Буднично
- Дорогой, мусор по дороге вынесешь?
- Да, конечно, - сказал Павел и, вздохнув, отставил в сторону копье.
Эта безобидная просьба снова его расстроила. Пришлось надеть рюкзак на обе лямки, чтобы тот вдруг не сполз, а это нарушение техники безопасности. Положено носить на одном плече. Так его легко бросить, если за него схватятся.
- Вот, держи, - сказала она, шурша пакетом. – Будь осторожен.
- Как обычно, - с улыбкой ответил Павел и, легонько поцеловав жену в губы, взял копьё, пакет с мусором и посмотрел в глазки на двери.
Их было два, один на правой, другой на левой части. Врезанные слегка под углом, они позволяли рассмотреть всю лестничную клетку. Убедившись, что за дверью никого, Павел шагнул из квартиры, подошёл к лифту, нажал кнопку вызова. Загудели подъёмные механизмы. Спустя пару секунд двери раздвинулись на три-четыре сантиметра. Бросив беглый взгляд в кабину лифта – пусто! - Павел нажал кнопку ещё раз, и двери открылись до конца. Спустившись на первый этаж, кабина повторила свои действия – сначала небольшая щёлочка, такая, чтобы копьё пролезло, затем по повторному нажатию кнопки двери открылись полностью.
У выхода из подъезда стояла молодая женщина с коляской, в которой Павел узнал соседку с пятого этажа. Невысокая, миловидная, на вид не старше тридцати, в сером неприметном пальто. В правой руке у неё было копьё, такое же дешёвое, как и у Павла, да ещё и не по росту длинное.
- Ой, мужчина, вы мне не поможете, - всем видом показывая свою уязвимость, пролепетала соседка. – Я и сама умею, но, боюсь, дочка проснётся.
Павел подошёл к коляске, осмотрел. В дешёвом пластиковом кофре спала очаровательная девочка в розовой шапочке и с пустышкой во рту. Её можно было увидеть лишь через небольшие, размером с горошину, отверстия, усыпавшие всю крышку. Пластиковые петли, также не внушавшие доверия, расстроили Павла окончательно. И как отец семейства вот так отпускает жену с ребёнком гулять, уму непостижимо.
- Конечно, помогу. Только отойдите подальше.
Соседка кивнула и, откатив коляску к дверям лифта, стала ждать. Павел как можно аккуратнее положил на пол пакет с мусором, чтобы бутылки от вина не гремели об пол, но те всё равно несколько раз задорно звякнули.
«Ну вот, теперь решит, что мы – алкоголики какие-то. Середина недели, а я с бутылками, позорище. Ну и фиг с ним. Наплевать. Можно подумать, мы одни во всём доме в будни прикладываемся», - думал Павел, подходя к двери подъезда, по которой снаружи кто-то лениво стучал.
Посмотрев в глазки, он тихо выругался. На этот раз не заблудший – свой. Это был старик с седьмого этажа, недавно вышедший на пенсию. Отличный рассказчик, хохмач и тихий пьяница, не вредивший никому и ничему, кроме собственной печени. Говорили ему, что сейчас не те времена, когда можно заснуть пьяным в парке на лавочке, а проснуться в отделении. Сейчас можно вообще не проснуться. Не слушал никого и вот что вышло. Стоит теперь бледный с пустым взглядом и по двери стучит, соседке выйти не даёт.
- Ну, прости, дядя Миша, - сказал Павел и с силой толкнул дверь от себя.
Старик рухнул на спину, казалось, ни капли этому не удивившись. Его руки с пожелтевшими от курения пальцами лениво тянулись к соседу, рот неспешно открывался и закрывался, будто пережёвывая долгожданную тёплую плоть. На штанах в районе щиколотки отчётливо темнело бурое пятно запёкшейся крови.
- Ну, хоть сам никого не покусал, и то хорошо, - подумал Павел и натренированным движением воткнул копьё старику в глаз.
Тот резко обмяк, словно рекламный надувной человечек, у которого отключили насос.
- Ой, спасибо большое, - сказала соседка, уже подкатившая коляску к выходу. – Только можно его куда-нибудь, а то…
- Да-да, секунду, - сказал Павел и, взяв старика за руки, торопливо оттащил его на пару метров от подъезда. Не забыв о манерах, он тут же вернулся обратно и придержал молодой матери дверь, чтобы та могла беспрепятственно выкатить коляску на улицу.
