Парень из ларца [Дж.Дж. Коннингтон] (fb2) читать онлайн

Парень из ларца

© Перевод. А.Кукин, 2018

© Оформление. А.Кузнецов, 2015

От редакции

Здравствуйте! Мы переводим старые добрые детективы времен Агаты Кристи и Конан Дойла, и собрать средства на их выпуск посредством краудфандинга. Жаль что книги в жанре классического детектива выходят так редко. Вернее, выходят они часто, но в основном это постоянные переиздания все тех же Кристи, Конан Дойла и еще нескольких авторов, которых можно по пальцам пересчитать. А вот остальных писателей, которых в те годы было немало, печатают редко. В последние годы ситуация немного исправилась, но продукции больших издательств нам все равно мало. И вот мы решили взять дело в свои руки и наладить выпуск новых переводов малыми силами.

Сейчас мы можем выпускать по одной книге в несколько месяцев. Но если наберется хотя бы несколько десятков читателей, готовых нас поддержать, то периодичность удастся увеличить, выпуская новые книжки хоть ежемесячно. В общем, нам нужна ваша поддержка - присоединяйтесь! Каждая проданная книга (хоть бумажная, хоть электронная, хоть донат) приближает выход следующей!

Если вы захотите поддержать это начинание, заходите к нам на сайт

http://deductionseries.blogspot.com/

https://vk.com/deductionseries

Глава I. Тайник викинга

– Эмблдаун, очевидно, на этой неделе пострадал от налета, – заметил сэр Клинтон, рассматривая обломки, мимо который мчалась машина. – Тридцать семь погибших, не так ли?

– Уже сорок три. Шестеро скончались от ранений в больнице, – угрюмо пояснил Уэндовер. – Довольно много для сельской местности. И это совсем другое дело – когда знаешь кого-то из жертв еще до того, как они стали жертвами.

– Довольно много повреждений для дюжины самолетов, – сказал старший констебль. – До завода ведь они не добрались?

– Нет, – ответил Уэндовер. – Они попытались, но не попали. Самая крупная бомба упала в миле от городка. Увидите. Она упала вблизи римского лагеря, ну, того, где ведут раскопки Деверелл с коллегами. Вот бы все остальные бомбы свалились туда же. Одна из бомб упала в лучшую елизаветинскую часть Эмблдауна и разнесла ее в пух и прах. Восстановлению не подлежит. Конечно, все ради победы, но, Клинтон, я бы хотел, чтобы этот завод здесь не построили. Он приманивает противника.

– Вы никогда не интересовались промышленностью, – напомнил сэр Клинтон. – Я вижу, что ваше патриотическое рвение отчего-то направлено против завода. Давайте сменим тему. После обеда вы так сильно поторапливали меня, что я все еще в неведении о цели нашей поездки.

– Пока мы пили кофе, поступило телефонное сообщение, – пояснил Уэндовер, – Проще начать с начала. Вот все дело вкратце: в Эмблдауне есть небольшое естествоведческое общество. Мой отец был одним из основателей, да и у меня есть к нему интерес. Начиналось все с записей о местных бабочках и мотыльках, датах, когда первый раз в году услышали кукушку, когда зреет кукуруза и так далее. И постепенно записи разрастались и разрастались. Традиции округа, сельские обычаи, биографии местных знаменитостей, и все в таком роде. Несколько лет назад появилась археологическая секция, которую возглавил Деверелл. Не знаю, насколько он квалифицирован, но рвение у него есть. В моей земле он раскопал много первобытного барахла. Я поищу копии его бумаг, если вам интересно.

– Ничуть, – заверил старший констебль, – сквайр, не утруждайтесь. Во времена нормирования продуктов я и собственной едой не интересуюсь. А, тем более, костями, которые грыз­ли мои предки. Продолжайте рассказ. Уверен, когда вы начнете, будет интересно.

– Ну, мне нравятся люди, интересующиеся стариной, так что я помогаю им. Полагаю, поэтому они и позвонили мне, сообщив первые новости о находке. Некоторое время назад Деверелл загорелся идеей произвести раскопки в «Лагере Цезаря», это пустующий участок к западу от Эмблдауна. Несомненно, там располагалась древнеримская стоянка, но к Цезарю она имеет такое же отношение, как Менай Бридж к Букингемскому дворцу.

– Уверен, Цезарь не возражал, – заметил старший констебль. – Сколько с тех пор воды утекло? Если не возражаете, напомню – сегодня 12 мая 1942 года. И я до сих пор заинтригован – почему же мне не дали допить кофе?

Уэндовер проигнорировал его.

– Существует легенда об этом месте, – продолжил он. – Пред­полагается, что где-то здесь спрятаны сокровища, а на всякого, кто попытается их найти, будет наложено проклятие.

– Если люди начнут раскапывать каждое место, о котором есть легенда о сокровищах, то, боюсь, скоро рельеф Британии сильно изменится. Да еще и проклятье… но вы пока что не испугали меня, сквайр.

– Позвольте продолжить, – возразил Уэндовер. – Деверелл начал раскопки в том месте, где, как он полагал, находился древнеримский квесториум, то есть хранилась наличность. Он надеялся найти монеты, а датировка последних помогла бы определить, в какое время здесь располагался лагерь. Но, должно быть, те легионеры были весьма экономны: он не нашел ни монетки. Пытался искать еще в одном-двух местах, но и там тоже пусто. А сегодня он решил вести раскопки у ворот лагеря. Наверное, он подумал, что солдаты могли покупать продукты у местных жителей, которые дальше ворот не заходили, и могли случайно обронить там монету-другую. Как бы то ни было, он начал раскопки. И нашел кое-что более интересное, чем монеты. А, вот мы и у лагеря. Далее Деверелл расскажет все сам.

Проехав через мост, он остановил машину, и сэр Клинтон увидел насыпь, вокруг которой собралась группка людей.

– Посмотрите, где они копают, – указал Уэндовер, запирая машину. – Если осмотритесь, то справа увидите кратер, оставленный от взрыва бомбы. Как хорошо, что она не упала на Эмблдаун. Глубина воронки – футов сорок, а диаметр вы и сами видите.

Заметив приближающихся, от одной из групп отделился низкий толстяк и поспешил поприветствовать прибывших.

– Чудесная находка! – воскликнул он, обращаясь к Уэндоверу. – Чудесная! Я с трудом в это верю!

– Мистер Деверелл, поздравляю вас! – сердечно ответил Уэндовер.

– Ох, это все благодаря вам, – заверил Деверелл. – Если бы вы не профинансировали раскопки, мы бы ничего не нашли. Никогда! Боюсь, я все еще возбужден, – признался он, – но я не ожидал найти ничего подобного. Может, пару монет, может, древнеримское захоронение… – он умолк, чтобы перевести дыхание.

– Это старший констебль, – представил Уэндовер. – Он остановился у меня, и я взял его с собой. Может, вы расскажите нам все о сегодняшних раскопках. Он знает о ваших поисках в квесториуме.

– Надеюсь, это не утомит вас, сэр, – заметил Деверелл. – Конечно, для археолога это очень захватывающий день, но не могу ожидать, что для постороннего это будет так же интересно. Постараюсь быть покороче. Честно говоря, я в эйфории. Мне было ну очень интересно. Начали мы после обеда, недалеко от входа в лагерь. Вон там, где три человека столпились вокруг ямы. Конечно, нужно было не просто копать. Почву следовало тщательно просеивать, примечая, что в ней.

– Именно так, – подтвердил Уэндовер, которому не терпелось, чтобы Деверелл поскорее перешел к более интересной части рассказа.

– Мы зашли довольно глубоко, – продолжил археолог, – но ничего не нашли, совсем ничего. Обескураживает, когда приходится надеяться на случай. Я начал думать о том, чтобы остановиться и попытаться копать в каком-нибудь другом месте, но один из парней нашел монету. Ничего достопримечательного, но она была римской. Римской! Так что мы продолжили раскопки; конечно, теперь ведя поиски более тщательно. И тогда, внезапно, мы наткнулись на золото. А потом еще больше золота – целый клад!

Он сделал паузу, изобразив удивление на своем обычно невыразительном лице. Очевидно, находка произвела на него впечатление.

– В слитках или монетах? – поинтересовался сэр Клинтон.

Деверелл покачал головой. По его лицу было видно, что у него припасен сюрприз.

– Не в слитках и не в монетах! – ответил он. – Это была разнообразная золотая посуда: сосуды и всякие принадлежности, причем с красивым орнаментом. Но все они были помяты и покорежены, так что с некоторыми не разобрать, что они из себя первоначально представляли – так сильно они повреждены. Чаши смялись в лепешку, есть что-то, напоминающее сиборий, несколько кадильниц, потиры, обломки дароносиц,^[1] выглядящих так, словно на них наступил слон, один или два измятых колокола и множество других предметов. Самый ужасный вандализм, который только можно представить. Более-менее не пострадали только те предметы, которые изначально были плоскими – например, пацификал, но даже он был раздавлен. Еще есть большое распятие с выкованной фигурой. Подсвечники и канделябры были изогнуты так, чтобы занять как меньше места. Вандалы добивались компактности. Единственное, что почти не изуродовано – это епископский посох.

– О! Я посмотрю на вашу находку, – отреагировал сэр Клинтон. – Это ведь второй Трапрейн-Ло,^[2] не так ли?

Деверелл удивился такой фразе старшего констебля.

– Не знаю, почему вы вспомнили о том случае, – сказал он. – Я думал, только археологи знают о нем. Но вы попали в яблочко, сэр. По моему мнению, все именно так. Увидев первые находки, я сказал себе: «Это еще один Трапрейн-Ло, и очень большой».

– Но Трапрейн-Ло – это холм недалеко от моря, – возразил Уэндовер.

– Да-да, – согласился Деверелл. – Но хотя моря у нас и нет, но недалеко есть река, всего в нескольких милях. Во время набегов северяне обычно подымались по рекам. Вот как я понимаю факты. Посмотрите, что за предметы мы откопали: все это церковная утварь, кадильницы, потиры и прочее. Это награблено из монастыря, так же, как и находка в Трапрейн-Ло. Ясно, что грабители были язычниками. Никакой христианин в те дни не осмелился бы так поступить с сосудами, содержавшими Тело Христово. Это говорит только об одном – о викингах, морских грабителях с севера, пиратах-язычниках, и ни о ком другом. А вот откуда взялись их трофеи – не ясно. Может, из Нормандии – в те дни там были богатые монастыри, и они привлекали внимание не испытывающих страха перед церковью разбойников. Думаю, находку в Трапрейн-Ло можно объяснить точно так же. По крайней мере, такая версия правдоподобна. Судно с северянами приходит, они грабят аббатство и снова уходят в море с добычей. Предположим, пираты идут мимо Англии, и по пути домой решают ограбить какую-нибудь деревню. Высаживаются на берег и истребляют местных жителей. Вполне обоснованная гипотеза. Но, допустим, на пути оказались, например, мстители из Франции, или другие пираты, посильнее первых. Вернуться нельзя, а при вступлении в бой появляется вероятность потерять все трофеи. Как вам такое объяснение?

– То есть, вы имеете в виду, – сказал Уэндовер, – что они высадились на землю и спрятали сокровища там, где их впоследствии нашли?

– Точно, точно. Вот капитан пиратов и принимает такое решение. Конечно, он хочет сохранить тайник для себя. Он не может унести все сокровища сам – они слишком тяжелые. Но секрет он хочет сохранить для себя. Конечно, он спрятал его, пока команда отсыпалась после кутежа по случаю разграбления деревни. Он загрузил сокровища на одного из деревенских пони, но сперва ему пришлось расплющить добычу до максимально компактного состояния – чтобы было легче нести. Затем он подыскивает себе тайник – такой, чтобы его было несложно найти, когда он вернется. Римский лагерь – хороший ориентир, и капитан выбирает его. Копает яму и прячет в нее сокровище. Возможно, копая, он натыкается на ту римскую монету, что мы нашли, но по сравнению с тем, что у него есть, она не представляет особого интереса, и он не обращает на нее никакого внимания, если он вообще заметил ее. И римская монетка падает в яму вместе с землей, которой он засыпает ее. Затем он возвращается на корабль…

– И попадает в передрягу, и больше никогда не возвращается к тайнику, – закончил Уэндовер. – Мистер Деверелл, звучит правдоподобно. Хотя объяснения могут быть разные. Я поздравляю вас.

– Кое-что меня беспокоит, – признался Деверелл. – Это ведь клад, а значит, он принадлежит Короне, не так ли?

За подтверждением он взглянул на сэра Клинтона, и тот кивнул.

– Конечно, Корона возместит вам всю стоимость находки, за вычетом какого-то процента, – заверил он Деверелла. – Конечно, этого хватит на то, чтобы ваше общество смогло основать фонд для финансирования любых других раскопок, которые вы будете проводить.

– Я имел в виду другое. Если все эти предметы достанутся Короне, то она, без сомнения, передаст их в Британский музей. Это, конечно, правильно. Но… В общем, я бы хотел, чтобы какие-то из них оказались в нашем местном музее – на память, просто как реликвии. В конце концов, это же местное дело. И было бы жаль, если бы у нас не осталось совсем ничего для местного музея. Хотя бы одну-две вещицы, а?

– Окажись я на вашем месте, почувствовал бы то же самое, – посочувствовал сэр Клинтон. – Но это не в моей компетенции. Конечно, вы можете обговорить это с коронером,^[3] и попросить его упомянуть этот момент в докладе. Вы уведомили его?

– О, да, конечно-конечно, – заверил Деверелл. – Он был проинформирован сразу же после открытия и, полагаю, прибудет сегодня же вечером. Но тут еще было и другое. Как вы понимаете, мы захотели опубликовать полный отчет о произошедшем в протоколах нашего Общества. Это наша заслуга, и мы по справедливости должны быть первыми в этой области. Но подробное описание каждой находки займет время, а, учитывая количество предметов, времени потребуется много. Ведь я хотел бы, чтобы мы сделали это как следует, с фотографированием особо интересных экземпляров. Но это, конечно, потребует расходов, а мы не сможем сами понести их…

– Это не проблема, – перебил Уэндовер. – Было бы жаль не сделать все, как надо, из-за отсутствия пары фунтов. Мистер Деверелл, если потребуются деньги, то они будут. Не волнуйтесь.

Деверелл быстро понял Уэндовера.

– Вы очень добры, – сказал он. – В самом деле добры. Это беспокоило меня. Наше Общество, как вы знаете, не богато. И я стеснялся попросить возмещения расходов на то, чтобы провести все должным образом. Но, конечно, трудность не только в этом. Многое зависит от того, позволит ли Корона оставить находку здесь для того, чтобы мы смогли сделать подробное описание и фотографии.

– Не сомневаюсь, если вы попросите коронера, то он это организует, – поспешил заверить Уэндовер. – Это не настолько сложно, если находка в безопасном месте. Если сокровища будут храниться в банке, это покроет все риски. А вы сможете брать предметы для обследования по одному. Думаю, коронер согласится. В любом случае, попытайтесь. Я знаю, что он не приверженец излишнего крючкотворства.

– О, да, – согласился Деверелл. – Я лично знаю доктора Беллендена. Думаю, ваш совет превосходен.

– Тогда лучше не терять времени, – Уэндовер указал на дорогу, по которой к ним приближался автомобиль. – Думаю, это Белленден. Немедленно поговорите с ним. А мы пойдем и осмотримся.

– Спасибо, – ответил археолог. – Я должен, должен… – бормотал он, готовясь ко встрече с коронером.

Сэр Клинтон проводил взглядом удаляющегося Деверелла, а потом его глаза остановились на ряде автомашин.

– Вскоре их у нас будет намного меньше, – прокомментировал он. – События на Дальнем Востоке заставят нас сократить потребление многого: резины, олова, кофе, возможно, вольфрама, и, вне сомнения, бензина. Кататься просто ради удовольствия больше не получится.

– Только не начинайте разговора о войне, – вспылил Уэндовер. – Как по мне, это слишком. Лучше пойдем посмотрим, что нашел Деверелл.

Они подошли к группе, стоявшей вокруг простыни, рас­сте­ленной на грунте. Два или три члена Археологической секции охраняли клад, не позволяя посторонним приближаться слишком близко. Но Уэндовера хорошо знали, и его со старшим констеблем пропустили. Они опустились, чтобы рас­смот­реть находку археологов. При виде особо пострадавших от вандализма предметов Уэндовер разразился гневом.

– Да, выглядит довольно плохо, не так ли? – раздался голос. Сэр Клинтон оглянулся и оказался лицом к лицу с говорившим. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина около сорока лет, с седыми волосами и словно точеными чертами лица. Некоторые считают такой типаж привлекательным, но в этот момент мужчина выглядел не лучшим образом: его одежда, руки и даже лицо были изрядно перепачканы.

– О, Фельден, это вы? – сказал Уэндовер, узнав его. – Вот ведь проклятье! Только посмотрите на чашу – должно быть, она была прекрасна, пока ее не скомкали, как бумажку. Только варвары могли так поступить. И они все еще не перевелись. А дом Кросби ведь в вашем районе?

– Был, – поправил его Фельден. – Камни и осколки, да еще дыра в земле – это уже не дом.

– Да, – согласился Уэндовер. – Вот такой у нас прогресс. Прекрасный старинный особняк простоял четыре столетия. И какой-то мерзавец на летающей колымаге разнес его за пять минут. Сбросил бомбу и разнес в дребезги шедевр архитектурной мысли. Если это называют «цивилизацией», толковые словари следует пересмотреть.

– Если бы бомба упала на город, было бы хуже, – заметил Фельден. – Видели кратер? Я был до того глуп, что из любопытства спрыгнул в яму, и попал во всю эту грязь, – он вытянул перепачканные руки. – Не советую следовать моему примеру. Теперь даже во время мытья я буду чувствовать, что грязь перемешалась с мылом, – вздохнул он.

– Да, с нами тоже могло бы случиться подобное, – заметил Уэндовер. – Но, в конечном итоге, жизнь ценнее кирпичей и глины.

– Так ли? – скептично возразил Фельден. – Я и сам так думал, но война все меняет. Сегодня жизнь дешева. Начинаешь понимать, что незаменимых нет. Вынужден признать – мир может обойтись и без меня. Вы так не думаете?

Прежде чем Уэндовер смог ответить, среди археологов началось волнение, и от их компании вышел покрасневший человек. Заметив его, Фельден оставил сэра Клинтона и поспешил к тому навстречу. Уэндовер с отвращением взмахнул рукой.

– Клинтон, боюсь, мы попали на представление, – проворчал он. – Это наш местный алкоголик.

– Кто он? – спросило местный констебль.

– Его зовут Гейнфорд. Он – кузен Фельдена, и тот более-менее присматривает за ним. Кажется, он как всегда навеселе. Начинал он, может, и трезвым, но фляжка у него при себе, а жажда все не проходит.

– Разве Фельден не может отослать его домой?

– Нет, я уже видел его в таком состоянии. Если кто-нибудь встанет у него на пути, то он разразится непечатной бранью. Не хотим же мы этого. Здесь много девушек. Если оставить его в покое, то он обычно держится в пределах разумного.

Подвыпивший человек достиг внутреннего круга охранников сокровища и, кажется, был польщен привлеченным к себе вниманием. Он торжественно поднял руку, как бы прося тишины, и начал что-то вроде пародии на торжественную речь:

– Леди и жентльмены! Сей важный м‑мент требует произнесения неск-льких слов, и п‑скольку никто не вызвлся их выск-зать, то это буду я. Я с удовольствием провозглашаю тост за здравие нашего дорогого друга, Боба Деверелла, сделавшего это важное откр-тие. Оно в сам‑м деле важное. Он – отличный малый, с этим все мы с‑гласны! И так далее, и тому п‑добное – все вы часто слыш-ли такие речи. Как я ск‑зал, вы часто это слышали, так есть ли смысл повторять? Нет? Х‑рошо! Но, как я собирался сказать, он откопал сокровище, к‑торое вы видите перед собой, а если вы не видите его, то п‑дойдите поближе и посмотрите. Это больше, чем дурацкая лопата, н‑ткнув… наткнув...шаяся на эту находку. Найти ее мог т‑лько настоящий ловкач. И как я ск-зал, все вы знаете, что Боб Деверелл как раз такой ч-ловек. Все вы хрш… хо-рш… хо-ро-шо (вот!) … ну, как я сказал, все вы хорошо знаете, ну, я надеюсь, что так, стих, составленный нашим местным Ностр-дамусом (до чего ж слово трудное!) в 1563 году… Или это было в 1653? Неважно. В любом случае – давно. Я усл-шал об этом, когда был мальч-шкой, да и вы тоже ими были. Не могу вспомнить дословно, а, неважно! Это же рифмоплетство, а не поэзия. Но явная часть пред… предсказания – это слова о призраках, костях, сокровище и проклятии:

Осторожнее! Ничего не трогайте! Тот, кто коснется сокровищ, считай, что покойник! Вот о чем писал Энтони Гейнфорд в 1356 году. Мой предок, наверное. Может быть, пра-пра-пра-дядюшка. У него та же самая фамилия, но продолжим. Местный Нос-тра-да-мус, Энтони. В свое время сделал немало пророчеств, это он умел. И похоже, одно из них сбылось, хотя... Ну, скорее, еще не сбылось, вот и все, что я могу сказать. Но для его исполнения потребовался храбрый парень, который начал бы копать, вернее, копать, КО-ПАТЬ! И, как я сказал, запомните мои слова, я именно так и сказал, а сейчас я повторю: наблюдайте за Бобом Девереллом, и вы что-то увидите. Следите за Бобом Девереллом, и вы заметите, как произойдёт нечто занятное. Нечто очень занятное. И за это зрелище вам не придется платить ни пенни. Пророчествами местного Нос-тра-да-муса нельзя пренебрегать и не получить проблем. Нет, так нельзя. За ним придет Бу-гимэн, вот увидите. Извини, Боб. Ты неплохой парень, с этим все мы согласны, я и сам так сказал. Но скоро все вы что-то увидите, что-то очень занятное. Посудите сами: после слов местного Нотр... Но-стр... ну, вы знаете, кого я имею в виду... после того, что он сказал, я не могу добавить ничего, кроме т-го, что тот, кто принялся копать, копать, КОПАТЬ, (а это был Боб Деверелл), ну, джентльмены, вы понимаете, о чем я. И вот еще что я могу добавить: здесь мой хороший друг, мистер Джехуди Ашмун... – Гейнфорд указал на смуглого человека, стоявшего в центре группы. – Мистер Джехуди, слова Энтони Гейнфорда стали общественным достоянием, и даже его родственники отказались претендовать на что-либо.

– Не может ли ваш врач что-то сделать? – спросил Уэндовер, нарушив молчание, которое грозило стать неловким.

– Молодой Эллардайс? Нет, он пытался, но ничего не вышло. Точно, как с моей астмой. Не все можно вылечить, и не стоит ждать чудес от врачей, не так ли? Эллардайс знает об этом, и готов пробовать новые подходы. Но мы стараемся не утруждать его, не можем же мы расходовать его время. Кроме того, он очень занят родами. Девушки доверяют ему, и я считаю, что в этом вопросе он по-настоящему разбирается. Но что касается и меня, и Тони, то очевидно, что мы неизлечимы.

– Но всегда есть вероятность, что найдется какое-то новое средство, – попытался ободрить его Уэндовер. – Посмотрите только на инсулин.

– О, я надеюсь на это, – вставил Дерек Гейнфорд, правда, его голос был полон скептицизма. – В любом случае, не стоит беспокоиться о...

Внезапно он запнулся и закашлялся, задыхаясь от судорог. Его лицо посинело, и на нем выступили бусинки пота. Чтобы устоять на ногах, он схватился за плечо Уэндовера, а второй рукой поспешно вынул из кармана маленький тряпичный пакет. Еще одно усилие, и он достал из кармана платок и приложил к нему пакет. Раздался шорох, и он прислонил платок к лицу и шумно вдохнул. Симптомы приступа постепенно прошли, а воздух наполнился ароматом грушевых капель.

– Ах! Так лучше! – выдохнул страдалец, убирая платок и обнажая утомленное лицо. – Ненавижу этот препарат и применяю его только в крайнем случае – он вызывает дикую головную боль. Но избавление от удушья того стоит. Через секунду-другую я буду в полном порядке... до следующего приступа.

– Полагаю, амилнитрит? – спросил сэр Клинтон.

– Да, – с длинным облегченным вдохом ответил Дерек Гейнфорд. – Заставляет кровь ударить в голову, ну, или вызывает такое чувство. Думаю, мне лучше поспешить к машине. Извиняюсь, что проявил себя таким образом. Нашей семье лучше не появляться на людях.

Взмахнув на прощание, он поспешил прочь, неуверенно шагая в сторону дороги.

– Бедняга! – заметил Уэндовер, наблюдая за отступающей фигурой. – У него это с детства – за последние двадцать пять лет не было и месяца, в течение которого его здоровье можно было бы считать нормальным. ... Ну, раз уж мы здесь, то давайте посмотрим тот кратер.

– Как вам угодно, – согласился сэр Клинтон. – Хотя признаюсь, я устал от разрушений. Мы их много повидали – люфтваффе спутали нас с Трендоном и сбросили на нас все, что у них было. Видимо, они посчитали, что бомбят железнодорожный узел.

Уэндовер окинул взглядом окружавшее их дроковое поле.

– К счастью, они здесь не могут никого убить, разве что пару кроликов, – заметил он. – Единственный человек, проживающий в этих краях, это бездельник из того одинокого коттеджа, что стоит у дерева под холмом.

– Почему этот район не застроили? Это запад Эмблдауна, а многие города расширяются именно на запад. И на машине добраться удобно. Думаю, во время послевоенного бума он будет застроен. Здесь можно разместить приличный пригород с хорошими домами и садами.

– Здесь какие-то ограничения на строительство, – заметил Уэндовер. – Единственный местный житель – тот парень, Пирбрайт. Его семья жила в этом коттедже три или четыре поколения. Не думаю, что его стоило бы выселить. Он получает какую-то мелочь от землевладельцев за то, что присматривает, чтобы отдыхающие не оставляли горящих костров после пикников, а также чтобы не случилось еще чего-нибудь такого. Конечно, он шантажирует отдыхающих, и, не сомневаюсь, у него нет никакого достойного занятия.

– Большую часть своего времени он может промышлять охотой на кроликов, – предположил старший констебль. – Их здесь не сосчитать.

Он хлопнул в ладоши, и сквозь сумерки проступило множество белых хвостов – их владельцы в панике разбегались.

– А вот и парень, о котором я говорил, – указал осмотревшийся вокруг Уэндовер. – Я имею в виду вон того оборванца. Такого, с бородой. Он слишком ленив для бритья, – брезгливо добавил он.

– Судя по тому, как он выглядит, у него множество неиспользованных купонов на одежду, – прокомментировал сэр Клинтон. – Жаль, что у него нет семьи, которая смогла бы ими воспользоваться. Но, пока не стемнело, давайте посмотрим на кратер, которым вы так гордитесь, и так сильно поторапливали меня, что я все еще в неведении о цели нашей поездки.

Глава II. Либериец

Уэндовер и старший констебль пробрались через вспаханную землю и подошли к кратеру. Когда они приблизились к нему, из него высунулась чумазая голова растрепанного мальчишки. Уэндовер узнал его и, когда они подошли ближе, поприветствовал.

– Ноэль, привет! В хорошем же ты положении!

– Ага! – весело ответил десятилетний мальчуган. – Будет мне взбучка, как вернусь домой. Но оно того стоит, мистер Уэндовер. Смотрите! Я нашел обломок бомбы!

Он протянул искореженный кусок металла. Уэндовер взял его и с интересом осмотрел.

– Ноэль, боюсь, тебе придется отдать его, – сказал он, и передал железку сэру Клинтону. – Власти могут захотеть изучить ее, сделать анализ, чтобы выяснить, как развивается немецкая металлургия.

Услышав это, Ноэль Ист поник.

– Вы так считаете, мистер Уэндовер? Я хотел сохранить ее как сувенир. Ну, вы знаете, для моей коллекции.

– Подарок от Германии? – улыбнулся Уэндовер. – Ноэль, это – старший констебль. Тебе лучше обратиться к нему и послушать его мнение.

– Я должен отдать ее, сэр? – с ноткой надежды спросил юноша, обернувшись к сэру Клинтону.

Старший констебль обследовал осколок металла, и, найдя плохо державшийся кусочек, он с некоторым трудом отломил его.

– Думаю, для властей этого достаточно, – объявил он, передавая обе части мальчишке. – Но постарайся поскорее передать его властям. Никогда не скажешь, что может оказаться важным по этой части, и ты можешь внести в дело весомый вклад. Ты нашел что-нибудь еще?

– Что касается бомбы, ничего, сэр. Но в земле я нашел еще кое-что.

Он покопался в карманах и выудил оттуда монетку.

– Я нашел ее вон там, сэр. Она римская, правда? Обрывок надписи на ней похож на латынь. Я бы хотел оставить ее. Можно? Она же ничейная?

– Дай посмотреть, – сказал Уэндовер. Он взял монету и рассмотрел ее. – Римская. Ноэль, повтори, где ты нашел ее? … Ну, значит, она не относится к находке Деверелла, и, полагаю, ты хочешь разместить ее в собственном маленьком музее? Ну, это не повредит. А может, ты предпочел бы передать ее городскому музею? Тогда на музейной карточке будет указано, что это ты нашел ее и презентовал музею. Это бы тебя прославило, пусть и в малой дозе. Обдумай и поступи, как захочешь. Нашел ли ты что-нибудь еще?

Ноэль снова покопался в карманах, на этот раз он вынул несколько круглых булыжников.

– Я нашел их на дне кратера, сэр. Можете сказать, что это? Я не думаю, что это что-то важное, сэр. Я просто подобрал их, мало ли… Думаете, они редкие? Я искал подобные, но нашел только эти, а значит, они могут оказаться редкими, так ведь?

– Боюсь, мои знания геологии исчерпываются лишь тем, что я знаю: если ударить по камню молотком, и он издаст звук «Пф-ф-ф», то значит, это туф, – заметил Уэндовер. – Ты лучше покажи эти штуковины куратору музея и посмотри, что он ответит. В твоих карманах есть что-то еще?

– Только это, сэр: каменное острие стрелы. Я нашел его в земле, в том месте, куда упала бомба. Оно потемнело от взрыва, но, думаю, можно отчистить, так ведь?

– Сохрани его для своей коллекции, Ноэль. Эти немцы перевернули всю нашу землю, вот ты и нашел в ней и это острие стрелы, и монету. Но смотри! Видишь, вода из ручья течет в кратер? Не спускайся больше в яму. Вода быстро заполнит ее, и ты можешь утонуть, не успев выбраться. Смотри, она прибывает. Скоро там будет двадцать футов глубины. Держись от ямы подальше.

– Хорошо, сэр, – послушно ответил мальчишка, наблюдая за тем, как дно ямы, наполняясь водой, превращалось в трясину. – Мне повезло, что я успел слазить туда.

– Кстати, – добавил Уэндовер, – ты можешь показать монету мистеру Девереллу. Он очень хочет узнать, когда именно здесь располагался римский лагерь, а монета может пролить свет на этот вопрос. Если он попытается отобрать монетку, передай ему мои слова о том, что ты можешь оставить ее у себя. В последнее время твоя коллекция пополнялась чем-нибудь примечательным?

– О, да, сэр. У меня есть зажигательная бомба, в прекрасном состоянии.

– Вот это да! – воскликнул Уэндовер.

– Формой она напоминает рыбу, – пояснил Ноэль, воспринявший слова Уэндовера как признание собственной удачливости. – Ну, вы понимаете, что я имею ввиду, сэр. Такая маленькая серебряная торпеда с плоским носиком и чем-то вроде плавников, которые направляют ее так, чтобы она падала «головой» вниз.

– У нее есть чека? Ну, такой шип, выглядывающий из плоской головки?

– Да, есть, – заявил Ноэль. – Я же сказал, она в прекрасном состоянии.

– Молодой человек, извините, но вы должны немедленно отдать ее властям. Им нужны все штуковины такого рода. Ты будешь оштрафован, если они узнают, что ты нашел ее и не сообщил об этом. Не понимаю, почему, упав, она не взорвалась. Конечно, возможно, что-то случилось, и она упала на бок, а не на нос.

– Или она приземлилась в мягкую почву, и взрыватель не сработал, – предположил сэр Клинтон. – Ноэль, где ты ее подобрал?

– Она упала в одну из клумб в нашем саду, и я вынул ее оттуда, сэр.

– А! Это может объяснять, почему она не сработала. Но мистер Уэндовер прав. Ноэль, ты должен немедленно отдать ее. Возможно, она в рабочем состоянии, и, если ты уронишь ее, она может взорваться и разнести твой дом вдребезги. С другой стороны, это может быть новая модель, и, разобрав ее на части, наши люди смогут получить подсказку-другую. Как только вернешься домой, пожалуйста, отнеси ее в полицейский участок. Хорошо?

– Ну, раз вы так говорите, сэр, то так и сделаю, – согласился Ноэль, хотя в его голосе была заметна досада.

– И, лучше всего, расскажи ребятам в участке, что я обо всем знаю, и я сказал, что все будет в порядке, – добавил сэр Клинтон. – Иначе они могут устроить тебе взбучку за то, что ты хранил ее.

– Спасибо, сэр. Кстати, мистер Уэндовер, я тут недалеко нашел пару дохлых кроликов и еще троих прямо за тем кустом дрока, как раз возле их норы. И вроде бы с ними ничего плохого не произошло. Ну, то есть, они не были разодраны или типа того. Они просто мертвы, безо всяких следов причины смерти. Сэр, вы думаете, их убило взрывной волной? Я думаю именно так.

– Весьма вероятно, – согласился Уэндовер. – Они вполне могли умереть, испугавшись взрыва бомбы.

Ноэля, кажется, успокоило это объяснение.

– Понимаете, сэр, – пояснил он, – мистер Ашмун видел меня с ними, он подошёл и заговорил о взрыве. Он сказал, что когда вывороченные из земли старые камни попали на дневной свет, то обитавшие в них злые духи вырвались наружу. Я забыл, как он их называл… элементары, или как-то так. Мне не понравились его слова. Но говорил он очень уверенно. А папа говорит, что духи – это чушь.

– Соглашусь с твоим отцом, – подбодрил его Уэндовер. – Единственный опасный дух – алкогольный, да и тот опасен, только если выпить слишком много. Виски и все такое. Ноэль, не беспокойся из-за слов мистера Ашмуна. Говорят, есть у него такой пунктик. В любом случае, ты не должен бояться того, что злые духи защекочут тебя, когда ты ляжешь спать. Кстати, не пора ли тебе в постель? Я могу отвезти тебя домой на машине, если ты не против.

Но, кажется, у Ноэля уже был какой-то собственный транспорт, и ему не требовалась помощь Уэндовера. Сыщики оставили его у обломков кратера, где он надеялся найти еще что-нибудь. По пути к машине они встретили юношу и девушку, приветствуя которых Уэндовер снял шляпу.

– Красивая пара, – заметил сэр Клинтон, когда они оказались за пределами слышимости. – Сквайр, кто они?

– Это Фрэнк Эллардайс – доктор, о котором упоминал Гейнфорд. А девушка – Дафна Стэнуэй. Мне не понять молодого поколения, – малость раздражительно добавил Уэндовер. – В старые времена они были бы официально помолвлены, и все прекрасно понимали бы, что к чему. А в наши дни они ходят вместе, словно собираются пожениться, но если я буду воспринимать это как должное, то они дадут мне понять, что я вмешиваюсь в чужие дела. И какой в этом смысл? Если они знают, что у них на уме, то почему бы не объявить об этом? Еще ладно, будь они неопытны, но Эллардайсу уже, должно быть, около тридцати, а Дафне – двадцать четыре. Она уже была помолвлена за Кеннетом Фельденом, но они разорвали помолвку.

