Призраки прошлого [Мария Томилова] (fb2) читать онлайн

Глава 1. Бранндон о’Майли

Во время привычной процедуры досмотра я снял перчатки, скинул плащ, подбитый мехом, отстегнул перевязь с мечом и кинжалом и аккуратно сложил их на стол. Оставив все это на посту коменданта, поднялся на второй этаж и не спеша прошел по бесконечно — длинному лабиринту коридоров дворца с ощущением неотвратимости вот — вот захлопнувшейся ловушки.

Дерр Истерроса не изменял тяги к аскетизму — простые стены, обитые деревянными панелями, протертые, исшарканные от времени красные дорожки. Никаких военных трофеев, портретов, позолоты или растений в горшках — все это и тому подобное казалось ему излишней роскошью. Единственное к чему дерр склонялся — это пространство. Помещения дворцов и домов, к которых он предпочитал находиться как правило являлись просторными, с высокими сводчатыми потолками и большими окнами во всю стену, а еще ему нравились зеркала, пожалуй, они и составляли единственное украшение незамысловатого на вид интерьера.

Помещения дворцов и домов, к которых он предпочитал находиться как правило являлись просторными, с высокими сводчатыми потолками и большими окнами во всю стену, а еще ему нравились зеркала, пожалуй, они и составляли единственное украшение незамыс…

Остановившись у нужной двери, кивнул охране и проследовал в приемную. Это была первая аудиенция, предоставленная отцом за истекший год после плена и ранения, когда я принял клинок в сердце. Обычно раны на теле заживали поразительно быстро, возможно, благодаря молодости и крови матери, полнородной дарийке. Но эта оказалась слишком глубока и серьёзна, как потом сказал лекарь — целитель, еще дюйм, и она бы достигла критической отметки, коснувшись самой аорты. Я даже не успел побриться, и был буквально вырван из тёплой постели, как только нарочный доставил депешу из императорской канцелярии.

Секретарь отца, явно желая подбодрить, нервно улыбнулся и поспешно шепнул вполголоса.

— Наш дерр сегодня в хорошем настроении, Бран.

Надо же, иллюзия покоя, которая была весьма обманчива. Или эта хлипкая надежда подкинута умышленно, чтобы ввести в намеренное заблуждение ничего не подозревающую жертву? Расслабиться в присутствии дерра Истерроса мог только сумасшедший, к коим я себя, несмотря не все пережитое, пока не причислял.

Две высокие, тяжелые деревянные створки распахнулись, и я увидел императора, сидящего за столом и о чем — то тихо беседующего с советником Бейли, печально известным Палачом империи. Пройдя вперед ровно на десять шагов, остановился в пару футов от пустого дивана в совершенно пустом углу зала. Присесть здесь никогда не предлагали. По крайней мере мне.

— Зачем призвали, мой дерр? — сорвалось с моих уст и я не узнал свой голос. Казалось, сама атмосфера давила своей не подъёмной тяжестью на широкие от природы плечи, какая — то невидимая аура власти душила и без того истерзанную грудь, обволакивала цепким ледяным зажимом спазмированное горло.

Отец медленно поднялся и двинулся навстречу, скользнув сквозь меня бесцветным взглядом пустых глаз, давая понять, что я — ноль, абсолютное ничто, наподобие ковра под его до блеска начищенными сапогами. Каждый раз он что — то искал во мне, но не находил, и каждый раз я видел одно и тоже — едва уловимый проблеск интереса и неминуемое разочарование… Но это уже не выбивало воздух из моих легких, как раньше — привык.

Ответом стала затянувшаяся звенящая тишина мрачного простора полупустого кабинета. Приглашённые сюда не могли НИ — ЧЕ — ГО, лишь молчать, сходить с ума от неизвестности и ждать, когда же великий дерр соизволит нарушить изматывающую паузу, донося некий смысл до помутненного липким ужасом сознания жертвы.

— Поговорить о тебе и о твоей слабости к валлийской шлюхе. О чем ты думал, когда связался с ней? Хотел наплодить себе же подобных ублюдков?

Странно. Ни слова о плене. Его хриплый голос полоснул острым клинком по моему сознанию. Почти зажившая рана в груди зашевелилась и противно заныла — отец умел въедаться под кожу, пускать в кровь тлетворный яд, отравляя её. Нет, не то чтобы я ждал благодарности за выигранную компанию и заключённый договор о вхождении очередной территории в ЕГО бесконечное царство, но хотя бы нечто вроде полуулыбки или самого простого приветственного жеста или полу жеста. Блять, ведь еще совсем недавно я балансировал на грани, карабкаясь между жизнью и смертью, и я не просто завалявшийся мусор, засорявший его бытие, а родной сын и во мне его кровь. Правда в том, что дерру Истерроса действительно плевать на все, кроме своих принципов и власти, на кровные узы — тем более: их он никогда не признавал.

Сейчас императора интересовала цена, которую пришлось заплатить за победу — несмываемый позор плена и мимолетная связь с девицей из стана врага. Да, по его лучше бы я сдох в том бою, чем опорочил имя Великого. Имя? Громко сказано. Нет, фамилию отца я не носил, как и аристократическую приставку «таал» — это была недосягаемая привилегия для подобных мне бастардов. Отцу, как и Роану, было прекрасно известно о роли дикарки, которая сыграла вопреки сложившимся обстоятельствам на нашей стороне, о том, что она украла карты и планы расположения войск противника прямо из ставки их предводителя, что значительно облегчило дело. В плен меня захватили в бессознательном состоянии, но это ни являлось ни малейшим оправданием в понимании тех, кто решал сейчас мою участь.

— Это все, что Вас интересует, мой дерр? Какие подробности Вам нужны? Как, в какой позе, как часто и как долго? — хрипло выдавил я, шевеля сухими губами. Слабость еще давала о себе знать, слова давались с трудом.

— У тебя есть, чем меня удивить? Серьёзно? — последовал молниеносный выпад, а затем пренебрежительное. — И я понятия не имею, что такого должно произойти, что могло бы изменить моё новое отношение к твоему вызывающему поведению.

Парировать? Станет только хуже. Он уже составил свое мнение, и чтобы я сейчас не сказал, так и останусь врагом Истерроса, позорным, несмываемым пятном на семье Великого дерра.

Советник Бейли, проклинаемый в народе глава Роана, усмехнулся и отпил из кубка. Они с отцом частенько баловались ширасом, но сильно никогда не хмелели. Отдыхали мало, засиживаясь по ночам, выстраивая козни в адрес потенциальных врагов и стоя грандиозные планы по их поимке и уничтожению. Палач тоже выплыл из низов, но стремительно взлетел благодаря недюжинным способностям идеального исполнителя, тонкого психолога, лести и изворотливости.

— Аарон, остынь. Готов поспорить — это была его первая баба. Покувыркался и ладно, с кем не бывает? Дело молодое, тело красивое, требует удовольствий.

Лорд Бейли был, пожалуй, единственный из его окружения, кто мог вести себя столь раскованно в присутствии отца и то не до конца. Он, как никто другой понимал: фортуна переменчива, потерять доверие Аарона таал ри Грея — легко, а восстановить — невозможно. Много лет о провел бок о бок с отцом, что само по себе действительно невероятно.

— Моя первая девка была аравийка, — продолжил он, усмехаясь, — горячая сучка. Супруг прирезал её самолично — за то, что изменяла и слишком много болтала.

— Аравийцы, в отличие от валлийцев никогда не являлись нашими врагами…

Я продолжал стоять вытянувшись по струнке, выслушивая гадости, — не то, чтобы был сильно напряжен, просто многолетия военная выправка давала о себе знать.

— Все показания я сделал дознавателю под диктовку, как только пришел в себя.

— Мы ознакомились с большим интересом, — равнодушно проронил Палач, — тебе есть что добавить?

— Нет.

Уставился в спину отца, пока тот медленно раскачиваясь шел к окну, о чем — то размышляя. Он исключительно редко использовал эмоции, делая ставку лишь холодный и трезвый расчет. Что скрывалась под непробиваемой броней несгибаемого дерра для нас, простых смертных, оставалось неразрешимой загадкой. Ему была параллельны чувства собеседника, как и любая ответная реакция. Точнее сказать, беседовал он сам с собой, а ты был лишь невольным свидетелем, холодным манекеном, безликой тенью его мрачного царства.

За всю жизнь император ни разу не поинтересовался напрямую моим здоровьем, чтобы не упустить возможность лишний раз подчеркнуть пренебрежение. Он итак знал о каждом моем шаге и вздохе от своих вездесущих приспешников. Думаю, ему лишь хотелось посильней меня унизить. Меня — одну из ошибок и слабостей его далекого, нелегкого прошлого. А слабости он пресекал на корню, как и любые огрехи в своей биографии, которые всячески пытался скрыть — народ не должен зять лишнего, народу вредно знать лишнее. Чего уж говорить о его феноменальной памяти и знания всей подноготной любого из своего окружения, их скелетов в шкафу, их промахов, их проступков. Он любил лавировать на чужих страхах и уязвимости — так проще управлять людьми. Безжалостный кукловод в кругу безропотных марионеток, которых он так легко дергал за ниточки, перетряхивая и тасуя без малейшего напряжения старческой, но отнюдь не дрожащей руки.

О, да, ему тогда же сообщили о «дикарке», которую я лично похоронил на погосте восточного склона одной из безымянных деревень бескрайних просторов Севера. Блять, я не говорил на валлийском, даже имени её не знал, называл «Шаали», что означало «ветер», она и правда была мне дорога. Тогда я не строил каких — либо планов на ближайшее будущее: жизнь на войне коротка, простому смертному не дано знать, что будет завтра, и наступит ли для тебя это «завтра» вообще. Худшие опасения подтвердились, никогда не забыть кровь Шаали на моих руках, горячую, липкую, быстро остывающую. Кровь той, которую еще с утра называл «своей». Скольких я убил за все годы походов — десятки, сотни, десятки сотен? Ее пристрелили из арбалета свои же, и эта смерть ощутилась наиболее остро, вспарывая реальность, вымораживая нервы и рассудок глубоким уколом фатальной безысходности. Зуд пережитого кошмара вернулся с новой силой, будто я снова сжимал в своих объятьях ее безвольное, опавшее тело.

Покачнулся, не в силах подавить едва уловимый, судорожный вздох.

Не думаю, что отец когда — либо любил в том понимании, которое принято вкладывать простыми людьми в это слово, вряд ли для него существовало само определение «нежности», ведь по своей природе оно не совместимо с деспотизмом, тиранией и насилием. Семейное придание гласит, что он замучил мою мать, тоже дикарку, которую гонял без устали до заснеженным просторам Истерроса, пока та не уступила и не сдалась ему душой и телом, а пару лет спустя буквально сгорела на его же руках от нашествия эпидемии черной хвори. Тогда мне не исполнилось и года. У отца не было ни денег, ни возможности её лечить или хотя бы немного облегчить страдания самыми примитивными на тот момент средствами. Ему оказались не доступными услуги даже захудалого лекаря в той забытой богом убогой дыре, где он вынужденно влачил свое жалкое существование. Тогда еще он не был ни императором, ни даже приближенным к кругам мятежников, а только беглым заключенным с прииска Ледяных сопок, бесправным, с выжженным клеймом раба на плече, но уже тогда зверь рвал на части его нутро, прожигая лютой ненавистью, вытравляя остатки человеческого вместе со слабостями, обрывками воспоминаний, привязанностями, как и способностями чувствовать и переживать. Уже тогда он умел только три вещи — терпеть, ненавидеть и выживать, изо всех сил преследуя лишь одну цель — желание власти. Власть ради власти, для удержания одной лишь власти и надо сказать с лихвой преуспел в своем стремлении. Отец не убивал лично и никогда не пачкал рук, за него это делали другие, сначала те же мятежники подняли на восстание народ, вырезав под корень правящую династию Кольби, потом этот же народ казнил самих мятежников. Красное колесо слепой черной ярости с размахом прокатилось и обратным разворотом раздавило тех и других, прошло с хрустом по костям и жизни каждого живого свидетеля того далекого смутного времени. Силами Роана дерр стер с лица земли, оставшихся носителей королевской крови и всех её отпрысков, не жалея их жен и детей.

Когда же он эту власть получил, то не закрыл Ледяные прииски, продолжая сгонять туда тысячи на добычу красного золота, не ослабил невидимую удавку на тонкой шее своего народа. Нет, он их усовершенствовал, укрепил, пресёк всяческие лазейки для побега, как и попытки любого инакомыслия. Бежать оттуда теперь было невозможно.

Его костры горели так же ярко, и даже с более широким размахом, чем при предыдущем режиме. Получил ли народ в лице дерра то, к чему стремился — свободу, равноправие, достаток? Избавился ли от гнета и деспотизма правящей верхушки? Увы. Нет, рабов уже не клеймили, но это и была едва ли не единственная уступка, маленькое отличие между новыми и старыми порядками, установленными предшественниками.

До десяти лет меня воспитывала тётка в глухой деревушке, а потом привезла в столицу. Я был маленьким дикарёнком, пораженно взирающим на сказочное величие Таласса, широкий размах улиц, высотные здания, потрясающие воображение мальчика с широко распахнутыми на мир от удивления глазами. Город еще только начинал отстраиваться, оправляясь после пережитого безумия, вакханалии, поднимался из разрухи, но уже порядком впечатлял. Тетка Сальха беспрестанно шептала, что отец теперь некто вроде Бога и я должен, должен, должен. Восхищаться, соответствовать, следовать…. Я много чего был должен и готовился доверчиво раскрыть свою душу навстречу новой жизни, но реальность оказалось совершенно иной, куда более плачевной, разбившей вдребезги робкие мечты о радушном приеме, теплом семейном очаге и снисходительном отношении отца. Сквозь ватную пелену детского сознания пропечатался хмурый, неприветливый взгляд выцветших глаз, тогда уже могущественного дерра — пронизывающий, оценивающий и… разочарованный.

— Он не говорит на истерроском?

Тетка Сальха буквально тряслась под напором ледяных клинков, шарахаясь из стороны в сторону. Истерроского она никогда не знала, ее родной язык был дарийский, как и язык моей рано ушедшей матери. Кому меня было учить в той дыре, состоящей из двадцати обветшалых, покосившихся от времени дворов, среди гор где — то на задворках бескрайней империи? А вот отец, надо отдать ему должное, безукоризненно говорил на главном языке континента, и лишь небольшой акцент выдавал в нем наймирские корни. С годами он стал истинным истерросцем, переплюнув многих представителей коренного, выросшего здесь населения.

Уже тогда я его огорчил самим фактом своего существования, появлением в параллельной реальности. «Никчемный» — стало эпитетом, сопутствующим всю мою жизнь. Постепенно желание угодить отцу сменилось беспросветным отчаянием — что бы я не делал, как бы ни старался ни одного отклика в его душе, ни одной, даже самой малой, скупой похвалы из уст бездушного, жестокого родителя. Адаптация проходила тяжело, учителя беспрестанно жаловались на отсутствие усердия и прилежания у нерадивого сына, но меня никогда не тянуло постигать науки, в той степени глубины, которая требовалась. Пожалуй, единственное, что особенно занимало свободное время и сознание неоперившегося юнца — военное искусство.

Да, меч стал продолжением моих рук, клинок стал моим вторым «Я», и я мог часами упражняться, тренироваться в спаррингах, наращивать и развивать силу и ловкость. Политика и придворные интриги оставались мне чужды, как и желание власти, о которой я даже не помышлял.

Боялся ли я отца? Конечно.

Но по крайней мере не до такой степени, чтобы мочиться в штаны при одной мысли о встрече с ним, как это делал Седрик. Мой сводный брат, рожденный в браке, законный наследник Истерроса был, как ни странно, пожалуй, в сравнении со мной в еще худшем положении. Спустя пять лет после смерти матери, отец предпринял еще одну попытку создать семью. На этот раз последнюю и снова роковую. Он выбрал себе в жены дочь простого крестьянина, некогда скрывавшего его в своем убогом, темном и сыром подполье от вездесущих имперских ищеек. Несовершеннолетняя, покорная, чистая, нахально совращенная безродным постояльцем с печатью раба. И она доверила ему свою жизнь, не думаю, что у нее не оставался хоть какой — то маломальский выбор. А потом смирилась и даже полюбила. Я и сейчас отчетливо помню Норию, тихую, скромную, со строгой прической, неприметную, но по — своему красивую. У них с отцом никогда не существовало общей спальни, даже при детях он избегал афишировать какие — либо отношения и чувства. Мачеха спала на жестком топчане в убогой комнатке с крайне аскетичной обстановкой. К моменту моего появлении в доме отца, она уже вошла в роль хозяйки, получив ту степени власти над прислугой и бытом, которую ей снисходительно позволили. Нория изо всех сил желала соответствовать супругу и усердно училась, раскрывая природные способности впитывать новое, схватывая информацию буквально на лету, с той лишь разницей, что в отличие от пасынка она изначально в совершенстве говорила на истерроском. Нория приняла меня довольно радушно, пытаясь заменить мать. Отец редко появлялся дома, сутками пропадая в рутине неотложных дел, а когда я представал перед его темным ликом — был хмурым и недовольным, мачеха же пыталась сгладить мою вину, выгораживая мои шалости и проступки любыми путями. В семье он оставался тем же тираном и деспотом. Часто мог часами молчать, не отвечая на вопросы супруги, никак не реагируя на пытавшуюся достучаться до него отчаявшуюся женщину. Нории не хватало его внимания, тепла и заботы — того, из чего состоит нормальная супружеская жизнь. Но отец увы, не являлся образцовым супругом в классическом понимании этого слова. О, да, она не была с ним счастлива, она ревновала. Неизвестно были ли на то весомые причины, но несколько раз я стал невольным свидетелем ее слез и уж совсем непозволительного — парочке громких скандалов с боем посуды. Маленький бунт слабой женщины. А потом все резко и внезапно оборвалось. Молодую жену нашли без чувств на полу с пузырьком яда, сжатом в маленьком кулачке хрупкой руки. Некоторые подробности я узнал уже позже от няни Седрика, ныне также умершей.

И снова привычный мир рухнул.

Бесспорно, отец горевал, он был просто сражен наповал печальным, шокирующим известием. Со временем все, кто был хотя бы косвенно причастен и что — либо знал о той далекой истории канули в небытие, постепенно исчезли один за другим из нашей жизни по разным причинам. Устранял ли отец намерено свидетелей своего злодеяния? Едва ли. Вопрос об ее умышленном убийстве никогда не ставился. Нет, он не желал смерти Нории, более того, он даже не предполагал такого фатального исхода событий. Император не ожидал столь дерзкого предательства, явившимся еще одним штрихом, еще одним рубцом, на этот раз самым глубоким в его зачерствевшем сердце. Неудивительно, что больше он не женился. Были ли у него в последующие годы связи с женщинами? Длительные или на одну ночь? И если да, то с кем? Никогда о подобном не слышал, ни одного имени, даже шепотом. Создавалось ощущение, что великий дерр глубоко запечатал себя как мужчину, полностью отдавая силы на благо страны. Аарон таал ри Грей ненавидел разврат (в этом мы с отцом были схожи). В чем — чем, а здесь он был чист. Однако, это не мешало ему закрывать глаза на моральное разложение своих сподвижников. Естественно, в пределах допустимого.

— Бран — славный воин, мой дерр. После побега, он снова встал в строй и мужественно продолжил начатое. Он не из тех, кто собирается греть задницу у камина и без раздумий отдаст за благополучие империи свою жизнь…

Советник откинулся на спинку кресла и снова пригубил из кубка. Похвала? Я не ослышался? Какая смелость. Палач определенно на вершине могущества, как иначе объяснить подобный отчаянный шаг — заступиться за скромную особу опального блудного сына. А может, это игра в «плохого — хорошего», лишь очередной спектакль у которого лишь один возможный постановщик и режиссер? Поиграть на расшалившихся нервишках обреченного на казнь, но еще не отчаявшегося, насладиться ускользающей, и безвозвратно тающей надеждой в моих чуть расширившихся от его вымораживающей интонации зрачках.

— Закон един для всех. Побывавшие в плену воины, не зависимо от чинов наград — изменники…Не говоря уже об остальном… — скривившись добавил дерр, тонко намекая на порочившую меня связь с валлийкой.

— Его участь будет решать Архарр Истерроса, — все тот же тон хладнокровного Темного бога.

Чего он ждал? Что я упаду на колени, обливаясь потом, опасаясь позорной смерти предателя, захочу избежать наказания, раскаюсь, разразившись слезами, срывая на себе волосы буду вымаливать шанс искупить вину и выпросить новое назначение? Это действительно то, зачем меня сюда пригласили? Да, отец всегда был мастер на такие штуки, как и всякие судебные процессы, рожденные в его извращенной, мертвой и одинокой вселенной. Дела, приговор по которым заранее предрешен и даже, возможно, подписан. Увы, за все годы общения с ним у меня уже выработался иммунитет. Чего греха таить, я действительно виновен в том, что не отразил один неосторожный удар и, потеряв сознание, угодил в плен, виновен, что находясь в полубредовом состоянии слишком близко подпустил ту, которой я чем — то имел неосторожность понравиться. В том, что она нашла отклик в моей душе поверженного, почти отчаявшегося, униженного воина, самозабвенно выхаживала доступными ей способами, и я поддавшись пробудившимся чувствам отпустил на волю порочные, низменные, животные инстинкты. Мне ли конкурировать с твоими аппетитами и твоей масштабной жестокостью, отец? Мне ли не знать на что способна твоя изощренная фантазия? Нет, я готов был и не к такому. Даже не удивлен. Стоило ли всех усилий лучших лекарей столицы вытаскивать меня с того света, чтобы потом с позором публично умертвить? Будешь ли ты наблюдать самолично за моим уничтожением или воздержишься от этого непередаваемого по сладости зрелища?

— Как Вам будет угодно, мой повелитель, — низкий голос даже не дрогнул, по крайней мере я постарался не выдать слабость, придерживаясь до конца заранее определенной линии поведения.

— На этом все.

Действительно все? Несколько фраз и конец разговора? Реальность слишком банальна и до нелепости очевидна. Разгульные празднования по случаю вхождения Валлии в состав империи в качестве еще одной провинции давно прошли. И начался откат, раздача по заслугам. Подобных мне провинившихся давно казнили, моя же расплата ввиду ранения была отсрочена. Теперь же игры кончились. Военный трибунал создаст видимость правосудия, но не оставит и шанса. Исход предрешен.

Только свихнувшийся психопат способен каждый день уничтожать своих сограждан — воинов, аристократов, ремесленников, крестьян, последователей культа Многоликого, женщин, детей тысячами и видеть во всем этом больном безумии божественное чудо. Могли ли я полагать, что для родного сына уготовлено нечто иное? И чем я отличаюсь от тех иных, кроме доли общей крови, пульсирующей в моих жилах и личной аудиенции стального дерра? Ровным счетом НИ — ЧЕМ.

Ушел ли я сразу или на миг замешкался? Как развернулся и взял себя в руки, пытаясь устоять на слабых, еще не до конца окрепших ногах? Как шел обратно и как снова очутился в отцовской приемной. В пелене сознания промелькнул лик младшего брата, ожидающего на диване своей очереди. Сегодня что, воспитательный день? Забавно. Аарон таал ри Грей выкроил время из напряженного графика раздать пинки провинившимся сыновьям?

Седрик ссутулившись уперся локтями в колени. Светлые волосы всклокочены, лицо одутловатое, отекшее, с темными мешками под глазами. Ясно. После очередной попойки и разгульной, бессонной ночи. Заметив движение, он резко встал и рванул ко мне. Нервный, порывистый всплеск дрожащих от напряжения рук. Кончики пальцев едва коснулись кожаных доспехов на груди. Тихий выдох с тошнотворной мутью убийственного перегара.

— Что?

— Архарр Истерроса…

Седрик не являлся военным, но толковать о смысле слова «Архарр» не было необходимости. В глазах брата сосредоточенность и зависть. Разница между уже прошедшим и смирившимся, и мучившимся от неизвестности, тем, кому только еще предстоит вынести гнет испепеляюще долгих минут на пушистом ковре под начищенными до блеска сапогами. Иногда быстрая смерть легче жизни. И это именно тот вариант.

— Удачи, брат.

— Тебе того же, Седрик..

Нет, сегодня все оказалось даже проще и быстрее, чем я предполагал. Единственный вопрос, который не давал покоя: с чем связан этот выпад Палача, его попытка моей защиты? Что он хотел этим добиться? С какой целью сидел в кабинете отца, присутствовал при разговоре? Возьмут ли сразу под стражу или отпустят домой? И сколько ждать суда? Впрочем, после всего пережитого, это уже были сущие мелочи.

Глава 2. Бранндон о'Майли

Под стражу не взяли, преспокойно выпустили из дворца и даже вернули оружие — меч и кинжал. Прекрасный меч из валлийской стали, с крестообразной рукоятью, состоящей из пяти отдельно отлитых из бронзы частей, с рельефным орнаментом в виде перевитых чудовищ с надгробных рунических камней и ромбоидальным навершием. На левой стороне лезвия читалось «Оруал», имя мастера из Кемвуда — мой трофей из самого первого похода, который я немного усовершенствовал. Я назвал его «Коготь дракона», имея ввиду мифологическое существо с двумя лапами, огромными крыльями и длинным хвостом, о которых читала мне еще Нория. Конюх подвел моего жеребца по кличке Торах, что значит «Ястреб» шайр — полукровка, черный, как вороново крыло, здоровый и выносливый, удивительно маневренный, способный не сойти с заданного курса даже в случае опасности. У него все задатки воина — крепкие мышцы, гибкие мягкие связки, готовность срываться с места в галоп. Агрессивный боец, отчасти хищник незаменимый в атаке. Жаль расставаться с ним, за те три года что провели вместе у нас сложилось полное взаимопонимание.

Полагаю, слежка не приставлена, ибо в этом нет необходимости, знают, что не сбегу. Явиться на суд для воина армии Аарона — вопрос чести. Да и куда бежать, все равно вернут… подобный выпад лишь усугубит мое итак не простое дело. Нет, я не настолько глуп, чтобы менять местонахождение, скрываться, пусть уж лучше все решится побыстрее.

Остановился у большого трактира на площади Радости, в где местные меня отлично знали. С ходу привычно пахнуло смесью вина, лука и человеческого пота. Оглядевшись по сторонам, решил сесть за пустой стол у самого входа. Пространство, заполненное кишащими вокруг людьми, стремительно опустело и постепенно практически рассосалось. С опальным, находящимся под подозрением, никто не станет говорить, это что — то сродни чумы, или иной стремительно распространяющейся заразы, от которой следует бежать, не оглядываясь. Не то, чтобы я желал сейчас иметь собеседника, но оставаться одному почему — то особенно не хотелось.

Находящаяся за стойкой Дора уловила мой взгляд и медленно кивнула, чуть позже принесла, как обычно, глиняный кувшин с кружкой и пару ржаных лепешек с сыром. О моих предпочтениях она великолепно знала. Сделал глоток горячего напитка. М — м — м, — глинтвейн? Редко бывает. Своеобразный знак внимания, то ли приветствия, но определенно расположения. Спасибо! В ответ соорудил на лице нечто вроде улыбки, от чего подавальщица тут же расцвела.

Развернул и пролистал сводку ведомостей «Вестник Истерроса». Статьи наперебой повествовали об успехах Инквизиции: «Роан раскрыл очередной заговор группы вредителей, отравивших воду местных колодцах деревни «Вятицы», ими оказались ловко маскировавшиеся под вольных землепашцев последователи культа Многоликого. Казнь шести преступников состоится путем сожжения на костре на площади Таласса завтра в шесть часов вечера».

Припоминаю, месяцем раньше произошел массовый падеж скота в одной из деревень и тоже обвинили уверовавших, а когда несчастных казнили, в злодеянии призналась местная жительница, которая мстила за родственника и позже исчезла при загадочных обстоятельствах.

«В пригороде Луэйра задержана целительница, практиковавшая без должного на то разрешения. Свидетели указывают что, по итогам ее лечения трое из двадцати человек померли, а у одной случился выкидыш. Решением Роана указанная женщина будет оштрафована в размере десяти тысяч флоринов в пользу казны с отбыванием наказания сроком десять лет на прииске «Ледяные сопки» во благо империи».

Неподъемный сумма и практически смертный приговор. Странно, что ее не причислили к упомянутым Многоликим, обычно всегда виноваты последователи культа. Найти лекаря с разрешением катастрофически трудно и непомерно дорого, не удивлен, что простые люди обращаются к кому попало.

«Крестьяне деревни «Широкая» пригорода Имри за неуплату податей в установленный срок будут оштрафованы суммой в двое превосходящей размер первоначального долга».

Дальше интересно…

«Мечник первого класса императорской армии Бранндон о'Майли, по прозвищу «Вальгард», обвиняемый в трусости и сдаче в плен при Валлийской компании, осмотрен целителем и признан способным предстать перед судом Архарра завтра в семь часов утра в здании дворца Правосудия. Слушание пройдет в закрытом режиме. Об итогах дела Вестник сообщит дополнительно».

Мой клас был самый высокий из возможных — первый. Это зависело от уровня мастерства владения мечом и отваги, проявленной в походах.

Дальше шли — только командоры отрядов и сам лорд — командующий. Что же касается прозвища, то в переводе с дарийского «Вальгард» означало — огненный волк. Типография Истерроса сработала молниеносно. Через несколько часов все горожане и ближайший пригород узнают, когда и где… А домой уже отправлен официальный вызов на завтрашний процесс.

Ну, что ж, вот и компания. За стол осмелился присесть мой давнишний приятель — лучник третьего класса Дэйв Брэдли. В деле всегда сосредоточенный, выдержанный, меткий, не слишком, как и я разговорчивый, но привыкший говорить правду в лицо.

— Не стоит сидеть со мной…Вестник читал, знаешь?

Брэдли кивнул, но предупреждениям не внял.

— Ты заменял нам командора при Ротвишире, нес меня раненого и не раз прикрывал от своей грудью. Думаешь я сбегу, как слюнтяй от старого товарища, попавшего в беду?

Польщен, но на откровения меня никак не тянуло.

— Чего ты хочешь? Ожидаешь услышать праведный гнев в адрес Аарона? Или тебя подослал лорд Бейли, с целью присовокупить мои признания к завтрашнему делу?

Лучник напрягся, как от пощечины, и хмуро уставившись потемневшими от злости глазами процедил.

— Ненормальный параноик, похоже, у вас это наследственное…

— Не горячись, Дэйв…Решил попрощаться? Так вот, я не склонен к сентиментам. Душещипательные излияния — это не ко мне.

— Да подожди ты… — оборвал он.

Придвинулся ближе и прошептал, опасаясь лишних свидетелей.

— Вчера по пьяни Седрик убил человека.

От столь неожиданной новости едва не поперхнулся. Седрик и раньше выкидывал разное — попойки, гулянки, безумные траты, но он не убийца. Брат — душа компании в плане юмора и развлечений, но на лидера походил мало. Слабохарактерный, попадающий под чужое влияние — да. За своих дружков вставал горой, и они пользовались его положением в своих целях, чтобы тот давил на сподвижников императора. С детства он не знал слово «нет» и был испорчен лукавыми царедворцами, желающими изо всех сил угодить отцу. Учителя и воспитатели потакали ему в каждой просьбе. Его испортили лизоблюды, движимые мелкими, корыстными побуждений, которые ловили любой звук из уст великого дерра. Иногда отец вспоминал про брата, находил время, пресекал и одергивал его выкрутасы, но чаще проступки всячески скрывались, ибо кто скажет правду в глаза самому дерру, что его родной сын его позорит и катится по наклонной?

— Как?

— Случайно. Кинул пустой бутылкой и попал в висок Найте Барвек. Палач загладил, конечно. Похоже, все замели и подчистили, так что — концы в воду.

Дочери лорда Джейсона таал ри Барвека «Черного ворона»? Ветерана армии Истерроса, сподвижника отца? Понятия не имею каких нечеловеческих стоило Палачу уладить скандал. Просто немыслимо.

Шайна Барвек — представитель поколения детей, которым дерр дал права и свободы, редкие для женщин во времена правления династии Кольби. Теперь они могли поступать в учебные заведения, заниматься науками, менять место жительства и даже выходить замуж без согласия родителей. Найте это было не так интересно, как прожигать в пустую время в кружке наследного принца Истерроса. Простые люди тоже могли учиться, но обучение требовало средств, а где их взять, когда живот пухнет от голода.

Высшим сословием Истерроса были «лэрды», титулы герцогов, графов и баронов, существовавшие ранее, упразднили сразу после переворота. Обращение к лэрдам делилось и наиболее почтенным считалось «лорд». Такое обращение сохранили тем, кто много лет назад в самый ответственный момент сделал выбор в пользу Аарона и перешел под знамена отца. Но некоторым его пожаловали уже позже. Так, например, выплывший из низов Палач носил имя лорда Бэйли. Обращение «лорд» не передавалось по наследству, все отпрыски именовались «эйр» — в отношении мужчин или «шайна» в отношении женщин, это же касалось примкнувшей к отцу бывшей и новой аристократии. Имеющие ранее приставку «таал», указывающую на благородное происхождение, также ее сохранили.

Брэйды (военные) были в почете и стояли на иерархической ступени рядом с высшим сословием. Попасть в армию Истерроса считалось большой удачей, за хорошую службу, ранение, при выходе в отставку простолюдин незнатного происхождения мог получить титул «лэрда» и солидное денежное вознаграждение.

Всех остальных граждан неблагородных кровей — ремесленников, торговцев, писарей и счетоводов, остатков практически стертого с лица земли духовенства, а также земледельцев и крестьян именовали «рейн» и «рейна» — мужчин и женщин соответственно.

Бастарды, подобные мне дети, рожденные вне брака, непременно носили приставку «о». При переезде с Истеррос я получил фамилию «о'Майли», так и записали в метрическом свидетельстве, интерпретируя фамилию матери Майлиран.

— Посиделки в их развеселой компании затянулись, — продолжил Брэдли, — очевидцы сами не поняли… Она вроде что — то сказала Седрику, и то ли ему почудилось с перепоя, то ли он обиделся, но все произошло быстро… Не знаю, в каком виде преподнесли новость лорду Джейсону, правду или отговорку? В общем, он закрылся в замке Шабуэр и вовсю оплакивает дочь.

— Кто тебе рассказал?

— Имя не назову. Ночью Палач пригрозил всем свидетелем и здорово их запугал.

Вот почему Седрика сегодня вызывали во дворец — устроить выволочку. Похоже, его легкой жизни пришел конец, даже предположить не могу какое наказание отец придумает, если не убьет под горячую руку. Представляю град нецензурной брани или что, в разы хуже — ледяного молчания и потери расположения со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Слушай, дерр побесится, но должен простить. История с пленом — явно накручена и непомерно раздута. Слишком много белых пятен на этой истории. Так думаю не только я, потому и пришел сейчас сюда — сказать от лица тех, кто сражался с тобой в походах на благо империи, кто проливал кровь в снегах Валлии, прорывал окружение в кольце нарийцев под Ротвиширом, отражал удары при осаде городских ворот Блэйдерра…

— Как красноречиво, Дэйв, — перебил его я. Какой смысл обсуждать это сейчас? — Закон есть закон. У тебя все?

Лучник замешкался, подбирая слова…

— Нет. Твой брат — дерьмо. И я не верю в справедливость Архарра.

Смело, однако. Пару мгновений молча смотрели друг другу в глаза. Я был солидарен с ним и глубоко в душе признателен его отчаянному поступку, своеобразной поддержке обреченному. Но наивная надежда на снисходительность императора вызывала сарказм. Отдавая должное риску и мужественности парня, явившегося сюда, кивнул и он это понял.

Дэйв встал и дружески хлопнул меня по плечу.

— Вот теперь все. Прощай, Вальгард.

* * *

Сейчас хотелось полного спокойствия и абсолютной тишины. Снимаемая мною квартира состояла из пары комнатушек на втором этаже — спальни и кабинета, а также расположенного внизу помещения кухни, со смежной с маленькой коморкой под лестницей. В ней жила Илта рай Далл — дальняя родственница моей мачехи Нории, ее троюродная племянница, но рожденная уже в Талассе. После смерти Нории убитый горем отец вышвырнул из дворца всех родственников покойной жены, включая Илту. Когда же она повзрослела и осталась без родителей, решила не возвращаться в деревню и осела в столице. Поступив на службу в армию Истерроса и став самостоятельным — принял ее под свое покровительство. Я плачу этой девушке по сто флоринов в год за уборку, готовку еды и починку одежды. Из тех пятнадцати месяцев, что Илта находится под моей крышей, большую часть времени я провел вне дома. Тем не менее, этого достаточно, чтобы оценить, как прекрасно справлялась она со своими обязанностями, поддерживая квартиру в образцовой чистоте. Мне чертовски импонировала ее скромность, никогда не выпячивала она кровную связь с любимой женой могущественного дерра, считая родственные узы скорее наказанием, нежели предметом для гордости. Обладала редким для женщины качеством — держать язык за зубами и хранить семейные тайны.

Я прошел в комнату, а Илта замерла на пороге. Внешне девушка итак выглядела хрупкой, а сейчас казалась совсем разбитой, растерянной и слабой. Даже потухшей.

— Илта, подойди ко мне….

Она беспрекословно, неуверенно двинулась, пригвожденная тяжестью ситуации.

— Завтра мое дело слушают во дворце Правосудия, — дернулась, но не проронила ни звука.

— Здесь твое жалование и все, что я скопил за последние четыре года. На работу пойдешь к вдове Гувера таал ри Пьери, некогда моего лорда — командующего. Рекомендательное письмо отдашь шайне Люции, она в курсе дела и согласна тебя принять. В их доме не обидят, слышишь?

— Да.

Обнимая себя руками Илта лишь недоверчиво скосилась в сторону письма, а к мешочку с деньгами так и не притронулась. Ничего, завтра заберешь. За ночь никуда не денутся.

— А если я… попрошу великого дерра помиловать тебя в память о Нории? — робко спросила она. Не представляю, как вообще сумела выдавить из себя эти слова, настолько раздавленный тоном они прозвучали.

— Ни в коем случае. Упоминание о Нории разозлит его еще больше. Да и поздно…

Наступать на больную мозоль отцу, принимая во внимание последние события с Седриком. Если даже бедная девочка сможет попасть во дворец, что уже сродни чуду, ее просто размажут по стенке в два счета. Вряд ли Аарон сразу вспомнит и поймет с кем имеет дело, но если и соизволит принять, сколько она будет приходить в себя после этой аудиенции? Насколько сильно и как надолго ее выкинет из реальности, и кто станет собирать разбитое на осколки сознание…

— Не опускай меня до слабака, нуждающегося в заступничестве женщины…

Поникла, пряча глаза.

В груди резко похолодело, словно сердце покрылось коркой льда, рана противно заныла в очередной раз напомнив о себе. Снял с шеи маленький предмет — бирюзовый камушек в виде головы волка с черной обмоткой на кожаном шнурке. У дарийцев волка считали священным животным. Памятная вещица хранила от несчастных случаев, в бою тотем не раз спасал меня. По крайней мере, я в это верил.

— Вот. Оберег, доставшийся мне от рано умершей матери. Держи…

Вижу, как ее буквально колотит от беспощадного краха хлипкой надежды на лучшее и неотвратимости конца нашего совместного, чаще молчаливого, но такого слаженного быта. Уютного мирка двух отвергнутых, одиноких отпрысков, пытающихся барахтаться на плаву жестокой реальности…

— Спасибо, эйр О'Майли.

Колеблясь, неуверенно берет. Сиплый голос ошарашенной доверием девушки.

— Спасибо за все, сестричка…

Чего — то выжидает, поправляя неосознанным движением волосы у лба, виска и щеки тоненькими пальцами дрожащей кисти. Несомненно, чувствует последнюю встречу, мучительное прощание, и так доверчиво, почти по — детски пытается вымолить капельку тепла, в порыве нежности крепко прижаться ко мне и не отпускать. Я и раньше знал о ее симпатии, но не переходил границ дозволенного, не позволял до себя дотронуться.

Что ж, обнял со всей силы, окутал могучим захватом. Руки девушки оплели шею, а в глазах плескалась смесь благодарности и отчаяния. Застенчиво — пугливого желания получить большее, соблазна поддаться неведомому искушению, вроде «сейчас или никогда».

— Пожалуйста, — медленно поднялась на цыпочки, закрыв глаза в робком желании поцелуя, но я деликатно отстранился.

Эта красивая, юная, темноволосая девушка та самая, что некогда ловко цеплялась кулачками в курчавые пряди мальца, хватала за нос, царапала лицо. Ты ли та кричащая, розовощекая малышка на руках еще живой Нории? Такая старательная и прилежная в быту, такая милая… И вот теперь я должен жестоко тебя прогнать, разорвать затянувшуюся тишину, подводя некий итог и ставя точку.

— Не нужно, Илта. Это лишнее… Уходи… Я хочу остаться один.

Смотрю, как ты, убитая и сломленная, но покорная воле направляешься к выходу и тихо затворяешь дверь, но сразу не уходишь. Взгляд опускается к скользящей тени на полу, застывшей в нерешительности хрупкой фигуры. Чутко слышу всхлип, отчаянную попытку побороть зародившееся в неискушенной душе противоречие — желание вернуться в наше общее пространство, но в то же время — не навязываться, зная, как я этого не люблю. Страшась ответной реакции и едкой, выжигающей горечи осознания быть отвергнутой.

Сейчас в твоей прекрасной головке бесконечный перебор вариантов, разброд мыслей, противоречие чувств. Они терзают и разрывают на части твою пока неокрепшую женскую сущность.

Да, маленькая, ощущаю, что это тяжело, но, по крайней мере, я с тобой честен. Восставшая плоть, конечно, дрогнула, напомнив о себе, но я старательно не шел на поводу у инстинктов, как бы тело некричало о заложенных природой потребностях. За малым исключением, допущенным однажды в треклятом валлийском плену.

Мне всегда хотелось нечто большего, чем просто засунуть ноющий член в тугое и влажное отверстие покладистой незнакомки, потерять голову, забывшись на миг в плену сладких судорог, или напротив — растянуть удовольствие, страдая от неминуемого отрезвления и удушающего послевкусия чего — то неправильного.

В тайне мечтал, как любой нормальный мужчина, отдать всего себя без остатка единственной, желал взрыва эмоций, головокружительных, зашкаливающих ощущений, череды плавящего жара и мятной свежести. Я научился хоронить потребности под коркой равнодушия и даже холодностью, потому что видел вокруг лишь отвратительную, остервенелую похоть сорвавшихся с цепи оголодавших до ласки в походах воинов, которых иной раз не останавливал даже строжайший приказ Аарона таал ри Грея запрещающий насилие над женщинами покоренных нами территорий.

И, уж, тем более, был убежден — мужчина не должен вступать в интимные отношения с девственницей, не налагая на себя никаких ответственности в плане Вечности. Здесь каждый решает сам, и лично я из категории тех, кто предпочитает воздерживаться.

А глубоко внутри сидел далекий, но четкий, пленительный образ реальной девушки из прошлого, который я всячески гнал.

Вернуть тебя сейчас, Илта, значит подпитать иллюзорную надежду. Будущего нет. Архарр Истерроса не делает исключений, а учитывая совокупность выдвинутых против меня обвинений. Так зачем переступать запретную черту, ведь в этом нет никакого смысла? Ты еще встретишь достойного мужчину, с которым будешь счастлива. А сегодня — нет. Не со мной. Не в этой жизни. Просто уходи без колебаний. Просто — уходи.

Илта, словно почувствовав ход моих мыслей и мой настрой, еще раз сдавленно всхлипнула и почти бесшумно отошла от двери, унося с собой источник света, и погружая тем самым в непроглядный мрак полупустую комнату, мою жизнь или то, что от нее осталось. Правильно. По крайней мере обошлось без истерик, громких звуков, моих нравоучительных монологов и унизительных для обоих объяснений.

