КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

На задворках Cовдепии [Виталий Иванович Чечило] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Виталий Чечило На задворках Cовдепии

«Украинцы очень любят красивые и длинные песни о людях, которые с оружием в руках защищали общественные интересы, но разучились любить людей, которые с оружием в руках защищают свои собственные интересы».

А.Л.
Имена и фамилии, а так же события и факты, изложенные в этой книге, не имели места в реальной жизни и являются досужим вымыслом автора от начала до конца. Поэтому книгу надо рассматривать как политическую фантастику. Впрочем, описанные мною события вполне могли бы стать реальностью при определенных условиях.

Автор заранее приносит извинения лицам, которые окажутся однофамильцами моих героев и антигероев. Считайте, что все это не про вас.

С неизменным уважением к читателям.

Автор.

АБРИКОСОВЫЙ РАЙ

Глава 1

Над головой расплавленным куском олова висело безжалостное южное солнце. Его палящие лучи затормозили бег времени. События происходили словно в замедленной киносъемке. Даже птицы замолкли в ожидании спасительной вечерней прохлады.

Ленивую гармонию молдавского полдня нарушил подкативший к мосту через речку Рыбницы полицейский УАЗик. Вылезшие из него два полицейских принялись разглядывать в бинокли наши позиции, то и дело оживленно жестикулируя. В этих людях, одетых в форменные рубашки, было что-то очень знакомое и даже родное, напоминавшее о нашей недавней совместной жизни в СССР.

– Менты поганые, – процедил сквозь зубы Лупинос. Не нарушая царившего вокруг вялого ритма, «Зомби «потянулся к стоящей в углу СВД, меланхолично протер платочком оптику, дослал патрон в патронник и начал неторопливо пристраивать снайперскую винтовку на подоконнике.

Выстрел, многократно усиленный эхом пустой комнаты, хлестнул по барабанным перепонкам. И с этого момента окружающий мир забился в припадке. Один из полицейских схватился за шею и ничком упал в дорожную пыль. Другой – мгновенно укрылся за машиной и наугад, не целясь стал вести автоматный огонь в нашем направлении. Его активно поддержали солдаты, еще с утра засевшие в стоявшем неподалеку полуразрушенном сарае. Постепенно перестрелка усиливалась, набирая ожесточенность и становясь более прицельной.

С нашей стороны прибежали российские казаки, неделю тому назад прибывшие из Ростова. Они чувствовали себя неуверенно даже сидя в окопах, беспорядочно стреляя из поднятых над головой автоматов. Многие из казачков, находясь в порядочном подпитии, того и гляди могли открыть огонь по своим.

В пылу перестрелки никто не заметил, как из-за угла дома выехал БТР, заняв позицию на бугорке возле почты, откуда хорошо просматривалась дорога. Гулко, с расстановкой ударил крупнокалиберный КПВТ. В бинокль было хорошо видно, как его трассирующая очередь, словно огромный консервный нож, вспорола обшивку УАЗа, в клочья разодрала резиновые скаты. Полицейский прекратил стрельбу. Очевидно очередь достигла цели.

БТР тут же перенес огонь на сарай, где засели 5 или 6 молдавских солдат. Крупнокалиберные пули стали с удручающей методичностью вырывать из стен щепки, превращая сарай в решето.


* * *
Пулемет смолк, дымя раскаленным стволом. С противоположной стороны не раздавалось больше ни единого выстрела. Полицейская машина начала гореть, от нее в белесое небо поднимался столб черного дыма.

Наши позиции тоже молчали. С первых же выстрелов БТРа казаки высыпали на брустверы, изумленно глядя на деловитую стрельбу пулеметчика. Это была четкая работа профессионала, вызывавшая интерес и уважение даже у этой бесшабашной братии. Лязгнув, открылась крышка люка, и наружу деловито выбрался крепкий парень в армейских штанах, кроссовках и без рубахи.

Держался он без видимой рисовки, но в каждом движении чувствовался военный профессионал, привыкший повелевать подчиненными, умеющий в совершенстве владеть оружием. Это был Спис – поручник экспедиционного отряда УНСО.


СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ КОЛОМИЕЦ (псевдо «Спис»)
Родился 15 мая 1967 года в городе Ивано-Франковске в семье служащих. После окончания средней школы в 1984 г. поступил в Рязанское высшее военное училище ВДВ. После окончания училища проходил службу в Псковской области. В 1989 г. участвовал в боевых действиях в Афганистане. В1990 г. переведен в Закавказский военный округ. Участвовал в подавлении антисоветских выступлений в Баку. В составе подразделения десантников принимал участие в наведении порядка в Литве. В 1991 г., после увольнения в запас в звании старшего лейтенанта, вернулся в Украину.


В декабре 1991 г. вступил в УНСО. Возглавлял экспедиционные отряды стрельцов в Приднестровье и Абхазии.


* * *
Стрелец Скорпион поднес к глазам бинокль. У головы убитого полицейского образовалась большая лужа. От вида крови стало как-то не по себе. Первый раз в жизни ему довелось увидеть, как убивают человека. К тому же, в дорожной пыли лежал не какой-то иностранный захватчик, а человек, одетый в форму советского милиционера. Очевидно, эти эмоции слишком явственно отразились на лице унсовца.

– Жалко? – спросил внимательно наблюдавший за ним Зомби. В руке он все еще держал СВД. – А может быть ты предпочитаешь сам валяться на обочине с простреленной головой? Ты еще увидишь, как эти полицейские зверствуют над мирным населением Приднестровья. Вот тогда твоя рука сама потянется к автомату.


* * *
Пользуясь временным затишьем, один из казаков, одетый в солдатскую гимнастерку и штаны с широченными синими лампасами, пригибаясь побежал в сторону горящего УАЗа. Как видно, водка заглушила в нем чувство опасности, и казак, рискуя напороться на пулю снайпера, упрямо приближался к цели.

Подобравшись к автомашине, он носком сапога открыл рот убитого и несколько секунд заинтересованно его рассматривал. Потом опустился на колени, достал плоскогубцы и стал деловито вырывать коронки. Очевидно, они оказались не золотыми, и казак с отвращением отбросил их в сторону, вытерев руки о штаны.

Внезапно начался минометный обстрел. Казак стремглав бросился назад к окопам, петляя как заяц. Но было уже слишком поздно. На месте бегущего взметнулся фонтан земли. Ясно было видно, как до окопов долетела нога в хромовом сапоге и с куском лампаса.

Глава 2

Окончательное решение об отправке экспедиционного отряд УНСО в Приднестровскую Молдавскую Республику было принято руководством организации в ходе проведения учебных стрельб из малокалиберного пистолета в тире Киевского высшего инженерного радио – технического училища ПВО. Что же заставило унсовцев влезть в эти кровавые разборки между Приднестровьем и Молдовой, подставляя под пули собственные головы?

Причин называется много. Обычно вспоминают, что население Приднестровья на 60 процентов состоит из украинцев. Поэтому надо было прийти им на помощь, остановив нарастающую активность румын в Буковине и Бессарабии. Не забывают напомнить, какое важно стратегическое значение имеет ПМР для Украины.

Однако главная причина не в этом. К тому времени Лупинос остро почувствовал, что уровень напряженности в организации превысил все допустимые нормы. УНСО создавалась для организации активного вооруженного сопротивления сторонникам ГКЧП в августе 1991 года. Но из – за быстрой и легкой победы над заговорщиками боевой дух членов УНСО так и не нашел выхода. Срочно нужен был клапан, который бы выпустил лишнее давление. Таким клапаном могла стать война.

И это было вполне нормальным явлением. Любые парамилитарные организации нуждаются в войне, без которой они просто хиреют.

– Этих городских мальчиков надо почаще посылать на войну, – настаивал Лупинос. – Иначе их боевой дух превратится в кисель, а организация станет напоминать кружок по подготовке юных друзей пограничников. Мы готовим боевиков, которым нужно живое, конкретное дело. Каждый из них должен попробовать крови врага, понюхать пороху. И не на полигоне, а в настоящем бою. После войны они начнут скучать по крови. В их душах победит культ насилия. Любой вопрос они захотят решать с помощью автомата. И в этом будет их главное отличие от офицеров нашей армии, зараженных идеями пацифизма. Когда солдаты начнут плакать над трупом убитого ими человека, мои стрельцы будут шалеть от запаха крови. Я видел, как охотятся в горах волки. Им хватает двух баранов, чтобы наесться досыта. Но от запаха крови они сходят с ума и в бешенстве продолжают вырезать все стадо, носясь, как смерть, с окровавленной пастью. Вот так и унсовцы. Их должно тошнить от разговоров о демократии и мире. Война – их родной дом, бой – нормальное состояние души.


* * *
Полуденный зной раскалил не только камни, но и каждую молекулу воздуха. В тени наскоро сооруженного из парашютного шелка навеса изможденные члены археологической экспедиции дремали в ожидании, когда южное солнце укротит свои жестокие лучи.

И только высокий худощавый юноша продолжал в одиночку с поразительным упрямством разгребать песок в шурфе. Руслан с самого начала очень серьезно воспринимал эти раскопки курганов, под которыми погребены скифские цари. И хотя многие, умудренные опытом члены экспедиции убеждали его, что шансы наткнуться на не разграбленное захоронение очень призрачны, что цель экспедиции всего лишь овладеть техникой ведения раскопок, Дмитрий не терял надежды.

Вот и сейчас он все больше углублялся в шурф, не особенно заботясь об укреплении его стенок. И вдруг в лучах солнца блеснул золотой лучик. Руслан бросился на колени и осторожно разгреб руками драгоценную находку. Это была монета екатерининской чеканки. Очевидно ее обронили те, кто двести лет назад первым пришли на этот курган, унеся с собой сокровища скифских царей.

Ночью, лежа в душной палатке, Руслан долго не мог уснуть. Может быть впервые за свою короткую жизнь он столкнулся с необходимостью переосмыслить свои убеждения, взглянуть по новому на свои идеалы. Нет никаких сокровищ скифских царей. Все это миф. Как часто в основе великих событий, имен лежат мифы. А может быть совсем не обязательно иметь сокровища. Слишком это опасное и трудоемкое дело. Может проще создать великий миф?

Миф, блеф, действо – не они ли лежат в основе всего нашего бытия? Вот и эти курганы тому свидетельство. Цари знали толк в мифах. Даже из своих похорон они создавали великие действа, поражавшие воображение простых смертных.

Придумать миф, поразить людей его величием, поддерживать его масштабными действами, бутафорией, неожиданными поворотами мысли. Ведь даже Иисус действовал так же. В заповедях Моисея сказано: око за око, зуб за зуб. А Иисус вдруг призвал человека возлюбить врага своего. Это было непонятно, загадочно. В этом сила его учения.

Великий, хорошо продуманный миф, который поражает, шокирует воображение рядового обывателя, – именно это было положено в основу деятельности будущей партии, созданной Анатолием Лупиносом…

Это должна была быть совершенно особая организация – абстрактные идеи, неясные цели, быстро меняющиеся союзники. Ничего стабильного, что бы позволило сложить четкое представление о структуре организации. Не видны даже лидеры. Только витрина, понт – не более того.

Одно лишь стабильно в организации – жажда провокации, которая рождает чувство неуверенности в будущем, панический страх. «Невиновных нет! Разбивайте собачьи головы!»

Никто не знает, куда идет УНСО. Это известно только Лупиносу. Он укажет цель на сегодня, на завтра, на каждый отдельный отрезок времени. Он назовет врага и друга. А все остальное – брехня!

И пусть тебя не грызет совесть. Все грехи берет на себя. А он-то давно понял, что все в мире – мираж, миф, придуманный для дураков. И абсурдно стремиться быть в этой шахматной партии ферзем, когда надо стать игроком.

Организация должна разбить вдребезги светлые воспоминания обывателей о прошлом и хрустальные мечты о будущем. Настоящие империи вырастают только на костях погибших империй. Причем, чем больше этих костей, тем крепче фундамент. Люди должны быть лишены прошлого, ненавидеть настоящее и не надеяться на будущее. Чем хуже, тем лучше.


* * *
Осуществить подготовку и проведение операции поручили Отделу внешней документации УНСО. И дело закрутилось.

Прежде всего, в район конфликта, чтобы прояснить ситуацию и по возможности установить связь с руководством ПМР, были посланы шесть разведчиков. Совсем как в Библии: идите и узнайте, какие растут там плоды, какие там женщины и обильна ли эта земля. Унсовские разведчики разъехались по городам и весям Приднестровья, добывая необходимую информацию.

Одновременно специалисты ОВД, некоторые из которых имели опыт службы в ГРУ, приступили к подготовке основной группы. Прежде всего, через знакомых офицеров, которым организация помогла перевестись служить в Вооруженные Силы Украины, Славко попытался достать как можно более точные штабные карты Приднестровья и Молдовы. Через эти же каналы раздобыли необходимую амуницию.

Немало сил уделили поиску «крыши», под прикрытием которой можно было прибыть в зону ведения боевых действий. Такой «крышей» стала гуманитарная деятельность Украинской православной церкви под руководством Филарета. Каждому стрельцу выдали заверенное Патриархом удостоверение, в котором значилось, что предъявитель сего является участником миротворческой миссии УПЦ. «Блажен миротворец ибо их есть».

Для того, чтобы унсовцы максимально слились со своей «легендой», Славко часами читал им курс современной религии из учебника «Для молодого атеиста», заставлял их разучивать псалмы и правильно креститься.

Однако дальнейшие события показали, что никакой предварительный сбор информации себя не оправдывает. Все, что с таким трудом было добыто по крупицам, проанализировано и выдано в виде инструкций, осталось невостребованным реальной жизнью. Ни эти «ксивы», ни «легенды» так никогда и не пригодились унсовцам в ПМР. Жизнь оказалась гораздо банальнее гэбэшных инструкций. Когда пришло время, отряд УНСО из 48 человек просто сел в рейсовые автобусы и отправился в самозванную республику.


* * *
Прибыв в Тирасполь, с вокзала отряд унсовцев под командованием поручника Списа строем зашагал в гостиницу «Аист». Это была единственная гостиница, которой можно было оплатить услуги по безналичному расчету. Обстоятельство немаловажное, поскольку уже в то время УНСО люто не любило платить по счетам. Все расходы обещал взять на себя Союз возвращения, который возглавлял председатель комиссии Верховного Совета ПМР по законодательству Александр Большаков.

В холле толпилось полно народу. За стойкой администратора стояла женщина лет тридцати, на лице которой можно было прочесть широкую гамму эмоций от ледяного презрения до похотливой стервозливости.

– Все, граждане. Местов нет. Поселяем только по письмам организаций.

Спис с улыбочкой провинциального альфонса подошел к перезрелой красавице и вежливо положил на стойку изрядно замызганный листок с расплывшейся печатью.

«Царствие Небесное и Патриархат поместной церкви просит все светские (военные и гражданские) власти в зоне конфликта оказать содействие миротворческой миссии в составе 48 человек», – внимательно прочитала администратор.

– А вы что, все священники? – полюбопытствовала блондинка, не сводя кокетливых глаз с поручника. – Такие молодые…

– Они певчие Синоидального хора.

Не ожидая ответа, поручник взял листки и направился к своим подчиненным, которые тесной группой столпились в дальнем углу холла. Остальные посетители уважительно наблюдали за действиями только что прибывших «монахов».

– Слушай мою команду, – гаркнул Спис. – Первый рой – в 509 номер, второй – в 510, третий – в 512, я буду в 501. Шагом марш!


* * *
Очень скоро выяснилось, что ситуация в ПМР находится, выражаясь шахматным языком, в глубоком пате. Вся стратегия ведения боевых действий здесь была поставлена с ног на голову. Как говорил когда – то Фридрих Великий, это была странная смесь военных мыслей, навеянных воздействием опиума. Создавалось впечатление, что никто и не собирался военным путем решать этот конфликт. Определенным силам было выгодно, чтобы он продолжался неопределенно долго без видимого успеха какой – либо из сторон.

Вместо проведения решительных, хорошо организованных военных операций, руководство ПМР вопило о своих жертвах, формируя общественное мнение и требуя вмешательства международного арбитражного суда. Буквально все разыгрывали из себя мучеников, готовых пасть ради идеи под натиском «румыно – молдавских фашистов». По радио непрерывно транслировалась песня «Врагу не сдается наш гордый «Варяг».

Это был яркий пример политического мазохизма. Они упивались своим слезливым героизмом, очень по – бабьи, надрывно жалея себя. На линии противостояния находился различный сброд, слетевшийся сюда со всех концов СНГ решать свои собственные проблемы. Как правило, это были мелкие группы со своими полевыми командирами, которые действовали абсолютно автономно. Наиболее заметным среди них было недавно созданное Черноморское казачье войско, общей численностью около 60 человек. Благодаря своей природной наглости, а так же помощи женсоветов, они «наехали» на милицию и получили от нее определенное количество автоматов и автомобилей.


* * *
Здание горисполкома, где располагался штаб обороны, напоминало Смольный эпохи большевистского переворота. По коридорам хаотично толкались толпы людей, переходя из кабинета в кабинет. У лестницы, за поставленным поперек столом, развалясь в кресле сидел боец батальона «Днестр».

Командиры отряда УНСО в нерешительности остановились у входа. Навстречу им, в плотном окружении истошно вопящих мужиков, шла толстая женщина лет 55. Одета она была в спортивные штаны, кеды и белую футболку с голубой литерой «Д» на груди. Под животом в кобуре болтался пистолет. Толстушка на ходу распекала какого-то майора:

– А чево ж ты, сука, 20 автоматов просрал?

– Так они ж, товарищ Андреева, забрали и ушли. Даже не сказали куда.

– Нас продают! – заголосил шедший рядом казак в офицерском мундире с нашитыми лампасами, шириной с ладонь. – Я с Кочиер. Нам второй день жрать не привозят! А персонал каклеты жрет! Патронов нету! По одной гранате на брата. Сволочь, народ их защищаем а она отсиделась у кумы– И де мои овечки! – Мы, конечно, стоим насмерть. Ну а если прорвутся гады? До самого города – нет никого. Надо на Киев итить а потом наверное надо итить на Москву.

– На тебе «лимонку», – вытащила откуда-то гранату товарищ Андреева. – Только чтоб насмерть стоять!

Вдруг от этой шумной компании отделился и направился в сторону стоявших у входа унсовцев внушительного вида человек, внешне походивший одновременно на партработника, директора завода и оперуполномоченного.

– Я – товарищ Меньшиков, – представился человек в костюме. – Я вас ждал, хлопцы. Где ж вы раньше были? Мы специально к вашему правительству в Киев ездили, просили рассмотреть вопрос о включении ПМР в состав Украины. Ведь когда нас 40 лет назад отрезали, то никто народ об этом не спрашивал. А теперь Молдова хочет назад в Румынию. Коли они туда, то мы – сюда. Логично? Нет, говорят в Киеве, вы – гэкачеписты, вы за Союз. У вас флаг красный. Нет, вы представляете? За четыреста километров от Киева убивают украинцев, а они смотрят, какой у нас флаг. А какой был, такой и подняли. Пришли бы вы вовремя, подняли бы и ваш жовто-блакитный. Президента нашего прямо возле киевского отеля арестовали и выдали Кишиневу. Ну, кто так делает? Короче, теперь здесь за Украину лучше и не вспоминать. Тут казаки есть. Черноморское войско создали. Встречал я одного цыгана, говорит, что есаул. Я его трижды сажал за кражи. Атаман у них, правда, ничего. Кучером зовут. Я вас сейчас с ним познакомлю.

Выпалив эту тираду в считанные секунды, Меньшиков схватил Лупиноса за рукав и поволок в комнату, где располагался штаб Черноморского казачьего войска.


* * *
Посреди комнаты в распахнутом офицерском кителе, разукрашенном как новогодняя елка всевозможными нашивками и значками, стоял атаман Кучер. Внешне он походил на типичного украинца – с лысиной, длинными усами и животом. Он был отставным полковником, закончил Академию бронетанковых войск, пользовался большим авторитетом среди защитников ПМР.

– А, хлопцы, сидайте, – приветливо кивнул Кучер. – Я зараз.

Он повернулся к двум пьяным казакам, державшим за руки сомнительного вида субъекта.

– Батя, мы ж тебе не контрразведка, – монотонно тянул едва держащийся на ногах станичник.

– Ты откуда? – обратился атаман к задержанному.

– На мосту в Бендерах стоял, – ответил мужчина с ярко выраженным московским акцентом.

– А может ты ОПОНовец?

– Не, я из Москвы.

– А в Москве что делаешь?

– Газетами торговал, патриотическими.

– Я вот сейчас расстреляю тебя, сука. Подохнешь ни про что, ни за что.

– Хотелось бы за Отечество.

Кучер уставился на задержанного, не понимая – шутит он или действительно такой дурак.

– Отведи его к Ильяшенко.

– Шо я тебе, батя, контрразведка? – опять взялся за свое пьяный казак.

Но Кучер уже повернулся к унсовцам.

– Александр Иванович мне уже говорил за вас. Я думаю так: поставим вас на позиции рядом с нами. Вот только с оружием у нас плохо. Но дадим кое-что. Придет оружейник из отгула, я распоряжусь. Скоро машина поедет на позиции, можем вместе поехать посмотреть. Списа покоробило сообщение о том, что в условиях боевых действий человек с ключами от склада с оружием мог быть в отгуле. Но он смолчал.

– Может мы пока по карте уточним диспозицию? – вставил поручник.

Изображая из себя профессиональных фортунатов, унсовцы деловито достали штабные карты.

– Да какая там карта, – Кучер стал чертить рукой в воздухе. – Вот здесь дорога, здесь сад, а здесь мы. Нет, вот тут, кажется. Напротив – румыны. Вчера мы водокачку взяли. Впрочем, вы сами сейчас все увидите. Я как раз сейчас выезжаю на позиции. Поедете со мной?

Громким словом «позиции» здесь называли придорожную канаву, которую даже не удосужились углубить и укрепить. Зато каждый здесь был или «афганец», или спецназовец. И все они строили из себя страшно крутых вояк. Козырные, одним словом.

Но больше всего поразило даже не это.

– Смотрите дядя Толя, – с изумлением в голосе указал Славко в сторону реки. – На штабной карте наш берег реки обозначен как высокий, а на самом деле он пологий. Это же надо! Даже картам нельзя верить.

Это был первый урок войны – доверять нельзя никому. Об этом еще в Киеве их предупреждали опытные офицеры, прошедшие через Афган. Особенно нельзя доверять грамотеям с академическими ромбиками. Именно они чаще всего заводили людей в засады в ущельях. Правда, довольно скоро унсовцы поняли, что и без академического образования иные офицеры умудряются творить чудеса глупости.

ГЛАВА 3

На кроватях и на полу одного из гостиничных номеров в самых экзотических позах валялись полураздетые унсовцы. Большинство из них познакомились всего лишь несколько дней назад и знали друг друга только по псевдонимам. Рудый терзал гитару, и, страшно фальшивя, напевал «Балладу о вольном стрельце». В углу Студент и Скорпион от безделья затеяли выяснение отношений из-за карточного долга. Рядом валялась куча засаленных купюр.

– Встать. Смирно! – рявкнул поручник хорошо поставленным командирским голосом. – Пан Лупинос, докладываю, что личный состав отряда собран для проведения инструкторского занятия.

На пороге номера стоял Лупинос, одетый в роскошный натовский камуфляж. Он без долгих предисловий сразу же принялся нагонять туману, густо сдабривая свою речь малопонятными философскими терминами.

– Панове, вы – стрелки УНСО. Это значит, что каждый из вас выше любого туземного полковника. В любое время и при любых обстоятельствах. Понятие этого факта вы должны нести с такой же гордостью, как беременная женщина свой живот. С этим понятием вы должны при необходимости героически умереть. Здесь никто не знает за что воюет. Только мы знаем, что воюем ни за что. А это почетно – бороться и умирать за ничто. Вот она шляхетность в обнаженном виде. А впрочем, запоминать все это вам совсем ни к чему. Главное – рефлексы. Мышление истощает физические силы, которые вам понадобятся в бою. Лечь! Завопил поручник

Унсовцы мешками попадали на заплеванный пол.

– Даже в этом вы лучше местных полковников, – ухмыльнулся в бороду дядя Толя. – Вольно!

Инструктаж продолжался.

– Завтра вы займете позиции. Так здесь называют канаву, глубиною по колено, где сидят пьяные казаки. Все они ждут Пасхи, когда наступит перемирие. Но мы не должны дать им расслабиться. Собственность…

– Грабеж! – хором кричат унсовцы ему в ответ.

– Конституция… – продолжает дядя Толя.

– Брехня!

– Что касается собственности … – попытался что– то сказать стрелец Рудый.

Лупинос удивленно посмотрел на поручника.

– Десять отжиманий на кулаках, – приказал он подчиненному.

– Извините… – попробовал оправдаться Рудый.

– Двадцать!

А Лупинос уже подошел к следующему стрельцу.

– Псевдо?

– Ровер.

– Глубина окопа полного профиля?

– Где – то так, или около того – провел стрелец ладонью себе по груди.

– Невинных… – продолжает инструктаж Лупинос.

– Нет! – орут подчиненные.

– Ваше псевдо? – обращается Спис к нагло глядящему в глаза унсовцу.

– Студент.

– Расстояние прямого выстрела с «калашникова»?

– 300 метров, – четко докладывает грамотей.

– Слова разъединяют…

– Дело объединяет! – снова орут унсовцы.

– Псевдо?

– Скорпион.

– Расстояние между окопом и проволочным заграждением?

– Метров двадцать – сорок.

– Правильно, что бы не добросили гранату.

К Спису строевым шагом подходит запыхавшийся стрелец Рудый:

– Отжимание закончил. Разрешите встать в строй.

Спис милостливо кивает головой и тут же обращается к личному составу:

– Революционная триада?

– Провокация! Репрессия! Революция! – восторженно ревут хлопцы.

Лупинос удовлетворенно улыбнулся и, заканчивая свой инструктаж, подытожил:

– Неплохо, продолжайте в том же духе. Разойтись по роям и два часа вслух читать устав. Потом провести проверку. За каждый неправильный ответ двадцать отжиманий на кулаках. Все ясно?

– Встать! – рявкнул поручник.

Уже у двери Лупинос оборачивается и на прощание чеканит:

– Слава нации!

– Смерть врагам! – несколько вразнобой кричат уже совсем было расслабившиеся стрельцы.

Лупинос свел брови у переносицы.

– Панове, ваши враги проживут еще долго. Слава нации!

– Смерть врагам! – рычат в ответ подчиненные.


* * *
Выйдя в коридор вместе с Лупиносом, Спис потянулся было к пачке сигарет, но вовремя вспомнил, что у Лупиноса они закончились и не рискнул остаться без курева.

– Ну как вам этот народ? – спросил он дядю Толю. – Лихая компания, не так ли? К примеру, этот Ровер – дезертир, убежал из мотострелкового полка под Белой Церковью.

– Интересно, убежал из армии на войну. Очень интересно. А почему убежал?

– То ли его хотели зарезать, то ли он кого-то пырнул. Скорее, что он. А Скорпион говорит, что раньше работал в милиции. Студент вообще ничего не рассказывает. Трудно понять кто он и откуда. Зомби утверждает, что у него конфликт в семье. Мне кажется, что у него вообще сдвиг по фазе.

– Это точно.

– Все люди новые, как тут можно кого – то «выявить».

– А никак. Они же добровольцы. Мы никогда не узнаем, что в головах у этих людей. А если узнаем – то не поверим.

– А как быть, если заведется «стукач»?

– Да никак, – презрительно хмыкнул Лупинос. – Ну что они могут знать? Что в банде сто человек? Ну, может быть, еще псевдонимы своих друзей. И все. Это, как говорил Канарис, не информация. Планы где? А планов у нас, скажу по секрету, нет. Пока нет.

После окончания инструктажа, Лупинос Славко и поручник сели за стол, чтобы нанести на карты свои будущие позиции и расположение противника. Стол был заставлен консервными банками, бутылками с минералкой.

Поручник полез под подушку и достал засаленную тетрадь с так называемой диспозицией, где были во множестве начерчены замысловатые геометрические фигуры и зловещие красные стрелы. Лупинос поморщился, глядя на эти художества отставного десантника.

– Плюнь и забудь. У тебя в наличии сотня бандитов и 20 автоматов. Завтра посмотрим, на что вы годитесь.


* * *
Через неделю после того, как все отряды УНСО расположились в отведенных им местах, Лупинос поручил сотнику Устиму провести инспекционную проверку состояния дисциплины в отдельных отрядах. Они располагались в местах компактного проживания украинского населения: в Рыбнице, Рашкове и Каменке. Штаб УНСО был в Тирасполе. В этих небольших селениях унсовцы поднимали желто – голубые флаги, открывали церкви УПЦ. Унсовцы старались показать украинскому населению ПМР, что в Украине существует сила, которая не даст поработить их румынам. Практически в Приднестровье в то время понятие Украина ассоциировалось прежде всего с УНСО.

Однако уровень дисциплины в отдельных отрядах, общая численность которых составляла 183 человека, оставлял желать лучшего. В некоторых молдавских селах, оставленных жителями, унсовцы находили в домах огромные бочки с вином. Было уже несколько случаев употребления алкоголя на посту. К этому добавлялась чрезмерная увлеченность прекрасным полом. Вредное влияние на стрельцов оказывало и анархистски настроенное казачество, не признававшее никакой дисциплины.

Обо всем этом сотник доложил Лупиносу.

– Локальные войны, развернувшиеся на территории бывшего СССР, – начал Лупинос с философской преамбулы, – носят характер полубандитских стычек. Поэтому я считаю, что нам совершенно необходим свой боевой Устав. Если наши стрельцы с самого начала формирования организации будут жить в условиях партизанской вольницы, то очень скоро мы не сможем ими руководить.

– Одним словом, – подытожил Лупинос, – даю вам неделю срока для написания такого Устава. Неделя, и не дня больше!

В тот же вечер приступили к работе. Выручил гениальный Славко. С собой в ПМР он притащил огромную сумку военной литературы, где видное место занимали боевые уставы и наставления армий США, Франции, ФРГ и даже СС. Кое – что из литературы удалось достать у «дельфинов» и гвардейцев.

Проблем с переводом не возникло – Лупинос сносно владел английским, Cлавко– немецким, сотник Устим – французским. В начале работа напоминала неописуемый хаос цитат, написанных на разбросанных по всей комнате листах самого разного формата. Некурящие жестоко страдали от непрерывного курения Лупиноса а время чистый воздух просто не оставалось.

Работали они как одержимые почти сутки напролет. Постепенно Устав стал приобретать конкретные формы. И все – таки в нем был один существенный недостаток – это был конгломерат уставов весьма отличающихся друг от друга военных организаций. Основные силы творческой группы ушли на то, чтобы вдохнуть в эту заготовку душу украинского вояки. Богатый опыт участия отрядов УНСО в военных конфликтах доказал, что с этой задачей создатели Устава справились отлично.

Позднее, когда полковник Боровец прочитал в прессе, что Вооруженные Силы Украины все еще живут по временным Уставам, он был сильно удивлен: неужели при таком мощном аппарате сотрудники Минобороны за четыре года так и не смогли написать толкового Устава? Видать, не очень – то он нужен этой армии пацифистов.


* * *
Вечером в гостиницу заявился Витович. За собой он тащил полупьяного попа в засаленной рясе.

– Нет, вы поймите меня правильно, – продолжал Олег свой разговор. – Я, как воспитанник комсомольской органиизации, не обучен всяким там обрядам, как у вас по – церковному положено. Но что мне делать, если я румына убил?

– Ну что же теперь делать, сын мой, – развел руками священик. И, повернувшись к подошедшему поручнику, добавил. – Плохо, что вы среди ваших стрельцов катехизацию не проводите. Десять заповедей – это почти так же важно, как устав караульной и гарнизонной службы.

Спис почесал за ухом, обдумывая услышанное откровение.

– В этом что – то есть… Значит так, завтра у нас будет полтора часа лекции про ненасилие, следующие полтора часа – как устанавливать мины – ловушки. Так достигается истиный дзен.


* * *
Дверь распахнулась и в номер Сергея Списа ввалились как всегда пьяные казаки. Они то ли вели под руки, то ли опирались на изрядно подвыпившего мужчину в добротном пиджаке и джинсах.

– Разрешите, гаспада, представить! Это наш друг из фонда Фридмана – Хайека. Настоящий американец. Он нам гуманитарку притаранил. Говорит, что страшно мечтает познакомиться с живыми украинцам. Родители у него с Украины.

Обессиленные этой длинной тирадой, казаки бесцеремонно плюхнулись на кровать. Слово взял американец, у которого сквозь винные пары еще прорывались остатки галантности.

– Я представляю фонд имени Фридмана – Хайека. Миротворческая миссия, экономические реформы, демократия, права человека, оптовые закупки, компьютерные поставки.

Похоже, американец пытался сразу же выложить весь свой весьма значительный словарный запас, которым страшно гордился.

– Приехал на войну отдохнуть? – пихнул ему ногой табуретку поручник, проявляя все известные ему знаки внимания к иностранному гостю. – Скучно у вас там, в Америке?

– Я приехал специально для контактов с правозащитниками. Привез гуманитарную помощь. Но до сих пор не встретил ни одного хорошего правозащитника. Один был убит на прошлой неделе, другой оказался агентом Секуритате.

– Вам повезло, – широко улыбнулся Спис. – Мы и есть настоящие правозащитники. УНСО – это главная правозащитная организация в Украине и в Приднестровье. Я бы сказал, крайне правая правозащитная организация. Да, кстати о главном, где же гуманитарка?

– Москали съели, – подал голос с кровати один из казаков.

– Шовинисты проклятые, – искренне расстроился Спис. – Как всегда, одни защищают права человека, а другие жрут гуманитарку.

– Эй, Фридман – Хайек, – окликнул поручник американца. – Ты за кого, за Юг или за Север?

– О, это было очень давно. Америка уже вышла из этих проблем.

– А хотелось бы? – вмешался в разговор Олег Витович, который давно уже с полотенцем на плече вошел в номер и внимательно присматривался к происходящему.

– Да что уж теперь сделаешь… – только развел руками заморский гость.

– Я понимаю, – сочувственно протянул Олег, и продолжил с оптимизмом. – Но за умеренную плату мы вполне могли бы подъехать в Америку и устроить небольшую такую гражданскую войну. Представляешь себе, вылезу я где – нибудь посреди Вашингтона из танка, достану свой автомат и тра – та – та по окнам перепуганных обывателей. С одной стороны, необходимо наконец подумать про освобождение широких негритянских масс из – под расистского гнета монополистической буржуазии. Но с другой стороны – эти черномазые совсем обнаглели, сидят на нашем горбу и плодятся как на конвеере. Короче, много еще проблем, которые надо вам помочь решить.

– На танке по Вашингтону… – протянул американец мечтательно. – Мир сам по себе сильно надоедает. Душит система. Вот бы когда – нибудь расправить плечи, отбросить суету и условности и на крыльях души солнечным утром войти в окно, высадив ногою стекло, в спальню Президента США с букетиком цветов и острозаточенной саперной лопаткой в руках… Или хотя бы к президенту фонда имени Фридмана – Хайека.

– Так в чем проблема? – Спис обнял за плечи раздухарившегося американца. – Чего ты хочешь?

– Крови, сэр!

– Для чего винтовка?

– Стрелять, сэр!

– Черепы?

– Проламывать, сэр!

– Фермы?

– Жечь!

– Негры?

– Убивать!

– Ну вот, – широко улыбнулся Витович. – Сразу видать настоящего человека. Жажда к разрушению – это творческая жажда. Все прогрессивное человечество – на защиту украинского Приднестровья!

– Смерть молдавско – румынской военщине! – вскинул сжатый кулак пришедший в боевой экстаз янки.

– В окопе? – притянул его к себе Спис.

– В окопе!

– И на смерть стоять?

– На смерть!.. До двадцать третьего числа. У меня в Киеве билет на самолет.

– Пошли, запишу тебя в рой, – потащил его за собой поручник.


* * *
С началом боевых действий в Приднестровье, ресторан в отеле «Аист» стал традиционным местом сборища всей той интернациональной сволочи, которая, как воронье на падаль, слеталась со всех стран бывшего социалистического лагеря. Обычно стараясь не высовываться, в ресторане «Аист» они чувствовали себя вольготно. Здесь можно было встретить возвратившихся после ночного рейда по молдавским тылам унсовцев, вальяжно развалившихся гвардейских офицеров, «белых наемников». Камуфляжи, «песчанки», черные куртки «дельфинов» были густо разбавлены яркими женскими платьями. Студентки местного пединститута не упускали возможности весело провести вечер в компании щедрых на выпивку вояк.

В этот вечер хорунжий, сменившись со своими хлопцами с позиций, привел в ресторан свою подружку с филфака Катю.

– Послушай, – приставала к нему не в меру раскованная студентка, – а как тебя на самом деле зовут?

– Я же тебе уже говорил – Меценат.

– Ну что ты гонишь. Паспорт покажи.

– Паспорт в штабе. А зачем он тебе?

– Да так, просто любопытно, женат ты или нет. Кстати, вчера один солидный такой дядя при галстуке все распрашивал о вас: кто да что, да как зовут, чем занимаетесь. Даже на коньяк не пожлобился. Видать очень уж вы ему интересны.

– Спасибо, Кать! – хорунжий привлек к себе девушку. – Надо бы прощупать этого любопытного товарища. Нам тут, кстати, недавно гуманитарки подогнали. Так я тебе джинсы подобрал. Пошли померяем.


* * *
Спустя час, когда хорунжий вышел из своего номера с Катей, порядком помятой, но зато в новых джинсах, навстречу им попался скромно одетый молодой человек.

– А вот и он, – обрадованно ойкнула Катя. – Тот, который меня распрашивал о ваших парнях.

Личность этого постояльца показалась хорунжему вполне знакомой. Он приостановился. Парень тоже оберунулся. Их взгляды встретились.

– Здравствуйте, Александр Иванович, – протянул удивленно любознательный гражданин. – Не ожидал вас здесь увидеть.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Честно говоря, и я тоже.

– Что ж мы в коридоре разговариваем? Зайдемте в мой 511 номер.

Меценат небрежно чмокнул подружку в щеку, хлопнул ее по заднице в знак благодарности.

– Прости. Нам надо поговорить.

Зайдя в номер, Сергей Сергеевич плотно прикрыл за собой дверь, задернул занавески.

– Здесь мы можем поговорить без свидетелей. Стационарного оборудования в гостиницах такого типа нет. Вы здесь каким ветром?

– Да так, добровольцем, – неохотно ответил хорунжий.

– В УНСО?

– В УНСО.

– И давно?

– Как приехал, с неделю.

– А они знают о вашей прежней службе в КГБ?

– А зачем?

Сергей Сергеевич заинтересованно поглядел на собеседника.

– Не понимаю, что у вас с ними общего. Я понимаю, обида. Только того сотрудника в Управлении давно нет. Материалы на вас я сам сжег. Ситуация изменилась. Подумайте. Я конечно, не настаиваю, а только прошу: помогите нам по старой памяти. Ведь мы теперь защищаем национальные интересы. Кстати, вы на позициях были? Как там?

– Ничего. Только в землю зарываться приходится. У них ЗУшки, минометы.

– Я бы тоже хотел себя испытать. Нас в Афганистан готовили. Я, правда, не попал. Но все равно хотелось бы узнать, чего я стою. И еще одно, Андреич. В случае чего подтверди, что я приехал сюда в командировку за вином. Я ведь здесь под «крышей» снабженца одной фирмы нахожусь.

Меценат неопределенно хмыкнул, явно не желая поддерживать этот разговор, и тут же постарался переменить тему.

– Я завтра уезжаю на позиции. Хочешь, поехали вместе, сможешь увидеть все своими глазами.

– Да я бы с удовольствием, – замялся оперативник. – Но не могу, руководство категорически запретило, чтобы не провоцировать. У нас же все согласно Закону об оперативной деятельности: «Никогда не использовать для выполнения оперативных заданий штатных сотрудников». Да и со здоровьем что – то. Желудок, язва наверное. Я вообще собираюсь из органов уходить. Мне один товарищ работу непыльную обещал – начальником охраны в банке. Квартира, машина, зарплата. А вам сколько здесь платят?

Хорунжий поднялся со стула и, направляясь к двери, почти зло бросил:

– Не знаю, не спрашивал. Ну, бывай.

Как только за Меценатом закрылась дверь, оперативник сразу же начал поспешно записывать краткое содержание состоявшегося разговора. А в это время хорунжий уже стоял навытяжку перед Лупиносом.

– Пан Анатолий, разрешите доложить. К нам прибыл ревизор. В номере 511 поселился знакомый мне капитан из Киевского обласного управления СБУ. Он сюда прибыл под прикрытием какой– то командировки. Активно собирает сведения о нашем отряде.

Лупинос не спешил с ответом. Несколько раз пройдясь по комнате, он подошел к столу и записал что – то в блокнот. Потом опять повернулся к все еще стоявшему по стойке смирно хорунжему.

– Интересно, с кем из наших он здесь встречался?

– Кроме меня, наверное лишь с «источником». Но вычислить его будет сложно. Работает профессионал.

– Вы говорите, что он работает здесь инкогнито? Хорошо. Попробуем натравить на него местного опера Меньшикова. Пусть он ночью устроет в его номере шмон.

ГЛАВА 4

Передовая линия фронта проходила по краю абрикосового сада. Укрывались казаки в длинной и довольно мелкой канаве, которая местами была отрыта до глубины в колено. На большее у казаков не хватило ни сил, ни желания. Лампасное воинство ютилось в загаженной до невозможности автобусной остановке. Спис, приведя первый рой для несения смены на передовую, ошалело оглядывался, пытаясь определить, где же все-таки противник.

Тут же выяснилось, что казаки со страху заминировали сад и дорогу, а план минных полей сожгли. И вот теперь их атаман, бестолково размахивая руками, пытался объяснить поручнику, где ему оборудовать свои опорные пункты.

– Да пошел ты… – процедил сквозь зубы Спис и отвел своих стрельцов в стоявшее рядом здание школы.

Командование отряда УНСО, внимательно осмотрев отведенную им зону ответственности и прилегающую к ней местность, приняло однозначное решение – срочно приступить к инженерному оборудованию позиций. Причем не абы как, а по полной программе, как того требуют военные уставы.

Прежде всегонеобходимо было раздобыть шанцевый инструмент. Выполнить эту непростую задачу было поручено стрельцу Роверу, который только что уселся в тени абрикоса со Студентом, намереваясь перекинуться в картишки.

Выслушав приказ, Ровер козырнул и понуро побрел выполнять задачу.

«Чуть что – сразу Ровер!» – бурчал себе под нос стрелец, направляясь к ближайшим домам.

Он догадывался, что выполнить поставленную задачу будет непросто. С началом конфликта население города частично разбежалось, позапирав квартиры на крепкие запоры. Остальные граждане вели довольно замкнутый образ жизни, предпочитая не вступать в контакты с незнакомцами. Можно было часами безуспешно стучаться в их двери.

Именно так и получилось. Ровер переходил от квартиры к квартире, от дома к дому, но так и не смог установить контакта с аборигенами, которых приехал защищать от агрессии.В конец вымотавшийся унсовец присел отдохнуть на лавочку возле подъезда.

Напротив, на крохотном пятачке детской площадки, несколько мальчишек увлеченно пинали резиновый мячик, стараясь запихнуть его между двух камней, служивших им импровизированными воротами.

«Балдеют пионеры, – с завистью подумал Ровер. – У МММ – нет проблем! А тут гоняй по дворам с высунутым как у собаки языком и собирай лопаты. А кстати…»

Это было одно из редких мгновений, когда голову Ровера посещали светлые идеи. И было бы грешно ими не воспользоваться в этой затруднительной ситуации.

– Эй, пацаны! – громко скомандовал унсовец. – Ну – ка бегом ко мне!

Он стоял широко расставив ноги и заложив руки за спину. В камуфляже, мазепинке, с черно – красным шевроном УНСО на рукаве. Вид его был строг и внушителен.

– Вам что, заняться больше нечем? – сурово спросил он робко приблизившихся ребят.

– Так ведь у нас каникулы, дяденька, – виновато пролепетал старший из мальчишек.

– Ах, у вас каникулы!? – Ровер изобразил крайнюю степень возмущения. – Кругом война идет, а у них, видите ли, каникулы. Вашу родину, ваш дом собираются захватить фашисты, а вы здесь в футбол гоняете. Кто – ни будь читал о фашистах?

– Читали, – опять подал голос старший мальчуган. – Но ведь Гитлера убили. Давно.

– Гитлера – то мы убили, а вот фашисты еще остались. И мы должны победить их. Все на защиту Отечества! Родина в опасности! – Ровер увлеченно разыгрывал роль спасителя нации. – Пионеры среди вас есть?

Трое пацанов робко подняли руки.

– Отлично. Начинаем мобилизацию. Ты – старший, – указал он на мальчишку, с которым вел до этого разговор. – Срочно оповестить всех соседских мальчишек, одноклассников, и через двадцать минут прибыть сюда с лопатами и ломами. С собой взять жратву.

– А девчонкам тоже сказать?

– Девчонок не брать!


* * *
Не только унсовцы, но даже расположившиеся неподалеку казаки повскакивали с мест, когда заметили приближающееся шествие. Построившись в колонну по три, отряд из двух десятков мальчишек со всех соседних дворов, держа в руках лопаты и сумки с бутербродами, приближался к позициям.

– Разрешите доложить, пан поручник! – сияя улыбкой от уха до уха, отрапортовал Ровер.

– Это твоя, что ли, затея – использовать детский труд? – быстро охладил подчиненного Спис. – Ты эти «дедовские» замашки брось.

– Так ведь для общего дела старался, – обиделся стрелец. И уже совсем тихо пробормотал, – Родина же в опасности.

– Ты эти сказки про родину для сопливых пацанов прибереги. А вообще – то молодец. УНСО тебя не забудет. Иди рыть окопы.

Просто так ковыряться в земле было бы утомительно. Поэтому поручник вспомнил о нормативах отрывки окопа полного профиля.

– Рою, который быстрее и лучше закончит работу, будет первому выдано оружие, – заверил Лупинос

И работа закипела. В ходе инженерного оборудования позиций унсовцы в полной мере проявили все качества, характерные для украинского вояки – трудолюбие, упорство и обстоятельность. Вначале были отрыты окопы полного профиля, с необходимой высоты бруствером, нишей для боеприпасов, ступенькой для стрельбы. Окопы были соединены траншеей. Стенки земляных сооружений были надежно укреплены досками из разобранных мальчишками заборов. На случай артобстрела построили две накрытых щели. Вершиной и завершающей деталью инженерных изысканий унсовцев стала отдельная траншея с оборудованным в конце нее туалетом.

Славко взял на себя роль главного эксперта по качеству. С преувеличенной скрупулезностью, больше похожей на медицинский диагноз, он тщательно вымерял все параметры окопов, следил, чтобы ни одна деталь не была упущена.

Казаки, столпившиеся на краю абрикосового сада, активно обсуждали более чем странное, на их взгляд, поведение новых соседей по позиции.

– Да они сюда приехали в окопах отсиживаться! – со всей иронией, на какую был способен, заявил казак, одетый в полевую офицерскую форму на три размера больше.

– Это же чистой воды пораженчество! – поддержали его станичники.

На следующий день унсовцы приступили к оборудованию второй линии обороны. Однако это уже был явный перебор. Из примчавшегося на позиции разбитого УАЗика вылезли товарищ Андреева и несколько членов штаба обороны ПМР. Придерживая рукой болтающуюся под животом кобуру, женщина размашистым шагом подошла к Спису, стоявшему на бруствере только что отрытого окопа.

– Как это понимать, господа унсовцы? – грозно спросила Андреева. – Вы что это вытворяете на нашей земле?

– Собираемся воевать за эту землю, – спокойно разъяснил Спис. – Всерьез и долго воевать.

Начальник штаба внимательно посмотрела на Списа, не шутит ли этот молодой человек. Осмотр физиономии ее полностью удовлетворил. Теперь была очередь за окопами.

Тяжело дыша после короткой экскурсии, товарищ Андреева благосклонно пожала руку Спису:

– Благодарю от имени республики. Добротная работа, – и наклонившись к самому уху, добавила. – А рыть вторую линию обороны немедленно прекратите. Если вы наделаете окопов в тылу, то все наше воинство драпанет туда с передовой!

Это был убедительный аргумент. Командование отряда приняло решение ограничиться одной линией обороны.


* * *
С целью повышения дисциплины, в подвале школы сразу же оборудовали гауптвахту. Скорпион раздал боекомплекты, в состав которых кроме патронов входили почему-то таблетки от триппера и две стеариновые свечи.

– А свечи для чего? – наивно спросил Ровер.

– В жопу себе засунь! – отрезал поручник, и тут же приказал посадить Ровера на гауптвахту за глупые вопросы.

Через полчаса в школу пожаловала пьяная в умат казацкая делегация. За собой они тащили детскую коляску с 40-литровой флягой вина.

– А вы не хило устроились, хохлы. С новосельем вас, – захохотал их атаман. – А мои станичники предпочитают валяться в засранной мазанке.

Началось грандиозное веселье. Уже через полчаса казаки валялись в полнейшем отрубе. Косо взглянув на станичников, Спис подозвал Студента и Рудого.

– Возмите пулеметы, – поставил задачу поручник, – и откройте огонь по молдавскому селу. Помните: провокация – мать революции.

Вскоре начался настоящий ад. Стоявшее напротив молдавское село запылало от зажигательных пуль унсовцев. В ответ тут же начался орудийно – минометный огонь. При этом больше всего досталось позициям, где располагались казаки. В зареве огня было видно, как среди абрикосовых деревьев мечутся ошалевшие станичники. Многие из них так и не дождались Пасхи.

– Что же вы делаете, сволочи! – набросился атаман на поручника.

– Воюем, – коротко ответил Спис.

Атаман трясущимися руками попытался выхватить из болтавшихся на боку ножен шашку. Спис спокойно, как на стрельбище, разрядил в него свой ПМ. Стоявшие рядом казаки почему-то со страху подняли руки.

– Повесить.

Казаки рухнули на колени как подрубленные, завыв и запричитав по-бабьи.

– Ваша поза меня удовлетворяет. Пошли вон, ублюдки.

Дважды повторять не пришлось. Казачки дали стрекача.


* * *
Утром обнаружилось, что казаки покинули свои позиции, не пожелав оставаться рядом с «психованными хохлами». А к обеду два обвешанных пулеметными лентами и гранатами унсовца расклеили на совхозных улицах, сельмаге и сельсовете приказ коменданта Списа, который требовал в течение суток зарегистрироваться в комендатуре всем жидам и коммунистам. Селяне так же извещались, что на них накладывается контрибуция в виде съестных припасов и молодых девок. Не понявшие унсовского юмора и помня румынскую оккупацию, обыватели начали поспешно прятать по погребам свиней и выпроваживать из села девок. Поздно ночью в комендатуру повалили первые доносчики со списками жидов и коммунистов при этом все просили отдать им имущество репрессированных.

Глава 5

– Нравится мне эта война, – сидя в тени абрикосового дерева рассуждал поручник. – Вот ты спросишь, почему я не в Киеве? Потому что не интересно. А тут настоящий коктейль: девяностые и семидесятые годы круто замешены на семнадцатом столетии. Суди сам. На дворе конец двадцатого века, а тактика как в англо-бурской войне. Здесь крутятся барыги, сталинисты, казаки, молдаване. Какой только сволочи не встретишь в ПМР. Сидишь себе в окопе и стреляешь. И если к вечеру тебя не убили, то можешь запросто сесть на городской автобус и через полчаса пойти в кино, посмотреть фильм с какой-нибудь местной бабенкой.

