, больше не уверена в виновности миссис Тулли. Причину этого лейтенант Смит не объяснил. В связи с этим появилось что-нибудь новое?

– Она действительно невиновна, Джек.

Баллингер не спускал с него глаз.

– Вот здесь наше кладбище. Что вы хотите найти, Дэйв?

– Кэтлин Лавери.

– Лавери…

Голубые глаза Баллингера стали задумчивы.

– Да, конечно. Зачем?

– Я еще не уверен, – ответил Тулли. – У меня создалось впечатление, что Кокс вернулся сюда по иной причине.

– Например?

Тулли пожал плечами.

– Он поставил все на одну карту и вернулся сюда. У него, я уверен, была на примете дьявольски верная добыча, и он горел желанием пойти на риск.

– И вы полагаете, что все это связано с Кэтлин Лавери?

– Я толком не знаю, как объяснить вам это, Джек. Я делаю отчаянные попытки выяснить все. Возможно, в вашем архиве мы найдем ответ.

Баллингер подошел к картотеке, вынул оттуда карточку и снял с полки десяток маленьких плоских коробочек. Затем стал открывать их одну за другой и достал цилиндрическую кассету.

– Пойдемте к проектору, Дэйв.

– Микрофильм?

Старый газетчик захихикал.

– Техника теперь вошла даже в богом забытые области.

Тулли последовал за Баллингером. Тот включил проектор и вставил микрофильм. На экране появился первый кадр – титульный лист Таймса.

– Обращайте внимание на заголовки, Дэйв. Мы просмотрим страницу за страницей, пока не найдем то, что вы ищете.

Сорок пять минут следили они за жизнью очаровательной девушки. Лавери, отправляющиеся в Европу; Лавери, возвращающиеся из Европы; юная мисс Лавери во время сочельника в сельском клубе, председателем которого была миссис Мерседес Лавери; четырнадцатилетняя Кэтлин Лавери принимает участие в конных бегах… Девушка, сидевшая на породистой лошади, показалась Тулли немного одинокой и потерянной. Затем Кэтлин на соревнованиях по плаванию, в составе команды своей школы. Потом она появилась на теннисном турнире юниоров в Англии. События следовали одно за другим.

А затем – ее смерть.

– Один момент, Джек.

Баллингер задержал кадр, и Тулли прочитал:

«…Во время поездки с матерью по Европе мисс Лавери утонула в Швейцарии. Ее лодка перевернулась па Женевском озере. Вчера на рассвете тело прибило к берегу, где оно и было обнаружено группой спортсменов…»

Тулли внимательно просмотрел и последующие заметки. Это были сообщения о похоронах и некролог.

– Это все. – Баллингер выключил проектор.

– О Крандалле Коксе не упомянуто, – пробормотал Тулли.

– А с какой стати?

– Он имел очень много любовниц, особенно из высшего света. Я полагаю, что он мог иметь связь и с юной Лавери. Она ведь была богатейшей девушкой города, и это наверняка привлекало таких парней, как Кокс.

– Ему бы не удалось влезть в такую семью, – сухо возразил газетчик.

Тулли мрачно смотрел на Баллингера, укладывавшего микрофильм в кассету.

– А все же: почему, собственно, Кэтлин утонула? – неожиданно спросил Тулли. – Судя по этим сообщениям, она была отличной пловчихой. Или вы в это время еще находились в Чикаго?

– Нет, когда это случилось, я уже полгода как жил здесь.

Старик пожал плечами.

– Болтовни об этом в то время было много, потому что швейцарские власти не дали ясного объяснения этому происшествию. Делались всякие предположения. Очевидно, девушка отправилась на лодке одна и, когда лодка опрокинулась, ударилась об нее головой. Может быть, ее свела судорога. А возможно, в темноте Кэтлин делала круги, пока не обессилела.

– Все эти объяснения кажутся мне неубедительными, – заметил Тулли.

Джек Баллингер посмотрел на него.

– Не хотите ли вы сказать, что молодая Кэтлин была убита?

– Откуда мне знать, черт возьми?

Тулли снова стал раздумывать. Приехав домой, он вскоре направился к телефону. Он взялся за трубку и чуть помедлил. Может быть, Сандра Джейн и Энди Гордон уже пересекли границу штата, чтобы пожениться? Сандра Джейн хорошо проделала свою работу… Он набрал номер Кабботов.

К телефону подошел слуга.

Тулли попросил мистера Гордона. Подошел Энди.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Я хочу передать вам просьбу Сандры Джейн.

– Не так громко…

– Она хочет увидеться с вами здесь, в моем доме, и немедленно.

Тулли постарался говорить как можно убедительнее.

– Но я же через полчаса встречусь с ней в «Голубом Ирисе»!

Казалось, для молодого человека было мукой на что-либо решиться.

– Послушайте, юный друг, я только передаю вам слова Сандры Джейн. Мне лично совершенно безразлично, встретитесь вы с ней или нет.

Тулли положил трубку, подошел к большому окну и стал ждать.

Через двенадцать минут фары осветили подъезд к дому. Тулли приоткрыл дверь прежде, чем Энди позвонил.

– Входите быстрее! – скомандовал он.

– Что?

– Входите!

Энди повиновался. Глаза его были налиты кровью, а загорелое лицо, казалось, опухло.

– Где Сандра Джейн?

Юноша сердито оглядывался.

– Ее здесь нет, – ответил Тулли.