Я не ошибся, всегда знал, что ты — молодец и так похожа на Норию. Что ни говори, отец умел выбирать себе женщин.

Глава 3. Лейя Сойлер

Сколько нужно времени для принятия окончательного решения, касающегося человеческой жизни? Час, минута, секунда? А если речь идет о ребенке? Что будет являться решающим — желание помочь любыми путями, или последствия, которые это может повлечь не только для тебя, но и для окружающих? И как оценить степень риска, где та грань или предел за который уже не пойдешь — страшно! От вздоха облечения и счастливой улыбки, до летальных судорог и последнего удара сердца. От слез родительской благодарности, до суда безжалостного Роана и яркого, всепоглощающего огня на центральной площади многотысячного Таласса.

Лично я приняла решение мгновенно, как только получила письмо, тем самым взвалив на себя непомерный груз ответственности.

Раздернула тяжелые шторы, впуская в комнату лекаря дневной свет и сняла шелковую тесемку с шеи. Дверцы шкафа для хранения лекарств скрипнули, отражая в стекле промелькнувший лик испуганной девушки с широко распахнутыми глазами и длинной косой, которую я заплела из едва просохших после купания волос, даже не расчесавшись как следует. Быстрыми, отточенными движениями перебрала разноцветные склянки самой разнообразной формы и содержания. Здесь находились смеси, отвары, настои, специи, яды и многое другое — снадобья почти от всех болезней. Но сейчас необходимо было найти одно определенное средство и как можно скорей.

Только что передали записку из рыбацкой деревушки, расположенной неподалеку от крепости — в семье Тайлеров от пневмонии сгорает ребенок. По крайней мере, все перечисленные симптомы, выведенные корявым почерком полуграмотной руки указывали на это, и я надеялась если не вылечить, то хотя бы облегчить страдания бедолаги. Конечно, я шла на отчаянный шаг, но предыдущий лекарь гарнизона Майрион эль Хаар был срочно отозван в столицу, оставив всю округу на неопределенный срок без надлежащей медицинской помощи, а учитывая отдаленное месторасположение крепости «Сноуфорст», в которой мы находились, иного варианта ждать было попросту неоткуда. За годы, проведенные здесь он обучил меня не только собирать травы, делать настойки, но и проводить самые простые операции с последующей обработкой ран. Естественно, официального разрешения на практику я не имела, и его и не могло быть, учитывая статус «неблагонадежной» из — за истории с матерью. Увы, дорога в учебные заведения оказалась закрыта. И это не смотря на должность отца — коменданта крепости со всеми его полномочиями и ответственностью, в чем и был парадокс.

Вот и сейчас я слишком рисковала, подставляя отца. Но только слабак опускает руки, тем более, когда на кону стоит человеческая жизнь, есть шанс поспорить с природой и попытаться вырвать попавшего в беду из цепких лап смерти, но уйти без спроса я не могла. Собрав в сумку все необходимое, покинула кладовую и прошмыгнула по коридору, заглянув в кабинет коменданта. Лорд Сойлер сидел за столом, перебирая бумаги, почувствовав движение поднял обеспокоенный взгляд. За последнее время он сильно сдал, осунулся, поседел — на то были причины.

— Можно?

— Проходи. Что стряслось?

Отец молниеносно догадался, взволнованный взгляд голубых глаз осматривал внимательно и настороженно. Он уже понял мой настрой, обычно, когда я влетала вот так, запыхавшись, слов не требовалось.

— Срочное дело. У Тайлеров беда — Тион занемог.

— И что? — припечатал он низким рокотом, буквально припечатывая к стенке. — Лейя, ты не можешь бросаться на каждый зов всякого захудалого крестьянина. Лекарем себя возомнила? В деревне есть травница, пусть она и лечит.

— Старая слепая бабка и себя — то не помнит, — возразила я. — В прошлый раз она напутала и дала страдающему диареей средство от запора от чего тот и помер.

Да, несчастный изошел кровью, об этом долго еще судачили, проклинали злую старуху, а потом улеглось и забылось. Местные жители, обращаясь к ней напоминали играющих в лотерею «повезет, не повезет», впрочем, другого варианта не оставалось. Кроме меня.

— Отец, пожалуйста.

В голосе мольба, и ощущение неизбежной агонии драгоценных безвозвратно уплывающих нескольких минут. Давай же, соглашайся! У меня нет этого времени, папа!

Он, прекрасно зная, что иного исхода не избежать, как только позволить мне сделать то самое, предначертанное, единственно верное, что отличает человека от животного — проявление сострадания, попытки помощи и желания что — то изменить, четко произнес.

— Ступай.

Судорожно сглотнула, ощущая смутную тревогу. Если ничего не получится, у родителей мальчика появится повод пожаловаться Роану, будет разбирательство, и я понесу серьезное наказание, а отец, наверняка, лишится должности.

— Спасибо.

Стремительно покинула стены комендантского дома, сбежала по ступеням, минуя пост охраны. Молодой караульный весело подмигнул безумной, внезапно сорвавшейся дурочке, но я уже не обращала внимания. Вывела из конюшни «Встречную» и стрелой вылетела из ворот крепости. Надо успеть! Гнедая несет недостаточно быстро, перехожу на галоп и щеки жжет морозный холод подступающей северной осени, но не только. Нервная дрожь пробивает насквозь, накатывает изнутри волнообразными толчками, ладони покрываются липким потом, и я ощущаю себя балансирующей по тонкому льду, стоит только оступиться и провалишься, нырнешь с головой в непроглядную, темную, засасывающую пропасть. Не вдохнешь и не выплывешь, пустота затягивает унося все дальше неотвратимым фатумом.

Поежившись, плотнее укуталась в меховую безрукавку, крепче сжимая поводья знобящимися от судороги пальцами — впопыхах не успела прихватить перчатки.

Почти не заметила скудного прибрежного пейзажа, мелькнуло лишь потускневшее золото осыпавшихся листьев с почти голых берез неумолимо увядающей природы и высокое, голубое, безоблачное небо

Почти не заметила скудного прибрежного пейзажа, мелькнуло лишь потускневшее золото осыпавшихся листьев с почти голых берез неумолимо увядающей природы и высокое, голубое, безоблачное небо. До деревни минут пятнадцать обычной рысью, я же долетела вдвое быстрей. За годы, проведенные на мысе «Марли» я изучила эту деревушку вдоль и поперек, все ее закоулки, как и каждого, обитающего в ней жителя. Сбавив шаг, обогнула мрачный, заброшенный храм Многоликого, и нашла нужный дом, точнее убогую хижину за покосившимся о времени забором.

В полумраке ослепшими с непривычки глазами еле различила лежавшего Тиона, светловолосый мальчик на вид лет четырех.

— Давно он так?

Сполоснула руки и подошла ближе, осмотрела, ощупала. Случай крайне тяжелый. Смерть уже дышит в затылок зловонным дыханием, и я почти ничего не могу сделать, а только наблюдать, как противное удушье тысячами осколков обволакивает, стягивает детское горло, протягивает ледяные щупальца к слабой груди и расползается по тканям и сосудам.

— Три дня назад упал с берега в воду, шайна Сойлер. Говорила не лазь, так ведь они, мальчишки везде ходют, думали оклемается, а ему вон, все хуже и хуже.

Он уже давно не плачет и не кричит, а только сипло, едва уловимо постанывает, обреченно отвернувшись к стене. И только робкая надежда в глазах матери, тающая, но еще теплящееся, колышется где — то в глубине воспаленных от горя и бессонницы глаз.

Переохлаждение. Детская смертность была всегда велика в Истерросе, а учитывая скудный быт и плохое питание. Суровый климат Севера тоже не способствовал быстрому выздоровлению.

Засомневалась. Стоит ли вмешиваться в естественный ход течения жизни? Не много ли я взяла на себя, доверившись интуиции на краткий миг поверив в удачу? И не оттого ли ощущение шаткости, что может не получится, а потому, что для этого необходимо нечто большее, чем просто желание родителей или лекаря, нечто гораздо сильное, чем мольба запрещенному властями Многоликому. Чудодейственный, волшебный эликсир? Везение? У меня нет первого, и я почти что не надеюсь на второе! Вот он самый ответственный момент — сейчас я могу напоить его рясником, он тихо уснет и больше не проснется, и это будет гуманно. А могу решить иначе, побороться, через боль и мучения, но с дико малой вероятностью на столь желанный исход.

Достала отхаркивающее и микстуру, улучшающую кровоснабжение легких. Не спеша выставила мазь для компрессов, но этого до ужаса мало, ничтожно мало. От напряжения внутри звенит струна, как натянутая тетива, только коснись — лопнет. Прыгнула с обрыва, решаясь на последний, отчаянный шаг. Настойка карняка с определенными добавками в исключительно строгих пропорциях — мое личное изобретение. Прежний лекарь эль Хаар много изучал его свойства, испытывал, пробовал это достаточно редкое растение, но я пошла дальше, экспериментируя с вариантами и сочетаниями. Нет, я не успела показать учителю плоды своих трудов, я лишь успешно применяла исключительно на себе и нескольких лучниках гарнизона, но по крайней мере они были взрослыми, а тут… ребенок. Как рассчитать дозировку? Тут уж «либо — либо». Если не получится, смирись с этим и живи дальше, Лейя. А если взялась лечить, будь добра неси на себе непосильную ношу ответственности. Или откажись, спусти ситуацию на самотек, расслабь безвольно руки, распишись в собственной трусости, проклиная потом всех, и вся изо дня в день, что даже не попыталась…

— Настойку будете давать внутрь каждые четыре часа, по одной трети унции, этой ложкой, только не перепутайте, — решаюсь я наконец, стараясь не выдать предательского волнения в голосе, глядя как Тион сглатывает первую порцию. Собственный пульс в ушах выстукивает гулкими ударами, тут уж впору лечь рядом и умереть от разрыва сердца. — Обтирайте кожу мокрой тканью.

Святые лики, какая темень! Сквозь покосившееся окошко с мутными, потрескавшимися стеклами едва пробиваются лучи солнца. Помещение нестерпимо, до духоты жарко натоплено.

— И раскройте занавески, впустите воздух и свет.

Мать кивает на каждое слово, с абсолютным, непоколебимым, ошеломляющим доверием, покорно соглашаясь с любым звуком, скрывающимся с моих уст, точно фарфоровая статуэтка божка с подвижной головой. Смотрит на меня, как на чудо, явившиеся из ниоткуда. Неужели получится?

— Здоровья тебе матушка — спасительница.

— Рано благодарить, — засобиралась выйти из избы. Ребенка не стошнило от лекарства, уже хорошо. Теперь наблюдать и ждать. Мать Тиона, не желая отпускать в качестве благодарности любезно насыпала в сумку ароматных яблок свежего урожая…

— Рядом еще одна изба, милая.

Иду к следующему двору. Дом кузнеца. Здесь меня встретила куда более мрачная обстановка с какофонией голосов, массы чужих, немытых тел и смешанного смрада спертого воздуха. От представшей картины замерло сердце. Прямо земляному полу ползали дети с выпачканными черными физиономиями. На полатях между печью и стеной, грязными ступнями вперед, лежали две босые бабы — жена и сестра местного кузнеца. Завидев меня они нехотя зашевелились.

— Опять нагадила, — проворчала одна их них и, подскочила к девчонке, привела в порядок пол, насыпав на него земли, — Вот, уже третий день такое. Что — то съела, мерзавка! Убирать за ней не успеваешь!

— Лиона? — ребенка узнала сразу, — почему у вас? Мать ее где? — Так ить имперцы увезли еще в день праздника Меренея, мол, пеняла на плохую жизнь и возводила хулу на САМОГО. Отец из похода не вернулся. Куда ж ее теперь? К себе и взяли….

Ощущаю мерзкий, свинцовый привкус горечи во рту. Лиона еще на груди, а теперь, когда инквизиторы Роана увели мать, она почти обречена.

— Только… — сестра кузнеца подошла совсем близко и зашептала, — это Вирена наклеветала, за то, что та жениха у нее увела. Отомстила ж гадина…

— Роан — справедлив, разберется, — выдавила я, стараясь всеми силами сдержать внутреннюю злость. Отнять мать у грудного ребенка по наговору, когда второй родитель сгинул в походах во славу империи? Чему я удивляюсь? Семь лет назад так же увели мою. Проклятый Палач! Готовая поклясться — никого из них Лиона больше не увидит, отныне она сирота, ведь оттуда, куда увели Ижению обратно не возвращаются.

Вдохнула глубже мысленно посчитав до пяти.

— В деревне кто грудью кормит?

— Ольда.

— Отмойте Лиону от грязи и отдайте ей, — там хотя бы пол чистый, а главное — целительное женское молоко, — и вот капли от ее недуга.

Оставляю очередную склянку, которую чисто интуитивно догадалась прихватить с собой, но ощущаю себя неумелым портным, не успевающим латать дыры на ветхой одежде.

Вернулась проведать Тиона — без изменений, но и ухудшения нет. Уже радует.

К моему счастью, этот кошмар длился не целую вечность. Плетусь обратно на мыс «Марли» уже на закате абсолютно вымотанная, выжатая до основания, буквально выпотрошенная, но удовлетворенная. Все живы. Если Тион переживет ночь, есть надежда на благоприятный исход, а если нет. Ну, что ж, это будет первый и неудачный опыт, который, скорее всего, поставит жирную точку в моих стремлениях достичь успехов в области медицины. Ко мне и раньше обращались просто за лекарством, иногда в деревню ездил лекарь гарнизона, что кстати не входило в его обязанности, у него тоже случались летальные исходы, но это были «его» смерти. Сегодня произошел мой первый самостоятельный выезд на столь запущенный случай. Пора понять, что если я хочу заниматься этим серьезно, как бы не бегала, рано или поздно придется столкнуться со смертью лицом к лицу.

* * *

Прожигающая мелкая, сквозная дрожь подводит итог сегодняшнему «боевому» крещению. Привязываю к голой веточке небольшого кустика фыркающую Встречную и спускаюсь вниз прямо к морю. Направляясь вдоль береговой линии, восторженно вглядываясь в бесконечную даль. Все то же небо, но уже неспокойное — низкое, устрашающее и, кажется вот — вот обрушится, задавит летящими брюхатыми облаками. Ветер пронизывает до костей и рвет растрепавшуюся косу. Обожаю стихию! Она пугает и восхищает одновременно, будто предупреждает какие мы ничтожно — слабые и перед сокрушительной силой природы и умыслом провидения. Ноги вязнут в песке, а волны заливают ботинки по самые щиколотки, грозя промочить и подол платья, но мне плевать. Присаживаюсь на корточки, опуская руки в ледяную воду, прижимая мокрые ладони к пылающим щекам. Острые иголочки впиваются в разгоряченные поры на коже, и я устало закрываю глаза. Привычка ходить по вечерам к морю, подводя итог прожитому дню выработалась годами, не говоря уже о пользе вечернего моциона для крепости сна.

Из деревни вынесла щемящее чувство раздирающих душу противоречий. Мне двадцать один год, мое поколение не отпечатало в памяти порядков предыдущего режима, но почему и теперь, спустя столько лет крестьяне все еще живут в убогих землянках? Разве не поэтому свергли некогда могущественную династию Кольби? Казнили жестоких и жадных герцогов на смену которым прислали справедливых Наместников дерра? Отчего в деревне нет обычного лекаря, и я своим сегодняшним противозаконным выездом, нарушив «Уложение» империи, заведомо попадаю под определение «преступницы»? Почему "вестник Истерроса" описывает достойное существование и обильные урожаи земледельцев, когда в реальности на три двора по одной полудохлой корове и пустые амбары? Рабочих рук почти нет, пахать нечем, весенний сев делали одни бабы, потому что из Валлийского похода вернулись лишь мужчины — инвалиды, которые сами нуждались в уходе. Почему у некоторых из них отняли пенсии, а многие и без того нищие семьи обложили дополнительным налогом в пользу казны? Так везде или только на Севере? Что это, если не ложь или от Аарона скрывают правду? Почему население не моется (не моет лица, рук и ног, остальные принадлежности вообще никогда не моются, ибо бань нет, разобрали на дрова), потому что нет смысла — все равно опять запачкаешься? Отчего это угнетенно — покорное состояние, примирение с бесперспективностью? Почему запретили посещать храмы Многоликого бога? Кому он мешал?

Когда и откуда взялись мои непозволительные, запрещенные мысли? Сомнений так много, что кажется голова вот — вот взорвется! Нет, они не пришли внезапно, а нарастали год от года, как снежный ком и начало им положено с уходом матери, и печальным исчезновением Кайя. Отец — с молодых ногтей преданный сторонник императора, но ярый ненавистник Роана, как и многие из среды военных, но произносить это вслух чревато неприятностями. Везде глаза и уши, поэтому надо молчать. На моей семье уже есть клеймо и любое подозрение может только усугубить наше шаткое положение.

Что ж, поздно. Пора возвращаться в крепость.

Ветер чуть поутих, сгустились тяжелые синие краски вечернего неба. Издали любуюсь величественно развивающимся над бастионом голубым флагом Истерроса, изображающим кровавое солнце с отходящими в стороны лучами. На ночь его опустят.

Я люблю природу Севера, с ее бескрайними просторами, богатством лесов и плодородной почвой бережно ухоженной трудолюбивыми руками простых землепашцев люблю этих простых, доверчивых, открытых, людей, горжусь величием империи. Мне нравится преданность солдат гарнизона. То, с каким самозабвенным трепетом они произносят имя Аарона таал ри Грея, с какой доблестью несут знамя отцов. Но, как уместить все это с обратной стороной, которую я вижу ежедневно в той же деревне? Как совместить с бесчинством, творимым ежедневно безжалостным Роаном?

Въезжаю в ворота минуя караульных разбитая усталостью и завожу в стойло Встречную. У Марьяны горит лампа, должно быть, читает. К отцу уже идти нет сил, но я обязана сказать, что все обошлось и пожелать ему спокойной ночи.

Глава 4. Бранндон о'Майли

Вспомнить подробности, осознать и пережить этот кошмар снова и снова… Я уже чувствовал, что мне стоит готовиться к чему — то ужасному, к последней завершающей ноте, финальному аккорду, рывку, именуемому слушанием дела, отрежиссированного твоей рукой, отец. Огромный зал, где я один против трех без всякой защиты — что это если не фарс или бездарный спектакль? Что ж, великий дерр, я сыграю свою роль до конца. Тебя здесь нет, но сам дух, сама черная аура расползлась и просочилась всюду, лезет наружу из каждой щели и угла невероятного по размеру помещения. Ты всегда знал о самой болезненной и уязвимой точке, моей «ахиллесовой пяте», о том, чем я дорожил больше всего — честью и именем, которое будет стерто и уничтожено позорной казнью, и припечатано клеймом изменника империи.

Ни одно официальное собрание не начиналось без торжественных песнопений, воздающих хвалу императору. Вот и сейчас судьи встали и торжественно запели. Они олицетворяли законность на фоне распростертого за их спинами флага империи, но я был уверен, что решение по мне уже вынесено и даже подписано. Надо ли говорить о вездесущих изображениях, непременно развешанных на самых видных присутственных местах столицы и провинции. Если бы я не знал отца лично, никогда не догадался, что фигура на портрете — это и есть он, настолько его приукрасила, а точнее припудрила кисть художника. В жизни невысокий, смуглокожий, с рядом глубоких морщин и короткой стрижкой, поседевшими висками светлых волос и контрастными, густыми темными бровями, сросшимися над переносицей, из — под которых равнодушно взирали два холодных, стекловидных щупальца. Должно быть, глаза его некогда являлись голубыми и со временем потускнели, как это часто случается у носителей подобных оттенков — неустойчивых, склонных к колебанию на протяжении жизни. И очень редко глаза сохраняют цвет детства.

Я же ростом и статью, пошел в мать и превышал отца практически на две головы, как и ярко выраженной темной мастью, которая в моем случае полностью вытиснила светлую масть отца. Вместе с тем, мои радужки носили светло — карий, практически желтый окрас и в хорошую погоду напоминали блики солнечных лучей в глубинах окаменевшей ископаемой смолы, именуемой янтарем, по крайней мере такое сравнение приводили люди, знавшие меня лично. Это тоже свойство дарийцев, характерная черта горных народов Севера.

— Мечник первого класса Бранндон о'Майли, — перешел к делу Главный судья лет пятидесяти, практически лысый, с выпученными, как у маринованной рыбы, глазами. Неживой, холодный исполнитель, совершенно равнодушный к рутинной работе, которая предстояла сегодня ему и его помощникам. — Вы обвиняетесь судом Архарра в трусости и сдаче в плен. Расскажите по существу об обстоятельствах, при которых это произошло?

Что же произошло. Действительно, история интересная, отражающая множество слабостей и недостатков всей операции в целом, двумя тут словами не обойдешься.

Мне многое не нравилось в порядках Истерроса, политике императора, еще большего я не понимал, но никогда и в мыслях не было открыто выступать против отца, плести заговор и уж тем более переходить на сторону врага. Я был предан родной земле всей душой, и это нелегко передать словами. Здесь смешение народов, культура, природа и даже воздух особенный. Коротко не выразить — почему мне так дорог Истеррос. Я не был наивен и раньше, но последний поход надломил мою веру в само устройство государства и методы его управления.

Начнем с того, что отец хотел быстрой победы над просторами Валлии, издавна являющейся независимой, а когда не вышло — взбесился. Он ненавидел, если, что — то шло в разрез его планам.

С покоренными территориями общались паршиво. Тем, кто нашел силы и смелость сопротивляться достался несчастливый билет, отец отправлял туда своего Наместника, который часто, творил что хотел. Он нарушал договоренности, демонстративно разрывая соглашения, пользуясь людскими и природными ресурсами, на благо Таласса и прилежащих к столице территорий. А окраина жила как попало, вернее выживала. Сборщики налогов выжимали местное население до нитки — что, как правило, оправдывалось опустевшей казной еще со времен династии Кольби. На Севере дело обстояло особенно плохо. По мере удаления от Таласса и приближения к границам Истерроса я видел то, чего нельзя забыть. Я проезжал полупустыне деревни, выкошенные мором и голодом. Сборщики податей особенно свирепствовали, изымая у крестьян деньги до последнего флорина, а крупу до последнего зернышка. А кто пытался припрятать зерно подвергался жестоким пыткам. Я видел, как инквизиторы Роана разбирали крыши домов и ломали печи, как голых женщин выпускали на мороз бегать по снегу или насиловали на глазах у мужей. Я видел матерей с детьми на руках, согнанных на улицу в самую лютую стужу.

И это ложь, что отец не знал о творимых бесчинствах. После таких картин, я не раз подавал донесения через императорскую канцелярию. И даже не удивлен, что они был проигнорированы и оставались без ответа.

Вопрос в другом: куда шли все эти ресурсы? Несомненно, львиная доля денежных средств направлялась на содержание непомерно раздутой армии, строительство и ремонт мостов и прочих городских укреплений, а также жалования и пенсии должностным лицам, из которых большая часть приходилась на ведомство Палача. Больница при монастырях прибывали в плачевном состоянии и только знать могла позволить пригласить лекаря на дом. Академия же финансировалась поступающими лэрдами, за редким исключением ремесленниками, которым стоило не мало усилий собрать необходимую сумму и попасть в привилегированное учебное заведение.

Валлийцы не захотели схожей судьбы и никогда за все существование государства не входили в состав империи. Обычно территории сдавались практически без боя, но вот пришло время отдаленной заснеженной Валлии, на которую отец давно точил зуб. Официально, там находились залежи красного золота, который он, разумеется, хотел прибрать к рукам.

Увы, поглощение лакомого кусочка оказалось не таким стремительным и победоносным, как он предполагал. Их войны постоянно ускользали, разбивая наши отряды и ликвидируя по одному. Они знали местность, как свои пять пальцев, в отличие от нас — чужаков. Мы попросту увязли в местных топях болот и скалах. Наша одежда не позволяла долго находиться на морозе, на обдуваемыми всеми ветрами заснеженных пустошах, окруженной ледяной водой бездонных озер, длинные плащи сковывали руки и мешали бегать, а валлийцы были чертовски быстры и неимоверно метко стреляли из арбалетов. Их одежда отличалась теплом и практичностью, что — то вроде меховых жилетов, сшитых из шкур диких животных, удобных и практичных. Будь я на месте отца оторвал бы голову лорду — командующему и всей разведке за такую провальную подготовку.

Что касается лесов — тут было множество ловушек в виде глубоких ям с острыми кольями, хитро расставленных местными охотниками. В итоге наши потери в три раза превосходили убыль противника. Сколько воинов пало, прежде мы догадались, что наконечники их стрел отравлены. Яд попадал в кровь и был заразным. Те же симптомы: лихорадка, рвота, потемневшее лицо и скорый летальных исход в мучениях и судорогах. К обреченным уже не подходили, опасаясь заразиться. Их либо убивали, либо оставляли в пещерах.

За несколько месяцев мы стали в конец истрепаны и измотаны. Император терял обученных крепких воинов, все чаще восполняя поредевшие ряды обычными мужиками из крестьян, которые зачастую и понятие не имели куда и зачем их посылают. В один такой день лошадь посыльного, отправленного с важным зашифрованным донесением, адресованным дерру Истерроса спустя час после отбытия вернулась обратно в лагерь без хозяина. Стало очевидно, что курьер попал в беду, и письмо перехвачено. Интуиция кричала о бессмысленности дальнейших поисков, как правило она меня не подводила, но командор решил иначе — рискнуть и вернуть ценный пакет обратно. На его поиски, кроме самого командора отправился я и еще четыре наших воина. Спустя некоторое время блуждания по лесу мы обнаружили след лошади, и пораженного стрелой мертвого посыльного, а еще в нескольких ярдов в глубоком сугробе сумку, которая оказалась выпотрошенной. Естественно, бумаги были изъяты. Осмотревшись, мы услышали слабые, приглушенные стоны, и снова обыскали близлежащую территорию. Пред нашими глазами предстала старшая картина: накрытая лапником яма — ловушка, в которую угодили пятеро истерросцев, по всей видимости, попавших в нее накануне. Троих колья пропороли насквозь, двое же были серьезно ранены, но еще дышали. С помощью веревки нам удалось их вытащить и отправить обратно в лагерь, но прикрывая отход мне в руку чуть ниже плеча угодила — таки меткая стрела противника, а предыдущая сразила наповал одного нашего лучника. Это оказалась спланированная засада валлийцев, хитрый план который они блистательно провернули.

А дальше… мутная пелена перед глазами, и дикое жжение в области пораженного места, стремительно расползающееся по всему телу. Очнулся в подвале, в бреду, без оружия, сколько времени я провел там — не знаю. Уловил ряд вопросов на непонятном языке: смесь валлийского с неизвестным наречием, которые игнорировал. Здесь же оказались еще с десяток наших солдат, прибывающих в самом плачевном состоянии. Кто — то стонал, но подавляющая часть уже не дышала. Смутно помню глаза женщины с лицом, закрытым платком, которая влила мне в рот горькую настойку, помню, как упирался, отбивался и кричал, не желая ее принимать. Уже потом предположил, что напиток содержал лекарство или противоядие, во всяком случае спустя сутки кризис миновал. Вскоре про меня забыли, попросту бросили в этой каменной, зловонной яме.

— Меч «Коготь дракона», который был утрачен в ходе схватки. Думаете, противник не смог опознать владельца оружия? Признайтесь, вы рассчитывали, что дерр обменяет вас на некие уступки в пользу неприятеля?

— А разве от противника такие предложения поступали? Официально я значусь, как Бранндон о'Майли и мое отцовство документально не установлено. Лично я ни на что не рассчитывал. Сильно сомневаюсь, что Аарон таал ри Грей отдал бы за мою жизнь и ломанного гроша.

Сыграть на родительских чувствах, торговаться для злоумышленника заведомо провальный вариант. Седрик другое дело — он наследный принц, а я бастард и этим все сказано. Все связи, как и общение с окружением отца я порвал еще пять лет назад, когда навсегда покинул дворец и вступил на службу в армию Истерроса.

— Кто может подтвердить характер вашего ранения?

— Те, кто был со мной в валлийском подвале, ныне они мертвы. Вид и глубина раны подробно описаны в заключении лекаря уже в Талассе.

В нем же указаны повреждение мягких тканей, типичные при попадании валлийского яда в организм. Об этом мне поведал сам лекарь, осмотревший сотни трупов воинов, павших от этой отравы.

— Валлийка дала противоядие. Кто она и почему по — вашему это сделала?

— Имя девушки, как и мотивы ее поступков мне не известны.

Действительно, чем руководствуется человек, идя на столь отчаянный и противозаконный шаг, оказывая помощь обреченному врагу, кроме как состраданием, симпатией или любовью? Зачем вообще меня туда притащили? Если бы валлийцы хотели выведать ценную информацию или обменять вряд ли бросили бы связанным по рукам и ногам вместе с мертвецами без еды и воды на целую неделю. В любом случае, по моим подсчетам именно столько я провел там, в темноте, среди смрада разлагающихся тел, прежде чем трупы наконец убрали, а она явилась вновь с куском хлеба и кружкой воды.

Шаали приходила с наступлением темноты, мазала плечо, что — то шептала, гладила по волосам. Помню обжигающий поцелуй, и горячие слезы, падающие мне на грудь. Уже упоминал, что раны на мне заживали поразительно быстро, и эта не стала бы смертельной, большее разрушение оказал яд, попавший в кровоток. Когда я чуть окреп, ее ласки стали смелее. Она протяжно пела на родном языке мелодичные, грустные песни. Должно быть, я напомнил ей кого — то дорогого и далекого, кого она имела несчастье потерять на этой войне. Ее губы умоляли, а руки просили дать больше, и я поддался… Вспоминать больно, ведь воин не должен иметь слабости, а она ею стала. После той, памятной ночи она пришла лишь раз — перерезать веревки и открыть замок подвала.

Так я сбежал, вернулся в лагерь к своим и снова встал в ряды истерросцев, ведь вопрос не в том, КОГДА умереть, а в том, КАК и во имя чего. Сознавал, что обречен… С той минуты, как попал в плен начался обратный отсчет. Качели. От преступления до возмездия, от выздоровления до неминуемого суда Военного трибунала.

За время моего отсутствия наступательная операция ценой многочисленных человеческих жертв продвинулась к столице Валери, где состоялся первый настоящий полноценный бой, а не игры в прятки. Десять тысяч истерросцев против шеститысячной армии валлийцев. Голубое знамя с кровавым солнцем против оранжевого неба с черными воронами. Их конница против нашей пехоты. Несмотря на численный перевес нас просто теснили в ловушку, прижимая со всех сторон острыми копьями. Постепенно круг смыкался, образуя грязное месиво тел, где уже не различишь своих и чужих. Кто — то перешел на рукопашный, пуская в ход зубы и ногти. Остаться живым в таком бою словно заново родиться, сохранить жизнь барахтаясь, измазанным с головы до ног жидкой мешаниной из раскисшего мокрого снега, земли, людской и лошадиной крови, развороченных кишок и вытекшего дерьма. И только глаза воинов по — прежнему блестели взирая вокруг лютой, звериной ненавистью, глаза, имеющие лишь одну цель — ухватить противника, поудачней вцепиться, порвать, уничтожить, стереть друг друга с лица земли, не обращая внимания на распоротые горла с фонтанирующей кровью, обрубленные конечности, стоны, хрипы, и срежет стали о сталь.

Я старался не отращивать длинных ногтей, после атаки приходится вычищать ножом чужую засохшую кровь, что само по себе хоть привычно, но мерзко. Пытаясь не думать и не вспоминать, затуманивать разум крепким, обжигающе — ледяным ширасом. Чем страшнее схватка, тем сильнее откат. В такие моменты особенно четко понимаешь какая ослепительная и обаятельная вещь жизнь, ничем нельзя приукрасить или оправдать отвратительную изнанку смерти.

Тем более войны завоевательной. Но авторитет отца велик, его решения не оспаривались. Приказ — действие. Все предельно четко, как и должно быть в великой армии. И все — таки упорство валлийцев вызвало во мне восхищение. Полагаю, это побочный эффект за все пережитое мною.

После того победного рывка подумать и глотнуть шираса не удалось, я снова был ранен, на этот раз клинком в сердце. Аршх! За все пять лет походов не припомню такого отчаянного невезения. Сказалось и усталость, и предыдущее равнение в правое плечо, возможно, новый меч и потрясение от смерти Шаали. Позже, когда наши заняли столицу Валлии «Коготь дракона» нашли, его мне вернул уже в Талассе сам лорд — командующий, за что я ему чрезмерно благодарен.

— Чем вы объясните, что валлийка передала вам секретные карты с расположением переправы? Вы допускали, что они могли оказаться ложными?

— Допускал.

Лорд — командующий изучил документы, и надежная переправа через озеро была обнаружена, а позже по ней подоспела конница, которая в итоге решила дело в пользу Истерроса. Шаали лично явилась в лагерь, но на обратном пути ее подстрелили свои же, так или иначе, валлийскую стрелу я сразу узнал. Несомненно, она осознавала на что шла, такая же отчаянная смертница, как я.

Сейчас ощущал тупую ноющую тоску из — за того, что ни черта не могу изменить или переиграть.

— Вы признаете вину?

Вину? Ты и вправду считаешь, что большая часть вины лежит на мне, отец?

— Нет.

— Именем закона Бранндон о'Майли, признается виновным в трусости и сдаче в плен, а также в неподобающем поведении и разлагающего примера молодым войнам Истерроса, лишается наград и приговаривается к казни путем повешения с конфискацией в пользу казны всего, лично принадлежащего ему имущества. Приговор будет приведен в исполнения немедленно.

Сейчас ничего не хотел, а только горел, превращаясь с ног до головы в сплошной обугленный ожог до самых волдырей, которым стал даже мой рассудок, все мое тело, и моя разбитая на тысячи осколков сущность.

— Ваше последнее слово, эйр О'Майли?

— Нет.

— Заседание окончено.

Вот и все. Удержаться от резких движений вроде рывков, ударов кулаками по столу, ближайшим стенам или колоннам, изнутри одна сплошная пережатая пружина — чуть ослабь, отпусти и разорвет на смерть. Дальше быстро и без мучений. Ожидание казни страшнее самой казни.

Первый раз ты меня убил в семнадцать лет, а сейчас убиваешь повторно. Не навестил, когда умирал, не пришел и теперь. Что ж, закон есть закон, иного я не предполагал. Пожалуй, награды особенно жалко — их три: золотого щита, черного лебедя и императорский военный орден. За всеми стоит своя история и с десяток седых волос на каждую отдельно взятую операцию. В свои двадцать четыре года я многое хотел, порядочно мог, но так мало успел совершить…

Меня вывели в небольшой закрытый дворик, где все уже было готово к последнему решающему действу. Высоченный, сколоченный из досок помост с раздвижным полом над которым болталась, размеренно покачиваясь от ветра толстая петля — удавка. Позорная смерть во всех отношениях. Теперь ты доволен, отец? Ты находился там, где и должен быть — в своем недосягаемом царстве, уверенный в моем падении и ничто другое не могло убедить тебя в обратном.

Казалось, самое время вспомнить о Боге, но никогда не молился ни Старице — заступнице за женщин и детей или Рыцарю — покровителю воинов. У дарийцев принято почитать священных животных, моим покровителем был волк. Но даже и его бы я не вспомнил, а только деревню средь заснеженный горных вершин, где родился и рос, робкую тетку Сальху, величественный Таласс, бескрайние просторы Истерроса, а еще печальные глаза Шаали и милый Север, неразрывно связанный с пленительным образом хрупкой фигуры на фоне бесконечного серого, хмурого бушующего моря. От славы до смерти один последний, короткий шаг и я его сделаю…

Глава 5. Лейя Сойлер

Огромный дракон цвета умбры с распростертыми крылами на фоне бесконечной лазури. Карта мира… Континент Аригорр, точно глыба среди воды, очертаниями напоминающая мифическую рептилию из детских сказок, большей частью оказался поглощен государством под названием «Истеррос». Зверь, головой повернутый на северо — восток, в груди которого вместо сердца — столица Таласс, а на кончике морды нос — выступ — мыс «Марли». Во впадинке Мертвого моря образуемой изгибом затылка и плечом чудовища — скованный холодом остров Ледяных сопок, страшное место, куда заключенных ссылают на добычу красного золота. Под лапами материка, на самом юге — в теплых водах Иллирийского океана два островка, именуемых «Золотыми» — царство песков, диковинных животных и экзотических фруктов.

Лейя скользнула пальцем по шероховатой бумаге, ее пытливый взгляд замер в нижнем углу, где карта, увы, обрывалась. Пару лет назад, находясь, в кабинете отца ей удалось увидеть и зрительно запечатлеть изображение другой карты — совсем не такой, куда более интересной, секретной! Где восточнее и южнее, средь бирюзовой бесконечности, прозрачной краской с желтоватым оттенком, кем — то возможно даже рукой отца, был нанесен еще один континент — «Анталионн». Официально материк Арригор был единственным в мире, ведь множество экспедиций, направленных на поиски новых земель за прошедшие десятилетия потерпели неудачу. Кораблей ушло с десяток и не один не вернулся назад. Трудно себе представить насколько же удален этот «Анталионн», если даже до «Золотых островов» на самой быстрой парусной двухмачтовой шхуне «Глория» приходилось преодолевать путь продолжительностью более трех месяцев. Торговые суда привозили разные слухи о загадочном континенте, существование которого оставалось до сих пор лишь непроверенной информацией.

Если это не просто теория, то что там за климат? Интересно бы узнать о видовом разнообразии животных и растений. А местное население — какие они, коренные анталионнцы? Смуглые и щуплые, подобно жителям Золотых островов или светлокожие, широкоплечие и высокие, как Северяне? Лейя провела по толще воды выше на Север и очертила небольшой изгиб — мыс «Марли», где находилась сейчас, а затем снова вниз, по суше, к самому центру, груди дракона где родилась — столице империи. Таласс запомнился смутно: переворот ри Грея застал ее пятилетней, а в восемь — отец получил назначение в крепость на Севере материка. Замок Сноуфорст, построенный около трехсот лет назад, еще во времена расцвета династии Кольби, хоть и не являлся столь уж грандиозным сооружением как, например, неприступная цитадель Уорххнен, однако, имел важное стратегическое назначение, обусловленное возвышенностью горных пород и резким выступом скалистого побережья с северо — востока.

Комплекс построек обнесенный крепостной оградой, укрепленной по углам бастионами, внутри делился каменной перегородкой на две части. Первая — непосредственно сам гарнизон. Сюда относился замок с просторной тренировочной площадкой, расположенной перед центральным входом, высокой главной башней донжоном и шестью сторожевыми башенками пониже, оснащенный многочисленными хранилищами припасов, скрытыми внутри скалы, подземными переходами и винтовыми лестницами, а также оружейной, помывочной, прачечной и залом приема пищи и конюшней. Верхний этаж исполина пользовался по назначению только в теплое время года, а на зиму он закрывался и войско размещалось на нижних этажах.

Вторая часть построек была связана с ведением хозяйства и обеспечивала нужды проживающего войска. Здесь имелся колодец, неиспользуемая часовня, кухня, жилые покои коменданта и замковый задний дворик, где располагался курятник, а в клетках держали кроликов. Периодически с рынка Астры привозили молочные продукты и мясо, крупу, фураж для лошадей, из столицы посылали обмундирование, примерно раз в неделю доставлял почту курьер. Семь лет назад этим занимался совсем другой человек…и вообще все было по —другому. Тесный круг значимых лиц, теплое крыло матери, дружба с Кайем, важное событие — приезд императора Аарона на мыс, и первая влюбленность. Переход от детства к юности отложился в памяти яркой вспышкой, как наисчастливейший период в жизни. Уже тогда она определила для себя приоритет в занятиях медициной и никогда не изменяла этому стремлению.

С улицы донесся громкий, до боли знакомый командный голос отца. Лорд Кристофер Сойлер по роду своих обязанностей отвечал за крепость и весь крепостной район, а также порядок и безопасность местного населения на случай внезапной угрозы. Постоянно занятий неотложными делами возвращался со службы затемно. Частенько и дома он продолжал писать бумаги, регулярно составляя и отправляя подробные отчеты в столицу лорду — командующему.

Свернув карту, Лейя направилась к окну, выходящему во внутренний дворик, но в обзор частично попадала и часть гарнизона, с кусочком моря, омывающим подножье скалы. Погода выдалась сегодня более мягкой, без шквалистых порывов ветра и жутких завываний, образованных пустотами замка и башен, как накануне. В отличие от неприветливой громады замка, дом коменданта встречал теплом и уютом, а стены дарили ощущение покоя и заботы.

Ее комната на втором этаже не отличалась размерами, но была уютно и просто обставлена. В нише — односпальная кровать, застеленная темно — зеленым покрывалом, рядом — письменный стол с тремя ящиками, в углу напротив — деревянный шкаф для одежды, с дверцами, несущими на себе едва уловимый запах остекленевшего лака и массивный кованый сундук с внушительным замком, тщательно хранимый и оберегаемый от посторонних.

Крепость Сноуфорст. Ежедневно мелькающие лица служащих: отряд арбалетчиков, мечников, лучников, бесконечные учения и смены караула. Счетовод, писарь, приезжающий из Астры раз в неделю цирюльник, сапожник, кузнец, конюх, прачки, повариха… Настоящий крохотный город за толщей каменный стен, в котором знаешь всех и каждого, их повадки, предполагая кто на что способен, и чего примерно можно ожидать.

Из происшествий за сегодняшний день больной зуб, желудочные спазмы, травмированный палец и приступ геморроя. Трое направлены в лазарет с подозрением на красную лихорадку — пока не подтвердилось. На воинов, будь то они молодые или в почтенном возрасте Лейя, не имела привычки смотреть как на мужчин. Только как на сослуживцев отца, либо — пациентов. Почти машинально вливала в их горла лекарства, накладывала мази, делала перевязки, все чему научил ее покинувший крепость лекарь Руарр эль Хаар. Прибытия нового ждали со дня на день, но тот не торопился. От столицы расстояние неблизкое — недели две, еще как повезет с погодой. А пока Наместник Севера устно разрешил выполнять обязанности целителя и пообещал выдать на то соответствующую бумагу.

Отца на тренировочной площадке не было, а вот один из всадников, гарцующих на коне заприметил ее, резко развернулся и хитро прищурился. Питер таал Фальк — молодой мечник с пышно — огненной шевелюрой и красным веснушчатым лицом, искривленным мерзкой улыбочкой, не сходящей даже во время учебных построений, маршировок и приеме пищи. Лейя фыркнула, отпрянула от окна и направилась к полке с книгами.

Еще раз прокрутила унизительную сцену, как вчера утром, в темном коридоре замка ее зажал этот рыжий нахал. За все годы пребывания здесь дочь коменданта ни один из солдат и пальцем не тронул. Неудивительно, отец бы лично оторвал голову этому смельчаку. Случалось, подмигивали, при худшем раскладе могли пустить сальную шутку или мелодично, задиристо просвистеть, привлекая внимание. А этот наглец осмелился не просто подло подкараулить, а буквально вцепился мертвой хваткой огромных лап в тонкую талию дочери своего начальника, припечатал к стене, а второй рукой запрокинул ее голову, грубо и настойчиво оттянув за волосы назад, чтобы получить лучший доступ ко рту девушки.

Лейя сперва опешила, но быстро взяла себя в руки — поцелуй против воли с нахальным Фальком никак не входил в ее планы. Демонстративно — резко дернула головой, и он промазал, едва скользнув губами по девичьей щеке.

Конечно, он — лэрд, сын лорда, приближенного к императору, а громкая приставка «таал», кричала о высочайшем расположения монарха, максимальном из возможных. Не ясно одно — за какую провинность его занесло в столь отдаленный гарнизон? В подобной глухомани служили лишь разжалованные за проступки отпрыски не слишком знатной аристократии, да рейны — дети земледельцев и ремесленников, мечтающие подняться по иерархической лестнице и получить привилегированный титул.