– И что характерно, – продолжал увлеченно Спис, – даже под минометным огнем, наклав в штаны, все равно ощущаешь живой интерес. Вот тут некоторые говорят о бессмертии души. Но что такое бессмертье в бесконечной нудности бытия? Душа, вырванная из контекста жизни, не интересна сама по себе.

Философские опусы поручника никто не слушал. Унсовцы лениво развалились на солнышке, отдыхая после утомительного рытья траншей.

– Пасха скоро, – мечтательно протянул Скорпион. – Мама в деревне сейчас паски выпекает, яйца красит.

– Ага, и у нас яйца красят, – тут же подхватил охочий до приколов Студент. – Если в красный цвет – то кипятком, а если в синий – то дверью зажимают. А вообще-то, Скорпион, не человек красит яйца, а яйца красят человека.

Дикий хохот заглушил последние слова шутника. Еще некоторое время, как это всегда бывает, хлопцы вспоминали соленые анекдоты. Потом и это занятие надоело.

– Послушай, Серж, – сквозь зубы процедил Рудый, – может быть ты лучше расскажешь, что у тебя получилось с той студенточкой пединститута, которая давеча заглядывала к нам в комнату, разыскивая тебя?

Поручник живо вспомнил, как строптивая девчонка влепила ему затрещину, когда он начал растегивать на ней кофточку сразу же после того, как хлопцы деликатно вышли из комнаты. Но о своем конфузе ему распространяться не хотелось. Можно было бы, конечно, грубо оборвать эту болтовню. Но тогда стрельцы заподозрят неладное. Поэтому Серж, напялив на лицо маску блаженства, принялся вдохновенно фантазировать, по памяти воспроизводя недавно прочитанную им порнографическую книжонку.


* * *
К изнывающим от скуки унсовцам подсел знакомый казак, осторожно державший на перевязи левую руку.

– Здорово дневать, гаспада. Вота как оно, слыхали небось, Кучера вчера убили. Теперь с нашими казаками никакого сладу нет. Хочуть с позиции сниматься. Оно и понятно. Все продано. Не сегодня – завтра город сдадут. Они тут все свои, договорятся друг с другом. А нам придется отвечать. Пора подаваться на Абхазию. Может и вы с нами, хлопцы?

– Как – нибудь следующим разом, – презрительно бросил Лис.

– А у вас как тут дела? – не отставал казак.

– Нормально. Вот окопы только что закончили рыть, блиндажи оборудовали. Завтра докопаем ход сообщения до дороги и сральник заминируем.

– Зачем это?

– А чтобы вы не лазили. Как срали себе под заминированные абрикосы, так и срите дальше.

– А траншея к дороге зачем?

– Если румыны начнут наступать, а вы драпу зададите, тогда мы начнем планомерный отход.

– Так и вы драпать собрались? Ах вы ж…

– Заткнись, сволочь. Видели мы, как вы сваливали из-под Кочиер. Если бы румыны не нарвались на нашу заминированную колючку, то еще неизвестно, говорил бы ты сейчас со мной или нет.

– Так ведь нас продали. С правого фланга гвардейцы оголили. А то б мы…

– Молчи уж, не порть настроения.

– Слушай, браток. Подари мне на память свой унсовский значок.

– Да ты что, это же ужасный дефицит. Меня поручник убьет за нарушение формы одежды.

– Я тебе три литра вина дам. Класный ченч?

– Хорошо. Только добавишь еще две «лимонки» и шесть пачек патронов к автомату.

– Ладно.

Когда казак ушел, Лис тут же достал из кармана горсть значков и прикрепил один из них на форму.


* * *
Лупинос больше всего на свете не любил посещать этот «штаб революции», где командовала толстая баба с пистолетом. Ему казалось, что воздух в этом здании настолько пропитан непроходимой бестолковостью, что ею можно заразиться как гриппом. Однако проблема боеприпасов требовала немедленного разрешения. Каждую гранату, каждую пачку патронов приходилось получать едва ли не лично у начальника штаба.

В этот раз за Лупиносом увязался неугомонный Славко, которого мучила очередная идея. Суть ее сводилась к следующему. После того, как Украина фактически блокировала границу с ПМР, запретив перевозки по своей территории, перегонять транспорты приходилось по единственному магистральному шоссе, идущему вдоль всей республики. Один из участков магистрали, длинною около четырех километров, проходил по совершенно открытой местности и в непосредственной близости к границе. Молдавская полиция очень часто обстреливала его с минометов и зениток. Поэтому на этом коротком отрезке шоссе гибло больше всего людей.

– Как только перережут эту транспортную артерию, так сразу можно сливать воду. Это конец! – с паническими оттенками в голосе обсуждали эту проблему специалисты из штаба обороны ПМР.

А почему бы не провести временную дорогу (рокаду) в объезд опасного участка? Это была одна из гениальных мыслей Славка, которые уже основательно задолбали весь личный состав отряда. Даже Лупинос не уловил сути этого рацпредложения.

– Нам – то что с того? Мы по этой шоссейке не болтаемся. Пусть у аборигенов голова болит.

Но Славко уже завелся. Он тщательно изучил обстановку на местности и обнаружил, что его план верен. Недалеко от этого открытого участка был пологий склон. Если за его обратным скатом проложить рокаду, то она станет недоступной для огня даже артиллерии. Достаточно всего одного грейдера, чтобы сделать обыкновенную грунтовую дорогу.

Все это Славко попытался объяснить товарищу Андреевой, которая как всегда была окружена разношерстной толпой просителей. Начальник штаба смерила худого паренька в очках оценивающим взглядом. Будучи женщиной солидных объемов, она испытывала смутное недоверие к дохлякам и очкарикам.

– Нет, нам этот план не годится, – решительно заявила она. – Мы будем стоять за нашу республику до последней капли крови!

Рокадная дорога так и не была построена. Даже после установления перемирия на ней продолжали гибнуть люди от пуль и мин. Но это воспринималось не иначе, как героическая смерть за свободу республики.

АРТЕМЕНКО ВЯЧЕСЛАВ ВИТАЛИЕВИЧ псевдо «СЛАВКО „1956 г р. старший лейтенант КГБ, ушел из органов в знак протеста горбачевским реформам. Образование высшее. Владеет несколькими европейскими языками. Теоретик «войны в толпе“. Крупнейший в Европе специалист по стрелковому оружию. Поэт. Журналист. Хобби: изготовление миниатюр холодного оружия. Женат, имеет дочь.

ГЛАВА 6

«Снабженец» лежал в кровати и читал найденный в тумбочке прошлогодний «Огонек», когда дверь распахнулась от сильнейшего удара ногой. В номер ввалились люди в масках и с пистолетами в руках. На четверых была военная форма «песчанка», остальные – в гражданском.

– Ручонки на прилавок!

Уже через мгновение «снабженец» упирался руками в стену, широко расставив голые ноги. Один из спецназовцев всунул ему между ног здоровенный тесак. Оперативник в гражданском пододвинул к себе стул и сел, внимательно разглядывая документы задержанного.

– Повернись!

Спецназовец с автоматом рывком за шиворот развернул «снабженца», усадил его на стул и навис над ним.

– Вино значит приехали закупать? – приторно вежливым тоном начинает допрос опер.

– Да, вино…

– Та – ак, а это что? Удостоверение Киевского управления СБУ. Вином интересуется Киевское управление?

«Снабженец» заерзал на стуле, пытаясь выиграть время, чтобы успокоиться.

– Я прошу вас представиться.

– Градов… Валера. Приднестровский комитет безопасности. Коллега ваш, так сказать. Что это вы так не уважаете нас? Инкогнито, в сражающуюся республику. У нас, как – никак, война идет. Расстреливаем мы шпионов – то.

– Украина не находится в состоянии войны с Приднестровьем.

– А блокаду Украина осуществляет. В том числе с помощью СБУ. Козлы демократы и суки кооператоры… Развалили нашу страну. Теперь сюда приехали разваливать? Заготовитель! Барыга гребанный! Сейчас с нами поедешь. На Днестр прогуляемся. Я протоколов не составляю. Не умею и не люблю. Подлая пуля румынского снайпера… Прямо в затылок.

– Товарищ… – «заготовитель» подскочил со стула, попытавшись сделать шаг в направлении опера.

Стоявший за спиной спецназовец резко ударил его в спину автоматом и усадил на место.

– Ты не дергайся. Не в Киеве ужо. Одевайся. Хотя… зачем?

Опер пододвинул стоящую на столе бутылку с минералкой и налил в стакан, стараясь успокоиться.

– Ты кого пасешь, мусор? Военные объекты? Система охраны штабов и административных зданий?

– Нет, нет, совсем нет… экстремистские группировки с Украины. УНСО. Мы… я… совсем не хочу вмешиваться в ваши дела. Поверьте, я глубоко сочувствую героическому приднестровскому народу. И все мои товарищи… и руководство тоже…

– Так, это уже теплее, – подбодрил коллегу опер, тем не менее сохраняя металлические нотки в голосе. К кому на контакт приехал?

– Я их не освещаю, я должен был просто наблюдать. Я вообще не по этой линии.

– Ты знаешь, дорогой, мне эти твои линии глубоко чужды. Ты сопли лучше подбери, мусор. Кто тебя сюда привез? С кем успел встретиться?

– Я извиняюсь. Вы вроде тоже как… мусор.

– Ну ты, обмылок. Я охотник и воин, а ты паразит. Ты с оперативкой и близко не срал. Дисидентов по кабакам спаривал, идеолог. Тот раздельненский опер сейчас дома сидит. А ты его сдать стесняешься. Он тебя первый сдал. Иначе откуда мы здесь?

Однако офицер СБУ, похоже, уже оправился от первого потрясения и попытался перехватить инициативу.

– Я хотел бы поговорить с вашим руководством.

– Я сам себе руководство! Я тебя, падла, шлепну и отвечать ни перед кем не буду. Садись!

Опер вытыщил из висевшей на животе кобуры пистолет, резко передернул затвор и ткнул стволом в ноздрю «снабженца».

– Пиши! Телефон, фамилию. Кто тебя здесь прикрывает? Пиши!

В глазах задержанного появилось тоскливое выражение безысходности. Он молча полез за ручкой и бумагой.

«Стучал» киевский гость долго и с видимым усердием. Наблюдавший за ним Валера Градов думал о сущности человеческой психологии. За время военного конфликта он успел уже заметить, что все наставления по методике проведения допроса ни на что не годятся. Как правило, допрашиваемые не развязывали языки даже под изощренными пытками. Более того, от пыток они еще больше озлоблялись и расколоть их было невозможно. И вот перед ним сидит редчайший экземпляр, который дает показания под давлением всего лишь угрозы применения физического насилия. Даже обидно, что такие кадры работают в его родном ведомстве.

Прочитав показания «заготовителя», Градов снисходительно посмотрел на допрашиваемого:

– Не дрожи, мент. Я с этим никуда не пойду. Пока! Но тебя чтобы в Тирасполе не было. В шесть утра дизель идет. Собирай шмотки и двигай на вокзал. Там доспишь.


* * *
Утром в школу, где расположился штаб отряда УНСО, пришел спецназовец из батальона «Днестр», одетый в черную полевую форму. В ПМР их называли «дельфинами». Вытерев беретом вспотевшую коротко стриженную голову, он спросил пана поручника. В руках парень держал бутылку коньяка «Белый аист».

– Ха, гоблинам Лебедя – привет! – вышел ему навстречу Спис.

– Привет, Серж. У меня к тебе базар есть. С глазу на глаз.

Поручник повернулся к курившему у окна Студенту. – Микола, ты не в обиду – покури на балконе. – Ты за кого меня маешь? – обиженно буркнул унсовец и, пнув ногой балконную дверь, удалился.

«Дельфин» достал стаканы, резким ударом о спинку кровати отшиб горлышко у бутылки и налил коньяк.

– Давай бахнем. Знаешь, вчера наши накрыли в гостинице одного лоха из СБУ. Он пасет вас здесь. Опер всю ночь «стучал» как дятел нашему Меньшикову. Похоже, кто-то из твоих хлопцев поставлял оперу лапшу. Будь осторожнее.

– Разберемся, – нахмурил брови Спис. И, отхлебнув из стакана добрый глоток, продолжил. – Так, у меня к тебе просьба. Подкинь мне (жестом имитирует бросок гранаты, показывает три пальца и рисует в воздухе контуры ящика).

– Сделаем.

– И еще (показывает пакеты, бикфордов шнур, взрыв).

– Много не обещаю. Пришлешь ко мне хлопцев. Ну, бывай, Серж. Разберись у себя в команде.


* * *
К обеду в школе появился Лупинос. Со вчерашнего вечера его не было видно. Поэтому приход дяди Толи привлек внимание, значит что-то произошло. Опасения довольно скоро подтвердились. В комнату, которая раньше была учительской, начали по очереди вызывать стрельцов отряда. Пол был тщательно застелен газетами. За столом, на котором в беспорядке стояли консервные банки с тушенкой и томатным соком, сидели Лупинос и хорунжий.

Первым вызвали Сергея Списа.

– Поручник, что вы делали в пятницу в 511 номере?

Унсовец обалдело уставился на Лупиноса, пытаясь вспомнить хоть какую – нибудь подробность из того бурного дня.

– И действительно, нашли с кем дружбу водить, – укоризненно качает головою хорунжий, – Вот он вас и застучал.

Зрачки Сергея почти вылезли из орбит от удивления. Он явно «не догонял» смысла происходящего. Столь искренняя обалделость выглядела довольно убедительно.

– Хорошо, – закончил допрос дядя Толя. – Садитесь с нами за стол, будете членом трибунала.

Поручник Спис, по – прежнему не понимая в чем дело, сел на предложенный ему стул.

– Очень рад, Серж, что не ошибся в тебе, – стиснул ему локоть хорунжий. Позовите следующего!

Вошел один из унсовцев.

– Разрешите доложить…

– Скорпион, что ты делал в пятницу в 511 номере?

– Я не брал. Меня попросили подержать. Пан поручник. Я сразу же подумал, что вы знаете…

– Хорошо, садись, потом с этим разберемся. Ешь.

Скорпион удивленно посмотрел на присутствующих, потом вышел позвать следующего. Вошел Ровер.

– Ровер, что ты делал в пятницу в 511 номере? – тем же ровным тоном продолжал поручник.

– А что, Лукьян вам не сказал? Он говорил, что это нужно для организации. Только это не в гостинице, а на хате было.

– Хорошо, зови следующего.

Ровер окликнул Рудого. Тот боком протиснулся в дверь и стал озираться.

– О, а что это вы пол газетами застелили?

– Чтоб ковер не испачкать, – без тени иронии ответил Лупинос.

И снова поручник приступил к делу.

– Что ты делал в пятницу в 511 номере?

– Так это же просто мой старый знакомый, – смутился Рудый. – Он теперь юрисконсультом работает в одной фирме.

– Приехал сюда с целью покупки вина?

– Так он вам уже рассказал?

– Да, побеседовали. Садись, ешь.

С места поднялся Лупинос.

– Бойцы, друзья, братья, – принялся нагонять туману Лупинос. – В это тяжелое для нас, нашей Отчизны и прогрессивного человечества время хотелось бы поговорить с вами о непреходящих ценностях. Дело в том, что дзен бывает истинным и не дзен. Вначале было слово, сказал Господь устами евангелиста Иоанна. А я скажу вам, что этого слова было достаточно. Мудрец учит молчанием. Молчание есть основание морали. А ежели кто усомнится в суде своем…

– Сука вне закона, – безапелляционно заявил Скорпион.

– Так об чем же ж и речь, – согласился Лупинос. – Друзья мои, я призываю вас к молчанию. Дело не в протокольных подробностях. Дело в философии. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать вам на прощание.

– Так мы ж хотели поговорить, – напомнил Рудый.

– Так поговорили уже, – поднялся со стула поручник.

Отделившись от стены, хорунжий бесшумно подошел к Рудому и накинул ему нашею удавку. Рудый захрипел, судорожно дергая ногами.

– Ноги держи, – заорал Меценат.

– Кто-то идет.

Зомби быстро включил на всю катушку радио.

Тело Рудого завернули в ковер и сунули под кровать. Проходя мимо, Скорпион лягнул труп ногой и процедил:

– Так тебе и надо, стукач поганый!

ГЛАВА 7

Как это обычно бывает, больше всего потерь республика стала нести именно в период перемирия. Жертвами террористических акций, спланированных и осуществленных спецподразделениями Молдовы, стали политические деятели ПМР, твердо стоявшие на проукраинских позициях. Первым пришло известие об убийстве председателя Слободейского исполкома, начальника штаба УНСО Остапенко. Его в упор расстреляли из проезжавшей мимо машины. Затем, в результате умело подстроенной автокатастрофы, погиб полковник Кучер, головной атаман Черноморского казачьего войска. Такую же автокатастрофу, но уже на территории Украины, устроили заместителю командира УНСО Приднестровья майору Майстренко.

На центральной магистрали, как раз недалеко от зоны ответственности унсовцев, на противотанковых минах подорвались и сгорели два КАМАЗа с гуманитаркой, на которую у руководства УНСО были свои планы. Это переполнило чашу терпения.

Вечером, после очередной политбеседы, Лупинос молча встал и направился к выходу, по пути взяв со своей кровати снайперскую винтовку.

Еще вчера, присматривая с Артеменко место для будущей рокадной дороги, он заприметил лежавший в нескольких десятках метров от дороги насквозь проржавевший кузов «Жигулей». На абсолютно ровном участке это было практически единственное место, где можно укрыться человеку. Кузов стоял так давно, что к нему привыкли и не замечали. Позвав Зомби,Лупинос передал ему винтовку показал цель. Выйдя на открытое место, Зомби лег и, держа перед собой винтовку, пополз по-пластунски. Может быть это было излишней предосторожностью, но Зомби был твердо уверен, что береженного Бог бережет. Особенно на войне. Да и лишняя тренировка не помешает.

Под кузовом, куда он с большим трудом втиснулся, было довольно сухо, но сильно воняло затхлостью. Зато обзор был великолепен. К тому же, в случае перестрелки, кузов мог прикрыть. Он хотя и прогнивший, но все же железный.

До рассвета оставалось еще часов пять. Зомби жалел, что у него нет прицела ночного видения, а обычный прицел в темноте был бесполезен. Поэтому снайпер даже не стал укреплять его на СВД, надеясь только на механический прицел.

Лежать было неудобно и, чтобы не затекали ноги, приходилось постоянно переворачиваться с боку на бок. Зомби, всем телом ощущая идущий холод от непрогревшейся еще земли, пожалел, что не догадался прихватить с собой из отеля свое байковое одеяло.

Только под утро, когда Зомби, при всей его терпеливости и поразительной собранности, до чертиков надоело это ночное бдение в обнимку с СВД, со стороны шоссе послышалось приглушенное рокотание мотора. Машина шла с потушенными фарами, и это сразу же привлекло внимание снайпера.

«Странно, почему водитель не включает огни?» – подумал Зомби, сразу же сжимаясь словно пружина.

Впрочем, такое поведение водителя машины было вполне объяснимым: он пытался проскочить простреливаемую зону, не привлекая к себе внимание артиллерийских корректировщиков. Самому себе мотивировав поведение водителя, он опять расслабился, перенеся внимание на противоположную от шоссе сторону, откуда ожидал появление диверсионной группы.

Но машина снова привлекла внимание затаившегося снайпера. Водитель сбавил скорость и притормозил на обочине, не выключая двигателя. Из УАЗика выскочило пять человек в пятнистой форме. Двое из них заняли оборону по обе стороны шоссе, остальные трое принялись ломиками и саперными лопатками копать ямки. До Дмитра отчетливо доносился стук металла о камень. Сомнений не оставалось – это были те самые диверсанты, на чьих минах подорвались грузовики с гуманитаркой.

«Хитрые сволочи, – с уважением о достойном противнике подумал Зомби. – Не со стороны границы подъехали, откуда их могли ждать, а с тыла. Действуют рисковано, но с умом. Наверняка свои же, славяне. Молдованам до этого не допереть».

Стараясь не задеть стволом винтовки о кузов, Зомби стал аккуратно прицеливаться. Ночь к тому времени пошла на убыль и темнота начала постепенно рассеиваться. Фигуры диверсантов хотя и довольно смутно, но все же можно было различить на том маленьком расстоянии, на котором находился в своей засаде снайпер.

Однако стрелять сейчас было бы безрассудством: диверсанты быстро поймут, где расположено логово снайпера и изрешетят его автоматными очередями. Им терять нечего.

Как всегда помог Его величество случай. Со стороны города послышалось натруженное гудение тяжело груженных автомашин. Из далека были видны огоньки идущей колонны. Диверсанты ускорили темп и, закончив установку мин, стали загружаться в УАЗик.

Вот тут – то и грохнул выстрел. Последний из диверсантов, не добежав до машины всего двух шагов, рухнул на землю. Из машины выскочил напарник и попытался затащить убитого в машину. Но второй выстрел тоже достиг цели.

УАЗик взревел мотором и рванул с места так, что из – под колес повалил дым. На дороге остались лежать два брошенных товарищами диверсанта.

Зомби выскользнул из своего укрытия и неторопясь, держа СВД на изготовку, начал приближаться к убитым. Подойдя к ним вплотную, он достал свой «ПМ» и произвел два контрольных выстрела в голову. Потом потянулся за висевшей на боку финкой.

Ранним утром в гостиницу «Аист» вернулся Зомби. Зайдя в номер к стрельцам, он аккуратно поставил СВД в угол и бросил что-то на стол. Подошедшие к столу унсовцы увидели два левых человеческих уха.

– Вот так-то, панове, – сказал Лупинос, словно бы продолжая вчерашнюю политбеседу. – Воевать надо, а не сопли жевать. Меня не устраивает мир в ПМР! Мы не должны допустить ликвидации конфликта. Громите склады 14 армии, распускайте самые невероятные слухи, убивайте румын и молдован, провоцируйте местное население. Одним словом, крутитесь здесь чертом, но что бы эта война продолжалась как можно дольше. Наша цель – втянуть в нее Украину и Россию.


* * *
С тех пор, как власти Молдовы и ПМР заключили соглашение о временном прекращении огня, едва тлевший военный конфликт и вовсе пошел на убыль. Прежние связи между населением двух частей республики быстро восстанавливались. Фортунаты начинали себя чувствовать все более неуверенно, их взаимоотношения с местными властями резко ухудшились. Часто это приводило к серьезным размолвкам с представителями власти.

В тот день три унсовца заступили на пост у КПП, который располагался у въезда на мост через речку Рыбница. На посту уже несли службу два гвардейца ПМР. КПП представлял собой баррикаду, сложенную из бетонных блоков.

Гвардейцы, которым уже надоело таращиться в бинокль на сопредельную территорию, попытались завязать приятельский разговор с вновь прибывшими.

– Ну что там, в городе, хоронят? – спросил один из гвардейцев.

Из города доносились звуки траурного марша «Вы жертвою пали».

– Да, троих, – нехотя ответил Студент.

– Сволочи, – равнодушным голосом ругается служивый. – Сколько народу поубивали. У нас тут хоть спокойно, а из Дубосар каждый день привозят. Ну, что там, идут?

– Подъехали уже! – обрадованно сообщил его напарник.

По мосту уверенно шли два ОПОНовца с автоматами за спинами и с трехлитровыми банками в руках. По их спокойствию и дружелюбным улыбкам чувствовалось, что они здесь частые гости.

– Бона сяра, хлопцы!

В ответ Скорпион спокойно, как на стрельбище, изготовил автомат к стрельбе и передернул затвор.

– Мей, омуле! Руки вверх! На землю!

Улыбки с лиц гостей как ветром сдуло. Они недоуменно уставились на гвардейцев, ища у них защиты.

– Так эти же парни вино нам принесли, – положил руку на плечо Скорпиона гвардеец. – Это хорошие парни, мы с ними еще до войны дружили.

– На землю!

Студент и Американец тоже вскинули «калашниковы». Причем оба они навели стволы почему – то в головы гвардейцев. Видя, что ситуация резко обострилась, ОПОНовцы бережно поставили банки с вином на землю, рядом сложили автоматы и пистолеты и легли лицом вниз на дорогу.

Студент мягкой походкой обошел гвардейцев и ударом ноги под колено уложил их на землю. Одному из них он приставил ствол к виску.

– Убери пушку, – зло прошипел гвардейцу – Вы что, офанарели?

– Их надо расстрелять. – безапелляционным тоном громко заявил Американец. – Это колаборанты, предатели!

– Твою душу мать, придурки! – начал громко ругаться гвардеец, уткнувшись лицом в пыль.

Студент резко ударил сапогом в бок гвардейца, призывая его к сдержанности.

– Лицо направо, руки-ноги развести! Ступни носками в середину, ладони вверх! Эй, янки, при малейшей попытке двигаться – стреляй без предупреждения.

– Есть, сэр!

– Скорпион! Обыщи хлопцев, а мы присмотрим за их поведением.

Скорпион неторопливо забросил автомат за спину и приступил к обыску. Из карманов ОПОНовцев он вначале достал пистолеты и отбросил вбок. Затем достал кошельки и положил их себе в карман. Окончив досмотр, он довольно бесцеремонно двинул носком сапога в бок молдаванина:

– Встать! И уматывайте отсюда, чтобы вами тут больше не смердело.

ОПОНовцы оказались на удивление сообразительными парнями и дважды повторять приказание им не пришлось. То и дело оборачиваясь, они бросились бежать через мост.

– Забирай этот мусор, – приказал Студент Скорпиону, – и вали в Рашков. Там доложи обо всем хорунжему.

– А как же гвардейцы?

– Смена придет еще не скоро. Пусть полежат, отдохнут. Скорпион сгреб автоматы и, забросив их за спину, бодро зашагал вниз по дороге от моста. Студент не спеша развалился на прогретом солнцем бетонном блоке, подсунув под голову автомат. Достав пачку сигарет, он закурил, с наслаждением вдыхая табачный дым. Потом, что-то вспомнив, он поднялся, закурил одновременно две новых сигареты и, подойдя к лежащим гвардейцам, сунул им в рот по сигарете.

– Спасибо, Студент.

– Молчи уж, юродивый.

Рядом со Студентом на теплый блок присел, не сводя автомата с гвардейцев, Американец.

– Послушай, а скандал может быть?

– Ясный день.

– Могут и арестовать?

– Само собою – загребут.

– Но ведь тогда могут и расстрелять?

– Скорее всего.

Американец, не врубаясь в специфический унсовский юмор, побледнел и вскочил с блока.

– Так почему мы тогда…

– Почему, почему… – передразнил его Студент. – Как говорит пан Лупинос, стиль жизни у нас такой, понял?


* * *
Постепенно вопрос о боевых действиях все больше отодвигался на второй план, уступая место политическим интригам. И в этом политическом покере не было места не в меру агрессивному экспедиционному отряду УНСО. Прямолинейные, каждой клеточкой своего организма настроенные на войну стрельцы то и дело срывали достигнутые компромиссы.

Специфика положения отряда УНСО в Приднестровье состояла еще и в том, что их одинаково опасались как молдаване на той стороне Днестра, так и русские на этой стороне. Их участие в боевом конфликте вызывало отрицательную реакцию у Молдовы, России и Украины. Даже властям ПМР быстро начала надоедать чересчур самостоятельная позиция унсовцев. Их больше устраивала власть генерала Лебедя, стоявшего во главе российской 14 армии. Очень скоро его солдаты стали наводить железный порядок.

Климат для фортунатов, который и до этого был не очень – то комфортным, стал и вовсе неподходящим. Первыми начали сваливать казаки. Это решение они принимали на своей сходке.

– Итить надо! Надо итить на Киев! – истошно орал, стараясь перекричать общий галдеж один из станичников.

Но заметив стоявшую в стороне группу унсовцев, казак продолжил свою пламенную речь менее решительным тоном:

– Надо итить на Киев. А потом, наверное, надо итить на Москву.

– Нас продают! – заорали из толпы.

На ящик, служивший трибуной, взобрался пожилой бородатый казак:

– Братья казаки! Защитники мы, али не защитники? Вопрос надо поставить вертикально. Я из Дубосар. Позиции у нас прямо по дворам идут. А тут приезжает одна беженка, мать ее ити. И сразу «иде моя мебель?» Мы ей по людски пояснюем: «У нас тут позиция». Не верит, сука! Так, я говорю, надо постановить на кругу, што бы всех гражданских ко всем чертям с Приднестровья выселить. Два часа на зборы и хай едуть. Война тута, али не война?

– Любо! Любо!

– «Дельфинов» надо разоружить. А то что получается? Полицию в Дубосарах разоружили, а милиция осталась. Зачем спрашивается?

– За что боролись?

– И жрать чтоб давали! Вчера паек привезли. Одно повидло да икра кабачковая.

– А персонал-то каклеты жреть!

Бородатый казак продолжал:

– Вчера подхожу до комбата гвардейцев, спрашиваю, почему не стреляете, а? А он мне отвечает, мы де договорились с молдаванами о прекращении огня. У нас, говорит, телефонная связь и если инцидент какой, говорит, то мы звоним и выясняем. Мы, говорит, стрелять не будем, мы договорились. Я ему говорю, так значит, бля, если румыны попрут, они все силы на нас смогут сосредоточить. Предатель ты, говорю, грубанный!

– Надо гвардейцев разоружить, пока они нам в спину не ударили! – снова зашумела толпа.

– Да, это у них с молдаванами соглашение о прекращении огня. А с нами никакого прекращения нету!

– Сваливать треба пока оружие не поотбирали.

От толпы станичников отделился казак по фамилии Молодидов и подошел к стоящим в стороне унсовцам.

– Здорова дневать, гаспада. После того, как Кучера убили, со станичниками нет никакого сладу. Хочуть с позиции сниматься. Оно и понятно. Все продано. Не сегодня – завтра сдадут город. Они тут все свои, между собой договорятся. А нам отвечать придется. Да и минометы у них… На Абхазию надо подаваться. Может и вы с нами?

Поручник с равнодушным видом, не прекращая точить нож, выслушал Молодидова, взглянул на шумящих казаков.

– Нет. Как нибудь в следующий раз.

ГЛАВА 8

В июле, через месяц после штурма Бендер, штаб обороны ПМР предложил унсовцам перенести свою основную базу в Каменку, самый южный район республики. С чем было связано это предложение? Скорее всего со стремлением руководства республики ограничить самостоятельность этого отряда.

В Рашкове, где до этого располагались основные казармы УНСО, население воспринимало украинских хлопцев, как твердую гарантию того, что Украина не позволит румыно-молдавским захватчикам установить здесь свое господство. Немало местных парней всупили в отряд УНСО. Над райсоветом развевался желто-голубой флаг. Местное население щедро кормило и поило стрельцов. А поскольку в отряде строго соблюдался сухой закон, на приносимое вино выменивали у гвардейцев боеприпасы и гранаты.

При содействии УНСО в Рашкове была открыта первая на территории Приднестровья украинская церковь. И стрельцы были самыми исправными ее посетителями.

Как сложатся отношения с местными властями и населением Каменки было неизвестно. К тому же там располагался батальон гвардейцев, который мог значительно ограничить свободу действий унсовцев.

– Нет, ну на хрена нам эта Каменка? – горячился Богдан. – Здесь, в Рашкове, на нас Богу готовы молиться. Ведь от добра добра не ищут.

– Дружба с населением – это прекрасно, – согласился Лупинос – но в Рашкове мы оторваны от боевых действий. Здесь мы выполняем роль бригадмильцев, следящих за порядком на улице. Разве для этого мы приехали в Приднестровье?

– Это верно, – согласился Богдан, – но в Каменке мы будем под надзором гвардейцев.

– Там мы еще посмотрим, кто у кого будет под надзором. И запомни, мы не добро здесь ищем, а войну. Война – наше нормальное состояние.

Спорить с Лупиносом было бесполезно и считалось дурным тоном. Поэтому уже через несколько дней унсовцы справляли новоселье.


* * *
Казарма отряда УНСО находилась по соседству со зданием, в котором располагался батальон гвардейцев. В окна было видно, как лениво собирались в кучу гвардейцы, отправляясь каждое утро дежурить на позиции. Делали они это крайне неохотно. Почти физическое страдание читалось на их лицах, когда, забросив небрежно автоматы за плечи, они шаркающей походкой выходили за территорию городка.

Уровень дисциплины, как и степень боеготовности этого воинского формирования были крайне низкими. Впрочем, на что-то другое трудно было рассчитывать, ведь командовал батальоном бывший начальник полкового оркестра майор запаса Крайний.

Это был мягкий, добродушный человек, привыкший уважать мнение начальства и не умеющий «ставить на место» подчиненных. И этим успешно пользовались как те, так и другие. Мягкотелостью комбата тут же воспользовались и унсовцы.

В ходе первой же встречи, которая состоялась в кабинете комбата, Лупинос договорился с ним о том, что гвардейцы помогут стрельцам с обмундированием, поделятся оружием и боеприпасами. С плохо скрываемой радостью майор Крайний встретил предложение дяди Толи о совместном дежурстве на позициях. Расставались два командира лучшими друзьями. Комбат, непрерывно тряся руку Лупиносу, проводил его до самого выхода.

Уже утром, с кропотливо составленными заявками на получение обмундирования и оружия стрельцы появились в расположении гвардейцев. День ушел на то, чтобы подобрать для унсовцев необходимую амуницию, так как задача оказалась не из простых. Впрочем, начало обнадеживало.


* * *
В то время, как правительство ПМР и его многочисленные, но разрозненные воинские формирования предпочитали занимать позу страуса, пряча голову в песок, отряд УНСО постоянно заботился о своей разведке, которая в боевых условиях является глазами и ушами любого воинского подразделения.

Несмотря на серьезный риск быть пойманными и расстрелянными на месте как шпионы, стрельцы небольшими группами, в сопровождении сочувствовавшего украинским добровольцам местного проводника, переправлялись через Днестр и заходили до нескольких десятков километров вглубь территории противника.

Однако риск был всецело оправданным. Командиры УНСО имели точную и своевременную информацию обо всем, что делается на противоположной стороне. Не раз это позволяло избежатьсерьезных потерь, вовремя предприняв контрмеры. Кроме того, стрельцы получали ценные навыки ведения разведки в глубоком тылу противника.


* * *
Пятеро стрельцов из роя разведки стояли навытяжку перед поручником Списом. Самый тщательный осмотр экипировки разведчиков удовлетворил командира. Заранее припасенная форма молдавского спецназа, искусно подделанные удостоверения личности и справки, ладно пригнанная амуниция – все говорило о достаточно профессиональной подготовке личного состава к предстоящим действиям в тылу противника.

В углу комнаты сидел на стуле, терпеливо ожидая окончания инструктажа, неопределенного возраста мужчина, больше похожий на молдаванина, чем на украинца. Это был житель Каменки, имевший родственников в соседнем молдавском селе. Помощник командира местного отряда УНСО Робин Гуд рекомендовал его в качестве надежного проводника для сопровождения разведчиков.

– В бой не ввязываться, – еще раз повторил Спис, заканчивая инструктаж, – мертвые герои нам не нужны. Избегать встреч не только с молдавскими военнослужащими, но и с личным составом приднестровских воинских формирований. В данном случае все они для вас одинаково опасны. Не убьют, так заложат. Ну, с Богом!

Командир разведгруппы Богдан закинул за плечо автомат и первым открыл дверь.


МАМАЛЫГА ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ (псевдо «Богдан»)
Родился 24 сентября 1965 г. в закрытом городке Семипалатинск-21. Отец – бывший военнослужащий. После увольнения в запас по здоровью, работал железнодорожником. Мать – медицинский работник. С 1976 г. семья окончательно осела в Украине. В 1982 г. поступил в Каневское культурно-просветительское училище по специальности хормейстер. В 1985 г. поступил в Киевский пединститут. Исключен с первого курса. В 1989 г. вступил в Черкасскую областную организацию СНУМ. В том же году избран депутатом Черкасского горсовета от СНУМ. В 1991 г. вступил в УНСО. Принимал участие в боевых действиях в Приднестровье.


Через реку удалось переправиться на лодке, заранее приготовленной проводником Лукьяном. Стрельцы гребли дружно, но осторожно, стараясь не хлюпать веслами. Они понимали, что их операция – это не форсирование Днепра в 43-ем, что молдаване не охраняют противоположный берег и спокойно спят себе в селе, расположенном в двух километрах от линии воды. Но это не давало повода быть беспечным. Любая оплошность могла стоить им жизни. Когда начало рассветать, разведчики уже были далеко от места высадки. Построившись в колонну, они уверенно шагали по обочине дороги.

Вдали показались огоньки идущей машины. Богдан решительно поднял руку, требуя остановиться. Широко распахнув дверцу, из кабины грузовика высунулся водитель. Ему уже не впервой приходилось подвозить военных и он хорошо усвоил, что лучше всего быть с ними повежливее и поменьше задавать вопросов.

– Если вы в город, то могу подвезти, – приветливо улыбнулся водитель.

Разведчики, не проронив ни слова, молча полезли в кузов. Богдан расположился рядом с водителем. Поскольку к тому времени уже достаточно рассвело, из окна кабины ему было хорошо видно все, что происходило вокруг.

Уже отъехав от Днестра около тридцати километров, машина встретила идущую навстречу колонну армейских грузовиков, тянущих на прицепах зачехленные орудия. Выскочивший из головной машины офицер встал посреди дороги и поднял над головой автомат.

Грузовик резко остановился, скрипя на всю округу тормозами. Богдан потянулся было к стоявшему между ног автомату, но потом передумал. Бросив его на сиденье водителя, он без оружия спрыгнул на асфальт, разминая ноги.

– Командир дивизиона капитан Тищенко, – представился подошедший артиллерист, резко вскинув ладонь к фуражке.

– Старший лейтенант Мазур, кишиневский ОПОН, – козырнул в ответ Богдан, стараясь подражать лихости армейского офицера.

– Значит славянин, – широко улыбнулся артиллерист, – А я уж боялся, что возникнут проблемы с языком. По-молдавски-то я не очень… У нас тут проблемка одна вышла. В темноте свернули, видно, не на ту дорогу, и теперь едем наобум.

– В этом деле я не советчик, – почесал в затылке Богдан. – Сами только два дня как встали на позиции. А вот наш шофер тебе даст дельную консультацию. Но с тебя бутылка.

– Лады, старлей.

После короткой беседы с шофером, два командира еще пару минут поболтали, докуривая сигареты. Но и этого короткого срока Богдану хватило, чтобы узнать название воинской части, количество личного состава и орудий, место будущей дислокации и боевую задачу.


* * *
На базу разведчики вернулись на следующую ночь, так же аккуратно обойдя все молдавские и приднестровские посты. На штабной карте Списа командир разведгруппы постарался по памяти нарисовать позиции тех воинских подразделений, которые они встретили, совершив почти 50-ти километровый рейд по тылам противника. Особое внимание привлекла информация о прибытии артиллерийского дивизиона. Об этом было сразу же доложено в штаб войск ПМР.

В тот же день правительство ПМР в специальной ноте потребовало от Кишинева, с целью стабилизации обстановки в районе конфликта, отвести тяжелое вооружение от линии соприкосновения войск.


* * *
В кабинете комбата настойчиво звонил телефон. Майор Крайний, разомлевший от жары и безделья, нехотя протянул руку к аппарату. В тот же момент он принял строевую стойку. Звонили из штаба 14 армии, требуя встретиться с двумя оперативными сотрудниками особого отдела.

Уже через пару часов во дворе затормозил УАЗик. Из него выбрались два офицера в камуфляже, но без знаков различия. Войдя в кабинет комбата, они молча уселись на стулья, не сочтя нужным назвать своих имен и званий.

Выдержав двухминутную паузу, один из офицеров приступил то ли к беседе, то ли к допросу.

– Вам что-либо известно о новых соседях? – мрачно спросил гость.

Майор покрылся испариной, не зная что и ответить. Теперь он думал не столько об унсовцах, сколько о себе. Чем же он прогневил российских особистов и что ему теперь за это будет?

– Вам наверно известно, что ваши новые друзья из УНСО – самая опасная террористическая организация на территории Восточной Европы? Хочу вам напомнить, что эти самые бандиты, неся совместное патрулирование с гвардейцами на мосту в Рыбницах, разоружили их и расстреляли. Более того, нам известно, что унсовцы создают на нашей… то есть на вашей территории крупные склады оружия, которые намереваются использовать для свержения законно избранной власти. А вы, как нам стало известно, стараетесь еще больше дать в их руки оружия. Это что, заговор против правительства ПМР или преступная политическая ошибка?

Рубашка на комбате промокла от пота, хотя его пальцы стали холодными, как лед.

– Видите ли… Я ничего такого… – никак не мог справиться с языком Крайний.

– Мы видим, что вы искренне раскаиваетесь, – подбодрил его особист. – Думаю, мы с вами сработаемся. Нам необходимо ваше содействие. Оно будет заключаться в следующем…


* * *
С того момента добродушного комбата словно подменили. Он стал подозрительным, пугливым и забывчивым. В первую очередь он забыл обо всех договоренностях, которые он заключил с Лупиносом.

– Ну хорошо, – злился дядя Толя, видя упорное непонимане со стороны Крайнего, – оружие вы нам дать не можете. Но почему не берете моих хлопцев на совместное дежурство? Ведь ваши гвардейцы явно не хотят этим заниматься. Зато мои стрельцы рвутся в бой.

Комбат в ответ промычал что-то нечленораздельное, уставив печальные глаза в пол.

Нагнетаемая российскими особистами ситуация обострялась с каждым днем. Скоро разведка УНСО доложила Лупиносу, что майор Крайний заключил со стоящей по другую сторону Днестра воинской частью молдован двустороннее соглашение о неоткрытии огня. В случае возникновения конфликтной ситуации следовало предварительно созвониться с командованием противостоящей воинской части, получить объяснение инциденту и только потом принимать окончательное решение.

– Как же это получается? – возмущенно спросил дед, распахнув дверь кабинета майора Крайнего. – Выходит, что каждый командир вправе самостоятельно решать, воевать или нет на этой войне. Нравится мне – открою огонь, а не нравится – не открою. Так вы скоро в каждом селе свою армию и свое правительство заведете. Так вас и раздолбают по одиночке.

– Но ведь стремление к миру – это прекрасно, – скромно улыбнулся военный музыкант, возомнивший себя полководцем. – Я мечтаю о времени, когда, забыв зло, люди протянут друг другу руку дружбы.

– К черту вашу философию, – не вытерпел Лупинос тупого пацифизма. – Взгляните на проблему с чисто военной точки зрения. Предположим, что завтра ОПОНовцы попрут на нашу сторону. Нагло, без единого выстрела, а может даже с банками вина в руках. А вы и сделать ничего не можете, потому что связаны обязательством о неоткрытии огня. Что вы предпримите в этой ситуации? Начнете названивать молдованам? Вот и получится, что ваши гвардейцы без единого выстрела пропустят молдован нам во фланг. Так как я могу назвать такие соглашения? Только предательством!

Комбат молча уставился на дядю Толю. Для него подобные рассуждения были высшей математикой военного дела, ломать голову над которой ему вовсе не хотелось. Зато он все отчетливее понимал, что УНСО никогда не будет плясать под его дудку, как бы сладко он ни наигрывал. Майор все больше соглашался с особистами из 14 армии, что главную опасность для ПМР представляют не молдаване, с которыми всегда можно договориться за стаканчиком вина, а эти психованные унсовцы, живущие в двухцветном мире и не признающие полутонов в человеческих отношениях. Пожалуй и в самом деле, необходимо как можно быстрее разоружить этих «освободителей».


* * *
Спис не очень-то удивился, когда в его комнату вбежал часовой и с порога крикнул:

– Тревога! Гвардейцы окружают казарму!

В окно было видно, как напротив казармы выстроился батальон гвардейцев. Впереди с мегафоном в руке важно выхаживал майор Крайний. Чуть поодаль стояли два офицера.

– Ба, занакомые все лица, – воскликнул Юрий Тыма. – Так это же особисты из армии Лебедя. Теперь ясно, откуда ветер дует.

Комбат, сделав несколько шагов по направлению к казарме, поднес к губам мегафон:

– Товарищи унсовцы! Правительство ПМР уполномочило меня провести операцию по изъятию у вас незаконно приобретенного оружия. Выходить по одному, с поднятыми руками. Оружие оставить в казарме. Даю вам пять минут на обдумывание!

– Занять круговую оборону! Пулеметы к окнам! – спокойно скомандовал Спис.

В распахнутые окна второго этажа тут же хищно высунулись стволы ПКТ и ручных гранатометов. Только теперь гвардейцы начали понимать, что сами себя загнали в ловушку. Стоя на открытом со всех сторон плацу, они были прекрасной мишенью для пулеметчиков. Не многие из них успели бы добежать до спасительных стен соседних зданий.

В том, что стрельцы могли открыть огонь по «своим» никто не сомневался. За этими хлопцами в Приднестровье давно уже укрепилась слава людей, не знающих компромисса.

Дрожащей рукой майор снова поднял мегафон:

– Только не надо нервничать, товарищи унсовцы. Давайте спокойно все обсудим. Я жду ваших парламентариев.

Воцарилось долгое и напряженное молчание. Гвардейцы, стоя под палящим солнцем, нерешительно переминались с ноги на ногу. Любое их резкое движение могло спровоцировать кинжальный огонь пулеметов. Невооруженным взглядом было видно, как с толстой шеи комбата ручьями катился пот, расползаясь по спине и животу.

– А ведь это неплохая идея, – вдруг задумчиво проговорил Спис. Давайте-ка поступим следующим образом…


* * *
Дверь казармы широко распахнулась и навстречу гвардейцам неторопясь вышли Юрий Тыма, поручник Спис и депутат местного райсовета, которого в УНСО знали под псевдо Робин Гуд. Начались долгие, изматывающие переговоры о порядке сдачи оружия и дальнейшей судьбе украинских добровольцев. Обговаривалась буквально каждая мелочь. Особое внимание было уделено судьбе местных жителей, вступивших в отряд УНСО.

Вовлеченные в нудное обговаривание деталей предстоящей сдачи, гвардейцы даже не заметили, как из окон осторожно исчезли стволы пулеметов. Внутри казармы, скрытые от посторонних глаз, унсовцы срочно готовились к эвакуации.

Задней стеной их казарма вплотную примыкала к почти отвесной скале, густо поросшей кустарником. Там, вверху, начиналось открытое поле, за которым была родная Украина. Быстро и без малейшего шума стрельцы упаковали все оружие и боеприпасы. Их оказалось довольно много. Тяжело груженные унсовцы медленно взбирались по скале, держась за связанную из простыней веревку. Успех дела теперь зависел только от их сноровки и умения Юрия Тымы «пудрить мозги» гвардейцам.

А этого умения у Демократа было хоть отбавляй. Битый час он с фанатизмом паясничал на плацу, прекрасно понимая, что когда гвардейцы обнаружат обман, за его жизнь не дадут и ломаного гроша.

И действительно, злобе оставленных в дураках гвардейцев не было предела. Только красная книжица народного депутата, которой отчаянно размахивал Робин Гуд, спасла унсовских комикадзе от скорой и жестокой расправы. Но даже депутатская неприкосновенность не спасла парламентариев от наручников и кутузки.

Отряд УНСО, насчитывающий более 120 человек, с сотней автоматов, четырьмя пулеметами и шестью гранатометами бесследно растворился в пространстве. Позднее, поднятая на ноги Служба безопасности Украины вычислила некоторых унсовцев, принимавших участие в боевых действиях на территории ПМР. Но из-за отсутствия законодательной базы, позволяющей привлечь граждан Украины за подобные действия к уголовной ответственности, стрельцов оставили в покое.

Для СБУ так и осталась тайной судьба вывезенного из Приднестровья унсовского оружия. Правда, в средствах массовой информации появилось сообщение о якобы обнаруженном на границе ПМР и Украины крупного склада со стрелковым оружием. Но очень быстро выяснилось, что это было не более чем очередной «уткой» российских спецслужб.

Несмотря на всю остроту ситуации, Лупиносу пришлось вернуться в Тирасполь, чтобы свернуть все дела и вытащить соратников из кутузки. В Верховном Совете дед связался с народным депутатом ПМР Александром Большаковым. И уже через три дня в Каменку заявилась большая группа депутатов, имея на руках постановление Верховного Совета об освобождении из-под стражи украинских добровольцев.

ГЛАВА 9

Лукьян, вспотевший после бурных утех с молоденькой студенткой пединститута, совершенно обессиленный, но довольный растянулся на скрипучей кровати в гостиничном номере. Перед тем как заснуть, он успел еще подумать, что день сегодня сложился довольно удачно. Да и вообще, с прибытием в республику братьев по крови с черно – красными повязками УНСО, его опасный, но страшно прибыльный бизнес на оружии резко пошел в гору. Дай Бог, чтобы конфликт не угас еще хотя бы с месяц. Сейчас как раз наметилась серьезная сделка на крупную партию противотанковых мин…

Дверь распахнулась от удара тяжелого сапога. Лукьян дрожащей рукой нащупал кнопку торшера. Вспыхнувшая лампа осветила стоящих посреди комнаты хорунжего и нескольких стрельцов. Утомленные, в забрызганных грязью плащах, они, не снимая тяжеленных рюкзаков, ошалело смотрели на голую студентку, которая пыталась судорожно прикрыть грудь сползшей на пол простыней.

Немая сцена продолжалась довольно долго. Первым в себя пришел хорунжий. Сбросив на пол рюкзак, он плюхнулся на стул и тоном, не терпящим возражения, приказал:

– Собирайся, Лукьян. Дело не терпит отлагательств.

Все еще не пришедший в себя барыга суетливо натянул брюки и бросился к столу, где стояла початая банка вина.

– Может винца выпьете с дороги?

И он принялся разливать по стаканам «сушняк» для фронтовиков. Студентка довольно быстро освоилась и даже привстала с кровати, выставив из-под простыни красивые голые ноги. Глядя на шикарное девичье тело, стрельцы почему-то почувствовали себя глубоко обманутыми. Они там, на передовой, изображают из себя настоящих мужчин, а такие красивые девчонки в это время валяются по постелям с какими-то ублюдками. Разве это справедливо?

– С какого стакана она пила? – спросил брезгливо хорунжий, кивнув подбородком в сторону студентки. Девушка обиженно шмыгнула носиком и отвернулась к стене.

– Так что там у вас случилось? – попытался перевести разговор Лукьян.

– Ты можешь ее убрать куда-нибудь? Глаза бы на эту суку не смотрели! – продолжал психовать хорунжий.

Девушка быстро встала, уже не стесняясь стрельцов натянула на себя платье и быстро вышла, громко хлопнув дверью. Следом за ней выскочил Лукьян. Но буквально через минуту он вернулся с виноватым выражением лица.

– Хлопцы, что же вы наезжаете? Это же моя сотрудница.

– Да пошел ты… со своей сучкой! – начал опять ругаться хорунжий. Но поостыв, переменил тон: – Чего же ты молчал?

– А оно тебе нужно? Ты думаешь, что я все это делаю для себя? Ты попробуй найти дурня, чтобы он тебе бесплатно возил все твои вещи. Последний раз, когда мы с этой каракадлою ездили, чемодан был килограммов сорок. Она несет, переламывается. Я взади. А тут раз – ручка оборвалась. Грохоту было! Я даже глаза закрыл, жду, когда патруль меня схватит. Нет, все обошлось. А вы тут наезжаете. А мне на днях снова отправляться с ней в рискованную поездку. Должен же я чем-то с ней расплачиваться. Вот и приходится…

– Нет, Лукьян, ехать надо не на днях, а сегодня. Ситуация резко ухудшилась. Нас начали вязать. Мы им теперь больше не нужны. Необходимо на всякий случай срочно спрятать наше оружие и остальное барахло. У тебя есть на примете местечко, где все это можно надежно припрятать?

– Найдем.

