КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

За пределом (том 2) [Кирико Кири] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кирико Кири За пределом (том 2)

Глава 51


Говорят, что прошлое имеет плохую привычку повторяться. Просто потому что человек, как бы он ни кичился и ни старался казаться другим, даже меняя себя, остаётся человеком.

Одиннадцатый класс. Десятое апреля.

Мне шестнадцать.

Этот день удивительно похож на тот, с которого однажды началось моё падение. Но да, это другой день. С того момента, как однажды я шагнул за пределы своей скучной и размеренной жизни, прошло семь месяцев. Семь долгих и в то же время стремительных месяцев.

Но похож этот день лишь внешне, ведь стоит оглянуться, и сразу становится понятно, насколько сильно всё изменилось за это время. Да чего уж, насколько сильно всё с января, когда я ещё ходил в свою старую школу. Насколько изменился с того момента я сам и жизнь вокруг меня. Правда, были и некоторые схожести…

— Томас, твоя работа, — учительница остановилась около меня, стукнув костяшками по моей парте. — Поторапливайся.

Я напоследок окинул свой лист взглядом и протянул ей исписанный бланк. Проблем не будет — я готовился к этой контрольной и знал, что там будет всё правильно. Конкретно этот класс, в котором я оказался, сильно отставал по программе, и то, что в моей школе давно прошли, здесь только-только начали проходить.

Худая, словно недоедающая учительница пятидесяти лет с огромными очками недовольно забрала мою работу и подошла к следующей парте.

Да, есть и схожести… но в основном…

Я оглядываюсь, обводя взглядом свой новый класс.

Вокруг меня сидят… самые разнообразные люди, общее имя которым — сброд. Если есть ещё более точное название этой группе лиц, то я бы обязательно использовал его, но сброд, пожалуй, наиболее точно описывает их.

Справа от меня сидит бритоголовый парень с лицом, не обременённым интеллектом. Оценки подтверждают мои слова. Сидит, откинувшись на спинку стула, скрестив руки и надувая раз за разом жевательную резинку, пренебрежительно поглядывая на класс вокруг меня. Встречается со мной взглядом, презрительно хмыкает и отводит его. Позади сидит конкретный такой вышибала с лицом-кирпичом с стрижкой под ёжика. Большие надбровные дуги, хмурый угрожающий взгляд. Вся кожа его лица… словно обветренная и грубая, будто у бывалого громилы, который вышибает долги. Передо мной сидит девушка с хищным лицом и типажом «шлюха на охоте». Тусуется вокруг таких же модниц, стараясь держать уровень. Чуть дальше прокуренная девушка, более скромно раскрашенная, но с видом быдловатой особы, которая даёт только плохим парням и вполне может вломить при случае. Входит в тот же уровень, что и прошлая.

Весь контингент вокруг меня в той или иной степени выглядит или как быдло с улицы и гопники с подворотни, или как из не самых хороших семей, где родители либо бухают, либо забили на детей. Так что окружение полностью вписывается в то место, где я оказался.

Сильверсайд. Нижний город.

Котёл падших и потерянных душ, как написали однажды в газете. И мне кажется, что по большей части они правы. Падших здесь немало, и ещё больше потерянных, в число которых я и вхожу.

И здесь я уже два месяца.

Жизнь круто меняется, заставляя тебя приспосабливаться к ней, если хочешь банально выжить. И я приспособился. Немало в этом помогли навыки, приобретённые на той работе на печально известного в узких кругах Стрелу.

Какие навыки?

Ну… будучи добровольным работником в криминале, я получил как кое-какой набор знаний о жизни, так и вербальный и невербальный опыт общения с некоторыми контингентами, включая и стойкость к ним. Скажем так, закалил собственный характер.

Попади я в такое место сразу, и чёрт знает, что бы произошло. Но я уже был частично готов и имел достаточную самостоятельность с уверенностью, чтоб не растеряться в новом месте и начать крутиться, пытаясь не помереть с голоду и от холода. Вряд ли прежний я до той работы смог бы действовать так же, правда…

Не возьмись я за ту работу, и здесь бы не оказался.

Но… смысл вспоминать об этом? Теперь другая жизнь и другой я.

В конце концов, Лапьер Нурдаулет Ерофеевич шестнадцати лет от роду умер на горах Сихотэ-Алиня: разбился на машине вместе с остальными и теперь покоится неизвестно где. Теперь есть Томас Блэк шестнадцати лет со страшными шрамами на одной половине лица и порезами с другой. Его голос сиплый, словно он постоянно болеет — сорвал от крика на природе. И Томас не весит сто килограмм, как бы странно это ни звучало — он весит семьдесят пять.

Как так могло получиться, что мой любимый жир просто исчез? Как оказалось, если около семи или восьми дней не есть, а из них ещё и около пяти-шести выбираться из леса после снегопада, вес сам собой испаряется.

Ну, не сам испаряется, естественно… хотя я рисковал раз и навсегда распрощаться не только с собственным жиром, но и с жизнью.

После аварии мне пришлось выбираться из заснеженного леса. Продирания сквозь заметённый лес выматывали настолько, что сваливался спать я, не чувствуя ног, а наутро они болели так, что хотелось выть. Всё же снег был нешуточный, настоящий снегопад, от чего дорогу иногда заметало мне едва ли не по живот. Единственным способом не сбиться с неё было ориентироваться на туннель из деревьев, выстроившихся вдоль неё.

Когда же поднимался выше на обветренные горы, слой снега на дороге значительно сокращался, а иногда и вовсе практически сходил на нет, открывая под собой чёрный обледенелый асфальт. Но в то же время в таких местах, где выдувало снег с дороги, ветер был такой, что сдувал и самого меня. Хорошо, когда дул в спину, но когда он дул в лицо, это была настоящая песня… По ощущением сравнимо с ударяющим под давлением песком или кусочками стекла в лицо. Ни разу подобное не приходилось чувствовать, но уверен, что ощущения схожие.

Снегопад шёл всего полтора дня, однако в дороге я пробыл, наверное, около четырёх или пяти. Не сильно длинный путь занял у меня достаточно много времени из-за того, что всё завалило снегом. Я едва ли не прокапывал иногда себе дорогу.

От того и ночевал я тоже в лесу.

Я никогда не увлекался подобным экстримом, что не мешало мне читать о том, как ночевать зимой в лесу абсолютно без всего. Учитывая тот факт, что я вообще любил читать и читал иногда всё подряд просто потому, что мог, было приятно осознавать в тот момент, что это действительно мне пригодилось. Я несколько ночей подряд после пути устраивался в ямах, что образовывались около стволов елей, чьи кроны создавали своего рода крышу над головой. Укутывался во всю ту одежду, что взял с собой у людей дома, после чего засыпал. А как просыпался, сразу в путь, чтобы немного разогреться после ночи.

Что касается еды… было не удивительно, что с меня спадали штаны, из-за чего мне пришлось подвязаться поясом одного из пальто. После двух дней голод сошёл на нет и был скорее лёгким, не сильно мешающим — как оказалось, было главное переждать первые дни, когда живот крутило с голода. Да и холода я не испытывал. Будучи всё в тех же штанах, что дала мне Сирень тогда на рынке, ботинках, изорванном пуховике и лыжной маске, я не сильно чувствовал холод или в случае оного закутывался в пальто, что прихватил с собой. К тому же, после снегопада температура не падала низко, почему и температура была в пределах нормы, когда я не рисковал замёрзнуть насмерть.

В борьбе с голодом мне помогали ещё и сигареты — глушили голод. Покурил и вроде как не хочешь уже есть. Хотя они выполняли и другую роль, помогая избавиться от голосов сестёр в моей голове, что возникали с завидной частотой. Это был один из первых признаков того, что у меня начинала ехать крыша.

И всё же подобные проблемы с головой у меня были неудивительны.

Последние дни после аварии я провёл в заснеженном лесу абсолютно один. Один на один с собственными мыслями, с собственной болью и бесконечным заснеженным лесом. Иногда всё становилось настолько плохо, что я кричал. Кричал во всё горло, пытаясь перекричать собственные мысли и боль, которая обрела голос дорогих мне сестёр.

Тебя все предали… один, ты один… Лишь пустышка, возомнившая, что может всё… И теперь ты расплачиваешься за это…

Хуже было то, что дорогие мне голоса озвучивали то, что я чувствовал. Я полностью понимал и принимал тот факт, что семья меня не предавала. И отец сделал это не по доброй воле, а лишь из-за того, что необходимо было выбирать.

И он сделал выбор. Правильный выбор.

Я хотел бы сказать ему, что в той ситуации он всё сделал правильно. Правильно выбрал — спас как можно больше людей, пожертвовав всего одним. Смог спасти то, что можно было спасти.

Но одно дело логика, другое — то, что говорит твоя душа. А в душе я чувствовал себя преданным. И голоса спешили мне озвучить всё, что я чувствовал, пытаясь сломить не только логику, но и меня самого.

Да, эти дни были отнюдь не лёгкими.

Первое время я пытался не обращать на голоса внимания, но они становились громче, назойливее, куда более раздражающими. Мне начало казаться, что обладательницы голоса действительно сейчас рядом со мной и говорят мне это. И когда это становилось невыносимо, я начинал кричать. Буквально срывать голос, заглушая голоса собственным криком и выпуская всё накопившееся напряжение. А после закреплял всё сигаретами, которые, кстати говоря, уже подходили к концу.

И надо сказать, что мне это помогало. Но вместе с душевным спокойствием я сорвал себе окончательно голос. Своеобразная плата за покой сознания. В этой борьбе мне помогало и само моё незапланированное путешествие. Наличие хоть какой-то цели смягчало душевные терзания.

Я помню, что они спрашивали меня: зачем ждать? Разве не я хотел буквально умереть от горя? Зачем бороться, когда можно просто и мирно умереть? Именно эти мысли и были внутри меня. Зачем я борюсь? Зачем продолжаю идти дальше, когда ничего нет — ни жизни, ни смысла существования? Всё, что меня интересовало, осталось там, вместе с семьёй.

Логикой я мог найти причины двигаться вперёд, но они не удовлетворяли меня. Даже страх смерти не был настолько веской причиной, чтоб я не свёл счёты с жизнью. Я чувствовал, что просто пожелай и дай слабину, позволив себя захватить своему душевному состоянию, и страх смерти не станет препятствием.

Это чувство, что тянуло меня на дно во всех смыслах, можно сравнить с депрессией. Тебе не хочется жить, ты не видишь смысла существовать, потому что всё будущее не имеет смысла. Ну приду я в Силверсайд, и что? Зачем жить дальше? Куда стремиться? Ради чего? Чтоб всю жизнь проработать чёрт знает кем просто чтоб существовать и помереть под конец в своей каморке? Не легче ли просто сразу сдохнуть, чтоб не растягивать собственные мучения?

Я держался лишь на собственном упрямстве, нежелании сдаваться, раз уж выжил, и силе воли. В конце концов, ведь это нормально — вот так страдать, когда твой мир переворачивается с ног на голову, верно? Но и, как самая страшная непогода, она имела конец.

Я знал причину, почему убиваюсь, пусть этот факт мне и не сильно помогал преодолеть душевные терзания. Причина была в том, что если бы надо было выбирать и будь я там, то сам бы проголосовал за себя.

Но проблема заключалась именно в том, что меня никто и не спросил, от чего я чувствовал, что делали это за моей спиной. Именно за спиной, без моего ведома, словно избавляясь от меня втихушку.

К тому же, меня волновали не только метания в душе, которые сводили меня с ума. Я ещё и не знал, куда идти и куда податься, что никак не сказывалось на моём психическом здоровье. Моё будущее… оно выглядело для меня в тот момент нереальным, каким-то туманным и непонятным, как, наверное, и для любого, кто в первый раз покинул дом без всего. Я не знал, куда мне податься, где найти работу, да и вообще кто возьмёт меня здесь. Ведь я был несовершеннолетним и изуродованным в чужом и довольно криминальном городе.

Но как мне казалось в тот момент, пусть уж лучше меня мучают такие вопросы, чем те, покончить ли мне жизнь самоубийством или нет. Хотя факт того, что я осознавал проблему, уже помогал мне не скатиться на дно депрессии.

Я даже перестал бояться леса, со скучающим видом иногда бросая взгляд на возвышающиеся по обе стороны лесные тёмные стены, от которых иногда доносились потрескивания, хруст и скрипы. Ещё до того, как я стал таким и узнал о мире много нового, ночной лес меня пугал. Мне казалось, что в нём постоянно что-то прячется, смотрит за мной, наблюдает, выжидает… Будто там, за деревьями, что-то есть, какое-то чудовище из фильмов ужасов…

Сейчас же мне было плевать. Настолько плевать, что встреть упомянутое чудовище, я бы может и испугался бы, но не так, как до этого. Ведь опыт с чудовищами наподобие пещерного тролля у меня был. А когда знаешь, что можешь встретить, страх уже не такой сильный. Зная, что такое есть, сам страх становится как к обычной опасности, а не как к неизвестности.

Меня куда больше пугало то, что я не мог выбраться.

А потом я вышел к деревне. Но не спешил к ней сбегать, плача от радости и облегчения и двигаясь прямиком в объятия местных жителей. Я понимал, что если вдруг дом Кун-Суран решит выяснить, что же стало с беглым мальчишкой и куда пропали люди, они примутся расспрашивать всех жителей деревень по пути нашего следования. Даже если они не знали, куда уехали закапывать меня их люди, они могут вполне не полениться опросить деревни. И наверняка кто-то да расскажет, что к ним вот спускался подранный пацан, и опишет меня. А там будет уже делом принципа, потому за мной отправят просто киллера, который рано или поздно меня найдёт.

Поэтому я не подходил близко к деревням, чтоб в снегу следов не оставить, обходя их по дуге, пока не выбрался к трассе. Там я даже не стал ловить попутку, так как парень с разорванным наполовину лицом точно отпугнёт любого водителя. Просто шёл по дороге, пока не дошёл до границы Маньчжурии и города-государства Сильверсайда. Да, когда-то он был частью Маньчжурии, но теперь имел собственную территорию вокруг города, которую частично выкупали дома для своих поместий, чтоб не жить с грязными плебеями в городе.

Это был настоящий блокпост на границе, через который проезжали все машины и который, скорее всего, затребовал бы у меня документы, чего мне надо было избегать. Однако блокпост скорее был для виду, так как стоило мне углубиться в лес, как тут же никакой границы и не стало. Спокойно прошёл на территорию другого государства.

А потом ещё через несколько километров я был на подступах к городу Сильверсайд, но только со стороны нижнего города, что было мне плюсом. Светиться среди нормальных людей в верхнем не очень хотелось, а вот нижний… Впрочем, очень скоро я и сам увидел, что из себя представлял нижний город. Как и понял, что затеряться здесь смогу даже я со своим лицом.

Итого, добрался до него я где-то за шесть-семь дней, абсолютно голодный и уставший, не в силах даже стоять нормально на ногах. Столь долгий голод вкупе с такими физическими нагрузками на организм дали о себе знать усталостью, сонливостью, головными болями и раздражительностью. Сердце иногда начинало сильно биться, словно я бежал, хотя буквально несколько минут назад всё было в порядке.

На тот момент мне нужно было поесть. По крайней мере, об этом говорил мой организм, хотя я прекрасно понимал, что смогу ещё неделю прожить без конкретной ломки. Я даже уже по привычке старался не обращать на это внимания и гадал, сколько же килограмм сбросил за этот довольно долгий кросс.

Ровно до того момента, пока не наступила долгожданная ночь. Её-то я и не забуду никогда, свой первый день в этом чудесном городе, так как ночевал я сначала сидя на лавочке, пока не замёрз, а потом на теплопроводе под трубой, где её теплом даже снег растопило. Словно какой-то бездомный, забился под трубы поглубже от чужих глаз, свернулся калачиком, укрывшись в пальто, и уснул. А на следующий день я смог лицезреть то место, где мне предстояло жить и выживать.

Если честно, я представлял себе немного другое место. Малу описывал его несколько иначе, и я ожидал увидеть если не клоаку мира, то клоаку этого континента, где насилуют на каждом углу, трупы несчастных валяются через каждые сто метров у тротуаров, бандиты разъезжают на дорогих тачках, давя несчастных стариков, и стрельба является такой же неотъемлемой частью жизни, как и рокот двигателей оживлённого города. Но на деле, когда я вылез из-под теплотрассы, увидел перед собой совершенно другой город.

Что он мне напомнил?

Чикаго или Нью-Йорк тридцатых годов. Возможно, сказался тот факт, что всё же Сильверсайд был городом эмигрантов, который возводили люди буквально на свой вкус и цвет, строя то, что умеют, или пытаясь воссоздать то, что покинули. Эта часть города считалась когда-то хорошим районом, почему и выглядел примерно соответствующе тем людям, что здесь когда-то жили. Но их потом не стало, время сменилось, а дома остались, как какие-то декорации к гангстерским фильмам. Не хватало лишь соответствующих машин.

Серые кирпичные здания, действительно похожие на городские дома старых мегаполисов, выстраивались рядами и шли вдоль улиц. Классические железные пожарные лестницы снаружи, словно паутина. Фонарные столбы, все обклеенные листовками; потёртые, видавшие и лучшие времена машины, некоторые буквально прогнившие. Прохожие, которые выглядели зажатыми, скрытными и своей аурой будто говорили, чтоб к ним никто не приближался.

И теперь это был мой дом.

Глава 52


Но возвращаясь к моей нынешней реальности — теперь я ходил в одну из школ Нижнего города, больше похожую… на… не знаю даже… Вроде школа как школа, но выглядит обшарпанной, грязной и криминогенной. Ты чувствуешь здесь скорее угрозу, где каждый встречный может создать тебе проблем. Все бросают на тебя взгляд, но не тот, что в моей школе, спокойный и безразличный, а оценивающий и даже, я бы сказал, хищный. Я чувствовал этот взгляд, знал его ещё по прошлой работе. Часть из них ещё не стали теми, с кем я работал, но в скором будущем наверняка вступят на этот путь.

— Итак, все, кто хочет поступить в двенадцатый класс, должны подойти после уроков ко мне. Кроме тебя, Томас, — хмуро посмотрела она на меня. — Нам нужны документы. Настоящие документы, а не имя и фамилия на туалетной бумаге. Ты понял?

— Да, — с безразличием ответил я.

— Отлично. Тогда все свободны, постарайтесь не засирать свой класс, так как вам ещё и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра и так далее учиться здесь.

— Значит, кто-то будет выгребать этот мусор, — крикнул один из парней, и все весело поддержали его.

— Чтоб не пришлось его выгребать, просто не надо мусорить, — довольно грубо ответила учительница. — Есть вопросы?

Она не была похожа на моих прежних учителей. Более строгая, более холодная, грубая и стойкая. Можно сказать, она больше напоминала злого сержанта, только не кричала так же. И я мог понять почему, ведь и дети, — если таких можно назвать детьми, — с которыми она имела дело, были ещё теми личностями.

Я молча наблюдал за классом. Видел то, как одни поддерживают предложившего идею и веселятся, другие хихикают в сторонке, словно что-то предвкушая, третьи сдержанно улыбаются, четвёртые жмутся. Всё как в старой школе, всё те же слои, где есть крутые, нейтральные и те, на кого всё будет сыпаться.

Я скорее относился к нейтральным, так как здесь пусть и недолго, всего две недели, но они прошли весьма спокойно. Может считали меня недостаточной добычей для их интереса, особенно глядя на моё лицо, а может и в принципе было плевать на какого-то изуродованного чела. Да и я молчал как рыба, отвечая только на уроке, ни с кем не переглядывался, никого не сверлил взглядом и вообще не делал ничего такого, что могло бы кого-нибудь спровоцировать. Кончались уроки, я тут же уходил, буквально никого не касаясь. Меньше контакта с людьми, меньше проблем.

Хотя и проблем, как таковых, здесь особо не было на первый взгляд. За всё время я видел всего разборок пять, и только две закончились дракой. Одна до крови.

Издевательства… были, но куда менее жестокие, чем любят показывать по тому же телевизору. Возможно, кого-то и макают в унитаз, но лично я не видел. А таких как, например, выливать грязную воду на голову, раздевать при всех или что-то в этом роде видеть мне не приходилось. Большинство было из разряда подзатыльников, кидания бумажками и так далее. Несколько раз выбивали стул из-под человека. Учитывая, где я нахожусь и что это за люди, такие издевательства были вполне безобидными.

Были и другие вещи, о которых я слышал, но с которыми сталкиваться не приходилось — рэкет и продажа наркотиков. Одним промышляли в туалетах, и пусть я не знал, что там можно достать, но вряд ли что-то тяжёлое. Скорее всего грибы или траву максимум.

Про рэкет… я лишь краем уха слышал, что с части учеников, а иногда и со всего класса, если это младшие, трясли деньги. В буквальном смысле слова взымали за пользование туалетом или же собирали как дань. Как я понял, некоторые из учащихся были привязаны к своим кураторам, которые собирали деньги с определённого круга лиц. Так при мне один из «крутых» парней забирал деньги у вполне добровольно отдающего ученика. Меня это… пока обходило стороной. Да и правда была в том, что денег у меня не было. Не было от слова совсем, ведь я даже не мог позволить себе съездить на автобусе, который здесь ходил. Это был тот момент, когда даже цент становится значительными деньгами.

Но я не отчаивался, ведь, в конце концов, у меня была хоть какая-то работа, которой хватало на жизнь. А ещё цель, которую найти было очень нелегко.

Вернее, цель найти было легко — нелегко было сделать так, чтоб я начал к ней стремиться. Побороть желание свести счёты с жизнью и чувство, которое давило, заставляло меня не видеть будущего. Другими словами, было очень сложно заставить себя просто жить дальше, отвернувшись от прошлого, а не забиться в угол и сдохнуть.

Но я смог. Просто жил дальше через силу, действовал, не давая себе даже думать о случившемся и теребить старые раны. Убеждал, что тот человек умер, и теперь есть новый человек, которому до прошлого нет дела. И чтоб подкрепить свои слова, я сначала искал работу. Потом искал, где жить, потом работал до упаду, чтоб даже мыслей не было об этом.

Первое время работать вместе с моим желанием сдохнуть было очень тяжело — я выматывался как физически, так и морально. Однако потом это потихоньку стало сходить на нет. Всё меньше и меньше грусти и тоски в душе, всё меньше и меньше мыслей об этом. Как и любая боль, будь то похороны близких людей или же расставание с любимыми, моя боль начала притупляться. Я мог бы написать эссе на тему «Как мне было плохо», но не буду этого делать. И так ясно, что мне пришлось пережить.

Вместо душевной боли в итоге на первое место вышла цель — поступить в университет. Моя заветная мечта, ставшая маяком в тёмной бухте, указывающая путь. Хотел ли я этого реально? Плевать, главное, что я знал, куда двигаться, и не позволял себе грустить. Как поступлю, сделаю себе новую цель, к которой буду стремиться и ради которой буду жить. А пока университет был в приоритете. А для этого надо было накопить денег, закончить школу и сделать документы.

Да… новая цель заставляла меня двигаться дальше. И пусть иногда на меня накатывали волны депрессии, однако они уже не могли сравниться с тем, что было в начале.

— Итак, раз у вас нет никаких вопросов, можете быть свободны, — захлопнула она журнал и, напоследок окинув нас взглядом, вышла из класса.

Все дружно зашумели, засуетились, начали собираться. Кто-то уже сбивался в кучки, кто-то, подобно мне, играл в одиночку, не сильно стремясь присоединяться к кому-нибудь.

Девчонки, местная элита из чирлидерш и просто девушек, не обделённых лицом, весело шумели, тарахтя на весь класс, куда или к кому пойти.

— Меня Милк звал к себе, у него сегодня пати и там будет Розг, — толкнула одна другую несильно. Тебе же он нравится?

— Да, но…

— Он только что расстался со своей девушкой. Давай, это твой шанс!

— Да, верно! — поддержала подругу другая девушка. — Давай, Нэнси, идём! Всё лучше, чем в кафешке сидеть!

Буквально за моей спиной уже тарахтели «крутые парни», состоящие из гопников разных сортов, часть из которых уже успели пометить себя татуировками.

— Я жарил её так, что она визжала на всю квартиру, — хвастался один из них с безразличным видом. — Сегодня пойду уже к Кате.

— Это которая Сизого?

— Да… — отмахнулся он.

— Он же тебя убьёт за это.

— Да я ему ебало порву, если рыпнется. Давно руки чешутся…

Бла-бла-бла…

Стараясь не касаться никого, я покинул класс. От разговоров крутых людей, чьи интересы дальше потрахаться и набухаться не уходили, мне становилось тошно. Конечно, у каждого свои интересы, но понтоваться тем, сколько раз ты обблевался, и делать целым достижением в жизни то, что ты смог с кем-то переспать — такой себе уровень.

Попав в коридор, я уверенным шагом направился к выходу. В коридоре вдоль стен или около торговых автоматов кучковались, общались и спорили ученики, больше похожие на только что вышедших из мест не столь отдалённых. Краем уха я слышал общие темы их разговоров — кто к кому сегодня пойдёт бухать, кто с кем на свидание или обсуждение нового сериала или игры.

Все они больше походили на подростков, которые очень сильно хотят быть похожими на взрослых. Нарочито громко матерящиеся и строящие из себя плюющих на всё парни и чересчур громко хихикающие и хвастающиеся перекрашенные девушки. Возможно, просто я здесь не в теме, так как для меня нормой были несколько иные ценности. Хотя понять причину такого поведения я всё же мог — это демонстрация себя и своей силы, чтоб отпугнуть возможных обидчиков.

Пройдя по грязным коридорам школы около шкафчиков учеников, часть из которых были сломаны, я спустился по лестнице на первый этаж. Здесь людей было ещё больше, образовывалась целая живая очередь на выход, так как там дежурили охранники с рамками металлодетекторов. Не стоит забывать, где я нахожусь, потому такие меры предосторожности были весьма кстати… для школы. По периметру школы тоже стояли камеры, чтоб любители таскать всё запрещённое не попытались протащить это через окна. А вот в самой школе камер я как-то не наблюдал — то ли все сломали, то ли их просто не ставили.

Вместе с живым потоком я направился к выходу на улицу, а как выбрался, уже в более разряженном потоке двинулся к выходу с школьной территории.

Сама школа была окружена невысоким кирпичным забором около метра восемьдесяти. Это было скорее символически, так как на моих глазах некоторые перемахивали через него без особых проблем. Да чего уж, даже я бы смог через него теперь перемахнуть со своим-то весом.

Покинув территорию школы, я тут же свернул налево по направлению к работе. Нормальной работе, а не той, которой я когда-то занимался. А работал я теперь посудомойкой и поломойкой в одном захудалом ресторанчике, если так можно было назвать ту забегаловку.

Выбор на него пал неспроста. Ведь я работал на кухне, и пусть даже какие-то просроченные продукты, но мне иногда да доставались. А ещё обед за счёт заведения, что облегчало моё финансовое бремя. Конечно, мне пришлось немного походить, чтоб найти себе место с моим-то лицом, но оно того стоило, действительно стоило. Именно благодаря этой работе я не помер с голода.

Восемь дней без еды — это было очень сильно. В обычной ситуации, как я читал, человек сбрасывает около десяти кило, однако я постоянно двигался и сжигал едва ли не в два раза больше, чем положено. И теперь я меньше всего походил на себя прежнего — толстячка с видом домашнего ребёнка, любящего книги. И пусть мои увлечения никуда не делись, узнать меня было теперь сложно.

Кстати, первой моей едой, которую я смог раздобыть в этом городе после восьми или семи суток похода, был скромный обед для бездомных — гречка с какими-то котлетами. Пусть на вкус это и были какие-то жидкие помои со странным вкусом, а котлета скорее из сои, чем из натурального мяса, однако это была едва ли не самая вкусная еда, которую я пробовал. Я до сих пор ходил туда при возможности, чтоб поесть, и с моим лицом вопросов ко мне вообще не возникало.

До первой зарплаты я ночевал в ночлежке для бездомных среди грязных, пропитых и опухших товарищей по несчастью. Прожил там около двух недель, ночуя в большом зале среди явных бомжей и алкашей. Вонь иногда была такой, что хотелось заклеить собственные ноздри, так как у некоторых людей ноги в буквальном смысле этого слова гнили, а тело покрылось коркой грязи. Если думаешь, что падать больше некуда, всегда можно посмотреть на бездомных. Некоторые из них не меняли носки так долго, что те каменели и сами по себе становились ботинками, а ноги в них гнили и превращались с ними в одно целое. Один раз я увидел это, и… больше смотреть мне на подобное не хотелось.

Нижний город… Как я и говорил, он слишком сильно походил на старые американские города, построенные по квартальному типу — прямые улицы, перекрёстки, узкие улочки между домов, где творилось чёрт знает что. Грязный, загазованный и серый, тем не менее, он продолжал жить своей жизнью.

Вон кошка гнала жирную крысу, которая успела юркнуть в ливнёвку. Чуть дальше, между домов, облокотившись на стены и мусорные баки, стояли и курили парни из местной банды, поглядывая на прохожих. Вдоль бордюров скопился мусор, по большей части окурки. По тротуару спешили серые прохожие, иногда сталкиваясь плечами, но словно не замечая этого. Это всё вкупе и было Нижним городом, хотя самое его сердце было в другом месте.

Я свернул в одну из улочек, чтоб выйти на другую сторону квартала. Обычно старался не сходить с главной улицы, проходящей между кварталами, но здесь можно было пройти вполне безопасно.

Хотя бывали места, где ты, пройдя по улочке или через подворотню, буквально попадал в лабиринт, ещё более грязный и серый, чем сам город. И если там, около главной дороги, это был ещё более-менее город, то здесь, внутри, скрытые от посторонних глаз, начинались настоящие трущобы.

Они выглядели как очень узкие улочки, где с трудом разъезжались две машины. Дома зачастую стояли слишком близко друг к другу. Иногда здесь попадались старые полуразрушенные здания, что остались ещё с основания самого города, а теперь ставшие прибежищем для местных банд или чего похуже. Даже бездомные ночевали всегда на теплотрассах подальше от таких мест. В таких злачных подворотнях царило запустение, мрак, мусорные баки и железные двери, часть из которых вела в интересные заведения. Там же ты мог купить всё что душе угодно — от малолетней шлюхи, о которой никто не хватится, до извращённых садистских развлечений.

Это был словно город внутри города, совершенно другой мир, отличавшийся даже от главных улиц Нижнего города. Тут ты был буквально сам по себе, и никто не придёт к тебе на помощь в случае чего. Можешь кричать или стрелять из пулемёта — никто не хватится, всем будет плевать. Такой метаморфоз происходил именно ночью, хотя и днём я никогда туда не совался, даже если там можно было сократить путь.

Сейчас же я быстро двигался на другую сторону через нормальные относительно безопасные дворы. Где-то из окон иногда кричал телевизор или ребёнок. Один раз я слышал, как ругались мужчина с женщиной. Прямо передо мной из подъезда выскочило несколько детей и бросились на детскую площадку в центре двора, которая выглядела как какие-то… руины из ада.

На другой стороне меня встретил поток машин. Среди них мелькнул вполне неплохой спорткар, принадлежащий, скорее всего, местному наркоторговцу, работающему на наркобарона Нижнего города. Я проводил его взглядом и двинулся дальше. И уже через двадцать минут заходил через чёрный вход в забегаловку, которую хозяин гордо именовал рестораном. Попал в небольшой коридор с тремя дверьми. Слева в комнату персонала, вправо в туалет, а напротив меня на кухню и в обеденный зал.

— Привет, Оскар, — кивнул я толстому повару, который двигался вразвалочку, буквально переваливаясь с одной ноги на другую. Его живот был таких размеров, что там смог бы поместиться ребёнок. Да чего уж, его как поднос можно было использовать, чем, скорее всего, и занимался дома Оскар, сидя на диване перед телевизором. Сам он только что вышел с кухни и поставил коробки из-под овощей в коридоре.

— Здорова, Томми, — он кивнул на коробки. — Выброси их. Обед в комнате персонала и потом сразу за работу. Эрнест сегодня что-то не в духе, словно комар за яйца его укусил. Я тебя прикрыл, но не испытывай судьбу.

Эрнест — это хозяин этого убогого места, давшего мне хоть какую-нибудь работу.

— Он всегда не в духе, — вздохнул я, подняв коробки.

— Но сегодня он бьёт все рекорды по нервотрёпству.

В этот момент из комнаты персонала выскочила девчонка в переднике официантки с волосами, раскрашенными в разные цвета, словно у панка. Ей, насколько я знаю, было двадцать четыре года, хотя поведение, по моему скромному мнению, не ушло дальше не самой умной восемнадцатилетки. Она бросила на меня быстрый взгляд.

— О, Том, тебя Эрнест просил помыть туалет. Говорит, какой-то ублюдок там всё засрал, — сказала она и быстро направилась исполнять свои обязанности после обеда.

— Засрал в каком плане? — поморщился я, предвкушая неприятную работу.

— В самом прямом, — ответила она и скрылась за дверьми.

Вот она, моя реальность. Не считая смены места положения, мне казалось, что ничего не изменилось, разве что теперь я сам оплачивал все свои счета. Школа, работа, дом и минимум свободного времени. Такое ощущение, что всё, чего я добился за свою недолгую жизнь — это опустился ещё ниже, чем был.

С другой стороны, я продолжал жить и даже смог наладить собственную жизнь. Пусть хоть так, но всё же стабильность, которой мне не хватало в последнее время. А там и, глядишь, устроюсь получше.

Глава 53


Работа в забегаловке не была пыльной. Это место не пользовалась огромной популярностью у людей, посетителей было довольно мало, и, как следствие, работы тоже было мало. Одной официантки с разноцветными волосами, которую звали Сабиной, хватало за глаза даже в самый загруженный день, чтоб разносить заказы. Я же мыл немногочисленную посуду, тёр полы и столы три раза в день, выносил мусор. При этом меня кормили, и я имел хоть какие-то копейки.

Однако, как мне казалось, общепит не являлся основной сферой деятельности этого места. Всё-таки деньги на зарплаты должны были откуда-то браться, верно?

Ответ был очень прост — мне хватило пару раз увидеть нескольких постоянных посетителей, которые на первый взгляд выглядели обычными людьми. Но я уже успел насмотреться на «обычных» людей, чтоб узнать в некоторых из них бандитов.

Это были явно не члены местных уличных банд — кто-то явно посерьёзнее, кто имел мозги не выпендриваться перед всеми и вести себя тихо и прилично. Скорее всего кто-то из торговцев наркотиками, оружием, контрабандистов или же люди какого-нибудь клана. Они приходили, по-дружески общались с хозяином этой забегаловки, после чего обедали и уходили. Ничего особенного.

А иногда к нам на склад привозили ящики и коробки, которые мой работодатель Эрнест категорически запрещал даже просто трогать. Как бы вот и ответ. Да и я не строил иллюзий — наверняка здесь процентов восемьдесят было так или иначе связано с теневым бизнесом. Ну, по моим прикидкам. Но меня это не сильно беспокоило. Я лишь намывал посуду, не сильно отвлекаясь на посторонние дела Эрнеста, которые меня касались только зарплатой. Всё лучше, чем есть у храма дармовую еду для малообеспеченных.

— Ты там скоро, Томми? — поинтересовался Оскар, облокотившись на стену позади меня, когда я домывал посуду. Время уже шло к закрытию.

— А что, горит? — поинтересовался я без интереса, не оборачиваясь.

— Горит, парень, горит. Пойдём, курнём немного перед тем, как порядок наведём здесь и закроемся, — Оскар буквально не мог покурить один. Звал с собой или Сабину, или меня. При этом большую часть времени на перекуре он просто молчал. — Потом захватишь списанное, если что нужно. Там ещё вроде суп остался.

— Спасибо. Ладно, я сейчас… — пробормотал я, смывая напором воды пену с тарелок. — Угостишь сигаретами?

— Опять без своих? — возмутился он. — Блин, тебе и пожрать оставь, и сигаретами угости! Вот же мелочь пошла наглая!

— Как деньги будут, куплю себе, — пожал я плечами. — Но раз ты предлагаешь мне покурить, то может затесалась лишняя?

— Затесалась-затесалась… — буркнул он недовольно. — Заканчивай давай уже…

Вообще, Оскар не был плохим человеком. Большой такой толстяк, до которого мне ещё в лучшие свои дни было далеко, а теперь и подавно, он отличался ворчливостью человека, который везде мог найти причину, из-за чего можно было поворчать. Это была его отличительная черта — ворчать. Возможно, от того он ещё находил смысл в своей жизни. Но в то же время его всегда можно было о чём-то попросить, конечно, в пределах разумного, и он никогда не отказывал. Списать просроченную продукцию, которую завтра всё равно выбрасывать, наложить ещё одну порцию мне домой, если была возможность, угостить сигаретами…

— Готов, — отставил я в сторону вымытые тарелки.

Мы вышли через чёрный вход на улицу. Перед нами открывался прекрасный вид на глухую тёмно-бордовую кирпичную стену противоположного дома без окон и дверей, узкую улочку, мусорные баки и мёртвую кошку, которой в живот вгрызалась крыса.

— Твою мать… — пробормотал Оскар, отвернувшись. — Вот же сука…

— Аппетит отбило? — нейтрально спросил я. Эта картина не вызвала у меня каких-либо эмоций. Неприятно, но не более.

— А ты шутник.

— Ну не плакать же, — пожал я плечами.

Мы замолчали. Молча курили, думая каждый о своём. Я так и не бросил курить. Возможно, потому что этот горький вкус напоминал мне о чём-то родном. А может я уже подсел, как и многие другие. Но что точно, так это успокоение, которое я чувствовал при каждом таком вдохе, когда дым заполнял мои лёгкие. Всё становилось менее… острым. С каждой затяжкой мир вокруг нервировал всё меньше, и раздражительность просто сменялась усталостью.

За это время пейзаж слегка сменился — на другом конце появился бездомный и теперь шустро обыскивал мусорные вёдра, гремя металлическими крышками в поисках еды.

— Смотришь на это всё и думаешь — в какой жопе же теперь я живу, — вздохнул Оскар.

Все наши перекуры можно было разделить на две части. Те, когда мы молчим, и те, когда Оскар начинает философствовать. Причём конкретно так, пессимистично, от чего даже меня иногда пробирает и приходится просить ещё одну сигарету, чтоб успокоить нервы. Толстый пессимист, что может быть лучше? Причём начинал он свои разговоры ни с того, ни с сего, просто на ровном месте.

— Так сделай, чтоб не жить здесь, — пожал я плечами.

— Легко сказать. Вам, молодым, вообще всё легко говорить, пока до дела не дойдёт. Но в моём-то возрасте… я уже отживаю своё. Того глядишь, и инфаркт схватит, — вздохнул он и, не глядя на меня, спросил. — А ты? Надолго задержишься здесь?

— Выгоняешь?

— Просто, — пожал Оскар плечами. — Просто спрашиваю… Смысл тебе, молодому, сидеть в этой дыре?

— Деньги. С моим лицом, думаешь, много где примут?

— Ну так сам виноват, гнал же. Теперь пожинаешь плоды своей глупости.

Гнал… хех… Я всем говорил одно и то же — ехал на мотоцикле очень быстро, путешествовал. А когда пошёл снег, не справился с управлением и упал, ободрав себе лицо об асфальт, а мотоцикл разбив. Довольно реалистичное объяснение причины возникновения таких шрамов, практически и не придерёшься, глядя на них.

Поэтому да, можно сказать, что причины этих шрамов крылись в моей глупости.

Хуже то, что это отчасти было правдой.

— Но я не об этом. Ты собираешься потом куда-то идти или останешься здесь?

— Так-то да, но уходить мне пока некуда, — качнул я головой. — Надо по крайней мере восемнадцать лет получить, чтоб уже можно было нормально устраиваться работать. А ещё получить аттестат по окончанию школы, и там в какой-нибудь универ, чтоб было высшее образование, а потом как пойдёт.

— Как пойдёт, — хмыкнул он. — Ну хоть не остаёшься здесь, и то хорошо.

— А ты агитатор за здоровый образ жизни и правильное будущее? — покосился я на него.

— Агитатор… хах… Скажешь тоже… Скорее таким же был, как мудаки из банд. Хрень творил, а потом стал слишком старым для этого, и вот, — он хлопнул по своему большому пузу, которое издало звук, словно били в барабан, — никто и ничто без всего. Обидно, знаешь ли.

— Из-за собственной глупости? — стрельнул я в него его же словами.

— Верно подметил, — усмехнулся он. — Именно так, из-за собственной глупости. Повёлся на эту цветную хрень и стал… никем.

— И теперь агитируешь молодых не становиться такими? — безразлично поинтересовался я.

— Видишь её? — кивнул Оскар на бездомного вместо ответа.

— А это она? — прищурился я, вглядываясь.

— Она, она. Большинство детей без надзора предков становятся вот такими. Гуляют, блядуют, думают, что могут остановиться, но потом уже поздно, и они оказываются на самом дне. Вон та девка — прямое доказательство моих слов. Сразу видно, что из дома сбежала, как и добрая половина всех детей в городе. Думала, что лучше всех жизнь знает. Так что вдруг мои слова что-то да изменят, а? Станут ключевыми, что не дадут хотя бы тебе спуститься на такое дно.

— И многим ты это говоришь? — поинтересовался я.

— С кем заходит подобный разговор, — ответил Оскар.

— А многим помогло?

— Ну… — он со вздохом посмотрел на бродяжку, — как я сейчас вижу — нет.

Так себе результативность. Но, зная Оскара, это было в его духе. Вечно ворчливый и недовольный, он всё равно помогал тебе, если попросить по-человечески. По крайней мере, за два последних месяца он сложил о себе у меня именно такое впечатление. Например, мне первое время помогал с едой, когда я объяснил, что вообще на мели. Правда, я тогда слукавил — у меня было довольно ценное имущество от людей дома, однако их я берёг, если наступит действительно безвыходные чёрные дни.

— А ты откуда её знаешь? — кивнул я на девушку.

— Да ходила раньше здесь, еду вымогала, что выбрасывать собирались, работу искала. Как ты прямо.

— Она здесь работала? — задал я вопрос.

— Нет, тогда нам никто не нужен был, — покачал Оскар головой. — Позже она куда-то пропала, а сейчас вновь объявилась.

— А ей сколько?

— Да… примерно чуть старше тебя. Может… восемнадцать, так где-то на вид. Сам-то я не спрашивал.

Я повнимательнее присмотрелся к фигуре, что сейчас уже успела перерыть все помойки. Отсюда я даже предположить не мог, чтоэто реально практически мой ровесник сейчас там роется. Бомж бомжом со стороны, и даже предположить, что это девушка, было тяжело. А уж тем более молодая…

Для меня это не было новостью. Ещё до появления меня здесь после того, как Малу упомянул Нижний город, я успел пробить это место. Если говорить про детскую преступность, то она здесь, мягко говоря, зашкаливала. Детская преступность здесь была столь же нормальным явлением, как и обычный криминал в других городах. Здесь было всё: от детской проституции до детских банд, которые брали своих жертв количеством, откуда следовало зашкаливающее количество преступлений против несовершеннолетних относительно всей остальной страны.

Боролись с этим?

По телевизору говорили, что да, хвастаясь тем, что ещё один ребёнок благодаря правительству смог вырваться из этой жизни. И всё бы хорошо, да только таких детей были сотни, если не тысячи, а помогли одному. И мои одноклассники по сравнению с теми, о ком я говорю, были вполне безобидными людьми. Мне так казалось, по крайней мере.

Мы молча наблюдали за девушкой, если это была она, конечно, которая рылась в мусорках, когда на улицу вышла Сабина.

— Вы что тут забыли? Том, ты что встал? Иди убираться давай!

Естественно, что Оскару она ничего не сказала. Видимо, понимала, что по старшинству он стоит выше неё. А так как недовольство своё надо было на ком-то показать, она начала отчитывать меня. К тому же, я новенький, и все шишки, естественно, будут сыпаться на меня.

— Погоди, Сабина, перекур у мужиков, не видишь? — недовольно отмахнулся он.

— Так кури! А мне одной что ли убираться там? Том, руки в ноги и быстро пошёл помогать мне, или вообще охренел? И… вообще, кто там по помойкам лазит? — устремила она взгляд на бездомную, прищурившись и пытаясь рассмотреть её.

— Да это девчонка одна. Помнишь, работать просилась к нам? — напомнил ей Оскар. — Как её там… Саки вроде звали.

— Эта косоглазая, что ли? Которая ещё вся обколота была? Что она здесь забыла? — и прежде чем мы успели что-то ей сказать, Сабина крикнула. — ЭЙ ТЫ! ПОШЛА НАХЕР ОТСЮДА, ПОКА ПИНКА ПОД ЖОПУ НЕ ПОЛУЧИЛА, ШЛЮХА!

Бездомная вздрогнула, резко, как-то зашуганно обернулась к нам, после чего вернула крышку мусорного бака обратно на место и быстро скрылась за углом. Она словно действительно поверила, что промедли ещё минуту, и получит пинка под зад.

— Ну и чё ты её прогнала? — недовольно заворчал Оскар.

— Нечего здесь шариться бомжам, — раздражённо отмахнулась она.

— Может ей идти некуда. Ходит голодная, еду ищет.

— Да наркоманка она, или ты её до этого что ли не видел? Вся обколотая была, наркоманка херова. На таких жалость только впустую тратить. Так что пусть валит искать жратву в другом месте, а то ещё наркоманок всяких мы не прикармливали. И вообще, — недовольно упёрла руки в бока Сабина, — хватит тут охлаждаться, Оскар. Лучше помогите мне убраться, да пойдём по домам.

— Живём в каком-то зверинце… — пробормотал Оскар, бросив окурок на старый потрескавшийся асфальт, даже не соизволив выбросить его в мусорку. — Ладно, пошли, поможем этой чучундре, а то всю плешь проест.

Примерно так проходили все мои дни в ресторанчике. Работали, попутно о чём-то беседуя, что-то обсуждая или рассуждая, хотя большую часть времени в этих разговорах я именно слушал. Слушал очень внимательно, запоминая то, что могло пригодиться, и отсекая серый шум, так как информация была тоже своего рода силой, которую можно было использовать себе во благо. Так, например, я узнал, где можно очень дёшево снять квартиру без каких-либо проблем.

Только об этом мне рассказал не Оскар, а Сабина. Она очень нелестно отозвалась о том районе в плане уровня жилья. После этого я лично сходил туда и смог договориться о небольшой квартирке, которая… ну… по крайней мере у меня была крыша над головой и там были батареи.

Документы тоже можно было восстановить, как сказал однажды между делом Оскар. Да, это будет муторно и долго, однако я имел все шансы сделать себе новый документ уже к концу этого учебного года. Придётся обивать пороги администрации, однако шансы у меня были.

Про школу я тоже узнал от них. Сабина между делом упомянула неблагополучные школы Нижнего города, в одну из которых я как раз теперь и хожу.

В отличие от обычной школы, в которой я учился, где требовались документы для поступления, эти образовательные учреждения были для свободного посещения, как какие-то лекции для всех желающих. Другими словами, ты мог просто прийти с улицы, сесть за парту и сразу начать учиться. А потом, как устал, молча встать и уйти. Захотел — пришёл на урок, захотел — ушёл. Посещение свободное, ни к чему тебя не обязывает. Хочешь — выполняй домашнее задание, которое дают, и сдавай учителю; не хочешь — не сдавай, твоё право. Здесь даже подготовительные классы по обучению начальной математике и письму были.

Другими словами, такие школы были созданы для тех, кто хотел получить какие-то знания или аттестат, что вообще заканчивал школу. Можно было даже сделать так — просто один раз прийти на заключительные экзамены, сдать их и получить аттестат. Как мне было известно, экзамены здесь не уступали экзаменам в обычной школе. Таким образом правительство Сильверсайда, насколько я понял, пыталось хоть как-то повысить грамотность и образованность маргинальных групп, которые не имели доступа даже к дешёвому образованию.

Да чего уж там, некоторые, как теперь, например, я, даже просто не имели документов, чтоб учиться. А здесь хоть какой-то шанс получить какие-никакие, но знания, которые действительно могли помочь в будущем сдать экзамен и получить аттестат об окончании среднего образования.

Правда, чтоб получить аттестат об окончании как класса, так и школы, всё же требовались документы, удостоверяющие личность, которых у меня не было. Но я, думаю, решу как-нибудь эту проблему.

Сильверсайд довольно сильно отличался от привычного мне мира, потому, слушая, я каждый раз узнавал что-то новое. Не всегда полезное, но зачастую довольно интересное. Я не относил себя к сплетникам, однако послушать истории о том или ином событии был не против.

Закончив с уборкой, мы вышли через главный вход, после чего закрыли забегаловку. Теперь было время разбегаться по своим домам. Сабина, напоследок махнув нам рукой, практически сразу запрыгнула в какую-то машину, которую можно было описать как «слишком дорогая для этого места». Та, на прощание взвизгнув покрышками и оставив на асфальте следы покрышек, уехала.

Оскар махнул рукой, бросив:

— До завтра, парень.

И двинулся вразвалочку к автобусной остановке. Я же устремился домой. Именно устремился: быстрым шагом, не оборачиваясь, но при этом всегда будучи настороже, двинулся в не самый живописный район, где теперь жил.

Глава 54


Небольшое трёхэтажное здание из старого, уже потрескавшегося и отсыревшего кирпича. Если посмотреть со стороны, оно даже немного накренилось вбок, из-за чего по углу здания пробегала заметная трещина, которую без устали сейчас замазывали цементом, словно это как-то могло помочь.

Оно располагалось именно в трущобах. В тех самых местах, куда никто соваться в здравом уме не будет — старые здания, грязные улочки, переполненные мусорные баки, отсутствие фонарей, если не считать единственную лампочку от подъезда, несколько старых машин, одна из которых, судя по виду, уже не первый год стоит разобранной на кирпичах. По утрам на ней играют дети, — да-да, здесь есть дети, как бы странно это ни казалось, ведь, в конце концов, здесь живут люди, — а вечером выпивают местные алкоголики.

Но мрачный вид этого места по-настоящему больше отпугивал, чем показывал реальность. Могло показаться, что здесь никто не живёт, либо живут такие животные, что кровь стынет в жилах. Но это место выглядело столь прискорбно, потому что не получало должного ухода. По-настоящему здесь жили самые обычные люди, как и в большей части города, которые ходили на работу, радовались своему счастью, грустили, когда всё было плохо или когда они выглядывали в окно. Естественно, что ночью они буквально запирались в домах и не выглядывали лишний раз на улицу, но вот днём можно было увидеть настоящую жизнь.

По правде говоря, из всего, что мне приходилось видеть, днём вообще весь Нижний город выглядел иначе. Обычный грязный без должного ухода район, где обитают те, у кого мало денег. Много людей, по дворам бегают дети, ездят везде машины, слышны голоса из окон. Трущобы выглядят просто очень старыми, где доживают свой век старики или пытаются выжить более молодые поколения.

Но вот ночью, когда всё затихает, из окон больше не льётся звук живых и свет покидает старые улочки, те самые знакомые трущобы становятся совершенно другим местом. Словно порталом в иной мир.

Но я был сейчас не там. Тоже трущобы, но куда более миролюбивые. Дорогу мне подсвечивал свет из окон. Отовсюду слышались звуки включённых телевизоров и иногда ругань пьяных соседей. Где-то даже кричал маленький ребёнок, дополняя крики семейной ссоры.

Я дошёл до своего подъезда и быстро юркнул за дверь, попав на куда более освещённую лестницу. Поднялся на свой этаж, по счёту третий, который представлял из себя коридор во всю длину здания, напоминающий коридоры в больницы. По левую и правую стороны располагались скромные однокомнатные квартиры, не лучше моей. Когда я шёл, деревянный, слегка прогнивший паркет неприятно скрипел под ногами. Стены из дерева, покрытые штукатуркой и облупившейся краской, скрипели в такт моему шагу, будто я весом прогибал всё здание.

Дом, милый разваливающийся временный дом, больше похожий на картинку из фильмов про призраков, обитающих в заброшенных зданиях. Только этот дом буквально дышал своей уютной жизнью, умудряясь вселять какую-то едва тлеющую надежду.

Когда я подошёл к своей квартире и уже открывал дверь, меня окликнули.

— Эй, как там тебя…

Я обернулся к лестнице, где поднимался довольно бодрый старик лет восьмидесяти. Он был похож на старика из старых сказок Российской Империи. Тех, что ловят золотую рыбку или которые на все руки мастера. Правда, судя по дому, который, неожиданно, принадлежал ему, такого сказать о самом старике было нельзя. Он практически делал последние вздохи.

— Том, — напомнил я.

— Томми, точно, прости, запамятовал, — выдохнул он, подойдя ко мне, словно пробежал кросс. — Знаешь, зачем я здесь?

— Квартплата.

— Верно, где она?

Я вздохнул слегка удручённо.

— Мне ещё не выдали зарплату, господин Франц. Но вы же знаете меня — я заплачу сразу, как получу, через четыре дня. Я так делаю уже два месяца.

— Да, знаю, но напомнить-то надо, верно? — ухмыльнулся он хитро, хлопнув меня по спине. — И чтоб не забывал, понял?

— Большой спасибо, господин Франц, — кивнул я. — Я не забуду.

— Вот и отличненько, — потёр он руки. — Были бы все такими же воспитанными и покладистыми, как ты.

Кто-то бы назвал это подлизыванием или же ответами тряпки, но я лишь проявлял уважение к тому, кто шёл мне навстречу. Да, всего-то четыре дня, согласен, но он мне уступил их, как сделал это и в прошлый раз. Не стал компостировать мне мозги, хоть и мог бы пойти на принцип. А если человек идёт тебе навстречу, почему бы не поблагодарить и не показать свою признательность? Как-никак, обычно в таких ситуациях пытаются выёживаться, пытаясь показать своё я, те, кто сами по себе мудаки.

— А то сейчас к нижней соседке идти надо, а она вечно тянет с квартплатой. Ногу об дверь сломишь, пока вышибешь. А ведь образованный человек! — поднял он палец в воздух. — Кто там она… финансист, что ли… Но всё равно, должна же знать цену деньгам, а я из неё как клещами их…

Я вежливо слушал нескончаемый поток слов. Мне было несложно подождать пять минут и вежливо кивать в нужные моменты. Ведь незачем портить с человеком отношения, если в будущем может получиться так, что мне придётся просить его о чём-то. Да даже о той же самой квартплате, чтоб отсрочить, к примеру? Чёрт знает, как всё может обернуться. А хорошие отношения с людьми — залог уступок к тебе.

Не всегда, но в большинстве своём.

— Кстати, — прервал он свои жалобы, вспомнив о важном. — К нам на днях сантехник придёт. На второй этаж, там батарея течёт. Поэтому спрашиваю сразу: с трубами чего надо подкрутить, пока он здесь будет? Я не собираюсь по сто раз его звать.

— Нет, спасибо, всё отлично, — покачал я головой.

— Ясно… а то смотри. За квартиру отвечаешь, молодой человек. Это не с родителями тебе жить.

— Я понимаю, но спасибо за беспокойство. Я сегодня обязательно гляну, что есть, и, если что, сообщу вам.

— Все бы так, — показал он свои прогнившие пеньки. — Тогда жду денег через четыре дня, Томми.

— Да, — кивнул я. — Я сам занесу их к вам.

Может быть я действительно подхалимничаю. И может быть некоторые сказали бы, что надо быть твёрже и более непреклонным. Но зачем? Зачем, если можно быть мягким и получать куда больше? Меня не мучает давление собственного величия, а мягкостью и уважением порой можно добиться куда больше.

Квартира меня встретила одиночеством. Одиночеством, скрипами за стеной, капанием воды в раковину и запахом плесени, которая буквально пробрала все деревянные стены этого здания. Иногда мне казалось, что этот запах преследует меня даже в школе, словно я сам ей покрываюсь.

Это теперь был мой новый дом, к которому я старался привыкнуть. Если вспоминать теплотрассу и скамейку, не так уж и плохо. По крайней мере, хлипкая деревянная дверь давала мне хоть какую-то иллюзию на безопасность, а ночью я не рисковал замёрзнуть.

У меня в квартире не было даже коридора, я сразу попадал в зал, который был ещё и кухней, и спальней одновременно. Обычная большая комната, включающая в себя всё, за исключением туалета, который был отдельно. У левой стены была кухня, у правой спальня, посередине стол, туалет за дверью справа сразу у входа. Мне хозяин дома даже кровать оставил с матрасом, подушкой и одеялом, за что ему спасибо. Не буду говорить про чистоту и качество, но уверенно заявлю, что точно лучше, чем в лесу в сугробах под елью.

Я старался чувствовать себя как дома и не унывать, но отваливающаяся штукатурка вместе с краской со стен, супящаяся побелка с потолка и отсутствие даже намёка на порядок несколько мешали мне в этом деле. Я ещё молчу про ванну. Там вообще тихий ужас, и мне пришлось купить тапочки, чтоб мыться, не боясь подцепить что-нибудь с ванны.

Разогрев еду, что принёс с ресторанчика, я сразу сел за единственный потёртый стол и принялся есть, попутно решая домашнюю работу.

Это не заняло у меня много времени — в прошлой школе по темам мы значительно ушли вперёд. А ведь мы не были сильной школой, от чего можно сделать вывод, какой уровень в этой.

Страницу за страницей, не отвлекаясь, я читал, потом писал, решал уравнения, полностью погрузившись в учёбу. Рылся в учебниках по старинке, так как до сих пор не обзавёлся телефоном. Да и не попытался бы я списывать, так как делал это не для галочки, а для себя. Решал столбиком, зубрил правила и параграфы, запоминал то, что будут спрашивать, и так далее. Я обгонял их программу, стараясь придерживаться темпа прежней школы, понимая, что уровень знаний для аттестата, который послужит билетом в универ, должен быть выше, чем дают в этой школе. А университет был моей заветной целью, к которой я стремился. Не Сильверсайдский международный, конечно, так как этот вообще был на уровне того же Гарварда, обычный где-нибудь в Маньчжурии или Сибирии на задворках. Поэтому причина моих стремлений была вполне понятна. А дальше высшее образование, нормальная работа, пластика лица, чтоб избавиться от шрамов и сделать себе новое лицо и моё будущее. Можно сказать, что цели создавали мою жизнь, ими я её наполнял, делая из себя, пустышки без цели, нормального человека.

Закончил же я ровно в половину одиннадцатого, когда пришла пора спать. В конце концов, невысыпание сказалось бы как на моих силах, так и на психике. А я действительно боялся, что стоит мне начать уставать, как сразу же вернётся депрессия вместе с голосами, которые в последний месяц меня не посещали. И я надеялся, что не посетят.

Когда всё было закончено, убрано и собрано, я залез в свой небольшой тайник, где сохранились обёрнутые в пальто драгоценности и стволы, после чего вытащил свой глок. Как бы там ни было, я всё же не доверял этому месту, из-за чего спал с пистолетом под подушкой. Может я паранойю, а может однажды мне спасёт это жизнь, кто знает. В любом случае, с ним мне спалось куда крепче, чем без него, если на чистоту. Появлялось чувство защищёности.

Вот так выглядел мой день в новой жизни.

Иногда эти будни разбавлялись посещением библиотеки, где я читал для души, иногда разбавлялись подработкой на левых работах, чтоб скопить побольше на жизнь. И возвращаясь сюда, в мой маленький временный форт, где можно было перевести силы и ринуться вновь в бой за собственное будущее, я вновь готовился к новому дню.

Моя жизнь выглядела как бесконечный конвейер, повторяющийся раз за разом, за исключением мелочей, который исчезали в рутине так же быстро, как и появлялись. Я вернулся к своей привычной, пусть и несколько другой жизни.

Потому меня даже по-своему немного радовало однотипное утро, когда я собирался в школу. Почистил зубы, умылся, оделся, захватил портфель и отправился в школу через город, который уже сбрасывал с себя мрак, наполняясь нормальными людьми. И всё пешком, пешком, пешком… Неудивительно, что я похудел в таком режиме и до сих пор не набрал вес. С другой стороны, в прошлой жизни все знали толстого Нурдаулета, а здесь есть изуродованный худой Томас, чем не плюс?

Около ворот вновь был сплошной поток учеников, который собирался из маленьких ручейков одиночек вроде меня и небольших групп. Я сразу по привычке влился в него, стараясь ни с кем физически не контактировать, и попал на территорию школы, где вместе с остальными прошёл и в само здание.

Преодолев небольшую толкучку на входе, попал в холл, где, разбившись на множество групп, побольше или поменьше, громко общались ученики. Я сразу направился к лестнице подальше от людей и возможных проблем и через несколько минут уже садился на своё законное место в классе.

Осмотрелся.

Все только-только начали входить в класс, рассаживаясь по местам, но не прекращая перекрикиваться между собой с разных мест. С виду они казались вполне безобидными учениками старших классов, что не знали грусти и проблем. Я бы даже сказал, что класс дружный — вон как обнимает один парень другого за плечи или невинно подшучивает девушка в типаже «шлюха на охоте» над какой-то немного прыщавой полноватой девчонкой.

Но это всё ложь, пыль в глаза. Обнимают не только друзей, а невинные шутки могут быть больнее удара. Здесь, в этом классе, да и, наверное, во всей школе побеждают сильнейшие, а остальные покорно принимают свою участь. Такова жизнь.

Я вижу уровни и группы в классе. Те, кто сверху, типа «шлюхи на охоте», быдловатой особы или слишком говорливого парня с татуировкой на шее. Они собирают вокруг себя группу поддержки из подпевал.

Есть подпевалы, массовка, что вроде и такая же шумная, но сразу видно, что на втором месте. Они в безопасности, они почти любимчики, и почти на высоте. И кроме почти им ничего не грозит.

Потом идут одиночки, кто держится подальше ото всех, и те, кого терроризируют.

Естественно, что достаётся тем, кого терроризируют. Одиночек же обычно не трогают, пока те не дадут повода. Они или полезны для других, или опасны, или просто не представляют никакого интереса.

Я относил себя к третей категории добропорядочных школьников. Я наискучнейший тип, который никому ничего плохого не делал, ни с кем не общался, никому не дерзил и никому не мешал. Я был практически незаметен на фоне более громких товарищей, однако этим, скорее всего, был и заметен. Меня знали лишь как Томаса Блэка, парня с жуткими шрамами, который может неплохо учится, но ничего из себя не представляет. Но стоило, наверное, приходить под самый звонок, чтоб максимально урезать контакт с другими.

Как бы то ни было, меня никто не трогал до этого, да и сейчас. Ровно до третьего урока, на котором была моя любимая алгебра.

— Эй, ты, как тебя там… — развернулась ко мне «шлюха на охоте».

В первый раз я смог разглядеть её вблизи.

Для меня все красивые девушки делятся на несколько видов: хищная красота — острые черты лица, пронзительный взгляд, какая-то хищная грациозность тела, а иногда и в движениях. На них смотрятся отлично обтягивающие платья, мини-юбки, топики, всё вызывающее или спортивное, что подчеркнёт их хищность. Такие выглядят частенько как стервы.

Милая красота — большие глаза под ми-ми-ми, щёчки, губки, словно созданная для умиления. Они могут быть слегка неуклюжими, что только дополняет их образ. А дополнить это лёгким летним платьем или какой-нибудь милой одеждой, и вообще не захочется выпускать из объятий.

Домашняя красота — домашняя девушка. Самая обычная, но очень привлекательная. Таким идут свитера, очки и чашка чая. Ей не идут откровенные наряды, но идеально подходит обычная повседневная одежда. У меня они ассоциируются с подкованностью в домашнем хозяйстве.

И идеальная красота — всё идеально. Нет ни острых углов, ни слишком мягких. Они просто очень красивые девушки, можно сказать, идеальные, без каких-либо перевесов в ту или иную сторону. На ней идёт всё — от мини-юбок до свадебных платьев. И от таких не отвести взгляд, пока сами не уйдут.

И «шлюха на охоте» относилась как раз-таки к хищному типу. Не модель, конечно, но и не типичная девушка. И все её мини-одежды скорее подчёркивали тот факт, что она именно дикая, хотя, как по мне здесь, подойдёт и другое слово.

Её обращение «эй ты» было довольно резким и точно не входило в нормы приличия, но я промолчал, пропустив это мимо ушей. Разводить сейчас из-за этого ругань, где я буду в явном меньшинстве по всем показателям, было глупо. Своё «Я» надо знать, где и когда показывать, и здесь было точно не место, да и не перед кем.

Вместо этого я лишь спокойно, сделав вид, что даже не заметил её обращения, осведомился:

— Томас. А тебя…

— Стелла. Я так посмотрю, ты шаришь в алгебре, да?

— Есть немного. Тебе нужна помощь?

— Мне? Помощь? — она демонстративно фыркнула. — Мне не нужна помощь.

Сейчас бы послать её, но это ничем хорошим не кончится, поэтому я лишь терпеливо и безэмоционально продолжил.

— Но что-то ты хочешь узнать.

— Да, хочу узнать. Ты сделал домашку?

Глава 55


Меня заметили. Причём заметила одна из местных чирлидерш, как называли такой типаж в школе. Яркая, красивая, в центре внимания у всех или большинства, пользуется уважением. И видимо, обладает силой за спиной, раз даже парни с осторожностью, скрытой за улыбками, обращались с ней.

Для меня она представляла опасность. И чтоб знать, с кем я имею дело, пришлось немного разговориться с ней, не открывая себя, но давая рассказать о себе ей. Не сразу, конечно, ведь кто будет разговаривать с обезображенным парнем, верно? Но вот ей понадобилась алгебра, а на следующий урок уже биология, потом физика. Пока давал ей списывать, проявил немного интереса к её личности, немного восхищения в глазах, и получил мощную дозу информации, которая была лишь отчасти важной. Некоторым людям достаточно лишь увидеть интерес к своей личности, чтоб разболтать почти всё о себе, и Стелла была одной из таких.

Единственное, что меня действительно интересовало, была сила, которая стоит за ней и которую надо остерегаться. И в итоге между делом она наконец сказала, что её парень — крутой человек. Сказала это в контексте, что если я попытаюсь ей что-то делать, он меня тут же найдёт и закопает.

— Ты понял? — с угрозой спросила она меня.

— Меня больше интересует, с чего ты вообще взяла, что я попытаюсь тебе что-то сделать, — спокойно ответил я, на что она лишь победно улыбнулась, словно чего-то добилась.

— Естественно, не сделаешь, — хмыкнула Стелла. — Так, а что это за хрень вот здесь, — ткнула она пальцем в формулу ускорения свободного падения.

И я начал ей объяснять, тем самым укрепляя знакомство. Знакомые всегда важны, ведь никогда не знаешь, что может произойти в следующее мгновение, верно? Что касается парня, то можно было логически дойти до того, кто он такой.

Если его остерегаются, значит, имеет силу, а таковую имеют местные бандиты. Вот и всё. Кто конкретно — из банды или наркоторговля, уже не имело значения. Они были одинаково опасны для меня.

Я не набивался в друзья к Стелле и не был навязчивым, отзываясь лишь когда меня звали. Но проблема заключалась в том, что раз заметила меня она, заметят и другие. Что и произошло через день, когда ко мне подошёл лысый парень, сидевший справа от меня, и попросил дать списать.

Ну как попросил…

— Дай списать, Томас, — протянул он руку. — Ты делал домашку?

— Сделал, — взглянул я на него. — Хочешь сказать пожалуйста?

— А в зубы не хочешь? — оскалился он сразу, словно какое-то животное, которое только и умеет, что лаять.

И почему люди не могут быть людьми? Может быть потому что они никогда ими и не были?

В своё время я общался и с более агрессивными людьми типа него. Куда более опасными и непредсказуемыми. Я ненавидел такие разговоры, меня тошнило от такого общения, и я, естественно, всегда боялся, так как не знал, что случится в следующее мгновение. Боялся, что всё может выйти из-под контроля и мне будет больно.

Да, я боялся боли.

Но я знал, что будет, не ответь я достойно. Будет ещё хуже. Значительно хуже простой боли. Меня растопчут вместе с моей самооценкой и сделают таким же, как и тех забитых, над которыми все издеваются. Таких людей надо отбивать в самом начале, иначе потом сделать это будет очень сложно. Они сядут на шею, откуда сбросить их уже не получится.

Поэтому мне надо было взять себя в руки и…

— А ты хочешь, чтоб я вогнал тебе ручку в ногу вот на столько, — я демонстративно сжал в руке ручку, показывая длину, на которую вгоню ему в ногу.

При этом на моём невозмутимом лице играла лёгкая улыбка, словно этот разговор меня забавлял, и я его не боялся ни капельки.

Я его боялся очень сильно. Боялся, что он меня ударит, и тут же налетят его дружки, что сидели рядом. Пусть виду и не показывали, но боковым зрением я их видел. Как видел, что Стелла искоса наблюдает за нами, при этом общаясь с подружками. Повалят и испинают. Я уже жалел, что вообще оказался в этой школе, и едва сдерживался, чтоб не задрожать. Те дни, когда я боролся со Стрелой, теперь казались очень давними и ненастоящими, так как в данный момент я откровенно опасался безоружного подростка. Потому что это было здесь и сейчас, а Стрела — там и тогда.

Но я продолжал совершенно спокойно смотреть ему в глаза, одаряя очень умиротворённой улыбкой и красноречиво сжимая в руке ручку. Знал бы он, сколько мне стоило усилий держать маску.

Может для него это была игра, а может он точно так же боялся, но просто виду не подавал.

Но после молчания на фоне повседневного гула класса он хмыкнул, сменив волчий оскал на улыбку. Отнюдь не доброжелательную, а скорее говорящую «окей, признаю, что у тебя есть яйца». Я таких улыбок уже успел насмотреться за своё время.

— И что потом, будешь писать моей кровью?

— Главное, чтоб не своей. Так тебе нужна домашняя работа? — осведомился я, словно ничего и не произошло.

— Да, а то старая сука всю плешь проест.

Пусть он и не сказал «пожалуйста», однако это было сказано уже совершенно другим голосом без каких-либо приказных ноток, будто я один из его парней на побегушках. А это и было самым главным для меня. Хотят домашку? Пусть, мне несложно, раз уж сделана, но пусть просто не трогают и не пытаются подмять меня под себя.

После этого ко мне обращалась едва ли не половина класса.

Забавно то, что ни от одного я «пожалуйста» так и не услышал, как и не услышал приказных ноток. Им гордость и авторитет мешали, видимо, сказать «пожалуйста», но интонацией и постановкой вопроса они давали понять, что это просьба. А я никогда не шёл на принцип, ведь главное, что сами это понимают.

Уже через неделю тот же самый парень, которого звали Ким, теперь сам наседал мне на уши, пользуясь тем, что я больше молчал, чем говорил. К нему иногда присоединялся парень с татуировками на шее, который вообще не замолкал. Его звали Брюс, если не ошибаюсь. Они точно не выглядели друзьями — один был прямо конкретно быдловатый, когда второй всё же относился к разряду более харизматичных гопников, который становились душой компании.

— Ну что, сделал эту муть? — кивнул Ким на тетради.

— Да, — подтолкнул я ему тетрадь. — Было просто.

— Ой, блять, не выёбывайся. Физика не может быть простой, — отмахнулся он, подтягивая к себе тетрадь. — Да и похер на неё, главное — бланк получить.

— Аттестат, — поправил я его.

— Да плевать, хоть бюллетень независимости.

— Декларацию независимости.

Он посмотрел на меня исподлобья и ничего не ответил.

— А ты где учился, Том? — спросил меня Брюс.

— В другой школе, — пожал я плечами, открывая учебник по физике, которая у нас была следующим уроком.

— Это понятно, — хохотнул он, хлопнув меня вроде как по-дружески по спине. Но вот не видел я в нём ничего дружеского. В отличие от того же Малу, этот был… совершенно невесёлым. Взгляд как у какого-то хладнокровного расчётливого подонка. — И всё же?

Я знал, что некоторые могут заинтересоваться моей историей, на что сразу придумал себе легенду. Без конкретики, всё примерно, если не будут спрашивать точнее. Заранее всё узнал в библиотеке, где был компьютер, вычитал, выучил, чтоб, если спросят, от зубов отскакивало, словно я уже не раз это говорил другим.

— Читу знаешь?

— Это…

Не знает… Боже, они даже основных городов Маньчжурии не знают.

— На западе Маньчжурии, практически на границе с Сибирией. Я оттуда.

— Это там такое большое озеро… вроде… — вставил свои пять копеек Ким, усиленно думая.

— Да, Байкал называется.

— Точно! Ещё есть пиво такое! — обрадовался он, словно почувствовал себя гением.

— Далеко тебя забросило, — заметил Брюс. — У тебя здесь предки?

— Нет, один, — покачал я головой.

— А работаешь где?

Очень хотелось спросить, какое его дело, однако тогда я бы точно напросился на конфликт, который мне был не нужен. К тому же, пока это был обычный разговор, а не допрос, и выглядел со стороны он точно так же. То есть у меня не было репутационных потерь, пока я отвечал на его вопросы. Но могли появиться, начнись между нами, как они говорят, срач.

— В забегаловке одной. Полы с посудой мою.

— Наверное, немного платят, — начал намекать Брюс. Я уже понимал, к чему он клонит, не дурак.

— Почему же, достаточно, чтоб жить.

— Или выживать, — фыркнул Ким. — Я тебе так скажу, нахер эту работу с её хозяевами. Ты сам себе хозяином должен быть, Томми. Пусть другие, — он кивнул на тех, кто считался в классе объектами травли, — полы намывают, а правильные пацаны должны наслаждаться жизнью. Тёлки, бухло, вечеринки.

Почему это прозвучало из его уст как детский лепет? Может потому что им он и являлся? Бухло, тёлки, вечеринки, правильные пацаны… Пацанчики, блин. Слышать от семнадцатилетнего парня такое было несколько забавно, как от ребёнка, который пытается казаться взрослым, матерясь на всю улицу. Я, конечно, и сам не взрослый, шестнадцать, как-никак, но даже мне это видно.

— И что же ты предлагаешь? — решил я перейти к главной теме разговора.

— Некоторые из нас работают, — начал Брюс промывать мне мозги. — Получают куда больше денег, чем на этой туфте, которой ты занимаешься, а потеть надо меньше.

И мне тут же захотелось указать, что они сами только что нелестно высказывались о тех, кто на кого-то работает, но тут же предлагают на кого-то работать.

— Вот именно. Ты вроде бы ровный пацан. Поэтому почти халявные бабки предлагаем, — тут же поддакнул Ким. — Мы работаем и вообще не паримся. Рисков нет, проблем нет.

— Я пас, парни.

— Да ты даже не спросил, кем… — начал было он.

— Кладменом, — ответил я, не глядя на него.

Конечно, а кем ещё? На банду? Так на банду не работают, работают в банде после того, как в неё вступают. А больше никого и нет, кто бы доверил школьникам, пусть и таким, более серьёзную работу за хорошие деньги. Только нычки делать с наркотиками по всему городу. А эти, судя по всему, ещё и вербовкой занимаются.

— А ты в теме, — усмехнулся Брюс после секундного молчания.

— Приходилось слышать, — уклончиво ответил я. Я дал им понять, что тоже знаю об этом, неспроста. Решил, что лучше пусть знают, что я тоже кое-что в этом смыслю и на меня большинство уловок не подействует.

— Ну, раз приходилось, значит, и знать должен, как это выгодно.

— Я благодарю, но лучше откажусь. Не хочу связываться.

— Говоришь так, словно с чумой связываешься, — качнул головой Ким.

— Не с чумой. Просто не хочу связываться с этим. Но спасибо за предложение, парни, серьёзно, — посмотрел я на них и кивнул головой.

Хотел показать, что признателен им, чтоб не чувствовали себя ущемлёнными моим отказом. Иначе таким мало ли что может в голову прийти.

— Жаль, жаль, сейчас людей мало у нас, — вздохнул Брюс. — Было бы неплохо, если бы кто-то толковый присоединился.

— Вряд ли в таком деле нужен толковый парень, — заметил я, отчего получил улыбку.

Верно, нужен лох, который поведётся на деньги и которого будет не жалко.

— И всё же, ты подумай, — кивнул он мне, вставая, но потом остановился, словно о чём-то вспомнил. — Кстати, заделишься домашкой, если не сложно?

— Без проблем, — кивнул я на Кима, который только-только начал её списывать.

— И со мной, — обернулась Стелла. — Ким, давай резче.

— Да погоди ты… — пробормотал, с трудом выписывая формулы к себе в тетрадь. Я вообще сомневался, что он умеет писать, если честно.

— Кстати, раз о работе зашла речь, у меня парень тоже ищет… работников.

— Я уже знаю каких.

— Верно, — оскалилась она. — Но он надёжнее этих остолопов.

— Поаккуратнее, Стелла, — предупредил её с улыбкой Брюс, однако взглядом он явно не улыбался.

— Или что? Знаешь, за беззащитную девушку может заступиться сильный мужчина, так что подумай дважды о том, что говоришь, — ответила тем же она.

— Иначе мне придётся пустить в ход свою обаятельность и сломить твою волю, — очаровательно улыбнулся он, явно пытаясь избежать конфронтации, в которой может потерять лицо.

Дальше я даже не пытался слушать. Дождался, когда все спишут, и наконец вздохнул свободно.

Почему я отказался? В конце концов, я же хотел завязать с этим. Лёгкие деньги, и все дела, но один раз притронешься, и уже не сможешь остановиться. Потому что после этого любая работа, где требуется физическая сила, будет казаться тебе пустой тратой времени. Зачем работать в поте лица, когда можно работать без этого? Будто наркотик. Каждый раз ты будешь находить причину вернуться к ней. Это я понял уже по прошлому, из-за которого здесь и оказался, и второй раз повторять это не очень-то и хотелось, если честно.

Есть люди, которые считают обычных работяг лохами и неудачниками, не понимая, как те могут горбатиться за копейки. Не понимают, что есть честные люди, которым это противно, которые имеют принципы и собственный кодекс чести. Для них все, кто выбрал более сложный, но честный путь, автоматически становятся неудачниками. При этом забывая, что весь мир, включая их собственную жизнь, строится на этих самых неудачниках, и такие хозяева жизни от них полностью зависят.

Так я и жил, уже обзаведясь знакомыми. К сожалению, при всей своей непреклонности я не мог сказать, что прижми меня ситуация, и я бы остался таким же честным. Понимал, что когда не останется выбора, между принципами и жизнью я выберу второе, так как жизнь — это жизнь, а принципы — всего лишь нематериальные ни на что не влияющие мысли. Но я очень надеялся, что до этого не дойдёт.

Моя жизнь продолжила идти своим чередом. Я ходил на работу, выбросив из головы все предложения, хотя соблазн ими воспользоваться действительно был. Оплачивал свои счета, ходил в школу, получал зарплату и делал домашнюю работу.

Чуть позже я даже смог издали познакомиться с той бродяжкой, о которой говорил повар Оскар. Случайно, когда выносил мусор, увидел её сидящую на коробках на другой стороне этой подворотни и кушающей из тарелки. Она даже не взглянула на меня, полностью поглощённая едой.

Зато у меня было время разглядеть её нормально и понять очень занятную и удивительную вещь.

— Ты всё же покормил её, — сказал я, вернувшись на кухню.

Оскар в это время мешал какой-то суп, одновременно отвлекаясь на то, чтоб настрогать овощи и бросить их на сковороду. Он относился к тем, кто умел делать несколько дел сразу и везде поспевать. По крайней мере на кухне.

— Да, я…

— Он прикормил её, ты представляешь?! — в этот момент вошла Сабина и, видимо, услышав мой вопрос, поспешила вставить свой цент.

— Да не кричи ты, — шикнул он на неё. — Хочешь, чтоб Эрнест прискакал?

— Может и хочу! Салат с курицей на пятый где?

— Там, — ткнул он пальцем на тарелку. — И сразу на второй суп отнеси. И вообще, не тебе мне указывать, ясно, девушка?

— Прикормил бомжиху, — недовольно ответила она. — Теперь постоянно будет приходить жрать просить.

— Пусть приходит! У нас еда остаётся, так что такого, чтоб ей отдать, вместо того, чтоб выкидывать, верно, Том?

— Ну… да, — я вспомнил, что и меня Оскар подкармливал тем, что оставалось, так что… почему бы и нет. — Да, согласен.

— Спелись блин. Это из-за её пуза, да? Стало жалко?

А вот и занятная вещь, которую я заметил, и причина, почему её решил подкормить Оскар. У девчонки действительно был живот. Причём хороший такой, округлый, который выступал из-под её грязного шерстяного пальто. В темноте в прошлый раз я его не заметил, но сейчас оно отчётливо округляло район живота.

— Да, из-за её живота! — недовольно возмутился он. — И что? Будь ты на её месте, я бы тоже не пожалел бы еды!

— Но я не на её месте! Шлюха нагуляла живот, теперь же шляется и ищет, чего бы пожрать! Вся обколотая, грязная и вонючая. Нашла бы работу!

— Она и искала, если не помнишь! Чёрт знает, что произошло, ведь вы, дети, одним место думаете — или жопой, или писькой, и очень редко мозгами. А теперь не беси, Сабина, или ты забыла, что однажды точно так же была на её месте?

— Ничего не забыла, — неожиданно пристыженно возмутилась она. — Просто теперь она ошиваться всегда здесь будет.

— Пусть ошивается. У нас нередко есть еда на выброс. Или будет… — последнее он добавил куда тише.

— Мне нет до этого дела. Просто постарайся, чтоб Эрнест этого не заметил, — ответила она куда спокойнее, явно стараясь пойти на мировую.

— Постараюсь, — отмахнулся он. — Беги, Сабина, а то скоро и у нас обед уже будет.

Глава 56


Оскар продолжил подкармливать ту девушку. Уже на следующий день еду через задний ход ей выносил я. И получил возможность разглядеть её получше.

Ну… что я мог сказать… Азиатка с широкими глазами. Лет… восемнадцать плюс-минус. Ниже меня с чёрными длинными прямыми волосами. Одета в грязную одежду: пальто и джинсы, по которым можно предположить, что спит она тоже в них.

Было видно, что бродяжничество не прошло для неё бесследно. Начиная с того, что она вся была грязной и вонючей, заканчивая раной на левой щеке… Даже не раной, а язвой, которая поблёскивала на свету ярко-алой мясной поверхностью. Не самой приятная для любой девушки черта, но её это, судя по всему, не сильно трогало, что лишь говорило о её глубоком падении во всех смыслах.