– Почему? – лениво поинтересовался сэр Клинтон.

– Ох, тогда ей было всего девятнадцать. Думаю, он был первым, кто сделал ей предложение, и, возможно, она была польщена тем, что оно поступило от человека, который на пятнадцать лет старше ее. Уж слишком старше, на мой взгляд. И, очевидно, она и сама это поняла, как только прошла эйфория – вот она и разорвала помолвку.

Сэр Клинтон улыбнулся. Он уже не раз слышал высказывания Уэндовера о подобных вещах.

– Если это так, – ответил он, – то ясно, почему девушка не спешит объявлять о второй помолвке: ей нужно убедиться в собственных чувствах. И это – признак того, что она обладает здравым смыслом. С другой стороны, это только их дело.

– Ну, я это предполагал, – вставил Уэндовер. – Мне до сих пор временами жаль Фельдена. Думаю, это сильно на нем отразилось. И он хороший парень. Немного скептичен, но неплох. Он – смотритель округа, и во время последнего налета он участвовал в спасательных операциях, которые едва не стоили ему жизни. Женщину и ребенка завалило обломками, и он пробился к ним и вытащил их в целости и сохранности. Но это было опасным делом: едва он вышел с ребенком, и все рухнуло, как карточный домик. Еще двадцать секунд, и он сам оказался бы под обломками. Некоторые из нас хотели ходатайствовать, чтобы его наградили Медалью Георга; но он пронюхал об этом, и довольно резко остановил нас.

– А что можно сказать о нынешнем женихе-докторе?

– О молодом Эллардайсе? Он – приятный парень. Я знал его отца, он также был врачом. Надо отдать ему должное: он довольно уважителен и считает меня человеком, а не ископаемым. В наши дни за это можно быть благодарным. Он снова и снова приходит на ужин и вовсе не выглядит скучающим. Если Дафна выйдет за него, он будет хорошим мужем. А она того стоит!

– Конечно, она очень красива, – хитро заметил сэр Клинтон. – Сквайр, а ты все тот же! Обращаешь внимание на всех симпатичных девушек в округе!

– Ты хочешь, чтобы я игнорировал их только потому, что они красивы? Я проявляю дружеский интерес к большинству своих соседей.

Они дошли до ряда машин и, проходя вдоль него, встретили Фельдена, расшагивающего взад-вперед.

– Еще не ушли? – полюбопытствовал Уэндовер. – Дерек не так давно ушел, чтобы присоединиться к вам. Разве он еще не появился?

– Да, он и Тони в моем автомобиле, а я жду кое-кого еще.

– Бомбардировщиков не видно, – сменил тему Уэндовер, взглянув на ясное звездное небо. – Может, на эту ночь они оставят нас в покое.

– Надеюсь, – сказал Фельден. – Я хотел бы ночью кое-что сделать, если получится. Эти налеты мне все портят. Работать я могу только после наступления темноты, а приходится высматривать их.

– И как продвигается работа? – скорее из вежливости, чем из интереса, спросил Уэндовер.

– Ну, так себе. Она всегда идет не очень быстро, тем более когда приходится работать в одиночку. Кстати, сейчас ведь нельзя создать акционерную компанию, или? …

– А у вас есть такая цель? Нет, сейчас правительство наложило временный запрет на основание акционерных компаний. Если вы хотите что-то затеять, то вам нужно взять займ у государства. Оно выделит средства, если сочтет, что ваше дело полезно для войны.

– Думаете? Мое дело далеко от завершения. Помните тот анекдот об ирландском фермере, собиравшем деньги во время последней войны? Он встретил приходского священника и спросил его: «Ваше преподобие, как вы думаете, война еще долго продержится?» – Я в том же положении, что и он. Продержится ли война достаточно времени, чтобы моя затея успела принести плоды?»

– Откуда мне знать? – Уэндовер явно был ошарашен столь бессердечным подходом к вопросу.

– Ну, было бы жаль, если бы оказалось, что я потратил время зря, – ответил Фельден, явно заметивший изменившийся тон Уэндовера. – Мой трюк совершенно бесполезен для любой мирной цели. Естественно, я хочу быть задействован, а это зависит от того, сколько продлится война.

– Я бы предпочел, чтобы война закончилась, – сказал Уэндовер. – Но сейчас, когда вы объяснились, понимаю вашу позицию.

– Без обид, – заверил его Фельден. – Даже лучших из нас временами неправильно понимают.

– Ну, нам пора, – кивнул на прощание Уэндовер.

Они с сэром Клинтоном пошли к своему автомобилю.

– Жаль, что я задел чувства Фельдена, – признался Уэндовер, садясь за руль. – Но то, как он говорил, выглядело так, будто он из корыстолюбия хочет, чтобы война продолжалась. С его именем можно подобраться к деньгам. Но я понимаю его точку зрения.

– Кажется, он не обиделся, – успокоил его сэр Клинтон. – Кстати, что за трюк он разрабатывает?

– Никто не знает. Я слышал, что это как-то связано с инфракрасными лучами. Может, что-то в области радиолокации: наведение на самолет при помощи тепловых волн от его выхлопов, или что-то подобное. Но это лишь догадки. У Фельдена хватает ума, чтобы понимать: если хочешь сохранить что-то в секрете, то начать надо с того, чтобы держать собственный рот на замке. Я знаю лишь, что ночами он разъезжает по деревне, останавливаясь там и тут, и проводя какие-то эксперименты. И он говорит, что у него не так много времени для работы, он же смотритель. С началом работы индукторной фабрики он взял на себя какую-то работу, и теперь у него дел невпроворот.

– А чем он занимался до этого? – лениво спросил старший констебль.

– По профессии он – технический химик, – объяснил Уэндовер. – Припоминаю, что одно время он занимал пост в никеледобывающей компании. Затем, пять или шесть лет назад, его отец умер, оставив ему немного денег. Отец был Фельденом из «Родуэй, Деверелл энд Фельден» – строительной компании, которая приложила руку к тому, чтобы испортить ландшафт нашего района. В конце концов, компания развалилась; как по мне, так это лучшее из того, что они только сделали. Но Фельден-старший успел выйти на пенсию до того, как все окончилось. Весьма удачно для него! Так что его сын получает две-три сотни в год, которые позволяют тому заниматься исследованиями, что так много значит в наши времена.

– Работа на индукторной фабрике – не так-то много для химика: лишь анализ сырья и наблюдение за тем, чтобы оно было в порядке, – заметил сэр Клинтон.

– О, я полагаю, что Фельден еще и немного физик, – заключил Уэндовер. – Вы могли бы догадаться об этом по его разработкам трюка.

– Вы упомянули строительную фирму, – сменил тему сэр Клинтон. – Ваш приятель Деверелл – один из партнеров?

– О, нет, – ответил Уэндовер. – Фирма полностью развалилась. Боб Деверелл – бухгалтер в Эмблдауне.

– В таком маленьком городке не так много возможностей, – прокомментировал сэр Клинтон.

– Да. Но для Деверелла это не имеет значения. Его желания скромны. Он холостяк, вы сами видели, и живет один, если не считать глухого слуги, который помогает ему.

– А те два брата… Гейнфорды – это же их фамилия? Кто они?

– Кузены Фельдена. Тони Гейнфорд ничем не лучше алкоголика. Его брат не в силах контролировать его, вы могли об этом догадаться, увидев приступ его астмы. Поэтому он убедил Фельдена разделить дом с двумя из них – таким образом, в доме есть один здоровый человек, который может держать Тони в руках. Хорошая мысль, да и Фельден, кажется, имеет какое-то влияние на алкоголика. Не то, чтобы он мог исправить его, но его влияние хватает, чтобы держать тягу к спиртному в разумных пределах, хотя периодически повторяются срывы. К счастью, его дом стоит в отдалении, так что если Тони буянит в подпитии, то это не беспокоит никого из соседей.

– Похоже, никто из Гейнфордов не может зарабатывать на жизнь, – заметил старший констебль. – Как же они выкарабкиваются?

– Легко! Отец оставил им достаточно большое наследство, которого хватает на то, чтобы держаться на плаву. Никому из них никогда не приходилось зарабатывать на жизнь.

– Фактически, в этом лучшем из миров все к лучшему, как полагал Панглосс,^title="">[4] – сардонически прокомментировал сэр Клинтон. – А сейчас, сквайр, поскольку мы образно листаем местный справочник «Кто есть кто», не скажете ли слово-другое о смуглом джентльмене с улыбкой во весь рот? Тот пьяница называл его Худи Ашмун, или как-то так, и заявлял, что он имеет власть над Мумбо-Юмбо. Звучит интересно.

– Его зовут Джехуди Ашмун,^[5] – поправил Уэндовер. – Говорят, что он – монровийский мулат, но, происходи он от белого отца, то звался бы Джоном Смитом или вроде того. Судя по всему, белый он лишь на четверть, а его мать-мулатка вышла за черного монровийца по фамилии Ашмун.

– У него мог быть темнокожий отец и белая мать, – предположил сэр Клинтон.

– В Монровии навряд ли, – возразил Уэндовер.

– Нет? Ну, я там никогда не был, так что это ваша вотчина, сквайр. А что насчет его познаний в Мумбо-Юмбо? Это щекочет мое воображение.

Уэндовер не разделял легкомысленное отношение старшего констебля к этому вопросу, это стало ясно по тому, каким тоном он ответил:

– У меня никаких доказательств против него. Но в такие времена, как эти, он оказывает дурное влияние. Мы увидели, как Европа под влиянием Германии скатилась к варварству. Нас и Америку это пока не затронуло. Но достаточно лишь небольшого шага в сторону, и начнется лавина. Сейчас опасным может оказаться все, что может подталкивать к дремучим пережиткам, хотя на первый взгляд это может казаться чем-то незначительным. Вот почему я настроен против этого парня. Он – среди местных людей. Я уверен: некоторые из них совершенно невинны, но насчет остальных сложно сказать наверняка. Клинтон, вы также хорошо, как и я, знаете: во время больших войн суеверия процветают. Помните обилие медиумов в последнем деле?

– Припоминаю, – с иронией ответил старший констебль. – Кому-то из них я помог отправиться за решетку. Так этот парень занимается спиритизмом? И делает на этом деньги?

– Подозреваю, что да, но думаю, вам будет сложно это доказать, – с сомнением ответил Уэндовер. – Этот парень не того сорта, что попадаются в ловушку, как только переодетая женщина-полицейский просит их предсказать судьбу за пять шиллингов. Он играет по-крупному и работает с людьми, которые не станут давать показаний против него, если дело до того дойдет.

– Закон о колдовстве, принятый в 1735 году, дает широкие возможности, – заметил старший констебль. – Сквайр, вы имеете представление о том, чем именно он занимается?

– Ничего конкретного у меня нет, – признался Уэндовер. – Я лишь слышал смутные слухи. Так, разговоры о приворотном зелье…

– Хм! – задумчиво прервал его сэр Клинтон. – Говорите, он из Западной Африки. Есть там странные зелья. Одно из называлось йохимбин, теперь у него другое название. Оно вполне соответствует.

– Да, мой ветеринар как-то применял его, – признался Уэндовер.

– Ну, а что у вас еще против него? – спросил старший констебль, не желая развивать эту линию.

– Не могу сказать ничего определенного. Но у меня такое ощущение, что его клиенты относятся к разным группам. Многим из окружающих его женщин нравятся «явления»: полтергейсты, взгляды в хрустальный шар и так далее. Эти поглупее, и он применяет к ним старые чернокнижные фокусы. А с людьми поумнее он говорит на другом языке: современные способности, скрытые возможности и так далее в том же роде. Фактически, он поставляет товары на любой вкус. Но настоящей информации о нем у меня нет. Просто слухи здесь, слухи там, вот и все. Похоже, он умеет удержать толпу вокруг себя.

– Даже если это лишь предположения, – высказался сэр Клинтон, – то мне такие вещи нравятся не больше, чем вам. Мы не хотим, чтобы у нас множились суеверия из какого-нибудь Конго. Ничего хорошего они не принесут, и я согласен с вами насчет возможного вреда от них. Но, как я понимаю, он же не берет за свои представления ни платы, ни каких-либо сборов или еще чего-нибудь в этом роде?

– Я не слышал ни о чем подобном, – честно признался Уэндовер.

– Тогда, если он делает деньги, то он должен обирать кого-то из своих клиентов, будь то плата за зрелище или шантаж.

– Не понимаю вашу мысль о шантаже.

– Нет? Ну, допустим, некто покупает и применяет его любовное зелье в сомнительных целях. Это приводит к нарушению закона, и тогда Ашмун может шантажировать клиента… Хм! … Вы знаете кого-нибудь из его круга?

– Одного или двух человек, – неохотно признал Уэндовер. – Но это не те люди, которые могут нарушить закон. Думаю, это у них из любопытства.

– Хорошо ли это? Кто они?

– Можете попробовать с ними встретиться уже сегодня: это Эллардайс и мисс Стэнуэй, – явно нехотя ответил Уэндовер. – Полагаю, они в кругу Ашмуна. Если хотите, я познакомлю вас. Но дальше продолжайте сами, Клинтон. Я тут ни при чем.

Внезапно, помимо урчания автомотора, раздался новый звук: то оглушающий, то затихающий вой сирен Эмблдауна.

– Опять атака! – недовольно прокомментировал сэр Клинтон. – Наши летчики прибудут не раньше, чем через десять минут. Вперед, сквайр! Мы должны добраться до города, там от нас будет какая-то польза… Ах! … Вот и первая вспышка! Должно быть, они твердо намерены разрушить фабрику, раз нападают по два раза в неделю.

Глава III. Смерть с воздуха

– Это уже третья атака за последнюю неделю, – буркнул Уэндовер, садясь завтракать после ночи в бомбоубежище. С приезда Клинтона прошло несколько дней. – Они были здесь двенадцатого. А потом – пятнадцатого. И вот – прошлой ночью. И говорить теперь о веселых майских деньках!

– Поскольку они так и не добрались до фабрики, вскоре можно ожидать еще одной атаки, – ответил сэр Клинтон. – Сквайр, они кажутся очень упрямыми парнями. Даже потеря двух бомбардировщиков не охладила их рвения. Должно быть, Эмблдаун особо отмечен в путеводителе Люфтваффе.

– Надеюсь, наши потери были невелики, – заметил Уэндовер. – Пожалуйста, передайте тост.

– Не к месту сказано, но вот ваш тост, – ответил старший констебль. – Странно, как монотонна здесь жизнь… конечно, до тех пор, пока на тебя не падают бомбы. Перед войной никто не предвидел такого психологического курьеза.

– Это кажется общим чувством, – согласился Уэндовер. – Это как в конце длинной нудной вечеринки, когда хозяин обращается к гостям: «Разве у вас нет домов, куда можно вернуться?». Не могу сказать, что атаки так уж будоражат мои нервы, но когда звучит сигнал «Опасность миновала», я приветствую его, как избавление от очередной рутины.

– Лучше сменим тему, – предложил сэр Клинтон. – Если меня интересует смерть, то лишь только та, с которой я сталкиваюсь по профессии. Налеты похожи на козыри в бридже: как только они сыграны, интереса они не представляют. А военные новости слишком печальны, чтобы обсуждать их за столом.

– Да, – кратко согласился Уэндовер. – Ну, переходите к фильмам, тостам, Шекспиру и музыке, если хотите. Любая тема на ваш выбор.

– Хорошо. Все, что вам угодно, сквайр. У меня есть новости на неизбитую тему. Помните, вы познакомили меня с мисс Стэнуэй и молодым Эллардайсом?

Уэндовер молча кивнул.

– Я поинтересовался о магическом круге Ашмуна, – продолжил сэр Клинтон. – Он не так умен, как я ожидал. По-видимому, он не взял никакой клятвы или чего-то такого со своих бестолковых клиентов.

– Я не говорил, что Дафна Стэнуэй или юный Эллардайс бестолковы, – возразил Уэндовер.

– Как и я, – поспешно согласился сэр Клинтон. – Но я не думаю, что они относятся к тому же типажу, что и большинство в окружении Ашмуна. Они – лишь статисты, необходимые для численности. Настоящих бестолочей слишком мало, чтобы составить живое окружение, так что в него нужно принять и людей с нормальным интеллектом. Но это не главное. Кажется, Ашмун забыл взять со своего окружения клятву хранить тайну. Или он захотел предоставить им свободу распространяться – чтобы привлечь новых лиц. Как бы то ни было, этим двоим ничто не мешало рассказать мне все, что я хотел бы услышать. Но у меня не хватало времени, и я сказал им, что увижусь с ними, когда у меня появится свободная минутка, и я смогу их выслушать.

– Я приглашу их на обед, как только вы захотите услышать их рассказ, – предложил Уэндовер.

– Чтобы вы тоже его услышали? – хитро спросил сэр Клинтон. – Знаю я ваши методы, сквайр. Вам не терпится услышать его, но вы же «ни при чем». Ну, хорошо. Я скажу вам, когда нужно будет пригласить их.

Уэндовер был избавлен от необходимости что-то отвечать: вошла служанка, передавшая ему сообщение.

– Инспектор Камлет? Клинтон, ему нужны вы. С ним доктор Эллардайс. Не стоит прерывать завтрак, так ведь? Просто пусть оба войдут сюда.

– Снова ваш метод? Я не возражаю, – согласился старший констебль.

Уэндовер отдал распоряжения служанке, которая практически сразу привела в комнату двух гостей. Эллардайс был приятным человеком около тридцати лет, спокойным и собранным, с манерами человека, привыкшего к посещению больных. Коренастая фигура Камлета и угрюмое выражение его лица были хорошо знакомы Уэндоверу.

– Полагаю, вы, как и мы, не на службе, – предположил тот. – Если вы не завтракали, присаживайтесь. Прикажу принести что-нибудь для вас.

– Спасибо, – без церемоний поблагодарил Эллардайс. – Я очень голоден и принимаю ваше предложение, даже если оно уменьшит ваш рацион.

Он устроился за столом, а Камлет, предварительно взглянувший на старшего констебля, также сел на стул, пробормотав слова благодарности.

– Вы больше нас знаете об ущербе, причиненном за ночь, – сказал Уэндовер. – Надеюсь, он был невелик?

– На этот раз да, сэр, – ответил инспектор. – Пока известно о двадцати трех пострадавших, пять из них смертельно: двое мужчин, две женщины и ребенок. Конечно, их может оказаться больше, но не думаю, что их окажется много. Главным образом это была атака с целью поджога. Упало всего несколько бомб.

– А что насчет материального ущерба? – поинтересовался обрадовавшийся малому числу погибших Уэндовер.

– Некоторые зажигательные боеприпасы упали на фабрику Страуда. На беглый взгляд, ущерб может оказаться серьезным. Но пожарные быстро потушили огонь. Хорошо сработали. Фабрика отчиталась, что все в порядке. Около двадцати магазинов в огне, с одним из них все совсем печально: аптека Шипмана на Артур-стрит. В квартире над ней жили три женщины и два ребенка. Они могли бы сгореть заживо, но, к счастью, выбрались. Но аптека и квартира сгорели. Возможно, вы помните мистера Фельдена, сэр.

Уэндовер кивнул.

– Он вошел в аптеку, когда та пылала. Он не позволил никому рисковать. Смог удержать огонь, пока люди сверху спасались. Очень смело. Вышел немного опаленным, но держался, пока все не окончилось. Очень хладнокровен.

– Противная штука эти зажигалки, – заметил Уэндовер.

– Вы так считаете, сэр? – скептично спросил Камлет. – Нет, если управиться с ними сразу же после падения. Пока пламя не распространилось. Вовремя схватить и отбросить в безопасное место. А вот когда огонь распространился, то это, конечно, другое дело. Тогда это действительно мерзкая штука.

– Аптека Шипмана разрушена? – спросил Эллардайс. – Большинство препаратов я беру у него, и сейчас я в растерянности.

– Разрушена? – повторил Камлет. – От нее почти ничего не осталось. Доктор, я видел, как рухнула крыша. От Шипмана вы больше не получите никаких лекарств.

– Что еще пострадало? – спросил Уэндовер.

– Железнодорожная станция, сэр. Но не сильно. Полдюжины вилл полностью уничтожены. Бомбами. Другие дома повреждены или сожжены. Человек двестипятьдесят находятся в центрах отдыха. Налет оказался очень незначительным. Я видел, как взорвался один из бомбардировщиков. Говорят, еще два были подбиты. Значит, всего их было пятеро. Никакой паники среди населения. Они все спокойно воспринимают. Привыкли, наверное.

Кратко отчитавшись, Камлет приступил к завтраку, а Уэндовер воздержался от дальнейших расспросов инспектора.

– А вы насчет чего, Эллардайс? – спросил он.

Врач оторвал взгляд от тарелки.

– Я? По обычному вопросу – насчет раненных. Мне нечего сказать – это вообще-то дело инспектора Камлета. Поскольку это его дело, то рассказывать я предоставлю ему самому. О, да. Произошла одна занятная вещь: я заглянул в приют на Джон-стрит, он переполнен детьми рабочих. С ними все в порядке: галдят, как стая галок, но я решил их обследовать. Они очень сообразительны. Но, очевидно, у этих детей нет тяги к знаниям. Как только я вошел, упала бомба – где-то в четверти мили от нас. Тишина на секунду-другую, и тут один из них выдал: «Надеюсь, прямо на школу!» На это его приятели ответили громкими аплодисментами. Кажется, в этом свете современная образовательная система выглядит не очень хорошо, не так ли?

– Мне самому школа никогда не нравилась, – заявил Камлет. – Главное – они не испугались.

Прежде чем задавать какие-либо вопросы, сэр Клинтон подождал, пока инспектор не утолит аппетит.

– А теперь, что у вас, инспектор?

– Вот что, сэр. Деверелл, Роберт Деверелл был убит во время ночного налета…

– Это случайно не ваш друг-археолог? – спросил сэр Клинтон, обратившись к Уэндоверу. – Где он жил?

– На маленькой уединенной вилле в конце Брейден-драйв, – ответил Уэндовер. – Кажется, она называется «Мачта на холме».

– Это тот самый человек, сэр, – подтвердил Камлет.

– Он не был моим другом, я его лишь немного знал, – вставил Уэндовер. – Продолжайте.

– Странное дело. Произошло самое невероятное, но об этом чуть позже. Когда зазвучала сирена, все дежурные встали на свои посты. Наши пожарные на Брейден-драйв невысоки. Им пришлось принять в команду школьницу и выдать ей защитный шлем, как и всем остальным. Ее зовут Бетти Браун. Ей около шестнадцати, она очень спокойна, эффективна и увлечена своей работой. Она патрулировала улицу, когда начался налет. Они сбрасывали коктейли Молотова или что-то такое. Один из них упал на крышу, да и остальные выглядели опасными. Она поспешила и привела отряд со стремянкой. Затем она продолжила патрулирование. Нашла еще один пожар, и ей пришлось бежать обратно, чтобы сообщить о нем. Затем она продолжила путь. К этому времени вилла Деверелла уже горела вовсю.

– Она кажется очень деятельной девушкой, – вставил стар­ший констебль.

– Так точно, сэр. Она бросилась к передней двери, обнаружила ее незапертой и вошла внутрь. Вы знаете, на что похож горящий дом, сэр? Дым до того плотный, что даже собственной руки не разглядеть. Так все и было. За клубами дыма она смогла увидеть лишь проблески алого пламени. Она прошла в холл. Невозмутима и смела. Первое, на что она наткнулась в дыму – лежавшее на полу тело Деверелла. Такой шок для ребенка. И еще кровь. Очень мерзко. Но она не потеряла самообладания. Она знала, что в задней комнате за кухней спит старая экономка Деверелла. Глухая, как тетеря. Сначала Бетти Браун ошиблась дверью. Она попала в гостиную Деверелла. В тот момент она была практически не затронута пожаром. В конце концов, девушка пробралась в комнату старухи. Та спала словно соня. Совсем ничего не слышала. Ни звуки сирен, ни падающие бомбы – ничто не разбудило ее. К счастью, дым почти не проходил через дверь. Бетти Браун разбудила экономку. Думаю, старушка была беспокойна. Благопристойна и стеснительна. Не хотела, чтобы мужчины увидели ее в ночнушке. Хотела переодеться перед выходом. Старая дуреха! Бетти Браун вытолкала ее в сад через заднюю дверь, а сама отправилась за пожарной бригадой. К этому времени пожар совсем разгорелся. Бетти Браун забыла закрыть входную дверь, и сквозняк раздул огонь. Так что пожарным пришлось потрудиться.

– Как она узнала, что была в гостиной Деверелла? – спросил сэр Клинтон.

– Электрическая лампа была включена, сэр. И там было не так много дыма, как в холле. Так что ей было хорошо видно. И она более или менее смогла описать ту комнату.

– А в холле было включено электрическое освещение?

– Не могу сказать, сэр.

– Полагаю, там все сгорело дотла? Или стены холла сохранились?

– Неплохо сохранились, сэр. Позднее я был в том доме.

– Инспектор, продолжайте. Я пока еще не представляю, как эта история относится ко мне.

– Холл освещался через потолочное окно в крыше, сэр. Я имею в виду, в мирное время. После начала войны его занавесили. Тело Деверелла лежало у лестницы, прямо под окном. Должно быть, зажигалка упала прямо в окно ему на голову, когда он там стоял. Такое бывает в одном случае на миллион. Вот откуда взялась кровь. Доктор Эллардайс может рассказать подробнее. Он осматривал тело.

Сэр Клинтон молча кивнул и обернулся к врачу. Эллардайс понял намек.

– Занятно, что я, должно быть, был последним человеком, видевшим покойного до его смерти, – начал он. – Деверелл был моим пациентом, и какое-то время назад его забеспокоило высокое давление. Оно было слишком высоким для его возраста, ну очень высоким, и он часто просил меня прийти измерить его. Он позвонил вечером, после ужина. Я пообещал приехать и посмотреть его около десяти часов. Когда я прибыл, он сам открыл мне дверь. Думаю, его экономка слишком глуха, чтобы услышать звонок. Мы прошли в гостиную. На столе лежали золотые находки с раскопок в лагере Цезаря. Не все, только золотой епископский посох и три-четыре других предмета. Там был еще Генри, брат Деверелла, он рассматривал их. Деверелл был занят: он измерял находки и записывал результаты в составляемую им опись. Генри Деверелл не долго ждал. Как только он ушел, я проверил давление Роберта, оно оказалось не очень хорошим, и я сказал о риске перегрузки и взглянул на золото – оно напомнило мне о раскопках. Он поклялся передать всю сложную работу помощникам и заниматься лишь записями. Мы немного поговорили, а затем я ушел. Тогда я в последний раз видел его живым.

– Когда вы покинули его дом? – спросил сэр Клинтон.

– Не знаю. Вероятно, между одиннадцатью и половиной двенадцатого.

– Позже вас снова вызвали, и вы видели тело?

– Да. Я получил сообщение, находясь на посту, и подумал, что хорошо бы пройти к телу до того, как его сдвинут с места, а у меня было время. Жертв было мало, ведь налет был небольшой – всего насколько самолетов, и все бомбы упали не в моем районе. Занимались мы в основном пожарными, получившими ожоги во время работы. Так что я отправился на Брейден-драйв. Когда я прибыл туда, огонь уже был под контролем, вернее, его почти не было. Я осмотрел тело. Череп был раздавлен мощным ударом. Вам нужны подробности? Нет? Ну, если понадобится, я обо всем расскажу на дознании. Для меня это выглядело так, будто он наклонился за ведром. (Я заметил, что оно лежало у лестницы). И в тот момент упала бомба, поразившая его в голову. Тогда зажигалка, должно быть, отскочила и загорелась. Я нашел ее железный обломок на полу, возле тела. Остальная ее часть, естественно, сгорела. И я заметил множество осколков от потолочного окна.

– Пламя, конечно, поднялось по лестнице, – вставил сэр Клинтон, – что привело бы к тому, что стекло вывалилось бы из потолочного окна вне зависимости от того, выбила его бомба или нет. Как он был одет во время смерти?

– Так же, как и когда я видел его немного ранее. Конечно, одежда загорелась, а потом была намочена пожарными, но это был тот же самый костюм. Вы считаете, что после нашей встречи он отправился спать, а потом встал во время налета? Нет. Когда я пожелал ему спокойной ночи, он упомянул, что будет работать еще час или два. Он всегда был совой, и редко ложился до часа или двух ночи.

– Он носил наручные часы? – спросил старший констебль.

– Да, сэр, – ответил инспектор. – От удара стекло разбилось, и они остановились в час сорок пять. Они в порядке – я взял их, и они затикали, так что пружина не сломалась. Значит, он, должно быть, погиб примерно в это время.

– Очень хорошо, – прокомментировал сэр Клинтон. – Но я все еще не понимаю: при чем тут я? Очевидно, это дело коронера.

– Я излагаю факты в хронологическом порядке, – отметил Эллардайс. – Я думаю, вы бы сами предпочли именно такую последовательность. Мы еще не добрались до сути событий. Тело слабо обгорело, конечно, за исключением места, которое столкнулось с зажигалкой. И после обследования я пришел к выводу: ожоги были посмертными. Во всяком случае, все волдыри, которые я изучил, были наполнены воздухом, а не сывороткой. У нас будут более явные свидетельства, как только мы обследуем легкие. Но я буду очень удивлен, если в них найдутся частички дыма. Я уверен: он был мертв еще до того, как упала бомба, и не вдыхал дым от пожара. Инспектор Камлет пришел к такому же выводу. Кто-то вызвал его, и это – не я. Я оставил его проводить его работу. Я хотел сделать записи, пока факты были свежи в памяти, и прошел в гостиную. В ней было меньше дыма, и был электрический свет. Закончив с записями, я осмотрелся, и тогда мне пришло в голову: что-то не так. Как я уже говорил, когда я оставил Деверелла, тот был занят золотыми находками, которые лежали на столе. И он упомянул, что у него осталось работы еще на час или два. Но теперь я увидел лишь один предмет: что-то вроде измятой чаши, она лежала на полу под столом. Золотой посох пропал, а вместе с ним и еще несколько вещей. Я не запомнил, какие именно это были предметы, так как толком не рассмотрел их во время первого посещения, но насчет золотого посоха я уверен.

– Не беспокойтесь, – прервал его сэр Клинтон. – Банк предоставит нам список. У них есть опись. Продолжайте.

– Я позвал инспектора Камлета в гостиную, и описал ему положение вещей. Мы обыскали дом. К тому времени огня уже не было, так что нам ничто не мешало. Мы не нашли ни следа посоха и других предметов.

Ожидая подтверждения, Эллардайс взглянул на Камлета.

– Все верно, сэр, – заявил инспектор. – Все, кроме холла и лестницы, почти не пострадало. Так что мы обыскали все комнаты. Конечно, все в беспорядке. Повсюду дым и вода. Но нигде ни следа тех вещей. Но они должны были быть там во время тревоги. В гостиной я подобрал лист бумаги. Деверелл был прерван во время измерения посоха. Его записи обрываются на половине фразы. А на полу я нашел мерную рулетку. Это обычное дело о мародерстве.

– В нашем районе еще не было случаев мародерства, – заявил Уэндовер, по тону которого было видно: он отстаивает доброе имя соседей. – Здесь живут достойные люди, инспектор, да вы и сами хорошо это знаете. Почему вы предположили, что поработал мародер?

– Моя теория, сэр, в том, что он вошел, пока Бетти Браун бегала за подмогой, – пояснил Камлет. – Мы знаем, что передняя дверь была открыта. Она оставила ее в таком состоянии, я выяснил это, расспросив пожарных. Экономка была в саду за домом и не мешалась на пути. А если бы и увидела мужчину, то в силу того, как она была одета, полагаю, она была бы скорее заинтересована соблюдением приличий. Некто мог легко войти, схватить добро и уйти, прежде чем появились пожарные. Если бы Деверелл сам спрятал вещи во время налета, то он взял бы все сразу. А вор торопился и мог обронить тот предмет, который мы нашли на полу.

– В доме есть сейф или что-то подобное? – спросил сэр Клинтон.

– Нет, сэр. Там нет такого места, в котором можно было бы спрятать вещи для пущей сохранности. Я заглянул в каждый уголок виллы. Это заняло у меня уйму времени, но зато теперь я убедился. А потом доктор Эллардайс доставил меня сюда – мы приехали на его машине, но сперва привели себя в порядок. Это дело о мародерстве, и я хотел отчитаться о нем перед вами как можно скорее – на случай, если вы захотите взглянуть на место происшествия до того, как там что-то поменяется.

– Мародерство кажется вероятным объяснением, поскольку из дома пропали вещи, – заметил старший констебль. – Но ваша гипотеза не учитывает все возможности, инспектор. Вы знаете постановление о том, что во время налета все обязаны оставлять входные двери незапертыми: чтобы в доме смог укрыться любой, кому потребуется. Ваш мародер мог поработать намного раньше, чем вы утверждаете. Деверелл мог добровольно принять его во время начала атаки. А затем тот человек мог увидеть золото на столе, – Клинтон обернулся к Эллардайсу. – Доктор, можете ли вы поклясться, что Деверелл был убит бомбой-зажигалкой? Или вы ограничились бы заявлением, что он убит от удара по голове каким-то предметом?

– Здесь вы меня подловили, – честно ответил Эллардайс. –Если вы поставите меня на место для дачи показаний, я не смогу поклясться, что это была именно бомба.

– А относительно времени смерти сможете? – улыбнулся сэр Клинтон.

– Нет, не смогу, – без сомнения ответил Эллардайс. – В этих обстоятельствах никто не сможет. Учитывая полыхавший огонь и состояние тела, любое суждение будет лишь предположительным.

– Где находятся газовый и электрический счетчики в доме Деверелла? – спросил сэр Клинтон, обратившись к инспектору.

– Под лестницей, – легко ответил Камлет. – Я заметил их во время поисков золота: я тогда подумал, что Деверелл мог спрятать чашу под лестницей, вот и заглянул туда.

– Мы предостерегали насчет выключения газа во время налетов, – напомнил сэр Клинтон. – Судя по впечатлению, которое у меня сложилось в тот единственный раз когда я его видел, Деверелл был очень нервным человеком. Как только началась атака, он сразу же отправился выключать газ. Это привело его к чулану в холле, а ведь тело было найдено как раз у дверцы чулана, не так ли?

– Так точно, сэр, – неохотно признал инспектор. – Вы думаете, что когда начался налет, некий незнакомец вошел в дом. Деверелл принял его в гостиной. Он увидел золото, и оно соблазнило его. Когда Деверелл отправился к счетчику, тот парень прошел за ним и ударил по голове. Затем он схватил золотые вещи и скрылся, прежде чем появилась Бетти Браун. Ваши мысли о произошедшем таковы?

– Это просто альтернативная гипотеза, – поправил сэр Клинтон.

– И зажигалка просто случайно упала в то же самое время, сэр? Выглядит немного странно. Убийце крупно повезло, если я могу так сказать.

– Говорите, как вам нравится, – весело ответил старший констебль. – Но, если я могу так сказать, вы, кажется, приписываете мне ряд версий, о которых сам я никогда не говорил. Например, я не утверждал, что прибывший был незнакомцем. Я могу сказать, что, возможно, он был знакомым или даже родственником Деверелла.

– Здесь вы меня подловили, – признал Камлет. – Но, сэр, признайте: падение зажигалки – странное совпадение. Она шлепнулась как раз вовремя.

