Жизнь и смерть [Никита Владимирович Чирков] (fb2) читать онлайн

Никита Чирков Вектор: Жизнь и смерть

ГЛАВА 1

Если бы не отметки на стене, которые Портер Уитман внимательно рассматривает каждый раз, когда встает в полный рост с кровати, определить начало нового дня, как и дату с месяцем, было бы крайне проблематично по самой обычной причине – недоверия в этом вопросе цифровым устройствам. Белым маркером он расчерчивал простую схему из горизонтальных и вертикальных линий на уровне глаз и тем же цветом помечал каждый оставленный позади день обычным перекрестием. Сделав это снова, как и во все предыдущие дни, не сильно отличавшиеся событиями и задачами, вернул маркер в стакан, стоявший с краю стола, который упирался в угол комнаты слева от календаря.

Наручные часы подали признаки жизни кратким импульсом вибрации на его правом запястье, попутно добравшись до его ушей кратким сигналом. Обычно в это время, равное десяти часам утра земного, он должен был бы проснуться сам, но сегодня это случилось разочаровывающе несколько ранее. Без будильника или внешних факторов глаза распахнулись сами. Первая мысль, закравшаяся после понимания раннего подъема, заключалась в потере ориентации во времени и пространстве: все же он мог перетрудиться, запутаться или попросту потерять над собой контроль, как уже случалось. Об этом всегда приходилось помнить, дабы заранее определять подкатывающее смятение и некий эквивалент глубокого опьянения.

В своей комнате он разместил трое часов, а за ее пределами, на своем так называемом рабочем месте, – еще двое. Все они показали верное время, идеально повторяя его личные часы и дату на них, которую он редко проверял: ведь поправить электронные цифры легче и незаметнее, нежели нарисовать на стене новые линии, изменения которых без его ведома сразу станут заметны. Время для него – это первый и, пожалуй, самый важный ресурс, и потеря контроля над ним может привести к невероятно плачевным и страшным последствиям. К счастью, сегодня был не тот день. Он просто раньше проснулся, вот и все. Так бывает со многими людьми во всем мире, да и с ним бывало не раз – бояться вроде бы нечего. В обычной жизни придать этому значение было бы чем-то странным – здесь же, наоборот, такое надо замечать и контролировать. Но, несмотря на то что все обошлось без казусов, в каком-то потаенном месте своего ума он всерьез пожалел об этом. Ведь случись по любой из причин нарушение дисциплины и режима, выстроенного им самолично, – сегодняшний день, возможно, все же отличался бы от предыдущих, привнеся хоть какое-то, пусть и крайне малоощутимое, но все же разнообразие.

В потолок встроены две лампы, как раз параллельно кровати. Ту, что была над ней, он отключил, вторую, идеально освещающую календарь, вынудил работать всегда, успев привыкнуть спать с включенным светом, дабы в любой момент узреть присутствие того, из-за кого он разместил по комнате как огнестрельное, так и холодное оружие. На столе, в шкафу, под кроватью и у двери были не только ножи, но и по пистолету с автоматическим оружием – чего-чего, а безопасности много не бывает.

Сев обратно на кровать, глядя снизу вверх на календарь, вновь видя краткие признаки умирающей лампы, он сразу же взял в руки короткоствольный многозарядный дробовик, всегда лежавший у подушки, хотя многие ночи, одни из самых тревожных, вынуждали его засыпать чуть ли не в обнимку с оружием самозащиты. Причем спал он всегда в одежде, не позволяя застать себя врасплох. Да и здесь было не то чтобы тепло, так что он периодически менял элементы одежды, выбирать которые приходилось из двух вариантов. Портер поначалу даже старался стирать ее в раковине, но, вполне ожидаемо, вскоре ему уже стало наплевать на гигиену и комфорт. Явно не в том месте он находится, чтобы тратить на эту роскошь время. Встав с кровати, не допуская лишних мыслей раньше времени, закрепил обе кобуры с ножами: одну на пояс, другую же – наискось в области груди.

Медленно и плавно, терпя с каждым днем увеличивающуюся боль, приходилось разминать левую руку: начиная с неприятно щелкающих пальцев, заканчивая предплечьем. Правда, справиться с дискомфортом в виде всплывающей без предупреждения боли и тремора у него получается значительно лучше, нежели со страхом перед снятием перчатки и оголением кожи…

Выход находится справа от него, и, несмотря на то, как мало тут было места, для шкафа, назначение которого ныне ближе к сейфу, нежели к складу одежды, место нашлось – прямо напротив стола, у подголовника кровати. Выйдя за эти самые двери, створки которых с некоторым уже привычным скрипом спрятались в стены слева и справа, он первым делом осмотрелся, не решаясь перекрыть вход в свое убежище, пока не будет уверен в безопасности рабочего помещения.

Идеальная тишина, где можно было расслышать биение сердца, была первым важным доказательством безопасности для него – или же, наоборот, началом охоты, где спрятавшееся существо наконец дождалось прихода жертвы, оправдывая вынужденное терпение. Теплое освещение присутствовало лишь слева и справа, оставляя центральную часть зала в полутьме. Так же как и в его комнате, источники света работали всегда, и, так же как и там, лампы все чаще и чаще намекали ему на свою усталость. Все это место было метров пятьдесят длиной и тридцать шириной. Дабы здесь не обосновались ненужные гости, Портер смог по максимуму сузить все вентиляционные каналы, прикрутив уплотнение к крышкам и оставив лишь небольшие отверстия, из-за чего сам воздух здесь казался несколько затхлым. Но к этому он уже привык – в отличие от страха того, что он может попросту умереть, если вдруг вся вентиляция будет перекрыта… возможно, неким монстром, возжелавшим сделать себе там гнездо, или же, что порой кажется ему даже приемлемым исходом, Вектор перестанет вырабатывать кислород, а баллонов и костюма у здесь него нет.

Держа крепко в руках оружие, борясь с назойливой болью в левой руке, практически машинальными движениями он проверил все углы, все двери и каждый сантиметр, убеждаясь в отсутствии тех, кого он не видел и не слышал уже несколько дней. Справа от входа была глухая стена, где некогда открывающаяся дверь, ведущая к лифту в нижние уровни, сейчас скорее напоминала нетронутую временем картину. В углу, между дверью и им, было помещение туалета и раковины, дающей ему воду. Прямо напротив логова во всю широкую стену красовался вид открытого космоса со светлыми и далекими точками. За бронированным стеклом и встроенной посреди дверью было небольшое помещение смотрового характера, куда могли приходить люди и наслаждаться видом космического простора. Но более такое не представляется возможным – только если нет желания покинуть эту станцию нетрадиционным путем. Из-за направленной агрессии случилась разгерметизация, навсегда лишив то место уникальной магии, оставив лишь огромную дыру в стекле и острые торчащие осколки прямо за дверью, что была напротив его выхода из комнаты. Слева от Портера было пространство на пару метров больше, нежели справа. Там еще одна дверь вместе с компьютерными терминалами и кое-какой мебелью, которую кто-то туда принес еще до него. Он использовал ее в первое время для обеденного стола и небольшого склада провианта. Продлилось такое применение недолго: ведь в месте, где еда в приличном дефиците, было лишь вопросом времени, когда существа меньшие, способные протискиваться в вентиляцию, оправдают наличие у себя обоняния, ведущего их к его запасам.

Еще одна мысль, подобная той, которая посетила его в момент проверки времени, снова дала о себе знать – но уже напоминала скорее некий зуд, приблизивший его к раздражению. Все было просто: появись что-либо из здешней фауны, жаждущей его смерти не из-за гнева или личных обид, а попросту желая наполнить желудок, – тогда ему бы запомнился этот день хоть чем-то, хоть каким-то событием, достойным отметки на календаре. Вот уже пять дней не было ни одного живого существа, некогда бывшего человеком или одним из привычных животных, занимавших место на станции Вектор не только для создания уюта и ощущения сотрудниками дома, но и для научных экспериментов. Несмотря на попытки оградиться от незваных гостей с зубами и клыками, все же не раз бывали случаи проникновения на его территорию, которую, к слову, не он выбирал в свои личные апартаменты.

Убедившись в отсутствии малоприятных созданий, Портер захотел сделать несколько выстрелов – хоть куда-то, хоть во что-то. То ли преследуя цель развлечь себя, то ли желая убедиться в собственных силах, он так этого хочет, что, игнорируя боль, сжимает левой рукой дуло со всей силой, пока тарабанит указательным пальцем по курку, имей который меньший предел упругости, уже бы отработал свое назначение. Находясь под давлением от очередного до зуда в затылке, предсказуемого и словно повторяющегося из раза в раз дня, Портер почти срывается и, топчась на месте, позволяет мышцам рук сокращаться, не находя им окончательного положения, используя оружие как нечто такое, что хочется сломать, согнуть или смять под всеми доступными углами. Злясь и гневаясь на все, буквально все, словно эта пустота вокруг сдавливает его и кажется, будто он – часть какой-то жестокой шутки, смысл которой невозможно понять. Ведь если это и шутка, то безумно злая и совершенно несправедливая. В любом случае – если он и заслужил это, то явно расплатился уже сполна.

Вполне ожидаемо, что после громкого, разрывающего горло и мучающего легкие крика, призванного выпустить ярость, с чем он справляется отлично, чуть ли не падая на колени от потери контроля над собой, наступает то чувство, которому он всегда рад, – голод. Как и положено по распорядку дня, он ощущает урчание в животе, которое, на удивление, позволяет снова познать нечто хорошее и приятное, в какой-то мере заслуженное: ведь экономия ограниченного запаса еды повышает ее ценность.

Лишь утро и вечер по его личному графику стали приятным временем потребления пищи, взяться которой более неоткуда, во всяком случае пока что – над этим вопросом он еще работает. Конечно, ее мало, приходится ужиматься до небольших порций на два раза в день, и впору бы отловить одного из здешних монстров, используя навыки предков, – но таковых не было давно. Да и он пока не готов отдаться примитиву существования. По его расчетам, собранной ранее из столовых Вектора еды должно хватить еще на месяц. Уж за это время, уверен он, получится, возможно, не только найти дополнительный провиант, но и, в мечтах, конечно же, найти выход. И это – главным образом сдерживающий фактор, с одной стороны, позволяющий не отвлекаясь делать свою работу, а с другой – лишающий его риска встретить свою смерть.

Изначальная идея отправки секретной информации представителям журналистики и по совместительству коллегам всецело лежит на его плечах. Ведь правду, приведшую не просто к трагическим, но и к крайне немыслимым по своей извращенности жертвам на исследовательской станции Вектор, не сможет сформулировать и переслать никто, кроме него. Причина этого кроется не в наличии совести или добрых намерений, и уж точно не в жажде выгоды или наживы – а в самом простом и в то же время пугающем факте: он один на этой станции – последний человек. Прибыв сюда слишком поздно, Портер сразу же столкнулся с последствиями ужасного эксперимента, предпринятого благородными мотивами, но оставившего после себя лишь страшные последствия и худшие проявления как человеческого вида, так и животного.

А вот причина, по которой он остался взаперти, но не в пределах огромной станции Вектор, потерянной в глубине космоса, а всего лишь этой комнаты связи, зачастую казалась ему несправедливой. И не было тех слов, которыми он не вспоминал повесившего замки человека, заведомо позаботившегося о том, чтобы дать понять, почему было принято такое решение в отношении Портера. История жизни последнего человека, с которым общался Портер, дала множество ответов о причинах происходящего, раскрыла немало тайн станции, открыла немало дверей… Но лишь одну оставила запертой – за которой крылся ответ на вопрос: правда ли было все то, что произошло с ним? Поначалу Портер не верил ему, ибо принятие за истину долгой и трагичной истории пребывания этого странника на Векторе означало согласие с его решением изолировать недавно прибывшего журналиста – следовательно, это станет подтверждением собственных, как он это называет, «недугов», что лишь ждут времени, чтобы проявить себя. А «недуги» эти могут проявляться в крайне разных и необъяснимых формах, опасность которых не просто не меньше, а несоизмеримо больше, чем от любого врага, которого только можно встретить на Векторе. Тогда все произошло быстро: Портер занял это место для того, чтобы отправить весь компромат и потом убраться со станции, – но его заперли, о чем ему стало известно слишком поздно. Гнев в адрес того человека не то что бы уж быстро, но все же постепенно сменился на понимание. Дело было не в принятии фактов и понимании нынешнего положения, где шансов выжить больше, если избавиться от слепого гнева в угоду контролю и дисциплине: куда более основополагающим фактором правоты изоляции журналиста послужило то, что все же Портер оказался здесь не одинок…

«Они придут», – закрепляет он эту мысль у себя в голове. Ему все с большим трудом удается вспомнить их первый визуальный и слуховой контакт, словно его и не было никогда, а они всегда были здесь, с ним, с самого начала пребывания на научной станции, вплоть до момента, когда он оказался заперт. Но кое-что он точно помнил: как перестал переживать по этому поводу, просто приняв это за естество жизни, контроля над которым у него, к сожалению, нет. Раз уж такое происходит, то его упрямство встретит это и примет практически назло – вот только назло кому именно? Но пока этого не произошло вновь, все свои силы он предпочитает направить на простые по меркам этого места занятия.

Вернувшись в свою комнату, Портер взял из шкафа герметично упакованный готовый обед – всего лишь небольшой контейнер, вмещавший в себя замороженную смесь из мяса и крупы. Чаше всего это была овсяная каша – но он не придирчивый, да и подобный рацион содержит все необходимое, как когда-то закрепил в нем отец.

У двери в смотровую, расположенную почти по центру, стоят маленький стол и стул, приставленный одной стороной вплотную к границе с космосом. Портер подошел к раковине, как всегда, обязательно закрыв за собой дверь, и его вновь настиг короткий страх перед нажатием на кнопку, дабы налить в раскладной стакан холодной воды. Ее возможное отсутствие пугало его так же, как и нападение хищников на его единственный запас еды. Когда она полилась так же бесперебойно, как и всегда, он выдохнул с ощутимым облегчением: все же сделанные запасы воды не вечны, отчего ресурс этот крайне ценен. Бегло осмотрев себя и умыв лицо простой водой, он посмотрел в не самое чистое зеркало. Не было ни мыла, ни чего-либо подобного, так что считать себя чистым – это обманывать себя. «Ну и плевать, – думал он, – уж какой есть». Волосы успели несколько отрасти после последней, крайне непрофессиональной стрижки ножницами, борода была приличной. «Стоит, наверное, все же подкоротить», – думал Портер. «Хотя какая разница, как я выгляжу, я же не на показе сраной моды!» – вновь пронеслось у него в голове, отчего горделивая улыбка подняла ему настроение.

Портер разогрел контейнер в небольшой печи, хранившейся в его логове под кроватью, чье тепло порой согревало его, и наконец-то сел за стол, положив дробовик себе на ноги. Глядя в бескрайние, практически завораживающие просторы мира за пределами станции, твердой рукой он делил бесцветную смесь на дольки, после чего неспешно помещал каждую в рот и так же неспешно кушал, стараясь уловить хоть какие-то вкусовые ощущения, наслаждаясь каждым глотком пищи и воды, чуть ли порой не считая количество движений челюсти. Девять долек, практически идентичные по всем параметрам, символизировали отсчет времени до момента, когда вид манящего своим таинством бескрайнего космоса придется сменить на узнаваемый до миллиметра его личный дом, покинуть границы которого он не в состоянии.

Словно сбегая с Вектора, пусть и не на долгое время, он блуждал среди звезд и представлял виды разных планет, которые в его воображении вызывали хоть какие-то приятные чувства, да и хорошее дополнение к трапезе не помешает. Музыку с доступных ему КПК он уже заслушал до дыр, да и не был ее фанатом. А чтение литературы поначалу хоть и оправдывало себя по полной, в итоге сильно стало напоминать повседневную работу, отдых от которой оказался невероятно важен, дабы не перегореть. Порой казалось, словно он тонет в звездах, будто бы вокруг него и нет никаких стен, как и самого тела. Казалось, подобное должно сломать человека, всерьез искажая восприятие реальности, – но именно на Векторе, не без особых, уникальных для этого места условий, подобная слабость была лишь каплей в море – безобидной и невредимой, потому что на станции были куда более опасные рычаги влияния на его видение мира.

По возвращении он почти всегда чувствовал себя более отдохнувшим, почти как после крепкого и приятного сна, – который периодически, причем все чаще и чаще, оборачивался личным кошмаром, что абсолютно заслуженно и справедливо будет преследовать его до самой смерти. Сон, а точнее, мучающий кошмар, сопровождающийся сильнейшим эмоциональным осадком как во время, так и после, являлся не менее важным для его выживания, чем те же еда или вода. Но причину этой важности Портер пока не способен принять всецело и честно.

Вымыв очень тщательно контейнер в раковине, избавляясь от лишнего запаха (ведь уже давно он не оставляет ни одного кусочка, а с недавних пор даже тщательно вылизывает всю тару), Портер аккуратно убрал его в угол своей комнаты, в остальную стопку. Выйдя, он закрыл дверь в свое логово и, вновь прислушавшись, все так же не слышал ничего, кроме периодических непонятных всплесков где-то за пределами его дома, вполне подходивших для определения галлюцинаций. В такие моменты он вновь чувствует странный страх перед теми, кто когда-то, возможно, все же прилетит сюда, чтобы спасти его, чтобы дать новую жизнь…

С неожиданной для себя тяжестью он сел за центральный компьютер, игнорируя до конца дня все взгляды направо, в сторону космоса, что все чаще казалось тем самым отчаянным и беспроигрышным выходом. Первым делом Портер проверил последнюю отправку, запущенную вчера перед сном. Пакеты данных были большими, а расстояние – еще большим. Все же принимающая сторона не сразу могла получить такой объем, даже несмотря на сортировку, которую Портер проводил лично. И вот сейчас, убедившись в том, что связь не была потеряна и отправка прошла без сбоев, если верить компьютеру, он вновь открывает файлы станции Вектор с серверов. Поначалу он лишь копировал данные с жестких дисков, которые собственноручно достал из архивов станции, и сразу же пересылал своим людям на отдельный спутник телекоммуникационной компании, где работал журналистом уже долгих десять лет. Но с недавних пор копирует сначала на компьютер, а потом уже напрямую к серверу. Эта работа и привела его сюда изначально, ведь не каждый день удается узнать о том, как объявленную уничтоженной естественными силами космоса крупнейшую станцию по изучению внеземных объектов на самом деле просто прятали от мира в совершенно другом месте, нежели там, где она должна была быть. В то же самое время, пока тысячи оплакивали работавших здесь близких и родных, Вектор был полигоном для научных тестов первого в истории человечества найденного в космосе образца внеземной Жизни. Настоящая сенсация, о которой мечтает каждый журналист, но о которой никто за пределами станции так и не узнал, – вплоть до прилета Портера, разумеется.

Рутина вновь заняла большую часть его дня, но сегодня вмешательство в его одиночество случилось заметно ранее, нарушая, как он всегда думал, некую тенденцию.

– Ты сегодня плохо выглядишь, – сказал голос, некогда казавшийся забытым, вопреки отсутствию скорби потери. Каждый раз Портер уверенно чувствовал отсутствие их активности, словно сам воздух был несколько чище, а свободного пространства – чуть больше. И каждый раз, когда они приходили, все реже получалось понять, хорошо это или плохо.

ГЛАВА 2

– Что будет сегодня? – спросил Портер, не обращая внимания на визуальное наличие собеседника, опираясь лишь на слух.

– Не понимаю этого вопроса, выражайся точнее.

Портер усмехнулся, сам не веря тому, насколько серьезным и ответственным может быть бессмысленный диалог, словно от этого зависит чуть больше чем ничего.

– Да я хочу знать, какой сценарий будет сегодня, вот и все.

Ответа не последовало. Взглянув в глаза оппонента, с интересом наблюдающие за ним в паре метров, Портер нехотя решил уточнить:

– Ты будешь вновь осуждать меня, или все же повезет, и мы ограничимся пустозвонием?

Взрослый мужчина, лет сорока пяти, невысокий, где-то метр шестьдесят, с небольшим выпирающим пузом смотрел на Портера спокойным, но в весомой мере сильным взглядом. Точно как тот, в чьих руках есть контроль над всем миром и собой, позволяющий не бояться ничего, зная все шаги наперед, с удовольствием наблюдающий за тем, как его пытаются обмануть или обхитрить, ведь самому интересно, может ли такое произойти.

– А что бы ты хотел, будь на моем месте?

Портер ненавидел этот взгляд.

– Довольно глупый вопрос, тебе не кажется? – постарался Портер сдержать свой гнев, используя надменный тон, ответной реакции на который замечено не было, будто бы оппонент, как и прежде, задолго до Вектора, видел его насквозь и не позволял подрывания авторитета.

– И все же ты позволяешь мне быть здесь, хотя есть немало людей, чьим лицам и чьему голосу ты предпочел бы меня. Этот факт дает часть ответа на тот вопрос, который ты боишься задавать вслух.

– Да, вот тут ты прав. – Портер ненавидел такие моменты, как и всегда ненавидел себя еще больше, когда по истечении их понимал, насколько легко он ведется на провокацию к конфликту с этим человеком, всегда заведомо зная о проигрыше. – Я был бы рад многим, очень и очень многим, но почему-то твоей компании я все чаще уделяю время. Знаешь, поначалу это было своего рода инстинктивным инструментом для мотивации в этом ненавистном мне месте, где, опусти я руки, уже был бы мертв, чего, как известно нам обоим, ты учил меня никогда не делать. Я отлично запомнил это – настолько, насколько теперь не могу понять: ты лишь часть моей памяти – или же я более не в силах контролировать свой разум, а значит, и тебя, отец.

Непоколебимый характер все так же стоял на месте, выделяющийся на фоне окружения чуть более иным цветом с идеальным опрятным видом. Длинные, уложенные назад, немного жирноватые черные волосы, морщинистая кожа на широком лице, глубоко посаженные зеленые глаза и короткая седая борода, прикрывающая два небольших подбородка, – все это вкупе с идеальной формой полицейского никогда не было примером идеального мужчины для Портера. Но каждый его взгляд, каждое движение и слово имели огромную силу, совладать с которой у него окончательно так и не получилось.

– Ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, твой выбор, но ты жив – это главное!

– Я очень рад, что ты сказал это, особенно в твоем самовлюбленном тоне, которым ты доказываешь всем и каждому, кто оказался прав. Всегда одинаковый, как был, таким, видимо, и останешься в моей памяти.

Портер пристально смотрел на отца, который из-за своей непоколебимости будто бы замер на месте, не имея ни единого признака жизни или возможности проявить ее.

– Знаешь, а ведь именно это и радует меня больше всего, ведь дает понять: ты – все еще больше воспоминание, нежели галлюцинация, которая могла появиться то ли от той заразы, которой я дышу в этом месте, то ли от одиночества… Тот факт, что ты все тот же человек, которым я тебя запомнил, доказывает отсутствие самодеятельности моего разума, если можно так выразиться. Хотя какая разница, уже не важно, как я говорю и что, пошло оно все на хер! А ты все молчишь – это хорошо, значит, я пока еще не пересек черту, за которой не могу отличить реальность от вымысла, а безумие от истины.

И тут, словно удар электрошока в самом мозгу, Портера передернуло изнутри, когда он произнес у себя в голове, стараясь выбросить этот диалог и его источник, а его отец синхронно повторил за ним, не меняя ни положения, даже не двигаясь, лишь движения губ и стеклянный взгляд: «Я говорю сам с собой».

Приступ паники пробился наружу, не щадя ничего, заняв свою позицию уверенно и быстро, отчего Портер успел лишь упереться в стол компьютера обеими руками, напрягая все мышцы и закрыв глаза. Держась изо всех сил, игнорируя озноб и холодный пот, он с трудом регулировал вдох и выдох, всеми усилиями создавая у себя в голове мир, где он один, где любое слово и мысль будут направлены именно к нему лично, а не тому, что может проецироваться через зрение или слух. «Никого здесь нет», «ты один», «ты контролируешь себя», «ты сильный», «думай о работе – и только о ней» и многое другое. Он говорил себе все это вслух, твердо выговаривая слова, словно каждое из них было гвоздем, лишь забив которые с первого раза получится вновь закрыть крышку гроба.

Медленно опустившись в кресло, закрывая глаза и продолжая известный ему ритуал, Портер словно был в шаге от собственной смерти, где любое проявление слабости запустит цепную реакцию, остановить которую он уже вряд ли сможет. Он делал то же, что и в те времена, когда учился контролировать вспышки гнева путем обращения к самому себе, задавая простые вопросы и беря то, что жило в нем в ожидании своего выхода на сцену, под чуткий контроль, отдавая бразды правления трезвой мысли. То был зверь, пробуждение которого поначалу казалось лучшим моментом жизни, придавая сил и уверенности, уничтожая все страхи и ментальные преграды, – но поводок почти всегда рвался… Первые вспышки бесконтрольного гнева появились еще в средней школе, и, как сказали многие, если бы не работающая психотерапевтом мать, ребенок так и остался бы упрямым и жестоким. Только вот на деле родитель исправлял собственные косяки. Спустя годы его зверь внутри так никуда и не делся – лишь поводок да намордник стали крепче. Но на Векторе все вновь разделилось на черное и белое: в обычное время он был почти всегда идеальным примером контроля, но случались всплески, словно наркотический приход, дарующий ощущение власти над миром. С каждым днем подобное все учащалось.

Главное было не допустить появления отчаяния и ярого чувства несправедливости из-за отсутствия возможности увидеть и услышать, а то и поговорить с единственным по-настоящему добрым и хорошим человеком в его жизни, как некой сладкой пилюли в этом безнадежном месте, которое сожрет слабое существо. А слабость была не в его привычке, причем исходило это не только из детства и юношества, назвать которые легкомысленными не получится даже при большом желании. Все было как раз после, когда жизнь наконец-то стала принадлежать только ему. Допустить само понятие «слабость» было равносильно смерти.

Почти каждый раз он критиковал себя за потраченное время, пусть даже это всего лишь час на возвращение в колею, но все, же будь он сильней, не потребовалось бы вновь бороться со своим зверем. Пока Портер проверяет готовность новых файлов для отправки за пределы Вектора своим коллегам, все его мысли уже заняты желанием продолжить искать способы выхода из положения заключенного. Чем больше заняты руки, а ум решает новую задачку, тем меньше шансов в скором времени вновь встретить того, из-за кого он ненавидит свою фамилию: ведь обращение к себе по имени тот не особо терпел, всегда поправляя в угоду помешанности на субординации, – майор Уитман.

Основой принятия сложившихся бесед с людьми, которых тут попросту не может быть, служила как раз та самая история человека, который запер его здесь, попутно дав понять, как устроена жизнь на Векторе. Пока Портер лежал без сознания из-за удара по голове, Харви изолировал это место, написал прощальное письмо, где доходчиво объяснил причины своего поступка, приложив к этому огромные мемуары своей собственной жизни на Векторе. Харви вошел в смотровую, преждевременно заперев ее изнутри, и разгерметизировал помещение, сделав то, о чем мечтали тысячи людей: смог выбраться со станции. Вот так просто первый живой человек, которого Портер встретил на Векторе, позаботился о том, чтобы он не покинул станцию, сделав его пленником этого места. Причина, по которой Харви покинул Вектор таким способом, открылась ему лишь после прочтения мемуаров, и на вопрос, стал бы он так поступать после всего пройденного пути и всей трагедии Харви, Портер четко отвечал: нет, не стал бы. Много раз он перечитывал мемуары Харви, то ища в них некий сокрытый смысл, то просто желая лишний раз убедиться в реальности самого человека, чье тело уже давно пропало в космическом просторе. Пару раз Портер всерьез задавался вопросом: а был ли Харви вообще? Может быть, он – галлюцинация, как и его отец? А запертые двери были им же и организованы как желание получить заслуженное наказание? Но все же, несмотря на благоприятную почву для развития подобных безумных мыслей, Портер понимал, что кто-кто, а Харви Росс был настоящим, о чем говорят его дневники, всегда лежавшие у него на столе, да еще пара факторов, отрицать которые было бы реальным безумием. Для напоминания себе об этом он оставил надпись на двери все тем же белым маркером: «Лишь Харви был реален, лишь он знал тебя на Векторе». Стараясь вчитываться в нее лишь тогда, когда было необходимо, Портер все чаще ловил себя на мысли, что рано или поздно он может забыть о ней, словно само зрение не передаст ему информацию, как не раз происходило со здешними людьми, особенно с самим Харви… В какой-то степени эта надпись была еще и напоминанием, что если бы не встреченный им человек, то история Портера Уитмана на Векторе сложилась бы совершенно иначе, и нетрудно было догадаться, особенно с течением времени, что та встреча спасла его. Она произошла почти три месяца назад.

Инструментов у Портера было достаточно – здесь имелся целый ящик, видимо, на всякий случай. Требовались лишь терпение и ум, чтобы починить панель и открыть двери. Первое время он не думал об этом: убедившись в том, насколько Харви позаботился о заключении его в изоляцию, Портер просто исполнял свой долг, создавая условия для проживания, не думая дальше завтрашнего дня, погруженный в работу и собственное дисциплинирование. Но время шло – и он быстро пришел к выводу, что умирать пока не собирается, хотя, возможно, дело было в том, что человеческая природа не терпит границ. Уже три недели прошло, а все не было должного результата, и порой ему казалось, будто это невозможно. Гнев от подобной безвыходности заканчивался ушибами рук и кистей, подытоживая ту мысль простым заключением: он заслужил все это, ведь не может выбраться. Такое наказание оправдывается крайне легко, стоит лишь покопаться в его прошлом.

Была еще одна дверь, справа от его комнаты. Она выглядела как нетронутая веками картина, откуда когда-то пришел Харви. Открыть все двери вручную, просто раздвинув две створки, было возможно, наверное, – но ему попросту не хватало сил. Все же человеком он был довольно далеким от физически развитого, да и здешняя диета забрала уже килограмм десять, как можно было судить по одежде.

Единственный выход – это дверь слева, напротив компьютера, где и была оставленная надпись «Лишь Харви был реален, лишь он знал тебя на Векторе». Под вскрытой панелью находились разорванные провода и поврежденная плата, и не спеша он записывал в отдельный блокнот всю схему, пытаясь разобраться в ее работоспособности. На всю эту затею с дверьми он мог тратить часа три в день максимум, в отрыве от основной работы, бросить которую было невозможно. Совсем недавно он вдруг догадался, что в этом помещении есть рабочая панель, безотлагательно дающая ему доступ к туалету и возможности пополнить воду из раковины. Все же механическая система открывания дверей на Векторе присутствовала, но в его случае рычаги были сломаны – нетрудно догадаться, кем и ради какой цели. Аккуратно сняв верхнюю крышку с сенсором, на что ушло почти три дня нервов и страха лишить себя доступа и туда, – все же он не техник и это непростая система, – Портер внимательно изучил ее.

Если бы даже он смог произвести замену одной платы на другую, он в любом случае не стал бы этого делать, пока не будет уверен на все сто процентов в отсутствии иного выхода. Если что-то произойдет не так, лишить себя доступа к единственному источнику воды он уж точно не хочет, а ручная система открывания по неизвестным ему причинам была также сломана и здесь. За все время попыток ремонта ему не раз приходилось ощутить затекшие ноги, стоя на коленях перед сломанной панелью, но именно сегодня терпение и дисциплина принесли свои плоды. Несколько искр неожиданно сверкнули перед его глазами, после чего жуткий скрежет сопровождал медленное движение створок в стороны, создавая неприятное, даже пугающее эхо, впервые пряча от него напоминающую надпись на центре створок. Портер сидел на полу, не двигаясь ни на миллиметр, лишь взирая на открывшийся перед ним коридор с небольшим тусклым светом и двумя поворотами в конце, метров за двадцать от него. Явно пустовавший уже долгое время коридор, как было видно из-за слоя пыли и замершего во времени воздуха, не просто шокировал Портера – это было манящее место, куда, как ему сейчас кажется, он готов идти не оглядываясь, лишь бы не останавливаться. Настолько привыкший к одним и тем же стенам, воздуху и действиям, он получил возможность вкусить запретный плод, настолько сладкий и ранее недоступный, насколько он даже позабыть успел о том, какой мир скрывается за его небольшим домом, забыл даже об оружии, лежавшем на компьютере позади него в нескольких метрах.

ГЛАВА 3

Поддаваясь объятиям любопытства и чуть ли не детского воодушевления перед новым и неизведанным, Портер, словно плывя на легкой волне, а не шагая по твердому полу, приближался к неизвестному, отдалялся от дома. Возможно, повлиял на его состояние еще и кислородный удар: все же в его обители было ограничение воздуха, а здесь, среди длинных коридоров, он впервые за месяцы начал дышать полной грудью. Ему не стоило большого труда оказаться посреди Т-образного перекрестка, где каждая из сторон все сильнее манила его в свои сети, пробуждая давно забытое желание исследования как способа доказательства своей значимости. Справа в оба широко открытых глаза Портер наблюдал коридор, лишенный потолочного освещения, создавшуюся сокрытую зону, не имеющую конца. Слева же была полная противоположность, словно знающая о наличии темной стороны и тем самым пытающаяся привлечь его светом, раскрывая все секреты и доказывая безопасность для него: ведь, как он мог видеть четко и ясно, там никого не было. Серые стены и почти холодный свет, иногда прорывающийся из краев потолка, создавали неподвижную картину, шагнуть в которую казалось невозможным, ведь не было ни одного движения или осязаемого объекта, и если бы не освещение, ощутить наличие глубины было бы крайне сложно. С коридором по правую сторону было все ясно, плавно уходящая в безграничность чернота не особо привлекала, а скорее, что логично, отталкивала своими опасностями и ужасами, которых эта станция совсем не чурается, а порой, кажется, горда иметь их в наличии. Портер внимательно осматривал обе стороны, сам того не осознавая, ему порой хотелось пустить направление даже во тьму: ведь там, вопреки опасностям и явно живому страху внутри него, все же было куда большее, нежели известное ему за спиной. Но то ли его самосохранение дало признаки жизни, то ли он все же позволил воспоминаниям пробиться и напомнить, что именно из левого коридора он когда-то сюда и пришел. Портер принял решение поверить свету, а не тьме. Сродни дежавю, ему стучали по голове всплески воспоминаний того пути, который привел его через этот пустой коридор в то место, откуда теперь он уходит, даже не оглянувшись.

Проводя голыми пальцами правой руки по стене, он будто бы расширяет собственные возможности, стараясь не потерять ни одной нотки некогда существующей здесь жизни. Порой это настолько явно ощущается, что по кисти проходит вибрация от станции, будто бы пытающейся с ним разговаривать. Боль в левой руке словно исчезла, как и все страхи. Когда Портер был здесь в первый раз, Вектор не подавал ему подобных признаков жизни – лишь склад трупов да мемориалы разных форматов с бесчисленными историями, ждущими момента быть услышанными, заботу о чем он и взял на свои плечи в итоге. Первая дверь слева была открыта и манила его своей историей, познать которую ему безудержно хотелось, ведь даже несмотря на то, что рутина его дня состояла из сортировки и отправки данных со станции, Портер прекрасно понимал разницу между фактами и жизнью. Он взаперти уже целых три месяца: для такого места с такими условиями это долгий срок. И ныне он считает заслуженным позволить себе завораживающее опьянение от чего-то большего, чем простое желание жить.

Внутри был лишь один работающий источник света, прямо посреди небольшого помещения, заставленного по левой и правой сторонам стеллажами с ящиками, надписи на которых говорили о техническом складе, где хранятся запасные ремонтные платы, провода и разные неизвестные ему части тех или иных механизмов. По большому счету, он мало что узнал из попадавшегося ему на глаза. Словно ребенок, впервые покинувший родительский дом, где любое иное место было за окном: ведь двери были закрыты, а внешний мир казался картинкой, живущей по своим, неизвестным ему правилам. Понять их и влиться в ту жизнь, которую хочется чуть ли не потрогать руками, казалось чем-то фантастическим и недостижимым. И вот сейчас, выбравшись за пределы стен и преград, Портер так погряз в этом объективно непривычном ему чувстве, что совершенно забыл о безопасности.

Пока он разглядывал ящики, кое-что, некогда считающее себя мертвым, а на самом деле находившееся в спячке, стало просыпаться. Прямо как он познавал обыденность через призму сказочности, неизвестное существо возвращалось к жизни, вспоминая необходимую примитивность для понимания самого себя. Долгое время лишенное еды, оно забралось в это помещение и спряталось в углу, прямо за дверью, слева от входа. Уткнувшись туда, изуродованный организм, некогда бывший человеком, а сейчас лишь отдельными частями тела напоминающий исходный материал, впал в спячку, еще толком не понимая такого процесса, но уверенный в том, как выгодно это будет для продолжительности жизни. Свернувшись в клубок, худые руки и ноги, заканчивающиеся острыми когтями, спрятали голову между собой, превратившись в невысокий, всего в метр, пенек, где костяная спина играла роль верхней защитной части. Вытянув медленно голову вверх, резкими, но краткими движениями освобождая искаженное угловатостями тело, сопровождая это краткими щелчками, существо обратилось к главному инструменту – слуху.

Портер стоял спиной к двери в тот момент, когда существо убедилось в наличии соседа и, недолго думая, не скрывая своего давнишнего голода, напало. Между ними было метра четыре, когда Портер услышал страшный звериный всхлип, погрузивший его в холодный пот и вернувший из детских впечатлений. Страшное существо на четырех вертикально выставленных конечностях стало неестественно, словно только учась балансированию, выходить из тени на свет – открыто показывая ему облезлую кожу и торчащие кости с головой, лишенной кожи и левого глаза, лишь сохранившей рабочую челюсть с мышцами и слуховую распухшую часть.

Было сложно понять источник большего страха: оглушающий визг или неестественно уродливое тело, уже далекое от строения человека? Сгибающиеся в разных местах кости, походившие на руки существа, стали резко трещать и пытаться схватить Портера, внезапно очнувшегося и возненавидевшего себя за то, что допустил такое положение дел. Все происходило быстро: существо почти не дало ему выбраться, заслонив вход между стеллажами. От безвыходности Портер схватил вытянувшиеся вперед конечности, дабы удержать самого монстра от себя подальше, пока неестественно дергающаяся голова пыталась укусить то, чего не видела, но отлично слышала остатками слуховых возможностей. Глядя прямо в его мертвые глаза, он в страхе кричал со всей силы, помогая себе держать натиск, а потом просто развернулся и потянул врага, который в итоге ударился о стену и немного потерял ориентацию. Используемый с умом момент стал решающим: испуганный и злой человек просто прижал ногой костяное туловище и вырвал одну из конечностей существа. Под проносящийся по станции эхом гневный крик уже поваленного монстра, размахивающего конечностями, словно взбешенный паук, Портер, пытающий перекричать его, непрерывно наносил удары острым концом, попадая то по черепу, то по телу. Размашистыми движениями он словно забивал в землю длинный, в полметра, кол, широко замахиваясь и используя весь свой вес, вкладывая в каждый удар не только гнев, но и боль, которую давно терпел. Портер потерял контроль, лишенный всего, вымещал гнев и обиду в адрес виновника его страдания и боли, забывая напрочь о границах и последствиях, справедливости и жалости, благодаря пробудившемуся зверю. Все самое жестокое и безжалостное проснулось в Портере, словно он мстил за все свои несчастья, причем вскоре он почувствовал, что дело уже не в выживании путем вышеупомянутых инструментов: он просто нашел способ выпустить всю ярость и несправедливость, и будь что будет. Лицо, как и тело, запачкалось кровью, отчего он стал хуже видеть, руки уже стали неметь, а его крик лишился соперника. Состояние аффекта стало настолько сильным, что лишь усталость во всем теле заставила его остановиться и упасть на колени, тем самым приняв позу покорности перед мертвой тварью, словно вышедшей победителем из этой схватки, ведь она до последнего была верной себе.

Грязный, в поту и крови, с тяжестью в грудной клетке и болью в горле, Портер трясся от боли в мышцах, явно не готовых к таким нагрузкам. Но если это лишь вопрос времени, то его ум уже явно труднее справляется с переживанием подобных событий. Когда-то он принимал здешнее успокоительное пронокс, что было и так крайне сильным, а при вступлении в симбиоз с зараженным человеком становилось настоящим катализатором самых разносторонних преображений и невообразимых порой последствий. И без того немыслимые изменения в человеке на этой станции оборачивались еще большимипоследствиями, не имеющими никакого аналога, хотя и представить было страшно, какой путь выберет иноземная эволюция даже без пронокса. А ведь Портер уже давно заражен, как и любой, чьи легкие вдыхают воздух на станции, где иноземная Жизнь решила создать свою атмосферу, благодаря эксперименту в полевых условиях… То ли из-за вируса, то ли из-за бактерий, но почти каждый сходил с ума в этом месте, становясь разными путями истинным безумцем, умирая в ужасных психических отклонениях и теряя связь с реальностью, а самым неудачным оставалось превращение в ужасающих существ. Были и те, кто вобрал в себя оба варианта.

К счастью для Портера, в тот момент, как он оказался взаперти по воле Харви Росса, еще по одной его воле он смог получить сведения о проноксе и его истинном влиянии. Важным для него сейчас было вспомнить об этом из-за произошедшей драки, которую ранее он бы и не заметил, ведь под действием пронокса ему, казалось, и равных-то нет, и, имея в руках огнестрельное оружие, он не боялся проливать кровь. А теперь, вот уже три месяца как не используя лекарство, он превратился в слабака и труса, с трудом контролирующего своего зверя, хотя никогда таким не был. И тот факт, насколько он был на грани смерти, буквально на пустом месте заставляет ненавидеть себя. Как и следует, все эти размышления отрезвляют его, позволяя наконец оценить события с правильной стороны: он ушел без оружия и припасов, оставив к тому же свой дом открытым, рискуя потерять все запасы и впустить то, с чем сейчас он не справится.

Резко поднявшись и вновь взяв в руку кусок на удивление крепкой белой кости, измазанной в чем-то прозрачно-липком, Портер быстро стал возвращаться, лишь мельком оглядываясь по сторонам, боясь встретить сопротивление и не нанести удар первым. Каждый шаг давался легче и легче, хотя его все же пошатывало, но боль в мышцах придавала и адреналина, да и путь был коротким. «Надо было не прекращать колоть пронокс», – думал он на ходу, принимая факт превращения в нечто ужасное в ускоренном темпе.

Ворвавшись в знакомые стены, Портер сначала был ошарашен от неожиданно нахлынувшего спокойствия и чувства безопасности, а после почти поддался паранойе, вынуждающей проверить каждый угол на наличие врага. На удивление и счастье, никто не ворвался сюда, предвкушая прекращение голода. Стоя посреди, он закономерно подумал о том, что, возможно, никого уже и нет, кто бы мог искать или охотиться, пусть станция и огромная. Лишь те, впавшие в спячку, остались, выиграв главный раунд эволюции, научившись адаптации на долгий период.

Он закрыл дверь, используя замыкание нужных проводов, грохот повторился. Портер вымыл руки, лицо, проверил вырванную кость на отсутствие каких-либо живых организмов, как возможных сейчас, так и могущих появиться в будущем: все же эта Жизнь куда сильнее известной человечеству ранее. Спрятав кость в пустой контейнер из-под еды и убрав за пределы комнаты, прямо к стенке за дверью, ныне спокойно открывающейся, Портер не мог найти себе места.

Часто он представлял тот момент, когда дверь откроется и даст ему шанс убраться с этой станции на корабле. Корабле, арендованном его компанией в служебных целях, куда точку отправки он установил совершенно иную, дабы сокрыть путь полета. Все же каждый полет был под контролем правительства и частных компаний, просто так никуда ты не отправишься: нужны бумаги и цель, разрешение и права… Все это кажется ему таким забавным сейчас.

Много раз он был уверен, что его никто и ничто не остановит от побега, и пусть он лучше умрет при попытке, нежели останется заперт в клетке. «Отличное название – клетка», – подумал он, топчась на месте, крепко держа дробовик в руках, боясь выпустить его из объятий все еще под влиянием недавней схватки. Были моменты, когда он хотел покинуть Вектор способом, показанным Харви, представляя то, как его оставшаяся жизнь пройдет здесь в четырех стенах. Сейчас он в смятении: ведь это был его первый выход за три месяца, и влияние это оказало настолько сильное, насколько он готов поверить в вымысел сегодняшних событий. Ведь в таком случае все остается в мечтах, где нет страха неудачи, а угроза его жизни сводится к минимуму. Кратким движением Портер проверил работоспособность выхода и, убедившись в достоверности своих воспоминаний о сегодняшних событиях, на мгновение всерьез пожалел об открывшейся возможности. Когда живешь в одних стенах, с ними срастаешься – и это сказалось на нем сильнее, чем он предполагал.

– Ты не знаешь, как поступить дальше? – женский голос появился плавно, словно из тишины, не спеша добрался до его ушей, мягкими тонами придав теплоты и уюта. Портер увидел заботу в ее глазах, настоящую и искреннюю, но не жалостливую, а осмысленную. Он рассматривал ее, не желая отвечать: ведь прекрасно знал, что это не будет грубостью или неуважением, все это было в его голове. Темные брюки и приталенная белая рубашка, длинные, зачесанные в хвост черные волосы, минимум макияжа, глубоко посаженные карие глаза. Естественная скромная красота была ей к лицу. Лишь маленькие сережки и тоненькая цепочка были предметами роскоши.

– Мне тебя не хватает… – с трудом произнес он чуть ли не дрожащим голосом, увидев в ответ искреннюю улыбку и заботливый взгляд. – Наших разговоров, наших встреч и того, как ты во всем видела лучшее.

– Но ведь я тоже не могла знать все, верно? И я не всегда была такой, но я понимаю, почему именно это тебе нужно сейчас. Так бы поступила каждая мама для своего ребенка. Жаль, мы не могли видеться всегда, я бы очень этого хотела, но…

– Да, я знаю. Поверь, ваш развод всем дался тяжело. – Портер старался говорить спокойно, не позволяя себе полностью отдаться эмоциям, прекрасно зная, как этот диалог работает на решение его проблемы, ведь именно из-за этого он видит свою маму. – Хотя я ведь помню, как в детстве… в моем детстве вы были счастливы. До сих пор гадаю, придумал ли я ту жизнь или нет. Но она была такой же настоящей, как и другая, крайне ужасная жизнь между двумя родителями, неспособными на примирение.

– Мы делали все, что могли, ради тебя, ты знаешь это, мы…

– Зачем ты это говоришь? Я ведь не верю в это, никогда не верил и не раз видел, как вам двоим было бы лучше без меня, вопреки твоей редкой любви и его поощрению моих редких успехов. Прям кнут и пряник вы оба…

Портер не заметил, как уже злился, чуть ли не повышая на нее голос, но в ответ видел лишь смиренное понимание, которое начинало раздражать его еще больше. Но иного быть не могло. У нее было два образа: первый – это заботливая мама, один лишь взгляд которой уже кричал о сочувствии и понимании, прощении и любви. Второй – это психотерапевт, видевшая мир через причину и следствие, холодная, расчетливая, но крайне умная и порой кажущаяся надменной. Это была не болезнь – просто такой человек, не умеющий находить общий знаменатель, она делила жизнь на личную и профессиональную. Только вот зачастую забывала, что для ребенка подобное разделение немыслимо.

– И все же я здесь, а значит, у тебя проблема, сын. Может быть, обсудим это? – она резко сменила тон, что не удивило Портера ни разу, ведь то была другая сторона одного из родителей. – Ты боишься покинуть это место, я понимаю, за три месяца адаптируешься к условиям, от такого не сбежать. Но у тебя появился шанс – и почему-то ты замешкался, а значит, проблема либо там, либо здесь, согласен?

– Не знаю… Что если все из-за того, что там меня никто не ждет? Ты – мертва, отец – мертв, подружки нет, друзья… самые близкие были с работы, да и они тоже мертвы. Что мне остается, если кроме работы ничего не было?

– А может быть, все куда тоньше? – Портер боялся ее слов, не скрывая страха в глазах, уже понимая, о чем она скажет. – Причина настолько явная, что ты игнорируешь ее, но подсознание все равно не дает забыть. Тот сон, который мучает тебя все чаще и чаще, – он ведь был наяву, это ведь воспоминание, которое ты не можешь отпустить.

ГЛАВА 4

Каждый раз все начиналось по-разному. Иногда история тянется аж с момента уговора его коллег по работе вылететь к возможному местоположению Вектора, а иногда события развиваются с первых слов Уолтера – оператора, отца двух маленьких дочек и любящего мужа: «Мы не должны идти туда».

Портеру больше нравятся события второго сценария, пропуская тем самым долгие уговоры его друзей, которые становятся такими в самые необходимые для него моменты. И все ради того, чтобы стать первым, кто сорвет завесу тайны и лжи перед людьми, уже давно оплакивающими своих родных, друзей и коллег. Когда он вспоминает все доводы в угоду полета, слыша свой голос и видя реакцию на отказы, он пытается повлиять на события минувшие, словно он на цепи, вынужден лишь наблюдать за историей с заведомо известным трагическим финалом. Мягкотелый в обоих смыслах Уолтер с крайне добрым сердцем и ответственностью во всех проявлениях пытается отговорить Портера, применяя известные рычаги в виде всех возможных рисков и нежелания оставлять свою семью. Но журналист не с самым лучшим характером, но с одним из самых упертых все же использует каждый довод и аргумент, не позволяя иному мнению, кроме как навязанное, взять верх в светлой голове оператора.

Также была Маргарита – отличный редактор, старшая из двух сестер, выросших под строгим, но заботливым воспитанием матери-одиночки, которой приходилось много раз возлагать обязанность присмотра за младшей на старшую. Годы шли, и вот Марго наконец-то смогла зажить своей жизнью, когда, пусть и с трудом, младшая пошла учиться, а мама всерьез возжелала, чтобы старшая дочь, бывшая для нее опорой много лет, наконец пожила для себя.

Ее убедить было с одной стороны труднее, с другой – нужно было лишь подтолкнуть. А все потому, что жажда знаний и новых горизонтов была в первых рядах ее страстей. Но, с другой стороны, когда дело коснулось разоблачения великой лжи правительства, в ней проснулся страх – самый обычный, вынуждающий думать о безопасности своих родных чаще, чем о некоей выгоде. Тут Портер и сыграл верный аккорд, подтолкнув ее к мысли, что не ради этого ее мама сейчас живет одна, пока младшая учится, а старшая работает в другом городе. Ведь если Марго спасует, то разве не разочарует любящего родителя, как и младшую сестру, которая всегда старалась брать с нее пример? Сейчас Портер четко понимает, насколько он легко ими манипулировал, подменяя понятия и сталкивая с непреодолимыми аргументами, поданными его красноречием и красивой наглостью, гордость за которую он не скрывал никогда.

Они предлагали ему облететь станцию, снять репортаж и просто вернуться. Подобное выглядело в целом разумно, когда перед тобой огромная космическая станция, практически в заброшенном виде и словно застывшая во времени, да и находится она где-то уж совсем не там, где должна быть. Никто явно не обслуживал ее, вокруг не было сотен ремонтных кораблей, Вектор являлся массивным островом посреди бескрайнего космоса, без близлежащих планет или светил, что казалось чем-то странным, ибо обычно такие станции, наоборот, отправляли к объектам, а не бросали в неизвестности. Огромный цилиндр с центральным стержнем, создающим искусственную гравитацию, а снаружи обтянутый, словно паутиной, монорельсами для вагонеток, Вектор был одним из самых больших и космических станций, отправленных изучать космос посредством не только дронов и челноков, но и ученых всех мастей, дабы расширять границы известного, куда попасть людям было величайшим достижением в карьере, где они и работали, и жили.

Уолтер использовал самый логичный довод из всех возможных, но этого было недостаточно для того, кто не привык к полумерам, желая вновь, как и всегда ранее, быть в центре событий, так сказать, изнутри конфликта или ситуации. Портер все же убедил Уолтера войти на станцию. Он отлично помнит молчание Маргариты, принимая это за согласие с ним, хотя на деле она была лишена власти над собой, боясь принять какое-либо мнение, – просто следовала за поводырем, не выбрасывая из головы чувство вины перед неудачей.

У них были скафандры, фильтры для защиты легких, крепящиеся на закрывающих полностью голову масках с отражающей поверхностью. Камеры и немного припасов на случай задержки: все же состояние Вектора изнутри, как и персонала, было абсолютно неизвестно. Они вскрывают старый склеп, словно забытый поколения назад, – это было самое четкое определение тогдашних ощущений, пусть с момента исчезновения прошло всего несколько лет. Уолтер хранил жесткие диски в сумке за спиной, куда сразу же копировалось видео с нагрудных камер у каждого, и так же он носил ручную, с обзором в 360 градусов. Он был ответственным работником, за годы не было нареканий. Все, о чем он мечтал, – это своя аренда оборудования, к чему, собственно, и стремился, воспитывая двух дочек и любя всем сердцем жену-художницу, с которой познакомился еще в школе. Будет ложью, если Портер скажет или даже подумает, что никогда не завидовал этому простому доброму парню, наслаждавшемуся жизнью и окруженному любящими людьми. И вот вновь Портер видит сомнения этого человека, крайне активно поддерживаемые Маргаритой, наконец осознавшей свои допустимые пределы. Здесь им делать нечего: раз никого вокруг нет, а вид станции такой, словно тут была бойня, то в обязательном порядке надо уходить и дать весточку, чтобы с этим разбирались другие, куда более «высокие» люди. Отойдя уже прилично от их корабля, следуя любопытству глянуть за каждый следующий угол, они загнали себя в эпицентр чужой среды, совершенно забыв, что находятся в гостях, где действуют иные правила приличия и сосуществования, нежели известные им. Хотя, поправляет он себя каждый раз, это не они оказались там – это он завел их туда. Эти события неизменны, каждый раз он переживает их с такой точностью, словно кто-то или что-то вынуждает его помнить все детали и не иметь возможности изменить их.

Прямо со стороны, откуда они пришли и куда вот-вот готов уже был возвращаться Уолтер, несмотря на настойчивые уговоры Портера, появились изуродованные до невозможности описать существа, явно когда-то являвшиеся людьми – сотрудниками Вектора. Четыре монстра, ведомые слепым голодом, не знали преград, не понимали слов и уж точно не боялись ничего: они просто хотели убить и съесть их. Портер схватил Маргариту, и они побежали вперед к ближайшему порогу, чтобы закрыть двери и спрятаться. Ожидая должной скорости от всех, он не успел заметить отставание Уолтера, выкрикивающего панически смесь призывов подождать его и боязни умереть. Он бросил камеру и бежал как мог, но монстры оказались чуть быстрее толстоватого оператора, заметно отставшего от своих друзей, ожидающих его в двадцати метрах у дверей. Маргарита просила Портера помочь ему, но в ответ видела лишь молчаливое бездействие, и только когда сама собралась пойти помочь ему двигаться быстрее, ее грубо остановили и заперли дверь. Через две секунды в нее влетел Уолтер, моля о пощаде, еще через две на него накинулись твари, смешивая его крики со своими радостными воплями. Оба слушали, как их друга съедают за дверьми, до самого конца, пока наконец не настала тишина. Это было долго.

Маргарита плакала и проклинала Портера, ведь он мог помочь Уолтеру. Она била его, кричала на него, пыталась получить хоть какую-то ответную реакцию от убийцы, но ничего, кроме смирения со случившимся, Портер не испытывал.

«Надо найти доказательства – тогда мы сможем уйти, иначе его смерть будет напрасна», – сказал я тогда Марго, причем ведь то же самое, что и Уолтеру, когда он через час пребывания здесь решил уйти… Лучше бы ушел, а не последовал за мной». – Портер не знал, кому он это говорит, как и не знал, кто есть сейчас рядом. Но молчать не вариант – он хочет быть услышанным, а значит, кто-то да придет вновь, раз его мама почему-то исчезла на время воспоминаний, остановить которые уже было невозможно.

А ведь он даже не знал жену и детей своего оператора, хоть и бывал приглашен не раз на вечера и праздники. Но это на тот момент еще не было проблемой, в отличие от Маргариты. Им пришлось столкнуться еще с парой конфликтов не на жизнь, а на смерть, но, уже зная наперед расклад сил и здешние законы, они смогли избежать драки, используя смекалку, скорость и силу, предусмотрительно погасив в зачатке агрессию существ, встреченных на пути.

– Что ты сделал? – спросила мать требовательным тоном, желая услышать признание.

Портер вновь схватился за левую руку, уже в районе плеча. Потирая ее, он поднял взгляд и увидел некую смесь осуждения и понимания. Он снял куртку, оставив лишь футболку, потом перчатку с левой руки. Медленно стал разбинтовывать руку, начиная с кисти. Там он вновь увидел порой забываемую им надпись, как раз для некоего отрезвления в самый трудный момент, выход из которого лучше всего обеспечит пронокс…

– Она бы не выжила, это бы понял любой на моем месте. Тогда я думал лишь о том, насколько хватит моих сил, а с учетом… балласта цифра сразу же падает. Что уж томить, я более чем уверен, она сама понимала, вопрос лишь времени, когда станция победит.

– Что ты сделал?!

– Лучше уж я, чем они!

– Я не таким тебя воспитывала. Забота о других – это важная способность, которая определяет тебя как человека.

– Я и заботился, разве нет? Лучше ведь я, лучше так и лучше быстро, нежели любая альтернатива, заставившая ее мучиться последние минуты и секунды этой ебаной жизни. Меньшее из зол! Пусть и зло, но какая, на хуй, разница? Не я выбирал эти варианты, будь моя воля…

– Ты выбрал сюда прилететь.

– Да, здесь ты права, мать, но знаешь, это ведь другая история, и не с тобой мне ее обсуждать. Не с тобой обсуждать причины этого выбора, я это знаю, а значит, знаешь и ты, как и отец. Ведь в этом все дело, кто из вас будет прав, чьему слову мне следовать, чей пример брать за основу. Быть тактичным или ломиться напролом, дипломатия или агрессивный захват… Всю жизнь одно и то же – две полярности, не способные к примирению. Верно, мать и отец?

Внезапно оставшись один, Портер кричал в воздух, хотя, порицая себя, он всегда бывает один. И это важный вопрос: видит он их из-за одиночества – или же всему виной виляние найденной инопланетной биологической Жизни? Сраное растение, как думал Портер, начавшее свой новый цикл после разморозки в лаборатории Вектора, где не сразу стало понятно, насколько оно несовместимо с человеком. Простой цветок, создавший для своего комфорта собственную атмосферу, внутри которой каким-то образом зародилась Жизнь, понимающая эволюцию несколько иным способом.

Возможно, весь этот психоанализ – результат обоих вариантов, скорее всего, так и было. Ведь ему до сих пор трудно признавать, что, проведя на Векторе столько времени и поддавшись влиянию инопланетной Жизни и стимула в виде пронокса, он все еще может трезво мыслить. Хотя смотря что считать трезвостью.

– А что если не можешь? – Голос матери сопровождался и изучающим взглядом. – Что если все это ложь, или же ты помнишь лишь то, что адекватно только по твоим меркам? Ты читал записи последнего человека, с которым общался на Векторе три месяца назад, который, кстати говоря, дал тебе ответы о том, как все здесь работает.

– Вот этого тона я давно не слышал. Прямо как, блядь, в детстве, когда за заботой и любовью то там, то здесь проскальзывала психиатрическая аналитика. Профессию не скрыть, да, мать? А ведь я мечтал увидеть твою светлую сторону, настолько же любящую, насколько и редкую.

– Ты называл меня «мать», когда не согласен, даже если идешь навстречу.

– Я рад этим кошмарам. Рад, что от них не избавиться просто так и что они основаны на правде. Догадываешься почему? Некогда бывшие сотрудники этой станции, если и дожили до этого момента, то потеряли всю свою человечность, опустившись до примитивности, извратились до неузнаваемости. То же самое станет и со мной, и пока я чувствую вину, я знаю, что все еще остаюсь человеком. Мой личный ориентир.

Бинты упали на пол вместе с запиской-напоминанием, оголив всю левую руку по самую шею, покрытую коркой черного цвета, частично лишающей руку чувствительности в одном месте, но усиливающую боль при каждом движении в другом. Причем каждый раз он не мог понять, как происходит рокировка, но при этом пока что сохраняется ее функциональность. За месяц вся левая рука и уже часть плеча трансформировались, сменив кожу черной трескающейся плотной массой, под которой в местах сгиба он видит голое мясо.

– Видишь ли, мам, вопрос времени, когда я стану одним из них. Одной из тварей Вектора. Излечить это невозможно, так что проще смириться – уж что-что, а дать себя этому сломать я не позволю. Ты бы сейчас усмехнулась, сказав, что мое упрямство даже тут нашло применение. И, да, нашло – чему-чему, а этому я научился слишком рано, не без вашей родительской помощи.

Сын смотрел на маму тем самым открытым взглядом, получившим бы ответную реакцию в виде объятий или сочувствия, будь это физически возможным. Моменты слабости давались ему с трудом, раскрывая спрятанные за ментальной броней чувства и любовь, относиться к которым с еще большей опаской, чем обычно, он начал как раз в то время, когда его мамы не стало в год его совершеннолетия.

ГЛАВА 5

Вчерашний разговор с матерью все так же свеж своими воспоминаниями и остаточными чувствами, словно случился он только что. Но, разумеется, то не было правдой, как минимум из-за наличия этой ночью того самого ориентира. Но было кое-что еще, выделившее этот день, – непонятный шум где-то за потолком, причем доносились до него явные обрывки чего-то громкого и, возможно, разрушительного, позволяя легкой вибрации пройтись по его убежищу. Кратко и быстро, но заметно ощутимо, что вызвало у него неподдельное любопытство, прикрывающее страх той, ждущей его за дверьми неизвестности. Но если вычесть предположительную галлюцинацию в виде ожившего Вектора, обратившего все свое внимание на единственного в этих стенах человека, то остаются простые варианты, проверять достоверность коих не входит в приоритеты: очередной монстр неуклюже бродит в одиночестве, или же дерется с кем-то себе подобным, ну или, на крайний случай, попадание метеора, избежать которого ныне не представляется возможным. В общем, сегодняшний день выделился отчетливо, и это было лишь началом. Ведь как только Портер закончил ритуал безопасности и завтрак, он сразу же засел за работу, делать которую больше некому.

Жесткий диск был подключен ровно до того момента, как уже скопированные на компьютер данные отправились навстречу людям, должным информацию принять, рассортировать и использовать для срыва всех покровов. Подключив новый жесткий диск и начав копирование, преждевременно очистив на компьютере место (хоть его и было более чем достаточно, но оптимизировать все же приходится), он убрал уже используемый диск в шкаф своего убежища. Прямо у кровати тот самый шкаф хранил в себе уже двадцать жестких дисков, на копирование которых иногда уходило по несколько дней, все же объем был огромен. Адрес отправки был ему известен благодаря работе журналистом, ведь в век технологий и путешествий между звезд, не говоря уже о развитой компьютеризации, надо иметь запасные серверы, зачастую хранящиеся на отдельных спутниках, доступ к которым есть не у многих. А физическое изъятие было крайне проблематичным по ряду самых простых причин. Почему так? А потому, что содержимое серверов Вектора – это не просто конфиденциальная информация: ее цена – человеческие жизни, сокрыть которые правительству необходимо в первую очередь. Но, что воистину забавно, контакт, потерянный со станцией в итоге, не был налажен, причем виновны в этом события внутри станции, все же человеческий фактор – сильный довод. Когда начался весь ужас, а люди оказались запертыми в пределах станции, то руководство сразу же заблокировало всю связь, дабы никто не отправил прощального письма, как и не информировал бы остальной мир о происходящем здесь. Лишь у организаторов были доступы к связи вне Вектора, чтобы общаться уже со своим руководством и информировать его об ужасной жертве ради спасения все остальных. К счастью, Портер нашел это место и ключи шифрования, дабы получилось связаться со своими людьми.

Почему же тогда Портер уверен, что его сообщения не перехватят и не проследят точку отправления, тем самым выйдя на координаты Вектора? А все потому, что он не первый раз занимается сливом конфиденциальности, шифровать умеет, из-за чего как раз и длится его работа долгие месяцы, и неизвестно, что кончится первым: данные или его жизнь… На том конце есть доверенные люди, которые не подведут его в этом вопросе, ведь, как ни странно, у журналистского общества, в котором он состоит, есть негласный кодекс: все же информационные порталы имеют большую силу благодаря деньгам частных инвесторов, а главное – преданным делу людям. Каков же итог всего этого? Он не знает, лишь надеется на правильный подход к разоблачению и, возможно, даже станет свидетелем прихода на Вектор властей или хоть кого-то, кто решит, к примеру, спасти его, – хотя, конечно, это лишь фантазия, его уже не спасти… Но мечтать в этом месте и этих условиях хоть и чревато скользким путем, но все же не смертельно, во всяком случае пока что. А вот почему он не попросит помощи или просто не постарается наладить диалог с тем, кто на другом проводе, – это непростой вопрос.

Как бы то ни было, пока что он уверенно сливает информацию о персонале, а после и все хроники событий, предшествующих началу карантина. Множество файлов и записей психотерапевтов, заключений кураторов и начальников десятков отделов, не говоря уже о лабораторном и исследовательских уровнях, – это большая история, сортировать которую у него нет времени, этим займутся другие. Десятки проектов и результаты исследований хранились на грядущих жестких дисках, как мог он судить, добытые, кстати говоря, из архивов, которых, на удивление, было много. И с каждым днем Портеру кажется, словно он до сих пор касается лишь верхушки айсберга. Стоит лишь начать открывать файлы, как истории затянут его – и это та причина, по которой руки лишь поверхностно осматривают оглавления, дабы убедиться в наличии необходимого и отсутствии повторяющихся данных. Хотя иногда так и хочется погрузиться словно в огромную книгу с тысячами персонажей и проследить события от и до, как некий способ бегства от реальности…

Попавшийся на глаза файл с именами сотрудников лаборатории по исследованию инопланетной Жизни привлек его внимание не содержанием самих исследований, а конкретными именами. Крейг и Джил Морган – муж и жена, чьи имена он видит не первый раз. И в любой другой ситуации, возможно, Портер все же проигнорировал бы этот не подкрепленный ничем интерес, но кое-что его смутило – не в их именах и даже должностях, а в проекте, над которым они работали. Если верить отчету, он назывался «Н. И. К.». Не надо много ума, особенно журналисту, специализирующемуся в раскапывании чужих ям, для понимания предназначения непонятных названий, шифровок или даже имен, но это был немного не тот случай. Некоторое время он пытался вспомнить, что же так его привлекает и не отпускает внимание, словно ускользающая разгадка прямо перед носом. И, поискав первое упоминание этих имен (два жестких диска позади), Портер понял, чем так его манит к себе название проекта. У них есть – а может быть, и был, этого он подтвердить или опровергнуть сейчас не мог – ребенок, мальчик по имени Ник, возрастом 10 лет на момент последнего с ним общения через текст КПК, прямо перед началом карантина в жилом блоке.

«Сын, знаю, мы с мамой обещали еще вчера вернуться, но сложилась неоднозначная ситуация. Сейчас главное – не паникуй, помни, чему мы учили в подобных ситуациях. Скоро придут охранники, они заберут тебя к нам, пока мы будем здесь, ожидая разрешения конфликта. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь, принимаешь лекарства и помнишь: мы любим тебя и сделаем все, чтобы ты выздоровел».

Они любили его – тут не поспоришь, да и не трудно было Портеру представить, насколько короче было бы подобного смысла сообщение от его отца. Это даже заставило немного усмехнуться. «Повезло пацану», – подумал он по-доброму. Но картина еще слишком пространна для выводов, и это пробудило старые, отлично знакомые ощущения.

Данные из диска этой недели продолжали копироваться – перед его глазами были на одной стороне экрана письма Джил и Крейга сыну, а на другой – проект «Н. И. К.», где после упоминания всего двух имен нет ничего, хотя подобные файлы всегда пестрят подробностями. Портер сразу же проверил, откуда он забрал эти диски: к счастью, на каждом есть маркировка сектора, и последний, копирующийся сейчас, был взят из исследовательского сектора на другом уровне станции. Добыча их была бы для него, скорее всего, невозможна без помощи одного неожиданного друга, вышедшего с ним на связь в тот период, когда Маргарита и Уолтер были уже мертвы, но еще до встречи с Харви. Тогда Портер погрузился в работу, собирая информацию ради разоблачения, отчего неожиданно для себя выискивал хоть кого-то на Векторе по внутренней связи и все же нашел выжившего – хорошего человека, который помогал ему безвозмездно, но судьба которого… Вспоминания эти он старается отгонять от себя – не сулящие ничего приятного, скорее наоборот, пробуждающие в нем страх и даже немыслимую скорбь от ужасной несправедливости истории того человека. Он должен благодарить Харви, оставившего свои мемуары, где открывается вся правда о предшествующих заточению Портера событиях.

Выкинув из головы страшные мысли, позволить резвиться которым – это скользкий путь в ту сторону, где, кажется, сама смерть лучше, нежели витание в неизвестности и непонимание даже простейших ориентиров, Портер изучил маркировки дисков и понял, что если и искать новые детали неизвестной истории, то либо в предыдущих данных, либо отправиться за пределы убежища. Подобное расследование (а ничем иным он не может назвать сегодняшнюю работу) было у него последний раз как раз перед прилетом сюда.

Следуя известной системе постепенного анализа и сортировки данных, Портер вытащил старые жесткие диски из шкафа – а их было немало – и разложил по отделам серверов на полу, слева от терминала, где места побольше. Пять стопок, каждая имеет по 4-5 дисков размером с приличную книгу. Имея имена и фамилии, не трудно найти то, что оправдает крайне дотошный и даже неожиданный интерес к абсолютно неизвестным ему личностям.

ГЛАВА 6

Неожиданная целеустремленность ребенка, желавшего удивить результатом своего труда, возникла и окатила Портера, как волна, заставляя предвкушать личную гордость и похвалу перед самим собой. Он уже не думал о безопасности, голоде или дискомфорте, вызванном физическим изменением. Абсолютно полностью сконцентрировавшись, как он всерьез считал, на расследовании, Портер не заметил даже, каким насыщенным стал его день. В нем загорелась настоящая искра, ведущая к преображению перспективы его жизни – от невероятно удручающей к вполне оптимистичной, но все еще прячущей за горизонтом некое новое, близкое к надежде ощущение.

Несколько забыв о счете времени, Портер искал любые упоминания об объектах своего полного внимания, ведя отдельную тетрадь, куда записывал даты, имена, локации, и все это с целью проследить историю одной семьи. Красная тетрадь размером А3 в клеточку с твердой обложкой почти всегда была у него в руках, благо увечье его руки пока что не лишает моторики пальцев. С каждым днем изменения кажутся настолько незначительными, насколько легко не заметить существенного влияния этих самых изменений. К счастью, он был правшой, а держать в левой руке открытую тетрадь на сто листов не составляло труда. Записывать и вести простую схему Портер начал практически с последнего сообщения, отправленного родителями своему сыну Нику – мальчику 10 лет. Не спеша он разматывал клубок в обратную сторону, пытаясь уследить все движения трех людей.

Мальчик прибыл с родителями на Вектор по требованию руководства станции, когда находка из скоплений небольших метеоров только-только была идентифицирована как «новая жизнь». Они даже не знали тогда, как скоро изменится их жизнь и жизнь их мальчика. Как следует из анкеты и отчета о прибытии, до этого они работали в орбитальном городе Ядро – как раз там, где строились подобные Вектору космические станции. Там они жили, там и познакомились, там и родился Ник. Если верить резюме с прошлого места работы, нареканий к Джил и Крейгу нет, хотя отдельно отмечаются их любовь к единственному сыну и забота о нем – порой даже, как в другом отчете подметил психотерапевт, несколько излишняя забота. Найдя медицинскую карточку, отправленную еще с Ядра, Портер узнал о том, что роды проходили трудно, из-за чего ребенок много болел в детстве. Но главное, оправдывающее их чрезмерную заботу: Ник – это первый рожденный у них ребенок, до того было два выкидыша… Несмотря на все трудности, мальчик был крайне любопытным, хотя и спокойным, но совершенно не обремененным умом. Учителя ставили ему хорошие оценки, особенно в дисциплинарном плане, порой даже отмечалось, что он «необычный ребенок».

«Он мечтает увидеть природу, настоящую. Все время рисует леса, поля, океаны, даже горы совсем невозможных форм, и мы с мужем всегда спрашивали, почему именно такие, а не обычные. И он отвечал, что хочет посетить все планеты, чтобы увидеть все виды и формы», – рассказывала Джил с гордостью за сына по видеосвязи матери одного из новых друзей сына на Векторе. Видимо, они сблизились, как часто бывает у родителей дружащих детей. Джил и Крейг очень поощряли все его стремления к новому: не успевая привыкнуть к рисованию, мальчик уже пытался сочинять музыку, и только надо было приложить усердие – как его тянуло к архитектуре, что было понятно, ведь станции, на которых он вырос, крайне похожи друг на друга и не блещут красотой.

Портер читал их переписки с друзьями и учителями, где, разумеется, основная тема – это дети. И лишь одно он видит четко и ясно настолько, насколько необходимо потерять счет времени, чуть ли не утонув в бесконечных хвалебных словах и всех проявлениях любви к единственному сыну. В своем детстве он отлично помнит то, насколько по-разному и в то же время одинаково его отчитывали отец и мать после жалоб учителей на плохое поведение, которое, разумеется, брало корни именно из дома, а точнее – из двух домов. Когда Портер получал нагоняй от отца, слов было мало, да и те ограничивались конкретикой и взыванием к логике с сухим причинно-следственным событием, после чего шли тумаки – как говорил отец, «в воспитательных целях», но не доходившие до крови. Хотя боль от пощечин тыльной стороной руки он помнил долго. Когда же это была мать, то вместо родительского разговора, понимания и любви ему приходилось быть на приеме психотерапевта, где нельзя было ничего, кроме анализа каждого слова и действия, словно он изначально был неправильный. Порой, когда он был у матери, жалел об отсутствии тумаков отца, а когда был у него – жалел о невозможности просто говорить…

Как и следует ожидать, только такое отношение Портер и знал: лишь две крайности родителей, давно сменивших любовь на разочарование друг в друге, из-за чего их единственный ребенок стал лишь проектом, бросить который попросту нельзя, – уж так они были воспитаны, не более того. Не раз Портер замечал, насколько, как ему казалось, они хотят доказать друг другу свою правоту, используя его как инструмент: ведь ненависть между отцом и матерью была на совершенно ином уровне, нежели у обычных людей. Каждый свято верил лишь в собственный правильный подход к жизни и миру, людям и судьбе, от чего ребенок не был защищен никем и ничем, попадая из крайности в крайность. Как так вышло, что настолько разные люди умудрились и пожениться, и стать родителями? Не единожды задаваемый вопрос так и остался без ответа. Возможно, как раз из-за этого сам он так и не встретил даму сердца, не имея должного примера, так и не смог решиться на долгосрочные отношения. Ну а его родители просто поддались порыву странных чувств, и для каждого из них они были чем-то аномальным, так же быстро появившимся, как и выветрившимся через какие-то пару лет, но этого было достаточно для появления незапланированного Портера.

Джил и Крейг работали в сфере генной инженерии, и как только стало известно о нахождении иноземной Жизни, если верить внутренней почте, стали одними из последних, кого допустили до этого объекта, – причина такого решения неизвестна. После ввода карантина в жилом блоке никаких упоминаний о Нике нигде не присутствует – ни в письмах между супругами, ни в переписи персонала с родными. Причем, как сразу подумал Портер (но быстро отсек эту мысль), он точно не остался в карантине, ведь его вывели оттуда заранее, как особо ценную фигуру. Связано ли это с тем, что название последнего проекта, над которым работали Джил и Крейг, несет имя их единственного сына? В переписи погибших ни имени, ни фамилии не числится – но вряд ли ей можно верить.

Его часы вновь подали признаки жизни. Прошло уже почти десять часов с момента начала его расследования, когда жесткие диски покинули шкаф и коснулись пола. За это время к нему не постучался в гости никто из спроецированных памятью соседей, как и не было боли в руке. Портер ощущал жизнь – настоящую, как в старые времена, лишенные объективных страхов или границ возможностей, словно животное в открытом девственном лесу. Последние же три месяца были клеткой, которую он пытался дисциплинировать и адаптировать, выведя режим на первый план, ради жизни более иной, но менее полезной для его естества, отчего одомашнивание приструнило в нем бурную кровь, сразу лишив и клыков. Сроднившись с этой семьей, особенно с мальчиком, зависть к которому пробивается все явственнее, Портер уже не может не думать о тех вопросах, ответы на которые тут не найти. Все же некая тайна продолжает витать перед его глазами, и ухватиться за нее не имеется возможности. Это прямо как тогда, когда он узнал о возможном местоположении Вектора, не оставившем от него ничего, кроме необузданного стремления найти, увидеть и взять эту тайну в свои руки. Что тогда он не желал видеть преград, что сейчас. Все повторяется – и он вновь поддается инстинктам.

– Что ты делаешь?

– Почему я не удивлен твоему появлению именно сейчас! – несколько надменно произнес Портер, убирая жесткие диски обратно в шкаф.

– Не помню, чтобы я учил не отвечать на поставленный вопрос.

– Ты ничего не можешь помнить, ты – всего лишь мое воспоминание, а может, уже и галлюцинация. Не думаю, что смогу отличить.

Портер проверил все помещение, убедившись в отсутствии незапланированных гостей, пропустить которых за последние десять часов было вполне возможно.

– И снова ты упускаешь главное, прячась за простыми, выгодными тебе доводами. Ведь иначе не нужно думать о том, что, возможно, твои сообщения на удаленный спутник никто на самом деле не получает, а твоя работа – это трата времени. Все хотят иметь предназначение, все хотят иметь цель – тут нечего стыдиться. Но тот факт, что до сих пор к тебе не прилетели люди, не прислали сообщение о направляющейся помощи или просто не поинтересовались о тебе, является не лучшим вердиктом проделанного труда на Векторе, оценить который, вероятно, будет некому. Если это никто не читает, значит, ты безрезультатно проводишь тут дни. Из-за этого ты и готов идти туда, снова расследовать, рискуя своей жизнью, – это я уважаю. Но пока ты сам не признаешься в том, что это лишь инструмент и конца этому не будет, ты ничего не сможешь добиться, ибо движет тобой страх оказаться бесполезным, как и разочароваться в том, на что ты уже потратил много времени. Твой корабль уничтожен, ты сам видел его обломки, пролетающие мимо, – но забываешь про это, придумывая любые отговорки, лишь бы завтрашний день был встречен со смыслом.

Портер сорвался. Гнев, всколыхнувшийся в нем, был настолько неподконтрольным, что, будь перед ним реальный человек, ни одно слово или взгляд не остановили бы в нем ту ярость, с которой он набросился бы на него. Перед его глазами были видны лишь взмахи куска железа с последующим соприкосновением со всем попадающимся на пути: по рукам бегала дрожь и болью отдавалась работа мышц, в ушах лишь его гневный крик, и в нем, прислушавшись, легко было прочесть боль, выход которой иначе было бы невозможно представить. Под горячую руку попалось все вокруг, словно он пытался растолкать агрессивную толпу вокруг себя, попеременно нанося точечные и хаотичные удары по невидимым целям. Все копившееся в нем за долгие месяцы, а то и годы, вырвалось в неконтролируемом акте агрессии, который в последний раз случился очень и очень давно и, как он сам думал, был удачно вылечен психотерапевтом. Звериный крик раздавался эхом вокруг настолько, насколько необходимо было перестать что-либо ощущать, лишь плывя по бешеному течению, не замечая ничего вокруг, но твердо позволяя выносить все худшее наружу тем способом, которого он после всегда стыдился…

Бросив на пол железку, Портер еще какое-то время стоял на месте, преисполненный того самого доминирующего ощущения после победы над врагом и предвкушающий уважение всех и каждого, отныне боявшихся его. Сорвав наручные часы, он бросил их в противоположную сторону помещения. Проверив сумку, давно собранную из всего необходимого, Портер вышел за дверь, забыв совершенный поступок. Клетка была сломана.

ГЛАВА 7

Сердце стабильно отстукивает быстрый ритм, не позволив Портеру окончательно перелистнуть страницу срыва, за который обычно ему было бы стыдно, но только не сегодня, не здесь. Впервые в жизни он вдруг всерьез признал это ненавистное ему явление чуть ли не нормой, трезво дав себе отчет о том, что все могло быть и хуже, а это – так, мелочь, всего лишь сорвался. Кто-то мог бы всерьез поставить это мнение под сомнение, парируя схожестью его поведения с представителями станции, где подобное стало нормой, – но сам Портер видит ситуацию иначе. Его это не беспокоит, как минимум по той причине, что он смог взять себя в руки и продолжить начатое дело, несмотря ни на что. Да, ему удалось проявить худшее от себя, чуть сорвавшись и выплеснув гнев, но важно, что никто не пострадал, да и судить его некому.

Вокруг него все такая же тишина, влегкую способная убедить в глухоте, пусть и опровергнуть подобное проще простого. Но когда он был у себя в клетке, это означало безопасность, фундамент его жизни и работы в четырех стенах, где, как ни посмотри, он загнан в угол. Сейчас же Портер начинает понимать, как сильно это влияет на восприятие, когда из-затишины и пустых декораций порой все кажется сном, проснуться от которого он боится больше, чем самого сна. Ведь в таком случае все было впустую, а его действия, как и мотивы, – лишь выдумка.

Не обращая внимания на сторонние двери, большинство которых были закрыты, прямо вдоль длинного коридора, часть которого была под прямыми лучами потолочных ламп, а другая, большая, во тьме, Портер уверенно шел вперед, заботясь только о наличии на пути темных мест, которые могли таить опасность. Все, что он хотел, – это уйти подальше от клетки, ощутить, так сказать, свободу и радикальную смену окружения. Чем дальше, тем больше ему казалось, что сам он не станет тем же человеком, каким был. Ведь, ощутив старый прилив сил, Портер окончательно понял, как сильно ему хочется идти вперед, хоть куда-то, но точно не на месте стоять: уже настоялся. Такого эффекта он не ожидал, и подобное сильно настолько, насколько ему вдруг стало плевать на последние слова матери перед его уходом.