– Что вы хотите этим сказать?! – воскликнул Энди. – Вы же только что…

– Мне хотелось поговорить с кем-нибудь о Кэтлин Лавери, – ответил Тулли.

Молодой человек заморгал.

– Что это значит, черт побери?

– Я подумал, что ваш отчим, Джордж, не сможет дать мне точного ответа. А ваша мать вообще ничего мне не скажет. Поэтому я вспомнил о вас, Энди.

Мускулистое тело юноши, казалось, напряглось.

– А у меня, подумали вы, можно все это разузнать. Вы считаете, что я не такой сильный, как моя мать.

– Вы вообще не сильный, Энди.

Юноша набросился на него, как разъяренный бык. Тулли отскочил в сторону и сильно ударил его. У Энди из носа потекла кровь. Он тяжело упал на пол, ощупал нос и, увидев окровавленные пальцы, начал выть.

– Вот так уже лучше, друг мой, – заметил Тулли. – Если вы еще раз захотите меня ударить, я выбью вам зубы.

– Сукин сын, – заныл Энди Гордон. – Я убью вас.

– Я не могу вам этого разрешить. Я должен получить ясный ответ.

– Ответ – на какой вопрос?

– Вопрос, касающийся Кэтлин.

Глава 19

– Крандалл Кокс и Кэтлин – были ли они знакомы?

– Откуда я знаю?

– Она была знакома с Олли Херстом, они даже хотели пожениться. Она также была знакома и с Коксом, не правда ли?

– Я уже сказал вам, что не знаю! Дружище, Дэйв, за это вы мне заплатите…

– Не увиливайте! Мерседес увезла Кэтлин в Европу, потому что хотела помешать ей выйти замуж за Олли Херста. Имел ли к этому какое-нибудь отношение Кокс?

– Не знаю.

– Вы должны это знать. Мерседес сурово правила всеми делами. Она с самых юных ваших лет ставила вам в пример судьбу Кэтлин – пример того, что может случиться, если вы не будете слушаться маму.

Энди прижал к носу платок.

– Вот подождите, Мерседес об этом узнает!

– Мне на это наплевать, – ответил Тулли. – Я должен вернуть свою жену. Вы будете говорить?

– Газеты… – Энди не закончил фразы.

– Я читал газеты, Энди. В них были напечатаны только официальные сообщения. Ваша неполнородная сестра была хорошей пловчихой. Она погибла не от несчастного случая, не правда ли?

Энди взглянул на Тулли, но, увидев выражение его глаз, опустил глаза.

– Да, она погибла не от несчастного случая.

– И она также не была убита. Швейцарская полиция – одна из лучших в мире. Убийство она не могла просмотреть.

– Я не совсем понимаю вас, – мрачно проговорил юноша.

– Кэтлин была дочерью американской миллионерши. Доказательства того, что это – не несчастный случай, отсутствовали. А при таких обстоятельствах швейцарские власти решили прекратить дальнейшее расследование, не так ли?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

Тулли нагнулся к юноше и тихо сказал:

– Кэтлин покончила жизнь самоубийством, не правда ли, Энди? Отплыла на лодке, умышленно перевернула ее и утонула. Вероятно, она оставила записку о намерении покончить с собой, а Мерседес ее уничтожила. Это ведь правда?

– Да, – почти прошептал юноша.

– Почему, Энди, почему Кэтлин решилась на самоубийство?

– Она была беременна.

– Большое спасибо.

Энди встал и пошел к двери. Через несколько секунд на улице зарычал мотор его машины.

Тулли прошел в ванную и умылся холодной водой. Потом пошел на кухню и разыскал в телефонной книге номер клиники Питтмана. Он позвонил и спросил, нет ли там мистера Херста и как обстоит дело с миссис Херст. Ему ответили, что мистер Херст недавно уехал, а о самочувствии миссис Херст никаких справок, к сожалению, дать не могут.

Тулли набрал номер телефона Херста, затем передумал и положил трубку.

Сев в свой «империал», он направился к дому Херста.

Олли открыл ему, выглядел он ужасно.

– Дэйв, я только что хотел тебе позвонить.

– Как чувствует себя Норма?

– Ей сделали укол, и она успокоилась. Врач выпроводил меня. Входи. Что-нибудь случилось?

– Да. Я знаю, как ты себя чувствуешь, и охотно избавил бы тебя от других беспокойств. Но, тем не менее, я вынужден просить тебя об одолжении.

– О каком?

– Я собираюсь поехать к Кабботам и поговорить с Мерседес. Мне хотелось бы, чтобы ты присутствовал при разговоре на случай, если мне придется пристать к ней с ножом к горлу.

– Почему?

– Я все объясню потом. Поедешь со мной?

Олли находился в нерешительности.

– Я не могу тебе отказать. Однако мне претит входить в этот дом.

– Мне бы хотелось избавить тебя от этого, – сказал Тулли. – Но, действительно, Олли, ты должен поехать со мной.

– Хорошо.

Олли надел пиджак и галстук. Тулли ожидал его в машине. Наконец свет в доме погас, адвокат вышел и сел рядом. Тулли развернулся и поехал.

Когда «империал» въехал на участок Кабботов, Олли Херст вдруг спросил:

– Разговор будет не о Рут, не так ли, Дэйв?

– Нет, не о Рут.

– Тогда я не понимаю…

– Я хочу сказать, не конкретно о ней.

Выражение лица Тулли стало решительным.

– Все, что я делаю в последние дни, прямо или косвенно связано с Рут.