– Я не упоминал о зажигалке, – сухо отметил сэр Клинтон. – В любом случае, совпадения бывают и подстроены, особенно если у кого-то есть причина их организовать.

– Но вы же не думаете, что немцы специально совершили удар именно по этому дому и именно в это время? Конечно, это было бы слишком.

– Не помню, чтобы я упоминал немцев, – с огоньком в глазах ответил сэр Клинтон. – Вы вкладываете в мои уста слишком многое. Позвольте мне самому сказать пару слов. Вы сможете встать на свидетельское место и поклясться, что зажигалка упала именно через окно на потолке? Все улики, о которых я слышал, говорят только о том, что стекло упало на пол. Но жар от огня на лестнице и так обвалил бы его. Где же улики, подтверждающие, что все не произошло именно так?

Инспектор сделал жест, как если бы собирался ответить, но через секунду запутался в мыслях и еще несколько секунд просидел молча.

– Признаю, вы меня обошли, сэр, – сказал он в конце концов. – Но кое-что вы не можете объяснить. Зажигательная бомба была в доме. И попасть туда она могла только через окно.

– Только? – переспросил сэр Клинтон. – Я могу придумать другие пути.

Инспектор недоверчиво пожал плечами, несколько виновато выглядя.

– Не понимаю, как, сэр, – заявил он.

– Не понимаете? Ну, есть одно предположение. Кто-то мог принести ее и положить туда, где доктор Эллардайс впоследствии нашел ее остатки. Я не говорю, что все так и было. Я говорю, что все могло так произойти, и вы не можете исключать такую возможность.

– Возможно, сэр. Но как кто-либо мог завладеть ею?

– Ну-ну, успокойтесь! – парировал старший констебль. – Вы хорошо знаете, что эти бомбы не всегда разрываются. Некоторые из них падают в мягкую почву, и боек ударника не срабатывает. К примеру, я совсем недавно слышал о такой бомбе, найденной моим юным другом: она была совершенно неповрежденной и могла бы взорваться, если бы кто-нибудь хорошенько стукнул по ней.

Инспектор с подозрением взглянул на сэра Клинтона.

– Вы в самом деле так думаете, сэр? Или снова ловите меня? Звучит правдоподобно. Признаю. Но все-таки…

– Все, чего я хочу – убедиться, что вы не станете хвататься лишь за одно возможное объяснение, не задумываясь о том, что могут быть и другие.

– Честно говоря, я никогда не думал об убийстве, – признался Камлет.

– Я не говорю, что это было убийством, – поправил сэр Клинтон. – Я лишь пытаюсь показать, что вы не можете объявить произошедшее несчастным случаем, пока не сможете доказать это. Вопрос открыт. И выбрать правильную версию можно, если…

– Если вы сможете найти пропавшее золото? – перебил его Эллардайс. – Это могло бы помочь.

– Да, – подтвердил старший констебль. – Кто-то же забрал золото. И если мы сможем найти этого человека, то сможем узнать больше. Это ясно. Проблема в том, как найти нужного нам человека среди нескольких тысяч местных жителей? Решение этого вопроса не очевидно. Ну, если вы закончили завтракать, то я хотел бы отправиться туда и самостоятельно все осмотреть. Доктор, у вас найдется время, чтобы пойти с нами?

Эллардайс посмотрел на часы.

– Да, конечно, если я вам нужен, – ответил он.

– Тогда, если вы возьмете инспектора в свою машину, мы с Уэндовером немедленно последуем за вами.

Когда гости вышли, Уэндовер обратился к сэру Клинтону:

– Эти медики так черствы. Эллардайс был знаком с беднягой Девереллом, но проявляет меньше сочувствия, чем было бы у меня, если бы умерла одна из моих собак. Думаю, они обучены этому, а, может, смерть для них не столь неожиданна, как для обывателей вроде меня. Это ведь их работа.

– Как убийства для меня, – согласился старший констебль. – Профессиональный вопрос, как вы сказали, сквайр. Ну, приступим к моей работе вместо того, чтобы говорить о ней.

Глава IV. Смертельная зона

Спустя несколько дней Уэндовер выполнил обещание пригласить на ужин Дафну Стэнуэй и Эллардайса. Во время еды и в присутствии слуг об Джехуди Ашмуне не вспоминали. Даже когда компания встала из-за стола и отправилась в другую комнату, этот вопрос не подымался. Уэндовер предложил девушке сигарету.

– Жаль тех людей, которые владеют каучуковыми акциями, – он начал беседу, пока все усаживались поудобнее. – Как им трудно видеть падение былых доходов.

– Тогда вам, должно быть, жаль меня, – с неловким смешком парировал доктор. – Я один из них. Не затрагивайте больную тему. Большая часть моего капитала вложена в каучук.

Уэндовер сочувственно вздохнул, но Эллардайс тут же отмахнулся, очевидно, устыдившись своего ворчания.

– Что есть деньги? Ничего, если подумать о том, что про­изошло с нашими людьми в Малайи. Кроме того…

Он запнулся, оставив фразу неоконченной.

Дафна удивленно взглянула на него.

– Бедняга! Он слишком застенчив для того, чтобы сообщать хорошие новости. Предоставляет это наглой женщине. Мистер Уэндовер, мы с Фрэнком собираемся вскоре пожениться. У меня нет кольца, поскольку мы договорились об этом только сегодня вечером. Это так неромантично – получать предложение в машине, по пути на званый ужин. Сейчас девушкам приходится со многим смиряться. Вы первые услышали о нем, если вас это может порадовать.

– Это удваивает радость, – ответил Уэндовер. – Я надеялся на что-то такое…

– Я подозревала, – сухо заявила Дафна. – Все эти озадаченные взгляды на нашу пару, и все такого рода. Ну, теперь все раскрылось и оглашено, так что можете не беспокоиться. Пожелайте нам счастья, процветания, долгих лет жизни, и дело сделано.

– Вы читаете мои мысли! – воскликнул Уэндовер. – Я хотел пожелать вам все это. Я слишком старомоден, чтобы придумать что-либо еще.

Сэр Клинтон прибавил и свои поздравления, и Дафна приняла их.

– Ну, вот и все! – заключила она. – Теперь перейдем к делу. С чего начать?

– Я сделаю первый шаг, – вызвался Уэндовер. – У меня есть вырезки из газет. Сэр Клинтон, для вас это что-то новое. С него и начнем.

Он вынул из кармана сверток и извлек из него несколько вырезок, начав их зачитывать:

– В первой говорится:^[6]

«Всем Истинным Искателям. Именем 25-6-20-29-18-6-23 14-10-18-16-3. Близится время строительства Нового Храма 21-18-10-9-6-15-1. Именем 25-6-20-3-6-18-29-23 9-16-1 все Истинные Искатели приглашаются встретиться седьмого числа следующего месяца для заложения первого камня 10-19-20-10-15-15-16-11 2-1-9-10-13-10-12-10, которая будет олицетворять 24-1-18-19-20-3-16 21-18-10-9-6-15-1 в этом бренном мире. Подписано и скреплено печатью и Властью 14-1-4-1 5-8-6-23-21-5-10 1-26-14-21-15-1. За дальнейшими подробностями обращайтесь по адресу: а/я 7235»

– Слишком много родительных падежей, – заключил Уэндовер. – Четверо из них идут один за другим.

– Перечитайте снова, теперь помедленнее, – попросил сэр Клинтон, приготовив карандаш и блокнот.

Уэндовер повиновался, прочтя объявление, словно зачитывая диктант, а старший констебль, улыбаясь, черкнул запись-другую.

– А теперь следующее, – приказал он.

Уэндовер взял следующую вырезку и зачитал:

«Всем Истинным Искателям. Именем 25-6-20-29-18-6-23 14-10-18-16-3. Конклав 15-6-16-22-10-20-16-3 состоится 19-го числа сего месяца. Некоторые из 17-16-19-3-33-27-6-15-15-29-23 будут удостоены чести 19-20-1-20-30 8-18-6-24-1-14-10 воздуха. 5-8-6-23-21-5-10 1-26-14-21-15, маг».

– Клинтон, я так понимаю, что вы расшифровали его. Я и сам справился с этим, хоть я и не эксперт по декодированию. Просто прочитайте, что у вас получилось. Хотя не думаю, что я мог бы ошибиться в таком простом шифре.

Сэр Клинтон взял свои записи и прочитал расшифрованное объявление:

«Всем Истинным Искателям. Именем Четырех Миров. Близится время строительства Нового Храма Уризена. Именем четверых Зоа все Истинные Искатели приглашаются встретиться 7-го числа следующего месяца для заложения первого камня Истинной Базилики, которая будет олицетворять Царство Уризена в этом бренном мире. Подписано и скреплено печатью и Властью Мага Джехуди Ашмуна. За дальнейшими подробностями обращайтесь по адресу: а/я 7235».

– Очевидно, мистер Ашмун обращался к слабоумным, которые не способны применять сложные шифры. Все, что он сделал – это заменил «А» на 1, «Б» на 2 и так далее.

– Спасибо за звание «слабоумной», – иронично заметила Дафна. – Приятно узнать, чего ты стоишь, не так ли, Фрэнк?

– Не стану извиняться, – возразил старший констебль. – Я не имел в виду всех его последователей. Некоторые могут быть умны. Но давайте не тратить время. Второе объявление на человеческом языке:

«Конклав неофитов состоится 19-го числа сего месяца. Некоторые из Посвященных будут удостоены чести стать Жрецами воздуха. Джехуди Ашмун, маг».

– Сквайр, стоит ли продолжать? Просто дайте нам ваши расшифровки ради экономии времени.

– Здесь не так уж много, – тасуя вырезки, ответил Уэндовер. – В них упоминаются три группы: Неофиты Земли, Жрецы Воздуха и Архиереи Огня. Со временем объявления упростились. Например: «Архиереи, 9 вечера, 15-го числа». Очевидно, здесь назначается встреча в заранее обговоренном месте. Клинтон, что вы об этом думаете?

– Я отдаю мистеру Ашмуну должное за находчивость, хотя подозреваю, что он позаимствовал прием Калиостро. Если не ошибаюсь, наш друг Ашмун настроен на сбор группы любознательных простофиль. Представьте себя на месте этих людей и посмотрите на первое объявление. Оно бы явно заинтересовало вас. Оно и привлекает внимание, и оставляет некую загадку, пробуждая любопытство. Вам остается лишь отправить письмо в указанный абонентский ящик. Не такой уж большой расход. Получив письма, мистер Ашмун мог оценить их содержание и посмотреть на адреса, сделав выводы о том, стоит ли иметь дело с отправителями. А поскольку в объявлении был указан лишь абонентский ящик, никто не мог прийти и побеспокоить его лично. И в свободное время он смог отобрать первую партию простофиль. Многие его корреспонденты могли бы даже не догадаться заменить цифры из объявления на буквы, но это не помешало бы им написать по указанному адресу и поинтересоваться, в чем дело.

– И когда набралась группа простофиль, – заметил Уэндовер, – он смог бы набрать еще одну: они привели бы своих знакомых со схожим складом ума. Это, конечно, остроумно.

– Он – не дурак, – заявил старший констебль. – Вот еще одно подтверждение этому. Такому человеку требуется некая система взглядов. Сведенборг обработан вдоль и поперек. А вот Уильяма Блейка никто так пристально не изучал – его книги довольно непонятны. Полагаю, отсюда упоминания Четырех Зоа и Уризена. Я прав? – спросил он, обращаясь к Дафне.

– Правы. Мне посоветовали изучать Блейка, если я захочу чего-то достичь.

– И мне, – добавил Эллардайс. – Прежде я никогда не заглядывал в него, но теперь я посмотрел его работы. Что-то странное о трапезе с Исаией и Иезекиилем, черными и белыми пауками, и ангелом с побагровевшим ликом. Мне понравилось. Безумие, конечно, но читать интересно.

– И еще одно, – сказал сэр Клинтон. – У посвященных должны быть пароли. Некоторым людям такое нравится.

– Позвольте внести лепту, – вызвался Эллардайс. – Если сказать мистеру Ашмуну: «Видели ли вы, чтобы слово «тигр» писалось через «й»?», – он может ответить: «Да, Блейк пишет тйгр».

– Полагаю, все посвященные знают шифр и могут прочесть любое объявление?

– Да, – презрительно ответил Эллардайс. – Если бы увидели кого-нибудь из посвященных, вы бы сразу поняли, почему шифр должен быть таким, чтобы его смог понять даже шестилетний ребенок. Что-то сложное за гранью их понимания.

– Как они переходят снизу вверх в иерархии? – спросил старший констебль.

– Посредством колоды карт. Тот, кто вынимает туза, подымается вверх. Если никто не вынимает туза, то все остается по-прежнему. Использование такого метода позволяет избежать вспышек зависти и оставляет все в руках провидения.

– Или в руках того, кто тасует карты? – усомнился сэр Клинтон. – Любой фокусник-любитель сможет подстроить это. Теперь к иерархии.

– Некоторые никогда не подымаются выше звания Неофитов, – продолжил Эллардайс. – Насколько я понял, в этой группе остаются те, у кого ни денег, ни мозгов. Их развлекают фокусами с дощечкой для письма и прочими старыми трюками. Меня сразу же продвинули в Архиереи, так что я не знаю, чем занимаются Жрецы Воздуха. Можете спросить Дафну. Она застряла на этом уровне.

Сэр Клинтон обернулся к девушке.

– Можете ли вы дать нам некое представление об этом?

– Ну, – задумчиво ответила она, – есть пара своеобразных моментов, но мне сложно сказать наверняка. Я не следую объяснениям Ашмуна. Мне кажется, что они наполнены идеями, о которых я никогда не слышала раньше. Здесь почти так же плохо, как с Блейком – я просто не могу его читать, ни за какие деньги. Все, что я поняла: каким-то образом Новые Силы высвобождаются из-за игры на скрипке…

– Да? – сэр Клинтон даже привстал.

– Лучше перескажу вам, что я видела, – продолжила Дафна. – Он усадил нас вокруг небольшого карточного столика, ну, знаете, одного из тех, что используются на спиритических сеансах. И столик немного шевелился… левитация, или как там они это называют? Но, похоже, ему что-то не понравилось, он сказал что-то про слишком большую силу. Так что в следующий раз он привинтил столик к полу, и он не смог двигаться, левитировать, или как там это называется? Я помню, что на этот раз не было ни гаснущих огней, ни чего-либо подобного. После того, как мы расселись, и ничего не произошло, он взял скрипку и сыграл пассаж. Получилось не очень-то красиво, честно говоря, мне пришлось стиснуть зубы из-за этой какофонии. Но что-то начало происходить. Стол заговорил.

– Вы имеете в виду постукивание? – спросил Уэндовер.

– Я не имею в виду постукивание! – возразила Дафна. – Это были слова. Они прозвучали довольно странно – как если бы в храме заговорило что-то нечеловеческое. Если бы не было освещения, мне стало бы по-настоящему жутко.

– Через репродуктор? – скептично предположил Уэндовер.

Дафна покачала головой.

– Он раздался не из-под стола, а сверху – прямо среди нас, – уверенно сказала она. – Нельзя спрятать репродуктор в обычном карточном столе, даже если это одно из тех очень тонких современных устройств. Мистер Уэндовер, я не совсем дуреха, и внимательно присматривалась. Там не было ни проводов, ни чего-то подобного.

– И что же он сказал? – поинтересовался сэр Клинтон.

– Ох, началось со стонов, или чего-то подобного. Что-то из одних гласных звуков, вроде: «У-у-и-и-а! У-у-и-и-а!». Более-менее так. Из-за этого мне стало не по себе. Конечно, я убедила себя в том, что это просто новый трюк. Но он действовал мне на нервы. Знаете, как могут нервировать пара котов за окном? Вы говорите себе: «Это просто кошки», но это не помогает. Эти кошачьи вопли жутко пугают меня. Со столом было точно так же, только хуже: он завывал то громче, то тише, словно кошка, но при этом еще и с какими-то новыми отвратительными нотками, которые пиликали на нервах. Ненавижу это. Затем прибавились и согласные, но поначалу все звучало, как совершенная тарабарщина. Но через некоторое время он начал говорить по-английски.

– И что же он тогда сказал? – допытывался Уэндовер.

– Не очень много и очень несвязно. Что-то о лагере Цезаря, нарушении покоя и о смерти… И думаю, он упомянул о том, что мистер Деверелл будет убит. Затем он прекратил говорить, снова перейдя на тарабарское наречие, которое под конец перешло в стоны. И затем все закончилось. Да мне больше и не хотелось его слушать. Этих завываний с меня было достаточно. Уф! Ужас просто.

Она на мгновение замолчала, как будто собираясь с мыслями. Затем девушка продолжила:

– Я убедила себя, что это был трюк. Но мне было до того не по себе, что я наотрез отказалась от повторения этого эксперимента. Материализовавшиеся цветы или что-то подобное – типичны на сеансах, и против них я бы не возражала. Но этот голос… Ну, те, кому он нравится, те могут слушать. А я не могу. Так я и сказала мистеру Ашмуну. Он выглядел немного расстроенным. Может, поэтому я и не прошла в Архиереи.

– Что-нибудь еще затронуло вас?

– Да, был еще один момент,который я не поняла. Я не хочу сказать, что все остальное я уже видела и могу прямо заявить, в чем там трюк, это не так. Но одна вещь поразила меня. Там был маленький стеклянный аквариум. Как обычный: с водорослями, камешками и снующими в воде рыбешками. Мистер Ашмун сказал, что продемонстрирует нам свою Новую силу. Он разместил вокруг аквариума пару больших ламп и включил их на обычную яркость. Затем он ушел в другой конец комнаты и сыграл пару пассажей на скрипке. Тогда все рыбки остановились и пошли на дно – они умерли.

– Возможно, электрический удар? – предположил Уэндовер.

– Нет, не думаю, – ответила Дафна. – Я тоже заподозрила что-то такое, но вспомнив, что мистер Ашмун не запрещал нам касаться аквариума, я невзначай дотронулась до него. Мой палец как раз касался металла, когда рыбешки умерли. Так что это вовсе не похоже не электрический удар, не так ли?

– Умно, мисс Стэнуэй, – искренне заметил сэр Клинтон. –Вы бы не смогли сделать ничего лучшего. И у вас, должно быть, хорошие нервы, раз вы решились на это. Никому не нравится удар током, пусть даже и мягкий.

– Мои нервы оказались не на высоте, когда я услышала тот голос, – честно призналась Дафна. – Если это был голос. Вы не считаете, что нас могли загипнотизировать? Так, чтобы мы вообразили, будто слышим его? Но временами он звучал так реалистично, хотя… Это ведь можно объяснить гипнозом, так ведь?

– Я никогда не слышал о подобном деле: чтобы одновременно и без собственного ведома была загипнотизирована дюжина человек, – ответил сэр Клинтон. – Но я, конечно, не эксперт по гипнозу. А теперь я хочу задать пару вопросов. Как вас собирали на встречи? Посредством объявлений?

– Иногда через объявления. Но чаще письмами, написанными в том же стиле, что и объявления. Думаю, объявления исчезли из боязни привлечь слишком большое внимание.

– Очевидно, он набрал необходимое количество человек, – заметил старший констебль. – Он когда-либо пытался получить от вас деньги?

Дафна покачала головой.

– Нет, насколько я могу судить, он не взимал никаких пожертвований. Но людей с деньгами в моей группе не было. Они поднялись выше. Фрэнк мог заметить что-то такое.

Сэр Клинтон обернулся к доктору.

– Нет, – ответил тот на невысказанный вопрос. – Он не просил ни фартинга, даже на покрытие почтовых расходов. Все было совершенно безвозмездно. Но, с другой стороны, я подозреваю, что он откуда-то получал деньги. Старый Сильвуд – осел с деньгами. Я заметил, что он важничал, словно знает больше нас. Дескать, ему открыты таинства и все такое. Но у меня нет доказательств, что он платил. Но для себя я в этом уверен. И, Дафна, насчет твой сестры...

– Агаты? – усомнилась Дафна. – Да она проглотит все, что ей скажет мистер Ашмун. У нее всегда были наклонности ко всему такому: хиромантии, спиритуализму, приметам и всевозможным суевериям. И денег у нее много. Но… не думаю, что она расстанется с ними, кроме как по очень веской причине.

– Может, и так, – заметил Эллардайс. – По крайней мере, я надеюсь на это. Ради ее же блага.

– Они говорят о миссис Пайнфольд, – Уэндовер пояснил сэру Клинтону. – Она – молодая вдова.

Сэр Клинтон кивнул и обратился к Эллардайсу:

– Видели ли вы чудеса среди Архиереев?

– В общем говоря, у нас было больше слов, чем дел, – ответил доктор. – Этот Ашмун весьма убедителен. Мастак говорить так, что звучит значительно, но это лишь видимость. Ноумены, феномены, квинтэссенции, шестое измерение и прочие невероятные вещи. Он силен в разговорах о том, что наши чувства не идут в ногу. Например, возьмем кусок сахара (если только мы сможем найти его в наши дни). Вы можете посмотреть на него, потрогать его. Но теперь растворите его в воде. Сахар остался сахаром, а вы не можете ни увидеть, ни потрогать его. Но вы знаете – он там, ведь вода стала сладкой. Вы не можете увидеть запах, но можете его почувствовать. Можете услышать звук, но не можете потрогать его, попробовать на вкус, увидеть или понюхать. Видите, как качается дерево, но не можете увидеть ветер, который его качает. Как по мне, детский сад! Но облеките это в заумные слова, и чудо – тупицы впечатлены! Чем меньше они понимают, тем больше изумляются. Убедите их, что они что-то узнали, и они проникнутся новым чувством.

– Вряд ли стоит за это платить, – усомнился сэр Клинтон.

– Вы будете удивлены, – возразил Эллардайс. – Но я думаю, что знаю, откуда у него берутся деньги. Все слышали о человеке по имени Кили?

– Джон Уоррен Кили? – спросил сэр Клинтон. – Филадельфийский чудак?

– Ашмун не называет его чудаком, – поправил Эллардайс. – По его словам, Кили нашел некий новый источник силы, который тот мог использовать, но не вполне мог контролировать.

– Припоминаю, что когда был молод, я читал о моторе Кили в «Нью-Ревю», – отметил сэр Клинтон. – Он играл пассаж на скрипке, так? А затем что-то происходило: пушечное ядро подымается в воздух, или еще что-нибудь занятное. Если у него был секрет, он умер вместе с ним.

– Ашмун так не считает. Он говорит, что в его руки попали какие-то бумаги Кили, и что он разрабатывал схожую схему, причем успешно.

– И для продолжения исследований ему нужны деньги? Кажется, я вижу свет, – прокомментировал сэр Клинтон. – «Гони бабло, и когда я доработаю свое изобретение, то деньги потекут рекой». В этом суть?

– Не могу поклясться, но, думаю, что-то в этом роде, – ответил Эллардайс.

– А он когда-либо демонстрировал Новую Силу подобно Кили? – со скептицизмом спросил сэр Клинтон.

– Да, – неожиданно ответил Эллардайс, – причем я так и не понял, как он это проделал.

– Звучит интересно, – отметил сэр Клинтон. – Это чем-то похоже на рассказ мисс Стэнуэй?

– Это было даже более странно, – заявил доктор. – Сперва это мне казалось всего лишь заскорузлыми суевериями, непригодными ни на что разумное. Но результат нельзя отрицать. Я перепроверил все, насколько смог. Вот что произошло: однажды вечером Ашмун задержал меня, тогда как все остальные ушли. Затем он завел разговор о Неведомых силах. Я избавлю вас от многословных речей, наполненных пустословной терминологией, призванной впечатлить безмозглый люд. Во всяком случае, для меня они звучали именно так. Он поставил на один уровень Кили с его пушечными трюками и что-то подобное. Затем он приплел сюда ведьм, летавших на помелах, и эльфийские заклятья, убивавшие людей, не оставляя следов. Затем он перешел к медиуму, выходившему в окно на третьем этаже и возвращавшемуся через другое окно.

– Д.Д.Хьюм? – прервал его Уэндовер.

– Да, он назвал именно это имя, – подтвердил Эллардайс. – Ашмун выяснил: Неведомые силы обнаруживались в разное время разными людьми: Кили, Хьюмом и парнями, олицетворявшими Дьявола в старинных культах. Затем секрет на какое-то время терялся – пока его не находил кто-то еще. Также он упомянул о феномене полтергейста. Кто-то находил способ, порождающий Силу, но не мог ее контролировать. Если коротко, то Ашмун упомянул множество случаев, в которых, по его словам, уже использовалась та же энергия. Затем он заявил, будто бы эта Новая Сила может действовать на огромном расстоянии. Затем он что-то говорил о новооткрытых стратумах, которые могут выступать в роли отражателей, резонаторов или усилителей. Думаю, что все это вздор. Шутки ради я спросил его, годится ли эта сила для шахтерских работ или бомбометания. Он ответил, что это лишь некоторые области, которые он имеет в виду. Конечно, я поинтересовался, есть ли у него какие-то доказательства, кроме разговоров. И он удивил меня, заявив, что у него есть доказательство. Более того, он обязался тут же рассеять мои сомнения, продемонстрировав, что не врет. Но, как он объяснил, нужно быть осторожным. Ведь речь идет о взаимодействии с опасными Силами, и если не соблюдать осторожность, можно вызвать слишком большую реакцию. Тем не менее, он считал, что сможет притормозить действие, нанеся как можно меньше урона.

– Он говорил всерьез? – спросил старший констебль.

– О, довольно серьезно, – ответил доктор. – Глаза, как блюдца, и улыбка во весь рот. Но вовсе не юмористическая улыбка. Скорее, как у парня, который добился своего, но чувствует, что перестарался. Как бы то ни было, я прижал его к стенке, и он предупредил меня, что все может закончиться ничем. Иногда его Сила не срабатывала. Он надеется довести все до ума, но пока что все весьма неопределенно. И так далее. Совсем как ученый, если тот не слишком уверен: пройдет ли эксперимент, как по маслу, или потерпит фиаско.

– И я так понимаю, что произошло фиаско, – скептично прокомментировал Уэндовер.

– Вы все услышите, – пообещал Эллардайс. – Наконец, Ашмун перешел к делу. Но он не предупреждал заранее, какой цели добивается. Сославшись на какую-то организационную работу, он на минуту вышел из комнаты. Затем, оставив дверь открытой, вернулся обратно со скрипкой в руке. Он принялся настраивать скрипку, но в том, как он подтягивал струны, я не нашел ничего особенного. Затем, когда он был готов, он попросил меня взглянуть на часы и записать время.

– Зачем? – полюбопытствовал Уэндовер.

– Позже узнаете, – заверил его доктор. – Я рассказываю вам, что произошло. Естественно, я обращаю внимание на подробности. Я посмотрел на часы. Затем Ашмун одарил меня особой ухмылкой, сыграл три длинных аккорда на открытых струнах… и ничего не произошло. Совсем ничего. Я думал Ашмун остыл. Но не тут-то было. Он отложил скрипку, усмехнулся и заявил, что нам нужно отойти подальше, чтобы увидеть результат. Объяснения он отложил на потом. Мы сели в мою машину, и он велел ехать к лагерю Цезаря. Когда мы прибыли туда, он остался в машине, чтобы я не заподозрил, что он как-то повлиял на результат. Я должен был выйти и осмотреться. Я спросил, что мне искать. «Кого-то мертвого», – ответил он. Было довольно темно, и тусклый фонарик не особенно помогал. Но все-таки я вскоре наткнулся на мертвого кролика. Ничего особенного, но, судя по его позе, он умер довольно болезненно. Затем я нашел еще одного кролика, потом еще одного… в конечном счете их было пятеро, и все мертвы.

– Они были у дороги? – спросил сэр Клинтон.

– Вы имеете в виду, не могла ли их сбить машина? Нет. Первый лежал прямо на дороге, два – в траве, еще один – у норы в двадцати ярдах от шоссе, а последний – на обочине, еще через сотню ярдов. Скорее всего, их было больше. Они были разрознены. Лежали порознь друг от дружки, так что каждого требовалось искать.

– Вы говорили о болезненной смерти. Вы имели в виду, что они были разодраны или изуродованы как-то еще?

– Вовсе нет. Ни капли крови. Они были просто мертвы. Я отнес их в машину. Ашмун рассмеялся. Знаете, как смеются африканцы. Он казался ужасно довольным собой. «Теперь заметьте время», – сказал он. Я посмотрел на часы. «И измерьте их температуру. Вы ведь врач, так что у вас должен быть термометр, не так ли?». Я измерил температуру тел и записал вместе со временем.

– Ясно, – прервал его сэр Клинтон. – Он хотел, чтобы вы измерили температуру для того, чтобы выяснить время смерти этих созданий. Но вам ведь была нужна справочная информация. Или вы знаете скорость охлаждения тела мертвого кролика?

– Я выяснил ее позднее, – сказал Эллардайс. – Я рассказываю вам о событиях в хронологическом порядке. Ашмун попросил меня принять все меры, которые я посчитаю необходимыми. Как он сказал, он хотел, чтобы я полностью удовлетворился. Он спросил, не возражаю ли я против того, чтобы описать для его группы все с моей точки зрения. Я не возражал. Правда есть правда. Я сказал, что не вижу, чем может повредить мой рассказ об увиденном. В конце концов, на эти эксперименты были потрачены их деньги. Денег у меня нет, а мой рассказ чем-то поможет.

– Вот почему он так быстро принял вас в лучшую группу, – предположил сэр Клинтон. – Ваша роль сбитого с толку человека науки порадовала бы его сторонников.

– Вероятно. И я не возражал против того, чтобы признать: я был в замешательстве. Ашмун отлично сыграл свою роль. Признаю это. Он отказался даже прикоснуться к мертвым кроликам. Могу поклясться – он не приближался к ним. Я сложил их на заднем сиденье, чтобы в свободное время осмотреть их и определить, от чего они умерли. Затем я отвел Ашмуна к нему домой. Поблагодарил его за интересный вечер. Ведь это так и было. Он, как обычно, усмехнулся. Затем я попрощался и поехал домой. Он не мог подменить кроликов, когда я повернулся спиной к нему.

– Пока не видно никаких хитростей, – заметил Уэндовер. – И что же вы выяснили, обследовав кроликов?

– Все в свое время, – парировал Эллардайс. – Я рассказываю обо всем в хронологической последовательности, так что не перебивайте меня, пока я не окончу. Я был озадачен. Прибыв домой, я сел, закурил и сделал несколько заметок о вечере, пока события были свежи в моей памяти. Потому мой рассказ получился точным и свободным. Затем я принялся обдумывать дело. И чем больше я думал, тем меньше понимал. Я не дурак, и готов признать, что мы знаем не обо всем. До Беккереля никто и не думал о радиоактивности, хотя торий и уран и прежде испускали ее. Возможно, Ашмун наткнулся на что-то новое. И, если это так, то также возможно, что он специально наговорил уйму бреда, чтобы запутать людей и не дать им самостоятельно выйти на секрет открытия. В отличии от нас, врачей, он не связан этикой. Я бы сказал, что он любит пускать пыль в глаза. Но даже у блефующих игроков в покер может быть некое представление о чести.

Эллардайс сделал паузу и закурил новую сигарету. Затем он продолжил:

– Первым делом нужно было раздобыть живого кролика и засечь, с какой скоростью они остывают после смерти. Я случайно был знаком с Пирбрайтом, парнем, жившим возле римского лагеря. Это бессердечный дьявол. Я знал лишь одну его положительную черту – он довольно хорошо играет на скрипке. Я как-то присматривал за ним, пока он болел, и он был не особо благодарен, что, впрочем, и стоило ожидать от парня такого типа. Он держит хорьков, и я вспомнил, что видел в его доме сети, так что он, похоже, мог бы изловить кролика-другого. В том месте, где он живет, они кишмя кишат. На следующее утро я навестил его, и к вечеру он подготовил для меня полдюжины кроликов. Сейчас не сезон для охоты на кроликов, но сам я их не ловил. Да и некоторым из моих бедолаг-пациентов прописана крольчатина, так что их жизни не были погублены напрасно. Ночью у себя в саду я убил многих из них и вычислил время, за которое они остывают. Так что не осталось никаких сомнений: те кролики из лагеря Цезаря должны были умереть как раз в то время, когда Ашмун упражнялся в игре на скрипке передо мной. Я бы мог поклясться в этом, даже учитывая всевозможные трудности, связанные со сложностью точного измерения температуры и остывания.

– Очевидно, у Ашмуна был сообщник, убивший тех кро­ликов как раз в нужный момент, – заявил Уэндовер с видом спортсмена, забившего гол. – Возможно, этот самый Пирбрайт и был тем сообщником.

– Великие умы мыслят одинаково, – парировал Эллардайс. – Я подумал о том же. Вопрос в том, как они были убиты? Потому я сделал их вскрытие. Позвоночник кроликов был не поврежден, так что они не были убиты привычным способом. Тут я вспомнил, что их смерть не была легкой. Может быть, стрихнин? Я сделал анализ желудка на стрихнин. Тест способен обнаружить даже одну десятитысячную частицу стрихнина, так что его просто нельзя пропустить. Но я не нашел ни малейшего признака. Поискал другие алкалоиды. Ничего. Поклясться я не могу, но для себя я уверен: бедные животные не были отравлены. Я обрил наголо пару кроликов и начал искать следы подкожной инъекции. Никаких признаков укола. Я не считаю себя непогрешимым, но эти кролики умерли отчего-то, с чем я никогда не сталкивался ни в больнице, ни в частной практике. Ни внутреннее, ни наружное обследование не выявило причины смерти. Все органы у них были в порядке. Насколько я мог судить, здоровье у них было превосходное. Но они были совершенно мертвы. Если вы хотите как-то это прокомментировать, то сейчас самое время.

– Вы думаете, что рыбешки и кролики умерли одной и той же смертью? – спросил Уэндовер. – Метод выглядит одинаковым: и там, и там была задействована скрипка.

– Я не видел умерших рыбок. И не обследовал их трупы. Поэтому я не могу судить об этих случаях как о равнозначных, – возразил Эллардайс. – Я придерживаюсь того, что видел сам. И это меня озадачивает.

Сэр Клинтон молча кивнул, а затем обернулся к Дафне.

– Вы не рассказали, кто привел вас в окружение Ашмуна.

– Айони Херонгейт убедила нас с сестрой присоединиться к ним. Меня это не увлекло, но Агата подняла столько шуму, что проще было согласиться. Когда Фрэнк услышал об этом, он также настоял на том, чтобы присоединиться. Полагаю, он решил, что мне требуется что-то такое. А мистер Ашмун, похоже, очень захотел принять его в группу.

– Вы не знаете, до которого уровня продвинулись мисс Херонгейт и ваша сестра? – спросил сэр Клинтон.

– Они обе – архиереи, – вызвался ответить Эллардайс. – Мисс Херонгейт – одна из самых больших сторонниц Ашмуна. Думаю, она вербовщица – результативно рекламирует деятельность Ашмуна. Тот может быть впечатлен ее внешностью – она много лучше среднего. Но в этой части ему нечего от нее ждать – ее мысли сосредоточены где-то еще. И даже самое мощное любовное зелье не исправит этого.

– Я бы не хотела, чтобы ты так о ней говорил, Фрэнк, – осудила его Дафна. – Айони выставила себя на посмешище с Кеннетом Фельденом, но это было целую вечность назад, и ты бы лучше забыл об этом, вместо того, чтобы ворошить прошлое.

– Она не оставила шансов на забвение той истории, – ответил Эллардайс. Затем, уловив настроение Дафны, он прибавил: – Ладно, ладно. Больше ничего не скажу.

Он обернулся к сэру Клинтону и сменил тему.