– Мне плевать, права ты была или нет… Мне плевать – слышите?! Мало ли чего я боюсь, это не ваше дело, не ваша жизнь – моя, моя, моя!..– проговорил он себе под нос, отходя от адреналина, не останавливаясь ни на шаг, готовый встретить любую угрозу, любого врага, лишь бы не возвращаться назад.

На первом же перекрестке он уже не ощущал догонявшее его прошлое. Последние события несколько плыли у него в памяти, и если в другой момент он бы всерьез задумался об этом, то сейчас это было именно то, что ему необходимо. Пустой перекресток, соединяющий такие же пустые и пугающие коридоры. Ни одного существа, ни одного звука, даже освещение работало стабильно, словно его занесло в фотореалистичную картину. Над головой его работала лишь половина ламп, и, находясь в полутьме, Портер поглядывал в длинные коридоры, наполнение которых такое же, как и того, из которого он сюда пришел. Они были одинаковые и нетронутые временем, словно все это принадлежало ему, – хотя разве таковым это не является? Кроме него и нет никого, это его территория – его пустое королевство. И эта мысль так бы и продолжила его съедать, обесценивая саму жизнь, – ведь править ему некем, – если бы не вовремя возвратившаяся из небытия цель, ради которой он разрушал прошлое, стремясь лишь к будущему.

Он крепко сжимал обеими руками многозарядный дробовик, его шаги были практически бесшумны, чему он сам старался уделять внимание, наслаждаясь эффектом беззвучия, словно хищник на охоте, не дающий о себе знать до момента, когда будет уверен в победе над добычей. Вокруг него был застрявший во времени музей, только вот решить, жизни или смерти, Портер еще не мог. Он не лишал себя возможности заглянуть в каждый пустующий кабинет, на входе в которые были имя или даже несколько имен людей, когда-то наполнявших это огромное место жизнью и мечтами. Ныне это лишь открытка с именами, которые, пусть и не конкретно, но почти всегда знакомы Портеру, каждый день изучавшему письма и отчеты людей, не доживших до этих дней. Где-то он видел идеальную чистоту, порой кажущуюся ненастоящей, словно бутафория для имитации или отвода глаз. Где-то была разруха, иногда намекающая, а иногда кричащая о страшном, случившемся тут в последний раз, когда в стенах этих еще был владелец. Большинство людей в этой зоне работали над контролем и производством кислорода, благодаря одному из внушительных садов, его производящих. Забавно, думал Портер: он так и не видел еще этих садов, что вынуждает даже подумать о смене планов, дабы узреть хоть что-то, кроме безжизненного окружения, не говоря уже о том, что там еще могли остаться фрукты и овощи, вкус которых давно забыт… Но любопытство оказалось слабее страха перед невероятным и страшным видом, который, вполне возможно, откроется перед ним в том месте, где уже давно инопланетная Жизнь могла пустить корни, вступив в более извращенный симбиоз или же, что еще хуже, извратив известную ему земную жизнь.

Следуя плану на КПК, Портер повернул налево на перекрестке, где со всех сторон были двери, и, открыв нужную, попал в небольшую игровую. Созданная для развлечений, она помогала людям не только отдохнуть от работы, но и пережить трудный момент понимания местонахождения. Внутри работали почти все лампы в углах между потолком и стенами, создавая приятную теплую атмосферу, где можно было прямо в воздухе разглядеть танцующие пылинки. По левую руку было два стола с бильярдом, идущих вдоль помещения один за другим, по правую – крикет и настольный теннис. Портер не помнил этого места, и можно было бы списать это на амнезию – но теперь он уверен, что прибыл иным путем. Ведь на диване, прямо за крикетом, вдоль правой стены, на боку лежит тело. Взрослый мужчина, и, судя по размеру одежды, был довольно приличного телосложения. Сложно понять причину смерти, но это не сильно волнует Портера, в отличие от имени на бирке: Степан Красно. Портер где-то слышал это имя, но почему-то не может вспомнить. На полу кое-что написано – приглядевшись, он прочел надпись маркером «не успел простите люблю». По почерку можно было понять, насколько из последних сил это было написано.

Довольно тщательный осмотр окружения дал отрицательный результат, не ответив на загадку гибели Степана, да и в целом все это очень угнетало Портера, вынуждая фантазию представлять время, когда тут была человеческая жизнь. Что бы он написал про это? Как незаметно летит время, когда битва за жизнь не обходится без смерти? Почему-то ему в голову приходят тезисы и заглавия, как и сам мотив, определивший отношение читателя к теме, слишком поверхностный, словно он новичок. А ведь этого он никогда не был лишен, всегда умело жонглируя каждым словом и термином, чуть ли не ощущая руками изменение направления отношения к материалу. Окончательный вариант он оставит на потом: сейчас необходимы фото тела, а подпись еще подождет, хотя она уже есть. Цитаты всегда работали лучше, нежели придуманный заголовок, так что смерть Степана и его последние слова дополнят хроники Вектора, которые обязательно пойдут в мир. Вокруг более не было ничего, как минимум на первый взгляд способного привлечь Портера, и, не желая тратить время, он собрался продолжить путь.

Но совершенно неожиданно для него по всему телу отдалось слабостью, той самой, которую ощущают те, кто лишь на словах знаком с физическими нагрузками. Даже пот пробился через лоб, когда он вновь надел нелегкий рюкзак и почти прошел всю игровую, а ведь расстояние всего метров тридцать. Вот что бывает при редком питании и отсутствии физических тренировок – слабость, кричащая о ничтожности ее носителя, сразу же зарождая простое понимание, насколько легкой добычей он может стать. Все необходимое для пополнения сил было потреблено быстро и тщательно, как и всегда, но в этот раз у него был сосед – тело лежало ожидаемо неподвижно на правом боку.

Собрав рюкзак и подняв оружие, он развернулся к телу и взглянул туда, где были когда-то глаза. Полный осознанности целенаправленный взгляд искал разгадку мучившей его тайны: почему сейчас так трудно? Возможно, из-за того, что перед ним реальный человек, пусть и давно усопший, но уж точно не галлюцинация или воспоминание, коими он кормил себя последние три месяца. Возможно… нет, на том варианте он решил остановиться основательно, списав это на побочный эффект одиночества, пережить которое он смог куда лучше, чем ожидал в самом начале своего заключения в клетке.

Ближайшая дверь на пути к рабочему месту Джил и Крейга оказалась большей преградой, нежели можно было ожидать, и виной тому служит не только его изоляция в четырех стенах, но и влияние единственного материального собрата по трагедии. Такого он не ожидал, а ведь стоило ему глотнуть «свежего» воздуха, как показалось, что преград более не будет. Но все же остановка дала о себе знать, «зона комфорта» существует. Только двери открылись, позволив свету расширить свои владения, избавив от тьмы коридор, он сразу увидел отсутствие рабочего освещения внутри. Двери закрылись прямо за его спиной, сделав его частью всепоглощающей тьмы, лишающей разницы между открытыми и закрытыми глазами. Стоило бы сразу включить фонарик, но почему-то Портеру понравилось то, где он оказался, словно мягкое одеяло прятало его от всего мира. Не вспомнить детские кошмары, происходившие наяву, было невозможно. Не раз ему приходилось прятаться под кроватью или в шкафу, когда родители ссорились, – а делали они это громко, совсем забыв о приличии и нахождении пятилетнего ребенка рядом. Ненависть, возникающая лишь при мысли о том времени, чуть подтолкнула его к действиям. Свет включенного фонарика рассекал тьму холодной струей, словно расталкивая стены. Портер старался выбраться из кокона, проникающего в самые глубокие воспоминания.

Выход отсюда был в конце, метрах в ста от него. Простой коридор, как и тысячи других, света нет совсем, двери на каждой стороне были закрыты, во всяком случае ближайшие. В таком месте невозможно было не опираться в основном на слух, особенно легко это получалось, стоило ему выключить источник единственного света в своих руках, позволив жить лишь ушам. Вроде бы все тихо – и снова шаги вперед, плавные, неспешные, прекрасно помнящие бегство от хищников очень умело способных использовать вот такие места в пользу своей охоты. Оставив две двери позади с обеих сторон, даже не пытаясь проверить их работоспособность, Портер остановился, прекрасно увидев дарованное лучом света предупреждение: впереди по сторонам открытые двери. А ведь когда-то он только к этому и стремился – открывать двери и рыскать, ища компроматы и все тайны, и это был тот еще азарт. Сейчас же журналист лишь хочет оказаться там, куда ведет его расследование исчезновения ребенка.

Панели не работают, закрыть их снаружи не является приемлемым вариантом, так же как и просто развернуться и найти обходной путь, который, к слову, возможно, таит еще больше опасностей. Портер усмехнулся: неужели его так пугают открытые двери, где, скорее всего, и нет никого, как и на всей долбаной станции! Да, пугают, а все по одной простой причине – он не хочет умирать. Подойдя почти вплотную, внимательно осмотрев вход, насколько позволяет луч фонарика, разумеется, Портер решил аккуратно заглянуть в правую. Перед верстаком в конце комнаты, между стеллажами с запасными частями для игровых столов слева и вертикальной столешницей справа, лежит тело. Почти разложившееся до самого скелета, оно было то ли использовано, то ли само стало причиной, но оба случая крутятся вокруг того, что лежавшее тело словно находилось в неких неизвестных ему ранее черно-белых зарослях, достигающих высоты в пару сантиметров выше остатков человека. Словно некий газон со странного вида зернышками внутри скелета. Не желая приближаться, Портер внимательно осматривал их и, сделав пару фото, подметил, что очень тонкие – веревки, как смог он определить для себя, – тянутся по полу от «острова» прямо в противоположную комнату. Там, в пустом помещении, у дальней стены сидит, опершись спиной по центру, такой же скелет в скафандре, точно так же подаривший иноземной Жизни свои остатки для создания чего-то иного. Но на этот раз разрастающегося больше по стене, словно тянущегося к потолку.

Они словно зависят друг от друга, медленно, но уверенно взаимно сосуществуют, расширяя при этом свои границы, чтобы… чтобы что? Так думал Портер, делая новые фото, совершенно не имея представления о том, к чему все это может привести, да и должно ли. Возможно, то просто жизнь, которая, как и принято всегда, находит выход из ситуации. Можно ли ее винить за это? Конечно, нет.

ГЛАВА 8

Длинный коридор, освещаемый лишь редкими лучами потолочного света, удивил Портера содержанием, вынудив замереть на месте. Первые метров пять все было как и везде, но дальше – вдоль пола и стен были приклеены (или же, точнее, прорастали) корни: если он мог найти самое близкое определение, то это оно и было. Перед ним были кончики, тонкие, размером с его фонарик, но чем дальше они уходили, тем более расширялись и даже переплетались друг с другом. Крепко держа оружие наготове, он неспешно идет, прекрасно осознавая риски и на мгновение даже пожалев об отсутствии защитной маски. Ведь стоило пройти метров десять, чтобы заметить прорастающие из корней странные цветки. Опять же – самое близкое определение того, что имеет белый цвет и напоминает некий бутон с торчащими из центра ворсинками. Размер варьировался от самых маленьких, немного больше пули пистолета, до прилично больших, почти с крепкий мужской кулак. Они прорастали из крепких, угольно-черных корней, начало которых было где-то далеко. Медленно, шаг за шагом, Портер ступает между корнями, змейкой распростертыми по полу, оставляя свободного места как раз на пару ног. Пока они занимали лишь пол и стены, но не успел он заметить, как и потолок так же не отстает от сдачи территории, причем теперь ему ясна причина отсутствия потолочного света. Корни проросли насквозь, испортив лампы и проводку. Выглядело все как настоящая зараза, не оставляющая на своем пути ничего.

Неизвестно откуда произрастает эта Жизнь, как и неизвестен последующий эффект после расцветания бутонов, которые, на удивление Портера, совсем не вяжутся с космической станцией. Построенный технологический монстр медленно, но верно сдает свои территории другой Жизни, забравшей всех его обитателей без разбора. Отличный материл для статьи может выйти, подумал Портер, шагая вглубь коридора, стараясь занимать свой ум правильными мыслями. Эта Жизнь имеет странный, немного едкий запах, но самое главное – не производит на свет монстров, что уже несколько сбивает его с привычного настроя. Впереди показался выход из коридора в большой зал, и, сверившись с картой на КПК, Портер убедился в правильности пути. Корни загибались за все края, уходя в большой зал, – и, шагнув туда, он окончательно убедился: Вектор больше не безжизненный.

Большой зал для перехода в другие секторы станции, где также стояли столы, информационные зоны и стойка администрации, и все это было покрыто корнями. Каждая стена и весь потолок были захвачены иноземной Жизнью, лишь пол почему-то частично сохранял свою оригинальность – и все это разрасталось в каждый из пяти коридоров. Было сложно понять, откуда это началось, но количество корней было бессчетное. И, глядя на весь этот размах, Портер всерьез и, пожалуй, впервые согласился с тем, что он, возможно, чересчур задержался на Векторе. Сделав снимки, Портер все не мог представить источник подобного создания, но куда больше он страшился конечной формы эволюции.

До нужного лифта на лабораторный уровень, откуда все и началось, было не так далеко, но непредвиденные преграды создавали проблемы. В частности, проблема состояла в наличии у трех из пяти коридоров преграждающих корней: у двух проходов были закрыты двери, поверх которых уже были корни, что более не дают возможности добраться до панели и самих створок. А у одной они так комплексно пролезли и заполонили вход, что оставалось только лезть через них —а этого делать крайне не хотелось, как минимум не зная, есть ли там, дальше, свободное пространство. Зал хоть и был прямоугольным, основная масса корней все же была в одной стороне, где находился ресепшен, перед которым и вышел Портер. В другой, противоположной ресепшену, справа от Портера, где как раз и были две свободные двери рядом друг с другом, Жизнь уже приближалась к освоению. Злость чуть не вынудила его поделиться боезапасом с преградой, пусть и лишенной сознания, но явно способной ощутить ущерб, – во всяком случае так он думал почти с полной уверенностью.

И вот снова накатило: Портер вновь стал терять контроль над телом, подходя к границе нервного срыва. Так близко… это находится так близко, а он не может туда попасть! Одна из дверей, прямо напротив того коридора, откуда он пришел, намертво захвачена корнями. Ближайший путь в обход займет неизвестное количество времени по одной-единственной причине: там может скрываться все что угодно. Оставив за своей спиной в конце зала огромный рассадок корней, Портер готовился к следующему шагу вперед. Идти в обход было единственным выходом, и все недовольство Портера было подчеркнуто грохотом раздвигаемых створок.

Вновь увиденная пустота не заставила бы медлить, но в метрах пяти от него, буквально из первой двери справа в стеклянном помещении, торчало нечто. Левая сторона коридора была глухой, но по правой уходили вперед небольшие, похожие на офисные, помещения, сменяющиеся проходом между ними. Свет работал почти весь, холодный оттенок сильно отличался от того места, где были корни, вызвав на всем теле ощущение холода. Но главное – это оно. Словно затвердевшая смола, прячущая в себе тайну, длиной под два метра и с метр в ширину, выпирающая от пола еще на полметра, если он не ошибся с расчетами, поглядывая через прозрачную стену справа. Не сразу закрывшиеся со скрипом двери чуть отдернули Портера, испугав и вынудив наставить оружие на то, что дышало. Прямо посреди этой темно-оранжевой смеси крайне слабо, но все же заметно привыкшему к неподвижной картине глазу поднималось и опускалось самое светлое пятно. Занимавшее лишь десятую часть тело, если можно так его обозначить, вроде бы было неподвижно, даже можно было посчитать его мертвым, кем бы или чем бы оно ни было. Но именно легкий признак жизни, словно биологический сигнал, не давал Портеру возможности просто уйти. Только он решил сократить расстояние для выстрела, как заметил в кабинете еще четыре таких – впереди по коридору одно и справа в кабинете три. Много тут не придумаешь: один выстрел – один труп. Но тут сразу четыре пробудившихся, и то, если повезет убить первого, ибо что там внутри, ему неизвестно.

Лучше идти мимо: альтернативы не видно, главное – не разбудить хозяев этого места. И только Портер оказался в нескольких метрах впереди, оставив коконы за спиной, как услышал то, чего боялся, – пробуждение. Насколько плавно стала заполняться урчанием тишина, настолько резкими мазками рвалась защищающая их масса. Брызги стали окрашивать близлежащие поверхности, позволяя сменить вполне мягкое урчание на проверяющие гортань возгласы. Портер не стал дожидаться полного пробуждения – и, лишь завидев первые появившиеся в некоей жидкости тонкие лапы, обросшие небольшой белой шерстью, сразу же пошел вперед, надеясь избежать конфронтации. Но через пару метров услышал оглушительный крик, вырывающийся из горла неизвестных существ, явно желавших заявить о себе.

Немного ума надо для понимания возросшей опасности. Портер сразу же зашел в ближайший кабинет справа и сел, опершись спиной на стену, оставив всех монстров позади. Теперь они на свободе, ликуют из-за начала новой жизни, даже не зная, что рядом с ними находится готовый завтрак, до которого рукой подать, лишь в одном кабинете от них. Держа крепко дробовик, Портер не знает, что делать: оставить сумку для облегчения передвижения в бою или же переждать их приближение, спокойно ускользнув от взора хищников. Трудный выбор, особенно когда неизвестно, что находится в тех пяти кабинетах по его правую руку, в глубине этого помещения, выход из которого лишь впереди, через пятнадцать таких же «коробок». Он слышит их так четко, словно между ними каких-то несколько сантиметров, отчего невозможно не оглядываться в поисках действительного местоположения. Прозрачные части стен начинались в метре от пола, так что, чуть выглянув, Портер видит впереди дверь. И сейчас всерьез кажется, что он легко успеет добежать до нее, не привлекая внимание тварей, – но стоило ему взвесить ситуацию и собраться сделать первый шаг, как вдалеке очень резко выпрыгнул один из них. Крепкие задние лапки на небольшом теле с двумя передними, но более короткими аналогами, в сочетании с вытянутой челюстью и парой небольших глаз на такой же волосистой голове представляли собой невысокое четвероногое создание, достигающее в холке не больше метра. «Но разве это – измеритель опасности? Нет!» – думал Портер, ненавидя себя за то, как легко он попал на вражескую территорию.

Они рыщут, голодные от долгого сна, преисполненные готовности реализовать все свои инстинкты, совершенно не имея понятия о чем-то ином, кроме охоты. Вопрос лишь в том, сколько осталось времени до его обнаружения, – а это уже скоро, ведь тот, впереди, явно использует нюх. И худшее только что произошло: монстр взял след, причем сразу громко объявив об этом остальным. Задние лапы стали ведущими, поднявшими корпус почти параллельно полу, из-за чего передними лапками он контролировал стены, пока бежал на добычу с невероятной скоростью. Портер сделал два выстрела, чем чуть не оглушил и себя, и монстра, совсем отвыкнув от такого размаха звука. Монстр упал, облив черной кровью пол и немного забрызгав Портера, с трудом держащего себя в руках от такого наплыва событий. Чуть тряся головой, выкидывая легкий звон из ушей, он сразу же пошел вперед, надеясь добраться до выхода. Но на спину сразу же прыгнул соплеменник жертвы. Рюкзак принял на себя весь удар, поваленный вниз лицом Портер почти сразу же стал предпринимать попытки подняться, но этого было недостаточно, ведь где один – там и остальные. Существо кричало, разрывая рюкзак, пытаясь добраться до первой за долгое время еды, навалившись почти всем телом, вынудив Портера ощутить вес килограммов сорока, что, разумеется, было явно перебором для него в нынешнем состоянии. Счет шел на секунды, ведь хищник умело использовал свои когти, уже разорвав верхнюю часть рюкзака, из-за чего Портер всей силой повалился налево, тем самым уронив и тварь, крепко вцепившуюся в рюкзак. Однако вторая подбегала спереди, и замедлить ее получилось единичным выстрелом в задние лапы, после чего Портер сразу же высвободился из лямок и, развернувшись на месте, снес голову первой. Кровь разлетелась в стороны, и пока он, гневаясь, оттирал глаза, не мог заметить, как тот, безногий, уже почти вплотную подполз на передних лапах, широко раскрывая свою пасть, откуда по-настоящему воняло смертью. Недолго думая, успев увидев это за секунду до ожидаемого укуса, Портер сразу же выстрелил прямо внутрь. Тело упало прямо перед его носом, и в таком положении, прямо у стены, он увидел приближающихся трех других. Но в этот раз они действовали не спеша, явно занимая позиции перед атакой, прекрасно осознав представляемую опасность их жертвы. Адреналин был на пределе, каждая мысль и действие не заставляли себя ждать ни секунды – и, быстро сориентировавшись, Портер просто сделал два выстрела в одного из монстров. Он не думал о том, нанес ли смертельную рану или нет, главное – промежуток между выстрелом и тем моментом, когда монстры оправятся от оглушения. Несколько секунд – да, мало, но достаточно, чтобы высвободиться и после еще одного выстрела помчаться вперед. Бежать – это единственный выход, ведь стая уже почти окружила его, уменьшая шансы на выживание с каждой секундой. То бегая по полу, то прыгая со стола на стол, порой пробивая стеклянные перегородки, сокращая расстояние, они казались совершенными хищниками, спрятаться от которых или просто убежать представлялось невозможным в этот момент. От страха и адреналина Портера кричал, пока стремительно направлялся к двери, перестав уже оглядываться назад, но точно слыша их и ненависть, которую они высвобождали через крик в адрес сбежавшей пищи.

Дверь оказалась заперта – панель не работала. Патроны он не считал. Выход из сложившейся ситуации был один – драться. Победитель уже был не важен, одно встало у него клином в голове: нельзя умереть без боя. Не оборачиваясь, он сразу же побежал направо, мимо кабинетов. Пробежав два из них, резко свернул направо – и в тот же момент обернулся, надеясь на поспешность преследователей, вряд ли умелых на поворотах. И оказался прав: первого чуть занесло, и его встретил заряд дробовика. Второй и третий врезались в новоиспеченный труп, но вместо выстрела прозвучал щелчок – патроны кончились. Небольшая куча-мала дала ему драгоценные секунды, и, побежав обратно, к месту предыдущей стычки, Портер не успел добраться до рюкзака, как некое чутье вынудило его спрятаться в ближайшем кабинете, ведь смерть снова встала на ноги. Тяжело дыша, все еще трясясь от адреналина, Портер сидел на цыпочках прямо у прохода. Он слышал контакт когтей и пола и примерно мог представить расположение оставшихся существ. Один монстр явно был позади, другой – почти рядом с ним, возможно, прямо за стенкой. Дробовик у него, но патроны кончились, и либо надо добраться до них, либо убить тварей иным способом. Пот стекает по лицу, руки болят, как и ноги, сердце отстукивает слишком бодрый ритм, каждая секунда тянется минутой, все кажется настолько безумным, что хочется просто сцепиться в рукопашную, и если судьба будет не на его стороне, то так и быть, пусть его сожрут… Вот что делает с человеком клетка – отучает от этого, от подобных ситуаций, где на весах всегда стоит его жизнь. Не было такого ругательства, которое сейчас с гневом не прозвучало у него в голове.

Портер ждет. Левая рука вдруг заболела, да так, что захотелось кричать, и лишь чудом он не выронил оружие на пол. Такое было давно, он уже и забыл, но распространение болезни перешло на новый уровень. Терпя боль пронизывающих насквозь всю руку лезвий, Портер зажал в зубах лямку от оружия, почти готовый кричать в болезненной агонии. Вытирая со лба поток пота, мешающий зрению, он вспомнил, что помогало облегчить эту боль. Пронокс у него в рюкзаке, взятый на всякий случай, казался единственным спасением: ведь если он и продолжит так сидеть, чуть ли не скрючившись от боли, то может отключиться, а это – верная смерть. Уже теряя самообладание, он внаглую выпрямился, оглядел территорию, как смог, выплюнул ремешок, стараясь хоть как-то взять себя в руки. Рядом никого не было, и, выйдя, он сразу повернул налево в сторону рюкзака, лежащего рядом с тварью, – просто шел вперед, тяжело дыша и крепко держа дробовик за ствол, словно биту. Оглушающий зов тварей подал сигнал о его обнаружении. Содержимое рюкзака было на полу, все на виду – бери не хочу. Одна из тварей поедала его обед и, не заметив приближение хозяина, огребла ударов прикладом ружья, наносимых правой рукой с размаха. И только тело повалилось на пол, Портер взял нож из кобуры и воткнул прямо в голову, между небольших глаз. Не проверив приход смерти, Портер сразу же взял капсулу пронокса и только засучил рукав, чтобы найти место с голой тканью, как прямо на руке увидел приклеенную скотчем небольшую бумажку с надписью «вспомни Харви». Он сделал это на всякий случай и сразу же замер, ведь имя это значило многое. Человек с этим именем оказал самое комплексное влияние на жизнь Портера на Векторе, а его мемуары стали чуть ли не сводом правил, где опасность пронокса была в первом ряду.

Два оставшихся монстра не успели добежать. Портер, неожиданно обретший трезвость, взял пистолет из сумки и, развернувшись и упав на пол, прицельно произвел все выстрелы. Одна тварь упала в метре от него, вторая – в двух. Наступила тишина, неожиданно режущая ухо. Рука все еще болела, но почему-то куда-более терпимо, что навело на пару мыслей: либо все становится хуже, либо он адаптировался.

С трудом поднявшись на ноги, все еще находясь в некоем шоковом отходняке, пришлось внимательно осмотреть проходы, и, лишь вернувшись к рюкзаку, он дал себе слабину – стал кричать изо всех сил, отдавая этому месту и боль, и гнев от победы в турнире на смерть. Сидя на коленях, в треморе всего тела и боли каждой мышцы, он вытер лицо и ладошки мокрой тряпкой, используя питьевую воду, доел то, что осталось от обеда, выпил оставшуюся жидкость и просто сидел на коленях еще какое-то время.

Ощутив приятную легкость в теле, Портер повернул голову направо и увидел вдалеке ту самую запертую дверь, что было бы вполне ожидаемо, если бы не одно «но»: панель работала. Отсюда отлично виден зеленый оттенок, пробивающийся через пыль и слабое освещение в конце. Медленно встав, не сводя взгляда с объекта внимания, Портер, чуть шаркая, дошел до двери и нажал на панель – дверь открылась. В лицо ударил более яркий свет, нос почувствовал чуть иной, более мягкий запах, а сам он как будто познал чувство предательства… Его стало еще больше трясти от гнева, он ощущал ту самую кару судьбы, словно обозленной на него за провинности, из-за чего желающей замучить его всеми извращенными способами. Но на деле страх был вызван напоминанием о том, что он, Портер Уитман, часть станции Вектор уже крайне давнее время, даже, как осознал он четко и ясно сейчас, слишком давнее. Подобные галлюцинации – естественный исход жизни здесь, и он успел позабыть о таком явлении, ведь все время нахождения в клетке он отдавал себе отчет о каждом событии и, если надо, сразу же подгонял любой объем и состав под необходимую ему форму.

Из рюкзака забрал коробку патронов, пару обойм для пистолета, разложил все это в наружных карманах куртки. Зачесав грязные от крови и пота волосы назад, растерев рукавом бороду, на которой скопились останки монстров, Портер смиренно двинулся вперед, прекрасно понимая, что отныне правила пишет не он – ему придется лишь следовать им.

ГЛАВА 9

Портер уверенно шел вперед и, встретив очередную развилку в четыре стороны, свернул налево, как бы обходя большой кусок сеточной планировки. Тишина вновь была встречена им благосклонно, хоть и расслабляться он себе не позволял, да и не мог. А вот встреченная ранее идеальная чистота, словно запечатленная в момент, сменилась разрухой и грязью вперемешку с кровью разных оттенков и цветов, ведь существа здесь не все имеют тот же багровый оттенок бурлящей жизни в организме. Следы бойни были заметны везде, начиная от отдельных кабинетов, заканчивая целыми высохшими лужами крови или чего-то неопознанного, распростертого на десяток метров вперед коридора. Каждый его шаг отнимал все больше чистоты и порядка, погружая Портера в саму пучину ужаса, где свет все реже радует его глаза и все чаще приходится наблюдать последствия смертельных поединков, вряд ли происходивших по правилам равенства весов и справедливости судейства. Сам воздух кричал ему о последствиях бойни, где победителей не было, и ему приходится самому дорисовывать последние минуты жизни не только разных невообразимых существ, но и самих сотрудников Вектора, встретивших неравные силы.

Портер снова свернул налево. Держа оружие перед собой в надежде на чье-то появление, ведь адреналин еще стучит, да и ждать нападения, охотиться или прятаться ему не хочется: лучше в лоб, без прелюдий, дабы разобраться и идти дальше, а не тратить время, которого, судя по возвращающейся боли в руке, у него нет. Перед ним на большом распутье дорог, лишенных освещения метров на десять вокруг, встала дилемма, решить которую изначально мог план территории на КПК. Но, как оказалось, еще во время драки он получил повреждения: экран встретил несколько ударов во время последней стычки, защитив владельца от колотой раны в области печени. Ища помощи у окружения, Портер все искал правильный маршрут, пробиваясь через тьму лучом света фонарика. Перед ним две двери с разницей метров в пять и два коридора слева и справа, лишенные освещения.

Выбор хоть и приличный, но все же Портер неплохо разбирался в планировках и картах – и, насколько мог помнить, надо держаться левее, как бы загибая крюк. Слева была тьма, сменяющаяся на удивление ярким освещением метров через тридцать. К его счастью, есть фонарик, расстояние было преодолено быстро, даже не потребовалось оглядываться больше двух раз. И как только он встал под ярким потолочным светом, несколько его слепящим, то не успел и оглянуться вокруг, как вновь оказался во тьме. Лампы не просто перегорели – они упали вместе с креплениями, чуть не разбив Портеру голову. Словно что-то выбило все это из потолка, и если бы Портер не стоял чуть с краю, вглядываясь в следующий коридор, то отделаться лишь царапинами на спине не получилось бы. Его словно что-то толкнуло, нанеся порезы острыми, как лезвие бритвы, кусками железа прямо вдоль спины. Вскрикнув от боли, он упал на пол, вновь оказавшись во тьме. В ту же секунду он подобрал упавший в метре от него фонарик, выпавший из руки при падении, и первоочередно проверил периметр: никого не было. И только Портер собрался проверить спину, поднимаясь с пола, чуть не готовый накричать и ударить хоть кого-то, кого можно обвинить в этом происшествии, как вдруг увидел метрах в двадцати работающее освещение. То были диодные ленты, ограждающие проход в данную территорию из-за ремонтных работ. Диоды в треть метра высотой были закреплены между стенами, все же мягкий материал с надписью «проход запрещен» с внутренней оранжевой расцветкой и красной на ребрах должен быть замечен издалека, но почему-то Портер только сейчас увидел их. Одна лента была под самым потолком, другая на уровне глаз, еще одна – на уровне колен. На фоне кромешной тьмы вид был невероятно красивый, причем здесь находятся не только эти три – впереди несколько поворотов и комнат, и у каждой почему-то есть подобные на разных уровнях. Все они позволяют видеть глубину коридора и все повороты, это выглядит для него настолько необычно и даже завораживающе, отчего выключить фонарик – не такая уж плохая идея. Все же надо экономить батарею, а этот вид – хоть что-то красивое на этой станции для Портера. Полностью усыпанные диодами ленты легко отлипали от стен благодаря магнитам, и, сняв одну лишь левую сторону, Портер перешагнул через нижнюю и вновь закрепил среднюю.

Идя между ними, он ощутил практически радость, словно ребенок, впервые увидевший гирлянды или световое шоу, совершенно забывая обо всем вокруг. Иногда даже позволяя себе улыбнуться и потрогать источники такого яркого света, находясь на грани от радостных слез, словно вырвавшихся из другой, совершенно далекой от него жизни. Простейшие вещи, способные вызывать такие яркие чувства, практически отвлекли его от всего мира, словно он и не на Векторе вовсе, а промелькнувшая мысль переехать сюда или же оборудовать подобным атрибутом свое убежище безотлагательно закрепила уверенность того, какое почти девственное счастье пробудилось в нем.

Здесь почти в каждом углу и комнатке были те или иные вещи, явно принесенные для организованного лагеря, не рассчитанного на долгий срок службы. Все убрано по углам, упаковано и готово к моментальной по необходимости транспортировке. Только довольно странно, что половина сумок и ящиков пуста, – во всяком случае так ему это видится на расстоянии. Приближаться он почему-то не хочет, словно боится навредить этому месту, вот-вот грозившему развалиться при единственном касании, будто давно выстроенный песочный дом только и ждет момента, когда наконец расслабится.

Последние двери перед выходом, те, что были справа и не содержали диодные ленты, привлекли его надписью, хорошо видимой при таком красно-оранжевом освещении, ныне бьющем ему в глаза справой стороны. Надпись была проста: «Мы заслужили это».

Заблаговременно Портер включил фонарик, не зная, есть ли там освещение, ожидаемо боясь неизвестности и того, что может решить напасть сразу же. Но вместо хищников увидел лишь крайне знакомую картину: спальное место по правую руку и вдоль дальней стены, остатки провианта на столе слева, разные медикаменты на полке там же и много всяких вещей, но главное – это отсутствие кого-либо. Явно давно заброшенное убежище обладало специфичным запахом и даже неким уютом. На столе лежит КПК, причем давно уже успевший собрать на себе пыль. Включив его, Портер нашел лишь одну видеозапись. Казалось, он сразу же нажмет, и, разумеется, уже даже поднес палец к кнопке, но почему-то остановился. Оглянувшись еще раз, ему было не сложно догадаться, о чем будут слова: прощание, мольба о помощи или ненависть в чей-то адрес в предсмертной агонии… Ему это уже надоело – одно и то же, словно ничего иного тут никогда не будет, а за долгие месяцы уж слишком часто он читал последние письма и видел слишком много посмертных прощаний. О чем тут может идти речь, если существует лишь одна-единственная тема, просто у всех она в разных стадиях, и крайности – жизнь и смерть. Скорее всего, там будет рассказ о том, как здешние работники оборудовали эту комнату, чтобы переждать весь ужас, или же в смиренном ожидании спасателей, боясь сами драться за свою жизнь с монстрами и психами, ведь их этому не учили. Все эти таблички в коридоре и у дверей наверняка используются для своеобразной сигнализации, ведь просто так их не пройти, поэтому каждое место стыка обведено маркером, чтобы было видно смещение, если кто-то решит переустановить их. Причем фонарики в этой комнате есть, а значит, вся темнота была создана искусственно, хотя это не самый умный план: все же такие надписи могут как раз привлечь нежеланных гостей. Но, может быть, это убежище было временным и они лишь выжидали момент, возможно даже, что кто-то был ранен, все же не зря тут много бинтов и медикаментов. Можно даже предположить проблему в перемещении своим ходом, из-за чего либо нужно было время на восстановление, что не укладывалось в запасы еды, либо необходима была помощь, за которой могли отправиться. Но все это не объясняет отсутствие здесь мертвых тел.

Он вновь взглянул на КПК, задумываясь о том, как подобные выводы могут лишить его цели, ради которой он покинул свою клетку. Что если там все просто и понятно, и нет слов которые его удивят, и нет поступков, которые он осудит, – конкретный набор сценариев, предсказать финал которых можно уже на полпути. Портер решается не смотреть видеосообщение. Причина проста: если он посмотрит, то шанс разочароваться намного больше, нежели увидеть и узнать что-то новое. И пока он не знает, может смело и дальше верить в сокрытую тайну истории семьи, иначе, разочаровавшись здесь, он вряд ли сможет поверить в удивительную разгадку там. Оставив все на своих местах, Портер молча вышел из комнаты, позволяя себе насладиться нераскрытой историей, вновь представляя в голове все неведомое и необычное, будоражащее его фантазии и азарт, как в любой момент перед раскрытием загадки, не дающей покоя уже давно.

Выйдя из этой части станции, наконец оказавшись вновь на свету, Портер пошел вперед к небольшому залу. Там стоят автоматы с напитками и едой, диваны и большой монитор на стене, прямо напротив него. Обычный трехсторонний перекресток, где на стене впереди разбитый экран. Разумеется, никакой еды и воды уже нет, причем давно, а забрали их, не чураясь применения физической силы, проверяя на прочность стекло и основную крышку. Одним словом – разгромом здесь не обошлись: явная борьба с кровопролитием и несколькими фигурантами этого дела, численность которых, как мог судить Портер по опыту осмотра мест чрезмерной активности, явно превышает трех человек… или существ. Вернув диван на изначальное место у стены справа, прямо перед поворотом направо, Портер не просто сел, а именно упал на него, ощутив расслабление во всем теле, в частности в ногах. Он устал – это чувствовалось каждым сантиметром тела, причем подобного отдыха не хватало настолько, насколько сейчас ему совсем не чувствуются царапины на спине, которые стоило бы осмотреть. Но сам он сейчас к этому не готов. Да и что уж там, раз кровь еще не потерял, то бояться нечего, хотя, не будь он настолько обессилен, наверняка соприкосновение спины с диваном, пусть и мягким, все же переносилось бы не так легко, как сейчас. А вот голод и жажда наверняка стали бы главной проблемой, не начни снова ныть левая рука, причем уже у самой шеи, крича о прогрессировании мутации, финал которой он пока не хочет даже представлять. В такой момент главное не уснуть, все же путь был долгий и тернистый, а он не герой, не солдат, да еще и долгое пребывание взаперти и не самая лучшая диета забрали слишком многое, что ныне приходится наверстывать, опаздывая все время на десяток шагов.

– Хреново выглядишь, трудные деньки? Да, прости, это несколько глупо звучит, словно мы беседу ведем. Хотя это ведь последнее, что тебе сейчас надо, верно? Верно… Ты не пойми неправильно, я не пристаю и не навязываюсь, да и не пытаюсь вовсе наставлять. Что ты, куда уж мне, я всего лишь человек. Всего лишь такой же человек, как и ты. И это, между прочим, главный показатель моих добрых намерений, если ты уже начинаешь подозревать меня в каких-то мыслимых – ха, смешно все это, да и что уж там – даже немыслимых поступках. Я не причиню вреда, ты не подумай лишнего, хотя, прости, начинаю заговариваться, есть у меня слабость. Просто… когда редко общаешься с людьми, да еще и те, кто дают такой шанс, – не самые лучшие и воспитанные, то ненароком боишься упустить или спугнуть адекватного… не знаю, просто хорошего человека из виду, а это легко. Ты уж не считай меня наивным дурачком, я не верю каждому на слово, нет, нет, нет, только не я. Просто, ну, как бы… ты здесь один и явно пережил не лучшие моменты в своей жизни, может быть, худшие, но, это, конечно же, решать лишь тебе, не подумай, я не берусь делать твою работу за тебя, не осуждаю, просто говорю… Так вот, ты похож на того, кто очень одинок, что я могу отлично понять, ведь… Ладно, надо уметь признавать свои слабости, так что, вобрав все легкие, скажу, что я очень одинок и сам в этом виноват. Это так, я признаю и не хочу начинать наше общение со лжи, вот, именно так. Надеюсь, это не составит проблем и не создаст преград между нами, хорошо? Хорошо. Ладно, я не буду навязываться, понимаю, сейчас не самый… как бы сказать, помоги мне, да, точно, нет… Вот! Подходящий момент, тебе надо отдохнуть, и это даже дурак поймет, ты только глянь на себя, словно вечеринка оказалась не по плечу… Прости, плохая шутка, вот так всегда у меня – кажется, понимаешь, когда стоит съюморить, а на деле еще больше позоришься. Так, соберись – это я себе. Ты – молодец, отдыхай, а я буду тут неподалеку, вон там, чуть вперед и за углом вторая дверь… Эм, ну, это, типа… рад был пообщаться… Надеюсь, все будет хорошо, и-и-и-и м-мы… в общем, ты знаешь, где меня найти, больше не отвлекаю, извини еще раз – надеюсь, ты в порядке и, как бы, это… Извини, если надоел, это со мной бывает, а в нынешнем положении… Ну, ты и так все знаешь, что уж я буду болтать лишнее. Так, все, ушел.

ГЛАВА 10

Портер медленно поднялся, все еще чувствуя боль там, где она была, и все так же держа оружие в руках, – только вот остальное было приглушено, будто бы исчезло вовсе… Он словно витал во сне или после хорошей отсыпки, несколько ватный, двигался туда, куда ему указали. Медленно, шаг за шагом. Его передвижения были спокойны и легки, в то же время ум его был словно под прессом, лишавшим каких-либо чувств или переживаний, будто бы, смирившись со всеми тяготами, просто принимал грядущее.

Он оказался у нужной двери так плавно, словно путь был по самому известному и безопасному месту: путь, который он будто проделывал уже не раз, ведь он даже не оборачивался по сторонам и не проверял направление – действовал лишь по наитию. Створки двери были выломаны, а проход закрывал поставленный на бок стол, который был задвинут за его спиной, только он вошел вовнутрь. Портер оказался в небольшом убежище, неизвестно как используемом ранее. Все стандартные атрибуты присутствовали, во всяком случае, как он мог судить благодаря периферическому зрению: ведь, войдя, он просто сел на ближайший стул, справа от входа, прямо у стены. Взгляд его был где-то в стороне.

– Я рад что вы пришли, уверен, вам хочется отдохнуть, и меньшее, что я могу дать, – это немного воды и еды. Как видите, сам я не сыт, хотя всегда был худым, даже, что уж там скромничать, хлюпиком еще тем. Мама говорила, что благодаря этому у меня доброе сердце, – мило, правда?

Он сидел на стуле напротив Портера, прямо у стола вдоль правой стенки, а слева было спальное место. Единственный голос был таким юным и преисполненным жизни, будто нетронутым всей историей Вектора. Как и сам воздух словно был чуть чище, а окружение – чуть ярче, даже запах словно отдавал мягкостью. Все это неуловимо дает о себе знать, словно точечными всплесками подает признаки своего существования, но стоит хоть чуть задуматься об источнике этой новизны, как все сразу же теряется.

– Уверен, может возникнуть много вопросов о том, как я тут оказался, что я здесь делаю и кто я вообще такой. И вот это все, но все ведь должно быть хорошо, верно? Вы кажетесь хорошим человеком, а у меня, как говорила мама, доброе сердце, и я легко смогу отличить негодяя от хорошего человека, и вот вы… Вы, ну, честно, кажетесь мне очень хорошим человеком, уж извините за такую прямоту, но я если и хочу что-то сказать, то редко могу промолчать и сделать это правильно, вы меня понимаете. Во всяком случае так, чтобы нравилось всем, хотя мама говорила, что честность превыше всего, и поэтому я всегда стараюсь быть честным, потому что если я не честен, то ведь и другие не должны быть честными, поэтому я стараюсь быть таковым!

Портер не может двигаться – не из-за внешнего влияния, которого, к слову, нет, как и не из-за страха, а по самой просто причине – выжидание. Шанс на такое событие вполне реален, и в какой-то глубине он позволяет себе чуток удивиться тому, как неожиданно это произошло. Хотя он давно на этой станции, должен был уже хоть кого-то вот так да встретить. Но главная причина, главенствующая буквально над всем, была проста до невозможности – адаптация, для которой нужно время.

– Наверное, будет слишком, если я попрошу вас стать моим другом… Как вы можете догадаться, их у меня немного. Да что уж там – совсем нет, я непопулярный… Чуть не солгал, а ведь только что доказывал свою честность. Вот же я дуралей, смешно аж, ведь мне скрывать нечего, я открытая книга. Что интересно, как раз книги мне больше подходят в роли друзей, нежели другие ребята моего возраста. Они… они все шумные, порой агрессивные, сами не знают ничего – понятное дело, молодые, все такими были, но мне трудно находить общий язык с такими людьми… Здорово было бы иметь друзей, здорово было бы не быть одному… С книгами проще, часто автор становится другом. Мама научила понимать это, чувствовать, когда автор, рассказывая историю, словно общается с тобой. Это… это очень интересно, мы с ней часто гадали по тексту автора, каким он был человеком, устраивая игры и даже давая всякие задачки, – очень интересно. Жаль, что все в это не играют, я бы тогда был самым первым! Разумеется, она знала их всех, все же Интернет полон автобиографий и историй – но мы играли в игру, где я пытался понять автора и узнать его. А вы любите читать?

Портер чувствует на каком-то неведомом уровне разницу между этой встречей и той, которая происходила не раз у него в клетке с отцом или матерью. Словно два совершено разных мира, отличающихся настолько сильно, насколько мало у него есть в запасе слов для описания этой пропасти.

– Да, вы правы, порой кажется, что я дурачок и болван тот еще, болтаю да болтаю. Но мне очень одиноко одному, а читать и общаться вживую, с реальными людьми – это разное, слишком разное. Будь люди такими же понятными, как рассказы или романы, наверное, я бы оказался здесь, наверное, я… Вы ведь расскажете моей маме, что я не виновен, правда?

За все время он не сделал ни одного движения, кажется, даже не моргнул, а дыхание работало ровно для поддержания жизни. Теперь ему ясно точно и наверняка: все изменилось.

– Тебя не должно быть здесь, – с невероятным трудом и почти шепотом произнес Портер, выговаривая каждое слово из-за пересохшего горла.

Практически еще ребенок – мальчик в возрасте одиннадцати лет – смотрел на него наивными глазами из-под опущенной челки. Светло-голубые глаза были полны добра и располагали к себе, невзирая на любые слова или даже поведение. А худенькое тело и небольшой рост лишали его возможности испугать или негативно настроить к себе любого человека, кто оценивает степень угрозы по внешности. Он был очень добрым, вполне приличным, хоть и нервным, что не раз выражалось не только в бесконтрольном потоке слов, но и через активную моторику и небольшую дерганость. Он смотрел на него чуть снизу не только из-за небольшого для своих лет роста, но и по причине наблюдения за Портером из-под бровей.

Его отец покинул маму еще до родов. Как не единожды она рассказывала сыну, его биологический папа умер, спасая людей при пожаре, что, разумеется, было ложью: ведь он всего лишь был неизвестным мужиком, с которым она провела ночь, надеясь хоть на какую-то любовь и внимание. Что было странно, ведь сама мама была лишена каких-то отвращающих внешних дефектов или ментальных расстройств, вполне способных при их наличии мешать спокойной семейной жизни, не говоря уже о воспитании ребенка. Глядя на нее и на мальчика, легко было увидеть сходство практически во всем, что было ожидаемо для воспитания лишь матерью-одиночкой, передавшей все свои черты и даже манеру речи единственному сыну, заменившему ей всех вокруг. Но она не была плохим человеком, как и мальчик не был плохим ребенком. Главная же особенность состояла в том, что чем больше ты отличаешься от других, тем меньше ты их понимаешь. Мама работала библиотекарем, вела как физическую базу, так и электронную. Она работала постоянно, желая дать сыну не только все возможности, но и заработать на высшее образование, мечтая об успехе ее ребенка. Разумеется, ее влияние и порой чрезмерная забота не позволили ему развиться на уровне сверстников в школе, отчего он явно отстал в социальной системе и в итоге стал настоящим изгоем, что привело его к наличию лишь единственного друга – мамы. Он зачастую работал с ней, хотя как сказать – работал… Просто проводил свободное время, сидя за книгами: так и ему приятнее – ведь не надо быть в странном и порой враждебном окружении, и ей было лучше, видя своего мальчика все время перед глазами, зная, с какой пользой он проводит время в отличие от других детей.

Так бы и длилась их жизнь, в целом не мешающая никому, а в перспективе вполне способная создать гения или же просто заботливого сына, возможно, даже мужа, – почему нет. Но мальчик все же старался стать более социально активным, мечтая приходить в школу и не бояться внимания кого-либо, обычно несущего с собой худшие эмоции, приставания и задирки, все-таки дети есть дети. Тогда он подошел к девочкам – попросить помощи в выборе подарка маме на день рождения: на удивление, они были благосклонны к нему и его просьбе и в итоге дали совет, конечно, в меру своих знаний и сил. В этой просьбе крылась не только тяга к общению с другими одноклассниками, но и откровенное желание удивить маму, все же девочки вполне могли знать лучше, чем он, каким подарком можно удивить взрослую женщину. Чтобы мама не распознала готовящийся подарок на ее день рождения через какие-то пару дней, мальчик купил его и хранил в школе, за что был благодарен классному руководителю, которой было приятно помочь, особенно зная, как дорого такое внимание уже в прилично зрелом возрасте. В важный день мальчик забрал подарок из учительской и пошел домой.

Над ним подтрунивали и ранее, даже порой унижая за его непохожесть на других, – тихонь мало кто любит, – и за чрезмерную опеку мамочки. Но в тот день палку явно перегнули. Когда он возвращался домой из школы, к нему пристала пара ребят из его класса, в целом ранее не приносивших ощутимого вреда, как минимум если коснуться вопроса физического влияния. Официальная версия: они стали приставать к нему, желая узнать содержимое подарочной упаковки. Разумеется, дети не умеют контролировать силу, да и переизбыток энергии никуда не денется в таком возрасте без существенного вопроса в воспитании, но это не нуждается в разжевывании. Тогда они были лишь втроем, и мальчик, неся подарок маме, вышел из себя и сделал некое подобие удара по задире, тому, который был повыше. Тот упал и сильно ударился об угол садовой скамейки, через минуту он умер. Разумеется, начался шум, которого не просто никто не ожидал в обычный день обычной жизни: это было настолько громко, насколько необходимо для полного оцепенения всей школы и района, ведь мертвый ребенок – это нонсенс, а убитый другим ребенком – такое не остается бесследно даже после окончания расследования и вынесения приговора.

Портер смотрел на него, видя неизменное лицо, словно вырванное из того времени, годы назад.

– Я скажу сразу, чтобы мы разобрались со всем, – строго и уверенно начал Портер, медленно, четко проговаривая каждое слово, словно верша судьбу, где нельзя ошибаться или отдавать власть. – Я сделал тогда то, что считал правильным. Это моя работа, ничего личного тут нет. Я не чувствую вины, я не считаю, что это был плохой поступок. Я лишь напечатал статью: поведение людей, решение судьи – это все не моя работа, и не в моей власти было то, как они все будут себя вести. Справедливость – очень относительное понятие.

– Ты выставил меня психом, – совсем иным, более взрослым тоном произнес мальчик. – Ты напечатал большую статью, которую прочли люди – наши соседи, у меня в школе, у мамы на работе. Никто не верил мне и маме, никто не верил адвокату – лишь какие-то единицы. В глазах людей я стал психом, а мама – матерью психа. Наши жизни были разрушены ложью, которую ты написал. Ты это знаешь. Просто убитый мальчик был сыном матери-одиночки, у которой было еще три ребенка, она была лучшей жертвой. Ты сделал этот выбор после того, как обвиняемый и его мама тебе доверились, рассказав всю правду о том, что никто никого не бил, это было случайное падение, в котором виновата лишь жертва, оступившись на пустом месте. Но второй задира решил свалить вину на мальчика с подарком, потому что испугался обвинения. Да, не ты судья, не ты полиция, но самое ожидаемое – это убийство по неосторожности, детская колония. Пережить можно – ты сам так думал в тот момент, что ничего с парнишей не случится, верно? Только забыл, что газета – это власть, и когда начался шум, к мальчику относились уже не как к ребенку, а как к психу с психованной мамашей. Люди и закон – это разные вещи, благодаря тебе первое стало страшнее второго.

Портер все это слушал в полном монументальном спокойствии, не двигаясь и почти не дыша. Его не глодала совесть, пусть боль и отдавала по всему внутри, он не ненавидел себя, хотя и подходила ощутимая тошнота, он не хотел ничем парировать, хоть и был уверен в достоверности своих слов. Это не было тем, что могло его сломать, – скорее наоборот, он чувствовал прессовку, ту самую, после которой становишься крепче, ведь не отталкиваешь, а усваиваешь, принимаешь это и учишься с этим жить.

– Для чего весь этот спектакль? – Портер посмотрел на мальчика тем самым взглядом, который уже не переубедить, не подкупить и уж точно не сломить: настоящий сконцентрированный тонный покой, кричащий о силе характера, требующий, чтобы с ним считались.

– Как и подобает человеческой памяти, она хранит лишь самое важное, а это либо прекрасное, либо ужасное. Время вспомнить. А когда происходит подобное у человека? Правильно, когда он умирает.

ГЛАВА 11

Необходимый лифт, ради которого Портер делал крюк, оказался минутах в десяти ходьбы от того места, где он встретился со своим прошлым. После последних слов мальчика Портер словно проснулся и, оглядевшись, увидел лишь пустоту, с единственным стулом, на котором он и сидел, а двери были открыты. Галлюцинация – настоящая, она была куда реальнее, нежели его встречи и общение с родителями в клетке. Это и пугает, что есть некая градация… Хотя все это глупости: просто память начинает подводить, а восприятие закономерно барахлит. Ему еще повезло, думает он, вспомнив историю Харви Росса, человека, пережившего слишком много, но обретшего покой, оставив Портера взаперти, тем самым подтвердив важность великого дела журналиста.

Двери лифта открылись с безумным скрипом, словно их ломали. Звук металлических костей был страшнее любой угрозы, которую, к слову, Портер смело мог ожидать в открывшейся глазу темноте. За дверьми была непроглядная тьма, а свет из лифта лишь на полметра отхватывал территорию, показав голый пол без признаков жизни. Казалось, перед Портером самая настоящая угольная пропасть, достаточно черная для зависти самого космоса, лишенного звезд. В краткий момент он всерьез ужаснулся тому, что перед ним космический простор, шагнув в который он уже никогда не вернется обратно, как и не найдет ни края, ни границ. Подобное было скорее похоже на страх высоты, легко пробирающий до костей при одной лишь мысли. И тут, вопреки простым доказательствам обратного в виде наличия кислорода и рабочей искусственной гравитации, Портеру понадобилось чуть больше времени для прихода в себя. То ли фантазия взяла все рабочие смены, то ли его еще не отпускает после последнего разговора с призраком прошлого, но чувствует он себя ослабленно, хотя вполне могут сказаться голод и обычная усталость.

Преодолев внезапно ворвавшийся в его мир страх бездонности, Портер оказался в небольшом зале, от которого расходятся четыре коридора: два влево, два вправо. Места тут было немного, отчего теснота вдруг стала давить на него, а окружающая темнота всерьез имитировала физическое давление на Портера со всех сторон, словно он протискивается в плотный материал, и куда легче вернуться назад, нежели пробиваться вперед. Но в нынешнем состоянии он только рад такому эффекту от самых простых стен, в самом банальном неработающем освещении, ибо подобное намного легче перенести, нежели понимание приближающейся смерти. Взглянув на разметку под потолком, Портер быстро нашел нужную лабораторию – конечно, если изначальные данные его были достоверны. Сразу налево от лифта. Фонарик помогал видеть всю эту нетронутую пустоту, словно тут и не было никаких монстров, мутаций или простой битвы с летальным исходом. Подобное место в самой низине станции, куда непосвященные и без допуска люди не могли попасть, всерьез выглядело и ощущалось потайным подвалом, специально устроенным так, чтобы каждый даже случайно оказавшийся здесь понял: это секретное место. Где-то на этом уровне когда-то был его друг, помогавший с поиском жестких дисков и серверов, отсюда Портер и знает о Джил и Крейге. Друг, которого он ни разу не видел, но слышал и вел с ним разговор, отчего и успел посчитать его таковым. Только вот судьба того человека… Лучше и не вспоминать о случившемся с ним в итоге, отдергивал себя от той истории Портер каждый раз.

Специальное расположение вдали от жилых блоков и всех рабочих зон, даже лабораторного уровня, эта зона – внешнее кольцо центра главных умов Вектора, спрятанных от жителей. Закулисье, простыми словами.

Раздумья сменил разговор – так естественно, так непринужденно, словно был продолжением тех самых мыслей, спрятанных у Портера в голове.

– Было только начало твоей карьеры, и ты решил осветить трагедию – похвально, но ты больше стремился поднять шум, а не сказать людям правду.

Портер чуть промедлил, услышав позабытый голос, что заставило задуматься о том, насколько он теперь может отличать воспоминание от фантазии воспаленного и взбунтовавшегося разума, ведь после слов мальчика он уже не знал никаких границ.

– Какую правду? – не обращая должного внимания, словно его просто окликнули на быструю тему, спросил Портер, даже не глядя на собеседника. – Это ничего бы не изменило, потому что вердикт вынес не я, а суд.

– Снимаешь с себя ответственность – этому я тебя не учил…

Сам не ожидая такого от себя, он обернулся и встретился взглядом с отцом, смотревшим на него все так же, как и всегда, вынудив его не просто отстаивать свою позицию, а гневаться, ведь обвинения на этот счет Портер ожидал от кого угодно, но точно не от отца.

– Нет, ты учил ставить приоритеты, выбирать меньшее из двух зол – и я выбрал! Если бы я не сделал этого, им бы все равно досталось – уж не повезло, бывает. Сраная жизнь – жестокая сволочь, нам ли не знать с тобой, отец! Тогда встал вопрос ребром: либо я спускаю на них собак, либо меня прикроют и не дадут работать нигде. Почему так? А потому, что этот скандал шел на руку директору той сраной школы, как оказалось, имеющему неплохие связи, и обвинить мать троих детей в плохом воспитании задиры, который многим детям жить не давал, – это куда хуже, нежели ребенок-затворник с такой же мамашей. К тому же, отец, не было ничего! Лишь один свидетель, уверенно указавший на изгоя. Это очень хуевое положение, где мне дали выбор, – и я выбрал.

– Ты игнорировал версию мальчика и мамы, боясь оказаться обманщиком больше, нежели беспокоясь о судьбе невиновного.

– Знаешь, да, ты прав, я сделал это! Тогда это казалось приемлемой жертвой – кажется и сейчас, ведь это всего лишь один сраный человек. Если бы я ради него угробил свою карьеру, как и жизнь классного руководителя и еще половины школы, допустивших травлю, то не попал бы сюда и не рассказал бы всему миру правду о тысячах погибших, таких же, как и тот парнишка. Стал ли я от этого плохим – возможно, но мне плевать на это, ведь ты сам всегда говорил, что плохой и хороший – это лишь ярлыки, навязанные теми, кто не видит общей картины и не знает всей правды. Надо будет – поступлю так снова, сделать меньшее зло ради большего блага – это реальность нашего сраного мира.

– Ты забыл… неужели ты забыл? – Лицо отца неожиданно ожило удивлением, таким неприкрытым, даже вызывающим. Сын никогда не видел у отца подобного.

– Что, о чем ты опять говоришь?!

Уже устав от разговора, Портер почти не слушал, реагируя скорее машинально, пока вновь стал идти по коридору.

– Нет, ты помнишь, просто не хочешь говорить об этом, не хочешь даже думать…

– Пошел вон! – не скрывая гнева, Портер крикнул самому себе, как бы выгоняя все это из головы, – и, оглянувшись, он все же увидел привычную пустоту.

Портер отчищал свой ум от последних слов отца в угоду трезвости мысли, ведь наконец он здесь, в лаборатории Джил и Крейга. Ввел код доступа для открытия явно бронированных дверей, вполовину больше стандартных на Векторе, причем здесь, на этом уровне, все были подобного типа. Его фанатичность в работе вновь оправдала себя: он нашел нужный открывающий набор цифр в одном из писем, когда Крейг написал Никите на всякий случай, ведь в тогдашней ситуации велик был шанс сына добраться сюда одному и таков же шанс задержки родителей на пути к встрече в этом безопасном месте. Двери медленно разошлись, причем их размер еще больше подкинул дров во взбудораженность Портера, явно доказав своим видом и звук, особенность этого места. Портер вновь увидел темноту и, не поднимая фонарика, просто сделал два шага вперед, словно сбегал от прошлого навстречу лучшему будущему. Двери медленно стали закрываться, яркий свет ударил ему в лицо достаточно неожиданно и сильно, дабы прикрыть глаза обеими руками.

Зал слева был полностью сокрыт металлической створкой, где на центральной панели необходим был код доступа. Центральный же зал был в основном пуст, вдоль дальней стены были отсеки для хранения каких-то материалов – двадцать квадратных контейнеров с глухой крышкой. Все это крепилось в стене, содержимое их неизвестно, как и неизвестно для него, что за странные приборы и оборудование расположены на столе посередине, коих было штук двадцать. Все выглядело именно так, как он бы не хотел видеть, – обыденно. Спутать это место с любой другой брошенной лабораторией было легко, даже не говоря об отсутствии какого-либо классического атрибута обезумевших обитателей: все чисто и лаконично. Есть два матраса в правом помещении, небольшой провиант на столе, вода и испорченная еда, какие-то запасы средств гигиены и туалетной бумаги. Картина была простроена так, словно подобную подготовку к долгому пребыванию начали проводить совсем недавно, но не успели даже обжиться, как исчезли. От пустоты у него стали зарождаться в бешеном темпе объективные страхи, питаемые его жертвами к этой цели: «Неужели весь путь был проделан зря? – думал Портер, осматривая застывшую во времени постановку. – Что если они просто улетели, когда все стало накаляться, и от этого более не было ни писем, ни аудио и видео?» Но самое страшное пришло в тот момент, когда он вдруг стал ощущать давление стен, будто декорации, созданные его обезумевшей фантазией, самолично решили заявить о себе как об окончательной потере Портером связи с реальностью: что если весь путь был придуман им ради того, чтобы и вправду игнорировать свою возможную бессмысленность на Векторе? Ведь тут нет ничего, а он все так же один.

Портер ходил кругами, стараясь выкинуть из головы болезненные мысли, дав волю которым легко найти все доказуемые факты в пользу их правоты, отчего ему становилось больно практически на физическом уровне. Не находя себе места, оставив оружие и все содержимое карманов на столе, даже скинув куртку, Портер пытался отдышаться и не позволить рукам вновь стать инструментом гнева. Неожиданно он заметил компьютер напротив спален, прямо у дальней стены. Нижняя панель с электронной клавиатурой была спрятана под детской курткой, а экран на стене просто не работал из-за плохого освещения этой стороны. Портер все осмотрел быстро, словно от его скорости зависел результат. Повреждений замечено не было, и он включил его, действуя инстинктами на опережение ума. Большой экран ярким светом ударил в глаза, осветив почти половину комнаты. Надпись гласила о восстановлении системы, на что потребуется немного времени, если только строка состояния не обманывает.

– Ты занимаешься самообманом всю свою жизнь, и я бы был горд тем уровнем развитости в этом вопросе, если бы это было лучшим, на что ты способен. Но это не так, жаль, что ты настолько упрямый, раз не можешь понять этого.

Портер не подал виду, хотя со стороны любой бы заметил замкнутость, с которой обычно не хотят слышать правдивые обвинения, но слушают их до последнего, создавая плохую видимость наличия контроля.

– Все как обычно, ты думаешь, что сможешь все исправить, все починить и вновь продолжить оправдывать свое существование уникальной ролью рассказчика, единственный в этом мире, способный повествовать миру правду… А что если ты не сможешь починить компьютер, через который отправлял данные? Компьютер, который уничтожил в приступе гнева перед выходом из клетки, как ты окрестил ее для себя? Об этом ты пока не думаешь, рано еще, верно? Иначе будет вина, иначе придется вспомнить позорный для тебя момент слабости.

ГЛАВА 12

Компьютер перезагрузил систему и крикнул об этом Портеру, придав тому чуть-чуть трезвости. В комнате без света из монитора бил яркий поток, красиво рассеявший тьму в воздушном пространстве.

Портер все стоял на месте, не способный пошевелиться: ведь последние слова отца были правдой, здесь нет повода сомневаться или искать манипуляцию. В порыве неконтролируемого гнева он уничтожил весь компьютер в своем убежище, явно прервав передачу сообщений, как и любых сигналов. Он не знает, как будет это чинить, как и не знает дальнейших своих действий по этому вопросу – возможно, искать запчасти для ремонта или же передислоцироваться. Но вот будет ли на это время? Страх разочарования перед самим собой почти парализует Портера, заставляя представлять ту боль, ту жалость и гнев в свой адрес, если его цель окажется пустышкой. Он так боится оказаться ни с чем, что всерьез подумывает не изучать материалы, оставив их в тени, тем самым позволив фантазии достроить картину мира так, как это необходимо для выживания. Узнать о бессмысленности его пути будет таким же болезненным и разрушительным, как и обесценивание всех его трудов на Векторе ради великой цели рассказать людям правду. Цели, за которой стоит его желание быть первым и лучшим, доказывая это всем вокруг, а главное – себе, путем преодоления любых трудностей и преград, жертв как личных, так и чужих.

– Как часто ты думал о том, что за все время пребывания на Векторе ни разу перед тобой не появились твои так называемые друзья? Хотя они ведь для тебя были не друзьями – лишь инструментом на пути к достижению твоих самовлюбленных целей. Маргарита и Уолтер – еще помнишь их? Погибшие из-за тебя люди. Смею заключить, их жертва так же приемлема и так же необходима для общего блага, которое лишь ты видишь и лишь ты можешь привнести в этот мир. Ответь, почему ты видишь маму, видишь меня и даже мальчика, покончившего с собой в психиатрической больнице, не выдержавшего гибели любимой мамы от рук злоумышленников прямо посреди улицы, – но ни разу за все время не было Уолтера или Маргариты? Они ведь такие же жертвы твоих эгоистических решений, как и все остальные.

Момент неожиданной ясности, вырвавший его из паутины смятения, был не просто спасательным крюком, за который он яростно схватился, а послужил тем самым фундаментом, от которого он оттолкнулся и сделал шаг вперед. Его сильная сторона была в том, как легко он находит силы в момент слабости, критики, обвинений или вызова, бросить который в доказательство своей правоты он готов всегда и в любое время, лишь бы доказать значимость.

Портер молча подошел к компьютеру и ввел в поиске упоминание имени сына Джил и Крейга. Молча, чуть ли не на автомате, он просто делал то, ради чего пришел, ведь в такой момент нельзя позволить сомнениям взять вверх снова. Это был момент обратной психологии, и странно, что отец не знал, как его сын реагирует на подобное, думал Портер в этот момент. Ведь не раз, еще ребенком, он проявлял непоколебимое упрямство и, даже когда заведомо понимал свой проигрыш или неудачу, не мог просто согласиться на поражение – лучше самому упасть рожей в грязь, нежели послушаться предупреждения. Этот момент манипуляции был крайне очевиден даже воспаленному уму Портера, и это точка невозврата, ведь отец – не воспоминание, он – галлюцинация, не имеющая с воспоминаниями одной логической связующей, делающей его именно тем, кем он был в памяти Портера.

В данных хранился полный отчет об их работе над проектом «Н. И. К.». Названный в честь их десятилетнего сына проект касался ребенка напрямую, ведь был полностью основан на нем. Причем, как подметил Портер, неофициально. Джил и Крейг действовали самостоятельно, во всяком случае они не упоминают помощников или иных участников, но сомневаться в том, что у них все же были доверенные люди, а может, и покровитель, нет смысла. Вся их работа была основана на изучении инородной жизни, в частности – генетическом влиянии на человека. Первым и единственным подопытным был Никита – их сын. Он умирал. Какая-то генетическая болезнь не позволила бы ему прожить даже порог совершеннолетия, и отчаявшиеся родители, любившие сына всем сердцем, решились не тратить чрезмерное время на теорию, а начать сразу с практики. Состояние мальчика стало сильно ухудшаться, времени становилось все меньше, и это не учитывая назревавший карантин, ввод которого повлек за собой в итоге множество смертей самым немыслимым и страшным образом. «Полевые испытания», как окрестили это в узких кругах тех людей, кто смотрел на все со стороны, веря в вынужденную жертву тысяч сейчас ради спасения миллиардов потом: все же угроза планетам и орбитальным городам была тогда на слуху в узком кругу. Родители ускорились по многим причинам, главная – сыну стало внезапно хуже, и если не помочь ему сейчас, то потом шанса может и не быть, ведь покинуть Вектор с больным ребенком немыслимо для всех. Риск распространения инопланетной Жизни за пределы станции был велик, и пойти на него никто адекватный не мог, а Джил и Крейг были примерами для подражания. Да и что уж там, если они не смогут вылечить сына здесь, то уж точно шансов за пределами Вектора нет, иначе они бы знали о них. Не раз они задумывались, кого спасают: человечество или сына. Будут ли готовы продолжить работу, если их ребенок не выживет? Ответа на подобные размышления Портер в записях не нашел. Но что сразу бросилось в глаза, так это упоминание необходимости времени для адаптации созданной вакцины. Проверить в сию же минуту штамм не было возможно, ведь процесс лечения требовал времени, из-за чего они решили поместить сына в криосон. К тому же мальчику стало вдруг хуже, оказалось, что счет шел уже на дни. Они погрузили его в капсулу и заморозили, не только остановив болезнь, но и дав возможному лекарству время для адаптации, да и холод помог сбавить температуру, из-за которой мог не сработать созданный штамм. Последняя запись была четыре года назад.

Портер открыл запертую дверь, ту, что слева от входа, и увидел ожидаемое: три криокапсулы симметричны в ряд, занимавший всю дальнюю стену от края до края. В самой левой он увидел тело мальчика, подключенного ко всем аппаратам, с дыхательной маской и контролем его жизнеобеспечения, выводящим показатели на саму крышку капсулы, нижняя часть которой была цельной, а верхняя половина – прозрачной. Никита был жив! Все эти годы, застывший в одном возрасте, в одном положении, чуть ли не стоя, он закреплен на мягкой поверхности, как бы вися в воздухе. Когда мальчик ложился сюда, Вектор еще был той станцией, где не было надобности убивать и выживать. «Немыслимо!..» – думал Портер. Они заперли его здесь ради спасения от смерти, но сами сейчас неизвестно где, и, как он может судить по количеству прошедших лет, его родители вряд ли смогли выжить. Или же они бросили его, что также кажется немыслимым, судя по тому, как много они делали для спасения единственного сына. За все годы никто так и не попал сюда, никто даже не знал об этом эксперименте с живым человеком, ведь родители все делали тайком, боясь за будущую жизнь их единственного ребенка. Никита даже не знает о событиях последних лет, и страшно представить, как повлияет на него тот мир, в котором он очнется – один, без родителей, зная, что его бросили в бескрайнем космосе.

Если бы Портер не пришел сюда, то ребенок так и погиб бы здесь один, даже не зная, почему и как. Неизвестно, как долго проработали бы еще все эти системы, не имея технических проверок, не говоря уже о том, что простейший перебой с электричеством мог повлечь за собой страшные последствия. Легко увидеть в этом судьбу или же правильно расставленную декорацию с активными элементами, ведь как раз недавно Портер узнал о надвигающейся смерти. Но все же факт остается неизменным: мальчик здесь, один, он жив, и в его венах течет лекарство от Жизни – той, что царила на Векторе. Лекарство, которое может… которое должно спасти Портера от смерти и дать ему время и силы продолжить великий труд на Векторе, не позволив всем жертвам быть напрасными, даже если придется принести еще одну. Вот оно – спасение которое он заслужил, которое не получил бы человек более слабый, покладистый или менее эгоистичный, чем он. Цепь событий в его жизни привела его к тому, что он вновь сможет продолжить свою работу, ведь будет время для починки компьютера, дабы мир, такой далекий и почти чужой, все же узнал правду о Векторе… Узнал, благодаря упрямому журналисту, кто не только чужими жертвами, но и своей повлиял на жизни живых, рассказав им правду, и на жизни тех, чья смерть наконец-то обретет смысл, как и жертва ребенка окажется важной для куда большего, чем сам малец никогда не сможет понять, и все это – заслуга Портера.

– Ты не видишь Уолтера и Маргариту, потому что не хочешь, потому что боишься. Вместе с их появлением появится и шанс извиниться перед ними за их смерть, неожиданно возжелать прощения, а чувство вины может пересилить трезвость мысли, отчего придется признать свои ошибки, что для тебя крайне трудно. Невероятно упрямому и самовлюбленному ребенку, который готов следовать ярлыку, навязанному окружающими, если это будет легче, если этим можно позлить их. Ты даже не удосужился написать об их смертях, игнорируя жену и детей Уолтера, которые наверняка считают его пропавшим без вести. Ведь ты запретил кому-либо рассказывать о цели и пункте вашего пути, потому что не мог допустить просачивания этой затеи, авось кто опередит, так ты думал, меркантильный урод. А Маргарита? У нее мама и сестра, но тебе и на них плевать, пусть живут в неведении, пусть гадают и страдают от неизвестности судьбы, верно? За это ты и ценишь кошмар почти каждую ночь, ведь он закрепляет в тебе уверенность в правильности своих решений. Но ведь мир жесток, не ты в этом виноват, так ты думаешь и всегда думал. Ты даже не признаешь окончательно их смерть, тебе проще забыть, проще считать их лишь вынужденной жертвой, коих всегда было и будет много на пути к великому. Извинившись перед ними, тебе придется признать свою слабость и свои ошибки, обесценив их жертвы, – а это будет означать разрушение твоих устоев и взглядов на мир, которыми ты защищаешься всю свою жизнь, игнорируя в полной мере последствия и чувство вины. Лучшим среди худших тебе всегда было проще, нежели худшим среди лучших.

ГЛАВА 13

Недалеко от стыковочных отсеков, куда ступал первый шаг человека, прибывшего на Вектор со стороны административного сектора, находились не просто двери, разделяющие зону прибытия и остальную станцию: они были символом безопасности для выживших. Когда начался весь ужас, а жилые уровни изолировали от остальной станции, оставив их на самообеспечение, попутно отрезав путь за пределы Вектора, как и саму связь, здесь, недалеко от уровней лаборатории, руководитель этого сектора взял командование на себя, изолировав свою территорию с целью не пустить сюда как существ, так и других людей. Правила оказались просты: все, кто работали здесь, теперь являются защитниками своего дома, коим стало их рабочее место. Любой чужак, будь то человек или монстр, становится врагом. Не было связи, не было спасения, люди остались предоставлены сами себе… История, происходящая здесь, была крайне трагична, хотя и не лишена примеров благородства и настоящего геройства – разумеется, с личной жертвой ради блага других. Но главное, самое важное здесь и являющееся в каком-то роде символом для тех людей, заключалось именно в той двери, створки которой так и не были заварены холодной сваркой: они до последнего верили, что рано или поздно кто-то прилетит и спасет их.

Медленно, шаг за шагом, держа под прицелом короткоствольных автоматических оружий каждый сантиметр, двое людей внимательно осматривались, пройдя как раз через эти двери. Только вот давно уже тут нет тех, кто готов был встречать любых прибывших, моля их о помощи и безопасности. Оба были в защитных костюмах, чьи шлемы фильтровали воздух, не позволяя какой-либо заразе попасть в их легкие: встроенная система не требовала замены в течение трех дней, если, конечно же, не будет повреждена. Сами же эти шлемы обладали также системой связи, напрямую подключенной к встроенному цифровому планшету на предплечье, где владелец мог не только просматривать информацию, но и выводить ее на шлем. Лицо было почти полностью открыто, дабы обзор был максимально полным. Внутри костюмов были встроены системы для инъекций, обезболивающих и стимуляторов для поддержания максимальной функциональности носителя в каких-либо критических ситуациях. Полностью облегающие скафандры с внутренним утеплением надевались почти на голое тело, увеличивая человека на пару размеров, да и ботинки с магнитной системой повышали рост на десяток сантиметров. Также массивности придавали толстые бронированные накладки, почти полностью лишая возможности добраться до поверхности самого скафандра. Немного угловатые детали создавали неровную поверхность. Под некоторыми из них были встроены небольшие кармашки, две штуки слева, две справа, в области торса также были пристроены отсеки для обойм, на бедре кобура для пистолета, на груди для одного ножа, на другом бедре для второго. Оба были оснащены парочкой компактных мин и гранатами. Для Альберта и Светы эти костюмы были не в новинку, но привыкать к ограниченному пространству приходилось каждый раз, отчего работать можно было лишь с оружием ближнего боя, готовясь к тесному контакту с любым противником. Несмотря на то что Света – женщина, ее обычный рост под метр восемьдесят, как и крепкое телосложение вместе с физической подготовкой позволяли ей дать фору многим мужчинам. А в этом костюме ее почти было не отличить от Альберта – мужчины примерно ее же роста, но отдавшего возрасту свои когда-то солидные габариты, хотя и сохранявшего приличную крепость тела.

Находясь сейчас в опустевшем и давно не тронутом Т-образном перекрестке (слева и справа от двери тянулись длинные проходы, такие же, как и впереди), оба ощущали слишком неожиданное давление и тесноту. Стены вокруг были исписаны посланиями, то белым, то черным маркером, совершенно разных размеров, начиная от пары предложений с упоминанием простого прощания или признания в любви родным и близким, заканчивая вполне многострочными, где расписывались события и причины, приведшие их к той или иной дате.

– Двигаемся предельно тихо, темп не сбавляем, на тебе маршрут, я ведущий.

Быстро, коротко и ясно вырывались из него слова, словно он их отчеканивает. В этом не было злости или раздражения, надменности или унижения – лишь четкое и точное донесение мысли, за которой прячется стремление к практичности, отстраняя как можно дальше все личное ради исполнения задания.

– Принято, – утвердительно произнесла Светлана, прекрасно понимая, куда она идет и за кем. И тот факт, что рядом с ней более опытный и взрослый специалист, придавал ей то редкое чувство уверенности и безопасности, ведь в подобных спасательных операциях половина успеха лежит на исполнителях.

Они двигались один за другим, сохраняя одну и ту же скорость, контролируя все стороны. Он шел впереди, имея не только более тяжеловесное оружие для боя в тесных помещениях, но и раскладной компактный щит, крепившийся на спине и доступный для моментального использования, благодаря установленной на костюме системе, позволяющей вытащить его из пазов любой рукой с любой стороны и, уже поставив на пол или держа обеими руками, раздвинуть створки вверх и вниз. Она же шла позади, не только прикрывая спину, хотя у него и так был на ней щит, но и для поддержки информации об окружении. Также она следила за возможными звуковыми или радиоволнами.

– Теперь я понимаю, почему он взял с собой всего двух людей, – чуть ли не размышляя вслух, произнесла Светлана так, словно рядом никого и не было.

– Открой мне тайну, – подыграв, произнес Альберт.

– Практичность. Если бы была толпа, то намного тяжелее было бы спрятаться или убежать, не говоря уже о необходимости следить за герметичностью и каждым шагом. А трем людям и прикрыть друг друга легче в этих коридорах, и скооперироваться для защиты и нападения… ну или бегства.

– Интересная мысль.

Согласившись с ее умозаключением, он все продолжал движение, даже не взглянув на нее и не подав вида, словно его мало интересовало хоть что-то, кроме задачи. Вылилось это в неловкое молчание, ведь Света откровенно желала большего, нежели перекинуться фразами.

– С другой стороны, в том, что их было трое, есть свой недостаток. – Света с интересом вникала его словам. – Если двое из трех ранены, то помочь можно лишь одному из них, не говоря уже о том, что двум-трем людям разбрестись тут и потеряться намного легче, чем десяти.

– Интересная мысль. – Кинув ему его же слова, Света смотрела на него так, как обычно смотрят перед более серьезным вопросом. – Это и есть главная причина твоего нежелания идти со мной сюда? Боязнь статистической неудачи?

– Оглянись вокруг. – Остановившись, он развернулся и подошел к ней. – Что ты видишь?

Свет быстро осмотрелась, пока он спокойно взирал на нее.

– Ничего.

– Вот именно. Мы идем по их пути, во всяком случае сейчас, и знаешь, чего я не вижу? Отметок. Они шли напрямую, не думая ни о безопасности, ни о том, чтобы вернуться обратно без использования электронных карт или связи.

– Я тебя поняла, – придя к неудовлетворительному выводу, начала Света. – Ты считаешь, что я бы не справилась одна, хотя у меня десять лет службы военным связистом за плечами и я могу кому угодно фору дать.

– И все же ты здесь. – Она замолчала, явно пытаясь угадать его ход мыслей. – На краю мира, пытаешься узнать судьбу трех пропавших идиотов, которые не удосужились с ответственностью подойти к вопросу безопасности и отходного пути. Единственный наш шанс найти их – это точка на карте, откуда шли сигнал связи и передача данных.

– Я тебя поняла!

– Молодец. Тут нет ничего личного, будь моя воля… – он вдруг замолчал, успев обдумать слова, и сразу же строго отсек тему: – Одному мне было бы лучше, вот и все. Вопрос закрыт.

Альберт спокойно пошел вперед, проверяя окружающую территорию, словно никакого разговора и не было, что совсем не стало для нее удивлением. Уже давно Альберт был одиночкой, несколько отстраненным от всех, что не мешало быть в первых рядах, если требовалась помощь или поддержка. Порой ей казалось, что он просто пытается дожить свои дни, хотя он и не был еще стар. Но человек, у которого так и нет ни семьи, ни детей, ни даже каких-либо живых родственников, – это человек работы, в которой, как ей казалось, он прячется от мира, словно надевает броню…

Альберт остановился у входа в большой зал с крайне слабым освещением в левой части. Неспешно оглядывая его, он велел Свете встать рядом и проверить маршрут. Она указала идти вперед, в двери. Также была еще одна слева, по центру стены, окруженная буфетом со столиками и стульями. А по правую руку вдоль стен были встроены экраны размером под шестьдесят дюймов для просмотра кино, судя по всему, или же другихвидео.

Надпись располагалась прямо поверх центрального и единственного включенного экрана с белой картинкой, видимо, для лучшего прочтения текста. Черным маркером во всю ширину заглавными буквами составлено сообщение:

«СТЕПА, МЫ БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕМ ЖДАТЬ. АНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ, Я ПОВЕЛА ЕЕ К ЧЕЛНОКАМ. НАДЕЮСЬ, ТЫ УСПЕЕШЬ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. ОЛЯ».

