Институт благородных убийц [Валерия Малахова] (fb2) читать онлайн

Пролог

Свет едва заметно мерцал — у феи, посаженной в фонарь, догорали крылья. У феи вышел гарантийный срок, она умирала, и вскорости её должны были заменить новой.

Мантия высокого гостя едва слышно шуршала по тёмным ступеням. Служка, идущий впереди и освещающий дорогу, боялся оглянуться: лестница была крутой, и следовало прилагать усилия, чтобы не грохнуться. Нехорошо выйдет — гостю тогда остаток лестницы в темноте преодолевать. Он-то, конечно, справится, но вот будет ли Архимагистр впоследствии доволен слугой?

Хрипло тикали огромные башенные часы — их было принято называть именно так, хотя Перевёрнутая башня уходила вниз, под землю, а не взмывала к небесам. Неведомый мастер далёких, хвала всем богам, давно ушедших времён, создавший этот артефакт, постарался на славу: часы отбивали время неравномерно, их механизм издавал хаотичные звуки. Вот они замерли почти на пару секунд — стало слышно, как на нижних этажах Башни журчит подземный ручей, охлаждающий гигантские шестерни, — а потом сорвались в галоп, тиканье почти слилось в скрежещущую какофонию, затем снова выправилось, но ненадолго… Говорили, что если долго слушать, можно сойти с ума и самостоятельно отправиться на встречу с тварями, запертыми во Флюгерном цеху. Служка не знал, правда ли это, но старательно молился, а когда слова молитв не вспоминались, то напевал под нос похабные песенки. Всё что угодно, лишь бы не впускать в голову дурных мыслей!

Гость слышал бормотание провожатого и даже мог разобрать отдельные фразы, но не обрывал бедолагу. Что с него взять, он всего лишь человечек, пошедший работать туда, где больше платят! Когда придёт его срок, магистры сделают с ним… что-нибудь.

Сам гость давным-давно научился не обращать на часы внимания. Глупый механизм, созданный для глупых людей.

Лестница закончилась, и гость шагнул в узкий коридор. Здесь фонарь был ни к чему: по каменным стенам тянулись ровные линии светящихся грибов. Крупные мотыльки с крутящимися внутри прозрачных крыльев чёрными шестерёнками порхали у потолка, время от времени опускаясь на грибы и ползая там на стальных лапках-крючьях. Один спланировал было на тёмно-синюю мантию гостя, но вовремя опомнился и отвернул в сторону, с лёгким щелчком ударившись о стену. Гость едва заметно усмехнулся.

Его здесь боялись. Это было хорошо.

Коридор упёрся в массивную бронзовую дверь, оплетённую чем-то, до странности напоминающим бледно-розовые пульсирующие сосуды. У одного из них отросток выпростался вперёд, обхватывая небольшую чашу на длинной тонкой ножке. Служка, непроизвольно поёжившись, бочком подошёл к чаше и положил туда круглую бирку с выгравированным номером. Отросток зашевелился, подполз и коснулся бирки. Номер вспыхнул красным, заплясали языки пламени, и дверь понемногу начала открываться.

— Я… дальше не пойду, благородный экье, — пробормотал служка. — Мне туда нельзя.

Гость не удостоил его даже взглядом, пройдя мимо — мантия едва не задела служку, который шарахнулся к стене так, будто его атаковал ядовитый скорподрон, — и прошествовав в открывшийся проём. Когда он миновал входную арку, отростки затрепетали и в воздухе повис сладко-гнилостный аромат. Удушливое облако окутало гостя. Тот не стал противиться: обычная проверка на оружие и на тварей, которые могут овладеть душой и телом.

Хотя уж его-то могли б и не проверять.

С другой стороны… если кто-нибудь захватит это тело — проблемы возникнут не только у самого гостя и его семьи. Вздрогнуть может вся империя. Так что пускай лучше перебдят, чем упустят гибридизацию на ранней стадии.

Запах становился всё слаще, а потом внезапно развеялся. На пол упали сухие листья и рассыпались в прах. Можно было идти дальше.

Зал, в который вступил гость, впечатлял размерами. Казалось невероятным, что его вообще вырубили в скальной породе, а ведь гость знал: таких залов в Перевёрнутой башне не меньше десятка. Здесь тоже росли светящиеся грибы, причём побольше и поярче, чем в коридоре: испускающие мертвенный белый свет, они облепляли несколько гигантских сталактитов, свисающих с потолка. Мотыльков не было, но время от времени между сталактитами беззвучно скользило гигантское чёрно-смоляное чешуйчатое тело, и тогда по стенам пробегали тени от бесчисленных лапок. В самих стенах были вырублены ряды полок: некоторые закрывались плотно пригнанной стальной сетью, некоторые — деревянными, каменными либо металлическими щитами. Изредка из-за щитов слышались звуки: царапанье, стоны, приглушённый вой… В таких случаях многоножка свешивалась с потолка, скользила на нужную полку, клацала мощными челюстями и всё затихало.

Под каждым сталактитом находился алтарь — массивный и плоский девственно-белый камень, по краям которого виднелись стоки для воды или любой другой жидкости. Один из алтарей сейчас был занят.

— Дорогой друг! — навстречу гостю спешил полный, лысоватый мужчина средних лет. Его усы, воинственно закрученные колечками и напомаженные сверх всякой меры, уже начинали седеть, а пухлые пальцы были унизаны кольцами. Тёмно-бордовая мантия казалась изрядно кем-то пожёванной, хотя гость готов был поставить пару золотых на то, что надета она совсем недавно. Просто благородный экье Толль-Герник из семейства Кройдов всегда выглядел так, словно недавно побывал в свинарнике и убрал там навоз за всеми обитателями по очереди, включая свинаря. Гость не обманывался: непрезентабельная внешность совершенно не мешала благородному экье Толлю-Гернику вот уже добрых три десятка лет оставаться одним из самых опасных магов Мерсета. Опередив, между прочим, куда более одарённых конкурентов.

Как говаривал один из бывших учителей гостя, кольца-накопители низвели великое искусство магии до низкопробного ремесленничества. Сам гость, пальцы которого всегда демонстративно украшало лишь два кольца — обручальное и Ассоциации имперских некромантов, — про себя со стариком не соглашался, но вслух не спорил.

Магия — это всегда только инструмент, а находится он в твоём теле или в кольце-накопителе, разницы особой нет. Главное — уметь им пользоваться. Экье Толль-Герник дээ Кройд умел.

Гость тоже.

— Дорогой друг! Как же я рад видеть вас здесь!

— Взаимно, — гость позволил себе короткую улыбку, в которой не содержалось ни грана тепла. — Вижу, вы сделали то, о чём я вас попросил.

— Конечно же, экье Шантон. Разве я мог бы поступить иначе?

«Разумеется, не мог. Для этого я слишком хорошо тебе плачу».

В полной тишине два мага подошли к алтарю, на котором лежало укрытое простынёй тело. Шантон дээ Брайдар поморщился — как некромант он не испытывал сильного почтения к смерти, — и откинул покров.

Труп, лежавший перед ним, принадлежал молодой девушке — лет восемнадцати, не больше. При жизни она не могла похвастаться красотой: черты лица мелкие, бровки белёсые, губы слишком узкие и широкие, ресницы чересчур коротки… Смерть тоже не пощадила свою жертву, пройдясь по её облику беспощадным резцом, заострив нос, заставив щёки похудеть ещё сильней, чем при жизни, и зачем-то выпятив девице челюсть.

Глаза некроманта скользнули ниже. Фигурка у девицы оказалась такой же невзрачной, как и лицо. Но было ведь что-то в этой дурнушке, на что польстился Душехват!

— Это какая по счёту? — небрежно осведомился он, хоть и сам прекрасно знал ответ.

— Третья, — бесстрастно отозвался Толль-Герник. Когда дело доходило до работы, всё подобострастие толстяка куда-то девалось, оставался лишь огромный практический опыт имперского маг-дознавателя высшего ранга.

— Все признаки на месте, — пальцы некроманта пробежали по выступающим ключицам девчонки, коснулись впалых щёк, задержались на висках. — Он начал поглощать душу, но почему-то не завершил процесс.

Толль-Герник пожал плечами:

— Обычное дело: жертва слабеет и становится неосторожной. Эта свалилась с лестницы, сломала шею. Предыдущая напоролась на ржавый прут, заражение крови, сгорела за неделю. Собственно, сожрал он только первую, а на второй мы начали что-то подозревать.

— Вот именно, — в голосе Шантона прорезалась брюзгливость. — Начали подозревать «что-то». Чем занимались смотрители Института?

Ещё одно пожатие плечами.

— Тем же, чем обычно: брали взятки. Расследование силами тамошних магов не провести. Ну, то есть, можно попробовать…

«Ты ведь совсем не для этого затребовал сюда тело и меня, верно?»

Волшебники молча смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвёл Толль-Герник. Пробурчал куда-то в сторону:

— Можно закрыть на время Институт…

— Чтобы Душехват ушёл на другое пастбище? Кроме того, охотится он пока исключительно на девчонок…

«А кого там интересуют эти девчонки из мелкопоместных семейств».

Невысказанная мысль повисла в воздухе, но благопристойности мужчин хватило, чтобы её так никто и не высказал вслух.

— И что вы предлагаете? — спросил вместо этого маг-дознаватель.

Шантон прищурился, его правая ладонь легла на грудь мёртвой девушки, расположившись напротив сердца. Некоторое время он молчал, прислушиваясь к чему-то, о чём Толль-Герник не желал бы никогда знать, но знал по долгу службы. Однако видеть столпившиеся вокруг алтаря тени, заламывающие бесплотные руки, кричащие немыми ртами, было выше даже его немалых сил, и он отвернулся, а потому пропустил момент, когда некромант отнял руку от тела.

— Душа ещё осталась, — произнёс он почти нежно, понизив голос, словно говорил с возлюбленной. А мог ведь и в самом деле говорить с ней, внезапно понял Толль-Герник. О супруге некроманта ходили разные слухи, но все сходились в одном: человеком она не была. Уж кто-кто, а маг-дознаватель прекрасно знал, с какими отродьями Тьмы некроманты подчас сочетаются законным браком, подчиняя демонов своей воле.

Шантон из семейства Брайдар был очень сильным некромантом. Самым сильным из тех, кто сейчас состоял на службе у Короны. Возможно, самым могущественным во всём Мерсете.

— Душа ещё осталась, — повторил колдун. — Достаточно души.

— Что вы предлагаете? — голос Толля-Герника звучал ровно, хотя ему пришлось собрать для этого немало сил. Есть вещи, которые не хочется произносить даже видавшим виды судебным магам.

Некоторое время Шантон молчал, глядя в никуда, а затем бросил одно-единственное слово:

— Грязь.

— Lutum? — слово из древнего, почти забытого языка сорвалось с губ Толля-Герника само. Lutum. Именование класса демонов, которые…

— И вы хотите отправить его в Институт благородных девиц?

— Её, — поправил некромант. — У вас ведь имеется подходящий экземпляр, насколько я помню.

Это может сработать, нехотя признал маг-дознаватель. Может. Но всё-таки…

— Ну хоть ограничители вы на него… на неё поставите?

— Разумеется, — Шантон смерил собеседника удивлённо-надменным взглядом. — Оставить детей на растерзание сразу двум демонам — да за кого вы меня принимаете?

«За мерзавца и сукина сына, который за собственные интересы мать родную продаст, не поморщится. Может, уже и продал — кто вас, некромантов, знает? Случаи бывали».

— Простите, — Толль-Герник коротко поклонился, то ли и впрямь извиняясь, то ли салютуя достойному противнику. — Сейчас принесу… подходящий экземпляр.

Шантон едва заметно кивнул — то ли принимая извинения, то ли показывая, что он будет настороже. Проводил взглядом дээ Кройда, отошедшего к дальней полке. В верности этого человека некромант не сомневался: верность у него отсутствовала напрочь, разве только себе и тому, что Толль-Герник считал правильным. Но кое-какие принципы имелись. Всё же судебный маг: может брать взятки, но случись где убийство — перевернёт небо, землю и перекопает все подземные тоннели, чтобы добраться до убийцы. А так… обычный человек, себе на уме, только волшебник, а значит, возможностей побольше.

Демоны и духи нравились Шантону куда больше людей. С его точки зрения они были честнее. Честно признавали: да, хотят крови (или человеческих душ, или власти над миром) — и что с того?

Ничего, собственно говоря. Особенного так точно ничего.

Толль-Герник вернулся, держа перед собой на вытянутой руке обтянутую кожей флягу с притёртой крышкой. По ободу фляги были выжжены руны-обереги, а на затычке красовалась сургучная печать, с которой иногда срывались слабые голубые искры. Волоски на тыльной стороне ладони у дээ Кройда стояли дыбом, и Шантон почувствовал, как и сам начинает чаще дышать. Достойный экземпляр, воистину, достойный!

— Держите, — выдохнул судебный маг, передав флягу. Шантон принял сосуд, который завибрировал у него в руках, печать угрожающе замигала, но выдержала. — Теперь эта дрянь вся ваша.

Ответа не последовало. Шантон осторожно поставил флягу в головах у трупа, неспешно закатал рукава мантии, бросил в сторону:

— Помогите мне.

Толль-Герник тоже ничего не стал говорить — зачем? Он уже чертил вокруг алтаря пентаграмму, отдуваясь и пыхтя, но выводя идеально ровные линии, оставляя некроманта внутри пятиугольника, а сам оставаясь снаружи. Шантон знал, что если обряд пойдёт не как надо, то рука судебного мага не дрогнет, и он прикончит любого, кто попытается выбраться из замкнутого пространства пентаграммы.

Но обряд пройдёт, как должно. Не в первый раз.

Тягучие звуки давно забытого языка, куда более древнего, нежели тот, на котором вызываемый демон именовался Lutum, заполнили зал. Сороконожка на потолке нервно обвилась вокруг одного из сталактитов, защёлкала челюстями. Из-за разномастных щитов, прикрывающих каменные полки-тюрьмы, послышались шорохи, царапанье и скрежет. На пару мгновений потухли все грибы, и Толль-Герник ощутил, как по спине сползает капля пота.

Затем свет вспыхнул вновь, но над линиями пентаграммы тонкой дымкой поднималась тьма. Шёпот тысячи голосов — умоляющий, отчаянный шёпот — взмыл вверх и упал изморосью на плечи некроманта. Веки трупа дёрнулись и поднялись, открыв остекленевшие зрачки. Воздух похолодел, с губ Шантона теперь вместе с заклятьем срывался лёгкий парок. Длинные тонкие пальцы некроманта, лежащие на висках трупа, побелели и едва заметно подрагивали.

С утробным стоном труп раздвинул губы и выгнулся дугой. Тьма сгущалась, пологом колыхаясь над алтарём, линии пентаграммы налились непроглядной чернотой. Внезапно пол под некромантом потемнел, а в следующий миг задымился, с камней сорвалось несколько язычков пламени, но не обычного, а бледного, почти прозрачного. Пламя ласкалось к носкам сапог Шантона, точно расшалившийся котёнок, но двинуться дальше очевидно не смело.

Речитатив становился всё громче и быстрей, однако не терял плавности. Мёртвое тело тряслось, точно в лихорадке. Толль-Герник пропустил момент, когда некромант отнял руки от трупа, поднял флягу и одним резким, точным движением сломал печать. Сухо треснула молния — от пола к потолку, на миг осветив весь зал. Некромант встряхнул флягу и резко опрокинул. Густая, вязкая жидкость бурого цвета полилась на лицо мёртвой девушки, на широко раскрытые глаза, в распахнутый рот, залила шею и ключицы, закапала с рёбер и живота, пятная белоснежный камень. Поверхность алтаря вспучилась и закипела, а грязь всё лилась и лилась, и казалось невероятным, что вся она помещалась в небольшой фляге.

Бесплотные голоса вновь начали перешёптываться — поначалу жалобно, а затем ликующе. Грязь зажурчала по кровостокам, и на миг судебному магу почудилось, что вместе с жидкостью на пол шлёпаются неопрятные шевелящиеся комки плоти… Некромант отбросил флягу, простёр руки вперёд и повелительно выкрикнул:

— Пробудись!

Ручьи грязи поползли друг к другу. Толль-Герник внимательно следил за тем, как жидкость собирается в бесформенную лужу, как падают туда уже сформировавшиеся комья, как по луже начинает идти рябь. Вот на поверхность выдвинулась рука — и опала пузырящейся пеной. Вот в центре лужи появился глаз, до дрожи напоминавший глаз умершей девушки, только раз в шесть-семь больше. Вот края лужи начали заворачиваться, подобно чашечке бесконечно уродливого цветка, творения безумных скульпторов прошлого.

— Восстань! — скомандовал Шантон дээ Брайдар, лучший из некромантов на службе Короны.

Лепестки грязного цветка собрались в бутон, который всё уплотнялся — и внезапно лопнул. Брызги зловонной жижи унеслись вверх, растаяв там с неожиданно мелодичным звоном.

— Очнись! — услышал Толль-Герник последний приказ.

Пентаграмма загорелась чёрным огнём, доходившим толстяку-дознавателю до плеч. Пронзительный крик демона вспорол скопившуюся внутри пятиугольника тьму, и когда та развеялась, Шантон дээ Брайдар тихо сказал:

— Ну здравствуй, девочка.

Глава 1. Возвращение

В Институт благородных девиц меня привезли утром, но не с рассветом, а когда все ушли на завтрак. С точки зрения воскресивших меня магов так оно было спокойнее.

— Глазеть, конечно, будут, — авторитетно заявил пухлый коротышка, которого почтительно именовали господином маг-дознавателем высшего ранга. — И сплетни разнесут быстро. Но у тебя останется немного времени, чтобы освоиться.

Я вняла скрытому в его гладкой приветливой речи предупреждению и старательно осваивалась. Пока — оглядываясь и пытаясь проникнуться духом места, в котором очутилась.

По всему выходило, что местечко довольно-таки унылое. Меня провели в средних размеров дортуар, где друг напротив друга выстроилось двенадцать одинаковых кроватей — деревянных и одноместных, сбитых на века. Такая койка элефанта, может, и не выдержит, а вот барана средних размеров — запросто. Даже если он заберётся на белую простынь всеми четырьмя копытами и станцует там джигу.

Возле каждой кровати имелась тумбочка на три отделения — такая же грубая и неприглядная. Видимо, для личных вещей институток. Ни на одной я не заметила замков — то ли уставом заведения запрещены, то ли здесь вообще не воруют. Ставлю на первое. Люди — и не крадут? Да скорей я поверю в честных чиновников и бескорыстных некромантов!

Помимо тумбочек, возле одной из стен расположился шкаф огромных размеров. Его огромность и несуразность меня сразу покорили. Очевидно, именно там висит верхняя одежда здешних обитательниц — всех сразу. Ну а при необходимости ещё и батальон любовников без труда поместится. Я подошла, неодобрительно скользнув взглядом по светло-коричневым обоям в мелкий цветочек, украшавшим стены (на мой вкус, довольно сомнительное украшение), распахнула створки — ну да, одежда. Любовников пока не видать. Наверное, тоже завтракают. Любовники — они такие: вовремя не покормишь, и никакой от них любви, лишь проблем полон шкаф.

Потеряв интерес, я повернулась к шкафу спиной и вновь воззрилась на кровати. Неприятная белизна одной из них нарушалась аккуратно сложенным тёмно-синим форменным платьем тонкой шерсти. Судя по всему, оно предназначалось мне. Что ж, ладно. Покрой у платья был такой же унылый, как и всё остальное, но по крайней мере оно надевалось легко и просто, никакой посторонней помощи не требовалось. И причёска к нему пойдёт тоже гладкая, зализанная, без изысков. Небось, именно такие институткам по уставу и положены. Ладно, я демон послушный, если обстоятельства не требуют ничего иного. Скручу волосы в узел, хотя зачем настолько себя уродовать — никогда не пойму.

В спальне на дюжину девиц имелось всего одно зеркало — большое, от пола до потолка, но лишь одно. Наверное, после сигнала к побудке возле него не протолкнуться, но сейчас все ушли на завтрак, так что я могла спокойно подойти туда и разглядеть новое тело не торопясь, с чувством и с толком.

Хорошо. Не идеально, но хорошо. На этом лице можно нарисовать всё, что угодно — от невинной тихони до коварной соблазнительницы. Тело тоже не подкачало — молодое, гибкое, ладное такое. Не сможет понравиться разве что любителю пышных форм, считавшихся каноном красоты в древнем Гелиополе, ну так где тот Гелиополь сейчас? Провинция провинцией.

Руки и ноги у тела слабоваты, что есть, то есть. Сейчас можно подправить магией, а потом… потом или оно сменится на другое, или просто исчезнет. В любом случае, отслужит своё.

Я прикрыла глаза, провела ладонью по полированной раме — лак уже начал трескаться, но ещё пару лет без ремонта продержится, — прислушалась к внутренним ощущениям. Чужая душа, как и чужое тело, пока немного жали. Так всегда бывает, не в первый раз. К концу недели разносятся. Вновь распахнула веки, улыбнулась… так, а вот тут надо попрактиковаться. Улыбочка выходит уж больно гаденькой, людям подобное не нравится. Расслабилась, выпуская прежнюю хозяйку тела на поверхность. Ну-ка, девочка, улыбнись, как привыкла! Теперь нахмурься. Удивись, испугайся — покажи все свои эмоции!

Н-да. Как-то оно невесело получается. Испуг выходит качественно и безо всякого напряжения, а остальное внезапно им окрашено. Интересно, почему?

Слияние с незнакомой душой — процесс достаточно долгий и, честно скажем, небезболезненный. Поэтому демоны обычно выбирают кого-то, с кем сводят знакомство заранее. Народная молва утверждает, будто мы это делаем из-за природной злобы и ненависти к роду людскому, но реальность куда банальней: намного проще поглощать еду, если знаешь, с каким столовым прибором к ней подходить. А ненавидеть хлеб насущный… нет, на свете хватает извращенцев, но с настолько безумным способом мышления я ещё не сталкивалась.

На сей раз мне не повезло: мало того, что человек достался абсолютно незнакомый, так ещё и мёртвый, поднятый некромантом за остатки души. А некромант силён, сволочь… Я поёжилась, вспоминая ментальную хватку Шантона дээ Брайдара и его спокойный, равнодушный взгляд. Некоторые люди мало того, что несъедобны, так ещё и сами способны схарчить тебя и не поперхнуться. Мир как-то слишком разнообразен в своих порочных проявлениях.

В любом случае, для добычи информации из глубин памяти моего человека приходилось напрягаться и рыться в воспоминаниях, нагромождённых совершенно хаотично — нормальное состояние для души, уже пытавшейся отлететь и насильно возвращённой в тело. Воспоминания этой девицы ещё не стали моими собственными, они пока напоминали гору свитков, беспорядочно наваленных на письменный стол. И чтобы прочесть их все, требуется немало времени.

Я подцепила последнее из воспоминаний, всмотрелась в него. Группа девиц в форменных платьях. Смеются, щебечут, тычут пальцами вниз — туда, где лежу я. Недавно прошёл дождь, на дорожках в саду поблёскивают лужи — в одну из них я и упала после ловко подставленной подножки и дополнительного тычка в спину. Подняться мне не дозволено: на спине стоит чья-то ножка в туфельке со стильным каблучком.

Доносятся обрывки весёлых, беззаботных разговоров. Что-то про свинью и грязь. Грязь, мокрая земля перед самым носом, в позвоночник впивается острая шпилька, грязь, грязь, грязь…

Голову сжало раскалённым обручем, перед глазами мелькнула пара молний, и я поняла, что поддалась вспышке ярости, начав превращение в истинную форму. Но те, кто пробудил меня, позаботились об ограничителях силы. Очень хорошо позаботились.

Стоит ли читать свитки дальше? Пока что прочитанное мне категорически не нравилось. Ладно, попробую быть осторожнее с чужой памятью, а то недалеко до беды. Но нужно ведь знать, кто я такая, как жила и почему умерла! Хотя согласно легенде меня вовремя доставили в Королевский госпиталь, где врачи-магикусы долго бились и с помощью Всеблагой Праматери спасли пациентке жизнь.

Обычный человек сказал бы какую-нибудь благоглупость вроде «продолжим, помолясь».

Девицу звали Талина даар Кринстон (меня звали… тьфу ты, зовут! — зовут Талина даар Кринстон, меня так зовут!), и она считалась здесь парией, отвергнутой практически всеми, кроме таких же несчастных, как она сама. Бедное, запуганное создание. Совсем не я. К горлу вновь подступило бешенство — надо же, сама не заметила, как начала считать это тело своим! Но сейчас мне удалось справиться с гневом. Здесь, стало быть, имеются любительницы хорошенько развлечься? Ладно же, я сама из таких, повеселимся вместе. А значит, требованием «сидеть тихо, ни во что не ввязываться» придётся пренебречь.

Маги, воскресившие меня, должны были понимать, что этим закончится. «Демон на побегушках» — вариант вполне возможный, но нужно ведь учитывать, у кого именно этот самый демон ходит в слугах! Уж точно не у девиц с едва развитыми зачатками магии.

Если же воскресившие меня маги ни на что подобное не рассчитывали — это их проблемы.

Да ну, не могут они быть настолько дураками! Но объяснительную речь приготовить всё же следует.

Итак, Талина даар Кринстон, формально — дочь мелкопоместного дворянина и такой же незначительной дворянки, а фактически — незаконнорожденная из дома Фелльвор. Никогда про такой не слыхала. Здесь всё до лысых богов изменилось с тех пор, как меня воскрешали в последний раз!

Нет, всё-таки работа с человеческой памятью не совсем похожа на чтение свитков. Скорее — на действие магического магнита, настроенного притягивать конкретные вещи. Определяешь слово или образ, сосредотачиваешься (в моём случае это было похоже на мысленный аналог щупальца, зелёного такого, с присосками) — и вытаскиваешь всё, что имеет хоть какое-то отношение к объекту твоего интереса.

Сама Талина тоже не слишком много знала о собственном батюшке. Они встречались несколько раз, и отец не выказал к дочери большого интереса. Впрочем, малого тоже. Помог с определением в столичный Институт благородных девиц при Королевском магическом университете, и на этом знакомство благополучно завершил. Кажется, вздохнул с облегчением, закрывая эту главу своей биографии.

Девчонка, конечно, предпочитала думать, что отец любит её и заботится, как может, просто может немногое. Ну-ну. Её право. В конце концов, людям надо верить в добро, если они не хотят сойти с ума, а Талине это требовалось, как никому другому.

Любопытное, однако, местечко этот Институт благородных девиц! Или его лучше называть Институтом благородных душегубиц? Сюда попадают якобы для науки, а на деле — урвать мужа получше, и конкуренция жестока. Повалить могут не только на самых сильных, а вообще всех — а потом на всякий случай потоптаться ногами сверху. Просто для верности, чтобы уже не встала. Ну и потом, давно ведь известно, что на слабых топтаться проще.

Происхождение Талины раскопали в первую же неделю после её приезда сюда. Оно стало поводом. В конце концов, без повода издеваться как-то негоже, нужен хоть какой-нибудь, иначе немного сложней заткнуть совесть. А девочка ещё и переживала о том, что она порченая, не подходящая для этого места. Она, конечно, неподходящая, слишком тонкокожая, но всё-таки… Ещё одна человеческая привычка — видеть повод, не видеть причины. А причина проста и незамысловата: людскому стаду надо над кем-нибудь издеваться. Не будь она незаконнорожденной — прицепились бы к низкому росту, писклявому (или наоборот, слишком низкому, «мужскому») голосу, провинциальному акценту, излишней бледности… Когда над кем-то хочется поиздеваться, повод всегда найдётся.

Повод. Не причина. Причина уже есть — поиздеваться не над кем, издевалка отсыхает.

Я вновь улыбнулась, и на сей раз не стала огорчаться тому, что ухмылка вышла мерзенькой. Ладно же. Человеческие традиции надо поддерживать, они, в общем и целом, вполне меня устраивают. Вот только издеваются местные благородные девицы шаблонно и скучно, без огонька. Это поправимо. У нас тут учебное заведение — пора преподать кое-кому мастер-класс.

А между делом следует отыскать-таки Душехвата. В конце концов, меня воскресили ради этого: найти демона, бесчинствующего в стенах и так далее. Не выполнить контракт я не смогу — не те люди воскрешали. Но торопиться с этим не стану. Сначала погляжу, нет ли возможности после выполнения задания как-нибудь незаметно исчезнуть. Обратно во флягу уж очень не хотелось.

Душехват, значит… Надо побольше разузнать о выбранных им девушках. Ну со мной более-менее ясно, а остальные? Должно найтись нечто, связывающее их. Демоны консервативны в своих привычках. Когда-то давно человек, поймавший меня, сказал, думая, что я не слышу: «Начни поиск с жертв — и они сами приведут тебя к своему убийце, к этой богомерзкой твари, которая…» Дальше я не слушала, но дельную мысль запомнила. И поклялась в следующий раз быть самой осторожной в мире богомерзкой тварью.

Сейчас, правда, с осторожностью ничего не выйдет, ну так я ведь и не охочусь пока на людей, верно же? Я им вроде как помогаю, этим… богоспасаемым и боговдохновенным, а значит, немного дерзости мне не повредит. Тем более, что лица тех девок, что хихикали и отпускали шуточки, я хорошенько запомнила, убивать их пока не собираюсь, так, проучить немного, а охочусь я на злокозненного убийцу. Стало быть, остальное мне простят, никуда не денутся. Ну а когда покончу с контрактом и если удастся при этом удрать — вот тогда придёт время для осмотрительности.

Имеет право демон на невинные развлечения, в конце концов!

— Таль! О, Всеблагая Праматерь, это ты!

На Всеблагую Праматерь я точно не походила, но старательно изобразила улыбку и развернулась, чтобы угодить в объятья довольно рослой светловолосой девушки. Её лицо при некотором использовании косметики и более тщательном уходе за кожей могло бы стать весьма симпатичным, а так казалось плоским и невыразительным. Как и всё в этой унылой спальне. Наверное, место неким мистическим образом влияет на живущих в нём людей.

— Таль, я так переживала!

— Ну чего ты, не беспокойся… — бормотала я, пока меня тискали и со всех сторон ощупывали. — Мною занялись лучшие врачи, их исцеляющая магия столь сильна…

Одновременно я лихорадочно рылась в памяти Талины даар Кринстон, пытаясь понять, с кем имею дело. Долго разбираться не пришлось: Лоиса даар Пельт, моя лучшая подруга, насколько это слово употребимо в стенах Института благородных девиц.

Подругами здесь называют тех, кто не станет толкать тебя в лужу, а если толкнёт — то хотя бы сделает вид, будто это произошло нечаянно. А уж если протянет руку и поможет выбраться из вонючей жижи, так всё, подруга навек.

Лоиса как-то разок руку протянула. На мою Талину сие обыденное событие произвело огромное впечатление. По крайней мере, девушки обменялись стихами в альбомах (у Талины дурацкую книжицу с вырвиглазными цветами на обложке впоследствии стащили и утопили в нужнике — надо будет новую завести, здесь это популярно), обменялись некоторыми тайнами и вместе поплакали над какой-то безвременно усопшей в бульварном романчике красоткой. Или собачкой — я толком не поняла.

— Я думала… думала… — Лоиса явно боролась с рыданиями. Пришла моя очередь обнимать её.

— Не надо, милая, всё же хорошо, всё хорошо…

Интересно, а её-то как занесло в изгои? Обычно девицы с таким характером быстро обживаются, находят друзей, и как-то сама собой среди этих друзей образуется парочка сильных покровителей… На сей раз копаться в памяти Талины пришлось куда дольше, но я всё же отыскала нужный момент: Лоиса ещё при поступлении поцапалась с некоей злопамятной стервой, которая не поленилась запомнить обидчицу и устроила планомерную травлю. Хм, а почему злопамятная стерва ходит в розовом?

Тут ответ нашёлся почти мгновенно: потому что мы с факультета Фиалок, а благородная Смерина даар Мрауш — с факультета Роз, где учатся несравненно более родовитые и богатые дочери столпов общества.

Отношения между факультетами, как водится, получались… сложными. У розочек было куда больше прав, за что фиалки, разумеется, их ненавидели. Но подлизаться к знатным и богатым считалось правилом хорошего тона, а уж получить приглашение отобедать с ними за одним столом так и вовсе рассматривалось чем-то вроде пропуска в другую, богемную жизнь.

Кроме того, на совместных с мужскими факультетами балах права роз не значили ровным счётом ничего: многие представители благородных семейств искали кого попроще. Девицу, не избалованную мужской благосклонностью, а потому благодарную за любые оказанные знаки внимания; хорошо воспитанную провинциалку, за которой не стоит влиятельное семейство…

Стоп. Мужские факультеты? Эти откуда взялись в Институте благородных девиц?

— Ой, серёжки! — Лоиса, кажется, совсем передумала плакать и обратила внимание на новое украшение, которое раньше у подруги не видала. — Это тебе он подарил?

«Он» было произнесено с придыханием и заставило меня снова сосредоточиться. У Талины имелся «он»? Кто такой, почему не знаю? Ага, мальчишка из Института изящной магии, факультет теормагии и философии. Белобрысая лопоухая жердь с вечно извиняющимися серыми глазами и тонкими, подрагивающими губами. Тут и без дополнительного поиска ясно: такой же неудачник, как сама Талина.

Занятная ситуация. С одной стороны, теоретики считаются бесполезными существами, и маги-практики их дружно презирают, не стесняясь при случае это показать. Люди! С другой — у Лоисы и такого ухажёра нет, стало быть, юный экье Саман дээ Тибор вызывает у неё неконтролируемое слюноотделение. Как и у двух третей обитательниц этой спальни. Что, разумеется, делает жизнь Талины ещё более незабываемой и богатой на впечатления.

— Ой, и браслетик! Он навещал тебя в больнице, да? Да?

Показалось, или в голосе лучшей подруги прозвучали нескрываемая зависть и тщательно скрываемая ревность? И было бы к кому! Тоже мне, нашлось сокровище… Даже моя Таль сама толком не понимает, жалеет его или презирает. Хотя старательно притворяется, будто влюблена. Причём старательней всего притворяется перед самой собой — ох, люди, люди…

— Нет, — я изобразила страдальческий вздох, и подруге немедленно полегчало. — Ко мне никого не пускали, иначе чары пришлось бы накладывать заново.

— Должно быть, ты ужасно скучала, — вот сейчас Лоиса даже сочувствовала искренне. Я не поленилась подтвердить:

— Ужасно. А украшения… мне их медикус подарил. Сказал, что я напомнила ему о дочери… Я обещала никогда не снимать эти серьги!

Некоторое время ушло на сентиментальные переглядки и трагические поджимания губ.

Серьги, к слову, я действительно не смогла бы снять при всём желании — а желание имелось, да ещё какое! Кому понравятся ограничители силы? Но проклятый некромант совершенно не соизволил поинтересоваться моими желаниями, а просто нацепил их — а потом ещё и браслет. Сказал, что второй экземпляр будет у человека, которому поручено меня контролировать. Я не интересовалась, как именно осуществляется контроль. Чует моё сердце: придёт время — обязательно узнаю.

Странное всё-таки ощущение: у меня есть сердце, оно бьётся, оно что-то чувствует… Я уже успела изрядно подзабыть, каково это.

Лоиса внезапно спохватилась:

— Всеблагая Праматерь, да что же мы сидим? Опоздаем на первый урок!

Я тоже охнула — так явно полагалось. Лоиса подхватила холщовую сумку на длинной ручке, валявшуюся под моей кроватью, высыпала оттуда гору книжек, запихала другую гору, сунула торбу мне в руки и торопливо пошла к двери. На пороге обернулась:

— Скорее, Таль!

Сумка оказалась тяжеленной — кирпичи туда институтки кладут, что ли? Так вроде им архитектуру и строительство не преподают! Делать было нечего — я нацепила сумку на плечо (если придётся отбиваться — самое оно!) и поспешила за подругой.

Мы миновали просторный холл, заполненный девицами. Я удостоилась нескольких удивлённых взглядов. Высокая тощая девица со слегка косящими глазами громко бросила вроде как в пустоту:

— Как, разве эта не сдохла?

— Преставилась, Эзмилия, правильно говорить «преставилась». Следует соблюдать приличия, не то даар воспитательницы сделают замечание, — постным голосом ответила ей другая, чьего лица я не видела — эта не удосужилась обернуться. Вокруг захихикали. Спина Лоисы напряглась, но она не сбавила шага. Я тоже.

Идти, уткнувшись взглядом в пол, было странно, но Талина всегда ходила именно так. Не стоит сразу и резко менять привычки. Вдобавок, так можно разглядывать чужую обувь. Эти туфельки, которые я — то есть, Талина, — чувствовала на спине… каблучки у них были фасонные, а носок узкий. При случае узнать можно.

«Не надо».

Голос, шепнувший это, был едва слышен, но мурашками прошёлся по позвоночнику. Я вскинула голову, огляделась — рядом никого, впереди лишь спина Лоисы. Н-да, любопытно… Займусь этим позже.

Из холла мы по крепким каменным ступеням сбежали в сад, и моё тело само сжалось. Ясно, Талина не любила здесь бывать. Здесь ей слишком часто доставалось.

На одной из тропинок я споткнулась. Память тут же услужливо подсунула очередное падение — на сей раз в колючие кусты. Да, вот в эти самые. И смех. Талину преследовал чужой смех: он толкал её в спину, ставил ей подножки, давил острыми каблуками, шипами расцарапывал руки и лицо… Может, поэтому сама она смеялась очень редко.

Я посмеюсь за неё. Над всеми.

«Не надо».

Помотав головой, я поторопилась вслед за Лоисой.

Уроки проходили в четырёхэтажном здании, таком же сером и помпезно-унылом, как и всё здесь, развёрнутом наподобие книги. Честное слово, им бы ещё цветы в саду серого цвета сделать! А что, волшебницы здесь собрались или так, кучка барышень? Да даже если второе — всё равно есть невзрачная садовая растительность, её просто поискать надо… Сад как-то из общей картины выбивается.

Видимо, основной поток девиц уже схлынул, и теперь к учебному корпусу подбегали опоздавшие в розовых и фиолетовых платьях. У младших воротники и манжеты были коричневыми, и уродливость этих нашлёпок на розовую тафту просто потрясала. Те, кто постарше, носили серые воротники с манжетами (всё равно уродливо донельзя!), ну а мы, старшие, уже щеголяли белизной кружев. Впрочем, качество этого кружева было сомнительным, равно как и белизна.

Помимо этого, на платьях некоторых девиц красовались лазурные ленты с вышитыми на них вензелями, а у некоторых — и в их числе я с Лоисой — на груди слева была чёрная нашивка с золотой короной. Я порылась в памяти: те, кто с нашивкой, учился за счёт Короны, а «лазуркам» помогали всевозможные благотворительные общества и частные благотворители. Очевидно, именно их монограммы и вышивались на ленте.

Мы направились в левое крыло. Вверх, по ступеням, мимо серых (ну кто бы сомневался!) тяжёлых штор, закрывающих, между прочим, самое лучшее, что было в этом здании — большие окна, тянущиеся от пола до потолка и заканчивающиеся наверху полукруглой аркой, с изящным решением рамы… Но нет, любой пример хорошего вкуса необходимо спрятать от излишне любопытных девичьих глаз!

Классная комната, в которую мы забежали, оказалась длинной и узкой, словно обрубок коридора, зачем-то сжатый с двух сторон стенами: на одной из них красовалась огромная чёрная доска, а возле второй в ряд вытянулись высокие жестяные шкафчики — возможно, там хранились материалы для уроков. Шкафчики были заперты, и я про себя хмыкнула: вот кто-кто, а учителя здесь не дураки, знают, что людям свойственно тырить всё, что плохо лежит! Деревянные, плохо оструганные парты на двоих стояли в четыре ряда, оставляя узкие проходы, где едва-едва мог поместиться человек. Я дала относительную свободу телу и поторопилась к одной из задних парт у окна, машинально перепрыгнув через чью-то не слишком ловко подставленную ногу и совершенно случайно — не подумайте чего плохого! — заехав обладательнице этой ноги по голове тяжеленной сумкой. Останавливаться и извиняться не собиралась: звонок уже дребезжал, а это значило, что урок скоро начнётся. Моя обидчица явственно зашипела сквозь зубы, но смолчала.

На стуле меня ждал ещё один сюрприз: прикреплённая там остриём вверх булавка. Весело же здесь встречают несчастную больную девицу, только-только избежавшую ужасной гибели! Я быстро провела ладонью по сиденью, булавка свернулась в спираль и прилипла к руке. Ну и чего все так на меня посмотрели? Обычный магический трюк, его здесь в младших классах проходить должны. Ладно, модифицированный слегка, но не более того. Ограничители строго бдили, чтоб я не выкинула чего-то, не предусмотренного здешней программой.

В этот миг скрипнула дверь, все вскочили и вытянулись возле парт. Мне оставалось лишь распрямить спину и так же преданно выпучить глаза на вошедшую длинноносую грымзу в строгом чёрном платье.

Волосы грымзы давно убелила седина, но они и в молодости наверняка были жиденькими. Сейчас же она закрутила их сзади в пучок, отчего казалось, что сквозь причёску у неё вот-вот проступит лысина. На лице не было заметно никаких следов косметики. Глаза смотрели цепко, словно у грифа, высматривающего падаль.

Грымза величественно кивнула, и девицы, кроме одной, опустились на свои места. Оставшаяся громко доложила почтенной даар учительнице, что все учащиеся восьмой группы факультета Фиалок на своих местах, отсутствующих нет, и Всеблагая Праматерь милостива к пришедшим. Последнее-то она откуда знает? Ей что, Праматерь лично сообщила?

Начался урок.

— Все прочли правила сервировки стола для закусок? — холодно спросила грымза.

Нестройный хор подтвердил, что да, прочли.

— Что ж, проверим… — грымза раскрыла большую книгу, переплетённую в коричневую кожу, которую принесла с собой. — Болящую на сей раз пропустим, но в следующий раз обязательно…

Я почувствовала, как на меня устремляются завистливые взгляды.

— А вот соседка её, Лоиса даар Пельт, пускай изволит встать и рассказать.

Лоиса вскочила, загрохотав стулом. Учительница демонстративно поморщилась.

— Прошу прощения, эрья Жофия. Стол для закусок накрывается у дверей столовой либо же в смежной комнате, смотря по помещению, занимаемому семьёю. Ежели такой стол имеет четыре угла, то в центр его следует поставить вертящийся поднос со вставленными шестью плоскими салатниками с разными закусками, седьмой же салатник поместить по середине подноса и выложить там тонкие дольки хлеба. Ежели то позволяют магические силы, то украсить салатник волшебными цветами и птицами, стилизованными сообразно правилам хорошего вкуса. С четырёх же сторон, посередине стола, но одновременно у краёв его, разместить четыре стопки тарелочек, по три либо шесть штук…

Я слушала и не могла понять: что это? О чём это? Чему учат магичек, способных устроить засуху и вызвать бурю, поднять кладбище и вылечить пару-тройку городов?

Впрочем, нет. Неспособных. Ибо способен лишь тот, кто научился.

— Достаточно. А кто же расскажет мне о сервировке круглого стола? Давайте-ка вы, благородная даар.

— Круглый стол обязательно следует накрыть скатертью. И квадратный тоже, о чём даар Пельт забыла упомянуть. По краям накрытого круглого стола следует расположить тарелочки с различными закусками, чтопредварительно нарезаются ломтями. Например, таковыми могут служить сыры, сиг, сёмга, ветчина, солонина и прочее. Такоже в семьях пристойного достатка могут присутствовать омары, икры, сыр тёртый зелёный. Некоторые закуски нужно нарезать кусочками, например сельдь, и приправлять их горчичной подливою…

С другой стороны — мне-то какое дело до здешнего образования? Да пусть их украшают сервированные столы хоть бычьими пенисами! А чего — шесть штук по углам, каплю крови в центр, по краям можно салатики расставить, а можно сразу невинных дев — явившемуся на зов демону как раз потребуется и то, и другое. Жрать будет дев, закусывать салатиками…

Чем меньше людей знает, как нас останавливать, тем лучше. И если благородные девицы, ведущие хозяйство и натаскивающие помещичьих детишек, будут хороши в нарезке салатов и откровенно никудышны в ловле демонов, то я ещё долгое время смогу процветать.

Опять же, будем честными: мне здесь учиться недолго. Пара недель, от силы месяц. Потом всё… закончится, так или иначе.

Подобрев и одарив даар учительницу благосклонным взглядом, я достала тетрадь и честно принялась записывать тему следующего урока: «Сервировка парадного обеденного стола». Взять хозяйку стола, выцедить кровь в три вазы простые, стеклянные или хрустальные, одну меньше другой, но непременно одного сорта, и, поставив вазы одну на другую… Так, что-то я не то записываю. В общем, сервировку и украшение стола следует разнообразить, исходя из значения обеда, количества приглашённых к столу, а следовательно, и по его величине, а также и по времени года и дня.

Когда прозвенел звонок, эрья Жофия даар Тамнуш удалилась, осчастливив нас сообщением, что следующий урок — практический, то есть, будем сервировать стол и принимать гостей, а значит, должны обновить и знание хороших манер. О бездна, это теперь мне ещё и про манеры читать… Или моя Талина сама справится?

По идее, справится, но прочесть всё равно надо. А то вот так выпустишь контроль из рук — и очнёшься посреди лужи, с булавкой в заднице.

На перемене меня никто не трогал — кажется, добрые одноклассницы ещё переваривали удар сумкой по башке и зачистку стула от колющих предметов. Ничего, это наверняка ненадолго. Вот опомнятся — и приступят к активным действиям. Жду, не дождусь.

«Не надо. Пощади их».

Третий раз! Определённо, следует разобраться с тем, что — или кто — сидит у меня в голове. Мои мысли никогда не направлены на милосердие или к чему там призывает этот тихий голос. Стало быть, он не мой. А чей тогда?

Ставлю золотой против пары медяков, что разыскиваемый мной Душехват тоже не стал бы призывать щадить врагов своих и благословлять проклинающих меня. Не той мы породы твари. Он бы до такого попросту не додумался. Как и я.

«После уроков поговорим, — с угрозой пообещала я незнакомому миротворцу из головы. — Сейчас некогда».

Ответа не поступило. Испугался, что ли?

Второй урок вёл мужчина — кривоносый и чуток сгорбленный, но вошедший в класс достаточно бодрой походкой. Позади него семенила ещё одна грымза в чёрном платье — специально их здесь выращивают, что ли? Эта была полной и русоволосой, достаточно молодой, но уже с кислым выражением физиономии.

Я порылась в памяти Талины и выяснила, что грымза — наша классная дама, эрья Милада даар Литан, а мужик — преподаватель курса по изгнанию злых духов, которых здесь именовали «бесями», благородный экье Вишко дээ Ногг. Ещё оказалось, что мужчину все обожают (да-да, включая Талину; впрочем, у неё большое сердце, она обожает всех преподавателей-мужчин, плюс парочку незнакомых мне парней, плюс жениха), а классная дама находится здесь потому, что негоже оставлять девиц наедине с — ах, страшно подумать! — мужчиной. Я лениво поразмыслила над тем, кого эрья Милада от кого охраняет, и пришла к выводу, что своего коллегу от экзальтированных дурёх, готовых разорвать его на сувениры. Если такое случится — пожалуй, заберу себе нос, он интересной формы.

— Итак, — голос у экье Вишко оказался мягким, чуть картавым, — мы с вами недавно разобрались в классах и видах бесей кухонных. Теперь же давайте поговорим об изгнании бесей. Запишите общие правила…

Это, по крайней мере, было любопытно. Я с интересом узнала, что бесей изгоняют примерно так же, как демонов, только сил тратится меньше и в результате заклятья выходят довольно слабенькими. Ну а если вместо беси у вас в доме появился демон, то надобно бежать к священнику либо демонологу — в таком вот порядке. Не самое умное, но и не настолько уж глупо. Если я правильно поняла, то священник должен определить, отрывать ли демонолога от выпивки (то есть, конечно же, от трудов праведных, да-да, разумеется), или же храмовые амулеты вкупе с молитвой отправят мелкого демона обратно в бездну. Ну а если демон по ходу дела сожрёт священника вместе с храмовыми амулетами, то демонолог заявится сам, и звать его тем более не потребуется. Говоря по правде, если демон сожрёт священника с амулетами, то звать уже будет попросту некому, потому что хозяев голодная тварь схарчит первыми, но об этом экье Вишко благоразумно умолчал.

Видимо, физиономия у меня в момент этих раздумий была крайне выразительной, потому что классная дама прервала учителя и раздражённо поинтересовалась, почему я так кривляюсь. Я спохватилась и сокрушённо произнесла:

— Думаю о своей неспособности сражаться с творениями падших богов, эрья Милада. Боюсь, к подобным схваткам надобно иметь талант, я же… — мой трагический вздох вызвал бы бурю оваций в любом театре. Даже эрью Миладу проняло. Она строго произнесла:

— Для подобных сражений следует всего лишь старательно учиться, даар Кринстон. Запомните это.

Я изобразила на лице робкую надежду, и меня оставили в покое. Экье Вишко разразился коротким, но весьма поучительным монологом о пользе веры в себя, а затем продолжил урок. Мы записали, как правильно чертить пентаграмму — к слову, здесь учитель был на высоте, рассказал просто и понятно, да и порядок начертания выбрал оптимальный. Если из такой пентаграммы не выбегать никуда в поисках священника, так и пару дней можно продержаться, причём против демона средней руки. А потом или демонолог заявится, привлечённый потусторонними эманациями, или сам демон отправится куда-нибудь ещё в поисках добычи посговорчивей, или уже будет без разницы. Двое суток в пентаграмме без еды и воды — и ты сам навстречу демону выползешь.

Ладно, хоть эти полтора часа не пропали зря: можно было вообразить, что да как делают современные демонологи. Нелишнее знание, когда тебе вскорости предстоит от них удирать. Если повезёт, разумеется.

Да и с Душехватом, в случае чего, легче разбираться, находясь за чертой пентаграммы. Попрактиковаться бы где-нибудь…

После двух уроков девицам полагался короткий перерыв, затем обед и вечерняя смена. Лоиса помчалась куда-то, улыбнувшись мне и пробормотав: «В столовой встретимся». Я кивнула в ответ и неторопливо принялась собирать книги. Потом резко дёрнулась, почувствовав чужую, враждебную магию.

В распахнутую дверь влетел листок бумаги, покружился и метнулся ко мне. Я увидала крупную, немного корявую надпись: «Полоумная выродка». Покачала головой: они это всерьёз? Правда думают этим меня огорчить?

Хотя, наверное, всерьёз. Они ведь помнят Талину, молча вытирающую слёзы, не смеющую перечить старшим… Что ж, пора им переменить мнение.

На этот раз голос внутри меня смолчал. Видимо, осознал, насколько бессмысленны его просьбы.

Листок покружился вокруг меня, явно пытаясь залететь со спины. В его верхней половине я заметила булавку. Вот любят здесь острыми штуковинами разбрасываться…

Для того, чтобы поймать дурацкую бумаженцию, мне даже напрягаться не пришлось. Волшебство такого рода по определению нейтрально — светлым или тёмным его делают помыслы колдуна. Здесь помыслы изначально были недобрыми, стало быть, магия пропиталась тьмой, ну а тьма — это уже по моей части.

Короткий мысленный приказ — и бумажка спланировала в подставленную руку. Ух ты, а отпечаток личности здешних горе-волшебниц вообще, что ли, стирать не учат? С другой стороны — зачем бы? Ещё, небось, и заклятья подбирают таким образом, чтобы сразу определить, кто пошалил. Ну, мне же лучше. Вернём записку прямо по нужному адресу, только вот незадача — формально девица, приславшая мне послание, ублюдком наверняка не является. Ладно, в конце концов, можно просто поблагодарить за возможность развлечься. А как благодарят юных дев?

Я загнула края листка, затем ещё и ещё раз, потом вывернула — и получился симпатичный четырёхлепестковый бумажный цветок. Булавку я разместила по центру. Усмехнулась — и отправила в обратный полёт. Затем встала, подхватила сумку и вышла из классной комнаты.

Когда раздался вопль, я не оглянулась. Догонят, если захотят. Если они настолько глупы, чтобы захотеть.

Они оказались настолько глупы. И их было четверо.

Не то чтобы я удивилась. Скорее на меня накатила глухая тоска — предвестница самых страшных глупостей, которые я когда-либо делала в жизни. Скучно. Некоторые люди ужасно предсказуемы, особенно те, кто впустил в себя тьму. Скучно, скучно, скучно…

К тому времени, как за спиной послышался топот, я успела выйти в сад и завернуть в самый глухой его угол — тупичок, со всех сторон окружённый колючими кустами. Память Талины подсказала, что любительницы поиздеваться часто загоняли сюда жертв. Что ж, символичненько.

Надеюсь, они дадут мне хоть немного развлечься. Не сдадутся сразу, не удерут, сверкая пятками, проявят хоть сколько-то упрямства.

Скучно же!

Впрочем, короткий взгляд на предводительницу — точнее, на её туфли — заставил меня слегка оживиться и даже улыбнуться в предвкушении. Хорошие туфли. Такие… модельные. С острыми каблучками. Ну здравствуй, красавица. И искать не пришлось, сама явилась.

Девица и впрямь была прехорошенькой. А те трое за её спиной, как я успела понять, были так называемыми «обожалками» — свитой, всюду сопровождающей ту, что считалась объектом их обожания. Также они оказывали ей разные услуги — причёсывали, обували, приносили в столовой еду… От количества обожалок напрямую зависел статус. У розочек, к примеру, доходило до пары десятков. А юная Агота даар Джайлан обходилась тремя, но очень, очень старалась набрать себе побольше. Для этого следовало нравиться даар воспитательницам и демонстрировать силу по отношению к тем, кто стоял ниже.

Сегодня она выбрала не лучший объект для приложения силы.

Две из трёх обожалок опасений у меня не вызвали — посредственности, ничего любопытного и даже нелюбопытного. Скукотища… Разве что во лбу одной торчит булавка, а на ней болтается цветок — мой подарочек нашёл адресатку, вот и замечательно. И нет, так просто его не снимешь, придётся потрудиться, хотя всё в рамках местной учебной программы. Такое вот внеплановое домашнее задание. Но вот третья из подчинённых Аготы, крепко сбитая, ширококостная Вилма даар Хоммин, уже представляла из себя нечто. Нечасто встретишь девицу, которую оберегает семейный дух. И судя по тому, как лицо бедняжки Вилмы раскраснелось от возмущения, она не задумается над тем, чтобы послать охранника в бой.

Здорово. Весело.

Я широко улыбнулась, приветствуя противниц. Обожалка без цветочка слегка побледнела и сделала пару шагов назад: интуиция у девочки работала неплохо. Тоже достоинство — при отсутствии других достоинств.

— Ты что творишь? — прошипела Агота. Я радостно поглядела на неё и честно призналась:

— Развлекаюсь.

Подумала и добавила:

— Рада, что ты пришла. Думала, придётся дольше охотиться.

— Что ты несёшь? — презрительно наморщила носик Агота и махнула рукой, выпуская из рукава подозрительное облачко без запаха. Я запрокинула голову и расхохоталась — просто не могла сдержаться. Тут же подул ветер, облачко отлетело обратно и окутало одну из обожалок. Та жалобно взвизгнула, её лицо, руки и шея покрылись багровыми прыщами. Две другие отпрыгнули от неё, и та, что с цветком на лбу, оцарапалась о терновник.

— Никакого у вас, девочки, взаимодействия, — сочувственно сообщила я. — Вы вообще навык работы в группе хоть раз отрабатывали?

Глаза Аготы сощурились: похоже, о работе в группе она если не имела представления, то хотя бы слыхала. Вилма нахмурилась, а я напряглась, ожидая атаки. Ну же, давай, решайся…

Вилма не решилась — ей явно вбили в голову, когда и как можно использовать семейного духа-защитника. А вот Агота вконец потеряла голову:

— Ну, ты своё получишь, дрянь! — сплюнула она и пошла в атаку. Сразу четыре молнии с двух рук — неплохо! От двух я увернулась, и они, шипя и опалив листву, сгинули в кустах. Ещё одну отбила, выставив лёгкий щит и целясь в обожалку с цветком, но та успела отскочить. Вёрткая, зараза! Четвёртую молнию я просто поглотила. Да, неприятно, но терпимо. Бывало и больнее.

Глаза Аготы округлились, и когда я шагнула к ней, девчонка отпрыгнула назад, столкнувшись с покрытой прыщами и воющей на одной ноте подругой. Что, потратила все силы, да? Нужно время на восстановление? Извини, у тебя его не будет.

Я залепила ей пощёчину, пробив магическую защиту, поставленную рефлекторно, на остатках имевшейся магии. Подумала — и врезала ещё раз, с левой руки. И ещё раз. Голова Аготы моталась, как шарик на ниточке, из глаз текли слёзы. Магию я не использовала, и ладони горели от соприкосновения с чужими щеками. Потрясающее чувство, всегда его любила.

— Получу своё, значит? — мой голос был негромким, слегка мурлыкающим, очень довольным. — Ты права, получать своё так приятно…

Вилма и её товарки смотрели на меня полными ужаса глазами.

— Ну что же ты? — я говорила вроде как с Аготой, но глядела только на Вилму. — Давай, останови меня. Помешай мне… получать своё.

Агота завизжала, длинно и некрасиво. Попыталась замахнуться, но я перехватила её руку. Так просто — она ведь вложила в этот замах всю имеющуюся силу, а значит, перехватить её было парой пустяков. Перехватить, заставить пошатнуться и упасть на одно колено, затем проволочь три шага по дорожке, покрытой гравием. Теперь немного магии… на запястье наверняка останутся следы моих пальцев.

— Помни, — шепнула я ей, продолжая, однако, глядеть на Вилму и улыбаясь самой мерзкой из своих улыбочек — а у меня их богатый арсенал! — Помни, как приятно получать своё, помни!

Дождавшись, когда Агота вскочит на ноги, почти вывернув себе запястье, и начнёт задыхаться от боли, я небрежно отшвырнула её в кусты. И в этот момент Вилма, как я и ожидала, не выдержала.

Воздух вздрогнул и задымился. Из дымного кольца вылетел огромный тигр-альбинос с оскаленной пастью и алыми глазами. Хвост, заканчивающийся иглами, хлестал по бокам зверюги. Здорово как! Сильный, готовый на всё для защиты хозяйки домашний дух!

— Убей её! Убей! — истерично завизжала Вилма. Зверь напрягся, готовый к прыжку. Я выбросила руку вперёд, в последний момент вспомнив, что здесь учат собирать пальцы в горсть, а не выставлять сжатые вместе указательный и безымянный. Рявкнула:

— Ego autem exterminavi spiritus malus!