— Отпусти немедленно! — Лейя выставила руки, упершись в гору мышц, которую с ее — то силенками было не реально сдвинуть, разве что использовать более действенный прием и прицелившись, пнуть между ног…И чисто по — человечески она могла его понять, но не горела ни малейшим желанием приласкать или оправдывать.

Мечник чуть отстранился, но рук не убрал. Побагровевшие щеки выдавали злость за суровость, а серые глаза — отчаянное упорство продолжить. Вероятно, он не привык получать отказ, и сейчас просто на просто соскучившись по женской ласке, шел напролом.

— Зря отказываешься. Рано или поздно твоя красота померкнет. Ты превратишься в старую деву, с горьким сожалением вспоминающую об упущенных возможностях молодости!

— Ты о чем, Фальк?

— О поцелуе. Твоя серьезность и холодность просто убивает, ты хоть кого — нибудь вокруг замечаешь? Признайся, что заперта здесь в этой всеми забытой крепости из — за матери и обречена провести остаток жизни в захолустье, делая клизмы и накладывая швы…с оглядкой на Роан!

Павду никто не любит, она строга и жестока, а проклятый мечник сказал сейчас именно правду. Жесткую, беспощадную, голую истину от первого до последнего слова. Наблюдательный сукин сын. Терпение лопнуло. Бесконтрольное бешенство подстегнуло точку кипения и Лейя что есть мочи дернулась, пытаясь вырваться из стального капкана рук.

— Замолчи, Фальк! Замолчи, иначе, клянусь, я пожалуюсь отцу и он поставит тебя в караул вне очереди или посадит под арест в…

— Не кричи. — Он не дал договорить, ибо о возможном наказании знал заранее.

Поколебавшись, парень нехотя убрал ладони, но так и продолжил стоять впритык, беспардонно вклиниваясь в ее личное пространство.

— Заметь, я лишь попробовал сорвать поцелуй, а вовсе не лез под юбку! Расслабься хоть раз, не упорствуй. Позволь себе то малое, из всего, что я могу дать.

— И что же ты можешь мне дать? — с язвительной усмешкой спросила она.

— Больше, чем ты думаешь…

— Решил пожалеть, значит? Разве я давала повод? — прошипела шайна Сойлер. — Очень опрометчиво. Если нужна помощь лекаря, ты знаешь где меня искать, в остальном — не теряй понапрасну время. А теперь разговор окончен. Отойди…Ну!

Мечник задумчиво отстранился, но от обиды ему захотелось побольнее уколоть своенравную, непокладистую и очень привлекательную на его вкус, девушку. В отдаленном, мерцающем пламени настенной свечи, закрепленной у изгиба длинного коридора, ее волосы сияли приглушенным светом, отливая чистейшим золотом. Полутени плавно скользили по лицу, пленительно — мягко огибая нежные черты, изящные губы манили недоступностью и чуть приоткрывали сверкающие белизной, идеально ровные зубы, а простые, строгие платья спокойный тонов и неизменные шали, в которые она предпочитала кутаться, пытаясь согреться в продуваемых сквозняками переходах замка, выбивали последки разума! Сегодня плечи помощницы лекаря прикрывала плетеная из красной шерсти накидка, с замысловатым узором, богато украшенная длинной, пушистой бахромой. Несчастный парень успел прочувствовать загрубевшими фалангами пальцев их мягкость, когда обхватил стройную талию, как и умопомрачительный запах источаемый желанным телом и это мгновенно снесло ему крышу, прокатилось горячей волной, отозвавшись ноющей болью в паху. Как ни странно, распаляло и то, что у дочери коменданта напрочь отсутствовала привычка флиртовать или провоцировать, что вызывало немалое недоумение и в целом являлось не типичным для женского пола… А в данный момент, не то, чтобы он был уверен в ее благосклонности и вожделенном финале, но от маленькой уступки в виде поцелуя — точно не отказался. Ни он, ни любой другой из служащих гарнизона. Практически все войны тайно и безнадежно вздыхали по ней или ее сестре Марьяне, четко уяснив раз и навсегда: семья лорда — коменданта — табу, как и вся женская половина прислужников гарнизона, включая кухарок и прачек, обслуживающих крепость, они неприкосновенны по Уставу, за нарушение которого следует незамедлительное, строжайшее взыскание. По воскресеньям им разрешалось выезжать в деревню или Астру — ближайший город, чтобы купить разные мелочи и удовлетворить потребности тела, но это было не то.

Фальк просто решил, что называется, прощупать почву, ведь дерр Истерроса хоть и не поощрял свободных отношений вне брака, но и не запрещал их. По крайней мере, в столице откуда он прибыл это давным — давно вошло в моду и стало обыденным, особенно в среде аристократов.

Что ж, риск не оправдался, награды никакой, попытка провалилась. Мыс Марли далеко не Таласс, а ведь в своих мечтах он делал с ней такое…

Удаляющаяся спина девушки подействовала на распаленное воображение дерзкого храбреца подобно катализатору — ускорителю, действительно давно не имевшего близости с женщиной, и раздраженный Фальк не удержался.

В твоей груди действительно кусок льда, девочка, значит, будешь наказана прямо сейчас самым жестоким образом! И мы проверим догадки — что именно является причиной подобного равнодушия и холодности.

— Вальгард! Все дело в нем, да?

Ого, а вот это уже запрещенный прием. Как говорят мужчины — удар ниже пояса.

— Что? — Лейя сначала не расслышала, хотя нет — она лишь сделала вид, что долго соображает, имя же резануло острым лезвием по ее барабанным перепонкам, прошивая острой стальной иглой насквозь от макушки до пяток. Слишком, слишком давно не упоминалось оно в разговоре с ней. — Что ты сказал?

Отошедшая уже на приличное расстояние, замерла и медленно обернулась, но плеч не опустила, вопросительно взирая на осточертелого собеседника, только обняла себя руками, как бы желая оградить от вторжения чужака на свою территорию. Фальк стоял все на том же месте, расслаблено подпирая стену плечом и прожигал нахальными глазами, в которых плескался вызов!

— Я сказал "Вальгард". — повторил он свой дерзкий выпад.

Настоящая провокация.

«Да! Верно подмечено. Не тебя рисует мое воображение, придурок!».

С предвкушением ждал ее реакции, внимательно улавливая каждую мелкую деталь, любое движение мышц лица, выдающее истинные чувства шокированной девушки.

— А теперь — интересно? Уже не бежишь прочь?

— Говори.

— А ты попроси. Как следует попроси…

— Перебьешься! — с презрением выплюнула она первое, пришедшее на ум и снова развернулась, чтобы проследовать заранее намеченным маршрутом — по переходу из замка в жилище отца. Северная осень уже вступила в свои права и Лейя предпочитала пользоваться внутренними переходами, соединяющими оба строения. Унижаться до мольбы, чтобы выведать информацию — никогда!

— Не верю своим глазам! Гордячка шайна Сойлер покраснела! — он зловеще ухмыльнулся и всплеснул руками, но не вполне еще довольный местью, пока отпускать не хотел, даже не пытаясь обуздать кипящую ярость и вновь следовал по пятам, стремительно сокращая дистанцию.

— У тебя все на лице написано, а значит, слухи верны. Ты сохнешь по нему, глупая! — твердо резюмировал он, решившись добить окончательно. — Послушайся дельного совета — забудь о'Майли, по закону Истерроса ему грозит суд, так что считай — твой бастард уже труп! Я же скоро выберусь отсюда и если ты проявишь благосклонность.

Лейя притормозила и снова развернулась. В глазах плескался гнев. Сейчас ее самообладание и выдержку как с цепи сорвало.

— Не завидуй, Питер! Хочешь на чистоту? Вальгард — живая легенда, а ты кто? Дай угадаю! Сын богатенького папаши, отправленный им с глаз долой подальше от Таласса, в страхе как бы нерадивый отпрыск чего не выкинул, путаясь под ногами в кружке наследного принца.

Еще захотелось добавить, что рано или поздно их "шалости" приведут к дурным последствиям, но, поразмыслив, удержалась от скучных нравоучений.

До нее доходили слухи о дерзких выходках, налетах на столичные торговые лавки, пьяных потасовках, и уж конечно, не забыть никогда скандальную историю с поездкой Седрика на Золотые острова. Угрозами они вынудили капитана шхуны отчалить от берегов Истерроса и взять курс на Юг без достаточных припасов съестного, пресной воды и обязательного охранного сопровождения для столь дальнего рейса. Спустя пару недель их перехватил флагманский корабль южной армады Истерроса, буквально вырвав из лап пиратов и вернул шутников обратно на материк.

— И все — таки подумай над моим предложением, Лейя!

Он вожделел благосклонности в обмен на протекцию в столице через лорда Фалька — старшего и принца Седрика таал ри Грея? Отвратительно.

— Уже подумала, мой ответ — нет.

Парень удивился. С виду спокойная девушка резко превратилась в дерзкую, злую, шипящую кошку! Значит, с рычагом воздействия он не ошибся. Что ни говори, удалось — таки вывести ее из зоны комфорта.

Больше не развернулась и не приостановилась, а только крепче стиснула зубы и до побелевших костяшек сжала ладони, чеканя шаг, равномерно выстукивая каблучками ботинок по каменному полу..

— Я постараюсь стать более убедительным! — донесся в след издевательский голос.

Какой же он мерзкий этот Фальк. Надо признать рыжий мечник оказался на редкость наблюдательным и острым на язык! И кто же он, тот подлец, что просветил любопытного болвана в подробности этой давно позабытой истории? Как это вообще могло выплыть наружу? Тщательно скрываемое, свято оберегаемое, лелеемое глубоко в душе очутились на поверхности. Вероятно, кто — то из "стареньких" разболтал, наверняка — цирюльник! Тот имел неискоренимую привычку погружаться с длинные монологи брея щетину и делая стрижки.

Все — таки права рейна Франциска: мужики ужасные сплетники, похлеще баб. А еще «брейды» — гордость армии Истерроса. Фу! Позорно и мелко.

Лейя с трудом подавила почти неконтролируемое желание подсыпать завтра на утреннем приеме пищи Питеру Фальку слабительное, но решила не уподобляться ему, опускаясь до низкой мести: все же несла ответственность за лекарственные препараты и их потребление, поэтому добравшись до своей комнаты, окончательно отбросила коварную эту мысль.

И отцу она не скажет про художества Фалька. Ничего не скажет, не посетует и даже не намекнет. В ее головку вбили давным — давно: в домогательствах сильного пола всегда виновата сама женщина!

За всю жизнь отец дважды высек ее: из — за истории с побегом Кайя, и повторно в шестнадцать лет, когда она отважилась на глазах коменданта улыбнуться молоденькому капитану лучников, за его неожиданный подарок, оставленный для нее на кухонном столе хозяйственной части — букетик шиповника, состоящий из пяти цветков, перетянутых красной лентой. Дикие розы зеленовато — белые, малиновые, только — только сорванные в лесу, источали головокружительный аромат. Тогда из ее жизни уже исчезли и мать, и Кай, и царящий в сердце Вальгард, но так хотелось почувствовать себя нужной, получить капельку мужского внимания.

Она поставила их в вазу в своей комнате, а вскоре туда же пришел отец с плеткой в руках и смел одним резким движением всю эту красоту на пол.

— Стала взрослой? Понравилось подарки получать? Запомни, выучи, засеки на лбу раз и навсегда то, что я скажу тебе, Лейя, — рычал он, двигаясь с неукротимым напором в сторону дочери.

— Не надо папа! — вскрикнула девушка и попыталась отстраниться, все еще не веря, что отец решился на эту крайность.

— Никогда не смей дразнить мужчин, для которых ты вне зоны досягаемости! Это нечестно и некрасиво!

Удар плетки пришелся по плечам и шее, закрыться руками либо увернуться — не удалось.

— Не смей улыбаться и скалить зубы солдатам гарнизона! Они здесь на службе, а не для развлечений и плоских утех!

Еще один щелчок. На этот раз задело локоть и предплечье правой руки, но через одежду особо сильной боли не ощущалось.

— Не смей умышлено разжигать соперничество между потенциальными претендентами. Так делают пустые кокетки и женщины развратного поведения!

Свист ремня затих в районе поясницы. Лейя сидела на полу возле кровати, содрогаясь от слез. Не объяснив, не предупредив отец рубил с плеча, применяя свой жесткий метод. Самый унизительный из известных по отношению к человеческому достоинству.

А пороге топталась растерянная Арья, наблюдая за родительской расправой с огромными от испуга глазами.

— Не смей позорить меня доступностью! Чтобы не видел увивающихся за тобой — лэрдов, брейдов, или рейнов до самого совершеннолетия!

Последний удар в область бедра и коленей. Через две длинные юбки из плотной ткани почти не ощущался, но расплывался грязным пятном в душе.

— Я ясно выразился? Марьяна, тебя это тоже касается! — кинул лорд Сойлер в сторону младшей дочери.

— Да, отец, — кивнул та, нервно теребя складку подола платья.

— Повтори, что поняла! — обратился он к старшей.

— Клянусь никогда не провоцировать и пресекать любой интерес со стороны мужчин к своей персоне, — тихо ответила она, вытирая рукавом мокрые щеки.

Комендант тяжело и часто дышал, но кажется, скинув пар — чуть остыл, и, вполне удовлетворенный оказанным действием урока и демонстрацией силы, молча развернулся и, резко хлопнув дверью, ушел прочь.

Это сейчас, спустя годы, она понимала — отец по — своему прав, и возможно, он сам испытывал муки любви к той, что только играла на его чувствах, но не была серьезной. Похоже, он получил настоящую моральную травму в этом отношении, оттого что, когда — то ему предпочли конкурента. Но пять лет назад его поступок воспринимался по — другому, без малейших скидок и оправданий. Налетевший как коршун лорд Сойлер вызывал резкое отторжение, и она еще долго сердилась на него.

* * *

Бранндон О'Майли… Ностальгия о далеком, бесценном для нее имени всколыхнули тоску и горечь, точно муть со дна ржавой металлической бочки. Одно слово и затянувшиеся раны вновь зашевелились. Всего имеющегося в ее арсенале разнообразия склянок с настойками и порошками не хватит погасить назойливо — тупую сердечную боль. Только вырезать острым клинком из сосредоточия души и оставить черную, зияющую дыру, что невозможно зашить и стянуть никакими нитками. А если шов и зарастет, то ставит омерзительный рубец, который не сгладишь и отшлифуешь, а лишь натрешь новых кровавых мозолей.

Арья Сойлер сейчас выступала к качестве единственного нарушителя режима тишины комендантского дома. В коридорах раздавались редкие, низкие, приглушенные толщей стен звуки клавикордов, тренькающие по и без того натянутым нервам.

Удар до клавишам…

— Трамм…

Сестрам не требовалось слов, чтобы понять друг друга — у Марьяны плохое настроение. Именно в минуты меланхолии она предпочитала играть печальные и мрачные, нежели легкие, веселые музыкальные произведения. Тяготела к импровизации и всего одним аккордом могла зародить в слушателе полный спектр впечатлений: от восторга до неудержимого потока слез, от отчаяния до смирения, от счастливой наполненности до беспросветной, ничем невосполнимой пустоты. Иногда она переходила на заунывное Largo или слезливое Adagio, каждый раз вызывая в старшей сестре смутное ощущение присутствия в доме покойника.

— Трамм… трамм… трамм!

Лейя присела на кровать, предварительно прихватив с полки конкретную книгу, сохранившую меж пожелтевших страниц полевые цветы и засушенные листья того незабвенного лета, когда впервые проявилась ничем непреодолимая тяга… к НЕМУ.

Запечатлевшие время, ломкие, фрагментами обсыпавшиеся растения, с потухшими красками сплюснутых бутонов не выглядели жалко, напротив — это был вариант существования мертвой материи, которую надо трепетно оберегать и ограждать от повреждений как высшую ценность.

— Трамм, — звук рассеялся в углах комнаты.

Порой Сноуфорст представлялся коварной западней. Ловушкой для всей ее жизни. Зажатая, подобно цветам, но не картонным переплетом книги, а морем с одной стороны и скалой с другой, без права на самореализацию и передвижение, она питалась прошлым, постоянно перебирая и прокручивая воспоминания, много повидавшей, умудренной жизненным опытом рано повзрослевшей женщины, волей проведения, заточенной в хрупкую оболочку одинокой молодой девушки.

Так что там говорил Фальк? О'Майли грозит суд. Новости она все равно узнает, только немного позже.

А вот насколько клочков подробности разорвут ее маленькое сердечко — это другой вопрос.

Глава 6. Лейя Сойлер

Тепло камина мягко обволакивало и, плавно убаюкивая, погружало в сон.

За прошедшие дни шайна Сойлер дико устала от постоянного напряжения, от необходимости скрывать, держать внутри чувства, опасения, тревоги. Моральные терзания за судьбу упомянутой в разговоре с Фальком персоны продолжали волновать и назойливо давили на сердце неподвижным гнетом каменной глыбы.

Неизвестность изматывала. Но были и хорошие новости. Прежде всего, записка от Тайлеров гласила — их сын пошел на поправку, настойка карняка оправдала надежды начинающего лекаря. Фортуна переменчива, и к ней, как правило не благосклонна, но риск оказался не напрасным. Маленькую Лиону передали Ольде, но Лейя продолжала сомневалась в ее дальнейшем благополучии. Кроме того, лорд — комендант взял с дочери обещание отныне не ездить в деревню ни к детям, ни к взрослым, какими бы калачами не заманивали местные жители. Скрипя сердце пришлось дать согласие. Отец итак сделал уступку отпустив ее в тот день, что само по себе неожиданно и весьма странно. Теперь обитателям окрестностей придется иметь дело с бабкой — травницей и выпрашивать у той настойки и зелья.

Питера Фалька, к превеликой радости, она с тех пор не встречала и вообще последнее время не покидала дом отца, намеренно не пересекая ворот, отделяющих хозяйственную часть от гарнизона — благо никаких недугов у воинов пока не наблюдалось.

Под треск поленьев, шуршание тканей и редкое бормотание пожилой женщины, сидящей в кресле напротив, Лейю совсем разморило, и она устало закрыла глаза.

Рейна Франциска Акатти чинила одежду и, надо сказать, с поставленной задачей справлялась мастерски. Штопать, латать, зашивать дыры в нижнем белье годами отточенный навык в котором ей не было равных. Лейя уважала людей, обладающих сноровкой и умениями — не важно, каким конкретно ремеслом они занимались: лечили, шили, учили, воевали, сеяли, торговали.

«Дело надо делать чисто и на совесть», — наставляла мать. «Всегда доводи до конца любое начинание», — вторил отец. «Делай то, что ты боишься делать. Это лучший способ обрести уверенность в себе», — любил повторять Кайлеб Виррор. Странный парень. Странная жизнь. Странная смерть.

— Алиру тошнит по утрам, — нарушила тишину рейна Акатти, проверяя очередную рубаху на степень износа. — Чую понесла девка, хоть и пытается скрыть. От кого только, ума не приложу? Она к тебе не приходила, моя шайна?

Предполагаемая беременность юной прачки, тезки ее матери, стала неожиданностью, но в крепости порой такое случалось. Женщин в тягости отстраняли от работы и отправляли до родов домой — удаленный гарнизон суровом климате не самое подходящее место для маленьких детей.

— Нет, — ответила дочь коменданта. — А если б и так, то я бы все равно не сказала. Первейший долг лекаря оберегать тайны своих пациентов.

Франциска усмехнулась.

— Шила в мешке не утаишь. Если папаша из молодых сопляков — вряд ли женится. Переведут его отсюда в другую крепость и ищи ветра в поле. Глупая девка, молодая еще, неопытная. Поспешила. А теперь что? Потеряет работу. Будет горе мыкать на пару с малышом.

— Не сгущайте краски, Франциска. Не торопитесь. Это только ваши предположения.

— Хорошая ты, шайна Сойлер, но черствая и, как ежиха, колючая. Жениха бы тебе достойного, да чтоб расшевелил. Отец больно строг. По что вчера осерчал? Лампу разбил и книгу из окна выбросил? Небось, романы читала до рассвета?

— Романы о любви читает Арья, я же просматривала сборник по медицине. Изучать науки мне никто не запретит. Пусть, если хочет, еще с десяток ламп разобьет, — ответила Лейя.

— Все мечтаешь о столичной Академии?.. Правильно, — рассуждала швея. — И замуж не торопись. Как меня учили с юности: "Иди за такого, чтоб не каяться, жить в любви, да не маяться".

— Для поступления в Академию, требуется допуск к экзаменам, рейна Акатти. В моем случае шансы ничтожно малы. Я ведь уже пыталась.

Пожилая женщина одобрительно покачала головой.

— Пытайся снова, моя шайна. Пытайся. Вода камень точит.

Взгляд девушки замер на тлеющих углях. В восемнадцать отец и дочь предприняли поездку в Таласс, в которой каждый имел свою цель: лорд Сойлер попасть на прием к Советнику Бейли, чтобы хлопотать по делу матери, а она — держать экзамен в Академию лекарей.

Отец не знал куда увезли несчастную супругу? За что осудили и жива ли она вообще? Доподлинно было известно одно — семь лет назад арестована инквизицией Роана в Астре.

Примерно раз в шесть месяцев Лейя садилась за письмо матери — через Наместника его передавали в Секретариат Палача. Ответа девушка не получала, но упрямо повторяла писать. Знающие люди просветили: если письма принимаются к отправке, значит, жива.

Они остановились в столичной квартире отца, но надолго не задержались. После аудиенции у Советника Кристофер Сойлер впал в полнейшую апатию, избегал любого общения. Полунамеками и догадками дочь поняла — конкретного ответа ему не дали. Скорее всего, лорд Бейли пообещал уточнить информацию, но просто об этом забыл.

Не лучше обстояли дела и с поступлением в Академию. Лейю допустили к испытаниям последней, когда над столицей уже сгустились сумерки.

— Намешай — ка мне кровоостанавливающий сбор и мазь против ревматизма. — Перед тем, как покинуть аудиторию экзаменатор с скучающим видом перечислил параметры человека: рост, вес, возраст, а также ингредиенты, которые требовалось отмерить на специальных весах и смешать в нужных пропорциях. Девушка делала такое не раз и точно по справочнику. На память не жаловалась и строго повторила рецептуру.

Преподаватель возвратился спустя четверть часа.

— Неверно, — изрек он свое заключение, едва скользнув глазами в записи и итоги практического задания.

Сам факт ухода из кабинета и оставление испытуемой в полном одиночестве свидетельствовал о полном безразличии экзаменатора. Фарс, а не экзамен.

— Что именно неверно, эйр Агри? — решила уточнить девушка.

— Все! — отрезал тот, убирая бумаги. — Да и справка о ваших родителях мне не понравилась. Имя Алиры Сойлер относится в империи к разряду неблагонадежных. Как у вас вообще хватило смелости явиться сюда!!

— Но это недоразумение, — возмущенно ответила Лейя. — Нам даже толком не объяснили в чем ее вина?

— Роан никогда не ошибается! — подытожил преподаватель, заметно теряя терпение. — Поймите: с такой биографией дорога в учебные заведения закрыта. Мой совет: сидите на мысе и не высовываетесь. Берегите отца, не испытываете судьбу, шайна Сойлер.

Вот и все. Бесполезно доказывать, убеждать.

На обратном пути с отцом избегали смотреть друг другу в глаза, почти не говорили, ночевали на постоялых дворах. Провал по всем направлениям. Позади — досада, горечь поражения, разрушенные надежды, впереди — соленая вода и скалистые серые камни северного края. Через полторы недели вернулись в крепость к обычным, рутинным занятиям: отец — командовать, Лейя — лечить. Так или иначе, жизнь потекла в прежнем русле.

— Ух, как море разыгралось, — удивленно подметила рейна Акатти, поглядывая в окно.

Взбесившийся ветер остервенело крутил вертел чернильные волны, гнал зловещие, низкие тучи с севера на юг, а в стекло настойчиво барабанил нескончаемыми потоками дождь. На мыс надвигалось осеннее ненастье, в такую погоду никто не рискнул бы покинуть ворот крепости: человека, как пушинку, могло запросто снести и поглотить жадной, шипящей пучиной. Но Лейя не замечала испортившейся погоды, дрейфуя меж явью и сном.

— Нынешнюю зиму предрекают особенно лютой, моя шайна. Старейшины пророчат небывалый мороз, голод и множество смертей.

Вкрадчивый полушепот Франциски снова вернул сознание девушки из полудремы в реальность.

— Лейя, ты спишь?

— Слегка задремала.

— Лето выдалось холодным, и крайне неурожайным, — продолжила тихим голосом женщина, — пшеницы собрали всего шесть пудов с сотни ярдов, ржи вдвое меньше. По сравнению с прошлыми годами кладовые башен наполнены только наполовину, в деревне — пусты, — добавила она.

«Благодаря стараниям инквизиторов Роана, ведь это они обобрали амбары крестьян, обрекая тех на голодную смерть».

— Прибрежные земли никогда не отличались плодородностью почв, — рассуждала Лейя. — Будем питаться соленой рыбой на завтрак, обед и ужин. Странно. Юг Истерроса до сих пор не прислал в помощь краю зерна и овощей. Переговоры о поддержке Севера прошли успешно еще весной.

— Чтобы получить надо просить, выбивать, шайна Сойлер, — возразила швея, перерезая ножницами нитки от нижней солдатской рубахи. — Наместник не слишком расторопный по своей природе человек. Чего ему горевать, его стол пустым не бывает. А восстания и бунт можно подавить в два счета. Одной деревней больше — одной меньше, эка беда.

— Тише. Нас могут услышать, — предупредила собеседница.

Рейна резко замолкла, склонилась ближе и прошептала.

— Ходят слухи — материк за океаном сковало льдом. Некто, прозванный «Многоликим» крушит государства и захватывает все новые территории, обрекая миллионы людей на участь бесправных рабов. Говорят, сам Черный бог вселился в его тело. Те, кто смотрит ему в глаза — теряют рассудок, все, кого он коснется — превращаются в камень, а в груди чудовища вместо сердца — осколок льда. Шепчутся, что он мертв, давно мертв. Его холод способен заморозить даже солнце, видели, как он воскрешал мертвецов и трупы послушно шли марионетками, готовые на все по велению своего хозяина.

Лейя сперва изумилась подобной глупости из уст почтенной, уважаемой рейны, а после вздохнула и покачала головой.

— Опять легенда о Многоликом.

Ничего нового. Каждый раз в преддверии зимы та же история, но в разных интерпретациях. То, Бог должен нагрянуть с севера, то с юга, затопить Золотые острова, покарать грешников и прелюбодеев, накормить голодных, свергнуть деспота. По другой версии — полностью уничтожить этот мир и его обитателей.

— Насколько мне известно, океан так велик, что преодолеть его никому не удавалось. Так позвольте спросить о каком материке вы говорите?

Лейя припомнила о секретной карте в кабинете отца, и нанесенную желтым пунктиром сушу «Анталионн», но вслух говорить воздержалась.

Франциска стушевалась и сникла, неуверенно пожимая плечами в ответ.

— Передаю то, что слышала самолично от людей, приехавших из южной гавани. Им сказали об этом торговцы с Золотых островов.

— Домыслы, версии. Недоказанные предположения. А про мертвецов — звучит и вовсе как бред сумасшедшего. Вы видели хоть раз ожившего покойника? Гнев Многоликого предрекают много веков подряд, но ничего не происходит. Интересно, кто и зачем распускает подобные сплетни?

— Иногда легенды сбываются, моя шайна. Нет дыма без огня, — упрямо твердила та.

— Не доверяйте торговцам, приплывшим с островов. Их цель посеять панику, припугнуть голодом и сбыть побольше товара. Вестник пишет Малый совет имеет планы закрыть границы Истерроса дальше гавани и император эту задумку поддержит.

Девушка молчала, наблюдая как женщина подбирала с пола и складывала в стопку одежду, приговаривая себе под нос.

— От них можно бежать, но не спрятаться, нет силы, способной их удержать.

— Если отец узнает разговорах про оживших покойниках или злых толках в адрес Наместника и вам и мне сильно не поздоровится. Он жестко пресекает толки на подобные темы.

Собрав белье в охапку, пожилая женщина согласно кивнула.

— Знаю. Я и вправду увлеклась, а время уже позднее! Пора спать, моя шайна.

Лейя подавила зевок и встала, поправляя шаль.

— Сколько зим благополучно прожито нами на мысе. Вот увидите, все будет хорошо.

— Спокойной ночи, милая. Пусть сберегут тебя Боги, — дала напутствие Франциска, задувая свечи, прежде чем самой покинуть гостиную.

Наслушавшись жутких сказок на ночь, дочь коменданта взяла лампу и не спеша направилась по коридору в свою комнату, еще не представляя, что вечерний разговор с рейной не пройдет для нее даром.

* * *

Т — ш — ш, т — ш — ш, т — ш — ш. Равномерный всплеск морских волн качает и убаюкивает. Голубое небо с белыми барашками облаков и едва различимый парус вдали.

Холодное северное лето.

Девушка и парень медленно двигались вдоль скалистого берега, ногами отбрасывая в сторону крупную гальку.

— Лейя, смотри, мертвая чайка — какая прелесть, — Кайлеб Виррор указал ей на серый комочек, лежащий у кромки воды.

— По — твоему смерть — красива? — спросила его спутница, подойдя ближе.

Трупик почти облез и утратил перо, оголив часть скелета. Клюв сомкнут, а вместо впадинки глаза зияла черная пустота.

— Очень. Теперь она стала податливой и полностью доступной, — обычная девушка сочла бы его за типа, у которого не все дома, если б сама не имела страсти к изучению структуры животных. Лекарь гарнизона уже показывал ей строение земноводных на примере лягушки. А сейчас перед глазами лежала птица.

— Это всего лишь иная стадия существования материи, Лейя. Живая природа перешла в разряд неживой, в состояние покоя и равновесия. Но все можно исправить и повернуть вспять, — рассуждал он, внимательно рассматривая останки пернатого хищника.

Наконец, Кай оставил чайку и зашагал дальше. Присев на корточки, поводил над песком рукой и поднял некий предмет небольшого размера, который так и не показав, спрятал в карман.

— Повернуть вспять? — недоумевала дочь коменданта, — а что ты скажешь о разложении плоти и медленном превращении в прах и тлен? Закон природы гласит о движении от начала к концу и только в одну сторону — от рождения к смерти.

Парень широко улыбался, лаская девушку взглядом. Ее золотая головка горела в лучах солнца, а радужки глаз потемнели, приняв насыщенно — синий цвет моря.

В те годы лорд Сойлер не доверял местным жителям и опасался отпускать дочь одну, поэтому, в футах пятидесяти за ними плелся охранник с совершенно отсутствующим выражением лица.

— Люди не могут спорить с законами мироздания, — добавила девушка поравнявшись с сыном герцога Виррора.

— Не могут обычные люди, Лейя, — усмехнулся он, смахнув со лба светлую прядь волос. — Но есть избранные. Оболочка меняется, когда душа покидает тело. Избранным ничто не мешает вернуть ее обратно.

— Хватит говорить ерунду и пугать загадками. Я не понимаю, когда ты серьезен, а когда издеваешься! — Лейя уже привыкла к странностям гостя из Астры, но порой теряла терпение.

— Ты еще маленькая, многого не понимаешь, — холодно ответил Кай, снова развернувшись спиной.

— Да, брось, ты всего — то на год старше меня.

— И все же мне известно гораздо больше!

— Что, например?

— Там, за океаном, есть еще один материк, — загадочно отозвался он, глядя на линию горизонта.

Лейя покачала головой.

— Я спрашивала. Учитель ответил — в нашем мире нет иных земель, кроме Аригорра и Золотых островов и в качестве доказательства продемонстрировал географический атлас!

— И ты, естественно, веришь учителю. Правильно, у слуги Наместника нет средств нанять преподавателей. Откуда ему знать? Может, просто приснилось и сейчас он дурачит тебе голову, — Виррор явно забавлялся, наслаждаясь растерянностью девушки. Его настроение менялось как погода.

Послышалась сухая четкость и ритм шагов похрустывающей под ногами гальки.

— Кай, — Лейя едва поспевала за стремительно удаляющимся парнем.

— Кай!

— М — м— м? — он чуть притормозил и обернулся.

— Я хотела предупредить, чтоб ты не появлялся на мысе какое — то время. Папа, весь на нервах — ждет императора со дня на день. Не попадайся ему на глаза.

— Боитесь испачкаться? Сын свергнутого герцога не должен мозолить глаза почтенным лордам?! — с горечью изрек он.

— Это для твоей же безопасности.

— Кстати. Дерр Истерроса пожалует с большой свитой, лордом — командующим и сыном — ублюдком о'Майли. Слышала про Вальгарда?

Лейя кивнула.

— Войны говорят, он хорош на мечах.

— Конечно, сражение на мечах куда зрелищней, чем фокусы с мышами и бабочками! — издевательски отчеканил парень.

— Не язви. Дождись, когда император покинет Север. Не нарывайся на неприятности.

— А может я хочу посмотреть в лицо того урода, по вине которого лишился семьи. А может я жажду всадить в его грудь кинжал и упиваться зрелищем как тот, подыхая, стонет и корчится от боли. А может я мечтаю извозить в грязи его ублюдка: пусть почувствует на себе — каково это платить по счетам отца!

Девушка с опаской скосилась на стражника, идущего попятам.

— Он слышит.

— Не слышит.

— Я просто боюсь подставлять папу! Я люблю папу и не хочу его огорчать! Ты — отчаянный, впадающий в крайности… самоубийца. Забудь о мести! Император сотрет в порошок, даже глазом моргнуть не успеешь.

— Кто я для тебя, Лейя? — спросил Кай, неожиданно сменив тему.

— Странный вопрос. Друг, — растеряно пожала плечами она.

— Только друг? — мрачно уточнил он. — А для меня… ты больше, чем просто…Проклятье! Не важно.

Лейя смутилась и покраснела.

— Все верно. Хорошим девочкам лучше не связываться с плохими мальчиками, — отрезал он и развернувшись, снова двинулся вдоль берега.

— Да постой ты! — окликнула она.

— Что?

— Так ты останешься в Астре, пока Аарон будет здесь?

— Да, — помолчав, кивнул он.

— Хорошо….

— Кай!

— Что еще, мамочка?

— Позволь совет. По пути на мыс не дерзи крестьянским оборванцам, не ввязывайся в драки. Тебя нарочно провоцируют, и ты рискуешь. Последний раз чудом не лишился глаза! Больная мать, ты единственный, кто может о ней позаботиться… — Кай никак не реагировал на слова дочери коменданта, с чуть заметной ухмылкой наблюдал за полетом облаков, погрузившись в свои мысли. — Не зли Наместника, иначе он вообще перестанет выпускать тебя из Астры. Папа собирается ввести интенданта в штат гарнизона с нового года.

Последняя фраза парню совсем не понравилась. Улыбка резко сошла с его губ. Сыну врага империи дорога в армию Истерроса наглухо закрыта, а значит единственный путь выжить и прокормить себя и бывшую герцогиню — оставаться и дальше на побегушках Правителя Севера, возможно, до конца своих дней, пока тот не решит иначе. Снабжение доверят другому человеку, исчезнет предлог выезжать из опостылевшей Астры и посещать крепость.

— Сильно огорчишься, если перестанешь видеть меня? — Виррор замер в ожидании ответа.

— Не знаю. Ты — странный. Вспыльчивый. Упрямый. Пугаешь окружающих. И папа очень недоволен нашим общением, — заключила взволнованная девушка.

Помолчав, Кай задумчиво произнес.

— Я не боюсь ни кучки преступников, промышляющих разбоем на дорогах, ни гнева Наместника, ни даже самого императора и его свиты. В нашем мире нет справедливости, Лейя. Я итак уже всех потерял. Не оставляй меня. Хоть ты не оставляй меня, не отворачивайся от меня.

Не оставляй! — прогремело над морем вспышкой молнии.

Не оставляй! — отразилось эхом от скал.

Все вокруг потемнело, стремительно погружаясь во мрак… Голубые краски летнего неба сменились кромешной тьмой. Поднялся сильный ветер, как могильный холод, пробирающий до костей, а Кай…Все смотрел на нее остекленевшими глазами и шептал.

Не оставляй!

Не оставляй!

Не оставляй!

Бескровный язык скользнул по черным губам. А потом он омерзительно засмеялся, наполняя воздух гнилостным зловонием. Одежда истлела и обвалилась. Кожа позеленела, покрылась расползающимися трупными пятнами, вытекли глаза, отпала нижняя челюсть, затем — конечности, блеснули оголившиеся остатки скелета, точь-в-точь как у той мертвой чайки, плоть разваливалась буквально на части, до тех пор, пока человеческие останки совершенно не исчезли в проклятой мгле…

* * *

Мысль ускользала и путалась.

Сколько просидела в кровати без движения, пытаясь выровнять участившееся дыхание. Постепенно пришла в себя и вытерла со лба пот.

С вечера долго ворочалась, борясь с бессонницей, расшалившимися нервами и бурным воображением. Желанный сон смежил веки глубокой ночью под стук дождя и шум волн.

Утром скинула подушки на пол и босая в одной сорочке подскочила к окну. Знакомый унылый пейзаж северной крепости — море, хмурое небо, замок — открывающаяся взору панорама, сплошь окрашенная серыми тонами. На горизонте тоненькая полоска оранжевого восхода солнца, с лучами, едва прорывающимися сквозь толщу туч. На тренировочной площадке пусто, проплешины черной земли контрастировали с островками белого снега. Первый снег! Приглядевшись к выступу подоконника, поняла — ночью, после бури, насыпало пороши.

Кайлеб эйр Виррор — еще одна страница ее невеселой биографии. Он всегда снился к перемене погоды и неприятностям. За столько лет это стало привычным.

Насмешка судьбы свела двухподростков: пятнадцатилетнего сына прежнего «хозяина жизни» герцога Ярика Виррора, некогда правителя Астры и прилегающих территорий, потерявшего имя и состояние в ходе «Красного переворота» ри Грея и ее, четырнадцатилетнюю дочь победителя, мелкого барона, теперь же лорда Кристофера Сойлера, нового коменданта крепости Сноуфорст.

Парень не страшился ни бога, ни черта, такой же как Вальгард смелый и ловкий, порой непредсказуемый, вспыльчивый, дерзкий, порой замкнутый, мрачный, непонятный и странный.

Шестнадцать лет назад его отец совершил роковую ошибку — не поддержал Аарона, оставшись верным подданным династии Кольби. Взойдя на трон новый император жестоко покарал упрямого правителя Севера. Такие вещи он отслеживал точно и никогда не оставлял без внимания. Спустя год после коронации, Роан разорвал на клочки семью Кайя: отца сожгли, как врага новой власти на площади Радости, старшего брата повесили у ворот родной вотчины прямо в Астре, над матерью герцогиней публично надругались самым зверским способом, ослепили и выгнали собирать милостыню на просторы умытого кровью северо — востока.

Земли, принадлежащие семье вместе с казной, судостроительной мануфактурой определили в пользу государства, а значит — Аарона, остальное же имущество — дома, скот, взял на правах «управления» Наместник дерра — лорд Эштан таал Мийяр, весьма скользкий, двуличный тип, представитель близкого кружка нового императора. Он же милостиво оставил семилетнего сына герцога Виррора в своем личном распоряжении.

Семейство Сойлеров тогда еще проживало в Талассе, но Лейя четко запомнила скупые намеки уже повзрослевшего Кайя о ненависти, пробуждаемой исполнением унизительных поручений Мийяра, которые приходилось терпеть. Как этот урод устраивался ночевать в родительской спальне, на их кровати, заставляя прежде стягивать сапоги и массировать ступни ног, тщательно мыть волосатое, потное тело. Ему доставляло особое удовольствие унижать сына бывшего властителя края, помыкая им на свое усмотрение, держа на побегушках по самым мелким поручениям; получал наслаждение, наказывая в зависимости от настроения. Кай сносил молча. Со временем Наместник стал ему доверять и давать более ответственные поручения, разрешив выезжать из Астры на мыс Марли, с доставкой в гарнизон срочной почты и съестных припасов.

Случалось, разбойники, крестьянская хулиганье выслеживало в пути, нападало и избивало подростка. Из черной зависти, из ненависти за свою извечную горькую долю. По причине умственной ограниченности им хотелось отомстить и вывалять в грязи «герцогского выродка», того, кто еще вчера по социальному статусу находился выше их всех, вкусно ел и пил, сладко спал. Им нравилось топтать ногами «голубую кровь», плевать в красивое и гордое лицо, того, кто никогда не встанет на колени. Кай не отрекся от отца, как мог поддерживал мать и никогда не жаловался, предпочитая с достоинством терпеть несправедливость. Он ничего не забыл.

Лейя лечила несчастного, обрабатывая синяки и ссадины едкими растворами в комнате прислуги. В плохую погоду Кай предпочитал заночевать во внутреннем дворике «Сноуфорста», прямо в телеге накрывшись рогожей, или на полу сарая, присыпанным соломой. Кайлеб имел привычку долго и пристально смотреть на дочь лорда Сойлера, отчего у той сжималось сердце и дрожали колени. Чисто интуитивно ее пугал его приезд и любое проявление внимания, хотя она отлично понимала униженное положение и уязвимость личного слуги Наместника. Старалась не выказывать разницы в отношении к нему и ее окружению.

Когда они сошлись ближе и начали чаще общаться — дискомфорт, испытываемый на первых порах — прошел. Лейя вспомнила, как мазала настойкой багульника большую ссадину на скуле Кайя. Сидя на стуле, он словно застыл с каменной физиономией, не сводя глаз с лица девушки. Рана не являлась критической, но он пожелал обработки. Тогда же дочь коменданта впервые осознала: гость из Астры приходит сюда ради НЕЕ. Ему нравится ЕЁ компания. Он ищет общения и встреч именно с НЕЙ.

Неловкое молчание попеременно нарушалось их дыханием, поскрипыванием половиц, да жужжанием мухи у оконного проема. Несчастная пыталась пробиться сквозь стекло и обрести свободу. То хаотично ударялась в преграду, то ползала вверх — вниз.

— Готово.

Закончив, Лейя убрала склянки и отвернулась к умывальнику ополоснуть руки. В сухой расщелине деревянного подоконника, под старой паутиной, без признаков жизни лежала бабочка.

— Иш тар шахх пиир ым эрр, — произнес Кай чуть слышно, подхватив ее за кончик крылышка, спрятал в кулаке, а когда раскрыл ладони, насекомое резво запорхало по комнате к полному изумлению девушки.

— Перламутровка! — улыбнулась она, любуясь окраской: оранжевой в черную крапину. — Странно, я думала давно мертвая.

Не первый день тут лежит, ведь так? Выходит — спала. Или? Да, ну…не может быть!!! Это просто другая бабочка.

Кай не ответил, только пожал плечами и загадочно сверкнул глазами. Не оглядываясь, спустился с крыльца и уселся в телегу. Через пару минут послышался стук копыт по брусчатке хозяйственного дворика — слуга Наместника Севера покидал крепость, двигаясь в направлении Астры.

Глава 7. Лейя Сойлер

Время утекает подобно ручейку воды или песчинкам, ускользающим прямо сквозь пальцы, а может и через удары упрямого сердца, наотрез не желающего понимать, что все давно в прошлом…Прошлое мертво, и оно никогда не вернется. Пора перестать думать о нем. Просто ждать вестей, не поддаваясь приступу паники. Просто жить.

Очередная частица бытия без остатка растворилась в пространстве. Дни на мысе, как близнецы, похожи один на другой.

Вечером, закрывшись в своей комнате, она выглянула в окно полюбоваться раскаленным диском, плавно исчезающим на границе двух стихий воздуха и воды. Ярко — малиновый закат над спокойным морем, затянутым дымкой молочного тумана, обволакивающий каменистый берег черно — серых скал, подводил итог прожитым суткам. Летящие на запад птицы, рождали тоску и острую потребность вернуть обратно уютный мир детства, прежнее окружение, маму. В такие вечера время останавливалось и зависало, превращаясь в жестокую пытку, снова заставляя перебирать и перетряхивать в памяти пыльные архивы прошлого.