ГЛАВА 14

Шаг за шагом Альберт и Света верно следовали вперед, отрабатывая на практике все тренировки по передвижению в замкнутом пространстве, учитывая неизвестность исходящей угрозы. Упершись в развилку на Т-образном перекрестке, осматривая планировку на виртуальной карте, прикрепленной на левое предплечье, Света затягивала с принятием решения, отчего Альберт поинтересовался:

– Что?

Света указала на закрытый проход слева:

– Мы немало срежем, если напрямик, через весь сектор.

– «Если», – сказал он, подойдя и не получив реакции от панели управления, оказавшейся сломанной. Сразу же стал пытаться открыть вручную, но она не поддавалась. Света попросила его отойти, все-таки места для них двоих в этих костюмах не очень много. Молча подцепила снизу небольшую крышечку штекером и подключила туда маленькое передающее устройство – на руку сразу же поступил сигнал.

– То, что экран разбит, не означает поломку самой системы, – сказала она ему несколько бахвалясь, и, забрав флешку, вновь взяла оружие в руки, ожидая от него первого шага.

– Молодец.

Они попали в зону без света, но причина темноты была не в сбое систем этого сектора: виной были последствия борьбы жизни и смерти. Оба сменили портативные фонарики с оружия на прибор ночного видения в шлеме, дабы не выдать свою позицию возможному врагу. Куда ни посмотри, легко было ужаснуться той жесточайшей и кровавой бойне. Но если ранее, пусть и не на большом отрезке пути к этому месту они и встречали признаки схваток с монстрами и людьми, то здесь была настоящая резня… Стены и пол пропитаны следами крови, под которыми видны вмятины от ударов, царапины от когтей и ногтей, отверстия от пуль, – поле боя, иначе не назвать. Свете и Альберту подобное было видеть легче, чем неподготовленному гражданскому, но все же, несмотря на профессию и призвание, опыт и стаж службы, даже они замедлили шаг, не имея возможности игнорировать окружение. К тому же никто не давал гарантии, что где-то не прячется оставшийся в живых. Они то и дело наступали на гильзы, осколки выбитых стекол, всякий хлам и даже помятые от ударов ножи и куски железа, используемые по тому же назначению. Казалось, они опоздали к «вечеринке» на каких-то несколько часов, но на самом деле открывшаяся картина скорее напоминала некий монумент или инсталляцию, как закрепление того события, от которого даже у самых крепких и сильных характером пробегут мурашки по спине. Разумеется, никто из них не позволит себе открытых эмоций: у них есть задача – ее надо выполнить, а ставить трезвость ума выше эмоций – одно из первых, чему их учили, и учили хорошо. Света всерьез порадовалась тому умению контролировать себя, но все же окончательно лишиться переживаний и даже страха от увиденного ей было не по силам. Да и кому может быть, разве что ненормальному, подумала она, остановившись посреди перекрестка. Света уже поняла, что вряд ли тут есть хоть кто-то или что-то, и, не желая более смотреть на окружение через зеленоватый оттенок, выключила прибор ночного видения и включила фонарик на оружии, желая детальнее, во всех красках увидеть страшное окружение. Альберт же молча сделал так же, чему она даже несколько удивилась, но не подала виду. Света не помнит, когда видела столько явных и неприкрытых следов не просто борьбы, а настоящей кровавой и жестокой войны за жизнь, безжалостной и разрушительной во всех отношениях. Несколько десятков человек были заперты здесь и, явно чрезмерно надеясь на безопасность этого импровизированного лагеря, то ли забыли об отходе, то ли не организовали часовых. Они стояли на широком перекрестке, наблюдая со всех сторон одну и ту же ужасную и кровавую картину.

– Заметила?

– Да. Враг вылез оттуда. – Света указала на разорванную дверь в конце недлинного коридора за поворотом налево, где также была куча предметов мебели, служившая утолщению двери, – там в конце был самый очаг, видимо, это случилось, пока все спали, ну или просто надеялись там спрятаться. Они сами загнали себя в ловушку.

– Сталкивалась с таким?

– С таким – нет. Но ты же читал мое дело, знаешь, что я не из робкого десятка, так что не бойся, тебя не брошу.

– Не вижу каких-либо причин полагаться на наличие здесь нашей троицы. Идем.

Света кивнула ему и только сделала шаг за ним, как ее взгляду открылось что-то такое, чего она не могла пропустить. Справа от перекрестка, там, вдалеке…

– Стой, – приказала она так, словно предостерегла от опасности, тем самым заставив его готовиться к нападению. Но, оглянувшись, он не заметил ничего и только хотел спросить, в чем дело, как увидел уходящую от него фигуру.

– Здесь что-то странное…

В метрах десяти впереди она увидела светящиеся точки, словно маленькие лампочки, которые даже при такой кромешной тьме было легко не заметить на расстоянии. В дальнем широком зале со стеклянными стенами все четче заметны своего рода светлячки, усеянные сотнями на всех поверхностях внутри. Желтого цвета, они размером с ноготок, в виде продолговатых зернышек, повылезали из тоненьких стеблей, словно паутиной захвативших все поверхности.

Оба остановились на границе, прямо перед рамами с разбитыми стеклами, осколки которых похоронены под частями здешней Жизни в виде корней. Света выключила фонарик, чему сразу же последовал Альберт. «Зернышки» словно имитируют свечение звезд, доступное человеческому глазу. «Даже в смерти есть своя красота», – подумала она.

Он включил фонарик – целенаправленно ради изучения окрестности внутри этого помещения, явно захваченного инопланетной Жизнью. Света последовала примеру, выйдя из моментного увлечения. Под стеблями с «зернышками», хоть и не сразу, но приглядевшись, они оба заметили тела – точнее, остатки тел людей, многие из которых явно были частично употреблены в пищу нападавшими хищниками. Света шагнула вперед и прошла метр к заинтересовавшему месту: трупы были не просто накрыты – они стали частью этой Жизни. Словно стебли – или чем это может быть – проникли в них, и даже то, что осталось после жатвы, стало частью чего-то большего. Оглянувшись повнимательнее, Света увидела еще с десяток подобных моментов, превративших это место не только в геноцид.

– Они все стали частью… этого.

– Не только они! – Его слова впервые прозвучали тревожно, моментально заставив проследить за лучом света его фонарика, кончающегося в паре метров от нее в стороне. Там были остатки монстра, и не одного. Все они были подвержены участи людей, словно захвачены на переработку в питательную основу, как удобрение.

– Все снял? – спросила Света настолько сухо, насколько доказывает ее усилие в сохранении нейтральности.

– Все. Идем.

Вернувшись к центральному перекрестку, они стали обращать несколько иное внимание на окружающий ужас, что в помещениях, где умирали люди, что в коридорах, через которые те пытались убежать. Везде виднелась уже не просто бойня, а словно подготовка к преобразованию в нечто… Она не знала, как продолжить, но, задумываясь над тем, хотела бы она стать частью этой инопланетной Жизни, чтобы ее тело переработали в пищу или удобрение, отвечала себе четко и безотлагательно: «Ни в коем, блядь, случае».

Свернув направо и пройдя еще один подобный перекресток, они подошли к выходу из этой зоны. То был не просто Т-образный перекресток, где, повернув в одну из двух сторон, упрешься в двери: это было место памяти. Только вот поняли они это далеко не сразу, ведь обычно увиденное ассоциируется с желанием запугать, а то и предостеречь любого пришедшего от не самой лучшей идеи следовать дальше по начатому пути. Вдоль стенки, метра на два слева и справа от центра, упираясь в потолок, стояли прозрачные контейнеры, один на другом. Крышки были шире самих стенок и имели утопленную часть, дабы между ними была лучшая сцепка, отчего размером в тридцать сантиметров в квадрате они выглядели единым целым полотном. А вот содержимое… Света подошла почти вплотную, чуть ли не желая открыть хотя бы один из них и убедиться в том, что зрение ее не обманывает: помимо каких-то мелких вещей, типа документов, пары писем, пропусков и фотографий с редкими КПК, в каждом контейнере был череп – человеческий череп. Некоторые лежат боком, некоторые лицевой частью смотрели прямо в коридор, а сейчас словно на саму Свету. Невозможно не заметить, что они будто бы безмолвно наблюдают. На каждом из них были написаны дата рождения и дата смерти, под которой также написаны вручную имя и фамилия владельца этого черепа и этой могилы. Поглядывая то на одного, то на другого, Света не могла поверить всей этой композиции и, не находя какой-либо поддержки у Альберта, молчаливо стоявшего в паре метров позади, добралась до нижних рядов. Внизу, прямо на полу, Света увидела необходимый для нее ответ на вопрос, почему и зачем это все делалось. Там была надпись: «Так они останутся людьми».

– Они делали это специально. – Света выпрямилась, глядя на захоронение уже чуть под другим углом, освещая его фонариком с оружия. – Так боялись исчезнуть, что после смерти человека изымали останки и упаковывали вместе с документами, дабы было что хоронить… и чтобы остаться теми, кем они и были. Сколько же людей!.. И ведь кто-то это делал, скорее всего, зная, что вряд ли кто-то сделает это же и с ним. Ужасная участь – остаться последним.

– Смотри.

Обернувшись, она увидела рядом с Альбертом, прямо на стене перед поворотом направо, оставленное сообщение черным маркером: «Тот, кто придет и увидит это, – знай: это сделано, чтобы помнить: тут были люди, которые хотели ими и остаться. Пусть их похоронят, как людей, пусть родные знают, что они не сдались, а сами выбрали свой итог. Все они – герои, помните их».

Написано было просто и прямо, отчего Света прочла это сообщение раза три, не веря, что все может быть так просто. Альберт в это время подошел к контейнерам и бегло осмотрел их, отчего со стороны могло казаться, будто бы он просто проверяет, не упадет ли конструкция.

– Они понимали, что эта зараза может извратить их тела, вот и нашли выход… Немыслимо!

Света сдерживала себя и, обернувшись к Альберту, хотела что-то спросить или просто сказать. И вдруг застопорилась, явно ощущая давление эмоций, которые ей совсем неприятны, особенно на задании, особенно здесь. Но вдруг Альберт обернулся и спросил несколько подозрительно:

– Тебя информировали о причинах произошедшего здесь?

– Нам же вместе инструктаж провели.

Света ответила коротко, явно не желая развивать вопрос причин увиденных следствий. Но его взгляд все ждал ответа, спровоцировав в ней некую защитную систему.

– Ты спрашиваешь потому, что сам не знаешь, в надежде услышать от меня то, что, возможно, могли целенаправленно от тебя скрыть? – Альберт молчал. – Или же, наоборот, тебе известно все, но ты не знаешь, можно ли со мной это обсуждать, ведь вдруг я не в курсе?

– Ты далеко пойдешь, – решил он подкинуть ей похвалу, видя взбудораженность.

– Мне плевать на произошедшее, если ты это хотел узнать, – звучало так, словно она сама себя убеждает.

– Столько людей погибло, считаешь это правильным?

– Я считаю, это не нашего ума дело. А ты все пытаешься меня на что-то вывести, но вот только, сука, я все не понимаю, на что именно?

– Не мучает паранойя?

– Это моя работа, а я люблю свою работу. Если мы закончили болтать, то, может быть, пойдем уже?!

– А если с ними уже произошло то же самое?

– Если это так, то значит, на обратную дорогу уйдет меньше времени, вот и все!

Света свернула налево, наконец желая выйти из этого… этого… Мнение ее насчет увиденного хоть и было, с одной стороны, крайне однозначным, но все же вопрос о том, на ком большая вина, пробивался все сильнее с каждой секундой визуального представления того, как эти люди оказались в ловушке, как долго пытались выжить, мечтая и надеясь, но от безвыходности нашли лишь одно спасение… Да и то – оставался действительно страшный вопрос, ответ на который ей бы знать не хотелось: смерть этих людей была естественна, в бою или от болезни – или же, лишившись надежды, они специально решили сократить свою жизнь пораньше, дабы избежать ужасов и того, что их тела перестанут им принадлежать?

ГЛАВА 15

Готовясь к первому шагу на Вектор, они оба знали о произошедшем в этих стенах, как и о том, чего ожидать от подобного места с настолько трагической историей, насколько и жестокой. Но ни пустынные коридоры, комнаты и кабинеты, брошенные людьми или же ставшие их могилами, ни уж тем более остатки тех самых сотрудников Вектора, простившихся с жизнью совершенно разными способами, не смогли удивить или поразить их более, чем опытные военные могли представить в своих даже утрированных фантазиях. Ровно до того захоронения, созданного вручную осознанно и самоотверженно. Ужаснейший выход для тех людей оказался самым… гуманным? Справедливым? Самым безопасным – такое определение Света смогла выбрать. А выбор тот был практически вынужденным, ибо так она и гадала бы вплоть до момента, как они оказались в месте, некогда служившем душевой, а сейчас это законсервированный лагерь врага, с которым они еще не сталкивались.

Восемьдесят закрытых кабинок, по десять в ряд, между рядами полутораметровые проходы. Освещение работало лишь местами, раскрывая всю глубину помещения, но лишь треть можно считать освещенной настолько, что не понадобится фонарик, в отличие от остальных непроглядных метров. Но, как оказалось вскоре, все это не имеет значения. Ведь почти в каждой кабинке, как и в половине проходов, находились уже давно большие, отбирающие всю территорию на метр вокруг себя коконы. Полтора метра в высоту, почти два в диаметре, они были почти бесформенными, словно сгусток непонятной массы впихнули в недостаточного размера коробку. Почти все они были связаны друг с другом близкими к определению трубками и усиками, протягивающимися по полу и потолку, словно все это большая взаимная цепь – или же целый организм.

– Есть другой путь?

– Нет.

– Идем медленно, оружие в боевой режим! – сказал Альберт и только собрался взять лидерство, как Света кивнула ему и сама пошла первой.

– Надеюсь, тут есть выход, – произнес Альберт, явно сдержав в себе недовольство ее неподчинением.

Между кабинками был полутораметровый проход, и если сейчас над ними еще было кое-какое освещение, пусть и мигающее, пусть и местами, то уже метров через пять наступала кромешная тьма. Но это потом – сейчас их окружали кабинки, чьи двери, те, что были на местах, представляли опасность не меньшую, чем те кабинки, где они были выломаны и в основном лежали небрежно на полу. Описать этот проход как минное поле – это никак не описать. Света всерьез задумалась о том, чтобы вернуться и поискать иной выход, который вполне может быть. Но времени на это тратить не хочется, да и если она спасует перед такими трудностями, то вряд ли сможет потом смотреть в зеркало, особенно до сих пор находясь под впечатлением от покинутого ими последнего пристанища людей.

Первые шаги были осторожными и уверенными. Оружие крепко лежит в обеих руках, а прицел все время следует за взглядом, мечущимся слева направо, то на одну кабинку, то на другую. Только она вступила на дверь, вырванную с петлями и валяющуюся на полу перед пустой кабинкой справа, как шум заполонил душевую, вынудив их сразу же замереть. Дверь лежала чуть под наклоном – видимо, что-то было под ней, создав наклон, из-за которого один край ударился о пол со всей силой, издав при этом пугающее эхо.

Прошла минута – никаких признаков жизни. Хлопок по плечу – и они вновь тандемом двинулись дальше.

Сердце билось со всей возможной силой, вынуждая вспоминать бесчисленные тренировки боя в тесном помещении, где, казалось бы, отлично отрабатываются и реакция, и умение распределять силу. Но это было в случае контакта одного человека и другого – здесь же были неизвестной формы и размера существа, чьих сил и орудия она не знает. Света даже не помнит, когда была так напряжена последний раз, и ей это нравится. Чистый контроль, испытав который и получив должный результат, она сможет гордиться собой.

Поглядывая на каждую «берлогу», как обозначила она для себя, Света не была уверена, чего боится больше: открытой кабинки, где виднеется нечто страшное и неизведанное, или же все-таки закрытой, таящей в себе неизвестность. Точно решить у нее не получилось, в любом случае враг ей неизвестен от слова «совсем». Так же как и Альберту, и раз уж он идет уверенно и смело, то ей попросту нельзя быть хуже. Помимо известных мест содержания неугодных существ, оставались потолок и сторонние проходы, откуда очень умело можно прыгнуть прямо на них, так что опасность поджидала буквально со всех сторон. Впереди была спрятанная во тьме поваленная на бок кабинка, преграждающая путь, и, разумеется, она была далеко не пуста, как и следующие три, что она увидела, осветив все фонариком. Если обходить справа, то придется рискнуть, ведь подобная темнота охватывает и ту часть душевых. Если идти налево, то, несмотря на то что там, на удивление, кое-как, но работает освещение, опасность не сильно меньшая. Пока она думала, просчитывая в голове варианты, боясь сделать неправильный выбор, Альберт уже сделал шаг налево, махнув ей рукой следовать за ним. Единственное, что она почувствовала, – злость, причем именно в свой адрес: ведь думала слишком долго, раз он вновь взял лидерство. Чуть тряхнув головой, топя в себе разочарование, Света стала следовать за ним, придерживаясь его ритма. За углом их ждал путь в десять кабинок, расположенных лишь по правой стороне, слева же была глухая стена с вешалками, вдоль которой они незамедлительно двигались вперед, держа обзор чуть под углом. Лампы работали в начале пути, там, где был поворот, и ближе к концу, оставив небольшой островок темноты посреди. Первые две двери были закрыты, все остальные кабинки – открыты.

Внезапно свет выключился, буквально на половине пути вся душевая погрузилась во тьму. Света и Альберт сразу же замерли на месте, упершись спинами друг в друга, взяли на прицел обе стороны. Фонарик на оружии рассекал мрак холодным лучом. Стоило бы включить прибор ночного видения, но если освещение резко включится, то это ослепит их, создав идеальное окно для нападения. Все было тихо и без провокаций, отчего Альберт подал ей сигнал, и они медленно стали двигаться в сторону выхода. Света шла вперед спиной, прикрывая тыл, внимательно осматривая каждую кабинку. Благо в скафандре есть система охлаждения, позволяющая избегать потения.

– Стой. – Внимательно рассматривая третью кабинку, внутри которой, как и везде, присутствует Жизнь, Света заметила то, что значительно меняет ситуацию.

– Что такое?

– Посмотри сам. Он пуст.

Альберт сделал шаг ближе, вглядываясь в кокон, видя вместо большого, в полтора метра высотой, и распирающего все стенки сгустка чего-то лишь обвисшие внутренние стенки да расплескавшуюся по полу некую жидкость. Взглянув вниз, они подтвердили догадку: существо вылезло, возможно, дня два назад, ибо содержимое было высохшим, но не до конца. Альберт прошел чуть вперед, осматривая следующие кабинки, и, дойдя до последней, повернулся и сказал Свете:

– Они все пустые.

Света подбежала к нему, и оба последовали к выходу, который был в метрах десяти, если план помещения не соврал. Выход был в углублении метров на пять, слева и справа от которого находились неизвестные им помещения, возможно, раздевалки или просто технички. Они осматривали буквально все стороны, рассекая тьму лучами фонариков, находясь в полной боевой готовности. Им оставалось всего немного, ведь дверь уже была в шаговой доступности. Альберт сразу же занял оборонительную позицию, прикрывая работу Светы по открытию двери.

– У нас проблема. – Альберт не двинулся с места. – Электричества нет, а значит, панель не работает.

– Есть же механическая система.

– Да, я знаю, – ответила Света резко. – Но только механическая система – это не бесшумная система.

Альберт обернулся, увидев в ней безотказную серьезность, посмотрел на просторы душевой и, доставая щит со спины, готовясь его выставить, сказал:

– Приступай.

Света стала вскрывать лючок, находящийся ровно над панелью, ближе к верху двери. Попытавшись тихо вытащить его, ухватившись за небольшую выемку для пальцев, она испытала неудачу: за годы неиспользования он успел заржаветь, да и костюм увеличил ее руку на размер. Она воткнула лезвие ножа и изо всех сил дернула. Крышка слетела, сначала громко выпав из пазов, а потом прямо у нее из руки грохнувшись на пол, создав приличное эхо. Света моментально взяла оружие и приготовилась стрелять. Альберт стоял все так же, словно робот или турель, прямо за бронированным щитом, закрывавшим почти полтора метра от пола. Оба были неподвижны, словно непоколебимые механизмы, – но на деле внутри были натянутые струны, позволяющие быть максимально сконцентрированными и готовыми к любой реакции. Они вглядывались в темноту, надеясь не только увидеть возникшую опасность, но и услышать ее в этой абсолютно мертвой тишине, пугающей не меньше самой угрозы.

Вопреки худшим ожиданиям, ничто не происходило, словно и не было здесь никого, а сами они гоняются за призраками, и в такие моменты она бы хотела, чтобы все же был конфликт, ведь ожидание давалось ей труднее всего. И, как это бывает, все случилось тогда, когда никто уже не ожидал, ведь как только Света развернулась обратно, уже схватившись за рубильник, сразу же включился весь свет, словно Вектор играл с ними. Вместо положительных эмоций была вызвана цепная реакция. Лампы в начале пути закоротило, там что-то хлопнуло, и они выпали из выемок в потолке прямо на кабинку, потревожив существ не только физическим влиянием, но и температурным, ведь куски раскаленной проводки так же коснулись коконов – и нечто неизвестное им поддалось огню.

ГЛАВА 16

Света бежала вперед по левой стороне, после чего останавливалась и, обернувшись, начинала стрелять, ожидая, пока Альберт добежит до нее по правой стороне, чтобы после пары метров развернуться и повторить систему. Короткими очередями они знакомили пробудившихся существ с последствиями использования огнестрельного оружия. Щит остался там, как крайне неэффективная, но все же ощутимая преграда в самом начале этой охоты. Существа, внешность которых можно описать как большое, размером с крупную собаку, крайне быстрое и не менее голодное, с четырьмя лапами, покрытыми шипами, и крупным когтем, торчащим из предплечья, который немного прячется во время движения, но вылезает достаточно в момент атаки. Крепкая черепная коробка была без волос, но из-за крупности становилось ясно, насколько хорошо постаралась «природа» сделать ее ударной силой. С одной стороны, они были уродливы, но местами казалось, словно пробуждение случилось в процессе метаморфозы, по истечении которой сама иноземная природа показала бы куда более близкое человеческому глазу существо.

Все происходило в длинном коридоре, где лишь частично, чуть ли не в шахматном порядке, работал потолочный свет, причем с постоянными перебоями и в некоторых местах интенсивными миганиями, совершенно неожиданно меняя и без того напряженную и опасную ситуацию в сторону настоящего ужаса, периодически скрывая из вида хищников в некоторых местах, не позволяя толком определить их количество.

Быстрые и очень крикливые, а благодаря большим ушам на задней части головы, еще и очень хорошие слушатели. Глаза были большие, прямо около массивной челюсти, и прятались подо лбом. Они бились о стены, когда не могли протиснуться в помещение, выставляя себя несколько неуклюжими, будто бы только проснулись от долгого сна, что, как подметила Света, вполне близко к истине. Неуклюжие, но крайне агрессивные и громкие во всех смыслах слова, «медведи» двигались за жертвой очень неорганизованным строем, но количество пугало не меньше самого качества создания хищников. Все их крики смешивались в один, создавая странную и страшную симфонию, которая еще будет сниться в кошмарах, думала Света, убеждая себя видеть в них не монстров фольклорного мира, а лишь обычных животных. В этом особенно ей помогал факт ранений от патронов, попадающих по ногам, дабы уронить их, создавая кучу-малу, все же череп явно не пробить. Альберт пытался сделать это почти с метрового расстояния, когда они только начали атаку.

Только пришла ее очередь продвинуться вперед под прикрывающим огнем напарника, Света сразу же стала искать ближайшую дверь к самому оптимальному маршруту, ведь оказаться в западне было бы крайним фиаско как для обоих, так и для нее лично. Даже тот факт, что они оказались в таком положении, она воспринимала на свой счет, ведь именно ее спешка и желание выполнить задание без задержек вынудили идти на рискованный шаг, а не искать более безопасный путь. Но в такие моменты Света ни в коем случае не впадала в панику: все было наоборот, весь адреналин не просто играл ей на руку, превращая в идеально сконцентрированный механизм. Она любила это настолько, что теряла сам страх и не раз ловила себя на мысли, что лучше умрет, сражаясь, на пике своих сил, нежели как-то еще.

– Дверь впереди! – крикнула она Альберту, доставая оглушающую гранату, получив в ответ лишь кивок. Альберт открыл огонь, Света зашла за дверь и, кинув в монстров гранату, сразу же закрыла ее, как только Альберт вбежал. Громкий хлопок послышался за только что закрывшимися дверьми, о которые ударились десятки существ, сопровождая это то ли гневным, то ли болезненным криком.

Оба держали вход на прицеле, ожидая пролома.

– Почему оглушающая? – чуть ли не крикнув, спросил Альберт, явно еще решающий, как отнестись к этим событиям.

– Не была уверена, что разрывные помогут. Ты выстрелил одному в башку, а он и не почувствовал! Сука, крепкие мрази!

Дверь уверенно держала напор, не поддаваясь физической силе хищников.

– Впору вернуться к вопросу о том, как много нам известно об этом месте и чем не делимся друг с другом, не кажется тебе? – спросил Альберт тем самым редким для него тоном, который как бы располагает к себе пониманием, но в то же время не принимает отказа, ведь сейчас он просит «по-хорошему».

– Разве не ты старший по званию? – с упреком спросила его Света, не унимаясь на месте, все время поглядывая по сторонам, явно ожидая новой конфронтации.

– Ты поняла, что я имею в виду. – Света остановилась и многозначительно взглянула на него в пол-оборота. – Неужели ты не задумывалась о том, что тут происходит и как наши руки могут повлиять на исход… того, что здесь делали?

– Вот же ты заебал! – со скрипом в зубах выплеснула она. – Сейчас че, время до хуя подходящее? – Света подошла к нему, вглядываясь в глаза сквозь маску, пытаясь нащупать истинную тему этого разговора. – Ты меня вербуешь или что?

– Знаешь, бывает, наступает такой момент, когда нельзя не задать вопрос о том, правильно ли мы поступаем. Возможно, все куда больше и сложнее, чем мы привыкли видеть, и от этого нельзя откреститься уставом или должностью, потому что тут, здесь и сейчас, вполне возможно, ни черта они не значат.

– Хочешь откровения? Отлично, давай, самое время же! Мы пришли спасти людей, которые оказались здесь по своей воле, ради правильного поступка. Если для тебя это не важно, то я могу лишь просить тебя прикрыть меня, потому что для меня это крайне важно, ведь они рискнули собой. И уверена, ты прекрасно знаешь, что обычно мы не выбираем следующее задание, и я крайне ценю то, что смогла здесь оказаться и сделать что-то хорошее.

– Это я понимаю. Но неужели тебя совсем не волнует предшествовавшее этому… этому кошмару?

– А вот я не понимаю, откуда все это дерьмо в тебе! Мы оба знали, куда идем и зачем, как и знали возможного врага, и от этого мне не понять твои долбаные вопросы. Я не вижу смысла брать на себя больше, чем мы можем сделать. Если ты продолжишь задавать такие вопросы, то мне придется всерьез подумать о том, что докладывать по возращении, Альберт!

– Ты хороший солдат, – вынес Альберт вердикт, но не тем тоном и не с тем смыслом, которым стоит гордиться. Наоборот, несмотря на слова, в них отчетливо слышалось истинное разочарование и даже упрек, что крайне неоднозначно восприняла Света.

Дальше они двигались молча, лишь слушая затихающие вопли и попытки монстров пробиться через двери позади них. Небольшой зал с кучей пустых сумок и контейнеров, явно выпотрошенных и на удивление аккуратно сложенных вдоль стен за ненадобностью. Проходы слева и справа были пусты, хотя путь их и пролегал вперед, но все же Света тщательно сверялась с планировкой, упрекая себя в совершенной ранее ошибке. Альберт шел первым, и было заметно невооруженным взглядом, насколько более строгим он стал, четко контролируя все движения и не позволяя ни доли промедления, из-за чего Свете даже пришлось ускорить темп, чтобы поспевать за ним. Недлинный коридор с помещениями во всю левую сторону, офисные места с немалым количеством остатков неких живых существ, к счастью, лишенных жизни, недалеко от своих напольных коконов. И вот они оказались за дверьми, добравшись до середины маршрута.

Административный зал, своего рода центральная точка этого сектора, где регулировались и работы, и жизнь сотрудников, – но ныне это место ввело Альберта и Свету в ступор. Они вышли из дальней стороны, видя впереди последствия мощного взрыва. Вся та сторона, где двери и сам ресепшен администрации, была уничтожена. Стены оплавлены и погнуты, двери выломаны, весь внутренний интерьер подвергся разрушению. Причем именно та сторона, откуда они пришли, усеяна корнями, но дверные проемы были чисты, благодаря чему они даже не сразу заметили эту Жизнь. Словно кто-то вырубил эти корни, освободив дверной проем уже после заполнения даже потолка.

Они медленно ступали по развалинам, внимательно оглядывая последствия взрыва, создавшего вокруг разрушения по всему радиусу, который касался стен слева и справа от центра, задев все двери.

– Как думаешь, это они сделали? – спросила Света делая шаги вперед, осматривая открывшийся верхний и нижний уровень из-за разрушенного потока и пола.

– Не знаю.

– По ходу, они не могли пройти и решили действовать радикально, просто уничтожив все… Перестарались.

– Может, пытались убить кого-то, с кем не могли справиться?

– Возможно. Только вот ни остатков, ни крови, ни тел. Самое забавное, знаешь…

– Тихо! – отрезал Альберт, указав на то, чего она надеялась уже не услышать. Звуки жизни тех самых, оставленных позади существ, чуть не убивших их обоих из-за чрезмерного желания Светы закончить задание поскорее.

– Вот же суки!

Только Света открыла карту, как двери в буквальном смысле выбил крайне твердый лоб одного из существ. Альберт сразу же открыл огонь, но не успели они еще сориентироваться, как твари кинулись на него, не дав даже лишнего шага увернуться от атаки. Света стреляла без остановки, но нападение на Альберта, также не прекращающего огонь и пытавшегося из всех сил выбраться из окружения, лишило ее быстрого плана.

Дальше все было слишком просто, отчего Света возненавидела себя сразу же, как увидела падение Альберта на уровень ниже, сквозь дырку в полу из-за взрыва, а вслед за ним попадал по инерции и с добрый десяток этих тварей. В голове сразу же проскочила мысль, навеянная его криками и безысходностью положения, в котором никто не хотел бы оказаться. И даже она сейчас усомнилась в том, что была бы рада такой кончине, вопреки ранним желаниям умереть в бою. Мысль вновь дала о себе знать, с одной стороны страшная, с другой благородная, и рука уже потянулась к разрывной гранате, способной стать спасением от мук умирающего Альберта, чьи крики отчетливо доносятся до ее ушей через рацию. Но все это длилось секунды, и сама Света из-за происходящего не заметила приближение других тварей, остановить которых у нее сейчас никак не получится. Ведь между ними метров пять, чего крайне мало для огня по тому, кого пули не останавливают. Смерть была уже на расстоянии руки, и только она собралась бежать вперед, дальше от них, пока не найдет, где спрятаться, как кто-то неизвестный схватил ее за предплечье и со всей силой потянул к себе, в сторону от линии атаки.

ГЛАВА 17

Как же так получилось: потерять контроль над ситуацией настолько, насколько необходимо для появления вполне увесистого состояния безвыходности?.. Ненавистного и раздражающего во всех пониманиях для нее состояния безвыходности, которое всегда проявлялось именно с той точки зрения, где доступен лишь один, бесконтрольный для нее и как минимум кажущийся ужасным оставшийся вариант для выхода из той или иной ситуации… Да, спасение от ужасных существ – вполне должное занятие, крайне жизненно необходимое, только если нет желания покинуть этот мир смертью храбрых. Но происходит все это сейчас из-за попадания в ситуацию, контроля над которой не оказалось, да и не было. А это – ее болезненная точка: потерять контроль над окружением и переменными, попав тем самым в условия, где перед ней остается один-единственный выход, который она не выбирала и не может изменить, но которому надо следовать, несмотря ни на что, словно это навязанный маршрут, кричащий всем своим существом о ее безалаберности, слабости и глупости, критиковать за которую она себя всегда была горазда. Но в этот раз, на Векторе, среди всего этого непривычного для нее ужаса, Света всерьез почему-то стала задаваться вопросом: а заслужила ли она это спасение?

Возможно, это было связано с гибелью напарника каких-то несколько минут назад, причем сама она выжила лишь благодаря помощи со стороны, отчего явственно пробивалось чувство вины. Ведь точно так же, как ее потянули за собой, она могла бы успеть потянуть Альберта, уводя его от линии атаки. Подняв взгляд на неизвестного ей человека, Света вдруг пробудилась, откинув все эти чувства, которые были ненавистны ей не меньше преследующих по пятам тварей.

В другой момент все было бы чуть иначе, но сейчас у нее есть целых две проблемы, незамедлительно требующие решения: бегущие позади существа, уже отнявшие одну жизнь и не останавливающиеся от расширения своего провианта, и тот, кто сейчас перед ней в паре шагов: неизвестный мужчина, взявшийся из ниоткуда. Уверенно шагающий вперед, идеально ориентирующийся в пространстве, мужчина был хоть и худоватый, но все же ощущалась крепость тела, и это при росте в метр шестьдесят, может, чуть больше. Оружие держит уверенно, передвигается быстро и без промедлений, не боится, не сомневается, явно чувствует себя как дома: ведь он даже не скинул капюшон толстовки для ориентации в пространстве или проверки тыла. Его лица она так пока и не увидела, да это и не нужно, ибо до сих пор по пятам следуют существа, не замолкающие и явно не сбавляющие темп: ведь даже через массивные ботинки она чувствует вибрацию по полу.

– Зайдем за двери, и прячься!

Он не стал интересоваться, поняла ли она его приказ, лишь вбежав в открывшиеся впереди автоматически двери, скрывающие абсолютно неосвещенный коридор. Она сразу же последовала его указанию, он же забежал в противоположную дверь. Через десять секунд после закрытия, потребовавшихся на прятки, он открыл их вновь, явно используя удаленный доступ. На личном опыте Света прекрасно была информирована, будь то хищник или убийца, думать он в момент акта агрессии не очень умеет. Табуном звери вбежали в коридор и промчались мимо них, даже не пытаясь заглянуть в соседние помещения, но не только из-за своих габаритов и плохой возможности шеи совершать подобные маневры, а из-за того, насколько они привыкли видеть цель перед глазами. Словно сам Вектор трясся, пока десяток хищников следовал вперед, толкая друг друга боками, не оставляя никакого свободного пространства, упуская свою еду буквально в шаге за ближайшей дверью от входа. Светин спаситель оказался внутри как раз в тот момент, как лидер этого движения уперся в запертые двери впереди, метрах в тридцати отсюда. Твердой рукой он схватил ее за предплечье, выводя из наблюдения за монстрами, дабы захлопнуть ожидаемую ловушку. Пара шагов обратно на свет – и мужчина закрыл двери.

– Они могут выбить ее, я уже видела подобное! – сказала Света, отойдя, явно не желая его присутствия у себя за спиной. Она поглядывала на запертые двери в полной готовности открыть огонь, скрывая свое ярое желание получить ответы.

– Там газ.

Света все не могла увидеть его, ведь неизвестный прятал свое лицо, работая в КПК, достав который из рюкзака перестал совсем обращать на нее внимание.

– Твоих рук дело?

– Я ожидал подобного, когда доставал их из коконов.

Он все так же что-то разглядывал в КПК, лишь твердым словом отвечая на ее вопросы. Нетерпеливо выхватив у него КПК из рук, Света нацелила в ответ дуло оружия, отойдя на три шага назад. И тут, вопреки ожиданиям, увидела в его движении – и чуть ли не почувствовала в самом воздухе, хотя и была в защитном костюме – истинный покой. Он не был зол, обижен или возмущен – лишь наконец повернулся к ней лицом, сняв капюшон, и взглянул так, словно происходящее – норма вещей. Лицо было бледноватое, немного истощенное, но не мрачное, волосы короткие, но подстрижены явно его же руками, ибо все неровное и бесформенное, так же как и короткая борода явно знала ножницы грубой руки.

– Еды осталось не много, вот я и приобщил то, чего тут пока что в достатке.

– Отдай мне оружие!

Она смотрела на него и видела того, кто явно недоволен навязанными условиями, но все же он так же прекрасно понял, насколько негативно для него может закончиться непослушание. Сняв многозарядный дробовик с лямки из-под толстовки, положил на пол и оттолкнул к ней, продолжая стоять на месте, преисполненный любопытства.

– С тобой еще есть кто-нибудь?

– Почему ты относишься ко мне как к врагу? Я же спас тебя!

– Отвечай, живо!

– Да что б тебя! Как ты думаешь, один я тут или нет, если сейчас в одиночку тебя спасаю?! Конечно, один!

– Почему ты помог мне?

– Прекрасно, вот она – благодарность… Я помог, потому что увидел, что ты в беде, вот и все. Неужели это вдруг стало преступлением?

– Я вот почему-то уверена, ты прекрасно понимаешь мою предосторожность, ведь здесь, на сраном Векторе, не от добрых дел и слов все в таком состоянии. Так что давай будем честны друг с другом, и тогда у нас не будет проблем.

– Я тебя услышал, – явно идя ей навстречу, решил он разрядить ситуацию, прекрасно видя ее состояние. – Успокойся, ты в безопасности со мной, может, перестанешь целиться в меня?

– Потерпишь! Как тебя зовут?

Но он больше не смотрел на нее: лишь недавно закрытая дверь стала объектом всего его внимания, что пропустить Света буквально не могла. И только захотела спросить – ведь легко было воспринять данное за простую обманку, – как услышала мощный удар о двери изнутри. Сделав шаг назад, стараясь не терять из виду незнакомца, заметила визуальную деформацию в виде небольшой вмятины посередине. Снова удар – на этот раз громче настолько, насколько было нужно, чтобы уже оба вздрогнули. Явно забыв про угрозу жизни от Светы, он подошел почти вплотную, прислушиваясь. Снова удар – он отскочил, Света же теперь целится на дверь.

– Они же должны спать?!

– Должны! А мы должны уходить, иначе они убьют нас!

Снова удар, ор этих существ стал по-настоящему пугать, ведь они оба помнят, сколько их и в каком они состоянии. Света подошла чуть ближе, машинально желая открыть стрельбу, но быстро поняла, насколько это бессмысленно.

– Ты же говорил, что газ должен…

– Я ошибся, ясно?! Какая, уже, блядь, разница, нужно…

Не успел он договорить, как новый, более сильный удар выломал с еще большим шумом дверь и, практически не сбавив темпа, снес Свету. Монстр промчался по ней так, как будто и не было ее вовсе, словно она попала под огромного быка. И только инерция позволила оставить поваленную Свету и удивленного незнакомца позади, как за ним сразу стали вылезать другие, очухиваясь от газа, что стал распространяться за пределы ловушки. Света с трудом стала подниматься, чувствуя боль по всему телу, ведь это было сродни попаданию под машину, и, хоть она была крайне крепкой, такое невозможно не ощутить. Полностью позабыв о своем оружии, незнакомец потащил Свету по коридору налево от двери. Костюм и так весил немало, так она еще и была на голову выше него, отчего помощь незнакомца казалась не особо полезной, но почему-то послужила должным ускорением.

– Скорее, за мной, я знаю, где безопасно!

Она услышала его крайне заботливый крик, пока голова еще звенела, и только монстры сами начали ориентироваться, осознав добычу буквально перед глазами, как Света практически на автомате достала светошумовую гранату, кинула назад и, взяв автомат крепче, крикнула незнакомцу:

– Беги, быстро!

Позади раздался взрыв, лишивший на время зрения и слуха голодных тварей, чей болезненный вопль всерьез напугал ее. И вот она снова бежит: позади все те же монстры, впереди все тот же незнакомец, но на этот раз он постоянно оглядывается, а она уже не может слепо верить ему. Ведь в таких местах если и бывает слепая помощь, то это до тех пор, пока что-то не поменяет ставки. В голове все еще звенит, все тело болит, а мысль о том, какие травмы она могла получить, куда меньше заботит ее в сравнении со страхом деформации защитного костюма. Но, глядя на того, кто сейчас бежит перед ней и, проверяя все стороны, указывает путь, Света всерьез задумывается: а есть ли угроза вообще? Он без костюма, но мыслит трезво, говорит четко, к тому же ни в кого не превратился…

– Им нельзя знать, где я живу! – крикнул он, не оглядываясь, забегая за левый угол перекрестка, куда шагнула и Света, встав рядом.

– Далеко еще?

– В конце коридора и направо, – указал он за спину.

– Иди к двери и жди меня! Ясно?

Света оттолкнула его в сторону двери и принялась стрелять, сделав шаг налево и выглянув за угол. Начав огонь на подавление, мешая существам сконцентрироваться, хотя и не тормозя должным образом, быстро сняла гранату с пояса и швырнула вперед, возобновив огонь. Три секунды – и Света сразу же побежала в сторону двери, а следом прогремел взрыв. В тот момент она не думала о том, что, возможно, этот неизвестный не пустит ее, пока она не отдасторужие, или же он солгал, и там ее встретит засада из парочки его друзей. Нет – она просто бежала к обещанному убежищу, лишь высчитывая в голове то, как много она потеряла драгоценного времени этим событием. Дверь закрылась за ее спиной. Оба развернулись лицом к ней, ожидая прихода врага. У неизвестного в руках уже был краткоствольный автомат. Она сразу же просчитала шансы на его обезоруживание и, убедившись в своем превосходстве, наконец почувствовала возвращение доминирования над ситуацией. Оба молча слушали, чуть ли не отсчитывая секунды, за которыми последует удар в дверь. Но ничего не происходило, тишина все так же была непреклонна, показав хорошие манеры своей продолжительностью, убедив обоих в безопасности.

– Как тебя зовут?

– Портер Уитман, – сказал он, поставив оружие у двери, и протянул Свете правую руку. – Рад знакомству, и добро пожаловать.

ГЛАВА 18

Как же она рада, что этот Портер сейчас молчит, совершенно не мешая ей осматривать новоиспеченное убежище, якобы должное защитить ее от внешних угроз, хотя, как и полагает, угрозы внутренние никогда не были менее опасными. Света не выпускает оружие из рук, внимательно изучая каждый угол, время от времени поглядывая на хозяина этого места, знание имени которого не дало ей буквально ничего. По левую руку изолированная смотровая, откуда она подметила открытый вид космического простора, по правую же – глухая стена с двумя дверьми, а в конце, напротив входа, где сейчас крайне уверенно стоит Портер, находится еще одна дверь.

– Кто этот Харви?

Портер обернулся, полностью показав охватывающую обе створки надпись: «Лишь Харви был реален, лишь он знал тебя на Векторе».

– Это был последний человек, с которым я общался на станции. Он давно умер.

Света лишь кивнула, видя в Портере некую задумчивость, явно вызванную этим именем и надписью. И только она собиралась поспрашивать, так сказать, устроить допрос, возможно, с пристрастием, как решила пока не спешить, боясь еще больше наломать дров.

Рядом с дальней дверью в левом углу стоит стол для еды, а в правом лежит матрас, недалеко от двери в туалет. Вторая дверь, та, что ближе к выходу отсюда, заварена крепким швом прямо на стыке. Света ударила по ней ногой, проверяя заодно и сенсорную панель, уже давно не рабочую, судя по отсутствию какой-либо реакции.

– Что за этой дверью? – крайне требовательным тоном спросила она, все еще находясь в состоянии действия, ни на секунду не ощущая себя в безопасности. Портер же все это время молчал, внимательно следя за ней из-под сведенных бровей, явно идя навстречу ее интересу и позволяя освоиться. Взглянув на него, она повысила градус серьезности:

– Я жду!

– Там были мои запасы, – таким тоном отвечают на неприятный вопрос, желая дать понять, насколько раздражает этот интерес. Но в то же время он старается соблюдать некое приличие, как бы подыгрывая ей. – Пока меня не было, одно из существ умудрилось забраться и недолго думая утолить свой голод. Я не мог его выгнать или убить, оно было сильнее меня, и я запер дверь. А чтобы монстр не выбрался, заварил. Где-то месяц уже оттуда ни звука, но открывать желания нет. Мало ли, он в спячке или выводок сделал, только и ожидающий свободы.

Света не могла не подметить, что он явно что-то недоговаривал, но в то же самое время ей не трудно напомнить самой себе, насколько доверие в подобной, невероятно сложной ситуации, в которой она оказалась, является роскошью, которая без существенных подтверждений и аргументов может влегкую послужить крайне плохим для нее исходом. С другой же стороны, указанная дверь и вправду была неприступна, а этого сейчас было достаточно, чтобы чуть расслабиться, ведь угрозы оттуда можно не ждать.

– Поэтому я и стал потреблять живность, ведь больше не нашел человеческой еды, – пристально следя за Светой, не сразу добавил Портер, уже спокойнее и увереннее.

Ее не особо убедили его попытки срезать углы и разбавить обстановку, но и не верить в его слова она не видела смысла. Ведь, вспомнив коконы, еще в душевой она быстро сопоставила следы их извлечения с человеком, находившимся не сильно оттуда далеко, чьи потребности вполне примитивны. Да и как раз рядом со входом, справа в углу, она заметила разделочный стол, где лежит острый инструмент, и несколько контейнеров для хранения на полу. Также там подключена небольшая печка для запекания, судя по всему.

– Да, сырое я не ем, – проследив за ее взглядом, Портер объяснил увиденное.

Света еще раз все обошла, вновь оглядев каждый сантиметр, и, стоя уже посередине, вглядываясь в открывающийся отсюда вид космического простора, постаралась перевести дыхание и усвоить факт смены данных.

Понимая, что это несколько неправильно, она все же улавливает тонкую гордость за выживание и понимание того, что и одна она справится с заданием, ведь более не надо бояться за напарника. Включив внутреннюю связь, она сделала вызов по ней – но в ответ не было даже сигнала, словно его передатчик попросту не работает. Выругавшись про себя, она выкинула из головы слепую надежду на его спасение. Она выжила, он – нет, такое бывает, и не похвалить себя за это она никак не могла. Особенно приятной пилюлей для нее было то, что нет близких и родных, кому придется с горечью сообщить о смерти Альберта, выслушав после чего множество как вопросов, так и обвинений в трагедии. Подобные мысли она все же смогла отсечь, приструнив свое самолюбие, гордость и упрямость, которые не раз ставили ей палки в колеса на гражданке, не говоря уже о работе. Но невозможно было отрицать, насколько желание гордиться собственным выживанием на самом деле прикрывает чувство вины за то, что она не спасла Альберта.

– Мне жаль твоего напарни…

– Спасибо, – оборвала она крайне резко, быстро сменив тему, сместив акцент внимания со звезд на Портера. – Ты живешь тут один?

– Да.

– Почему не покинул станцию?

– Корабль уничтожен, а новый я построить не смогу.

Света обошла компьютер и, чуть опершись на него, явно была не удовлетворена ответом.

– Я работаю… работал, работал журналистом. Мы прилетели втроем, остался лишь я. Как можешь видеть, тут полно данных, жестких дисков, есть много записок, в общем, я многое собрал для…

Света вновь обратила внимание на его молчание и явные сомнения, которые он не скрывал, глядя на нее стеклянным взглядом.

– Говори! – грубо приказала она ему, выведя из размышлений, чуть ли не вынудив дрогнуть на месте.

Выдохнув, он с неподдельным интересом спросил:

– А почему вы на Векторе?

Света подошла к нему, оглядывая с ног до головы, и, встретившись с ним взглядом, уже более спокойным и размеренным тоном ответила, четко выговаривая слова:

– Потому что я ищу своего мужа.

Лицо Портера переменилось, он явно был удивлен этому ответу, что крайне понравилось Свете, ведь она взяла управление ситуацией. Она продолжила:

– Он отправился сюда три дня назад. Я была против, но он, как и я, еще тот упрямец. У меня есть координаты последнего места, где он был, мне нужно туда, чтобы спасти его.

– Так, а… – неуверенно начал Портер, – зачем он прилетел сюда? Как вообще нашел станцию?

– Тут работала его сестра, родная. Он думал, что потерял ее, когда Вектор исчез с радаров, но каким-то образом нашел эту станцию.

– И вот ты здесь, – подытожил он, явно задумавшись о чем-то, все так же поддерживая зрительный контакт.

– Да, и вот я здесь.

Портер обошел ее, явно погруженный в размышления и осмысление, что уже не нравилось Свете, ведь не сложно ей было представить, что он, человек, проведший здесь кучу времени, раскусит ее ложь. Все-таки если и есть больший параноик, чем она, то это тот, кто смог выжить в подобных условиях. Ложь выбрана не просто так, все же если давить на личное, то это – самый быстрый и результативный способ манипуляции. Ведь только семья вызывает самые меньшие подозрения, пробуждая самую сильную эмпатию. Портер сел за компьютер, лишь глядя в некую пустоту, вызвав в Свете ту самую готовность свершить пусть и неправедный, но все же суд, являясь и присяжным, и палачом. Она незаметно сняла предохранитель с автомата, не сводя все свое внимание с Портера. Если надо, то устранить его не проблема, ведь заданию ничто не должно мешать. Медленно сделав пару шагов, обходя справа компьютер, она уже готовилась сделать это и продолжить путь, ведь стоять на месте – это было худшее для нее занятие.

– Я могу помочь тебе, – неожиданно оживился он, вынудив сразу убрать руку с оружия и принять заинтересованный вид. – У меня есть планы помещений, все доступы, я знаю многие безопасные маршруты.

Его слова заинтересовали ее, ведь подобная помощь, как бы велико ни было ее нежелание себе в этом признаться, все же пригодится, хотя идти ему навстречу с полноги она не собралась.

– Ты хочешь показать мне, как и куда идти, или же…

– Я хочу помочь тебе! – перебил он ее и, встав, сделал шаг к ней, сложив руки за спиной, явно укрепляя свое желание добиться необходимого.

– Просто скажи куда, тебе рисковать незачем.

Портер молчал, твердо глядя на нее, явно не скрывая своего недовольства от услышанного. Хорошенько подбирая слова, нахмурившись и явно не желая сдаваться, сделал глубокий вздох, постучал зубами и, сделав несколько шагов назад, поначалу распахнул руки, пытаясь охватить все помещение, говоря громко, твердо и убеждающе:

– Если ты думаешь, что я рад тут быть, то ты очень сильно ошибаешься! Я здесь уже тринадцать месяцев, а кажется, словно целую жизнь! Ты прибыла сюда – значит, можешь и улететь. И я прошу так честно, как только могу, помочь мне убраться с Вектора раз и навсегда! Мне незачем тут быть, я хочу исчезнуть и забыть все то, что тут происходило!

Это были те слова, которые она надеялась не услышать от него, хоть и понимала, что это единственная интересующая его валюта. Он был эмоционален, но тверд, полный уверенности в каждом слове. Подчеркивая это жестикуляцией и местами жестким тоном, Портер всем своим видом доказывал истинность своих слов.

– Я не хочу тут умирать! Хватит с меня! Я пережил очень многое и… и хочу вернуться к прежней жизни! Пожалуйста, позволь помочь тебе, чтобы ты помогла мне! Я знаю, как это работает: ты мне, я тебе… Посмотри на меня, если я не выберусь, то мне конец, и если считаешь, что я заслужил это, или ты собираешься просто уйти, то, знаешь, сделай одолжение – и просто, блядь, убей меня здесь!

Света видела человека, плавно опустившегося с донесения фактов к сильному эмоциональному всплеску, сочетающемуся с слезами и откровенным отчаянием. И вот теперь она всерьез стала сочувствовать ему, представив, как много ему пришлось пережить.

– Ты прав, – с трудом выдавила Света, – с тобой я быстрее найду Питера…

– Так его зовут? – остывая, искренне поинтересовался Портер.

– Да.

Света смотрела на него и видела так четко и ясно, как это возможно: наживка была принята.

– Понимаю, – несколько сухо ответил Портер, словно находясь где-то не здесь, что особенно подметила Света. Все же с ложью можно и перегнуть, но даже если он и подозревает ее в нечестности, то промолчит, ведь спасение для него, судя по всему, стоит любых жертв.

– Можешь ввести координаты на компьютере, и я составлю маршрут.

Света ввела координаты, и только она закончила, как Портер уже сел и запустил поиск. Света же заняла место за столом, в углу, рядом со входом. Впервые толком присев, она сразу же проверила работоспособность оружия и прямо как она и подозревала: ее планшет разбит, все левое предплечье словно молотком били, а значит, все же без его помощи никуда, ибо заблудиться здесь равно смерти. К подобным событиям она явно была не готова, уж явно не к наличию на Векторе до сих пор живого человека, причем не просто живого, а вполне здравомыслящего и даже адекватного. Хотя, разве человек, который провел в таком месте чуть больше года, может быть полностью адекватным? Но вот что-что, а лгать она не разучилась, что в каком-то смысле вполне спасло ее, вынудив человека делать именно так, как нужно ей, заодно чуть прикрыв себе спину. Но все же в ее словах была правда: человека, которого она ищет, действительно зовут Питер – командир отряда быстрого реагирования из трех человек, хороший друг и просто отличный лидер, с которым совершенно не понятно почему, но у них сложились добрые взаимоотношения, и это при том, что они оба – совершенно разные люди. На удивление для их профессии, Питер всегда старался видеть в людях самое хорошее, но, несмотря на это, на поле боя или при выполнении задания он были примером идеальной концентрации и дисциплины. Даже больше того: Света не помнит, чтобы он когда-то злился или гневался, но помнит добрую сотню раз, когда подобное исходило от нее.

– Нашел, – вывел он ее из размышлений, вынудив сразу же встать и увидеть воочию, – смотри, он был тут, в паре часов пешком, я примерно знаю, где это находится.

– Хорошо, надо выдвигаться.

– Сейчас? – всерьез удивился он.

– Да, сейчас!

– Извини, но, может, передохнешь, восстановишь силы, проверим целостность костюма, вдруг он поврежден, у нас же тут…

– Мы идем сейчас! Я не позволю себе промедления, пока неизвестно, что происходит с ним, ясно?!

– Хорошо-хорошо, я понял, – несколько грубо ответил он, словно сказал это другой человек.

Но, быстро оглянувшись, Портер вновь собрал все свое внимание и взглянул на Свету. Ей было не сложно увидеть в нем того, кто явно пережил многое, причем без специальной подготовки, что вылилось в множество проблем, разрешить которые он вряд ли сможет единолично. Да и без профессиональной оценки понять глубину его психологических проблем казалось непосильной задачей. Все же он обычный гражданский, преодолевший слишком многое и наверняка разучившийся жить нормальной жизнью. И это, пусть и помогает ей сбавить свой нрав, но в той же мере вынуждает ожидать от него буквально чего угодно, ведь неизвестно, что творится у него в голове.

– Чтобы уяснить раз и навсегда: пока ты делаешь то, что я говорю, у нас не будет проблем, и при таком исходе я вытащу тебя с этой станции. Но если что-то мне не понравится, то я не собираюсь церемониться. Ничего личного.

– Я тебя услышал. Мне нужно немного времени, чтобы собрать вещи, и можем идти.

Появление Портера – это балласт, причем крайне существенный, но непредвиденные обстоятельства чуть ли не грубой силой вынуждают ее согласиться на этот, пусть и временный, но все же союз, наличие которого вместе с вытекающими последствиями еще ей аукнется. Здесь она чувствует это крайне отчетливо.

ГЛАВА 19

Портер шел впереди в паре шагов, словно штурман или проводник в этом неподвластном ее контролю месте, он уверенно двигался вперед и лишь изредка сверялся с картой на его личном КПК. Его естество в этих стенах, с одной стороны, успокаивало ее, ведь ныне ее задача – это безопасность. А с другой стороны, настораживало чрезмерной уверенностью, а значит, наличием преимущества перед ней. Для нее эта станция была не просто чужим местом, а настоящим испытанием, которое она сама вызвалась преодолеть, стоило только узнать цель ее задачи. Все же, несмотря на то что это ее работа, за которую платят и которую она любит, поиск новых достижений никогда не позволял забывать о себе. Но все это было лишь инструментом, используя который она могла выжить, основной мотив – это спасение людей, которых она отлично знает и уважает, а сидеть в стороне и ждать, как уже известно, не ее сильная сторона.

– Может быть, все же дашь мне оружие? – спросил он, когда они остановились в шаге от большого зала с несколькими выходами на всех четырех сторонах.

– Нет, – ответила Света, даже не взглянув на него, а лишь осматривая неосвещенный зал, некогда служивший подобием земной комнаты, где все стены были из экранов с внутренней геометрией изображения, имитирующей пространство внутри.

– Ты проверила содержимое моей сумки и все мои карманы, видимо, думая, что я могу там хранить что-что, что может навредить твоему бронированному костюму? Окей, это я понимаю, уж не мне про безопасность рассказывать. Но нас ждет путь, так что мне было бы проще, если бы…

– Нет, – нетерпеливо перебила она его и, увидев недовольство, добавила: – Я не готова рисковать. Мы не друзья, ты делаешь то, что необходимо, взамен я помогаю тебе. Таков был наш договор, думала, ты запомнил его.

– То бишь мне надеяться, что ты прикроешь меня, если вдруг что-то случится, а не бросишь на съедение?

– Ты же как-то выживал здесь, в чем проблема?

– Это разные вещи.

– Ты хочешь покинуть Вектор? – обратив на него все свое внимание, спросила Света, чуть нависнув над ним.

– Нам прямо, – ответил он терпеливо, сразу же зашагав вперед, внутрь зала. Свету такой ответ более чем удовлетворил.

У каждой стены стояли кресла и диваны в разном положении, но явно устроенные для комфортного пребывания перед видами, которые открывали экраны во всю стенку, где могло быть что угодно, от скалистых гор и лесов до бушующего океана или спокойного луга. Но одним из распространенных была не природа, что всегда крайне удивляло Свету, а непосредственно города, причем в разные времена года, время дня и ночи.

Единственный свет исходил как раз из экранов по правую руку, ведь все те, которые занимали свободное пространство между дверьми слева, были разбиты, причем кое-где виднелись следы крови. Но вместо полного отключения они просто были искажены и почти поблекли. На тех, которые еще работали по правой стороне, были изображены природные виды: насыщенно-зеленое поле с голубым небом, потом шло мирное озеро, на поверхности которого медленно плавали уточки в количестве пяти штук, а на третьем, пусть и искаженно из-за повреждения, но все же пробивался заснеженный хвойный лес в начинающейся метели. Звука не было, хотя подобное и было в ходу, но, так как это общественное место на Векторе, люди использовали беспроводные наушники.

Портер остановился посередине, полностью поглощенный видом озера, над которым уже появлялась дымка. Света проследила за его взглядом, стараясь не отвлекаться. Она только хотела сделать к нему шаг, чтобы вынудить продолжить путь, как вдруг услышала странный и совершенно неестественный для ее уха стон. Взгляд Портера подтвердил ее догадку – они здесь не одни.

Нечто оказалось за центральной дверью слева, где все экраны разбиты или не работают, и стоило бы сразу ожидать применения грубой физической силы для преодоления препятствия, мешающего добраться до двух человеческих тел, но все было иначе. Крайне неуверенные движения, если судить по звуку за дверью, в совокупности с подозрительным спокойствием вынуждали Свету несколько с подозрением относиться к угрозе. Портер же стоял крайне уверенно, ожидая наконец прибытия того, кто нарушил их покой, словно ему нынешний сценарий далеко не впервой, отчего он знает все исходы и любые непредвиденные события. Разумеется, так оно и есть, упрекнула себя в глупой мысли Света, вспомнив, что он провел здесь уже крайне долгое время и научился жить по здешним правилам. Неожиданно сквозь небольшую щель между створок двери протиснулась рука – настоящая, человеческая рука. Прямо из тьмы, она была освещена благодаря неожиданно начавшемуся мерцанию бокового экрана справа. Голая по плечо, пальцы были целы, хотя кожа и была несколько бледноватого цвета и словно покрыта неким редким сетчатым материалом. Но в целом это обычная рука, больше похожая на женскую. И тут Света увидела в лице Портера зачатки страха. Вторая рука, также голая, ухватилась за створку двери, после чего и первая последовала примеру, – и некое существо, явно являющееся человекоподобным, стало раздвигать себе проход. Они еще не увидели его целиком – лишь руки, выбирающиеся из темноты почти в такт мерцанию слева, отчего Света молча указала Портеру спрятаться справа у полностью отключенного экрана. Тем самым он оказался невидимым во мраке, сама же она заняла позицию в левом углу, прямо перед экраном, дающим освещение. Она бы и хотела подбежать и устранить его, но огнестрел может привлечь шумом нежеланных гостей, а холодное оружие вряд ли убьет, ведь до тела было пока не добраться. Да и отрицать любопытство было бы ложью, как и желание узнать врага целиком.

Пусть и с усердием, но существо быстро смогло пробраться, раздвинув двери на достаточную для прохода ширину. Сделав шаг, оно сразу же остановилось, явно оглядываясь, и, что действительно удивило Свету, оно пыталось произносить звуки, даже как будто бы говорить. Это, разумеется, не должно было сильно удивлять, учитывая происхождение существа, а именно – оно представитель рода человеческого. Но только, даже имея все физические возможности, оно выглядело так, словно никакие мутации толком и не коснулись его. Рост примерно в метр восемьдесят, немного худоватый, но крепкий, усиленно покрытый волосяным покровом на корпусе тела и в областях гениталий, – мужчина, полностью голый. Вел он себя скорее по-человечески, нежели наподобие монстра, жаждущего лишь утолить голод любыми средствами. Длинные волосы почти скрывали лицо, а все тело было облито некоей прозрачной массой, близкой к слизи. Он почти уверенно стоял на ногах и, словно просыпаясь от долго сна, вновь восстанавливал ощущения над телом и окружением, двигая руками, хаотично шагая и ворочая корпусом с головой. Его стоны стали все больше сменяться на что-то воистину удивившее Свету, а именно проблески речи, пусть и совершенно несвязанные и вряд ли имеющие за собой подачу мысли. Но он явно использовал голосовые связки больше, чем обычный зверь, подающий клич или же пытающийся напугать жертву. Что-то невероятное, совершенно неожиданное для нее, ведь сам Портер был своеобразным чудом для Вектора, а факт, что спустя столько времени каким-то образом мутация пошла иным путем или же совершенно вскользь коснулась человека, – это немыслимо. Но не успела Света спокойно подойти, прекрасно осознавая, насколько этот человек не представляет опасности, больше похожий поведением на ребенка, как ей помешали.

Портер выбежал из мрака и накинулся на него, довольно уверенно опрокинув на пол, и все с тем же полным контролем молча наносил резкие удары кулаками по лицу, со всей силой, забирая жизнь в кратчайшее время. Света смотрела на него и видела не ярость, не гнев и уж точно не обиду с желанием мстить – лишь чистый расчет, чуть-чуть приправленный гордостью, словно он делал это не просто впервой, а уже успел превратить подобное в рутину, где нет эмоций, а есть строгое выполнение норматива. Света не могла оторвать от этого безобразия свой взгляд не из-за страха, даже при наличии которого она бы не позволила кому-то знать, а как раз из-за любопытства. Ведь таким образом она наконец видит своего ведущего с более правильной стороны. «Слово слову рознь», как говорили ей в военной академии, дополняя это нравоучением: «Определяет человека его труд, дело, работа – любое из перечисленных, где присутствует конкретный результат». И глядя на то, как Портер уверенно забирает жизнь, Света узнавала его больше, нежели благодаря всем сказанным ранее словам. Теперь она видела не какого-то бесформенного незнакомца, способного представить из себя все что угодно, а вполне сильного, несмотря на худобу, уверенного и способного к прямым действиям мужчину, не боявшегося запачкать руки, что, собственно, было важнейшим в этом месте. С одной стороны, ей стало легче, ведь знание дарует возможность ориентирования, к тому же с ним не надо нянчиться. Но, с другой стороны, теперь она знает, что поступила крайне правильно, не дав ему оружия. Лицо незнакомца превратилось в бесформенную кашу, с характерными звуками ломающегося черепа некогда живое существо прекратило свое существование.

Портер поднялся, его руки хоть и были в перчатках, казалось, были пропитаны насквозь странного, трудноопределимого цвета кровью и частями кожи. Он контролировал дыхание, разминал руки и спину, явно не желая получить растяжение мышц или суставов, что отдельно подметила Света, как явное понимание физики тела и условия сохранения целостности. Он вытер рукавом куртки измазанное брызгами крови лицо и взглянул на Свету непоколебимым взглядом, явно ожидая оценки, возможно, даже осуждения. Но она смотрела в ответ вполне спокойно.

– Можешь говорить что угодно, но я здесь давно, один, и ради того, чтобы наступил долбаный завтрашний день, пришлось адаптироваться и сделать это место моим долбаным королевством. Так что не надо относиться ко мне пренебрежительно, хорошо? – Портер граничил между оправданием и простым повествованием своей жизни, но она отчетливо заметила некое стеснение из-за того, что он сам видел сейчас под ногами. Словно, чуть отрезвев, он хоть и понимал необходимость, но все же несколько стыдился полученного результата.

– Как тебе виды? – вдруг резко спросил он, словно забыв о случившемся.

– Нам надо идти, – Света высказалась чуть грубо, желая продолжить движение, отчего Портер лишь молча кивнул и, словно по рельсам, двинулся вперед. Света же посмотрела на голого человека, точнее на то, что от него осталось, и, достав колбочку из сумки, взяла образец жидкости.

– Ты идешь там? Или решила все же заценить красоту?

Света не ответила, молча возобновив путь. Только они зашли за дверь, оказавшись в маленьком помещении со стульями и компьютерами, за которым следовала развилка, как Света обратилась к нему:

– Даже не спросишь меня ни о чем?

– Я устал от историй. Тут работала не одна тысяча человек, и у каждого своя история, как до Вектора, так и во время пребывания здесь. Так что нет, мне не интересно, но не из-за тебя. Просто я устал от этого. Бессчетное количество имен, в то время пока моя жизнь заперта в четырех ебаных стенах. Когда-то подобное было важным – а сейчас я уже устал от этого.

Он бегло взглянул на нее, явно ощутив возможное непонимание с ее стороны, и решил утонить:

– У меня наступила профессиональная деформация, так что ты уж не сочти за грубость.

Они оказались на развилке – коридор впереди и по одному слева и справа, везде было довольно внятное освещение и порядок, отчего Свете даже стало как-то не по себе. Она все еще припоминала тот ужас, через который прошла с Альбертом.

Портер взглянул по сторонам и спокойно пошел вперед, по хорошо освещенному коридору, мимо небольших столовых слева и справа за прозрачными перегородками. Внутри них был идеальный порядок, словно никто никогда их не трогал. Ей было не трудно представить, как он занимается наведением порядка, и все ради того, чтобы занять свои бесконечные дни на Векторе. Почти тюрьма, только без надзирателя и режима, отчего становится еще хуже: ведь если не взять себя в руки в таких условиях и самому не составить режим и следовать дисциплине, то легко можно сойти с ума и не выжить. А ведь это место раньше было мечтой многих: работать с лучшими учеными и исследователями, быть на передовой изучения космических объектов, даже посетить другую солнечную систему, словно первооткрыватели, вот-вот ступившие на новую территорию нашего бескрайнего мира… А сейчас – это металлические джунгли, почти что руины цивилизации, которые так и хочется запереть и выкинуть ключ.

Оказавшись на новом перекрестке этой мертвой станции, Портер оглянулся и молча пошел вперед, сквозь уже открытые двери. Слева проход был пустым, справа дверь была закрыта, и после пары шагов вокруг разом выключился свет. Света схватила его за шкирку и прислонила к стене слева, сама же, включив прибор ночного видения, оглядывала перед и зад, ожидая прихода противника.

– Спокойно, такое иногда происходит, энергия барахлит. Вектор болеет, сейчас должен…

– Тихо!

Она была в состоянии защиты, где лишний шум мог помешать услышать врага, но, как оказалось, Портер был прав. Прошла минута, и появившееся освещение вновь вдохнуло жизнь в станцию. Но не только резким включением света, а также замыканием на двери, которая была закрыта и вела направо, отчего она теперь открылась с грохотом. Света быстро проверила все три стороны, держа на прицеле весь обзор, и только Портер пожелал идти дальше, она заметила тело в недлинном коридоре, заканчивающемся запертой дверью. Причем было оно точно в таком же костюме, как и на ней.

ГЛАВА 20

Тело лежит на столе у правой стены коридора, головой к идущему первым Портеру и за ним Свете, которая очень хотела бы сорваться и уже быть у неизвестного ей человека. Но пустить ее проводника к себе за спину крайне опасно, да и нельзя быть взятой врасплох из-за перебоев электричества – мало ли откуда мог вылезти монстр.

Она сразу же стала осматривать тело, быстро сделав вывод о том, что это один из того самого отряда, за которым она и пришла на Вектор. Оружия не было, как и гильз от патронов. Разумеется, первая мысль была об Альберте, который, возможно, выжил и смог куда-то пробраться. Но откинуть подобное предположение было очень легко – не совпадало телосложение, да и было видно, что это не он.

– Ты знаешь его?

Портер стоял в стороне, с интересом наблюдая за разглядывающей тело Светой, которая словно не слышала вопроса, погруженная в попытку понять причину смерти. Оказалось, все крайне просто: прямо у шеи, под самым шлемом, красуется огромная колотая рана, послужившая причиной гибели от кровотечения. Судя по всему, его ударили сзади, после чего он истек кровью, а потом его принесли сюда, ведь вокруг ни капли крови, как и следов борьбы.

– Как он умер?

– Колотая рана, – сказала Света, вглядываясь в маску, прекрасно узнав того, кем он являлся до самой смерти. После чего она встала, внимательно оглядела окружение, надеясь найти хоть какие-то следы или улики, способные открыть всю картину происходящего. Но, не найдя ничего, она с силой ударила ногой о стену, стараясь хоть как-то выпустить гнев, ведь погибший был ей знаком не меньше остальных двоих, отчего можно считать, что, возможно, они все уже мертвы. Тони – большой и добрый мужик, верный делу и являющийся своеобразным старшим братом для всех, кто с ним дружил. Он был молчалив, но, когда было что сказать, выражался кратко и ясно. Если бы не эта работа, то, вполне возможно, стал бы учителем: что-что, а книги он любил, вечно всех поправлял из-за неправильного произношения слов и пунктуации с орфографией, хотя и так все были образованны. Но докопаться иногда до какого-нибудь слова – это было святое для него. И вот про его смерть ей придется рассказать не только в рапорте – мама и папа были уже в преклонном возрасте, но полны сил и жизненной энергии, которую она заметила невооруженным взглядом при том единственном видеозвонке, когда Тони знакомил их с ними всеми. Даже представление того, как ей придется им рассказать о смерти сына, уже вызывало боль, способную прятаться лишь за злостью… Не должны родители хоронить детей – уж ей-то это известно лучше всех остальных.

– Его явно убили. Тут есть еще люди, такие же выжившие, как и ты?!

– Нет… Я давно уже никого не встречал. Уверен, кроме меня на станции нет людей.

Света смотрела на Портера, на удивление выражавшего спокойствие и даже безразличие. Хоть в голосе и были нотки любопытства, но лицо его было честным.

– Твой муж прилетел с двумя людьми, может быть…

– Нет, это исключено! – Света даже не собиралась допускать раздражающую идею того, что, возможно, все ее задание уже провалено и люди, ради которых она здесь и ради которых Альберт отдал жизнь, мертвы.

– Я пытаюсь сказать, что нельзя вычеркивать такой исход. Прости, но я знаю, о чем говорю. Если костюм повредился, то на заражение не требуется много времени, а эта зараза отлично живет вне биологической формы.

Тряхнув головой, еще раз осмотрев все вокруг, она вновь посмотрела на Портера, сразу же ответившего ожидающим взглядом.

– Сомневаюсь, пробить броню не просто.

– Возможно, он был убит одним из мутировавших.

– Если тут есть кто-то, от кого следует ждать нападения, то, твою мать, лучше скажи! – Света подошла к нему ближе, внимательно вглядываясь в спокойные глаза. Но в ответ он лишь кратко отрицательно помотал головой.

– Надо идти! – грубо утвердила Света, борясь с пониманием того, что тело Тони придется тут и оставить. Тащить его – это не вариант, а значит, позади нее остаются уже два тела.

– Нужно вернуться на маршрут.

– Зачем? Тут ведь короче!

– Не совсем. Тут много преград, а так мы по прямой, сквозь все открытые двери. Расстояние больше – да, но и наша скорость будет больше, нежели тут.

Она видела в нем уверенность и настойчивость, вынудившие ее даже не оглядываться назад ради подтверждения его слов, а лишь согласиться – на почве ее желания сыграть в его игру, сделав вид, словно он оказался прав.

– Хорошо, веди.

Портер зашагал вперед. Дождавшись, пока он отойдет подальше, Света обернулась к телу Тони, желая попрощаться, сказать то, как сильно она уважала его, как жалеет о том, что его больше нет, и что она его не забудет, ведь они были друзьями, вполне хорошими, как и со всем его отрядом. В горле был комок, и то ли сожаление, то ли гнев, но в ней крутился болезненный сгусток этих эмоций во всем их воплощении. Ведь, оказывается, она опаздывает, и сама мысль о том, что впереди ее ждут лишь трупы ее друзей, пробуждает невероятную скорбь и гнев. Так и не сказав ничего, прощаясь, она сжала ему руку и твердо зашагала к Портеру, полная напряжения и гнева, не способная похоронить друга или вернуть родным, папе и маме, даже не подозревающим об утрате младшего из трех сыновей.

Света не могла и представить, как один из них может навредить другому, все же это были проверенные люди. Отчего самый актуальный вариант – это смерть от здешних тварей. Все же руководил отрядом Питер, командир и лидер во всем проявлении этого слова, самый старший из всех, исполнительный и смелый мужик, который уже бы давно мог не то что жену обрести, но и детей настрогать, все же он красавчик и тот еще дамский угодник. Жаль только, что любитель выпить, отчего отношения долго у него не длятся. Также с ними был Остин – военный врач, любитель острить и нарываться на проблемы, дерзкий, но добрый в душе, переживший немало в этой жизни, но всегда находивший что-то положительное в этом мире. Хотя, как и сам он признавался, без работы и его команды он бы и не знал, что делать. Их троица была крайне дружной – настоящая семья, с которой у нее были отличные отношения, из-за чего в целом Света и оказалась здесь. Ведь они были и ее своеобразной семьей, отправившейся сюда лишь втроем не без причины, как поняла она на брифинге перед отправкой к Вектору. Они не могли друг другу навредить, она не может даже допустить это вариант!

Но вот допустить мысль о причастности Портера получается влегкую. Этот человек здесь давно, совершенно одинокий и неизвестно какие ужасы переживший, отчего страшно представить, как он мог отреагировать на пришедших извне людей. Особенно это видно на примере того, как он жестоко и хладнокровно расправился с невинным существом, не представлявшим угрозы ни ей, ни ему. Как он сказал тогда, все это стало его территорией, его «королевством», а значит, он считает себя королем и, как полагается королю, не позволит вступать в его владения представляющим угрозу. Одно идеально подходит под другое, закрепляясь степенью важности для него побега с Вектора, на что, возможно, Питер или Тони ответили отказом, за что и поплатились. Сложно представить, чтобы он смог их убить, но мало ли какие ловушки тут могут быть, а человек, жаждущий спасения и новой жизни, лучше подохнет на пути к этой цели, нежели спасует. Так что недооценивать Портера – это главная ошибка, которую она не допустит. Да и ее он нашел быстро и так вовремя, что невозможно списать это на удачу или случайность.

Общая картина потихоньку складывается, позволив лишний раз себя упрекнуть за слепоту, допустить которую помог факт гибели напарника. Ведь череда событий сложилась, с одной стороны, крайне успешно, с другой – слишком подозрительно для случайности. Но если с Портером она может разобраться быстро, просто прострелив ногу, к примеру, и вынуждая раскрыть всю правду, то вот найти своих и разобраться с происходящим – это другое дело. Каждая минута промедления может стоить жизни Питеру или Осу. Пока они идут вперед, Света всерьез начинает подозревать тот исход, где Портер загонит ее в ловушку или специально увеличит маршрут для реализации своих, непонятных ей безумных замыслов… Хотя как – непонятных? Страшно представить, какие мысли могут быть у него в голове. Все же не просто так, наверное, он решил идти крюком, оправдав это большой скоростью, должной компенсировать расстояние.

– Долго нам еще?

– Пару часов примерно, – бросил он легкомысленно, отчего Света решила не тянуть и, нагнав его, остановила и грубо забрала КПК из сумки.

– Если ты спешишь, то можешь просто попросить! – Он сорвался, вынудив Свету толкнуть его и направить оружие прямо в лоб. Судя по реакции, он не то что бы испугался – скорее пришел в недоумение, словно самый близкий друг вдруг ударил его, преисполненный злобы, без объяснений и причины. Света опустила оружие, видя податливость Портера, и, отойдя на два шага, открыла КПК, удивляясь старой операционной системе, разобраться в которой не составило труда. На удивление, она увидела вполне четко простроенную линию на карте, как раз в точку, куда ей надо добраться, несмотря ни на что, даже если придется оставить людей за спиной.

– Ты не веришь мне? – спросил он уже с любопытством, словно сам стал прощупывать ее.

– Простая проверка. – Отдав ему КПК, Света ждала реакции.

– Все хорошо, я понимаю. Мы мало знакомы, да и в таком месте, наверное, трудно быть впервой, особенно когда ищешь любимого человека, все время представляя, как он и что могло произойти. Монстр съел, или он с ума сошел, или они оба сошли и поубивали друг друга. Все это страшно, я понимаю. – Он смотрел ей в глаза, четко выговаривая слова, и, без сомнения, ожидал какой-то реакции, но вот какой – Света не знала.

– Расскажи о себе. – Вопрос несколько удивил Портера. – Кто ты, как жил, чем займешься, когда выберешься с Вектора?

Вместо слов он лишь молча смотрел на нее, сам пытаясь понять, какую игру она ведет.

– Надоело идти в тишине, все же мы в одной лодке, верно? Должны доверять друг другу. – Света давила на него, не желая принимать отказ, и этот раунд был за ней, ведь Портер молча кивал в знак согласия и сделал шаги по направлению маршрута.

– Мой отец работал полицейским, а мама – психотерапевтом. Они так и познакомились, когда он был у нее на приеме, попав в небольшую перестрелку… единственный остался в живых. Ну и через пару лет появился я, хотя мы не были примером классического семейства. Оказалось, то, что объединяло родителей, их же и разъединило, а именно – кардинально разные взгляды на мир, в котором жить их ребенку.

– Многие родители разводятся, – сказал Света на автомате, слышав такие истории уже бессчетное количество раз.

– Да. Но мои были слишком упрямые, отчего, когда тебе семь лет и ты начинаешь жить то с одним, то с другим, ведь никто не хочет уступать другому, используя ребенка скорее как месть, то не особо спокойная жизнь выходила.

– Уверена, твоя история…

– Они давно умерли, – перебил он ее, вызвав легкое сочувствие с одной стороны и облегчение с другой, ведь если у него и детей с женой еще нет, то она не будет жалеть потом о крови на руках. – Но это ничего, давно было, я пережил. Хотя, конечно, иногда их не хватает, но, к счастью, я отлично их помню, вплоть до голоса… повезло.

– Свои есть?

– Дети-то? Нет, я даже узами себя не связал ни с кем. Работа – я жил работой. Теперь же думаю, когда выберусь, то наверняка встречу девушку, спрячусь где-то в глуши мира, на природе, и никаких стен или дверей. Пусть и бедно, но хочу остаток жизни прожить на свободе, в мире и покое, как обычный человек.

Слова давали ей полный карт-бланш, забывая про совесть и полностью концентрируясь на задании, где одна жизнь, к сожалению или нет, но все же более чем приемлемая цена. Но его тон, ритм голоса и акценты впервые позволили ей увидеть в нем того самого несчастного человека, который заслуживает большего.

Вокруг было спокойно, чему она не могла не радоваться, подмечая это не всегда, ведь большую часть времени Света все равно находилась на поле боя – только не с монстрами, а с тем, кто сейчас ведет ее сквозь Вектор. Но сейчас, после откровений, представивших его с более человеческой стороны, Света почувствовала небольшое облегчение. Ведь у нее есть оружие, есть костюм защиты, а также прикрытие. Она тут всего несколько часов, и, несмотря на довольно насыщенные события, ему было во много раз хуже. Возможно, она погорячилась, думала Света, идя позади него все так же на три шага, позволяя человеку, который всего лишь хочет жить, рисковать собой ради поиска людей, истинной цели нахождения которых на Векторе он даже не знает. Пожалуй, это даже благородно, подумала Света, глядя на Портера. Но вот только за всей этой душераздирающей историей кроется и противоположное мнение, подкрепленное все теми же данными, а именно: ему терять нечего, он один, ни семьи, ни подруги, а значит, Портер – ебаный эгоист, которому некуда и не к кому возвращаться, отчего и у него есть полный карт-бланш на вседозволенность.

– А как ты нашел меня? – Света шла почти вровень с ним, не сводя взгляда с его лица, пытаясь уловить любые сигналы, выдающие ложь. – Там, где был взрыв и погиб мой напарник, а ты так удачно успел спасти меня от нападения?

– Как я там оказался? Случайно. Вчера прогремело, казалось, словно весь Вектор тряхануло. Ну я и стал искать, направлений тут много. Дальше ты знаешь.