– Есть что новое в деле Деверелла? Думаю, коронер ходит по тонкому льду. Полагаю, вы дали ему совет?

Сэр Клинтон уклонился от прямого ответа.

– Мы все еще не нашли пропавшее золото, – отметил он.

– Тогда вы навряд ли вообще его найдете, – заявил Эллардайс. – Сейчас столько не задающих вопросов торговцев, что у скупщиков краденого начались трудные времена. Его легко расплавить и продать по частям – немного здесь, немного там. А этот набор должен стоить приличную сумму. Возможно, от двух до трех тысяч. Один только посох весит немало.

– Мы живем надеждой, – грустно улыбнулся сэр Клинтон. – Но, пока я не забыл, вы можете назвать точную дату происшествия с кроликами?

Эллардайс заглянул в блокнот.

– Девятое января, – ответил он. – Я сделал запись об этом.

Уэндовер решил, что вопрос об Ашмуне закрыт.

– Что насчет бриджа? – спросил он.

Остаток вечера они провели за игрой, и, в конце концов, Эллардайс и Дафна попрощались. Когда они ушли, сэр Клинтон задал Уэндоверу вопрос:

– Сквайр, что из себя представляет эта миссис Пайнфольд?

– Ни капли не похожа на сестру, – ответил Уэндовер. – Бестолкова, эгоистична и сходит с ума от любой новомодной ерунды. Но довольно симпатична и вышла замуж за богача, который ей в отцы годился. Он умер, а деньги остались. Не могу сказать больше о ней.

– А о мисс Херонгейт?

По выражению лица Уэндовера было ясно что Айони не является его любимицей.

– Она – дочь старого Джона Херонгейта с Херон-хилл. Помните то место? После смерти родителей Айони владеет этим местом. Она симпатична, – неохотно признал Уэндовер, – но не в моем вкусе. Слишком темна и непонятна, словно сфинкс. Вы бы присмотрелись к ней, больно она необычна. Взгляд такой задумчивый, если вы понимаете, о чем я.

– Не понимаю, – прямо признался сэр Клинтон.

– Ну, когда я говорю с ней, то, посмотрев в ее глаза, я временами чувствую, будто она думает о чем-то более важном, чем я. Мечтательностью я бы это не назвал. Но что-то в них тлеет. Не могу толком описать.

– Это ясно, – скорее прямолинейно, чем вежливо, заметил сэр Клинтон. – Но не беспокойтесь. В ее глазах я не так уж заинтересован. Но когда сегодня вечером было упомянуто ее имя, ваши молодые гости на что-то намекали. Как с ней связан Фельден?

Прежде чем ответить, Уэндовер немного подумал.

– Помните, я рассказывал, что Дафна и Фельден были помолвлены? Когда объявили о той помолвке, у меня сложилось впечатление, что Айони Херонгейт огорчилась. А когда Дафна разорвала помолвку, Айони приложила все усилия, чтобы утешить Фельдена. Иногда девушки таким методом могут завоевывать симпатичных им мужчин, конечно, если они готовы мириться с их чувствами былой привязанности. Но в случае с Фельденом этого не произошло. За последние год или два Айони приложила все старания, но результат оказался весьма незначителен. Некоторым мужчинам льстит, когда девушки охотятся за ними, но Фельден к этому типажу не относится. Лично я считаю, что она напрасно тратит время, к тому же теряя чувство собственного достоинства. На первый взгляд, Фельден хорошо воспринял разрыв. Он дружелюбен с Дафной и Эллардайсом; не показывает ни капли ревности или подобных чувств. Фактически, он обращается к Эллардайсу, когда Тони Гейнфорд перебирает с алкоголем и подходит к караю ямы. Но я все еще не уверен, что он обо всем забыл. Я замечаю, как он поглядывает на Дафну, когда ему кажется, что на него никто не смотрит. Для него это был сильный удар.

– Никогда нельзя сказать, как человек воспримет разрыв, – задумчиво ответил сэр Клинтон. – Кто-то бросает роман и полностью исцеляется. Или же романтические чувства проходят, а страсть остается, тем более, если его место занимает кто-то еще. Полагаю, все это основывается на раненной гордости. Это занятное дело, для стороннего наблюдателя – интересное, а вот для самого страждущего – весьма болезненное. И, конечно, всегда остается возможность, что он продолжает надеяться, что в итоге все уладится. Сквайр, как насчет партии в шахматы? Или отправимся спать?

Глава V. Смерть Пирбрайта

– Сегодня все говорят о дивном новом мире, – буркнул инспектор Камлет, обращаясь к сержанту Робсону. – Ну, они могут его получить. А все, чего хочу я – вернуть старый мир, который был до войны. Он достаточно хорош для меня. Получше, чем то, как мы живем сейчас.

Сержант уже много раз слышал все это. Всякий раз, когда инспектор затрагивал тему будущего, Робсон слышал все это и принимался размышлять о чем-нибудь более практичном. Так что сейчас он лишь кивнул, надеясь, что, если не трогать инспектора, то тот сменит пластинку. Но увы.

– Что вы думаете о лучшем мире? – допытывался инспектор Камлет.

– Вы имеете в виду небеса? – ответил сержант. – Сказать по правде, я не забиваю этим голову. Всему свое время, я же пока не умер.

– Никто и не говорит о небесах, – сердито объяснил Камлет. – Я имел в виду все эти нынешние разговоры. Загляните в газеты. Так что вы думаете о лучшем мире?

Сержант был человеком с прочными и скромными потребностями. Он описал свое представление рая на земле, постоянно делая паузы для того, чтобы поразмыслить:

– Ну, если бы они снизили налог на курево… и предоставили нам достаточно спичек… и, пожалуй, бесплатное пиво… и чтобы пабы не закрывались на ночь… и еще отменили этот новый подоходный налог – он чрезмерен… и… ну… думаю, для начала это было бы неплохо, а там можно осмотреться и придумать еще что-нибудь.

Он беспокойно взглянул в лицо Камлету. В последние дни ему было не угодить. Возможно, он переживал из-за войны. Хотя сержант не мог понять, почему именно эта война должна вызывать особое беспокойство. Ему она казалась похожей на все другие войны – в начале множество дурных вестей (как всегда), затем одна пакость за другой, все говорят, что это очень плохо выглядит (как всегда), но однажды мы проснемся и обнаружим, что победили (тоже как всегда).

На самом деле раздражительность инспектора объяснялась просто, но старший констебль не догадывался об этом. Инспектор ничуть не продвинулся в поиске золота, пропавшего в ночь смерти Деверелла. Камлет гордился своей проницательностью, и неудачное расследование сильно било по его самооценке. Будучи неспособным публично признать поражение, он выражал свои чувства критикуя «новомодные тенденции», возмущавшие его консервативную натуру. И эта его активность сделала его бременем для подчиненных. Даже сержант, несмотря на всю свою бесстрастность, начинал чувствовать – с него достаточно.

Но внезапно пришла и помощь. Раздался телефонный звонок, и констебль позвал Камлета к аппарату. Последовало краткое стаккато разговора, затем инспектор опустил трубку и обратился к подчиненным с вопросами и приказами:

– Есть ли наготове автомобиль? … Хорошо! Полицейский хирург в отпуске, не так ли? Кто его замещает? … Эллардайс? Сойдет. Позвони ему. Если его нет на месте, разыщи его. Скажи ему, чтобы прибыл в лагерь Цезаря так быстро, как только сможет … Потом вызови туда скорую помощь. Я хочу, чтобы сержант Робсон и констебль Картер отправились со мной. К счастью, мы успели позавтракать.

Затем, отвечая на вопросы сержанта, инспектор кратко обрисовал ситуацию:

– Пирбрайт был найден мертвым возле лагеря Цезаря. Водитель Калвердаунского молочного фургона, проезжая мимо, обнаружил тело. Позвонил из ближайшей будки. Это все, что мы знаем. Быстро! Вы, двое, пойдете со мной.

Утренний воздух бодрил. Камлет размышлял: была ли это очередная смерть бродяги? Но ему на ум сразу пришло возражение против этой версии. Инспектор хорошо знал свой район и довольно хорошо самого Пирбрайта. Тот мог легко укрыться в коттедже. Он не был бездомным бродягой, который мог бы свалиться на обочине и умереть от холода. Конечно, если только Пирбрайт не напился в пабе и не уснул по пути домой.

Поездка до лагеря Цезаря заняла не много времени, и, притормозив, инспектор увидел тело, лежавшее в траве в двадцати ярдах от дороги. Камлет остановился, приказал своим людям выйти, тщательно запер машину, и затем они втроем прошли к телу. Камлет вынул блокнот и сделал пометку-другую, комментируя это вслух, чтобы произвести впечатление на подчиненных.

– Лицо немного посинело, – он начал с первого замеченного симптома. – Рвота. Тело немного скручено. Судорога, или что-то в этом роде.

– Может, это было отравление стрихнином, сэр? – вставил констебль. – Я припоминаю подобное: около шести лет назад у нас было дело о самоубийстве с применением стрихнина, взятого из какого-то средства от насекомых, и если я правильно помню, то тело было точно так же немного скрючено.

Камлет уверенно покачал головой.

– Стрихнин заставляет их выгнуться назад. Здесь такого нет. Он просто скрючен. Как если бы вы получили удар током.

– Выглядит, как отравление ядом или чем-то таким, – продолжил сержант.

– Оставим это врачу, – грубо оборвал его Камлет. – Нам нужны факты, а не предположения. Он полностью одет. Обувь на месте. Воротник ослаблен. Заметим это, а вдруг с ним случился приступ апоплексии. Учитывая его телосложение – вряд ли, но никогда не знаешь наверняка. Сержант, посмотрите, что у него в карманах, но не сдвигайте его.

Пирбрайт лежал на спине, так что сержант Робсон смог обыскать карманы без того, чтобы поменять положение тела.

– Ничего особенного, – отчитался он. – Новая банкнота в десять шиллингов, пара монет по полкроны, пара шиллингов, три латунных трехпенсовика и пятипенсовик. Старая трубка и мешочек с табаком, да полупустой коробок спичек. Перочинный ножик. Огрызок карандаша. Носового платка нет. Нет никаких документов, кроме удостоверения личности. Наручные часы идут. Показывают 8:57.

– Отстают на две минуты, – заметил инспектор, сверившись с собственными часами и сделав пометку в блокноте. Затем он секунду-другую глубокомысленно смотрел вниз, на тело. – В любом случае, это не была спокойная смерть, – в итоге заключил он. – Видите пучок травы в его правой руке? Очевидно, он вырвал его в смертельной агонии. Посмотрите, вот отсюда он его вырвал. Может быть, отравление. Может, припадок или что-то такое. В любом случае, внезапная смерть. Если бы у него что-то болело, он бы не забрел на такое расстояние от хижины. Гартер, поищи следы. Его могло вырвать по пути сюда.

Констебль повиновался, но, осмотрев землю, сообщил, что не нашел ничего подобного.

– Значит, его стошнило внезапно, – решил Камлет. – Ну, оставим это на доктора. Это вне нашей компетенции. Врач даст показания на дознании.

Камлет знал, что токсикология ему не по силам, и потому он не спешил затрагивать эту сторону дела. С некоторым облегчением он увидел, как приближается автомобиль доктора Эллардайса. Доктор молча выслушал отчет инспектора о случившемся. Затем он подошел к телу и тщательно осмотрел его. Когда врач снова поднялся на ноги, его первые слова удивили инспектора.

– Вероятно, старший констебль захочет увидеть тело до того, как оно будет сдвинуто с места. Вы можете вызвать его как можно скорее?

– Они с мистером Уэндовером остановились в Грэндже, – ответил Камлет. – Доктор, если хотите, я отправлю Картера на машине к телефону, чтобы вызвать его сюда. Но что ему сказать?

– Конечно, скажите, что это важно, – резко ответил Эллардайс. – И скажите, что я хочу, чтобы он прибыл. Скажите, что это снова дело о кроликах.

Для инспектора это прозвучало, как таинственный пароль, но он вовсе не хотел проявить свое недоумение перед подчиненными.

– Хорошо, сэр. Картер, слышал? Возьми машину. Вот ключи. Передай это сообщение сэру Клинтону в Талгарт-Грэндж. И возвращайся как можно скорее.

Когда констебль удалился, Камлет ожидал услышать какое-то объяснение, но Эллардайс бесцеремонно отмахнулся от его вопроса.

– Я подожду сэра Клинтона, – заявил он. – Ведь нет же смысла дважды пересказывать одно и то же, не так ли?

– Допустим, что нет, – хмуро ответил Камлет.

Было очевидно, что врач и старший констебль владеют какой-то информацией по этому делу, и Камлету совсем не нравилось, что он остался не при делах. Он исполнился надменности, но явно не смог произвести впечатление на Эллардайса, который для того, чтобы скрасить ожидание, посматривал на землю, явно что-то в ней выискивая. Инспектор обрадовался, когда появилась машина сэра Клинтона. Уэндовер сопровождал старшего констебля. Камлет поспешил встретить их первым и кратко отчитался о деле. Он едва успел закончить рассказ к тому времени, когда Эллардайс подошел к ним.

– Это подозрительное дело, – без предисловий указал врач. – Помните, как я рассказывал о кроликах? Сегодняшнее происшествие полностью совпадает с тем случаем.

– Что за кролики? – встрял инспектор.

– Некоторое время назад я нашел здесь мертвых кроликов, – коротко пояснил Эллардайс.

– Кстати, – вставил Уэндовер, – мне кажется, что здесь находили и других мертвых кроликов. Клинтон, помните тот вечер, когда я привел вас сюда посмотреть на раскопки? Юный Ноэль Ист рассказывал нам о том, как нашел кроликов, убитых взрывом бомбы.

– Кажется, это место небезопасно для кроликов, – сухо заметил сэр Клинтон. – Но сейчас мы здесь по вопросу более важному, чем один-два кролика. Что вы об этом думаете? – последний вопрос был обращен к доктору.

Эллардайс пожал плечами.

– Пока еще рано говорить, – объявил он. – Конечно, это мог быть яд. Его зрачки немного расширены. Но до вскрытия мы не можем быть уверены. Если это яд, то думаю, доза была внушительная. Но, судя по кроликам, я готовлюсь к тому, что не найду яда.

– Вы обследовали его? – спросил старший констебль. – Можете предположить время смерти?

– Температура тела – около шестидесяти градусов по Фаренгейту, – ответил Эллардайс. – Грубо говоря, это означает, что смерть произошла от десяти до двадцати часов назад. Но не раньше.

– Почему? – спросил инспектор, пытаясь отстоять свое положение.

– Потому что я видел его живым в половине десятого прошлой ночи, – ответил доктор.

– О, правда? Вы не говорили мне об этом, – насупился Камлет.

– Я сказал, что предпочитаю рассказать один раз всем сразу, – нетерпеливо парировал Эллардайс.

– И каким же образом вы увиделись с ним?

– Я пришел к его хижине, чтобы расплатиться за кроликов, которых он поймал для меня.

– Но сейчас не сезон… – начал инспектор.

– Не для того, чтобы съесть их, если это вас беспокоит. Они были мне нужны для эксперимента, – пояснил Эллардайс.

– Эксперимента? – подозрительно переспросил Камлет. – Для экспериментов над животными вам нужно получить лицензию на вивисекцию. Она у вас есть?

Эллардайса явно рассердили эти расспросы.

– Эксперимент заключался в том, чтобы схватить их за уши и треснуть по затылку, – едко ответил он. – Для этого нужна лицензия?

– Убив их? – разочаровался Камлет. – Нет, это не вивисекция.

– Сэл Клинтон все об этом знает, – заметил Эллардайс.

Инспектор кивнул, но, очевидно, он не был удовлетворен.

– Вы заплатили Пирбрайту за тех кроликов? Сколько они стоили, и какими деньгами вы расплатились?

Эллардайс на мгновение задумался, словно напрягая память.

– Я заплатил ему по полкроны за голову. Шесть кроликов. Пятнадцать шиллингов. Утром я был в банке и взял немного денег – фунт и десять шиллингов банкнотами и еще немного монет. Я дал Пирбрайту купюру в десять шиллингов и две монеты по полкроны. Одна из них была свежей чеканки – 1942 года. Десять шиллингов были из этой партии, – он вынул из бумажника пачку банкнот, – и поскольку все они здесь новые и пронумерованные, то мы можем выяснить номер купюры, которую я дал Пирбрайту. Переберите пачку сами.

Он протянул деньги инспектору. Камлет осмотрел их, а затем вынул из кармана конверт с деньгами, обнаруженными у Пирбрайта.

– Кажется, все верно, – отметил он, возвращая Эллардайсу его банкноты. – Десять шиллингов, найденные в кармане Пирбрайта, относятся к той же серии. И полкроны отчеканены в 1942. Доктор, вы сказали, что Пирбрайт был жив в половине десятого. Он хорошо выглядел?

– Насколько я могу судить, он был в прекрасном состоянии духа и тела, – ответил Эллардайс. – Когда я пришел, он играл на скрипке. А играл он неплохо, – пояснил врач старшему констеблю. – В основном на слух, но он умел и по нотам, если бы ему их дали.

Инспектор не интересовался музыкой.

– Когда вы вошли в хижину Пирбрайта? – спросил он.

– Около четверти десятого. Примерно так. Я не смотрел на часы. И я оставил его максимум без четверти десять.

– Он проводил вас до машины? – поинтересовался Уэндовер.

– Нет, я оставил его у двери, – покачал головой Эллардайс. – Уходя, я слышал, как он вновь взялся за скрипку.

– Тогда с ним все было в порядке, а теперь он мертв, – вставил Камлет. – Когда вы заходили к нему, в хижине никого больше не было?

– Нет, никого. И он никого не ждал. Он упомянул об этом, когда просил меня задержаться у него подольше.

– О! И вы не встретили никого поблизости? По пути к машине?

– Нет, никого, – заверил Эллардайс.

– Странное дело, – буркнул инспектор.

Его раздражало то, что, еще не начав разбирать дело Деверелла, он получил еще одну загадку. И его раздражение усугублялось осознанием: эти трое знают что-то такое, о чем не знает он. И это было замечено старшим констеблем, который поспешил исправить ситуацию.

– Доктор, думаю, лучше рассказать инспектору Камлету о кроликах, – предложил тот.

– Хорошо, – спокойно согласился Эллардайс. – Но не думаю, что это сильно поможет. Инспектор, тот человек, Ашмун, утверждает, будто обнаружил нечто новенькое. Как-то вечером я был у него в доме – он сыграл несколько аккордов на скрипке и наговорил уйму всего. Затем он привез меня сюда, и я обнаружил здесь мертвых кроликов. Я забрал их домой и обследовал. Я не нашел причины смерти, которая более-менее совпадала по времени с экспериментом Ашмуна. На мой взгляд, смерть Пирбрайта выглядит точно так же, как и у тех кроликов. Вот и все, что я знаю об этом деле. Вполне вероятно, что это всего лишь совпадение. Если хотите, то можете принять версию Мумбо-Юмбо и предположить, что Ашмун способен колдовать. В этом случае я не соглашусь с вами.

Инспектор Камлет презрительно фыркнул в ответ на гипотезу об оккультизме.

– Не вижу никакого смысла в этом бреду, – заявил он.

Сэр Клинтон смотрел на дорогу.

– Едет скорая, – заметил он. – Может, в ней и фотограф. Инспектор, сможете перевезти тело в морг после того, как будут сделаны фотоснимки? И соберите материал для анализа. Очевидно, его стошнило, а это может говорить об отравлении. Наш патологоанатом сделает вскрытие. Позже я свяжусь с ним. Здесь я увидел все, что хотел. Давайте зайдем внутрь хижины Пирбрайта и осмотримся там.

Глава VI. Посох

Жилище Пирбрайта было дряхлым двухкомнатным сооружением, грозившим обрушиться от старости. Одно из окон было разбито и «отремонтировано» – поверх остатков стекла был вставлен лист оберточной бумаги. К зданию примыкал курятник, в котором ютились несколько тощих птиц. За домом был неопрятное картофельное поле, с торчавшими из земли заржавевшими вилами. Сэр Клинтон распахнул дверь, и его спутники последовали вслед за ним внутрь.

– Настоящий свинарник, – брезгливо прокомментировал сэр Клинтон, осмотревшись вокруг.

Все говорило о неряшливости владельца. Немытые чашки, тарелки и кастрюли дожидались своего часа. В одном углу стояла мойка, наполненная мыльной водой. В другом – мешок с кормом для птиц, высыпавшимся на пол. На полках хранились банки, катушки шпагата, намордники для хорьков, картонные коробки, грязные ножи и вилки, сети и картофель. Молочная бутылка с остатками уже прокисшего молока стояла возле начатой буханки хлеба, с остатками масла. Хорьки, обитавшие в самодельной клетке, беспокойно бродили, их глаза были прикованы к новоприбывшим. На гвоздике на стенке висела видавшая виды скрипка. Стол в центре комнаты был пуст, если не считать бутылки виски и кружки.

Сэр Клинтон прошел в соседнюю комнату, в ней была спальня. Он взглянул на неубранную кровать, а затем вернулся в гостиную. Бутылка виски привлекла его взгляд, и он осторожно осмотрел ее, но не дотрагивался до нее. Наклонившись, он подобрал с пола под столом ржавый штопор с пробкой от бутылки. Прежде чем положить его на стол, он внимательно осмотрел его.

– Пирбрайт выглядел небогатым, но мог позволить себе виски стоимостью более фунта за бутылку, – сказал старший констебль.

– Он много пил? – спросил он у Эллардайса.

Врач покачал головой.

– Когда он попадал под мой надзор, я за ним такого не замечал, – немного задумавшись, ответил он. – Я бы не назвал его сильно пьющим. Может быть, пиво, но не крепкие напитки. Я никогда еще не видел виски в этом доме. Да и сегодня оно слишком дорого. К тому же это «Блэк Свон». У меня у самого есть бутылочка такого же, но только для особых случаев.

Сэр Клинтон снова взглянул на бутылку и на пробку.

– Это хорошая марка, – подтвердил он. – Но вот что странно: сейчас «Блэк Свон» закрывают резьбовой крышкой, а не пробкой. И штопор не требуется. Очередное изменение из тех, что принесла война. Так что эта бутылка была куплена давно. А Пирбрайт вовсе не похож на владельца винного погребка. Судя по его дому, он едва сводил концы с концами. Давайте осмотримся и поищем, не найдется ли здесь еще спиртного.

Все присоединились к обыску хижины, но так ничего и не нашли. Сэр Клинтон вернулся к столу и присмотрелся к количеству виски в бутылке, стараясь, по возможности, не касаться стекла.

– Он выпил по меньшей мере четыре порции двойного виски с тех пор, как открыл бутылку. А открыл он ее этой ночью – фольга с горлышка лежит на полу, под стулом.

– Бедняга! – вздохнул Уэндовер. – Он не был миллионером. Стоимость четырех порций виски по его меркам означала роскошную гулянку.

– Короткая и веселая жизнь? – вставил Камлет, уловивший зловещий момент. – Доктор, это точно не суицид? Нет! Тогда он выпил бы всю бутылку.

– Попытайтесь снять отпечатки пальцев с бутылки и штопора, – предложил инспектору сэр Клинтон. – И, конечно, с пробки. Не думаю, что вы найдете что-то помимо его собственных отпечатков, но кто знает? И сохраните осадок в кружке и остатки виски из бутылки – на случай, если надо будет сделать анализ. Кстати, – добавил он, обернувшись к доктору, – он начал эту бутылку в то время, когда вы пришли расплатиться за кроликов?

– Нет. Тогда я не видел ни бутылку, ни кружку. В то время он играл на скрипке.

Сэр Клинтон взглянул на скрипку, подошёл к ней и щипнул струны.

– Первая струна понижена, – указал он, не придавая особого значения этому факту. – Давайте осмотримся и поищем: может, что-то наведет нас на мысль.

Эллардайс посмотрел на часы.

– Мне пора, – извиняющимся тоном сказал он. – Мне нужно к пациенту. Я ведь больше не нужен? Чуть позже я составлю рапорт.

Старший констебль не возражал, и доктор удалился. Когда он ушел, сэр Клинтон обратился к инспектору с дальнейшими инструкциями:

– За птицами нужен уход, и за хорьками тоже. Это нужно организовать. Можете немного покормить птиц, они совсем оголодали.

Старший констебль подкрепил слова действием: взял пригоршню корма из мешка и вынес к курятнику. Высыпая зерно, он заметил прислоненную к стене лопату и остановился, чтобы осмотреть ее.

– Инспектор, смотрите! Вы же можете подтвердить – земля на лопате довольно свежая?

Инспектор осмотрел лопату и попробовал почву пальцами.

– Сэр, она определенно влажная. Хотя, быть может, от росы. Возможно, ночью Пирбрайт копал картошку.

Сэр Клинтон кивнул в сторону картофельного поля.

– Для этого он использовал вилы. Думаю, эта лопата использовалась для чего-то еще. Давайте осмотримся и поищем, что же он копал.

Очевидно, что Камлет считал это пустой тратой времени, но все же он не стал возражать, и они принялись осматривать окрестности в поисках вскопанной земли. Вскоре они обнаружили свежевскопанную землю в одном из углов огорода.

– Посмотрите, закопано ли здесь что-нибудь, – велел сэр Клинтон. – Нет, не используя ту лопату. Если не найдётся чего-то другого, то мы сможем попробовать руками.

После недолгих поисков Камлет обнаружил под навесом видавшую виды лопату.

– Сойдет, – сказал старший констебль. – Теперь осторожно вскопайте это место. Весьма вероятно, что мы ничего не найдем, но лучше убедиться.

По лицу инспектора было ясно, что он считает эту затею никчемной, но все же он принялся осторожно копать. Но прежде чем он успел сделать дюжину взмахов лопатой, он наткнулся на что-то твердое.

– Сэр, здесь что-то есть!

– Тогда, осторожнее! … Ах, это так интересно!

В рыхлой земле блеснуло золото. Камлет опустился на колени ипринялся копать руками, в конце концов выдернув предмет.

– Епископский посох! – увидев находку воскликнул Уэндовер.

– Верно, это он! – подтвердил Камлет, отряхивая его от налипшей почвы. – Вот уж не думал, что увижу его снова. Я думал, что он давно переплавлен. Ну, одной проблемой меньше, сэр.

– Положите его и покопайте еще, – предложил сэр Клинтон. Камлет опустил посох на землю и вернулся к яме. Оттуда он стал вынимать предметы, пропавшие из дома Деверелла в ночь налета.

– Их много, сэр. Все, что пропало, – отчитался инспектор, достав последнюю вещь. – Вы догадывались, что они здесь?

– Нет, – честно признал старший констебль. – Мне просто стало интересно, для чего использовалась лопата.

– Ну, я рад увидеть окончание того дела, сэр, – объявил Камлет. – Я уж думал, что мы не доберемся до его окончания. Очень волнительно. Теперь мы знаем, где мы.

– Да? – удивленно переспросил сэр Клинтон. – И где мы?

– Ясно, как дважды два, – заявил Камлет, удивившись непонятливости старшего констебля. – Этот парень, Пирбрайт, слонялся неподалеку во время археологических раскопок в лагере Цезаря. Он увидел все эти вещи. В тот вечер это мог сделать кто угодно. Я и сам приходил сюда. Видел, как Пирбрайт глазеет на находки. Все судачили о том, что с ними будут делать дальше. Их должны были запереть в банковский сейф. А затем Деверелл брал бы их оттуда понемногу. Я слышал все это. Пирбрайт также слышал. Он не мог пропустить это.

– Весьма вероятно, – заметил сэр Клинтон. – А затем?

– В наши дни, сэр, золото продать проще всего. Никто не задает вопросов. Пирбрайт знал об этом не хуже любого другого. Очевидно, он увидел возможность немного помародерствовать, как только наступит очередной налет. Ему повезло, что фрицы явились как раз в ту ночь, когда Деверелл взял из банка крупную партию находок. Как бы то ни было, он прихватил их. Принес сюда и припрятал. Надежно, как в швейцарском банке. Никто не мог заподозрить его. Я сам никогда не думал о нем. А я ведь много размышлял о деле с золотом. Ему оставалось только подождать, пока все не утихнет. А затем переплавить и продать. Небольшими порциями. Через почту, разным покупателям в разных городах. Это могло прийти ему в голову.

– Я не говорю, что вы не правы, инспектор, – осторожно допустил сэр Клинтон. – Но это, конечно, и не означает, что вы правы. И ваша гипотеза не объясняет всего, если только вы не предполагаете, что Пирбрайт внезапно умер от укола совести. Насколько я знаю, такие уколы не причиняют смерти, если только не доводят до самоубийства. Вы же не предполагаете, что он умер от алкогольного отравления после того, как выпил четыре порции двойного виски?

– Нет, сэр. Я не предполагаю этого.

– А больше вы ничего и не предположили. Но вы рассмотрели все в таком быстром темпе, что я, возможно, немного запутался, пытаясь поспеть за вами. Давайте еще раз, помедленнее – шаг за шагом. Нет нужды спорить, знал ли Пирбрайт о том, что Деверелл забрал из банка предметы для исследования. По этой части я согласен: можно допустить, что все так и было. Вы говорите, что Пирбрайту пришло на ум украсть золото. В этом нет ничего невозможного, хотя вы и не доказали это.

– Какие еще доказательства вам нужны, сэр? – возразил Камлет. – Золото перед нами. Оно было зарыто в земле Пирбрайта. Как оно еще могло туда попасть, если только он сам не украл его?

– До этого мы еще не дошли. В свое время я скажу слово-другое на эту тему. Но сейчас – о краже. Как вы себе ее представляете?

– Примерно так. Пирбрайт знал, что лучшая возможность ему представится во время налета. Во время атаки все пребывают в замешательстве. Им есть чем заняться, и никто не обращает внимания на действия других людей. Потому я предполагаю, что он каждой ночью выжидал у дома Деверелла. Дожидался очередного налета фрицев. Когда появились самолеты, думаю, он постучался в дверь Деверелла. Попросил пристанища. Деверелл мог впустить его. Он мог быть с ним знаком. Видел его во время раскопок. Вы сами говорили, что вор был знаком Девереллу.

– Я сказал, что он мог бы быть знаком, – поправил сэр Клинтон.

– Ну, как бы то ни было, здесь все совпадает. Деверелл впустил его. Зажигалка упала на Деверелла и убила его. Пирбрайту оставалось только схватить золото и улизнуть. Конечно, он ушел до того, как появилась Бетти Браун. Вот так я вижу произошедшее. Или вы предполагаете, что Пирбрайт мог сам пристукнуть Деверелла?

– Я не должен говорить об этом, пока не узнаю больше. Но перейдем к следующему шагу. Что, по вашему мнению, сделал Пирбрайт, завладев золотом?

– Конечно, принес его сюда. И закопал его там, где мы его и нашли. Это же ясно, как дважды два!

– А! – задумчиво выдохнул старший констебль. – Последнее время погода была сухой. А вчера после обеда прошел продолжительный сильный дождь. Я – активный сторонник практических демонстраций, особенно если силы прилагает кто-то другой. Вы не против снова взять лопату и выкопать ямку… вот здесь, подальше от старой? Спасибо. Сейчас я хочу, чтобы вы копали вертикально – чтобы стало ясно, насколько глубоко просочилась влага… Вот так, спасибо. Теперь, если вы присмотритесь, то заметите, что дождь проник не так уж глубоко. На глубине в шесть дюймов почва совершенно суха. Теперь посмотрите на почву, облепившую посох. На нем комочки влажной почвы, не так ли? Очевидно, когда посох закопали, какое-то количество мокрой почвы упало в ямку и смешалось с сухой землей внизу. Из этого я делаю вывод: его закопали не раньше вчерашнего вечера, когда закончился дождь. Просто, но верно. Ну, и как это сообразуется с вашей гипотезой?

– Никак, – удрученно ответил Камлет. – Но, сэр, как вы подумали об этом?

– Я увидел почву на посохе, когда вы откопали его. Комочки земли казались слишком липкими, чем должны бы быть, будь посох закопан более недели назад.

– Занятно выглядит, сэр. Этот посох пропал из дома Деверелла довольно давно. Вы говорите, что его закопали здесь только прошлой ночью. Где же он был все это время?

– Видимо, где-то еще, – ответил сэр Клинтон. – Это все, что я могу сказать. Теперь моя очередь задавать вопросы, инспектор. Давайте вернемся к событиям прошлой ночи в хижине. Каково ваше объяснение того, что Пирбрайт внезапно напился?

– Я в самом деле не могу сказать, сэр. Видимо, ему захотелось напиться.

– И ему повело – у него под рукой оказалась бутылка виски хорошей марки?

– Очевидно, так, сэр. Бутылка на столе подтверждает это.

– Пробка и фольга доказывают, что бутылка куплена не в наши дни. Выходит, что он уже долгое время держал ее про запас? Экстраординарное самообладание для человека такого типа. Вы не можете предположить, почему для гулянки он выбрал именно вчерашнюю ночь?

– Нет, сэр, не могу, – с раздражением сказал инспектор.

– Я тоже, – неожиданно признался старший констебль. – Но размышлять, что к чему, может любой. Но для начала добавим еще один факт. Вернемся в хижину.

Сэр Клинтон провел спутников в гостиную, подошел к полке и взял с нее стоявшую перевернутой кружку. На деревянной полке остался влажный круг от краев кружки.

– Я заметил его еще, когда мы осматривали дом, – пояснил сэр Клинтон. – Также я заметил, что у Пирбрайта не было стаканов. Он всегда пил из кружки. Вероятно, он разбил все свои стаканы и не пытался заменить их. Вы знаете, что он был ленив и неаккуратен.

Инспектор быстро все обдумал.

– Понимаю, о чем вы, сэр, – заявил он. – Вы имеете в виду, что прошлой ночью здесь выпивали двое. Кружка Пирбрайта на столе. А кто-то еще вымыл свою и поставил на полку.

– Инспектор, если быть точным, то я не говорил этого. Я лишь собирался сказать, что эта кружка наводит на предположение.

– Точно, сэр. И меня она наводит на предположение, что два человека могли легко и быстро справиться с четырьмя порциями двойного виски. Доктор Эллардайс ушел отсюда без четверти десять. И он рассказал нам, что Пирбрайт мог быть мертв уже к одиннадцати, если не раньше. Перед смертью Пирбрайт прогулялся до лагеря Цезаря. Это заняло четверть часа. Допустим, он вышел из хижины без четверти одиннадцать. Это означает, что на выпивку у него был только час при условии, что он начал сразу по уходу Эллардайса. Хотя это было не так – доктор никого не видел. Он так говорит. И он не видел виски, пока был в хижине. Так он говорит. Я понимаю, почему эта влажная кружка наводит на размышления, сэр. Очень наводит. Очень.

– Возможно, бутылка виски может навести на кое-что еще, – предположил старший констебль.

– Да, сэр, раз уж вы упомянули об этом, то она наводит на мысль о том, что ночной гость принес ее с собой.

– В этом нет ничего невозможного, – заметил сэр Клинтон.

– А также дает основания предполагать типаж гостя, – продолжил Камлет. – Это был кто-то, совсем непохожий на Пирбрайта. Кто-то, кто может позволить себе дорогую марку виски. И кто-то, у кого есть запас спиртного. То есть, это не человек, который каждый раз покупает по одной бутылке. На это указывают пробка и фольга, не так ли? Сэр, это кто-то вроде доктора Эллардайса, который сам упомянул, что пьет этот сорт виски.

– Доктор Эллардайс рассказал бы нам, если бы это он подарил бутылку Пирбрайту, – резко вставил Уэндовер. – Вы же не предполагаете, что он сделал что-то такое, что убило Пирбрайта?