– Вот и отлично, – решительно поднялся со стула хорунжий. – Ты сейчас сваливай с отеля. Поживи где – нибудь на хате. Да не светись с девками в кабаках и на улице. Да, кстати.

Наклонившись над рюкзаком, хорунжий вытащил несколько тротиловых шашек и взрыватель с куском бикфордового шнура.

– На, возьми. Если что случиться, положи это сверху гранаты и запали шнур. Он будет гореть чуть меньше минуты. Можно успеть унести ноги. Ну все, Лукьян, канай отсюда.

– Ладно, пока. В случае чего, ищите меня в баре «Аист».

Лукьян, взяв рюкзак хорунжего, вместе с остальными стрельцами быстро вышел из номера. А Меценат, блаженно вытянув ноги, взял стакан с вином и залпом осушил его. Идилию прервали быстро вошедшие Лупинос и поручник Спис.

– Докладывайте, хорунжий!

– Пан Лупинос, наших пытаются разоружить в Кочиерах и Дубосарах.

– Что-то быстро.

– Говорят, что за попытку государственного переворота. Оружие, которое удалось спасти, я привез и передал Лукьяну.

– Хорошо.

Дед уже не слушал хорунжего, задумчиво пощипывая ус. Что теперь делать? Бросить все и возвращаться в Украину, где их ждут – не дождутся оперы из СБУ? А может быть, как советовали казаки, сразу же рвануть в Абхазию. Там каша заваривается покруче здешней. Нет, этот вариант пока не годится. Необходимо какое-то время прийти в себя, извлечь необходимые уроки. Да и не мешает разобраться с внутренними проблемами.

– Я тут ваши вещи уже собрал, – показал на сумки хорунжий. – Канаем?

– Куда? – тяжело вздохнул поручник.

– Не знаю. На Украину хотя бы.

В коридоре послышался громкий стук сапог, грубые крики и бряцанье оружия. Осторожно выглянув за дверь, поручник тут же захлопнул ее.

– «Дельфины» шмонают все номера! Надо срочно спрятать все, что стреляет.

– Быстро собрать все в одну сумку, – приказал дед. – Соседний номер пустой. Вы, поручник, попробуйте перелезть через балкон и спрятать там сумку.

Достав из-под тумбочки свой автомат, хорунжий быстро запихнул его в объемистую сумку. Туда же отправились запасные рожки, гранаты, несколько пачек патронов. Вдвоем с поручником они перетащили тяжелую сумку через балкон. Избавившись от оружия они сели вокруг стола, подвинув к себе стаканы с вином. Грохот и крики постепенно приближались к их номеру.

– Да, недолго музыка играла, – протянул разочарованным голосом хорунжий.

– А что же вы хотели? – с холодным спокойствием спросил Лупинос. – Война закончилась, а с нею и свобода. Мир для таких, как мы – тюрьма.

– Но я не ожидал, что все будет так быстро. Ведь еще вчера готовили группу для заброски в молдавский тыл. Все это барахло собирали.

– Вот теперь они нас за него и повяжут, – мрачно усмехнулся дядя Толя.

– За что?

– За то самое. Как это там, в уголовном кодексе сказано? «Незаконное хранение», «организация и участие «. На Глинному из наших казарм уже зону сделали.

Хорунжий подошел к кровати и устало растянулся на ней.

– Я же вам говорил с самого начала, что надо было за молдаван подписываться.

– Думаешь, в их тюрьмах лучше кормят? Конечно, для народа самыми опасными являются его защитники. Так было всегда. Дед помолчал, словно бы припоминая всю мировую историю войн, печальную судьбу их участников. Потом продолжил:

– Тех, кого еще не повязали, я распустил. До следующей войны. Они обещали прибыть по первому зову. А я им обещал войну. Между прочим. Звонили из Киева. Там факс пришел, с Абхазии.

– Казаки уже там, – с легкой завистью добавил поручник.

– Сегодняшний мир создан в интересах свинопасов. Настоящие казаки в нем дискриминированы, – используя оставшихся несколько минут до начала обыска, начал свою политбеседу Лупинос. – Но справедливость должна быть восстановлена. Это и будет смыслом будущей революции. Есть такие люди, которые могут быть или у власти, или в тюрьме. Третьего им не дано. Перевелись воины, остались только сторожа. Слабость респектабельна, сила преступна. Потому что они слишком слабы, чтобы вынести какое-либо насилие. В конце концов, полноценная жизнь – это игра со смертью, когда перед глазами тюрьма.

В дверь начали бить прикладами автоматов.


* * *
Из прибывшего на станцию «Раздольная» пассажирского поезда, на перон вслед за шумливыми старухами с огромными котомками, как-то бочком, стараясь быть незаметными сошли несколько унсовцев. Одетые в подозрительные обноски, с вещмешками за плечами, они попытались тут же раствориться в шумящей вокзальной толпе. Но навстречу им уже вышагивал «снабженец» с дюжиной вооруженных «сучками» милиционеров.

– Руки на стену, ноги врозь!

После тщательного обыска унсовцев по одному отвели в дежурную комнату железнодорожной милиции.

Ровер, которому все же удалось скрыться, осторожно наблюдал за арестом друзей из-за угла киоска. Что ж, так оно и должно было произойти. Все возвращается на круги своя. Вот и закончилась эта война в абрикосовом саду. Но он точно знал, уже чувствовал ветер новых битв, где он снова встретится с боевыми соратниками с оружием в руках.

Глава 10

При всей кратковременности и вялости протекания конфликта в Приднестровье, из него необходимо было извлечь полезные для организации уроки. Прежде всего, было совершенно ясно, что участвовать в таких военных конфликтах целесообразно. Это позволяет провести членов УНСО через горнило боевых испытаний, готовя их к будущим боям за власть, что фактически невозможно сделать внутри Украины. Кроме того, участвуя в военных конфликтах, УНСО налаживала международные связи с организациями схожей ориентации, члены которых участвовали в тех же конфликтах.

Вооруженное столкновение между Молдовой и Приднестровьем было только началом кровавых разборок между народами, проживающими на различных территориях бывшего СССР и всего Советского лагеря. Уже кипел страстями Кавказ, все сильнее затягивался узел противоречий на Балканах. Перспективными регионами были республики Средней Азии. Впереди унсовцев ждали новые, гораздо более серьезные войны. К ним надо было готовиться заранее и очень серьезно.

Стрельцов УНСО необходимо готовить в полевывх условиях под руководством опытных инструкторов и тому, что в первую очередь понадобится на войне, – к такому выводу пришло руководство организации.

Поскольку в УНСО не привыкли откладывать организационные вопросы в долгий ящик, Лупинос принял решение этим же летом организовать тренировочный лагерь. Местным отделам организации было поручено присмотреть подходящий для этого участок, желательно в западной части страны, где пока еще достаточно благосклонно относились к чудачествам УНСО.


* * *
Такое место нашлось в Ивано-Франковской области, где в поле, в нескольких десятках километров от города стояли три заброшенных сарая. Для унсовцев, которые не привыкли ставить на первый план свои бытовые проблемы, этого было вполне достаточно.

Сборы должны были проходить в течение недели.

Добирались до лагеря мелкими группами и в одиночку. При этом необходимым условием было отправляться в путь без копейки денег. Поэтому многие хлопцы ехали автостопом, в кузовах грузовиков и в товарных вагонах. К месту сбора они являлись чумазые как черти, но гордые тем, что успешно выдержали первое испытание на самостоятельность.

В лагере их первым делом встречал инструктор Беда. Каждого стрельца он тщательно «шмонал», складывая в стоявшие рядом мешки содержимое карманов. В одном мешке были съестные припасы, в другом – орудия защиты, которые на всякий случай прихватывали с собой в дорогу унсовцы. Чего здесь только не было: гаечные ключи, отвертки, молотки, монтировки, кастеты, ножи, газовые балончики и даже гранаты. Все это имущество реквизировалось в пользу организации.

Лупинос неоднократно повторял, что в УНСО надо набирать молодежь, которая утратила веру в семью, родину и общество. И в точном соответствии с этими требованиями на сборы собралась публика, которую надо еще поискать.

– Такую босоту можно встретить только в тюрьме и в УНСО, – смеялся Беда, осматривая прибывших стрельцов.

Все участники сборов сразу же получили псевдонимы, поэтому никто не знал точные данные друг о друге. Были сформированы мелкие группы по 5 – 7 человек одной возрастной категории.

Обучение велось по системе подготовки талибов. Учитывая, что в скором времени возможна посылка крупного экспедиционного отряда УНСО на Кавказ, особое место занимала горная подготовка. Стрельцов учили действовать в составе мелких подразделений и самостоятельно, воспитывали готовность решительно брать на себя инициативу.

Тополя обучал стрельцов владению холодным оружием. Свои блестящие навыки в этом деле он продемонстрировал еще в Приднестровье. Лупинос основное внимание уделял индивидуальной работе с личным составом сборов, используя при этом широкий спектр форм и методов: от банальной зубрежки цитат до задушевных бесед у костра.

Эти беседы у костра пользовались всеобщей любовью. Не редко именно здесь юноши раскрывали всю свою душу до конца. Раскрывалось много интересных черточек в биографии людей.

– Что-то уж больно ты молод, Шпак, – обращается стрелец Лис к совсем еще юному пареньку в засаленой «песчанке», который держит себя с почти вызывающей самостоятельностью. – В каком классе учишься?

– Из седьмого выгнали.

– Это за что же?

– За любовь к УНСО. У нас директриса была жутко вредная. Узнала как-то, что я принимал участие в собрании унсовцев, вызвала моих родителей в школу и наябедничала им об этом. А заодно и обо всех моих двойках рассказала. Отец задал мне тогда жуткую трепку. Ну тогда я ночью пробрался в кабинет директрисы и обклеил его листовками УНСО от пола до потолка включительно.

Взрыв хохота всколыхнул задремавшее было пламя костра, и оно заметалось, качая во все стороны тени сидящих вокруг парней.


* * *
Спис советовал, чтобы у костра хлопцы не только рассказывали байки, но и делились имеющимся у них жизненным и особенно боевым опытом. Это называлось беседами бывалых. У костра, в непринужденной обстановке мальчишки буквально впитывали в себя захватывающие рассказы о боях, типах современного оружия, видах маскировки. Особенно интересно было послушать инструкторов, многие из которых успели побывать в Афганистане и Приднестровье.

Однажды Спис попросил инструктора Креста рассказать стрельцам о своей службе в Иностранном легионе Вооруженных Сил Франции. Обычно инструктор не любил распространяться об этой странице своей биографии, но уступая просьбе, он приступил к рассказу.

После армии Сергей долго не мог найти своего места в гражданской жизни. Поменяв несколько мест работы, он наконец прибился к «челнокам», которые мотались в Югославию за товаром. Там он впервые услышал, что некоторые славяне идут служить в Иностранный легион ради высокой зарплаты – 9 тысяч долларов в месяц. Чтобы попасть в этот легион, достаточно было всего лишь подать заявление во французское консульство.

«А почему бы и нет, – подумал Сергей, которому уже давно надоели бесконечные разговоры о шмотках и «капусте». – Франция сейчас ни с кем не воюет, риск погибнуть небольшой. Зато можно неплохо подзаработать».

Написав заявление, Сергей очень скоро получил вызов из консульства, где ему вручили адрес и деньги на проезд.

Казармы Иностранного легиона напоминали роскошный санаторий, располагающийся в тени пальм на самом берегу лазурного моря. В просторных номерах на двоих жили те, кто изъявил желание быть зачисленным в легион. Это были люди самых различных национальностей, возраста, уровня образования.

Сергей с удивлением узнал, что прежде чем быть зачисленным в легион, предстояло пройти очень жесткий отбор. В течение целого месяца, прекрасно заботясь о кандидатах и позволяя им жить в свое удовольствие, специалисты пристально присматривались к прибывшим юношам. То и дело кого-нибудь из них вызывали на беседы, заставляли заполнить многочисленные анкеты, тестировали, задавали бесчисленное количество самых разных вопросов. Нередко после таких бесед кандидат получал уведомление, что легион больше не нуждается в его услугах.

Сергей не отличался мощной мускулатурой, знанием языков и военной подготовкой, поэтому считал, что скоро ему придется распрощаться с этой богодельней. Но первыми отчислили крутых парней. Легион ясно дал понять, что ему не нужны «Рэмбо». Не было шансов и у людей с высоким интеллектуальным развитием. Франции нужны были солдаты средних способностей по всем показателям, которые бы беспрекословно выполняли приказ. Поэтому сложную систему отбора из каждых десяти кандидатов прошли только двое. В том числе и украинский хлопец Сергей.

Всем новобранцам, зачисленным в легион, выдали солидный аванс, сшили новенькую форму, разъяснили их довольно широкие права и весьма жесткие требования. Начались занятия. Учили военному делу в легионе очень серьезно. Приоритет отдавался практическим полевым занятиям, когда действовать приходилось в обстановке, максимально приближенной к боевым условиям. Этот период военной подготовки запомнился Сергею как одно из самых ярких жизненных впечатлений.

Однако дальнейшая служба оказалась такой же серой и ничем не примечательной, как и требования к личному составу легиона. Деятельная натура Сергея, даже за большие деньги, не могла смириться с тоскливым прозябанием. Его тянули увлекательные авантюры. Поэтому, отслужив год, он подал рапорт об увольнении.


* * *
День в лагере начинался с двухчасовых физических упражнений. Нагрузка была серьезной: марш-броски по пересеченной местности, поднятие тяжестей, рукопашный бой. Дальше до самого обеда в расписании стояли плановые занятия. Изучали тактику действия мелких подразделений, инженерное оборудование позиций, минно-саперное дело, оказание первой помощи при ранении и переломе.

Скучных лекций не было. К примеру, большой популярностью пользовались практические занятия по изготовлению самодельных взрывчатых веществ из материалов, широко применяющихся в быту, – марганцовки, бензина, мыла, серы. Случалось, что на такие занятия приглашали ветеранов УПА, которые рассказывали, как они использовали эти устройства в своей борьбе.

Готовя из участников сборов специалистов диверсионно-подрывной работы, высокопрофессиональные инструкторы старались как можно чаще перенести свои занятия в поле, создать реальные боевые условия. Порой случалось, что в сарай, где прямо на полу, подстелив под себя сено, спали вымотавшиеся за день стрельцы, входил Спис и громко объявлял:

– Панове стрельцы! У меня для вас радостное известие – началась война!

С этого момента весь личный состав лагеря разбивался на две враждующих группировки и выходил в открытое поле. Там они обязаны были оборудовать огневые позиции полного профиля, самостоятельно заботиться о пище и жилье. Круглые сутки унсовцы ходили в атаку, делали разведрейды, брали пленных, допрашивали их и сами подвергались допросам. По ночам они сидели в засадах.

Особую привлекательность занятиям придавал высокий профессионализм инструкторов. Некоторые из них служили в ВДВ, спецназе, имели офицерские звания и опыт работы с личным составом. Получив в лагере УНСО полную свободу творчества, не скованные обременительными инструкциями, они готовили из «трудных подростков» настоящих диверсантов.

Были среди инструкторов настоящие самородки, которые никогда и рядом не сидели со спецназом, но до всего дошли собственным умом. Наиболее ярким примером подобного рода является Олег Кашперский (Президент). Службу он проходил в стройбате, но в душе у него всегда таилась страсть к войне, к риску. Великолепно владея каратэ, он смог быстро подняться в УНСО по иерархической леснице, став главным консультантом по восточным единоборствам. Свои знания и навыки он отточил в Приднестровье, совершая дерзкие разведрейды в тылу врага.

И не случайно все проводимые им занятия были построены на конкретных боевых примерах, максимально приближены к боевым условиям. Да и у костра он мог буквально на ходу сочинить захватывающие «абсолютно правдивые» истории.

Но больше всего Олег поразил стрельцов, когда выступил как горячий сторонник многоженства. Он разработал целую теорию, согласно которой Украина может стать великой державой только в том случае, если будет иметь население более 100 млн. человек. Чтобы достичь этого рубежа, надо запретить аборты, разрешить многоженство. Кашперский даже сумел провести научно-практическую конференцию по этому вопросу, на которой был избран председателем Лиги сексуальных реформ СНГ.


* * *
Проблема поддержания дисциплины в лагере напрочь отсутствовала. Здесь царило абсолютное повиновение командиру. Приказы инструкторов обязаны были выполняться любой ценой. И никаких «но» не допускалось в принципе. Порой это приводило к серьезным казусам.

Однажды, находясь в городе, инструктору Беде понадобилось немного бензина. Он попросил двух стрельцов сходить к его машине и слить в банку буквально несколько капель горючего. После долгого отсутствия стрельцы наконец-то появились с заполненной до краев банкой.

– Зачем так много? – удивился Беда.

– Да уж сколько вылилось, – с загадочной усмешкой ответили хлопцы.

Как потом оказалось, унсовцы, не сумев найти машины инструктора, пропороли ножом бак первой попавшейся «Волги» и наполнили банку. Покалеченная машина принадлежала начальнику местного санатория, который устроил грандиозный скандал. Впрочем, проштрафившиеся стрельцы не были наказаны – ведь они выполняли приказ. Любой ценой!

Несмотря на строжайший запрет Списа совершать набеги на огороды местных жителей, последние предпочли в это лето перенести свои плантации в другое место. Утверждали, что голодные унсовцы пожрали всех собак в округе.

Своеобразно складывались отношения и с местными властями. После появления в западногерманском «Шпигеле» сенсационного репортажа Мартины Хельмерих об унсовском тренировочном лагере, обильно снабженном леденящими душу европейского обывателя подробностями, туда зачастила милиция и городское начальство. Однако они не обнаружили у стрельцов никакого оружия, кроме лопат для отрывки окопов, деревянных макетов мин и школьных плакатов автомата в разрезе.

Немного поразмышляв над ситуацией, местные власти пришли к соломонову решению: не мешать УНСО проводить свои сборы, поскольку денег у бюджета они не просят, зато хоть на несколько недель избавляют город от всякой шантрапы. С тех пор унсовцев беспокоили только пожарники, проверявшие соблюдение правил противопожарной безопасности, да сердобольные старушки из благотворительных организаций, несколько раз привозившие гуманитарку.


* * *
Кормили в лагере только раз в сутки. Мяса вообще не давали, хлеба – не всегда. В основном готовили кашу и вермишель. Приготовлением пищей занимались стрельцы, которые получили травмы в ходе занятий. Чтобы хоть как-то поддержать жизненные силы, хлопцы собирали грибы, ягоды, копали съедобные корешки, варили хвою. Если удавалось найти полянку со щавелем, то за ней тщательно приглядывали. Райским деликатесом считались жаренные лягушки с гарниром из болотной ряски.

Таким образом унсовцы проходили школу выживания. На занятиях они изучали природный мир Украины, учились отличать съедобные растения от несъедобных. И тут же на практике применяли свои знания.

Огромные физические нагрузки в сочетании с плохим питанием были не по силам людям слабым, а тем более случайным. Поэтому в лагере никого не держали силой. В любой момент стрелец мог собрать свои вещи и уехать домой. И то, что люди добровольно делали свой выбор, положительно сказывалось на моральном климате. Смех, песни, задушевные разговоры у костра – все это было основным фоном, на котором проходили изматывающие тренировки.

Но при этом в ходе лагерных сборов широко практиковались физические наказания в виде ударов увесистой палкой – «буками». Такую палку всегда держали в руках инструктора и при недостаточной старательности стрельцов «буки» щедро прохаживались по их спинам. Обид при этом не было. Наоборот, мужественно перенеся боль, стрелец говорил:

– Спасибо, пан инструктор, за науку.

И в этом не было ни грана лицемерия. Не случайно, прощаясь после окончания сборов, стрельцы распилили «буки» на кусочки, как самый ценный сувенир на добрую память о лагере.

Много позже, в перерывах между жестокими боями в Абхазии и Чечне, стрельцы будут вспоминать эти сборы с благодарностью, смехом, но никогда с обидой.

КАВКАЗСКИЕ ПЛЕМЯННИКИ

ГЛАВА 1

– У второй стойки начинается регистрация пассажиров на рейс номер 7224 Киев – Тбилиси.

Группа молодых парней, компактно расположившаяся в дальнем углу зала ожидания Бориспольского аэропорта, тут же поднялась. Забросив за плечи свои спортивные сумки, они решительно направились в сторону объявленной стойки, где уже началось настоящее вавилонское столпотворение.

Экспансивные грузины продирались вперед, буквально шагая по головам своих земляков. Их отчаянная жестикуляция и фантастических размеров баулы рождали живые картины эвакуации времен войны.

Подошедшие парни явно не походили на лиц кавказской национальности ни внешностью, ни манерой поведения. На ходу они быстро перестроились в какое-то подобие клина и, словно немецкие рыцари во время Ледового побоища, протаранили груду тел и чемоданов. Действовали молодые люди настолько слаженно и умело, что было сразу понятно – они имеют большой опыт участия в массовых мероприятиях с применением силы.

Истошные вопли возмущения, уже не вмещаясь в стенах просторного зала, рвались наружу сквозь раскрытые рамы. Привыкшие к подобному проявлению восточного темперамента милиционеры со снисходительной улыбкой наблюдали со стороны. Что же до наглых парней, то им, похоже, все это доставляло огромное наслаждение. Они были в своей стихии.

Еще минут десять после регистрации хлопцы весело обсуждали забавное происшествие. Постепенно легкое возбуждение улеглось.

– Пан сотник, а нардепы придут нас провожать? – спросил высокий парень стоявшего немного в стороне мужчину. Он был средних лет, невысокий, сухощавого сложения, с черными усами.

Тот, кого назвали сотником, остро взглянул из – под нахмуренных бровей. Его жесткий, но отнюдь не злобный взгляд вызывал чувство уважения и желание выполнять его приказы. Мужчина неторопясь подошел ближе и спокойным, но твердым голосом сказал:

– Никаго здесь не будет. Нет тут и сотника. Пора запомнить, что вы – рабочие бригады по ремонту чаеуборочных комбайнов, а я – ваш бригадир. И точка!

– Так точно, пан сотник!


БОБРОВИЧ ВАЛЕРИЙ ОЛЕГОВИЧ (псевдо «Устим»)
Родился 23 декабря 1951 года в г. Киеве. Закончил училище Министерства Морского флота им. лейтенанта Шмидта в г. Херсоне. В 1978 г. закончил Одесское высшее инженерное морское училище (заочно). По окончанию училища присвоено воинское звание «лейтенант «. Направлен в Военно – Морской Флот. С 1970 по 1971 г. принимал участие в боевых действиях во Вьетнаме в качестве инструктора зенитной батареи. Контужен. Награжден медалью «За боевые заслуги». Из ВМФ уволен за пропаганду националистических идей… С 1971 по 1984 г г. работал электромехаником на пароходах Черноморского торгового флота. Уволен за тоже. До 1991 г. работал прорабом пуско-наладочного участка. Стоял у истоков основания УНСО. В составе отряда УНСО воевал в Приднестровье и Абхазии. Имеет одно тяжелое и два легких ранения. Награжден орденом Грузинской республики «Вахтанга Горгасала» 3-й степени. Почетный гражданин Грузии.


Сотник зорким взглядом давно уже заметил, что из подъехавшей черной «Волги «вышли Анатолий Лупинос и знакомый ему народный депутат Украины, возглавляющий одну из комиссий Верховного Совета. Все трое проследовали на второй этаж и теперь, стараясь не привлекать внимания, из – за спин пассажиров внимательно наблюдали за действиями «бригады ремонтников». Эта предосторожность Устиму была вполне понятной. После того, как их отряд вернулся из ПМР, члены УНСО постоянно ощущали на себе пристальное внимание украинских спецслужб. Сразу после начала вооруженного конфликта в Абхазии, УНСО оказалось под настоящим «колпаком «сотрудников Киевского областного управления СБУ. Ведь дикторы «Новостей «Российского телевидения уже неоднократно сообщали о том, что полк украинских националистов принимает активное участие в боях против российских войск, дислоцированных в Абхазии. Несколько раз оперы переворачивали вверх дном штаб организации в Музейном переулке, ища оружие и боеприпасы. Чтобы не дразнить эсбэушников, пришлось даже снять со стен учебные плакаты по разборке АКМ.


* * *
Предстоявшая переброска вГрузию диверсионного отряда была тщательно разработана руководством Отдела внешней документации УНСО. Специалист по диверсионно– террористической работе Славко лично работал над «легендой «, заставлял членов группы часами зубрить устройство чаеуборочного комбайна «Сакартвелло» и даже некоторые примитивные фразы на грузинском языке.

Членам направляющейся в Абхазию группы было строжайше запрещено брать с собой военную форму, значки УНСО. Малейший просчет мог привести к тому, что на ветер будут брошены огромные средства, затраченные на организацию переброски отряда. Ведь каждый билет стоил 150 долларов.

Значительную часть этих средств Анатолий Лупинос привез из своей недавней поездки к своему старому тюремному корешу «вору в законе», а ныне члену Государственному Совета Грузии Джабе Иосселиани. Кое что подбросили члены Ирландской республиканской армии, представитель от которой побывал в Киеве как раз накануне переброски отряда.

Впрочем, то, что их постоянно «пасут «оперы из СБУ, Бобрович считал вполне нормальным явлением. Он вспомнил, как еще зимой, на одной из пресс – конференций в штабе УНСО, совсем молоденькая журналистка из «Независимости «спросила его:

– А это правда, что в вашей организации есть внедренные агенты СБУ?

– Я вышел бы из этой организации, если бы узнал, что СБУ совсем не проявляет к ней интереса, – ответил Бобрович, с чувством удовлетворения заметив изумленно распахнувшиеся глаза своей юной собеседницы. – Запомните, барышня, что агентов засылают только к сильному противнику. И мы постараемся еще не раз доказать шпионам из СБУ, что являемся достойным объектом их внимания.

Уже перед тем, как пройти через таможенный досмотр к «отстойнику», Устим еще раз мельком взглянул через плечо. Лупинос, заметив этот поворот головы, слегка улыбнулся и погладил свою пышнуюе бороду. Что ж, похоже, что все пока идет без осложнений. Депутатского прикрытия не понадобилось.

Но окончательная уверенность в успехе первого этапа их миссии у сотника появилась лишь только после того, как АН – 24, стремительно разбежавшись, стал набирать высоту, одновременно забирая вправо. Теперь было практически невозможно ни помешать им, ни изменить их план. Бобрович приподнялся со своего кресла и внимательно огляделся вокруг. Его стрельцы небольшими групками расположились по всему салону. Но больше всего их оказалось рядом с несколькими смешливыми девчушками, которые непрерывно хохотали и кокетливо принимали назойливые знаки внимания от расслабившихся унсовцев.

«Что ж, пусть повеселятся хлопцы, – решил Устим, – Когда еще придется пощупать живую девку? На войне будет не до этого. Да и сколько из них вернется назад? «

Он откинул голову на спинку кресла и постарался заснуть. Самолеты Устим не любил, к тому же последние несколько суток, связанных с организацией отъезда, вымотали его до предела.


* * *
Но, как это часто случается при переутомлении, сон не приходил. В голове образовалась мешанина из отрывочных воспоминаний, фраз, мыслей. Почему – то вдруг вспомнилось, как солнечным августовским утром 91 – го он услышал по радио сообщение об установлении в стране чрезвычайного положения.

– Давно пора, – буркнул мужик из соседнего дома, который забежал пригласить его вечерком отметить день рождения своей жены. – Развели бардак, мать их так. То социализм, то капитализм строят. Совсем потеряли тормоза.

Валерий ничего не ответил, молча выключил радио, набросил пиджак и вышел из хаты. Село Ярцево Смоленской области находилось недалеко от города, и вечером того же дня Бобрович уже ехал в Москву на защиту демократии.

– Что это тебя черти понесли московских уродов спасать? – спросил однажды Лупинос, узнав об этой занятной страничке из биографии Бобровича.

На этот вопрос Валерий не мог ответить даже себе. Какое – то острое чувство несправедливости, желание не позволить группке партократов вернуть все назад двигало им в те дни.

Конечно, сегодня Валерий двадцать раз бы подумал, прежде чем совершать такую глупость. Но тогда…

Утром он прибыл в Белокаменную, а через два часа – считался своим парнем в Украинской сотне. Она располагалась в правом крыле Белого дома, выходившем к Москва – реке. В сотне было около 200 человек всякого сброда, которые выдавали себя за украинских патриотов. Но среди них встречались и очень неплохие парни, готовые сражаться до конца за свои идеалы. Вооружены они были двумя украинскими желто – голубыми флагами и двумя автоматами. Моральный дух этих «патриотов» стимулировали ящики водки, которые привезли «новые русские «, активно поддерживавшие финансами Бориса Ельцина и его команду.

И все же, несмотря на непрерывные возлияния и внешнюю браваду, ситуация оставалась тревожной. То и дело поступали сообщения о том, что к Белому дому стягиваются бронетанковые батальоны ГКЧП. Многие из защитников Белого дома хорошо понимали, что для успешного штурма их цитадели достаточно всего одного батальона хорошо вооруженных солдат. Тогда весь этот сброд, составленный из восторженных пацанов, алкашей и отставных прапорщиков, разбежится к чертовой матери в один момент. Не было никакой надежды на соседа справа или слева. И от того нервы находились в постоянном напряжении. Любой крик, громкий звук, а тем более выстрел могли привести к неуправляемой панике.

Ночью вся эта мешанина слухов, криков ораторов, звона бутылок и пьяной матерщины сплелась в такой тугой клубок, что стала почти осязаемой. В этот момент один из наблюдателей, выставленный Украинской сотней, доложил, что со стороны реки приближается самоходка.

– Таманская дивизия в атаку пошла! Все! Доигрались! Сваливаем, хлопцы! Чтоб вас…

– Жратву, жратву не забудь. Когда еще покормят…

– Да пошел ты, жлоб несчастный, со своим салом. Сейчас танки из тебя самого котлету сделают.

Сотня начала таять на глазах. И все же несколько десятков человек, в основном из бывших военных, нашли в себе мужество выйти на улицу, чтобы узнать причину шума. По реке мимо Белого дома мирно проплывала обычная открытая баржа, груженая песком.

– Панове, – присвистнул Бобрович, – вы только посмотрите, что эти москали с «Авророй» сделали!

Дикий хохот украинской сотни всколыхнул ближайшие кварталы, и долго еще металось эхо между гранитными берегами реки. Обстановку удалось разрядить, хотя с перепугу в другом крыле Белого дома кто-то начал палить из автоматов.

Через три дня, приехав в Киев, Валерий встретил там точно такую же обстановку нервозности и бестолковой суеты. Кто-то кричал о приближающихся танковых колоннах, кто-то призывал идти в воинские части и требовать оружия. Политические клоуны из различных партий и движений беспрерывно митинговали, плодя многочисленные заявления протеста.

Но Бобрович уже точно знал, что рота солдат, одетых в одну форму, знающих своих командиров и готовых подчиняться их приказам, лучше многотысячной толпы. Слишком уж она капризна. К тому же, толпа побежит при первом же выстреле. При этом от давки погибнет во много раз больше людей, чем от пуль противника.

У Валерия и его товарищей по Украинской межпартийной ассамблее давно уже возникла твердая уверенность в необходимости формирования какого-то парамилитарного формирования. Как, например, в Швейцарии. Члены этой военизированной структуры будут проходить военные сборы, иметь право на ношение и хранение оружия, а в случае возникновения опасности для государства, приходить на помощь Вооруженным Силам, являясь основным стержнем при формирования отрядов самообороны.

Так рождалась идея УНСО. Активное участие в создании отрядов самообороны приняли многие из трех с половиной тысяч офицеров и прапорщиков украинской национальности, которым УМА помогла вернуться на родину из отдаленных гарнизонов Советской Армии.


* * *
Сотник открыл глаза и покрутил головой, сбрасывая остатки сна. Мельком взглянул на часы. До Тбилиси еще час полета. Устим снова погрузился в дрему.

На противоположном ряду в хвосте самолета расположилась основная группа унсовцев, центром притяжения которой стали две молодые девушки. Ребята уже узнали, что их зовут Лена и Оксана, что они учатся в Киевском политехе и что теперь они летят к родному дяде Лены, который пригласил девушек провести часть каникул у моря, где он имел большой дом. А заодно и помочь в уборке урожая.

Унсовцы кривлялись как могли, стараясь привлечь внимание смазливых девиц. Кое-кто даже начал разыгрывать из себя крутого фортуната, для которого перерезать горло человеку – обычное дело. Это уже выходило за все рамки. Но Байда не хотел грубо обрывать товарищей, решив просто сменить тему разговора.

– Нравятся мне эти грузины, – обернувшись на сидевших в противоположном ряду туземцев, сказал Байда. – Вот только странные они какие-то. Одного из них как-то спрашивают: «Говорят, что ты купил автомобиль. А какого он цвета?» «Знаешь, дорогой, – отвечает Гога, – это просто фантастический цвет. Ты видел когда-нибудь как заходит солнце? Небо становится бледно – розовым, потом ярко – алым, затем начинает покрывается нежно – фиолетовым цветом. Так вот моя машина точно такая же, только желтая».

Два десятка луженых глоток всколыхнули душную атмосферу салона. Дремавшие пассажиры вздрогнули и начали недовольно посматривать на веселящуюся молодежь. Но хлопцам было не до этикета.

– А вот еще один анекдот, – подхватил Цвях. – Едет один дядя на тракторе. Видит, позади стоит человек с ластами на ногах. «Ты чего это зимой ласты надел?» «Это были валенки, пока ты их не переехал своим трактором, придурок!»

От анекдота к анекдоту устанавливалась все более доверительная атмосфера.

– Мальчики, у нас есть бутылка сухого вина, – вспомнила Оксана, когда уже казалось, что они сотню лет знают друг друга. – Может выпьем за встречу?

Мальчики покосились на дремлющего в кресле Устима. Они хорошо помнили его инструктаж. С момента посадки в самолет стрельцы выполняют боевую задачу. А это значит, что на них распространяются все законы военного времени. Устав строжайше запрещал в боевой обстановке употреблять спиртные напитки и пользоваться услугами прекрасной половины. Даже, если они бесплатные.

Но сотник спал, а девочки были слишком приветливы.

– Открывай тушняк, – скомандовал Байда.

Он был признанным авторитетом среди стрельцов, которые направлялись сейчас в Абхазию. Полтора года Байда прослужил в Афганистане, получив сержантские нашивки, имеет опыт боев в горных районах. Да и по характеру он целеустремленный, настойчивый, привыкший делать так, как считает нужным. Поэтому унсовцы, многие из которых не имели такого жизненного опыта, невольно тянулись к нему, признавая в нем лидера.

Вот и теперь, когда он как бы взял на себя ответственность за грубое нарушение инструкций, у парней словно камень с души свалился. Они оживились, полезли за продуктами и стаканами, теснее окружили девчонок.

Из единственной бутылки каждому досталось всего по несколько глотков слабенького вина. Но это позволило снять последние остатки условностей. Байда откровенно положил свою тяжелую ладонь на коленку Оксаны и, в упор уставившись на нее, предложил:

– Пойдем в тамбур, подышим свежим воздухом.

Оксана взглянула на рослого унсовца, который решительно потянул ее за собой, и поднялась с кресла.

– А ты посторожи, чтобы пассажиры не мешали, – наклонился Байда к уху Цвяха. – Потом с другой девчонкой сменишь меня. Я быстренько.


* * *
Когда самолет тряхнуло, пассажиры поняли, что он начал снижаться. Сквозь разрывы в облаках можно было рассмотреть под крылом большой город.

– Наконец – то дома! – оживились грузины.

Байда наклонился над сотником и потряс его за плечо. Тот открыл глаза, в которых не было ни капли сна. Может хитрый Устим и не спал вовсе, дав хлопцам последний раз перед войной почувствовать себя молодыми и красивыми?

– Пан сотник, скоро посадка. Разрешите нам в самолете переодеться в форму, чтобы грузины не спутали нас с барыгами.

– Не понял, – повысил голос сотник. – Уж не хочешь ли ты сказать, что вы взяли с собой форму? Ведь это прямое нарушение инструкции.

Байда отвел глаза и пожал плечами. Во всей его позе чувствовалась обида.

«Хлопцы гордятся своей формой и хотят в ней воевать, – подумал Бобрович. – Что же здесь плохого? Пора уже прекратить заметать следы словно затравленные звери.

– Хорошо, об этом поговорим позже. А сейчас пусть стрельцы по одному заходят в туалет и переодеваются. Только быстро!

В мгновение ока с самого дна спортивных сумок были извлечены камуфляжные куртки с шевронами УНСО, мазепинки с тризубами. Через десять минут изумленные пассажиры увидели, что салон забит военными со странными знаками отличия.

– Это те самые УНСО, националисты, – шептали пассажиры друг другу, тревожно поглядывая на гордо сидящих парней.

Прекратились смешки, разговоры. Все как – то сразу почувствовали, что они приземляются в стране, где сейчас идет гражданская война.

ГЛАВА 2

АН – 24 наконец-то закончил утомительное петляние по рулевым дорожкам аэродрома и замер на отведенной ему площадке. Еще пять минут пассажиры, не двигаясь с места, слушают осточертевший гул турбин, и вот стюардесса приглашает всех на выход. Первыми к выходу рванулись суматошные грузины, таща за собой жен, детей, огромные сумки.

Одетая в камуфляжные куртки с шевронами УНСО на рукавах, «бригада ремонтников» во главе с сотником Устимом спокойно ожидала, когда аборигены перебесятся и освободят проход.

Наконец сотник поднялся с кресла:

– Всем на выход. У трапа построиться!

И когда отряд в униформе выстроились в шеренгу по двое, это уже была не бригада рабочих, а боевая сотня УНСО. Строем, стараясь выдерживать равнение и дистанцию, колонна унсовцев двинулась к зданию аэропорта.

При виде украинских добровольцев на лице у грузинских таможенников и пограничников отразился неописуемый восторг. Ни о какой проверке багажа или документов никто и речи не вел.

– Пожалуйста, братья, проходите в зал. Приветствуем на священной грузинской земле.

Вокруг унсовцев тут же собрались многочисленные сотрудники аэропорта, пассажиры и провожающие. Стрельцов окружили плотным кольцом. Мгновение – и парней уже подбрасывали на руках.

– Ура! Украина пришла на помощь!

Радостное возбуждение гостеприимных грузин нарушил пожилой человек в черной рубашке и белом галстуке. Он довольно бесцеремонно растолкал толпу и, безошибочно определив командира, протянул сотнику квадратную ладонь:

– Микеладзе, Зураб Микеладзе. Мы вас уже ждем. Прошу пройти в машины.

Поймав удивленный взмах бровей сотника, Зураб пояснил:

– Вылететь в Сухуми сегодня не удастся. Аэропорт уже двое суток находится под обстрелом. Но завтра обещают сделать несколько рейсов. А пока что переночуете в гостинице.

Микеладзе оказался руководителем Лиги граждан Грузии – организацией, которая считалась демократической, но стояла на крайне националистических позициях. Последнее обстоятельство и содействовало установлению тесных деловых контактов с УНА – УНСО. На первых порах это сотрудничество оказалось весьма кстати. В дальнейшем же унсовцы предпочитали поддерживать контакт со стремительно набравшей силу организаций «Мхедриони», которую возглавил член госсовета Грузии Джаба Иосселиани.

На площадке для стоянки автомашин отряд унсовцев быстро загрузился в микроавтобус и две «Волги».

– В отель! – скомандовал Зураб, и кавалькада машин тронулась с места.

– Вы очень хорошо сделали, что решили приехать. Многие наши и ваши политики уже забыли уроки истории, – начал политбеседу Зураб. – Когда в 20-ом году Россия давила Украину, Грузия молча наблюдала, надеясь, что удастся отсидеться. Но в 23-ем году настала ее очередь. Теперь ситуация несколько изменилась. Сегодня давят Грузию. И если Украина тоже будет молча наблюдать, то завтра настанет ее очередь.

Однако унсовцы не проронили ни слова, молча вглядываясь в очертания незнакомого города, в суету его улиц и площадей. От Тбилиси веяло стариной и спокойствием. Абсолютно ничто не говорило о том, что в стране разгорается национальный конфликт, грозящий привести к расколу страны. Радостное спокойствие столичного люда показалось кощунственным.

«Впрочем, чему же здесь удивляться, – подумал Бобрович. – Ведь и в Киеве молодежь будет продолжать есть мороженное и целоваться даже тогда, когда мои парни начнут умирать в горах Абхазии».


* * *
На базе Гражданской обороны, где были заранее зарезервированы места для унсовцев, их уже ждали. Полчаса ушло на то, чтобы привести себя в порядок с дороги. Потом весь отряд дружно проследовал в столовую, где для них был накрыт торжественный ужин. Лига граждан Украины денег на угощение не пожалело. И сейчас Зураб имел полное право гордо смотреть в глаза гостей. Но Устим не спешил отдавать команду садиться за стол.

– Спиртное со стола убирите! – приказал сотник официанту. И продолжил, обращаясь уже к стрельцам, – С момента приземления в Грузии мы находимся на боевом положении.

В дальнейшем, в ходе всей боевой компании, сухой закон среди унсовцев нарушался всего один раз. И произошло это так.

Первым серьезным боем, в котором довелось участвовать украинской сотне, было взятие села Кома. В нем располагался армянский батальон имени Баграмяна, в котором было около 300 человек личного состава. Однако Бобрович, получивший приказ на операцию, ничего не знал о столь существенном превосходстве противника. Иначе он ни за чтобы не решился на захват села, имея в наличие всего 26 стрельцов, два гранатомета и один станковый пулемет.

Находясь в полном неведении о силах противника, и от того действуя с вызывающей наглостью и напористостью, унсовцы бесшумно уничтожили часовых и ворвались на окраину села, открыв дружный огонь. Атака украинских добровольцев ошеломила армянский батальон. Приняв отряд УНСО за крупное воинское подразделение, личный состав армянского батальона после недолгой, но достаточно жаркой перестрелки, принял решение отойти за село, чтобы перегруппироваться. Но унсовцы перешли в решительную атаку, стремясь навязать рукопашный бой. И тогда противник, побросав технику, поспешно бежал.

После боя, когда стрельцы разместились по хатам, где еще недавно квартировали солдаты армянского батальона, к сотнику Устиму подошел командир первого отделения Рута.

– Пан сотник, тут к нам пришли местные жители и в знак благодарности за освобождение принесли десять литров чачи. Так что нам с ними делать?

Бобрович решил было приказать немедленно вернуть спиртное, но потом передумал.

«Вряд ли сейчас стрельцы выполнят мой приказ, – рассуждал он про себя. – Если я запрещу им попробовать чачи, они скорее всего напьются втихую. А это будет серьезным нарушением дисциплины. Придется тогда принимать решительные меры, а это настроит подчиненных против меня. К тому же, это будет полезно в плане снятия психологического стресса. Ведь некоторые хлопцы сегодня впервые почувствовали как над головой свистят настоящие пули».

Необходимо было сохранить контроль над ситуацией. И сотник принял решение действовать согласно старому правилу замполитов: «Если пьянку нельзя предотвратить – ее надо возглавить!»

Бобрович построил личный состав, вывел четырех стрельцов и сказал:

– Панове! Вот четыре человека, которые будут нести караул всю ночь, сменяя друг друга через каждые два часа. Тот из них, кто выпьет хоть каплю спиртного, будет расстрелян мною на месте. Они выпьют свою порцию после того, как их сменят. Остальным можно расслабиться.

В тот вечер они хорошо посидели за общим столом, вспомнили дом, родную Украину. Не забыли попеть украинские песни. Все это помогло хлопцам снять стресс после боя.

А сотник похвалил сам себя за мудрое решение проблемы. Во – первых, он не утратил контроля за ситуацией. А во – вторых, ни к чему было проявлять излишнюю жестокость, которая только вредит, если не продиктована конкретной обстановкой.


* * *
После окончания ужина, Зураб Микеладзе кратко проинструктировал добровольцев.

– Советую вам вести себя тихо и пореже высовываться из номеров. В нашем правительстве далеко не всем нравится, что вы сюда приехали. Можно ожидать любых провокаций. А уже завтра утром мы постараемся отправить вас в Абхазию на первом же самолете.

Следуя совету умудренного опытом Зураба, унсовцы разошлись по номерам и «залегли на дно».

Вечером, когда Бобрович вышел покурить на балкон, готовясь завалиться спать, в дверь постучали.

«Ну вот, началось», – подумал сотник, и остатки хорошего настроения мгновенно улетучились.

Он подошел к двери и резко распахнул ее. На пороге стоял Байда.

– Да скорей же, пан сотник! Там москали сейчас будут нас по теле визору показывать. В анонсе уже объявили.

И действительно, программа «Новости» показала переданный из Тбилиси сюжет о встрече отряда Бобровича. При этом диктор взволнованным, как у Левитана, голосом пояснил, что сегодня в столицу Грузии прибыл полк украинской морской пехоты, который примет участие в войне против абхазских повстанцев на стороне грузинских федеральных сил.

– Это просто фантастика, – присвиснул Аскер, – сколько в одном сюжете оперативности и потрясающей брехни! Не иначе, как ФСК поработала.

– А что, хлопцы, – сразу же встрепенулся охочий до шуток Цвях, – если наш отряд назвали полком, то надо бы должности поделить. К примеру, я бы согласился стать начальником штаба полка.

– А я – комбатом.

– И я тоже.

Хлопцы загалдели все разом, деля портфели в созданном буйной фантазией ФСК полку морской пехоты.

– Ну хватит, – прервал общее веселье сотник. – Всем по постелям! Завтра предстоит трудный день.


* * *
К десяти утра следующего дня сотня Бобровича была доставлена в Тбилиский аэропорт. Но вылет самолета раз за разом откладывался. При этом администрация аэропорта переживала гораздо больше, чем унсовцы.

– Что я, дорогие мои украинули, могу еще сделать для вас? – объяснял дежурный. – Понимаете, сейчас идет обстрел Сухумского аэропорта. Лететь очень опасно.

Только к обеду поступило сообщение об окончании обстрела. Диктор с плохо скрытой радостью объявила о начале регистрации пассажиров на рейс, следующий по маршруту Тбилиси – Сухуми. Что здесь началось! Плотной толпой пассажиры, которые уже трое суток ночевали в аэропорту в ожидании этого рейса, рванулись на приступ самолета. Развернулось настоящее сражение за место в самолете.

– Ну и дела, – озадаченно протянул сотник, глядя на беснующуюся толпу, готовую развалитиь самолет. – Такого я не видал даже в киевских пригородных электричках.

– Ничего страшного, – успокоил подошедший начальник аэропорта. – У нас есть надежное средство, чтобы убедить пассажиров пропустить ваш отряд без очереди.

Он поднес к губам портативную рацию и прокричал несколько фраз по-грузински. На взлетное поле почти мгновенно выбежали морские пехотинцы и начали решительно прокладывать коридор в людском море. Вопли резко усилились, превратившись в истерику.

– Спокойнее, граждане, – взял в руки мегафон начальник аэропорта. – Я обещаю, что все вы улетите сегодня. А сейчас надо пропустить вперед украинских солдат. Они едут на войну спасать наших братьев.

Вопли мгновенно смолкли. Люди расступились, образовав широкий коридор, по бокам которого встали морские пехотинцы. Однако в их помощи уже не было необходимости. Набившиеся в салон пассажиры освободили места для вошедших парней в камуфляже. И только после того, как последний унсовец занял свое кресло, они с прежним отчаянием принялись штурмовать самолет.

Начальник аэропорта сдержал свое слово: самолет принял на борт всех желающих. Но что это был за рейс! Люди стояли буквально везде, даже в туалете.

– Не взлетим, ей богу, не взлетим, – повторял Цвях, оглядываясь на забитый людьми салон. – У нас же просто крылья отвалятся.

Но старый украинский труженник Ан – 24, тяжело разбежавшись по бетонке, все же оторвался от полосы и стал медленно набирать высоту, оставляя далеко внизу беззаботный Тбилиси.


* * *
В боевую обстановку отряд УНСО попал сразу же по прибытию в Сухуми. Российские установки «Град» снова возобновили обстрел аэропорта. Несколько самолетов горели на своих стоянках, вокруг них с лопатами и огнетушителями суетились технические работники и пожарные. Но взлетно-посадочная полоса повреждена не была и самолеты из Грузии продолжали прибывать почти по расписанию.

Пасажиры, все так же галдя и размахивая руками, волочили на себе необъятных рахмеров сумки и мешки. Каждый из них старался как можно быстрее покинуть территорию аэропорта, опасаясь попасть под обстрел. Унсовцы вместе со всеми вышли из аэропорта не через центральный выход, по которому велся прицельный огонь, а через дырку в заборе ограждения.

Украинских добровольцев уже ждали два крытых брезентом армейских «Урала», за баранками которых сидели морские пехотинцы.

Но перед тем, как объявить посадку на машины, сотник приказал отряду еще раз построиться.

– Панове, – обратился к хлопцам Бобрович. – Все вы пока считаетесь добровольцами и можете еще вернуться назад. Я клянусь, что без всяких обид сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам сесть на ближайший рейс до Киева. Даю вам на обдумывание ровно минуту. Но после истечения этого срока вы уже станете бойцами экспедиционного отряда УНСО «Арго». Вашей жизнью и смертью буду распоряжаться только я, ваш командир.

Сотник отошел в сторону и закурил, следя за секундной стрелкой часов. Ровно через минуту он повторил свой вопрос:

– Кто хочет вернуться в Украину?

Отряд не шелохнулся. С этого момента для них началась война.


* * *
Еще до того, как отряд УНСО принял участие в боевых действиях, у сотника Устима состоялся весьма примечательный разговор с прибывшим в Сухуми министром обороны Грузии. Речь зашла о статусе украинских добровольцев на территории Абхазии. Министр предложил Бобровичу такой вариант: мелкими группами по 5 – 6 человек унсовцы будут распределены по различным грузинским подразделениям. Платить им будут как солдатам – контрактникам.

От этого варианта сотник решительно отказался. Он понимал, что грузинские командиры будут посылать чужаков на самые опасные задания. Что же касается оплаты, то здесь надо было посоветоваться с руководством организации в Киеве. Конечно, деньги не помешали бы семьям стрельцов, оставшимся дома без средств к существованию. Но Лупиносу виднее. За ним последнее слово.

Как и предполагал сотник, Лупинос строго запретил вести какие – либо разговоры об оплате. Никаких денег! Это вопрос принципиальный.

Тогда министр обороны предложил более приемлемый вариант: отряд УНСО отводят в Поти, доводят его численность до 500 человек, снабжают оружием и обмундированием, а потом используют на фронте как самостоятельную воинскую часть. Однако эти планы были сорваны усилившейся активностью российских частей, которая началась с высадки морских и воздушных десантов, а затем переросла в общее наступление в районе местечка Шрома.

ГЛАВА 3

Санаторий «Синоп», в который доставили унсовцев, стоял на самом берегу моря и в мирное время был прекрасным местом отдыха для людей из всех уголков необъятного Союза. Но сейчас корпуса санатория были превращены в казармы, в которых с комфортом расположился личный состав грузинского батальона морской пехоты во главе с майором Вахтангом Келуаридзе. Опытный вояка, вобравший всю мудрость и хитрость своего народа, он делал все, чтобы сохранить своих подчиненных, максимально облегчить им суровые будни войны.

Прибывший отряд УНСО, который позднее насчитывал до 150 человек, подчинялся командиру батальона морской пехоты, в чьем распоряжении находилось всего 47 солдат и офицеров.

Морпехи вырыли несколько щелей на случай бомбежки или артобстрела, протянули линию полевой связи, установили дежурство на кухне. Во всем остальном они вели себя как сугубо гражданские люди и мало чем отличались от проживавших здесь некогда отпускников. По утрам они, провалявшись допоздна, по одиночке и небольшими группами тянулись в столовую, а затем проводили весь день на пляже или резались в карты.