В той местности, где я когда-то давно родилась, не знали этого языка, посему изъяснялись иначе, но смысл оставался тем же: тварь вздрогнула, завертелась на месте и разорвалась на клочки, растаявшие в воздухе. Наступила тишина, прерываемая лишь иканием одной из обожалок. Вилма пошатнулась и осела на дорожку. Да, когда разрывается связь с хранителем, это… неприятно.

Голос в моей голове выбрал именно этот момент, чтобы горько разрыдаться. Да что происходит, в конце концов? Я была мила. Милосердна, можно сказать. Все ведь живы! И даже дух-хранитель восстановится…

— Он вернётся, — сообщила я Вилме, остекленевшим взглядом глядевшей куда-то поверх кустарника и даже поверх зданий. Девчонка не отреагировала, и я встряхнула её за плечо: — Слышишь меня? Он снова будет с тобой. Через пару недель или пару месяцев.

Или через пару лет. Как-то я в запале драки немного силы не рассчитала…

Вилма дёрнулась, сглотнула и упала на дорожку в глубоком обмороке. Ну, замечательно. Пришлось потратить ещё немного магии, чтобы маленькая дурочка пришла в себя. Затем я самым скучным голосом, подражая эрье Жофии, сказала:

— На вашем месте, благородные даар, я бы направилась в спальню и привела бы себя в порядок. Выглядите вы ужасно.

Я очень выразительно покосилась на Аготу, кое-как выбравшуюся из кустов. Затем — на её обожалок: сначала на покрытую прыщами, затем на вторую, с бумажным цветком посреди лба, и, наконец, перевела взгляд на Вилму. Вздохнула, кивнула собственным мыслям:

— Да, просто кошмарно выглядите. На обеде в таком виде показываться не стоит, выговор схлопочете, да ещё и выставите себя на всеобщее посмешище. Спрячьтесь, помогите друг другу… Почему вы ещё здесь? Брысь!

Агота, пошатываясь, обошла меня по максимально широкой дуге и припустила прочь по дорожке. Обожалки последовали за ней. Замешкалась лишь Вилма, которую я придержала за рукав:

— А тебе домашнее задание: подумай, почему твоего духа-хранителя удалось победить с помощью заклятья против тёмных тварей?

Я слегка выделила два последних слова, и глаза Вилмы вновь расширились от ужаса: училась она хорошо, поэтому прекрасно поняла, о чём идёт речь. Неприятно признавать, что сама превратила семейного защитника в тёмного монстра. Однако держать удар эта девушка умела. Кивнула, даже присела в лёгком реверансе:

— Благодарна за науку, даар Кринстон.

Точно из семьи боевых магов. Это они обычно такое говорят победившему их противнику. Что там положено отвечать? Вот ведь бездна, не помню! Ладно, потрачу ещё некоторое время… на науку.

— Он вернётся, я сказала правду. Но будь осторожней: второго раза может не пережить либо он, либо ты, либо вы оба. Сама ведь знаешь: projiciam vos a facie mea.

Вилма снова вздрогнула. Ну да, «и отвергну вас от лица моего», универсальный символ отречения. Дух-защитник тоже может уйти от хозяина. И это больно. Куда больней, чем потерять хранителя в схватке.

Кажется, я слегка вышла за рамки роли. Откуда глупой провинциалке знать такое? Остаётся надеяться, что Вилма достаточно всерьёз задумается о собственном незавидном поведении и пропустит странности в поведении самозванной учительницы.

— И повторно я благодарю за науку, даар Кринстон, — дрогнувшим голосом произнесла Вилма. Я отпустила её, кивнув в сторону выхода из тупичка. И замерла.

Там стояла Лоиса. Рот её был широко распахнут, а глаза напоминали две круглые плошки.

Глава 2. Осознание

— Ва… — очень внятно, а главное — разумно сообщила Лоиса. — Ва. Ва, ва, ва…

Нужно было срочно что-то делать. Я шагнула вперёд, и Лоиса шарахнулась, едва не врезавшись в очередной колючий куст. Пришлось остановиться, примирительно выставив вперёд руки, и самым мягким голосом сообщить:

— Это совсем не то, о чём ты подумала.

Интересно, а о чём она подумала, наблюдая, как беспомощная ранее подруга раздаёт плюхи налево и направо? Наверное, о чём-то правильном, вроде «надо драпать» или «а кто это такая, бездна её заешь?». Нет, про бездну она точно не подумала, а вот в остальном…

— Ва, — очень жалобно сказала Лоиса.

— Это я. Просто… в больнице со мной кое-что сделали, — а что ещё я могла придумать? Память подчистить? Так во-первых, сомневаюсь, что ограничители мне это дадут сделать, во-вторых, для таких фокусов мне и раньше требовались все силы, а получалось далеко не всегда — я ж не Душехват какой и не Кривой ангел, это они специалисты, а в-третьих… Слишком многим память придётся менять. И не факт, что один раз. Точно не справлюсь. Проще наврать с три короба.

— Там, в больнице, меня выхаживали, и чтобы я выжила, им многое пришлось исправить, — я призвала на помощь всё имеющееся вдохновение. — Врачи сделали мне другой характер, укрепили силу воли, даже отпечаток ауры заменили, представляешь?

— Ва… вауры?

Бездна, совсем забыла, что здесь этого не проходят!

— Мой магический фон подвергся значительным изменениям, — вздохнув, начала я заново. — Это наложило отпечаток на личность. Я стала куда смелее, можно сказать, отчаяннее. Врачи сказали, иначе было нельзя.

Сделав голос чуть заунывней для пущей зловещести, я значительным тоном заявила, воздев вверх указательный палец:

— Смерть прошла рядом со мной. Она глядела мне в глаза, тянула ко мне костлявые руки, её смрадное дыхание прошлось по моей щеке…

Лоиса побледнела, её дыхание стало частым, сердце усиленно забилось. То что надо. В таком состоянии, когда вместо мозга включаются чистые эмоции, человек способен заглотить ту ещё чушь. А чуши настолько грандиозной я, надо признать, не несла с тех пор, как… да вообще никогда не несла! Изменение ауры, ну да. Ха-ха три раза. Само собой, понемногу туда-сюда она вообще в течение дня колеблется, а хорошие и дурные поступки так и вовсе окрашивают её в различные оттенки, но изменить отпечаток? Это я, конечно, ляпнула. Нет, разок у меня отпечаток ауры изменился, не спорю — когда я переродилась из человека в демона. Магический фон тогда тоже, к слову, сильно качнуло…

Ну да ладно, теперь остаётся лишь продолжать. Главное — завывать покачественней и держаться поуверенней, а дальше само пойдёт. Если дойдёт до кого-нибудь по-настоящему образованного, скажу, что безграмотные девицы распространяли сплетни и всё, как водится, переврали.

— Врачи настаивали, чтобы я сражалась со смертью, — трагическое выражение моей физиономии зеркально отразилось на лице Лоисы, — но я не могла. У меня просто не было сил! Я так устала, так измучилась, так…

Лоиса всхлипнула одновременно со мной. Что ж, дальше надо выводить историю на оптимистический финал.

— И вот они дали мне шанс — небольшой, но всё же шанс! Они магически изменили мой характер. И я победила смерть! Вот я, перед тобой. Живая… — я драматически вздохнула, — но изменившаяся. Теперь ты знаешь. Прошу, не говори никому!

— Конечно, дорогая моя, конечно, — голос Лоисы дрожал от переполнявших её чувств, в глазах стояли слёзы. Отлично, теперь ещё до заката история о моём чудесном преображении станет известна всем, кто не успел вовремя убежать.

Остаётся лишь надеяться, что девицы, жаждущие отомстить обидчицам, не станут массово падать с лестниц и ломать шеи в надежде попасть в госпиталь и обрести там смелость. Если это случится — меня ж экье некромант живьём съест! И скажет, что так и было.

Я на всякий случай грустно улыбнулась и слабо пожала подруге руку. Лоиса прерывисто вздохнула — и мы отправились на обед, в огромную столовую, занимавшую целое здание. Кормили здесь, надо признать, преотвратно: суп с рыбой, жидкая каша из какого-то пшена, тонюсенький кусок хлеба с маслом… Я мрачно навалила это всё на поднос, отметив краем глаза, что розочки подходят к буфету, стоящему в углу зала. Там еду продавали, а безденежным девицам, вроде меня, приходилось довольствоваться казёнными харчами.

Лоиса поспешила к бесконечно длинному столу, застеленному светло-коричневыми скатертями. Я последовала за ней. За этим столом уместился весь факультет фиалок; розы сидели за массивными квадратными столами, рассчитанными человек на шестнадцать. Как же всё-таки забавно наблюдать за людьми, когда они стремятся выстроить иерархическую лестницу! Возле квадратных столов вились фиалки, и время от времени то одной, то другой царственно разрешалось сбегать в буфет за булочкой или к общему раздаточному столу за чаем. Наиболее отличившиеся обожалки удостаивались чести немного посидеть с той, кому прислуживали. При этом поесть им удавалось редко: объекты их обожания отличались на редкость стервозным характером и гоняли бесплатных служанок почём зря.

— На что они надеются? — я и не заметила, как пробормотала это вслух. Лоиса проследила за моим взглядом и недоумённо пожала плечами:

— На протекцию, само собой. Да только вряд ли выйдет: этих дурочек их покровительницы забудут ровно к тому моменту, как за порог университета шагнут.

— Если не раньше, — рассеянно согласилась я, пропустив мимо ушей откровенное злорадство, прозвучавшее в голосе подруги. В конце концов, она была абсолютно права и в оценке ситуации, и в своём к этому отношении. Если всё равно выбиться не удастся — зачем зря бить плавниками? Останется у глупышек в итоге лишь память о чужом величии да альбом, где небрежным почерком выведена какая-нибудь глупость вроде «люблю сердечно, помнить буду вечно». А написавшая эти строки со временем (если не сразу же) перестанет отвечать на письма провинциальной барышни, вышедшей замуж за средней руки чиновника — или за кого там здешние барышни выходят? И вовсе я не пессимистка. Я реалистка: для продолжения детской дружбы нужна взаимная заинтересованность, причём ключевое слово здесь именно «взаимная», а не когда одна на брюхе ползает, а вторая кидает этому брюху подачки.

И к слову, о письмах и дурацких фразочках: мне совершенно точно необходим альбом! А то других любят бесконечно, злословить будут вечно, а меня нет! Непорядок. Пускай и мне всякую ерунду пишут, раз уж я здесь завелась. Душехвату, небось, пишут, чем я хуже?

Мысль о Душехвате резко испортила настроение. Эти ребята обычно умеют незаметно влиться в компанию, а затем втереться в доверие. Я не умею: не той крови, не того племени. Демоны отличаются куда сильнее людей. От того, какая кровь течёт по твоим жилам, в какой части бездны ты обитаешь, зависят почти все твои способности и навыки. Даже у тех, кому не повезло родиться людьми, дальнейшее развитие сильно завязано на то, в какой именно уголок бездны ты угодил перед реинкарнацией.

Быть грязью не хорошо и не плохо. Я просто есть — вот такая. Хотелось бы ещё знать, что за качества заставили некроманта поверить, будто обычная lutum победит Душехвата. Ведь на что-то же он надеялся, умник этот! Не ради красивых глаз меня воскрешал.

Anima prehenderat, Ловец душ, в просторечии именуемый Душехватом… В иерархии бездны эти демоны пали куда глубже меня. Да, не настолько глубже, чтобы каждому из них полагалось собственное имя, именами в бездне вообще не разбрасываются, но… некоторые из них, как я знала, его всё-таки получили. Из таких как я подобной чести не удостоился никто.

И как я, спрашивается, его обнаружу? Не говоря уже о победе.

Предаваясь этим мрачным мыслям, я закончила обедать и побрела обратно в учебный корпус, на сей раз — на урок рукоделия. Из урока я вынесла лишь одно: рукоделие мне ненавистно. По крайней мере, кройка и шитьё. А учительница терпеть не может таких горе-рукодельниц, как я. И это глубоко взаимно.

На ужин была чуть подчерствевшая, но всё-таки вкусная булка и чуть тёплый чай. Потом мы за тем же столом сделали домашнее задание и отправились спать. Я забралась в холодную кровать, легла на спину, скрестила руки на груди и сосредоточилась.

«Давай, выбирайся. Где ты?»

Сначала ответа не было, затем из глубин подсознания робко поднялся… ещё кто-то. Слабенький, маленький — задавить такой разум я могла, не особо напрягаясь. Оставалось выяснить, хочу ли я его уничтожать.

«Нет, не надо! Пожалуйста, не надо!»

И чего так пугаться, спрашивается. Всего лишь мимолётно поразмышляла об открывающихся возможностях…

«Зависит от тебя, — сообщила я сознанию-подселенцу… или всё-таки душе-подселенцу? — Ты кто такой?»

«Такая. Я… Талина».

Как интересно… Да, точно душа, точнее, её остатки. Но разве я не должна была её в процессе воскрешения поглотить?

«Я не знаю. Я… я боюсь тебя. Пожалуйста, не обижай меня, я буду очень тихой, пожалуйста!»

Да уж, не повезло девочке. И при жизни травил каждый, кому не лень — а не лень было чересчур многим! — и после смерти покоя нет: душу в горние эмпиреи некромант не отпустил, а тело заграбастала наглая захватчица. Даже в окно не выйдешь, потому как в тенетах сознания нет окна. Бедная эрья Талина.

«Не обижай меня», — тихо и безнадёжно повторил голосок в моей голове.

«Никогда не проси, если уверена, что не получишь желаемого. Это бессмысленно, только зря раздражает того, кто держит тебя за глотку. Или раззадоривает, что ещё хуже. И успокойся, не обижу. Но ты должна мне помочь».

«И… извини, пожалуйста, извини!»

Я скривилась и повторила — очень внятно и очень отчётливо:

«Успокойся. Не обижу. Скажи лучше: ты помнишь, кто пытался захватить твою душу?»

Молчание на полминуты, потом неуверенное:

«Ты?»

Ясно. Демона Талина почувствовала, но определить, откуда исходит опасность, не сумела. Значит, хорошо прячется: на таком уровне близости жертва уже, как правило, точно знает, кто её жрёт, просто не может ни сопротивляться, ни обратиться за помощью.

Если хорошо прячется, стало быть, старый. Опытный.

Во имя всех бездонных провалов, как я сумею победить старого и опытного Душехвата? Как вообще эти горе-волшебнички представляли себе подобную охоту?

Стоп. Я думаю не о том. О победе над Душехватом пока думать рано, вопрос заключается в том, как его в этой богадельне в принципе отыскать.

Но экье некромант, конечно, тот ещё жук! Могильный, ага. Интересно, это он схалтурил, нарочно оставил мне в подарок остатки чужой души или просто всё само так вышло? Уж мне ли не знать, какие фокусы порой откалывают души, не отпущенные вовремя в эмпиреи или в бездну…

И мне-то что теперь делать? Ну ладно, обижать Талину без нужды я не стану, ей и без меня несладко пришлось.

«Спасибо».

«Не за что. Но ты будешь мне помогать. Сама, по доброй воле».

Ещё одна пауза, на сей раз покороче.

«Хорошо, — в голоске звучит несвойственная ему решимость. — Что я должна делать?»

Замечательный вопрос, ещё бы знать на него столь же замечательный ответ.

«Для начала — рассказывать о тех, кого я увижу. Сэкономишь мне время, чтоб я не перерывала нам всю память. Затем… если вдруг почувствуешь что-то, похожее на то, что ощущала перед смертью — дашь мне знать. Немедленно».

«О, это я могу!» — честно говоря, я не поняла радости Талины. Её обязали рассказывать захватчице её тела обо всём и обо всех. За это её всего-навсего не тронут. Как по мне — сделка нечестная. Вывод? Я по-прежнему ничего не понимаю в людях. Утешает, что тут сказать.

Ну и… наверное, нужно предупредить девочку ещё об одном аспекте нашей с ней общей проблемы.

«Ты только не нервничай, ладно? А то у нас голова заболит. В общем, то, что ты жива… что мы живы… это временно. Недели на две, в лучшем случае, месяц. Затем… в общем, ты растворишься, исчезнешь. Сможешь уйти в свои эмпиреи, там тебе самое место. Светлые проводники уже заждались, наверное».

Подумав, я добавила:

«В этом ты мне точно можешь поверить: в бездну ты не попадёшь. Уж я-то знаю».

Неоспоримый факт: я знаю. Талина до того милая и хорошая девочка, настрадавшаяся по жизни, что от пары её реплик у меня голова болит. Наша с ней, между прочим, общая голова. Ей от меня тоже наверняка не полное лукошко восторга прилетает.

Так что если за эту пару недель я не успею её развратить — а я не успею, с чего бы мне? — то лететь Талине даар Кринстон в эмпиреи без задержек и пересадок. Ей там наверняка заготовлена какая-нибудь райская долина с деревенской пасторалью, овечками и хорошеньким пастушком. Ладно, хорошенького пастушка я дорисовала для полноты картины, но остальное-то правда! Насколько я знаю. А я не слишком много знаю о горних эмпиреях.

Кажется, Талина в моей голове захихикала. Ну и что тут смешного?

«А ты куда направишься?»

Ещё один хороший вопрос.

Как рассказать хорошей человеческой девочке о цикле жизни грязи обыкновенной? Когда овладеваешь человеком — и постепенно словно бы проявляешься в этой жизни, становясь им, напитываясь его мыслями, эмоциями, желаниями. Последнее наиболее важно: у демона нет желаний, есть лишь постоянный голод, который не дано утолить. А желания людей такие разнообразные, такие… иногда удивительно милые. К исходу второй недели счастье достигает пика. Потом же ты выцветаешь, и чужая душа покидает выбранное тобой тело, забирая с собой человеческие страсти. Всё стирается, становится серым и никчемным, ты вновь превращаешься в то, кем была до этого. В грязь, сквозь разводы которой проступает демонический голод. И ты ищешь новое тело, новую душу…

Похоже, Талина на какое-то время ощутила мои эмоции. Или воспоминания прочла: для меня ситуация с незахваченной и непоглощённой душой тоже была в новинку, так что скрыть от соседки боль и голод я не сумела. Не то чтобы не старалась, но… а как скроешь-то, если одно тело на двоих? Несчастная девочка молчала минут пять — я уж думала, что она постарается замять тему и поговорить о чём-нибудь менее болезненном, когда меня ошарашили заявлением:

«Бедная ты, бедная!»

И не успела я опомниться, как Талина сообщила, что будет молиться за меня Всеблагой Праматери. Вот только молитвы в нашей общей голове мне для полного счастья и не хватало!

«Ой. Извини-извини-извини. Ты… на меня не сердишься?»

«Извиняю. Не сержусь. Давай спать уже».

А что ещё я могла ей сказать? Совершенно не хотелось отпущенные мне часы и дни проводить в драках за собственное сознание. Кроме того…

Вот это желание отомстить за Талину, уничтожить тут всё и выжечь дотла — чьё оно? Она точно ничего подобного не желала — разве что в самых тёмных и запущенных уголках души, куда не заглядывала, пожалуй, с самого своего рождения и до смерти. А значит, оно… моё? И ярость тоже моя? Вот всё то, что я чувствовала за сегодня, включая отвращение к рукоделию — чьи они, бездна всё заешь?

Над этим определённо стоило поразмыслить на досуге, но сейчас я слишком устала — или по крайней мере устало моё нынешнее тело.

Так что пришлось дать ему отдых. Сон был беспокойным, но к этому я давно привыкла. Когда демон вселяется в человека, тому не спится. Такая вот маленькая неприятность.

Утро началось со звона гонга — ужасно громкого и ужасно мерзкого. Меня подбросило на кровати. Рядом со стонами и смачными зевками просыпались остальные обитательницы спальни. От чудовищных звуков ломило зубы. И как люди могут привыкнуть к чему-то подобному?

Девицы поднимались, явно ещё не готовые к дневным трудам, с полузакрытыми глазами заправляли постели, натягивали дневные нижние рубахи и платья, а затем длинной вереницей шли к зеркалу и оттуда — к выходу из спальни. Мне оставалось лишь последовать их примеру, благо моё место явно находилось в конце очереди. Можно было просто повторять действия за другими.

Проклятый гонг всё не унимался. Интересно, в него колотит глухой? И когда ему надоест?

«Когда Око Пращура взойдёт достаточно высоко над горизонтом. Ну… минут через двадцать».

Понятно. Когда у глухого, но старательного идиота руки устанут.

«А куда мы сейчас идём?» — нет, вполне возможно, что экье некромант сознательно оставил в теле частичку души Талины. Куда удобней советоваться с человеком, вызубрившим здешний распорядок наизусть, чем метаться, словно заполошная курица, и набивать шишки самостоятельно. Ну не с Лоисой же мне сейчас советоваться — мол, дорогая, я тут случайно подзабыла, что люди с утра делают, не можешь подсказать?

Но если так — то некроманту следовало бы сообщить о таком подарочке заранее.

Талина секунду помедлила с ответом — видимо, удивлялась моей абсолютной неосведомлённости.

«Умываться и на молитву».

Так. Замечательно. На молитву, значит…

В этом мире крайне распространено заблуждение, что демон не в состоянии зайти в храм — вообще ни в какой, вообще никогда. Результат для людей, ищущих в храмах спасения от тварей из бездны, иногда бывает… удивительный. И плачевный.

Общий принцип я бы описала как «смотря какой демон, смотря какой храм». Иначе говоря, всё сильно зависит от пастыря и паствы. Да, есть намоленные, святые места, и там нечисть действительно не сумеет разгуляться. Однако большинство храмов — это обычные дома, просто в них молятся, и далеко не всегда и не все прихожане подходят к молитве с потребной истовостью. Демоны же смотрят обычно не на святые амулеты, но в душу тому, кто амулеты держит. Святой сумеет задержать нас безо всяких реликвий; грешник должен быть хорошим волшебником; закоренелый грешник — превосходным волшебником. И, как водится, между святостью и грехом, между эмпиреями и бездной существует бесконечное множество промежуточных точек.

Сумею ли я зайти в храм при Институте благородных девиц? Хм-м… Опыт моих предыдущих жизней подсказывает, что если регулярно сгонять на молитву всех без исключения, то среди них обязательно заведётся несколько паршивых овец. Молитва — дело глубоко личное, она между человеком и божеством. Превращать её в ритуал могут лишь праведники и святые. Замечала ли я в Институте благородных девиц праведниц? Ха-ха. А вот грешниц — сколько угодно.

Что не означает, будто грешницы не способны истово каяться. Искреннее раскаянье ударит по мне лишь чуть слабее, чем святость.

Я сердито фыркнула. Чего гадать — вот сейчас умоюсь и разберёмся. Брр, ну и гадость эта ваша ледяная вода! Кто вообще придумал, что надо умываться, дрожа от холода?

«Девица должна быть скромной и воспитываться в умеренности», — неуверенно сообщила мне Талина. Угу, похоже, здешние служанки оправдывают этим свою абсолютную и неумеренную лень.

«Здесь вообще нет служанок. Только уборщицы и поварихи».

Час от часу не легче. Стало быть, здешняя администрация мало того что украла горячую воду, так ещё и уморила голодом — или холодом — всех служанок. Остались только воспитанницы, но они тоже скоро умрут.

«Не надо так говорить!»

Нет, я понимала, что ворчу попусту и что даже если в администрации сидит записное ворьё, то сверху их контролируют и время от времени лупят по рукам. Столичный Королевский университет, не сельская школа какая-нибудь. Но вода от этого теплей не становилась. Принято у них так, ну надо же! Скромность, понимаешь, умеренность! Да от такой воды даже самой распорядочной девушке вспомнятся все-все слова, которые говорил деревенский староста, когда ему в темноте полено на ногу упало! И вот после этого, значит, умывания их всех тащат на молитву? Да я не просто в этом храме выдержу, мне в нём спокойно и вольготно будет, как в самой бездне!

Я едва-едва успела привести себя в порядок: воспитанниц, чья очередь к зеркалу была последней, классная дама подгоняла просто нещадно, шипя и грозясь всякими карами, от лишения завтрака до надевания фартука из дерюги. М-да, интересное здесь представление о наказаниях… Но Талина искренне боялась всего перечисленного, так что и мне пришлось сделать испуганное лицо и поторопиться. Одно хорошо — от холодной воды я проснулась окончательно, и когда Лоиса робко тронула меня за руку, была вполне готова к разговору.

— Послушай… — подруга закусила губу, а затем решительно произнесла: — Талина, я всё понимаю. Я, правда, всё понимаю!

Когда беседа начинается с чего-то подобного — это явный признак того, что собеседница ни беса лысого не в состоянии уразуметь. Тем не менее, я изобразила подобающую случаю заинтересованность. А Лоиса вздохнула и заявила — словно в омут с головой бросилась:

— Ты не должна так себя вести. Мы… должны быть выше всего этого.

И сделала жест рукой, словно объясняя, выше чего мы должны быть. Я проследила за направлением — рука указывала примерно на третий этаж учебного корпуса. Оставалось лишь хлопнуть ресницами и перевести недоумённый взгляд на Лоису. Та заметно смутилась, прикусила губу, но продолжила:

— Я имею в виду… вчерашнее происшествие. Не следует уподобляться…

— А то что? — мой голос был тих и довольно спокоен, хоть я и ощутила раздражение. — Что будет, если уподобимся?

— Мы… станем такими же, как они!

— То есть, успешными, всеми обожаемыми и сидящими в столовой на лучших местах?

Про места я ляпнула наобум, припомнив, какие стулья за общим столом вчера пустовали — компания эрьи Аготы не явилась не только на обед, но и на ужин. Однако судя по лицу Лоисы, попала в точку.

— Так какими же мы станем, подруга?

— Плохими! — уверенно сказала Лоиса. — Всеблагая Праматерь отвернёт от нас лик свой, а Пращур-Всепредтеча отдалится, отдав на растерзание тварям из бездны.

«Это будет не сейчас», — хотела ответить я, но промолчала. По-своему Лоиса была права — и Праматерь не одобрит, и с Пращуром возникнут проблемы… Вот только тварь из бездны уже рядом, подруга, и где-то разгуливает ещё одна, а твои боги не торопятся тебя спасти. Ну ладно же…

Экье судебный маг очень просил меня не развращать здешних девиц без особой на то нужды. Я ещё пыталась понять, какая может возникнуть нужда и где проходит граница между развращением и разъяснением простых жизненных истин. Собственно, вот и поглядим, сумею ли я пройти по тонкой грани между первым и вторым.

— Лоиса, — мягко начала я, — твои опасения мне понятны, дорогая подруга. Но мы ведь пришли в этот Институт, дабы набраться жизненного опыта, получить образование, а вместе с ним и знания практического толка?

— Это верно… — немного озадаченно отозвалась Лоиса. Ну да, я тоже умею разговаривать заимствованными словами и даже выстроить из них целую заимствованную речь. Вопрос в том, что я, в отличие от этой девочки, поступаю так вполне осознанно.

Человек никогда не упадёт в яму, если увидит её перед собой. Но вот если создать иллюзию, будто перед ним широкая, натоптанная тропа…

— Так вот: мой жизненный опыт говорит мне сейчас, что зло не должно торжествовать. Этому учат и эрье наставницы, и экье учителя. Это же говорится в Святой Книге, боговдохновлённой Пращуром-Всепредтечей.

Лоиса неуверенно кивнула. Ну да, ну да, поспорь-ка с Пращуром-Всепредтечей и его учением! Лично я местных святых книг не читала, но покажите мне хоть одну, в которой говорилось бы о необходимости победы зла!

— Вот, — в голосе моём добавилось убеждённости. — Вчера те, кто противостоял мне, хотели добиться торжества зла и мрака. Они хотели постыдно наслаждаться превосходством над слабым, хотели упиваться мнимым величием, мнимой своей значимостью. Разве это не зло?

— Зло. Но вот поэтому я и говорю: не следует им уподобляться!

— Где же я уподоблялась? Я не допустила их падения! Но сделала это в месте безлюдном, не стала глумиться над оступившимися. Я дала им уйти, Лоиса! Подумай: они дали бы уйти мне? — я понизила голос, сделав его шелковистым, вкладывая основной свой посыл, основную мысль: — А будь ты на моём месте, скажи: дали бы они уйти тебе?

Людям свойственно думать о добре и зле, исходя прежде всего из собственного блага. Лоиса исключением не была. Некоторое время она обдумывала мои слова, затем неуверенно пробормотала:

— Ну… ты, наверное, где-то права. Но как же быть выше?

Я многое могла бы ей сказать. Правило «будь выше этого» придумали совсем не идеалисты, и даже не демоны — хотя любойдемон гордился бы подобным. Но его изобрели равнодушные учителя, занятые собственными проблемами; его подхватили и водрузили на флаг равнодушные родители, которым нужно было, чтобы собственные дети не беспокоили их… «Будь выше этого», — говорят те, кто не хочет или не может тебе помочь. Те, кто слаб; те, кто боится встать и сказать: «А ну, хватит!». Те, кто предпочтёт отвернуться.

Те же, кто не отворачивается — те знают: нельзя быть выше собственной боли. Невозможно отречься от унижения, немыслимо забыть о претерпеваемых вновь и вновь страданиях. Попробуйте ударить того, кто предлагает подобное, и пусть-ка поднимется выше своих чувств. Я пробовала — и бездна хохотала вместе со мной.

Ну да, смех был невесёлым, но бездна не умеет смеяться искренне и беззаботно. Только вот так.

Ничего этого я, конечно же, Лоисе не сказала. И без того опасно подошла к тому, что люди именуют «развращением». Вообще, это забавно — развращать людей, говоря им правду. Самое забавное из того, что умеют демоны.

Подумав, ответила подружке так:

— Думаю, в противостоянии злу быть выше — это не опускаться до того мелкого, никчемного восторга, который испытывают злые люди. Ты наказываешь их, но ты ещё и скорбишь о них, об их испорченности. Нужно надеяться, что они со временем исправятся, а тем временем пресекать их попытки вернуться на путь бездны. Вот.

Лоиса ахнула:

— Это… это тебе там, в больнице рассказали?

Оставалось только чуть принуждённо рассмеяться и кивнуть: мол, да, именно там. Не хватало ещё получить славу проповедницы. То-то пославшие меня сюда волшебники повеселятся!

Прямо животики надорвут.

«Почему? Ведь ты же сказала правду?»

«Ага. Но не всю. Как обычно».

Местный храм, как я и представляла себе, был выстроен из серого камня. Странно, но внутри серого оказалось мало: стены занавешены полупрозрачными кисейными шторами, потолок расписан деяниями святых и пророков. На выкрашенном в нежно-жёлтый цвет алтаре цветы: букеты подобраны красиво, сразу видно, понимающий человек постарался. Слева от алтаря — статуя улыбающейся Всеблагой Праматери, из ладоней которой растёт Древо жизни, справа грозно на всех уставился Всетворец и Всепредтеча, он же Пращур. Всё по канону, не придерёшься. Рядом — кафедра для чтения проповедей. Кто-то уже позаботился украсить её веночком из жёлтых цветов.

Если между святостью и грехом — бесконечное множество точек, то здешний храм располагался на этой прямой куда ближе ко второму, чем к первому. Мне здесь было достаточно комфортно. Да, хватало тех, кто пришёл молиться искренне, но и прочих имелось в достатке. Вот эта девица, к примеру, сердится на подругу, эта откровенно зевает, а вот там стайка старшекурсниц вытаскивает из тайника записки ухажёров и вкладывает свои собственные. Любовные послания, похоже, за небольшую плату таскают туда-сюда храмовые служки. Ну, недаром ведь говорится, что Праматерь олицетворяет силу любви, а Пращур уж как-нибудь простит.

Великая тайна мужских факультетов открывалась легко и незамысловато: Институт благородных девиц был лишь одним из множества заведений, входящих в Королевский магический университет. Пускай наши корпуса и располагались на отшибе, но изначальная цель устроителей Института не вызывала сомнений: волшебники благородных родов должны были познакомиться с не менее благородными девицами, дабы их потомки получили усиленный волшебный дар, не утеряв при этом чистоту крови. Для того же, чтобы волшебницы стремились передать колдовской дар потомкам, а не воспользоваться своим собственным ради личного блага, была сформирована самая дурацкая из виденных мной систем образования и воспитания волшебниц-дворянок. То, что эта система имела успех, не слишком удивляло: с принципом «чем тупее — тем стабильней» я и раньше сталкивалась. Тем более, здесь слёту убивался целый ряд зайцев: девицы, согласившиеся играть по правилам, так или иначе выходили замуж, а волшебники одним махом устраняли могущественных конкуренток. Кроме того, худо-бедно решался вопрос с самоучками, которые, как известно, способны бездну с эмпиреями ненароком смешать. Полученных здесь знаний хватало для контроля над магией и ведения хозяйства, а большего от высокородных свиноматок никто и не желал.

Флирт с молодыми людьми, разумеется, не поощрялся, но балы и разновсяческие поэтические собрания проводились достаточно часто, чтобы отпрыски достойных семейств могли присмотреть себе подходящую спутницу жизни. Девицы же изо всех сил пытались заполучить жениха побогаче и породовитей, не брезгуя для этого практически ничем. Если же в ходе этих стараний случались… хм… как здесь говорили, «непредвиденные сложности», то факультет медикусов располагался рядом.

Что непредвиденного может быть в беременности — не знаю. Люди вообще склонны усложнять и драматизировать всё связанное с появлением на свет новых людей. Я бы лучше на их месте ужасалась появляться на поэтических собраниях. В памяти Талины запечатлелось одно такое — честное слово, уж лучше разъярённый демон, чем юноша, завывающий о чистом и непорочном чувстве любви.

«Не надо так. Он хороший человек, просто не слишком хороший декламатор».

Придумать достойный ответ я не успела — возле кафедры появился священник, и примерно треть девиц зашушукалась, отовсюду послышались томные вздохи, а мне стало совсем хорошо. Воспитанницы Института благородных девиц думали в этот момент о чём угодно, только не о святости. Священник, чего греха таить, был весьма недурён собой, признаю: белая, едва тронутая румянцем кожа, по-гелиопольски классические черты лица, волна светло-пшеничных, едва заметно вьющихся волос… Да, определённо есть на что поглазеть и о чём повздыхать. Долго, впрочем, вздыхать и глазеть не пришлось: классные дамы засуетились и расшипелись, словно тысячеголовые гидры в болотах верхних уровней бездны. Вскорости порядок был восстановлен, девицы выстроены по классам и факультетам (розочки вольготно расположились впереди, мы теснились сзади), и молитва началась.

Теперь мне стало не так хорошо: в искренней вере священника сомневаться не приходилось. Такой, пожалуй, даже экзорцизм на мелких бесов читать не станет, просто попросит их выйти вон, и они послушаются. Хорошенький и истово верующий. Хм-м, паршивое сочетание для здешних мест.

«Полагаешь, лучше бы было, если б он оказался… распутным?» — последнее слово Талина подумала, явно стыдясь собственных грязных мыслишек. Могла бы — наверняка покраснела бы.

«Полагаю, когда его развратят, он будет сильно переживать».

«Да с чего ты взяла, что чистого брата Отмича развра… тьфу, даже думать такое неприлично!»

Вместо ответа я повела взглядом сначала налево, потом направо. Полным-полно девиц разного возраста, красоты, общественного положения. Блондинки, брюнетки, пухленькие, тоненькие… И каждой хочется замуж, а имперскому духовенству уже лет триста как разрешено брать жён. Столичный священник — далеко не самый паршивый вариант, а раз он читает здесь проповеди, стало быть, чистый брат у нас тоже по происхождению дворянин, так что всех всё устраивает.

Даже если не замуж, то просто хочется. Хорошенький же…

«Ты… ты…» — слов у бедной девочки явно не находилось.

«Демон», — любезно подсказала я нужное.

«Да! Ой, извини».

Я лишь тихонько усмехнулась. На самом деле хорошо, что Талина злится на меня. Проще будет в эмпиреи попасть.

«Не собираюсь я ни в какие эмпиреи!»

«Ого! А куда собираешься?»

«Помочь тебе!»

Пока я переваривала эту во всех смыслах выдающуюся новость и пыталась подобрать ответ, который можно было бы выслушать порядочной девице, молитва завершилась. Классные дамы умело сбили девиц в послушные стада, и я уже начала мечтать о завтраке, однако мечтам не суждено было сбыться: эрья Милада остановила меня, процедив:

— Чистый брат желает поговорить с тобой.

«Ой», — прокомментировала это сообщение Талина. В общем и целом, я с ней согласилась. Действительно, ой. Тем более, что выражение лица нашей классной дамы явно свидетельствовало о том, что Она Высочайше Не Одобряет. А уж как на меня посмотрела половина факультета…

Поскольку моего согласия никто не спрашивал, я лишь присела в реверансе, пробормотала: «Да, эрья классная дама» и осталась стоять на месте. Поток девиц огибал меня с двух сторон. Многие старались толкнуть или пихнуть локтём, что не добавляло хорошего настроения. Некоторое время я развлекалась, пытаясь запомнить лица мерзавок, но потом бросила это занятие: отомстить двум факультетам поголовно даже мне не под силу. Талина, как ни странно, не вмешивалась в мои злобные рассуждения, и прислушавшись к себе, я осознала, почему: бедная девочка была сильно занята — она переживала. Кажется, чистый брат Отмич тоже вызывал у моей соседки по телу какие-то романтические чувства. Ну, понять можно. Во-первых, мужчина (для Талины этого, кажется, было достаточно), во-вторых, привлекательный. Что он вообще здесь делает? Насколько я успела понять, институткам подбирают преподавателей-мужчин, исходя из принципа «чем уродливей — тем лучше».

Меня, в отличие от Талины, собственный бурчащий живот интересовал куда сильней красавчика-священника. Человеческое тело следует кормить человеческими булочками! Пускай чистые братья миррой и ладаном питаются, им по чину положено, а я и без того девушка чересчур стройная, скоро сквозь меня учебники читать можно будет.

О том, что моё обесцвечивание и затухание не зависит от количества человеческой еды, я упорно старалась не думать.

Видимо, чистый брат Отмич тоже не считал нужным умерщвлять плоть, питаясь миррой и ладаном. По крайней мере, из маленькой каморки за алтарём он вынес два куска рыбного пирога и какую-то флягу. Ура, живём!

— Садись, — кивнул мне священник прямо на алтарные ступени. — Поговорим.

Я повиновалась, потупив взор и нарочито прерывисто вздохнув. Особенно стараться не пришлось — Талина и без того была близка к обмороку. Это с её точки зрения так походило на свидание!

Брат Отмич нахмурился:

— Не надо, — попросил он, — мне известно… кто ты такая. Вчера экье Толль-Герник дээ Кройд прислал письмо… на всякий случай.

Я укусила пирог и одновременно закатила глаза. Ну, не надо — так не надо. Прожевав, спросила:

— А здесь хоть кто-то остался, кому не известно?

— Разумеется, — брови брата Отмича чуть приподнялись. — Администрации Института сообщили, что у тебя… особые полномочия, но кто ты такая, они не знают. Я же…

— Вас попросили проследить, чтобы демон не набедокурил. Я понимаю.

Чистый брат неожиданно улыбнулся:

— Не только. Ещё меня попросили ответить на вопросы, ежели такие у тебя имеются.

«Невеста у вас есть?» — чуть было не брякнула я. Исключительно из вредности… то есть, конечно же, добрых чувств: Талине же так хочется это узнать!

В моей голове отчётливо поперхнулись.

«Ну ты… Не надо этого делать, пожалуйста. Пожалуйста!»

«Ладно. Но если что — я всегда готова спросить».

Не слушая больше возмущённых воплей в голове, я развернулась к священнику.

— Расскажите мне о девочках. Всех троих. Мне нужно знать, почему он их выбрал.

В глазах чистого брата мелькнуло смущение, он прокашлялся и неуверенно начал:

— Я плохо их знал…

— А я не знала их совсем. Начнём с самой первой. Как её звали?

— Зофья даар Шенчем. Ей было семнадцать. Тихоня и скромница… впрочем, все трое такие. Были такими… — брат Отмич внезапно обхватил голову руками и начал раскачиваться: — Если б я поговорил с ними… Если бы только обратил внимание!

— Но вы обратили, — вот только истерики мне здесь не хватало! — Вы обследовали Зофью после смерти. Что увидали?

— Я не обследовал… поначалу. Я должен был прочесть отходную молитву. Мне сказали, что девушка погибла… истаяла от несчастной любви. Я не поверил. Понимаешь, — брат Отмич поднял на меня взгляд, — здешние девицы… они влюбчивы. Любой мужчина будоражит их воображение.

О да, я заметила!

— Однако влюбчивость эта подобна весеннему ветерку. Минута — и он дует уже совсем в другую сторону. Вечная любовь… они для этого чересчур молоды и слишком хорошо воспитаны! Я имею в виду, — священник явно смутился, — что их с детства готовят к браку по расчёту, поэтому как бы ни были сильны их чувства… к кому-либо, девушки умеют с ними справляться. Это уж скорее классные дамы слишком экзальтированны!

— Допустим, — в конце концов, ему видней, каковы здесь классные дамы. — Итак, вы не поверили. Что было дальше?

— Провёл обряд обнаружения демонического семени. Ничего не обнаружил — Зофья осталась девственницей, — но почувствовал некие… отголоски. Полез в справочники, нашёл обряд нахождения демонической ауры, и вот тут-то…

Брат Отмич прервался, глубоко вздохнул, явно пытаясь взять себя в руки. Я покивала. Ну да, представляю, что случилось. Свечи в храме потухли, занавеси чуть с карнизов не слетели, святых и пророков перекосило. Потом, конечно, всё вернулось на круги своя, но поначалу чистый брат должен был изрядно перепугаться.

— Я, конечно же, дал знать администрации… но от меня попросту отмахнулись! — выражение лица священника на миг закаменело, сквозь юношескую пухлощёкость проступил будущий святой отец, неистовый и грозный ревнитель веры. — Тогда я… скажем так, задействовал иные силы.

О, а вот и ответ на вопрос, что именно брат Отмич тут делает. Кумовство для представителей знатных родов придумали совсем не в здешней империи, оно было изобретено тогда, когда возник первый дворянин. Он наверняка покровительствовал второму. Или третьему, если со вторым враждовал. Брата Отмича направили туда, где он быстро сделает карьеру, прежде всего — духовную. Защитит какую-нибудь теософскую диссертацию, станет знаменитым в храмовых кругах. А что параллельно нужно девчонкам молебны служить — это пустяки, это даже неплохо: вдруг найдёт какую себе по душе?

— Жалею об одном, — вздохнул чистый брат, — что не сумел действовать быстрее. Может, Хальда и Талина бы в живых остались…

На сей раз я промолчала. Право же, мне неизвестно, как утешать хороших людей, искренне горюющих о том, что они сделали всё возможное, вот только этого не хватило. И я не знала, остались бы в живых две глупые девчонки или нет. Не умею заглядывать в параллельные вероятности, это к Тёмным девам, они живут на нижних ярусах бездны, к ним слетается всё недосказанное и недоделанное, а они плетут из этого паутины печали и сожалений.

— Спрашиваешь, что я знал о Зофье… Да практически ничего! Была молчалива, редко улыбалась, а когда я однажды всё-таки увидал на лице этой девушки улыбку, мне она показалась грустной. Это было незадолго до смерти Зофьи. Возможно, она предвидела свою гибель.

— Скорее, размышляла о прекрасном демоне и собственном несовершенстве, — буркнула я. — Незадолго до смерти она уже полностью была в его власти. Одна лишь бездна ведает, какие грёзы он ей навевал. А Хальда с Талиной перед смертью улыбались?

— Не знаю. Не уверен… Хальда на первых курсах много смеялась, классные дамы постоянно делали ей замечания, и она… исправилась.

Ага. Дорогой чистый брат, ты сам-то веришь в эту чушь насчёт исправления? Ой, вряд ли! Скорее, считаешь, что девчонку затюкали до полусмерти — и ты прав, ты абсолютно прав, и теперь горько сожалеешь, что не вмешался. А я не из тех, кто облегчит твои страдания. Усугубить — это всегда пожалуйста, но сочувствие и дружеское участие всё-таки совсем не по моей части.

— Талина тоже… исправилась? — я намеренно повторила интонацию собеседника, и брат Отмич прикусил губу. Затем неохотно ответил:

— Нет. Ей не было нужды исправляться. Тихая, послушная девушка. Достаточно скрытная. Одиночка — насколько я знаю, подруг у неё было мало.

Мужчины… Я едва удержалась, чтобы не скривиться. Ну разумеется, если девочка ходит одна, значит, это она любит одиночество, а не все вокруг стараются обходить её десятой дорогой — никому ведь не хочется нарваться на Аготу с компанией…

«Он не знает. Он из хорошего рода, у него всегда хватало друзей, откуда ему знать?»

«А ещё он чертовски ненаблюдателен, раз не знает. У парней, видишь ли, всё то же самое. В чём-то ещё и пожёстче».

«Он просто хочет видеть в людях добро!»

«И поэтому закрывает глаза на зло? Не лучшая стратегия».

— Что ж… — задумчиво произнесла я вслух. — Кажется, я узнала многое из того, что хотела. Спасибо вам, чистый брат.

— Хотел бы я помочь чем-то посущественней, — вздохнул брат Отмич. — Мне очень жаль, что пользы от меня в расследовании мало.

Я усмехнулась:

— Ничего. Вы помогли.

Итак, Душехват напал на тихих, скромных девиц, старающихся держаться в тени. Ни одна из них не высовывалась, ни одна и подумать не посмела о том, чтобы попросить о помощи — а ведь в самом начале люди всегда чувствуют, что с ними творится беда! Верно, Талина?

Отвечать бедная девочка не желала, но потом всё-таки буркнула нечто малоразборчивое. По всей видимости, утвердительное. Конечно, я могла бы залезть в её память и без спросу, неторопливо разобрать все воспоминания по обрывку, по кусочку…

«Не надо. Это больно».

«Да, больно. Но придётся через это пройти. Нам ведь надо его поймать, понимаешь?»

Талина понимала. Просто… это и впрямь чертовски неприятно — разбираться, где ты допустила промах, стоивший жизни. Неприятно, болезненно, можно сказать, мучительно. Если бы я могла пожалеть Талину — я бы, наверное, это сделала.

«Я его не видела, — внезапно сообщила Талина. — Только чувствовала. Думала, это я так заболела, пошла в лазарет, а там надо мной лишь посмеялись. Сказали, раз нет температуры или других симптомов, значит, мне в больнице делать нечего».

Я на миг прикрыла глаза, пытаясь унять клокочущую ярость. Ей нечего делать в больнице, о, да! Сразу в морг, а ещё лучше — на стол некроманту, пусть-ка позабавится! Люди…

Что ж, значит, придётся отдельно выяснить, обращались ли в лазарет Зофья и Хальда. Если обращались, то когда именно. Но вряд ли мне расскажут.

Украсть документацию? Если она хранится не в каком-нибудь сейфе, то можно придумать подходящую болячку — я не Талина, уж мне-то известны симптомы многих болезней, а заодно и как их подделать. Попасть в лазарет, ночью покопаться в бумагах…

«Зачем ты всё время пытаешься совершить преступление? Пусть чистый брат спросит. Ему расскажут».

Я остановилась, тихонько охнула про себя. Ай да умница Талина, ай да дурёха я! И впрямь — раз священник так страстно желает быть полезным, почему бы не воспользоваться случаем?

Брат Отмич с радостью согласился помочь. Вина за умерших девиц грызла его так, что я на какое-то время даже заподозрила его в пособничестве Душехвату. Впрочем, тут же успокоилась, мысленно пожав плечами. Пора бы запомнить, что хорошие люди пытаются взять на себя ответственность за все грехи мира. Странно, что брат Отмич не винится в разжигании Отмаллийской войны. Когда она там случилась — за пятьсот лет до его рождения, за шестьсот?

— Вы там, если что, надавите на врачей, — посоветовала я. — Расскажите о связях вашей семьи, о том, что случается с нелояльными…

— Совет демона… — устало вздохнул священник. — Что ж, если другое не поможет…

Я хмыкнула и не стала спорить. Попрощалась, пошла к двери. Уже на пороге меня остановил голос брата Отмича:

— Госпожа… простите, не знаю вашего имени…

— У грязи нет имени. Чего вы хотели?

— Вы так спокойно ведёте себя в храме. Вам… здесь комфортно?

Я развернулась и подарила ему кривоватую улыбку:

— Да, мне здесь комфортно. Если бы вы пригласили меня туда, где молитесь сами — наверное, я не смогла бы пробыть там долго. А это… это всего лишь место, где множество людей занимается своими делами. Некоторые молятся, другие же…

Ещё раз усмехнувшись при виде оторопелой физиономии священника, я дёрнула за ручку, распахнула створку ворот и покинула храм.

Глава 3. Размышление

На завтрак я, само собой, не успевала категорически. Не то чтобы после вкусного пирога меня это особо беспокоило, но вот Лоису — очень даже. Так что когда я влетела в комнату, чтобы подхватить собранную со вчерашнего дня сумку, верная подруга уже ждала меня с булкой наперевес.

— Вот, — сияя законной гордостью, сообщила она. — Эрья Милада не заметила. Съешь после первого урока.

Мне оставалось лишь поблагодарить, взять булку и запихать её поглубже под учебники.

Нельзя сказать, что другие девицы, проживающие в нашей спальне, совершенно спокойно отнеслись к моему свиданию с привлекательным священником. Да чего там — весь факультет бурлил от любопытства! Но вчерашнее происшествие с Аготой и её подружками ещё не выветрилось из памяти девиц, так что любопытствовать-то они любопытствовали, а подходить и спрашивать напрямик остерегались. Наверняка накинулись на Лоису, которая и сама-то ничего не знала! Однако она на правах моей подруги могла спрашивать, и занялась этим, стоило нам выйти из спальни. Остальным пришлось довольствоваться малым — они вертелись рядом, словно бы случайно подбегая к нам (тогда я мстительно понижала голос, и Лоиса, чутко уловившая моё настроение, быстренько последовала моему примеру). Ух, сколько откровенно завистливых и даже ненавидящих взглядов буравило мне спину! Будь я прежней Талиной — дрожала бы, как кленовый листок.

Ну а нынче я даже позволила себе время от времени вскидывать голову и, глядя прямо в глаза очередной девице, загадочно улыбаться. Играть в гляделки тут умели плохо, так что отворачивались и срочно искали какую-нибудь подружку на позлословить.

Вот когда Лоиса, можно сказать, торжествовала! Она не бросила старинную подругу — и теперь пожинала плоды верности. То есть, сгорала от любопытства и засыпала меня вопросами.

Ответы я более-менее приготовила заранее.

— Чистый брат очень за меня переживал, — говорила я, делая честное и невинное лицо. — Ты же знаешь, что случилось с Зофьей даар Шенчем и с Хальдой даар…

— Знаю, — быстро перебила меня подруга. Показалось — или её лицо помрачнело? Да нет, какое там «показалось»! — Не надо о таких… ужасах. Ты жива, это главное. Бедняжки, ох, бедные, бедные Зофья и Хальда!

— Ну да, бедняжки. Вот поэтому чистый брат и оставил меня. Мы вместе восславили Пращура и Праматерь, помолившись за врачей, которые меня спасли. Какая я глупая, надо было самой догадаться! Теперь всегда буду на утренней молитве вспоминать их имена и просить Святую Пару о том, чтобы даровали моим спасителям долгих-долгих лет здоровья и хорошую семью!

Талина в моей голове издала гневный возглас. У неё имелось собственное мнение насчёт того, как низко врать о молитве и Святой Паре. Ну я же говорю — хорошая девочка. Надо, к слову, над этим поразмыслить — может, на досуге, а может — на уроке. Хорошая девочка, такая же, как первые две…

— И это всё, что между вами было? — не унималась Лоиса. Талина поперхнулась, тем самым подсказав, как должно действовать. Я остановилась так резко, что Лоиса проскочила мимо меня на пару шагов, и с негодованием провозгласила:

— Вот так ты думаешь о чистом брате Отмиче?

Надо же, насколько быстро вокруг может воцариться полнейшая тишина! Однокурсницы, казалось, даже дыхание затаили, ожидая дальнейшего развития событий. Лоиса густо покраснела:

— Ну что ты… ну… пойдём быстрей, опоздаем!

Я послушно ускорилась, не забыв при этом куда тише сказать:

— А у меня, между прочим, есть возлюбленный. Брат Отмич, конечно же, прекрасный человек, но моё сердце уже отдано другому.

— Да-да, я знаю, — подруга скривилась. Интересно, с чего вдруг она так относится к моему экье Саману? Вроде он ей раньше нравился…

«Ей просто хочется, чтобы ты увлеклась чистым братом Отмичем. Тогда она не будет отбивать у тебя возлюбленного. Ей на самом деле очень нравится Саман».

«Ух ты! А почему она тогда с тобой всё ещё дружит?»

«Потому что она хорошая девушка. Добрая и честная».

Как по мне, увидеть добрую и честную девушку в Лоисе могла лишь совершенно невинная душа, вроде моей Талины. Нет, плохой Лоиса даар Пельт тоже не была. Самая обычная человеческая девица, не без достоинств, не без недостатков. Чтобы угодить ей, я задумчиво произнесла:

— Конечно, чистый брат Отмич превосходит почти всех мужчин, которых я знаю. В его душе красота породнилась с добродетелью, образовав истинный союз души и тела. Разве кто-нибудь из нас его достоин?

Лоиса горячо согласилась, и весь остаток пути мы сплетничали… хм… о добродетелях чистого брата Отмича. Талина не вмешивалась. Видимо, стеснялась.

День выдался откровенно пасмурным, и листы открытого на нужной странице учебника казались серыми, точно выцветшими. На миг мне стало страшно: неужели некромант совершил ошибку, и моё развоплощение началось раньше времени? Но быстрый взгляд за окно, в сад, успокоил: там распустились ярко-фиолетовые цветы черепичатого шпажника, и это буйство цвета, неподвластного погоде, заставило меня облегчённо выдохнуть. Всё в порядке, я проживу ещё достаточно долго, просто здесь, в Институте благородных девиц, царит серость. С этим ничего не поделать, разве только выбраться ночью через окно и нарисовать на серой стене что-нибудь яркое и неприличное.

«Ну и почему обязательно неприличное?»

«Отрадно знать, что против остального плана ты ничего не имеешь».

Талина испустила горестный стон — так тяжко обычно вздыхают, когда очень хочется рассмеяться, а нельзя. Уловив эту мысль, моя соседка по телу явно хотела сказать что-то ещё, но в этот миг вошёл учитель, сопровождаемый суровой эрьей Миладой, и начался урок.

Сегодня мы проходили актуальнейшую для демона тему — способы хранения яиц куриных, утиных и гусиных.

Учитель, сухощавый старичок, заметно подволакивающий правую ногу, расхаживал между партами и вдохновенно вещал:

— Записываете? Записывайте! Первый способ: годится для наисвежайших яиц. Их следует обтереть животным либо растительным маслом, годится и жир. Затем укладываем острыми концами вниз в ящик с овсом. Каждое яйцо засыпаем овсом так тщательно, чтобы никоим образом не касалось другого яйца, а когда ящик заполняется, то сыплем овса вдвое больше и ставим следующий ряд. Когда же ящик заполнится доверху, следует его плотно заколотить и поставить в холодное сухое место. Годится также хорошо высушенная соль, дубовый пепел, песок, прокалённый в печи…

Я полностью отключилась от пояснений учителя, малодушно оставив Талину вместо себя — вести записи и притворяться внимательной. Лишь иногда до меня долетали обрывки фраз:

— Второй способ — хранение на полках, тщательно покрытых соломой. Место также должно быть холодным и сухим…

Интересно, почему директор Института благородных девиц отмахнулся от беспокойства чистого брата Отмича? Для чистоты эксперимента (а также для того, чтоб некоторые живущие в нашей общей голове не обвиняли меня во всех грехах, а только в части из них) можно для начала предположить, что директор не в сговоре с демоном. Вероятность этого, с неохотой признала я, достаточно велика. Люди часто поступают глупо не потому, что связаны с нечистой силой, а просто потому что глупы. Неразумны по самой сути своей. И о чём только боги думали, создавая человечество? О чём-то грешном, не иначе.

Ладно, возвратимся к директору. Допустим, он боялся паники сильней, чем демона. Или надеялся, что жертва случайна, что демон мимо пробегал (пролетал, проползал, как там ещё демоны передвигаются) и остановился перекусить, а затем направился дальше по своим делам. Это он, конечно, плохо с демонами знаком, мы ничуть не лучше его подопечных девиц — раз уж дорвались до вкуснятины, то никуда не денемся, пока не доедим, — но допустим…

— Сперва на полку следует класть ближайший ряд, затем заполнять следующий за ним и так далее, по мере того, как несут куры, утки или же гусыни. Употреблять же потом в точно таком порядке: сперва яйца первого, иначе говоря, ближайшего ряда, далее — второго ряда, третьего и так далее. Разумная хозяйка распорядится таким образом, чтобы яиц весеннего сноса достало как раз до зимы, а позднейшего сноса употреблялись…

Так почему же экье директор отмахнулся от яиц весеннего сноса, тьфу ты, от священника? Учитывая, как нас тут ежедневно гоняют на молитву, не спрашивая ничьего согласия и не интересуясь вероисповеданием, учение о Святой Паре, породившей мир, здесь общеимперское. Стало быть, чистый брат — фигура важная, а те, кто за ним стоит, ещё важнее. Даже если не собираешься ничего делать, надо станцевать ритуальный танец вокруг яиц… Бездна, вокруг священника, я имела в виду! Рассказать ему, что обязательно соберёшь подчинённых, обсудишь проблему, побегаешь по потолку, издашь целых десять эдиктов — или двадцать, зависит от того, как долго тебя хватит по потолку бегать. В общем, качественно запудришь мозги. Почему этого не сделали?

Я порылась у Талины в памяти. Нет, ничего не видно. Девочка воспитывалась в глубочайшем уважении к Святой Паре, нахождение в одном теле с демоном её пугает и смущает, хотя меня и жалко. Н-да, ещё одна типичная человеческая ошибка. Демонов не стоит жалеть, это опасно для выживания.

— Один из лучших способов хранения яиц, он же — способ третий, это сбережение их в известковой воде. Тогда яйца могут сохраняться свежими годы и даже более. Следует взять негашеную известь, залить её водой, размешать…

Вот интересно: «годы и более» — это как? Два года, три? Или время занесёт песком города, высушит реки и озёра, но в безводной пустыне бредущий по своим делам путник время от времени будет находить хранящиеся «носиками вниз в глиняном горшке либо деревянном ведёрке» свежие яйца?