Портер осмотрелся, словно вдруг осознавший незнание окружения, но тут же определил направление, взглянув на разметку под потолком, и пошел вперед по длинному, плохо освещенному коридору за правым углом. Света все же утвердила для себя необходимость отсечь вариант причастности Портера к гибели одного из людей, причем единственный способ, практикуемый ею чаще всего и редко подводящий, сочетал в себе не только угрозу, но и физическое влияние, граничащее с пытками. Грубо – возможно, грязно – еще как, но у нее нет времени на долгие беседы, а Портер – это не тот человек, по кому ее совесть будет страдать. К тому же в нынешнем положении любой иной вариант будет безрезультатен.

Внезапно Света услышала животный всхлип, отчего сразу же заняла позицию вдоль правой стены. Они замерли, осматриваясь спереди и сзади, но внезапная кромешная тьма мешала контролировать ситуацию, ведь угроза могла появиться откуда угодно. Портер сразу же посоветовал ей спрятаться за дверью спереди. Света использовала сенсор,и только дверь открылась, она зашла внутрь и, перед тем как занять оборонительную позицию, решила проверить безопасность внутри помещения, используя прибор ночного видения. Ситуация была крайне напряженная, а новая схватка со здешним созданием могла вновь отнять время, которого у нее и так остается все меньше и меньше. Все произошло быстро – настолько, что она успела возненавидеть себя за медлительность и промашку, почти стоившую ей жизни. Ее ударил разряд тока, она упала на колени, крича от жгучей боли, явно не ожидая такого не только из-за самого события, но и из-за чрезмерного уровня напряжения, погасить который костюм не смог. Упав на бок, скованная разрядом, она стонала и гневалась настолько, что, не будь сейчас обездвижена, могла бы смело вцепиться зубами в шею. Портер забрал у нее все оружие, и пока мышцы восстанавливали свою работоспособность, он молча лишил ее всего, оставив практически голый костюм.

Света смогла взять себя под контроль уже через пару минут, но это оказалось слишком поздно: Портер уже оставил ее одну, заперев единственный выход из комнаты.

ГЛАВА 21

– Быстро открыл!

– Ты правда считала меня полным дураком?! – крича, почти требовательно перебил он Свету, глядя через окошко, откуда в нее бил яркий свет. – Серьезно?! Да я же журналист со стажем, вранье вижу за версту, а здесь, в нашей ситуации, нужно лишь сложить два плюс два.

– Лучше выпусти меня сейчас, иначе…

– Я знаю, что ты не дашь мне шанса покинуть Вектор! – Она замолчала. – Все твои обещания – это ложь! А знаешь, как я понял твои намерения? Ты почти влегкую согласилась дать мне выход со станции, где любой, кто не имеет защитного костюма с фильтрами, примерно такого, как носишь ты, автоматически подхватывает заразу, превращающую одних в монстров, вторых просто убивающую страшнейшим образом, а третьих сводящую с ума! Ты знаешь это – даже не смей убеждать меня в обратном. Как и знаешь, что это за место и чем оно являлось раньше. А вот я-то без костюма, и ты даже не спросила, даже не поинтересовалась, как я себя чувствую, адекватен ли я. Нет, ты проигнорировала этот факт, потому что, как только я бы помог, ты устранила бы меня без особых проблем, ведь я еще тот балласт! Помахала передо мной спасательным кругом, но не учла, что я прекрасно знаю правила игры. Любой здравомыслящий человек не выпустит того, кто ходит здесь без защиты. Знаешь, как я узнал, что ты лжешь? Когда я упомянул возможное заражение твоего мужа или того найденыша, то ты даже не сдвинулась с места, даже не уточнила! Потому что ты и так знаешь, от чего тебя защищает твой костюм!

Гневу Светы не было предела: ее не просто раскусили, а непосредственно довели зачатую ранее мысль до логического финала. Ведь сама она не знала, как поступить с Портером, оставляя это решение на будущее. И вот сейчас вместо адаптации под ситуацию, где требуется не привычная ей сила, а дипломатический подход, она вновь корит себя за нынешние чувства вместо просчитывания ходов в игре с противником, который, скорее всего, сам не контролирует себя. Раз у него незаметны внешние изменения, значит, ментальных должно быть вдоволь, потому что он прав: кто здесь дышит – умирает. Она постаралась взять себя в руки и несколько в оправдательной манере плавно доносила новую ложь:

– Ты прав. Я легкомысленно отнеслась к тебе, такое бывает. Когда есть единственный быстрый шанс найти любимого человека, то закрываешь глаза на проблемы ради важнейшей цели для любого из нас. Уверена, ты бы так же поступил на моем месте, просто игнорируя любые факторы, которые могут лишить тебя того, чего ты хочешь больше всего. В моем случае это мой муж, и вряд ли кто-то на моем месте не сделал бы все что угодно ради спасения любимого человека.

У нее нет оружия, а взломать дверь уже не представляется возможным – и недолго думая она осматривает резервное открывание через физическое воздействие, которое, к ее сожалению, оказалось сломано: видимо, Портер готовил это место для подобных случаев.

– Слушай, я знаю, ты уже давно здесь и, уверена, многое пережил, как и уверена в том, на какие крайние меры тебе приходилось идти ради выживания. Каждый выживает как может – такова природа, это нормально. Никто тебя не осудит, но держать меня здесь…

– Да, я многое делал, даже слишком, тут ты права. Но, знаешь ли, мы можем еще долго душу изливать и делиться солидарностью, но тебе все равно не понять, каково это – быть здесь и не иметь возможности выбраться.

– Ты прав, не понять. Но это не значит, что я не могу сочувствовать тебе, я же тоже человек. Все мы мечтаем о большем и лучшем.

– Расскажи свою историю – тогда я смогу лучше узнать и понять тебя! Потому что точно так же, как ты используешь меня, я использую тебя. Разница лишь в том, что я спасаю себя, а ты – кого-то другого, из-за чего у нас разное отношение к средству достижения цели. Лишь сообща у нас получится чего-то добиться, иначе нет и смысла продолжать.

– Постой!

– Я дам тебе время подумать!

Портер закрыл окошко, оставив Свету одну в четырех стенах, наедине с беспросветной темнотой. Как бы она ни кричала в яростном гневе, ударяя без устали в дверь то руками, то ногами, требуя отпустить ее, ситуация была неизменна. Проклиная себя всеми возможными словами, ей ничего иного не оставалось, кроме как быть запертой в этой пустой комнате, где нет ничего: ни стола, ни кровати, ни стула, вообще ничего. Не было таких слов, которыми она сейчас не оскорбляла Портера, влегкую загнавшего ее в ловушку, что само по себе казалось немыслимым. Ведь она всерьез была уверена в контроле над ситуацией – но нет, обычный гражданский смог ее запереть и лишить оружия. Она кричала от злости, вымещая весь гнев на двери, причисляя себя к худшим из людей. Такое было невозможно принять трезво и осмысленно, точно не ей, не с ее упрямым характером. Все очень просто: она ошиблась в нем, и это – строго ее ошибка, кричащая о слабости и глупости. Портер вконец сошел с ума на этой станции, а она, видя все признаки и доказательства прямо перед глазами, все равно позволила ему стать частью ее задания, тем самым подпустив врага слишком близко.

– Портер! Послушай меня внимательно! Лучше выпусти меня, пока я не разозлилась окончательно, потому что если ты не сделаешь этого, а я все же выберусь, то грохну тебя и даже бровью не поведу. Никакого спасения тебе не будет, ты также помрешь вместе со мной! Чего ты добиваешься, а?!

Сердце стучит как отбойный молоток: не находя себе места, Света наворачивает интенсивным шагом круги, периодически ударяя кулаками стены ее тюрьмы, пытаясь тем самым хоть как-то понять, как действовать дальше, все время ощущая немыслимое напряжение из-за нашептывающей в голове мысли: «Тут ты и умрешь».

Подойдя к двери, упираясь на нее руками со всей силы, опустив голову и выгибая спину, она практически делала растяжку, насколько это было возможно в этом нелегком костюме, дабы получилось как можно лучше расслабиться и убедительно произнести следующее:

– Ты хочешь знать, почему я позволила тебе идти со мной и обещала то, что, по-твоему, невозможно? Хорошо, ответь-ка ты мне, почему же, раз ты знаешь отлично про заразу на этой станции, так рьяно хочешь покинуть ее? Ты сам лично станешь распространителем смертельной угрозы за пределами Вектора, где по твоей и только твоей вине умрут не тысячи, а целые миллионы людей. Умрут страшной смертью. Портер! Ты правда хочешь этого? Молчишь… Потому что тебе плевать на людей, на их жизни, на детей и матерей, женщин и мужчин, которые ничего плохого не делали в своей жизни. Тебе плевать на что-либо и кого-либо, кроме самого себя. Как ты думаешь, могла бы я допустить такое? А? Нет, и только нет! Но… но мы могли бы что-нибудь придумать, раз уж ты умудрился сохранить рассудок, возможно, теоретически есть шанс на то, чтобы ты все же обрел спасение с этой станции…

Все эти слова она старалась говорить спокойно, как бы идя навстречу и пытаясь найти взаимное понимание, выводя на рассуждение, а не осуждение. Но в конце речи проскочила мысль: «С хера ли я должна оправдываться?» Злость от сути самой ситуации, где ей приходится быть податливой и прогибаться, вспыхнула с новой силой, чуть ли не вынудив ее произнести громко и строго, обвиняя во всем Портера: «Хотя, знаешь что, да пошел ты на хуй, ебаный псих, никуда ты не улетишь без меня, поздравляю, ты здесь и подохнешь!»

И вот она вновь – безвыходность, ненавистное ей ощущение, впервые давшее о себе знать еще в детстве. Света злилась, прекрасно осознавая свою правоту, как и его безумие, заключившее ее в этом месте. Это изначально была плохая идея – брать его с собой, когда могла бы справиться и сама, не говоря уже о том, что тут вообще не должно уже быть живых людей. Но он как-то смог, чем пренебрегать было нельзя. «Говенная ситуация с самого начала, дура, дура, дура…» Скорее всего, Портер также расправился с Тони, спрятав все улики, создав новое место преступления. А возможно, он так поступил со всеми. И он бы так и водил ее кругами, пока не настанет момент признать провал задания и покинуть Вектор. Хотя, кто знает, возможно, его желания были куда хуже, все-таки он долго был здесь один, без людей, без женщины… «Надо было убить его, когда был такой шанс, идиотка, тупая идиотка!» – вновь думает про себя Света, представляя, какое разочарование сейчас чувствовал бы Альберт, будь он жив и знай, какай ее постиг исход.

Как же так? Неужели он всерьез оставит ее здесь, просто так, чтобы она умерла от голода и обезвоживания? В четырех стенах, где нет ничего, кроме темноты да собственных мыслей. Видимо, да, ведь не было более ни вопросов, ни разговоров, вообще ничего: он просто оставил ее здесь, словно бешеное животное, заслуживающее лишь клетки. Прошло уже полчаса, как она осталась наедине сама с собой, и хоть гнев чуть поутих, а боль обеих рук от бесчисленных ударов по двери наконец стала спадать, все это не имеет уже значения. Она проверила все: вручную дверь не открыть, вентиляция заварена, а большего и нет ничего, словно этот гроб специально был подготовлен, оставалось лишь наполнить его жителем. Возможно, он делает так не впервой – и где-то совсем рядом, может, через дверь, а может, уже за стеной покоится человек, так и не выбравшийся, закончивший свою жизнь в темноте, холоде и одиночестве. Возможно, даже Питер или Ос сейчас рядом, и это – их братская могила.

Возможно, все это сраная карма. Она заслужила подобную смерть, заслужила уже давно. Заслужила за то, что оттолкнула единственного мужчину, которого любила, но который не смог быть с той, что не уследила за единственной дочерью, утонувшей в озере во время загородного отдыха всей семьей в честь дня рождения, когда ей стукнуло пять лет. Сейчас бы ей было уже десять… Тогда Света нашла спасение в работе, глушащей чувства и мысли, всю боль и вину, – ведь тут все понятно, где добро, а где зло, что делать дальше, а чего не делать и вовсе, ибо первоочередная задача – это выживание, дабы приказ был выполнен. Ей давно предлагали и повышение в должности, и работу с рекрутами, но в свои тридцать пять лет ей все еще нравится быть на поле, в самой гуще, где все происходит на острие лезвия, не давая мыслям забить голову и превратить саму себя в жалкий кусок ненужного мусора, мало чем отличающего от любого бесполезного создания. Она много раз думала о том, что бы было, будь у нее другая жизнь – та, в которой ее дочь жива, а любимый рядом. Она бы точно не оказалась здесь, а закончила бы свою жизнь, возможно, в старости, нянча внуков, а может, и правнуков, кто знает. При мысли об этом она непроизвольно улыбнулась, почувствовав, как давно делала это в последний раз, отчего чуть не заплакала, что, собственно, также было ей в редкость. За это она и ненавидит такие моменты, вынуждающие ее чувствовать боль: ведь ничто не меняется – лишь гнетущее самобичевание и осуждение собственных решений и поступков, коих за жизнь набралось немало. Она знает это, поэтому и любит быть на передовой, чтобы изгонять мысли и чувства и наслаждаться процессом, где контроль достигает такого уровня, который ей даже не снился в гражданской жизни и, будь который у нее там, жизнь бы сложилась совершенно иным образом. Но прошлого не воротишь – и сейчас, если ей и суждено умереть, то последнюю мысль она бы хотела оставить как раз на то, какой была бы ее жизнь, будь она чуточку сильнее. Света вновь подошла к двери, позволяя смирению с возможной участью чуть взять верх над ней, всерьез поощряя упрямство. Ведь Портер не знает ее возможностей, а идти ва-банк, рискуя, да и брать на слабо – для нее почти что вызов, которого она никогда не избегала.

– Знаешь, а ведь я могла отказаться. Не обязательно было самой спасать его, могли быть другие люди. А я тихо и мирно ждала бы. Не знаю, слышишь ли ты меня, но надеюсь, что да, во всяком случае я хочу в это верить, ведь кому-то я должна это сказать… Я не лучший человек, но я всегда была честна с собой, так что я приму эту смерть. Хуй с ним, много раз избегала ее, может, в этот раз наконец получу заслуженное. К тому же так будет даже лучше, ведь ты не покинешь без меня Вектор, даже на корабль не взберешься. Ты заражен, как и все те, кто дышит здешним воздухом, все эти монстры и твари… Ваше место тут, а значит, моя смерть лишит тебя пути за пределы Вектора и ты не распространишь эту херню по всему миру, и не будет повторения здешних событий. Моя совесть будет в порядке, сама виновата, бывает, с этим у меня нет проблем. Меня никто дома не ждет, не к кому возвращаться – все здесь. Если ты убил Питера, то значит, мы встретимся с ним там, в другой жизни, где меня уже давно ждет еще один человек, и я… – Света осеклась, чуть не начав откровенничать с Портером о своей дочери, самом чистом и милом человеке, которого она знала, использовать которую в этом месте для спасения, давя на жалость надзирателя, она никогда бы себе не позволила.

– Если ты так думаешь, почему согласилась мне помочь? – его голос был спокойным и понимающим, словно он переживает даже больше, чем она.

– Потому что мне нужна была помощь. На моем месте ты поступил бы так же, даже не думай иначе.

– А потом?

– А ты как думаешь? Ты заразен. Неужели кто-то в здравом уме позволит кому-то, кто является разносчиком смертельной болезни, покинуть зону его обитания, дабы заразить остальных? Конечно, нет. Я бы воспользовалась тобой, а потом… не знаю, бросила бы, потому что, как ни посмотри, одна жизнь не может быть важнее миллиардов жизней. Если ты этого не понимаешь, то безумен, причем болезнь тут не важна. И если для спасения мира придется принести в жертву меня или Питера, то вперед!

– Откуда ты знаешь про Вектор, про эту болезнь, про воздух?

– Мой муж все поведал в сообщении. Он биолог, всегда параноит, ну и первым делом, когда оказался здесь, сделал все тесты, какие мог.

Неожиданно громкий скрип вынудил Свету отойти на шаг. Створки двери раздвинулись, немного ослепив ее ярким светом из коридора, вынудив даже рукой прикрыть глаза. Медленно вышла, осмотрелась по сторонам, явно ожидая подвоха, – но его не было. Портер стоял в паре метров слева от нее, вдумчивый и явно твердый характером. Он был безоружен, но в руках его был небольшой наушник, назначение которого Света не могла знать. Он быстро убрал его в карман, заметив ее интерес. Но Свете было не до этого: она по понятным причинам уже готова кинуться на него, но только Портер снова удивил, показав на стоящий рядом с дверью автомат и остальное оружие.

– А что если бы человек, который предложил тебе помощь, оказался не заразен? Здоров, полностью?

Света взяла оружие, проверила патроны и состояние, пока Портер с интересом и спокойствием наблюдал за ее неоднозначной реакцией.

– Тогда бы проблем не было.

– Хорошо. Надеюсь, это правда, потому что если нет и ты собираешься оставить меня здесь или убить, то лучше сделай это сейчас, ложная надежда мне не нужна.

– Ты не можешь быть здоров, Портер, ты же…

Не успела она закончить, как он снял перчатку с левой руки и задрал рукав, оголив голую кожу со множеством дырок от уколов.

– Я нашел лекарство.

ГЛАВА 22

Смятение было не просто главенствующим состоянием: оно было единственным, практически оглушающим и вводящим такую непроглядную смуту в ее ориентирах, какую порой не хотелось бы и вовсе знать. Здесь, в пределах космической станции Вектор, для Светы были простые и понятные правила, в целом как и на любом задании или местности, предполагающей вооруженный конфликт или конфронтацию. Но все же станция в открытом космосе выделялась простым условием для существования, а именно – четким разделением на допустимое и недопустимое не только ради выполнения задания, но также ради выживания. Каждый, кого она тут встретит, автоматически является врагом, ведь либо он уже давно потерял связь с реальностью, проведя тут слишком большое время, реализовав непоправимый ущерб сознанию и всем социальным навыкам, либо же, что более вероятно, человек, если он таким еще остается, физически более не способен на жизнь вне этих стен, отчего по итогу каждый лишь представляет собой орудие или же преграду. Она прекрасно знала: Портер не покинет станцию, и какие бы слезы он ни лил, какие бы доводы ни приводил, он давно стал частью Вектора, который, в свою очередь, уже давно несовместим с внешним миром. Но, как видит она сейчас четко и ясно, он не просто смог сохранить человеческие черты – он остался человеком, до того трезво мыслящим, что поверить в это было бы невозможно до конца, если бы он не предоставил улики.

– Некоторое время назад я изучал материалы станции: все архивы, переписки, в общем, раскапывал то, чем тут занимались. Ну и наткнулся на людей, которые искали лекарство. Потом я нашел их лабораторию – разумеется, пустую. Там давно никого не было, но были результаты их работы. Лекарство, там было оно, и мне его хватило, чтобы сделать нужный курс и излечиться. Ты можешь мне не верить, и я понимаю это. Но если у тебя есть тест, то я легко его пройду. Они даже есть у меня дома, я нашел их, кое-как разобрался, как проводить, но результат отрицательный.

– У тебя есть еще?.. – спросила Света, рассматривая его руку, убеждаясь в правдивости его слов, ведь изуродованная кожа, словно после ожога, была истыкана иголками, вокруг точек проникновения которых были углубления.

– Нет. К сожалению, все, что мог, я использовал… чтобы наверняка, все-таки терять мне было нечего.

– Почему ты не сказал мне сразу?!

– Потому что я не знал тебя, потому что боялся. – Света увидела в нем разочарование в самой ситуации, вынудившее его ходить кругами перед ней, пытаясь собраться с мыслями, чтобы все объяснить, накидывая рукав и надевая перчатку обратно, причем совершенно не желая на нее смотреть. – Я, возможно, единственный, кто обладает иммунитетом не природным, а созданным. Ты наверняка можешь представить, как поступят с таким, как я, если узнают об этом. Думаешь, я хочу стать пробиркой, объектом исследований, словно подопытная крыса? Я жить хочу! Как нормальный человек, не здесь, не так! Хватит с меня уже!

– А как же все те, кому может помочь твоя кровь, твои антитела?

– Кто эти «все»?! Оглянись, это мертвое место! Я последний человек на Векторе. Ты не представляешь, как много раз я жалел о том, что смог вылечиться, перестал видеть галлюцинации, избавился от деформации тела… Ведь, вернув себе нормальность, я не обрел ничего, кроме бесконечного одиночества в месте, где как раз-таки такой, как я, и считается уродом. Если бы я не нашел лекарства, то уже бы стал одной из тварей, и знаешь, не единожды я сожалел об упущенном шансе. Ведь тогда, пусть и безмозглым существом, но я бы жил хоть в какой-то системе… И вот появилась ты – мой шанс наконец выбраться их этих стен, увидеть свет солнца, почувствовать ветер, общаться с нормальными людьми. Мне было страшно спугнуть тебя. Пусть на время, но мысль о том, что до свободы мне осталось чуть-чуть, – это охуенно приятная мысль, пусть и временная, но опьяняющая.

Света смотрела на него и не могла отрицать невероятного сочувствия, которого всегда стремилась не допускать, ведь эмоции – не те инструменты, которые способствуют ее работе. Но сейчас, спустя уже несколько часов на Векторе, которые всерьез кажутся огромным временем, Света смогла представить, как в таком состоянии, после такой вот жизни, легко поставить одного человека выше всех вместе взятых. Это словно кольнуло ее иголкой в сам мозг, боль от чего напомнила о наличии мира вне стен Вектора, сразу же изменив степень восприятия, сменив баланс чаши весов, где на одной стоит одна жизнь, а ну другой – жизни миллиардов. Но все равно, как бы ни двигались весы, таща за собой ее приоритеты, вопрос остается один, и как решить его на данный момент, она не знает: что делать с Портером теперь?

– Зачем ты запер меня? – решила она чуть отвлечь его от выраженных в глазах и всей его физике страха и надежды.

– Потому что я испугался.

– Испугался?

– Да, именно. Угрозы от монстров – ничто по сравнению с потерей единственного шанса покинуть этот кошмар. – Света молча смотрела на него, ожидая, видя, как он собирает себя по кускам. – Заперев тебя, я смог дать нам время успокоиться и обсудить, иначе либо пришлось бы бегать за тобой, пытаясь достучаться, либо… не знаю, наверное, от тебя, ведь я бы в твоих глазах представлял угрозу. Опрометчиво, но действенно.

– Ясно. Если важно, то я бы, наверное, поступила так же.

Портер неожиданно улыбнулся, и от него повеяло спокойствием и даже уважением.

– Расскажи, есть ли шанс еще добыть лекарство? Ты уверен, что больше нет, может быть, где-то на складе или в другой лаборатории?

– Нет, нет, нет… Я искал, но нигде нет, не забывай, у меня было полно времени. Да и они работали, как я понял, втайне, не было глобального исследования с их стороны, – Он был чуть неуверен, что вновь напомнило Свете, как все же одиночество повлияло на него.

– Кто-нибудь знает о твоем иммунитете?

– Нет! – резко вырвалось у него, одновременно он был вынужден прятать глаза, словно погруженный в воспоминания. – Никто не знает. Кто вообще может знать, разве что призраки.

– Ты говорил, что прибыл с друзьями – коллегами по работе. Они не…

– Нет! – также оборвал он резко. – Они… Марго и Уолтер, так их звали, они погибли раньше, чем я нашел предполагаемое лекарство.

Портер вновь вернулся к визуальному контакту со Светой, сказав так, как будто это последние его слова, отчего ей самой стало не по себе:

– Пожалуйста, помоги мне.

– Ты где-то упоминал о нем? В записях, дневниках, сообщениях – где-то, кто может прочесть или услышать?

– Нет, конечно, нет, я прекрасно понимаю, какой это риск.

– У тебя есть документы, данные, да любая информация о разработке вакцины, которую можно будет использовать, чтобы воссоздать или… да хоть имена людей, которые смогли это сделать?

Портер задумался, вновь уйдя в себя, роясь в разрозненной памяти, где нет ориентиров времени.

– Нет, кажется, не осталось… Точнее, я не помню, где это, ведь все было давно, и я тогда вообще думал, что умру… Я постараюсь вспомнить.

– Да, ты уж постарайся, это важно, пусть не для тебя, но для многих!

– Прости, я ведь сам не знал до конца, что это такое и как сработает. Нашел и использовал, вариантов тогда больше не было, да и терять мне нечего, а ради собственной жизни пойдешь на любой риск.

– Это остается между нами, ясно?! Кого бы ты ни встретил, пока я не разрешу, не говори об этом.

– Спасибо.

– Рано, мы еще многое не сделали, чтобы выбраться отсюда, наконец.

– Я знаю, ты думаешь, можно ли будет перелить мою кровь или выделить антитела, если окажется, что твой муж заболел.

А ведь он знает лишь легенду, сочиненную ею для устранения лишних вопросов и большей эмоциональной эмпатии, – и это, имея нынешнюю открывшуюся тайну, может лишь навредить. Рано или поздно он узнает правду – и тогда, в изначальном варианте, она бы, скорее всего, избавилась от балласта. Но ныне он стал важнейшим объектом.

– Я не врач и не могу смело верить твоим словам, пока не проверю достоверность твоего иммунитета.

– Понимаю. Вполне нормально сомневаться. Но у меня нет возможности убедить тебя в этом. Только если с твоим мужем нет врача, который сможет сделать анализ крови.

Врать ему есть причина, но в то же время цели его просты и понятны. К счастью, он не знает ничего. Самый лучший вариант – это подыграть ему. Нет смысла ставить ультиматум: уж что-то, а не верить в его желание покинуть Вектор настолько, насколько он готов умереть здесь, лишившись этого шанса, будет последней глупостью.

– Нет, с ним нет такого. К сожалению.

Еще одна ложь, вызванная нежеланием давать ему лишний повод к удару в спину, ведь пока он знает, что его слова не подтвердить и не опровергнуть, логично считать их достоверными, ибо вопрос касается крайне судьбоносных вещей. А так, если он все же лжет, то начнет думать о том, как избежать заведомо отрицательного результата проверки, а следовательно, ловли его на этой самой лжи. Все это уже начинает ей надоедать: вроде бы простое задание, а выливается в настоящую шахматную партию, которые она не особо любит. Просчитывание всех ходов – не ее стезя.

– Без взаимного доверия у нас ничего не получится, ты ведь понимаешь это?

Портер удовлетворенно кивнул и, сделав пару шагов вперед, услышал голос Светы, вынудивший его обернуться:

– Портер, еще кое-что.

Света в полсилы ударяет его кулаком по лицу, отчего тот падает на пол, схватившись за челюсть.

– Это тебе за то, что ты сделал. В следующий раз я свяжу тебя и потащу, как кусок мяса, и плевать. Мы поняли друг друга?!

Портер встает, уверенно смотрит прямо сквозь маску, словно контролирует ситуацию больше, чем она, словно все идет по его плану, говоря твердо и на равных:

– Постарайся и ты уяснить: если убьешь меня, то потеряешь шанс создать вакцину, ведь ты не врач, быстро собрать кровь не успеешь, да и велик шанс, что ее не хватит. Так что мы в одной лодке. Я надеюсь, мы поняли друг друга, потому что, если что, я умереть не боюсь.

ГЛАВА 23

Они открыли ближайшие двери. Перед ними во всей красе предстали не просто уже известные глазу корни, а иной, более живой вариант. Весь потолок, пол и стены были покрыты мягкими тканями, где-то сантиметров на десять от поверхностей, как могла судить Света при приблизительном разглядывании. Они были очень похожи на густую массу – что-то вроде резины, ступая по которой невозможно не чувствовать небольшую пружинистость. Освещения не было, Света использовала фонарик на оружии, Портер же – переносной.

– Это и есть быстрый путь? – недовольно проронила Света, медленно шагая по массе, стараясь не касаться стен.

– Я давно тут был, раньше не видел такого. Нам недалеко, первый перекресток и направо, оттуда уже минут двадцать до точки.

Вокруг все было затянуто темно-зеленой массой, местами неровной, местами рваной, словно кто-то пытался пробраться внутрь, используя острый инструмент. Хотя при ближайшем рассмотрении Света вынесла иной вердикт: кто-то пытался выбраться оттуда. Не было видно ничего, кроме этой субстанции, окутавшей буквально каждый сантиметр. Неровная, она напоминала ей кишку, провоцирующую все клаустрофобические страхи.

– Раньше слева и справа были прозрачные стены, за которыми находили капсулы анабиоза для медицинских целей.

– Экскурсия что надо! – Глядя вглубь, Света не видела не то что конца, словно коридор бесконечен. Она даже не смогла понять, где же этот поворот. – Скажи лучше, а где наш поворот?

Они остановились, Света взглянула на Портера, явно пытающего как-то свериться с окружением, поглядывая то вперед, то назад, причем он не сразу заметил бесконечность подобного коридора, нескончаемо прямого.

– У тебя ведь есть нож? – спросил Портер, явно с упреком. – А то я-то совсем безоружный, если ты успела забыть!

Света убрала оружие за спину, практически не среагировав на его недовольство. Достав свой нож, она оглядывала коридор, делая вид, что не вспоминает о мертвом Тони, получившем явно ножевую рану в шею, прямо под шлемом, и все время думая о том, насколько плохая будет мысль дать оружие Портеру. Но игнорировать окружающую их опасность попросту невозможно.

– Ты должен понимать, как я рискую, делая это. Надеюсь, я все же могу тебе доверять.

– Не больше, чем я тебе. Мы долго будем комедию ломать?

Света подкинула нож в руке и, схватив за лезвие, протянула рукоятку Портеру, уверенно взявшему его сразу же. В любой, ну или почти любой другой момент она бы никогда не доверилась плохо знакомому человеку настолько, чтобы и оружие дать, пусть и малоопасное для ее костюма. Так она еще и позволила ему идти позади, рискуя получить удар в спину, – но все это кажется не таким уж и опасным по сравнению с неизвестностью, которая ждет их обоих. С Портером справиться не составит проблем: хороший удар – и он сляжет, все же костюм ее не из бумаги сделан, да и при ее росте и силе, если захотеть, то и убить можно хорошим хуком.

Портер направил фонарик вперед, метра на два от Светы справа, и, внимательно глядя на схему в КПК, попутно оглядываясь назад для определения расстояния, сказал:

– Здесь должен быть поворот.

Света попробовала проткнуть толстенную резину вторым ножом, но с первого раза вышло неудачно, она слово пыталась вскрыть ее, что, разумеется, было не просто. Несколько ударов под освещение Портера, стоявшего позади, не принесли должного результата. И только он предложил прощупать чуть дальше, как заметил, что вокруг правой ноги Светы стало обвиваться нечто.

– Нога!.. – закричал Портер, вынудив ее сразу же сменить внимание, и только под ее взор попалось неожиданное проявление внимания иноземной Жизни, как она сразу же ударила ножом, легко нанеся вред. Она взглянула на Портера, видя в его глазах напряжение и готовность к бою, и только захотела сначала поблагодарить, а потом и выругать его за то, что он привел ее в это гиблое место, как нападение повторилось, только уже сверху. Словно кляксы, они упали и стали пытаться притянуть ее к себе вверх. Все произошло быстро, Света сразу же стала гневно кричать, звать Портера на помощь, попутно ударяя ножом на ощупь, ведь твари уже накинулись на лицо, полностью перекрывая маску. Руки пока были свободны, одной она нащупывала, второй наносила удары. Портер бросил фонарик на пол и, побежав к ней, помогал наносить колотые раны в мышцы, надеясь причинить достаточно ущерба, чтобы они отстали. Она закрыла глаза, работая на ощупь, перестав даже кричать, чтобы не сбивать саму себя в угоду концентрации. Портер же снял с ее плеча автомат, после чего открыл огонь прямо по потолку над ее головой. Малое расстояние могло привести к шальной пуле прямо по ней, хотя он не знал, что патроны не пробьют ее костюм. Но этого не произошло. Мышцы стали убираться, освобождая Свету от объятий, успевших немного помять бронированный костюм и шлем. И не успела она даже очухаться и прийти в себя, как история продолжилась. Весь коридор стал двигаться: пол, стены и потолок – все словно ожило, и лишь вопрос краткого времени, когда вытягивающиеся со всех сторон мышцы заполучат их обоих насовсем. Обратно бежать не было смысла: там все было уже захвачено, и кишка постепенно сужалась.

Света не стала отбирать оружие, молча достав разрывную гранату, показала ее Портеру, активировала и бросила вперед, подбежав к нему, заслонила собой. Прогремел оглушающий, заставляющий чуть ли не трястись станцию, взрыв в десяти метрах впереди. Как более подготовленная, она быстро сориентировалась и, подхватив за шкирку Портера, который еле волочил ноги от оглушения, побежала вперед. Граната сработала не там, где был перекресток, а там, где были стены лаборатории. Исковерканное и раскаленное железо было по всему диаметру взрыва, а иноземная масса съеживалась по всем сторонам, в полной мере ощущая травмы. Казалось, будто бы она кричит от боли и гневается.

Оказавшись за пределами коридора, Света постаралась отойди как можно дальше, поддерживая Портера правой рукой, а левой целясь оружием, ожидая продолжения конфликта. Мимо криокапсул, также захваченных этой массой, как и все поверхности в большом, изуродованном Жизнью зале, где без фонарика не было бы видно ничего, напрямик к выходу. Света хотела бы проверить маршрут, но Портер все же стал приходить в себя и первым делом сообщил о потере КПК. Фонарик на ее оружии был единственным источником освещения, и, хорошо все оглядев, она поняла, что если они не выберутся сейчас же, то будет уже поздно. Ведь взрыв не усмирил Жизнь, а, наоборот, пробудил еще сильнее, отчего все стало оживать. Они побежали по двигающемуся полу, каждый шаг по которому давался все труднее, вот-вот – и ноги уже будет не оторвать. А с потолка стали чуть ли не падать ошметки, явно желающие помочь остальной части этой уродливой массы.

Быстро пробежали вперед, сквозь кабинет. К счастью, двери оказались открыты, отчего, выбравшись наконец на твердую поверхность, в Т-образный коридор, Портер сразу же запер двери. Оба стояли на месте, слушая, как стонет железо под натиском Жизни. Они смотрели внимательно, подмечая каждый миллиметр дверей и окружающей стены, как она чуть-чуть, но гнется, на долю сдавая позицию, но, вопреки самых худшим ожиданиям, угроза все же осталась позади.

– Ты цел? – крикнула она, проверяя оружие и сразу же оглядываясь, дабы ни с одной из трех сторон не проглядеть возможное нападение.

– Да, кажется, да. – Портер пытался отдышаться и прийти в себя, наклонившись, упираясь руками в колени. – Не ожидал, что такой взрыв мощный будет…

– Как и я, что ты заведешь меня в этот пиздец!

– Я же говорю, что не знал, насколько быстро оно разрослось… просто невероятно!

– Да?! Как давно ты был в этой части Вектора? – Она подошла к нему, не оставляя шансов промолчать.

– Может, полгода назад, где-то так…

– Хах. Нож мой где?

– Как ты думаешь? Там остался! Не до этого было, знаешь ли… Костюм-то цел, ты в порядке?

– Да! Кажется, да… – Света чуть сбавила гнев, проверяя часы. – Нам надо идти, хватит уже время терять! Без КПК справимся, веди!

– Спасибо. – Они встретились взглядами. – Что вытащила меня.

– Ага, – ответ ее звучал несколько сухо по двум причинам. Первая – она винила его в случившемся, хотя подозревать в желании навредить ей было бы глупо. Вторая – все ее внимание было занято попытками определить, куда они попали.

Впереди был длинный коридор, такой же, как и по сторонам, но что-то в нем было не то, словно некий зуд в затылке на дает ей даже представить такой же мертвой обыденности этого места, как и большая часть пути к этой точке.

Портер почти пришел в себя, проверяя конечности и координацию, словно некая разминка после преодоления серьезных препятствий. Он с заботой убедился в том, что цел и невредим. И пока Света оглядывалась по сторонам, Портер незаметно для нее проверил карман, в котором лежал наушник, ценность которого для него была несоизмерима ценности чего-либо. Разве что его жизнь была важнее, и это, надеется он, останется в тайне.

– Я пойду умою лицо, а то ничего не вижу толком.

– Чего?

– Тут за углом туалет, там есть вода, заодно запасы пополню.

Она захотела даже предложить помощь, но решила все же остаться на месте, приглядывая за ним издалека. Через метров десять был поворот направо, прямо под знаком туалета, давно потерявшего рабочее освещение. Благо во всем коридоре впереди и в целом вокруг была вполне сносная работа ламп, пусть треть и мигала в хаотичном ритме, но все же. Путь был вроде не сильно длинный, но крайне насыщенный, из-за чего ей кажется, словно длится это втрое дольше реального времени, чего, разумеется, нельзя было допустить, иначе пропадет очередная точка ориентира на этой ненавистной ей станции.

– Света… Света, ты слышишь меня?

Она замерла на месте, словно статуя, боясь даже пошевелиться, надеясь вновь услышать свое имя.

– Прием, ты слышишь меня?

Прямо через связь в шлеме до нее пытался докричаться голос, которого, как ей казалось, она более не услышит, – но это оказался он, это оказался Альберт!

ГЛАВА 24

Голос Альберта принес не только искреннюю радость за его спасение от смерти, но и чуть ли не буквально вколол ей долю трезвости, позволив несколько вырваться из игры, начать которую было не так сложно, когда остаешься один в окружении врагов и с единственным человеком, доверие к которому может принести не меньше вреда, чем любой монстр. С момента предположительной смерти Альберта Света лишь играла на опережение, будучи все это время как натянутый трос.

– Как ты выжил? – с недюжинным трудом произнесла она.

– С боем. Эти твари меня нехило погоняли, но я смог скрыться. После того как я упал вниз, оказалось, что не так и высоко было, да и костюм смог погасить удар, частично.

– Почему ты не выходил на связь? Я думала, ты умер.

– Радио сломано, я хоть и выжил, но это не значит, что меня не помяли как следует. Костюм цел, разгерметизации не произошло. А говорю я из комнаты наблюдения, которую с трудом смог найти, и сразу же стал пробивать наши частоты, к счастью, техника еще работает. Умели же делать раньше.

– Так, погоди, хватит трещать! – Она пыталась уложить все факты, но прекрасно понимала, что резкость ее вызвана лишь счастьем, дарующим некое понимание безопасности и уверенности в том, что она теперь не одна. – Где ты находишься?

– Уровнем ниже, на пятом, в зоне руководства этого муравейника.

– У тебя есть возможность добраться до меня? Нам надо встре…

– Остановись, Света. Успокойся, ты вся на нервах и можешь опустить оружие, вокруг тебя никого нет.

– Я уж думала, ты погиб, это не… – Света замерла, чуть ли не покрываясь холодным потом. – Откуда ты знаешь, чем я сейчас занята?

– Можешь взглянуть направо, под потолок, и помахать, не волнуйся.

Она подошла к стене ближе, вглядываясь в проем под встроенным освещением, чтобы увидеть камеры, наличие которых докажет его правоту и избавит ее от страха перед существующей проблемой с психикой.

– Ты следишь через камеры…

– Да. Именно поэтому мне пока лучше быть здесь. Тут безопасно, и я могу следить за всем. Если получится, то я смогу подключиться к основному серверу.

Света не стала убирать оружие, но выдохнула, и словно огромный груз с плеч исчез, позволив ей расслабиться, с полной уверенностью принимая выживание Альберта как неоспоримый факт.

– Ты правда не хочешь сюда прийти и помочь нам? Мне было бы спокойнее, если бы ты прикрывал, как, думаю, и тебе.

– «Нам»? – серьезно спросил он, вновь позволив ей наконец услышать тот самый безотлагательный тон, который может самую простую и безвредную мысль или просьбу превратить в настоящее задание, провал которого недопустим.

– Не поверишь, но я встретила здесь человека.

Света прямо почувствовала, как за молчанием Альберта кроется смятение, но сама она была рада это сказать.

– Да, ты не ослышался, реального человека: живого, без мутаций, способного говорить и отлично мыслить! – Рассказывать это оказалось невероятно приятно, словно так она подтверждает правдивость происходящего.

– Как это возможно?

– Я больше скажу: он спас меня, привел к себе, помог найти маршрут, даже стал проводником. Да, ты же не знаешь, у меня тоже выдалась прогулка не из простых – повредила планшет, пару раз чуть не сдохла.

– Невероятно. Как его зовут, он работник Вектора, кто он?

– Его имя Портер, и нет, он не отсюда. Прилетел уже после всех ключевых событий и вместе с двумя сотрудниками по журналистике пытался сделать сюжет, как я поняла. Но корабль сломался, его ребята погибли, вот он и один здесь.

– Это очень многое меняет, ведь…

– Погоди, не спеши с выводами. Я же не сказала, что полностью доверяю ему и считаю другом. Пока сложно понять – но он помогает, а это большой труд, и мы уже почти добрались до Питера с Остином.

– А Тони?

– Да, я же не сказала… он мертв. Мы нашли его тело, он был убит.

– Вопрос напрашивается сам.

– Может быть, монстр, может быть, человек… Я вот что думаю – не могли ли наши ребята заразиться и перестать быть теми, кем они были?

– Что-то я не слышу обвинений в сторону твоего «друга».

– Он мне не друг! Ты правда считаешь, что я не подозреваю его? Да я постоянно только и просчитываю варианты того, чем может все это обернуться! Я тут ни хера не прохлаждаюсь, так что не гони на меня! – Света выдохнула. – Я упомянула наших, потому что Портер – дрыщ, и напасть с одним ножом на Тони, проткнув ему горло, и остаться невредимым… Вот не увижу – не поверю. А следов от огнестрела на костюме я не нашла.

– Какая его выгода помогать тебе?

– Самая банальная – выбраться с Вектора. Начать новую жизнь, и вот это все.

– Я так полагаю, ты не сказала ему, что это невозможно?

– Конечно, нет.

– Я могу тебя провести, незачем больше тащить его.

– Не поверишь, но есть зачем. Портер ведь трезво мыслит, не изуродован, а знаешь почему? У него иммунитет, как он мне заявил.

– Поясни.

– Что, удивлен? Понимаю. Он тут чуть больше года и все еще вполне разумен. Я не верила сначала, но он показала исколотую уколами руку, не самое приятное зрелище. И прежде чем ты начнешь, нет, я не могу доказать его правоту, как и опровергнуть. Нужно взять анализы, как раз Ос поможет.

– Все становится сложнее. Ты веришь ему? Ради жизни все сказать можно.

– Я не знаю, хочу убедиться научно, а пока он мне не докучает. – Рассказывать Альберту о том, как ее заперли, она точно не станет, усмехнулась Света. – Он хочет жить, да, но я готова рискнуть. Да и без этой цели, уверена, он быстрее попросит меня убить его, нежели остался бы тут жить и дальше.

– Хорошо. Будь аккуратна, все это может быть липой. – Света сдержалась от колкости. – Вы сейчас идете к последней точке связи, верно?

– Да.

– А где он сейчас, не вижу его?

– Отошел к туалету, умыться и воду набрать, канализация тут еще работает, представляешь?

– Я уже мало чему удивляюсь. А что случилось?

– Мы недавно попали в западню, пришлось повзрывать.

– Так это все же была ты?

– Да, кстати говоря, та дыра, куда ты навернулся, была создана нашими, так что не забудь им предъявить, когда найду их! – Усмехнувшись, все еще довольствуясь нормальным разговором с доверенным человеком, Света всерьез отдыхала.

– Меня туда столкнули, не путай.

– Да, да, конечно, старик, как скажешь. – Она аж улыбнулась, сразу ощутив это непривычное действие.

– Я буду держаться на связи, если что, набирай, прослежу за тобой по камерам. И не говори ему про меня, пусть будет в своей тарелке. Я не доверяю ему. Пусть знает, что никого нет, кроме тебя, – так он будет более уверен в себе и кактолько попробует что-то сделать, я прикрою. Ясно? Я должен остаться в тайне!

Портер подошел к Свете, лицо было умыто, волосы чистые – вид несколько потрепанный, но он явно смог прийти в себя и уже внимательно ее разглядывал, проявляя некоторое беспокойство и заботу. Подобное внимание ее всегда настораживало, а здесь легко сложить все факторы в единую картину, которая, разумеется, была пусть и очевидна, но от этого не становится приятнее. Альберт прав: упоминание о ком-то еще в живых может нарушить зону комфорта Портера, привыкшего к определенным людям и условиям, где спокойно расстилает свою паутину лжи и рычагов манипуляции ради исполнения лишь ему известной игры, которую, к слову, он может вести просто из-за того, что иначе уже и не способен на существование, ведь как-то же надо было развлекать себя. Света прекрасно это понимала, даже несмотря на пережитое и их откровения, получить удар в спину сейчас – это самое логичное ожидание и будет самым оскорбительным для нее, особенно в таком месте и условиях. И ведь она почти попалась на крючок доверия, когда была взаперти и позволила влить себе в уши его трагичную судьбу. И так бы все и продолжилось, если бы не Альберт, вернувший ей пусть и частично, но все же трезвость мысли. Нельзя допускать даже малейшего просчета, нужен козырь – тот, который будет использован в правильный момент, способный перевесить чашу весов в ее сторону. И раз уж она на вражеской территории, то ее единственный шанс на такое – это Альберт. А ведь она только поверила в новый уровень доверия и притирку друг к другу – и вот снова та же система выживания. Как же она устала от этого!

– Как ты чувствуешь себя? Готова идти дальше?

– Да, готова. Ты?

– Уверен, ты не удивишься, когда я скажу, что бывало и хуже. Обычное дело, и не такое встречал, благо нам недалеко осталось и все скоро закончится.

Портер пошел вперед, мимо нее, так же уверенно, как и ранее, словно и вправду для него это было обычным делом. Что несомненно правда, ведь это его королевство, он последний человек на Векторе – и не чувствовать власть при этом было бы настоящим безумием даже для нормального человека.

– Связь восстановилась! – бросила она, словно клич, не скрывая своего намерения привлечь внимание. Портер остановился и, обернувшись, с интересом смотрел на Свету.

– Не делай этого! Это приказ! – Альберт стал кричать ей через связь, на которую она не реагировала.

– Мой напарник, оказывается, жив. Он только что вышел со мной на связь. Он тогда упал вниз, я думала, что он погиб, но мужик он крепкий, смог выбраться и даже найти способ со мной связаться.

В наушнике было тихо. Портер же стоял неподвижно, а многозначительный взгляд его глаз вынудил Свету чуть крепче сжать оружие и вновь почувствовать в указательном пальце привычное напряжение.

– Это же здорово! – вдруг положительно отреагировал он, сделав пару шагов к ней. – Он в порядке, все хорошо?

– Да, говорит, жив и здоров.

Откровенно улыбнувшись, Портер кратко кивнул и, не сводя взгляда со Светы, спросил:

– Он… придет, где он вообще? Стоит помочь ему или…

– Он у камер наблюдения. Сможет следить за нами и поможет, заодно и проведет по более безопасному маршруту в случае чего, все-таки мы без карты.

Они смотрели друг на друга, сверля взглядом и прощупывая почву, ведь подобное заявление – это серьезное нововведение, несколько меняющее правила игры и условия, при которых им придется идти дальше. Она почти уверена, что за его бледным лицом скрывается либо паника, либо страх, ведь какой бы план у него в голове ни был выстроен, ныне он лишен потенциала, благодаря новому игроку, о котором Портер будет теперь думать очень много. Ведь он не знает ни его, ни уж тем более его возможностей, но знает лишь одно – за ним наблюдают.

Света решила: пусть он лучше сразу будет информирован о том, что за ней приглядывает большой брат, который не побоится мести в случае чего. Новое условие сразу же изменит его планы и возможности, заставив либо отступить, либо же, наоборот, спровоцировать, что, несомненно, будет встречено при полной готовности. Ей попросту надоело быть здесь чужой, подстраиваясь под этот безумный мир. Пора самой навязывать условия, и тот факт, какую власть она впервые здесь ощущает, придает ей еще большую уверенность в том, что чаша весов все же перевешивает в ее сторону.

– Я очень рад этому, правда. Теперь нам будет проще, верно?

– Верно. – По его лицу она четко видела, как в его голове меняется расстановка фигур. – Нам пора идти, Портер.

ГЛАВА 25

Оставшийся путь для Светы и Портера пролегает сквозь кабинеты разного предназначения и простирающиеся вокруг коридоры, не раз заканчивающиеся запертыми дверьми. Иногда не было света, иногда физические преграды вынуждали делать небольшой крюк, из-за чего удваивалось и даже утраивалось время на возвращение к намеченному пути, лишний раз вынуждавшее Свету усомниться в честности проводника, обещавшего отсутствие непреодолимых препятствий, тем самым позволяя сохранять приличную скорость передвижения. Сомнения эти, разумеется, были лишь добавлением к иному взгляду на человека, которого изначально следовало держать либо на слишком коротком поводке, либо же подальше, дабы минимизировать его влияние. А оно оказалось куда сильнее, нежели Света могла представить, да так и не заметила бы смещенных границ, если бы не возвращение Альберта из мертвых.

Объект ее внимания был сейчас в пяти шагах впереди, внимательно и сосредоточенно изучая окружение на маршруте. Не заметить его открытости и самоотверженности в задаче было просто невозможно. Это и вводило ее в смятение в постановке конечного вердикта на его счет. Портер уже уберег ее от смерти, хотя и мог сам стать ее исполнителем, но все же этого не происходило. К тому же, пусть и не самым приятным ей способом, но он таки смог растопить напряжение между ними, вызванное вполне ожидаемым недоверием. В другой ситуации, кто знает, возможно, с ним не было бы этих проблем – но здесь, на Векторе, при данных условиях, помноженных на неопределенное время, он – не просто выживший. И это она даже не учитывает его возможный иммунитет, ценность которого несоизмеримо выше его прав, жизни и свободы.

До воскрешения из мертвых Альберта она ведь всерьез смогла даже проникнуться к нему, частично поверить ему, да вот только она была одна. В дополнение к этому присутствовали невероятный стресс и нескончаемая паранойя, сыгравшая нужную ноту для адаптации. И вот теперь, когда Света знает, что ее напарник жив, да и еще напомнил ей о важности цели, ничего, кроме как повесить вновь ярлык «балласт» на Портера, у нее не получается. А все потому, что Альберт напомнил ей еще и о том, что на самом деле она не способна помочь воплотить в жизнь мечту Портера, уж точно не с той информацией, сокрытой от Альберта. И это все вынуждает ее лгать и своим, и чужим, дабы воплотить цели и тех, и других. Такие игры не были ее сильной стороной, где крайне опасно друг к другу подошли чувства и долг, особенно когда это умещается в несколько напряженных часов, кажущихся вдвое большим количеством времени. Хорошо все обдумав на оставшемся отрезке пути, Света пришла к очевидному выводу: у этой истории будет плохой итог, и, как ни посмотри, на ее руках будет кровь.

Предчувствуя самое худшее, она всерьез задумалась о том, чтобы просто избавиться от худшего сценария – путем настолько же простым, насколько делающим ее задание легче. А именно – просто рубить с плеча, игнорируя личное и локальное. Один выстрел – Портер даже не узнает об окончании его жизни, как и о ее предательстве, что максимально безопасно для всех. Несправедливо? Возможно, но разве будет хуже, если он встретится со всеми последствиями и ощутит всю ошибочность своей надежды и мечты, вместо того чтобы умереть здесь, так и не добравшись до своей цели, но знающий, что она где-то впереди… Последняя мысль будет о светлом и лучшем будущем, дарующем самые лучшие эмоции и приятнейшую надежду, – это ли не то, как мы хотим все умереть, не зная разочарования, боли и страха?.. Но пока для этого рано: нужен доктор, нужен Остин, чтобы его антитела не пропали зря. Все же, если они есть, то это великий дар Портера Уитмана, тут не поспорить. Жаль только, что человеку плевать буквально на все, кроме своей оставшейся жизни, закончить которую он хочет не здесь. И, думая об очевидном, Света четко понимает: шанса уговорить его не существует.

Внезапно Портер остановился прямо на развилке между помещениями с прозрачными стенами под самый потолок. Света сразу же стала проверять местность на возможную угрозу, чего на первый взгляд не было видно в этом крайне чистом и нетронутом хаосом месте. Портер стоял молча, и не успела она спросить его, как он развернулся к ней лицом, все так же себе на уме.

– А ты рассказала ему о моем иммунитете? – тараторя, бросил он, после чего наладил уверенный зрительный контакт.

Она видела в нем сомнения и страх, впервые показывающие его слабым и сломленным, будто вот-вот – и он произнесет ее же мысли о ее решении его собственной судьбы.

– Нет. – Портер не скрывал неудовлетворение ответом. – Я лишь сказала, что встретила тебя и ты мне помогаешь, это все.

– Откуда мне знать, что ты не лжешь мне? – Вопросы, заданные таким тоном, не могли быть просто проигнорированы или списаны на нервы, это было требование знания ради подтверждения собственных подозрений.

– Успокойся.

– Я ведь прекрасно понимаю, как удобно для тебя сложился сценарий. Все, что нужно, – это лишь махать предо мной надеждой, вынуждая ради ее достижения идти на те или иные поступки, а когда придет время и ты получишь все необходимое, то просто запрешь меня в клетке, чтобы уже другие люди выпотрошили меня, лишив всех свобод и самой жизни!

– С чего у тебя вдруг такая паранойя? Наш уговор в силе, не вижу для тебя причин его нарушать. Ты получишь свой билет отсюда, когда поможешь мне найти…

– Вот, кстати, интересно, а что ты будешь делать дальше? – перебил он ее резко, совершенно не готовый сбавлять обороты. – Находишь муженька, а дальше? Ты улетишь, высадишь меня где-то – и все, просто забудешь, никому даже не сообщишь об этом месте?

– Конечно, я сообщу о Векторе, ты, блядь, издеваешься?! Сколько потерянных жизней, судеб, научных работ! Да, я информирую свое начальство, которое даже не знает, где я сейчас, ведь ринулась спасать людей не глядя! Но только тебе какое дело до этого? Мир, если ты не в курсе, никуда не исчез за пределами этих стен, там есть еще очень много людей, которые хотят жить не меньше твоего, а возможно, и больше. У каждого есть родные, близкие, семьи, те, ради безопасности которых готовы себя в жертву принести! Мир не вокруг тебя крутится!

– Зря я рассказал тебе про иммунитет. – Сокрушаясь, он стал ходить кругами, злясь сам на себя. Подобное Света чувствовала за версту. – Надо было молчать, и тогда…

– Тогда я бы тебе не помогла.

– Конечно, кто я такой, всего лишь человек, который застрял…

– Да, всего лишь человек, по сравнению с бессчетным количеством людей, которых ты мог бы заразить, если бы свалил отсюда! Повторюсь, я прекрасно понимаю, каково это – не жить той жизнью, которую ты хочешь, которую ты заслужил. Но уж что есть, то есть. Только вот я не пойму, чем ты недоволен. Не веришь мне? Оглянись, покажи того, кому лучше, чем тебе, на сраной станции Вектор!

– А ты хорошо складываешь, признаю, да вот только всем тем людям, которые где-то далеко, – всем этим людям плевать на меня, как и на то, как я здесь жил! Ты просишь меня заботиться о них, но никто не заботился о том, чтобы спасти меня отсюда, никто! Ни люди, создавшие это место и учинившие эту трагедию, ни уж тем более те, кто, как ты выразилась, «живут своей жизнью». Никто даже не знал о моем существовании, ты не знала о моем существовании – и просишь меня поставить себя на их место и помочь им, на что я попрошу тебя уничтожить угрозу – эту станцию, и спасение даже не потребуется!

– Да если бы я даже захотела, то не смогла бы этого сделать, потому что не знаю как, только вот я и не хочу! Это все не наше, и не мне, и уж точно не тебе решать судьбу Вектора.

– Тебе плевать на меня, если бы не иммунитет. Когда я сказал, что журналист и прибыл сюда собирать информацию, то ты даже не спросила, зачем, для кого или чего. Может быть, я собирался рассказать миру тысячу историй несчастных людей, которые ни в чем не были виноваты? Может быть, даже обличить всех тех, кто скрыл от мира содеянное немыслимых масштабов?! Тебе было плевать, отчего я легко бы мог подумать, что ты уже все знаешь и пришла сюда как раз за тем, чтобы, наконец, заткнуть меня. Втереться в доверие и избавиться от того, кто вскрыл все тайны и показал миру, что тут произошло на самом деле!

– О чем ты вообще говоришь? Какое облечение, какие секреты?! Ты совсем…

– Хочешь моего признания? Отлично. Это был я! Это я отправил все данные с Вектора на удаленный сервер, а мои люди разослали все по миру, открыв ему глаза на творящийся здесь ужас! Имена, названия проектов, личные дневники, прощальные письма! Я! Что теперь сделаешь со мной?

– Ничего такого не происходило! Портер, выслушай…

– Да, конечно, отрицай!

– Ты не понял, я серьезно! Не было никакого облечения или раскрытия тайн, не было ничего! Нахер мне врать тебе, если у меня иная цель? Никакого «срыва покровов» или информационного бума. Станция как считалась уничтоженной, так и считается. Люди скорбели, люди оплакивали, и все так же никто не знал, что стало с Вектором.

– Я же уже сознался! – Его злила ее упрямость. – Это я стукач, незачем и дальше лгать мне, хватит уже, я…

– Мне незачем лгать тебе! Я не знаю, кому и что ты отправлял, но эти люди явно не стали распространяться в СМИ. Повторюсь снова, не было никакого разоблачения, никакого компромата или компрометирующих заявлений и доказательств того, какой пиздец тут случился! Все, о чем ты говоришь, я слышу впервые.

Портер сверлил ее взглядом, преисполненным надежды на поиск доказательств обмана, наличие которого для него было бы спасительной пилюлей. Но все его худшие кошмары все же оказались правдой. Он видел в ней истинную откровенность, не находя никаких причин или даже намека на наличие лжи в ее устах, которая могла бы подтвердить важность всей той проделанной работы. Вера в то, что огромный труд и жертвы были не напрасны, открыв в итоге многим тысячам людей правду об их любимых и близких, правду, которую сокрыли как государство, так и весь научный мир, ради свершений безнаказанного эксперимента с иноземной Жизнью. Все оказалось напрасно. Передаваемые данные были отправлены, но не получены. Возможно, их перехватили, возможно же, что люди, ответственные за распространение, не сочли это важным или же просто испугались. Почему никто не передал в ответ на данные хоть что-то, чтобы прекратить эту долгую и кропотливую работу, занимавшую бессчетное количество времени на станции?.. Так много догадок и теорий – но, какие бы сейчас ни сводили его с ума, все это уже не имело смысла.

Света отчетливо видела, как он не просто потерял дар речи: словно сам голос в его голове замолк навеки, будто не находя выхода из дилеммы, решил взять самоотвод и просто устраниться, не имея шанса ни на один шаг или ход в любую из сторон. Он стал больше похож на куклу, вяло шагая, не находя границ пространства. Схватившись за голову, игнорируя стекающие по щеке слезы, всхлипывая, Портер, словно потерянный, ходил по хаотичной траектории, не способный стоять на месте.

Не просто сочувствие, а почти истинная жалость пробудилась в ней при взгляде на человека, который, казалось бы, и так лишился нормальной жизни, но судьба распорядилась иначе и полностью обесценила его долгий и кропотливый труд. Коим он не просто пытался сделать хороший поступок – в котором наверняка находил суть своего существования и предназначение, ради чего все его страдания и муки были не напрасны. Но это была правда, конкретно в этом вопросе Света ему не лгала, и от этого было еще тяжелее. Портер перестал двигаться, он как-то плавно и словно повинуясь искусственной гравитации, сел на стул в открытом кабинете, метрах в пяти напротив нее, в конце коридора. Сидит ровно, руки опущены, лицо все так же лишено признаков жизни, и страшно было представить, какую пустоту испытывает сейчас Портер. Таким она его еще не видела и надеется, что более не увидит. Света подошла к нему, без подыгрывания или потакания, а именно всерьез собираясь высказать слова сожаления и понимания, но так дальше первого звука и не продвинулась.

Вдруг он будто бы переменился, хотя сидел все так же и отличить его от версии секундной давности было бы невозможно большинству людей. Но она заметила в нем что-то странное, и оно вдруг проявило себя:

– Все это в прошлом.

Портер не просто сказал, а именно подвел черту и вынес вердикт. Человек, лишенный некогда открытых, как ужасная рана, эмоций, просто сделавший вывод и решивший отсечь прошлое, полностью сосредоточившись на настоящем. Недоумевающая Света уже приготовилась к возможному конфликту, видя Портера неожиданно собранным и расчетливым, прекрасно понимая, какие трудности могут быть от того, кто переживает в кратчайшее мгновение подобные перемены, лишившись всей основы его выживания, как и самой жизни. Невозможно описать, насколько болезненно оказывается открытие бессмысленности существования и труда человека, у которого кроме этого ничего и не было. Но, встав и вытерев лицо, Портер повернул к ней голову и спокойно сказал:

– Я не составлю проблем. Спасибо, что ты даешь мне этот шанс.

Не поддерживая зрительного контакта, он просто пошел вперед все по тому же маршруту.

ГЛАВА 26

Вроде бы оставался совсем уж небольшой отрезок пути до того места, где последний раз выходил на связь Питер, но из-за последних конфликтных событий кажется, словно они увеличили какие-то минут тридцать чуть ли не десятикратно. Что, разумеется, было далеко от истины, но ощущалось именно так. Из-за чего Света уже поскорее хотела добраться и начать новый, наверняка последний этап этого пути, ну или как минимум ее отношений с Портером, которые, как они оба явственно ощущают, скорее всего, закончатся трагично. Он вновь шел впереди, словно и не было откровения о его зря проделанной работе журналиста на Векторе. Но она четко знала, что все изменилось. Сейчас она уже видит человека, который окончательно лишен всего, – возможно, осталась лишь надежда на некое светлое будущее, но вряд ли это перевешивает невыносимое разочарование за оказавшееся бессмысленным прошлое, которое не каждый способен пережить: ведь именно минувшее делает грядущее ярче.

Не успели она заметить, как вошли в лишенный какого-либо освещения коридор, полностью покрытый шрамами от последствий вражды людей и существ, порожденных самим космосом. Множество царапин разной длины, толщины и глубины делили стены, пол и потолок со следами использования огнестрельного оружия и разными эффектами, оставленными огнем. Некоторые двери были выломаны, некоторые же стойко выдержали натиск, отчего даже страшно представить, за какими из них картина хуже. Это является одной из причин, почему Света совершено игнорирует содержимое прилегающих помещений. Она лишь проверяет открытые двери беглым осмотром на содержание возможных противников, каким-то образом сохранившихся до этого момента. Многие лампы просто вырваны, а из-под их креплений красуются дыры, явно прогрызенные кем-то, у кого крайне острые зубы и отличнейший аппетит. Настоящая бойня, которую она узнает везде. Как человек, встречавший на службе крайне разные ситуации, в том, чтобы понять по окружению, насколько жестокие были последние минуты здесь, она труда не видит. И вот они идут практически по кладбищу, откуда все тела явно вынесли победители, ведь никто не празднует победу на голодный желудок. Портер явно уже был здесь: уверен и спокоен, его поведение читалось легко, он словно смотритель, уже много раз проходивший по одним и тем же тропам, когда-то внимательно исполняющий свои обязанности, а ныне лишь краем глаза подмечает любые изменения в давно устоявшемся пейзаже. Лишь правая створка была сдвинута в стену, оставив левую все так же стеречь вход, и, прошмыгнув вперед, Портер, даже не оглянувшись, продолжил путь, освещая все вокруг фонариком. Декорации не менялись, но теперь они оказались в небольшом зале с четырьмя выходами, по одному на каждой стороне. Он остановился посередине, неспешно и крайне внимательно водя фонариком вокруг себя против часовой стрелки, словно маяк. Света встала рядом с ним, сделав его работу быстрее, сразу же оглядев все стороны и особенно внимательно – открытые проходы. В отличие от запертых дверей слева, впереди и справа были небольшие коридоры, за которыми находились новые помещения, приходилось детальнее туда вглядываться.

Их окружали следы импровизированного лагеря – или же убежища, так будет явно точнее, подумала Света, внимательно вглядываясь в сумки, ящики и даже одежду. Все они были аккуратно сложены вдоль стен, уменьшив свободное пространство зала на четверть, а высота стопок заканчивалась на уровне груди. Ныне это склад, явное напоминание о том, как усердно люди пытались выжить. Она мельком взглянула на Портера, все продолжавшего разглядывать окружение, словно игнорируя ее рядом.

– Идем, нечего тормозить.

Подойдя уже к проходу, оглянувшись, увидела непоколебимость Портера, полностью увлеченного окружением.

– Портер?

Не получив ответную реакцию, она подошла к нему, уже держа оружие наготове. Встала рядом с ним и проследила за его взглядом, внимательно изучавшим что-то невиданное для нее впереди. Вдруг он обернулся вокруг, перекидывая фонарик с одного предмета на другой.

– Здесь что-то не так, – тихо, но крайне взволнованным тоном произнес Портер, не прекращая сканировать окружение. – Вещи, они…

– Слушай, давай без паранойи, все здесь в порядке, это просто вещи.

– Кто, по-твоему, здесь все прибрал? – он огрызнулся, стараясь не повышать тона выше шепота, впервые взглянув на Свету. – Я отлично знаю это место, и я говорю тебе, что тут кто-то был и перебрал ящики в поисках чего-то!

– Мало ли кто это мог быть. Ты что, ведешь учет?

– Мы здесь не одни, – многозначительно произнес он, чуть ли не скрипя зубами, передавая всем своим видом важность этих слов. Света молча смотрела на него. – Там впереди кто-то есть, я чувствую это всем нутром.

– Какие же у тебя предложения? Начать гоняться за неизвестно кем, потому что у тебя чуйку рвет?

– Нет. Свяжись с Альбертом, пусть использует камеры и проверит записи за последние сутки, заодно может и окружение промониторить.

Портер был непоколебим в своем решении, твердо желая довести это дело до конца. Видя размышления Светы, он дополнил, чему она на удивление была не рада, ведь его следующие слова стали безотлагательным рычагом:

– Что если это твой муж?

Если и есть любая иная причина у Портера для этой просьбы, то она ее не знает. Возможно, он все же просто хочет поскорее помочь ей, дабы покинуть эти стены, а возможно… Она не может придумать в эту минуту иную, сокрытую от нее причину. Ведь, взглянув на факты, они буквально в паре поворотов от последней точки связи, а значит, велик шанс, что тот, кто вмешался в идеальный порядок, устроенный Портером, – действительно искомый ею человек.

– Мы почти дошли, возможно, они где-то рядом устроили временное укрытие.

Портер словно прочел ее мысли и отполировал, выделив самое важное. Света не знала, чем парировать, и, кивнув ему в знак согласия, чуть отошла. Держа крепко оружие, осматривая тыл, связалась с Альбертом:

– Привет, мне нужна твоя помощь.

– Да, слушаю.

– Ты знаешь, где я сейчас?

– Да, уже смотрю. Чего стоите на месте, двери открыты.

– Проверь записи этого помещения за последние сутки и заодно глянь окружение, ближайшие метров сто по периметру. Подозрение есть, что тут были наши, возможно, сейчас кто-то рядом.

– Хорошо, сделаю. А что за признаки?

– Просто ищи людей, если есть – отлично, нет – идем дальше! – отчеканила она несколько грубо, в ответ не услышав ничего, кроме просьбы ожидать.

Пока шли минуты, они оба просто следили за окружением, постоянно рассекая лучами света фонариков тьму вокруг них, существуя будто бы в моменте. Окружающие их сумки и ящики так и кричали о том, с какой болью и ужасом эти люди собирали вещи, мечтая о спасении, о скором отлете со станции, некогда считавшейся для многих вторым домом, но превратившейся в последнее место их пребывания в этой жизни. Где-то были женские вещи, где-то детские… Свете сложно было оторвать взгляд от них, ведь сразу же вспоминались вещи ее дочери. И ненароком она представляет себя на их месте, ощущая безумный, трудно контролируемый страх, возникший от угрозы смерти ее девочки, здесь, где помочь могла бы лишь она одна, отчего не раз пришлось бы лгать ребенку, как и лгали многие родители, уверена Света, когда говорили, что все будет хорошо…

Все же вернувшись в реальность, она не захотела держать Портера в поле зрения. Света вдруг задала себе очевидный вопрос: что если он честен и не ведет никаких игр, не пытается манипулировать или же обмануть? Что если Портер и вправду просто хочет выбраться, а все ее подозрения и недоверие с самого начала – лишь профессиональная деформация, не позволяющая ей видеть мир простым и понятным? Где та граница, когда закономерные сомнения перерастают в фанатичную паранойю?

Могла ли она ее пересечь, а если и да, то какова причина, кроме самой очевидной на Векторе? Нет, эти мысли она выкидывает сразу, и даже о допуске идеи ее заражения не может идти речь, ведь она все же в защитном костюме, а ее недоверие вполне логично, причем вызвано не только игральной доской, но и фигурами, которые они представляют. Самое очевидное, создающее эти мысли и сомнения в самой себе, – это простая усталость… Она попросту устала от всего, именно поэтому ранее Света и открыла Портеру правду об Альберте. Ведь куда лучше ей в открытую, с четким пониманием сторон и возможностей, а не молчаливый просчет ходов. Хватит уже искать двойное дно, не обязательно же все должно быть так, как она представляла поначалу. И это подтвердилось в тот момент, когда Альберт вышел на связь и сказал:

– У нас есть контакт.

Света подала Портеру знак подойти, чему он сразу же последовал, внимательно всматриваясь в ее реакцию.

– Пару часов назад один из наших был там же, где и вы сейчас. Он порылся в сумках, что-то убрал в свою и дальше пошел вперед, по прямой от того места, откуда вы пришли. Сейчас он зашел за первый поворот направо, прошел по коридору, а дальше камера не работает.

Света взглянула на Портера, кивнув головой в нужный проход.

– Я был прав, да? – На гордый взгляд Портера она ответила кивком, чего стало для него достаточно. – Света, я не знаю, кто это конкретно, трудно определить, и ты должна найти его и все узнать.

– Да, сейчас пойдем. Думаю взять радиомолчание, как что, я сразу же соединюсь, идет?

– Согласен, я буду на камерах. – Не успела она выключить связь, как Альберт спросил: – Что ты будешь делать, когда Портер узнает правду?

Она вновь взглянула на него, видя ожидание и полную готовность к действию.

– Будем на связи, следи за нами.

Отключив связь, она обратилась к Портеру:

– Значит так, кто-то действительно есть, не знаю кто, но костюм наш.

– Где?

– Впереди и направо, надо нагнать и закончить уже наконец все.

– Подожди!

Он остановил ее на первом же шаге, преградив путь собой и явно погрузившись опять в свои мысли, что-то все перебирал в голове, игнорируя недовольство Светы.

– Ты уверена, что это те, кого мы ищем?

Он взглянул на нее так, словно не верит ей, словно ему кажется, будто бы она обманывает его или просто перепутала, а он, как заботливый друг, желает убедиться в ее уверенности.

– Да, я уверена! Пока мы тут болтаем, он сейчас уйдет, а я уверена, что тебе надоело тут торчать не меньше моего.

– Подожди, просто подожди. Я вот что хочу сказать, даже если это твой муж или его друг, то откуда тебе известно, что они в здравии и адекватны?

– Даже не начинай!

– Сколько они здесь? Три дня, верно? Ты готова поставить свою жизнь на то, что не было заражения? Что они разумны и в своем уме? Что они еще те люди, которых ты знала?

– Вот пойдем и узнаем! Хватит с меня этого, если с ними что-то не так, в чем я сомневаюсь, то либо нейтрализуем их, либо, что, кстати, более вероятно, ты поделишься антителами!

– Слушай, ты правда думаешь, что я бы стал отдалять нашу встречу с ними, чтобы провести здесь еще немного времени?! Ты веришь им – прекрасно, а вот я нет, потому что лучше других знаю, как это место меняет людей. Неизвестно, что произошло за эти три дня, в каком они состоянии и чем занимались. Пожалуйста, услышь меня, не рискуй вслепую. Не забывай, где мы находимся.

ГЛАВА 27

Они все сделали так, как и рассчитывали: покидая небольшое убежище некогда выживших сотрудников Вектора, Света и Портер крайне аккуратно, но сохраняя интенсивный темп, прошлись сквозь коридор, до ближайшего перекрестка, и повернули направо, надеясь, что объект слежки не ушел слишком далеко. Она шла впереди, используя режим ночного видения в этой части станции: ведь освещения практически не было, а то, что появлялось, скорее жалкими потугами пыталось доказать жизнь, да и вдовесок необходимо было сохранить режим инкогнито.

По левую и правую руку были открытые двери, словно кабинеты, приглашающие в гости, по три на стороне. Внутри еще было кое-какое освещение, как и в конце самого коридора, так что на этот промежуток Света включила обычное зрение. Оба стояли в самом начале, и, оглядываясь, она не могла не подметить, насколько опасно это место в период охоты. Первым делом она спросила у Альберта, есть ли здесь у него глаза, – отрицательный ответ не обрадовал. Ну, раз неизвестно, где он сейчас, то надо искать по старинке, ибо ожидать тут каких-либо движений – это слишком рискованно, особенно когда не трудно представить, что сейчас он может быть уже мертв или ранен. Хотя все это время была абсолютная тишина, так что подобный вариант сразу отсекается. Скорее всего, он где-то впереди за одним из поворотов, но вслепую идти Света не собирается. Маршрут должен быть безопасным как минимум из-за нежелания получить удар в спину. Внезапно Света почувствовала, как стены давят на нее, а каждая открытая дверь начинает казаться капканом. Она приказала Портеру стоять здесь, контролировать связующий коридор. Сама же крайне оперативно двигалась то вдоль одной стены, то другой, проверяя помещение напротив, после чего аккуратно, но уверенно заходила на шаг вовнутрь, убеждаясь в отсутствии враждебного объекта, после чего повторяла систему, и так до самого конца.

Пять минут – и вот она уже перед Т-образным перекрестком, проверяет обе стороны и, обернувшись, подозвала к себе Портера. Проход налево переходил в длинный коридор, сменяющийся небольшим залом в конце, а справа, буквально через метров пять, находились полузакрытые двери, створки которых оставляли между собой расстояние сантиметров в двадцать. Внутри было темно – и потребовалось ночное видение, дабы углядеть полностью заросший Жизнью зал, где четко проглядывалось не только отсутствие иного прохода, но и множество странных коконов, вросших в стены со всех сторон. Ясно ей это из-за валяющегося у дальней стены тела, прямо перед углублением в стене, в некоей субстанции, откуда он то ли вырвался сам, то ли время его пришло, но прожил недолго и, сделав всего пару шагов, закончил свою жизнь на полу. Подобного вида человека она уже видела, причем прошлый раз смерть пришла к нему не от неизвестных причин, а от рук Портера.

Только она обернулась, как впереди, все в так же плохо освещенном коридоре, послышался шум, вынудивший ее сразу же занять позицию за углом, со стороны коридора, откуда они пришли. Портер стоял за ее спиной, поглядывая по сторонам, в его глазах было любопытство. Впереди, возможно, по левой стороне, как смело заключила Света, ориентируясь на слух, кто-то явно в чем-то рылся. В конце этого прохода находится небольшой зал с информационной стойкой посередине. Цилиндрическая, подпирающая потолок, она была единственным освещением, словно столб неоднородного света в конце. И пусть часть экранов повреждена, но рабочие вполне справляются с задачей.

Света смотрела через прицел оружия, всерьез задумываясь над тем, чтобы все же подойди и просто поздороваться, используя не лучшие выражения по понятным причинам. Но не успела она даже закончить мысль, как из центральной двери слева вышел человек. В таком же костюме, как и у нее, но в немного помятом виде. Мужчина вытащил набитую чем-то сумку и, накинув ее на плечо, уверенно пошел вперед, перекрывая яркий свет от столба. Он двигался не спеша, явно уставший, но не раненый, заметных дефектов, влияющих на движения, она не заметила.

Слежка всерьез могла бы быть пронизана тем самым животным азартом, близким по определению к охоте, если бы не несколько крайне важных факторов, превращающих вроде бы знакомое действие в серьезное эмоциональное и моральное испытание. Свете приходилось не только адаптироваться под форс-мажорное окружение, в чем, разумеется не всегда, но все же помогает большой брат, следящий за ней через камеры. Это все техника, она преодолима – а вот то, что объектом слежки были доверенные люди, принять не просто. Разумеется, все это делалось из целей безопасности и самосохранения, ведь ее задача найти первую группу состоялась именно из-за пропажи этих людей. И, как ранее подметил Портер, совершенно неизвестно, какие события происходили с ними последние три дня, как и неизвестно влияние этих событий. Любой бы предположил худшее, зная то, где они провели это время, но для нее не это оказалось проблемой. Глодало ее странное чувство, рождаемое из всего времени проведения на Векторе и неплохого внедрения в близкое окружение последнего человека станции, а именно ощущение того, что она словно заняла сторону врага.

По-хорошему Остин и Питер – это те люди, которым она должна верить и с которыми ее место. Но сейчас она с Портером, который, возможно, причастен к смерти Тони и манипулирует ей в собственных безумных и неизвестных ей целях… Ведь это он подтолкнул ее к тому, чтобы заподозрить в сослуживцах что-то неладное. Не раз перебирая в голове причинно-следственную связь, Света снова и снова приходила к одному и тому же мнению, подтверждающему правоту подозрения Портера: возможно, его она сейчас знает лучше, чем Остина и Питера, а все потому, что это место меняет людей. Самое простое подтверждение опасений состоит как раз в том, что никто из них даже не вышел на связь, не сообщил о личном состоянии, не информировал о статусе задания. Они просто ушли в тень, спрятались в глубине огромной станции, даже не выдав пусть и банальную, но все же ложь, которую можно было бы хоть как-то интерпретировать, – нет, они просто исчезли. Можно было бы ожидать их гибель, влегкую оправдывающую нарушение всех правил, но один точно жив – и уж за три дня мог бы с легкостью найти способ кинуть весточку. И вот она все смотрит за ним и не находит для себя причин или объяснения для тех действий, которые и привели ее с Альбертом сюда. Он ходит так, словно отлично знает станцию, прекрасно ориентируясь, роясь в вещах и ящиках, собирая какие-то материалы, довольно спокойно и уверенно, будто бы время его здесь – это рутина, а мир вокруг отсутствует. Видеть врага в друге – это отличный опыт, который позволяет лучше понимать, как легко может меняться человек, и то, насколько легко проводится рокировка добра и зла. Как раз сейчас она смотрит на вроде бы друга, но почему-то предстает перед ней тот, кому не хочется верить на слово.

Дойдя до столба света, он незамедлительно свернул направо, где уже через несколько метров ушел в левый проход. Света с Портером аккуратно подошли, стараясь не шуметь. Бегло взглянув за угол, она увидела, как он зашел за дверь в конце недлинного коридора. Только она собралась попросить Портера показать ей план этого сектора, как тот уже вглядывался в него. Оказывается, они сейчас в медицинском центре и, пройдя мимо кабинетов врачей, оказались перед палатами, коих вокруг было много. Возможно, это была лишь часть пути неизвестного, но сумка его была уже полна, да и сам он двигался явно более устало, чем в начале пути. Справа была дверь, оказавшись за которой Света посадила Портера на лежавший на полу большой пластиковый контейнер и, не закрывая дверь, позвонила Альберту. Ожидая ответа, она оглядывала это место, видя, как много тут пустых контейнеров, некогда заполненных медикаментами, не говоря уже о взломанных электронных замках сейфов с проноксом, которого, как и всего содержимого других, не было. Все уже давно опустошили, и небольшое помещение в три на три метра сейчас служило доказательством хаоса.

– Слушаю тебя, – Альберт ответил задумчиво, словно она отвлекла его от отнимающего все его внимание занятия.

– У тебя есть здесь глаза?

Тишина, за которой она услышала стуки по сенсорному экрану.

– Нет. Каков твой статус?

– Мы встретили его, проследили, хочу выйти на контакт. Надоело по пятам идти.

– Жду от тебя отчета.

Света выключила связь, поймав сразу же настороженный взгляд Портера. Села на пол рядом с дверью, задумавшись и перебирая варианты в голове, находя самый простой, как самый оптимальный, ибо надоело ей уже все это: охота идти напролом, а не играть в хирургию.

– Значит, так, – начала она уверенно и на адреналине, – Альберт не участвует, значит, будешь ты. Я иду туда, надеюсь, мы ошиблись и они в порядке.

– А если нет?

– Значит, я не зря оставляю тебя здесь, и ты вмешаешься, ясно?!

– Это очень рискованно. Мне не хочется разделяться.

– Держи, если что, рассчитываю на тебя.

Проигнорировав его переживания, Света вручила ему пистолет, несколько удивившись его неоднозначной реакции. Она встала, взглянула на него и молча вышла. Двери открылись так же беззвучно, как и закрылись уже за ее спиной, когда она плавно вошла в первую палату, где вся мебель и оборудование были чуть ли не свалены у дальней стены, и все это под ярким освещением потолочных ламп. Вокруг все еще был небольшой беспорядок, хоть кто-то и пытался расчистить тут более широкий проход к двери справа, куда она уверенно подошла. Возможно, стоило бы крикнуть, даже поздороваться, с усмешкой про себя подумала Света – и только открыла двери, как сразу же пожалела, что опустила оружие, что подошла слишком близко, что на какое-то мгновение расслабила свое внимание…

ГЛАВА 28

То было чудесное время, пропитанное предвкушением чего-то нового, чего-то вполне обычного для большинства людей, но постоянно ускользающего от нее, словно игра в прятки, где удается зацепить глазом лишь блеклую тень, но перепутать которую с ошибкой невозможно. Вот-вот – и, кажется, оно будет чуть ли не осязаемо руками, такое новое и светлое, то ли ключ от нужной двери в желанную жизнь, то ли это и есть сама дверь, найти которую было трудно с самого детства. Поиски длились самым естественным образом и через самую банальную, но не менее от этого действенную надежду, постоянно придающую половинку от целого, являющегося тем усилием, которое выделяет лучшего из лучших. Вторая же половинка была соткана из злости, порой даже гнева, умело обузданного поводьями трезвой мысли, после чего направленного на результат любого дела или задачи, ибо это было лучшим применением в практике.