На лице Камлета появилось какое-то упрямое выражение.

– Здесь я подражаю сэру Клинтону. Я ничего не предполагаю. Я только сказал, что человек, который был здесь прошлой ночью, принадлежал к высшему классу и предпочитал то же виски, что и доктор. Это просто описание. Не предположение.

– Но звучит как намек, – упрямился Уэндовер. – Инспектор, будь я на вашем месте, то я был бы поосторожнее с высказываниями.

– Буду иметь это в виду, – ответил Камлет. Но судя по его тону, его намерения были совсем иными. Уэндовер проигнорировал его слова. Защитить отсутствующего – это одно. Ссориться с инспектором – совсем другое, и это не входило в представления сквайра о чести. В конце концов, профессия Камлета требовала подозревать всех и каждого, невзирая на лица. С небольшим усилием Уэндовер взял себя в руки.

– Что вы на самом деле обо все этом думаете? – спросил он, обращаясь к старшему констеблю.

– Почти ничего, – прямо ответил сэр Клинтон. Он брезгливо смахнул пыль со стола, присел на его краешек и продолжил: – Во-первых, все знали, что Деверелл хранит у себя дома часть найденных сокровищ. В этом не было никакой тайны. Хотя примечательно, что кража произошла в то самое время, когда он держал у себя один из самых ценных предметов коллекции – посох. Но с учетом произошедшего позже, я не уделяю этому моменту большого внимания. Вскоре мы перейдем к этому пункту, а сейчас нет необходимости обсуждать его. Я имею ввиду, что нет проку допытываться, кто именно знал о том, что посох был в доме Деверелла в ту конкретную ночь. Об этом мог знать кто угодно. Деверелл был беспокойным и разговорчивым человеком. Вероятно, он многим досаждал рассказами о том, что и как он делает, исследуя находки. Такое представление у меня сложилось, судя по короткому знакомству с ним.

– Он много мнил о себе и своих делах, – заметил Уэндовер. – Иногда я находил этого беднягу занудным.

– Как бы то ни было, я считаю, что кража была приурочена к налету. Все знали о цели немцев – о заводе. Они будут наступать, пока не доберутся до него. Кто угодно мог спрогнозировать: будет новый налет. Все, что было нужно, так это подождать, наблюдая за домом Деверелла, чтобы воспользоваться очередной атакой фрицев. Инспектор, как вы сказали, налет вызывает достаточную суматоху, в которой можно многое скрыть. С другой стороны, это не идеальный момент для ограбления. Сигнализация подымает на ноги множество людей, спешащих либо на службу, либо в убежище. У грабителя в такой ситуации мало шансов. Особенно в доме Деверелла. В нем не было специального убежища. Я приметил это, когда посещал виллу. То есть, хозяин не спрятался бы в подвале, предоставив грабителю свободу действий в доме. Он либо будет блуждать по дому, присматривая, чтобы не начался пожар, либо спрячется под лестницей.

– Тело и в самом деле было возле лестницы, когда мы его нашли, сэр, – напомнил инспектор. – Но это мало что доказывает.

– Да, это так, – подтвердил сэр Клинтон. – Но вернемся к смерти Деверелла и краже. Все произошло либо случайно, либо запланировано. Если это было случайно, то вы должны предположить, что какой-то негодяй случайно оказался поблизости, когда бомба убила Деверелла, и что этот негодяй обнаружил золото и ушел вместе с ним. Это возможно, хотя, в таком случае, будет сложно объяснить, каким образом золото оказалось спрятано в этом саду.

– «Какой-то негодяй» мог быть Пирбрайтом, сэр, – предположил Камлет. – Это могло бы стать объяснением того, что золото закопано в саду.

– Но тогда вам нужно объяснить смерть Пирбрайта. А также то, что золото было закопано только прошлой ночью, – указал старший констебль. – Я просто не представляю, как это можно сделать. Намного проще исходить из предположения о том, что все было запланировано заранее. Кто-то захотел украсть золото и выжидал, пока атака немцев не предоставит удобную возможность. Это человек, как бы ища укрытия, попал на виллу, ударил Деверелла по голове, поджег «зажигалку», чтобы скрыть убийство, а затем улизнул с посохом и другими предметами. Если Деверелл знал его в лицо, то убийство было необходимо, чтобы обезопасить преступника. Но это только одна из возможностей. Мы основывались на предположении, что краеугольным камнем преступления была кража. Но всегда есть вероятность того, что целью было именно убийство, а ограбление совершено только для отвода глаз.

– Но тогда вам нужен мотив убийства, – возразил инспектор. – В чем этот мотив? Насколько известно, у Деверелла не было врагов. Ни одного. Мы просмотрели его документы. Ни одного признака чего-то подобного. Он был обычным человеком. Без богатства. Без любых поводов для убийства. Коронерское жюри вынесло вердикт на основании показаний медиков. Будь я на их месте, поступил бы точно так же. Но если целью была кража, то сразу же появляется и мотив. Если вы дадите мне шанс, я скажу, что золото было украдено.

– Очень хорошо. Я удовлетворюсь тем, что оставлю смерть Деверелла до тех пор, пока мы не узнаем что-то новое. Мне нужно прочистить мозги. Вернемся к золоту и посмотрим, что у нас есть насчет него. Во-первых, сотрудники банка рассказали, что выдали золото Девереллу, получив его расписку. Далее. В ночь налета доктор Эллардайс был вызван в дом Деверелла. Он подтвердил, что видел посох и прочие золотые предметы у него на столе перед тем, как покинуть виллу. А когда его вызвали второй раз, как он рассказал нам, он заметил, что все исчезло. Инспектор, вскоре после этого вы обыскали дом, но не нашли ни следа золота. Нет сомнений: оно исчезло во время налета. Деверелл не прятал его. Следовательно, его прихватил кто-то другой.

– Что и требовалось доказать, – улыбнулся Уэндовер. – Практически по Эвклиду. Но как вор смог незаметно улизнуть? Даже во время налета люди заметили бы человека с золотым посохом в руке и золотыми безделушками в карманах.

– А если у него был чемодан? – возразил сэр Клинтон. – Огромное количество людей держат чемоданы с приготовленной сменной одеждой, продуктовыми карточками, ценными документами и прочими вещами, которые они боятся утерять в случае, если их дома будут разрушены. Спешащий в убежище человек с чемоданом не вызывает больших подозрений. Люди могли бы сказать, что он сглупил, не бросив чемодан, но не больше. А если вам не нравится версия с чемоданом, то вот еще одна: можно было воспользоваться машиной. Во время налетов вокруг множество машин: врачи, пожарные, женская добровольная служба и прочие. Почему бы нет? Никто не обратит внимания на машину. Так что незаметно забрать вещи было бы не сложно. Трудность в том, куда их деть.

Пробормотав извинение, инспектор на момент вышел в спальню Пирбрайта. Когда он вернулся, на его лице можно было без ошибки увидеть удовлетворение.

– Сэр, так нет никакого чемодана, – отрапортовал он. – Ничего подобного. И у Пирбрайта не было машины.

– Не останавливайтесь на самом интересном месте, – с притворным упреком заметил старший констебль. – Закончите по-эвклидовски. «Таким образом, Пирбрайт не приносил сюда золото ни в чемодане, ни на автомобиле. Что и требовалось доказать». Я никогда и не предполагал, что это он. Можете ли вы дать мне хоть малейшее доказательство того, что Пирбрайт был человеком, попавшим в дом Деверелла той ночью? Если это так, то просветлите меня. Я бы очень хотел знать имя вора и вероятного убийцы.

– Но, сэр, – возразил инспектор, – если золото взял не Пир­брайт, то как оно оказалось спрятанным на его заднем дворе?

– Это еще один момент, в котором мне бы хотелось быть уверенным, – отметил старший констебль. – Но если рас­смат­ривать факты, то это всего лишь догадка и не более. Но я не буду портить вам удовольствие, которое вы получаете, проявляя свою сообразительность. Перейдем к следующему шагу. Кем был гость, который, судя по всему, заглянул к Пирбрайту прошлой ночью?

– Мы не знаем его имени, но знаем кое-что о нем, – сказал Уэндовер.

– Что именно? – поинтересовался сэр Клинтон.

Отвечая, Уэндовер считал на пальцах:

– Нет сомнений, что он принес с собой бутылку «Блэк Свон»; также вероятно, что, как сказал инспектор, он был человеком из более высокого общества, нежели Пирбрайт. Он выпивал с Пирбрайтом – об этом говорят кружки. Вскоре Пирбрайт умер, и это наводит на мысль об отравлении. И если это так, то я вижу только один мотив: заставить его замолчать. Золото было закопано только прошлым вечером, а Пирбрайт умер ночью. Возможно, после дела Деверелла золото было припрятано где-то еще. Затем Пирбрайт каким-то образом обнаружил его, выкопал и прошлой ночью перепрятал у себя. Что-то в первоначальном тайнике навело его на след спрятавшего его там человека, и Пирбрайт мог попытаться шантажировать его. Следовательно, у того появилась необходимость как можно скорее заставить Пирбрайта молчать.

– Прекрасно, – весело объявил сэр Клинтон. – Фактически мы знаем все, кроме шести деталей. Exempli gratia,^[7] имени первого вора, места изначального тайника, того, как Пирбрайт нашел его, что навело его на след вора, яда, от которого умер Пирбрайт, и, наконец, причины, по которой вор не откопал золото и не перепрятал его. Это довольно много. Но не стоит отчаиваться. Начнем со смерти Пирбрайта и сопоставим ее с рассказом доктора Эллардайса о кроликах. Симптомы в обоих случаях были сходными, но у кроликов Эллардайс не нашел следов отравления.

– Доктор Эллардайс не эксперт, – указал Камлет. – Я бы не придавал его словам большого значения.

– Допустим, – согласился сэр Клинтон. – Лучше подождать, что скажет наш патологоанатом насчет Пирбрайта. Но кое-что еще может оказаться важным. Случай с кроликами вызвал мистер Джехуди Ашмун; во всяком случае, так утверждает он сам. Интересно, что он делал прошлой ночью, между половиной десятого и половиной одиннадцатого?

– Это я могу вам сообщить, сэр, – неожиданно заявил инспектор. – Вчера он потерял брелок с ключами. Примерно без четверти десять он позвонил к нам в участок. Мы смогли сообщить ему, что ключи нашлись. На брелоке была металлическая бирка. Люди из страховой компании выдают такие за небольшую плату. Бирка сообщает нашедшему, что если он отнесет ключи в полицию, то получит пять шиллингов. По номеру на бирке мы можем определить, кому принадлежат ключи. Этот черномазый обронил ключи на Принс-стрит. Их нашел юноша. И передал их нам. Мы посмотрели на номер бирки и выяснили адрес черномазого. На самом деле, еще за несколько минут до звонка констебль отправился возвращать ключи владельцу. Он позвонил в дверь Ашмуна, это было примерно в четверть одиннадцатого, и лично передал ключи черномазому. Он подождал там несколько минут (я имею в виду полицейского). Служанка сказала ему, что черномазый чем-то занят с друзьями. Там была вечеринка или что-то такое – наш человек решил это по звукам, доносившимся, когда Ашмун открыл дверь. Это привязывает Ашмуна к его дому на время от 9:45 до 10:15 – то есть, как раз в тот период, когда умер Пирбрайт. Мы довольно легко можем узнать больше. Служанка сможет назвать нам имена гостей, бывших на гулянке. А они расскажут нам, была ли у Ашмуна возможность попасть сюда. Но навряд ли он мог оставить гостей больше, чем на полчаса.

– Но когда умерли кролики, ему не требовалось покидать дом, – указал Уэндовер.

– Вам, очевидно, не терпится арестовать какого-нибудь Мумбо-Юмбо, – улыбнулся сэр Клинтон. – Но если Ашмун убил Пирбрайта при помощи некоей таинственной Силы, то почему его ночной гость не умер вместе с ним? Кажется, здесь нужно объяснение. Но возможно, у гостя был некий талисман, защищающий от воздействия Силы. Никто не знает. Хотя все имеют право на собственное мнение о таинственных Силах и тому подобных вещах. Так что, если хотите, рассуждайте, как знаете. Но вы можете снять отпечатки пальцев с рукоятки лопаты и проверить алиби Ашмуна. Не думаю, что вы чего-то добьетесь, но убедиться надо.

Глава VII. Записи для коронера

Инспектор Камлет сел перед пишущей машинкой и вздохнул. Он не владел методом слепой печати, так что ему приходилось «клевать» клавиши одним пальцем. Для написания писем этот метод вполне годился. Но когда приходилось копировать документы, инспектор находил его весьма утомительным, поскольку приходилось постоянно переводить взгляд с клавиатуры на копируемую бумагу и обратно. А этим утром он увидел, что ему предстоит перепечатать множество материалов.

Он вздохнул еще раз, вставил бумагу в машинку, а затем, чтобы отложить ненавистную работу, набил трубку. Когда он курил, ему казалось, что он мыслит яснее. Он напечатал заголовок: «Для рассмотрения коронером. По поводу смерти Энтони Гейнфорда». Затем он откинулся на спинку стула и обдумал, с чего начать. Подобно многим писателям, он находил начальную фразу более сложной, чем дюжину последующих. Наконец, он заставил себя приступить к работе.

30 июня в 11:00 я был вызван доктором Эллардайсом, который проинформировал меня, что Энтони Гейнфорд, проживавший в «Длинном поле», скончался прошлой ночью, очевидно, отравившись газом. Доктор Эллардайс не был готов подписать свидетельство о смерти, посчитав, что это дело для коронера. Я сразу же последовал к дому покойного. В нем обитают: владелец дома, Кеннет Фельден, покойный Энтони Гейнфорд, его брат Дерек Гейнфорд и экономка, миссис Мириам Доггет. Я осмотрел тело Энтони Гейнфорда и вызвал доктора Беркли Гринхольма для детального обследования. Затем я принял нижеследующие показания:

Показания Кеннета Фельдена.

Я – химик-аналитик, а также уполномоченный по гражданской обороне. Я проживаю в «Длинном поле», Мэйбури-Гарденс. 29 июля в моем доме также проживали: Энтони Гейнфорд, Дерек Гейнфорд, а также экономка миссис Мириам Доггет. Оба Гейнфорда – мои кузены. Причина, по которой они поселились в моем доме, заключается в том, что Энтони Гейнфорд был алкоголиком, а его брат Дерек страдает от астмы и не может должным образом присматривать за ним. Дерек Гейнфорд предложил, что они с братом должны жить у меня, поскольку я могу повлиять на Энтони, и я согласился с ним. Они проживают в «Длинном поле» уже несколько лет.

29 июня я устроил небольшую вечеринку по случаю помолвки моей кузины, Дафны Стэнуэй и доктора Фрэнка Эллардайса. На этом застолье присутствовали: я сам, братья Гейнфорды, доктор Эллардайс, мисс Стэнуэй, мисс Айони Херонгейт, мисс Олив Бельмонт и миссис Дженнер.

В тот день здоровье Энтони Гейнфорда было нормальным, если не считать простуды. В течение дня он принимал алкоголь, но не был пьян, иначе я бы не позволил ему присутствовать на празднике. Он обещал держать себя в руках, пока присутствуют гости. За ужином он выпил изрядное количество спиртного, но оставался в приличном состоянии. Он был в хорошем настроении, но не слишком возбужден.

Во время ужина Дерек Гейнфорд перенес сильный приступ астмы. Доктор Эллардайс поднялся в спальню Дерека и принес капсулы амилнитрита — они облегчили спазмы, – и Гейнфорд вернулся к нормальному состоянию. Доктор Эллардайс знал, где искать капсулы, поскольку он врач Гейнфордов и знает наш дом.

После ужина мы перешли в гостиную и начали партию в бридж. Около 10:45 зазвонил телефон, и меня известили о надвигающемся налете. Я вернулся в гостиную и проинформировал гостей. Доктор Эллардайс служит в скорой, и он сразу же вышел из-за стола и отправился на свой пост. Остальные гости решили поспешить домой, пока не начался налет. В моем доме нет никакого особого бомбоубежища. Я пожелал гостям доброй ночи и поспешил наверх – переодеться в униформу. Пока я одевался, я слышал, как Энтони Гейнфорд прошел в свою спальню и захлопнул за собой дверь.

Обычно он рано ложится спать, и после того, как раздевается, неизменно выпивает стаканчик. Он считает, что виски помогает лучше спать. Поначалу мы позволяли ему держать в спальне графин, но тот оказался слишком соблазнителен для Энтони. Сейчас на его тумбочке стоит всего полстакана виски и термос с горячей водой. Экономка ставит его, когда подготавливает постель на ночь. Временами, когда Гейнфорд не мог уснуть, он вставал с постели, надевал халат и сидел у газового огня, пока его не одолевал сон.

Вскоре после того, как я услышал, как захлопнулась дверь за ним, я спустился и поспешил на службу. К этому времени наши гости разошлись. Дерек Гейнфорд и экономка укрылись в безопасном углу холла. Дерек читал роман, а миссис Доггет вязала. Я пожелал им доброй ночи и вышел.

Когда я дошел до садовых ворот, не так далеко от нас взорвалась бомба. Думаю, она упала на Хамслер-роуд. Это не в моем районе, так что это было не мое дело. Остаток налета я провел, патрулируя и периодически отчитываясь на посту в конце Мэйбури-Гарденс. Когда прозвучал сигнал отбоя, я обошел сады в своем районе – проверить, нет ли там незамеченных неразорвавшихся снарядов. Закончив с этим и ничего не найдя, я вернулся домой и отправился в постель. Дерек Гейнфорд и миссис Доггет к тому времени уже удалились в свои комнаты.

На следующее утро, спустившись к завтраку в восемь часов, я обзвонил дам и убедился, что они благополучно добрались домой. Пока я занимался этим, меня позвала экономка и сообщила, что приготовила поднос с завтраком для Энтони Гейнфорда. Он всегда завтракал в постели. Она несколько раз стучала в его дверь и делала все возможное, чтобы привлечь его внимание, но так и не дождалась ответа.

Я поднялся в его комнату и обнаружил его в постели. Осмотрев его, я выяснил, что он мертв. В комнате пахло газом, и оказалось, что кран полностью открыт. Я закрыл его и открыл окна, которые Энтони всегда держал закрытыми, и запретил всем входить в комнату. Затем я спустился и позвонил доктору Эллардайсу, который немедленно прибыл. Он диагностировал отравление газом и посоветовал вызвать полицию, что я и сделал.

(Подпись): Кеннет Фельден.

Инспектор Камлет вставил лист чистой бумаги в машинку, перевернул страницу блокнота, невольно вздохнул и снова принялся «клевать» клавиши.

Показания Дерека Гейнфорда.

Я живу на собственные средства и не работаю. Покойный был моим братом. (Далее следует рассказ о вечеринке и гостях, полностью подтверждающий показания Кеннета Фельдена). Переодевшись к ужину я забыл капсулы с амилнитритом, которые я принимаю во время приступов астмы. Во время ужина случился сильный приступ. Обнаружив, что у меня под рукой нет капсул, доктор Эллардайс сбегал в мою спальню и принес пару капсул, которые привели меня в порядок. Мне было очень жаль, что моя болезнь испортила вечеринку и огорчила присутствовавших, поскольку приступ был очень сильным. Доктор Эллардайс отчитал меня за невнимательность и предупредил меня, что такая небрежность может вызвать опасные последствия.

Вечером мой брат хорошо себя чувствовал. У него было настроение, и он шутил, хотя я и подумал, что некоторые шутки не годятся для компании. Даже после ужина он был далеко не пьян – мы внимательно присматривали, чтобы он не перешел границы разумного. Он был в состоянии сыграть в бридж. Я никогда не слышал от него ничего, что могло бы указывать на склонность к суициду. Во время налетов он не нервничал, так что с началом атаки он предпочел отправиться к себе и лечь спать. Он делал так и во время предыдущих налетов. Он отказывался вставать и спускаться со мной в холл. Не могу сказать, почему в постели он чувствовал себя в большей безопасности, но, очевидно, это было так. Когда мой кузен Кеннет Фельден принес новости о надвигающемся налете (он получил их по телефону), он поднялся наверх, чтобы надеть униформу. Практически сразу же брат пожелал гостям доброй ночи и поднялся к себе. Я слышал, как за ним захлопнулась дверь. Тем временем я видел, как гости покинули наше жилище – все решили разойтись по домам, за исключением доктора Эллардайса, который поспешил на службу. Я вместе с экономкой миссис Доггет укрылся в холле. Мой кузен поднялся наверх, быстро переоделся, пожелал нам доброй ночи и отправился на службу. Вскоре после этого я услышал, как где-то неподалеку взорвалась бомба. Во время налетов я чувствую себя не очень хорошо. Тяжелое артиллерийское орудие в Лоу-Лорн-Гарден своими выстрелами сотрясает наш дом от фундамента до крыши, а из-за астмы я все это особенно плохо переношу. Приступ за ужином довел меня до такого состояния, что я забыл выключить газ на счетчике, хотя я должен был это сделать. Вскоре после того, как поблизости от нашего дома упала бомба, электрический свет погас, и мы с миссис Доггет были вынуждены сидеть в темноте, ведь я позабыл прихватить фонарик. Позднее, ночью, случился еще один приступ астмы, но я смог побороть его при помощи амилнитрита, но из-за побочного действия препарата у меня разыгралась страшная головная боль. Миссис Доггет перенесла налет очень хорошо.

Когда прозвучал отбой, я поднялся к себе, разделся и лег спать. К этому времени кузен все еще не вернулся. Заснул я очень крепко, возможно, из-за того, что два приступа астмы отняли у меня все силы.

Спал я, как обычно, а потом спустился и услышал о смерти брата. К этому времени уже прибыл доктор Эллардайс. Участия в расследованиях я не принимал. Кажется, во мне не было нужды, а сам я не чувствовал, что смогу помочь.

Мы с братом всегда обращались к доктору Эллардайсу, и он прекрасно понимал состояние брата. Мой брат всегда преклонялся перед доктором Эллардайсом, и я думаю, что тот получит пятьсот фунтов по завещанию брата. Хочу сказать, что в этом пункте я полностью согласен с братом, и в собственном завещании я сделал подобное распоряжение. Я говорю об этом, чтобы никто не решил, что доктор получил наследство, злоупотребив влиянием. Мы часто обсуждали этот вопрос, и я полностью согласен с его точкой зрения. Мы с братом были рады услышать о помолвке доктора Эллардайса и нашей кузины, мисс Стэнуэй. Они показались нам хорошей парой, и мы решили сделать им свадебные подарки, которые свидетельствовали бы о нашем расположении к ним.

(Подпись): Дерек Гейнфорд.

Инспектор вынул лист бумаги из машинки, но вместо того, чтобы отложить его, он еще раз перечитал последний абзац, как бы в поисках чего-то важного, но упущенного. Затем он отложил бумагу в стопку и продолжил работу.

Показания доктора Фрэнка Эллардайса.

Я был врачом покойного Энтони Гейнфорда в течении последних пяти лет. Он пристрастился к алкоголю и отказывался от лечения. Выпивал он часто, но лишь иногда превышал свою меру, что вызывало интоксикацию организма. К тому времени, как я взялся за его лечение, он совершенно потерял всякое желание победить вредную привычку. Его печень была поражена циррозом, а сердце увеличилось. Меня бы не удивило, если бы он внезапно умер из-за алкоголизма. Он делил дом со своим братом, Дереком Гейнфордом, но несколько лет назад братья решили оставить свой дом и переехать к Кеннету Фельдену, их кузену. В этом был прок, поскольку Кеннет Фельден, похоже, имел влияние на пьянство Энтони и держал его в пределах разумного, хотя случались и рецидивы.

(Далее доктор Эллардайс подтверждает показания прочих свидетелей насчет событий во время вечеринки).

Когда 29 июня прозвучала сирена, я сразу же покинул дом и поспешил на свой пост. Я был занят там, пока не прозвучал сигнал отбоя, и даже немного после него. Затем я пошел домой.

Около половины девятого утра мне позвонил Кеннет Фельден, который сообщил, что его брат найдет мертвым в постели. Я предположил, что он умер из-за алкоголизма, но прибыв на Мэйбури-Гарденс, я выяснил, что причиной было отравление газом. Когда я добрался туда, окна в комнате были открыты, и свежий ветер выдул все остатки газа. Кеннет Фельден сообщил, что он обнаружил газовый вентиль открытым и повернул его. Тогда я вспомнил, что накануне покойный страдал от насморка, который мог помешать ему унюхать запах газа в спальне. Положение тела наводило на мысль о газовом отравлении. Я определил время смерти – десять или одиннадцать часов до того, как я осмотрел тело, то есть около полуночи или ранее. Я рассказал Кеннету Фельдену, что в сложившихся обстоятельствах не могу подписать свидетельство о смерти – это дело для коронера. Он согласился. Затем я предположил, что нужно известить полицию. С этим он также согласился и позвонил в участок.

Я никогда не замечал в покойном склонности к суициду. Предыдущим вечером он, несмотря на простуду, был, как всегда, в хорошем настроении. Когда я последний раз видел его живым, он не был пьян; но насколько я понимаю, после этого он принял виски на ночь, так что я не могу сказать, в каком он был состоянии перед смертью.

(Подпись): Фрэнк Эллардайс.

– Коротко и по сути, – прокомментировал инспектор. – Теперь экономка.

Показания миссис Мириам Доггет.

Я – вдова, и служу экономкой мистера Фельдена уже пять лет. Около трех лет назад Гейнфорды поселились у мистера Фельдена, и моя зарплата увеличилась из-за дополнительной работы. Мистер Дерек Гейнфорд был моим любимцем. Он очень добр, и, несмотря на астму, причиняет очень мало беспокойств, будучи очень внимателен. Мистер Энтони Гейнфорд много пил, и временами это было совсем неприятно. Иногда он причинял по-настоящему много хлопот; но у мистера Фельдена был подход к нему, и он мог удерживать Энтони, хотя временами тот срывался и напивался. У него был неровный распорядок дня: он привык вставать по ночам и бродить по дому в поисках выпивки. Но мистер Фельден хранит ее под замком, так что мистер Гейнфорд мог получить бутылочку только днем, когда мистера Фельдена не было дома, – в таких случаях ключи находились у Дерека. С началом войны меня начали беспокоить ночные похождения мистера Энтони: а вдруг он откроет занавески, забыв о светомаскировке?

Неделю назад мистер Фельден рассказал мне о том, что пригласил пять человек на вечеринку, и велел подать хороший ужин, даже если придется потратиться на дефицитные продукты. Думаю, что это было очень мило с его стороны, ведь это ужин для доктора Эллардайса и мисс Стэнуэй, а все знают, что мистер Фельден когда-то был помолвлен с мисс Стэнуэй, а она бросила его, и теперь она с доктором Эллардайсом. Не то, чтобы у меня было, что сказать против доктора Эллардайса, напротив, зимой он вылечил мой ревматизм и был очень добр.

Прошлым вечером на ужин пришли: мисс Стэнуэй, мисс Херонгейт, мисс Бельмонт, миссис Дженнер и доктор Эллардайс. Я знала, что буду загружена работой, поэтому, пока они ели суп, я приготовила виски для мистера Энтони (он называет это своей выпивкой на ночь). Это просто поднос с термосом, наполненным горячей водой и полстакана виски. Он всегда предпочитал «принимать на ночь» особый сорт виски – «Блэк Свон», он говорил, что только эта марка помогает лучше уснуть, хотя судя по тому, что я часто слышала, как он ночами блуждает по дому, не так-то оно и помогало ему уснуть. Когда он только переехал сюда, я оставляла для него графин с виски, но мистер Фельден прекратил эту практику и велел оставлять только полстакана, так как Энтони не стоит принимать на ночь слишком много. Конечно, были возражения, но мистер Фельден настоял на своем, а когда он настаивает – это бесповоротно. Также я готовила блюдце с дольками лимона, но с тех пор, как лимоны стало невозможно достать, это прекратилось. Также, поднявшись в комнату мистера Энтони, я закрывала окна – он ненавидел открытые окна.

Я показала дамам гостевую спальню, в которой можно было снять верхнюю одежду. Доктор Эллардайс просто повесил шляпу и пальто в гардеробе.

Еще я помню, что за ужином мистер Энтони вел себя очень хорошо, в то время как я опасалась, что он может что-нибудь натворить. Но он был в хорошем расположении духа, весел и разговорчив, и его проблема не бросалась в глаза. Ах да, помимо всего прочего я и позабыла: у мистера Дерека случился приступ астмы, и это было страшно, поскольку он забыл те штучки, которые он принимает: он ломает их в носовом платке, а потом вдыхает. Доктор Эллардайс мгновенно сбегал за ними наверх, в комнату мистера Дерека, и с их помощью привел в порядок мистера Гейнфорда. Из-за всего этого бедный мистер Дерек не смог насладиться ужином, насколько я смогла заметить. Хотя, конечно, я не могла уследить за всем происходившим за столом: мне же приходилось приносить и уносить блюда, уж и не говорю о том, сколько в итоге пришлось перемыть посуды.

Когда ужин закончился, леди прошли в гостиную, а мисс Стэнуэй вернулась и сказала мне: «Я оставила сумочку наверху». Я предложила сходить за ней, но мисс Стэнуэй сделала это сама, и я видела, как она спускается с сумочкой в руках.

Я мыла посуду, когда прозвучала сирена. Леди ушли, как и доктор Эллардайс. Мистер Фельден поднялся наверх, чтобы надеть униформу перед тем, как поспешить на службу. Мистер Энтони отправился спать. Он никогда не дожидался окончания налета, в то время как мы с мистером Дереком не ложились, пока он не кончился. На самом деле налеты не особенно беспокоят меня, хотя, конечно, нельзя сказать, что они мне нравятся. Я просто сидела и вязала. Мистер Дерек читал книгу, пока не отключили свет. Затем я нашла свечи, и мы сидели с ними, пока не прозвучал сигнал отбоя тревоги. После этого мистер Дерек пошел спать. Ночью с ним случился еще один приступ астмы, и он выглядел довольно плохо. Затем и я отправилась спать.

На следующее утро я приготовила поднос с завтраком для мистера Энтони, но он не ответил мне. Мне показалось, что я слышу запах газа, я забеспокоилась и обратилась к мистеру Фельдену. Он поднялся и прошел в комнату мистера Энтони. Тот лежал в постели мертвым. Затем прибыл доктор. А потом – полиция.

Я не помню, чтобы слышала запах газа, когда поднималась в комнату мистера Энтони с его виски на ночь. А с тех пор я не была в его комнате.

Что касается «Блэк Свон», то у нас дома большие запасы этого виски. Когда началась война, мистер Энтони настоял на том, чтобы заказать его. Он сказал, что цены могут вырасти, и дешевле купить прозапас. Не знаю, сколько у нас бутылок, наверное сорок или пятьдесят дюжин. И он был прав: цены и действительно выросли. Он пил и другие марки, покупая их время от времени, но в последнее время виски стало трудно найти в продаже, так что он уже некоторое время пил «Блэк Свон» из наших запасов. Ничего другого для «стаканчика на ночь» у него не осталось.

(Подпись): Мириам Доггет.

– Сократить бы ее показания, – пробормотал себе под нос инспектор. – В них есть один-два важных момента. Но как много пустословия. Ну ладно. Перейдем к дамам.

Показания Дафны Стэнуэй.

В настоящее время я тружусь в компании «Эстли энд Спелман лимитед» и подменяю одного из сотрудников-мужчин, ушедших на военную службу. Кеннет Фельден, Энтони и Дерек Гейнфорды – мои кузены. С недавних пор я помолвлена с доктором Фрэнком Эллардайсом. Я и правда какое-то время назад была помолвлена с Кеннетом Фельденом, но та помолвка была давно разорвана, и с тех пор между нами не осталось никакой неприязни. Вечеринка 29 июня была посвящена празднованию нашей помолвки с доктором Эллардайсом.

(Далее она подтверждает показания друг свидетелей насчет ужина и последовавших событий).

Сразу после ужина я на несколько минут рассталась с компанией – я поднялась наверх забрать забытую сумочку.

Весь вечер Энтони Гейнфорд был в хорошем настроении. Он поднял тост за меня и доктора Эллардайса. Не было ни формальных речей, ни чего-то подобного. Я никогда не замечала в Энтони Гейнфорде никакой склонности к самоубийству. Тем вечером он не был пьян до такой степени, чтобы мне это было заметно. Думаю, я бы увидела, если бы он выпил больше, чем обычно. За ужином мы с ним говорили. Мы обсуждали мистера Джехуди Ашмуна, который нравился кузену. Я и правда не знаю, насколько сильно они приятельствовали. У кузена был доход от ценных бумаг, но я не представляю, какой именно. Насколько я понимаю, он оставил наследство доктору Эллардайсу. За ужином он упомянул об этом – в связи с нашей помолвкой, но не называл никаких цифр, и я не обратила особого внимания. Как он сказал, он был благодарен доктору за оказанные услуги по медицинской части. Я знакома с мистером Ашмуном, но не близко. Доктор Эллардайс также знаком с ним.

После ужина мы играли в бридж. Мы с доктором Эллардайсом играли в паре против миссис Дженнер и моего кузена Энтони. Они проиграли довольно много, но это связано с тем, как легли карты, а не с пьянством кузена. Играл он неплохо и хорошо перенес поражение. Этот и другие моменты убеждают меня: к тому времени он не находился в состоянии опьянения, хоть и пил за ужином.

Вечеринка окончилась, когда зазвонил телефон, и мой кузен Кеннет Фельден получил сообщение о появлении вражеских самолетов. Кузен пожелал нам доброй ночи и удачи и отправился одевать форму. Никто из нас не паниковал, кроме разве что мисс Айони Херонгейт, которая казалась встревоженной. Кузен Энтони Гейнфорд также пожелал нам доброй ночи и, думаю, поднялся к себе. Его брат увиделся с нами в дверях и одолжил мне фонарик, так как оказалось, что в моем собственном сели батарейки. Мы разошлись по машинам и благополучноразъехались по домам.

(Подпись): Дафна Стэнуэй.

Инспектор Камлет взял записи, перечитал их, а затем продолжил печатать:

Еще есть показания Айони Херонгейт, Олив Бельмонт и миссис Дженнер, но они только подтверждают предыдущие заявления и ничего не прибавляют к ним.

Инспектор сделал паузу, собрался с мыслями, и продолжил отчет:

Я осмотрел спальню, в которой умер покойный. В ней одно большое и одно маленькое окно. Оба были широко распахнуты. Кеннет Фельден информировал меня, что он открыл их сразу же после того, как вошел в комнату, так как та была наполнена газом. Я осмотрел газовый вентиль и нашел его закрытым. Я повернул его и увидел, что газ поступает, как и должен. Я почувствовал слабый запах газа в комнате, но его было трудно заметить. Ветер был достаточно силен, чтобы надуть шторы сквозь открытое окно. Электрические часы на каминной полке остановились в 10:57. Я проверил часы и выяснил, что они работают.

На тумбочке я обнаружил термос с теплой водой и стакан с остатками виски на дне. Я забрал их, чтобы снять отпечатки пальцев. На корпусе термоса нашлось множество отпечатков, которые соответствовали отпечаткам пальцев покойного и миссис Доггет. На стакане были только отпечатки покойного и миссис Доггет. Жидкость в термосе и остатки виски в стакане были переданы на анализы.