Представив себе ошалевшую физиономию путника (несомненно, благодарного почитаемым на тот момент богам), я немало порадовалась и не без сожаления вернулась к теме более животрепещущей, хотя и менее интересной. Ладно, о том, как прошёл разговор с директором, надо будет выяснить у самого брата Отмича. Он, в конце концов, обещал мне сведения из лазарета — пускай и подробностями той беседы поделится. А пока для пущей безопасности будем считать, что директор или кто-то ещё из администрации в сговоре с Душехватом. Да, скорее всего, это не так, и директор (или кто-то ещё) просто идиот, но в мире случается всякое. Мне лично доводилось наблюдать крайне противоестественные союзы. Некоторые из них были ещё и достаточно крепкими.

— Четвёртый способ хранения: в растворе салициловой кислоты. Следует опустить яйца в сей раствор и подержать там минут двадцать, а потом вынуть и сложить на решето, дав тем самым обсохнуть. Плюсы этого способа таковы, что яйца затем можно хранить где угодно, и сохраняются они таким способом около полугода, а ежели сберегать их на холоде, так и поболее.

Рассеянно слушая рецепт приготовления раствора («купить унцию порошка салициловой кислоты у дрогиста-зелейщика, насыпать две чайных ложки на три стакана либо же бутылку, перед употреблением взбалтывать, после употребления заливать обратно в бутылку до следующего раза, хранить где угодно, лишь бы не на солнце»), я обдумывала свои следующие шаги. Нет, понятное дело, что в ближайших планах у меня стояло сожрать булку и пойти на очередной столь же полезный урок, но если говорить о Душехвате… По всему выходило, что он скоро попробует вновь со мной связаться. Интересно, почему ещё не объявился? Должен ведь был!

Считает, что из меня слишком много выудили? Проверяет, нет ли за жертвой слежки?

Так много вопросов, так мало ответов…

Он охотится на таких, как Талина. На милых и послушных девиц, не способных за себя постоять. Возможно ли, что после вчерашней стычки с Аготой он что-то заподозрил и теперь начнёт обходить меня за версту?

Нет. Заподозрил? — да, такое возможно. Но от меня слишком сильно пахнет той самой жертвой, которую он уже разок надкусил. Чтобы удержаться от соблазна, надо обладать чудовищной выдержкой. Или выдержкой святого. Душехват кто угодно, только не святой. Вопрос в том, насколько он чудовище.

Если безымянный, не опустившийся в самые глубины бездны, то он придёт. А значит, у меня появится шанс.

В сражениях демонов довольно многое зависит от того, кто нападает первым. У защищающегося — особенно если он знает о предстоящем нападении, — есть преимущество. Иногда его даже хватает для победы, но чаще всего стороны остаются при своих.

Вот сюрприз-то ожидает Душехвата!

Вопрос в том, что будет дальше. Начнёт ли он упорствовать или отстанет. С одной стороны, он осторожен. Кроме того, связываться с другим демоном ему просто нет смысла — мою душу не пожрать, а проблем можно огрести по самое не балуйся. С другой — я торчу на его территории, по факту, вселилась в его жертву, можно сказать, отбираю у него еду, и при этом в иерархии бездны значусь, как демон послабее. Мало кто такое стерпит. Вот я бы, честно скажем, не стерпела.

Как бы он ни поступил, я кое-что о нём узнаю. Если повезёт — узнаю достаточно, чтобы его вычислить. А дальше… должен ведь кто-то выйти со мной на связь! И это точно не экье священник.

— И домашним заданием вам будет обговорить между собою способы хранения яиц, выяснив, какой для вашего дома будет являться наилучшим, а затем написать об этом с указанием причин такового решения.

Мнда. Ну и откуда я знаю, какой способ хранения яиц предпочесть? Наверное, тот, при котором они будут подольше храниться. Забота о бредущих по пустыне странствующих пилигримах и всё такое.

«Ну что ты такое говоришь. Надо подумать. Я сделаю, не беспокойся. Это легко».

Хм, кажется, сама Талина как раз чем-то всерьёз обеспокоена. Я осторожно поинтересовалась:

«А что трудно?»

Тяжкий вздох.

«Писать стихи».

Стоп. Какие ещё стихи? Они здесь что, ещё и поэзию…

«Ну да, конечно. Откуда, по-твоему, берутся стихи в альбом?»

Честно говоря, я считала, что девочки читают каких-нибудь поэтов, а затем упражняются в чистописании. Но всё оказалось куда печальней.

«Я должна была на сегодня написать сонет четырёхстопным ката… в общем, ямбом. А я не умею, понимаешь, не умею писать стихов! Эрья Милада нас убьёт!»

Вообще, для человека убить меня — задачка довольно сложная. Но кажется, Талина имела в виду что-то другое.

«Мы не попадём на поэтический вечер! Нас накажут! Я не увижусь с возлюбленным, и вообще, все будут смеяться… как обычно! Как всегда! А всё потому, что я тупица, не умеющая сложить простенького сонета!»

Так, на горизонте событий появился некий поэтический вечер. И когда это счастье должно произойти?

Спросить у Талины не представлялось возможным. Она была занята: самозабвенно истерила. Я привычно подавила вспышку раздражения. Бездна, ну как же жила эта бедная девочка, что у неё самооценка настолько прибита? Впрочем, я уже видела, как она жила.

Покопавшись в воспоминаниях Таль, удалось выяснить, что «пир духа, гимн музам» состоится уже в конце этой недели. На выходных девушкам устраивают подобные мероприятия, всё с той же целью — показать их как можно большему количеству потенциальных женихов. Для девиц вроде Талины это единственная отдушина посреди суровых будней.

Вот чтоб его! Если бы ещё эти уроки поэзии не вела наша классная дама! Лично для меня эрья Милада и высокое искусство стихосложения сочетались примерно как лиса и яйца (да, яйца, будь они неладны!), как демон и эмпиреи, как… в общем, никак они не сочетались. Кто-то в этой суровой битве должен был в конечном итоге победить. Ставлю на эрью Миладу. Поэзия — она, в отличие от нашей классной дамы, создание трепетное.

«Тихо. Успокойся. Меня учили слагать стихи. Что такое этот твой… катаямб?»

Чистая правда. Девице более-менее благородного происхождения (а я была чем-то вроде Талины — дочкой мелкого помещика) не писать стихи считалось попросту невместно. Батюшка с матушкой меня бы первые загрызли, не сумей я сложить вовремя парочки изящных строф. Не говоря уже о том, что замуж такой неумехе светило разве что за чиновника самого младшего ранга.

Но я умела, и меня не загрызли. И замуж вышла, по мнению родни, наилучшим образом. А что случилось потом — было потом.

Другой вопрос, что катаямбами в моё время никто ничего не писал. Или они назывались иначе?

«Не катаямб, ну что ты! Четырёхстопный ка-та-лек-тический ямб», — честно выговорила незнакомые мне слова кое-как подуспокоившаяся Талина. Я затребовала пояснений. Мне выдали несколько стихотворений. Хм-м, а весьма недурно. Ладно же, приступим.

От надежды, зажегшейся в сознании Талины, стало даже чуть-чуть неловко.

Нет, я не думала, что не справлюсь. Справлюсь, куда я денусь. Однако же, как любил говаривать мой давно почивший супруг, когда ему не нравились результаты экзаменов на чиновников соответствующего ранга, вопрос всегда заключается не в качестве проделанной работы, а в предпочтениях очередного тупого экзаменатора, неспособного отличить стрелу от дубины.

Умный был… земля ему чертополохом.

Да и в бездну его, есть дела поважней, чем вспоминать о Клинке Холодного Ручья. О чём, вы говорите, любит читать эрья Милада?

«Ей нравятся стихотворения о природе. И трагедии. Но не любовные, стихи о любви она считает ненужными для юных дев».

Природа и трагедии, значит. Четырёхстопным ката-как-то-там-лектическим ямбом…

Начнём с природы. И чтоб повысокопарней!

«Чу! Занимается рассвет!

Мне утро золотит ресницы,

И, словно в мире нету бед,

Щебечут беззаботно птицы…»

Теперь самое время для трагедии.

«Но очи мне смыкает боль —

Меня за ногу цапнул кроль».

«Нет! — Талина охнула. — Нет-нет, никакая это не трагедия!»

«Ничего себе — не трагедия! Знаешь, как больно? А если рана загноится, так человек и умереть может!»

«Всё равно не трагедия, — Таль была неумолима. — Трагедия — это о высоких чувствах… Сон там вещий, который сбывается, или измена, но о ней нельзя, или чья-нибудь смерть. А у тебя — низкий стиль. Недопустимо цапать за ногу!»

Ладно, хорошо. Значит, будет вещий сон и смерть.

«Но взгляд мой болью омрачён —

Мне ночью снился вещий сон».

Против такого развития событий Талина (а значит, и эрья Милада) ничего не имела, и я продолжала дальше развивать тему боли и страданий. В конце концов, если сон вещий, то его надо как-то описать, не так ли?

«Не в платье — в саване стою,

Гляжу на бедную семью:

Рыдает мать, отец в печали,

На сёстрах траурный наряд,

И свечи, выстроившись в ряд,

Картину скорби освещали…»

Так, нужно закругляться, у меня в запасе всего две строчки. Допустим, лирическая героиня реагирует на то, что с ней приключилось во сне.

«Ругаюсь, плачу, не пойму:

Что происходит? Почему?»

«Не подходит, — вердикт Талины был однозначен. — Девица не может ругаться, это недостойное поведение».

«Так девица померла, ей уже всё можно!»

«Нельзя», — Талина была непреклонна. Вот ведь незадача! Даже после смерти девице нельзя себя вести, как ей заблагорассудится! А потом эти люди удивляются, откуда демоны берутся. Проживите всю жизнь по правилам, не смея шагу в сторону шагнуть — ещё не так после смерти завоете!

Ладно, нужно всё-таки завершить это проклятое стихотворение. Ну а если вещий сон внезапно сбудется?

«В наш дом заносят свежий гроб,

И я в него с разбегу — хлоп!»

«Когда сон сбывается — это хорошо, но такая концовка тоже не подходит. Слишком просторечно. И как это девица разбегается и… хм… хлоп?»

Я живо представила картинку. Талина сдавленно хихикала, но всё равно забраковала и этот исход событий. Ну вот буквально всяк поэта обидеть норовит! Пришлось собрать всю силу воли и завершить всё мрачно, пафосно и достойно:

«Проснулась я и вся дрожу:

Праматерь! Я в гробу лежу!»

Говоря по правде, я не понимала, чем этот вариант отличается от двух предыдущих, и как девица вообще проснулась, если она в гробу лежит, но Талине понравилось. Эрье Миладе — тоже. Правда, она всё же посоветовала уделить некоторое внимание концовке и заменить «Праматерь» на «О, Пращур!», но в целом была довольна. Даже спросила, не желаю ли я выступить на очередном поэтическом вечере. Я категорически не желала, поэтому, скромно потупив очи (те самые, которые смыкает боль), ответила, что пока не считаю себя достойной. За это я заработала отдельную похвалу, а девицы с факультета — лекцию о скромности, приличествующей благородной эрье. Берите пример и всё такое.

После занятий пришлось задержаться — эрье Миладе хотелось обсудить внезапно открывшийся у меня поэтический талант… и внимание ко мне чистого брата Отмича, куда ж без этого. По поводу поэзии Талина помогла — назвала рекомендованные классной дамой книги по стихосложению, и я, смущаясь и краснея, объяснила, что всё-таки одолела в больнице эту литературу (откуда литература взялась в больнице, меня, к счастью, не спросили). Эрья Милада торжествовала и умилялась одновременно. Насчёт брата Отмича я повторила то же самое, что соврала Лоисе, удостоилась благосклонного кивка и двух лекций — кратких, потому что нам обеим следовало торопиться на обед. Первая касалась того, что и сама могла бы догадаться помолиться за врачей, вторая — коварства мужчин, которым нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Я кивала и смиренно благодарила за науку.

Зайдя в столовую, я направилась к раздаточному столу… и резко остановилась, глядя на преотвратное зрелище. Две розочки и три их обожалки из фиалок окружили Лоису и исподтишка пихали её, явно пытаясь сделать так, чтобы она уронила поднос.

Лоиса, надо признать, держалась молодцом. Те, кто вдолбил ей в голову чушь про «быть выше», сейчас могли бы гордиться воспитанницей. Вот только её глаза… такие бывают у смертельно раненой, загнанной в угол жертвы.

Такие бывали у моих жертв, чего уж там. Но Лоиса мне не жертва, а подруга! Подруг, насколько я понимаю, следует защищать.

Талина что-то предостерегающе тараторила. Ага, одна из розочек и есть та самая Смерина даар Мрауш, с которой Лоисе не повезло поругаться. Хорошенькая барышня, точнее, холёная — следит и за лицом, и за руками. Кожа очень белая, а волосы золотые — при таком типаже должны были уйти в рыжину, так что наверняка подкрашивает. И веснушки тщательно сводит. Личико трогательным сердечком — вот кому безумно идёт гладкая причёска и тугой узел волос! А голубые глаза такие невинные-невинные… Держится чуток в стороне, грязную работу выполняют обожалки. Ну, это не сюрприз, здешние патронессы часто выкручиваются именно так.

Косой взгляд по сторонам — классные дамы и служанки смотрят кто куда, только не на то, что происходит перед самым их носом. Это так здесь принято, да?

«Пока не случится ничего… нарушающего порядок, они не вмешаются».

«И что считается нарушающим порядок?»

«Ну… — Талина явно смутилась. — Если у Лоисы выпадетподнос, ей попадёт за неаккуратность. И всё такое».

Понятно. С Талиной такое явно проделывали не раз и не два.

Значит, говорите, для вмешательства классных дам требуется нечто, нарушающее порядок? Хорошо, случится вам нечто. Вот прямо сейчас и случится.

Таль вскрикнула, кажется, хотела меня остановить, но мне уже было не до того. Я увидела подходящую цель.

Один охотник на демонов говорил ученику, когда думал, что я не слышу: «Если демонов несколько — не нападай на них всех скопом, выбери одного, лучше всего — самого слабого. Остальные не обратят внимания, может, даже посмеются над неудачником. Демоны всегда заняты только собой». Да, мне противостояли люди, но… принцип от этого особо не изменился.

Со стороны казалось, что я обхожу девиц, столпившихся вокруг Лоисы, по достаточно широкой дуге. По крайней мере, они не обратили на меня внимания. Не доходя несколько шагов до раздаточного столика, я резко изменила направление и подцепила локтём одну из обожалок — курносую девицу с уныло-испуганной физиономией. Сразу видно, что девочка в такого рода проделках новенькая, ей ещё неловко, хотя и старается произвести на патронессу впечатление. Неловкость — это хорошо: она делает человека скованным, а его движения — чуть более резкими, нежели обычно. Обожалка дёрнулась, отшатнулась от меня, взмахнула рукой… и въехала локтём аккурат в суп Лоисы. Раздался истошный вопль. Сама Лоиса от испуга тоже отскочила, ударившись спиной о поднос другой мучительницы. Тарелки на подносе подпрыгнули и перевернулись. На пол закапала юшка.

Хорошо вышло, бездна всё заешь! Даже получше, чем я рассчитывала.

Лоиса, правда, запаниковала и уже открыла было рот для извинений, но тут вмешалась я: быстренько пробилась к подруге и затараторила:

— Ох, девушки, как же неловко вышло! Идём, идём отсюда скорей, а то знаешь, говорят, что чужие беды могут прилипнуть, если долго находиться рядом с неудачливым человеком. Да, ещё одно…

Я схватила тарелку Лоисы и переставила на поднос обожалки:

— Это теперь твоё, раз уж ты его пометила, — кивок в сторону облитого супом локтя. — А это — её.

Нетронутая тарелка с супом перекочевала на поднос Лоисы, и мы уже сделали было несколько шагов, когда нас остановил вопль:

— А ну стоять! Что это ты такое себе позволяешь?

«Она очень вспыльчива, — немного запоздало сообщила Таль. — И очень мстительна».

«Вот как? Что ж, тем хуже для неё. Потому что я тоже, а опыта у меня в таких делах всяко больше».

Лоиса, к сожалению, при звуках этого голоса застыла, точно каменное изваяние — с места сдвинуть можно только при помощи телеги и пары дюжих мужиков. Ну или одного демона, применяющего магию, но тогда многострадальный суп и выльется и у моей подруги тоже.

Так, ну и где эти эрьи классные дамы, когда такое творится? Или у них есть те, кто виноват, и те, кто виноватей?

Вот всё, буквально всё нужно делать самой! Ну что за наказание… Я обернулась к пылающей гневом Смерине и самым спокойным и будничным голосом произнесла:

— Слушаю, даар Мрауш.

Смерина оторопела, и было отчего: мало кто к ней так здесь обращался. Она у нас девочка знатная, перед такими лебезят, называют исключительно «эрья Смерина» или даже «драгоценная эрья». В крайнем случае — «благородная даар». Но формально я правил не нарушала. Институтки все одинаковы — разве не так, дорогие эрьи классные дамы?

Но так или иначе, пришла в себя моя противница достаточно быстро. И начала багроветь от гнева. Давай-давай, устраивай здесь безобразную сцену, теряй репутацию! Вон там парочка-троечка твоих сокурсниц в розовом уже глядят с хорошим таким, здоровым любопытством хищниц, готовых сожрать подставившуюся конкурентку. Даже если тебя не накажут классные дамы — эти милые девушки до выпускного бала не дадут никому забыть о твоём промахе. А может, и подольше.

— Ты… — голос Смерины звенел от едва сдерживаемого гнева. — Это ты всё подстроила! Я видела!

— О чём вы, даар Мрауш? — я иронично приподняла бровь. — Я ничего не сделала. Здесь возникла странная путаница, я поспешила на помощь подруге, чтобы увести её…

— Ты! Как ты смеешь! — Смерина уже почти визжала. — А ну встала на колени и убрала всё с пола! Языком слизывай давай!

Ох, как же ты продержалась-то с таким темпераментом, да так долго? Сейчас я Смериной практически в открытую любовалась. Какой характер, какая искренняя злоба! И нет, точно не Душехват. К сожалению. Душехват бы не стал так по-дурацки подставляться.

— Достаточно, — голос эрьи Милады был настолько холодным, что, казалось, вымораживал всё окружающее пространство. — Даар Мрауш, вы ведёте себя совершенно неподобающе! Что за манеры, что за выражения? И это — воспитанница нашего прекрасного Института, можно сказать, почти что выпускница?

О, это надо было видеть! На миг Смерина оторопела так, что совершенно потеряла дар речи — выпучила глаза и даже задохнулась от изумления. А затем с ней произошло невероятное превращение: вернулся прежний златокудрый ангелочек. Смерина кротко опустила глаза, сплела пальцы и проворковала:

— Простите меня, умоляю! Я так виновата! Но просто я видела, как эта… девушка толкнула мою подругу. Именно с неё всё началось.

— Да, так и было! — злобно подтвердила вторая розочка. На неё эрья Милада, впрочем, обратила мало внимания, зато подскочила одна из классных дам с факультета Роз и начала шипеть что-то в ухо своей подопечной. Та сдулась прямо на глазах. А эрья Милада смотрела прямо на меня.

— Даар Кринстон?

Я помедлила с ответом, оценивая новую для себя информацию. Итак, враждуют не только розочки с фиалками, но и их наставницы. Точнее, у людей принято называть такие отношения «сложными»: в суп не наплюют, но подставить, если что, не преминут. И сейчас Смерина не только крупно подставилась сама, но и дала эрье Миладе повод. Совершенно законный, а потому классные дамы с факультета Роз, конечно, могут вмешаться, но мягко, без излишней настойчивости.

«Они чувствуют вину. Должны были вмешаться раньше, но рассчитывали, что опростоволосится девушка с факультета Фиалок, а вышло наоборот. В итоге сейчас они, с одной стороны, хотят помочь Смерине, а с другой — защищают себя».

Да, сложный выбор. Но обычно предсказуемый.

— Даар Кринстон? Вы можете объяснить, что случилось?

Я сделала реверанс.

— Прошу простить, что замешкалась, эрья классная дама. Пыталась подробней вспомнить, что произошло. Я шла к раздаточному столу, увидела подругу — Лоису даар Пельт, и решила спросить у неё, сдала ли она уже в библиотеку ту книжку по рукоделию. Вы знаете, у меня сложности с рукоделием, а после болезни… — я испустила горький вздох. Выражение лица эрьи Милады не изменилось, но мне показалось, что в глазах промелькнуло одобрение. — Вот я и подумала… ваши наставления по стихосложению вкупе с рекомендованной вами книгой так хорошо помогли, может, при помощи книг я смогу улучшить и свои навыки и по рукоделию? Думая об этом, я повернула к эрье Лоисе. А затем… всё произошло очень быстро.

— Ты толкнула даар Хинстоль?

Вот тут очень важно сыграть правильно. Отрицать не следует — в конце концов, если начнут допрос с пристрастием, правда всплывёт: на эту заварушку вся столовая смотрела (кроме классных дам, само собой), свидетелей полно. Но и подтверждать тоже нельзя.

Люблю говорить полуправду. Крайне занятное упражнение.

— Не знаю, эрья классная дама. Я совершенно точно её коснулась, это прикосновение я почувствовала. Но толкать? — я изобразила на лице раздумья, а потом твёрдо заявила: — Нарочно я её не толкала. Просто всё случилось слишком быстро.

Вот и всё. Любые свидетельские показания теперь подвергнутся сомнению. В первую очередь, самими свидетельницами. А точно ли они видели именно то, что видели? А если они ошиблись — там ведь было много народу, все толкались? И вообще — они-то не уверены, а Талина даар Кринстон убеждена!

Один из наиболее простых способов управлять нормальными людьми — это с уверенным видом нести чушь или заявлять, что увиденного ими не существует. Главное — убеждённость в собственной правоте: чем уверенней ты, тем больше колеблются остальные. Нормальные люди всегда считают, что способны на ошибку, и когда другой человек настаивает, они в первую очередь начинают сомневаться в себе и своих мыслях и чувствах.

Демоны, к слову, в этой сфере отнюдь не монополисты. Правители, дурные мужья, лжепроповедники — все они в той или иной степени знакомы с этим замечательным способом и все его применяют. Просто у демонов обычно результаты получше.

Смерина ясно видела, что ситуация складывается не лучшим для неё образом, и опять потеряла контроль над собой:

— Ты лжёшь! Эрья классная дама, она лжёт! Я видела, я сама видела!

Ах, эти горькие слёзы записной лгуньи! Они наверняка способны были разжалобить огнедышащего дракона. Но не драконицу, а эрья Милада сейчас была именно ей. Разъярённой, пышущей пламенем драконицей, защищающей самую величайшую в мире ценность — правила хорошего тона.

— Даар Мрауш, я, кажется, ясно дала понять, что вам следует взять себя в руки! Досадно видеть, что вы оказались неспособны усвоить столь простой совет. Возможно, вам следует дополнительно над ним поразмышлять… вместо обеда, раз уж вы столь взволнованы произошедшим. Впрочем, можете есть стоя.

Смерина широко распахнула глаза, по её щекам струились слёзы, ротик прелестно полуоткрылся, и эрья Милада прямо подалась вперёд, ожидая какой-то гадости. Но тут одна из воспитательниц факультета Роз — сухопарая дама с водянисто-серыми глазами и скорбно поджатыми губами — предостерегающе покачала головой и тихо произнесла:

— Эрья Смерина, вам и впрямь лучше уйти. Подумаете над своим поведением в библиотеке, готовясь к завтрашним занятиям.

Кажется, Смерина не ожидала такой реакции от собственной классной дамы. Её губы затряслись, она кое-как присела в реверансе, а затем выскочила из столовой, не сказав больше ни слова. От неожиданности я хлопнула ресницами и затребовала у Талины пояснений. Что не так в еде стоя — если, конечно, имеется еда?

«Ты что, это величайший позор, можно сказать, несмываемый! Так едят… ну, понимаешь… женщины ветреные. Недолжного поведения».

«Шлюхи, что ли?»

Талина икнула, но подтвердила.

«Ух ты! А гвардейцы в карауле? Они тоже стоя едят, сама видела».

«Что ты такое говоришь? Они мужчины, им можно!»

«Ладно, тогда прачки перекусывают на бегу, когда бельё разносят. Крестьянки в поле…»

«Они простолюдинки!»

«Вот всё тебе не так», — я едва сдерживала улыбку. Впрочем, когда эрья Милада обернулась ко мне, веселье быстро испарилось.

— Даар Кринстон, ваша искренность и готовность взять на себя вину за произошедшее делают вам честь.

Вот это да! И когда это я, интересно, готова была взять вину на себя? Впрочем, неважно: я сделала вид, будто всецело поглощена пылкой речью классной дамы.

— Поскольку ваша вина не исключается, вы должны будете два дня, начиная с сегодняшнего, помогать садовнику в составлении букетов для церкви и коридоров Института.

Талина хихикнула: «Это такое наказание, о котором многие мечтают!»

Когда я склонилась в ещё одном реверансе, физиономия моя была абсолютно безмятежна:

— Слушаюсь, эрья классная дама.

А вот теперь мне точно не показалось: эрья Милада едва заметно, одними кончиками губ, улыбнулась мне! Что же это получается: она нарочно провоцирует конфликты с розами, развивает у воспитанниц умение постоять за себя?

Вряд ли. Ну, то есть, конфликты может и провоцировать, но только такие, из которых фиалки выходят победительницами. Остальное же… может, ей просто понравились стихи в сочетании с грубой лестью!

— Остальным участницам происшествия следует прибрать за собой, — эрья Милада не смотрела на Лоису, как будто той и не существовало. Намёк был более чем очевиден. Моя подруга быстро-быстро посеменила в сторону стола под печальный хор голосов тех, кто сейчас как раз соглашался «прибрать за собой» — а что им, собственно говоря, ещё оставалось?

«Мы приобрели немало врагов, — Талина, впрочем, не показалась мне особо испуганной. Смелеет девочка. — Классные дамы факультета Роз не станут сидеть сложа руки. Но ещё нам многие благодарны… тебе многие благодарны. И розочки тоже».

«Да уж, как я погляжу, даар Мрауш пользуется здесь огромной популярностью».

Чего уж там, мне нравилось заставлять Талину смеяться. У бедной девочки в жизни было мало весёлых моментов.

«Ты права. Её тут просто обожают!»

Помедлив немного, Талина уже куда менее весело произнесла:

«Но на самом деле её стараются не трогать. Уж слишком знатная семья. Её связи — это просто нечто! А ещё поговаривают, что она встречается с Арейласом, вторым сыном из семьи дээ Брайдар».

Я вздрогнула. Опять в этой дурацкой истории всплывает семейство экье некроманта!

«Конечно, это всего лишь слухи, — смущённо добавила Талина. — О помолвке никто не объявлял. Но всё же…»

Поёжившись, я кивнула. Даже если эти слухи и не подтвердятся, всё равно они явственно свидетельствуют о том, в каких кругах вращается Смерина даар Мрауш. Как ни крути, эта девица не чета мелкопоместной дворянке даар Кринстон.

Проблема эрьи Смерины в том, что она противостоит совсем не мелкопоместной дворянке. Но чем позже ей об этом станет известно — тем лучше.

Мы с Талиной в любом случае вряд ли застанем тот светлый миг, когда благородная даар Мрауш узнает, с кем на самом деле схлестнулась. Если вообще узнает. Интересно, как оформят повторную смерть Талины? Как рецидив болезни? Как несчастный случай?

«Не думай об этом. Пожалуйста. Может, ещё обойдётся…».

Вот уж это вряд ли, но Талина права. Мне и без того есть, о чём поразмышлять. В частности, о правилах составления букетов. Я ведь сегодня должна помогать садовнику. Ну да, меня учили, но когда это было! И где это было, будем честными. Цветы здесь другие, а если и встречаются знакомые мне, то их значение точно отличается от принятого в моё время и моей стране.

Боюсь, на следующем уроке я была крайне невнимательна к пояснениям учительницы — мы с Талиной сравнивали, как складывали букеты у меня и здесь. Впрочем, поскольку рукоделие всё равно не мой конёк, невнимательность списали как раз на излишнее старание — все эрьи классные дамы, оказывается, уже были в курсе, что я исправилась и теперь учусь, не жалея времени и сил. Репутация — такая занятная штука…

С урока я вышла, вооружённая знаниями по флористике и получившая дополнительное задание — увы, попытка пришить к платью кружево увенчалась оглушительным провалом. То есть кружево-то я пришила, но надевать получившийся… хм… предмет как-то не слишком хотелось.

А придётся, если не переделаю. На этот счёт эрья учительница высказалась вполне определённо. Причём надеть это… ну, назовём его платьем… придётся именно на поэтический вечер, забодай его бездна!

Думая о поэзии и платьях, я дошла до садовника, получила от него задание и направилась в сад, взглядом отыскивая нужную клумбу. Талина помогала, как могла, но разобраться в переплетении дорожек оказалось неожиданно сложно. Институтки гуляли только в одной части сада, той, что выходила к учебным и спальным корпусам, а ведь существовали ещё мужская его часть (за высоким забором, девицам вход строго воспрещён!) и служебная — собственно, та, где выращивались цветы на букеты. Медленно бредя вдоль грядок, я любовалась на цветы и отдыхала — тишина, нарушаемая лишь жужжанием поздних пчёл, нравилась мне куда больше суеты жилых помещений.

Внезапно мочки ушей пронзила острая боль. Ограничители демонической силы, казалось, раскалились докрасна. Браслет на запястье запульсировал, от него по руке зазмеилась тонкая линия, по которой в такт пульсации пробегали алые всполохи. Затем разделилась надвое, с руки перебралась на грудь и выше. Магия запрокинула мне голову, заставила задохнуться и упасть на колени. Ещё одна вспышка — и вот горло уже сжимает пылающий ошейник.

Мир вокруг потускнел, став серо-чёрным. Позвоночник выгнуло, плечи сами расправились, а руки свело за спиной, и я услыхала, как защёлкнулись магические кандалы. Тот, кто контролировал процесс, не собирался оставлять мне ни малейшего шанса на побег или сопротивление.

Либо попросту показывал, кто здесь хозяин.

Губы мои раздвинулись в нехорошей усмешке. Сопротивляться можно по-разному, и демоны знают это лучше прочих.

Помнится, мне обещали, что в Институте благородных девиц со мною свяжется… некто. Ну здравствуй, некто, давай-ка поглядим на тебя!

Ещё одна вспышка боли заставила прикрыть глаза и скривиться. Вопить я не собиралась — по крайней мере, не сейчас. Я вообще не собиралась доставлять тому, кто делал это со мной, дополнительное удовольствие.

Потом, когда боль ослабела, я рискнула открыть глаза. Взгляд мой упёрся в высокие ботфорты, а затем скользнул выше, и ещё выше, и ещё — к лицу того, кто меня пленил.

Глава 4. Знакомство

Он был молод — или ровесник Талины, или чуть постарше. Высокий и широкоплечий — встреться мы при других обстоятельствах я бы назвала его привлекательным. Тёмные волосы, тёмные злые глаза, на подбородке — ни волосинки: то ли чисто бреется, то ли ещё ничего не растёт. Что-то в овале его лица показалось мне знакомым, хотя этого парня я раньше никогда не видела и могла поклясться в этом хоть бездной, хоть эмпиреями.

«Это Арейлас дээ Брайдар. Его здесь все знают».

Ого! Стало быть, возлюбленный эрьи Смерины. Похоже, по пути в библиотеку она забежала сюда, поплакаться на широкой груди. Хороший же крюк ей пришлось сделать!

Стараясь говорить самым светским тоном, я поинтересовалась:

— И что вы тут делаете, дээ Брайдар? Сюда запрещено приходить мужчинам.

Похоже, моя улыбка младшему дээ Брайдару очень не понравилась. Ошейник сжался так, что я захрипела. Успела лишь выдавить:

— Идёшь… против отца? Как интерес…

Ошейник резко ослаб. Ага, против отца юный Арейлас выступать не хочет. По крайней мере, пока. Даже ради возлюбленной. Как же я его понимаю! Умный мальчик, уже что-то.

Почему экье некромант послал своего сына, понять несложно: а кого ещё? В мире так мало людей, которым можно хоть немного доверять! А этот учится рядом, с девчонкой отсюда встречается — любой поймёт, чего он здесь шастает. Накажут, конечно, но лишних вопросов не возникнет.

Опять же, если верить сплетням о жене экье некроманта (а с чего бы мне им не поверить?), с демонами мальчик знаком буквально с раннего детства. Любопытно, наблюдал ли он дома сценки наподобие той, которую он тут устроил со мной? В конце концов, мачеха у него тоже нечистой крови…

Экье Арейлас тем временем встал напротив меня. Нахмурился и резко произнёс:

— Ты не станешь больше устраивать фокусов наподобие того, который проделала с эрьей Смериной. Поняла?

— А то что? — ласково поинтересовалась я. — Всё-таки рискнёшь пойти против воли отца?

Ошейник пару раз сжался — вполне отчётливое предупреждение.

— Найду способ показать тебе твоё место, lutum, — процедил Арейлас.

— У твоих ног? Не спорю, вид отсюда открывается… неплохой, так что возражать не стану, — я ещё раз смерила юношу взглядом. К его чести, он не покраснел. Так, щёки слегка зарделись, можно списать на резкий порыв ветра.

— Можешь встать.

О, похоже, мальчик почувствовал себя идиотом. Прелестно, продолжаем игру.

— Итак, ты здесь, чтобы поговорить со мной об… эрье Смерине?

— И о ней тоже, — отлично, сдавать позиции юный дээ Брайдар не собирается. Хорошо, так веселее. — Но прежде всего — о Душехвате. Что тебе удалось выяснить?

— Что твоей девушке ничего не грозит. Этот старый козёл не интересуется теми, кто у всех на виду. Ты рад?

Ух ты, а не рад! То есть, конечно же, облегчение в его взгляде промелькнуло совершенно отчётливо, но эрье Арейлас, похоже, желал добра всем и сразу, не только красотке Смерине. Подчёркнуто проигнорировав мой выпад, он задал следующий вопрос:

— А кем интересуется?

— Серыми мышками вроде меня. Все три жертвы именно таковы, — я тоже отбросила ёрнический тон, сменив его на показательно-деловой: мальчика надо поощрять, когда он ведёт себя хорошо. — И над всеми тремя, к слову сказать, издевались сокурсницы. Особенно с факультета Роз. Особенно твоя…

— Так, хватит! — голос Арейласа остался спокойным, но брови слегка нахмурились. — Я понял: Смерина тебе не нравится. Ты ей, спешу заверить, тоже. Давай на этом остановимся и займёмся, наконец, делом!

Я издевательски поклонилась. Помедлив мгновение, Арейлас устало вздохнул:

— Да, я повёл себя, как влюблённый идиот. Ты это хотела услышать? Я должен был понять, что демон начнёт вести себя, как демон. Но личная просьба: не задевай больше Смерину. Так лучше?

Лучше? Да я на пару мгновений онемела от изумления! Ох, мальчик, как же тебя, оказывается, отменно выдрессировала мачеха!

У демонов и людей не может быть общего потомства, посему обоих сыновей экье Шантон дээ Брайдар прижил… от кого-то ещё. Насчёт имени матери (или матерей) в свете наверняка сплетничают — о таком сплетничают всегда, независимо от материка или названия государства. Но с младенчества оба мальчика жили с отцом, а значит, и с мачехой-демоном. Понятное дело, что тут хочешь не хочешь, а научишься… смирению.

И основам обращения с демонами.

Подумав пару секунд, я едва заметно кивнула.

— Клятву, — тут же затребовал этот наглец. Ладно, клятва так клятва.

— До тех пор, пока эрья Смерина даар Мрауш не нападёт первой самолично либо не велит кому-либо ещё напасть на меня или на друзей Талины даар Кринстон, я, lutum без имени, рождённая от женщины и перерождённая в бездне, вызванная в этот мир силой некромантии, обещаю и клянусь, что не трону помянутую эрью Смерину даар Мрауш ни силой, ни магией, и не стану подговаривать к нападению на неё любых прочих. Доволен?

Доволен, по глазам вижу.

— Я, Арейлас дээ Брайдер, второй сын королевского некроманта Шантона дээ Брайдара, принимаю клятву этого демона, и в свою очередь освобождаю от её выполнения, буде помянутая Смерина даар Мрауш окажется демоном anima prehenderat или же осознанным и добровольным пособником этого демона. Да будет так!

— Да будет так, — отозвалась я, немало удивлённая. Кажется, надо пересмотреть первоначальное впечатление об этом мальчике. Главное он вычленять умеет.

И не хотел ли он с самого начала вынудить меня дать эту клятву? Может, для этого затеял весь спектакль?

Может быть, вполне может быть. Но всё-таки он — влюблённый мальчишка, а значит, доверяет своей девушке. Не может себе даже вообразить, что она способна сама, по доброй воле начать вредить другим людям. Любовь страшная штука, она ослепляет и оглушает даже самых разумных людей.

Так что я ничего не проиграла, дав клятву. Уж кто-кто, а Смерина даар Мрауш меня в покое не оставит, или я ничего не понимаю в людях, ступивших на скользкую дорожку.

В святых я не разбираюсь, что есть — то есть. Но Смерину уж как-нибудь понять смогу.

— Ещё что-нибудь выяснить удалось? — мальчишка смотрел исподлобья, выжидающе. Я пожала плечами:

— Талина обращалась в лазарет, там ей отказали в помощи сразу же, не особо разбираясь. Или в лазарете сидит пособница демона, или абсолютно тупоголовая курица, или там ничего не знают.

— Но чистый брат… — Арейлас осёкся. Тут уж я вспылила и затребовала объяснений.

Всё оказалось донельзя глупо и донельзя… по-человечески. Нет, демоны, разумеется, тоже прекрасно умеют совершать глупости — иначе бы нас не ловили и срединный мир давно уже стал бы каким-нибудь нулевым уровнем бездны. Но на такой идиотизм способны только люди.

Чистый брат Отмич и впрямь уведомил администрацию. И к его словам вроде как отнеслись серьёзно: господин директор Университета обещал принять всяческие меры. Поэтому священник успокоился, и до убийства Хальды ничего более не делал. А после второго случая пришёл всё к тому же директору, чтобы выяснить, почему якобы предпринятые меры всё же не сработали. Может, надо что-то поменять, усилить охрану, напустить ладану в помещение? В конце концов, от мелких бесей помогает, вдруг и Душехвату станет нехорошо! И вот тут-то выяснилось, что все обещания господина директора оказались пустым сотрясением воздуха.

— Я не понимаю, почему? — горячился Арейлас. Я смотрела на него и прямо-таки умилялась. Для своих лет и своей семьи мальчик был на диво неиспорченным.

Или старался казаться таковым. В конце концов, он вполне спокойно и осознанно освободил меня от клятвы в случае, если его возлюбленная окажется пособницей демона.

Любопытно, что сам он сейчас тоже помогает демону. Ну да, другому, и цели вроде как иные, но всё-таки…

У людей странные представления о добре и зле. Начать с того, что у людей вообще нет единого представления о добре и зле, как бы там ни старались разновсяческие религии. Каждый из людей сам для себя определяет, что есть благо, что может нанести вред ему самому и другим. А потом каждый остаётся наедине с собственным выбором.

Да, другие люди способны помочь или осудить, помешать или вознести человека на пьедестал. Но когда ночью каждый закрывает глаза — ему некому помочь побороть собственные страхи. Зато и помешать бороться с ними тоже некому.

Дурацкие мысли. Раньше я ни о чём подобном не размышляла. Наверное, близость Талины сказывается.

— Когда у человека появляется власть, он искренне считает, что это не стечение обстоятельств, — сказала я Арейласу. Тот замер, стараясь понять ход моих рассуждений. — Каждый считает себя достойным, даже те, кто ничтожен. Нет, не так: чем ничтожней человек, тем больше он считает себя достойным власти. Не знаю, почему. Я вообще мало изучала эту область деятельности людей.

— И что? — Арейлас смотрел пытливо. Да, из мальчишки выйдет толк.

— Чем извилистей пути, которыми человек дошёл до власти, тем важней ему постороннее мнение о его действиях. Даже когда он кричит, будто совершенно этим не интересуется. Даже когда пытается сам себя убедить, что чужие люди не вправе судить его. Даже когда искренне поверил в это. Всё равно ему важно, чтобы его хвалили. Чтобы кто-то, кого он, возможно, в жизни своей не увидит, говорил о нём с придыханием: «О, это действительно достойный правитель!».

— Кажется, я начинаю понимать… — глаза Арейласа нехорошо сузились. Ой, грядут перемены в руководстве Университета! Даже если не сейчас, всё равно грядут.

— Демон в учебном заведении портит впечатление о правителе. В первую очередь, конечно, о самом учебном заведении, но такие люди всё принимают на свой счёт. И довольно часто поступают… неразумно: стараются замести пыль под ковёр в надежде, что как-нибудь всё уляжется само. Лишь бы не пострадала репутация.

— Но она уже пострадала!

— Разве? Пока что всё довольно тихо. Да, случилось три смерти, но девицы эти никому не интересны, их родня повоет-повоет, да и забудет, особенно если замазать им рот щедрой денежной премией: у родни другие дети имеются, о них заботиться надо… А узкий круг тех, кому обо всём известно, тоже не торопится вопить о демоне на каждом перекрёстке, — я широким жестом обвела разноцветные клумбы: — Вот ты видишь тут за каждым бордюром по демонологу? Лично я — нет. А надо бы. Представь такую ситуацию, скажем, в летнем императорском дворце. Как бы там отреагировали?

Судя по лицу Арейласа, он прекрасно представлял себе, как бы отреагировали в летнем дворце даже на смерть каких-нибудь трёх никчемных служанок. Я усмехнулась: ну да, правильно представляет. Никто не стал бы терпеть демона-убийцу в таком месте.

— И это приводит нас к интересному вопросу, — продолжила я нить своих раздумий. — Душехват случайно набрёл на идеальное для себя пастбище, или долго его искал?

— Или ему подсказали, — подхватил Арейлас. — А если он выбрал его сам, то, возможно, давно живёт в Империи и разбирается в её устройстве.

Я согласно кивнула:

— Вряд ли он ходит каждый день на службу — подобного я даже у бесконечно хитрого демона предположить не в состоянии, но вот притвориться членом семьи такого служащего…

— И поступить в Университет! — глаза Арейласа засверкали. — Он студент, понимаешь?

Я понимала это с самого начала — точнее, предполагала. Но зачем говорить о таком? Мальчик горит расследованием, наверное, хочет выслужиться перед отцом… Поэтому ничего подобного я говорить не стала, заметила лишь:

— Или институтка.

Арейлас неохотно кивнул:

— Или так.

Да уж, неприятно предполагать, что твоя возлюбленная может оказаться… но ведь я уже сказала, что Смерина не может оказаться демоном. Хотя нет: я сказала, что она не может быть жертвой!

— Он старается быть таким же неприметным, как и его добыча, поэтому вряд ли его следует искать среди розочек или на популярных факультетах. Таким образом, среди твоих друзей… или подруг, экье Арейлас, мы его не отыщем. Нужно приглядываться к личностям серым и неприметным… Слушай, может, развяжешь? — я покосилась через плечо на скованные запястья. — Мне ещё четыре букета составить надо!

Парень кивнул, легко взмахнул рукой — и кандалы исчезли. Я, морщась, начала растирать запястья. Благодарить не стала — в конце концов, он мог бы и сам догадаться, что никуда я не сбегу, при такой-то охранной магии! Но нет, захотелось повыпендриваться. Рыцарь, мать его, в сияющей мантии. Ради разнообразия, типовой студенческой, а не иссиня-чёрной некромантской.

Ну и да, после фактически заверений о том, что его девушка не может быть Душехватом, можно и проявить снисхождение. Может, даже сочувствие.

Мальчик тоже не стал извиняться.

Я подобрала с земли садовый нож. Арейлас слегка напрягся, но заметил мою кривоватую ухмылку и закатил глаза. Я встала на колени возле подходящей клумбы и принялась срезать цветочные стебли.

— Ты сумеешь его узнать? — раздался за моей спиной вполне ожидаемый вопрос. Ох, мальчик, если б всё было так легко…

— Если бы всё было так легко, твой папаша и экье судебный маг не стали бы тащить в Институт благородных девиц совсем неблагородного демона. Причём, второго, в пару к тому, что тут уже резвится. У anima prehenderat аура ещё слабее моей, а он, вдобавок, как следует маскирует её естественными эманациями человека, тело которого захватил, — я нахмурилась: а этот парень вообще понимает, о чём я говорю? — Аура — это…

— Я знаю, спасибо.

Серьёзно?

— И на каком курсе этому здесь обучают?

— На курсе имени моей приёмной матушки, — даже не оборачиваясь я знала, что Арейлас поморщился. — Она считает, что её сыновья должны быть… всесторонне образованными.

— Понимаю. Раз уж её обязали играть с этими игрушками, они должны стать лучшими в Империи, — я поднялась, отряхнула подол платья, обернулась: — Подержи цветы, а? Их лентой перехватить надо.

— Давай лучше ты подержишь, а я всё сделаю, — что ж, мальчик не до конца мне доверяет, и это правильно и понятно. Спорить я не стала. Пока Арейлас перевязывал букет, я размышляла о том, что он сказал, а главное — чего не сказал. В частности, он не стал спорить с характеристикой своей мачехи-демона. С другой стороны, а о чём здесь спорить? В чём-то все демоны похожи, я всего лишь указала на один из таких моментов.

— Если тебе станет от этого спокойней, могу отдать нож, нарежешь оставшиеся цветы, а я их свяжу.

Глаза Арейласа гневно вспыхнули, и на какой-то момент мне показалось, что парень сейчас гордо откажется. Но затем он хмыкнул и протянул руку. Ну вот, не удалось загнать в ловушку. Ещё одно очко в его пользу.

— Мне действительно так спокойней, хотя матушка бы здорово разозлилась, узнав, что я настолько предсказуем. При этом я понимаю, что ты можешь напасть сзади и попытаться, к примеру, удавить меня лентами. Но тебе ведь незачем, верно?

Оставалось лишь беспомощно усмехнуться. Один из способов, которыми демоны манипулируют людьми — это говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Ну да, не всю правду и не тем людям, которые способны её выдержать, но это, право же, мелочи. Теперь выяснилось, что мачеха Арейласа и впрямь ответственно подошла к делу воспитания своих игрушек. Интересно, осталась ли хоть парочка демонических тайн, которые она им не выдала? Должна была, учитывая нашу природу. С другой стороны…

— Верно. Вдобавок, я помню, что охранные заклятья испепелят это тело за миг. Но возвращаясь к нашей основной теме беседы: тут мне пришла в голову мыслишка…

Спина Арейласа, склонившегося над очередной клумбой, выразила глубокое внимание и желание выслушать мои соображения. Нет, ну как он вот так может, а?

— Кровь. Если я попробую человеческой крови, то наверняка сумею сказать, находится ли этот человек под влиянием демона. Можно подделать ауру, внешность, голос, но кровь не лжёт.

Арейлас распрямился, обернулся ко мне. Глаза его были неожиданно холодны.

— И сколько же крови тебе нужно, lutum?

Сначала я не поняла, что это с ним, а затем, сообразив, искренне расхохоталась:

— Пары капель достаточно… человек. И нет, к девичьим шеям и пульсирующим артериям я никаких претензий не имею. Вампиризм — не моё. Можно палец уколоть, мне хватит. Также необязательно, чтобы кровь была свежей. Салфеткой уколотый палец обтереть — и сойдёт.

Вот теперь Арейлас смутился не на шутку. Видимо, чтобы скрыть смущение, ухмыльнулся, я тоже ответила ему усмешкой, и через пару секунд мы уже хохотали неизвестно над чем.

Отсмеявшись, сынок экье некроманта передал мне последний срезанный букет — и ойкнул, уколовшись о розу. Покосился на выступившую кровь, покачал головой и внезапно протянул мне руку:

— Давай, убедись, что я — не он.

— Можно подумать, Душехват бы выбрал парнишку из такого рода, — буркнула я, но всё-таки высунула язык и коснулась алой капли. Ощущения были… интересными. Кровь определённо отдавала тёмной и опасной магией, причём опасной не только для людей, но и для демонов. Не зря говорят, что некроманты — существа, появившиеся на свет от какой-то весьма противоестественной связи то ли человека с кометой, то ли демона с вурдалаком… в общем, чего-то странного с чем-то страшным. Про демонов, само собой, брешут, вампиры тоже стерильны, у оборотней совсем другая отдушка, ну а про комету или про тех, кто на ней прилетел, судить не возьмусь: никогда ни одного из них не видала. Может, и впрямь согрешили с человеческими девушками, с кем не бывает?

— Ну? — требовательно вопросил мальчишка. — Что ты почувствовала?

— Что у некоторых пальцы грязные после того, как они в земле поковырялись. Тьфу, пакость! Мог бы хоть об мантию вытереть.

Арейлас должен был обидеться, но вместо этого снова расхохотался, и я честно к нему присоединилась. Бездна всё заешь, парнишка мне нравился!

Вечно меня тянет ко всяким дурным и опасным. Или к умным, и потому вдвойне опасным. А потом, когда они со мной наиграются, я возвращаюсь туда, откуда пришла — в грязь…

Последняя мысль всерьёз испортила настроение. Особенно учитывая, что заводить шашни с Арейласом я совершенно не собиралась. Во-первых, пора бы уже избавиться от дурной привычки крутить романы с людьми, это паршиво заканчивается. Во-вторых, завязывать отношения с конкретным сыночком конкретного экье некроманта — верх глупости: вряд ли его папаша останется в восторге от подобных фокусов, а мнение Шантона дээ Брайдара всегда стоит учитывать, начиная ту или иную игру. Ну и в-третьих, после выполнения задания, ради которого меня призвали, мне надо как-то удрать, и времени для этого останется очень мало. Любые чувства, способные повлиять на принятие решений, следует придушить ещё в колыбели.

А, да, ещё Арейлас дээ Брайдар встречается с девицей, которая мне ужасно не нравится и которая способна при случае серьёзно напакостить. Но это по сравнению с предыдущими пунктами уже совершеннейшие мелочи.

— Ладно, — задумчиво кивнул мальчишка, явно не заметивший перемены в моём настроении. — Я тебе принесу… образцы, поглядим, вдруг чисто случайно натолкнёмся на нужного человечка?

Я кивнула. Это и впрямь самое умное, что можно пока сделать. Ну да, похоже на поиски иголки в стоге сена методом перебора травинок. Однако всяко лучше, чем ничего не делать.

— Только умоляю, пускай образцы будут хоть немного почище, чем твой палец. Договорились?

— Как придётся, — расхохотался юный наглец, и на этом мы распрощались.

Возвращаясь назад с охапкой цветов, я заметила мелькнувшее в кустах розовое платье. Настроение моментально улучшилось. Я отлично представляла, что именно донесут эрье Смерине: начались переговоры правильно, с пленения и угроз, а вот дальше всё пошло немного не так, и экье Арейлас с подлой девицей вместе хохотал (интересно, над кем?), а также помог собрать цветы и вообще распрощался весьма по-дружески. Или даже не по-дружески, а…

«Он так красив, правда?»

«Эй, ты вообще-то влюблена в другого!»

Талина в моей голове надула губки и наполовину смущённо, наполовину вызывающе фыркнула:

«Да, влюблена. Но это же не повод говорить, будто экье Арейлас некрасив!»

Я хмыкнула, но в целом согласилась. И красив, и богат, и знатен. Кому-то точно повезёт.

Очень хотелось верить, что не эрье Смерине. Хотя обычно везёт именно таким, пробивным и наглым, уверенным, что мир должен вертеться исключительно вокруг них.

Помедлив немного, Талина поинтересовалась:

«Ты на него совсем-совсем не обиделась? Ну, за то, что он сделал».

Вот научилась девочка за время нашего знакомства задавать хорошие такие, интересные такие вопросы! Или она всегда умела, просто стеснялась?

«У меня хорошая учительница. Так как?»

Пришлось мысленно пожать плечами:

«Среди демонов это обычная история. Мы… мыслим немного иначе, нежели люди. Дружба, любовь, взаимовыручка — всё это людские слова, у демонов есть иерархия и демонстрация силы. Молодой дээ Брайдар просто показал, что он выше меня на этой лестнице».

«То есть, повёл себя не как человек?»

Я усмехнулась. Странно, но улыбка вышла грустной. Эх, Талина, Талина, как же жаль, что вскорости нам придётся…

«Просила же — не думай об этом!»

«Ладно. Но в любом случае, я смогу многому у тебя научиться. Главное — ты ничему не учись у меня, хорошо?»

Талина на некоторое время замолчала.

«Нет. Я буду учиться у тебя хорошему. Например, настойчивости. Или умению поладить с людьми. Ты можешь быть верной подругой, если захочешь».

Я? От безграничного изумления мне пришлось остановиться и проморгаться. Должно быть, Талина шутит.

«Ещё чего! Ты действительно хорошая. И знаешь что… давай я сама буду решать, как мне к тебе относиться!»

Оставалось лишь развести руками — осторожно, чтобы не рассыпать букеты.

«Как скажешь. Я тебя предупреждала, ты выбрала сама».

«Я выбрала сама», — эхом отозвалась Талина. Помолчала ещё немного и уточнила:

«Так Арейлас дээ Брайдар всё-таки повёл себя, как демон?»

«Да».

«И тебе действительно не обидно?»

Я всерьёз подумала над ответом.

«Немного есть. Примерно так же, как если бы власть надо мной получил другой демон. Никогда, знаешь ли, не любила над собой начальства».

«Тогда почему ты так злишься, когда вспоминаешь, что со мной делали другие девушки? В чём разница?»

Ещё один хороший и интересный вопрос.

«Наверное, дело в том, что ты человек, и они тоже люди. Людям не следует делать такое с подобными себе. Иначе чем вы отличаетесь от нас?»

«Но ты же стала демоном, хотя была человеком, верно?»

Я вздохнула.

«Верно».

«Ты… была жестокой?»

«Я плохо помню. Давай на этом прекратим».

Я и в самом деле помнила не слишком хорошо — слишком много времени прошло; времени, в течение которого я жила мыслями и чувствами других людей, не слишком заботясь о прошлом, ни о чём не вспоминая. Возможно, я хотела забыть себя-прежнюю. Не знаю. Это случилось так давно…

Сейчас, когда воспоминания внезапно начали возвращаться, я чувствовала себя… немного странно. Словно невесть когда забрали некую часть меня и долгое время удерживали силой, а теперь вот вернули. И вроде бы радоваться — а не совсем понятно, что же с этой возвращённой частицей делать.

Была ли я жестокой? Да уж конечно! Те, кого обидели, а затем появилась возможность отплатить за всё сполна, очень часто невероятно жестоки, и в своей ярости уже не помнят, кому и зачем следовало мстить. Святой я точно не была, а значит, со страшной скоростью полетела в бездну.

Ярость особенно неистова, когда тот, кому следует мстить, уже мёртв и дотянуться до него невозможно. Тогда теряешь рассудок и начинаешь бить по всем подряд.

Оправдываюсь ли я? — нет. Жалею ли? — тоже нет. Повторила бы свой путь, зная, чем всё закончится? — не знаю. Сложно сказать. Сейчас я стала другой, совсем не той обезумевшей от горя и боли девчонкой, хотя, без сомнения, она до сих пор живёт где-то во мне. Сейчас я демон, и это, скажем так, вносит свои коррективы в мои рассуждения.

Трудно вспомнить, ещё трудней не вспоминать. Такая вот странная ситуация.

Талина молчала. Уж не знаю, заметила ли она мои самокопания или просто думала о чём-нибудь своём. Ей ведь тоже хватало пищи для размышлений.

Сдав букеты и выслушав немного ворчливое одобрение садовника, я пошла было в спальный корпус, но остановилась полюбоваться закатом. Уходящее на покой солнце выкрасило небеса в кроваво-красный оттенок. Платья такого цвета носила одна моя старинная недобрая знакомая. Закатные краски на какой-то миг превратили серые стены Института благородных девиц в завораживающе прекрасный огненный замок. Если б здесь жили духи огня, то стены пылали бы вечно, а из узких бойниц вырывались бы языки пламени и текла бы раскалённая лава. На секунду мне почудилось, что земля треснула, и провал этот достиг бездны, выпустив тускло-багровый демонический отсвет из раскалённых глубин — но нет, это всего лишь заходящее солнце поиграло немного с песком на извилистой дорожке, ведущей вглубь сада. Я хмыкнула и побежала в спальню. Как оказалось, для того, чтобы внезапно стать объектом внимания соседок.

Девчонки из спальни явно долго думали, прежде чем подойти ко мне. Шушукались между собой, переминались с ноги на ногу. Я изменилась, их это наверняка пугало, а когда люди боятся, они реагируют по-разному. Кто-то пытается разобраться в происходящем, кто-то атакует, кому-то, наоборот, легче затаиться и ждать, пока всё разрешится само собой. Мне было интересно, из какого теста слеплены мои однокурсницы. Подзуживать их я, однако, не стала: уткнулась в книгу и ждала. Наконец, одна из них решилась.

— Талина… ты не боишься?

Я оторвала взгляд от учебника хороших манер и некоторое время разглядывала соседку по комнате. Она нервничала, но терпела. Как её там? Келина даар Ламуи, южанка с пылкой кровью, ей здесь было трудно, но повезло устроиться обожалкой к одной изрозочек, и до недавних пор ей завидовали все в нашей комнате. Не любили за такую удачу, да, но завидовали. Что занятно, сама Келина тоже считала, будто ей неслыханно повезло. Но как же, должно быть, сложно сдерживаться, угождать, бояться сказать патронессе хоть слово поперёк!

А ведь на юге недавно бушевал мятеж. Интересно, это задело семью Келины? Поможет ли пережитое понять то, что я сейчас ей скажу?

— Я почти умерла. Была от смерти вот на такой волосок, — я сняла чёрный волос с воротника Келины, та попыталась было отшатнуться, но застыла под моим обманчиво ласковым взглядом. — Ты правда считаешь, что после такого я могу бояться… их?

— Но… — Келина сглотнула, но продолжила: — Мне говорили, что после такого очень ценят жизнь. Очень сильно.

Я мягко улыбнулась и кивнула:

— Ценят. И да, очень сильно. Но ты правильно сказала: ценят жизнь, а не то, что у меня до сих пор было.

В глазах Келины промелькнуло странное выражение. Понимание? Протест? То и другое?