Долгое время она верила в простоту, под которую подгонялись как взаимоотношения между людьми, так и рождаемое счастье от правильного подбора окружения. Признаваться в разочаровании собственной жизнью Света никогда не была достаточно готова, а ведь ребенок настолько упрямый, насколько это было возможно, не стыдившийся распыляться на слова, неприятные уху безалаберных близких, казалось, не должен иметь никаких преград перед полной раскрепощенностью, но дело было скорее в доверии. Привыкшая видеть безразличие со стороны отца и матери, удосуживающихся лишь задавать банальные вопросы о ее самочувствии. Ее родители больше уделяли время так называемому «прожиганию жизни». Простые работяги, любители выпить, они вроде бы не были плохими людьми в утрированном понимании, но какой толк от гордости за это, когда ничего иного и не было, что можно противопоставить и чем можно закрыть глаза на некие ошибки в воспитании единственного ребенка. Одно из первых воспоминаний было прямиком из детства, когда в первый класс она пошла одна, просто потому, что родители мало верили в разумность образовательной системы. Ведь сами, как они цитировали не раз, «отучились все классы, а так ведь жизни и не добились». Мать – уборщица, отец – водитель пассажирского автобуса, разочарованные в жизни, а на деле – в самих себе. Логично было бы предположить необузданное желание дать дочери все то, чего сами они лишены, – на деле же лишь постоянные ограничения ее любопытства и обесценивание всех фантазий и мечтаний. Ведь, как это звучало от них не раз, «раз мы не смогли, то куда уж тебе».

Маленькая Света не успела заметить, как при каждом упоминании имен родителей или самой простой мысли о них внутри моментально пробуждается злость, а в лучшие моменты – лишь холод, заметный глазу издалека. Все, чем она жила, – это не просто желание, а именно кипящая жажда делать все наоборот, быть хоть кем-то, но не такой, как мать или отец, стыдиться которых она начала слишком рано. Поначалу подобное не понимается – лишь инстинкты да эмоции, прикрывающие невероятный страх доказательства их правоты, что она действительно ничего не сможет. Лишенная нормального примера семейной жизни, как и безалаберного и веселого детства с шалопаями-друзьями, Света совсем не помнила, когда просыпалась, жила и засыпала не с мыслью о том, как много надо ей еще сделать, чтобы избежать судьбы старших. Но дело было не в их работе или образовании – как раз наоборот: если бы ей преподнесли это иным образом, кто знает, она вполне могла бы отнестись к этому понимающе – все же все работы важны. Истинная причина была в самих людях, в их отношении, складе ума, в их зачастую глупых мнениях и крайне апатичном и ленивом отношении к дочери, где не было ни любви, ни заботы, ни даже подобия взаимопонимания или уважения, простого, человеческого. Сами эти люди не умели ничего, кроме необходимого для примитивного существования, – лишь постоянно ворчать, ныть, приправляя все свои недовольства высокоградусным допингом, да болтать ни о чем с такими же, ненавистными ей соседями помногоэтажному дому, который, к слову, всем своим видом выдавал то, какой контингент населяет его стены. Равно как и весь небольшой городок на отшибе страны. Когда ты чувствуешь себя чужаком, словно попавшим из другого мира, причем с самого детства, отчего взросление произошло слишком рано и ты даже не успел понять беззаботной детской жизни, то единственное, чем начинаешь жить, – это «взбирание в гору». Она делала все: училась лучше всех, не лезла в дурные компании, боясь упустить шанс на лучшую жизнь, никогда не опаздывала, была словно солдат, а порой казалось со стороны, будто бы она робот. Игнорируя влияние окружения во всех проявлениях, даже не идя на контакт с теми сверстниками, которые относились к ней хорошо, Света буквально не позволяла себе счастья или чего-то приятного в этой жизни, потому что, как она сделала себе установку, это надо заслужить, иначе она станет похожей на мать и отца. Но ни ее идеальная успеваемость, добиться которой она смогла самостоятельно, ни уж тем более ее крепкий и упрямый характер, не позволяющий дать себя в обиду, как и ни одно ее достижение не были оценены не то чтобы в полную меру: никто словно и не заметил, насколько еще в средней школе она переросла всех вокруг.

Злость превратилась в гнев, подпитываемая безграничным разочарованием во всем, ведь, как и подобает, первую и постоянную вину она ощущала в себе, что не была достаточна хороша для любви, заботы и внимания.

Темнота – это первое, что она узнала, когда не просто вышла, а буквально вывалилась из воспоминаний, словно ее вытолкнули с обрыва, где было во много раз хуже. Резко попытавшись встать, с болью ощутила все мышцы в теле, словно вырвавшийся с цепи зверь оказался вновь на той же цепи. Обе ее руки были по отдельности прикреплены армированными хомутами к трубе прямо у стены, из-за чего, разведенные в стороны на всю длину, они даже не могли согнуться в локте. Крепления были на уровне живота в метрах полутора друг от друга, из-за чего, когда она была в отключке, словно висела на наручниках. Гнев выливался в агрессивные попытки вырваться, совершенно не думая о возможной травмоопасности: Света дергала руками, надеясь на должный результат, старалась сбить ногой хомут или же трубу крепления – все тщетно. Кое-как сдерживая себя от криков, она старалась осмотреться, увидеть хоть что-то – но это была тьма, самая настоящая и черная настолько, насколько это вообще возможно. Программное обеспечение костюма не работало вовсе, благо система фильтрации была отдельной. Связаться с Альбертом невозможно, оружие неизвестно где, сама же она на цепи – вот и ответ, почему в этом промежутке без сознания ее разум вспомнил всю ее юность. А может быть, дело не в чувстве вины и чрезмерной самокритичности? Может быть, дело в том, что смерть ее настолько близка, насколько необходимо для привычного в подобные моменты выражения «вся жизнь перед глазами»? Только это была не вся жизнь, хоть и крайне основополагающая ее часть, но все же выглядит все так, словно она получила еще один шанс, упустить который сейчас будет означать полную сдачу всех позиций.

Ее застали врасплох, как следует познакомив с мощным электрическим разрядом, – и вот она здесь, неизвестно где, прикована к стене. Просто охуенно, подумала про себя Света, сокрушаясь от своего просчета.

Включившийся свет сразу же ослепил ее, отчего она спрятала лицо, наклонив голову в сторону. Стул с грохотом встал на все ножки, метра два перед ней, как могла судить по звуку. Оглядываясь, она видела лишь разную медицинскую мебель да беспорядок в палате, явно соседствующей с той, где ее внимательность дала сбой.

– Привет, – голос был мужским, нейтральным, заметно уставшим, – извини, пришлось так поступить, безопасность превыше всего. Тут не приходится надеяться на удачу.

– Кто ты такой?

– А ты не узнала меня? – всерьез удивился мужчина и пододвинул стул, высматривая ее лицо и решив протереть ее шлем тряпкой, что было встречено резким порывом. – Видимо, слишком яркий свет оказался. По паспорту я Остин, но для друзей всегда был просто Ос.

– Твою мать, Ос, какого хуя?!

– А вот тебя не узнать невозможно, Светлана. – Он стал добродушнее, явно радуясь встрече со знакомым человеком.

– Давай, освободи меня, пока я не захотела ударить тебя за это и за то, что назвал меня полным именем! – Недовольство свое она не скрывала, чуть ли не ворча. – Нахрена было это делать?

– Э, не гони, я же не знал, что это ты. Если вдруг забыла, то нам не дали бейджики. Почему ты вообще следила за мной?

– Догадайся сам.

– А, понял, точно. Ты не знала, кто я, да и трезво ли еще мыслю. Логично.

– Откуда ты знал про слежку?

– Да брось, неужели ты думала, что не подключусь к здешней камере? Прям оскорбление, не иначе. Ты ведь знаешь, какие существа здесь живут, жрут и срут, – так что, уж извини, но лучше перестраховаться.

– Может, вместо болтовни расскажешь, какого хрена вы пропали на три дня?

– Успокойся ты, так было надо. Уж не от лучшей жизни-то… Подожди-ка, в смысле – «три дня»?

Изумлению Остина не было границ – потерянный, он резко встал со стула, чуть не уронив его, оглядывался, словно пытаясь собрать мысли в голове, перебирая события, жестикулируя руками перед собой, пытаясь заодно на пальцах высчитать календарь, ну или посчитать цепь событий.

– Прошло три дня, как вы сюда прибыли. Ты не знал?

– Я… я потерял счет времени… – Открытие это явно усваивалось в нем легче, чем можно было бы представить. Он вдруг сел обратно на стул, сложив руки на груди.

– Неудивительно, тут нет восхода или заката. Поэтому тебя и отправили узнать о нас, куда мы делись. Наверное, считали нас погибшими, мы же исчезли… Твою мать, я даже не думал об этом. Прости меня, если бы знал, то дал бы о себе знать сразу же.

– Когда ты последний раз спал? – Света уже знала ответ, да и по выражению Остина стало ясно, насколько неожиданно прозвучал для него такой вопрос.

– Перед тем как сюда отправиться, – подытожил он, сам удивляясь ответу, явно не целиком пока понимая сложившуюся ситуацию.

Света ворочалась на месте, ища более удобное положение, отчего Остин даже почувствовал легкое неудобство, но, встретив ее многозначительный взгляд, жестом приказал ей успокоиться.

– Спокойно, я освобожу тебя. Скоро.

– «Скоро!» А может, уже сейчас, не?!

– На моем месте ты бы также не спешила. А ты одна здесь?

– Альберт… – Она решила не сдавать свой козырь. – Он погиб еще на половине пути, я осталась одна.

Остин лишь кивнул, ожидая продолжения.

– Че смотришь? Твоя очередь!

Остин явно не желал делиться, перебирая в голове варианты, что, несомненно, Света читала без проблем, ведь это было видно даже в физике тела.

– Слушай, Ос, у тебя не много вариантов: ты можешь оставить меня здесь, я умру, ты под трибунал и в тюрьму. – Он явно был шокирован этим заявлением. – Вот именно, очень тупо: можешь солгать, но когда я узнаю, то сломаю тебе что-нибудь – это больно, так что говори, как есть, еб твою мать! Мой костюм цел, я не заразилась, а значит, мыслю трезво. Если бы была разгерметизация, ты бы ее заметил. Так что давай уже, не тяни резину, я не по травке шла сюда, нахваталась синяков, да и заебалась!

– Вот умело же ты все варианты просчитываешь, удивляюсь тебе по сей день.

Света ждала.

– Значит так, с чего бы начать… Мы прибыли, все как обычно, к местности привыкли быстро, продвигались шустро. Но наши ожидания, что угроз здесь более нет, оказались… говно они оказались, встряли мы конкретно. Не успели дойти где-то трети до главных серверов, как Тони был убит одной из тварей. Его больше нет… – Остин нелегко это произнес, Света прямо почувствовала его боль, но не могла сопоставить эти чувства с фактом нахождения Тони, явно погибшего не в бою.

– Что было дальше?

Наконец она поняла, насколько он уставший и измотанный, когда переменился его голос, а вся ширма классического позитива и легкомыслия исчезла, оставив лишь блеклую тень.

– Мы продолжили путь, наша задача – это выполнять, жертвы, как ты знаешь, приемлемая цена. Вскоре я заметил, что костюм Питера поврежден, его зацепили, не знаю как, но он заразился.

– Питер тоже мертв? – уже свыкаясь с положительным ответом, спросила Света удивительно тихо.

– Он взял с меня слово, представляешь! Он взял с меня слово, что я не позволю ему стать… стать одним из этих уродов, этих немыслимых существ. Питер готов был умереть, а я – я ведь врач, моя работа, сраное призвание, спасать жизни. Я не могу просто так взять и убить своего командира, своего друга, ты ведь знаешь – мы семья. «Лучше уж ты убей меня, чем кто-то другой», – сказал он мне. Я дал слово, которое он вынудил меня дать: что когда он перестанет быть собой, то я, именно я заберу его жизнь. Света, ты же знаешь, какой приказ я бы получил, расскажи я начальству о заражении одного из нас: ликвидация, ведь мы всего лишь солдаты, а лекарства нет – исход лишь один. Мы знали все риски, на которые шли.

– Что ты сделал? – медленно спросила она, твердо выговаривая каждую букву, мечась между осуждением и пониманием. Остин же сначала освободил ее от наручников, явно оттягивая момент откровения. Света все так же осталась сидеть, боясь спугнуть его.

– Я взял все в свои руки. Погрузил его в анабиозный сон, чтобы замедлить течение этой болезни, пока не найду лекарство.

ГЛАВА 29

Остин пошел вперед, дальше от двери, через которую она шла за ним и неподалеку от которой оставила ожидать Портера, который, как она надеялась, все еще там, ждет своего часа. Но сейчас у нее другая проблема.

– Ты сюда пришел, чтобы заманить меня?

– Умничка, всегда любил твою догадливость. Не приведу же я возможного врага прямо к временной точке дислокации.

– Молодец, – похвалила она его, думая про себя о том, как выкрутиться теперь в ситуации с Портером, который не только ныне не будет знать, где она находится, так еще и, возможно, обладает иммунитетом, который может спасти Питера. По-хорошему надо сдать его с потрохами, спасти своего товарища, но пока она не увидит тело, никаких действий не будет предпринято.

Остин тащил сумку на плече, выйдя в коридор, он свернул направо и, пройдя метров двадцать до ближайшей двери, развернулся к Свете.

– Вот и пришли.

– Что, и это все? Да минуты две заняло.

– Да, спрятался у самого носа, хитрость, знаешь ли. – Он явно тянул, чего Света не особо терпела.

– Так, харе чушь нести, в чем дело?

– Да, прости, я до сих пор еще отхожу от того, что провел здесь уже три дня… Нечасто такое бывает, знаешь ли. Так много событий, еще и ты здесь.

Оглянувшись на Т-образном перекрестке, безрезультатно надеясь заметить Портера и подать ему сигнал, она не сразу, но все же зашла в главные двери медицинского центра научного сектора станции. Света плавно шла за Осом, мимо ресепшена, в нескольких метрах от дверей, прямо вглубь, минуя пустеющие палаты по сторонам, где в каждом сантиметре читался происходящий тут ужас, где была проиграна каждая битва за жизнь, оставив после себя последствия разрушений и ужасных биологических разложений всех участников страшных событий. В центральном проходе лишь местами работало освещение, оставляя в ширине на три метра пространства очень много темных пятен, причем сам этот коридор, вмещающий в себя несколько каталок и множество мусора, был тем еще полем резни. Кровь, битые стекла, царапины от когтей, следы от огнестрела, даже некоторые, когда-то забаррикадированные палаты, умело выломанные монстрами, не просто кричали ей о бесчисленных невинных жертвах. Все это место всерьез давило – с каждым разом сильнее и сильнее… Дойдя почти до развилки, откуда идет проход налево и направо, Остин остановился перед последней дверью слева. Закрытая, находящаяся в тени из-за разбитых ламп со всех сторон, дверь была в глухой стене, хотя большинство палат имели рядом с проходом окно для наблюдения.

Перед тем как войти, Остин глянул на Свету, словно проверяя ее состояние, после чего уже более собранно огляделся вокруг, явно убеждаясь в отсутствии кого-либо еще, и после сразу же открыл изображение с камер, к которым он вручную как-то подключился. В этот момент ей явно было куда интереснее, чем ему, ведь где-то там был Портер, который влегкую мог начать искать ее или же просто бродить в поисках чего-то. Света подошла к Остину, сохраняя спокойствие, делая вид, что ей просто интересно, и, мельком взглянув на четыре появившихся маленьких экрана на планшете в предплечье его костюма, выкинула этот страх из головы.

– Чего ты так волнуешься, мы уже здесь? – решила она срезать все углы, вынудив Остина чуть вздрогнуть, явно не ожидая ее громкого возмущения, что, собственно, было не удивительно еще и потому, в каком он ныне состоянии. Нажал на панель, дверь открылась. Они вошли в абсолютно лишенное света помещение, и двери закрылись уже за спиной.

В три этапа включились потолочные и напольные лампы, расположенные по центру и краям, они закончили свое пробуждение под ногами Светы и Оса. Слева была глухая дверь в соседнюю палату, как подметила Света. Сами они находились в лаборатории, по стене справа и слева стояли столы с приборами, аппаратурой, несколько компьютеров – и все это относилось к системе криокамер. Впереди, прямо напротив входа сюда, были прозрачные двери, ведущие в подобного же размера зал с криокамерами, установленными у дальней стены в числе пяти штук. Стена, отделяющая одно помещение от другого, также была прозрачна, благодаря чему Света увидела упакованного и погруженного в анабиоз Питера. Подошла вплотную к стене – и все ее внимание привлек он, спрятанный в вертикально стоящей криокамере, где через прозрачное окно в крышке была видна верхняя половина Питера, чье лицо скрывала маска.

– Он взял с меня слово, а я, дурак, верил, что времени еще полно, но… Я взял все в свои руки и сначала нейтрализовал его, а потом поместил сюда, чтобы замедлить все процессы в организме, как ты уже заметила.

– Что?! – Света развернулась к Остину, в это время стоявшему в центре кабинета, шагах в пяти до нее. – Хочешь сказать, он не знает о том, что сейчас происходит?

– У меня не было выбора, – ответил Остин, преисполненный уверенности в своей правоте, что не могло не злить ее.

– Ты не имел права!

– Нет! – резко сорвался он, явно не желавший иной правды. – Я сделал все правильно, сделал так, как меня учили! Я спас его! Пока что он в безопасности! Такова моя работа – спасать, этим я и занят.

– У нас есть приказ…

– Да, да, да, задача важнее нас, живых людей, тех, кто жизни свои отдает в угоду большего блага! Я не пытаюсь подорвать доверие к приказу, наша задача исполнять, не обсуждать, это я понимаю. Только эта станция никуда не денется, а вот он вот-вот помрет, прямо здесь, у меня на руках. Уж прости, но Вектор сейчас для меня чуть менее важен, чем жизнь человека. Я больше не хочу никого терять. Я понимаю, насколько это рушит мою карьеру, но я устал выбирать между приказом и людьми, устал от того, что мы все – это расходный материал.

Света ничего не говорила, лишь смотрела на него, измотанного и разочаровавшегося в самой жизни. Никто не застрахован от такого, все мы люди. А здесь легко теряется и чувство времени, и уж тем более понимание масштабов. Ведь сейчас, кроме Питера, для Остина никого нет, и нетрудно догадаться, как страшна для него сама мысль о том, что вернется он отсюда один. А ведь он врач, его задача спасать людей, и он с ней не справился – опять. Ей так хочется дать ему по роже и привести в чувство, аж руки чешутся вынудить его привести себя в порядок, но это может сейчас спровоцировать его не так, как ей необходимо.

– Ос, ты не думай, я прекрасно тебя понимаю. Очень трудно оставаться непредвзятым в моменты, когда гибнут твои сослуживцы и друзья. Но кто-то должен делать эту работу, а если ты не справляешься, то продолжать оставаться здесь – это значит приносить еще больше вреда.

– Не все такие черствые, как ты, Света. Не все могут топить эмоции и забывать про человечность.

– Я не это имела в виду, я…

Она замолчала, чувствуя, как уперлась в своеобразный логический тупик. Ведь на самом деле он в чем-то прав, во всяком случае, ее не раз обвиняли в этом, и она вновь, как и в любой момент ранее, сама того не замечая, начинает упрямиться его словам и мнению, потому что такова она, Света.

– Твое молчание о многом говорит.

Сев на стул, опершись на спинку, Остин смотрел на тело Питера в криокапсуле. Вся картина наконец-то стала ей открыта, так все просто, что даже не верится, чего даже не особо теперь хочется. Ведь ранние страхи оправдали себя, Света всерьез чувствует себя чужой и одинокой.

– Почему ты не выполнил настройку удаленного доступа? Это бы заняло пару часов, – она взяла нейтральную сторону. Остин повернулся к ней, ответив спокойно, как будто и не было только что никаких криков:

– Я хотел сначала, но откладывал. Боялся, представляешь, аж самому смешно. Приказ будет вернуться на базу, а зараженного устранить, тут слепому все видно. «Сделай это для меня» – это были его последние слова, после того как он взял с меня слово убить его, а я…

Вдруг он посмотрел на нее тем взглядом, каким осознают страшную правду, и, борясь с сожалением, явно сжигающим его изнутри, произнес так, словно выносит вердикт, подчеркивая каждое слово:

– Альберт погиб из-за меня. Если бы я выполнил приказ Питера, его просьбу – последнюю просьбу, то связь была бы уже установлена. И вы оба не попали бы на Вектор. Я всех подвел!..

Закончил Остин, уже смирившись, приняв это и подытожив, просто усвоил факт, который явно будет мучить его долго. Света видела уже подобные изменения, когда чуть ли не теряется вся воля к жизни, а остается лишь смирение с безвозвратностью. Тогда она не знала, как будет лучше поступить, все же помогать эмоционально – это не ее сильная сторона. Да и подобное было не просто в тягость, а именно отталкивало, ведь она на личном опыте знала всю свою жизнь, насколько большую пользу приносит труд, а не все эти меланхоличные размышления.

– У тебя есть подвижки с поиском лекарства?

– Не особо.

Остин поднялся, подошел к Питеру, потом развернулся и, опершись на стену, сложив руки на груди, говорил спокойно, но все еще на эмоциях:

– Я нашел кучу данных об исследовании этой инопланетной Жизни и о том, как пытались найти способ сдержать ее или нейтрализовать в уже зараженном организме. В записях главного врача упоминалась парочка генетиков, занимающихся независимым изучением, вроде бы у них получилось сделать один из экспериментальных штаммов. Но где они, я пока не знаю, куча данных ожидаемо пропала, а разобраться в том, что есть… Света, я тут три дня, без сна, на стимуляторах, сама понимаешь – концентрация в мясо.

Все еще она подозревает некий подвох, второе дно, которое не просто присутствует, а должным образом прячется от нее. Неужели все вот так просто, думает Света, глядя на Питера: простая попытка спасти не просто сослуживца, а именно друга, в совокупности с непредвиденными обстоятельствами вылилась в задержку на целых три дня подключения удаленной связи с Вектором для дальнейшего взятия всех систем под контроль, как и самой станции.

– Что ты расскажешь Октавии? Про меня и… все это? Ты ведь здесь за этим, сделать то, чего не смогли мы.

– А ты сам как видишь окончание этой истории? Думаешь, что тебя пристрелят или уволят? Прикалываешься! Выполним поставленную задачу – и домой, все как всегда. Может, наорут на тебя, но нам же не впервой.

– А если я не уверен, что хочу и дальше этим заниматься?

– Может, хватит? Не хочешь дальше работать – прекрасно, никто не держит. Твою мать, Ос, харе пилить меня, я не психотерапевт, я помочь пришла, так что не ставь палки в колеса и давай уже…

– Помоги мне найти лекарство, помоги спасти его – и я сделаю все, что ты скажешь.

Света видела в нем идеальное принятие того, о чем он говорил, как и чистую откровенность, которую невозможно не ненавидеть, ведь она лишает маневров – лишь выбор: да и нет. Может быть, это судьба? Если бы не забота Остина о людях, то Питер бы уже был мертв, из-за чего Света не попала бы на Вектор и не нашла бы обладателя антител, способного спасти того самого Питера… Думая обо всем этом, она наконец-то начинает принимать простоту событий, позволяя себе выдохнуть и увидеть четкую прямую между надобностью и возможностью. Да и не может не сказываться усталость, как и желание покинуть эту место как можно скорее. Кто бы мог подумать, как много произойдет просто из-за желания спасти одну жизнь, всего лишь одну! Думая об этом, чуть ли не желая ткнуть Остина в его эгоизм, Света напомнила себе, что он и так страдает.

– Мы будем делать так, как я скажу, чтобы все это закончилось правильно и мы наконец свалили отсюда, ясно?

Остин смотрел на нее в ожидании.

– Во-первых, Альберт жив. Я думала, что он погиб, – но он смог выжить, узнала я про это недавно. Тебе не нужно винить себя за его смерть. И, да, я солгала, потому что не знала, могу ли верить тебе, нужна была подстраховка. Во-вторых, когда мы искали вас, на нас с Альбертом напали эти ублюдки, из-за чего мы и разделились, и, что самое важное, меня спас один человек. Выживший на Векторе, представляешь! Он спас меня и не просто сберег от повторной атаки, но еще и решился покинуть свое… убежище, назовем это так, чтобы проводить сюда, потому что мой планшет накрылся, карты нет. А он знает местность, знает, где и что, – считай, у меня был проводник, мечтающий убраться отсюда не меньше нашего.

– Невероятно! – выскользнуло из него удивление. – Он может помочь найти лекарство… Где он сейчас?

– Я не закончила! – нетерпеливо отрезала Света, ожидая его внимания. Чуть остыв, Остин, переварил сказанное и задался вопросом, который она ожидала:

– Подожди ка, откуда здесь живой человек? Как он…

– Да, он выжил. Я больше скажу – у него нет мутаций, никаких, все по нулям. Трезво мыслит, разговаривает, как и любой из нас. Да, одиночество взяло свое, но в целом он здоровый человек. И вот здесь самое интересное: по его словам, у него теперь иммунитет. Он заверил меня, что смог найти какое-то лекарство или типа того, отчего, утыкав себя всеми иголками, смог выработать иммунитет. Я сама видела уколы на изуродованной руке, и если он не солгал, то в его крови есть антитела, которые помогут Питеру.

– Невероятно! Света… я ушам своим не верю! А что ему известно?

– Вот тут проблемка: он знает лишь, что я ищу мужа, который пропал, пока искал родную сестру на Векторе.

Остин замер, глядя на Свету несколько с азартом, после чего усмехнулся и вновь позитивнее сказал:

– Ну ты даешь, Светка… Давила на простые эмоции, значит, неплохо. Получается, если он узнает правду, то о помощи можно не думать? – Света молчала, позволяя ему докончить известную ей мысль. – Или все зависит от того, на какие меры мы готовы пойти?

Как раз в это время у нее заработала система костюма, позволив наконец убедиться в целостности ее брони и отсутствии разгерметизации. А заодно и обменяться с Остином новыми частотами связи, потому что и слепой увидит, насколько трудные решения ждут их впереди.

ГЛАВА 30

Они договорились лгать: так будет проще, не придется рассчитывать на благоразумие эгоиста, ведь в любом случае, как ни посмотри, цель остается одна и та же – просто они меняют чуть-чуть исходные данные. Света не позволила Остину пойти с ней: все-таки если и проводить манипуляции, то делать это надо с умом, чтобы постепенно получить нужный результат, всегда держа руку на пульсе. Да и сам он не то чтобы в великом здравии, но хуже всего то, что она не знает, чем это может быть вызвано: стрессом или заражением. Но в любом случае все складывается даже лучше, чем она надеялась, ведь Ос сможет убедиться в правдоподобности объявленного Портером иммунитета, и если таковой присутствует, то не пройдет и часа, как статус проводника сменится пленником.

Ос увел ее недалеко от того места, где она оставила Портера: идти по прямой от выхода, по коридору, в конце которого информационный столб, где яркое освещение даже ослепляло их в момент слежки. Подойдя к повороту, где за ближайшей дверью была последняя встреча с Портером, она чуть помедлила, прекрасно понимая, насколько легко он может напасть, спасая свою жизнь от того, кто не соизволит представиться. Прежде чем врываться, Света громко окрикнула его.

Первым делом она выбежала, еще толком ничего не осознав, промчалась за двери, где ее держал Остин, после вернулась, словно плывя по бушующим волнам, обратила взор на зал со столбом света, потом на коридор и все помещения до самого конца и все офисы – Портера нигде не было. Вернулась, еще раз все проверила, уже не просто зовя его, а непосредственно требуя его наличия перед ней сию минуту, – все было тщетно. Апогеем ее гнева стала бранная речь в свой адрес, осуждающая за глупость и нерасторопность, ведь это она виновата! Она умудрилась упустить того, кто может спасти Питера, кто обладает иммунитетом, пусть и недоказанным, но причины верить в это были более чем существенные. Крик ее был оглушающим, а под горячую руку попадались все стены. Ей казалось, будто вот-вот вырвет сердце, жар настигал все тело, и не умещающееся в голове понимание неудачи причиняло чуть ли не физическую боль. Да, сейчас она была на самом пике гнева, в сердце которого кроется невообразимое разочарование в себе, что она не просто ненавидела, а презирала. «А ведь все было так, блядь, просто!» – думала она, гневаясь, как никогда: еще чуть-чуть – и все бы закончилось, простые действия, без излишеств и серой морали…

– Что случилось? – Ос подошел незаметно, переполненный заботой, помогая встать упавшей от обессиливания Свете, лучше всех занимающейся самокритикой.

– Его нет… – с трудом сквозь зубы произнесла она, оттолкнув друга, когда поднялась на ноги, желая свободного пространства, начав ходить кругами, не находя рукам место. – Я оставила его тут, а его нет, и хер знает, где он, сука, может быть сейчас! Как же глупо, твою мать, как же глупо!

– Ты же не могла запереть его, Света…

– Еще как могла! Должна была, это не так сложно было понять, но я слишком доверилась ему, он ведь помогал мне. Надо было его наручниками, нахуй, прицепить, чтобы не свинтил.

– Ты уверена, что его нет рядом? Может быть, он…

– Я все тут обыскала, ты думаешь, почему я так долго тут торчу!

Остин был в смятении, поглядывая на нее крайне неоднозначным взглядом, словно не зная, как реагировать на это.

– Что? – заметила она его взгляд. – Ты думаешь, я лгу или, может быть, прячу его? Он был, и это не галлюцинация, даже не начинай! – вырвалось из нее в гневе, взять под контроль который она не могла в мгновение, но прекрасно понимала, насколько это необходимо, отчего и выпускала наружу все, дабы не топить то, что потом может вырваться в ненужный момент.

– Куда он мог пойти, ты знаешь? Может быть, вернулся к себе или… Хрен его знает, Света, нам надо что-то делать! – Остин с трудом уже сохранял спокойствие, ведь только что она дала ему шанс, а теперь его нет, что, разумеется, также давит и на него.

– У него есть свой дом, тут, но я хрен его найду в этом лабиринте, да и это может занять слишком много времени, мало ли где он может быть. Что он задумал, маленький ублюдок? – рассуждала Света, наконец остановившись и опершись на стену слева, прямо напротив прохода к последнему месту нахождения Портера. Справа от нее стоял Остин, глядя на нее с ожиданием, слева находился тот самый информационный столб, который вдруг стал мигать и неслабо раздражать ее, отчего не прошло и минуты, как Света молча подошла и расстреляла его.

– Слушай, – начала она более сосредоточенно, ища выход из положения, – ты ведь подключился к здешним камерам, мы можем…

– Нет, – оборвал он ее, – я же не записываю изображение, лишь смотрю все в реальном времени. И тут половина не работает, отчего я бы сильно не…

– Глянь, может, прямо сейчас попадется на камеры.

Остин погрузился в поиск, перелистывая изображения на виртуальном экране, пока Света маячила перед ним, не останавливаясь ни на минуту.

– Я не вижу его…

– Сука!

– Послушай-ка ты меня. – Ему явно надоело ее откровенно затянувшееся самобичевание через гнев. – Ты либо возьмешь себя в руки, либо вали на хуй отсюда. Мне нужно думать о том, как спасти Питера, и уж если твой вариант невозможен, то надо искать еще! Можешь сколько угодно ненавидеть себя, но поверь, у меня больше причин! Так что решай, что делать дальше: мы либо ищем его, либо ты идешь и подключаешь удаленную связь, а я, имея все то время, что у меня осталось, постараюсь помочь Питеру!

Остин стоял перед ней, полный решимости делать все правильно, прекрасно принимая грядущие последствия, чему она была рада, ведь это усмиряет ее подозрения в его заражении.

– Я знаю, кто может помочь, – Альберт.

– Как, ты же говорила, что он на другом уровне, чем он нам…

– А он там наткнулся на рабочую систему слежения, через камеры пару раз помог мне. У него больший охват. Правда, многое здесь не работает, он даже тебя в этом секторе не смог бы увидеть, че мы и следили за тобой, но все же хотя бы направление скажет, куда этот урод сбежал.

Ожидая ответа от Альберта, Света, топчась из стороны в сторону, не заметила, как мгновенно очутилась в нескольких метрах от столба света, ныне изрешеченного патронами. Отсюда отлично просматривался длинный коридор, где она впервые увидела Остина, который сейчас сам бродил туда-сюда, не способный стоять на месте.

– Наконец-то, почему так долго не выходила на связь?

– Мне нужна твоя помощь, ты должен просмотреть камеры по моему сектору в поисках Портера. Он исчез, скорее всего, убежал, возможно, вернулся к себе.

– Мне нужна сводка, – явно стерпел он ее наплыв, но Свету подобное не особо обрадовало.

– Может быть, сделаешь, как я прошу, у нас и так мало времени!

– Я уже запустил поиск, а теперь говори.

– Отлично, – чуть успокоилась она, начав более сдержанно. – Я встретила Остина, он жив и здоров, даже умудрился меня вырубить, засранец, до выяснения обстоятельств моей слежки за ним.

– Почему ты следила за ним? – всерьез удивился Альберт.

– Да потому, что неизвестно, в каком он состоянии провел тут три дня, мало ли, заразился и башка поплыла, а я не могла рисковать.

– Что известно о Питере?

– А вот и причина, по которой мы с тобой тут: Питер заразился, ну а Остин пытается его спасти. – Альберт молчал. – Ты прекрасно знаешь, они были семьей, ну и Ос не смог просто оставить его, потому что знает, что никакого лекарства нет.

Все это время Остин ходил где-то рядом, то поглядывая на нее, то явно ища себе место, но все было тщетно. И вот Света оглянулась, машинально ища его глазами, но не нашла. Он словно исчез в промежутке между морганием.

– Остин адекватен, ты веришь ему?

– Пока причин для сомнений не было.

– Хорошо. Каков твой план?

– Найти Портера и спасти Питера, какой еще может быть план?

– А ты не думала, что он мог лгать, лишь бы ты не убила его? – несколько раздраженно вылетело из Альберта, явно недовольного тем, как долго Света возилась с балластом. – И, узнав о том, что кое-кто из наших все же выжил, понял, как скоро его ложь будет раскрыта. Чего только не скажешь, чтобы сохранить жизнь.

– Разумеется, я принимала этот вариант! Но я не могу доказать и обратного, так что, пока не будет подтверждения или опровержения, не собираюсь списывать его со счетов. Мы говорим о возможных антителах, о единственном, у кого есть иммунитет. У кого он может быть – да, но это охренеть чего стоит, пренебрегать подобным нельзя ни в коем случае.

– Как ты считаешь, он честен?

– У меня нет окончательного мнения. Но я хочу ему верить.

– Я не могу не спросить: для тебя важен он или то, что у него в крови? Твое отношение здесь важно понимать.

– Это с чего такой допрос?

– Пытаюсь понять, что движет твоими решениями.

– Я в порядке! – Подобное отношение было равносильно оскорблению на личном уровне, но она проглотила это, прекрасно понимая приоритеты. – Ты ищешь или нет?

– Это займет время, система еле дышит, да еще и половина камер не работает, не говоря уже об охвате. А пока я советую тебе наладить обратную связь с базой, чтобы наконец закончить здесь.

– Звучало это не как совет.

– Рад, что ты все еще понимаешь меня.

– А тебя жизнь Питера совсем не заботит? Я только что сказала, что он на грани смерти, а тебя волнует то, насколько я предана делу, что не может не заставить меня сомневаться уже в…

– Солдаты умирают, такое бывает. Мне искренне их жаль, но каждый знал, на что он идет. Это не должно мешать выполнению приказа.

Света бы хотела много возразить, но почему-то встала в некий ступор, резко отрезвивший ее, в каком-то смысле даже выведший на иной уровень восприятия событий. Ведь сказанное Альбертом, в том тоне и с тем смыслом, она сам произносила не раз, да и легко может поставить себя на его место.

– Жду от тебя вестей о Портере.

ГЛАВА 31

Света не дала Альберту даже слова, сразу же отключив связь, избегая дальнейших шансов на выяснение сторон, где будет больше сказано, нежели сделано. Можно было бы развить мысль, поднесенную Альбертом, о ее изменении в приоритетах, так сказать, разжевать все вышесказанное. Да вот только появилась новая проблема: Остин пропал. Поначалу ей казалось, что он просто бродит где-то рядом, но в зрительной доступности его не видно, и на ее зов он не отвечает. Словно испарился, как будто его и не было вовсе. Даже предположение того, что все это было галлюцинацией, она чуть ли не вырывала силой из себя, не допуская даже шанса на развитие этой идеи, пусть и обладающей вполне уверенной почвой в этом месте.

И только Света собралась вернуться в медицинский центр, куда, скорее всего, вернулся бы Остин, как она услышала скрежет открывания дверей. Быстро вернувшись в коридор, где она начала слежку, она увидела Остина, пытающего раздвинуть вручную створки дверей в самом конце.

– Нашел Портера?

– Нет, – бросил он сухо, словно его совершенно перестало это волновать. – Лучше помоги мне, тут все заело, – произнес он, упираясь ногой в левую створку, пытаясь создать рычаг. Света подошла и только собралась ухватиться за одну из створок, как физическая сила оправдала себя, и проход образовался достаточный, чтобы зайти спокойно вовнутрь.

– Альберт сказал, что нужно время на поиски. – Остин молча вошел вовнутрь, словно завороженный окружающей фауной, игнорируя Свету. – Тебя вообще не волнует, что я говорю?

– Я и так знаю, что на это нужно время, – спокойно ответил он, полностью увлеченный черной смесью мускулов и разной фауной некоей Жизни, больше напоминающей живой организм в спящем состоянии, где несложно было понять, что внутри всех этих артерий и волокон происходят процессы, совершенно обычные для этого места, но крайне невероятные для обычного человека.

– За три дня этого не увидел?

– Раньше эта дверь была закрыта. Видимо, перебои с электричеством замкнули цепь – это, бывает, происходит, станция аж ходуном ходит.

Игнорируя безопасность, Остин с интересом подошел и присел на корточки к телу человека, то ли вырвавшегося из кокона, то ли дождавшегося своего часа, но не справившегося с дарованной возможностью.

– Я уже видела подобных. – Света присела с другой стороны от Оса.

– Когда, где?

– На пути сюда, вылез из подобного места и просто шел вперед, словно он не монстр, а самый обычный человек.

– Что?..

– Портер забил его, – на опережение ответила Света, – буквально захреначил, как зверя, хотя тот был безвреден, напомнил только-только проснувшегося с бодуна.

– Это странно, обычно симбиоз человека и инопланетной Жизни приводит к разрушению, а здесь…

Встав, он с нескрываемым любопытством стал осматривать кокон, откуда тот вылез.

– Посмотри, – позвал он ее неожиданно воодушевленным тоном, – это ведь криокапсула.

– Они что, заперлись в них специально?

– Возможно, знали, что выхода нет, и решили переждать, искренне веря, что вот-вот придет спасение.

– Ужас… Ос, как думаешь, они мучились?

– Сомневаюсь, скорее всего, они так и умерли в надежде на спасение, которого не было.

– Надо проверить, может быть, есть кто-то выживший. – Подобное не могло ее не пугать, тогдашний момент казался чем-то из ряда вон выходящим, а оказывается, подобные метаморфозы – не единичный случай, отчего невольно задаешься вопросом: худшая ли это смерть?

По всем трем сторонам изначально находились капсулы, напротив двери их было пять штук, слева и справа по три, и если раньше их было бы невозможно не заметить – выпирающие на добрые полметра от стены, стеклянная крышка с металлической окантовкой, – то сейчас, особенно в отсутствие освещения, все они спрятаны под инопланетной Жизнью. Каждая капсула практически невидима, но все же это не могила, а кокон, как нетрудно было догадаться. Ведь сама крышка покрыта более тонким слоем, который приходится разрывать существу, прежде чем родиться. Стекло внутри каждой было разбито, а вместо него довольно крепкая, но прогибающаяся под увесистым ударом прослойка, напоминающая толстую кожу. Сложно было понять, в каждой ли находится своя куколка, но, внимательно все осмотрев, они были почти уверены в том, что, куда ни глянь, везде были бывшие люди. Остин подошел к центральному кокону слева и, достав нож, начал открывать его, пока Света была наготове к возможному конфликту, находясь в паре метров, держа на прицеле объект их внимания. Несколько сильных размашистых ударов – и он смог пробиться вовнутрь, и вот уже длинная вертикальная линия посередине открыла им видение процесса ассимиляции Жизни.

– Он жив?

– Да.

А ведь он был прав, сразу же удивилась Света, видя в капсуле человека все в том же положении, в котором и должен быть, вроде бы без явных физических дефектов в виде искажений уже имеющихся частей тела, да и новых она в нем не замечала. Худой человек, на котором еще остались куски одежды в тех местах, где тонкие, словно волосы, артерии или нечто подобное покрыли его тело, при этом полностью захватив и лицо.

– Что с ним происходит?

Не испугать такое не могло, ведь первое и самое сильное влияние – это представление самой себя на его месте, где, судя по всему, смерть теперь имеет несколько иное определение. Остин же аккуратно касался всех частей тела, словно пытаясь что-то нащупать: он осматривал пути этих биологических оков, пытаясь понять некую систему жизнеобеспечения. И вот наконец, отойдя на шаг, видимо, получив приличные данные для осмысления, он взглянул на уже имеющееся в этом месте вылупившееся тело и произнес:

– Он адаптируется к новым условиям.

В ее глазах можно было явно увидеть смятение и страх, но вот в его – лишь любопытство, отлично глушащее любые иные чувства.

– Мне нужно осмотреть это тело, как и остальные, чтобы во всем разобраться. Но пока могу сказать одно – Жизнь смогла найти способ, как и всегда.

– Хочешь сказать, адаптация возможна?

– Вопрос в другом. Жизнь адаптируется к человеку – или же человек к Жизни.

– Ты яснее выражаться можешь?

– А в том, что главенствует: человек или это.

– Я думаю нам надо об этом сообщить и ничего не трогать здесь, ну его на хуй, Ос.

– Ты говорила, что уже видела подобных. Он сам вылез из кокона, или ему помогли?

– Я не знаю, это было за дверьми, которые, к слову, он неплохо так смог раздвинуть при своих килограммах пятидесяти, так что я была бы осторожней вдвойне.

– Он был агрессивен? Может быть, говорил или…

– Нет, нет, спокойный, я бы даже сказала, любопытный, словно спросонья. Портер его избил до смерти.

– Почему Портер убил его?

– Как он сказал, чтобы нас обезопасить.

– Ты ему веришь?

– Не вижу смысла ему лгать. Я могу постоять за себя, а он угрозы не представлял.

– Понятно. Тогда поступим так: я возьму образцы, хочу узнать получше, с чем мы имеем здесь дело, а ты пока наладь обратную связь.

– Я должна дождаться информации от Альберта, Портером нельзя пренебрегать.

– Света, что сейчас важнее, сидеть и ждать неизвестно сколько – или сбегать и настроить доступ? Тут недалеко, вернешься за мгновение, а я пока разберусь с этим. Если объявится Портер, смогу его уговорить, не беспокойся.

– Почему мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь? Портер единственный может спасти Питера, это…

– Нет, не единственный. – Света ожидала уточнения. – Я думаю, Портер понял, что его иммунитет не уникален. Вот они – те, кто долго были в симбиозе с Жизнью, могут дать даже больше, чем он, если я не ошибаюсь. Может быть, поэтому он и сбежал, не думала об этом? Ведь он знает, что его ставка оказалась не настолько высокой.

– А может быть, он просто испугался, – неожиданно для себя она стала оправдывать Портера, вспоминая, как он принял разочаровывающую правду о всей его работе на Векторе, вполне способную лишить воли к жизни. – Может быть, из-за того, что ты меня вырубил, он сразу же понял, что по-хорошему тут все не кончится, и решил спасти себя? Жить он хочет побольше нашего, в этом не сомневайся.

– В любом случае тебе надо выполнить приказ, потому что я не могу бросить Питера, прости, но не могу. Ты прекрасно знаешь, как велят нам поступить, узнав, что с ним происходит.

– Ты правда думаешь, что тебя просто так оставят здесь?

– Скажи, что я мертв, и проблем не будет. От этого выиграют все.

– Ос, остановись, поговори со мной! Как ты можешь вот так взять и наплевать на свою жизнь, на работу?!

– А что бы сделала ты? Сообщишь – Питер умрет, оставишь его так – он умрет! У нас нет иных вариантов! А если и ты не сделаешь то, ради чего пришла сюда, то кому-то рано или поздно придется делать эту работу. Ты готова взять ответственность за их смерть? Да, у меня был выбор соскочить, дело-то плевое – добраться до центрального сервера и наладить удаленный доступ со станцией. Да вот только это место…

– А может быть, дело в том, что ты прекрасно осознаешь всю вину за случившееся и хочешь получить заслуженное, по твоему мнению, наказание, а? Только вот самому не хватает сил, а значит, единственный шанс – это сделать все моими руками!

Не найдя слов, он просто молча ушел, хотя по его виду было отчетливо ясно, что если Света и не попала в самую точку, то явно коснулась истины настолько близко, насколько это возможно. Света прекрасно понимала, насколько Остин уже похоронил для себя будущее, заботясь лишь о том, чтобы выполнить просьбу лучшего друга, умирающего у него на руках. Эгоистично – возможно, но она крайне рада тому, что не на его месте, ведь не уверена, что поступила бы так же, как Остин.

ГЛАВА 32

Не пытаясь более переубедить Остина, поставившего свою жизнь на ту же чашу весов, где и жизнь его умирающего друга, Света вроде бы смогла несколько абстрагироваться и сосредоточиться на цели, достижение которой встречало немало преград. Когда она осталась одна, ее мысли перескакивали с догадок о судьбе Портера на попытки все же найти подход к спасению своих друзей, и вновь все представлялось ей необоснованно сложным, отчего чуть ли не головная боль проявлялась при непонимании того, как все может так складываться. Она пыталась выкинуть все это, словно ненужный мусор, вынуждая себя отрешиться от эмоциональной составляющей. Ее чуть ли не буквально пронзило то, чего она искренне надеялась более никогда не испытывать. Безвыходность – это лучшее определение, найденное ей сквозь долгую, невероятно болезненную попытку разобраться со страшными событиями, вроде бы имеющими на первый взгляд мало общего с нынешней ситуацией, но чем больше она приглядывается, тем большую связь замечает.

Невыносимая пустота, как результат безвыходности, ощущалась так же явственно, когда она в последний раз видела человека, неожиданно подарившего дверь, к которой обычно нужен ключ, но он сам отворил ее и впустил в жизнь, которой она лишь грезила. Так ей всегда это и представлялось, словно есть иной мир, вступив в который она бы сразу оказалась в окружении иных людей, противоположных тем, кто окружал ее первые двадцать лет жизни. Когда она познакомилась с мужчиной, чье место случайно заняла в поезде, стараясь убежать от невероятно разочаровавшего ее места, считавшегося домом, то сама не верила, как может быть иногда все просто и легко, словно они были знакомы уже много лет и вот встретились вновь. Тогда она впервые потеряла счет времени, забыв об окружении, словно очутившись там, где люди могут просто наслаждаться жизнью с той легкостью, которую она никогда не чувствовала, и все из-за того, что более ей не надо было ничего доказывать или к чему-то стремиться, желая оправдать свое существование, прекрасно используя самокритику во всех сферах жизнедеятельности. Много раз в спрятанных глубоко мечтах она представляла его красавцем, неким эталоном мужественности в классическом понимании мужчины-воина. Разумеется, многие девочки и женщины мечтают о таком, но именно она хотела того, кто будет под стать ей, ведь при росте в метр восемьдесят и довольно крепкой фигуре она была сильнее многих мальчишек и даже мужчин, а прекрасная физическая подготовка ставила планку оценки прилично выше, чем у многих худеньких девушек. Но, как и полагается, чему они сами удивлялись не раз и подтрунивали друг над другом, оба оказались совсем не в том вкусе, в каком обычно искали себе партнеров. Да, он был почти с нее ростом, но с приличным лишним весом, который не складывался во второй подбородок, скорее его комплекция была мешковатой, не говоря уже о том, что лицо его было чуть ли не украдено у подростка, и это не могли исправить даже рано поседевшие волосы на голове. Это был тот случай, когда уже первый взгляд на этого толстенького здоровяка говорил о том, какое у него большое сердце.

И вот этот человек, открывший ей новую жизнь, где она впервые смогла поверить в заслуженное счастье, ставший ее первым мужчиной, потом мужем, а после – закономерно отцом ее ребенка, этот человек, который был оптимистом и весельчаком, пусть и простеньким на ум, но с которым ей никогда не было скучно или страшно, грустно или одиноко, – этот человек остался у нее за спиной точно так же, как сейчас она оставляет своих, можно сказать, друзей. Объединяет это все невообразимое одиночество, родившееся из-за какой-то невероятной безвыходности. В тот раз все было страшнее, с этим невозможно спорить: потеря первого и единственного ребенка сломала всю ее картину мира. Такие трагедии либо объединяют людей до конца, либо они расходятся навсегда. Она пыталась вернуться в норму, потихоньку становившуюся вновь чем-то далеким, правда, пыталась – напоминает Света себе каждый раз, когда возвращается к этой теме. Прошло время, и чем больше восстанавливался он, тем больше отдалялась она, ведь не могла позволить себе поверить в возвращение сказки, которую обычные люди даже не замечают, потому что всегда были в ней. Успевшую привыкнуть к несколько опьяняющему чувству спокойствия, любви и заботы, где не было критики и никому не надо было ничего доказывать, ее вновь кинуло в то состояние, где нельзя допускать чувства: ведь она, словно и в первые двадцать лет, была на войне. Так Света и ушла, не найдя в себе сил и способа начать все сначала, что, собственно, было ожидаемо: ведь в бесконечных ссорах легко стать эгоистом, вспомнив все защитные механизмы, выработанные еще с детства, отточенные годами. Хоть и с ощущением существования той самой общей и уникальной любви, но по итогу все зашло в такой тупик, какой лишает каждое слово своего значения, ведь произнесены уже были все и по многу раз. Дойдя до безвыходности, она ушла, прекрасно понимая, что все закончилось уже давно. И даже тогда она надеялась, как и любой человек, она так хотела, чтобы он догнал ее, чтобы обнял, ведь вдруг еще есть шанс на новое будущее… Но с каждым шагом все более она топила чувства, прекрасно зная, что все кончено.

Света остановилась, готовая вот-вот поддаться слезам и выпустить все скопившиеся эмоции. Но, встряхнув головой, с трудом обуздав эти теплые и прекрасные воспоминания, обжигающие своей уникальностью, она снова дает себе отчет, что боится их больше, чем любого монстра, даже больше, чем собственной смерти. Вернуться туда и вновь погрузиться в любовь и заботу, уют и безопасность – это значит напомнить себе о собственной слабости и неудаче, ведь Света не смогла это сохранить, а значит, не заслужила второго шанса.

Поступил звонок от Альберта, краткие щелчки прогремели у нее в ухе, что удивило, ведь обычно звук не был таким громким. Видимо, она настолько погрузилась в воды самокопания, что попросту лишилась слуха.

– Надеюсь, у тебя хорошие новости? – все еще находясь там, в своих воспоминаниях, приносящих равнозначное боли счастье, Света спросила быстро, даже недовольно.

– Я нигде его не нашел. Прежде чем ты начнешь психовать, хочу уточнить, что здесь половина камер не работает, так что неизвестно, прошмыгнул он в слепой зоне или еще где-то неподалеку.

– Что будем делать?

– У нас есть приказ, его надо выполнить.

Света надеялась на этот ответ, ведь сейчас ей лучше что-то делать по указу, нежели самой принимать решения, сомневаться в которых она будет каждую секунду.

– Какой статус у Питера и Остина?

– Питер еще жив, Остин ищет лекарство. Ему, кажется, уже плевать, что с ним будет, сомневаюсь, что он просто так захочет вернуться, пока у Питера есть хотя бы шанс. Что узнал ты?

– Ничего важного. Все архивы пусты, как и большинство жестких дисков из удаленного сервера, их явно кто-то изъял, как минимум из тех, которые я нашел здесь. Остается надежда на резервные серверы, для этого тебе нужно подключиться к общей системе. В каком-то смысле снятие блокировки связи не дало бы полных возможностей, потому что львиная доля находится на физическом носителе, нахождение которого неизвестно.

– Я знаю, где все жесткие диски. Когда Портер спас меня, то привел к себе, в запасной центр связи, там еще огромное смотровое окно наружу, где-то в минутах пятнадцати от того места, куда ты свалился.

– Ты уверена, что это были они?

– Абсолютно. Целая гора, в четыре руки не утащить. Он же работал журналистом, делал то, что умеет, собирал информацию, а потом отправлял на удаленный спутник.

– Почему никто не знал про это? Как он вообще смог наладить связь? Если он все рассекретил, то…

– Да я знаю, знаю, – перебила он его, – что-то, видимо, случилось, но дальше станции это не ушло, иначе мы бы знали. Да какое там, весь мир бы знал о Векторе. Плевать, может, система передачи не работала, может быть, люди, которым он доверился, поняли, какой груз они получили, ну и приняли иное решение, нежели ожидал от них Портер. Кстати, может, сходишь туда, раз тебе делать нечего, заодно проверишь, там ли наш бегун, а то пока я не увижу опровержения его иммунитета, не успокоюсь.

– Согласен. А ты пока настрой связь, и будем думать, что делать с Остином и Питером.

– Не уверена, что у нас будет много вариантов. Ты сталкивался с таким?

– Уточни.

– Когда жизнь становилась важнее приказа, причем настолько, что даже на свою становится плевать.

– Это еще терпимо. Куда хуже, когда перестаешь замечать разницу в приказах, совершенно не видя каких-либо изменений, словно ничто и никогда не меняется. Даже когда, казалось, ты сделал что-то стоящее, например спас людей, то потом окажется, что, пока ты спасал одних, где-то погибали другие. Остин устал, а как врачу, смерть ему ближе, чем любому из нас, и я бы больше удивился, если бы ему было плевать. Не все могут годами жить и не ломаться, рано или поздно большинство на нашей работе не выдерживают. Большинство людей вообще по грани ходят. Потому что когда тебе становится все равно, сколько погибло, а сколько спасено, то вот тогда уже обратного пути нет.

– Я боюсь, как бы он ради спасения одной жизни не начал все границы перешагивать.

– Смотря что считать границей. В нашей работе это очень абстрактная материя. Особенно на Векторе: в подобных местах легко потеряться не только времени, но и самому себе, ведь ничего дальше стен, иногда кажется, и не существует вовсе. Поэтому одна жизнь здесь начинает казаться важнее остальных там. А они далеко, словно их и нет вовсе.

– Как же я ненавижу это место! – чуть ли не под нос себе проговорила Света.

– Это я могу понять.

– Только не убивай Портера, когда встретишь его, хорошо?

– Ты думаешь, он к себе убежал? Туда, где ты сможешь его найти?

– А где ему еще быть, если только нет второго места обитания, хотя меня не было минут пять, странно, что он так быстро свалил.

– Разберемся. Как только наладишь контакт с базой, дай знать.

Альберт отключил связь, но Света не стала идти дальше, как поступила бы раньше. После неожиданного возвращения в свое прошлое, выбраться из которого всегда давалось с трудом, особенно благодаря тому, насколько там лучше, чем здесь, Света словно перезагрузилась, чуть трезвее начав смотреть на уже известные события. Возможно, конечно, дело было в том, как много времени она провела здесь, отчего ум начинает подстраиваться. Вспоминая маячащую безысходность, перебирая в голове все составляющие, она словно с легкой руки нашла вариант отгадки, позволивший наконец расставить все на свои места. Такой безумный, на первый взгляд, но стоит эту идею прокрутить еще раз, внимательно сопоставляя все улики причастности, как неожиданно все собралось в идеальную схему, где сразу ясно, что произошло. Она знает, где Портер, как и знает, как теперь поступить. Ведь мотивы так просты, что сам Альберт произнес их без особого преподношения, поскольку все было настолько предсказуемо, насколько она не могла разглядеть прямо перед собой, ведь так и не смогла отпустить страсть к поискам двойного дна.

ГЛАВА 33

Где-то в глубине Света действительно радуется догадке, проверить которую не составит труда: ведь если результат будет положительным, то все фигуры займут свои места, наконец распутав клубок непонимания и догадок. Но в целом сама мысль о том, что она окажется права, будет болезненна по многим обстоятельствам.

Она спешит, ведь каждая минута может оказаться точкой невозврата: к счастью, ушла она недалеко, и не прошло больше получаса после ухода, как перед ее глазами вновь оказались двери в медицинский центр. Уже привычный глазу коридор, вполне добросовестно освещенный, открылся перед ней с другой, более личной стороны: ведь теперь она ощущает себя не гостем, а непосредственно той, кто уже освоился настолько, чтобы составить конкуренцию монстрам. Держа на прицеле каждую встреченную дверь, без промедления проверяя все стороны вокруг себя, Света уже готова была также в боевом режиме войти через главный вход медицинского центра, но тот оказался закрыт, а точнее – заперт. Остин изолировал себя, что могло бы быть похвальной мерой предосторожности, если бы сделал он это не из-за нее. Панель была отключена, ручное открытие почему-то не работало: возможно, он заблокировал систему изнутри. Первая мысль – попробовать открыть ее силой, используя физическое воздействие на створки, которые, по идее, должны поддаться, – была откинута сразу, ведь, скорее всего, он может услышать. И вот, оглядываясь то влево, то вправо, она нашла не альтернативный маршрут, а еще один повод для самокритики: ведь в порыве распирающего гнева из-за обмана и манипуляции она совершенно не подумала о том, что человек, обведший ее вокруг пальца, давно подключился к камерам наблюдения здесь.

Как только открытие сформировалось, Света сразу же отбежала назад, озираясь по сторонам, естественно ожидая нападения с целью нейтрализации. Руки крепко сжимают автомат, каждая мышца напряжена, а адреналин позволяет быть максимально трезвой и внимательной. Стараясь не создавать звуков, она медленно подходит к тому самому Т-образному перекрестку у входа, выглядывает из-за угла, потом меняет сторону и вновь ищет подтверждение ее безопасности. В такие моменты иногда хочется скорее нарваться на конфликт, нежели и дальше существовать в неведении и изнуряющей тишине. Потеряв еще время, она попросту стала игнорировать безопасность, ведь куда хуже будет сейчас поддаться паранойе и не сделать ничего, нежели рискнуть, пусть и попав в ловушку, но так хоть будет понимание ситуации. Она проверила дверь слева от входа, почти напротив того места, где ее держал в наручниках Остин. Дверь также была лишена признаков жизни, но это место было прилично дальше от предполагаемого места Остина, так что она решилась пошуметь, и будь что будет. Воткнув лезвие ножа в небольшую щель из-за не до конца закрывшихся створок, Света хоть и с трудом, но смогла, используя рычаг, подставив оружие под рукоять, создать давление и чуть расширить проход. Небольшая щель позволила создать уже больший рычаг, и, ожидая наличие существенного шума, она вдруг для себя поняла, почему дверь открывалась с таким трудом.

Внутри оказалась не просто засохшая кровь по всей поверхности и такие же следы ужасной жатвы – все было одновременно и проще, и сложнее: прямо с другой стороны входа вплотную к створкам были прислонены тела, в частности, как не сразу поняла Света, человек и некий монстр. Перешагнув два тела, давно превратившиеся в какую-то общую смесь, где лишь выпирающие части могли считаться уликами, Света в первую очередь осмотрела зал, полностью лишенный освещения. Картина была привычная, отчего она поймала себя на мысли, что подобные виды ее уже не удивляют. Из коридора внутрь пробивалась линия света шириной с вход, открывший все детали изуродованной метаморфозы двух тел, преодолимый лишь протискиванием вперед плечом. Света быстро шагала вперед, вплоть до конца, куда дотягивались лучи, словно разделяющие тьму стеной света шириной в полметра. Повернула направо, мимо палат, и, дошла до двери в глухой стене, за которой как раз начинается та часть, где должен сейчас находиться Остин. Света выключила фонарик, надеясь сохранить как можно дольше свое нахождение, и, нажав на рабочую плату, открыла двери.

Пройдя вперед, мимо трех палат на каждой стороне, она сразу же окажется в центральном проходе, где уже была, и, свернув налево, увидит еще три палаты перед обитанием Остина. Такой краткий путь вполне стоило бы пройти тихо, подкрадываясь, но данной роскоши она более не может себе позволить. Ведь если за стенами была тишина, то здесь она уже слышит болезненные стоны Портера, чей рот явно заклеен. Спасение пленного – вот чем она сейчас занималась, и, в мгновение добежав до нужной палаты, Света наткнулась на запертую дверь. Остин позаботился и об этом, и пока болезненный стон Портера усиливался, вынуждая Свету представлять его немыслимые мучения, дверь так и не поддавалась на попытки взлома. В палату нет иного входа, насколько она может судить, обежав вокруг, выискивая хоть какую-то лазейку. Все это искренне выводит ее из себя, вынуждая не просто злиться, а именно гневаться – не только на Остина, но и на саму себя, ведь опять ее настигает безысходность. Она стала стучать ногой по двери, со всей силой наносить удары, надеясь привлечь внимание Остина, крича ему, что она знает о Портере, знает о лжи, знает о том, что выхода у него нет.

В какой-то момент она всерьез стала верить в то, что стон Портера звучит у нее в голове, а сама она стала терять понимание того, чем вообще занимается. Вновь оглядываясь по сторонам, не находя себе места и уже чувствуя практически физическую боль от безысходности. Вдруг словно озарение свалилось на нее и ударило по голове, намекая о том, как же глупа она, что забыла, где находится, а именно – в медицинском центре. А значит, где-то должна быть техническая комната или нечто подобное, откуда возможно будет отключение всех дверей, все же это больница, а не тюрьма. Все еще на диком адреналине, заведенная и подгоняемая найденным решением, Света успела сделать лишь пару шагов в сторону ресепшена, как неожиданно за ее спиной открылись двери, откуда сразу же послышался крик Остина:

– Ты можешь входить, я закончил.

Поначалу она была в некоем ступоре, совсем не способная принять его спокойствие и такую легкость, с которой он обратился к ней, хотя ведь прекрасно знает, насколько упало к нему доверие после обмана. Света плавно подошла ко входу в полной готовности открыть огонь, глядя через прицел, держась на расстоянии пары метров, дабы успеть уйти с направления огня, если тот решит заманить ее в ловушку. Но в копилку непонимания прибыло еще, ведь увидела она лишь Остина, стоящего за стеклом в изоляционной камере. Позади него все так же в одной из капсул находился Питер, а на столе по левой стороне она с трудом заметила лежащего спиной кверху вполне живого Портера. Все было учтено: он открыл дверь лишь тогда, когда убедился в том, что сам находится в безопасности. И тут не было смысла ожидать иного, все было перед глазами, и Света даже обрадовалась этому, ведь можно опустить оружие и наконец чуть успокоиться.

– Ты солгал мне! – Подойдя почти вплотную к стеклу, Света не сводила взгляда с Остина, все так же преисполненного усталости, но в этот раз у него добавился нрав, который четко дает понять, насколько далеко он готов зайти. – Пока я была без сознания, ты забрал его и спрятал здесь, а мне, сука, лгал прямо в глаза! За такое я почти готова тебя грохнуть! – свозь зубы, сдерживая яростный гнев она выговаривала с трудом, видя его спокойствие, которое не могло не раздражать. – Зачем?!

– Я не знал, кто он и что с ним. Ты не доверяла мне, я не доверял тебе, Света. Думаешь, я бы позволил какому-то гражданскому вот так ходить здесь? А вдруг он псих, вдруг лгал тебе, или ты сама, да, ты сама, представь себе, сошла с ума и уже не видишь разницы между реальным и вымышленным!

– Как удобно! Прикрыть все это тем, что ты не веришь мне, а сам, уж позволь спросить, не хочешь ни в чем сознаться?

– Не понимаю, о чем ты.

– Я нашла тело Тони! Да-а-а-а-а… Мы, мы с Портером нашли тело, которое очень аккуратно лежит в чистеньком месте с дыркой в шее! Поначалу я всерьез считала, что это он убил его, а может, и вас всех. Но вот удивительно – твоя история совсем не сходится с местом преступления! Копнем дальше! Может быть, Питер и не был болен, может быть, это ты так решил, потому что вдруг понял что-то или просто в тебе взыграло это место!

Остина всерьез удивили эти обвинения, он даже пару раз желал возразить, но Света не сбавляла напора, стеля не просто доски, а буквально роняя на него железные листы, всерьез оскорбляющие как его, так и память его друзей.

– Как ты смеешь обвинять меня в их гибели?! Кем ты меня считаешь, монстром?! Ты правда думала, что мы оставили бы Тони там, на полу в комнате, где укрылись от тварей? Оставили там, в луже крови и остатках этих самых тварей? Да, мы перенесли его в чистое место, можно сказать, похоронили как могли, потому что нести тело было не вариант, а бросить его просто так не могли! Зачем, скажи мне, сначала убивать Тони, а потом пытаться убить Питера, но почему-то делая все ради его спасения?

На удивление, она поверила ему, ведь все это звучит логично и понятно. Но Света хоть и хотела ему поверить – правда, хотела! – вновь оказаться в дураках было страшнее любой встречи с любым монстром.

– Даже если это правда, то ты все равно обманул меня, спрятав Портера и проводя на нем…

– Я лишь взял его спинномозговую жидкость и кровь! – отрезал он, словно муж, уставший от необоснованных претензий жены, успевшей накрутить себе целую историю с приключениями, чему он был крайне не рад. – Я не сказал тебе, потому что не знал, как долго придется его уговаривать помочь нам, ведь ты создала нехилую ложь ради его сотрудничества, при вскрытии которой, я уверен, вряд ли бы он стал идти навстречу. Так что я просто взял все в свои руки и сделал необходимое, дав тебе полную возможность спокойно выполнить нашу задачу на Векторе, чтобы никто сюда за нами не пришел, увеличив количество трупов из-за нас с тобой. Я не смог выполнить приказ, а вот ты должна была, потому что все, что касается Питера, я взял на себя, в том числе и Портера, который явно мешал тебе мыслить трезво. Ведь, что уж скромничать, за путь сюда вы явно успели подружиться. Не просто ли так, Света, ты заботишься о нем больше, чем о жизни Питера?

– Это ложь!

– Откуда мне знать, что ты нормальная? Я проверил костюм, он в порядке, но я мог и проглядеть. Скажи мне, а действительно ли Альберт выжил?

– Хватит мне зубы заговаривать, немедленно отпусти Портера, пока…

– Кто-нибудь говорил с ним, кроме тебя?

Она только хотела возразить, как поняла, насколько он прав: никто, кроме нее, не говорил с Альбертом, причем с момента прибытия на Вектор. Путь, по которому шел Остин, не то чтобы даже не нравился ей – он был противен, вызывал страх и яростное желание сделать все, лишь бы не допустить реализации мыслей, которые доносятся до нее.

– Я так и думал. Скажи мне вот еще что – ты сделала то, зачем прибыла на Вектор?

– Да, я нашла пропавшую группу.

– Нет, ты здесь не за этим, это побочная история. Если бы не нашла нас, то просто отчиталась бы – и все, а вот выполнить сброс блокировки связи и наладить удаленную сеть – ты бы не смогла это игнорировать. Ты ушла почти час назад, у тебя есть приказ – приказ выполнен?

– Я догадалась о Портере и вернулась сюда, тупой ты, сука, урод, потому что он нужен живым, а ты солгал мне, припрятав единственный важный актив на этой сраной станции ради своих ебаных экспериментов! Ты посмотри на себя! Не спишь уже какой день. Наплевал на приказ, думаешь только о том, как бы выполнить последнее желание друга, что похвально, не отрицаю. Но только ты умудрился одну жизнь сделать важнее миллионов, которые Портер в перспективе может спасти, если эта зараза когда-нибудь доберется до мира. Тебе плевать на всех, кроме себя, так что даже не смей осуждать меня. Если бы ты уважал Питера, то позволил бы ему умереть спокойно и с миром. Мы оба приказы не выполняем, разница лишь в том, что у меня есть весомый довод, у тебя – нет. Но ты и так это знаешь, потому и спрятал от меня Портера, ведь иначе мне тут делать нечего.

Остин молча вышел, всерьез удивив своей уверенностью и властью над ситуацией, хотя было видно, насколько изменился этот человек, впервые для нее представляющий угрозу, с которой она не уверена, что может справиться. Он встал перед ней.

– Ты права, ты во всем права. Что будет дальше? Убьешь меня и Питера?

Его согласие, пусть и после приличной речи, вызвавшей у нее даже усталость, удивляло не смыслом, а подачей, ведь он все это время смотрел прямо на нее, не отводя взгляда и не двигаясь. Впитывал ее слова так, как будто впервые видит ее и слышит. Он выразил согласие тем самым редким тоном, в котором кроется и полная капитуляция, и радость этому событию, словно худшее наконец позади.

– Вот так просто, да? Хорошо, только вот это ты должен ответить на этот вопрос.

Она следила за его реакцией, которая наконец стала больше походить на живого человека. Оглядевшись, Остин задумался и всерьез произнес, словно ему уже все дозволено и лишь вопрос времени, когда это произойдет:

– Проверю его кровь, если антитела есть, то начну пробовать создать вакцину. Если же Портер солгал и его кровь чиста, то решай ты. Проверка займет минут десять. Тебе это нужно не меньше моего.

Света хотела ударить его, но сдержалась, ведь она прекрасно знала, что костюм поглотит приличную силу и Остин почувствует мало. Да и почему-то ей хочется сохранить эту ярость, она ей еще пригодится.

– Если убьешь меня или как-то навредишь, то смерть Питера будет на твоих руках, потому что мы оба знаем: никто не станет возиться с ним и отправлять сюда людей ради одной жизни.

Он не оправдывался, не уговаривал и уж тем более не угрожал – его слова были непоколебимы, и даже Света со всей своей злостью в его адрес и упрямостью не смогла ничего добавить. Ведь то была истина, которую невозможно игнорировать.

Остин подошел к столу с приборами и просто стал работать, ведь все, что было нужно, находилось перед ним, а взятые кровь и спинномозговая жидкость сразу же попали в нужные приборы, названия которых Света не знала.

Она услышала стон Портера, резко обернулась туда, где некогда стоял Остин:

– Мне пришлось его закрепить, чтобы не дергался. Не освобождай его, пока мы не получим результаты.

Он не обернулся к ней, не повернул даже голову, отчего легко было бы предположить, что говорит он это на диктофон или просто для себя, словно проговаривая необходимые действия, ошибки в которых быть не может. Подобное отношение бесило Свету еще больше, чем прямая угроза, обычно подобное она редко могла терпеть.

ГЛАВА 34

Войдя в изоляционную камеру, Света первым делом обратила внимание на капсулу с Питером в тройке метров напротив нее. Он все так же больше напоминал труп, нежели живое существо. Питер даже не представляет, какие события ныне происходят ради спасения его жизни: прямо здесь, перед его глазами, чуть ли не идет война, после окончания которой настанет момент пробуждения, и ему станет известна вся цепь событий. И Света не сможет не спросить: «Как бы поступил ты?» За вопросом этим крылась бы не жажда обвинений, как к объекту, ставшему катализатором последних событий, а как раз наоборот – надежда избавиться от бесконечного смятения, ведь лишь он, выбравшись из мертвых, сможет расставить все точки и вынести вердикт этой истории.

– Не повезло тебе, брат, – чуть ли не шепотом обратилась она к Питеру, не завидуя положению того, кто будет, скорее всего, чувствовать вину за события, спасшие его от смерти, особенно когда виновником окажется человек, нарушивший его приказ ценой своей карьеры и даже благоразумия. Взглянув в этот момент на Остина, Света хотела что-то ему сказать, а то и сделать в ее манере, но подобный бесцельный порыв лишь оттянул бы окончание ее злоключений на Векторе.

И вот самый трудный шаг был сделан, первый из многих: перед ней лежит Портер, голова слева утоплена в отверстии стола и закреплена лямкой, чтобы он не мог ей даже двигать, рот был закрыт обтянутым вокруг головы бандажом, глаза же, как она могла предположить, стеклянные – посмотреть пока не решалась. Руки и ноги прикованы, поясница голая из-за задранной кофты, которую она сразу же поправила, тем самым дав ему сигнал о своем присутствии.

Ей по-настоящему страшно было представить, какая метаморфоза чувств и мыслей заполняет его голову, где она занимает если не первое место, то наверняка в тройке лидеров, отчего и до того разгоряченная вина словно теми же стяжками сковывала ее в словах и мыслях. Подобные размусоливания она не любила – лучше быстро, но грубо, нежели стремиться к аккуратности в подобные моменты, боясь собственного ущерба. И только она схватилась за ближайшее крепление, туго стягивающее его левую кисть, как отпустила ее, оставив все так, как и было. Он молчал, совершенно не издавая звуков, будто бы вообще замер, задержав дыхание, – но это было затишье перед бурлящей необузданной силой, которую он вынашивает для того момента, когда будет уверен в возможности реализации. Подобное она чувствовала всем телом, даже сквозь костюм. Он был в том состоянии, когда малейшее лишнее движение может вызвать настоящий взрыв. Света оперлась руками на стол, чуть ли не буквально чувствуя весь вес сложившейся ситуации и собираясь с силами, вынуждая себя смотреть на это с объективной точки зрения, где эмоциям не должно уделяться внимания вовсе. Она заговорила:

– Ты здесь не из-за того, кем ты являешься или какие поступки совершал. Откровенно говоря, даже я не обратила бы на тебя должного внимания, если бы ты не рассказал о том, что смог вылечиться. На Векторе, в этом месте, в этих условиях лекарство или вакцина, да хоть что-то, в чьих силах предотвратить победу инопланетной жизни, будет считаться ценнейшим ресурсом. И тут нет личного ни у кого, повторюсь, персонально ты ни в чем не виноват. Ты пытался выжить всеми доступными средствами – и ты выжил, лишь это важно. На твоем месте любой из нас поступал бы так же, нарушая все дозволенные нормы морали и правила, более не действующие на Векторе. Произошедшее сейчас – не более чем последствия, в которых нет гнева или обвинения, лишь механические выборы на пути к цели. Мне не нравится то, как с тобой обошелся Остин, будь я рядом – не позволила бы, но меня не было. Блядь, да я даже не знала, где ты. Но так уж вышло, и можно было бы что угодно говорить, добейся мы, наконец, поставленных целей – но до этого еще не близко. Я не прошу прощать его, но прошу понять, потому что ситуация сейчас крайне… Все, что я пытаюсь сказать, – это то, что ты ни при чем, тут ничего личного, помни это.

Света почему-то была уверена в отсутствии обратного пути, несмотря на то что ее слова, больше походившие на речь, произносить которые она умела лишь для поддержки боевого духа, вряд ли бы сейчас принесли результат, близкий к прощению или пониманию. Лишь закончив, словно пережив все заново, но уже разжевав каждый аспект, становится четко и предельно ясно, что она давала ему понять события, расставляя все на свои места для того, чтобы, когда Портер будет освобожден от оков, ни при каких условиях не было никакой мести, как и поиска справедливости, – все останется позади.

Уверенно, но не спеша она снимала все крепления, каждый раз звук отщелкивания эхом раздавался вокруг, и пока Портер лежал без движений, Остин отреагировал именно так, как ожидала она, поймав себя на мысли, что ей специально хочется взбесить его непослушанием, идя на упрямство, – все как она любит.

– Я же сказал не делать этого!

– Я не подчиняюсь тебе. Держать его так – это…

– Мне плевать, что ты думаешь, сейчас он – пленник!

Не реагируя, Света отстегнула целую левую руку, но, обернувшись, увидела направленный на нее пистолет, разумеется, он выдерживал дистанцию в два метра, сразу же подойдя к капсуле Питера.

– Серьезно? Да ты в край охуел угрожать мне?!

– Он тебя не возьмет, костюм крепок, но вот только это разрядник, ты уже получила от меня, не вынуждай снова!

Света молча смотрела на него, уверенно готовая принять удар. Только она стала искать способ устранения Остина, явно приближающегося к пересечению точки невозврата, как он указал ей выйти, отчего в любой другой ситуации она бы постаралась выкрутиться, но сейчас, здесь, лучше повиноваться. Что она и сделала, идя спиной вперед, не сводя с него взгляда, даже не поднимая руки, говоря твердо, сдерживая злость:

– Мы не варвары, а он ничего плохого не сделал!

– Ты этого не знаешь, – отрезал он, подойдя чуть ближе, теряя терпение, отчего она опрометчиво сделала глупость, попытавшись выбить разрядник, но недооценила его, ведь сразу же он направил его на Портера, вынудив ее остановиться. – Ты так защищаешь его, словно он невинная жертва, а на деле руки у него в крови не меньше нашего.

– Ты этого не знаешь.

Она отошла в основное помещение, все же решив чуть идти у него на поводу и дождаться развязки этой беседы. Остин подождал, пока она пройдет подальше, вышел к ней и закрыл дверь, сразу продолжив:

– Неужели? Ответь тогда, можно ли выжить на Векторе иначе? – Молчание Светы уже было ответом. – Вот именно. Мы понятия не имеем, что он за человек, какие мотивы движут им, не говоря уже о том, каким образом он остался не просто жив, а именно невредим.

– Ты влегкую схватил его и против воли связал, попутно солгав мне, так что я еще поспорю, кто здесь монстр. Ты делаешь не сильно меньше того, в чем обвиняешь его, сраный лицемер. Даже не думай меня задобрить или разжалобить, не забывай, с кем разговариваешь!

– Я спасаю не свою жизнь, вот в чем разница! Ему плевать на тебя, ему плевать на меня. Все, что его волнует, – это он сам, а остальные – это не его проблема. Так что да, я имею право так делать, ведь это благо для большинства. А если подтвердится иммунитет, то его жизнь больше не будет принадлежать ему.

– Ты все равно перегибаешь палку, мы не поступаем так. – Она подошла к стеклу, указав на Портера. – Не привязываем гражданских, словно какой-то скот!

– В отличие от тебя я не могу доверять тому, кто неизвестно что творил, а про его здравомыслие даже упомнить не хочется! Но ты ставишь его сраный комфорт выше, чем жизнь Питера.

– Смеешь меня в этом обвинять? Ты – эгоистичный ублюдок, только и твердишь, как хочешь спасти Питеру жизнь, но все, что тебя волнует, – это ты сам. Судьба Питера ужасна, с этим нельзя спорить, но ради него ты готов пойти на любые жертвы, доломав одну жизнь ради другой. Я тебя насквозь вижу: умрет Питер – и ты станешь бесполезен, а так сможешь отыграться за смерть своей семьи!

Переход границ и поднятие мало обсуждаемых тем были видны даже слепцу, чему на самом деле она была даже рада, ведь только так можно было копнуть как следует, добравшись до всей подноготной Остина. Но, на удивление, гнев не охватил его – наоборот, он вдруг проявил все свое человеческое, поняв Свету и даже убрав разрядник в кобуру на костюме, долго подбирая слова:

– Это… это не так.

– Да неужели? Почему же ты тогда готов…

– Потому что у него есть сын. Он отец, Света.

– Что ты несешь? У него нет детей. С… как ее там… короче, разошелся еще год назад.

– А она оказалась беременна. Ну и решила оставить ребенка. Он ведь хотел большего с ней, мы знали это, но с нашей работой – сама отлично понимаешь. Он узнал про сына недавно, как раз перед отправкой сюда. Она позвонила ему и решила, наконец, рассказать. Как ты можешь предположить, это его шокировало. А когда ему стало плохо, он лишь попросил передать ей, что любил и последние его мысли были о ней и сыне.

– Я не верю тебе, это все…

– Да ну е.. Света, что ты за человек такой? Это правда, поверь уже, наконец, в то, что я не враг тебе.

– Нахер он поперся сюда тогда?

– Потому что он такой, не умеет подводить людей, как и не умеет нарушать приказ. Все старался делать правильно, словно от этого зависит его жизнь, хотя мы все знали, как он боится снова к бутылке скатиться. Да и что ему оставалось – бежать к ней, просто вот так? Бросить всех? Кем бы он тогда был в собственных глазах?

– Ты должен был сразу мне про это рассказать.

– Я не рассказал потому, что ты права… Я не смог спасти свою семью, возможно, спасу его, чтобы он вернулся к ним, начал новую жизнь, которую мы с тобой оба умудрились проебать! – Света хотела было что-то ему возразить, не сравнивать себя с ним, но видела перед собой лишь сломленного человека. – Ты знала, что я собирался уйти? Я обсуждал это с нашими… Я… я больше не могу, Света! Не могу и дальше всех обезличивать. Если бы я мог, я бы отдал жизнь за него, потому что ему есть что терять и есть ради кого жить, а я – я все время думаю, что будет, когда покину Вектор. Что мне делать? Меня никто не ждет, а я устал искать причины. И знаешь… я боюсь этого больше всего, боюсь покинуть эту станцию, потому что в том мире… ты меня понимаешь.