Когда я вышел, она было уже бросилась ко мне, встав с коробок напротив, но замерла на мгновение, испуганно поглядывая на меня. Но увидев тарелку, её страхи, судя по всему, тут же спали. Поняла, что намерений, кроме как покормить её, других у меня нет.

— Спасибо, — протянула она руки в рабочих вязаных перчатках и приняла у меня тарелку. Я тоже перчатки надел, так как касаться её желания не было.

— Да не за что… — ответил я, наблюдая, как она без лишних церемоний садится на ступеньки и начинает есть.

Меня больше интересовало, неужели ей действительно некуда идти? В смысле, что она же беременная, кто-то должен этим заниматься, верно?

Я не говорю даже про работу, так как на определённом уровне падения ты уже не можешь найти её, так как тебя просто не берут. А быть сильным, пробивать себе дорогу и так далее, что там говорят в интернете всякие мотиваторы, не каждый может. Есть просто слабые люди, которых надо вести или подталкивать. И это не они плохие, просто такой типаж, как бывают те, кто физически не умеют быстро бегать или хорошо петь.

Просто странно, что ей никто не занимается, типа государственных структур, которые должны помогать таким… или не должны?

— Поставишь тарелку на ступеньки сбоку. Мы потом заберём.

— Да-да, конечно, — она аж подтянулась, словно боялась получить. — Спасибо.

— Не за что, — ещё раз повторил я.

А вопрос, который у меня появился, задал Оскару. Тот лишь хмуро посмотрел на меня, не переставая строгать овощи.

— Знаешь, сколько бездомных на улицах Сильверсайда и сколько из них беременны? А сколько сюда сбегает людей в поисках счастья?

— Бездомных я видел, и молодых бездомных тоже, но беременных не приходилось. И всем плевать?

— Ну… в морге хранить и потом кремировать тела куда дешевле, чем заботиться и кормить их, искать еду и так далее. На всех денег же не хватит.

— И всё же, она молодая же. Да и… просто выкинуть на улицу как-то…

— Бесчеловечно? — хмыкнул Оскар. — Пройдись по улицам, Томми. Поверь, таких, как она, ты увидишь немало.

— Могла бы найти работу, — заметил я.

— Некоторые так быстро падают, что не успевают оглянуться, когда уже на самом дне. Не говоря уже о том, чтоб найти работу. Да и не знаем мы, что произошло, верно? Так что не суди, и не судим будешь.

Мне кажется, что я знаю, что произошло. Она гуляла, загуляла, залетела, продолжила гулять до тех пор, пока не упала на самое социальное дно. И, будучи бесхребетной, не смогла встать на ноги. Я её не винил в этом, просто как факт говорю. Страшно представить, что она за ребёнка там родит, если наркоманка, так ещё и кучу болячек должна была успеть подцепить.

Типичная «у меня всё будет иначе, он другой», не думающая о последствиях.

Но и я недалеко от неё ушёл, так как следующий день порадовал меня проблемами, что свалились мне на голову. Как иногда говорил мой покойный друг: «Я хотел держаться от проблем подальше, но они имели свои планы на меня». Точнее про это сказать былосложно. Может быть сыграла злую шутку моя популярность в плане того, что я прослыл довольно умным в классе, а может…

Нет, скорее всего так оно и есть. Кто-то рассказал обо мне кому-то не тому, что вот есть такой-то такой-то парень, который хорошо учится. Или же пошло это волной, один другому, и так до тех, кому рассказывать подобное не следовало.

К сожалению, мои умозаключения не помогут мне сейчас, когда около моей парты стоят двое крупных парней крепкого телосложения, всем видом говоря, что я говно и звать меня никто. Они вошли в класс с видом хозяев этого места, видимо, делая это уже не раз и не два. Держались очень уверенно, чем и привлекли моё внимание. Они поздоровались с несколькими парнями, включая Брюса и Кима, как со старыми приятелями, и улыбнулись нескольким девчонкам, включая Стеллу. Их знали и уважали, как я мог судить. Правда, до того момента, как они подошли ко мне, я не понимал почему.

А потом сразу всё стало ясно.

— Томас, верно? — нависли они над моей партой.

Я спокойно смерил их взглядом.

— Верно, Томас. А вы?

Я говорил вполне вежливо, но не заискивающе. Как обычный воспитанный человек, которые здесь были редкостью.

— Ты кое-что задолжал нам, Томас, — сказал один из них с шрамом на щеке.

И в этот момент я понял две вещи.

Первое — они из школьной банды. Не знаю, сколько там человек, но именно они собирают дань с учеников и вроде как держат часть учеников. Знаю, что собирают деньги за пользование туалетом, хотя мне ни разу не приходилось им пользоваться. Знаю, что наказывают тех, кого считают виновным в чём-то, избивая толпой. Точно собирают деньги с младших классов и, видимо, с некоторых из тех, кто в старших.

И…

Обведя взглядом других, я мог сказать, что с большинства. Многие, как одиночки, так и жертвы издевательств, косились на них, кто со страхом, кто с презрением и ненавистью. Видимо, они не трогали только тех, кто обладал иммунитетом или же силой. Или соответствующей репутацией.

Второе — они пришли требовать с меня деньги, так как я уже месяц в этой школе. Я вижу это по взглядам абсолютно всех. Они ждут шоу.

— И что же? Я не пользовался туалетом, чтоб быть должником у вас.

Вообще, я ответил без какой-либо задней мысли. Однако они, судя по всему, восприняли мой ответ как издёвку. Точно так же восприняли это и остальные — как тонкий стёб над ними. Потому в следующее мгновение я получил по лицу в район скулы. Только и успел увидеть кулак, летящий в лицо, прежде чем мой мир перевернулся, и я упал. Даже боли не было, лишь едва заметно вспыхнуло в левом глазу да неприятно дёрнулся внутри головы мозг.

Я свалился со стула, перевернув собственную парту, за которую рефлекторно схватился. Оказался на полу вместе со всеми своими вещами, слегка ошалело глядя на двух товарищей. По полу раскатились ручки с карандашами. Из глаз едва не брызнули слёзы как от неожиданного удара, так и от обиды, но я сдержался.

— Ты чо такой умный, Томас? — хмыкнул ударивший меня. У него нос был змейкой, словно ему его ломали не один раз.

— Количество знаний не является умом. Так что я вам задолжал? — спокойно ответил я.

— Деньги, умник. Ты уже месяц ходишь в нашу школу.

— Так это ваша школа?

— А ты думал чья? — хмыкнул тот, кто всё это время молчал.

— Государственная? Причём бесплатная, разве нет? Почему я должен платить вам?

Второй удар был мне в живот с ноги. Было… больно. Хоть я и напряг пресс, такой удар по мышцам был малоприятен. Да и парень бил явно не в полную силу, иначе я бы тут вообще мог распластаться от боли. Мышцы после такого пинка ныли острой болью, медленно сходящей в тупую.

— За защиту. От такого, — хмыкнул пнувший меня парень, после чего сел на корточки передо мной и тихим угрожающим голосом продолжил. — Слушай сюда, чмошник. Завтра ты принесёшь нам двадцатку в туалет. Или же мы тебя изуродуем ещё силнее, чем есть сейчас. Ты блять дерьмо из унитаза жрать будешь без зубов, уёбок. А потом мы выебем твою мать, сделаем её своей блядью и пустим по школе. А твоему папаше отрежем яйца, чтоб он больше не мог делать подобных выродков. Так что послушай дружеского совета и не выёбывайся, — он взъерошил мне волосы на голове.

— Какие у тебя вкусы, — пробормотал я, немного морщась от боли в прессе. — Только после того, как сделаешь это, не забудь закопать их обратно в могилу, хорошо?

Ведь по моей легенде я сирота, а мои родители мертвы. Да и стрельнуть в него остротой очень хотелось в отместку, пусть даже такой ценой. Какой именно?

Парень медленно, демонстративно встал, вздохнув и отряхнув руки, которыми упёрся в колени, будто его разочаровал его лучший друг, после чего… всего мгновение, движение ногой в сторону моей головы сбоку, словно пас мячика вбок. Пришёлся удар куда-то в висок, от чего мир безрадостно потух. Но скорее всего ударили меня несильно, ведь могли и убить.

Что касается его угроз в сторону моей семьи, то обычно малолетки, коими они и являлись, просто подкачанными, дальше них обычно не уходили. Они будут с пеной у рта угрожать зарезать твоих отца и мать, но потом приходят родители, и они начинают мямлить, что не это имели ввиду. Со мной такого не было, но в старшей школе я был свидетелем, как подрались двое мальчишек и один другому обещал, что убьёт его мать, если тот кому-нибудь это расскажет. Потом пришла мать, и тот пацан с бледным лицом говорил, что пошутил и не это имел ввиду. Говоря иначе, просто слова.

Хотя попадаются и малолетние отморозки, но таких остаётся только убивать, так как они как звери, почуявшие человеческую кровь, уже не остановятся и будут до конца своих дней такими уродами.

В каком-то смысле у нас ещё относительно спокойная школа, где не творится реальной жести. Рэкет был наименьшим из зол. Может я бы даже заплатил им, если не одно но — у меня не было денег. Всё до цента уходило на квартиру и вещи первой необходимости, что не было преувеличением.

Был и другой вариант, но его можно было сразу отметать — я не собирался так работать ради каких-то подонков.

Следовательно, оставалось решить вопрос иначе.

Это звучало очень легко из моих уст, но вот на деле было куда сложнее.

Я пришёл в себя с мусоркой на голове, сидящим и облокотившимся на стену, около которой меня и уложили. Урок ещё не начался, что значило, что я пробыл без сознания минуты три или четыре. Сказать, что мне было неприятно, когда я снимал с головы мусорку и встречался с другими взглядом, значило не сказать ничего. Одни смотрели на меня насмешливо, другие с сочувствием, видимо, тоже успев прочувствовать это на себе, третьи с безразличием.

Когда я поднялся, слегка покачиваясь, услышал сразу Кима.

— Что ж ты ручку в ногу им не воткнул?

Я знаю, почему он спросил об этом меня. И знаю, на что он намекал. Их какое-никакое уважение ко мне таяло на глазах. Видели перед собой того, кого можно не боясь шпынять несмотря на то, что я так и не согласился отдавать тем деньги. Для них сам проигрыш уже считался слабостью. Логика стаи. И плохо то, что я ничего не мог им противопоставить. У меня не было ни оружия, ни мышц, ни умения драться. Тогда со Стрелой у меня были автоматы и пистолеты вместе с гранатами — там была важна тактика. В этот же момент важна была сила, которой у меня не оказалось.

— Приберёг её для других, — спокойно ответил я, после чего собрал мусор вокруг себя и поставил её на место.

Можно жаловаться на судьбу сколько угодно, но надо было решать, что делать. Откинув гордость в сторону, я мог признаться, что двадцать баксов наскрести в состоянии. Но проблема в том, что это будет не единожды, а денег лишних у меня действительно нет. Вообще нет. А те, что есть, уже расписаны, чтоб мне было в чём ходить, в чём и чем писать и что есть. Отдать их значило лишить себя чего-то из этого.

Хотя лишить себя чего-то в любом случае придётся.

Никто у меня больше не просил домашки и даже не поворачивался в мою сторону, словно в одночасье все про меня забыли. Возможно, это было и к лучшему, так как не настроен я был на дружеские разговоры. Решал, что же делать дальше. Ведь проблему надо было решать, причём до завтра, иначе я рисковал действительно лишиться зубов.

Они не конченные отморозки, но избить и поизмываться надо мной вполне могут. Макнуть в унитаз, заставить оттуда попить и так далее. И это будет потом продолжаться до бесконечности. Меня сломают или доведут до ручки, когда психика полетит к чертям. Или заплатить, и… тут понятно, какие плюсы и минусы, помимо того, что моё самоуважение рухнет. Никто не тронет, но все будут вытирать об меня ноги, причём дай я отпор, и точно забьют толпой.

Побитым и униженным, либо целым и униженным?

Это из вариантов, если я попытаюсь решить всё мирным путём. Но были и не мирные…

Я просидел до конца уроков, после чего быстро и молча ушёл, ни с кем не попрощавшись. Я буквально чувствовал на себе взгляды остальных, особенно тех, кто сверху. Они насмехались надо мной, теперь смотрели сверху вниз и очень скоро, если ничего не исправить, начнут вести себя со мной так же, как и те двое. Можно сказать, я убегал от давления, которое выросло на меня в разы в классе. Уже завтра мне может прийтись несладко.

Когда я двигался по коридору, меня даже успели поймать. Втроём, прижали к стене у всех на глазах, но никто из проходящих мимо даже не шелохнулся. Те двое из класса и ещё один, видимо, из их банды.

Только сейчас я мог оценить их габариты. Все трое выше меня, примерно метр восемьдесят в высоту, и точно подкачанные — все в футболках, чтоб каждый видел их бицепсы. Причём у всех троих на руках есть наколки, которые должны выглядеть крутыми и показывать их принадлежность к криминалу, но на деле ничего не значат. Понты.

— Оклемался, шрам? — оскалился парень с носом-змейкой. — Надеюсь, ты не забыл про завтра, или мне ещё раз напомнить?

Не дождавшись ответа, мне ударили под дых. Пресс спас, но всё равно было больно, от чего я немного скривился, вызвав лишь улыбку на их лицах.

— Не забыл, — покачал я головой, морщась от боли. — Только где мне вас найти?

Такие люди чувствуют страх, это что-то вроде животного инстинкта, которое свойственно для животных. И да, я боялся, пусть и не показывал это мимикой. Он это тоже чувствовал. Радовался своей силе и моей беспомощности.

— На третьем в туалете, шрам. Не забудь, иначе я приду, сниму с тебя трусы, засуну швабру в жопу и протащу во время перемены у всех на глазах.

— Я понял, — кивнул я.

И через мгновение получил быка. Не сильного, но нос мне разбили, а в глазах неприятно вспыхнуло.

Больно… и обидно… Ещё и все смотрят на меня.

Особенно неприятно получать взгляды от девушек просто потому, что они девушки, а я парень. Всегда хочется выглядеть в их глазах чуток лучше, чем ты есть, а не униженным другими парнями. Особенно когда часть из них из твоего класса, а ты с разбитым носом, едва не плача, пытаешься остановить кровь, прижавшись спиной к стене. Пусть мне и было всё равно на них, но не моему самолюбию, которому было стыдно за меня, за свой внешний вид и то, что меня вот так прижали.

Что я мог им сделать? Дать в пах, защищаться и бла-бла-бла. Герои, что будут стоять в стороне, всегда будут говорить, что на его месте они бы точно задали жару, но только единицы сделают это. Потому что здесь всё иначе, другие эмоции, другая атмосфера, и ты намного лучше понимаешь, что могут с тобой сделать. Особенно там, где правят вот такие вот придурки, что действительно могут тебе сломать кости.

Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как позорно идти в туалет и умываться, где меня уже встречали всё те же парни.

— Я завтра принесу, знаешь же, — пробормотал я тихо, подходя к раковине.

— Пятьдесят центов, Шрам, — усмехнулся нос-змейка, как я его прозвал, и вернулся к своим друзьям.

Я не вслушивался в их разговор, умываясь и стараясь остановить кровь, но там явно обсуждали меня. Вернее, то, как меня, упырка, прищучили.

Я вышел из школы, не поднимая головы. Как собака, поджавшая хвост, как сказал бы Малу. Но я не сбегал, я делал тактическое отступление. Звучит жалко, но это так. Я отступал, чтоб завтра вернуться к ним.

Унижение. Много унижения. Плачут только девушки? Сейчас я мог поспорить с этим утверждением. И хотелось плакать по большей части от бессилия и беспомощности. Действительно щипало глаза, от чего я часто моргал и глубоко дышал.

Я оставался подростком, которому тоже обидно и больно в душе, но прошлое всё же изменило меня. Я мог плакать от обиды и бояться, но это не отменяло того, что я был готов дать этим уёбкам отпор. Нет неубиваемых и всесильных, есть те, до кого сложно добраться, и в подобном у меня был опыт. Мне хватит силы духа пойти против них, пусть не сомневаются, даже если на глазах будут слёзы. Особенно после их выкрутасов при всех.

Я не собирался платить деньги или работать на наркоторговцев ради их карманов. Надо было решать вопрос, причём радикально, если я хотел раз и навсегда поставить точку. Это был единственный способ против тех, кто признаёт только силу и страх.

Заставь человека бояться, запугай, сделай больно, заставь их ассоциировать своё имя с опасностью, и они никогда не подойдут к тебе. Если они ведут себя как животные, то и действовать с ними надо было как с животными, агрессивными и опасными. Как со скотом, который понимает только боль. Чтоб ты ассоциировался у них с болью, чтоб они не знали ничего, кроме страха, и уже на рефлексах остерегались тебя. Кто бы что ни говорил, но в таких местах страх рождает уважение.

Да, я делал тактическое отступление, чтоб завтра вернуться и показать, насколько они ошиблись с целью.

Глава 57


Двадцать баксов в месяц… Ещё и пятьдесят за туалет… Если собрать с каждого в школе, то выходит не такая уж и маленькая сумма. В классе тридцать человек примерно. Четыре младших класса, с которых точно собирают, так как я слышал об этом не раз. Получается около двух тысяч четырёхсот баксов, что ну никак не мало для простых учеников. Понятно, что эти деньги делят между собой, но сам факт, сколько они получают с одного потока. Это ещё без туалетов. И пополнять ряды тех, кто будет забивать им карманы, мне никак не хотелось.

Что я мог сказать по поводу этих парней? Их точно больше, чем трое. Может человек семь, а может и десять, чтоб было достаточно запугать группу учеников. Они все подкачанные, и некоторые наверняка умеют драться.

Вообще, этот Нижний город мне напоминал фавелы Каракаса или Рио-Де-Жанейро, где даже дети четырнадцати лет могут прострелить тебе голову и со спокойной душой ограбить. По крайней мере, так писали в интернете. Здесь молодёжь будет точно поспокойнее и миролюбивее, но убить точно смогут.

Следовательно, стоило относиться к ним точно так же, как и к тем, кто может тебя убить.

Что делать в этой ситуации?

Верно, постараться в таком случае убить их первым. Другой вопрос, будут ли они пытаться меня убить?

Многим таким вот крутым парням достаточно показать силу разными способами, чтоб они сдулись и пошли на попятную, а я относился всегда к тем, кто отвечал равноценно. Синяки за синяки, убийство за убийство. Просто убивать мне их за то, что меня только ударили, не хотелось. Это был бы перебор. Но вот если они меня попытаются убить, тогда другой вопрос.

Итак, нужен план действий против них.

Если я буду сопротивляться, им точно это не понравится. А я буду сопротивляться очень сильно и отчаянно, что не обойдётся без крови. Никакого огнестрельного оружия или ножей, но им должно будет достаться очень сильно, что может вызвать две реакции остальных.

Страх и ненависть.

При первом всё понятно — они отстанут и больше не подойдут.

При втором всё сложнее. В школе я мог не опасаться того, что они будут пытаться отпинать меня всей толпой, так как много свидетелей и охрана школы не дремлет. Это двое могу прийти ко мне и набить морду, и то несильно, но на десять человек, пришедших меня бить, точно сбежится охрана, и достанется всем. Могут потащить в туалет, но тоже свидетели и риск того, что за них хватится охрана школы. А они будут очень злы, чтоб ограничиться несколькими тумаками.

Значит, если всё пойдёт по плохому варианту, меня попытаются достать после школы. Не около неё, где тоже может прийти охрана, а где-то на удалении. Пойдут за мной, после чего нападут. Это означает, что мне придётся убегать от них, спасая свою жизнь. Меня могут не убить, — я в этом не уверен, — но точно искалечат, как и обещали.

Необходимо было место, куда я смогу уйти в случае такого расклада. Если они действительно решат так поступить, то иного выхода уже не будет, и мне потребуется уединённое место. Где-нибудь там, где никто не прибежит на шум, а они не смогут меня окружить.

Значит, план такой. Подготовиться к общению с теми, кто собирает деньги, и подготовить место отхода после школы, где я смогу поговорить с ними без свидетелей, если возникнут проблемы.

Первым делом я зашёл в строительный магазин, требовалось кое-что приобрести для завтра. Да, придётся потратиться немного, но в куда меньших объёмах, как если бы я решил им отдать деньги. После этого я пошёл в секонд-хенд и купил ещё одну вещь, что могла пригодиться завтра. С этим подготовка к ситуации в школе закончилась. Теперь надо было подготовиться, если меня всё же решат достать после школы.

Для этого я сходил домой, достал из-под пола пальто, в котором были обёрнуты драгоценности и пистолеты. Немного подумав, взял свой родной глок и пистолет одного из моих павших конвоиров. На всякий случай два, так как на обоих патроны разные, и на обоих их не так уж и много.

Я надеялся, что мне больше никогда не придётся ими пользоваться, но…

Но почему ты их тогда не выкинул?

Знакомый голос, который так давно не слышал, вернулся, стремясь напомнить о себе. И о том, что со мной не всё в порядке. Видимо, он проявлялся при стрессах.

То есть даже говоря, что завязал, ты не отрицал того, что можешь вернуться?

Их насмешливый голос, казалось, раздавался за моей спиной. Обернись, и увидишь их. Но я знал, что это всё в моей голове.

Ты просто рецидивист, который рано или поздно вернётся к этому… Ты один из них…

Не было сигарет, чтоб заглушить их голос, а кричать очень не хотелось, когда вокруг тонкие стены. Вместо этого я спрятал всё обратно и буквально выскочил из своей квартиры, подальше от одиночества, которое плохо на меня влияло, под смех моих сестёр.

И едва не врезался в своего соседа напротив, что сам только что покинул свою квартиру. Я его видел несколько раз и мог сказать только то, что он ведёт себя как мужик. Не в плохом смысле этого слова. Простой, явно со смекалкой, не озлобленный. Ему было лет сорок или пятьдесят. Было видно, что его лучшие дни уже позади, и само его тело уже слегка иссохло. Морщинистое, обветренное и излучающее доброту лицо, словно у старшего наставника. А если верить татуировке на его бицепсе, которую я до этого видел, он ещё и служил в своё время где-то.

— Воу-воу, потише, сосед, — усмехнулся он, когда я едва не врезался в него. — Летишь, как призрака увидел.

— Прошу прощения, — пробормотал я.

— Да не парься, — отмахнулся он. — Просто не сшиби старого.

На этом наш недолгий разговор закончился, и мы вдвоём спустились вниз. Вышли и остановились около подъезда.

Мужик, достав сигарету, довольно эффектно закурил её от пальца. Хорошенько затянулся, как если бы это была его последняя сигарета, и выпустил облачко дыма, чем вызвал у меня зависть — мои запасы давно закончились, и пока денег пополнить их не было. Глядя на него, у меня едва давление не поднялось.

Видимо, мои глаза красноречиво описывали мои желания, так как, глянув на меня, он усмехнулся и протянул сигарету.

— Не молод ещё курить, парнишка? Тебе сколько, шестнадцать-семнадцать от силы?

— Спасибо большое, — выдохнул я искренне, после чего, прикурив от его пальца, затянулся. Почувствовал… не знаю, удовлетворение, словно почесал зудящее место, и какое-то неожиданное спокойствие на душе. И сердце перестало частить, и беспокойные мысли вместе с голосами будто остались позади, на том этаже. Рефлексы, чтоб их…

— Да не за что, — усмехнулся тот, наблюдая за моей реакцией. — А ты, как посмотрю, заядлый курильщик, парень.

— Есть такое. К сожалению. Но с другой стороны, — взглянул я на него, — у нас на одну радостную вещь в мире больше.

— Рак? — разулыбался тот.

— Затяжка, — ответил я без грамма улыбки. — Мы можем насладиться этим, в отличие от некурящих.

В этот момент перед нами пробежала свора детей, которые носились по двору, как угорелые, играя в салочки. Кричали, визжали, смеялись, наполняя это место жизнью. Добежали до разобранного автомобиля на кирпичах, забрались внутрь, словно в крепость, продолжая весело кричать.

Сейчас, при свете солнца, двор выглядел очень даже уютным и живым, не чета ночи, когда кажется, что из-за любого угла не то что грабитель, вурдалак какой-нибудь выскочит. Здесь ходили люди, играли дети, из окон иногда высовывались взрослые закурить, вывесить сушиться бельё или просто проследить за малышнёй, которой ещё рано в школу.

Где-то в углу площадки два кошака, вздыбив шерсть, стояли друг напротив друга и громко ревели. В метрах двадцати дрыхла в теньке небольшая собака с ошейником. Через подворотню во двор вошла женщина с сумками, кивнув бабушкам, что сидели на скамейке и о чём-то общались, грея кости на солнце.

Кстати, насчёт эти бабулек. Они вообще каждый день здесь сидели и приглядывали за малышнёй, словно надзиратели. Бабушки действительно пользовались уважением у местных, который всегда здоровались с ними, общались. Не так обычно относятся к бабулькам, что любят посплетничать на лавках. Иногда к ним присоединялась третья или заменяла одну из них.

В этот момент при мне одна из бабулек, недовольно взглянув на кошаков, указала на них пальцем, и я увидел едва заметную молнию, метнувшуюся от неё к кошкам. И те сразу разбежались в стороны, позабыв о ссоре, с наэлектризованной шерстью.

У меня были подозрения, что бабушки эти своего рода охранницы местной детворы. Сидят на старости лет и следят за порядком.

И как я могу судить, обладают импульсом. Возможно, даже достаточно сильным, чтоб дать просраться хулиганам или каким-нибудь уродам, что решат сюда зайти и посвоевольничать. Оттого и уважение с благодарностью от соседей за спокойствие. Интересно, насколько они сильны в импульсе?

— Заинтересовали те бабки? — усмехнулся мужик, проследив за моим взглядом.

— Они кто-то типа воспитательниц здесь, верно? — спросил я.

— Ну… да, как воспитатели, приглядывающие за детьми. Сколько живу здесь, всегда сидят на скамейке и приглядывают за двором. Сам знаешь, где живём.

— И у них есть импульс, да?

— Верно, — усмехнулся он.

— У вас тоже?

— Да, есть немного, — он вытянул перед собой ладонь, и на мгновение на ней появилось небольшое огненное торнадо, которое кружилось пару секунд, после чего исчезло. — Умею кое-что.

Это кое-что было совсем неплохо. Да, маленькое торнадо, но тут главное — умение управлять своей силой. То есть зажечь обычный огонёк это одно, а вот сделать миниатюрное огненное торнадо, которое ещё и просуществует несколько секунд — совсем другое.

— Ладно… что-то заговорился я тут с тобой, — выбросил он окурок в лужу. — Бывай, парень.

С этими словами он двинулся по двору, махнув бабулькам рукой.

По правде сказать, я тоже несколько задержался здесь. Мне же ещё на работу надо было, и какое-нибудь уединённое место предстояло найти, чтоб спрятать там пистолеты. Тащить с собой в школу я их просто не мог, потому что металлодетектор сразу взвизгнет на такой объём. На моих глазах охрана отводила в сторону тех, на ком он срабатывал, заставляя вытаскивать всё из карманов. Поэтому оставалось спрятать их где-то, и лучше всего, по моему скромному мнению, сделать это там, где мне может прийтись с ними разбираться.

Как я относился к убийству людей?

Отрицательно. Но не настолько, чтоб не защитить своё здоровье. Ведь меня не просто побьют, а искалечат, что будет равносильно смерти, если решат взяться за меня. Я мог плакать от обиды, бояться и чувствовать неуверенность, однако выстрелить я смогу. Рука уже набита.

Мой выбор пал на старую заброшенную школу на юге Нижнего города. Примерно в километрах двух от моей школы среди настоящих трущоб, которых я старался избегать всеми силами.

Именно о них я и говорил — подходишь и словно видишь границу, где кончается более-менее мир и начинается действительно тёмный даже в солнечное время. Узкие мрачные улочки, яркие галогеновые разноцветные лампы над увеселительными заведениями. А была бы ночь, все подворотни были бы наполнены шлюхами на работе и шумом трахающихся и веселящихся людей.

Здесь жили преимущественно даже не криминальные элементы, а местные работники. Даже не представляю, как можно жить такой жизнью.

Я быстро двигался по улицам, не оглядываясь, рассматривая местные красоты и вообще стараясь не реагировать на людей. Мне на глаза попадались проститутки, которые зазывали меня поразвлечься и стать мужчиной, но днём их было куда меньше, чем ночью.

За то время, что здесь живу, я, пожалуй, смогу разделить город на три части.

Первая — относительно спокойная часть, где убивают, грабят, насилуют, но, тем не менее, живут и нормальные люди, у которых мало денег. Обычный жилой район, что-то типа фавел, но на модерн тип. Дети, школы, магазинчики, забегаловки и даже полиция. Да, опасно, но на улице тебя вряд ли прямо пристрелят. Но, глядя на него, ты видишь обычный город типа старого Чикаго, не сильно богатый, но живой и со своими проблемами.

Вторая — неспокойная развлекательная часть, где, собственно, я сейчас и иду. Здесь если и живут люди, то местные работники. Если и есть дети, то они тоже работают здесь. Тут более грязно, более мрачно, более опасно и застрелить тебя могут с большей вероятностью. Из заведений здесь только клубы со шлюхами, притоны, бойцовские арены, подпольные казино и многие другие неэтичные по меркам обычного человека места. Про шлюх и торговцев наркотиками прямо на углу я молчу, здесь это само собой разумеющееся. По плотной застройке и чистоте он напоминает мне фавелы или трущобы в Латинской Америке.

Третий район — это туда, куда я и направляюсь. Я только один раз там был, случайно забрёл в самом начале, и… я даже не могу сказать, чем он выделяется. Сложно объяснить, но… там действительно витает в воздухе колоритная мрачная атмосфера опасности, с которой не сравнится остальной город. Будто на безлюдном старом кладбище ночью в тёмном лесу под светом луны… Да, пожалуй… это наиболее точно описывает атмосферу. Я не представляю, кто там живёт. Видел, что есть люди, но их так мало, что кажется, будто та часть вообще необитаема. И кто живёт в тех домах, если честно, тоже не представляю. Там нет ни шлюх, ни наркоторговцев. Есть прохожие, но… сложно представить, как там можно жить, ведь всё выглядит таким безлюдным… Да и проедет раз-два машина, но на этом всё.

— Мальчик, может ты хочешь сразу двух? — позвала меня одна из проституток, отвлекая меня от мыслей и привлекая внимание. — Или трёх? Или… что-то особенное?

«Что-то особенное» женщина произнесла мужским голосом, заставив меня лишь ускорить шаг под её смех.

Так и шёл, пока наконец не дошёл до дороги, которая буквально отделяла хреновый район от настоящего преддверия в ад. По ту сторону ещё были какие-то заведения, но стоило мне углубиться в квартал ровно на один дом, как он буквально становился необитаемым.

Это один из самых населённых городов Азии, а район едва ли не вымерший. Хотя вру. Вон, я вижу здесь людей, что поглядывают на меня из подворотни, какие-то личности в куртках и капюшонах. А вон едет машина с затонированными стёклами. Вон кто-то выглядывает из окна, поглядывая на меня из-за отодвинутой шторки. А вот прохожие, как и я, куда-то спешат.

Нет, жизнь здесь определённо есть. Может быть ночью всё меняется? Хотя только подумать, в какую сторону…

Здесь я вообще прибавил ходу, пока не добрался до школы, которая однажды и привлекла моё внимание.

Если кто видел японские школы на фотографиях или в аниме, может представить, как она будет выглядеть. Невысокий кирпичный забор с воротами, за которыми широкая дорога прямо ко входу в четырёхэтажное здание. Так как Сильверсайд является по большей части мультинациональным городом, где можно встретить всех: от афроамериканцев до удэгейцев, неудивительно, что некоторые школы выглядели характерными для определённых стран.

Над этим зданием словно огромная туча висела, если честно. Даже слово «мрачное», которое стало синонимом этих мест, не может описать постройку. Скорее жуткое.

Я не стал тянуть время, стоять, нагнетать обстановку и пугать самого себя. Не останавливаясь и не оглядываясь, я тут же с тротуара свернул к ней. Пересёк ворота на территорию и… словно оказался в другом мире. Мне изначально показалось, что над школой словно висит туча. Но как только я оказался на её территории, весь мир будто стал более тусклым и бесцветным, хотя в Нижнем городе это казалось в принципе невозможным.

Здесь было очень тихо.

— Я умру, и если не от рук тех придурков, то от страха, — пробормотал я, чтоб услышать собственный голос. Даже немного успокоился, что придало мне сил и уверенности войти в здание.

Да, его делали точно на японский манер, так как перед входом стояло множество шкафчиков с ячейками, где дети обычно оставляли свою обувь. Здесь было пыльно, грязновато, но, на удивление, ничего не разгромлено, словно мародёры нечасто сюда наведывались. Я даже видел, что в некоторых ячейках до сих пор была обувь, белые ботинки, похожие на балетки.

И удивительно, но пусть здесь и было серо, но отнюдь не страшно, как снаружи. Более того, сама школа совсем не располагала к какой-нибудь жути, что даже взбодрило меня.

Поэтому я поднялся на второй этаж, где оглянулся по сторонам. Как и во многих школах такого типа, здесь был длинный коридор во всю длину здания и школьные классы, расположенные по одну из сторон. Отличительной особенностью было то, что коридор от класса отделяла полустенка: сверху матовое стекло, снизу сплошная стена, будто окна наружу.

Я решил, что на первом лучше не стоит прятать, а то мало ли что, лучше оставить оружие на втором. Здесь при интенсивной погоне у меня будет время затеряться и подготовиться к обороне, если это потребуется.

Оглянувшись, я решил выбрать второй класс по левую сторону от лестницы. Пройдя по пыльному грязному коридору, я заглянул в класс.

Пусто.

Хотя не знаю, кого я здесь рассчитывал вообще увидеть, если честно. Это был обычный класс, как тот, в котором я сам учился, с партами по одному, шкафом во всю заднюю стену. Пыльный, давно покинутый, но при этом сохранивший следы прошлых дней, класс почему-то взывал ностальгию по тем временам, которые я даже и не застал. Тетрадки в некоторых столах, исписанная доска с датой последнего урока, книги в дальнем шкафу. Будто его недавно покинули, а потом всё засыпало пылью и грязью.

Я отдёрнул себя, напомнив, что надо уже заняться делом и бежать на работу, на которую я уже опоздал. Поэтому, больше не мешкая, сразу направился к кафедре у доски в центре, достал оба пистолета и засунул во внутреннюю полку. Когда придёт время… если оно придёт, чего я бы не хотел, я смогу ими воспользоваться. Сомневаюсь, что именно сегодня кто-то будет рыскать по классам и обыскивать всё.

Но едва я поднял голову, как замер подобно скульптуре «спалился» или «обделался от страха». Похолодел не только внутри, но и снаружи так сильно, как если бы провёл целые сутки в морозильнике. Мысли выветрились вместе со всеми чувствами, оставив место рефлексам и инстинктам, которые бездумно были готовы попытаться спасти меня от невесть чего.

Напротив меня с другой стороны класса стояла девушка в школьной форме. С чёрными волнистыми волосами по плечи, будто японский призрак, не двигаясь с места, она разглядывала меня. Не мог разглядеть даже её лица.

И я тоже не двигался, но лишь потому, что просто физически не мог, так как колени тряслись, рискуя прогнуться под моим весом. Даже кричать не мог, так как казалось, что голос просто пропал. Я мог только смотреть и ждать того, что в следующее мгновение она или оно закричит или завоет, бросившись на меня, и…

И…

Вместо этого раздался слегка напуганный и напряжённый голос девушки с той стороны.

— Эм… Привет?

Глава 58


Привет?

И всё?

Хотя чего я ожидал? Того, что меня разорвёт на части и убьёт?

И нехотя признался себе, что примерно чего-то подобного я и ожидал. В первое мгновение думал, что это какая-то нечистая сила, которая пришла за моей душой.

Разглядев её чуток внимательнее, я увидел перед собой девушку моего возраста, может на год старше, которая тоже слегка испуганно смотрела на меня, точно готовясь сорваться с места, если что-то пойдёт не так. Обычная школьная форма, только вот какой конкретно школы, сказать затруднялся. Чёрные волосы, широко раскрытые испуганные глаза.

Девушка испугалась не меньше меня, и всё же подала голос первой. Получилось довольно неловко, учитывая, что парень всё же я.

А сам… уже тянулся рукой к пистолету. Как-то само собой получилось.

Я наконец вернул контроль над телом, вернув руку обратно, и немного дрожащим голосом произнёс.

— П-привет… — буквально выдохнул хрипло эти слова, словно то был звук половиц.

И услышал со своего места, как облегчённо выдохнула девушка на другом конце класса.

— Ох, ты говоришь… — она облокотилась руками на пыльную парту и хихикнула. — Ну и напугал ты меня… Я… я чуть не описалась… — и вновь нервно захихикала, выпуская напряжение. — Ох, думала, сердце остановится… Это же надо нам так встретиться здесь…

Я сам не заметил, как у меня появилась улыбка на лице, такая же нервная и в то же время облегчённая, будто бы груз с плеч свалился. Меня тоже покинул хриплый облегчённый смешок.

— Я т-тоже… не ожидал здесь кого-то увидеть.

— Ровно как и я… как и я… — улыбнулась она и уже более уверенно выпрямилась, после чего подошла ко мне, пройдя между парт. — Я сначала подумала, что ты демон из-за… — она потянулась к своей щеке и осеклась, после чего несколько смущённо, отведя взгляд, произнесла. — Извини.

— Ты про шрам? — потрогал я лицо. — Да, представляю, что ты почувствовала, когда увидела меня. Можешь не волноваться, я не из тех, кто страдает по подобному. Кстати, я тебя не заметил сначала в классе.

— Зато твои шаги было слышно издалека, — хмыкнула она и протянула руку. — Я Сина.

— Томас, — ответил я рукопожатием. — А… что ты делаешь в этом районе?

— Аналогичный вопрос к тебе.

— Ну я парень, как бы…

— Пф-ф-ф… хорошая отговорка на все случаи жизни, — отмахнулась она в шутку. — Я сюда прихожу из общественной северной. Это в трёх кварталах через железнодорожные пути. Ну знаешь, те, что на юг идут, такая железнодорожная магистраль.

— Я примерно понял, — кивнул я, вообще ни слова не поняв. Знаю, что действительно есть в паре кварталов там железнодорожные пути, но не более. — И ты ходишь аж сюда?

— Скажу по секрету, здесь я прячусь, — хитро улыбнулась моя новознакомая, как если бы рассказывала местоположение своего штаба. — Но вообще, это не так уж и далеко отсюда, по правде сказать.

— А от кого прячешься?

— Ото всех! Ты видишь здесь кого-нибудь?

Ответ «ото всех» можно услышать только от тех, кого гнобят и над кем издеваются в школе и во дворе, от чего они ищут место, где можно уединиться и побыть в тишине. Хотя, глядя на девушку, я бы не сказал, что она подвергается издевательствам или насилию. По крайней мере по поведению и внешнему виду.

— Нет, никого не вижу, — покачал я головой.

— И я нет! Потому что все боятся и не ходят сюда. Потому здесь можно спрятаться и не бояться, что кто-то придёт сюда. Но в самой школе, как бы она жутко снаружи ни выглядела, так спокойно… Ну просто услада для нервов.

— Но район… такой себе, — заметил я. — Тебе разве не страшно через него ходить?

— Не-а, — хвастливо выпятила она грудь. Её голос был уверенной в себе девушки, которая знает себе цену. — В первый раз было страшно, но потом привыкаешь, когда ходишь туда-сюда. Причём я из команды по лёгкой атлетике, бегаю как ветер!

— Ветер летает, — заметил я.

— Без разницы, — поморщилась Сина. — Так а что ты тут делаешь? Ты откуда? По логике, это я должна волноваться, так как ты парень и можешь что-то плохое со мной сделать. Ты что-то здесь прячешь? Раньше я тебя здесь не видела.

— Первый раз здесь. Думал спрятать кое-что, но передумал, — соврал я невозмутимо. Уже спрятал и теперь надо было перепрятывать.

— Наркотики? — прищурилась она с улыбкой.

— Думаешь, что кто-то даже ради наркотиков бы полез сюда? Школа отбивает желание даже подходить к ней, не говоря о том, чтоб заходить внутрь.

— Но ты зашёл.

— Я скорее исключение, подтверждающее правило.

— И то верно. Люди боятся этой школы. Думают, что она проклята. Бу-у-у-у… — спародировала она призрака, приподняв руки. — Потому здесь можно никого не опасаться.

— А школа проклята? — поинтересовался я.

После Сирени я мог поверить во что угодно… если это подходило под мои понятия возможного. Я никогда не видел призраков и другой паранормальной ереси, однако с существами вот встречался. Поэтому скажи Сина мне, что здесь обитают вампиры, и я бы поверил, но вот в призраков… навряд ли.

— Ни разу никого не видела. Серьёзно, сижу здесь иногда до сумерек, после чего лечу домой, но ни разу не видела здесь ни единого призрака. Потому мне и спокойно здесь теперь.

— Но идти сюда через этот район, — поморщился я. — Извини меня, но девушка, идущая через такое место…

— О-о-о… ты беспокоишься обо мне? — улыбнулась она. — Это мило, конечно, но если ты говоришь об изнасиловании, то парню твоего возраста тоже надо подобного остерегаться. Знаешь же, что делают с мальчиками.

Ей, наверное, это казалось забавным, но забавным это не было. Зная это место, подобному я бы не удивился. Нет, даже не так, я был уверен, что здесь такое происходит, пусть и не так часто, как насилие в отношении девушек.

— Просто парню будет легче дать отпор, — был мой довод на её слова.

— А я бегаю быстро. Но спасибо за беспокойство, я польщена, — уверенно ответила Сина, не обратив на мои слова никакого внимания, будто слыша их уже не в первый раз. Вообще, она выглядела одной из тех, кто полагается только на себя.

Она подошла к окну, выглянув наружу. Напротив нас серой стеной выстраивались дома, вдоль которых проезжали редкие машины. Пешеходов стало немного побольше, но тоже недостаточно, чтоб назвать этот город оживлённым.

— Странно, если честно. Не думала, что сюда кто-то заглянет. Надо порадоваться, что не насильник, верно?

— Ты часто сюда ходишь?

— Частенько. Помогает собраться с мыслями, побыть наедине с собой, успокоиться… Кстати, ты так и не сказал, из какой сам школы.

— Из бесплатной на севере Нижнего города. Одна из тех, где свободное посещение.

— О-о-о… — протянула она, словно что-то осознав. — Я слышала об этой школе.

— Наверное, все слышали.

— И как тебе там? — едва заметно склонила она голову вбок.

— Примерно как в тюрьме, только с возможностью выйти из неё, — ответил я вполне искренне, чем вызвал у неё хихиканье.

Вообще, это странно, если честно. Девушка ходит в заброшенную школу, чтоб побыть в одиночестве. Всё бы ничего, но школа эта находится там, куда в здравом уме ты точно не полезешь. Отсюда очень много вопросов, один из которых: зачем идти сюда? Может тоже что-то прячет? Да и как ей смелости без нужды сюда пролезть хватило? Ладно я, но она сюда забралась просто так. И ведь не похожа на тех, кого это не трогает, вон как испугалась меня. Для чего и зачем? Что её вынудило сюда пролезть? Неужели настолько её все достали, что Сина от отчаяния сюда пробралась, наплевав на всё?

Просто ладно я, выхода нет, но она разве не могла найти более подходящего места вместо того, чтоб идти через этот район сюда? Да и мало ли какой маньяк может забраться в эту школу, верно?

А если честно, было несколько неожиданно увидеть здесь кого-то ещё, оттого мою голову заполняли вопросы: от чего, зачем, почему, для чего, как.

Чёрт знает, чего она ищет или искала. Мало ли подростков, включая меня, которые сами ищут проблемы на голову. С горя некоторые и не такое могут сделать. Но теперь мне предстояло перепрятать всё, чтоб она не решила проверить, что же я здесь оставил.

— Ты здесь ещё будешь сидеть? — поинтересовался я. Не спрашивать же, когда она свалит, верно?

— А что? Хочешь составить компанию? — бросила она мне вызов со смелой улыбкой.

— Нет, просто интересуюсь, — пожал я плечами. — Просто я пойду тогда.

— Уже, что ли?

— А ты разочарована?

— Да нет, просто ты только пришёл и так быстро уходишь. Точно что-то спрятал.

— Не помню, чтоб скрывал это, — заметил я.

— Понятно… — протянула она. — Но завтра ты сюда придёшь, верно?

Сина обернулась ко мне, и пусть она спрашивала, однако звучало это как утверждение. И да, она угадала о моих намерениях, только вот она сама сюда не должна была приходить. Теперь же мне предстояло не самое увлекательное действо по убеждению девушки, причём довольно самоуверенной, в том, что завтра ей лучше всего здесь не появляться. Я бы вообще предпочёл, чтоб здесь никого не было, но раз уж встретил её, надо было сразу решить этот вопрос.

Завтра всё может обернуться как угодно, и меньше всего мне хотелось как случайных свидетелей, так и случайных жертв.

— Да, верно. Только на твоём месте я бы лучше сюда не приходил, — покачал я головой. — Завтра не самый удачный день для твоего уединения.

— С чего вдруг? — удивилась она с лёгким вызовом.

— Просто лучше завтра не приходи. Я серьёзно. Приди послезавтра, — попытался взять я настойчивостью.

— То есть ты мне запрещаешь?

Я заметил, что многие, когда ты других о чём-то настоятельно просишь, принимают это как вызов. Как по мне, это лишь показывает тот факт, что они не выросли. Пришлось от настойчивости сразу перейти к более мягкому давлению и убеждению.

— Не запрещаю. Не могу я запретить, хотя сделал бы это с удовольствием. Просто это место было выбрано… для встречи не самых хороших парней, и я решил перед этим всё проверить. Вряд ли они обрадуются здесь девушке, да и люди они такие, что… лучше бы им с девушкой в уединённом месте не встречаться.

Естественно, надо добавить в конце завуалированной угрозы, чтоб показать своё беспокойство. Но я не сильно видел, чтоб на неё это подействовало.

— И?

— Просто завтра лучше тебе не приходить сюда, — повторил я. — Но можешь прийти послезавтра. Я,скорее всего, тоже послезавтра приду ещё раз.

Последнее добавил, если вдруг неожиданным образом какими-то судьбами и удачей причина была во мне.

— Не приходить завтра из-за каких-то сопляков? — поморщилась она, явно не привыкнув идти на попятную.

— Пожалуйста, — теперь перешёл на жалость. Не сильно люблю кого-то просить, молить и так далее, но и силой не заставишь. — Если ты придёшь, мне может достаться, так что ты бы очень мне помогла, если бы завтра не приходила. Я бы тогда избежал проблем. Это вопрос жизни и смерти.

Я ещё и жалобное лицо состроил, чтоб ударить по всем фронтам, глядя ей в глаза. Сина же внимательно смотрела на меня, прежде чем отвернуться, демонстративно вздохнув.

— Ну ладно, ладно, не могу же я отказать такому воспитанному новому знакомому в такой маленькой услуге, верно?

— Я очень тебе благодарен, — выдохнул я, надеясь, что это не выглядело наигранно, и, пока она был развёрнута ко мне спиной, быстро вытащил пистолеты из кафедры, спрятав их за пояс. — Серьёзно.

— Ага, но послезавтра, как я понимаю, ты придёшь, верно? — обернулась она ко мне, стоящему как ни в чём не бывало.

— Да, если ты будешь ждать, конечно, — кивнул я.

— Я? Буду. Я вообще часто сюда наведываюсь. Главное — знать безопасные пути сюда, верно? — улыбнулась она твёрдо.

— Верно. Хоть и небезопасно для девушки.

На мои слова она лишь шутливо отмахнулась.

Я всё же перепрятал пистолеты в другое место, но третьем этаже. Проверил, чтоб она за мной не следила, и перепрятал. А как выходил из школы, обернулся назад, окинув взглядом школу. Сина до сих пор стояла в окне и, увидев меня, помахала мне рукой. В ответ я поднял руку, после чего развернулся и пошёл обратной дорогой.

Я уже опоздал на работу, однако это не значило, что теперь я мог её прогулять. Не в моём положении. Придётся просить прощения у Оскара и Сабины, если она работала за меня, но это не было так страшно для меня, как увольнение. Деньги оставались для меня на первом месте, так как без них я просто не проживу, и тогда действительно придётся задумываться об альтернативных источниках заработка.

Но шёл я обратно в несколько странном состоянии, словно случилось что-то из ряда вон выходящее. В последний раз такое я чувствовал, когда узнал, кем была Сирень. Нереальность. И причина заключалась в той спортивной уверенной в себе девушке, что любила туда приходить. Было несколько удивительно, что она предложила со мной встретиться ещё раз послезавтра. Всё-таки я и девушка…

Не знаю. Вернее, знаю, моё лицо говорит само за себя. А Сина была довольно приятной метиской, у которой с одной стороны, скорее всего, был родитель европеоид, а с другой — азиат. Другими словами, приятная девушка и я, изуродованный парень. Я не сильно беспокоился о своём виде, но сейчас была иная ситуация, и я не мог не думать об этом. Оттого её предложение выбило меня слегка из колеи. И я не мог сказать, что в душе не чувствовал воодушевление. Какую-то лёгкость, словно посреди серости увидел что-то яркое.

Буду честен сам с собой — она девушка, а я парень, мне приятно её внимание. И моя фантазия уже складывает пусть не самые смелые, но конкретные мысли по поводу ближайшего будущего. Если я закрою вопрос с подборщиками дани, то уже на следующий день смогу вновь увидеться с ней и…

А что и? Там что-нибудь и придумаю. Может позову на свидание, если всё будет хорошо. Я не был из робких и не стеснялся подойти к девушке, так что это не было для меня проблемой. А там уже будь что будет.

Но перед этим мне надо было постараться всё закончить. Миром или войной, не имело значения, главное — закончить и обезопасить себя.

Когда я пришёл на работу, мне, естественно, пришлось извиниться за опоздание. К тому же, огромная груда посуды за день не дала мне соскучиться до самого конца, так что мне было чем заняться, включая покормку бездомной девушки, что ждала вечерней пайки. Но это время скрасили мои мечты о том, что может получиться с той девушкой. В конце концов, шестнадцать лет, самый разгар для таких мыслей. Пусть я и был немного замкнутым и тихим, но не асексуалом.

За опоздание меня не оштрафовали и не наказали. В этом и была причина моей вежливости со всеми. Будь я говнюком, мне бы это вряд ли простили, а так просто попросили больше не опаздывать. При этом я предупредил, что завтра не смогу выйти на работу, так как у меня возникли трудности, которые надо решить. К этому Оскар отнёсся с пониманием, хотя вот Сабина была не очень довольна.

А вернувшись домой, я принялся готовиться к завтрашнему дню.

Моими покупками была дешёвая хоккейная маска из секонд-хенда, несколько упаковок холодной сварки и глянцевый журнал мод, позаимствованный у Сабины в забегаловке.

И если с маской всё было понятно, то вот журнал мод мне требовался как бронежилет от заточки. Не думаю, что кто-то попытается меня пырнуть прямо в школе, но во время драки всё возможно, люди иногда с ума в ней сходят. А холодная сварка мне требовалась для кастета. Я не мог выстругать его из дерева или другого материала, так как не из чего, нечем и нет опыта. Металлический кастет же для начала надо было купить, а я даже не знал где. Да, это Нижний город, но здесь не стоят на каждом углу и не торгуют оружием, как показывают в фильмах. Конечно, приобрести оружие здесь куда легче, чем в других городах, но надо всё же знать места, а я до этого подобным даже не интересовался. А сейчас и спросить не у кого. Плюс металлодетектор, который мог среагировать на них. Да, именно на них, так как мне нужен был кастет на каждую руку.

Но вот холодная сварка подходила под это идеально. Изначально по консистенции она была как пластилин, очень податливой, что позволяло придать ей любую форму, но вот потом затвердевала. Не до состояния камня или металла, однако должна была выдержать обычные удары.

Нарисовав на листе примерные контуры будущего кастета, я принялся вылеплять по ним своё будущее детище, надеясь, что получится сделать его достаточно твёрдым, иначе был риск сломать собственные пальцы. Ради этого я старался не жадничать на толщину конструкции, делая её толстой, чтоб повысить прочность и вес. Заодно прямо по ходу лепки примерял под руку, чтоб ничто нигде не мешало.

И после потраченных усилий мог любоваться на кастеты, которые выглядели так, словно их слепили из фекалий. Про прочность говорить было рано, однако они вышли довольно массивными. К тому же, толстыми, что снижало шанс их неожиданной поломки. Оставалось лишь дождаться завтрашнего утра и испытать их сразу в действии.

Глава 59


На утро я любовался своими собственноручно сделанными кастетами, держа их в руках и с неохотой признавая, что эта конструкция может как сломать противнику нос, так и сломать мне собственные пальцы, если вдруг развалится от удара.

На первый взгляд с виду они были сделаны будто бы из глины или цемента. Светло-серые, при стуке они издавали каменный звук. Кольца под пальцы были довольно толстыми и массивными, как и сама конструкция, внушая доверие. Лежали в руке отлично и при ударе не грозили повредить мне руку. Вес чувствовался, но не критичный. Я бы сказал, идеальный — добавлял массы, но не мешал махать руками.

Но вот насколько кастеты прочные? Выдержат ли они удар? А два удара? Или три? Если сломаются во время боя… Мне может не поздоровиться.

Я испытал прочность на макете, небольшом, но толстом кольце из этой холодной сварки, бросая его в стену и пол, а потом об кафель в туалете и ванну. В конце мне удалось его сломать, и тот просто раскололся на три кусочка разных размеров. Но перед этим я успел разбить три плитки кафеля на полу.

Кастет был явно потолще кольца и помассивнее. И им я собирался не по железным трубам или стенам бить, а по противникам, вполне себе мягким. Конечно, могут сломаться они и об кости, но здесь оставалось рассчитывать на удачу. Будь побольше времени, я бы попытался найти в городе мастерские, где мне смогли бы выпилить в банальном куске оргстекла или дерева дырки под пальцы, плюс обрезать кусок так, чтоб было удобно держать в руке. Но вышло бы это дороже, и времени у меня было не так уж и много. А мастерские ещё надо было найти, так как я ни одну не знал. Можно было бы спросить у Оскара, но к тому моменту, как я бы освободился, они бы закрылись.

Но я успокаивал себя тем, что всё будет в порядке и мои орудия самообороны выдержат натиск противника.

Школа встретила меня своей обычной суетой, хотя мне казалось, что все смотрят на меня.

Но это была паранойя, никто на меня не смотрел, просто я был взволнован настолько, что теперь мне казалось, что всё против меня. Примерно так же было на самом первом деле. Вполне естественная реакция, которой нельзя поддаваться.

Лучше всего в этом помогает план. Строгий прописанный хотя бы в твоём уме план, по которому действуешь и не отступаешь ни на шаг. Только то, что задумано. Если же будет неожиданность, то тут зависит всё от того, насколько ты детально проработал план и как хорошо умеешь держать себя в руках. И главным компонентом должна быть уверенность в себе, в том, что у тебя всё получится. Ну или хотя бы не думать о неудаче, чтоб не накручивать себя.

Именно по плану я и готовился к сегодняшнему событию. Может звучать странно, но я составил план, точно зная, что и при каких обстоятельствах буду делать. Я мог быть хладнокровным, в какие-то моменты в сознании словно стреляло, убирая всё лишнее, но полагаться на то, что там что-то в голове выстрелит, было… ненадёжно.

Когда я вошёл в класс, всё было вроде как обычно. Только те, кто меня обычно встречал кивком головы, даже не повернулись в мою сторону. Что Брюс, который раздавал пошлости девушкам, что Стелла, которая даже глазом не повела, будто я невидимка, хотя раньше всегда просила домашнюю работу.

А вот что касается Кима, то этот слишком умный лысый гопник сидел, положив ноги на мой стул. Очень красноречиво показывает, какого мнения обо мне.

— Тебя ждут, Томми, — оскалилась эволюционная ошибка. — Ты же не забыл ничего?

Спешит напомнить, какие у меня сегодня дела? Забавно…

Во-первых, я понял, что он тоже из банды. Во-вторых, он ничего из себя не представляет. С чего я это взял? Поведение. Спешит показать свою силу, спешит показать, что он сильнее, опустить того, кого может… иначе говоря, самоутвердиться, как только появилась возможность. Те, кто покруче, обычно такой ерундой не занимаются. Удивительно, что когда он молчал, выглядел куда круче.

— Сложно такое забыть, — бесстрастно ответил я, положил сумку на стол и очень вежливо заметил. — Ты бы ноги убрал с прохода, мало ли кто-то споткнётся о них. Согнутся в обратную сторону, как у кузнечика.

— Ты типа самый умный? — показал он свой шакалий оскал. Действительно похож на шакала.

— Самый догадливый.

— Ага, как же, эй, домашку дай списать.

Я даже не стал отвечать. Положил сумку на стол, развернулся и двинулся на выход из класса. Не стоит заставлять их ждать, раз уж они оказали мне такую честь и выделили время для встречи.

— Ты чо, не слышал?! — крикнул Ким мне в спину, когда я был у дверей, но ответом ему было моя спина.

Урок вот-вот должен был начаться, однако ученики не спешили прятаться по классам. В этот раз я изменил своим привычкам, придя куда позже, прямо перед началом занятий. Специально, чтоб остальные разбежались, и никто нас не потревожил. И когда я дошёл до туалета, прозвенел звонок.

Это было весьма вовремя. Ученики начали расходиться по классам, и буквально через полминуты коридор опустел.

Ну, поехали возвращать долги…

Я вытащил заткнутую сзади хоккейную маску, нацепил её на лицо, после чего засунул правую руку в карман, где сразу нащупал оружие возмездия и правосудия, делающего нас не настолько равными, как кольт, но имеющими шансы дать отпор сильным мира сего.

Ждать здесь не имело смысла, только нервы себе накручивать. Ведь чем больше волнуешься и ждёшь, тем больше потом допускаешь ошибок. Поэтому я сразу открыл дверь и тут же у раковин увидел первого из их компании. Парень моей комплекции, пусть и подкачанный получше, стоял и мыл руки.

— Чег… — только и успел произнести он, удивлённо взглянув на меня, когда я дёрнулся вперёд и без размаха ударил его в скулу. Удивительно, но для него этого хватило. Я ещё и поймать его за грудки левой успел, не давая с размаху удариться головой о раковину. Не из-за милосердия, а из-за того, что так можно и убить, а на такое глаза никто не закроет.

Тут же закрыл за собой дверь и щёлкнул щеколдой на ручке, закрывая её, чтоб избежать случайных посетителей. Вчера, когда умывался, случайно заметил её. Это поможет отсечь случайных свидетелей.

— Плаха, чо там? — раздался из туалета голос.

Ну, можно приступать. Стоило начать, как в душе стало неожиданно спокойно, пусть сердце до сих пор испуганно билось.

Левая рука в кармане нащупала второй кастет, который лёг в руку как влитой. Шагнул из помещения, где были раковины к туалетам, где расположились кабинки, когда передо мной неожиданно выглянул ещё один.

— Ч…

Я резко подался вперёд и со всей дури ударил его в лицо. Парнем оказался один из тех уродов, что помогал двоим прижать меня в коридоре. Он отшатнулся от удара и плюхнулся на пятую точку с потерянным видом.

Быстро вхожу следом за падающим идиотом в помещение, где у одной из стен расположились кабинки. И около них стоит трое довольно крепких парней, двое из которых крупнее меня. Я мысленно разделяю их на первый, второй и третий слева направо. Причём второй и третий уже знакомы мне: третий был тот самый нос-змейка, что мне разбил нос, а второй его дружком — уёбки, которые били меня при всём классе.

Ну что ж, пришла пора поквитаться. Только проблема в том, что они стоят у кабинок, а я с другой стороны у входа, и нас разделяет метра два. То есть эффект неожиданности уже потерян. И всё же…

Мы бросаемся друг на друга одновременно, как и одновременно делаем замах, словно соревнуясь, кто кого первым настигнет ударом. Но их трое, а я один. Остаётся лишь держать напор, чтоб не дать им прийти в себя и нормально сосредоточиться, чтоб задавить меня.

Я буквально с разгона врываюсь в их группы и тут же достигаю одного из парней. Удар приходится ему в голову, и он, по инерции пролетев мимо, бухается на колени. Ещё в сознании, но явно не способен драться.

Зато меня сметают двое других, осыпая ударами. Удар под рёбра в печень, удар в лицо в маску, удар, удар, и ещё несколько ударов прилетели по мне раз за разом, и за секунды я получаю едва ли не пять или шесть ударов от носа-змейки и его дружка.

Буквально отпрыгиваю назад, подальше от них, и делаю пинок, больше для виду. И второй спокойно уворачивается, отпрыгнув от меня. Но тем самым я смог их разделить. С левой бью в голову носа-змейки и тут же ударяю правой, потом левой, потом правой, осыпая его ударами и загоняя в оборону. Четыре удара, делаю шаг назад, не давая зайти второму мне за спину, и тут же начинаю осыпать его ударами. Даже несмотря на то, что он прикрывается, получать кастетами по рукам — то ещё удовольствие.

Недолго длится мой напор — нос-змейка буквально подныривает под меня, избежав удара прямо в лицо. Он крупный парень: обхватывает меня за талию, словно девушку, и швыряет в кабинки. Скорее всего он даже не задумывался, куда меня швырял.

Я снарядом влетаю в одну из них, выбив дверь и приземлившись прямо на унитаз, словно какой-то король. Ударился спиной о трубу, от чего меня едва не парализовало, боль была как от раскалённого прута.

Следом за мной в кабинку влетает второй, но тут же получает удар ногой. Он легко закрывается от удара, но следом из кабинки вылетаю я, понимая, что надо сосредоточиться конкретно на одном. Надо забить ублюдка любой ценой. Поэтому я резко сокращаю дистанцию, врезаюсь в него, тащу до самой стены, об которую мы и врезаемся. Он сильнее меня, но на доли секунд я вкладываю все силы, чтоб прижать его к ней и не дать увернуться. А потом отвожу голову назад и со всей дури бью ему головой в лицо.

Маска только усугубляет эффект для противника. Хрустит нос, его голова от быка дёргается назад и бьётся о стену, нанося дополнительный урон. От такого на мгновение он теряется в пространстве, давая мне время отскочить назад и с размаху ушатать его ударом с правой в челюсть.

Хруст костей пугает и разносится по комнате. Парень, дружок носа-змейки, с отсутствующим видом пластом вдоль стенки падает на пол, словно секундная стрелка. Но едва я оборачиваюсь, как мне в живот входит кулак. Входит от души с такой силой, что я сгибаюсь пополам. Если бы не журнал, примотанный изолентой на животе, я бы вообще помер. А в следующее мгновений в лицо прилетает колено. Маска сдерживает удар, однако я отчётливо слышу её треск, да и от такого удара отдача всё равно пробрала мозг, который неслабо тряхнуло в голове.

Ноги подкашиваются, и я падаю на одно колено, а когда поднимаю голову, мне в маску прилетает удар сверху. Маска трещит ещё сильнее, а я падаю на бок.

Нельзя, чтоб он начал пинать меня ногами, иначе от одного такого удара мне все кости переломает.

Поэтому я что есть сил, уже лёжа на боку, бью ногой его в лодыжку. Выбиваю опору из-под одной ноги, и нос-змейка валится прямо на меня. Но вместо того, чтоб попытаться встать или отползти, он хватает меня за шею и начинает душить. Его огромные ладони сходятся на моей шее и начинают её сдавливать.

Я чувствую, как его пальцы давят на кадык, от чего в горле становится нестерпимо больно. Чувство такое, точно в голове начинает пульсировать сам мозг, и теперь она раздувается. Ощущение такое, что в голове всё немеет, как иногда отлежишь конечность. В глазах всё начинает расплываться и темнеть, что свидетельствует о недостатке кислорода. И даже то, что я пытался напрячь шею, не помогало.

Я попытался ударить его в лицо, но его туша мешала взять размах, тогда вместо этого я всунул большие пальцы ему за щёки и начал что было сил растягивать в стороны. Со всей дури, не боясь порвать ему рот.

И первым сдался он.

Отпустил шею, подавшись назад, и быстрым движением сбросил мои руки от своего лица.

Но тем самым дал место для манёвра мне, и я что было сил ударил его в кадык.

Я не скажу, что слабый парень, но и сильным меня не назовёшь, с одного удара не вырублю. А в положении лёжа так вообще слабо ударю, но вот в кастетах даже такой удар очень и очень значителен. Не панацея, но довольно сильно влияет на ход боя.

Нос-змейка закашлялся, схватившись за горло и подавшись назад. Я же потянулся следом, резко сгибаясь, и что было сил вломил ему в челюсть. Брызнула кровь, но хруста костей не было. Следующий удар с левого кастета в зубы. Ещё больше крови. А потом в нос правой, и змейка наконец так расслабился, что я смог столкнуть его с себя. Он попытался встать, но я тут же ударом сверху зарядил ему в лоб, уложив обратно. Удар в лицо левой, словно пробивал апперкот.

Последний урод завалился на спину, но упрямо очень медленно и неуклюже попытался подняться обратно.

Быстро оборачиваюсь и, не найдя больше противников, сбрасываю кастеты. Теперь, когда все почти повержены, они мне не понадобятся.

Кастеты нужны были лишь как усиление удара в драке. Если ты не умеешь драться, они не помогут тебе. Мне же не хватало сил победить их голыми руками, а вот с кастетами практически каждый удар вычёркивал кого-то из боя.

Больше не теряя времени зря, я бросаюсь на носа-змейку сверху, замахиваюсь и начинаю бить. Удар за ударом вбиваю ему костяшки в морду, чтоб от его лица остались только очертания. Особенно стараюсь бить по зубам и его долбаному носу, чтоб больше он никогда не хотел подходить ко мне. Чтоб каждый раз, глядя в зеркало, он вспоминал, что с ним сделали.

Я не хотел его убить. Естественно нет. Я хотел запугать. Дело надо всегда доводить до конца, особенно когда запугиваешь — это я уяснил с прошлой работы.

В таком мире правят две силы — страх и деньги. Денег у меня нет, но зато я могу одарить их страхом. Страхом расправы, страхом за свою поганую жизнь, страхом за то, что в следующий раз я сделаю что-нибудь куда хуже, чем просто изобью их до полусмерти. Я избивал, чтоб посеять страх. Нежелание вообще как-либо подходить ко мне. Чтоб они знали, что в следующий раз я могу убить их или сделать калеками. Понимали, что во второй раз всё может быть хуже.

Да, сила действует не на всех. Кого-то такое может закалить, сделать более озлобленным и готовым бороться ещё усерднее. Может сломать и сделать психопатом без тормозов. Таких людей надо запугивать иначе, одной силой здесь не обойдёшься. Но эти к таким не относились. Люди, о которых я говорю, никогда не будут рядовыми гопниками, они сами будут выстраивать вокруг себя людей, потому что чем сильнее на них давишь, тем сильнее они будут сопротивляться.

А эти лишь глупый скот, которые понимает всё через боль. Они живут в стае по законам диких зверей, где кто сильнее, тот и прав.

Я переходил от одного к другому, разукрашивая им лица в кровавый пузырь, но стараясь не сильно усердствовать. Я не хотел убить, желал лишь оставить вполне доступное послание остальным.

Я никому не дал уйти из туалета. Все они были похожи на тех, кто схватился в пьяной драке со стеной. Двум сломал челюсть, почти всем выбил хотя бы один зуб. Многих ещё и пинал ногами, когда они пришли в себя. Пинал долго, с расчётом, чтоб серьёзно ничего не повредить, но и оставить память на всю жизнь.

И что получилось?

Из всех сопротивляться пытались лишь двое. Недолго. Набросились вдвоём, но получили кастетом по лицу, после чего лишь лежали и прикрывались от ударов ногой. Они даже не пытались продолжать сопротивляться. Один так вообще сидел на заднице и пялился на то, как я бью его товарищей, после чего испуганно пятился, пытаясь договориться.

Договорился. Я не выбил ему зубы. Остальным повезло меньше.

Носу-змейке я сломал руку. Когда он пришёл в себя, пытался что-то сделать со мной, но после избиения вряд ли бы смог даже девушку ударить. Это было и к лучшему. Я хотел, чтоб он был в сознании, когда я его бил, чтоб это отпечаталось у него в памяти на всю жизнь. Смысл бить тех, кто в отключке, если они не вспомнят это со страхом в душе? Каждый из них был в сознании, когда я их избивал. Никто не пытался даже помочь другому или дать отпор. Моральные уроды, сразу сдавшиеся, только лишь получив достойны отпор, и позволившие себя избить.

Но кое-что я всё же хотел услышать.

— Сколько вас в банде? — придавил я коленом к земле самого целого, схватив за волосы и прижав к полу. Он мог бы попытаться сбросить меня, и у него это могло бы получится, но он лишь замер.

— Что? — хрипнул парень испуганно.

— Сколько людей в вашей банде?

— Двадцать семь. С нами, — тут же ответил он, словно только и ждал этого вопроса. Но не угрожал мне своими дружками, что говорило об удачном акте запугивания.

Но мне было не до радости.

Вот… чёрт…

Я рассчитывал на куда более маленькое количество противников, а тут их едва ли не в три раза больше предполагаемого числа. Теперь как-то… не так хорошо всё выглядит, как я представлял, если честно…

— И вы держите всю школу, хочешь сказать?

Он лишь кивнул головой.

Удивительно, правда? Всего двадцать семь человек, двадцать семь каких-то уродов, причём половина точно не самая сильная, а держат всю школу в страхе. В школе с девятый по двенадцатый классы, по четыре буквы в каждом потоке, что значит в сумме шестнадцать классов. Это четыреста восемьдесят человек, из которых половина парни. Около двухсот сорока человек, плюс-минус два десятка, все в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет.

И они не могу навалять двадцати семи.

Почему?

Разрозненность — страх, что никто не поддержит, и нежелание защищать ближнего. Страх — боятся, что с ними расправятся, считают, что таких не достать и они едва ли не неприкасаемые. Наплевательство — главное, чтоб не меня.

По такому принципу они живут. По такому принципу живёт большинство людей. Осталось понять, живёт ли эта банда по этим же законам. Если нет, то ко мне очень скоро придут разбираться.

Глава 60


Я вернулся в класс как ни в чём не бывало, хотя урок уже длился около десяти минут. Учитель сделал вид, что не заметил меня. Поэтому я спокойно дошёл до своего места и увидел свой сброшенный портфель. Нет, из него никто ничего не вытряхивал, но он был сброшен на пол, что неприятно.

Я даже догадываюсь кем. Этот самый кто, когда я сел на место, ко мне и обратился.

— Лучше бы ты дал мне домашку, чепушила, — прошипел Ким. — Я тебе ебало порву.

— Сколько угодно, — равнодушно ответил я, вытаскивая вещи на стол. — Но сначала попытайся не порваться, отвечая на вопросы по биологии.

— Ты охуел? — мгновенно вздыбился он. — По зубам не хочешь?

— Ким, ты не настолько хорош, чтоб отвлекаться от урока.

Иными словами, ты тупой. И он это понял, что было удивительно. Я увидел, как исказилось его лицо, когда он наконец понял, что и как ему ответили.

— Ты даже не представляешь, что с тобой сделает Пятак, если я попрошу, — и вновь этот шакалий оскал.

В ответ я лишь красноречиво зевнул.

— Ну-ну, посмотрим на перемене, чмошник, — глумливо ответил тот и наконец отстал от меня.

На перемене мы действительно посмотрим.

После драки в туалете, как я выяснил, правый кастет всё же сломался. Как это ни прискорбно, но он не выдержал ударов, хотя продержался почти до конца, что уже хорошо. У него отломились две дужки колец на среднем и безымянном пальце. Из-за этого во время драки они вмялись внутрь, сильно передавив пальцы, от чего средний и безымянный сейчас слегка опухли и стали фиолетовыми. Но это просто синяки, пусть и болят. Плюс лопнула рукоять, что должна была упираться в ладонь. Теперь он был непригоден для использования.

Зато другой кастет был ещё целым. Ни трещин, ни деформаций, что явный плюс.

Только вряд ли я смогу его использовать. Что касается маски, то она треснула. Нос-змейка довольно сильно приложился к ней, от чего прямо посерёдке шла внушительная трещина, и маску теперь можно было сломать просто руками. Ударь кто-либо по ней, и эти две половинки могли бы припечататься к моему лицу.

За мной действительно пришли на перемене.

Зря я надеялся, что они закроют на это глаза или испугаются, ведь в итоге их было значительно больше, а количество рождает смелость. Просто узнал я, что их не просто больше, а значительно больше, буквально недавно. Будь их десять или, на крайний случай, пятнадцать, то ладно, но их оказалось едва ли не тридцать. И они не могут позволить закрыть на это глаза по двум причинам.

Первая и основная — их собственная гордость. Как это так, им дал отпор какой-то там парень.

Вторая — общественное мнение. Ведь если дал один, другие могут последовать его примеру, а это значит, побить могут уже их.

Но меня удивило даже не это. Меня удивил тот, кто пришёл ко мне разбираться.

Парень ростом метр семьдесят или ниже, худой, будто больной анорексией, с впалыми глазами, небрежными длинными тёмно-синими волосами и очень воинственным лицом хлюпика, который привык, когда ему подчиняются. Сопровождал его крепкий парень чуть выше меня, стоявший за его спиной подобно телохранителю.

Я едва удержался, чтоб не вытянуть лицо и не спросить: «Чего?».

Серьёзно? Этот человек заправляет школьной бандой? Его же тот нос-змейка в узел может завязать при желании! Даже та пухленькая девушка в очках может уложить одним ударом! Как он может вообще тут всем заправлять?!

Но мой шок быстро сменился пониманием того, с кем и чем я имею дело.

Если его боятся, то у парня должна быть сила. Либо импульс, но навряд ли сильный, либо влияние. Если это всё же влияние, то очень и очень навряд ли его самого, скорее всего, кого-то за его спиной — друг, отец или его работодатель, кто даёт ему протекцию. Это плохо, действительно плохо, так как иметь дело и с тем, и c другим чревато не просто синяками.

— Ты охуел, сучара?! — это было первое, что он мне сказал, когда подошёл. Подошёл быстро, уверенно, разъярённо, будто был готов наброситься в это же мгновение на меня с кулаками. Я даже напрягся, представляя, как парень с ходу набрасывается на меня. Но он не набросился, остановившись и ограничившись тем, что смахнул со стола все мои вещи на пол. — Ты блять знаешь, с кем связался, уёбок?!

Всегда веселил тот факт, что некоторые школьники пытаются вести себя как блатные взрослые. Они выглядят довольно забавно со стороны и вызывают не страх, а испанский стыд. Но этому пареньку, что удивительно, такая манера речи подходила. Он выглядел, да и был одним из этих гопников, что грабят слабых, избивают толпой сильных и пытаются диктовать свои условия абсолютно везде.

Я с грустью посмотрел на разбросанные по полу вещи.

— На меня смотри, когда с тобой разговаривают!

Теперь избежать проблем было невозможно. Придётся так или иначе их решать, но остался вопрос — как? Я к тому, что надо понять, кем является парень передо мной. Сынок какой-нибудь шишки или импульсник. Если импульсник, то тогда проблем не будет, если же сынок шишки, всё будет куда сложнее.

Но это можно очень просто и быстро проверить прямо сейчас.

Я просто принципиально не смотрел на него, с грустным видом разглядывая вещи, которые упали, после чего потянулся и поднял тетрадь. Всем видом показывал, что даже не замечаю его потуг.

И естественно, спровоцировал его. Это было едва ли не прямым оскорблением, и мы оба это понимали. Понимали, что парню надо что-то сделать, чтоб не упасть в глазах других.

И анорексичный червь сделал ход первым: схватил меня за волосы, попытавшись повернуть моё лицо к себе, как делают крутые парни в фильмах. Только сил ему явно на это не хватило. Левой рукой толкнув его со всей силы в грудь, правой я уже нырнул в карман за ещё целым кастетом, вскакивая со стула.

Его недотелохранитель мгновенно бросился ко мне, попытавшись ударить в лицо. Это был идеально поставленный удар, не чета другим. Парень явно где-то занимался, что было видно по его движениям и собранности. Но каким бы видом единоборств он ни занимался, это его не спасло от того, что я уже ждал этого удара. А когда ждёшь удара, отбить его значительно легче, особенно с неплохой реакцией.

Его кулак встретился с моим кастетом. Раздался хруст, и я буквально услышал, как некоторые в классе сказали «фу». Только сломались не его пальцы. Вернее, не только его пальцы, но и мой кастет. Но я всё же довершил начатое. Воспользовавшись моментом, когда он с гримасой боли отдёрнул руку назад, я подался вперёд и от души вломил ему прямо в лицо. Не так красиво, быстро и сильно, как он пытался меня ударить, но тоже весомо.

Парень покачнулся назад, но не упал, и мне пришлось добавить прямого пинка ему в живот, от чего он отлетел на парту позади и свалился на пол под её звонкий грохот.

Развернулся и едва не получил заточкой под рёбра. Вернее, заточкой я получил, но вот журнал, который примотал по такому случаю к животу, меня спас.

Честно говоря, я был немного шокирован этим. Нет, я ожидал подобного в туалете, где нет свидетелей, но не думал, что кто-то рискнёт воспользоваться ей в классе при всех. Это лишь показывало, насколько вседозволенно он чувствовал себя здесь и насколько считал себя неприкасаемым. Думал, что всё может сойти с рук.

Какое-то мгновение я и этот червь смотрели на заточку удивлённым взглядом, каждый шокированный по-своему — один тем, что не пробил в живот, а другой тем, что получил ей, после чего встретились взглядом.

Есть бесценные моменты в жизни, и этот был одним из них. Удивление и испуг на его лице. Понимание, что теперь между мной и им нет ничего, кроме заточки в виде отвёртки, которую он держал в руках и которая застряла в моей броне.

Я несильным и спокойным движением выбил у него из рук его оружие, заставив червя отступить на шаг назад. Весь былой гонор куда-то пропал, сменившись испугом.

— Ты знаешь, кто мой отец, чмо?! — едва ли не взвизгнул он, когда я сделал ему шаг навстречу и схватил за грудки. Отличная привычка прятаться за спины более сильных, когда тебя прижимают. Но я и не собирался его трогать.

— После уроков. Ты же не хочешь опозориться сейчас при всех? — очень тихо и убедительно произнёс я. — Я буду ждать тебя после уроков, так что можешь тащить всю свою братию.

— Кого тащить? — тупо переспросил он.

М-да…

— Дружков своих, — после чего несильно толкнул его в сторону поднимающегося на ноги недотелохранителя. И когда он почувствовал свободу, его тут же прорвало.

— Ты попал, ты реально попал, чушка ебаная. Ты даже не представляешься, с кем ты…

Я даже не слушал, собирая свои вещи, но держа его в поле зрения. Он исходился на желчь, буквально вереща, а я лишь невозмутимо возвращал свои вещи на место. Это было вдвойне унизительно для него, хотя, судя по всему, парень этого не понимал. Он лишь опускал себя всё ниже и ниже в глазах других, только ругаясь, но боясь подойти ко мне ближе.

— Пизда тебе, отвечаю, — крикнул он напоследок, когда в класс вошёл учитель, после чего буквально вылетел из кабинета.

Ну вот я и выяснил то, что хотел.

Он не был импульсником, иначе бы использовал свои способности, а не заточку. Дело было в его отце, который мог быть какой-то местной шишкой.

Это вносило кое-какие коррективы в мой план.

Червя трогать нельзя ни в коем случае, иначе я рисковал стать врагом для его отца. Он может закрыть глаза, если его сын не пострадает, как и не пострадает его репутация. Но вот если у червя появятся хотя бы синяки, тому может стать наплевать, кто и что виновато, он просто сразу придёт убивать.

А я не хотел доводить до такого. Именно по этой причине я не тронул его в классе при других и не стал унижать, пусть и мог прямо на месте выбить всю дурь из урода — поставь синяки такому подонку, и он забудет о гордости, убегая к папе за спину и размазывая сопли по лицу. Потому просто предложил встретиться после школы, что не замарает ни его репутации, ни моей, а дальше мы сможемдоговориться, где говнюк будет говорить, что решил вопрос миром — так будет лучше для всех.

Я не собирался ставить всю школу под себя, мне просто нужно спокойствие, и если меня не будут замечать и требовать деньги, то ради бога, пусть делают, что хотят. Поэтому я рассчитывал запугать и потом предложить нейтральный вариант, который устроит обоих. Обычно такие ублюдки, перепуганные и готовые на всё, с радостью соглашаются на такой нейтральный вариант, особенно когда их репутация остаётся чиста, и они ничего не теряют. Знаю по опыту.

Что касается других, то тут как пойдёт. Не поймут — убью или прострелю что-нибудь для профилактики. Поймут — всё равно кому-то придётся пострадать, чтоб заставить червя принять новые правила и чтоб он думал, что ещё легко отделался.

Немного наивный план даже в моей голове, если честно. Однако проблему в любом случае надо было как-то решать, и это было куда лучше, чем вообще ничего. План был неплохой, но вариантов развития немало, и кто знает, как это обернётся.

Возможный поворот событий — мы договоримся с червём, а он после этого побежит к папе плакаться, пусть и закончилось для него всё хорошо. Этот вариант был наиболее вероятным, так как такие ублюдки, успокоившись, становятся очень мстительными.

Но пусть пока уж такой план будет. Да и шансы на успех я оцениваю как пятьдесят на пятьдесят. А прибегать к радикальным мерам стоило только в самом конце. Ведь как показала практика, достать можно каждого, будь ты из клана или обычный работяга. Вряд ли его отец занимает какое-то видное место, иначе бы сюда сын не ходил. Плюс он вряд ли будет рассказывать всем, как его сына едва не опустили. А это значит, что убрать его в случае необходимости будет не так сложно, и никто не поймёт, из-за чего. Мало ли врагов у бандита.

Так я мог избежать проблем, которые по незнанию сам себе и нашёл.

Как нашёл?

Моей ошибкой, как часто бывает, оказалась неосведомлённость. Изначально я просто краем уха слышал о них и даже не думал узнать всё получше, что и было ошибкой. Не думал и не знал, что они прямо с каждого деньги требуют. А когда настал момент, никто уже и не спешил со мной общаться, увидев мою слабость. Я-то думал, что их максимум человек десять, ну пятнадцать, а их тут едва ли не школьный клан из тридцати человек.