Я попросил ключи у Кеннета Фельдена и осмотрел упомянутый Мириам Доггет запас виски. Он довольно большой и, очевидно, купленный до войны – у бутылок есть пробки, покрытые фольгой, а не резьбовые пробки, которыми «Блэк Свон» закупоривают в наше время. Опросив «Эйткен энд Хант Лтд» – фирму, продавшую спиртное покойному, – я подтвердил свое предположение. Они сказали, что покойный заказал большую партию в самом начале войны, а также делал заказы и позже. Неделю за неделей он заказывал еще и еще. И дальнейшие поставки были уже с винтовой крышкой. Часто они не могли предоставить покойному «Блэк Свон», и тогда он покупал какую-нибудь другую марку из тех, что были в наличии. Иногда они были не в состоянии выполнить заказ, но старались сделать все возможное, ведь Гейнфорд был ценным клиентом.

Инспектор Камлет вынул лист из машинки, сложил пачку и вздохнул.

– Один коронеру, один – Дриффильду, еще один – в архив, и один – для меня, – подсчитал он. – Ну и работу ж я проделал.

Глава VIII. Подозрения инспектора

Сэр Клинтон и Уэндовер были хорошо знакомы с такими занятиями, как шахматы, рыбалка и криминология. И когда служба приводила старшего констебля в Эмблдаун, он неизменно останавливался в доме Уэндовера, Талгарт-Грэндж, даже если ему нужно было лишь заночевать.

Инспектор Камлет знал, что старший констебль был в Грэндже. Когда он закончил печатать отчет и получил результаты посмертного вскрытия тела Энтони Гейнфорда, то решил без задержки передать начальству документы. Хоть он и не хотел признаваться даже самому себе, но он прекрасно знал: он совсем не продвинулся на пути к удовлетворительной разгадке смертей Деверелла, Пирбрайта и Гейнфорда. Он сильно подозревал, что эти три события каким-то образом взаимосвязаны, но это было всего лишь подозрение. Как он ни старался, он не мог увязать их в одно целое, а само по себе подозрение ни к чему ни приводило. Последняя надежда инспектора заключалась в том, что если выложить дело сэру Клинтону, то старший констебль может в неформальном разговоре сказать что-нибудь такое, что окажется полезным. Конечно, это был отчаянный шаг – Камлет знал, что сэр Клинтон предпочитает держать выводы при себе до тех пор, пока не разберется во всем сам. Но все же инспектор надеялся, что сумеет уловить какой-нибудь намек, не выдавая того, что сам он блуждает в тумане. С такими мыслями он позвонил в Грэндж и попросил разрешения заглянуть и передать документы после ужина.

В Грэндже он застал Уэндовера и сэра Клинтона в курительной. Всегда гостеприимный Уэндовер неуклюже принялся хлопотать вокруг гостя. Камлет предоставил свой отчет, и сэр Клинтон молча прочел его. Затем он положил бумаги на колено и посмотрел на инспектора.

– Здесь изложено много фактов, – улыбнулся старший констебль. – Но каков же вывод?

– Я предпочел писать о фактах, сэр. Выводы последуют после того, как мы расставим факты в нужной последовательности.

– Конечно, – согласился старший констебль. – Расставьте их по порядку.

– Возьмем дело Деверелла, – начал инспектор. – В его легких не было частиц дыма. Это подтверждено вскрытием. Когда на месте преступления появилась Бетти Браун, там были клубы дыма. Деверелл вдохнул бы его, если бы дышал. Остались бы следы дыма в бронхах и легких. Следовательно, он был мертв до начала пожара.

Сэр Клинтон жестом остановил его.

– Это звучит, скорее, как вывод, чем как факт. Я думал, вы собирались отделить одно от другого.

– Ну, сэр, это немного трудно…

– Этого я и ожидал. Не беспокойтесь. Излагайте так, как вам кажется лучше. Все, чего я хочу, это чтобы выводы не маскировались под факты.

– Хорошо, сэр. Я убежден, что Деверелл умер до того, как появился дым. И это факт…

– Я согласен, что это факт. Но не улика. Это мнение, а мнения зависят от многого, в том числе и от личности того, кто их высказывает. Я не придираюсь, инспектор, хотя вижу, что вы меня в этом подозреваете. Но это сложное дело, и, продвигаясь вперед, нам нужно отличать одно от другого. Вот моя точка зрения.

– Ясно, сэр, – заметил Камлет. – Я считаю, что Деверелл умер до того, как разгорелся огонь.

– Я полностью разделяю ваше мнение. И что дальше?

– Я считаю, что кто-то убил его. Я не могу этого доказать. Но вот что я могу доказать, сэр, так это то, что золотой посох и прочие находки были в доме Деверелла перед налетом. А после налета их там больше не было. Это факт. И мой вывод в том, что кто-то забрал их.

– Хорошо, – невыразительно отметил сэр Клинтон. – Продолжайте.

– Золото пропало из дома Деверелла, сэр. А позже я нашел его на поле Пирбрайта. Это связывает два дела.

Он замолчал, как если бы ожидал критики, но сэр Клинтон лишь кивнул.

– Перейдем к смерти Пирбрайта, сэр. С тех пор, как мы с вами говорили о ней, появились новые сведения. Доктор Гринхольм провел вскрытие. Трупное окоченение было нормальным. Из этого следует, что несмотря на судороги, Пирбрайт умер не от стрихнина. Доктор Гринхольм искал стрихнин в желудке. Ни капли. Но он нашел кое-что еще. Но его слишком мало, чтобы понять, что это. Выдержку капнули в кошачий глаз. Зрачок расширился. Так действуют мидриатические алкалоиды. Что-то вроде атропина, гиосцина, гиосциамина и их производных. Зрачки Пирбрайта также были расширены. Это факты. Вывод: он проглотил какой-то из этих алкалоидов.

– И все эти алкалоиды нельзя запросто купить, – добавил сэр Клинтон. – Из этого следует следующий вывод: яд Пирбрайту дал кто-то, кому было легко его достать.

– Я собирался сказать это, сэр. Далее. У нас нет доказательств того, что яд был добавлен в найденное на столе Пирбрайта виски. Доктор Гринхольм исследовал и осадок в кружке, и остатки в бутылке. Ни то, ни другое никак не повлияли на кошачий глаз. Отпечатки пальцев и на бутылке, и на кружке принадлежат Пирбрайту. Чьих-либо еще отпечатков на них не найдено.

– Это легко объяснить, – указал сэр Клинтон. – Это и не факт, и не вывод. Это просто гипотеза. Предположим, что кружка, найденная на столе, была не той, из которой пил Пирбрайт. Ей пользовался неизвестный гость. Пирбрайт взял ее с полки, вот и оставил свои отпечатки. Гость был в перчатках и, возможно, старался держать кружку только за ручку – чтобы не смазать отпечатки Пирбрайта. После того, как Пирбрайт вынул пробку и налил виски в обе кружки (при этом оставив свои отпечатки), гость мог легко отвлечь его внимание и тем временем подмешать яд в чашку. Для примера возьмем гиосцин. Какова смертельная доза? Уэндовер, у вас в библиотеке есть книги по судебной медицине. Сможете ли вы что-то из них выяснить? Я знаю, доза должна быть очень мала.

Уэндовер обратился к нескольким книгам.

– Он расширяет зрачки. У Пирбрайта были расширены зрачки?

– Да, – ответил Камлет. – И в отчете доктора Гринхольма говорится об этом.

– Гиосцин, кажется, действует по-разному. Некоторые люди переносят его лучше других. Соллмэнн говорит, что обычному пациенту опасно принимать более сто двадцатой части грана. Сидни Смит упоминает полграна как фатальную дозу, Глейстер определяет лечебную дозу между одной пятидесятой и одной сотой грана.

– Такое количество яда не так уж сложно подмешать в чашку собеседника, когда тот на мгновение оглянется, – заметил сэр Клинтон. – Но, пока книги у вас под рукой, еще один момент. Сколько времени потребуется, чтобы, проглотив фатальную дозу гиосцина, человек умер?

Уэндовер проконсультировался в справочниках.

– Смит приводит несколько примеров. Один человек умер через шесть часов. Другой – через десять. Еще один прожил еще двадцать четыре часа.

– Доктор Эллардайс ушел от Пирбрайта без четверти десять вечера. Добавим шесть часов и получим четыре часа утра, если отталкиваться от предположения, что неизвестный визитер прибыл после ухода Эллардайса. Если Пирбрайт умер от отравления гиосцином, то вряд ли бы это случилось до четырех утра. Но температура тела указывает на смерть около одиннадцати вечера. Вывод: отравление гиосцином не могло привести к смерти, – указал сэр Клинтон.

– Но, сэр, тогда зачем был использован гиосцин? – удивился Камлет.

– Чтобы одурманить его. Но это всего лишь догадки. Пункт, на который я хочу указать, заключается в том, что ко времени, когда гость вымыл кружку и поставил ее на полку, все следы гиосцина исчезли. Таким образом, хотя гиосцин и был использован, он не был обнаружен ни в бутылке, ни в оставленной на столе кружке. Но это так, к слову. Инспектор, продолжайте.

– Ну, сэр, мы выкопали посох и прочие вещи на поле Пирбрайта. Это факт. То, что вещи не улетают по воздуху и не закапывают сами себя, – тоже факт. На моем веку такого точно не было. Вывод в том, что золото кто-то закопал. Может Пирбрайт, а может кто-то другой. Следующий вывод напрашивается сам собой, сэр. Золото было закопано не ранее того вечера, когда умер Пирбрайт. Мое мнение, – здесь инспектор спародировал манеру сэра Клинтона, – заключается в том, что сам Пирбрайт не закапывал золото. Будь он вором, последнее, что он бы сделал, так это спрятал украденное в собственной земле. Он мог бы спрятать его где-то в этой пустоши.

– Совершенно верно, – сказал старший констебль. – Когда мы откопали золото, я сказал, что оно было спрятано там по какой-то причине. Мое предположение: тайник был сделан специально для полиции. Если помните, мы очень быстро его нашли. Фактически, это был просто подарок. Ни один человек, который действительно захотел бы что-то спрятать, не выбрал бы этот участок. Если вам нужно мое мнение, то я считаю, что золото было спрятано кем-то замешанным в деле Деверелла и желавшим вызвать подозрение против Пирбрайта. Затем, в довершение ко всему, рот Пирбрайта был закрыт раз и навсегда, чтобы тот не смог оправдать себя. Признаю, это всего лишь догадки. С имеющимися у нас уликами этого не доказать. Все, что можно сказать в их защиту, так это то, что они сообразуются с фактами. Следующий вопрос: кто в этом заинтересован?

– Я бы предпочел отложить его, сэр. По крайней мере до тех пор, пока вы не рассмотрите дело Гейнфорда.

– Вы связываете его с двумя другими, не так ли? – спросил старший констебль.

– Думаю, между ними есть связь, сэр.

– Энтони Гейнфорд заинтересовался бы всем этим, – заметил сэр Клинтон. – Я слышал, как он пророчил смерть Девереллу, цитируя «местного Нострадамуса», предвещавшего дурной конец тому, кто коснется сокровищницы. Я помню, как он из бравады коснулся ее. Интересное совпадение. Но не стоит задерживаться. Пожалуйста, продолжайте.

– Очень хорошо, сэр. На первый взгляд, Гейнфорд умер, отравившись газом. Видели медицинский отчет? Он был болен. Симптомы цианоза. Анализ крови выявил карбоксигемоглобин. Положительный тест на угарный газ в крови. Кровоизлияние в мозг. Все по Кокеру. Единственный необычный факт – след никеля в желудке. Как вы видели, доктор Гринхольм упоминает об этом в отчете. Но он говорит, что никель не ядовит.

Сэр Клинтон взял одну из книг Уэндовера и прокон­суль­тировался с ней.

– «Никель и кобальт, – прочел он. – Эти металлы абсорбируются только в составе самых сильных препаратов. Локальное действие, как и у всех прочих металлов, без особых характеристик. Соли никеля могут применяться в качестве рвотного, хотя и не рекомендуются. Никель на посуде для приготовления пищи может оставлять безвредные частицы на еде». Очевидно, что Гейнфорд не был отравлен никелем.

– Да, сэр. Это совершенно ясно. Он отравился газом. Вопрос в том, как? На утро Фельден обнаружил газовый вентиль открытым, а комнату – наполненной газом. Напрашивается объяснение, что, ложась спать, Гейнфорд был пьян. Он открыл вентиль, не смог зажечь газ и забыл закрыть вентиль. Но в этом есть сомнения. Во-первых, он не был пьян. Все свидетели это подтверждают.

– Но свидетели видели его только после того, как он выпивал за ужином, – возразил Уэндовер. – А после этого он поднялся к себе, и выпил еще полстакана виски. Это могло изменить его состояние.

– Только не в случае с Гейнфордом, сэр, – с важным видом заявил инспектор. – Он был закоренелым пьяницей. Такие пьянеют постепенно, а не внезапно. Вы или я могли бы выпить столько, что лишние полстакана довели бы нас до опьянения. Но Гейнфорд был другим. Совсем другим.

– В ваших словах что-то есть, – заметил Уэндовер.

– Я уверен в этом, сэр. Опыт работы с пьяницами у меня есть. Гейнфорд выпил свой виски – это доказывают отпечатки на стакане. Но это не опьянило его, я имею в виду по-настоящему. Да и оборудование старое. Без электрической зажигалки. Чтобы зажечь огонь, нужна либо зажигалка, либо спички. Зажигалки в карманах Гейнфорда не оказалось. Только коробок спичек. Но я осмотрелся вокруг в поисках горелой спички. Во всей комнате такой не нашлось. Значит, он не пытался зажечь огонь. И если бы он повернул вентиль, газ бы шумел. Он мог бы услышать его. Это напомнило бы ему закрыть вентиль, если бы он не смог зажечь огонь.

– Полагаю, у вас есть какое-то альтернативное объяснение? – спросил сэр Клинтон.

– Возможно, вентиль был полузакрыт, сэр. Я попытался так сделать. Тогда он не шумит так заметно. Он бы не услышал газ ни ушами, ни носом – ведь он был простужен. Я так это вижу, сэр. Кто-то слегка повернул вентиль, прежде чем Гейнфорд поднялся к себе. В течение ночи газ постепенно наполнил комнату и, в конце концов, отравил Гейнфорда.

Уэндовер сделал недоверчивый жест.

– Когда он умер? Я не видел медицинский отчет, который вы принесли.

Сэр Клинтон взял со своего колена бумаги и просмотрел их.

– Эллардайс определяет время смерти полуночью или чуть ранее, – ответил он.

– А в какое время Гейнфорд поднялся наверх? – продолжил Уэндовер.

– Сирена прозвучала около 10:45. Вскоре после этого, скажем, через пару минут, Гейнфорд отправился спать.

– Он разделся и выпил стаканчик на ночь. В то время концентрация газа еще не была летальной, иначе он не смог бы все это проделать. И все же, примерно через час он был уже мертв. А учитывая ветреную ночь и что газ выдувался через дымоход, выходит, что концентрация газа в комнате очень быстро поднималась.

– Это как раз то, о чем я подумал, – неожиданно вставил Камлет.

– Одежда Гейнфорда была аккуратно развешена или просто сброшена в кучу? – поинтересовался сэр Клинтон.

– Когда я ее увидел, она была прибрана, – пояснил Камлет. – Вы имеете в виду, что, раздеваясь, он не был по-настоящему пьян? Иначе он бы просто швырнул свою одежду, как попало?

– Нечто большее. Помните, электрические часы остановились в 10:57? Отключили электричество, и в тот же момент погас и электрический свет. Вы думаете, Гейнфорд смог бы раздеться и аккуратно развесить одежду в полной темноте, а также выпить стаканчик на ночь, не разлив его?

– Сомневаюсь, сэр.

– Тогда он должен был лечь спать максимум в 10:56. Кроме того, за это время он не подвергся более-менее заметному воздействую газа – иначе он бы не был так проворен в своих движениях.

– Здесь подходит мое объяснение, сэр. Медленная утечка газа. Газ бы потихоньку накапливался, поскольку окна были закрыты. Экономка упомянула, что она закрыла их, когда поднималась подготовить виски.

– Очень изобретательно, – отметил сэр Клинтон. – Кажется, ваше объяснение покрывает все факты, о которых вы упомянули. Но объясняет ли оно все? Но не думайте об этом. Давайте следующий вывод.

Но это далось инспектору не так-то легко. Он бросил на Уэндовера беспокойный взгляд, и сэр Клинтон это заметил.

– Можете свободно говорить в присутствии мистера Уэндовера. Вы же знаете, что он окружной судья.

Это не оставило Камлету выбора, но очевидно, что он чувствовал себя неловко.

– Ну, сэр, – неохотно начал он. – Я просто добавлю некоторые факты. Вот, как я вижу. Сначала возьмем дело Деверелла. Доктор Эллардайс был последним, кто видел его живым. Это его собственное признание. Все мы слышали его. Он приехал в «Мачту на холме» в десять вечера. Деверелл был занят описью сокровищ. Посох и прочие предметы лежали на столе. Деверелл прошел к входной двери и встретил Эллардайса. Весьма вероятно, что он отложил ручку, когда раздался звонок в дверь. Его записи обрываются на полуфразе. Доктор Эллардайс рассказал, что оставался в доме до одиннадцати или до половины двенадцатого, а затем ушел. Но это нельзя подтвердить. Мы можем сказать, что он мог дожидаться, пока начнется налет. Следующий независимый свидетель – Бетти Браун. Она нашла тело. Затем прибыл я и обнаружил, что золото пропало.

Очевидно, Уэндовер хотел было что-то сказать, но его остановил взгляд сэра Клинтона. Инспектор продолжил:

– Далее, его рассказ о кроликах. Его не подтвердить. Да и стоит ли он того?

– Я не уверен, что соглашусь с вами, инспектор, – ответил старший констебль. – Меня кролики заинтересовали. Но продолжайте.

– Далее займемся Пирбрайтом. У нас есть показания Эллардайса о том, что тем вечером он навестил Пирбрайта. Все, как в деле Деверелла… О! Я понял, при чем здесь кролики, сэр! Они дают повод прийти к Пирбрайту, ведь ему нужно заплатить. Да, насчет кроликов стоит уточнить.

– Это важный пункт. Но не будем на нем задерживаться.

– Эллардайс явился к Пирбрайту, – продолжил инспектор. – Приехал на машине. В ней он мог, не привлекая внимания, перевозить тяжелые вещи. У Пирбрайта мы нашли бутылку «Блэк Свон». Эллардайс упоминал, что он тоже пьет «Блэк Свон». И это Эллардайс обследовал тело Пирбрайта и определил время смерти. Мы не можем его подтвердить. У нас нет никаких других указаний на время смерти Пирбрайта, кроме свидетельства Эллардайса. В теле Пирбрайта был гиосцин или какой-то подобный препарат, ведь гиосцин не настолько распространен. Я не могу в полной мере отслеживать подозрительные покупки. А у Эллардайса есть гиосцин. Он использует его в своей профессии.

Инспектор сделал паузу и триумфально взглянул на Уэндовера. Но сэр Клинтон вмешался прежде, чем Уэндовер успел заговорить.

– Очень интересно. Поздравляю вас, инспектор. Но мы все еще обсуждаем дело Гейнфорда, а нужно еще перейти и к вашему делу.

– Я подхожу к этому, сэр. Вопрос: кто повернул газовый вентиль?

– Я думал, что перед ним должен быть еще один вопрос, – заметил старший констебль. – Но ставьте тот вопрос, который вам нравится.

– Эллардайс присутствовал на вечеринке. Газовый вентиль не был повернут до того, как они расселись. Это подтверждается показаниями экономки, сэр. Она подымалась с виски в комнату Гейнфорда, пока на столе был суп. И она не слышала запах газа в комнате. Значит, вентиль был повернут позже. В течении ужина Эллардайс вскочил, чтобы сбегать за капсулами амилнитрита в спальню Дерека Гейнфорда. Его туда никто не сопровождал. Будучи семейным врачом, он знал расположение комнат. Чтобы заскочить в соседнюю комнату и повернуть вентиль, много времени не надо. А что касается времени смерти Гейнфорда, то мы опять опираемся только на оценку доктора Эллардайса. И он вполне мог неверно ее определить. Так что, на самом деле, Гейнфорд мог умереть в любой час той ночи.

– Хотелось бы увидеть хоть какое-то подобие мотива, – признался сэр Клинтон.

– Мотив, сэр? За ним не нужно далеко ходить. Эллардайс вложил все деньги в резину. Это не сложно узнать. Разгром малайцев прищемил пальцы многим горожанам. Эллардайс – один из них. Скажем об этом прямо. Он потерял стабильный доход. А у врачей много расходов. Страховка. Налоги. Сбережения на старость. Никто не хочет обращаться к пожилому врачу. А деньги могли потребоваться немедленно. Где же их взять? А после смерти Гейнфорда Эллардайс получил наследство. Пятьсот фунтов. Этого хватит, чтобы оплатить страховку. И если бы он не получил деньги сразу, то мог бы взять в долг, в учет будущего наследства. Вот вам и мотив, если он нужен.

Уэндовер с нарастающим ужасом выслушивал речь инспектора. Он отвергал мысль о том, что Эллардайс мог приложить руку к смерти тех трех человек. Для Уэндовера это было слишком фантастично. Тем не менее, когда улики были выстроены в должном порядке, выглядело все просто ужасно, и отрицать это не имело смысла. Если Камлет будет распространяться о своих подозрениях, то многие поверят ему, ведь «что-то в этом есть, даже если инспектор и не может ничего доказать». А способность врача добывать себе пропитание зависит от его репутации, и круговорот подобных сплетен спо­со­бен уничтожить его практику раз и навсегда. Это было опасно.

– Ваши слова звучат очень убедительно, инспектор, – поразмыслив, сказал старший констебль. – Прежде чем определиться, я бы хотел проверить пару пунктов. Уэндовер, не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

Он встал, заглянул в телефонную книгу, набрал номер и начал говорить. Слушая разговор, Уэндовер предположил, что сэр Клинтон намеренно повторяет фразы собеседника.

– Это сэр Клинтон Дриффильд. Мне нужно поговорить с мисс Стэнуэй, если это возможно… Спасибо… Мисс Стэнуэй, это вы? Я бы хотел задать вам вопрос-другой, если можно… Вы помните, как во время ужина, перед смертью мистера Энтони Гейнфорда, доктор Эллардайс подымался за капсулами амилнитрита для Дерека Гейнфорда? … А сразу же после ужина вы сами подымались за сумочкой, которую вы забыли наверху? … Я думаю, ваш визит наверх был намного позже, чем доктора Эллардайса. Можете сказать, насколько позже? … Минут двадцать или полчаса? … Не можете сказать точнее? … Ну, конечно, никто не примечает таких вещей. Скажем, как минимум двадцать минут? … Хорошо. Теперь другой момент. Думаю, вы знаете дом. Вы не помните, были ли открыты двери какой-нибудь из спален, когда вы подымались за сумочкой? … Дверь мистера Фельдена была распахнута, а мистера Энтони Гейнфорда приоткрыта? А остальные закрыты? … Спасибо. А когда вы подымались, заметили ли вы что-нибудь необычное? … Ничего? Запах приготовления пищи, например? Или чего-то горелого? Или газа? … Ничего такого? Спасибо. Этого вполне достаточно. Нет, больше я вас не побеспокою. Это не важно. Мы просто собираем факты, на случай, если во время дознания возникнут вопросы… Да, спасибо.

Сэр Клинтон повесил трубку и обернулся к инспектору.

– Вы слышали? Мисс Стэнуэй не слышала запах газа. Дверь Гейнфорда была открыта, а мисс Стэнуэй подымалась спустя полчаса после Эллардайса. И если бы Эллардайс открыл вентиль, то в комнате уже скопилось бы достаточно газа, и какая-то его часть попала бы и в коридор. Инспектор, боюсь, это говорит против вашей гипотезы. Но попытаемся снова. Электричество отключили в 10:57 – в это время остановились часы в спальне Гейнфорда. Примерно в это же время на Хамслер-роуд упала бомба. Газопровод и электросеть часто проходят рядом. Обратимся в газовую компанию. На дежурстве должен быть кто-то, связанный с ремонтными работами.

Он вернулся к телефону и набрал еще один номер.

– Это старший констебль. Соедините меня с ремонтным отделом? Спасибо… Ремонтный отдел? Это старший констебль. Можете рассказать, были ли у вас какие-либо проблемы 29 июня на Хамслер-роуд? Там упала бомба… О! Газопровод был поврежден? … Можете сказать, как долго не было газа? … С одиннадцати вечера до четверти девятого утра? Спасибо. Полагаю, вы ведете учет подобных происшествий? … Да, большое спасибо.

Он снова повесил трубку и обернулся к инспектору.

– Боюсь, ничего не выходит, – с сочувствием сказал он. – Понимаете, инспектор, мисс Стэнуэй не заметила утечки газа, хотя, по вашей гипотезе, вентиль был открыт за полчаса до того, как она поднялась. Значит, вентиль не был открыт во время ужина. А если он был открыт после одиннадцати, то к тому времени газа в трубах уже не было – из-за взрыва бомбы на Хамслер-роуд. Кстати, вы были на кухне в том доме? Я так понимаю, что газовой плиты у них нет, и они готовят на печи?

– Это так, сэр. Вы имеете в виду, что, проснувшись утром, миссис Доггет не заметила, что нет газа?

– Точно.

Инспектор был озадачен и не скрывал этого.

– Ну, я ничего не понимаю, сэр! Человек умер, отравившись газом, в то время как газа не было! Странное дело!

– Более важно то, – выпалил Уэндовер, – что вы практически обвинили доктора Эллардайса в убийстве, а теперь выяснилось, что он не имел к нему отношения. Я не в восторге от этого, инспектор. И если вы ошиблись в деле Гейнфорда, то нет никакой гарантии, что в двух других делах вы попали ближе к цели.

Но вмешательство Уэндовера вызвало вовсе не тот эффект, на который он рассчитывал. Инспектор не смутился, а заупрямился.

– Признаю, что был неправ в деле Гейнфорда, – проворчал он. – Но в других делах улики остаются нетронутыми. Здесь же нет цепочки улик, сэр. Слабое звено в цепочке портит все, что идет за ним. Но здесь все факты работают вместе, сообща. Даже если какие-то из них не подойдут, то остальные укладываются в пазл.

– А мотив? – резко спросил Уэндовер. – Я знаю, что вам не нужно доказывать в суде каждую мелочь, но люди обычно не убивают друг друга ради забавы, если только они не маньяки. Что выиграл доктор Эллардайс от смертей Деверелла и Пирбрайта?

– Это прояснится позже, – с умным видом произнес Камлет.

– Да, я знаю. Судный День прольет свет на многое, – огрызнулся Уэндовер. – Но ждать до него долговато.

– Ну, сэр, с делом Гейнфорда все обстоит точно так же…

– Для вас это не самый лучший пример, – парировал Уэндовер.

– Нет, сэр. Но факт остается фактом. Эллардайс нуждается в деньгах. А это золото очень легко монетизировать. Вот и мотив для дела Деверелла. И если Пирбрайт что-то узнал и начал шантажировать Эллардайса, то вот и мотив для второго дела. И золото было опасно хранить там же. Если Пирбрайт что-то заметил, то мог заметить кто-то еще. И Эллардайс закопал золото там, где оно могло бы отвести подозрения в убийстве Деверелла на Пирбрайта. Найти мотив будет не сложно, когда прояснится чуть больше.

– Но этого еще не произошло, – заметил сэр Клинтон. – Инспектор, вы упоминали пазл. Один из его кусочков – Джехуди Ашмун. Как он и кролики укладываются в вашу схему?

– Ашмун? Я знаю о нем лишь то, что он – темная личность. Я так считаю. Честный человек не станет размещать такие объявления, как у него. У меня есть друг, который ответил на одно из них. Просто из любопытства. Ничего не про­изошло. Видимо, его адрес недостаточно хорош. Но я знаю, кто ходит к Ашмуну на мероприятия. В основном, богатые и безмозглые. Для меня этого достаточно. И где он взял такое имя? Звучит неправдоподобно.

– Думаю, он прибыл из Либерии, – пояснил Уэндовер, радуясь, что смог обойти инспектора. – Либерия была основана человеком по имени Джехуди Ашмун. Возможно, наш приятель назван в его честь.

– Либерия? – повторил инспектор. – Никогда не слышал о такой стране.

– Это в Африке, рядом со Сьерра-Леоне, – объявил Уэндовер. – Она была основана как страна для освобожденных рабов из Америки. Официальный язык – английский. Но она еще не вполне цивилизованна. Говорят, что некоторые дикари все еще промышляют каннибализмом.

– Очень интересно, – ответил инспектор, впрочем, его тон противоречил словам. – Но при чем тут Ашмун? – спросил он, обращаясь к сэру Клинтону. – Мне он не кажется кем-то значимым.

– Вы же не забыли о сходстве между делом Пирбрайта и историей о мертвых кроликах, которых нашел доктор Эллардайс?

– Ах, это! – презрительно выпалил Камлет. – Я не придаю большого значения вздору о кроликах.

– Значит, в этом мы отличаемся, – возразил сэр Клинтон. – Я склонен уделять им некоторое внимание. Нужно подождать и посмотреть, кто из нас прав.

Когда инспектор ушел, старший констебль обратился к Уэндоверу.

– Сквайр, полагаю, вы заметили, что гольф-клуб Эмблдауна проводит турнир по бриджу в помощь Русскому Красному Кресту? Я за свой счет забронировал три столика на ваше имя. Мне нравится тайно делать добро, да и, в любом случае, я не член клуба. Теперь я хочу, чтобы вы пригласили гостей, чтобы заполнить места. Сам я не достаточно знаком с местными.

– Ваши пожелания?

– Для начала кто-нибудь, кого я знаю. Я не хочу быть окру­женным сплошными незнакомцами. Можно начать с Фельдена. Мне нравится его внешность. Затем Эллардайс и мисс Стэнуэй; я достаточно их знаю. А как насчет сестры мисс Стэнуэй, той миссис Пайнфольд, которая так увлеклась идеями нашего приятеля Ашмуна? Мне бы хотелось с ней повстречаться. Да и сам Ашмун, наш старый приятель…

– Мне он никакой не приятель, – возразил Уэндовер. – Я не хочу видеть его своим гостем, даже номинальным.

– А, ну тогда отставим его, – согласился сэр Клинтон. – Это было просто предложение. В семье Стэнуэй есть кто-то еще?

– Ее брат, Макс Стэнуэй. Тогда посчитайте и его. Что насчет Дерека Гейнфорда?

– Можете вычеркнуть его. Из-за астмы он ненавидит появляться на людях.

– Можно понять, – сочувственно отметил сэр Клинтон. – Было бы неловко, если у него случился очередной приступ. В нашем списке маловато женщин. Сквайр, добавьте в него мисс Херонгейт. Сфинксы всегда интересны – пока вы не обнаружите, что за их улыбкой ничего не кроется. Хм. Кто-то еще? О, да. У того археолога остался брат, разве не так? Помню, что видел его на дознании.

– Генри Деверелл? Я иногда встречаюсь с ним в Обществе естественной истории. Я мог бы его отыскать, если он вам нужен. Сегодня траур никто не носит, да и, в любом случае, это ведь благотворительное мероприятие.

– И еще один момент, – сказал сэр Клинтон. – Сможете сделать, чтобы все эти люди во время перерыва находились в одной компании? Это можно сделать через секретаря клуба.

– Думаю, это можно организовать. Но зачем?

– Здесь нет секрета. Я надеюсь услышать обе стороны в деле Ашмуна. Сквайр, вы слишком предвзяты, чтобы быть свидетелем. Но я надеюсь вызвать дискуссию с Фельденом в роли обвинителя и миссис Пайнфольд и мисс Херонгейт в роли защиты. Возможно, к ним присоединятся и другие, в результате я надеюсь что-нибудь узнать.

– Я так и знал, вы делаете это не только для того, чтобы помочь русским. Но что касается Ашмуна, то мне он безразличен. Меня не интересуют шарлатаны.

Глава IX. Мнения

– Конец роббера, – объявил Фельден, кладя последнюю карту. – Не стоит начинать новую партию, не так ли?

– Не стоит, – взглянув на часы, согласилась Айони Херонгейт. – Через минуту-другую окончится первая часть. Кстати, Кеннет, что там на войне? Я пропустила шестичасовые новости.

– Ох, только не начинайте разговор о войне! – капризно вставила миссис Пайнфольд. – Проблем хватает и без того, чтобы упоминать о них в каждом разговоре. Подоходные налоги, нормирование, мизерные талоны на бензин, беспокойства о том, что власти сделают с иностранными инвесторами, а горничные грозятся уйти, потому что работая на армию, смогут заработать больше… война доставляет столько неприятностей.

– Полагаю, налеты тоже утомляют вас, – предположил сэр Клинтон.

– О, нет. Я живу слишком далеко от центра, чтобы они меня задели. Они меня нисколько не беспокоят. Но все это так надоело, знаете ли. Лучшее, что можно сделать, это не обращать на них никакого внимания.

– Прекрасная мысль, – язвительно заметил Фельден. – Если мы не будем обращать на них внимания, то им просто надоест бравировать, так? Они остановятся из-за отсутствия интереса у публики. А в этом что-то есть…

Миссис Пайнфольд подозрительно взглянула на него.

– Полагаю, это сарказм, ирония, или что-то такое, Кеннет. Вы всегда смеетесь над серьезными вещами. А мистер Ашмун со мной полностью согласен.

– Что, конечно же, решает дело, – с явной гримасой сказал Фельден.

– Я бы скорее руководствовалась его мнением, чем вашим, – возразила миссис Пайнфольд.

В двадцать она была очень симпатична. Но с возрастом вместо того, чтобы развиваться, она, казалось, застряла в малолетстве как внешне, так и умственно. Выражение ее больших глаз было, скорее, детским, чем юным. На иную точку зрения она реагировала, опустив губу: как ребенок, который вот-вот расплачется. Ее упрямство было вызвано слабым характером, отчасти происходящим от тщеславия и отчасти – от глупости.

– Вы вряд ли сможете опереться на мнение нас обоих, – сказал Фельден. – Мы обычно идем разными путями. У вас больше не было чудес?

– Кеннет, конечно, ты глумишься, – язвительно ответила миссис Пайнфольд. – Таков твой характер, и, полагаю, ты ничего не можешь с ним поделать. Ты всегда был циничен, скептичен, подозрителен и готов унижать всех, кто тебе не понравился. Все мы знаем, что это в твоем духе. Но насчет мистера Ашмуна ты ошибаешься, явно ошибаешься. Может быть, это потому, что он умнее тебя.

– Конечно, в некотором смысле, он «умнее» меня, – мрачно ответил Фельден.

– Удивительно, что ты признал это, – заявила миссис Пайнфольд, не заметив подлинного смысла фразы. – Со всей твоей наукой, Кеннет, ты не можешь сделать и десятой части того, что делает он. Хотя, конечно, это не твоя вина. Ты живешь всего в трех измерениях…

– О, нет! – возразил Фельден. – Четвертое измерение – время, и я, как и все остальные, живу и в нем тоже.

– Он говорит также, – напыщенно перебила его миссис Пайнфольд. – Но он заходит дальше, чем можете вы. Он знает все о Пятом измерении.

– Это то место, из которого являются его призраки? – усмехнулся Фельден. – У него может быть множество этого добра, но мне не завидно. Когда дело касается призраков, я не жаден, моя дорогая кузина.

– Конечно, вы, ученые люди, думаете, что можете отмахнуться от всего, сказав: «Призраки! Чушь!», – сердито парировала миссис Пайнфольд. – Вы даже не пытаетесь узнать что-нибудь о том, над чем смеетесь. Разве ты видел хоть одну из манифестаций мистера Ашмуна?

Фельден презрительно покачал головой.

– Вот еще чего не хватало! – ответил он.