Более у Светы не осталось вопросов или сомнений, все было настолько на ладони, насколько это вообще возможно. Перед ней был человек, утерявший не просто всю веру в большее, а совершенно и безвозвратно перешагнувший ту черту, после которой живым уже не возвращаются. Каждый час каждого дня Остин находится не здесь – он все время в прошлом, там, где поэтапно вместе с умирающими на его руках людьми умирал и он сам, по чуть-чуть, но умирал, и подобное не сыграло бы такой огромной роли сейчас, если бы не погибшая семья, забравшая у него самое ценное, что помогало пережить любые трагедии, а именно – смысл жизни. А ведь Остин был именно тем человеком, кто, несмотря ни на что, умудрялся сохранять не то чтобы позитивный настрой, нет. Это было бы преувеличением – скорее надежду. Простую и честную, на самых легких тонах и через самые понятные любому примеры, доносящую древнейшую мысль: у всего есть свое продолжение, и даже худшее может принести плоды к кое-чему большему и прекрасному, но невиданному нам здесь и сейчас. Остин когда-то произнес это ей при их первой встрече, на задании все от тех же работодателей, ныне ожидающих выполнения самого простого по смыслу, но неожиданно труднейшего приказа в жизни Светы как минимум. Тогда она только вернулась в игру, решив работать в частной армии, и на первом же задании по спасению конкретных персон, когда в ее сердце даже не думала заживать раскаленная дыра из-за погибшей дочери и разрушения семьи, Света совершила ряд ошибок, повлекших за собой жертвы среди гражданских. То был выбор между коротким маршрутом сквозь горящее поселение и длинным на безопасной местности, но тогда она рисковала не успеть на эвакуационный шаттл из-за погодных условий… Выбрала она то, что было тогда ближе ей самой, да и чуть-чуть обгореть, но с большим шансом спастись – это было более чем приемлемо. Потеря нескольких гражданских повлияла на нее из-за родственников жертв, успевших заклеймить ее всеми словами, абсолютно забывая о том, что сами они остались жить. Да, задача была спасти конкретных людей, но не оставлять же остальных ждать прихода спасателей, когда сами они уже там… В любом случае они бы погибли, так что она спасла большинство, рискнув всем, но все же подобное заключение добралось до нее не сразу. Тогда-то Остин, один из второй группы направленных на спасение конкретных высокопоставленных личностей, и помог ей пережить этот момент – всего лишь парой предложений, улыбкой и дружеским ударом по плечу.

– А ты думал вообще, каково будет ему? – Остин не ответил. – Он выживет, да, но как скажется то, что, помимо гибели Тони, ты идешь на такие жертвы ради него?

– Это не имеет значения.

– Как же ты бесишь! Ты знаешь, почему я оказалась на этой сраной станции? Из-за вас, всех троих. Как только узнала о вашей пропаже, я сразу же вызвалась и не оставила ей даже шанса отказать мне!

Остин был удивлен, но вдруг у него кончились слова и не было произнесено ровным счетом ничего, лишь некое подобие радости и благодарности Света увидела в его взгляде.

– Ты хороший человек, Света, и от этого становится еще печальнее, что кроме нашей работы у тебя ничего нет.

– Когда уже будет результат анализа крови? – избегая поднятой им темы, спросила она, стараясь не зацикливаться на эмоциональном моменте.

– Он уже готов.

– Какого, позволь спросить, хера ты раньше не сказал?

– Потому что я вдруг понял, что боюсь узнать ответ.

ГЛАВА 35

Вот так и бывает – всего лишь одна новость, одно подтверждение и положительные результаты нескольких перепроверок окупают все трудности на пути к данной точке событий, буквально вынуждая радоваться открытию, потому что вместе с ним приходит пусть и одна, но все же крайне неприятная новость: теперь у Портера нет шанса на свободную жизнь. Обладая иммунитетом к инопланетной Жизни, совершенно неподвластный ни мутациям физического уровня, ни каким-либо интеллектуальным деменциям, он является на данный момент единственным в своем роде. Конечно, по одному лишь анализу крови сложно полностью быть уверенным в том, что наконец случилось открытие панацеи. Все это предстоит изучить многим ученым, чему противиться Света не может, как и любой трезвомыслящий человек. Но все же это не может не огорчать – пусть и лишь глубоко внутри нее, но потихоньку горит печаль, ведь ни о какой свободе не может быть и речи, про новую жизнь можно забыть. Да, ранее она также не собиралась идти у него на поводу, но тогда был шанс на то, что его слова – не более чем ложь во спасение. И будь эта ложь раскрыта, она, конечно же, не дала бы ему шанса улететь с Вектора, но и убивать, наверное, не стала бы.

На тот момент идея казалась простой и более чем реализуемой – выведение лекарства и излечение Питера. Так бы поступила и она, несколько поспешно, возможно, но необходимо: все-таки, если не использовать этот шанс – пусть и малый, но шанс, – исход будет один: смерть. Пока Остин занимается созданием лекарства, Света прекрасно понимает, что у нее осталось крайне сложное незаконченное дело с Портером, все так же обездвижено лежавшим на койке с момента ее последнего к нему обращения. Как следует схватившись за лежанку, вынудив колесики вновь работать, словно в первый раз, она потащила Портера в соседнюю палату. Мимо Остина, который лишь кратким взглядом осмотрел ее, вроде бы с желанием помочь, но в то же мгновение зацветания оно и зачахло.

Через смежную дверь она проталкивает его в соседнюю палату – ту, что ближе к выходу из медцентра, недавно казавшуюся заброшенной, но ныне поддающуюся зовам жизни, от чего и освещение сразу же включилось, и даже какой-никакой порядок присутствует. Чему, собственно, она не удивлена, ведь именно тут Остин прятал Портера от Светы. Еще одним подтверждением для нее стали вещи Портера, лежавшие в углу у двери: сумка, которую Ос даже не открывал, его куртка, на которой лежало содержимое карманов, в частности тот самый наушник, на который она сейчас обратила внимание лишь вскользь.

Все это время последний человек на Векторе был неподвижен, и только двери закрылись за спиной Светы, она даже заподозрила его кончину, настолько он отключил свое тело. Но не успело подозрение даже развиться в нечто большее, как подступающий страх оказался преждевременным. Отсоединив все крепления, Света села на стул с левой стороны от Портера, пытающегося подняться и сесть под светом единственной лампы в центре палаты, чудом избежавшей следов крови или выделений. Все его тело напоминало старый механизм, пытающийсявозобновить работоспособность спустя долгие годы ржавления. Конечности трясет, глаза смотрят куда угодно, но не на Свету, поникший Портер явно осваивался. Окруженная шкафами и контейнерами вдоль всех стен, пожалуй, впервые по-настоящему на Векторе она испытала клаустрофобию, но все же не трудно было догадаться, что вызвано это предстоящим разговором.

– Ты наверняка нас слышал и знаешь, что никакого бывшего мужа я не искала здесь. Хотя стоит уточнить, что у меня есть муж – бывший муж. Я лгала по той же причине, по которой лгал бы любой на моем месте, встретив любого человека на твоем месте, – выживание. Все же не забывай, здесь не должно уже быть живых людей, а твое наличие – это огромная переменная.

Портер внимательно слушал ее слова, все не поднимая глаз, отчего Света не могла не подумать о состоянии его вменяемости. Но только она решилась проявить степень переживания, как он, вздохнув полной грудью, только попытался сказать что-то, как сразу умолк, спрятавшись в своих размышлениях. Света все ждет, когда же он, наконец, спросит: «Что со мной будет?» На что ей придется снова лгать – но не потому, что ей этого хочется или нет иного выхода, а потому, что она сама не знает, как теперь поступить. У нее нет возможности вытащить его с Вектора, так же как и нет возможности оставить его здесь, что для него равнозначно смерти. Остин попросту не позволит ничего иного, кроме как выдачу их руководству самого ценного живого существа, причем любые его доводы будут влегкую разрушать все ее аргументы. И чем дольше она смотрит на Портера, потерявшего связь с реальностью, тем больше у нее в голове усваивается простая мысль, что относиться к нему стоит не как к личности, а как к объекту.

– Я оставлю тебя здесь на некоторое время, пока я и Ос… Хотя ты и так все знаешь. Отдохни и наберись сил, а мы пока будем работать.

Помогая ему спуститься на пол, Света поддерживала его за плечо и, сразу же посадив на некогда занимаемый ею стул, молча и без лишних движений пристегнула левую руку Портера к поручню каталки.

– Ничего личного, но так будет лучше для всех, – быстро проговорила она строгим тоном, ожидая его удивление и недовольство вышей степени, но Портер молчал, даже мышцы лица его не двинулись, словно событие это настолько обыденное, насколько порядком надоевшее. Свету же это напрягало: как человеку, не привыкшему держать в себе многое, ей было трудно с теми, кто выражает мраморное спокойствие в то самое время, пока внутри них горит ярчайшее пламя. Но ныне поделать она ничего с этим не может, лишь принять факт полного разрушения с трудом добытого между ними взаимного доверия.

– Я могу одно обещать точно. Ты не умрешь, этого не будет, – произнесла она эти слова, оправдываясь, чему была крайне не рада. Но это сразу же отпало, ведь его первый взгляд в ее глаза не требовал слов – и так было понятно, что он ответил молчаливо: «Смотря что считать смертью».

Закрыв за собой двери, Света хотела что-то сломать, кого-то ударить, сделать хоть что-то, дабы гнетущее чувство вины просто отпало, как ненужный элемент, способный лишь затормаживать ее. К ней обернулся Остин, ее кулак сжался, но удара не было, хотя так захотелось, ведь все эти трудности – ровным счетом на пустом месте из-за него.

– Ты уверена, что это лучшая затея – оставлять его там одного?

– Посадить его на цепь прямо здесь, как пса подзаборного?! Или, может, заново заковать в каталку?

– Успокойся, я лишь ищу оптимальный выход. Я понимаю твое желание относиться к нему как к человеку, а не зверю, но только вряд ли он понимает все это правильно.

– У тебя есть предложение?

– Мы можем запереть его в криокамере, а когда все будет сделано, уже другие люди заберут его по возможности, и пока ты опять не начала критиковать меня, скажу, что так он будет в безопасности и сохранности.

– План – супер! Только вот инопланетная зараза через эти самые саркофаги пробивается и убивает, и это я еще не говорю о нестабильности реактора Вектора, из-за чего может случиться что угодно! Нет уж, он будет у меня под рукой, а ты даже не думай принимать решения о нем без моего мнения. Пока мы на Векторе, я за него отвечаю!

Остин ничего так и не ответил на ее выпады, лишь молча кивал в такт словам, решаясь далее не закапываться в конфликт, а наконец свершить то, ради чего он все это делал. Подготовив в изоляционной камере стол восстановительной медицины, подключив его к капсуле удаленным доступом, куда на боковые экраны выводили все показатели, Остин без промедления включил систему разморозки, после которой откроется крышка и можно будет изъять тело. Света следила за казавшимися поначалу твердыми действиями Остина, но стоило чуть-чуть приглядеться, как его усталость, голод и измотанность давали о себе знать всеми доступными способами. Трясущиеся руки, расшатанная концентрация, чрезмерная поспешность – все это она видела четче с каждой минутой, но вряд ли у нее сейчас есть шанс его остановить или убедить не спешить. Что-что, а одно у Остина получалось отлично – выглядеть фанатиком, живущим ради дела, лишение которого приведет к наихудшим последствиям как для него, так и для того, чьи руки повлияли на это. Света была на подстраховке, он быстро объяснил ее функции, больше напоминающие работу подмастерья, а в данном случае – чуть ли не медсестры. Сигнал был подан, показатели стабильны, саркофаг разрешил открытие.

Отсоединив все крепления на лице, они позволили Питеру начать дышать самостоятельно, хотя тот еще не пришел в себя, но организм начинал функционировать, о чем отлично передавали датчики на его теле в виде приклеенных круглых сенсоров по всему корпусу. Пока он еще был под низкой температурой, Остин аккуратно вытащил его и положил на стол, сразу же расстегнув специальный мешок, закрывающий тело Питера по самую шею, напоминающий скафандр, покрытый сенсорами и много чем еще, что Свете было неведомо. Словно белое одеяло, которое Остин снял и оголил корпус Питера, где уже визуально были заметны изменения тела: часть кожи покрывалась или сама превращалась в крепкую скорлупу. Внезапно Свету накрыло понимание ее ошибочности в суждении Остина и всей связанной с Питером истории, ведь она всерьез ожидала обмана, предполагая, что у единственного в отряде просто поехала крыша, чему нельзя было не удивиться, зная станцию и видя то, как сильно он изменился. Все было правдой, буквально все. Питер выглядел плохо, на его теле уже появились странные следы, словно кожа стала съеживаться, а вокруг колотой раны на левой руке уже что-то начало пульсировать.

– Он скоро может проснуться, нам надо быстро вводить лекарство. – Остин стал нервничать, отчего она была уверена, что, будь у него возможность, он бы потирал лицо и глаза постоянно. Но не успел он даже взять шприц, как вдруг показатели подскочили, вызвав сильнейший сердечный ритм и конвульсии. Компьютер кричал громче самих мыслей, пока Остин пытался понять причину таких резких изменений, просматривая показатели на всех экранах перед его глазами. Неизвестно как, но сквозь этот внезапно нахлынувший хаос к ее ушам смог пробиться вопль, настолько неожиданный и казавшийся неестественным, насколько легко можно было бы свести его на слуховые галлюцинации. Все же Питер и Остин были перед ней и оба не издавали похожих звуков: один был в критическом состоянии, второй, если и произносил звуки, то лишь ругательные. Все происходило невероятно быстро, отчего стоило попытаться вытряхнуть из головы этот краткий, но невероятно звучащий вопль, оглядываясь вокруг, но источник сразу же показался в поле зрения, выйдя из дверей соседней палаты.

Не отвлеки Портера на какое-то мгновение критическое состояние Питера, Света не успела бы увидеть в его глазах не только страшную боль от не менее страшного метода освобождения путем отрубания левой кисти, где даже сквозь грубо обмотанные тряпки капала багровая кровь, но и, что не менее опасно, его фанатичную жажду побега из ненавистного ему места, от ненавистных ему людей. Все происходило настолько неестественно, насколько Света готова была поклясться, что наблюдала за последующими событиями со стороны: только двери открылись, ознаменовав окончательный побег Портера, как Света тут же побежала за ним, слыша за спиной удаляющийся крик Остина, нуждающегося в ее помощи.

ГЛАВА 36

Невероятная упрямость Портера – та единственная черта, роднившая его со Светой до уровня заслуженного уважения: все же отрубить себе кисть руки требует невероятной силы, как физической, так и моральной, и это еще вкупе с тем, что сделал он это в месте, где выживание всегда на повестке дня. Хотя, как сейчас она отлично понимает, если в физической силе он теперь будет в значительной степени проигрывать, то вот в скорости равных найти ему будет трудно: он легче, а стимул – самый немыслимый. Но, несмотря на отставание в шагах десяти, Свете помогает уверенно преследовать его та самая капающая с обрубка кровь, иначе в этом лабиринте он бы уже спрятался не хуже запуганной крысы в многоквартирном доме. Множество поворотов, новых и новых дверей – и все это было бы игрой в угадайку, если бы не багровые точки на полу, количество которых увеличивается, давая ей шанс нагнать нехило терявшего кровь Портера. Между прочим, часть крови еще прибрал к рукам Остин. Если журналист не найдет допинг и не изолирует кровотечение, то лишь вопрос недолгого времени, когда он свалится с ног. И вот это грозит появлением на горизонте старухи с косой, все же в его состоянии ожидается как минимум шок, а как максимум – смерть, и пока он разливает драгоценнейшую кровь, Света спешит со всех ног, пока еще есть кого спасать.

Света уверенно следует по пятам, словно пес, не отрываясь от пола и лишь изредка замечая следы от кровавой ладошки на стене или углу поворота. Света не кричит ему остановиться или выслушать ее, дабы задобрить откровением или замедлить угрозами, – нет, и так ясно, насколько плевать ему на слова, иначе этого преследования не было бы и вовсе. Да и не хочет она уже разговаривать, в сотый раз объясняться, попутно изобретая новую ложь, дабы угодить всем и сохранить невредимой совесть, которой, что занятно для нее было открыть, она крайне редко уделяла столько внимания. Пора все делать быстро и строго, как минимум потому, что приказ до сих пор не выполнен, хотя небольшого ума стоит понять, насколько единственный человек с иммунитетом важнее простой технической работы, выполнить которую можно было бы в любое время, если бы не долбаная, ненавистная ей бюрократия начальства.

Выбежав и свернув налево, стараясь запоминать дорогу, Света все время подмечала какие-то особенности окружения, например полностью исписанную именами стену в конце коридора. После, повернув налево, пришлось использовать ночное видение, ведь в кромешной тьме разглядеть следы раненого зверя – еще та задача. Но буквально за первым поворотом налево наступила освещенная часть коридора, только вот вдоль стен было расставлено почти под потолок множество пластиковых ящиков разного уровня содержания, которые, ожидаемо, были скинуты на пол, дабы затормозить преследователя. Расталкивать их было глупой затеей, так что следующие метров двадцать Света бежала поверх них, не раз ломая многие под своим весом, постоянно пригибая голову.

Все это время она двигалась примерно в нужную сторону, к центральному серверу, но на полпути пришлось свернуть в сторону, злиться отчего вполне ожидаемо. Но, когда выключается весь свет, вдруг заперев за ней дверь с оглушающим грохотом, тогда наступает четкое понимание реальных проблем, выбраться из которых живым может быть сложнее, чем кажется на первый взгляд. Кровавый след оборвался в метре от дверей: возможно, он понял, как Света могла следовать за ним, а возможно, он привел ее туда, где будет достойный противник. Окончательным вынесением подобного вердикта послужил коридор с самыми жуткими последствиями бойни, по правую и левую руку в котором также находятся то ли палаты, то ли комнаты или нечто подобное, – Света не могла окончательно понять, но находящееся внутри было знакомо любому человеку, когда-либо сталкивающемуся с охотой. Помимо того что перед ней было множество, как она для себя решила, кабинетов, а сам зал уходил метров на двадцать вперед, так подобные ряды были как справа, так и слева, отчего число путей маршрута увеличивалось в несколько раз, и где-то среди всего этого погребения существ спрятался Портер. Освещения нигде нет, тишина такая, словно звуков по определению не существует, каждый предмет не двигался с места уже годами, словно она вскрыла древний саркофаг или захоронение, даже скорее целый город, пробуждение которого – это последнее, чего бы захотел любой здравомыслящий человек. Где-то тут спрятался Портер, и с каждой минутой шансы найти его живым все меньше, а шансы пробудить тех, кто убьет ее, – все больше.

Только вот ожидаемая угроза пришла не от спящих созданий, не видавших иного мира за этими стенами, впавших в спячку от безвыходности: истинный же представляющий опасность источник она подпустила к себе сама. Считая Портера в нынешней ситуации слабой жертвой, способной лишь на бегство ради хоть какой-то жизни, Света совершила ошибку, еще и посчитав его трусом, а он им, как оказалось, не был. Благодаря Свете Портер знал о встроенном приборе ночного видения, как и знал, насколько дезориентирует хозяина оборудования резкое появление того самого света, призванного уничтожать тьму, чем он умело воспользовался, как только она прошла вперед мимо пары помещений. Портер спрятался во втором по счету от двери, по правой стороне, надеясь, что она встанет на одном с ним уровне, и когда это случилось, то в мгновение направил луч света в маску и, получив нужный эффект, бросил фонарик на пол, сразу же взял из-под левой руки металлический ключ большого размера и нанес удары прямо по правому колену.

Ослепивший ее свет вынуждал крепко щурить заболевшие глаза, но все это отошло на второй план, когда ужасная боль в ноге подкосила Свету, позволив Портеру всем телом повалить ее спиной на пол, головой ко входу. Мгновенно разгневанная и готовая грызться за жизнь, Света попыталась контратаковать и направить оружие на него, но Портер оказался шустрее, а главное – злее. Успев встать, он сначала ударил правой ногой по лицу, а потом ей же прижал оружие к ее корпусу, как раз в тот момент, как она нажала на курок. Выпущенные патроны полетели куда-то вперед, чудом не зацепив пальцы ног Светы, а созданный шум оглушал их обоих. Но, крича и стремясь что-то предпринять, курок она не отпускала. Все происходило так быстро, что, не успела она даже половины патронов выпустить, как словно молотком, вбивающим гвозди, Портер уже нанес три мощных удара по маске. Света машинально прикрыла лицо руками, двигаясь корпусом, ворочаясь и чувствуя ужасную боль от движения ногой, получив за это время половину ударов по предплечьям. Но все же она смогла ухватить его руку и, протянув к себе, постаралась сделать захват, обхватил голову и правое плечо, создавая треугольник. Света кричала во все горло, еще чуть-чуть – и она могла бы переломать ему шею. Но остановиться было невозможно, работая на ощупь, не открывая глаз. Адреналин и гнев захватывали все ее ориентиры. И только она, казалось, смогла взять все под контроль и выйти победителем в этой, не боится она признаться, возне, как за ее ногу схватились зубами. Заклеймив ее не более чем едой, Свету сразу же потащили в более безопасное для трапезы место, и если поначалу она крепко держала хват, то вскоре силы были направлены на попытку сохранить конечность, отпустив Портера, как менее приоритетную цель в данный момент.

Света отлично слышит жадное рычание, сквозь которое пробивается царапание пола когтями, слышит даже некую радость в том, кто ныне является хищником, сделав ее добычей, словно он не просто стремится утолить голод, а именно смакует, получая более осознанное удовольствие, нежели простое пополнение желудка. Не открывая глаз, она позволяет другим чувствам усилиться, и те секунд двадцать, которые неизвестной формы и размера монстр тащил ее за левый голеностоп куда-то во тьму, Света точно знала, что Портер оставил ее, успев отнять основное оружие, но в ее арсенале было то, чему она всерьез обрадовалась из-за возможности сейчас использовать. И, согнув правую ногу с ужасной болью в колене, уперев ступню в пол, она затормозила, почувствовав, как зубы почти проткнули металл на ее левой ноге. Только движение остановилось, как, схватив нож правой рукой из кобуры на ноге, она подняла корпус и успела кинуться вперед на хищника. Удары острием ножа сопровождались ее криком, разрывающим горло, пока она неуклюже лежит на большом монстре, напоминающем по форме крокодила. Не позволяя ему начать двигаться, Света втыкала нож в основание головы, как могла она предположить, и, держа баланс, упираясь ногами в пол, чтобы горизонтальное положение было с ним на одном и том же уровне, ловила момент и наносила новый удар, схватившись левой рукой за его морду, нащупывая несколько глаз и, кажется, мех. Точные, резкие и мощные удары чуть ли не с рукояткой уходили в мясо, а оглушающий вопль зверя низким тоном, создававший вибрацию по ее рукам, глушил ее слух, не давая точно понять, кричит она или нет, ведь горло уже не чувствует. Постоянно пытаясь выбраться, существо двигалось то вперед, то назад, царапая короткими лапами пол, но Свете это даже нравилось.

Поднимаясь с пола, она была практически пропитана болью в каждой мышце. На удивление, ее колено справляется с нагрузкой, но тут она все же ощутила приближение точки невозврата, как не раз ей говорили врачи, отчего Света всерьез пожалела об отложенной операции по его лечению («еще одно глупое решение – молодец, Света!»). С нескольким запозданием обезболивающее все же было ею активировано, а значит, боль должна утихнуть, но почему-то ей кажется, что это будет не особо заметно в данный момент. Наконец она открыла глаза, болевшие от сильного сжатия век все это время, и ее встретила непроглядная тьма. Все же Портер вряд ли надеялся победить ее, но зрения лишил – без прибора ночного видения в этой тьме она словно ослепла. Сука, знал, куда бить, видимо, давно подметил, что края стыков маски и шлема – самые слабые части, думала Света. Хорошо хотя бы, что костюм не пробит, во всяком случае, основная система работает, как и связь. Пошатываясь, она шагает на ощупь, разминая все мышцы, боль которых дает ей силы и контроль, благодаря адреналину, да и обезболивающее все же отрабатывает свое наличие. В ее руках лишь нож – автомат у Портера, а вот пистолет он вроде бы не забирал, значит, он где-то тут, причем у него встроенный фонарик, который ей сейчас крайне необходим, иначе блуждание здесь на ощупь может стать последним в ее жизни событием. Только она подумала о том, почему на нее напал лишь один, как ответ не просто появился – он всей своей силой сбил ее с ног, пытаясь прокусить корпус брони большими зубами, и при должной силе и времени, вполне возможно, существо смогло бы это сделать, но Света отключила все, позволив убийце в себе взять власть.

В каждом ударе, каждом движении и каждом звуке она ненавидит этих существ, ненавидит это место, этот сраный Вектор. Света ненавидит себя за доверие Портеру, ненавидит за неисполнение приказа, ненавидит Остина за его упрямство, ненавидит всех и каждого – вроде за что-то свое, но на деле это совокупная ненависть, скопленная за все время, которое она провела на Векторе. Ни на одном задании ей не было так плохо, даже в самые жуткие моменты всегда было нечто оптимистичное, нечто осознанное – а здесь… Возможно, она просто устала: возраст, как и опыт, берет свое, и все то, что она выпускает через крик и убийства, на деле копилось годами… Она ничего не видит, лишь на ощупь и слух вновь и вновь протыкает ножом мясо, да и кулаками не стесняется пользоваться, иногда даже не зная, мертво тело или еще нет, постоянно двигаясь, не позволяя себе стоять на месте, потому что если вновь ее схватят, то она не простит себе этого.

Наконец-то под ее ботинок попалась не мягкая ткань монстров, а пистолет. Подняв его сразу же, она вытянула руку, но выстрелить не успела. Челюсть схватила все ее предплечье, желая откусить лакомый кусочек целиком. С криком она просто нажала на курок, терпя боль, ведь пистолет был сейчас внутри монстра вместе с ее рукой. Выпустив все пули, чувствуя все сильнее и сильнее, как зубы впиваются в руку чуть выше локтя, давя челюстью так, словно ее зажали тисками, Света яростно кричала и ударяла ножом в левой руке по морде, не замечая, что существо уже некоторое время мертво. С трудом остановившись, чуть ли не оставив все предплечье в зубах, стараясь вырваться из капкана, Света полностью потеряла контроль. Тяжело дыша, вот-вот готовая взорваться, она все же смогла взять контроль над ситуацией. С трудом разжала челюсть свободной рукой. Ей поначалу казалось, что она сломана, но, скорее всего, просто небольшая трещина.

Ожидая нападения, перезарядив и прижав в этот раз пистолет поближе, чтобы использовать на короткой дистанции, Света слушала, надеясь, что шум от выстрелов не лишил ее слуха в этом маленьком пространстве. И тут она вспомнила, почему так хотела вернуть пистолет и почему было так приятно его только что найти: фонарик! Но внезапно свет включился, не успела она даже положить палец на кнопку. Только не открывает глаза она не от яркости ламп, хотя первый порыв был именно таким, – а от искр, которые засверкали вокруг, словно фейерверк: ведь случился перегруз ламп, как предположила Света, отчего оставшегося источника освещения стало крайне мало, но достаточно для понимания окружения.

Мертвые тела, штук десять – может, чуть меньше. Существа явно одного вида, пусть и нескольких разных форм и размеров, были раскиданы на метры впереди и позади нее. Кровью была забрызгана даже ее немного потрескавшаяся маска, где центральная вмятина, паутинкой расходившаяся вокруг, находилась у левой брови. Территориально Света оказалась все там же, хотя была уверена, что заняла уже другую точку на карте, подальше отсюда, поскольку, глядя на нынешнее окружение, кажется, словно это совсем другое место: настолько содержимое отличается от того, когда она только вошла сюда.

Впервые поддавшись усталости, Света почти упала на два сваленных друг на друга мертвых тела. Восстанавливая дыхание и позволяя глазам вновь привыкнуть к работе, поглядывая на окружающий ее хаос, отвращения к которому она, на удивление, не испытывает, хотя и хочет убраться отсюда как можно дальше. Осмотрев также и свои руки, она сразу же подметила заметные вмятины от зубов на ее торсе, который пытались откусить, и на ее правой руке, которую также желали отнять целиком, и другие углубления и вмятины, оставленные Портером на обоих предплечьях. А главное – это то, сколько на ней крови, превратившей весь ее костюм в багровую палитру. И вот, как и полагается, после войны пора подвести итог, а для этого понять причины, дабы определить, какой сценарий последствий будет реализован. Портер пытался ее убить – да, у него были мотивы, все же он прекрасно понимал, что его ждет, так что на его месте она бы наверняка поступала так же. Но всегда всплывает «но»… Света защищала его, буквально и переносно, защищала того, с кем бы стоило держать дистанцию, причем именно на привязи. Пусть и запоздало, но она все же пришла к этому заключению.

– Привет. Я… я очень устала. Если бы у меня была такая возможность, то все, что у меня есть, я бы обменяла на встречу с тобой, и даже если бы ты молча сидел рядом, это было бы лучшее событие за долгое время. Конечно, я понимаю, ожидать подобного неправильно, у тебя уже давно своя жизнь… Надеюсь, ты выбрал правильный путь и нашел свое место, потому что я, как никто, знаю, насколько легко ошибиться и, свернув не туда, уже не вернуться назад. Как ты можешь судить, так произошло и со мной. После нашего расставания я не нашла иного места, как вновь вернуться на службу, но в частную компанию, где, скажем так, я делала то, что умею лучше всего, что на самом деле было лишь попыткой забыться и… Честно, я не знаю, чего я хотела в итоге, но это помогало не думать о нашей дочери, не думать о тебе. Это было самым сложным, потому что самым ценным в моей жизни. Я… я так люблю тебя, и я так скучаю, и эти чувства, эта память настолько прекрасные, насколько болезненные. И ты был прав, упрямство мое меня же и погубило. Ты всегда был прав, единственный, кто знал меня лучше меня самой, кто видел меня настоящей и позволял быть такой всегда. И я так… так сожалею о том, как в итоге все у нас вышло. Я ненавижу себя за то, что сучилось с нашей дочерью. Чувствую вину каждый день за это, но почему-то все чаще мне стыдно перед тобой, стыдно разочаровать тебя и… Я ненавижу свою жизнь без тебя, без нас… Мне одиноко, а кроме тебя у меня толком и не было семьи, да и та… Прости меня за все, пожалуйста, прости. Я бы все отдала ради дня прежней жизни… и пусть я умру после этого, но хотя бы счастливой.

Я все это записываю, надеясь, что ты когда-нибудь услышишь, что будет чудом, если честно. Но все же, если ты слушаешь это, значит, я мертва… скорее всего, мертва. Погибла на одном из заданий, что могло произойти уже много раз. И я хочу сказать спасибо – спасибо за то, что ты был в моей жизни и сделал ее лучше одним лишь своим присутствием рядом. Меня с детства окружали плохие люди, и я не верила, что может быть так, как было у нас с тобой. Несмотря на то, как все в итоге сложилось, я бы все равно пережила это заново, потому что даже вся эта боль имеет для меня самую большую ценность, ведь она неотделима от любви.

ГЛАВА 37

Света вновь окунулась в воспоминания прошлой жизни, казавшиеся в этом месте чуть ли не вымыслом. Объяснить причины этого ощущения она никак не могла, но не надо большого ума, чтобы понять, насколько последние события вывели ее из себя. Чуть больше полугода прошло, как вдруг ее муж написал, сразу же предложив встретиться, желая выпить пару чашек кофе и поговорить, совершенно не скрывая желания наладить отношения. Несколько часов Света боялась даже притрагиваться к клавиатуре, перечитывая, на первый взгляд, самое простое приветствие и самое простое предложение встречи, тип которого встречался всем людям всех возрастов, но то был особенный человек. Ей хотелось заплакать, словно это был первый мальчик, позвавший ее на свидание после долгих месяцев подачи знаков. И вот не раз прокручиваемая фантазия в голове нашла аналог в реальности – и она вся на нервах, боится, как девчонка. Конечно, в ее детстве такого не было, отчего тогдашнее казалось ей более чувственным и нереальным. Щекотание нервов, от которых хочется прыгать и кусать ногти, улыбаясь во весь рот и чуть ли не хихикая, нахлынуло так быстро и стремительно, что она даже почувствовала стыд: все же поведение такое подобает девочке, но уж точно не взрослой женщине. Но это было так необычно и приятно, что она смаковала это настолько долго, насколько могла, стараясь насладиться тем, чего давно уже не чувствовала, – и это решение стало судьбоносным. Чем больше она позволяла этому волшебному событию окутывать ее, создавая безопасное окружение, где влегкую вскрываются самые лучшие моменты ее семейной жизни, тем больше просачивался страх – истинный, самый всепоглощающий. А все потому, что не бывает любви без ненависти, счастья без боли, – так гласили ей все, но она не верила, считая, что истинная семейная идиллия должна обходиться без грусти и печали. И это был критерий, определяющий особенных людей и особенные отношения для нее. И вот тогда, перечитывая сообщение, все более наполняясь старыми чувствами, Света словно вновь пережила и всю ту боль, разрушившую ее мир. Через пару часов улыбка пропала, теплота взгляда сменилась холодом, и она решила оставить прошлое в прошлом, потому что в таком случае ей намного было легче самой выбирать воспоминания, игнорируя все плохое, порой даже забывая, чем все закончилось. Всю жизнь она идеализировала свое счастье, свой утопический мир в любви и гармонии. И если тогда это ее спасало, то в момент познания уже наяву медленно, но верно ожидаемое столкнулось с реальностью. И этого она не смогла принять, включив защитный механизм, потакающий ее идеализму в вопросе семьи, идеализму, ненависть к которому разрушает ее не меньше самой черты характера. Только вот именно рядом с ним рождается надежда на новое, но оно не сможет существовать без полного осознания и принятия старого, со всем ужасом и болью, в которых винит она лишь себя, которые для нее хуже смерти.

И вот сейчас, записав аудиосообщение, Света плачет: ведь ее пробило насквозь страшным открытием, понимание для которого требовало созревания, что лучше бы она тогда решилась ответить, лучше бы она рискнула всем, но хотя бы попыталась вновь приблизиться к нему, принимая как худшее в ее жизни, так и лучшее. Она бы все отдала, чтобы изменить то решение… Понимание это отбилось у нее в голове сильнее, чем удары Портера по ее маске, сильнее, чем укусы тварей, сильнее, чем любая физическая боль, которую она только может представить. И это вдруг вытащило ее из бесконечных сомнений и постоянного ощущения себя чуждой в этом мире, не знающей никаких ориентиров и границ.

Теперь она понимает Портера более чем отлично, прекрасно ставя себя на его место. Он всего лишь хочет вернуться к нормальной жизни, ему не нужны деньги, власть или ожидаемая от человека в его положении месть – обычный человек, который попал сюда с благими намерениями, но застрял, чуть не потеряв себя окончательно. А сейчас у него появился шанс – только путь его к спасению оказался несколько тернист, отчего винить его в действиях последних крайне сложно. Хотя что-что, а по роже Света даст ему неслабо, все же она предупреждала, да и у нее еще осталась работа, а Портер, как ни посмотри, все так же важнейший человек на Векторе.

– Альберт? – с трудом произнесла она, словно прожевав куски битого стекла, не успел тот даже слова сказать.

– Что у тебя с голосом? – Как же ей было приятно услышать его, именно этот привычный тон и голос, давший ей кусочек чего-то нормального, чего-то привычного.

– У Портера иммунитет, мы проверили… Он сбежал, мне бы пригодилась твоя помощь.

– Подожди-ка, ты нашла его?

– Остин похитил его, обманув меня. Я… я помогла Остину спасти Питера, но Портер сбежал. Засранец отрубил себе кисть, чтобы от наручников освободиться.

– Ты сама в порядке?

– Терпимо.

– Питер?

– Я не знаю…

– Ты не связывалась с Остином?

– Нет, только что освободилась, была немного занята.

– Свяжись и узнай, надеюсь, вы частотами обменялись, – укоризненно произнес он, ожидая отрицательного ответа.

– Мне нужна твоя помощь в поиске Портера.

– Я не за камерами сейчас, а подхожу к его убежищу. Увижу – задержу его и дам тебе знать.

Света молча отключила связь, недовольная своим положением и бессмысленностью разговора. Она сидит все так же на трупах, размышляя о дальнейших действиях, но свербящая мысль о Питере и Остине достигла своего апогея, вынудив все же позвонить, готовясь к худшим новостям. Портеру идти к дому далеко, да и, скорее всего, он где-то рядом, но искать его сейчас… Она даже не знает, куда идти. И пока звучат гудки, она прихрамывая шагает мимо тел монстров, рассматривая весь ужас последствий бойни вокруг себя, испытывая презрение ко всему этому. Боль в колене была сильной, и, чтобы продолжить путь хоть в каком-то темпе, она активировала еще одно обезболивающее в костюме. Дойдя до двери впереди, той, которая напротив точки ее входа в этот ужас, оглядев проход слева и справа, соединяющий ряды, и не увидев там ничего особенного, Света открыла центральные двери перед собой, сама не зная, на что рассчитывать. Первым делом ей надоел безответный вызов Остина, и, избавившись от надоедливого точечного сигнала, она отложила это на потом. Сейчас ее мысли занимал измазанный следами крови коридор, длинный, с прозрачными стенами, видавшими времена и получше.

Опираясь левой рукой на стену, держа опущенный пистолет в правой, Света медленно шагала вперед, все еще привыкая к поврежденной маске, почти вся левая сторона которой была отныне бесполезна для зрения. Тело все еще болит, чему она не то чтобы удивляется, – даже несколько приятно ощущать эту боль, она позволяет быть в тонусе, если можно так выразиться. Мигающий потолочный свет несколько нервировал, но все равно позволял разглядеть остатки здешней цивилизации за стенками коридора.

Узнать привычные виды было практически невозможно: помимо беспорядка со следами крови и влияния разных видов оружия, все было покрыто словно толстым одеялом, создающим некую почву для прорастания чего-то явно внеземного. Почти все поверхности, особенно потолок, были насквозь пронизаны разного вида субстанцией, в основном твердой, но местами напоминающей довольно плотное желе белого цвета. Из него вылезало нечто близкое к веревкам, распространение которых расстилалось во все стороны, создавая местами некое подобие сетки. Но только этим все не ограничивалось, ведь из них словно вылезали некие жучки с кучей лапок, будто бы фермеры за работой: они все куда-то бегали, между разного вида бутонами и чем-то слизким. То напоминало некий мини-мир, умещающийся в помещении двадцать на двадцать метров, где лишь в паре мест пробивался свет с потолка, словно с самого неба, позволяя двум столбам являться частью жизни. Подобное происходило и за правой стеной, превращая всю эту миниатюру в некую ферму. Дойдя наконец до перекрестка, объединяющего такие же по размеру, но разные по содержанию залы, Света перестала видеть мигание освещения, оставив единственных представителей подобного за спиной. Она оглядывалась по сторонам и неожиданно задалась вопросом, который несколько неприятно было задавать самой себе: «Что я делаю?» Поиски Портера могут длиться вечность. Да вот только за поворотом направо, впереди, метров через десять, она увидела тело, но не Портера, а монстра, который встретился с огнестрельным оружием, и, как она знает, ее автомат был украден в пылу сражения. Медленно подходя к трупу, но уже держа пистолет в двух руках, чтобы вовремя иметь нужный баланс и концентрацию, Света была рада хорошему освещению, как и привычному виду за прозрачными стенами.

В следующем перекрестке, уже лишенная возможности увидеть происходящее за стенами, она заметила орудие, убившее животное. Почти посреди, под единственной рабочей лампой, лежит ее автомат, а точнее – брошен, и, как ей кажется, крайне неуклюже. Скорее всего, Портер выронил его из-за бессилия или бесполезности, ведь боезапас иссяк. Перешагнув через жертву расстрела, Света вскоре оказалась во тьме, идя к символичному свету, указывающему ей на оружие, как маяк, создающий ей ориентир. Аккуратно подойдя, она так же аккуратно выглядывала во все стороны, убеждаясь в безопасности. Справа и впереди освещения не было, но через фонарик на пистолете она увидела лишь закрытые наглухо двери. А завернув налево, туда, куда указывало чуть наискось дуло, она видела местами, но все же освещенный недлинный коридор, заканчивающийся такими же дверьми. Только на этот раз у панели доступа были крайне свежие следы крови, а над дверью давно перестала светиться надпись «хирургия».

Медленно подойдя к двери, держа пистолет наготове, Света нажала на сенсор, но открылась лишь левая створка, что ей даже понравилось, ведь уменьшалась площадь попадания по ней в случае атаки. Но ее не было, как и не было никаких звуков, никаких движений, во всяком случае, в видимой доступности. Впереди она видела большой Т-образный перекресток, в конце которого большие двери в три операционные, а по сторонам – больничные койки, огражденные лишь выдвигающейся занавеской. Если бы она могла чувствовать запах через костюм, то он был бы не то что неприятен, а именно мерзок и отвратителен, но, к счастью, подобное редко вызывало у нее дискомфорт. То были останки разных тел, давно сгнивших и начавших преображаться. Часть из них стала неким удобрением для взращивания неизвестной ей формы жизни.

Основное освещение частично было как раз в палатах, а вот в проходе между ними и хирургическим кабинетом почему-то стояла стена темноты. Но это скорее радовало, нежели вызывало опасения, ведь создавалось хоть какое-то разнообразие окружения, подчеркивая одни элементы, пряча другие. Центральная дверь хирургического кабинета была отмечена рукой Портера прямо на панели слева. Подойдя, Света взглянула через небольшое окошко на двери, откуда бил яркий свет, и увидела ожидаемую картину. Портер в разваленном состоянии сидит на стуле, перед ним на столике инструменты, которыми он самолично обработал культю, избавив ее от лишних кусков кожи и мяса, лежавших сейчас перед ним в контейнере, размазав при этом вокруг кровь, и наконец замазал руку специальным гелем. Войдя вовнутрь, Света увидела во всей красе, как один человек решил спасти себя во что бы то ни стало, как тяга к жизни способна дать сил терпеть невыносимую боль, наплевав на обезболивающее, которое помогло бы ему быть в трезвости, а не отключиться из-за пробития болевого порога. Невероятно грязный, измотанный и бледный, он все еще жив.

ГЛАВА 38

Света осмотрела его с ног до головы: и до этих событий бледное лицо стало ближе к трупному, одежда вся в крови, дышит тихо и с трудом, культя замазана специальным гелем голубоватого цвета, который, чуть затвердев, помогал остановить кровотечение и действовал как обезболивающее. Со стороны могло бы показаться, что перед ней сейчас последние минуты жизни человека. В его правом ухе аккуратно вставлен маленький наушник, небольшое устройство для переговоров с кем-то – только вот говорить ему было не с кем, но этот вопрос она пока решила оставить. Вполне возможно, он просто оставил предсмертное сообщение, как и она совсем недавно. Проверять это ей почему-то совсем не хочется, возможно, из-за того, насколько это личное и как легко в ней вновь могут возродиться те самые чувства.

Культя лежала на столике слева, где он провел операцию по спасению своей жизни, там же рядом лежали инструменты, и все это было окроплено его кровью, что ясно давало понять, с каким трудом ему все это далось. Вместо того чтобы разбудить его, Света взяла второй стул, стоявший неподалеку, и села напротив Портера. Позади него стояла капельница, а на левой, оголенной по локоть руке уже было место, куда он собирался воткнуть иглу с физраствором и стимуляторами. Света аккуратно, насколько смогла, чуть трясущимися руками сделала укол и, запустив процесс, уже через пару минут увидела изменения в нем, пусть и почти незаметные, но достаточные для того, чтобы он проснулся. Медленно открыв глаза и увидев ее, он не показал ни страха, ни гнева – лишь примирение, насколько она могла разглядеть в человеке, состояние которого граничит со смертью.

– Не бойся, я тебя не трону, хотя и очень хочется.

– Прости меня… – он говорил с трудом, явно обессиленный, да и моральный упадок в нем ощущался не хуже физической слабости. – Я не хотел убивать, лишь задержать.

– Сама не верю, что скажу это, но я понимаю. Хотя так и хочется тебе по роже дать, но в твоем состоянии, боюсь, убью тебя на хрен, а тащить твой труп как-то нет особого желания. Думай что хочешь, но вообще-то я хочу помочь, как и раньше. Ты должен выжить.

– Откуда мне знать, что ты не лжешь мне?

– Ты еще сам не устал от этого, постоянно…

– Не смей осуждать меня! – с трудом повысил он тон, чуть ли не упав со стула, казалось, будто бы Портер вылез из могилы. – Я, если ты не заметила, руку себе к херам отрубил, потому что лучше останусь и дальше жить тут, один да с монстрами на пару, нежели совершу ошибку и потеряю даже надежду на спасение! Без этого… без этого я бы давно уже руки наложил на себя, потому что незачем больше жить – лишь существовать, как один из этих монстров, не более того. Что это за жизнь?

– Та, которая у нас есть.

– Я другой и не знаю… Я не помню, каково это – быть обычным человеком в обычном мире. Тебе такое не понять. Ты просишь меня спасти людей, но меня с этими людьми уже ничто не объединяет. Ты просишь меня спасать мир – но я уже и не знаю этого мира. – Портер одновременно и злился, насколько хватало сил, и чуть ли не плакал, сокрушаясь от того, как все сложилось. – Было ошибкой рассказывать тебе про иммунитет. Это было ошибкой, стоящей мне жизни… Что забавно, ведь именно его наличие давало мне жизнь. Надо было надеть орбитальный костюм и…

– Я бы все равно проверила твою кровь, – прервала она его, увидев в ответ тот взгляд, который кричит о принятии собственной безвыходности. – На самом деле ты все правильно делал, не кори себя, не надо. У тебя был козырь, ты им воспользовался. Пошел ва-банк, тут нечего стыдиться, уж точно не в твоем положении.

– Был… выход у меня был. Я мог проигнорировать тебя, мог пройти мимо, продолжив… продолжив жить здесь и дальше. Разве мечта – это не смысл жизни, даже если несбыточная, то сама она дарит чувства, дает силы, придает значение самой жизни. Мечтая и надеясь вернуться в реальный мир, к реальным людям, к обычной жизни, прямо как у самых обычных людей, – разве я не заслужил этого? Разве недостаточно я настрадался здесь? Любой на моем месте сделал бы все, чтобы выбраться отсюда и начать все сначала. Ты сама мечтаешь отсюда свалить уже давно, так чем же я хуже тебя?

– У тебя есть цель, есть ради чего жить, ты знаешь цену этой жизни. Именно поэтому ты единственный, у кого есть иммунитет к тому, что уничтожило здесь тысячи и неизвестно сколько уничтожит еще, если попадет к людям. Ты уникален, Портер, во всех отношениях, хочешь ты этого или нет.

– Но я не хочу этого! – вырвалось из него с ненавистью к самому этому факту. – Ты просишь меня пожертвовать собой ради других, но почему? Разве кто-то из миллионов этих людей хотя бы знает о моем существовании здесь? Хоть кто-то пришел за все эти годы? Те, кто построили это место и устроили этот эксперимент, – разве это не их работа, разве не ради этого пресловутого спасения здесь погибли тысячи? Я столько сделал для мира, а оказалось, что все было зря… Где результаты?!

– Ты и есть результат! В мире нет справедливости, смирись! Хочешь ты этого или нет, но такова правда. Ты принял правила игры и выжил, здесь, на этой сраной станции, так что прими новые правила, потому что ничто не окончено. Если это окажется в мире, то с ним произойдет то же самое, что и с людьми здесь, а ты лучше других знаешь, какой это ужас. Все этого боятся, поэтому нас и прислали восстановить связь со станцией, чтобы взять ее под контроль и предотвратить страшнейшую трагедию в человеческой истории. Но тут оказался ты, единственный выживший, пусть и несотрудник Вектора, но тот, кто смог найти лекарство и испытать его, – и оно есть, в тебе!

– Да как ты все не поймешь – я не хочу быть уникальным! Я хочу быть самым заурядным, блядь, человеком, который просто живет! Вот это все не по мне!

– Но ты не такой! – сорвалась Света, желая наконец вбить это в его упрямую голову. – Даже без антител ты не такой! Если бы ты был «заурядным», то не прилетел бы сюда, не выжил бы здесь, уж точно не смог бы найти лекарство и сохранить рассудок! Ты, как я могу судить, никогда не был таким, не был слабаком, не был трусом, не был «заурядным», к тому же ни один из этих «заурядных» руку бы себе не отцапал! Так что хватит этого говна – бери себя в руки и адаптируйся, мать твою, уж что-что, а это ты должен уметь во сне делать! Ты взрослый человек, ты успел прожить нормальное детство, нормально взросление, первую любовь, первую работу и все прелести ебаной жизни. Немногим это будет дано, если инопланетная Жизнь попадет на планету или любой из спутников.

– Тебе легко убеждать меня – ты всего лишь исполняешь приказ, какое тебе дело до моей жизни? Давай ты не будешь строить из себя заботливую мамочку.

– Как же ты заебал меня… Ты думаешь, тебе одному плохо? Мир не вокруг тебя крутится, но ты стал в этом уверен, потому что провел тут в одиночестве больше года, видя лишь стены да пустые коридоры, живя среди призраков. Да вот только тот мир, о котором ты так мечтаешь, может погибнуть, сраный ты эгоист! Если ты этого не понимаешь, то я прямо сейчас тебя вырублю на хуй, свяжу и буду тащить по этому полу столько, сколько надо. Думаешь, у тебя жизнь дерьмо? Ты хотя бы знаешь, для чего живешь, знаешь, чего хочешь. А у меня единственный человек, к которому я могу вернуться, даже не знает, где я и что со мной. Подохну здесь – так никто и не узнает. Хотя знаешь, похуй, может, и к лучшему, с дочкой авось увижусь.

– У тебя была дочь?

– Хватит уже болтать! Решайся – ты либо о себе думаешь, и тогда я, используя твою же логику, буду думать тоже только о себе и просто силой тебя дотащу, или же ты, наконец, взрослеешь и принимаешь тот факт, что ты больше не один в этом мире.

Портер хотел что-то сказать, но Света прервала его:

– И хватит уже драматизировать! Ты за кого нас принимаешь? Думаешь, тебя привяжут и будут куски отрезать? Нет, не будут. Тебя посадят на карантин – это да, но там будет теплая кровать, нормальная еда, душ и чистая одежда. Все, мать твою, условия той цивилизации, о которой ты так грезишь. Это не будет тюрьмой – это будет… это будет примерно как сраный санаторий. Уж точно лучше, чем здесь!

Света выпускала все свои эмоции наружу, выговариваясь так громко и так красочно, как могла, пока Портер наблюдал за ней, уже скорее как сочувствующий приятель, нежели противник.

– Что будет дальше?

– Дальше я, наконец, выполню приказ, и будем валить отсюда.

– Дай мне пару минут, хорошо?

– Да.

Портер снял с правого уха наушник и убрал в нагрудный карман, причем сделал он это очень аккуратно и внимательно, явно боясь как-то повредить устройство. Света уже хотела спросить у него, зачем это и почему он так бережно относится к нему, но Портер сразу же отвлек ее, явно намеренно:

– А Остин спас Питера?

Она не ответила, потому что сама не знала. Первым делом именно этот вопрос будет задан, ведь, как ни посмотри, надо собрать всех, надоело ей уже это разделение. Портер увидел достаточно, чтобы не повторять вопрос, к тому же Света отошла на пару метров, собираясь с силами, набрав по связи Остина и ожидая ответа.

– Да? Что такое? – по тону Остина ничего не было понятно.

– Как Питер?

– Будет жить, – не сразу, но чуть бодрее ответил Остин, отчего ей не трудно было догадаться о его нежелании обсуждать это с той, кто бросил его.

– Отлично, я рада, правда.

– Ты за этим позвонила?

– Эмм… да. А еще я нашла Портера, он жив, хотя здоровье его оставляет желать лучшего. Слушай, я знаю, ты злишься, я оставила тебя, но мы оба… Слушай, давай оставим наши разборки на другое время, хорошо?

– Да, да, ты права, извини. У меня были тяжелые дни, и я… в общем, ты и так все понимаешь.

– Понимаю.

– Какой план действий?

– Мы идем к точке доступа, наконец подключаемся и валим все отсюда.

– Лучше и не скажешь. Где вы сейчас? Мы встретимся и пойдем вместе.

– Забрались в хирургическую, это не сильно далеко от серверной. Давай там и встретимся.

– Хорошо, мы выходим, только связь держи.

Остин сам отключил связь, оставив Свету наедине с приятным осадком, который ощущается буквально всем телом: ведь наконец-то все разрешилось.

ГЛАВА 39

Портер шел чуть позади, до конца еще не восстановившийся, пусть и принявший стимуляторы и залечивший рану. Он был еще крайне слаб, а несколько потухшая искра в глазах выдавала в нем смирение и принятие своей судьбы. Света же шла чуть бодрее, нежели рассчитывала: связано это было с тем, что наконец-то более нет преград для выполнения злосчастного приказа, после которого лишь прямая дорога до базы, где и Портеру с Питером дадут необходимое лечение, и у нее будет возможность отдохнуть. Думая об этом, она все не может выкинуть из головы взявшуюся словно из воздуха навязчивую идею, а точнее говоря – тягу, сильную и бескомпромиссную тягу позвонить… Хотя, наверное, лучше сначала написать, спустя каких-то четыре с половиной года наконец ответить на сообщение бывшего мужа. Эта мысль греет так, как она уже давно не чувствовала, отчего даже слегка улыбнулась, представляя тот момент, когда она напишет ему, что на самом деле сейчас, после всего произошедшего на Векторе, кажется таким простым и безвредным действием, что впору вновь себя карать за тогдашний глупый страх. Но этого не происходит: Света попросту понимает, то ли у нее нет более сил на критику страха, то ли попросту надоело, и не поверить в то, как ее примирение связано с увиденным примирением Портера, она никак не может. Да, прошел немалый срок, возможно, у него уже новая семья, возможно, даже дети. Она прекрасно это понимает, но тревожит ее сама мысль о том, что между ними так и не произошло примирение, как и не было прощения, словно страница до сих пор не перевернута. К тому же он был и остается самым близким для нее человеком, несмотря ни на что, даже как друг или приятель. Подобный статус будет для нее лучше, нежели то многоточие, оставившее слишком болезненную рану, не способную затянуться все это время.

Изначальная идея следовать тому же маршруту, по которому оба и попали в точку встречи, была вполне логичной: все же они не только будут уверены в возможности вернуться, но и безопасность на этой тропе уже проверена. Да вот только, как оказалось, преждевременная уверенность Светы в оставшихся позади проблемах аукнулась им куда быстрее, чем могло ожидаться. Забрав автомат с перекрестка, перезарядив его, она повела за собой Портера через тот же коридор, где он некогда избавил оружие от боеприпасов, сократив фауну Вектора еще на одного. Существо это успело стать едой множеств маленьких, больше похожих на тараканов с высокими лапками, нежели муравьиных представителей, хотя то количество и занимаемая ими площадь, по которой работники переносили найденное добро, напоминали земных насекомых. Не было никакой жатвы, где жадность равнялась с успехом положительности жизни: строго расчетливый и постепенный разбор некогда живого старшего собрата на составляющие, отделять которые от основного корпуса помогали длинные передние лапки, а благодаря шести ножкам получалось создавать рычаг там, где откусывать или разрезать не было возможности.

Удивительно для Светы, как и для Портера, было то, что эти создания не обратили на них никакого внимания. Пусть шансов попробовать более свежее мясо не представлялось, но мелкота даже не попыталась напасть или попробовать его на вкус. Быстро прошмыгнув, стараясь не задевать ни одного и уж тем более убивать, оба плавно пошли вперед, как раз к той двери, за которой они и разминулись. И вот то, почему этот путь был ошибкой, проявило себя во всей красе: за пару метров до дверей они услышали вой, словно сам Минотавр кидает клич, от которого сразу же маленькие существа убежали обратно в свои норы, выстроенные из плоти и останков тел. Шел тот пугающий вой, словно существо имеет невообразимые размеры, пошатывая своим горлом весь Вектор, как раз оттуда, куда им надо было попасть, но чему уже не суждено сбыться. Не прошло и минуты, как повторный клич сопровождался попытками открыть дверь, причем первый же удар нанес приличную вмятину посреди стыка створок, создав небольшую щель, куда уже протискивался приличного размера коготь. Попытка раздвинуть створки была не просто успешной – у Светы и Портера оставались считанные секунды перед тем, как неизведанное существо увидит их, а кушать оно любит явно много, если судить по тем данным, что у них есть. Но большего им и не надо, поэтому в скором темпе уже по оставленным жителями коридорам они добрались до разбираемого на ресурсы тела монстра. Сразу же позади прогремел стон железа, испытавшего на себе нагрузки, явно не предназначенные для будущего выполнения их изначальной задачи: неспешный топот вдруг стал ускоряться, а стекла, отделяющие коридор от помещений с жителями, стали трескаться и разбиваться, причем было ясно, что причина не в направленном ударе. Света увидела в Портере страх, причем такой, какого она сама уже не помнит. Но, к ее успокоению, он не впал в ступор, а сразу же побежал вперед, причем то было не бегство, а именно поиск выхода для них двоих.

Бежали по прямой, почти в такт ударам по полу тяжелых ног, буквально вынуждающих ощущать вибрацию пола даже сквозь орбитальные бронированные ботинки. Клич его оглушал даже сквозь маску, так что представить испытываемое Портером состояние шока было нетрудным делом. Добежали до перекрестка, где был брошен автомат, сразу же направо к запертой двери, которую Портер попытался открыть через панель, но, встретив ее в разбитом состоянии, сразу же стал выламывать экран, добираясь до проводов, привыкая в процессе к использованию лишь одной руки. В это время Света заняла за углом позицию, всерьез гадая, стоит ли выглянуть, чтобы хотя бы увидеть того, из-за каждого шага которого трясется пол, а каждый поворот задевает стены, вынуждая их гнуться. Но оно вдруг остановилось, причем, как могла она судить, на самом перекрестке, а каждый его разворот разбивал стекло и гнул железо, так что плечи его еле протискиваются в здешние ограничения пространства, а голова задевала потолок, из-за чего каждая лампа была сломана, привнося тем самым тьму вокруг монстра. Все нервы на пределе, она уже забывает о болящем колене, держа оружие так крепко в руках, что аж мышцы почему-то начинают ныть, хотя, понимает она, за последние часов десять ничего не ела, да и усталость дает о себе знать, из-за чего пробивается самая ужасная мысль: ей не победить.

Казавшее остановленным время стало ускоряться в то мгновение, как у Портера произошел успех в создании выхода, но сделали они это так громко, что сама Света испугалась этого грохота, за которым буквально через три секунды подал признак жизни монстр. Только вот закрыть двери за собой уже не получилось: система была сломана, а впереди – полностью лишенный освещения коридор, куда они и ринулись со всех ног. Света была позади, Портер отрабатывал звание штурмана, как никогда, а монстр, добравшись до перекрестка, слегка изменив по пути архитектуру, вновь задел потолочный свет. Света не успела увидеть его, но точно было одно: он огромный. Теперь они с Портером в кромешной тьме, и неизвестно сколько времени займет открытие двери в конце длинного коридора, умещающего в себя около десяти кабинетов с одной и другой стороны. Схватив Портера за шкирку, не дав ему добежать до выхода где-то треть пути, она толкнула его в открытую шестую дверь от входа сюда, а сама успела забежать в пятую на противоположной стороне. Света и Портер замерли в ожидании, прислушиваясь к медленным шагам огромного монстра, победить которого шансов у них нет, а для него оба они будут разве что закуской.

Света стоит слева от двери, чувствуя вибрацию от пола и даже тепло этого здоровяка, чуть ли не стараясь тише дышать, боясь того, каким чутким может быть его слух. Но она упустила тот момент, когда габариты монстра не позволили ему вписаться в разворот, отчего с неким ощутимым сопротивлением стены выгибаются внутрь помещения, вынудив Свету сделать шаг вперед, чувствуя, как железо позади нее мнется под стать бумаге. Только вот если она что-то заденет, то создаст губительный для нее шум, отчего рождается нелучшая мысль: включить на мгновение фонарик с оружия, все-таки ночного видения она лишилась.

Дождавшись момента его ухода обратно к месту прибытия, Света включила фонарик и сразу выключила, успев увидеть содержимое комнаты, которое, к невероятному счастью, было лишено любой биологической жизни, да и порядок был, на удивление, соблюден, хотя все ящики стола и дверцы шкафа были открыты и пусты, но места более чем достаточно. Стол был приставлен к дальней стене, и, встав перед ним напротив входа, она всеми силами выгоняла из головы представление того сценария, где невидимая рука хватает ее или же когти пробивают насквозь. Это вынудило ее вновь вернуться на позицию около двери, потому что так она хотя бы может надеяться на то, что ее не заметят. Как только шаги стали тише, что легко было воспринять как удаление монстра с поля, Света начала думать о том, как дать Портеру знак.

Встав с другой стороны, она нащупала край утопленной в коробку створки и, примерно представив нужный угол, только собралась осветить тьму, как вдруг ошалела от идеи и остановилась за секунду до нажатия на кнопку: ведь, оказывается, она совсем не учла то, что существо может смотреть сейчас как раз в их сторону. Обозвав себя парой известных слов, она также откинула мысль о стуке, создающем вибрацию, и решила просто свистнуть, так тихо и кратко, как это вообще возможно, но чего будет достаточно в этой абсолютно тишине, где костюм сможет чуть заглушить звук. Ответа не последовало, что вынудило ее повторить единственный звук, сразу запустив в голове картину, на которой изображен медленно умирающий человек, вид которого настолько истощенный и немощный, что вопрос о причинах кончины отпадает сразу же. Но ответ все же добрался до ее ушей, позволив выдохнуть, убеждая в его безопасности. И стоило ей только начать думать о том, как медленно и беззвучно добраться до двери выхода, краткими перебежками от одного кабинета к другому, как уже ставшая привычной бесконечная тишина вдруг разразилась грохотом, вынудив ее даже схватиться за край косяка. По неизвестной причине монстр промчался вперед, словно паровоз, который не боится задеть окружение, топая со всей силой и рыча так громко, что вот-вот заложит уши.

Света боится визуализировать этого монстра: тот факт, что она не способна его ни увидеть, ни уж тем более потрогать, создает впечатление, словно он везде – сзади, спереди, слева и справа, сверху и снизу. Она не знает, что делать дальше, и к ней подбирается известная безысходность, где любое движение, любой звук, любая попытка взять вверх над ситуацией неминуемо принесут смерть… Вопрос уже не столько в поиске выхода, сколько в необходимом времени выжидания, способном продлиться слишком долго для них, но более чем достаточном для него ради разрушения всех преград, лишая их возможности играть в прятки.

И пока он вновь то затихает, словно лишаясь всех жизненных сил, то резко пробуждается, как будто ему подали мощнейший разряд тока, Света вдруг понимает, какое преимущество у нее сейчас есть, а то, что ей сразу же не пришло это в голову, вынуждает чуть ли не вслух выругаться. Встав вновь справа, открыв для себя, как она предполагает, ту сторону коридора, откуда они пришли, нащупала на полу кусок железа от разломанной коробки и, внимательно все просчитав, швырнула его вперед, к самой двери, которую так долго открывал Портер. Реакция не заставила себя ждать – и как только «локомотив» промчался, она побежала вперед, надеясь, что топот монстра заглушит звук ее тяжелых ботинок. Столкнувшись с Портером, который смог разгадать ее маневр, судя по всему, прямо перед его дверью, они сразу же побежали к выходу, но неожиданно уперлись в нее, явно не ожидая, что она будет так близка. Однако она оказалась закрыта. Прекрасно зная дефицит времени, чуть ли не чувствуя, как монстр сейчас смотрит по сторонам, они вбежали в ближайшую нащупываемую дверь справа. Она держит его руками, ощупывая лицо и тело, убеждаясь в отсутствии ранений, пока сам он крепко начинает ее обнимать, приставляя губы к тому месту, где у нее уши. Очень медленно, невероятно тихо, он произносит:

– Вручную открыть дверь…

Света не ответила – лишь кратко кивнула, прекрасно понимая, как малейший признак жизни побудит существо нестись на всех парах в сторону источника, и здесь уже шансов спастись нет.

ГЛАВА 40

Портер медленно подошел к двери, пока Света держала автомат наготове, присев на корточки и высунувшись из-за косяка двери слева. Она ничего не видела, но прекрасно слышала, как монстр где-то там, прилично вдалеке, но все же патрулирует местность, до сих пор не отпустивший желание найти их двоих. Не менее важно было для нее сейчас слышать каждое движение Портера, пытавшегося нащупать панель на стене, за которой кроется рычаг открывания двери. Казалось, все длится вечность, а сам Портер, явно еще не освоив работу одной рукой, всерьез начинал злиться на неспособность найти ключ от выхода. И вот это случилось, монстр стал приближаться, медленно, шаг за шагом, прямо в их сторону, вынуждая Портера больше нервничать: все же он был на прямой перед ним, так что Свете пришлось втащить его обратно, чему он не сильно сопротивлялся, нервничая чуть ли не до дрожи.

Не может же этот монстр вечность тут бродить, делая вмятины в полу и ломая двери, думала Света. И вот ответ пришел сам: этот монстр, неуклюжий медведь, поможет в этом деле, ведь он с легкостью гнет железо, даже не замечая иногда его наличия перед собой, – так что его же силой она эту дверь и отопрет. Собираясь повторить прием с громкой игрушкой, слыша, как «медведь» бродит совсем недалеко от них, Света решила поискать предмет и, включив на мгновение фонарик, обнаружила, что они тут не одни.

Прямо у стены напротив входа, в куче уже известной ее глазу слизи и крепких материй, находится существо, когда-то жившее ни больше ни меньше типичным монстром, напоминающим многоногое тело. Сейчас оно извратилось, стало чем-то иным, в очередном коконе, который, назло им всем, вдруг стал подавать признаки жизни, а точнее, то, что там было, вдруг решило заявить о себе. А как известно, роды бесшумными не бывают. В ту же секунду Света подбежала и, нащупав кокон и достав заранее нож, сразу стала наносить смертельные удары. Но неожиданно случилось так, что она все не может понять, где рот у этой твари, который жизненно необходимо заткнуть, только вот новорожденный вертится в этом чуть ли не мини-бассейне, ожидаемо ненавидя ее и гневаясь на то, как тесно его знакомят с острой сталью. Портер также пытается чем-то помочь, но происходит то, чего они боялись больше всего: существо кидает свой голос в мир.

Решение этой проблемы нашлось так же быстро, как и его исполнение: уверенно и крепко сжав руками новорожденного, она вырвала его из кокона и швырнула к двери с особой жестокостью. Очень худое тело, больше походившее на обезьянье, крайне гибкое и сильное, пролетело с гневным криком вперед и ударилось о стену, успев прожить еще несколько секунд. Существо быстро сгинуло под натиском более агрессивного, более огромного и злобного хищника, особо даже не заметившего тот момент, когда нога или лапа, возможно, даже близкая к копыту, раздавила преждевременно рожденное существо. Шум разламывания необходимой двери с сопровождающим его воем не позволяли расслабиться даже на секунду: наоборот, ставки возросли, ведь, в то время как здешний громила поднял найденное тело и, судя по звукам, с жадностью его проглотил, прожевывая каждую его часть с характерным мерзким чавканьем и жадными стонами насыщения, его массивное тело, словно бульдозер, на замечало наносимые окружению повреждения. Нужная дверь была выломана, но он до си пор не уходит, детально продолжая смаковать каждую косточку. Света вдруг поняла, насколько нетрудно даже ему догадаться о возможном наличии добавки здесь, совсем рядом от того места, где была найдена первая еда.

«Медведь» перестал трапезничать и начал поиск десерта, который, разумеется, он рассчитывал отыскать из ближайшего помещения, где, собственно, Света и Портер сейчас и прятались. Каким-то невообразимым образом Портер вынудил Свету сесть на корточки за мгновение до того, как огромная лапа уперлась в стену, у которой они стояли, помогая остальному телу пролезть вовнутрь, отчего они оба ощутили не только идущий от монстра жар вместе с сотрясанием пола, но и то, какая мощь и ярость обитали в нем. Двери, как и косяк, были разломаны, «медведь» медленно пролез вовнутрь, освободив проход, которым Портер сразу же воспользовался, таща за собой Свету.

Нужные двери были выломаны наружу. Аккуратно держа руками гнутый металл, оба пытались беззвучно создать щель достаточного размера, чтобы оказаться с другой стороны. Света манипулировала левой створкой, методом пробы пыталась двигать ее в разные стороны, нащупывая самый простой путь. То же самое проделывал Портер с правой створкой, пусть и одной рукой, но все же. Непонятно, в какой точно момент, но Света уже проталкивает Портера вперед, и как-только настала ее очередь, монстр вдруг смолк, наступила вновь идеальная тишина. Почему-то подобное вынудило ее замереть, ведь теперь каждое движение и каждый скрип будут слышны, отчего Света была уверена, что Портер также замер и, если бы мог, поймал бы сейчас ее испуганный взгляд. Тут Портер похлопал ее по руке, которой она придерживала правую створку, и, загнув пальцы, дал ей понять желание взять пистолет, чему Света сразу же поспособствовала и передала его, надеясь на то, что он все же решил не открывать пальбу. Очень быстро Портер включил фонарик и осмотрел территорию, в которой оказался, после чего протянул ей руку, цель чего была крайне ясна. Двери скрипнули, но не громко, Света наконец-то выбралась и сразу же включила фонарик на автомате. Однако еще до возможности увидеть, наконец, окружение, оба почувствовали холод – настоящий мороз, от которого у Портера аж пошел пар изо рта, и, сразу же стараясь спрятать руки, он впервые пожалел о потере перчаток. Света быстро осмотрела его, убеждаясь в отсутствии ран или травм, но все ее внимание привлек источник здешней температуры. Разумеется, ей переносить холод было куда легче, ведь, несмотря на повреждения костюма, все же он отрабатывал себя. Только причина такой температуры испугала их не меньше оставленного позади громилы, дав понять четко и ясно, что до необходимого уровня безопасности им еще добираться и добираться.

Шириной метров в тридцать, длиной, может быть, во все сто – этот зал содержал множество криокамер квадратной формы с бронированными стеклами и массивными креплениями сверху и снизу. Все они были созданы для содержания кого-то или чего-то, и как раз система заморозки позволяла хранить их в безопасности от остальных, да вот только это было давно. Сейчас, как видят Света и Портер, старающиеся не отходить друг от друга далеко, одна часть камер так и стала гробами для разных существ, другая же была пуста, а третья не выдержала желания пленников получить свободу. Первые встреченные ими оказались с монстрами, и, чуть приглядевшись, Света заметила отличительные черты, пробудившие в ней страх больший, нежели смерть от неуклюжего здоровяка, а именно: все это были люди! Переходя от одной камеры к другой, преисполненная борьбы между любопытством и желанием убраться отсюда, Света разглядывала изуродованные тела людей, бывших сотрудников или специально привезенных для опытов, – этого она не знала, но везде были люди. От тех камер, которые были покинуты жителями против воли хозяев, тянулись кровавые следы, в основном до мертвых тел в паре метров от дома: видимо, не способные на самостоятельную жизнь, они просто умерли. Возможно, поэтому тут и включили такую прохладу – ведь боялись, что выбравшийся субъект постарается сбежать, а так он либо дольше сохранится, либо вообще замерзнет. Это не могло не смутить ее, ведь что-что, а инопланетная Жизнь найдет любой путь.

Свету и Портера это место пугало даже больше, чем схватка со здоровяком, ведь тут они видели последствия конфликта двух жизней во всей красе, и каждое движение, каждый взгляд давались им несколько с трудом. Портер явно не просто так шел на три шага впереди, ему было очень холодно, но даже этот дискомфорт чуть-чуть заглушался видами изуродованных и страшных существ, вряд ли желавших такой смерти. Они боялись издавать даже звук, совершенно не желая хоть как-то взаимодействовать с этим ужасным местом, по сравнению с которым остальной Вектор вполне терпим. Но все это напряжение тотчас и сорвалось, когда грохотом разразился приход огромного монстра. Света и Портер уже прошли половину пути, оставив за спинами десятка два криокамер разного содержания, порой даже боясь поднимать фонарик, ведь страх увидеть еще одно подтверждение немыслимого ужаса был крайне велик.

Для пришедшего без приглашения монстра это место было также новым, но совершенно по-иному воспринятым уже через каких-то десять секунд. Подойдя к первой же камере, в которой Света впервые заподозрила человека, монстр тотчас же со всего размаху ударил по стеклу, разбив которое незамедлительно решил употребить новую трапезу. Все бы ничего: он же не знает об их присутствии здесь – однако, доставая тело, успевшее врасти в камеру, неуклюже и в присущей ему жестокой манере, он снес саму камеру, выломав всю систему крепления, которая устроила замыкание электрической сети. Света и Портер думали, что часть станции обесточена: на деле просто не было света и питания дверей, а для аварийного не было причин. Замыкание устроило парад искр, и начавшееся плавление проводки, изолированной от прямого контакта с холодом и кислорода, привело к включению пожаротушения.

Ни Света, ни Портер не видели самого процесса, лишь слышали все эти события, пока перебежками старались удрать подальше. Женский голос информировал о включении пожаротушения путем выкачивания кислорода, которое, насколько знала Света, должно попасть в специальные отсеки, но пользы от этого было мало. Портер и Света переглянулись и, даже не посмотрев назад, слыша очередной кутеж «медведя», до сих пор не знавшего об их наличии здесь, сразу же побежали вперед, наплевав на издаваемый ими шум. Портер все так же освещал себе путь фонариком с пистолета, Света же уверенно делала то же самое с автоматом. За их спинами «медведь» добрался до еще одного тела, но, судя по звуку, достать его было проще, а громкий победоносный рев стал уже даже привычным, особенно когда после него слышится грохот от разрушения очередной камеры.

Портер уже стал чувствовать недомогание, что заметила Света в тот момент, как они добежали до больших дверей, явно предназначенных для выгрузки камер. Портер уперся локтем в колени и с трудом дышал, глядя на Свету изможденным взглядом. Сама же она сможет продержаться кое-какое время, но у костюма нет большого запаса кислорода – так что времени в обрез. И если, взглянув на две большие двери, они сразу поняли, что их не открыть, то самая крайняя справа дверь более чем подходит для грубого применения силы, ведь она как раз для персонала. Света подбежала к ней и, открыв панель сбоку, дернула рычаг, который открыл дверь, после чего сразу же голос сообщил, что угроза не устраняется и сейчас будет введена изоляция, за которой последовало быстрое закрытие створок, вынудив ее поставить автомат между ними, дабы Портер успел забежать. Прямо перед тем как выдернуть оружие, она заметила вдалеке, как монстр все так же громил окружение, не щадя ничего и никого, лишь мельком выглядывая из-за криокамер.

Портер упал на пол, Света, облокотившись на дверь, плавно присела, не выпуская оружие из рук. Тяжело дыша, уставшие, они с трудом приходили в себя. Сейчас они были в небольшом пропуском пункте, чистом и освещенном, словно из другого мира, как подметила сразу же Света. Справа и слева от нее были небольшие помещения с мониторами и компьютерами в стенах, разделявшее стекло было чистым и цельным, словно и нетронутым с прошлого раза, когда на нем выводилась информация о посетителе.

– Ты в порядке? – спросила она у Портера, который уже лег на спину и просто переводил дух, тяжело дыша, пытаясь согреться.

– Да, да, я… я в порядке…

– Кто это был?!

– Откуда мне знать? Я переписью не занимался, знаешь ли, да и кто его знает, может быть, ему день отроду!

– Ненавижу это место.

ГЛАВА 41

Выбраться из пропускного пункта, куда явно не пускали кого попало, оказалось для Светы и Портера самым простым действием за последнее время: все же, несмотря на то что следовало бы передохнуть, откладывать побег с Вектора никто из них не желал. Лишние силы оба получали от самого обычного и естественного страха перед более сильным противником, и так уже достаточно потрепавшим их нервы и здоровье, так еще и обычные двери ему не преграда. И раз так вышло, что его существование обошлось Жизни в более внушительные траты ресурсов, то смело можно ожидать его воскрешения. Все-таки неизвестно, сколько времени там длилось выкачивание кислорода.

За дверьми Света сразу же подметила лифты слева, метров через десять, а справа – длинный коридор, впереди проход между медицинскими палатами, но уже с глухими стенами. Обернувшись, она посмотрела на Портера, изможденного и уставшего, державшегося явно из последних сил, и, поймав его взгляд, хотела спросить, но сразу же получила ответ:

– Я в порядке. Бывало и хуже.

– «Хуже»… Ты руку себе пиланул, так что давай без этого дерьма, – вбросила она даже с ухмылкой, явно пряча собственную усталость.

– Чего ты хочешь от меня? – Он подошел ближе, почти вплотную.

– Я хочу сказать спасибо – Его удивили эти слова. – Ты не бросил меня, хотя и мог.

– Ты единственная… – оборвал он себя, желая сказать «кто может меня вытащить отсюда». И пусть это и была правда, но явно не вся, и это он осознал как раз там, когда они были наедине с огромным созданием. – Ты единственная, кому я могу верить.

Света хлопнула его по правому плечу в полсилы, хотя и от этого он еле устоял на ногах, но принял такой жест правильно. На этой ноте, чуть ли не ощущая некую дружескую связь с Портером, окончательно убеждаясь в его надежности, она сделала пару шагов в сторону, поглядывая вокруг, выискивая дальнейший путь. Портер подоспел сразу, вновь оправдывая себя как проводник. Обогнав ее, пригляделся к знакам под потолком и номерам коридоров и сразу же сказал:

– Если ты хочешь вернуться к Остину, то нам направо, но если мы все же наконец-то пойдем к основным серверам, то тогда прямо. Мой выбор ты знаешь.

– Да, надо сделать уже дело, – недолго думая, подытожила Света, помня, что Остин подтвердил выживание Питера и должен ждать ее там, так что осталось направить Альберта, от которого она уже получила обратную связь:

– Света?

– А кто это еще может быть?

– Я должен был проверить. Докладывай.

С момента последней связи произошло многое, даже слишком, что еще более подчеркивается пониманием того, как давно она связывалась с Альбертом.

– Даже не знаю, с чего начать… Портера нашла, оказывается, он был у Оса. Тот его схватил и пытался без прелюдий добыть антитела, боясь, что я могу помешать, да и времени не хотел моего отнимать.

– У него получилось?

– Тебя не особо парит, да, что Ос…

– Разбор полетов потом устроим, не сейчас. Что было дальше?

– Да ни хуя! – чуть сорвалась Света. – Пытаясь спасти Питера, сам Портер свалил, потому что с ним как со зверьем обращались! Но, как оказалось, у него и вправду есть антитела, Портер с иммунитетом. Теперь он самый ценный человек и сможет выбраться с Вектора.

Света обернулась к Портеру, который при его упоминании даже не подал виду, лишь, с трудом стоя на ногах, держался за культю руки и всеми силами сохранял трезвость.

– Ну а еще с местным контингентом повоевать пришлось, так что будь аккуратнее – на Векторе всякие твари водятся, совсем неожиданные, я бы даже сказала.

– Подожди, не спеши – что с Питером?

– Не поверишь, но он жив. Остин сказал, они догонят нас… О, супер, Ос уже добрался до нас – правда, я не вижу с ним Питера.

– Послушай меня внимательно и не подавай виду, не верь Портеру, он…

Но дальше она уже ничего не слышала. Возможно, это было из-за того, что по стечению обстоятельств именно сейчас прервалась связь, возможно, виною стала полная смена внимания, лишив ее иных каких-либо отвлекающих моментов. Но, скорее всего, то была виновата выпущенная пуля из пистолета Остина, по касательной задевшая ее маску с правой стороны, выведя связь из строя. Все выглядело именно так, как в тот момент, когда Портер лишил себя конечности, пустившись в бегство, все действия ей видны как в замедленной съемке, чему она даже не успевает удивиться. Ведь уже второй выстрел дал ей понять – целью была не она. Портер стоял почти за ней, когда Остин приближался и, молча достав пистолет, с расстояния метров пяти попытался попасть точно в лоб ее проводника. Однако она непроизвольно сделала шаг в сторону, тем самым спасая его от смерти. А второй раз уже не получилось – и, сознательно обернувшись, она увидела лежащего на полу Портера, схватившегося правой рукой за шею, откуда из-под пальцев течет кровь. Первым же шагом она перегородила путь, оставив Остина в трех метрах с вытянутым пистолетом, навстречу которому Света уже направила автомат, даже положив палец на курок, что не должно происходить до момента стрельбы.

– Какого хера ты делаешь?!

– Я пытаюсь нас всех спасти!

Света постоянно маячила перед человеком, которого совсем не узнавала, не позволяя пистолету даже выйти на прямую линию с Портером.

– Давай-ка ты, мразь, сначала успокоишься и перестанешь в него целиться! И так уже меня подцепил, урод тупой!

– Нет, ты не понимаешь, он опасен! Опасен одним своим наличием. Все на самом деле было иначе, с самого начала. Мы все, ты, я, Питер и остальные, смотрели не туда и поэтому неправильно поняли происходящее! Света, выслушай меня – и тогда ты поймешь, что я прав.

Остин поддерживал зрительный контакт, полный уверенности в своих словах настолько, что даже в ней смог зародить крайне маленькие, но все же крупицы заинтересованности.

– Я бы и рада, да вот только ты открыл стрельбу буквально у меня под рожей, чуть не убив на месте! Твоя попытка выйти на пиздеж несколько, сука, запоздала!

Она быстро взглянула на Портера и, увидев подтверждение худших подозрений, решила пока спасать жизнь, а не отнимать.

– Ос, не вынуждай меня убивать тебя!

– Наши костюмы крепче…

– А я все же попробую, терять-то будет нечего, если Портер умрет!

Света не только видела – она четко знала, насколько не готов умирать ее некогда хороший друг.

– Света, пожалуйста, выслушай меня…

– Так ты говори, я же не затыкаю.

То было почти правдой: она готова была дать ему шанс говорить, но не готова была слушать. Задача стояла другая: поднять Портера и спрятаться за ближайшей дверью, а для этого нужны безопасные секунд десять, все-таки, как она подметила, ее проводник еще жив, даже пытается встать на ноги.