На тренировочной площадке воины окончили песнопения во славу империи и выстроились в шеренгу на вечернюю перекличку перед отбоем. Грохотал командный голос отца.

На этом месте, ровно семь лет назад, она впервые увидела его — темноволосого юношу в кожаных доспехах, отбивавшего удары двух нападающих.

— Мама, кто это? — спросила Лейя, указывая на непрерывно движущиеся фигуры молодых людей, вооруженных мечами.

— Бран, сын императора, — ответила мать, шире отогнув занавеску. Немного понаблюдав, женщина вернулась к столу и принялась за письмо. Ей нравилось писать письма, а Лейе слышать поскрипывание пера о шершавую поверхность бумаги вкупе с равномерным дыханием матери. Вот и сейчас она предалась любимому занятию, дочь же просто смотрела в окно.

Вокруг парня плавно кружили двое противников, попеременно то слабо нападая, то отступая с целью разогрева. В руках они держали отнюдь не деревянные, а самые настоящие мечи с остро заточенными, стальными клинками, сверкающими на солнце.

— Интересно. Вот он какой. Темный, а отец — светлый. Почему Аарон не женился на его матери?

— Давняя история и только слухи, — ответила Алира дочери. — Дарийка быстро сгорела от эпидемии какой — то заразы. Он тогда был в опале и прятался от ищеек Кольби.

— Получается, принц не приехал?

Кивая утвердительно, мать пояснила.

— Заболел перед самой поездкой. Решили оставить в столице. Седрик мал. Одиннадцать лет. Здесь порой такие ветра — аж с ног сбивают.

— А Бранндону сколько?

— Семнадцать, кажется.

На три года старше.

— Жаль, что не удастся взглянуть на принца. Так нам теперь вообще не покидать стен дома? — спросила девушка, не прекращая следить за развитием драки. Бран не допускал ни одного промаха или неуверенного движения.

— Потерпи. Император к вечеру уедет в Астру, сегодня они не вернутся. Можешь смело гулять по территории крепости, но, разумеется, не покидая пределов ворот.

— Дерр долго будет на Севере?

Алира задумчиво пожала плечами.

— Побережье большое, он собирался осмотреть верфь и порт, несколько крепостей. Ряд мероприятий ожидается в Астре. Около месяца. Пока эти планы не изменились. Тут мы ничего не решаем. Решает он.

Мать снова углубилась в свои мысли, а дочь наблюдала за происходящим на тренировочной площадке. Она впервые видела Аарона, и находила мало сходства с портретом, занимающим почетное месте в кабинете отца. В реальности рост его оказался ниже, небольшие глазки практически скрыты густыми, хмурыми бровями. Детали внешности императора издалека просматривались с натугой. Общее впечатление — удручающее. Неприятный человек, даже на расстоянии вызывающий оторопь и спонтанную нервную дрожь. Скорей бы уехал.

— Лейя, там телега из Астры. Тебя зовет Кай, — в их уединение вклинился пронзительный голос маленькой сестренки. Ее курчавая головка мелькнула в дверном проеме.

Алира отложила перо и замерла в изумлении.

— Такое ощущение, что он нарочно умудряется явиться в самый не подходящий момент. Ты четко ему объяснила не появляться на мысе, пока у нас такой гость?

— Я все сказала в последнюю встречу. Он дал слово.

— Грош цена его слову, — сердилась мать. — Здесь точно медом намазано. Вышвырнуть бы, да рука не поднимается. Так некстати, опять собирается дождь. За какие заслуги Наместник ему доверяет и терпит эти выходки? — не унималась она.

— Во — первых, он не ездит порожним, а возит почту и фураж для лошадей! И потом, мам, не ты ли учила меня мягкости и терпению? Разве он виноват в своем происхождении? Кай унижен. Его травят и бьют.

— Он изгой, ты права, но после переворота — есть победитель, а есть проигравший. Существуют вещи, которые ты, в силу возраста понять не способна. Ладно. Сделаем так, — глубоко вздохнув, подытожила женщина. — Пусть сегодня ночует в сарае, а с рассветом отправляется обратно и больше в крепость его не пускать. Я накажу караульным.

— Хорошо.

Кажется, мать чуть остыла.

— Мам…

— М — м — м?

— Там уже трое на одного! Смотри у Брана кровь из носа и плечо порезано, а они никак не прекращают.

Послышались крики одобрения и издевательский смех.

— Императору весело!

Под натиском холодного оружия, воин постепенно смещался в угол, но он не сдавался, продолжая фехтовать из последних сил.

— Не лезь в дела взрослых. Разберутся сами. Его сын — воин, а войнам не больно. Он учится стойкости и терпению. Он учится выживать, он учится навыку сдавать сдачи.

— Да он уже выдохся. Еле отбивается.

— Перестань смотреть. Хватит, — встав из — за стола, мать отдернула Лейю от окна, и сдвинула занавески. — Ничего с ним не случится. Займись лучше делом.

Вечером, после заката, прихватив тарелки с едой и кувшин воды, Лейя направилась к сараю, накормить ужином посланца из Астры. Телегу давно разгрузили, а лошадь увели на конюшню.

«Сейчас начнутся упреки!» — подумала она, прежде чем войти и не ошиблась.

— Явилась пожелать спокойной ночи? — завидев девушку съязвил Кай, попутно расстегивая черный пурпуэн. Он остался нижней рубахе и брюках, удобно устроился на полу, прикрытому соломой, — ты явно не спешила на мой зов.

— Мама дала мне задание на кухне. Я принесла тебе поесть, — спокойно ответила Лейя. Протянула Кайлебу чашку и поставила на пол кувшин.

— Знаю, она недовольна, что я приехал, — нахмурился парень.

— Естественно. Мне жаль, но я предупреждала. Зачем ты разделся? Тут холодно.

— Мне не бывает холодно, — усмехнулся Виррор. — Просто посиди со мной немного, — попросил он.

Лейя без особого желания присела на стул в углу. Общение было тягостным. Кай выглядел расстроенным и очень уставшим.

— Мийяр злой, как черт. Слуг загонял. Вчера нажрался, похлеще сапожника, пришел пьяный, вонючий, все уделал. Заставил меня убирать. Мерзость! Его стошнило прямо на подушки, вышитые маминой рукой. На вензель с ее инициалами. А на прошлой неделе разбил фарфор, который бережно хранился в семье отца несколько поколений. Фамильные украшения раздал своим шлю… женщинам, — осекся он, отрывая кусок хлеба. — Ублюдок.

Лейя устало вздохнула. Взбудораженный выпал день. Приезд самого императора. Хотелось уже спокойного, тихого вечера, но разговоры с Кайем рвали ее душу на части не давая расслабиться.

— Ты помнишь прежнюю жизнь и фарфоровые сервизы?

— Мне было шесть, я мало что помню, — продолжал он, запивая соленую рыбу водой из кувшина. — Осталось ощущение беды, резкой перемены к худшему и громкие рыдания матери. Теперь живу с чувством вопиющей несправедливости, ведь при другом раскладе — весь Север с Астрой, дворец, замки, мануфактура, деревни, земля — принадлежало бы нашей семье. Мне! Кольби — подлец, подвел отца, выдал его. А тот остался верен ему до самой смерти!

"Красный переворот" ри Грея многое перевернул с ног на голову. Печально, но надо смириться. Наступила тяжелая пауза, в которой каждый думал о своем. Девушка, прежде всего, о внутренних противоречиях. Дочь победителя и сын побежденного не просто подружились, но позволили себе вести наедине столь откровенные беседы. Дерзко. Рискованно. Очень опасно.

— Как мама? — спросила Лейя после недолгого молчания.

— Второй глаз перестал видеть окончательно. В общем, плохо. Полная слепота, — глухо отозвался Виррор.

— Кай, мне правда жаль. Ты ни в чем не виноват. Я не знаю, что мне такое сделать, как распутать западню, в которой ты увяз. Я предлагала отцу взять тебя интендантом, но он и слушать не хочет. Говорит, даже если закрыть глаза на фамилию, Мийяр не подпишет: побоится гнева императора. Последний раз папа прогнал меня, мол, мала еще.

— Хлопотала за меня перед лордом Сойлером? — удивленно переспросил он.

— Да. Безуспешно. Прости, — ответила дочь коменданта.

— Лейя, давай сбежим, — предложил Кай. — А что? Дети, подобные мне, — враги Истерроса. В Академию дорога закрыта. В армию — тоже. Любое ремесло требует разрешение, которое не выдадут, такому, как я.

— Сбежать куда? Свободные земли?

— Нет. Острова. Сядем в корабль и прощай Аригорр. Фрукты, теплое море. Гетским владею не плохо, мать научила. Вот и купим там дом. Мне без тебя скучно.

План показался девушке невыполнимым и полностью провальным. Иначе и быть не могло.

— Кто посадит нас на корабль? Дорога займет больше двух месяцев. Если доберемся живыми, сколько протянем без денег на островах?

— По поводу денег не беспокойся, — уверил Кай. — У Мийяра их предостаточно. Хватит подкупить капитана судна и нелегально нас провести, — пояснил юноша.

— Хочешь его обокрасть?

— Вернуть то, что мне причитается, — зловеще пробормотал он. — Осуждаешь? Мне проще взять самовольно, чем попросить. Его подачек не хватит даже на покупку старой клячи, не говоря уж…

— Никуда мы не сбежим, мои родители сойдут с ума, а ты не сможешь оставить мать, до тех пор не пристроишь ее хотя бы в "Дом инвалидов", — устало возразила девушка. — Но лекарь просил передать — в ближайшее время свободных мест не предвидится.

— Замкнутый круг. Жизнь — полное дерьмо, — вздохнул Виррор, подводя печальный итог их разговору.

— Темно совсем. Пойду, пожалуй.

Лейя хотела встать, но парень неожиданно одернул.

— Стой, ималлан, не спеши. Закрой глаза и сиди спокойно. Я быстро.

Предчувствуя недоброе Лейя поколебалась, но согласилась и с тяжелым вздохом прикрыла глаза. Тем временем Кай почти скрылся в темном углу и подозрительно зашуршал.

— Кайлеб, что значит «ималлан»? Ты уже не первый раз меня так называешь…

— Когда — нибудь узнаешь, — загадочно прошептал он, неожиданно где — то рядом возле ее уха. — Можешь смотреть.

— Мамочки. Это мышь! — вскрикнула Лейя.

Обычная серая мышь средних размеров неподвижно повисла в воздухе. Кай держал ее пальцами за тоненький хвостик.

— Потрогай ее.

Поколебавшись, девушка робко протянула руку и, едва коснувшись меха зверька, визгнула, скорчив гримасу ужаса.

— Фу! Холодная. Да она мертвая! Выкини ее подальше.

— Закрой глаза, — улыбаясь, опять потребовал Виррор.

— Не закрою. И не подноси ко мне эту пакость, — брезгливо морщась отмахивалась она. — Убери.

Он вздохнул, повернулся спиной и замер.

— Кай, что за страсть прикасаться к трупам животных голыми руками? Брр! — Лейю перетряхнуло от гадливости, в ожидании очередного подвоха с его стороны.

Ту мертвую чайку он хотя бы не трогал, а мышь.

Виррор развернулся и раскрыл ладони.

— Теперь смотри.

— Святые лики! Она шевелится, — изумилась девушка. Все так же, удерживаемая за хвост, мышь громко пищала и дергалась, раскачиваясь из стороны в сторону. — Кай, как ты это делаешь?

— Что именно? — состроил он абсолютно невинную физиономию.

— Как ты их усыпляешь, я спрашиваю? Чем?

Необычайно довольный собой блондин, разразился беззаботным, мальчишеским смехом.

— Ну, да… Опаиваешь, кормишь снотворным? — допытывалась она.

— Ничем не кормлю.

— Но, как тебе удается? Гипноз?

— Потрогай ее теперь, — игнорируя вопросы, жестко велел Виррор.

— Ну, уж нет! Противно.

— Не бойся. Не укусит, — иронично хмыкнул он.

— Не хочу, убери! — ее буквально передернуло от отвращения, и, Лейя пыталась соскочить со стула, чтобы пробиться к двери. Не удалось. Кай накрыл ладонью ее плечо и мощным рывком припечатал к сидению. А затем, опустившись на корточки, облокотился на девичьи колени.

— Давай же, — настаивал он.

Дочь коменданта потрясенно смотрела в глаза, напротив. Кай уже не смеялся, но был настроен решительно, как будто игры кончились и если она не сделает, как он велит — случится плохое.

— Я сказала нет.

— Лейя, не зли меня, — давил сын герцога. Слух девушки царапнул оттенок металла. Под двумя ледяными клинками она вошла в ступор и задрожала. Не хотелось трогать проклятую мышь, больную и наверняка припадочную! Чем иначе объяснить столь странную перемену в поведении животного? Но как сдвинуть с места того, кто сильнее и выше?

— Кай, не надо пожалуйста, — Виррор услышал в ее голосе сдавленные нотки сдерживаемого плача. Она опустила лицо и по — детски зажмурилась, закрыла ладонями лицо. — Убери, прошу.

— Лейя, — выдохнул он, разглядывая жертву.

Его потянуло заставить ее смотреть в прямо глаза!

— Опусти руки. Взгляни на меня.

Лейя медленно открыла лицо в надежде, что Кай убрал грызуна и позволит покинуть треклятый сарай.

— Поцелуешь, тогда отпущу, — прошептал он новое условие, любуясь губами девушки. — Только по — настоящему.

Шок! Ее первый поцелуй будет таким? Под принуждением? Здесь в темном углу с чудаковатым парнем, озлобленным на весь свет? Под натиском его губ со вкусом соленой рыбы? Под угрозой прикосновения мерзкой волосатой шкурки к ее коже? Боже, нет. Права была мама, прав отец. Лучше держаться подальше от Виррора. Странности Кайя очень трудно понять, как и свыкнуться с шаткостью его настроения. Да что на него нашло? Никогда еще он не вел себя так вызывающе резко… Святая Старица, пожалуйста, помоги!

— Ну - ка быстро убрал руки и отошел от нее! — низкая вибрация голоса незнакомца помешала Кайю довершить начатое.

Лейя вскочила и толкнула своего мучителя, но попытка рвануть к выходу провалилась. Тот зафиксировал ее запястье прочным захватом.

— Кто же такой смелый выискался? — бросил он поверх ее головы.

В дверях стоял темноволосый воин, тот самый, что дрался с тремя противниками. В его руках грел факел — мыс «Марли» плавно погрузился в вечерние сумерки.

— Мое имя о'Майли. Перестань пугать девочку и отпусти ее! — предупредительным тоном кинул он.

— Бастард императора бродит в хозяйственной части? — с вызовом произнес Виррор.

— Ищу Алиру Сойлер, проходил мимо, услышал визг, решил проверить.

— Ищешь маму? — переспросила дочь коменданта и снова рывок.

На этот раз Кай не стал удерживать, просто разжал пальцы и отступил.

— Покажешь мне где она? — уже мягче сказал ее спаситель.

Расслабившись, Лейя кивнула. Быстрее убраться отсюда. Кай пугал, а вот Бранн — напротив, вызывал чувство защищенности и доверия. Он выглядел старше и уж мышами точно не интересовался.

— Да, идем. Спокойной ночи, Кай.

Сомкнув губы, не проронив ни звука, тот остался стоять с мышью в руках. Прикрывая дверь сарая, Лейя уловила, как он сжал тельце животного чуть сильнее, а потом глубоко вздохнул и откинул прочь.

— Ненавижу, — стиснув зубы прошипел он, вглядываясь в темноту ночи.

Девушка двигалась за широкой спиной юноши по небольшому дворику к дому отца. Факел освещал им дорогу.

— Ты чего так кричала? Грызунов боишься?

— Да, еще змей, тараканов и пауков.

— Как тебя звать?

— Лейя.

— Значит, ты — дочь лорда Сойлера?

— Верно.

— Очень приятно. Я — Бран, — ответил парень и, развернувшись лицом, несколько мгновений задумчиво изучал девушку. Лейе тоже хотелось рассмотреть его поближе, но она стыдливо опустила глаза.

— Видела в окно твой бой. Трое на одного. Впечатляет.

— Обычное дело, — печально ответил он, — рад, что тебе понравилось.

— Повреждения обработали? В гарнизоне свой лекарь.

— Знаю. Промыл водой, этого достаточно. Раны на мне заживают сами, без обработок.

Лейя поравнялась с парнем, когда до дома коменданта оставалось несколько десятков шагов.

— Почему не уехал с императором в Астру?

— «Совет старейшин» меня не привлекает. Гарнизон гораздо интересней.

— Кто тот нахал, посмевший тебя напугать? — сменил тему он.

— Сын мельника привез муку. Приехал поздно, решил заночевать. — Лейя густо покраснела от вранья, но в темноте ее спутник этого не заметил. Негоже выдавать Кайя. — На самом деле мы просто дурачились.

Поднявшись на крыльцо, отворила дверь и пояснила.

— Мама должна быть на кухне. Прямо и сразу налево.

Бран кивнул и проследовал по указке девушки, решившей остаться снаружи.

А ведь симпатичный у Аарона сын: крепкий, мужественный, отважный. Настоящий воин. Нет, в гарнизоне она повидала всяких, но не один не смог произвести столь яркого впечатления. Его физической форме можно позавидовать. А каким окажется характер? Все красавцы обычно самовлюбленные и высокомерные. Кай тоже симпатичный, но совершенно другой. Точно младше. И щетина на лице не выросла. Интересно, он гордится тем, что сын самого императора? Или стесняется данного факта? Того, что дерр Истерроса не признал его официально. Почему? Хорошо, что важный гость уехал в Астру. Не заставил ее и мать знакомиться, смиренно целовать руки и ноги. Лейя слышала, что в прежние времена герцогу Ярику Виррору, ныне покойному, низко кланялись и целовали при встрече руки. Кай бы тоже не отказался от подобного преклонения, следуя не только принятой традиции, но и тщеславию. Кай. Дохлые мыши, мертвые птицы, засушенные насекомые. Тьфу, пакость!

— Лейя? Не идешь спать, — низкий голос с хрипотцой. Вернулся!

Одной оставаться ужасно не хотелось. Полчаса назад умирала от бессилия, но теперь неожиданно ощутила себя бодрой и смелой.

— Рано мне спать.

— Тогда пошли к замку, там костер и мясо на решетке. Согласна?

Луна спряталась за маленькую тучку, в черном небе рассыпались мириады звезд. Отказаться от желания продлить вечер в его компании?

— Да.

— Сходи, предупреди мать, а я подожду, — спокойно сказал он.

— Хорошо.

С уговором «не долго» Алира отпустила дочь, но та вернулась только к полуночи: счастливая, довольная и сытая. Рухнув, забылась мертвецким сном. Мать давала больше свободы и часто покрывала ее шалости в отличие от строгого отца.

С рассветом Кайлеб уехал даже не попрощавшись — обиделся. Пропал, к облегчению девушки. Вместо него теперь новый посыльный доставлял съестные припасы и почту. Тот месяц Лейя со своим новым другом провели вместе, за исключением тех периодов, когда император возвращался в Сноуфорст. А потом он снова покидал крепость, и девушка тайно ликовала, что сын не уехал с отцом, а остался в замке.

Начались совместные прогулки вдоль побережья, посиделки у костра, несколько обедов в доме коменданта, подъем на башню и бесконечные разговоры. Общались на самые общие темы, Бран избегал говорить об отце. В свои семнадцать он был довольно замкнут, но держался естественно, не заигрывал и не пытался понравится. Не смеялся и вообще редко улыбался, без кривлянья, пошлости и искажающего реальность хвастовства, что выделяло его среди ровесников. Такая серьезность нравилась ей, внушала доверие. Лучшие черты Кристофера Сойлера слились в одном человеке, Лейя присматривалась и упорно искала в нем недостатки, но… их не было.

В тот день они решили отправиться на конную прогулку по окрестностям. Впервые за ворота замка ее пустили без стража — надзирателя. Мать доверяла бастарду.

По мере удаления с мыса вглубь материка равнинный, песчано — глинистый покров тундры постепенно сменялся зоной хвойного леса. На обочине пустынной дороги начиналась зубчатая стена темных, высоких елей. Замок исчез холмами, погода портилась.

— Далековато заехали. Сколько еще до деревни с храмом Многоликого? — поинтересовался о'Майли оглядываясь вокруг.

— Деревня сразу за лесом, — указав на запад, сказала девушка. — До нее минут пятнадцать быстрой рысью вон по той тропе.

— Не успеем, — ответил юноша. — Придется мокнуть под дождем, либо срочно искать укрытие.

— Тут есть сторожка, давай свернем, если хочешь.

Молодой воин ехал вслед за Лейей, которая неплохо знала округу.

Миновав подлесок, примерно в ста ярдах от главной дороги, показался махонький, покосившийся домик с навесом. Давно заброшенный с заколоченными оконцами, он выглядел печально, но обещал убежище на короткий промежуток времени. Просто переждать дождь. Дорожка заросла колючим кустарником и им пришлось спешиться.

— Будем стоять под укрытием? — спросила Лейя, отряхивая с рук капли дождя. Лошади, привязанные к с виду крепкой вертикальной балке, вели себя спокойно, не паниковали.

— Предлагаю войти внутрь, — ответил спутник.

На удивление крыша оказалась целой, но само помещение темным и тесным, пропахшим мокрой древесиной и плесенью, местами поросшее мхом. Под ногами сор из смеси старых листьев и еловой хвои. Обстановка самая простая — лавка и накренившийся от времени стол под слоем грязи и пыли.

Бран достал платок и смахнул труху со скамейки. Лейя присела. Какое — то время молчали, внимая шуму дождя. Осматривая стены, он произнес.

— Послезавтра мы покидаем Север и возвращаемся в Таласс.

Да. Времени осталось катастрофически мало. Ты уедешь, а я останусь на мысе с разбитым сердцем до скончания времен. Вот обязательно было делать акцент на грустном? Зачем? Зачем он это сказал?

— Я знаю, — заметно приуныв, ответила девушка. Бран присел совсем рядом.

Смущенный взор неопытной скромницы, почти пугливо скользнул по завораживающе — притягательному лицу, напротив. Ее сердечко замирало от томного предвосхищения, страшась инициативы и собственной слабости.

Зеленые глаза с осколками янтаря изучали ее эмоции, плавно прощупывая почву и выдавая отсутствие полной уверенности в ответной реакции девушки.

«Да…»

Словно почуяв ее посыл, мощная ладонь ласковым давлением медленно накрыла разгоряченную щечку. Ее глаза распахнулись чуть шире, ресницы дрогнули. Головокружительный момент так близок, что оплавленный рассудок вот — вот даст трещину и разлетится на тысячи осколков.

«Да, Бранндон. Да…»

Поцелуй — ценный и нереально щедрый дар роскошных мужских губ. Изящных, идеально припухлых, самых желанных. Мягкое касание. Дразнящая приманка, воплощение робкой девичьей фантазии. Захмелевшая и безоружная она позволила ему случиться.

«Да!»

Разве можно противиться соблазну?

Лейя обомлела, впервые ощущая кроющую волну вожделения. Как сладко в тисках ладоней доверчиво впустить мужской язык в свой рот, почувствовать ответные судороги и плавное скольжение, теряя голову от вкуса и аромата желанного до дрожи человека. Поцелуй углубился, извиваясь танцевал точечной лаской и резкими толчками. Мужская сила утверждала себя. Отвоевывала пространство, ставя метку, клеймо — отпечаток собственного присутствия на ее теле. Балансируя на острых гранях между здравым рассудком и окончательной потерей себя она не смогла подавить всхлип — вздох. Дрожащими пальчиками робко коснулась плечей молодого воина, желая растянуть удовольствие, пытаясь отсрочить разрыв этой умопомрачительной связи.

Не торопясь убрал руку и отстранился, являя четкие линии и рельеф свершенного лица. Сосредоточенный, слегка разомлевший, чутко прислушивался к дыханию девушки, фиксируя в памяти ее черты. Наконец, произнес, опаляя низким тембром ее напрочь замутненное сознание.

— Лейя.

«Понравилось, но слишком мало».

Недостаточно. Жалкие крохи. Хотелось на целую вечность остаться тут, наедине, просто видеть, касаться, трогать, дышать, говорить, быть! Она еще нуждалась в опоре, пока тряслись локти и дрожали колени, штормило нутро под натиском до селе неведомого опыта, сладкого до болезненности.

— Все в порядке.

Дождь стих. До деревни с храмом Многоликого так и не доехали. Проголодавшись, обоюдно решили вернуться в замок. Долго ее пьянило от восторга и адреналина, подстегивая приливами подкожного жара. Дочь коменданта впервые влюбилась в незаконнорожденного сына дерра Истерроса! Осознание шокирующей истины тряхнуло ее крохотный мирок, подобно землетрясению. Новая слишком жестокая действительность, к которой тянуло теперь всем существом. Ветер трепал плащи двух всадников, скачущих на северо — восток в крепость, оставляя позади ирреальные мгновения, настигшие их в сторожке. Судьба крепко связала их жизни невидимой нитью.

Кай появился перед самым отъездом дерра в столицу. Стоя на крыльце Лейя видела, как оба юноши жарко спорили, а следом сунули руки в костер и держали по мере сил. И все же Кайлеб одернул раньше. Бран терпел намного дольше, даже не морщась. Лейя долго задавалась вопросом: как обычный человек из плоти и крови способен переносить столь раздирающую боль? Существовал древний обычай давать над огнем клятву. Но, если они клялись, то в чем? Увы, и эта тайна ей не открылась.

Довольный результатами инспекции, император покинул побережье, а спустя месяц мать забрал Роан. Алира уехала в Астру и больше ее не видели. Лорд Сойлер бросился на поиски супруги к Наместнику, тот растеряно развел руками. Следы вели в Таласс. Отец ринулся туда и снова безрезультатно. Инквизиторы ответили отпиской, задержана по подозрению. Так император давал понять: кто бы ты ни был по происхождению, какой бы чин и должность не занимал, карающая десница настигнет каждого. В Истерросе все четко: «Если ты верен — служи, а нет — умри». И отец смирился, проглотил эту боль, нашел силы жить дальше. Должно быть, мамы уже давно нет на свете, но она не прекращала ее ждать.

Отъезд объекта привязанности и первой любви вызвал уныние и апатию, арест мамы — истерику, на фоне этих ощущений побег и гибель Кайя повлекли за собой более противоречивые чувства…

* * *

Воспоминания прервали стук и голос сестры, доносящийся из коридора. Лейя повернула ключ и запустила ее внутрь. В свои пятнадцать Марьяна выглядела худой и бледной до болезненности, хотя недугами не страдала. Стрелки показывали половину десятого вечера, как правило, в такой час они уже находились в кроватях.

— Скажи честно, Арья, ты страдаешь бессонницей?

Та пожала плечами.

— Сплю, как обычно.

— Минувшей ночью я слышала скрип половиц в твоей комнате и это не впервые, — Лейя четко уловила гулкий стук, напоминающий шаги человека.

— Это ветер, сестра. Просто ветер.

Хм. Мерещится всякое. Точно сквозняки разгулялись.

И все же младшая Сойлер становилась все более замкнутой и хмурой. Порой оживала, даже улыбалась. После, снова садилась тренькать на клавикордах. Именно тренькать. Веселых мелодий и цельных композиций инструмент не издавал давно — давно, подчиняясь велению рук и эмоциональному настрою девушки.

— Вот, возьми, — она протянула пачку газет. — Отец велел передать тебе «Вестник Истерроса».

Глава 8. Бранндон о'Майли

Хрип. Отчаянный, надрывный вдох и хаотичное мелькание желтых точек перед глазами. Ощущение мокрой, ледяной, но все — таки живой кожи. Парализующе — саднящая боль в гортани, мышцах, связках и ребрах. Стоп! Разве мертвые чувствуют? Или я в конец спятил, окруженный кромешной тьмой каменного мешка, пробирающего до мозга костей своим первозданным холодом?

Лязг зубов. Где я? Там, за чертой, куда ты отправил меня, отец, или…на тонкой границе между мирами?

Попытка повернуть голову в сторону закончилась тошнотворным головокружением и упорным желанием сглотнуть застрявший в горле ком. Изнывая от трещин — разрывов всего существа, сменил положение. Зрение постепенно настраивалось и теперь, кое — как перевернувшись со спины на бок, различил в темном проеме кирпичной кладки решетку окна. Тюремная камера. Значит, дверь в стене напротив, и она заперта.

Живой. Откинулся назад, коснувшись лопатками грязной плиты заиндевевшего пола и прикрыл веки.

И вот, я словно лечу, провалившись в черную пустоту зияющей тьмы бесконечного пространства. Так и лежал без мыслей и ощущений. Просто дышал, восстанавливаясь после пережитой почти что смерти от асфиксии.

Протяжные скрипы ржавого засова и дверь отворилась. Мне не нужно заранее объявлять — кто решил посетить промозглый подвал. Резко бросает в жар. Я уже чую облако удушливой тени приближающегося отца покалыванием и липкой испариной на коже.

Отец. ЗДЕСЬ ОТЕЦ. ОН ПРИШЕЛ.

Облик расплывчат, едва угадываю очертания проступившей сквозь тьму невысокой фигуры, застывшей где — то в полуярде у самых кончиков прядей волос, растрепанных и слипшихся от крови.

«Что ему нужно? И почему я до сих пор не мертв?»

— Веревка «оборвалась».

Дерр не утратил умения «читать» мои мысли. Последнее слово нарочито выделено тональной окраской особой важности. Конечно, таких случайностей не бывает. Только тебе и подвластно решать — кому жить, кому умереть, а кому… дышать вновь!

А ведь я уже простился с жизнью, смирился с судьбой и приготовился к смерти. И ты вернул обратно из небытия — легко, играючи, без особых усилий! Идеальное воплощение трюкового номера опытным акробатом.

Насмешка. Он здесь, чтобы поиздеваться. Явить свое могущество во всей красе. Собравшись силами, все — таки сел, прислонившись к холодной стене. Забавно. Сейчас я впервые за много лет, позволил себе сидеть в его присутствии, правда, мое положение обуславливалось стечением обстоятельств и слабым состоянием, нежели превосходством. Но все же.

— Ты просто выпал из реальности на короткое время, о'Майли.

Ну да, что — то припоминаю. Ушиб в районе затылка свидетельствовал о крепком ударе при падении с деревянного помоста высотой футов тридцать. Коснулся головы — рана уже затянулась и подсохла клейкой, тоненькой корочкой. Кости черепа целы, мозги на месте, но есть сотрясение. А шея липкая от сала, которым смазали веревку для лучшего скольжения.

— Зачем… пришел? — голос осипший, с надрывом после удушья.

Леденящие нотки царапнули противным скрежетом по ослабленному слуху, отдавая пульсацией в висках.

— Ни одно живое существо в Истерросе не должно забывать чьей воле живет, а также, из чьей прихоти сдохнет по щелчку пальцев.

Ясно. Демонстрация силы и власти — квинтэссенция его бытия.

"Народ можно удержать только властью и страхом! Чем больше власти, тем меньше человеческого в правителе!" — любил неустанно повторять он и, следуя указанной формуле, усердно вытравлял из себя все человеческое: гуманность, отзывчивость, чуткость.

— Так я прощен? Или этот фарс — часть бесконечной игры в невидимый переход от жизни к смерти?

— Элемент воспитания, — ответил император совершенно ровным тоном бесстрастного Палача, неспешно прохаживаясь по периметру подвала. — Полагаю, урок ты усвоил осознал допущенные ошибки. Что ж, теперь предоставлю право загладить свою вину.

Он жаждал добиться выжигающей боли мучений совести от конкретного проступка, допущенного мной в последней компании, в котором я, вопреки его воле, так и не раскаялся! Сейчас внутри назревало совсем другое: как лава кипящая, едва сдерживаемая, лютая ненависть к устроителю данного кошмара. К тому, по чьей вине я так неосторожно родился, а потом, увы, «умер».

— Чего ты хочешь? — процедил сквозь зубы, глядя на темный силуэт плавно двигающийся сквозь окружающее пространство.

— Мне нужна голова «Валлийского пса», — четко сказал он. — Поедешь на Север и достанешь ее, чего бы это ни стоило. Еще и поблагодаришь за оказанное доверие.

Руэрриган — правитель Валлии из династии Шейрров, чудом сумел улизнуть при осаде столицы. Теперь, наверняка, скрывался где — то в лесах Севера или подземных лабиринтах одного из замков на излучине реки Ийгры. Его благополучие отравляло покой и счастливую жизнь великому дерру. Странно, что за столь длительный срок беглеца не сумели достать его ищейки — охотники за головами.

— Двух — трех дней, полагаю, достаточно, чтобы оклематься, встать на ноги, собраться и двинуться в путь, — продолжал рассуждать он. — Советник Бейли посвятит в подробности.

— И почему я должен следовать по твоей указке… после всего, что ты умудрился проделать со мной за прошедшие пару часов?

Дерр самодовольно усмехнулся.

— Исполнишь — верну честь и имя. Провалишь дело — в Таласс не возвращайся, для всех ты здесь — изменник, подвергнутый постыдной казни сразу по вынесению приговора.

Отец интуитивно прощупал наиболее уязвимые точки моего характера: достоинство и гордость и старательно на них нажимал. Знал он и то, что я не способен уважать себя после суда, да просто продолжать жить в бесчестье. И в вместе с тем, не представлял своего существования вне армии, поскольку занятия рейнов — торговля и земледелие напрочь не моя стезя. Это я понял еще до своего совершеннолетия.

— А если откажусь?

— Повторим казнь по новой и без проволочек. На сей раз, отбросив фокусы с веревками и вторыми шансами на чудесное воскрешение и искупление грехов.

— За что ты ненавидишь меня?

Император подошел к окошку и рванул решетку, испытывая на прочность. Не поддалась. Намертво вкручена в стену.

— К несчастью, вы с Седриком выросли тряпками, — тяжело вздохнул он, с мелькнувшей наигранностью в интонации. — Рассчитывал, что из тебя получится нечто стоящее. Присматривался, оценивал, ждал. Но вся эта история с пленом и потаскухой перечеркнула зачатки надежд. Ты был обязан, как истинный воин, перерезать себе глотку, но не сдаться, задушить ту шлюху, а не… позволить ей себя ублажать. Слабак, — с брезгливостью выплюнул он, сжав в кулаки ладони.

Как все просто! Его не травили валлийским ядом, не бросали одного в подвале с трупами без пищи и воды. И, объективности ради следует признать: не раз в самых критических и безнадежных ситуациях ему помогали именно женщины — прятали, выхаживали, оберегали. Мне доводилось слышать от его сподвижников, ныне уже почивших, крамольные истории времен молодости отца, которые позже тот тщательно вымарал из своей биографии.

— Запомни: зависимость от женщин порождает слабость и уязвимость, — мрачно поучал он. — Разум поддается зову плоти, сладострастию и низменным инстинктам. А невозможность трезво мыслить — влечет цепь ошибок и, как следствие, неминуемое поражение в любом начинании. Сильный — выигрывает, слабый — обречен на гибель благодаря собственному идиотизму и не умению смирить похоть.

Императора передернуло от отвращения при упоминании о моем «моральном разложении».

— Но я же — Ваш сын, дерр ри Грей, — едко заметил я, пытаясь парировать его же словами. — Что же вы не смирили похоть в общении с дикаркой Майлиран холодной дарийской зимой четверть века назад? Помните такую? Дети не родятся на пустом месте, в процессе зачатия участвуют двое…

Давай, отец, проглоти это! Мне показалось или он действительно скрипнул зубами от злости?

— У дерра Истерроса нет сыновей, а есть сомнительного происхождения ублюдки, считающие себя ими, — приблизившись совсем близко прошипел он.

Сомнительного происхождения… Пф! Слова застряли в горле. На мгновение застыл истуканом, шокированный нелепостью высказанного заявления. Никто и никогда не ставил под сомнение мое происхождение. Отбросив различие цвета волос и радужек глаз, объяснимых преобладанием масти второго родителя, отчетливо прослеживалась сходство физиономии, повадок и черт характеров! И уж конечно, не стал бы «Стальной кулак» принимать в своем доме абы кого: звериное чутье на родную кровь его не подводило.

Ярость ураганом сметала остатки боязни и трепета в общении с ним.

— Своей репликой, умышленно или импульсивно, ты отверг не только меня, но и Седрика — законного приемника и сына. Тем самым нанес оскорбление памяти Нории. Нет слов… Просто нет слов! Какая же ты сволочь, отец, настоящая тварь!

— Знаешь ли ты, мразь, кого твой грязный язык посмел назвать мерзким словом? — внезапно зарычал он, вцепившись мертвой хваткой в мой подбородок. Мгновение спустя, другой рукой довольно ощутимо сжал горло.

Не видел в темноте его глаз, но складывалось впечатлениео получаемом садистском удовольствии от процесса насилия. Правда разбудила зверя и привела в его бешенство, довела до белого каления обозлившегося отца. Пожалуй, собравшись, мне бы хватило рывка — отбросить его подальше. Хорошенько приложить головой об стенку напротив, но я не мог. Воин не ведает страха, воин — каратель, но не убийца — отца! Все же я отпихнул его с силой, раньше, чем нас успели разнять подоспевшие стражи, метнувшиеся в подвал на звук подозрительной возни.

Он одернул руки и отряхнувшись тяжело дышал, источая потоки колючей ненависти. Я же ничего не слышал, кроме собственного сердцебиения и шипящей в ушах крови. Ощущения совпали с тем, что я чувствовал в петле — удавке пару часов назад.

Отец поразил меня подобной выходкой. Куда исчезла хваленая выдержка и хладнокровие? Хотел придушить? Рассчитывал вовремя остановиться или довести до конца начатое?

Интересно, до каких пределов способны дойти границы противоестественной ненависти к родным детям и существуют ли они вообще? Разве его сущность не разъедает изнутри трупный яд страданий и боли, источаемых окружающими людьми, волею судеб, вступающих в тесный контакт с Правителем? Или он к ним настолько привык? Томимый жаждой, нуждается в этой подпитке, как глотком из целебного родника снова, снова и снова?

Давай, отец, обруби свои слабости, вырви их с мясом и костями! Влечение плоти уже превозмог, осталось избавиться от физического присутствия сыновей, вытравить остатки привязанностей, найти рецепт бессмертия и предстать перед истерросцами с ликом Истинного Бога, лишенным любого изъяна.

— Когда — нибудь ты горько пожалеешь о сказанных словах и совершенных деяниях, дерр ри Грей. Бесы станцуют на твоих костях, и ты раскаешься, но будет слишком поздно. Темный бог придет за твоей черствой душой, а от расплаты не скроют даже Великие духи.

— Не учи, сопляк. Я и есть Темный бог! — криво улыбнулся он.

— Ты даже не его тень! — бросил прямо в лицо императора.

— С огнем играешь. Не стой на пути — раздавлю.

Уже раздавил, ведь я теперь — призрак. Завтра газеты напишут о казни и память обо мне унесет течением жизни.

— У меня нет ни времени, ни желания возиться с тобой, — промолвил он, наконец, теряя интерес к моей персоне. — Решился?

Дерр склонил голову и замер ожидая ответа.

Проклятье! Ненавидел! Как же я ненавидел его в эту минуту! Покориться. Выполнить то, что он просит и послать в пекло! Назрело разрубить многоярусные узлы из проржавевших сетей запутанного прошлого, жестокого настоящего и туманного будущего, с наросшими за эти годы гигантскими полипами общих ошибок, замешанных на недопонимании и недовольствах, вмешательствах своих и чужих людей в наши отношения.

— Я привезу тебе голову Валлийского пса. И если останусь жив и здоров — уеду на запад, к границе со Свободными землями. Империя велика, а служить мне все равно где, лишь бы остаться в рядах, но подальше от Таласса, и от тебя, великий отец.

Непозволительная дерзость. Неужели еще раз проскочит и не сорвется?

— Сначала сделай дело, а там посмотрим, — подвел итог он, развернувшись и, медленно покачиваясь, двинулся к двери.

— Последний раз я покорюсь твоей воле, — кинул вдогонку, но дерр отреагировал на мой выпад грохотом замка.

Пусть не думает, что может шантажировать и помыкать мной на свое усмотрение. Теперь я просто обязан сохранить рассудок в трезвом состоянии во что бы то ни стало. Взять себя в руки и двигаться дальше. Снова не умер, а ведь был много раз на волосок от смерти. Жизнь Руэрригана в замен на мою свободу. Почему бы и нет? Покинуть Таласс, не видеть больше императора и его свиту идолопоклонников, интриганов, рабов, подхалимов, прислужников, агентов по особым поручениям — исполнителей самых грязных и мокрых делишек. Повелитель все равно не оставит валлийца в покое. Железное правило дерра Истерроса: врагов не принято отпускать, их должно добивать. Наверняка за ним уже посылали, но тот основательно скрылся в надежном убежище.

А потом уеду на край земли, и мы навсегда забудем друг о друге, как двое чуждых людей. Он перестанет читать нотации и кипеть очередной вспышкой гнева, кривясь от злости и разочарований, а я — выслушивать и надумывать: в чем на этот раз умудрился запятнать высочайшее имя? Зачем его волновать? У императора забот итак предостаточно.

Между тем, внутренний голос шептал: придет час, когда ему воздастся за все унижения, страдания, лишения — мои, и тысяч других ни в чем неповинных людей. А я верну имя и вырвусь из этих сетей, порву с прошлым. Не хотелось верить в иной исход. Это было бы слишком невыносимо.

Глава 9. Лейя Сойлер

Неизвестность плавила внутренности, как серная кислота. Разве не безумие мечтать о том, кого нет? Верить в несбыточное? Если бы отец знал всю степень ее отчаяния и то, как глубоко она погрязла в этом чувстве — лично отвез в столицу к лучшему лекарю, а прежде снова взял розги и попытался выбить эту дурь из ее головы.

Сейчас на столе лежали сразу два выпуска с разницей в один день.

Учитывая удаленное расположение мыса, газета попадала к ним с большим опозданием, но всегда жадно ею прочитывалась, если не сказать — поглощалась. Несносный Фальк решил шантажировать, не захотел делиться информацией. Что ж, узнает сама.

Собирать новости о Вальгарде стало обычным делом за прошедшие годы, таким же, как умываться, одеваться и заплетать волосы… Аккуратно вырезать статьи, сортировать в хронологическом порядке и прятать под замок в тяжелый кованый сундук, где лежит все дорогое, что осталось от матери — письма и личные вещи: гребни, заколки, одежда, книги, посуда, детские рисунки, поделки из шишек, семян и листьев. Маленькие шедевры, созданные Алирой вместе с дочерьми.

Иногда его имя упоминалось в разговорах воинов гарнизона, толковали о храбрости, проявленной в походах, отмечали закрытый нрав, небывалую силу и уникальный меч «Коготь дракона». Замерев, Лейя напрягала слух. В такие минуты все вокруг исчезало.

Часто смотрела на портрет императора, пытаясь выискивать сходство черт лица отца и сына. С возрастам люди меняются. Сейчас ему уже двадцать четыре. Каким он стал за прошедшие семь лет? Интересно, они бы узнали друг друга при встрече? Он помнит тот поцелуй?

Фальк говорил, что Вальгарда ждет суд. Ему вменялись дикие, крайне унизительные обвинения. В Истерросе ходила пословица: «Лучше с честью умереть, чем жить с позором». Молодой брэйд был не из тех, кто опустится до предательства и допустит поведение недостойное война. Скорее, Роан состряпал грязное, мутное дело, а суд Архарра подхватил? Но с какой целью?

Дрожащими пальцами Лейя развернула страницу номера двадцать четыре.