– Ну, ты можешь узнать больше, посетив одну-две из них. Я не высмеиваю такие вещи. Я выясняю и узнаю больше. Я слышала странное, голоса…

– Кто угодно может услышать голоса. Я их слышу каждый день. В этом нет ничего такого. Почти у всех есть языки.

– Я не имела в виду обычные голоса. Я говорю о голосах, рассказывающих мне всевозможные странные вещи.

– Небылицы? – нервно переспросил Фельден.

– Ох, что за глупости ты говоришь! – рассердилась миссис Пайнфольд. – Какой-нибудь из твоих голосов говорил с тобой с карточного стола, при том, что ни на нем, ни под ним ничего не было? И он может рассказать о тебе много необычного. Если ты видел что-то подобное, то можешь знать, о чем я. А если нет, то я знаю больше тебя, несмотря на всю твою ученость, Кеннет.

– Это похоже на хороший фокус, – скептично заметил Фельден. – Я бы хотел осмотреть тот столик.

– Я тщательно осмотрела его, – заявила миссис Пайнфольд. – Это самый обычный складной столик. И если ты думаешь, что в нем можно было спрятать граммофон или что-то подобное, то ты… Дафна! – она обернулась к соседнему столу, играющие за которым также закончили партию. – Дафна! Кеннет не верит мне, когда я рассказываю о голосе, услышанном нами у мистера Ашмуна. Скажи ему, что ты тоже его слышала. Возможно, тебе он поверит, а меня он просто не слушает.

– Конечно, я слышала его, – призналась Дафна.

– Я тоже, Кеннет, – добавила Айони. – Этот рассказ совершенно правдив. Честно.

– Тогда я признаю: вы что-то слышали. Но вопрос: сказало ли оно что-то стоящее?

– Несомненно! – холодно заявила миссис Пайнфольд. – Голос сказал мне о таких вещах, о которых мистер Ашмун не мог знать. Насчет моих личных дел, последней болезни Стивена и тому подобном.

– А! – Фельден явно не был убежден.

– Кеннет, с тобой бесполезно говорить! Ты настолько застрял в своем «научном мышлении», что не видишь ничего дальше собственного носа, если оно не вписывается в рамки твоих представлений! Но ты еще увидишь! Мистер Ашмун собирается заработать много денег при помощи открытой им Новой Силы. Вот если ты сам сможешь открыть Новую Силу, то тогда и сможешь говорить.

– Конечно, смогу. Но только после того, как получу патент.

– Патент! – презрительно фыркнула миссис Пайнфольд. – Чтобы защитить такое открытие, как Новая Сила, не нужны никакие патенты. Ведь она может работать секретным способом, и никто не сможет узнать, как именно. Это лучше, чем патент. Ведь все совершенно засекречено, как сказал мне мистер Ашмун.

Звонок объявил о перерыве, и половина собравшихся устремилась в соседнюю комнату – в ней был буфет. Миссис Пайнфольд критично осмотрела провиант.

– Разве они не могли придумать ничего получше? Выглядит совсем непривлекательно, – спросила она у следовавшей за ней Дафны.

– Еду принесли члены клуба, – ответила та. – Мы делали, что могли, но нельзя ожидать, что люди пожертвуют дефицитные продукты на мероприятие такого рода. Сахара очень мало.

– Им надо было сделать так же, как я. Когда началась война, я купила…

Она умолкла и подозрительно взглянула на старшего констебля, который только что присоединился к группе. Затем миссис Пайнфольд резко сменила тему разговора.

– Фрэнк! – обратилась она к Эллардайсу. – Вы ведь видели, как мистер Ашмун убил кроликов на расстоянии, не так ли? Вы можете объяснить, как это было сделано?

– Конечно, я видел мертвых кроликов, – осторожно признал Эллардайс.

– Но вы не выяснили, как именно они были убиты, не так ли? – бросила ему вызов миссис Пайнфольд.

– Нет, не выяснил, – чистосердечно признался доктор.

– Тогда вот тебе, Кеннет! Что тебе еще надо? – триумфально вопрошала миссис Пайнфольд. – Это была Новая Сила!

– Я предпочел бы увидеть это собственными глазами, – ответил не впечатлённый Фельден. – Эллардайс, без обид. Все-таки, лучше увидеть, чем узнать из вторых рук.

– Кеннет, это и впрямь странное дело, – вмешалась Айони. – Я сама видела, как умерли рыбешки, а мистер Ашмун не приближался к аквариуму.

– Да, – признал Фельден, – но как по мне, то это еще одна новость из вторых рук, и она ничем не лучше сообщения доктора Эллардайса. Я поверю только тогда, когда увижу сам.

– Кеннет, я подозреваю, ты не веришь в невезение или дурной глаз? – по-детски простодушно спросила миссис Пайнфольд.

– Нет, не верю.

– Я и не ожидала. Вы так ограниченны. Таковы люди науки, как говорит мистер Ашмун. Но разве вам не кажется странным то, что за последнее время умерли трое человек, связанных с кладом викингов – золотом, зарытым в лагере Цезаря?

– Я и сам был на том месте, но я до сих пор жив, – возразил Фельден. – И тебя я там видел, Агата, но ты совсем не выглядишь мертвой.

– О, Кеннет, я в безопасности. Понимаешь, у меня есть сильный талисман, он защищает меня от вреда. Его дал мистер Ашмун, он сказал, что тот отвратит любую беду.

– Ну, конечно, его слова имеют значение.

Молодой худощавый человек присоединился к группе вовремя, чтобы услышать последнюю фразу Фельдена. Судя по сходству лиц, это был брат миссис Стэнуэй, Макс Стэнуэй, заключил сэр Клинтон.

– Значение чего? – спросил он.

– Мумбо-Юмбо, – с очевидной насмешкой пояснил Фельден. – Ты тоже веришь Ашмуну, Макс?

– Я? Ну, нет! Все это вздор. Если вы говорили обо всех этих манифестациях. Что в них хорошего? Это болтовня, конвертируемая в деньги. Конечно, это не страшное преступление, если играть честно. Но как по мне, так это все подделка.

– Ты не прав, Макс, – возразила миссис Пайнфольд. – При помощи Новой Силы мистер Ашмун собирается сделать для нас большие деньги.

– Так ли? Глупости. Агата, тебе не требуется больше денег. Ты и так купаешься в них. Ну, а если твой бабай направит меня к миллиону-другому, то я поверю во все, что он говорит, и сделаю, все что он попросит. Но не бывать такому счастью.

– Ты слишком корыстен, – высокомерно осадила его миссис Пайнфольд. – Так ты ничего не добьешься.

– Нет? Ну, тогда не буду и пытаться. Добьюсь цели как-нибудь иначе, так что не беспокойся обо мне, Агата. Возможно, я теряю не так уж много.

– Ты совсем как Кеннет, – насупилась миссис Пайнфольд. – Даже не исследовал феномен, а считаешь себя вправе высмеивать его.

– Я? До чего длинные слова использует Ашмун! А ты, небось, выучила их наизусть. Но хватит об этих глупостях. Вот, с чем я пришел. Наш столик решил оставить свой выигрыш Красному Кресту. И меня попросили рассказать об этом, вдруг кто-то еще последует нашему примеру. Так как?

– Не понимаю, зачем нам это, – надувшись, словно ребенок, возразила миссис Пайнфольд. – Они и так получат достаточную сумму.

– А если только раз, ведь благотворительность? Что скажешь, Дафна?

– Думаю, это хорошая идея. Ты с нами, Фрэнк?

– Если только что-то выиграю.

– То же касается и меня, – добавил Фельден.

– А как вы, сэр Клинтон? – спросил Макс.

– Конечно.

– А ты, Айони?

– Я тоже.

Макс обратился к угрюмому человеку, игравшему за столиком Дафны:

– Вы тоже, Деверелл?

– Не возражаю.

– Удачно сходил на разведку! Кстати, выпьем, а? Знаю, вы не члены клуба, но у меня есть привилегии. Ну, как?

– Спасибо, не сейчас, – покачал головой Деверелл. – Может, позже.

– Ну, нет так нет, – согласился Макс. – Сменим тему. Айони, как прошла свадьба Кристины? Занятная мысль – бракосочетаться в регистрационном бюро. Там же нет даже граммофона, на котором можно поставитьсвадебный марш. Так же романтично, как купить фунт чая.

– Все прошло довольно хорошо, – ответила Айони. – Более впечатляюще, чем я ожидала, Макс, и вовсе не похоже на визит в бакалею. С другим регистратором все могло бы стать хорошей альтернативой церковной службе.

– А что не так с регистратором? – спросил Макс.

– Ну, начнем с того, что он был подслеповат и походил на черепаху. Кто-то сказал, что у него катаракта. В конце процедуры он принял меня за невесту и высказал поздравления. Неловко, и я не стала смущать беднягу и объяснять, что все не так.

– Ну, лучше так, чем никак, – весело заметил Макс. – Надеюсь, он все верно оформил, это ведь главное.

– Прошло все не блестяще. Похоже, он перепутал Кристину с кем-то еще и ожидал, что она выступит то ли в роли свидетеля, то ли кого еще. Не то, чтобы он был совсем того, но явно рассеян. Но свою речь он произнес довольно хорошо. Подозреваю, он годами сотни раз говорил одно и то же и выучил все наизусть, так что вряд ли может ошибиться.

– А после, в доме, собралось много народу?

– Нет, с полдюжины. Все было очень тихо.

– Опасное дело, – прокомментировал Макс. – Все девушки спрашивают себя: «Кто следующий?», и присматриваются к тебе: «Может быть?..».

– Чепуха! – рассердилась Айони. – Не такой уж ты заманчивый улов, Макс. Когда ты в первый раз сделаешь девушке предложение, то удивишься реакции. Ну, извлечешь от этого пользу. Поубавишь самомнение.

– Перетерплю, – заверил Макс. – Но вернемся к началу. Насчет выигрыша. Агата, ты не поменяла мнения?

– Нет, – упрямо ответила миссис Пайнфольд.

– Правильно! В корыстных делах лучше придерживаться собственного мнения. Ну, теперь я должен идти дальше со своей вестью.

Кивнув на прощание, Макс ушел к другим игрокам.

Фельден обратился к Генри Девереллу:

– Не забудь, ты обещал помочь мне ночью, – напомнил он.

– Не забуду, – ответил Деверелл, обидевшись предположению, что он может забыть об обещании. – Перед рассветом будет холодно. Я ведь буду нужен ненадолго? Терпеть не могу, если приходится не спать ночью.

– Я тебя не задержу, – заверил Фельден.

– Все еще продолжаешь свои маленькие эксперименты, Кеннет? – презрительно спросила миссис Пайнфольд. – Насколько понимаю, от них никакого проку.

– Отличное поощрение, – спокойно ответил Фельден. – Эксперименты проходят хорошо. А о их результатах будет известно, когда я получу патенты.

– О, меня они вовсе не интересуют, – не прикрывая презрения, парировала миссис Пайнфольд. – Ты понимаешь, что он собирается делать? – спросила она у Деверелла.

– Ни капли, – признался Деверелл. – Все, что от меня требуется – это стоять над прибором и присматривать, чтобы на него не наткнулась овца, корова или ночная птица. Кеннет в это время делает свои трюки на дороге. А о том, что у механизма внутри, я ничего не знаю.

– И куда вы собираетесь этой ночью? – спросила миссис Пайнфольд у Фельдена.

– Тебя же не интересуют мои эксперименты, – спокойно заметил Фельден. – Но если спрашиваешь, то мы отправимся на дорогу к лагерю Цезаря и попытаемся там. Дом вашего друга Ашмуна нам по пути. Передать ему какое-либо сообщение?

Миссис Пайнфольд не заметила иронию.

– Правда? Это кстати… Сегодня мистер Ашмун показывал мне кое-какие документы и обронил одну бумагу. Я нашла ее на полу, когда он уже ушел. Затем он позвонил мне и попросил немедленно ее вернуть. Я собиралась заехать к нему по пути домой и отдать ее. Но я ненавижу ездить в этой тьме, вызванной светомаскировкой, да и мне совсем не по пути, а бензин сейчас в таком дефиците, что...

– Хочешь, чтобы я передал ее? – перебил ее Фельден. – Давайте ее сюда. Но если я забуду, то я не виноват. Я все-таки не курьер.

– Я прослежу, чтобы она попала, куда нужно, – вставил Деверелл.

– Ох! Спасибо большое.

Миссис Пайнфольд пошарила в сумочке и вынула оттуда платок и маленькую бумажку. Вместе с ними высыпались и монеты, и, пытаясь поймать их, миссис Пайнфольд обронила на пол как бумажку, так и деньги. Сэр Клинтон быстро подобрал их и отдал ей обратно. Но делая это, он быстро пробежал глазами по бумаге – она оказалась грубым наброском схематической карты.

Миссис Пайнфольд нервно сунула деньги обратно в сумочку, а затем передала бумажку Девереллу.

– Ты не подумала о том, чтобы положить ее в конверт? – улыбнулся Фельден в то время, как Деверелл спрятал бумажку в карман.

– О, нет, – честно ответила миссис Пайнфольд. – Я же собиралась самостоятельно отнести ее к нему домой. Да и в наши дни бумага и конверты так дороги. Не хочется их расходовать. А не пора ли нам вернуться за столики? Бридж пропустить не хочется, а перерыв не так уж интересен.

Остаток вечера она посвятила игре, и была явно раздосадована, когда так и не смогла ничего выиграть. Когда партия закончилась, сэр Клинтон напомнил, что он по службе должен увидеться с одним из суперинтендантов, и Уэндовер отвел его в участок. Когда они вернулись в Грэндж, было уже поздно, но Уэндовер очень хотел узнать о впечатлении, сформировавшемся у старшего констебля.

– Так вы заметили что-нибудь интересное? – спросил он.

– Всегда интересно посмотреть, соответствуют ли незнакомые люди своему описанию, – уклончиво ответил сэр Клинтон. – Некоторые считают, что описать что-то хорошо знакомое – легко. Мне порой интересно, а как бы они описали аромат фиалки никогда не видевшему этих цветов иностранцу? Большинство из нас хорошо знакомо с ароматом цветов, но как его описать?

– Я так понимаю, вы имеете ввиду, что мое описание этих людей было далеко не точным?

– О, нет. Некоторые подробности не пропустит даже самый невнимательный человек, – иронизировал сэр Клинтон. – Возьмем Эллардайса и мисс Стэнуэй. Явно, что это молодые влюбленные, ну, или относительно молодые. Ужасная штука, эти любовные дела, сквайр. Они выводят из равновесия даже самого сдержанного человека, так что никогда нельзя сказать, на что он становится способен. Затем Фельден. Он хорошо скрывал свои чувства, но я не думаю, что он настолько дружелюбен по отношению к Эллардайсу. Забавно, но я сомневаюсь, что он все еще любит мисс Стэнуэй. Конечно, он тоскует по ней, это кто угодно заметит. Но если бы она вернулась к нему, то я бы не поставил на то, что они будут счастливы.

– Разочарование и ревность часто проявляются именно так, – с умным видом заявил Уэндовер. – Но не беспокойтесь за нее. Второй раз она не передумает.

– Возможно, – осторожно заметил сэр Клинтон. – Далее, ее сестра, миссис Пайнфольд. Я редко видел столь эгоцентричных особ. Война ее нисколько не беспокоит, за исключением того, что она «так надоела». Ее интеллект близок к нулю. Но, как я понял, она богата.

– Она вполне обеспечена.

– Но хочет стать богаче. Но если она рассчитывает на то, что Ашмун сделает ее миллионершей, то она намного оптимистичнее меня. Должно быть, этот парень умеет внушать доверие. Помните изречение Тичборна: «У одних есть деньги, но нет мозгов. У других — есть мозги, но нет денег. Разумеется, те, у кого нет мозгов, но есть деньги, созданы для тех, у кого есть мозги, но нет денег». Кажется, это вполне соответствует паре Пайнфольд-Ашмун. Единственная проблема: какую именно схему использует Ашмун, чтобы деньги перекочевали с одной стороны на другую? Не сомневаюсь, она будет основана на природной жадности миссис Пайнфольд. Люди ее типа воюют за экономию каждого пенни, но их деньги легко достаются мошенникам с грандиозными затеями.

– А что вы думаете об Айони Херонгейт? – спросил Уэндовер. Сейчас он был более заинтересован, чем когда разговор шел о миссис Пайнфольд.

– Вы описали ее, как сфинкса, сквайр. Если это так, то я – Эдип: ее загадочность для меня не сложна. Она заарканит Фельдена, если сможет, нравится ему это или нет. Явный случай «Venus toute entière à sa proie attachée».^[8] Я так полагаю. Но Фельден, кажется, вполне может постоять за себя. Он вполне здравомыслящ. И хороший игрок в бридж. Что касается остальной компании, то Деверелл не впечатлил меня. Надутый черт безо всякого обаяния. Юный Макс Стэнуэй совершенно невнятен. Конечно, он – порядочный молодой человек, но это все, что о нем можно сказать. Мисс Стэнуэй намного привлекательнее всех прочих членов семьи.

Звонок телефона прервал их прежде, чем Уэндовер успел вставить слово. Он снял трубку, а затем передал ее сэру Клинтону.

– Один из ваших констеблей.

Сэр Клинтон выслушал сообщение.

– Очень хорошо. Скоро буду.

Нахмурившись, он обратился к Уэндоверу.

– Деверелл мертв, он в лагере Цезаря. Это известие дошло до участка пару минут назад. Камлет уже спешит на место преступления. Мне тоже нужно быть на месте. Присоединитесь?

– Но… Деверелл был в полном порядке, когда мы видели его час назад.

– Как же вы наблюдательны, сквайр! Ничто от вас не ускользнет, – резко ответил старший констебль. – И что с того? Сейчас человек мертв, хоть и был жив час назад. Я знаю немногое, но выглядит, как еще одно дело Пирбрайта.

Уэндовер был поражен известием. Деверелл был не более, чем его знакомым, но это шокирует: человек всего час назад был полон сил, а теперь пребывает в небытии. Еще одно дело Пирбрайта. Уэндовер не был суеверным, но чувствовал – в воздухе витает что-то странное. Мрачный клочок земли, на котором когда-то располагался римский лагерь, казалось, таил в себе что-то смертельное, что-то, что время от времени выбиралось из него и накладывало холодную печать смерти на какое-нибудь живое существо.

– Жуткое дело, – тревожно размышлял вслух Уэндовер. В его памяти всплыло воспоминание о Гейнфорде и «местном Нострадамусе», но он отбросил его. Такого рода события – просто совпадения, и ни один здравомыслящий человек не станет принимать их в расчет. Далее последовали совсем свежие воспоминания: миссис Пайнфольд весь вечер болтала о Джехуди Ашмуне и его Новой Силе. Конечно, чепуха. Полная чушь с начала и до конца. Просто набор слов, придуманных для того, чтобы выманить ее деньги. И все же… Фрэнк Эллардайс был хорошим врачом, такого свидетеля не обмануть. И все же он признался, что мертвые кролики были для него полной загадкой. Уэндовер собственными глазами видел скрученное в последней агонии тело Пирбрайта. А сейчас Смерть еще раз посетила лагерь Цезаря, и при помощи оккультных сил нанесла удар по очередной жертве. Нравится это им или нет, но они очередной раз столкнулись с фактом.

– Сквайр, ошарашены? – нетерпеливо спросил сэр Клинтон. – Я не могу терять время. Пошли, если хотите. А если нет, то желаю вам доброй ночи.

Уэндовер отбросил свои раздумья и последовал за старшим констеблем в гараж.

Глава X. Лагерь Цезаря

Когда автомобиль приблизился к лагерю Цезаря, в темноте замерцал огонек фонарика: кто-то давал им сигнал остановиться. Сигнализировавший подошел и осмотрел автомобилистов.

– А, это вы, сэр? Мы останавливаем все машины. Приказ инспектора Камлета, сэр. Он в пятидесяти ярдах отсюда, вон там, где фургон.

Констебль отступил в сторону, и сэр Клинтон поехал дальше, а перед фургоном съехал на обочину, чтобы не загородить узкую дорогу. Камлет с фонариком в руке подошел к ним и узнал начальника.

– Рад, что вы прибыли, сэр. Я приказал ребятам на участке позвонить вам. Судя по всему, это еще одно дело Пирбрайта. Кажется, это место проклято, – закончил он, не сознавая того, повторив мысли Уэндовера.

Сэр Клинтон вышел из машины.

– Кто здесь? – спросил он.

– Мистер Фельден, это его фургон, сэр, я сам, сержант Робсон, констебли Картер и Барнби. Еще я вызвал нашего врача, но он еще не прибыл.

– Какого врача? Эллардайса? – спросил сэр Клинтон.

– Нет, сэр. Вернулся доктор Гринхольм, и я вызвал его.

– Очень хорошо, – одобрил старший констебль. – Ну, я хочу начать с начала. Первым я хочу увидеть мистера Фельдена.

– Хорошо, сэр. Я приведу его, – ответил Камлет.

Он исчез во тьме, и через несколько секунд вернулся в сопровождении Фельдена.

– Плохо дело, сэр, – сказал химик, встретившись с сэром Клинтоном и Уэндовером.

– Большая часть моей работы такова, – раздраженно ответил старший констебль. – Не стоит растрачивать слова на ее описание. Все, что мне нужно, это ваше мнение. Инспектор Камлет владеет стенографией. Он запишет все, что вы скажете. Позже вы сможете подписать расшифровку стенограммы. Инспектор, вы справитесь, если кто-то из ваших констеблей будет светить на бумагу?

– О, да, сэр.

– Чем меньше света, тем лучше, – заметил Фельден. – В наши дни никто не знает… Допустим, инспектор Камлет сядет внутри моего фургона. В крыше есть лампочка, и у него будет достаточно света. Я буду стоять снаружи, у двери, и говорить. Если он оставит дверь приоткрытой, то услышит все, что я скажу, а наружу свет не попадет. Можете сесть на ящик, – добавил он, обратившись к Камлету.

– В этом есть смысл, – одобрил сэр Клинтон. – Хотя это не столь важно. Если появятся самолеты, то мы их услышим задолго до их прибытия.

Фельден прошел к фургону, открыл дверь и зажег свой фонарик.

– Здесь аккумулятор, – пояснил он, направив луч на гробоподобную коробку на полу. – Но держите ноги подальше от аппаратуры. Она довольно дорогая.

Он развернул фонарик, осветив множество циферблатов, ламп и выключателей, привинченных к стене фургона, напротив ящика.

– Теперь пройдите внутрь и закройте дверь, – указал он. – Тогда вы сможете зажечь свет на потолке. Вот выключатель.

Инспектор послушался. Сэр Клинтон и Уэндовер встали возле Фельдена, который прижался щекой к двери.

– Вам лучше начать с момента, когда мы покинули турнир по бриджу, – предложил сэр Клинтон.

– Верно! – согласился Фельден. – Думаю, вы слышали, как мы с беднягой Девереллом договаривались насчет этой ночи? А также вы слышали, как миссис Пайнфольд попросила его завезти какой-то документ в дом Ашмуна?

– Я слышал все это, – нетерпеливо ответил сэр Клинтон. – Вам нет нужды повторять.

– Ну, мы с Девереллом покинули клуб примерно в то же время, что и вы. Сначала мы поехали ко мне – там мы пересели с машины в фургон – его я использую для экспериментов.

– Он ведь не передает какие-либо радиосигналы? – перебил сэр Клинтон. – Такие вещи теперь запрещены. Хотя вы и сами знаете.

– Конечно, – ответил Фельден. – Нет, с радио я не работаю. Это что-то другое. Но это не имеет никакого отношения к делу. Продолжу. Деверелл сидел возле меня впереди. Он напомнил мне, что нужно заехать к Ашмуну. Так что первым делом я поехал туда.

– Когда это было? – прервал его сэр Клинтон.

– Посмотрим… – Фельден взглянул на люминесцентный циферблат наручных часов. – Сейчас час двадцать пять… Нет, проще начать с другой стороны – из дому я выехал где-то в одиннадцать двадцать. Значит, к дому Ашмуна я подъехал где-то в половине двенадцатого. Может, раньше или позже – не могу сказать точно.

– Это может быть важно, – предупредил сэр Клинтон.

– Не могу же я указать точное время, если я его не знаю, – спокойно ответил Фельден. – Я называю настолько точное время, насколько могу.

– Тогда остановимся на половине двенадцатого, – согласился сэр Клинтон. – Рад встретить свидетеля, осознающего свои пределы. Я боялся, что вы начнете вдаваться в детали, которых толком не помните.

– Нет, это не мое. Только правда, правда, и ничего кроме правды. Ведь это ваш девиз? В судах и так далее? Хотелось бы, чтобы так же стали отзываться и о наших ученых, особенно о тех, кто берет патенты. Но мы ушли от темы. Когда мы прибыли к Ашмуну, я оставался сидеть в машине. С Ашмуном я не приятельствую, и вовсе не жажду этого. Ходил Деверелл. Конечно, из-за светомаскировки никто не смог бы сказать, есть ли кто-нибудь в доме или нет. Деверелл, подсвечивая фонариком, прошел к передней двери и позвонил. Я слышал, как дверь открылась. Но я, конечно, ничего не видел – они выключили свет в холле перед тем, как открыть дверь. Я услышал, как дверь закрылась, но Деверелл не появился. Я решил, что он вошел внутрь, чтобы объяснить свой визит. Прошло около десяти минут, прежде чем он вернулся в фургон.

– Слишком много времени для того, чтобы просто передать бумагу, – заметил сэр Клинтон.

– Я тоже так думал, пока ждал его, – ответил Фельден. – Но это не мое дело.

– Вы уверены, что вышел именно Деверелл, а не кто-то другой?

– Ну, конечно! Не знаю, к чему вы клоните, но это был точно Деверелл! У меня чувствительное обоняние, а он курит крепкие сигары – таких я в наших краях еще не встречал. Как только он сел в машину, я сразу его узнал. Этот вид дыма пропитывает одежду.

– А затем?

– Я поехал сюда. Это заняло минут двадцать или около того. Значит, мы прибыли сюда где-то в полночь. Конечно, я говорю примерное время. Затем порядка десяти минут я настраивал оборудование на этом маленьком холме. Сейчас его не видно, но при дневном свете вы бы его сразу узнали. Его видно с дороги за полторы мили отсюда, потому-то я его и использую. Как только я приготовил инструмент, забота о нем перешла на Деверелла. Чтобы наблюдать за ним, не нужно быть специалистом. Мне нужно было лишь быть уверенным, что его не сдвинет никакое животное, которое может забрести сюда ночью. Техника довольно хрупкая, и если его опрокинуть, ничего хорошего не выйдет. Затем я оставил Деверелла, сев в машину и начав ездить по дороге, время от времени останавливаясь.

– Значит, вы оставили здесь Деверелла около десяти минут первого?

– Примерно так. Я не могу указать точное время. Как бы то ни было, я доехал до второго перекрестка…

– Это далеко? – спросил сэр Клинтон.

– Больше мили, – объяснил знавший местность Уэндовер.

– Затем я развернулся и поехал к первому перекрестку – он в двухстах ярдах отсюда. Я едва двигался, так как знал, что один из ваших констеблей (его зовут Барнби) патрулирует местность примерно в это же время, и я боялся сбить его в темноте. Мы с ним старые знакомые. Я часто встречаю его по ночам, когда я в этом районе, и иногда мы болтаем.

– Позже я выслушаю его, – сказал сэр Клинтон. – Пожалуйста, заканчивайте ваш рассказ.

– Я говорил с вашим человеком, и тут кое-что привлекло мое внимание: доносившиеся до меня стоны. У меня хороший слух, и я услышал их раньше Барнби. Он решил, что я воображаю их. Тем не менее я взял его с собой и проехал сотню ярдов, а затем остановился и велел ему прислушаться. Тогда он четко расслышал их. Я вернулся сюда, на то место, где оставил Деверелла, и мы позвали его, но в ответ услышали только стоны. Тогда мы взяли фонарики с спустились. Барнби нашел Деверелла первым. Он отошел от моего оборудования и лежал в вереске, скрутившись и извиваясь в агонии. Он умер на наших глазах – вскоре после того, как мы нашли его.

– Насчет стонов. Полагаю, вы не слышали их до того, как повстречали констебля? – спросил сэр Клинтон.

– Нет. Расстояние было большим, и шум мотора перекрывал звуки. И только когда я заглушил его, чтобы поболтать с Барнби, стоны достигли моих ушей.

– Значит, вы не можете точно сказать, когда они начались?

– Нет. Я могу лишь сказать, когда они привлекли мое внимание. Но полагаю, они могли начаться и раньше.

Сэр Клинтон ненадолго задумался.

– Вы – химик, – наконец сказал он. – Увиденное не навело вас на мысль, что Деверелл умер от отравления?

Деверелл также задумался перед тем как ответить.

– Перед смертью его сильно вырвало, – заметил он. – Конечно, мышьяк или сурьма могут вызвать такой эффект. Да и другие препараты, наверное. Но я не токсиколог, так что не стоит полагаться на мои слова. Это работа для эксперта. Это могло быть отравление птомаином. А может просто от боли – я считаю, что острая боль может вызвать рвоту. Но лучше оставить это для специалистов. Здесь я не компетентен, и в любом случае вам потребуется провести вскрытие.

Сэр Клинтон снова задумался.

– Когда Деверелл вышел к вам, он нормально выглядел? Я имею в виду, не приметили ли вы чего-то странного?

– В темноте много не увидеть, – заметил Фельден. – Например, он мог быть бледен, как мел. В темноте я бы этого не заметил.

– Я подумал об его голосе, – пояснил сэр Клинтон. – Или о других признаках беспокойства.

– Он не говорил со мной, – заявил Фельден. – Вы знаете, что он всегда был молчаливым парнем. Я не спрашивал его о том, что он делал у Ашмуна. Это не мое дело. Да и чем меньше я слышу об Ашмуне, тем лучше. Мне не по душе этот человек. Что касается беспокойства, полагаю, вы думаете, что Деверелл мог чувствовать боль и вертеться на месте или что-то в этом роде. Ничего такого я не заметил. Казалось, что он в порядке. Я и не думал, что с ним что-то не так.

– Вы не говорили с ним, пока настраивали прибор?

– Нет. Он уже помогал мне пару раз и знал, что к чему. Не было необходимости что-то пояснять ему. Я просто все установил и оставил его присмотреть за аппаратом.

– Он курил после того, как вышел от Ашмуна?

Очевидно, Фельден не заметил этого.

– Я толком не помню. Такое впечатление, что нет. Думаю, будь у него во рту одна из тех сигар, я бы запомнил. Нет, я уверен, что он не курил, – Фельден замолчал, а затем добавил: – Думаете, в его сигарах могло что-то быть?

– Я ни о чем не думаю, – резко ответил сэр Клинтон. – Просто собираю факты, важные и не очень.

– Ну, вроде бы это все, что я могу сообщить вам, – сказал Фельден, – разве что вы спросите о чем-то еще.

– Позже я могу подумать о чем-то таком. А пока у меня больше нет вопросов. Вы сами ни о чем не думаете?

– Совсем ни о чем. Это дело мне совершенно не понятно.

– Тогда больше не буду вас беспокоить, мистер Фельден. Сейчас вам лучше отправиться прямо домой. Коронер захочет выслушать ваши показания на дознании, но со временем вас известят об этом. Кстати, вы знаете родственников Деверелла? Нам нужно будет сообщить им.

– У него был только брат, но теперь он мертв – убит во время одного из налетов. Конечно, могут быть кузены, но я никогда не слышал о таких. Так что здесь явно нет никого, кому стоит сообщить, за исключением его экономки.

– Спасибо, – поблагодарил сэр Клинтон, давая Фельдену понять, что отпускает его.

Фельден пожелал им доброй ночи, сел на водительское сидение и отчалил. После этого сэр Клинтон обратился к инспектору.

– Вы помните, что доктор Эллардайс обследовал тело Пирбрайта? Было бы неплохо взять его сюда и посмотреть, что он скажет насчет Деверелла. Конечно, вскрытие будет проводить доктор Гринхольм. Но Эллардайс знает о деле Пирбрайта и может что-нибудь заметить. Пожалуйста, отправьте констебля Картера к ближайшей телефонной будке, пусть он вызовет его. Он может взять мою машину.

– Хорошо, сэр, – ответил Камлет. – А сейчас, вы хотите выслушать Барнби? Он здесь.

Услышав свое имя, констебль шагнул вперед и отдал честь, что в условиях полной тьмы осталось незамеченным. Затем он достал блокнот и подсветил фонариком.

– Сэр, – начал он. – Этой ночью я совершал обход, подымаясь со Стокман-лейн. В 12:35 я достиг угла с трассой Янга, это вон там, на этой дороге. По ней как раз двигался фургон. Он остановился, я вынул фонарик и узнал водителя – мистера Фельдена. Я часто вижу его по ночам, так как он проводит какие-то научные эксперименты и возит в фургоне какую-то аппаратуру. Обычно, встречая меня, он останавливается, и мы немного болтаем, всего пару минут. Сегодня, узнав меня, он остановился, и мы поговорили о погоде и налетах – участятся ли они в скором времени. В общем, можно сказать, что мы просто поздоровались.

– Он когда-нибудь приглашал вас заглянуть в фургон? – спросил старший констебль.

– Один раз, сэр. Думаю, он решил, что мне это будет интересно, хотя на самом деле это не так. Я ничего не понимаю в этих научных штуковинах, и все, что я увидел – это циферблаты, переключатели, катушки провода и большой ящик вроде гроба на полу – в нем аккумулятор. В тот раз крышка была открыта, потому я и знаю, что внутри. Фельден рассказывал, что он делал… Я так понял, что он проводил какие-то исследования и считал, что это может помочь выиграть войну, но все это секретно, сэр. Конечно, мне всего этого не понять, я лишь заметил что-то похожее на радио и спросил его, не передает ли он какие сигналы, сэр, это ведь запрещено. Но он ответил, что ничего подобного. Я сделал пометку в блокноте и рапортовал об этом, сэр.

– Мы рассмотрели рапорт, сэр, – вмешался Камлет. – Это не радиопередатчик.

– Барнби, продолжайте, – велел сэр Клинтон.

Констебль снова сверился с блокнотом, подсветив фонариком.

– В 12:37 мистер Фельден оборвал разговор и спросил, не слышу ли я чего странного. Я ответил, что не слышу ничего необычного. Затем он сказал, что слышит что-то вроде стонов. Он попросил меня сесть рядом с ним, а затем проехал сотню ярдов. Он заглушил мотор и попросил меня прислушаться еще раз. Теперь я четко слышал стоны, идущие с этого направления. Тогда он снова поехал и остановился там, где вы видели стоявший фургон, сэр. И когда он остановил мотор, я услышал очень громкие стоны, как если бы кто-то, задыхаясь, стенал от боли. Я выпрыгнул из машины, и он выпрыгнул, и мы принялись искать вокруг. Я наткнулся на человека, лежавшего в вереске, скрюченного и стонущего. Когда я посветил на него фонариком, он в последний раз скорчился, после чего затих. Должно быть, он умер, прямо на моих глазах, сэр. Я внимательно посмотрел на него, но решил, что мы больше ничего не сможем для него сделать, сэр. Я сразу узнал в нем мистера Генри Деверелла, потому что видел, как он давал показания у коронера – по случаю смерти его брата. А я тогда был на службе – подменял приболевшего констебля Дикенсона. Так что я ждал там, сэр, а мистера Фельдена отправил позвонить в участок и рассказать о произошедшем. Когда он вернулся, мы просто стояли, пока не прибыл инспектор Камлет.

– Это было в десять минут второго, – отозвался Камлет.