Да, моя ошибка, но кто мог знать? Не готовиться же мне к каждому дню, как к войне.

С другой стороны, во мне проснулась ненависть к этому упырку. Жгучая ненависть к говнюку, пользующемуся чужой силой. Он палец о палец не стукнул, чтоб добиться этого, пользуется всем готовеньким, при этом ничего из себя не представляя. Что я сделал такого, чтоб мне на голову свалилось такое уёбище? Не хотел платить дань ублюдкам, которые избивают слабых? Которые строят из себя тех, кем не являются?

Этот урод заслужил смерти, но именно её я и не могу ему дать, потому что… потому что боюсь за свою жизнь. Как бы ни не хотел, но играю по правилам, где сильные их пишут, а слабые им подчиняются. В этом случае правила гласили, что есть неприкосновенные, и я был вынужден принять их, как бы мне ни было неприятно. Я не могу тронуть этого дрыща.

Однако если всё обернётся иначе… я обещаю, что доберусь если не до отца, то до этого дрыщавого урода первее, чем они до меня.

А ещё я с не очень приятным ощущением в душе понял, что рассматриваю все эти убийства не как мечты, а как вполне реальный факт, к которому я готов прибегнуть без зазрения совести. Как бы я ни пытался быть нормальным и прежним собой, были вещи, которые бесповоротно изменились. Например, те, где я готов нажать на спусковой крючок без каких-либо сомнений, если это потребуется.

Потому что потерял ту неуверенность и понятие ценности жизни, если она ко мне никак не относилась.

— Помочь вернуть парту на место? — спокойно спросил я Стеллу, когда эти двое вышли, уступив место учителю, который попросил всех занять свои места.

Я спрашивал это не для того, чтоб подлизаться. В конце конов, элементарная вежливость — это не слабость, а в первую очередь уважение к самому себе, и нет ничего плохого в том, чтоб помочь. Не опускаться же на уровень тех, кто ведёт себя как тот червь. Да и не стоило портить отношения со всеми.

— Ну раз уронил. — Стелла принялась поднимать свои вещи, когда я возвращал парту на место. — Зря ты так с ним. Ой зря…

— Посмотрим, — пожал я плечами. — Думаю, договоримся.

— Ага, как же, — хмыкнула она с усмешкой. — Знаешь, кто его отец?

— Догадываюсь. Но думаю, можно решить этот вопрос миром.

Не знаю, как восприняла она мои слова, однако её взгляд, уже куда более проницательный, чем обычно, буквально просканировал моё лицо, словно она пыталась что-то увидеть в нём.

— Ну попробуй, попробуй…

Ну хоть одна хорошая новость за эти дни — со мной теперь разговаривают. Раз заговорила Стелла, значит, заговорят и другие, для них это будет сигнал, что я вроде как и не опущенный, если переводить на жаргон криминала.

Но со мной заговорили и те, кого бы я предпочёл не слушать. Например, тот же самый Ким.

— Ты покойник, чепушня. После школы тебя грохнут. Лучше бы ты заплатил послушно и жил спокойно дальше.

Ага. И всю жизнь позволять вытирать о себя ноги, давать крутить собой, помыкать, сдаваясь без борьбы. А дальше что? Отдать всё, что есть, потому что так сказали? А потом потому что привык всё отдавать? И жить всю жизнь рабом для вот таких упырков?

Нет, спасибо, я хочу быть свободным человеком. Если не бороться, из такой грязи никогда не выберешься, вот в чём правда. Главное — хребет себе при этом не сломать.

— Я до сих пор храню ручку на случай необходимости, — произнёс я, красноречиво покрутив её между пальцами. — Хочешь проверить?

— Да пошёл ты, — фыркнул он и отвернулся в свою тетрадь.

Съехал. Вот как это называется. Испугался и быстро-быстро сделал вид, словно ему на меня плевать. Ну и славно. Все бы так.

Глава 61


Я ушёл раньше конца урока минут на десять. Боялся, что ублюдки могут подкараулить меня в коридоре, когда все будут выходить, выдернуть из толпы и убить в том же туалете. А в том, что они могут меня убить, я был уверен. Теперь я перешёл черту, когда всё решается миром или синяками. Стоило заранее покинуть школу, чтоб их появление не было для меня неожиданностью.

Я очень быстро спустился вниз, понимая, что остался без оружия. Второй кастет я окончательно сломал, причём сломались не душки на пальцах, а рукоять, которая упиралась в ладонь, из-за чего держать его было теперь невозможно. Ко всему прочему, ещё и ладонь осколком себе поцарапал сильно, и пальцы отбил знатно, из-за чего правая рука выглядела так, будто я со стеной боксировал. Но рука двигается, так что не важно.

По пути я встретил только одного из них, который, судя по всему, случайно оказался в коридоре, но уже знал обо мне. Он сначала посмотрел на меня внимательно с прищуром, потом ещё и обернулся вслед, видимо, пытаясь вспомнить что-то, после чего позвал:

— Эй ты!

Я не остановился.

— Ты, урод! Я к тебе обращаюсь!

Я услышал, как он направился ко мне, и, больше не пытаясь прикинуться глухим, бросился бежать.

— Стой, уёбище!

Конечно, так я и остановлюсь. Там парень выше и шире меня, так что у меня были сомнения по поводу того, что я смогу его уложить с одного удара или вообще нанести какой-нибудь видимый урон. Поэтому оставалось лишь отступать.

Я пролетел до последнего этажа, где бросился через холл, пролетел рамку металлодетектора и оказался на улице. Добежал до ворот и тут же выбросил в кусты сумку. Она бы мне только мешала, а в те кусты бросают только мусор, так что вряд ли туда кто-то полезет. А если и полезет… пусть, сумка дешёвая, так что не страшно.

Парень на улицу выскакивать не стал. Я видел, как он чертыхнулся и быстрым шагом пошёл обратно. Видимо, не рискуя преследовать меня без своего босса. Будто червь мог что-то сделать мне или кому-то ещё.

Теперь оставалось только ждать.

Как сказал тот парень в туалете, их всего двадцать семь. Пятеро стали недееспособны, из-за чего оставалось всего двадцать два человека. Это много. Пуль-то у меня больше, но если всем скопом нападут, и я промахнусь несколько раз, может на всех и не хватить. А вот это будет плохим вариантом развития событий.

Как выяснилось, выходить они не сильно спешили.

Я перешёл на другую сторону и встал около переулка, чтоб в случае чего можно было быстро уйти. В противном случае, стоя у ворот, я рисковал нарваться на дружков червя, если они затеряются в толпе или же я их не узнаю. А так любой, кто пойдёт ко мне, точно будет одним из банды.

Так я простоял на другой стороне дороги, пока не прозвенел звонок, который был слышен даже отсюда. Видел, как в окнах засуетились фигуры людей, что спешили домой. А минут через пять школу начали покидать первые ученики. Большинствоиз них были одиночками, которые спешили как можно быстрее покинуть это учебное заведение, чтоб не нарваться на ту же банду, что здесь орудовала.

Но очень скоро, как из прорванной трубы, на улицу начала вытекать толпа, которая сразу же разбивалась на группы. Кто-то сбивался в группы на территории школы. Многие, покинув её, останавливались прямо у ворот, чтоб закурить, ожидая автобуса, который останавливался неподалёку, или когда их заберут знакомые. Обычная с виду школа, и не скажешь, что тут такое происходит.

Минут через пять я буквально увидел чёрное пятно внутри разношёрстной пёстрой толпы, где каждый одевался так, как хотел. Это чёрное пятно буквально клином рассекало толпу, продвигаясь к выходу, после чего растеклось вдоль тротуара на другой стороне.

А вот и школьная банда.

Все были одеты в чёрные куртки и спортивные штаны, с короткой стрижкой, кто-то вообще налысо побрит. На первый взгляд их было… около… двадцати плюс-минус. Они остановились на другой стороне дороги, явно заметив меня, и я без задней мысли показал им средний палец, после чего развернулся и пошёл через подворотню, поглядывая назад.

Эффект был не самым сильным, если честно. Они не бросились за мной вдогонку, лишь спокойно группой перешли дорогу и организованно, словно первоклассники на прогулке, двинулись следом.

Я старался держать дистанцию. Они ускорялись, я ускорялся, они замедлялись, я замедлялся. Но что удивительно, они не пытались броситься в погоню. То ли у их главаря были зачатки мозга, то ли они были слишком ленивыми, чтоб за мной гнаться. Как бы то ни было, мы вышли с другой стороны квартала и направились в опасный развлекательный район, как я его называл.

— Ты долго от нас будешь убегать, уёбок? — крикнул позади червь.

— Пока у тебя, глиста, рожа не треснет, — ответил я так же громко.

Всё равно не погнались за мной даже после оскорблений, словно берегут силы. Возможно, они что-то подозревают… Нет, они просто обязаны что-то подозревать, ведь не конченные дебилы же. Или…

Тут меня осенило, и я обернулся, не останавливаясь. Они до сих пор были на расстоянии, и если бы даже сейчас рванули за мной, то у меня бы была значительная фора. Но дело было в том, что они даже и не пытались сократить расстояние, словно были уверены, что мне некуда деваться. Эта простая мысль заставила меня ещё раз пересчитать их.

Когда они выли из школы, их было около двадцати, плюс-минус, а сейчас…

— Вот же… — тихо выругался я и перешёл на лёгкий бег.

Теперь их было человек пятнадцать плюс-минус. Куда-то пропало как минимум пять человек, и если учесть, что эти никуда не спешат, те или пошли за подмогой, что навряд ли — послали бы одного человека, или наперерез мне, чтоб задержать до подхода основных сил. Это было более логично.

И я не ошибся. Прибавив ходу, я буквально нагнал те минуты, которых бы мне не хватило, чтоб выйти из западни.

В тот момент, когда я пробежал около узкой подворотни, за моей спиной оттуда вскочило человек семь. Нас разделяло теперь едва ли больше метра, причём они тоже, судя по всему, бежали, чтоб успеть мне выскочить наперерез.

— ВОТ ОН! — это был словно пистолетный выстрел на старте.

Я рванул во весь опор, слыша позади топот ног. Теперь всё решало то, кто из нас первый выдохнется — я или они.

Всего какой-то метр разделял нас. Я буквально слышал их дыхание, тяжёлое от бега, словно они дышали над моим ухом. И нёсся со скоростью, когда тело едва ли не начинает перегонять свои собственные ноги. Это был мой самый быстрый кросс в жизни, потому что мне пришлось очень сильно вложиться в него.

В какой-то момент их топот и дыхание были совсем рядом, и мне показалось, что что-то коснулось моей одежды, но я не вздумал оборачиваться. В тот момент я лишь ещё больше поддал газу, от чего мои ноги буквально летели над землёй — странное чувство, когда они делают настолько большие замахи, что кажется, будто тебя растягивает.

В это мгновение я и почувствовал, что теряю равновесие и моё тело буквально кренится вперёд. Прибавил ещё газу, хотя казалось, что это уже просто невозможно, пытаясь отвести тело назад и не кувыркнуться через голову, что будет для меня фатально. Меня не то что они убьют, я сам себе шею могу сломать. И каким-то чудом смог выровняться, почувствовав, наконец, что равновесие вернулось и меня больше не тянет вперёд.

Сколько я так бежал? Минуту, две или все три? Не знаю. Но сигналом о том, что я оторвался, послужил выстрел за моей спиной. Мне стреляли вдогонку, видимо, уже не надеясь нагнать. Сначала один, потом второй и третий.

Вообще, стрельба — это привычное дело в Нижнем городе. Я нередко слышал их, когда шёл в школу, на работу или домой, но чаще всего где-то вдалеке.

Стоило грохнуть первому же выстрелу, как я рванул в бок, уходя наискосок от стреляющих. Через дорогу перед машинами, лишь бросив взгляд по бокам, оценивая обстановку. Успел проскочить перед проезжающими машинами, оказался на другой стороне и услышал ещё выстрелы, вслед за которыми увидел, как из стены передо мной ударили маленькие гейзеры крошек, и услышал характерные звуки попадания пуль в стену.

Я пробежал ещё метров пятьдесят, прежде чем притормозить и на бегу оглянуться, чтоб оценить обстановку. Они были в метрах ста от меня и перешли на шаг, отказавшись от бега. Я не видел, сколько из них вооружены, но предположил, что человек пять максимум.

И теперь их снова было около двадцати плюс-минус. Мне пришлось дождаться, пока дистанция вновь не сократится до пятидесяти метров примерно, прежде чем тронуться дальше. Если предположить, что у них только пистолеты, а я сомневаюсь, что у них есть что-то более тяжёлое, то такое расстояние было вполне безопасным, на котором попасть из пистолета было сложно даже тренированному человеку. У многих пистолетов эффективная прицельная дальность была пятьдесят метров.

— Ты долго будешь от нас убегать, чепушила?! — раздался недовольный крик червя, которому это, видимо, порядком надоело. — Остановись, и мы грохнем тебя быстро, обещаю! Не думай, что сможешь уйти от нас!

— Так почему бы тебе не побежать за юбку своего женоподобного отца и не поплакаться в неё?! — крикнул я в ответ. — Разотрёшь сопли, как обычно, пожалуешься, и он попытается всё решить. Ведь так ты привык делать, верно? Сам ничего не добился и даже с одним человеком разобраться не смог.

— Уёбок! Я тебя, сука, кончу лично! Убегай блять куда угодно, мы тут все вооружены и нахуй положим любого, чмо! Можешь пытаться завести нас куда-нибудь, но тебе это не поможет!

И вслед за этим он несколько раз выстрелил, из-за чего я даже пригнулся, прячась. Пули выбивали крошку из стен далеко от меня. Стрелял он явно навскидку, но мало ли. А дальше посыпались проклятия по моему отцу, обещания сделать нехорошие вещи с моей матерью, и так далее, и тому подобное, после чего вновь недолгая погоня бегом.

Пусть кричит, мне не жалко, главное, чтоб ближе пятидесяти метров не подходил, хотя я специально притормаживал, чтоб казаться ближе и тем самым подстёгивать их. Рисковал получить пулю, но иначе они могли сорваться с крючка и перестать меня преследовать. За это время в меня стреляли ещё раз пять, и это больше походило на игру в русскую рулетку, когда всё зависело от банальной удачи. Но я ставил ещё и на то, что сам двигался, а они были стрелками так себе, тем более без упора со стоящего положения.

Куда удивительнее, что они позволяли себе беспорядочную стрельбу во втором, опасно-развлекательном районе. Разве здесь такое приветствуется? Или это в порядке вещей и здесь к такому все привыкли? Или, быть может, у червя здесь отец работает каким-нибудь хозяином точки, от чего такая уверенность в собственной безнаказанности?

Плевать, уже почти пришли.

Мы перешли в третий район, который даже днём выглядел довольно брутально и мрачно, и я притормозил, подстёгивая преследователей. Маячил перед самыми глазами, чтоб им казалось, что вот-вот, и они меня настигнут. Хотя я занимался этим практически всё это время, сейчас я мельтешил и притворялся выдохшимся куда чаще, специально останавливаясь и делая вид, что пытаюсь отдышаться.

А как подошёл к школе, демонстративно несколько раз оглянулся, словно решая, куда двинуться, после чего бросился через дорогу, двигаясь так, будто у меня сил не осталось. Театральное представление для двадцати ублюдков.

— Ты думаешь, тебя спасёт то, что ты там спрячешься?! — я слышал злорадство в его голосе.

— Да пошёл ты… — куда более хрипло, чем обычно, выкрикнул я, отчасти потому, что отыгрывал роль.

— Ты покойник, Шрам, я клянусь тебе в этом, — крикнул он мне в спину.

Мне даже погоняло дали, какая прелесть…

Я быстро добрался до школы и тут же бросился на второй этаж. Откуда-то с улицы я услышал крики парней, что я пошёл на второй этаж.

Ну что ж, тем лучше. Однако, учитывая тот факт, что у них есть пистолеты, часть плана, где я собирался их не убивать, отметалась. Что делать с червём, я тоже не знал, но и не до этого сейчас было.

Я выскочил на третьем этаже, бросился направо во второй кабинет, где подошёл к шкафу и с облегчением вытащил два пистолета. До последнего боялся, что с ними что-то может случиться, однако удача была на моей стороне.

Теперь настало время главного действа.

Спрятав второй пистолет, которым был немецкий пистолет «Шмайсер 662» под патрон десять миллиметров, оставил свой глок, который был мне более привычен. Замер, прислушался к шуму, расположение которого я определил на втором этаже. Видимо, принялись обыскивать школу. Ну и отлично, займу позицию на лестнице, после чего смогу подняться на четвёртый, а там попасть на крышу и пробраться на крышу соседнего корпуса.

Так выглядело это в моих мыслях, по крайней мере.

Перехватив пистолет двумя руками, я направился к выходу. Замер, прислушиваясь, после чего выглянул и…

Едва не выстрелил, отскочив от испугу назад, врезавшись в дверь, которая от старости треснула и с грохотом вывалилась из полозьев на пол, подняв облако пыли. То, что я не прострелил ей голову, было просто чудом и заслугой того, что я не держу палец на курке, чтоб избежать как раз-таки вот таких случайных выстрелов. Сердце стучало быстро-быстро где-то у самого горла.

— Сина! Твою мать… — выругался я, глядя на не меньше испуганную девушку всё в той же форме своей школы, которая подкралась так незаметно и теперь пялилась на меня. Я едва не упал на пятую точку от неожиданности. — Какого хрена ты здесь делаешь?! А, блин, уже не важно…

— Он сверху! Этот уёбок где-то сверху, парни! — раздался крик одного из преследователей снизу. — Быстрее сюда, прижмём его!

Я цыкнул, бросив взгляд на лестничный проём вниз, после чего схватил её за руку и потащил на четвёртый. Вот же идиотка, какого чёрта она здесь?! Какого хрена не послушалась и припёрлась сюда?!

— Ч-что происходит?! — испуганно спросила Сина, немного напуганная моей неожиданной настойчивостью, когда мы поднимались по лестнице.

— Тихо, — шикнул я на неё, после чего толкнул в коридор четвёртого этажа и прицелился в лестничные пролёты позади. Если кто-то выскочит, я не промажу. Не с такого расстояния.

Но никто не поднялся. Более того, топот ног стих, что значило только то, что они затаились где-то внизу. Видимо, решили не лезть и дождаться, пока я сам спущусь, или же разрабатывают другой план по выкуриванию и поимке меня.

Значит, у нас есть время перевести дух.

— Я же сказал тебе не приходить сегодня сюда, — тихо и недовольно произнёс я. Злости не было, скорее некая досада, что всё пошло несколько не так, как планировалось изначально.

— Что происходит? — судя по голосу, к ней вернулось самообладание. Вновь этот уверенный тон девушки, которая ничего не боится, хотя минуту назад она была перепугана не на шутку. — Почему у тебя пистолет?

— Да тише ты, — шикнул я. — Ничего хорошего не происходит. У нас обоих теперь большие проблемы.

— Кто они? Те, кто внизу?

— Не самые хорошие люди.

Как, в принципе, и я.

Вновь оглянувшись, решил, что лучше подняться сразу на крышу, но едва только хотел это сделать, как послышался топот. Громкий, словно они бежали сюда толпой.

Я присел на одно колено, приготовившись.

Вот топот доходит до лестничного пролёта, они должны вот-вот выскочить, и…

Тишина…

Я около минуты практически не дышу, уже держа палец на спусковом крючке, но никто так и не вышел передо мной. И топот резко смолк, будто они все разом остановились и замерли на месте.

Не нравится мне это.

— Сина, — шёпотом позвал я её.

— А? — негромко, но напряжённо отозвалась девушка.

— Здесь есть запасной выход? Ещё одна лестница, по которой можно подняться?

— Справа, но она заперта.

Не думаю, что это проблема для них. Значит, уроды отвлекают меня, пока другие обходят с другой стороны. Просто удивительные способности в тактике, учитывая их общее развитие. Ну ладно, пусть так.

— Она выходит на крышу?

— На крышу? — несколько удивлённо спросила Сина.

— Да, на крышу. Выходит?

— Выходит, — подтвердила она мои догадки.

Плохо, что я могу сказать. Будь я здесь один, может что-нибудь ещё и рискнул придумать, но теперь здесь эта Сина, и с ней у меня руки наполовину связаны. Приходилось думать теперь и о ней тоже, что значительно сокращало мои тактически возможности, так как рисковать с ней за спиной совершенно не хотелось. Из-за этого действовать придётся несколько иначе.

— Ладно, иди за мной. Нам надо выбраться на крышу, — наконец принял решение я.

Глава 62


Дверь наверх была заперта, однако с хорошего пинка мне удалось открыть её, и старый проржавелый замок, жалобно звякнув, вылетел и ударился о крышу корпуса. Вдвоём мы выскочили наружу. Отсюда открывался вид на небольшую часть Нижнего города, которая поражала своей темнотой. Создавалось ощущение, что город специально покрасили в чёрный цвет, чтоб выделить его на фоне остальных районов. Зато Верхний город, расположенный выше Нижнего, буквально искрился стеклянными небоскрёбами, которые словно наперегонки пытались дотянуться до неба.

Но мне было не до любования местными красотами. Скользнув взглядом по пейзажу, я тут же потянул Сину к другому корпусу, что был на этаж ниже этого. Ещё подходя в первый раз к школе, мне показалось, что она была Г-образной формы. Однако сейчас я понимал, что ошибся — она была П-образной формы, прикрывая собой в центре спортивную площадку.

Сейчас мы двигались в сторону правого крыла, в то время как на левом, скорее всего, располагался бассейн, как любили раньше делать в некоторых японских школах на крышах.

Мы добежали до края, где, к нашему счастью, на крышу корпуса, что был ниже на этаж, была пожарная лестница. Я обернулся с пистолетом наготове, подтолкнув Сину к ней.

— Спускайся.

— А ты? — тут же отозвалась она.

— Следом за тобой, — ответил я, не оборачиваясь.

Как только она слезла вниз, я тут же бросился туда же, спустился вслед за ней и побежал к двери, ведущей на лестницу, утягивая за собой Сину.

— Быстрее, — поторопил я её.

— Кто они? Эти люди хотят тебя убить? — спросила она, немного запыхавшись.

— Да, хотят видеть мою голову на колу, — не стал отрицать я.

— Почему?

— Потому что подонки.

Мы добежали до небольшого домика на крыше, в котором была лестница вниз. Я ещё раз бросил взгляд на крышу, но никого не увидел. Словно мои преследователи не могли понять, куда я делся, хотя не услышать, как я выламываю дверь, было довольно сложно. Может подумали, что я ломал дверь в одном из классов или на запасной выход?

Чёрт знает, но это и не важно. Главное было сейчас вывести отсюда Сину, а потом вернуться и закончить начатое.

Дверь на лестницу оказалась заперта, и даже когда я несколько раз дёрнул, дверь не поддалась. Плохо, очень плохо. Время — это единственное, чем мы сейчас не располагаем.

— Сина, дай заколки.

— А?

— Заколки в волосах, — указал я пальцем на них.

— Зачем?

— Надо! — негромко рявкнул я. — Не тупи, просто дай их мне, пожалуйста!

Просто удивительно, какими глупыми иногда бывают люди в ситуациях, когда волнуются. Хотя не мне их судить, сам такой же. Именно поэтому надо всегда иметь план, чтоб не растеряться в самый ответственный момент. Или по крайней мере уметь держать себя в руках.

Получив две шпильки, я принялся ковыряться в замке. Старый, ржавый, он не был сложным, главной проблемой был его механизм, который без должного ухода, кажется, немного проржавел внутри. В любой другой ситуации у меня заняло бы это минуту, может и меньше, но сейчас я провозился в три раза дольше. Постоянно поглядывал с замиранием сердца на крышу, ожидая увидеть фигуры, но никто так и не появился.

Это было неправильно. Нет, я не жаловался, но что-то было не так, пусть я и не мог сказать, что именно…

Нет, как раз-таки сказать что не так, я мог — преследователей не было.

Я не мог объяснить это. Они что, заблудились? Настолько тупы, что не смогли даже проследовать за нами по школе? Нет, я сомневаюсь в этом. Дело в чём-то другом. А другим может быть только план по попытке поимки меня. Возможно, они решили не гнаться, верно предположив, что тем же путём я не вернусь, и занять места в других частях школы, где был выход на крышу. И если это так, то я сейчас иду им прямиком в руки.

Замок наконец щёлкнул, как бы заявив, что путь внутрь открыт, но почему-то идти мне туда уже не хотелось. А вот Сина наоборот, с готовностью схватилась за ручку и даже уже хотела открыть дверь, когда я положил ладонь ей на руку, останавливая.

— Что такое? Мы же хотели убежать, верно?

Верно… Но меня посетили сомнения в правильности выбора отхода. Что-то было не так, и я не мог понять, что именно. Казалось, что сознание вот-вот нащупает несоответствие, как эта вещь тут же ускользала. Как неожиданно забытое слово, которое буквально секунду назад ты прекрасно знал.

Но спускаться вниз… Что не так? Давай, думай, что не так, я явно что-то заметил или понял, но не могу зацепиться, потому что не замечаю. То есть вижу несоответствие, которое слегка не сходится с тем, что должно быть, однако не могу понять, что же конкретно настораживает.

— Эм… Ты как? — осторожно позвала она меня.

— Отбой, возвращаемся прежним путём, — наконец решил я. — Быстрее, бегом.

— Почему? — слегка недовольно удивилась она.

— Я так сказал, — ответил я на манер злого родителя, у которого нет объяснения на своё решение.

И мы бросились бежать обратно на ту крышу. Я действовал, потому что… потому что… чувствовал, что что-то не так. Нет преследования, хотя оно должно быть. А мы спускаемся непонятно куда, где как раз и могут быть все остальные.

Мы добежали до лестницы, и первым наверх забрался я. Оглянулся с пистолетом наготове, но никого не заметил. Дождался, пока поднимется Сина, поглядывая то на эту крышу, то на ту, что ниже, если враг вдруг появится оттуда.

Добежали вместе до будки, где была лестница вниз, после чего я на корточках очень медленно, вслушиваясь во все звуки, выглянул на лестничную площадку.

Никого.

Вообще тихо, что удивительно.

— Очень медленно за мной, — шёпотом произнёс я и, дождавшись кивка, вошёл внутрь.

Прижал пистолет к груди, стволом смотря перед собой, как меня учили, чтоб оружие не выглядывало вперёд меня. Медленно переставляя ноги по грязному полу, двинулся по лестнице вниз, подглядывая то на лестничный пролёт, то в коридор четвёртого этажа. Спустился, выглянул в него, посмотрел налево и направо, но никого не увидел.

Прислушался. И вроде что-то… какие-то звуки были, но я даже не мог сказать, здесь это или где-то на улице… Нет, были бы здесь, я бы это понял. Со слухом у меня всё-таки всё в порядке.

Махнул рукой, подзывая к себе Сину, и спустился ещё ниже. И тоже пусто. Так, это третий, значит, они, по идее, тогда должны были подняться сюда, когда я целился в лестничный пролёт. Или дикий топот был между третьим и четвёртым? Блин, не помню… Да пёс с ним, надо двигаться дальше. В любом случае ниже второй, где они и были.

Едва касаясь, как мне казалось, ботинками пола, я очень медленно спускался по лестнице ниже под испуганный взгляд Сины, которая уже понимала, в какой ситуации мы оказались, и смогла проникнуться всей опасностью момента. Шаг за шагом до лестничного пролёта, после чего я очень медленно выглянул на второй этаж.

Никого. К сожалению, здесь пол был не настолько грязным, чтоб оставлять на себе отпечатки ног, иначе бы я смог понять, куда уроды смылись. Хотя догадки определённые были. Они же тоже не дураки, могли понять, что мы через крышу можем перебраться на другое крыло. И видимо, решили подкараулить нас там.

Вот только сколько они будут там сидеть, прежде чем поймут, что мы ушли тем же путём, которым и пришли? И вообще, почему никто не догадался оставить здесь хоть кого-нибудь?

Одни вопросы, а чувство, что я упустил что-то важное, не покидало моей головы, жужжа, как комар в комнате ночью, не дающий спать.

Я осторожно осмотрел второй этаж на наличие кого-либо. Даже постоял, чтоб хорошо прислушаться, ведь мало ли кто здесь затаился, верно? Но нет, ни звука, ни скрипа половицы.

Я махнул Сине рукой и двинулся по лестнице вниз на первый.

Если нас поджидают, то точно здесь. Главный холл был отличным местом для засады, где можно хорошо рассредоточиться по углам и держать на мушке выход с лестницы, что будет у всех на виду. Неудачное место выхода, если честно, но так хотя бы будет ясно, где они засели. Куда хуже будет, если вдруг со второго этажа уроды полезут и зажмут нас на самом пролёте.

Так…

Эта мысль заставила меня вернуться на второй и очень быстро и осторожно осмотреть все кабинеты, оставив Сину на стрёме с наказом, чтобы, если кто по лестнице решит подняться или спуститься, сразу кричала, сев на корточки и закрыв голову руками. Но никто по лестнице так и не спустился.

Странно… Ладно, теперь надо спуститься на первый.

Оставив Сину на лестнице, если вдруг уроды, которые до этого не блиставшие умом, проявили чудеса тактического мышления и решили спуститься нам в спину с третьего этажа, я медленно начал спускаться по лестнице вниз. Дошёл до лестничного пролёта между первым и вторым, после чего присел на корточки и очень медленно выглянул, чтоб посмотреть, есть кто на первом в холле, но…

— Чего?

Я спросил это вслух, но даже не обратил на это внимания, так как весь мой мозг был занят совершенно другим. Я должен был увидеть холл школы, но вместо этого… видел коридор школы.

Так, я сбился со счёта? Мы на каком сейчас? Я поднялся наверх и… понял, что понятия не имею, на каком мы этаже. Вернее, я считал вроде, но, как видно, считал не совсем правильно, так как мы ни черта не на втором.

— Сина, — очень тихо позвал я её и, дождавшись, пока она спустится, спросил. — Мы на каком этаже?

— Я… не знаю. Ты же считал, разве нет? Я просто шла за тобой.

Так, кажется, я опарафинился немного.

Я спустился на новый этаж и вновь всё аккуратно обследовал, после чего так же оставил Сину на лестнице, а сам с замиранием сердца спустился вниз, чтоб понять, что…

Передо мной не холл, а ещё один…

Коридор…

Я почувствовал неприятный холод. Но то был холод не от страха, как иногда у меня бывает перед чем-то ответственным. Это пробирал каждую клеточку тела, завладевал разумом и заполнял душу бездумный ужас, который заставлял тебя бежать, сломя голову, или кричать без попытки что-либо сделать. Появлялся, когда ты сталкивался с тем, чего в реальности не должно быть, потому что… это просто невозможно.

Это невозможно.

Я точно знаю, что в здании четыре этажа. И я точно знаю, что если я даже и ошибся на один, но точно не на два.

Здесь должен быть холл школы.

Ни в коем случае нельзя разделяться.

Эта мысль промчалась в моей голове, заставив вздрогнуть.

— Сина, спускайся сюда! — позвал я её, уже не боясь, что нас услышат. Более того, если нас услышат преследователи, я только обрадуюсь. Честно.

— Что кричишь? — негромко ответила она, спустившись. — И… разве здесь не должно быть холла?

— Дай руку, — и, не спрашивая её, схватился за ладонь, после чего двинулся вниз. Если что произойдёт, я хотя бы не потеряю её.

После этого я тут же, не раздумывая и больше не скрываясь, спустился на два этажа вниз. Сразу на два, но так и не достиг холла. Решил проверить, на какой высоте мы находимся. Ведь солнце до сих пор светило через окна, но… окна были в буквальном смысле слова матовыми, и разглядеть что-либо не представлялось возможным. Я попытался разбить их пистолетом, но тот отскочил от них, словно я бил по оргстеклу. В какой-то момент у меня мелькнула мысль выстрелить в них, но я отказался от этой идеи. Если разбить рукоятью их не получилось, очень сомневаюсь, что в такой ситуации их возьмёт пуля. А вот грохот…

Я нехотя признался себе в том, что боюсь какого-нибудь существа, что может здесь обитать. Ведь если есть долбанный заколдованный этаж, то может быть и что-нибудь, что обитает в нём, верно? И не факт, что пистолет это возьмёт, а вот позовёт, так это как пить дать.

Я вспомнил слова Сирени, которая однажды в разговоре сказала, что мир куда шире, чем кажется. И если очень долго рыться в нём, то можно однажды ненароком взглянуть за его пределы. И не факт, что там тебе понравится.

— Что происходит? — напряжённо спросила Сина.

— Ничего хорошего. Нам надо подняться наверх.

Я потащил её за руку обратно на лестницу.

Сколько мы этажей прошли, спускаясь сюда? Так… сначала полных четыре, потом спустились на пятый и сейчас ещё на два… Семь этажей. Значит, нам надо подняться на семь этажей вверх, чтоб выйти на крышу.

Но если честно, я сильно сомневался, что мы сможем выйти теперь отсюда. Вряд ли из этого места будет столь же просто выйти, как и войти.

И я был прав.

Нам пришлось подняться аж на восемь этажей, прежде чем я понял, что выхода отсюда через крышу не будет. Бесконечные этажи, и каждый отличающийся от прежнего. Кабинеты биологии, физики, химии, истории — все они раз от раза повторялись на этажах, но были по-своему исключительными. Мне казалось, что мы просто бегаем, как белка в колесе, где слегка меняются декорации, но не более.

А если прислушаться… где-то там, внутри этого здания, я слышал, как кто-то то ли кричит, то ли зовёт кого-то. Слышу шаги, но они очень далеко, будто в другой части здания. У меня подозрение, что это наши преследователи, которые тоже заблудились.

В какой-то момент я подумал, может стоит объединиться с ними, так как проблема у нас общая и решать её надо вместе, однако быстро отказался от этой идеи. Это естественно, тянуться к людям в такой ситуации, однако эти были настолько отмороженными, что, даже оказавшись в полной заднице, не преминут застрелить меня.

— Мы заблудились? — напряжённо спросила Сина, оглядываясь. — Мы заблудились, да?

— Немного.

— Немного?

— Много. Мы заблудились конкретно, но в данной ситуации будет правильнее сказать, что нас заперли, и мы ходим по кругу.

— И что нам делать?

— Попытаться перебраться из этого корпуса в другой. Может там будет выход, — ответил я, оглядываясь по сторонам. — Здесь должен быть воздушный переход, соединяющий корпуса.

— Ты же не мог разбить стекло.

— Я не сигать с него собрался, а перейти в другой корпус, — объяснил я спокойно.

— А что с другими? — не унималась Сина. — Они, получается, здесь заперты?

— Да, получается, что так. Только мне как-то не хочется с ними встречаться, если честно.

Я потянул её за руку на следующий этаж, решив обыскать каждый, чтоб найти переход в другой корпус. И всё это время чувствовал, что буквально упускаю из-под носа существенную деталь. Какую? Мне самому хотелось бы понять, так как сейчас, глядя на ситуацию, я не видел никаких несостыковок.

На одном из этажей мы нашли даже стенд с фотографиями. Обычно на таких вывешивались лучшие ученики школы или те, кто положительно отличился. В школе, где теперь я учился, этот стенд всегда пустовал.

Однако здесь были заботливо развешаны фотографии тех, кто к таким выдающимся ученикам никак не относился. Я сразу узнал своих преследователей, включая червя. В сумме их было чуть меньше, чем я предполагал. Семнадцать человек. Все как на подбор с очень короткой стрижкой или бритоголовые, с угрожающим грубоватым лицом и туповато-агрессивным выражением.

Но помимо семнадцати преследователей, здесь был и я сам, и Сина. Выглядели так, словно нас сфоткали на паспорт, хотя одежда была явно той, которая сейчас на нас. Будто кто-то невидимой камерой запечатлел нас.

Надпись на этом стенде гласила:

«Добро пожаловать в Вашу новую школу».

— Какая прелесть… — пробормотал я.

— Нашу новую школу? — поморщилась Сина, после чего огляделась. — Они хотя бы порядок здесь навели.

Несмешная шутка, особенно в данной ситуации, но я ценю, что она пытается сохранять присутствие духа.

— Жутковато, да?

— Да, есть такое, — ответил я, вглядываясь в фотографии.

— Что ты высматриваешь?

— Не знаю, что именно, но что-то тут не то, — задумчиво ответил я, пытаясь понять, что я вижу, но за что не могу зацепиться взглядом. Чувство было точно таким же, как и прежде, будто я что-то упускаю. — Ты не видишь здесь странности?

— Какой именно?

— Любой.

Сина внимательно посмотрела на стенд, после чего покачала головой.

— Не-а, а ты?

— А я… не могу понять, что меня смущает…

Что именно?

Сейчас, глядя на стенд, я понимал, что вот оно, прямо передо мной. Надо лишь понять, что именно. Но мозг отчаянно отказывался фиксировать деталь, которая вызывала беспокойство. Ведь на этом стенде все мы одинаковы. Или дело не в фотографиях? Но в чём тогда?

Я ещё раз внимательно посмотрел на фотографии.

Ответ должен быть где-то здесь, где-то в этом стенде — так твердило это странное чувство, которое говорило, что я упускаю очень простую и важную деталь. Значит, дело в фотографиях и в том, что постоянно попадается мне на глаза в течение моего пребывания в школе. Что-то общее на фото и вокруг меня… От того это чувство и не затихает.

Но что здесь не так и что общего с тем, что меня окружает? Так, надо сфокусироваться на фотографиях. Я просто не вижу никаких отличий, разве что в наших лицах и одежде. Лица и одежда… лица и одежда…

Всё равно не то, потому что тут все, блин, по-своему отличаются. Мы тут все хрен знает с какими рожами и хрен знает во что одеты, кроме…

Пилик.

Я буквально услышал этот электронный звук, который иногда раздаётся, когда проводят магнитной картой по замку. Разгадка, стоило её увидеть, оказалась очень простой и действительно всё это время была у меня на глазах. Оставалось гадать, почему я сразу до этого не дошёл, почему не обратил на это внимания, хотя подобное должно быть очевидным.

Рука сжала глок куда сильнее, чем до этого, словно уже предвкушая что-то нехорошее. Я покрылся испариной.

— Сина, — глухо позвал я её.

— Чего такое?

— Ты говоришь, что твоя школа находится за железнодорожными путями?

— Да, а что?

Там действительно есть школа, я узнавал об этом на работе у Сабины. Но…

— Это ведь тоже Нижний город, верно?

— Ну… да, — ответила она озадаченно, не понимая, к чему я клоню.

Я же медленно повернул к ней голову, пристально вглядываясь в глаза.

— Почему на тебе такая школьная форма?

Глава 63


Одежда. Вот что должно было смутить меня изначально. Это очень сильно выделялось на фоне всего, но я почему-то не обратил внимания.

Даже в прошлой школе у нас не было определённой формы, и все одевались кто как хотел в пределах приличий. Сина сказала, что учится в школе за железнодорожными путями, и там действительно есть школа, но вот только там нет такой формы. Там вообще не носят форму, если уж на то пошло. Форма одежды есть только в частных или действительно уважаемых школах, где учатся дети самых-самых, но не в Нижнем городе.

С чего вдруг девушка будет одеваться в школьную форму на японский манер?

Можно сказать, что каждый одевается так, как ему вздумается, но это равносильно тому, что кто-то будет ходить в химзащите или разгрузке на занятия. Это как минимум странно и подозрительно.

А учитывая нынешнюю ситуацию, всё странное и подозрительное связано с тем, что происходит.

— Прости? — слегка удивлённо переспросила она, глядя на меня, будто пытаясь сообразить, что я имею ввиду.

— Почему на тебе такая школьная форма? — повторил я.

— Ну… мне она нравится, а что? — захлопала она ресницами.

— Старая школьная форма?

— Да, — невозмутимо кивнула Сина.

— Японская матроска с юбкой под стать школе, в которой мы находимся, — заметил я, после чего замолчал, прежде продолжить. — Сина, кто ты?

— В смысле, кто я? — возмутилась она. — Я это я.

— Почему на тебе школьная форма, которую никто в Нижнем городе носить бы не стал в здравом уме?

— Мне она нравится, — упрямо ответила она.

— Хорошо. Тогда почему… на твоей форме знак этой самой школы?

Я вижу эмблему школы у неё на груди справа. То есть знак, показывающий явную принадлежность к какой-то определённой школе. И если я сейчас посмотрю на стенд, то увижу ту же самую эмблему.

Эмблему конкретно этой школы.

— Ну… я здесь её нашла и надела… — начала она неуверенно.

Я сделал шаг назад.

— Послушай, Томас…

Ещё один шаг назад.

— …я ничего…

Ещё один шаг, и я уже около лестницы.

— …не скрываю, просто решила…

А дальше её голос тонет в топоте моих собственных ног, когда я пулей бросаюсь вниз. Спускаюсь ниже сначала на один этаж, потом на другой, на третий… Я слышу, как она кричит мне вдогонку: «Погоди! Не бросай меня здесь одну!», и пытается догнать, но не обращаю внимания на её крик. Продолжаю быстро спускаться всё ниже и ниже, уже не считая этажи. Я знаю, что они бесконечные, знаю, что они никогда не закончатся, пока местный архитектор или режиссёр, называй как знаешь, не решит, что достаточно.

Я спустился пролётов на двадцать вниз, прежде чем выскочил на случайном этаже в коридор и остановился. И не потому что устал.

— Это было подло с твоей стороны, — прошептала Сина, стоя прямо передо мной, словно уже стояла здесь до этого, преграждая путь. — Оставить бедную девушку одну… тебе должно быть стыдно.

Что и требовалось доказать. Очень сомневаюсь, что, помимо любви к старой школьной форме, она ещё и научилась быстро спускаться, да так, что я не заметил.

И направленный на неё пистолет никакого впечатления на Сину не произвёл.

— Ты думаешь, я испугаюсь его? — улыбнулась она до ушей.

И когда я говорю, что она улыбнулась до ушей, то имею ввиду, что один край её рта практически дошёл до одного уха, а другой — до второго. Эта улыбка была словно разрез, обнаживший множество зубов, которые сверкали в свете заходящего солнца, что ещё пробивалось через матовые окна здания.

Я говорил, что призраков и всяких нечистых сил не существует? Я беру свои слова обратно. Я действительно не знаю этот мир и поспешил с выводами.

Она изменилась не только ртом. Её глаза стали как две чёрные дыры, откуда на меня смотрели две жёлтые точки. Сероватая кожа потемнела вокруг глаз, острые черты лица и будто наточенные когти на пальцах, как едва заметная черта, которая отлично дополняет общую картину.

Меня пробрало. Действительно пробрало до самых кончиков ушей, и я едва сдерживался, чтоб не броситься сломя голову куда глаза глядят. Возможно, причиной было то, что я уже видел нечто не укладывающееся в голове в прошлом, и какой-никакой иммунитет у меня на подобное был.

— Кто ты? — мой голос звучал удивительно спокойно в этой ситуации. Хрипло, тихо, но спокойно, без истерических ноток. Я приложил немало сил, чтоб выдержать не только внешнее спокойствие, но и удержать собственный рассудок от беспорядочной паники. В противном случае в ответ бы я просто промычал что-нибудь бессвязное, и вряд ли бы ей это понравилось.

— Кто я? О, меня зовут Сина. Только имя. Сина. Всё, что от меня осталось, — обрадовалась она, будто только и ждала, когда ей поинтересуются. — Я лишь тень той девушки, коей однажды была. Всё, что осталось от неё.

— Много же от неё осталось, — ляпнул я, но это было нервное, от страха. Поэтому поспешил добавить. — Хорошего.

— О, не смущай меня.

В этот момент я вздрогнул и отступил назад, едва не расслабив мочевой пузырь, так как она за какие-то доли секунды оказалась прямо передо мной и клацнула своими зубами перед моим носом. И пусть рот вновь вернул свой обычный размер, глаза оставались такими же безжизненными.

— Тот, кто смущает девушек, заслуживает смерти. Или же я могу содрать тебе кожу с лица.

Несколько категорично, как мне кажется, но я лучше промолчу, так как она слишком… энергично реагирует на мои слова. К тому же, от ужаса я способен выдавать только односложные мысли.

— Я знаю, зачем ты здесь, — шепнула она в сантиметрах от моего лица, показав свои острые зубы, которыми спокойно могла перегрызть мне руку. — Знаю, зачем ты их сюда завёл и что хотел с ними сделать. И так совпало, что, заглядывая в их души, я хочу сделать с ними то же самое. Можно сказать, я хочу поиграть с ними за то, что подобные им создают подобных мне. Ты ведь не против?

— Д… нет, не против, — выдавил я, из последних сил сохраняя собственное самообладание.

Она исчезла, но я тут же ощутил её присутствие за своей спиной. Почувствовал, как она обнимает меня сзади своими руками.

— Тебе повезло, что ты привёл столько людей ко мне, ведь я даже могу отпустить тебя, хотя в другой ситуации мы бы стали… — я почувствовал, как она трётся щекой о моё ухо, — очень близки. Практически лучшими друзьями. Ведь друзья так важны, когда тебе одиноко, верно? Но теперь столько людей… мне будет где разгуляться и без тебя. Считай это благодарностью. Ты рад?

— Да, — хрипло ответил я. Ещё более хрипло, чем обычно, почти прошептал, не в силах выдавить что-то громче. Однако кое-что всё же оставалось. — Можешь ли ты только отпустить ещё одного человека?

Я услышал, как клацнули зубы около моего уха, словно предупреждая меня.

— Я даже знаю, какого человека и почему. Ты боишься последствий и готов пойти на сделку даже с таким убожеством, чтоб облегчить себе жизнь. Трусишка, а ведь так и не скажешь сразу.

— Не хочу в будущем решать ещё больше проблем.

— Такие люди не меняются и не переводятся в мире. Что в моё время, что сейчас. И пусть я вижу между вами очень много схожестей, ты всё же другой. Пока ещё человек, поэтому я позволяю тебе испытывать моё терпение. А вот они… ты же знаешь, что выглядеть как человек не значит быть им?

— Да, знаю, — с готовностью ответил я.

— Он не человек. Он моральный выродок. Я знаю, что он причиняет людям боль. Доставляет им проблемы. Так что мне один человек со своими проблемами вроде тебя, когда я могу лишить проблем куда больше людей?

— А ты, значит, судья? Решаешь, кого наказать? — спросил я, хотя такой вопрос был слишком прямолинеен и мог обеспечить мне проблемы на голову.

— Ты слишком дерзок.

— А ты слишком пугающая.

— Тц… сказать такое девушке… — наигранно грустно вздохнула она и вновь объявилась передо мной, сверля меня своими чёрными дырами, в которых горели две ярких искры. — Ты такой злой… Вижу, уже не впервой встречаться тебе с чем-то навроде меня.

— Я просто хочу, чтоб ты отпустила его, и всё, пожалуйста. Тебе же будет достаточно остальных.

— Но мне нужен и он. Мир станет немного чище без такого… чуда. Я уже столько придумала с его участием, ты даже не представляешь, — Сина произнесла это так, будто его ожидали весёлые конкурсы. — Ну а то, что ждёт тебя там, меня не сильно заботит, знаешь ли, — с безразличным тоном продолжила она, отвернувшись и помахав пальчиками, словно прогоняя меня. — Но мы можем договориться. Если ты так хочешь его отпустить, то почему бы тебе не занять его место?

Отличная мысль. За исключением того, к чему мне тогда вообще его спасать, если меня не будет. С тем же успехом я могу просто остаться здесь.

— Нет… спасибо.

— Вот видишь. Своя жизнь дороже, хотя с таким человеком это и неудивительно. А теперь убегай в страхе и ужасе отсюда.

— И… куда? — оглянулся я.

— Ах да, прости, сейчас всё будет, — сверкая угольками в глубине своих глаз, она подошла ко мне, показав свои чудовищно остренькие и беленькие зубки. — Закрой глаза, сейчас будет немного холодно.

Я безропотно подчинился. Качать права там, где ты не имеешь власти, та ещё затея. При любом раскладе я был бессилен здесь, как она решит, так оно и будет. Потому просто простоял несколько секунд, ожидая всего — от ножа по собственному горлу до того, что начну гореть живьём. Но всё оказалось несколько проще.

— Заходи как-нибудь… — шёпот, как налетевший холодный ночной ветер, коснулся моих ушей, заставив открыть глаза.

Передо мной был Нижний город во всей своей ночной красоте. Редкие фонари освещали старые улицы города, выхватывая из темноты отдельные фигуры. В некоторых окнах тускло горел свет, будто там были не лампочки, а свечи. На заднем фоне этого кладбища блестел, как гора драгоценностей, Верхний город.

Было немного странно такое слышать, но я был рад оказаться в нём вне этой школы.

Я обернулся.

Школа тёмным монолитом возвышалась за мной, выглядя как жуткая крепость, откуда нет ни входа, ни выхода. Даже относительно Нижнего города она выглядела слегка чужеродно, хотя это могло казаться мне теперь, после небольшого приключения в нём.

Когда я был уже у самых ворот школы, мне показалось, что сквозь далёкий шум города я услышал крики людей, полные ужаса и отчаяния. Скорее всего, это кричали где-то в городе… хотя сам я в это не верил.

— Я бы зашёл… если бы не боялся там остаться навсегда, — пробормотал я, напоследок бросая прощальный взгляд на это место.

— Обещаю, что не останешься, — раздался прямо над моим ухом голос, заставив меня подпрыгнуть на месте и обернуться, но никого в округе не было. Где-то далеко я услышал хохот, раскатистый, громкий, полный чёрного и страшного веселья.

— Вот же… — я поспешил вернуться в нормальный район из этой дыры.

Вернулся я домой без особых приключений.

После школы и понимания, что, помимо нашей реальности, есть другая, куда более многогранная и страшная, откуда можно и не выбраться и где обитают такие монстры, что ты быстрее от страха помрёшь, чем от зубов этих чудовищ, самый тёмный район Нижнего города уже не был столь пугающим. Я и до этого от Сирени знал, что есть другая сторона этого мира, но только сегодня я смог от души нырнуть в неё и прочувствовать это на себе.

Теперь я смотрел на обычный тёмный, жутковатый на вид город, где обитают только самые-самые. И никаких чувств, кроме лёгкой тревоги, он уже не вызывал. Всямрачность исчезла вместе с пониманием, что есть кое-что пострашнее него.

Более того, я мог понять, как здесь умудряются жить люди. Они или привыкают, или видели то, после чего это место не кажется столь уж ужасным. Например, я вряд ли уже испугаюсь чего-то обычного здесь до состояния зайца в свете фар.

Пока я шёл по нему, видел много странных мутных личностей, которые наблюдали за мной, словно стаи голодных волков, но не приближались. Видел, как сбивались в подворотнях в группы людей, которые не представляли собой… ничего хорошего. А зная, что наш мир не так уж и прост, я мог предположить, что там могут оказаться и не совсем люди. Как раз этому месту такое бы отлично соответствовало.

Но и я чувствовал себя куда увереннее. По крайней мере, здесь никто не может менять реальность и пистолет останется пистолетом, а выход из этого места всегда будет впереди. И будь тут чудовища, я смогу попытаться убежать от них, а не наматывать круги по этажам, пока меня в темноте не порвут на части.

Хотя надо признать, ночной город умеет производить впечатление. Стоило мне оказаться во втором районе, как на меня обрушился капитализм в чистом виде, где продавалось всё. Честная продажная любовь на ночь, где тебя за твои деньги будут любить так, как не полюбит ни родная мать, ни самая дорогая девушка. А ещё целый список наркотиков, половина из которых опасна для жизни. Поможет скрасить вечер, от чего ты можешь умереть в этот же вечер, но счастливым. Или несчастливо захлебнуться в собственной рвоте, тут как повезёт.

Пока я шёл, ко мне даже подскочила какая-то девчонка, чмокнув в губы и сказав:

— За счёт заведения, малыш, — и поскакала куда-то дальше.

Отлично, свой первый поцелуй в губы я подарил шлюхе, даже не поняв, что это было. Обычное касание губами. Надеюсь, меня не одарили никаким венерическим заболеванием.

Но я не боялся этого города. Уже нет. Это не значит, что я не буду бояться, когда мне приставят к виску пистолет, однако само место меня не так пугало, как раньше.

Зато на утро, когда я пришёл на занятия, мог ощутить на себе, что значит оказаться в центре всеобщего внимания.

Двумя словами: мне не понравилось.

Для начала, почти вся школа смотрела на меня с удивлением, не в силах понять, почему я жив. Я буквально читал у них немой вопрос: «Он? И ещё жив? Почему?». Видимо, уже каждый знал о том, что я разгневал великих и ужасных людей. И они все, будто голодранцы в Колизее, ждали расправы надо мной. Народ требует хлеба и зрелищ.

Когда я проходил мимо учеников, они смолкали или же очень тихо шептались, провожая меня взглядом. Разве что пальцами не тыкали в мою сторону. Девушки, парни, одиночки, массовка, высшая лига — они не сводили с меня глаз, переговариваясь между собой и строя догадки, как мне удалось договориться с ними. Но больше ничего примечательного не было, и начало этого дня не отличалось от остальных моих будней.

То же самое было и в классе, когда вошёл в него. На мгновение все смолкли и скрестили на мне свои взгляды, после чего вновь продолжили будто ни в чём не бывало общаться. Но мне было достаточно косых взглядов, чтоб понять, кого они обсуждают.

Никто ко мне так и не подошёл разузнать, что случилось, дружно игнорируя моё существование. Будто стычка с парнями из банды автоматически делала меня прокажённым, которого все сторонились. Даже Ким молчал, но у меня были подозрения, что ему уже известно о том, что его недобосс куда-то запропастился. И не зная толком, что произошло, он резонно решил помалкивать, ведь мало ли… Такие, как он, всегда первыми покидают корабль, забывая о верности.

Только Стелла попросила дать списать домашку по всем предметам, тем самым став единственной, кто решил разузнать у меня, что произошло. Видимо, у неё был иммунитет к бойкоту, который объявил мне едва ли не каждый. Отсюда следовало, что за ней тоже имеется сила, с которой все считаются и которую боятся.

— Боюсь, что я её на сегодня не делал, — покачал я головой.

— Не имеет смысла заниматься таким перед смертью? — усмехнулась Стелла, движением головы убрав непослушные волосы с лица. Видимо, оттачивала это движение много раз, чтоб производить эффект на собеседника.

— Можно и так сказать.

— И что, как всё прошло? Я думала, он убьёт тебя. Учитывая то, как ты его здесь опустил при всех.

— Я никого не опускал, просто немного повздорили. Да и нормально всё прошло, — нейтрально ответил я. — Не пришлось нам с ним говорить. Разминулись как-то.

— Разминулись? — скептически переспросила она.

— Да, я пошёл в одну сторону, они в другую. И всё.

— Разминулись, значит… — хмыкнула Стелла. — Ну ладно…

После этого лениво встала и, естественно, пошла рассказывать всё подругам. Конечно же, она мне не поверила, но и спорить не стала, видимо, решив, что всё равно позже узнает, как я смог договориться с этим червём.

Однако узнать, что случилось, ей было не суждено, как и всем остальным. Буквально после второго урока слушки о том, что червь вместе со своей братией не пришёл в школу, разлетелись по всем классам, словно пожар в сухом лесу. И теперь на меня уже все в открытую косились, гадая, что же произошло и как так получилось, что я жив, а червя неожиданно нет в школе. Причём все косились на меня с куда большим интересом, чем до этого.

Даже этот Ким, который удивительно тихо себя вёл всё это время и если смотрел на меня, то с осторожностью, стараясь не показывать, что боится меня, но и никак не провоцируя.

А после четвёртого урока из всего шушуканья, что я смог услышать, между людьми появилась версия, что для червя мог наступить наихудший исход. Жаль только, что возможности опровергнуть своё участие в этом у меня не было. Я не горел желанием становиться в глазах других каким-то опасным парнем, что разобрался с бандой мудаков. Потому что лишнее внимание всегда рождает лишние проблемы. Которых я хотел избегать и избегал до последнего времени.

В моей ситуации что ни скажи, в принципе все будут думать, что я причастен к их пропаже. Причём с фатальными для них последствиями. Так что, если нет разницы, что ты скажешь, почему бы лучше сразу всё не отрицать? Говорить, что ты ничего не видел и ничего не знаешь. Тебе всё равно никто не поверит, но и вину официально ты на себя не возьмёшь.

Поэтому, когда Стелла, словно переговорщик, подсела ко мне и спросила, как у меня всё с ним прошло, я лишь повторил то, что сказал ей до этого.

— Без понятия, мы разминулись.

Удивительно, но она мне не поверила.

Глава 64


— Киска, ты спишь? — тихо спросил он, нарушая висевшую уже несколько минут и нарушаемую только дыханием двоих тишину.

Парень лет двадцати пяти — двадцати восьми на вид лежал на кровати вместе с девушкой, укрытый тонкой простынёй, в комнате, где был приглушён свет и преобладал по большей части бордовый цвет. Оба мокрые после своего марафона, теперь они отдыхали. Он, лёжа на спине, девушка, пристроившись под боком, положив голову ему на плечо и водя кончиками пальцев по груди, словно о чём-то думая.

— Нет, не сплю. Пока не сплю. А может и не буду спать, если… — она приподнялась и заглянула в глаза парню, хитро и зазывающе улыбнувшись, — кто-то вдруг окажется куда более ненасытным.

— О-о-о… в этом можешь не сомневаться, — прижал он её к себе, и девушка без видимых сопротивлений приняла его объятия. — Но я хотел у тебя кое-что спросить.

— Так спрашивай, — дёрнула она плечом.

— Ты знаешь… Шона Фирсби?

— Шона Фирсби? — переспросила она, не поднимая головы. — Я знаю много Шонов, но вот фамилии… ещё я всех наизусть не запоминала, словно секретутка.

— Знаешь много Шонов? — слегка приподнял он голову. — Откуда это?

— Не надо тут, — потянулась она к нему и поцеловала его в губы. Парень лишь усмехнулся и вновь откинулся на подушку.

— Да шучу я. Но этого ты точно знаешь. Такой дрыщ. Я слышал, он заправляет в вашей школе и выбивает деньги из учеников.

— А-а-а… этот чмошник? Да, я его знаю. Окружил себя парнями, прячется за своим папашей, — её голос, пока она перечисляла его достижения, наполнился презрением, — ведёт себя как последний мудак и пристаёт к девчонкам, так как такому червяку никто в здравом уме не даст.

— О-о-о… здесь ты ошибаешься. Ему дают. Ещё как дают.

— Те, кто в долгах у его папаши? Наркоманки? Не смеши меня, — фыркнула она. — Так чего вдруг тебя в такой момент потянуло поговорить об этом говнюке?

— Дело в том, что он пропал, — начал издалека её возлюбленный. — И его папаша начал беспокоиться, так как от этого вздрюченного ублюдка уже второй день ни слуху, ни духу. Ну и я подумал, он же в вашей школе учился. Может ты чего слышала? Слухи там какие ходят может.

— А зачем тебе?

— Дела, киска, дела, — вздохнул парень. — Только из-за них об этом уёбке и интересуюсь.

— Только не говори, что связался с его папашей, — поморщилась она.

— Скорее… решил разведать обстановку.

— Разведчик, блин… — выдохнула девушка. — Ну да, у нас прошёл слушок.

Умолкла. Парень нетерпеливо поёрзал.

— Ну же, не тяни, какой?

— Да вот, поговаривают, что нет его уже.

— Да ладно, — парень аж сел, сбросив с себя голову девушки. Та недовольно цыкнула, стрельнув в него сердитым взглядом. — Прости, киска, но… новость слегка неожиданная. Особенно… Погоди, откуда слушок такой?

Девушка посмотрела зло, после чего вздохнула, всем видом показывая, что прощает его дерзость, после чего села между его ног, облокотившись ему на грудь спиной, словно на спинку стула. Парень лишь терпеливо ждал, пока она устроится поудобнее, понимая, что иначе она вообще ничего не расскажет. Как только устроилась, обнял её, прижав к себе.

— Прости, киска. Ну как, расскажешь мне?

— Может и расскажу, — помолчала немного. — А с чего вдруг ты так подскочил?

— Да я думал, этот придурок забухал где-то. Может что найти на него удастся, но чтоб завалили… Это точно?

— Да нет конечно! Слухи, говорю же.

— И откуда такие слухи?

— Тут, видишь ли, просто у нас новенький объявился. Очень тихий парень, мутный. Ничего о себе особо не говорит, ни с кем не общается, держится всегда один. Ну ещё умный, хорошие оценки получает. И у него рожа ещё вся порвана, словно ему её погрыз кто-то. Шрамы на руке.

— А откуда он, знаешь?

— Ну… мы немного говорили с ним. Вроде как из Читы приехал. Но имя и фамилия английские.

— Как звать?

— Томас кто-то там.

— Томас кто-то там? — с усмешкой переспросил парень.

— Ой, отвали, а? Я что, должна каждого знать?

— Прости-прости, — прижал он её к себе посильнее и поцеловал в макушку. — Так что там насчёт него?

— Ну, в принципе, о нём-то и всё. Больше ничего не знаю.

— Негусто… И что произошло?

— Ну… на него наехал этот Шон. Вернее, парни Шона. Пришли, ударили его несколько раз, сказали, что убьют его, если деньги не заплатит за месяц. А на следующий день их всех, избитых, с выбитыми зубами и сломанными руками, в туалете нашли. Пятерых.

— Это он их один на один или против всех?

— Да кто знает? Никто же не видел. Он вообще сказал, что никого не трогал из них. Ну тут пришёл Шон, начал гнать на него, ну новенький его дружбану руку сломал и отправил в нокаут. А потом предложил встретиться после уроков с Шоном. Ну и всё.

— И всё? А с чего взяли, что это он их ухайдохал?

— Ну, кто-то говорит, что они за ним погнались, даже стреляли в него. А на следующий день как ни в чём не бывало новенький пришёл обратно. Один. Из парней никого нет. И он ещё говорит, что вообще с ними разминулись.

— Ага, с таким разминёшься, — хмыкнул он.

— Я тоже думаю, что звездит. Причём нагло звездит. Но на этом вроде как, в принципе, и всё. Семнадцать человек пропало, а он вернулся с видом, словно действительно не знает, где они.

— Сколько пропало? — переспросил парень.

— Семнадцать, — слегка удивлённо ответила девушка.

— Хочешь сказать, что семнадцать парней просто исчезли? Типа ни трупов, ничего?

— Да я-то откуда знаю? Я не слежу за этим, тут тебе виднее должно быть, нет? Он ещё и ведёт себя странно. Знаешь, словно ему вообще плевать и его это не трогает.

— То есть ему вообще похуй?

— Ну… да.

— И он знает, кто батя Шона?

— Не знаю. Он же мутный, говорю. Ничего о себе не рассказывает, очень мало говорит, смотрит на всех, словно пытается просканировать. У него даже документов нет, он так, просто ходит на уроки, словно ему интересно учиться.

— Короче, хрен знает кто, а все, кто с ним встречаются, так или иначе калечатся или пропадают, — подытожил он.

— Думаю, точнее и не описать, — кивнула она.

— И он в твоём классе.

— Да.

— Какая прелесть… У вас завёлся сикарио, — усмехнулся парень. — Он там случаем не латинос?

— Да нет, обычный парень. Европеец. А кто такой сикарио?

— Головорезы без тормозов у латиносов, которые хорошо умеют убивать и берутся за любую грязную и опасную работу. Убить судью, устранить свидетеля, прокурора и так далее. Короче, вообще безбашенные.

— И ты думаешь…

— Да пошутил я, — отмахнулся парень. — Не парься, киска. Ты можешь сказать, он работает где-нибудь?

— Да чёрт его знает.

— А татухи есть?

— Не видела. А что? — задрала девушка вверх голову, пытаясь заглянуть парню в глаза.

— Да ничего…

Хотя как раз-таки чего. Парень без документов с жуткими шрамами. Сначала разруливает пацанов, избивает, особо этим не хвастается, сидит тихо. Да, те были обычным хулиганьём, но всё же. А потом он разруливает ещё едва ли не два десятка. Вот тут уже повод задуматься, так как такая толпа спокойно любого забьёт.

Конечно, в том, что у парня есть ствол, он даже не сомневался, но и у тех он был. А то, что он разрулил сразу семнадцать человек и об этом никто не узнал… Завтра первым делом надо будет пробить это всё, однако он сомневался, что трупы обнаружат. И ведь новенький продолжает себя тихо вести и не высовываться.

Что получается?

Во-первых, входит ли он в какой-нибудь клан либо банду или же одиночка, что очень важно?

Входил бы в банду, наверняка на него бы не наехали. И такие кадры очень редко посещают школы. Кланов же в Нижнем городе отродясь не было, и сюда они не суются, или же суются, но очень редко и очень основательно, что на данную ситуацию не похоже. Может быть ещё вариант, что парень входит в состав какой-нибудь банды, которая объявила наркокартелю войну. Притёрся к школе, чтоб убрать этого чмошника. Если это так, то быть проблемам. Но только какая банда решится на это, и кто будет нападать не на склад или людей, чтоб сразу нанести большой урон, а на сына одного из не самых важных людей?

Никто в здравом уме. Эта версия маловероятна. К тому же, банды ничего не имеют против их наркокартеля.

Скорее всего это одиночка. Нет документов, ведёт себя тихо, сильно ни с кем не говорит — скорее всего в бегах.

Как раз занимался грязной работой на какой-нибудь клан или даже дом, но потом ему пришлось почему-то сбежать. От кого? Вряд ли кто из Сильверсайда, а остальное не так и важно, в принципе, пока что. Это тоже можно пробить, причём очень просто. С такой внешностью такое выяснить будет не сложно.

Он приехал сюда, осел и наткнулся на этого глиста. Никого трогать не хотел, но мелкое говнецо само наехало, и новенький обломал ему рога. Может действительно сам смог их разрулить, может в этом ему помогли люди на стороне, друзья или кто-то ещё. Это не так важно, но парень отнюдь не промах, как и не божий одуванчик. Может он даже мстил за кого-то и это был постановка. Но главное, что опыт явно имеется, раз не струхнул, а такой человек может сейчас очень пригодиться. А если ещё и с командой, то вообще чудно. Пусть малолетка, но если он настолько крут, как ходят слухи… Что ж, у каждого своё призвание, как говорят. Но для начала надо с ним побазарить будет. Глядишь, что и выяснится.

— Поня-я-я-тно… — протянул он.

— Понятно что? Миш, ты там не уснул, а?

— Да вот думаю… Знаешь, он же завтра тоже в школу придёт, верно?

— Ну да, а что?

— Покажи мне его. Хочу посмотреть на паренька, да и интересно, где он работает.

— Я думала, мы завтра рванём в Верхний город, — начала она канючить.

— И мы рванём, Стелла. Я отвечаю, мы так рванём туда, что ты ещё долго не забудешь этой поездки, но надо бы утрясти этот вопрос. Опарыш этого ублюдка не выходит на связь уже второй день, и завтра его батя наверняка будет перерывать весь город. Поэтому я хочу познакомиться с парнем поближе.

— Ой, ладно, я поняла, хорошо, — вздохнула она. — Я покажу. Но пока…

Стелла развернулась и страстно поцеловала его в губы, после чего парень, известный как Михаил Абоян или Бурый, обнял её, перевернулся на кровати, оказавшись сверху, и позволил ей по полной насладиться их близостью.

Однако мысли его были совершенно в другом месте. Он раз за разом возвращался к тому пареньку.

Этот новенький может стать ключом ко всему. Его заветным ключом к сундуку с сокровищами. Первой ступенью в плане, который Бурый так хотел воплотить в жизнь. Если всё очень правильно провернуть, правильно представить… ему даже не придётся что-либо делать. План сам придёт в движение, и останется лишь следить за ним и корректировать направление.

Да, осталось всего ничего — опередить этого пидараса и добраться до новенького первым. А заставить его вступить под своё начало лишь дело техники. Главное — представить всё в выгодном свете. Можно сказать, что сама судьба подкинула ему этот шанс, эту возможность. Тут просто лучше не разыграть, и никто слова не скажет, что он не прав.

Уже на следующий день Бурый сидел в машине, вполне невзрачной, в метрах пятидесяти от входа в школу среди таких же невзрачных автомобилей. Пришлось взять напрокат одно из вёдер на колёсах, иначе бы его машина слишком уж выделялась на общем фоне нищего района.

Рядом с ним сидела смуглая женщина с желтоватыми волосами, явный выходец из Южной Америки. Несмотря на то, что она была отнюдь не юной, её возраст добавлял лишь своего особенного шарма, заставляющего мужчин бросать на неё взгляд. Однако сейчас женщина была одета очень просто и серо, чтоб не привлекать внимание.

Михаил даже не смотрел в её сторону. Для него она была ещё одним его человеком, не более. И сейчас он внимательно смотрел на выход из ворот, стараясь разглядеть их цель.

— Выходят.

— Угу, — с интересом рассматривала она свои ногти.

Одиночки стали выходить из-за ворот, растекаясь в разные стороны по улице. Но с каждой минутой их поток становился всё больше и больше. Очень скоро толпа покидала учебное заведение, и разглядеть кого-либо было очень сложно.

— Блин, и хер скажешь, он или не он. Они все уроды на лицо.

— Угу.

— Так, ладно, я думал, что будет проще его найти. Блять, где Стелла?

— Угу.

— Выдави из себя ещё какой-нибудь звук, помимо угу.

— Мы отрежем ему яйца? — спокойно осведомилась женщина, словно делала это каждый день.

— Нет! Ты чо, не слушала меня?! Мы идём всё разузнать и вербовать, ясно? Прибереги его на потом, окей?

— Тогда почему я здесь, а не Гребня?

— Потом что Я так сказал. У тебя ещё есть вопросы?

— Нет, пока нет, — покачала она головой, зевнув.

— Ваще охерели… Так, вон киска идёт, — подтянулся он сразу, вытащил руку в окно и помахал. Когда она подошла, он открыл дверь рядом с собой. — Киска, ты чего так долго?

— Прости-прости, — она быстро чмокнула его в губы. — Привет, Фиеста.

— Привет, детка.

— Так, куда он ушёл, видела? — сразу перешёл к делу Михаил.

— Налево вдоль квартала. Я посмотрела, потом сразу сюда.

— Умница, — кивнул он, выезжая на дорогу.

— А если свернул куда-нибудь? — лениво поинтересовалась Фиеста.

— Думаю, увидим его.

Машина медленно выкатилась на дорогу от обочины и не спеша покатилась по улице.

— Вон! Вон он!

— Не тыкай пальцем, детка, — осадила её Фиеста. — Выдашь нас.

Они проехали дальше и вновь остановились, после чего Михаил обернулся к Фиесте, чьё имя было Барбара, и кивнул.

— Давай, иди за ним. Дальше палиться не будем.

— Да, — только и ответила она, выйдя на улицу. В сером пальто, шарфе через шею и с вязаной шапкой на голове, она ничем не отличалась от среднестатистического жителя этого района. Оглянувшись на дороге, она без лишний спешки перешла на другую сторону и двинулась следом за пареньком.

Когда они скрылись за углом, рука Михаила легла на ногу Стелле и медленно поползла выше. Остановилась, словно ожидая какой-нибудь реакции, и, не получив сопротивления, продолжила свой путь.

— Мы ещё не занимались этим в машине, — задумчиво произнесла она.

— Тоже не помню такого. Кстати, как там поживает наш общий друг?

— Ты про этого Томаса?

— Ага.

— Ну… сегодня он воткнул ручку в ногу одному из парней этого пропавшего хуесоса. Он его до этого предупредил о намерениях, но этот придурок сегодня на него наехал с кулаками, и Том вогнал ему ручку в ногу где-то на одну треть.

— А он не робкий парень. И что, всё так же сидит и скромничает? Молчит?

— Ага. Вообще слова не вытянуть. Правда, теперь класс его немного опасается и даже уважает.

— Да потому что ваш класс ёбаное стадо, вот почему, — презрительно бросил Михаил. — Дали какому-то глисту на шею всем сесть.

Минут через десять в машину села обратно Фиеста. К тому моменту его рука уже давно хозяйничала под юбкой Стеллы, которая была и не против.

— Я знаю, где он работает.

— Где же?

— У Эрнеста в забегаловке.

Михаил аж обернулся, остановившись, чем заслужил возмущённый взгляд раскрасневшейся Стеллы, но даже его не заметил.

— Гонишь! — удивился он.

— Я видела, как он вошёл через чёрный вход. Поздоровался с таким жирным поваром, который там всегда работает. Сомнения у меня, что он на чай заскочил.

— Вот же… мир тесен…

Его в первую очередь удивило то, что парень работал в забегаловке, которая являлась одним из складов местного дилера в этом районе. Почти ведь под носом был. Удивительное совпадение. Конечно, может это и не совпадение, однако слишком уж размыто всё, чтоб прямо сказать, что это было подстроено.

— Ну что ж… Тогда, Фиеста, навестим нашего друга Эрнеста, окей?

— Да. Проблем не будет?

— Ну, возьми что-нибудь, что не будет сильно светиться, окей? Киска, посидишь в машинке? Погреешься тут. Как закончу, прокатимся, только ты да я.

— Ладно, — отмахнулась она, отвернувшись. — Давай уже, беги, я подожду.

Глава 65


Прошло уже два дня с того момента, как червь стал жертвой довольно агрессивной натуры в той школе. Не сказать, что я сочувствовал этому ублюдку, но мне было страшно представить, как он там сейчас, один в школе наедине с собственным бесконечным ужасом, откуда нет выхода. Мне вполне хватило даже нескольких минут, чтоб прочувствовать на себе ужас другого мира, что скрывается за ширмой нормального, а он там уже третьи сутки.

Почему я думал, что он ещё жив?

Это лишь предположение, но мне кажется, что Сина не даст ему так быстро и просто умереть, если только он не застрелится. А такие люди очень часто не в силах нажать на курок, если дуло смотрит в их сторону, а не наоборот.

Но, естественно, это меня волновало куда меньше, чем собственная безопасность. Парень пропал позавчера. Даже если его отец и подумал сначала, что сынок где-то загулял и ночует у своей подружки, то сейчас он уж должен был схватиться за своего наследника. Поэтому я подозревал, что то, когда ко мне постучатся не самые дружелюбные люди города, лишь вопрос времени.

Найдут ли они меня?

Думаю, что найдут, так как у нас целая школа свидетелей, которые подозревают меня в убийстве. Теперь в их взгляде уже не было этого лёгкого налёта призрения. Было чувство, словно своими действиями я смог отмыть своё имя. Будто мне это больно надо было перед такими, как они. Теперь ученики смотрели на меня с интересом, как рассматривают палеонтологи неизвестные кости, найденные в земле, пытаясь понять, что перед ними.

А ещё в нашей школе работают некоторые люди, которые связаны с наркоторговлей, самые мелкие сошки. Через них новость куда быстрее попадёт в преступное сообщество, и его папаше даже не придётся самому расспрашивать учеников в школе о том, что случилось.

Это значило, что у меня возникнут большие проблемы, которые решить будет непросто. Очень непросто.

Боялся ли я?

Естественно боялся. Глупо не бояться смерти, как мне кажется. Другое дело, что этот страх теперь сильно отличался от того, что был раньше после школы. Мне ничего не оставалось, кроме как жить дальше, стараясь сохранять бдительность и осторожность.

Но мне хотелось знать, этот ад вообще когда-нибудь закончится? Если говорить начистоту, я уже устал от всего этого. Начиная с сентября прошлого года, моя жизнь превратилась в какую-то гонку со смертью, где у меня выпадает перерыв на месяц или два, после чего всё начинается вновь. Если не пытаются убить меня, то пытаюсь убить кого-то я, будто в этом мире иначе не выжить.

Мне остаётся только с тоской вспоминать о тех днях, когда я жил спокойной непримечательной жизнью.

Пришлось пересмотреть политику безопасности. Теперь я ходил с пистолетом, который прятал перед входом в школу и сразу расчехлял его, когда выходил наружу. Да, приходилось его прятать, но теперь это был гарант моей безопасности или хотя бы возможности защититься. В остальном, кроме повышенной осторожности, всё было как и прежде — работа и дом.

Стоило это двадцати долларов в месяц?

Изначально да. Дело в том, что я рассчитывал на совершенно иной исход, и здесь скорее было фатальное стечение обстоятельств, чем моя вина.

Но даже после случившегося я могу сказать: да, это того стоило. По крайней мере ублюдки получили то, чего заслуживали, а я пока что ещё топчу город проклятых и стараюсь не унывать. И дело даже не в гордости. Многие люди скажут, что ну отдал бы я им двадцать долларов в месяц, чего такого. Но именно поэтому люди вокруг меня так и живут, потому что здесь мелочь уступят, там мелочь уступят, и вот уже их придавливает к земле всеми уступками, которые стали их ношей. Хочешь жить свободно — готовься за это бороться и встречаться с последствиями.

Работа встретила меня неизменным Оскаром, который так же неизменно вынес Саки на ступеньках горячий суп.

— Саки, шла бы ты кушать в другое место. Сегодня Эрнест, и мне бы не хотелось…

— Да-да-да, я понимаю, спасибо, Оскар. Действительно спасибо, — она быстро-быстро ушла из подворотни.

Эту сценку я и застал, когда вышел из-за угла.

— Сегодня Эрнест не в духе? — пожал я руку Оскару.

— Да, товар принимает, как я понял, — кивнул он. — Так что давай быстрее. Отобедай и за мойку, а то он всегда на нервах, когда начинает работать.

А мне кажется, что он немного торчок, если честно. Не могу быть уверенным, но за время работы я заметил, что в такие моменты, когда поступали коробки и ящики на склад, он начинает быть немного активным.

Всё шло так же, как и всегда. Я поел, переоделся и тут же пошёл мыть всю посуду, что накопилась за это время. Дальше была бы либо уборка на кухне, либо мытьё полов в зале, если клиентов немного. Но на этот раз всё было иначе.

— Эй, Томас, — позвал меня Эрнест, когда я мыл посуду.

— Да?

— Тебя видеть хотят.

В этот момент у меня ёкнуло сердце, словно ко мне пришли и сказали — твоё время пришло.

— Кто?

— Кое-какие люди. Давай быстрее, бросай посуду и иди в зал, они тебя ждут.

— Сколько их?

— Тебя это чё, волновать должно? Иди давай…

— Сколько их? — угрожающе низким хриплым голосом спросил я, показывая, что мне нужен ответ. Даже Оскар с Сабиной, которая сейчас ошивалась здесь, удивлённо взглянули на меня.

— Двое, — недовольно ответил он. — Тебя это волнует? С тобой хотят поговорить.

— Да, немного волнует, — уже куда более миролюбиво ответил я, сглаживая острые углы, ведь мне может быть ещё придётся работать здесь дальше. А может и не придётся… — Уже иду, Эрнест.

Я снял большие, по локоть, перчатки, в которых мыл посуду, после чего повесил фартук на крючок. Рука коснулась пистолета, что был заправлен в штаны. Не самое удачное место, но так я мог скрытно носить его без кобуры.

И сейчас, когда он рядом, я ощущал себя более уверенно.

В зале было всего два человека.

Мужчина лет тридцати, плюс-минус два года, и женщина примерно такого же возраста. Они сидели за одним из столов у стенки зала, явно ожидая меня, потому как когда я вышел, оба сразу подтянулись, не сводя с меня глаз. Оба спокойные, я бы даже сказал, расслабленные, но точно готовые к тому, что я выхвачу пистолет и устрою здесь пальбу.

Не обычные люди из банды — одеты слишком прилично для тех. Кто ещё обитает в Нижнем городе… точно не боевики наркокартеля, по крайней мере по лицу такого не скажешь. И не бойцы бабочек Нижнего города, — это целая мафия проституток, что держит один из районов Нижнего города, — там практически все поголовно женщины, мужчин нет. Это кого я могу исключить.

Похожи на людей из какого-нибудь клана, но это вряд ли они — какое дело до меня клану, если только не люди из Хасса или бойцы дома Кун-Суран. Но те бы меня точно захотели убить и не стали бы вызывать поговорить, пристрелили бы на улице. Значит, не клан и не дом.

Они могут быть:

Первый вариант — товарищами отца покойного червя, которые могли прийти выяснять, что вообще произошло, прежде чем устраивать мне смертный приговор.

Второй вариант — противниками отца покойного червя, которые решили завербовать меня, так как узнали, что отец червя меня ищет и мне нужна крыша. Может даже слухи от школы до них дошли, оттого и приехали сюда.

Третий вариант — сторонней организацией, которая тоже предлагает крышу.

А больше я никого вроде интересовать не должен.

Эти мысли пронеслись в моей голове за те секунды, что я шёл к их столику. Благо он был не так близко, хотя забегаловку большой было назвать тяжело.

— Добрый день, — поздоровался я первым, подойдя к столику.

— Здорова, Томас. Ты же Томас, да?

— Да. А вы…

— Зови Бурым. Присаживайся, — указал он на стул напротив себя.

— Хорошо, но прежде хотел бы спросить, о чём пойдёт разговор, — немного настойчиво произнёс я, стараясь не переходить границы вежливости. Сесть я всегда успею, но вот встать в случае чего времени может и не хватить.

— Да ни о чём серьёзном. По крайней мере, мы сюда приехали не карать тебя за то, что ты угрохал сынка одного из довольно влиятельных людей.

— Я его не убивал, — спокойно ответил я.

— Да видишь ли только, всем насрать, что ты говоришь. Слухи говорят обратное, и все прислушаются к ним, учитывая, что именно у тебя были тёрки с этим чмом. Но я тебя не корить пришёл, не подумай, — поднял он обе руки вверх, показывая свои по крайней мере нейтральные намерения. — Наоборот, готов пожать тебе руку, что ты отправил в ад этого уёбка, серьёзно. Бесил меня до чёртиков. Да не стой ты, присаживайся.

Я сел. Просто потому что ко мне сейчас относились по-дружески вежливо, но вот начну делать из принципа, и они могут стать иными. Иначе говоря, не стоит делать что-то из принципа и показывать своё «Я», когда в этом нет необходимости.

— Тебе кофе? Чай?

— Кофе.

— Эрнст! Подкинешь кофейка на троих, будь другом! — крикнул он. Пусть никого в зале не было, но его точно услышали.

— Итак, мне тут одна птичка напела, что произошло, и я понял, что тебе может настать в ближайшее время крышка. Шон был конченым уебаном, но, как и все родители, его батя этого не признаёт и уже рыщет в поисках виновного. То есть тебя, — указал он на меня пальцем.

— Вы пришли предлагать мне крышу.