Херст кивнул и откинулся на спинку сиденья. Казалось, он съежился.

Джордж Каббот открыл дверь. Вид у него был злой.

– Мы вас ждали, – сказал он. – Входите.

– Значит, вам уже известна эта история? – спросил Тулли.

– Я в курсе дела.

Каббот даже не удостоил Херста взглядом. Он провел их на террасу, где Мерседес ожидала за огромным столом. При электрическом свете она казалась совершенно иной.

– Это было жестоко с вашей стороны, Дэвид, – сдавленным голосом произнесла Мерседес.

– Да, – проворчал Джордж Каббот. – Вероятно, у вас сдали нервы. Почему вы не попытались для разнообразия обратиться ко мне?

– Вы не стали бы со мной драться, Джордж, – ответил Тулли.

Он осмотрелся. На столе в пепельнице дымилась сигарета. Либо Мерседес, либо Джордж курили.

– Если я правильно понял, Энди все рассказал вам, Мерседес? – спросил Тулли.

– Сын рассказал мне, что вы буквально выколотили из него некую информацию, – холодно проговорила она. – Вы действительно выкинули трюк, чтобы завлечь его в свой дом?

– И почему Энди? – спросил Джордж Каббот. – Если вы что-то хотели узнать, почему вы не обратились к Мерседес? Это было бы мужественнее.

– Вы думаете, она бы мне что-нибудь рассказала?

– Конечно, нет, – вмешалась Мерседес.

На Олли Херста она даже не взглянула. Он стоял в полумраке и казался затерянной тенью.

– Когда хотят разорвать цепь, то ищут слабое звено, – пояснил Тулли.

Мерседес налила себе напиток из тяжелого серебряного шейкера. Тулли заметил, что руки ее дрожат. Она никому ничего не предложила, даже не предложила гостям сесть. Затем стала пить большими глотками. Муж стоял возле нее, словно телохранитель.

– Итак, Дэвид, чего вы хотите теперь, после того, как разорвали цепь?

– Выяснить всю историю до конца.

– И затем пойти в полицию?

– Боюсь, что да.

Мерседес снова налила себе. Джордж Каббот взял бокал из ее руки и выплеснул его содержимое за перила. Она подняла голову и посмотрела на Джорджа. Тот покачал головой.

– Что будет опубликовано, Дэвид?

Тулли пожал плечами.

– Лишь самое необходимое, поскольку это будет зависеть от меня.

– После стольких лет вы хотите подорвать ее репутацию, втоптать в грязь ее имя?

– Я не могу ничего подорвать и не могу ничего втоптать в грязь, Мерседес, – ответил Тулли, – Это давно уже сделали другие.

Мерседес сгорбилась на своем стуле. Муж наклонился над ней и взял ее маленькую руку, которая безжизненно легла в его руке.

– Я не понимаю, Дэйв, с какой целью вы псе это делаете? – спросил Джордж Каббот очень вежливо.

– Ради жизни, свободы и счастья, – ответил Тулли. – Ради жизни, свободы и счастья моей жены.

Олли Херст вышел на освещенное место. Он выглядел словно привидение.

– Дэйв, что Энди сказал тебе?

– Правду о смерти Кэтлин. Когда Мерседес принудила ее поехать с собой в Европу, Кэтлин обнаружила, что беременна. И тогда она покончила с собой.

Адвокат посмотрел на него, затем подошел к столу иналил себе в бокал Мерседес. Затем осторожно поставил шейкер на место и стал медленно пить. Мерседес слегка нахмурилась.

– Что ты узнал еще, Дэйв?

– Ребенок был от тебя, Олли?

– Да.

– Она знала о своей беременности, когда отправилась с матерью в Европу?

– Нет. Она написала мне из Швейцарии. Письмо я получил вскоре после известия о ее смерти. Я знал, что она покончила с собой.

Олли Херст отступил в темноту и снова застыл там.

– Я так и думал, что ребенок был от тебя, Олли, – заявил Тулли. – Если бы он был от Крандалла Кокса…

– Замолчите! – прохрипела Мерседес Каббот. – Заткните свой грязный рот!

– Если бы он был от Кокса, тот немедленно попытался бы выманить деньги. Но он как-то пронюхал об этом. Ты не знаешь, Олли, как он про это разузнал?

Тулли увидел, как мелкие капли пота буквально покрыли лысую голову Херста.

– Из письма от Кэтлин, о котором ты упомянул. Ты ведь вместе с Коксом учился в колледже, не так ли? Это, наверное, произошло в то время…

– Конечно, – вмешалась Мерседес Каббот. – Я теперь вспомнила, Оливер. Вы целый семестр жили с Крандаллом Коксом в одной комнате!

– Теперь мне, все ясно, Олли, – сказал Тулли. – Кокс украл у тебя это письмо. Все эти годы он хранил его, как страховой полис. Ты, вероятно, думал, что потерял его, верно, Олли?

– Дэйв… – хриплым голосом проговорил адвокат, затем облизнул губы и повторил: – Дэйв…

Но Тулли продолжал:

– Тайна Кэтлин через пятнадцать лет снова привела Кокса в наш город. Он приехал сюда не для того, чтобы шантажировать вас, Мерседес. Он знал, насколько вы сильны духом. Он нашел более слабое место – тебя, Олли. Ты оказался подходящей для него личностью, ты – видный в нашем городе человек. У тебя есть адвокатская контора и больная жена. Он все это рассчитал. Ты должен был заплатить ему, Олли, чтобы письмо не было опубликовано. Иначе твоя карьера была бы испорчена, а жена, вероятно, окончательно сошла с ума.