«Роан раскрыл очередной заговор группы вредителей, отравивших воду местных колодцах…»

Не то…

«В пригороде Луэйра задержана целительница, практиковавшая без должного на то разрешения…»

Не то…

«Крестьяне деревни «Широкая» пригорода Имри за неуплату податей в установленный срок будут оштрафованы…»

Опять не то…

Вот!

«Мечник… Бранндон о'Майли, по прозвищу «Вальгард», обвиняемый в трусости и сдаче в плен при Валлийской компании, осмотрен целителем и признан способным предстать перед судом Архарра завтра в семь часов утра в здании дворца Правосудия. Слушание пройдет в закрытом режиме. Об итогах дела Вестник сообщит дополнительно».

Позвоночник прошибло тысячами стальных иголок неотвратимости беды. Формулировка жесткая. Никаких шуток. Исходя из накопленного опыта и слов отца, оправдательный приговор крайне редок, если не исключен. Наказание. Но какое?

Просто на несколько секунд закрыть глаза и помечтать… Вот бы его сослали в гарнизон на мыс "Марли" вместо Питера Фалька. Пожалуй, она бы не воспротивилась остаться с им в темном коридоре и обомлеть под напором сладких, желанных губ.

Боже, она точно спятила! Прошло семь лет. Возможно, у него другая женщина! Полное поражение. Идиотская затея сбежать от себя потерпела сокрушительную неудачу. Детское увлечение, основанное на химерах, иллюзия о счастье с призраком до сих пор планомерно долбит ее сознание, не давая расслабиться и спокойно дышать. Мучиться догадками, фантазировать, представлять. Глупо злиться на того, кто никогда не давал обещаний. Как можно любить того, кто даже не помнит о ее существовании?!

Неужели отец казнит собственного, пусть официально не признанного, но родного сына? Милосердием император не отличался, на его кострах каждый день горели люди, женщины, дети. Когда — то Лейя думала, что император велик и справедлив, во всем виноват Роан, шепчущий наветы в его уши, но вера колыхнулась после картин, увиденных в деревне. Глубоко на задворках сознания робко, но неотвратимо рождалась новая ужасающая конструкция: что если дерром Истерроса управляет вовсе не Темный бог, как злословят в народе, а сам Многоликий, решивший стереть этот мир с лица земли? Аарон — начнет, а завершит его тот, кто движется сюда с Иллирийского океана? Вспомнила пророчество о «Живом мертвеце», и ее передернуло. Принять за реальность сказку, которой на ночь пугают неугомонных детей, не желающих спать? Докатилась!

Лейя пролистала вторую газету, ощущая беспомощность и удушающую волну дурного предчувствия. Долго копалась, сердилась, отыскивая нужный абзац, словно чья — то колдовская сила растянула искусную пытку, надежно упрятав подальше ценную информацию. Или с целью пощадить хрупкий мир ее грез, прозрачных замков из детских фантазий? Тем безжалостней рука судьбы уничтожит этот воздушный хрусталь, стирая его в пыль до самого фундамента. Предполагать можно до бесконечности, но догадки рухнут, осыплются пожухшей трухой, потому что ты все равно окажешься не готова к тому исходу, что тебя ожидает.

Наконец, в глазах хаотично замелькали черные буквы, постепенно складывающиеся в знакомые слова…

«…о'Майли, признан… виновным… лишен наград и приговорен к казни путем повешения. Приговор приведен в исполнение…»

Повешен! Внутри что — то хрустнуло и надломилось, как старая сухая ветка под ногой заплутавшего путника. Вот поплыли бордовые круги перед глазами. Так умирают мечты, зажатые в тисках жестокой действительности, оголяя уязвимость вкупе с беззащитностью, страхом, неприятием, отчаянием.

Он умер. Его больше нет. Бесспорно, Виррор снился к неприятностям — покойник снова не нарушил этой традиции. Незнание включает воображение. Что ж. Теперь и оно сгорело, уступая безысходности. Последняя ниточка прошлого оборвалась. Якорь, причал, тонкая соломинка, питающие ее существование безвозвратно сгинули в пропасть.

Чужие слова опадают набором звуков, вторгаясь в пределы личного пространства. Сознание огрубело, слух притупился, но этот вакуум прорывает знакомый тембр рейны Франциски Акатти.

— Шайна Сойлер, вы слышите? Зову, зову!

— Да?

— В замке требуют лекаря.

Ничтожный мир еще дышит и суетится? Требует действий. Почему нельзя оставить ее в покое один на один с этим горем? Хотелось отключиться, исчезнуть, забыться, заснуть и не проснуться, только больше не осознавать новой реальности.

Ах, да. Она замещает лекаря и обязана оказать помощь. Прежний уехал в столицу, новый еще не прибыл. Точно. Утраченная логическая цепочка плавно выстроилась обратно. Ей бы тоже не помешали услуги целителя, но нет эликсира или пилюли способной даровать излечение подобного недуга.

Лейя спешно свернула газеты и убрала в верхний ящик стола. Не плакать. Только не плакать, тем более перед солдатами гарнизона.

— Насколько срочно?

— Острая зубная боль.

— Уже иду.

Прежде чем проследовать в замок, мимоходом глянула в зеркало. Отражение явило побитую собаку самого жалкого вида с печальными блестящими глазами, покрытыми пеленой влаги.

Привычно накинула шаль, прихватила лампу — подсвечник и запрятав поглубже предательскую дрожь, покинула комнату. Спустилась на первый этаж комендантского дома и толкнула засов двери в переход. За металлической створкой предстал слабо освещенный провал коридора, ведущий в замок. Без колебаний шагнула в пустое пространство. Каблучки стучали по каменному полу, отдаваясь эхом от стен. Примерно на середине пути все факелы резко погасли. Потухла и лампа. Проклятые сквозняки!

Не закричала, не вздрогнула. Остановилась, оглядываясь по сторонам. Тихо, темно и прохладно. Как комфортно в этой черной пустоте. Здесь можно снова стать настоящей, отбросить маску гордости и обнажить чувства. Реальность без прикрас. Голая правда. Увы, пора похоронить мечты под толстым слоем пепла. Шаткая надежда на счастье разбилась об острые бивни прибрежных скал. Душа рыдала кровавыми слезами, и Лейя глубоко дышала, чтобы не разразиться настоящими. Кошмар толкал в спину к тонкой границе самой бездонной пропасти, а мрак укутывая, манил к себе, суля покой и отдых от изматывающих переживаний. Темень такая, хоть глаз выколи. Куда идти? В какую сторону?

Вот, в конце тоннеля замелькал свет, обрисовавший массивную фигуру Питера Фалька. Мечник махнул рукой, и девушка двинулась вперед, держа на него ориентир. Неожиданная и крайне неприятная встреча.

— Добрый вечер, Лейя. Давненько тебя не видел. Испугалась? — спросил Фальк, скользнув заинтересованным взглядом, которого та ловко избежала: не хотелось, чтобы он раскусил ее настроение.

— Немного, — ответила она. — Странно, что лампа потухла.

— На мысе штормовые ветра. Огонь гаснет, хотя сквозняки должны стать меньше: готовясь к зиме, рейны тщательно законопатили щели, — подметил мечник, внимательно изучая изгибы грациозного тела. Грудь девушки вздымалась под корсетом. На этот раз накидка имела цвет морской волны, под стать ее глазам. Юная, свежая и желанная до невозможности. Фальк так давно мечтал увидеть ее! И вот, они снова наедине, шли вперед по длинному переходу.

Лейя пожала плечами.

— Замок слишком огромен, чтобы заделать все дыры. Столько тоннелей и переходов. Столько комнат. Дуть может с башен, там давно не проверяли состояние окон.

— Я так соскучился… — протяжно выдохнул Фальк.

— Так что стряслось? — устало спросила она, игнорируя последнюю реплику.

— Ничего особенного. У Робба Хорта внезапно раскололся зуб. Говорит, такая страшенная боль, аж искры из глаз посыпались.

— Драка?

— Нет. Попалось нечто твердое в куске хлеба. Мука низкого качества.

— Выпить дали?

— Ширас. Три кружки. Капитан сказал — хватит, хоть я и предлагал четвертую для усиления эффекта.

— Хорошо.

Тем временем, вышли к проему винтовой лестницы, ведущему наверх. Какое — то время шагали по бесконечным ступеням, и наконец оказались в новом коридоре, теперь уже замка, где находилась комната лекаря. Для Лейи привычные декорации, которые однажды просто перестаешь замечать. Знакомая обстановка: стол, пара стульев, умывальник, шкаф с инструментами. Робб Хорт — совсем молодой новобранец, скорее сын крестьянина, нежели аристократа. Лет восемнадцать — с этого возраста начинали служить в армии Истерроса. Он потирал щеку, страдая от дискомфорта, но стойко молчал. Измученный вид. Чуть прикрытые глаза подернуты пеленой хмеля.

Лейя указала на стул и тщательно вымыла руки.

— Открой рот, Робб.

Осмотрев зуб и обработав десну специальной настойкой, взяла щипцы и поддела осколок. Прежний лекарь научил на практике нескольким приемом, так что навык она имела. Но никто не гарантировал отсутствие осложнений в виде возможного воспаления или кровотечений.

— Держи ему голову крепче, Питер. Сейчас будет больно, — велела она.

Парень простонал от страха, когда ледяной инструмент коснулся мягких тканей, а крепкий захват надежно зафиксировал череп.

— Терпи, ты же воин, — приговаривал Фальк. — Стыдно обнажать слабости при девушке.

— Лекарь не имеет пола, — равнодушно подметила та.

Пытаясь быть предельно аккуратной, сосредоточилась и дернула за рукояти кусачек. Хирургия требует сильных мужских рук. Но шайна справлялась не хуже иного врачевателя, умело орудуя, не падая в обморок и даже не морщась от вида крови.

Робб едва успел проморгаться после рывка и опознать в звонком бряцанье о металлическую чашку не что иное, как свой больной зуб.

— Идеально, — удовлетворенно кивнула девушка, осматривая последний. — Вату уберешь примерно через час. Рот полоскать отваром коры дуба три раза в день. Все ясно?

Парень удовлетворенно промычал в ответ и вышел из комнаты. А Питер занял кресло, где минутой ранее мучился Робб. Он снова цеплялся взглядом за девушку, старательно его игнорировавшую. Лейя знала, что он ознакомился с газетами и теперь хотел увидеть реакцию на последние события, касающиеся Вальгарда. Он намеренно проводил сюда Робба, пользуясь его недомоганием, чтобы встретиться с лекарем и все обсудить. Роль сопровождающего мог исполнить любой, но как нарочно вызвался именно мечник. Дубина!

— Ты получила мою записку? — спросил рыжеволосый.

— Да, — тихо ответила девушка, — сожгла не читая, цветы — выкинула, подарок отправила назад: завтра его вернут на утренней трапезе.

На самом деле цветы вручила рейне Франциске, без каких — либо объяснений. Просто отдала и все. И где он умудрился раздобыть ледяные розы? Черной сердцевиной и лепестками желтого цвета бутоны напоминали маки. Подарок оказался безумно дорогой: золотой браслет с тремя рубинами. Наверняка, не поленился в свой выходной заглянуть в ювелирные лавки Астры. Красивая вещь, увидев которую лорд — комендант быстро свернет ей шею. И потом. С чем его носить? Нет подходящего нарядного платья. На мысе вообще никуда не оденешь. Просто ненужная цацка.

— Жестоко, — в глазах отвергнутого воина сверкнула предостерегающая вспышка ледяного огня.

Только девушка уверена на сто процентов: мечник ничего ей не сделает, пока он в гарнизоне под началом отца, а она — под его защитой и не дает навязчивому кавалеру повода для пустых надежд.

— Лейя, — с трудом подавив ярость, Фальк сменил тактику, смакуя и растягивая девичье имя, сладко раскатывая на языке. — Я могу передать все подробности дела о'Майли. Утром получил из столицы свежие письма. В газетах такое не напишут, но у меня связи.

Даже не сомневалась! Она вздохнула и устало потерла ладонями лицо.

— Нет, Питер. Я хочу, чтобы имя Вальгарда никогда больше не упоминалось общении со мной. Ни прямо, ни намеками, ни письменно, ни как — либо еще.

— Правильно. Ублюдок — предатель казнен и должен быть предан забвению.

Мечник наговаривал из чувства ревности и мести. Коварно посмеивался над ее беспомощностью, наслаждался триумфом, вызванным гибелью соперника. Смаковал терзания, видя ее уязвимость и желая урвать кусочек манящей добычи. Если не плоти, хотя бы эмоций: страданий и скорби, но только не равнодушия или презрения.

— Ошибаешься. Правдивый суд только на небесах. Для меня он жив и невинен. И перестань своим поганым языком марать его имя.

«Думал заплачу? Нет. Не увидеть тебе моих слез!»

— Теперь ты чувствуешь эту боль? — вскипел Фальк, — когда жажда грызет изнутри, и потушить ее способен только тот, кто отказывается поделиться глотком воды!

— Вокруг столько колодцев, выбери любой, — огрызнулась она.

— Прекрасная, злющая, с раскрасневшимися щеками и сверкающим взглядом. Недоступная, колючая, загадочная, — перечислял рыжеволосый, поигрывая кончиками бахромы ее шали.

Лейя словно вошла в гипноз или ступор. Будто скованная по руками и ногам, приросла к месту, впала в апатию. Надо встать и снова идти по темным коридорам. Кто проводит ее обратно? Почему нет дежурных, обязанных следить за исправностью освещения в замковых переходах?

— Этот колодец отравлен и очистке не подлежит, — ядовито проворчала девушка.

Фальк отреагировал незамедлительно. Пара шагов и он уже у самого стола.

— Он кристально прозрачен и свеж, как никакой другой.

Захотелось разразиться нецензурной бранью за пошлый намек. Одуревшее сердце исполняло бешеную чечетку, отзываясь новыми толчками по всему телу. Конечно! Он хочет не только поцелуя, но и всего остального. Ему скучно, срочно требуется спустить пар, вроде пустой интрижки или мимолетного увлечения. Мало ли, что движет безумцем. Пусть катятся к Нечистому его мотивы!

— Немного ласки, Лейя, совсем немного, — Питер склонился ниже и сладко шептал в разгоряченное девичье ушко. — В западном крыле я нашел лазейку в обход заколоченных дверей старых комнат, где нам никто не помешает уединиться и насладиться друг другом.

Да ну! Лейя повела плечами и презрительно фыркнула, что не понравилось Фальку.

— Сколько можно быть такой упертой? Не жалко себя и своей жизни? Лучшие годы летят мимо. Позволь встряхнуть тебя, позволь моим словам достигнуть своей цели, чтобы рухнули стены неприступной крепости, не осталось страха и сомнений. Чтобы ты ответила «ДА». Пойми, в условиях гарнизона и четкого распорядка дня нет возможности ухаживать за тобой, как заведено между мужчиной и женщиной, но, я могу повторить еще тысячу раз, что готов предложить взамен после…И уж, когда вернусь в столицу…

Жар его тела пробирал даже сквозь шаль. Внутренний голос вторя Фальку приводил иные доводы рассудка, подливая масла в огонь и отыскивая свои выгоды: «Смирись. Это — твоя новая реальность, куда уж больше? Огромное везение. Бери, что дают. Как там пишут в романах? «Окунуться в водоворот незнакомой неги и опьяняющей страсти. Отдаться в плен умелых рук, не страшась потока желаний». Вот! Твой шкаф полон редких зелий и запрещенных настоек, за которые иные кокетки не задумываясь отдали бы половину состояния! Четкая дозировка и никаких последствий. Сбережешь здоровье, получишь удовольствие. Хочешь покинуть мыс, поступить в Академию? Хватай то, что само плывет в руки! Редко встретишь сына столь высокопоставленного лорда, перед которым открыты все двери. Одна приставка «таал» перевесит сотни слов и отговорок. В свое время ею не удостоили даже отца. Зачем упираться?

Соглашайся!

Нет. Не правильно. Уехав отсюда, он сразу забудет обещания, как и забавные приключения, случившиеся на досуге. А главное, нет тяги и ответной страсти, нет неги, кроме липкого ощущения скользких щупалец морского гада, постепенно затягивающего добычу в свои сети. Гордость удерживала железными оковами, не позволяя кому — то управлять собой и диктовать волю. Выбор всегда есть.

"У меня своя история, которая с твоей не совместима". Захотелось закричать во всю мочь, но удалось лишь сглотнуть: в горле что — то перемкнуло, как от какого — то заклинившего спазма.

Нависнув сверху, Питер заслонил огромной тенью фигурку девушки. Опершись руками на столешницу, он жадно вдыхал аромат золотистых волос. Страсть усыпила голосовые связки, наполняя шепот надрывной хрипотцой. Это дико раздражало и бесило Лейю. Ширас не пил. Трезвый, а такой наглый.

— Ведьма…Околдовала…До умопомрачения желаю ощутить твой вкус на языке… На первый раз уложусь в полчаса продемонстрировать самое основное, поверь, останешься довольна. Разве я недостаточно красив, Лейя? Я даже согласен, чтобы ты представила ЕГО вместо меня, и назвала ЕГО именем. Тебе так больше понравится? Это тебя возбудит? Станешь мокр…

Звон пощечины расколол тишину и отрезвил обоих. Холод резал под напором ледяных глаз Фалька с заиндевевшими ресницами и бровями, обливая потоками ненависти. Отвергнут! Снова отвергнут!

— Зачем?! — рявкнул он. Ухватился ладонью за ноющее место, с трудом поборов всплеск раздражения. — Зря, Лейя, зря. Я ведь пытался, как лучше. Хотел убрать твое сопротивление мирным путем. Теперь учти, запомни, не удивляйся: придет час, и ты пожалеешь.

Мелькнули вязкие ростки мерзкой тревоги. Творить такое под носом отца. Он вообще ничего не боится? Зачем он ее провоцирует?

— Не угрожай — надорвешься, — зло сказала девушка, выдавая необузданную дерзость под знаменем непримиримости.

— Можно? — протяжно скрипнув, дверь отворилась. На пороге неуверенно топталась молодая прачка Алира Штейн.

— Фальк болен? — гаркнул лорд Сойлер поверх ее головы, распахивая створку шире, да так, что все подскочили на месте.

— Тогда вон отсюда! Отбой давно был! — заорал он, после отрицательного жеста дочери.

Большая удача, что комендант оказался рядом, избавляя от назойливой компании. Фальк сорвался с места, уняв вспышку злости и неповиновения. Через мгновение вышел, напоследок кинув колючий взгляд в сторону девушки. Отец терпеть не мог нарушение дисциплины. Из коридора слышалось как он продолжал распекать нерадивого воина.

— Алира? — рейна была молода, младше самой Лейи Сойлер.

— Я просто. Меня постоянно тошнит и кружится голова.

Странно, для такого большого срока. В ходе разговора и краткого осмотра выяснилось, что беременность насчитывала аж целых шесть месяцев. Все это время рейна любыми путями старательно скрывала свое состояние. Зачем? Боялась удаления с мыса или хранила в тайне личность отца будущего ребенка?

Шайна достала из шкафа очередную склянку травяной настойки.

— Вот. Отвар тысячелистника, на завтрак обед и ужин. По пол унции. Должно помочь.

— Я должна рассказать коменданту о твоем положении, — продолжила она. — Теперь я не имею право молчать, Алира. Тебе нужна работа попроще. В наклон нельзя.

— Да, — кивала та, утирая слезы, — я понимаю…

И вторя ей, Лейе хотелось выть в полный голос.

* * *

Обратно вернулась вместе с отцом и рейной Алирой по ярко освещенному тоннелю перехода. Факелы больше не гасли. После истории с Фальком с трудом уняла порыв стереть до дыр ладони влажной тканью. Рука противно ныла после пощечины.

События вечера частично отвлекли от главной темы ее кошмара. Лейя, просто легла на кровать, попеременно рассматривая потолок, стену, пустоту, стараясь себя убедить, что чувство любви и глубокой привязанности — клетка, в которой ты намеренно закрываешься и выбрасываешь ключ. Это западня, мешающая жизни. Ей захотелось превратиться в сухую деревяшку, стать куклой без эмоций. Это удобно.

Ходит поговорка: «Лучше умереть с честью, чем жить с позором», но умереть с позором — участь худшая из всех возможных. Зачем бастарда на обрекли на такую крайнюю меру? Мешал отцу? Справедливого суда — нет. Роанцы — жестокие изверги. Император — сыноубийца.

Слово «счастье» отныне исчезнет из ее лексикона, как и убеждение о существовании мужчин, способных на поступок, не требующих чего — то взамен. После смерти Бранна их попросту не осталось на белом свете.

* * *

Вновь зияющая дыра коридора. Ускорив шаг, попыталась переключиться с окружающих темных стен на едва уловимое синее свечение. В углу мелькнуло белое пятно нижней рубахи Кайя, сидящего корточках у самого пола. Губы бескровные, глазницы без радужек и зрачков неподвижно уставились в пустоту. Ужас!

— Почему ты сидишь здесь один? Разве тебе не холодно?

— Мне не бывает холодно, — ответил он, вставая и вытягиваясь в полный рост. — Я люблю Тьму.

Лейя отшатнулась, не желая коснуться протянутой руки Виррора.

— Выросла. Такая взрослая, такая красивая. Не бойся меня, ималлан, — шептал мертвец белесым ртом. — Я тебя не обижу.

— о'Майли тоже во Тьме? — спросила девушка, дрожа от холода и страха.

Призрак нахмурился и отрицательно качнул головой.

— Его здесь нет, Лейя. Потерпи. Скоро ты не будешь одинока.

— Я буду с ним?

— Нет. Когда придет время, ты будешь со мной, — улыбка покойника явила неровный ряд сгнивших зубов, вызывая приступ дурноты.

Дальше он шептал на незнакомом языке, но она не разобрала его речи.

Картинка сменилась. Густой лес и мост над бурной рекой. Конь императора разжал и встал на дыбы, сбрасывая всадника.

— Отец! — закричал бастард.

Тот успел зацепиться за край обрыва, но руки соскальзывали. Жадная пучина грозила вот — вот поглотить намеченную жертву.

— Великие духи! — произнес Аарон и сорвался вниз.

Сильная ладонь перехватила его за запястье.

— Держись, — выдохнул Бран, пытаясь вытянуть дерра Истерроса.

Через мгновение в окружении перепуганных воинов и белого, как полотно Наместника Мийяра, прямо спиной на каменной кладке лежал ри Грей, глядя в небо.

— Живой, — хрипло дышал он, не в силах поверить, что смерть прошла мимо.

А вдалеке, прямо на маковке самой высокой сосны, словно птица, сидел Кай. Легкий, как ветерок и прозрачный, как воздух, незаметный для окружающих, улыбался и весело присвистывал.

* * *

Проснулась озираясь и щурясь, глотнула прохладной воды из кружки. С вечера не задернула шторы и яркий, солнечный свет сейчас наполнял комнату. Последнее время Виррор стал сниться особенно часто. Но, что это могло означать? Неужели, покойник намекал на ее собственную смерть? А сон о спасении дерра? В нем Лейя узнала окрестности Астры и юного Вальгарда. Выходит, это прошлое? Но сон есть сон, гадать бесполезно. Минувшее упорно не отпускало ее, а впереди маячил серый оттенок мертвого пепла сожженных дотла надежд и веры в будущее, растоптанное на цвету.

Глава 10. Бранндон о'Майли

Многовековая кладка стен из серого камня. Арочные своды, колонны, переходы из одной части здания в другую. Сто шагов — спуск на десять ступеней. Двести шагов — поворот и вновь длинная кишка коридора.

У самых потолков мерцают факелы с тяжелыми, витыми рукоятями, но горят они не везде. Там, где их нет — по углам непроглядный мрак и наросшая годами от сырости плесень.

Роан — карающая десница империи Истеррос. Впечатление ужаса, боли и смерти, с привкусом безысходности и дикого отчаяния. Плохое место, созданное ломать тела и калечить души, но не исправлять, восстанавливать или искать истину. Изредка проскальзывают эхом глухие крики и стоны попавших в стальные лапы людей. Черные провалы — впадины камер без признаков жизни попеременно сменяются казематами, огороженными решетками, достаточно освещенными, чтобы понять: в этот самый миг здесь проходит пытка заключенных.

Вон палач, высоченный детина с маской, скрывающей лицо, чокнутый садист, настоящая махина смерти, не ведающая о жалости, а вот корчится жертва — нагая женщина щуплого телосложения, пытаясь сорванным голосом в который раз доказать свою непричастность. Шкварчат раскаленные щипцы от контакта с оголенной кожей, а спустя мгновение пространство заполняется тошнотворным сладковатым смрадом паленого человеческого мяса. Душераздирающий вопль захлебывается в недовольном окрике изверга: кажется, жертва потеряла сознание.

Мутный запах смешивается с мыслью об отце, как инициаторе безумно — кошмарной, окружающей меня действительности, уродливому порождению зла, где каждый день с утра до вечера истязания и экзекуции стали рутинной, повседневной обыденностью.

Неужто кругом столько врагов? Откуда? Не его ли болезненная фантазия заставляет крутиться эту ненасытную машину смерти? Образ императора в виде коварного, безжалостного паука, дергающего за веревочки, представился мне настолько отвратительным, что едва не стошнило. Рот наполнился горькой слюной, но я поборол рвотный позыв.

Страж подвел меня к большой черной створке из кованого железа, украшенной гербом Истерроса: солнце с отходящими в стороны лучами.

— Ждите здесь. Лорд Бейли вас сейчас примет.

Немного погодя вошел в кабинет Советника. Здесь тоже не лучше. По мере продвижения по коридору глаз улавливает жуткие приспособления. Промелькнувшее кресло для допроса, усеянное торчащими шипами. Слева решетка — жаровня, а вон в том углу — металлические башмаки, ломающие кости. Полный арсенал механизмов для истязаний: от дыбы, пресса для головы, железных кляпов и зажимов для пальцев, до тесных клеток для заключенных. Но, конструкции представляют собой показ — демонстрацию для устрашения посетителей, нежели их применения по назначению.

Во дворце у Бейли совсем другой кабинет, менее дикий. Так зачем было тащить меня сюда после казни из здания Правосудия? Дерр не мог оставить без экскурсии в мир кошмара и крови? Чтобы не забывал, что право умереть без мучений надо еще заслужить. Что ж, впечатлен. Должен признать, у него получилось. Это вполне объяснимо: я первый раз посетил Роан и, хочется верить, в последний.

Интересно. А ведь Бейли внешне довольно приятный человек с милой, любезной улыбкой. На вид не старше пятидесяти, с легкой щетиной, седоватыми висками и пепельными прядями волос, зачесанными назад. Нет, не Палач. Сытый кот. Обходительный, спокойный и очень уравновешенный. Вот и сейчас он одобрительно кивает, приветливо улыбаясь серо — голубыми глазами, окруженными лучиками мимических морщин. Ох, неспроста эта маска благодушия.

Ох, неспроста эта маска благодушия

— Рад встрече, Бран. С возвращением.

«С того света?»

Жестом указал на кресло, приставленное в притык к кромке стола.

Цепкий взгляд Советника прошел невесомым скольжением по моей фигуре: изучает, прощупывает, считывает. Наверняка, что — то задумал. Искусный манипулятор, опытный царедворец, с блеском играющий на слабостях людей и струнах оголенных человеческих эмоций.

Снова убеждаюсь в правильности собственных выводов: сделать дело и удалиться подальше из Таласса на другой конец материка. Из эпицентра железного порядка, тотального контроля, кровавого безумия и подозрительности.

— Лорд Бейли, позвольте вопрос, — сказал я и, приветственно кивнув в ответ, присел в указанное место. — Все эти люди в пыточных подвалах. В чем их вина?

Смотрел, как Советник, повернувшись спиной, открывает тяжелый металлический шкаф, где хранились особо важные и секретные документы. Роется в папках…

Что — что, а свою работу он знал блестяще, поэтому ответил почти не задумываясь.

— Нарушение законов Истерроса. Убийство, кражи, взяточничество, любая практика без соответствующего разрешения, поклонение запрещенному культу и так далее. Той женщине, что пытают в соседней камере, вменяется ведовство.

— Вы и впрямь верите в колдовские силы, Советник? — удивленно спросил я, поражаясь таланту Бейли знать о судьбе каждого заключенного в вверенном ему учреждении. Подобные слухи ходили и раньше и вот впервые довелось убедиться лично. Но ведовство — это что — то новенькое, попахивает нелепой выдумкой и детскими сказками.

Он задумчиво пожал плечами, норовя увильнуть от ответа.

— Люди верят. Последнее время участились случаи хождения легенд о Многоликом и нарастания недовольства в адрес императора. Ему это не нравится, поэтому Роан принял меры.

— Но самооговор под пытками не лучший метод выявления правды, ведь вы хотите добиться истинного положения вещей? — возразил я, желая добавить: «Или слепо выполняете приказ дерра о том, кого и сколько надо поймать, и казнить, чтобы потом спокойно отчитаться сухими цифрами?»

Лорд Бейли ласково улыбнулся.

— Роан разберется. Не стоит судить о вещах, о которых ты имеешь весьма расплывчатое представление, эйр о'Майли. Не огорчай меня, — проворковал он.

«А то, в неровен час, сам окажешься в числе подозреваемых».

Советник достал несколько папок и начал листать бумаги, останавливаясь подробнее на некоторых из них, что, однако, не мешало ему, параллельно вести беседу.

— Вы уговорили отца отправить меня на север?

— Нет, лишь подсказал, — доброжелательно пояснил Палач, на миг прервав занятие с документами. — Сейчас его глаза застилает пелена гнева, но он остынет. Ты воин, не лишенный потенциала, пользуешься авторитетом в армейской среде. Решительный, дисциплинированный, ответственный. Безусловно, верен империи. В отличие от Седрика: в свои восемнадцать он пьяница и разгильдяй. Политика его совершенно не интересует.

— Редкого юношу в восемнадцать увлекает политика. Вспомните себя, лорд Бейли, — ответил я. — И несмотря на возраст, мой брат — принц.

— Что до меня: тут ты не прав, — возразил Советник. — Мои родители жили слишком бедно при Кольби, уже с семнадцати я содержал престарелую мать и глухонемую сестру. В те годы слишком многие голодали, жили за чертой бедности. Я научился прислушиваться к разговорам, оценивать обстановку, выражать недовольства и, в конечном итоге, сделал ставку в пользу мятежников. Тогда еще с Аароном не был знаком лично, но слышал про него немало.

О перевороте «ри Грея» можно писать серии книг, но навряд ли поднимется завеса тайны: какую именно услугу оказал будущий лорд моему отцу, и в чем она конкретно выражалась? Темна вода. Люди, подобные им, даже отправляясь к праотцам не раскрывают секретов.

— Что же касается принца, — продолжил Палач, — дерр подумывает отменить закон о престолонаследии. Он сам назначит приемника, когда придет время.

— Удивлен… — потрясенно вздохнул я, хоть внешне оставался спокойным, а вот внутри колыхнулась волна недоумения, усилив засвербевшее сомнение касательно наличия здорового смысла и полного понимания всего происходящего.

Правитель до крайности самоуверен. Ладно, «Малый совет» и Наместники — мямли, податливые и мягкие, как тряпки. Они всегда плясали под его дудку, но где гарантия, что народ поддержит указанную им кандидатуру? Не поверю, что бы отец добровольно законным путем передал власть. Он, скорее умрет, сидя на троне, в глубокой старости. Хорошо, если разум останется не замутненным. Не хватало еще безумного монарха на троне Истерроса. Какая крайность. Выходит, брат его настолько разочаровал своей нечаянной оплошностью, цена которой человеческая жизнь.

— Где сейчас Седрик?

— Под домашним арестом. Император еще не решил, как с ним поступить.

— Насколько я понимаю, он провинился и случай особо тяжелый?

— Летальный. — Все с той же любезной улыбкой ответил Советник. — Дочь Джейсона Барвека не удержала равновесие и случайно выпала из окна. Всему виной непомерное употребление крепких напитков в шумной мужской компании. Кружок принца разогнали. Все участники получили выговор с вытекающими последствиями.

Ну — ну. Не хотелось подставлять старину Брэдли. Ведь это он поведал мне в трактире, что натворил Седрик и отчего умерла девушка.

При опале, в зависимости от тяжести преступления, как правило, следовали: разжалования, штрафы, лишение должностей близких родственников. В отношении Седрика чаша терпения отца достигла критической отметки.

Чем дольше думает тот, тем мучительнее бремя наказания. Бедный брат, пощады не жди!

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы приди в форму? — сменил тему Советник, отобрав из папок порядочную стопку бумаг, касающихся нашей встречи и предстоящего дела.

— Думаю, пары дней хватит.

— Отлично, — кивнул он. — В самый раз собраться и все подготовить. Возьмешь для подстраховки пяток головорезов без языков. Речами досаждать не будут, тайны унесут в могилу. Достаточно сказать "Вальгард", и они последуют за тобой в любое пекло. Поедешь под видом инквизитора Роана: плащ и эмблема отличия на груди, как это предписано соответствующим регламентом.

— К чему маскарад? — черный плащ с синей подкладкой и серебристый знак в виде четырехлистного клевера. Равновесие. Объединение. Аскетизм. Наказание.

— На просторах государства нет силы большей, нежели Роан. Прикрытие позволит двигаться свободно, не вызывая лишних подозрений.

М — да. Бейли прав, но одежда палачей пробуждала отторжение на уровне восприятия. Мои руки тоже в крови, но это не кровь моего народа. На руках инквизиторов — кровь простых истерросцев.

— Почему именно я — никчемный сын и никудышный воин? Не лучше ли послать более толкового парня?

— Император зол на о'Майли, но жаждет увидеть Вальгарда. А Вальгард у нас один — это ты. Ты можешь делать то, на что не способны другие. Удовлетвори его, парень, и я помогу тебе снять обвинения, вернуть имя и уехать из Таласса.

— Затеете новый процесс?

— Ну зачем? Всегда можно решить заочно, ввиду вновь открывшихся обстоятельств.

Иными словами, манкировать буквой закона.

Он говорил неторопливо выдерживая долгие паузы, подобно отцу. Но при общении с последним, в промежутках молчаний, собеседник покрывался липким потом, дрожа, как осиновый лист. Советник же буквально окутывал обаянием. Он умел очаровывать, если хотел, поэтому сейчас я чувствовал себя относительно комфортно.

— Лорд Бейли, скажите, что толкнуло вас шестнадцать лет назад выбрать ри Грея? — озвучил давно волновавший вопрос.

— Видишь ли, — помолчав, ответил он. — Владыкам мира власть дается от рождения. Аарон же, будучи никем, взял ее сам — быстро, решительно, жестко. Император — велик, а Правитель не бывает и великим, и хорошим одновременно. Одно исключает другое.

«Из всех идолопоклонников нет безумнее того, кто поклоняется самому себе», — грустно заметил мой внутренний голос, имея ввиду отца, не признающего иных Богов, реликвий или святынь, кроме значимости пространства его собственной Вселенной, питающейся жертвенной кровью.

Некоторое время мы сидели и в деталях обсуждали особенности предстоящей поездки: рассматривали карты, донесения агентов, варианты возможного местоположения укрытия Руэрригана. Мне вручили документы на новое имя и грамоту с личной печатью дерра, открывающую ворота заставы любых городов и самых неприступных крепостей и замков империи.

Стал ли я доверять Советнику? Нет. Вероятно, он пытался меня покорить обаянием и сблизиться, чтобы после использовать в чуждых мне интригах и грязной игре. Вполне ожидая подвоха, я вел себя спокойно, стараясь чрезмерно не допускать на свою территорию, но в то же время резко не отталкивая его. Просто хотелось скорее покончить с тягостным поручением — сколь сложным, столь и опасным.

Через день, под ликом инквизитора, двинулся в путь, сопровождаемый группой из пяти совершенно немых роанцев.

Теперь я был призраком,вновь готовым на великие подвиги, но не ради отца. Ради себя. Ради истерросцев: Руэр не сдался и не признал нового Правителя, а значит и дальше будет мутить воду, настраивая валлийцев против новой власти. Пока он слаб, но может окрепнуть. Загнанный зверь опасен по своей природе. В империи только один правитель — Аарон таал ри Грей. Аксиома, не требующая доказательств.

По мере продвижения на Север сердце волнующе заныло. Воспоминание — предчувствие неминуемого события, не зависящего от полученного задания или истории с отцом. Оно охватило с пронзительной точностью: не угроза ближайшему будущему, не ощущение провала и краха, а нечто приятное и исключительно значимое. То, что никак нельзя пропустить.

Выезжали на рассвете, растворяясь в густом осеннем тумане. Удалившись от столицы на приличное расстояние, сделали короткую остановку. Только тогда я понял, что боль ушла! Проклятье! Впервые за прошедшую вечность она, наконец, затихла и отступила.

Глава 11. Бранндон о'Майли

По мере продвижения на Север погода портилась, температура падала, день становился короче, частенько сбивал с ног резкий, порывистый ветер, надувая все выше снежный покров.

Дорогой молчали: мой характер, закрытый от природы к общению не располагал, а роанцы являлись немыми. Связь держали посредством языка жестов: для понимания чего хотят мои спутники, их оказалось достаточно. Потребности были простыми: «привал», «дрова», «еда», «вода», «опасность». Отряд старался нигде не задерживаться, поэтому избегая населенных пунктов ночевали под открытым небом, с рассветом выступая в путь. На десятый день достигли Валлийских земель. Год назад здесь начиналась чужая территория, ныне входившая в состав Истерроса. Именно здесь я проливал свою кровь, пропустив удар кинжала в область сердца.

Обогнув столицу по объездной дороге двинулись в направлении реки Ийгры, излучины которой благополучно достигли ближе к закату. Заброшенные замки соединяла целая сеть подземных лабиринтов, связанных друг с другом переходами. По донесениям агентов Роана и полученной от Бейли информации, где — то в этих местах погибло уже с десяток человек, отправленных за головой Валлийского пса. На то, что последний скрывался именно здесь указывала перехваченная записка людей, приближенных к бывшему правителю.

Подземный лабиринт являлся смертельной ловушкой и вход в него предстояло еще отыскать, что было весьма непросто. Пропетляв несколько часов среди руин, я бросил это занятие, так как не единожды видел следы наших же лошадей. Мы просто теряли силы и время, поэтому решили сделать привал и заночевать. С целью сохранения инкогнито, вернулись в лес, избегая открытой местности и холодного, порывистого ветра.

Разбили лагерь, когда солнце почти село за горизонт. Воины развели костер и запалили факелы, освещая опушку и заодно отпугивая диких зверей. Черный лес опоясывал поляну сплошной стеной. Мы вели себя крайне осторожно, понимая, что всюду могли оставаться валлийские ямы — ловушки, которые до сих пор нам удавалось избегать. Я присел на ствол поваленной сосны рядом с Налом, снял перчатки, и потянулся к костру отогреть ладони и пальцы. Огонь лизал валежник, со свистом отдававший тепло. В бездонном небе рассыпалось бессчетное количество звезд. От деревьев тянулись громады теней, исчезая в световом круге полыхающего костра. Поужинав зайчатиной, мы легли накрывшись меховыми плащами, но сразу уснуть не смог: мешали непрошеные воспоминания, отложившихся в памяти саднящим клеймом прошлого.

Всегда хочется верить, что все могло случиться по — другому, мысленно искать причины и варианты, лазейки, которые якобы исправили бы ситуацию и двинули в иное, желаемое русло: не участвовать в последнем походе, не встретить дикарку, а лучше вовсе не иметь с императором кровной связи, принять смерть на поле боя и стать легендой. Да, мне хотелось стать легендой, чтобы потомки равнялись на мою смелость. Ведь стремление побеждать относится к здоровым амбициям. А вот излишние внимание, как к родственнику дерра не задевало эмоциональных струн скрытого тщеславия, которое если и было, то сидело очень глубоко. Великие духи свидетели — я никогда не зацикливался на своем происхождении.

И такова моя реальность конечным итогом, слитая в единую точку в системе координат родной земли под названием «Ис — тер — рос». Случилось так, как случилось. Грех роптать на судьбу. Раннее детство счастливое благодаря стараниям тетки и мачехи. Тревожная юность — полная обид и огорчений, явилась периодом становления личности, преодоления физической боли в тренировках и схватках.

Услышать противника, унюхать, пощупать, потрогать, испытать его, показать себя. Отбить удары. Превзойти! Приобрести опыт, сделать выводы. Стараться быть лучшим, приблизиться на шаг к идеальному образу воина. Желание хотя бы скупой похвалы из уст отца, вместо резкой уничижительной критики, от которой опускались руки и пропадало стремление продолжать что — либо вообще. Я действительно удивлял всех своей силой и физической подготовкой. Всех, кроме него.

Лет до семнадцати восхищался императором и всячески пытался соответствовать статусу такого отца, но тот, как обычно, отдавал предпочтение другим, не замечая меня. Словно я — призрак.

Помню, мы вернулись из поездки с Севера. В тот вечер дерру Истерроса снова взбрела в голову блажь испытать мою выносливость. Меня поставили в спарринг сразу с тремя противниками. Постепенно тренировочная схватка перешла в настоящий бой, соперники сменяли друг друга без остановки. Потихоньку я стал уставать и пропускать удары. Не знаю сколько прошло времени, но бой не прекращался. Против меня вышел Борк по кличке «Ярый», когда я, семнадцатилетний юнец, уже порядком выдохся. Машина смерти выбила меч из моих рук, и я упал на колени. После удара челюсть жутко саднило, зубы тонули в кровоточащих деснах. Плохо помню подробности, но четко запомнился голос отца.

— Добей его, этот ублюдок все равно ни на что не способен, — прорычал он и кинул ему плеть, сам же встал покинул состязание. Орудие состояло из стальной проволоки, сплетенной с сыромятными ремнями и врезанными через каждые два дюйма шариками с острыми шипами, вроде булавы в миниатюре. Десять ударов считалось смертельным. Я отделался тремя. Ярый не рискнул завершить начатое, опасаясь последствий, которые влекли непоправимое. И правильно. Не всегда команды императора являлись обдуманными. Редко, но случалось, он менял свое мнение на прямо противоположное, когда исправить — поздно. Впрочем, он с легкостью мог найти крайнего и отыграться на нем.

Вопреки всему я дышал. Тогда Аарон самолично увез меня на окраину Таласса и выкинул, как вещь, прямо за стены городских ворот. Дикая «услуга» за услугу! За пару недель до описываемого мною события в окрестностях Астры я спас ему жизнь: без видимой причины лошадь испугалась и понесла; достигнув моста, резко стала на дыбы и чуть не скинула в пропасть. Я успел ухватить и вытянуть императора, висевшего над бурной рекой. Он бесился осознанием, что свидетели происшествия узрели не «железного дерра», а простого смертного, такого же уязвимого человека, как и все остальные.

К счастью, член братства «Отверженных» подобрал меня на выезде из столицы. Орден занимался поиском больных и убогих, выхаживал раненых, провожал в загробный мир безнадежных, когда приходил их час. Как выяснилось позже я сломал нос, несколько ребер, в двух местах вывихнул ногу. Но самое страшное: после плети спина превратилась в кровавые лохмотья, поэтому способность двигаться оказалась утраченной на целых две недели. За мной ухаживали члены братства, среди них оказались неплохие воины. Не желая терять формы, как только встал на ноги, я возобновил тренировочные бои.

С той поры отец для меня умер. Умер, как родитель и человек. Осталась лишь внешняя оболочка и влитая в кожу лица маска бездушного Властелина. И все же память прорывалась увиденной картинкой знакомого образа с пережитым, когда — то мгновением. Зря пытался убежать от прошлого. От себя не скрыться, порой дерьмо всплывало и топило своим омерзительным смрадом без того шокированный рассудок. Я обрел новую цель — стать самостоятельным и независимым. После года жизни в братстве, вернулся в Таласс, но не во дворец, как настаивал Бейли ссылаясь на слова Аарона, а в казармы армии Истерроса. С этого момента начались мои походы во благо империи. Редко отец продолжал вызывать к себе, но не для благородных маневров и щедрых жестов, а чтобы излить желчь. Часто задавался вопросом: почему он меня ненавидит? Что я сделал плохого? В чем смысл нашего противостояния? Я действительно его позорил? Ответ прост и лежит в самой сути понятия деспотизма. Он никогда не считался с желаниями и интересами окружающих, с легкостью коверкая чужие жизни, находя извращенное удовольствие в причинении боли.