Я знал такую схему ещё по клану Хасса. Когда происходил конфликт между людьми, бывали случаи, когда Хасса заступался за кого-то из них. И тот становился должником, ведь ему помогли. Таким образом они резервировали себе людей, которые на них потом работали. Бывали случаи, когда сам клан эти разборки и делал, чтоб потом самолично прийти на помощь. Однако потом ты не соскочишь с этого, если только не мёртвым.

— Верно, ведь ты ведь не понимаешь, с кем… — Бурый осёкся, после чего хитро улыбнулся. — Нет, беру слова обратно, ты понимаешь, с кем связался. И выглядишь так, будто уже готов. Но мне интересно, ты уверен, что потянешь это?

— Вы предлагаете мне вступить в ваш наркокартель?

— А мы ведь не говорили, что мы оттуда, — произнесла девушка впервые с нашей встречи, посмотрев на меня, не буду отрицать, красивыми, но холодными глазами.

— Кстати да, Томми, с чего ты взял, что мы из наркокартеля?

Я бы мог сыграть в молчанку, но тогда меня могут заподозрить в том, чего я не делал. Например, что я шпион банды или что-то в этом роде. Было бы неприятно, так как наш дружеский разговор мог бы перерасти в казнь возможного шпиона, где я не дожил бы до завтра — это я мог понять и без глубокого анализа.

А вообще, мне надо бы побольше молчать и не выкладывать всё, что есть, но… ладно, буду учиться на ошибках. А сейчас просто выложу свои умозаключения.

Ведь я догадывался, кто этот Бурый и откуда он меня знает. Просто сложил всю имеющуюся информацию вместе и получил более-менее правдоподобную картинку.

— Ты сказал, что тебе напели, откуда следует, что у тебя есть кто-то из школы, знакомый с ситуацией. А единственные известные мне люди, связанные с криминалом в школе — закладчики. Без обид, но отсюда вывод, что ты тоже с этим бизнесом связан.

Скажу больше: меня только сейчас осенило.

У меня в классе было всего несколько людей, связанных с наркотиками, которые предлагали мне работу ныкать наркотики: Стелла, Брюс и Ким. И учитывая тот факт, что Стелла сама мне сказала, что её парень очень крутой человек, что подтверждается даже иммунитетом от бойкота червя, значит, её парень как минимум на уровне той силы, что стоит за червём. И тут приходит этот Бурый, который пытается меня зарезервировать в обмен на крышу как раз от отца червя. Ведь говорил, что ему кто-то из класса напел.

Может я и ошибаюсь, но мне кажется, что это Стелла.

— Эм… — на мгновение он потерялся, после чего буквально расцвёл в улыбке. — Мне говорили, что ты умный.

Говорили, что умный? Значит, скорее всего человек в моём классе, и всё больше похоже на то, что это Стелла.

— Но, видимо, при всём своём уме ты не совсем правильно оцениваешь масштаб того, что может произойти. Может тебе кажется, что отец глисты какой-то авторитет с десятком-другим человек, но я хочу кое-что объяснить. Отец глисты — чел из нашего наркокартеля, который отвечает за приём всей наркоты, которая стекается в Нижний город, попутно отправляя товар дальше на север, юг и запад. Можешь представить, сколько у него сил, влияния и денег. Вижу, что ты парень крепкий, явно понимаешь, во что влип, и имеешь опыт в этом деле, учитывая, что бесследно исчезли семнадцать человек, и их никто до сих пор не нашёл. Но поверь, он тебя сожрёт. Без надлежавшей помощи.

Так… моя ситуация… ухудшилась. Причём баллов на десять из десяти. Отец этого идиота — одна из шишек наркокартеля, и… у меня тут же появился вопрос, что делает сын такого человека в школе для самых-самых? Не поверю, что денег на нормальную не было. Но сейчас даже не это важно. Я был готов побороться с какой-то бандой максимум, но глупо спорить с тем, что потягаться со всем наркокартелем я просто не смогу.

— Без вашей помощи, — уточнил я.

— Верно, без моей.

Я ему нужен как предлог, чтоб начать войну с папашей червя и отжать его должность — вот что я понял. Я стану его человеком, и мои проблемы будут его проблемами. Так действовало в клане и даже в группе Малу, так действует, скорее всего, и здесь.

Зачем ему такая мелкая сошка с такими проблемами? Ответ напрашивается один — из-за этих самых проблем. Причём и причины уже озвучил — тот отвечает за ввоз наркотиков сюда, и там крутятся реальные деньги. И мои проблемы он использует как предлог в столкновении с папашей червя, причём выставив себя ещё и жертвой. Никто тогда не сможет обвинить его в рэкете у собственных товарищей по бизнесу.

Что касается вопроса, разрешит ли ему наркобарон прикарманить долю отца червя, то тут, скорее всего, вопрос уже решённый. Такое подготавливают заранее.

Остаюсь лишь я, как ключик к конфликту, который складывается очень удачно, ведь из-за сына отец уже не остановится.

— К тому же, если думаешь, что будешь возиться с наркотой, то зря волнуешься, Томми, — усмехнулся он.

— Тогда кем я буду? Боевиком?

— Нет, головорезов таких у нас хватает. Мне нужны мои, верные люди. Будешь одним из них. Приближённым, как она, — кивнул он на женщину, а после моего взгляда решил всё же объяснить. — Никаких дел с наркотиками, пусть этим дерьмом занимаются другие расходные лошки, желающие срубить деньжат. Понимаешь, мне нужны ребята вроде тебя, которые умеют решать проблемы, а не ссут в штаны или треплют языком. Ну и верность, естественно.

Или потому что если я буду расходным лошком, то у него могут спросить, чего это он обо мне так печётся, ведь, по сути, я мусор. Не специально ли он это делает? А вот своего приближённого, причём в разборке с сыном отца, по сути, жертвы, он уже по понятиям должен прикрывать и вписаться в разборку.

— Все ссут в штаны.

— Но не все могут при этом действовать. Кстати говоря, давай начистоту, ты с кем-нибудь работаешь? Команда там своя может есть или ещё что? Или в одиночку завалил всех?

— Я никого не убивал.

— Не стоит, — поморщился Бурый. — Серьёзно, мы не дети, так что оставь это дерьмо для своих деток на сказки. Так что, один или с кем-то? Не ври только мне, будь добр, это легко проверяется.

— Один.

— Тем более. Такие люди нужны мне, Томми. Такие деловые люди, что решают проблемы, а не ссут перед ними. С такими людьми я всегда откровенен и всегда заслуженно плачу. Просто подумай, что ты поимеешь.

— Пожизненное рабство без права выхода?

— Пф… сразу рабство… Я о другом. Например, бабы. Любую девчонку, ведь… — он улыбнулся, — ты будешь один из нас. Тебе любая долбаная чирлидерша даст и ещё не слезет. Все будут знать, кто ты, и каждая правильная детка тебе даст. Отсюда уважение — ни один сраный уёбок типа тех подпевал глиста не посмеет тебе ничего сказать. Все будут знать, что ты угрохаешь любого несогласного урода и тебе ничего не будет, так как за тобой сила. Хотя уважение ты уже и без этого сколотил. Дальше машины. Не эти сраные вёдра, а нормальные машины, спорткары, представительные и так далее. Квартира своя, причём поработаешь на меня и сможешь даже в Верхнем что-нибудь приобрести. И, естественно, деньги. Просто подумай, какие бабки крутятся здесь. Я прикрою тебя от этого хуесоса, и всё будет в шоколаде. А я своих никогда не обделяю, не кину, не предам. Спроси хотя бы Фиесту. Да любого, кто на меня работает. А взамен я прошу немного — твои навыки и полную лояльность. Я вижу, что ты правильный поцык, смыслишь в этом всём, умеешь держать ствол и решать проблемы. Разве ты не заслужил большего?

— Но меня ничего из этого не интересует, — покачал я головой.

Соблазн был. Оглядываясь вокруг и смотря, где я оказался, чем перебиваюсь и что мне достаётся, соблазн получить хорошие и лёгкие деньги был огромен. Особенно когда тебе обещают такое. Человек слаб и податлив в те моменты, когда у него стресс и депрессия, когда нет денег, ты вечно хочешь есть и всё плохо. Я это знаю, и он это знает.

В конечном счёте, именно поэтому я оказался в такой жопе — в тот самый момент, когда обстановка морально давила, а на горизонте маячили лёгкие и быстрые деньги, я не смог отказаться.

И я знаю, почему он меня уговаривает. В другой ситуации он бы просто предложил, обрисовал перспективы и, не согласись я, плюнул бы. Здесь я ему был необходим для отжатия у товарища бизнеса или её доли. И не согласись я сам, он будет тогда додавливать меня иначе. Например, подстраивая лично нападения на меня, чтоб я примкнул к нему.

И всё же я не хочу в это влезать.

Бурый задумался. На мгновение его лицо стало серьёзным, после чего хитро улыбнулся.

— А как насчёт универа? Я не о дерьме на задворках мира, а о нормальном, со статусом, который даст шанс расти дальше. Скажем так… Гарвард? Или может Стэнфорд? Можно поближе, типа Токийского, Пекинского Международного, Московского… Хотя чего так далеко ходить, у нас же есть один из лучших в мире, как я читал в интернете однажды — наш Сильверсайдский Международный Университет. И далеко летать не надо. Что думаешь, хочешь такое будущее для себя?

Глава 66


Он улыбался, глядя мне в глаза. Знал, что попал в точку. Как догадался? Может по тому, что я учусь даже без документов и являюсь едва ли не лучшим? Или же сказанул наугад, как знать. В любом случае, он попал в точку.

— А знаешь, пойдём, покурим-ка. Куришь?

— Есть немного, — пожал я плечами.

— Вот и нормик. Погнали.

Мы прошли мимо кухни, где работал Оскар, оттуда как раз выносила чашки с кофе Сабина.

— А кофе? — удивительно, каким вежливым голосом она может говорить.

— На столик наш поставь, детка, — кивнул Бурый, после чего мы вышли через чёрный вход. Здесь, как и всегда, обитали лишь тишина, разбавленная гулом города, и крысы.

Закурили, и Бурый любезно предложил мне сигарету. Я не стал отказываться, но понимал, что его любезность исчезнет, когда я стану работать на него. Или когда я ему стану не нужен. Не могу сказать точно, что у него на уме и какие планы, но то, что вся радужность в клане исчезает, когда ты становишься его частью, это точно. Вряд ли здесь что-то отличается.

— Я вижу, что ты хочешь жить как честный мужик. Уважаю за это, но тебе не помешает и корочка нормального универа, не так ли? — продолжил он после затяжки.

— В него только аристократы, знатные рода или дети из нормальных домов попадают, — заметил я, поглядывая на него с подозрением.

— У-у-у-у… — протянул он разочарованно, толкнув свою пассию, стоявшую рядом, в бок локтем. — Слышала? Он даже не потрудился разузнать об этом универе, а уже отсёк его. Что за люди…

— И как же ты сможешь мне помочь?

— Нужно всего ничего, если у тебя нет нормальной родословной — бабки и рекомендательное письмо со штампом от дома, который имеет хорошую репутацию. Про аттестат молчу, он у тебя нормальный, как понимаю.

— И где мне найти…

— Деньги? — он обеими руками самодовольно указал на себя. Знал, что я не об этом, но решил и на это тыкнуть пальцем. — И там же рекомендательное письмо.

— Я должен поверить, что ты ведёшь дела с домами не последнего порядка, да такие, что они окажут тебе такую услугу? Я не хочу показаться грубым, просто ты должен понимать моё сомнение.

— Знаешь, во сколько я стал бандитом? В восемнадцать, как закончил одну из школ Нижнего города. За десяток лет нихуя не изменилось, скажем так, веришь, нет?

— Дерьмо не меняется даже со временем, —пробормотал я.

— Верно! — хлопнул он меня по спине. — Дерьмо во все века не меняется. Я к чему, Томми, мне удалось добиться своего положения за десять лет непрерывной работы. Сразу ничего не даётся, особенно когда ты никто.

— То есть мне надо будет ещё и заработать на него? — хмыкнул я. В принципе, в этом и проблема. Ирония в том, что чем больше ты этим занимаешься, тем больше с этим будешь повязан. Ты войдёшь, но выйти… будет очень и очень сложно, если вообще возможно.

— Не тебе. Не только тебе, вернее. Если всё пойдёт как положено, то у нас будут выходы на соответствующие дома. Поверь, эти уёбки в больших сверкающих домах не чище твоей подошвы. Так что услуга за услугу, и можно получить то, чего ты хочешь. Годика через два, если уложиться в сроки. Ты как раз закончишь школу и подкопишь денег.

— То есть могу получить, а могу и нет?

— Ну, как и пулю в данный момент. То что батя глисты до тебя ещё не добрался, то это потому, что он надеется на лучшее, но даже сегодня вечером ты можешь не доехать до дома. Не думаю, что он такой идиот и не начнёт со школы, — улыбнулся он.

Я посмотрел на Бурого. Получалось, что, если он в бизнесе с восемнадцати и крутится здесь десять лет, ему уже двадцать восемь. Забавно, что в свои года он был сильно похож на лиса. На лиса-плута, как из сказок, который весь такой хитрый, что взгляд, что улыбка, что голос и даже движения. Бурый точно походил на лиса, только удивительно, что у него такого прозвища не было.

Его взгляд, как у человека, который если не думает, как тебя наколоть, то точно уже наколол. Голос действительно хитрый и насмешливый, словно он над тобой стебётся всё время. Постоянно кажется, будто ты попал под троллинг, но просто не можешь этого уловить.

Плут.

Но он был в кое-чём несомненно прав. Если отец червя занимает такой пост, что тут борись сколько угодно, а тебя всё равно грохнут. Даже если ты придёшь к наркобарону и расскажешь всё как есть, грохнут, так как он его человек, а ведь я лишь хрен с горы для них. Если убью отца червя, то проблемы всё равно не закончатся, так как за мной будет охотиться уже наркокартель, чтоб отомстить за своего.

Короче, что ни делай, они захотят меня убить в любом случае. Если только мне не уехать, но и то вряд ли. Дом-то скорее всего считает меня мёртвым, да и изменился я сильно, а здесь такой роскоши нет и не будет.

А ещё интересен тот факт, что Бурый ещё ни разу прямо не предложил мне присоединиться и работать на него. Ни разу. Он только устрашает, кто мой противник, и описывает блага, которые я получу, если соглашусь. Другими словами, заставляет меня самостоятельно принять решение вступить к ним, а не уговаривает.

И правда в том, что выходов у меня так-то и немного. Или самому, хотя будем честны, шансов очень мало, или с ним, где шансов в разы больше, как и плюсов, только…

Только я вернусь во всё это дерьмо, которое так ненавидел.

Это был результат моего выбора, который я сделал ещё тогда, в школе — быть как все или быть собой. Я выбрал влезть в дерьмо, но быть собой. Не стал послушным мальчиком для битья, которого только и делают, что гоняют. И за это приходилось теперь расплачиваться.

Только плывя против течения, ты понимаешь, чего стоит свободное мнение. Везде будут сложности, сколько от них ни бегай, если хочешь быть собой, а не смешаться с серой массой и стать частью направляемого стада. Везде будут проблемы, сколько ты ни пытайся их решать. Потому что в мире, где я оказался, тебе никто не даст ни свободы, ни игры по своим правилам. Хочешь быть здесь свободным — стань одним из тех, кто будет строить свою свободу на чужих костях. Не хочешь… унитазы и двадцать баксов ждут.

Это другой мир, не тот, где я жил до этого. И мне не сломать правила, которые закреплены кровью сотен, если не тысяч людей.

Ирония судьбы: я не хочу подстраиваться ни под кого и жить свободно, но при этом мне надо влиться туда, от чего я хотел сбежать. И стать несвободным вновь.

Но даже если так… я нехотя мог признаться самому себе в том, что скорее согласился бы быть на побегушках с деньгами и уважением, чем быть на побегушках ничтожеством, об которое вытирают ноги.

— Так вот, — отбросил окурок Бурый. — Мы подошли к тому, что меня интересует. Ты парень перспективный, не буду отрицать, поэтому хочу предложить тебе работать…

— Да, — тут же ответил я. — Я согласен.

У Бурого даже одна бровь приподнялась.

— А ты быстрый.

— Я или покойник, или часть команды. Лучше быть частью команды, чем покойником.

Возможно, я говорил бодро и уверенно, но внутри чувствовал… обречённость? Да, скорее всего. Чувство, будто сунул голову туда, от чего так хотел убежать до этого.

— Верно… — протянул он. — Хорошо, что ты уловил суть, да и выбор, согласись, так себе. Но вообще, я хотел тебе ещё зачитать кое-какие правила, прежде чем ты станешь частью нас и окончательно скажешь «да». Всё-таки всё у нас должно быть по чесноку, и ты должен представлять, что будет, что предстоит делать и какие правила надо соблюдать, всекаешь?

— Более чем.

— Отлично, — хлопнул в ладоши он. — Первое — я твой босс. Как скажу, так оно и будет, без каких-либо споров. Обсуждение и уточнения — это ладно, но не оспаривание. Я говорю, ты делаешь. Скажу убить, ты убиваешь, скажу пытать, ты пытаешь, и так далее. Ты мой парень, поэтому кто бы тебе там что ни сказал сделать, ты подчиняешься только мне. Но думаю, что тебе объяснять это не стоит, верно?

Я кивнул, так как он явно ждал подтверждения.

— Следующее — верность. Я своих не бросаю и не предаю, это тебе скажет любой. Ты верен мне и можешь рассчитывать на мою поддержку. Но если блять ты решишь соскочить к легавым… поверь, я очень изобретательная личность. К тому же относится и попытка съебаться без моего разрешения, что, кстати, к тебе может прийти однажды в голову. Найду, пожарю твои яйца на сковороде и заставлю их съесть. Стукачество — то же самое. Лучше застрелись прежде, чем я до тебя доберусь, если тебе хватит ума стучать на меня. Это так, совет на будущее, но буду надеяться, что ты правильный пацан. Так, что ещё… — он оглянулся и, увидев свою пассию, вспомнил. — Никаких конфликтов внутри группы. Если есть проблема, тащишь свою жопу вместе с жопой товарища ко мне, и я решу вопрос. Никакой самодеятельности, всекаешь?

— Более чем.

— Отлично. Первое время будешь на испытательном. На побегушках у всех, грубо говоря. Освоишься, покажешь себя и так далее. Через месяцок станешь нашим полноправным членом.

— А такое разве не с наркобароном обсуждается?

— Может в твоём клане так было, но у нас каждый отвечает за себя и своих людей. Так что если облажаешься, а мне прилетит из-за этого, прилетит потом и тебе, но куда сильнее, понимаешь меня?

— Да.

— Вот и отлично. Есть вопросы?

— Я не убиваю беременных и детей, — тут же сказал я.

— О как, не успели… а впрочем, не важно. Многие на это не согласны, так что у нас есть те, кто занимается подобной грязью. Однако остальных: стариков, женщин, мужчин, матерей и так далее ты убиваешь, понимаешь это?

Ещё бы, заставлять идти человека через себя — это наживать врагов. Зачем, если можно найти того, кто это сделает со спокойной душой? Зачем раскачивать лодку под собой лишний раз только ради того, чтоб показать свою власть?

— А если мать с ребёнком?

— Мать в расход, Томми-Шрам, здесь не обсуждается. Ещё вопросы?

— Вроде нет, — покачал я головой.

— Вот и ладненько. Фиеста, детка, займись им, пока я буду всё утрясывать. Присмотри за ним, если вдруг друзьяшки Чеки сюда наведаются, оки, детка?

— Да, без проблем, — совершенно спокойно ответила она.

— А… моя работа? — кивнул я на дверь, из которой мы вышли.

— А что работа? — Бурый открыл дверь в служебные помещения и крикнул. — Эрнест, Томми увольняется!

— Без проблем, — тут же отозвался тот. Забавно, если же я захотел бы уволиться, мне бы всю плешь проели.

— Всё, решили с работой, — посмотрел он на меня. — Так, иди переодеваться, Шрам. Фиеста, я сейчас звякну, чтоб за вами заехал Гребня, отвезёт вас на хату, там будете ждать отмашки.

— А насчёт завтра… — начал было я.

— Будешь плохим парнем и начнёшь прогуливать, — ответил он. — Всё, до созвона и добро пожаловать в команду, Шрам. Надеюсь, ты нас не разочаруешь.

С этими словами он просто ушёл. Раз, и всё, будто поставил галочку в своём списке и двинулся дальше навстречу приключениям. Не нравится он мне, если честно…

— Давай, пошевеливайся, — подтолкнула меня к двери в это время Фиеста. — Надо поскорее затаиться на хате.

Если описывать Фиесту, то это была латиноамериканка с желтоватыми волосами лет тридцати с довольно привлекательным как лицом, так и телом. Но от неё разило, если так будет правильно сказать, опасностью. Смотришь и понимаешь, что такие, как она, ничем хорошим не занимаются. Убийца убийцей даже без хищных черт, которые придают её лицу свой опасный шарм.

Мы прошли в служебную комнату, где обычно Сабина распивала чаи в свободное время. Я быстро вытащил вещи и начал переодеваться. Разделся до трусов, не сильно смущаясь, только начал натягивать футболку, как меня остановила Фиеста.

— Погоди, — схватила она меня за руку. Удивительно, что она стройная, но хватка едва ли не стальная. — Это откуда?

Она ткнула мне пальцем в плечо.

— Это от пули.

— Я спросила, откуда это, а не что это, — холодно произнесла Фиеста.

— Получил на… разборках.

— И это тоже? — ткнула она в живот.

— На той же, — подтвердил я.

Она провела по нему пальцами, после чего развернула меня и провела пальцами по выходному отверстию, словно изучая.

— Навылет через живот.

Вообще, раньше у меня там был жир, если быть честным. Просто после того, как похудел, кожа стянулась обратно из-за эластичности и молодого организма, от чего теперь рана выглядит так, будто мне живот с кишечником прострелили.

— Да, верно, — подтвердил я.

— Понятно… повернулся ко мне лицом, — почти потребовала она.

— Да, но может я оде… — я оборвал себя на полуслове, когда она шагнула ко мне и… понюхала моё лицо. В прямом смысле слова понюхала меня, словно у меня изо рта чесноком пахло, и она пыталась понять, от меня ли это или нет. — Фиеста, ч… ты чего делаешь?

— Заткнись, Шрам, — угрожающе прошипела она, при этом не переставая меня нюхать, словно какая-то собака. Вот её нос уже коснулся моего уха. Немного щекотит дыханием. Я слышу, как она очень быстро дышит, будто пытается надышаться или у неё астма. Её нос касается моей шеи, после чего она повторяет это же с другой стороны. И остановилась так же быстро, как и начала — просто отошла и встала в стороне с невозмутимым видом, будто ничего не произошло.

Сейчас было самое время спросить: «что это было?», но я был уверен практически на все сто процентов, что она мне не ответит. И по внешнему виду я не мог сказать, что она особенная, как, например, Сирень. Поэтому даже не стал пытаться. Просто молча оделся и забрал свои вещи.

Когда мы выходили, на ступеньках столкнулись с приходящей к этому времени… Саки её зовут, если не ошибаюсь. Она уже стояла на ступеньках, видимо, придя просить еды, которую выносил Оскар. Да вот только моя сопровождающая была куда менее дружелюбна, чем он.

— Ты чё здесь забыла, шлюха? — тут же осведомилась Фиеста, потянувшись к поясу.

— Да я… это… ничего… — захлопала та глазами. В первый раз за всё время, что она попадалась мне, в её пустых мёртвых глазах увидел хоть какой-то намёк на признаки воли к жизни. А именно страх. — Я просто… просто… здесь…

Её язык заплетался, будто ей было тяжело формировать слова в предложения.

— Ты что-то хочешь сказать мне? — подтянулась Фиеста, её рука уже легла на рукоять пистолета, и её не смущало, что девушка перед ней беременна.

— Я… я…

— Она сюда приходит узнать, осталась ли еда на выброс, — спокойно закончил я за бездомную, прерывая непонятно что. Это даже наездом назвать нельзя, Фиеста просто, как говорят в классе, доебалась. Заглянул обратно в коридор, откуда мы только что вышли. — Оскар, выйди на секунду, к тебе пришли!

Фиеста ничего не ответила, лишь прошлась по ней взглядом, после чего, не сказав ни слова, прошла мимо испуганно шарахнувшейся от неё бродяжки. Я в этот момент задался вопросом, с кем же я буду теперь работать, если одна из моих будущих коллег готова пристрелить просто за то, что ты оказался на её пути.

Мы вышли из переулка, после чего остановились около каких-то грязных бочков, словно занимая оборонительную позицию.

— Ствол есть? — спросила без какого-либо интереса Фиеста.

— С собой есть.

— Всё равно держись за спиной и слушай меня.

— Как скажешь.

Ждали мы, как выяснилось, старый чёрный шевроле тахо — громоздкий джип с острыми углами, на котором любили ездить настоящие полицейские в фильмах про мафию. Только в нашем случае на ней ездила сама мафия. Он остановился прямо напротив подворотни, заскочив колёсами на тротуар. Фиеста лёгким толчком в спину направила меня к джипу.

Внутри, как выяснилось, был всего один человек — сам водитель. Обычный подстриженный под ёжика мужчина в повседневном пиджаке без каких-либо изысков.

— Бурый описал ситуацию, — сказал он, когда мы забрались внутрь. — Чека рвёт и мечет по поводу сына. Я так слышал.

— Двигай, Гребня, — холодно ответила она. Наверное, такая манера разговаривать была для неё нормой.

Машина резво тронулась с места, подпрыгнув, когда колёса соскочили с тротуара, и первые несколько секунд вжав нас в кресла.

— А ты, получается, тот самый парень, которого решил взять под своё крыло Бурый, — глянул он на меня через заднее зеркало в кабине. Отсюда мне были видны только его глаза. Серые, практически ничем особо не привлекающие, холодные, как и у Фиесты.

— Получается, что так, — кивнул я.

— Ну что ж. Добро пожаловать, получается.

— Спасибо.

— Гребня, — прервала наш обмен любезностями Фиеста. — Ты с нами будешь, или Бурый кого-то ещё к нам пришлёт?

— Нет, только я с вами. Остальные… они заняты. Разным.

— Я поняла, можешь не озвучивать, — ответила она без интереса, после чего начала просто рассматривать собственные ногти, словно больше её ничего не интересовало.

А мы тем временем быстро проезжали через Нижний город, словно на экскурсии, где нам предлагали взглянуть на местные достопримечательности и то, как низко может скатиться человечество.

Глава 67


— Парень, ствол есть? — спросил Гребня, как его вроде звали, через минут пять нашего молчания.

Его голос был низким и твёрдым. Не знаю почему, но, даже не видя его лица, Гребня по голосу сразу стал ассоциироваться у меня с тем, кто решает проблемы, а не пытается их разрешить.

В чём разница между решить и разрешить? В этом мире разрешить проблему — это когда всё решается миром и без жертв, все довольны. Решить проблему — это значит, что к проблеме будут подходить со стороны физического устранения.

— Есть.

— Какой?

— Глок семнадцать.

— Хороший ствол, — нейтрально ответил он. — Хорошо стреляешь?

— Достаточно, чтоб убить, — пожал я плечами.

— Убивал?

— Естественно никогда, — покачал я головой.

— Мы тоже никогда никого не убиваем, — совершенно серьёзно ответил Гребня, притормозив на светофоре. — Мы пацифисты.

Это, видимо, была такая шутка, просто услышать её от человека, который говорит таким серьёзным голосом, было слегка непривычно. Потому что звучит она как утверждение, причём на полном серьёзе, и ты не знаешь, смеяться над ней или нет.

— А много вас у Бурого? — решил задать я другой вопрос. — Тех, кто подчиняется именно ему?

— Достаточно. Ты со всеми как-нибудь свидишься. Если выпадет шанс.

— Если? — меня постановка последнего его предложения немного смутила.

— Всему своё время. Я за Бурого отвечать не буду. Тебя как звать? — светофор вновь загорелся зелёным, и мы медленно тронулись дальше, ожидая своей очереди, когда сможем проскочить через перекрёсток. Что удивительно, здесь тоже иногда бывали пробки на оживлённых улицах. Едва появилась возможность, как двигатель взревел, и нас вновь вжало в спинки кресел. Гребня явно спешил.

— То…

— Шрам, — вмешалась в разговор Фиеста прежде, чем я ответил. — Его Томми-Шрам зовут.

Я слегка удивлённо посмотрел на неё, но она и глазом не повела, будто так и должно было быть. Удивительно, я едва вступил, а мне уже дали прозвище. Не знал, что у них так принято, если честно. И куда больше меня ещё смутил тот факт, что она поспешила первее меня сказать, словно тем самым подчеркнуть, как я буду теперь представляться всем остальным. Традиция давать прозвища новеньким, так почему они сами себе их не брали?

— Томми-Шрам? Понятно… Меня зовут Гребня.

— Очень приятно, — кивнул я.

— Ага, мне тоже, — только и ответил он. А я не мог понять, Гребня для галочки сказал или с сарказмом. — Мы сейчас едем на хату прятать тебя. После этого, когда босс даст отмашку, ты вместе с нами отправляешься к Соломону и говоришь то, что тебе скажут.

— Когда?

— Как приедем на хату, тебе всё объяснят. Будешь говорить, что скажут, ни слова больше, ни слова меньше. Сделаешь какую-нибудь фигню, Бурый лично сделает из тебя какую-нибудь фигню. Сделаешь всё правильно, всё будет хорошо.

Гребня имел специфическую манеру подачи информации, как я заметил. Он будто не говорил с тобой, а зачитывал тебе информацию с какого-нибудь файла или же отчитывался по операции. Настолько сухо звучало всё, что он мне говорил. Эмоции… они были, конечно, но в норме интонаций, как мне кажется, должно быть гораздо больше. Даже небольшой диалог, который мы провели, выглядел так, будто на каждый мой вопрос он просто считывал сухо подготовленную на это фразу. Его надо было назвать не Гребня, а Сухарь.

— А Соломон — это… — решил я уточнить.

— Наркобарон. Джордж Соломон. Босс Бурого. Не наш босс.

— А Соломон — это прозвище?

— И прозвище, и фамилия. Джордж Соломон, — повторил Гребня, будто с первого раза мне было непонятно.

Тем временем мы уже подъезжали ко второму району, как я его называл, где обитали девушки, приносящие удовольствие. Иначе, проститутки.

Забавно, что квартира для того, чтоб залечь на дно, находилась на территории, грубо говоря, совершенно другой банды, а не в центре принадлежащей им территории, куда добраться значительно сложнее.

Хотя у меня появился вопрос — а у этого наркокартеля есть вообще своя территория, которую они контролируют? Или же они обитают как бы поверх остальных? В Латинской Америке картель имеет свою территорию, а вот в тех же штатах, Японии или у нас они могли обитать на тех территориях, которые уже контролируются кем-то.

А у них? Есть своя, или они обитают поверх? Потому что если они обитают поверх, можно было бы найти более… подходящий район, чем этот.

Здесь обитали, как я знаю, Бабочки Нижнего города. Это была такая группировка женщин, может проституток, — вся моя информация была взята лишь из слухов, разговоров других и интернета, — что контролировала половину местных заведений.

По идее, они защищали девушек за соответствующую плату как от рэкетиров, так и от случайных убийц, маньяков и прочего отребья, которое могло на них покуситься. Свои своих как бы. Можно сказать, создавали комфортные условия труда для тех, кто нашёл своё призвание в этом мире. Практически своеобразный профсоюз.

Но были у меня огромные сомнения по поводу их благотворительности и благих намерений, если честно. Да, дань необходима, чтоб обеспечивать защиту, тут как и в государстве с налогами и полицией, примерно. Но о какой благотворительности и хороших намерениях может идти речь, когда в этой сфере работали дети? Я говорю про тех же двенадцати-тринадцатилетних, что здесь попадались, и не редко, уже не упоминая шестнадцатилетних. Если этот профсоюз занимался защитой девушек, да и вообще всех женщин, и являлся своеобразным органом защиты этого места, то тот факт, что они использовали детей для работы, ничего хорошего о них не говорил.

Другими словами, как ты бандитов и мафию ни называй, под какими добрыми побуждениями ни прячь, она останется той, какая есть. И прятать здесь меня было не лучшей идеей, как мне казалось.

— У вас сейфхаус расположен на этой территории? — спросил я.

— Да. Никто не будет искать нужного человека там, где ему не место.

Другими словами, на территории совершенно другой группировки. Но это место никак нельзя было назвать безопасным. Здесь постоянно, как я слышал, кого-то убивают. Мы случайно не пополним их ряды?

— А своя территория у наркокартеля есть?

— Да. Северная околопортовая часть и южные кварталы района проституток.

Вон они как это место называют, оказывается.

— Тогда почему вы не спрячете меня у себя?

— У нас ему будет легче найти тебя. На чужую территорию он не сунется.

— А отец этого… как его звали, кстати? Того парня, который пропал?

— Шон Фирсби.

— Вы думаете, что отец Шона действительно может вломиться на территорию или даже в квартиру совершенно другого человека, но из его же картеля? Без одобрения и разрешения своего начальника?

В клане за такое можно было получить пулю, как за развязывание войны внутри клана и его ослабление.

— Люди сходят с ума, теряя детей, — это уже подала неожиданно голос Фиеста.

— Верно, — подтвердил сухо Гребня. — Чека помешан на сыне. Он может и сунуться.

— Но тогда… — у меня появился очень важный вопрос, на который я хотел бы узнать ответ, — если он такой… неуправляемый, когда речь заходит о сыне, что ему мешает напасть на нас на чужой территории?

Ответ на мой вопрос не заставил себя долго ждать. Ничего не мешает ему это сделать.

В этот самый момент, когда я задал его, джип бросило в сторону.

Удар в бок был такой силы, что меня подкинуло и швырнуло прямо на Фиесту. Попутно я приложился головой о дверь, из-за чего на какие-то мгновения, что мы продолжали лететь дальше на машине, моё сознание занимало белое мягкое пространство. Сквозь него я слышал крики, слышал треск металла, звук бьющихся стёкол и видел, что нас, кажется, бросает по салону.

Чувство было такое, словно я во сне. Будто всё вокруг — лишь плод моего воображения, как будто ещё секунда, и я проснусь.

Но я не проснулся, и через секунду этот сон становился всё более реальным и настоящим. Все чувства вновь начинали возвращаться ко мне, и первое, что я почувствовал — меня буквально выволокли из машины. Сам же я едва шевелил ногами, ещё не придя в себя окончательно. Где-то стреляли, причём длинными очередями, кричали люди, слышались визги, что-то трескалось, царила суматоха. Кто-то начал стрелять прямо рядом со мной.

— Твою же… — пробормотал я, медленно вставая, но меня практически сразу дёрнули, свалив обратно на землю, и оттащили за шкирку. Следом отвесили звонкую оплеуху, пытаясь привести меня в нормальное состояние.

Надо сказать, мне это даже помогло, так как резкая обжигающая боль в щеке быстрее разгоняла туман и вату в голове, возвращая ясность мысли.

Передо мной сидел Гребня, поглядывая над моей головой куда-то вдаль.

— Пришёл в себя?

— Да, всё, теперь нормально, — пробормотал я, чувствуя привкус крови во рту. Голова болела так, словно мне сдавили её в висках и беспощадно давили.

— Фиеста! — вытянулся он. — Мы отступаем!

— Да! Я прикрываю!

— Расчехляй ствол, — приказал он, вставая. В руках у него был небольшой пистолет-пулемёт в виде мини-узи.

Я медленно поднялся, вытаскивая пистолет. В какой-то момент меня обуял страх, когда рука его не нащупала, но оказалось, что он был в кармане. Когда успел его туда засунуть, не помню.

Беглого взгляда было достаточно, чтоб понять, что произошло, и где мы сейчас. Какой-то магазинчик секс-товаров на углу здания, но это я понял по разбросанному инвентарю вокруг. Сейчас же почти всё помещение занимал наш джип со смятым передом, за которым виднелась проломленная сюда дыра. Повсюду валялись куски витрин, которые мы разнесли при столкновении, и стекло.

Остальное я мог только предположить — в нас врезались на перекрёстке, но на большой скорости тяжёлая машина не перевернулась, а развернулась и, сменив резко траекторию, влетела сюда. Не сильно прочные стены этого магазинчика сослужили нам добрую службу, смягчив наше столкновение, и помогли остановиться.

В том, что в нас врезались специально, можно было не сомневаться даже просто потому, что сейчас по нам стреляли. И не убили только потому, что около нас стояла Фиеста, подняв руку и останавливая пули, которые зависали перед нами. Ментальный или воздушный барьер, интересно? Просто если воздушный, то плевать, сколько раз в нас выстрелят, важно, сколько может его держать Фиеста. А вот если ментальный, то играет роль уже количество пуль, выпущенных в неё. Почти как полоска ХП в играх.

Забавно, что и мы стрелять не можем из-за барьера. Остаётся только отступать, что мы и делали. Повёл нас Гребня с пистолетом-пулемётом наизготовку, а следом я с пистолетом, за нами отступала Фиеста спиной вперёд.

— Сколько она может держать его?

— Сорок две секунды, — отрапортовал он. — Прошло тридцать пять.

Точность, с которой он сообщил, сколько она держит барьер, поражала. Военный, что ли?

Он отбросил с пути небольшую разбитую витрину, освобождая нам проход в служебные помещения, после чего нырнул туда, проверяя на наличие врагов. Через пару секунд выглянул обратно.

— Шрам, сюда! Фиеста, я готов!

— Да! Готова!

Я нырнул в проход за него, ещё раз оглядев помещение.

Небольшой коридор с лестницей наверх и выходом на улицу. В этот момент за моей спиной прогремела длинная быстрая очередь, заставив меня обернуться с пистолетом наготове. Но это стрелял Гребня, прикрывая Фиесту, которая в этот момент нырнула к нам в проход, держа в руках…

— Вибратор? Ты серьёзно? — немного удивлённо переводил я взгляд с неё на предмет в руке.

— У тебя проблемы? — тут же осведомилась холодно она.

— Скорее, у нас всех. Куда нам?

— На улицу, — ответил Гребня, продолжая постреливать, выпуская очередь за очередью и меняя уже третью обойму.

Но прежде чем Фиеста успела открыть дверь, я схватил её за руку, останавливая и получая её холодный взгляд, обещающий мне смерть. Но я спокойно его перенёс. Меня теперь не напугать одним лишь взглядом, милая.

— Нет, не через улочки. Наверх по крышам, — покачал я головой.

— Новенький, ты… — начало было она, но я перебил её, начав очень быстро объяснять.

— Это засада. Как должны совпасть звёзды, чтоб они случайно врезались в нас? Прям подгадали и врезались на перекрёстке, когда именно мы проезжали, так ещё и на чужой территории в большом городе. Они знали, куда мы едем, и это обычная засада. И если они не дураки, а они не дураки, то это место окружено. За дверью наверняка люди, которые только и ждут, чтоб выпустить нам мозги. Единственное место — крыша. Если они и там, то нам по любому раскладу конец.

— Они не могли знать, что мы едем сюда, — холодно ответила она. — И ты забываешься.

— Я пустой! — крикнул Гребня.

— Лови! — я кинул ему свой пистолет, который он ловко поймал и продолжил отстреливаться. Сам же я обратился к Фиесте. — Хочешь сказать, что это такое совпадение, что в нас врезаются и тут же начинают поливать пулями со всех сторон? Не окажись мы в магазине, нам бы настал конец.

Действительно, не выбрось нас в магазин, мы бы были покойниками. Нас спасло то, что мы вылетели сюда. Но тут ладно, меня удивляет другое — непробиваемость и близорукость этих людей. Они в упор не видят того, что перед ними. Как можно не заметить, что это засада, причём неплохо спланированная? Врежься противники немного точнее, и нас бы перевернуло.

Хотя… чего я требую от обычных солдат? Стоит вспомнить обычных бандитов, с которыми мне приходилось иметь дело. Немного туговатые и туповаты, у которых уровень шуток всегда ниже пояса, разговор через мат, а общая сообразительность ниже среднестатистической. Ведь главное даже не ум, а именно сообразительность в этом деле, которой лишены многие. Мало хорошо стрелять, надо иметь идеи. А они привыкли, когда им говорят, что делать, потому не умеют планировать, собирать и вести за собой людей.

Но на то они и солдаты мафии или босса, что хорошо работают, но думают не очень, от чего и не могут подняться выше. Умные не задерживаются в низах, находя себе дорогу выше и смещая более непрозорливых товарищей.

И те, кто сейчас передо мной, может и хорошие бойцы, но именно что бойцы, так как выше подняться не позволяет мозг.

— Гребня! Мы отступаем на крышу! — рявкнул я, вложив в голос силы, чтоб звучать убедительно и твёрдо, как вёл бы себя любой главный. Не было времени думать, надо было действовать.

— Да! — тут же скорее на автомате ответил он.

— Фиеста, иди куда хочешь, но я за тобой не пойду, — отпустил я её руку. — Гребня, давай же!

Тот выстрелил напоследок, и затвор пистолета занял крайнее положение.

— Пустой.

— Не важно, уходим.

Фиеста стояла всё так же с протянутой рукой, наверное, секунду или две, глядя, как мы поднимаемся по лестнице, после чего двинулась за нами.

Второй этаж представлял из себя обычные жилые дома: коридор, в который по обе стороны выходили двери. Третий этаж был таким же, как, впрочем, и четвёртый. А вот вместо пятого была обычная дверь, которую Фиеста смогла выбить с помощью своей силы.

— Всё, я пуста, — выдохнула она, когда мы выскочили на улицу.

Я подхватил порванную цепь, которой, видимо, и была перевязана с этой стороны дверь, после чего быстро намотал её обратно. Это не остановит их, но замедлит.

— Свяжись с Бурым. Скажи, что нас ждали. Кто-то у вас стучит, — я оглянулся в поисках выхода из этого места. — Так, двигаемся глубже во второй район. Попытаемся затеряться в клубах и притонах.

Почему-то я чувствовал себя… довольно спокойно в этой ситуации, как и раньше, когда приходилось решать по ходу действий, что делать. И пусть стучащее сердце с волнением никуда не делись, но паники не было. Сознание было чистым и спокойным, не охваченным паникой и ненужными мешающими мыслями, готовым решать проблему. Как если бы я сидел дома и раздумывал над этой ситуацией в спокойствии.

Рецидивист…

Нет.

У каждого есть своё призвание…

Плевать на него. Я делаю это, чтобы жить дальше, а не быть чьим-то фундаментом к счастью.

Любой ценой…

Моё больное не успокаивающееся сознание имело своё мнение на этот счёт и спешило им поделиться.

Глава 68


Мы бежали по крышам домов практически до самого конца квартала. Не дошли всего два дома, так как я был почти уверен, что именно около них и будут караулить нас. Спустились на первый этаж по грязной лестнице, которую использовали, помимо её основного назначения, и как место для удовлетворения своих низменных желаний, судя по мусору в углах.

В это время Фиеста, видимо, более доверенная Бурому, созвонилась с ним и сообщила, что случилось. В ответ ей сказали, что это наверняка отец червя, и Бурый сейчас понесётся к боссу и сообщит о свихнувшемся товарище, который напал на его людей. Можно сказать, Бурый уже начал свой план, выставил себя жертвой и теперь может официально предъявить претензии, что на его людей напали.

Нам же следовало пока любой ценой оставаться в живых.

На первом этаже я осторожно выглянул на улицу.

Нам надо было на ту сторону, где начинались настоящие задворки этого района, в которых как раз и располагался центр второго района. Я там проходил, когда шёл в заброшенную школу. Сердце всего района. Клубы, притоны, шлюхи и так далее покрывали весь район, но именно там концентрация была максимальная. Дорога же, по которой мы ехали, находилась как бы с краю второго района.

Никого не увидев, я кивнул моим новым товарищам, и мы втроём пересекли улицу и, только вбегая в переулок, услышали окрик.

— Вон они!

Но было поздно, мы нырнули в подворотню и уже двигались по узким улочкам, углубляясь в квартал.

Повсюду сверкали неоновые вывески, самые разнообразные, которые, собственно, и освещали это место, так как ламп здесь не наблюдалось. Из-за этого всё было залито лёгким розово-красным светом. Над головой висели флажки, какие-то гирлянды, фонарики, создавая в этих трущобах атмосферу своеобразного вечного праздника. А девушки, выстроившиеся вдоль стен в откровенных нарядах шлюх на охоте, лишь добавляли раскованности и чувства желания, тем самым подталкивая тебе попробовать этот праздник на вкус. Плюс наркоторговцы, которые помогут усилить твои ощущения от праздника. Здесь всё было взаимосвязано и прослеживался действительно хороший маркетинг, подталкивающий людей к трате денег в этом месте.

Мы прошли этот квартал насквозь, вышли на дорогу, по которой я шёл однажды в школу, пересекли её и углубились в соседний квартал.

Можно было бы попробовать уйти к школе, но я не знал, как отреагирует на нас призрак. Как отреагирует на моих знакомых. Да и вообще, там ли она? Может ходит по району и людей пугает, а мы просто загоним себя в ловушку. Поэтому было лучше пока держаться этого места.

Но едва я об этом подумал, как в нас вновь начали стрелять.

Гребня буквально подхватил меня под мышку, бросившись в сторону к стене за какой-то угол, когда Фиеста шарахнулась в другую сторону. Нас не задело, но очередь всё же нашла свою жертву в виде одной из местных работниц: девушке лет двадцати снесло половину головы, и она повалилась на землю.

Остальные немногочисленные в это время работницы подняли настоящий визг, словно сигнализация, бросившись врассыпную. Вместо того, чтоб забиться в углы и прижаться к стенам, они в панике начали разбегаться, тем самым не давая преследователям стрелять дальше. Соответственно, давая нам шанс вновь улизнуть.

— Убегаем! — крикнул я, отталкивая от себя Гребня, и тут же бросился бежать через негустой поток людей, надеясь, что эти двое поспевают за мной. Теперь каждый мог рассчитывать только на себя, как бы это ни звучало. У нас не было ни оружия, ни патронов, чтоб ответить противнику или прикрыть свой отход. Только быстрые ноги и реакция. А ими товарища не сильно спасёшь или прикроешь.

Мы мчались по ярким праздничным задворкам этого места, постоянно сворачивая то в один проулок, то в другой, пытаясь запутать и сбить со следа преследователей. Однако я старался ещё и не выйти на главную дорогу, где мы окажемся как на ладони. Меня гложило чувство, что это место уже успели окружить, и чем больше мы будем пытаться убегать, тем сильнее будет стягиваться удавка на наших шеях.

Углубившись в эти трущобы, я оглянулся и, не увидев преследователей, нырнул в один из дверных проёмов по правую сторону. Махнул пробегающим мимо Фиесте и Гребне, чтоб они заскочили сюда, после чего ещё раз огляделся, удостоверившись, что нас не заметили.

Свернул я сюда тоже не просто так. Пока бежал, взглядом поймал яркую надпись, которая приглашала посетить какой-то клуб, что располагался в этом подвале. Не сильно примечательный из многочисленных заведений, что здесь расположились, и это могло сыграть нам на руку.

В итоге, бегать можно было бесконечно, но не факт, что мы сможем от них скрыться. А вот спрятаться в таком густом районе было хорошей идеей. К тому же, по идее, долго своевольничать им не должны дать, ведь этот район тоже должен кому-то принадлежать. Конечно, пока им никто ничего не предъявлял, но это не значит, что все закрыли на такое глаза.

— Спрячемся здесь, — посмотрел я на них. — У вас есть деньги?

— У меня есть деньги, — спокойно осведомила меня Фиеста.

— Тогда идёмте, затаимся и смешаемся с посетителями, если таковые здесь есть в это время.

— Нас не найдут? — спросил сухо Гребня.

Удивительно, что он меня об этом спрашивает, хотя, по идее, он более опытный в этом товарищ. Мне просто интересно, как они… А хотя без разницы…

— Бегущими мы больше привлекаем внимания и можем наткнуться на них сами. К тому же, их тут так много, что вряд ли убежим уже. Надо дождаться ночи или момента, когда их выпнут отсюда те, кто держат этот район.

Мне кажется, что здесь больше, чем просто пять или десять человек. Создаётся ощущение, что сюда приехало как минимум три десятка. Слишком их много и слишком они везде. Даже когда мы вроде как скрылись по крышам домов и пересекли улицу, они нас заметили. То есть успели частично окружить квартал, чтоб если не сдержать, так хоть заметить нас.

И вполне возможно, что они могли понять, как мы движемся, потому на следующей дороге, разделяющей кварталы, нас могут уже ждать. А вот искать им будет нас не так сподручно, особенно когда вокруг так много заведений. Конечно, окружить квартал и потом стягивать кольцо они могут, но каждое заведение проверить очень и очень навряд ли смогут.

К тому же, не зря большинство грабителей после дела именно ложатся на дно, а не пытаются сбежать. Убегающих ловить легче.

Вместе мы спустились по ступеням в подвал. Коридор, идущий вниз, выглядел не самым лучшим образом, весь обшарпанный и грязный, словно здесь никто не убирается. Оттого контраст с обстановкой внутри был куда сильнее. Для меня не было сюрпризом то, что я там увидел, но всё же чувствовал себя немного неловко. Даже почувствовал, как начинаю краснеть, хотя это может быть из-за того, что здесь так душно и пахнет очень приятно и странно… благовонии? Нет, похоже на мускус… Вернее, и то, и другое вместе. Очень приятный терпкий аромат.

Что касается окружения, то само помещение было тёмным в бордовых тонах. Из обслуживающего персонала здесь были одни женщины. Голые, молодые или зрелые, но приятные на вид и в одних стрингах. Одни танцевали на стойках, другие разносили напитки.

— Не лучшая идея, — высказалась Фиеста. — Нам надо уходить.

— Куда?

— Куда-нибудь.

— Куда-нибудь мы нарвёмся на людей отца червя. Если хочешь, пожалуйста, но без меня.

— Новенький, ты, кажется, кое-что не понимаешь, — легла мне на плечо рука Фиесты, на что я обернулся к ней лицом.

— Это ты не понимаешь. Я работаю теперь на твоего босса, а не на тебя.

— Ты новенький. Ты слушаешь нас или проваливаешь к…

— Проваливаю, — без каких-либо раздумий произнёс я.

— Ты не понял, — всё так же холодно повторила она, сдавив моё плечо ещё сильнее.

— Это ты не поняла.

Я знал, что нельзя давать слабину.

Во-первых, она поведёт нас на смерть. Каким бы она ни была хорошим солдатом у Бурого, она всего лишь солдат, который не смог пробиться из-за отсутствия нормального ума. Да и не сильно пытался. Это равносильно тому, что генерал спросит мнение о наступлении у сантехника. Даже тот факт, что сейчас она не понимала, что надо затаиться, а не лезть на рожон, говорил о многом.

Во-вторых, я давно уяснил, что приходится всегда ставить себя, где бы ты ни был. Показывать, что ты имеешь своё мнение и не позволишь собой помыкать тем, кто с тобой в одном ранге. Ты тот, с кем они должны считаться. Здесь мягкость считается за слабость, попытка найти общий язык за слабость, доброта за слабость. По крайней мере, в самом начале твоего знакомства, когда тебя никто не знает и пытается проверить твою прочность.

Сейчас решался вопрос, принимают меня равным или нет. Поэтому я показывал, что не боюсь её, и она мне не указ, так как не босс, пусть я и новичок в их команде. В противном случае Фиеста, а потом и другие будут мне указывать потом постоянно.

Хотя я понимал, что главная проблема крылась именно в моём возрасте — никто меня серьёзно не воспринимал. Типа подросток, который решил поумничать, а не равный им человек, вот как меня воспринимали. Такое исправлялось только кровью.

— Ты можешь идти куда угодно и сколько угодно, — низким хриплым голосом произнёс я. — Мне плевать. Но не смей утягивать меня на дно за собой, если ты не можешь понять прописной истины.

— Ты думаешь… — она потянулась за пистолетом, но мой оказался в руках быстрее и уже упёрся ей в живот дулом.

— Подумай ещё раз, — перебил я её, — прежде чем потянуться за стволом, Фиеста.

Она замерла, но ни единый мускул не дрогнул на её лице. Встретились, называется, два акробата. Что у меня лицо-маска без эмоций, что у неё.

— Я не твой враг и хочу, чтоб мы все выбрались живыми и здоровыми. Надо будет, я встану на твою защиту и буду прикрывать тебя сколько потребуется. Но если ты будешь пытаться нагнуть меня, как делаешь это сейчас, или попытаешься наставить на меня ствол, пусть даже, блять, в шутку, я не стану думать дважды, Фиеста.

— Если ты думаешь, что я просто так это оставлю, Шрам, то ты очень сильно ошибаешься.

— Это если ты думаешь, что можешь мне, заместо Бурого, что-то указывать или наставлять на меня ствол, то очень сильно ошибаешься. Я тебе не собачка, которая бросится по твоему щелчку исполнять приказы. А теперь давай лучше выбираться отсюда живыми, чем пытаться грызть друг другу глотки, — закончил я миролюбиво.

Я смотрел ей в глаза, даже не думая отводить взгляд, после чего крутанул пистолет рукоятью к ней, показывая своё миролюбие.

Она молчала секунд десять, прежде чем взяла мой пистолет.

— Вот и славно, — кивнул я, отвернувшись. — Надо разделиться, так как они ищут троих. Особенно Фиесте, так как она девушка. Лучше пусть идёт в кабинку, где её не будет видно.

— Я найду себе место, — ответил бесстрастно Гребня и двинулся в глубь зала, оставляя нас одних.

— Ладно, что касается тебя, то…

Щелчок за моей спиной заставил резко обернуться, обрывая меня на полуслове. Этот звук был хорошо мне знаком, как было известно и то, как ещё мог звучать этот звук.

Эта сука держала пистолет направленным на меня. И щелчок, который я услышал, был звуком нажатия спускового крючка. Но из-за того, что там не было патрона, он выдал только металлический «щёлк». А если бы был…

Меня даже пробрало.

— Не зарывайся, новенький, — холодно ответила Фиеста, буквально швырнув мне пистолет, проходя мимо.

Я знал такой тип людей. Если описать их одним словом, то им хорошо подошло бы слово «похуй». Потому что их не волновало ни то, с кем они говорят, ни то, что они делают, ни даже последствия таких решений. Если Фиеста решила наезжать на меня, то лишь потому, что видит во мне слабую жертву. И будет это делать теперь постоянно, может из-за гордости, а может из-за того, что она обычная, по сути, гопница, только с пистолетом.

Такие, как она, непрошибаемы.

Хуже ещё то, что в следующий раз там действительно может оказаться патрон, и тогда я буду валяться с пулей в боку и истекать кровью.

Даже не представляю, можно ли решить с ней вопрос миром или нет.

В итоге мы разошлись по залу, тратя казённые деньги на проституток, что танцевали перед нами. Я был уверен, что нас будут искать, на как долго? Ясно, что пока они не столкнутся с теми, ктодержит район, но когда это произойдёт? Как долго нам здесь сидеть? Немного подумав, я решил, что вплоть до того момента, как на улицах будет не продохнуть, особенно учитывая тот факт, что сегодня пятница.

Смог ли кто-то из нас насладиться тем, что перед нами было? Чёрт знает, так как мы разошлись по разным углам, постаравшись затесаться среди остальных посетителей, которых становилось потом всё больше.

Первое время, даже когда передо мной танцевала девушка, я не мог успокоиться из-за того, что произошло с этой Фиестой. Возвращался к тому моменту, гадая, проверила она патронник или же нажала просто потому, что могла. Ведь если не знала, а просто нажала, то тогда у меня возникала большая проблема за спиной в виде неадекватной женщины, которая может выпустить в затылок пулю.

Но… чем меньше становилось одежды на девушке передо мной, тем меньше я думал о Фиесте. Может потому, что я по прошествии времени успокаивался. А может из-за того, что когда перед твоим лицом буквально в метре находилась приятная девушка, которая, эротично раздвигая ноги, исполняет свой танец, разворачиваясь к тебе разными частями тела, все мысли в принципе уходят из головы. Особенно… когда ты в первый раз видишь вживую голую девушку, тем более так близко.

За то время танца, что мне было отведено, я, кажется, успел рассмотреть всю её анатомию и особенности вплоть до родинки на внутренней части бедра. Насмотреться на неё так, что даже когда она ушла, картинка была чёткой, будто отпечатанной в подкорке.

В тот момент все мои мысли превратились в многоточие. Ощущение, словно всё вокруг стало ненастоящим, каким-то иллюзорным и призрачным. Будто это происходит со мной не в реальности. То же самое чувство, как и на первом задании, когда всё казалось каким-то нереальным и ты не веришь в происходящее.

Забавно, людей убивать — всё нормально. Увидел голую девушку — в голове переполох.

Мы просидели там до самого вечера, но никто так и не зашёл сюда. А может зашли, но мы просто не заметили. Как бы то ни было, когда мои часы показывали вечер, это место было забито едва ли не под завязку. Мне пришлось походить, чтоб найти Фиесту и Гребня.

Один всё с таким же каменным лицом сидел на одном из кресел перед большой сценой, вторая сидела у барной стойки на самом краю, затерявшись среди остальных посетителей.

— Бурый звонил? — тихо спросил я, подкравшись к ней сзади. — Нам можно идти уже?

— Тебя ебёт? — спросила она холодно.

— Да, ты меня ебёшь, — уже не выдержал я. Она просто откровенно унижала меня. И ладно сейчас, без свидетелей, а когда это будет происходить при всех? — Выдерни затычку из жопы, выпусти пар и…

Она схватила меня за шею правой рукой, резко крутанувшись в мою сторону на стуле. Схватила так, чтоб стало дико больно кадыку, будто она мне его пыталась сломать. В ответ я левой рукой ткнул ей пальцем прямо в правый глаз. Так как она держала меня правой рукой, а я ткнул левой, отбить мой ответ она не смогла.

Шикнула, отпустила, давая мне вздохнуть поглубже и закашляться, и схватилась за глаз.

Этот приём никогда не устареет, так как без сил он единственный самый действенный из моего арсенала.

— Идиотка… — прохрипел я. Никто на нас даже не обратил внимания, будто это было в порядке вещей. — Ты не понимаешь, когда время для разборок, а когда нет?

— Ты покойник, новенький.

— Я уже давно покойник, Фиеста, — ответил я. — А теперь ответь мне, ты связывалась с Бурым или нет? Мы можем выбираться отсюда?

Глава 69


Когда мы уходили, проулки, залитые светом разноцветных вывесок, лампочек над головами и гирлянд, превращали это место в улицу красных фонарей. Я понял это лишь с наступлением сумерек, когда всё действительно становилось розово-красным. Насыщенным. Будто сам цвет впитывался в окружение, окрашивая его в такие тона.

Толпа была немаленькой. Сплошной поток, из которого выцепляли своих будущих клиентов проститутки, больше походил на реку, в которой ловят рыбу. Среди этих дарительниц бесплатной любви мне на глаза попадались и ровесницы, и те, кому уже за пятьдесят, и…

Да, и смотрящие. Женщины, которые одеты куда скромнее и менее вызывающе, чем остальные, стояли в углах, в тёмных подворотнях и проулках, откуда нередко слышались стоны. Они будто пытались слиться с обстановкой, но холодные глаза, а у некоторых и оружие на поясе, выдавали в них членов местной банды.

Пока мы продвигались дальше, изредка слышалась стрельба, чаще всего одиночные выстрелы, но это было вообще обычное дело в Нижнем городе. Я даже не обращал на них внимания, вслушивался в более длинные очереди, которые могли свидетельствовать о перестрелке, но ничего такого не слышал.

Оторвались?

Возможно.

Ещё более возможно, что их успели выбить отсюда, пока мы прохлаждались внизу. Оставалось понять, не ждут ли нас на выезде отсюда случаем.

Фиеста смогла связаться с Бурым только по выходу из подвала, так как там телефон не брал. Я не слышал сам разговор, однако как понял с её слов, за нами должны будут заехать люди, которые практически сразу повезут нас на встречу с наркобароном.

Видимо, ситуация набирала неприятные обороты для отца, у которого погоняло было Чека. Как я и подозревал, план Бурого состоял в том, чтоб мои проблемы стали его проблемами. И теперь он мог спокойно выступить на защиту своего человека, особенно после нападения на его людей, и предъявлять претензии Чеке.

Очень сомневаюсь, что наркобарон даст устроить внутри картеля войну, но то, что Чеку сместят за такое, было очень вероятно, особенно когда один из членов этого самого картеля уличил его в нападении на своих людей. И Бурому уже никто ничего не скажет, с чего вдруг он вообще решил прикрыть левого человека со стороны. К тому же, всем, скорее всего, на фоне случившегося будет плевать, что там стало с червём.

Жаль, я не знаю их законов, что и как у них делают в таких ситуациях. К тому же, тот факт, что я был частью чьего-то плана, меня совсем не радовал. В голову тут же лезли мысли насчёт того, прошлого раза, когда один пытался наколоть другого, а потом всех наколол третий. Но был ли выбор, помимо того, чтоб сдаться или бежать из города? Отцы, лишившиеся детей и считающие себя выше законов, могут быть очень мстительными, а их руки очень длинными. Да и у меня нет столько денег, чтоб бесследно исчезнуть. Другими словами, мне нужна защита, хотя бы на это время.

На выходе из этой подворотни нас встречало аж две машины. На этот раз легковушки.

Фиеста же не преминула толкнуть меня к одной из них, сопроводив своё действие холодным голосом.

— Пошевеливайся, новичок.

— Тебе обязательно заводить врага в лице меня? — обернулся к ней.

— Ты дерзок, новичок, — процедила она.

— Лучше быть дерзким, чем доёбчивым, — бесстрастно ответил я.

Фиеста сверлила меня взглядом, точно намереваясь что-то сказать, но я не стал дожидаться ещё одного веского слова в свой адрес и поспешил забраться в машину. И что же? Эта стерва полезла за мной! Грубо толкнула в бок со словами: «подвинулся», после чего залезла и захлопнула за собой дверь.

— Француз, двигай, — бросила она водителю.

— Чо, как там званый ужин, Фиеста? Бурый говорит, что вас пожарили на гриле, — парень, что вёл машину, отличался сильным акцентом. — Всё хорошо?

— Уткнись, — бросила она… изучая свои ногти. Как ни гляну, так всё на ногти смотрит.

— А ты у нас… свежеиспечённый?

Свеже… испечённый? Может из-за его акцента я не могу понять, что он говорит? Понять, что он говорит, было весьма… не то что даже проблематично, просто приходилось расчленять практически все слова, чтоб уловить смысл, настолько он искажал слова. Слушать его мимоходом не получится. А ещё эти странные подмены…

— Да, я…

— Шрам, — тут же вставила Фиеста, словно только и ждала этого. — Томми-Шрам.

— Ты моим адвокатом заделалась? — покосился на неё, но даже взгляда не заслужил.

— О, дружок-пирожок, — хмыкнул ещё один мой знакомый по прозвищу Француз. — Бурый говорил, что у нас кто-то свежий испёкся.

Испёкся? Свежий? Пирожок?

Глядя сейчас на тех, кто меня окружает, очень сильно хотелось поинтересоваться, кто их выпустил из дурдома. Один использует слова, будто вычитывая их по ходу из кулинарной книги, вторая нюхает тебя, как собака, и ворует фаллоимитаторы из магазина. А главенствует над этим человек-плут, которому верить нельзя ни на гран.

Кстати о нём: Бурый понимает, что у него в группе есть крыса? Нет, он точно знает об этом, но что он будет делать? И на кого думает? Меня это волнует в первую очередь, потому что я новенький, и вполне логично подумать на меня, пусть есть и факты, который указывают на обратное. Но будем честны, когда среди вас предатель, многие доводы перестают работать. Особенно в криминале, где по одному подозрению тебе привязывают камень к ногам и шее, после чего сбрасывают в воду в порту.

Меня это по понятным причинам не радовало и пугало, особенно когда я получил себе врага в лице одной очень злой личности, которая неадекватно зла и непредсказуема.

На этот раз мы ехали не в том направлении, куда ехали до этого, потому я сразу и спросил об этом Француза.

— А тебя ебёт? — тут же осведомилась между делом Фиеста.

— Ты меня ебёшь, — парировал я.

— Сладкая, ты чего горькая такая? — уже поинтересовался Француз. — Паренёк просто…

— Заткнись, — бросила она с отчётливым безразличием.

Забавно, но Фиеста выглядела действительно очень тихой и какой-то… холодной, как в режиме ожидания, не считая выпадов в мою сторону. Она даже чем-то напоминала мне программу. Ей задали цель, и она идёт к ней. Ей будто было наплевать на то, что происходит вокруг, кто перед ней и что требовалось сделать для достижения цели. Была только она, её желания и задача. И этим самым она сильно напоминала мне девушек из моего класса, которым тоже на всех плевать. Возможно, вырастут такими же интересными личностями.

Но, видимо, даже у программы случаются заскоки. В данном случае я её заскок, так как она вроде молчит, но сразу реагирует на меня, как на единственный раздражитель, после чего вновь уходит в режим ожидания.

— Мы едем сейчас к Соломону, — решил проигнорировать её Француз. — Сейчас будет настоящая кухня. Наш шеф-повар устроит всем закваску.

Ничего не понял. Интересно, он наш язык учил на кухне, где работал, или что? Какой шеф-повар? Какая закваска? Что за кухня?

Ладно, про шеф-повара могу немного понять, про кухню тоже, но что в его понимании значит закваска?

— То есть… наркобарон будет… выслушивать каждую из сторон и решать, кто прав? — перевёл я его.

— Верно. И кого-нибудь точно ощиплет.

Тем временем мы выехали обратно в первый район Нижнего города, мчась по улицам, словно за нами была погоня. Несколько раз мы даже проскакивали на красный, едва не сбивая людей. Те отшатывались в разные стороны и точно вспоминали нас не самым добрым словом.

Так мы проехали практически до самых складов, которые располагались в неизвестном мне районе. Учитывая, что на территории города они вряд ли бы располагались, а город на побережье, то могу лишь предположить, что недалеко от порта, но не на его территории, потому что нас бы туда никто не пустил. Я издалека видел и хочу сказать, что его охраняют получше, чем границу. Два ряда забора, колючие проволоки, вышки, прожектора, фонарные столбы, освещающие каждый метр.

Мы свернули к ним с оживлённой дороги, шедшей к Верхнему городу, и проехали по старым убитым дорогам, подскакивая на кочках. Слева и справа выстраивались бесконечные огромные ангары и большие здания, напоминающие цеха.

Здесь не было ни ламп, ни каких-либо зданий, которые бы попали под понятие «обитаемые». В такие места едут обычно на разборки или чтоб прикопать неугодного человека. И сказать, что я струхнул в этот момент, не сказать ничего. Нечто подобное я ощущал, когда мы с Малу и Сиренью в тир в лесу ехали, но здесь всё было немного иначе. И повод завести меня сюда тоже был, что никак не радовало.

— Мы куда? — поинтересовался я.

— Страшно, что во рту кисло? — усмехнулся Француз. — К Соломону едем. На большую готовку. Не домой же наведываться к нему, верно?

— Да… — протянул я, всё равно чувствуя беспокойство и прикидывая, успею ли я выхватить пистолет у Фиесты, если брошусь сейчас на неё. Немного поразмыслив над этим, пришёл к выводу, что нет, не смогу, просто стоит вспомнить её железный хват. Не думаю, что хватит сил управиться с ней голыми руками.

— Да сейчас узришь, — он кивнул на железный шлагбаум впереди.

Когда наша машина, ехавшая первой, осветила его светом, буквально выхватив из темноты, практически из ниоткуда вышло двое человек с автоматами наперевес. Француз лишь мигнул фарами, на что один из них поднял руку, а второй открыл шлагбаум, который надо было отодвигать в сторону, а не поднимать наверх. Проехав чуть дальше, мы свернули сразу направо, где, к моему удивлению, приютилось небольшое здание, которое когда-то, да и сейчас скорее всего было администрацией этого места.

— Вот и приехали, — произнёс он, остановившись около дверей. — А вон и босс.

Из здания вышел Бурый, который выглядел весьма растрёпанным. Он сначала подошёл ко второй машине, что припарковалась справа от нас, заглянул в открытое окно и о чём-то переговорил с внутрисидящими, после чего подошёл к нам. Заглянул в заранее открытое окно.

— Так, пулю никто не получил?

— Нет, — ответил я. Хотел ещё сказать про Фиесту, но подумал, что сейчас не время и не место.

— Отлично, Соломон ждёт нас, так что слушай внимательно, Шрам, и запоминай. Мы с тобой познакомились месяца два назад. Ты грохнул одного уёбка, который доёбывался к девушке. Этот же хер пиздил товар со складов — так мы и познакомились. Ты работал по мелочи, выполнял всякие поручения внутри группы. Я тобой был доволен. Потом стычка с сыном Чеки, который первый доебался, напал, и ты был вынужден его убить. Скажешь, где его труп, и всё, чтоб проблем дальше не было. Ну а дальше уже что было, всё понял?

Всё… включая тот момент, куда я дел его труп. Вот с этим была реальная проблема, так как трупа-то и нет. Не бежать же мне сейчас к Сине и не просить её вернуть мне труп, верно?

Твою мать…

— Эй! Ты чё, уснул, Шрам? — немного раздражённо позвал меня Бурый.

— Нет-нет, я понял, просто запоминал всё, — кивнул я, постаравшись придать голосу уверенность.

— Отлично. Тогда вываливайся из машины и без глупостей. Ствол сразу отдай, так как там у тебе в любом случае его заберут.

— Хорошо.

Я просто оставил ствол прямо на сидушке, после чего выбрался на улицу.

Здесь пахло… солью и гнилой древесиной — эти запахи практически сразу ударили в нос, помимо чудовищной влажности, которую было невозможно не почувствовать. Значит, всё-таки портовые склады.

Быстро оглянувшись, я лишь заметил несколько фигур, что стояли в тени. Уверен, что их здесь гораздо больше, просто другие не показываются на глаза, в отличие от этих. Причём мне казалось, что эти специально стояли так, чтоб их было видно, как предупреждение неразумным, говорящее: за вами следят.

— Пошли, — кивнул мне Бурый.

Мы вошли в здание. Свет практически сразу на какие-то секунды ослепил меня, пусть и не был таким ярким. Внутри здание выглядело примерно так же непрезентабельно, как и снаружи. Потёртый линолеум, в некоторых местах до дыр. Стены, от которых отваливалась краска. На потолке помигивали лампы дневного света. Но по крайней мере здесь пахло чище.

Меня сразу повели вглубь и остановили перед дверью, на которой было написано «конференц-зал». Перед ней дежурило сразу двое человек с автоматами.

— Не ссы, Шрам. Он не кусается обычно. Закатывает сразу в цемент в бочках и сбрасывает на дно залива.

— Мне теперь спокойнее, спасибо, — поблагодарил я, и Бурый, хмыкнув, постучался.

Никто не кричал: «Войдите!». Нет, выглянул один из боевиков, как их здесь звали. Вышел, обыскал нас, после чего уже нараспашку открыл дверь, пропуская в небольшой зал. Само помещение представляло собой небольшую продолговатую комнату для переговоров. Куда больше меня волновали люди, что были за ним.

В сумме пять человек за столом.

Первым практически сразу в глаза бросился седоватый мужчина во главе стола с лысиной на макушке и выпирающим из-под его дорогого кремового костюма животом. Я бы дал ему лет пятьдесят или шестьдесят. Сидел, постукивая пальцами по столу и светя золотыми часами на руке. И вид он имел весьма… задумчивый.

Когда мы вошли, он посмотрел на меня как на интересную книгу, попавшуюся на глаза, но не более. Это лишь говорило о том, что я просто ещё один паренёк, который отправится на дно залива в бочке, как и многие другие, если что-то пойдёт не так.

Ещё трое были, судя по всему, лейтенантами, как и Бурый.

Одна женщина, ровесница наркобарона. С крашеными волосами, чтоб скрыть начинающуюся седину, в довольно элегантном костюме, от неё прямо чувствовалась аура бизнес-леди.

Мужчина, подкачанный, в модном костюме лет тридцати. Его внешности больше подходили клубы, дорогие спорткары и модели с хищной внешностью.

И ещё один мужчина, ровесник босса и женщины, пухленький мужичок с вполне добродушными чертами на лице. Такой толстячок, что раздаёт детям мороженое на улицах и даже мухи не обидит.

Но методом исключения именно он и был отцом червя, которого не стало. К тому же, глядя на его красные глаза, вздувшиеся вены и бордовое лицо, можно было сказать, что я полностью прав в своих предположениях. Было удивительно, как он держал себя в руках и не набросился на меня прямо со входа.

Судя по остальным, по их позам, немного уставшим лицам и взгляду, они уже успели обсудить случившееся. Причём потрепали им нервы знатно. И теперь все они ждали главного свидетеля, который смог бы прояснить произошедшее.

— Так, вот и тот, о ком я говорил, — объявил Бурый. — Парень, который работает на меня. Томми-Шрам.

— Он? — удивился и даже потянулся вперёд подкачанный мужчина. — Этот… мальчишка? Ты, блять, шутишь?

— Я, по-твоему, в клоуны записался? — оскалился Бурый, спросив весёлым тоном. Но в его голосе я чувствовал предупреждение.

— Ты нам в уши заливал, что там у тебя чуть ли не убийца галактик!

— Так мне чё теперь, попросить его тебя завалить?

— Ты что там сказал?!

— Тогда не доёбывайся, мы сюда не веселить тебя пришли, — Бурый посмотрел на главного. — Соломон?

— Присаживаетесь, — устало вздохнул он. — Чего тянуть?

У них довольно дружная атмосфера, это сразу видно. Один запнётся, другие тут же глотку перегрызут.

Мы сели с краю. Я до сих пор находился под взглядами всех остальных, кроме Бурого, который сидел ровно, обводя остальных взглядом. Чувствовал ли я себя неуютно? Естественно. Тут все буквально по щелчку пальцев могут отправить меня если не на тот свет, то в своё видение ада, которое продлится для меня очень долго.

— Итак, не надо объяснять, почему ты здесь, верно? — вздохнул Соломон.

— Нет.

— Отлично. Тогда первый вопрос насчёт сына достопочтенного Джонатана Фирсби. Что с ним?

— Он мёртв, — без каких-либо сомнений ответил я.

— АХ ТЫ СУКА ЕБАНАЯ!!!

Милый толстячок оказался отнюдь не милым мужичком, а скорее педофилом, который обманчивым видом заманивает жертв в свой подвал. Он бросился ко мне, пытаясь обогнуть стол, но был остановлен куда более сильными людьми наркокартеля. Которые не без труда усадили его на место.

Я услышал очень много нелестного в свой адрес и адрес своей родни, узнав много нового об их образе жизни. Он плевался слюной, крича, как полоумный, дёргался, будто у него приступ эпилепсии, и вёл себя как несдержанный мудак. Все остальные смотрели на него устало. Видимо, все уже устали от этого и, возможно, считали, что его сын отправился в правильное место. Но правила требовали всё же разобраться в произошедшем.

Когда тот немного успокоился и смог держать себя в руках без помощи остальных, слово взял Соломон.

— Не будем ходить вокруг да около, Томми-Шрам. Выкладывай, что стряслось, где тело и кто это затеял.

Глава 70


Где тело? Меня тоже интересовал этот вопрос. Однако объяснить, что оно скорее всего уже в другом мире, я вряд ли им смогу. Поэтому лучше отложить этот вопрос на потом, может все про него и забудут.

— Червь…

— МОЕГО МАЛЬЧИКА ЗВАЛИ ШОН, СУКА!!! — заревел тот, как медведь.

— Шон, — поправил я себя, — напал на меня со своими парнями и попытался убить. Я оказался более проворным и убил их.

— ДА ЛУЧШЕ БЫ ОН ТЕБЯ УБИЛ, УЁБОК!!! — ревел тот, словно ему было физически больно.

— Замолчи, Чека, — спокойно попросил Соломон. — Ты уже всем надоел со своими криками. Весь вечер выводишь нас из себя.

— Но он… — начал было тот, но Соломон его перебил.

— Закрой рот, Чека. Мы слушаем сейчас конкретно Томми, а не тебя, — после чего кивнул мне. — Продолжай.

— Ну… вот и всё, я убил их, — пожал я плечами.

— Нет-нет. Меня интересует, с чего вы вдруг сцепились с ним.

И я рассказал.

Рассказал, как на меня наехали в классе, побили, и как я с ними разобрался, просто избив пятерых. Как пришёл червь и как угрожал со мной разобраться и грозился своим отцом. В этот момент все, кроме Соломона, покосились на отца червя, причём в их взгляде было скорее презрение, чем обычное неодобрение.

— И почему ты не спросил, кто его отец? — поинтересовался Соломон.

— Мне часто говорят нечто подобное другие. Почти каждый угрожает своим отцом, матерью, дедом, бабушкой, младшим братом, соседом или дядей Потапом, вахтёром их подъезда, — последнее вызвало у многих улыбку, кроме Чеки, лицо которого стало ещё более тёмным. — К тому же, Шон напал на меня, схватил за волосы, после чего на меня набросился его подручный. Меня унизили перед всем классом. Мы подрались. Времени выяснять это просто не было. Я хотел решить это миром, предложил встретиться после школы.

— Да, ты сказал, чтоб он приводил всех своих дружков, мы уже узнали, — кивнул Соломон, показывая свою осведомлённость. Может тонкий намёк, чтоб я ничего не утаивал и не пытался переврать.

— Естественно. Я знал, что он не придёт один, решил поддеть его таким образом. К тому же, я не хотел его убивать. Хотел покалечить его друзей, чтоб он отстал, — кивнул я невозмутимо. — И так бы оно и было, если бы он не начал в меня стрелять. Я его и убил.

— Вот так просто? — спросил Соломон.

— Да, так просто. Убил всех. Я не хотел, чтоб это вскрылось, почему убрал всех свидетелей.

— Семнадцать человек? — уточнил он вновь. Подкачанный присвистнул.

— Да.

— Один, — уточнил Соломон.

— Всё верно, — кивнул я.

— И куда же ты их загнал, где убил?

— Старая школа. В районе… заброшенном таком, там недалеко, в нескольких кварталах, проходят железнодорожные пути. Они стреляли в меня, пока я убегал, потому решил заманить туда, где у меня будет преимущество.

— В узких помещениях преимущество против семнадцати?

— Да. Ведь я там бывал и знал школу, а они нет. Я прекрасно ориентировался там и знал, куда и как надо бежать, чтоб быстро и бесшумно оказаться в другой части здания. Я пропустил их мимо себя на третий этаж, после чего начал стрелять в спину. Убил нескольких, обошёл по запасной и так друг за другом их перебил.

Знаю, не очень правдоподобно, но уличить во лжи они меня не смогут. Они наверняка уже узнали, что за мной гнались и в меня стреляли, как и знают, что я сказал тогда в классе. Возможно даже, что знают, куда я убежал, ведь у них есть свои соколы в городе, но вот дальше для них мрак. И это куда правдоподобнее, чем рассказ о том, как их похитил и унёс злой призрак.

— Хорошо, тогда где тела?

— Их нет. Я избавился от них, — пожал я плечами.

— От всех семнадцати? Каким образом? — поинтересовался Соломон. — Мне даже интересно. Скажем так, расширить свой кругозор.

— В той школе есть технический класс. Там учат кулинарии. И там есть мясорубка, большая, техническая. Вернее, была до определённого момента. Я расчленил трупы, после чего перемолол их и смыл останки в канализацию. Чтоб не осталось следов, мясорубку вместе с одеждой и большим целлофановым полотном, которым обклеивают что-то, чтоб защитить от грязи, выбросил в мусорку. Поэтому тел нет.

В зале повисла гробовая тишина. Никто не вымолвил ни слова. Все взгляды дружно сошлись на мне, и у каждого было своё выражение лица. Кто-то смотрел на меня с интересом, кто-то задумчиво, кто-то немного шокированно, а кому-то вообще было плохо, но можно догадаться, кто это был.

Откуда я взял этот способ? Однажды увидел в кино, если быть честным. Там показывали серийного убийцу, который смывал жертв в унитаз. Оттуда и идея. Я не мог сказать, насколько это реально, но и опровергнуть никто это просто так не сможет.

Почему?

Допустим, пойдут они в школу, и? Ничего же не найдут, потому что я смыл всех в унитаз. Логично, верно? Уже не придраться, если конкретно не перерывать всю школу и искать следы, чтоб уличить меня в том, что я солгал. Будут ли они это делать, совершенно другой вопрос.

Кстати говоря, убийцу поймали в фильме из-за того, что засорилась канализационная труба.

Первым взял слово подкачанный:

— Ты что, блять, мясник? Ты гонишь, что ли?

— Вы спросили, что я сделал с телами. Я ответил — перемолол в фарш и смыл в унитаз.

— Там до сих пор работает электричество с водопроводом? — осведомилась женщина.

— Да, — не моргнув глазом, ответил я.

Даже не представляю, возможно ли такое или нет. Фильмы явно не служили объектом для подражания, но придумать, куда я смог деть семнадцать трупов, просто был не в силах. Столько без следа не сожжёшь, не разбросаешь, не закопаешь, так как следы останутся. Всё это можно будет найти при желании, а такое желание обязательно возникнет у того же отца.

Как можно собрать фарш, смытый в канализацию? Никак.

Ну и не съел же я их, верно? А объяснить отсутствие тел как-то надо было. Оставалось надеяться, что тела не выбросит обратно после того, как их убьёт Сина. Тогда будет сложно объяснить, как они так обратно собрались.

Но и давать заднюю было уже поздно. Слово сказано, оставалось лишь невозмутимо врать дальше. Потому я сидел с самым непроницаемым лицом, на которое только был способен, и спокойно смотрел на окружающих.

— И труба не засорилась, как я понимаю? — поинтересовался Соломон.

— Унитазов много. Хватило на каждого, — пожал я плечами, чем вызвал улыбки у всех, кроме отца червя.

— Смыл в унитаз… — протянул наркобарон. — Я многое видел и многое слышал. Перетереть в фарш кого-то тоже не ново, но потом смыть в унитаз… И всё ради того, чтоб скрыть убийство?

— Я не хочу садиться в тюрьму из-за уродов, которые решили меня убить.

— ОНИ НЕ БЫЛИ УРОДАМИ, ТЫ, ГРЁБАНАЯ СУКА!!! Я УБЬЮ ТЕБЯ, УЁБОК!!! — заорал Чека.