Только одного он не предусмотрел, Олли, – продолжал Тулли, собрав все свои силы, чтобы подавить жалость, горечь и отвращение, охватившие его, – только одного он не предусмотрел: тебе, адвокату, было ясно, что его вымогательствам не будет конца.

И ты убил Кокса, не правда ли, Олли?

Глава 20

Человек с блестящим черепом молчал. Он сразу изменился – постарел, похудел и словно стал меньше. Мерседес Каббот и ее муж смотрели на него, будто никогда раньше не видели.

«Вероятно, они до сих пор не видели его настоящего лица», – подумал Тулли.

– Это был несложный случай, и с ним можно было бы легко покончить, если бы не безмерная алчность Кокса, – говорил Тулли в абсолютной тишине. – Но уж таков был Кокс. Он вернулся сюда, чтобы шантажировать тебя, Олли. Но, поскольку он приехал сюда, то захотел заодно встретиться с Сандрой Джейн, которая выдавала себя за Рут. Это было маленькое дельце – предварительный разговор, с которым он хотел мимоходом разделаться. Я задал себе вопрос, почему он не стал требовать у Сандры Джейн немного денег, почему решил подождать, пока она не выйдет замуж за Энди? Ну, это было ясно. Он не хотел размениваться на мелочи, когда у него на крючке была жирная рыба. Как только Сандра Джейн ушла от него, к нему явился ты, Олли.

Он увидел, как Олли Херст с трудом глотнул, словно не мог вымолвить слова. Но прежде, чем он начал говорить, Тулли продолжил:

– Когда ты пришел к нему, Олли, там уже было мое оружие, которое он отобрал у Сандры Джейн. Я не знаю, явился ли ты с намерением убить Кокса или пришел к этой мысли, увидев оружие; во всяком случае, тебе удалось завладеть револьвером. Затем ты обернул оружие полотенцем и застрелил его.

– И в этот момент вошла Рут, – с ужасом добавила Мерседес.

– Так ведь это было, Олли? – продолжал Тулли, – Она последовала за Сандрой Джейн в мотель. Она видела, как ее сестра ушла и как ты вошел в комнату Кокса. И догадалась, что Кокс и тебя держит в руках. И, чтобы помочь тебе – ты же знаешь, она всегда к тебе хорошо относилась, – она вошла вслед за тобой в комнату Кокса. Там она увидела тебя, стоящего с оружием в руке над трупом Кокса. Вероятно, Мод Блэк слышала, как ты назвал Рут по имени. Мод решила солгать, чтобы сделать тебе любезность, Олли. Почему? Чтобы самой тебя шантажировать. Поэтому ты потом пробрался в ее комнату во Флинн-Инн и влил ей в глотку смертельную дозу виски, когда ома лежала бесчувственная на кровати.

У Олли Херста был вид вставшего из могилы трупа.

«Вероятно, он уже не слышит меня», – подумал Тулли.

Джордж Каббот глубоко вздохнул.

– Откуда вы все это узнали, Дэйв? – спросил он.

– Все это вытекало из ряда наблюдений. Сначала я как-то упустил из виду одно обстоятельство.

Тулли теперь тоже тяжело дышал.

– Олли допустил серьезную ошибку. В тот вечер, когда я посетил Мод Блэк. Когда она звонила мне по телефону, она только что переехала из Хобби-мотеля во Флинн-Инн. На следующее утро – в то утро, когда мы обнаружили ее труп, – мы с Олли поехали туда на его машине. Олли сидел за рулем. Ни вечером, ни утром я не говорил ему, что Мод Блэк переехала. В машине мы не обменялись ни одним словом. Однако Олли поехал прямо к Флинн-Инн.

– Лишь много позже я понял всю важность этого обстоятельства, – продолжал Тулли. – Сначала я просто забыл про это. Но, когда мне стало известно об отношениях между Олли и Кэтлин, я вспомнил все и начал догадываться. Отношения с Кэтлин явились для Олли мотивом убить Кокса. Он не мог знать, что Мод Блэк переехала во Флинн-Инн, и, тем не менее, он был в ее комнате и заставил ее проглотить смертельную дозу алкоголя. Я не могу этого доказать, но это и не моя задача-об этом должны позаботиться Юлиан Смит и городской прокурор.

– Дэйв, – прохрипел Херст. – Дэйв, я хочу, чтобы ты понял… Я не знал, что оружие принадлежит тебе. Я видел только оружие и омерзительное лицо… Я не успел ни о чем всерьез подумать, как все было кончено. Кокс был мертв, а затем Блэк пыталась шантажировать меня. Разве вы не знаете, что второе убийство гораздо легче совершить? Я должен был покончить с ней! Она знала все.

– А Рут? – спросил Тулли. – Что ты сделал с Рут, Олли?

– Рут… Она вошла… Я не мог убить Рут… Рут – моя знакомая, подруга Нормы, твоя жена…

Тулли слегка наклонился. Он чувствовал возрастающую ненависть.

– Ты не мог убить Рут, Олли? Ты все еще пытаешься прикинуться моим старым другом?!

Тулли вдруг заметил, что кричит.

– По одной единственной причине ты не убил Рут! Она была нужна тебе, как козел отпущения! А когда ты отвел от себя подозрения, то убил ее? Ты убил Рут, Олли? Куда ты ее запрятал? Она мертва или еще жива?

– Стой, Дэйв!