Бобрович сразу понял всю опасность такой расслабухи. Поэтому сразу же после того, как члены его сотни разместились в отведенных им номерах, он вызвал Байду и поставил задачу:

– Пошли двоих хлопцев в ближайшую бамбуковую рощу, чтобы они срубили шест подлиньше. Потом укрепите на нем наш государственный флаг и вкопайте шест в землю возле здания столовой.

Байде эта идея пришлась по душе, и спустя час посреди двора гордо развивалось на морском ветру желто – голубое полотнище.

Это маленькое событие не осталось незамеченным морпехами. Они вначале повысовывались в окна, а затем высыпали во двор и собрались у флагштока. С восточным темпераментом солдаты битых полчаса о чем-то спорили, непрестанно жестикулируя. Потом от общей толпы отделились пять человек, которые направились в рощу. Вскоре рядом с украинским стягом развивался национальный флаг Грузии.

– Послушай, сотник, и почему я сам раньше до этого не догадался? – с обидой в голосе спросил комбат. – Ведь это так здорово, когда каждую минуту видишь перед собой флаг государства, за которое воюешь.

Келуаридзе крепко потряс руку своему украинскому коллеге.

– Кстати, как мне тебя называть – паном, господином или товарищем?

– Лучше – пан сотник, – коротко ответил Бобрович. – А как мне обращаться к вам?

– А как на украинском языке будет «товарищ комбат»?

– Пан куренной.

– Вот так и зови. Мне украинское название моей должности больше нравится.


* * *
Следующий урок дисциплины унсовцы преподали солдатам тем же вечером. Когда был подан сигнал на ужин, в столовую, как всегда в разнобой, потянулись морпехи. Сотня УНСО в полной форме, застегнутая на все пуговицы и в начищенных сапогах, выстроилась у входа в корпус. Вокруг сразу же стали собираться любопытные солдаты. Проявление подобной строевой выправки для них явно было в диковинку.

Видя столь пристальное внимание морпехов, Байда с явно преувеличенным старанием отпечатал несколько шагов навстречу сотнику, вскинул руку к мазепинке и громким голосом отчеканил свой рапорт. В боевой обстановке такое старание было явно напускным, но Бобрович решил не лишать собравшихся удовольствия и скомандовал:

– На ле-во! С песней, ша-агом марш!

Уж в чем-чем, а в исполнении строевой песни под аккомпанемент залихватского свиста украинским хлопцам трудно было найти равных. Казалось, что стекла «Синопа» начали вздрагивать от звуков, издаваемых луженными глотками унсовцев. Печатая шаг и держа идеальное равнение, украинская сотня проследовала в столовую на глазах восхищенной публики.

Но на этом представление не закончилось. Заняв места за столом, все стрельцы встали, и сотник прочел им молитву. Только после этого последовала команда приступить к еде.

Надо сказать, что этот пример был быстро подхвачен грузинскими солдатами. Уже на следующее утро они начали приходить в столовую в форме и строем. С прибытием унсовцев санаторий «Синоп» стал приобретать вид воинской части.

В ходе ужина украинские добровольцы были приятно удивлены богатством блюд на столе. Стрельцы быстро расхватали шашлыки, набили рот салатом из свежих овощей. На десерт подали клубнику со сливками. На лице вечно хмурого сотника играла сытая улыбка

«Что ж, здесь можно неплохо жить, – думал он удовлетворенно, расстегивая ремень на вздувшемся животе. – По крайней мере, смерть от голода нам не грозит».

Но уже через несколько дней Устим понял, что он сильно ошибся. Абхазия, да и вся Грузия в целом находились в состоянии глубочайшего кризиса. И проблема продовольствия была одной из самых острых. Чтобы проявить традиционное грузинское хлебосолие, личный состав морской пехоты в течение двух недель недоедал, накапливая продукты для шикарного угощения унсовцев.


* * *
Однако сейчас украинских добровольцев больше всего волновала проблема оружия. Многие из них хорошо помнили, с каким трудом удалось выбить десяток автоматов и пулемет в Приднестровье весной прошлого года. Недостаток оружия резко снизил тогда эффективность действий их отряда. Именно поэтому Устим не стал дожидаться утра и поставил этот сложный вопрос ребром сразу же, не дожидаясь окончания торжественного ужина.

– Хорошо, – кивнул Келуаридзе, сразу поняв тревогу своего украинского коллеги. – Составь заявку на оружие в Министерство обороны Грузии. Я постараюсь в ближайшие дни обеспечить вас всем необходимым.

Бобрович не стал откладывать в дальний ящик столь важное дело, и уже через час на стол комбата легла заявка с точным указанием численности отряда УНСО и необходимого количества оружия. Проблема была только в том, насколько полно и быстро Министерство обороны удовлетворит эту заявку.

К чести майора Келуаридзе, он умел не только устраивать банкеты, но и по-военному твердо держать свое слово. Уже к обеду следующего дня отряд стрельцов получил 80 автоматов. Большинству были выданы АК – 74, весьма высоко ценившиеся на Кавказе. Некоторым достались румынские автоматы, главным недостатком которых являлось низкое качество металла, быстро покрывавшегося ржавчиной при малейшем попадании воды. Но это были уже детали.

Кроме автоматов сотня получила на вооружение два РПГ, один станковый пулемет ПКТ, установленный на сошки и переделанный с электрического спуска на механический. Каждый стрелец получил дополнительно по одной наступательной и одной оборонительной гранате. При этом Устим, питавший особую слабость к гранатам, оставил у себя в резерве шесть «лимонок». В свою очередь Байда, который еще в Афганистане понял широкие боевые возможности гранатомета, отложил для себя новенький РПГ.

Не позабыл комбат и об обмундировании, привезя добротные солдатские сапоги еще советского производства.

В первый раз, пожалуй, унсовцы почувствовали, что они нужны правительству Грузии, что о них проявляют заботу. Это рождало готовность к активным боевым действиям, которые не заставили себя долго ждать.


* * *
Прекрасное начало едва не омрачил один неприятный эпизод. Днем над городом стремительно пронесся реактивный боевой самолет. Сверкнув на солнце серебром, он набрал высоту, сделал разворот и начал облет побережья. С земли было невозможно разглядеть его опознавательных знаков. Поэтому обитатели «Синопа» по тревоге рассредоточились по щелям, экипажи зенитки и ДШК заняли свои боевые посты.

Вдруг по направлению к самолету откуда-то с берега направились две тепловые ракеты, оставляя за собой белый инверсионный след. От первой ракеты летчику удалось увернуться, но вторая в куски разнесла его хвостовую часть. Обломки самолета по крутой дуге помчались к морю. В небе остался белый купол успевшего катапультироваться пилота.

Командир первого роя Рута сосредоточенно стал наводить ствол пулемета на прекрасную мишень.

– Сейчас я его замочу!

– Подожди! – крикнул ему сотник, заметив готовность Руты открыть огонь на поражение. – Еще не известно, чей это летчик. Если союзник – будет грандиозный скандал. Если москаль – его лучше взять живым и доставить в штаб.

Летчик быстро снижался. Ветром его парашют сносило как раз в строну «Синопа». И вскоре стало ясно, что это был пилот грузинского самолета. Радуясь, что оказался среди своих, сбитый офицер даже не подозревал, что один из них две минуты назад готов был перерезать его пополам очередью из ДШК. Жизнь союзника спасла только выдержка и рассудительность сотника Устима.


* * *
Остаток дня был выделен на пристрелку оружия. Идеальным местом для этого являлся опустевший в связи с войной приморский пляж. Установив на волнорезах сколоченные из фанерных ящиков мишени, пустые бутылки и консервные банки, которыми в избытке был усеян пляж, стрельцы приступили к делу.

Автоматы были просто великолепны, хоть сейчас в бой. А вот с пулеметами, которые не имели прицельного приспособления, пришлось изрядно повозиться. Впрочем, хлопцы довольно скоро приспособились стрелять на глазок. Цвях снаряжал ленту, вставляя через два обыкновенных – один трассирующий патрон. Это позволяло быстро вносить корректировки в стрельбу.

Собственно то, что происходило в тот день на пляже, трудно было назвать пристрелкой оружия. Скорее это являлось демонстрацией снайперских качеств украинских стрельцов, так как сразу же после первых выстрелов на пляж сбежался весь личный состав батальона морской пехоты. На верхней ступени лестницы, ведущей к морю, расположился сам майор Келуаридзе.

– Ну вот, опять цирк устроили, – буркнул с напускной строгостью сотник Устим. – Не дадут даже спокойно провести занятие с подчиненными.

И все же он был явно польщен тем вниманием, которое уделяли грузины его отряду. Грех было не сделать эти стрельбы образцово-показательными. Стрельцы и впрямь мастерски владели оружием. Многие из них хорошо помнили уроки Приднестровья. Хлопцы четким шагом выходили на линию огня и, сдернув с плеча автомат, короткими, экономными очередями разносили на мелкие кусочки стеклянные бутылки.

Пример оказался настолько заразительным, что болтавшиеся по пляжу в одних трусах морпехи скоро появились в полной форме и при оружии. Расставив на соседнем волнорезе кучу банок, они открыли по ним огонь, при каждом попадании горделиво косясь в сторону унсовцев.

– Похоже, что по консервным банкам они стреляют лихо, – улыбнулся Гонта, меняя обойму в своем «калашникове». – Посмотрим, каковы они будут в бою, когда над головой начнут свистеть пули.


* * *
Импровизированные соревнования по стрельбе закончились только к ужину. В столовой, прочитав благодарственную молитву, унсовцы набросились на еду. Сидевшие за соседними столиками морпехи то и дело вставали и шли к стоявшему в коридоре 200 – литровому баку с вином, наполняя свои стаканы. И это больше всего раздражало Бобровича. Отодвинув тарелку, он резко поднялся из-за стола и направился к стоявшему в дверях комбату.

– Пан куренной, – козырнул Устим. – Я предлагаю вам закрыть этот бак с вином. Хотя бы на время боевых действий.

– Слушай, брат, – удивленно вскинул брови Келуаридзе, – что же в этом плохого, если мои солдаты выпьют стаканчик – другой сухого грузинского вина?

– Да, это будет неплохо. Если по стакану. Но мы ведь не грузины. Если мои хлопцы дорвутся до этого бака, то не отойдут от него, пока не увидят в нем дно. Так что у меня к вам, пан куренной, большая личная просьба.

Комбат только вздохнул и развел руками. Но бак с вином был опечатан немедленно.

После ужина личный состав сотни приступил к чистке оружия. На это ушло без малого час.

– Может быть сделаем отбой сегодня пораньше? – подошел к сотнику Байда. – У ребят глаза на ходу слипаются. Уж больно суетный день сегодня выдался.

Сотник мельком взглянул на свой хронометр – 9. 30.

– Добро, труби отбой.


* * *
Но выспаться унсовцам в эту ночь так и не пришлось.

Около двух часов ночи перед корпусами санатория стали рваться снаряды. Находившиеся в зданиях солдаты едва успели похватать в охапку одежду и оружие и рассредоточиться по выкопанным заранее щелям, как очередной залп накрыл «Синоп». Брызнули стекла из рам верхних этажей, в воздухе остро запахло сгоревшим тротилом и свежесрубленными кипарисами.

Огонь по санаторию вела российская самоходная баржа, на палубе которой были смонтированы установки залпового огня «Град». Снаряды рвались настолько густо, что солдаты носа не могли высунуть из своих укрытий.

– Пан сотник, – завопил на самое ухо стрелец Цвях, стараясь перекричать грохот разрывов, – Больно уж прицельно ведут огонь, гады. Ни один снаряд в соседние дома не попал.

«А ведь верно заметил стрелец, – согласился про себя Бобрович. – Не иначе как кто-то корректирует огонь артиллерии. Скорее всего он засел в соседней пятиэтажке».

– Возьми с собой пятерых морпехов и прочешите каждый сантиметр дома напротив. Корректировщик должен быть немедленно уничтожен. Действуй!

Цвяха словно катапультой выбросило из окопа и он тут же исчез в кромешной темноте южной ночи. В коротких вспышках разрывов он рассмотрел расположенную по соседству щель и пополз к ней, держа перед собой автомат. В укрытии ему посчастливилось наткнуться на знакомого сержанта, с которым познакомился сегодня на пляже.

– Привет, Алик! Тут мне поручили одно дельце – снять с того дома корректировщика. Бери своих ребят и за мной!

Вылезать из удобного окопчика не хотелось. Цвях на секунду задержался у бруствера, вздохнул и, выматерившись от души, выпрыгнул под визжащие осколки снарядов. Он слышал за собой топот морпехов и это придавало ему уверенности.

Дверь первого подъезда пятиэтажки оказалась замкнутой изнутри. Морпехи принялись стучать в нее сапогами и прикладами автоматов.

– Нет, хлопцы, так не пойдет, – остановил разгорячившихся солдат унсовец. – Ну-ка взяли эту лавочку. И – раз… и – два!

Действуя стоявшей у подъезда лавкой словно тараном, солдаты вышибли дверь и устремились в темноту лестничной площадки. Морпехи тут же бросились стучать в двери нижнего этажа. Испуганные жильцы крайне неохотно, после долгих препирательств открывали двери.

«Так мы тут до утра ковыряться будем, – зло подумал Цвях, разозлившись сам на себя. – А корректировщик в это время уйдет, как пить дать, уйдет».

– Алик! Бери двоих и прочеши крышу. А я с остальными проверю большую веранду на третьем этаже центрального подъезда. Вроде там что-то мелькнуло.

Понимая, что счет идет на секунды, Цвях что есть мочи бросился к центральному подъезду. На счастье, он оказался незапертым. Гремя сапогами по бетонным ступеням, унсовец и три морпеха взбежали на площадку третьего этажа, где располагался выход на широкую веранду, выходившую в сторону моря. В глаза солдатам сразу же бросилась стоявшая у ажурной ограды веранды табуретка с полевой рацией, предательски мигающей огоньками. Рядом валялись наушники, полевой бинокль, карта и компас.

– Далеко этот гад уйти не мог. Наверняка где-то здесь спрятался! – крикнул на ходу Цвях.

Четвертый этаж оказался пуст, а перед выходом на последнюю площадку солдаты сбавили темп. Никто из них не хотел первым получить пулю в живот. Тогда вперед осторожно двинулся унсовец. Ему тоже не улыбалось кончать свою жизнь на заплеванной бетонной площадке. Но он хорошо понимал, что от его действий зависит жизнь всех бойцов их отряда. А это было для негодороже собственной шкуры.

Стараясь укрыться за металлическими перилами, стрелец стал подниматься вверх по лестнице. Ему даже казалось, что он отчетливо слышит затравленное дыхание корректировщика. Цвях не выдержал и дал длинную очередь в темноту коридора. В ответ тут же послышался вопль:

– Не стреляйте! Я сдаюсь!

В темном углу площадки лицом вниз лежал средних лет мужчина. Унсовец, сунув за пояс валявшийся пистолет корректировщика, рывком поднял его с пола.

– Грузин! – выдохнул стрелец с сожалением в голосе.

Ему явно не хотелось, чтобы первый же убитый им на этой войне человек был грузином. Еще не известно, как отнесутся к этому морпехи.

– Абхаз! – презрительно процедил сквозь зубы Алик.

У Цвяха словно камень с души свалился. Он сильно толкнул к окну шпиона и выпустил в него очередь, стараясь, чтобы пули, не попавшие в тело, ушли в окно, не поранив рикошетом своих же. Абхазец судорожно ухватился за подоконник, продолжая стоять на ногах.

Стрелец снова поднял автомат. Но на этот раз его опередили морпехи. Они быстро подскочили к корректировщику и, схватив его за обе руки, резко вытолкнули в окно. Звон разбитого стекла смешался с отчаянным воплем и глухим шлепком тяжелого тела об асфальт.

– Рацию не забудь прихватить. Пригодится, – повернулся Цвях к сержанту.

Забросив автомат за плечо, унсовец начал неторопясь спускаться вниз.

ГЛАВА 4

К утру обстрел прекратился. Потерь среди украинских добровольцев и грузинских морпехов не оказалось. Может быть во многом благодаря вовремя ликвидированному корректировщику. Кругом все было усеяно осколками стекла, битого кирпича, комьями земли.

Перепачканные в песке и копоти, унсовцы собрались во дворе санатория. Несмотря на бессонную ночь, выглядели они довольно бодро. Героем дня был, конечно, Цвях, который не мог сдержать довольной улыбки. За поясом у него торчала ручка «макарова», отобранного у вражеского корректировщика.

– Ну что ж, панове стрельцы, – в голосе сотника слышалось явное удовлетворение. – От всей души поздравляю с первым боевым крещением. Но хочу предупредить вас, что это только цветочки. Российская баржа все еще стоит у берега и не известно, что у москалей на уме. Так что соблюдайте осторожность, передвигаться только вдоль стен по защищенной от моря стороне. Оружие иметь в постоянной готовности к применению.

– А кормить сегодня будут?

– Хороший вопрос. Надо будет развести костры во дворе и приготовить обед. А вот завтракать придется всухомятку. Разойдись!


* * *
В тот день постояльцам «Синопа» не пришлось не только пообедать, но даже толком позавтракать. В 9 часов возобновился артобстрел, а в 10 часов утра поступило сообщение о том, что российские десантники высадились на побережье и, выбив грузинские подразделения из небольшой железнодорожной станции в семи километрах севернее санатория «Синоп», перерезали железную дорогу. Захват этого небольшго плацдарма мог очень быстро перерости в серьезную войсковую операцию, результатом которой стало бы окружение и уничтожение значительных сил федеральных войск Грузии, расположенных вдоль моря.

Именно так выглядела ситуация на тот момент, когда сотник Устим прибыл по вызову майора Келуаридзе.

– Дорогой сотник, на долгие разговоры нет времени. Необходимо срочно сформировать мобильную группу и выбить десантников со станции.

– Но вы ведь хорошо знаете, что во время переговоров о нашем участии в конфликте, была достигнута договоренность, что отряд УНСО будет воевать только на позициях. И я бы предпочел…

– Верно, договаривались, – прервал его комбат. – Но сейчас выбирать не приходится. Обстановка быстро меняется от плохого к худшему. Будем медлить – россияне задавят нас всей мощью своего превосходства. Так что давай, дорогой, бери все автомобили, которые найдешь и мчись что есть духу на станцию.

На сборы ушло около двух часов. Морпехи отдали свои два ЗИЛа, а во дворе соседнего дома был реквизирован УАЗ, на который тут же установили станковый крупнокалиберный ДШК. На одном из ЗИЛов укрепили двухствольную зенитную установку ЗУ – 24.

Уже тресясь в кузове машины, Бобрович отдавал последние распоряжения, стараясь еще раз настроить своих парней на серьезный и трудный бой. Однако он чувствовал, что его слова плохо доходят до стрельцов – они заметно волновались и слушали невнимательно. Оставалось только верить в то, что стрельцы, многие из которых имели опыт боевых действий в Приднестровье, правильно сориентируются на местности и найдут свое место в бою.

Автомобили резко затормозили, и унсовцы, быстро выпрыгнув из кузова, начали рассредотачиваться, вытягиваясь в цепь. Станция, где засели российские десантники, находилась внизу под горой, там, где оканчивался довольно густой сосновый лес. С дороги очень хорошо просматривались станционные строения, возле которых суетились маленькие фигурки солдат.

– Роют линию обороны, – сообщил Устим, отнимая от глаз полевой бинокль. – Умеют возводить инженерные сооружения, гады. За два часа уже отрыли окопы полного профиля. Попробуй теперь выкури их оттуда.

Нельзя было терять время. С минуты на минуту могла подойти самоходная баржа с подкреплением. И тогда – пиши пропало. Приказ придется выполнять, но под этой крохотной станцией (Устим второпях даже не запомнил ее имени) можно положить весь свой отряд. Для Устима это было ясно как день.

Бобрович повернулся к окружившим его унсовцам.

– Гонта! Ты командуй пулеметом и зениткой. Огонь вести так, чтобы десантники головы не могли поднять. Их пулеметы уничтожать в первую очередь. Я со своей группой буду заходить справа, группа Байды – слева. По команде одновременно бросаем гранаты и – в атаку! Пленных не брать! Тех из вас, кто побежит, расстреляю лично.

Передернув затвор «калашникова», сотник первым устремился вниз по склону к пока еще молчавшей станции.

Между тем Гонта, занявший место за ручками управления ЗУ, уже наводил оба ствола на домик дежурного по станции, где, как он предполагал, наверняка сосредоточился штаб высадившегося десантного батальона. Если удастся его накрыть, то управление действиями десантников будет на некоторое время нарушено. Может быть, это позволит сократить потери.

Рой, которым командовал Байда, напоролся на засаду. По нему неожиданно ударили с обеих сторон. Унсовцы были прижаты к земле российским пулеметчиком, засевшим на дереве. И только большая плотность деревьев позволила вовремя укрыться, избежав потерь.

Байда быстро оценил обстановку.

– Ганс, сними его!

Стрелец вскочил и, уперев свой пулемет в ствол дерева, за которым надежно укрылся, дал длинную очередь. Стрелял он нецелясь, с пояса, ориентируясь по яркой цепочки трассера. Таким фокусам он научился еще в прошлом году в Приднестровье.

Лес наполнился дымом, запахло пороховой гарью. Российский пулеметчик, ломая сухие ветки, рухнул на землю.

Со стороны укрепленного пункта десантников раздались очереди. И тут в действие вступили средства огневой поддержки отряда УНСО. Зенитка и кропнокалиберный ДШК буквально в щепки разнесли хлипкие станционные строения, уничтожив всех, кто скрывался за их дощатыми стенами. Огонь российских солдат резко ослаб. Медлить было нельзя.

Воспользовавшись кратковременной заминкой, украинская сотня рванулась в атаку. Все перемешалось – крик и пальба, огонь и дым.

Захваченный азартом боя, стреляя на ходу из автомата, Байда крикнул:

– Слава Украине!

– Сла – а – а – а – ва! – дружно подхватили стрельцы.

Байда не слышал этого крика. В ушах гремели выстрелы, и он видел лишь разорванные в крике рты атакующих товарищей. Быстро преодолев дистанцию, отделяющую их от российских окопов, где все еще не могли оправиться после прицельного огня зенитки, стрельцы дружно бросили гранаты. Столб пыли и дыма взметнулся над укрепленным пунктом, и унсовцы почти одновременно спрыгнули в окопы на головы десантникам.

Однако рукопашной схватки не получилось. Как видно, российские офицеры не решились рисковать и отдали приказ на отступление, которое больше походило на откровенное бегство. И хотя драпали десантники довольно профессионально, многим из них не удалось убежать от пуль украинских стрельцов. Около двух десятков солдат так и не успели добежать до спасительного берега моря, где их ждали лодки.

Пожалуй единственное, что смогли сделать российские офицеры, это организовать погрузку солдат в лодки и подобрать трупы своих подчиненных.

До прибытия украинских добровольцев, в Абхазии практически не было случаев контактного боя. Как правило, боевые стычки носили характер интенсивных перестрелок с довольно значительного расстояния. И если одна из сторон имела в данный момент огневое превосходство, то противоборствующая сторона откатывалась назад. И те, и другие берегли себя, никто не хотел рисковать собственной головой.

Между тем, рукопашная схватка грозила обеим сторонам серьезными потерями. Ну а тот, кто не выдерживал резни и бежал, подставив спины противнику, становился идеальной мишенью для пулеметчиков. Унсовцы решительно сломали ставшую уже привычной в Абхазии модель бесконтактного боя, стремясь как можно быстрее войти в соприкосновение с противником. И это было шоком.


* * *
Так состоялось первое «знакомство» отряда УНСО «Арго» с личным составом Иркутской десантно-штурмовой дивизии. В районе реки Восточная Гумиста, где проходила линия фронта, эта воинская часть проявляла максимальную активность. Подразделения десантников были многочислены, прекрасно экипированы, имели надежную поддержку со стороны артиллерии и танков. Поэтому наиболее ожесточенные схватки происходили именно там, где действовали сибиряки.

В свою очередь подразделение украинских добровольцев, оказавшееся наиболее боеспособной частью грузин, довольно скоро превратилось в своеобразное спецподразделение, которое бросали на самые горячие участки фронта.

Вот почему сибирские десантники и украинские националисты стали своеобразными антиподами, которых неизбежно притягивало друг к другу.


* * *
«Алярм» объявили в обед. Майор Келуаридзе сообщил, что по данным разведки в районе села Старушкино высадился крупный десант русских – до 600 человек. Они прокладывают коридор в сторону Сквартчели, где компактно проживали абхазы, активно выступающие за независимость. Судя по всему, цель десанта – доставить в этот анклав боеприпасы и медикаменты.

– Забудьте все, что вы слышали о десантниках, – успел провести краткий инструктаж перед выездом сотник. – Как правило, это только пропаганда. Реальность же такова, что десантник боится вас больше, чем вы его. Почему? Да потому, что вы воюете среди доброжелательно относящегося к вам населения, на хорошо вами изученной территории, в непосредственной близи от своей базы. А десантника вытрусили, как кота из мешка. Все для него здесь чуждо и представляет опасность. Надеяться он может только на себя. Местности он не знает, на помощь рассчитывать не приходится. Он мечтает об одном – скорее сесть в вертолет и смотаться отсюда.

Направляясь к месту высадки десанта, унсовцы заехали в лесничество и взяли с собой в качестве проводника старого мингрела, всю жизнь прослужившего здесь лесником. В поросших густым лесом горах его помощь могла оказаться незаменимой.

На подъезде к Старушкино стали попадаться бегущие в панике грузинские солдаты.

– Куда вы едете! – махали они руками. – Там десантники. Много!

– Слушай, Вахо, – обратился сотник к комбату. – Если мы будем продолжать ехать в колонне, то обязательно нарвемся на засаду, и нас перебьют как куропаток. Давай вышлем вперед разведку.

– Хорошая мысль. Жаль только нет мотоцикла. Придется идти пешком.

Разведдозор разбился на две группы: дюжина унсовцев с гранатометом пошла лесом немного ниже дороги, а пять морпехов двинулись по шоссе.

Оставив командовать основными силами отряда своего заместителя, Устим лично возглавил разведчиков. И не потому, что не доверял младшим командирам. Тот же Байда успешно справился бы с этим заданием. Сотник уверен был в его мужестве. Но хватит ли ему гибкости, если разведчики наткнутся на засаду? Ведь считая отступление позорным, унсовцы могут дать бой и мужественно погибнуть. Сотнику же нужны были не мертвые герои, а живые победители.

За очередным поворотом горной дороги показался пылающий хутор. На его околице были четко заметны многочисленные фигурки десантников, одетых в черные комбинезоны и голубые береты.

«Странно, – подумал Бобрович, – кто это отправил их в лес в черной униформе. Удобно будет по ним целиться.»

Дождавшись основных сил, стрельцы и морские пехотинцы быстро развернулись в цепь, охватывая дугой горящий хутор. Восемь гранатометов одновременно дали залп. И десантники, не зная о численности внезапно появившегося противника, поспешно бросились в лес, не принимая боя. Разбившись на мелкие группы по 20 – 40 человек, они стали прорываться к заранее условленным местам сбора в горах, где их должны были подобрать вертолеты.

Пять дней унсовцы не выходили из боев, прочесывая лес. Время от времени, наткнувшись на группу десантников, они вступали в ожесточенные перестрелки.

Десантники были экипированы по первому классу, почти у всех имелись автоматы с подствольными гранатометами. И все же это элитное подразделение российских войск было далеко от тех стандартов, которые сформировались в нашем представлении о крылатой пехоте. Никаких суперменов или даже просто здоровенных парней с накаченной мускулатурой. Обычные сельские хлопчики, замурзанные и пугливые.

Эти сибирские мальчишки не вызывали злобы у стрельцов. Глядя на них сквозь прорезь автоматного прицела, сотник часто думал:

«И зачем тебя сюда мама отпустила? Нужна тебе эта Абхазия. Стоило ли ехать в такую даль из Сибири, чтобы погибнуть здесь так по-дурному?»


* * *
Разведчики Байды, внимательно наблюдавшие в бинокли за местностью, засекли передвижение группы десантников. Их черные комбинезоны были отчетливо заметны на фоне желтого кукурузного поля.

Сотник вскочил в УАЗик, на котором был укреплен крупнокалиберный ДШК. В машину втиснулось еще пятеро унсовцев. На максимально возможной скорости, подпрыгивая на ухабах, они покатили к тому месту, где засекли россиян. Следом помчался ЗИЛ с морпехами майора Келуаридзе.

Развернувшись на краю поля, стрельцы открыли кинжальный огонь по зарослям кукурузы. Два солдата были сразу же убиты. В это время морпехи попытались отрезать десантников от леса. Но было уже поздно. Десять сибиряков успели просочиться в лес. Оставшиеся десантники отступили к небольшому хуторку и забаррикадировались в крайнем доме.

Солдаты противника были обречены. Но сотнику не хотелось проявлять лишнюю жестокость, особенно сейчас, когда можно избежать ненужных жертв. Он подошел к укрывшемуся за машиной комбату и попросил у него мегафон.

– Панове солдаты, – разнесся над полем многократно усиленный голос Бобровича. – Против вас воюют украинские добровольцы. Мы знаем, что вас обманули. В случае добровольной сдачи в плен, мы гарантируем вам жизнь и доставку в штаб корпуса.

– А чем докажешь, что хохлы? – послышался из окруженного дома хриплый юношеский голос. – Ну-ка покажись.

«Да уж, нашел дурака, – усмехнулся сотник. – Тебе только покажись, быстро башку продырявишь»

Он надел свою мазепинку с трезубом на автомат и поднял над головой. Устим знал, что русские солдаты не желали попадать в плен к грузинам, которые часто издевались над ними, словно бы мстя за пережитые минуты страха в бою.

– Гляди, ребята, – раздался все тот же голос, – а точно – хохлы! Слышь, Игорь, давай сдаваться. Хоть морды бить не будут.

Дверь дома распахнулась и наружу вышли с поднятыми руками казавшиеся теперь такими безобидными мальчишки в черных комбинезонах.


* * *
Значительной части десантников все же удалось пробиться в анклав, доставив туда боеприпасы и медикаменты. Некоторые сибиряки проложили себе путь к вертолетным площадкам в горах и были вовремя эвакуированы. Но большинство из высадившихся россиян удалось отрезать и ликвидировать. Немало солдат погибло в ходе прочесывания леса и «зачисток» населенных пунктов. Других унсовцы оттеснили к морю, где их уничтожил милицейский батальон грузин.

К слову, о грузинских солдатах. Подавляющее большинство из них выглядели деморализованными и психологически подавленными. Люди были готовы к поражению. Во многом это объяснялось тем, что среди солдат абсолютно не велась политическая работа. Их предоставили самим себе.

Среди грузинских солдат нередко встречались люди выдающегося мужества. К таким можно отнести сержанта Давида Абашидзе, которого прикомандировали к отряду УНСО. Это был профессиональный снайпер, настоящий воин. Но его храбрость носила ярко выраженную окраску фатализма. У него отсутствовал вкус к победе.

– А чего бояться, – любил он повторять. – Все равно умирать рано или поздно.

На этом фоне стрельцы УНСО резко выделялись патриотизмом и пониманием смысла своего участие в боевых действиях. Унсовцы буквально горели романтикой боя. Они верили, что ведут войну за родную Украину, за то, чтобы завтра так же, как села Абхазии, не пылали под гусеницами российских танков украинские города.


* * *
Однако военная удача штука капризная, и нередко соперники менялись местами. В таком случае унсовцам приходилось петлять по горам, заметая следы. А десантники методично, хутор за хутором, производили «зачистку» местности.

В тот день Иркутский десантно-штурмовой батальон не на шутку взялся за «бендеровцев». Сконцентрировав человек 700, командование блокировало обширный участок леса. Развернувшись в длинную и плотную цепочку, крылатая пехота прочесывала окрестности. Они шли буквально по пятам спешно отступавшего отряда УНСО.

– Хохлы! В плен не сдавайтесь, – раз за разом вещала на всю мощь своих динамиков передвижная громкоговорящая установка. – Мы с вас живых будем сдирать шкуру!

Такая заносчивость злила унсовцев, они рвались в бой. Но это и нужно было десантникам, имевшим многократный перевес. Им не хватало только прямого контакта. Значит надо как можно дольше оставаться вне их досягаемости, рассуждал сотник.

Бобрович теперь с особой благодарностью вспомнил тренировочный лагерь УНСО, где инструктора уделяли большое внимание одиночной подготовке, учили действовать малыми группами в горной и лесистой местности. Здесь, в горах Абхазии, это должно было спасти им жизнь.

Еще накануне сотник Устим успел заранее обговорить с роевыми действия в подобной ситуации. Отряд УНСО был разбит на гуруппы по 5 – 6 человек, называвшиеся роями. Захваченные в бою богатые трофеи позволили выделить каждому рою ручной пулемет и гранатомет. На случай, если придется действовать мелкими группами, сотник установил два места сбора – основной и запасной. Серьезное внимание уделили установлению сигнала «свой – чужой», что могло стать весьма существенным моментом, если приведется отходить в лес. Ведь форма у всех одинаковая и говорят, в основном, по-русски.

Договорились, что условным сигналом будет свист в свернутые лодочкой ладони. Стрелять – только одиночными выстрелами. Во-первых, в лесу автоматический огонь не эффективен, а во-вторых, это будет дополнительной возможностью отличить в лесу своих.

Отдавая эти распоряжения, сотник подумал, что отличить своих украинцев сможет и по крику «слава!» вместо российского и грузинского «ура!» Вспомнил он и о том, как накануне они с майором Келуаридзе договаривались о пароле.

– Нет, этого мне ни за что не выговорить, – отвергал сотник один за другим сложные для произношения, с обилием гортанных звуков грузинские слова, предложенные в качестве пароля.

– Как так, почему ты не можешь произнести это слово? – искренне удивлялся комбат. – Разве это так уж трудно?

– Конечно трудно. Ведь даже вы, хорошо зная русский язык, тем не менее слово «конь» говорите без мягкого знака, а слово «вилка» с мягким.

Комбат от души расхохотался.

Наконец оба командира пришли к выводу, что единственным грузинским словом, которое легко могут произнести унсовцы, является «датви» – медведь. Оно и стало их новым паролем.


* * *
Втянувшись в лес, украинские добровольцы, как и было условлено, начали веером расходиться в разные стороны, ведя огонь одиночными выстрелами, чтобы отличать друг друга.

Россияне были не готовы к этой домашней заготовке унсовцев. Их цепочка начала все больше растягиваться и наконец распалась на отдельные звенья. Однако офицеры заранее не позаботились о том, чтобы назначить командиров оперативных групп. Эти группы складывались стихийно, сержанты оказались неспособными взять на себя всю полноту ответственности руководства подчиненными в бою. К тому же они очень плохо ориентировались в густом лесу на сильно пересеченной местности.

Когда унсовцы оторвались от преследования и перевалили за гору, снова соединившись в условленном месте в единый отряд, они еще около пяти часов слышали интенсивную стрельбу. Судя по всему, окончательно заблудившиеся в лесу десантники вели перестрелку друг с другом.

Отдыхая во время очередного привала, сотник Устим невольно возвращался всеми мыслями к прошедшему бою. Ему как никогда отчетливо стало понятно, что Вооруженные Силы Украины остро нуждаются в создании 4 – 5 егерских батальонов, объединенных в один корпус. Украине, имеющей на своей территории обширные регионы горной местности, совершенно необходимо иметь специальные воинские части, обученные воевать в горах. Ведь даже элитные подразделения морпехов и десантников, не имея достаточной подготовки, теряются в таких условиях.

Эти егерские части должны не только набираться из жителей горных районов и получать специальную подготовку. Их необходимо экипировывать совершенно иным способом, чем, скажем, мотострелков. К примеру, продолжал рассуждать сотник, мне сейчас в горах две лошади полезнее танкового батальона. Не помещали бы и мотоциклы.

Может быть со временем, когда в Украине осознают растущую международную опасность и начнут наконец-то уделять должное внимание своей безопасности, военачальники придут-таки к мысли о необходимости создавать егерские батальоны. Вот тогда очень кстати придется бесценный опыт экспедиционного корпуса УНСО «Арго».


* * *
От боя к бою крепла известность отряда УНСО. По обе стороны фронта их знали, как мужественных и изобретательных солдат. Грузины бросали унсовцев на самые опасные направления, зная, что россияне предпочитают избегать прямого контакта с украинцами.

Порой, как это было у села Коман во время столкновения с армянским батальоном, достаточно было только поднять сине – голубой флаг, чтобы посеять панику в радях противника.

Известность унсовцев на фронте была настолько велика, что российская сторона, заключая перемирие с Грузией, отдельным пунктом вписала требование немедленного вывода украинских добровольцев из Грузии. Но после подписания перемирия правительство России вынуждено было обратиться с нотой к Эдуарду Шеварднадзе, указывая, что украинские части продолжают действовать в Абхазии.

Как оказалось, многие грузинские подразделения пошили себе государственные флаги Украины. И как только россияне начинали атаку, над грузинскими окопами тут же поднимались желто – голубые полотнища. Очевидцы рассказывали, что этот прием действовал безотказно. Особенно на фортунатов и казаков, которые, опасаясь больших потерь, предпочитали немедленно прекращать наступление.


* * *
Сотника Устима давно уже не устраивала та безалаберность, которая царила на территории санатория «Синоп», где проживали унсовцы и морпехи. С началом боевых действий эти здания были отданы воинской части и фактически являлись закрытой территорией. Но реально там болтались все, кому не лень.

Устим обратил внимание, что рядом с резервуарами для хранения горючего находился склад, заполненный ящиками со снарядами для самоходок. Одной гранаты было достаточно, чтобы поставить крест на короткой биографии отряда «Арго». А случай с захватом корректировщика убедительно доказывал, что у россиян найдется человек для совершения теракта.

– Знаешь, Вахо, этот бардак пора уже кончать, – решительно заявил сотник. – В один прекрасный день нас здесь всех вырежут или пустят на воздух. Можешь на меня обижаться, но с сегодняшнего дня я выставляю на территории санатория посты. Передай своим морпехам, что наш пороль – «зебра».

– Так я разве против? – махнул рукой комбат.

Уже начиная с обеда во дворе «Синопа» несли службу два часовых – один ходил по периметру, другой сидел в секрете. И в тот же вечер произошло ЧП.

Увидев приближающуюся фигуру, часовой Юрко приказал остановиться. Но в ответ он услышал только грубую брань. Неизвестный продолжал смело идти по направлению к часовому. Юрко вскинул автомат и произвел одиночный выстрел.

Сотника Устима, уже легшего в постель, поднял выстрел и дикий крик:

– Убили! Убили!!

Схватив автомат, Устим в одних трусах выскочил во двор. Тут же оказался Байда, еще несколько стрельцов.

Рядом с сидящим на земле грузином стоял часовой Юрко. Автомат в его руках дрожал крупной дрожью. Хлопцу пришлось первый раз стрелять в человека. Однако ранение оказалось пустяковым – пуля только слегка поцарапала плечо нарушителя.

– Грузина перевязать, – приказал Устим, – а часового сменить с поста.

После этого командир отряда с тяжелым сердцем, предчувствуя крупный скандал, направился к комбату докладывать о происшествии.

Келуаридзе сидел на кровати, мотая со сна растрепанной головой.

– Ну, что там произошло, сотник?

Бобрович коротко рассказал о происшедшем инциденте.

– Что, убили?

– Да нет, только ранили. Легко.

– Эх жаль, – покрутил головой комбат. – Ходят тут всякие…

Сотник облегченно вздохнул, радуясь довольно своеобразной реакции союзника. А на следующую ночь Устим стал очевидцем еще одного, но теперь уже забавного случая на посту.

Стоявший на посту Дитрих сразу узнал в приближающемся человеке одного из морских пехотинцев, который до ночи задержался по каким-то делам. Но служба есть служба, и Дитрих строго окликнул:

– Стой, кто идет?

Проверявший посты сотник заметил, как морпех сразу пригнулся и скороговоркой запричитал:

– Свои, свои! Украинуля, родной, не стреляй!

– Пароль!

– Не стреляй, подожди. Совсем забыл, как эту лошадь полосатую зовут.

Хохот часового разбудил людей в соседнем квартале.

ГЛАВА 6

Фронт проходил по реке Восточная Гумиста. С обеих сторон здесь противостояли друг другу воинские группировки, общей численностью до шести тысяч человек. Значительное количество боевой техники в сочетании с основательными оборонительными сооружениями привели к определенной стабилизации положения. Ни одна из сторон не решалась перейти в наступление, опасаясь чрезмерных потерь.

Однако, патовая ситуация имела довольно простой путь разрешения. Уязвимым звеном оборонительных укреплений являлся районный центр Шрома. В этом месте река Восточная Гумиста делала резкий поворот, огибая позиции российских войск. Тамим образом Шрома как бы нависала над их флангом.

Более того, от райцентра в тыл российской группировке вела дорога на Новый Афон. Захватив его, можно было перерезать идущую вдоль берега моря железную дорогу, по которой осуществлялось снабжение россиян. Противник оказывался в мешке.

Но если Шрому захватили бы россияне, то они в считанные часы через село Павловское вышли бы на реку Келасури и перекрыв оба моста, могли устроить «котел» грузинским войскам.

Таким образом, поселок Шрома являлся ключом к победе во всей кампании. Вырвать этот ключ было по плечу нескольким сотням хорошо подготовленных солдат.


* * *
Заманчивость этой ситуации хорошо понимали как российские, так и грузинские войска. Поэтому именно на этом участке фронта разгорелись наиболее ожесточенные бои. Долгое время Шрому удерживал довольно малочисленный грузинский гарнизон. Легкомысленные потомки витязя в тигровой шкуре, несмотря на всю важность обороняемого ими населенного пункта, так и не удосужились возвести болеее или менее надежные оборонительные сооружения, расчистить сектор обстрела, заминировать наиболее опасные подходы.

Эта бездеятельность фактически спровоцировала активные действия противника. Две сотни российских казаков, действуя под прикрытием темноты, неожиданно подвергли село обстрелу. Они не решились ворваться в село, но дружных залпов было достаточно, чтобы посеять панику. Грузинские солдаты, приняв обстрел за начало мощного наступления русских, без всякого сопротивления покинули село, убежав в горы.

С рассветом, когда улеглась паника и были высланы разведдозоры, удалось установить, что захватившие Шрому казаки устроили грандиозную попойку в честь победы над «гогами», опустошая винные погреба местных жителей. Стремясь стереть позор ночного бегства, грузинские части решительной атакой выбили из села полупьяную лампасную братию.

Но, как известно, дурной пример заразителен. Грузинские парни тоже не собирались замалчивать свою блестящую победу и закатили шикарный банкет, допивая то, что не успели вылакать казаки.

И результат оказался тот же – на следующее утро россияне вернули себе контроль над селом. Теперь они, наученные горьким опытом, принялись сразу же оборудовать свои позиции, зарываясь глубоко в землю. Над грузинами нависла реальная угроза сокрушительного поражения.

Вот тогда-то и вспомнили об отряде УНСО. К этому времени он уже был широко известен на фронте не только своей отчаянной храбростью, но и странным воздержанием от употребления спиртных напитков. Такие не пропьют свою победу.


* * *
В дом на окраине поселка, где располагался штаб отряда УНСО, насчитывавшего к тому времени уже более 180 человек, решительно вошел командир дислоцировавшегося по соседству Ахалцикского батальона. В руках он держал только что доставленный с нарочным пакет. Это был приказ украинской сотне путем решительной атаки со стороны шоссе восстановить контроль над Шромой. Комбат уже знал содержание приказа и потому сразу же приступил к делу:

– Вам надлежит рано утром смело атаковать село и выбить оттуда русских. По данным нашей разведки, противник еще не успел завершить строительство опорного пункта. Отсутствуют так же минные поля. По крайней мере, их не было сегодня с утра. Так что, как говорится, с Богом! А мы вас будем поддерживать огнем.

Бобрович, почти не вслушиваясь в слова комбата, внимательно изучал смысл приказа, Он для него не был неожиданностью. Устим хорошо понимал, что облажавшиеся в Шроме грузины теперь попробуют таскать каштаны из огня чужими руками. Последнее время это стало дурной традицией, что начинало серьезно раздражать сотника.

Теперь же его вывела из равновесия творческая находка штабных стратегов, изучавших войну только по книжкам в академии. Атаковать в лоб! Со стороны насквозь простреливаемого шоссе. Надо же до такого маразма додуматься! Ведь именно с этого направления россияне ожидают атаки. Поэтому в этом месте они сооружают свою оборонительную линию. И пусть она еще не завершена, но любая попытка атаковать ее может закончиться гибелью всего отряда.

«Сформировать бы из этих поганых штабных крыс ударный взвод и бросить в лобовую атаку на российские пулеметы! «– злорадно подумал Бобрович.

Он заложил руки за спину, как делал всегда, когда волновался, твердо взглянул в глаза комбату и чугунным тоном отчеканил:

– Таким путем я своих людей не поведу!

– Это почему же, – опешил комбат. – Ведь вы получили приказ!

– Честно говоря, мне наплевать на всю вашу Грузию с Абхазией вместе. Для меня жизнь одного моего стрельца в тысячи раз дороже всех ваших чудесных гор.

На несколько томительных минут грузинский офицер застыл, прищурив сразу же ставшими холодными глаза, борясь с душившим его гневом. Стараясь не сорваться на крик, он почти шепотом выдохнул:

–. Так ты что же, приехал сюда труса праздновать? Отсиживаться в окопах?

– Я приехал сюда помочь вам выиграть войну, а не увеличивать число потерь. По-дурному погибнуть – не велика хитрость. Мы могли это сделать где-нибудь под Фастовом. Не нужно было бы тратить столько времени и денег.

Сотник пристально посмотрел на собеседника, пытаясь понять, доходят ли до него аргументы. Потом продолжил:

– Выполнить приказ командования я не отказываюсь. Шрома будет взята. Но при этом я оставляю за собой право самому разработать план операции. Можете так и передать своим штабным мудрецам.

Поняв, что разговор окончен, комбат круто развернулся на каблуках и вышел, крепко хлопнув дверью.


* * *
«Боже, с какими придурками приходится иметь дело! – только покачал головой сотник. – Типичный сторонник советской военной доктрины. Грудью на пулемет! Чем больше потерь, тем дороже победа! Нет, эти бредни нам ни к чему. У меня не так много людей, чтобы класть их под этой вшивой Шромой. Мы хотя и не кончали академиев, но уж как – нибудь сообразим, найдем обходной путь, чтобы не идти в лоб».

– Вызовите ко мне Байду! – крикнул сотник часовому.

Несколько часов ушло на обсуждение различных вариантов. Но все они явно не нравились Устиму. Он решительно отодвинул карту в сторону.

– В штабе, когда готовили приказ о нашем наступлении, тоже водили пальцем по карте. Это ложный путь. Надо собственными глазами увидеть местность. Тогда и верное решение созреет.

– Опасно, пан сотник. Снайпер может запросто подстрелить.

– А положить наших людей – не опасно? У нас еще есть пять часов светлого времени. Прихвати с собой Ганса и будем выдвигаться на рекогносцировку. Попробуем на местности наметить наиболее безопасные пути подхода к селу.

Это было единственно верным решением. Только на местности стало совершенно очевидным, что атаковать село со стороны дороги – чистое самоубийство. В бинокль было хорошо заметно, что российские солдаты активно окапываются, вбивают колья для натяжки колючей проволоки. Наверняка уже успели установить и минное поле.

Внимательно осматривая каждый квадратный метр села, сотник обратил внимание на его тыльную часть, которая упиралась в гору. С этой стороны горный склон был почти отвесным, лишенным растительности. Судя по всему, россияне считали это направление наиболее безопасным. А что если…


* * *
Глубокой ночью группа унсовцев в составе 50 стрельцов начала обход Шромы со стороны гор. Командовал ими сам сотник. Другая, большая часть отряда должна была ударить со стороны шоссе и отрезать противнику путь к отступлению в том случае, если удар маневренной группы будет достаточно неожиданным и эффективным.

Кроме оружия и боеприпасов, унсовцы несли с собой веревки и легкие лестницы. Ночью в горах было жутко холодно и унсовцы, одетые только в хлопчатобумажные куртки, ежились и дули на озябшие руки. Их сапоги скользили по камням, густо покрытым росой. В этот момент они ненавидели москалей уже только за то, что те сидели внизу в теплых домах, а унсовцам приходилось без сна и отдыха, в кромешной темноте карабкаться по этим чертовым скалам.

За час до рассвета отряд вышел на вершину скалы, под которой располагалось село Шрома. Проворно связав лестницы и прикрепив для страховки к своим поясам веревки, хлопцы начали осторожно, один за другим спускаться вниз. Малейшее бряцание оружием или грохот случайно задетого камня могли привлечь внимание часовых. И тогда стрельцы, зависшие на скале, станут прекрасной мишенью для пулеметчиков.

Спуск по отвесной скале занял значительно больше времени, чем расчитывал сотник. Казалось, что у его подчиненных не осталось ни малейших сил на дальнейшие действия. Но зато, когда первые лучи южного солнца окрасили в светло-розовые тона ночные облака, унсовцы уже находились на расстоянии броска гранаты от окопов противника.

– Подготовить гранаты, – передал по цепи сотник. – Бросать всем одновременно по моей команде.

Он неспеша, с какой-то крестьянской обстоятельностью передернул затвор автомата, переложив его в левую руку. Правой достал наступательную гранату. Затем, привстав на одно колено, Бобрович крикнул «Огонь!» и первым со всей силы метнул гранату в сторону окопов. Полсотни почти одновременно разорвавшихся гранат подняли на дыбы опорный пункт россиян. Только что взошедшее солнце снова скрылось за непроницаемой стеной пыли и дыма. В этот кромешный ад, словно в омут, низко наклонив голову нырнули унсовцы.

– Слава Украине! – заорал во всю глотку сотник.

– Слава! – в ответ ему рявкнули стрельцы.

Оборонявший Шрому батальон десантников был застигнут врасплох. Находившиеся в состоянии кратковременного шока солдаты были буквально изрешечены ворвавшимися в окопы унсовцами. О каком – либо сопротивлении не было и речи. Некоторые из уцелевших десантников начали панически отступать через шоссе, но тут же попали под перекресный огонь двух станковых пулеметов основного отряда, которым командовал Байда.

Разработанная Бобровичем операция была блестяще осуществлена в считанные минуты. Не потеряв ни одного человека, сотня УНСО уничтожила более 40 десантников и 20 человек взяла в плен.

ГЛАВА 7

Придя в себя после дерзкой атаки унсовцев, российские десантники попытались мелкими группами просочиться в райцентр, используя в качестве прикрытия кукурузные поля, располагавшиеся по обе стороны населенного пункта.

Бобрович, внимательно наблюдавший со второго этажа стоявшего на пригорке дома за передвижением десантников, подозвал к себе роевого Гонту.

– Надо немедленно выжечь кукурузные поля с обеих сторон села. Только будьте осторожны – там скрывается полно москалей.

И вскоре запылали поля. Свежий ветер быстро раздувал пламя, неся клубы дыма и пепла на село. Тем не менее час спустя, когда пожар затих, стало ясно, что из – за широкой межи, отделявшей разные части поля, сжечь всю кукурузу не удалось. Сотник ясно видел в бинокль, как десантники мелкими группами слева и справа обходят его позиции.

– Возьми с собой четырех самых надежных стрельцов из роя разведки, – приказал сотник своему заместителю Байде, – и постарайся навести побольше шороху в кукурузе. Чтобы десантники хоть на время потеряли желание там лазить.

Дважды повторять Байде не пришлось. Уже через несколько минут его небольшой отряд двинулся вдоль края поля, глубоко огибая его с левой стороны. Десантники, прятавшиеся в кукурузе, были лишены возможности рассмотреть этот маневр, и унсовским разведчикам удалось незаметно выйти им в тыл.