— А не пошёл бы ты нахуй?! — вскочил со стула Бурый, готовый перехватить инициативу и соскочить со скользкой темы. Видимо почувствовал, что я начинаю буксовать на этом моменте и поспешил прикрыть. — Твой обоссаный выродок всех заебал уже!

— ЗАКРОЙ РОТ, УЁБИЩЕ, ЭТО БЫЛ МОЙ СЫН!

— Кто со мной не согласен? — огляделся Бурый. — Его сынок избил в прошлом малолетнего сына детектива как-его-там, и нам пришлось очень сильно попотеть, чтоб избежать проблем! Его выродок…

— ЗАКРОЙ РОТ!

— …только и делал, что избивал бомжей, калечил или издевался над бездомными детьми, досаждал простым людям со своей шайкой, бил витрины и машины. Сколько проблем было, когда к нам приходили банды из-за одного только выродка?

— ТЫ БЛЯТЬ СДОХНЕШЬ, УРОД, ЕСЛИ СКАЖЕШЬ ЕЩЁ СЛОВО ПРО МОЕГО СЫНА!

— Так ещё и в школе устроил грёбаные поборы. Но это ладно! Плевать! Пусть, нас это не касается! Но блять, — он упёрся руками в стол, обведя взглядом остальных, — идти против своих — это пиздец. Он тупо наехал на него. Ладно там какой-нибудь боец обычный, но это сука мой человек! У нас за меньшее убивают, а тот едва не пристрелил моего парня. Я за него отвечаю, и если у Чеки проблемы, пусть говорит это мне в первую очередь!

— ДА, У МЕНЯ ПРОБЛЕМЫ! ОН УБИЛ МОЕГО СЫНА! — он выглядел как сумасшедший, которого заклинило.

— Так может быть стоило следить за своим сыном?! Какого хера он лезет на моих парней, блять?!

— ДА КТО ОН ВООБЩЕ ТАКОЙ!?

— Мой человек. И если бы я узнал об этом сам, я бы лично вышибил твоему сынку мозги к хуям собачим!

— НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ О МОЁМ СЫНЕ!!!

— Ах да, — всплеснул руками Бурый. — Для тех, кто не знает, хотя знают это уже все. Мало того, что его выродок…

— ЗАТКНИСЬ!!! — завизжал Чека, кажется, окончательно лишившись разума.

— …напал на моего человека, так ещё и сам Чека напал на моих людей. Едва не убил их. И где? На чужой территории! На территории Бабочек Нижнего города, с которыми, хочу напомнить, у нас и так проблемы. И да… эм… Соломон, — Бурый робко посмотрел на него, — можно я сообщу главную новость?

— Давай уже, — махнул тот рукой.

— Его люди устроили стрельбу на их территории. Убили проститутку, пока гонялись за моими, а потом ещё и устроили перестрелку с самой бандой. Короче, теперь у нас благодаря нашему любимому Чеке война с бандой на юге.

И вновь все замолчали. Только теперь все взгляды были сосредоточены на Чеке, который, весь красный, с безумным взглядом оглядывался, будто ища поддержки.

Война? С другой бандой? Интересно мы живём…

С другой стороны, теперь я мог с большей уверенностью сказать, что мой обман не вскроется. После таких новостей всем будет глубоко наплевать, как я избавился от трупов. Особенно, от ублюдка, который, по-видимому, и так никому не нравился. Теперь у них были дела поважнее.

— Всё так, как и сказал Бурый, — вздохнул Соломон. — Чека от нашего имени объявил войну банде этих шлюх. Будь это кто-то другой, мы бы смогли договориться, но теперь… К ним стопроцентно присоединятся все южные банды, так как они всегда держались вместе. Плюс наркокартель из Верхнего города наверняка попытается сюда наведаться, чтоб сместить нас или хотя бы пробить себе проход в порт.

— Я граничу с южными бандами, — заметила женщина. — То есть главный удар придётся на меня.

— Ага, а я с севера, то есть Верхний город на мне, — буркнул подкачанный.

— А чего вы расстроились? — ехидно заметил Бурый. — Зато у нас Чека в центре находится. Ему не грозит нарваться на банду и потерять как своих людей, так и прибыль. Верно, Чека?

Тот смерил его ненавидящим взглядом.

— Война… — женщина почесала макушку. — Это будет непросто, учитывая, что у нас немало поставок идёт к шлюхам. Наш район ещё ладно, но то одна четвёртая, если не одна третья от всех наших доходов в сумме. Печально…

— Кстати, насчёт парня, — неожиданно начал Соломон, — а когда вы познакомились?

— Да месяца два назад, там случай не совсем приятный был…

Дальше он рассказывал версию нашей встречи, что должен был рассказать всем я, если бы меня спросили. Довольно красочно и живо расписывал, от чего, не знай я правды, тоже бы поверил. Но вот в чём загвоздка, если Бурый всегда врёт так же ровно, как и сейчас, где гарантия, что наши уши не в лапше?

Я бросил на него взгляд — уверенный, спокойный, но глаза… это просто концентрат лжи. Есть у разных людей талант: кто-то хорошо рисует, кто-то хорошо убивает, кто-то хорошо снимает фильмы или лечит людей. Бурый хорошо врал.

Я не задержался долго здесь. В конечном итоге меня выпроводил сам Соломон.

— В принципе, я услышал всё, что хотел, Томми-Шрам, поэтому можешь идти, — махнул он рукой. — У нас ещё будет разговор… с нашим другом Чекой и остальными.

— Но он… — начал было тот, однако Соломон его тут же осадил.

— Замолчи, я предупреждаю тебя в последний раз, — спокойно произнёс он. Однако в комнате за какое-то мгновение стало заметно прохладнее. Причём не из-за воздействия силы его голоса, там действительно стало холоднее.

Кажется, наркобарон у нас импульсник.

Когда я уже выходил на улицу, то отчётливо услышал выстрел, приглушённый стенами здания и закрытыми дверьми, хотя его локализацию я мог примерно назвать — конференц-зал. Кажется, Чека докричался и довыпендривался. В конечном итоге его не спасли ни деньги, ни его влияние. И всем, как я и предполагал, было уже плевать на его сына и где его труп. Кому интересна судьба ублюдка, если произошло куда более важное событие?

Но меня не сильно это радовало. В конечном итоге я оказался мало того, что в тянут в наркокартель Нижнего города, так ещё и в войну, которая наверняка унесёт жизни не одного человека. И не факт, что в этой войне не попытаются избавиться и от меня, как от ненужного элемента.

Стоило ли это всё моей гордости и нежелания прогнуться под другими? Ведь в конечном итоге я всё равно прогнулся, но только с ещё большими последствиями, разве нет? С другой стороны, я хотя бы боролся и имел шанс на успех, но вышло как вышло…

— Чёрт… всё через жопу… — пробормотал я, глядя в чёрное бездонное небо. — Хотел как лучше…

А получилось, как всегда.

* * *
Собрание прошло уже часа два назад, но Михаил не спешил домой. Ведь что его там ждёт? Стелла у себя дома сегодня, а одному… разве что самому себя развлекать. Потому он просто заехал в один из баров, где расположился в своём излюбленном месте на краю барной стойки и курил, прикладываясь к стакану с пивом.

Предстояло многое обдумать и многое решить, так как план двигался дальше, и теперь главное было не облажаться и не похоронить плоды так удачно совпавших событий. Второго шанса могло не представиться. Да и эти шансы тоже были зыбкими, не дающими уверенности.

Но был он здесь не один. Теперь вообще одному ходить было очень опасно. Но и сидеть дома сейчас он не мог, стены словно давили не только на него самого, но и на его мысли.

Рядом сидел немолодой мужчина с длинными волосами, которые почти полностью закрывали его лицо. Бокал за бокалом уходили в него, но тот выглядел абсолютно трезвым, будто алкоголь на него и не действовал.

— Нахер он тебе вообще сдался? Ещё и в свои люди ввёл… — фыркнул он, прикладываясь к внеочередному бокалу пива. — Теперь у нас на одного дармоеда больше…

— В каком-то плане в той ситуации он действительно был особенным, — вздохнул Михаил, затягиваясь. — Наш долбанный ключ к сраному Чеке и его месту на поставки наркоты. И именно потому, что Шрам мой человек, у нас и появилась возможность доебаться до него, примазаться, чтоб Чека не смог отвертеться.

— Ага, а теперь у нас вместо места Чеки война, как ты говоришь.

— Ну, после войны поделим его долю. А Шрам… ну он «А»: молодой, и «Б»: перспективный. Мне нужны люди, которым я могу доверить спину.

— А мы, мол, не в счёт? — возмутился тот.

— Хороших и верных людей мало не бывает, Панк, — настоятельно заметил он. — Особенно в нашем бизнесе. А молодых легче склонить на свою сторону, чем закостенелых старых. Знаешь тему такую: расти верных людей сам? Ну вот тут то же самое.

— Всё равно он мутный. У него ещё и тёрки с Фиестой, как я слышал. Кстати, а чего они оказались в том районе? Зачем ты их вообще туда послал?

— Не твоё дело, Панк. Не лезь, куда не просят, — тут же отрезал Михаил.

— Просто там же наших едва не покрошили и…

— Я сказал, не лезь не в своё дело, — громче повторил Михаил голосом, не терпящим возражений. Его тон, который всегда был весёлым и хитрым, испарился, оставив лишь твёрдость и какой-то неуловимый холод.

Панк не помнил, чтоб тот так агрессивно реагировал на него, что было весьма странно, но не стал больше допытываться. Хотя вопросы остались — на кой чёрт двое из них вообще полезли в такую даль, когда наоборот, надо было прибиться поближе к своим, где можно было сразу найти защиту.

— У него пулевая рана на животе. Старая. Навылет прошла, — неожиданно произнёс Михаил, словно стремясь сгладить неудобный момент.

— И? — не понял Панк.

— Она ему кишки должна была собрать, по идее. Другими словами, такую рану сам не переживёшь, нужен врач, причём хороший, умеющий оперировать, чтоб сшить кишки обратно, да ещё и выходить.

— Значит, клан? У них есть такие врачи обычно, верно?

— Или дом, — пожал Михаил плечами. — Нет, серьёзно, может он и из дома. Мы же так ничего и не нашли на него, хотя ебальник заметный. Фиеста сказал, что шрамы на лице пусть и зарубцевались полностью, но всё же довольно свежие. Может совсем недавно получил их. Месяца три или четыре назад.

— Но с такими шрамами разве его бы не вбили в базу данных, будь на него что-то у полиции? Или даже просто по поиску людей, нет?

— Я пробивал. Из всех пропавших за последнее время он ни на кого не походит. Если бы не порванное наполовину ебало, может что-то бы и нашли, но увы, совпадений по лицам не было. Более того, нет у нас Томаса Блэка. Вернее, они есть, но ни один не похож на нашего. Короче, хрен знает, что у него за прошлое. Ещё и эти семнадцать человек… он явно пиздит про мясорубку, но тел нет, словно он их сожрал.

— Может реально сожрал? Или сдал нашим друзьям на Тихой улице?

— Те, что ли? Не, я спросил уже, ничего им не давали. Мясорубка… блять, может реально их в фарш переработал? Не то чтобы меня это волновало, но семнадцать человек просто пропали…

— Думаешь, кто-то жив?

— Очень сомневаюсь. В любом случае, держи с ним ухо востро. Он реально перспективный, но… чем чёрт не шутит, верно?

Глава 71


Прошла всего одна ночь с того момента, как я вступил в наркокартель и занял своё место, но не в самой низшей касте в наркоделе, а едва ли не на верхушке — на службе у лейтенанта.

Чтоб понять, насколько мне повезло, надо было описать всю структуру разом.

Начиналось всё с первой ступени — кладмена, который разносит товар, менеджера по поиску, который находит новых работников, и вышибал, которые наказывают воров и предоставляют физическую поддержку. Кому?

Это уже вторая ступень — дилер. Все те, кто на него работают, лишь муравьи в этом бизнесе. Одни приходят, другие уходят, нередко на нары. Но дилер остаётся, отдавая товар посреднику между ним и клиентом — кладмену, ища новых и наказывая проворовавшихся. Можно сказать, что именно с дилера начинался наркокартель Нижнего города. Дилер владеет небольшим складом, на котором и хранит весь товар, который распространяется по его участку.

Ещё одни люди второй ступени — соколы. Это глаза и уши наркокартеля: стукачи, наблюдатели, осведомители.

Выше дилера и сокола стоит кладовщик — третья ступень. Один из подручных лейтенанта, который отвечает абсолютно за весь товар, что отдан на конкретную территорию. Он заведует основным складом или складами в зависимости от политики лейтенанта, раскидывает товар по дилерам, принимает новый завоз.

На этой же ступени находятся боевики — своя личная охрана. Вооружённые люди, которые защищают территорию от нападений, убивают, крышуют, занимаются рэкетом. В случае войны они солдаты наркокартеля — те, кто будет воевать в первый рядах.

Четвёртая ступень — лейтенант. Управляет боевиками, дилерами и кладовщиками на своей территории так, как считает нужным или как скажут. Он может принимать решение об устранении кого-либо, если только это не кто-то из важных людей типа детектива, главы банды, кого-то влиятельного и далее по списку.

Я нахожусь примерно между третьей и четвёртой ступенью. Мы вроде как солдаты, наравне с остальными, но ставит нас лейтенант выше их. И доверяет больше, чем им, из-за чего может доверить более важные дела, которые требуют конфиденциальности.

Ну и пятая — наркобарон.

Эта структура, насколько я знаю, отличается от структуры в Мексике или Кубе, так как наши реалии другие.

И смотря на неё, можно увидеть отличный карьерный рост, учитывая тот факт, что я перескочил множество ступеней в их иерархии и приблизился если не к вершине, то близко к ней, когда многие остальные не поднимались выше дилера. Можно сказать, что будь у меня такие запросы, как у местной детворы, то я бы добился от жизни больше, чем просто всё.

Был ли я рад? Будем честны, у меня теперь были деньги и не было проблем с местными хулиганами в школе, которые после пропажи червя сразу же перестали меня трогать. Просто никто не подходил весь месяц, в упор игнорируя меня, будто я был пустым местом. Это был плюс.

Минус — я снова был обычным криминальным элементом, словно мне на судьбе было написано оставаться таким всю жизнь. И как бы я ни обещал себе, что потом выйду, было непонятно, как лягут карты. На этот раз я встрял куда глубже. Тогда я был наёмным свободным рабочим, но теперь был частью структуры, откуда выйти довольно тяжело.

Особенно когда идёт война.

Что такое война наркокартеля с другими? Что вообще должны представлять люди, когда слышат это?

Тут каждый может ответить по-разному, в зависимости от того, что он представляет под этим. Это зависит от места, где он живёт, смотрит ли фильмы, читает новости и вообще связан ли с этим всем делом.

Для одних это небольшие разборки банд, и то мелкие: кто-то в кого-то выстрелил, кто-то убежал, машину взорвали, кого-то у дверей расстреляли, сожгли дом, изнасиловали любимую собаку. Мелкие перестрелки, которые здесь обыденности, наравне с проезжающими машинами, собирающими по утрам мусор. Так, события мелкого города, которые просто есть.

Для других это может выглядеть как война наркокартелей в Латинской Америке. Там целые города находятся под властью наркобарона, и их личная армия может составлять до нескольких тысяч человек. Если там воюют, то воюют по-крупному, с применением иногда даже тяжёлой военной техники. Восемьсот боевиков в городе только с одной стороны, которые иногда схватываются с домами или даже правительством — это норма. Там война превращается в реальную войну с огромными жертвами.

Для третьих это просто перестрелка стенка на стенку. Как в гангстерских фильмах, где с одной стороны крутые парни с автоматами, а с другой — крутые парни с автоматами. И между ними два человека, которые сначала переговариваются между собой, после чего шквальный огонь с двух сторон и только один победитель.

Как же на самом деле выглядит война наркокартеля с другими криминальными группами?

В действительности почти все эти варианты отчасти правдивы, но с одним условием — главное то, где это происходит. То, что будет нормально в Латинской Америке, здесь не подойдёт под любым соусом, как сказал бы Француз. И наоборот, то, что здесь подходит идеально, там может лишь рассмешить до колик даже самых обычных бандитов.

Естественно, что здесь не бегают толпы с автоматами, перестреливаясь между собой и полицейскими. Не ездят бронированные грузовики с автоматами и пулемётами, не летают вертолёты и не используют тяжёлое оружие. Перестрелка перестрелкой, но если полиции покажется, что мы перегибаем палку, то это она может приехатьсюда с автоматами, пулемётами, бронированными грузовиками и вертолётами, чтоб напомнить, кому принадлежит город.

Никому.

Может просто начаться банальная бойня всех против всех. Море крови и трупов. Такое уже случалось однажды и никому не понравилось. Поэтому никто не доводит до ручки других, чтоб выжить. Незачем выбивать скамейку из-под соседа, на которой сидишь и сам. Потому война чаще всего заключалась в убийствах конкурентов и налётах на точки. Сами перестрелки в открытую происходили нечасто, пусть и не были исключением.

Это мне объяснили практически в самом начале, когда я вышел из конференц-зала и ждал вместе с остальными приехавшими людьми Бурого окончания их собрания. А позже стал свидетелем того, как оттуда вынесли в пакетах по частям Чеку, чтоб предать его морскому дну. Ни сын, ни отец никем больше не будут найдены. Как говорят, сын весь в отца, но только здесь наоборот. Я был жив, а они умерли. Можно было бы порадоваться, однако эту хорошую новость перебивал тот факт, что и я сам увяз по уши. Удавка на шею уже была накинута, и вопрос состоял в том, устою ли я на трёхногой табуретке.

Ввели меня в курс дела и познакомили со всей командой уже на следующий день.

Как оказалось, в число парней Бурого входило семь человек: Фиеста, Гребня, Француз — это те, кого я знаю. Дальше шли Панк — мужчина тридцати пяти лет с длинными волосами и довольно грубым нравом, Ряба — невысокий пухленький с залысиной на макушке и густыми усами итальянец, на вид под пятьдесят, Пуля — парень лет двадцати примерно, и Гильза — его сестра-близнец — девушка с зелёными волосами, связанными в две косички.

И теперь с ними был я. Самый молодой из всей команды.

— Те, кто знаком с ним, и те, кто не знаком с ним, — представил меня Бурый. — Это Томми-Шрам, или Мясник.

— Так Шрам или Мясник, — спросила Гильза, — как обращаться к нему?

— Мы пока не решили, — вздохнул Бурый. — Этот дружок-пирожок завалил семнадцать человек, засунул их в мясорубку, после чего спустил в канализацию. Поэтому я не знаю… Мясник больше подходит, чем Шрам, мне кажется.

— Он болен, — фыркнул Пуля. — Блять… фу!

— Больной упырок, — пробормотал Панк, чем заслужил взгляд Бурого.

— Я предупреждал насчёт этого, Панк, так что даже не вздумай заводить эту шарманку.

— Погоди, а это те семнадцать, что дружки сына Чеки? — оживился Ряба, усатый лысоватый итальянец, который выглядел из них самым нормальным.

— Не совсем. Среди них был и сам сын Чеки, как выяснилось позже.

— Ну… тогда Мясник, наверное? Верно? — оглянулся Ряба, словно выбирал имя для питомца.

— Шрам больше подходит, — возразил Пуля. — Без обид, но ты реально как после комбайна.

— А откуда шрамы? — спросила Гильза.

— Упал с мотоцикла, — ответил я.

— А почему голос такой хриплый?

— Так вышло.

— А почему у тебя…

— Так, Пуля, угомони этот конвейер вопросов, — поморщился Бурый. — Короче, будешь у нас пока Мяшрой.

— Мяшрой? — не понял я.

— А такое слово есть? — тут же спросила Гильза.

Так, девушка из разряда: «задаю много тупых вопросов». Такой тип не отличается умом, но зато достанет тебя до белого каления.

— Мяшра? Ты чего, Бурый? — подал голос Панк. Он напоминал мне какого-то отшельника, который живёт в лесу и не любит ни с кем общаться, а на людей смотрит исключительно как на паразитов, которые созданы для уничтожения. Его голос, недовольный и грубый, сам по себе вызывал тебя на конфликт, будто ты уже что-то сделал.

— Блять, ну нам надо же его как-то звать, верно?

— Ну не Мяшра же.

— Похоже на Шмару, — сухо заметил Гребня. — Тогда сразу Шлюха.

— Он же парень! — возмутилась Гильза.

— А парни не бывают шлюхами? — спросил Ряба.

— Это только женская прерогатива!

Её брат странно посмотрел на неё.

— Ты сейчас такую хуйню сказала, что даже представить не можешь, — вздохнул он.

— Но если только женщины шлюхи! — возмутилась она.

Она… просто тупа. Есть глупые люди, есть очень глупые люди — они обычно просто недогадливые, не умеющие анализировать и сопоставлять опыт и жизненную ситуацию. Эта же была тупой. В одно ухо крикнешь, из другого услышишь эхо. Может её обилие вопросов было попыткой хоть чем-то загрузить пустой мозг?

— Ты это только Миранде не скажи, — усмехнулся Бурый. — Ей будет обидно ведь.

В этом диком обсуждении не участвовали только Француз и Фиеста.

Так как это небольшое собрание происходило в небольшой штаб-квартире недалеко от складов, которые курировал Бурый, здесь было практически всё необходимое для жилья. Потому, пока все спорили, Француз готовил кушать, а Фиеста рассматривала… свои ногти. Она действительно немного странная.

Что касается Француза, то он действительно был похож на гражданина Франции со своими маленькими усиками и тонкими чертами лица. Кстати говоря, он повар, как я выяснил, и у него есть свой ресторанчик. Он даже предложил мне наведываться к нему, если будет свободное время.

— Пусть будет Шрам, — вздохнул Пуля, брат Гильзы. Неудивительно, что у них прозвища подходят друг другу, но надеюсь, не по принципу папа-мама. А то в этом городе я уже не удивлюсь ничему. — Он же весь в шрамах.

— И пустил на фарш семнадцать человек, усмехнулся в усы Ряба. — Мясник лучше отражает суть. Пусть врагов пугает.

Они спорили долго. Очень долго. Но чувствовалась какая-то дружеская атмосфера, даже несмотря на таких, как Панк, которые будто пересиливали себя, находясь в этом обществе. Сошлись на том, что пусть у меня будет всё же прозвище Шрам.

Спасибо, что не шлюха, что ли…

Но немного странно, что прозвище мне выбирали всем миром. Я даже не знаю, хорошо это или плохо.

Но это была не единственная странность, которая запала мне в голову за месяц, что я проработал у него. Вторая заключалась конкретно в Фиесте, которая в какие-то моменты вела себя неадекватно. Я буквально всегда чувствовал на себе её взгляд, который не выражал ничего. Даже когда она рассматривала свои ногти, всё равно следила за мной.

— Рад? — спросил Ряба, когда я курил на крыльце нашей штаб-квартиры. Она представляла собой небольшой такой зал, больше походящий на ангар для нескольких машин, но оборудованный под житейские нужды.

— Чему? — не понял я, покосившись на него.

— Ну, ты же вон как сразу скакнул, — показал он рукой высоту. Ряба был даже ниже меня и Гильзы. Совсем коротыш, если уж быть откровенным.

— Ну… да… наверное…

— Не уверен, что рад?

— Думаю, что обычно за этим что-то следует. Например, больше всех работы.

И я подразумевал грязную работу, но уверен, что Ряба меня правильно понял.

— Да нет, — отмахнулся он. — Навряд ли. Здесь таким не занимаются, не грузят новеньких самой грязью, выделяя из других. Да и что тебе доверишь? Убить людей? Так это все могут. Ребёнка? Я не помню, чтоб возникала такая необходимость. А остальным занимается почти каждый.

— И чем же?

— Да всем. Запугивание, устранение, иногда следим, делаем налёты. Сам увидишь, вряд ли будет что-то новенькое для тебя, дружище, — хлопнул он меня по спине. — Или ты думаешь, тебя взяли, чтоб слить по ходу дела?

— Ничего не думаю, — махнул я головой.

— Да вижу, что думаешь, чего ссышь-то сказать? Конечно, тебя взяли не за красивые глаза. Мы все в курсе уже, что всё из-за Чеки и его сына. Потому тебя и взяли, что надо было сдёрнуть этого визгливого ублюдка с трона. Иначе никак. Но раз ты уже с нами, то… — он развёл руками. — Чего тут грустить?

— Да нет, почему грущу? — удивился я.

— Не парься, здесь все свои. Что болит, может всегда поговорить с любым. Даже просто со мной, — ткнул он себя в грудь.

Он вёл себя со мной как друг. Как товарищ, который может подставить спину и с которым можно поделиться о наболевшем. Прям хоть здесь раскрой душу.

Но заповедь Малу, которой он меня научил ещё в самом начале, говорила только одно — никому не верь, все предают. Да я и сам понимал, что в такой организации друзей нет, сегодня ты раскрываешь душу, а завтра тебя закапывают, потому что твой собеседник тебя сдал.

Такой бизнес держится не только на деньгах и страхе. Нет, они являются основными в этом деле, но, помимо этого, есть маленькие опоры, которые делают структуру крепче. К ним относится и стукачество. Здесь не может быть доверенных лиц, так как здесь все в опасности. Все понимают, что их друг может оказаться предателем или стукачом, или есть вероятность, что попытается кинуть и уйти в закат. Потому каждый пытается держать другого в зоне видимости, чтоб знать, что происходит, и в случае чего успеть срезать до того, как его срежут копы. Каждый друг друга контролирует, потому здесь такая дружеская атмосфера.

Поэтому если хочешь открыть душу кому-то, то открой её лучше стене напротив. Здесь же, раскрывая душу, ты открываешь все свои карты. А когда о тебе всё знают, в случае чего тебя всегда легче достать. И даже мелочь, что тебе не понравилась, зарплата или что-то ещё, может стать поводом свидания с морским дном.

Поэтому я лишь ответил:

— Буду иметь ввиду.

Но это был не конец разговора.

Уже позже я имел честь поговорить с Фиестой, которая активизировалась лишь рядом со мной.

— Ты самый умный, новенький? — толкнула она меня в грудь, когда я проходил мимо. Я отлетел в стену и сразу потянулся за пистолетом, но… она стояла спокойно, лишь холодно глядя на меня. То есть конкретно драться в её планы не входило. Значит, и оружие будет здесь действительно лишним.

Пока.

— Чего тебе, Фиеста? — недовольно поинтересовался я, позволяя раздражению проникнуть в голос.

— Ты что-то много говоришь, — шагнула она ко мне.

— Фиеста, тебе доебаться не до кого? — спросил я, а через мгновение она схватила меня за грудки и прижала к стене.

Я старался выглядеть невозмутимым. Очень старался.

Но она меня пугает. Она просто сумасшедшая. У меня даже появилась мысль пристрелить её при удобном случае где-нибудь в переулке и сбросить в канализационный коллектор.

— Держи свой язык за зубами. Иначе отрежу, — ледяным голосом прошипела она мне, после чего отпустила и… просто отправилась по своим делам. Наверное, ногти дальше рассматривать.

Фиеста.

Она была главной угрозой для моей жизни, которая при том, что наркокартель и банды решили пустить друг другу кровь, становилась ещё более хрупкой. Я не понимал, чем вызвал у неё гнев, кроме как один раз спас наши жизни, при этом ничем её не оскорбив.

Может причина лежала в том, что я был никем, а осмелился приказывать и повести её за собой? Или в том, что наставил на неё пистолет? Причин было много, но результат был один — она могла меня убить, и никто об этом бы не узнал. Отсюда становилось предельно ясно, что в такой ситуации решений было два — или она, или я. Кто быстрее убьёт другого, тот и выживет. Оставалось лишь найти нужный момент, когда у меня появится возможность избавиться от той, кто являлся для меня реальной угрозой.

А тем временем я стал частью этого места.

Глава 72


Можно сказать, что моё знакомство и первые дни в окружении людей Бурого прошли очень даже хорошо, ведь я был жив. В тот момент я ещё учился, потому ходил в школу, да и особо не участвовал в их делах. Основных делах.

Чаще всего ездил с ними везде, лучше узнавал город и открывал для себя не только новые места, но и новых людей, иногда тех, кого я бы предпочёл не знать. Познавал получше их бизнес, изучал их территорию, знакомился с дилерами, которые были подконтрольны Бурому и с которыми мне предстояло работать. Заимел знакомство с местным торговцем оружия, который продал мне патроны под глок.

Мои новые товарищи постоянно мотались со мной то туда, то сюда, выполняя разные поручения уровня мелких дел. Каких именно? Я участвовал с ними в запугиваниях, напоминал о долгах, избивал, охранял.

Особенно когда дело доходило до выбивания долгов — здесь я действовал сам, но под их присмотром. То есть они смотрели, как я работаю, и оценивали мои навыки. А так как опыт у меня был, проблем особых не возникло. У меня возникло ощущение, что я вернулся в те самые дни, когда был ещё дома… Становилось грустно.

Охрана… просто стоял на стрёме, всё как обычно.

Напоминал и запугивал… да, это были избиения, где мне указывали пальцем на жертву, и я шёл её бить. Чаще ломал руку, при этом не испытывая по этому поводу ничего. Будто ломал ветку под ногой. И очень скоро я перестал чувствовать отвращение, нападая на людей со спины, и обращать внимание на их слёзы и мольбы. Я всегда действовал на каком-то автомате, отстраняясь от происходящего. Есть люди, которые наслаждаются этим, есть те, у кого это вызывает отвращение. Но я же просто был словно не здесь. Без каких-либо мыслей занимался тем, чем занимался. Не в первый раз.

Так я показал себя перед Бурым, что могу работать в такой сфере. Они наверняка и убивали, но не на моих глазах. Я был новеньким, поэтому лишь наблюдал, показывал себя и постигал азы. А на вопрос, почему меня сразу не бросят в дело, мне сказали, что это и есть моё дело — быть рядом.

Что касается последнего месяца школы, то ко мне вообще никто не подходил, держались подальше, словно я чумной, кроме Стеллы, которая списывала у меня каждый божий день. Ким, самовлюблённый ублюдок, даже не смотрел на меня. Возможно, подозревал, что его товарищей не стало, оттого так тихо себя вёл. А может вспомнил тот момент, когда я воткнул ему ручку в ногу, и он расплакался как девчонка.

Но как бы то ни было, через месяц я получил своё первое задание, после которого становился полноправным членом, то есть своим. Практически сдавал вступительный экзамен.

— Итак, с первым днём каникул тебя. Ну и с первой мокрухой, естественно. Готов заделаться мокрушником?

— Не очень, — честно признался я.

— А придётся.

Я был наедине с Бурым и… Фиестой. Когда сегодня пришёл, но куда раньше, чем обычно, аж утром, он уже меня ждал.

— К тому же, — продолжил он, — тебе такое не впервой, разве нет?

— Нет, не впервой, но всегда старался держаться подальше.

— И правильно делал. А чем занимался, если не секрет?

— Выбивал долги. Курьер. Страховал людей.

Про взлом и ограбления предпочёл промолчать, так как такое легче отследить, чем повседневные преступления. Но вот сообщить об этих посчитал нужным, чтоб меня не отправили туда, с чем я вообще в первый раз столкнусь.

— И мокруху делал, как понимаю? — кивнул он.

— Было дело. Несколько раз.

— И каков счёт?

— Достаточный, чтоб залезть в ад на ближайшие несколько столетий.

— Ну, значит, можешь накинуть себе ещё столько же, так как основная работа у тебя будет связана именно с этим. Почти вся работа, если быть честным. А так как сейчас у нас война… преддверие войны, то вообще весь загружен будешь.

Преддверие войны. Каким-то образом вопрос временно урегулировали, однако обстановка начала накаляться. Теперь что мы, что Бабочки сидели едва ли не на иголках, готовые настучать друг другу. Оттого неудивительно, что склады охранялись втройне тщательно, а лейтенанты подчищали не самых надёжных людей, которые могли переметнуться и тем самым ослабить нас.

Кто будет убивать своих перед возможной войной?

Мои работодатели.

Исходили из того, что если ненадёжные люди переметнутся, то переметнутся вместе с точкой, складом, территорией и так далее, что в минус нам. Потому заменяли их на проверенных, которые будут держать точку до последнего. Всё же не последнее место занимала и территория, которую контролировал наркокартель. Каждый отданный дом — это поражение.

— Так вот, о чём я, ты берёшь Фиесту и едешь убивать цель. Чувак решил кинуть нас и скрыться, прихватив с собой товар. Делаешь всё быстро, молча и без палева. Устраняешь, забираешь нагло спизженный товар, после чего возвращаешься. Может в скором времени у нас надыбается та самая крыса, которая сдала тебя с Фиестой и Гребнёй.

— Ты знаешь, кто это?

— Догадки, — сделал он жест рукой, выражающий неопределённость. — А пока давай, дуй на задание.

— Эм… Бурый, — решил я поднять давно назревший вопрос. — Я не поеду с Фиестой.

От моих слов у него полезли брови верх.

— Прости?

— Она меня пристрелит. С тем же успехом я могу сбегать голым на территорию банд, крича, что они уёбки.

— Ты боишься Фиесту? — удивился он. — Она же душка!

— При тебе. Но без тебя она едва ли меня не избивает. Уже были прецеденты, когда она направляла на меня ствол. Я выполню задание, без вопросов и обсуждений, но не мог бы ты… сменить моего сопровождающего? Пожалуйста.

Я с того раза почти не пересекался с ней, а Фиесту интересовали или поставленные перед ней цели, или её ногти. Она могла часами стоять или сидеть, смотря в одну точку или на ногти, что свидетельствовало о её нестабильном психическом состоянии. Я удивлялся, как она вообще работает, и боялся её больше, чем хитрожопого Бурого. Всё потому, что он следовал определённой логике и можно было проследить порядок его действий.

Фиеста была самой хаотичностью во плоти.

— Фиеста, сучка, ты чё, трогаешь нашего новенького?

— Нет, — невозмутимо и безразлично ответила она, смотря на меня.

— Она говорит нет.

— Фиеста убьёт меня.

— Если она приедет без тебя, то её голова будет покоиться рядом с твоим телом, и она это знает. Мы своих не убиваем, — спокойно ответил он.

Не хватало добавить: «без приказа сверху». Я в жизни не поверю, что они не устраняют своих. Это ещё одна проблема такого рода деятельности — ты всегда под прицелом и тебя всегда могут убрать. Единственный способ выжить — быть ниже травы, тише воды, и то не факт. А кто хотел пробиться выше, рисковал нарваться на неприятности. Однако там, где высокие ставки, были и высокие награды.

Но я не рвался туда. Я вообще не рвался никуда. Я хотел выйти отсюда.

Отсюда следует вопрос — почему же не выбрался до этого?

Но тот, кто его задаст, видимо, никогда не связывался с этим и не понимает, что это не клуб по приглашениям. Здесь ты не можешь выйти через месяц после захода. Может только через несколько лет, а может и через десяток, и то если повезёт. Из-за этого и говорят, что бывших бандитов почти не бывает, и они никогда не делают накоплений, так как ни о какой спокойной старости после криминала речи идти не может. Никто просто не доживает до того момента.

Это путь почти всегда в один конец. Я, чтоб выйти, поплатился своей прошлой жизнью ради этого. Не надо говорить, чем я могу поплатиться теперь.

Поэтому пока я не рыпался, копил деньги и ждал. Ждал того момента, когда смогу уйти и не испробовать собственные жареные яйца, как обещал мне Бурый. А пока оставалось лишь работать, так как иначе они сами уволят меня в один конец.

— И всё же…

— Не обсуждается, — обрубил он твёрдо и уже другим голосом, менее дружелюбным. Вся его хитрица плута спадала, обнажая куда более холодное и расчётливое существо.

— Ясно, — кивнул я.

— Поверь, что бы Фиеста ни делала, она делает это от большой любви.

— Буду надеяться и верить всей душой.

— Верь. И вот тебе подарок, — кинул он мне что-то, и только поймав, я смог разглядеть, что это было.

Но всё равно не понял.

Видимо, он увидел моё непонимание.

— Это глушитель.

— Эм… он не накручивается, да?

— Безрезьбовой глушитель на глок. Считай, подарок на первое дело. Всё-таки шуметь нам нельзя, верно? Вернее, вам.

— Да, — кивнул я.

— Всё, теперь валите. И Фиеста, не дай бог… — указал он в её сторону пальцем.

— Угу.

Мы вышли с нашей штаб-квартиры, после чего сели в непримечательную машину кадиллак с квадратными фарами спереди. Немного ржавая снаружи и пахнувшая плесенью внутри, она отлично вписывалась в город. Словно звездолёт в системе, к которой он отлично приспособлен. И название этой системы — Нижний город. Звёздная система с очень агрессивными островками цивилизации, где тебя или сожрут чёрные дыры, не оставив ничего, или твари, что обитают в глубине космоса.

Мы отъехали от нашего места, проехав через территорию, которая раньше, да и сейчас являлась небольшими складами рядом с железнодорожными путями. Здесь выгружали все товары, что шли дальше в континент и которым не смогли оплатить более презентабельные и безопасные места на территории порта. Среди них мы и затерялись, прикарманив несколько складов под наркотики.

Охрана здесь была не наша, но они были в курсе наших дел, потому пропускали без вопросов. Что касается боевиков, они засели в одном из полупустых складов, где у них была своя небольшая база.

Если, кстати говоря, собрать всех боевиков, что работали на картель, то получалось около… пятисот голов. Пять сотен убийц, который могут выступить на войну прямо сейчас и устроить настоящий ад. Я даже слышал, что у них было вооружение против тяжёлой техники, что в городе было, по понятным причинам, редкостью.

Но их использовали для убийств и запугивания обычных людей. Мы же ехали убивать особенных, кто выходил за рамки обычных, но при этом был недостаточно крут, чтобы ими заинтересовался наркобарон. Чаще всего это были дилеры, какие-то крупные покупатели, кинувшие нас, местные чиновники мелкого разлива, хозяева бизнеса. И обсуждали чаще всего конфиденциальные вопросы, которые не должны были касаться чужих ушей.

Сейчас же мы ехали возвращать должок тому, кто этого заслужил. Могли бы отправить боевиков или солдат, если кому-то это резало слух, но это был экзамен для меня. Для будущих работ, куда боевиков, что докладывают не только Бурому, но и самому Соломону, не отправишь.

— Стукачом заделался? — холодно осведомилась Фиеста, когда мы ехали.

— А ты заделалась той, кто будет меня изводить ради забавы?

— Тогда пойди и поплачь в углу, если тебе что-то не нравится. Стукачок, — последнее слово она особо выделила, едва ли не на распев.

— Мне не нравится твоё отношение ко мне, — поморщился я. — Я не прощу чего-то особенного. Не можешь переносить меня, просто не замечай хотя бы, раз работаем вместе. Чего я тебе вообще дался?

— Ты мудак, — без каких-либо эмоций произнесла Фиеста.

— Ага, спасибо, отличная причина, — вздохнул я.

— Будешь плакаться потом, новичок-стукачок, а теперь слушай. Зайдёшь, убьёшь, выйдешь, сядешь, уедем.

— Понял.

— Сделай быстро. Это не наша территория.

— Кто цель?

— Тебя это ебать не должно, новичок.

— Хорошо, — не стал я устраивать ругань.

Моё дело малое. Да и не впервой это. Хотя то, что я вот так просто спокойно принял правила игры после всех своих громких слов, став обычным мокрушником, заставляло меня разочароваться в самом себе. Я так говорил, что хочу уйти, так был твёрд в своих словах, но дошло до дела, и: «Да, хорошо». Конечно, что я ещё скажу, но всё равно тошно от себя. Я прекрасно понимаю людей, которые ненавидят себя — и делать тошно, и жить хочется.

Вот только место, куда мы ехали, оказалось не в первом районе. И не во втором, где жили теперь наши враги.

Третий район, самая дыра. Удивительно, что здесь кто-то прячется, так как это от этого района надо прятаться. К тому же, когда мы проезжали, я увидел школу. На мгновение мне показалось, что я вижу в одном из окон фигуру. Одинокую и очень злую фигуру, которая пригласила меня погостить.

Нет, как-нибудь в другой раз.

— Что там? — тут же среагировала Фиеста.

— Вспоминаю, как разделывал друзей.

— Думай о задании.

— Не в первый раз. Уж справлюсь.

— Ты не расслышал? Сделай всё быстро.

— Я расслышал. И сказал, что справлюсь.

— Посмотрим. Если ты подведёшь…

— То ты мне ничего не сделаешь. Фиеста, что происходит? Где я перешёл тебе дорогу, что ты меня просто достаёшь? Словно какой-то энергетический вампир, ей богу.

— Тогда может пойдёшь и расскажешь обо мне сразу и Соломону, если тебе что-то не нравится? — поинтересовалась ледяным голосом она.

— Прекращай. Ты знаешь, почему я это сделал, так что прекрати третировать меня.

— Если ты будешь медлить, встретишь реальную проблему. Поэтому закрой рот и думай о задании.

— В каком смысле, реальную? — нахмурился я. Не удивился, нахмурился. В этом районе был готов увидеть всё что угодно. А после оками, призрака и тролля мои понятия «всё что угодно» стали значительно шире, чем раньше.

— Закрой рот. Мы уже подъезжаем, — ответила Фиеста, даже не обратив на меня внимания.

Свернув с главной улицы, мы поехали по куда более узкой дороге, которая проходила здесь. Тёмные дома, грязные, словно их кто-то специально пачкал. Матовые от пыли окна и очень мало людей. Замызганные старые подъездные двери. Каждый раз, оказываясь здесь, я понимал, какая же это задница.

Мы остановились напротив узкого проулка между домов, который был заставлен мусорными баками. Здесь вполне мог поместиться автомобиль, но выйти из него никто бы не смог. И я не говорю уже о том, что туда надо как-нибудь заехать, что сделать на обычных размеров машине проблемно.

— Вон подъезд, — кивнула она туда, и мне потребовалось несколько секунд, чтоб разглядеть там ступеньки и дверь. — Второй этаж, квартира двадцать три. Мужчина с козлиной бородкой тридцати лет. Латинос. Над правой бровью ласточка. Найди и забери кейс, в нём должен быть кокаин. Сделай всё быстро и тихо, после чего возвращайся обратно. И глушитель…

Она вырвала подарок вместе с глоком, после чего ловко прицепила глушитель к нижней части ствола пистолета.

— Не тупи, не тормози, иначе это задание для тебя станет последним.

— Куда вы меня отправляете? — уже забеспокоился я.

— Пошёл! — она сама открыла дверь, после чего вытолкнула меня на улицу. Сама же вдавила газа и, взвизгнув покрышками, уехала дальше, оставив меня здесь одного.

Надо сказать, что стоило только мне остаться одному, как дома, расположенные так близко друг к другу, стали будто бы меняться и давить на меня. Как если бы они начали увеличиваться в размерах, нависая надо мной, и сходиться вместе, как кроны деревьев, желая раздавить моё тело между своих стен. Но это была лишь иллюзия, показатель того, насколько мне здесь неспокойно.

Фиеста умеет ободрить.

Но надо было сделать дело. И желательно, побыстрее, а то здесь мне было как-то неспокойно.

Не оглядываясь, я сразу двинулся к подъезду, если его можно было так назвать. На вид самая обычная дверь со ступеньками в стене, которая выглядела так, будто какой-то шутник просто прикрепил её. Я подошёл к ней через этот грязный проулок, открыл дверь и оказался в очень узком коридорчике, который освещала одна единственная скромная лампочка.

Здесь едва ли что-то можно было разглядеть, и спрячься кто-нибудь в тёмном углу, я бы физически не смог бы его заметить. Коридор делила пополам лестница, занимая его половину и уходя на второй этаж. Вторая часть была едва ли не метровым лазом вперёд. Но там было так темно, что мне было не по себе.

Нужная мне дверь оказалась на втором этаже третьей по счёту, что подтверждал её номер. Тут было не так сыро, как на первом этаже, но это не спасло паркет на полу от набухания. Теперь он выпирал то тут, то там и, к тому же, ужасно скрипел, сразу выдавая моё приближение.

Но всё это ушло на задний план, когда я дошёл до двери с пистолетом наготове.

Первое, что меня насторожило, так это то, что она была приоткрыта. Небольшая щель, через которую нельзя было что-либо рассмотреть.

Любой нормальный человек бы в этом случае сразу же… Хотя кого я обманываю, все бы пошли сразу смотреть, почему же дверь открыта. И я не был исключением, однако причина моих действий была иной. Я не могу просто взять и убежать, так как должен был убить того человека или убедиться, что он уже мёртв. Иначе вполне возможно, что убьют потом уже меня.

И всё же всё внутри меня кричало, что он уже мёртв, иначе бы дверь не была открыта. Никто не оставляет двери в Нижнем городе открытыми.

Глава 73


Я с замиранием сердца толкнул дверь левой рукой, правой целясь от груди. Та медленно со скрипом отворилась, открыл мне вид на небольшой грязненький коридорчик, уходящий прямиком в зал. Стараясь даже не дышать, я двинулся глубже. Шаг за шагом, но этот коридор показался мне куда длиннее, чем был на самом деле.

Когда я заглянул внутрь, то увидел лишь обставленный старой мебелью квадратный зал, словно здесь жила какая-нибудь старушка. С некоторых вещей уже давно слез лак, и дерево было затёрто едва ли не до жёлтого цвета. У стен стояли кресла или тумбочки, плюс один диван. Единственный стол был накрыт белой узорчатой скатертью. В воздухе чувствовался запах пыли и давно не проветриваемого помещения. Я сильно сомневался, что он убежал, оставив дверь открытой, хотя и это было возможно…

Нет, не возможно.

Ответ на мои вопросы появился прямо передо мной, стоило мне войти в зал. Я практически сразу заметил труп, который лежал на спине в центре зала. Когда я выглянул из коридора, его закрывал стол, потому и не увидел его, но стоило просто зайти, как он тут же оказался перед глазами.

Мужчина. Латиноамериканец. Небольшая бородка на подбородке. Над правой бровью была вытатуирована ласточка.

Это была моя цель. Но сейчас она выглядела мёртвой.

Почему я не говорю, что он мёртв? Дело в том, что я не уверен в этом. Конечно, с этим сталкиваться мне ещё не приходилось, но логика велит не подходить к телу, которое ты не можешь назвать на сто процентов мёртвым, даже если оно выглядит именно так.

И он пусть и был бледным, практически белым, однако…

Я поднял пистолет и выстрелил четыре раза. Два в голову, два в сердце, чтоб наверняка. Иногда бывает, что пуля в сердце или в голову не убивает даже, просто стечение обстоятельств и ужасное везение. Сверхвезение — когда пуля в голову и сердце не убивает. Поэтому лучше подстраховаться даже от тысячной процента и потратить два лишних патрона, чем жалеть, что не сделал этого.

И всё же взгляд цеплялся за аномальный цвет кожи. Почему он такой бледный? Понятно, почему крови от ранений нет, он может лежать здесь уже долго, но такая бледность, я бы сказал, аномальная… И кровь на шее… Совсем немного, чуть-чуть, несколько капель, но она своей краснотой бросалась в глаза.

Это точно не от выстрелов.

Между убежать отсюда и понять в чём дело я всё же поддался любопытству, которое сгубило уже не одного человека. Поддался, так как не видел нигде опасности, позабыв о том, что если ты не видишь опасность, это не значит, что она не видит тебя.

Подойдя ближе, я присел над трупом, аккуратно повернув голову в бок, чтоб получше разглядеть. И практически сразу обнаружил причину крови на шее. Какая-то рана, едва заметная, которая была скрыта коркой крови. Если немного приглядеться, то было видно дырку, как от спицы или чего-то похожего.

И…

Нет, здесь не одна дырка от спицы, здесь целых две, будто на него напал вампир.

Сердце мгновенно дало ход от испуга, ударив кровью в виски, от чего я почувствовал жар на лице. И первой мыслью от такой реакции было рефлекторное желание броситься и бежать сломя голову куда глаза глядят.

Я уже довольно тесно познакомился с миром за пределом человеческого взгляда, чтоб не списать это на розыгрыш или что-то иное. Если ты видишь здесь что-то, то так оно и есть. Ведь как когда-то сказал Малу, здесь иногда происходят странные и страшные вещи. Видимо, это была одна из них.

Этот город проклят. Проклят быть таким густонаселённым, почему среди стольких миллионов людей здесь могут затеряться куда более опасные, похожие на нас, но всё же другие люди.

Как в грязной густонаселённой комнате неизбежно возникнет инфекция, которая будет заражать людей, так и здесь возникнет от переизбытка людей что-нибудь, что начнёт жить своей жизнью и убивать людей.

А может оно не возникало, может оно было всегда, но приехало туда, где от пропажи или смерти нескольких человек не будет столько паники, как в маленьком городке. Подумаешь, пропадёт или умрёт странной смертью несколько человек, когда в городе от пули мрут в два раза больше. Никто не обратит внимания, этот случай затеряется среди остальных трупов.

А если кто и обратит, то может просто так же сгинуть на этих тёмных улочках.

Но мне, видимо, везло с этим делом. Один раз заглянешь за предел человеческого кругозора, и всегда будешь сталкиваться с этим или видеть то, что там было, есть и будет всегда.

Да и кто сказал, что это невозможно? Учёные? Они до сих пор не могут понять происхождение импульса и почему происходят приступы, уносящие жизни тысяч детей, а иногда, как в моём случае, людей. Тогда как им можно верить в том, что есть, а чего нет?

Я окинул взглядом комнату. Надо было найти тот самый кейс, который он должен был сюда доставить. Пусть страх и желание выскочить из квартиры были просто неописуемо сильными, но понимание, что вернись я без него, и стану таким же холодным, как и это тело, подбадривало меня задержаться и сделать всё как надо. В крайнем случае, будь здесь кто, я бы стал похожим на него уже раз сто.

Я методично начал обыскивать квартиру, стараясь ничего не трогать руками, а если чего-то и касался, то сразу протирал своим рукавом. Если бы знал, прихватил бы перчатки для такого дела. Предварительно закрыл ещё и дверь, чтоб никакой житель или кто похуже не заглянул сюда.

Поиски заняли у меня от силы минут десять, после чего я наконец нашёл то, что искал, за тумбочкой в спальне, обставленной в стиле прошлых эпох. Если эта квартира была съёмной, то наверняка принадлежала какой-нибудь бабушке. Об этом говорили как старые допотопные тумбочки, сохранившие своё очарование, так и всевозможные картины, вазы и другие украшения, которые не встретишь в современной квартире. Здесь было так уютно и мило, что становилось жутко, будто угодил в пряничный домик…

Мерзко и жутко, по правде говоря.

Что касается кейса, то им оказался обычный потрёпанный чемодан, в котором обнаружилось три мешка с кокаином. На вес каждый был по килограмму. Средняя цена всего этого товара сильно разнилась от места к месту, потому здесь могло быть как шестьдесят тысяч долларов, так и все шестьсот, вопрос стоял лишь в том, как и где ты это реализуешь.

Если продавать в Нижнем городе конкретно на улице, как кладмен или уличный торговец, что никто не даст тебе сделать, то можно было навариться на плюс-минус восемьдесят тысяч за килограмм. Или продать конкретно дилеру и получить за кило по двадцать — двадцать пять тысяч.

В других городах, тот же самый Ханкск, можно было получить гораздо больше — если продавать самому, то могло доходить до ста — ста двадцати тысяч за кило — подразумевается по сто двадцать долларов за стандартную дозу в один грамм. Или же сбагрить сразу дилеру за плюс-минус сорок.

Разброс цен мог быть колоссальным от места к месту. Чем сложнее доставить или чем богаче район, тем дороже. Как пример, даже в Нижнем и Верхнем городе цены на улицах разнились очень сильно, хотя один Сильверсайд. Один килограмм здесь стоил восемьдесят тысяч долларов, а там сто двадцать, а иногда и больше. И разница в том, что здесь просто зарабатывают меньше, доход меньше, а люди, живущие в Верхнем городе, не будут ради лишних сорока баксов рисковать и ехать сюда.

Теперь можно представить, за сколько можно продать в других городах, которые тоже богатые, но доставить сложнее, плюс его всегда разбавляют, что ещё в плюс стоимости.

Но я очень сомневаюсь, что кто-то будет сам продавать этот товар как кладмен или уличный торговец. А продав дилеру… проблемы, которые ты наживёшь себе, просто не стоят этих даже пусть восьмидесяти тысяч долларов.

Кстати говоря…

Я задумчиво подбросил в руке мешок кокаина.

А ведь верно, обворовать наркокартель на три килограмма кокаина и попытаться скрыться с ним немного странно, это как минимум. Если это был дилер участка, то через него проходят абсолютно все деньги доверенного ему участка, которые он собирает с клиентов и уличных торговцев наркотиками, после чего их забирают.

«Человек решил кинуть нас и скрыться, забрав товар с собой», — вот что сказал Бурый. То есть он пояснил, за что хотят убить его, хотя мог промолчать. Кладмену и уличному торговцу столько не получить. Такие относительно крупные партии имеет только дилер.

Если бы это был какой-нибудь вор, то речи о том, что он вдруг решил кого-то кинуть, не было — Бурый бы сказал, что тот-то обокрал его. Но он сказал, что решил именно кинуть, обмануть. Следовательно, со мной в квартире сейчас, по идее, лежит дилер с товаром.

Плевать, по какой причине он решил скрыться, куда важнее, почему он не прихватил с собой вместо наркотиков деньги? Кокаин даже не краденое золото, его же надо ещё реализовать где-нибудь, а получишь всего тысяч сто двадцать за три килограмма. Триста тысяч долларов весят три килограмма, их бы прихватить было бы гораздо выгоднее.

Ладно, денег не было, тогда почему так мало украл? Мог бы взять больше наркотиков, если уж собирался бежать и сбывать его. Хорошо, допусти даже то, что и не было больше товара, а бежать надо было срочно. Тогда почему он вообще до сих пор в городе?

Что-то здесь было не чисто, и я не мог понять, что же именно. С какой-то стороны идёт конкретный наёб, и если смысла Бурому обманывать нет, по крайней мере я не вижу, то вот его боссу…

Мои мысли прервал стук в дверь. Настойчивый и совсем не скромный. Так стучат или соседи, которых топят, или люди, знающие, куда идут.

— Твою мать… — пробормотал я, быстро закинув пакет обратно в чемодан, после чего быстро вышел в зал.

Очень медленно подошёл к двери, стараясь не шуметь, уже с пистолетом наготове и посмотрел в глазок.

С другой стороны стояло три человека, по крайней мере именно столько я смог насчитать. Одетые в кепки, кофты и куртки определённого цвета с цепями, которых хватило бы, чтобы отправить их на дно без камня на шее.

Из банды, но из какой конкретно, я сказать не мог. Пока не мог их различить, хотя каждая имела свой цвет. В этот момент один из них вновь постучался в дверь, недовольно ругнувшись:

— Блять, он там уснул? Заебали, бегаем за товаром, как шавки, в этот район.

Я медленно отступил от двери.

Надо было сваливать, и очень быстро. Покинув коридор, я сразу вышел на кухню, что располагалась как раз на углу здания, и открыл окно. Выглянул осторожно наружу, огляделся в поисках ещё членов банд, после чего нашёл свой запасной выход.

Водосточная труба.

Не самая надёжная конструкция, высок шанс, что обвалится, но выбираться как-то надо было, так как дверь трещит от одного стука, а они её могут и выбить спокойно с ноги, если постараются. А они постараются, когда им это надоест.

Но едва я вернулся за чемоданом, как всё за дверью изменилось.

Даже стоя в зале, я слышал вскрик: «Что за нах…», и следом удар в дверь, будто в неё бросили тело, от чего та жалобно затрещала. Я замер, слыша, как в коридоре за дверью раздались звуки борьбы. Топот, пыхтения, какие-то звуки, похожие на предсмертные хрипы, треск, удары об стену. Несколько раз что-то ударилось и об дверь и… стихло. Это продлилось не более десяти секунд, и теперь по ту сторону хлипкой иллюзии на безопасность стало тихо.

В такие моменты все люди кричат в экран: «Беги! Беги, не оборачиваясь! Не подходи!». Но правда в том, что ты практически всегда подходишь и смотришь. Просто не можешь иначе, потому что любопытство — это самый страшный порок человечества, его проклятие и дар одновременно, который дал людям как их нынешнюю жизнь, так и множество смертей. И ничего не пугает и не влечёт так, как неизвестность, желание увидеть, что находится там, куда лучше не заглядывать.

И я не был исключением из правил.

Очень медленно, стараясь не шуметь, я вновь подошёл к двери с пистолетом наготове.

Ни единого звука больше из-за неё не доносилось, будет все, кто пришли, были выгнаны злым вахтёром. Может так оно и было, но что-то мне не верится в такое.

Задержал дыхание, даже не представляя, что там могу увидеть, после чего очень медленно начал приближаться к глазку, готовый отпрыгнуть назад в любое мгновение.

Но отпрыгивать не пришлось. Глядя через глазок, я мог увидеть лишь стену да лестницу напротив, которая шла наверх напротив двери. От бандитов и след простыл. Я был готов увидеть даже классического скримера, который бы отлично сейчас вписался в обстановку, но ничего подобного не было. Зато был… странный и очень нежный запах. Он чувствовался даже здесь, по эту сторону двери, доносясь с подъезда. Я вообще с трудом могу объяснить любой запах — как можно описать запах цитрусовых или запах выпечки? Никак. И здесь тоже никак не описать, но то, что он был очень приятным, это факт. И это мне не нравилось.

Всё так же на цыпочках я вернулся в зал и…

Будто бы в издёвку услышал, как кто-то будто ногтями провёл по деревянной двери. Один раз. Проходит несколько секунд, и второй раз, словно кошка, которая просится домой и дерёт дверь. Да вот только кошек, что могут скрестись на уровне человеческой головы, не бывает.

Вот теперь мне не хотелось смотреть в глазок, чтоб узнать, кто там. Наоборот, я бросился в спальню, содрал одеяло с кровати, после чего обмотал в него чемодан. Выглянул в окно и, никого не увидев, тут же сбросил его на улицу. В одеяле при падении был слышен лишь глухой «бух». И едва я это сделал, как в дверь кто-то постучал. До меня долетел звук дёргающейся ручки, когда кто-то пытается открыть запертую дверь, пока что непринуждённо, но очень скоро всё может измениться.

Больше не медля ни секунды, я сам вылез наружу, уцепившись руками за водосточную трубу. Медленно, но в то же время, не теряя времени зря, аккуратно перенёс вес на неё, слыша, как скрипит старая ржавая труба, не рассчитанная на такой вес, и как кто-то постучал в дверь. И едва я убрал последнюю ногу с подоконника, как услышал скрежет ломающегося металла. Руки почти сразу заскользили вниз, и я буквально пролетел до первого этажа по этой трубе, пока она с треском не обломилась и не рухнула вместе со мной на землю.

Знаю, что отсутствие свидетелей всегда хорошо, но сейчас я бы порадовался хотя бы одному человеку, кто бы на этот шум выглянул на улицу. Нет, никого, словно всем плевать или же я здесь один.

Приземлился я более-менее удачно, даже не ударившись. Бросился к чемодану и услышал из окна треск дерева, ознаменовавший выломанную дверь. Ледяное от ужаса сердце забилось быстро-быстро. Я бросился к чемодану и, не оборачиваясь наверх, нырнул за угол.

Не думаю, что что-то успело выглянуть в этот момент. Куда хуже было то, что я сейчас бежал через проулок, в который выходила дверь из этого подъезда. Я промчался мимо него, слыша собственное сердцебиение и уловив этот приятный тонкий аромат. Выскочил на улицу, где меня высадили, и оглянулся.

Никого…

И это чертовски плохо! Где долбанная машина?!

Перехватив поудобнее чемодан, я просто бросился бежать без оглядки.

Мой топот разносился по узким улочкам, но никто не выглядывал изокон, никто не встречался мне по пути. Чуть позже я увидел машину, проехавшую мне навстречу, да несколько человек, которые поспешили отойти в сторону от меня, как от чумного.

Только выскочив из этих трущоб на главную улицу, я смог вздохнуть полной грудью и оглянуться.

Никто за мной не гнался, никто не преследовал и не пытался убить. Я даже почувствовал себя немного спокойнее, так как пусть и третий район, но на главной улице попадались редкие прохожие да машины, которые придавали вид жизни этому серому и убогому месту. Оставалось понять, где сейчас Фиеста.

Я полез в карман, достал телефон и набрал её номер.

Глава 74


Несколько гудков сначала заставили меня насторожиться, но потом послышался холодный долгожданный голос.

— Забери меня, — без каких-либо прелюдий перешёл я сразу к делу.

— Откуда? — так же невозмутимо спросила она.

— Въезд, откуда мы въезжали на ту узкую улицу.

Ответом мне были гудки сброса. Я даже не обиделся, когда она бросила трубку, не сказав ни слова. Меньше всего мне хотелось общаться с ней, и это было у нас обоюдным. Единственное, что плохо, меня поставили с ней работать. И как бы ни уверял меня Бурый в том, что она не хочет мне зла, в такое, с моей точки зрения, поверить было сложно.

Фиеста буквально вылетела, визжа покрышками по асфальту и оставив задними колёсами роспись на дороге, после чего, подлетев на бордюре и едва не сбив меня, остановилась рядом.

— Быстрее! — рявкнула она, и я тут же прыгнул внутрь вместе с чемоданом.

Едва оказался внутри, как мы газанули, и дверь от такого рывка закрылась сама.

— Погоня? Банда?

— Да, — недовольно произнесла она. — Как отъезжала, заметили.

— Погоди, а почему тебя там не было, где меня выбросила?

— Разворачивалась. Ещё вопросы? — холодно поинтересовалась она.

— Нет.

— Хорошо.

Мы мчались по дороге, иногда обгоняя по встречке редкие машины, пока не доехали до второго района.

— За нами хвост, — заметил я, поглядывая в зеркало.

— Вижу.

— Каков шанс, что он не предупредил своих?

— Никаких, — она дала по тормозам и резко свернула на перекрёстке вправо. Машина за нами, не отставая, свернула следом.

Этот район полностью контролировался бандами, так что проблем перекрыть его у них не было. Более того, ещё и полиция сюда явится не сразу, так что они вообще могут ни о чём не беспокоиться. Фиеста это знала и свернула заранее, чтоб не нарваться на засаду на их территории, где у тех будет преимущество во всём.

Плохо то, что они знают, на какой мы машине. Как и знают, что мы можем везти с собой и, возможно, сделали с другими их товарищами. Плюс это дело чести, вдёрнуть нас на столбе, чтобы показать, как они утёрли нос наркокартелю. Фиесту ещё и изнасилуют напоследок, чтоб было что вспомнить.

Так что да, у нас проблемы. Единственным выходом был проезд вдоль порта или по левой стороне города. Но про порт они знают, а на левой стороне дружественные им банды. Такая вот полоса противников, ограждающая нас от своих. Поэтому надо было сначала попробовать проскочить через порт, а потом уже пытаться выехать из города и объехать его с другой стороны.

Но избежать встречи с ними всё равно не удалось.

Едва мы, подгоняемые преследователями, проехали два квартала, как выскочили прямо на перегородившие дорогу машины, за которыми в нас уже целились. Дальше всё было как в боевиках. Я только и успел, что вскрикнуть…

— Осторожно!

…и пригнулся в тот момент, когда по машине застучал свинцовый дождь. И понял на собственном опыте, что такое слышать, как свистят пули. Лобовое стекло не разлетелось, однако потрескалось от очередей, которые прошили его. Послышались металлические удары, будто кто-то бил молотком по капоту и двигателю. Тот затарахтел громче и закашлялся, грозясь заглохнуть.

Фиеста резко дала по тормозам и свернула на узкую улочку. Настолько узкую, что снесли себе зеркальца. Вдогонку уже по задним дверям прошлись несколькими очередями, словно подгоняя нас.

Но это не спасло нас от преследователей, которые были готовы гоняться за нами по всему городу. К тому же, они были не на пафосных машинах, на которых разъезжали до этого — спорткары или маслкары, а в маленьких японских машинах, которые как раз будто созданы для поездок там, где не проедет обычный автомобиль.

Пока мы мчались, двигатель буквально ревел и постоянно кашлял. Из-под капота поднимался вонючий дымок, который становился гуще по мере того, как двигатель отказывал.

Пока мы летели по улочкам, по машине прошлась ещё одна очередь, в ответ на что я начал отстреливаться. Пистолет не сравнится с автоматом, особенно когда машины виляют по дороге, но это было лучше, чем не делать ничего, да и мешало им нормально прицелиться. Мы очень сильно виляли по дороге для того, чтобы если не увернуться от пуль, то хотя бы мешать им целиться нормально.

И когда во внеочередной раз мы врезались и снесли мусорные баки, разбросав их по сторонам, двигатель заглох.

Ненадолго.

Фиеста смогла его завести со второй попытки, однако он так кашлял, что казалось, вот-вот заглохнет. Может и километра не проедет. К тому же, сизый дым вообще не давал ничего разглядеть, заставляя нас закашливаться.

Наше везение, что мы сейчас носились по третьему району, в который они нас вытеснили. Но, в отличие от нас, им просто было необходимо гнать нас, пока или машина не заглохнет, или бензин не кончится. Видимо, потому они и не сильно торопились нас прижимать.

— Фиеста… — начал было я.

— Заткнись, — тут же бросила она, сосредоточившись на дороге.

— Это ты заткнись и слушай. Рули к школе.

— Какой школе?

— Около которой мы проезжали. Просто рули туда без вопросов, — с нажимом произнёс я.

Она не стала спорить или расспрашивать меня о плане, которого не было. Даже не бросила взгляда на меня. Без разговоров свернула в сторону школы и поддала газу. Несколько раз по нам прошла очередь, но вроде как мы были ещё целыми. Машина подпрыгивала на ухабах, несколько раз мы чиркнули стену и один раз машину, едва не улетев в фонарный столб и получив очередь в багажник. Я подозреваю, что Фиеста раз от раза прикрывала нас барьером, защищая от пуль, так как иначе объяснить, почему нас ещё не изрешетили пулями, я не мог. Но сорок три секунды… он долго не продержится.

А когда через минуту школа показалась перед нами… машина окончательно заглохла. Но мы почти доехали, так что и на этом спасибо. Докатились до неё по инерции, после чего прямо на ходу выскочили и бросились к стене.

Я на бегу, как если бы бросал гранату, перекинул туда наше сокровище — чемодан, после чего и сам перепрыгнул через невысокий забор. Практически вслед за мной по кирпичу заскрежетали пули, выбивая из него крошки.

Когда я оказался на этой стороне, Фиеста уже бежала месте с чемоданом к корпусу. Только вот сомневаюсь, что двери в нём открыты.

— Фиеста! Обогни корпус! — крикнул я. Просто если мы сейчас будем залазить в окно, то нас будет видно с забора, который бандиты перелезут и сразу начнут стрелять. А так мы забежим за корпус и там уже залезем.

Фиеста не спорила. Если бы она всегда была такой, то цены бы ей не было. А так…

Обогнув корпус, я спрятался за углом и, дождавшись первых противников, тут же начал стрелять. Вряд ли кого-то убью, но задержу точно. К тому же, сделать злее я их и так уже не смогу. В ответ по мне пошли автоматные очереди, причём довольно прицельные, но к тому моменту за моей спиной зазвенело стекло, и я покинул свою точку обстрела.

Добежав до разбитого окна, я подпрыгнул, зацепившись за край, подтянулся, после чего высунулась рука Фиесты и за шкирку втащила меня внутрь в тёмное и пыльное помещение. Я быстро оглянулся и понял, что мы попали… в какую-то небольшую комнатку с инвентарём. Причём не спортивным, судя по платьям и картонным муляжам, а для театральных постановок. Бросился к двери и открыл её, попав за кулисы.

Передо мной открылся большой, грязный и пыльный зал. На сцене ещё стоял микрофон на стойке, будто совсем недавно здесь только-только говорил с учениками директор. Но слой пыли на полу, да и на самом микрофоне говорил об обратно. В другом конце в углу стоял старый рояль. По самому залу было разбросано несколько мячей.

Значит, это у нас актовый зал… Так, где-то должна быть лестница наверх.

— Давай, Фиеста, — подхватил я чемодан.

— Ты загоняешь нас в угол, — сказала она с ноткой угрозы в голосе.

— Нет, я загоняю нас в безопасность.

Но едва я сдвинулся с места, как она схватила меня за плечо.

— Я сказала…

— Теперь я здесь говорю, — сбросил я её руку и даже не обернулся, уходя дальше.

Через пару секунд услышал её топанье за собой.

Мы пересекли зал и вышли к другой стороне, где прошли через входные двери, что вели в длинный коридор. Прошли его и попали в главный корпус, где в прошлый раз меня заставили бегать, как белку в колесе.

Ну вот мы и на месте.

— Сина! — крикнул я в пустоту. — Сина, это я! Томас! Помоги нам! Си…

Меня отбросило в сторону, да так, что даже чемодан выпал из рук.

И это была не Сина, это была Фиеста, которая держала в руках пистолет и отшвырнула меня так, что я даже на ногах не смог устоять. И едва успел дёрнуться, как одной рукой она схватила меня за шею, прижав к стене, а другой приставила пистолет ко лбу.

— Ты решил нас сдать? — поинтересовалась она.

— Убери от моего лба ствол, дура, — прохрипел я в ответ.

— Я лучше убью тебя, или мне прострелить тебе колено? — спросила она с безразличностью, заставив меня подумать, что она вполне способна на это. — Ты оборзел, новенький.

— Сина! Си…

Фиеста ударила меня рукоятью пистолета так, что я свалился на пол с разбитым лбом.

— Закрой свой рот и не выдавай нас, истеричка, — она ещё и пнула меня под дых, заставив вообще скрутиться в позу эмбриона, после чего рывком поставила на ноги, сама меня и удерживая. — Пришёл в себя, или мне выбить твои зубы, урод?

— Дура… — прохрипел я. Дыхание после удара в живот возвращалось очень неохотно.

— Без выкрутасов, новенький, иначе ляжешь, — холодно бросила она.

— Ох и достанется тебе, если не будешь держать язык за зубами, — поморщился я.

— Ещё слово, и будешь следующий месяц ходить в гипсе, — предупредила Фиеста. — Ты раздражаешь и мешаешь мне.

— Да я так и понял, — посмотрел я в коридор. — Скажешь ей то же самое?

Фиеста проследила за моим кивком и замерла.

Замерла, потому что увидела мою старую знакомую, которая, не скрываясь, стояла в центре коридора и с интересом смотрела на нас. Только выглядела она сейчас безобидно и всё так же уверенно, как и в день нашей первой встречи. Однако теперь я знал, что скрывается под маской обычной бойкой смелой школьницы, и вряд ли смогу разглядеть в ней теперь обычного человека. Оставалось молиться, чтоб она наши кишки не намотала на парту ради забавы.

Боялся ли я её?

Естественно. Я боюсь всего, что нельзя убить обычной пулей.

И если в первую нашу встречу я испугался, причём знатно, замерев на месте, то Фиеста среагировала иначе. Сказывался то ли опыт, то ли отмороженность, а может и то, и другое сразу. Она тут же подтянулась, покрепче сжав пистолет, и без страха, или не показывая его, смотрела на мою знакомую.

— Вы так шумите, что мешаете наслаждаться одиночеством, — безобидно произнесла Сина и помахала мне рукой. — Кстати, привет, давненько мы не виделись.

Это она обращалась ко мне. А вот Фиесту она пока в упор игнорировала.

— Привет, Сина, спрячешь нас, по…

— Уже. Мне для друзей ничего не жалко, — выпятила она с улыбкой горделиво грудь. — Особенно такую мелочь. А я смотрю, ты подругу привёл?

Сина улыбалась, причём приветливо и по-доброму. Он выглядела как смелая, приветливая и бойкая девушка, которая притягивала своей смелой простотой. И не скажешь, что она может отправить и тебя, и твоих друзей в свою версию ада, откуда выхода не будет.

— Да… подруга, — выдохнул я. — Спасибо большое, Сина, — слегка поклонился я. Мне не сложно, а ей приятно. — Нам досталось.

— Она… какая-то злая, — помахала уже ей Сина. — Привет, я Сина, а тебя…

— Ты кто? — перебила меня Фиеста, всем тоном показывая отношение к незнакомке.

— Я? Я Сина, говорю же, — направилась она к нам, уже собираясь протянуть руку для рукопожатия. — Я знакомая Томаса, иногда прихожу сюда из соседней школы, которая…

— Заткнулась и остановилась, — приказала ей Фиеста, приняв стойку и ловя на мушку мою знакомую. Зря она так.

— Эй! — возмутилась Сина немного испуганно и остановилась, приподняв руки. А ей пистолет страшен, кстати говоря? — Ты чего?! Я же…

— Закрыла рот и крути отсюда педали, — с угрозой произнесла моя пассия.

— Погоди, почему это… — попыталась было возразить она.

— Пошла. Вон.

— Вообще-то я подруга Тома, — обиженно воскликнула Сина. — И не целься в меня из пистолета! Я так-то просто поздороваться хочу!

Она даже руку протянула, но Фиеста ни на сантиметр не сдвинулась.

— Ты мне не нравишься, гнилая потаскуха. Проваливай, или я тебя сама намотаю на ствол.

Не знаю, каким чувством пользовалась Фиеста, но суть она, судя по всему, разглядела, пусть и отчасти, до сих пор до конца не понимая, что перед ней.

А вот Сина на потаскуху явно обиделась.

— Сама такая! — возмутилась она, подтянувшись. — Шлюха!

— Я тебя в последний раз предупреждаю, сука, — процедила Фиеста.

— Да почему! Я подруга Тома, а ты… ты… ты вообще в меня из пистолета целишься, хотя я ничего не…

Фиеста выстрелила. И не смутило же её то, что за нами как бы гонятся. Или она поняла, что девушка перед ней страшнее преследователей?

Голова Сины дёрнулась назад, запрокинувшись, и она замерла. По идее, сейчас её тело должно было покачнуться и плашмя упасть, но… нет, ничего подобного. Её голова медленно вернулась на места, и выражение лица уже было не испуганно-обиженное. Сина сейчас была очень похожа на саму Фиесту, только, в отличие от той, в ней было нечто страшное. Я даже знал, что именно, но вот Фиесте из-за своей тупости только предстояло с этим познакомиться.

— Стерва, — выдохнула она недовольно, посмотрев на свою оппонентку. — Ты всё же выстрелила в меня. Ну что ж, попробуй ещё раз, может удастся убить меня.

Её голос, как и лицо, изменились. Она стала мрачнее во всех отношениях: от глаз, которые теперь стали чёрными, на дне которых недовольно светились две жёлтые искры, до кожи, ставшей более серой и безжизненной. Если смягчить углы, то можно сказать, что Сина немножко расстроилась такому поведению.

— Сина, послушай, мы…

— Заткнись, — в унисон произнесли они мне, от чего я действительно замолчал.

Но это было удивление, а не безропотное выполнение их приказов. Теперь мне лишь предстояло понять, кого же я боюсь больше — сумасшедшую без тормозов головорезку, не думающую ни о чём, кроме себя, цели и того, как бы мне досадить, или призрака старой школы, которая ради забавы заставила сгинуть семнадцать человек.

Говорят, что это талант — окружать себя хорошими людьми. У меня был талант собирать всё самое худшее вокруг себя.

Но Фиеста, видимо, тоже действовала, исходя только из своих соображений.

— Подойди сюда, Шрам, — позвала она и, не дожидаясь, тут же грубо схватила за грудки, дёрнув к себе за спину, будто пытаясь прикрыть меня своей мужественной грудью. — Забирай чемодан, мы уходим.

— И куда же вы пойдёте? — безобидно и жутко поинтересовалась Сина.

Я оглянулся назад, где были двери в зал, но вместо них увидел только коридор с классами, бесконечно уходящий вдаль так далеко, что не хватало остроты зрения разглядеть его конец. А может его и не было. Немного зная Сину, порадовать нас зрелищем безнадёжности попыток выбраться было усладой для её души.

— Да-да, бегите, детки, ведь…

Фиеста начала стрелять. Очень быстро, разряжая в Сину весь магазин. Та дёргалась от каждого попадания, отходя назад, словно попав под поток ударов кулаками. Грудь, плечо, вновь грудь, голова, живот. За одним магазином, что пустым звякнул об пол, последовал следующий, который был опустошён так же быстро, как и первый.

Но в итоге Сина стояла перед нами. Подняла голову к Фиесте, блеснув полными ненависти глазами.

— Ты испортила мою форму, дрянь. Хочешь подраться? — её губы растянулись от уха до уха, обнажив множество острых зубов, которые очень скоро могут оказаться в плоти Фиесты.

— Пистолет! — рявкнула Фиеста, протянув руку назад, но не сводя взгляда с Сины.

Но даже если бы я попытался передать ей ствол, она бы не успела его взять. Какое-то мгновение, и Сина уже была едва ли не в нескольких сантиметрах от неё.

— Теперь моя очередь, — проскрежетала она нечеловеческим потусторонним голосом и коснулась груди Фиесты…

Глава 75


Это было не обычное касание, как мне кажется. Иначе объяснить, почему Фиеста отлетела как от удара автомобиля на метров пять назад, не касаясь пола, после чего приземлилась, несколько раз кувыркнувшись через голову, я не мог.

— Что такое, нет сил сражаться? — удивлённо спросила Сина, не обращая на меня никакого внимания. А я и не пытался вмешаться, всё рано ничего не сделаю, да и Фиеста сама виновата.

— Блядь… — прохрипела моя напарница, вставая с пола.

— Ты думаешь, что я тебе не уничтожу, дешёвка? — искренне удивилась Сина, склонив голову на бок. Это выглядело бы мило, не будь у неё рта от уха до уха, этих пустых глаз и голоса, который уж точно не мог принадлежать девушке. Она издала звук, похожий на смех, который подсознательно вызывал неподдельный ужас. — Я тебя уничтожу.

— Попро…

— Уже! — неожиданно появилась Сина у неё перед носом.

Фиеста отшатнулась назад, а в следующее мгновение слева от неё раскрылась дверь и оттуда вылетела парта. Врезалась прямо в неё, отбросив в стену. И не успела она встать, как её подкинуло в потолок, словно листок бумаги на ветру.

Фиеста захрипела. Но это не было концом: почти сразу она рухнула на пол. А потом вновь в потолок, а потом вновь в пол, и так несколько раз, как мячик, пока я не осмелился вмешаться. Не то чтобы я питал сострадание к такой личности, как Фиеста, однако мне надо было вернуться обратно, и было бы неплохо, чтоб она всё же была жива.

— Сина…

— Жди, — подняла она руку.

Фиеста валялась перед ногами Сины, словно кукла с обрезанными верёвочками. А потом её потащила неведомая сила, как мешок картошки. Потащила в сторону класса, откуда вылетела парта. Фиеста так и была без сознания, когда её затащило внутрь и дверь за ней тихонько закрылась.

— Итак, мой дорогой друг, ты хотел что-то сказать? — обернулась она ко мне, но теперь выглядела совершенно нормально… не считая острых зубов, которые показывались из-под губ, как намёк, что ещё ничего не кончено. Её голос, искажённый, в таких тональностях, которые человек был не в силах воспроизвести, вернулся в норму, но всё равно был тихим и угрожающим.

— Ту женщину, — кивнул я неуверенно на дверь. — Ты бы не могла мне её вернуть?

— Только это? — скорчила Сина расстроенное лицо. — Ты не навещал меня больше месяца, а теперь просишь вернуть ту женщину? Это немного обидно и бьёт по самолюбию.

Игралась со мной. Я видел, что она просто играет со мной, получая от этого спектакля для двоих удовольствие. Единственное, что я могу — подыграть ей и надеяться, что она меня не убьёт.

— Боюсь, я не могу без неё уйти, — спокойно ответил я. — Она моя напарница.

— Почему? У нас же так много общего, есть о чём поговорить. Я даже уже думаю, что бы ей такое подготовить… — задумалась она, приложив палец к подбородку, — конкурсы интересные…

— Страшно представить… — пробормотал я и тут же отшатнулся, когда она объявилась прямо передо мной и щёлкнула своими зубами.

— Ну и не представляй, раз так страшно, — проскрежетала она нечеловеческим голосом, раскрыв пасть так, что могла бы откусить мне половину головы, но тут же вернулась в норму и обаятельно улыбнулась. — Трусишка.

Правда, голос, сказавший это, был хитрым, злым и угрожающим.

— Ты ч-ч-чертовски мил-ла, — выдавил я из себя. Увидеть такое перед своим лицом, тут не только заикаться будешь. — Но она д-действительно мне нужна.

— Вот мужчины… — вдохнула Сина, развернувшись ко мне спиной и прогуливаясь по коридору. — Гоняетесь за непонятно кем, когда стоит лишь раскрыть глаза, и увидите такую красоту.

Это она про себя, что ли? Если у тебя рот открывается едва ли не на полметра, обрамлённый акульими зубами, едва ли не печная труба в крематории, где двумя угольками догорают трупы несчастных, это сложно назвать красотой. Как никто не назовёт расстрел мирных жителей в Африке красотой, так и представшее передо мной зрелище было сложно отнести к этому понятию.

Но все твои мысли всегда должны оставаться при тебе — вот что я выучил как на опыте других, так и на собственном. Поэтому не спешил разочаровывать Сину.

— Боюсь, что я не ради красоты или большой любви гоняюсь за этой стервой, — покачал я головой. — Потому что если бы мне это требовалось, остался бы жить здесь.

Вот Сина там, вальяжно прогуливается по коридору, а через какое-то мгновение, доли секунды, и она уже рядом, держа меня за грудки, смотрит с огромнейшей улыбкой и широко раскрытыми бездонными глазами. По крайней мере, она пытается улыбку оставить человеческой, но так рты обычных людей не растягиваются.

— Так оставайся! Твоё милейшее создание перед тобой.

Нет, моё милейшее создание — это глок, который не раз спасал мою жизнь. Ты же опасность на стройных ногах, которую я бы отгородил от себя, будь у меня такая возможность.

— Боюсь, что я умру в этом мире с голоду, — заметил я.

— Не умрёшь, — отмахнулась Сина. — Здесь водятся крысы.

— Спасибо, но всё же я воздержусь, — покачал я головой. — К тому же, куда ты дела ту девушку? Мне бы её живой вернуть обратно.

— Далась же она тебе, — отпустила меня Сина.

— Ты же понимаешь, что я не могу здесь жить и питаться крысами, — хрипло заметил я. — Я не призрак, у меня есть жизнь на той стороне.