Оправдывается тот, кто виновен, а себя таковым не признавал, и внутренне смирившись с приговором, решился плыть по течению. Совершенно точно — однажды наступит мой черед. Но, всему свое время.

Ночью проснулся от явственного ощущения присутствия постороннего. Никаких шумов, кроме треска раскачивавшихся на ветру стволов деревьев и уханья сов. Медленно повернулся на бок и взгляд застыл в оцепенении. На меня уставилась огромная морда матерого волка.

Задержал дыхание, осознавая насколько он сейчас близок. Из его ноздрей шел пар, глаза горели цветом мокрой листвы. Опасный и мощный хищник, с массивными мускулами под шерстью, злобно оскалился, явив ряд острых зубов зверя, способного с легкостью разорвать горло и вскрыть грудную клетку. Я видел волков и раньше, но не такого размера. Присмотревшись, он резко сменил поведение, начав обнюхивать мое лицо. Потом нагнув голову, издал низкий утробный рык. Следом, за деревьями мелькнули еще несколько пар светящихся глаз. Нас окружила стая, мотивы которой оставались загадкой: волки нападают лишь в безвыходных случаях и только от сильного голода. А зима еще толком не началась.

Волк продолжал обнюхивать меня, испытывая интерес непонятного свойства. Ралл тихо сел и потянулся к мечу, но я дал знак обождать и не делать резких движений. Зверь замер, приняв необычную позу: склоненная к земле морда, поджатые уши, растянутые губы. Глаза животного прищурились, упорно избегая прямого контакта с моими. Демонстрация подчинения!

— Ишт! «Уходи!» — шикнул я на дарийском, выражая силу и превосходство. Хищник вздрогнул. Постояв еще пару мгновений, развернулся и медленно двинулся по направлению к кромке деревьев, до тех пор, пока не скрылся в сумерках ночи. За ним исчезли желтые огни. Еще долго прислушивался к шороху, но волки не возвращались. Расслабленно выдохнул. Угроза миновала.

Почему зверь послушал меня и покорился я понял гораздо позднее. А тогда списал на простое везение, не смотря на отсутствие амулета духа — покровителя. Перед судом я передал его Илте. Маленькая Илта рай Даал, что с ней? Где она? Если в доме ри Пьери, то в безопасности. Надеюсь, девушка сделала правильный выбор.

Наступило утро. Желтый восход озарил окрестности. Вернувшись к излучине, мы вновь обследовали руины среди скал. Недалеко сужаясь пролегала дорога, сворачивая в сторону. Но следы все же угадывались и значит, кто — то успел пройти здесь совсем недавно. Роанцы подтянули мечи ближе, опасаясь засады, но все было тихо. Поманив рукой остальных я двинулся дальше. Перед нами предстали развалины замка, вырубленного прямо в скале. Заброшенный, напоминал древние руины, за нагромождением камней и ломаных сучьев скрывался вход. Дело усугублялось возможными обвалами, грозящими в любой момент завалить проем. Руэрриган знал эти места как свои пять пальцев. Я же держал на руках лишь потертую карту, сомнительного происхождения. Согласно ей огромный лабиринт состоял из нескольких частей кругло — спирального типа. Вполне возможно, это была подделка, обеспечивающая билет в один конец. Просидев минут пятнадцать у входа в пещеру, оставил тщетные попытки поиска возможных вариантов и решений, выдумывая хотя бы какой — то план. Все идеи казались далеки от реальности, кроме одного: идти внутрь. Если Валлийский пес набил хранилища съестными припасами, то мог оставаться в пещерах годами, поднимаясь на поверхность по мере необходимости. Не факт, что он не имел иных лазеек, ведущих наружу. Ждать дальше не имело смысла.

Запалив факелы, поделились на группы: двое роанцев остались снаружи, трое пошли со мной. Мы медленно продвигались по ходу, вырубленному в скальной породе известняка и гипса, мимо поставленных на ребро валунов, на поворотах делая пометки нестираемой краской особого состава. Широкий туннель постепенно сужался, открывая путь к более узкому проходу; мы перешли к одному из тех, который шел налево. Позднее обнаружили, что другой проход вел в том же направлении. Этими проходами мы прошли больше тысячи ярдов только для того, чтобы уткнуться в каменную стену, преграждающую путь. Мы делали это снова и снова и всякий раз терпели поражение. Часами плутая по длинному тоннелю, не мог отделаться от ощущения «дежа вю», но четко понимал, что однотипные пейзажи подземелья невероятно схожи.

Иногда подземные ходы приводили к пещерам без признаков обитаемых зон. В одной из таких залов оказалась ловушка. Плиты под ногами разверзлись и Налл, самый угрюмый и мощный роанец, покачнувшись, едва не провалился в темную бездну, но я успел ухватить буквально в последний момент, вернув на самый выступ бордюра, который, к счастью, оказался достаточно широким, чтобы сохранить равновесие. Под ногами зияла чернота с едва различимыми острыми кольями на самом дне, где виднелись человеческие черепа и кости.

Уткнувшись в очередной тупик, мы сели отдохнуть и собраться духом. Я уперся локтем на выступ, и он провалился, а дальше… одновременно отъехала в сторону каменная заслонка. Затаив дыхание, мы оглянулись. Здесь оказался зев огромной пещеры с размерами, которые невозможно определить невооруженным взглядом. Отсюда шло еще множество лучей в другие лабиринты, насколько я понимал, это и была точка схода. Тогда я, помнится, озадачился вопросом: что, если Валлийский пес бегает по кругу, наблюдает за нами тайком и беззвучно хохочет? Забавно гоняться за невидимкой, который намеренно завлекает свою жертву в зловещий капкан.

Осмотр показал, что большая часть коридоров затоплена. Прислушиваясь к ощущениям, чисто интуитивно выбрал один из оставшихся. Через сотню шагов мы оказались в новом зале. Здесь проявились первые признаки обитания человека — серый пепел вперемешку с черной золой, перья и останки животных, на вид кабана и курицы. В дольмене нашли остатки крупы и корок хлеба. Здесь же находился большой резервуар с водой из источника. Тут факелы вспыхнули ярче, сигнализируя о близости потока воздуха. В конце площадки наткнулись на глубокое отверстие в стене, типа кротовой норы, куда мог пролезть один человек, не более. Это звучит странно, но из трех роанцев пролез только я, хотя имел не меньшую комплекцию, поэтому дал знак ждать меня четверть часа, а после уходить, по меткам нанесенным краской на стены. Так я попал на большое помещение, усыпанное сотнями человеческих скелетов и разложившихся трупов. Среди кусков истлевшей материи, нашел серебристые эмблемы роанцев, делая вывод, что это те, кто пришел сюда раньше, но не смог выйти обратно. Почему? Карта давно не совпадала с окружающей реальностью и перестала быть мне подмогой. Из этого зала хода не было, кроме как вернуться в кротовую нору. Но и это оказалось не возможным. Лаз оказался заточен так, что беспрепятственно пускал лишь в одну сторону. Мышеловка!

Я стал ощупывать камни, пытаясь отыскать скрытый механизм, но тщетно. И все же потайная дверь обнаружилась, хоть и не скоро. Дальше оказался неприметный провал с дорожкой посередине, оплавленной по краям. Сделав шаг, резко отшатнулся назад. С правой стороны окружающее пространство накрыло стеной огня, сметая все живое на своем пути в пропасть. Все живое, кроме меня. С детства я имел странную, ничем не объяснимую особенность устойчивости к огненной стихии. Не то чтобы я не горел, но мог продержаться несколько дольше, без ожогов и иных повреждений, свойственных обычным людям. Вот что имел ввиду лорд Бейли, отмечая желание отца послать Вальгарда. Вот почему понадобился именно я. Что ж. Вперед!

Разделся, и оставшись абсолютно голым, обмотал одежду веревкой. Обувь, меч обхватил руками и накрыл телом. Сделал шаг вперед. Пламя накатило со спины, но я настойчиво двигался дальше. Пауза между всплесками всесметающей волны составляла секунды три, за это время я пытался осилить как можно большее расстояние. Первое время боль не ощущалась, но постепенное пощипывание превратилось в мучительную пытку. Продержаться! Поздно поворачивать назад.

Преодолев препятствие, вышел в другом зале в полной темноте и сел отдышаться. Здесь же на ощупь оделся. Одежда опалилась, кожа болела. Да, ожег я получил, но, что странно, огонь не тронул волос! Я никогда не погружался в пламень с головой, но вопрос о сохранности прически интересовал меня сейчас в последнюю очередь. Приведя себя в порядок, двинулся вперед, улавливая слабые отблески света. Я шел очень долго, пока не достиг нового отсека, с запахом еды. Здесь начиналась обжитая зона, где обитал Валлийский пес. Похоже я достиг рубежа, избежав ловушек. Сейчас мне хотелось поскорее завершить тягостное задание, покинуть лабиринт и вернуться в Таласс.

Глава 12. Бранндон о'Майли

Сквозь щель каменной кладки просачивался свет. Стены зала оказались сплошными полками, забитыми книгами. Неужели легендарная Валлийская библиотека вопреки расхожим мнениям сохранилась? Ее прятали здесь, в подземном лабиринте?

Валлийский пес сидел за столом в пол — оборота к двери и листал древние манускрипты, которых здесь было не счесть. Я видел его лично на поле боя и хорошо запомнил внешность. Сейчас он выглядел странновато: растрепанные волосы, землистый оттенок лица, темные круги под глазами, что объяснялось недостатком солнечного света и воздуха.

Издавна считалось в подземелье властвуют покойники. Именно по спиралям должны проходить души мертвых, чтобы затеряться в лабиринте и не возвращаться обратно к живым. То есть, лабиринт открывал душам умерших людей дорогу в иной мир. Так вот сейчас пес казался мне не краше мертвеца.

Не желая раскрывать личности, я натянул на лицо платок, и прокрался в помещение. Никакой охраны. Рядом примыкала еще она дверь. Опасаясь, что там кто — то есть, я машинально задвинул засов, и он скрипнул. Руэрриган встрепенулся, озираясь по сторонам, пока его глаза не застыли на моей фигуре, облеченную в черные кожаные доспехи с серебристым четырехлистником на груди. Нападать исподтишка со спины не в моих правилах. С безоружными не дерусь, другое дело, если меч утрачен в ходе схватки.

— Роанец? Интересно, как ты сюда попал? — размышлял Руэр на чистом истерроском. — А я уж начал сомневаться в способностях ри Грея убирать врагов.

— Бери меч и дерись, — кивнул я на лежащее орудие. — Мне нужна твоя голова, так что расклад прост: умрет один из нас — ты или я.

— Кто ты? — спросил Руэр, хватая за рукоять и делая выпад.

Сейчас мы кружили перед друг другом на открытой площадке. Неровная поверхность пола грозила сыграть дурную шутку: любой из нас мог споткнуться и упасть.

— Не важно, — ответил я. — Дерр не оставляет следов. Он будет подсылать отряды снова и снова. Не я, так другой, рано или поздно, он все равно достанет тебя, пес.

— Папа! — из — за двери, что я запер мгновением ранее, раздался отчаянный голос мальчика. Морис здесь? Точно, это его ребенок!

Услышав сына, противник озверел и бросился в атаку всем телом. Я поразился силе бывшего правителя Валлии, которая отнюдь не соответствовала его изможденному виду. Внешность оказалась обманчива!

Отразив несколько выпадов и извернувшись по — кошачьи, перекатился и оказался за спиной нанося первую рану в его правое предплечье. Ру больше не шел напролом, теперь нападал и отходил, нападал и отходил. Дождался, когда я откроюсь и нанес ответный удар, зацепив область шеи. Через какое — то время мучительного противостояния мой клинок вошел ему в бедро. Теперь противник хромал. Он прикрыл глаза, понимая, что больше не может бегать, а унижения не желал, поэтому просто сел на пол и часто дышал. Взметнулся «Коготь дракона», острие нацелилось ему в грудь, нанося новую рану, глубже и серьезней. Звон стали, и острая боль заставили его открыть глаза.

— Будь мужчиной. Покажи лицо… — выдохнул пес. Из его рта стекала струйка крови.

Стянул платок, давая понять, что тот уже проиграл. Пусть смотрит.

— Вальгард. Молва не обманула. Красив, сукин сын… — подытожил Риган с неприязнью. — Теперь мне ясно, почему она тебя соблазнила. Но скажи, после всего, что между вами случилось, ты не заметил странных ощущений?

Слова валлийца откинули меня назад в прошлое, к истории с пленом и Шаали. Откуда он мог знать то, что случилось в подвале? Не по его ли указке дикарка выхаживала меня? Зачем?

— О, да. Я в полной мере оценил всю прелесть валлийского яда, как и галлюцинаций, что он вызывает.

— Я не о яде! Разве ты не задавался вопросом почему император ненавидит тебя? Почему бесится? Все просто: ри Грей подсознательно чувствует более сильного соперника и это не дает ему дышать.

— Ты слишком много болтаешь! — смело возразил в ответ. — Я никогда не соперничал с Аароном и не стремился к власти.

— Рано или поздно все начинают хотеть власти, и я уже вижу жажду в этих глазах. В тебе есть то, чего нет в нем, — рот поверженного соперника прыскал кровью, а грудь вздымалась все чаще.

— Интересно, что?

— В этом теле живет зверь похлеще Аарона…

— Терпение на исходе, — нахмурился я, вжимая клинок крепче, но Ру продолжал свою речь перейдя на шепот.

— Думаешь император держит все под контролем? Да черта с два. Дерр велик, но ОН плывет и скоро будет здесь. Тот, кто тряхнет ваш мирок одним мизинцем. Его войско не чета моему, оно заполнит материк от края до края. Придет зима, и сметет с лица земли города и деревни. Они сожрут заживо ваших людей и детей.

— На континенте нет силы способной покорить армию Истерроса, — перебил его я, внимая в очередной раз затасканной легенде о Многоликом.

— А разве я сказал про силы этих земель? Ты плохо слушаешь, бастард. Он придет с океана.

— У тебя бред, Риган! — выдохнул я, толкнув на себя клинок.

— Отец! — из — за двери донесся отчаянный крик запертого ребенка.

Пес захрипел, теряя кровь, но продолжал зажимать рану ладонью.

— Пощади Мориса. Он знает древний язык. Он пригодится тебе в борьбе с куда большим злом, нежели я, и твой «железный» папаша, — ядовито выплюнул он, харкая кровью. — И вот тогда ты вспомнишь и приползешь к нему сам, если к тому моменту останешься… жив.

— Говори, как выйти из подвала простым путем, иначе я вернусь тем же, что пришел сюда, но вместе с ребенком. Ты знаешь, что с ним случится, — пригрозил я, намекая за стену огня, поджидающую в одной из пещер.

— Поклянись, что сохранишь ему жизнь, — взмолился пес.

— Клянусь, не трону, — кивнул в ответ.

Руэрриган перешел на свой диалект и произнес тихую, порывистую речь. По ту сторону двери доносились всхлипы: мальчик плакал, понимая, что навсегда прощается с родным человеком.

— Он выведет тебя, — подытожил Ру, опуская руки. Силы покидали его.

— «Коготь дракона», — усмехнулся правитель, когда его глаза остекленели. — Не самая… худшая… смерть. Жаль, я почти нашел… — последнее, что уловил мой слух. Палец валлийца застыл по направлению к стопке книг, лежащих на столе.

Несчастный спустил дух. Я уважал его за то, что свергнутый Правитель не сдался. Если честно, я поступил бы так же.

Наступила самая отвратительная часть задания, заключающаяся в отсечении головы от туловища. Некрофилией не страдал, но дело требовало логического завершения. Аарону нужны доказательства смерти пса. Что ж. Он их получит. Закончив с тошнотворной процедурой, завернул голову в ткань и погрузил ее в пыльный мешок, который нашел в избытке среди шкур животных в углу библиотеки. Отец и сын вели жизнь отшельников, спали и принимали пищу в одном помещении. Теперь оставалось избавиться от тела, которое благополучно скинул в пропасть в одном из залов — ловушек.

Повозившись, изрядно устал. Перед тем как уйти, прихватил со стола манускрипт, указанный Руэром. Выяснять, что конкретно искали в библиотеке представители династии Шейрров не оставалось времени — валлийским я толком не владел, и потом, хотелось до темноты уехать подальше от этих мест.

Отодвинул засов и вывел Мориса — тощий подросток, на вид лет пятнадцать. Черноглазый, темноволосый, типичный валлиец. Тот поглядывал на меня с опаской и лютой ненавистью. Еще бы: на моих руках кровь его родителя. Терпи, юнец! Закон жизни. Прав тот, кто сильнее. И сегодня удача мне улыбнулась, а завтра… Я отлично понимал, что он — мой враг, который рано или поздно вонзит кинжал в спину, но поклялся не трогать ребенка, а обещания привык выполнять.

— Веди, — бросил я по — валлийски.

— Сдохни, — огрызнулся он на своем родном языке, но покорно направился к выходу из лабиринта. Путь оказался недолгим. Через четверть часа, мы выбрались на поверхность за кромкой леса, расположенного на возвышенности с другой стороны реки Ийгры. На карте, которую дал Бейли, этого хода не существовало.

Наконец — то увидел небо и солнце, клонящееся к закату! Приключения в подземелье среди темноты и отсутствия воздуха вымотали и отняли кучу сил, не говоря о моральном состоянии. Ненавидел отца и задания которые поручались Вальгарду. Вальгард был охотником — убийцей. О'Майли — воином. Хотелось есть и отдыхать. Внимательно оглядевшись вокруг, я громко свистнул по установленной схеме. И вот передо мной роанцы в полном составе, они улыбались, не веря, что все прошло удачно, и я живой. Все пятеро целые и невредимые на лошадях, готовые отправиться домой.

Оставался вопрос — что делать с молодым Шейрром? Аарон получит голову пса и уничтожит сына, которого поджарит прилюдно на площади Радости, если довезу того живым. Никаких указаний по поводу валлийца не поступало. Их и не могло быть: официально он считался погибшим при взятии Валери и в розыске не числился. Жить в подземелье — не выход. Теперь это территория Истерроса. Бросить на дороге? Справить новые документы и пристроить в братство «Отверженных»? Подумаю позже. Мориса завернули в меховой плащ, и подсадили на лошадь к одноглазому Раллу.

— За этого отвечаете головой, — предупредил роанцев особой интонацией и знаками для лучшего убеждения.

Парень худой, как цыпленок, много места не занял.

— До ночлега без остановки, — дал указание я, пришпоривая коня.

* * *

Обычно дорога назад считается короче, но в нашем случае вышло наоборот. Погода на Севере резко ухудшилась: ветер выл не переставая, наметая снег сплошной стеной. Не смотря на то, что мы двигались к югу, морозы усилились. Ночевали на постоялых дворах и деревушках. Первые дни Морис ничего не ел, только плакал. Роанцы намекнули прирезать парня, чтобы избавить от мук, но я отверг подобную идею. Состояние ребенка понятно. В отличие от меня, он знал любовь отца и платил ему той же монетой. Он тосковал и кидал в мою сторону крайне враждебные взоры. Я сказал по — валлийски, что ему ничего не угрожает, и я отпущу, когда придет время. Не поверил, но и сбежать не пытался. Умный мальчик.

Через четверо суток, вместо трех запланированных, достигли широкой развилки на Таласс. Здесь, на распутье, пересеклись с торговым караваном, охраняемым вооруженным сопровождением. Императорские всадники оповестили, что путь в столицу через Вейер замело снегом и всех направляют в объезд через Астру. Я выругался: не припомню, чтобы дорогу на юг занесло сплошняком, до полной непроходимости. Делать крюк на Астру — лишний день пути, но иного выхода нет. Придется менять маршрут и двигаться по новой схеме.

Сейчас мы отклонились от намеченного плана и судя по карте, смещались на восток к мысу «Марли». Судьба упрямо толкала в сторону побережья. Я вспомнил себя в семнадцать лет. Море, крепость «Сноуфорст», семью коменданта, первый поцелуй с Лейей. Проклятье! Тот образ до сих пор продолжал волновать… Ощущения равносильны тому, как получить всего несколько глотков чистого воздуха. Давно канули в лету те дни, когда мы носились по прибрежным просторам. Почти дети. Контакт был недолгим, но мощным. Сила чувства измеряется не продолжительностью знакомства, а степенью глубины ожога. В моем случае он обуглил мясо, обнажив кости.

Кто она теперь? Верная супруга почтенного лэрда с кучей детишек? Или уехала учиться в Таласс? Или все еще на мысе, возле отца…

— Да? — от мысли отвлек хлопок по плечу одноглазого Ралла.

Тот махнул рукой на горизонт. Судя по пейзажу, от развилки отъехали на приличное расстояние — голая степь, а вдалеке показалась река, на которой стояла Астра. Я поднял глаза и увидел, что небо делилось на два разных цвета — черный и синий. Черным оно было левей, на востоке, и стояло прямою стеной. На нас надвигался буран!

— Придется сворачивать. Здесь деревенька неподалеку — вон она! — указал я на запад, в противоположную от бурана сторону и дал знак следовать за мной, к скудной полоске леса.

Роанцы беспрекословно подчинились. Небо сползало с гор, расстилаясь как дым по ущельям. Черная даль была близка, но снег еще не падал сверху — буран надвигался медленно. Морис притих, от меня не укрылось, его била крупная дрожь. Лихорадка? Еще не хватало! Что ж. Если парень умрет в дороге, значит так угодно Великим духам. В этой глуши нет возможности выхаживать его, а учитывая погодные условия…

Мгла уже подбиралась к солнцу. Кругом темнело все: обледеневшая река и небо. Еловые лапы мотало, раскачивая от порывистого ветра из стороны в сторону. Рукавом прикрывая от вихря лицо, осматривал округу: какой дом выбрать? Вместе с сыном Шейрра нас семеро. Лучше избу попросторнее. Привилегия роанцев указать на любое жилище. Здесь никто не посмеет отказать инквизиторам, наделенным правом карать прямо на месте, не разбирая причин.

Глаз заприметил дом на окраине достаточно вместительный и крепкий. На стук в ворота открыла пожилая женщина. Увидев роанцев с серебристой эмблемой на груди ее глаза расширились от страха. Судя по внешней реакции бедняжка находилась на грани обморока.

— Нам бурю переждать. Конюшни достаточно, — бросил я, войдя во двор.

Хозяйка кивнула, указывая на большой пристрой, вроде сарая. Конюшня соединялась с домом. Очень хорошо. Открыв двери, вошел внутрь и смекнул, что лошадей тут давно не держали: когда пришел голод, их попросту съели.

— Еда есть?

Старуха отрицательно мотала головой.

— Третий день во рту ни крошки, эйр…

— Фейрл… — назвал я вслух свое новое имя. — Тогда топи печь, приготовим сами.

Из запасов оставалась сырая дичь, копченое мясо, крупа, несколько луковиц и большая буханка хлеба. Ужин обеспечен. Завели лошадей в стойло, а сами сложив мечи и расстелив плащи, расположились на сене.

Пораженный лихорадочной тряской, Морис горел. Я достал бурдюк и дал ему отпить шираса. Обжигающий напиток опалил горло. Парень закашлялся, но проглотил.

— Терпи, — усмехнулся на валлийском.

— Я тебя ненавижу, — зло процедил тот, зарывая лицо в меховую шкуру.

Отлично! Румянец на щеках и дерзкий ответ указывали, что силы бороться есть, а значит жить будет.

— Возможно, эйр Фейрл или его спутники желают развлечься? — на пороге нерешительно замерла одетая в лохмотья темная фигурка чумазой девочки неопределенного возраста.

Голод толкал местных продавать свое тело состоятельным постояльцам. Довольно привычная картина, но меня тряхнуло в отвращении и злобе: каждый раз на эту крайность шли все более молодые, почти дети.

— Нет, нам не нужны твои услуги. Передай старухе — я итак заплачу. Дай знать, как закипит вода, буду готовить ужин. Сами поедим и вас накормим, — ответил я, давая знак, чтобы шла прочь. Воодушевившись мыслью о еде, девчонка поспешила обрадовать свою бабку.

Пройдясь по конюшне, проверил все ли в порядке, а заодно осмотрел сохранность зловещего ценного груза и древнего манускрипта. Оставшись довольным, откинулся на кучу соломы. Под завывание снежной бури погрузился в сладкую дрему.

Глава 13. Лейя Сойлер

Ветер всю неделю гнал колючий снег, надувая гигантские сугробы. Зима обрушилась внезапно, словно выжидала команды зловещей неведомой силы. Скупое северное утро проглядывало сквозь занавеску, ночная вьюга утихла. Стрелки показывали одиннадцать, а Лейя все лежала, не желая подниматься с постели. Зачем? Сон давал короткое облегчение от тягостных дум. Вальгард… Ее копилка пополнилась еще одним призраком. Успокоительная настойка из смеси порошков только отупляет сознание, но не избавляет от симптомов болезни. Как снять эту боль, продержаться еще несколько дней? Чем себя отвлечь? В чем смысл такой жизни?

Лейя замычала от разочарования, прокручивая впечатления от прибытия на мыс несколькими днями ранее нового лекаря. Эйр Амбер Скалон, шестидесятилетний вдовец, крохотного росточка, в очках, с горбатым носом и скрюченными пальцами. Вместе с ним приехала дочь Амина, ее ровесница, держалась откровенно вызывающе, высокомерно поглядывая на окружающих во время ознакомительной прогулки по крепости. Она брезгливо поморщилась, когда носочки замшевых ботиночек коснулись грязной лужи внутреннего дворика: Франциска вылила помои под крыльцо, куда та неосторожно вступила. Не упускала возможности бросить едкие замечания, выражая недовольство увиденным по поводу и без, пытаясь насаждать свои порядки. Зато как оживилась при виде солдат гарнизона! Услышав фамилию Фалька зарделась румянцем, глаза загорелись.

Шкаф с редкими препаратами Амбер заставил перенести из дома коменданта в замковую комнату лекаря, и тут же забрал ключи. Пересчитав склянки, он топал ногами от злости, за то, что она посмела тратить лекарства на жителей деревни, хотя та уже заказала новые на деньги отца и ожидала доставки из Астры со дня на день. Кругом предатели и болтуны. Кто успел ему рассказать про деревню? Внутри клокотало от жесткой несправедливости, когда он шипел, что девчонка не ничего не смыслит в мужской работе и не должна заниматься врачеванием. И, тем более, проводить опыты с соединениями и составами, экспериментируя со смешением различных сильнодействующих веществ.

Дочь коменданта пыталась поговорить на медицинскую тематику, и изумилась «познаниям» нового лекаря. Руарр эль Хаар являлся практикующим хирургом и довольно искусно проводил операции. А этот… Амбер, врачеватель вроде банщика — цирюльника снимал мозоли, вскрывал нарывы и делал кровопускания. Воинская служба травматична по своей природе, а столица прислала в гарнизон лекаря такого низкого уровня. Она хотела книг и новых знаний, а получила напыщенного индюка, в придачу с капризной дочкой. Издевательство, ошибка или чья — то глупая безалаберность?

В первый же день эйра Амина завела речь о сильном ветре и твердом намерении поселиться в доме коменданта, а не в замковой пристройке для рейнов. Вспомогательный персонал всегда проживал отдельно, теперь же эйра Скалон хотела делить пять комнат с лордом Сойлером и его дочерьми. С чего вдруг? Отец ответил, что этот вопрос он обсуждать не намерен. Амина фыркнула, но буря миновала. Ей пришлось подчиниться.

За обедом девушка критиковала похлебку и качество хлеба. Конечно. Привыкла к белым булкам из пшеницы. «Ржаной хлеб едят только простолюдины», — бубнила она. Жизнь в Сноуфорсте отличалась простотой, все ели солдатскую похлебку и кашу, не жалуясь. А у вновь прибывших из столицы запросы оказались весьма вышенные. Может, и к лучшему, быстрее сбегут! Лейя сделала вывод: либо они привыкнут и смирятся с окружающей действительностью, либо уедут отсюда.

Больше всего ее огорчала утрата возможности заниматься практикой врачевания. Вредный старик не даст проявить себя, он будет землю грызть, но не уступит, отстаивая позицию полноправного хозяина положения. У нее появились сомнения касательно остроты зрения Скалона. Лишь бы сослепу не перепутал этикетки, как та деревенская травница. В шкафу есть яды и редкие порошки. Здесь шутить опасно.

Она давно не строила радужных планов, и вновь погрузившись в апатию серьезно не понимала — что делать дальше? Плохо. Кошмарно. Противно. Говорят, когда чего — то сильно хочешь, мироздание движется тебе навстречу, способствуя выполнению желаемого. Так почему оно молчит? Нет радости, нет прежней воли к жизни, а только бездонная пропасть, полная отчаяния, в которую катишься, катишься, катишься. Лейя мысленно обратилась к Старице, но бросила, решив, что молитвы не помогут. Они отвернулись от Святых ликов, и те в ответ забыли про своих смертных.

Покинула комнату ближе к вечеру, спустилась на первый этаж, прошла в пустое помещение кухни, где обед уже давно кончился.

— Это тебе, — возникший из неоткуда "призрак" Арьи протянул холщовый мешок и кусочек бумаги, когда старшая Сойлер доедала тарелку гречневой каши.

Записка из деревни «Ийнарр» от жены местного старосты. Тупая боль вблизи пупка, тошнота, лихорадка. Лейя помнила, что староста — добрый человек обладающий навыком лечения животных. Прошлой весной они с эль Хааром ездили за ним в деревню попросить осмотреть лошадей в гарнизоне. Лейя бы рада помочь, как он помог им тогда. Но! Столько всяких «но».

Во — первых, болит живот. Наверняка, воспаление брюшины. Придется лезть внутрь, а это если и спасет жизнь, то чревато возможными осложнениями. Второе — отсутствие инструментов и препаратов. Их забрал новый лекарь и держит под замком. Третье — обещание, данное ей лорду Сойлеру. Он еще со вчера убыл в Астру, должен вернуться только под вечер. Ждать отца смысла нет: не отпустит и строго накажет за ослушание, ведь в прошлый раз обещала больше не рисковать. И потом, небо подозрительно потемнело. Погода стремительно портилась, но взбесившаяся интуиция кричала «ехать!» Надо ехать! А впереди уже угадывался мрак бездны, которая угрожала окончательно сомкнуться над ее головой.

Лейя заглянула в мешок и ахнула. В нем лежало не меньше пятисот ри Греев и десяти флоринов, а в пересчете на старое золото Кольби невероятная сумма, особенно для деревни в ее теперешнем положении. Можно купить корову или парочку свиней. Собирали вскладчину или сами копили? Она ведь вправе отказаться. Сказать, что мешок в глаза не видела. Бедные люди передают живые деньги через десятые руки. У крестьян Истерроса поразительная доверчивось.

В их глуши нет лекарей. Староста умрет, если она не приедет, а если приедет, тоже умрет, но без лишних мук. Опий? Стоп! Чтобы делать выводы, надо видеть пациента. Гадать издалека смысла нет. Мелькнула мысль подойти к эйру Скалону и выложить все, как на духу. Но тут же отбросила эту идею: важный петух не бросится на спасение рейнов, и вообще никуда из крепости не двинется. Сразу по приезде он четко дал понять: методом хирургии не владеет и похоже, осваивать его не собирается.

Наверное, сам Многоликий подвиг ее пройти в замок и незаметно забрать лекарства и инструменты. К счастью, дубликат ключа сохранился и по пути никто не встретился. Плюс, кое — что осталось в доме коменданта. Набрав сумку под завязку Лейя одела меховой полушубок и укуталась в теплый платок. В стойле ее заждалась Встречная: последние дни ее лишали прогулки.

В карауле молодняк: Робб Хорт, тот самый, с больным зубом и такой же юный напарник. Прищурившись, он пристально смотрел на дочь начальника гарнизона.

— Опять вызов? Я видел записку от крестьянина.

— Не пропустишь?

— Пущу, — ответил Робб, открывая ворота. — Месяц назад у меня скончалась родами сестра. Лекарь не приехал, обслуживал важную птицу. Увы, рейны — люди второго сорта, и не достойны помощи.

— Только двигай быстрее, — добавил он. — Погода меняется, близится буря. Если накроет в степи — ты замерзнешь.

— Забудь про письмо. Все отрицай. Отец узнает — тебя высекут, — заметила девушка, покидая стены крепости.

— Нас высекут, Лейя, — поправляя ее, кинул вдогонку караульный.

«Если Роан не подвергнет худшему наказанию», — подумала девушка и пришпорила лошадь.

* * *

Небо темнело, когда она подъезжала к деревне. Чуть — чуть не успела до снегопада. В лицо летели большие белые хлопья. Ветер пустоши завивал сугробы, заметая дороги. Высокие волны снега катились навстречу, преграждая путь.

«Брюшные операции редки. Это крайнее средство, польза от которого весьма сомнительна» — проговаривала она про себя, цитируя руководство по анатомии. А вот эль Харр считал по — другому, исходя из накопленного опыта вскрытия тел умерших от перитонита или подвздошных гнойников. «Возможно, все гораздо проще. Не стоит раньше времени сгущать краски», — решила она, приметив нужный дом. Все ее лицо было мокро, и одежда становилась твердой, покрывалась тонким льдом. Лошадь вязла в снежных заносах, но упрямо двигалась к цели. Перед самыми воротами метель усилилась, все исчезло и скрылось в белесой мгле. Из калитки показалась голова жены старосты. Рейна Сафита Агребб закрываясь рукавом от шквалистого ветра держала в руках фонарь. Огонь мерцал, но не тух.

— Шайна Сойлер! — обрадовалась она. — Само провидение толкнуло проверить! Не думала, что вы приедете. Мы бы встретили, но сын сказал его прогнали, он не дождался ответа.

— Как не приеду? Деньги ведь передали, — слова уносило ветром.

— Вы бы вернули потом…Вы…честная…

Лейя шла вперед за хозяйкой, плечами расталкивая густой, непрерывно движущийся воздух, цеплявшийся за одежду подобно дикому вьюну.

Сын старосты увел на конюшню фыркающую кобылку. Изба встретила благодатным теплом, запахом трав и пота. Лейя села на скамейку отдышаться и развязала платок. Раздавались приглушенные стоны хозяина дома.

«Минутку, одну минутку. Просто собратьсясилами». Она нужна, она может. Лейя чувствовала незаменимость и счастье наполняло ее. «Только не навредить», — сказала она про себя и направилась к тазу с водой.

Лирр Агребб находился в сознании и ответил на вопросы. Прощупывание подтвердило опасения. Сейчас она должна напоить его настойкой опия, сделать клизму с промыванием желудка и дать возможность умереть спокойно. А можно поступить по — другому. Выбор. Осознание выбора, что решать только тебе здесь и сейчас. Ей ли не знать о последствиях: в любом случае совесть будет грызть за случившееся, до тех пор, пока староста окончательно не встанет на ноги. А он действительно встанет? Насколько запущен процесс? Да или нет?

— Шанс мал, примерно два из десяти, — прошептала Лейя напуганной женщине.

— Делайте, шайна, — ответила та, промакивая платком глаза от влаги.

— Переложить на стол, больше света и кипятка принесите, — командовала дочь коменданта. Сыновья старосты засуетились, исполняя приказы.

Решение освободило ее, развязало руки. Дальше все делала молча, плывя по течению, мысленно обращаясь к Руарру эль Хаару, представляя, как поступил бы он? Равнялась на учителя, который являлся живым примером опытного хирурга. Пару раз ей посчастливилось наблюдать за ходом именно такой операции, и много раз она отрабатывала ее на манекенах и трупах. Да, изучение мертвых сближало с Виррором. Кай. Вот только не сейчас. Мысль о покойнике вообще не к месту!

Лауданум погрузил в сон, и пока тот лишен ощущений аккуратный поперечный надрез в нижнем сегменте правой подвздошной ямки. Обследовав слепую кишку и аппендикс, облегченно выдохнула. Воспалительный процесс не покинул пределов отростка, который благополучно иссекла и ушила, а после погрузила культю в слепую кишку. В полости малого таза жидкость отсутствовала — большая удача. Наложила шов иглой с льняной нитью. Времени ушло не так много, но она выдохлась. Нешуточное напряжение давило.

Все тихо, только кровь летела по жилам, выстукивая учащенными пульсирующими толчками, а за спиной мелькнуло плавное скольжение непонятного темного пятна. Боковое зрение выдало образ мужчины, и это не сыновья старосты. Он в черном, с серебряной эмблемой на груди. Четырехлистник. Роан? Здесь Роан! Попалась! Сердце забилось в острых когтях ужаса. Заледенели руки. Иголка упала. Пальцы не слушались. Сейчас ее заберут, как нарушителя закона Истерроса. Она не лекарь, а преступница, как говорится поймана с поличным. Хорошо, если разберутся в Астре, а если дальше? На костер в Таласс?

— Закончи, как положено. Я подожду, — спокойно сказал инквизитор и незаметно растворился во тьме помещения. Дыхание застыло от глубокого тембра незнакомца. Его лица и не разглядывала вовсе, только доски на полу.

Так, сейчас завершить начатое. Пациент не причем. Остальное после. Обработка шва, но не кипящим маслом, как писали в научных трактатах. Нужна мазевая повязка.

— Куриное яйцо. Побыстрее, пожалуйста. — Голос дрогнул, в глазах потемнело. Еще одна реакция на стресс.

Желток, скипидар и розовое масло. Вот так. Теперь все. По крайней мере, здесь закончено.

— Шайна Сойлер, спасибо. — Прошептала жена старосты, выслушав дальнейшие рекомендации. — Там роанец пришел, — глотала слезы она, — Неожиданно. Словно из неоткуда. Я сказала, что сама вас позвала. Разрешение не спрашивал, но если попросит, солгите, что забыли в гарнизоне, а там… потеряли… Простите…

— Все в порядке. Это был мой выбор. — ответила девушка, собирая инструменты в сумку.

— А деньги?

— Я ехала не ради денег. Если рейн Агребб выживет, передайте Арье, десять флоринов: такова стоимость затраченных лекарств. Мне они уже ни к чему.

Роанец в накинутом капюшоне и черном меховом плаще с синей подкладкой молча ждал у выхода на улицу. Лицо скрывалось за плотной черной тканью. Да, чем выше статус инквизитора, тем чаще его внешность спрятана от окружающих, платками или масками. Значит он — главный. Что ему нужно?

Вьюга заметно убавила обороты. Небо прояснилось. Вдали желтела тусклая полоска заката.

— Иди за мной, — четко велел он.

Высокий широкоплечий мужчина уверенно прокладывал дорогу в высоких сугробах. Лейя едва поспевала: колени дрожали от нервного напряжения. Никаких истерик! Он привел ее на соседний двор и пропустил вперед, придержав скрипящие двери конюшни, где тускло горел фонарь небольшого размера.

Допрос?

Из темноты на нее уставились пять пар глаз. Еще роанцы? Сколько же их тут?

— Осмотри его, — главный сдернул меховую накидку с худенького парня, свернувшегося калачиком на ворохе соломы.

Лечить? Хотят получить помощь лекаря и даже разрешение не спросят? Или сначала, а после… Давай, Лейя! Опустилась на колени, пощупала влажный лоб, посчитала пульс. Лихорадка. Мечась в жару, он бредил на валлийском хриплым, прерывистым голосом.

— Скорее всего обычная лихорадка, эйр. Я могу дать настойку, ему станет легче. К утру жар спадет, но вечером поднимется снова. Так три дня. Вот.

Из сумки достала нужную бутылочку и протянула незнакомцу.

— На этикетке указано как ее принимать.

Что теперь? Взглянула вопросительно в карие глаза, изучающие ее в упор. Разомкнула губы, желая уточнить: разрешено ли ей покинуть двор, взять лошадь и двинуться в сторону мыса, пока отец не приехал и не хватился непослушной дочери? Пусть великое провидение смилуется и роанцы хоть раз забудут о своей страшной миссии: выявлять, наказывать, уничтожать. Или сейчас он прикажет предъявить бумагу, а потом назовет пункт Уложения, за нарушение которого примет карательные меры…Слова замерли не успев слететь с губ и оформиться в звуки.

— Есть разговор. Туда, — прервал ход ее мысли незнакомец, указывая на дверь, ведущий в переход из конюшни в избу. Вся кровь хлынула в ноги. Где взять силы для последнего рывка: тяжелого разговора? Голова пуста, внутренние ресурсы выжаты до капли и долгой дорогой и опасной операцией. Бежать поздно, постыдно и глупо. Да и как далеко ли она уйдет, прежде чем догонят и схватят? Что ж, подчинилась, ступая в темноту за знакомой уже статной фигурой.

Лейя знала, что эту, некогда большую семью, выкосили болезни и голод. Но сегодня здесь пахло едой: кошельки роанцев набиты ри Греями, а мешки снедью. По пути едва не столкнулась с мелькнувшими довольными лицами хозяйки и внучки. Их накормили. Удивительная щедрость, не типичная для служителей ведомства Палача!

Роанец завел Лейю в комнату с печкой, молча указал на лавку, и та, сняв сумку, послушно села. Устроившись напротив, мужчина положил руки на стол, являя кисти, туго обтянутые черными кожаными перчатками. Сцепил пальцы в замок, снова наблюдая за шокированным личиком девушки, пытающейся дышать спокойно и ровно, как ни в чем ни бывало. Но истинные эмоции не скроешь. Выразительная мимика без труда выдавала ее волнение.

— Лейя Сойлер? Дочь коменданта крепости Сноуфорст? — спокойно спросил он.

Святые лики! Имя известно. Что он еще знает?

— Верно, эйр. Именно так.

— В избе старосты вы проводили операцию. Документ, подтверждающий звание лекаря имеется?

— Нет.

Тишина в ответ. Зачем тянет время? Новая шокирующая мысль сокрушила остатки наивности: неужели пытается намекнуть о порочных услугах в обмен за молчание и обещание замять дело? Весьма распространенная практика, ведь тело предлагают за еду, его же продают за свободу. Роанцы сами законченные грешники и негодяи, у них неограниченная власть и полная безнаказанность. Такие пройдут по руинам морали не моргнув глазом. Он может взять и то, и другое, совмещая приятное с полезным.

Мужчина глубоко, будто сочувствующе, вздохнул, медленно поднялся и обошел ее, остановившись за спиной. Движение руки, слабый шорох одежды… Лейя с опаской озиралась, стараясь не обреченно поникнуть, а держать позвоночник прямо, и едва не подпрыгнула на месте, осознавая, чей лик проступил перед ней в полумраке жилища простого рейна захудалой деревеньки «Ийнарр» — крохотного пятна на необъятной, девственно — чистой пелене морозной северной пустоши.

Глава 14. Лейя Сойлер

Провидение? Переломный момент или простая случайность? Тупиковая головоломка или начало новой истории? Хлипкое счастье, вырванное чьей — то безжалостной рукой вернулось чувством слабой надежды и обернулось невероятной встречей.

Шок напрочь сметает устоявшуюся логическую цепочку, разбивая ее на осколки. Сердце скачет галопом зажатого и загнанного в угол дикого зверька, побуждая вскочить, но мужчина предупредительно опустил тяжелые ладони на девичьи плечи, исключая излишне порывистые движения.

— Вы? — беззвучно прошептала Лейя, ошарашенная встречей с воскресшим покойником, подавляя очередной безотчетный рефлекс отшатнуться подальше. Тот смотрел с прежним спокойствием и самообладанием. Конечно, ведь это она считала его мертвым, а не наоборот!

Мысли путались: подвергнутый казни Вальгард стал роанцем. Он здесь, на Севере за тысячи миль от столицы. Принял новые правила Палача? Дурацкие игры, мутные и непонятные.