Джордж Каббот бросился между обоими мужчинами. Это было невероятно, но Олли опередил его. Тулли увидел, как Херст схватил со стола шейкер и ударил им Каббота. Тот упал, и кровь потекла у него изо рта.

А Олли Херст, толстый лысый Олли Херст быстро повернулся, перемахнул через перила и со скоростью газели исчез в темноте.

Мерседес вскрикнула и склонилась над мужем.


Тулли пришел в себя, лишь когда бежал в темноте по траве.

Он не видел Олли Херста. Ему пришлось остановиться и прислушаться. Он бежал, останавливался, прислушивался, затем снова бежал. Когда шаги стали громкими и четкими, он понял, что адвокат добрался до подъездной дороги и теперь бежит по ней.

Тулли не знал, сколько времени продолжается это преследование. Оно казалось ему бесконечно долгим; он потерял ощущение времени и бежал с остановками, ориентируясь по звукам.

Неожиданно он догнал адвоката. Он услышал его хриплое дыхание и вдруг увидел, как толстое тело Олли рванулось в его сторону. Тулли почувствовал, как ударился плечом о грудь Олли, затем о его лицо, и инстинктивно вытянул руки, чтобы смягчить падение. Затем ощутил траву, на которой растянулся, перевернулся и лег на спину. Сильная боль охватила его.

Дэвид Тулли снова пришел в себя, когда преследовал беглеца, сбегая вниз по большому откосу. Внизу находились конюшни Кабботов. В этот момент у него появилась первая разумная мысль: он понял, что у Олли Херста нет никакого плана, никакой цели. Он просто бежит в неизвестность между преступлением и наказанием. Он опасен, теперь он действительно опасен.

Тулли больше не бежал, а шел большими шагами. Между ним и Олли оставался один шаг, когда адвокат скрылся в сарае.

Тулли остановился перед дверью и прислушался. Шум собственного дыхания мешал ему, но он кое-что услышал – тяжелое дыхание крупного зверя, который, выбившись из сил, забрался в берлогу.

– Я пришел, Олли, – сказал Дэвид Тулли.

Ответа не было, слышалось лишь тяжелое дыхание.

– Не делай глупостей, Олли. Я ничего тебе не сделаю. Ты должен только ответить на мои вопросы.

Дыхание стало прерывистым.

Тулли продолжал стоять у двери сарая.

Из-за облаков вышла луна. Ее свет проник в сарай через открытую дверь. Олли не было видно.

– Сейчас я войду в сарай.

Большая часть сарая была, темной.

– Олли! – окликнул Тулли. – Не стоит прятаться, я вижу тебя.

– Нет… не видишь…

Хриплый голос раздался позади него. Тулли повернулся. Олли стоял сгорбившись. Он хватал воздух широко открытым ртом. Свет луны отражался от его зубов, от лысого черепа и от покрытых потом щек. В руках он держал навозные вилы, острия их были в полуметре от горла Тулли.

– Я ничего тебе не сделаю, Дэйв, – прохрипел Олли. – Я хочу только скрыться. Ключ, Дэйв, дай мне ключ от твоей машины!

Навозные вилы приблизились, но Тулли не двинулся с места.

– Рут жива?

– Конечно, жива.

– Где она, Олли? Куда ты ее упрятал?

Он принуждал себя верить, отчаянно принуждал себя верить.

– Дай ключ, – повторил Олли Херст. – Я все равно возьму его, Дэйв. Либо убью тебя, либо ты добровольно его отдашь.

– Я дам его тебе, Олли. Но сначала скажи мне, где находится Рут.

– Сначала дай ключ.

– Так не пойдет, – ответил Тулли.

Может быть, Олли лжет? Вдруг он догадался. Острия вил уже почти касались его горла. Он заставил себя не обращать на это внимания.

– Каким образом ты это сделал, Олли? Куда мог так быстро спрятать свою жертву такой гангстер-любитель, как ты? Ты ведь не мог заранее все приготовить. Убежище должно было уже существовать, находиться в уединенном месте и быть надежным. Конечно, подобное место было в твоем распоряжении. Это – домик прадеда Нормы, построенный в горах. Поэтому-то ты отговорил Норму туда поехать… Погреб для картофеля – хорошее убежище. Не правда ли, Олли, Рут там, в погребе?

Острия качнулись.

– Дэйв, пожалуйста… – проговорил слабым голосом Олли Херст.

– Джордж тем временем позвонил в полицию, – заметил Тулли.

Он почувствовал себя сильным и крепким, как скала.

– Юлиан Смит… Прислушайся, Олли, ты ничего не слышишь?

Издалека доносилось завывание сирены.

– Какой в этом смысл? – тихо спросил Тулли.

Херст стоял неподвижно.

– Если ты попытаешься улизнуть, тебя просто пристрелят. Но ты не должен отчаиваться – поскольку у тебя еще есть друзья. Например, я и Рут. Дай мне вилы. Тулли протянул руку.

Оливер Херст ослабел. Он опустил голову, плечи, руки.

Тулли отобрал у него вилы.


– Рут?

Тулли расслышал ее стоны из-под кляпа и открыл дверь картофельного погреба.

КОРОТКО ОБ АВТОРАХ

Росс Макдональд – его настоящее имя Кеннет Миллар (Kenneth Millar) – родился в небольшом городке Лос Гатос (штат Калифорния) 13 декабря 1915 г. Детство и юность он провел в Канаде, откуда родом были его родители. В Канаде, а затем в США получил высшее гуманитарное образование. В 1932 г. будущий писатель женился на канадской девушке, которая сейчас хорошо известна как писательница Маргарет Миллар. Он преподавал в школе, затем – в высшем учебном заведении, служил в чине офицера на борту эсминца в Тихоокеанском флоте США.