— И потому сейчас по школе бродят ребята с оружием и ищут тебя? Какую жизнь интересную ты выбрал, однако, — хмыкнула она. Её голос вновь стал тише, вернув нечеловеческие нотки. — Используешь меня как свою защиту, будто я вещь.

— Я благодарен, что ты спрятала нас, — слегка поклонился я. — Я очень благодарен. К тому же, я не выбирал эту жизнь. Так вышло.

— Так вышло?

— Так сложились обстоятельства. Не всё мы можем выбрать, иногда приходится решать, выбирать просто зло или большее зло.

— И ты выбрал из них наименьшее? — одарила она меня своим оскалом.

— Относительно себя, да.

— Скучный ты, — угрожающе произнесла Сина. — Обещал, что придёшь, а не пришёл. Только когда нужда прижала. Пользуешься мной.

— Твоей добротой.

— А я ведь не добрая, — подмигнула она мне. — Кстати, рассказать тебе историю, как те парни, которых ты сюда заманил, забили толпой самого большого из них и потом съели?

— Прямо-таки съели? — прищурился я.

— Когда люди сходят с ума, некоторые вещи не выглядят столь ужасными. Поэтому прежде, чем говорить, что я добрая, подумай о последствиях, которые я могу тебе устроить. Я терплю тебя, потому что нахожу твоё общество развлекательным, и ты не тот подонок, который пока заслужил узнать мою любовь на себе. Однако… — она щёлкнула пальцами, и перед нами раскрылась дверь в класс. Однако как такового класса там и не было — вместо пола зияла бездонная дыра, — будешь меня злить, и я покажу, какой могу быть во всех отношениях.

— Я понял, — безропотно кивнул я.

— Буду надеяться.

Сина исчезла, а через мгновение похлопала меня по плечу сзади, заставив вздрогнуть. Не могу привыкнуть к подобному, а ей просто нравится издеваться.

За моей спиной просто из ниоткуда появилась лестница, ведущая на второй этаж.

— Идём, — жутко улыбнулась она.

Я не стал спрашивать, куда именно. Просто подхватил чемодан с наркотиками и пошёл следом.

Мы поднялись на второй этаж, после чего свернули в ещё один бесконечный коридор. Когда мы шли, я видел в некоторых кабинетах тени, и не все они были человеческими. Некоторые имели нормальное тело, но длинную голову, а другие будто ползали на паучьих лапках. Страшно представить, что она там разводит в реальности. Если это и был когда-то человек, то сейчас Сина была права насчёт себя — она лишь тень. И что бы ни произошло, она упивается своей ненавистью ко всему живому… Нет, не ко всему, а только к тем, в ком видит определённые черты.

— А что стало с теми, кто за нами последовал? — спросил я осторожно.

— Ничего, — проворковала она с жуткими интонациями.

— Ты их не тронула?

— Я не могу трогать всех подряд. Если обо мне прознают, быть беде. А так я лишь легенда… БУ!!!

Она вновь просто возникла передо мной и, раскрыв зубастую пасть, выкрикнула: «Бу». От перепугу я свалился на пятую точку с глазами, которые едва не вываливались из глазниц, и гулко стучащим сердцем. Мне казалось, что меня сейчас вырвет собственным желудком от испуга, а сердце остановится. Тело пробрал холод.

Сина же рассмеялась, видя мою реакцию.

Весело, счастливо, жутко, радостно.

— Идём, — тихо позвала она меня, одарив улыбкой. — Или познакомить тебя с обитателями этого места? Может ты этого хочешь?

— Н-н-н-н… — я не мог вымолвить ничего дельного, поэтому быстро замотал головой, показывая свой отказ.

— Тогда поднимайся и… — вновь улыбка ужаса, — не заставляй меня ждать, пока я тебя сама не сожрала.

Я быстро-быстро засеменил за спокойно, прогулочным шагом идущей Синой. Мне было страшно. Я боялся тварей, которые иногда мелькали в классах за мутными стёклами, боялся этого звука когтей по дереву. Но больше всего я боялся Сину. Не вижу в этом ничего зазорного, так как до сих пор не знаю, с чем имею дело, и не имею возможности даже немного сопротивляться. А была бы возможность, я бы с криками бросился отсюда подальше, если бы был хоть какой-нибудь шанс уйти живым.

Но его не было. Оставалось лишь не злить Сину и молча следовать за ней. Сейчас покорность и молчание были лучшей стратегией выживания.

— Я лишь легенда, рядом с которой иногда исчезают люди. Если я начну убивать всех подряд, у меня могут возникнуть трудности.

— Какие?

— Я не буду об этом говорить. Девушка не должна выдавать свои секреты, верно?

— Верно, — кивнул я готовностью я. — Слушай, а здесь водятся вампиры?

— Зачем тебе? — без интереса поинтересовалась она, даже не обернувшись.

— Да… мне показалось, что встретил здесь одного, — осторожно начал я.

— Есть. Здесь много чего есть, Том. Я раньше тоже не знала, а вон как оказалось. Но не суйся в это.

— Глупый вопрос, но почему?

— Потому что уровень у вас разный. Ты так… — она махнула пальцами, — никто. Они же куда более крупные хищники. Мало кто о них знает, лишь те, кто может сравниться с ними силой.

— Дома?

— Естественно, — хихикнула она непонятно чему и остановилась напротив одной из многочисленных дверей. — Мы пришли.

Она открыла дверь и вошла в освещённый класс. Здесь, прямо около доски, постанывая, вставала Фиеста.

— Проснулась, — недобро улыбнулась она. Я вообще сомневался, что Фиеста сейчас дееспособна и может что-то сделать, но Сине это, по-видимому, было и не важно.

Она подошла к ней, схватила за волосы, после чего со всего маху ударила головой об стену. Та безвольно сползла.

— Ты пришла мне показать, как её избиваешь? — спросил я.

— Нет-нет, другое. Просто эта дрянь сопротивляется немного. Сейчас, погоди чуть-чуть, покажу тебе фокус.

С этими словами она взяла стул. Схватила его за спинку, примеряясь, после чего подошла к ещё барахтающейся Фиесте, которая даже после удара головой пыталась встать, кряхтя, но выглядела так, будто сама не понимает, что происходит.

— Погоди, сучка, — до жути ласково проворковала Сина, занеся над ней стул, после чего опустила на Фиесту.

Глухой удар, и та свалилась к её ногам. Потом ещё один удар. И ещё один. Сина заносила стул, размеренно забивая Фиесту. Я же даже не пытался вмешиваться. Сейчас получить стулом по голове мне совсем не хотелось, а поделать с этим я ничего не мог. Оставалось лишь наблюдать в попытке словесно и очень осторожно повлиять на Сину.

— А что ты делаешь, если не секрет?

— Сейчас, погоди, увидишь, — ответила Сина, после чего ещё раза два или три приложилась к Фиесте стулом. Та уже мешком лежала, не подавая признаков сопротивления. — Так, вроде готово…

— Что именно? — потому что выглядело это так, будто она из неё отбивную делает.

— Смотри.

Она усадила Фиесту без каких-либо проблем на стул, после чего встала напротив неё, отвела руку, будто для удара, и…

Я не сразу понял, что она собирается сделать, а когда дошло…

— Стой!

…бросился вперёд, но было уже поздно. Меня даже начало немного мутить, когда увидел, как она втыкает моей спутнице в грудную клетку руку, которая вошла по локоть.

К тому же, когда я подлетел ближе, Сина другой рукой, не оборачиваясь, просто немного толкнула меня в грудь, и я улетел. Проломив спиной двери, оказался в коридоре, приложившись затылком к стене. Даже попытайся я её спасти, вряд ли бы смог что-либо сделать.

Мир на какие-то секунды, а может и минуты потух перед моими глазами. На сознание опустилась тьма без каких-либо картин или ведений. Ощущалось так, как если бы я закрыл глаза, просидел так минуту, а потом вновь открыл их.

Вернули же меня лёгкие похлопывания по щекам. Нет, никто мне не лупил со всей дури, а именно аккуратно и нежно хлопал.

Глаза с трудом открылись, будто веки были непомерно тяжёлыми и отекли. Взгляд не сразу вернул чёткость, всё вокруг было размытым, пришлось потереть глаза рукой. Зато как увидел, кто передо мной, так окончательно очнулся.

Фиеста.

Она стояла во всей своей красе и не в плане, что голая — она была одета, а в плане того, что живая. С тем же недовольным лицом, поглядывая на меня холодным взглядом и с лёгкой толикой презрения. Честно говоря, я даже немного растерялся, когда увидел её. Потому что…

— Фиеста?

Видел, как её накололи на руку.

— Чего разлёгся? — тут же осведомилась она. — Нравится валяться на полу?

— Я… — даже не нашёл, что ответить вот так сразу.

Сказать, что я видел, как её накололи на руку? Так вот же она стоит передо мной. Или это галлюцинация? Или фокус такой от Сины? Ведь на груди ни крови, ни ран я не вижу. Как не было в принципе и звука ломающихся рёбер, которые наверняка бы сопровождали вторжение в грудную полость до этого.

— Вставай, Том, успеешь ещё поваляться.

— Ты жива, — выдохнул я облегчённо.

— А должна быть мёртвой? — вскинула она бровь.

— Я думал, что ты умерла, — качнул я головой. — Просто она же воткнула в тебя руку и…

И умолк. Потому что понял, что что-то не так. Не сразу уловил, как кое-что изменилось, а когда дошло…

Я внимательно посмотрел на Фиесту, пытаясь заметить какие-то изменения, которых не было. Но это не значит, что Фиеста передо мной та самая, что была до этого.

— Ты не Фиеста, — уверенно произнёс я.

Я ожидал любой реакции. В конце концов, моё утверждение тоже было проверкой на вшивость, чтоб быть точно уверенным, что мне не показалось. Ответь она что-то в своём духе, я бы, наверное, поговорил с ней ещё, чтоб окончательно убедиться в том, она это или нет. Но и этого не пришлось делать, так как виновница сразу созналась.

— А ты молодец… — протянула она, растянувшись в улыбке. Знакомые интонации выдавали её с головой. — Догадливый.

— Сина… — вздохнул я. — Ты в теле Фиесты?

— А на что это похоже? — развела она руки в стороны. — Кстати, как догадался?

— Она не зовёт меня Томом.

Да и с мимикой у настоящей Фиесты проблемы. К тому же, очень сомневаюсь, что именно так она стала бы ко мне обращаться, валяйся я на полу, медленно приходя в сознание.

Фокусница…

— Зачем тебе тело Фиесты? — поинтересовался я у неё.

— Зачем? Да… — она замолчала, после чего немного поморщилась. — Погоди немного…

Фиеста-Сина подошла к стене и неожиданно приложилась к ней головой, да так, что сама слегка покачнулась, а со лба закапала кровь. При этом по лицу было не сказать, что ей больно. Наоборот, тут же взбодрилась.

— Зачем, спрашиваешь? — повторила Фиеста-Сина. — Да тут несколько мальчишек осталось ещё, хочу их попугать немного. Они, наверное, совсем одичали. А тут страха нагоню на них. Или хочешь сказать что-то против?

Она обворожительно жутко мне улыбнулась.

Я не мог взять в толк, зачем ей Фиеста, когда в подчинении есть собственная армия монстров, которую я видел в школьных классах за стеклом. Это будет куда страшнее обычной женщины. С другой стороны, если Сина нас потом отпустит, то почему бы и нет. Мне было глубоко наплевать на Фиесту, главное, чтоб дышала, а остальное не важно.

— Нет, ничего против, — тут же покачал я головой. — Если отпустишь нас потом.

— А ведь я могу и не отпускать вас, — произнесла она, явно подтрунивая надо мной. Но дело в том, что когда над тобой имеют абсолютную власть, такие шутки звучат вдвойне страшнее. — Может хочешь поиграть?

Глава 76


— Почему ты бьёшься головой? — спросил я, когда она во внеочередной раз с размаху приложилась головой к стене.

— Стерва пытается взять над телом контроль, а я её… отключаю, — развела она руками.

— То есть она вытесняет тебя? — уточнил я.

— Верно. Приходит в сознание и вытесняет меня, а когда я бьюсь, отключается. Хочешь, продемонстрирую на тебе это? — ухмыльнулась она недобро.

— Нет, спасибо, не надо.

— Ты же знаешь, что я даже спрашивать не буду?

— Знаю. Поэтому очень прошу так не делать.

Я знаю, что она может это сделать. Забить меня стулом, а потом так же влезть в тело, но мне меньше всего хотелось терять над ним контроль. Теперь оставалось только быть максимально вежливым и учтивым, чтоб лишний раз не провоцировать её сыграть со мной в игру на выбывание.

Меня уже вообще немного пугала одна мысль о том, что меня могут вот так взять под контроль. Чем больше узнаю мир, тем меньше он меня радует, открывая всё новые границы возможностей абсолютно во всех планах. Интересно, если мне доступны эти знания, то что знают те же главы государств? Какие тайны открыты для них, и чего ещё не знаем мы?

— Блин, вот что значит иметь большие сиськи! Только прыгать больно, словно кожу дерёт, но всё же…

Я обернулся на её голос и тут же отвернулся, чтоб не лицезреть, как голая Фиеста-Сина прыгает на месте, наблюдая за грудью, подлетающей верх-вниз. У Фиесты так-то самая обычная по размерам грудь. Я пусть и не сильно слежу за этим, да и тяги прямо огненной нет, но на большую грудь, как и любой здоровый парень, внимание бы обратил. У Фиесты она была средней, потому я как-то и не заострял на этом внимание. Но вот для Сины такая грудь тянула на огромную, так как сама она… кхм-кхм… была девушкой с миниатюрными формами.

Плоскими формами.

Я ей никогда этого не скажу, так как иначе отсюда не выберусь, но факт есть факт.

— Том, посмотри!

— Спасибо, не надо.

— Ты стесняешься? — тут же её голос стал до жути заигрывающим. — Она же твой товарищ. Не интересно?

— Нет, — покачал я головой, понимая, что в штанах так-то становится теснее.

— Ух ты! У неё татуировка на лобке! И над правой грудью тоже. И на левом предплечье. Она, кажется, шлюха.

Вообще, татуировка не значит шлюха. Такое суждение очень похоже на суждение девушки, которая родилась в довольно консервативной семье и не увлекалась гулянками или походами по магазинам.

Возможно, это проступает прошлое самой Сины, которой, судя по форме, лет так тридцать или сорок. Я имею ввиду в виде призрака. Живой ей могло бы быть уже под пятьдесят или шестьдесят. Она наверняка умерла здесь, ещё когда школа работала. Возможно, если покопаться в истории, да и просто в интернете, я смогу выяснить, что произошло.

Если будет время на это, конечно, так как мои мысли заняты сейчас более насущными проблемами, и такое легко вылетит из головы.

— Том, не хочешь взглянуть, пока она без сознания?

— Нет. Но позволь поинтересоваться, зачем тебе её раздевать?

— Говорю же, хочу попугать оставшихся. Приманить и потом, — она хлопнула в ладоши. — Это будет интересно… Но ты не беспокойся, я верну твою пассию живой, просто немного попользуюсь ей…

Из её уст это звучало очень странно. Причём Сина это понимала и специально так говорила, видимо, просто потому, что так развлекалась.

— К тому же, ваши преследователи до сих пор шастают по школе, пусть и с меньшим энтузиазмом. Я их немного… попугиваю.

— Но не убиваешь.

— Ты же слышал, я не могу, иначе привлеку внимание к своей территории.

— К своей территории? А ты с кем-то их ещё и делишь? — посмотрел я на неё… и тут же отвернулся, так как Фиеста-Сина стояла полностью голой в метрах двух от меня.

— Ты много спрашиваешь об этом, Том, — угроза была очевидной даже голосом Фиесты.

— Лишь хочу понять, насколько здесь опасно, Сина. Прости, если достаю или обижаю тебя своими вопросами, но мне бы очень не хотелось вторгаться на чужую территорию.

— Но ты уже это сделал, не так ли? И понял это очень хорошо, раз завёл речь о вампирах.

— Ты с ними делишь территорию? Извини, если лезу не в своё дело, просто скажи, и замолчу.

Я старался говорить максимально спокойным и осторожным голосом, извиняясь через слово, чтоб случайно, не дай бог, не задеть довольно мстительного призрака.

Мне не сложно, а ей спокойнее.

— Ну… давай я скажу так. Это моя территория — школа. А вокруг немало других, кто имеет свою территорию. Поверь, то, как вы, люди, делите между собой эти земли, выглядит как… как животные делят между собой территорию. К примеру, маленькие скунсы, которые метят её везде. А есть крупные хищники, которым начхать на их территории, и они делят эту же землю под себя.

Сравнить людей со скунсами — это, конечно, сильно, но принцип я понял.

— И много ли таких существ?

— А ты много видел? — задала Фиеста-Сина встречный вопрос.

— Уже четверых, которые не укладываются под понятие обычных существ.

— Ну вот, можешь и сам оценить, значит, верно? — похлопала она меня по щеке. — Точно не хочешь посмотреть на свою компаньонку голой? Можешь даже потрогать… где хочешь…

Последние слова она сказала томным голосом Фиесты, от которой вряд ли услышишь подобное когда-нибудь. Можно сказать, я стал единственным свидетелем удивительной стороны её холодного голоса.

— Благодарю, — покачал я головой.

— Ты честен, — я слышал в её голосе усмешку. — Молодец. Тогда пойду я, а то мальчики, наверно, совсем заскучали без меня… А ты лучше сиди здесь, чтоб мне потом не пришлось решать множество проблем из-за тебя.

С этими словами она вошла в кабинет напротив, из которого я вылетел, и пропала из виду.

* * *
Сина вышагивала в новом теле, чувствуя, как впиваются в ноги мелкие камушки, занозы, как трётся под ногой многолетняя пыль, скопившаяся на полу. Она прислушивалась к новым ощущениям.

Много лет Сина был материальным призраком, который мог как проходить через стены, так и взаимодействовать с физическими объектами. Она даже могла чувствовать холод, тепло, боль или запахи.

Но настоящее физическое тело… это было совершенно иное. Все ощущения будто выкрутили в сотни раз, чем привыкла. Те же самые запахи казались глубже, насыщеннее, приобретая многие другие ароматы, которые она не замечала до этого. Окружение буквально сводила с ума, удивляя тем, насколько чувствительным может быть тело. Боль тела, она пусть и была неприятна, но пьянила после того ощущения, когда даже выстрел не причиняет её настоящей форме сильного беспокойства. А может и вовсе не причинять, если принять бестелесную форму. Но к такому Сина прибегала редко, радуясь одному тому факту, что у неё есть возможность хотя бы немного чувствовать себя живой, как когда-то давно.

Единственное, что ей мешало — постоянно возвращающаяся в сознание хозяйка, которая пыталась вытеснить её из тела.

— Но и кто теперь из нас блядь… — пробормотала она с жуткой улыбкой, спускаясь по лестнице.

Её друзья, — именно так она их называла, — продолжали изнывать в школе, не теряя свою маленькую надежду выйти отсюда живыми. Нет, это она не давала им её потерять, всячески подкидывая возможность выйти, но в последний момент отбирая. Подталкивала идти против друг друга и даже есть тела павших с голода товарищей.

С ними было так весело!

И Сина ни капельки не сочувствовала им. Скольким эти парни сломали жизни? Сколько людей пострадали от их кулаков и чувства безнаказанности? Как много таких же, как и она, плакали в туалетах, когда их пинали ногами просто потому, что это весело? Потому что они чувствуют власть и не ощущают ответственности?

Глаз за глаз и смерть за смерть пусть приберегут другие для себя. Она же не столь милосердна, потому что не понаслышке знает, что такие игры, где «Мы не хотим тебе зла, просто немного развлечёмся», переходили в «О боже, она не дышит!».

Да, она не дышит, давно уже не дышит… Она потеряла всё из-за того, что дети хотели «посмеяться и прикольнуться», но не рассчитали сил.

И теперь она здесь, ей не смешно и даже уже не больно. Она просто чувствует одиночество и тоску, глядя на эту школу. И чувствует всепоглощающую ненависть, глядя на тех, кто издевается над такими, как она. Где кончаются обычные издевательства и начинается доведение до суицида? Как можно потом говорить: мы ничего такого не хотели? А чего они хотели? Чего они хотели?! Они не знали, что это больно?!

Это всё лишь разговоры. Те, кто издевается над другими, должны знать, что всё вернётся. И пусть неравнозначно, но и она не святая…

Сина уже слышала их разговоры издалека, слышала, как они переговариваются шёпотом, словно их это спасёт. Они стали куда осторожнее за это время, куда быстрее и умнее, приспособившись к новым условиям. Ну ещё бы, ведь это были животные, и повадки у них были как у животных, пусть и умных. Ведь бороться с ней — это не избивать слабых.

Но они ошибались — они не в лабиринте, где она гоняется за ними. Они всегда рядом с ней. И Сина не собиралась убивать их. Они сами себя убивали вполне успешно глупыми поступками или ссорами. Иногда натыкались на других обитателей этой школы, что она иногда насылала на них, вследствие чего гибли.

И она ещё долго будет терроризировать их, прежде чем даст умереть.

Кто был посмелее, сразу вышли из игры. Кто-то вышел потом, свихнувшись. Но Сина сразу отделила тех, кто имел оружие, от других, чтоб лишить большинство возможности быстро покинуть этот мир. Теперь же остались лишь самые стойкие, те, кто смог удержать свойрассудок в бессмысленной с ней борьбе.

О нет, они не покинут этот мир. Если она его не покинула за всё это время, то и они будут находиться здесь максимально долго. Главное — подпитывать их иллюзией, что скоро всё будет кончено, что им удастся врываться отсюда.

Естественно, Сина знала, что теперь их и голое тело не соблазнит после всего, что они прошли. Но почему бы не побегать за ними с таким видом? Это будет куда забавнее, чем обычно. Может даже какой-нибудь лопушок, сошедший с ума, и клюнет на неё.

Как бы то ни было, они дорого заплатят за то, что делали…

* * *
Пока я дожидался Фиесту-Сину, мне казалось, что я слышу крики. Полные ужаса и отчаяния крики, которые слышались… отовсюду. Если описать более точно, то я бы сказал, что крики раздавались со всех сторон, но были такими приглушенными и далёкими, как если бы их источник располагался в другом корпусе или же в подвале, если здесь таковой имелся.

Идентифицировать я их не мог, потому это могли быть как нагрянувшие к нам бандиты, так и те парни, которых Сина заперла здесь в прошлом. Если это они, то я совсем не завидую им, учитывая тот факт, что они уже как месяц здесь заперты и не имеют никакой возможности выбраться. Провести здесь столько один на один с самими безумием… Я даже немного зауважал их за это, но не настолько, чтоб подарить им свободу. И дело не в жестокости, просто все считают их погибшими, так что пусть так оно и остаётся.

Сина вернулась где-то через час. После моей просьбы сама одела Фиесту, после чего довольно интересным способом вышла из неё. Если конкретнее, стоит Фиеста, а потом начинает резко оседать, будто подрезали нитки, а за ней уже стоит Сина.

Вот и весь фокус.

— Доволен? Я вернула её живой, — улыбнулась она.

— Спасибо большое, босс будет доволен, — кивнул я, подойдя к ней поближе. Пульс у Фиесты прощупывался, а остальное было не важно. Главное, что Бурому смогу вернуть. Вспомнит или нет она об этом, не имеет значения, всё равно никто не поверит в этот бред. Я бы не поверил, решил бы, что ей прилетело по голове.

— Люди ушли из школы, но на твоём месте я была бы осторожнее.

— Спасибо. Я постараюсь.

— Постарайся. А то будем здесь вдвоём людей гонять, — усмехнулась она.

— Спасибо, я понял, — кивнул я.

— А чего, будет не так скучно. Уж вдвоём мы сможем разгуляться, верно? — блеснула она глазами. — Будем здесь обитать.

— Но разве это не скучно, в одном месте провести столько лет, как в тюрьме?

— А разве не скучно жить жизнью серой мыши без шанса выбраться в люди? Работа — дом, работа — дом. Это интереснее?

— Но это когда-нибудь кончится, — возразил я.

— Жить, чтоб умереть, — усмехнулась Сина. — Я уже и забыла, что такое быть человеком. Жить ради того, чтоб поскорее умереть… Даже моё существование не выглядит столь жалко.

С такой точки зрения — да, но… мы не выбираем, рождаться нам или нет. А если родились, то это как жадность — желание прожить до конца, даже если жизнь полна разочарований. Хотя правда в другом. Люди просто боятся наложить руки на себя. чтоб выйти из этого круга. Им куда легче жить дальше, мечтая о смерти, чтоб в конце сказать: наконец-то. Будто это награда. Хоть какая-то награда в череде неудач и борьбы.

— Слушай, может это личный вопрос, но почему ты здесь? Почему не отправилась… не знаю, на тот свет?

— На тот свет? — усмехнулась она. — Не захотела. И не смогла. Просто осталась здесь почему-то.

— Почему?

— Как бы тебе объяснить… — протянула Сина, водя пальцем по стене, словно что-то рисуя. — Я просто есть, я здесь, тень той, кем была. Просто существую. Может нескончаемая злость и держит меня, а может боль, кто разберёт?

— Ну… ты? — предположил я.

— Какой умный. А сам-то можешь разобраться в себе? — задала она встречный вопрос с вызовом.

— Могу, — кивнул я уверенно.

— И чего же ты хочешь? — с усмешкой спросила Сина. — Давай, скажи мне, а я скажу, что вижу в тебе.

— Я хочу спокойной жизни, — без тени сомнения ответил я. — Жить серо, однообразно, со своими маленькими счастьями, и как можно меньше выделяться.

— И ты веришь в это? — скептически хмыкнула Сина.

— Абсолютно.

— А я вижу, что ты врёшь сам себе. Может даже не понимаешь этого, хотя чувствуешь в глубине души этот назойливый писк, который наверняка проявляется в твоих поступках.

— И в чём же? — спросил я без задней мысли.

— Тебе больно, и эта боль порождает агрессию. Ты питаешь иллюзию, что хочешь спокойствия, но это неправда. Самообман.

— Какой именно самообман?

— Ты думаешь, что хочешь подняться, но это ложь. О нет, ты хочешь низвергнуть всё на свой уровень и выплеснуть на них свою боль. Ты ненавидишь людей, которые живут сверху, по какой-то причине. И все твои оправдания, что тебе приходится это делать… это лишь оправдания. Ты хочешь это делать. Ты чувствуешь, что тебе становится легче.

— Бред… — покачал я головой.

— Да неужели? Скажешь, что ты здесь оказался случайно? Ты ведь мог выбрать и иной путь, но выбрал борьбу. Ты хотел показать, что тебе никто не указ. Что это ты будешь строить своё будущее на их костях, а не наоборот. Нет?

— Нет.

— Ты может даже не понимаешь этого. Ты отравлен, я вижу это. Потому ты борешься, не из-за характера, а из-за обиды. Проецируешь случившееся на окружение и пытаешься им отомстить.

— Тогда если всё так плохо, чего же ты говоришь, что я внутри человек?

— А что мешает оставаться человеком тому, кто хочет мести? — задала Сина встречный вопрос. — Как бы то ни было… теперь тебе есть над чем подумать. Хотя бы понять, кто ты есть на самом деле.

— Я знаю, кто я.

— Может потому ты и остаёшься человеком, что слепо веришь в то, что не изменился, — оскалилась она. — Надеюсь, что ты найдёшь себе якорь, чтоб не сорваться раньше, чем осознаешь свою сущность и пойдёшь во все тяжкие.

— Якорь?

— То, что напомнит тебе, что ты всё же человек. Иначе станешь как те, кто хотел тебя убить, — обаятельно улыбнулась она своими острыми зубами. — Идём, я провожу тебя. Кажется, все ваши преследователи наконец ушли.

Мне пришлось тащить Фиесту на себе вместе с чемоданом. Мог дождаться, пока она сама очнётся, но решил, что лучше здесь не задерживаться. И уже на выходе, когда Нижний город маячил за входными дверьми, я всё же приостановился.

— Я, кажется, понял, почему ты до сих пор здесь.

— И почему же? — поинтересовалась она.

— Тебе тоже больно. Больно, что с тобой так поступили, но ты не можешь это отпустить. Потому что никто так и не раскаялся в содеянном, а ты так и не сказала, что прощаешь их.

Глава 77


Мы вернули кокаин Бурому, хотя, по правде говоря, я считал, что даже для него это такая мелочь, что не стоила всех усилий, которые мы затратили. Три кило кокаина, которые теряются в тех объёмах, что он получает, едва не стоили нам жизни.

Но и другую сторону медали я понимал прекрасно — все должны знать, что его товар до последнего грамма принадлежит ему. Наказание как акт запугивания. Я мог лишь порадоваться, что акт запугивания состоялся на тех, кто ничем не лучше нас самих, а не на, к примеру, их семьях.

Что бы я сделал в таком случае? Скорее всего, ничего. Я бы просто не стал стрелять и напомнил бы об уговоре. А если бы при мне кто-нибудь решил пристрелить семью ради запугивания…

Не знаю. Даже задумываться не хочу, так как не представляю, как бы поступил в этой ситуации. Отвернулся бы и ушёл, стараясь не слушать, что происходит? Или попытался бы вмешаться? Одно я понял точно — когда наступают такие моменты, возможно абсолютно всё, и я проявлю себя во всей своей красе. Забьюсь ли в угол и сделаю вид, что ничего не видел, или же вступлюсь, не могу сказать.

Потому что сейчас рассуждать очень легко, и можно без проблем приписывать себе все благодетели. На словах мы все герои, безжалостные и милосердные, а на деле…

Я говорил, что никогда к этому не вернусь, но вот я здесь, убиваю, даже не моргнув и глазом, потому что мне плевать на своих оппонентов. Раньше я испытывал к ним жалость, а сейчас вижу лишь манекен, который надо убить быстрее, чем это сделает он со мной. Мне их уже не жалко, потому что душу греет отговорка, что они такие же, тоже заслуживают смерти, если не хуже. И я не дурак, когда придёт время, я вполне смогу найти тысячу причин, чтоб оправдать необходимость застрелить ребёнка.

Если ты падаешь в моральном плане, то ты падаешь очень быстро. Это как наркотик, от которого не отказаться, потому что будет постоянно последний раз, и каждый последний ты найдёшь причину это сделать. А потом оглянешься, понимая, что уже на дне, а сделать ничего не можешь.

Возможно, об этом и говорила Сина. Она старше меня и знает это лучше. Падая вниз, ты перестаёшь быть человеком.

Это сделали мои товарищи, это делаю и я. Мы пытаемся создать иллюзию, что мы люди, пытаемся доказать всем, что мы любим своих родных, близких и детей, но это ложь. То, что мы их любим — лишь безусловный рефлекс. Это не делает нас людьми. Человек — это тот, кто может простить, несмотря на боль и ненависть. Может протянуть руку, даже будучи сам в нуждающемся положении. Мы на такое не способны, мы будем думать в первую очередь только о себе.

Я стоял перед Бурым, когда возвращал чемодан. Фиеста выглядела никакой, будто изнасилованной и пустой, с трудом передвигаясь и кряхтя. Неудивительно, что я на собственном горбу её вытаскивал из Нижнего города, едва сам не померев от натуги.

Она не приходила в сознание около двух часов. Но у неё был телефон с номером Бурого, а у того была информация, как нам выбраться. А именно, как взломать машину, как её завести и где есть выезд из города, но с обратной стороны, чтоб вообще полностью объехать этот район. Я делал всё быстро и слаженно, объяснив ситуацию и упустив историю про призрака, которую знать им было не обязательно.

Я очень спешил. Не в последнюю очередь из-за того, чего не видел. Сина подтвердила, что здесь могут обитать и другие представители, что делят территорию иначе. Они хищники, и мы для них не более чем мелкие бандиты, которых можно прищучить. Может картель и сдюжит с ними побороться, но банды, со слов всё той же Сины, уже нет. А здесь и таких нет, что делает нас втройне уязвимыми.

Теперь я знал, как открывается любая машина. Нужна отвёртка или нечто похожее, что поместится в замочную скважину, после чего удар, и ты срываешь все штифты и можешь открыть дверь в машину. Или бьёшь стекло, как сделал я. Потом срываешь нижнюю панель и выдёргиваешь провода из замка зажигания. Два плюса, два минуса и один красный — это стартер. Определяешь провода с двумя плюсами, соединяешь с минусами, чтоб включит зажигание и габариты. После этого красным касаешься уже соединённого плюса, чтоб выбить искру и завести машину.

Готово.

Это было волнительно — вскрывать машину под чьим-то домом таким образом, ожидая, что в любую секунду тебя могут заметить. Не так волнительно, как в школе, но всё же. А потом неожиданное прохладное облегчение, когда ты трогаешься с места.

— Теперь точно война, — вздохнул он, подкинув пакет в руках. — Если эта крыса пыталась продать им товар, а потом их всех грохнули, пусть даже не мы, ясен пень, кого обвинят.

— Но почему он взял только наркотики? А не деньги, к примеру? — спросил я.

— Денег в тот момент не было. Да и товара тоже не было особо. Взял, что пришлось, видимо, — прожал он плечами.

— Что ж он не покинул город? Сбыл бы дороже.

— А ты поймёшь этих наркош? — хмыкнул Бурый.

Наркош? Вообще, логично, но… тот человек не выглядел наркоманом, если честно.

— Держи бабки, Шрам, — положил на стол он небольшую пачку. — Кстати, что с Фиестой? Она какая-то… странная и побитая.

— Без понятия. Но нам досталось, к тому же, мы немного разделились, когда уходили от погони. Я без понятия, на что она нарвалась. Мы договорились встретиться около школы, но когда…

— Я в норме, — холодно оповестила о своём состоянии Фиеста, перебив меня. — Дай денег, и я пойду.

Бурый спорить не стал, лишь проводив её взглядом.

— Надеюсь, что это не ты её так отмудохал, — сказал он мне, когда Фиеста ушла.

— Я? Боюсь, что я был бы покойником к этому моменту, — покачала я головой. — Она не говорит, что произошло, но мне кажется, что её как раз-таки и отмудохали.

Да, я тоже строил теории и предположения, чтоб выглядеть озадаченным. К тому же, Фиеста ничего про случившееся не сказала и вряд ли скажет. «Меня побил призрак девочки из школы», мне кажется, такое объяснение даже Бурому покажется странным, и она это понимала, потому просто сказала, что ничего не произошло.

Скорее всего Бурый подозревал меня, но, к моему счастью, Фиеста сразу сказала, что это не я. Конечно, поверить ей на слово он не поверил, однако и придраться ко мне не мог, ведь главный свидетель молчит.

— А война… — намекнул я на волнующую нас тему.

— Я тебе должен отчитаться? — с усмешкой ответил он, но, тем не менее, предупреждая меня быть аккуратнее на поворотах.

— Нет, я просто хочу понять, насколько мне надо быть осторожным. Что будет, что делать не стоит, куда не ходить, да и как это будет выглядеть, — миролюбиво попытался я объяснить.

— Они будут бить по точкам и устранять лейтенантов, то есть нас, — решил объяснить он. — Забудь всякую хуйню, что показывают по телевизору, Томми-Шрам. Никаких гангстерских перестрелок. Будут налёты, поджоги, убийства. Намного реже вооружённые налёты на территорию. Ты, кстати говоря, тоже в зоне риска, но пока о тебе толком никто не слышал, так что не так страшно. А вот Панк, — это тот хмурый мужик, который с длинными волосами, — например, может попасть под пулю. Он известен в узкий кругах.

— И мы не будем сидеть в осаде? Ну, спрятаться на базе, нос не показывать, только на вылазки, — попытался объяснить я.

— Вечно так сидеть не будешь. Мы всегда под ударом, чтоб ты знал, просто сейчас шанс выше, но не более. Естественно, что будем сидеть в осаде, если прямо жарко станет, а на улице будет бойня на бойне. Но обычно мы продолжаем жить своей жизнью, вести дела, только становимся намного осторожнее. Ты хоть раз видел хроники криминальных войн?

— Ну… было дело, — кивнул я.

— Ты видел, как и где их убивают, не так ли? В машине взорвали, расстреляли у дома, убили на улице, просто пропал, зарезали в магазине и так далее. Это и есть война. Никто не прячется, как ты говоришь, кроме боссов, в нашем случае Соломона, так как всё зависит от него. Мы же продолжаем выполнять поручения и контролировать бизнес. Просто окружаем себя охраной.

— Это ведь может и не спасти.

— Может не спасти, — согласился Бурый. — Если там четыре машины с автоматчиками. Но мы тоже стараемся контролировать такое. Не зря же есть смотрящие на улицах, которым за это платят. А если киллер-одиночка, то он вполне может съехать, завидев охрану, и не рисковать.

— А боевики?

— А что боевики? Они воюют, защищают, нападают и так далее. Служат телохранителями. Однако они не в курсе дел. Сидеть, как ты предлагаешь, не получится, потому что без контроля, зная, что мы не можем приехать и лично проверить, все начинают крысить, обманывать или перебегать. Это всё надо всегда контролировать едва ли не лично. Ты должен показывать, кто здесь хозяин, даже когда война. Загнать нас в крепость, это значит оставить без нашего контроля территорию, которую будет легко отжать или которая сама себя переварит без контроля.

Он закурил, немного походил, после чего продолжил:

— Угроза всегда приходится на нас, лейтенантов, кто правит территорией. Остальных только если в перестрелке или разборке, не считая тех, кто просто имеет вес. Потому просто надо быть осторожнее и не париться.

Здесь никто не верен, всё держится исключительно на бабках и страхе — вот что я понял с его слов. Как понял и то, что босс единственный, кто может спрятаться, а вот остальные должны работать, пусть теперь и с телохранителями, иначе без контроля территория просто уплывёт из рук.

В тот день вновь было собрание, на котором обсуждали произошедшее. Я не был на нём, остался снаружи, как телохранитель, вместе с Гильзой и Пулей — братом и сестрой, которые неведомым образом прибились к Бурому. Были там и Панк с Гребней, но они общались между собой, а Панк так вообще не жаловал меня. Смотрел с каким-то лёгким презрением и подозрением, словно уже ненавидя меня всем сердцем.

Он мне тоже не нравился. Но нравиться всем невозможно, а я не девушка, чтобы располагать к себе мужчин. Поэтому, пока он стоял с Гребнёй, я общался с близнецами.

— Так как вы стали работать на Бурого? — вернулся я к вопросу, который был мне интересен после того, как Гильза опять его увела в сторону своими тупыми разговорами. Я видел, что Пуле стыдно за неё, что он косится, но ничего не говорит, чтоб не акцентировать внимание. Однако мы вдвоём понимали, что она дура.

— О… мы… э-э-э… вроде знали его до этого, верно? Были ещё детьми, когда он только-только начал этим заниматься.

— Он берёт на работу детей? — немного не понял я.

— Нет, — вздохнул Пуля. — Он просто знал нас, причём достаточно, чтоб доверить товар, когда мы подросли. Начинали работать кладменами… это такие…

— Я знаю, кто это, — кивнул я.

— А, ну вот, мы работали одно время на него, а потом он предложил, как и тебе, вступить к нему в команду. А там убийство с каждого как экзамен.

— И кого убивал? — спросил я с интересом.

— Девчонка какая-то. Проворовалась и попыталась скрыться. Была очень осторожной. Ну я её и убил.

— А я убила дилера! — хвастливо выпятила грудь Гильза. — Вышибила ему мозги, а потом ещё и его сыну, и…

— Заткнись, — бросил Пуля, перебивая её.

— Но я…

— Рот закрыла, — зарычал он на неё. Вздохнул и посмотрел на меня, словно извиняясь. — Не стоит углубляться в это. Она немного перестаралась, так как туговата.

— Я так и понял, — кивнул я.

И тут неожиданно Пуля сменился в лице.

— В смысле, ты хочешь сказать, что моя сестра тупая? — неожиданно спросил он. Прямо ни с того, ни с сего, слегка озадачив меня. Я, честно говоря, от такой резкой смены интонации слегка растерялся. Слишком не в тему это было сказано, от чего на мгновение я даже не знал, что ответить на это.

— Прости, что? — переспросил я.

— Ты хотел назвать мою сестру тупой? — повторил он с неожиданной злостью.

— Что… ты о чём? Вообще, как ты дошёл до этого? — вскинул я бровь.

Я редко меняюсь в лице, очень редко, но если меняюсь, то, значит, что-то меня сильно так удивило. Как, например, неожиданная претензия и агрессия, хотя сейчас я, кажется, понимаю, с чего он вдруг взбеленился так. Видимо, Пуля тоже понял, что явно перегнул палку, и лишь тряхнул головой.

— Ничего, забудь.

Ни прости, ни какого-либо другого извинения.

Чем больше я провожу с ними времени, тем меньше они мне нравятся. Если пересчитать, то адекватных людей здесь ну очень мало. Если только Француз, Ряба или Гребня, хотя у последнего тоже что-то не всё в порядке, если присмотреться. Создаётся ощущение, что Бурый собирает людей не самых обычных. Возможно, рассчитывает на то, что их особенности помогут лучше справляться с работой. Или чтоб характер не позволял сходиться с другими более тесно, таким образом предотвращая сговор и предательство.

Как, например, Пуля: такое ощущение, что у него комплекс старшего брата — стоило ему привидиться, что кто-то что-то имеет против его сестры, как он, едва не разрывая на себе рубаху, бросается разбираться. Так, по крайней мере, сейчас он выглядел, пусть и не делал ничего подобного.

Его же сестра, она не просто дура, она больна на голову. Вот уж точно идеальные люди для убийства без каких-либо тормозов.

— Кстати, Шрамик, а у тебя девушка есть? — неожиданно спросила меня Гильза.

— Девушка? А что такое? Хочешь ей стать? — нейтрально поинтересовался я.

— Тише будь, — тут же встрял Пуля. — Ещё тут в парни к ней не набивался.

Сейчас это можно было бы воспринять как прямое оскорбление меня. Но я лишь пропустил его слова мимо ушей, так как не был заинтересован в разборках. Особенно с таким человеком. Моё мнение о Пуле упало едва ли не до плинтуса, пусть он этого и не понимал.

— Так есть или нет? — продолжила доставать Гильза. — Вот у меня никого нет!

— Ты тоже умолкни, — оборвал её брат. — Думай, что говоришь.

Это был довольно толстый подкат. И у меня действительно создалось впечатление, что здесь что-то не так. Пуля так рьяно её защищает сейчас, как очень и очень ревнивый брат, который даже представить не может, что в его дорогую сестру кто-то будет тыкаться членом, хотя сам наверняка имеет отношения с девушками. А может быть и так, что он сам с ней и трахается. Учитывая моральное разложение этой части города, я бы не удивился, будь это правдой.

— Получается, с ним уже… сколько?

— Да года четыре, — пожал он плечами. — Как ствол начали нормально держать, наверное.

— То есть вы с ним не с самого начала?

— Панк с ним с самого начала, — сказала Гильза. — Раньше он на Панка работал, а потом тот на него.

— Бурый вообще сам поднимался, — кивнул Пуля. — Я помню, что он начинал с низов, но быстро дошёл сам до этого положения. Всегда хотел большего.

— А долго поднимаются на такой пост?

— Да как сказать… он же…

— Без знакомств очень долго! — настоятельно произнесла Гильза, перебив брата.

— И что случилось с теми, кого он сместил? — спросил я.

Хотя вопрос не совсем правильно поставлен, так как вполне логично, что с ними случилось. Такие посты просто так не покидают. Куда важнее, участвовал ли он в том, из-за чего их сместили? Такое дело не должно быть частым, так как подобные места явно пригретые и прибыльные, что порождает слабую текучку. Но он поднялся, как я понял, от кладмена до лейтенанта.

— Это всего лишь слухи, но говорят, что он всех подставил и убил, — гордо заговорческим голосом ответила Гильза, будто то было её заслугой. Но почти тут же получила локтем в бок от брата, который тихо и угрожающе произнёс:

— Заткнись, это лишь слухи. Он никого не подставлял, они сами проворовались. Хочешь обосрать того, кто дал тебе вообще шанс выбраться из этого дерьма? — после чего посмотрел на меня. — Не поднимай эту тему, Шрам. Нехуй переть на босса. К тому же, он поднялся сам.

Да вот только слухи на пустом месте не берутся, хотя и без них мне кажется это довольно странным и наталкивающим на определённые мысли.

— Да я и слова против не сказал, — поднял я миролюбиво руки. — К тому же, как бы он ни поднялся, сделал же сам в любом случае, так что вообще плевать.

— Ну и не лезь, — грубо ответил он, а я не стал отвечать.

Ругань из-за подобного — это наибольшая тупость, которую можно сделать. К тому же, когда выясняется столько всего нового и интересного, просто глупо отталкивать такие источники информации.

Получается, Бурый сместил всех до себя? Подстава на подставе и подставой погоняет? Если учитывать то, что сказала Гильза насчёт подставы и убийств, то так оно и есть, иначе объяснить, как он пробился в свои двадцать восемь лет до лейтенанта со своей территорией, невозможно. Ему было двадцать четыре в тот момент, верно? А им… ну, лет шестнадцать, скорее всего, или в районе этого, возраст их я не узнавал.

Ещё, как я понимаю, Бурый собирает вокруг себя верную команду. Так, по крайней мере, я могу судить по тому, как защищает его Пуля. Но оно и ясно — у брата и сестры ничего не было, а тут приходит Бурый и даёт им не то что возможность выжить, а именно жить. При этом, как я понимаю, ни разу не пытался их кинуть и всегда стоял на их стороне. В городе, где тебе максимум что светит — какая-нибудь работёнка на грани нищеты, получить работу и стать доверенным лицом такого человека едва ли не подарок судьбы. Для Пули Бурый был едва ли не мессией.

Вот мы и имеем человека с большими амбициями, который окружает себя теми, кто ему должен едва ли не жизнью и порвёт за него глотку любому. Человек со своей личной преданной гвардией. А верность в этом бизнесе — страшная сила, которая способна свернуть горы.

Глава 78


Война всегда где-то там. Так можно было описать столкновения наркокартеля и южных банд моими глазами. Даже после того, как она действительно началась, я так толком и не увидел изменений как в своей жизни, так и в жизни города, в котором это происходило.

Не буду врать, я стал куда чаще слышать ту же стрельбу, иногда целые перестрелки, но опять же, они были всё так же далеко, как и раньше. А своими глазами наблюдать хотя бы последствия, я уже не говорю о конкретных столкновениях, мне не приходилось. Возможно, это было связано с тем, что наша территория не граничила с южными бандами, в отличие от территории той женщины, что появлялась в элегантном костюме на собраниях.

Зато по разговорам, которые велись внутри картеля и которые я чаще слушал, чем участвовал сам, можно было понять, что убивают как наших, так и вражеских членов группировок каждый день по несколько человек.

Чаще всех ими становились наименее защищённые из всей структуры. Их убивали просто потому, что могли, постоянно, чтоб запугивать и немного ослаблять картель, тем самым лишая главных работников. Пусть кладмены с торговцами на улицах и были наинизшей структурой, но они были и наиважнейшей частью, так как являлись прослойкой между картелем и потребителем. Бывали случаи, когда их трупы изувечивались, чтоб нагнать ещё больше страха на других людей, и оставлялись на видных местах.

Реже жертвами становились боевики и дилеры. Первые были вооружены и могли дать отпор. Обычно в таких ситуациях уже были не убийства, а целые бои между вооружёнными группами, где жертвы были с обеих сторон. Вторые же находились под охраной первых, от чего налёты превращались в настоящие штурмы, где наградой для нападавших, если они побеждали, становился товар.

Приобретали массовый характер налёты, когда подъезжает машина, из которой просто расстреливают точку или идущего члена картеля, после чего быстро уезжает. Или просто подходит девушка, достаёт ствол и стреляет в упор в цель, после чего быстро уходит. Один раз напала целая группа, которая едва ли не штурмом попыталась захватить территорию, но была встречена ответным огнём и отступила. Жертв, поговаривают, было немало.

Ещё жертвами банд стали четверо приближённых лейтенанта, той женщины, что была на собрании и чья территория граничила с бандами. Двоих просто застрелили на улице, ещё двое погибли, когда на женщину напали. Убийца сидела в машине и, когда та выходила из машины, расстреляла её из автомата. Не попала из-за количества людей вокруг лейтенанта, но была встречена плотным огнём и погибла. Да, это была девушка.

Что касается банд, которые присоединились к Бабочкам, то это были интересные парни в жёлтых одеждах, чей средний возраст редко превышал двадцать пять лет. Насколько я знаю, их звали Одуванчиками из-за выбранного цвета, хотя себя они называли анакондами. Одуванчики им больше подходило.

Ещё три банды на время войны объединились между собой и назвали себя Хунхузы. Это немного странное название для их коалиции, где было немало расового разнообразия, когда Хунхузы, вообще-то, были китайскими разбойниками в стародавние времена. Между ними тоже прослеживалось разделение обязанностей. Если на Бабочках лежала ответственность за убийства определённых лиц, — они были киллерами, — то на банде лежала ответственность за налёты, грабежи и крупные перестрелки, где они выполняли роль отмороженных солдат, которые убивали всех подряд.

Ответные меры с нашей стороны тоже были. Картель поджигал заведения, грабил точки, расстреливал проституток и смотрящих, крал их, после чего убивал и вывешивал в видных местах в знак устрашения. Учитывая тот факт, что работали во втором районе зачастую обычные девушки и женщины, которые не имели ничего общего с бандой Бабочек и лишь платили дань, они боялись работать. Как следствие, убытки для банды. Да и сторонние жертвы со стороны клиентов никак не могли не повлиять положительно на доходы — все боялись туда ехать, так как плотские утехи не стоили риска.

Как по мне, это было взаимная попытка удушить друг друга. И если структура картеля состояла практически полностью из криминальных элементов, которые знали, на что шли, и имели под собой фундамент из торговли наркотиками, то банда Бабочек держалась исключительно на секс-бизнесе и девушках, которые хотели просто работать.

Но картель не останавливался на этом. Он знал, что должен задушить банды, и, несмотря на постоянные перестрелки, целенаправленно убивал ключевые фигуры. Отвечающих за финансы, за защиту, киллеров и так далее. Также в противодействие нападениям выслеживали и отлавливали автомобили противника, убивая всех. В ход пошли похищения людей.

Так послушать, и жизнь буквально перевернулась в городе, но тот был слишком большим и грязным, чтоб это заметить. А у нас здесь и подавно, так как мы находились в центре территорий. Раньше это считалось не самой перспективной территорией, так как юг вёл дела с проститутками, где наркотики пользовались спросом, север — с Большим городом, поставляя туда товар, а порт всё принимал, а сейчас всё изменилось. Мы ни с кем не воевали и жили довольно спокойно. Север тоже ни с кем не воевал, но был вынужден усилить контроль из-за возможного нападения наркокартеля большого города.

Порт же пока был нейтральной территорией, где пока работал заместитель Босса, распределяя выручку между ними, но и это было не надолго, так как, по словам Бурого, рано или поздно туда кого-нибудь назначат.

Однако даже отсутствие на нашей территории проблем не означало, что у нас нет работы. С наступлением летних каникул у меня появилось очень много времени, которому сразу нашлось применение. Я стал исполнять роль сопроводителя Бурого, или, как их ещё называют, телохранителя.

В классическом понимании у многих телохранители ассоциируются с такими сильными подкачанными людьми в строгих костюмах, солнцезащитных очках и с наушником в ухе. Они всё видят, всё подмечают и готовы закрыть грудью своего работодателя.

Однако в понятии криминала телохранители были скорее группой вооружённой поддержки, которая скорее отпугивала его потенциальных убийц количеством. Да, мы прикрывали босса собой, ходили везде рядом, чтоб помешать попасть в него, а в случае необходимости были готовы открыть огонь на подавление, чтоб дать ему возможность скрыться. Однако правда в том, что достаточно было просто нанять хорошего снайпера, который спокойно убил бы его.

Почему никто этого не делал, я не мог взять в толк, если честно, ведь это решило бы столько вопросов. Они нанимали киллеров, но те все были любителями, ни одного военного профессионала. Они посылали убивать десяток человек с автоматами, когда вопрос можно было решить одной пулей.

То ли не было таких кадров, то ли они не заморачивались… не знаю даже.

Но несмотря на всё это, моя жизнь не сильно бы изменилась. Каждый день с Бурым дежурило шесть человек, пока у двух был выходной. Потом приходили те два, на их место уходили отдыхать двое других, и так по кругу.

Всё начиналось с того, что меня забирали на машине, после чего подбирали третьего, и мы ехали к дому Бурого, который тоже жил в Нижнем городе. У него была квартира и в Верхнем городе, но в связи с обстановкой теперь он ею не пользовался. После этого мы сразу же направлялись по его делам.

Когда я спросил, почему он не пользуется услугами боевиков, мне ответили, что своя рубаха ближе к телу.

Подозреваю, что Бурый доверял своим куда больше, чем тем, кто ходил под его боссом. Учитывая то, что некоторые были готовы на него молиться за то, что он помог им жить нормальной жизнью, такое решение было вполне обоснованным. Я не говорил об этом с другими, так как за такое можно получить пулю, слишком подозрительно выглядит. Но мне было достаточно и простых наблюдений, чтоб понять, какого они о нём мнения.

В нашей колоне из двух машин Бурый никогда не занимал определённого места. Сегодня он едет в передней машине, завтра едет в задней. А из-за тонированных окон понять, где он на этот раз, было невозможно. Когда он выходил из машины, мы уже стояли рядом, оглядываясь и создавая собой едва ли не стену с оружием наготове, после чего сопровождали на место, где он решал проблемы. При этом половина из нас оставалась снаружи, контролируя улицу.

Потому выходили, садились в машину и ехали дальше. И за время, что занимался этим, мы ни разу не подверглись нападению. Так мы и разъезжали, после чего отвозили Бурого домой, и нас уже самих раскидывала машина.

Сказать, что Бурый использовал нас как пушечное мясо, тоже было неправильно. У нас у всех были бронежилеты третьего класса защиты, которые могли выдержать попадание автоматной пули из того же старого и злого АК. Мог и не выдержать, тут уж как карта ляжет. Весил он под пять килограмм и был не сильно удобным, но мог спасти твою жизнь, и об удобстве как-то само собой ты думал в последнюю очередь.

Но я занимался не только одним сопровождением Бурого. Он был человеком, который не опускает планку для своих служащих, а наоборот, подтягивает их на необходимый уровень. Потому и мне необходимо было в некоторых аспектах поднять планку, чтоб соответствовать его стандартам. Не хочу думать, что стало с теми, кто не смог подтянуться на его уровень.

Как я и думал, Гребня в прошлом участвовал в войне. С его краткой и очень сухой истории в стиле «всё под делу» я лишь выяснил, что он был вольным наёмником. Таких, как он, нанимали в тех или иных горячих точках для того, чтобы поддержать тех или иных людей. Многие ненавидели наёмников в такой же степени, в какой и нуждались, от чего бывало нередко такое, что сегодня они поддерживали одну сторону, а завтра уже другую.

Африка, Азия, Южная Америка, Европа. Он разве что в Австралии не воевал и Северной Америке, где вообще практически всегда спокойно. Но я уверен, будь там что-то, и сто процентов он имел бы в своём послужном списке и их.

Гребня выступал у Бурого тем, кто всех всему учил: как стрелять, как действовать в команде, что предпринимать в той или иной ситуации, что можно делать и чего нельзя. Такая вот подготовка для новобранцев. Профессиональных военных не заменит, но повысит уровень квалификации. И пусть стрелять я умел кое-как, Гребня учил стрелять как положено. Тому, чему обычный бандит не научит, не в обиду моему прошлому учителю.

Потому в свободное время я ходил в тир. В Сильверсайде запрещено огнестрельное оружие, что весьма забавно, учитывая обстановку, когда в городе едва ли не у всех бандитов есть ствол и тир, где можно практиковаться. Сам тир был на пятьдесят метров, как мне сказали, что было максимально эффективной дистанцией для пистолета и практически золотой нормой при большинстве перестрелок в городе.

Стрелял, много стрелял, так как оплачивал всё Бурый. Добивался достаточной меткости из стрельбы одной рукой, двумя руками и из автоматов. Даже во времена Ханкска я стрелял не столько. Нет, более того, я там вообще куда реже стрелял, так как тиры мне, как не сильно посвящённому, были недоступны, а в лес особо не наездишься. А здесь сколько угодно до посинения, пока не будешь нормально попадать, по мнению Гребни.

Как я понимал, он был давним знакомым самого Бурого, ещё времён его молодости, когда тот был ребёнком.

Интересно было бы выяснить историю всех людей, что их связывает с Бурым. Историю брата и сестры, Гребня и Панка я теперь знал. А что насчёт остальных? Особенно Фиесты, насчёт которой я уже подумывал избавиться и решал, какой вариант подойдёт больше.

Подумывал избавиться…

Забавно, как можно быстро упасть в моральном плане, да? Прошло чуть больше месяца после вступления в наркокартель, а я уже подумываю на полном серьёзе, как избавиться от человека.

Это действительно как любой другой наркотик или вредная привычка, по типу курения — сначала вызывает неприязнь или экстаз, но что бы там ни было, потом ты хочешь больше. Тебе уже не кажется противным то, от чего тебя выворачивало раньше, не кажется страшным то, что вызывало отторжение до этого. Не пугают вещи, которые вызывали страх до дрожи в пальцах. Всего полгода назад меня трясло от первого убийства, и мысли едва ли не сводили с ума, а сейчас: убийство, ну да, это плохо, а что?

Моральное разложение на то и разложение, что происходит медленно и неотвратимо, в зависимости от среды. И как ты ни пытайся кичиться своей высоконравственной душой, обманывая самого себя, что не опустишься до этого, рано или поздно ты станешь таким же. И проблема будет не в твоей слабохарактерности, ты просто приспособишься. Таков человек, такова его природа.

Я приспособился, потому что человек, потому что в такой среде я просто приспособился к условиям, чтоб выжить. Наталиэль сказала, что я рискую остаться без какой-либо жизни, совсем один, без цели существования, забытый и уничтоженный морально, но она зря волновалась — я жив, и у меня теперь есть своя жизнь. Та, от которой я так громко отказывался и в которую теперь едва ли не идеально влился.

Меня даже отличить было теперь сложно от тех, кого я презирал. Ходил примерно в той же одежде, что и они, работал, как они, и даже вёл себя схоже. Мне пришлось заниматься спортом, чтоб поднять свою физическую форму. Пусть это и звучит так, словно я ленивый до ужаса, но по-настоящему ничего не имел против этого.

Но я не тратил это время зря. Даже в таком деле есть чему поучиться и где расширить свой кругозор.

Не всегда я стоял на стрёме на улице или караулил в машине. Нередко я ходил вместе с Бурым на встречи, сопровождая его, и наблюдал, как ведутся такие дела.

И что я видел?

Наркобизнес не сильно отличался от любого другого бизнеса, который ведут люди, по крайней мере, я сравнивал с тем, что мне было известно о нём на тот момент. Приходишь, договариваешься о новых поставках, сколько дилер сможет реализовать, сколько он уже реализовал и сколько товара осталось. Проверяешь некоторые точки, сверяя количество проданного с полученной выручкой, чтоб нигде ничего не пропало. Договариваешься о зарплатах кладменам и торговцам на улицах, где ставить, через сколько, какие цены, нужно ли их охранять в наше время и так далее.

Кого надо, он умасливал, обещал золотые горы, на кого-то давил, а кому-то угрожал. Чуть позже я даже знал, от кого он избавится, а кого оставит. Позже он ездил в порт к заместителю Чеки, где договаривался о поставках, заказывал, что куда надо отогнать и в каких количествах.

К тому же, он и сам принимал участие в свободное время в управлении наркотрафиком в порту. Ему никто не платил за это, но он принимал, рассчитывался с перевозчиками, проверял, рассылал своим, договаривался с другими покупателями из других городов и наркобароном из Верхнего города, организовывал туда поставки, где так же нанимал, оплачивал перевозку, а после следил, чтоб те заплатили как положено.

Но тут было ясно, почему он работает в свободное время за бесплатно. Бурый и до этого не сильно скрывал, куда он метит.

Более того, он решил припахать и меня. Мы сидели с ним в порту до ночи, разбираясь с поставками. Сейчас не хватало людей из-за войны, а ОНК — отдел наркоконтроля, устроил сезон охоты на нас, из-за чего одна третья груза банально не доходила.

— Ну а хули тебе здесь сидеть? Давай помогай, — кивнул он на стопку бумаг. — К тому же, как знать, мне нужны не только кто стволом размахивает, но и умные люди. Кто стрелять, всегда найдутся. К тому же, надбавка лишней не будет, верно?

Это был тонкий намёк на то, что я могу подняться ещё выше, если покажу себя. Бурый, что ни говори, знал толк в мотивации.

Я не сильно смыслил в бумажной волоките до этого, но, как и везде, здесь главное — уловить суть и принцип работы. Естественно, что сначала сидишь и думаешь, а что делать, однако когда мало-мальски тебе показывают принцип, ты сразу схватываешь. Тут было всё как по шаблону, а если что непонятно, можно было позвать Бурого, который объяснит.

Через несколько дней я уже мог спокойно сам в этом разбираться. Естественно, меня не посвящали в тайны картеля или какие-то моменты, которые могут навредить, попав не в те руки, как финансы, например. Бумажки были скорее бюрократическими заморочками по отгрузке, расписанию работ и так далее. Однако даже по таким мелочам я всё больше понимал принцип работы картеля и то, как он держится на плаву.

Глава 79


Я работал.

Я стрелял в тире.

Я охранял лейтенанта картеля.

Я разбирался с бумажками.

Я окончательно стал своим в этом деле.

Это лишь значило то, что я уже точно не уйду отсюда так просто. Но как и в любом деле, чем больше ты с этим связан, тем больше тебя это затягивает. Ты повторяешь себе: «я уйду, но пока ещё не время», а сам уже и не чувствуешь потребности уходить. А потом она настолько пропадает, что и говорить о том, что уйдёшь, перестаёшь.

За это время на Бурого покусились всего один раз, и даже не в мою смену. Неизвестные из четырёх стволов расстреляли машину… не ту, в которой он сидел. К тому же, машины были бронированными, и обычные автоматы были не в силах их пробить. Для этого или крупнокалиберные винтовки нужны, или гранатомёты, или бронебойные патроны. А так они отделались испугом и испорченной машиной.

Что касается нападавших, они так и не выехали с территории, так как картель не зря платил деньги своим солдатам. Их расстреляли на одной из улиц и бросили прямо там в машине.

Забавно, что благодаря этому в Нижний город зачастили полицейские. Причём приезжали они не на стрельбу или по вызову, а когда всё заканчивалось, чтоб осмотреть место и увезти трупы. Ездили они и просто так по улицам, патрулируя их, но делали это неохотно, держась подальше от района, где стреляли. Да и здесь скорее картель защищал их, а не они город. Убийство полицейских не было редкостью, пусть и привлекало общественное внимание. Однако это был отличный способ подставить кого-нибудь и привлечь к нему внимание. И ничем хорошим, кроме арестов и убийств, это не закончится.

— Шрам, — толкнул мне папку Бурый, когда мы были в нашей штаб-квартире. — Это всякая хрень по коммуналке. Плюс там по контейнерам надо заполнить как в прошлый раз. Сделаешь?

— Мне забрать домой? — раскрыл я папку.

Ничего интересного или важного. Списки, списки, списки… Попадаются, конечно, занимательные моменты, но по большому счёту бюрократия.

— Нет, ты чего! Какой, блять, домой, документы не покидают картель, заруби на носу. Завтра припрёшься и заполнишь, окей?

— Да, Бурый, как скажешь, — положил я папку на стол.

— Ещё, Фиеста должна навестить одного парня, который немного мутный. Поговорить с ним. Поедешь, поддержишь её.

— Опять я? — но, увидев взгляд Бурого, тут же перефразировал свой вопрос. — В смысле, обязательномне с ней ехать? Если надо, то без разговоров, но может меня можно поставить на что-то другое?

— Ты всё с ней на ножах? Не пытался помириться?

— Чтоб знать, за что просить прощения, надо знать хотя бы причину ссоры. Она же начала ни с того, ни с сего.

— Понятно… Но тебе всё равно придётся с ней сжиться. Пойми правильно, Томми-Шрам, я знаю её больше, чем тебя, и если мне придётся выбирать, я не буду думать дважды по этому вопросу.

— Я понимаю, — спокойно ответил я. — Я завтра поеду с ней. Всё будет в лучшем виде.

— Я знаю, — кивнул Бурый. И, когда я уже вставал, окликнул меня. — Не парься. Она знает, что если что-то случится с тобой, она ляжет рядом. Я не потерплю убийств внутри группы. Но это работает в обе стороны.

— Я понял, — кивнул я.

Намёк был таким толстым, что не понять его было сложно. С другой стороны, если что-то с ней случится вне нашего рабочего времени, то с меня спрос чист.

Я был на нашей штаб-квартире. Мы только что вернулись с сопровождения Бурого по делам, но на этот раз закончили значительно раньше. Потому сейчас здесь было оживлённо. Француз опять что-то готовил, Пуля и Гильза о чём-то спорили, Ряба, Панк и Гребня что-то обсуждали, — обсуждение чего-то с Гребнёй — это когда он всегда молчит, — Фиеста… Она рассматривала свои ногти. А когда заметила мой взгляд на себе, тут же спросила:

— У тебя проблемы?

И ведь если бы не её жёсткий голос с лёгким вызовом и этот взгляд отмороженной стервы, то я бы мог воспринять это как любезность, когда просто интересуются, как у тебя дела. Правда, она своим видом мне такой роскоши не давала.

Кстати, она так никому и не рассказала, что же произошло в школе. Молчала, как партизанка, которая боится выдать тайну и последующее за это наказание. Почему? Чёрт знает, но чем больше я с ней провожу времени, тем больше у меня появляется вопросов по поводу неё.

Да не только неё, у меня вообще очень много вопросов появляется, и я даже не знаю, за какой браться. Такое ощущение, что оказался в центре непогоды, которая сносит всё на своём пути, и вопрос, смогу ли я противостоять этому, лишь вопрос удачи и моих навыков.

— Томми-Шрам, ты уходишь? — позвал Француз, когда я подходил к выходу.

— Да, Француз, домой пойду, немного высплюсь, — кивнул я.

— А как же еда? — приподнял он сковороду. В этом большом складе было всё: от кухни со всем необходимым до качалки и даже ванной комнаты. Посередине так вообще бильярдный стол стоял, чтоб не скучать. — Кислый, ты только попробуй!

— Мне бежать надо, Француз. Завтра ещё дела будут, так что приду я спозаранку.

— А зря, — он подкинул всё, что было на сковороде, после чего ловко поймал. Я однажды так же сделал и потом отмывал пол от масла. — Тебе на завтра оставить?

— Пожалуйста, если не затруднит, — кивнул я.

— А зря! — вставила свой цент Гильза. — Он очень вкусно готовит!

— Я же вчера ел с вами, знаю, — напомнил я, хотя вряд ли она запомнит мои слова. — Кстати, а Ряба уехал?

— Ряба? — Француз огляделся. — Да минуты две назад здесь же был…

— Вышел, — ответил с дивана Панк, лазя в телефоне. — Поехал куда-то там. Он ещё, наверное, машину не успел взять.

— Спасибо, — хотя спасибо говорить не за что здесь. Он таким голосом это сказал, будто прямым текстом говорил «ты всех задолбал, вали уже». Иногда интонации могут сказать куда больше, чем слова.

Рябу я действительно успел перехватить на улице. Он отъезжал, чтобы разрешить вопрос с одним человеком. То есть без крови, просто урегулировать вопрос.

— Разве вопросы регулирует не Бурый? — поинтересовался хрипло я.

— Ну… он сказал, что там ничего серьёзного, поэтому можно, типа, не париться, — пожал Ряба плечами.

Забавно, обычно он сам ездит, если появляется такой вопрос.

Мы поговорили с Рябой ни о чём. Вернее, он по большей части говорил, а я слушал. Иногда поражаешься, что можно узнать о других, просто слушая.

Ряба был сплетником. Нет, он был просто складом сплетен и историй, к которым открывался доступ с определённого уровня доверия. Пусть он и выглядел опрятным и дружелюбным, но у меня создавалось ощущение, что он собирал информацию на всё и на всех. И его дружелюбие — лишь попытка раскопать на тебя что-нибудь интересное. Это была не работа, а увлечение. Более того, он и язык за зубами держал плохо, рассказывая то, что знал о других. Не всё подряд, естественно.

— А как он познакомился с Фиестой? — задал я вопрос, который задавал всем подряд.

— С Фиестой? Да чёрт знает. Она точно не отсюда, если ты заметил.

— Латиноамериканка, — высказал я своё мнение.

— Верно. Я бы сказал, что она из Бразилии или Мексики. Может из Амазонии приехала. Я без понятия, где Бурый её достал, но у неё какие-то психические расстройства, — неопределённо ответил Ряба. — Ты не обращай на неё внимания просто.

— Ага, когда она спрашивает ни с того, ни с сего «У тебя проблемы?», — ответил я. — Ещё таким голосом, что будто мне лицо хочет разбить.

— Ну… может она просто волнуется и спрашивает, есть ли у тебя проблемы?

— Таким голосом?

— Ну эмоции немного не так передаёт, — хмыкнул Ряба. — Да, она странная, но пока особых проблем не доставляла.

— А если бы доставила?

— Ну… наверное, была бы уже мертва, — покачал головой Ряба. — Хотя Бурый не из тех, кто сразу убивает за ошибку, но вполне может. Он обычно оставляет предупреждение, которое сложно проигнорировать. Может покалечить, и не обязательно тебя.

— И кого же?

— Да не знаю… Сестру, если она у тебя есть. Глаза ей выколет, например, — пожал он плечами, сворачивая на боковую улицу.

— Глаза выколет? — слегка удивлённо переспросил я, почувствовав, как слегка ёкнуло сердце. Уж больно мне это что-то напоминало.

— Ага. Да и бывали уже случаи. Вон, однажды чувак один облажался и сорвал планы Бурому. Тот влетел так конкретно на бабки из-за этого, но так и не убил парня. Просто ослепил его сестру.

— Ослепил… сестру?

— Ага.

Я почувствовал, как всё внутри скрутило.

Много ли я знаю людей, которым ослепили сестру за то, что они по-крупному облажались? И каков шанс, что история будет практически идентична той, которую я однажды слышал? Может быть совпадение, конечно, но не такое откровенное же. Но был ещё момент, который надо было невзначай проверить, чтоб быть точным.

— Он жёсткий, — спокойно отозвался я, не выдавая то, что было у меня на душе. — Уже в то время был таким? Сколько ему тогда было?

— Да двадцать четыре где-то было, — вздохнул он, словно вспоминая старые добрые деньки. — Я тогда вышибалой был, а он до дилера поднялся. Он меня и нанял, кстати говоря. Денег не было совсем, а тут хоть какая-то работа. Были же времена тогда…

Но, в отличие от него, я не был столь рад услышанному, прекрасно понимая, откуда Ряба знает это. И вздыхает так сладко, словно вспоминает боль ослеплённой девчушки с теплотой и это были лучшие мгновения его жизни. Меня пробрало настолько, что хотелось застрелить его за эти вздохи.

И я сам… Мне стало тоскливо. Очень тоскливо от услышанного, пусть я и не подавал вида. Ведь я знал Мари и, можно сказать, дружил с её братом. И если Малу мог заслужить это, то чем заслужила такое наказание тринадцатилетняя девочка? Просто потому, что её брат влез в дерьмо? За ошибки надо отвечать, но причём тут вообще ребёнок?

Мир оказался куда теснее, чем мне казалось. И сейчас я сидел и работал с теми, кто лишил девушку зрения. Да, её брат был виноват, но… карать всех подряд? Должны ли родные отвечать за твои грехи? Я знаю, зачем это делают, какие цели преследуют, и должен сказать, что это довольно действенно, но… Это просто ублюдки, которые свихнулись настолько из-за власти и денег, что готовы убивать и калечить всех подряд.

Сын не может отвечать за грехи отца, как и наоборот. Нельзя наказывать тех, кто вообще ни при чём, за то, что сотворили другие. А у них получается: ты никого не трогал, но мы всё равно тебя убьём, чтоб запугать твоего родственника. Это действенно, но это логика ублюдков, которых надо отстреливать, как собак, прямо на улицах.

Я мог много чего сказать, но по понятным причинам промолчал, не вымолвив ни слова и не подав вида, как сильно меня это тронуло.

Ведь что я сделаю? Застрелю его? А потом и Бурого? Только получается, что ушёл от одних проблем, но наткнулся на другие, причём созданные собственноручно. И тут уже не отвертишься, не скажешь, что ты ни при чём. Правда в том, что я тоже боюсь за свою жизнь, на чём всё это и держится. Да и это уже в прошлом, так что…

К тому же, история повторялась — Бурый набирал не самых удачливых людей, которые были как очень благодарными, так и очень послушными. Можно сказать, что воспитывал их с самого детства. Вполне возможно, что и меня взяли с тем же расчётом.

Появлялось искреннее ощущение, что Бурый создаёт себе армию верных псов. Нет, другие, насколько я понимаю, тоже её создают, но он — особенный случай. Я вижу, какие у него мечты и как он к ним идёт, поэтому вполне логично предположить, что он может и не остановиться на порту в дальнейшем счёте.

— Он в принципе очень целеустремлённый. Пойдёшь за ним, и добьёшься многого, дружище.

— Я знаю.

— А ты сам откуда?

— Я из Читы…

А дальше пошла уже заранее подготовленная история о том, кем я был, где учился, где работал, без особых подробностей, как получил шрамы и как переехал сюда. Я рассказывал это даже с лёгким энтузиазмом, который был возможен при моём не самом разговорчивом характере. Я говорил убедительно, и даже сам рассказывал без каких-либо вопросов, чтоб показать свою заинтересованность и в меру открытость.

Ряба слушал меня, не перебивая, впитывая каждое слово, словно губка, и я прекрасно отдавал себе отчёт, что в будущем он будет всем рассказывать то, что услышал. А потом слухи расползутся дальше, что может повлиять на моё будущее.

Потому я довольно тщательно подбирал слова и историю, чтоб в будущем у меня не возникло проблем, которые смогли бы доставить мне неприятности. Нет, естественно, можно всё проверить, но одно дело, когда ты спотыкаешься на каждом слове, тем самым подталкивая людей проверять, а совсем другое — складная история, как и у большинства людей, не вызывающая интереса от слова совсем.

Но, естественно, не для сплетника, который всё про всех знает.

— Далеко же тебя занесло, — покачал он головой. — Но, возвращаясь к нашей Фиесте, которую, кстати говоря, зовут Барбара, я бы на твоём месте так не волновался о ней. Она вполне безопасна.

— Безопасна? Насколько же?

— Как… как кактус.

— Но кактус не безопасен, — заметил я. — Он не убьёт, но сделает больно.

— Ну вот и она не убьёт, но сделает больно, — подытожил Ряба.

Не сказать, что меня это устроило. С чего вдруг я не должен волноваться о том, что мне сделают больно?

— Она со всеми так себя ведёт?

— Ну… ты первый, вроде как, из нашей команды, хотя я за ней не слежу. В любом случае, Фиесте не позволят делать глупостей, так что перейдёт черту и получит, это точно говорю.

— Бурый её не любит?

— Я бы не сказал, что не любит, скорее чуть-чуть бесит его, вот совсем немного, — в знак подтверждения он прищурился и показал пальцами чуть-чуть, словно держал между ними песчинку и пытался её рассмотреть. — Она иногда действительно чудит и уже выкидывала фокусы, но большую часть времени Фиеста вполне спокойна, будто её ничего не волнует.

— Буду надеяться, что она немного успокоится со временем, а то она в штыки меня воспринимает.

— Ну или так проявляет заботу, — усмехнулся он.

Тем временем мы уже почти подъехали к моей улице. Здесь было рукой подать. Пройти через две подворотни, после чего в соседний квартал, и я дома. Раньше я старался не ходить такими путями, но это была практически утоптанная и безопасная тропа, которой я часто пользовался.

— Остановишь здесь? — попросил я, кивнув на тротуар.

— Здесь? Я думал, что до дома тебя подкинуть надо.

— Тут будет ближе, чем ехать в объезд кварталов, — объяснил я.

— Как скажешь, — он притормозил на обочине. — Тогда до завтра?

— Да, — кивнул я. — Пока, Ряба.

Он кивнул и отъехал от меня, оставляя одного… почти одного, не считая пешеходов, которые поглядывали сначала на довольно неплохую машину для этого места, а потом на меня, вылезшего оттуда. К гадалке не ходи, уже понятно, о чём они думают. И они не далеки от правды, если начистоту.

Но меня это и не сильно трогало. Я привык ко множеству взглядов из-за моего лица, в котором крылся гигантский минус — с ним в толпе будет спрятаться тяжело.

Я двинулся через подворотни домой.

Мои мысли возвращались к Фиесте. Безопасная, как кактус. Ну… учитывая тот факт, что если её не трогать, то она вполне безопасна, я могу согласится с этим. Но она — подвижный кактус, который сам бежит к тебе, чтоб уколоть, вот в чём проблема. И Бурый, словно специально, каждый раз ставит меня рядом с ней, будто надеясь, что мы таким образом сможем найти общий язык. Или убить друг друга.

Однако Бурый не выглядел тем, кто будет специально разжигать конфликт внутри группы. Отсюда следовало, что он делает это или намеренно, или просто считает, что дальше подзатыльников и мелких обид это не уйдёт. А может, если верить Рябе, просто пытается сбросить её на кого-нибудь, кто будет приглядывать за столь агрессивной личностью, которая может быть очень полезна, но не настолько, чтоб возиться с ней лично.

И пока я раздумывал над данной немного странной ситуацией, в которой оказался, сам не заметил, как вышел к небольшой драке.

Глава 80


Такая картина не была редкостью в Сильверсайде. Здесь постоянно кого-то грабили, убивали или насиловали. Люди знали, что происходит вокруг, но каким-то образом всё равно умудрялись ходить там, где делать этого не следует, словно надеялись, что именно их пронесёт мимо проблем. Кого-то проносило, а кого-то — нет.

Я же был не столь уверенным в себе, чтоб ходить в таких местах. Может потому всегда и избегал проблем. Ведь здесь был не Ханкск, в котором тебя тоже могут избить и обокрасть, но на этом всё и закончится. В Сильверсайде тебя могли запросто застрелить, чтоб ты лишний раз не сопротивлялся, пока твои карманы будут обыскивать.

И да, я видел, как грабят или избивают других, но никогда не встревал в эти дела. Во-первых, они могли быть из банды, во-вторых, у меня не было с собой оружия, чтоб защитить даже самого себя, не говоря о бедолаге. Пистолет я с собой в школу по понятным причинам не носил. Про кулачный бой можно было вообще забыть. Потому вместо одного избитого могло быть два, и я это отлично понимал.

В-третьих, я не испытывал к ним особой жалости. Нет, я не считал, что им так и надо, и не поощрял нападавших. Просто и не чувствовал какой-то неожиданной тяги встать на их защиту, рискуя собственный здоровьем. Поэтому меня никогда не мучила совесть, когда я проходил мимо. Они были лишь частью пейзажа этого города.

Но сейчас всё было немного иначе.

Жалость к жертве.

Это меня остановило и не дало пройти дальше. Уж больно я сомневаюсь, что в этот момент меня постигла всеобъемлющая любовь, которая заставила бы действовать и спасать мир. Может мне стало жалко её из-за того, что я знал жертву насилия? Или потому что она сама по себе выглядела не очень, и при взгляде на неё появлялась жалость с презрением — ты смотрел и думал: «её и так жизнь покарала, может хватит?».

Причин может быть много.

Я её знал как Саки. Все её звали Саки, тем самым обезличивая её, стирая личность и делая лишь частью привычного пейзажа. Вечно голодная, лазящая по помойкам и просящая есть наркоманка с животом, которая только лишь благодаря себе оказалась на дне общества.

Да, мне было жалко её, в отличие от тех, кого я видел раньше. Очень возможно, что сыграло роль то, что она девушка, ведь их всегда более жалко, чем парней.

В любом случае, я решил помочь. Я мог это сделать и не стал отказывать собственным чувствам, которые твердили, что мне ещё не чуждо человеческое. И меня не гложила совесть, что раньше я проходил мимо, а здесь вдруг решил остановиться и помочь.

— Парни! — окликнул я их, подойдя ближе.

Оба обернулись, как и посмотрела на меня жертва издевательств. Выглядела Саки жалко, ещё более жалко, чем раньше. Разбитый нос, с которого капала кровь, припухшая губа и подбитый глаз, который она прикрывала рукой. Грязная, с той же язвой на щеке и отсутствующими несколькими зубами спереди.

Одного из парней я знал, кстати говоря, он был моим одноклассником. Он узнал меня, явно потеряв желание докапываться до бездомной. Обо мне ходили нехорошие слухи, и вина за пропажу почти всей банды лежала на моих плечах. Все искренне считали, что их убил я. У него были причины бояться меня.

Но вот второй недовольно скривился, явно посчитав меня за кого-то, недостойного даже лизать ему ботинки. Самомнение выше крыши.

— Не стоит трогать её, в конце концов, она же девушка, верно? Руки пачкать об неё, — мягко предложил я оставить им бездомную в покое. Я мог бы и послать их, и нагрубить, угрожая пистолетом, но незачем плодить врагов на ровном месте.

— А ты типа её ёбырь? — тут же выступил не узнавший меня, когда второй одноклассник оказался куда воспитаннее.

— О, Томас, здоров, — кивнул тот осторожно, чем вызвал вопросительный взгляд товарища. — Ты здесь типа живёшь?

— Типа прохожу до своего дома, — я кивнул на бездомную. — Не пойму, чем она вам не угодила? Обычная бездомная.

— А тебя это ебёт? — расправил плечи незнакомый.

— Не стоит нарываться, — покачал я головой, слегка отодвинув в сторону крутку, в которую был одет. Там неприветливо виднелась рукоять пистолета. Я лишь намекнул, чтоб предотвратить конфликт и позволить всем уйти, не уронив достоинство. — Мы нормальные парни, и не имеет нам смысла собачиться, верно?

— Верно, — кивнул с готовностью одноклассник. — Джо, пошли, Томас ровный парень, нечего нам сраться с ним.

— Ровный? — парень с сомнением посмотрел на меня, выкаблучиваясь и строя из себя непонять что.