Распрощавшись с соседкой, Павел достал телефон и набрал номер СУМ – «службы утилизации мертвецов». Смердящее у подъезда тело - это не эстетично и антисанитарно, поэтому медлить со звонком не стоило. Пока шли гудки, Павел направился к станции метро, неспешно, хоть и отставал от привычного графика. За опоздание на работе всё равно ругать не будут, разве что начальник рыкнуть может, но тот всё время на всех рычит, уже привыкли.
Когда колл-центр наконец ответил, Павел развернулся и пошёл обратно – вспомнил про оставленный в подъезде пакет с мусором. Всё время удивлялся, как соседи могут быть такими свиньями, что не доносят мусор до контейнера, и вот теперь понял почему. Видать, тоже у подъезда с бледными согражданами пересекались, поди после этого не забудь про такую мелочь, как пакет. Но Павел, хоть и нашёл оправдание соседям, сам не хотел им уподобляться, поэтому решил потратить ещё немного времени. Всё равно на работе поймут и не осудят.
В конечном счёте, дорога до станции метро заняла на пятнадцать минут больше обычного. Приятный женский голос из динамиков на входе возвещал:
- Уважаемые пассажиры. При входе на станцию метрополитена не забывайте надевать защитные колпачки на ваши копья. В случае опасности переходите на оружие ближнего боя. Будьте внимательны и осторожны. При обнаружении подозрительно бледных личностей, сообщайте машинисту или сотруднику охраны метрополитена.
Павел брезгливо осмотрел наконечник копья. Пошарив по карманам, он не обнаружил привычной упаковки бумажных салфеток – забыл дома. Пришлось остатки стариковской крови и мозгов вытирать носовым платком. Пластиковый наконечник копья, изнутри испещрённый мелкими царапинами, отмывать сложнее, а с насморком давно пора что-то делать. В очередной раз пообещав самому себе посетить таки врача, Павел спустился в подземку.
Несмотря на час пик, о давке не было и речи. Большинство пассажиров расположилось на сидячих местах. Те, кто не был увлечён играми, читали бумажные книги. Такая популярность печатного слова объяснялась практическими соображениями. В случае атаки внезапно обратившегося в живой труп пассажира толстое бумажное издание можно было вставить нападающему в зубы, и, пока тот пожёвывает суперобложку любимого романа, есть время выхватить нож и всадить обидчику в глаз. С электронной книгой такой фокус не сработает. Этот нюанс наложил отпечаток на всю индустрию. Издательства стали отдавать предпочтение книгам не меньше пятисот страниц. В свою очередь писатели стали растекаться мыслью по древу ради большего количества текста, и совсем уж невыносимые для прочтения книги прозвали «мокрыми».
Музыку в вагонах метро давно никто не слушал. О причинах такого пренебрежения повсюду напоминали большие плакаты с перечёркнутыми в красном круге наушниками. Под запрещающим знаком надпись чёрным по белому гласила: «ты не услышишь свою смерть». Павел считал эти плакаты несколько угрюмыми, но правильными. Сколько нерадивой молодёжи было покусано в первые месяцы, пока на входе не стали изымать наушники. Ножи, к слову, изымать наоборот перестали, а их цена неприлично подскочила. Чем длиннее был клинок ножа, тем он больше ценился. Наличие гарды считалось обязательным. Порезаться о лезвие в заражённой крови – верная смерть. Павел же не мог похвастаться своим оружием. Зарплата офисного работника позволяла купить лишь самодельный нож из железнодорожного костыля – большого гвоздя для скрепления рельсов со шпалами. В самом начале, когда колюще-режущее стало в резком дефиците, их, костылей, вытащили из ж/д путей столько, что пригородные электрички едва не сходили с рельс.
Павлу оставалось доехать несколько станций, как на себя обратила внимание бледная тучная женщина лет пятидесяти, на которую все пассажиры вагона косились с тех пор, как она вошла. Сообщать о «подозрительно бледных личностях» машинисту, как того требовал голос на входе в метро, было не принято. Вдруг у человека недостаток гемоглобина? Может, у него и справка есть, ведь как-то он прошёл в метро через охрану. Зачем устраивать шум на ровном месте. Однако это был явно не тот случай. Женщина обильно потела, тяжело дышала, затем и вовсе начала дергаться и рычать.
В отличие от фильмов ужасов, заражённые или укушенные становились кровожадными монстрами ещё до того, как происходила сама смерть. Не было той чёткой черты, в которой обречённый замирал, давая окружающим несколько секунд его оплакать и принять решение, кто же не даст ему возродиться чудовищем. В реальности этот переход был смазан и, как говорили врачи, у умерших заражённых сердце некоторое время билось по инерции.