— Т - с — с — с. Так надо, — вкрадчиво ответил мужчина, глядя на девушку с высоты своего немалого роста, тихо, как хищник, приложив указательный палец к губам. — Веди себя спокойно, не паникуй. Читала газеты, да?

Робко кивнула. Уставилась в пустоту, воздержавшись от потока вопросов, требований, отчетов, как учила мама: дочь военного не спрашивает лишнего, не лезет в тайны серьезных взрослых мужчин.

— Лейя… — голос низкий и хриплый, заставлял звенеть внутри нее незнакомые струны. — Вот так встреча. Признаюсь, узнал не сразу.

Качнуть головой в ответ, задыхаясь от переполняющих ощущений невероятности событий. Живой! Душа ликовала: Вальгард жив, и он совсем близко, его руки согревают ее плечи даже через ткань.

— Сейчас я сяду, и мы спокойно поговорим. Хорошо?

— Да, эйр.

— Без условностей. Просто Бранн.

Кисти медленно соскользнули, приятная тяжесть исчезла. Обогнув стол, сын императора вновь занял прежнее место, чуть приподняв уголки выразительно — сочных губ. Присущая ему черта из прошлого: на лице о'Майли не проскальзывало никакой, даже тлеющей улыбки, а глаза всегда оставались полными тоски и печали, как лик человека, повидавшего много смерти и горя в свои молодые лета. Зоркое отслеживание передвижений воина подпитывались информацией из разговоров и кратких описаний «Вестника», держа ее в курсе его походов и поощрений.

— Я хочу предложить тебе скромный ужин.

— Благодарю, но я не голодна.

— Уверена?

— Не смогу есть сейчас, нервы на пределе, — честно призналась Лейя.

— Бедная девочка, — щеки заалели.

Поборов стыд, продолжала изучать роанца, находящегося у противоположной кромки пустого стола. Спонтанный порыв вскочить и заключить его в объятья отступил. Держись, дурочка! С тобой уже другой человек, не тот, кого ты знала семь лет назад. Обломки — вспышки памяти складывались в причудливую мозаику, являя белолицего безусого юнца с забавными кудряшками. Яркая картинка реальности трансформируясь преподнесла зрелого мужа с поседевшими висками и новыми морщинками. Рефлексы зыбких теней играли на идеальном лице, которым хотелось неотрывно любоваться. Беспощадное зеркало жизни явило воина старше и мощней, чем накручивали фантазии, с глубоким порезом, плавно рассекающим половину лба и правую бровь до выступа скулы и двух порезов поменьше на обеих щеках. Молва не врет: увечья, добытые в походах, красят, а не уродуют мужчин. Этого же до нелепости гармонично. Плотная линия четко очерченных губ, никакой юношеской припухлости и нежно — розовой кожи. Теперь она неровная, загрубевшая от суровых погодных условий и тягот военного быта.

Кто он — хладнокровный убийца, зачерствевший представитель Роана, безликая единица армии Истерроса? Или легендарный рыцарь, горделиво восседающий на белом норовистом жеребце, покорным воле мужественного всадника и не терпящего трусливого? Скорее, и то, и другое. Грязные подробности поручений ведомства Палача ее ничуть не интересовали, как и иная реакция, кроме возмущения на действия суда, растоптавшего репутацию воина.

— Я тебя напугал?

Мягко сказано!

— Весьма неожиданно.

Накативший панический страх постепенно исчез, сменяясь противоречивым ворохом притупленного удивления и отошедшей на второй план усталости, уступившей приятной смеси безопасности и острого интереса.

— Оживший предатель, — горькая усмешка.

— Нет. Для меня ты — герой.

Черные бриллианты зрачков о'Майли расширились. В карих радужках замерцали узоры янтаря, словно он перехватил и вобрал в себя часть ее вспыхнувших эмоций, ее восторга, ее обожания, и бунта опустошающей несправедливости. Слишком смело, слишком откровенно, по — детски прямолинейно и наивно.

— Героев не казнят, как предателей Лейя, героям не больно, они не пропускают удары и не попадают в плен.

Ведь так?

Да, только в сказках, что читала мать, в которые давно не верилось.

— Чушь. Я знаю, как у нас делают героев из предателей и наоборот.

Болезни и смерти не самое страшное в жизни. Есть страдания не в пример хуже: муки позора, бесчестья и трусливой слабости. Есть беспросветное отчаяние, есть падение, без которого нет и подъема. Ей хотелось поддержать, вселить уверенность и придать сил, чтобы через боль он смог начать строить фундамент нового будущего.

— И откуда же такие убеждения?

— Кое с кем общалась, много видела, думала. На мысе достаточно времени для подобных занятий, — она прикусила губу.

Поразительное доверие! Откровенность тянет как минимум ссылкой на остров Ледяных сопок.

Взгляды скрестились, выдерживая напор, подобно схватке клинков двух непримиримых противников — опытного и знающего как устроена жизнь, до тошноты отведавшего стряпни с дворцовой императорской кухни и желторотого птенца, только — только подающего первые звуки. Поток мыслей удачно совпал и шел в едином русле.

«Умная девочка. Верные выводы».

Лейя отвела глаза первая, крутнула головой, разматывая пуховый платок. Непонятный контраст: щеки горят, волнительно потряхивает нутро, а вымораживающий холод раздражает покалыванием острых иголочек, от чего волоски на коже встают дыбом. Боже! Почему так?

Молва утверждает, что незаконнорожденный сын императора один из самых красивых мужчин в империи. Да. Внешность — дело вкуса, но нельзя отрицать очевидного. Бастард удивительно хорош! Непривычная для прежнего образа дерзкая щетина дает сравнение в его пользу: не жидкая бородка священнослужителя и не густые усищи, как у казначея гарнизона, а волнующая, пленительная небритость. Откуда ей знать почему так хочется провести по волоскам рукой, потереться щекой, отчего манит великолепный лепной рот, его нежность, его изгибы. Девичья воля трещала и плавилась под натиском ослепительно эффектной наружности «старого незнакомца».

— Ты сильно рискуешь. Твой поступок крайне неосмотрителен и глуп, шайна Сойлер! Ты могла попасться инквизиции. Лечить, не имея разрешения! И не говори, что не знала о последствиях! Почему не уехала в учиться столицу?

Возмущение и недовольство собеседника оставляло у Лейи щемящий зуд неудовлетворенности, тоски и собственной никчемности. Критика из его уст звучала особенно горько, как жгучая, неприкрытая правда.

— Роан. Я пыталась, но из — за матери наша семья в списке неблагонадежных, — пояснила девушка. — Мне отказали.

— Как давно ее забрали?

— Семь лет назад в Астре. Почти сразу, как вы с императором покинули Север.

Мужчина нахмурился. Брови сошлись на переносице.

— В чем конкретно она обвинялась?

— Этого мы не узнали, как и того — жива ли она вообще?

o'Майли не смог сдержать грязного ругательства на дарийском, а потом стиснул челюсти, пристукнув кулаком по столу.

— Прости, я не знал.

Все. Плотина рванула и хлынула неудержимым потоком. Держалась сколько могла, но силы растаяли. Она начала вздрагивать, беззвучно всхлипывать, дрожать и напрягаться, пытаясь притупить конвульсию панической истерии. Из полуприкрытых лазоревых очей обильным потоком полились слезы, сломив преграду гордости и приличий. Влага торопилась облегчить, освободить от мучительных сомнений касательно туманного будущего, рассеять и отогнать прочь.

Опешивший от столь бурной реакции мечник снял плащ, стянул перчатки и сел рядом.

— Не плачь, маленькая. Мне жаль, — бархатный баритон просочился в самые недра сознания. Рука уверенно придержала за талию, а другая протянула носовой платок.

— Возьми.

Вот сейчас коснуться его кисти кончиками пальцев, убедиться, что он настоящий, а не выдуманный. Живой и горячий. Не бред на яву, а именно он говорит своим низким грудным голосом, вызывая пронизывающие мурашки и непонятные смутные всплески отдаленных желаний. Рука соприкоснулась с теплой подвижной структурой его мозолистой ладони и контакт прошел острой вспышкой, тряхнув со всей одури ее нутро, разве только искры не посыпались. Хотелось дышать спокойно, а вышел ничем не прикрытый судорожный вдох.

— Иди сюда и успокойся, — мягкое, утешающее объятие. — Ты умничка, прекрасная, смелая, сильная. Идешь на риск, проводя такие сложные операции. Кто научил? — тона купали в бесконечной, необъятной нежности.

— Эль Хаар. Он много лет учил меня, пока не уехал отсюда.

— Наслышан о нем. Тот рейн, он выживет?

— Деревенский староста? Не знаю. Удача улыбнулась, за мной на удивление вовремя послали. По — хорошему, надо осмотреть его завтра, но…

Завтра весь день проведет под замком под домашним арестом, когда ОН будет уже далеко отсюда…

— Разве переворот ри Грея не даровал равные права, открывая возможность учиться женщинам и мужчинам, не глядя на сословия и чины? Я могу, понимаешь? Чувствую, что способна заниматься врачеванием, но связана по рукам и ногам. Хочется расправить крылья, а их обрубают. Теория важна, но и практика необходима.

— Понимаю.

Захватом притянул крепче, сжимая в тугих, железных тисках, вызывая волну неадекватного порыва бросится на шею и рассказать, что жила все эти годы, только им и для него, деля существование на «до» и «после». Поведать застрявшие на шаткой границе сна и яви переживания той еще девочки, прочувствовать и прожить снова, удерживая себя в нужном тонусе, не смотря на новое вскрытие едва зарубцевавшихся ран. Однако, вопросы получились совсем иными.

— Куда везут зерно, изъятое из деревенских амбаров? А золото, добытое на Ледяных сопках? Император готовится к новой войне? Свободные земли? Бриарр, да? Почему нет целителей, почему знахарок причисляют к ведунам? Планомерное уничтожение граждан Истерроса или закономерная случайность? Так много вопросов, и я уже отчаялась услышать хоть сколько — нибудь внятные ответы.

— Лейя, не здесь и не сейчас…

"А когда?"

— Нас могут услышать.

— Разумеется.

Закрыть глаза, разнежится на широкой груди, уловить ее тепло и ровный стук сердца.

Разомлев, успокоилась, и расслабленно прислонилась к упругому телу, ощущая даже сквозь кожаные доспехи стальные бугры мышц. Едва хватало сил сидеть и говорить вполне сдержанным голосом более — менее понятными фразами.

Разве можно так остро чувствовать того, с кем не виделась кучу лет? Лейе захотелось отмотать назад, выбрать несколько дней и задержаться в них на целую вечность. Поверить, что чудеса все — таки существуют, что любовь жива, пускай лишь в одном ее истерзанном сердце.

— Помнишь, как семь лет назад, почти дети, вот так же сидели на грязной скамейке в лесной сторожке, прячась от дождя?

Блестящая морская гладь вновь коснулась осколков желтого янтаря, купая их в свежей, живительной влаге.

— Я помню все, все дни, проведенные в крепости Сноуфорст. Это была моя единственная поездка с отцом за пределы Таласса и его окрестностей, — печально хмыкнул о'Майли.

— ТЫ. МОЯ. ПЕРВАЯ. ЛЮБОВЬ, девушка с лучистыми глазами. — Плавный, обволакивающий шепот прямо в разгоряченное ушко заставил вздрогнуть и хватать воздух ртом, вызывая порыв погрузиться в пьянящий огонь, утопать в ласкающих мазках голоса и желать погасить вожделеющий жар влажным бархатом его языка. Беззаботно парить крохотной, беззащитной птичкой, и резко рухнуть с недосягаемой высоты в огромные ладони опытного птицелова. Пряди ее волос мягко скользнули по его губам.

Все вернулось! Первую любовь забыть нельзя — неоспоримая, священная истина. Тем более, когда она так бесцеремонно и неожиданно вторгается в реальность, напоминая о себе снова. Чувства не исчезли, стали ярче распаляя новое пламя до размера бесконечного пространства.

Отблески свечи качаясь и гуляя, очерчивали фактуру густых волос и выразительный мужской профиль. Легкие до головокружения наполнял тончайший запах его тела, пробивающегося через запах одежды. Сколько сидели так, не разрывая контакта рук? Большой палец огромной кисти очерчивал замысловатые узоры на девичьей ладони, гоняя по кругу будоражащие волны пожара и великого удовольствия. Прикрыв веки, едва не мурлыкала, как пригревшаяся кошечка в объятьях отзывчивого хозяина. Пусть мгновение остановится, сейчас плевать на Роан и запреты отца, даже староста уплыл в запредельную пустоту, как несущественное приложение к суете повседневного быта.

Уютное уединение уродливо порвал дребезжащий голос старухи.

— Простите, эйр Фейрл, — покашляла она, замерев на пороге. — Там всадник из крепости, требует девушку. Просят поторопиться пока утихла вьюга.

Лейя медленно повернула голову.

— Передайте сейчас иду.

Поскрипывая половицами хозяйка послушно исчезла в темном проеме.

— Бран, я должна идти. Отец прислал, меня уже хватились, — сказала она последний раз любуясь косыми лучами приглушенного света на лике мужчины.

Обоюдный тяжелый вздох и едкая горечь от разжатых пальцев. Источник тепла, снабжающий тело сладкой негой и режущими судорогами исчез, оставляя зияющие дыры. В полутьме леденящим серебром сверкала зловещая эмблема Роана.

— Хорошо, будь осторожна. Береги себя, — мягкое, почти осязаемое скольжение двух бликующих солнечных камней с темно — медовой крапиной в черной окантовке радужки по силуэту отстранившейся девушки, спешно застегивающей полушубок.

— Ты еще вернешься на Север? — приглушенный всхлип с нотками едва сдерживаемого разочарования.

Он исчезнет, а она останется прикованная железными цепями к серым скалам любимого проклятого мыса, к крепости, затерянной на задворках империи, забытая и одинокая, потому что чудес не бывает, привязанности обрывает ноющая пустота вязкой бездны бесконечного бытия.

Бастард встал и подошел ближе, остановившись почти впритык у самого дверного проема, где прислонилась девушка.

— Ничего не могу обещать, Лейя. Теперь я — тень. Человек с чужим именем и стертой биографией. Я просто не существую, — горячая тональность сиплого голоса, от природы неспособного выдавать ложь. Как она любила его серьезность, без кривляний, ужимок, подколов!

— Бранндон, я… — взгляд остановился на плотно сомкнутых упругих губах и плавной линии легкой небритости усиков и подбородка, так гармонирующей с оттенком его кожи. Идеальный образ от которого переклинило, сбивая дыхание, ослепляя и оглушая изнутри всполохами — толчками палящего зноя.

— Что, Лейя?

И правда — что? Попросить написать ей на мыс? Признаться, в чувствах без уверенности в наличии ответных? Прыжок с обрыва в пропасть неуместен и глуп. Зачем? Он ведь только что четко сказал, что ничего обещать не может.

— До встречи!

— Стой!

Снова разворот и полшага навстречу. Уйти от него невозможно. Ни тогда, ни сейчас.

— Да?

— Станешь путеводной звездой в моих походах?

О! Романтика, но это может означать? Слова доносятся из уст закаленного воина, что ругаются бранью и насилуют любую добычу женского пола, не задумываясь вспарывая глотки в процессе самого акта.

— Вообще — то ты всегда ею была, — поясняет он чуть смущенно, но искренне. Дрогнули густые ресницы и веки опустились, прикрывая напряжение в золотисто — медовых глазах. — Останешься?

— Да. И никогда не сомневайся в обратном, если тебе поможет.

Последний мазок бирюзы по статной фигуре и уверенный шаг, разрывающий контур замкнутого круга их раскаленного пространства в темный провал коридора.

* * *

Плотные сумерки сгустились под куполом чернильного неба. Метель утихла, но в душе разразилась настоящая буря, похлеще разъяренного зверя морской стихии. Мысли превращались в кисель. События вечера, ворвавшиеся ураганом в ее скромную обитель, взрывали карусель эмоций. Кровь бурлила в жилах, словно под давлением крепчайшего хмеля, или длительного нахождения у самого края конечной черты огнедышащего вулкана, затягивающего, засасывающего в бездонное жерло, угрожая спалить ее плоть, не оставляя пепла.

Ледяной воздух резанул по кипящей коже головы, пронзая до самых корней волос на макушке, окутал щеки, прогоняя дурман и возвращая с небес на землю. Плотно клубящийся пар изо рта подтверждал факт нешуточно — крепкого мороза.

Зачем он пришел? Напомнил о себе, разбередил подзавившие старые шрамы, выставляя наружу ее уязвимость? Оплаканный и упокоенный мертвец снова теплый и дышит! Как вытравить предательский приступ рыдания то ли от счастья, что живой, то ли от боли, что вы все равно не будете вместе? Вместе с ним? С призраком, родом из детской мечты?

— Платок одень.

На обочине дороги возле Встречной суетилась высокая фигура в плаще мохнатой шапке, роняя обрывки фраз.

— Лейя, ты слышишь? — Фальк внимательно смотрел в упор на неподвижно застывшую, потерявшуюся в реальности девушку. Медленно подошел и заботливо покрыл платком ее голову. — Плакала?

Воспаленные глаза выдавали растерянное состояние, но признаваться о тайне случившееся в избе? Эта встреча — сокровище, которое надо непременно скрыть на полках тайников ее истерзанных глубин.

— Что?

Рыжий покачал головой, недовольно цокая языком на рассеянность девушки.

— Оглохла? У твоей кобылы лопнула подпруга! Берин запрягал? Совсем не смотрит.

— Вот дерьмо! — вскрикнула Лейя, наконец осознав во что вляпалась

Почему ее нашел именно он? Да еще седло вышло из строя! Стоя по колена в снегу мечник дотошно осматривал Встречную, дергая за ремни и пряжки, скрупулезно проверяя их на прочность.

— Смотри. Порвалась изнутри по более слабому месту. Здесь надрыв.

— Стропа цела?

— Естественно нет. Поедем вместе, — отрезал он.

— Надо вернуться во двор и попросить перепрячь мою кобылу, — предложила девушка.

— Исключено! Сколько времени потеряем!

— Значит, пойду пешком, — огрызнулась она, поворачиваясь спиной. Близость Фалька напрягала, раздражала и выбивала из равновесия. На контрасте с о'Майли хоть волком вой!

— Не кочевряжься, не злись и не нервничай. Кельвин с патрулем объезжают деревни и к счастью проскакали мимо, но могут в любой момент вернуться и догадаться, где именно я тебя нашел и чем ты здесь занималась! — глумился он, отчитывая девушку. — Поздно! Думаешь приятно рыскать по темени и холоду в поисках беглянки? Весь гарнизон не спит, а на стоит ушах из-за глупости одной пустоголовой дурехи!

Поколебавшись, пришлось уступить. Плохо, отец вернулся и он в ярости, не застав ее дома. Лейя нехотя забралась на лошадь. Пристегнув поводья Встречной к своему жеребцу, мечник сел сзади придвинувшись впритык окружая со всех сторон плотным кольцом рук.

Вывернули на обнесенную метелью дорогу по направлению к мысу, перейдя на медленную рысь, чередуя с обычным шагом из-за высоких сугробов. Миновали подлесок. Показалась степь — холодная пустыня, полная тьмы, только звезды тускло горели на самом краю горизонта. Снег скрипел под копытами, к счастью ветер повернул, дуя в спину, а не в лицо, но пальцы мерзли даже сквозь рукавицы.

— Ты не скажешь, что нашел меня в Ийнарре? — уточнила она, не веря, что все пройдет гладко. Человек, похитивший ее сердце остался где-то позади, а она тут, с этим пустозвоном, способным ради похоти на разные подлости, вроде шантажа, готовилась выслушивать гадости и ожидать в любую минуту подвоха.

— Кроме меня никто не знает, но решение зависит от тебя, Лейя.

Вот он, грязный намек! Дыхание Фалька стало сбивчивым и не морозный воздух являлся тому причиной. Она почти ощущала, как он подозрительно напряжен, практически уверенная в трении его проклятой эрекции об ее полушубок. Ублюдок!

— Отец хорошенько всыплет по пятой точке! Я бы тоже с удовольствием приложил руку и оставил след на шикарной кремовой коже, — усмехаясь, издевался он, склоняясь ближе к ее плечу.

— Не прижимайся! — девушка поерзала, но бесполезно. Вопреки сопротивлению, мечник придвинулся еще ближе, отыгрываясь на ее беззащитном, безвыходным положении. — Как ты меня нашел? Следил? Припугнул дежурных в дозоре?

— Предпочитаю не раскрывать секреты. Еще спасибо скажешь, — подмигнул он.

Шайна Сойлер отвернулась от лукавых бесцветных глаз, и стала смотреть на дорогу.

— Нашла, куда срываться, спасать. Кого? — ворчал Фальк. — Сброд. Вонючее отребья. Жалкое подобие людей, животных не достойных даже плевка в их сторону. Они сдадут тебя роанцам при первом летальном исходе, обвинят в злом умысле и выставят крайней! Подлость у них от природы в крови. Не моются, смердят как покойники. Сколько домов обошел пока нашел нужный, заглядывал внутрь и в каждом нос прошибало от спертого зловония. Лошадей подъели, скоро начнут жрать собак и кошек, а потом людей!

— Их жизнь — неустанный труд и борьба с нищетой и голодом! Бани разобрали на дрова еще ранней весной. В деревне остались подростки и мужчины — инвалиды: такова цена присоединения к Истерросу новой провинции. Кстати, а почему отважный чистюля Питер таал Фальк, не принял участие в Валлийской компании?

Прямой вопрос вызывал неловкость и ввел на мгновение в ступор. Тяжело вздохнул, закрыл глаза и еле слышно прошептал.

— Я долго восстанавливался после сражений на Юге.

— Ну — ну! Судачили, что тебя пырнули ножом в пьяной потасовке возле трактира на площади Радости.

Рыжий возмутился, делая рывок за поводья.

— Я прикрыл грудью принца!

— Браво! — Лейя хохотнула и прихлопнула в ладоши, оценивая смелый поступок. — Признайся, вы перебрали шираса! За эту историю тебя и сослали сюда.

— Ложь!

Похоже, девушка задела за живое. Отработанный прием: лучшая защита — нападение.

— Дочь лорда, а ведешь себя безрассудно, очертя голову кидаешься невесть куда, — зло продолжил он, меняя тему. — Хочешь повторить участь матери?

Навязчивая забота бесила невероятно.

— Вот только мать не приплетай!

— Если примешь мое предложение я скажу эйру Сойлеру, что настиг тебя на дороге из Астры. Мы спрячем сумку с лекарствами. Зароем в снегу и позже ты получишь ее в целости и сохранности со всеми склянками и инструментами.

— Лучше приму наказание.

Лейю поражали новые уловки, казалось их припрятано неисчерпаемое количество в его запазухах.

— Назови свои условия. Любые, все что угодно.

— Эй! Совсем рехнулся? Что тебе даст моя благосклонность? Объясни свою настойчивость, зацикленный придурок! Ты заключил пари? Попытка самоутвердиться в своей неотразимости, повысить самооценку, чтобы позже хвастать перед сослуживцами, что поимел дочь начальника крепости?

Фальк замер, нахмурил брови, желваки заиграли на скулах. Потоки злости сочились из каждой поры его кожи.

— Какое низкое мнение! Я не собирался хвастать и нет никакого пари. Во — первых, ты мне действительно нравишься, — нехотя объяснял он, — плюс для тебя — прекрасный опыт и новые ощущения, а для меня — яркое воспоминание о службе на Севере. Правда, я ведь ни разу не ездил в деревню по выходным, хотя свободного времени по воскресеньям давали достаточно, чтобы охмурить, а при необходимости купить внимание любой приглянувшейся девки! Просто побрезговал. Лейя, я крайне разборчив.

— Питер?

— Что, сладкая? — проворковал он, уткнувшись носом в затылок девушки.

— Признайся, это ты — отец ребенка рейны Алиры Штейн?

Фальк аж взвизгнул от высказанного подозрения, кинулся отстаивать свою репутацию.

— Не говори глупостей, у меня нет бастардов! Прачка Штейн и, к слову, дочка нового лекаря по имени Амина не интересуют ни капельки, не возбуждают, как ты.

Мечник не унимался.

— Я готов сделать больше — подключить отца, самого принца, если потребуется. Все вместе мы уговорим лорда Бейли дать конкретный ответ о судьбе твоей матери. Но…решение мне нужно сейчас.

— Спасибо за откровенность, но нет…

— Если ты не захочешь, я могу не входить внутрь, обойдемся взаимными ласками.

Дважды ублюдок!

Как же он надоел, нашептывая на разные лады отвлекающие бредни, накручивая похлеще любого интригана — заговорщика!

— Нет, я не хочу этой сделки. Не хочу тебя, и всех твоих милостей… Мозгами тронулся? Какую часть из сказанного мною ты не понял? Что именно я должна повторить еще раз? Я.ТЕБЯ. НЕ.ХОЧУ. Теперь дошло?

— С упрямством ослицы оплакиваешь своего мертвеца? — ядовито подметил он, но промахнулся.

— Герои не умирают. И мы уже ты-ся-чу раз говорили на эту тему.

«ТЫ. МОЯ. ПЕРВАЯ. ЛЮБОВЬ, девушка с лучистыми глазами». Губы шайны Сойлер мечтательно растянулись, что не укрылось от ее спутника.

По снежному насту скользящей змейкой стелилась поземка, а справа, сквозь темноту, проступал зубчатый контур высоких сопок. Вдалеке показались серые стены замка над черной полоской моря, раскачивающему прибившиеся к берегу корки льда. Сердце тревожно сжалось от предчувствия беды и скорой отцовской расправы. Пусть так, чем навязанная близость с этим… «таалом», что б он провалился! С чего он взял, что все должны падать к его ногам?

— Значит, отказываешь во всех предложенных мной вариантах? — прервал молчание он. — Вдобавок улыбаешься, Лейя? Я что — пацан сопливый? Мальчик на побегушках, над которым позволено издеваться? Что здесь смешного, не понял?

— Разве это я издеваюсь или шантажирую? Строить из себя покладистую дурочку не в моих правилах. Считай сумасшедшей, говори что угодно и кому угодно. Надоело! Еще слово, и я воткну в твое горло стальной хирургический нож! Проверим насколько он острый! Может, так ты закроешь рот!!!

Нет. Тупоголового болвана ничем не проймешь. Даже бровью не повел.

— Я желал бы проверить кое — что другое. — Фальк тяжело вздохнул, принимая очередное поражение. — Что ж. Выбор сделан! Мне жаль, Кристофер сдерет с тебя три шкуры. Я правда пытался помочь, и сделал все что мог. Нашел раньше других в зловонной выгребной яме, в целости и сохранности доставил в крепость, готов скрыть остальные проступки, допущенные тобой. И взамен никакой благодарности. — Подытожил он спрыгивая с черного жеребца, уже на территории гарнизона.

Бескорыстная помощь? Все умышленно, тщательно спланировано и устроено в угоду своим низменным страстям и никак иначе.

— Ну, и не приезжал бы! В гробу я видала такую помощь. Святые лики, как же я тебя ненавижу!!!

Глава 15. Лейя Сойлер

Рейна Франциска любила повторять: "Не узнав горя, не узнаешь и радости". С Лейей произошло все то же самое, подтверждая правильность указанного изречения. Судьба подкинула пряник, жди кнута в самом прямом смысле из всех возможных.

Когда — то давно мать жалила ее крапивой по голым ножкам за детское вранье и прочие мелкие провинности. Два раза наказал отец, стегая через одежду, что было не так больно, но все равно не приятно. За побег Кайя остался маленький шрам под левой лопаткой: Кристофер переусердствовал и кнут распорол платье, оставляя на теле белесый рубчик.

Родительская мера, предпринятая три дня назад по степени физических и моральных страданий, оказалась способной переплюнуть масштабы замыслов иного садиста. Нет, ударов назначили только семь, но в какой обстановке они совершились повергло в шок и выбывало из равновесия чудовищной жестокостью.

Вернувшись в крепость с Фальком, она шмыгнула в комнату под колючим взглядом отца. Легла с улыбкой на губах, прокрутив сотни раз разговор в деревенской избе, смакуя, перебирая подробности и рождаемые ими ощущения. Интуиция, ты не спала! Ты гнала вперед, побаловав обжигающей встречей. Кто-то там, наверху, ее услышал! Фантазии наполнились новыми, выразительными красками, прогоняя по кругу каждое слово и жест, отмеченный сознанием. Образы вторгались в чертоги воспоминаний, сметая шаткие опоры рациональности и самосохранения, воздвигнутые прозорливым разумом. Решение пришло легко: довериться судьбе и отпустить его. Живой и здоровый — вот главное. Пусть растоптанный и измученный, пусть далеко! И пусть она опять одна, с догорающим пеплом вместо сердца.

Скупая заря занималась над морем, прорывая толщу клубящихся низко туч, не сулящих ничего примечательного, когда протяжный гудок и чей-то тревожный клич известили о всеобщем построении на тренировочной площадке.

Натянув оделяло до подбородка, замерла прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Шаги. За ней. Ожидала расплаты, но не такой скорой и дикой.

— Лейя, проснись! — в дверь постучалась Франциска, сбивая голосовые связки на нервный полушепот.

— Да, я уже встала.

Девушка вскочила, попутно сунув ноги в ледяные туфли, и настежь распахнула дверь, предчувствуя худое.

— Доброе утро.

— Навряд ли это утро будет добрым, моя шайна. Беда. — Взволнованная женщина прижала к груди ладони, пытаясь усмирить участившееся сердцебиение и отсрочить неминуемое, грозящее своей подопечной. — Собиралась позвать тебя на завтрак, думала обойдется — не обошлось. Все в сборе и ждут на плацу. Кристофер велел передать идти прямо так, в сорочке, не мешкая.

— В рубахе?

Голую на мороз! Публичное наказание! Вот что он приготовил! Унижение холодом, болью, наготой.

— Помутился разумом, изверг! — рейна сбивчиво пояснила. — Вчера под вечер вернулся из Астры, успел до снегопада. Алира Штейн настолько слаба здоровьем, что, как нарочно, опять потеряла сознание. Скалон не смог привести ее в чувство. Хвалились — тебя нет. Давай искать. Караульные развели руками, мол, уехала без доклада. Допрашивали их, но тщетно. Ветер стих, лорд послал вооруженные отряды прочесывать округу и близлежащие деревни. Думали, попала в беду: мало ли в снегу увязла или заблудилась. Уже решили — только чудо поможет.

Рейна замолчала перевести дух. Отдышавшись, продолжила.

— Стемнело, вернулся рыжеволосый, важный и гордый, что привез тебя. Хвала небесам! Ох уж этот Фальк, скромности ему точно забыли отмерить! После их разговора комендант был готов придушить любого, кто попадется под руку, значит, вина твоя тяжела. Что этот рыжий нахал ему рассказал? Где вы были? Опять лечила в деревне?

— Правильно догадались. Желание спасти сильнее страха.

— Упрямая. Никакие уговоры не действуют. Кому помогла — то хоть скажешь?

— Простому человеку, — обтекаемо ответила та.

С улицы донесся грубый голос отца и слаженное приветствие брэйдов своего командира.

— Поторопись.

— Ступайте, поняла. Франциска, я не боюсь, правда. Я справлюсь.

— Эх, милая. — Рейна покачала головой, — Святые лики тебе в заступники! — махнув рукой, она удалилась, мыча себе нос что-то вроде молитвы.

Отец решений не меняет, уговаривать, увещевать бесполезно. Проще покориться, чтобы все прошло как можно скорей.

Вопреки указанию, Лейя все же застегнула платье, накинув полушубок, обулась в меховые сапоги и так, с распущенной косой и непокрытой головой шагнула в утреннюю зимнюю стужу.

Обогнув дом отца, она прошла на половину гарнизона. Большего унижения трудно представить: на девушку уставились сотни пар глаз солдат, выстроившихся в шеренгу, среди которых быстро обнаружился главный виновник ее позора. Он смотрел в упор, блуждающей улыбкой намекая, как она ошиблась, отвергнув сделку.

«Держи, ты предпочла мои ласки боли и унижению!»

В ответ кинула взгляд полный презрения и превосходства.

«Тошно! Лучше так, чем с тобой».

Рядом с рыжим крепко стиснув челюсти, стоял, бледный, как мел караульный, накануне открывший главный ворота. Несомненно, придет и его черед, но сейчас ее накажут первой, открыто, не таясь, перед бессовестно глазеющими брэйдами. То-то потеха!

Фигура отца в плаще и огромной меховой шапке, покрытой инеем, утратила прежнюю стать, лицо заметно осунулось, но хватка была сильна: гордый профиль, поджатые губы, ярость в глазах.

— Семь ударов!

— Папа, не надо крайностей! Я же не маленькая! — метнув глазами злую молнию возмутилась она и замерла подле грязных досок скамейки. Иногда для наказаний использовался позорный столб, к которому привязывали руки специальной петлей, но сегодня оно пройдет лежа.

На скулах мужчины заходили желваки, лорд двинулся на дочь с неистовым напором и решимостью.

— Дрянь! — хлесткая пощечина едва не сбила с ног. Все вокруг закружилось и поплыло. Унылый вид замка покачнулся, сливаясь с мрачными башнями и насупленным небом в единую серую массу. Сцепив до хруста зубы, выпрямила спину и коснулась холодными пальцами ноющей щеки. Дернув за воротник, комендант одним рывком вытряхнул дочь из шубы, отбрасывая прочь. Затем, бесцеремонно потянул за шиворот платья и сорочки, от чего ткань захрустела, пройма затрещала, а пуговицы разлетелись в разные стороны.

— Я велел явиться в рубахе, а не рядиться в платья, — зло прошипел он, обнажая девичий стан по пояса. Реагируя на холод кожа мгновенно покрылась мелкой сыпью, колени задрожали, и девушка едва не рухнула от накатившего страха и абсолютногобессилия против стальных лап отца. Прикрылась руками, смутившись под цепкими взглядами неподвижных, как истуканы, солдат Истерроса, хотя многие из них виновато отвели глаза, понимая тяжесть ситуации. Все догадывались, что наказание вменяется за позднее возвращение в крепость, но о конкретной провинности, как она полагала, знали только Фальк, отец и молодой караульный, пустивший ее за ворота. Подозрение коснулось Скалона, которому Арья по просьбе сестры с вечера вернула лекарства и инструменты. Лейя представила какую гримасу состроил лекарь от безмерно дерзкой выходки молодой шайны.

— Говоришь не маленькая, а поступки пятилетнего ребенка. Живо ложись, вытяни руки перед собой! — рявкнул отец, сжимая крепче рукоять кнута.

Он мог бить вспарывая кожу до крови и рваных рубцов, но при всей свирепости сек не в полную силу, однако, боль даже для ее выносливости выдалась непомерной. Первые два удара беззвучно рыдала, что есть мочи крепилась не издавать унизительных стонов при посторонних. Удержалась, скрипя эмалью зубов. При третьем — гулко замычала, прокусив до крови губу, на четвертом отчаянный крик пронзил тишину окрестностей замка. На нежной коже спины выступили продолговатые алые полосы. Удары попадали в разные места, не пересекая друг друга. Жгло невыносимо!

— Нарушение Устава и запретов караются жестко! — кричал комендант, со свистом раскручивая кнут. — Прошу учесть на будущее всем, кто не понял: здесь я — хозяин и ваш начальник в одном лице! Со всяким, нарушившим правило, поступят подобным образом!

Пять, шесть… Свист и хлесткий щелчок. Последний рубеж пережить, превозмочь без мольбы о прощении и всплеска неконтролируемых конвульсий. Жалобный вопль утонул в гробовом молчании, пальцы вцепились в доски с таким давлением, что ломались ногти. Царившую тишину пробивали порывы ветра, тяжелое дыхание отца, да хохочущее карканье огромного смоляного ворона. Птица увлеченно наблюдала за развитием драмы с парапета кровли комендантского дома, любознательно вращая головой и хищно поблескивая антрацитовыми глазищами. «Ха! Ха! Ха! Добегалась! Доигралась! Допрыгалась! Смотрите все! «Звезда» бастарда летит с небес на дно океана!» Слава Святым, никто не видел ее виноватую физиономию: спутавшиеся пряди волос накрыли лицо плотным щитом. Сквозь пелену проступающих слез расплывались танцующие яркие пятна костров, разложенных по углам заснеженной площадки. Соленые дорожки застывали на щеках и опадали хрупкой крошкой.

Принесли ведро воды, у поверхности которой клубился пар. Отец плеснул на спину, смывая мгновенно заледеневшую кровь из выступивших на коже порезов. Увечья защипало, прошивая насквозь новой вспышкой боли, от чего зажмурилась, а в глазах запрыгали мириады светлячков в перемешку с зеленовато — красными кругами неправильной формы.

— Вон! — скомандовал он, ставя точку в экзекуции провинившейся дочери. Франциска спешно прикрыв ее наготу полушубком, подхватила под локоть и помогла вернуться в дом. Голова кружилась, заколачивая хаотичным сердцебиением ошеломленной жертвы, разбитой на множество осколков.

Четверть часа спустя младшая сестра скрупулезно промакивала раны мягким полотном и старательно накладывала заживляющую мазь, выпрошенную у Скалона. Сам он, понятно, не сунулся. Побоялся запачкать руки, запятнать репутацию контактом с недостойной девчонкой.

После пережитой трепки Лейя ни произнесла вслух ни единого слова. К счастью, к ней не приставали: в душу не лезли, не утешали, не заглядывали в горящее лицо, с распухшими от влаги глазами. Так прошло два дня в полной изоляции практически без воды и упорно отвергаемой пищи. Спала на животе, ибо даже малые повороты доставляли нестерпимые страдания. Потихоньку научилась вставать, передвигаться по комнате, избегая прогибов в спине и натяжения кожи. Общее состояние оставалось депрессивным, близким к смерти — привычный мир исчез, оставляя горькое привкус отвращения и ноющей пустоты. Выводы были просты: на мысе никогда не стать счастливой, все хорошие начинания грубо обрываются. Человеческая жизнь не стоит ломаного гроша. Ничтожества торжествуют, достойных людей стирают с лица земли.

За окном мягко падал снег и раздавался заразительный смех дочери Скалона. Пара лучников играла с ней в снежки, перебрасываясь ими сквозь открытую решетку калитки стены гарнизона.

Комок снега Питера Фалька стукнул по пушистой шапочке Амины, угодив ей в самый затылок.

— Ну, держись! — пригрозила та, и кинула ответный шар, но промахнулась!

Мечник оказался изворотливым и ловким, вовремя пригнулся. Несколько арбалетчиков, предварительно заготовив целый арсенал «боевого орудия» разразившись хохотом метали без остановки.

В утепленном плаще неподалеку, робко топталась Арья, пряча кисти в меховую муфту.

— Иди к нам, тут весело, не бойся! — крикнула Амина и махнула рукой в свою сторону, приглашая младшую Сойлер присоединиться к игре. Та отрицательно качнула головой и побрела в дом.

В этот момент Лейя ощутила себя мертвой, полностью стертой и равнодушной к радостям жизни, и наслаждениям, даже к таким простым и естественным, как получает Амина. Ладно она, а что с сестрой?

Приготовила перо и чернила, а из сундука достала заброшенный дневник. Вести регулярно давно перестала: нет смысла дублировать события, марать бумагу испестряя ее упоминаниями одних и тех же лиц, однообразным скудным меню, пересказом плоских шуток и бессодержательных разговоров. Покусав кончик пера, указала дату и написала краткую пометку:

«В.М. неожиданная встреча под вечер. Живые чувства. Восторг! Утром наказание. Плети раскаяния не вызвали, лишь прибавили твердости относительно правильности поступка».

Полистав немного, спрятала тетрадь под тяжелую кованую крышку и заперла на ключ. Ожившая плоть потребовала пищи. Пустой желудок отозвался урчанием, напоминая о резко накатившем, нешуточном голоде. Молодой организм бунтовал против угнетения, жаждал пополнить потраченные ресурсы живительными соками. Накинув шаль из белого козьего пуха спустилась в кухню, где у Франциски кипело на очаге что-то аппетитное, вроде супа. От источаемого аромата засосало под ложечкой и закружилась голова.

На скрип дверных петель рейна обернулась, ее лицо озарилось приветливой улыбкой.

— Хвала Всевышнему! Думала, не скоро оправишься, но ты ведь сильная девочка. Садись, моя шайна. Сегодня мясная похлебка с ячменем. — Вытерла руки полотенцем, наполнила тарелку горячим содержимым из котла и подала на подносе вместе с большим куском ржаного хлеба.

— Как себя чувствуешь?

— Сносно.

— Ешь. Ешь, милая, поправляйся. Когда еще появится мясо, за него на базаре дерут в втридорога. Этьен сетует на убывающее продовольствие в резервуарах. Он озадачен, как быть дальше. Последний обоз из Астры пришел налегке. Яиц, сыра прислали мало, а мяса же всего двадцать фунтов на месяц, на такую прорву солдат. Скоро останется соленая рыба и маринады. Мука плохая, горькая. Похоже мельники полыни подмешали? Тесто почти не клеится и рвется в руках.

Повар Этьен прав: год выдался неурожайным, лето холодным с частыми проливными дождями, дело усугублялось поборами Роана. В такие зимы крестьяне отчаявшись, употребляли в пищу кору с деревьев, а населению гарнизона, в том числе солдатам существенно урезали пайку.

Ела медленно, не поднимая головы, наслаждалась похлебкой. Ей не хотелось вникать в подробности перебоев с продовольствием и ловить сочувствующие, жалобные взгляды Франциски. Знала, что та опекала их с сестрой, в ее обществе испытывала приятную теплоту, заботу и отвечала тем же.

Отдаленные шаги предвещали приближение отца. Вот его меньше всего ожидала увидеть: столкнуться нос к носу после унизительной выволочки, событие не из приятных. В этот час он, как правило, занят, однако нашел время… для чего?

— Сейчас я хочу остаться одна, — подчеркнуто сухо сказала она, покосившись на дверь, и отвернулась.

— Так — так, — протяжно произнес комендант проигнорировав реплику дочери. Шумно втянул аромат свежей пищи и сняв плащ удобно утроился наискось от поникшей девушки. — Плесни-ка и мне твой похлебки, Франциска.

Осознав, что он тут надолго, Лейя пыталась избежать гнетущей компании и поднялась, закутываясь в шаль.

— У меня есть новости. Вернись, — приказал он. — А ты, Франциска, можешь нас оставить ненадолго.

Рейна одела шубу, прихватила ведро и вышла за дверь.

— Скончался рейн Агребб? — девушка скользнула мрачным взглядом по фигуре начальника крепости, страшась услышать подтверждение рокового предположения.

— Живой, — усмехнулся тот. — Рана покраснела и опухла, три ночи прошли относительно спокойно. Специально посылал к ним, чтобы узнать финал безрассудного «подвига».

Действительно удача, с каждым днем растут шансы, что он поправится.

— Это все?

— Нет.

Лейя нехотя села обратно и стала смотреть, как отец разламывает хлеб на куски, наливает вино из кувшина в кружку.

— Поразительно, — удивился он, прожигая взглядом в дочери дыру. — Залезла в брюхо старосте Ийнарра, и он не умер. Это действительно делала именно ты?

— Не я, а лекарь Скалон и травницы — колдуньи, — съязвила та, пассивно изучая текстуру древесины столешницы. — Никаких чудес. Повторила то, чему учили. Болезнь захвачена вовремя. Немного везения. Относительно молодой возраст. И потом, — насуплено вздохнула, — кризис не миновал, рано делать выводы.

Отец постучал пальцами по столешнице и задумчиво произнес.

— Отдаю должное твоим способностям, поэтому в прошлый раз отпустил помочь ребенку с уговором на будущее, который ты так опрометчиво нарушила. На дорогах участились нападения и грабежи продовольственных обозов, свирепствует Роан. Грядет голод, а ты с чужими деньгами, без нужных бумаг рыскаешь по деревням, чудом ускользая от снежной бури и неминуемой гибели в степи.