Дружный залп «калашниковых» буквально опрокинул большую группу десантников. Затем в работу деловито включился станковый ПКТ, за которым лежал сам Байда. Длинные очереди яростно косили стебли кукурузы и прятавшихся за ними десантников. Укрыться от кинжального огня было абсолютно негде и российские солдаты в панике бросились во все стороны, тут же напоровшись на встречный огонь основных сил украинской сотни.

Предпринятая вылазка оказала довольно сильное деморализующее воздействие на противника. Целых три часа десантники не решались возобновить активные действия на участке, который контролировала сотня УНСО.

Лучшей наградой за этот бой для унсовцев явился перехваченный ими по рации доклад российского капитана Сергеева.

– Первый, Первый. Говорит капитан Сергеев, – орал на весь эфир перепуганный вояка. – Я, вашу мать, отказываюсь снова атаковывать село. Там засели не грузины. Это или какие – то наемники, или психованные украинцы. Я уже половину своих парней потерял!

Стрельцы радостно начали вспоминать подробности только что закончившего боя. У многих из них на поясе висели ножи, снятые с убитых десантников.


* * *
После успешного штурма Шромы, сотник Устим доложил в штаб свои соображения относительно возможного развития дальнейших действий. По мнению Бобровича, «зачистку» райцентра можно было бы поручить подошедшему на помощь Ахалцикскому батальону и подразделениям грузинской милиции. А отряд УНСО, не теряя времени, пройдет по дороге на Новый Афон и перережет железнодорожную магистраль. Его поддержит батарея самоходок, дислоцировавшаяся в Квемо – Лунде.

Однако ни одно из грузинских подразделений не поддержало атаки украинских добровольцев. Проявив редкую трудолюбивость, солдаты Ахалцикского батальона закопались в грунт по самые уши и, как видно, надеялись отсидеться там до конца войны. Но дальнейшие события еще раз подтвердили, что нерешительность и трусость приводит к большим потерям.

Увидев, что к Шроме стали подтягиваться российские танки и артиллерия, офицеры батальона сочли за лучшее потихоньку оставить подчиненных и оттянуться в тыл.

Днем по расположению Ахалцикского батальона был нанесен мощный удар минометной батареи. Первый залп оказался настолько прицельным и ошеломляющим, что солдаты, брошенные в этот трудный момент без руководства со стороны офицеров, побежали к спасительным горам. Но они не учли одного нюанса: при постоянном прицеле каждая новая мина летит на несколько метров дальше. Поэтому, чтобы выйти из зоны обстрела, надо продвигаться вперед или, по крайней мере, оставаться на месте.

Второй залп российской минометной батареи, в точном соответствии с законами баллистики, накрыл разбегающихся в панике солдат. Вверх полетели кровавые куски человеческих тел, обрывки амуниции. Ахалцикский батальон понес настолько тяжелые потери, что не мог больше продолжать выполнение задачи. Его жалкие остатки поспешно отошли в горы.


* * *
Отступившие грузинские части совершенно оголили фланги унсовцев, фактически оставив их один на один с многократно превосходящим противником. Когда же подойдет подкрепление?

Бобрович принялся крутить ручку полевого телефона, пытаясь установить связь с майором Келуаридзе, на которого было возложено командование всей операцией по обороне Шромы. Но на том конце никто не отвечал.

«Очевидно миной перебило кабель,» – догадался сотник. – Теперь мы полностью потеряли связь с остальными подразделениями. Жаль, что отступая, морпехи утащили свою рацию».

Управившись с грузинами, сибирские десантники подтянули поближе свою минометную батарею и принялись обстреливать опорный пункт унсовцев.

Миномет в горах – страшное оружие. Когда мина падает на камни, практически невозможно определить место ее разрыва. Все вокруг закрывает сплошная дымка, воздух насквозь прошит визгомосколков. Но не менее страшны и куски камней, которые при каждом взрыве разлетаются в разные стороны со страшной силой. Не успеет порыв ветра снести в сторону дым от разрывов, как новый залп закрывает солнце густой завесой подняты в воздух щебенки и песка. И черт его знает, куда упадет следующая мина. Остается только сжать нервы в кулак и надеяться, что именно твой окоп сегодня останется целым и самой Судьбой тебе предначертано погибнуть не в этом бою.

«Похоже, – подумал сотник, – мы можем остаться здесь на всю жизнь. Если эти проклятые гоги не пошевелятся, нас всех просто выкосит осколками. Да и десантники под прикрытием огня опять накапливаются в этой задолбавшей уже меня кукурузе».


* * *
Российская минометная батарея заняла настолько выгодную позицию, что была практически неуязвима. От огня противника ее надежно прикрывали два трехэтажных дома. В какой-то момент боя минометчики стали диктовать ситуацию. Необходимо было срочно предпринимать контрмеры.

– Рацию сюда немедленно! – приказал Бобрович.

Эту рацию им отдали солдаты Ахалцикского батальона. Никто из них не мог ею пользоваться, а офицеров не было. Теперь она оказалась очень кстати.

Стрельцы Обух и Дубецкий принесли рацию и поставили ее на стол.

– На палубу! На палубу, салаги, поставьте рацию! – рявкнул сотник. – Не видите, что пули и так побили всю посуду на столе.

Быстро настроившись на нужную волну, Устим связался с командиром самоходной батареи в Квемо – Лунде.

– А далеко от вас эта минометная батарея? – спросил артиллерист.

– Да метров 900.

– Понимаешь, у нас орудия очень разношенные. Разлет снарядов до полутора километров. Можем попасть по своим.

– Нет уж, спасибо, такой помощи нам не надо.

В комнату вбежал роевой Ганс:

– Разрешите доложить, пан сотник. Танки москалей опять пытаются обойти нас. Слышите как ревут?

– Ну так уничтожьте их. Возьмите наш единственный ПТУРС и два снаряда к нему.

Роевой бегом бросился выполнять приказ. Со своего наблюдательного пункта командир отряда хорошо видел, как стрельцы кривыми улочками пытались выйти во фланг танкам, чьи пушки создавали весьма неуютную обстановку в Шроме. Кстати о пушках…

Обрадовавшись пришедшей вдруг мысли, сотник опять подошел к рации. Как это там фамилия этого капитана, который утром вопил по рации о наемниках?

– Первый. Первый. Говорит капитан Сергеев, – начал сотник, подражая манере русского десантника. – В районе двух трехэтажек прорвались украинские наемники. Несу большие потери. Требую немедленной поддержки огнем.

Что ж, наживка была заброшена, осталось ждать результатов, чтобы вовремя подсечь добычу.

Несколько минут спустя на открытое пространство выскочил Т-80 и принялся лупить по трехэтажкам, за которыми укрылись российские минометчики. Снаряды ложились довольно кучно. Артобстрел прекратился. Но в эфире стало темно от дикой матерщины русских минометчиков.

Как видно, командир танка растерялся, поняв, что обстрелял своих. Этой заминки унсовцам вполне хватило, чтобы с первого же выстрела влепить ПТУРС в борт Т-80.

Никто из экипажа так и не выбрался. Остов танка полыхал два дня. И чему там гореть так долго в этой консервной банке, удивлялись стрельцы.


* * *
Понимая всю безвыходность сложившейся ситуации, сотник Устим, как только стих огонь минометной батареи, прихватил с собой стрельца Цвяха и, где бегом, где ползком, отправился в расположение штаба морпехов.

Майора Келуаридзе он нашел в кругу офицеров батальона, которые расположились возле костра. Используя автоматные шомполы в качестве вертелов, они жарили шашлык. Аппетитный запах поджариваемой свинины валил с ног на добрую милю от костра.

– Вы бы так воевали, как шашлыки жарите! – грубо, без предисловий начал подошедший сотник.

– Опять ты чем-то недоволен, – укоризненно покачал головой комбат. – Лучше присаживайся к костру, дорогим гостем будешь.

– Послушай, комбат, – повысил голос сотник. – Если в течение четырех часов не подойдет подкрепление, я отведу свой отряд в горы. Унсовцы не привыкли тикать. Твои подчиненные большие мастера по этой части. Но мы не самоубийцы. Ты ж посмотри, в каком дерьме я оказался: после того, как вы дали деру и оголили мои фланги, наши позиции торчат впереди, словно аппендикс. И россияне его обязательно отрежут. Вместе с нашими дурными головами.

– Успокойся, Устим. Я же все понимаю.

– Да толку-то что с того! Моих хлопцев лупят сейчас с трех сторон, а вы тут кабанчика жарите.

– Причем здесь кабанчик? – обиделся Келуаридзе, – Его же русская мина убила.

– Ну так присвойте ему звание национального героя Грузии, как пострадавшему от российской оккупации! – съязвил сотник.


* * *
Пока оба командира на повышенных тонах выясняли отношения, к костру подошла делегация морпехов. Выглядели они несколько смущенно.

– В чем дело? – обернулся к ним Келуаридзе.

– Понимаешь, Вахо, – вышел вперед один из солдат, – ты очень хороший человек и мы тебя глубоко уважаем. Но давай договоримся так – ты будешь нашим командиром там, в долине. А в горах пусть нами командует украинский сотник. Потому что мы хотим еще жить.

Воцарилось напряженное молчание. Комбат озадаченно взглянул на сотника, потом опять на своих подчиненных.

– А я что, против, что ли? – разрядил он обстановку.


* * *
– Хорошо, дорогой. Все будет нормально, – заверил комбат, прощаясь с сотником. – Ты только продержись еще хотя бы пару часов. Сам видишь, сколько у нас раненых.

Действительно, вокруг на разложенном брезенте лежали десятки раненых, многие из которых были в крайне тяжелом состоянии. Но в батальоне не оказалось даже достаточного количества перевязочных пакетов, чтобы оказать им первую помощь. В воздухе стоял громкий стон умирающих солдат. Слышать это было невыносимо, и сотник вместе с Цвяхом поспешили в расположение своей сотни, где с минуты на минуту надо было ожидать серьезных событий.


* * *
Удерживать весь райцентр отряду УНСО без поддержки грузинских подразделений было не подсилу. Поросшие деревьями многочисленные улочки, густые сады создавали угрозу неожиданного обхода с тыла. Поэтому сотник Устим принял решение ограничить позицию двумя десятками домов, расположенных на окраине села, примыкавших к горам.

Центром обороны Шромы оказался крепкий, просторный двухэтажный дом, стоявший на пригорке. Сразу за домом начинался довольно крутой скат, густо поросший виноградником. После минометного обстрела здесь образовалось невообразимое переплетение срубленной осколкам мин виноградной лозы, проволочного ограждения и разрушенных приусадебных строений. Помимо этой своеобразной полосы препятствий, продвижение затруднял крутой скат и многочисленные воронки от разрывов.

Казалось бы, это было наименее удобное направление для наступления на Шрому. Но почему-то именно здесь накапливались основные силы иркутского десантно – штурмового батальона.

Установленные на втором этаже дома два унсовских пулемета были готовы к отражению атаки. У одного из них стоял стрелец Обух. Спокойно, как на обычных занятиях в полевом лагере УНСО, он готовился к бою: выверил прицел, подвинул поближе патронные коробки. Затем он не поленился сбегать вниз к колодцу и набрать ведро воды. Работенка, судя по всему, предстояла жаркая и надо будет время от времени охлажать пулеметный ствол.

На первом этаже этого же дома сотник Устим расположил свой штаб. Он интуитивно чувствовал, что именно здесь развернутся главные события дня.

ГЛАВА 9

Сопровождать раненного сотника в тыл было поручено морскому пехотинцу из батальна майора Келуаридзе. Командование отрядом УНСО «Арго», продолжавшим упорно удерживать Шрому, принял на себя Байда.

Бобрович плохо запомнил те три часа, в течение которых они спускались с горы к дороге, ведущей в тыл. Первоначальный шок прошел, и теперь на него обрушилась волна дикой боли. Когда они случайно вышли на поляну, не защищенную деревьями, российские минометчики тут же открыли огонь. Услышав тошнотворный вой приближающейся мины, Устим рухнул на землю, прямо на раненную руку. Послышался хруст костей и он потерял сознание.

Очнулся Устим от того, что грузин бил его по щекам, пытаясь привести в сознание. И снова они начали свой спуск в спасительную долину. Боль раскаленным железом вонзалась во все клеточки тела, становилась нестерпимой. Ему хотелось лечь и умереть, только бы прекратить эти мучения.

«Идиотская эта война, – зло подумал Бобрович. – Разве можно так воевать? Совершенно нет обезболивающих и противошоковых средств. Даже индивидуальные пакеты выдали через одного».

Совершенно случайно сотник вспомнил о баралгине, лежавшем у него в нагрудном кармане куртки. Таблетки он всегда старался носить с собой. Еще с Вьетнама его мучил травматический радикулит. Там его сильно ударило о стенку взрывной волной от рядом разорвавшейся ракеты.

Устим судорожно затолкал в рот сразу все таблетки. Боль не прошла, но организм перестал так остро реагировать на нее. Сердце забилось ровнее. Но зато появилась новая беда – страшная сухость во рту. Поддерживаемый солдатом, сотник ковылял по камням, бережно прижимая руку к животу. Шаги складывались в метры, метры – в бесконечные километры. Он потерял счет времени.

Наконец они спустились в низину, где их встретила группа артиллерийских корректировщиков. Обессиленный, Устим повалился на спину. Он чувствовал, что у него начался жар. Невыносимо хотелось пить. Жажда заглушила даже боль в руке.

– Воды, дайте воды! – прохрипел раненный сотник.

Над ним с фляжкой воды склонился один из артиллеристов. Но заметив кровавое пятно на животе в том месте, где сотник держал руку, солдат ошибочно решил, что унсовец ранен в живот, и тут же убрал фляжку.

– Нельзя тебе, брат, воды пить. Потерпи, – сказал солдат и ушел к другим раненым.

Машина за ранеными пришла вовремя – как раз возобновился сильный артобстрел. Трясясь в машине, сотник то бредил, теряя ощущение реальности, то снова приходил в себя. Жажда становилась нестерпимой.

– Воды! – хрипел сотник.

Но в машине не оказалось воды. Ее просто забыли взять. Такая безалаберность взбесила унсовца. Он клял на чем свет всю Грузию и отношение ее граждан к войне.

«Ведь уже четвертый день идут жесточайшие бои под Шромой, вся страна об этом знает, – ругался про себя сотник, – а они посылают за ранеными машину без медикаментов и воды. Да где же у них мозги?»

Машина резко затормозила возле едущего на коне грузина, который гнал в горы отару овец. На подножку машины выскочил водитель и закричал:

– Здравствуй, отец. У нас в кузове раненный украинский офицер очень пить хочет. Нет ли у тебя воды для него?

– Почему нет? Конечно есть!

Пастух слез с коня и с флягой в руке подошел к машине. Пока сотник жадно пил воду, старик осмотрел его рану. Бинты давно уже промокли и требовали замены.

– Перевязать бы надо офицера, – обернулся старик к водителю. Видишь – кровь идет.

– Да нет у меня бинтов, отец.

– У меня есть. Я же в горы иду овец пасти.

«Вот так утер вам нос пастух, – злорадно усмехнулся сотник. – Старик на пастбище взял все необходимое, а грузинские тыловики, выделяя машину для раненых, не удосужились положить в нее хотя бы перевязочные пакеты».


* * *
Уже после боя под Шромой на грузинскую засаду нарвался штабной УАЗик российских десантников. Среди захваченных в машине документов был обнаружен рапорт командира десантно – штурмового полка об этом бое. Отнюдь не склонный преувеличивать размеры своей неудачи, российский комбат, окончивший, кстати, академию и имевший опыт боев в Афганистане, все же вынужден был доложить, что за четыре дня боев батальон потерял 58 человек убитыми и 287 – ранеными. Реальные же потери отряда «Арго» – двое убитых и 8 раненых. И это при подавляющем преимуществе российских войск в живой силе и технике!


* * *
В тот самый день, когда отряд УНСО «Арго», оставшись без поддержки грузинских подразделений, отступил из Шромы под превосходящими силами российских десантников, в Тбилиси приземлился самолет из Киева, на котором прибыло 27 унсовцев во главе с Анатолием Лупиносом и поручником Сергеем Списом.

В Тбилиси им тут же сообщили печальное известие о том, что в ходе боев за райцентр Шрома среди унсовцев есть убитые и раненые. Однако никаких конкретных фамилий известно еще не было. Сотник в это время находился в Агудзарском военном госпитале. Он знал, что в тот день должно приехать солидное пополнение. Но о визите Провидника не догадывался. Именно поэтому Устиму хотелось обязательно самому встретить новичков, чтобы помочь им избежать психологического стресса, связанного с известием о гибели бойцов отряда.

Начальник госпиталя, понимая чувства командира, выделил ему машину для поездки в Сухуми. Встреча получилось хоть и не такой торжественной, как мечтал сотник, но не менее радостной. Даже закаленный невзгодами Лупинос не сдержал слез, когда увидел живым командира отряда.

– О боже, – повторял Анатолий, сжимая в объятьях друга, – а я все переживал, узнав об убитых. Думал, только бы не Бобрович!

– Не по-христиански это, пан Анатолий, – улыбнулся Валерий.

– Нет, я не в том смысле. Но я так волновался за тебя!


* * *
Это был последний день боев за Шрому. Отряд УНСО, которым теперь командовал поручник Завирюха, совместно с морскими пехотинцами и Ахалцикским батальном должен был выбить из райцентра российские части.

Однако сделать это оказалось теперь гораздо труднее. Десантники успели восстановить оборонительные сооружения, установили минные поля. На помощь пришли танки и артиллерия. Но главное – отсутствовал элемент неожиданности, которым так удачно воспользовался сотник Устим.

Дмитрий Корчинский, несмотря на все попытки его отговорить, принял участие в атаке в качестве рядового стрельца.

Как и в ходе первого штурма, грузинские батальоны при первых же залпах российской артиллерии бросились бежать на исходные позиции, оголив при этом фланги унсовцев. Создалась реальная угроза окружения и уничтожения отряда «Арго».

Попав под сильный и хорошо организованный пулеметный огонь, отрояд УНСО вынужден был залечь на почти открытой местности. После чего в работу включилась минометная батарея россиян, у которой к украинским добровольцам были особые счеты.

Оставленные без поддержки, унсовцы начали нести потери. Осколками мины был убит роевой Багряный и ранено 8 человек, в том числе и командир отряда поручник Завирюха.

Командование сотней принял на себя Славко. В экстремальной ситуации неравного боя он сумел поднять людей в новую атаку. С автоматом в руке он бежал, увлекая за собой стрельцов.

Но вскоре совершенно очевидным стал факт бесполезности прождвижения вперед. Втянувшись в Шрому без поддержки грузинских частей, украинские добровольцы наверняка попали бы в «котел», из которого, учитывая многократное превосходство российских войск, вырваться было просто невозможно.

В этих условиях Лупиннос сделал все, чтобы осуществить планомерное возвращение отряда на исходные позиции. С поля боя были вынесены убитый и раненые, их оружие.

ГЛАВА 10

После контузии и тяжелого ранения в руку, для сотника Устима война в Абхазии закончилась. Вместе с остальными ранеными, требовавшими серьезной медицинской помощи, он был отправлен в Киев.

На прощание грузины имели еще одну возможность показать, как высоко они ценят помощь украинских добровольцев, насколько искренне их чувство благодарности.

Раненых занесли на носилках в салон самолета и, опустив кресла, постарались устроить их как можно удобнее. Однако перед самым отлетом выяснилось, что этот самолет, совершающий коммерческий рейс, должен по пути в Киев совершить дополнительную посадку для дозаправки в Ставрополье. Но как поведут себя российские власти, когда унсовцы окажутся на их территории?

Когда об этой проблеме сообщили начальнику аэропорта, он только руками развел:

– Куда же денешься? Не полетишь же без горючего.

И все же выход нашелся. Узнав о возникшей проблеме, представители грузинских деловых кругов за свой счет купили для этого рейса дополнительное горючее. К самолету подошел бензовоз и заправил его под завязку.

В салон вошел командир экипажа и объявил:

– Так, кто летит в Ставрополь – выходи. Там посадки не будет. Мы наших раненных украинских братьев повезем прямо в Киев.

С часовой задержкой самолет стартовал в направлении Украины.


* * *
Дергающая боль в руке не давала Устиму уснуть. Он смотрел в иллюминатор на проплывающие под самолетом облака. В мыслях сотник то и дело возвращался к своему отряду. Бои под Шромой уже закончились, но кто знает, что ждет хлопцев впереди.

Пройдя три войны, получив тяжелое ранение и две контузии, Устим не только ни о чем не жалел, но и скучал по всему, что осталось там, под крылом самолета. Он завидовал тем, кто остался на передовой, где все ясно и просто, где человеческие взаимоотношения лишены налета условности. Все, что в обычной жизни скрыто глубоко в душе, на войне проявлятся с поразительной отчетливостью.

Сотник никогда не мог согласиться с утверждением, что война портит человека, делает его жестоким. Нет, она скорее более выпукло проявляет те качества, которые в повседневной жизни трудно заметить. Ведь на передовой нет милиции, не действуют законы. Солдата уже не сдерживают правила человеческого общежития. И если он в душе негодяй, то на войне становится первостатейной сволочью. А если хороший человек, то он вынесет с поля боя даже противника.

Устим невольно вспомнил врезавшийся в память случай, происшедший в ходе боев под Сухуми.


* * *
Унсовцы уже полчаса крутились вокруг крепкого двухэтажного здания, превращенного противником в настоящий дот. Четыре станковых пулемета косили все живое, что пыталось приблизиться к дому. Засевшие в доме солдаты оборонялись с обреченностью смертников. Сотник уже и так прикидывал план штурма дота, и эдак, но все равно получалось, что без значительных потерь не обойтись.

Передав командование отрядом своему помощнику, Устим побежал к берегу моря, где еще утром заметил стоявшую «Шилку». В ответ на стук по броне из люка показалось покрытое копотью лицо грузина.

– Слушай, кацо, помоги нам снести ко всем чертям вон тот домик.

– Не могу. Я поставлен охранять этот участок неба. А вдруг самолеты появятся?

Устим уже начинал терять терпение. Он отчетливо слышал огонь пулеметов, под которым сейчас лежали его хлопцы.

– Если ты сейчас же не поможешь моим стрельцам, – процедил сквозь сжатые зубы сотник, – то будем считать, что самолет тебя подбил.

– Это как? – не понял грузин.

– Сейчас влуплю по твоей «Шилке» с гранатомета, так только колеса в воздух полетят.

У парня округлились глаза.

– Ну так бы и сказал, – оживился он. – Что мы, не мужчины? Не можем договориться? Поехали.

Зенитная самоходная установка подкатила к дому, неторопливо повела всеми четырьмя скорострельными пушками и изрыгнула убийственный сноп огня. В одно мгновение крепкий дом был превращен в груду камней.

Дот перестал существовать, его пулеметы молчали. Из развалин выполз чудом оставшийся в живых боец. Это был чеченец. Из пробитой насквозь ноги хлестала кровь.

К раненому с автоматом на перевес подскочил грузин. Сотник был уверен, что он пристрелит врага. Такие сцены он наблюдал уже не раз.

– Брат, не убивай меня, – в глазах быстро истекающего кровью чеченца были боль и тоска.

– Вот видишь, – печально покачал головой грузин, – понадобилась война, чтобы ты наконец понял, что мы с тобой братья.

Он закинул автомат за спину, помог подняться чеченцу и под пулями потащил его в тыл.

Нет, на войне человек продолжает оставаться самим собой. И все же из Абхазии унсовцы вернутся уже другими. В этом сотник Устим был твердо уверен. Теперь его стрельцы твердо знают, что в случае необходимости, они найдут в себе мужество подняться и шагнуть из окопа вперед, на встречу шквалу свинца. Их любовь к Украине не ограничится размахиванием флагами на убогих митингах. Они уже доказали готовность отдать свои жизни на алтарь родины.


* * *
Первым, кто встретил раненных унсовцев на родной земле, был оперативный сотрудник СБУ, добросовестно заснявший на видеопленку возвращение боевиков.

Перед стоявшими за стойкой пропускного пункта аэропорта «Борисполь» таможенником и двумя пограничниками появилась колоритная процессия. На носилках занесли стрельца Явора, за ним шли роевой Рута и сотник Устим с рукой в бинтах, сквозь которые обильно проступала кровь. Все они были одеты в камуфляж с унсовскими знаками различия и мазепинки.

– Вы кто? – опасливо рассматривая паспорт Устима, словно самодельное взрывное устройство, спросил сотрудник таможни.

– Мастер по ремонту чаеуборочных комбайнов, – устало ответил сотник.

– А что с рукою? – хитро улыбнулся пограничник, косясь на стоявшего в стороне опера из СБУ.

– Упал с комбайна.

– А вы с ним? – обратился офицер к Руте и Явору.

– Нет, мы археологи, – с достоинством ответил роевой.

– И где ж вы копали?

– В Сухуми копали, – Рута задумчиво принялся загибать пальцы, – в Мтисубане копали, в Старушкино тоже. Но больше всего пришлось покопать в Шроме.

– Вот как раз там я и упал в одну из выкопанных им ям и сломал ногу, – добавил Ярый.

Пограничник помолчал, крутя в руках паспорта «археологов».

– А почему же вы все в форме УНСО?

– Так разве вы не слышали, – ехидно улыбнулся сотник, – что на Кавказе сейчас это национальная одежда?


* * *
На следующий день, после возвращения в Киев, Бобровича привезли в Центральный военный госпиталь Министерства обороны Украины. Была предварительная договоренность, что в этом известном во всем СНГ медицинском учреждении раненным унсовцам окажут квалифицированную помощь.

Навстречу им вышел начальник госпиталя. Краснея и потея, он стал запинаясь объяснять, что к нему приходили сотрудники СБУ и сказали, что любой военный медик, который окажет помощь унсовцам, будет немедленно уволен.

– Они ведь все равно не позволят нам держать вас у себя. А у меня семья, дети.

«Хоть краснеть не разучился», – усмехнулся про себя Бобрович.

Но руку не перевязывали уже третьи сутки, мягкие ткани загнили и начали дурно пахнуть. Необходимо было срочное медицинское вмешательство.

– Хорошо, мы будем искать другое место, – преодолевая головокружение, устало согласился сотник. – Но сделайте мне хотя бы перевязку.

– Не могу, – повторил военный медик. – У меня же дети.

И все же один подполковник медслужбы нашел в себе мужество и перевязал раненного земляка, проливавшего свою кровь за Украину в далеких предгорьях Кавказа.


* * *
Два мучительно долгих месяца мотался по стране Валерий Бобрович в поисках хирурга, который бы отважился взяться за его лечение. Во Львове были не против положить Валерия в больницу, но заявили, что вынуждены будут ампутировать руку.

Вернувшись опять в Киев, Бобрович пошел на прием в Институт травматологии.

Хирург долго рассматривал ренгеновский снимок руки, на котором, словно Млечный путь, были разбросаны более 20 осколков костей.

– Учитывая тяжесть ранения и запущенность раны, – объявил врач свое решение словно приговор, – сегодня во всей Украине вам может помочь только профессор Ярослав. Вот только возмется ли он вас лечить? Профессор чрезвычайно загружен. Впрочем, я на всякий случай дам вам его координаты.

И вот здесь солдатское счастье сново оказалось в ранце Бобровича. Профессор Ярослав был не только редчайшим профессионалом своего дела, но и человеком высоких патриотических убеждений. Он не вполне разделял методы работы УНСО, но горячо сочувствовал борьбе его стрельцов против российского империализма. Вылечить бойца, который воевал за близкие ему идеалы, профессор Ярослав считал делом чести.

Операция длилась четыре мучительных часа. Собрать кости руки оказалось почти невозможным – многие их фрагменты отсутствовали. Пришлось сделать кость на несколько сантиметров короче. И все же профессор совершил чудо – спас руку офицера.

БЕЗ ПЛАЩА, НО С КИНЖАЛОМ

ГЛАВА 1

Сразу же после возникновения УНСО стало ясно, что организации потребуется группа профессионалов, которая будет планировать и осуществлять специальные операции военно – политического характера, работать не только внутри страны, но и за ее пределами, устанавливая связь с родственными по духу организациями за рубежом. Исходя из этого в конце 1991 г. в УНА – УНСО было создано секретное подразделение – Отдел внешней документации (ОВД). Костяк отдела составили несколько офицеров Главного разведывательного управления МО СССР. Вернувшись из Москвы, они не смогли сразу найти себе место в Вооруженных Силах Украины. УНСО не только добилось восстановления их на кадровой службе, но и предложила не афишируемую работу по специальности, на которой офицеры могли бы в полной мере реализовать свои способности.

В дальнейшем для работы в ОВД привлекались наиболее надежные офицеры Генштаба, Академии и Главного управления разведки Вооруженных Сил Украины, сочувствовавшие идеям национал – патриотизма.

Лупинос сделал все, чтобы ОВД являлся глубоко законспирированной организацией, о работе которой знал бы только очень узкий круг доверенных лиц. Многие рядовые члены УНСО не догадывались о существовании такой структуры. Более того, опасным было даже задавать вопросы на эту тему.

Курировать деятельность Отдела внешней документации было поручено полковнику Боровцу.

Первой пропагандисткой акцией, которую спланировал и осуществил ОВД, стала поездка отряда УНСО в Крым на туристическом поезде «Дружба» под девизом «Крым будет украинским или безлюдным!»

– Наши хлопцы рвутся в бой, им не хватает горячего дела, где бы они могли проявить себя, – поставил задачу Лупинос. – Необходимо найти для них такое дело. Обратите внимание на Крым. Это очень перспективный регион для создания в нашей стране собственной «горячей точки». Необходимо только умело разыграть эту карту. Подумайте над этим.

В то время Крым начал формироваться как полигон для антиукраинской пропаганды пророссийско настроенных политических организаций. Остроту добавляла неожиданно возникшая проблема раздела Черноморского флота. Правительство Украины проявляло странную нерешительность в распутывании целого клубка крымских противоречий. И чем дольше оно уклонялось от решительных мер, тем сильнее запутывался этот клубок.

Шестым чувством настоящих боевиков унсовцы ощущали запах крови на полуострове. Их тянуло туда словно магнитом. Но горячие головы остужало присутствие в Крыму черноморских моряков, которые даже в смутное время развала СССР продолжали контролировать ситуацию, поддерживая в городах полуострова железный порядок.

УНСО было совершенно необходимо показать «москалям», кто в украинском доме хозяин. Но как пробраться туда и устроить шумную политическую акцию? Прибыть по одному на черноморское побережье в виде туристов, а потом всем сконцентрироваться в одном месте? Но это технически сложно осуществить.

– А что если приехать в Крым на туристическом поезде? – Славко – Своей поездкой мы покажем всему народу, что без всякого разрешения свыше группа патриотов может добиться любых поставленных целей, если только захочет. Мы докажем, что родина продается не в Крыму, а в Киеве.

Несколько лет назад ему доводилось совершать экскурсии на этом поезде, носившим название «Дружба». Интересно, где он находится сейчас?

Вскоре удалось выяснить, что такой поезд по-прежнему существует, хотя давно уже стоит без дела. Быстро подсчитали, что для того, чтобы арендовать поезд для поездки в Крым, необходимо уплатить в переводе на твердую валюту около 10 тыс. долларов. Вот только где их взять?

Свет в конце тоннеля забрезжил лишь когда львовской организации УНСО удалось найти спонсора, согласившегося выделить необходимую сумму. Но даже имея деньги на руках, оплатив все счета, руководству организации удалось с большим трудом преодолеть постоянно возникавшие проблемы.

Отъезд туристического поезда, следовавшего по маршруту Киев – Одесса – Херсон – Севастополь, наметили на середину февраля 1992 г. В 17 комфортабельных вагонах нашлось место для 500 унсовцев, группы народных депутатов Украины, которую возглавил находившийся на пике своей популярности Степан Хмара, и представителей общественных организаций из 18 областей страны. Кроме того, с собой было решено взять народный ансамбль и даже церковный хор.

Удалось решить сложный вопрос с продовольствием. Знакомые офицеры одного из военных училищ столицы помогли достать на армейских продскладах несколько мешков крупы, рожек, пять ящиков свинного сала. Хлеб и остальные продукты пришлось закупать уже в дороге. Впрочем, во многих городах, где останавливался туристический поезд, политические организации правого толка старались помочь участникам марша продовольствием и деньгами.

Перед отъездом руководитель ОВД провел с унсовцами, которым предстояло принять участие в поездке, тщательный инструктаж. Хлопцы были предупреждены, что с момента отправки поезда, они должны считать себя на военном положении. А это означает строжайшее соблюдение дисциплины, запрет употребления спиртного, максимальную собранность и готовность к решительным действиям. Кроме того, было запрещено брать с собой в дорогу предметы, которые бы могли быть идентифицированы как оружие. Пронос подобных предметов в вагоны рассматривался как провокация, попытка сорвать крупнейшую политическую акцию УНСО.

Руководство организации, зная с кем имеет дело, не ограничилось одними предупреждениями и устроило тщательный шмон своих членов. Предпринятые усилия были ненапрасны – у одного унсовца изъяли две наступательных гранаты. Нарушителя приказа жестоко избили «буками» и отправили домой.

Однако вопрос безопасности этой важной поездки не давал покоя Лупиносу. Буквально за день до отъезда он подошел к Олегу Кашперскому:

– Послушай, Президент. Постарайся подобрать в депо десятка два метровых арматурин и надежно спрятать их под штабным вагоном. Если пруты обнаружат, они должны выглядеть, как инструменты для поездной ремонтной бригады.

– Сделаю в лучшем виде, – заверил Олег. – Но одних прутков будет, пожалуй, маловато. Лично я расчитываю в этой поездке на худшее.

Позднее среди унсовцев ходили слухи о трех «калашниковых», которые якобы взяли в поездку специалисты ОВД. Боевой настрой, готовность к открытому столкновению с политическими противниками и послужили основанием тому, что люди сразу же окрестили этот туристический поезд бронепоездом «Дружба».


* * *
С первой же минуты, как бронепоезд тронулся с 10 пути киевского железнодорожного вокзала, командиры приступили к работе с личным составом своих отрядов. Многих из своих подчиненных они видели впервые, практически ничего о них не знали. Поэтому необходимо было не только узнать друг друга, но и установить в вагонах воинскую дисциплину.

С этой задачей удалось блестяще справиться. За все время долгого и трудного пути не произошло ни одного серьезного ЧП. Если не считать выходки народных депутатов. В Херсоне они позволили себе расслабиться в городском ресторане, куда их пригласили восторженные поклонники идей национализма. В свой вагон нардепы добрались чуть тепленькими.

О чрезвычайном происшествии было немедленно доложено руководству.

– Вышвырнуть их немедленно с поезда! – распорядился Лупинос.

Но посовещавшись, руководство организации прняло более гибкое решение: Степана Хмару, учитывая его заслуги перед революцией и преклонный возраст, оставить в вагоне. Остальных выбросить.

Два крепких унсовца, под громкий хохот товарищей, без малейшего почтения к званию народного депутата, пинками вытолкали из вагона пьяных нарушителей приказа. Когда проспавшийся на следущее утро Степан Хмара стал разыскивать своих соседей по купе, он долго не мог поверить, что эти мальчишки унсовцы могли решиться на подобный поступок. Но посмотрев в холодные глаза Лупиноса, Степан Илькович увидел там такое, что заставило его как можно реже высовываться из своего купе.

В Херсоне их догнала посланная неделю назад телеграмма командующего Черноморским флотом адмирала Касатонова: «Лягу костьми, но не пущу националистов в город русских моряков!»

Тут же, в штабном вагоне, уселись писать ответ. Слух о телеграмме распространился с быстротой молнии, и скоро в штабном вагоне было негде упасть яблоку. Телеграмму Касатонову составляли в диком шуме и хохоте, как это повелось в здешних местах еще со времен написания казаками ответа турецкому султану. После многочисленных дополнений и сокращений, наконец удалось прийти к единому мнению. Текст телеграммы, уместившийся на двух страницах, исписанных убористым почерком, принесли для подписи Лупиносу.

Он глянул в начало и конец этого сочинения, потом скомкал листы и швырнул их на пол. В своем блокноте он размашисто вывел: «Выезжаем. Будем утром. Встречай. Твоя УНСО».


* * *
И унсовцы свое слово сдержали. Хотя трудностей на их пути было немало. Первую попытку остановить бронепоезд местные власти предприняли в Симферополе. Долго не находилось свободного пути, потом возникли проблемы с локомотивом.

– У меня есть предложение как ускорить нашу отправку, – не теряя хладнокровия изрек Лупинос. – Через час организуем митинг протеста против пророссийской ориентации руководства Крыма. Место сбора – у здания Верховного Совета.

Построившись в колонну и поставив во главе певчих церковного хора с хоругвиями, унсовцы направились к центру города. Туда же потянулись любопытные местные жители. Вскоре на площадь прибыли члены различных политических и общественных организаций с плакатами и флагами. Таким образом, при относительной немногочисленности приезжих «туристов», центральная площадь оказалась заполненной довольно разношерстной, но агрессивно настроенной толпой.

К стоявшему в центре площади под красно – черными унсовскими стягами Лупиносу пробились двое полковников милиции и передали приглашение на встречу с отцами города. Отсутствовал дядя Толя не более четверти часа.

– Наш бронепоезд стоит под парами и готов к немедленному отходу, – улыбнулся Лупинос. – Эта уступка сделана нам в обмен на просьбу прекратить митинг. Поступим так: спокойно сворачиваем знамена и рассасываемся по одному. А горожане как хотят – могут продолжать митинговать хоть до самого лета. И вплоть до вечера перед зданием Верховного Совета не смолкали проклятия и призывы немедленно навести на полуострове порядок. Но экипаж бронепоезда был уже далеко.

Вторая и самая серьезная попытка заставить унсовцев вернуть назад бронепоезд «Дружба» была предпринята под Севастополем. Дежуривший на КПП усиленный наряд моряков – черноморцев решительно потребовал документы на право проезда на территорию закрытого города. Пламенная речь Степана Хмары, потрясавшего своим удостоверением народного депутата Украины, не только не поколебала решительности патрульных, но и оказала обратное влияние.

– Так это тот самый националюга, которого в Киеве КГБ арестовывало! – перешептывались моряки, еще плотнее смыкая свои ряды.

Было понятно, что никакие уговоры здесь не помогут.

– А может пора уже браться за арматурины? – предложил Президент.

– Мне кажется, что в данном случае это нецелесообразно, – заявил Лупинос. – Однако на решительные действия Касатонова надо отвечать еще более решительными контрмерами. Немедленно выйти всем на рельсы и перекрыть движение поездов. За нами сейчас смотрит вся Украина, и мы не имеем права проиграть.

В считанные минуты вагоны туристического поезда опустели. «Туристы» из УНСО уселись прямо на рельсы. На долгих два часа, пока политическое руководство Крыма и командование Черноморского флота обсуждали свое решение, железнодорожная связь с «городом русских моряков» была перекрыта. И снова, в который уже раз, пала неприступная оборона Севастополя.

К вечеру того же дня отряд УНСО, как он и обещал адмиралу, прибыл в город – герой Севастополь. Они прошли через все препятствия и добились своего. Они доказали, что сплоченность и настойчивость могут делать невозможное. Слова разъединяют, действия – объединяют.

Цель была достигнута, и остальные мероприятия УНСО в городе уже не носили принципиального характера. Так что совершенно напрасно нервничал адмирал Касатонов. Впрочем, в какой – то мере он даже помог унсовцам, воздвигая на их пути препятствия, преодоление которых создавало боевикам ореол борцов за независимую Украину. Давно ведь известно, что без мученников нет веры.

Пройдя маршем по улицам притихшего города, с боевыми песнями и развернутыми знаменами, унсовцы провели молебен в церкви, где, как им сказали, в 1918 году большевики расстреляли украинских националистов. Впрочем, об этом молебне у стрельцов остались весьма блеклые воспоминания. Даже названия той церкви они толком не запомнили.

ГЛАВА 2

Следующим важным этапом работы специалистов ОВД стала подготовка и осуществление переброски 183 бойцов УНСО в Приднестровье. Несмотря на некоторые шероховатости, в целом план удался и был высоко оценен Лупиносом. Военспецы из ОВД дали несколько серьезных рекомендаций. Во – первых, не стоит переоценивать значение подготовки к акции, чтобы не утонуть в мелочах. Надо больше доверять экспромту. Во – вторых, службы безопасности многих стран далеко не столь профессиональны, как они об этом рассказывают. И главное – в мире есть немало родственных парамилитарных организаций, с членами которых они будут неоднократно встречаться в ходе различных военных конфликтов. Поэтому необходимо поддерживать с ними прочные связи.

Вот почему сразу же после возвращения из ПМР, специалисты отдела приступили к поиску контактов со своими единомышленниками в США и Европе. В прессе они прочитали о национал – социалистах США, которых возглавляет мистер Хофман. Через посольство США довольно скоро удалось наладить с ними контакт и получить официальное приглашение. Американские соратники взяли на себя обязательство полностью профинансировать этот визит.

Провидник принял решение, что в гости к заокеанским фашистам направится шеф ОВД Виктор Мельник и глава политреферентуры УНСО Анатолий Лупинос.


ЛУПИНОС АНАТОЛИЙ (псевдо «Дед», «Дядя Толя»)
Родился 21 июля 1937 г. в селе Ново – Александровка Красноармейского района Донецкой области. Родители репрессированы в 1929 г. Бежали из лагеря. В 1942 г. переехали в Черкасскую область. 25 лет отсидел у советских лагерях и психушках. Теоретик и организатор УНА– УНСО, автор киевоцентрической идеи. Поэт, эссеист. Женат имеет 6 детей.Умер у 2000 г. Не исключен русский след.


* * *
Почему выбор остановился именно на дяде Толе, никому в УНСО не надо было объяснять. Этот бородатый, всегда улыбчивый старик, с трудом передвигающий свои больные ноги, не знал преград. Если надо, он мог пешком пройти (и проходил) через заснеженные Кавказские хребты, вброд форсировать стремительные горные реки, проникнуть через тщательно охраняемые кордоны. Отсидев в зоне почти четверть века, Лупинос научился быстро устанавливать дружеский контакт с любыми людьми.

Рассказывали, что когда власти за диссидентскую деятельность поместили Лупиноса в днепропетровскую психбольницу, он через пару дней сумел соблазнить главврача Аллу Степановну и стал открыто сожительствовать с ней. Вскоре Аллочка забеременела. Разразился громкий скандал, после которого Анатолия отказались принимать медицинские учреждения подобной специализации. Пришлось Лупиносу «мотать» свой срок в лагерях.

В одном из лагерей Анатолий Лупинос познакомился с еврейским раввином. Вскоре украинский и еврейский диссиденты крепко сдружились. Раввин обладал поистине энциклопедическими знаниями, острым умом и щедрой душой. Он оказал глубокое влияние на становление Лупиноса.

Прежде всего Анатолий приступил к изучению иврита. Это было своеобразной сенсацией среди политических, поскольку большинство из них учили английский язык, надеясь эмигрировать в США сразу после освобождения. Вскоре Анатолий настолько хорошо изучил иврит, что мог свободно читать на нем Библию.

Кроме иностранного языка украинский зэк получил обширные знания по зарубежной литературе, истории и философии. В зоне Анатолий начал писать очень неплохие стихи.

Но все эти качества Лупинос привык надежно прятать за непроницаемой маской наивной простоты. Тюремная жизнь научила его не выделяться среди товарищей по несчастью. Извлечь этот урок ему помогла одна трагедия, очевидцем которой он явился.

В лагере с незапамятных пор сидело немало «авторитетов». Их отличало не только вызывающее поведение, но и антисоветского содержания татуировки, нанесенные на самых видных местах тела. У некоторых такими надписями были исколоты даже лоб и щеки. Продолжать держать этих людей за колючей проволокой не было оснований, но и выпустить на свободу с возмутительными росписями тоже невозможно.

Начальство лагеря решило не ломать голову над решением сложной проблемы. Однажды зимним утром экспонаты этой антисоветской галлереи доставили в ближайший овраг и покрошили из пулеметов.


* * *
Дядя Толя, при всех его легендарных достоинствах, обладал и несколькими существенными недостатками. Во – первых, всю жизнь проходив в тюремном «клифте», он так и не научился ухаживать за своей одеждой. Во – вторых, он беспрерывно дымил сигаретами, закуривая их одну от другой. Эти минусы создали проблемы при отправке Лупиноса в Америку.

Сразу же выяснилось, что у пана Анатолия нет ни одного приличного костюма. Точнее, их у него вообще не было. И тогда унсовцы, сбросившись «по рублю», купили Лупиносу отличный черный костюм. Дед ходил как именинник и на радостях даже аккуратно подстриг бороду. Но уже в обед Лупинос, задремав с сигаретой в руках после чашечки кофе, прожог на штанах солидную дыру.

Второй раз пускать шапку по кругу было просто неприлично. Выручили спонсоры из Львова, которые выделили «мелочь» на другой костюм.

– Зато теперь у меня два новых пиджака, – не унывал бывший зэк.

Но ему прощали все чудачества, так как возлагали большие надежды на предстоящую поездку. УНСО нуждалась в международных связях и финансовых средствах, чтобы прочновстать на ноги.


* * *
О своем визите в США Анатолий Лупинос не любит распространяться. Известно лишь, что американские фашисты произвели на него тяжелое впечатление.

– Эти жирные коты совсем не хотят ловить мышей, – отвечал обычно Дед, когда его распрашивали о поездке за океан.

Американский лидер бритоголовых мистер Хофман, на предложение о проведении ряда совместных акций на территории Западной и Восточной Европы, обещал подумать над этой идеей. При этом законопослушный фашист выглядел несколько испуганным. Штатовский фюрер постарался как можно быстрее распрощаться с украинскими коллегами, всучив им на прощанье рекламную видеокассету о деятельности национал – социалистов в США. Практически это было единственным результатом дальней поездки.

Впрочем, дед считал поездку в США весьма полезной в плане ознакомления с методом работы зарубежных спецслужб. С самого начала визита унсовцы оказались «под колпаком» у ЦРУ. Его специалисты столь умело и ненавязчиво спланировали программу деловых встреч, что глашатаи украинского национализма вынуждены были ходить по глухому бюрократическому кругу. В многочисленных фондах и общественных органиазциях им вежливо рассказывали о своих задачах и разъясняли, что скорее всего унсовцам нужна совсем другая органиазция. При этом тут же любезно звонили и договаривались о встрече. На следующий день ситуация повторялась с удручающей точностью.

Унсовским дипломатам все же удалось вырваться из-под жесткой опеки и встретиться с кубинскими контрреволюционерами. Но и они работали исключительно с голоса ЦРУ.

– С такими радикалами нам не по пути, – удрученно заявил Лупинос. – Они же шага не могут сделать самостоятельно. Да у нас в Украине в сто раз больше свободы, чем в хваленой «свободной» Америке. По крайней мере для УНСО. Жалею что не поехал к Саддаму.

– А что вы еще, пан Анатолий, ожидали от Штатов? – успокоил спутника Журналист. – Эта страна полностью враждебна нашей идее создания великой украинской империи. Ну зачем им еще один конкурент?

Не удалось в ходе того визита договориться и о финансовой помощи. Правда, некоторые члены украинской диаспоры начали честно собирать свои засаленные доллары, но это не могло решить проблемы. Лупинос был твердо убежден, что диаспору надо не «доить», а наоборот, оказывать ей финансовую поддержку. Только тогда они почувствуют необходимость в Украине и станут в значительной мере проводниками ее интересов в Америке. К сожалению, сейчас происходит обратный процесс.


* * *
На обратном пути в Украину самолет должен был сделать промежуточную посадку в Ирландии. Всего час с небольшим стоял самолет в ирландском аэропорту, но за это время Журналист и Лупинос сумели провести заранее спланированную и весьма содержательную встречу с высокопоставленными представителями Ирландской республиканской армии.

– Нам все – таки не совсем ясно, чем мы можем быть вам полезными? – в который раз задавал вопрос через симпатичную переводчицу сотрудник штаба ИРА, который отрекомендовался как Роберт Говард. – К сожалению, наша освободительная борьба требует чрезвычайно больших финансовых затрат. Поэтому мы не можем оказать вам поддержку в этом плане.

– Но мы могли бы договориться о каких – то совместных акциях, – предложил Виктор. – К примеру, можно организовать в какой – либо третьей стране тренировочный лагерь, где проходили бы подготовку ваши и наши бойцы. Это весьма полезно в плане обмена боевым опытом.

Предложение унсовца остро заинтересовало молчавшего до этого момента смуглого бородача в кожаной куртке и плоской шапочке.

– Мы, афганские моджахеды, – вступил в разговор новый собеседник, не сочтя нужным назвать своего имени, – могли бы вам помочь с организацией такого лагеря. Можно направить наших инструкторов, снабдить необходимымой учебной базой и боевым оружием. Только лагерь не должен располагаться далеко от нашей границы. Почему бы не сделать его где – нибудь на Кавказе? Там исключительныо удачные природные условия для подготовки боевиков.

– Что ж, – согласился Лупинос, – на Кавказе сейчас вызревают новые социальные бури. Фитиль, которым является проблема вокруг Нагорного Карабаха, очень скоро приведет к серьезному взрыву. И тогда наши боевики, подготовленные для ведения боя в горных условиях, смогут оказать серьезное влияние на ситуацию в том регионе.

Не тратя больше времени на пустые разговоры, обе стороны обменялись контактными телефонами и договорились о более детальном обсуждении вопроса о создании совместного тренировочного лагеря. В дальнейшем УНСО так и не удалось развить взаимодействие с холодными и туго соображающими ирландцами. Зато контакты с моджахедами получили активное продолжение.


* * *
Примерно в то же время «Провокация»– жена одного лидеров УНСО, по заданию ОВД развила бурную деятельность по установлению контактов с религиозными организациями Юго – Западной Европы.

Она пользовалась очень серьезным влиянием в организации. И далеко не случайно пресса назвала ее украинской Мата Хари. С присущим ей женским обаянием она выполняла задания, требовавшие тонких подходов. При этом она не любила обсуждать свое участие в работе УНСО, оставаясь постоянно в тени.


* * *
Прежде всего будучи ревностной католичкой сочла необходимым заручиться поддержкой нелегально действовавшего на Украине ордена Студитов. В обмен на обещание поддержки со стороны УНСО, Оксана получила на руки несколько рекомендательных писем к имеющим серьезное влияние кардиналам Италии и Испании.

И хотя эти поездки и встречи отняли много времени и совсем не понравились Провокации, но в реузультате удалось все – таки выйти на контакт с видным деятелем «Красных бригад» Пьетро Дануццо по кличке «Кардинал», который, по некоторым данным, был тесно связан с итальянской разведкой и массонской ложей П – 2. Впрочем, последнее обстоятельство не сильно смутило лидеров УНСО, поскольку в задачи Отдела внешней документации входило не только планирование подрывных акций, но и взаимодействие со спецслужбами ряда государств.

Поэтому встречи с Кардиналом были продолжены, что позволило в дальнейшем установить рабочие контакты с алжирскими фундаменталистами, действующими на территории Франции.

И все же активного сотрудничества с право – радикальными организациями Запада унсовцам так и не удалось установить. Главной причиной являлась относительная бедность этих организаций и сильная зависимость от спецслужб, которые контролировали буквально каждый их шаг и во многом определяли направление деятельности. По слухам так Провокация сколотила свой первый солидный капитал.


* * *
Успешно проведенные молдавскими ОПОНовцами террористические акции против активных участников сопротивления ПМР стали предметом тщательного анализа со стороны сотрудников Отдела внешней документации УНСО. Одновременно была сделана попытка обобщить опыт террактов против мирного населения, накопленный в годы Второй мировой войны УПА, а в наше время «Красными бригадами» и ИРА.