В начале своей творческой деятельности (1944–1948 гг.) писатель опубликовал под своим именем четыре «романтических детектива», включив в их сюжеты автобиографические элементы. В 1952 г. стал доктором английской филологии.

Главное достижение писателя в детективном жанре – серия из 18 романов (1949–1976 гг.), в которых частный сыщик Лью Арчер (Lew Archer) рассказывает о своих приключениях. По жанру они близки боевику, в котором постепенно все большее значение придается социально-психологическому анализу атмосферы, сопутствующей преступлению. Первый роман серии «The Moving Target» (1949 г.) опубликован под псевдонимом John Ross Macdonald, однако после выхода книги обнаружилась «накладка» – коллега по ремеслу, подписывающий свои книги John D. Macdonald, и во избежание путаницы первое имя пришлось сиять.

О ценности произведений Росса Макдональда может сказать тот факт, что некоторые его романы-бестселлеры включались в курсы литературы для колледжей, а вся серия на родине автора именуется «лучшей серией детективных романов из созданных когда-либо в Америке». Росс Макдональд – один из немногих мастеров детектива, кто занимался и анализом собственного творчества; в 1981 г. он собрал все свои автобиографические статьи и эссе в книгу «Self-Portrait: Ceaselessly into the Past».

Умер писатель 11 июля 1983 г. в городе Санта-Барбара (штат Калифорния).


Уильям Айриш – псевдоним американского писателя Корнелла Вулрича (Cornell George Hopley Woolrich). Он родился в Нью-Йорке 4 декабря 1903 г. Детство будущего писателя прошло в основном в Мексике, где работал его отец, горный инженер. Образование получил в Колумбийском университете (Нью-Йорк), где специализировался в английском языке.

Первые романы Вулрича датированы второй половиной 1920-х гг. Это были романтические любовные истории, пользовавшиеся популярностью; их автора даже сравнивали с Ф. С. Фитцджеральдом.

Первое произведение детективного жанра появилось в 1934 г., но наибольший успех выпал на «черную серию» (1940–948 гг.), куда вошли шесть романов, имеющих в заглавии слово «black» (черный). Все они были опубликованы под собственным именем автора. В 1942 г., чтобы уйти из-под эксклюзивного права издательства «Simon and Shuster» на публикацию его произведений, Вулрич взял псевдоним Уильям Айриш. Первым романом, подписанным Айришем, стал «Phantom Lady» (1942).

Критика отмечает среди наиболее характерных примет детектива писателя атмосферу ужаса, причем одним из главных «действующих лиц» в этом процессе является время. Стиль Айриша рассчитан на то, чтобы держать читателя в ожидании все больших и больших страстей и кошмаров вплоть до последней страницы.

Айриш – мастер и короткого жанра; он выпустил свыше десяти сборников такого рода. Именно за вклад в развитие жанра детективного рассказа писатель в 1948 г. был удостоен премии Эдгара По Американского детективного клуба.

Личная жизнь Вулрича не сложилась; близким ему человеком в течение многих лет была его мать, после смерти которой он впал в депрессию. Диабет, алкоголизм, а незадолго до смерти – гангрена, потребовавшая ампутации ноги, свели писателя в могилу 25 сентября 1968 г. Его миллионное состояние стало основой стипендии, предназначенной для студентов Колумбийского университета, которая носит имя матери писателя.


Эллери Квин – литературный псевдоним двоюродных братьев американцев Дэниела Нэтана (Daniel Nathan) и Манфорда Лепофски (Manford Lepofsky). Оба родились в Бруклине (Нью-Йорк) в 1905 г.

Первый успех пришел к ним с детективом «Roman Hat Mystery» (1928), который они написали, приняв участие в конкурсе. Тогда же они сменили свои настоящие имена – Д. Нэтан стал Фредериком Дэннэем (Frederic Dannay), а М. Лепофски – Манфредом Ли (Manfred Bennington Lee). Роман вышел в свет под псевдонимом Эллери Квин; так же звали и его главного героя – сыщика-любителя, автора детективов, который на досуге помогает своему отцу, инспектору нью-йоркской уголовной полиции, в расследовании преступлений.

Впоследствии Эллери Квин стал серийным персонажем 39 романов, героем десяти художественных фильмов, цикла радиопьес, которые звучали в эфире еженедельно в течение девяти лет – с 1939 по 1948 г.

К середине 70-х гг. суммарный тираж романов Эллери Квина превысил 150 млн экз. При известной неравноценности разных периодов творчество Э. Квина считается классикой американского детектива.

В 1930-е гг. братья под псевдонимом Барнаби Росс (Barnaby Poss) издали еще одну серию, состоящую из четырех романов, с актером-детективом Друри Лэйном в главной роли. Ф. Дэннэй под своим настоящим именем Д. Нэтан опубликовал также автобиографический роман о детстве «The Golden Summer» (1953). Ф. Дэннэй был инициатором создания и основным издателем очень популярного журнала «Mystery League Magazine» (с 1941– «Ellery Queen Mystery Magazine»), печатавшего детективные рассказы. Кроме того, он опубликовал ряд антологий, собрал крупнейшую библиотеку детективной новеллистики, находящуюся сейчас в университете штата Техас.