Лейя уже доела свою похлебку и нервно крутила в руке столовую ложку.

— Я ехала спасать человека, — процедила сквозь зубы она.

— Только не ценой собственного благополучия! — возмущенно вскричал лорд Сойлер.

— Но ничего же не случилось!

— Неоправданный риск! После вьюги я разослал патрули на твои поиски, один из них задержал семерых бродяг, расчленивших новорожденного и жаривших его на костре! Преступников доставили в Астру, где пройдет дальнейшее разбирательство этого дела. Что ты теперь скажешь?

Лейю скрутило от отвращения, а на глазах выступили слезы. Убийство человека с целью употребления в пищу, давно такого не было. Жуткая пакость. Странно, зима же едва началась.

И все равно оправданий отцу не находилось. Между ними пролегла бездна. Прежде, мало по малу, они находили общий язык, теперь же он стал чужим, посторонним мужчиной и словно, остался в другом пласте жизни.

— Я провинилась, вы наказали. Хватит ходить по кругу. Пустой разговор, отец, который ни мне ни Вам не приносит удовольствия, — холодно отчеканила дочь коменданта.

Какое-то время сидела молча, покусывала губы и задумчиво смотрела в пустоту. Погрузившись в размышления Кристофер ел молча, долго выискивая нужную формулировку. Наконец, отложил хлеб и глубоко вздохнул.

— Во-первых, я пришел сказать, что наказал тебя для твоего же блага…

— Напрасно! Убеждение посредством плеток — тупиковый путь. Физическая расправа ожесточает характер, унижает личность и достоинство человека.

Округлив от удивления глаза, мужчина снова вскипел.

— Вольнодумцев начиталась? Твоя мать разворошила библиотеку Кольби, нахваталась всякой дряни! Мало книг я сжег? Сожгу еще, вместе с содержимым сундука, в котором ты держишь разный вздор!

— Спали библиотеку целиком и меня в придачу! — огрызнулась она, швырнув о стену ложку. Та звякнула и отскочила в темный угол, за лавку, исчезнувши средь кухонной утвари составленной там.

Ее бесила черствость отца. Лейя ненавидела шантаж. А уж, жечь книги и вовсе дурь. Между прочим, в железном сундуке находились портреты предков и переписка родителей периода ухаживания.

— Я использовал единственный действенный прием донести простую истину и втолковать, что НЕЛЬЗЯ БОЛЬШЕ ЕЗДИТЬ В ДЕРЕВНЮ. По дороге из Астры навстречу попалась повозка с новыми узниками. Роанцы везли их в железных клетках и кандалах. Не видела, как горят на костре люди? Алира в силу возраста, уберегала вас от подобного зрелища, а зря. Наблюдающие казнь ощущают тошнотворный запах сгорающей заживо плоти, неприглядную картину отваливающейся струпьями кожи и душераздирающие крики, — проговорил начальник гарнизона, сердито поглядывая на хмурящуюся дочь.

— Наказание не должно внушать еще большее отвращение, чем сам проступок.

— Кто вложил тебе в голову эти разлагающие идеи? Все не так. Чем страшнее наказание, тем более сильным примером оно служит для остальных.

— Но, приговорить человека к смерти означает лишить его возможности исправиться.

Девушка налила себе из кувшина травяной напиток и сделала пару глотков. Комендант вздохнул.

— Тех, кого сжигают и вешают не исправляют, Лейя, а исправляют через них других.

— И поэтому ты выпорол меня на глазах у всего гарнизона, — печально констатировала та.

— Ни одно противоправное деяние не должно оставаться без ответной реакции. Дисциплина — основа всего! Любой, нарушивший правила — виновен, любой без исключения, и никакие личные отношения не должны препятствовать закону, вызывая жалость или поблажки. И я выпорол не только тебя, но и тех, кто участвовал в придуманной тобою афере, тем самым уравнял вас и показал, что родственная связь ничего не значит.

— Можешь гордиться собой, отец, ты верный солдат Аарона! Но как ты мог допустить, чтобы брэйды пялились на мою обнаженную грудь?! — негодовала дочь, пристукнув по столу кружкой.

— Признаюсь, с наготой перегнул от злости: ты поставила под сомнение мои запреты.

— Потому, что времени на решение не было! — внутри клокотала ярость. — Откуда я знала, что ты на подъезде из Астры? Проблема в том, что хирургию до сих пор не признает официально, ее попирают и притесняют, а травами да заговорами такое не вылечишь. Роан не должен препятствовать, вставляя палки в колеса тем, кто искренне пытается помочь. Напротив, первейшая задача власти содействовать спасению людей, граждан Истерроса без деления на достойных и не достойных.

— Чернь всегда останется чернью, Лейя. Есть те, кто воюет, кто молится, остальные трудятся. Так веками сложилось. Да, Аарон дал рейнам некие права, но не больше. Был человек и нет. Умер и умер.

— Привилегии аристократов непомерно раздуты. Взять того же Фалька: даже здесь он мнит себя выше других, уверенный в связях отца и собственной безнаказанности. Ведь он упивался моими страданиями, в отместку за то, что я не приняла его гнусное предложение.

— Домогался? — лорд подозрительно прищурился.

— Дразнил, развлекался. Пустозвон. Гнилой человек. Ребенку не дали конфетку, и он наябедничал злому старшему, — тускло ответила дочь.

— Почему не пожаловалась раньше?

— Что бы изменилось? Ты учил меня: всегда виновата женщина, или я неверно трактую твои слова? Фалька я не боюсь, гложут смутные подозрения, не он ли отец ребенка Алиры Штейн? Мечник все отрицает, а рейна молчит. Кого она покрывает? Следовало перевести ее на более легкую работу. Все хотела сказать, да не сыскала подходящей возможности. Иногда ты такой раздраженный, что подходить боязно.

— Виновник положения, в котором пребывает Штейн не мечник Фальк.

— С чего вы так уверены, отец? — недоверчиво спросила девушка. — Тогда кто?

Наступила напряженная пауза, у мужчины шевельнулись желваки на скулах.

— Этот плод от меня, — наконец отозвался он. — Алира носит моего ребенка.

Вот те раз! Простая рейна окрутила лорда? Нет, не походит она на интриганку, а отец на жертву, доверчиво попавшую в расставленные сети. На женских уловках его не проведешь. Тогда…

— Зачем? — изумилась Лейя. — Почему она не обратилась к лекарю? Я бы дала особых порошков во избежание… Боже! Папа, но она же моложе меня, как ты мог!

Отец отодвинул тарелки и сложил на столе руки, сцепив пальцы в замок. При упоминании прачки его глаза потеплели.

— Не волнуйся, Алира совершеннолетняя и все по согласию. Я твердо намерен заключить с ней брак и признать дитя.

Значит, в перспективе молодая мачеха и крошечный братик или сестренка. Всплыло наружу то, что полгода им удавалось успешно скрывалось! Как? Ну, поворот!

— А мама? Когда она вернется…

— Твоя мать не вернется! — оборвал комендант. — Прошло семь лет, она мертва! Сколько нам еще ждать у моря погоды? Я страдал, унижался, собирал пыль с ковра у ног Главы Роана, умоляя помочь вернуть жену домой. А получил лишь ответ в обтекаемой форме в виде издевки, который постыдно воспроизвести вслух, — он что-то невнятно пробормотал и грязно выругался.

— Растил вас, как мог, — осекся он. — Я ведь совсем не стар, соскучился по теплу и женской ласке. Впервые за долгое время полюбил и заслуживаю счастья, верно?

— Боже, отец. — Потрясенно прикрыв рот рукой Лейя мотнула головой, желая избавиться от неприятного осадка. — Пусть так. Я не берусь судить тебя. К тому же, мужская сущность вожделела сына. Но, искренне ответь: почему ты не пытался бороться за маму?

Публичная казнь не проводилась, значит она в тюрьме или на острове среди заснеженных сопок, где добывают красное золото. Отец прав. Разве можно семь лет протянуть в столь суровых погодных условиях? Даже на мысе «Марли» морозы не такие крепкие, как там.

Кристофер устало потер ладонями густо покрасневшие щеки.

— Как именно я должен был бороться? Раскроить череп Палачу и всем его прислужникам? — шипел отец, забыв о мерах предосторожности, ведь их могли услышать посторонние. — Меня бы махом повязали, а вас с Марьяной отправили в приют. Дальнейшая участь, полагаю, не требует пояснений, — с досадой подытожил он.

Разговор принял столь серьезный оборот, что Лейя забыв про обиды и боль, радовалась неожиданной откровенности родителя и попыталась задать наиболее важные вопросы, интересующие ее.

— Разве только шайна Сойлер исчезла? Сколько высокопоставленных лордов и лэрдов лишились жен и детей? Почему вы молчите, почему миритесь, безропотно глотаете издевки и закрываете глаза на беззаконие? Если один подаст голос, присоединятся остальные. Или ты правда считаешь маму виновной? Никак не могу понять… Шестнадцать лет назад вы участвовали в перевороте, вы поддержали такую власть? Аарон не может не знать о злоупотреблениях Роана. Он их поощряет, я права? Боюсь, политика нашего дерра с каждым годом становится нестерпимо удушливой. — Лейя замерла, поджав губу, как человек балансирующей буквально на грани. Только что она эту хрупкую черту практически перешла. Плотину прорвало, остановить свои догадки и замолчать оказалось сложно.

— Прикуси язык! Не смей чернить императора! — прогрохотал отец, даже ноздри затрепетали. Высказывание дочери всколыхнуло волну недовольства.

— Ты не застала порядков Кольби. Аарон создал непобедимую армию из разрозненного войска. Искоренил традицию содержания фавориток, изъял земли монастырей и храмов в пользу государства, отменил клеймение преступников — рабов. Присоединил к Истерросу новые территории, навел порядок в Малом Совете, учредил Совет старейшин! Мои предки полвека томились в опале, нас лишили имущества и прав наследования. Благодаря новой власти, я больше не захудалый, отвергнутый всеми барон, а лорд, и ты — шайна. Наша семья владеет собственной квартирой в Талассе!

— Владеет — ключевое слово. «Пока» владеет, отец: что дали могут легко изъять обратно. Великое благо быть шайной, кроме титула у меня нет ни одной привилегии! Роан похитил главное, что мы имели — сердце семьи, хранителя очага, и уж сомнительное преимущество владения квартирой на фоне исчезновения самого близкого человека выглядит крайне кощунственно, — ворчливо ответила девушка.

— Должно быть я неверно выразился, но не торопись с выводами, дочь. Я упомянул, что привез из Астры хорошие вести.

— Что именно?

— Приглашение на вступительные экзамены в Академию.

Прокашлявшись, отец пошарил в кармане подлатника, и протянул небольшой желтоватый конверт.

— Вот. Держи.

Маска безразличия на лице шайны Сойлер пошатнулась. Пальцы коснулись шероховатой бумаги.

— Но…

— Майрион эль Хаар стал преподавателем и, похоже, переговорил с ректором. Решено допустить тебя к испытаниям.

Ошарашенная девушка не могла проронить ни звука.

— Хотел отдать раньше, по приезде из Астры, но зайдя к тебе — нашел комнату пустой. А потом, если честно, желание порадовать сменилось приступом бешенства.

— А наша неблагонадежность? Вот так просто?

— Да, — подтвердил он. — Ты допускаешься на общих основаниях. Учитель берет весь риск на себя. Не подведи.

Лейя попеременно то читала письмо, то смотрела на отца, впервые позволив скользнуть на уста слабой улыбке. Официальная печать столичной Академии с гербом Истерроса. Сроки?!

— Здесь указано — экзамен состоится через восемнадцать дней.

— Верно, выезжать следует край к концу недели, чтобы поспеть к испытанию. Хорошо себя чувствуешь? — запнулся он.

Ох, отец! Об этом следовало побеспокоиться прежде, чем кожаный кнут исполосовал мою спину! Ведь знал о поездке и все равно не удержался от насилия!

— Терпимо. Дорогу переживу.

— Море неспокойно. Мийяр указом прекратил навигацию. До Астры придется двигаться на санях, дальше по погоде. До столицы Севера сопровожу лично, дальше с охраной, до самого Таласса. Вот почему я говорил, что тебе не придется обивать заплеванные пороги общежития или снимать клопиные углы захудалых трущоб на окраине города. Бьянка работает по соседству. Позови ее к себе, пусть ведет хозяйство. Так хоть голодной не останешься.

После смерти няни, ее незамужняя дочь Бьянка присматривала за квартирой.

— Я могу провалиться, — неуверенно сказала Лейя.

— Не провалишься. Ты же несколько лет училась ремеслу, изучала тупы, практиковалась. Сутками читала книги по медицине. Выше нос. Знания на твоей стороне.

Девушка кусала губы и думала, думала, думала… Отец действительно отпускает ее в огромный город, готов заплатить немалую сумму за учебу. Она должна поступить, отступать нельзя!

— Мой совет — крамольные помыслы держи при себе. И обязательно найди время сходить на центральную площадь посмотреть казни. Это поучительно и полезно. Закончишь курс все изменится: захочешь — вернешься на Север уже полноправным целителем, если прежде не выскочишь замуж и не останешься в Талассе.

— О браке я совсем не помышляла.

На самом деле, единственный человек, которого она рассматривала, находился где-то далеко.

— Ты не сможешь оставаться равнодушной к соблазнам, которые таят в себе мужчины. Один из них обязательно вскружит тебе голову.

— Папа, а ты изменился! — только сейчас она заметила задорный огонек в его глазах.

— Я строго держал тебя, дочь, но ты уже взрослая.

— Если мой выбор падет на обычного рейна, брэйда или вовсе бастарда, ты одобришь такой союз? Ведь я утрачу право именоваться шайной.

Резонный вопрос нисколько не смутил коменданта.

— Разве ты нуждаешься в моем согласии? — улыбнулся он, глядя на обескураженное девичье лицо. — Император даровал истерросцам права заключать браки на ваше усмотрение. Кстати, одна из причин по которым мы боролись с прогнившими традициями предыдущего правления.

Разговор перевернул все с ног на голову. Алира ждет малыша, отец намерен жениться и, находясь в предвкушении волнующих событий в личной жизни, ослабил стальные тиски воспитания. Прекрасный шанс покинуть мыс и поступить в Академию. Наставник за нее хлопотал! Сердце вибрировало в благостном предчувствии счастливых перемен. Почему бы и нет? Надежда слабая, но опору под собой определенно имела.

Закончив с похлебкой, лорд Сойлер поднялся из-за стола и хлопнул дочь по плечу. Та дернулась, но глаз не подняла. Она внимательно изучала бумагу, сосредоточившись на тексте письма, а когда оглянулась по сторонам, поняла, что тот уже давно покинул помещение кухни.

Глава 16. Лейя Сойлер

Сборы прошли торопливо. Много вещей не требовалось: документы, меховой плащ, несколько платьев, шаль, пару комплектов нижнего белья, обувь и, конечно, книги, тетради. В городской квартире кое-что сохранилось, остальное можно докупить. Да помогут Святые, все сложится хорошо и тогда Академия выдаст специальную форму, установленную правилами учебного заведения.

Громоздкий сундук с письмами, дневниками, газетными вырезками и прочими памятными вещичками отец забирать запретил: слишком тяжелый по весу и неудобный для перевозки. Альбомы, гравюры, портреты, вышивки, оставшиеся от матери, включая украшения и кружева, ей ни к чему. Лейя не стала спорить, решив навсегда распрощаться с мертвецами и призраками, оставить их в прошлом, подвести итог своей жизни на Севере. Закрыв железный ящик на замок, надежно спрятала ключ в тайник кладки стены у ножки кровати.

Теперь оставалась еще одна ниточка, которую следовало оборвать.

Вечером, накануне отъезда, разбирая деревянную шкатулку, среди сережек, колец и браслетов нашла кольцо Алиры, семь лет назад подобранное в прибрежной зоне сыном герцога незадолго до его побега. Супруга коменданта обронила кольцо на морском берегу, а Кай, спустя почти год после пропажи, нашел его, когда мать уже увязла в когтистых лапах роана, поэтому вернул украшение вместо хозяйки ее дочери, но со своей гравировкой «лV».

Лейя укуталась в теплый плащ, повязала меховой платок, надела рукавицы и направилась из замка к отвесной восточной скале. В сапфировом небе тлела полоска рубинового заката, чистый морской ветер дул ей навстречу не порывисто и резко, а почти нежно. Сумерки упали на землю. Вдали виднелись очертания одинокой лодки припоздавшего рыбака.

Скользя по ледяной дорожке, осторожно приблизилась к кромке выступа заснеженной площадки и замерла, мысленно прокручивая столько раз они гуляли с Алирой на этой возвышенности, любуясь яркой палитрой короткого северного лета. К обеду туманы сходили, и становилось видно, как на южных склонах сопок алым цветом зацветал багульник, покрывая сплошной стеной скупую промерзлую почву. Здесь часто дочь ложилась возле матери на скудную траву и прижималась щекой к ее бедру. Так и сидели молча, наблюдая за парящими в небе степными орлами.

Хотелось заплакать, но девушка удержалась. Зубчатые льдины зеленоватого оттенка мирно покачивались в колыбели водного пространства, то удаляясь, то прибиваясь обратно к берегу.

— Прощай, мыс «Марли». Прощай, Кай, — прошептала она, и, поцеловав колечко кинула его в шуршащие волны. Описав полукруг, подарок мертвеца беззвучно нырнул в морскую стихию.

Все! Теперь с прошлым покончено! Утраты любимых не забываются, но с мыса она заберет только лучшие, светлые минуты. А впереди ее ждет величественный Таласс, и в этот раз все обязательно получится: она непременно пройдет испытания и воплотит заветную мечту. И, может быть, позже, на одной из улиц, площадей или закусочных она нечаянно столкнется с тем, кого жаждет ее душа. Они не смогут пройти мимо, потому что созданы друг для друга. Лейя улыбнулась: от судьбы не уйдешь, не зря семь лет назад ОН приезжал на мыс, не зря Святые ее подтолкнули отправиться в деревню Ийнарр, испытывая характер бураном, и не напрасно учитель хлопотал за свою подопечную перед ректором! Шанс не потерян. Нет, все только начинается.

Когда человеку кажется, что все идет наперекосяк, в его жизнь пытается войти нечто чудесное. Случайная встреча — самая неслучайная вещь на свете. Она печально усмехнулась.

Стемнело. Марьяна долго сидела в обнимку с сестрой, не желая с ней расставаться. Лейя раскрыла секрет отца, и обещала скорую встречу: если она хорошо устроится в Талассе, то непременно заберет туда младшую Сойлер. Кроткая девочка с синими глазами, грядет пора заняться и ее образованием. Преподаватель чтения и письма в начале осени покинул мыс, учитель же математики и географии, к счастью, в прошлом году завершил обучающий курс.

Успокоившись, Арья ушла к себе, а Лейя погасила сальные свечи. На темном куполе ночного неба голубоватым перламутром победно мерцала одинокая звезда, озаряя волны переливами холодного света. Тусклый полумесяц стыдливо прятался за тонкой дымкой морозного воздуха. Спала спокойно, без сновидений, а утром опять поигрывала вьюга, щекоча ей нервы угрозой отмены поездки.

Вопреки капризной погоде, сани запрягли на рассвете, к пробуждению конюх уже перенес ее поклажу, надежно примотав веревками к выступу возка. Она не плохо ездила верхом, но отец, под давлением родительской вины решил сделать дочери приятное и организовал передвижение с максимальным комфортном.

Традиционный завтрак гречневой кашей, теплые объятья рейны Франциски, тоскливый взгляд Марьяны и молчаливое прощание с Аминой Скалон, что называется «по холодку». Да, уж, ее ухмылка словно восклицала: «Посмотрим, как быстро ты вернешься обратно, шайна Сойлер, а здесь теперь буду царствовать я!» А вот будущая мачеха Алира Штейн, напротив, задорно подмигнула, заботливо поглаживая округлившийся живот. Рейна выглядела спокойной, возможно оттого, что перестала прятаться.

Лейя улыбнулась в ответ и удобно устроилась в глубоких санях, на толстых медвежьих шкурах. Пока проверяли подпруги, рыжеволосый улучил момент и бестактно напомнил о себе снова!

— Сбежать не получится! Везде найду, в столице не спрячешься! — шепнул он так четко и быстро, что остался незаметным для окружающих. Когда девушка обернулась, он удалялся по скрипучему снегу в противоположную от саней сторону к приветливо улыбающейся ему дочери лекаря.

Несомненно, та запала на Фалька, эта крепость не выдержит долгой осады, достанется ему без особых хлопот. Мерзавец с прогнившей душонкой! С такими, как он, нельзя связываться. Бедная Амина, пусть Святые лики уберегут твое сердце от разочарований и подарят ума. Впрочем, ее дело, пусть поступает как хочет.

Отряд из шестерых всадников во главе самим комендантом крепости двинулся в путь по санной дороге. К счастью, рыжий остался в Сноуфорсте. Засинелся снег и небо с каждой минутой поднималось выше. Заря алела, алели снега, алым обозначилось колечко дневного светила, сочного, словно яблоко. Вокруг ослепительно сверкали бескрайние снежные просторы, искрились снежинки на меховых шкурах накидок плащей воинов Истерроса. Погода благоволила, хотя еще пару часов назад заставила поволноваться. Мыс скрылся, миновали тундру, вдали показалась полоска леса и темные крыши деревенских изб. Поездка казалась сказочной. Еще на днях Лейя и подумать не смела о таком повороте в своей судьбе и вот, опять подарок свыше!

К полудню достигли Астры, без заминки взяв курс прямо на городскую ратушу. Здесь требовалось отметить подорожную грамоту в канцелярии Наместника, чтобы беспрепятственно ехать дальше, не опасаясь возможных каверз со стороны ведомства Палача, начальников стражи городских застав или районных патрулей. Мимо проезжали шикарные повозки богачей, звякали кольчугой отряды брэйдов, спешили домой, погреться в тепле простые горожане. А вот витрины магазинов оказались пусты, многих ставни первых этажей наглухо заколоченными: владельцы опасались грабежей.

Наконец, остановились у крыльца большого здания из белого камня, украшенного резьбой и изящными шпилями. На башне, следуя традиции, торжественно развивался флаг Истерроса. О них доложили. Наместник соблаговолил предоставить аудиенцию лорду с глазу на глаз и самолично подписать его дочери проездное свидетельство. Винтовая лестница с витыми перилами привела их с отцом к парадной двери. Визитеры остались в верхней одежде, но головные уборы сняли.

Прямо по середине просторной полутемной залы стояло кресло, в нем, в развалившейся позе сидел в Наместник Севера. Слева — стол, заваленный бумагами, справа — огромный стеллаж от пола до потолка, заставленный книгами и непременный портрет императора Аарона во полный рост на самом почетном месте по центру противоположной от входа стены.

Стареющий Наместник. Лысеющая коротко стриженная голова, волосы зачесаны назад. Кожа лоснится от пота.

— Приветствую вас, эйр Мийяр, — сказал отец, остановившись у порога.

— Добрый день, эйр Мийяр, — повторила дочь.

— Очень рад, добро пожаловать, смелее проходите, — интонация приветливая, казалось, действительно рад, но общее впечатление…

Глазки темные, карие, почти сливались с зрачком и были ужасно неприятными. Быстрые бегающие, с острым злобным огнем, который он сразу пытался тушить, как только кто-то к нему обращался. Лицо одутловатое, небритое. С похмелья? А ноги? Ноги Мийяра были обнажены по колена, ступни опущены в таз, и юноша — слуга, лет пятнадцати, тщательно их растирал и массировал.

— Райская птичка замерзла на Севере и рвется на Юг? Значит, решился — таки отпустить на свободу, Кристофер? Давай подпишу.

Мийяр махнул рукой, прислужник вскочил, вытер руки и принес со стола компактный пюпитр с пером и чернилами.

— Пусть едет, лекари нам позарез необходимы, — ответил отец.

— Полагаешь, вернется обратно? — подколол Мейяр, лениво делая росчерк пером в проездном документе.

— Я люблю Север, — ответила Лейя, — но обещать ничего не могу, сами понимаете, слишком много воды утечет, пока смогу приступить к практике и получу соответствующую бумагу!

Да, бумагу, именно! Будь она проклята! У банщика Скалона есть такая, а у начинающего хирурга — нет. Лейя снова посмотрела на ноги хозяина Севера. Припомнив, рассказы Кайя о сапогах Наместника, свинском поведении после попоек, порче сервиза, раздаче любовницам украшений бывшей герцогини и прочем, девушку неконтролируемо передернуло.

Вот и сейчас ее взгляд скользнул по тучной фигуре, едва поместившейся в кресле, и она на всю жизнь запомнила то брезгливое ощущение, которое мелькнуло при этом. Последнее время регулярно всплывали слухи противоестественной склонности Эштана к молоденьким мальчикам. Это теперь, став взрослой, она понимала, как много Кай не договаривал, щадя ее детскую психику. Боже! Что ему довелось пережить, в лапах садиста, если это действительно так! «Не пойман не вор!» — гласила народная мудрость. «Нет дыма без огня», — вторила другая.

— Какие пытливые глаза. В них постоянное присутствие мысли. Об экзаменах думаешь?

«Знал бы ты, о моих догадках, Наместник» — хмыкнула девушка, но реальность заставляла скрывать правду и учила лгать.

— Мысленно уже там, эйр таал Мийяр. Сейчас это главный интерес моей жизни.

— Правильно. Знания дело полезное, но не всегда. Быть слишком умной для женщины плохо.

Лейя знала, что почта гарнизона просматривается Роаном и лично Наместником, так что последний в курсе всех перемен касательно семьи коменданта.

Дальше участия в разговоре она не принимала. Слышала только, что отец просил подкрепления продовольствием, и Наместник разрешил забрать в крепость ящики фруктов, орехов и овощей, что привез, корабль прибывший в северный порт с Золотых островов неделей раньше. Интересно, в каком они состоянии, сколько там порчи?

— Лети птичка, — сально осклабился Наместник и сделал жест, разрешающий покинуть его кабинет.

Лейю мучило ощущение, что он намеренно сдерживает раздирающие его нутро страдания. Ходили слухи, как он страшно кричит по ночам и мучается от боли в суставах. Неизвестная болезнь, которую никто не может вылечить. Шептались — это кара за расправу над семьей герцога Виррора и насилие над его супругой — герцогиней. Аарон ценил Мийяра за личную преданность, доказанную продолжительным временем, никак не решался отпустить его на покой и назначить приемника.

Поклонившись, отец и дочь тот час поспешили на выход.

Сойдя со ступеней ратуши, бережно припрятала дорожную грамоту во внутренних карман плаща. Кристофер предложил зайти перекусить в ближайшем трактире, пока есть такая возможность. Время плавно перетекло к обеду. В сопровождении брэйдов они направились в трактир "Бычье сердце".

— Возьмешь его подачку? Судно плыло больше двух месяцев, боюсь там одно гнилье.

— Посмотрим, надо проверить. Не удивлюсь, если и так, — тихо сказал отец, отхлебывая крепкого эля.

Ячменная похлебка с ржаными лепешками и травяной чай. Мясо стоило безумно дорого, но лорд Сойлер, желая напоследок побаловать дочь, купил большой кусок запеченной баранины, половину которого заставил съесть тот часу него на глазах, а вторую половину завернуть с собой в дорогу.

Кучер на станции заявил, что дальше слой снега существенно меньше, и сани сочли возможным заменить обычным экипажем, запряженным парой свежих лошадей. Кристофер дальше не поехал: торопился вернуться обратно к своим обязанностям и драгоценной невесте.

— Верю в твое благоразумие, дочь, — напутствовал он. — Знай: я разрежу на куски любого, кто посмеет причинить тебе вред, но и с тебя спрошу строго!

Голос его звучал иначе: без ноток металла, как прежде, а с теплой бархатцой.

— Не подведу, — ответила Лейя, — стыдно тебе за меня никогда не станет.

— Тех ри Греев, что я тебе дал на первое время достаточно, если потребуется еще — обналичишь вексель в банке. С учебы сразу домой, нигде не задерживайся. Если в Талассе станет не спокойно, найми телохранителя. На безопасности не стоит экономить. С тобой мое личное письмо к лорду - командующему. В случае экстренной необходимости смело обращайся, он не откажет. Все поняла?

— Да.

— Прощаемся мы ненадолго: я подал рапорт на отпуск через Мийяра. Собираюсь привезти Алиру в столицу, не хочу, чтобы она разрешилась от бремени на мысе.

Он справедливо опасался неудачного исхода родов.

— Это правильно.

Попытался поцеловать на прощание Лейю, но та отстранилась: не простила до конца публичной расправы.

— Все еще сердишься?

— Побои, следом лобызания? Я не могу так быстро остыть, отец.

Неловкость расставания шевелила невольным резонансом внутренние занозы. Тот смотрел в ее блестящие лазурью глаза, не делая резких движений, вдруг осознав, как она выросла и стала совсем взрослой, другой. Старый вояка не мог не признать: дочь резко выделялась от окружающих его представительниц прекрасного пола тяжелой красотой севера, напоминая бабку — северянку самого Кристофера. Марьяна еще смахивает на взъерошенного воробушка, тогда как в старшей уверенно вступает в свои права роскошная молодая женщина, он даже в чем - то начал понимать Фалька. «Райская птичка?» Пожалуй, северная ласточка с острыми колючками.

— Ты поймешь, когда сама станешь матерью, — тяжело вздохнул он, гася взыгравшую родительскую гордость. Если бы Алира видела прелесть их дочек!

— Едва ли, — холодно ответила та и ловко нырнула в салон экипажа.

Увы, Кристоферу удалось лишь приобнять строптивую красавицу. Он сдвинул брови, глаза его стали темней, почти не проницаемые. Лорд удивился, осознав, как давно не раздавался ее заразительный смех. Мелькнула мысль смалодушничать и вернуть свое чадо обратно в крепость, но, решив, что к старому возврата нет, отбросил сомнения и повторил еще раз напутствие сделавшим жеребцов брэйдам.

— Буду краток. Глаз с нее не спускать! Если хоть волосок упадет с головы шайны Сойлер, ответите по всей строгости, из-под земли достану!

Войны произнесли слова клятвы, обязуясь доставить в столицу в целости — сохранности и девушку, и важную почту, которую начальник отправил на имя лорда — командующего.

Какое-то время он еще смотрел вслед исчезающей повозке, отпуская родную кровинку во взрослую жизнь, понимая, как важен для нее настоящий переход на новый, недосягаемый прежде уровень, убеждая себя усмирить родительскую ревность и не мешать…

В паре миль, оставшихся до Авилона, прямо на дороге, не далеко от мельницы их с брэйдами настигло странное природное явление. Свет померк, стало темно, как ночью. Солнце скрылось за большим черным диском. Окрестности плавно погрузились в сумерки, на небе проступили редкие звезды. Сбавив ход, они продолжили движение. Войны посмеивались, что-то шептали про Многоликого и скорый конец существования континента Аригорр.

Было ли Лейе страшно? Да, но не прежним презренным страхом за себя и свое благополучие, а за оставшихся в Сноуфорсте дорогих людей, их судьбу и их здоровье. И отдельно за судьбу бастарда. Какие бы не выпали испытания, она научится быть сильной и мужественной и, получив необходимые знания, станет полезной империи, возможно, спасет несколько человеческих жизней. А легенды, пусть легендами и останутся. Люди должны верить в мифы, они объединяют, учат стойкости и терпению.

Глава 17. Арья Сойлер (вместо эпилога)

С отъездом старшей сестры, Арья осталась в полном одиночестве. Как приведение бродила она из комнаты в комнату, не находя себе места. Только утром расстались, а тоска уже точила ее душу острыми зубами отчаяния. Прежде она помогала в хлеву, но кур и кроликов перебили еще по осени, а другой скотины не держали. Работа всегда найдется, было бы желание, а вот стремление как раз и отсутствовало напрочь, не от природной лености, а от чрезмерной ранимости и скрытности. Она всегда стремилась к уединению, считая лучшим занятием в тиши переписывать отцовские бумаги, когда он поручал такое дело. Будь ее воля, она бы удалилась ото всех людей в монастырь или отдаленный скит.

После известия о новом браке ее отца, настроение резко ухнуло в пропасть. Вот еще! Делать ему приятное, помогать? Да как он посмел! Неловкая попытка Алиры подружиться вызвала волну негодования. Как там она говорила: «У нас с лордом Сойлером чувства, такое иногда случается. Поймешь, когдастанешь постарше». Арья ненавидела, когда к ней обращались, как с ребенком, и огрызнулась будущей мачехе предельно кратко: «Убирайся». Раньше папа принадлежал только ей и сестре, а теперь делить его с этой? Да кто она такая, чтобы врываться в их жизнь, в их дом, в их быт? Думает, что ловко окрутила лорда, станет шайной, ляжет с комендантом в одну койку на место его законной супруги и все будет гладко и сладко? Нахалка! Братики — сестренки ей не нужны! Вот совсем, ни капли! Лучше бы вернулась родная мать. Все забыли! Отец отрекся!

Девушке хотелось кричать, что в ее библиотеке книжечки похлеще, чем девичьи «сопли», типа "розовых сказок про единорогов" и "милых дракончиках". Там что-то совершенно иное! Жесткое чтиво, с пытками и наручниками, развратными оргиями, кровью и насилием. Все видят в ней «слабенькую глупышку» и «маленькую девочку", так пусть не заблуждаются! Ее душа черна, но в этом правда жизни. Лучше знать заранее, как обстоят дела в отношении полов на самом деле. Пусть Арья и не имела практики, зато считала, что теорией владеет в совершенстве. Никакой любви нет, мужская плоть слаба, похотлива и ненасытна, а женская сущность корыстна, тщеславна и крайне коварна! Папа соблазнился пышной грудью и аппетитной задницей прачки Алиры, которую та выставляла, стирая тряпки.

И не надо говорить о прихотях судьбы, родстве душ и высоких чувствах и благих намерениях!

Марьяна заплакала. Рейна обязательно наябедничает, выставит ее невоспитанной хамкой, но та не собирается извиняться! Конечно, на гадости Арья не способна, но и "дружить" не получится. Равнодушие — это все, что она готова предложить новоиспеченной невесте отца.

В ожидании возвращения Кристофера, под зорким оком рейны Франциски, заставила себя поглотить незамысловатый обед. Бесцветно побрякав на клавикордах, прилегла на подушки и незаметно для нее самой коварно подкралсч сон.

Почудилось, будто тело человека обернулось в маленькую птичку с синевато-черной окраской, серой грудкой и таким же светлым животом. Обычная ласточка южных краев, беззаботно порхающая в небесах над теплым Иллирийским океаном. Взору открывалась благодать, купающая в ласковых лучах полуденного солнца, запах свободы щекотал легкие. Драгоценные краски необъятного пространства радовали глаз, даря потоки наслаждения и эйфории.

Вот на горизонте показался корабль с кипенно — белым парусом — песчинка среди просторов воздуха и зеленовато — синей морской воды. Постепенно он приближался, а она все резвилась, беспечно паря в компании сородичей, налету хватая мелких насекомых. По мере приближения судна погода портилась, будто ветер сам толкал его точно по курсу, туда, куда замыслили сами Боги. Солнце закрылось за облачком и птицы стали кружить ниже, опустившись ближе к воде. Корабль поравнялся, и птица, почти коснувшись паруса крылом, камнем рухнула вниз. Совершила маневр и уселась на борт, занимая место в ровном ряду неугомонных чаек.

Только сейчас она заметила отсутствие вооружения, дозорных или стрелков. Судно не являлось военным и по положению и численности мачт, Арья вообще затруднилась отнести его принадлежность к морскому флоту Истерроса.

В носовой части палубы неподвижным истуканом замерла высокая, мудя по сложению, типично мужская фигура единственного обитателя и полновластного хозяина шхуны. ЕГО Волосы касались плеч и развивались от порывистого ветра, переливаясь на солнце оплавленным серебром. Прядей такого оттенка Арья у людей никогда не встречала. Лицо не выражало ни малейших эмоций, скорее это была маска, живая чеканная маска бессмертного Бога, застывшая холодной жидкой платиной. Качнув плечами, ОН сменил положение, развернулся в пол оборота, и пташка — Марьяна могла лицезреть его высеченный «из мрамора» профиль, гордый выступ подбородка, крепкую шею, массивную грудь, напоминающую непробиваемый щит.

Внезапно ОН обернулся, изучая стайку крикливых чаек, на которых прежде не обращал внимания. Крохотное сердечко ласточки от ужаса затрепетало. Ракурс сменился, и она могла оценить незнакомца более полно. Общий вид ЕГО представлялся шокирующе — странным: нечеловеческие глаза, жуткие, невероятные, напрочь лишенные зрачков, мерцали с яркостью двух кристаллов цвета аквамарина. Прозрачная туника являла взору полуобнаженное, накаченное тело, украшенное мистическими знаками и замысловатыми татуировками. Ленты сухожилий обвивали тугие мускулы на руках. На плечах и предплечьях проступали синими змейками вздутые вены. Мощный торс опоясывал кожаный ремень, застегнутый на пряжку с искусно нанесенными руническими символами. ОН был окружен таинственной матовой дымкой, представая зловещим героем из древних пророчеств и жутких легенд. Многоликий?

Ласточка — Марьяна чем — то зацепила ЕГО внимание. Теперь ОН тяжело и неподвижно смотрел в упор, устанавливая с ней ментальную связь, впился взглядом завораживая, прощупывая, спрашивая, выясняя. По ощущениям девушки ледяное щупальце проникло под кожу, скользнуло по черепу и позвоночнику, пошарило в районе диафрагмы, совершило оборот вокруг шеи и затянулось, будто хватая за горло, выбивая одно неконтролируемое желание — сопротивляться, в попытке вырваться и глотнуть в пережатые легкие спасительный глоток кислорода. Силы ласточки стремительно таяли. Магическое поле незнакомца опасно затягивало и погружало в сон.

Почувствовав смятение и покорную слабость ее истинной натуры, ОН склонил голову в бок, а краешки губ едва заметно растянулись в тлеющей улыбке. Быстро потеряв интерес, ОН разорвал с ней контакт и вновь уставился вперед, полностью сосредоточившись на линии слияния двух стихий. Киль резал толщу морского пространства, как горячий нож проникает в масло, толкая его ровно к намеченной цели. Под оглушительный клич суетящихся чаек бились волны о борт корабля, разлетаясь на тысячи хрустальных горошин и микроскопической пыли.

Спустя время, вдали показалась полоска суши, по мере приближения к которой Арья могла различить бледно — желтый песок и буйную изумрудную растительность. Золотой остров? Безлюдная суша образовывала здесь естественную акваторию, не пригодная для причала судов. Продолжать движение становилось опасно: дальше шло мелководье и рифы, угрожющие пропороть брюхо шхуны острыми подводными клыками. ОН это понял и заблаговременно предотвратил.

Не бросая якоря, не касаясь штурвала, незнакомец опустился на одно колено и уперся ладонью в дощатый настил, замедляя ход корабля. Затрещав, шхуна послушно встала, как вкопанная, словно, приросла к месту. Все вокруг затряслось, когда с ЕГО рук пошел неимоверной мощный поток, татуировки почернели и задвигались, мышцы под кожей зашевелились от сжатого напряжения. Он не пил источники силы, а отдавал, пуская в этот райский мирок ядовитую змею нестерпимого холода. В воздухе запахло снегом, "змейка" зашипела, заискрилась и побежала вдоль палубы, за корпус корабля, нырнув прямо в воду, моментально беря в оковы морскую волнистую гладь, неумолимо обращая ее в зеркальный лед. От линии разлома, точно лучи, расползались похожие на паутину трещины, превращая окружающее пространство, лилеемое и нагретое солнцем, в безликую ледяную пустыню. Следом подул северный ветер, неся за собой вихри снега, но скоро и он прекратился. Мороз крепчал. Воздух подчинялся незнакомцу, как и иные стихии, значит он… Темный маг?

Резко выдохнув ОН покинул корабль, просто исчез, растворился, спустя миг его силуэт мелькнул уже на ледяном песке, у самого берега.

Все замерло, замерзло. Исчез шум моря, стихли крики птиц. Постепенно погасло солнце, его заслонило черным, зловещим, непроницаемым диском. Затмение! Некогда живая природа стремительно увядала, погружаясь в непроглядную ночь и вечную мерзлоту. Медленно оседали снежинки, пушистым белым саваном укутывая мертвый корабль и скованное холодом пространство. Ласточка тоже заледенела, последнее, что уловил ее глаз — окаменевшие, падающие с бортика трупики своих пернатых собратьев.

Арья проснулась, когда скрип ворот и топот копыт оповестили о возвращении в крепость из Астры отца. На улице было темно, желтым светом мерцали факелы в руках уставших брэйдов.

"Долго же я спала!" — сказала про себя девушка и взглянула на часы на стене. Стрелки подходили к трем двадцати пополудни. Не может быть, скорее всего, остановились или сломался заводной механизм!

Арья подхватила подсвечник и спустилась в кухню раздобыть огня, где у рейнов круглыми сутками тлел очаг.

— Отец вернулся. А почему Вы не спите, Франциска? — рейна штопала большую кучу солдатского белья.

— Так день еще, рано спать.

— Я просто уснула, смотрю, а за окном тьма.

— Верно. Приглядись хорошенько. Затмение солнца. На часах день, а за окном ночь. Жутко, правда?

— Поразительно! Впервые наблюдаю подобное! — воскликнула Марьяна, отогнув занавеску. Черный диск вместо солнца, точь в точь повторял ее видение.

— Милая, да тебе лица нет, ты вся побелела!

— Дурной сон, — отмахнулась рукой девушка.

— Какой же?

Шайна Сойлер подпалила на очаге трут и аккуратно зажгла свечи. Немного поколебавшись, она откровенно призналась.

— Будто "Многоликий" достиг берега Золотого острова, а я была в теле птицы и наблюдала за тем, как он уничтожает живую природу. Я видела во сне огромного Темного мага с серебристыми волосами и немыслимой силой! Он вызвал затмение солнца и превратил цветущий рай в ледяную безмолвную пустошь.

Потом закатила глаза, искренне дивясь игре воображения.

— Да уж, приснится нелепая чепуха, самой стыдно.

— Это не бред, моя шайна, — тихо прошептала Франциска. — Старинная легенда гласила, что ОН придет в этот мир с Иллирийского океана. И ОН пришел…

— И где же конкретно сейчас Многоликий? — недоверчиво спросила та.

— От Золотых островов до Аригорра немногим больше двух месяцев. Через два месяца, Арья, наш мир погрязнет в хаосе и смерти…Так было предначертано. Никто не спрячется, никто не выживет. НИ — КТО.

— По — вашему, все мы умрем?

— Мне жаль, моя девочка, я уже жизнь прожила, а ты уедешь такой молодой. Ничего еще не видала. Любви не испытала. Мужчины не познала. Детей на руках не качала! — причитала рейна, швыркая носом.

Женщина стала нервно утирать слезы солдатской рубахой.

"Она совсем спятила!" — грустно констатировала Арья и удаляясь с кухни, на всякий случай, осенила себя защитной шестиконечной звездой…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Оглавление

Глава 1. Бранндон о’Майли

Глава 2. Бранндон о'Майли

Глава 3. Лейя Сойлер

Глава 4. Бранндон о'Майли

Глава 5. Лейя Сойлер

Глава 6. Лейя Сойлер

Глава 7. Лейя Сойлер

Глава 8. Бранндон о'Майли

Глава 9. Лейя Сойлер

Глава 10. Бранндон о'Майли

Глава 11. Бранндон о'Майли

Глава 12. Бранндон о'Майли

Глава 13. Лейя Сойлер

Глава 14. Лейя Сойлер

Глава 15. Лейя Сойлер

Глава 16. Лейя Сойлер

Глава 17. Арья Сойлер (вместо эпилога)