Когда стало понятно, что тучная женщина вот-вот захочет кем-то перекусить, пассажиры начали переглядываться. Их лица были не встревоженными, а скорее усталыми. Во взглядах читалась немая просьба к окружающим сделать то, чего самим делать не хочется. Это было так же необходимо, но неприятно, как убрать дерьмо за собственной собакой с паркового газона, что многие, собственно говоря, и не делают, хотя должны.
Павел начал думать, что ему снова придётся сделать эту грязную работу. Это не сложно, но показывать на публике свой дешёвый нож ему не хотелось. Его и так часто подкалывали, мол, как не стыдно, носить вещь из краденного у железной дороги гвоздя. Когда Павел уже решился его вытащить и покончить с этим, в дело вмешался оторвавшийся от книги мужчина с волосами до плеч в кожаной куртке. Он выхватил нож, длинный, широкий, с отделанной кожей рукояткой и вонзил его рычащей женщине в глазницу. Та притихла, и по салону пошёл неприятный запах посмертных испражнений. Сидевшие по бокам от заражённой пассажиры только в этот момент встали и отошли подальше. Молодая девушка, стоявшая у дверей, издала короткое «фу» и продолжила набирать текст на телефоне.
- Чего «фу», машинисту позвони, - сказал мужчина, вытирая нож о бумажную салфетку.
Убрав телефон в карман, девушка сделала недовольную гримасу, говорящую что-то вроде «нечего тут командовать», но всё же нажала на кнопку экстренной связи и тонким голоском затараторила:
- Алло, машинист. У нас тут толстуха преставилась. Скажите, чтоб её забрали. И носилки пусть побольше возьмут.
Старушка, сидевшая напротив мертвой женщины, громко хмыкнула, мол, ну что за молодёжь невоспитанная пошла, но на этом её возмущение иссякло, и она вновь продолжила читать. Павел же отвернулся в другую сторону и стал рассматривать схему метро. До следующей станции оставалось ехать недолго, и труп должны были забрать быстро. Мысленно этому порадовавшись, Павел достал телефон. На экране светилось сообщение от жены: «ну, как дорога». В ответном сообщении он написал: «да как обычно, буднично».
Добравшись до офиса, Павел отметил, что опоздал не на пятнадцать минут, как думал, а на все двадцать. Тучную женщину из вагона довольно долго выносили двое несчастных рабочих из ближнего зарубежья, отдуваясь и матерясь то на родном, то на русском языках. Оставив копьё в именной ячейке на входе, Павел поздоровался с коллегами, сел за компьютер, нажал на кнопку включения. Экран загорелся, зашумели кулеры в системном блоке. Миниатюрные колонки заиграли короткую приятную мелодию.
- Опаздываешь, Паш. Пётр Семёныч опять на тебя рычать будет, - сказал сидящий за соседним столом коллега.
- Ну, он начальник. Раз хочется, пусть рычит, - с улыбкой ответил Павел.
- Правда это выглядеть теперь будет совсем не убедительно. На него кто-то новогоднюю шапку напялил, - хрюкнув от смеха, сказал коллега.
- Да ладно? До нового года же ещё полтора месяца, - удивился Павел, представив начальника в шапочке Деда Мороза.
- Не веришь, сам посмотри, - сказал коллега, и они вместе пошли к кабинету, отделённому от остального офиса прозрачными перегородками.
Внутри, привязанный к кожаному креслу на колесиках, сидел бледный мужчина с большим круглым животом. Он с энтузиазмом рычал на смотрящих на него работников, открывая и закрывая рот в робкой надежде их укусить. Привязанные к подлокотникам руки энергично дёргались влево-вправо. От резких движений праздничная бело-красная шапочка начала сползать ему на глаза.
- Как думаешь, в головном скоро догадаются, что Семёныч помер? – спросил Павел коллегу.
- Чёрт его знает, - пожал тот плечами. – Он же всю жизнь твердил, что у него ни жены, ни детей нет. «На работе помру, и вам того желаю», - его же слова. А как помер, ничего же не изменилось. Наши канцтовары как продавались, так и продаются. Продавцы, бухгалтерия, грузчики свою работу делают. Этот тоже старается, вон, руководит, на работников рычит, всё как обычно. А если человек и после смерти исправно работает, чего ему мешать. И головному такой маловажный факт, как мёртвость сотрудника, знать не обязательно.
- И то верно, - захохотал Павел. – Вот только вешать эту табличку на дверь я бы всё же не стал. С головного рано или поздно приедут, увидят, все по шее получим.
- Нет-нет, пусть висит. Слова-то правильные, - постучав по табличке на двери начальника, сказал Павлу коллега.
Там было написано:
«Руководить — это значит не мешать хорошим людям работать».
Сергей Петрович Капица.