Ф. Дэннэй и М. Ли были сооснователями и сопрезидентами Американского клуба писателей детективного жанра «Mystery Writers of Amerika».

M. Ли умер в 1971 г., Ф. Дэннэй – в 1982 г.

* * *

В серии «Bestseller» читатель еще не раз встретится с героями Эллери Квина. Предлагаем вашему вниманию отрывок из его романа «Дверь между…»


«Почему? – подумала Ева. – Хотя какое это теперь имеет значение? Стоит ли об этом задумываться, главное – Карен умерла». Единственное, чего ей сейчас хотелось, – чтобы Дик был здесь.

Загорелый молодой человек подбежал к двери, прислушался, потом бесшумно открыл ее и с порога осмотрел гостиную. Из гостиной шли две двери: одна в коридор, другая – та, на пороге которой он стоял. Не поворачиваясь, он спросил:

– Вы абсолютно уверены? Может быть, вы заснули?

– Нет, никто не входил и не выходил из этой комнаты.

Он вернулся к ней, на ходу сжимая и разжимая пальцы рук.

– Вернемся к японке. Сколько времени она пробыла в этой комнате?

– Не больше десяти секунд.

– Чепуха. – Он даже покраснел от злости, – Конечно, Карен зарезали в то время, когда вы сидели в той комнате. Вы говорите, что никто мимо вас не проходил. Тогда как же, черт возьми, убийца вышел из комнаты? Даже если предположить, что убийца уже был в комнате, где-нибудь спрятался в то время, как японка приносила бумагу, как же, черт возьми, он вышел отсюда? Ну-ка, скажите мне. Ну, скажите.

– Я не знаю, – У Евы разболелась голова, и она ничего не могла сообразить.

А он все больше и больше злился.

«И почему он так злится?» – подумала Ева.

– Что ж, отлично. Значит, убийца не проходил через гостиную, – говорил он сам с собой. – Но он должен был каким-то образом уйти. Ведь его сейчас здесь нет. Как же он ушел? В эти окна? Нет. Они все загорожены железными решетками. Давайте допустим совершенно сумасшедшую идею. Допустим, что он никогда не входил в эту комнату, все время был за окном, висел на веревке, привязанной к крыше или еще к какой-нибудь штуковине, и сквозь решетку метнул в нее нож. Тогда почему сейчас ножа нет в горле? Нет, это чепуха… и в комнате нет другой двери, ведущей в холл. Только одна, в гостиную. Вот проклятье!

– Это не совсем так, – сказала Ева. – Здесь есть вторая дверь.

– Где? – Он повернулся и осмотрел комнату.

– Но, пожалуйста, не трогайте ее, пожалуйста, не трогайте!

– Где она?

– Карен… Карен никогда никому не позволяла дотрагиваться до нее. Никому. Никто не подходил к ней, даже самые близкие.

Он подошел к Еве совсем близко, она чувствовала на своем лбу его разъяренное дыхание.

– Где она? – требовал он.

Ева прошептала:

– За японской ширмой. Ширма скрывает ее.

Он в два прыжка очутился там и отодвинул ширму.

– Куда она ведет? Ну, быстро отвечайте.

– В… в мансарду. Там Карен работает, там она написала большую часть своих произведений. Туда никто никогда не ходил. Даже мой отец. О, пожалуйста, не трогайте…

Это была самая обыкновенная дверь. Его возбуждение постепенно затихало, он успокоился и стоял, не двигаясь и не дотрагиваясь до двери. Он просто смотрел. Потом повернулся.

– Здесь задвижка. И она задвинута с этой стороны двери.

Он уже больше не сердился. Он просто пристально смотрел на нее, так же пристально, как в тот момент, когда только что вошел в комнату.

– Вы дотрагивались до этой задвижки?

– Я даже не подходила к ней близко. А почему?.. А что?..

Он опять прищелкнул языком.

– Я – я ничего не понимаю, – прошептала Ева.

– Кажется, красавица, для вас дело дрянь. Похоже, что занавес опустится очень скоро.

Со ступенек эркера послышался едва уловимый шорох, от которого у обоих мороз пробежал по коже. Ева почувствовала, как у нее от ужаса буквально зашевелился каждый волосок. Это был булькающий звук, чуть слышное бульканье, издаваемое человеком, и притом… живым…

– О, боже, – прошептала Ева, – она… она…

Прежде чем она успела сдвинуться с места, он прошмыгнул мимо нее. Когда же ноги Евы обрели силу, чтобы двигаться, он уже стоял на коленях около Карен.

Карен открыла глаза и так пристально посмотрела на Еву, что она невольно зажмурилась. Но тотчас снова открыла глаза, потому что все еще слышала это ужасное бульканье, вырывавшееся из разрезанного горла Карен, при этом ее бескровные губы совершенно не двигались.

Молодой человек спросил чуть хриплым голосом:

– Мисс Лейт, кто на вас напал?..

Но он замолчал, так как пристальный взгляд Карен застыл, на искривленных губах появилась кровавая пена. Не успев отвернуться, Ева наблюдала всю эту ужасную сцену.

Молодой человек встал.

– Я готов был поклясться, что она уже мертва. Черт возьми. Она так распласталась на ступеньке…

Он достал сигарету и медленно закурил, потом положил использованную спичку к себе в карман. Все это время он не смотрел на Карен.

– Ну, что вы можете сказать в свое оправдание?

Ева только смотрела на него, она не слышала ни одного его слова.