— Скажи мне… — я понизила голос почти до шёпота. Улыбка не сходила с моих губ. — Скажи, то, как я существовала до сих пор — это можно назвать жизнью? Настоящей жизнью, той самой, которую следует ценить?

— Любая жизнь ценна, — голос Келины внезапно зазвучал надтреснуто.

— Любая? — я несколько секунд длила паузу, позволив слову зависнуть в воздухе, а затем легко выдохнула: — Ты просто подумай над этим… Келль-Анна.

На юге это имя должно было звучать именно так. По крайней мере, так его произносили лет триста тому назад, когда я там случайно побывала.

Да, я знала, что в Институте благородных девиц не принято «говорить, как варвары». Келина дёрнулась, хотела что-то сказать, но смолчала. А я молчать не стала:

— У тебя такое красивое имя… А как на юге звучало бы моё? Таль-Анна?

На самом деле я знала ответ, но мне была важна реакция Келины. Несколько мгновений она стояла молча с оторопелым выражением лица, а затем улыбнулась мне. Это была первая настоящая улыбка, которую я у неё видела с момента нашей вчерашней встречи: ещё немного неуверенная, но широкая и искренняя.

— Таэль-Ина. Тебя бы называли так.

— Таэль-Ина… Мне нравится. Может, стоит подыскать себе мужа на юге?

Келина внезапно расхохоталась — самозабвенно, до слёз:

— Ох, бедный юг… Но если хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю. И… спасибо.

— Познакомь, — усмехнулась я. — И не за что.

Когда Келина отошла, всё ещё хихикая, возле меня возникла Лоиса. В глазах её стояли слёзы.

— Ты… так много для меня сделала. Как я смогу отплатить?

С важным видом поразмыслив пару секунд, я озорно на неё поглядела:

— Достанешь мне красивый альбом?

Альбом возник тут же, словно по волшебству. Как знать — может, Лоиса заранее его прикупила и готовила подарок? Я потребовала от неё первого стихотворения, а от Келины — второго. Девушки принялись писать, каждая на своей половинке альбома, а когда закончили, то пририсовали кучу цветов и сердечек: здесь не принято было оставлять нетронутым хоть клочок выделенной бумаги. Пока они старались, ко мне подошла ещё одна соседка по комнате и попросила написать тот ужас, который я выдала на уроке, в её собственный альбом. Пришлось несколько потрудиться, но, кажется, гроб вышел вполне милым, а уж свечи так точно симпатичные, пускай и немного неровные. Девица смотрела на мои художества сначала в священном трепете, потом с интересом, а закончилось всё взрывом восторга. Ох, чувствую, введу я здесь новую моду…

Это странное чувство, зародившееся у меня в груди… я не могла подобрать ему названия. Словно я вновь стала беспечной Второй дочерью господина И-Тана, Сокола времён, владельца поместья Цветы-у-холма. Отцу ужасно не шло имя, он был полным, улыбчивым человеком, предпочитающим составление гороскопов боевым искусствам, а распитие вина с друзьями — охоте. Мой старший брат получил образование чиновника и служил в северных провинциях, старшая сестра вышла замуж за сына соседнего помещика и была вполне довольна, а я…

Я мечтала, как все прочие девушки моего возраста. Думала, что влюблена — и до сих пор считаю, что была влюблена. Сочиняла стихи о прогулках при луне, хотя ни разу не выходила на улицу даже в сумерки (что вполне естественно для благовоспитанной барышни). Вышивала по схемам пагоды, в которых никогда не бывала. При этом чувствовала себя счастливой. Конечно, случались невзгоды: ах, он на меня не так посмотрел, ой, папенька не желает покупать тот миленький браслет… Но всё равно я была молодой, глупой и счастливой девчонкой, жаждущей простых человеческих радостей.

Демоны так не могут. Со временем ощущение счастья становится призраком, преследующим тебя в самых глубоких подземельях бездны. Ты мечтаешь о счастье, но тебе не дано. И однажды ты постановляешь, что пора прекратить мечтать.

Наверное, именно в этот момент мы окончательно расстаёмся со всем человеческим в себе.

Может ли случиться так, что боги, заигравшись в неведомые игры, выдали мне случайно второй шанс?

Вряд ли. Или просто демоны не умеют надеяться и верить.

Тогда что сейчас со мной происходит?

Я не знала ответа. Не знала даже, хочу ли я искать этот ответ. Но понимала одно: за эту призрачную тень счастья, за слабый отголосок меня, той, настоящей, которой я была когда-то и перестала быть — за это я способна пойти на очень многое. И если это пытка перед тем, как вернуть меня во флягу-тюрьму…

Лучше не делать ничего такого с демоном. Даже со слабым, вроде меня. Не нужно искушать богов и судьбу.

«Мы что-нибудь придумаем, правда».

«Спасибо, Талина».

Я была уверена: нет, не придумаем. Но попытаемся. Ох, попытаемся… Вполне возможно, кто-то поплатится за эту нашу попытку жизнью.

«Нашу попытку», «мы попытаемся»… Кажется, я сроднилась с Талиной. Не привыкла к ней, а захотела по-настоящему остаться в её теле. Странное раздвоение душ, в итоге образующее единого… человека? демона? нечто третье, невиданное и неслыханное ранее?

Кто мы? Не я, обыкновенный lutum, и не она, провинциальная барышня, попавшая чудом в столичный Институт благородных девиц. Мы. Странное, невозможное существо.

Как знать, вдруг это и есть то позабытое, что именуют «дружбой»?

«А можно тебя… ну, спросить? Ты только не обижайся, если что».

«Спрашивай. Не обижусь».

Талина заговорила осторожно, явно подбирая слова:

«Слушай, ведь lutum — это же не имя, правда? Это так… не знаю…»

«Обозначение для определённого подвида демонов. У меня нет имени, Таль. Это правда. Привыкни уже».

«Не хочу привыкать!»

Так, а это уже что-то новенькое.

«Мы же делим одно тело, верно? Ну вот. Меня все называют Таль, а тебя… давай ты будешь Линой? Хорошо?»

На некоторое время я озадаченно замолкла. Имя? Зачем мне имя, я же…

А с другой стороны — почему нет? Почему мне нельзя? Только потому, что я не одна из великих, тех, о ком в бездне или упоминают вполголоса, или не упоминают вообще? Ну так я ведь не собираюсь править демонами! Это… что-то домашнее. То, что между мной и Талиной.

«Хорошо, договорились. Спасибо».

Лина… Обычное, неброское имя. Красивое. Мне нравится.

В последний раз я получила имя, когда вышла замуж. Тогда мой супруг, Клинок-из-Ручья, торжественно провозгласил, что я больше не Вторая дочь. Он нарёк меня Лотосом. Все прямо ахнули, отец гордился так, что, казалось, раздулся от важности поперёк себя шире. Изысканное, прямо дворцовое имя, не какая-нибудь Красавица моей души или Милая жёнушка, как было принято в нашей провинции.

«Ты любила его… своего мужа?»

Клинок-из-Ручья… чёрная прядь волос, выбившаяся из причёски — словно небрежно, но каждый её изгиб тщательно продуман. Широкие рукава, какие никто в нашей провинции не носил — просто не могли с ними управляться, а он, казалось, родился в этом длинном двубортном кафтане, запахнутом на правую сторону и подпоясанном тёмно-синим кушаком. Столичный вельможа, присланный в нашу глухомань… никто толком не знал, то ли это была ссылка, то ли, наоборот, повышение до Управляющего налоговой палатой, просто поближе к центральным провинциям должности не нашлось. Он фехтовал лучше любого из наших сельских увальней, слагал стихи, похожие на творения величайших поэтов древности (или просто я, потерявшая от этого мужчины голову, так считала), мог запросто поболтать с отцом о гороскопах, а с дядюшкой, истовым любителем охоты — о гончих и соколах… Он совершенно не чинился: наши молодые люди рядом с ним чувствовали себя комфортно, тянулись за ним и становились лучше. Так говорили все, а кто я была такая, чтобы не верить лучшим людям провинции?

«Да. Я его любила».

У меня не было шансов устоять. Ни у одной девчонки в округе не было таких шансов. По нему сходили с ума все. Как же я гордилась, когда он начал оказывать мне знаки внимания!

Как же я гордилась… как же я была счастлива…

Откуда мне было знать?

Мы любили друг друга у искусственного водопада в его доме, возведённом меньше чем за год. Его пальцы гладили мои запястья, его глаза смотрели на меня так внимательно… с такой нежностью…

«А что случилось потом?»

Я резко очнулась от воспоминаний. Нет. Я не хочу это вспоминать, не хочу!

«Ничего. Давай спать».

Потом он убил меня и бросил тело в грязь.

Глава 5. Столкновение

Мне снился сон — необычный, явно навеянный последним разговором с Талиной. Мне снилось, что Клинок-из-Ручья стоит передо мной и улыбается, точно так же тепло и ласково, как делал это в первые дни после свадьбы.

Мы стояли напротив искусственного водопада — того самого, где я пережила счастливейшие мгновения жизни. Вода мерно журчала, и мелкая взвесь над поверхностью пруда переливалась сотней маленьких радуг, а золотые карпы лениво шевелили плавниками, борясь со слабым течением. Посыпанные мелким гравием дорожки уходили в сад, где на деревьях заливались радостными трелями птицы. Цветы тянулись вверх, к солнцу, их аромат приятно щекотал ноздри, заставляя поверить, будто жизнь легка и прекрасна. Я знала, что если пройти по дорожке буквально сотню шагов, то из-за холма покажется дом, который когда-то назывался моим — изящный, на первый взгляд кажущийся невесомым, словно парящим в воздухе. Поместье, по праву получившее название Сон в облаках, лучшее из когда-либо построенных в нашей провинции. Дородная управляющая по имени Плодородная склонится передо мной и спросит, чего бы госпожа хотела на ужин, а я что-нибудь отвечу…

Я поймала себя на том, что тянусь поправить прядь чёрных волос — и отдёрнула руку.

Клинок-из-Ручья давно мёртв. А я больше не Лотос, не та глупая девчонка, которая любила мерзавца, хладнокровно принесшего её в жертву. Скорей уж я та, кто рыдал и выл, осознав, что не сможет разорвать мужа собственными руками, потому что этот подлец уже убит — убит другой женщиной, не мною. Как же я в тот миг ненавидела их обоих!

— Но мы можем начать сейчас всё заново, — тихо сказал Клинок-из-Ручья. И улыбнулся.

Я отшатнулась, из горла вырвалось рычание. Бывший муж сделал вид, что не заметил.

— Тебе ведь было хорошо со мной, — мягко произнёс он. — До жертвоприношения, конечно. Ведь было же? Я ведь сделал тебя счастливой?

— Ты уничтожил меня, — выдохнула я, против воли любуясь им: лицом, словно вылепленным из самого прекрасного фарфора, изгибом губ, длинными чёрными ресницами… — Ты меня убил.

— Но ведь не сразу, верно? Далеко не сразу.

Я задумчиво кивнула.

— Да, не сразу. Но разве это может оправдать то, что ты со мной сделал?

— Я сделал тебя по-настоящему счастливой!

— Поначалу — да. А потом ты сделал меня по-настоящему мёртвой. Это для тебя не в счёт?

Глаза Клинка-из-Ручья блеснули красным. Он… не умер? Он тоже стал демоном?

— Ты жива! Ты по-настоящему жива! И мы можем начать всё сначала!

Что-то было не так. С ним, а может, со мной. Давно меня ни к кому так не тянуло!

«Он тебя обманывает».

Я не знала, что это за голос — тихий, девичий, очень далёкий, но ему я верила больше, чем бывшему мужу. Может, потому, что была демоном, а значит, знала: обманывают все, почему Клинок-из-Ручья должен стать исключением из правил? А может, ещё по какой причине…

Да, он меня обманывает. Возможно, говоря правду. Просто не всю, как обычно делают демоны.

— Начать сначала? — я усмехнулась одновременно жёстко и грустно. — Что именно ты предлагаешь начать? Хочешь убить меня ещё раз, чтобы уже наверняка?

«Осторожна. Будь осторожна».

«Хорошо, буду».

Клинок-из-Ручья улыбнулся той обольстительной улыбкой, которая заставляла моё сердце биться чаще… когда-то давно. Теперь я сама так умела.

— Убить тебя, моё сердце? Зачем? Наоборот: я предлагаю тебе новую жизнь, вечную жизнь! Ты и я, больше никого. Только представь это! Разве не о таком ты мечтала?

Вот оно, неправильное! Вот оно!

У моего мужа было множество недостатков — вообще, у людей, приносящих жён в жертву, недостатков, как правило, хватает. Но он никогда не называл меня «своим сердцем», потому что его сердце принадлежало не мне. Да, он умел любить: верно, преданно, пылко… Только вот не меня. И во имя той, другой, он убивал и предавал. Тогда я не замечала ничего, покорённая столичными манерами и изысканными стихами. Но по-своему Клинок-из-Ручья всегда был со мной честен.

Я ему нравилась, правда. Я была идеальной жертвой. Именно на моей крови, на моей смерти должна была возродиться та, другая. Конечно, я ему нравилась! Он глядел на меня и видел её. Ради неё он обольщал меня, ради неё взял меня в жёны, ради неё меня убил.

А раз так, то сейчас он лжёт. Но это невозможно. Клинок-из-Ручья никогда не лгал. Недоговаривал, виртуозно уходил от ответов, забалтывал и морочил голову. Не лгал напрямую.

Да он ли это?

На миг я забыла, что нахожусь в собственном сне, с рычанием рванувшись вперёд. Тело послушно трансформировалось: на пальцах выросли когти, надбровные дуги выдались вперёд и покрылись костяными пластинами, шея украсилась шипастыми наростами, бронированные пластины с лязгом сомкнулись на груди… Мгновенно удлинившиеся клыки полоснули воздух там, где ещё мгновение назад находилось лицо бывшего мужа.

Однако демон, противостоящий мне, тоже знал своё дело. Он отпрыгнул назад, взрыв когтями гравий на дорожке. Гибкие суставы позволили ему спружинить и метнуться в сторону, а длинный хвост, покрытый зазубренными иглами, вспорол воздух, целясь по моим ногам. Я увернулась, врезавшись спиной в куст глицинии — тот разлетелся на острые стеклянные обломки, некоторые впились мне в спину. Короткое выталкивающее движение мышц — и эти осколки упали вниз, мгновенно превратившись в потёки крови и свернувшись.

Окружающий мир стремительно менялся, оплывая, как свеча. Деревья в саду заскрежетали, с треском сломались и застыли переплетением железных крючьев. Вместо воды потекла бурая жижа с желтоватой пеной, карпы вспыхнули — и вот уже маленькие рыбьи скелеты тонут в вязкой грязи, печально глядя на меня тёмными провалами глазниц. Всё оказалось ложью, спектаклем, призванным ввести в заблуждение доверчивую зрительницу. Вот только доверчивой я давным-давно не была. А в бездне мне доводилось глядеть на куда более жуткие превращения. Так что отвернуться от картины гибели когда-то дорогого мне мира оказалось куда легче, чем представлял себе создатель этой фантасмагории.

Я внимательно смотрела в маленькие глаза, в глубине которых горели алые точки, и ждала следующего шага своего врага.

Широкая морщинистая морда демона заканчивалась треугольным ртом с острыми зубами, растущими в несколько рядов. Тёмно-коричневая кожа вспучилась бородавками и наростами, покрытыми жёсткими волосками. Причёска Клинка-из-Ручья, увенчивавшая эту голову, выглядела просто кощунственно.

Изысканная шёлковая одежда моментально разошлась, когда демон припал на передние лапы. Спина его взбугрилась мышцами, словно стекающими по рёбрам с мощного выгнутого дугой позвоночника, прорвавшего халат. Совершенно невозможная в реальном мире анатомия. Обычное дело для бездны.

Я попыталась прикинуть, как он с такой… хм… конфигурацией сможет двигаться. По всему выходило, что быстро. Если, конечно, не развалится по дороге.

В этот момент демон раззявил рот и рявкнул:

— Кто ты?

То есть погодите… он устроил мне ловушку, воссоздал мои воспоминания… и не знает, кто я такая?

А ведь вполне возможно, если это Душехват. Ему как раз без разницы, что он там воссоздаёт. Главное — захватить чужую душу, зацепить самую тонкую и звенящую её струну, а какую именно — он и не глядит особо. Зачем всерьёз пялиться на еду? Еду надо есть, а не вертеть перед глазами.

Ну вот и встретились. Ведь знала же, что его потянет к последней недосожранной жертве! Ждала, размышляла о том, как пройдёт первое знакомство… а всё равно чуть было не попалась на крючок. Anima prehenderat, чтоб его!

Но ведь не попалась же! А раз так — ещё потягаемся.

— Кто ты? — повторил демон. Мои губы растянулись в недоброй ухмылке:

— Угадай. Если угадаешь, убью быстро.

Ещё до окончания фразы я бросилась вперёд, перескочив через хлестнувший по вязкой земле хвост. Мои когти впились демону в морду. Вообще-то целилась я в глаза, но он в последний момент дёрнулся и вырвался. На бугристой коже остались кровавые борозды, а у меня с кончиков пальцев капала вязкая жижа, похожая на ту, что переливалась сейчас через край пруда. Стало быть, всё то, что меня окружает — это Душехват, его духовная сущность? Н-да, в таком случае, я вляпалась серьёзней, чем сперва показалось. И выбираться надо иначе.

Демон расхохотался — его смех был похож на булькающее кваканье — и начал расти и раздуваться, словно огромный бочонок, перехваченный обручами-рёбрами, которые затрещали и раздались. Из тёмно-коричневой плоти во все стороны брызнула тёмная грязная жидкость, а затем оттуда начали расти лапы, множество лап, заканчивавшихся острыми загнутыми когтями. Наверняка ядовитыми.

— Ты? Убьёшь меня?

— Убью, — уверенно кивнула я и отшатнулась, когда длинная лапа с хрустом разогнулась как минимум в пяти суставах, целясь мне в горло. Тёмный влажный кончик когтя затанцевал в паре волосков от моей кожи. Я схватила лапу, вывернула её в суставе, вгрызлась зубами в сочленение. Душехват взвыл, и сразу несколько лап стиснули меня, а когти впились глубоко в плоть. На сей раз завыть от боли пришлось уже мне, но отпускать добычу я не собиралась. Мне нужна была часть его плоти, и я собиралась её получить! Особенно если эта часть заканчивается чем-то острым.

Сустав неохотно поддался, вышел из суставной сумки, а клыки довершили дело. Я чувствовала, как яд уже входит в мои вены, течёт по ним, заполняя тело чем-то горячим и разъедающим. Но это годилось для других, а грязь вбирает всё, без разницы, что в неё падает. Яд — значит, яд. Будет больно, не спорю. Потерплю.

Когда обломок лапы оказался в моих руках, я резко взмахнула им, и Душехват отшатнулся. То, что надо. Шатаясь, я вскочила на ноги. В несколько шагов достигла кипящего зеленоватой жижей болота, которое раньше было прудом. И из последних сил ударила в самый центр.

Мир вокруг раскололся на множество осколков. Они взвихрились гигантским ядовитым красно-коричневым смерчем, а я стояла в его центре и всё била и била в центр пруда. В какой-то момент силы оставили меня, и я упала на колени, но не прекращала наносить удары. Кровь хлестала из сотен порезов на теле, и в голову пришла очень ясная, очень холодная и отстранённая мысль: мы с Душехватом погибнем вместе. Может, на это и рассчитывал экье некромант?

И тут ограничители силы полыхнули невыносимым, слепящим светом, в мгновение ока залившим всё вокруг. Я поневоле зажмурилась, а когда открыла глаза, то лежала в постели, и Талина отчаянно рыдала, пытаясь меня дозваться.

«Я здесь. Я в порядке. Пожалуйста, помолчи».

«Он был тут! Лина, я его чувствовала, он тут!»

«Я знаю. Помолчи».

Вскочив с кровати, я рывком огляделась. Темнота спальни нарушалась лишь посапыванием моих однокурсниц. Все спали крепко — возможно, даже слишком крепко для того, чтобы это казалось нормальным. Определённо, Душехват здесь был. Но как он проник в комнату?

«Окно. Оно было закрыто, а сейчас…»

Не дослушав, я бросилась к окну, и впрямь распахнутому настежь. По стене вниз быстро ползла какая-то бесформенная тень. Уйдёт, бездна всё заешь, он сейчас уйдёт!

Я вскочила на подоконник и ухватилась за оконную раму. Талина взвизгнула, а проклятые ограничители ощутимо нагрелись, оттянув мне голову назад и едва не заставив свалиться прямо на пол. Понятно: в реальном мире форму мне не изменить. Экье некромант, чтоб ему бездна ноги откусила по самые уши, счёл меня чересчур опасной для местных обитательниц, введя запрет на трансформацию тела. И из-за его дурной заботливости Душехват беспрепятственно скроется во тьме сада. Уж его-то никто ни в чём не ограничивает! А в человеческом теле мне не удастся его догнать, хоть наизнанку вывернись. В демонической форме как раз и стоило бы вывернуться, а так…

Бессильно выругавшись, я присела на подоконник, свесив ноги обратно в спальню. Ладно, момент упущен, ничего не поделаешь. А ведь какой был момент!

Из окна тянуло ночной прохладой. В саду, почуяв, что демон убрался прочь, робко издала трель поздняя цикада, ей ответила вторая, затем третья… Где-то хрипло и заполошно закаркала проснувшаяся ворона. Напряжение схватки понемногу уходило, давая возможность глубоко вздохнуть и начать, наконец, мыслить здраво.

Если подумать, то не стоило мне бездумно кидаться в погоню. Одно дело, когда Душехват нападает на меня в моём же сне, а я защищаюсь, и совсем другое — сражение двух демонов посреди Института благородных девиц. Точно ли эти здания достаточно крепкие, чтобы выдержать такую драку?

Ладно, как говаривал один чиновник, когда считал, будто его никто не слышит, что мы имеем с этого гуся? А имеем мы не так уж и мало. Моя аура почти не разорвана, день-два — и я полностью восстановлюсь, а вот Душехвату повезло не настолько сильно. Он совершил ту ещё ошибку, не попытавшись вначале разведать ситуацию, и за это серьёзно поплатился. Замечательный способ — атаковать демона его же собственным оружием, которое защита не воспримет, как нечто чуждое и опасное. В случае с высшими демонами так вообще единственный возможный вариант.

И он по-прежнему не знает, кто я. Осознаёт, что с прежней жертвой вышла, скажем так, ошибочка; скорее всего, понимает, что перед ним демон. Это должно его безумно злить. Но я уже поняла: он бесконечно осторожен, на рожон не полезет. С другой стороны, повреждения у Душехвата серьёзные. Настолько серьёзные, что ради их заживления ему придётся наскоро искать новую еду. А значит, он может натворить ошибок и раскрыть себя.

Увы, на этом позитивные моменты заканчивались. Я тоже по-прежнему не знала, в чьём теле он скрывается. И поскольку в ближайшее время он ко мне точно не сунется, то вряд ли удастся это узнать иначе, чем кусая всех окружающих. Ну или пользуясь благородной помощью Арейласа, обещавшего принести мне образчики крови. Неплохо бы ещё брата Отмича к этому делу приспособить…

«Лина, может, закроешь окно? Девчонки простудятся».

«Да, Таль, хорошо».

И в самом деле, скоро наведённые чары спадут, и девочки либо проснутся, либо будут спать обычным сном. Не нужно, чтобы у них возникали лишние вопросы.

Потянув на себя тяжеленную раму, я задумалась над тем, как именно Душехват открыл окно. Насколько я помню, тяжёлые бронзовые защёлки с вечера были глубоко утоплены в пазах. С той стороны до них добраться… нет, наверное, при помощи магии можно. Но висеть на стене, наводить сонные чары на такое количество народу и при этом ещё и с защёлками возиться… не слишком ли много дел сразу?

Разнонаправленная магия — штука довольно хлопотная, получается не у каждого. Я улеглась в постель и честно посчитала. Выходило, что Душехват может работать и с магией разума, и с магией металлов, да ещё и поддерживать трансформацию собственного тела. Два направления ещё куда ни шло, но сразу три… Если он настолько выдающийся колдун, то какого лысого беса торчит здесь, а не повелевает бездной?

«Я не понимаю, может, объяснишь?»

«Не вопрос, Таль, — да чему здесь девиц учат? — Обычно в процессе волшбы колдун сосредотачивается на одном конкретном аспекте магии. Ну, к примеру, некромант совершенствуется в магии смерти, демонолог — в боевых заклятьях, практичная хозяйка, вон, заклятья на яйца накладывает…»

«Ты так и не можешь забыть эти несчастные яйца?»

«Я их ещё долго не смогу забыть, но не перебивай. Смысл в том, что ты можешь быть потрясающе сильным магом, в буквальном смысле горы двигать, но если в процессе передвижения гор тебе понадобится, скажем, бросить поисковое заклятье, потому что твой ребёнок куда-то удрал, то ты сначала поставишь гору на место, а потом сосредоточишься на поиске. Потому что магия земли с ментальной магией сочетаются очень паршиво. Или одно, или другое. И тех, кто умел сочетать больше двух магических направлений, применяя их одновременно, во все времена называли великими магами».

«Понимаю», — мысленный голос Талины был крайне задумчив. Но я ещё не закончила.

«Некоторые виды магии сочетаются легче, некоторые сложнее, некоторые почти нереально применять одновременно. Ну вот как магию земли и ментальную. Вообще, магические стихии не зря делят на магию живого и неживого. К примеру, трансформироваться и наводить сонные чары — это нормально, такие виды магии пусть средненько, но сочетаются».

«А работа с бронзой — это магия металла, она не сочетается с ментальной и физиологической», — Талина соображала быстро.

«Именно!»

«Так что же… получается, у демона есть… есть сообщник? Прямо здесь?»

Я поморщилась. Не хотелось бы думать о таком, но…

«Получается, Таль, что завтра нам с тобой надо улучить минутку и как следует осмотреть эти несчастные задвижки. Как бы это устроить?»

«Опять не пойти на завтрак?»

Я горько вздохнула:

«На завтрак мы и без того опоздаем — нам же надо переговорить с братом Отмичем. Так что придётся обойтись без обеда или без ужина. Выбирай».

Некоторое время Талина молчала, затем постановила:

«Без обеда. Больше времени на осмотр. Кроме того, к ужину как раз начинает смеркаться, мало что увидим».

Увы, но она была абсолютно и несомненно права. Пришлось вздохнуть ещё раз и с ней согласиться.

Решив все вопросы и осознав, что на новые загадки ответа пока не найти, я всё-таки закрыла глаза. Времени до подъёма оставалось мало, терять его не хотелось.

Мне снова снился Клинок-из-Ручья, и на этот раз сон был правильным. Мой бывший муж отвернулся от меня. Всё его внимание было приковано к стоящей перед ним женщине в алом платье, изо рта которой толчками выплёскивалась кровь. И я могла сколько угодно кричать, плакать, молить, но мне не досталось бы ни одного, даже самого холодного и раздражённого взгляда.

Грязь. Всего лишь жалкая грязь под его ногами — и так было всегда.

Хорошо, когда в мире имеется хоть что-то неизменное.

Проснувшись, я сразу отметила перемену — теперь меня пускали к умывальным тазам и зеркалу одной из первых. Не сказать, правда, чтоб это меня очень радовало. Вода с прошлого раза не стала ни на одну каплю теплей, и никакой надежды на изменения, похоже, не предвиделось.

Ладно, уважение — это такая штука, которая в хозяйстве наверняка пригодится. Может, даже больше яиц. Я сделала вид, будто ничего особенного не происходит, и, судя по всему, поступила совершенно верно.

Задержавшись в храме после молитвы (эрья Милада сделала вид, что так и надо, и хотя я перехватила пару десятков любопытных взглядов, но пока что все помалкивали), я быстро подошла к чистому брату Отмичу.

— Итак?

Священник посмотрел на меня с задумчивым любопытством, но мне было не до церемоний.

— Вы заходили в лазарет?

Брат Отмич кивнул:

— Они все туда обращались. Эрья Стеххана не очень хотела откровенничать, но я… разговорил её.

На миг мне стало почти дурно от вспышки ярости.

Все. И эта женщина, заведующая лазаретом, эрья Стеххана даар Томиш, могла бы помочь каждой из девчонок, начиная с Зофьи и заканчивая Талиной, если бы не… не что?

Кажется, выражение лица у меня стало не самым дружелюбным, потому как брат Отмич невольно отступил на шаг. Я с трудом взяла себя в руки и процедила:

— Вы взяли их… истории болезни?

— Нет никаких историй болезни. Разве что у эрьи Зофьи, она-то там лежала последние пару дней. Эрья Стеххана отметила слабость…

— Расширенные зрачки, затруднённое дыхание, спутанность сознания. Знаю. Типичные признаки того, что Душехват скоро закончит… питаться. Что она предприняла?

— Дала несколько лекарств. Подумала, что нетипичная простуда. Эрья… прости, не знаю, как к тебе обращаться…

Я усмехнулась — легко, почти невесомо.

— Называйте меня Линой.

И на краю сознания ощутила ответную улыбку Таль. Да, девочка. Я приняла данное тобой имя. Спасибо.

«Не за что».

— Хорошо, эрья Лина, — священник, кажется, уже готов был проводить ритуал экзорцизма, так что надо бы мне вести себя помягче. — Пойми, она и вправду не знала. А здесь слишком много девушек, которые хотят… увильнуть от занятий. Эрье Стеххане приходится быть осмотрительной.

— О демоне она знала?

— Нет, — на этот раз брат Отмич говорил очень уверенно. — Экье директор ей не сказал. Теперь она тоже корит себя.

Вот уж это вряд ли, но я сделала вид, будто поверила. Ни к чему споры о пустяках.

— В любом случае, образчик своей крови она дала мне безо всяких возражений. Я… присовокупил к ней свой. Просто чтобы ты была уверена…

Ух ты! А экье сынок некроманта, оказывается, зря времени не терял! И это к лучшему: с каждой каплей человеческой крови моя аура становится крепче и естественней.

Всё-таки я демон, и это, как говаривал один демонолог, уже не лечится.

Попробовав оба образца и убедившись, что ни один из них не принадлежит околдованному человеку, я вкратце рассказала о ночном визите. Священника моё сообщение крайне встревожило.

— Пращур и Пресвятая мать! — выдохнул он. — Так проклятое отродье передвигается здесь, словно у себя дома?

— В каком-то смысле это и есть его дом, чистый брат. Но мы, по крайней мере, знаем теперь, как он добрался до Зофьи даар Шенчем, когда та лежала в лазарете. Второй этаж, даже стараться особо не пришлось.

— Но там освящённые решётки!

— Вы лично их освящали?

— Нет… — показалось, или брат Отмич слегка смутился? — Предыдущий священнослужитель… Но у меня нет оснований сомневаться в его личной вере!

Гляди-ка, тоже понимает, как сильно мощь храмовых амулетов зависит от личной веры того, кто их заряжал! Правда, ещё сильней эта мощь зависит от личного благочестия священника. В некоторые кельи и пещеры демоны до сих пор не могут зайти, хотя прошла не одна сотня лет, а всё потому, что там жили святые. И так будет, пока кто-нибудь из людей не совершит в этом месте какой-нибудь нечестивый поступок, осквернив святую землю. Даже занятно: на первый взгляд люди так слабы, так беспомощны… Очень обманчивое впечатление.

Спорить о благочестии предыдущего храмового служителя я не стала. В конце концов, мы не были знакомы, стало быть, говорить не о чем. Доверять же чистому брату в подобном вопросе… нет, вряд ли. Когда человек хочет видеть вокруг лишь хорошее, он совершает ошибки помимо собственной воли. Особенно это касается оценки других людей.

Эх, проверить бы самой крепость этих церковных заклятий, но проклятые ограничители точно помешают. С другой стороны, на первом этаже тоже есть решётки, и их наверняка освящал тот же самый человек. Спросив об этом у брата Отмича и получив подтверждение, я кивнула и заметила, продолжая предыдущий разговор:

— У Душехвата с жертвой наверняка образовалась к тому времени сильнейшая связь. Такой не всякие запреты помешают. Кроме того… на двери в лазарете какие-нибудь амулеты висят?

— Лишь стандартные, способствующие быстрейшему выздоровлению. Ладно, я понял мысль. Сегодня же освящу дверь.

— И порог. А ещё повторно прочтите заклятье над решётками. Просто на всякий случай. Мало ли, вдруг дождичком смыло.

Этого не могло случиться никак, и мы оба всё понимали. Но брат Отмич кисло кивнул и пообещал в точности выполнить мою просьбу.

Вот и славно. По крайней мере, если следующую девочку отправить в лазарет, то у Душехвата возникнут проблемы. Не гарантия, что он не доберётся до лакомой добычи, но хоть время удастся потянуть.

А следующую жертву стоит ждать достаточно скоро. С такими ранениями демону обязательно нужна подкормка. Без неё он совсем пропадёт. Или потеряет голову, начнёт кидаться на первого встречного… а тогда уже точно потеряет голову во всех смыслах.

Честно говоря, я не до конца понимала, с какого момента охота на Душехвата стала для меня больше, чем выполнением контракта. Возможно, с той секунды, как он притворился Клинком-из-Ручья и даже не потрудился понять, что за воспоминания заставил всплыть на поверхность. Или ещё раньше — когда Талина дала мне имя, а Душехват попытался всё отобрать? А может, с самого первого момента знакомства с Талиной?

Да, для моих планов подобные изменения могли оказаться катастрофическими. Но демоны редко способны не идти на поводу у своих желаний, а сейчас я страстно и неистово жаждала сжать шею Душехвата и давить, давить, пока позвонки не хрустнут. Надеюсь, мне удастся воплотить это желание в жизнь.

Охота стала личным делом. Слишком личным, чтобы я отступилась.

На самом деле, ничего хорошего в этом не было. Чересчур опасно, чересчур хлопотно… Но управлять своими желаниями в полной мере не способны даже святые, чего уж говорить обо мне.

Опять же, Талина очень жалеет убитых девчонок. А мне жаль Талину.

— Передайте, пожалуйста, Арейласу дээ Брайдару, что нам нужно встретиться, — сказала я брату Отмичу. Тот кивнул ещё раз, на чём мы и распрощались.

Есть хотелось ужасно. А учитывая, что впереди меня ждали четыре часа занятий и пропущенный обед, неудивительно, насколько быстро я очутилась в столовой. Как следует набить желудок не успела, но несколько ложек мерзопакостной каши в рот отправила, а ещё сумела спрятать в рукав кусок хлеба с сыром. По крайней мере, будет, что перехватить, пока осматриваю спальню.

— Не смотри на меня так, — тихо сказала я Лоисе, когда мы торопились на первый урок. — У меня обет. Раз в неделю я остаюсь в храме и молюсь дополнительно. Должна же я как-то отплатить врачам за их доброту!

— Точно ли дело во врачах? — так же тихо ответила мне подруга. — Я понимаю, ты говорила, что брат Отмич к тебе равнодушен. А ты к нему?

Я лишь закатила глаза, но Лоиса не унималась:

— У тебя есть жених, но ты сначала крутишь хвостом перед чистым братом, затем встречаешься с самим дээ Брайдаром… Ты действительно думала, что никто не узнает?

— Даже не мечтала, — фыркнула я, хотя, чего уж там, сильно надеялась на умение розочек держать рот на замке. Увы мне, и урок впредь: никогда не следует полагаться на людей! — У рода дээ Брайдар дела с… моей роднёй.

— В самом деле? — тон Лоисы стал донельзя язвительным. — И какие же такие дела могут быть у великих некромантов со скромными помещиками из дальней провинции?

Бездна, да чего она взъелась-то? Кто ей хвост прищемил?

— Ты его недостойна! — в голосе Лоисы слышалось самое настоящее, неподдельное бешенство. — Он так тебе доверяет, так переживал за тебя, а ты… ты его недостойна!

Кого я недостойна? Великого некроманта или скромного помещика?

«Самана».

Так, приехали. Нет, ну я понимаю, девушка влюблена по самые уши, хотя, как по мне, было бы во что, но ядом-то плеваться зачем?

Когда я вновь открыла рот, моими интонациями можно было выморозить теплицы в жаркий солнечный день:

— Во-первых, не припоминаю, когда моим долгом стало перед тобой отчитываться. Во-вторых, моя семья, назовём это так, и мои отношения с ней, уж извини, не твоё дело. И поверь: тебе здорово повезло, что оно не твоё. И в-третьих… — тут я немного смягчила интонации. — Мне самой жаль. Действительно, жаль, что всё получается так, а не иначе. Но если Самана не устраивают наши с ним отношения — пускай скажет об этом сам. Я могу поклясться, что не предавала его ни с кем. Если ему этого достаточно — значит, достаточно и тебе, подруга. Мы друг друга поняли?

Лоиса сама почувствовала, что перегнула палку, но отступить назад смогла не сразу. Буркнула под нос:

— Ты сильно изменилась…

— Да, — только и ответила я. О чём ещё было говорить?

«Ты помиришься с ней, правда? Найдёшь нужные слова?»

На самом деле, я бы предпочла держаться подальше от подруги. В ближайшее время мне предстоит гоняться за Душехватом всерьёз, а болтающаяся неподалёку Лоиса может сильно помешать. Вдобавок, рядом со мной будет небезопасно. Рисковать своей жизнью я привыкла давно, Талина, скажем прямо, уже мертва, а вот девушка, полная энергии и чувств…

Но поскольку Таль искренне расстраивалась, а Лоиса даар Пельт уж точно ни в чём не была виновата, кроме разве что дурного вкуса при выборе объекта привязанности, то я вздохнула и пообещала с ней помириться. Это наверняка несложно. А если подруге повезёт, то Саман наверняка обратит на неё внимание… потом.

После того, о чём я обещала не думать.

Уроки шли своим чередом, и я мрачно подрубала кисею, осознавая, что хотела бы не подрубать, а отрубать, и не кисею, а кое-что другое. И кое-кому другому, будем честными. Или множеству других. В частности, учительнице, вещавшей о нижнем белье:

— Излишне роскошное исподнее суть грех, запомните это! Добродетельная девица чурается и даже испытывает отвращение к подобному. Даже ежели ваш вкус экстравагантен, всё равно следует носить бельё из белого льна и ситца. Делается это по двум причинам: во-первых, лёгкость стирки, во-вторых же — сомнения во вкусе девицы, выбравшей вместо этого крашеный шёлк либо ситец с принтованным рисунком.

Я не сомневалась, что эрья Хальда носит под чёрным платьем ровно то, о чём вещает. Ещё, небось, и небелёное. Чтоб никто, значит, не сомневался в её вкусе. К слову, вот интересно: для возникновения сомнений это самое бельё ведь кто-то должен увидеть, разве нет? И кому с точки зрения даар учительницы порядочная девица должна светить исподним?

«Не вздумай её об этом спрашивать!» — в голосе Талины смех мешался с откровенным испугом.

«И не собиралась», — нагло соврала я. Талина хихикнула:

«Да уж, я вижу! А вообще, цвет и покрой белья видят прачки и служанки. И вот они-то всегда готовы разнести интересные новости по всему поместью или по городу. Стоит только повод дать!»

«Воистину, настали последние времена. Прачкам и служанкам уже не о чем посплетничать, кроме как о цвете белья девицы».

— Добропорядочные женщины и девицы, — продолжала вещать эрья Хальда, — не питают склонности к излишнему украшательству и вообще роскоши в нижней одежде, запомните это! Им не нравится обилие кружев или вышивки, также чураются они множества лент либо бантов! Ежели несчастной девице приходится покупать либо принимать в подарок от матушки подобного рода исподнее, следует впоследствии перед ноской обрезать излишества либо подшить их, руководствуясь чувством меры. Сие будет истолковано исключительно в вашу пользу!

Да сохранит меня бездна от того, чтобы когда-либо стать добропорядочной и добродетельной! Одна лишь мысль о том, как я сижу и обрезаю с нижнего белья кружева и бантики, заставила меня поперхнуться и закашляться. Не то чтобы мне нравились бантики, но честное слово, ножницы можно использовать куда эффективней! Скажем, обрезать языки не в меру болтливым сплетницам.

В общем, я наконец-то осознала: здесь учат не магии. Здесь учат, как бедным девочкам стать добродетельными жёнами и докучливыми матерями — из тех, что целыми днями назойливо гудят, пытаясь своих дочерей перекрасить в серый цвет. Ах нет, простите, в пастельные тона, приличествующие юным девицам. И неважно, идёт эта пастель девчонке или нет. Приличия прежде всего!

— Признаком хорошего вкуса считается, когда нижняя юбка, панталоны, подъюбочник и лиф подобраны в одной расцветке. Таковой наряд смотрится мило и уместно…

Особенно если не надевать верхнюю юбку или платье. Тогда совсем мило выйдет.

«Какая же ты… неблагонравная!» — Талина понимала, что пристыдить меня вряд ли удастся, а потому просто и незатейливо хихикала.

«В день, когда я стану благонравной, бездна засядет за вышивку. И подшивание бантиков к нижним юбкам».

«А какие в бездне носят нижние юбки?»

Вопрос застал меня врасплох, поэтому я ответила чистую правду:

«Да никакие. Обычно там голышом ходят».

Талина ахнула и умолкла надолго. Мне же пришлось слушать мерный бубнёж эрьи Хальды:

— Сорочки должны быть либо длинными, либо же доходящими до бёдер, причём по линии плеч уместно через ткань продёрнуть ленты. Крайне важно выбирать нижнюю юбку не слишком широкую и не слишком длинную. Что же до ночной сорочки, то она, напротив, должна быть максимально длинной, лучше всего — до пят. Также для ночной сорочки обязательны длинные рукава, закрывающие запястья. Уместны и желательны дополнения в виде оборок, шнуровки либо вышивки. Лучше всего, если ночная сорочка будет заканчиваться большим воротником, из тех, что ниспадают складками на плечи. В данном случае допустимо также плиссе, во всех иных же одеяниях его следует считать признаком дурного вкуса…

Какая же несусветная чушь! Интересно, кто её придумал, а главное — зачем? Чтобы девицы днями и ночами не занимались ничем, кроме измерения длины подола ночной сорочки и украшения её вышивкой с оборками? И ленты через ткань продёргивали…

Злая на весь белый свет, я вышла из классной комнаты. Нет, в таком настроении мне лучше ни с кем не мириться, а то вместо возобновления дружбы выйдет ссора на всю жизнь.

Не сказать, чтобы второй урок был намного лучше, но там хотя бы изучали бытовую магию, и если не придираться к манере преподавателя отчаянно гундосить на всех заклятьях, то всё прошло терпимо. Я со своими познаниями честно не высовывалась, на пару вопросов по предыдущему материалу ответила кратко, но экье учитель благодушно покивал и поставил мне высший балл.

Что ж, чем больше хороших отметок — тем выше вероятность попасть на столь важный для Талины поэтический вечер, а о том, что помянутым мной заклинанием можно не только садовых гусениц травить, заострять внимание не стоит.

В обеденный перерыв я, уже наученная горьким опытом, попросила Келину по возможности захватить мне булку. Объяснила это тем, что вчера не доделала письменную работу. Келина понимающе покивала и повздыхала, обещала что-нибудь да сделать, и я сбежала в нашу спальню.

Итак, оконные защёлки. Допустим, Душехват не настолько великий маг, икто-то ему помог. На что в этом случае надо обратить внимание в первую очередь?

Впервые в жизни я пожалела, что почти ничего не смыслю в судебной магии. Вот экье Толль-Герник дээ Кройд живо бы во всём разобрался! Но мага-дознавателя — какая незадача! — под рукой в нужный момент никогда нет. Сама, всё сама…

«Таль, а в спальнях окна часто открывают?»

«Почти никогда, разве только на каникулах, когда все разъезжаются по домам. Порядочным девицам не следует высовываться в окна, выставляя себя тем самым на всеобщее обозрение. Кроме того, свежий воздух вредит интересной бледности лица».

А порядочность и добродетельность, похоже, вредит интересным способностям мозгов. Вслух я этого, само собой, не сказала, но Талина услышала и, по-моему, слегка надулась. Пришлось извиняться. Сегодня я точно не с той ноги встала, ругаюсь со всеми, кто мне хоть как-то небезразличен!

«Это ты меня извини. Ты многое пережила ночью, неудивительно…»

Ага, неудивительно. Ладно, продолжим осмотр.

Я с ногами забралась на подоконник, но даже так с трудом доставала до бронзовых задвижек. Несмотря на это, когда я потянула за щеколду, задвижка подалась очень легко. На каникулах, говорите? Раз в год? Да этот механизм не больше недели назад смазывали, не будь я lutum из бездны!

Итак, можно считать доказанным: у Душехвата есть пособник. Некто, заходивший в спальню и открывший задвижки, так что демону оставалось лишь за раму хорошенько дёрнуть. Миленько, как говаривала одна высшая демоница, вскрывая череп очередному врагу.

Я сердито стукнула кулаком по тяжёлой оконной раме. Ну почему стоит мне решить, что хуже уже не будет, как мир тут же любезно подбрасывает очередную из ряда вон выходящую гадость? Похоже, это никогда не закончится!

Усилием воли взяв себя в руки, я постаралась рассуждать логически. Человек, прислуживающий Душехвату — он кто? Не мужчина точно: в спальном корпусе Института благородных девиц любого мужчину, независимо от его возраста и степени привлекательности, немедля остановили бы и в лучшем случае подвергли суровому допросу, а в обычном — вышвырнули бы вон без права вернуться. Итак, девушка. Скорее всего, фиалка, ведь розочка, забегающая в спальню чужого факультета, наверняка была бы замечена. Хотя… могла ведь переодеться.

«Вряд ли. Откуда ей взять платье? Да и даар классные дамы знают всех в лицо, не пустят в корпус. Скорее, попросила бы обожалку».

Тоже верно. Но если бы девица с факультета Роз захотела, чтобы её поклонница открыла окно, разве об этом не стало бы известно в тот же день?

«Стало бы, — уверенно подтвердила Талина. — Тут уж держи язык за зубами, не держи, а сплетни разнесутся по всему Институту».

Отлично, с большой степенью вероятности можем утверждать, что это фиалка. Из нашей спальни или из других?

«Может быть по-всякому. Коридоры в обед довольно пустынны, любая могла сюда забежать. Рискованно, но осуществимо».

Хм, а мы с Таль неплохой дуэт составили! Глядишь, так и до Душехвата доберёмся без помощи экье судебного мага! Круг подозреваемых, конечно, остался широким, но уже не безразмерным. Опять же, если схватить подручного, то уж он-то сумеет опознать своего хозяина!

Или того, кто попросил открыть окно. Демону ведь необязательно завладевать девицей для того, чтобы обвести её вокруг пальца. Сообщница могла, к примеру, свято верить в байку о безнадёжно влюблённых сердцах — такие здесь в ходу…

«Как же мерзко использовать святое чувство — любовь — для столь грязных игр!»

Я хотела было съязвить, но передумала. В конце концов, Талине лучше оставаться такой, какая она есть. Ей ещё в эмпиреи после нашего совместного приключения попасть надо будет. Если, конечно, я всё не испорчу. Ведь грязь пачкает всех, кто к ней прикасается.

Как бы это использовать в случае с Душехватом? На краю сознания вертелась неоформившаяся мысль, но исчезала, стоило попытаться сосредоточиться. Так ничего и не придумав, я махнула рукой и вышла из спальни. Уже на улице задрала голову вверх, пытаясь понять, каким именно образом демон залез на стену. Увидала в просветах между камнями несколько глубоких дыр, понимающе кивнула. Всё ясно: лапы, заканчивающиеся когтями-крючьями. Я уже видела их во сне.

Занятная всё же штука — подсознание. Казалось бы, в грёзах мы можем принять любую форму, какую только пожелаем, но и люди, и демоны упорно остаются собой. Причина этого мне неизвестна. Могу лишь подозревать нас всех в лености разума.

«Или в том, что мы те, кто мы есть. Меняться — значит, в какой-то степени изменять не только тело, но и разум».

«Интересное замечание, Таль. Но мы все неидеальны. Почему бы не достичь идеала, хотя бы во сне?»

Талина молчала довольно долго, затем неуверенно предположила:

«Может, потому, что потом каждому из нас предстоит проснуться?»

«Может быть», — только и сумела ответить я. И впрямь: после обманчивого всемогущества вновь почувствовать себя ничтожным — не самый приятный опыт. Уж лучше оставаться таким, какой ты есть с самого начала.

На последнем уроке мы вновь сервировали стол, на сей раз на практике. Расставляли вазы, раскладывали закуски, принимали гостей, в роли которых — всех разом — выступала самолично эрья Жофия даар Тамнуш. Мне досталось за то, что я не держу спину ровно.

— Многие заметят вас на рауте, но не подойдут, — вдохновенно вещала эрья Жофия. — В их памяти останется лишь ваша осанка, а также то, как вы слушали и как говорили. Запомните: расслабить спину вы, благородные девицы, можете лишь в собственной спальне, перед горничными. Говорить же следует медленно, со значением. Во-первых, таким образом вы отделяете себя от плебеев, коих вечно перебивают, и посему они спешат протараторить свои глупые мыслишки. Во-вторых же, говоря медленно, вы потратите больше времени на раздумья над словами, а значит, не произнесёте ничего лишнего, неподобающего.

Честное слово, приди ко мне в гости такая вот эрья Жофия — вылетела бы в окно, и неважно, с какого этажа, ибо в одном она была права: следить нужно за манерами и словами, не произносить ничего, что расстроит хозяев.

Досталось, правда, не одной мне, это слегка утешало. Особенно эрья Жофия зверствовала, когда мы уселись за стол.

— Не ешьте быстро, — нудела она, — ибо такое поведение расценят либо как жадность, либо как голод.

Вообще люди едят, когда голодны, но эрью Жофию подобные практические соображения, казалось, не интересовали вовсе.

— Не ешьте много. Во избежание дурного впечатления о вас считайте, когда жуёте — пережёвывайте один кусок не менее двадцати раз…

В общем, сервировка закусочного стола произвела на меня впечатление. Когда вновь попаду в бездну, порадую тамошних требованиями как следует пережёвывать куски.

Наконец, нас отпустили, напоследок сообщив, что в следующий раз будем учиться сервировать обеденный стол, а затем — парадный обеденный стол. Какое счастье, всю жизнь мечтала!

«Не понимаю, почему ты злишься. Разве там, у себя, ты ничего подобного не делала? Не в бездне, разумеется. В своём поместье».

Я вздохнула. Конечно, я поняла, что имела в виду Талина. И да, я училась этому — а как иначе? Вторая дочь помещика должна уметь правильно накрыть стол, а потом развлечь гостей изысканной беседой!

Просто это было так давно…

Наверное, Талина ждала ответа, но я ограничилась очередным извинением. Что мне отвечать? Что я завидую этим дурёхам, чья жизнь ограничится этикетом, а изгнание бесей станет чуть ли не самым сильным воспоминанием в жизни? Что отдала бы многое, лишь бы оказаться на их месте?

Так не отдала бы. Хотя завидую. Самая неприятная правда из всех, какие я когда-либо о себе знала.

Меня учили, разумеется. Но когда я думаю об этикете или правилах, перед глазами у меня пламя бездны. Там мало требований, но нарушение любого из них карается… очень строго. А все эти сервировки, букеты, нижние юбки — они за пеленой забвения.

Я почти их не помню. Вспоминаю лишь по необходимости. Я демон, и важно для меня лишь это. Прежняя жизнь — почти сон, один из многих. Видение, которое никогда не повторится.

И всё же я завидую воспитанницам Института благородных девиц…

После ужина, отправляясь нарезать очередной букет, я очень надеялась на встречу с Арейласом. В конце концов, дело серьёзное, брат Отмич мог бы и подсуетиться. Но вместо брюнета в саду меня ждал невысокий блондин, при виде которого Талина ойкнула — то ли радостно, то ли виновато, а может, и то, и другое вместе.

Вот только его мне для полного счастья нынче и не хватало!

Я улыбнулась, и экье Саман дээ Тибор просиял, шагнув мне навстречу.

Глава 6. Переговоры

Жених Талины выглядел так же, как в её воспоминаниях: слегка встрёпанный, с растерянными глазами щенка, ждущего, что его сейчас погладят. Если на Арейласе мантия смотрелась ещё одним дорогим аксессуаром, то Саман дээ Тибор явно не знал, как носить подобные вещи, и потому носил, как придётся. Из-за этого — а ещё из-за того, что он слегка сутулился — создавалось впечатление, что одежда ему великовата: висит, словно на вешалке, соскальзывает с плеч, слишком закрывает ладони. А ещё сшито небрежно, видать, в студенческом магазинчике покупалось, а не сделано на заказ.

Талину подобное умиляло. Меня раздражало. Причём я даже понимала, почему. Саман к моему дурному настроению вообще отношения не имел, просто бесили двойные стандарты: девушкам, значит, нужно выглядеть ухоженными даже ночью в собственной кровати, а парни и на свидание в кое-как проглаженной мантии могут прийти, слова дурного никто не скажет!

И вообще, это не сад, это какой-то проходной двор! Ну почему, вот объясните мне, почему все, кому не лень, стремятся меня навестить, причём именно тогда, когда глаза б мои их не видели? А вот тем, кого ждёшь, как правило лень…

Ну да, утрирую. Но не слишком.

— Дорогая? — ах да, надо же поздороваться…

Пару секунд поразмыслив, я выпустила вперёд Талину. Та бросилась к возлюбленному и нежно взяла его за руку:

— Милый. Мне так жаль… так жаль…

Таль благоразумно не уточнила, чего именно ей было жаль. Саман слегка сжал её (ну, то есть, мою) ладонь.

— Дорогая, я писал тебе. Ты получила мои записки?

Я встрепенулась и затребовала пояснений.

«Ой, мне так жаль, извини…»

«Хорошо, тебе жаль, но записки-то как надо было получать? Почтовыми голубями?»

Выяснилось, что почти, только в роли голубей выступают слуги и служанки. Способ доставки зависит от того, сколько платишь. Разумеется, если студент богат, то ему полагаются, так сказать, индивидуальные почтовые птички. В случае Самана и Талины влюблённые переписывались через «общую почту» — место за статуей Святой Зерпины, покровительницы наук, которая ещё в молодости вступила в счастливый брак, прожила с мужем долгую жизнь и скончалась в собственной постели, окружённая многочисленными внуками и правнуками. Среди святых такая биография редкость, а посему Зерпине молились заодно и о счастливом супружестве.

«Ну и почему ты мне не сказала? Я бы Арейласу передала весточку».

«Во-первых, я действительно забыла! Во-вторых, даже если бы помнила — как ты это себе представляешь? Там ведь любой может прочесть всю твою переписку!»

Второй аргумент я сочла весомым. Что же до первого, то, как по мне, случившееся ясно говорило о силе влюблённости Таль в Самана. Вот просто ясней некуда.

«Неправда! Мы помолвлены!»

Кажется, Талина сама понимала, что звучит не очень, поэтому оборвала сама себя. А я мягко ответила Саману:

— Нет. В последние дни я приходила в себя. Врачи посоветовали мне ни с кем не встречаться, не разговаривать, понемногу выздоравливать…

— Ни с кем? — Саман убрал руку, нахмурился. — А как же дээ Брайдар? С ним ты разговаривала. Вчера, на этом самом месте!

О, а я погляжу, новости тут разлетаются прямо-таки молниеносно! Интересно, Лоиса постаралась, или к Саману прилетала та птичка в розовом, которая подглядывала за нами с Арейласом?

— Дээ Брайдар — зло, от которого так просто не избавиться, — вздохнула я. — У наших семейств общие дела. И когда я говорю «семейств», то не подразумеваю свою родню из провинции.

Саман подозрительно прищурился:

— Дела? Какие ещё дела?

— Такие, о которых я не имею права ничего разглашать. Успокойся, когда всё закончится, мы поговорим…

— Знаешь, Талина, — парень покачал головой, глаза у него стали откровенно несчастными и злыми, — не уверен, что когда, как ты выразилась, «всё закончится», я захочу с тобой разговаривать.

Таль у меня в голове коротко охнула. Вот так, значит. Ну что ж…

Я никогда не знала, каким образом люди расстаются, если не подходят друг другу. У меня был… назовём это своеобразный опыт: сначала я влюбилась в столичного красавчика, затем вышла за него замуж, ничего о нём не зная, а закончилось всё убийством. Сначала моим, затем массовым.

Впоследствии, когда я стала демоном, то встречалась с мужчинами, в том числе и с людьми. Но смерть не переставала быть постоянной спутницей таких встреч и расставаний. Для отродий бездны это в порядке вещей, но что-то мне подсказывает: люди обычно обходятся без… эээ… подобных излишеств. То есть, убийство Самана — совершенно не выход.

«Ещё бы! И думать о таком забудь!»

«Уже забыла, успокойся».

Бедняга Талина, она ведь до сих пор не понимает, когда я шучу, а когда серьёзна.

«Сейчас ты не шутила».

Что ж, она абсолютно права. Ладно же, ради Талины испробуем новый опыт. Попытаюсь расстаться с этим парнем мирно.

Глубоко вздохнув, я поглядела Саману прямо в глаза (ну да, мне известно, что этикет запрещает девицам… плевать мне сейчас на этикет!), и спокойно произнесла:

— Если так — жаль. Мне будет тебя не хватать.

Кажется, парень ничего подобного не ожидал. Он пару раз хватанул ртом воздух, глаза его возмущённо округлились:

— И… это всё? Ты не хочешь, к примеру, извиниться? Объяснить, что происходит?

— Я уже объяснила. Ты предпочёл не расслышать. И мне не за что извиняться, — я вздёрнула подбородок. — Это ты хочешь разорвать отношения, не я. Мало того, что меня поставили в идиотское положение родственнички, так я ещё и перед женихом должна отчитываться за каждый шаг? Да, это всё. Всё, что я могу тебе сказать, Саман дээ Тибор. Не желаешь мне верить — дело твоё. Я слишком устала. Умирать, воскресать, меняться, выяснять, что теперь должна всем и каждому — всё это крайне утомительно, уж поверь!

«Ой. Интересные у тебя представления о мирном расставании».

«Ну… — я слегка растерялась. — Он ведь жив, правда? И даже здоров. Далеко не всем так везло».

Саман, определённо, смутился. Пробормотал, отступив на шаг:

— Ты стала… совсем другой.

Я пожала плечами:

— Смерть никому не даётся даром. В любом случае, тебе решать, расстаёмся мы или нет.

Захлопав глазами, парень отошёл ещё на несколько шагов, и лишь тогда буркнул:

— Мне нужно подумать.