– Ты должна понять главное – защищая его, ты продлеваешь тот ужас, который тут происходит. Света! Неужели ты хочешь…

Договорить она ему не дала, потому что так же неожиданно, как он заявил о своих намерениях, Света сделала выпад в его сторону, получив ожидаемый от него шаг назад, благодаря которому он встал прямо перед потолочной лампой, ныне яркой освещавшей эту территорию, но не выдержавшей автоматную очередь. Она начала искрить и обрушиваться на пол. Времени оказалось достаточно, чтобы помочь подняться Портеру и быстро спрятаться за ближайшей дверью. Остин подбежал к двери и машинально стал по ней бить, попутно переключая внимание на панель, которую Света сразу же заблокировала.

– Я буду с тобой разговаривать только так! Если хочешь чего-то добиться, при этом сохранив шанс на то, что я тебя не грохну, сука, то говори сейчас же, в чем дело!

Света злилась, чуть ли не готовая открыть дверь и все же вступить в бой, просто чтобы выплеснуть гнев. Но вместо этого она старалась держать себя в руках и, вспомнив о Портере, сразу же обернулась к нему, присев и начав обработку раны на правой стороне шеи.

– Ты… мы, мы думали, что Портер может спасти Питера, что его кровь обладает нужным лекарством. Да вот только на самом деле у него в крови не лекарство – у него в крови самый настоящий яд.

Света поглядывала в глаза Портера, в которых если и пряталось подтверждение слов Оса, то очень хорошо, потому что, как и можно было ожидать, человек, у которого рваная рана на шее, залившая кровью все вокруг, вынужден лишь думать о том, как бы дожить до следующего часа. К счастью, как могла судить Света, Портеру повезло: опасности особой не было, главное сейчас – изолировать кровотечение, и все. Достав медпакет, приложила бинты, готовясь использовать медицинский клей со степлером.

– Задумайся вот о чем, пока лечишь этого урода: почему он с таким усердием убил одного из пробудившихся людей? Ты сама про это рассказывала. Мы с тобой потом еще нашли таких, но они же были в полном порядке – тогда зачем убивать? Может быть, потому, что он знал, что у этих новых людей есть то, чем он не обладает, а именно – геном новой жизни, которую кровь Портера уничтожает! Поэтому он и сбежал, ведь знал, что, как-только я постараюсь вылечить Питера, ничего хорошего из этого не выйдет, ведь он сам ядовит насквозь!

Остановив кровь и залечив рану, Света поднялась и встала вплотную к двери.

– Что случилось с Питером?

– Питер умер, Света! Он умер, потому что кровь того человека, которого ты защищала все это время и продолжаешь защищать ценой собственной жизни, на самом деле не спасает, а убивает.

Света обернулась, увидев в Портере изумление, кричащее о том, насколько он ошарашен заявлением Остина. Правда, самой Свете это не то что бы не нравилось: она просто ненавидела все происходящее сейчас, ведь, помимо того что они только-только выбрались, наконец расставив все фигуры на свои места и разрушив недоверие, как вновь ворвалась новая информация, дай которой волю в развитии – и это в итоге сможет привести к очень неоднозначным выводам и решениям.

– Но я нашел способ спасти его – нашел, правда. Он будет жить, слышишь, он будет, потому что я дал слово – дал слово, что не позволю ему умереть. И, честно, в этом помогла мне ты. Я бы сам не догадался, наверное.

– Что ты сделал?

– Я спас его, вот что! Сделал то, на что тебе было плевать! Что никак не волновало Альберта, существование которого до сих пор, между прочим, не доказано! Питер будет жить прежней жизнью, это – самое важное! Но пока жив Портер, жива и угроза для всех наших жизней!

ГЛАВА 42

Портер подошел к Свете, видя, как она постукивает по шлему в области глубокой царапины, гневаясь и явно ругаясь про себя, пока Остин почему-то вдруг замолчал, что, разумеется, было не самым благоприятным знаком.

– Он повредил передатчик, я не могу связаться с Альбертом! Вот же мразь! – ударила Света кулаком по двери, обращаясь к Остину. После сразу обратила внимание на стоявшего рядом Портера, чья шея была не самого лучшего вида, а следы крови вокруг и даже на бороде лишь подчеркивали его усталость, которую он пытался прятать за непоколебимостью характера: – Ты в порядке?

– Терпимо. Ты ведь понимаешь, что Остин не в себе?

– Это вот к чему сейчас вопрос? Боишься, что я начну ему верить и спишу тебя со счетов? Серьезно? Ты за кого меня принимаешь, думаешь, я вот так поверю ему, после того как возилась с тобой столько времени? Нет уж, так легко меня не переубедить.

– Он не прав. Не может быть такого, что в моей крови яд… – Портер погрузился в некие размышления, словно проверяя все факты, копаясь в памяти, после чего подвел итог: – Это невозможно, Света, я точно тебе говорю. Если Питер и умер, то… возможно, он просто не выдержал лечения, хотя мой фаворит в том, что так просто лекарство из крови не сделать, это не работает вот так.

– Да, я знаю, знаю…

Света хотела сказать, что, возможно, Остин заразился и начал сходить с ума, а судьба Питера теперь вообще под вопросом: ведь велика вероятность, что, когда он умер, спасающий его медик не смог этого пережить. Эти мысли она старалась отгонять всей силой. Но ничего из этого не было произнесено – и не только из-за ее нежелания пока пережевывать данные, а из-за продолжения банкета, когда в дверь стал ломиться Остин, причем используя механический метод.

Света сразу же открыла аналогичный щиток на ее стороне и, используя функцию блокировки механического открывания двери с другой стороны, лишила такой возможности Остина, что в одночасье вывело его из себя.

– Света! Почему ты продолжаешь его защищать?

– А почему ты продолжаешь пытаться его убить?! Ты же спас Питера, верно? Где он сейчас, почему его нет с тобой рядом?

– Я спас его, да, но не благодаря Портеру. Как раз наоборот, когда ты бросила нас с ним ради этого урода, то сначала он умер, ясно?.. Он умер у меня на руках! Ты сделала не тот выбор, Света. Но все же я понял тебя, потому что ты ошиблась, потому что он, обманул нас с тобой. Пытаясь сделать хоть что-то, я вдруг понял, как спасти нашего друга. И я спас – я, не ты, не Альберт! Я! Да, на это потребуется время, адаптация и симбиоз – крайне деликатное и тонкое искусство, но это сработает, должно сработать!

Света с изумлением взглянула на Портера, преисполненного недоумения и даже страха.

– Ос, где сейчас Питер? – аккуратно спросила Света, уже зная ответ.

– Он ждет своего часа.

Эти слова разделили события на «до» и «после».

– Света, ты пойми, я не хочу, чтобы люди умирали. Хватит с меня крови на руках и бесконечных, бессмысленных жертв. Разве не ради этого строилась эта станция, как и другие? Не ради открытия, которое изменит весь привычный человеку мир? Именно ради этого сам космос дал нам лекарство, дал новую форму жизни. Света, как ты не понимаешь этого? Противиться симбиозу, противиться пусть и трудной, но адаптации – это значит идти против самой природы. Потому что все это – не искусственно созданное: это биологическая жизнь, которую нам посчастливилось найти. Люди считали,что она может лишь разрушать и замещать, но мы с тобой увидели результаты тысяч жертв, которые были отданы на этой станции ради будущего, ради жизни без смерти. Света!.. Неужели ты не понимаешь этого? Человеческий вид уже давно достиг предела, не просто же так запрещены имплантаты, кибернизация и программирование человеческого мозга. Последний крупный опыт был чудовищной трагедией, пусть и было это до нашего рождения, но даже в школах преподают уроки того страшного времени. А значит, раз технология не откроет нам пусть к избавлению от смерти, от болезней, от переосмысления самой жизни и взгляда на мир и бытие, то сама Жизнь должна найти путь. Кто мы, чтобы судить матушку-природу! Сама человеческая мысль и жажда большего привели нас в космос – значит, такова судьба, Света! Я только сейчас это понял, когда изучил найденные инкубаторы, где мы с тобой лично видели последствия симбиоза, видели, что люди смогли выжить, пусть и не все, пусть и не сразу, но смогли. Только представь, чего добьется человечество, научившись использовать эту Жизнь во благо. Ради этого тут и провели тесты, потому что поняли: нужна свобода, нужно отпустить вожжи и наблюдать, а не тыкать пальцем в то, что не знает мира за пределами коробки.

– А у меня в крови антитела, которые не позволяют симбиозу начаться… – смиренно подводил итог Портер.

– Ты прав, Портер, ты прав. Видишь, Света, он сам понял это, понял, насколько жизнь важнее одного человека. И тот факт, что он так долго выживал, делает его всего лишь ошибкой, простой погрешностью, мешающей эволюции раскрыться полностью. Но это не его вина, нет: просто не повезло стать несущим смерть.

Света видела в Портере нескрываемую эмоциональную борьбу с навязываемым мнением Остина, где невозможно не противиться исходящему из этих слов вердикту, сводящему на нет все его жертвы и лишения, чего если и пожелаешь, то лишь злейшему врагу.

– Ты ведь сама говорила, – продолжил Остин, – что один человек не может быть выше миллиардов. Мы с тобой – всего лишь орудие, это твои слова, и раз уж Портер вредит будущему объединению, значит, он не может быть важнее остальных людей, которые будут спасены от смерти и болезней.

– А сколько при этом погибнет?! Сколько десятков миллионов людей постигнет та же ужасная участь, что и сотрудников Вектора?

– Так и знал, что ты это скажешь. Это – приемлемая жертва, естественный ход жизни, точно такой же по замыслу, как и долгое приспосабливание человека к угрозам его родной планеты. Ты хоть знаешь, сколько людей погибало из-за болезней, пока не были созданы лекарства, вакцины, антибиотики? Поверь, мы на родной планете можем погибнуть от простого гриппа, что уж говорить о космосе. Все твои доводы – это заблуждение от нехватки знаний, вот и все.

– А чем это отличается от…

– А тем, что, как мы с тобой лично убедились, инопланетная Жизнь не убивает просто так! Она поглотила человека, чтобы понять его строение и ресурсы, которыми он обладает, и потом, спустя время, причем, скажу тебе, мизерное для эволюции, смогла найти путь для взаимного сосуществования, одарив человека новой жизнью.

– Ты сошел с ума, Остин, ты явно, блядь, не в себе.

– Страх перед будущим и новым – это нормально, я понимаю. Когда-то люди верили, что прививки убивают: раз их нет в природе, то значит, они и не нужны. Света, неужели они были правы? Мы оба знаем, что это не так. К тому же нам внушили бояться нового, ведь риск не всегда оправдан, но на деле благодаря доказательствам четко и ясно одно: никакого будущего у человечества нет, если мы не объединимся с инопланетной Жизнью. Неужели ты думаешь, что руководство Вектора просто так решило выпустить Жизнь, хотя у них были подопытные и эксперименты в лабораториях? Нет, все было как раз для этого – чтобы посмотреть полномасштабное развитие.

Света хотела ему возразить, но ей в голову сразу же врезались лица тех самых подопытных, которые как раз находились в камерах хранения, где они оставили огромного монстра. Но только крылось за этим не сочувствие, хотя и оно присутствовало, и уж точно не попытка найти контраргумент. Все было куда проще и тем хуже для нее и Портера: скрываясь от обезумевшего Остина, они спрятались за ближайшей дверью, которая оказалась проходом в то место, откуда ими был совершен побег.

Света вдруг стала замечать уже известное ей окружение, а значит, с одной стороны от них Остин, а с другой, вполне вероятно, огромный «медведь», для которого эти двери – не более чем фанера. «Как же так?» – сокрушалась Света, обходя все это место, надеясь найти доказательства схожести, что, мол, на самом деле она ошибается и просто все похоже. Но чем больше она вспоминает побег от Остина, тем больше понимает, как сама загнала их в ловушку. По Портеру было видно, что понял он это уже давно, но ему было все равно, ведь главное – они живы. Они смотрели друг другу в глаза и словно общались без слов, потому что на слова Светы: «Надеюсь, он мертв», – Портер твердо ответил: «Надеюсь, нам не придется это проверять».

А вот теперь она чуть ли не с наигранной гордостью принимает всю критику в свой адрес от себя самой, подкрепляя это попытками что-то ударить, но сдерживаясь в последний момент. И начиная думать о худшем варианте, где потребуется вернуться в морозильное помещение и искать обход, она вновь услышала повторяющиеся мотивы и цели Остина, только в этот раз нашла в них существенный изъян.

– Ос, скажи, пожалуйста, а что будет после смерти Портера? Допустим, ты убьешь его, и что тогда?

– После того как угроза будет устранена, я сделаю так, как было задумано самой природой. Я принесу образцы Жизни в мир людей, чтобы создать новый биологический мир. И да, я знаю, о чем ты подумала, но уверяю тебя, способов сделать это у меня предостаточно – не забывай, я все-таки врач. У меня будет полно времени, и вы не помешаете мне. Даже если я не убью его, то это сделает Вектор, ведь, как и вновь, я на шаг впереди, Света. И я знаю, через что вы прошли и где сейчас находитесь. Мне нужно только запереть эту дверь, и останется лишь вопросом времени, когда тот здоровяк доберется до вас. И чтобы доказать, что я не безумец, я предлагаю тебе вот что: убей Портера – и я освобожу тебя, потому что тебя убивать мне незачем. Ты мой друг, ты одна из нас, и ты не хуже меня знаешь, насколько человечество несовершенно.

ГЛАВА 43

Первым для нее доказательством неадекватности Остина служила его вера в ее повиновение ультиматуму, которое, как было известно всем знакомым с ней людям, она не то чтобы ненавидела, а считала оскорблением, когда подобное достигало ее ушей. Она не убьет Портера как минимум из-за этого, хотя и так ясно, насколько подобная просьба кажется безумной, особенно в нынешних условиях. Отвечая заинтересованному взгляду Портера отрицательным мотанием головы, Света стала оглядывать содержимое помещений, где удобно располагались мониторы и компьютеры. Жаль только, не было никакого оружия, отдельно подметила она: уж что-что, а сидеть и ждать она не намерена. Либо это будет прорыв сквозь Остина, либо новая встреча с монстром, который, к слову, возможно, даже мертв уже, хотя рассчитывать на такую удачу ей как-то совсем сейчас не хочется.

– Мне жаль твоего друга, – произнес Портер, явно обратив внимание на плохо сдерживаемое раздражение Светы.

– Да… мне тоже.

И это было правдой, ведь она больше никогда его не увидит и не услышит, и, честно признаваясь самой себе, о нем она будет скучать больше всех из отряда. Еще один повод, подтверждающий, что она не такой уж и хороший человек, подытожила про себя Света.

– Нам нужно выбираться. Сделаем крюк, не впервой.

Света подошла к двери, ведущей в зал хранения, где некогда они спасались от монстра, крушащего криокамеры.

– Ты хочешь вернуться туда? Может, звучать это будет глупо, но шансов против Остина у нас все же больше, чем…

– Это как посмотреть, знаешь ли, – обернулась Света к Портеру, продолжив энергичную речь. – Монстр, может быть, уже мертв, к тому же он не ищет нас, не особо думает, да и волнует его, как я поняла, лишь еда, отвлечь не сложно будет. А Ос… он верит насколько сильно, насколько возможно, что твоя смерть – это подарок сраной Жизни. У него ничего не осталось, кроме этого, а таких людей недооценивать нельзя. Да и вряд ли патроны возьмут его костюм, а ты не то чтобы сейчас сильный боец, все же мы говорим об очень хорошем солдате.

– Ты тоже солдат.

– Только он готов убить нас, словно зверей, а я вот еще вижу в нем своего друга. Да и чем пробить этот костюм – не знаю, нож всего один, а подобраться к его маске будет не так просто. В любом случае я не хочу тобой рисковать, особенно в этом тесном помещении.

– А может быть, все проще?

– Хочешь что-то сказать – говори прямо, мне этого дерьма не надо!

– Я думаю, что ты не хочешь убивать его, потому что он твой друг.

– Ты охренеть какой проницательный, скажу я тебе. Да, он мой друг, и…

– Есть шанс его вылечить. – Света удивилась его словам и тому, с какой заботой он произнес их. – Он заразился, это даже слепой увидит. Но не обязательно убивать его, уже не обязательно. Мы можем постараться нейтрализовать его, чтобы он не навредил еще и себе, а потом, когда ты привезешь меня к своим людям, они уже создадут лекарство и спасут Остина от безумия.

– Я думала, он последний человек, который будет тебя волновать в этом мире! Что изменилось?

– Я не хочу, чтобы люди снова страдали из-за меня, как и не хочу быть бесполезным. Ты сама сказала: мне нужно взрослеть, и после всех этих событий я понял, что в моих силах сделать что-то правильное, иначе все, что случилось со мной на этой станции, было впустую. Мы можем его спасти.

Не увидеть в нем всей откровенности было невозможно, в каком-то смысле сама Света вдохновилась его словами, больше походившими на речь. Ведь если даже он, полуживой, некогда эгоистичный человек, вдруг находит не просто силы сражаться, а именно простить, то уж для нее подобное не должно быть преградой. Она бы хотела признаться ему сейчас, что даже не рассматривала такой вариант, а уже примирялась с ролью убийцы Остина, – но не стала. И дело было не в стыдливости, а в том, что такой вариант будет на повестке дня до тех пор, пока план Портера не сработает окончательно.

– Это хорошая идея. Только не уверена, что у нас получится это сделать, да и, как я уже говорила, тобой я рисковать не намерена.

– Все, что нам нужно, уже под рукой, прямо за дверью.

Портер не просто открыл в себе новое дыхание, даже чуть оживившись и изменившись в цвете кожи, – он всерьез брал ситуацию в свои руки, чему Света совсем не мешала.

– Послушай, я первый человек, который должен бы желать его смерти. Но я предлагаю избежать этого, потому что тот, кто за дверьми, – это обезумевший человек, который потерял всю связь с реальностью. Я такое видел, я такое знаю, и я… на моих руках есть кровь, ясно? И не было и дня, чтобы я не желал исправить то, что уже никогда не исчезнет из моих кошмаров. Уверен, последнее, что ты хочешь, – это потом жалеть о том, чего не сделала, чего даже не попыталась сделать. И я уверен на все сто процентов, что ты понимаешь не хуже меня, а может быть, и лучше, каково это – постоянно сожалеть.

Света внимательно слушала Портера, практически не сводя с него глаз, ища подтверждение его намерений в нем самом. По итогу она поверила в это, чему сама была крайне рада. Но нельзя было поступать опрометчиво, и план как-то сам образовался у нее в голове. Наверное, виною служило то, что Остина она знала очень хорошо и представить себя на его месте оказалось не так трудно, как она ожидала.

– Ос! – крикнула Света, обойдя Портера и встав у двери.

– Ты передумала?

– Нет. Я хотела тебе сказать, что даю тебе шанс все урегулировать мирно, пока это не зашло слишком далеко. Ты ведь должен понимать, что мы отсюда выберемся: тут есть иной выход, пусть и рискованный, но для нас не впервой. И когда я доберусь до базы, то сразу же сообщу всем и каждому, что ты сделал и что собираешься сделать. Да ты и сам знаешь, как тщательно у нас проверят тебя, как и меня, как и любого, кто вернется, так что даже не надейся обмануть систему безопасности. Покинуть Вектор с образцами и привезти их на планету или в колонию у тебя не получится, ты это знаешь. Да и я не позволю тебе этого сделать. Так что, старый друг, это ты останешься здесь, а я вернусь и расскажу все, что тут произошло.

– Зачем ты это говоришь? – тихо спросил Портер, подойдя к Свете.

– Ты не права, – гневно начал Остин, ощутив на себе воздвигнутые ей проблемы, – я смогу это сделать, потому что не будет никаких свидетелей, ведь я убью и тебя, раз уж ты выбрала не жизнь, а смерть.

Света даже улыбнулась, взглянув многозначительно на Портера, дала ему понять, чего она добивалась.

– Ты забыл про Альберта, он все знает, я и ему все расскажу, – подкидывая дров в костер, она ощущала разжигание пламени, которое осталось лишь направить, чтобы взять под контроль.

– Нет никакого Альберта. Он погиб, Света.

Портер и Света переглянулись, но если она даже мысли этой не допустила, то Портер чуть призадумался, а следующие слова смогли зародить в нем пусть и крохотные, но все же сомнения.

– Кто-нибудь, кроме тебя, Света, общался с ним? Может быть, видел его или слышал голос? – в речи Остина не было гнева или смакования, наоборот, он заботливо проговаривал каждое слово, искренне надеясь достучаться до нее. – Я все понимаю, ты потеряла его здесь и боишься принять факт собственной вины, ведь в этом вся ты – стараешься быть идеалом всех идеалов, критикуешь себя больше всех, выкладываешься по полной. И это похвально, правда. Многие равнялись на тебя, ты была человеком слова и человеком дела. Только вот ты загнала себя в угол, ведь осознать его гибель, принять последствия – это… это невероятно трудно, уж я-то знаю. Понимаю тебя лучше всех. Это основная причина для защиты Портера: тебе нужно кого-то защищать, хоть кого-то, просто замещение, которое ты используешь, чтобы придать смысл гибели напарника, хорошего человека, с этим не поспоришь. Подумай об этом, может быть, все дело в Альберте?..

– Слушай меня сюда, – чуть ли не сквозь зубы начала медленно говорить Света, приблизившись к двери вплотную, – ты можешь что угодно думать, во что угодно верить. Но одно я точно знаю: хочешь совершить задуманную эволюцию – тогда придется убить меня и Портера лично! Давай, докажи, что мужик!

Света резко развернулась, полная злобы и решимости реализовать их план. Даже не взглянув на Портера, она пошла сразу же к компьютерам, включить которые пыталась крайне грубыми и резкими движениями, выдающими плохой контроль над ее эмоциями. Сразу же подошел Портер:

– Я все сделаю, спокойно!

Света отошла и, переводя дыхание в проходе, вдруг оглянулась по сторонам, вернулась к Портеру и шепотом произнесла:

– Нам нужно отключить все камеры внутри. – В ответ Портер лишь вопросительно посмотрел на нее. – Ты же не думаешь, что он по запаху нашел нас? Он подключился к ним, во всяком случае, в этом секторе.

В этот самый момент Остин стал выламывать дверь, причем более основательным способом, а именно – вываривая горелкой ручную блокировку. Портер сразу же дернулся и обернулся, услышав начатый взлом, на что Света тотчас обратилась к нему:

– Не отвлекайся!

– Хорошо. Я уже в системе. – Он быстро стал работать одной рукой, чему она даже удивилась, поглядывая со стороны. – У меня есть хорошая и плохая новость. Кислород там восстановлен, мы может идти, а плохая в том, что я не вижу здоровяка. Он должен быть у очага возгорания, но его нигде нет.

– Открывай! – с полной уверенностью сказала Света, чуть ли не заряжая Портера адреналином, отчего он сам стал задаваться вопросом, нормальна ли она. Ведь в словах Остина есть почва для правды, но, как ни посмотри, любому на его месте будет лучше с тем, кто защищает, а не стремится убить.

Остин выплавил блокиратор, вручную начав раздвигать створки, используя подобный Светиному нож. Только в это же мгновение Портер открыл другую дверь, через которую они некогда сбегали от смерти, а теперь возвращаются – но уже сами будут охотиться.

ГЛАВА 44

Света и Портер снова были в том зале, снова в кромешной тьме, где их окружали не только до сих пор сохранившиеся камеры с последствиями экспериментов внутри, но и разрушенные жестоким и примитивным способом огромного монстра, тело которого исчезло по неизвестным причинам. Но все это они ожидали увидеть – даже более того, это не было целью их внимания, в отличие от тех камер, которые так и не использовали по своему назначению. Безусловно, был страх найти спящего монстра, обкушавшегося настолько, насколько достаточно для спокойного сна. Из-за этого Света шла первой, а Портер на шаг позади. И вот тут была важнейшая проблема: пока они используют фонарик, велик шанс быть увиденными Остином, а это в планы не входило.

Из проходной, куда только что ворвался Остин, бил яркий холодный свет, освещая пространство на метры вперед, куда сбежали Портер и Света. Крайне быстро Остин пошел вперед, не сбавляя шаг оглядел пропускной пункт и остановился, выйдя на метр вперед за двери под бьющими в спину лучами света, создавая его удлиняющуюся вперед тень. Он быстро огляделся и, чуть вернувшись, закрыл двери, полностью погрузив это место во тьму, прекрасно понимая правила игры. Двери громко хлопнули, послужив стартом охоты, где Остин был для них невидим, а вот они для него будут как на ладони, благодаря вполне рабочему прибору ночного видения.

Ему не хочется убивать Портера: нет никаких личных причин для этого, не говоря уже о том, что он всего лишь гражданский, застрявший тут против своей воли. Так что в каком-то смысле Остин даже испытывает уважение к тому, насколько долго тот смог выживать здесь. Подчеркивая этот момент, он даже приравнивает журналиста к вполне реализовавшейся боевой единице – а значит, воспринимать его как беспомощного человека Остин не собирается, да и попросту не может: факты противятся этому ярлыку. Но главное – это статус Портера: как человек, нашедший способ нейтрализовать влияние инопланетной Жизни на человеческий организм, он буквально представляет угрозу той самой Жизни, а ведь она, пусть и через естественный отбор, но совершает биологическую эволюцию, доселе невидимую человеческому глазу. Так что Остин вновь подковывал уверенность в праведности своего дела, чуть ли не визуально представляя чаши весов, где на одной стоит жизнь Портера, а на другой – всего человечества. Выбор тут очевиден: ни один человек не стоит миллионов, особенно когда вопрос свершения – природная воля, желавшая объединить наши виды. Ведь иначе ни Вектор с его зондами, ни любая другая станция так и не нашли бы следы чего-то даже близко подобного. Раз такое произошло, следствие чего даже есть доказательство положительного симбиоза, то разве Остин, как человек науки, может позволить себе помешать естественному процессу?

Нет, не может – как раз наоборот, он защитник этой самой эволюции, вот-вот начавшей новую главу мироздания, где ни один человек, ни один компьютер или мнение не может идти наперекор самой силе естественной природы. Ведь в ней ничто не исчезает бесследно, ни одно существо, переставшее жить привычной нам жизнью, не умирает просто так: оно становится почвой для нового, более совершенного организма. Только глупцы не могут этого понять, настоящие глупцы, преисполненные страха и многих слабостей, которые эта Жизнь и призвана исправлять, как и многие другие недостатки, в частности, саму смерть. Остин понимал все это настолько явственно и четко, словно сам создан был именно для этого момента, когда в его руках будет защита жизни, цену которой он знает лучше остальных, отчего и решение, принимаемое им, не может быть оспорено. Понимая все это, даже самостоятельно ища доводы в противовес его убеждениям, он все не находит ни одного весомого аргумента, способного его переубедить, отчего даже всколыхнулись старые раны. Остин воспринимал смерть своей семьи как пусть и ужасную на тот момент трагедию, но необходимую, чтобы он оказался здесь, в этом месте и в это время ради судьбоносного решения, словно сама судьба и вселенная привели его сюда.

Семь лет – потребовалось семь долгих лет для того, что называется доказательством судьбы, когда, охотясь на Портера и Свету, он впервые ощутил, что все было ради этого, ради победы над смертью во имя жизни. А ведь тогда, в тот ужасающий момент, когда его жену госпитализировали, он ничего не мог поделать. После случившейся операции жена обвиняла не только все возможное в этом мире, но и его самого, и врача, который, как и другие доктора, не смог спасти ее новорожденного сына. Случился выкидыш, причем самое ужасное – это был уже второй ребенок, чья жизнь ускользнула у них из рук. И это все при том, что она была и остается единственной женщиной, которую он по-настоящему полюбил, хотя и был ранее уверен, что, возможно, они спешат: все же им было по восемнадцать лет при первой встрече, но, как и бывает, все случилось само. Не успели они оглянуться, как вдруг поняли, что впервые по-настоящему влюблены, чего было достаточно для предложения руки и сердца уже через какой-то год идеальных отношений. Первый выкидыш случился через пару лет после свадьбы – но они не сдались, смогли пережить, хотя, не желая себе признаваться, Остин заметил в ней тот самый надлом, на лечение которого обычно уходят годы. Второй ребенок был незапланированным, они долго ждали и решили оставить все на решение судьбы, отчасти из-за страха, отчасти из-за ужасного чувства беспомощности при возможном повторении. Когда же она обрадовала его своей беременностью, каждый был уверен в успехе, порой даже слишком обнадеживаясь. Она словно забыла о предыдущем разе, и он, желая огородить ее от ужасных мыслей и чувств, потакал всем, чем мог, мечтая о том, как и сам забудет выкидыш, практически уничтоживший их обоих.

А когда подобное повторилось, он не только запил, а стал по настоящему злым на всю жизнь человеком, из-за чего упустил тот момент, когда его жена, одинокая и разбитая, сама потеряла волю к жизни. Когда случилась трагедия, естественным и ненавистным до боли ему образом он закрылся от всех, пытаясь не просто обуздать боль, а понять причины, понять суть того, что его ребенка забрали из его жизни, словно он не заслуживает этого, словно его наказывают… Только его жена была другой: она была пусть и сильной характером, когда это было нужно, но не умела справляться с трагедиями в одиночку – и, не получив поддержки мужа, словно выпавшего из реальности, просто сдалась. Горе и одиночество подкосили ее здоровье так сильно, что уже через месяц ее сердце не выдержало.

Тогда собрать его по частям получилось лишь его отцу вместе с сослуживцами и друзьями, среди которых были Тони и Питер. Последний вытянул его из запоя и сам наконец-то увидел со стороны, как выпивка влияет на его жизнь и почти могла стоить ему карьеры, если бы не помощь близких, в частности Остина. Тогда Питер даже обмолвился, что, помогая ему пережить смерть семьи, он сам смог обуздать свою зависимость, смог стать лучше, а значит, даже худшие события не должны быть напрасными. Остин никому не говорил, но единственным спасавшим его от полного саморазрушения было убеждение в том, что все не может быть просто так, не может. В каком-то смысле это стало его верой, его компасом в жизни. Он делал все, дабы смерть его любимой и гибель его двух сыновей еще до своего рождения не были напрасными, ведь не может быть, чтобы лучшие из лучших просто исчезали из мира, в то время пока бесчисленное количество отбросов общества продолжают жить, творить зло и оставаться безнаказанными. Так длилось долго, благодаря поддержке друзей, благодаря чувству юмора, которым он понижал в себе градус сжигающего чувства несправедливости мира. Но дальше это длиться не могло, и, что забавно, думает он сейчас, как раз перед прибытием сюда у него закралось чувство, такое непривычное и яркое, что он достиг потолка. Что задание на Векторе – это апогей, после которого все изменится, ведь, вопреки традиции длиною в годы, на этот раз он впервые взял с собой на задание фотографию его любимой. Ранее он всегда оставлял ее на базе, как при жизни, так и после ее смерти, чтобы точно знать, куда возвращаться и ради чего. Сейчас же впервые небольшое фото улыбающейся беременной жены на шестом месяце, где она держит вязаный комбинезончик, лежало в боковом кармане его скафандра.

Вспоминая и прокручивая в голове всю долгую цепь событий, Остин наконец-то понял, для чего ему было суждено пережить страшнейший ужас всей его жизни, лишивший мир прекрасных людей: не будь этого – и его не было бы здесь, спасающего жизнь от смерти, тем самым находясь у создания нового мира, где никому не будет суждено пережить то же, что и ему. Раз не в его силах было создать жизнь с единственной любимой женщиной, значит, его задача – защищать жизнь, сделать все, лишь бы рождение состоялось. Все представляя перед собой жену, он неосознанно улыбается, и ему так хочется сказать: «Я люблю тебя», после чего добавить жене, сокрушающейся от смерти детей: «Все это не зря, любимая, все это не зря!», чтобы избавить ее от мучащей боли несправедливости… Но они мертвы, и в их память, чувствуя тепло любви и счастья, ему придется убить хороших людей.

Остин плавно добрался до центра зала, огибая камеры, все время проверяя каждую из сторон, но так и не заметив ни одного сегмента, отчего успел даже решить, что они уже убежали дальше. Поэтому он совершил фатальную ошибку – расслабился. Чуть опустив оружие, он решил ускорить шаг, видя в нескольких метрах от себя последствия ярости и голода монстра, разломавшего камеры ради трапезы. И в тот момент, как он остановился перед изуродованным телом, валяющимся на полу и отдающим кратким, скорее даже импульсивным движением конечностей, везде включился свет. Дальше все прошло так быстро, как это вообще возможно в их условиях: не успел Остин отключить прибор ночного видения, желая скорее восстановить зрение, как сразу же получил прикладом по маске, потом из его рук выбили оружие, но самое главное произошло в ту же секунду, как первые два действия закончились, а именно – Света схватила его за руку, накинула на свои плечи и с трудом, но все же забросила в камеру, чей пол был на высоте ее коленей. Не успел Ос сориентироваться, как дверь закрылась, лишив его свободы.

ГЛАВА 45

Зрение потихоньку возвращается, но и без него Остин испробовал уже все свои силы и смекалку, чтобы выбраться из криокамеры, больше напоминающей ему гроб, в последнюю очередь из-за своей квадратной формы. Вся доступная сила кулаков и ног была направлена на нанесение недостаточного ущерба препятствию, лишающему его свободы. Камеры и так были не самые просторные, где-то метр на метр, так еще и костюм съел пространство, отчего Остину казалось, будто бы он в тесном гробу. Как только зрение восстановилось, открыв ему весь обзор этого обширного, крайне потрепанного места, так он сразу же принимался проверять пол и потолок, выискивая щели или провода – хоть что-то в этом механизме, способное дать ему свободу. Однако подобные камеры были специально созданы для тех… даже не людей, а существ, чья тяга к жизни настолько изобретательна, насколько это вообще возможно, из-за чего даже система подачи кислорода была чуть ли не того же уровня, что и у самого Вектора. Все это решила ему напомнить Света, чуть ли не повторив его собственные мысли:

– Тебе не выбраться, даже не пытайся! Они предназначены не только для изучения, но и для транспортировки через космос.

Света стояла перед ним, сложив руки на груди. Она смотрела на него, но понять ее выражение лица через маску было невозможно: угол не тот, да и находилась она в некоторой тени, в отличие от Остина, которого подсвечивал ободок напольной лампы по всем четырем сторонам.

– Отлично сработали, признаю!

То была правда, он любил подмечать такие мелочи, но куда важнее было то, что она не ушла, не попыталась убить его или усыпить, хотя… Остин оглянулся и понял, в чем состоит их цель, которая на самом деле отчасти его порадовала, потому что, несмотря ни на что, остановит его от исполнения судьбы лишь смерть. В остальном же лишь вопрос времени, а ждать ему не впервой.

– Знаешь, Света, ты всегда была на своей волне – вроде бы со всеми, но в то же время одиночка. Кто бы мог подумать, что именно ты будешь в центре судьбоносных событий!

Остин не злился – наоборот, он понимал, насколько предсказуема сейчас ситуация. Ведь он знает Свету и знает, как она дорожит жизнью близких, – оставалось лишь подгадать момент, когда следует использовать важный аргумент.

– Ты пытался меня убить, Ос! – То была суровая предъява с ее стороны.

– Как и ты меня.

– Да что ты!

– Но ведь ты следила за мной, уж явно не от большого доверия, и будь я проклят, если окажусь не прав, сказав, что ты точно обдумывала то развитие событий, когда придется нажать на курок, Света. Я ведь тебя знаю – если надо будет, то ты и суицид продумаешь, пусть и не склонна к этому, но иначе ты не умеешь. Только вот делаешь ты это в крайних случаях, близких к возможному сценарию.

– Раз тебя это не удивляет, то значит, ты не против этого, верно? Ты же «знаешь меня» – с чего тогда претензия?

– Ты права, не с чего. – Остин даже усмехнулся. – Так что будет дальше? Меня здесь запрут до лучших времен, а ты пока сделаешь все, чтобы Портер уничтожил Жизнь?

– Что ты сделал с Питером?! – практически вырвался из нее томящийся вопрос. Света подошла ближе, опустив руки, сжав кулаки, то ли желая вступить с ним в драку, предвкушая разочаровывающий ответ, то ли вот-вот и сама впадет в отчаяние, принимая с болью на сердце то, во что она не способна поверить.

– Я спас его. Спас бы и Тони – но на это нужно время. Хотя, кто знает, возможно, еще не поздно.

Она прекрасно поняла, что крылось за его «спасением», – одно лишь представление результата, который рождал в ней боль: ведь это будет уже совсем другой человек, представить мысли и мироощущение которого ей давалось с невероятным и болезненным трудом. Хотя – поймала она себя на мысли, которая вдруг позволила отпустить боль и гнев, – возможно, ничего не получится, и Питер так и не станет больше чем-то, нежели кем-то…

– Знаешь, у тебя ничего не получится. Да, именно так. Питер ведь умер, верно? Так вот, я думаю, эта… эта Жизнь не способна к реинкарнации, максимум – это восстановить тело, и то не полностью. Питер, его характер, его память, его чувства – все это уже мертво. И я рада этому, а знаешь почему? Потому что он наконец-то упокоился. Может, попал в лучший мир – хер его знает, но это уже нам решать, для нас это важно. Все, во что ты так поверил, – ложь. Ты убедил себя в этом, и я понимаю почему, отлично понимаю. Но только ты забыл, что жизнь ценна тогда, когда конечна, а воскрешение его тела не вернет тебе того человека, которого мы все так хорошо знаем и любим.

– Я согласен с тобой. – Свету удивили не только эти слова, но и их искренность. – Такое возможно, это же не точная наука. Но если такое не произойдет, то Питер… он послужит материалом для будущих успехов, нашими словами – удобрением. Что ты так смотришь на меня? Когда умирает человек, то его кремируют и хоронят на природе, поместив в капсулу для удобрения дерева или куста. То же самое делают с животными, практике этой уже сотня лет, а то и больше. Зверье умирает в природе и служит едой для других – разве это плохо? В чем разница между тем и этим? Тут хотя бы есть шанс вернуться, к тому же мы не знаем, возможно, есть шанс, промежуток времени, когда умершего человека можно спасти, вернув к жизни до точки невозврата. Небольшое окно для возрождения, в которое, если успеть, будет сохранен и мозг, и сам человек.

– И ради этого шанса пусть погибнут тысячи, миллионы жертв, ни в чем не повинных людей, которые…

– Такова цена прогресса, да! Сколько людей погибло от болезней в разные века, пока не были изобретены лекарства, сделавшие наш организм сильнее? А сколько трупов пришлось изучить, чтобы вообще разобраться с анатомией? Миллион погибших сейчас спасет миллиард потом – это математика, с ней не поспорить. И ты знаешь это, просто боишься признаться, насколько это непосильно для тебя принять… принять эту ответственность, ведь ты всегда все должна делать идеально, быть лучшей из лучших, а это немножко про другое. Ты думаешь о том, что будет завтра, – а я о том, что будет через двадцать лет, тридцать, сто. Ради этого строился Вектор и другие станции, потому что и так ясно, что человечество рано или поздно само себя загубит.

– Да хватит уже этого бреда! Это не наша задача, не наш приказ и не наше бремя – решать за весь мир! Ос, твою мать, неужели ты не понимаешь этого?!

– А кто должен принимать решения?! Люди, которые… что, лучше нас с тобой? Те, кто приказы отдает, или кто считает финансы, потраченные на Вектор? А может быть, те, кто стоит у истоков того, какой тут создали цирк уродов, из-за чего мы и находимся сейчас здесь? Мы с тобой такие же люди, как и они, – может, даже лучше. Хватит уже перекладывать все на других: мы здесь и сейчас – и лишь нам решать, что будет дальше. Что если это все судьба, ты думала об этом? Как много произошло с нами здесь, о чем никто даже не знает, и мы втроем можем изменить весь оставшийся мир. Никаких речей, никаких дебатов или войн за мнение – лишь выбор, который когда-то в будущем будут помнить с гордостью. А сделаем его мы, потому что нам чужды власть или деньги, алчность или гордость, – мы тут, вдалеке от мира, лишенные всего не просто так, а чтобы быть максимально трезвыми, и все ради одного – будущего. Подумай об этом.

Света ненавидела его сейчас, ненавидела достаточно сильно для причинения физического ущерба организму. Но сдерживало ее не только его заточение, но и ожидание отмашки от Портера, который все это время сканировал содержимое камеры, а точнее – костюма, выискивая его дефект, пропустивший бактерию в дыхательную или кровеносную систему, сводивший его с ума. Но этот процесс был крайне долгим, хотя камеры эти могли настроиться на удаленное подключение к ПО костюма, если был необходимый код, который она предоставила, благо был такой сценарий, когда придется удаленно подключиться, так что на базе ее обеспечили данными для диагностики.

– Мне вот чего не понять, Ос. Ты все так хорошо раскладываешь, так сильно в это веришь – почему тогда ты так спешишь?

– Что ты имеешь в виду под этим?

– Я думаю, ты так в это веришь, потому что на тебя слишком сильно повлияла смерть Питера и Тони. И знаешь, я не верю, что это все говоришь ты. Ос, которого я знала, был оптимистичен, всегда спасал людей, а не… Но знаешь, я думаю, это все поправимо, потому что если бы ты был тем человеком, которого я помнила, знала и уважала, то тогда… тогда не было бы никакой спешки, не было бы желания решить судьбу мира прямо сейчас. Да что уж там – я думаю, мы бы поворчали, но оставили это на другие плечи, потому что оба понимали бы, что не сможем жить, зная, как много людей пострадало бы от наших рук. Какая разница, внедрить эту инопланетную Жизнь сейчас – или через год, когда мы сможем, к примеру, понять, как избавиться от побочного эффекта, от естественного отбора, например, а?

– Ты считаешь, что я болен… Заразился здесь и схожу с ума… – Остин был шокирован, удивляясь так, словно его предали. – Да как ты можешь так думать? Считая, раз я…

Остин замолчал, позволяя разочарованию и злости занять приличную площадь, но все же взглянув на все это с другой стороны.

– А может быть, все иначе? – Остин понял, что переубедить ее невозможно, а значит, настал момент вскрыть истину ее страхов, дабы она столкнулась с ними лицом к лицу. – Может быть, ты боишься того, что я окажусь прав? Если Питер окажется жив, то значит, от смерти можно спасать. А ты… ты отлично знакома со смертью, и я говорю не в профессиональном плане. Дело здесь не в приказе и уж точно не в людях, о которых ты беспокоишься настолько сильно, насколько мало их знаешь. Я думаю, истина кроется там, где ты не смогла спасти родную дочь.

– Не смей, сука, даже упоминать ее!

– Ты виновата в ее гибели, и никто другой!

– Пошел ты на…

– Из-за этого ты так строга к себе! Не даешь ни одного дня отдыха, не позволяешь расслабиться или даже попытаться, просто попытаться стать счастливой. Ведь ты не считаешь, что заслужила это, ты считаешь себя виноватой – и так оно есть. А время-то все идет – и ничего не меняется! Ты умерла там, вместе с ней! И вот сейчас ты так боишься, что я окажусь прав, – не из-за беспокойства о человечестве, тебе плевать на людей. А потому, что это покажет, насколько ты не справилась, насколько подвела и дочь, и Питера, и всех!

– Заткнись! Ты – больной ублюдок, который сошел тут с ума и даже не понимаешь того, как обрек своего друга на мучения. Еще и смеешь меня, мать твою, винить в чем-то?! Ты все это делаешь, просто чтобы оправдать свою сраную жизнь, кусок дерьма!

– Считаешь, это я сошел с ума? А где Альберт?! Где он? Ты видела его с того момента, как он погиб? Портер! – Они впервые пересеклись взглядами. – Ты видел его, может, слышал? Нет?! Тогда почему я считаюсь психом, а? Ты готов следовать за ней, зная, что у нее галлюцинации? Не боишься, что, пытаясь доказать свою безошибочность, боясь даже намека не неудачу, наша дорогая Света погубит тебя?

Портер не успел ответить, хотя и думал дольше желаемого, явно провалив задачу скрыть сомнения. Но все это отпало, и даже тема перестала быть на повестке: ведь эхом до них донесся уже знакомый рев. Откуда-то издалека, как раз по тому пути, который привел сюда изначально Свету и Портера. Они переглянулись, чего было достаточно для понимания накала ситуации, вызванной ими же, все-таки высокие тона были взяты со всей силой.

– Долго еще?! – рявкнула Света, крепко вцепившись в оружие, поглядывая в сторону источника рева. Остин хотел сказать, что если они хотят его заморозить, то пусть делают это либо сейчас, либо им троим придется отбиваться от монстра, и тут самое очевидное доказательство ошибочности его предположения оказалось буквально перед носом: его костюм не позволит сделать это безопасно, а значит, либо они ожидают, что он снимет его, либо цель не в этом.

– Что вы сделаете со мной? – по-настоящему обеспокоенно выдавил он из себя, поглядывая то на Свету, то на Портера.

– Мы хотим вылечить тебя, идиот. – Света уже была занята новой проблемой, отвечая Остину на автомате.

– Вы издеваетесь!

– Света, – позвал ее Портер крайне взволнованным тоном, на что она сразу же подошла.

– Это тебя надо лечить, ты заразилась, у тебя галлюцинации, и ты готова угробить всех ради доказательства того, что заслужила все худшее из-за смерти дочери. А раз ты не можешь это отпустить, значит, сделаешь так, чтобы и все страдали, больная ты сука!

Света посмотрела на Остина крайне неоднозначным взглядом, почти разочарованным, и даже не замечала приближающийся топот с учащенными возгласами «медведя».

– Ты не заражен…

Она не верила в это, как и Портер, который уже поднялся со стула и хотел подойти к Остину, но она грубо его остановила, схватив за предплечье. Портер взглянул в ее глаза, и все сразу стало ясно. Монстр вновь дал знать о своем приближении, на этот раз он уже был в том самом коридоре, где некогда прятались Света и Портер.

– Света, выпусти меня, я здоров, я не заражен! Портер сам это сказал, а значит, вы не имеете никакого права держать меня здесь! К тому же я тебя знаю, ты не убьешь меня, потому что ты хороший человек. Просто тебе сложно принять новые реалии этого мира, этого места. Я возьму всю ответственность на себя, я могу, тебе не придется ничего делать – просто не мешай!

Они смотрели друг другу в глаза, впервые за разговор он увидел их, и если в нем было так много всего, то она же была холодна и расчетлива, даже слишком.

– Ты прав, я тебя не убью. Но и не буду мешать – делай что хочешь.

ГЛАВА 46

Доносившиеся до Светы и Портера крики со спины были настолько неоднородные, насколько вообще возможно было бесшовно сменять гнев на жалостливую мольбу, не сбавляя тона ниже всех пределов голоса. Света шла первой, не позволяя себе оборачиваться, словно позади ничего не существует. По ней было видно, насколько сложные процессы принятия ее выбора сейчас происходят внутри ее головы, сдерживать которые приходится всеми силами. Портер же шел позади, мало связанный эмоционально с Остином и еще меньше – с принятым решением. Все же то был не его выбор, да и, честно признавался он себе, теперь ему стало прилично спокойнее: ведь угрозы от него более не последует. Но, поглядывая на Свету со спины, он четко видел, с какой стальной уверенностью она идет вперед, игнорируя любые внешние факторы, как твердо и уверенно Света придерживалась принятого решения, неся груз ответственности последствий. Оба они оказались за проходной, практически в том же месте, где Портер был ранен, когда крики Остина с непрекращающимися попытками выбраться из камеры грубой физической силой дополнились ревом монстра. Существо с топотом приблизилось к источнику самого громкого шума и, недолго думая, бросив клич в мир, без промедления под стоны Остина принялось делать то, ради чего и прибыло. Грохот, с которым была разломана очередная камера, и начавшаяся трапеза под ужасные звуки не только самого процесса, но и того, что когда-то было речью, вынудили Портера чуть остановиться, в какой-то мере даже испугаться. А Света продолжила идти вперед, только происходило это через силу, словно к ней прицепили резинку, которая мешает ей идти в полную силу.

Света ни о чем не думала, полностью блокируя какую-либо эмпатию. Она лишь ощущала весь вес события на своих плечах и старалась относиться к этому так, как будто это всего лишь работа, а погибший – это естественный отбор, влиять на который она никак не могла.

Они шагали по прямой, так и не проронив ни слова, хотя напряжение чувствовалось как никогда ясно, чего, разумеется, никто из них не признал. Чем дальше они шли, тем слабее до них доходили признаки трагического события, причиной которого были они оба. И если Портер все же чувствовал вину, то Света, на удивление для нее самой, не была в этом с ним едина. Как раз наоборот, в случае разбора полетов она четко и ясно даст понять безвыходность той ситуации. Пожалуй, впервые ей это даже нравится – то, как извечно ненавистная ей безвыходность наконец-то стала чем-то положительным, снявшим с нее бремя ответственности. Пусть это еще предстоит усвоить на эмоциональной стороне, но ее решение было неоспоримо. Это и двигало ее – полная уверенность в том, что иного выбора не было и теперь можно следовать изначальному плану, выполняяприказ, который уже давным-давно был бы выполнен, не случись человеческий фактор.

Наступила тишина, последний рев монстра добирался до них с трудом, а значит, он ушел, возможно, даже вновь лег на боковую, насладившись приличным куском мяса. То случилось минуты назад, а заметила она это лишь сейчас, даже пожалев об этом: ведь теперь все это у нее в голове, ждет своего эмоционального усвоения.

Света остановилась в центре перекрестка и, бегло обернувшись, подметила Портера, медленно подходившего к ней. Путь направо привел бы их обратно к медицинскому центру, некогда служившему убежищем для Остина, когда тот еще пытался спасти Питера. И, вспоминая те события, кажущиеся теперь такими далекими, Света даже сделала пару шагов, решив убедиться в том, что Питер все-таки умер, – но остановилась, глядя в длинный коридор с попеременным освещением. Ее туда тянет, все ради… ради чего-то, сформулировать которое становится все труднее с каждой секундой. Возможно, убедиться в том, что Питера не настигнет участь тысяч сотрудников Вектора, – и его желание умереть человеком все же было исполнено, а заодно и будет возможность проститься, а главное, извиниться перед ним. Возможно, все дело было в страхе и нежелании победы Остина, нарушившего естественный путь жизни человека ради своих безумных целей, понять которые ей, к счастью, не дано. Ни один из вариантов не позволил ей сделать третий шаг – лишь мысленно проститься с Питером и поверить, что наконец-то всему пришел конец, оставив ей лишь воспоминания и прямой путь к серверной, который откроется уже минут через десять ходьбы, оставляя за спиной тот притягательный коридор в недалекое прошлое, ныне ставшее очередной историей Вектора, которых тут уже в явном излишке.

Света обернулась, взглянув в нужный коридор, местами плохо освещенный, наполненный последствиями эволюции инопланетной Жизни, обвившей часть стен и потолка, где проросли разного вида и цвета бутоны, отчего все это напоминало скорее некий фэнтезийный вход в сад, нежели космическую станцию, ставшую синонимом кошмара. Портер сидел на полу слева, опершись на стену и вытянув ноги, в его лице она видела глубочайшую усталость и некое размышление, результат которого так и просился наружу, чему она и поспособствовала:

– О чем думаешь?

Портер явно хотел что-то сказать, глаза его так и бегали от слова к слову, от предложения к другому предложению, словно он подбирал самую верную комбинацию из многих, но идеальную, лишь одну-единственную, подходящую настолько, насколько точно он сможет выразить гнетущие его чувства и мучающие мысли. Подняв наконец голову, он взглянул на нее снизу вверх – и вдруг словно протрезвел, отпустив все поводья сомнений, после чего его взгляд стал уже тем, каким обычно отмечают пройденный путь, дабы закрепить мысль и усвоить ее. Приняв помощь Светы, он встал, прекрасно понимая, точнее, даже чувствуя, как все же необходимо что-то сказать, что-то пусть и простое, но важное непосредственно для нее, как способ напоминания о чем-то нормальном:

– Ты все сделала правильно. – На лице ее не было изменений, но он знал, как важно ей такое услышать. – Я бы на твоем месте поступил так же.

– Не говори так, пока не окажешься на моем месте.

– Я неправильно выразился, извини. Я был на твоем месте, и я принял похожее решение. Знаешь, что определяет, кто прав, а кто нет?

– Удиви.

– Это банально, но здесь… Здесь это работает, мне помогало: тот, кто жив, тот и прав. Мертвым не нужна правда, им уже ничего не нужно. За долгое время я узнал очень много историй, приличная часть из которых закончилась крайне трагично и ужасно, и не раз виною смерти людей были другие люди. Сколько из них погибло или было убито ни за что, сколько просто даже не понимало, что происходит и почему именно они… Знаешь, раньше я сторонился этого, пытался абстрагироваться, мечтая о том, как покину этот кусок железа и начну новую, нормальную жизнь, забыв Вектор, как страшный сон, потому что я ненавидел все – все это. И быть частью всеобщей трагедии… меня аж тошнило от этого… – Портер выдохнул, явно решив оборвать себя на середине мысли, просто взглянул на Свету и вновь сказал: – Это я так пытаюсь сказать спасибо… за все.

– Не благодари, не надо, – с неожиданным трудом у нее получилось это произнести, твердо глядя в его глаза. – Все произошедшее – это череда ошибок, которые мы не смогли исправить. Прежде чем что-то сказать, подумай, спасала бы я тебя, будь ты обычным человеком.

– Я бы не выжил здесь, будь я «обычным» человеком, – мы оба это знаем. Как и знаем, что будь ты «обычной», то не оказалась бы здесь из-за череды ужасных событий в твоей жизни… – Портер видел, как сказанное им вскрыло старые раны, вынудив ее вновь увидеть источник всех ее страданий, борьба с которыми сейчас давалась с трудом, вынудив Свету даже чуть отойти, балансируя между злостью и сожалением. – Я прекрасно знаю, каково это – жить с призраками прошлого. Я был уверен, что лишь бегство поможет утихомирить их, что, изменив их восприятие, получится создать нечто новое. Но… я должен кое в чем…

– Чего ты хочешь? – вырвалось из нее грубее, нежели она хотела, что было сразу же подмечено Портером, отнесшимся к этому взрыву правильно. – Сказать, как нужно сейчас верить в лучшее, дабы все худшее не было напрасно? – Света подошла к нему, успешно взяв себя под контроль и даже понизив тон, явно желая провести черту и закрыть тему. – Лишь по прошествии приличного времени становится по-настоящему ясно, какое решение было плохим, а какое хорошим. Сейчас меня мучает не это.

– А что же тогда?

– Я завидую Осу. У него была цель – личная цель, пусть и безумная, но все же цель, ради которой он умер. И я уверена, отмотай все назад – он бы не изменил своего мнения. Он ведь не заразился, не безумец, который сам себя не осознает, то был его выбор. И вот я думаю, все что я делала, – это потому, что сама так хотела, или потому, что так будет правильно для всех?

Портер не знал, какие слова помогли бы ей, как и не знал, стоит ли вообще сейчас хоть что-то говорить. Света делала неуверенные шаги, не вылезая из размышлений, которые ему в целом были понятны, отчего он все же произнес, пусть и несколько отстраненно, видя и зная, что диалог подошел к концу:

– Пойдем?

Света подняла голову, словно вырвав ее из пучины размышлений, и, посмотрев с интересом на Портера, вдруг оглянулась так, словно что-то услышала где-то позади, после чего, снова встретив его смиренный взгляд, коротко кивнула и сразу же зашагала вперед.

ГЛАВА 47

После последнего разговора между ними не было брошено ни одного слова – лишь четкое следование цели, путь к которой наконец-то лишен преград. Разумеется, Света подумывала вскользь о том, что несокрушимый монстр все еще где-то позади, рыщет в поисках пропитания, но, к счастью, появление его не может быть сюрпризом, разве что для глухого. Оставалось идти недолго, так что не было ни одной причины медлить. Лишь в одном месте, как раз недалеко от последней точки отдыха, им пришлось быть начеку. Пусть инопланетная Жизнь и привыкла создавать монстров, но также она неплохо облагораживает серую и бездушную металлическую станцию, начиная от подобия мха, заканчивая целыми бутонами и стеблями, напоминающими по виду земной аналог.

То был уже не коридор Вектора – скорее проход в пещеру или даже нора, в которой прячется нечто прекрасное, окруженное заботой самой природы, дарующей не только свет через маленькие аналоги светлячков, спокойно хранящихся на прогрызающих железо лианах, но сразу же отправляющихся в свободный полет, стоит мимо пройти Свете и Портеру. Подобные аналоги разных форм растительности и Жизни уходили глубоко, лишь местами содержа в себе нечто необъяснимое в виде каких-то небольших коконов или инкубаторов, вросших в стены. Света и Портер не то что бы не хотели прикасаться ко всему этому, боясь запустить очередную цепь событий, хотя ни один из их шагов по неровной поверхности, напоминающей глубинку леса, так и не привел к ответной реакции. Они все равно думали лишь о том, как бы поскорее выбраться, но не лишали себя момента насладиться красотой жизни. Подходя к перекрестку, оба были удивлены тому, насколько свободный был путь, словно Жизнь решила не строить стены, а так и продолжать окутывать все поверхности, лишь местами позволяя себе свешивать с потолка некого рода веревки, на конце которых уже росли цветки. Теперь они оказались в окончательной темноте, где даже проникающий в начало этого туннеля свет из места, откуда они сюда вошли, никак не мог помочь им при повороте направо, куда они сразу же отправились. Ситуация там была похожа, но идти оставалось совсем немного. Двери в конце должны привести к небольшому залу, откуда их будет отделять от точки назначения лишь очередная проходная.

Преграда все же появилась, а именно – створки дверей: они были чуть раздвинуты, потому что окружающая их Жизнь не принимает пределов, так что за долгое время тонкие нити смогли протиснуться, медленно и постепенно расширяя проход. Сейчас расстояние между ними было сантиметров в двадцать, чего явно недостаточно, да и все свободное пространство было занято лианами разной толщины, проделавшими путь от стен прямо по поверхности и к разрезу. Недолго думая Света отдала оружие Портеру, дабы он встал чуть в стороне и освещал ей план работ, а именно – разрезание ножом всего, что будет мешать при открытии створок. То оказалось даже кстати: стоило Свете начать наносить удары в толстые лианы, как остановиться уже было труднее, ведь для нее не было способа лучше, чем выпустить накопленный гнев и боль путем физической силы. Портер положил пистолет с включенным фонариком на пол – поближе к ней, почти у ног, только чуть в стороне, дабы подсвечивать все снизу, а сам встал в паре метров позади, дав ей пространство и заодно держа оружие правой рукой за рукоятку, а дуло аккуратно возложив на культю.

– Как ты думаешь, Альберт уже там? – как бы невзначай спросил Портер, на самом деле желавший подобраться к обсуждению темы, должной стоять на повестке дня, но так и не прозвучавшей в более адекватном ключе.

– Должен быть, – твердо произнесла Света, не отвлекаясь от усердного труда. Портер все думает, с какой бы стороны зайти, да и есть ли вообще правильный угол, при котором поднятый вопрос не прозвучит как подозрение или упрек. Но в одном он почему-то стал уверен: если что – вопреки, но он все же постоит за себя, потому что уже сталкивался с тем, как человек на глазах менялся до неузнаваемости.

– Ты знаешь, что я хочу спросить, – решительно, но не скрывая нот сочувствия, произнес он, вынудив ее сразу же остановиться на месте. Света опустила голову, раздумывая, и, даже не обернувшись, ответила ему, вновь продолжая работу:

– А ты должен знать, насколько трудно найти отличия.

Она понимала, к чему он ведет, как и понимала всю трудность поднимаемой темы галлюцинаций, в ее случае – слуховых. Возможно, Альберт и правда умер, думает Света, всеми силами прорываясь сквозь преграду перед ней. Возможно, он действительно умер тогда, а она не смогла справиться со стрессом, не говоря уже о том, какой присутствует на Векторе катализатор подобного отклонения разума. Только вот она прекрасно сейчас понимает, что ей попросту все равно.

– Да, я отлично понимаю, – чуть помедлив, ответил Портер, явно желая дать ей время подумать.

– Не бойся, нам осталось совсем чуть-чуть, а там посмотрим, если мой костюм все же поврежден, то разве для меня не будет лишним стимулом дотащить тебя невредимым, верно?

Портер молчал, несколько переминаясь с ноги на ногу, даже оглянулся, чтобы постараться подобрать правильные слова, которые на самом деле он уже не раз произносил. Однако его молчание было настолько громким, что Света даже развернулась, сразу начав говорить:

– Ты думаешь, если Альберт – это галлюцинация, то у меня крыша поедет скоро и я попытаюсь убить тебя?

– Мне известны истории, когда люди сами создавали себе преграды, которые они смогут преодолеть, потом снова и снова. А все потому, что ничего, кроме пути, они не знали, ведь, достигнув цели, придется смириться с тем, что было встречено на этом пути. А так игра продолжается до тех пор, пока… пока может.

– Понятно. Считаешь, я не вытащу тебя отсюда, потому что мне нравится в этом говне копаться?

– Самое предсказуемое в твоем случае – это остаться здесь из-за уверования в справедливое наказание, которое ты хочешь получить больше, нежели прощение или принятие.

– И в чем же я считаю себя виноватой?

– Я не хочу это произносить, – перебил он ее резко, наконец увидев в ее глазах понимание, давшееся ей крайне неприятными воспоминаниями.

– Понятно… Считаешь, я недалеко от Оса уйду?

– Я не знаю! В этом и проблема. Жизнь – это не только вирус, но и бактерия, и споры, и все возможное, способное пробраться в твой костюм, много ей не надо для размножения. И я не знаю, потому что Ос попытался чуть ли не весь мир познакомить со всем этим, следуя желанию оправдать ужас. Света, если со мной что-то случится, то не будет никакого лекарства, я не смогу помочь предотвратить будущие жертвы, ради этого я проделал такой путь, ради этого я выжил! И я боюсь рисковать, потому что знаю, как чревато может оказаться доверие в этом месте!

– И ты мне это говоришь, целясь в меня? – вполне спокойно парировала Света, подойдя к нему ближе. – Портер, нам осталось всего ничего, уже за дверьми вход в серверную, ты же сам маршрут строил, видел, куда надо и зачем. Давай так – оставь оружие себе, а я пойду вперед, если тебе так будет спокойно.

– Ты не боишься, что я могу оказаться прав и Альберт…

– Нет, не боюсь.

Света ответила твердо и уверенно, совершенно не допуская парирования и, более того, не желая его как никогда. Портер мог ее понять – правда, мог. Но только это не может не вынудить его вспомнить, что случилось с последним человеком, которого он знал на Векторе еще до прихода Светы. Смирение с участью – это сильная черта человека, но она же делает его опасным, как для окружающих, так и для самого себя. И это для Портера почти что символизм.

Прорубив последние лианы, кое-как она смогла раздвинуть створки достаточно, чтобы наконец-то пролезть и выбраться.

ГЛАВА 48

Оставшийся путь Света и Портер проделали в тишине, следуя недавно заведенной системе: она впереди, он позади с оружием. Пройдя чуть вперед и оказавшись в зале, они свернули налево, прямо к дверям с надписью «серверная». Справа и слева были небольшие камеры хранения, общая зона которых была метра три в длину, – видимо, попасть к серверным можно было лишь с пустыми карманами.

Не было слов, не было даже каких-то хаотичных мыслей или отвлекающих маневров – оба желали поскорее сделать то, ради чего выдержали столько событий, забыть которые, может, и надо бы, но уже не смогут. Света открыла дверь, уже думая о том, как бы обойти возможную блокировку, но оказалось, что путь был свободен и без преград. Следующие двери уже были открыты, отчего они сразу же попали в длинный коридор, по сторонам которого были прозрачные стены, скрывающие огромные компьютеры, которые, судя по удивлению Портера, он так и не видел ни разу. Впереди была дверь, такая же чистая и нетронутая ужасами Вектора, как и все вокруг здесь. И вот, дойдя до нее и открыв, Света замерла на месте.

Перед ней стоял Альберт во весь рост, он крепко держал обеими руками наготове оружие, ожидаемо готовясь к развитию сценария, в котором придется защищаться от агрессоров. Но если первый его взгляд на Свету был удивленным, то появившийся Портер вынудил его выразить некое сомнение и даже осознанно, чего, к слову, не заметила Света, плавно направить дуло на журналиста. Только это случилось в то мгновение, достаточное для Светы, чтобы подойти и даже обнять его, игнорируя все неловкости и не замечая возникшего напряжения. Стоило ей чуть отлипнуть, похлопав его по плечу со всей силы, впервые испытав при этом действительно человеческую радость, как Альберт подметил ее спокойное отношение к неизвестному для него человеку, занявшему сейчас положение в стороне, на ближайшем стуле, положив оружие на колени.

– Твою мать, как же я рада тебя видеть! – Света по-настоящему выдохнула, даже почувствовав прилив сил, ведь присутствие здесь Альберта было не только доказательством ее вменяемости, но еще и довольно уверенной поддержкой.

– Что у тебя случилось, почему на связь не выходила? – Он смог оторваться от Портера и крайне холодно стал ее спрашивать, совсем не проявляя каких-либо чувств.

– А ты, я вижу, тоже скучал, – подчеркнула она этот момент несколько дерзко. – Я уж думала, ты помер где-нибудь или еще что хуже.

– Ты Портер? – спросил Альберт с интересом, но тот в ответ решил не вставать, а лишь кивнув головой, проронил:

– Я рад, что вы в порядке.

– Вот и познакомились! – Света перевела взгляд с Портера на Альберта, после чего продолжила: – Ты уже успел загрузить программу?

– Нет, я пришел минут десять назад, пока все включил…

По факту перед ними, прямо напротив двери, во всю стену, слева направо – а это метров пять – находился компьютер с экранами. Сейчас они были в центральной части, Портер сидел слева, Света стояла посередине, а Альберт – у своего стула, прямо у клавиатуры.

– Тебе стоит знать… Питера больше нет, равно как и Оса.

Альберт неподвижно смотрел на нее, потом, вновь взглянув на Портера, подтвердившего ее слова коротким кивком, он тяжело сел за компьютер.

– Что случилось?

– Догадайся! – раздраженно выпалила она, явно не восприняв этот вопрос должным образом, – Что могло случиться, мы же не на курорте, вариантов не до хуя!

– Успокойся.

– А ты не задавай тупые вопросы, пожалуйста!

– Питер заразился и не выжил, – спокойно начал Портер, привлекая внимание Альберта. – Остин пытался нам помочь, но принял удар на себя.

– Не надо, – грубо прервала его Света, – он должен знать правду.

Света молча взяла третий стул, забрав его от компьютера у левой стены и так же молча поставив между Портером и Альбертом, но чуть ближе к двери. Тяжело села, наконец позволив колену отдохнуть, и, собираясь с силами, начала:

– Остин пытался убить меня. Пытался убить Портера, после того как Питер умер, а я… я не помогла ему, пришлось этого спасать.

Альберт смотрел на нее с неким подозрением, которое ее не удивило, даже более – она подыграла ему, молча выразив удивление, чуть задрав голову, показывая свой холодный взгляд.

– Расскажешь подробности, – к ее удивлению, Альберт чуть прогнулся, явно идя на уступки и желая не подозревать ее, а услышать версию смиренно и внимательно.

– С ним случилось то, от чего мало кто застрахован, – профдеформация, он сломался, причем, я думаю, что уже давно. Смерть второго ребенка и жены подкосила его, но я не думала, что настолько все запущено. А он, идиот, по ходу, ни с кем не обсуждал это серьезно, лишь между своими был треп – но это же не терапия, таким надо долго заниматься, а его как вытащили, так и дальше все было пущено на самотек. Это и моя вина в каком-то смысле: уж кто-кто, а я знаю лучше всех, что с ним случилось. В общем, как бы то ни было, смерть Тони подкосила его, а случившееся с Питером добило окончательно. По пути к нему мы с Портером наткнулись на биологические инкубаторы. Да, представляешь, оказывается, ебаная инопланетная Жизнь научилась создавать… короче, симбиоз делать или нечто подобное, я не знаю точно. Но, благодаря долгому существованию без контроля, эта биология смогла объединить человека и себя, скажем так, в нечто единое, причем без прямого вредя человеку. То были не монстры или безумцы – почти такие же люди, как и мы, но… немного другие. Пиздец, да? Ну и Остин увидел в этом предназначение, потому что Питер умер… Он умер и… короче, это доломало Оса, из-за чего он решил, что такова судьба, что все было не просто так – и найденные инкубаторы помогут перерождению Питера, как и всего человечества. Ос был настолько разбит и потерян, что всерьез поверил в то, насколько для человечества важно объединиться с этой инопланетной хренью, ведь она тоже биология, только с другой планеты, а значит, можно сказать, в некотором роде родня нам… Он хотел притащить это на базу, а потом и к людям, чтобы мир стал меняться, а любая жертва будет приемлемой, ведь станет фундаментом для будущего, идеального мира, чтоб его… Ну ты уже сам понимаешь – допустить подобное я не могла, вот и действовала всеми доступными методами.

Последние слова она произнесла строго, не позволяя Альберту даже мысли о ее ошибке или некомпетентности. Строго глядя на него, она чувствовала бурлящие в ней скорбь и ненависть, и первое чувство было направлено на потерю, а второе – на причину этой потери.

– Ужасная история, – с тяжестью произнес Альберт, удивив Свету своим сочувствием и даже покачиванием головы в стороны, не желая свыкаться с тем, во что превратилось это задание, – а они ведь были хорошими солдатами, хорошими людьми. Это место… Ты все сделала правильно.

– Я это и так знаю.

– У меня тоже есть что рассказать.

– Ну это мы всегда рады, давай, жги! – Ее это всерьез обрадовало, ведь позволит переключиться на иное, забыв то, что, скорее всего, будет с ней до конца жизни.

– Я смог добраться до кабинета руководства Вектора. Там нашел частично рабочую систему наблюдения, а судя по разрухе, кто-то там долго обитал, пытаясь вспомнить свое прошлое – или чье-то еще. Я сильно не лез в бесконечные записки и невнятную разметку, оставленную маркером, а потом чем-то острым на стенах. Как раз оттуда смог понаблюдать за вами, когда мы с тобой связывались. Узнал много интересного, в частности, о тех людях, кто стоит за всеми событиями на Векторе… – Альберт хотел было сказать что-то еще, но, судя по всему, решил не вдаваться сейчас в подробности, так что сразу вернулся к основной сути вопроса, не сводя взгляда с Портера. – А потом я пошел туда, куда мне сказала Света. Путь был не простой, но все же я дошел до твоего дома.

Портер удивился, встав со стула, он выражал крайне многозначительный взгляд, поглядывая то на Свету, то на Альберта, молча и строго ожидая продолжения.

– Это я его попросила. Когда ты пропал, то я сразу подумала о твоем бегстве. Я же не знала тогда, насколько Остин готов перейти все границы, – поспешила Света успокоить его, но вскоре оказалось, что это бессмысленно.

– Да, она попросила, это правда. Только тебя там не было. Я подумал, может быть, где-то в твоих вещах есть намек на то, куда ты мог отправиться. У тебя отличная коллекция собранных со всего Вектора вещей – я впечатлен: все структурировано, порядок – это хорошо, понятно, как ты смог выжить. Но одна дверь у тебя оказалась заперта, даже заварена. Мне стало интересно, и я вскрыл ее. Там я увидел изуродованное тело, мутировавшее в нечто… я не знаю, чем это стало в итоге. Но то был человек с пулей во лбу – и звали его Портер Уитман.

ГЛАВА 49

Тот самый человек, еще недавно именующий себя Портером Уитманом, сейчас смотрел на людей, забывших буквально обо всем, полностью притянутых к неожиданно появившейся тайне, разгадка которой настолько проста, насколько ему трудно подобрать самое первое слово. А ведь ему не единожды представлялся подобный нынешнему момент, когда придется не только рассказать личную историю, приведшую к такой, кажущейся многим невообразимой лжи, но и не позволить открывшимся фактам усугубить его положение, – если, конечно, оно и так не было уже усугублено.

Можно было бы возразить, сославшись на возможную невменяемость Альберта, обвиняющего его в каких-то немыслимых поступках. Можно было бы даже придумать новую ложь, превратив старую в правду, а то и вовсе отказаться от объяснений: никому из них он ничего не должен, все-таки что-что, а статус человека с иммунитетом делает его неприкасаемым. Но то ли на него подействовали все последние события, разделив которые со Светой он не только научился смотреть на свою уникальность более взрослым и ответственным взглядом, но и более не чувствовал себя в стане врагов, то ли, что, возможно, куда важнее, он понимает, каким человеком смог стать, и не хочет разочаровать давно усопшего наставника.

– Я взял его имя и фамилию, чтобы обезопасить себя. Выдав себя за журналиста, я бы снял все подозрения в причинах моего пребывания на Векторе. Да и вопросов, на которые пришлось бы ответить, несоизмеримо меньше, чем тех, которые буду заданы, объяви я свои настоящие имя и фамилию. Он сам попросил меня сделать это, потому что так я бы смог начать новую жизнь – а это было именно тем, чего он хотел для меня. Нормальная, новая жизнь, которой и не было никогда… Я не хотел убивать его, правда, не хотел – но это была его просьба, иначе он бы окончательно превратился в монстра, потеряв себя. Мы пытались создать лекарство из моей крови – но только замедляли его изменения… Получалось сдерживать почти три года. Но этого оказалось достаточно, чтобы он смог научить меня выживать, научить дисциплине, научить быть мужчиной и дать знания того мира, о котором я почти ничего не знал, как и не знал, зачем вообще мне жить дальше. Все, что я знаю и что умею, – это все благодаря ему… Портер стал для меня наставником, вторым отцом. Он прекрасно знал, насколько правда обо мне изменит мою судьбу, попади я в неправильные руки, поэтому хорошо поднатаскал меня. Если бы не он, то я был бы уже мертв, потому что, как оказалось, через полгода после моего пробуждения весь тот блок лишился электричества, а значит, и питания криокамеры. Так что после окончания резервного питания, которого хватило бы на пару месяцев, я бы умер, даже не узнав, что случилось. Портер дал мне новую жизнь, он спас меня. Мои родители работали здесь генетиками, как раз в тот период времени, когда весь этот ужас только подступал. Но уже были доступны образцы – и они решились сделать все, чтобы вылечить меня. Тогда мне было десять лет. Испытывая новый штамм, меня погрузили в криокамеру… Очнулся я уже здесь, в мире после жизни, где единственным человеком был Портер.

– Как тебя зовут? – аккуратно, даже сочувствующе спросила Света.

– Никита. Я на Векторе уже больше десяти лет… – Вот теперь эмоции начали выходить. Вытирая редкие слезы, он проявлял характер и держался. – Из которых семь… я не знал, сколько еще пройдет времени, прежде чем я встречу хотя бы одного живого человека, как и не знал, есть ли вообще хоть кто-то живой в этом мире, нормальный, как мои родители, как Портер. Много раз я… я хотел умереть очень много раз, потому что кроме звезд ничего и не видел, лишь существуя здесь, – ведь жизнью это назвать трудно. Я был ребенком, который остался один, брошенный всеми. Я уже и не помнил ни лиц родителей, ни нормальной, адекватной жизни. Я даже не помню, каково это – жить вне стен… На природе, к примеру, там, где есть ветер, тепло солнца или холод зимы…

Теперь ты понимаешь, Света, почему мне было плевать на всех, почему я хотел обычной жизни, которую заслужил… Наверное, не встреть я вас, недолго еще протянул бы. Ведь последние семь лет напоминали мне один и тот же день, несмотря на то, как много я читал, как много изучал и пытался все время себя занимать. Я порой не замечал течение времени, как и не замечал самой жизни, не раз задумываясь, что я все же умер и так мне придется провести всю жизнь, даже не зная, есть ли люди еще в этом мире… Ради чего мне, собственно, было жить, кроме обещания Портеру?

Никита вытер рукавом уже влажное лицо и посмотрел на Альберта, на удивление спокойного и смиренного, потом на Свету, выражающую большое сочувствие: она смотрела на него в оба глаза, чуть ли не готовая обнять.

– Ты дала мне понять, ради чего все это было – все это долгое и бесконечное скитание в стенах, за пределами которых я толком ничего и не видел. Мои родители смогли меня вылечить, смогли адаптировать. Возможно, это был долгосрочный план – тогда они еще те уроды. Но, скорее всего, я и то, что со мной происходило, – лишь случайность, которая обрела смысл только сейчас. Только, сука, сегодня… Поэтому не важно, как меня зовут, – важно лишь то, кем я теперь являюсь.

– Почему ты сразу не рассказал об этом?

– Да потому, что я не знал, кто ты и зачем здесь. Может быть, меня ищете, может быть, стараетесь возобновить всю работу Вектора. Я заметил вас еще в тот момент, как вы бежали из душевой. Сначала не верил в наличие людей, думал, что уже с ума схожу, держался на расстоянии… Но все же решил рискнуть – и не прогадал. Я легко вообразил, что отношение ко мне будет не как к человеку, а как к продукту исследований, ведь они же не могли быть зря? Кто-то же должен был вернуться за мной, чтобы проверить, что со мной. Но никого не было…

– Были еще такие же, как и ты? – спросил Альберт крайне холодно.

– Если и были, то я не знаю о них.

– А когда маленький был, не помнишь…

– В десять лет?! Что я могу помнить? Мне что, есть смысл скрывать это – или, может быть, иную выгоду смог найти? Вы же были у меня, видели все жесткие диски, древние КПК! Мы собирали все, что только могли. Я помогал ему чинить терминал связи, потому что мы не хотели менять дислокацию, а Портер очень хотел восстановить передачу файлов. То была наша надежда на спасение, потому что иного пути мы не нашли, как и другие способы связи с остальным миром, – как мы думали тогда. Его работа была целью жизни, но связь так и не получилось восстановить. Хотя он и убеждал меня в том, что мир вокруг нас есть, объяснить причину, по которой никто ему так и не ответил, Портер не смог. Потребовалось много сил, чтобы сохранить веру в существование остальных людей и целой цивилизации, потому что поверить в то, что мы последние люди, – со временем это становится все легче и легче, словно мы на единственном острове во всем мире, а звезды вокруг – это последнее, что осталось… Да и то это лишь свет прошлого.

– Что за передача данных? – спросил Альберт, но не успел Портер даже среагировать, как Света взяла слово:

– Портер прибыл сюда за правдой, желая рассказать миру истинную причину пропажи Вектора. У него были свои люди, которым он отправлял всю найденную информацию в надежде, что они не только поведают людям страшную истину, но и его спасут.

– Данные отправлялись, но не было ни ответа, ни реакции, – подытожил Никита. – Мы думали, получится с кем-то еще выйти на связь, все-таки на нашем терминале не было блокировки. Портер нашел ключи к разблокировке, но почему-то никого мы так и не услышали, как, думаю, и нас никто не слышал. Потом мы просто перестали отправлять пакеты данных, совершенно даже не заметив, как это лишилось смысла.

– За все эти годы не было никаких громких новостей о Векторе, – Альберт размышлял вслух, – может быть, они…

– Да какая разница! – Никита слегка сорвался. – Отправка была, это точно. Портер отправлял все на частные серверы его независимого информационного портала, а значит, либо там по каким-то причинам не было приема, либо им просто стало страшно, когда прочли первые файлы. Ну и решили не ворошить эту тему, наплевав на нас, спасая свои жизни. Это уже в прошлом. Я не хочу это вспоминать.

– Все это останется тайной на века. – Света решительно собралась провести черту и двигаться дальше. – Да и какая уже разница, столько лет прошло! Мы должны думать о том, что происходит здесь и сейчас. Как по мне, – она взглянула на Альберта, – с раскрытием правды Никиты суть дела не поменялась, надо подключиться к Вектору и валить отсюда нахер!

– А тебя не смущает, что делали его родители? – Альберт всецело обратил внимание на Свету, совсем не желавшую уступать.

– К чему ты клонишь? – с труднодоступным терпением произнесла она в ответ, сверля взглядом Альберта.

– Я объясню суть моего вопроса: в то время, пока у вас были проблемы с Остином, я узнал о том, как тут началось то, что считалось благим экспериментом, узнал из посмертных писем и файлов на компьютерах. Особенно меня привлекла коллекция Портера, где очень много, мягко говоря, «грязного белья». Его, – указательным пальцем Альберт показал на Никиту, – родные родители заперли в морозильнике, после того как проводили эксперименты… собственное дитя, между прочим. Тебя не смущает это, Света?

– Смущает – это не то слово, которое вообще можно использовать в этом месте, я даже добавлю, что, пока ты там прохлаждался, мы не на озере отдыхали. Так что, поверь, я из последних людей, кто будет считать, что тут происходит что-то «нормальное». Только это никак не объясняет, к чему ты ведешь!

– А я, Света, веду ровно к одному: хотим ли мы быть частью того зла, которое уже есть, и того зла, которое будет?

– Не будет никакого зла, – уверенно вмешался Никита, явно занимая крепкую позицию. – Все, что нужно, – это дать изучить антитела в моей крови и…

– Разве Портеру это помогло?

– А разве мы были врачами? – Альберт не смог ответить на это. – Да, риск велик, даже Остин не смог синтезировать лекарство. Но это не значит, что это невозможно. Я уверен, у вас на базе, или откуда вы там прилетели, есть очень много врачей, ученых, генетиков и всех тех специалистов, которые смогут расколоть этот орех.

– На нас лежит ответственность, большая ответственность за то, какие события будут происходить после того, как Вектор будет взять под контроль. Если до сих пор никому не ясно, уточню – нет никакой гарантии, повторюсь – никакой гарантии, что вот все это, – обвел Альберт взглядом помещение, – не повторится вновь, где-то в другом месте, с другими людьми, из-за других людей.

– Я – эта гарантия! – привлек к себе внимание Никита, все так же твердо и на удивление спокойно. – Моя кровь!