Этот более чем любопытный документ в окончательном варианте имел вид не столько теоретического изыскания, сколько практической инструкции для подготовки боевиков. В дальнейшем он использовался в качестве методического пособия при обучении стрельцов основам террористических актов в тренировочных лагерях.

Осенью1993 г. инструкция по организации террактов против мирного населения была передана Анатолием Лупиносом Президенту Чеченской республики Ичкерия Джохару Дудаеву и оказала серьезную помощь при разработке плана операции, осуществленной боевиками Шамиля Басаева в Буденновске.

Сами унсовцы пытались реализовать положения инструкции по террактам в ходе боевых действий в Абхазии. Они предложили грузинскому командованию создать из стрельцов отряда УНСО «Арго» пять-шесть групп специального назначения, которые бы осуществляли широкомасштабные терракты в глубоком тылу противника. В качестве одной из первых таких акций планировалось произвести взрыв штаба абхазских воинских формирований. Специалисты ОВД были уверены, что при царящей там неразберихе не составит особого труда пронести необходимое количество взрывчатых веществ внутрь здания и осуществить взрыв.

Однако предложение унсовцев не вызвало восторга у грузин. Может быть в силу национальных особенностей. Они предпочитали сражаться с врагом в открытом бою и недолюбливали удары из – за угла. К тому же в грузинском штабе царил не меньший бардак, чем у абхазов, и ответные террористические акции могли привести к серьезным потерям среди высшего руководства вооруженных сил.

ГЛАВА 3

Говлясь к «броску на Восток» в Отделе внешней документации начали изучать труды китайских государственных деятелей древности Хан Фея: «Основу разведки должны составлять закрытые, глубоко засекреченные товарищества, которые подчиняются железной дисциплине, имеют значительные суммы денег для повседневной работы и свято исповедуют религиозную идею императора. Результат работы лазутчиков должен оцениваться по тому, насколько точна информация и, главное, как быстро она доставлена. Основной силой разведки являются люди, небоящиеся отстаивать свою собственную позицию, которая может в определенной степени не совпадать с господствующей при дворе. Оценивать добытую информацию должны наиболее доверенные особы, неиспытывающие страха перед доктриною, на которой базируется власть императора. Только тогда они сохранят широту взглядов и объективность. Но количество таких сановников должно быть строго ограничено».

Поражало насколько точно изложил суть разведывательной деятельности древний мудрец. Видать в этом деле ничего не меняется веками, разве что техническое оснащение.

Что ж, из трех главных компонентов – глубоко законспирированной организации, железной дисциплины и значительной суммы денег – ОВД не имеет только последнего. Поэтому серьезное внимание следовало уделить поиску партнера, который бы располагал необходимыми суммами денег.

На фоне глубочайшего экономического кризиса всех стран бывшего социалистического лагеря заметно выделялась крохотная Чечня. Ее мощные нефтеперерабатывающие заводы практически контролировали «жидкое золото» всего Каспия. И это позволило правительству Джохара Дудаева в короткий срок нажить огромные прибыли. Кроме того, Чечня негласно становилась центром транзита в Европу оружия и наркотиков, что тоже давало солидные доходы.

Было совершенно очевидно, что Россия и международные нефтяные короли не станут мириться с такой ситуацией. Вот-вот в Чечне должен был вспыхнуть факел новой Кавказской войны. И это как нельзя более устраивало УНСО. Лупинос объявил, что организация решительно переносит основную часть своей деятельности на Кавказ.

Полковник БОРОВЕЦпримкнул к организации у 1992г. Проводил специальные операции на территории РФ, подготовку боевиков на Кавказе. Подлинная биография неизвестна. Жил по легенде. После развала УНСО исчез из Украины. По непроверенной информации был советником у Басаева, после его гибели ушел в Афганистан к талибам, принял ислам.


* * *
С каждым днем все тревожнее поступали сведения о положении дел в Чечне. В августе 1994 г. Анатолий Лупинос и полковник Боровец провели встречу с Джохаром Дудаевым, договорившись об общих принципах сотрудничества. Главным был вопрос о создании тренировочных лагерей для совместной подготовки боевиков,

функционирование подобного лагеря возможно и целесообразно только на территории одной из республик Северного Кавказа. Например в Грузии в одном из кистинских сел. Чеченцы – кистинцы оказывали всяческую помощь. Особенно неоценимая помощь была оказана братьями Махаури Како и Карлом. В свое время они окончили Киевский университет им. Т.Г. Шевченко, факультет международных отношений, были женаты на украинках. Братья действительно были цветом чеченской нации. В конце 90-х были уничтожены ФСБ прямо в Киеве не без наводки наших ментов или СБУ.

Однако для конкретного решения этого сложного вопроса необходимо было провести рекогносцировку на местности.Такая поездка была необходима и для того, чтобы лучше оценить военно – политическую ситуацию на Кавказе, составить четкое представление о возможностях действующих там военных формирований.

У руководства УНСО не вызывало сомнения, что большинство населения Грузии, Армении и Азербайджана с глубокой симпатией относится к освободительной борьбе чеченского народа, восхищается независимой и твердой политикой Президента Чечни Дудаева. Поэтому если путем целого ряда хорошо продуманных акций создать благоприятные условия, то Кавказ может стать передовым рубежом борьбы с «миротворцами» России.

– Пусть лучше пылает Кавказ в огне разрушительной борьбы с наступающей империей, чем мы вынуждены будем начать эту борьбу где – нибудь в Крыму, – заявил Лупинос. – Наша организация всегда будет там, где идет вооруженное сопротивление проимперским силам, как бы отрицательно к нашей позиции не относилось правительство Украины.


* * *
Лупинос четко сформулировал цель поездки сотрудников Отдела внешней документации УНСО на Кавказ. Во-первых, группе предстояло проанализировать военное состояние республик Северного Кавказа: выявить противоборствующие группировки, оценить соотношение сил, по возможности узнать уровень их боеготовности. Второй не менее важной задачей было сделать попытку освободить из тюрьмы приговоренного к смертной казни офицера – украинца Юрия Беличенко, который в качестве наемника участвовал в бомбардировках Степанокерта и был сбит силами ПВО Нагорно – Карабахской республики.

Эта акция могла сформировать имидж УНСО, как организации, которая имеет достаточно возможностей, чтобы вытащить взятых ею под покровительство людей из самой сложной ситуации, даже из камеры смертников. В обстановке, когда предполагалась вербовка большого числа наемников для участия в боевых действиях на Кавказе и в Восточной Европе, такая акция носила исключительно важный пропагандистский характер.


* * *
Дед иронично взглянул на целлофановые пакеты с продуктами, заготовленные остальными участниками рейда в ожидании трудной дороги. Одному Богу известно, куда занесут унсовцев в этот раз горные дороги и сколько продлится вояж. На Кавказе было неспокойно, он напоминал собою растревоженный улей. Чужакам там было ох как неуютно.

Пан Анатолий настоял на немедленной трапезе и решительно достал из чьей-то торбы увесистую палку колбасы. Через полчаса в сумках оставалось только несколько банок тушенки. Их просто поленились открывать, так как ни у кого не оказалось под рукой ножа.

Но Лупинос не успокаивался. Он еще раз придирчиво осмотрел сумки.

– Так, есть еще несколько пляшек горилки. Хорошо, в самолете допьем. Кстати, я забыл взять деньги на билет. Быстренько скиньтесь, хлопцы. Мне нужно 150 баксов. В Тбилиси сразу же отдам.

В это верилось с трудом. В УНСО каждый знал, что Дед никогда не возвращал долги. Правда, и сам ни у кого их не требовал. Но деваться было некуда, нельзя же остаться без проводника. Хлопцы неохотно полезли за своими заначками.

Когда группа благополучно прошла пограничный и таможенный контроль аэропорта «Борисполь», вдруг выяснилось, что у Лупиноса оказывается нет никаких документов и его не пропускают. Более того, на собранные доллары он даже не удосужился купить билет.

Унсовцы растерянно стояли перед выходом, а пан Анатолий ласково улыбался им с балкона второго этажа.

– Садитесь спокойно в самолет. Если мне не удастся сегодня улететь с вами, я прилечу попозже. Может быть даже на этой неделе.

Лица спутников вытянулись от досады. Все адреса, телефоны, фамилии лиц, с кем предстояло контактировать, были только у него. Зная, что в этом его сила, Лупинос не спешил делиться своими контактами. Ехать без Деда на Кавказ было безрассудством. Но и не ехать нельзя – деньги за билеты никто уже не вернет.

Вылет самолета задерживался уже на 40 минут. И вот наконец-то дверь захлопнулась за последним пассажиром, из-за которого, очевидно, всех и держали. Им оказался лукаво улыбающийся в прокуренную бороду пан Анатолий. Не вдавась в объяснения, как ему удалось пройти пограничный контроль без паспорта, он решительно протянул руку к похудевшей сумке с продуктами.

– Так, что у вас там еще осталось. Ну-ка, плесните на донышко.


* * *
В Тбилиси стоял теплый осенний вечер, напоенный ароматами кипарисов и неизвестных южных растений. Маленькая группа гостей из Украины решительно направилась в зал для народных депутатов. Дежурившие там милиционеры не спешили проявлять восторг от такой бесцеремонности. Но, отдавая дань столь наглому напору, позволили сделать один звонок по правительственному телефону.

Как только связь была установленна, обстановка вокруг прибывших пассажиров чудесным образом преобразилась. До этого угрюмые, милиционеры тут же превратились в эталон кавказского гостеприимства. Унсовцев отвели в отдельный кабинет с мягкой мебелью, принесли кофе, бутерброды. Не известно каких высот достигло бы радушие хозяев, если бы за украинцами не примчалась черная «Волга».

С этого момента Лупинос и его спутники оказались под надежной опекой «Мхедриони» – самой влиятельной военизированной группировкой Грузии.

Пронесясь по темным улочкам вечернего Тбилиси, машина свернула с проспекта Шота Руставелли к зданию парламента, расточительно светившего всеми своими окнами. На втором этаже в приемной члена парламента Джабы Иосселиани на мягких диванах и креслах развалилось десятка два мускулистых, вооруженных до зубов парней. Многих из них унсовцы знали еще по событиям в Абхазии. Так что встреча получилась шумной и радостной. Парни из охраны даже не забыли имен своих украинских соратников по борьбе.

Естественно, разговор тут же перекинулся на боевые эпизоды недавнего военного конфликта с Абхазией. При этом грузины вдохновенно фантазировали, расписывая собственный героизм. Свои рассказы они сопровождали интенсивной жестикуляцией, то и дело наводя оружие на сидевших напротив товарищей.

По уже укоренившейся привычке к осторожности, Боровец взял у одного из охранников автомат и передернул затвор. На пол со звоном упал патрон. Значит все это время он был в патроннике и при малейшем нажатии на курок мог произойти случайный выстрел. Боровец, который еще не привык к чудачествам грузин, был в шоке.

Увидев его изумление, начальник охраны, щеголявший экзотическим «маузером» на боку, спокойно пояснил, что у них всегда оружие заряжено и готово к немедленному применению. Что же до мер безопасности, то он не помнит ни одного случая гибели бойцов из-за непроизвольного выстрела в результате неосторожного обращения с оружием. Бог, как говорится, пока миловал.


* * *
Дверь кабинета широко распахнулась и гостей пригласили войти. Джаба Иосселиани стоял посреди кабинета в белой сорочке на выпуск, с расстегнутым воротом. В глаза бросилась уверенная улыбка, обнажившая золотые фиксы, и плохо выбритая щетина на щеках.

Над столом парламентария рядом с государственным флагом висел флаг УНСО.

Джаба извинился за задержку, сославшись на работу в парламенте и на необходимость принять делегацию преподавателей вузов. При этом он не забыл похвастать, что курирует в правительстве помимо военных вопросов еще научную и культурную жизнь страны. На днях ему была присвоена ученая степень доктора.

Удивительным образом сочетая в себе барскую вальяжность и армейскую деловитость, Джаба, после теплых слов приветствия, связался по «сотке» с правительством Армении, попросив от своего имени оказать помощь украинской делегации, посодействовать в реализации ее задач.

Затем он сделал попытку дозвониться до Грозного, но связь с ним была уже блокирована. По секрету Джаба сообщил, что его парни регулярно бывают в Чечне, стараясь держать своего шефа в курсе происходящих там событий.

Позднее стало известно, что отнюдь не только служебные обяазанности заставляли этого человека интересоваться делами в соседней стране. Иосселиани установил чисто коммерческие отношения с режимом Дудаева. Совместными усилиями им удалось провернуть крупномасштабную аферу. Кратчайшим путем через перевал была протянута нитка пластиковых труб, используемых в сельском хозяйстве для орошения полей. По этому мини нефтепроводу из ближайшего селения Чечни бензовозы перегоняли горючку через грузинскую границу, где бензин закачивался в бензовозы «Мхедриони». Затем машины гнали прямиком в Армению, где бензин продавался в 5 – 6 раз дороже. Разницу в цене Джаба забирал себе, а с Джохаром расплачивался оружием. Оно доставлялось в Грозный на вертолетах до тех пор, пока российские средства ПВО надежно не перекрыли границу.

Как ни приятна была беседа с грузинским парламентарием, но надо было закругляться. Лупинос настаивал на том, чтобы отправиться в путь еще затемно.

Джаба нажал кнопку звонка на столе и в кабинет с достоинством вошел парень лет двадцати. На плече его висел автомат. По словам Джабы, этот молодой парень был классным водителем, призером международных автогонок, имел большой опыт езды по горным дорогам.

– Он вам заменит десятерых бойцов, – улыбнулся Иосселиани. – С

таким водителем я буду за вас спокоен.

Джаба оказался прав. Это был действительно царский жест с его стороны. В то время среди «всадников», открыто увлекавшихся наркотиками и крепкими напитками, ошалевших от чувства безграничной власти, было очень трудно найти уравновешенного, надежного человека. Несомненно, Ризо (так звали нового водителя) был лучшим из них.


* * *
Всю ночь унсовцы мчались от одного грузинского поселка к другому. И почти в каждом из них приходилось останавливаться у местного отдела «Мхедриони». Как правило, это был клуб или несколько комнат в школе, где на разбросанных матрацах, крепко прижав к себе автоматы, спали спасатели. Большинство из них, добровольно перенося бытовые неудобства, были уверены в том, что они делают очень важное и полезное для своей родины дело.

Впрочем, далеко не все местные жители разделяли это мнение. Унсовцам запомнился один старик, который, глядя на увешанных оружием юнцов, тяжело вздохнул и покачал головой:

– Разве заставишь их теперь вернуться к земле? Да они скорее пойдут грабить на большой дороге, чем начнут работать.

Эти молодые парни, увешанные оружием, были вездесущи. Их можно было встретить в любое время суток в самом отдаленном уголке страны. Точное их число, вероятно, не знал никто. Но они, называя себя всадниками (по-грузински «мхедриони»), утверждали, что их более 15 тысяч.

Первые отряды всадников стали создаваться под руководством Джабы Иосселиани в 1989 г., как реальный противовес президентской власти Звиада Гамсахурдии.

Официально эта структура была зарегистрирована Постановлением Совета министров Грузии от 3 сентября 1993г. как Корпус спасателей. Командиры держали своих подчиненных в состоянии постоянной боевой готовности: велось боевое дежурство, по первой команде всадники обязаны были явиться в штаб

На то время в Грузии не было более организованной и боеспособной силы, чем «Мхедриони». Попасть в число всадников было очень непросто. Для этого требовались специальные рекомендации. Официально в штатах организации числилось не более 2 тыс. человек, в обязанности которых входило поддержание порядка в населенных пунктах, оказание помощи гражданам в случае чрезвычайных происшествий и природных катаклизмов. Иными словами, на них ложились обязанности подразделений Гражданской обороны.

Всадники держались уверенно, даже вызывающе, постоянно демонстрируя свое хорошее финансовое положение. Это отнюдь не способствовало установлению теплых контактов с остальным населением Грузии, получавшим в среднем около 2 долларов. Откуда же спасатели брали необходимые финансовые средства? Ведь государство не платило им ни копейки.

Лихие парни из «Мхедриони» предлагали коммерческим организациям свои услуги по их «охране», устраивали своих людей в торговлю, рентабельное производство. Некоторые местные командиры взяли под контроль подпольную добычу и перегонку нефти. Это позволяло всадникам не только «кормиться», но и держать под контролем ключевые структуры государства. Фактически речь шла о банальном рэкете, прикрываемом патриотическими лозунгами. К рэкету относилась и практика всадников собирать поборы на дорогах за организацию «охраны» проходящих через Грузию в Армению автокараванов.

Но главной статьей доходов являлась торговля наркотиками и оружием. Впрочем, эта сфера деятельности «Мхедриони» была покрыта густой завесой тайны.

Порядок и относительная централизация в этой организации поддерживались только за счет личного авторитета Джабы Иосселиани. В Грузии не было на тот момент лидера, равного ему по влиянию на этих вооруженных людей. Но в случае ослабления его власти, существовала реальная угроза распада организации на множество самостоятельных вооруженных отрядов, никем и ничем не контролируемых.

В этом случае «Мхедриони» очень быстро из фактора стабильности могла превратиться в главную угрозу мира в стране. Правительство, правда, пыталось превратить всадников из патриотической военизированной организации в обычную госструктуру на манер Гражданской обороны с широким кругом конкретных обязанностей, вплоть до пожарных функций. Но Иосселиани, прекрасно понимая к чему клонит правительство, на это не согласился.

Всадники продолжали увлеченно вооружаться, покупая оружие даже за рубежом. Не редкостью становились разборки между отдельными членами организации и даже между целыми отрядами за сферу влияния. Становилось все более очевидным, что Грузия сворачивает на латиноамериканский путь развития.

Для того, чтобы сохранить власть «Мхедриони» над страной, эта организация с помощью парламентского лобби всячески препятствовала нормальному становлению национальной армии и органов правопорядка.

Можно было бы предположить, что безраздельное господство многочисленных всадников позволит навести относительный порядок если не на всей территории Грузии, то хотя бы на центральных магистралях, которые являются жизненно важными артериями этой страны. Но очень скоро унсовцы получили возможность убедиться в неверности этого предположения.


* * *
Перед носом их машины на автостраду выскочил какой-то «Москвич». Трудно было понять, откуда он взялся – может, стоял на обочине? Все остальное произошло в считанные доли секунды. Ризо взял левее, будучи уверенным, что сумасшедший водитель «Москвича» проедет правой стороной шоссе. Но машина заехала на левую сторону и стала поперек проезжей части. Ризо затормозил так, что взвизгнули покрышки. Пассажиров мотануло в сторону. Уголком глаза водитель увидел, что из машины выскакивают какие-то парни в кожаных куртках, вытаскивая на ходу пистолеты.

Ризо так же заметил, что справа на шоссе осталось место, где можно проскочить. Он отпустил тормоза, прибавил газ, крутанул руль вправо, потом сразу влево. Автомобиль занесло, каким-то чудом он проскользнул между багажником «Москвича» и барьерным камнем автострады. Сидевших в салоне «Волги» унсовцев отбросило влево. Ризо рванул баранку вправо, притормозил, повернул руль чуть влево, уже не так резко. И – о чудо! – проскочил.

Лупинос уже собирался было приказать остановиться, чтобы разобраться с этими придурками.

– Надо линять как можно скорее, – бросил через плечо Ризо. – Это гвардейцы Кетовани. Они с нас шкуру сдерут, если задержат. Мы по приказу Джабы участвовали в аресте министра обороны. Теперь его гвардейцы поклялись отомстить нам. И они свое слово сдержат. Если получится.

Обернувшись назад, Дмитро увидел, как парни суетливо заскакивали в «Москвич», уже на ходу захлопывая дверцы. Дистанция медленно сокращалась, но она все еще была слишком велика, чтобы автоматная очередь высунувшегося из окна машины гвардейца достигла цели.

Пока они развернулись и бросились в погоню, «Волга» уже успела опередить их на несколько десятков метров. Они неплохо взяли с места, но им пришлось набирать скорость, а «Волга» уже мчалась во весь опор.

Когда скорость перевалила за сотню, Ризо перестал следить за спидометром. У него просто не хватало на это глаз. Одним он смотрел на дорогу, а вторым – в зеркальце. Попадись сейчас какая-то выбоина на дороге или скатившийся с горы камень – и наступит бесславный конец прогулки членов УНСО по Кавказу.

И вот по пустому шоссе как вихрь неутся две машины, почти не касаясь поверхности. Казалось, что машинам доставляло огромное удовольствие показать, на что они способны. Расстояние между ними начало увеличиваться. Граница была совсем близко. Промелькнул знак, что автострада кончается.

«Если на такой скорости мы влетим на шоссе с другим покрытием…» – тревожно подумал Провидник…

Ризо, словно прочтя эти мысли, слегка притормозил. И вдруг послышался новый звук, не очень громкий, но явно отличающийся от шума моторов. В первый момент даже показалось, что это стреляет выхлопная труба.

Нет, звук был другой. Тут водитель заметил взметнувшиеся впереди на дороге фонтанчики пыли. «Стреляют с глушителем, – догадался Ризо. – Сволочи. Ведь могут запросто попортить мою шкуру».

Гвардейцы явно целились в покрышки, и хотя расстояние между машинами уменьшилось, никак не могли попасть. Наверное, им мешало солнце. Вот уже показался пограничный пункт. Ризо включил дальний свет и нажал на клаксон. Из здания армянского пограничного пункта выбежали люди с автоматами. Даже на такой скорости было заметно, что они пьяны в дым.

Преследователи притормозили. Пограничники почему-то подняли шлагбаум. Может, просто подумали, что едут сумасшедшие и лучше их пропустить, пока они не разнесли в щепки пограничный пункт. Дико завывая клаксоном и скрипя тормозами, мотаясь из стороны в сторону, влетела «Волга» на территорию пограничного пункта и, свернув за будку таможенника, остановились на газоне. Ризо успел перед этим заметить, как преследующий их «Москвич» развернулся и помчался в обратную сторону.


* * *
Очень скоро унсовцы единодушно пришли к выводу, что на тот день Грузия была не готова к участию в крупномасштабном военном конфликте на Кавказе. Армия создавалась чрезвычайно медленно и практически представляла собой небольшое число почти несвязанных между собой воинских подразделений. Вооруженные формирования спасателей были настолько криминализированы и заняты собственными проблемами, что трудно было представить этих вояк в окопах на передовой. Нельзя было ожидать от них и финансовой поддержки, так как за жалкие копейки они беспощадно грабили собственный народ.

К тому же, амбиции политических лидеров того времени резко превуалировали над национальными интересами государства. Правда, можно было искусственно «раскачать» ситуацию, втянув Грузию в борьбу против России на стороне большинства стран Кавказа. Но это требовало необоснованно больших финансовых затрат и длительного времени, которого оставалось очень мало.

– И все-таки я думаю, что мы здесь еще повоюем, – мечтательно протянул Дмитро. – Смотрите, какие живописные пейзажи. Природа позаботилась о естественных укреплениях. Здесь с одним взводом унсовцев можно сдерживать целый полк москалей. Так что мы с тобой еще не прощаемся, Грузия.

ГЛАВА 4

При переезде через грузино-армянскую границу поразил почти мгновенный переход из царства буйной зелени в мир приглушенных желто-коричневых тонов. Над бурыми холмами со скудной растительностью в зените стояло слепящее солнце на выцветшем небе.

Далеко к горизонту убегало, теряясь в холмах, извилистое шоссе. На нем не было видно ни милицейских постов, ни армейских КПП с голодными солдатами.

А ведь в стране было введено военное положение. Впрочем, тут все было понятно. Ландшафт позволял свободно объехать любую преграду по проселочным дорогам. Это ведь не Грузия, где с двух сторон – горы.

Первого человека в форме «туристы» встретили только в Ереване. Им оказался милиционер в белоснежной форменной рубашке с коротким рукавом. При нем не было никакого оружия. Невольно вспомнились киевские стражи порядка, которые все чаще стали появляться на оживленных улицах столицы в бронежилетах и с автоматами наперевес.


* * *
В Ереване пан Анатолий еще раз блестяще продемонстрировал свое умение устанавливать контакты на самом высоком государственном уровне.

Запыленная машина остановилась у республиканского комитета госбезопасности. Лупинос уверенно подошел к дежурившему у входа лейтенанту и попросил его позвонить по номеру, который он записал на листочке. Офицер неторопливо набрал номер. И вновь с точностью до деталей повторилась ситуация, которую можно было наблюдать в Тбилисском аэропорту. События на глазах стали приобретать ускорение. Дежурный стремительно бросился по лестнице вверх, мгновение спустя он уже мчался вниз с ворохом каких-то бумаг. В это время к подъезду подкатила черная «Вольво», поданная специально для дорогих гостей с Украины.

Лейтенант из всех сил старался одновременно выполнять роль гида, охранника и носильщика. В интуристовской гостинице «Баку» унсовцы тут же получили два уютных двухместных номера.

Спустя два часа полковник Боровец и Анатолий Лупинос ушли на конфиденциальную встречу с начальником Госбезопасности Армении, которая состоялась на его даче. А Журналист и Ризо попытались отоспаться за бессонную ночь. Впереди их ждала труднейшая дорога через горный перевал в Нагорно – Карабахскую республику.

Хлопцам не суждено было в полной мере насладиться отменным интуристовским сервисом. Вечером их бесцеремонно растолкал дед и коротко проинформировал, что отъезд будет через 2 часа. И вообще, в дальнейшем двигаться предполагается исключительно по ночам, а работать – днем. Такой график позволит, во-первых, сэкономить массу времени, а во-вторых, сделать передвижение максимально скрытым. К тому же это будет своеобразным профессиональным испытанием.

Что ж, приказ есть приказ. Хотя Журналиста не покидало ощущение, что Лупинос искусственно усложняет задачу, ища проблем на свою шею. И проблемы эти не заставили себя долго ждать.

Началось с того, что из-за несогласованности их не встретила машина с сотрудниками ГБ, которые должны были сопровождать «Волгу» до Степанокерта. Логично было бы переночевать в гостинице, а с утра утрясти все недоразумения. Но Дед уперся рогом. Он забрался в машину, хлопнул дверцей и скомандовал:

– Поехали. Ждать никого не будем. И не из таких передряг выходили. Это даже интересно: удастся ли нам ночью, без всяких карт, абсолютно не зная местности, добраться до цели.


* * *
Даже приблизительно не зная ни дороги, ни армянского языка, в кромешной темноте унсовцы отправились в долгий и трудный путь через знаменитый Лачинский перевал в Нагорный Карабах. Им приходилось едва ли не поминутно притормаживать у обочины, распрашивая черезвычайно редких в это время прохожих о правильном направлении.

К полуночи машина поднялась из уютной и теплой долины в горы, где ночной морозец пробирал до костей. Каждый спасался от холода по-своему. Журналист пытался заснуть. Боровец матерился на чем свет. Дед вел заумные разговоры о восточной философии при этом он с водителем Ризо непрерывно курил. Временами Дед засыпал, и тогда сигарета падала на брюки и выжигала в них очередную дыру. В этих брюках в сеточку Лупинос и заявился к Президенту НКР– Роберту Качеряну.

В два часа ночи водитель, который, казалось, никогда не спал, обявил, что они, кажется, заблудились. Все тут же повыскакивали из машины, которая стояла на обочине узкой дороги, уходившей круто в гору. Было ясно, что это не центральное шоссе. Неподалеку одиноко стоял одноэтажный дом. Не оставалось ничего другого, как всей гурьбой подойти к нему и начать стучать в ворота.

При этом все были готовы к тому, что в ответ в лучшем случае пальнут из дробовика, в худшем – из гранатомета. И хозяева дома были бы правы. Именно так поступили бы даже в крупном городе, увидев глубокой ночью за окном пятерых обросших и помятых мужчин, не знающих ни одного слова на местном диалекте. А уж в горах, где ведутся боевые действия, нечего было даже расчитывать на снисхождение.

Но другого выхода не было, и унсовцы продолжали колотить в ворота. Вдруг одно из окошек осветилось трепетным огоньком зажегшейся свечи, скрипнули двери и на порог вышла пожилая женщина, зябко кутаясь в платок. С трудом поняв чего хотят незнакомцы, она подробно разъяснила, как выехать на основную дорогу. Однако женщина тут же предупредила, что ночью им будет нелегко выбраться отсюда, поэтому лучше всего подождать до утра в ее доме.

– А утром вернется с гор мой муж, он может проводить вас.

Но Лупинос ответил решительным отказом, сославшись на крайнюю ограниченность во времени. Тогда женщина зашла в дом и вскоре вынесла увесистый каравай домашнего хлеба, узелок с сыром и бутылку водки.

Даже не склонный к сентиментальности Боровец был расстроган. Он еще долго рассуждал о благородстве и мужестве этого народа, ища истоки этих прекрасных качеств в тяжелой истории Армении.


* * *
Еще затемно машина остановилась у шлагбаума контрольно-пропускного пункта. Солдат, наведя на поссажиров «Волги» автомат, бесцеремонно отконвоировал их в дежурное помещение. Здесь вповалку лежали укырывшиеся шинелями люди, продолжая даже во сне держать в руках оружие. У крохотной печурки грелся капитан в донельзя замызганной форме.

Первым в разговор вступил Боровец. Не располагающим к пререканию тоном он проинформировал, что они являются официальной делегацией Украинского правительства, которую с нетерпением ожидает Президент НКР. В доказательство своих слов он предъявил какие-то удостоверения, которые он имел в изрядном количестве на все случаи жизни.

Офицер взглянул на бумаги и перевел взгляд на стоявшую в углу рацию.

– Понимаешь, дорогой, нет связи. Горы мешают. Туман. Я не могу взять на себя ответственность за таких людей… Будем ждать утра! Унсовцы от негодования даже подпрыгнули. Но тут их мягко оттеснил плечом Лупинос. Проковыляв к печурке, он удобно разместился на колченогом табурете.

– Чайком не угостишь, землячок?

В ход была пущена безотказная тактика народной дипломатии. Без лишнего гонора, по свойски и неспеша Дед повел беседу о доме, о семье, о проклятых политиках, которые загнали всех их сюда. С нотками ностальгии погрустили о прежних временах, даже достали фотографии детей.

– Что – то я совсем вогнал вас в тоску, – вдруг широко улыбнулся Лупинос, поглаживая бороду. – Послушайте лучше анекдот. Однажды азеры чистили автоматы, а самый тупой из них и спрашивает сержанта: «И почему это Аллах не догадался устроить людей так, чтобы их, как автомат, можно было бы разобрать и заменить сломанную деталь?» «А вот почему, – разъясняет ему сержант. – Представь себе, что лежишь ты разобранный на детали, и вдруг тревога. Ты стал себя собирать второпях и вместо головы приделал задницу. Каска на голову не налазит, воротничок мундира не застегивается. А главное – все кричат «ура», а ты…?»

От хохота повскакивали с кроватей заснувшие солдаты.

Полчаса спустя, после нескольких кружек горячего чая с пряниками, унсовцев со всеми знаками внимания проводили к их «Волге». Крепко пожав на прощание руки украинским гостям, капитан самолично поднял шлагбаум.

– Вот так Лупинос и государственную границу переходит, без всяких виз и документов, – шепнул Боровец на ухо Журналисту.

Позднее участники этого вояжа имели достаточно возможностей убедиться в справедливости этих слов.


* * *
Дорога петляла так, что дух захватывало. Иногда колеса машины буквально зависали над пропастью. Но Ризо уверенно вел «Волгу» от поворота к повороту. Уже достаточно рассвело. На обочине дороги виднелось множество покореженных остовов грузовиков и БТРов. Все чаще стали встречаться сожженные селения.

Экипаж машины подобрался, прекратил свои шуточки. Они крутили головами, вглядываясь в милые их сердцу пейзажи разрушения. На дорожных указателях были видны следы пуль.

– Хотел бы я оказаться со своими хлопцами здесь пару лет назад, – мечтательно проговорил Боровец, ни к кому конкретно не обращаясь. – Кавказ идеально подходит для войсковых операций с применением небольших мобильных групп, оснащенных только легким стрелковым вооружением. Горы не позволяют здесь задавить противника превосходством в живой силе и технике. Бойцы УНСО, с хорошей горной подготовкой и умением действовать индивидуально, на Кавказе могли бы во всей широте проявить свои самые сильные стороны. Ведь здесь решающее значение играют мужество, боевой опыт, личная инициатива каждого бойца. Дорога стала спускаться вниз, в прекрасную долину, где природа чудесным образом сочетала в себе лучшие черты грузинского и армянского ландшафтов. Буйно растущая на склонах гор изумрудная растительность кольцом охватывала залитую щедрым солнцем долину, в которой раскинулись невысокие строения Степанакерта. Укрепленная на бетонном столбике табличка «Добро пожаловать в Степанокерт» была наискось продырявлена пулеметной очередью. Слева высился памятник жолгожителям.

Улицы города казались пустынными. Только редкие прохожие спешили по своим делам. Транспорта почти не было видно. В этом тихом и уютном южном городке сама мысль о войне казалась кощунственной. Но в глаза бросались разрушенные здания, следы от разрывов бомб и снарядов.

У входа в здание Верховного Совета НКР одиноко стоял милиционер. На его поясе не было видно привычной кобуры.

– В городе запрещено появляться с оружием, – пояснил сержант. – Да в нем и нет необходимости. У нас практически нет серьезных преступлений. Даже появление в нетрезвом виде – уже настоящее ЧП.

– Да уж, порядок, – с кривой улыбкой ни к селу ни к городу сказал Боровец, повернувшись к нам так, чтобы не слышал милиционер. – Десять наших унсовцев вот так же утречком могли бы приехать на двух машинах сюда и перерезать все правительство с их сраным спецназом. А потом еще и азерам задать жару.

Лупинос несколько секунд мечтательно смотрел на чарующую природу долины.

– Когда-нибудь мы так и сделаем. Наверняка!


* * *
Борьбу за независимость в Нагорно – Карабахской республике начинали небольшие воинские формирования, которыесоздавались из местного армянского населения и переселенцев славянского происхождения. Потом в условиях высокой интенсивности и затяжного характера конфликта стало ясно, что без создания регулярной, хорошо вооруженной армии очень малочисленному ополчению республики не выстоять против азербайджанских вооруженных сил.

Армия обороны НКР начала формироваться на базе 366 мотострелкового полка, который дислоцировался в Степанокерте. В связи с природной обособленностью Нагорного Карабаха эвакуация гражданского населения была затруднена, поэтому большинство жителей остались проживать в условиях военного режима.

Фактически республика жила по законам, которые царили в СССР эпохи Великой Отечественной войны. Верховный Совет не действовал и был представлен в одном лице его председателем. Всем руководил Государственный комитет обороны, который возглавлял Президент республики Роберт Кочерян.

В республике сразу уяснили, что многочисленные стихийно появившиеся вооруженные отряды – ненадежные союзники. Поэтому их командирам присвоили офицерские звания и заставили выполнять приказ. Несогласных немедленно разоружали.

С самого начала поняв, что для косного армейского организма губительнее всего реформы, руководство республики сделало все, чтобы сохранить свои вооруженные силы как точную копию одного из подразделений Советской Армии. Никаких изменений в уставах, в форме одежды, в политической работе с личным составом.

Конечно, изменения были. К примеру, Армия обороны НКР главный упор сделала на действие в бою мелких самостоятельных групп, отбросила характерную специфику Советской Армии действовать крупными массами войск, лобовую тактику. Были существенные изменения и в методике политической работы с солдатами. Но все это преподносилось не как коренные реформы, а как вполне естественное развитие уже имеющихся и по – прежнему незыблимых традиций. Демократическая общественность Нагорного Карабаха была представлена одним человеком, называвшим себя представителем Хельсинского движения. Но на него все смотрели как на простого блаженного и не обращали внимания. В республике царил обычный военный коммунизм. Люди работали за 0,8 доллара в месяц, получая необходимые продукты путем распределения. Трудовая повинность распространялась на всех без исключения. Даже бывший первый секретарь обкома партии был мобилизован на должность начальника рабочей столовой.

– Это просто поразительно, – восхищался обычно сдержанный дед. – Республика живет и развивается, находясь одновременно в состоянии войны и мира. Причем жизнь здесь идет не стихийно, как, к примеру, это было в Ливане, а под жестким контролем государства. В НКР осуществялется интенсивное и эффективное обучение всего мужского населения способам ведения войны. Строжайшая дисциплина и рационализм заменили глупые иллюзии о демократии. Здесь, в Нагорном Карабахе построен идеал УНСО – национально – авторитарный режим. И он на практике продемонстрировал свою жизнеспособность и самодостаточность. В НКР работает группа военных советников во главе с генерал-майором Ивановым. В состав группы входят 12 полковников и 16 подполковников, в основном специалистов ПВО, связи, танкистов. Кандидатура Иванова рассматривается на пост начальника штаба Армии обороны НКР.



* * *
– Начальник разведки Армии обороны НКР майор Армен Майлян, – представился подошедший к Лупиносу офицер в зеленом берете. – Я буду отвечать за организацию вашего визита и безопасность членов делегации.

Позади бравого майора плотно стояли два десятка плечистых парней в американских камуфляжных куртках и с японскими радиостанциями на поясе. Было ясно, что непрошенных гостей взяла под свой «колпак» служба безопасности республики.

Однако опека разведки на первом этапе визита оказалось весьма полезной. Прежде всего майор накормил прибывших изысканным завтраком, хотя в те дни рядовые жители республики не имели в достаточном количестве даже хлеба.

За завтраком был обсужден дальнейший план действий. Дядя Толя сообщил, что главной целью их поездки является стремление спасти жизнь офицеру украинского происхождения. Поэтому условились, что сразу же после трапезы они посетят городскую тюрьму, где находится под стражей Юрий Беличенко.

Тюрьма представляла собой очень аккуратное двухэтажное здание, сияющее белизной своих стен в лучах полуденного солнца. Камеры в ней были просторные, с необычно большими, хотя и зарешеченными окнами.

– Камфортабельное заведение, – по достоинству оценил увиденное Анатолий Лупинос, знавший толк в «местах не столь отдаленных». – Наша Лукьяновская тюрьма похуже будет.

В камере N2 вот уже более года содержался приговоренный к смертной казни через расстрел пилот сбитого над городом Су – 25 капитан Юрий Беличенко.

– У нас есть точные данные, – сообщил майор Майлян, – что этот азербайджанский наемник совершил 17 налетов на Степанокерт. За свою работу он собирался получить 5 тысяч долларов и квартиру в любом городе СНГ. На его совести десятки убитых граждан республики. Но наш народ гуманен. Никто не хочет его смерти. Одно условие – он должен отсидеть свой срок сполна.

Юрий стоял в углу просторной и чистой камеры. На кровати лежала раскрытая книга.

– Привет Юра, – кивнул ему охранник и протянул пачку сигарет. – Угощайся.

Выглядел офицер вполне нормально, но затравленный взгляд глубоко запаших глаз говорил яснее слов, что пришлось ему пережить за эти месяцы.

– Я прислушивался к каждому скрипу двери, – рассказывал Юрий, – и думал, что это пришли за мной, чтобы привести приговор в исполнение. Лучше бы меня убили сразу же там, у сбитого самолета.

– Ничего, парень, мы тебя вытащим отсюда, – твердо пообещал Дед.

В этот же день состоялась беседа лично с Президентом НКР Робертом Кочеряном. Рассматривая Украину как возможного партнера в сделках по продаже оружия, Кочерян не хотел обострять отношения с этой страной. Поэтому он пообещал, что в течение недели Верховный Совет смягчит меру наказания украинскому наемнику, а позднее возможно согласится на его возвращение в Украину. Одно условие – она должна обратиться к НКР письменно, как к официально признанному государственному образованию.

Боровец и Журналист, принимавшие участие в этой беседе, не стали спорить. Главное было сделано – положено начало переговорному процессу о судьбе летчика. И это уже немало. До сих пор МИД Украины ничего не сделал для Беличенко. А вот УНСО сделало! И уж они постараются, чтобы этот факт дошел через средства массовой информации до граждан Украины.

Вечером унсовцы еще успели посетить казармы учебного полка, дислоцированного под Степанокертом, и ознакомиться с системой подготовки кадров младших командиров для Армии обороны НКР. С помощью командира полка подполковника Вачана Айеряна они получили довольно полное представление о боевых возможностях воинских формирований республики.


* * *
На следующее утро Лупинос планировал посетить город Физули, ставший настоящей крепостью Армии обороны. Там, на передовой, Боровец надеялся расширить информацию о путях снабжения армии вооружением и боеприпасами. К тому же, у Боровца закралось подозрение, что в армии воюют не только граждане НКР. Еще на КПП, где они вынуждены были задержаться, Боровкц обратил внимание Лупиноса на группу крепких парней с европейского типа лицами. По уверенному взгляду колючих глаз и явному стремлению оставаться в тени в них можно было сразу угадать типичных «диких гусей». Пан Анатолий успел выяснить, что они направлялись через Степанокерт в Физули.

Однако поездке не суждено было состояться. Поздним вечером, когда украинские боевики собирались возвращаться в гостиницу, стоявшую на окраине города, Борвец заметил, что его внимание пытается привлечь стоящий в тени дома человек. В нем с удивлением узнал в нем того самого полусумасшедшего представителя Хельсинского движения, на которого им сегодня утром со смехом показывал майор разведки.

Боровец без опасений шагнул ему на встречу. По заострившимся скулам правозащитника и непрерывно дергающемуся кадыку было заметно, что он страшно взволнован и чего-то сильно боится.

– Умоляю вас, тише! – схватил правозащитник за рукав Боровца. – Если меня заметит кто-то из «зеленых беретов» майора Майляна – мне конец. У меня для вас есть важное сообщение. Днем, пока вы были в тюрьме, сюда приехали русские офицеры – инструкторы из танкового полка, стоящего под Агдамом. Они потребовали немедленно вас арестовать. Думаю, что захват будет произведен ночью в гостинице. Все, я должен идти.

Доброжелатель скрылся в вечерних сумерках.


* * *
– Ну что ж, – протянул Боровец, узнав о предупреждении сердобольного правозащитника, – как говорится, хотели как лучше, а получилось как всегда. Опять приходится сматываться, пока не загребла российская разведка. Выезжаем через час, когда все успокоятся.

Осторожно проехав с погашенными фарами по Степанокерту, унсовцы стали быстро удаляться в сторону Лачинского коридора. Одна проблема все еще беспокоила их – КПП, которое перекрывало дорогу в 30 км от города. Надежда была на то, что плохая связь в горах, о которой говорил капитан, не позволит быстро предупредить часовых и перехватить беглецов.

Так оно и произошло. Начальник поста приветствовал пассажиров «Волги», как старых знакомых. Как и прошлый раз, все вместе долго пили чай и вели неторопливую беседу, под мощный храп развалившихся на полу солдат.

Уже под утро, когда все, включая и часового, спали без задних ног, унсовцы осторожно выбрались из домика КПП.

– Только без шума, – шепнул Боровец.

Все дружно принялись выталкивать машину наружу. Надо было незаметно добраться до того места, где дорога идет вниз. Наклон начинался тут же, за КПП. Стало легче, и беглецы уже подталкивали машину не сзади, а держались за передние дверцы. «Волга» катилась все быстрее, и вот уже пассажиры на ходу втиснулись в салон. И тут началось!


* * *
Приблизительно унсовцы знали, что их ожидает впереди. Но действительность превзошла все ожидания. Машина рванулась вниз, набирая скорость, как космическая ракета. Проклятая дорога была страшно узкой. Покрышки взвизгнули раз, другой, потом уже в ушах стоял сплошной визг. Ризо давил ногой на педаль тормоза, стараясь не поддаваться панике.

Сколько еще могли выдержать тормоза? Через минуту они полетят к черту, и вся эта придурочная компания вместе с ними. Ведь тут положено ехать с включенным сцеплением, на низкой скорости, тормозить мотором. Одних тормозов мало. О боже, что делает водитель?

Пропасть мелькала попеременно то слева, то справа. «Волга» вся содрогалась от напряжения и, казалось, вот – вот рассыпется на отдельные винтики. Но это никого не волновало. Главное сейчас – спасти свои жизни.

Ризо с округлившимися глазами пытался совладать с машиной. Чудом затормозил он перед очередным поворотом так, что левые колеса пронеслись по воздуху. Никакого предохранительного барьера на дороге, черт бы их побрал!

До отказа нажав тормоза перед очередной петлей и всей своей шкурой ощущая их нежелание подчиняться, водитель прогнал машину вокруг скалы со скоростью 5 км в час. До следующего виража было метров 15 дороги, идущей отвесно вниз. «Или заведется мотор, или нам крышка», – удивительно спокойно подумал Ризо. Все последующее он сделал одновременно: отпустил педаль тормоза, выжал сцепление, включил скорость, нажал на газ. Ворчание мотора прозвучало в ушах ангельской музыкой. Переключившись на вторую скорость, грузин почувствовал себя увереннее. Машина буквально завывала на высоких оборотах.

Такой жуткой дороги, такого серпантина унсовцам не приходилось видеть. Счетчик показывал, что они проехали всего восемь километров, а чувствовали себя так, буд-то проехали от Степанокерта до Владивостока и обратно. Когда же наконец появится мост?

Самое плохое было то, что никто из них точно не помнил дороги. Водитель не имел представления, что его может ожидать за очередным поворотом. Поэтому он то совершенно напрасно тормозил, то приближал пассажиров на волосок от смерти – чуть не врезался в скалу или не летел в пропасть. Только от одних этих сюрпризов можно было свихнуться. Но машина упорно продолжала ехать.

До моста, как оказалось, было 26 километров. По нему они промчались беспрепятственно и с облегчением вздохнули. А дальше снова пошли жуткие повороты, но теперь уже с легким подъемом. Ризо помнил, что потом дорога опять пойдет вниз и приведет их к долине.

«Интересно, почему нет погони?» – промелькнуло у него в голове.

Правда, беглецы рассчитывали, что в распоряжении будет два часа, пока не обнаружат их исчезновения. Но это был оптимальный вариант. К тому же они не представляли, что мотор будет производить столько шума.

Постепенно водитель приспособился к этой чертовой дороге и даже увеличил скорость, но это привело к тому, что он тут же содрал лак с левого крыла. Машина змеей извивалась между скалами, время от времени ревя мотором как раненный буйвол.

Теперь уже становилось все более очевидным, что им удалось в очередной раз выйти сухими из воды, вырвавшись из цепких рук российских спецслужб, доставших их даже в этой глуши. Перед ними появился удивительно длинный, метров сто, участок прямой дороги с небольшим подъемом. И в этот момент из-за скал выплыл вертолет.

С оглушительным ревом он пронесся над головой и полетел дальше вдоль дороги. Ризо немедленно воспользовался этим и рванулся вперед с одной мыслью: найти подходящую тень.

Вертолет возвращался. Но «Волга» уже успела втиснуться в какое-то жутко узкое место. Когда Ми-8 пролетел вперед и скрылся из глаз, унсовская «Волга» задом выехала из ущелья и помчалась дальше. Под защитой скалы они успели промчаться довольно большой отрезок дороги. Вертолет, потеряв их из виду, пролетел вперед и скрылся за вершиной горы. Вот теперь путь был окончательно свободен.


* * *
Экипаж «Волги» окончательно расслабился только тогда, когда за окнами стали мелькать привычные равнинные пейзажи. Заезжать в Ереван не было смысла. И они круто взяли вправо, выезжая на ведущую в Грузию магистраль Впереди была Ичкерия.

ЗАСТАВА В ГОРАХ

Большой интерес У НСО вызывал Таджикистан, где при поддержке афганских моджахедов местная оппозиция все сильнее раздувала огонь гражданской войны. Кроме того это давало возможность прямого выхода на Афганистан.

Счастливое стечение обстоятельств позволило Анатолию Лупиносу встретить в Азербайджане в штабе экстремистской организации «Серые волки» высокопоставленного представителя афганских моджахедов. На конфиденциальную встречу пана Анатолия пригласил его старый друг вице – президент Азербайджана Абас Абасов.

Пользуясь случаем, Лупинос попытался навести справки о том, насколько сильна таджикская оппозиция и серьезны ее намерения.

– А почему бы вам самому не встретиться с их лидерами? – вопросом на вопрос ответил моджахед. – На нашу территорию очень часто заходит пополнить запасы оружия и боеприпасов один из наиболее авторитетных полевых командиров Таджикистана Мирза Азиев. Вам было бы наверняка интересно с ним встретиться.

– А заодно выпустить очередь – другую из пулемета по москалям! – подхватил разговор унсовец. – Я готов отправиться хоть сейчас.

– Хорошо, мы свяжемся с вами через господина Абасова и сообщим вам время и маршрут поездки. Расходы, естественно, наша сторона берет на себя.

* * *

В середине августа Анатолий Лупинос и сопровождавший его в поездке полковник Боровец были доставлены в небольшое афганское селение на границе с Таджикистаном. Собственно, границы здесь не было. Были только горы, через которые испокон веков вели караванные тропы, известные только местным жителям. Пограничников здесь не было. Их заставы располагались только в ключевых местах, там, где тропы выходили на дороги, ведущие в равнину.

С полевым командиром Мирзой Азиевым они встретились в палаточном лагере, разбитом на берегу горной речки. Тридцать партизан расположились у костра. В их черных глазах отражался огонь. Взоры собравшихся были устремлены на гостей, прибывших с далекой Украины.

Мирза был худой чисто выбритый молодой человек лет тридцати пяти. Командир мог прекрасно говорить по-русски, но отличался немногословностью. Его быстро утомили долгие и чересчур научные разглагольствования Лупиноса о том, какой силой может стать в современном мире «Интернационал обиженных».

Для Мирзы это были только слова. Больше всего его сейчас волновала десятая погранзастава, куда на днях прибыло свежее подкрепление из России. Конечно, все тропы они не перекроют, но к зиме, когда на перевалы ляжет снег, ситуация может резко осложниться.

Мирза уже несколько раз советовался с афганскими инструкторами. Их мнения совпали – необходимо было подготовить и провести диверсионную вылазку, в ходе которой постараться уничтожить прибывшую технику, а по возможности и сжечь саму заставу. Действовать решили небольшой, но хорошо оснащенной группой.

Мирза принял решение лично возглавить диверсионный отряд. Дело предстояло крайне рискованное. И теперь, слушая бородатого унсовца, Мирза начинал все больше злиться. Наконец он решительно поднял руку:

– Хорошо, аксакал, можешь дальше не продолжать. Я прекрасно понял твою идею. Но дело в том, что нас сейчас волнуют более земные и конкретные задачи. Завтра мне предстоит взорвать погранзаставу, которая встала на нашем пути, как кость в горле. Может быть я не вернусь из этого рейда. Тогда зачем все эти долгие разговоры?

Командир помолчал, глядя на мечущиеся языки костра. Внезапно он поднял голову и жестко взглянул своими черными, как уголь, глазами на Лупиноса.

– А может быть примете участие в рейде? Как там записано у вас в доктрине: «Слова разъединяют, дела объединяют».

– Боюсь, что я уже вышел из того возраста, чтобы играть в разведчиков. Да и не затем мы сюда приехали, дорогой.

– А я с удовольствием прогулялся бы с вами! – загорелись глаза у Списа.

Дух здорового авантюризма всегда брал верх у поручника над здравым смыслом. И Лупинос, внутренне испытывая легкую зависть к молодому спутнику, не стал удерживать его от участия в опасном мероприятии.

* * *

Ветер крепчал. Пока Спис вел своего коня вниз по каменистому склону, стараясь попасть в лощину, летящий песок бил ему в лицо. В нарастающем хаосе бури трудно было находить дорогу. Спасибо на том, подумал Сергей, что хоть до этого места мы добрались до начала бури.