— Хорошо, — я действительно устала от этого разговора, от переливания из пустого в порожнее. Понятное дело, что Саман, подумав, придёт к выводу, что встречаться с подобной девицей — себе дороже. Маменька не одобрит, друзья засмеют и какие там ещё существуют причины. На самом деле, такое решение — к лучшему: рядом со мной сейчас опасно. Можно сказать, я ему одолжение делаю!

«Да уж, ты — воплощённое добро», — в голосе Талины явственно слышался сарказм. Я ухмыльнулась:

«А как же. С кем поведёшься…»

— Думай быстрее, — послышалось внезапно откуда-то сбоку. Саман вздрогнул; я, честно говоря, тоже. Арейлас на неподготовленных зрителей способен произвести неизгладимое впечатление!

Интересно, долго он там стоит и подслушивает?

Судя по выражению лица Самана, он тоже был бы не прочь это узнать.

— Талина сказала тебе правду, — Арейлас меж тем зря времени не терял. Какую игру он затеял? — Это и вправду дела наших семейств. Не стоит тебе в них вмешиваться. Но вынужден заметить, что не следует заставлять девушку оправдываться, когда она ни в чём не виновата. В конце концов, такое поведение не приветствуется в приличном обществе.

Да уж, мальчик красиво умеет угрожать, не угрожая! Выражение лица некромантского сыночка было совсем не грозным, скорее, даже приветливым, вот только Саман побледнел и быстро убрался, пробормотав какие-то невнятные извинения.

Стоило жениху Талины (или уже бывшему жениху?) скрыться из виду, Арейлас резко посерьёзнел, развернулся ко мне:

— Что случилось? Брат Отмич выглядел обеспокоенным…

Я рассказала о случившемся. Хотела кратко, но Арейлас затребовал подробностей. Выслушав, помрачнел, резко кивнул:

— Напишу отцу, отошлю сегодня же с… в общем, завтра с утра он получит. Это серьёзно… Лина.

— Куда уж серьёзней, — фыркнула я. — И я по-прежнему не знаю, кто он. Его сообщник, скорее всего, сообщница, причём с нашего факультета. А вот он — он может оказаться кем угодно.

— У меня тут ещё двенадцать образчиков крови, — скромно потупил глаза Арейлас. — Ну да, мало, но сколько смог. Попробуешь?

Он ещё спрашивает, наглый мальчишка! Я молча протянула руку. Увы, ни один из добровольных доноров (или не слишком добровольных? Уточнять я не стала) не был тем, кого мы искали.

— Ну, по крайней мере, теперь у нас на двенадцать подозреваемых меньше, — вздохнул Арейлас, когда я в последний раз помотала головой. Посмотрел на мою кривоватую усмешку, закатил глаза: — Да, понимаю, не слишком утешает, но хоть что-то. Завтра попробую насобирать больше. Делаю, что могу.

— Тебя я не обвиняю, — его огорчение казалось искренним, так что я смягчила тон. — Скорее, злюсь на себя. И вот ещё что… Ты идёшь на поэтический вечер или как там его?

— Надеялся избежать этого сомнительного счастья. Думаешь, зря?

— Уверена. Если Душехват не девица, то обязательно туда нацелится. А чем дольше я раздумываю, тем больше убеждаюсь: он не девица.

— Потому что взобрался по наружной стене, а воспитанница Института благородных девиц зашла бы изнутри?

— И поэтому тоже. Точнее, в основном поэтому. Но есть ещё одна причина: я здесь уже несколько дней, а Душехват заявился только сегодня. И да, он пришёл снаружи. Девица скорее подловила бы меня в учебных корпусах — я не раз и не два подставлялась, оставаясь после занятий в классной комнате, а ещё разгуливала в одиночку по садовым закоулкам… Хватай — не хочу! Но он полез через окно, причём ему понадобился сообщник, чтобы это окно открыть. А значит, он прячется не в Институте благородных девиц.

— Или в Институте, но, скажем, в роли преподавателя, — подхватил Арейлас. Положительно, мне с этим парнем повезло, невзирая на нашу более чем неприятную первую встречу! Он понимал меня с полуслова, и даже когда спорил, всё равно заставлял развивать мысль дальше. Бесценное умение для того, кто работает в паре с демоном, не слишком хорошо понимающим людей и тем более не привыкшим с людьми разговаривать.

Я нахмурилась. Не слишком-то здорово, если мне начинает нравиться человек! В позапрошлый раз, когда это случилось, я превратилась в демона. В прошлый дело обошлось всего одним убийством, но лишать жизни возлюбленного, даже возомнившего о себе невесть что, всё равно неприятно.

«А в позапрошлый раз… свершилось не одно убийство, да?»

«Да».

Усилием воли я заставила себя вернуться к теме куда более животрепещущей, нежели смерти почти тысячелетней давности. Те кости давно истлели, думать надо о живых.

— Ты прав, Арейлас, Душехват вполне способен притвориться учителем. Но в этом случае тоже куда удобней перехватить меня в учебном корпусе. Разве только он из ваших педагогов… Однако и это вряд ли.

— Почему? — на сей раз парень был озадачен всерьёз, и я не удержалась от широкой улыбки:

— Потому что сплетни в Институте благородных девиц разлетаются ещё быстрей, чем сквозняки, и воспитаннице, бегающей на свиданки к преподавателю, уже вовсю перемывали бы кости. Примерно как мне и чистому брату Отмичу. Или как мне и тебе. А раз ни о чём подобном не болтают даже самые записные сплетницы…

— Значит, ничего подобного не происходило, — с кислой миной кивнул Арейлас. — Жаль. Учителей всяко меньше, чем студентов.

— Да, проверить куда легче, — сочувственно покивала я. — Но есть и хорошие новости: Душехват точно заявится на это торжество дерьмовых стишат, которое состоится в нынешний выходной!

«Ничего себе у тебя представление о хороших новостях!»

— Знаешь, Лина, твоё представление о хороших новостях, мягко говоря, удручает.

Два голоса прозвучали практически в унисон, и я изумлённо покрутила головой. Надо же, как спелись!

Хорошая бы из них с Таль парочка вышла.

«Что за глупости ты думаешь? Прекрати немедленно!»

Убедительным голос Таль мне не показался. Я мысленно хихикнула, а вслух с деланной обидой заявила:

— Поверь, в бездне новость сошла бы не просто за хорошую, а за великолепную!

— Верю, — серьёзно кивнул Арейлас, — но обращаю твоё внимание на то, что сейчас мы не в бездне.

— Ай, — легкомысленно махнула я рукой, — не придирайся к мелочам. Ну а если серьёзно, то Душехват голоден, да и ауру я ему хорошенько подпортила. Уж не знаю, изучаете ли вы там, на своём факультете, особенности демонических сражений…

— У обороняющегося демона значительное преимущество перед атакующим, — оттарабанил Арейлас, а заметив моё непритворное удивление, суховато усмехнулся: — Нет, некромантам о подобном не рассказывают. Но мои отец и старший брат женаты на демонах, а Саир вдобавок практикующий демонолог.

Очевидно, Саир и был тем самым пресловутым «старшим братом». Женатым на демоне. Миленькая, однако, у них в семье традиция. Интересно, Арейлас тоже её поддержит?

«А зачем тебе это знать?»

Молодец, Талина, научилась поддевать! Ещё чуть-чуть — и испорчу девочку по-настоящему.

Хотя и не собиралась.

Ладно, грязь всегда найдёт, куда прилипнуть, можно было и не пытаться быть хорошей. Демонолог, значит. Практикующий. Как мило. Пошёл, значит, своей дорогой, не продолжая дело батюшки.

И женился на демоне.

С другой стороны, а какое мне до этого дело? Разве что эта информация мне рассказана в качестве предупреждения: дескать, не подчинишься — наша семья тебя везде найдёт и покарает. Ну так их, карающих, уже целая очередь выстроилась, начиная с экье судебного мага. Одним больше, одним меньше… Да и не собираюсь я удирать, не выполнив контракта.

«Ты всегда предполагаешь самое дурное?»

«Всегда. Очень полезная привычка, не раз выручала».

Арейлас, меж тем, продолжал рассуждать:

— Ты его повредила, судя по описанию, очень серьёзно. Как думаешь, только аура разодрана или физическому телу тоже досталось?

Как следует всё обдумав, я решила придерживаться самого пессимистичного сценария:

— Если и досталось, то не слишком сильно. Наш Душехват осторожен, возможно, даже слегка труслив. Битва велась в основном на астральном уровне. Но с аурой у него проблемы, — здесь я не удержалась от короткой торжествующей улыбки. — И что ещё важней, он голоден. Надеялся дожрать подранка, но нарвался на полноценное сражение, в ходе которого ему не только пищи не перепало, а ещё и по ауре наподдали. Если в ближайшее время он не поест, то может чересчур ослабеть. Он это прекрасно осознаёт, поверь.

— А осознаёт ли он, что ты за ним охотишься?

На этот вопрос я ответила быстро и уверенно:

— Вряд ли. Скорее, предполагает, что другой демон решил посягнуть на его охотничьи угодья. И да, меня он на этом сомнительном празднестве тоже ждёт. Но вряд ли решится напасть.

— Потому что у защищающегося демона слишком серьёзные преимущества, — пробормотал Арейлас, теребя подбородок. — То есть, тебя он будет обходить десятой дорогой, а вот к твоим сокурсницам начнёт подбивать клинья.

— И не забывай ещё о сообщнице. Уж она-то знает, которая из девиц спит и во сне видит, как бы обзавестись милым поклонником, потому что это для неё единственный способ не сойти с ума в здешней банке с паучихами.

— А почему она о тебе не рассказала? — внезапно спросил Арейлас. Я пожала плечами:

— Скорей всего, рассказала. А Душехват ей не поверил. Или поверил, но с оговорками. Понимаешь, с теми, кого вырывают из лап смерти, действительно часто случаются разные… не слишком объяснимые перемены. Но теперь он убедился, что девица ему не врёт, а значит, их союз станет ещё крепче.

— Может, жертва уже намечена, — мрачно кивнул Арейлас.

— Не исключено, — согласилась я. — Но знакомство в любом случае состоится на поэтических чтениях. А это значит, что нам с тобой кровь из носу необходимо там быть. Да, и тебе тоже.

— Я понял, понял. Не береди душу. Приду, не волнуйся.

— Можешь Смерину пригласить, она порадуется.

Арейлас саркастически фыркнул:

— Вот уж кому лучше быть подальше от Душехвата! Я помню: ты считаешь, что ей ничего не угрожает. Но рисковать не хочу. Так что… эрья Талина, не окажете мне честь быть моей партнёршей на этом душеполезном мероприятии?

Кажется, бедняжка Таль ахнула. Вот ведь влюбчивая девчонка! Я же, вздохнув, кивнула. Чувствую, разговоров будет столько, что как бы некоторые болтушки языки себе не стёрли. Ну да это уже их проблемы. А нам с Арейласом и впрямь лучше держаться вместе. Поддержка некроманта, когда дойдёт до схватки, мне совершенно не повредит. Более того, я ещё постараюсь этого красавчика вперёд выставить, а сама оставаться в тени и бить из-за его спины. Если экье Шантону дээ Брайдару такой расклад не понравится — что ж, ах, какая жалость. Думать надо, прежде чем родного сына сводить с демоном.

Хотя экье некроманту, помнится, не впервой. Ещё неизвестно, сколько у него сыновей имелось на самом деле, и скольких его жена… скажем так, отбраковала.

«Знаешь, иногда я верю, что ты чудовище».

«Только иногда? Тогда ты плохо меня изучила».

— Что ж, — Арейлас сосредоточенно уставился на какую-то маргаритку, от пристального взгляда некроманта начавшую увядать, — раз мы договорились, то на этом всё. Увидимся уже на празднике, или?..

— Понятия не имею. Как тебя известить, если что-нибудь стрясётся? Моё наказание сегодня заканчивается, и я постараюсь не допустить нового. Так что вряд ли мы сумеем ещё раз здесь встретиться.

— Передашь весточку через Смерину, — наверное, выражение моего лица стало чересчур красноречивым, парень хмыкнул и дополнил: — Или через брата Отмича, и я тебя сам найду.

— Второе разумнее, — пробормотала я. — Ни к чему впутывать в наши дела слишком много посторонних.

— Ты права, — Арейлас уже откровенно веселился. Я ответила ему хмурым взглядом, собрала в охапку нарезанные букеты и отправилась к садовнику. Прощаться не стала — не видела смысла. Возможно, это было несколько грубо… но он тоже не сказал ни слова. Кто их знает, некромантов, вдруг у них именно так и принято вести себя при расставании?

Угу, а ещё оскорблять друг друга напоследок. Если подумать, то вполне в духе некромантов. Так они точно встретятся вновь — хотя бы для того, чтобы поквитаться с обидчиком.

«Скорее, подобное в духе демонов, разве нет?»

«Нет. Мы вообще не любим искать встреч друг с другом, делаем это лишь по необходимости. Все демоны — одиночки».

«Но почему?»

«Честно говоря, не знаю. Может, дело в иерархии — видеть высшего невыносимо, а низшего неинтересно. А может, мы просто не желаем показывать друг другу, насколько несчастны».

«А вы… несчастны?»

«В бездне по-другому не бывает».

Таль потрясённо замолкла, а я грустно усмехнулась. Кто и когда видел счастливого демона? Голод, злоба, зависть — всё это смешивается в нас и подчас выплёскивается наружу, заражая окружающих. Но делает ли несчастье ближнего счастливым тебя самого? Я повидала много чужих страданий: причиняла их сама и подбивала на это других… Поначалу — да, становится чуть легче. Затем приходит оглушающая пустота, в которой теряешься, будто тонешь в зыбучих песках, и чтобы выбраться, заставляешь своих врагов мучиться снова и снова, изобретаешь всё более изощрённые пытки, а результат всё слабей и слабей. Потом заканчиваются враги, и ты начинаешь хватать и мучить первых встречных. Иногда придумываешь причину, иногда обходишься без этого. Разорвать порочный круг нереально.

Говорят, людям легче. Говорят, люди способны чувствовать искреннюю радость от причиняемой боли. Не знаю, правда ли это, я слишком давно была человеком и почти всё забыла. Сейчас вот вспоминаю потихоньку. Смогу ли вновь начать мыслить и чувствовать, как люди? И если смогу, то пригодится ли мне это впоследствии?

Я устало помассировала лоб. Порядочной девице невместно, как выражается эрья Милада, но сейчас меня вроде бы никто не видит, а голова гудит, словно в ней поселился целый рой пчёл, причём злых и готовых ужалить.

Нужно поговорить с Лоисой. Извиниться и всё такое. В конце концов, зачем зря обижать девчонку? Она влюблена, это, как все здесь твердят, чистое и светлое чувство. Людям виднее, что там у них считается чистым и светлым. Я точно не способна на подобное, так может, они в кои-то веки говорят правду?

Я зашла в спальню, отыскала Лоису взглядом. Та сидела напряжённая и делала вид, будто читает, но встретившись со мной глазами, решительно захлопнула учебник и встала.

Не сговариваясь, мы вышли в коридор. Там, разумеется, тоже есть, кому подслушать, но всё-таки меньше лишних ушей.

Солнце падало в надвигающиеся с запада тучи, как игривая собачка в тёмно-синюю пуховую перину. Закат неровными полосами ложился на учебные корпуса и золотил их верхние этажи, а внизу копились густые тени. Наверное, завтра зарядит ливень. Некстати вспомнилось: моя старшая сестра терпеть не могла дожди, а я, наоборот, любила: могла целыми днями вышивать или рисовать бьющие в окно капли. В их монотонном шуме мне слышалось что-то успокаивающее. Затем я стала демоном и попала в бездну, где с раскалённых верхних уровней сыпался только пепел, да ещё изредка сходили лавовые потоки. Я забыла, каково это — слушать шум воды, льющейся с небес.

Возможно, завтра мне предстоит вспомнить.

— Прости меня.

Я удивлённо посмотрела на Лоису. Та упрямо глядела перед собой, сцепив пальцы и держа спину удивительно прямо.

— Это я должна просить у тебя прощения, — мой голос был негромким, но убедительным. — Ты ни в чём не виновата, я действительно в последние дни вела себя… дерзко. А ты так долго была внимательной и доброй подругой. Разумеется, когда я ответила на это неблагодарностью…

— Хватит! — голос Лоисы дрожал. — Я… просто влюблена в твоего жениха, понимаешь? И только поэтому всё и случилось. Вот, я сказала. Наверное, должно стать легче… только не становится.

И по щекам бедной девочки потекли слёзы. Она кусала губы, но не могла их сдержать. Душераздирающее зрелище. По крайней мере, на Таль подействовало: она тоже пару раз всхлипнула. А мне всё это болото осушать. Просто прелестно.

— Я давно уже знаю, что ты влюблена в Самана.

Не самое лучшее начало дружеской беседы, но, по крайней мере, рыдать Лоиса прекратила. Глаза её округлились от изумления, губы слегка приоткрылись.

— Ты… знаешь?

— Знаю. И… — бездна, ну вот как сформулировать, чтобы она поверила и перестала переживать о глупостях? Ладно, попробую сымпровизировать.

— Понимаешь, Лоиса, я не лгала тебе об интригах семей дээ Брайдар и… моего настоящего отца.

— Я понимаю! Я верю тебе!

— Рада это слышать. И поскольку я в эти интриги впутана прочно — против своей воли, уж поверь, но впутана — то я сегодня поговорила с Саманом.

Глаза у Лоисы стали совсем круглыми.

— Правда? Он… пришёл поговорить с тобой?

— Ну да. Не сказала бы, что этот разговор получился лёгким, — я нарочито вздохнула и чуть-чуть поморщилась, — но он помог нам с ним многое прояснить. В общем… я думаю, у тебя появился неплохой шанс.

Вопреки ожиданиям, Лоиса не обрадовалась. По крайней мере, внешне. Кажется, она, наоборот, испугалась.

«А чего ты хотела? Нельзя же так вот сходу огорошивать человека… Это неприлично!»

Ну да, приличия превыше всего.

— Погоди, Таль… — Лоиса глядела на меня искоса, в глазах её плескалось недоумение вперемешку с чем-то неясным, для чего у демонов нет названия, а люди, помнится, называют надеждой. — Что ты имеешь в виду?

— Кажется, наша помолвка разорвана. Саман свободен. И… я считаю, ему нужен кто-то, на кого он может положиться в эту трудную минуту. Девушка, которая настолько сильно желала ему добра, что не стала бороться за свою любовь, а тихо страдала, никем не понятая. Такая девушка заслуживает награды, ты не думаешь? Заслуживает счастья…

Чушь, разумеется, невероятная, зато вполне в традициях Института благородных девиц, а значит, Лоиса вполне может проглотить предложенную наживку. И все будут счастливы. Кроме Таль.

«Не волнуйся за меня. Ты… ты права, я и впрямь не слишком-то сильно любила его».

«Ой ли?»

«Правда! Иначе почему вместо печали я чувствую… странное облегчение? Как будто мне давно нужно было поговорить с подругой. И… с ним тоже. Наверное, я не стала бы счастливой с ним».

Не то чтобы я так уж сразу и безоговорочно поверила. Таль очевидно грустила. Но грусть эта и вправду была лёгкой, какой-то… светлой, что ли. Так можно грустить как раз под шум дождя…

Первые капли упали на иссохшую, жаждущую влаги землю. Скоро разверзнутся хляби небесные.

— А ты? — Лоиса глядела на меня прямо, в упор. — Как же ты? Ты его… любила?

Самое время мягко улыбнуться.

— Любила. Возможно, и сейчас… чувствую к нему симпатию и привязанность. Но это уже не любовь, Лоиса. Любовь осталась там, в прошлом, с прежней Талиной. А я изменилась. Теперь я просто желаю Саману большого счастья. Согласись, вряд ли со мной нынешней ему будет хорошо.

Ну же, давай, соглашайся!

Лоиса захлопала глазами и неуверенно покивала. Потом, спохватившись, быстро пробормотала:

— Но…

— Никаких «но»! — перебила её я. — Дерзай. Ты любишь Самана, и если у него имеется хоть немного мозгов — а у него они есть, я знаю! — скоро он обратит на тебя внимание. Вы будете счастливы.

Бросив на меня ещё один беспокойный взгляд, Лоиса наконец глубоко вздохнула и улыбнулась:

— Спасибо. Ты… ты даже не представляешь себе, как я ценю всё то, что ты для меня делаешь!

— Успокойся. Я не делаю ничего такого, просто отступаю там, где должна отступить.

— Если бы все рассуждали так, как ты! — помолчав, Лоиса негромко спросила: — Снова подруги? На сей раз навсегда?

— Разумеется!

Мы пылко обнялись и вернулись в спальню. Уфф, мир восстановлен, Таль довольна, даже Саман пристроен. Всё так хорошо, что просто не может быть правдой!

«Я так рада!»

А ведь и вправду Таль куда серьёзней радуется примирению с подругой, нежели печалится о расставании с парнем! Занятные создания эти люди…

«Сама занятная».

Наверное, с точки зрения Таль так оно и есть. Спорить я не стала. Усмехнулась и отправилась доделывать уроки, а затем спать.

«Лина, а можно… можно тебя спросить?»

Ну вот, не успела глаз закрыть…

«Спрашивай, конечно».

«А что было… потом? Когда твой муж тебя убил?»

Я сглотнула. Таль, похоже, поняла, торопливо затараторила, что я могу не отвечать, это она так просто… в общем, наверное, не надо… Я прервала её:

«Ничего особенного. Она воскресла — та женщина, для воскрешения которой идеально подходила моя кровь. Сожрала Клинка-из-Ручья. Ну, он первым ей попался, а она очень хотела есть. Потом схарчила пару окрестных деревень, прошлась по поместьям…»

В Цветы-у-холма тоже заглянула, о да.

Я плохо помню те дни, когда была ею. Даже её имени в памяти не осталось — запоминать его никогда не казалось мне необходимым. Я всегда в мыслях называла её просто «она», и не нужно было уточнять, кто имеется в виду.

К сожалению, «помнить плохо» не означает «не помнить вообще». К примеру, её внешность навсегда врезалась в мою память. Возлюбленная Клинка-из-Ручья была красива — куда красивей меня. Эта бледная, почти прозрачная кожа того оттенка, какой бывает у лучшего фарфора; эти изящные руки, никогда не знавшие тяжёлой работы; эти волосы, чёрной волной разлившиеся по плечам…

И это красное платье. Та женщина всегда его носила. Оно не рвалось, хоть и было сделано из тонкого шёлка, не пачкалось, даже не мялось. И кровь, попадая на него, впитывалась без следа.

Воскреснув, та женщина следила, чтобы её губы казались такими же яркими, как платье. Для этого она часто проводила по ним ногтём, взрезая тонкую кожу, пуская кровь. Ей казалось, что именно так достигается истинная красота.

Помню, когда я умирала, то видела край этого платья, свесившийся с алтаря. Я валялась в ногах у мёртвой красавицы, на которую муж мой глядел с восторгом, граничащим с кощунством. Он ни разу не смотрел так на меня, ни разу! И больней всего мне было не от ножа, вонзившегося в грудь, а от осознания того, что вот она, истинная любовь, величественно проходит мимо, а я корчусь у её ног грязным мучным червём.

Уже потом, в бездне, демоны много смеялись и говорили о любовной горячке и любовном безумии. По их словам, с настоящей любовью это не имело ничего общего. Я слушала и не желала верить, потому что тогда Клинок-из-Ручья умер бы зря. И все те люди, которых убила та женщина, тоже погибли бы зря. А когда я осознала, что так оно и есть, что вся история нас троих — сплошной фарс и обман, то выла и каталась по огненной лаве, царапая себе лицо, а потом ещё долго не могла свыкнуться с этой мыслью. Но с правдой трудно спорить даже демону.

Память сохранила также отдельные картинки, почему-то чёрно-белые. Возможно, так видят мир воскрешённые мертвецы.

Вот Клинок-из-Ручья смотрит на меня — ведь я уже совсем не я, а та женщина, — и в глазах его пылает великая страсть. Она сменяется изумлением, когда мои руки смыкаются на его шее, а затем и болью, когда я вгрызаюсь ему в плечо. Он ещё сумел оторвать меня от себя… один раз. Что-то говорил, похоже, взывал к памяти, к вечной любви, в которой она ему поклялась. А дальше — вырванный кадык, хлещущая кровь, утоление голода и жажды.

Вот поместье моих родителей. Кричащая матушка, непонимающий взгляд отца. Ужас, паника, опрокинутая кем-то плошка с горящим фитилём, взмывающие вверх клубы дыма, мечущаяся бестолково прислуга… отец лежит на каменных плитах перед главными воротами, и под ним расплывается тёмно-красная лужа. Кажется, в последний миг своей жизни он сражался. Со мной. Храбро, но не слишком долго — что ж, отец всегда предпочитал пирушки воинским премудростям… Зато этим он спас жизнь половине слуг: я надолго задержалась возле его тела. Не желаю вспоминать о том, что я там делала.

Деревня. Уже не скажу, находилась она возле нашего поместья или рядом с соседским. Аккуратные хижины, трудолюбиво и бережно вымазанные белой глиной. На таких стенах алые брызги видны особенно отчётливо. И да, они именно алые, хотя остальной мир чёрно-бел. Кажется, красный — единственный цвет, который я тогда могла различать. Вдали перепуганно мычит корова, заходятся истошным воем собаки. Я иду, и за мной в пыли остаются кровавые следы.

Усилием воли я заставила себя вынырнуть из воспоминаний. Всё случилось давным-давно, ни к чему бередить старые раны. Да и Таль без того перепугана, хватит ей смотреть на подобное.

«Тебя… её убили?»

«Да. Из столичных земель приехали охотники на нечисть. Им даже не пришлось долго за ней гоняться — она поначалу вообще не обращала на них внимания. Но подходить близко столичные боялись, так что пришлось действовать хитростью. В конце концов, нечисть выманили на открытое место, облили маслом и подожгли. Охотникам за этот подвиг поставили памятник. А крестьянам, на которых они ловили нечисть, ничего не поставили и даже денег не дали, но вроде живы все остались и очень за то господ охотников благодарили. Времени прошло много, памятник наверняка уже развалился. Хорошо, если название королевства помнят».

Таль долго молчала. Я уже начала думать, не слишком ли много ей поведала — это в бездне подобные истории воспринимаются, как нечто само собой разумеющееся, а тут девочка нежная, воспитанная. Но Таль справилась с эмоциями, прерывисто вздохнула и тихонько поблагодарила. Я удивилась:

«За что?»

«За правду. Теперь я… куда лучше тебя понимаю».

Вот уж это вряд ли! Впрочем, если ей легче от подобных мыслей — то и пускай.

«Да, мне легче. Хотела бы я облегчить твою боль!»

«Мою что? — от удивления я даже распахнула глаза. Впрочем, почти ничего не изменилось: в спальне царила кромешная тьма. — Мне совсем не больно, поверь. Разве только обидно немного. Надо же было вести себя так по-дурацки!»

«И вовсе не по-дурацки! Откуда ты знала? Ты ему верила, а он тебя предал. В этом нет твоей вины, лишь его».

«Если это так, почему же я стала демоном?»

На это у Таль не было ответа. Впрочем, у меня тоже. Коротко вздохнув, я перевела разговор на предстоящее торжество поэзии над разумом. Таль неуверенно захихикала — похоже, мнение эрьи Милады о том, какими должны быть настоящие стихи, ей тоже было неблизко.

Уж не знаю, сколько времени мы болтали и пересмеивались. Наверное, со стороны это смотрелось бы дико — если бы кто-то подсматривал, но все спали. Талина тоже в конечном счёте сумела заснуть. А я лежала, открыв глаза, и горько улыбалась. В окно мягко стучал дождь — совсем как в ночь перед моей злосчастной свадьбой.

Ну да, так тоже случается. Зряшная любовь, зряшная смерть, случившаяся ни за что — а может быть, за ложь. За безумие, выплеснувшееся в мир десятками невинных жертв. Безумие, которое на самом деле не стоило даже одной слезинки.

Любовь… Интересно, долго ли ещё люди будут прикрывать этим дурацким словом любое преступление, заворачиваться в любовь, словно в мантию, не замечая, что подол этой мантии изорван и заляпан грязью, а в ткани огромные прорехи? Попробуй убить хотя бы пару человек из-за жадности, гордыни, даже мести — и тебя единодушно осудят. Но стоит прозвучать волшебному слову «любовь», как толпа уже совсем не так сурова. Ради любви можно вырезать семью любимого человека, выкосить город, разорить страну…

Я видела любовь. Мой отец любил мать, и та отвечала ему взаимностью. Об этой любви не напишут поэм, она слишком тиха, слишком скучна, никому не интересна. Просто живут себе рядом двое родных людей, заботятся друг о друге и о детях. А вот стоило бы матушке воспылать страстью, например, к сыну соседского помещика, а батюшке — снести любовникам голову, как всё, готова пьеса, заставляющая сердца девиц трепетать, а уста — исторгать томные вздохи! Неудивительно, что в бездне любви — а точнее, её искажённым отражениям — уделяют столько внимания!

Пока люди не научатся тому, что есть настоящая любовь, демоны будут торжествовать. А люди, судя по всему, не склонны чему-то учиться. Со времени моей свадьбы прошли столетия, но в книгах и песнях всё те же неистовые страсти и оправдание любыхглупостей — лишь бы всё делалось во имя любви. Или того, что этим словом называют.

Дождь шелестел о чём-то своём, бесконечно далёком от людской глупости и людских безумных устремлений. Дождю не было дела ни до человечества, ни до демонов, он повиновался лишь богам и делал то, для чего изначально предназначался — поил землю. Кажется, я вспомнила, почему мне всегда нравилось слушать этот мерный шум. Зачастую равнодушие природы бывает самым прекрасным, чем нас может одарить этот суетный мир. Жаль, что ценить эту бесстрастность мы подчас начинаем слишком поздно.

Мало-помалу стук капель, стучащих об оконную раму, успокоил меня, и я тоже уснула. Мне снилось, как отец обнимает мать и они с Первым братцем обсуждают, на каком поле сеять чечевицу, а куда пристроить диковинный корнеплод морковь.

Это был прекрасный сон, и я улыбалась, идя к родителям и неся им кувшин со свежим молоком. Мать его ужасно любила.

Глава 7. Родня

В каждой моей, если так можно выразиться, жизни имелись свои традиции. Некоторые были приятными — например, когда я просыпалась в Цветах-у-холма, то шла кормить певчих птиц, и они встречали меня потрясающими радостными трелями. Некоторые так себе — помимо кормления птиц у меня имелись другие обязанности, в частности, регулярное составление гороскопов. До сих пор терпеть не могу гороскопы! Ну а некоторые…

Собственно, пропускать завтрак, кажется, стало местной традицией. Той, которая никуда не годится.

И ладно бы ещё я болтала с братом Отмичем, он хоть симпатичный. Но на сей раз меня изволил почтить визитом батюшка. Причём не тот, который считался отцом Талины, а её настоящий отец. И вот только его мне для полного и бесконечного счастья и не хватало.

Согласно правилам Института благородных девиц, моей классной даме требовалось костьми лечь, но не оставить воспитанницу наедине с мужчиной — хоть с отцом, хоть с братом, хоть с демоном лысым. К слову, одно из немногих правил, которые я всецело одобряла: в бытность демоном мне довелось повидать бессчётное множество никудышных отцов, кошмарных братьев, не говоря уже о всевозможных демонах различной степени волосатости. Увы, как и обычно, разумные запреты соблюдаются крайне редко. Уж не знаю, чем там старший дээ Фелльвор задобрил эрью Миладу — деньгами или чем другим…

«Чем? Чем ещё он мог её… эээ… задобрить?»

Я поразилась наивности Талины и отвечать не стала. Если захочет — пороется в моих воспоминаниях, там много разнообразного и весьма поучительного для девицы материала, а я буду уже как бы и ни при чём. Судя по тому, что через некоторое время Таль слабо ойкнула, она нашла… искомое. А может, ещё кое-что. Разнообразное и поучительное.

Так или иначе, меня провели в отдельную комнату рядом с директорским кабинетом и оставили там, ничего особо не объясняя, лишь сообщив про визит родственничка. Таль так же удивилась, как и я. Пока мы гадали, что да почему, за дверью послышались шаги, и рассуждать стало не о чем, зато появилась возможность как следует разглядеть блудного отца.

Благородный экье Рамир дээ Фелльвор. Невысокий, обманчиво суетливый человечек со столь же неприметными чертами лица, как и у его дочери. В молодости — один из лучших демонологов столицы, сейчас отошёл от дел. Демонологи рано стареют: слишком много шрамов и на душе, и на шкуре.

Я уважала таких, как он. Слишком много желающих вызвать демонов, слишком мало умельцев, способных запрятать разбушевавшуюся нечисть обратно в бездну. Да и вообще, профессионалы достойны всяческих почестей.

Вопрос лишь в том, что по части соблазнения юных провинциалок экье Рамир тоже был не из последних. И одним из результатов этого его умения стала юная Талина.

— Здравствуйте… папенька.

Мне удалось произнести это полностью с интонациями Таль. Горжусь собой. Отреагировал экье Рамир незамедлительно:

— Я запретил тебе меня так… — и осёкся. Весь подобрался, вперив в меня горящий взгляд, напускная неловкость исчезла, движения стали очень расчётливыми, очень экономными. Да, он до сих пор демонолог не из последних, невзирая на все травмы.

Интересно, сам разобрался или ему рассказали? Да ну, глупости, не стал бы он приезжать, если б не знал заранее. Можно подумать, за эти два года он хоть раз навещал дочку. Хотя нет, навещал… законную. Она нынче на последнем курсе, скоро выпустится, а там и замуж выйдет. Жениха уже подыскали.

С Талиной он встречался дважды, оба раза… нет, не случайно. Талина искала его, хотела поговорить. И он ей запретил себя так называть. Как мило. Очень, можно сказать, по-семейному. А теперь также по-семейному поперёд экипажа помчался общаться с внебрачной дочерью. Но считать себя её отцом по-прежнему не желает.

Я широко улыбнулась, больше не скрываясь — зачем? Смешно блефовать, когда карты уже на столе.

— Да, вы запрещали. Я помню… — и не удержавшись, с наслаждением добавила: — Папенька.

Надо признать, удар держать он умел. Поморщился презрительно:

— Демон.

— А кого вы ожидали здесь увидеть? — с притворным изумлением осведомилась я. — Благородного экье некроманта? Так у него со мной дел быть не может, вон, вас прислал. Каково это, кстати — великий охотник на демонов на побегушках у трупознатца? Охохох, так проходит мирская слава.

— Я отвечу, — оскалился экье Рамир, — если ты мне скажешь, каково демону быть на побегушках у людей.

— Хреново, — охотно отозвалась я. — Ваша очередь, экье демонолог.

Мы кружили вокруг стола, словно два хищника. Хотя почему «словно»? Мы ими и были. В демонологи не суются наивные юноши с возвышенными помыслами. Или суются, но быстро теряют либо возвышенность, либо голову. Вечная охота, вечное противостояние… Кажется, я первая осознала, что происходит, и резко остановилась. Экье Рамир почти налетел на меня, но между «налетел» и «почти» разница в целый шаг, которого он не сделал. Встал напротив, и я с изумлением заметила, что глаза у него красные и слезятся.

Может, аллергия на духи какой-нибудь из даар классных дам? Эрья Милада, помнится, пользуется такими… чуть резковатыми.

— Хреново? — тихо повторил демонолог. — Моя… дочь даже слова такого не знала.

— Наверное, до сих пор не знает. Её жених будет страшно недоволен, если это не так.

Нет, я не собиралась его щадить, и экье Рамир это прекрасно понял. Усмехнулся, на миг спрятал лицо в ладонях. Открылся для удара? Зачем?

— Ты кто? — вопрос был явно не праздным. Поэтому я не стала издеваться, ответила коротко:

— Lutum.

— Грязь, значит… Не слыхал, чтобы вы цеплялись к мертвецам.

— Я тоже не слыхала, — с чувством сообщила я. — Но этот ваш экье некромант… Почему он ещё жив?

— А ты представляешь, что он натворит, будучи мёртвым? И ещё жена его… многие полягут, пытаясь загнать в бездну Тёмную деву.

— Н-да, понимаю…

Мы одновременно вздохнули. Чего уж там, демонологи и те, на кого они охотятся, со временем становятся ужасно похожими друг на друга. Ещё одна причина, по которой эта категория магов выходит на пенсию очень рано. Они вообще маловато живут, потому как часто сходят с ума, а сумасшедших убивают свои же коллеги.

Ладно, будем честными: демоны часто сводят их с ума. А вот убивают демонологов демоны и коллеги примерно поровну.

Тёмная дева, значит, одна из наиболее опасных в иерархии бездны… Ай да экье некромант! На чём он её подловил и как до сих пор сумел удержать?

Если вдуматься, то не хочу знать. Совершенно не хочу.

— С такими союзниками, как я погляжу, пора демонологам подновлять учебники, главу о запретных аспектах некромантии… Так зачем вас прислали, папенька?

Хорошего демонолога от плохого отличает умение приспосабливаться к обстоятельствам и продолжительность жизни. Этот прожил очень долго — он был отменным демонологом, а значит, не реагировал на подначки от демона. Ну и ладно. Я-то знаю, что ему всё равно больно.

— Пришёл поговорить о Душехвате. Ты ведь с ним уже столкнулась, так?

Я подобралась. Нет, ну не то чтобы я всерьёз поверила, будто у экье Рамира проснулись родственные чувства — для такого пробуждения, пожалуй, потребуется некромант уровня дээ Брайдара-старшего. Да, Талина, я плохо думаю о людях вообще и о твоём отце в частности. Не мешай, дай сосредоточиться.

Не слишком-то изящно плюхнувшись на диван — классной дамы поблизости нет, замечание сделать некому — я приглашающе кивнула демонологу на место рядом. Тот поморщился и воздержался: взял стул, поставил напротив дивана, резной спинкой ко мне, и оседлал. Я отследила неприметную паутину чар, хмыкнула одобрительно: ну да, местная стандартная защита, заклятье ускорения, позволяющее быстро метнуть стул наподобие снаряда, ещё что-то… Старые привычки умирают только вместе с демонологом.

— Итак, Душехват… — я сделала паузу, и демонолог охотно подхватил нить разговора:

— Я изучал его. Поохотиться мне не разрешили в связи с личной заинтересованностью и… — сухая, безрадостная усмешка: — из-за того, что мой моральный облик не сочетается с правилами нравственности, бытующими в данном заведении.

— Ну да, — понимающе вздохнула я, — убивать ещё допустимо, душу там высасывать, а вот совращать — ни-ни. Удивительное местечко.

Мне досталась ещё одна саркастическая улыбка:

— Именно так. Но есть одна странность, на которую я обратил внимание. Душехват старый — с этим, я думаю, ты спорить не станешь.

— Ещё какой старый, — скривилась я. — Нормальный после двух неудач и полной катастрофы со мною давно бы уже полез в бутылку, а у него хватает сил, энергии, а главное — упрямства затаиться и начать всё сначала. Его наверняка мучает голод, так какого лысого беса?

— Не ругайся, — явно по привычке отреагировал демонолог, одёрнул себя, досадливо покачал головой. Да-да, я не твоя дочурка, которую ты и дочуркой-то не считал, привыкай теперь. — Итак: старый, опытный демон, осторожный, с большим запасом энергии. Нашёл жирные кормовые угодья, но действует по уму: не вылезает из выбранной шкуры, спокойно и уверенно играет роль. Не даёт себя обнаружить. Так какого… — экье Рамир прямо посмотрел на меня и с наслаждением произнёс: — Какого лысого беса эти две неудачи вообще с ним случились? Ну ладно, один раз Душехват не рассчитал скорости поглощения души, могу это принять, особенно если до того он долго валялся в спячке или только-только сумел выкарабкаться из бездны. Допустим. Но почему он не подстраховал те… Талину? Почему душа моей дочери пролетела мимо его пасти? Да ещё и это дурацкое нападение, которое, уж прости, ни в какие ворота не лезет. Кто бы там ни был его сообщником, он — ну, хорошо, она — просто обязана была сообщить, как ты изменилась. Я знаю твою версию, но как она сочетается с тем, что Душехват стар и опытен?

А и правда. Хорошие вопросы задаёт экье демонолог. Ой какие хорошие…

И ещё он прав в том, что ну вот ни разу не сочетаются старый демон и та наглость, с которой Душехват на меня полез. Сейчас я и сама видела, насколько была глупа, поверив в столь простой вариант.

— У вас есть объяснение случившемуся? — задумчиво спросила я, потарабанив пальцами по обивке дивана.

— Никаких. Я думал, у тебя есть.

— Одна смерть — случайность, две — не очень. Вдобавок, это нападение… Похоже, против нашего Душехвата играем не только мы, но и его соратник. То есть соратница.

— Я над этим тоже думал. Но тогда почему этой соратнице — или же противнице — просто не отправить девчонок на лечение?

— А разве я сказала, что соратница-противница выступает на нашей стороне?

Всё-таки демонологи и демоны и впрямь слишком хорошо понимают друг друга. Мы — две стороны одной медали, и мысль мою экье Рамир уловил с полуслова.

— Девчонки ей безразличны. Она просто хочет оставить Душехвата голодным.

— В древности это был один из вариантов охоты на демонов, — я поймала вспыхнувший возмущением взгляд экье Рамира, пожала плечами: — От него быстро отказались. Слишком большой процент потерь, в том числе среди знати. Кажется, на какой-то принцессе и остановились: безутешный король-отец издал нужный эдикт и за это ему, помнится, памятник воздвигли. Давно дело было, памятник уже наверняка разрушился.

— Но если помнишь ты — может помнить и кто-то другой, — потеребил подбородок экье Рамир. — Другой демон?

— Или стихийный демонолог. Из тех, кто не прошёл обучение и по каким-то причинам считает, что и не пройдёт. Ищет дорогу наобум, набивает шишки, убивает возможных жертв… Будущий демон, короче.

— Насколько глубоко может пасть?

— Зависит от мотивации. Мститель или душевнобольной останется мелким демоном, поселится на верхних этажах бездны, а может, даже вообще в нашу мясорубку не попадёт. Станет себе мелким духом-пакостником, на котором только студентов-демонологов обучать, больше ни на что не пригодится. А вот если человек действует, искренне исходя из благих намерений — тут поле для игры куда шире. Может статься, Душехват по сравнению с ним ещё милым покажется.

Папаша Талины скривился. Он прекрасно понимал, о чём я толкую.

— И впрямь удивительнейшее местечко этот Институт. Пожалуй, младшенькую я сюда отправлять остерегусь.

— Разумная идея, — с серьёзным видом покивала я. — Но вернёмся к нашим Душехватам и их противникам. Я вот тут подумала… в общем, есть ещё вариант.

Экье Рамир саркастически вскинул бровь:

— Такой же неприятный, как стихийный демонолог?

— Чуть-чуть понеприятней. Я говорю об одержимом.

Теперь пришла пора поразмышлять папаше Талины. Он этим делом, впрочем, занимался недолго — обычное дело для людей его профессии. Если бы каждый демонолог думал на пару минут дольше, демонов бы в мире стало значительно меньше. Так что просто замечательно, что мыслительная деятельность у этих ребят не на высоте.

— Насколько я помню, демон управляет одержимым, — наконец соизволил изречь экье Рамир. Да уж… Я понимала, что имперское образование оставляет желать лучшего, один Институт благородных девиц чего стоил, но чтобы вот так явно не знать того, о чём во времена моего человеческого существования было известно каждому ребёнку? Куда катится мир!

С другой стороны, мир прикатился к таким чудовищам, как возродивший меня некромант. В общем, где-то убыло, где-то прибыло…

Тяжко вздохнув, я пустилась в объяснения:

— Демон управляет одержимым, если узнает о его существовании.

Судя по расширившимся глазам экье Рамира, я сейчас ляпнула какую-то ересь. Или сообщила о тайном знании, известном лишь группке посвящённых. Ну хоть не перебил — и то ладно.

— Тут у нас с вами небольшая путаница в терминологии, экье папенька. Вы называете одержимыми тех, кем демон уже, по сути, овладел.

— А ты как таких называешь? — вот, всё-таки не выдержал, перебил. Что я там говорила об умственных способностях демонологов?

— Едой, — отрезала я. — Еду едят, а одержимые — одержимы, что тут неясного?

Судя по выражению лица экье Рамира, неясно ему было всё, включая собственное имя. Я в открытую ухмыльнулась — по моему опыту, это помогало демонологам овладеть собой. Одно из первых демонических правил: хочешь жить — прекрати ржать над тем, кто на тебя охотится. Но иногда так трудно удержаться! Их, наверное, специально натаскивают выглядеть полными придурками, чтобы наивные демоны купились и подпустили поближе.

Бедные, бедные наивные демоны. И разнесчастная я — мало того, что Душехвата подрядили ловить, так ещё и лекции всяким там ушедшим на покой охотникам читай! А я в преподаватели, между прочим, не нанималась.

В воображении тут же возникло непередаваемое зрелище — полный класс небритых и уставших демонологов, увешанных оружием и облачённых в форменные платья институток. Демонологи сидели за партами и прилежно конспектировали мои пространные рассуждения, а я не знала, ужасаться мне или наслаждаться. Печально вздохнув, я вынырнула из грёз в реальность и продолжила объяснять:

— Одержимый чувствует, что предмет его одержимости — в данном случае демон — находится где-то рядом. Он не может не думать о демоне, ищет с ним встреч, мечтает о нём. Но есть две маленьких закавыки: во-первых, одержимый понятия не имеет, что одержим, причём именно демоном, а не хорошенькой девицей, к примеру. А во-вторых, демон о том, что им одержимы, тоже не имеет ни малейшего понятия. В седой древности об этом феномене много говорили. Так и не пришли к единому мнению о том, почему это происходит. Кто-то рассуждал о специфическом аромате, кто-то о сходстве ауры (чушь полнейшая!), ещё, помнится, пытались проследить родственные связи… Много теорий было, ни одна не подтвердилась полностью. И да, разумеется, обратные случаи тоже бывают, причём довольно часто: демон внезапно чувствует, что ни жить, ни есть, ни спать не может без конкретного человека. Как правило, всё заканчивается плохо. Для человека, я имею в виду. Демон впоследствии погорюет немного, но переживёт.

Экье Рамира явно передёрнуло. Я, словно не заметив, продолжала:

— В древности одержимыми называли демонологов, — полюбовавшись вытянутой физиономией собеседника, я дополнила: — И некромантов. Но потом перестали, потому как не каждый демонолог влюблён в своего демона.

— А что будет, если демон… узнает? — экье Рамир усилием воли вернулся к реальности. Я пожала плечами:

— Паршиво будет. Полная власть над одержимым, всё как описано в вашем учебнике. Просто учебник касается высших демонов, которые могут почуять таких людей. Душехват не из высших, он если и узнает, то случайно… ну или попробует захватить это тело и внезапно что-то пойдёт не так.

— Что? Что может пойти не так?

— А вот этого, — я вновь не удержалась и ухмыльнулась прямо в ошарашенную физиономию экье Рамира, — я не знаю.

Как и следовало ожидать, демонолог моментально успокоился.

— Ну хорошо. Но что-то же ты знаешь, верно? Откуда-то тебе известно… вот это всё.

«Если, конечно, не врёшь», — непроизнесённые слова отчётливо повисли между нами. Я устало пожала плечами. Смеяться внезапно расхотелось — разве что над самой собой.

— Скажем так: я в своё время подробно изучала вопрос.

О, да. Изучала. Некоторые события в жизни… способствуют познавательному интересу. Вот только изучение это ничего мне не дало. Была ли я одержима? Был ли одержим Клинок-из-Ручья? А его девушка? Почему демоницей возродилась она, но выжила из нас двоих в итоге я? И почему именно грязь, не имеющая своего лица, но пачкающая всё, к чему прикоснётся?

Так много вопросов, а ответов я не нашла ни в бездне, ни на земле, под светом солнца. Пока ещё не нашла.

Видимо, экье Рамир что-то понял, раз не стал настаивать. Усмехнулся криво, резко кивнул:

— Хорошо. Значит, или стихийный демонолог, или… одержимый. Что-то ещё?

— Может, кролика из шляпы? У меня пока ничего нет. Он пытался завершить начатое, я его потеряла. Менее мудрый демон атаковал бы снова, этот, пожалуй, затаился бы, да только чересчур потрёпан, срочно нужно кого-нибудь выжрать. Так что он, вероятней всего, попробует с другой девчонкой. Много их тут бегает, выбрать есть из кого. Особенно учитывая предстоящее торжество дурной поэзии. Вы свою настоящую дочурку попросите туда не ходить и обожалок своих не пускать — её он тронет вряд ли, а вот если в её свите найдётся покладистая тихоня…

— А его противница будет ему мешать, — экье Рамир демонстративно не обратил внимания на упоминание своей законной дочери. Но совет, надеюсь, примет. Чем меньше на вечере ожидается народу, тем легче будет вычислить Душехвата. Я хмыкнула и вернулась к обсуждаемой теме:

— Ну да. Если его соратница-противница одержима, то может считать себя обязанной противиться демону. Здешние дурёхи выросли на историях о любви и смерти, жертвовать собой во благо родины — самое то для институтки. И пострадать есть где, и погордиться. Впрочем, если она стихийный демонолог, то будет считать то же самое.

— А если она одержимый демонолог… — на сей раз пришёл мой черёд кривиться. Да уж, правы те, кто говорит: придумай что-нибудь плохое — и найдётся тот, кто придумает худшее.

Демонологи… Как же с ними по-настоящему сложно, если они, конечно, истинные демонологи, а не мальчишки и девчонки, выдумавшие себе призвание и не понимающие, что истинное призвание выбирает тебя. И отбиться от него, наверное, можно, но я таких смельчаков встречала считанные единицы. К слову, жизнь впоследствии не сложилась ни у одного. Если ты не желаешь идти по тропе, предназначенной богами, боги делают всё, чтобы ты страдал. Впрочем, истинное призвание порой заставляет страдать точно так же, если не сильнее.

Искалеченные судьбой, искалеченные тем, что отказались от собственной судьбы… А жестокими после всего этого называют демонов! Да мы по сравнению с богами малые дети!

С другой стороны, следить за порядком в мире — тот ещё тяжкий труд. От такого вполне может испортиться характер.

Ладно. Призвание демонолога — охотиться за демонами. И если девица реально предназначена судьбой для подобной охоты, а вместо этого сидит и крестиком вышивает да яйца сохраняет свежими для усталых путников — от такого кто угодно может спятить и начать делать глупости. Теперь представим, что девица понятия не имеет о собственном предназначении, потому как взрослые, облечённые властью люди, поставленные решать её судьбу, не потрудились поднять задницу и проверить, к чему у их воспитанницы имеются способности. Они просто взяли да и определили её в будущие жёны и матери. Картинка становится ещё веселее. И плеснём напоследок пару капель краски на почти готовый шедевр: представим себе демона, который оказался рядом и притянул к себе душу, готовую начать на него охоту, только вот душа эта искренне считает, что охотиться следует не на него, а на кого-то страшно кошмарного, он же — ну, к примеру, будущий муж…

Ой. Запихните, пожалуйста, это полотно куда-нибудь поглубже в бездну и никому не показывайте. Мне тоже, если можно.

Что, нельзя? Злые вы, ну да ладно. Итак, что начнёт творить и вытворять означенная девица? Она знает, что где-то рядом обретается демон — стихийные демонологи чуют такое за пару миль. Может вычислить жертв своего демона, поскольку одержима. Другого демона — то есть меня — тоже чует, но опознать вряд ли способна…

Эх, вот почему нельзя на весь Институт объявить что-нибудь вроде: «Девушка, знающая, что в округе резвится демон, обратитесь, пожалуйста, в спальню номер одиннадцать к эрье Талине даар Кринстон для получения дальнейших инструкций!» Конечно, набежит ещё куча испуганных дурёх, но стихийного демонолога я уж как-нибудь среди них обнаружу! Точнее, это она меня обнаружит: поговорим начистоту — и истина выплывет. Но увы. Тайна, чтоб её демоны сожрали. Значит…

— Будет хранить тайну, страдать невесть от чего, гордиться придуманной миссией и путаться у меня под ногами, — подвела я итог невесёлым раздумьям и добавила: — Конечно, если Душехват не подчинил её себе окончательно после конфуза со мной. Не дурак ведь, должен понимать, что его обвели вокруг пальца. Если он полностью захватил над одержимой контроль, то шансов у дурёхи никаких, демонолог она там или обычная ведьма с едва-едва проклюнувшимися способностями. Сделает, что велят, и не пикнет.

— Но мог и не понять, что она одержима? — уточнил экье Рамир. Я пожала плечами:

— Мог, наверное. Или вот вам ещё свеженькая версия: их двое — девиц, связанных с Душехватом. Одна — его помощница. Одержимая или нет, я не знаю, но скорее да, чем нет. Другая — стихийный демонолог. В конце концов, кто-то же отодвинул ту проклятую задвижку на окне! Демонологу это совершенно ни к чему. Никто из здешних девиц не знает, что Талина мертва. Болела, сильно изменилась, совсем другой человек… Но о демоне речи нигде идти не могло. Стало быть, демонологу совершенно не с руки помогать Душехвату добраться до жертвы. Прикончить жертву собственноручно — другой разговор, а скармливать демону ни к чему.

Экье Рамир только головой покачал:

— Да уж, версий — хоть отбавляй. Но суть в том, что ты считаешь, будто Душехват заявится на этот ваш праздник, так?

— Так.

— И ты сумеешь там его вычислить?

Я пожала плечами:

— Попытаюсь, а дальше — как решат эти, на небесах.

На самом деле байки о том, что демоны боятся слова «боги» — не более чем байки. Но произносить его мы действительно не любим, равно как и называть богов по именам. Причины довольно прозаические: когда упоминаешь кого-либо, есть шанс, что этот некто обратит на тебя внимание. К слову, имена демонов, павших глубже, мы тоже стараемся не трепать зря. Резоны те же самые.

— То есть, ты не уверена, — нахмурился экье Рамир. Я закатила глаза:

— Разумеется! Это не означает, что я не буду стараться изо всех сил — у меня, знаете ли, контракт не с самым приятным даже по меркам демонов человеком. У меня выхода другого нет! Но удастся мне или нет — я не знаю.

— Да ты уж постарайся. Иначе… у меня тоже есть связи при дворе, и неплохие. Вряд ли мои покровители будут счастливы узнать, что экье некромант поднял мою дочь и отдал её тело грязному демону.

— Кого поднял, простите? — прищурилась я, но на сей раз демонолог на провокацию не поддался:

— Ты уж постарайся, — повторил он. Затем, помолчав немного, уже совсем другим тоном спросил:

— Мне сказали, что она… Талина… что какая-то её часть ещё жива. Это правда?

Некоторое время я молча разглядывала его. Затем кивнула.

— Когда… когда всё закончится, — экье Рамир прерывисто вздохнул, затем отвернулся и проронил: — Мне обещали сказать, где её могила. Передай ей, что я приду.

— А вариант, при котором она останется жива — даже деля тело с такой, как я, — вы не рассматриваете совсем?

Демонолог резко развернулся. Взгляд его стал острым и тяжёлым, почти осязаемо давящим. Я с интересом наблюдала, удерживая на губах лёгкую улыбку. Наконец он сказал:

— Нет, не рассматриваю. Мёртвой ей будет лучше, чем вот так.

Я почувствовала, как Талина внутри меня задохнулась, словно ей перестало хватать воздуха. И чёрная, слепящая ярость затопила меня, словно лава, сошедшая в долину. Секунда — и вместо живой, яркой зелени и цветущих лугов остался лишь пепел и растрескавшаяся от немыслимого жара, медленно остывающая бесплодная земля.

Ах, экье демонолог, экье демонолог! Значит, ради сохранения сомнительной чести рода вы сперва отказывались признавать собственную дочь, а теперь фактически пытаетесь обречь её на смерть? Какая же занятная штука эта родительская любовь! И правильно дочерей не должны оставлять наедине с отцами. От отцов чересчур много проблем.

«Не надо!»

«Нет, Таль, надо. Извини».

Голосом, звенящим как струна, из последних сил сохраняя спокойствие, я ответила:

— Она просит передать, чтобы вы не приходили. Ей будет лучше, чем вот так.

Почти минуту мы молчали. Экье Рамир схватился за горло, взгляд его стал почти невидящим и совершенно точно сумасшедшим. Я ждала, готовая ко всему: к нападению, к воплям, даже к попытке объясниться. Тихонько отбивали время настенные часы, за окном бормотал о чём-то своём дождь. Отважная пичуга залилась было трелью, но умолкла на полузвуке, словно поняв, что в такую погоду о гнездовании и думать нечего.

Наконец, демонолог пошевелился — словно отмер. На лицо вернулось осмысленное выражение. Он кривовато усмехнулся:

— Тебе не понять. Наверное, ей тоже не понять. Ладно же, найди демона, а потом… постарайся выжить. Я буду тебе мешать, потому что считаю так, как считаю… и не стану отказываться от своих слов.

— Не сомневаюсь.

Идя к выходу, экье Рамир бросил, не оборачиваясь:

— Береги… её. И надеюсь, что прощай, девочка.

Я не ответила. Вообще не считаю себя обязанной отвечать на тупые реплики тупых людишек. Даже если эти людишки на самом деле умны и опасны.

Разумеется, я буду беречь Таль. В конце концов, она моя… На этом месте я запнулась, а потом мотнула головой и хмыкнула. Да какая разница? Просто Таль — моя, по-настоящему моя, и защищать своё я буду почти что во всех ситуациях.

У меня не так уж много по-настоящему моего.

«Спасибо».

Таль не уточнила, за что именно благодарит, и я тоже не стала.

«Не за что».

Сидеть на уроках, когда желудок бурчит и требует, чтобы в него закинули хотя бы крошку еды, — то ещё занятие, малоприятное во всех смыслах. От Лоисы пришла записка: «Чего он от тебя хотел?». Я поморщилась, написала в ответ: «Те самые дела домашние. У меня от них уже изжога!». Подруга сочувственно вздохнула, я ответила кислым взглядом.

На уроке проходили невероятно важную для будущих волшебниц тему — как спланировать семейное гнёздышко и отвести там место для прислуги. Я начала тайком зевать в кулак ещё на пояснении, как подготовить каморку для дворника. А уж когда речь зашла об изготовлении постели для кухарки в тесных домах…

— Случается, что для прислуги невозможно выделить отдельную комнату, — вдохновенно вещал плюгавый мужичонка с жирной бородавкой на носу, оглядывая класс масляными глазками. Даже странно, почему классная дама ничего не замечала? Или наоборот, замечала слишком хорошо и потому не спускала с него глаз ни на минуту? — В этом случае в ненаружной капитальной стене комнаты следует пробить нишу для кровати. Кто мне скажет, почему именно там?