– Ты это уже говорил! Но ты всего лишь инкубатор, носитель, а вот что делать с твоими антителами, думать будут другие люди, которые, прошу заметить, могут принять совершенно чудовищные решения по нашим меркам, только для них ты будешь лишь новым экспериментом, удержаться от которого будет трудно. Если кто-то считает, что я брежу, то прошу вспомнить Остина, решившего, что инопланетная зараза – это наша естественная эволюция. Ничего не переврал, Света? Неужели вы и вправду верите, что подобная мысль, подобная идея не возникнет у тех ученых и у руководителей тех ученых, кто будет работать с Никитой?

– Знаешь, Альберт, – теряя терпение, начала Света, явно ведя к окончанию этого диалога, – ты всегда любил подумать лишний раз о морали, о нравственности и прочем, но я думала, что все это – издержки профессии, некая профдеформация. Все же ты прилично старше меня, так что нормально, пусть поворчит, думала я. Но сейчас ты явно не туда копаешь и не о том думаешь. Я… мы, мы с Никитосом отлично ощутили на себе все эту болтовню о великом и главном, спасибо Осу за это, которого ты так удачно вспомнил.

– Ты не поняла! Я не разглагольствую на пустом месте, я подвожу к тому, что собираюсь сделать.

– Просвети.

– Случившееся на Векторе – это ужасная трагедия, искусственно созданная людьми. И я не могу, зная, что здесь произошло и как это произошло, допустить повторения этих событий. Иначе кровь тысяч, а то и миллионов жертв будет на моих руках. То, что мы здесь узнали, что увидели и с чем столкнулись, не должно повториться ни в коем случае, и ни я, ни кто-либо не может дать гарантии, что кто-то, обладающий властью и возможностями, не решит повторить тест с инопланетной Жизнью, ведомый мотивами, недалекими от того, во что верил Остин. Нет больше сторон – лишь жизнь и смерть. Чтобы случившееся на Векторе никогда не повторилось, я собираюсь уничтожить станцию вместе со всеми образцами этой иноземной заразы.

ГЛАВА 50

– Это не нам решать! Не было такого приказа!

– Чьего приказа? Тех, кто будет изучать, стараясь понять, чем на самом деле является эта Жизнь? Наш начальник – лишь посредник, ее попросят – она сделает, мы оба знаем, каким прагматиком является Октавия. Оглянитесь – сразу увидите, что стало с людьми на пути понимания невиданного ранее организма, а значит, лишь вопрос времени, когда подобное повторится вновь, не говоря уже о том, как легко, взяв саму Жизнь под контроль, использовать ее в виде оружия. Мы с тобой знаем отлично, кнут работает намного эффективнее пряника!

– Альберт, не надо этого делать, мы здесь не за этим. Ты ведь с самого начала знал, куда мы идем…

– Я отказался. Когда она попросила, я отказался, потому что и так было ясно, насколько плоха эта затея.

– Если ты изначально не одобрял все это, то тогда почему полетел? Никто не заставлял.

– Потому что это из тех случаев, когда лучше уж буду я, чем кто-то другой. Когда Октавия поведала мне весь расклад, добиваясь моего согласия и непосредственного участия, я отлично понял свою неспособность сидеть на месте и ждать не самых лучших вестей с места работ. Возможно, поэтому она и хотела меня взять на эту работу, ведь знала, насколько я непреклонен, а следовательно, приму нужное решение в нужное время, вопреки твоим убеждениям. Не думала об этом?

– Нет, такого не может быть! Тебя бы направили со мной, лишь бы уничтожить Вектор! Мне бы сказали.

– Мы ведь здесь неофициально, Света. Нас тут нет, не забыла об этом? Я согласился сюда отправиться, потому что не хотел потом разбираться с последствиями, учинил бы которые кто-либо другой, окажись он сейчас на моем месте. Лучше всего это все прекратить здесь, сейчас.

– Нет! – Никита поднялся и направил оружие, полный вполне осознанного гнева. – Я не позволю тебе этого сделать! Ты мыслишь как Остин, беря на себя всю судьбу мира! Хотя ты всего лишь человек, равно как и Остин! А я прожил тут последние семь лет, почти всю свою сознательную жизнь, один – и ты хочешь отнять это у меня?! Если Вектор будет уничтожен, то значит, все было зря, вся моя жизнь была, сука, зря! А я не могу поверить в это, не могу даже допустить, что все было напрасно, потому что какой-то человек решил иначе! Я против того, чем занимался Остин, но я не могу позволить, чтобы все было уничтожено по воле безумца!

– Успокойся и убери оружие! – твердо приказала Света, видя сейчас перед собой совершенно иного человека.

– Ты будешь защищать его?

– Там нет патронов!

– Что?! Ты снова обманула меня?

– В этот раз нет – они просто закончились. Так что убери это и не накаляй ситуацию, мать твою! А ты, – Света обернулась к Альберту, не выражавшему никаких чувств, лишь строго слушая их, – не предпримешь никаких действий, ясно? Мы выполним наш приказ и вернемся – все вместе, хватит с меня этого бреда, апогей которого – твое желание что-то сделать с огромной махиной. Так что пока у тебя нет плана, все это звучит как самое настоящее безумие.

– Вы не могли не заметить, насколько нестабилен Вектор: постоянное отключение энергии, перепады напряжения – все это говорит о том, что бывает, когда за реактором, питающим станцию, никто не следит уже годами. Здесь же не вечный двигатель – детали износятся.

– Это глупо, – вмешался Никита, желая подойди ближе, но Света вытянула руку, чтобы тот был чуть поодаль. – Даже если устроить взрыв реактора, то станция не будет расщеплена до атомов. Большая часть будет уничтожена, но миллионы кусков разлетятся во все стороны, а с ними и фрагменты Жизни, которым, напомню, не страшны космос и низкие температуры.

Альберт все выслушал, показывая на лице некоторое удивление, после взглянул вопросительно на Свету – и только хотел задать важнейший вопрос, как она прервала его на самом старте, то ли предчувствуя поднятие неудобной темы, то ли просто устав от болтовни:

– Я скажу тебе как минимум одну причину, почему нам нельзя этого делать, – он! – Света указала на Никиту. – У него есть иммунитет, у единственного известного нам человека. Если и есть шанс сделать для этого мира что-то хорошее, если и есть возможность обернуть весь этот ужас и всех жертв в пользу, то лишь благодаря ему, потому что, несмотря на все трудности, он остался хорошим человеком! Это такая уникальная возможность, что попросту нельзя не воспользоваться ей, Альберт! Только подумай, как все сложилось, да такой шанс – один на миллион. Благодаря Никите, разработка вакцины и само понимание структуры этой инопланетной Жизни произойдут в разы быстрее. Его существование – это доказательство того, что все было не зря, потому что тысячи жертв тогда, в итоге, как бы это ни было ужасно, могут спасти миллионы потом. А уничтожив Вектор, ты обесценишь все, ради чего умирали эти люди. Ведь главного мы не знаем, а именно – есть ли еще подобная Жизнь в космосе? Если есть одна, наверняка есть и другая, или та же самая, а значит, лишь вопрос времени, когда случайность или сраная судьба столкнет нас вместе, и к этому надо быть готовыми.

Света была полна уверенности в своих словах, чувствуя так тонко, как это только возможно, границу между ее мнением и некогда высказанным мнением Остина, принять которое означало поддаться безумию, причем не обитающему на Векторе, а простому, человеческому, крайне хорошо ей знакомому. Человек сам по себе был хаотичным, неординарным и порой совершенно не поддающимся логике созданием, способным выворачивать всю картину мира наизнанку или в любую немыслимую, но необходимую для выживания фигуру, начиная от приоритетов, заканчивая тем, что многие определяют как судьбу, ведь каждый сам архитектор своей жизни. Света прекрасно знала, насколько легко человек способен адаптироваться под обстоятельства не только ради выживания или выгоды, – нередко цель заключается лишь в оправдании минувшего и закреплении грядущего. За последний день, проведенный на Векторе, она на всей своей шкуре ощутила, всеми своими костями прочувствовала всю силу человеческого ума, работоспособности которого может позавидовать любое животное. Ведь как только исходные данные не работают, легко взглянуть на них под иным углом, поменять полярность или отзеркалить, поставить себя на иное место и взглянуть на все с такого угла, какого совсем недавно вроде бы и не существовало. Так и поступил Альберт, только вот поняла она это чересчур поздно. Света и раньше знала: человек – опаснейшее существо на планете, только вот на Векторе, если ты не заражен, то причислен сразу же к адекватным индивидуумам, к тем, кто считается нормальным или правильным. Остин доказал, насколько это ошибочно, хотя, уверена Света, были персоны куда богаче воображением и делающие шаги в доказательстве своей правоты куда дальше, при этом по медицинским показателям и стандартам Вектора – вполне здоровые люди. Это было ошибкой – верить в то, насколько легко тут делятся хорошие и плохие люди, глупой ошибкой, за которую она будет себя ненавидеть еще очень долго, а возможно, и не простит уже никогда. Но разве можно быть застрахованным от человеческого фактора? Нет, нельзя.Понимает она это слишком поздно, хотя прошли какие-то секунды после того, как Альберт хладнокровно выстрелил из автомата, наградив Никиту парой пулевых отверстий прямо в грудь, без предупреждения, без обвинения, молча, в полной уверенности и непоколебимости в своей правоте…

ГЛАВА 51

Разрывая заливающуюся кровью куртку, а за ней и футболку, Света прижала обеими руками кровоточащие отверстия от пуль прямо к груди. Одна из них точно задела сердце, вынуждая сейчас прочувствовать всю ту обнадеживающую ложь, которую говорят оказавшиеся на ее месте люди. Кашляя, извергая сгустки крови, пытаясь схватить хоть сколько-нибудь воздуха, при этом глядя прямо в ее глаза и не способный произнести не то что бы слова, даже звука, Никита пытался ей что-то сказать, передать какую-то мысль, которую Света могла лишь предположить. Пальцы его руки схватили обе ее ладони у него на груди так крепко, как это возможно, дабы почувствовать сквозь крепкий костюм его немалую силу в этот момент. С каждой секундой она видела в его глазах целую жизнь, проносящуюся за мгновение, результатом чего стало мимолетное принятие участи, основанное не на пустой или случайной смерти, а на попытке сделать что-то правильно. Он будто бы убеждал себя том, что его смерть случилась неспроста. Легко было представить, как в этой агонии и боли Никита сожалел лишь об одном: что так и не выбрался с Вектора, не начал новую жизнь, не смог просто совершить спасение, которое занимало его голову долгое десятилетие… Мир вокруг нее словно исчез, оставив лишь наблюдать смерть человека, цепляющегося всеми доступными способами за жизнь, но который делал немыслимое – выживал, даже не зная зачем, но он выживал все эти годы, один. И, хотя на пути его встречались невообразимые монстры, убил его обычный человек. И вот его рука ослабла, ознаменовав окончание его жизни, истинную цель которой он нашел совсем недавно, из-за которой и был убит… Света смотрела на его безжизненное тело, не убирая рук с груди, ей хотелось закричать, хотелось рыдать, хотелось сделать хоть что-то… но она не могла.

Тоненькой леской ее стягивало чувство вины не только из-за упущенного мимолетного шанса спасти Ника, встать напротив оружия или оттолкнуть, в крайнем случае – напасть на агрессора. Нет, то было и так раскалено докрасна, истина была в недосказанности… Он умер, не зная всей картины, – и это почему-то даже радует ее, ведь последние мысли Ника наверняка были такие же, как и у Оса.

Она с трудом дышала, ее руки уже стали затекать, колени болели невыносимо, а корпус так сильно нависал над безжизненным телом, что легко могло показаться, что вот-вот она проломит его грудную клетку.

Света медленно села на поджатые под собой ноги, позволив окровавленным в крови ее друга рукам безжизненно свисать вниз. Никита лежит так, словно он вот-вот встанет, оправдав свое поведение усталостью или чем-то подобным, отчего захочется дать ему по шее, но, прекрасно понимая причины его решения, даже сочувствуя ему при таком сценарии, силы в ударе будет немного. А все потому, что Света, пусть и с трудом признаваясь себе, но смогла не просто привыкнуть к последнему человеку Вектора, а по-настоящему понять его и даже подружиться с ним. Она даже не подозревала о том, что этот человек когда-то, еще ребенком, познал эту ужасную и совершенно незаслуженную жизнь, и вскоре, оставшись здесь в одиночестве, ему пришлось совершить немыслимое – сохранить надежду на лучшее.

Словно скованная металлическими тросами, сдерживающими в ней чуть ли не праведный гнев, Света так же топит в зачатке все остальные эмоции, буквально вынуждая себя сникнув сидеть на месте в страхе перед каждым вздохом, за любым из которых она окончательно может потерять контроль над собой. Только вот страх этот был не перед тем, какую боль она ощутит, позволив эмоциям, наконец, расцвести, а перед полной бесконтрольностью, которая безоговорочно сроднит ее с обезумевшими существами.

С трудом повернув голову вправо, Света не увидела убийцу. Она не успела даже подумать о том, чтобы осмотреться по сторонам, как в памяти ее пробились его слова: «Уходи, пока есть время, тебе незачем умирать».

Слова эти были произнесены несколько минут назад, когда руки ее еще пытались остановить кровь. Альберт тогда стоял позади – это она помнит. И чем больше пытается прокрутить события, тем более в память врезаются потерянные по пути куски. Например, встреченная полным игнорированием попытка Альберта оттянуть ее от захлебывающегося в собственной крови Никиты: «Ты не спасешь его, он уже мертв».

Но разве могло это ее остановить, хоть как-то замедлить? Нет, конечно же, нет! Более того, в этот момент умирал не уникальный человек с антителами – умирал ее друг, тот, кого она защищала куда по большей причине, нежели великий долг перед человечеством. Света всерьез начинала верить, что происходящее сейчас – судьба, ведь когда ей открылась правда о Никите, то вопреки здравомыслию в ней проснулись некие родительские чувства к ребенку, который стал сиротой слишком рано. Она это ненавидела, прекрасно отдавая себе отчет, насколько неправильно поддаваться такому порыву и такой слабости, но если за годы после смерти своей дочери Света держала себя в суровых кандалах, то нынешняя история…

Света только хотела было подняться с пола, как мертвый и холодный взор Ника, неизменно направленный вверх, необъяснимым образом притягивает ее внимание. В этих глазах она видит свою неудачу, свою слабость. Света плавно закрывает их, после чего поднимается и уже не смотрит на тело – лишь оглядывается, медленно и тяжело дыша, прекрасно ощущая, как любой появившийся сейчас враг будет незамедлительно познакомлен со смертью, причем жестокой и беспощадной. Ведь тот, кто на самом деле виновен в разрушении всей ее работы, всех трудов и жертв на пути сюда, отсутствует напрочь.

«Так было лучше для всех – ты поймешь это со временем» – слова добрались до нее лишь сейчас, когда, не находя себе места, она стала бить кулаками о стеклянную витрину. Но произнесены они были минут двадцать назад, может быть, даже больше. Начиная наконец сдавать позиции, Света все время двигается, словно ее постоянно толкают, и, желая хоть как-то отпустить это напряжение и боль, она кричит, словно настоящий зверь, вырвавшийся из клетки. Ее вопль такой громкий, что тело сводит тремор и горло начинает болеть. Ведь все было так отлично, так идеально, оставалось совсем чуть-чуть – но было принято решение, повлиять на которое она не смогла, а значит, виновата.

ГЛАВА 52

Попрощаться у нее получилось лишь отчасти – но этого было достаточно, так как в случае успеха ее смертельного задания, о котором никто и не знает, наследие Никиты будет жить, а смерть его не поставит крест на всей его жизни. Причем на реализацию этого плана ее, как ни странно, подтолкнули действия Остина. Хотя, если она не справится и встретит неудачу, то исчезнет вся история этого долгого дня, как и все они, словно никогда их здесь и не было.

Создавая приличный шум, Света побежала по единственному маршруту, который был доступен из зала, куда они с Ником с трудом попали через заросшие зеленью двери. Напротив них как раз и был тот коридор, куда сбежал Альберт. Произошло это так незаметно, словно она все время была одна, а убитый – не более чем выдумка… Крайне опасное предположение, вынудившее ее остановиться, в мгновение забыв об окружении и самом времени, позволив полностью сосредоточить внимание на поэтапном воспоминании последних событий, начиная с их знакомства, заканчивая смертью. Света пробиралась через свою память, но главным предметом, выносящим вердикт ее вменяемости, служил взятый у него предмет, который она сейчас нащупывает в кармане. Только если и это не выдумка, а вместо его наушника там лежит что-то другое, проверить, что же именно, по идее, не составляет труда – но она этого не делает по причине банального страха.

«Нет, такого не может быть!» – убеждает себя Света, чуть ли не силой желая выкинуть эти разрушающие идеи из головы, встряхивая ею и словно вырываясь из объятий вполне реализуемого сценария, призванного уберечь ее от реальности, где все вынуждает ее заниматься самобичеванием.

– Не-е-ет! – крикнула она во все горло, чуть ли не кинувшись на стену, ощущая всем телом, как ее сковывает приятная ложь, пряча от ответственности и последствий. – Нельзя останавливаться, надо идти! – говорит она себе презрительно, начиная вновь набирать скорость, в какой-то мере даже ощущая, как убегает от доступных идей, наверняка не раз спасавших отчаянных людей в этих стенах, когда лучше сладкая ложь, чем горькая правда. Только вот подобное – это не ее вариант, никогда не был. С каждым шагом, вновь беря себя под полный контроль, Света позволяет гордыне взыграть красками, указывая на ее непробиваемую упрямость.

Мечась из стороны в сторону, Света уткнулась в небольшой зал, где половина коридоров по правой стороне явно познакомилась с иноземной Жизнью, подарив металлической поверхности зеленоватый оттенок вперемешку с разными еле заметными цветами радуги, видными благодаря все еще рабочим, но крайне редким лампам с потолка. Вряд ли он мог пойти туда, как и использовать длинный путь. Света обходит этот хорошо освещенный зал, оставляя позади длинный коридор, двери куда поломаны на открытии, оставив створки лишь наполовину утопленными. Пять выходов перед ней, раскинутые радугой слева направо, и если правые две полностью отняла Жизнь и туда пролезет лишь ребенок, то остальные четыре вполне пригодны для человека.

Самая левая закрыта, осталось две. Если Альберт собрался добраться до реактора, то лифты он точно не будет использовать, как и вряд ли попрется к мостику, совершенно не зная, какая из систем работает, а какая нет. Света мечется на месте, не останавливаясь ни на секунду, борясь с пробивающейся сквозь размышления фантазией расправы над предателем и безумцем.

«Думай, думай, думай, что бы сделала я?» – Света поднимает голову, оглядывается, выискивая знаки и визуально вырисовывая архитектуру Вектора, а именно этого уровня. Точно, Вектор проектировали по уровням, чтобы во время каких-либо неисправностей или эвакуации можно было разделить его, потому что общая система будет слишком завязана на себе, – а так существует четкая иерархия локаций, поэтому тут все работают и живут всегда на одном и том же уровне. Попасть напрямую к реактору можно либо с первого уровня, либо с шестого – именно оттуда происходят ремонтные работы и избавление от мусора. Значит, он пойдет на один из них, и, прежде чем Света начала сокрушаться от абсолютной невозможности понять, на какой именно, она увидела ответ на другой вопрос: как добраться туда. У второй двери по левую руку, равно как и у остальных, прямо под потолком написаны названия мест, куда приведет выбранный путь.

Света даже позволила себе победоносный смешок, насыщенно приправленный гневом: ведь при виде надписи «монорельс» у нее сложилась вся картина. Сомнений не может быть – он точно пошел туда, выбрав самый быстрый способ добраться до управления реактором.

Впереди в паре шагов за порогом она заметила доказательство правоты своей теории о монорельсах, а именно – оставленную Альбертом мину, прикрепленную прямо у пола, на левой стене, дабы при пересечении луча, упирающегося в противоположную стену, избавиться от преследователя. «Хитрый ублюдок!» – подумала Света, сразу же собираясь перескочить через нее, не тратя время на разминирование. Но только она собралась переступить порог, как позади послышался всхлип, протяжный и несколько неестественный, будто пытающийся что-то сказать. Но на деле, когда Света обернулась, ей четко стало ясно, почему виднелась расплывчатая радуга. Света медленно подходит, все больше подмечая мелочи, заметить которые просто так было бы трудно: это была некая слизь, возможно, даже питательная жидкость, оказавшаяся наружи из-за обрубленных пуповин, ныне валяющихся на полу, как раз от того места, некогда являющегося утробой, крепко державшейся в стене на уровне пояса. Главное – внутри уже никого нет, из-за потолочного освещения было трудно увидеть это, ведь казалось, что белая поверхность вместе с радужными цветами – некая инсталляция, а не остатки того, что так хорошо знакомо ей лично. Но раз оно пусто, тогда откуда же исходили привлекшие ее звуки?

Быстро выкинув все это из головы, Света решила уже наплевать на опасность и не отвлекаться, явно теряя драгоценные минуты, рискуя упустить свою добычу и не желая более тут оставаться. Она уже сделала пару шагов в сторону двери, как ее ноги обхватили когти и потащили назад. Успев развернуться, она упала на правое плечо и сразу же легла на спину, начав стрелять в существо, явно не страшившееся ее методов защиты.

Возможно, некогда оно было человеком или же просто взяло характерные черты в некий аналог создания Жизнью своего представителя, но в одном Света не могла сомневаться: оно голодно. Все его тело было покрыто небольшим мехом или волосами, полностью измазано в слизи, но это не мешало его длинным рукам держать ноги Светы и тащить к себе, глядя на нее утопленными глазами, издавая совершенно немыслимые звуки из широко открытого рта с неровными темными зубами. Пули лишь царапали его так называемую кожу, поскольку крайне худое тело, но с толстыми костями, из-за чего череп выглядит как большая кость, выдерживало ее попытки выбраться из крепкого хвата его выпирающих из рук когтей, явно прячущихся в обычное время между короткими пальцами. У него с трудом работали ноги, да и, только-только вылупившись, причем раньше срока, все, чего желал новорожденный, – это еда. Свете пришлось выстрелить в его руку, и, освободив левую ногу, она сразу же стала пинать его по лицу, после чего достала нож и, подтянувшись к нему, с яростным криком воткнула лезвие в правый глаз, вынудив монстра даже перекричать ее. Отпустив ногу, он начал дергаться во все стороны, впервые в своей жизни чувствуя такую боль. Быстро поднявшись с пола, Света, так и не вытащив из его глаза нож, хотела бы добить новорожденного, но почему-то его крики даже радовали ее. Света быстро направилась по изначальному маршруту и, перешагнув через сенсорную мину, тяжело дыша, проверяла обойму на количество патронов.

Коридор с глухими стенами и плохим освещением, хоть и был метров двадцать длиной, на деле пролетел для нее незаметно, и только она остановилась на перекрестке, как услышала, как кричащий ребенок пытается ее догнать. Но, не способный пока ходить, он буквально полз по полу, упираясь своими костлявыми руками, и в тот момент, когда они пересеклись взглядами, он как раз начал заползать за порог.

ГЛАВА 53

Взрывная волна откинула ее метров на пять, чуть ли не подняв полностью в воздух, а потом уронив на пол, будто бы Свету кто-то взял и швырнул вперед, забыв предупредить о группировке, отчего неуклюжее падение было крайне травмоопасным. Лишь частично костюм смог погасить ударную волну. Пролетев по прямой, упав лицом на пол, Света не приходила в себя, полностью оглушенная. Она лежала практически мертвым грузом среди густого дыма и расплавленных кусков металла, оторванных при взрыве, заодно забравшем здесь освещение, скрыв тем самым уродливые последствия своего существования.

Света же падала во тьму, совсем не чувствуя конечностей, как и всего тела, – лишь зрение, в наличии которого смело можно было сомневаться, ибо смотреть ей не на что… Полная бесконечность без боли и страха, идеальный покой, который, чем больше ее затягивает, тем приятнее и безопаснее, отчего совершенно не хочется что-либо менять. Подобное у нее было впервые, хотя опыта в боевом деле было достаточно, и все же, пусть большинство вылазок и одинаковы, но есть крайне особенные. Посещение Вектора она точно запомнит на всю жизнь – если только вот-вот не придет конец ее жизни, прямо тут, в одиночестве и темноте, будто бы она забыта всеми. Мозг сам выстраивает детально картинку, но дает ее не через зрение, а через чувства и фрагменты прошлого – того самого прошлого, которое стоило бы уже выкинуть из головы навеки. Но только это невозможно, особенно когда вот такой символизм отлично вписывается в устоявшееся мнение, как быстро пролетает жизнь перед глазами, на пороге смерти.

Точно так же, как и Света сейчас, годы назад умирала ее мать – в одиночестве и темноте доживала последние дни в квартире, где провела десятилетия, даже успев создать семью и выпустить в мир дочь. Только вот эта дочь наплевала на то, что мать попала в аварию по вине отца, – хотя они оба были пьяны, когда решили сесть в старый автомобиль и поехать домой после празднования ухода на пенсию у друзей. Мать лишилась зрения из-за осколков разбитой машины. Отец кое-как донес ее в квартиру и ушел за врачами, а она, ничего не понимая, так и осталась там одна, медленно умирая от кровоточащих ран. Отец первым делом позвонил Свете, только и прежде ненавидевшая себя и мир, она не то что не ответила – даже не восприняла всерьез звонок посреди ночи от тех, кто даже не знал о своей внучке, как и не знал о гибели девочки.

Свете позвонили через неделю, когда спохватились об отце, не вышедшем на работу после короткого отпуска, взятого как раз на отмечание пенсии жены. Пришли к ним домой и нашли лишь его жену, ее маму. Оказывается, после того как он пытался позвонить Свете, он так и не добрался ни до кого, чтобы позвать на помощь, а просто отключился от опьянения. Проснувшись утром, отец исчез – по словам соседей, он просто ушел куда-то, так никому ничего и не сказав…

Ей хотелось тогда плакать или убиваться, но почему-то единственное, что она чувствовала, – это свобода: ведь впервые в жизни она поняла, что никаких мамы и папы у нее не было, – лишь люди, чья забота была крайне ограничена и больше напоминала отработку минимальных требований, нежели проявление любви или заботы. Тогда она впервые почувствовала себя сиротой, потому что даже дом и город, всегда казавшиеся ей чужими, таковыми в итоге и оказались.

Глубокий вздох дался ей со жгучей болью в груди, а когда власть над телом вновь приходила к ней, то каждый сантиметр крикнул ей как следует, вынудив поначалу бороться с тремором, способным вот-вот скрутить ее в позу зародыша. Глаза она не открывает – лишь берет под контроль чудом пережившее падение тело, начав неожиданно бороться со слезами, источник которых вызван не физической болью, а эмоциональной, прячущейся уже давно в глубине: случившееся погружение во мрак стало для нее странным образом связью с матерью – тот же страх, та же безвыходность и ужасное отчаяние, кричащее о приближении смерти, одинокой и холодной. Медленно поднимаясь с пола, она открывает глаза, плача от внезапно нахлынувшего чувства вины после примерки шкуры человека, который, возможно, думал о ней в последние минуты жизни, когда не было возможности даже кричать из-за травмы горла… Света надеется, что мама о ней думала, пока ей было плевать на невнятную просьбу пьяного отца приехать и помочь. «Только не так!» – с закипающим гневом поверх безумного страха повторяет она себе, боясь закончить точно так же, как мама. Крича во все горло, выпрямившись, она пытается хоть как-то сориентироваться: все же голова еще кружится, а стоять ровно крайне трудно. Так что, опершись плечом на стену, Света постепенно берет себя в руки, начиная уже гадать о том, сколько времени она пролежала на полу.

Глядя в эпицентр взрыва, она вспоминает уродца, решившего ее догнать, но встретившего свою смерть раньше, чем впервые за свою жизнь он вкусил хоть какую-то еду.

– Тупое создание, – произнесла она вслух, сразу же начав кашлять, опираясь руками на колени, начиная ненавидеть этот костюм всеми силами, как сковывающий ее панцирь. Медленно выпрямляясь, подмечая раскаленные, словно светильники, куски железа вокруг, Света подходит к перекрестку, желая забрать откинутое в правую сторону оружие. Освещение было лишь в сторонних коридорах и где-то вдалеке, куда ей уже пора следовать, ведь ничто еще не окончено. Все еще опираясь на стену, она зашла за угол и в метре от себя увидела его на полу. Сделав лишь пару шагов, она услышала то, чего надеялась более никогда слышать, – рев. Тот самый, звериный и ужасный, громкий и глухой рев монстра, явно прибежавшего на сотрясавший все вокруг взрыв. Сразу же за боевым кличем метрах в двадцати впереди откуда-то справа ворвался зверь, уничтожив лампы в потолке и явно ударившись о стену, используя ее как тормоз. Он опять был невидим глазу, но грохот от его шагов и скрежет ломающихся стен четко давали понять любому приближение, не говоря уже о том, как ломающиеся лампы прятали его во тьме, издавая предсмертные искры, словно отсчет до его цели.

Света не знала, заметил ли он ее, но, в отличие от предыдущих стычек, он шел явно неспешно. Она схватила пистолет и быстро, прихрамывая на правую ногу, забежала за угол и без остановки продолжила движение вперед. Тяжело дыша, она в такт топоту монстра не сбавляла слегка прихрамывающий темп, даже не оглядываясь назад, и так прекрасно зная о приближении к перекрестку здоровяка, убежать от которого по прямой у нее не будет шансов, стоит ему заметить ее. Она даже не проверяла пистолет – без толку, ведь вряд ли пули возьмут его. Так что, радуясь отсутствию освещения, кое-как прячущему ее от глаз хищника, Света хотела было включить фонарик – но остановила себя за секунду до того, как выдала бы врагу свою позицию. Идя на ощупь, все время ведя левой рукой по стене, она наконец-то нащупала угол – судя по отсутствию коробки, то был очередной перекресток. Зайдя за угол и опершись на стенку, она трясущимися руками все же включила фонарик, дабы осмотреть стороны, и, как это ни странно, единственный возможный путь оказался справа от перекрестка. Дверь впереди заблокирована, времени взламывать у нее нет, а слева был заваленный вещами тупик. Но главное – это неожиданная удача: ведь прямо перед перекрестком она увидела очередную мину, которую смогла перешагнуть совершенно случайно, даже не думая об этом. Она была прикреплена также у пола, только в этот раз сам механизм был ближе к ней, в целом благодаря чему сейчас она и заметила ее. Понимание везения даже вынудило чуть усмехнуться, что было несколько болезненно из-за горла и легких, явно не переживших безвредно взрыв. Насколько она помнит, он брал две штуки – так что дальше должно быть легче, но все-таки мразь он та еще, раз поставил их против нее, что является окончательным для нее сжиганием мостов.

Монстр что-то сломал, от грохота она выронила пистолет, и тот создал эхо, явно выдав ее присутствие. Света удержала себя от желания как следует выругаться, и ей вновь пришлось медленно сползти на пол, поднимая фонарик, чей луч света был направлен на стенку перед ней. Но вдруг наступила тишина – та, съедающая изнутри тишина, когда невозможно ощутить немыслимое напряжение в игре на опережение, где все зависит от того, чья реакция будет первой. Медленно взявшись левой рукой за угол поворота, Света приготовилась для толчка, дабы сразу взять ускорение, отталкиваясь от поверхности, и как можно быстрее попасть в нужный проход, где впереди метров через тридцать она видит открытые двери. Хотя смотреть через эту треснутую маску уже порядком надоело. Выбора у нее пока нет – как, оказывается, и времени, потому что буквально через секунду после начала ее движения справа послышался рев, обозначающий начало охоты.

Кое-как освещенный коридор был на удивление без препятствий или оставленных мин, не говоря уже о запертых по сторонам дверях, откуда явно не было даже намека на нападение. Однако, чувствуя жгучую боль в ноге, двигаясь со всей доступной скоростью, даже удивившись нахлынувшим силам, Света максимально трезво понимала, что шансы успеть добежать до двери, открыть ее и забежать вовнутрь сводятся к нулю с такой же скоростью, с какой монстр догоняет ее по пятам, вибрацию от чьих ног она уже ощущает всем телом. Если двери окажутся заперты, то ее ждет быстрая смерть – но она встретит ее, глядя ему в глаза, заодно впервые увидев это существо. Невероятно опрометчивый и тупой был план, слишком поздно признается себе Света, но гнев на всю эту ситуацию, на весь сраный Вектор и то, как сильно она оплошала, перекрывает отчаяние.

Но дверь открылась, вновь подарив ей удачу. Сразу забежав за правый угол, Света болезненно ощутила толчок промчавшегося мимо поезда, познакомившегося со стоящей вдалеке на ремонте вагонеткой в этом высоком зале. Существо чуть ли не пробило одну из стенок, но явно оставило пробоины, в одной из которых умудрилось застрять, как показалось Свете, судя по звукам из-за спины. Быстро поднявшись, даже не оборачиваясь, Света сориентировалась в этом зале, где стоят три вагонетки вдоль стены напротив входа, перпендикулярно коридору, установленные на специальные платформы, выезжающие в ангар, откуда попадают на рельсы. Стоило бы, наверное, спрятаться, пока они оба друг от друга в зоне невидимости, но она решила уравнять шансы. Слыша крайне громкие попытки монстра выбраться из вагонетки, она нашла как раз по той стене, куда ее ненароком оттолкнули, небольшой кабинет управления, где невероятно доступным образом установлена система контроля освещения.

Света дернула все рубильники – во всем зале наступил мрак, спрятав ее от него и его от нее. Случилось это ровно в тот момент, когда монстр наконец избавился от импровизированного капкана, – во всяком случае, так судила Света, опираясь на факт отсутствия гневного рева в момент выключения всех ламп. Вновь наступили полная тишина и мрак. Света медленно сползла по стене на пол, пытаясь отдышаться без лишнего шума, вновь находясь наедине с существом, каждый шаг которого выдает его позицию на метры вперед. В этот самый момент, пока враг изучает доступными способами окрестность, Свете все никак не сбавить дыхание, медленно, но уверенно подводящее ее к приступу паники, последний из которых был в тот самый период, когда она перестала быть мамой… Она так устала от этого всего, словно находится в петле событий, где любое действие приводит к изначальным данным, – а ведь она уже забыла, когда ела или пила, да хотя бы просто могла передохнуть. Хотя нет – это она помнит, как раз в тот момент, видя Ника в хирургии, пытавшегося себя залатать: тогда она села перед ним, и казалось, будто все закончилось… Но нет – простейшее задание, пусть и неофициальное и совершенно не спасательное, превратилось в хаос, оставивший след буквально на каждом, полностью истощив не только ресурсы, но и саму тягу продолжать. Альберт сильнее, больше, не говоря уже о том, насколько она потрепана и не сможет составить даже малейшей конкуренции более опытному и физически полноценному противнику. Может, тогда и не стоит пытаться? Зачем лишний раз мучить себя, если все равно, даже добравшись до него, максимум, который она может, – это слова, потому что пистолет его не возьмет?.. Очередной топот рядом с ней навел на мысль простую и банальную: можно свести вместе двух врагов, вынудить одного разобраться с другим, что будет забавно, ведь существо даже не поймет, что, убивая Альберта, оно спасает Свету. Но это вряд ли реализуемо: сил сейчас очень мало, да и даже в лучшей форме он догонит ее на прямой, тут и мечтать не о чем. Любое действие, как ни посмотри, сулит лишь смерть – если не от одного монстра, так от другого…

ГЛАВА 54

Света все так же сидит и пытается уже не найти выход из безвыходной ситуации, а понять причину своего спокойствия. Вроде бы ее вновь окутала объятиями всегда ненавистная безысходность, чуть ли не сжирающая изнутри. Ведь если она останется здесь, то умрет, а если попробует добраться до Альберта, то он либо при встрече не оставит ей шансов, либо монстр нагонит, не оставив шансов им обоим. Но почему-то Света вдруг обрела смирение с этим. Оно настигло ее так же неожиданно, как совсем недавно пришедшая паническая атака, – и это при том, настолько идеальны сейчас условия для очередного самобичевания вперемешку с жесточайшей критикой самой себя за попадание в такую ситуацию. Но сейчас все иначе, и, пытаясь понять почему, перебирая последние события, Света поймала наконец-то ту мысль, так быстро занявшую ее голову, что даже не заметила, как все время думает о дочери. В теплых и приятных воспоминаниях, чуть ли не пронизывающих ее любовью насквозь, пряталась мысль, целая идея, допуска которой она не позволяла себе никогда, во всяком случае, насколько она помнит. И суть ее заключается в скорой смерти – причем по собственной инициативе. Поймать и рассмотреть эту нить было очень трудно, но она оказалась невероятно четкой и понятной, а именно: сократить время до встречи с дочерью – с единственной и любимой, лишившейся жизни в этом мире строго из-за матери, которая вновь погрязла в сожалении и чувстве вины, представляя, как она ждет ее там, в мире, наличие которого всегда было для Светы чем-то пространным и необязательным. Сам факт ее тяги к дочери таким способом и в таком виде вынуждал ее чувствовать боль, потому что, несмотря на то, насколько мама мечтает отменить грех, инстинкт самосохранения включается на все свои ресурсы.

Света плачет, скрипя зубами, все время видя перед глазами дочь, маленькую и самую красивую, не видевшую ужасов и не знающую страха или боли: ведь что-что, а она точно не росла, как ее мама. И вот, казалось бы, Света уже готова, даже поднялась и медленно зашагала к выходу, чувствуя вибрацию по полу и слезы на щеках, – но вдруг замерла, представив тот момент, когда девочка смотрит на нее снизу вверх, словно вырезанная из другого мира фигура, поставленная здесь как маяк. И тут Света понимает, глядя прямо в ее большие голубые глаза: это ведь не ее дочь, какой бы идеальной копией она ни была, как бы ни хотела она с ней оказаться в другом мире, все же это – не ее родная доченька. Не будет того счастливого объединения – но не потому, что где-то нет места, в наличие которого верить не грешно, нет! А потому, что ее дочь точно не хотела бы смерти мамы. Она не была в детстве такой, как Света, и не стала бы такой же во взрослом возрасте. Ее дочка ответила бы на звонок и не наплевала на родителей, как сделала Света… Нет, это точно не ее дочь – потому что ее маленькая девочка была лучшей из всех, кого только можно знать, она бы не хотела смерти, она бы хотела жизни, и сделать иначе будет осквернением ее памяти.

Контроль над окружающей ситуацией появился в тот же момент, как Света обратила внимание на всю ту угольную темноту справа от нее, где вдалеке шумел монстр. На месте исходящего от коридора холодного освещения было пусто, в то время как нужные ей двери оказались как раз впереди, наискосок от нее. Монстр оказался далеко, она даже не уверена, заметит ли он ее сейчас, но рисковать точно не будет. Прихрамывая, она дошла до двери, совершенно не чувствуя страха.

Перед уходом отсюда Света обернулась и прислушалась, надеясь на банальное везение: ведь, вполне вероятно, ее побег будет слышен отлично, все-таки станции много лет, а обслуживанием не занимались слишком долго. Но вдруг ее словно отбросило от этой мысли и осторожности: полная уверенности, она решила просто нажать на панель и увидеть, что будет. Как и ожидалось, все прошло тихо, точнее, почти тихо, но вряд ли монстр услышал бы небольшой скрежет. Широкий коридор – видимо, для каких-то технических работ – состоял из дополнительных помещений слева и справа с такими же широкими дверьми, но путь ее был по прямой, а он, к счастью, освещен и не обладает противниками. Терпя боль в ноге, она пыталась активировать новые обезболивающие, но система сломалась, судя по всему. Видя через разбитую маску пустые просторы, она идет вперед, держа крепко пистолет, который только сейчас вздумала проверить на рабочее состояние, и, стараясь не сбавлять шага, провела осмотр, результат которого оказался положительным. Позади все еще слышен рев монстра, видимо, нашедшего себе иной маршрут к невидимой жертве, вновь не скупившегося на размашистые движения, ведь очередной поломанный металл издал возглас.

Но то осталось позади, а вот грядущее крайне неопределенно, хотя и будет развиваться явно в определенных рамках, готовиться к которым не имеет смысла, – достаточно представить самый упрямый конфликт, в центре которого стоит вопрос жизни и смерти. Да, Альберт хочет уничтожить эту станцию, как источник великой угрозы всему живому, как бы парадоксально это ни было, но только в этом также присутствует риск, ведь не так сложно представить, на сколько кусков развалятся остатки. Хотя достаточно лишь одного, размером с книжку, а может, и меньше, но главное – наличие на нем инопланетной Жизни, явно не страшащейся открытого космоса. И это одна из самых поганых ситуаций, когда нужно будет доказать человеку, что даже его кажущийся идеальным план на самом деле может стать началом конца.

Открыв двери, Света уже готовилась вступить с Альбертом в предстоящий конфликт, всерьез используя дипломатию, хотя удержаться от желания решить все грубо, но зато быстро – крайне сложно. Но в любом случае сдаваться она не собирается, уж точно не после того, как почти осквернила память дочери, пытаясь прикрыть ей свою слабость и жалость. Но в итоге, что забавно, именно это и привело ее к переосмыслению нынешнего положения, и в каком-то смысле маленькая спасла ее: все-таки, как говорят, человек не умер, пока его помнят.

Впереди, метров через пять был уже привычный перекресток, все того же стандартного типа с ровными углами, явно непредназначенными для герметизации проходов в экстренном случае, но у Светы подобное уже вызывает раздражение. Словно она застряла в лабиринте без конца и начала, причем именно сейчас подобное всерьез привлекло ее внимание, хотя осталось совсем чуть-чуть. Приятный свет с потолка по центру выделяет глубину всех четырех сторон, где лишь местами подают жизнь приборы освещения, подчеркивая последствия столкновений людей с иноземными созданиями, приютить которых поначалу казалось лучшей идеей, – только вот все забыли о воспитании, и, как подобает новой Жизни, максимализма ей было не занимать.

Слева в конце были закрытые двери, причем кто-то заботливо оставил на них надпись «не входить», и если подобный смысл совершенно не нов, даже скорее банален на Векторе, то истинную важность его подчеркивает тот факт, что для чернил использовали кровь – владелец которой, уже давно усопший, лежит параллельно дверям, окутанный тоненькими лианами, пожелавшими использовать более несамостоятельный организм для удобрения. Вдоль стены, как раз от двери слева до открытого прохода справа, было много следов растительности и присутствия борьбы, чему также она не особо удивлялась. Но причиной ее задержки в этом месте послужил другой фактор, а именно – крик Альберта за дверьми впереди. Тот самый, без которого схватка иногда кажется слишком простой, а вперемешку с верещащим во всю горлину неизвестным существом нетрудно было представить борьбу между двумя биологическими видами.

Медленно подойдя к дверям, Света оперлась руками на створки, прислушиваясь к каждой мелочи, каждому удару, всхлипу и крику, четко представляя полную разруху и ярость, с которой оба противника дерутся за свои жизни, но самое главное – это ей нравилось. Все-таки Альберт столкнулся с естественными силами Вектора, совсем не желавшего кануть в небытие, что не могло не значить некий аналог справедливости. Он убил Ника попросту ни за что – так почему же существо тогда не может убить его, подарив Свете чуть ли не жертвенное преподношение, принять которое она будет только рада? Конечно, остается небольшая проблемка: при победе монстра все же необходимо будет удостовериться в этом визуально, отчего, возможно, придется столкнуться с ним. Хотя, думает Света, то будет приемлемой ценой, лишь бы Альберт получил по заслугам, а ей удалось посмотреть ему в глаза перед его кончиной. По звукам было трудно определить претендента на победу, как и трудно понять, долго ли еще продолжится бой: все-таки, судя по всему, противники крайне равны по силам, ведь Альберт далеко не слабый или неопытный – угрозу он представляет крайне весомую, отчего сразу зарождается страх проигрыша Вектора. Однако вместе с этим страхом рождается и решение, которое вступает в силу незамедлительно.

Не желая победы своего бывшего напарника, Света, полная уверенности в желании помощи монстру, открыла двери и присоединилась, встав тем самым на сторону инопланетной Жизни, что не может не забавлять. Открывшаяся картина боевых действий не сильно отличалась от визуального представления Светы: Альберт лежал на полу, держа обеими руками над собой человекоподобное существо, готовое вцепиться в его маску зубами, махая при этом сломанными руками, крича то ли от гнева, то ли от боли. Существо было почти в размер со своей жертвой, но куда худее и костлявее, хотя явно несильно слабее, вынуждая Альберта из последних сил противиться яростной атаке. Света пока еще была невидима обоим, находясь перпендикулярно им, метрах в пяти от них, ведь внимание каждого полностью занимал противник. Она стояла на месте, всерьез получая удовольствие от разворачивающегося перед ней гладиаторского боя. Полная уверенности и контроля, она следила за каждым действием и, улавливая каждый звук, все же решила плавно двигаться чуть в сторону. Первым делом прямо под ногами она заметила мертвое тело, судя по всему, убитого Альбертом недавно, а значит, нападали на него несколько и сейчас он расправляется с последним.

Большой зал, слева вход, справа встроенная во всю стену конструкция для вагонетки, позволяющая ей присоединиться и герметично открыть двери для людей. Они стояли три в ряд, и подступ к ним происходил через пропускной пункт открытого типа, с компьютерами. Центр был крайне просторен и как раз подходил для размашистого боя, хотя вдоль стен целыми квадратами были расположены ящики и сумки с вещами, оставленные в последний момент при эвакуации.

Света не считала себя жестоким человеком: грубым – да, черствым – разумеется, но не жестоким. Получать удовольствие от чьей-то боли или страданий в том чистом виде, вынуждающем только ради этого делать свою работу, у нее не было. Но сейчас, глядя на жесточайшую борьбу жизни и смерти, она не вмешивается – не от того, что надеется упростить себе жизнь при победе монстра над Альбертом, нет: ей искренне хочется видеть его мучения. В каком-то смысле это даже праведная месть, заслуженная и справедливая, и то, с каким трудом ему дается драка, всерьез поставившая навыки под вопрос, дарует Свете удовольствие, потому что он заслужил это.

ГЛАВА 55

Альберт победил. С трудом, но третьего и последнего по счету существа его руки лишили жизни без сомнений или сожаления. Обхватив его сзади, удерживая ногами корпус, Альберт свернул врагу шею молча и уверенно, полный концентрации. Он напоминал палача, выполняющего рутинную работу. Обойдя все помещение, Света смотрела на него, заняв место у входа, рядом с той дверью, откуда, как она могла судить, пришел сюда Альберт. Между ней и ним было метра три, а до вагонетки с ее места – где-то пятнадцать. Сидя, она оперлась руками в колени, слегка наклонившись вперед, смотрела на него спокойно, выжидая реакции на ее присутствие, которое, разумеется, Альберт не может не оставить без внимания. Немного неуклюже поднявшись с пола, прежде откинув труп монстра в сторону, он бегло оглянулся, явно проверяя безопасность окружения, и могло даже показаться, будто Света для него невидима. Но только стоило ему сесть на ближайшую скамью, чуть наискось от нее, как вполне уверенный взгляд сразу поймал ее.

– Уродцы напали из вагонетки. Стоило открыть двери, не прошло и минуты, как они ожили. Последний был лидером, они умели работать командой. Когда я вскрыл вагонетку, там были они – все вместе, словно в клубок сплелись. Видимо, это признаки коллективизма. Страшно даже представить, как так вышло.

Альберт говорил спокойно, словно рассказывал вполне обычную историю вполне хорошему другу, – но Света знала, насколько нельзя верить его дружелюбию, за которым он прячет прощупывание, без которого напасть или что-то предпринять в ее адрес будет опрометчиво и глупо. Однако получалось у него это плохо, а все потому, что Света сделала то, чего он никак не мог ожидать: она переиграла его еще до начала последнего раунда.

– Пробили костюм? – спокойно спросила она, практически подыгрывая наивным ноткам солидарности.

– Нет. Хотя пытались усердно. – Света кивнула головой. – Как сама?

– Терпимо. Костюм цел вроде как.

– Мне показалось, одна из мин взорвалась. Твоя работа?

– Моя. Хитро спрятал, почти смог меня отвлечь, признаю.

Они все время смотрели друг другу в глаза, явно понимая, к чему в итоге приведет этот диалог. Во всяком случае, если и были варианты, то крайне однозначные и не самые благоприятные для одного из них. Света была спокойна, даже слишком, чему успела несколько удивиться, ведь всю ее дорогу – почти всю ее дорогу – в глазах была лишь картина расправы, картина мести. Но, то ли из-за влияния ее дочери, то ли благодаря взятию ситуации под контроль, она не гневалась: даже больше, ей все это напоминало прощание, где хочется окончательно закрыть жизненно важные вопросы.

– Зачем ты убил его?

– Бесполезных лекарств не существует. Не трудно понять, как наличие человека с антителами вынудит всех наших ученых смотреть на инопланетную Жизнь под другим углом. Лекарство есть – так зачем уничтожать то, что можно контролировать? Да и тебе так было бы легче принять то, что я собираюсь сделать, потому что больше нет результата, весь этот ужас был зря.

– Это несправедливо… он не заслужил такого.

– А кто заслужил? Все эти тысячи, с чьими извращенными остатками нам приходилось тут сражаться? Нет никакой справедливости, Света. Ответь мне, почему ты так пытаешься защитить эту станцию?

– У меня нет приказа… – не сразу ответила Света, впервые уведя взгляд в сторону.

– Не надо, хотя бы из уважения ко мне не прикрывайся этим!

– Думаешь, я тебя уважаю?

– Думаю, да. Иначе уже либо убила бы, либо оставила умирать. Ты ведь не садистка, мучить не будешь, а если бы хотела слепой мести, то вряд ли бы разговаривала со мной сейчас.

Света молча смотрит на Альберта, видя все того же, хорошо знакомого человека, вроде бы вполне объективно мыслящего и ответственного, отчего легко и забыть, в чем состоит конфликт и почему она делает то, что делает.

– Я жду ответа.

– Ты прав, поначалу я так и думала… Приказ есть приказ, не мне его обсуждать, да и чем быстрее выполню, тем быстрее покину это гиблое место. Но теперь я думаю иначе. Ты убил его – а ведь онвсего лишь хотел жить. Он ни в чем не был виноват, не представлял угрозы, спас меня не раз. Спас бы многих, очень многих.

– Вот почему у тебя нет права решать, а у меня есть: эмоции – ты не сможешь быть трезвой, если позволяешь сантиментам и прочей химии в твоей голове главенствовать над фактами. Именно из-за этого люди и приняли решение устроить здесь эксперимент, потому что одни боялись бессилия перед жизнью, а другие мечтали увидеть иной мир, который иноземная Жизнь способна им подарить. Ты вообще задумывалась, что будет через год, два, пять, десять лет с момента взятия Вектора под контроль? Сколько будет неправильно принятых решений, а сколько непредвиденных жертв? Не говоря о том, ради чего все это будет разбираться и изучаться. Ты готова довериться людям, в чьих руках будет Вектор и его содержимое?

– Может быть, я наконец-то научилась верить в то, что не все должно быть плохо? Если все время думать как ты, Альберт, то даже после уничтожения Вектора найдется что-то еще, какая-то новая угроза или… Да люди сами постоянно угрожают друг другу – нам с тобой отлично известно, насколько легко создаются конфликты. Как раз для того, чтобы был контроль, нужно изучить это и понять, как с этим справляться, как противостоять и спасти будущее человечества. Но не тем путем, какой выбрал Ос, нет. Ты забываешь: раз Вектор нашел образцы инопланетной Жизни, значит, они могут быть еще где-то в космосе, а значит, все может произойти и без этой станции. Так почему же нельзя стараться подготовиться к худшему из сценариев?

– Я тебе не верю! – не сразу сказал Альберт, словно и не слышал всех ее доводов и пояснений. Сложив руки на груди, он смотрел свысока. Это и открыло ей причину, по которой она вдруг так спокойна с самого начала этого разговора, как и не переживает по поводу дальнейших событий: Альберт – не тот человек, которым она его считала. Некогда казавшийся надежным и расчетливым, он открылся истинным надменным эгоистом, замечающим вокруг себя лишь то, что он хочет.

– Света, дело ведь в не том, что ты поверила в лучшее в людях. Все как раз наоборот: тебе стало плевать на людей, а значит, и плевать, чем обернется Вектор для всего человечества.

– Это неправда, – на автомате попыталась она отрицать, хотя прекрасно уже знает, насколько мимо его ушей пролетит это утверждение. И, совершенно честно принимая Альберта таким, она уже просто с интересом наблюдала, куда заведут его мысли.

– Появятся где-то монстры или психи – ты будешь в первом ряду, ведь это все, чем ты являешься, Света, без обид. Когда мне сказали, что ты вызвалась, я вздохнул с облегчением. Знаешь, думал, это к лучшему, ведь ты ничего больше не хочешь – лишь работать, а такие солдаты лучше всего – у которых ничего нет в жизни. Глядя на тебя, я думаю, что ты настолько привыкла к этому месту, настолько почувствовала себя частью этого безумного мира, отчего только рада будешь воплотить подобное где-то еще, как отличный островок, где можно прятаться от всего мира и забыть про все на этом свете. Мирная жизнь уже не для тебя – это печально, но мы оба знаем, что это правда.

– Это забавно, но ты прав. Я бегала от реальности, прячась за работой от собственной жизни. В нашем деле ведь все просто: ты знаешь, где враг, а где друг, как и знаешь, в чем твоя задача… – Света взглянула на Альберта, не сводя с него взгляда, она видела в нем уже открытое недовольство. – Все изменилось, я больше не хочу прятаться, больше не хочу бегать от прошлого.

– Вранье!

– Ты так думаешь лишь из-за того, что сам такой же. Поэтому ты так хочешь уничтожить станцию. Не веришь в людей, не веришь хоть во что-то хорошее. За все годы ты видел слишком много плохого и еще больше ужасного, это я отлично понимаю. Ты разочарован во всем мире и людях, а Вектор – это идеальное подтверждение тому, что хуже людей никого нет. Словно центр всемирного зла, уничтожив который ты бы смог поверить, что сделал что-то стоящее, что-то важное и полезное для всего мира. Ты полон гнева и разочарования, разве это позволяет тебе принимать такое решение?

Альберт смотрел на нее так, как она и ожидала, как и хотела: презрительно, именно так, когда людям говорят ненавистную правду, принять которую без боли невозможно, из-за чего, собственно, они и делают все, лишь бы скрыть это в себе.

– Тебе придется убить меня, потому что я не остановлюсь! – провел он черту, встав с места, и все так же сверху вниз смотрел на Свету, но уже крепко сжав кулаки.

– Почему тогда ты оставил меня в живых? Почему не убил вместе с Никитой?

– Ты считаешь меня злом, но это не так. У меня нет к тебе претензий, я же сказал, чтобы ты уходила, чтобы не вмешивалась в то, что тебя не касается. Будь я безумцем – наверное, убил бы, но я не безумец. Я четко и ясно мыслю – и от этого не могу не предложить вновь: уходи, иначе у меня не останется выбора, только убить тебя.

– И так ясно, что я не смогу выстоять против тебя, поэтому не строй из себя ебаного героя, – теперь уже Света ответила ему грубо и презрительно, поднимаясь на ноги, смотрела ему в глаза и продолжила: – Я просто хотела понять, почему ты так повел себя, почему предал меня и всех нас?

Она сделала к нему шаг, между ними осталась пара метров, напряжение чувствовалось всем телом, но он не отвечал, а, лишь надменно глядя на нее, ожидал.

– Теперь я знаю: ты просто сам стал находить для себя цели, сам обозначил черту между добром и злом, сам принял решение, основанное лишь на твоем жалком и одиноком взгляде на мир, потому что ты таков, а значит, и весь мир равняешь на себя.

Света убрала пистолет в кобуру, делая пару шагов назад, явно давая все знаки капитуляции. Она вглядывалась в него, словно пытаясь запомнить черты лица. Медленно развернувшись, она пошла в сторону двери, и в метре от нее Альберт спросил:

– Скажи мне напоследок, честно, ты хотела убить меня из-за мести или же спасти Вектор?

Света развернулась в пол-оборота через левое плечо, с удивлением осмотрела его и ответила:

– Ни хера я тебе не скажу.

Альберт ничего не ответил – лишь недовольно, даже чуть покачивая головой, пошел к вагонетке, уверенный и полный решимости свершить задуманное. Света же быстро зашла за двери и закрыла их, наблюдая за ним через большое окно слева от них. Альберт зашел в вагонетку через центральные двери, вскоре после закрытия которых, не успел транспорт даже тронуться, произошел мощнейший взрыв.

ГЛАВА 56

Вагонетка находилась в трубе, как и вся система монорельсов, спрятанная словно в кишке, дабы защитить от внешних воздействий, а то ведь и так персонал Вектора буквально выносят за пределы станции для отправки на другие уровни – не хватало еще, чтобы космические объекты повредили систему передвижения или герметичность самого вагона. Как и предполагалось ею ранее, даже старый и разваливающийся Вектор все же позаботится об изолировании поврежденного сегмента. Вагонетка ведь не успела двинуться с места, так что, когда произошел взрыв прямо посередине, недалеко от центральной двери, он не только изуродовал эти самые двери, но еще и сам пол дал слабину, отчего во всем зале произошла разгерметизация. Двери заблокированы, попасть туда теперь невозможно без специального допуска. Света почти была уверена в том, как разовьется сценарий, и успела занять позицию за окном, в безопасности. Смиренно и довольствуясь, она наблюдала собственную победу, дождаться которой было самое простое после установки мины, которую некогда сам Альберт оставил для нее. На первой подорвался новорожденный, а вот вторую она смогла разминировать и забрать: все же что-что, а это невозможно не уметь при ее работе, во всяком случае, то снаряжение, которое у них было, они знали отлично.

В момент казни Альберта Света даже не дрогнула, даже не моргнула, в каком-то смысле это было словно во сне, чему способствует невероятная усталость. Но все же это не вымысел. Она не знает, кричал ли Альберт, даже не знает, быстро ли наступила его смерть, лишившая его мучений, на которые вроде бы и хотелось рассчитывать, как на некое отмщение, но на деле Света ловит себя на мысли об искреннем желании обрыва его жизни в мгновение. Так будет проще всего, да и он был прав: она не садист. Ей вполне достаточно знать о разгерметизации, которую он бы перенес с трудом, все же кислорода в костюме крайне мало, только вот центральные двери выгнуты наружу, а втрое увеличенная щель между створками обильно окроплена кровью. Ей плохо видны детали, но, кажется, там парит тело, спиной к ней – или же теперь это кусок мяса. Альберт был так уверен в себе, что даже не подумал о том, чем занималась Света, пока кружила вокруг его персональной битвы, – а она просто решила сделать все быстро, взять хитростью, не силой. Опираясь на левую ногу, уткнувшись головой в стекло и совершенно лишив руки работы, видя, как мигающий красный огонек с идеальной периодичностью проскакивает по ее глазам, сообщая всем вокруг о проблеме, Света, словно окаменелость, не способна пошевелиться.

Впервые она абсолютно одна на Векторе, застрявшая в моменте, совершенно спокойная – и это то, из-за чего так трудно даже пошевелиться, ведь все закончилось, остался лишь обратный путь и лишь одно важное дело. Такого умиротворения и баланса она никогда не чувствовала, никогда даже не могла представить, насколько тонко ощущается контроль, придавая всему вокруг несколько иные краски, обесценивая многие проблемы прошлого, позволяя по-иному оценить настоящее. Осознание всего этого как раз и позволило ей смело развернуться и пойти назад, бесстрашно и полностью владея ситуацией, так, будто бы весь мир принадлежит ей, что в какой-то степени было так, ведь смотря что считать миром.

Следуя тому же маршруту, который протоптал сюда ныне погибший по неосторожности Альберт, она мало отвлекалась на окружающее пространство, хотя оно было в некоторой степени осмотрено ею впервые, но все же то были типичные коридоры и прилегающие кабинеты – разного содержания, но все из общего списка декораций Вектора. Блокировка двери, вынудившая ее на рискованный обходной путь, оказалась, как она и ожидала, ручной. Сняв ее, Света встретила тот же перекресток, откуда начался последний забег с огромным монстром, следы присутствия которого вокруг отсутствовали. Впереди красовалась палитра из остатков новорожденного создания Жизни Вектора, неравномерно и хаотично разрисовавшая изуродованные последствия взрыва мины, искривившие вокруг весь металл и почти пробившие пол, откуда все же торчали куски металла. Сейчас это место казалось некоей искусственно созданной композицией, хотя то место, где, казалось, она вот-вот и умрет, почему-то выделялось больше всего, что было странно, ведь металлический пол оставался все таким же.

Аккуратно пройдя вперед, прямо сквозь последствия тяги к жизни преждевременно покинувшего мир существа, Света абсолютно беспрепятственно добралась до серверной, к камерам хранения, прямо перед входом в ту часть Вектора, где погиб последний ее житель. Открыв уже известную ей ячейку, она сразу же достала то, о чем Альберт так и не узнал, и погиб, веря в успешность своей затеи, а именно – лишение человечества возможного лекарства от Жизни. Однако Света позаботилась о запасном плане. Достав три капсулы с кровью Никиты, она внимательно осмотрела их, прочувствовав, как, попав в нужные руки, они изменят все. Но оставалось одно дело, ради которого сюда и пришли все они, – подключить удаленный доступ к системам Вектора, взяв станцию под полный контроль, разблокировав как связь, так и управление. На удивление, она сделала это со спокойствием, просто подойдя к компьютеру и наконец подключив небольшое устройство, которое само все сделает и которое смогло уцелеть у нее в кармане за весь долгий и ужасный путь сюда. Это придало ей еще сил и веры в то, что все правильно, что все так и должно быть. Процесс подключения пошел, и ей более не хочется тут находиться, все уже работает.

Вокруг было тихо и мирно, словно Вектор никогда и населяли монстры и безумцы, а если они и ходили по этим коридорам, то так давно, как это вообще возможно. Станция казалась пустой, отчего ей всерьез стало интересно, влияет на это заключение ее полное владение над собой и, следовательно, над любой возможной преградой – или же все вокруг разбежались, позволяя ей в безопасности уйти? Точного ответа она не находила, да и не хотелось – приятнее было думать, что оба варианта в ходу.

Она не стала идти туда, где закончилась жизнь Оса: незачем, это уже старая история, вспоминать которую хочется в последнюю очередь. Прямой путь привел ее к медцентру, где и случился самый переломный момент – смерть Питера. Глядя на двери, через которые она попала в медцентр, она увидела замороженного Питера, напротив которого стоит расстрелянный вдалеке столб. Света все же не решилась идти вовнутрь, все по той же причине, что и игнорирование места погребения Остина. Все это было в прошлом, почему-то настолько отталкивающем и по понятным причинам неприятном, словно малейший шаг пробудит те эмоции и чувства, столкновение с которыми будет напоминать настоящую войну за власть, проиграв в которой Света сожрет себя заживо, отдав себя чувству вины и топящему сожалению. Разве может она игнорировать происходящие тут ужасы? Разве может вообще человек, видевший то, что видела она, стоять тут и не задаться вопросом: а можно ли было предотвратить случившееся?

Если сама перед собой Света еще сможет избежать этого вопроса или как минимум найти удобоваримый ответ, возможно, даже компромисс – то уйти от ответа перед руководителем у нее не получится. Даже и пытаться не стоит, тут она уверена наверняка, да и вряд ли сама захочет умалчивать. Куда проще будет отстреляться – и будь что будет. Все должно быть правильно, справедливо и честно – твердо поддерживала она эти заключения, пока медленно двигалась все дальше от медцентра.

Не будет истории о том, как лидер группы возжелал умереть человеком, а врач помешался на идее спасти его любой ценой, пытаясь не только оправдать случившуюся трагедию личной жизни, но и доказать, что его работа может приносить больше добра, нежели разочарования. Как никто и не узнает, насколько далеко может завести хорошего человека желание спасти чужую жизнь ценой собственной совести и будущего, совершенно игнорируя побочный ущерб, что, несомненно, выставит Оса безумцем, если об этом кто-то узнает. Не говоря уже про то, насколько негативно подобное откровение может повлиять как на отношение к ней самой, так и на будущие вылазки. А ведь причиной случившихся событий послужил не вирус, не бактерия – а всего лишь человеческий фактор в крайне критических условиях. Вектор не виноват – виноваты люди, что не может ее не забавлять: ведь в том месте, где одни превращаются в изуродованных монстров, а другие сходят с ума, видя галлюцинации и теряя связь с реальностью, среди всех них не было ни одного заболевшего или заразившегося.

С троицей все понятно, в принципе, как и с Альбертом, хотя объяснить причину его подрыва на мине в вагонетке будет не просто, но вполне терпимо. На крайний случай, всегда можно отмазаться простым незнанием: все же большую часть пути они были вдали друг от друга, а когда Света наконец добралась до него, то увидела известную вскоре всем картину. Остается главный вопрос: что делать с последним человеком Вектора?

Забавно, думает Света: не успела она даже толком нащупать правильный путь к ответу на вопрос о Никите, как не заметила даже, насколько близко она уже подошла к выходу с Вектора. Остановившись у перекрестка – того самого, недалеко от которого они нашли тело Тони, – Света оглядывалась и, немного потерявшись во времени и даже в пространстве, не заметила того, насколько быстро оказалась в этом месте. Причем, пытаясь вспомнить маршрут, она словно упиралась в стену, оставаясь с пустыми фрагментами памяти. Неужели Вектор стал обыденностью, естеством окружения, где из-за привычки и освоения в декорациях попросту не замечаешь смены окружения, двигаясь чуть ли не по инерции, избавляя мозг от необходимости отдавать отчет в угоду проверенным привычкам? Почему-то Света не может не воспринимать подобное явление никак иначе, чем тревожный сигнал, игнорирование которого недопустимо, ибо означать это может не что иное, как начало конца. Возможно, именно это и случилось с Осом, ведь он забыл время, забыл сон и потерял контроль над собой – а подобное не происходит разом. Это процесс плавный, по чуть-чуть, так, чтобы если и спохватиться, то уже опоздав.

Главное – не останавливаться: важнейшее правило Светы все же актуально, пусть и не всегда, но применение найти можно. Как раз следуя правилу, она оказалась уже у так называемой могилки Тони. Некогда она обвиняла Оса в убийстве, а на деле оказалось, что тело друга просто перенесли в безопасное место, насколько это возможно: не оставлять же его в луже крови.

Тони лежит все так же, как и в тот единственный раз, когда Света видела его на этой станции. Смиренно и тихо, словно не желавший никого трогать и просто отошедший в сторону, он обрел покой, получив на самом деле выигрышный билет. Умирая в бою, он верил и знал, что его жертва спасет его сослуживцев и друзей. На первый взгляд мрачный человек, он всегда был добрейшим в душе и простым, а исполнительности можно было позавидовать. Уж что-что, а не доверять ему было бы глупостью, потому что он был в какой-то мере заботливым, большим плюшевым медведем, наверняка не жалеющим ни секунды о принятии удара на себя, спасая других.

Интересно, думает Света, если бы он знал, чем все обернется, как бы поступил? Зная то, что знает она, заключение тут может быть лишь одно, самое честное и в то же время самое несправедливое, а именно: его смерть была напрасной – но он не единственный, чья жизнь оборвалась по совершенно неправильной причине. И, несмотря на то, как она избегала главной неразрешенной темы, словно сам Вектор подкидывал ей намеки, дабы она все же решила, как поступить с Никитой.

А ведь она сейчас была совсем недалеко от его убежища, где он провел долгие годы в одиночестве, взяв имя единственного человека, пожертвовавшего собой ради него, ставшего наставником, ставшего даже примером. Одинокий и потерянный в этом мире, Никита рос сиротой, не знавшим нормальной человеческой жизни и не видевшим ничего, кроме стен Вектора. И, вопреки всем факторам, он оставался хорошим человеком, пытался им быть даже в самые трудные минуты – только вот Света подвела его, не справилась с задачей и не спасла друга, буквально сама приведя его к смерти. И тут встает вопрос: а чего бы хотел он после смерти? Стать феноменом Вектора, чью историю Света поведает, приправив сожалением? Все же не зря он прошел весь свой путь, став единственным человеком с иммунитетом, – нельзя же такое забывать, разве это будет справедливо?.. Если и так, стоит ли тогда умалчивать об остальных, чьи решения привели к последствиям, в итоге выразившимся в гибели Никиты? Разве не следует рассказывать либо ничего, либо уж тогда все, со всеми причинами и следствиями, мотивами и жертвами? Наверное, стоило бы не скрывать всю историю – но разве кому-то от этого станет лучше, разве правда не осквернит то лучшее, чем каждый из них был до Вектора?

Все это так сложно для нее, не в последнюю очередь из-за усталости – как физической, так и моральной. Света в последний раз посмотрела на Тони и перед уходом произнесла: «Хорошо, что ты не видел того, что происходило после твоей смерти…»

ГЛАВА 57

Каждый шаг давался все тяжелее и тяжелее – не только из-за усталости и изнеможения: куда важнее было то, насколько отчетливо Света ощущает эмоциональный груз, тащить который ей приходится в одиночку. И, не способная ни с кем поделиться или высказаться тому, кто поймет хотя бы частично произошедшие события, она постепенно находит ответ на мучающий вопрос: скрыть ли события на Векторе?

Задача выполнена: связь подключена, во всяком случае, передача данных началась, к тому же в придачу Света собственноручно отдаст кровь с антителами, обязательно упомянув о том, с каким трудом удалось ее добыть, но большего получить невозможно… Что еще может быть нужно людям, отправившим их сюда незаконно? Все же и так было понятно с самого начала: что в случае неудачи никого из них тут официально и не было. Но к такому она уже давно привыкла – и сейчас понимает, почему это ранее лишь подбадривало, ведь именно так она избавлялась от груза ее прошлого. Но теперь все иначе. Свете плевать на похвалы и гордость перед всеми за выполненную работу, плевать на будущую карьеру. Единственное, подталкивающее ее сильнее всего, – уже не желание выполнить приказ, а возможность связаться с единственным человеком, который был и остается любим.

И вот она у дверей, открыв которые часы назад они с Альбертом отправились на поиски пропавшей команды. Почему-то сейчас это место кажется ей совсем не похожим на то, каким оно было в предыдущий раз, хотя прошло… она и не знает сколько: встроенный компьютер в костюме толком ничего не показывает. Даже не кидая последний взгляд по сторонам, она открыла двери и оказалась в зоне посадки. Там, у центрального отсека, куда стыкуются корабли, стоит квадратная и массивная камера дезинфекции. Совершенно не похожая по стилю и конструкции на Вектор, она выделялась буквально всем, что, разумеется, было не просто так, все же ее поместили сюда еще до того, как Света и Альберт попали на станцию. Прямо над железными дверьми этой «будки», как некогда она окрестила двух с половиной метровое строение в два метра шириной и длиной, находятся скрытые видеокамеры, а сенсорная сетка покрывает все пространство вокруг дверей. Ее сразу же просканировали голубоватой сеткой, для того чтобы убедиться в том, что она или тот, кто появится, является человеком, а не монстром или существом неизвестного вида. В ином случае у нее есть система защиты, так что любое нападение спровоцирует полную блокировку и нехилый электрический разряд, но Свету подобное не касалось. Вторым делом ей пришлось сообщить вслух о повреждении костюма, а значит, синхронизироваться они не могут, отчего проверка голоса и обычное сканирование стали единственным доказательством ее личности. Во всяком случае, те, кто были по другую сторону камер и динамиков, получили достаточное подтверждение для открытия дверей, пройти за которые невозможно, не имея либо специального электронного ключа, либо доступа к системе. Двери открылись, она вошла и сразу же оказалась в тесном квадрате, где, приказав ей стоять на месте, сразу же включилась вторая система сканирования, дабы убедиться в целостности костюма, а после и дезинфекция в виде сильных напоров белого раствора, полностью очищающего ее костюм. На все ушло где-то двадцать минут.

В любое другое время открывшиеся перед ней двери незамедлительно отправили бы ее в открытый космос – конечно, если бы ни один из кораблей не был пристыкован. Но сейчас произошло другое: вместо звезд и черноты перед ней был длинный коридор, внутри которого к ней крайне быстро подъезжал горизонтальный лифт размером метра четыре на четыре. Кабина остановилась перед ней, двери открылись – и Света зашла внутрь, чуть ли не упав на противоположную от нее скамейку. Глядя через окошко посереди на то, как за закрытыми дверьми Вектор удаляется все дальше и дальше, она заплакала.

ГЛАВА 58

Все кончилось. Сейчас она едет на базу, существование которой оставалось для Никиты тайной. Это знание изменило бы его понимание собственной жизни, потому что он был всего лишь одним человеком на огромной космической станции – настолько огромной, что для ее контроля последние пять лет строилась сфера. Непроницаемая с обеих сторон, она создавалась не только ради удержания кого-то или чего-то, могущих покинуть станцию из-за возможной разгерметизации, но и ради сокрытия от лишних глаз. Хотя сам Вектор и так был крайне далеко от маршрутов кораблей, но все же вопрос стоял настолько важный, насколько это вообще было возможно. Никита не знал этого – что уже пять лет Вектор не является брошенной и потерянной космической станцией с ужасающей историей, как и не знал, что все эти годы никто не посещал ее из-за опасности заражения и большого риска смерти из-за ужасающих и жестоких существ, наполнивших коридоры. Этот объект был никем не тронут ровно до момента создания плацдарма для работы над изучением того, чем стало это место. Никто даже и не думал, что там могли остаться живые люди, да и если могли, то велик ли был шанс сохранения интеллекта и рассудка… Огромное сооружение просто оставалось нетронутым, пока создавалась система для работы с ним.

Их отправили подключиться к базе станции тогда, когда Сфера была почти уже готова, но, не желая дальше ждать, руководитель всего этого проекта решила рискнуть и сделать то, чего все хотели, но боялись оплошать из-за спешки, а именно: взять Вектор под удаленный контроль для управления всеми системами и скачивания всех данных станции.

Размещенная полностью вокруг Вектора, Сфера является сложнейшим защитным механизмом с кучей датчиков и довольно легкой блочной системой передвижения, контролируют которую через отдельную систему. Снаружи Сферы ради удобства расположена научная космическая база под названием «Улей», разделенная на несколько самостоятельных секторов, каждый из которых может отделяться и направляться к нужной части Вектора. Все уже почти готово для того, чтобы, наконец, разобрать по кусочкам страшнейшую тайну научного мира, дабы изучить и понять оставленное наследие, вынуждающее застыть кровь в жилах.

Никита не знал этого, как минимум из-за того, что ради безопасности у каждого окна и иллюминатора была закреплена бронированная пленка с виртуальным экраном, идеально синхронизированным с тем, что должно быть видно человеку изнутри Вектора. Света не знала, зачем такие сложности: видимо, были причины, а может быть, все же кто-то предполагал наличие кое-как, но мыслящих организмов, и, чтобы не спровоцировать какие-либо неугодные и опасные действия, надо было сохранять в тайне судьбу станции по обе ее стороны.

Света сняла шлем, с трудом отцепив его от костюма, который, казалось, не позволял ей этого специально, словно знал, насколько она привыкла к этой защите и боится оголить себя. Ведь вместе с этим будто исчезает сама ее броня, вынуждая по-иному ощутить происходящие на Векторе события, где она всегда была в тяжелом панцире, всегда в броне, почти скрывающей ее лицо, а следовательно, не трудно было порой представлять, что на самом деле там была не совсем она. Тяжелый шлем, находящийся на грани поломки, был откинут ею вперед и, упав на пол набок, частично показывал ей правую сторону. Ощущение пространства вокруг так сильно изменилось, что не прошло и минуты, как вдруг на нее накатила вторая волна слез и даже истерики. Скинув уплотнение вокруг головы, оголив свои светлые, коротко подстриженные волосы, она будто бы проснулась. Трясущимися руками Света достала из кармана предмет, настолько трепетно сохраняемый Никитой, что просто так игнорировать его было уже невозможно. Включив его, она запустила единственную аудиозапись: голос мужской, взрослый, несколько уставший, но за явным нежеланием казаться чрезмерно сентиментальным все равно явственно ощущались любовь и забота:

«Занятно – я написал множество статей, но не нашел и слова, с какого бы смог начать… Сначала я хотел написать, но понял, что лучше будет голос оставить, но и тут я четвертый раз как начинаю, хотя ведь не раз брал интервью, умело жонглируя словами… Пожалуй, осознание того, что я уже далеко не тот человек, которым был, и дает мне силы сказать то, что я хочу сказать, как другой человек, достигший определенного этапа, после которого… Я пытаюсь сказать, что не жалею о том, о чем я тебя попрошу, и надеюсь, что ты все же исполнил мою просьбу.

Я не боюсь смерти – как раз наоборот, знаешь, это как ощущение судьбы, наверное. Словно сейчас – то самое время, когда мне пора, наконец, уйти, пусть это и ужасно грустно и больно, особенно из-за того, что ты останешься один… Но почему-то все вокруг словно кричит мне, что время мое пришло. Я вряд ли смогу дальше протянуть: заражение все же взяло свое. Может, это принятие смерти такое, но все же хочется верить, что дело в том, что лучшее, что мог, я уже сделал, – и, говоря про это, я имею в виду тебя.

Я горжусь тобой, пацан, ты стал мне лучшим другом, которого никогда и не было, ты стал мне сыном, которого уже никогда не будет… Возможно, как раз из-за того, каким хорошим ты стал человеком, я смиренно принимаю участь, зная, что, несмотря на все ошибки в моей жизни, я сделал что-то хорошее. Надеюсь, со временем ты простишь меня за то, что я пробудил тебя, лишив смерти во сне, как лучший и безболезненный исход, нежели тот, что ныне у тебя остается, —сидеть на Векторе и ждать, когда придут люди. Ты явно желал не такой жизни и явно не заслуживал ее.

Но простить меня я прошу не ради самого себя. Я прекрасно понимаю твои чувства и надеюсь искренне и честно, что ты простишь меня ради себя самого, потому что, поверь мне, гнев не даст тебе мира, а месть – это удел глупых. Ты стал хорошим человеком, и пусть тебя впереди ожидает неизвестность, но я почему-то свято верю, что все будет хорошо, должно быть, обязано. Словно моя смерть на самом деле – важный этап твоего будущего, после которого ты поймешь, насколько даже та жизнь, которая есть у тебя сейчас, лучше ее отсутствия вовсе. Все не должно быть просто так. Ты знаешь историю Харви Росса и как его решения повлияли на меня, вследствие чего ты сам смог обрести новую жизнь. И это одна из причин, почему я свято верю, что ты также изменишь многое, также совершишь поступки, которые изменят все. Ты – особенный мальчик, ты выживешь и сможешь все преодолеть, потому что мы с Харви были такими.

Я тебе не рассказывал, но твое освобождение далось мне с трудом: ведь на тот момент я был сильно подвержен галлюцинациям, а мутация уже тогда брала свое. То, что у тебя в крови, в тот момент было важнее тебя самого. Тогда я почти сломался, желая лишь излечиться и быть тем, кем я был всегда, – плохим человеком: в этом месте подобное ценится, а галлюцинации напоминали мне о тех грехах, в которых я виновен. Я и так ненавидел себя, полный уверенности в том, что получил заслуженное, даже гордясь этим, – представляешь, упрямый же я был ублюдок.

Но почему-то именно в момент твоего пробуждения, когда я уже собирался забрать всю твою кровь, спасаясь от кошмарной участи, – именно тогда я не смог этого сделать. Почему-то галлюцинации пропали – на время, но пропали, а мир вокруг стал несколько иным, и даже допуск мысли, что я сломаю и твою жизнь, делал мне невыносимо больно. Ты был тогда совсем ребенком и, сам того даже не зная, смог подарить мне надежду на искупление, надежду на нечто лучшее в нас самих. Я помню это чувство, как любая цена была бы принесена мною в жертву, лишь бы ты был жив и невредим, словно я должен тебе это, словно ты важнее меня самого… Так оно и оказалось. И вот сейчас я говорю тебе спасибо, так честно, как только могу: спасибо! Твоя жизнь, скорее всего, будет невероятно сложной, именно поэтому я надеюсь, что, когда настанет труднейший момент, ты вспомнишь, как поступил я наперекор всему. Я просто поступил правильно, потому что зла и так много, порой даже слишком. Мысль о том, что я покидаю тебя, оставляя одного в этом страшном и одиноком мире, делает мне невероятно больно, так же как и любому родителю больно расставаться со своим ребенком… Но мы оба знаем: я при всем желании не протяну даже пары недель. А значит, ты должен помнить, что, когда появятся люди, ты исполнишь наш с тобой план, станешь мной – и начнешь новую жизнь, которую заслужил. Как бы тебе ни было одиноко, помни, почему я спас тебя и почему меня не стало. Будет трудно, но ты должен помнить.

Я ни о чем не жалею – даже больше скажу, я рад умереть так, потому что мне было ради кого жить. Последние годы, вопреки всему, оказались самыми яркими и преисполнеными надежды. И все благодаря тебе, потому что ты – мое наследие, которое рано или поздно оставит свое… свой след в мире, далеком от совершенства, но который станет лучше, если станем лучше мы. Надеюсь, ты будешь лучшим человеком, чем я, и будешь тем, кто не сдается. Мне еще так много хочется сказать – но надо знать меру. Я люблю тебя и всегда гордился тобой – и ты гордись собой. Помни: труднее всего принимать именно верные решения – это и будет для тебя ориентиром и маяком в жизни, которая у тебя еще вся впереди».

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ГЛАВА 45

ГЛАВА 46

ГЛАВА 47

ГЛАВА 48

ГЛАВА 49

ГЛАВА 50

ГЛАВА 51

ГЛАВА 52

ГЛАВА 53

ГЛАВА 54

ГЛАВА 55

ГЛАВА 56

ГЛАВА 57

ГЛАВА 58