И все равно путь был тяжелым. Хотя группа и шла знакомыми тропами, часто приходилось искать объезд вокруг свалившихся камней. Если бы не прекрасное знание местности проводником, им ни за что не удалось бы добраться сюда до рассвета. Зато теперь буря кстати. Вместе с темнотой она обеспечивала прекрасное прикрытие и вдобавок должна была отвлечь внимание часовых.

Ветер толкал Сергея в спину и пригибал его к земле. Летящий песок драл голую кожу на шее, голове и руках, резал уши. Сергей потерял представление о времени и пространстве. Мирза сказал товарищам, чтобы через час они уходили, но казалось, что прошло не меньше получаса. Непрестанная круговерть песка внушала Спису мысль, что больше ничего кроме бури нет, что долина давно провалилась в тартарары и он падает, падает в бесконечность, а его желудок комом подкатывает к горлу.

Идущий позади Мирза все крепче сжимал рубаху Сергея. Они старались выдерживать ритм движения, идти с максимальной скоростью, которую позволяли буря и их собственная осторожность.

Казалось, прошло еще не меньше получаса, хотя Спис старался уверить себя, что на самом-то деле они покинули лощину не более десяти минут назад.

Погранзастава. Мы должны были бы уже выйти к ней, подумал он. Наверное, проводник где-то ошибся. Мы проскочили мимо. Она уже позади. И теперь мы будем идти, пока не упремся в противоположную сторону долины.

Дисциплинированность боролась в нем с опасениями. Разум подавлял разочарование. Решимость гнала его вперед.

* * *

Впереди замаячил рассеянный песком свет, и сомнения исчезли. Прожектор! Застава! Сергей почувствовал прилив возбуждения, когда заметил второй, а затем и третий мутные источники света. Цепочка огней тянулась поперек их пути.

Прожектора не представляли опасности. Какими бы мощными они ни были, им не под силу справиться с пеленой гонимого ветром песка. Их размытый свет скорее помогал ориентироваться по ним, как по маякам.

Быстро пригнувшись, они замедлили шаги и пошли крадучись.

Проводник остановился. Сергей не понял почему и постарался разглядеть, что же там впереди. Он различал какую-то тень, но не мог понять, что это.

Вдруг до него дошло – колючая проволока.

Она лежала петлями высотой по грудь прямо перед ними, словно огромная игрушка из смертельно острых пружинок, вытянутая во всю длину.

Колючая проволока служила скорее символической границей, чем серьезным препятствием, и Спису с его двумя попутчиками достаточно было набросить на нее одеяло. Несколько шипов проткнули плотную ткань и поцарапали ноги унсовца, но боль была не сильной.

Теперь они стояли на границе минного поля, и хотя проводник предупредил, что погранзастава расположена в пятидесяти метрах от проволоки, Сергей все еще не мог различить стену. Прожектора, два по углам заставы и один посередине стены, медленно вращались, прощупывая дно долины.

Несмотря на то, что Сергей был совсем близко, он не боялся, что они его нащупают. В их свете не видны были лазутчики в песочного цвета одежде и с запорошенными песком лицами. По ним скользнул луч, и они залегли возле колючей проволоки. Прошло несколько напряженных секунд. Сирена не завыла.

Как доложили разведчики, вертолеты, танки и БТРы хранились за щитами из рифленного железа, закрывавшими дальнюю часть крепости. Эта отведенная для техники территория была крытой, но вертолеты стояли под открытым небом, а во время бури машины зачехляли брезентом.

Впереди и с боков было открыто, зато охрана постоянно патрулировала эту часть периметра, иногда даже с собаками. Вопрос в том, подумал Сергей, ходят ли патрули в такую бешеную погоду, как сейчас. Конечно, это еще не настоящая черная буря, но дует сильно. Насколько четко сработает караул ночью, когда непрерывно дует ветер с песком? Вряд ли они сейчас в хорошей форме. Они ведь рискуют. Лишние полчаса на таком ветру могут закончиться лазаретом. Вполне возможно, что начальство решит спрятать караул под прикрытием стен, рассчитывая, что взрывы на минном поле всегда предупредят караульных на вышках о приближении противника.

Авось…

Но он не мог рассчитывать на авось, и к тому же в данный момент им предстояло решить другую проблему – преодолеть минное поле. Поручник Спис повернулся к торчащим кольцам колючей проволоки. Он стал осторожно нащупывать путь вдоль нее, пока не добрался до одного из поддерживающих колючку столбиков. Дойдя до него, он снова повернул в сторону крепости.

Очередной движущийся сноп света заставил их вжаться в землю. Прошло несколько напряженных секунд. И снова никто не поднял тревогу.

Сергей всал на колени и почувствовал, как рядом Мирза сделал то же самое. Они начали медленно продвигаться вперед.

* * *

Спис выбрал место как раз посередине между двумя прожекторами на углу. От одного до другого было по крайней мере сто метров. Он снял с плеча бухту веревки, убедился, что она нигде не запуталась и освободил тот конец, к которому был привязан крюк. Раскрутив крюк, он попытался забросить его на стену, но порыв ветра помешал ему. Крюк потерял скорость и упал, не долетев.

Сергей еще раз метнул крюк. На этот раз он зацепился.

Поручник взобрался по веревке на стену, посмотрел по сторонам и опустился на камни. Он дернул за веревку, сообщая Мурзе и повстанцам, что добрался до цели. Теперь один из них тоже начнет подъем.

Унсовцу надо было успеть многое сделать до того, как они к нему присоединятся. Он скинул рюкзак, вытащил мину и подкрался к караульной будке на углу засатавы. Через ее рифленую металлическую стенку до Сергея доносились неясные голоса. Установив взрыватель на срабатывание через пятнадцать минут и прикрепив мину к стенке, он метнулся к рюкзаку. Еще с одной миной в руке он подобрался ко второй металлической будке, что стояла посередине стены, скрывавшей прожектор и солдата. Снова установив взрыватель на пятнадцать минут, он прикрепил коробку к металлу.

Сквозь пелену пыли пробивался свет, благодаря которому Спис заметил пять машин, припаркованных рядом с тремя БТРами.

Около машин на посту стояли двое солдат. Несмотря на весьма поздний час, еще семеро, громко смеясь, вышли из двери справа от Сергея и направились к двери прямо напротив него. Один дал другому сигарету и никак не мог справиться с зажигалкой.

Вернувшись к рюкзаку, Сергей увидел остальных членов группы, удачно перебравшихся через стену. Мирза повел свой маленький отряд по маршруту, намеченному на карте.

* * *

Метрах в сорока от машин Спис заметил двух часовых, смотрящих на крышу армейского грузовика. Согнувшись в три погибели под кузовом, Сергей и Мирза достали из вещмешка мину с часовым механизмом. Они установили ее на срабатывание и прикрепили к передней оси. Мирза достал еще несколько мин, выполз из – под грузовика и метнулся к стоящим рядом БТРам. Сергей последовал за ним, не разгибаясь и все время посматривая по сторонам, готовый тут же прыгнуть за укрытие при появлении солдат.

Мирза закончил минировать БТРы. Сергей сделал то же самое с машинами. Так как уже прошло некоторое время, последнюю мину он поставил на срабатывание уже через двенадцать минут. Взрывы должны были произойти почти одновременно.

Вдруг Спис увидел большую цистерну с горючим, стоявшую в конце ряда машин. Мишень показалась ему слишком соблазнительной, и он свернул к ней. Через несколько секунд часовая мина была установлена на цистерне.

* * *

Мины. Он проверил по часам. У них оставалось только девяносто секунд, чтобы выбраться отсюда. Напротив стояли ряды джипов, БТРов и грузовиков. Под машинами тикали часовые механизмы.

Вперед!

Сергей ускорил шаг. Мирза с повстанцами не отставали.

Лестница, ведущая на стену, приближалась. Двадцать метров. Десять. И в тот момент, когда диверсанты уже были рядом с целью, во дворе раздался крик.

Их заметил солдат, стоящий в открытых дверях. Он достал из комнаты автомат и прицелился.

Выбора не оставалось. Мирза выстрелил первым.

Услышав выстрел, выскочили другие солдаты и, не сразу сообразив, в чем дело, хватали оружие.

Мирза продолжал стрелять. Солдаты падали под его огнем. Раздался вой сирены. Пограничники открыли ответный огонь, начали бросать гранаты. Взрывом убило одного повстанца. Другого, по имени Шамиль, ранило. Из груди у него торчал металлический осколок, рубаха была залита кровью. Сергей бросился к нему на помощь.

Спис взбежал по лестнице и схватил Шамиля. Сверху раздались выстрелы. Часовые из караулки, решил Сергей. Он услышал громкий стук автомата Калашникова. Это наверняка стрелял Мирза. Хотя мог быть и чужой – в такой неразберихе трудно что-либо разобрать. Выстрелы со стены прекратились. Но во дворе стрельба продолжалась. Внизу появился солдат и прицелился вверх, но его тут же отбросил взрыв сзади.

Поручник тащил Шамиля вверх по лестнице, пока они не скрылись от солдат во дворе. Мирза обстрелял двор и рванулся наверх. Спис усадил раненого, снял свой РПГ и рискнул спуститься вниз, чтобы удобнее расположиться со своим гранатометом.

До взрыва оставалось еще тридцать секунд. Ему нужно было отвлечь солдат. Он выстрелил в цистерну с горючим. Граната взорвала цистерну и в ту же секунду под ней сдетонировала мина. Огненное облако охватило все в радиусе двадцати метров. Обожженные солдаты с криками падали на землю, рядом стоявший джип взлетел на воздух.

Начали рваться мины.

Во дворе взрыв следовал за взрывом. Ветер раздул огонь, и он, облизывая каменные стены, ворвался на лестницу. Унсовца легко контузило. Он выпрямился, поймал равновесие и потащил Шамиля вверх.

На стене опять послышались выстрелы. Похоже, там появились солдаты с прожекторной вышки. Из будок бежали еще несколько солдат.

Во дворе взорвалась еще одна машина. Спис спиной почувствовал удар взрывной волны. Наверху почти одновременно рванули мины под будками. Пламя лизнуло верхние ступени лестницы, но тут же было сбито ветром.

Сергей поднял Шамиля еще выше. Он помог ему перешагнуть через обломки, и они едва устояли от налетевшего на них шквала. Как раз в этот момент на середине стены взорвалась вышка, и их чуть было не сбило с лестницы ударной волной.

По ступеням ползли солдаты.

Свободной рукой Спис прицелился и выстрелил из гранатомета. Солдат на лестнице как не бывало.

– Мирза! – крикнул Сергей.

Успели ли он уйти со стены до того, как начали рваться мины, которые он заложил?

Во дворе взорвался БТР.

Два приглушенных взрыва донеслись с северной части заставы. Свет на заставе погас – вышел из строя генератор. Во дворе, попав под огонь, солдаты метались в панике.

Поручник еще раз быстро выстрелил и потащил Шамиля вдоль стены.

– Мирза!

Поддерживая Шамиля, Спис одной рукой стрелял в то место, где под ним бушевал огонь. Раздался взрыв, и не стало еще одного БТРа. Спис продолжал стрелять.

* * *

Последняя пустая гильза вылетела из автомата Списа, и ветер отнес ее в сторону. Сергей швырнул пустой магазин, схватил прикрепленный к прикладу новый и вставил его на место. Вместо того, чтобы возобновить стрельбу, он повернулся и прокричал Мирзе:

– Спускайся по веревке, живо!

Мирза выпустил очередь по солдатам, показавшимся наверху ведущей на стену лестницы. Когда они посыпались вниз, он схватился за веревку и начал спуск.

Через минуту их поглотила тьма ночи. Командование заставы, не зная точного числа нападавших, не решилось начать преследование.

* * *

Газету с репортажем с места трагедии, которая разыгралась на десятой погранзаставе в Таджикистане, где погибло 23 российских пограничника, Лупинос и Спис прочитали уже в Баку.

ПЕРВОИСТОЧНИКИ

ДОКТРИНА ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ

«Заполнить пустоты революционной теории»

Ф. Баадер
Причина нежизнеспособности всего, что возникло на руинах СССР, лежит в нежизнеспособности всего того, что возникло. Причиной провала государственного строительства в СНГ является непонимание, что долгожданный свободный рынок уже не выполняет ни одну из своих универсальных посреднических функций. Необходимость внеэкономического регулирования экономики привела к возрождению абсолютности конфликта и насилия.

Фактически, этот мир знает лишь иллюзорные пацифистские утопии, призванные скрыть реалии войны. Каждый миролюбивый демарш является столько же патетичным, сколько и лицемерным. Понятие войны является центральным и имеет не только негативный, но и позитивный смысл. Логика войны направляет подрывной ум. Только очень наивные люди смогли воспринять очередное перемирие за состояние мира. Преодоление патового противостояния НАТО и Варшавского договора открывает эпоху дестабилизации. Через восстание к победе войны! Развитие общественных сил в современном обществе, в т. ч. постсоветском, достигло уровня, на котором проблемы производства (перепроизводства) – распределения, уступают новому закону – закону «неработы». Отказ от принудительной работы, в т. ч. экономической, становится общим. Это общество не может предложить другой смысл жизни, кроме доступа к распределению. Доступ, который закрыт для миллионов.

Собственность – кража, конституция – брехня. Левые объединяются с правыми против народа. Диктатура партий является худшей из диктатур. Это поколение вышло из Освенцима, спорить с ним бесполезно. Этот строй не имеет больше ни какого оправдания для собственного существования. Отсюда – шизофренические конвульсии разных партий, властных и судебных органов. Единственным цементирующим элементом, который позволяет этому строю держаться на ногах, является коррупция.

Перенасыщенность современного общества лидерами делает невозможным дефиницию истины. Политика сейчас делается не на черных и белых клетках, а в голове шахматного короля. Странным является желание быть ферзем в шахматной партии, когда необходимо быть игроком. Границы политической реальности и существующего мира все больше размываются, наконец, психическая реальность полностью вытесняет существующую.

Наша информация о враге является настолько ограниченной, а наши силы настолько мизерны, что мы можем позволить себе двигаться в любом произвольно избранном направлении. Политика – это крестовый поход за идею. Мы – носители нового революционного сознания. Для нас является хорошим все то, что действительно носит радикальный характер (быть радикалом – значит понимать смысл вещей). Мы хороним трупы старых идеологий. Ценности чужих цивилизаций нам нужны лишь как трофеи. Иконы мы напишем сами.

Нас объединяет одно – неприятие всего, что существует. Слова разъединяют. Действие – объединяет. Бунт имеет смысл. Жажда разрушения – творческая жажда.Группа, которая борется, способна продвигаться вперед лишь через конфликты. Партия – это армия. Партия сама должна бороться. Без практики вооруженной борьбы програмные положения являются болтовней. Когда я слышу слово, моя рука тянется к пистолету. Насилие является для нас единственным способом общения с обществом. Бомбы против аппарата подавления мы бросаем в сознательность масс. Их вызов – убийство, наш ответ – убийство. В убийстве их аргумент, в убийстве – наше опровержение.

Революционер ставит себя вне закона как на практике, так и эмоционально.Он отождествляет себя с бандитами, грабителями, людьми, которые нападают на общество, занимаясь непосредственным грабежом и уничтожением чужой собственности. Революция началась. Массы уже эмансипировались от вопроса собствнности, которое господствует при капитализме. Они крадут! Власти стремятся превратить ситуацию из военной в политическую. Наша задача – превратить политическую ситуацию в военную. Винтовка рождает власть. Провокация, репрессия, революция.

Никаких долговременных прогнозов, никакой стратегии, никакой тактики, никакой болтавни по этих вопросах.Кто много читает, тот тупеет, потому что враг наступает – мы отступаем, враг останавливается – мы беспокоим его, враг отступает – мы наступаем.Ошибочно начинать вооруженную борьбу только тогда, когда гарантитрована поддержка масс. Это значит совсем отказаться от борьбы, потому что согласие на нее может быть получено только в ходе самой борьбы. Правильно ли организовать сейчас вооруженное сопротивление зависит от того, возможно ли это. А насколько это возможно покажет только практика.

Разбивайте собачьи головы! Невиновных нет! Когда на заводе плохая винтиляция, надо поджечь кабинет директора. Акт революционной справедливости – самый высокий акт гуманизма, возможный в обществе, разделенном на классы. Быть террористом в наши дни делает честь каждому человеку доброй воли.Все звери равны. Только некоторые из них равнее других.

Толерантность к предателям порождает новые предательства. Человек в мундире – свинья, стрельба по ним – дело дозволенное. Гуманизм ничего не стоит, когда он не подкреплен двойным преимуществом в авиации и танках. Пацифизм – неплохая вещь, когда его проповедуют победители. Нам не нужна другая диалектика, кроме диалектики ножей и пистолетов. Необходимо вербовать молодежь, которая разуверилась в семье, обществе, потеряла надежду на будущее.

Мы хотим всего и немедленно!

Пути революции ведут на Восток!

Yankee, go home!

КОМАНДИР В ЛОКАЛЬНЫХ КОНФЛИКТАХ

Локальные конфликты на постсоветской территории выявили весьма низкую оперативность подготовки офицеров в звене батальон и выше. Взводами, с грехом пополам, еще удается командовать и одаренным любителям, способным подчинить личный состав своей воле (а уровень «военного искусства» во взводе ограничивается азами тактики и здравым смыслом и кулаками сержантов и «дедов»). Командование ротой является непременным этапом в становлении серьезного строевого офицера. Так что даже на последующих этапах своей карьеры он невольно скатывается в решении встающих перед ним задач к опыту ротного командира – настолько въедается в печенки (не побоюсь этого определения) командование ротой. А уже в звене батальон даже одаренный офицер в том, что касается военного искусства, в своем объеме задач скован волей командира полка, а тот, в свою очередь, – командира дивизии. Если говорить о советском военном опыте, той же афганской войны, большую самостоятельность в решении поставленных задач имели офицеры отдельных бригад. В условиях прежней структуры войск такое положение было нормальным. Офицер приходил на должность командира полка и начинал работать с тем, чтобы теоретически стать командиром дивизии.

В условиях современных локальных конфликтов, даже в такой постсоветской армии как ВС России, должности командира дивизии и даже командира полка уже не являются определяющими в области тактики и оперативного искусства. Да и сами части и соединения в этом звене являются скорее организационными формами объединения более мелких, часто разрозненных подразделений, выполняющих возложенные на них тактические задачи вполне самостоятельно. Часто выполнение такой задачи в случае успеха может иметь оперативное и даже стратегическое значение. Блокпост, связавший боем банду Басаева или Радуева на подходе к избранному им пункту (Буденовску, Кизляру, Беслану) сорвал бы всю операцию противника, а в случае ликвидации главаря привел бы к бездействию одно из основных «подразделений» врага. Конечно, в смысле оперативного искусства такая «малая война» напоминает игру в «казаки-разбойники». Но это не дает повода относиться к «малой тактике» и к искусству «малых операций» легкомысленно.

Перекладывание решения тактических и оперативных задач на плечи вышестоящих штабов имеет следствием:

дробление войск, потерю ими ударной силы;

лишение отдельных военачальников боевой инициативы;

запаздывание с исполнением. Невозможность реакции в реальном масштабе времени.

Налицо несоответствие имеющихся ВС новым боевым задачам. И, как следствие, необходимость изменения методологического подхода к их решению, что требует пересмотра военной доктрины применительно к реальному вероятному противнику.

Творцом советской военной доктрины был Троцкий. Со времени его падения в ней произошла лишь подмена авторства – сначала Клаузевиц в толкованиях Ленина, потом Сталин, дальше какой-то анонимный Слава Капеесес. Основанием ее стало такое понятное желание достичь на подвластной большевикам территории трогательного единства «военного лагеря», которое демонстрировали в 1914-18 гг. немецкие заказчики октябрьского переворота. Правда Германия шла к этому единству со времен Бисмарка и хватило его вплоть до 1945 г. Большевики столько времени не имели, но властвовать собирались вечно. Так возникло тайное credo их «тотальности» – между неминуемой смертью в тылу и возможной смертью на фронте.

В конечном итоге, такая военная доктрина отвечала преимуществу человеческих ресурсов России над ее производственными мощностями, политическому положению страны и бесконечному расширению операционных линий и сужения базиса для войск противника при отступлении вглубь собственной территории. В конечном результате на весах победы значение имело количество, а не качество. Для России было бы бессмысленным пробовать воевать иначе. Такие попытки не в последнюю очередь привели к проигрышу в Чечне в 1994—1995 гг. Справедливости ради следует признать, что реформа постсоветских ВС является вынужденной. Современное общество (как на Востоке, так и на Западе) потеряло мобилизационную возможность. В смысле производственно-экономическом это является парадоксальным, поскольку налицо отказ от труда и рост общественного маргинеса, который теоретически можно было бы использовать в рядах ВС.

Но вербовка, как в XVIII ст., так и сейчас, дает войску, в данном случае постсоветскому, лишь скопище мародеров – «контрактников». Даже на Западе – в Англии, Франции, США путем вербовки удается удерживать сравнительно малочисленные силы «быстрого реагирования». Наиболее боеспособные из этих соединений, к примеру французский Legion etrangere, имеют более чем столетнюю практику целеустремленной муштры. Еще Веллингтон говорил, что рекруты для колониальных войн должны быть добровольцами. Эффективное влияние на них требовало объединения усилий от капрала до фельдмаршала. Пример: поведение лорда Маунтбатена в Бирме. Более половины его командирского времени приходилось тогда на роботу на самой низкой ступени вплоть до отделения и одиночных солдат. Последствия подобной воспитательной деятельности известны: «Джон видит алый крест на белом поле, а больше Джон не видит ничего…» (Р. Киплинг). Странам, в ВС которых извечно властвует альтернативная муштра – «дедовщина», на этом пути ничто не светит.

С невозможностью содержания массовых армий и использования оружия массового уничтожения, преимущество на ТВД любой армии становится лишь относительным и, как таковое, может быть компенсировано. Это и является предметом военного искусства в локальных конфликтах.

В советском военной искусстве применительно к партизанскому (национально-освободительному) движению определяющей была «руководящая роль партии». Определение столько же верное, сколько же и общее. Вернемся к бедняге Клаузевицу. Предметом его исследования как раз и является война повстанческая (в транскрипции ленинского перевода – революционная). Нехватка связи и единого командования в те времена были обусловлены уровнем развития материальных сил общества. С высот собственного опыта Клаузевиц не увлекался и какими-то тактическими «заморочками». «В конце концов им (повстанцам) удастся кого-то разбить». Целью партизанской войны вместо этого должно было стать уничтожение собственной администрации, как таковой, которая объективно могла бы способствовать противнику: «Чиновники, которые продолжают выполнять собственные обязанности перед лицом врага должны быть повешены». Такие цели войны определяли оперативное искусство и тактику, о чем ниже.

Независимо от уровня, на котором принимаются военные решения, характер боевых действий определяется уровнем главных соединений. В военной теории начала 90-х гг. это быликорпуса в составе нескольких дивизий с частями обеспечения. Численность таких боеготовых соединений (количество личного состава не меньше 75%, вооружений – 95%) и определяла потенциал ВС. Например США – 5 (из них 1 мобильный), Великобритания – 1, Франция – 1 мобильный. Средством решения тактических задач стали так называемые тактические группы, батальонные, полковые, бригадные как сбалансированные объединения мотопехоты, танков, артиллерии, способные самостоятельно исполнять возложенные на них задания. Можно сказать, что корни этой концепции лежат в немецких Kampfgruppe конца Второй Мировой войны, когда нехватка средств принудила командование наземных сил к импровизации.

Напротив, начало современной групповой тактики и отчасти «малого» оперативного искусства следует искать в годы Первой Мировой войны, когда корпуса немецкой пехоты разбились о позиционную оборону французов. Все время, пока шли действия на восточном фронте, немцы искали тактическое решения для Запада (оперативным все еще оставалось – пустить в прорыв конницу!). Как известно, решение принадлежит капитану Rohr из гвардейского стрелкового батальона, армейской группы Гаеде. Он создал ударный отряд – отделение пехоты, где главным оружием стало групповое – пулемет, огнемет, окопная пушка, миномет, в настоящее время – носимый комплекс ПВО, ПТО. 22-23 декабря 1915 г., взятие и удержание высоты Hartmansweilerkopf отрядом Рора, можно назвать днем рождение современных парамилитарных формирований.

Другое дело, что современное состояние штатов – меньше 50% просто не позволяет взять из состава дивизии какое-то подразделение. Война очень быстро превращается в соревнование по отправке на фронт маршевых батальонов. Какой норматив в наступлении или обороне может иметь такой батальон? Значительно меньше от ожидаемых перед войной одного-двух километров по фронту и в глубину. Плотность боевых порядков в подавляющем большинстве случаев уже не определяется угрозой огневого противодействия противника и возможностью собственного маневра. Мы можем оценить эту плотность боевых порядков (в наступлении) как недостаточную для других целей, кроме как фронтального оттеснения противника. Нужно заметить, что это собранное для наступления подразделение (тактическая группа) является сборищем самых разнообразных подразделений, а кое-где, как под Первомайской, разного подчинения. Какую задачу перед ним можно поставить?

Как и в Первую Мировую, наступательные операции в локальных конфликтах планируются предварительно с заранее определенных позиций. Причину их низкой эффективности стоит искать вне границ тактики. Максимальная численность российских войск в Чечне в 1994-95 гг. составляла 180 тыс. человек. С учетом соотношения тыловых служб и боевых подразделений как 2:1 – это 60 тыс. «активных штыков». Касательно гражданских конфликтов выдающийся практик, победитель Троцкого и Тухачевского Юзеф Пилсудский приводит коэффициент 0,15. То есть драться будут не более 9 тыс. человек. В первую мировую это означало бы возможность наступления на фронте шириной 1500 метров. В этих условиях, преимущества на оперативном уровне способен достичь тот, кто сформирует ударную тактическую группу. Из государств-новообразований в бывшем СССР на это пока еще решились лишь армяне в НКО. На Лачинский коридор ими были брошены две такие группировки, численность танков составляла не меньше 50 единиц. Успеху этой операции значительно способствовало и наличие ясно видимой цели – этого самого Лачинского коридора. Куда бросать эти гипотетические 50 танков в других конфликтах? Россияне нашли лишь одну такую цель – Грозный. Два танковых «наезда» на этот город поставили крест на наступательной операции, теорией которой слушателей пичкали в академиях. Воевать так: а) нечем, б) незачем.

Командир, который руководит войсками в локальном конфликте обречен на «малую войну» – герилью. С немецкой ясностью это определяется как Banden-Krieg. Сформировать, вооружить и бросить в бой батальон можно на каждом ТВД. Главное – избрать объект наступления. Война в Чечне определила его – цели в тылу врага. Российское общество оказалось совсем не готовым к актам терроризма. Однако, операции в Буденовске, Кизляре, Беслане не являются чистыми актами террора, это, опять же на жаргоне немцев, «военная необходимость».

Таким образом, командир вынужден искать военное решение вне ТВД. Именно там его силы способны выйти на оперативное пространство.

ИСКУССТВО КОМАНДОВАНИЯ ПАРАМИЛИТАРНЫМИ ФОРМИРОВАНИЯМИ

Умение обходиться без чего-либо составляет основу партизанских действий. Прежде всего, у вас как «полевого командира» нет того самого «парамилитарного формирования». Его нужно сначала сформировать. Из кого? Из всех, кто подвернется под руку. Вы никогда не узнаете, что в головах у этих людей, а когда узнаете – не поверите. Наиболее далеки от истины те, кто ставит во главу угла меркантильные причины. Если такие и присутствуют среди стимулов для кандидатов в «солдаты удачи», то очень быстро реальность требует забыть про деньги. Наемникам не платят. С самого начала наемный воин относился к подонкам общества, если не собственного (Спарта, Швейцария), то того, которому он предлагал свои услуги. Вина массовой культуры в том, что наемник – существо самое жалкое, вынужденное продавать собственную кровь из-за отсутствия лучшего товара, приобрел репутацию универсального воина. Неадекватность восприятия, особенно присущая постсоветскому обществу, довела эту систему ценностей до абсурда. Еще древнеримские учителя словесности задавали ученикам среди других тем для сочинений историю про целомудренного юношу, который продал себя в гладиаторы во имя спасения от бедности родителей. В традиционной японской культуре также целомудренной признавалась девушка, которая ради содержания родителей шла на панель. Только исходя из успехов рыночной экономики, буквально на наших глазах, образ «держслужбовця» несколько потеснил в пантеоне «попсовой» культуры сияющие имиджи «барыги», «путаны», «бригадного» и «наемника».

Однако, мотивы подчиненных не важны. «Пусть думают как хотят, лишь бы подчинялись.» (Фридрих II). «Думают по-разному, подчиняются одинаково» (он же). Начать следует с атамана «бандформирования», т е. с себя. Итальянская смута XV-XVI ст., подарила миру образ кондотьера-военного вождя, который вступает с правителями в сговор во имя достижения собственных политических целей. Еще Макиавелли много говорил о сомнительной военной ценности и общественной опасности со стороны подобной публики. Обычно, критерием его оценки служили интересы какой-то идеальной модели тогдашнего общественного строя. Потому критика Макиавелли скорее дидактична. Бедный мелкий чиновник не был в состоянии командовать даже отрядом пехоты, что ему блестяще доказал Франческо Сфорца.

Без вождя, который преследует в войне собственные политические цели, наемное формирование становится лишь пушечным мясом. Наемник не включен в общество, интересы которого он должен защищать. Он «никто, и звать его никак», «паршивая собака, иностранец» (К.Симонов). Именно в отсутствии подобных «странствующих полководцев» (Салтыков-Щедрин) и заключается причина кризиса жанра наемничества в СНГ.

Какие качества должен иметь вождь наемных воинов? Существует опасная порочная мысль тиранической власти атаманов банд над рядовыми бандитами. Реально, такой человек зависит от своих джигитов в той же мере, что и они от него. Не имеет никакого смысла кого-то удерживать в рядах военного формирования силой. Такое подразделение силой или обманом (как контрактники) завербованных рекрутов можно бросать в бой лишь зажав в кулак сомкнутых боевых порядков.

В виду добровольности дисциплинарных отношений власть командиров наемников держится на авторитете. Даже деньги здесь не играют особой роли, главное не допустить их непосредственной раздачи «заказчиком», что ведет к полному развалу подразделения. Меркантильный интерес вождя, даже когда такой и существует, должен всячески скрываться. Вести людей за собой возможно только когда они видят твой голый зад. Власть – более благородный мотив, чем обогащение.

Очень важно понять то, что отличает специалиста от любителя. При всех своих внешних преимуществах, первый не имеет цели, заработная плата является достаточным стимулом для того, чтобы расправляться с беззащитными, чем обычно и занятые всевозможные «спецназы». Чтобы убедиться в преимуществе революционера над бандитом или «омоновцем» достаточно победить хотя бы один раз, что мы и наблюдали недавно в ходе «оранжевой» революции. Возможные следующие поражения не считаются. Я уже не боюсь, значит они должны бояться меня. Цель партизанской тактики – уверить их в этом. «Доброе слово и пистолет всегда лучше, чем просто доброе слово».

В банде можно командовать насколько слышит ухо, видит глаз и доноситься твой голос. Один способен командовать «пятеркой» («секцией» на жаргоне американского устава). Чтобы сформировать большее подразделение необходимо чтобы был скелет – командиры. В обычных бандах проведению указаний «авторитета» в жизнь служат его подручные. Они составляют актив, ядро банды и это обрекает такое «подразделение» на перманентный внутренний конфликт. Вся эта публика концентрируется вокруг главаря, составляет его окружение и не выполняет обязанностей командиров. Потому численность парамилитарного формирование обычно не превышает полсотни человек – механизм управления отсутствует.

Поставить командиров из таких же «кандидатов в Наполеоны» как сам, означает раздробить подразделение на несколько группировок. С другой стороны, в любом случае нельзя допустить, чтобы их, как в армии, подменяли какие-то неформальные лидеры. «Куда солдата не целуй, у него везде …задница» (военная мудрость). Опыт воина, даже ветерана, того же «афганца», всегда негативный, это опыт выживания. Вынудить его подчиняться способно только одно: выбор «между неминуемой смертью в тылу и возможной смертью на фронте» (Лев Троцкий). В несознательном виде этот выбор имеет название условного рефлекса подчинения. Солдата делает строевая, а не стрельбы.

Проблема лояльности командных кадров и «актива» из числа рядовых может быть решена лишь на идеологическом грунте. Отсюда преимущество подразделений, спаянных религиозной, политической целью. Рассчитывать на выполнение вашей воли в ваше отсутствие можно только если вы и ваши подчиненные исповедуют одну идеологию, желательно религиозную и полностью оторванную от жизни. Тогда у них будет высший смысл подчиняться и командовать.

Почему я так настаиваю на учении, оторванном от жизни? «В конце концов психическая действительность вытесняет прочую» (Марио Курчо). Важен разрыв. Самурая породило не фехтование, а чайная церемония. Мир за стенами его мнимой действительности выглядел таким чужим, что насилие оставалось единственным способом общения с людьми.

В дисциплинарном отношении, показателем управляемости подразделения является организованность и открытость насилия. Никаких несанкционированных действий – «дедовщины»! Это всего лишь разновидность выживания. В идеале должна быть достигнута возможность расстрелять кого-либо, естественно в случае крайней необходимости, на глазах его боевых товарищей. Здесь также религиозно-политическая структура имеет преимущество. Сила комиссаров Конвента была совсем не в «пистолетах в каждом кармане» (Виктор Гюго), а в неуклонности их действий. Можно было убить одного из них, но следом, во главе карательного батальона появлялся новый. Отсутствие военно-полевых судов в Чечне негативно повлияло на боеспособность федеральных войск. Армия превращалась в банду, воля одного деспота была подменена волями тысячи негодяев. Применительно к командиру в подчиненном (Вам) звене воинские звания являются второстепенными. Обычные требования не выходят за пределы здравого смысла. Основное, чего следует требовать от младших офицеров – «будут тверды и не дрогнут». Тоже касается и старшин.

Итак, вы собрали людей, назначили командиров, сбили подразделение. Структура формирования зависит не только от численности, но и от вооружения. В первую очередь нужно постараться создать собственные тылы. Централизованное снабжение либо недостаточно (Грузия), либо отсутствует (Чечня). Уважение к вам определяется наличием таких престижных при общем военном дефиците средств, как транспорт, пища, медицинская помощь. Ваше положение подчеркивает и престижное место дислокации. Показухи здесь не избежать, признанными мастерами ее являются чеченцы. Сначала нужно стремиться к отделению собственного подразделения – создания «самостоятельной тактической единицы». Поскольку на чужой территории, не будучи включенными в местное общество (в Чечне вообще отсутствовали «централизованные» источники снабжения) наемное формирование не способно функционировать полностью самостоятельно, остается избежать подчинения какой-либо местной власти в зоне конфликта. Лучшей, проверенной временами формой такого «дезертирства» есть создание разных спецназов, разведовательно-диверсионных подразделений центрального подчинения.

Опыт двух мировых войн и последующих конфликтов, связанный с усовершенствованием главных видов оружия пехоты, выявил несколько способов деления стрелковых подразделений. Согласно представлениям о групповой тактике, отделение группировалось вокруг тяжелого оружия пехоты, чаще всего (в немецкой армии) единого пулемета типа ПК. Американцы, по мере насыщения их пехоты тяжелым оружием, разделили подразделения на две секции – огня (обслугу пулеметов, гранатометов) и маневра, причем в состав каждой входят ручной пулемет и подствольный гранатомет.

Парамилитарные формирования обычно имеют некомплект тяжелого оружия пехоты. Нужно учесть и феномен «личного оружия» туземца. Свой пулемет, гранатомет он использует в интересах подразделения лишь опосредствовано. Все имеющееся в подразделении тяжелое оружие должно использоваться в интересах главного начальника. С успехом можно создать и отделение тяжелого оружия в составе: гранатомет-пулемет и их обслуга. Теоретически советское мотострелковое отделение имело весомую огневую мощь, но даже если вы и найдете такое количество оружия и боеприпасов, в пешем строю все ваши «стрелки» превращаются в носильщиков, как это было в Афганистане, где и сам состав отделения сокращался до 7-8 человек за счет экипажа БМП, БТР. Численность обслуги пулемета, гранатомета должна быть увеличена до трех лиц (командир-наводчик, первый и второй номера – носильщики боеприпасов). Чисто «стрелковые» подразделения – без тяжелого оружия неизбежны, когда его не хватает. Отделение (секцию) оружия можно передавать той части подразделения, которой считает нужным командир, исходя из поставленных перед ней задач. Длительное продвижение в пешем строю предусматривает и создание группы носильщиков, например из числа туземцев, заложников и пленных. В Бамуте все инженерные работы выполняли военнопленные.

Оправданной оказалась и система «кратного» деления подразделения (в взводе четыре отделения, каждое из двух секций). В случае необходимости можно получить два «полувзвода». Многому научат уставы австрийских резервных формирований. Интересно, что австрийцы как никто близко подошли к формированию импровизированных боевых групп – Kampfgruppe, вероятно сказался немецкий опыт 1945 г.

Локальные конфликты изменяют представление о боевом использовании бронетехники. В виду ее малочисленности и разнородности есть смысл объединить все имеющиеся средства в бронегруппу, а не включать их в состав стрелкового подразделения. Задание, которое возлагает советский боевой устав на БМП полностью по силам решить обслуге гранатомета и пулеметчику. Танк, БМП в локальном конфликте – это прежде всего штурмовое орудие. Она выдвигается из глубины вашей обороны, наносит удар и отходит, не ожидая наблюдения его результатов. Иначе – сожгут. Интересно, что в грузинской междоусобице вполне можно было бросить бронетехнику, которая имелась в наличии, без десанта с одного направления, а пехоту с другого (Боевой устав армии США).

Настоящим богом войны для парамилитарного формирования являются минометы, единственный вид артиллерии, обслуживать который еще могут научиться дилетанты. Вообще требование простоты обслуживания являются главным относительно оружия локальных конфликтов. БМП-1 лучше, чем БМП-2 (если не в горах и не в городе), Т-55 лучше, чем Т-72. Много вы видели членов экипажа из запаса? Скорость реакции миномета позволяет практически немедленно поставить заградительный огонь, подавить огневую точку если не с третьей, то с пятой мины, их подвижность позволяет сопровождать пехоту и проводить артиллерийскую подготовку атаки. Корректировать огонь «настоящей» артиллерии с закрытых позиций были способны разве что сербы. Также очевидно преимущество тактического гранатомета над автоматическим орудием калибра 23-30 мм. Именно АГС следует рассматривать как перспективное башенное вооружение нового поколения БТР. Основным видом боя парамилитарного формирования остается отступление. Собственно говоря, главный закон партизана – никогда не принимать боя. Давать бой еще можно, но и при этом нужно по возможности ограничиваться беспокоящими действиями. Какие возможны последствия победы банды над регулярным подразделением? Захват территории, уничтожение живой силы противника? Максимум, достижение психологического эффекта. Чеченцы в 1995 году оказались способными повлиять на воображение телезрителей, чего оказалось достаточно для достижения стратегической цели – победы в войне. Материальные потери россиян были незначительными (для кампаний российской армии), территориальных потерь не было совсем – федеральные войска наступали. Правда наступали на кого? Что было терять чеченцам? Их общество представляет собой объединение самодостаточных семей, каждая из которых состоит на самообеспечении, источники которого – вне Чечни, в той же России.

Как в таких условиях вести войну на уничтожение? На Балканах и в межэтнических столкновениях на Кавказе целью боевых действий было вытеснение всей биомассы противника из зоны конфликта (геноцид). Чеченцев можно вытеснить только в Россию…

Абсолютное большинство командиров подменяет действия разговорами на предмет того, чего еще им не хватает для достижения победы. Отсюда возникает такое универсальное понятие, как «измена». Реально существующую войну объявляют… «неправильной» (последний пример – Чечня) только потому, что она не отвечает чьим-то о ней представлением.

В СССР прижилась привычка спекулировать понятием «тотальность». Традиция большевиков требовала опираться на авторитет классиков. Так, Клаузевиц подменил Троцкого: «Война является продолжением политики». Современное общество, включая и чеченское, не способно к мобилизационным усилиям. В сущности, россияне мобилизовали намного больше, чем чеченцы. В войне имеют значения абсолютные цифры, сравнивают их. «Бог на стороне больших батальонов»(Наполеон Бонапарт).

Таким образом, задание достижения любых решительных целей в войне не стоит. Цель – продолжение состояния войны как можно дольше. Еще Мориц Саксонский утверждал: «хороший полководец может провоевать всю жизнь, так и не давая генерального боя». Нормальный феодальный процесс, который позволяет получить экстраординарные прибыли.

Ошибочно считать трофеи основным источником обогащения. Война не кормит ее рядовых участников. В войне заинтересованы «военные вожди» – наиболее сильные полевые командиры. Искать экономический фундамент этого процесса, занятие безнадежное. Что настораживает в кадровых военных? У них масса других проблем, кроме войны. Выслуга лет, пенсия, квартира. Война для них то же, что контора для чиновника. Субъектом войны и одновременно носителем победы может быть только тот, кто несет свою войну в себе. Такое личное отношение к ней является наиболее рациональным.

Повторю еще раз, что тактика партизанских действий – это, прежде всего, тактика отступления! Единственно возможной формой наступления являются тревожащие действия в форме огневых налетов. Таким образом позиция должна избираться с учетом недоступности для контратакующего противника (болото, ущелье, река). Только в исключительно благоприятных обстоятельствах возможен захват какой-либо легкодоступной цели. Штурмовой бой приводит к неизбежным потерям: один раненый сковывает до четырех, даже до восьми здоровых. За два-три таких боя подразделение численностью во взвод просто прекратит существование. По этой же причине захват планируется как можно более детально. В этом жанре есть определенные правила, среди них:

– Детальная разведка цели и подходов к ней.

– Маскировка собственных действий. Вообще, никогда нельзя допускать туземцев в расположение части! Об этом часто забывают, в виду их внешней приязни. Не верьте! Основная черта туземцев – коварство. Население пытается использовать парамилитарное формирование в качестве щита, если не защиты, то же пытаются делать с населением партизаны. В любом случае отношения далеки от идеальных. Население в Чечне даже хлеб продавало боевикам за деньги, и это при знаменитом горском гостеприимстве. Местные всегда готовы улучшить свои отношения с противником за счет чужаков. Основной «беспредел» начинается, как правило, уже по окончании боевых действий. «Наслаждайтесь войной – мир будет ужасен».

– Распределение ролей, знание участниками своих обязанностей.

– Подготовка снаряжения, в том числе штурмовых средств для преодоления препятствий. Тех же лестниц.

– Огневой налет и собственно штурм происходит с двух разных направлений так, чтобы огонь стрелкового оружия не велся через головы своих. Я скептически отношусь к двусторонним охватам – всегда остается риск «воевать» друг с другом. В партизанский войне фланги абсолютного большинства позиций остаются открытыми, и тот, кому хватит ум найти такой фланг, получает реальный шанс на победу. Классические «Канны» являются навязчивой идеей, порождением германской военной мысли.

– Отсутствие связи и командования – неотъемлемый спутник боя. Любой план существует до того момента, пока не начнет приводиться в действие. Любая серьезная координация усилий полностью независимых полевых командиров невозможна. Во многих случаях наличие связи делает вас только более уязвимым (зависимым). От соседних «братских» формирований можно ожидать только неприятностей.

– В штурмовом бою все решается индивидуальным мастерством личного состава и слаженностью действий секций. Потому подготовке должно уделяться постоянное внимание. Муштра позволяет заполнить время вынужденной праздности, также она делает навыки людей однообразными. Никакого рейнджерства, никакого суперменства!

Этому последнему обстоятельству надлежит уделять особенное внимание. Ограниченную ценность имеют и попытки передавать кому-нибудь собственный военный опыт. Лапидарно эта проблема выложена у Лоуренса в «Семи столпах мудрости» (инструкции для английских офицеров-советников в арабских формированиях, опубликованная мной в первой части книги):

– Лучше пусть арабы сделают что-либо плохо, но сами, чем мы хорошо, но за них.

– Никогда не указывайте публично арабским вождям что и как нужно делать.

– Действуйте тайно, имея целью утверждение авторитета вождя, которому служите.

– В конце концов, это их война.

Невозможно сравнивать себя с гарнизоном Гибралтара и подражать известному приказу – «защищать обезьян до последнего англичанина». Туземцы, даже наилучшие из них, являются ничем большим, чем скопищем индивидуальных бойцов. Только длительная практика позволяет чеченцам согласованно действовать в звене «взвод», реже – «рота». Абсолютное большинство банд не имеет espirit du corp. Хотите поссорить бригадных, дайте им поделить что-либо ценное. «Они точно не знают, за что воюют. Только мы знаем, что воюем ни за что. И это почетно – защищать пустоту и умереть за нее» – таким должен быть лозунг современного парамилитарного формирования. Сформируйте батальон и Вы победите!

«THERE BLOCKS WARS»

Вооруженное восстание, партизанская война, терроризм долго оставались внебрачными детьми военного искусства. Сегодня появилась возможным поговорить о субкультуре, которая подпитывает эти явления, и лежит в основе собственно военных их проявлений. Непонимание терроризма, что вызвано вполне естественным его неприятием, значительно снижает эффективность борьбы с ним. Субъективно, профессионала из сил безопасности, милиции, армии раздражает идеологическая нагрузка. Претензии новоиспеченных идеологов на истинность своих учений также вызывают раздражение. Наилучшим рецептом действия здесь являются рекомендации Отцов иезуитов – пассивно поддаться основам учения. Тогда за несоответствием терминологии, что особенно мешает восприятию сугубо военных трудов, начинаешь видеть поле боя глазами противника.

Ситуация на ТВД локального конфликта значительно отличается от наблюдаемой в предыдущих войнах. Привычная двусторонность столкновения плавно трансформировалась в многостороннюю комбинацию сил. Проблема идентификации противника, таким образом, становится главной. Скажем, как выглядел прообраз современных коммандос – бур? Белый мужчина с бородой, в сюртуке, с патронташем через плечо (т н. «бурский пояс»), на голове – шляпа бурского фасона, в руках – бурский «маузер». Проблем идентификации, следовательно, не возникает. Пропустим и Вьетнам с его коммунистической армией, въетконгом, каодаистами и хоа-хао. Кого увидел военнослужащий федеральных войск в Чечне? Массу «лиц кавказской национальности», одетых в разные камуфляжи, с разнообразными кокардами. Но даже кокарды российской милиции не позволяют отличить чеченских милиционеров от ингушских или дагестанских. При этом, для террористов идентификация цели не является проблемой. «Человек в форме – это свинья. Стрельба по ним – дело разрешенное» (У.Майнгоф).

Вопрос идентификация противника тесным образом переплетается с тактикой партизанских действий. Современная «герилья» стала возможна только с появлением носимых комплексов оружия, которые эффективно противостоят бронетехнике, штурмовой авиации, в состоянии разрушать инженерные сооружения. Боевые действия в Корее, Алжире, Вьетнаме привели к появлению тактики контрпартизанской борьбы, в основе которой – вертикальный штурм – действия аэромобильных сил. Применение аэромобильных сил позволяет расчистить поле боя, но уже в Сомали, на Балканах, в Ираке экспедиционным силам США пришлось столкнуться с проблемой идентификации противника. Перспективные разработки штаба морской пехоты США предусматривают использование патрулей легкой пехоты для указания цели на поле боя, поскольку авианаводчик с борта самолета, невзирая на прогресс технических средств, не способен идентифицировать «новые» цели.

Характерным является и отказ от дорогой «защищенной» боевой машины за счет использования дешевой массовой техники в стиле самодельных аналогов БТР-152 приднестровского производства. Каждый, кто был на Балканах, не мог не обратить внимание на легкобронированные автомобили «Хаммер» и «Панар» (VLB). Подобные машины являются приоритетными в морской пехоте США. Они способны нести АГС, ПТРК, миномет, пулемет, вмещают десант в составе секции мотострелкового отделения. Требования к бронированию перспективных БРМ морской пехоты США ограничены защитой от пуль калибра 7.62мм, осколков снарядов калибра 155мм и легких противотанковых мин. Не менее важным является и требования взаимозаменяемости основных узлов с гражданскими изделиями, большая дальность пробега, даже за счет проходимости, экономичность, затрата топлива существенно меньше, чем в БТР-80. Другими словами, ЗУ и РПГ подтвердили свою ценность в качестве эффективного противотанкового средства на поле боя локальных конфликтов.

Одной из причин поражения федеральных сил в Чечне в 1994—1995 гг. называют устаревшую тактику контрпартизанской борьбы с опорой на наземные силы. Традиционно со времен польских восстаний 1830-31 и 1863-64 гг. российские вооруженные силы отличались эффективностью карательных действий, как сейчас принято говорить «зачисток» – замирением «немирного» населения. То есть гражданских лиц, которые способствуют действиям повстанцев и готовы пополнить их ряды в случае дальнейших успехов. Многочисленные подвижные и неподвижные «блоки» федеральных сил вроде бы позволяли контролировать территорию. Однако следует учесть, что практика использования вооруженных сил в России всегда оставалась «затратной». Именно люди до недавних пор составляли наиболее экономичное средство ведения войны. Неисчерпаемость мобилизационных ресурсов и огромность территории позволяли российскому командованию игнорировать оперативное искусство.

Однако боевые действия в Чечне показали, что исчерпаны не только дефицитные материальные ресурсы, но и мобилизационный потенциал общества, что, однако, имеет место и в других развитых странах. Американцы позволили себе «проиграть» (по определению представителя одного из местных «освободительных фронтов») в Сомали лишь потому, что в последнее время общественное мнение уже не связывает каждый локальный конфликт с противостоянием США и СССР в виду распада последнего. Россия в массовом сознании не является страной, которая поддерживает террористическую деятельность. Частично, оно так и есть в действительности. Поток советского оружия в Африку весьма уменьшился, и, например, китайское оружие присутствует на рынках наравне с ним. На место Москвы с грехом пополам пытаются «назначить» Украину – хотя бы в том, что касается незаконных поставок оружия. Жупел терроризма и торговли оружием часто используется в современной политике настолько, насколько необходимо отстоять собственные экономические приоритеты. Эта парадоксальная незаинтересованность общества в борьбе с экстремистами позволяет последним строить радужные планы.

Для оценки сложившейся ситуации, стоит еще раз задуматься о «роли морального фактора в войне». Следовательно, может ли деморализованное общество содержать боеспособные военные формирования. Фактически – да, но лишь в ограниченном количестве. Согласно стобальной системе оценки боевых качеств армий стран-участниц Второй Мировой войны (Израиль, 1958) показатель для французских вооруженных сил составляет 39 пунктов, для итальянских – 24, и является самым низким. Для сравнения, показатель Вермахта составляет 89 пунктов, Красной Армии – 83. Однако, в то же время теми же респондентами среди лучших подразделений, которые принимали участие в боевых действиях, названы Иностранный Легион и 10-я флотилия МАС. Анализ морального состояния личного состава обоих формирований указывает на полный разрыв с действительностью. «О том, что Италия капитулировала, мы случайно узнали по радио» (воспоминания одного из офицеров 10-й флотилии). Другими словами, внутренние причины участия в конфликте полностью вытеснили внешние. Об этом, как о необходимых качествах бойца – «экзистанта» вспоминают и апологеты терроризма. «Границы воображаемого мира постоянно расширяются, и в конце концов психическая действительность вытесняет прочую» (М.Курчо).