Девушки зашушукались, наконец, одна робко подняла руку:

— Если в наружной стене делают шкафы с полками, потому как там прохладней, может, ненаружная капитальная стена теплее? То есть, нишу там пробивают, чтобы кухарка не простудилась?

— Именно! — возликовал мужичонка. — Вы молодец, эрья, из вас выйдет замечательная хозяйка. Вот как важно подмечать детали! Так вот: в тёплой стене следует пробить нишу, шириной — записывайте, эрьи, записывайте! — в девять вершков, высотой в три аршина, и длиной в две и три четверти аршина. Впрочем, размеры эти приблизительны, вам же следует сообразовываться с ростом и комплекцией вашей кухарки. Кровать же устраивается следующим образом — вы записываете?

Я записывала, куда ж деваться-то! Скрип пера хоть немного развеивал скуку.

— Велите дворовым людям сколотить полку, толстую и прочную, покрыть её прозрачным лаком. Размеры полки приблизительно таковы: пол-аршина ширины, две с тремя четвертями аршина длины, а от пола эта доска должна быть отдалена на три четверти аршина. Затем крепите полку на указанную высоту, а к ней, на петлях, привешиваете другую доску, такого же строения и размера.

«… и размера», — быстро строчила я, стараясь не обращать внимания на гаденькую улыбочку, с которой экье преподаватель пялился на пышную фигуру Келины. Нельзя вцепляться учителям в патлы, нельзя! Категорически.

«Ты сегодня очень… воинственна».

«Твой папуля меня… раззадорил».

— К последней надобно прикрепить три либо четыре ножки, также на петлях. Тогда на ночь потребуется отворить шкаф, откинуть доску, поместив её на ножки, и разложить постель, кою рекомендуется набить сечкой из соломы либо же морской травой…

Водорослями, что ли? А если да, то почему прямо сказать нельзя?

«Потому что он любит… как ты говорила? Выделываться? Выпендриваться?»

«И то, и другое, Таль, и то, и другое».

— Днём же постель подымается вместе с откидной доской с ножками, а шкаф запирается. Также над указанной полкой либо кроватью можно поставить сундук, половина которого пойдёт в нишу, а другая половина способна заменить лавку на день, посему дверцы шкафа тоже следует сделать от пола на расстоянии в три четверти аршина. Сверху же дверцы тоже не следует доводить до потолка ниши, а следует оставлять пустое пространство не менее трёх четвертей аршина, дабы обеспечить циркуляцию воздуха и не допустить воздуха спёртого.

Как устраивать для кухарки вешалки, я, признаться, пропустила мимо ушей. Вообще, если хозяйкам следует забивать себе голову таким неимоверным количеством мелочей, то я рада, что я не хозяйка и никогда ей не стану.

«А в твоё время не надо было?»

«Тоже надо. Но я успешно всё забыла».

«Но когда-то помнила?» — подначивала Таль. Я скупо усмехнулась. Да, когда-то, разумеется, помнила. Дома у нас были устроены иначе, разумеется, и к столу (который сервировали совершенно не так) подавали совсем не те блюда. Но хозяйка должна была всё знать и за всем присматривать. Некоторые вещи и обычаи не меняются, хоть в какую страну ни приедь.

И может, я совершенно не права, осуждая этих девочек. Кто им рассказал, что можно по-другому? Кто показал иную жизнь, кто научил хоть чему-то, что позволило бы сделать выбор?

Одержимый демонолог не выходил у меня из головы. Ведь так просто, так немыслимо просто было посмотреть, выяснить, забрать девчонку на соответствующий факультет… Или не так уж и просто? Что-то не припомню я демонологов-женщин в своей стране, хотя магия своевольничала и там, и одарённые совершенно не разделялись на мужчин и женщин.

Что случится с одержимой, когда демон исчезнет? Бездна всё заешь, я понятия не имела! Меня никогда это не беспокоило. Мною никто не был одержим, да если б и случилось такое, то всё равно я бы отвернулась и спасала себя. Выпила б душу одержимого? Наверное, да. А Душехват, значит, удержался и заполучил таким образом сообщницу. Умён, скотина!

Умрёт ли она, если связь с демоном окажется разорванной? Я не имела ни малейшего понятия. И почему это меня вообще волнует? Почему должно волновать?

Переобщалась я с Талиной…

Наконец нас отпустили, пообещав в следующий раз поведать, каким образом организовать постель для кухарки в старых домах, «где устройство подобной ниши невозможно, а кухня мала настолько, что повернуться иногда негде, и невозможно не то чтобы поставить кровать, но и второй стол». Я заметила, как эрья Милада нахмурилась. Возможно, мы отставали по программе, и оду кухаркиной постели экье преподавателю следовало бы завершить уже сегодня. Что ж, жизнь никогда не бывает беспроблемной.

В справедливости этого тезиса я убедилась практически сразу же после второго урока. Путь в столовую мне преградила группка старшеклассниц, одетых в розовое. Моё недоумение было вполне искренним. Вроде ни одной из розочек, помимо Смерины, я не переходила дороги. И разве не должны выпускницы заниматься подготовкой к экзаменам и замужеству, а не охотиться на скромную второкурсницу?

Или это Смерина науськала их на меня?

Я быстренько огляделась. Ситуация не из лучших: меня зажали в углу узкого коридора, возле тяжёлой портьеры, которую, если придётся прорываться с боем, наверняка кто-нибудь в запале драки подожжёт. Хорошо хоть стены и полы каменные, здание сильно не пострадает.

Девицы, спешащие на обед, испуганно косились в нашу сторону и быстро-быстро сворачивали: лучше сделать крюк, чем попасть под перекрёстный огонь. Умницы. Меньше жертв — меньше объяснений с экье некромантом.

«О чём ты думаешь? — Таль явно перепугалась. — Какая драка? Какие жертвы? Ты с ума сошла?»

«Я — нет. А вот она — сильно на то похоже».

Во главе группки явно стояла красотка с гладкими чёрно-смоляными волосами, стянутыми в тяжёлый узел. Её карие глаза метали молнии (и в случае с волшебницей это было отнюдь не метафорой — парочка щёлкнула и разорвалась буквально перед моим носом), а сочные губы цвета спелой вишни гневно сжимались в тонкую линию. Так, похоже, Смерина здесь ни при чём — у милейшей выпускницы собственные претензии ко мне. Но какие?

Кто она вообще такая?

«Шадрина даар Фелльвор. Законная дочь… его законная дочь».

Сестричка, значит. Законная. На папеньку, к слову, совершенно не похожа — красотка хоть куда, разве только темпераментом в отца удалась… Да чтоб вся эта семейка в бездну провалилась! Почему они меня преследуют? То один, то вторая…

Ладно, сейчас выясним.

Голосом настолько нейтральным, что прямо скулы сводило, я поинтересовалась:

— Эрья Шадрина, чем могу быть полезна?

— Ага, — удовлетворённо и вместе с тем обозлённо кивнула собеседница. — Ты меня знаешь.

«Нашла, к чему придраться! Да её весь Институт знает!»

— Вы всему Институту известны, — спокойно повторила я озвученное Талиной. Сестрёнка зыркнула, но смолчала. Пауза затягивалась. Интересная история вырисовывается: похоже, Шадрина и сама не может понять, чего на меня взъелась.

Хотя нет, может: подобралась, как пантера перед прыжком. Нет, определённо она дочь своего батюшки! Яблочко от яблоньки…

— Сегодня мой отец приходил к тебе. Чего он хотел?

— Об этом вам лучше спросить у него.

— Он не говорит! — в глазах Шадрины полыхнула ярость. — Признавайся: он решил тебя удочерить? Дать приданое? Я породнюсь с безродной шавкой вроде тебя?

Н-да. Кажется, борьба за папенькину любовь лишает последних мозгов. Хорошо, что мне эта любовь даром не нужна, уж извини, Таль.

«Ничего, я понимаю».

— Почему я должна пропускать свидание с женихом? Отвечай!

«У неё было много парней, — затараторила Талина, — но в итоге состоялась помолвка со вторым сыном лорда-канцлера, он недавно закончил Королевский магический университет, но его наверняка пустят на поэтический вечер».

Ясно. Видать, экье Рамир всё же выкроил время и в своей неповторимой манере сообщил дочери о запрете посещать данное сомнительное мероприятие. Остальное для эрьи Шадрины выяснили обожалки. Бездна, я всё сильнее и сильнее начинаю не любить семейство Фелльвор…

— Говори, мерзавка!

Так. Это всё начинает мне очень сильно надоедать. Я, в конце концов, не благовоспитанная девица. По крайней мере, давным-давно перестала ею быть. И у меня был плохой день. Я голодна и тоже очень-очень зла. Кое-кому нужно начинать бояться.

— Эрья Шадрина, — голос мой по-прежнему казался болезненно безразличным, и это наверняка сейчас смотрелось насмешкой. Сестрица так точно посчитала это оскорблением, вон как глаза выблеснули! — Эрья Шадрина, будьте благоразумны. Если ваш батюшка не посчитал нужным сообщить вам о содержании нашего с ним разговора, разве могу это сделать я?

Само собой, после таких слов у бедной девочки улетучились даже остатки благоразумия — если, конечно, они у неё имелись. Обожалки ахнули, а сестрёнка выпрямилась во весь рост и прошипела:

— Да как ты смеешь?

— Как смеешь ты, дурная девчонка? — клянусь, в эту фразу я вложила весь свой богатый арсенал актёрского мастерства, в точности скопировав интонации экье Рамира. Шадрину аж передёрнуло, она отступила на шаг: — Нет, никакой роднёй мы не станем, от твоего приданого тоже ни крошки никто не отщипнёт, остальное — не твоя печаль. Всё, успокоилась? Дай пройти!

На миг мне показалось, что эта тактика сработает: Шадрина непроизвольно подалась в сторону. Но обожалки зашушукались, и оскорблённая гордость взяла верх. Законная дочь демонолога вздёрнула подбородок, в глазах плеснулась ярость, и девица замахнулась на меня. Ну всё, хватит!

Лопатками я вжималась в холодную стену и отступать было некуда, так что я просто шагнула влево, уходя от занесённого кулака. Он впечатался в камень, Шадрина взвыла, а я качнулась вперёд и перехватила опустившуюся руку. Резкий рывок — и сводная сестрица ударилась лицом о то самое место, где только что находилась моя собственная голова. Руку Шадрины я заломила ей за спину. Кто-то из обожалок вскрикнул, я обвела их бешеным взглядом, и они против воли отшатнулись. Не каждая выдержит, когда на неё смотрит злой, очень злой демон. Ограничители нагрелись: кажется, я вот-вот подойду к пределу тех сил, которые можно использовать. Ничего, как-нибудь разберусь.

Я зашипела Шадрине прямо в ухо:

— Слушай внимательно, дура. Ты остаёшься его любимой и законной дочерью. Нет, он не воспылал ко мне никакими чувствами. Он меня использует, и мне приходится это терпеть: наш общий папенька — отменный шантажист. Никогда я не войду в вашу семью, никогда не назову тебя сестрой, да и не очень-то охота. А на бездной драный поэтический вечер ты не пойдёшь, ясно? Сказано тебе не ходить — вот и не ходи! Не путай нам с папенькой планы. Если мне там придётся кого-то защищать — это будешь всяко не ты и не твой женишок, поняла? Спрашиваю, поняла?

Ответа я не дождалась. У кого-то из обожалок хватило мозгов вместо глупого кудахтанья сбегать за ближайшей классной дамой. И сейчас по коридору пронёсся пронзительный визг:

— Что за ужас здесь творится? Немедленно прекратить! Даар Кринстон, что вы себе позволяете?

Глава 8. Блеф

Таль внутри меня замерла от ужаса. Кажется, бедная девочка всерьёз не представляла, насколько далеко это может зайти. Ладно, будем честными: я тоже толком не раздумывала над последствиями, прежде чем ввязаться. Но раз уж дела обстоят так, как обстоят… самое время начать выпутываться. Способ придумаем по ходу дела.

Одно я, впрочем, знала точно: извиняться не стану. Ни за какие блага. Даже за обещание поимки Душехвата прямо здесь и сейчас.

Хотя за это, может, и извинилась бы. Но кто ж предложит…

Я медленно отпустила руку Шадрины и обернулась. На меня гневно уставилась полная пожилая дама, которую я как-то мельком видела среди прочих воспитательниц Института благородных девиц. Мощная грудь дамы ходила ходуном, грозя вырваться из тщательно зашнурованного платья, слегка обвисшие щёки тряслись, а в маленьких глазках гнев мешался с откровенным удивлением. Дама явно не ожидала узреть столь вопиющее нарушение приличий. Да, именно «вопиющее». Взывающее к небесам и всё такое.

— Так что здесь происходит, даар Кринстон? — тон у дамы стал ледяным, а взгляды обожалок Шадрины — откровенно злорадными.

— Это… недоразумение, эрья Хондрица, — раздался внезапно у меня за спиной мягкий, успокаивающий голос. Ничего себе, так Шадрина ради разнообразия решила выступить на моей стороне? — Разногласия по поводу политики… моей семьи.

Что происходит? Я была так же точно изумлена, как и обожалки Шадрины. Ну и как эрья Хондрица, судя по выражению её лица.

«Она — классная дама Шадрины даар Фелльвор. Очень уважаемый здесь человек, претендует на должность заместительницы директора. Шадрина точно не хочет, чтобы эрья Хондрица узнала о том, как её воспитанница потеряла над собой контроль».

Понятно. Что ж, я сама применила подобный фокус в столкновении со Смериной даар Мрауш. Если я правильно оцениваю ситуацию, должно сработать.

И сработало. Эрья Хондрица уголками губ улыбнулась Шадрине, голос её слегка смягчился:

— Эрья, ваше стремление уладить ситуацию похвально… однако неуместно. Даар Кринстон, — интонация вновь стала жёсткой, — недавно уже отличилась пренебрежением к существующим здесь порядком, а сейчас нарушила все мыслимые правила, и заслуживает быть с позором…

— Препровождённой к директору данного учебного заведения, — в конце концов, раз я всё равно нарушаю мыслимые и немыслимые правила, то перебить классную даму — не такой большой грех.

Эрья Хондрица на миг замолкла от стольоткровенной наглости. Это дало мне возможность договорить:

—… я задам ему всего один вопрос: что он будет делать, когда найдут четвёртую жертву? Точнее, что с ним будут делать?

«А что ты сейчас вытворяешь?» — Талина немного пришла в себя, и сейчас откровенно паниковала.

«Блефую. Не мешай. Лучше скажи: она человек директора или самостоятельная сила?»

«Не знаю, — в голосе Талины послышалась растерянность. — Вроде бы, во время официальных мероприятий сидит рядом с заместителями… Это поможет?»

На сей раз ответа не знала уже я. Но поблагодарила. Вообще, хвалить Таль никогда не мешает.

Претендентка на высокую должность обязана быть в курсе всех местных сплетен. Значит, про демона ей хоть что-то да известно. А дальше вопрос, за кого эрья Хондрица играет. В любом мало-мальски крупном заведении — что учебном, что ином — имеется провластная группировка и те, кто ей противостоит. Чаще всего таких партий несколько, и у каждой, разумеется, свои интересы: иногда они совпадают с желаниями власть предержащих, иногда прямо им противоречат.

То, что эрья Хондрица метит на место рядом с директором, ещё не означает её преданности лично ему. Частенько такие посты занимают как раз представители противоположного лагеря — вследствие компромисса или очередных подковёрных интриг. И вот теперь вопрос: желает эта классная дама помочь директору либо окончательно его утопить?

Сложное положение, в котором он оказался — вряд ли секрет от приближённых. Господин директор дерзнули не выслушать мальчишку-священника, а мальчишка пожаловался сильным мира сего, и теперь у всего Института проблемы, но сильней прочих хвост подпален у начальства. По крайней мере, так должны воспринимать ситуацию люди вроде эрьи Хондрицы.

Я внимательно за ней наблюдала. Её одутловатое лицо налилось кровью, глаза выпучились. Разумеется, перед своими девочками она обязательно должна на меня наорать, само собой, дело житейское. Но как далеко она осмелится зайти?

«Осмелится? Да что ты мелешь?»

«Просто анализирую ситуацию, Таль. Погоди — и увидишь».

«Хотелось бы не увидать, как мы с тобой вылетаем из Института, будто камень из пращи».

«Ого, какое сравнение! Где прочитала?»

Ответить Таль не успела — эрья Хондрица открыла рот и началось…

Нет, я всё же зря грешу на эпоху и местные нравы. Искусство оскорблять, формально не произнося ничего дурного, здесь тоже на высоте. Однако, что забавно, про исключение речи уже не шло. Только про карцер.

«Поверь, в карцере хорошего мало!»

«Верю. Но вряд ли дойдёт и до него».

— Карцер? — я мягко улыбнулась и кивнула. Кто-то из обожалок слабо икнул. — Хорошо, эрья воспитательница, я подожду экье директора там. А вы всё же передайте ему мои слова. Одному… судебному магу наверняка тоже интересно будет узнать ответ.

Вот так, повысим немного ставки. Заодно сделаем бедняжку ответственной за происходящий вокруг бардак. Теперь если эрья Хондрица не перескажет начальству мои слова, то всех собак повесят именно на неё. И она это прекрасно понимает. Ну или же поймёт, когда перестанет изображать пылающую праведным гневом жабу.

«Таль, где тут у вас карцер?»

«В пристройке. Идём, покажу. И ты неправа: нас всё-таки вышвырнут. Я никогда не выйду замуж… хм».

«Да, не выйдешь. Извини».

Развернувшись на каблуках, я в мёртвой тишине отправилась искать нужную пристройку — Таль тоже никогда не бывала в карцере, так что где его искать, представляла слабо. В результате мы сначала заблудились, потом долго объясняли очередной классной даме, что именно ищем и зачем. Когда же наконец нужный поворот коридора нашёлся, у железных дверей меня ждала, скорбно поджав губы, эрья Милада. На её лице явственно читалось всё то, что она обо мне думала. На всякий случай я виновато потупилась.

— Идите за мной, эрья, — сухо сообщила моя классная дама. Что ж, за ней — значит, за ней.

«Видишь, Таль? Мы так и не попали в карцер!»

«Ещё не вечер, знаешь ли».

Она, разумеется, была права. Если я хочу выйти из этой передряги целой, невредимой и с прибылью, то стоит собраться.

Административный корпус резко отличался от остальных зданий Института благородных девиц. Двухэтажное здание из белого кирпича, украшенное лепниной — я разглядела обвитые лентами виноградные лозы, полный плодов земных рог изобилия и лавровые венки. Разумеется, ничего непристойного, никаких обнажённых статуй или игривых амурчиков: положение всё же обязывает. Единственная скульптура над входом была одета с головы до пят и изображала, насколько я поняла, Святую Зерпину. По крайней мере, в руках женщина держала толстенную позолоченную книгу. Наверняка покровительница наук. Или искусств. Или ещё чего-нибудь.

Возле входа болталась троица институток в розовом, старательно делающих вид, будто они просто прогуливаются. Эрья Милада строго на них глянула и тоном, не терпящим пререканий, велела идти на занятия. Они послушно кивнули и вроде как направились к учебному корпусу, но готова поставить последнее исподнее — вернутся, стоит нам с классной дамой закрыть за собой двери. В конце концов, должна ведь Шадрина узнать, чем дело закончится!

Мы же с эрьей Миладой прошли внутрь. Одетый в чёрное привратник проводил нас подозрительным взглядом, но промолчал.

Интересно, а может ли Душехват оказаться кем-нибудь из слуг? Нет, вряд ли: в здания Института их не пускают, а встречаться с простолюдином ни одна здешняя девица не станет.

А если одержимая — служанка? Многие совершают одну и ту же ошибку: не рассматривают прислугу в качестве подозреваемых. А зря! Слуги способны пройти куда угодно незамеченными! И если какая-нибудь горничная или кухарка позовёт институтку за собой, так ни одна ведь ничего не заподозрит! Ну ладно, Душехват вряд ли выбрал себе такой облик, слишком много ограничений для охоты, но вот его сообщница…

Стены административного корпуса были отделаны панелями красного дерева. Экзотические растения, расставленные по углам, источали одуряющие ароматы. Позолоченная лепнина тут и там, мраморные статуи, бархатные ковры… Неплохо, как я погляжу, живут поборники скромности, приучающие девиц умываться по утрам ледяной водой!

Дверь в кабинет директора оказалась обита телячьей кожей. А заклёпки-то бронзовые! Нет, тут определённо кто-то или берёт взятки, или…

Додумать я не успела. Эрья Милада кивнула мне — кажется, или в её взгляде промелькнуло сочувствие? — и указала на дверь. Ничего, сочувствовать, если всё пройдёт по плану, придётся кое-кому другому.

Взявшись за тяжёлую ручку с изображением надувшегося на какие-то неизвестные обиды солнца, я потянула её на себя и вошла в святая святых Института благородных девиц — директорский кабинет.

В отличие от прочих помещений, обстановка здесь казалась простой, едва ли не аскетичной — если не знать, что шёлковые обои с тиснёными пастушками и овечками стоили почти столько же, сколько всё остальное здание, а тяжёлая чернильница с ручкой привезена из далёкого Иуяня, местечка, расположенного недалеко от моей родины. Массивный стол безо всяких украшений явно был сделан мастером, причём предыдущей эпохи. Сколько ему лет — двести, триста? Бюро, открытое и наполовину заполненное бумагами, и рядом по стоимости не стояло, хотя отделка богатая и материал не из дешёвых.

Хозяин всего этого великолепия смотрелся здесь чем-то чуждым — невысокий полный человечек с ранними залысинами и седой бородкой клинышком. Его суетливые движения и бегающие глаза совершенно не вязались с окружающим богатством. Или передо мной выдающийся актёр, или директор нашей богадельни — лишь чья-то пешка, волей судьбы вознесённая над прочими. Хотелось бы, чтобы второе, а кто его хозяин — да какая разница, лишь бы не демон! Душехват сразу отпадает: ему не под силу приволочь столько богатств сразу, он не из тех монстров, мелковат для такого, но ведь существуют и другие…

— Итак, — голос у директора оказался неожиданно богатым на обертона, приятным баритоном, — вы, насколько я понимаю, желаете пролить свет на некоторые случайные события, произошедшие недавно?

Он не скрывал презрения, и я почти против воли отзеркалила его чувства, заставив человечка на миг отпрянуть. Ноздри его мясистого, породистого, неуместного на вытянутом и костистом лице носа нервно дрогнули. Замечательно. Экье директор не привык к подобным визитам, он побаивается, а потому наглеет. Нужно сбить с него спесь.

— Вы неправильно понимаете, благородный дээ Ландаст. Я здесь именно для того, чтобы услышать ответ на заданный мною вопрос. Надеюсь, эрья Хондрица передала его в точности?

Лицо экье директора побагровело.

— Как ты… да как ты смеешь? Девчонка! Пошла… немедленно пошла… вон! Вон отсюда!

Ого, сколько страсти! И впрямь боится. Сильно. Ладно, пустим в ход тяжёлую артиллерию.

— Зачем так вопить? Хорошо, я уйду. Сами разбирайтесь с дознавателями из Перевёрнутой башни. Обвинения, если что, будут состоять в демонопоклонстве и принесении человеческих жертв.

Последнее я договорила, уже развернувшись и направляясь к двери. Ну, три, два, один…

— Вон! Как ты сме… Что ты несёшь?

Возле самой двери я остановилась, взялась за ручку и, не оборачиваясь, чётко, разделяя каждое слово, повторила:

— Демонопоклонство. Поклонение сущностям из бездны. Принесение человеческих жертв. Именно это будет в моём докладе. А, да, ещё неоказание помощи следствию, но право же — такие мелочи уже не должны вас волновать, экье директор. Разумеется, человек, избравший путь бездны, не станет помогать разоблачить себя.

— Всетворец и Всепредтеча… — голос директора ощутимо дрогнул. — Я не… Разумеется, я не…

Самое время для лобовой атаки. Я нацепила на лицо самое паскудное выражение, отпустила злосчастную дверь и сделала по направлению к экье директору пару вкрадчивых шагов. Голос мой снизился почти до ласкового шёпота:

— Ну будьте же благоразумны, дээ Ландаст. Вы и в самом деле поверили, что Перевёрнутая башня вот так просто оставит в покое три подозрительные смерти, особенно если в первом случае следы демона явственны и неоспоримы? Бросьте, вы же неглупый человек, а значит, ждали кого-то вроде меня. Проверяющего.

Параноики всегда ждут чего-нибудь подобного, даже если их не в чем упрекнуть, а экье директор непорочностью похвастаться точно не мог, так что в его глазах мелькнуло понимание. Впрочем, он держался до последнего:

— Вы рассуждаете о странных вещах, эрья. Даже если б вы имели в виду что-то, имевшее место в этих стенах — а ничего подобного здесь не происходило! — меня никто не ставил в известность…

Я перебила его, грубо расхохотавшись:

— Погодите-погодите, вы всерьёз… всерьёз считаете, что Перевёрнутая башня должна вам отчитываться о ходе следствия? Или же… — тут мой голос стал нежным, почти шёлковым, — о чём-то подобном должен был предупредить ваш могущественный покровитель? Но подумайте, экье директор, просто подумайте: захочет ли он всерьёз ссориться с теми, кто стоит за мной? И главное — ради кого? Ради человека, подозреваемого в демонопоклонстве? Утонуть вместе с тем, кто приносил бездне в жертву невинных девиц? Быть замаранным в столь отвратительных и бесчеловечных деяниях, иметь к ним хоть малейшее отношение? Стоит ли оно того? Стоите ли вы в его глазах подобной верности? Вы бы сами рискнули?

Что ж, могу собой гордиться: экье директор был полностью выбит из колеи, деморализован и утратил остатки воли к сопротивлению. Он лишь жалобно проблеял:

— Кто вы? Пращур всеблагой, кто вы? Вы же не даар Кринстон…

— Неужели? — тон мой стал холодным. Экье директор пошатнулся, глубоко вздохнул и попытался восстановить самообладание:

— Хорошо, хорошо, я обознался. Но вы же… не можете же вы… утверждать…

— Разумеется, могу! Вопрос в том, стану ли, — я вновь приветливо улыбнулась. — Экье директор, скажу прямо: как человек и как чиновник вы мне безразличны. Меня не интересуют ваши маленькие грязненькие игры с бюджетом вверенного вам учреждения. Да, конечно, кормить воспитанниц следовало бы получше, и воду нагревать для умывания тоже не помешает. Однако этим занимается не моё ведомство, и даже в отчёте мне совершенно необязательно отражать подобные мелочи…

— Всё будет исправлено немедленно! Сегодня же! — директор ловил невысказанные намёки на лету. Вот так бы он свои обязанности исполнял, как стремился угодить нежданному-негаданному проверяющему!

— Что ж, повторюсь: это мелочи, которые мало меня занимают. Моя основная задача — отыскать и обезвредить разгуливающего по Институту благородных девиц демона… а также выявить его помощников. На сегодняшний день уже совершенно очевидно, что означенные существуют и активно способствуют злокозненным деяниям своего господина.

Директор, начавший было приходить в себя, вновь поник.

— Именно поэтому столь важно прояснить, какую именно роль вы, благородный дээ Ландаст, играете в происходящем, — я коротким взмахом ладони пресекла очередной поток оправданий. — Я должна со всей определённостью установить, одержимы ли вы, являетесь ли добровольным помощником чудовища из бездны, или же… просто не ведаете, что творите. Возможно, демон использует вас без вашего на то согласия. Коварство отродий бездны известно всем. В таком случае — и, разумеется, при условии вашего активного сотрудничества — вы будете абсолютно оправданы. Более того, Его Величеству могут доложить, что вы активно способствовали следствию…

Экье директор радостно встрепенулся:

— Разумеется, я буду счастлив помочь, чем смогу! Если же я где-либо оступился, то умоляю поверить: это было сделано не по злобе и не ради гнусного демона, но исключительно по недомыслию! Отродья бездны воистину коварны, простому смертному немудрено попасться на их удочку…

«Вот уж и вправду!» — Талина искренне веселилась. Я хмыкнула. На самом деле коварства бездны в моих действиях не имелось ни капли: все эти приёмчики свойственны и смертным мошенникам. Главное — вести себя нагло и уверенно, словно власть имущий, и не показывать ни малейших сомнений в правильности своих поступков. Тогда твоя искренняя вера в собственную непогрешимость передастся всем, кто на тебя смотрит.

А, да, ещё очень помогает ссылаться на авторитеты и намекать, что за тобой стоят значительные силы, способные запросто перевернуть чужую жизнь. Вот и всё коварство. Никаких особенных техник, никаких сверхъестественных сил. Любой прохвост при наличии нужной мотивации справится.

— С чего следует начать, эрья? — кажется, директор уже пришёл в себя и теперь горел энтузиазмом — вполне понятным, учитывая, какие кары земные и небесные он уже успел навоображать. Что там полагается за демонопоклонство — медленное сожжение заживо? За принесение человеческих жертв вроде четвертуют. Интересно, как эти два наказания сочетаются?

«Любишь же ты интересоваться всякими… мерзостями. Брр!»

«Я демон, радость моя. Мне по статусу положено».

— Начнём с начала, — ответила я директору. — С проверки состояния души. Мне потребуется несколько капель вашей крови. Их я отправлю в Перевёрнутую башню, и оттуда вскорости придёт ответ. Вы же не против?

«Эй, ты же никуда и ничего не собираешься отправлять!»

«Разумеется. Но ему об этом знать необязательно. Заодно поглядим, как он отреагирует. Обычно одержимые не слишком-то идут навстречу в таких вопросах».

Как я и предполагала, счастлив экье директор не был (мало ли, что там в Перевёрнутой башне сделают с его кровью?), но протестовать не стал. Молча протянул руку и небольшой ножичек для разрезания книг. Я уколола пухлый палец, взяла чистую салфетку и выдавила туда несколько капель крови.

Если так пойдёт и дальше, то вскорости от моего повреждения ауры и следа не останется.

— Сумеете взять кровь у сотрудников? Только не говоря им, зачем это нужно, под благовидным предлогом.

Директор нахмурил лоб, затем неуверенно кивнул:

— Могу сказать, что это нужно… хм…

— А знаете, не говорите ничего. Сверху спустили инструкцию: всем сдать кровь. По паре капель, не больше. Зачем, почему — вы понятия не имеете, так же удивлены, как остальные, но свой долг уже выполнили, чего и всем остальным желаете. Заодно проследим, кто попытается увильнуть.

Просиявшая благодарностью физиономия экье директора меня ни капли не удивила. Такие терпеть не могут страдать в одиночестве, стараясь заполучить в компанию терпящих тяготы и лишения как можно большее количество народа. А уж подчинённых заставить претерпевать всякое-разное — это им сам Пращур заповедал. Или бездна, что ближе к истине.

— Рада видеть, экье директор, насколько мы с вами одинаково мыслим. Пожалуй, я пересмотрю свою точку зрения насчёт вашей помощи демону. И вы ведь понимаете, что всё сказанное здесь и сейчас должно остаться в тайне? Образно говоря, — я усмехнулась в лицо собеседнику, — умереть вместе с вами.

В ответ послышалось угодливое, но ни капли не весёлое хихиканье. Экье директор действительно отменно умел понимать недосказанное. В том числе и угрозы.

— Просто великолепно. Вы и впрямь кажетесь мне разумным человеком. Уверена, вместе мы сумеем остановить чудовище, поселившееся в этих стенах. Осталась лишь небольшая проблема — та, из-за которой я попала в ваш кабинет.

— Эрья, да какие могут быть проблемы? Разумеется, о вашей невиновности в… эээ… инциденте объявят публично, эрья Шадрина извинится…

— Ни в коем случае, — голос мой прозвучал холодно и резко. — К инциденту, как вы его назвали, вообще не стоит привлекать излишнего внимания. Разумеется, с эрьей Шадриной придётся, хм, побеседовать. Предполагаю, этим должна заняться её классная дама. Даар Фелльвор и впрямь повела себя излишне… резко, но это вызвано… проблемами, возникшими в её семье. Я бы не хотела, чтобы её наказывали из-за чрезмерного нервного возбуждения. Куда лучше отправить бедняжку в лазарет, прописать ей лёгкие успокоительные… И разумеется, ей не следует посещать поэтический вечер. Просто поверьте: ни к чему хорошему её появление там не приведёт.

— Да-да, конечно, эрья. Сделаю всё, как скажете. Может, вообще отменить этот вечер? Само собой, под благовидным предлогом, чтобы никто не догадался…

Когда чиновник берётся проявлять инициативу — это подчас ещё хуже, чем когда он просто ничего не делает!

— Вечер состоится, — отчеканила я. — Не следует настораживать демона. И вы ведь осознаёте, что для блага нашего дела мне требуется там присутствовать лично, а вам — позаботиться о неразглашении нашего с вами разговора?

— Я… разумеется, но разве мы уже не договорились о том, что я буду молчать?

— Вы не просто будете молчать, экье директор. Вы не скажете ни слова тем, кто собирается посетить этот вечер. Вы не отправите их родителям никаких посланий, в которых порекомендуете отговорить детей от упражнений в поэзии, вы не промолвите ни слова педагогам, в том числе тем, которые обучают отпрысков соответствующих фамилий. Попечителей вы тоже не поставите в известность. Кого я там ещё забыла? Неважно, ведь им вы тоже не пророните ни слова.

На директора было больно смотреть, но отступать я не собиралась.

— Мне и впрямь безразличны ваши мелкие игры с законами и правилами, но лишь до тех пор, пока они не мешают моей миссии. И равнодушие не равно незнанию. Я хочу, чтобы вы это уразумели со всей ясностью.

Экье директор сглотнул и медленно склонил голову:

— Понимаю, эрья. Со всей ясностью.

— Надеюсь на ваше благоразумие. А также на то, что вы, человек неглупый, осознаёте, насколько легко Перевёрнутая башня выясняет, откуда пошли ненужные сплетни. Когда опытные дознаватели спрашивают, люди обычно отвечают. И уже неважно, кого именно они сдают в попытке спасти собственные жизни — друга, родственника, начальника, подчинённого…

— Да, эрья, — вздохнул директор, — это я прекрасно осознаю.

— Вот и славно, экье директор. Итак, сейчас я выйду отсюда, а вы позовёте эрью Хондрицу и порекомендуете ей… хм… порекомендуете аккуратно побеседовать с её подопечной о вреде излишней вспыльчивости. Эрья Хондрица, вполне возможно, попытается выгородить воспитанницу — этого стоит ожидать от хорошей, правильной классной дамы, однако вы сообщите, что вам прекрасно известно, кто попытался нанести первый удар. Ругать никого не станете, просто спокойно проясните ситуацию. Попросите её показать эрью Шадрину врачу, а также порекомендуете не заставлять девушку испытывать сильных эмоций, а следовательно, не посещать поэтический вечер. Ничего более. Мы договорились?

— Конечно, эрья! Сделаю всё возмож… — под моим пристальным взглядом директор осёкся, затем послушно произнёс: — Сделаю так, как вы сказали.

— Замечательно. Что ж, раз мы так прекрасно обо всём договорились, то мне пора. Надеюсь, вы не разочаруете ни меня, ни… — завершать фразу я не стала. Выслушала сбивчивые уверения в абсолютной преданности экье директора Его Величеству (он-то здесь с какого боку?) и совершеннейшей невиновности в пособничестве злокозненным демонам, кивнула и наконец-то покинула кабинет.

Проклятая Шадрина, проклятые разборки! Ни завтрака, ни обеда — последний урок уже шёл вовсю, стало быть, столовая закрыта. Хотя бы на ужин удалось попасть! А ещё нужно будет придумать удовлетворительное объяснение для Лоисы и прочих сокурсниц насчёт того, что случилось и почему я вместо карцера оказалась в административном корпусе. Слухи по Институту наверняка уже разлетелись самые дикие.

Обожалки Шадрины по-прежнему крутились возле входа. Вот неугомонные! Интересно, кто им разрешил прогуливать уроки? Вряд ли эрья Хондрица.

Я приветливо им улыбнулась, проходя мимо. Они проводили меня изумлёнными взглядами — с их точки зрения, мне сейчас нужно было посыпать голову пеплом и каяться во всех мыслимых и немыслимых грехах, умоляя не выставлять меня из Института. Что ж, их ждёт сюрприз.

Дождь закончился, и в лучах заходящего солнца сад выглядел, будто сокровищница императора. На цветах блестели капли росы, и дневные бабочки, прятавшиеся днём под листьями, торопились урвать напоследок хоть крошку пыльцы. Вовсю голосили птицы, чьё яркое оперение выделялось среди зелени деревьев. На чисто вымытых дорожках блестели лужи, в которых плавали разноцветные лепестки и сорванные ветром листья. Мир спешил жить и радоваться — что ж, я его хорошо понимала. Может, даже лучше, чем кто-либо другой.

Поэтический вечер… Он приближался совершенно неумолимо. Пожалуй, оно и к лучшему: ну, припугнула я экье директора, но вскорости он всё равно не выдержит и проболтается. Или эрьи воспитательницы начнут интересоваться, с чего бы это сильные мира сего так благоволят провинциалке с весьма сомнительной родословной и ещё более сомнительными достоинствами. Прости, Таль, но что есть, то есть.

«А чего нет, того нет. Я понимаю».

«Достоинств у тебя немеряно. Просто увидеть их дано не каждому. Я вижу, ну так на то я и демон, чтобы находить сокровища в лужах».

«Ага, только достоинства сомнительные. На то ты и демон».

Вот научила девчонку на свою голову! Или она всегда умела, просто не осмеливалась? Без специфических задатков сложно продвинуться в искусстве поддевать ближнего своего, да ещё и настолько быстро!

Пока мы с Таль обменивались колкостями, я уже почти добрела до столовой — и шарахнулась за угол, услыхав знакомый голос. Ну разумеется, куда ж в этом заведении без Смерины даар Мрауш! А ей-то кто разрешал прогуливать? У них на факультете что, свободное посещение занятий ввели?

«Просто уроки уже закончились. Ты слишком долго пробыла в кабинете экье директора».

Смерина явно разговаривала с обожалками: раздражённые реплики патронессы перемежались успокаивающим журчанием голосов поддакивающих и в нужных местах охающих девиц. Небось, опять мне косточки перемывают. В конце концов, наша стычка с Шадриной сейчас должна стать главной местной новостью.

«Ты так высоко себя ценишь и так много о себе думаешь!»

Я немного растерянно моргнула:

«А о ком мне ещё думать и кого ценить? Ведь я для себя главная ценность, о судьбе которой только и размышлять, когда нет неотложных дел!»

После короткой паузы Таль потерянно произнесла:

«Ты не шутишь».

«Разумеется. А почему демон — или даже человек — должен прежде всего думать о других? Самые успешные наверняка ставят в центр вселенной исключительно себя!»

«Но Пращур заповедал… ой, извини. Ты же и вправду демон».

Мы замолчали, кажется, впервые за долгое время совершенно не понимая друг друга. Нет, ну правда: какая человеку польза от того, что он помогает другим, а те равнодушно отворачиваются от его дружбы и помощи? Я не против того, чтобы помогать — вот до чего меня довело близкое соседство с хорошим человеком! — но хотя бы благодарность в ответ на эту самую помощь получить надо, разве нет? И если вместо ожидаемого получаешь безразличие или, того хуже, насмешки и презрение, то разве не следует в будущем отвернуться от скотины, которая тебя презирает? Просто следуя правилам самосохранения, ничего больше!

«Ты не понимаешь, ты правда не понимаешь».

«Само собой! Объяснишь?»

«Тех, кто помогает ближним и дальним, не щадя живота своего и не требуя взамен никаких благ, ждёт вечное блаженство в эмпиреях», — заученно оттарабанила Таль. На это возразить я не могла.

«Ну, если в эмпиреях…»

До них, по моему мнению, нужно было как-то ещё дожить. Не злясь и не желая зла тем самым ближним и дальним, которым ты, не щадя живота… Но с другой стороны, если помогать всем и каждому, а взамен регулярно получать одни лишь зуботычины, то в могилу сойдёшь достаточно быстро. Так что желанные эмпиреи могут оказаться куда ближе, нежели человек поначалу предполагал.

«Ты… цинична, вот!»

«И что в этом плохого?»

Ответить Таль не успела: Смерина с обожалками подошли поближе и выяснилось, что разговаривают они всё-таки не обо мне. Они обсуждали Лоису.

—… устроилась! Кому она нужна, кроме этой дуры? Да и та, прямо скажем…

Хор обожалок пламенно заверил Смерину, что никому Лоиса и впрямь не нужна, а «эта дура» скоро вылетит из Института, вон, её уже к экье директору вызывали… Ха, всё-таки речь идёт и обо мне тоже!

«Ты неисправима», — кажется, Талина уже прекратила сердиться. Или просто сосредоточилась на более значимом для себя занятии: выяснении, какую пакость опять задумала Смерина. В том, что эта девица не может прожить и дня без подкладывания ближним очередной свиньи, мы с Таль были полностью согласны.

«Ага, я такая. Как бы за ней проследить незаметно?»

«Ну, пока можно и тут посидеть, — Таль задумалась. — Потом поглядим, по какой дорожке она пойдёт. Если налево, то тут есть тропинка в саду… Вообще по траве ходить не разрешается, но нам, наверное, сейчас можно. Мы же для благого дела!»

Я лишь улыбнулась. И вот кто из нас двоих неисправим?

—… уже, — начало реплики я за нашими совместными раздумьями пропустила. — Нет, вы представляете? Стоило бедняге дээ Тибору кое-как избавиться от одной заразы, как на горизонте тут же возникла вторая!

Так, приехали. При чём тут Саман?

— Она ему написала — какая неслыханная наглость! Юноша горюет по расставанию с любимой, хотя как по мне, должен закатить праздник на весь факультет, и тут…

«Ах ты мерзавка! — Таль задохнулась от ярости. — Как ты смеешь?»

«Стало быть, Лоиса написала Саману? Молодец, надеюсь, у них всё сложится хорошо».

«Сложилось бы, если б не эти! Слышишь, что они замышляют?»

Я слышала. Смерина перехватила немудрёное послание Лоисы, и теперь вовсю издевалась над слогом, словесными оборотами и вообще над чувствами бедной девочки. Обожалки с восторгом поддакивали и изощрялись в оскорблениях.

«Лина, мы должны что-то предпринять! Обязаны!»

Насчёт нашей обязанности оберегать Лоису от всех и каждого я уверена не была, но вот сделать Таль приятное — почему бы и нет?

«Лина, ты сама говорила, что если человек делает тебе добро, то надо отвечать благодарностью!»

Очень хорошо: малышка Таль научилась использовать мои слова против меня же самой. Со временем — если у нас после драки с Душехватом останется хоть какое-то время — мне ещё приятней будет делить с ней тело.

«Ладно, не кипятись. Давай послушаем, что они замышляют. Лучше всего расстраивать чужие планы, когда о них как минимум знаешь».

Таль послушно замолчала, тем более, что послушать было о чём. Я вот понятия не имела о заклятии изменения почерка. Вряд ли оно наличествует в учебной программе Института благородных девиц.

Обожалки столпились вокруг Смерины. Одна из них достала тяжёлую книгу, поместила на спину второй и сейчас, высунув кончик языка от усердия, писала то, что диктовала ей патронесса.

«Ваши чувства, благородная даар Пельт, нашли отклик в моей измученной душе. Вы позволите мне называть вас Лоисой, эрьей Лоисой или же просто Лоисой, девушкой, с которой я найду мир и покой, обрету любовь — чувство, казалось бы, утраченное безвозвратно!»

Девчонки хихикали, я морщилась и думала о том, что подобный выспренный слог у нормального человека должен вызвать несварение желудка, а если человек ещё и умён — то подозрения: с чего бы парень, по слухам чахнущий и сохнущий от тоски по прежней возлюбленной, так смело клеится к её подруге? Но Лоиса влюблена, поэтому может проглотить.

Ещё, небось, добавки попросит. Будет перечитывать, под подушкой хранить…

«А потом над ней жестоко посмеются! Лина, это ужасно!»

Ужасного я ничего не видела, но… несправедливо, да. И вообще, противоречит моему плану, согласно которому Лоиса должна жить с Саманом долго и счастливо. Семья, четверо детей как минимум, старшую дочь обязательно назовут Талиной…

«В знак своего к вам душевного расположения и наилучших устремлений прошу о встрече в саду, в шесть часов, за час до того, как поэзия распахнёт свои дивные крылья и унесёт нас в эмпиреи…»

Здешняя поэзия может унести только и исключительно в бездну. Впрочем, какое мне дело? Мне на этой вечеринке нужно Душехвата отыскать. В крайнем случае заткну чем-нибудь уши.

За час до поэтического вечера, значит. Умно. Уже стемнеет, так что мало кто увидит их жестокие развлечения. И целая уймища времени. Мне ли не знать, как можно растоптать человека и за меньший срок. Унизить, опозорить, смешать с грязью…

Моя ярость смешалась с негодованием Талины. Мы обе желали одного того же… или всё-таки нет?

«Давайте встретимся за кустами азалии, у стены, и я прочту вам скромную поэму собственного сочинения, а потом вместе, рука об руку, войдём в зал, где состоится торжество. Как знать — вдруг это судьба? С трепетом ожидаю ответа…»

— Ставь подпись, — усмехнувшись, велела Смерина. — И передай служанке. Давай, поторопись. Нам ведь, дорогие мои, нужно ещё сочинить подходящую поэму, достойно описывающие как девицу, так и её сомнительные прелести!

Я задумчиво покивала. Поэма — это хорошо, это просто замечательно. Когда Смерина раздухарится, её голос наверняка будет слышно издалека.

«Лина? — голос Таль звучал настороженно. — Ты о чём? Разве мы не должны сейчас бежать к Лоисе, предупредить её о ловушке?»

«Мы сейчас должны бежать на ужин, чтобы хоть раз за день что-нибудь запихать в желудок! А потом… ты знаешь, как богатые девчонки с факультета Роз переписываются с ухажёрами?»

«Ну… допустим, — Таль слегка растерялась. — Дают записки и деньги кухаркам или садовнику, те относят их адресату…»

«Деньги — это плохо. Денег у нас с тобой нет. Ладно, придумаем что-нибудь. Есть бумаги, чернила и неплохое заклятье, это главное».

«Лина, что ты задумала?»

«Я хочу, чтобы даар Мрауш пострадала от того же, что приготовила для Лоисы. Не волнуйся, мы с тобой сумеем вытащить подругу из беды и растолковать ей, что Саман ничего не писал. Но сначала… Ладно, к лысым бесям ужин, бежим в спальню!»

Воды выпью и заклятье прочту, успокаивающее желудок. Его тоже нет в институтской программе, однако в бездне оно довольно-таки популярно, просто нельзя его часто применять. Но уж один-то раз… Дело того стоило.

Таль волновалась. Беспокойство за подругу мешалось в её сознании с горячим желанием проучить Смерину. Быстро, пока она не успела определиться, я заскочила в спальный корпус, добралась до своей тумбочки и вытащила оттуда лист бумаги. Где-то у сокурсниц имелась ароматическая отдушка… о, вот она!

«Лина, воровать нехорошо!»

«Пара крошек всего, никто и не заметит. Даар Мрауш не стала бы писать на обычной бумаге, не того полёта птичка. Ничего, сейчас мы ей крылышки пообломаем».

Итак, надушенная бумага… что ещё? О, можно пару розочек пририсовать! Да, теперь самое оно. Применяем заклятье изменения почерка — и начинаем воплощать план в жизнь.

«Арейлас, любовь моя! Невзирая на охлаждение между нами, сердце моё всегда остаётся с тобой, ведь мы — две половинки единого целого, предназначенные судьбой друг для друга! Я свято в это верю и посылаю тебе все благословения, которые только может придумать любящая душа».

Таль удивлённо хмыкнула: «Так они поссорились?»

«Просто обязаны были. Смерина — не тот человек, который простил бы регулярные встречи с какой-то фиалкой, вдобавок, оскорбившей её. Даже не сомневайся, что ей донесли, об этом весь институт болтает. А дээ Брайдар — самовлюблённый павлин, не терпящий упрёков. Как тут не поссориться? Надеюсь, хотя бы не расстались».

«Не расстались, иначе об этом бы тоже весь институт болтал».

Вот и отлично. К слову, упомянуть размолвку тоже следовало бы…

«Простишь ли ты мне мои безумные слова? Я раскаиваюсь в них всем сердцем, плачу дни и ночи напролёт».

Поэтическое преувеличение, но Арейласа должно впечатлить. Он у нас, в конце концов, тоже влюблённый, а влюблённые жаждут поверить, что предмет их страсти куда лучше и достойней, чем на самом деле. Со мной он бы сразу заподозрил неладное, но Смерина — не я, поэтому сработает.

«А если нет?»

«Значит, вытащим Лоису силой. Темнота не только даар Мрауш с обожалками укрывает, знаешь ли. Я в ночи тоже умею… развлекаться».

Такой ответ Таль полностью удовлетворил, и я продолжала изощряться в составлении любовного послания:

«Придёшь ли ты встретиться со мной? Разрешишь ли на тебя взглянуть хоть одним глазком? Я знаю, долг перед семьёй требует от тебя уделять внимание другой, и готова смириться с этим, если ты даруешь мне хоть час… нет, даже меньше часа — видишь, я так влюблена, что ради тебя иду на безумства, но это прекрасные безумства! Умоляю, присоединись ко мне! Пускай наши руки и наши сердца воссоединятся в четверть седьмого (да, меньше часа, меньше!) возле стены, там, где цветут азалии. Лишь три четверти часа, а затем я отойду от тебя и больше уже не побеспокою. Прошу тебя, дорогой мой, возлюбленный мой, душа моя!

Твоя (несчастная и вместе с тем бесконечно счастливая),

Смерина».

Четверти часа должно хватить, чтобы Смерина как следует распалилась, но ещё не успела устроить Лоисе непоправимых последствий. Ну а если всё-таки попытается…

Я задумчиво и очень нехорошо усмехнулась. Что ж, пусть попытается. Во тьме кроются чудовища, и я — одно из них.

«Ты… уверена, что он придёт?»

Я пожала плечами.

«Если не придёт, значит, такова судьба».

Таль всё ещё не слишком была уверена в правильности наших действий, но протестовать не стала. Я встала и снова выскользнула во двор.

Долго ждать не пришлось: после ужина как раз наступало время передачи тайных посланий. Ну да, в обед было бы разумней, но ведь не так романтично! Сгущающиеся сумерки, кроваво-красное солнце, пускающее последние блики по институтским окнам, первые звёзды, подмигивающие со стремительно темнеющего неба… Красота же! Самое то для разрывающих сердце чувств и томительных вздохов. Ну и для отправки любовной корреспонденции.

Садовник словно бы ненароком прохаживался по садовым дорожкам. Время от времени мимо него пробегали девицы, довольно явно роняя в песок маленькие свёртки: внутри явно записки и пара мелких монеток. Старик, кряхтя, наклонялся, подбирал их, разворачивал, часть содержимого перекладывал в карман, а часть совал за пазуху. Я напрягла зрение: ага, деньги, как и предполагалось, перекочёвывают в более безопасное место, значит…

Повинуясь простенькому заклятью, бумажка с любовным посланием взлетела в воздух, и когда садовник в очередной раз наклонился, спикировала ему в карман.

Вряд ли он вспомнит, сколько там подобрал записок. Люди не склонны раздумывать, выполняя рутинные занятия. А даже если и заподозрит неладное, спишет всё на плохую память.

Удовлетворённо кивнув, я отправилась в спальню, на ходу сочиняя для соседок очередную байку о том, как это я совершенно ненароком умудрилась вляпаться в историю и безнаказанно выпутаться из неё.

Глава 9. Отмщение

Следующий день ознаменовался величайшим событием. Нет, не поэтическим вечером — хотя и им тоже, разумеется, но право же, это такие пустяки по сравнению с тем, что я попала на завтрак!

Каша-размазня, едва тёплая и недосоленная, остудила мои восторги, однако ненамного. Я даже готова была увидать в ней какое-нибудь доброе предзнаменование. Осталось лишь придумать, какое именно.

А вот к чему я оказалась совершенно не готова, так это к попыткам соседок по спальне стать моими обожалками. Келина начала первой, подав мне гребень и позже — полотенце; остальные радостно подхватили.

Честно говоря, поначалу я даже толком не поняла, что творится. Вчерашние приключения отняли слишком много сил, да и голова была забита предстоящими поисками Душехвата… Догадалась уже позже, когда одна из девчонок нагнулась, чтобы зашнуровать мне ботинки.

Бездна всё заешь! Я не ханжа и неплохо представляю, как устроен мир. Возможно, сложись обстоятельства иначе — и я с удовольствием поиграла бы в эту игру. Но сейчас мне было противно. Слишком уж отношения между патронессами и обожалками напоминали грызню демонов за власть. Я люблю власть, я демон, в конце концов, просто…

Да кому я вру? Такая власть мне даром не нужна! И уже наплевать, Талина это на меня плохо влияет или я сама меняюсь в сторону человечности. Совсем человеком мне не стать никогда, но можно хотя бы не чувствовать брезгливости, общаясь с однокурсницами?

Кривовато усмехнувшись, я сказала Келине:

— Предпочитаю заводить подруг, а не обожалок.

Не уверена, что она меня поняла. Когда долгое время выживаешь… определённым образом, уже сложно перестроиться на новый лад. Но по крайней мере меня оставили в покое. Перешёптывались за спиной, косились то ли испуганно, то ли восторженно, то ли всё вместе — я не слишком разбиралась. Не лезли — и то хлеб.

Таль мои действия полностью одобрила. Она не любила обожалок по другой причине: уж слишком много ей досталось от тех, кто пытался угодить патронессе, а лучший способ выслужиться — это затравить кого-нибудь неугодного. Кроме того… наверное, облечь в слова эти чувства ей было сложно, однако хорошим людям по определению не могут нравиться поклонение и преклонение.

Вот что Талине не нравилось — мечтательное лицо Лоисы. Записка от Смерины очевидно попала по адресу, и теперь подруга места себе не находила от счастья, а её простоватое лицо светилось и казалось по-настоящему красивым. Любовь и впрямь преображает людей.

«Ей надо сказать, — ныла Талина. — Давай ей скажем, ну! Она хотя бы будет готова!»

Я понимала чувства Таль, но стояла на своём. Да, Лоисе предстоят крайне неприятные четверть часа, но зато впоследствии Арейлас за всё отомстит.

«Это если он влюблён по-настоящему! И вообще, настоящая любовь может простить что угодно».

«Он влюблён, не сомневайся. Семейка Мрауш, конечно, богата, но Брайдары тоже, а влияние при дворе несопоставимо. Если бы Арейлас хотел заключить брак по расчёту, он бы выбрал ту же Шадрину, да и у экье судебного мага, помнится, родственницы подходящего возраста есть. Это самый-самый допустимый минимальный предел, и то мачеха-демон начнёт кривиться, да и экье некромант, думаю, её поддержит. Смерина — не пара для Арейласа. Он и сам знает, просто влюблён».

«С чего вдруг семья Брайдар считает Смерину не парой для второго сына?» — безмерное изумление Таль меня немного даже развеселило. Богатство — великая вещь: она застилает глаза даже самым хорошим людям, заставляя их думать, будто деньги способны затмить любую семейную спесь. Иногда способны, особенно когда семья бедствует, но обеспеченные высокородные снобы глядят совсем на другое…

«Всё просто. Когда ему велели оказывать мне поддержку и помощь, экье некромант явно надеялся, что сынок начнёт всем рассказывать, будто он со мной встречается, и таким образом удастся избавиться от Смерины. Моя идея с семейными разборками Арейласу явно пришлась по душе — ведь она позволила сохранить шанс встречаться с возлюбленной. Будь даар Мрауш слегка поумней — ухватилась бы за эту возможность руками и ногами. А так… сама будет виновата. Когда начинаются всевозможные испытания, выдерживает далеко не каждая любовь. Опять же, Арейлас у нас привык слушаться мачеху, а той девица явно не по нраву. Но клятву не вредить Смерине он с меня, заметь, взял. Значит, влюблён, но против воли родителей».

«Кстати, о клятве… — в голосе Таль появились нотки озабоченности. — Как ты с ней разберёшься?»

Я изумлённо распахнула глаза.

«А зачем мне с ней разбираться?»

«Но ты ведь поклялась не причинять Смерине вреда!»

«Ну да, поклялась. Как там звучало условие? Помнится, я обещала её не трогать «до тех пор, пока упомянутая Смерина не нападёт первой самолично либо не велит кому-либо ещё напасть на меня или на друзей Талины даар Кринстон». Право же, Таль, если эту ситуацию не считать нападением на твою подругу — то как ещё подобное нападение должно выглядеть? Всё, руки у меня развязаны».

Талина явно была ошарашена, а я ещё добавила:

«К слову, ничего с этой вредной и заносчивой девчонке сама я делать не собираюсь — ну разве что Лоису вытащить у неё из когтей, если Арейлас не придёт. Но он придёт. И сделает всё за меня. Я-то не обещала никого на эту дрянь не натравливать!»

Охнув, Талина постановила:

«Экье директор был абсолютно прав. Демоны коварны!»

Я пожала плечами. Чего уж там, что есть — то есть. Коварны. И с удовольствием загребают жар чужими руками.

После завтрака я столкнулась с весьма странным обстоятельством — на выходных мне абсолютно некуда было себя деть. И когда это институтская суета с бесконечными домашними заданиями успела стать частью моей жизни? Я слишком привыкла к раз и навсегда установленному расписанию, привыкла куда-то бежать, вечно не успевать, читать дурацкие учебники до тех пор, пока глаза не слипнутся окончательно… Сейчас в стенах Института благородных девиц тоже цариласуета, но совсем иного рода, чуждая и от того раздражающая. Множество девушек одновременно пыталось вертеться перед зеркалами, окнами и хоть чем-нибудь, что могло отразить их лица и фигуры. На платья спешно нашивали свежие кружева, купленные за последние гроши — неважно, лишь бы хоть немного отличаться от соседки в лучшую сторону. Из разнообразных тайников доставались ленты, румяна, помады, тушь для ресниц и подводка для глаз… Классные дамы демонстративно оставили нас в покое, собравшись в бальном зале и руководя там слугами.