– Значит, не хватает ума придумать себе какое-нибудь алиби? Кой черт принес меня сегодня сюда? Одуреть можно.

– Вы сказали, – начала Ева надтреснутым голосом, – вы сказали, что я…

– Да, да, красавица моя, вы здорово влипли. Только вот не знаю, кто вы такая: или вы самая глупая на свете бабенка, или вы уж слишком умны.

Он продолжал внимательно рассматривать ее оценивающим и в то же время озадаченным взглядом.

– Что вы хотите сказать? Я не…

– Когда вы вошли сюда, она была еще жива. После того, как японка ушла, и до того, как зазвонил телефон, в этот промежуток времени никто через гостиную не проходил ни в спальню, ни из спальни, по крайней мере, вы сами так говорите. Никто не мог пролезть через-эти железные решетки на окнах. Никто не мог выйти из этой комнаты через вторую дверь, которая ведет в мансарду… потому что эта дверь была заперта на задвижку изнутри. Что же получается? Никто отсюда не выходил. Ну-ка, подумайте хорошенько, что все-таки получается?

Ева задрожала и стала нервно тереть глаза.

– Вы меня извините, пожалуйста, – тихо проговорила она. – Я, кажется, немного… немного устала, знаете, это шок из-за смерти Карен. Я, кажется, ничего не понимаю. Не думаете же вы, что я…

Он притянул ее к себе и повернул так, чтобы она посмотрела в его внимательные серые глаза.

– Я вот что думаю, – сказал он строго, – никто отсюда не выходил потому, что никто и не мог выйти отсюда. То есть, я хочу сказать: вы – единственный человек на этом богом проклятом свете, который имел возможность убить Карен.

Его лицо куда-то поплыло, его молодое, загорелое, овальное лицо… Ричард, Ричард, Ричард. Пожалуйста, приди ко мне. Дик. Дик…

– И не только это, – услышала она его по-прежнему суровый голос. – Не успеет ягненок и двух раз хвостиком вильнуть, как в вашу жизнь вмешается Полицейский департамент Нью-Йорка. Карен Лейт назначила сегодня на пять часов свидание с одним шпиком из Главного полицейского управления, а сейчас без двух минут пять.

Затем она услышала свой собственный голос, далекий и неузнаваемый. Тоненьким голоском она вскрикнула:

– Нет. Я не делала этого! О, пожалуйста, поверьте мне. Это не я! Это не я!

И в то же время другой, внутренний голос повторял: все кончено, ничего больше не будет, ни Дика, ни свадьбы, ни счастья… ни жизни.

Приходя в себя, Ева почувствовала, что ее щеки горят от легких шлепков. И где-то далеко она услышала голос загорелого молодого человека:

– Эй, слушайте, бросьте вы это. Ради всего святого. Вот еще выдумала – обморок. Бросьте это.

Голос слышался все ближе и ближе, и наконец Ева открыла глаза и увидела, что лежит на полу, а загорелый молодой человек стоит около нее на коленях и слегка похлопывает ее по щекам.

– Перестаньте шлепать меня, – слабым голосом проговорила Ева, отстраняя его руку и приподнимаясь.

Я не ребенок.

Он поставил ее на ноги, прижал к шкафу, схватил за локти и слегка потряс.

– Вы зарезали Карен Лейт или не вы? Говорите скорее. Слышите? Вот еще вздумала… обморок.

Он сердито смотрел на нее сверху вниз. В глазах у Евы снова потемнело. Когда-то давным-давно с ней уже случалось нечто подобное. Давным-давно… В Нантакете жил один мальчик с таким же загорелым лицом и серыми глазами, как у этого мужчины. Однажды она упала с дерева и лежала в обмороке, и мальчик начал так же шлепать ее по щекам до тех пор, пока она не очнулась. Раскрасневшись от досады, что упала на глазах у мальчика в обморок, она накричала на него и отшлепала. Вот и сейчас она почувствовала зуд в ладонях и с трудом удержалась, чтобы не вернуть ему шлепки.

– Нет. Я не убивала Карен.

В его глазах было столько подозрения, столько недоумения и мальчишеской неуверенности, что Еве даже стало его жалко.

– Если это сделали вы, скажите мне, я могу держать язык за зубами, если захочу. Скажите.

«Ева Макклур, – думала между тем Ева, – помолвленная девушка, предмет зависти всех ее подруг, центр ее собственной маленькой вселенной… попала в ловушку». Она чувствовала, как дверца ловушки захлопывается, ее острые зубцы уже больно прокусили Еву. И она осталась совсем одна. Карен – уже остывший труп, доктор Макклур далеко, Дик Скотт – соблазнительное лакомство, которого ей уже никогда не отведать. Она осталась одна в этом мире мерзкой действительности, в этой ужасной комнате с трупом, кровью на полу и загорелым молодым человеком… Она осталась одна с этим сердитым молодым человеком, который крепко держал ее за локти. Или нет. Это она держалась за него. За него так удобно цепляться, у него такие сильные руки, такие теплые, так охотно предлагающие ей помощь.

Примечания

1

Лиззи Верден – участница нашумевшего в США преступления.

(обратно)

2

Sorrow – горе, печаль, joy – радость (англ.).

(обратно)

Оглавление

  • Росс Макдональд Могила в горах
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  • Уильям Айриш Женщина-призрак
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  • Эллери Квин Женщина с тёмным прошлым
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  • КОРОТКО ОБ АВТОРАХ
  • * * *
  • *** Примечания ***