Легальные силовые структуры способны предложить своему члену в качестве морального стимула лишь доступ к потреблению. В отдельных случаях это срабатывает. В свое время Эльдару Рязанову в репортаже об Иностранном Легионе удалось передать его специфический дух. Действительно, в результате систематической муштры стать капралом кажется чем-то ценным. А еще с доплатами за службу в Африке и участие в боевых действиях. Здесь важно подобрать психотип, который клюнет на подобную приманку. Из легиона в первые 4 месяца действительно многих выгоняют. Еще Веллингтон говорил, что участники колониальных войн должны быть добровольцами. В Украине таким стимулом остается пока только перспектива участия в операциях по поддержанию мира, которые охватывают не более 0,1% от общей численности ВС. Да и то, каста «участников» становиться все более замкнутой.

Вербуя в «контрактники» практически каждого, командование ВС РФ стало на порочный путь. В армии уже сложилась система альтернативной, неформальной муштры – «дедовщина». В ее основу был положен антиармейский принцип выживания. Именно этим обстоятельством объясняются невысокие боевые качества ветеранов-«афганцев» во время боевых действий.

После первых недоразумений федеральных сил в Чечне, «гражданские» журналисты обвинили во всем «отсутствие единого командования». Существует опасное заблуждение на предмет того, что в «правильной» армии все должно происходить само собой. Хотя даже немецкий полевой устав указывает, что «командиром является тот, кто способен принудить войска подчиняться». Персонификация заинтересованности является предпосылкой успеха каждого мероприятия. Что можно было пообещать потенциальному покорителю Чечни? Кавказ в ленное владение?

В свое время разведывательно-ударные группы были созданы в российской армии с целью компенсировать рутину принятия решения на высшем уровне и плохое состояние систем связи. Реакция в реальном масштабе времени не стала эффективной в связи с очевидной разницей предполагаемых и реальных интересов. Инициатива наказуема выполнением. Еще Афганистан произвел в руководящих кадрах рефлекс не лезть в бой без существенного давления сверху. Личный состав блокпостов на Кавказе обеспокоен лишь сбором мзды.

В то же время чеченцы, как народ, который имеет многовековой опыт разбоя и распределения, явили миру пример целевого использования средств на войну. Способность заплатить там, где все стремятся лишь украсть, не является ординарной. Говорят, что акции в Буденовске или Беслане стоили Басаеву 5-8 тысяч долларов. Россияне в подобном случае положили бы 5-8 тысяч своих солдат, но до назначенного пункта так и не дошли. У специалистов существует порочная мысль относительно объема материальных средств, которые поглощает террор. Дает знать о себе привычка списывать средства. Еще одной ошибкой является непонимание функций командования и связи. Какие распоряжения по спутниковому телефону могли давать покойные Дудаев или Масхадов в качестве главнокомандующих – «Крепить оборону»? Я охотно верю, что последнего заманили в ловушку под предлогом переговоров. Уловки такого типа – лучшее, что есть в арсенале российских спецслужб. Убеждение в том, что с русскими на войне можно вести переговоры ошибочно, но процветает. Это заблуждение противника России легко объяснить тем, что боевые действия в процессе локальных конфликтов не имеют целью достижения каких-то результатов собственно военным путем. Эта вооруженная демонстрация рассчитана, как и террористический акт, на достижение психологического эффекта. Сейчас много говорят о несоответствии реальных федеральных частей как довоенным нормативам, так и поставленным задачам. Интересным является определение, которое принадлежит Юзефу Пилсудскому, о том, что в гражданской войне воюет не более 15% от набранных добровольцев. Другие же методы комплектации войск не имеют смысла из-за нехватки эффективной системы принуждения.

Не является секретом, что воевать приходится не номерами полков, дивизий и корпусов, а собранными из их состава ротами. Даже модные бригады являются следствием попытки расшевелить эти неповоротливые скопища людей и техники. Кто помнит, как советский мотострелковый полк грузится в эшелоны? Еще в Первую Мировую, после бессильных атак корпусов немецкой пехоты, появилась необходимость использовать для активных действий штурмовые батальоны, которые применяли новую групповую тактику, в основу которой были положены те же носимые комплексы оружия. Беда в том, что российская армия так никогда не воевала. Брать количеством, при упомянутых выше ресурсах, было абсолютно природным.

Однако, какую цель ставить перед гипотетическими штурмовыми силами? Противник не имеет инфраструктуры, центров управления, мест концентрации. Борьба с терроризмом – это война на уничтожение, в которой на одного противника приходятся десятки, если не сотни невинных жертв. Еще в Афганистане было возможным уничтожить миллион мирного населения. Большое внимание общественного мнения к жертвам (но не настолько большое, чтобы побуждать к чему-то большему, чем просто к их регистрации) искушает террористов сделать попытку и самим записаться в жертвы. Антивоенные стереотипы общественного мнения сыграли здесь плохую службу. Нужно лишь отказаться от квалифицирующих признаков «террориста» (леопард – пятна), и можно получить полную свободу рук. Непризнание войны законным средством решения общественных конфликтов приводит лишь к изменению понятий. Первенство и здесь принадлежит России: «гуманитарные силы быстрого реагирования» (Б. Ельцин). В дальнейшем следует ожидать синонимов наподобие «боевик-беженец».

Конфликт малой интенсивности это интенсивная террористическая компания, которая в будущем станет основной формой боевых действий. Поскольку позволяет:

– сохранить мир;

– избежать мобилизационного напряжения общества;

– найти решение вне основного (предполагаемого) ТВД.


Последний тезис следует рассмотреть детальнее. Экономические центры чеченского общества находятся вне Чечни, в самой России и СНГ. Блокировать их? Удар стратегической силы, способный иметь парализующее психологическое влияние, как доказал трагический опыт Буденовска, Кизляра, Москвы и Беслана может быть нанесен в любом месте и в любой форме. Смешными являются попытки использовать для борьбы с терроризмом и средства радиоразведки или цензуру на телевидении.


Развитие технических средств связи происходило у чеченцев по принципу их подобия сотовым телефонам, чтобы лишь кнопки нажимать. Террористы требуют рекламы своих действий больше, чем информации для их проведения. О Буденовске и Беслане жители России узнали из телевизора. СМИ являются главным источником информации и для террористов. Террористический акт может быть эффективным лишь когда является простым по замыслу и по выполнению. Фанатизм здесь позволяет обойтись без планирования наиболее сложной части – отступления. С.Радуев и его люди в Первомайске действительно дрались насмерть. Не их вина, что кольцо окружения таки удалось прорвать. Законченную форму античной трагедии приобрели террористические акты в Москве и Беслане.

Впечатлительность общества на акт террора, как средства пропаганды, определяет успех терроризма. Казалось бы после стольких лет реальных и пропагандистских ужасов социализма на фоне бесконечных бандитских разборок, один-два политических «взрыва» не будут даже замеченными. Почему зерно падает на такую благоприятную почву? Причиной может быть кризис ханжества – «ни за что не посадят», «моя хата с краю». Постсоветский человек поверит в Страшный Суд лишь тогда, когда ангелы Божьи прикладами вышибут двери в его доме. Терроризм же принуждает каждого отнести себя к потенциальным жертвам. Современное демократическое общество потребления не в силах оказать этому явлению эффективного противодействия.

В чем только не принято искать возможный кризис террористических движений. Террористические группировки являются социальными, поскольку складываются в своем большинстве из нонконформистов, они не вписываются в общество, во всяком случае в то, с которым борются. Кроме приемов политического действия в борьбе с ними эффективным может быть лишь политическое заигрывание. Механизм его, например в Великобритании, частично – во Франции, сложился на протяжении долгих лет борьбы. В основе его лежит старый как мир принцип разобщения. Важно определить критерий: большинство в любой парамилитарной организации составляют тыловики. Это сочувствующие, «политическое крыло», часть руководства, которое непосредственно не отвечает за акты насилия. Все они в той или иной степени обременены двусмысленностью собственной роли. Достаточно, как в случае с ООП или ИРА, лишь предложить им переговоры и надежду на удовлетворение собственных амбиций более безопасным и эффективным путем. А вся эта публика – люди с весьма развитыми и болезненными амбициями. Стреляют и подкладывают бомбы те, кто попроще, им уже точно ничего не светит. Амнистия в Северной Ирландии не касалась убийц полицейских и военнослужащих. В этой связи интересным является обещание израильтян освободить больных, малолетних и женщин-террористок. Две последних категории составляют ядро боевых сил палестинцев.

В каком направлении следует ожидать развития терроризма в СНГ покажет следующая вспышка нестабильности в любой точке бывшего СССР. Учитывая готовность экстремистов содействовать любому сепаратистскому движению мы имеем дестабилизацию как цель политики «новых крайних».

Попытки разыграть карту регионального сепаратизма по приднестровскому сценарию были предприняты в Украине силами «новой оппозиции» сразу же, в реальном масштабе времени, что говорит о наличии подобных планов в арсеналах политтехнологов из ближайшего зарубежья. В той форме, в которой они существуют, ВС Украины не способны защитить конституционный строй и целостность страны от преступных посягательств. Наоборот – являются материальным и кадровым резервом для антиукраинского сепаратистского движения под «единославянскими» лозунгами. Опыт 14-й армии ВС России указывает перспективы нахождения подобных частей в эпицентре политического противостояния. Между тем, никаких выводов в направлении обеспечения безопасности размещения войск в местах постоянной дислокации не сделано. Отсутствовали они и в проекте «Армия 2015».

ТЕРРОРИЗМ И ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВЫХ ДЕФИНИЦИЙ

Квалификация терроризма, в частности в Уголовном (какой невежда назвал его «Криминальным»?) Кодексе Украины была дана согласно формально-доказательному казуистическому способу мышления, присущему юристам, в отличие от остальной части человечества.

В основу нынешнего толкования терроризма украинским законодательством положены формулирования ст. 58 Уголовного Кодекса СССР 1926 г. и соответствующего ему Уголовного Кодекса УССР, собственно 8-го пункта это статьи, а также ст. 19 того же Кодекса всмысле подготовки и намерения. Так называемое «ТН» – «террористическое намерение» и поныне является квалифицирующим признаком этого преступления. Из того же первоисточники ведут свое начало и другие действующие определения таких понятий, как «разрушение, или повреждение….взрывом, или поджогом» (ст. 58 п. 9 – диверсия), «вооруженное свержение, захват власти в центре и на местах» (ст. 58 п. 2), и «недонесение» (о случаях каждого из названных выше действий, или бездеятельности (ст. 58 п. 12).

Если отойти от практики и последствий применения ст. 58 и ее преемниц в СССР, следует признать, что призваны к жизни и сформулированы они были под воздействием опыта политического насилия в Российской Империи конца 19 – начала 20 ст. Недавним террористам была принципиально «чуждой» юридическая методология авторов «Уложения о наказаниях», которые и знать не хотели никакого «террористического акта», и в случае напр. политического убийства, как это было в деле Богрова, удовлетворялись предъявлением ст. 279 (покушение на убийство) и ст. 102 (принадлежность к тайному сообществу). При этом тем квалифицирующим признаком, который подвел подсудимого под военно-окружной суд и виселицу стала именно принадлежность к преступной организации. В новых условиях эти процессуальные формы и юридические нормы, хотя и логические, казались устаревшими. Как писал Лацис: «Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал действием как словом…». Этому юридическому нигилизму способствовало и отсутствие в СССР до 1922 г. Уголовного Кодекса и любой системы уголовного законодательства. Руководствовались «революционным правосознанием» – квази-обычным правом. Быстрая бюрократизация советского государства вызвала к жизни потребность как-то узаконить бюрократическую систему, которая сложилась в т ч. и через распространение русских бюрократических форм (когда напр. из ЖУЖД – жандармского управления железных дорог родились кроме службы охраны еще и транспортная милиция и прокуратура).

В стране со множеством «правоохранительных», собственно, карательных органов невозможно было разделить одну ст. 136 (убийство) между несколькими органами дознания и следствия, несмотря на очевидную потребность обеспечить пайками всех прокуроров военной, на транспорте и других прокуратур вместе с оперативниками особых отделов – военной службы правопорядка, между МГБ-КГБ-СБУ и милицией, в т ч. транспортной. Пока эта сталинско-бюрократическая система будет перелицовываться под разными поводами – нормы ст. 58 будут жить и в украинском законодательстве.

Тем не менее, если даже не рассматривать проблему правового реформирования как борьбу отечественных бюрократов за выживание, сомнительно, чтобы в законодательство, построенное на Codex penal Наполеона, можно было органически вписать положения habeas corpus (прав личности) из права англосаксонского. Французская система права в смысле исторической традиции и практики применения всегда будет нуждаться в полиции французского типа. А последняя, как известно, порождает и «французскую провокацию» – практику создания всяческих «преступных группировок» с тем, чтобы их потом и разоблачать. Должен же, в конце концов, кто-то быть осужден по «соответствующей» статье Уголовного Кодекса…

Симптоматично, что даже в США, стране с англосаксонским прецедентным правом и федеративным устройством, потребность в бюрократизации находит свое решение именно «французским» путем через создание министерства безопасности, на которого возложены все те же обязанности борьбы с таким не очерченным злом, как терроризм. Сугубо организационно, практика институализации каких-либо чрезвычайных форм, призванных бороться с экстраординарной угрозой иначе, чем на низших оперативно-розыскных уровнях, является ошибочной.

Следует отдавать себе отчет также в том, что в глазах бюрократов «терроризм» является лишь поводом, чтобы укрепить собственное монопольное положение в государстве. Поводом тем более удобным, что как и любое мировое зло оно существует прежде всего через примат веры в него.

Остальному человечеству, которое в отличие от юристов пробует мыслить более-менее рационально, попытки определить явление терроризма не очень-то удавались. Что такое «террор» в политике более или менее ясно из практики его применения на протяжении истории: «открытое вооруженное насилие, направленное на физическое устранение, подавление и запугивание политических противников» (К.Маркс). Но, явление терроризма, присущее современному периоду– где-то от Венского конгресса 1814 г., не нашло общепринятого толкования. Отдельные представители англосаксонской школы права считают его «беспрецедентным». Так, согласно Alexander'у современный терроризм не имеет исторических аналогов среди форм политического насилия. Его оппонент из школы континентального права Laquer решительно протестует против «концепции беспрецедентности», противопоставляя ей историческую и культурную традицию античных тираномахов, иудейских секариев, исламистских асасинов.

По мнению автора, такое расхождение во взглядах является следствием непонимания самой природы терроризма. Методологически, характерным приемом политологов остается подмена понятий в т ч. относительно «терроризма». Это явление или непомерно суживают – применяют лишь к отдельным его разновидностям, или наоборот, произвольно распространяют на нетеррористические формы политического насилия. Известными штампами в советской политологии были «терроризм государственный», «ультралевый», или «ультраправый». В конце концов, и ныне популярный терроризм «международный». Собственно, последний перл принадлежит Р. Рейгану, который и сформулировал эту линию поведения правительства США, действующую доныне.

Очевидно, что между насилием государственным и оппозиционным существуют определенные социальные и типологические различия. В дальнейшем, относительно первого мы будем применять определение «террор», относительно второго – «терроризм». В обобщенном же понятии «политическое насилие» объединены все виды террористических проявлений. Эти дефиниции является сугубо рабочими. Относительно же самого явления, то терроризм является феноменом, который определяет случайный, недоступный по крайней мере для аналитического познания, фактор. Не должно быть никаких иллюзий относительно того, что возможно исследовать происхождение и характер определенного проявления терроризма. Все, что можно установить анализом, это то, что в одних обстоятельствах проявления терроризма осуществляются чаще, чем в других, и что при отдельно взятых обстоятельствах он может вообще не иметь места, примером чего является, в частности, Украина.

С определенной публицистической гиперболой, можно утверждать, что основным признаком терроризма в привычном значении этого понятия является немотивированность. На первый план выступают такие субъективные для политолога побуждения, как социальные и личные амбиции, склонность к крайним формам самореализации, и лишь потом идеологические обоснования этих амбиций. Это вместе взятое и создает специфический, вневременной, внеклассовый феномен мировосприятия – философию бомбы.

В этих обстоятельствах потребность преодоления терроризма сводится в смысле политическом к признанию неизбежности и допустимости риска всплесков (немотивированного) насилия в обществе. В смысле более узком – признанию профессионального риска политиков стать жертвой покушения. Еще Наполеон Бонапарт говорил: «лучше один раз быть убитым, чем всю жизнь этого бояться». Подобное здоровое отношение к угрозе со стороны террориста было присуще многим выдающимся политическим деятелям, которые сами стали жертвами покушений: Ю.Цезарю, А. Линкольну, Л. Барту, королю Иордании Абдалле.

Подобное позитивистское отношение к проблеме терроризма в конце концов присуще демократическому мировоззрению. Современную правоверную демократию принято считать духовной наследницей демократии античной. Именно античному (демократическому) мировоззрению принадлежит концепция тираномахии – борьбы с тиранией, если хотите – тираноубийства. В идеологии христианской, которая однако имеет немного общего с поучениями Нового Завета, концепцию тираноубийства легализировал брат Ордена Иисуса Ян Мариан, автор книги, которая повлияла также и на украинскую политическую элиту 17 столетия. Признание «народа» (политической нации) суверенным «источником власти» в юридическим смысле привело к признанию за последним в т ч. и права на насилие в форме вооруженного сопротивления тирании, или даже тираноубийства как частного случая, который следует из этого права. Это «право народа» как «высший закон» по мере отчуждения современной общепринятой (т н. демократической) формы общественного устройства, становится таким же ритуальным, как и другие «права», относительно которых законодателям и в голову не придет, что кому-то захочется ими воспользоваться. Согласно конституции ФРГ тираноубийство является чуть ли не обязанностью законопослушного бундесбюргера, но стоило РАФ посягнуть на обычного федерального чиновника, как в действие вступили чрезвычайные законы, влияние которые на состояние прав личности в ФРГ ощущается и до сих пор.

Ту же самую непоследовательность мы наблюдаем и в прочих попытках юристов, а вслед за ними политиков и идеологов сформулировать ту грань, за которой в общем-то допустимые в правовом отношении формы насилия, военного и политического, превращаются в недозволенные.

Террорист сражается нерегулярным образом. Но различие между регулярной и нерегулярной борьбой зависит от точности регулярного и обретает свою конкретную противоположность и тем самым также свое понятие только в современных организационных формах, которые возникают из войн Французской революции. Во все времена человечество вело войны и битвы; во все времена имелись правила ведения войны и правила ведения боя, и вследствие этого также нарушение правил и небрежение правилами.

Венский конгресс 1814—1815 годов вновь восстановил, в рамках всеобщей реставрации, понятия европейского права войны. Это была одна из самых поразительных реставраций в мировой истории. Она имела огромный успех, так что это право войны оберегаемой континентальной войны на суше еще в Первую Мировую войну 1914-18 годов определяло европейскую практику ведения войны на суше. Еще сегодня это право именуется классическим правом войны, и оно заслуживает этого имени. Ибо оно дает ясные различения, прежде всего, различения войны и мира, участников войны от неучастников войны, врага и преступника. Война ведется между государствами как война регулярных, государственных армий, между суверенными носителями jus belli, которые и в войне рассматривают себя как враги и не подвергают друг друга дискриминации как преступников, так что заключение мира возможно и даже остается нормальным, само собой разумеющимся концом войны. Перед лицом такой классической правильности – пока она имеет настоящую действенную силу – террорист или партизан мог быть только периферийным явлением, каким он фактически и являлся еще во время всей Первой Мировой войны.

В классическом праве войны прежнего европейского международного права нет места партизану в современном смысле. Он или – как в войне по династическим причинам 18 века – вид легкого, особенно подвижного, но регулярного отряда, или он как особенно отвратительный преступник стоит просто вне права. До тех пор, пока в войне сохранялось еще нечто от представления о дуэли и от рыцарства, по другому и быть не могло.

С введением всеобщей воинской повинности конечно все войны становятся по идее народными войнами, и тогда скоро возникают ситуации, которые для классического права войны являются трудными и часто даже неразрешимыми, как например ситуация народного ополчения или «вольных стрелков». Но в любом случае, современный партизан остается вне этого определения. Современный член «незаконного военизированного формирования» не ожидает от врага ни справедливости, ни пощады. Он отвернулся от традиционной войны и перешел в область иной, настоящей вражды, которая возрастает путем террора и антитеррора до истребления.

Два рода войны особенно важны в контексте явления партизана и в известном смысле даже родственны с этим явлением: гражданская война и колониальная война. В явлении партизана современности эта взаимосвязь прямо-таки специфична. Классическое европейское международное право вытесняло эти две опасных формы проявления войны и вражды на периферию. Классическая европейская война была межгосударственной войной, которую вела одна регулярная государственная армия с другой. Открытая гражданская война считалась вооруженным восстанием, которое подавлялось с помощью осадного положения полицией и отрядами регулярной армии. Колониальная война тоже не ускользнула от внимания военной науки европейских стран. Но все это не ставило под вопрос регулярную войну государства как классическую модель.

Уже почти восемьдесят лет на обширных территориях Земли происходят ожесточенные партизанские битвы. Они начались еще в 1927 году, перед Второй Мировой войной, в Китае и в других азиатских странах, которые позже защищались от японского вторжения 1932—1945 годов. Во время Второй Мировой войны ареной такого рода войн стали Россия, Польша, Балканы, Франция, Албания, Греция и другие территории. После Второй мировой войны партизанская борьба продолжилась в Индокитае, где она была особенно продуктивно организована против французской колониальной армии и американских войск, далее в Малайе, на Филиппинах и в Алжире, на Кипре и на Кубе Фиделем Кастро и Че Геварой. Позже территориями партизанской войны, которая ежедневно развивает новые методы победы над врагом и обмана врага, стали Лаос, Афганистан, Чечня, Ирак. Современная техника поставляет все более мощные вооружения и средства уничтожения, все более совершенные средства передвижения и методы передачи информации, как для партизан, так и для регулярного войска, которое с партизанами борется. В дьявольском круге террора и антитеррора борьба с партизаном часто является только отражением самой партизанской борьбы, и все снова и снова оказывается правильным старый тезис, который большей частью цитируется как приказ Наполеона генералу Лефевру от 12 сентября 1813 года: «с партизаном должно бороться партизанскими же методами».

В 1958 году появился впечатляющий документ по тотальному сопротивлению, детальное руководства для конкретного исполнения: швейцарское руководство по ведению небольших войн для каждого (Kleinkriegsanleitung fur Jedermann), изданное швейцарским союзом унтер-офицеров под названием «Тотальное сопротивление» и составленное капитаном фон Дах. На более чем 180 страницах этот труд дает руководство по активному и пассивному сопротивлению чужому вторжению, с точными указаниями по саботажу, жизни в подполье, о том, как прятать оружие, по организации путчей, уходу от слежки и т. д. Тщательно использован весь присутствующий на то время опыт. Это руководство по ведению войн «для каждого» содержит указание, что его «сопротивление в высшей степени» придерживается Гаагской конвенции о законах и обычаях войны на суше и четырех Гаагских соглашений 1949 года. Это ясно само собой. Также нетрудно вычислить, как будет реагировать нормальная регулярная армия на практическое использование этой инструкции по ведению локальной войны (например, стр.43: «бесшумное убийство часового топором»), пока она не чувствует себя побежденной.

Партизан является нерегулярным бойцом. Регулярный характер явления выражается в униформе солдата, которая является чем-то большим, чем профессиональное одеяние, поскольку она демонстрирует господство публичности; наряду с униформой солдат открыто и демонстративно носит оружие. Вражеский солдат в униформе – это настоящая мишень современного партизана.

В качестве следующего признака напрашивается сегодня интенсивная политическая или религиозная ангажированность, которая характеризует отличие современного партизана от других борцов. На интенсивно идеологический характер члена парамилитарных формирований нужно указать уже потому, что его необходимо отличать от обычного разбойника и злостного преступника, чьими мотивами является личное обогащение. Этот понятийный критерий имеет ту же структуру, что и у пирата перед лицом международно-правовых норм ведения войны на море. Понятие пират включает неполитический характер преступного образа жизни, включающего разбой и личную выгоду. Партизан воюет на политическом фронте, и именно политический характер его образа жизни снова возрождает первоначальный смысл слова партизан. Это слово происходит от слова партия и указывает на связь с каким-то образом борющейся, воюющей или политически действующей партией или группой. Такого рода связи с партией особенно сильно проявляются в революционные эпохи.

Революционная война предполагает принадлежность к революционной партии и тотальный охват. Тоже самое можно сказать и о партии религиозной. Иные группы и союзы, в особенности современное государство, уже не могут столь тотально интегрировать своих членов и подданных как революционно борющаяся партия охватывает своих активных борцов. В обширной дискуссии о так называемом тотальном государстве еще не стало окончательно ясно, что сегодня не государство как таковое, а идеологическая партия представляет собой настоящую и по сути дела единственную тоталитарную организацию. С точки зрения чисто организационной, в смысле строгого функционирования приказа и подчинения необходимо даже сказать, что революционная организация в этом отношении превосходит регулярное войско и что в международном праве войны должна возникнуть известная путаница, когда организацию как таковую делают критерием регулярности, как это произошло в Женевских конвенциях от 12 августа 1949 года.

Партизан по-немецки именуется Parteiganger (партиец), тот, кто идет с партией. В романских языках слово можно употребить как существительное и как прилагательное: на французском языке говорят даже о партизане какого-то мнения; короче говоря, из общего, многозначного обозначения вдруг получается слово большой политической важности. Напрашивается лингвистическая параллель с таким общим словом, как status, которое вдруг может означать государство (Staat). В эпоху разложения, как в 17 веке во время Тридцатилетней войны, нерегулярный солдат сближается с разбойниками и бродягами; он воюет на свой страх и риск и становится персонажем плутовского романа, как испанский Picaro Estebanillo Гонсалеса, который участвовал в битве при Нердлингене (1635) и рассказывает об этом в стиле солдата Швейка. Об этом можно прочитать и у Гриммельсхаузена в Симплициусе Симплициссимусе, это можно увидеть на гравюрах и офортах Жака Калло. В 18 веке «Parteiganger» принадлежал к пандурам и гусарам и другим видам легких войск, которые как подвижные войска «по отдельности сражаются» и ведут так называемую малую войну, в противоположность медленной большой войне линейных войск. Здесь различие регулярного и нерегулярного мыслится чисто военно-технически и ни в коем случае не равнозначно оппозиции легальный – нелегальный в юридическом смысле международного права и государственного права. В случае современного партизана обе пары противоположностей (регулярно – нерегулярно, легально – нелегально) большей частью стираются и пересекаются.

Подвижность, быстрота и ошеломляющее чередование нападения и отступления, одним словом: повышенная мобильность еще и сегодня – отличительная черта партизана, и этот признак даже еще усиливается благодаря внедрению техники и моторизации. Однако обе противоположности ликвидируются революционной войной, и возникают многочисленные полу– и нерегулярные группы и формирования. Борющийся с оружием в руках партизан всегда остается зависимым от сотрудничества с регулярной организацией. Вследствие этого уже благодаря взаимодействию регулярного и нерегулярного получаются некоторые промежуточные ступени. Это происходит и в тех случаях, когда никоим образом нереволюционное правительство призывает к защите национальной территории от чужого завоевателя. Народная война и малая война здесь переплетаются. С другой стороны и чужой завоеватель публикует инструкции о подавлении вражеских партизан. Все нормирования такого рода стоят перед сложной проблемой международно-правового, т е. законного для обеих сторон регулирования нерегулярного конфликта, в отношении признания партизана участником войны и его рассмотрения в качестве военнопленного, и, с другой стороны, соблюдения прав военных оккупационных властей.

Тенденция изменения или же упразднения унаследованных классических понятий всеобща и перед лицом стремительного изменения мира тем более постижима. Не осталось в стороне от этой тенденции и «классическое» понятие партизана. В книге «Партизан» Рольфа Шроерса, вышедшей в 1961 году, нелегальный боец движения Сопротивления и активист подполья становится собственно типом партизана. Это такое преобразование понятия, которое ориентировано главным образом на определенные внутри-немецкие ситуации гитлеровской эпохи и именно как таковое заслуживает внимания. Нерегулярность заменена нелегальностью, военная борьба – сопротивлением. Это означает далеко идущее перетолкование понятия партизана и недооценку того факта, что и революционизация войны поддерживает военную связь регулярной армии и нерегулярного бойца.

В некоторых случаях перетолкование доходит до всеобщего символа и упразднения понятия. Тогда любой индивидуалист или нонконформист может быть назван партизаном, независимо от того, думает ли он вообще о том, чтобы взять в руки оружие. Как метафора это вполне допустимо. В переносном смысле «быть человеком – значит быть борцом», и последовательный индивидуалист борется самостоятельно и на свой страх и риск. Тогда он становится сам себе партией. Такого рода упразднения понятий являются заслуживающими внимания знаками времени, которые требуют отдельного исследования. Но для той теории партизана, каковая здесь имеется в виду, должны иметься некоторые критерии, чтобы тема не рассеялась в абстрактной универсальности. Таковыми критериями являются: нерегулярность, повышенная мобильность активного боя и повышенная, усиленная интенсивность политической или религиозной ангажированности.

Партизанские сражения Второй Мировой войны и последующих годов в Индокитае и других странах, связанные с именами Мао Дзэ-дуна, Хо Ши Мина, Фиделя Кастро и Усамы бен Ладена, дают понимание того факта, что связь с почвой, с автохтонным населением и с географическим своеобразием страны – горы, лес, джунгли или пустыня – остается вполне актуальной. Партизан остается отделенным не только от пирата, но и от корсара в такой же мере, в какой остаются разделены земля и море как различные элементарные пространства человеческой жизни и военного столкновения между народами. Земля и море имеют не только различные способы ведения войны и не только различного рода театры военных действий, но и развили разные понятия о войне, враге и трофеях. Партизан будет представлять специфически земной, сухопутный тип активного борца по крайней мере так долго, сколько будут возможны войны на нашей планете.

Но и автохтонный партизан аграрного происхождения вовлекается в силовое поле неотразимого, технически-индустриального прогресса. Его мобильность настолько повышается благодаря моторизации, что он оказывается подвержен опасности полностью лишиться какой-либо почвы. Во времена холодной войны он становится техником невидимой борьбы, саботажником и шпионом. Уже во время Второй Мировой войны имелись отряды диверсантов с партизанской выучкой. Такой моторизованный партизан утрачивает свой теллурический характер и является только транспортабельным и заменяемым орудием мощного центра, творящего мировую политику, который вводит его в действие для явной или невидимой войны и, сообразно обстоятельствам, снова отключает. Эта возможность также принадлежит его сегодняшней экзистенции и не должна остаться без внимания в теории партизанской борьбы.

Этими критериями – нерегулярность, повышенная мобильность, интенсивность политической или религиозной ангажированности, с учетом возможных последствий продолжающейся технизации, индустриализации и утраты аграрного характера мы и можем описать предмет нашего рассмотрения. Он простирается от Guerrillero наполеоновской эпохи до хорошо вооруженного партизана современности, от Мао Дзэ-дуна и Хо Ши Мина к Усаме бен Ладену и Шамилю Басаеву. Это большая область, постоянно растущий материал по историографии и военной науке. Мы используем его, насколько он нам доступен, и попробуем получить некоторые научные выводы для теории «малой» войны.

Партизан воюет нерегулярным образом. Но некоторые категории нерегулярных бойцов уравниваются с регулярными вооруженными силами и пользуются правами и преимуществами регулярных участников войны. Это означает: их боевые действия не являются противозаконными, и когда они попадают в плен к врагам, то имеют право требовать особого обращения как военнопленные и раненые.

Гаагский устав сухопутной войны от 18 октября 1907 года при определенных условиях уравнял милицию, добровольческие корпуса и боевых товарищей спонтанных народных возмущений с регулярными вооруженными силами. Развитие, приведшее к Женевским конвенциям 1949 года, характеризуется тем, что оно признает все дальше заходящие ослабления до сих пор чисто государственного, европейского международного права. Все новые категории участников боевых действий считаются теперь участниками войны. И гражданские лица занятой войсками врага области – то есть, собственного района боевых действий партизана, борющегося в тылу вражеских армий, – пользуются теперь большей правовой защитой, чем согласно уставу сухопутной войны 1907 года. Многие, кто до сих пор считались партизанами, теперь уравниваются с регулярными бойцами и имеют их права и преимущества. Они, собственно говоря, не могут больше именоваться партизанами. Однако понятия еще неясны и колеблются.

Формулировки Женевских конвенций учитывают европейский опыт, но не учитывают партизанские войны Мао Дзэ-дуна и позднейшее развитие современной партизанской войны. В первые годы после даты 1945 еще не стало ясно, что военные акции после Второй Мировой войны приняли партизанский характер, поскольку обладатели атомной бомбы избегали ее применения из гуманитарных соображений, а не обладающие ей могли рассчитывать на эти опасения.

Однако, важные для проблемы партизана понятия Женевских нормирований абстрагированы от определенных ситуаций. Во многом они являются лишь точной ссылкой на движения сопротивления времен Второй Мировой войны. Таким образом, отличие партизана – в смысле нерегулярного, не приравненного к регулярным войскам борца – и сегодня принципиально сохраняется. Партизан в этом смысле не имеет прав и преимуществ участников войны; он преступник согласно общему праву и может быть обезврежен суммарными наказаниями и репрессивными мерами. Это было принципиально признано и на судебных процессах по делам военных преступников после Второй Мировой войны, главным образом в приговорах Нюрнбергского процесса против немецких генералов Йодля, Лееба, Листа, причем само собой разумеется, что все выходящие за пределы необходимого подавления партизан жестокости, террор, коллективные наказания или даже участие в геноциде, остаются военными преступлениями.

Женевские конвенции расширяют круг лиц, приравненных к регулярным борцам прежде всего тем, что они уравнивают членов «организованного движения сопротивления» и сотрудников милиции и членов добровольческих корпусов и таким образом присваивают им права и преимущества регулярных участников войны. При этом не единожды военная организация недвусмысленно делается условием (ст.13 конвенции о раненых, ст.4 конвенции о военнопленных). Конвенция о защите гражданского населения приравнивает «интернациональные конфликты», которые решаются силой оружия к межгосударственным войнам классического европейского международного права. К таким расширениям и ослаблениям, которые здесь могут быть приведены лишь в качестве примеров, прибавляются важные превращения и изменения, которые сами по себе следуют из развития современной военной техники и со ссылкой на партизанскую борьбу действуют еще более интенсивно. Что означает, например, положение об «открытом ношении» оружия для борца сопротивления, которого наставляет выше цитированное «руководство по ведению партизанской войны» швейцарского союза унтер-офицеров: «Передвигайся только по ночам и скрывайся днем в лесах!» Или что означает требование повсюду видимого знака отличия в ночном сражении или в сражении с применением дальнобойных орудий современной военной техники? Встает много подобных вопросов, когда рассмотрение ведется с точки зрения проблемы партизана и когда не упускаются из виду ниже выявленные аспекты изменения пространства и технически-индустриального развития.

Защита гражданского населения в занятой военными области многообразна. Оккупационные власти заинтересованы в том, чтобы в занятой их военными области царил покой и порядок. Население занятой области обязывается не то чтобы быть верным, но, пожалуй, обязано повиноваться допустимым по праву войны распоряжениям оккупационных властей. Даже служащие – и сама полиция – должны корректно продолжать работать и соответственно этому с ними должны обращаться оккупационные власти. Все это – с большим трудом уравновешенный, трудный компромисс между интересами оккупационных властей и интересами их противника. Партизан опасным образом нарушает этот вид порядка в занятой области. Не только потому, что его настоящий район боевых действий есть область в тылу вражеского фронта, где он выводит из строя транспорт и снабжение, но и, кроме того, если население этой области более или менее поддерживает и прячет его. «Население твой самый большой друг» – значится в только что цитированном «Руководстве по ведению партизанской войны для каждого». Тогда защита такого населения потенциально является и защитой партизана. Так становится ясно то, почему в истории развития права войны при обсуждениях Гаагского устава сухопутной войны и его дальнейшего развития все время происходило типичное группирование, расстановка сил: большие военные державы, то есть потенциальные оккупационные власти, требовали строгого обеспечения порядка в занятой войсками области, в то время как меньшие государства, опасавшиеся военной оккупации, пытались добиться возможно более полной защиты борцов сопротивления и гражданского населения. И в этом отношении развитие со времен Второй Мировой войны привело к новым научным выводам, и ниже выявленный аспект разрушения социальных структур настоятельно предполагает вопрос о том, могут ли иметься и такие случаи, при которых население испытывает нужду в защите от партизана.

Благодаря Женевским конвенциям 1949 года внутри классического, точно урегулированного и регламентированного правового института военного права произошли изменения, последствия которых во многом остаются непредвиденными. Борцы сопротивления, которых раньше трактовали как партизан, уравниваются с регулярными бойцами, если только они организованы. В противоположность интересам оккупационных властей интересы населения занятой области так сильно подчеркиваются, что – по крайней мере, в теории – стало возможным рассматривать любое сопротивление оккупационным властям, в том числе, партизанское сопротивление, если только оно возникает из достойных уважения мотивов, как не иллегальное. С другой стороны, оккупационные власти должны по-прежнему иметь право на репрессивные меры, особенно если оккупант прикрывается лозунгами «борьбы с терроризмом». Партизан в этой ситуации не будет действовать по-настоящему легально, но и не будет действовать по-настоящему нелегально, он будет действовать на свой страх и риск.

Когда употребляют слово риск и рискованно во всеобщем, не уточненном смысле, тогда необходимо установить, что в занятой военными врага и насыщенной партизанами области рискованно живет не только партизан. Опасности подвергается все население такой области. Служащих, которые соответственно Гаагскому уставу сухопутной войны желают корректно продолжать работать, настигает дополнительный риск в смысле действий и бездействий. В особенности служащий полиции оказывается в точке пересечения опасных, друг другу противоречащих требований: вражеские оккупационные власти требуют от него повиновения при поддержании безопасности и порядка, которые нарушаются как раз партизаном; собственное национальное государство требует от него верности и после войны привлечет его к ответственности; население, к коему он принадлежит, ожидает лояльности и солидарности, которая, имея в виду деятельность полицейского служащего, может привести к совершенно противоположным практическим выводам, если полицейский служащий не решится на то, чтобы самому стать партизаном; и, наконец, партизан и оккупант быстро зачислят его в дьявольский круг их репрессий и антирепрессий. Говоря абстрактно, рискованные действия (или бездействие) не является специфическим признаком партизана.

Слово рискованно приобретает уточненный смысл благодаря тому, что рискованно действующий субъект действует на свой страх и риск и осознанно смиряется с последствиями своего действия или бездействия. Размышление над понятием риска необходимо для таких ситуаций, как война и вражда. Партизан имеет врага и «рискует» совсем в ином смысле, чем нарушитель блокады или провозчик контрабанды. Он рискует не только своей жизнью, как любой регулярный участник войны. Он знает, и не останавливается перед тем, что враг ставит его вне права, вне закона и вне понятия чести.

Это, конечно, делает и террорист, который объявляет врага преступником и все понятия врага о праве, законе и чести объявляет идеологическим обманом. Вопреки всем, характерным для Второй Мировой войны и послевоенного времени вплоть до сегодняшнего дня соединениям и смешениям обоих видов партизана – оборонительно-автохтонного защитника родины и агрессивного в мировом масштабе, революционного или религиозного активиста – противоположность сохраняется. Она покоится, как видим, на фундаментально различных понятиях о войне и вражде, которые реализуются в различных видах партизан. Там, где война ведется с обеих сторон как недискриминационная война одного государства с другим, партизан является периферийной фигурой, которая не взрывает границы войны и не изменяет общую структуру политического процесса. Однако если война ведется с криминализацией военного противника в целом, если война ведется, например, как гражданская война классового врага с классовым врагом, если ее главная цель – свержение правительства враждебного государства, тогда партизан становится истинным героем войны. Он приводит в исполнение смертный приговор и со своей стороны рискует тем, что его будут рассматривать как преступника или вредителя.

Различные виды партизанской войны могут так смешиваться и сливаться в практике сегодняшнего ведения войны, они остаются настолько различными в своих фундаментальных предпосылках, что применительно к ним оправдывает себя критерий группирования на друзей и врагов. При обсуждениях Женевских конвенций 1949 года с большим трудом была достигнута компромиссная формула, уравнивающая организованное движение сопротивления и добровольческий корпус. И в этот раз большие военные державы, потенциальные оккупанты, противостояли маленьким, опасающимся оккупации государствам; однако в этот раз со столь же необычной, сколь и симптоматичной модификацией: самая большая сухопутная, континентальная держава мира, самый сильный потенциальный оккупант, Советский Союз, был теперь на стороне маленьких государств. Четыре Женевских конвенции являются плодом гуманного образа мыслей и гуманного развития, которое заслуживает восхищения. Присваивая и врагу не только человечность, но даже законность в смысле признания, они остаются на основе классического международного права и в русле его традиции, причем такое произведение гуманности не является невероятным. Их базисом остается государственное ведение войны с его ясными различениями войны и мира, военных и гражданских лиц, врага и преступника, войны государств и гражданской войны. Однако давая ослабеть этим существенным различениям или даже ставя их под вопрос, Женевские конвенции открывают дверь для такого рода войны, которая осознанно разрушает те ясные отделения одного от другого.

Одним из новообразований нашего времени является понятие «террористической войны». Разрушение Всемирного торгового центра в сентябре 2001 года заставило как политиков, так и общественность подыскивать этому подходящее слово. В этом слове должно было быть выражено то, что многим до сих пор казалось просто невозможным. Считается, что это событие породило новое измерение войны, которое прежде едва ли можно было себе представить. Нечто немыслимое и ужасающее стало реальностью, а следовательно, должно получить свое собственное наименование. Если мы попытаемся отыскать понятие террористической войны у таких теоретиков войны, как Карл фон Клаузевиц, Карл Шмитт, Раймон Арон или Гельмут Кун, то наши поиски не увенчаются успехом.

Имеется большое количество различных классификаций войны; мы можем классифицировать войны согласно способу их организации, согласно их целям, согласно принципам их легитимности, согласно методам и средствам их ведения. Но в любом случае война – это проявление силы и власти. Поскольку сила и власть определяют также и мир, то мы видим в них принцип, который раскрывает не одну только сущность войны. Благодаря силе и власти мы можем сравнивать отдельные типы войн между собой, а также сопоставлять состояния войны и мира.

Трудность, с которой сталкивается теория террористической войны, заключается в необходимости рассматривать эту форму войны как проявление силы и выделить ее как особый тип среди других типов войн. Как нам представляется, для понимания сущности террористической войны весьма важным и плодотворным будет отделить ее от партизанской войны, или герильи.

Традиционная теория войны интерпретирует войну как форму осуществления власти. Это совершенно в духе дефиниции войны у Клаузевица как продолжения политики другими средствами. В основе террористического мира лежит некий баланс устрашения, и такой мир является бессилием и неспособностью вести войну. Террористическая война как парная категория террористического мира в конечном счете была бы тождественна такой форме мира. Невозможно вести войну, которая не является выражением силы и не допускает боевых действий. Возможно, именно это является основанием того, почему Арон, несмотря на то, что он называет такой мир «террористическим», не говорит о террористической войне.

Хотя войны действительно являются проявлением силы и власти, однако воля к войне – это всегда также и признак бессилия, свидетельство конца политической логики.

Шкалу напряжения политической действительности войны можно провести между противоборствующими силами. Крайние полюса политики – сверхсила и бессилие, и если на одном из этих полюсов война занимает место политики, то следствием этого является террор. «Сущность войны изменилась, сущность политики изменилась, следовательно, должно измениться и отношение политики к ведению войны», – пишет Эрих фон Людендорф в своей книге «Тотальная война» (1935). Вывод, который он сделал, таков: «Поэтому политика должна служить ведению войны». Там, где война более не является средством политики, политика бессильна. Но прокламация тотальной войны, как ее требовал Людендорф, всего лишь следствие политического бессилия и еще не соединена, как в террористической войне, с бессилием военных.

Террористическая война определяется как тотальная не просто особой методой ведения войны, поскольку подчинение политики ведению войны характеризует также и любую другую войну. Наряду с классическими формами войны, террористическая война, на основе осуществляющегося в ней синтеза политического и военного бессилия в противоположность сверхсиле, представляет собой некий более широкий тип войны.

Мыслить террористическую войну и постигать ее в понятиях – это еще отнюдь не доказательство ее фактического существования, даже после сентябрьских событий. Бесспорно, террор – это часть нашего жизненного мира, однако отдельные акции еще не являются террористической войной, сколь бы немыслимыми и ужасными не были бы они в своем действии. Бессилие в роли силы открывает перед террористической войной перспективу планирования, какой еще не знал террор как акция.

Подобно тому как игра уводит человека в мир видимости, бессильная неспособность действовать политическими или военными средствами склоняет к производству неких образов надежды, лишенных при этом какого бы то ни было религиозного основания. Эти образы внушают освобождение от времени и структур действительности человеческого бытия и открывают таким образом пространство действия, которое, конечно, отнюдь не есть видимостью, а напротив, в высшей степени реально. В таком пространстве террор напрашивается сам собой как возможность энергичной жизни в действительности бессилия. Единственная оставшаяся сила, бессилие, голая жизнь, провозглашаются оружием.

Замещение категории силы категорией бессилия порождает массу вопросов касательно того, как можно сражаться в такой войне: Где место террористической войны? Каким является ее время? Как обстоит дело с ее силой? Даже на вопрос о том, кто является субъектом такого рода террористических событий, мы не можем ответить сразу. Террорист, вероятно, знает, что такое террор, и знает то, что он творит террор, но является ли он в силу этого и субъектом такой войны?

Победив террористов, нельзя одержать победы над террором, над субъектом этой войны, ведь террористы лишь воплощают собой террор. Они сами живут, не опираясь на будущее, они не являются субъектом своих действий; эти действия происходят от бессилия. Субъектом террористической войны – на основании безнадежности террористов и видимом характере их силы (как и в игре, чьи творения лишь видимость и нереальность) –выступают не «игроки», а сама террористическая война. Именно это является основанием того, почему террор как война, а не просто как отдельная террористическая акция, чреват чудовищной опасностью. Решающим для возникновения террористической войны является то, удается ли разжечь искру деструкции, которая взорвет бочку с порохом, что позволит террору стать войной и разжечь пожар.

Игра, как и террористическая война, посредством видимости полагается на идентификацию зрителей с действующими лицами. Для террора зрители образуют необходимый элемент, ибо их реакция означает признание бессилия в качестве силы. Взволнованность, на которой спекулировали преступники в Нью-Йорке и которую можно было проследить прежде всего по реакции в Интернете, в исламских странах и Китае проявилась явно в качестве симпатии (не правительств, а населения), а на Западе – как соединенная со страхом зачарованность. Важнейшая составляющая видимости – фантазия. Прежде всего именно она требуется для террористической войны.

Поскольку террористическая война, как и игра, пытается превратиться в зеркало жизни и в созерцание человеческим бытием самого себя, любая затрагиваемость, будь то в форме согласия или беспокойства и страха, может использоваться в качестве средства борьбы.

Если представляется достаточно сложным выявить некую параллель между террористической войной и одним из классических типов войны, то все же возможно провести параллель в отношении метода ведения войны. Элементы партизанской тактики вошли в террористическую войну, но были трансформированы, причем таким образом, что они теперь стали не определенным средством ведения войны, а видом самой войны. Точно так же как и террористическая война, партизанская война представляет собой довольно позднее явление. Хотя партизанская война это особый вид борьбы, а не какой-то особый вид войны, она характеризуется, как и террористическая война, нерегулярностью. К тому же партизанская война или герилья – это знак безвластия и бессилия. Партизан или герильер появляется впервые в испанской войне против Наполеона в 1808 году, однако только после того, как была повергнута регулярная испанская армия. В военном отношении вплоть до конца Первой Мировой войны партизан оставался незначительной фигурой.

Непосредственным противником и конечной целью партизана выступает солдат регулярной армии, солдат в униформе. Террорист же, хотя он и воюет подобно партизану из укрытия, определяет своего противника не благодаря униформе, его противником выступают и первые и последние, коль скоро его борьба за разрушение рождают страх и ужас. Эрнесто Че Гевара выразительно подчеркивал, что воюющий с оружием партизан «всегда остается связанным с регулярной организацией». Хотя террорист также зависит от поддержки, однако это происходит не посредством регулярных и декларирующих себя организаций и институтов.

Для возникновения партизанской войны характерно то, что она появляется всегда после поражения, после того как регулярная армия показала свое бессилие. Военное бессилие вынуждает бороться из-за спины и из укрытия, а не на поле битвы. Пространство, в котором действует партизан, это область, находящаяся за спиной противника. Именно поэтому он нуждается в хорошем расположении со стороны населения. Террорист же не только не рассчитывает на поддержку населения, но и не имеет определенного пространства, в которое он мог бы загнать своего противника и предстать пред ним лицом к лицу. Его пространство везде и в то же время нигде. Террорист не сражается в открытую, и даже не пытается найти для себя определенное пространство. Он не имел бы силы, чтобы захватить и удержать это пространство.

Там, где субъект террора неуловим, где идентификация действующих лиц едва ли возможна, а пространство действия бесконечно широко и не представляет собой открытого поля битвы, там время начинает течь вспять, там не настоящее, а история задает рамки вражде. Террорист не в последнюю очередь полагается на проведение дальнейших террористических актов лицами, которые ему даже незнакомы, и, вполне возможно, руководствуются совершенно другими мотивами в своих действиях, нежели он сам. Поэтому, и действующие лица террора нельзя определить однозначно.

Страх как принцип террористических действий связан с первобытным ужасом, который испытывается в ситуации полного бессилия, в ситуации, в которой мы не способны к действию. Террор жаждет заразить этим страхом, являющимся его главным оружием, все общество, для того, чтобы скрыть собственную несостоятельность и границы своей силы. Бессилие террориста становится силой, в то время как сила противника становится бессилием; поскольку террорист умеет уживаться со своим бессилием, он не боится смерти. Его превосходство в том, чтобы использовать свое бессилие и суметь применить его в качестве предельной возможности силы, но при этом та граница, которая отличает борьбу от убийства, становится слишком размытой. В этом отношении террор, порожденный бессилием, ни в чем не уступает государственному террору, производимому сверхсилой.

Как же сражаться в такой войне? Как и где воевать с противником, если сам не являешься террористом? В Афганистане американцы сражаются с талибами, с режимом, симпатизирующим террору, по крайней мере в лице Бен Ладена. Предположим, что вместе с талибами будет уничтожен Бен Ладен. Будет ли это означать тем самым и победу над террором? Террор по определению не допускает какой-то определенной формы борьбы с ним, борьбе он предпочитает смерть. Воевать с террором означает сражаться с бессилием, прикрывающимся видимостью.


Оглавление

  • АБРИКОСОВЫЙ РАЙ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   ГЛАВА 3
  •   ГЛАВА 4
  •   Глава 5
  •   ГЛАВА 6
  •   ГЛАВА 7
  •   ГЛАВА 8
  •   ГЛАВА 9
  •   Глава 10
  • КАВКАЗСКИЕ ПЛЕМЯННИКИ
  •   ГЛАВА 1
  •   ГЛАВА 2
  •   ГЛАВА 3
  •   ГЛАВА 4
  •   ГЛАВА 6
  •   ГЛАВА 7
  •   ГЛАВА 9
  •   ГЛАВА 10
  • БЕЗ ПЛАЩА, НО С КИНЖАЛОМ
  •   ГЛАВА 1
  •   ГЛАВА 2
  •   ГЛАВА 3
  •   ГЛАВА 4
  • ЗАСТАВА В ГОРАХ
  • ПЕРВОИСТОЧНИКИ
  •   ДОКТРИНА ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ
  •   КОМАНДИР В ЛОКАЛЬНЫХ КОНФЛИКТАХ
  •   ИСКУССТВО КОМАНДОВАНИЯ ПАРАМИЛИТАРНЫМИ ФОРМИРОВАНИЯМИ
  • «THERE BLOCKS WARS»
  • ТЕРРОРИЗМ И ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВЫХ ДЕФИНИЦИЙ