Хотя моё платье и было сшито кое-как, формально оно всё же соответствовало предъявляемым к подобным нарядам требованиям. Украшать его дополнительно и пытаться хоть как-то улучшить собственную внешность я не стала, невзирая на робкие намёки Талины. Новую ленту в волосы вплела, фамильную брошку на грудь нацепила — и хватит. С одной стороны, вроде как не отличаюсь от прочих разнаряженных девиц, с другой — на мне и без того хватает лишней одежды, стесняющей движения и страшно неудобной. Случись драка — что делать буду? Пудреницей в Душехвата кидаться? Может, ещё попытаться его соблазнить? Совершенно бесполезная, к слову говоря, затея: демоны такого разряда абсолютно нечувствительны к женской и мужской красоте. Чистоту души оценить могут, особенно в гастрономическом смысле, а на внешность им плевать.

Всю первую половину дня я спасалась в библиотеке, старательно игнорируя удивлённые взгляды эрьи Сонгды, тамошней заведующей. Ухватила толстенную книгу по истории и начала читать, улыбаясь при виде заклеенных страниц — там явно содержались описания каких-нибудь зверств или смертей, которые, по мнению здешних педагогов, способны были травмировать нежные девичьи души. Как по мне, этих девиц травмировать можно разве что топором, и то не каждую, но спорить с мудрыми учителями демон не смеет. В библиотеке стояла блаженная тишина, лишь изредка нарушаемая торопливыми шагами — очередная любительница поэзии забегала обновить знания. Историческими штудиями никто не интересовался, так что я спокойно ознакомилась с событиями примерно трёхсотлетней давности. Ничего особенного, всё как везде: люди борются за власть, воюют и предают друг друга. Нет бы, не знаю, новый сорт репы придумать или завести во дворце стадо коз, а молоко раздавать нуждающимся… С другой стороны, тогда учёным-историкам нечего было бы записывать. Неинтересно.

Обед оказался неожиданно плотным и вкусным — то ли в честь поэтического вечера, то ли экье директор спохватился и принялся выполнять обещанное… Ставлю на второе: будь такие пиры обычным делом в дни приёма гостей, старшеклассницы не удивлялись бы столь явно и отчётливо, да и классные дамы не переглядывались бы украдкой. Что ж, хоть в чём-то мой блеф сыграл на руку и остальным институткам: животы сегодня все набили до отвала. Не знаю, долго ли это продлится, но лучше недолго, чем никогда. Впрочем, привыкать я бы не советовала.

В послеобеденное время мне пришлось признать, что до того была ещё не суета, а так — короткие всплески активности. Классные дамы вернулись к подопечным, внеся дополнительную сумятицу. Кого-то отправили умываться, кого-то — дополнительно репетировать выступление, поскольку учительницу не устроила «выразительность произношения»… Куда уж выразительней — завывала девица так, что адские гончие удавились бы от зависти собственным хвостом! Хотя, возможно, именно это и не устраивало придирчивую классную даму, поскольку «голосок юной девы должен звенеть, словно колокольчик». Колокольчиками там и не пахло — скорее, рёвом боевых слонов и неистовыми воплями впавших в экстаз сектантов. Зато выразительно.

Меня устроительницы мероприятия старательно обходили стороной. И экье директор всерьёз полагает, будто такое отношение останется незамеченным? Что ж, придётся постараться и вычислить Душехвата до того, как по Институту пойдут совсем уж дикие сплетни. Например, насчёт моей грядущей свадьбы с директором…

«Лина, он женат!»

«Ничего страшного, овдовеет и снова женится. Нашим только дай почесать языки об кого-нибудь!»

Таль не нашла, что ответить, поэтому разговор сам собой заглох. Я огляделась и поняла: здесь спокойного местечка не найти. Вдобавок, очередная девица всерьёз вознамерилась стать моей обожалкой и полезла с сомнительного качества комплиментами. Ещё и стихи в мою честь сочинить решила! Пришлось срочно удирать в сад. Там ещё можно было отыскать тихие уголки. Людской шум оставался за каменными стенами, а здесь спокойно перепархивали между деревьями мелкие пичуги, одуряюще пахли цветы и лишь запоздавшая служанка торопливо мела листву по одной из дорожек, торопясь завершить дело до начала поэтического вечера.

В саду я и проторчала до самых сумерек. Облюбовала себе скамеечку, заботливо задвинутую подальше от всеведущего ока воспитательниц в зелёные заросли жасмина. Наверняка очередной пылкий влюблённый постарался, причём недавно: такие фокусы здесь обнаруживали достаточно быстро и строго пресекали. А то потом бегай, ищи способного и неболтливого медикуса, ликвидируй очередную внезапную беременность… Хотя здесь наверняка все знают нужные адреса тех самых способных и неболтливых. Да, Таль, согласна, я ужасно плохо думаю о людях.

Сумерки подкрались тихо, точно кошка на мягких лапах. Резче и глубже стали тени, мягче и бархатистей — очертания корпусов; в небе сверкнула звезда, затем ещё одна и ещё… Кое-где в окнах вспыхнули первые огни. Прошуршали по гравию возле стены последние повозки с припасами. Скоро надо ждать гостей. Ну и мне тоже пора.

Забавно всё же устроено человеческое общество! Казалось бы: открой калитку, впусти парней из соседних корпусов… Но нет! Так не принято! Нужно запихать всех в кареты, чтобы торжественно прокатиться от одних ворот к другим. Зато куча народу при деле и зарабатывает денежку: соседние конюшни, нанятые эту ночь кучеры, лакеи на запятках… Хотя на лакеях как раз можно сэкономить: обрядить в ливреи институтских служек — и готово.

Размышляя об этой и ей подобной чепухе, я бесшумно двигалась к стене, сторонясь хорошо освещённых дорожек, стараясь не шуршать травой… Демоническое зрение, пускай и ослабленное нахождением в человеческом теле, всё ещё служило мне верой и правдой. Темнота была моим другом и союзником — старым, проверенным, надёжным. Она укрывала меня от посторонних глаз, давая при этом возможность бесцеремонно забираться куда угодно, никого не спрашивая и ни перед кем не отчитываясь. Очертания деревьев и кустов не сливались в единую массу, тёмную и бесформенную, как у обычных людей, а приглушённо сияли, указывая путь. Спящие птицы виделись куда ярче и отчётливей, чем днём, когда краски чересчур ярки. Ещё б цикады не прекращали стрекотать, почуяв тёмную ауру… Но вряд ли Смерина и её обожалки настолько хороши в различении звуков ночи. Никто меня не заметит, пока я сама этого не пожелаю.

На одном из поворотов тропинки мелькнул знакомый силуэт, и я решительно свернула туда. Так и есть: Лоиса торопится на свидание. Талина в глубине моего сознания вновь горестно всхлипнула. Спокойно, Таль, скоро Смерина получит своё. Всё будет хорошо.

«Смерина-то получит, но какой ценой?»

«Уже поздно что-либо менять. Ты согласилась на этот план, теперь не мешай».

Да, я была жестока, возможно, даже чрезмерно жестока по человеческим меркам — самой мне судить трудно. Но как по мне — снявши голову по волосам не плачут. Раз уж Таль не протестовала активней с самого начала, так теперь-то чего страдать? Время пожинать плоды и принимать последствия — в чём бы они ни проявились.

Лоиса шла быстро, явно надеясь, что её уже ждут, и очевидно огорчилась, когда не увидала никого на месте встречи. Впрочем, это длилось недолго. Почти сразу же зашуршали платья, зацокали каблучки, и из-за поворота вышла Смерина, окружённая обожалками. В этот вечер она была в ударе: разоделась так, словно собралась на королевский бал, а не на скромную институтскую вечеринку. Нет, разумеется, платье осталось прежним — увы, играть с институтским уставом даар Мрауш не могла. Зато кружева на нём стоили половины какой-нибудь мелкой деревушки, а на плечи небрежно была накинута тёмно-красная шаль, поблёскивающая в мягком лунном свете.

Натуральный шёлк, тончайшая работа. В ушах красовались серёжки с рубинами — не вульгарными, но вполне заметными. Заколка с рубином покрупнее венчала сложную причёску, над которой наверняка колдовали не один час.

— Даар Пельт, — ласковые интонации в голосе Смерины никого не обманули: яда в них было столько, что хватило бы отравить весь Институт, включая классных дам и экье директора. Пожалуй, ещё и на служанок бы осталось. Лоиса, впрочем, первый удар выдержала достойно:

— Даар Мрауш. Ты здесь по какому-то делу?

Обожалки откровенно захихикали, подпихивая друг друга локтями. Смерина величественно наклонила голову:

— Я гуляю. По-твоему, мне нельзя прогуляться здесь, насладиться ароматами цветов? Ах нет, тут же чем-то воняет… О, и как я могла не понять? Разумеется, ведь здесь моя старая знакомая оборванка даар Пельт! Ну конечно же, от тебя за версту разит нищебродством и дурным вкусом!

Лоиса набычилась, но голос её пока что звучал ровно:

— Что ж, если тебе рядом со мной делается настолько нехорошо, почему бы тогда не пойти и не понаслаждаться ароматами где-нибудь ещё? Тебя ведь никто и ничто здесь силой не держит — разве что твой собственный дурной нрав.

— А почему это я должна уходить? — Смерина оскорблённо надула губки. — Нас тут больше — верно, девочки? Тебе всё равно, где смердеть, а мне здесь нравится… Или, может, ты кого-то дожидаешься?

Обожалки уже хохотали взахлёб, тыкая пальцами в несчастную, которая явно растерялась.

— Если и дожидаюсь, это не твоё дело! — у Лоисы дрогнуло лицо, в тоне прорезалась неуверенность. Смерина же откровенно веселилась:

— Ах, девочки, она кого-то ждёт! Наша серая мышка влюбилась, у неё горячие чувства! О, Пращур, а я-то гадала, почему сегодня от неё несёт навозом сильней обычного? Ты им вместо духов пользуешься, да, даар Пельт?

Хм, как интересно! Значит, Смерина даар Мрауш боится дурных запахов. Если она когда-нибудь решит пристать ко мне, этим можно воспользоваться.

Талина оторвалась от собственных болезненных раздумий о судьбе подруги и изумлённо спросила:

«С чего ты взяла? Про запахи…»

«А, это просто. В основном люди бранятся двумя способами: находят чужие слабости и топчутся по ним или же ненароком выдают свои тайные страхи. То, от чего они бы сами взвились лесным пожаром, вздумай кто-нибудь их в этом обвинить. К запахам Лоиса относится спокойно — ну да, обижается на дурёху, которая дразнится, но это явно не её слабое место. Значит, завоняться боится Смерина. Демоны любят такое подмечать, чтобы сбивать людей с истинного пути. Один из самых действенных способов, знаешь ли».

«Не знаю. То есть, теперь знаю, но лучше бы ты мне не рассказывала. Сколько же в мире зла, и как сильно вы, оказывается, способны влиять на людей, используя их же собственную душу!»

«А только так на людей и можно повлиять. Нет, ещё, конечно, есть магия, но куда проще и выгодней, чтобы люди сделали всё сами, принеся демону готовенькое уже на блюдечке».

Да уж. Вот Душехвату, бедняге, сейчас приходится стараться, добывая пропитание. А с Таль он наверняка нашёл какую-нибудь её слабую точку и незаметно на ней сыграл. Девочка столько страдала, что и не поняла, когда ей стало куда паршивей, чем обычно — она ведь всегда чувствовала себя ужасно.

Ничего, разберёмся с даар Мрауш — и займёмся противником посерьёзней. Если повезёт, то больше он никого не съест. Пускай пожиранием друг друга занимаются только и исключительно люди.

А вот, собственно, и ещё один хищник прибыл. Пока таится во мраке — видимо, любуется возлюбленной. Что, хороша? Да, определённо хороша: раскраснелась, соловьём заливается, шавок своих науськивает… Ты такую её любишь, Арейлас дээ Брайдар? Вот сейчас и узнаем.

— Кем бы ни был твой возлюбленный — он не придёт, — продолжала тем временем издеваться Смерина. — Если он обещал тебе встречу, значит, он солгал и смеётся над тобой точно так же, как и я. Да подумай сама: кому нужна такая вонючая неопрятная девка? У тебя же лицо словно крестьянской мотыгой вырублено!

— А руки? — вступила в разговор одна из обожалок. — Вы посмотрите на её руки! Разве они могут принадлежать благородной даар? Они же похожи на крестьянские грабли!

— Ох, и верно… — Смерина словно бы сочувственно покивала. — Знаешь, даар Пельт, я, конечно, не хочу сомневаться в порядочности твоей матушки, но на всякий случай стоит приглядеться к статным конюхам вашего поместья. Или, скажем, к деревенскому старосте. В конце концов, говорят, родню нужно уважать!

Следует отдать Арейласу должное: он не вспылил сразу же. Или это его просто придавило увиденное и услышанное? Воздыхатель Смерины (точнее, уже бывший воздыхатель, тут я, пожалуй, могу утверждать с уверенностью) стоял за пышным кустом азалии, сжимал руки в кулаки и, кажется, до крови искусал губы. А ещё зубами вроде бы скрипел. Ну да, разочарование в первой любви никому легко не даётся. Некоторые даже умирают.

«Ты умерла не от любви, а от кинжала».

«Но удар-то нанёс возлюбленный!»

От такой логики Талина на какое-то время замолкла.

— Пошла вон, ты, тварь! — наконец пришла в себя и разъярилась Лоиса. — Забыла уже, как тебя при всех унизили? Я попрошу Талину, она ещё раз тебе головомойку устроит, ей нетрудно!

— Не смей при мне произносить имя этой грязной мерзавки! — взвизгнула Смерина. — Не пачкай воздух, ты, вонючая дурища, вообразившая себя красоткой! Иначе клянусь, — голос даар Мрауш упал до шёпота, — клянусь Пращуром, я заставлю тебя мне туфли вылизывать, прямо здесь и сейчас. Нас много, ты никуда не денешься. А после мы расскажем классным дамам и всему Институту, что ты тут лобызалась с ухажёром, причём очередным, потому как у тебя их хватает, и все из простонародья — больше-то ты никого привлечь не в состоянии! Нам поверят, мы подробности обсудим, будем все говорить одно и то же. И ни один порядочный парень в твою сторону никогда не взглянет!

— Да, — голос Лоисы немного дрожал, но в целом моя подруга, казалось, пришла в себя. Даже выпрямилась и гордо вскинула подбородок: — Да, я верю, что ты способна на любую подлость, даар Мрауш. Но ты должна знать, что правда всегда найдёт путь, и ты ответишь за каждое своё злодеяние!

Неплохо. Пафосно, конечно, до скрежета зубовного, но такова уж Лоиса — высокодуховная дева, воспитанная на нравоучительных книжках. И знала бы она, насколько близко обещанное Смерине возмездие!

Ничего, сейчас узнает. Арейлас, кажется, уже готов действовать.

— Ты… ты это сейчас всерьёз? — Смерина искренне расхохоталась, затем надула губки и протянула: — В общем, ты мне надоела, даар Пельт. Поцелуй носок моей туфли — и можешь бежать на все четыре стороны. И без того тут всё тобой пропахло.

— Скорее я умру, — гордо отвернулась Лоиса.

— Нет, вот это вряд ли, глупышка, — всё-таки красиво даар Мрауш умеет смеяться. Действительно словно колокольчики звенят! — Просто ты искупаешься в грязи, где тебе и место. Девочки!

Обожалки шагнули вперёд. Лоиса в панике огляделась, вызвав у Смерины новый приступ смеха:

— Даже не надейся, даар Пельт, даже не надейся! Не найдётся в мире рыцаря, который окажется настолько глуп, что придёт к тебе на помощь.

Ой-ёй-ёй, как она сейчас подставилась! Ну, Арейлас, твой выход.

Арейлас не подвёл.

— Ну почему же, эрья, — его голос от сдерживаемых эмоций звучал глуховато, но всё равно нужное впечатление производил. — Один, пожалуй, сыщется. Эрья даар Пельт, позвольте мне нынче выступить вашим рыцарем и защитником!

От неожиданности подпрыгнули все — и Смерина, и Лоиса, не говоря уже об обожалках. Арейлас эффектно выступил из-за куста азалии, подошёл к новоявленной даме своего сердца и, склонившись, поцеловал ей руку. Надо признать, вышло впечатляюще. Умеет, стервец, когда захочет!

На лицо Смерины в этот момент стоило посмотреть. Ужас и растерянность превратили его в уродливую маску: глаза выпучились, словно у жабы, челюсть отвисла… Жаль, Арейлас его не видел: он нарочито не обращал внимания на бывшую возлюбленную.

— Погоди… — пролепетала Смерина. — Как же… Арейлас, всё не так, ты не так всё понял!

— Я здесь уже довольно давно, — дээ Брайдар демонстративно не поворачивался к Смерине, баюкая ладонь Лоисы в своей и глядя только на неё одну. — Полагаю, я видел и слышал достаточно, чтобы сделать верные выводы. Эрья даар Пельт, простите, я не знаю вашего личного имени, но хочу извиниться за недостойное и невозможное среди благородных людей поведение этой девушки.

Вот так, значит. Даже не «даар Мрауш» — просто «этой девушки». Мораль сей басни проста и незамысловата: не стоит злить Арейласа дээ Брайдара, он умеет бить в ответ, и дерётся очень больно.

Наверняка он уже догадался, что записка ему пришла уж точно не от Смерины. Это значит, в скором времени нас с ним ждёт серьёзный разговор — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы вычислить настоящего автора. Ладно, полагаю, мы разберёмся. В конце концов, он сам взял с меня клятву, я лишь исполняла её, как умела!

Ну да, это отговорка и ничего более. Само собой, Арейлас всё поймёт правильно. Но когда остынет — ещё спасибо мне скажет.

Или не скажет. Не из тех он людей, которые благодарностями налево и направо разбрасываются. Просто не станет делать мне больно, а если станет — то недолго и не слишком сильно.

— Арейлас! — вопль Смерины разбудил всех птиц на соседних деревьях, и они перепуганной стайкой взвились в воздух. — Прошу, выслушай меня!

И только сейчас дээ Брайдар отпустил руку Лоисы. Поклонившись ещё раз, он отступил на пару шагов и повернул голову:

— Ты уверена, что нам необходимо разговаривать? Особенно здесь и сейчас, в присутствии всех этих… — небрежный кивок в сторону обожалок, не знающих, куда спрятать глаза, руки и вообще как оказаться где-нибудь очень-очень далеко отсюда.

— Пошли вон, — прошипела Смерина. Дважды ей никого уговаривать не пришлось: девицы прыснули во все стороны. Одна споткнулась и растянулась на траве, но быстро вскочила и умчалась вслед за остальными.

— Рад, что ты больше не скрываешь своей истинной сущности, — небрежно проронил Арейлас, преувеличенно внимательно наблюдая за спинами бегущих во всю прыть обожалок. Я задумчиво покачала головой. Смерина страдальчески заломила руки:

— Ты и вправду всё не так понял, милый!

— Неужели? Это не ты пыталась заставить равную себе девушку делать ужасные вещи, после которых впору руки на себя наложить? Не ты оскорбляла её так, что даже портовые шлюхи постеснялись бы настолько мерзко ругаться!

Ну, насчёт портовых шлюх он неправ, но Смерина об этом не знает. Вмешиваться в воспитательные мероприятия и уточнять мелкие детали я уж точно не собиралась. Однако любопытная же в итоге вышла история! Арейлас отреагировал куда острее, чем предполагалось. Говоря по правде, я думала, что он возмутится нарушением приличий или же тем, насколько любовь всей его жизни не умеет держать себя в руках… Какая-то у него личная проблема связана с причинением страданий другим; какой-то душевный нарыв прорвался. А я-то считала его циничным парнем, неспособным на подобные чувства! Ладно, пора уже признать, что до конца разобраться в людях мне не суждено.

Лоиса испуганно оглядывалась вокруг, не понимая, бежать ей прочь или же остаться и тоже влезть в разговор. Улучив момент, я выступила из-за кустов и махнула ей рукой. Глаза подруги радостно распахнулись, она бочком-бочком протиснулась мимо Арейласа и Смерины — те не обратили на её манёвры ни малейшего внимания, упоённо собачась друг с другом. Молодцы, пускай и дальше продолжают в том же духе.

Крепко взяв Лоису за руку, я повела её прочь по траве, мокрой от вечерней росы. За нашими спинами сыпал оскорблениями Арейлас и пыталась оправдаться Смерина. Впрочем, когда мы отошли уже достаточно далеко, она прекратила бесплодные попытки умилостивить возлюбленного и тоже начала огрызаться.

Отпустив Лоису, я поправила причёску и негромко рассмеялась. Вот это проделка! До чего же славно получилось!

Смех растаял в темноте, унесённый лёгким ветерком. Небо было ясным, и звёзды вовсю перемигивались, словно тоже обсуждали представление, только что разыгравшееся на земле. Здания Института были погружены во мглу, лишь окна одного из учебных корпусов — того, в котором располагался бальный зал, — светились ярче обычного. Скоро мне предстоит рыскать там, разбираясь, кто из пришедших мой враг, но сейчас я расслабилась и смаковала момент.

— Это… это ты его привела? Дээ Брайдара? — нарушила молчание Лоиса. Я широко улыбнулась и сказала полуправду:

— Ага. Там, — кивок головой в неопределённом направлении, — обсуждали, что с тобой собирается сделать Смерина. Ты должна знать: Саман не писал какой-то там записки, в которой тебе назначалось свидание. Это всё проделки даар Мрауш, она знает заклятье изменения почерка. Или одна из её обожалок знает — я так и не поняла.

«Ну и зачем врать? Разве не разумней повиниться?»

«Не-а. Лоисе совершенно ни к чему осознавать, что она послужила наживкой. Даже если простит — отношения всё равно испортятся».

«Извинишься — простит. Она хороший человек!»

«А не скажу — не узнает, и прощать будет нечего».

— Она пыталась своим мерзким языком заляпать имя моей матушки! — негодовала тем временем Лоиса. — А сама-то, сама! У неё в родне наверняка преступники!

— Парочка мошенников, зарабатывающих на жизнь подделкой документов, уж точно отыщется, — поддакнула я. — В общем, я подслушала и поняла, что тебя нужно срочно найти и предупредить. А тут гляжу — экье дээ Брайдар собственной персоной торопится на поэтический вечер! Я подумала, ему будет интересно узнать, где сейчас его возлюбленная…

Лоиса хихикнула, затем порывисто схватила меня за руку. Вот совсем не умеет девушка сил рассчитывать — на запястье наверняка останутся следы!

— Ты сказала… сказала, Саман ничего не писал?

— Именно так. Не волнуйся, он не пытался тебя высмеять или ещё как-нибудь опорочить. Он просто ничего не знал. Сейчас, небось, пришёл с другими, ищет тебя среди остальных девиц.

— Он ничего не знал! — повторила Лоиса нараспев, словно заклинание. — Он ничегошеньки не знал!

Усмехнувшись, я ускорила шаг, оставив подругу на пару шагов позади. Всё-таки интересная штука — любовь! Одних она делает полнейшими кретинами, других поднимает на невиданные высоты. С некоторыми вообще случается одновременно и глупость, и гениальность.

Вот взять, к примеру, Лоису. Сейчас её голос звучал так мелодично, так приятно, словно принадлежал какой-нибудь богине. Если не оборачиваться, то легко можно представить, будто за спиной идёт прекраснейшее в мире создание, а не обычная, ничем особо не примечательная институтка. И в то же время она поверила записке, которую в здравом рассудке никогда не приняла бы всерьёз.

Да, ей пришлось нелегко, но увидит своего разлюбезного Самана — и грусть как рукой снимет. Пламя страсти, пыл первой любви и всё такое. Хотела бы я снова так уметь!

«Для тебя ничего не потеряно. Арейлас красив и умён. Разве он тебе не нравится?»

Арейлас? Я задумалась и пришла к парадоксальному выводу: да, он неплох. В него вполне можно влюбиться — если, конечно, не боишься разбитого сердца и прочих неприятностей, которые обязательно случаются с теми, кто всерьёз воспринимает подобные чувства.

Ловелас из парнишки вырастет тот ещё! Папеньку Талины заткнёт за пояс легко и непринуждённо.

«Ну почему, почему ты всегда и во всём видишь только тёмные стороны?»

«Потому что я демон. А ты, как я погляжу, готова полюбить младшего дээ Брайдара всем сердцем и душой, а также тем, что к этому прилагается?»

Талина шутки не оценила — или вовсе не поняла.

«Я… не знаю. Не уверена. Но он правда хороший человек!»

Ох, сколько же девиц пострадало из-за проклятого заблуждения: если парень красив, отменно вышколен и умеет связать больше чем два слова — значит, он хороший и порядочный. Впрочем, мне ли их судить? Особенно когда я откровенно завидую этим чистым и свежим чувствам.

Опыт и разочарование — два хороших советчика, но они отравляют жизнь, потому что порой добываются слишком дорогой ценой. И ты идёшь по жизни успешный и одинокий. Или не слишком успешный — но одинокий всё равно, ведь открыть сердце теперь становится совершенно невозможной задачей.

Сзади раздался шорох, затем кашель и тихий хруст — с таким ломается ветка. Споткнулась там Лоиса, что ли? Я развернулась, готовая помочь — и с трудом ушла влево: здоровенная палка просвистела рядом с моим плечом и с шумом врезалась в куст жимолости. Посыпались листья, с ветвей соседнего дерева спорхнула, заполошно вереща, пара пичуг.

Лоиса орудовала дубинкой неумело, но очень энергично и старательно. Я едва успевала отскакивать. Поговорить и воззвать к чувствам или разуму даже не пыталась: остекленевшие глаза, рваные движения и ниточка слюны, текущая по подбородку, объясняли происходящее лучше тысячи слов. Душехват всё-таки отыскал свою одержимую и завладел ею.

Удар! Дубинка прошла рядом с ухом, едва не задев голову. Ещё удар! Я едва не поскользнулась на траве, мокрой от вечерней росы, пошатнулась, и Лоиса тут же чувствительно заехала мне в плечо. Шипя и ругаясь, я прыгнула вперёд и перехватила её руку. Бездна, ну до чего ж мышцы-то стальные! Душехват явно придал сил своему орудию.

Проскользнув под занесённой палкой, я оказалась у Лоисы за спиной и попыталась заломить ей руку. Куда там! Я словно ухватилась за деревянную балку — хоть виси на ней, хоть подтягивайся, а ей хоть бы что. Вот только балки не имеют привычки бить в ответ. Пришлось срочно уходить от ответного удара. Пока Лоиса поворачивалась, я успела от души пнуть её в бок. Попала удачно: она скривилась и согнулась пополам — правда, выпрямилась достаточно быстро и ткнула палкой в мою сторону, не дав приблизиться. Ну вот, наша песня хороша, начинай сначала.

Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша, собираясь с силами и готовясь к новой стычке. Плечо ныло, я лихорадочно обдумывала дальнейшие действия, старательно игнорируя Таль, которая вопила, что это же Лоиса, она хорошая, мы обещали дружить… Ну да, обещали. Вот только не я первая начала это сражение. И сейчас передо мной не подруга, а марионетка Душехвата, а сколько в ней осталось от Лоисы — одни боги ведают. Нам, разумеется, не скажут.

По сути, мы с Душехватом оказались в схожей ситуации: оба управляем чужими телами, оба можем передать своему орудию часть магических сил, но не более того. К примеру, зрение: одержимая видела в темноте не хуже меня. Небольшую толику выносливости. Люди, находящиеся под нашим контролем, меньше чувствуют боль, дольше способны драться. Моя проблема в том, что я куда серьёзней должна беречь доставшееся волей судеб тело: мне в нём ещё Душехвата искать, а ему дальнейшая судьба подопечной совершенно безразлична.

От заклятий толку мало: одержимые почти не реагируют на волшебство. Ментальные способности, иллюзии, внушение страха или беспричинного веселья — с таким противником всё это бессмысленный мусор. Можно, конечно, силой мысли поднять валун и швырнуть его в противника. Если попадёшь, то сработает. Но чёртовы ограничители магии не дадут ни дерево сломать, ни даже… Стоп, вот это может сработать!

Я начала медленно отступать, пятясь по направлению к ближайшей тропинке. Лоиса двинулась следом. Шаг, ещё шаг… В какой-то момент противница не выдержала и с рычанием рванулась ко мне, замахнувшись для удара. Я отпрыгнула влево, палка взрыла дёрн, и чтобы её удержать, Лоиса чуть-чуть подалась вперёд, потеряв равновесие. Этого мгновения хватило для хорошего пинка в живот. Любого другого человека такой удар согнул бы пополам, но одержимые — не совсем люди. Зашипев почти по-змеиному, Лоиса крутнулась на месте, целясь мне по коленям. Я свечкой взвилась в воздух, пропуская палку и наобум посылая заклинание сильного ветра. Разумеется, одержимую оно не остановило, но с ближайшего дерева посыпались сучья и сухие листья, заставив противницу остановиться и протереть глаза. У меня появилось время, чтобы встать на ноги и отступить ещё на пару шагов.

В нашей драке победит тот, кто сумеет дольше продержаться. Если честно, шансы лучше у Лоисы: телосложение у неё покрепче, сил побольше, да и демон, контролирующий её, старше меня, а значит, опытней. Бывали ли у него раньше одержимые? Надеюсь, что нет — в конце концов, они не фрукты, на деревьях не растут, богатого урожая с каждой ветки не соберёшь. Но если Душехват уже успел где-нибудь научиться управлять такими, как Лоиса — дела мои плохи.

Впрочем, они и так откровенно паршивы, будем честными.

Шаг. Ещё шаг. Я отступала к дорожке медленно и осторожно, стараясь ни на секунду не упустить противницу из виду. И всё же следующее нападение проморгала. Лоиса спружинила и скользнула вперёд движением настолько для неё не свойственным, что отреагировать удалось случайно, отклонившись лишь на полладони. Удар пришёлся на многострадальное плечо, а не по голове. Я не выдержала, коротко завопила, но здоровой рукой всё-таки перехватила палку, уже заносившуюся для следующей атаки, и дёрнула её влево и вниз. Лоиса от неожиданности споткнулась, и я метнулась к ней, от души заехав локтём в челюсть. Боль прошила и вторую руку, зато удалось пробить защиту: бывшая подруга завалилась набок и упала. Правда, быстро вскочила на ноги, перекатившись по земле, точно заправский боец. Да уж, Душехват неплохо умеет играть своими куклами и вертеть их туда-сюда! Я развернулась и во всю прыть понеслась к заранее намеченной цели, на ходу проламывая кусты и кое-как закрывая лицо от хлещущих по нему веток. Сзади слышалось тяжёлое дыхание — ура, удалось хоть немного его сбить! — и настигающий меня топот.

Убежать мне бы не удалось, но я и не пыталась. На дорожку бы выскочить — а о большем даже мечтать глупо. Достигнув цели, я остановилась и развернулась к преследовательнице.

Короткий взмах рукой, отозвавшийся болью в ушибленном локте — и песок с гравием взметнулись пыльным смерчем, закружились вокруг Лоисы. Она остановилась и непроизвольно вскинула руки, пытаясь защититься от бьющих по голове камней. Я задержала дыхание и рванулась вперёд. Ударила в солнечное сплетение коротко, без затей, вложив в этот тычок всю силу. Затем пинок в колено — и в завершение атаки мой кулак полетел в голову противницы. Я рассчитывала проломить слабую защиту и целилась в переносицу, но Лоиса внезапно перехватила мне руку, выкрутив её. Гравий осыпался вниз, к нашим ногам. Сглотнув, я приготовилась встретить последний, решающий удар. Делать нечего — проигрыш есть проигрыш.

Удара не последовало. Более того, Лоиса, странно всхлипнув, отпустила мою руку. Я быстро развернулась. Из носа и ушей подруги текли струйки крови, она рухнула на колени, запрокинув лицо к небесам, хрипя и дёргаясь всем телом, сжимая руки в кулаках и загребая в пальцы камни вперемешку с пылью. Затем губы её раздвинулись в страшной, торжествующей улыбке.

— Добей… — этот шёпот одновременно был горячечной мольбой и приказом, которому невозможно было не подчиниться. Почти тут же Лоиса закашлялась, выхаркнув сгусток крови.

Я молча подобрала выпавшую палку. Перехватила удобней, примерилась для удара.

«Лина, что ты делаешь? Что происходит?»

— Добей… я… долго не смогу…

«Я ей помогаю. Как умею».

Била я несильно — только так, чтобы лишить сознания. И будь Лоиса обычным человеком, она бы сразу упала в грязь. Но организм человека, отвергшего демона, поборовшего одержимость, работает немного не так.

На дорожку Лоиса всё-таки повалилась. Улыбнулась счастливо:

— Ты… поняла, да?

— Конечно, — я подняла было палку, но тут же опустила. Появилась идея получше. — Не волнуйся, всё будет хорошо.

Глупые слова, но на людей обычно действуют.

— Он…

— Я знаю, кто он. Я разберусь с ним. Отдыхай.

Старинное заклятье глубокого сна, помогавшее матушке при бессоннице, всплыло в голове само. Желудок тут же скрутило, боль пронзила всё тело — демоны не созданы для исцеляющей магии. Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Да, больно. Переживу. И Лоиса тоже переживёт.

Она спасла мне жизнь, пытаясь взамен расплатиться собственной. Магия жестока, а демоническая магия жестока тем более. Вырваться из-под контроля демона удавалось единицам — и жизнь их никогда впоследствии не складывалась счастливо, да и долгой, прямо скажем, не была. То, что нас не убивает, нас безнадёжно калечит.

Почему она пыталась? Почему ей удалось? Что ценного во мне… в Талине, ради чего стоило так яростно сопротивляться господину?

Словно в ответ на мои невысказанные вопросы, Лоиса уже наполовину сонно прохрипела:

— Подруги… навсегда?

Я села рядом с обмякшим телом, взяла за руку: пульс ещё прощупывался. Значит, глубокий сон может спасти. Если, конечно, в ближайшее время Лоисой займутся квалифицированные целители.

— Да, — тихо сказала я. — Навсегда. Разумеется.

Лоиса меня уже не слышала, да я на это и не рассчитывала. По щекам лилось что-то мокрое, горячее… Слёзы? Я так давно не плакала. Так давно не чувствовала ничего, кроме обжигающей злости и ненависти ко всему миру.

Я и сейчас их ощущала, но теперь они сошлись в одной конкретной точке. И боль Талины, оплакивающей подругу, сплелась с моей яростью.

— Убью, — тихо проронила я. Слово упало во тьму и растаяло в ней. Словно пробуя его на вкус, пытаясь прочувствовать малейшие оттенки, я снова повторила: — Убью.

Ещё не знаю, как. Не знаю, чем. Но иначе не жить мне спокойно ни здесь, ни в бездне.

Впереди, на тропинке, послышались осторожные шаги. Я подняла голову — и коротко, зло выдохнула.

На меня внимательно смотрела Шадрина даар Фелльвор.

Глава 10. Прощание

Наверное, нужно было что-то сказать сестричке, как-то объясниться — в крайнем случае, наговорить гадостей, но я слишком устала, а силы нужно беречь. У меня ещё впереди столкновение с демоном, который старше меня невесть на сколько лет, и тело у него в порядке — в отличие от моего.

Шадрина ступила вперёд несколько шагов, остановилась и поглядела на меня сверху вниз.

— Со всем моим уважением, даар Кринстон, паршиво выглядишь.

Я кивнула. Платье в нескольких местах разодрано, причёска растрепалась, в волосах наверняка пыль и сухие листья… «Паршиво» — это ещё преуменьшение.

— Что стряслось? — странно, но говорила Шадрина на редкость миролюбиво, а что вопросы задавала стервозные, так на то она и стерва. — Теперь ты и с лучшими подругами дерёшься? Что с ней?

Сил на пикировку у меня совершенно не оставалось, поэтому я сказала правду:

— Одержима. Душу захватил anima prehenderat. Ещё она, похоже, стихийный демонолог — по крайней мере, её сил хватило на то, чтобы сорваться у демона с крючка. Обычным людям такое неподвластно. Или же я чего-то не знаю об обычных людях.

Брови Шадрины взлетели вверх, с пальцев слетело короткое заклятье, опознав которое, я уважительно присвистнула. Будь у меня возможности творить такую магию, я бы не искала демона днём с огнём.

— Не больше одного заклинания за пару дней. Силы не те, — Шадрина, казалось, прочла мои мысли. А может, и прочла — кто их разберёт, демонологов этих и дочек их чокнутых… Сестричка тем временем пробормотала другое заклинание, и тело Лоисы окутала сеть тонких, но прочных верёвок со вплетёнными в них серебряными нитями. Охотники на демонов часто пользуются такими, мне и самой доводилось пытаться вырваться из их ловушек — к слову, безуспешно. Так что Лоиса обездвижена надёжно. Надолго ли — зависит от силы демонолога.

— Обычным людям тоже случается сорваться с крючка, по крайней мере, папенька пару раз о таком упоминал. Но для этого они должны стать святыми. Подвижниками по крайней мере. Ты в последние дни не замечала за подружкой излишней святости? Чудеса там, знамения, хотя бы сияние над головой? — в голосе сестрёнки уважение мешалось с насмешкой. Я, хмыкнув, помотала головой. Чем-чем, а излишней святостью Лоиса точно ни страдала, ни наслаждалась. Простая девчонка, таких двенадцать на дюжину.

Эх, Лоиса, Лоиса! Угораздило же тебя… Воистину, боги иной раз развлекаются настолько безумно и беспощадно, что ни одному демону с ними не сравниться. Ладно, твоя судьба больше от меня не зависит, могу лишь посочувствовать. Странное для демона шевеление души, ну да куда ж деваться.

— Что с ней? — вновь повторила Шадрина, на сей раз с другой интонацией. Сделав над собой усилие, я поняла, о чём она.

— Сонные чары. Старинное заклятье, сейчас его и не помнят.

— Это я вижу. Когда очнётся?

— Обычному человеку хватает часов на восемь. Ей — не знаю, — я всё-таки не выдержала, кивнула на верёвки и спросила: — Он учил или подсмотрела?

— Ты что! Как будто он возьмётся учить законную и любимую… — ядом в голосе можно было убить роту солдат. Или две. — … дочурку! Подсмотрела, конечно. Я помочь чем-то могу?

Предложение было удивительным. Однако заманчивым, бездна всё заешь, каким же заманчивым!

Шадрина немного неверно истолковала мои колебания.

— Послушай, разумеется, я на тебя злилась. И было за что, сама посуди! Я и сейчас злюсь — или завидую. Наверное, это одно и то же в нашей с тобой ситуации. Но сейчас тебе явно нужен кто-то в помощь. У тебя на руках одержимая… Слушай, я правда понимаю разницу между личным и важным!

Везёт ей, а вот мне это знание недоступно. Личное для меня и есть важное… или нет? Как разобраться, если ты — отродье бездны и понятия не имеешь, отличается ли одно от другого? Когда-то, кажется, я знала, что есть добро, а что — зло, где чёрное, а где белое. Но с тех пор сгорело слишком много дров.

Шадрина говорила ещё какие-то банальности, но я решительно её перебила:

— Где твои обожалки?

— Неподалёку, — пожала плечами сестра. — Смотрят на один преинтереснейший спектакль… ты к нему тоже руку приложила, верно?

— Всё ещё ругаются? — хмыкнула я и, получив утвердительный ответ, кивнула: — Ну, хорошо. В смысле, я принимаю твою помощь и очень за неё благодарна. Значит, так: одну из них пошли за чистым братом Отмичем, вторую — за Арейласом. Пусть оба придут сюда. Скажешь им, что Лоиса одержима. Скажешь, что я пошла за Душехватом на поэтический вечер.

— Так вот почему вы с отцом не желали меня там видеть… — протянула даар Фелльвор и щёлкнула пальцами. Две сотворённых из эфира бабочки разлетелись в разные стороны. — Любимая дочка, значит. Ну, хорошо.

Я устало пожала плечами:

— А чего ты ожидала? Любимых людей защищают. А что у него всё получается через, хм, странное место — так у демонологов это дело житейское. Ты туда, к слову, и впрямь не ходи. Душехват старый, матёрый.

— Думаешь, ты с ним справишься?

— Думаю, не справлюсь, — демонстративно проигнорировав вытаращенные глаза Шадрины, я продолжила: — Но сумею потрепать настолько сильно, что с ним совладает даже брат Отмич при помощи начинающего некроманта. Я же при этом изо всех сил постараюсь остаться в живых. Я вообще-то жизнь люблю.

— Не сомневаюсь. Ладно, распоряжения отосланы, что-то ещё?

Так вот чем были эти бабочки! Бессловесная магия, превращающаяся в послание — но только для адресата. В руках прочих письмо мгновенно развеется. Я уважительно покивала, оценив возможности сестрички, и попросила:

— Останься с ней. Вдруг очнётся — я хочу, чтобы с нею рядом кто-то был. Кто-то… дружественный. Она ведь хороший человек, просто сильно не повезло. Пообещай о ней позаботиться.

— Клянусь, — Шадрина торжественно приложила руку к сердцу, а я заставила себя улыбнуться. Если сестра регулярно подсматривала за папашей, так и подлатает Лоису немного: демонологов первым делом обучают целительной магии, ещё раньше, чем боевой. А даже если нет — всё равно не потащится за мной на поэтический вечер, ей и здесь будет чем заняться.

Два зайца убиты одним ударом. Очень хорошо.

Пора было выдвигаться — вечеринка вот-вот начнётся. Душехват наверняка уже там — контролировать одержимых можно и с большой дистанции, а вот для прямой координации их действий в бою необходимо находиться на расстоянии трёх криков, что бы это ни значило. Так утверждал поймавший меня демонолог, а он был хорошо обучен, значит, в подобных вопросах ему можно смело доверять.

Я поднялась на ноги. Ещё раз подбадривающе улыбнулась Шадрине — надеюсь, именно подбадривающе и именно улыбнулась, а не оскалилась как агонизирующая кошка. Пошатнулась, выровнялась, сделала несколько шагов. Нормально, идти могу.

— Удачи… сестрёнка, — послышалось за спиной. — И ни пуха, ни пера.

— В бездну, — хмыкнула я, не оборачиваясь. Никогда ещё ритуальный ответ не казался таким правильным. Кто-то сегодня точно скатится в бездну. Хотелось бы, чтоб не я. Ну или хотя бы чтоб мы с Душехватом оба — такой вариант меня тоже устраивает.

«Извини, Таль. Вполне возможно, это тело не выдержит новой драки».

Пауза. И неожиданное:

«Ты ведь на это и рассчитывала, да?»

Я с неопределённым вздохом пожала плечами, слегка поморщившись — плечо только-только начало заживать и напомнило о себе острой болью. Затем кривовато усмехнулась и призналась:

«Если не удастся удрать — то да. Обратно в тюрьму я не вернусь».

Говорить правду было странно и, честно говоря, страшновато. Но и соврать Талине я сейчас не могла.

Я не врала и сестре — жить в человеческом теле мне нравилось куда больше, чем жариться в бездне. Но одна мысль о заточении практически в нигде, в чёрной бесконечности, заполненной лишь моими воплями, где теряешься во времени и в чувстве собственной ничтожности, вызывала панику. Уж лучше бездна. Уж лучше что угодно, чем возвращение в проклятую бутылку!

Ещё одна пауза. Затем серьёзное и решительное:

«Делай, что должна. Я не буду тебе мешать и поддержу, чем смогу».

Что ж, не мешать — это лучшая стратегия поддержки от обычного человека в случае, когда схлёстываются два демона. А там, глядишь, получится удрать и от экье демонолога с экье судебным некромантом.

На самом деле я осознавала, что хватаюсь за соломинку. На самом деле мне хотелось остановиться и… не знаю, поболтать с Талиной — не торопясь, без проклятого чувства обречённости. Хотя бы попрощаться спокойно, как говорят, по-человечески. Но время подходило к концу. Боги во многих удовольствиях мне отказывали — что ж, отказали и в этом. Всё нормально, не в первый раз.

Интересно, Душехват попытается сбежать? Может, уже попытался? Я бы на его месте, честно говоря, дала дёру. Но он голоден и зол — я только что одолела его игрушку,свеженькую и полную сил. Может рассчитывать на победу. Или на моё благоразумие — он бы в таком состоянии в драку точно не полез.

Но я — не он. И плевать, что его шансы на победу куда выше моих. Вот правда: просто-напросто наплевать. Ещё никогда я так сильно не желала кого-то распотрошить.

В глубине памяти шевельнулось что-то смутное, неопределённое. Воспоминание, похороненное под ворохом нужных и ненужных мыслей, слишком давнее и неприятное. Потом, всё потом. Сейчас необходимо сосредоточиться на предстоящей схватке.

На ходу я попыталась привести себя хотя бы в относительный порядок. Заклятье защиты — бездна побери эти ограничители, могу поставить только начальный щит, а он не удержит даже задиристого пьяницу! Быстрое заживление ран — это других демоны лечить не способны, а себя запросто. Пока дойду, локоть совсем придёт в норму, а плечо хоть немного восстановится. Общеукрепляющее, взбадривающее, противовоспалительное, активизирующее скрытые ресурсы человеческого организма, раз уж я нахожусь в человеческом теле…

Ограничители недовольно гудели и нагревались, я чувствовала их жаркую пульсацию в ушах и на запястье, одинокая светлая нить перебралась на горло и недвусмысленно его сжала. Я недовольно мотнула головой: потом, всё потом! Вот понавешал же экье некромант всяких глупостей, как теперь сражаться?

Громада учебного корпуса быстро приближалась, сверкая окнами, точно чёрный вулкан бездны — раскалёнными огоньками остывающей лавы. Я невольно замедлила шаг, но тут же раздражённо выругалась и пошла ещё быстрее. Чем скорей всё закончится — тем лучше.

Просторный холл при входе пустовал: хозяйки вечера и гости явно перебрались на второй этаж, откуда доносились звуки чинного полонеза. Стало быть, первые поэтические чтения уже закончились, и все с облегчением пустились в пляс. В углу холла скучала одна из классных дам. Увидав меня, она встрепенулась и попыталась было сказать что-то о правилах приличия, о порядочности и стыде… Не дослушав, я шагнула вперёд, а когда мне на плечо опустилась её рука, резко выдохнула заклятье, и женщина застыла, прервавшись на полуслове. Это ненадолго, всего на пару минут — нельзя позволить себе терять слишком много сил, но и совершенно невозможно тратить время на глупые препирательства.

Миновав холл, я заторопилась вверх по лестнице, по случаю праздника убранной гирляндами из цветов. Краем глаза уловила своё отражение в окне и мысленно извинилась перед учительницей: действительно, видок препаршивый. Ещё хуже, чем предполагалось. Волосы всклокочены, щёку пересекает длинная царапина, уже поджившая, но всё равно выделяющаяся на бледной коже. Платье всё в пыли и грязи, правый рукав на плече треснул. Ай-яй-яй, какое безобразие. Ещё и ограничители магии сияют, словно две свечи, а браслет так и вовсе на целый факел тянет. Рука будто охвачена кольцом пламени — и ощущения, признаться, примерно такие же. В бездне первым делом приучаешься терпеть ожоги, а не то вопила бы я сейчас, точно резаная. Немудрено, что встреченный мне на пути мальчишка сначала шарахнулся, потом пробормотал: «Эрья, с вами всё в порядке?». Ответа он не удостоился: передо мной уже маячила дверь бального зала. Подбежав к ней, я решительно потянула за тяжёлые створки.

После полумрака коридора зал ослепил и оглушил. Все люстры были зажжены, и казалось, будто огромная комната залита солнечным сиянием. Вовсю старался оркестр — довольно неплохой, надо признать. Низенькие уютные скамеечки, обитые нежно-розовой тканью, стояли по периметру, и на них сейчас печалились девицы, которым не досталось кавалеров. Впрочем, некоторые уже присматривались к танцующим, хищно теребя свои бальные карточки. Мне, помнится, тоже такую выдали, но в суматохе этого вечера она безнадёжно затерялась. Ничего, к Душехвату я записана вне очереди, осталось его об этом уведомить.

Я шла вперёд и краем сознания отмечала взволнованные, перепуганные, шокированные лица. Какой-то мальчишка прекратил танцевать и подался было ко мне, но партнёрша удержала его, жарко зашептав что-то на ухо. Другой наступил девице на ногу, но она даже не заметила — её взгляд метался между мной и классной дамой, сидевшей в углу комнаты. Казалось, ту сейчас удар хватит: побагровев, почтенная учительница хватала ртом воздух, а глаза были выпучены от изумления и негодования. Вот ещё две классные дамы, обменявшись парой фраз, выступили вперёд… Нужно поторопиться.

Отдельные люди мелькали перед моим взором, словно картины на портретной выставке, призывая восхититься мастерством божественного живописца, но не складываясь в единое целое, каждый сам по себе. Я искала Душехвата. Неужели осторожность у него и в этот раз взяла верх над голодом? Неужели он передумал в последний момент, и всё случившееся произошло попусту? Подвиг Лоисы, помощь Шадрины — что, они были напрасны?

Нет, вот он, танцует с щуплой, низкорослой партнёршей в розовом — наплевал-таки на осторожность, подхватил первую же подходящую девицу. Привычкам своим, правда, не слишком изменил: новая жертва явно не из бойких, ей внимание любого парня в радость.

Даже такого как он.

Остановившись напротив, я спокойно и зло выдохнула:

— Ну, здравствуй. Я тебя долго искала.

Саман дээ Тибор взглянул на меня поверх головы партнёрши. Изобразил на лице изумление:

— Талина, что с то…

Ещё до того, как он закончил фразу, я вскинула обе руки, и с пальцев сорвались пучки молний. Не слишком сильные, так, пристрелка. Саман отреагировал моментально: крутанул девицу, и большая часть разрядов попала в неё. Тело выгнулось дугой и свалилось на пол. Не умрёт, просто в шоке.

Рот Самана разъехался в широкой зубастой усмешке — слишком широкой и слишком зубастой для человека.

— Тебе не стоило сюда приходить, глупая. Не стоило забирать мою добычу.

— Тебе тоже, Душехват, — тихо произнесла я, глядя ему прямо в глаза. — Тебе тоже.

Раздались первые тревожные выкрики: кажется, среди гостей были ребята с факультета демонологии. Я ещё успела мельком удивиться — там же сплошь неуравновешенные люди! — и подумать, что, наверное, это не в счёт: в конце концов, некромантов же приглашают… А затем Душехват атаковал, и мне стало не до дурацких мыслей.

Он перескочил через упавшую партнёршу одним слитным движением, которое можно было бы назвать даже красивым, и приземлился на четвереньки. Пальцы на руках удлинились, из них с лязгом выдвинулись острые кривые когти и прочертили борозды на лакированном паркетном полу. Позвоночник вздыбился — и костяными шипами прорвал парадный камзол. Другие шипы распороли швы по бокам. Изо рта вырвалось пламя — бледное, почти бесцветное, но чертовски жаркое. Оно прочертило по полу тёмную черту. Я отпрыгнула — что ж, вынуждена признать, Душехват разведку боем проводит куда эффективней меня.

Девицы дружно завизжали. Суматоха поднялась неимоверная. Все бросились к выходу, там столкнулись, завязалась нешуточная потасовка, кто-то упал, по нему пробежалась куча ног, вопль сменился хрипами… Самые умные отступили к окнам и сейчас срывали шторы, на ходу пытаясь связать из них верёвку. Партнёрша Самана приподнялась на локтях, огляделась, захныкала и поползла в сторону дверей. Дура. Затопчут же! Впрочем, один из парней, стоявших у окна, тоже заметил её и бросился на выручку. Молодец, настоящий рыцарь… если выживет, конечно: Душехват тоже его заметил, и вторая волна пламени ударила по безрассудному юнцу. Он отклониться не успел, лишь сумел прикрыться магическим щитом, сдерживавшим огонь пару секунд. Затем одежда и волосы парня загорелись. Хорошо, в зале нашлись маги воды, успели швырнуть в него нужным заклинанием. Результатов я уже не увидала: неожиданный шанс следовало использовать, и я бросилась вперёд, осыпав противника градом костяных игл. Помнится, во сне когти на вырванной лапе заканчивались примерно такими же. Может, удастся пробить броню?

Увы. Душехват даже не уворачивался: от его вспучившегося бородавчатыми наростами тела иглы попросту отскочили, бессильным дождём свалившись вниз. Хотя не все: одна впилась в глаз. Тварь, в которую превратился Саман, раздражённо мотнула головой, игла вылетела из глазницы и воткнулась в пол, подрагивая. На кончике наверняка осталась часть его плоти. Может, если попытаться…

Не вышло. Когда я рванулась к игле, мне навстречу устремился поток белёсого пламени. Да сколько же у него сил? Такие атаки выпивают энергию, как пустыня — воду! Упав, я покатилась по полу, огонь прошёл поверху, опалив мне волосы, дохнув бесконечным жаром и яростью бездны, из которой явился. Если так и дальше пойдёт, мы тут всё подожжём к разэдакой Праматери!

Может, этого Душехват и хочет?

Собравшись с силами, я вновь вскочила на ноги. От иглы остались лишь воспоминания, значит, об этом беспокоиться не нужно. Но где мой противник?

Он возник передо мной внезапно, упав с потолка. К этому моменту он уже успел отрастить то ли пять, то ли шесть добавочных лап с когтями. На огромных жвалах, что торчали из пасти, поблёскивала зеленоватая слюна, взбитая в пену, наверняка, ядовитая.

Больше никакого пламени. Его силы всё-таки не были безграничными. Мои, правда, тоже.

Со стороны окна в Душехвата полетел сгусток чего-то алого, разбрызгавшегося по его броне неопрятной кляксой. Ага, демонологи здесь всё же есть, по крайней мере, кандидаты в демонологи: бесстрашные и дурные. Особого воздействия алая клякса на демона не произвела — он лишь зашипел, хватая меня тремя передними лапами и подтаскивая к пасти. Коготь на одной из лап на миг расплавился, удлинился и превратился в верёвку, что захлестнула мне руки. Кто-то с чувством выругался; я была с этим парнем полностью согласна.

Широко раззявленный рот навис надо мной, блеснули кривые клыки, усеявшие глотку в несколько рядов. Со жвал слетела капля яда и упала на моё многострадальное плечо — платье задымилось, на кожу словно огнём плеснуло, она моментально вспучилась бурыми волдырями. Я не выдержала, завопила; Душехват довольно ухмыльнулся. Ещё пара странных заклятий срикошетила от его брони — бездна, да этих демонологов хоть чему-то полезному учат?

Сосредоточившись, я попыталась выпустить пару молний из глаз. Ну хоть на это меня должно хватить? Пасть, даже самая что ни на есть защищённая, внутри всё же имеет уязвимые места, и если по ним попасть…

Молнии вышли слабенькими, но Душехват недовольно рявкнул, обдав меня потоком гнилостного воздуха. И в этот миг ограничители со звоном и вспышкой треснули, рассыпавшись на блестящие осколки. Не выдержали соприкосновения двух противоборствующих демонических энергий. Осколки медленно, подобно маленьким сияющим бабочкам, взмыли в воздух — и осыпались чёрным пеплом.

Охватившее меня чувство было сродни экстазу. Словно каторжнику с рук сбили тяжеленные колодки, а с ног сняли кандалы, и теперь можно потянуться всем телом, сладко и невесомо. По жилам заструилась тёмная энергия, мрачная и неистовая, жаждущая выплеснуться наружу. И я не стала ей мешать: запрокинула голову и с мучительно-счастливым стоном выплюнула короткое заклятие-приказ, трансформируя своё тело. Грудная клетка раздалась, сквозь неё, пробивая рёбра, вылетело два костяных острия, пронзившие пасть Душехвата.

Раздался пронзительный визг. Противник выпустил меня, отпрянул, меняя себя прямо в воздухе, скрутившись жгутом и пытаясь сломать воткнувшиеся в него пики, но я уже вырвала их из его тела, с неприятным шорохом заставила уйти назад, за собственную спину, и с их помощью поднялась на ноги. Человеческое тело не привыкло к таким нагрузкам, а потому отозвалось резкой болью, но я больше не обязана была сохранять человеческую форму. Прости, Таль.

Я предупреждала.

Костяные штыри изогнулись, разветвились, обросли полупрозрачной кожей — и вот уже два крыла подняли меня в воздух. Вовремя — Душехват перегруппировался и теперь держал в длинной, изогнутой в пяти местах конечности меч, на который было больно смотреть, а не смотреть — почти нереально. По иссиня-чёрному клинку пробегали багровые сполохи. Он завораживал, заставлял терять волю и подставлять шею под удар.

Меч крови. Немногие демоны способны его сотворить, ведь такое оружие выпивает из носителя немало сил, питаясь его собственной плотью и кровью до тех пор, пока не заполучит чужие. Заклятье, призывающее такой Меч, обманчиво просто, но я бы не рискнула его произнести. Странно: Душехват казался мне куда более осторожным типом. Наверное, он сейчас в отчаянии.

В любом случае, на Меч крови лучше не смотреть. И уж всяко следует стараться избегать его прикосновения.

С шорохом и скрежетом Душехват отрастил себе ещё три пары ног. Взбежал по стене, попутно полоснув зазевавшегося некроманта и располовинив парнишку почти надвое. Понятно: кормит Меч, зараза!

Выглядел демон сейчас довольно гротескно: человеческий торс, из которого торчат три лапы, заканчивающиеся костяными когтями, и ещё одна, сжимающая Меч. Выше — поросшая редким волосом бородавчатая морда с вытянутой разинутой пастью и клацающими жвалами; ниже — паучьи лапы, тонкие, суставчатые, быстро двигающиеся по стенам и потолку. Что он задумал? Почему принял именно эту форму?

Долго гадать не пришлось: Душехват вскинул свободные руки-лапы, и с них сорвались, быстро затвердевая, липкие потоки, наполовину состоящие из сырой силы, наполовину — из наскоро выращенных слюнных желез. Если он продолжит так и дальше, то скоро перекроет весь зал, и крылья уже не помогут. Тем более, что целился мой противник как раз по ним. Несколько раз я увернулась, затем в голове созрел план. Дурацкий, наверное, но другого мне сейчас не придумать.

Очередная силовая верёвка зацепила крыло и впилась в него. Мгновение — и за первой паутиной последовало ещё несколько. Они пронзили крыло насквозь, разъедая его, точно кислота. Душехват довольно застрекотал, окончательно теряя человеческий облик. Я несколько раз дёрнулась, словно отчаянно пытаясь вырваться из смертельной ловушки, и крыло с треском разорвалось. Второе не могло удержать меня в воздухе — лишь замедлить падение. Упасть мне, правда, не дали: гудящая сеть из силовых нитей окутала тело, точно кокон. Хорошо хоть крыло успела убрать.

Повиснув в мягкой липкой клетке, я ждала. Душехват переместился под потолок и принялся подтягивать меня к себе. Вскорости моё лицо оказалось напротив его опрокинутой морды, на которой было написано злорадное удовлетворение.