Я видел, что всё его желание докопаться исчезло так же быстро, как и показался пистолет. Они всегда быстро съезжают, пугаясь за собственную шкуру, если надавить и запугать. Однако и убежать, поджав хвост, ему не позволяла гордость, ведь друг смотрит. О да, гордость — это то, что губит их чаще всего. И парень решил воспользоваться моим миролюбием, чтоб уйти красиво.

Я мог спустить его на землю и опустить ещё ниже, позорно прогнав. Он бы ещё и просил прощения — такие, что нападают на заведомо слабых, всегда просят прощения, а потом ещё и заявление в полицию бегут писать. Но… смысл? Чтоб так же выпендриться, как и он? Типа смотрите, какой я крутой и ничем не лучше, чем он? Но я и так знаю, что в данный момент сильнее их, зачем что-то самому себе доказывать? Как по мне, это в первую очередь неуважение к самому себе.

К тому же, я не спешил.

— Не думаю, что нам надо это выяснять. Да и стоит она того, чтоб мы тратили на неё время?

— Не стоит, — согласился парень. — Да, ты прав, к чёрту её.

Он ушёл, даже не попрощавшись. Поспешил ретироваться, потому что знал, что в Сильверсайде, если у кого-то есть пистолет, он им может воспользоваться, и ничего ему не будет. Вряд ли в его планы входило умереть в ближайшее время.

В подворотне остались только я и Саки. Грязная и вонючая, как мусорные контейнеры, без части зубов, с язвой на щеке и грязной одежде, она походила… на что? Я не знаю… олицетворение того, что происходит с теми, кто уплывает слишком далеко от берега и уже не может вернуться обратно?

Она смотрела на меня спокойным покорным взглядом затравленного человека, которому всё равно. Ей плевать, избили бы её здесь или изнасиловали, хотя такую я даже с презервативом бы не стал трогать. Её вид вызывал такое отвращение, что смотреть на неё было просто противно. Как можно опуститься на такой уровень? Каким надо быть человеком, чтоб буквально свалиться на самое дно? Я понимаю, что не все люди сильны, и некоторых неудачи и горести жизни стачивают куда быстрее и сильнее, чем других, но чтоб до такого…

Интересно, она помнит, что такое жить нормально?

Когда она протянула руку, чтоб я помог ей встать, мне даже в голову не пришло ей помочь. Я не был врачом и не знаю, могут ли всякие заболевания передаваться через кожу, но проверять как-то не хотелось. Подцепишь ещё какую-нибудь венерическую мерзость, и потом лечись от неё.

Теперь Саки вызывала своим видом лишь неприязнь. Её даже животным не назвать — это лишь оскорбит последних. Видимо, на моём лице слишком красноречиво было написано отвращение, так как Саки отвела взгляд. И как у неё в животе ещё плод не сгнил? Я… даже не представляю, что там родится, так как она выглядит как хранилище венерических заболеваний.

— Спасибо, — пробормотала она, сама поднявшись и стирая кровь из-под носа.

Парни реально были смелыми. Я бы её и в перчатках не стал бы трогать.

— За что они тебя? — спросил я.

— Я плохо обслужила их, — ответила она без какого-либо стеснения. — Я сделала то, что они сказали, но мне не заплатили, а деньги нужны…

Я аж скривился и даже не пытался скрыть своё отвращение. Меня так и подталкивало спросить: «На очередную дозу?», но я сдержался. Не моё дело, в конце концов.

— Ты бы не ходила здесь, — предупредил я. — Они, скорее всего, вернутся.

— Спасибо, что защитил, — повторила Саки. — Я действительно…

— Пока, — не стал я слушать её и пошёл домой.

Я сделал то, что должен был сделать — защитил её.

Но теперь вместо жалости появилось раздражение. Видеть перед собой человека, который… я даже не могу описать, почему она меня раздражала. Скорее всего из-за того, что она опустилась на такое дно, даже не пытаясь из него выбраться. Словно стала бездомной, и сразу ладно, хорошо, не буду даже пытаться выползти из этого дерьма.

Я многое мог понять, мог сообразить, почему люди перестают бороться, но она не выглядела той, кто пережил страшное, от чего сломалась её воля. Нет, Саки выглядела как та, которая добровольно опустилась на самое дно, даже не пытаясь сопротивляться, потому что не привыкла как работать, так и бороться.

Но это был не конец нашего знакомства.

— Погоди, — нагнала Саки меня, но даже пальцем не коснулась, явно понимая, что мне это будет неприятно. — У тебя… у тебя не будет… — она на мгновение замялась. Было удивительно, что в ней осталось еще стеснение, — доллара?

Это было нагло. Очень нагло с её стороны просить у меня денег, учитывая, что я только что помог ей. Она падала в моих глазах всё сильнее и сильнее.

— Я не обеспечиваю наркоманов, — холодно ответил я.

— Я чистая, — уже тише ответила Саки, явно теперь смутившись. — Я больше не колюсь.

Прозвучало так, будто она этим хвасталась, но мне верилось с трудом.

— Не видно… — пробормотал я, окинув её взглядом.

— Я бросила.

— Минуту назад?

— Как поняла, что… — она опустила взгляд на живот.

Но меня это не впечатлило. Она бы выглядела мило, если бы не была похожа так сильно на бомжа. К тому же, я даже не мог разглядеть красоты, которая свойственна почти всем молодым. Саки выглядела как минимум на тридцатник.

— Прости, но нет, — покачал я головой, отшагнув от неё назад.

— Мне покушать бы…

— Нету у меня денег, Саки.

— Может… может я смогу отработать деньги? — спросила она тихо, окончательно похоронив всякое уважение к ней. — Чего ты хочешь?

— Не подцепить венерическое заболевание, — без каких-либо раздумий ответил я, от чего она поджала губы.

— Я чиста, — моё сомнение было настолько красноречиво, что она повторила. — Я чистая. Я всегда предохраняюсь.

Ага, да живот твой говорит об обратном.

— Прости, но нет.

— Пожалуйста, — попыталась она состроить жалобные глаза. — Мне…

— Нужна доза? А я ведь могу достать тебе дозу и без денег. Несколько доз чистого кокаина, — подначил я её.

— Я… я не колюсь больше, — промямлила она неуверенно. Словно сомневалась уже в том, что бросила.

— Могу достать к концу этого вечера пять доз, — продолжил я. — Самого чистого, что есть в городе.

— Я… я просто хочу кушать… — очень тихо произнесла девушка, явно борясь с собой. — Мне необходимо кушать.

— Десять доз, — повысил я ставки. — Ты столько не купишь на сотню. Прямо к вечеру.

— Почему бы тебе тогда не дать мне тысячу долларов вместо них? — пробормотала она, уже явно жалея о том, что решила меня просить о чём-то. — Я просто хочу кушать.

— Чтоб влачить это жалкое существование? Это того стоит?

— Я… могу тебе помочь с чем-нибудь, пожалуйста? — ответила она, не поднимая взгляда. — Мне просто нужны деньги. Я могу сделать тебе…

— В тебе осталось хоть немного самоуважения, Саки? — тихо спросил я. — Ради чего ты вообще сейчас живёшь?

— Ради… ради… я… — у неё начал заплетаться язык.

— Ты даже не знаешь, ради чего живёшь, — покачал я головой. — Ты себя в зеркало видела?

Саки рефлекторно коснулась язвы рукой, но тут же отдёрнула её. Та, казалось, даже не пыталась рубцеваться, как положено ранам. Мне казалось, что девушка передо мной едва ли не гниёт живьём, и запах полностью соответствовал моим предположениям.

— А что мне делать? — спросила она.

Уже ничего.

Я молча вытащил из кармана сотню и бросил её к ногам Саки. Да, у меня были теперь деньги, но я никогда ими не разбрасывался. Не тратил на понты, которыми пытались выпендриться мои одноклассники, не скупал вещи и даже не пытался снять квартиру получше. Я копил.

Однако сейчас я отдал кровные деньги неизвестной бездомной. Которой они как мёртвому припарка. В любом случае это грязные деньги, может именно те, что она когда-то сама и вбухнула, чтоб почувствовать себя свободной. Только люди путают свободу с ошейником, с радостью отказываясь от одного и натягивая другое.

Саки стояла, смотря на неё, после чего медленно присела на колени, потянувшись рукой. Если она хочет кушать… ладно, пусть. Но она обречена, вот что точно. Эта сотня не исправит ситуацию, лишь продлит её жизнь на сутки или двое, после чего она всё равно умрёт. Не через месяц, так через два. Она обречена, потому что перешла черту, из-за которой можно выбраться без посторонней помощи. И тут я был ей не помощник.

Но стоило мне отвернуться и сделать несколько шагов на выход из подворотни, как за спиной послышался плач.

Я удивлённо обернулся.

Саки сидела всё так же на корточках, держа в вытянутой руке сотню, а другой закрывая лицо и плача. Даже не плача, а ревя, словно её пробило.

Просто плакала, будто эти деньги напомнили ей о чём-то важном. В конечном счёте деньги всегда нам напоминают что-то. Нашу работу, наши цели, стремления, мечты, страхи, боль, надежды и так далее, и тому подобное. Список бесконечен настолько же, насколько много людей в мире. Потому что на этой планете практически всё сводится к деньгам — от желания найти любовь до страха потерять работу. Деньги, деньги, деньги… Они у всех с чем-то ассоциируются.

Что видела в них Саки? Могу лишь предположить, что элементарный шанс выбраться оттуда, куда завела её бесконечная глупость. Я не был лучше неё, единственное моё отличие было в том, что мне достался ум отца. Он тоже был хладнокровным, умным и рассудительным ещё с детства. Видимо, это наследственность. Но в остальном я был всё тем же подростком, который так же поддавался эмоциям и глупил тогда, когда надо было думать.

Почему же меня так она задела? Почему так раздражала? Я никогда до этого особо не обращал внимания на других, менее удачливых людей, чем я. А глядя на неё, во мне словно что-то просыпалось. Она и раздражала меня, и вызывала одновременно жалость. Я хотел кричать на неё, обвинять в том, что она слабачка и ничтожество, но при этом хотелось сказать, что ещё ничего не кончено, и она может побороться за своё будущее.

Почему она меня так взволновала? Может потому что мне было её жаль?

Или потому, что у нас было больше общего, чем могло показаться на первый взгляд?

Может потому что глядя на неё, жалкую, грязную и опустившуюся на дно, я будто смотрел в зеркало и видел в ней себя? Ведь в нас было не так уж и много разницы.

Мы оба к чему-то стремились, чего-то хотели и считали себя самыми умными. Но в конечном итоге оба оказались на дне, каждый на своём, придя к тому, чего старались избегать.

Мы оба опустились так низко, что теперь не могли выбраться оттуда без посторонней помощи.

И сейчас она вполне могла чувствовать, насколько низко пала и как же глубоко себя закопала, что уже не в силах выбраться, даже будь она сто раз сильной. Или я проецировал на неё то, что чувствовал сам. Как бы то ни было, в этом мире пони не срут фруктовой радугой, увы, и свет не спешит освещать нам путь, что бы там наши храмы не говорили.

А людям всего-то иногда не хватает второго шанса.

— Идём, Саки, — пробормотал я, оглядываясь.

Она не слышала, слишком была поглощена своим горем. Всё как обычно. Люди так любят себя жалеть, что не видят протянутую руку. Пришлось не сильно ткнуть её носком ботинка, чтоб она меня услышала. Руками касаться я её не собирался.

— Пошли, Саки, — повторил я.

— Куда? — на меня смотрели красные опухшие глаза наркоманки. Её лицо стало ещё грязнее, чем было.

— Я дам тебе ночлег на эту ночь.

— Ночлег?

— Предпочтёшь остаться на улице?

— Н-нет, ночлег, — быстро определилась она.

Людям иногда просто требуется ещё один шанс, который им никто не даёт. Надеюсь, я не пожалею об этом.

Глава 81


Вонь, а иначе это не назвать, которая распространялась от Саки с такой силой, что даже стоя от неё в метре, я мог безошибочно сказать, где она находится. Это словно была её аура, и меня всё больше поражала смелость парней, которые согласились с ней на минет. Вообще, по моему скромному мнению, это она им должна была доплачивать за такое. И меня удивляет тот факт, что до этого она вроде как была почище. Даже когда ей выносили еду из забегаловки, от неё так не воняло, это точно. Я не знал, через что Саки прошла, и как она умудрилась стать даже хуже, чем обычные бомжи. Не видел всего около полутора месяцев, и она успела так опуститься. Когда она только успела…

Язва на щеке, отсутствие нескольких зубов, стеклянный взгляд и ещё чёрт знает что под одеждой — всё это вкупе уродовало её настолько, что хотелось прогнать. И мне хотелось прогнать её, даже когда неведомая слабость и жалость толкнули меня предложить ей переночевать.

Более того, вскоре я жалел о том, что вообще решил этим заниматься. Лишняя морока, а её вид всё больше вызывал не самые приятные ощущения. Теперь я понимал, что повесил себе на шею груз в виде вонючей наркоманки, и корил себя за слабость, которая подтолкнула меня к предложению.

Вернуться с ней я решил ближе к ночи, чтоб не вести такое… чудо перед соседями. Не то чтобы мне было стыдно, но и показывать её остальным как-то не хотелось.

Пока она ждала заветной темноты, в которой сможет спрятаться, мне пришлось потратиться и купить ей мочалку, мыло, шампунь, какие-то штаны с полотенцем, футболкой и тапочками, постельный набор, зубную щётку, небольшой наборчик из аптеки и зубную пасту. Если уж решил её впустить, стоило это чудо отмыть. Иначе я сам рисковал после такой подхватить какую-нибудь неведомую болезнь.

Уже когда стемнело, я завёл её в дом, с ужасом поняв, что от неё остаётся буквально шлейф из вони, которая не проветривалась ничем. Но к этому моменту я уже предполагал, что проблема как раз-таки не в самой ей была, а в одежде, которую Саки не меняла… Я даже не хочу об этом думать, меня сейчас вырвет.

Подготовился я к её приёму действительно знатно. Лишь бы она ничего не касалась руками, пока сама не отмоется. Заранее открыл все двери и включил воду, после чего оставил в ванне моющие средства. Только после этого провёл её в квартиру, остановив сразу на пороге.

— Видишь пакет? — указал я пальцем на заранее заготовленный пакет у стены. — Все свои вещи туда на выброс.

— Но… в чём ходить мне? — неуверенно пробормотала она.

— Не в этом. Или выбрасывай свою одежду, или я не пущу тебя в квартиру. Ещё мне не хватало это… нюхать…

— Нет-нет, я поняла, — тут же отреагировала она. — Прости, я… я сейчас…

Я отвернулся, слыша, как шуршит её одежда.

— Всё в пакет. Драгоценные вещи в другой, — потом подумаю, как их отмывать. Может хлоркой залью. — После этого иди сразу в ванну под душ и отмывайся. Ничего там не трогай, кроме того, что я положил в ванну. И не дай бог от тебя будет вонять, я отправлю тебя голой на улицу. Я тебе это гарантирую.

Последние слова я произнёс с угрозой тихим хриплым голосом, хотя понимал, что всё равно этого не сделаю. Но этого ей знать было не обязательно.

— Я поняла, я сделаю…

Зашуршал пакет, после чего она отозвалась.

— Я всё.

— Иди в ванну и ничего не трогай. Ты слышала? Как помоешься, мочалку, полотенце и всё-всё в пакет.

Я даже не хотел оставлять после её первой помывки ничего, так как чёрт знает, что она там на себя нацепляла за время странствий.

— Да-да-да, — я услышал, как затопали её ноги по полу.

И только когда топот перебазировался в ванную, я обернулся. Закрыл дверь и завязал пакет с одеждой. Как мне показалась, основная вонь была как раз от неё, потому что шлейф из запахов не вёл уже в ванну, а обрывался именно здесь. То ли влезла куда-то, то ли год не стирала. Этот пакет потом я засунул в ещё один, а потом в ещё один, чтобы наверняка. После этого пошёл в ванную и закрыл дверь в неё, чтоб не смущать гостью, хотя вряд ли её уже что-то смутит.

В пакете с драгоценностями оказалась моя сотня, какой-то амулетик, штук пять презервативов, спасибо, что не использованных, и колечко. Негусто у неё из драгоценностей, хоть я и не удивлён. Поразительнее, что она колечко с амулетом не сдала в ломбард.

Я так же завязал этот пакет, оставив его у стены. Сам же взял её вещи и вышел на улицу, где быстро избавился от этого источника зловония. Когда вернулся, расстелил на кровати ей новое бельё и бросил там же одежду. Мне же предстояло поспать сегодня на табуретках, а завтра решим этот вопрос как-нибудь. И пусть я говорил, что дам ей ночлег, подразумевая всего одну ночь, сам понимал, что это может занять немного больше времени, прежде чем я смогу её спровадить отсюда.

Я не собирался содержать Саки или снабжать деньгами. Я, конечно, могу проявить милосердие, но не настолько. Единственной моей целью было лишь помочь ей выбраться из этого. Естественно, что в таком виде у неё довольно мало шансов — она не то что на работу устроиться, подойти ни к кому не сможет. Потому единственной верной помощью для Саки было дать небольшую ступеньку, с которой она сможет хотя бы на мгновение подняться на уровень обычного человека, где у неё будет возможность найти работу и как-нибудь обеспечивать себя. Всего лишь небольшой толчок, который может помочь человеку подняться с того дна, на котором он оказался.

Я знаю, что она может профукать этот шанс, может вновь опуститься на дно, едва с него поднявшись, но по крайней мере он у неё будет.

Всё будет в её руках.

Она очень долго мылась. Я уже успел всё подготовить, а она мылась. Я уже отужинал, а она всё равно мылась. Я сидел и ждал её, играясь старым мобильником, ещё с кнопками, крутя его в руке, а она мылась. И я слышал, что она там не утопилась и не вскрыла себе вены. Видимо, мои угрозы были настолько красноречивы, что она действительно боялась оказаться вонючей.

И вот её долгожданный голос:

— Я всё!

— Воду выключай, — ответил я, взял полотенце с одеждой и тапочками, после чего приоткрыл дверь в ванную и протянул их.

— Спасибо, — раздался неуверенный голос, и вещи покинули мои руки. Через пару минут Саки вновь ответила. — Я всё.

— Оделась?

— Да.

— Выходи, — вздохнул я.

Саки вышла из ванной.

Хочу сказать, что никакого «вау» эффекта, как если бы она превратилась из лягушки в принцессу, не было, Саки просто стала гораздо чище. Сразу стало заметнее, что она куда бледнее, чем мне казалось, и выглядела теперь обычной девушкой с выпирающим из-под футболки животом. Даже не сказать, что бездомная. На руках я видел царапины и ссадины, но ничего больше.

И да, от неё не пахло, даже когда я подошёл поближе. Правда, она отшатнулась, испуганно прижав руки по швам, словно ожидала удара.

— Держи, — протянул я ей щётку с зубной пастой. — Иди, вычищай.

— Да, да-да, конечно, — она быстро-быстро засеменила обратно в ванную.

В этой ситуации забавно то, что она старше меня, но главенствующую роль принял на себя я. Кстати говоря, раньше я не ощущал себя взрослым. Мне казались все такими серьёзными, умудрёнными жизнью и великовозрастными, словно находились на другом уровне, а я был на своём, детском.

Но теперь это пропало. Как мне кажется, я вроде бы и не повзрослел, однако остальной мир стал моего уровня, едва ли не детским. То есть ничего не изменилось, просто добавились некоторые новые возможности и вещи, не более. А люди, что казались мне старше, стали моего уровня развития, если не ниже.

Наверное, это и есть взросление, когда всё кажется не старше, а твоего уровня.

Саки пробыла там ещё минут пять, и я уже начал беспокоиться, что она себе там зубы и дёсны сотрёт. Но нет, не стёрла, вышла с зубной щёткой и пастой.

— Пасту оставь, щётку выброси.

— Но щётка же… хорошая.

— Выбрасывай давай, — сказал я с нажимом.

Наверное, у меня психологическая травма из-за её гигиены. В любом случае, там она, наверное, такой слой насобирала всякого дерьма, что у меня нет доверия.

И, конечно, она выбросила, ведь всё равно ей ничего другого не оставалось. Не спорить же со мной из-за зубной щётки.

— Я всё, — отчиталась она.

— Ты давно ела? — решил уточнить я. Просто если она не ела несколько дней, то накорми я её, и Саки-сосаки… кхм-кхм… Саки получит заворот кишок.

— Сегодня. Утром. У церкви. Пожертвования.

— Тебе сложно говорить предложениями? — поморщился я. — Это там, где еду бездомным выдают?

— Угу, — закивала она головой.

— Ясно, я понял. Садись.

— Угу.

— Что будешь? — поинтересовался я, подходя к кухонному столу.

— У меня есть выбор? — скромно спросила она.

— Да, есть немного. Есть… салат, — спасибо Французу, — есть суп, — спасибо Французу, — есть гречка с мясом, — и здесь спасибо Французу. Это был полноценный обед, который я не поленился захватить с собой. Дома же просто разогревал. Ну или, если не удавалось что-то урвать там, покупал и сам готовил. Кое-как.

— Если есть выбор… тогда всё?

— Это ты меня спрашиваешь?

— Нет, я в смысле всё буду, если есть выбор.

— Проглот, — пробормотал я, чем вызвал у неё румянец на одной щеке. Уверен, что и до этого она заливалась румянцем, но под слоем грязи было не видно.

— Да нет, можно…

— Забудь, я пошутил, — покачал я головой. — Бери, — и поставил перед ней тарелку супа.

С этой тарелки я тоже есть теперь не буду. Как и из кружки, которую дал ей. Надо будет их пометить.

После супа в эту же тарелку пошла гречка, а после и салат. Саки показала себя не просто проглотом. Она была как чёрная дыра, в которую влезло всё. Она буквально запихивала за обе щёки еду, словно боясь, что я в последнее мгновение у неё всё отберу. Я даже не уверен, что она всё пережёвывала.

И на салате она забуксовала. Не в плане того, что не смогла съесть. О нет, она всё съест, я просто уверен. Просто эмоции, всё как обычно.

— Будешь творог? — спросил я, глядя на то, как он пародирует хомяка. — У меня осталось ещё.

Она закивала головой.

Вообще, теперь у меня с едой не было проблем. Я экономил на квартире, да, но не на еде, от которой зависело моё здоровье. Потому мой холодильник, который тарахтел, как трактор, теперь был пусть и не забит, но всё же не был пустым. И когда я полез за творогом, услышал плач.

Саки сидела над полупустой тарелкой, сжимая вилку, с щеками в разные стороны, как у хомяка, и плакала. Буквально поливала салат слезами, при этом ещё и не забывая жевать. Я не стал ей ничего говорить, примерно представляя причины.

Ты несколько месяцев, а может и целый год перебиваешься ночёвкой на холодной улице, едой, какая попадётся под руку, моешься, если повезёт. А здесь еда, вода, крыша над головой. Появляются мысли, что это всё не по-настоящему. Становится больно от того, чего ты был лишён всё это время, и вообще, насколько ты низко оказался, что даже это выглядит для тебя как чудо.

А может она плакала от временного облегчения, что хоть какая-то передышка в жизни. Я могу лишь гадать о причине, глядя на неё, но если бы мне вдруг действительно захотелось поплакать, то это были бы основные причины.

Когда она закончила лить слёзы, ела уже куда более медленно и размеренно. Я бы даже сказал, что тоскливо. Но от творога она не отказалась.

— Я помою посуду, — неуверенно сказала она, когда я забрал тарелку.

— Да, пожалуй, помой лучше сама, — кивнул я.

— Я чистая, — вновь заладила она своё.

— Ты, уж извини меня, сосала вообще левым парням. Может и бомжам сосала. И давала тоже. А быть может ты вообще банк всех заболеваний, которые только можно подцепить. Прости меня, конечно, Саки, но давай ты не будешь мне заливать в уши эту чушь про чистоту, хорошо?

— Да, прости, — понуро ответила она. — Я поняла. Но… — непонятно чему она обрадовалась, — я могу сделать тебе приятное в знак благодарности!

— Саки, ты дура? Я тебе сейчас про что говорил?

— Я имела ввиду пол помыть, например. Или ванну. Или приготовить покушать.

— Давай остановимся на полу и ванне, хорошо?

Нет, если она приберётся здесь, то я не против. Всё ценное всё равно спрятано, и вряд ли она найдёт что-то. А если найдёт… ну что ж, будет наказанием за то, что я поверил в человека. А так, красть у меня просто нечего, если начистоту.

— Хорошо! — и снова обрадовалась она непонятно чему. — Я помою пол.

— Саки, ты же понимаешь, что я тебя потом выдворю? Что я не буду тебя содержать, и тебе придётся искать работу? Причём чем раньше, тем лучше.

— Я понимаю, но… отблагодарить тебя я могу только так, верно? Я знаю, что для тебя это деньги, потраченные впустую, поэтому я хочу как-то… э-э-э…

— Компенсировать.

— Да, верно, компенсировать.

— Ясно. В любом случае, — я кивнул на койку.

— Сейчас? — удивилась она.

— Спать, а не заниматься сексом, — понял я, о чём она думает. — Ложись.

— А ты? Я могу подвинуться просто…

— Нет, спасибо, я лучше на столе посплю, — покачал я головой.

— Я чистая… — уже куда более печально пробормотала она.

А я не стал её переубеждать.

— Ложись спать, Саки, не надо меня изводить.

— Да… да, хорошо, прости.

С этим мы легли спать. Я знал, что ей неудобно смещать хозяина квартиры, но мне ещё более неудобно было спать с ней на одной кровати, и речь даже не о том, что она чем-то больно мешала. Даже просто еёживот, который куда больше, чем с первой нашей встречи. Не дай бог зацепить его, так вообще будет трындец.

Так что нет, лучше уж так, на столе, он по крайней мере ровный, можно спокойно на нём спать.

На утро, когда я встал, Саки ещё спала. Надо было заняться её щекой, помимо всего прочего. Не знаю, залить перекисью и заклеить пластырем? Или сводить к врачу? Здесь, кстати говоря, услуги врача не были сильно дорогими, так как иначе бы никто не смог себе их позволить. Стоит ли тратить на неё деньги?

Эти вопросы меня и мучили, пока я ходил в магазин, чтоб вновь купить ей зубную щётку, полотенце, мыло с мочалкой и перчатки. На всякий. Пришёл, приготовил завтрак, какой мог — жареные яйца с беконом. Теперь, имея деньги, я мог позволить себе питаться если не по-барски, то хотя бы вкусно и питательно, а не гречкой. И когда я уже почти закончил, вновь услышал плач.

Саки…

Она сидела на краю кровати и, спрятав лицо в ладонях, плакала. Вновь плакала. Как же тяжело возвращаться ей к нормальной жизни.

— Тяжело ощущать себя человеком? — спросил я, ставя на стол тарелки.

— Тебе… наверное, не понять, — прохныкала она.

— Наверное, понять, — покачал я головой.

— Просто… просто эта кровать… еда… вновь словно дома. И от этого грустно и легко на душе… — шмыгала Саки носом, говоря мне это. — Тяжело, словно иллюзия, которая вот-вот разрушится. Я же и не помню, когда наедалась и спала в чистой кровати. Это глупо, но понять, что испытываешь в душе, когда вновь выпадает такая возможность… это тяжело.

— Со дна всегда тяжело подниматься, — покачал я головой.

— А ты? — посмотрела она на меня. — Ты же младше меня, но тоже здесь.

— Ну… я тоже оказался дураком, который посчитал, что умнее всех остальных, — пожал я плечами. — В принципе, ничем не отличаюсь от тысячи тех, кто оказался слишком тупым, чтоб не понять, что он не самый умный.

— Ясно… — она встала с кровати, заправив её, после чего села за стол. — Спасибо.

— Не за что. Кстати, когда я увидел тебя в первый раз, у тебя тоже был живот. Сколько у тебя месяцев сейчас?

— Девятый. Мне скоро рожать, по идее, но, честно говоря, боюсь, — призналась она.

— Ребёнка?

— То, кого могу родить. Я принимала, когда забеременела. Ведь это плохо, да?

— Ну точно не очень хорошо.

— Поэтому я боюсь, что он родится… мутантом, — это так Саки, видимо, решила сгладить слово «урод». — Боюсь, что мне придётся мучиться с ним.

— Ну… я тебе не советчик здесь. Сходи в… это… не помню, как называют, но там консультируют женщин по поводу беременности.

— Я боюсь услышать там правду, — призналась она. — Что я действительно рожу уродца.

— А по-твоему, лучше сидеть и ждать?

— Я… не знаю.

Не знает она. Я тоже, кстати говоря, не знаю. Тут уж личный выбор каждого, зависящий от его собственных чувств. Счастлив ли ты в неведении или же спокойнее жить, когда знаешь, что тебя ожидает? Я бы хотел знать правду, но вот Саки, видимо, относилась к первому типу.

— Ладно, давай, ешь уже. У нас ещё дело есть, — вздохнул я, доставая набор первой помощи в маленьком мешочке.

— Какое? — слегка настороженно спросила она, поглядывая на этот мешок.

Вместо ответа я лишь похлопал себя по щеке, кивнув на неё. Надо было что-то делать с этой раной, уж слишком она глаза мозолит.

Глава 82


Я был страшно не выспавшимся, всё же жёсткий стол не мог сравниться с пусть и не самой лучшей, но всё же кроватью. Это подтолкнуло меня на мысль, что стоит, в принципе, задуматься о покупке даже не матраса, а новой кровати, хотя бы самой дешёвой. Не думаю, что Франц, хозяин дома, будет очень против того, что я обновлю ему немного мебель.

Нет, я не раздумывал надолго приютить Саки, просто решил, что стоило бы немного улучшить собственные жилищные условия. Всё-таки сон был едва ли не самым важным в жизни человека периодом, к которому стоило подойти со всей ответственностью.

По крайней мере, я именно об этом и мечтал, когда ехал на базу. Ехал на автобусе, так как сегодня была не моя смена дежурить с Бурым. Можно сказать, что я работал сверхурочно, однако мне за это и платили. К тому же, бумажки были не таким уж и сложным делом. То, что я вчера видел, тянуло на пару часов, после чего можно будет уже и выспаться на диване.

Однако этому было не суждено сбыться. Стоило мне увидеть на посту сразу четверых, а не двух бойцов, как в сердце закрались неприятные чувства, а в голову — мысли. А позже они подтвердились тем, что в штаб-квартире было столпотворение. Ну как столпотворение, я видел перед собой всю команду Бурого, которые стояли в куче и что-то обсуждали. От них чувствовалась какая-то тяжёлая атмосфера. По количеству не хватало всего одного.

— Шрам, — Фиеста, естественно, заметила меня первой. И как ей это удаётся? — Явился.

— Не запылился. И тебе доброе утро, Фиеста, — я подошёл поближе, почти все по очереди бросили на меня беглый незаинтересованный взгляд, как бы обозначая, что меня заметили.

И стоило мне протиснуться в их узкий круг, как сразу стал виден предмет интереса. Вернее, предмета было два.

Первый — коробка. Второй — предмет в коробке.

Голова.

Я лишь поморщился, хотя внутри всё едва ли не перевернулось, требуя выпустить завтрак наружу. Всё-таки немного опухшая окровавленная голова без туловища — зрелище не для слабонервных, которых среди нас не было, кстати говоря. Да и понять, кому она принадлежит, тоже не составило труда.

Ряба.

От этого внутри всё ещё раз неприятно сжалось и перевернулось. И теперь уже не из-за отвращения, а от осознания того, что я только вчера с ним разговаривал. Только вчера я видел это лицо, но ещё живое и жизнерадостное, а теперь он передо мной. Мёртвый. И меня смущал не факт того, что его убили, — я уже как насмотрелся на смерти, так и принимал в убийстве активное участие, — а странное ощущение, что я его только вчера видел живым, а сейчас… вот так.

Другими словами, меня шокировала его отрезанная голова. Слишком зрелище было не из приятных и сюрреалистичных из-за непривычки к подобному. Казалось, что сама голова, что лежит в коробке, вот-вот заговорит с нами.

— А Бурый знает? — спросил я, нарушив тишину.

— Уже звонил, — кивнул Панк.

— А где нашли?

— А тебя это должно ебать? — сразу же угрюмо посмотрел он на меня.

Я подозреваю, что агрессия некоторых людей связана с моим возрастом. Они видят перед собой подростка, которого не принимают за силу, не боятся и, как следствие, ни во что не ставят. Считают, что раз я младше, то обязательно тупее, не имею права голоса и мной можно помыкать. Оттого их злит, когда я задаю вопросы по делу, которое, по их очень авторитетному мнению, меня не касаются, и не пытаюсь заткнуться, когда они мне это приказывают.

Но дело в том, что просто они тупые. Увы, но это так. Я сам себя за умного не считаю, но мне хватает мозгов это понять.

— Тебя вообще не должно волновать, что или кто меня ебёт, — холодно ответил я.

— Ты не охуел, чмошник? — вытянулся он.

— Я не помню, чтоб позволял тебе вообще так со мной разговаривать или давал повод.

— Повод такой, что своё ебало раскрываешь, когда не положено.

— Тогда почему бы тебе, дружок, нахуй не пойти с таким поводом и там с ним не остаться? — поинтересовался вежливым тоном я.

Панк выдохнул так, будто его сейчас взорвёт изнутри давление, после чего произнёс:

— Пизда тебе, рожа… — и довольно быстрым шагом пошёл ко мне в обход стола.

Удивительно, насколько дружный у нас коллектив. Они дружно не вмешались, оставив разбираться нас один на один, с интересом наблюдая, кто кого побьёт первым. К тому же, не стоило этому удивляться, ведь в волчьей стае друзей не бывает.

Что касается Панка, то он просто мудак, который возомнил о себе слишком много. Что раз он здесь дольше меня, то, значит, и прав имеет больше. Возможно, это так… было бы, скажи мне Бурый об этом, но увы для Панка, это не так. Он просто решил самоутвердиться за счёт меня. А значит, пусть валит к чёрту с такими приколами.

Я был готов принять вызов. Панк не был очень крупным, да и сильным тоже не выглядел. Пусть я и был значительно младше, однако у меня были все шансы.

Когда он приблизился, то сразу размахнулся и нанёс удар. Я едва увернулся, как тут же пришлось уворачиваться от второго. Кулак попал в плечо, которое тут же отозвалось острой болью. А Панк всё наступал и наступал, не давая мне ответить и осыпая ударами. Он плохо дрался, больше махал кулаками, и хороший боец отправил бы его в нокаут. Да только и я был хреновым бойцом, который не мог ответить на его выпады.

Логично, что, отступая назад, ты рано или поздно упрёшься во что-нибудь. Я запнулся о бильярдный стол. Вернее, зацепил его правой ногой и едва не упал. Взмахнул руками, чтоб не потерять равновесие и полностью раскрылся, подставляясь под удар. И Панк этого момента не упустил.

Быстрое движение, я не успеваю закрыться, и удар приходится мне в скулу. На секунду в глазах вспыхивает белым светом, как если бы в глаза ударил прожектор. Второй удар пришёлся в нос, и я услышал в голове, как что-то отчётливо хрустнуло. Третий удар пришёлся мне в челюсть и стал завершающим в череде ударов. Мир размазался, поплыл и покосился.

Но покосился не мир, а я: начал падать, потеряв равновесие, после чего как во сне рухнул на пол. Но сознание я всё же не потерял, пусть и растерялся на секунду. Когда оказался на полу, скорее рефлекторно, чем осмысленно, закрыл голову руками, так как Панк набросился сверху и обрушил на меня град ударов.

Буквально сел мне на грудь и принялся бить. От каждого удара руки простреливала боль, словно по ним били деревянной дубинкой, но это было лучше, чем получить по лицу. В какой-то момент я даже начал молиться про себя, чтоб это всё поскорее закончилось. Руки жгло острой болью, будто там один сплошной синяк, от каждого удара, а этому аду не было ни конца, ни края, так как Панк не прекращал меня бить и вряд ли прекратит, пока не убьёт.

В этот момент я отчётливо прочувствовал, как же натянута здесь на уши дружественная обстановка. Всем плевать, все лишь смотрят, кто победит, потому что это волчья стая и слабых здесь зарывают. Даже несмотря на то, что мы в одной команде.

Но, как и любой ситуации, всему рано или поздно приходит конец. И конец нашей драки пришёл с совершенно неожиданной стороны.

Панк лупил меня кулаками что есть сил, когда его сзади схватили за волосы и потащили назад. Не ожидая такого рывка, он вскрикнул: «Блять!», и схватился за волосы, позабыв обо мне, словно пытаясь на них подтянуться. А в следующее мгновение его отпустили и ударили с ноги в лицо.

Панк прямо с меня упал навзничь.

И вмешался в разговор тот, кого бы я меньше всего предположил увидеть здесь.

Фиеста. Она стояла над нами, смотря холодным взглядом, будто рассматривая насекомых, которые её раздражают.

— У тебя проблемы? — спросила она всё тем же голосом, которым спрашивала меня раз от раза.

Но на этот раз я ответил иначе.

— Да, у меня действительно проблемы, — и медленно начал вставать.

В этот момент я боялся, что Фиеста и меня ударит ногой в лицо, но, видимо, ей хватило одного Панка. Более того, она протянула мне руку, помогая встать. Всё это время я ждал подвоха, удара в живот или по лицу, но ничего такого не было. Только когда я оказался на ногах, она очень тихо прошипела:

— Я тебе говорила держать свой язык за зубами, новичок? — после чего невозмутимо вернулась к столу.

Все смотрели на нас, переводя взгляд с Панка, который до сих пор не очухался и лежал на полу, размеренно дыша и смотря на меня с разбитым лицом, из которого капала кровь.

Надо было умыться…

— Не трогайте голову, — предупредил я, проходя мимо к туалету.

— Почему? — тут же спросила Гильза. Как самая глупая, она не понимала, что только что произошло и к чему был весь этот спектакль. Остальные же пока не могли решить, показал я себя слабым или нет.

— Потому что если они додумались отрезать голову, могли додуматься засунуть в неё что-нибудь. Например, гранату.

— Блять… — пробормотал Пуля, отшатнувшись от стола и оттащив за собой сестру. — Откуда ты это знаешь?

— В фильме видел.

— В фильме? Серьёзно? — нахмурился он.

— Поверь, люди очень догадливые, если речь заходит о способах убить своего противника, — ответил я хриплым приглушённым голосом, закрывая нос. — Поэтому я и спрашиваю, вам принесли или вы нашли его и принесли сюда?

— Нашли и принесли, — отозвался Гребня.

— Тогда лучше его вынести. Я не говорю, что так оно есть, но если они достали Рябу, то вполне могут пойти и на такое.

С этими словами, оставив их с подарком от наших противников, я ушёл в туалет смывать кровь из-под носа.

Уже там, стоя напротив зеркала, я с сожалением обнаружил то, как сильно раздулся нос, став похожим на картошку. Немного красный, он выглядел теперь как большая картошка, и можно было порадоваться, что он не искривлён, как показывают на некоторых фотографиях. Что касается лица, то оно буквально светилось двумя фиолетовыми пятнами — синяками. Челюсть с болью и нехотя двигалась, не закрываясь даже полностью, будто её выбили, обещая, что нормально мне не поесть в ближайшее время.

Когда я смог остановить кровь и вышел в зал, голову уже убрали, а Панк сидел на диване с огромным, расплывающимся на половину лица синяком, который был виден даже отсюда. Остальные были, видимо, на улице.

Мне кажется, это было идеальное мгновение, чтоб расставить все точки над «i», пока никого нет. Как бы я ни хотел этого избежать, но, видимо, придётся действовать.

Немного подготовившись, с бьющимся от волнения перед предстоящим разговором сердцем я обошёл диван и остановился напротив сидящего Панка. Естественно, что он сразу обратил на меня внимание, подняв взгляд, полный ярости и ненависти.

— Хули ты тут забыл, уёбок?

Вдох… выдох… Он мне ничего не сделает в штаб-квартире. И моя задача, чтоб он ничего не сделал и после. Запугать — вот что главное. Показать, что я не шучу. Не показывать страха, только уверенность, ярость, непоколебимость и то, как мне плевать на последствия, если он ещё раз учудит такое.

— Не смей больше устраивать такую хрень, — тихим и хриплым голосом начал я. — А если попробуешь ещё раз унизить и опустить перед всеми, то тогда я убью тебя.

Он слегка удивлённо посмотрел на меня, после чего буквально вспыхнул.

— Что ты сказал?

— Ты слышал, что я сказал, — невозмутимо ответил я.

— Ты, блять…

Он вскочил на ноги.

Страх рождает уважение. Эти люди понимают только язык страха и боли. Поэтому стоило раз и навсегда закрыть этот вопрос.

К тому же, на этот раз я был готов к такому повороту событий. Всё волнение не испарилось, но ушло на задний фон, оставив лишь холодный расчёт и решимость. И когда он вскочил на ноги, я резко развернулся к нему, держа в левой руке пистолет, и со всей дури ударил его в лицо.

Панк, явно не ожидая такого, покачнулся, пусть и смог устоять на ногах. Но после такого удара явно потерялся, не успев закрыть голову руками, и получил хук от меня в челюсть. Не очень сильный, но ему хватило после удара пистолетом и такого.

Его зубы щёлкнули на весь зал, Панк повалился на пол. Я бросился на него сверху, добавив сопротивляющемуся ублюдку удар в нос и сводя его сопротивления на нет, так же сломав его ему, как и он мне. Придавил руки ногами, оседлав его грудную клетку, и запихнул ему ствол в рот. По металлу заскрежетали зубы, и он что-то неразборчиво начал мычать, однако я не давал ему вырваться. Схватил за волосы, прижав голову к полу, после чего наклонился к нему так близко, как позволял этому пистолет в его рту.

— Ещё раз что-то там вякнешь при других, и ты, блять, покойник, я больше не буду повторять. Если ты всё прекрасно понял, кивни мне.

Я надавил на пистолет, вгоняя его уроду глубже в глотку.

Он что-то замычал и закивал.

— Отлично. Тогда чтоб не было среди нас недопониманий, проясним кое-что: я не трогаю тебя, а ты меня. Если это дерьмо ещё раз повториться, я тебя из-под земли достану. Обещаю.

Я медленно отпустил его, после чего встал и уже после этого вытащил из его рта пистолет, по которому напоследок неприятно скребнули зубы. Сразу отошёл вбок, чтоб его нападение не стало неожиданностью.

— Если об этом узнает Бурый…

— То ты покойник, — хриплым и низким голосом договорил заместо него я.

Он смотрел на меня с яростью, явно не готовый сдаваться, но зато подходящий под список тех, от кого надо избавиться. Я только что вычеркнул оттуда Фиесту, решив разобраться в ней получше, но записал туда его.

— Если, не дай бог, ты расскажешь про то, что сейчас случилось, я убью тебя, — прорычал Панк. Значит, боится, что все прознают, как с него сбили спесь? Какая прелесть, это так мило.

— Я не ищу проблем и надеюсь, что мы больше никогда не вернёмся к этой теме, — с такой же угрозой закончил я, после чего спрятал пистолет и пошёл на улицу. Мою спину буквально прожигали его глаза.

Однако я чувствовал облегчение. Как от факта того, что высказал всё ему в лицо, а не молча проглотил, так и потому что это закончилось, а я ещё жив. Но в будущем это точно вызовет проблемы, но… тут или так, или никак. Что ни выбери, всё проблемы, и зависит это от того, струсит Панк или обозлится.

И проблемы не заставили себя долго ждать. Очень скоро мы уже были в кабинете Бурого, который сидел за столом, обводя нас недовольным и нехорошим взглядом.

— Мне, по-вашему, мало стало Рябы, вы решили доебать меня своими разборками? — холодно поинтересовался он. Весь его хитрый тон пропал, уступив место реальной сущности, безнравственной и расчётливой, готовой поглотить любого на своём пути.

— Новенький зарывался, — сухо ответил Панк.

Бурый вопросительно посмотрел на меня.

— О, и вы решили набить друг другу ебала. Шрам, что за хуйня?

— Он унизил меня в присутствии всех других, когда я ему грубого слова не сказал.

Теперь Бурый смотрел на Панка.

— Она послала меня нахуй.

Опять на меня смотрит.

— После того, как он оскорбил меня и начал угрожать.

— То есть ты у нас оскорблённый?

— Только после того, как в присутствии всей группы тебя ни за что называют чмошником и говорят, чтоб ты завалил ебало, иначе тебе его завалят.

— И что это за хуйня, Панк?

— Он начал лезть туда, где ему не место.

— Мне казалось, что я имею столько же прав и не нанимался сюда служанкой.

Это был какой-то детский сад, если честно. Мы просто обвиняли друг друга перед Бурым. Но наш босс ответственно подходил к разбору полётов. Было видно, что ему не наплевать на своё детище в виде его верной команды, и он готов её полировать и чистить от любой грязи, которая могла её расколоть. Привык сразу решать эти вопросы, находя виновного, а не пускать на самотёк или наказывать всех подряд. Однако кончилось это всё тем, что он вытащил пистолет.

— Послушайте сюда, соловьи, — и, дождавшись нашего полного внимания, продолжил. — Вы ебанулись? Особенно во время войны с другими бандами. Вы, блять, что за диверсию решили здесь устроить, уроды? Расколоть банду, чтобы мы глотки друг другу перерезали на радость остальным? Я же предупредил обоих, чтоб никаких таких разборок в группе! Есть вопрос, подходите ко мне! Но нет, давайте ебальники друг другу квасить, верно? Придурки… — он вздохнул, потерев висок. — Короче, слушайте сюда, дятлы: если я хоть раз ещё услышу про проблемы между вами, для вас она будет последней. Панк, ты хоть на стену лезь, но теперь он один из нас. Наравне с остальным и имеет столько же прав. Его слово по силе как и твоё, сколько бы ему ни было лет. Никакой хуйни, что он младше и так далее.

— Но…

— Хуй в говно! Ты слушай, что я тебе говорю! Что касается тебя, Шрам, можешь идти, документы тебя ждут, но будь тише, понял? Будет такая хуйня, что на слово ты лезешь с кулаками, и разговор будет иным.

— Я понял.

— Отлично. А теперь иди. Панк, ты задержишься на пару ласковых.

Когда я выходил, то чувствовал себя отомщённым, пусть и не совсем в безопасности. Слова словами, но меня до сих пор интересовало, пойдёт ли Панк против своего босса, чтоб отомстить, или замнёт обиду?

Глава 83


Когда Шрам вышел, Бурый и Панк ещё около минуты молчали. В кабинете было так тихо, как если бы здесь никого не было, и только барабанная дробь пальцами рушила эту иллюзию. Было непонятно, чего они ждут, пока Бурый наконец не произнёс:

— Проверь, есть ли кто за дверью.

Панк послушно выглянул и, покрутив головой, закрыл её на замок.

— Чисто, никого нет, теперь можно поговорить.

— Ну наконец, а то я уж заждался, — выдохнул Бурый, оживившись, и потянулся назад к тумбочке, откуда вытащил два стакана и бутылку скотча. — Не буду врать, мне интересно, что ты скажешь и как всё прошло там у вас.

— А что ты хочешь услышать? — хмуро пожал Панк плечами, садясь по-свойски за стол с другой стороны. Сразу было видно, что с боссом он на короткой ноге.

— Ну, как прошла проверка. И, например, это он тебя так? — кивнул на его лицо Бурый.

Половина лица Панка теперь была едва ли не сплошным синяком, с другой стороны бровь так набухла, что почти закрывала глаз, и на ней было видно рассечение, оставленное пистолетом. Нос тоже раздулся, что намекало на перелом.

— Не всё. Вот это, — он указал на синяк, — мне Фиеста добавила.

— Она? С чего вдруг?

— Она ебанутая, — мрачно объяснил Панк. Его недовольство было таким сильным, что казалось, он может пойти и убить её. — Я уже говорил тебе про это. Подлетела и отфутболила меня ногой в лицо.

— Решила заступиться за Шрама, — сказал Бурый, и Панк на него посмотрел так, словно спрашивал: «Да ладно, ты серьёзно? Быть не может! А я-то и не догадался!».

— Да без разницы. Ты лучше скажи, они, случаем, не спят друг с другом?

— Не знаю, хотя её неровное отношение к нему я тоже уже замечал. Да чего там, Шрам сам жаловался, что она доёбывается до него. Покоя не даёт.

— В любом случае она встряла и пробила мне пенальти, что было слегка неожиданно

— Ну ладно. Так как он тебе, этот Шрам? Что скажешь?

— Ну как… дерётся откровенно хуёво. Как по мне, он адекватный.

— Подробнее давай. Насколько он вообще адекватный? Это понятие растяжимое.

Панк отпил из стакана, прежде чем начать.

— Ну… старается разруливать спокойно, при этом обозначив своё мнение. Ну и не съезжал, если ты об этом, не ссыт отстаивать своё мнение. И он сука злопамятный по тихой. Уже после драки подошёл, ударил по морде и начал угрожать, что грохнет, если я попробую ещё раз при других такое выкинуть.

— Прямо угрожать? При других?

— Нет, дождался, пока все свалят. То ли боялся получить пизды, то ли понимал, что такую хуйню решают с глазу на глаз.

— И что сказал? — заинтересованно облокотился Бурый на стол.

— Сказал, что я покойник, — отхлебнул из своего стакана Панк, облокотившись на спинку.

— Так и сказал? — с усмешкой спросил он.

— Извини, диктофон дома забыл, чтоб записать его слова. Сказал, что ещё раз, и я покойник. Плюс мне в рот ствол запихал.

— Вон оно как…

— Не впечатлён? А знаешь, мало приятного, когда тебе о зубы металл трётся, и ты понимаешь, что у паренька банально может палец дёрнуться.

— Но не дёрнулся, верно?

— Но мог просто даже случайно. Тебе-то ничего, а я сдох бы. Да и вообще, нахрен так проверять всех? Отправь его куда-нибудь, и всё. Пусть покажет себя с боевиками.

— Знаешь, — задумчиво ответил Бурый. — Проблема в том, что как раз-таки там, в куче-мале, все очень смелые, так как чувствуют силу за собой. Могут хоть перед президентом выёбываться. Мне же интересно, как он один на один себя ведёт.

— А провоцировать, типа, нормально?

— Абсолютно. Так мы хоть видим, показуха всё это или нет. Как с ним — этот сучёнок очень мстителен и явно понимает, где оказался. Не робкого десятка, что хорошо.

— Значит, у нас есть нормальный кандидат, нет? Засранец, который адекватен и в бутылку не лезет, но может глотку вскрыть, если наезжают. Что тебе не нравится?

— Так-то да… Но…

— Но-о-о? — протянул вопросительно Панк.

— Да хуй знает, — отмахнулся Бурый, вздохнув и покрутив в руках стакан, в котором плескался алкоголь. — Ладно, значит, считаешь, что нормальный?

— Заканчивал бы ты с этими проверками людей, Бурый, — поморщился он, явно показывая своё отношение к подобному.

— Мне нужны верные люди.

— И они верны. Ты почти каждого вытащил из жопы, поставив на ноги. Вон, Пуля и Гильза вообще сожрут любого живьём ради тебя.

— Любовь имеет привычку проходить, — заметил Бурый.

— Не поймёшь тебя, — покачал головой Панк. — Но парень мне тоже не нравится. Урод, блять.

— Потому что он тебе морду набил, — усмехнулся он.

— И это тоже. А ещё что умничает.

— Может потому что он умный? Возможно, надо было прислушаться?

— Ты сам хотел, чтоб я спровоцировал его. И отлично вышло, как видишь. Хотя всё равно мне он не нравится, — покачал головой Панк и залпом осушил остатки скотча. — Считай это антипатией с первого взгляда.

— О как загнул, — восхитился Бурый.

— Да, так. Так чё, прошёл он проверку или нет?

— Будем считать, что прошёл. Но всё равно за ним глаз да глаз.

— Тебе решать, — пожал Панк плечами. — А что насчёт Рябы? Что выяснили?

— Ничего, — отрицательно покачал головой Бурый. — Даже не знаем, какая из банд голову прислала.

— Может это как раз-таки Шрам? Он с ним уезжал последний.

— Это не он, — покачал головой Бурый. — Стал бы он так палиться? Да и нахера ему это?

— Крыса, — тут же высказался Панк. — Появился прямо под стать разборкам. Прям идеально вовремя. Да и с него началось это, нет?

— Нет. Это я его нашёл.

— Но…

— Это не он, — с нажимом, куда более холодно произнёс Бурый. — Это банды. Но непонятно какие.

— Как знаешь, — хмуро отозвался Панк.

Ему не понравилось, как отреагировал Бурый. Обычно это значило, что он что-то скрывает и не хочет, чтоб другие лезли в это дело. Не то чтобы Панк относился к любознательным, однако его такое положение дел настораживало. Естественно, у босса должны быть свои секреты, но всё же. Он решил проглотить этот неприятный момент, перейдя к следующей теме.

— Так что делать? Что Соломон говорит?

— Да нихуя он не говорит, — раздражённо ответил Бурый. — Сидит в своё доме в Верхнем городе на жопе ровно и говорит держать оборону, пока само не устаканится. Фее это дико не нравится, кстати говоря, так как большинство налётов происходит на её территории и именно она теряет людей с деньгами.

Бурый хорошо относился к Фее — лейтенанту-женщине, которая ходила в деловом костюме и вела себя как истинная бизнес-леди. Такое прозвище прицепилось к ней, когда она поучаствовала в пожертвовании местному, единственному Храму Святого Света, где деньги должны были пойти на помощь беспризорникам, которые наводняли улицы. Это был весьма нетипичный поступок для криминального авторитета, почему её и прозвали феей.

— А Мачо? Что он?

— А чего ему? Тоже сидит на жопе ровно, ведь его не трогают и не прессуют. Так и будет сидеть до посинения, устанавливать на себя всякую хрень, пока вообще не превратится в кофемашину.

А вот Мачо Бурому совершенно не нравился. Даже тогда, на сходке, он, одетый в свой пижонский костюм, пытался строить из себя того, кем не являлся — крутого парня, который имеет силу, дерзкого и такого всего из себя неукротимого. Другими словами, долбоёб.

Многие шутили, что все свои деньги он спускает на собственное тело, и Бурый знал, насколько они правы, пусть и не подозревают об этом. Он действительно немало влил денег в собственное тело, но не в том смысле, в каком привыкли это понимать многие.

Мачо относился к типу людей, которых в обществе прозвали киборгами — те, кто заменял по какой-то причине свои конечности киберимплантами. Искусственные руки, искусственные ноги, глаза, слух, даже обычные мышцы — всё это заменяли на синтетические волокна, заменяющие мышцы, которые были нередко сильнее таковых.

Пока эта технология не получила должного распространения в мире. Свою роль в этом сыграли цены, — киберимпланты были слишком дорогим удовольствием, — тот факт, что это направление начало развиваться должным образом совсем недавно, и законы, которые ограничивали их применение в обычной жизни. Любой желающий не мог себе установить имплант просто потому, что захотел.

К тому же, пусть кто-то менял себя с радостью, всё же не все были готовы менять свои части тела на механизм, даже если эти самые части тела отсутствовали. Слишком много зависело от страны и её внутренних взглядов на это. Плюс многие дома относились к подобному неодобрительно, а иногда и практически категорически против, что так же влияло на мнение людей.

Мачо такие мелочи не волновали — он успешно заменил себе руки и мышцы груди киберимплантами, тем самым став куда сильнее, чем обычный человек. Он даже мог выдержать попадание пули в грудь — синтетика могла остановить пулю до определённого калибра, заменяя бронежилет. Отсюда была и рельефность его тела.

— А мы? — спросил Панк. — Наши действия?

— Наши? А вот не знаю, хотя и согласен с Феей — мы можем задавить юг.

— Тогда раскроемся Брюссели, — резонно заметил он. — Всё-таки это не увеселительная прогулка.

Брюссель, или Виктор Брюсионелли — наркобарон Верхнего города. Ни для кого не было секретом то, что он давно метит подмять под себя Нижний город. Другое дело, что пока он опасался это делать, уж слишком много крови может пролиться. Однако поддержка в лице некоторых чиновников делала его опасным противником.

— И всё же, сидеть так и смотреть, как они нас кусают, причём ощутимо — так себе идея. Соломон слишком привык к своей власти, слишком постарел, чтоб действовать жёстко и быстро. Он изжил себя.

— А ему это скажешь? — поинтересовался Панк.

— Раньше он бы уже давно там всё зачистил, а сейчас?

— Раньше и полиция не так рьяно сюда совалась, и Брюссель был куда слабее, — резонно заметил он.

— И что теперь? Цепляться за прошлое? Ждать, пока нам свет во тьме путь озарит, или как там?

— А разве мы не делаем налёты на них? — спросил Панк.

— Тебе сказать, сколько мы их делаем и какой от них толк? — недобро усмехнулся Бурый. — По разговорам мы там едва ли, блять, не в асфальт их укатываем. Хорошо воспевать свои успехи. А в реале эти нападения как харчки в слона. Соломон даже не пытается их запугать нормально. Вот защищаем территорию мы да, хорошо, как истинные крысы.

— Предлагаешь действовать? За спиной Соломона?

— Они убили Рябу. Не человека Соломона, а нашего. А завтра они могут убить тебя, Француза, Шрама. И им будет похуй, так как они знают, что безнаказанны. Но можно разыграть эту карту по-своему.

— Как?

— Они знают, что Соломон потерял хватку, знают, что он не решится на активные действия, поэтому можно всыпать им такой пизды, что они охуеют. Охуеют настолько, что нападут в ответ и вынудят Соломона действовать. Иначе его уже свои не поймут.

— Я понял твою мысль, но… чего тебя-то это так волнует? Мы почти в центре, нас никто не трогает. Да, жаль Рябу, но остальные живы. И война будет длиться не вечно, рано или поздно закончится, когда все устанут. Но так нам действительно может прилететь.

— А ты не хочешь отомстить? Или не хочешь получить свою часть от пирога, когда мы закатаем эти банды? Просто приди и возьми.

— Если нас не закатает Брюссель.

— Не закатает. Все думают, что Соломон окопался здесь намертво и не будет активно воевать. Оттого даже не пытаются напасть и отжать территории. Поэтому, если Соломон нанесёт удар, сильный и быстрый, никто схватиться не успеет. А мы вернёмся уже обратно и окопаемся вновь.

— Это пахнет жареным, — поморщился Панк.

— Всегда пахнет жареным, когда речь идёт о больших деньгах, — улыбнулся Бурый. — Вопрос лишь в том, кого будут жарить на сковороде — нас или их.

— Есть все шансы, что нас.

— Конечно, всегда есть такие шансы. Но у нас шансов больше, так как они не ожидают, что против них будут делать какие-либо активные действия.

Панк хмурился. Он всегда хмурился, всегда выглядел недовольным и всегда стремился показать всё это миру. Но сейчас затея Бурого его смущала как никогда.

— Пойдём против воли Соломона?

— Можешь называть как хочешь, но нам надо действовать, иначе потом и наш черёд придёт, а Соломон лишь почешет яйца и поставит на наше место нового человека. У нас есть все возможности действовать.

— Ладно, тогда каков план?

— Отлично, — хлопнул в ладоши и вытянулся Бурый, будто только этого и ждал. — Значит так, ты же в курсе, что оружие поставляют не через нас?

Панк кивнул.

Да, для него не было секретом то, что оружие переправляли исключительно через банды. Зачастую на продажу в остальной мир из Сибирии, Китая, иногда Российской Империи. Куда реже оружие сюда завозили: чаще всего такое оружие предназначалось местным кланам и в нестабильные районы Азии. Или же какие-то исключительные поставки, которые не найти в Евразии.

Но оно всё шло практически всегда через территории банды. Было несколько причин подобного. Первая — наркокартель старался не иметь дел с оружием. Вторая — районы банд меньше контролировались полицией и были куда гуще застроены, что облегчало хранение оружия.

И третья, куда более весомая — в бандах было немало выходцев из той же Африки, Латинской Америки и других мест необъятного и нестабильного мира. Многие поддерживали связи со своими друзьями и братьями, помогая им переправлять оружие через «ворота в Евразию» туда и обратно, являясь своеобразным перевалочным пунктом, который, помимо всего прочего, ещё и хранил оружие у себя.

Весь поток, довольно крупный, шёл именно через них, через их трущобы, направляясь в порт, а оттуда уже по миру творить свободу, демократию, тоталитаризм и отстаивание интересов домов.

— У них сейчас новая партия довольно влиятельным людям, как мне напела одна птичка.

— Какая? — нахмурился Панк.

— Синица. Так вот, стволов там едва ли не на миниармию. Около пятисот штук примерно, плюс-минус: калаши, AR-ки, Типы из Китая и ТКБ-шки.

— Ты хочешь их украсть?

— Да плевать что, хоть уничтожить. Всё это влетит им в крупную копеечку и проблему с покупателем. Влетят на бабки так, что точно захотят поквитаться с нами.

— Не нравится мне это…

— Тебе никогда ничего не нравится. Но не ссать, нас в этом деле поддержат люди Феи, так что мы пойдём туда не группой раз-два и обчёлся. Поэтому слушай…

* * *
Двое мужчин сидели в большой богато обставленной комнате, покружённой в полумрак, где только перед камином виднелся островок света. Всё остальное буквально растворялось во тьме, не давая разглядеть обстановку. Расположившись в больших креслах, их было невозможно разглядеть из-за массивных спинок, словно здесь никого и не было.

— Значит… она о них позаботилась? — замогильный — это было идеальное описание голоса, который был холодным и практически безжизненным. В нём чувствовалась старость, едва ли не вековая, наполненная мудростью поколений. — Обо всех?

— Да, почти, — второй голос был моложе, но точно не принадлежал юноше. Скорее мужчине, который уже успел воспитать своих детей. — Элизабет сказала, что там был ещё один, но он убежал, сверкая пятками.

— Иначе говоря, она его не поймала.

— Даже не пыталась, просто попугала. Вряд ли он расскажет что-либо. Люди не склонны верить в то, чего не хотят знать. Но если что…

— Ладно. Но я надеюсь, ты ей объяснишь, что такое конспирация. Одно дело, ради забавы, я могу понять: молодая кровь и так далее, но другое — трогать эти шайки, которые куда лучше следят друг за другом, чем обычные люди.

— Конечно. Но именно благодаря этому мне пришло кое-что на ум, и я хотел бы поговорить с тобой.

— Я слушаю.

— Люди. У них сейчас идёт передел территорий. Война, грубо говоря, между их шайками.

— Нас это должно беспокоить? — холодно осведомился старший. — Как их территории зависят от наших?

— Не помню, чтоб нас когда-то волновали их дела, — усмехнулся более молодой. — Но они проходят на территории вульфов.

— И? — в голосе старшего появился интерес.

— Сейчас их борьба не столь активна, чтоб кого-либо беспокоить. Тихая, похожая на несильные тычки палкой. Но она может стать куда более яростной. И повлиять… не только на обычных людей, — попытался заинтриговать мужчина. — И так совпало, что у меня есть те, кто могут помочь мне в этом.

— Ты хочешь, чтоб люди отвлекли вульфов своими разборками и может даже частично втянули, иначе говоря, — тут же разрушил интригу старший.

— Вернее не скажешь. Это может стать нашим шансом.

— И как же ты собираешься всё это сделать?

— Я подкинул одному из людей интересующую его информацию. И так вышло, что я могу помочь ему достать то, что он хочет. Это разожжёт войну с новой силой и отвлечёт вульфов на людскую междоусобицу. Поможет… скажем так, занять их на время, которого нам будет достаточно.

— Ты должен понимать, что это может втянуть и наш дом. Война никогда не приводила к добру, — заметил старший.

— Но и нет ничего плохого в том, чтоб раз и навсегда закрыть этот вопрос, — в голосе младшего чувствовалась нескрываемая улыбка.

Глава 84


— Оружие? Нам его вывезти или уничтожить на месте? — решил уточнить я.

Это было небольшое собрание под самый вечер, когда я уже собирался уходить, покончив с документами. Меня волновал тот факт, что там осталась Саки, и чёрт знает, что она там решит сделать. Может даже покончить жизнь самоубийством. Оттого это собрание длилось слишком долго для меня, куда дольше, чем обычно.

Но со временем я начал забывать о Саки, понимая, что светит уже мне.

— Без разницы, что с ним станет, — оскалился Бурый. — Хотя признаю, что лишние стволы как для нужд, так и на продажу нам не помешают. Но похуй на них, главное, что это поможет нам показать ублюдкам, где раки зимуют.

— Мы будем убивать? — тут же встрепенулась Гильза, но была осажена строгим взглядом брата.

— Не совсем, детка. Мы будем убивать, если выхода не останется.

Я слушал этот план с не самым приятным ощущением в животе. Бурый предлагал… понятно, что это было не предложение, а скорее задел на будущий план, но суть заключалась в том, что мы должны пойти и подпортить планы бандам. Если конкретнее, что-то сделать с товаром и тем самым практически кинуть их на деньги, поставив в неловкое положение перед другими. Почти двойной удар. Зачем? Скорее всего для того, чтоб ещё сильнее подкосить банды перед тем, как картель окончательно с ними разберётся.

Но меня волновала не причина, а тот факт, что и я буду в этом участвовать. Практически вылазка во вражеский стан, из которого можно было и не вернуться. Подобное в мои планы не входило, но теперь и отвертеться я не мог, потому что участвуют в этом, как я понял, все.

— Известно, где находятся стволы? — сухо спросил Гребня.

— Уже да.

— Будет очень большой бабах? — опять встрепенулась Гильза.

— Тут зависит исключительно от того, сможете ли вы их вывезти оттуда или нет. Но навряд ли будет очень большой бабах, скорее пожар, который всё уничтожит. Всё-таки шастающий по Нижнему городу ОБС, — Отдел Безопасности Страны, — не то чтобы мне хотелось видеть.

— Значит, вывозим, — кивнул Гребня.

— Если только сможете. Почём зря рисковать не стоит.

— И когда начнётся жарка? — поинтересовался Француз.

— Через два дня, — ответил Бурый. — Через три уже приедут за грузом, поэтому позже нельзя.

— Жаль, что не раньше, — вздохнул Пуля. — Это же лезть на чужую территорию. А некоторых из нас знают в лицо.

— Грим тем, кого знают, — без каких-либо сомнений ответил Бурый. — А потом в машину и с песней к ним на территорию. К тому же, вы будете не одни. С вами отправятся люди Феи.

— А им можно доверять? — спросил я.

— Абсолютно. В отличие от некоторых хуесосов, она готова защищать свою территорию и бить в ответ так же сильно, как бьют её. Мы лишь поможем ей. Иначе после неё уже нашу жопу будут подпаливать зажигалкой. Ряба был началом. Это лишь показывает, что война углубляется в территории, и теперь каждый может стать целью. Особенно сильно заметные из нас, — красноречиво посмотрел он на меня.

— Планы? Где искать? Как подъехать, где расположено? — перечислил пункты Гребня. Подозреваю, что в таких делах он главный.

— Всё будет. У нас есть кое-кто, кто предоставит более точные данные об этом, так что всё будет вплоть до описания дверей на вашем пути.

— Увозить как? Будет грузовик?

— Да, мы заказали рефрижератор. Один развозит там еду, спирт и наркотики, и мы подобрали похожий на него. Он не вызовет вопросов, если его пригнать к ним.

— Приедем тоже на нём? — спросил я.

— Ага, остановит вас банда, а вы что скажете? Заперли себя случайно в холодильнике? — усмехнулся он. — Заехать на территорию раздельно будет куда безопаснее.

Я не разделял его мнения, считая, что как раз-таки заехать на грузовике будет безопаснее, чем в машинах на виду, но не стал спорить. Ему виднее.

— Тогда как вывезти в этом рефрижераторе оружие, если они могут всё проверять?

— Не важно. Главное — добраться до нашей территории, а там уже боевики прикроют.

Складный план получался. Вроде и не сложный, но зная, как всё проходит на самом деле, я мог предположить, что всё обернётся наихудшим вариантом из возможных. Естественно, я это не озвучу, но мысль не покидала моей головы, словно заноза.

— Есть ещё вопросы?

— Склад, где бы он ни был, будет охраняться, причём очень хорошо. Начнись что, и вся банда сбежится на стрельбу, — высказался Пуля. — Мы будем как-то отвлекать или что, прежде чем придём за грузом?

— Думаю, что будет провокация, — улыбнулся Бурый. — Причём такая, чтоб привлечь как можно больше людей. Я думаю, стоит устроить пожар или перестрелку, которая отвлечёт всех, пока вы будете творить зло и содомию. Хотя постарайтесь всё же без шума.

Почему-то в голову сразу пришла история с ограблением банды в моём родном городе. Мой план тоже выглядел очень нереалистично, однако мы провели его вполне успешно, не считая двух пуль в моём теле.

— А что насчёт импульсников? В бандах вроде такие водятся, — напомнил Француз. — Не хочется стать человеком гриль или перцем, фаршированным свинцом, лишь потому, что там был барьер.

— Боюсь, тут уж методом тыка. Я подгоню оружие, которое должно будет справиться с такой проблемой, бронебойные пули там, гранаты и так далее, но не думаю, что там будут сверхсильные бойцы. В конце концов, имей там кто-то реальную силу, они не стали бы сидеть в Нижнем городе.

В этом он был прав. Тот, кто имел мало-мальски нормальные силы, сразу находил работу получше, если только небыл идейным бандитом.

Но тут у меня появился важный вопрос.

— А почему этим не займутся боевики? Они же лучше к подобному подойдут. И их больше, а нас всего семеро.

— Не семеро, а больше. Люди Феи тоже будут с вами работать, — напомнил он, словно пытаясь соскочить с темы.

— Но даже так, боевиков всё равно в разы больше, и они лучше подготовлены, — заметил я.

Кажется, я попал на вопрос, на который Бурый отвечать не хотел — вижу по его тяжёлому взгляду, которым он меня сверлит. Однако и смолчать теперь он не мог, так как взгляды остальных сошлись на нём, словно спрашивая: «А действительно, почему?». Все, кроме Панка, кстати говоря, он тоже смотрит на меня, а не вопросительно на Бурого. Не значит или это, что он в курсе дел? Наверное, так оно и есть.

— Хороший вопрос, — кивнул Бурый, решив всё же ответить. — Суть в том, что вы мои люди. Люди, которым я безоговорочно доверяю. И есть вещи, которые, как мне кажется, не могут быть решены силами картеля, хотя нам угрожают. Вы уже поняли это по Рябе. Я хочу обезопасить нас, однако не могу доверить это дело тем, кому сам не доверяю. Да, их больше, согласен, но количество играет здесь не самую большую роль.

А мне кажется, что самую большую роль играет именно это. А эта речь о доверии и дружбе не более чем попытка не отвечать на вопрос.

Ведь самое главное он и не озвучил, возможно даже боялся озвучить, хотя все, скорее всего, и так уже поняли — сам наркобарон не в курсе, что задумал Бурый, и вся операция проводится за спиной Соломона. А боевики вполне могут рассказать своему главному боссу, что они делали, и это может ему не понравиться. Потому Бурый посылает тех, кто не проговорится.

То есть нас.

Причина понятна — лишить бандитов оружия на продажу и, как следствие, денег и доверия партнёров. И понятна выгода для картеля — это ослабит врага. Непонятно лишь то, почему это делается за спиной картеля, хотя, по идее, должно пойти ему на пользу? Значит, есть и какая-то другая причина?

Короче, объяснение, что нас отправляют из-за доверия, вообще никак не вяжется с тем, почему не отправляют боевиков, которые так же верны картелю.

Но я не стал дальше раскапывать этот вопрос, так как таким образом можно вполне себе и могилу выкопать. Как не стали на этом акцентировать внимание и остальные.

— Значит, послезавтра мы выступаем? — спросила Гильза.

— Всё верно, послезавтра. Но завтра чтоб каждый здесь был. Сейчас мы с Гребней прогоним важные моменты по плану, чтоб потом не было неожиданностей.

На этом наше собрание было закончено, так как вопросов больше ни у кого не было.

А они должны были быть, потому что всё выглядит так, будто мы работаем против своих же. Может быть картель не знает про это оружие, и Бурый хочет его прибрать к рукам? Хотя нет, вряд ли, он же сам сказал, что если что, то уничтожить.

Нет, не знаю, потому что не хватает информации. Из-за этого причин может быть просто море.

Когда я уходил, случайно встретился с Панком взглядом. Оба с разбитыми лицами друг напротив друга, словно отражения нашей жестокости. Как мать называла таких, два брата-акробата. Он смерил меня взглядом, после чего, не сказав ни слова, отвернулся. Очень надеюсь, что меня не поставят в пару вместе с ним.

Теперь я предпочёл бы пару с Фиестой, так как она, по крайней мере, на меня с кулаками не нападала и вроде как после того момента с пистолетом больше подобных фокусов не выкидывала.

* * *
Дома меня ждала Саки. Хотя я и опасался, что она вскроется, обокрадёт или даже затопит квартиру, всё обошлось. Она была живой и здоровой, пусть немного и уставшей на вид. Но такое состояние объяснялось тем, что мои полы были чисты как никогда. Я, конечно, и до этого мыл их, но здесь была видна рука или профессионала, или очень настырного человека, который драил их, не покладая рук. То же самое можно было сказать и о туалете, где ванна приобрела хотя бы желтоватый оттенок.

— Вот! Как я и говорила, — одарила она меня своей беззубой улыбкой, когда я оглядел результаты её трудов.

— Ясно, ты молодец, — кивнул я, выгребая покупки на стол. Я снова купил мыло, полотенца, зубную щётку, мочалку и ещё по мелочи, чтоб можно было обеспечить удовлетворение первичных нужд моей новой временной сожительницы.

— У тебя, кстати… на лице синяк, — проявила она чудеса внимательности. — Ты подрался? — и дедукции.

— На работе ударился, — кивнул я.

— А кем ты работаешь?

— Строителем.

— Строителем… — протянула она. — Ну теперь я буду знать, к кому обращаться, если вдруг захочу купить себе новый дом, — обрадовалась Саки непонятно чему.

— Ага.

Если только она решит построить собственную наркоимперию.

— Кстати, Саки, а ты так и не рассказала ничего о себе, — решил я перевести стрелки, прежде чем она начнёт задавать другие, не самые удобные вопросы, на которые мне не хотелось отвечать. — Откуда ты? Кем была? Как очутилась здесь?

— Ну… вряд ли мою историю можно назвать эталоном для подражания, — слабо улыбнулась она, явно стыдясь своего прошлого.

Я тем временем перебазировался к кухонному столу готовить ужин.

— Сомневаюсь, что в Нижнем городе вообще есть истории для подражания, — ответил я.

— Так-то оно так, но… Я сбежала из дома.

— Сбежала из дома? Из-за родителей?

— Парня, — почему-то я сначала именно на этот вариант подумал, но решил, что он слишком банален. — Он был классным и хорошим. Знаешь, есть такие люди, очень чуткие, и он был одним из них. Казалось, что он знал всё, что творится у меня на душе. У него были такие крепкие руки, а ещё он…

Я продержался две минуты, слушая то, каким же классным он был. В голове выстраивался образ едва ли не суперчеловека с открытым добрым сердцем, который наказывал плохих и всегда помогал другим, был дерзок и скромен одновременно, смел и при этом неуверен. Другими словами — целый набор противоречий. Такое описание было характерно для влюблённых, что готовы обожествлять своего избранника. И куда более странно это было слышать от той, кого этот избранник и бросил.

К тому же, если он был таким, каким она его описывает, где же он?

Этот вопрос я и задал ей, на что Саки смутилась.

— Он… мы разошлись.

— Странно, такой добрый, милый и чуткий, кто не бросит девушку одну, и оставил тебя, — не удержался я.

— Просто я… он… мы не подходили друг к другу.

— Судя по набору качеств, которые ты описала, он подходит к чему и к кому угодно. Даже ко мне, будь он, конечно, девушкой. А ты его любила вообще?

— Я… я не знаю. Он привёл меня сюда, но… дал ведь именно то, чего я хотела, — ответила Саки неуверенно.

Было удивительно слышать, что она не сваливает вину на другого, а честно признаётся в том, что сама себе на голову нашла приключения. Сама этого хотела, и сама это получила.

— Свободы?

Саки кивнула.

— Я почувствовала себя взрослой, свободной и беззаботной. Мне было действительно хорошо. А потом… не очень. В любом случае, мы разошлись, и я начала искать работу. А потом повстречала другого. При нём я устроилась работать, и… мы потом тоже разошлись.

— А кем работала?

— Шлюхой, — немного хрипло ответила Саки, будто выдавила из себя это слово.

Хотя, честно говоря, я и предполагал, что она именно этим и зарабатывала в одно время. Не потому, что она стала такой или по каким-то другим признаком, а из-за её слабого характера. Она слишком легко поддаётся влиянию, словно не окрепла мозгами. И единственный способ парня получить с неё выгоду, помимо секса — устроить её работать шлюхой.

— А подсела ты на наркотики ещё с первым?

— Я не подсела, лишь попробовала, — тут же возразила она, но стоило мне посмотреть на неё, как Саки тут же отвела взгляд и словно сжалась. Манипулировать ей было проще простого, что не есть хорошо.

— Ага, он просто угостил тебя наркотиками. Он такой заботливый.

Меня аж скрутило от этого. Она описывает конченного урода, который просто посадил её на наркотики. Но при этом говорит о нём с какой-то теплотой, словно он показал ей, как чудесен наш мир. Так и хочется спросить: Саки, ну как, чудесен этот мир?

— Я… подсела почти сразу, — сдалась Саки.

— А бросила?

— Как только узнала, что беременна. Но… — она покраснела. — Это из-за того, что у меня не было денег. Надо было выбирать: наркотики или еда.

— Ты сильная девушка, — кивнул я, готовя кушать.

— Откуда ты знаешь, что я сильная?

— Ты до сих пор жива. Выбрать пусть даже такую жизнь вместо приятного ухода в мир иной — сильный поступок.

— С-спасибо, — смутилась Саки.

Я вру, это не сильный поступок, однако от тёплого слова и кошке приятно. Так почему бы и не поддержать её немного морально?

— А почему вы разошлись со вторым? — поинтересовался я.

— Он нашёл другую, — ещё тише ответила она. — Снова.

Поиспользовал и бросил. Интересно, следующую он тоже поиспользовал и бросил?

— Но как ты вообще опустилась на самое дно?

— Я… после второго парня, когда поняла, что беременна… Я уже была наркоманкой, а никто не хочет связываться с такими. И идти шлюхой тоже не хотелось. И я просто… я просто не стала бороться дальше. Я знаю, звучит глупо, но мне показалось, что легче просто пытаться жить дальше как придётся. Это… сложно описать… Думаешь, что ладно, всё равно не могу устроиться работать, лучше буду жить как придётся. Я выбрала почти добровольно этот путь. Так было проще и легче.

— Легче быть бомжом? — удивился я.

— Угу. Мне же не надо было теперь волноваться о работе или о том, как жить дальше.

— Наверное, я не смогу понять этого, — покачал я головой.

— Я бы тоже не смогла, но когда ты почти на самом дне, то устаёшь бороться и жить, хочется просто опустить руки. И я опустила.

— И опустилась.

— Да…

— А почему не вернулась домой? У тебя же была возможность, нет?

— Была, но… что я скажу родителям, особенно вернувшись в таком виде?

— Что ты была дурой? Слёзно умоляла бы помочь тебе, каясь в том, что поступила как последняя идиотка. Они бы и простили.

— Да, но… мне было стыдно, — начала она бормотать под конец. — Их дочь стала шлюхой.

— Ну не говорила бы им об этом, — спокойно заметил я.

— Они знали. Вернее… папа знал.

— Он увидел тебя на работе? — догадался я. — Когда сам пришёл порадовать себя?

Мир тесен. Это даже немного забавно, что она наткнулась на собственного папашу.

— Всё немного хуже. Он заказал девушку, и к нему пришла я. И… вышло немного неловко, — с грустной усмешкой ответила она.

— Могу себе представить.

Вскоре я подал на стол наш ужин.

Саки оставшийся вечер молчала, словно потеряла всякое желание разговаривать. Нет, она не игнорировала меня, просто сидела с подавленным видом, явно осмысляя свои прожитые в веселье и хорошей компании дни.

Чем я мог ей помочь? Боюсь, что ничем. Будет хорошо, если она поймёт сама, в какую же задницу угодила, и переосмыслит всё. И будет не очень, если сразу после порога моей квартиры она найдёт ещё одного единственного и неповторимого, ради которого можно пойти на всё и который ну точно её не бросит.

Но тут я не мог с ней ничего поделать. Некоторые люди не меняются, как ты ни пытайся что-то с этим сделать. Их даже пережитое не исправит и не поставит на путь истинный, так как они, как игрозависимые, будут каждый раз делать ставки, надеясь выиграть. Надо ли говорить, что удача улыбается единицам? Остаётся лишь надеяться, что она не из таких и использует мою помощь правильно.

Глава 85


Послезавтра наступило куда раньше, чем мне бы хотелось.

Теперь я понимаю, зачем нужны такие люди, как мы, Бурому, да и в принципе лейтенантам и боссу. Всегда будет грязная работа, которую нельзя показывать начальству и которую не доверишь обычным воякам. То, что будет личным секретом одного человека.

И команды, которая верна только ему.

По крайней мере, он будет знать, где живёт стукач, если такой заведётся.

Основной сбор действующих лиц был на этот раз не в нашем штабе, как обычно, а в отдельно снятой квартире. Причина была в охране нашего штаба — всё те же головорезы картеля, которых расспроси босс, и они всё расскажут. Никто не должен был знать, что мы уезжаем на левых машинах, одетые не так, как обычно, что будет выглядеть весьма подозрительно в свете будущих событий.

Поэтому все мы послушно приехали в штаб, откуда на классических бронированных машинах отправились уже в город, словно сопровождая, как обычно, своего босса. Никаких вопросов к нам в этом плане не будет.

После этого, немного покурсировав, нас высадили, а Бурый поехал дальше. С ним остались только девушки: Фиеста и Гильза. Было решено, что девушки могут выделяться в районе шлюх, в отличие от мужчин, которые были там основными клиентами. К тому же, они будут курсировать с Бурым по городу, создавая бурную деятельность. Так он будет вроде как на глазах, и из-за тонированных стёкол никто не скажет, что в машинах нас не было. Думаю, что Бурый уже продумал, что будет говорить, если спросят, чего он просто ездил по городу.