— Твоя душа мне не достанется, — прошипел он, — но вот твоя жизнь…

Не смотреть на Меч крови! Ни в коем случае не смотреть!

— Ты кое-что забыл, — выдохнула я. Он насмешливо-недоумённо щёлкнул жвалами. Не понимает. Глупый.

Впрочем, я не совсем права: Душехват не просто забыл, с кем имеет дело, а ещё и кое-чего не знал. Не мог понять, что для меня он не просто враг, что ради победы над ним я готова… на многое. Бездна, да почти на всё!

А ещё у меня осталась свободной левая рука. Да-да, та самая, которая обманчиво висит плетью. Ей досталось, не спорю, но при необходимости я вполне могу воспользоваться… вот сейчас!

Щелчок пальцев — и я становлюсь частью клетки, капаю на его верёвки, принимая ту самую истинную форму, за которую меня и зовут lutum. Человеческое тело слишком ограничивает демона… но после того, как всё закончится, я вновь стану Талиной. Буду ей до конца. Мы пройдём через это вместе, пускай даже через несколько столетий я забуду и само её имя. Здесь и сейчас она стоит пары минут неудобств.

Душехват секунду глядел на меня в недоумении — ту самую драгоценную секунду, которой мне не хватало, чтобы освободиться.

— Ты забыл: я грязь… — прошептала я, вновь кое-как собравшись вместе и ухватившись за поток силы, повиснув на нём, словно на верёвке. Душехват был недосягаем для обычного удара. Его броня засияла так сильно, что ненадолго ослепила мне глаза. Старый сукин сын. Научившийся выживать в этом мире.

Научившийся выживать куда лучше меня. Просто сегодня ему это не поможет.

Кровь в жилах начала разогреваться. Я не стала стабилизировать температуру. Я та, кто я есть. Демон. Грязь. А значит, я пачкаю…

— Всё.

Верёвка силы начала раскачиваться. Душехват взмахнул клинком, но я уже пролетела мимо, оседая каплями на его защите.

— До чего.

Моя левая рука, наконец, оторвалась и грязно-бурым свечным воском стекла вниз, на доспехи врага. Душехват проводил меня непонимающим взглядом. Я ударилась об стену, отпустила верёвку, прилипла к парчовым обоям, нещадно заливая их собой.

— Дотянусь.

Грязь на доспехах собралась в ещё одну руку, крепко обхватившую врагу горло. О, теперь он понял! Отбросил Меч крови, отрастил бритвы на собственных пальцах, начал неистово полосовать ими то, что обвилось вокруг его шеи. Но разве можно разрезать грязь?

Я пачкаю всё, до чего дотянусь. Без ограничений. Мои ограничители разлетелись на мелкие-мелкие осколки. На мусор.

Всё в этом мире способно стать грязью.

Абсолютно всё.

Я разлетелась на капли, на горячие алые брызги, потеряла себя в этом движении, и вновь собралась воедино, только теперь уже перед ним. Пальцы с кривыми когтями медленно погружались в кадык.

Всё-таки у него была хорошая защита. Мне пришлось стать её частью, чтобы добраться до беззащитной плоти. Но я уже знала, как это делается.

Он сам меня научил. Тогда, во сне. А я способная ученица.

Это признавал даже Клинок-из-Ручья. Тогда, в прошлой жизни, когда умирал с разодранной глоткой. Теперь я точно вспомнила, что он пробулькал, давясь собственной кровью. Всего одно слово: «Выживи!».

Говорил ли он это мне или той, другой, уже не имело ровным счётом никакого значения. Я его услышала. И наслаждаясь вкусом его крови, пообещала себе, что выполню последнюю волю любимого и ненавидимого мной мужчины.

Я заботилась о том, чтобы выжить, когда тело восставшей из мёртвых возлюбленной Клинка-из-Ручья рвало на части мою родню. Это я берегла её плоть от ударов пик и мечей, разоряя деревни; я пряталась от солдат и гвардейцев, посланных на поиски упырицы. И тогда, когда герои давным-давно рассыпавшейся в прах империи полосовали тело демона и заклятьями разрывали на части его душу, удачно подсунула им ту, другую. Она погибла вместо меня — и я никогда в жизни об этом не жалела.

Бездна принимает таких с распростёртыми объятьями — тех, кто жаждет выжить, невзирая ни на что. И ни на кого.

Прости, Талина. Иначе я не умею.

Всё же Душехват был действительно хорош. Я завязла в его защите, не добравшись до сердца совсем чуть-чуть. Он наверняка испытывал мучительную боль, превращая в камень и сталь собственную плоть — но ему тоже хотелось жить.

Приблизив ко мне безобразную голову, он едва слышно прошипел:

— Мы ещё можем бежать. Вместе. Или умрём вместе. Выбирай.

Да уж, ситуация патовая. И бежать вместе — не худший вариант… был бы. Если бы не контракт. Я никуда не сумею уйти, ни с ним, ни одна. А раз так — значит, стоит поглядеть на его кишки, прежде чем сама испущу дух.

Разумеется, ничего такого я ему рассказывать не стала. Ухмыльнулась прямо в перекошенную физиономию и выдохнула:

— Сдохнуть вместе меня устраивает. Принимаю сделку.

Душехват пронзительно завизжал, сразу две его лапы вонзились мне в живот — да, снова становиться Талиной оказалось ошибкой. Когти пронзили моё многострадальное тело насквозь, выйдя из спины. Из моего — нашего с Талиной — человеческого рта толчком выплеснулась кровь… Я не отвечала. Все силы уходили на то, чтобы продвинуться в его защите ещё буквально на полвершка. И ещё. И ещё…

Если это мой последний бой, то его надо хотя бы свести вничью.

Лапы Душехвата проворачивались в животе, раздирая внутренности на части. Зелёная слюна, шипя и пузырясь, капала на лицо и шею, оставляя ожоги. Я хрипела и захлёбывалась кровью, но упорно продвигалась к сердцу врага. Где-то в глубине меня тоненький голосок вопил, что сейчас я предаю саму себя, и на миг мне почудилось, будто это Талина. Но нет, Таль никогда бы не сморозила подобную чушь. Очередные проделки Душехвата.

Ничего. Уже скоро.

Я пропустила миг, когда свет на мгновение померк — словно в зале задуло все лампы разом. Потом раздался чей-то пронзительный крик — кажется, женский, и огромная люстра, раскачиваясь на тяжёлой цепи, опустилась вниз и смела с меня врага. Он повис на острых крючьях, отлетел и ударился о стену, а рядом со мной на колени опустилась Шадрина.

— Вот, значит, как… — пробормотала она, затем требовательно спросила: — Ты жива? Слышишь меня?

Кровь пачкала ей подол платья, но она, кажется, не особо обращала на это внимание. Я моргнула и отвернулась туда, где Душехват, шипя и надсадно визжа, пытался вытащить из себя бронзовые шипы. А перед ним, плечом к плечу, встало двое, и оба были мне знакомы.

Чистый брат Отмич повелительно что-то крикнул на незнакомом мне языке — и тело Душехвата сковали сияющие цепи. Они явно причиняли демону боль, поскольку визг усилился. Я пригляделась: цепи были сработаны искусно, но вот прочность… В любое другое время Душехват бы их разорвал, не задумываясь. Кажется, он и вправду сильно потрёпан.

Могу собой гордиться.

Арейлас стоял неподвижно, лишь полы его ученической мантии трепетали на ветру. Вот только откуда здесь сквозняк? И почему тогда причёска настолько аккуратна — волосок к волоску?

Слёзы застилали мне глаза, а разум туманился от боли, поэтому ответ я нашла не сразу, а лишь когда Шадрина тихонько ахнула:

— Ветер мёртвых?

Ну ничего ж себе! В таком возрасте — и уже овладел заклинанием, позволяющим не поднимать безмозглые тела, но призывать души! Если бы я могла, то уважительно склонила бы голову. Наверное, хорошо, что боль не позволяет делать всякие глупости.

Арейлас тем временем развернулся и поглядел на Меч крови. Душехват оскалился:

— Тебе… его… не поднять, — слова вырывались из смрадной глотки с подвыванием и привизгиванием. Арейлас кивнул:

— Мне — нет, — негромко ответил он. — Это твоё оружие. Но что — или кто — есть ты?

Душехват хрипел — его горло обвила выблёскивающая в свете ламп цепь — и явно ничего не понимал. Я тоже.

Арейлас тихо провёл рукой по воздуху. Ветер рядом с ним усилился, хотя я по-прежнему ничего не ощущала. Зато некромант, кажется, даже пару раз покачнулся под его сильными порывами, однако выстоял и повелительно выкрикнул несколько слов. С пола поднялось туманное облачко, ещё одно вылетело из Душехвата, а третье — из моей собственной груди.

Я хрипло охнула и судорожно втянула ртом воздух. За последнее время мы с Талиной стали неразлучны во всех смыслах этого слова — теперь же она меня покинула, растекшись полупрозрачной дымкой по полу. Так вот как выглядит чужая душа, лишённая оболочки? Или это Арейлас придаёт им нужную форму?

Хотя я глядела внимательно, но всё же пропустила момент, когда колышущиеся в воздухе сгустки энергии обрели форму, став тремя девушками в институтской форме. Сквозь них по-прежнему можно было видеть разгромленный бальный зал, Душехвата, корчащегося в цепях, и жадно пульсирующий Меч крови.

Теперь я поняла, и от этого понимания стало холодно, словно на кожу опустилась кладбищенская изморось. Душехват слишком многих вобрал в себя, и теперь они стали его частью, точно так же как он сам передал им частичку своей прогнившей натуры.

Зофья даар Шенчем. Черты её лица было видно хуже прочих — Душехват забрал у неё слишком многое — но хрупкая девичья фигурка стояла уверенно, распрямив плечи и вздёрнув подбородок. Классная дама могла бы гордиться такой выучкой.

Слева и справа от Зофьи, словно поддерживая и ободряя её, расположились Хальда и Талина. Моя Талина! Я, почти забыв о боли, рванулась вперёд, и поползла бы, заливая пол кровью, но Шадрина удержала меня, шепча на ухо такие ругательства, о которых порядочная институтка и знать бы не должна, не то что повторять! Вот правду говорят: дурно демонологи на невинных девиц действуют, очень дурно!

Таль на меня даже не оглянулась. Все её силы уходили на то, чтобы поддерживать подругу. Странно, но моя боль отошла на второй план, а из глубин естества поднялась глупая и одновременно невыносимая грусть. Что, вот так всё и закончится? Мы даже не попрощаемся?

Действительно ведь глупо — ждать от девушки, преданной и людьми, и тобой самой, какой-то привязанности, возможно, даже дружбы. Талина делает то, для чего, если я правильно понимаю замысел экье некроманта, была предназначена с самого начала. Мне можно разве что пожелать ей удачи.

Что ж… удачи, Таль.

Я смотрела, как Зофья при помощи спутниц делает шаг, затем второй. Как поднимает шипящий и плюющийся искрами Меч крови. В её маленьких изящных руках он выглядел несуразно огромным, но удерживала его Зофья достаточно легко. Арейлас вновь махнул рукой — и девушки развернулись к Душехвату.

Тому не нужно было объяснять дважды, что сейчас произойдёт. Он из последних сил пытался вырваться. Думаю, ему бы даже удалось — страх исчезнуть многим придаёт сил. А Меч крови отправит своего хозяина даже не в бездну — он просто выпьет сущность, так же точно, как сам демон выпивал души жертв. Душехват исчезнет, забрав с собой сотворённый им же самим артефакт.

Цепи трещали и звенели, на руках брата Отмича вздулись жилы — он щедро расходовал силы, чтобы удержать чудовище. А девушки даже не шли, а плыли по воздуху, в их движениях было нечто умиротворяющее. Хотелось встать и присоединиться к ним…

— Даже не думай, — прошипела мне на ухо Шадрина, и я очнулась. Вот так, значит, работают некроманты! Красиво. Завораживает. И понятно, почему люди так сторонятся тех, кто умеет вызывать Ветер мёртвых.

Демонам на самом деле тоже нужно бежать от таких подальше.

Тем временем призрачная троица достигла цели. Замахиваться Мечом крови Зофья не стала — лишь протянула вперёд руки и ткнула лезвием в Душехвата.

Визг оборвался. Пространство завибрировало, по воздуху разбежались волны, сминая и растягивая мир вокруг меня. Шадрина вскрикнула — ну да, люди переносят подобное куда хуже демонов. Я не раз проходила через подобное в бездне.

Душехват неимоверно раздулся, из его ноздрей, ушей и пасти полилась серо-зелёная жижа. Меч налился багровым и теперь казался огромным языком, жадно слизывающим предложенную ему добычу.

Когда всё закончится, он пожрёт сам себя. Мне уже доводилось видеть подобное.

Краем глаза я заметила, как невидимый ветер отделил Зофью от Хальды и Таль, как откуда-то сверху пролился слабый свет, и девушки вскинули головы, а на их лицах появились слабые улыбки.

Всё правильно: эмпиреи ждут. Чистые души попадут туда. Зофье придётся чуть сложней, ведь она уже успела стать частью Душехвата, но небеса милостивы к невинным.

Пора и мне заняться делом, пока Шадрина, явно оставленная присматривать за мною, не в силах помешать.

Поднять руку оказалось невероятно сложно. Скрипя зубами и с трудом удерживаясь от стонов, я сложила пальцы щепотью. В неверном свете выблеснули когти.

Это отличная мысль — прекратить страдания прямо сейчас. Меня ждёт бездна и — как знать — возможно, новое перерождение. В любом случае, бездна лучше тюрьмы. В сто, нет, в тысячу раз лучше!

Таль больше нет, не о ком переживать. А о себе я сейчас позабочусь.

Когти потихоньку начали входить в грудь. Для удобства я слегка раздвинула рёбра. Ещё чуть-чуть — и достану до сердца.

— Эй, что это ты делаешь?

Арейлас. Ну почему этот мальчишка решил мне помешать?

— Прекрати!

Он попытался перехватить мою руку, но магии во мне ещё оставалось достаточно, чтобы отшвырнуть мальчишку.

— Я… не…

Я не вернусь в проклятую тюрьму, Арейлас, даже не мечтай! И передай папеньке, что контракт выполнен, а значит, он может катиться ко всем своим предкам. Или в бездну. Там я готова с ним встретиться.

Молодой некромант перекатился по полу и встал на ноги. Нахмурился. На какой-то миг словно разорвалась молния, и в её слепящем сиянии я увидала не мальчишку-студиозуса, а взрослого Арейласа — могучего и грозного некроманта, спокойного и безжалостного. Я даже успела восхититься им — таким потрясающе-жестоким, таким хладнокровно-прекрасным… Затем он взмахнул рукой, и мир в моих глазах померк.

Глава 11. Помолвка

Я с тоской смотрела на платье. Зелёный и жёлтый цвета — символы обновления и плодородия. Самое то для помолвки знатной дамы. Совершенно не подходят мелкому безымянному демону.

Начать с того, что они мне не идут!

«Ты опять! — Талина явно надулась. — Это красивое платье для помолвки с красивым молодым человеком. Кем надо быть, чтобы не хотеть выйти за него замуж?»

«Мной. Демоном, который абсолютно не стремится к супружеской жизни. Особенно с этим типом. Мне, знаешь ли, одного аристократа выше крыши хватило».

Огрызалась я, понятное дело, скорей по привычке, чем всерьёз. Во-первых, наш с Арейласом брак — вопрос решённый, от меня уже ничего не зависит. Семейные традиции рода Брайдар, чтоб их бездна прожевала всех скопом, крепки и нерушимы. Ну а во-вторых, ругаться с Талиной мне совсем не хотелось.

Когда я очнулась и выяснила, что застряла на этом свете, счастья мне это, мягко говоря, не доставило. Но потом в голове бурно зарыдала Таль — и жизнь заиграла новыми красками. В первую очередь, очень красной, — в каждый висок словно воткнули по игле и начали проворачивать, а перед глазами поплыли багряные круги. Таль испугалась и рыдать перестала. Но сердиться и отчитывать меня — нет.

«Как ты вообще подумать могла, что я тебя брошу? Наши судьбы связаны, мы теперь единое целое, и будем им до самой… ещё долго. Очень долго, если ты опять не полезешь на рожон».

Я вяло отругивалась, потом искренне извинялась (новый для меня опыт, крайне неприятный) и параллельно пыталась выяснить, что же, собственно говоря, произошло.

Началось всё достаточно давно — когда экье Шантон дээ Брайдар придумал новый способ воскрешения мертвецов, сильно отличающийся от традиционных. Точнее говоря, воскрешались не сами мертвецы, а их бренные оболочки, в которые требовалось поселить кого-нибудь другого. Демоны подходили лучше прочих.

Довольно быстро выяснились три проблемных аспекта. Первый — что такого рода эксперименты, скорее всего, моментально запретят, как наичернейшую и наивреднейшую магию. Злые людишки, глупые и недальновидные, не ценят чистое искусство. Экье Шантон вздохнул, простил человечество оптом и в розницу и заранее озаботился поддержкой департамента судебной магии. Чтобы, значит, было можно, если очень-очень нужно. Перевёрнутая башня от такой неслыханной наглости перевернулась ещё пару раз, затем покорилась неизбежному. То есть экье Шантону.

Вторым пунктом шёл расходный материал, в смысле, тела. В ходе экспериментов со всей очевидностью стало ясно, что старые трупы в большинстве случаев не годятся — нужны такие, от которых ещё не полностью отлетела душа. Степень этого самого «не полностью» толком не удалось выяснить до сих пор. Согласно предположениям судебных магов из Перевёрнутой башни, при теле задерживались души, у которых в мире живых остались незавершённые дела; сам же экье Шантон полагал, что задействуются иные факторы — магический фон места смерти, положение тела относительно сторон света и прочие чисто технические моменты. За и против каждой версии имелись соответствующие аргументы, поэтому спор оставался неоконченным. В любом случае, тело Талины всем спорщикам показалось подходящим.

Ну и наконец имелась проблема совместимости. Демоны оказались крайне несговорчивыми созданиями и не желали существовать в жалком человеческом теле. Нельзя сказать, что я их не понимала. Сама такая, чего уж там. В итоге демоны разрывали телесную оболочку или же умерщвляли её иными способами. Ограничители помогали слабо, ведь люди способны умереть парой сотен способов, и нам известны если не все, то многие.

Казалось, эксперимент обречён на провал. Но экье Шантон дээ Брайдар оказался на диво упрямым типом. В принципе, неудивительно: человек, женившийся на Тёмной деве, должен быть или крайне покладистым, или таким, которому проще дать, чем объяснить, почему нет. А ещё (что немаловажно) проще дать, чем убить.

И тут появился Душехват. Бедолага! Мне его и вправду жалко стало. Что может быть хуже, чем стать частью эксперимента чокнутого некроманта? Разве только пойти к помянутому некроманту в невестки…

Меня дээ Брайдар заприметил уже давно. Lutum достаточно легко вышвырнуть обратно в бездну, в принципе можно уничтожить, но вот поймать текущую меж пальцев грязь и запечатать её… Экье Шантон предположил, что я сумею приспособиться к новому телу, запачкать его собой, а моя отчаянная жажда жизни не позволит умереть сразу. По крайней мере, я попробую выполнить контракт и затем удрать. Ну а пока занимаюсь делом, привыкну к нынешней участи.

Дойдя до этого места в рассуждениях, я скрипнула зубами. С ума сойти, до чего, оказывается, простому смертному легко предсказать поведение демона! Обидно, бездна всё заешь!

— Не простому, — поправил меня Арейлас, поведавший эту крайне занимательную историю. — Такому, у которого в жёнах Тёмная дева. Матушку в своих раскладах учитывай, она не из тех, кого можно забыть.

— Её забудешь, — буркнула я, и Арейлас согласно ухмыльнулся:

— Ну, разве что она сама захочет.

Тёмных дев, помнится, на всю бездну было всего трое. Разумеется, у каждой имелось собственное имя — демоны наивысшего ранга, как ни крути. Они могли видеть то, чего с тобой никогда не произойдёт. Множество дорог, дорожек и тропинок, на которые ты не сможешь, не захочешь или не посмеешь ступить. И при желании Тёмная дева была способна столкнуть тебя в любую из этих несбывшихся реальностей.

Не по-настоящему, нет — но ей и не требовалось ничего делать по-настоящему. Достаточно того, что происходило у человека в голове. За какие-то несчастные секунды ты мог прожить десятки, сотни, тысячи жизней, обрести и потерять любовь, стать царём и низвергнуться в пыль. Мог осознать, что все твои друзья на самом деле предатели, все возлюбленные — меркантильные стервы, готовые обобрать тебя и бросить подыхать в канаве, а дети — жадные и вечно голодные твари, способные голыми руками растерзать за пару грошей, оставленных в наследство. В реальности, показанной Тёмной девой, на голову очередного бедолаги обрушивались всевозможные несчастья, и в настоящий мир человек возвращался сломленным параноиком, неспособным принимать разумные, взвешенные решения. А ещё ходили мрачные истории о безумцах, готовых верно и преданно служить демонице за жалкие крохи счастья, которыми она вознаграждала их за послушание. Своё существование такие люди воспринимали исключительно как череду серых дней, беспросветных и пустых, истинное же блаженство наступало, когда госпожа разрешала им прожить иную жизнь, полную неописуемых наслаждений. Что ж, я всегда удивлялась, почему человечество ещё живо, когда вокруг такое немыслимое множество глупцов!

Само собой, Тёмные девы могли принять любой облик, но в бездне они обычно были самими собой — то ли ленились изображать перед демонами то, чем не являлись, то ли считали, что и без того наводят ужас на тех, перед кем появляются. Всё верно: когда по тускло-багровым подземельям летит антрацитово-чёрная пульсирующая клякса, всасывающая в своё нутро любого, кто не поторопился убраться с дороги, поневоле напугаешься. А если ещё учесть, что от этой пульсации сознание мутилось и перед глазами вставали видения, которые даже демона способны устрашить… В общем, от Тёмных дев старались держаться далеко и ещё дальше — лучше всего где-нибудь на противоположном краю бездны.

Честно говоря, не отказалась бы узнать, как экье некромант умудрился подчинить себе Мэо-и’Шаэль, Бесконечную печаль. Давненько её у нас не видали, а она, оказывается, вон где… И собирается стать моей свекровью. Да одной мысли об этом достаточно, чтобы удрать с помолвки даже с самым расчудесным мужчиной!

Вот только, удрав, я рассержу Мэо-и’Шаэль. Или, как её здесь называют, эрью Шалиту даар Брайдар. И одной мысли об этом достаточно, чтобы не предпринимать рискованных действий, а ещё дышать через раз — на всякий случай.

«Опять ты за своё! Очень милая женщина».

Таль безнадёжна. Ей все милые, кто с ней добр. А эрья Шалита пока что не изволит сердиться.

Талина — точнее, остатки её души — оказалась для экье Шантона полнейшей неожиданностью. Сюрприз, который он готов был изучать днями и ночами, причём в живом виде, не разделывая на ингредиенты. Последнее, не скрою, радовало. Ещё бы понять, ради чего он решил выдать «своё наилучшее творение» замуж за собственного сына!

Не верю, что исключительно ради продолжения эксперимента. Однако вряд ли мне расскажут про истинные причины. И в любом случае моя вера или неверие не играют роли в грядущем браке.

О предстоящей свадьбе мне сообщил лично Арейлас, когда я уже достаточно пришла в себя. В постели мне пришлось провести более полутора месяцев — сращивались рёбра, практически заново отрастали внутренние органы… Хорошо всё-таки быть демоном! Человек бы давно помер. Но честное слово — если бы меня положили в гроб и заколотили, а потом открыли через полтора месяца, то выглядела бы я ненамного хуже.

Арейласа мне упрекнуть не в чем — всё это время он проявлял невероятную тактичность и практически смирение: стоически терпел нытьё и жалобы, терпеливо уговаривал принять редкостно мерзкие на вкус лекарства и потом съесть пару ложек бульона. Когда я достаточно оправилась и поинтересовалась, с чего бы вдруг мне так повезло, он и сообщил о свадьбе.

Нет, руку, сердце и прочие органы не предлагал. Всё-таки это Арейлас из семейства Брайдар.

— Зачем тебе понадобилась такая жена? — откашлявшись (бульон зашёл не в то горло), спросила я. И в самом деле: ну хотя бы ровня его мачехе, а то обычная lutum, таких в бездне… ну да, как грязи.

— Не мне, — ровным тоном ответил он. Хоть бы мускул на лице дёрнулся!

— Ладно. Зачем твоему батюшке понадобилась такая невестка?

Одна бровь Арейласа иронически выгнулась. У всего имеются свои пределы, и у терпения этого юноши — тоже.

— Предпочитаешь вернуться в бутылку? — иронически осведомился он. Я закатила глаза:

— Вопрос, надеюсь, был риторическим?

— Отнюдь. В таких пределах у тебя имеется свобода выбора. Мой отец всё-таки не деспот, — вот тут он определённо начал издеваться. Я злобно фыркнула, и на этом тема предстоящей помолвки на время была закрыта. Вновь её подняли, уже когда я достаточно оправилась, чтобы потихоньку начать гулять по замку и саду.

Надо сказать, что Брайдарбург — замок экье некроманта — был построен в лучших традициях тех веков, когда вельможи совершенно не зависели от императора и, по сути, управляли в своих вотчинах, как короли. Особенно это касалось вельмож-магов. Узкие крутые лестницы, бойницы, расположенные так, чтобы взаимно перекрывать слепые зоны, ловушки в коридорах — сейчас они были разряжены, но ведь когда-то несли смерть неосторожным захватчикам, заколдованные витражи, рассеиватели отдельных видов магии, замаскированные под безобидные на вид барельефы… Гулять по такому замку оказалось весьма познавательно. По крайней мере когда я хоть немного окрепла: моя комната находилась на верхнем этаже, и долгое время мне не удавалось ни спуститься, ни подняться — чересчур много слишком крутых ступенек, а ухватиться не за что.

К старой части замка примыкал трёхэтажный особняк, в котором нынче и жила семья экье некроманта. Там, насколько я понимала, было вполне тепло и уютно — а древняя громадина служила убежищем для полчища скелетов, обычно используемых для работ в саду, некоторого количества упырей (очередные опыты экье Шантона) и нескольких демонов. В частности, здесь обитала эрья прабабушка — если я верно поняла, высший вампир и немного пророчица, которую по очереди кормило всё живое население Брайдарбурга, включая слуг и исключая демонов. Степень её родства с нынешними Брайдарами установить было уже достаточно сложно, но прабабушку здесь любили: она регулярно наведывалась на кухню, чтобы приготовить для любимых «правнучков» пирожки по старинным рецептам. Ещё она охраняла замок от грабителей и играла в полнолуние на арфе. Красиво, к слову говоря, играла.

Мэо-и’Шаэль, как и положено добропорядочной матери и жене, жила в особняке с мужем и детьми. Там же находились покои старшего сына экье некроманта, Саира, и его скандально известной супруги. По всему выходило, что после свадьбы и мне предстоит переселиться туда. Об этом я в очередной раз подумала, гуляя в саду.

Сад был разбит перед окнами особняка, чтобы услаждать взгляды членов семьи. Вполне логично и разумно. Вот только вкусы у семейства Брайдар, скажем так, несколько отличались от общепринятых.

Нет, на первый взгляд сад даже можно было спутать, к примеру, с тем, который цвёл и пах возле Института благородных девиц. Аккуратно расчерченные клумбы, посыпанные песком дорожки, ласковый шорох листвы… Вот только вместо яблонь и вишен в саду у экье некроманта красовались тисы, вязы, кипарисы и кедры, а на клумбах цвели в основном каллы, маки и асфодели. Ещё я ужасно удивилась, увидав на крайних грядках алые паучьи лилии в сочетании с белоснежными хризантемами — не знала, что кто-то здесь помнит о «цветах смерти» моей далёкой родины. Белые гвоздики, чёрные розы, гиацинты с анемонами… Похоже, экье Шантон знал толк в символике смерти. Особые сорта — другие не могли бы цвести так долго, до самой поздней осени.

— Совершенно верно, — раздался рядом со мной глубокий женский голос. — Нашему садовнику около пятиста лет, и как минимум четыреста из них он посвятил цветоводству.

Я быстро развернулась и упала на колени, низко склонив голову. Никак иначе реагировать на появление Тёмной девы мелкий демон не смеет.

— Встань, девочка.

Длинные тонкие пальцы ухватили меня за подбородок и слегка надавили.

— Посмотри на меня.

Естественно, я повиновалась — а что ещё оставалось делать?

До сих пор понятия не имею, как выглядит эрья Шалита в человеческом теле. Наверное, красиво — Тёмная дева вряд ли примет облик дурнушки-замарашки. Но я, глядя ей в глаза, видела лишь тёмный провал, высасывающий жизни, стискивающий в душных силках, не дающий вырваться…

— Хватит. Можешь отвести взгляд.

Пульсирующая тёмная дыра благосклонно кивнула мне — интересно, как дыры могут кивать? Впрочем, нет, неинтересно. Куда важней перевести дух.

— Хорошо. Ты годишься.

Гожусь на что? Переспрашивать я не стала. Когда тебя выбирает Бесконечная печаль, выхода нет. Ты подчиняешься — или остаёшься один на один с самыми безумными кошмарами. Остаётся лишь надеяться, что, подчинившись, не обрекаешь себя на то же самое.

Тихий смех.

—Умница. Ты будешь жить долго. Возможно, даже счастливо — это уже зависит не от меня. Если только… — Мэо-и’Шаэль ступила вперёд, меня обдало ледяным ветром, — если только не выступишь против моих мужа или сыновей. Тогда ты постигнешь мой гнев.

— И в мыслях не было, — пылко заверила я. Тёмная дева вновь рассмеялась:

— Было, было… Но демону свойственно врать, так что я не сержусь на тебя. Равно как и не стану сердиться, если ты будешь ругаться с Арейласом, попытаешься обмануть его в мелочах, даже возненавидишь. Это твоё право, хотя счастливей ты от подобного не сделаешься… Но вот от греха предательства воздержись.

Я вновь поклонилась.

— Ваша свадьба состоится в последние дни дожинок. Скоро тебе доставят платье, в котором ты появишься на помолвке. Оно смешное. Я сама надевала похожее, так что и тебе придётся потерпеть. Человеческие традиции стоит соблюдать там, где они неважны для нашего существования.

— Слушаюсь, Бесконечная печаль.

— Называй меня по-здешнему.

— Да, эрья Шалита.

— Арейлас говорил, что ты получила от своей… второй ипостаси имя Лина. Его можно сохранить, как твоё личное; для людей же ты останешься Талиной даар Кринстон. Родителей этой девочки уже пригласили, будь с ними вежлива.

Я смогла лишь низко поклониться, онемев от изумления.

Личное имя? Мне? Никчемной маленькой lutum? Немыслимо! И очень, просто-таки до головокружения опасно. Слишком часто Имеющим имя бросают вызов. Причины разные: пасть на более глубокий ранг в бездне, обрести сумрачную славу, просто покуражиться… Таким как я, чтобы выжить, лучше всего не высовываться. А имя слёту помещает меня на верхушку вулкана, вот-вот готового взорваться.

— Да неужели? — Тёмная дева, разумеется, слёту прочла мои мысли и сейчас откровенно развлекалась. — Что ж, значит, тебе придётся стать сильней. Намного сильней, чем сейчас. Превратиться в демона, рядом с которым вулкан побоится взорваться.

Легко сказать! Само собой, я ничего не произнесла вслух — спорить с Тёмной девой мне не по чину, да и вообще занятие бессмысленное. А мысли… не могу же я их сдерживать! И скрывать от демоницы настолько глубокого ранга тоже не могу.

Короткий смешок показал яснее ясного: да, не могу. Не стоит даже пытаться.

— На первых порах ты получишь помощь, девочка. Ты не самое ужасное приобретение моего мужа. Потенциал неплохой. А вот насколько ты сумеешь его раскрыть…

Предложение (и скрытая в нём угроза) остались недоговоренными — да и зачем? Я прекрасно всё поняла. Упала бы снова на колени, но мне напрямую запрещено.

Покровительство Тёмной девы! О таком lutum не просто не смеет мечтать — о подобном даже задумываться запрещено! Но она сама подошла и сама взяла меня под свою руку. Это значит…

— Я приложу всё старание и все силы, чтобы не разочаровать вас, эрья Шалита!

Ещё один смешок.

— Хорошо.

Тёмная дева развернулась и ушла, шурша по свежеподметённой дорожке подолом платья. Я слушала этот шелест, похожий на шевеление змеи в зарослях, и потихоньку вновь училась дышать.

«Она хорошая! И благоволит к тебе… к нам обеим».

Со вторым я не спорила, а насчёт первого препираться с Таль было бессмысленно. Оставалось лишь криво ухмыльнуться и проследовать в свою комнату — гулять в тот день мне уже не хотелось.

А через седмицу мне доставили платье.

По человеческим меркам оно даже было красивым. И расшито янтарём вперемешку с мелкими изумрудами. Наверняка стоит кучу денег. Смерина даар Мрауш ради такого удавилась бы. Или (что куда вероятней) удавила половину института.

«Хватит. Смерина, конечно, злая, но не чудовище в человеческом обличье!»

«О чудовище я и не говорила. Обычные жадность и завистливость, свойственные большинству людей. Поверь, на преступления чаще всего не демоны толкают, а неотъемлемые качества человеческой натуры: ревность, злоба, стяжательство…»

«Любовь и великодушие свойственны человеческой натуре! А то, что ты описываешь, всего лишь пороки, которые возникают… ну, почему-то. Возможно, из-за влияния демонов».

Я улыбнулась уже в открытую. Всё-таки спорить с Таль — одно удовольствие! А не спорить — другое.

Про даар Мрауш, кстати, я у Арейласа спросила. Он помрачнел, но довольно спокойно и холодно проронил:

— С этим покончено.

Как же он был в тот момент похож на свою мачеху — не передать! Талина внутри меня расчувствовалась, мол, ах и ох, любовь между приёмной матушкой и пасынками возникает крайне редко… Я с ней даже согласилась: здесь, на мой взгляд, тоже не пахло никакой любовью. А вот как на самом деле обстояли дела, разобрать было сложно. Естественно, Таль возмутилась, но я не слишком к ней прислушивалась. Мне хватало сказанного Арейласом: не «с ней покончено», не «я разлюбил», а равнодушное «с этим». Чувствуется рука демона, ой, чувствуется!

«Платье примерять будем?»

Я очнулась от раздумий и кивнула. Портнихи, почтительно стоящие в отдалении, приблизились и начали облачать меня в наряд стоимостью примерно с две трети поместья Талины даар Кринстон.

За исключением мелочей, неизбежных в любом случае, платье сидело, точно влитое. Ещё бы цвет моей кожи так сильно не гармонировал с нежно-зелёным верхом лифа…

«Всё будет хорошо, — убеждённо сказала Талина. — В крайнем случае, всегда есть косметические средства».

Когда речь шла о простых человеческих радостях, на неё всегда можно было положиться. Так что в день помолвки я просто и незамысловато отстранилась от происходящего, выпустила Таль на передний план и смотрела на всё немножко со стороны. Вот служанки, среди которых затесалась пара обряженных в кружевные платья симпатичных скелетиков, надевают на меня сначала панталоны, затем нижнюю рубашку, затем несколько нижних юбок, среди которых королевишной растопыривается во все стороны кринолиновая, закрепляют на предплечьях жёсткие подрукавники, а затем уже приходит черёд самого платья. Вот куафёр (тоже скелет в тщательно завитом и напомаженном парике) собирает волосы в пучок, оставив отдельные пряди и закрепив их с помощью зажимов, накручивает кудри, формируя из них тяжёлый узел, выпуская отдельные пряди, и фиксирует золотыми заколками в форме птиц и цветов. Редкостная пошлятина, но нынче в моде. На руки — перчатки из тонкого кружева, на ноги — удобные бальные туфельки (нынче мне предстоит много стоять), на голову — вуаль в тон платью. Лицо у меня ещё зеленоватое, поэтому упомянутые Талиной косметические средства приходятся очень кстати. Всё, можно выходить. В комнату запускают бледного от волнения и осознания значимости момента экье Фабьяна дээ Кринстона, который формально считается моим отцом. Впрочем, нельзя сказать, что этот человек был недобр к Талине, поэтому я приветливо ему улыбаюсь. Губы подрагивают: в конце концов, на свадьбе положено переживать. Вот я и переживаю.

— Готова, дочка? — зачем-то уточнил экье Фабьян. Я кивнула, набросила вуаль на лицо, и мы рука об руку вышли из комнаты, где проходили последние приготовления жертвы к закланию… то есть, конечно же, невесты к помолвке.

«Твои шутки сегодня особенно неуместны».

«Извини».

Для церемонии приготовили огромный зал на первом этаже особняка. Он весь утопал в цветах, причём вовсе не в тех, которые так любил экье некромант. Нет, зал декорировали жасмином, клематисами, садовыми розами, маттиолами и пионами. Нанятый за бешеную сумму распорядитель свадьбы постарался на славу — цветы, собранные в гирлянды, удивительно гармонировали друг с другом. И с платьем невесты, разумеется.

В зале было полно народу — я даже не сразу разглядела счастливого жениха, пробегая взглядом по группам людей. Вот семейство Фелльвор — не слишком-то счастливая эрья Матисса, жена экье Рамира, и абсолютно довольная жизнью Шадрина. Лоису не привели — ей по чину не положено, хотя Талина и заикнулась было о подружке невесты. Но нынче у меня в подружках принцесса Империи, девица весьма бойкая и не скрывающая любопытства. Эрья Шалита уже отдала мне соответствующий приказ — то есть, нежно и тонко намекнула, что нам с Её Высочеством неплохо бы подружиться. Посему с элидарьей Кьедой-Зофьей я общалась исключительно согласно подсказкам Талины: здешний этикет мне пока не слишком-то знаком.

Впрочем, разрешение навестить Лоису я получила — уже и день был назначен. Она нынче жила в доме у экье Рамира. Для юной девицы место исключительно неподходящее, а вот для будущего демонолога — самое оно. Тем более, что Шадрину папенька тоже решил обучать, скрепя сердце и скрипя зубами. Даже её свадьбу ради такого дела отложили на пару лет. Лично я полагаю, что со временем помолвка расстроится — ну не рождены некоторые для счастливой семейной жизни, шило в известном месте мешает. Мне бы тоже помешало, но Тёмная дева совместно с экье некромантом обладают удивительными способностями извлекать любые мешающие им предметы из любых, даже самых укромных, тайников.

Шадрина к известию о том, что в теле её сводной сестрички отныне обитает демон, отнеслась удивительно философски. Таль она всё равно не любила, а со мной хотя бы можно было потренироваться — я ей уже сдуру пообещала. Взамен она обязалась проследить за папенькой и не давать Лоису в обиду. Вполне разумное соглашение, Талина одобрила.

Рядом с экье Рамиром мило болтали двое разодетых придворных хлыщей. Один из них был довольно-таки похож на экье некроманта, а второй… я пригляделась, затем усмехнулась. За милым личиком с чуть выпяченными губками и яркими топазовыми глазами, прикрытыми сейчас длиннющими ресницами, скрывался очень стервозный характер. Других у огненных демонов не бывает. Видимо, ещё один экспонат из коллекции экье Шантона. А воркует с ним, стало быть, экье Саир дээ Брайдар, старший сын и наследник. Практикующий демонолог, по слухам — весьма способный.

А вон и ещё один наследник, на этот раз всей Империи Мерсет. «Присутствие элидээ Хайлада — великая честь», — мелькнуло у меня в голове, когда я присела в самом низком из придворных поклонов. Элидээ скользнул по мне и экье Фабьяну равнодушным взглядом, резко кивнул и отвернулся к собеседнику — сухопарому высокому человеку с ястребиным носом. «Канцлер Империи», — сообщила мне Талина. Я приняла к сведению.

Похоже, эта помолвка значит куда больше, чем кажется на первый взгляд. И здесь вскорости заключат не только брачный союз, но и парочку политических.

— Вы сегодня прекрасно выглядите, благородная эрья, — раздалось откуда-то слева, и экье Фабьян послушно развернул меня к Толль-Гернику дээ Кройду. Со времени нашей последней встречи экье судебный дознаватель, кажется, растолстел ещё сильнее. Богато вышитый кафтан, пламенеющий на груди алым шёлком, неплохо маскировал фигуру, но всего скрыть не мог.

— Да, дивно выглядите, просто дивно! Какая жалость, что мне уже не двадцать лет!

— А то присоединились бы к охоте? — не выдержала я. Экье Фабьян дёрнулся — ага, ему вряд ли рассказали абсолютно всё, но он не может не видеть, насколько его приёмная дочь изменилась! Толль-Герник благодушно расхохотался:

— Зависит от того, что подразумевать под охотой, любезная эрья.

«Фу, пошляк!» — прокомментировала Талина. Я благовоспитанно закрылась веером и наставительно заметила:

— Не следует говорить подобного, экье судебный маг. Это невоспитанно и в высшей степени неприлично.

Демон, вычитывающий государственного служащего за нарушение правил благопристойности! Честное слово, эту помолвку стоило затеять уже хотя бы затем, чтобы поучаствовать в подобном балагане.

— Родная, пора, — шепнул мне экье Фабьян. Я недоумённо оглянулась, и в этот миг грянула музыка. Играли что-то одновременно торжественное и заунывное. От литавр у меня заложило уши, и непонятно, почему от громогласия труб вуаль не сдуло куда-нибудь в бездну.

«Это свадебный марш. Очень красивое исполнение, а ты, как обычно, вредничаешь».

«Слишком громко, не могу оценить всей… хм… красоты и великолепия. Священнику потребуется тот ещё голос, чтобы перекричать эту прелесть».

«Когда начнётся обряд, музыка замолкнет, — кажется, Талина всё-таки хихикнула. — Пожалуйста, сделай выражение лица не настолько кислым, ты замуж за красивого мужчину выходишь, а не приговор суда выслушиваешь!»

«А есть разница?»

«Лина!»

«Всё-всё, молчу и делаю выражение лица. Хотя под вуалью всё равно не видать».

«За красивого мужчину», значит. Впрочем, чего я придираюсь — для влюблённости Таль нужно всего ничего: чтобы к ней были добры. Арейлас неизменно вежлив и внимателен; неопытная девочка вполне способна перепутать это с добротой. И даже с влюблённостью. Следует признать, что Талина уже по уши в новых переживаниях. Наверное, оно и к лучшему. Должен ведь хоть кто-то из нас испытывать к супругу не только безразличие пополам с раздражением!

Впрочем, увидав возле алтаря улыбающегося жениха (Арейласу, в отличие от меня, лицо ничем не занавешивали, так что приходилось держаться соответственно), я Талину даже поняла. Красив, чего уж там! И длинная мантия новобрачного — зелёная и жёлтая, в тон моему платью — ему вполне шла, делая похожим на древнего бога, спустившегося с небес покорять грешную землю. Такой, будем честными, покорит. Не завоюет, так заставит влюбиться до смерти. Вон, Талину уже заставил.

А на руке у женишка — браслет, время от времени вспыхивающий то алыми, то зелёными огоньками. Точно такие же искры мелькают у меня в серьгах и на ожерелье. Новые ограничители силы, посерьёзней прежних, так просто не расколешь и не порвёшь. Экье некромант, конечно, обещал их снять, «если потребуется», но чует моё сердце: необходимость в моём понимании и в понимании семейки Брайдар — это две очень разные вещи.

Под бравурный марш экье Фабьян подвёл меня к Арейласу. Улыбка до ушей, расползшаяся по лицу отчима Таль, показалась мне слегка маниакальной, но сегодня я была склонна к снисходительности: чего уж там, формально младший дээ Брайдар берёт за себя девицу из ничем не примечательного семейства Кринстон. Есть повод для радости, можно даже в пляс пуститься. Ну, увеселения для присутствующих ещё впереди.

Сейчас время для принесения всяких разных обетов.

Вот когда я оценила предусмотрительность экье некроманта в полной мере! Священник был в парчовой сутане, расшитой золотом — не из последних в иерархии, сразу видно.

И вместе с тем я совершенно не почувствовала того неприятного вихря чувств, какой постоянно ощущала рядом с братом Отмичем. Стало быть, обряд проводит грешник. Достаточно уважаемый в обществе, имеющий полное право совершать таинства, но не причиняющий демонам ни малейших хлопот. Интересно, экье некромант его долго искал, или они все там в верхушке духовенства такие?

«Лина, ты опять!»

«Брось, Таль. Чем выше взлетаешь, тем больше искушений. Это нормально — встать во главе церкви и начать грешить налево и направо. Кто остановит?»

«Бог и собственная праведность!»

Я лишь улыбнулась. Талина так восхитительно наивна в подобного рода материях! Или ей страшно, что брат Отмич, став высшим иерархом, тоже…

«Немедленно прекрати!»

«Ладно, ладно, прекращаю».

В конце концов, зачем заставлять девушку злиться в день помолвки? У меня для этого будет ещё много-много дней и ночей…

«Лина!»

Мысленно махнув рукой, я сосредоточилась на происходящем. Мы с Арейласом по очереди возложили руки на алтарь (ладони обдало неприятным жаром, но в целом терпеть было можно), обменялись кольцами и чего-то там рассказали про заветы предков, вечность вместе и взаимное уважение. Затем мне поведали про то, как правильно слушаться мужа, а Арейласу — как беречь, холить и лелеять жену. Некоторые моменты оказались весьма познавательными, надо будет их Арейласу как-нибудь напомнить. В особо, хм, занятные минуты нашей с ним будущей совместной жизни.

По сути, я променяла один контракт — уже исполненный — на другой, исполнять который мне придётся уже всю оставшуюся жизнь. Причём свидетелями договора выступили не жалкие смертные, а сами местные боги. Чувствовалось, как мою проклятую душу обвивают незримые и невесомые цепи, разорвать которые куда сложней, чем вырваться из зловонных объятий Душехвата.

Ай да экье некромант! Я с трудом удержалась, чтобы не скривиться. Однако, как заметил Арейлас, у меня имелся выбор между мерзкой тюрьмой и тюрьмой вполне сносной. Раз уж не успела сбежать, так поздно теперь пытаться что-либо изменить.

Непонятными остались лишь два момента: во-первых, зачем экье некроманту вовлекать в наши с ним договорные заморочки собственного сына? Или Арейлас успел батюшке сильно насолить? Вроде бы непохоже… Но мало ли какие порядки царят в благородном семействе дээ Брайдар! И второе — чем лично мне придётся расплачиваться за неслыханную щедрость экье Шантона? А ведь придётся, тут к гадалке не ходи.

Ладно, всё это рано или поздно выяснится. Сейчас же обряд подошёл к концу. Вовремя, а то я уже засыпать начала под монотонную проповедь насчёт прелестей добродетельной супружеской жизни! Арейлас прикоснулся к моим губам весьма целомудренным поцелуем, и Таль внутри меня чуть не грохнулась в обморок от наплыва чувств. Удар по восприятию был тот ещё, я покачнулась и часто заморгала. Арейлас поддержал меня, посмотрел вопросительно.

— Талина, — беззвучно сообщила я. Мой жених нахмурился на миг, затем странно улыбнулся — легко, почти невесомо. Настал мой черёд удивлённо хмыкать.

— Потом, — мягко шепнул Арейлас, — всё потом. Идём танцевать?

Оркестр и впрямь грянул очередную мелодию — на сей раз весёлую и летящую, но по-прежнему оглушающе громкую. Я позволила увлечь себя в танец, и на какое-то время легкомысленно позабыла о трудностях и проблемах. Бездна всё заешь, помолвка у приличных девушек бывает только раз! Или два раза, если сильно повезёт. Или не повезёт… Короче, нужно веселиться!

Надо — значит, надо, и я веселилась до упаду в прямом смысле этого слова. Потанцевала с Арейласом, с экье некромантом, с Саиром и его знакомым огненным демоном (с этим мы за время танца успели перекинуться парой едких фраз и едва не поссорились — хорошо, танец вовремя закончился), с экье Фабьяном, даже с Толль-Герником дээ Кройдом. Потом меня осчастливил беседой элидээ Хайлад — перекинулись несколькими фразами о погоде и величии Мерсета в мировом масштабе. Принц вскорости отбыл, и очередной круг танца я прошлась с экье Рамиром.

— Тебе повезло, — мимоходом бросил он. — Я настаивал на твоём повторном заточении.

Ух ты, уже не на смерти! Что-то большое и толстое в лесу сдохло.

— А разве меня не заточили повторно? — с усмешкой парировала я. — Вроде бы именно вы разглагольствовали о том, что бракосочетание подобно отправке на галеры или на каторгу. Стало быть, всё в порядке, демон обезврежен и заперт в темницу.

Экье Рамир ухмыльнулся:

— В твоём случае темница слишком уж передвижная, чересчур много свободы предоставлено узнику. Что ж, поглядим, насколько сработает такой способ… обезвреживания. Помни: я слежу за тобой!

— Да пожалуйста, — дёрнула я плечом. — Сказала бы, что я слежу за вами, но это будет неправдой. Вы мне безразличны, папенька. А вот Лоису не обижайте!

— Уж будто тебе есть до неё дело, — хмыкнул демонолог. Я закатила глаза:

— Мне, возможно, и нет. Но вот Талина считает её подругой, а её желания для меня важны. Это только вы хотите дочь на кладбище отправить, остальные, знаете ли, ею весьма дорожат.

Экье Рамир помрачнел, и остаток круга мы дотанцевали молча. Я была очень довольна тем, что удалось как следует его укусить. Потом, правда, какое-то время успокаивала Талину — но ей и самой не хотелось грустить в день помолвки. А ведь предстояла ещё и свадьба! Бедная девочка уже мечтала о роскошном платье. Ну что ж, хотя бы одна из нас получит именно то, чего страстно желает.

Бал гремел до глубокой ночи. Когда всё наконец утихло, я едва стояла на ногах. Прошла к себе в комнату, позволила скелетикам расшнуровать платье, упала на кровать… и с изумлением обнаружила стоящего у дверей Арейласа.

Мысль о том, что он вожделеет моё прекрасное тело, была отброшена сразу — не тот человек и, будем честными, не настолько восхитительное тело. Я приподнялась на локте, насмешливо хмыкнула, старательно игнорируя учащённое сердцебиение и сбившееся дыхание («Таль, ну в самом деле, не сейчас!»), кивком указала на ближайшее кресло. Дважды упрашивать не пришлось. Плюхнувшись на сиденье, Арейлас с наслаждением вытянул ноги: тоже умаялся на празднике, бедняга! Смерил меня взглядом, явно желая что-то сказать… и промолчал. Некоторое время мы играли в гляделки, затем мне надоело. Я приподняла брови, буркнула:

— Ну?

Арейлас вдохнул, выдохнул и преувеличенно небрежным тоном начал:

— Ты недавно упоминала Талину. Скажи… она всё ещё здесь? С тобой?

— Здесь. Со мной. И что?

— Она… как она ко мне относится?

— Влюблена по уши, — с удовольствием сообщила я и тут же залилась краской — Талина смутилась настолько, что удержать её реакцию я не сумела. Арейлас глядел на меня с нарастающим изумлением, затем явно разобрался в происходящем, снова легко улыбнулся:

— Хорошо.

— Тебе так нужна её любовь? — скептически хмыкнула я. Арейлас, вопреки ожиданиям, не стал смеяться или язвить. Устало вздохнул:

— Ты не понимаешь. Я и сам не понимал до последнего времени. Но знаешь… когда кто-то тебя по-настоящему, искренне любит — это важно. Ты в таком не разбираешься, поэтому придётся поверить мне на слово.

Верить на слово сыну экье некроманта я, разумеется, не собиралась.

— В какую игру ты решил поиграть на сей раз?

— Ни в какую, — усмешка Арейласа вышла неожиданно горькой. — Я просто хочу надеяться…

— На что?

— На то, что её любви хватит на нас двоих.

Выпалив эту совершенно непонятную фразу, он поднялся, отвесил преувеличенно низкий поклон, пожелал доброй ночи и вышел, оставив меня недоумённо хлопать глазами. Талина, к слову сказать, была так же ошарашена, как и я.

Любви! Хватит! Да о чём он вообще…

Я осеклась. Затем на какое-то время задумалась — достаточно глубоко.

То, чего мне не дано понять… То, что важно, причём не только для смертных, но в первую очередь — для них…

Любовь. Тихий шелест склонившейся над озером ивы, беспечный смех, взгляд глаза в глаза… То, что я давным-давно потеряла. То, что ещё не потеряно для Арейласа и для Талины.

Низко опустив голову, я какое-то время улыбалась — до тех пор, пока по щекам не потекли дурацкие слёзы. Вытерев их, я вновь посмотрела на дверь.

Возможно, ты прав, Арейлас. Возможно, надеяться стоит и мне.

Надеяться, что любви Талины хватит на вас… на нас троих.

Эпилог

— Тогда мы договорились? — экье Киррео дээ Амадар, канцлер Империи Мерсет, не был склонен к долгим переговорам. Обычно должность позволяла ему диктовать условия, а если их не принимали — давить на собеседника всеми доступными способами. В этот раз пришлось поторговаться и даже в чём-то уступить, и Шантон дээ Брайдар понимал раздражение высокопоставленного чиновника. Однако между «понимать» и «разделять» подчас пролегает глубочайшая пропасть, и сейчас экье канцлер и экье некромант стояли на противоположных её краях.

— Мы договорились, — церемонно кивнул Шантон, старательно не замечая мимолётного облегчения в глазах благородного дээ Амадара.

Нынешняя ситуация на первый взгляд сильно напоминала ту, что случилась во времена деда нынешнего главы семейства Брайдар. Восстание некромантов тогда выжгли калёным железом, а землю на всякий случай посыпали солью и щедро полили святой водой вперемешку с кровью мятежников. Отец Шантона уцелел чудом — и благодаря стараниям прабабки, вовремя переметнувшейся на сторону победителей, по сути, предавшей собственную кровь ради крови более молодой и свежей. Брайдарбург у семьи отобрали и отдали Шантону совсем недавно, семь лет тому назад, в ознаменование долгой и преданной службы императору двух поколений семьи Брайдар, причём, согласно договору с нынешним правителем Мерсета, жить в замке Брайдарам запрещалось, пришлось построить особняк. Не то чтобы в случае очередного мятежа Шантон не сумел бы перебраться под защиту крепких каменных стен… но бунтовать он как раз не желал. Всего лишь договориться с Тайной канцелярией о возобновлении старых опытов. Так что ситуация лишь на первый взгляд казалась похожей на проблемы стапятидесятилетней давности. И обе стороны в общем и целом это понимали.

Лина получилась на славу: в меру сильная, в меру умная. Хитрая, конечно, сверх всякой меры, но такая Арейласу и нужна, раз уж ему ударила под хвост вожжа и захотелось посвятить себя судебной магии. Нет, всё-таки надо завести ещё потомка-другого, а для верности лучше целых трёх: тогда есть хоть какой-то шанс, что по крайней мере один из них продолжит семейное дело. А то один в демонологи подался, другой смотрит в рот дээ Кройду…

Экье Шантон ничего не имел против выбора сыновьями собственного пути. Даже поощрял немного: слишком хорошо запомнился загнанный взгляд отца, которому выбирать не дали. Он ненавидел некромантию всей душой, но честно исполнял нужные обряды — ради Империи, ради выживания семьи, ради того, чтобы сын вновь обрёл положение в обществе и почву под ногами. Сам Шантон свой дар некроманта любил, но нервно сглатывающий перед каждым сеансом отец накрепко врезался в память. Так что пускай дети получат основное образование, которое не даст их способностям вырваться в самый ненужный момент и разнести вдребезги не только судьбу ребёнка, но и пару-тройку ближайших кладбищ, а дальше можно и своим умом жить. Но ведь и родовой замок нужно кому-то оставить на попечение! А то, глядишь, один из запланированных детей решит податься в бродячие актёры, второй в священники… Нет, Шантон собирался жить ещё долго, однако жизнь смертных не бесконечна. Уж кто-кто, а он об этом прекрасно знал. Так что нужно пользоваться ситуацией, пока супруге не надоело играть в заботливую матушку для глупых смертных. Сколько ещё эта забава ей не наскучит — лет двадцать, тридцать, пятьдесят?

В общем, судебному магу — судебный демон: прилипчивый, внимательный к деталям, небрезгливый. В истории с Душехватом Лина проявила себя с лучшей стороны, даже Толль-Герник это признал. Кривился при этом, словно хватанул лимонной настойки с горчицей, но признал.

Вдобавок, Шалита обронила, что куда ни погляди — во всех видениях несбывшегося Лина хоть немного, да помогла Арейласу. В некоторых случаях неоднократно спасала глупому мальчишке жизнь. Значит, в реальности такой вариант тоже не исключён. И насколько Шантон знал свою жену — она сделает всё, чтобы безопасность Арейласа стала для Лины наипервейшей задачей.

Если для этого мальчишке придётся влюбить в себя демоницу — значит, ему предстоит познать тонкую науку соблазнения демонов. Если понадобится прибегнуть к угрозам и шантажу — тоже справится, уже не маленький.

А с экье канцлером разговор вышел весьма любопытный. Демоны, охраняющие (и в то же время стерегущие) чересчур прыткого наследника престола, верные трону, вне зависимости от того, кто на нём восседает… Идея занятная, если не принимать во внимание парочки потенциально опасных моментов. Шантон прямо-таки ощущал, как чешутся у него руки провести десяток-другой экспериментов. Тела экье канцлер обещал предоставить.

Разумеется, Канцелярия желала, чтобы столь удачный (и преданный исключительно Арейласу дээ Брайдару) первый эксперимент куда-нибудь… подевался. Можно в бездну, можно обратно в бутылку. Но безопасность сына была для Шантона на первом месте, и это сильно застопорило переговоры. Впрочем, в итоге стороны договорились, а разве не это главное? Теперь нужно аккуратно намекнуть Лине, что на её прекрасную головку объявлена негласная охота, и что сидеть под крылышком семьи Брайдар — самое удачное решение. Не сразу, чуть попозже. Когда они с Арейласом друг к другу притрутся. И о том же самом сказать сыну — он очень не любит, когда кто-то другой ломает его игрушки. С раннего детства не любил.

Экье Шантон удовлетворённо улыбнулся, подписывая бумаги.

За окном занимался рассвет нового дня.

Оглавление

Пролог

Глава 1. Возвращение

Глава 2. Осознание

Глава 3. Размышление

Глава 4. Знакомство

Глава 5. Столкновение

Глава 6. Переговоры

Глава 7. Родня

Глава 8. Блеф

Глава 9. Отмщение

Глава 10. Прощание

Глава 11. Помолвка

Эпилог