И пока он будет ездить по нашей территории, мы поедем в город, встретимся с людьми Феи и займёмся складом, план которого был у нас на руках. Хотя это и не был склад — по сути, большое помещение в одном из зданий в трущобах, где объединили несколько квартир. Нам надо подняться на второй этаж, после чего спуститься обратно с оружием или без. Если с ним, то погрузим в рефрижератор и увезём.

Как я понимаю, у банд был основной склад, где они хранят все свои партии оружия, но этот груз перевезли туда, где нам будет сподручнее его забрать. Как говорил Бурый, у него был там знакомый, который подсуетился и постарался, чтобы у нас были максимально хорошие карты. Было странно, что этот самый хороший знакомый сумел перевезти груз, но не смог его вообще вывезти с территории.

Но мы радуемся тому, что есть.

В квартире были я, Гребня, Панк, Француз и Пуля. Пять человек, что негусто. Но ещё будет, как мне сказали, около семи со стороны Феи. И в сумме двенадцать, что вполне неплохо для ударной группы.

Были ещё варианты того, как мы можем утащить груз. Основным из них было напасть на колонну или же напасть при отгрузке со склада. Но оба варианта были отвергнуты.

С колонной наблюдалось несколько явных проблем.

К примеру, засада. Проблема в том, что они вполне могут поехать по другому маршруту. Точного маршрута нет, что делает такой расклад практически нереальным и основанным на одной удаче, что недопустимо.

Ещё одна проблема — это гонка со временем. Нельзя будет подготовиться, подгадать, подождать и так далее. Надо будет действовать едва ли не по секундам. Остановить, убить охрану и водителей, угнать грузовики. Это надо сделать настолько быстро, чтоб никто из охраны не успел сообщить о нападении, что сложно даже из-за обычной тревожной кнопки, которая может быть у них. Плюс это происходит в центре вражеской территории у всех на глазах. Тихо, без лишнего шума, это не провернёшь, так что нас точно заметят. И найти грузовики будет уже не проблемой, так как бандам будет достаточно перекрыть дороги, и всё. Такой план подходит, если надо именно уничтожить груз, а мы всё же рассчитывали его забрать.

Напасть при отгрузке со склада было так же самоубийственно. Просто даже потому, что там будет охрана как конвоя, так и склада. Едва ли не в два раза больше, чем обычно. И опять же, может подняться стрельба, что будет очень и очень громко и сработает получше сигнализации.

Про вариант напасть при отгрузке отправителю вообще можно забыть — это будет на территории порта.

В этих двух вариантах наблюдался очень важный минус. Вся охрана будет сконцентрирована вместе, они будут вполне активны, и высок шанс, что кто-то да поднимет тревогу. Это может казаться, что когда они вместе, то их можно накрыть одним ударом. Но в первом варианте они рассредоточены по машинам, которые ещё и двигаются на глазах у всех. Во втором их просто много, все друг у друга на виду, почему высок шанс, что кто-то да нажмёт спусковой крючок.

Со складом было иначе. Охрана рассредоточена по точкам, патрулирует человека по два на территорию, основная группа сидит вообще вместе в комнате отдыха. Они ничем не занимаются, они расслабляются, им скучно, они маются хернёй, так как считают, что никто не додумается на них напасть.

Подготовка не заняла много времени. Больше всего потратили его на меня, чтоб загримировать. Буквально заштукатурить моё лицо, так как оно куда больше остальных выделялось на общем фоне. Француз буквально наложил на него тонну косметики, прежде чем довольно окинул меня взглядом. Теперь у меня была густая короткая борода, не менее густые брови и бледноватое лицо.

Да чего уж там, почти все из нас обзавелись бородой или усами, а ещё очками, которые лишь сильнее скрывали наши черты лица. Некоторые по тону кожи стали значительно темнее, чем были до этого. Я бы даже некоторых и не узнал. Такое объяснялось тем, что часть людей Бурого знали в лицо. Не все, естественно, но будет немного обидно случайно нарваться именно на тех, кто знает.

После этого прошла ещё одна часть подготовки, когда мы проверяли бронежилеты, автоматы, разгрузки и дополнительное оборудование.

— Готовы? — спросил Гребня, когда мы собрались и уже были готовы выдвигаться.

— Да вроде, — поправил сумку на плече Пуля. — Вроде всё взяли. Остаётся надеяться, что провокация отвлечёт их на какое-то время. Действительно отвлечёт, а то нас на их складе и покрошат.

— А какой она будет? — спросил я.

— Этой кухней Бурый занимается. Посмотрим, что он там испечёт, — ответил Француз.

— Ставлю на склады, — сказал Пуля. — Контрабанда и наркотики. Это привлечёт куда больше внимания, чем перестрелка.

— Он может вполне и их клуб испечь, — заметил Француз. — Что у них вкусненького из клубов?

— Наркопритоны, тотализаторы и бойцовские клубы, — тут же ответил Гребня.

— Не очень подходит для того, чтоб привлечь много внимания, — покачал головой Пуля. — Значит, всё же склады жечь будет. Или перестрелка.

— Оставьте это. Бурый сам решит, — прервал их Панк. — Он сделает всё по уму, как и обычно, так что не ссать. При любом исходе город сегодня будет гореть. Главное, чтоб нас там не оказалось. А теперь поехали: Француз, ты поедешь со мной. Гребня, бери Шрама, Пуля, едешь один. Если останавливают, то вы останавливаетесь. Если спрашивают, то вы едете ебаться. И чем больше, тем лучше. Окна откройте нараспашку, чтоб было вас видно, и ведите себя так, словно вам похую на всё.

— Короче, вести себя как Шрам, — подытожил Француз.

Мы разошлись по машинам, отправившись каждый своей дорогой.

Провернуть это дело Бурый решил под утро следующего дня. Не обошлось это решение и без мнения Гребни, который был самым опытным в этом деле среди нас. На такой выбор плана действий было несколько причин, одна из которых — после спокойной ночи и перед сменой даже пусть многочисленная охрана, она всё же будет куда больше расслаблена, чем ночью, когда они ещё полны сил.

Был вариант ещё провернуть это дело днём, когда все тоже расслаблены, так как психологически человек куда меньше ожидает проблем при свете дня, чем в темноте. Все будут смотреть на всё сквозь пальцы, не сильно заморачиваясь с элементарными правилами безопасности. И охраны тоже меньше, так как никто не ожидает, что найдутся люди, рискующие напасть при свете солнца. Однако был значительный минус — много случайных свидетелей и, собственно, свет, из-за которого в темноте ты уже от чужих глаз не спрячешься. И подобраться незаметно днём группе, когда на улицах люди, будет сложно.

Мы спокойно отъехали, словно отправляясь по своим делам, от тротуара, после чего, влившись в негустой поток машин, направились на территорию Бабочек. По информации Бурого, мы сможем спокойно оставить там машины, не вызвав подозрений, после чего просто перейти дорогу и уже оказаться на территории банды. Там для нас сразу была снята квартира через подставных лиц, чтоб мы могли переждать до ночи.

Двигаясь по улицам Нижнего города, мне сразу бросилось в глаза обилие машин, которые принадлежали картелю. Они стояли у обочин среди обычных машин, но выделялись своей чистотой и ухоженностью, что было редкостью для автомобилей этого места. Особенно много их было на улице, чья дорога разграничивала территории банд и картеля. Я видел, что в них сидят бдительные боевики картеля, которые провожают нашу машину взглядом.

И едва мы пересекаем дорогу-границу на перекрёстке, как, уйдя от одних бдительных взглядов, попадаем под другие бдительные взгляды. Едва ли не из рук в руки.

Машины с нашими людьми сразу сменяются незаметными девушками, что прячутся в подворотнях, по углам и в машинах. Они не выставляют себя напоказ, как головорезы картеля, скорее напоминая хищниц, что затаились в засаде.

Да, они обратили на нас внимание. Однако мы выглядим слишком непринуждённо. Окна открыты, мы курим, едем нарочито медленно, поглядывая на соблазнительный «товар» тех, кто дарит почасовую искреннюю любовь, между делом общаясь ни о чём. Вообще, мы играли в города, но это было не важно, главное, что со стороны мы шевелили губами и словно о чём-то разговаривали.

Без каких-либо приключений мы добрались до заветного места остановки, после чего непринуждённо взяли вещи и отправились через дорогу. Не бежали, не оглядывались, делали вид, что общаемся друг с другом.

Мне кажется, что сумки стоило перетащить чуть раньше, чтоб вообще не вызывать никаких подозрений. И пусть они у нас были небольшие, но, как по мне, явный недочёт.

Перейдя на другую сторону, прошли в переулок, где нам предложили удовлетворить все потребности, что могут возникнуть у настоящего мужчины. Судя по всему, в их понимании единственной потребностью у мужчин было потрахаться, нюхнуть и напиться. Так послушать, и глубина мужской души, по их мнению, не глубже пивного стакана.

Кое-как избавившись от надоедливых поклонниц за деньги, мы углубились в трущобы, но не настолько глубоко, чтоб вызывать подозрительные взгляды у местных. Это был небольшой район, где снимали квартиры многие приезжие, чтоб на денёк-другой оторваться от реальности с наркотиками и шлюхами.

— Второй этаж, — сухо напомнил Гребня, когда мы поднялись выше.

— Понял.

Мы приехали самыми первыми. Вид из окна был не самым живописным — на соседние трущобы с одной стороны, на голую стену в метрах пяти от окна с другой. Однако там, где была стена, можно было вполне незаметно спуститься вниз, воспользовавшись при необходимости небольшой пристройкой прямо под окном. То ли это была щитовая, то ли гараж, понять было невозможно.

Сама квартира представляла из себя три помещения в тёмно-бордовых тонах. Одна комната была залом, вторая спальней с большими зеркалами и кроватью почти на всю комнату, третья — кухней. Было несколько удивительно видеть в таком районе столь неплохо обустроенную пусть и для интимных развлечений комнату. Словно из мира грязи в мир князей попал.

— Самые первые, — подытожил Гребня, словно я сам этого не заметил. — В любом случае, теперь ждать и спать до времени. Ты готов?

— Ну… насколько вообще можно быть готовым к этому.

— Опыт имеется? — увидев лёгкие сомнения на моём лице, сразу уточнил. — Меня не интересует твоё прошлое. Меня интересуют твои навыки. Участвовал в подобном или нет?

— Участвовал, — решил ответить я, учитывая обстановку, где от наших умений будут распределены роли.

— Перестрелки? Налёты? Скрытое проникновение?

— Всё подряд. Во всём участвовал. К тому же, я же с тобой убегал тогда, разве нет?

— Убегал, — кивнул он. — Я помню. Тогда пойдёшь за нами. Будешь прикрывать. Я тебя не знаю. С тобой не работал. Это не та миссия, где мы можем ошибиться.

— Я понял, — кивнул я. Его едва ли не механическая речь уже стала для меня привычной.

— В следующий раз сходим вместе.

— Хорошо.

Он кивнул, после чего начал раскладывать вещи: бронежилеты, автоматы, перчатки и всё, что только уместилось в наших небольших сумках. Через полчаса, плюс-минус, пришли остальные.

— А где мы встретимся с группой Феи?

— Ближе к складу, — тут же отрапортовал Гребня. — Собираться вместе в одной квартире таким количеством небезопасно.

— Особенно в такой, — пробормотал Пуля, глядя на кровать. — Хотя, глядишь, и за пидорасов примут.

— Боевых пидорасов, — хмуро пробормотал Панк.

— У них здесь и плита есть, — вот кого я не мог понять, так это Француза. Этот человек был на своей волне, явно оторванный от общей группы. Я уже не говорю про его любовь вплетать в предложения слова из кухни, он вообще отличался от остальных, от чего я сразу задавался вопросом: «Как он вообще сюда попал?». — Может что намешаем?

— Перед заданием? — поморщился Пуля. — Потом в узел желудок скрутит же.

— Нет, надо пожрать, — покачал головой Панк. — Нам ещё сидеть здесь до утра. Перед самым задание с полным желудком будет не то, но сейчас нормально. Пока переварится, пока утрясётся.

— Вот! Знающий человек! — обрадовался Француз и тут же полез в сумку доставать… еду.

— Ты принёс её сюда? — сейчас я действительно удивился. Но кажется, это только меня удивило, так как остальные уже разбредались по квартире.

— Солдат должен быть сыт! — отрапортовал он. — К тому же, я знал, что будем здесь томиться до утра и точно изголодаем.

— А откуда у тебя вообще такая любовь готовить? — поинтересовался я. — Я знаю, что есть любители, но чтоб настолько…

— Как откуда? От матери! Гены! Она у меня была знатной кухаркой! Всё лучшее от мам, как говорится.

— Да, его мать знала толк, — кивнул Пуля. — Можно было жрать и жрать, пока не лопнешь. Дуся так вообще оттуда не выходила. Хотя для неё твоя мать была второй мамой, по сути.

Так, значит, твою сестру зовут Дусей? Евдокией, то есть? Удивительно, что только сейчас я узнал, как её зовут.

— Да, помню. Её ма тоже любила. Как дочери не получилось, она к Дусе и привязалась. Всё не хотела, чтоб она влезала во всё это дерьмо, — вздохнул Француз. — Думала устроить её у себя помощницей, но… не сложилось. Мне тоже жаль, что она втянулась в это.

— Они же закарманили всё тогда. Дусь ещё ребёнком была. Мы почти дохли с голода: там или землю жри, или иди наркоту толкать. Выбор в городе не то чтобы сильно широк.

— Да, знаю, знаю… — вздохнул он.

— А вы были знакомы? — перевёл я взгляд с Француза на Пулю и обратно.

Дело в том, что Француз был старше Пули лет на десять. Хоть сам он и был худым с тонкими чертами лица и его усиками, делающим его действительно похожим на француза, однако его возраст можно было определить довольно точно. У некоторых людей он на лице написан.

— Одно время, — как-то нехотя признался тот. — Ещё до того как… у него случились неприятности.

Уже подозреваю, какие именно.

— Мою мать убили, — спокойно объяснил Француз. Да, именно о них я и подумал. — Не заплатила нужным людям, они её и запихнули в холодильник в наказание. Знаешь, такие большие холодильники в комнату?

— Да.

— Вот. Они её и запихнули, чтоб подумала над своим поведением. Да только мать моя заплатила, а они об этом не знали. Продержали несколько часов в холодильнике. Она и заболела.

— Сочувствую.

— Не стоит, — покачал он головой. — Всё в порядке. К тому же, она прожила ещё несколько лет, прежде чем умерла.

Так она умерла не сразу? То есть не в холодильнике?

— Вижу, что подумал иначе, — кивнул Француз. — Она умерла от пневмонии. Всё началось после холодильника. Постоянные болезни с лёгкими. Если бы не они, мать была бы жива.

— Это она тебя научила готовить?

— У нас была кулинарная книга просто…

— Я помню её, кстати говоря, — кивнул Пуля.

— Да… Она большая, несколько поколений рецептов собрала. От матери к дочери переходила, но на мне прервалась цепь. Вот я и взялся за готовку, чтоб потом передать книгу дальше, уже своей дочери. Ну и рецептиков накатать ещё больше.

— А у тебя она есть, дочь-то? — спросил я.

— Сына испекли. Но будет и румяная дочка. Как раз работаю над этим, — подмигнул он мне.

Глава 86


— Испекли сына?

— Ну… зачали, в смысле, — поправил он себя. — Сладким получился.

— Он всегда так говорит. Ма его всегда так говорила, — пояснил Пуля. — Понятно, откуда ноги растут.

— Понятно… Вот где вы, значит, познакомились друг с другом. Какая у вас разница в возрасте-то?

— Десять лет. Десять лет же? — уточнил он у Француза.

— Да, десять. Их мать, пока была жива, работала с моей. Она их часто на кухню приводила, пока я ещё здесь был.

— А я помню то время. Все так суетились там, — улыбнулся давним воспоминаниям Пуля. — А потом они хуй знает во что превратили то место.

— Бургерная, — фыркнул Француз. — Повсюду бургерные, словно все забыли о том, что такое нормальная еда. Меня тошнить начинает, когда я вижу их. Отжали место, пока меня не было. А как вернулся, так уже ничего и не перепечь было. Хотя позже я выкупил его обратно.

— Это и есть твой ресторанчик? — догадался я. — Ты говорил о нём вроде.

— Ага, тот самый, что на углу. Мы даже проезжали как-то рядом. Помнишь? «Manger servi» называется.

— Да… кажется, что-то было… А как переводится?

— Жрать подано, — усмехнулся Француз. Вот тебе и название. Приходишь ты в ресторан с красивым названием, а оказывается, что ты обедал в «Жрать подано». — Почти семейное дело, если бы не те вареники с дерьмом. Но опять же, только при Буром получилось всё вернуть. Без связей ты ничто здесь.

— То есть вы знали Бурого и до этого?

— Миху? Да, знали, он был тем ещё перцем. В хорошем смысле, — добавил он. — Мы вообще много кого знали. Все жили почти рядом, если уж на то пошло. Кто дожил, естественно…

Значит, Михаил? Забавно, но почему-то только сейчас я начинаю узнавать имена своих товарищей по работе. Михаил, Евдокия, осталось ещё у шестерых узнать, и вообще чудно будет.

— Я рос с ним в одном дворе, — похвастался Француз. — Пуля же ещё вообще мелким пряником был, как и Гильза. Они вечно за всеми бегали. Панк был постарше, он вроде и начал это дело. У него батя работал у Соломона боевиком. Сына и ввёл в дело. Нашёл, договорился и устроил старшего дилером.

Панк может быть что-то и добавил бы к этой истории, но он был в зале, в то время как мы расселись на кухне. Да и такой человек, как он, очень навряд ли бы захотел вообще о себе что-либо рассказывать. Особенно тому, кто ему в глотку ствол запихивал.

— Чего же он в этом месте жил? — задал я логичный вопрос. — У Панка, получается, был билет в жизнь.

— Да какой там, — отмахнулся Пуля. — Боевики, по-твоему, много получают? Обычные солдаты картеля, по сути. Это Лейтенанты имеют бабки и их приближённые, хотя большая часть денег всё равно уходит в казну картеля. Или карман Соломона.

— А ещё надо хорошо платить командирам боевиков, за товар и так далее. Охрана там, — кивнул Француз. — Трат немерено, хотя всё равно остаётся много.

— Но Бурый всё равно был более смышлёным. Но у него не было родаков, которые смогли бы его протолкнуть. Наверное, потому, когда Панк его, как знакомого, подтянул, он так быстро и выбился.

Им было впору создавать собственный дом. Практически все они были знакомы с детства, что не удивительно. В таких местах такими вот группами и пробиваются наверх, наверное. Один уцепился, других подтянул. А те спину прикроют, когда возникнет такая необходимость. Как мне приходилось читать, так и создавались великие преступные империи. Друзья, знакомые, те, кто готов отдать жизнь за тебя, идеалисты и деньги. Эта адская смесь создавала тех, кто до сих пор существует.

Как мне кажется, криминал в этом плане в разы сложнее. Да, масштаб не тот, однако в нём практически не действуют законы. Ты борешься за власть даже не с людьми, ты борешься с чистой алчностью, жёсткостью и хитростью. Здесь не действуют никакие правила, здесь тебя почитают сегодня, но закапывают завтра, и никто не застрахован от этого. В доме всё куда надёжнее.

— Кстати, — я немного отвлёкся на собственные мысли, позабыв о том, что мне сказали. — Ты сказал, что отец Панка устроил старшего. Значит, у него есть братья?

— Э… — протянул Пуля, но толком ничего и не сказал, умолкнув.

— Были, — спокойно ответил за моей спиной Панк. Его голос не выражал агрессии, скорее был всё таким же пропитанным антипатией ко всему. — Среднего убили банды, младший снаркоманился и вскрылся. Ещё хочешь что-то спросить?

— Нет, — обернулся я к нему и немного виновато ответил. — Прости, я не знал.

— Никто не знал, — фыркнул он. — Хотя вру, все знают, но думают, что их это обойдёт, а, Шрам?

— Что? — не понял я.

— Мне всё не даёт покоя, нахера ты полез в это всё?

— Если бы не сын Чеки, поверь, держался бы подальше.

— Я про то, что было до этого, — вряд ли он знал, что было до этого, потому я не показал ни страха, ни неуверенности. — Нахрена ты вообще встрял в такие дела? Ты не выглядишь тем, кому здесь место.

— А почему встревают обычные, далёкие от этого люди? — усмехнулся я. — Деньги, проблемы, отсутствие возможностей. Думаю, Пуля лучше всех меня поймёт.

— Ясно… — нахмурился он, после чего перевёл взгляд на Француза. — Ну как у тебя там? Готово?

— Так недавно же начал.

— Ладно… идёмте, пока Француз тут кулинарит, разберёмся с экипировкой.

* * *
Проблема ожидания — время летит очень медленно, но когда настаёт момент, тебе кажется, что это было очень и очень быстро. Наверное, каждый испытывал это на себе хоть раз. Это испытываю и я сейчас, когда мы, воровато оглядываясь, вылазим через окно на крышу пристройки, внимательно следя за окружением.

За время, что было у нас в запасе, мы успели и поесть, и поиграть в карты, и поспать кто где. И сейчас, в три часа ночи, мы выходим на дело в полной боевой готовности. Нет ни намёка на сон, лишь небольшой мандраж перед предстоящей операцией, которая нас ждёт. Не могу сказать, что готов к ней даже после всех тренировок и инструктажей от Гребня.

Аккуратно спрыгнув на землю, предварительно закрыв за собой окно и оставив за собой квартиру ровно такую же, как и до нашего прихода, мы отправляемся по тёмным улочкам к цели. Обратно мы уже не вернёмся, сразу двинемся на территорию картеля, так что надо было забрать всё с собой.

У каждого было по автомату ГиД-35 из старой доброй Австро-Венгрии с интегрированным глушителем для спецопераций. Его списали, как мне сказали, ещё в девяностых, когда ему на смену пришёл ГиД-95, из-за чего он попал на чёрные рынки. Можно сразу сказать, что выстрел из него тебя тут же раскроет. Да, на улице тебя может и не услышат, но половина дома, а в нашем случае склада, точно будет знать, что у них гости.

Мы крались по подворотням, стараясь держаться стен, которые укрывали нас тенью. Город спал во всех смыслах этого слова. Не было пресловутых звуков экстаза, семейной ругани или гремящего телевизора, под шум которого наверняка кому-нибудь отпиливают руки. Изредка слышался рёв двигателей, который гаснул в общей тишине, да полицейские сирены где-то там, но на этом всё.

Потребовалось около получаса, чтоб добраться до точки сбора, где нас уже поджидала команда Феи. Люди в чёрных камуфляжных костюмах с «Вал» из Российской Империи. Это оружие было не сильно распространённым из-за того, что достать его было трудно. Потому ему предпочитали более демократичный ГиД, наводнивший рынки, пусть он и имел свои недостатки по сравнению с братом. Нередко «Вал» служил знаком отличия хороших бойцов, что они могут себе позволить это оружие, они не простые головорезы.

— Гребня, — протянул наш главный в этой операции руку. — Я главный в нашей группе.

— Смоль, — ответил ему сиплый голос. Как и мы, они были все в масках. — Я принимаю на себя вас, как и договаривались.

— Да, знаю.

Сухо, без лишних слов. Словно они уже до этого работали. А может так оно и было. Мы пошли по узкой неосвещённой подворотне до конца, где она выходила на улицу. Не доходя до конца, остановились.

— Вон оно, — указал Смоль пальцем на четырёхэтажный старый кирпичный дом, что находился на другой стороне. — На крыше четверо. Ещё четверо в той машине, — он указал на небольшой чёрный седан, стоявший вдалеке. Отсюда они не могли нас увидеть, как и мы не могли их рассмотреть. — На заднем дворе караулят трое. Весь второй этаж принадлежит банде, но на остальных живут люди.

— Сильно не пошумишь, — подытожил Гребня.

— Верно. Возможно, на это и расчёт. На стрельбу люди поднимут панику — ещё одна сигнализация. Где грузовик?

— В паре кварталов ждёт сигнала.

— Ясно. Вон ворота на задний двор, — кивнул он на ворота из сетки-рабицы с цепью и замком.

По плану мы подгоняем грузовик и быстро грузим туда товар, после чего уходим. Этот же грузовик быстренько увезёт нас от склада к машинам, на которых мы и покинем эту часть города. Так в случае попытки преследования мы сможем прикрыть груз или разделиться, а не торчать в одном кузове, который изрешети, и нас всех убьют. Ничего сложного, на первый взгляд.

Только почему мы на нём не приехали, мне до сих пор непонятно, и этот вопрос остаётся для меня открытым.

— Тогда начинаем? — спросил Гребня.

— Да, начинаем. Пересечём улицу через квартал отсюда. Там нас не будет видно из машины и с крыш домов.

Операция началась.

Мы двинулись под покровом ночи через улочки квартала, оглядываясь по сторонам. Двенадцать человек гуськом двигались вдоль стен, словно группа захвата, готовая изрешетить как бойца банд, так и случайного свидетеля.

Добравшись почти до самого конца, мы, словно зайцы, выглянули на улицу из подворотни. Постарались выбрать место, где было темнее всего, но перебегающая большая группа людей просто не может быть незаметна на пустынной дороге.

— На улице чисто, — тихо сказал один из людей Феи.

— Окна тоже чисто, — отрапортовал другой.

— Тогда по двое пошли, — скомандовал негромко Смоль.

Первыми переправились Гребня с человеком Феи. Следом по парам быстро-быстро и все остальные. Я был последним и бежал вместе со Смолью.

— Всё, теперь дело за малым, — сказал Смоль, когда добрался со мной до другой стороны. — В двор, по планам, ведёт небольшой проулок между домами, который закрыт сеткой-рабицей. Поэтому четверо по низу, остальные по верху, убрать охрану с крыши. Гребня, поведёшь нижних. Перед штурмом свяжешься со своими.

— Да.

— Отлично, пошли.

Наша группа разделилась практически сразу — восемь человек вошли в дом, где смогут по лестнице забраться на крыши. Мы же двинулись между домами, поглядывая по сторонам. Из всей группы здесь я знал только Гребню. Честно говоря, ему я и доверял больше остальных, так что чувствовал какое-то облегчение и спокойствие, когда шёл рядом. Возможно, потому что он был самым опытным из всех в нашей группе.

Мы недолго плутали, переходя из одного двора в другой, перебираясь через заваленные мусором или прогнившими остовами машин дворы. Здесь было в разы грязнее, чем в других частях города, где мне приходилось раньше бывать.

Когда мы добрались до сетки-рабицы, за которой виднелась удивительно чистая площадка и четырёхэтажный дом, несильно отличающийся от всех остальных, Гребня связался со Смолью.

— Гребня Смолю, приём, — связался он с ним по рации.

— Слышу, приём, — раздался у нас всех в наушниках через помехи его голос.

— Мы на месте. Жду приказа.

— Сейчас, две минуты, мы ещё не добрались.

Дело в том, что здесь дома располагались на манер старых американских городов, где здания находились друг к другу вплотную и можно было спокойно перебраться с одного на другое по крышам. Единственную сложность представляла высота этих зданий. Иногда она составляла едва ли не целый этаж разницы без какой-либо лестницы, чтоб перебраться с одной крыши на другую.

Время ожидания ответа тянулась очень долго, хотя в действительности прошло не больше пары минут. Наверное, все из нас с облегчением услышали голос в своём наушнике.

— Это Смоль, мы добрались. Можете начинать, мы готовы.

— Отлично, принял.

После этого Гребня включил телефон и отправил всего одну единственную СМС-ку. Рация была просто не в силах пробиться через городские застройки, особенно, когда мы находились между домами. После этого он вновь отрапортовал.

— Запрос отправлен, ждите отвлекающего манёвра. Приём.

— Принято. Конец связи.

Мы замерли в этой узкой щели между зданиями, где бегали крысы и землю заваливал мусор. Тут было так узко, что поместиться могли всего двое человек, если они стояли плечом к плечу. Поэтому впереди стояли Гребня и человек из группы Феи, сзади я с его товарищем. В руках мы держали кусачки, чтоб проделать проход через забор.

Взрыв прогремел неожиданно, пусть я и ждал нечто подобное. Буквально одновременно с этим послышалась стрельба, далёкая, но всё же отчётливая, похожая на те многие стычки, что происходили до этого. Она эхом, словно гром, разносилась над кварталами.

Практически сразу послышались одиночные выстрелы, звучащие как шипящие хлопки. Рядом со мной они звучали довольно отчётливо, однако на крыше были заметно тише и терялись в общей канонаде.

Гребня и человек Феи отстрелялись, после чего мы быстро передали им кусачки, которыми они начали быстро пробивать нам проход в заборе. Справились меньше, чем за минуту, после чего мы гуськом выбрались на площадку. Одна единственная камера висела разбитой на проводе, снесённая метким выстрелом одного из наших бойцов.

Бегом мы добрались до довольно широкой двери из куска стали без каких-либо отверстий под ключ или глазок. Не иначе, как из обычного куска вырезали и приварили. Через неё по плану, который мы смотрели, вносили и выносили грузы. Отсюда лестница вела на все три этажа, но первый, третий и четвёртый были закрыты. Попасть можно было только на крышу и на второй.

— Гребня Смолю, мы у двери. Приём.

— Понял-принял. Охрана на крыше убрана, камера во двор сломана, люди спускаются открыть вам. Группа отправлена в комнату охраны. Наблюдаем за машиной, так как они до сих пор здесь.

По плану, все сейчас должны были быть отвлечены как взрывом, который прогремел, так и стрельбой. Даже те, кто на камерах. Это должно было дать нам несколько секунд, а может и целую минуту, чтоб проникнуть незамеченными.

Мы ждали спасительного открытия двери. И дождались его. Засов на обратной стороне заскрипел, и бронированная дверь открылась.

С обратной стороны нас ждал один из…

— Гребня, они чистят второй. — Я ошибся, это был Пуля. Из-за маски я его не узнал.

— Понял, я на крышу на помощь Смолю, вы на склад. Начинайте выносить, у нас очень мало времени.

— Понял.

Мы едва ли не бегом поднялись на второй, где уже лежало несколько тел бандитов. Один сидел у стены, облокотившисьна неё и оставив кровавую полосу, словно оставленную кистью. Ещё двое лежали в конце коридора в луже собственной крови. Позади них в зарешеченном стекле виднелись дыры от пуль.

Молча мы едва ли не бегом подлетели к двери, одной из двух, около которой уже толпилось три человека.

— Что? — спросил я напряжённо.

— Закрыто, — ответил один из людей Феи. — Бравый с Ефремом уже ищут ключи.

— Твою же… — пробормотал Пуля. — Мы не подумали о ёбаной двери на склад… — и тут же связался с Гребней. — Гребня, тут дверь на склад. Нужны ключи.

Ответ был до ужаса шокирующим.

— Какие ключи?

— Блять, простые! От замка! Здесь бронированная дверь с одним единственным замком!

— Ищите ключи, — был ответ.

— Мы это и делаем, но…

— Мы спустим к вам оставшихся. Скоро подгонят грузовик, так что ищите. Конец связи.

— Так что ищите, — передразнил его Пуля, после чего его голос вновь послышался в наушнике, когда он связался с остальными. — Кто рыщет в комнате охраны, нашли что-нибудь?

— Да, но тут до черта ключей, — по голосу через рацию я не мог определить, кому он принадлежал, нашим или людям Феи. — Сейчас к вам прибежит один с ними, пробуйте. — Мы будем искать дальше.

— Твою мать, — выругался Пуля. — Как мы про дверь забыли-то?

— А она была на планах вообще? — спросил я, пытаясь припомнить его. — Я её не помню. Связной Бурого мог ошибиться.

— Я тоже, но это не играет уже роли. Нам надо найти их или ломать стену.

К этому моменту к нам прибежал человек в камуфляже с кучей связок, буквально высыпав их на пол.

— Пробуйте. Одного будет достаточно, остальные за мной. Надо перерыть этот сраный офис, если ни один из них не подойдёт.

Честно говоря, в тот момент меня посетили сомнения, что мы вообще найдём эти ключи. Потому что это был бы очень неплохой план — не хранить ключи рядом с дверью на такой случай. Если это так, то у нас огромные проблемы.

Глава 87


Я перепробовал все ключи, что мне принесли, но так и не нашёл нужного. Это был финиш. Или, если пользоваться терминологией Пули…

— Ёбаный пиздец… — после чего связался с Гребней. — Приём, Гребня, у нас проблемы.

— Да. Нас поджимает время, — раздался его голос, будто он только и ждал, когда с ним свяжутся.

— Блять, мы дверь не можем открыть, Гребня! Я не знаю, сможем ли гранатами выбить стену или нет…

— Нет. Это тебе не направленный заряд, — тут же разрушил я его идею.

— Вот, Шрам говорит, что нет. Чё делать-то?

— Открывать её как-нибудь.

— Твою же мать, Гребня, тебя что, капитан Очевидность укусил? КАК нам открыть её?

— Не знаю.

Вот и весь ответ в такой момент, когда нам так необходим хоть какой-то совет. Но… вообще у меня есть идея. Пусть я немного и позабыл о своих навыках за всё это время, которое мне они были без необходимости, однако именно сейчас они очень и очень сильно нам пригодятся.

Честно говоря, стыдно признаться, но я забыл о них в этой суматохе. Надо было сразу браться за знакомые, практически родные отмычки.

— Пуля, — позвал я его. — Как в принципе и все остальные, мне нужны скрепки. И ещё кусок проволоки.

— Ты чег… — Пуля оборвал сам себя, кажется, поняв мои намерения. Он даже не стал спрашивать, а справлюсь ли я. — Ясно, сейчас.

Он и ещё несколько человек бросились обратно в офис, пока остальные стояли в коридоре и в прямом смысле этого слова ждали чуда. Оставалось только надеяться, что мне хватит навыков, чтобы открыть этот замок. Он, в принципе, и не выглядел каким-то сложным, однако внешность, как говорится, обманчива.

Меньше, чем через минуту, передо мной лежали скрепки разной толщины. Было бы неплохо иметь для такого замка набор отмычек, однако сейчас приходилось довольствоваться тем, что есть. Я с замиранием сердца принялся ковыряться в неизвестном замке разогнутыми скрепками. Кажется, с того раза, как я с Малу открывали сейф, мне не приходилось взламывать что-либо в столь сжатые сроки.

Но что меня несомненно радовало, так это профессионализм других людей, что были со мной. Никто не лез с вопросами «ну что, сможешь?» или «как дела?», не пытались торопить и не шумели за спиной. Знаю, я, наверное, многого прошу, однако в таких ситуациях всё же удобнее вскрывать, когда вокруг никто не шумит.

Первым делом я подобрал скрепки нужной длины и толщины. Они нужны были для рычага, которым я потом смогу прокрутить замок. Просто выпрямил одну из скрепок, после чего скрутил её для твёрдости и согнул под углом, получив рычаг. Вторую скрепку выпрямил, сделав на самом конце выступ — вот и готова отмычка. Здесь пришлось воспользоваться своими зубами, так как инструментов под рукой не было. Заняло это у меня секунд тридцать или сорок.

Как только инструменты были готовы, я принялся вскрывать замок. Отмычку просунул внутрь, стараясь приподнять штифты в то время, как рычагом очень плавно давил вбок, пытаясь прокрутить барабан замка. Вскоре выяснилось, что требуется ещё одна отмычка. И уже двумя я орудовал в замке, поднимая штифты в то время, как все терпеливо ждали, понимая, что иного выхода у нас нет.

Отсюда не было слышно даже перестрелки на улице, если она не кончилась, так что я не знал, есть ли у нас ещё время или нет.

— Панк, — раздался в наушниках голос Гребня. — Открывайте ворота, грузовик подъехал. У нас мало времени. Скоро прикрытие закончится.

— Мы ещё даже не вскрыли дверь, — ответил один из людей в форме. — Как там с теми придурками в машине?

— Мы убрали машину. Если не вскроете замок, подожжём дом.

Вот так просто. Я понимал, что здесь решается будущее наркокартеля, однако вот так запросто мы были готовы лишить нескольких десятков жителей крова. Это мысль вызвала у меня… ничего. Видимо, я окончательно втянулся в их бизнес. Всё-так своя рубашка ближе к телу, и волноваться о других, когда твоя жизнь на кону, очень тяжело. Потеряют они дом? Окей, жаль, конечно, очень жаль, но… я даже раскаяния не почувствую, просто выгоню всех из дома, чтоб никто не погиб.

Но скоро это стало и не важно.

Замок щёлкнул, когда барабан повернулся под моим нажатием. Все замерли.

— Кто-нибудь, дверь потяните, пока держу, — позвал я.

Чуть ли не все бросились её тянуть, едва не снеся меня вместе с отмычками. Но главное было то, что мы открыли дверь, и теперь перед нами была квартира-студия, полностью заваленная ящиками.

— Гребня, это Панк. Мы вскрыли дверь, выгружаем.

— Вас понял. Пока чисто.

Мы быстро и слаженно залетели внутрь и принялись таскать ящики.

В каждом было около десяти автоматов. Потому вес одного было около тридцати восьми — сорока килограмм. Как раз на одного человека. Двое сейчас караулили на крыше и ещё двое на выезде у ворот, чтоб никто сюда не прошёл. Оттого таскало ящики восемь человек. Окинув ящики взглядом, я прикинул, что каждый должен сделать около семи ходок, чтоб мы вынесли всё отсюда.

По очереди мы принялись подхватывать ящики, после чего быстро спускались вниз к грузовику и буквально забрасывали их внутрь. Водитель, которого, судя по всему, наняли на это, помогал расставлять их в кузове. И надо сказать, что это было не так уж и сложно. Да, сорок килограмм, да, неудобно, но мы спускались, а не поднимались, что значительно облегчало задачу.

— Внимание, у нас контакт… Да, наблюдаю четыре машины на подходе. Четверо на крышу, остальные рассредоточиться на улице по обе стороны. Готовьтесь к обороне, — голос Гребня звучал угрожающе напряжённо, не предвещая ничего хорошего.

— Гроза, — это уже был Смоль. — На тебе наземная группа.

— Понял!

— А сколько времени? — тут же спросил кто-то из бойцов.

— Нет времени! Руки в ноги, парни!

— Осталось несколько ящиков, одна ходка! Мы успеем?

Видимо, никто не знает поговорок про жадность. Однако не мне их упрекать в этом. Действительно было жалко оставлять их, когда займёт это времени всего минуты две. Всё-таки желание халявы, возможность урвать побольше, потратив лишнюю минуту, очень велико. Но именно минута и может решить всё.

Вот и думай, рискнуть всем, чтоб получить больше, или довольствоваться тем, что есть.

— Твою… — всего секундная задержка, прежде чем Смоль принял решение. — Тащите их! Четыре человека на дорогу, пусть встречают, четыре на крышу к нам, мы поддержим с крыши!

Рискнуть всем.

Я куда усерднее, чувствуя возбуждение, словно поставил всё на красное, подхватил внеочередной ящик, после чего понёс его вниз. Буквально слетел со ступеней, едва не споткнувшись: ящик почти меня перевесил, но я смог устоять на ногах и не скатиться кубарем с лестницы. Иначе бы с ним переломал себе все кости.

Даже в здании я услышал перестрелку, которая разгорелась на улице. Пока ещё не такая интенсивная, но если не поторопиться, она наберёт чудовищные масштабы, и тогда нам будет отсюда не выбраться. Как только оказался на улице, к обычным редким выстрелам добавилась едва ли не шквальная стрельба из автоматов с глушителями, которые, поглощая патроны, истребляли неприятеля. Они звучали как одно большое шипение, будто где-то выходил газ под давлением одновременно со взрывами петард.

В рации раздавались команды, бесконечные и напряжённые, однако общий смысл был в следующем: подкрепление из четырёх машин, что приехали сюда то ли на подмогу, то ли на проверку, было уничтожено. Теперь часть людей должна будет отступить на грузовике к обозначенной точке, откуда они сядут на машины и уедут. Оставшиеся задержатся здесь, прикрывая грузовик от преследования, отвлекая их на себя, после чего воспользуются машинами банды для того, чтоб скрыться.

Грузовик уже ждал возможности сорваться с места. Я забросил туда ящик, после чего и развернулся обратно, когда меня кто-то хлопнул по плечу.

— Сколько?!

— Три штуки осталось. Можем уходить! — бросил я, уже убегая обратно к двери.

— Гребня! — в это же мгновение раздалось в наушнике. — Сворачиваемся! Мы всё!

— Вас понял! Сворачиваемся!

Дальше я уже слушал краем уха, так как пошла перекличка тех, кто останется. Среди прикрывающих прозвучало и моё прозвище. Как я понял, среди тех, кто останется прикрывать отход грузовика и последними покинет место, будут и два импульсника с направлением воздуха, которые смогут закрыть нас от пуль. В сумме же нас было шестеро — двое из нас, четверо из них. Грубо говоря, по половине из каждой команды.

Когда я вошёл на склад, выходящий оттуда наёмник с ящиком на руках кивнул в угол.

— Последний.

— Понял.

Я подхватил его и уже через несколько минут выскочил на улицу. Перестрелка к этому моменту успела стихнуть, пусть и не полностью: до сих пор звучали выстрелы, но уже одиночные и по большей части с нашей стороны. Но это совсем не значило, что всё кончено. Наоборот, всё только начиналось, так как за первой волной, которая пытается нас задержать выстрелами, уже едет вторая, куда более многочисленная и хорошо вооружённая. Во двор уже загнали два автомобиля, чьи кабины были просто изрешечены пулями — на них мы и уедем, когда придёт время.

— Всё? Готово? — спросил меня кто-то.

— Да, всё, можно уходить, — пропыхтел я, забросив ящик в кузов, где его тут же положили на место.

Едва я это произнёс, как вновь набрала обороты стрельба. Беспорядочная и шквальная, она оглушала и заставляла сердце биться сильнее. И я был словно частью этого боя, чувствовал ритм в этой беспорядочной стрельбе, где сначала нарастали наши выстрелы, а потом вражеские, чередуясь между собой. Чувствовал возбуждение, будто перед гонкой, готовый рвануть со всех ног.

— Всё, группа, на прикрытие! — раздался голос. — Готовьтесь отступать по команде. Гребня, они твои!

— Принял, — в отличие от более возбуждённого Смоли, Гребня был совершенно невозмутим.

Мы на улицу, открыв ответный огонь, поддерживая уже тех, кто отстреливался.

— Вести огонь на подавление. Не дайте им высунуться, — слышался сквозь помехи Гребня.

На улице творился хаос. Подъезжали ещё машины, но они попадали под наш огонь. Я видел, как оттуда высыпались люди, некоторые получали пулю и падали, некоторые уползали за укрытия и пытались отстреливаться. Однако сейчас преимущество было на нашей стороне — они сходу попадали в мясорубку и не имели возможности прийти в себя и скоординировать действия, в то время как мы прицельно отстреливали их, не снижая напора.

Я тоже стрелял. Не могу сказать, попадал ли я в кого-то или нет. Ловил на мушку цели, стрелял, но в общей неразберихе, когда под ухом стреляют свои, а рядом летят пули противника, удостовериться, попал ли я или нет, времени не было. Тут бы под пулю не попасть и вовремя спрятаться.

Бронебойные патроны уходили очень быстро, и магазин сменялся один за другим. Такая пуля пробьёт слабого импульсника с воздушным барьером, а вряд ли в банде водился кто-то посерьёзнее. К тому же, куда ещё более навряд ли у противника есть такое дорогое удовольствие, как бронебойные патроны.

Пока мы стреляли, за нашими спинами практически вылетел со двора грузовик. Едва притормозив, он резко свернул на дорогу, опасно накренившись на повороте, но удержав равновесие. Поддал газу и, с рёвом набирая скорость, помчался от перестрелки в сторону третьего района. На пустой улице только его задние фары и были видны, быстро уменьшаясь в размерах.

Мы же ждали команды, когда сможем отходить. Попутно, пока шла стрельба, в бою участвовали и силы импульсников, которые были среди нашей и вражеской сторон. Летали молнии и огненные шары, куски кирпича и битого стекла. Но едва ли они причинили какой-то вред. Один из таких огненных шаров угодил в меня, но оставил лишь прожжённую до бронежилета ткань. Попадание ощущалось как удар в грудь вместе с потоком горячего воздуха в лицо.

— Сколько нам ещё ждать? — спросил я, спрятавшись за угол, когда по нам вновь дали очередь. — Их всё больше! Нам даже не оторваться будет, если ещё ждать!

— Нет сигнала, — ответил Гребня. — Они должны связаться с нами.

— Так его может и не быть! Уже прошло несколько минут. Этого должно было хватить, чтоб они уехали подальше отсюда.

— Он прав, мы не можем ждать больше, — подал голос один из людей Феи. — С минуты на минуту сюда стянутся все и просто возьмут нас в кольцо. Надо валить, пока есть возможность.

— Да! К тому же, мы в городе, здесь радиосвязь барахлит, они могут и не дозваться нас, — подтвердил третий. — Мы можем до утра ждать, пока они дозовутся нас!

— Гребня, надо валить сейчас, иначе нам не выбраться. Нам нельзя оставлять за собой никаких тел. Это важнее, чем прикрывать грузовик. По нашим трупам они выйдут на Бурого и Фею.

Да, теперь это было куда важнее, чем сам груз — никаких тел. Бандитам-то всё равно, они в любом случае теперь ответят нам агрессией, но вот если Соломон прознает, из-за кого банды так остервенело атакуют нас, то полетят головы. А по трупам, которые могут и скорее всего попадут в его руки, ему-то не составит труда понять, чьи это были люди.

До этого, подстрели кого-либо, и мы бы просто забрали тело с собой. Но сейчас, если нас убьют, некому будет забрать трупы, по которым найдут виновного. И тогда уже лейтенантам не отвертеться.

Гребню потребовалось несколько секунд, прежде чем, судя по всему, скрипя зубами, принять решение, которое нарушало его привычку следовать плану и приказам.

— Да, мы отступаем. Уходим, парни. По импульснику в каждую машину, чтоб прикрывал её. Шрам, ты со мной. Вы втроём в другую, — кивнул он двум другим.

Мы ещё продолжали отстреливаться в то время, как Гребня с ещё одним человеком отошли назад во двор, где стояли конфискованные у бандитов автомобили. Я и ещё трое человек продолжали стрелять, не давая подступить врагу ближе, пока нас не позвали.

— Всё! По машинам! — раздалось в рации.

Просить дважды необходимости не было — я тут же бросился к машине. Добежал до неё и запрыгнул в открытую дверь, следом залетел человек Феи. Взвизгнули покрышки, нас вжало в спинки кресел, и машина резво выскочила на дорогу.

— Закрой нас! — рявкнул Гребня, выравнивая машину на дороге. Её зад, словно в фильмах, с визгом занесло, и мы едва не врезались в придорожный столб. Я услышал, как раз или два щёлкнули пули по багажнику машины, но не больше, хотя по нам явно стреляли из всех стволов. Теперь мы были за барьером, который держал импульсник позади нас, спасая от пуль.

Следом за нами со двора через раскрытые ворота выскочила и другая машина. Взвизгнув покрышками и вильнув задом, она устремилась следом. Люди из банды продолжали по нам стрелять, однако теперь нам это было не страшно. Мы быстро наращивали расстояние между нами.

Погони не было. То ли они были до сих пор не в состоянии прийти в себя, то ли не боялись, что мы уйдём далеко. Не думаю, что причина важна в данный момент, главное то, что мы живы и быстро уезжаем из города.

— Сейчас на выезд? — спросил я, наблюдая, как проносятся мимо дома.

— Да, проскочим через чёрный район, — так они называют третий район, — а там за город.

— Понятно. У тебя патроны есть?

— Последний магазин в автомате. Полупустой, наверное.

— Ясно, а у тебя? — обернулся я к импульснику.

— Под твой не подойдут, — покачал он головой. — У Вала и ГиД-а разные патроны. Хотя я и не думаю, что они уже потребуются. Мы уже почти ушли, да и я прикрою, если что.

— Да, верно… — протянул я, хотя сам ещё не мог отойти от перестрелки.

Мне казалось, что я до сих пор слышу выстрелы.

Пальцы слегка подрагивали от напряжения, сказывался адреналин в крови. Я сейчас вполне мог бежать очень далеко и очень долго, возникни такая необходимость. Но мы, слава богу, были на машине. Да и бежать куда-либо желания не было от слова совсем. Я снял маску, чтоб почувствовать наконец приятную прохладу ночи, а то под этой маской всё лицо прело. Хотелось поскорее вернуться домой, лечь в кровать и уснуть до конца этой недели, чтоб отойти от произошедшего.

Но это так и осталось моими мечтами. Мои весёлые деньки только начинались.

Едва я расслабился и повернулся обратно вперёд, как тут же вжался в сиденье, вскрикнув:

— Гребня!

Прямо перед нами выскочил джип. Я очень сомневаюсь, что это было случайностью, а последующие события полностью подтверждают моё мнение.

Глава 88


Визгливые нотки даже через мой вечный хрип смогли прорезаться. Настолько это было неожиданно. Вот мы едем по дороге, а вот перед нами на перекрёстке выскакивает джип. Спасла нас только реакция Гребня. Каким-то чудом он успел вырулить в бок, избегая этого ублюдка, уже наполовину перекрывшего нам путь.

Но даже так, он всё равно соскрёб на машине краску, содрав её со всего нашего борта под визгливый скрип металла о металл. Мне неинтересно было, каким чудом Гребня удержал машину, потому что когда я обернулся, моё внимание захватила следующая за нами машина. Им повезло гораздо меньше.

Они так же попытались обогнуть джип, но тот не позволил им этого сделать. В последнее мгновение, когда они уже почти объехали его, он ударил бампером им в заднее крыло. Их машину занесло и развернуло на дороге. На полной скорости автомобиль врезался бортом в столб, буквально намотавшись на него.

И сразу же был расстрелян, будто те, кто сидел в засаде, только этого и ждали. Я не успел рассмотреть, откуда стреляли, но слышал грохот выстрелов и видел то, как из машины выбивают искры.

— Твою мать! — выругался громко человек Феи. — Там же наши! Мы должны вернуться!

— Рехнулся?! — рявкнул я. — Гребня, педаль в пол!

Мы и так ехали быстро, но теперь, когда двигатель протяжно захрипел, буквально летели по дороге. Наверное, было бесполезно кричать что-либо, так как Гребня не дурак, сам понимает всё. Но таковы люди, мы просто не можем не вставить своё веское слово.

Вернуться? Я посмотрел назад, наблюдая за тем, как быстро удаляется место засады. Боюсь, что не в этой ситуации. Если там импульсник и сможет сдержать поток пуль в них на первое время, то это всё равно не сыграет никакой роли. Они уже покойники, если только каким-то чудом не смогут оттуда выбраться, в чём я почему-то сомневался.

Почему?

Это не было похоже на бандитов. Я уже уезжал от них с Фиестой, и те просто блокировали дороги, чтоб остановить машину, расстреливая приближающихся противников. Здесь они тоже бы перекрыли все выезды, медленно сужая круг, пока не взяли нас, пока мы ещё на их территории. Зажали бы в углу и убили — всё. К тому же, я не видел погони, что было весьма нехарактерно для тех, кого мы обокрали.

Здесь была именно хорошо исполненная засада, неожиданное нападение, едва ли не продуманное до мелочей. Я не мог объяснить, почему так думаю, но это не был почерк бандитов. В моём представлении они бы не отработали настолько слаженно и чисто, как здесь, где всё было просчитано. Да, нас они упустили, но вторых-то смогли достать.

К тому же, за нами погони не было — либо понимали, что нас им не догнать, либо в этом не было необходимости.

Что было хуже, но не для нас — там остались тела приближённых Феи, по которым смогут выйти на неё. А это значит…

— У тебя телефон есть? — обратился я к её человеку.

— Откуда? Мы на задании.

— Гребня, у тебя есть телефон, дай позвонить.

— В правом нагрудном под молнией, — ответил он, не отвлекаясь от дороги, по которой мы жали едва ли не сто шестьдесят километров в час.

Как и я, Гребня пользовался старым кнопочным телефоном-раскладушкой.

— На, звони ей, предупреди, что её скорее всего уже спалили.

Я знаю, что он наизусть помнит её телефон. Я тоже помню наизусть телефон Бурого, чтоб позвонить в случае чего с любого телефона на его особенный номер для одного единственного звонка. У всех он есть, чтоб можно было получить экстренный звонок, а потом избавиться от телефона.

После недолгого молчания в трубку он произнёс:

— Плохие новости. Мы, возможно, в свете, — после чего тут же положил трубку и быстро удалил номер из звонков, а потом уже протянул его мне. — Готово.

— Там же наших не было? — уточнил я у Гребни.

— Нет, только мы.

— Бурому это не понравится.

— Я даже не сомневаюсь.

— Кто это был? — спросил человек Феи.

— Не знаю, — покачал я головой. — Не люди банды, скорее всего.

— Почему?

— Почти чисто сработали, — ответил за меня Гребня. — Они точно хотели нас убить, но не знали, где именно мы выедем.

— А если банды хотели взять нас живьём, чтоб узнать про заказчика нападения? — не мог угомониться он. — Допустим, есть среди них профессионалы?

— Не скажешь, что им нужен был кто-то живой по тому, как они изрешетили ту машину, — заметил я.

Кстати, кто бы это ни был, если им не нужны были живые, то это может значить две вещи: либо им не принципиально, живыми или мёртвыми брать, либо им нужны конкретно мёртвые. Поэтому можно предположить следующее:

Первый вариант — кто-то хочет понять, кто заказчик нападения на склад, и это спровоцирует ещё более сильную войну. И если он не сильно старается брать их живыми, то должен хорошо знать тех, кто работает на лейтенантов. Кто заинтересован в выяснении причин? Это не бандиты — они и так знают, кто виновен. Тут просится только один вариант, кто в этом конкретно заинтересован.

Соломон. Ему и живые не нужны, чтоб понять, на кого они работают. И Соломону вполне по карману нанять или наёмников, или даже своих боевиков, чтоб изловить нас или хотя бы часть. Очень вероятно, что так оно и есть, но тогда у нас крупные проблемы. Вернее, пока у Феи, но она, скорее всего, сдаст и нас.

Второй вариант — кто-то хочет специально спалить всю нашу миссию перед Соломоном.

У меня в голове тогда два варианта:

Мачо или Брюссель — босс конкурирующего наркокартеля.

Мачо это выгодно, чтоб завоевать преданность Соломона, а заодно и выпросить для себя лакомый кусок территорий. А для этого ему надо убрать Бурого и Фею. И дискредитировать их разжиганием войны, тем самым подписав договор, будет идеальным решением. Он получит всё.

Или Брюссель, он может по телам понять, кто замешан в этом, и потом подкинуть эту информацию в виде тел Соломону, чтоб вызвать внутренние чистки и тем самым ослабить картель для будущего нападения на нас.

Кстати говоря, Соломону была бы выгодна и наша война с бандами, раз уж на то пошло. Ему бы было выгодно стравить нас, чтоб ослабить и захватить. Бурый об этом уже говорил, рассказывал, что у Соломона и Брюссели тёрки между собой, и один хочет тоже иметь прямые поставки с порта, а не через посредника. А тут война, ослабление и удар — идеальный для него расклад.

Да… Брюссели это было бы очень выгодно… Он мог знать, что возникли тёрки внутри картеля между Бурым и Чекой. И он решил это использовать, буквально подставив под удар нас.

Кто мог быть виноватым в произошедшем? Возьмём крупных игроков — Фея, Бурый, Мачо, Соломон, Брюссель, банды. Фея и Бурый не подходят — не имеет смысла топить самих себя. Соломон… да, вполне возможно. Как и Мачо и Брюссель. Банды отсекаются. Так как им и повода-то не нужно. Так что да, остаются только эти варианты. Остаётся понять, какой из них правильный.

* * *
Был ли Бурый расстроен, когда узнал, что произошло? Я бы сказал, что больше встревожен, понимая, что теперь может грозить как ему, так и Фее, которой он сразу позвонил и попросил залечь на дно. Но к тому моменту она уже и сама это поняла.

В кабинете помимо него и меня были ещё Француз, Гребня и Панк. Все уставшие после сегодняшнего рейда и мечтающие только о том, как бы вернуться домой.

— Поймали только последних, — пробормотал Бурый, расшагивая перед нами пятерыми. — Значит, на днях Соломон узнает, кто участвовал в этом, и настанет время для истинного веселья…

— Что делать? — спросил Француз. Он не выглядел озабоченным, скорее усталым после нашего утреннего рейда на склад оружия.

— Ничего. Остаётся ждать его реакции. Про нашу группу ему пока неизвестно, так что можно не волноваться по этому поводу, а вот Фея уже запряталась так, что её чёрт найдёшь.

— Что насчёт её людей? — спросил я. — Те, что в курсе?

— Они тоже залегли на дно. Или мертвы, — задумчиво ответил Бурый. — В любом случае, скоро Соломон прознает о ней, и начнётся пиздец для Феи.

— Ещё бы чуть-чуть, и пиздец бы настал уже нам, — заметил Панк. — Это было реально близко.

— Ближе некуда, — кивнул я. — Если бы мы не проскочили, то по трупам можно было бы выйти не только к Фее, но и к нам.

— Они точно знали, где ловить, — добавил сухо Гребня. — Мы ехали за грузовиком, а значит, дорога отхода им была известна. Они лишь прогадали со временем и не успели поймать нас.

— Другими словами… — начал было Француз, но за него продолжил Бурый.

— Другими словами, они знали план достаточно хорошо, чтоб подготовиться, — подытожил Бурый, садясь за свой стол. — Но у нас план в последний момент немного изменился, остались люди, что должны были отбиваться. Почему и они немного просчитались из-за того, что всё сдвинулось.

— Но почему они и грузовик не поймали? Почем именно людей пытались выловить?

— А кто сказал, что им нужен грузовик? Им нужны трупы, по которым можно выйти на нас. Для вас уже не секрет, что мы это проворачиваем за спиной Соломона, верно? И правда в том, что мы хотим разжечь войну, чтоб Соломон наконец дал просраться ублюдкам и начал защищать своих людей, а не просто сидел на жопе. Но кто-то хочет нас сдать и за счёт этого подняться.

— Мачо? — спросил я.

— Верно, — указал он на меня пальцем и улыбнулся, словно указывал на победителя лотереи.

— Но это мог быть и Брюссель, разве не так? — предположил я. — Разжечь войну между нами и бандой, чтоб потом напасть на картель.

Все смолкли. Кажется, эта простая мысль каждого вогнала в глубокие раздумья, пусть и была простой. Это было логично, но странно, что остальные об этом не задумывались. Даже Бурый сидел, сцепив руки в замок перед ртом, о чём-то размышляя.

— Это мог быть и Брюссель, — наконец произнёс Бурый. — Но это значит только одно.

— Среди нас есть предатель, да? — озвучил мои, а может и мысли всех остальных Панк. — Кто-то в картеле сдаёт наших. Другими словами, Мачо крыса, верно?

Нет, я бы сказал, что тут разброс куда уже. И Бурый был, кажется, этого же мнения.

— Мне нужно время, чтоб всё обдумать, — наконец произнёс он. — Меня посетила кое-какая догадка, однако надо всё вспомнить и обмозговать. В этом деле ошибки стоят жизней. Панк, сегодня ты со мной, прикрываешь. Остальные свободны. Кстати, где Пуля?

— Он думал, что это не обязательно, — ответил Панк. — Ты же просто сказал зайти и доложить, верно? Или его вызвать?

— Нет, не надо. У него сестра та ещё говорунья, все секреты может случайно выболтать. А он её любит, может что-нибудь случайно и выдать из наших разговоров. Ладно, парни, все свободны.

Я вышел из его кабинета вместе с Французом и Гребней. Те не говоря ни слова, сразу направились к выходу. Сегодня они действительно выглядели куда более вымотанными, чем обычно. Я же… меня дома ждала Саки, которая теперь жила со мной, пока искала работу. К тому же, я подозревал, что завтра будет тоже нелёгкий денёк.

И как выяснилось на следующий день, я был абсолютно прав. Бурый вновь вызвал нас к себе, но на этот раз спозаранку, когда наша команда обычно спит. В этот момент я ожидал плохие новости, которые он мог нам принести, но всё ограничилось тем, что мы продолжили обсуждение вчерашнего. И на этот раз у него появилась теория, которая имела право на существование.

— Сразу успокою вас. Это не связано с тем, что нас спалили, — начала Бурый.

— Ты хочешь поговорить без лишних ушей? — оглянулся я. Здесь, кроме меня, были ещё Панк, Француз и Гребля.

— Да, Пуля с Гильзой хорошие, но в плане секретности Гильза просто решето, а брат слишком близок, чтоб держать рот на замке.

— Ты хочешь сказать, что что-то выяснил? — сразу перешёл к делу Гребня.

— Да, — кивнул Бурый. — Мы вчера с Панком кое-что обмозговали и пришли к кое-какому неутешительному выводу. Боюсь, что крыса не одна, не только Мачо.

— Где ещё? — спросил Француз.

— Крыса есть и среди нас. Конкретно нашей команды.

Напряжённое молчание. Для меня это не было новостью. Ещё вчера я подумал об этом. Данная новость могла стать сюрпризом только для Гребни, но он не выразил никаких эмоций.

— Я подозреваю, что крыса среди тех, кого нет здесь, — наконец подал я голос.

— А ты ведь уже и догадался, верно? — усмехнулся Бурый. — Ещё вчера.

— Без доказательств это лишь домыслы, — покачал я головой.

— Но есть метод исключения. Мачо бы не разнюхал про этот план. Должен быть тот, кто сдаст ему нас, верно?

— Почему среди нас? — спросил Француз.

— Потому что это уже не первый раз, когда что-то идёт не так, — покачал головой Бурый. — Я и до этого думал, что есть крыса, но не знал, где конкретно. Грешил на Мачо, что он делает это ради собственной выгоды. Но, как получается, работает он на Брюсселя. По крайней мере, вероятность этого очень высока. А после сегодняшнего случая получается, что крыса среди наших людей. Вернее, случай подтверждает это.

— У Феи тоже может быть крыса.

— Может. Но у нас она есть точно. Ряба — он знал немало секретов о каждом из нас. Он же сплетником был, если начистоту. И умел следить за людьми, наблюдать, подмечать.

— Он мог заметить странности за кем-то, и спроси мы у него, он бы и выдал его, — сказал Панк.

— Верно, — кивнул Бурый. — Он бы его выдал, высказав подозрения, спроси я. К тому же, Шрам, помнишь, я говорил про крысу? Ещё в самом начале, когда вас на машине пытались взять? Ты ехал тогда с Гребней и Фиестой?

— Да, помню.

— Я сказал, что нас сдал тот, кто мог знать про это. Подкинул инфу Чеке. Но знали о тебе четверо — я, Гребня, Фиеста и ты сам. Мне ты был нужен живым, мёртвые не умеют рассказывать правду, а против Чеки нужны были доказательства. Ты сам себя тоже не мог сдать. Оставались лишь Гребня и Фиеста.

Я уже понял, к чему он клонит.

— А потом вы поехали с Фиестой мочить дилера. Кроме вас и меня, об этом никто не знал, и как удачно совпало, что вы «неожиданно», — он сделал знак кавычки пальцами, — наткнулись именно в тот момент на бандитов.

— Хочешь сказать, что Фиеста крыса?

— Я не отрицаю факта, что крыса может быть и у Феи, но у нас она тоже есть. Фиеста знала о плане, и она не рисковала попасть под пулю. Она знала о всех планах, которые пошли у нас по пизде. Но это всё моё мнение, Шрам. Ты замечал за ней странности? Поведение или решения, которые выглядели странно?

Я мог сказать однозначно… да.

Когда мы врезались в магазин на машине, она хотела вывести нас в подворотню, которая на девяносто девять и девять десятых процентов уже крылась противником. Она или не подумала, или знала об этом. В любом случае, странное решение для той, кто в этом деле уже не первый раз. Ещё более странное в том, что Фиеста не поняла, что это засада.

Или когда мы прятались в стрип-клубе: Фиеста не хотела сидеть в нём, хотела пытаться скрыться бегом через улицы, что было очень рискованно. А когда я настоял на своём, она буквально рассвирепела.

Или с наркотиками — она сказала, что уехала разворачиваться, но… так ли это? Действительно, странное совпадение, что именно в тот момент она уехала, а мне пришлось убегать.

Ведь если она работает на Мачо, который работает на Брюсселя, то получается всё очень складно. Фиеста участвовала в каждой операции, которая проваливалась или приводила к разжиганию войны или провалу.

— Я вижу, что были моменты, — усмехнулся Бурый. — Они, наверное, у каждого были, кто с ней сталкивался.

— Она не особо жалует людей, держится особняком, типа сама по себе такая. Но это хорошая отмазка, чтоб не контактировать ни с кем и случайно не выдать себя, — кивнул Панк.

— Если так, то да, — кивнул скупо Француз. — Но это предположения.

— На предположениях строятся судебные процессы, — заметил Бурый. — Она могла продаться, и практически всё, что у нас есть, говорит против неё. Какая-то просто удивительная череда случайностей получается. Вот совпадение на совпадении, что где она, там сразу проблемы.

— И ты думаешь, что Мачо смог её завербовать? — спросил я. — Такую, как она?

— У каждого есть свои слабости. Он мог найти таковые и у неё. А если ещё и Брюссель стоит за ним, то это вдвойне проще с их финансами.

— Получается… нам надо убрать её?

— Да, надо убрать Фиесту, Шрам, — посмотрел на меня Бурый. — И это сделаешь ты.

Глава 89


Это было весьма неожиданно. Настолько, что я не сразу смог задать вопрос, который у меня крутился на языке. Ведь предложить убить Фиесту мне… Да ведь она меня сама убьёт ещё на подходе до того, как я смогу до неё добраться. Фиеста не из тех, кто страдает добротой к людям, и она точно не из тех, на кого действует моё обаяние.

— Почему я? Нет, я всё сделаю, но просто интересно, — стоило сразу уточнить, чтоб не было проблем. Слишком многие обожают цепляться к словам, словно только и ожидая, когда выпадет возможность обвинить тебя в том, о чём ты даже не думал.

Панк и Бурый переглянулись.

Вообще, за то время, что был здесь, я смог уяснить одну вещь. Наши отношения с Бурым, — под нашими я понимаю всю нашу группу, — отличались от его отношения с теми же рядовыми служащими картеля. Там он своим поведением сразу показывал, кто главный, а кто нет. Всё ограничивалось обсуждениями, приказами и иногда объяснениями с явным сохранением субординации. Никаких сентиментальностей, как здесь. И никому бы он не стал объяснять, почему именно он.

Мы же разговаривали по-дружески. Возможно, сыграло здесь свою роль то, что большинство он знает едва ли не с детства и они «свои парни». И пусть он выше их по рангу, но позволяет такое общение. Однако нельзя переступать определённую черту, всегда надо показывать, что ты понимаешь, кто главный, и своё уважение. Если кто хочет выпендриваться, то это надо делать в другом месте.

— Она к тебе неровно дышит, — едва ли не в унисон ответили они, будто обменявшись мыслями.

— Это я и так знаю. Но это не тот самый случай, когда таким можно воспользоваться. Она меня ненавидит. Может найдётся более подходящая кандидатура?

— Точнее будет: она тебя презирает, — кивнул Бурый. — Но именно от тебя она будет меньше всего этого ожидать.

— Скорее, больше всего, — с сомнением произнёс я.

— Она так сходит с ума рядом с тобой, постоянно стремится тыркнуть и оскорбить, что ей дела нет до остального. И без разницы, из-за любви это или ненависти. Главное то, что ты отвлекаешь её собой, буквально поглощаешь всё её внимание, и Фиеста больше увлечена пререканиями, чем безопасностью и осторожностью.

— А Гребня? Или Панк? Француз? Или та же Гильза? Чем они не подходят? С Гребней они вроде как хорошо общаются, разве нет?

— Если к тебе в гости наведается Гребня, что ты первым делом подумаешь? — тут же спросил Панк. — Боже, да даже я бы об этом подумал сразу. Гребня не ходит по гостям, он убивает. И если увидишь его на пороге, то, значит, он пришёл за тобой, будь уверен.

— И Панк редкий гость у неё. Тоже подозрительно. К тому же, у них уже случались некоторые эксцессы. То, что она ударила ему в морду ногой, уже не первая их стычка. Вот его она точно заподозрит в неладном. Остаются только ты и Француз, но выбор пал на тебя. Считай, что удача.

— Кстати, а есть те, с кем она ещё не поругалась? — поинтересовался я. — Кроме Гребни?

— С Гильзой, наверное, и Французом, — пожал Бурый плечами. — У той в одно ухо войдёт, в другое выйдет. Или она вовсе расплачется и убежит. Тут вариантов может быть очень много, как они ещё поддерживают общий язык. Француз просто с ней не ссорится.

— Да она же такая сладкая, чего с ней ругаться, — удивился Француз.

— Извини, ей никто не лизал, сказать не можем. А у Гильзы с ней так вообще женская солидарность, — буркнул Панк. — В любом случае, кандидатов у нас немного.

— Я понял, — кивнул я. Не имело смысла разводить здесь детский сад и дальше. Они уже выбрали и точно не передумают. — Где её найти?

— Дома.

— Но если я приду…

— Ну не просто так же. Я отправлю с тобой посылку. Ты новенький, потому посыльный, тут логично. Все устали после дела и не будут этим заниматься, а Гильзе такое мы не доверяем, потому заняться этим делом остаётся только Фиесте. Ты тоже не подходишь, так как не знаком с этим. Всё логично, видишь?

— Да, я понял. Когда?

— Сегодня. Придёшь, скажешь, что с посылкой по делу, она только откроет, а ты бах её, и всё. Звучит несложно?

Если бы звучание слов совпадало с реальностью, и мы бы могли менять одним лишь желанием её, тогда бы это было просто. А так это звучит слишком по-детски, и…

И я бы поверил, если честно. Все устали, присылают новичка, чтоб сегодня я передал посылку. При доверии Бурому, который всегда прикрывает своих, будь я крысой, думал бы, что в безопасности без доказательств. Но в этом бизнесе доказательства не нужны, иногда достаточно просто подозрения, не говоря о том, когда это становится очевидно.

— Звучит несложно. Через сколько?

— Да хоть сейчас, — пожал он плечами и вытащил телефон. — Панк, дай ему… не знаю, вон ту папку. Вытащи из неё всё, только чтоб внутри документов не было. Да, это будет самое то, дай ему её, — после чего умолк на несколько секунд. — Алло, Фиеста, детка, я к тебе сейчас посыльного пошлю, сгоняешь по делам потом, он тебе всё скажет… Ага… Да без проблем, давай, а то все в отпуске уже.

Не знаю, как для других, но для меня слово «отпуск» ассоциировалось исключительно с плохими вещами.

Он положил трубку, после чего кивнул мне.

— Всё, хватай посылку и дуй к ней. С ней у Фиесты по отношению к тебе подозрений не возникнет. Главное, там посылку не оставь.

— Я понял.

— Тогда можешь двигать. По окончанию позвонишь мне. Парни, тоже можете быть свободны, на сегодня рабочий день окончен.

Все начали расходиться.

Я не горел желанием убивать кого бы то ни было, но в этот раз всё было немного иначе. Я могу понять, почему предают другие, почему они иногда идут против своих: деньги, родные, убеждения, любовь — причин много, и каждая по-своему важна. Но понимание не значит прощение. Каждый должен отвечать за свои поступки и нести наказание, если был пойман. В прошлый раз из-за предательства я потерял практически всё. Стало мне легче от того, что это было сделано ради дорогого человека? Какая мне разница, если после у меня ничего не осталось?

Это лишь показывает, что человек, который идёт на такое, должен понимать, что расплата будет соответствующей.

Фиеста сама подписала себе приговор, пытаясь сдать всех. Сколько раз я оказывался едва ли не на волосок от смерти из-за неё? И ведь вся её странная глупость и упёртость в некоторых моментах становится вполне логичной, понятной и объяснимой, если взглянуть на ситуацию под таким углом.

И сейчас, сколько из-за неё погибло? Трое? А ведь среди них могли быть и мы: я и Гребня.

Из-за этого могло погибнуть куда больше человек. Потому, какие бы цели Фиеста ни преследовала, здесь наилучшей наглядностью всё описывает поговорка: жизни за жизнь.

— Главное — не думай ни о чём. Просто стреляй, — посоветовал мне Панк.

— Не думай, он прав. Только мышечная память, — подтвердил Гребня. — И помни — Фиеста тебе не просто дура с улицы, она опасна.

— Если она настолько опасна, чего же сами не пошли?

— Но не мы же убили семнадцать человек, — хмыкнул Панк недобро. — И тебя она сразу не заподозрит, что даёт тебе куда больше шансов, чем нам.

— Ага, забьёт меня ногами на радостях, что я аж к ней пришёл, — кивнул я. — Вот радости-то будет.

— А ты постарайся, чтоб этого не было. Бурый терпеливый, но неудачи не сильно любит.

Я решил отправиться на своих двоих. Позволил подкинуть себя до остановки, где уже сам на автобусе доеду, чтоб немного проветриться. Не знаю, смерть Фиесты меня не сильно трогала, куда более жалко мне было бы убить Француза или Гильзу. С ними у меня отношения были более тёплыми, чем с этой.

И ведь как я пропустил то, что было у меня перед носом? Надо было сразу увидеть тот факт, что Фиеста каждый раз оказывалась там, где возникали проблемы. Ещё в первый раз надо было понять, что та, кто больше всех противилась логичным решениям, и была той самой крысой, о которой в самом начале сказал Бурый. Подсказок было много, стоило лишь присмотреться. Но…

Я не обратил на это внимания. Всё происходило в спешке, как-то терялось в общей суматохе и не выделялось. Да и не хватало доказательств, чтоб обвинить её. Не хватало полноты картины, чтоб понять, действительно Фиеста виновата в этом или нет.

Так что нет, вполне логично, что я не заметил. Если ты знаешь, где искать, то найдёшь это очень быстро. Но если нет, то это как искать на футбольном поле маленький зелёный мячик. К тому же, не последнюю роль в этом сыграло то, что я немного проникся этимилюдьми. Пусть я и не скажу, что поверил, так как это слишком громко сказано, но то, что немного привязался, это да. Мне было просто приятно в компании, где к тебе почти все относятся нормально. Чувствовать себя частью чего-то большого, что ты не один чёрт знает где.

Другими словами, я дал слишком большую волю чувствам, из-за чего проигнорировал самые первые и банальные признаки того, что ходячая проблема буквально передо мной. Чувства притупили логику.

И сейчас мне предстояло исправлять некоторые ошибки.

Судя по адресу, который мне дали, Фиеста жила в доме, напротив которого я стоял. Весь в железных пожарных лестницах, в пять этажей высотой и подвальным помещением, где располагалась прачечная. Такое же серое, как и весь Нижний город, если уж на то пошло.

А вот внутриквартальный двор оказался вполне себе уютным.

Небольшой квадратный двор, но что действительно удивило меня, так это большое растущее в центре дерево, которое цвело и буквально изменяло весь облик этого места. Оно выглядел иначе, чем те, что мне приходилось видеть. Ухоженное, чистенькое, такое зелёное в этом сером городе. Аккуратные лавочки, чистенький зелёный газон, мусорные баки, которое выглядели чище, чем моё родное жилище. Это место располагало на хорошую, ноту, которой во мне не было. Сложно объяснить, но…

Я резко обернулся и буквально встретился взглядом с какой-то девушкой, что просто стояла позади и смотрела мне в глаза. Не смущалась, не пыталась уйти или отвернуться, нагло вглядываясь мне в глаза, будто пытаясь там что-то рассмотреть. Приятная, я бы даже сказал, что милая, но… мне так и хотелось вскрикнуть от неожиданности.

Милая девушка, красивое дерево… Мне это до боли в зубах не нравится. Двор не выглядит как тот, что находится в Нижнем городе, и я, как человек, который уже насмотрелся на некоторые особенности мира, могу сказать, что это ненормально. Очень ненормально. Здесь даже сам город слышится как вдалеке, будто находясь за много километров от этого места.

Это нехорошее место, пусть и удивительно, что располагается едва ли не в центре Нижнего города.

Интуиция подсказывает, чтоб я не рисковал почём зря. В другой ситуации я бы и послушал её, уйдя отсюда подобру-поздорову, но мне заказали Фиесту.

Ладно, надо идти дальше.

Стараясь не обращать внимания на девушку, что буквально сверлила мне спину взглядом, я вошёл в небольшой и очень ухоженный подъезд. Удивительно чистый, без надписей, куда тебе следует пойти, или номеров, где ты можешь купить наркотики.

Как и в моём доме, у неё лестница выходила на каждом этаже в длинные коридоры, где по каждой стороне находились двери. Но здесь было куда светлее и чище, что радовало глаз. Странно, что такая угрюмая Фиеста живёт в таком жизнерадостном месте. По идее, у неё каждое утро должно быть хорошее настроение, это не мои интересные стены соседнего дома серого цвета, как и моя квартира.

Квартира триста двенадцать…

Найти её было несложно — в отличие от моего дома, где цифры висят выборочно, здесь они были на каждой двери.

Я остановился напротив ничем не примечательной двери, потрогав пистолет, заправленный за брюки. Всё на месте вроде, так что…

Я постучался и замер.

Волнение было, но скорее холодное и даже немного приятное. Сейчас я чувствовал сосредоточенность и уверенность в том, что делаю.

Предательство… Сколько людей погибло однажды в прошлом из-за этого? Мой лучший друг просто хотел спасти свою любовь, но я его убил. Мой второй знакомый, которого я мог назвать другом, хотел спасти сестру, и я его тоже убил. Я убил едва ли не восемнадцать человек из-за предательства и потерял то, что мне было так дорого. Я потерял свою семью, смысл своего существования.

И теперь я нашёл его снова, почувствовал вкус жизни, желая выбраться из этой грязи. Кем я стал? Тем, кем становятся, когда пытаются быть свободным. Тем, кого сам и не любил. Но даже это лучше, чем сидеть напротив стены, серой, как и всё у тебя внутри, подумывая о том, что очень легко просто шагнуть вниз головой в окно. Лучше, чем чувствовать боль из-за отсутствия каких-либо эмоций внутри, даже когда перекидываешь сначала одну ногу через окно, а потом и другую. Когда ты удерживаешь себя из последних сил от толчка руками, чтоб отправить тело вниз.

Пусть лучше такая жизнь, такое существование со смыслом, чем его отсутствие вместе с твоей собственной душой.

Я не хочу умереть после того, что смог пережить, что смог преодолеть. И я не позволю сбросить меня обратно, заставить вновь пережить то, что я прошёл.

Я уверенно постучал в дверь.

Подождал секунд двадцать, прежде чем услышал шаги с той стороны и недовольный голос:

— Кто это?

— Я это, — ответил я недовольно и помахал папкой перед глазком. — Тебе посылка от Бурого.

— Ты, что ли? Пф-ф-ф… Пришёл, блин… — её холодный недовольный голос выражал довольно точное мнение по поводу того, что она думает о моём прибытии.

— Ты откроешь, или мне здесь посылку оставить?

— У тебя проблемы подождать, новичок?

Послышались щелчки замка.

Я не спешил хвататься за пистолет, сделав пару шагов назад. Надо, чтоб Фиеста открыла дверь и выглянула, прежде чем вытаскивать оружие, ведь кто знает, может она до сих пор в глазок смотрит.

За какие-то мгновения дверь приоткрылась на десяток сантиметров, после чего оттуда высунулась…

Рука с перцовым БАЛЛОНОМ!

ПШ-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш!!!

— ТВОЮ МАТЬ! — вскрикнул я, хватаясь за лицо и на мгновение позабыв о пистолете.

Это было пиздец как неожиданно.

Именно БАЛЛОНОМ, а не баллончиком. Это был грёбаный огнетушитель, который стрелял перцовым спреем. И не успел я ничего сделать, как струя из этого огнетушителя ударила мне в лицо. Даже закройся я руками, всё равно бы не спасло.

Эффект был мгновенен — ощущение было такое, словно мне поджаривают кожу, и с каждой секундой эти ощущения становились всё сильнее и красочнее. Про глаза я вообще молчу, в них словно влили кипятка с солью. Они буквально горели огнём, лишая даже возможности думать.

Я не понимал, почему люди, получив газовым баллончиком в лицо, сразу перестают сопротивляться.

Теперь я понимал, прекрасно понимал их.

Тебе кажется, что все открытые участки тела разъедает, и мозг буквально поражён от шквала боли. Ты не можешь ничего сделать, кроме как хвататься за голову, не можешь ни о чём думать, кроме как о том, как же это больно.

Я отшатнулся назад, схватившись за лицо и позабыв обо всём на свете. А через какие-то секунды меня ударили под дых так, что я согнулся в три погибели, не в силах даже вдохнуть. Да и если бы мог, вряд ли стал бы это делать — моё лёгкие будто горели вместе с моим носом. Грубо, словно мешок с картошкой, меня просто забросили куда-то, после чего где-то вдалеке на краю моего сознания послышался хлопок двери.

Но и сдаваться я просто так не собирался.

Даже несмотря на боль, которая практически парализовала, я приподнялся и, плача от боли и жжения на коже, в глазах и везде, где только можно, выхватил пистолет…

Чтоб в следующую секунду меня пнули в кисть, и он отлетел, скользя по деревянному полу с характерным звуком. А потом ещё один удар под дых, который лишил меня каких-либо сил на сопротивление, и удар в голову. Я бы сказал, контрольный, так как после этого моё сознание очень быстро стало уплывать. Слабела боль, слабели неприятные ощущения и связь с реальностью.

И сквозь опускающийся тёмный туман на моё сознание где-то там, на краю реальности я услышал:

— У тебя проблемы, Шрам. И теперь это уже не вопрос.


Оглавление

  • Глава 51
  • Глава 52
  • Глава 53
  • Глава 54
  • Глава 55
  • Глава 56
  • Глава 57
  • Глава 58
  • Глава 59
  • Глава 60
  • Глава 61
  • Глава 62
  • Глава 63
  • Глава 64
  • Глава 65
  • Глава 66
  • Глава 67
  • Глава 68
  • Глава 69
  • Глава 70
  • Глава 71
  • Глава 72
  • Глава 73
  • Глава 74
  • Глава 75
  • Глава 76
  • Глава 77
  • Глава 78
  • Глава 79
  • Глава 80
  • Глава 81
  • Глава 82
  • Глава 83
  • Глава 84
  • Глава 85
  • Глава 86
  • Глава 87
  • Глава 88
  • Глава 89