– Вы заметили что-нибудь особенное, когда впервые натолкнулись на Деверелла? – спросил у констебля сэр Клинтон.

– Его ужасно рвало, сэр. И еще он страшно щурился. Я заметил это, потому что ему было так плохо, что вряд ли кто смог бы ему помочь. Я чувствовал запах и подумал, что это может быть белой горячкой. Но его рвало, и это перекрывало все прочие запахи. Мне это показалось чем-то вроде отравления, со спазмами и всем его поведением перед смертью. Я сказал об этом мистеру Фельдену, он же химик и, должно быть, понимает в такого рода вещах. Но он ответил, что не разбирается в отравлениях и, кажется, смутился, решив, что я не поверил ему, ведь я всегда считал, что химия – это яды и тому подобное.

– Никого другого вы здесь не видели?

– Нет, сэр.

– Теперь, давайте посмотрим на тело, – предложил сэр Клинтон, обращаясь к Камлету.

Инспектор отошел в сторону от дороги, примерно на дюжину ярдов, а затем направил луч фонарика вниз, чтобы осветить тело Деверелла, скорчившееся в смертельной агонии. Сэр Клинтон опустился на колени и внимательно осмотрел лицо покойного, подсвечивая собственным фонариком.

– То же, что и с Пирбрайтом, – прокомментировал он, вставая и отряхивая брючины. – Зрачки расширены, и, очевидно, он настрадался, прежде чем потерять сознание. Кстати, а где аппаратура, о которой упоминал Фельден? Он же не забрал ее?

– Нет, сэр. Думаю, учитывая произошедшее, он просто позабыл о ней. Она дальше, если идти по этой дорожке.

Сэр Клинтон следовал за инспектором порядка двадцати ярдов, а затем направил фонарик на прибор, стоявший на треножнике, расположенном среди травы на низкой насыпи. Старший констебль рассмотрел его, обратив внимание на черную воронку, медленно раскачивавшуюся влево-вправо – очевидно, она двигалась под воздействием какого-то механизма внутри корпуса.

– Выглядит как болометр, – предположил он.

– Болометр, сэр? Никогда не слышал о таком, – признался Камлет.

– Прибор для регистрации силы и длины излучения, – пояснил сэр Клинтон. – Используется для исследования ультракрасного спектра. Я видел его в научной лаборатории. Раскачивающаяся воронка, судя по всему, направлена на дорогу – она регистрирует тепловые лучи от автомоторов и тому подобное. Но это всего лишь мое предположение. Наверняка я ничего не знаю.

– Должен ли я убрать ее, сэр?

– Нет, лучше оставить все, как есть, до тех пор, пока наш фотограф не сделает снимок при дневном свете. Да и Фельден сам может забрать ее. Это чувствительный прибор, и мы можем случайно сломать его.

– Хорошо, сэр. Думаю, это подъезжает доктор Гринхольм.

– Если это так, то, пожалуйста, приведите его сюда.

– Хорошо, сэр.

Сэр Клинтон достаточно хорошо знал доктора Гринхольма, чтобы ожидать от него хоть какой-нибудь информации на предварительной стадии расследования. Доктор был молчаливым человеком и редко утверждал что-либо, пока не мог подтвердить это убедительными доказательствами. Он коротко поприветствовал старшего констебля, тщательно осмотрел тело, а затем поднялся на ноги, не высказав никакого комментария.

– Ну? – спросил сэр Клинтон.

– Ну... – повторил Гринхольм и погрузился в молчание.

– Вы что-нибудь обнаружили?

– Он мертв. Уже около часа. А, может, меньше.

– Смерть естественная? – иронично спросил сэр Клинтон.

– Я так не думаю. Очевидно, она была мучительной. Вероятно, это вызвало рвоту. Это не остановка сердца, иначе лицо бы поменяло цвет. Зрачки заметно расширены. Возможно, из-за мидриатического препарата вроде атропина или гиосцина.

– Вы обнаружили мидриатик в деле Пирбрайта. Это такой же случай?

– На первый взгляд, да.

– Предположим, это гиосцин. Тогда какой должна быть фатальная доза?

– Она отличается. Всегда по-разному. Обычно небезопасно давать более сотой грана.

– А если атропин?

– Около полутора грана.

– Значит, гиосцин действует сильнее?

– Да, намного. Вот случай, о котором я помню. Один гран гидробромида гиосцина разбавили водой, доведя до концентрации в один процент. По две капли раствора закапали в глаза пациентки. Через пять минут она почувствовала головокружение и необходимость прилечь. Она потеряла дар речи, а вскоре и сознание. Спустя четыре часа она проснулась в бреду, который длился еще два часа. Четыре капли однопроцентного раствора – кажется, это безопасно, но эффект был таков. Но я не эксперт. Эллардайс сможет рассказать больше. У него есть опыт работы в этой сфере.

– Препараты доступны?

– Не широкой публике. С тех пор, как Криппен использовал гиосцин, аптекари стали задумываться перед тем, как продать его постороннему человеку.

– Возможно, мы захотим узнать, какую именно дозу ввели Девереллу, если ее, конечно, ввели.

– Тогда обратитесь к одному из столичных экспертов, – посоветовал Гринхольм. – Это задачка не для меня – я осознаю свои пределы. Я скажу вам, был ли в теле мидриатик, но для того, чтобы продолжить, вам потребуется профессионал с квалификацией повыше моей.

Раздались шаги, и фонарик сэра Клинтона осветил появившегося констебля Картера.

– Извините, сэр, – сказал он. – Доктора Эллардайса нет на месте. Я не смог привезти его.

– Не беда, – ответил старший констебль. – Кстати, вы встретили кого-нибудь по дороге?

– Ни одного пешехода, сэр, – отчитался Картер. – Но когда я спускался, с боковой дороги выехала машина. Я заметил номер – GZ7777.

Сэр Клинтон уловил перемену в лице Уэндовера, когда тот услышал номер.

– Вы знаете эту машину?

Уэндовер кивнул и отошел со старшим констеблем в сторонку.

– Это машина Айони Херонгейт, – тихо пояснил он. – Я запомнил номер из-за четырех семерок. Но нет нужды вмешивать ее во все это. Потому я и не хочу говорить перед всеми.

Сэр Клинтон не стал брать на себя такое обязательство, но, обернувшись к прочей компании, сменил тему:

– Мы ведь здесь не можем больше ничего сделать, так ведь? Тогда оставим доктору Гринхольму пару констеблей. А наше следующее дело – повидать Ашмуна и выяснить, что случилось, когда Деверелл пришел к нему. Пройдемте в мою машину, а ваши, на всякий случай, оставим здесь. Я прослежу за тем, чтобы вы добрались домой.

Глава XI. Джехуди Ашмун

Уэндовер занял место впереди, рядом с сэром Клинтоном, в то время как инспектор устроился на заднем сиденье. Какое-то время никто не говорил. Затем сэр Клинтон удивил Уэндовера, выдав куплет из «Чародея»: ^[9]

– Вы кажетесь очень беспечным, – буркнул Уэндовер.

– Я? Эти стихи пришли мне на ум, вот я их и процитировал – посмотрим, насколько они подходят к вашему местному Бугимену. Он тоже кажется торговцем магией, да, судя по всему, и заклятиями тоже. Но я не уверен насчет благословений, хотя, судя по покойному Энтони Гейнфорду, он, безусловно, спец по проклятиям и пророчествам. «Полный кошелек?». Ну, свой кошелек он явно наполняет всем, чем только можно. А что до проклятий, то были они прокляты или нет, но и оба Гейнфорда, и Деверелл попали в беду. Так что все сходится. Горю желанием познакомиться с этим Ашмуном.

– Ну, а я – нет, – заявил Уэндовер после того, как мысленно взвесил собственное любопытство на одной чаше весов и отвращение к Ашмуну и его деяниям — на другой. – Я подожду в машине, пока вы навестите его логово. От меня тут никакого прока.

– Вам не интересны домашние фокусы? Меня они развлекают. Пока они не покидают пределы гостиной, все в порядке. Но когда они покидают свою епархию и вызывают несчастья по краям, по долам, то это, конечно, вызывает профессиональный интерес. Но в такие моменты я с чистой совестью объединяю дела и развлечения.

Он свернул с дороги на подъезд к дому Ашмуна, и встал у нижней ступеньки крыльца.

– Последнее напутствие, – с напускной серьезностью изрек сэр Клинтон. – Если услышите крик совы или вой собаки, то знайте – не стоит ждать нашего возвращения. Блуждающие огни – также верный признак гибели. Если чихнете дважды – то же самое, если, конечно, вы не простудились. И, кстати, если Ашмун и правда трудится по линии Джона Веллингтона Уэллса, то, может, я могу купить у него что-то для вас? «Проклятие за пенни, наш самый дешевый товар, работает наверняка». Не хотите? Ну, надеюсь, мы не заставим вас долго ждать. Инспектор, пойдем.

Сэр Клинтон подсветил фонариком, чтобы найти звонок в дверь. Вскоре дверь распахнулась, но в холле за ней было темно. Не пытаясь быть любезным, сэр Клинтон направил луч фонарика на человека, стоявшего на пороге. Это был высокий, сильный смуглый мужчина в темном костюме.

– Я – старший констебль. Мне нужно увидеть мистера Ашмуна, – коротко сказал сэр Клинтон.

– Это я, – отозвался смуглый человек. У него был глубокий музыкальный голос.

Он не сделал приглашающего жеста, но сэр Клинтон не собирался беседовать на пороге. Ему было нужно видеть лицо допрашиваемого.

– Если не возражаете, пройдем внутрь.

Широкая улыбку обнажила сверкающие зубы мулата:

– А! Простите за неучтивость. В этот час ночи (или, скорее, утра) вполне естественно подозрение к объявившимся незнакомцам.

Он встал в сторонке, позволяя сэру Клинтону и инспектору войти. Затем, закрыв дверь, он включил свет и провел их в одну из общих комнат.

– С моим затемнением что-то не так? С тех пор, как начались налеты, я использую специальные шторы, но какая-то щель могла ускользнуть от моего внимания.

– Я не насчет затемнения, – объяснил сэр Клинтон. – Я хочу просто задать один-два вопроса на другую тему. Этим вечером у вас уже был визитер, не так ли?

Инспектор Камлет заметил, что сэр Клинтон задел вопрос так, как будто это была просто малоинтересная формальность.

– Визитер? – повторил Ашмун. – Этим вечером их было много: мистер Сильвуд, мистер Дибдин, мисс Аварн, мистер Булстроуд, миссис Стэнбери, миссис Хэммет, миссис Родинг и… дайте подумать… и мистер Спелдхерст. Думаю, это все.

– Встреча ваших… э-э-э… единомышленников?

– Боюсь, что не вполне понимаю, что вы имеете в виду, – ответил Ашмун. Он все еще был предельно любезен, хотя в его голосе начали проявляться железные нотки. – Мои… единомышленники? Конечно, они мои друзья.

– Когда они покинули ваш дом?

Ашмун, казалось был склонен заартачиться, но скрыл свое смущение за одной из заискивающих улыбок.

– Некоторые ушли пораньше. Другие оставались подольше. Практически всего двадцать минут назад мистер Сильвуд ушел домой. Он и мистер Дибдин были последними гостями. Но я не понимаю, почему вам так интересен их визит.

– Мистер Ашмун, скажу прямо, – сэр Клинтон продолжал говорить тоном человека, которого не особо интересует результат беседы. – До моих ушей дошли слухи о ваших делах. Конечно, преувеличенные. Но когда такие байки доходят до полиции, нам нужно действовать, нравится нам это или нет. Возможно, вы не знакомы с законом о колдовстве, он принят в 1735 году. «Если кто-либо станет притворяться, что применяет какое-либо колдовство, волшебство, магию или берется предсказывать судьбу, либо притворяется, что при помощи своих оккультных познаний может выяснить, где и каким образом могут быть найдены украденные или потерянные вещи...» В общем, это преступление, наказуемое заключением в тюрьме. Как-то старомодно, правда? Но все же. Вы претендуете на использование какого-либо вида колдовства, волшебства или магии? Если да, то я бы хотел, чтобы вы продемонстрировали его, так как сам я не верю ни в какое колдовство.

Ашмун внимательно выслушал цитату из закона, а затем искренне рассмеялся.

– Нет, – в конце концов, заявил он. – Я не занимаюсь ни колдовством, ни всеми остальными упомянутыми вещами. Я исследую странный феномен, но это совсем другое дело. А если я не прав, то вам придется арестовать всех членов «Общества парапсихологических исследований», так как они занимаются тем же самым.

– Совершенно верно, – согласился сэр Клинтон. – Я подумал, что короткая беседа с вами прояснит ситуацию и развеет сплетни. Парапсихологические исследования. Интересная тема. Помню, как когда-то читал в «Сосайети Джорнэл» о вкладе сэра Уильяма Рэмзи в парапсихологию под действием эфирного наркоза. Занятное дело. Ги де Мопассан описывает тот же самый эффект в новелле «На воде». Кажется, что эфир заставляет вас мыслить в геометрической прогрессии – скачком, а не линейно, как мы привыкли. Мистер Ашмун, вы проводили эксперименты в этом направлении? Эфир, атропин, гашиш, гиосцин, морфий? Кажется, все они приводят рассудок в своеобразное состояние.

Теперь, когда разговор пошел не о формальном опросе, голос сэра Клинтона утратил скучающие нотки и выявлял настоящий интерес. Но эксперименты Ашмуна проводились, видимо, не в области наркотиков. Он покачал головой и задумчиво улыбнулся, обнажив блестящие зубы за алыми губами.

– Это и в самом деле очень интересно, – заметил он. – Но, боюсь, это не в моей сфере. Наркотики меня не привлекают. Хотя в моей родной стране немало ядов и противоядий, которые еще не изучены в Европе. Я видел, как их применяют наши туземные врачи, вы бы их назвали знахарями. Очень интересно. Но не в моей сфере.

Сэр Клинтон казался разочарованным отсутствием подобного интереса. Камлет полагал, что он начнет выпытывать у Ашмуна, что же тот исследует на самом деле, но вместо этого сэр Клинтон сменил тему разговора.

– Вы упомянули имена людей, которые были у вас вечером. Мистер Сильвуд, мисс Аварн и прочие. Всего восемь, если я не сбился со счету. Не возражаете передать мне их адреса? Я хочу раз и навсегда разобраться с этой болтовней. Инспектор Камлет запишет.

Ашмун был готов поделиться данной информацией, и инспектор быстро набросал ее в блокнот.

– Это все приходившие сюда этим вечером? – спросил сэр Клинтон, когда Ашмун добрался до конца списка.

– Это гости, которых я пригласил, – уточнил мулат со своей дежурной улыбкой. – Приходил еще один человек, но он задержался лишь на несколько минут, и он не имеет никакого отношения к парапсихологическим исследованиям. Фактически, я его едва знаю. Он всего лишь передал сообщение от моей знакомой, миссис Пайнфольд.

– И кто это был? – небрежно поинтересовался сэр Клинтон.

– Мистер Деверелл, кажется, его зовут Генри Деверелл. Это брат Деверелла, убитого во время последнего налета.

– Значит, не из вашего круга?

– Нет, за всю жизнь я говорил с ним лишь один-два раза. Он был всего лишь посланником.

– И что за сообщение он передал?

– Ничего особо важного. Потерянную мной бумагу, которую миссис Пайнфольд любезно вернула мне.

– Можно взглянуть на нее? – нервно спросил сэр Клинтон.

– Боюсь, что нет. Она не сохранилась – я ее сжег, когда она стала не нужна.

Глаз старшего констебля упал на пустую каминную решетку.

– Здесь?

Ашмун кивнул.

– Вы разжигаете камин в мае? – удивился сэр Клинтон.

– О, да. Я же родился в жаркой стране. Либерия, из которой я прибыл, находится практически на экваторе. Естественно, что я нахожу английский май довольно промозглым и поддерживаю огонь в своем кабинете даже в те дни, которые вы считаете теплыми. Хотите на это посмотреть? Тогда пройдите сюда.

Он провел их в меньшую комнату, в которой и правда горел камин. Сэр Клинтон лишь бегло взглянул на него.

– Мистер Деверелл принес вам бумагу от миссис Пайнфольд. Он просто передал ее в дверях?

– О, нет. Я попросил его войти. Но он оставался не более, чем на минуту-другую. Он понял, что отвлек меня от гостей, и, передав бумагу, ушел.

– Вы предложили ему выпить?

Выразительное лицо Ашмуна сморщилось от досады.

– Вы напомнили о моем негостеприимстве, – извиняясь, ответил он. – Я же должен предложить что-нибудь и вам. Что будете? Виски с содовой? Это здесь. Без проблем.

– Нет, спасибо, – вежливо отказался сэр Клинтон. – У меня правило: не пить на службе, а сейчас я на ней.

Ашмун вопросительно взглянул на инспектора, но тот покачал головой.

– Уверены, что не хотите присоединиться ко мне? Сам я выпью. Мистер Деверелл выпил со мной.

Ашмун открыл буфет, вынул оттуда графин, сифон и стакан, и смешал для себя приличную порцию. Сэр Клинтон терпеливо ждал, пока хозяин сделает глоток.

– Вы заметили что-нибудь странное в поведении Деверелла, когда он покидал ваш дом?

– Что-нибудь странное? Помните, я с ним едва знаком. Если вы имеете в виду, что он был пьян, возбужден или сонлив, то я не заметил ничего подобного. Он показался мне угрюмым человеком,не особенно довольным тем, что его попросили передать мне ту бумагу. И кто-то ждал его в машине снаружи. Кроме этого я не заметил ничего, о чем стоило бы упоминать в связи с ним. Но, как вы понимаете, я стремился вернуться к гостям.

Ашмун одним глотком выпил остаток виски, а затем подавил зевок.

– Понимаю, что мы оторвали вас от постели, – извинился сэр Клинтон. – Больше мы вас не станем задерживать. Спасибо за информацию. Это лучший способ прояснить ситуацию и остановить сплетни. Конечно, теперь я смогу, не сомневаясь, сказать кому угодно, что не подозреваю вас в колдовстве, мистер Ашмун.

Кажется, виски развязало язык Ашмуна, так как вместо того, чтобы позволить гостям удалиться, он продолжил разговор.

– Колдовстве? – повторил он. – Ну, в наши дни ведь в него больше никто не верит. По крайней мере, в Англии. Африка, конечно, отличается.

– Я знаком только с Южной Африкой, – заметил сэр Клинтон. – Мистер Ашмун, вы бывали в либерийской глуши?

– О, да. Когда-то я провел там несколько лет. Не самая лучшая местность. Эти черные так деградировали, – на живом лице Ашмуна проявилась смесь презрения и отвращения. – Некоторые из них все еще занимаются каннибализмом. Отвратительно. Помните Курца из «Сердца тьмы» Джозефа Конрада? «Истребляйте всех скотов!». Конечно, это про Конго; но, живя в глуши, иногда я чувствовал то же, что и Курц, когда мне приходилось жить с этими тварями. Я ненавидел их, ненавижу и сейчас. Но и они кое-что знают. Они хранят сведения о веществах, на которые мы не обращаем внимания. Я видел у них кое-что забавное.

На мгновение лицо Ашмуна искривилось в неприятной улыбке, вызванной воспоминаниями.

– Там человеческая жизнь стоит совсем немного, – добавил он. – Конечно, не настолько дешево, как это стало за последние тридцать лет здесь, в Европе, но совсем недорого. Помните «Колонну в тылу»?^[10] Эпизод с девочкой, купленной для людоедского праздника? То, что я видел своими глазами, не так уж сильно отличается от этой пьесы. Это наводит на мысли о том, что человеческая жизнь стоит не так-то много, хотя вы, белые люди, и притворяетесь, что все иначе.

Кажется, на этом месте Ашмун внезапно понял, что болтает слишком много.

– Я не должен отягощать вас своими воспоминаниями.

– Они очень поучительны, – улыбнулся сэр Клинтон. – И в наши дни я не могу отрицать ваше утверждение о дешевизне человеческой жизни. Немцам удалось значительно сбить цену. Ну, мистер Ашмун, доброй ночи.

***

– Неприятнейшая часть работы, сэр, – прокомментировал инспектор, когда они сели в машину к Уэндоверу. – Мы, белые, ему не нравимся, но и своих черных соплеменников он презирает.

– Ну, а чего же вы ожидали? – спросил Уэндовер, когда машина тронулась. – Когда человек презирает мать и ненавидит отца, то много ли в нем хорошего? Я рад, что не переступал его порог. Он что-нибудь рассказал?

– Он дал только косвенные сведения, – уклончиво ответил сэр Клинтон. – Ну, нарушим сон Эллардайса, и по домам.

Приехав к доктору, они легко разбудили последнего. Он практически мгновенно ответил на ночной звонок, спустившись в пижаме, со слипающимися глазами и растрепанными волосами.

– В чем дело? – резковато спросил он, узнав гостей. – Вы знаете, я работал всю ночь, а теперь вы будите меня в неурочный час, тогда как я пытался поспать?

– Умер Генри Деверелл, – кратко ответил сэр Клинтон. – Мы приехали из лагеря Цезаря. Им занимается доктор Гринхольм, но я хочу, чтобы вы взглянули на тело. Симптомы похожи на те, что были у Пирбрайта.

Эллардайс казался ошеломленным.

– Деверелл? Но всего час или два назад он был в полном порядке. И что он делал в лагере Цезаря? Да еще ночью?

Сэр Клинтон кратко посвятил его в дело.

– Тело пролежит там до рассвета, – добавил он. – Нам нужны фотографии, а из-за светомаскировки, мы, конечно, не можем использовать вспышку. Но я бы хотел, чтобы вы прошли и осмотрелись, прежде чем его унесут. Его положение может навести вас на мысль, иначе я бы дождался, пока его не отвезут в покойницкую, и не стал бы тревожить вас в такой час. Кстати, вы не возражаете против того, чтобы я воспользовался вашим телефоном?

– Нисколько, – ответил доктор. Но вскоре поспешно добавил: – Нет, вы не сможете. Линия оборвалась. Ночью я говорил, и во время беседы захотел посмотреть историю болезни. Забыв, что держу в руке трубку, я прошел через комнату, и аппарат рухнул на пол. Провод лопнул. Чтобы закончить разговор, мне пришлось пойти к соседям.

– Ну, ничего не поделаешь, – философски заметил сэр Клинтон. – Кстати, ваша сегодняшняя загруженность была связана с родами?

– Да.

– Потребовалось обезболивание? Кстати, вы не находили, что пациенты приходят в возбуждение от укола? Для примера возьмем последний случай.

– О, нет. Доза тщательно отмерена, – пояснил Эллардайс.

– На аптекарских весах? – скептично спросил сэр Клинтон.

– Нет, для таких случаев у меня есть прибор поточнее. С точностью до миллиграмма и даже лучше.

– Извините, что нам пришлось вас побеспокоить. Надеюсь, на бридже вам было не слишком скучно?

– Ни капли. Хотя временами появлялось желание зев­нуть – сонливость после ночной работы. Но бридж закончился в разумное время, так что я отправился домой и лег спать.

– Значит, вы не отвезли мисс Стэнуэй?

– О, нет. Она на своем автомобиле.

– Ну, на этом у меня все, – сказал сэр Клинтон, подавив зевок. – Посмотрите на Деверелла, прежде чем его унесут? Спасибо. А сейчас я собираюсь спать. Я не так молод, как вы, и переношу недосыпание не столь хорошо, как вы, нравится вам это или нет. Доброй ночи.

Глава XII. Место под застройку

Доставив инспектора домой, Уэндовер и сэр Клинтон вернулись в Талгарт-Грэндж. Несмотря на свои предыдущие заявления, старший констебль не спешил в постель.

– О, на подносе графин и стаканы, – бросил он, опускаясь в кресло. – Сквайр, двух пальцев достаточно. И побольше соды. После стольких разговоров горло пересохло. А ночь еще далеко не кончилась. И если вы еще не спите, то мне хотелось бы узнать еще немного.

Уэндовер наполнил и свой стакан и занял свое обычное место.

– Я еще не сплю. Спрашивайте, что хотите.

– Возможно, вы вспомните кое-что, что произошло во время перерыва на бридже. Миссис Пайнфольд попросила Деверелла заехать к Ашмуну и передать ему клочок бумаги. Она обронила его на пол, а я подобрал. И мой взгляд упал на него. С одной стороны были какие-то каракули, и я не прочел их. Но с другой стороны был набросок карты. Я всего лишь взглянул на нее, но у меня хорошая визуальная память, и, думаю, я смогу нарисовать ее в общих чертах.

Вынув из кармана записную книжку и карандаш, он на мгновение задумался, а затем принялся чертить линии на странице.

– Не помню масштаб, – пояснил он, передавая блокнот Уэндоверу, – и, конечно, контуры более, чем приблизительные. Но это что-то похожее.

Уэндовер взял набросок и недоверчиво рассмотрел его.

– Думаю, нужно перевернуть, – предложил сэр Клинтон. – На оригинале не было указаний на стороны света, но мне кажется, что если перевернуть, то север окажется сверху.

Уэндовер перевернул карту, но, кажется, все еще не понял ее.

– Что означает ЛЦ? – спросил он.

– Боюсь, что моя память не идеальна, и копия не столь хороша, как могла бы быть. Но по моим впечатлениям, ЛЦ – это лагерь Цезаря, и здесь изображен грубый план вокруг того места, где мы были этой ночью. Черный круг – кратер от бомбы, судя по его положению относительно лагеря; а прямоугольник – лачуга Пирбрайта или его сад. Как я уже говорил, масштаб и контуры очень приблизительны; но в целом выглядит примерно так.

Уэндовер снова осмотрел набросок.

– Это похоже на лагерь Цезаря, но это может быть все, что угодно, – с сомнением заявил он. – Если хотите, я принесу подробную карту, и мы сможем свериться с ней.

– В другой раз, сквайр, – отмахнулся сэр Клинтон. – Уже поздно, а я уверен в своей догадке.

– Даже если вы и правы, то не понимаю, что тут такого, – признался Уэндовер. – Кто угодно может решить, что стоит раздобыть карту местности, где произошло такое таинственное преступление, как убийство Пирбрайта. Я и сам так делаю, когда хочу изучить характер местности, если он относится к делу.

– Тогда я расскажу вам о чем-то еще, чем-то, что вы упустили, отказавшись зайти к Ашмуну. Как вы, вероятно, догадались, я навестил его, поскольку знал: Деверелл был в доме мулата перед тем, как умереть в лагере Цезаря. Я слышал беседу миссис Пайнфольд и Деверелла в буфете гольф-клуба, и я знал кое-что о бумаге, которую она просила передать Ашмуну. Естественно, я не распространялся об этом и задал нашему черному другу несколько бесхитростных вопросов. Отвечал он довольно прямо. Он не подозревал о том, насколько много мне известно, но его показания согласуются с фактами.

Сэр Клинтон пересказал Уэндоверу суть беседы с Ашмуном. Затем сквайр ненадолго задумался.

– Клинтон, это поражает меня, – начал он. – Нам нужно объяснить три странных дела, которые кажутся взаимосвязанными. История Эллардайса о кроликах, которых Ашмун объявил убитыми посредством Новой Силы. Дело Пирбрайта. А теперь и новое расследование. У всех жертв были судороги.

– Это так, – согласился сэр Клинтон.

– И у Пирбрайта, и у Деверелла были расширены зрачки, что указывает на мидриатические алкалоиды.

– Но по мнению Эллардайса, в случае с кроликами они не применялись, – возразил сэр Клинтон.

– У кроликов свои нюансы. Вы знаете, что кролик может питаться белладонной и не потерпеть никакого вреда, но с таким количеством атропина его мясо становится ядовитым для человека. Это факт.

– Принято, – ответил сэр Клинтон. – Но, кажется, это сбивает нас с пути, сквайр. Если кролики, Пирбрайт и Деверелл — звенья одной цепи, то судя по вашей логике, Эллардайс должен был обнаружить алкалоид и в кроликах. Но на самом деле он не нашел в них никаких мидриатиков.

Уэндовер нетерпеливо взмахнул рукой.

– Я лишь сказал, что организм кролика реагирует на вещества иначе, чем организм человека. Может быть, какие-то мидриатики действуют на кроликов сильнее, чем на людей. Все наоборот. И тогда кролика может убить мизерное количество мидриатика, в то время как анализ Эллардайса не столь совершенен, чтобы обнаружить его следы в телах кроликов.

Сэр Клинтон покачал головой.

– Не то, чтобы это было невозможно, но я не помню такого мидриатического алкалоида, который вызывал бы нужные нам симптомы.

– Как и я, – триумфально заявил Уэндовер. – Но это моя точка зрения. А простой африканский туземец знает эту область намного лучше европейца. Они уже давно знают и об йохимбине, и о других подобных штуках. А европейцы о них едва узнали. Причем именно от туземцев. Сами мы их не обнаружили.

– Понимаю, к чему вы клоните. Ашмун – туземец лишь наполовину. Он жил среди своих нецивилизованных, но опытных сородичей. Ашмун узнал об еще неизвестных европейцам алкалоидах. И он себе на уме. Это ваша линия рассуждений, сквайр? Возможно, в ней что-то есть. А может, и нет. Нет никаких причин решить так, а не иначе, сквайр.

– Он явно очаровал вас, – язвительно заметил Уэндовер. – Он, ну, белоснежный ангел, вне всяких сомнений.

– Явно не белоснежный. Этому прилагательному соответствуют только прокаженные, да и то не все из них. Но он заинтересовал меня. Все эти мумбо-юмбо кажутся мне слишком ловким занятием для неотесанного потомка Хама,^[11] родившегося и выросшего в Либерии. Но нужно помнить, что многие мулаты умны. Никто не может сказать, что Дюма недоставало ума, а это первый, кто приходит в голову.^[12] Не позволяйте предрассудкам брать верх.

– Вы спрашивали о Новой Силе?

– Нет. Кто угодно может открыть полсотни Новых Сил и не нарушить закон.

– Но если он использовал Новую Силу ради смертоносных задач?

– Тише, тише, сквайр! Нельзя же идти по двум дорогам сразу. Вы верите в то, что он открыл Новую Силу?

– Нет, не верю. Я думаю, что это – фальшивка, если вы спрашиваете мое мнение.

– Тогда он не мог использовать ее в смертоносных целях. И что же делать полиции? Вы не можете арестовать человека за нелегальное применение Новой Силы без того, чтобы доказать реальность этой Силы. И? У меня нет улик, показывающих, что в нашем преступлении была задействована Новая Сила. Официально это не мое дело. Если он попытается продавать метод извлечения солнечных лучей из огурца, то мы сможем обсудить это. Но доказательств того, что он совершил что-то нелегальное, я не вижу.

– Думаю, в ваших словах что-то есть, – удрученно сказал Уэндовер. – Но вы не можете объявить, что Пирбрайт и Деверелл умерли естественной смертью, и вашим людям предстоит допытываться до ее причины. Клинтон, что же вы на самом деле думаете?

– Взгляд на карту заставил меня кое о чем задуматься. Вот путь к лагерю Цезаря. Он недалеко от завода и прочих военных объектов Эмблдауна. С начала войны прибыло множество рабочих, и им нужно жилье. И эта земля могла бы пригодится для строительства. Так почему же нет никакого строительства? Ведь лучше использовать землю, чем оставлять ее бесхозной, как сейчас. Припоминаю, вы что-то говорили о строительных ограничениях.

– Да, они есть, – подтвердил Уэндовер. Но если вам нужен подробный рассказ, то он займет какое-то время.

– Я не против посидеть еще четверть часа, – ответил сэр Клинтон. – Навряд ли рассказ займет больше времени. Так что, сквайр, начинайте.

– Хорошо, – уступил Уэндовер. – Вы же помните, что я возмущался тем, что строительная фирма разрушила часть нашего района? «Родуэй, Деверелл, Фельден и Компани». Впрочем, никакой дополнительной «Компани» не было. Три партнера распределили все акции между собой. Старик Родуэй, Джозеф Родуэй, был мозгом фирмы. И перед предыдущей войной, думаю около 1913 года, он решил уйти на покой. Ему было уже около семидесяти, и он начал терять хватку. Он ушел из фирмы, и два оставшихся партнера выкупили его акции. Подозреваю, что он смог получить больше положенного. Во всяком случае, после его ухода фирма пошатнулась и поползла вниз. Обвал на строительном рынке во время той войны, похоже, добил ее, и фирма совсем обанкротилась. И Фельден, и Деверелл умерли во время войны. А старый Родуэй прожил до 1918 года. Он умер в возрасте семидесяти пяти лет, когда его уже начало одолевать старческое слабоумие.

– Фамилии кажутся знакомыми, – вставил сэр Клинтон. – Они как-то связаны с нашими Фельденом и Девереллом?

– Скоро узнаете, – пообещал Уэндовер. – Как я уже сказал, старый Родуэй (а он был холостяком) к концу жизни впал в маразм. Знаете, если человек сам себе адвокат, то он перехитрит сам себя. Самому себе он представлялся хорошим бизнесменом, и он решил, что может так же хорошо составить завещание, не обращаясь к юристу. У него не было родственников, если не считать троюродных племянников и тому подобных, и он распределил основную часть имущества между ними. Я слышал, что из-за формулировок в завещании наследники затеяли тяжбу. Вы можете экономить на плате адвокатам, составив завещание самостоятельно, но, в таком случае, они все равно наверстают упущенное – когда дело дойдет до распределения имущества между недовольными наследниками. Но это к делу не относится. Сейчас речь не о них.

Сэр Клинтон знал, что когда Уэндовер начинает углубляться в местную историю, это может быть многословно. Поэтому старший констебль вернул разговор в нужное русло:

– Сквайр, лагерь Цезаря.

– Я подхожу к нему, – нетерпеливо ответил Уэндовер. – В свое время старый Родуэй спекулировал землей. Большинство городов расширяются на запад, и у старика была мысль о том, что Эмблдаун должен значительно разрастись. Так что он скупил всю землю вокруг лагеря Цезаря – с целью придержать ее для последующей перепродажи. Он считал, что в долгосрочной перспективе земля подорожает. В общем, не знаю, ошибался ли он. Если, как он и предполагал, Эмблдаун будет разрастаться, то на том месте получится неплохой пригород. Как бы то ни было, он много думал об этом.

Когда он решил писать завещание, то, видимо, почувствовал укол совести по отношению к бывшим партнерам, с которых он взял больше должного – вероятно, он решил как-то возместить им потерю. Конечно, я не знаю этого. Просто догадываюсь. Просто он завещал эти земли внукам партнеров с условием, что участки должны оставаться незастроенными до сентября 1942 года, а затем наследники смогут делать с ними все, что захотят.

– Почему 1942? – заинтересовался Клинтон.

– Сам он родился в 1842, – пояснил Уэндовер. – Подозреваю, что его замысел состоял в том, что земли должны быть незастроенными в течении четверти века, а сентябрь 1942-го он выбрал из-за того, что это дата его столетия. Но это просто мои домыслы. А факты в том, что до следующего сентября никто не имеет права строить что-либо на той земле. Потом она перейдет к внукам его партнеров, Деверелла и Фельдена, и они смогут делать с ней все, что им угодно: продать, сдать в аренду, застроить и так далее.

– После война земля может стать дорогой, – заметил сэр Клинтон. – Ведь будет строительный бум, так же, как и после предыдущей войны. И кто эти внуки?

– Со стороны Деверелла все просто. Партнером старого Родуэя был Роберт Деверелл. У него был только один ребенок – Уоллес, который умер лет десять или двенадцать назад, оставив двоих сыновей. Одним из них был Роберт Деверелл, археолог, убитый во время последнего налета. Вторым был Генри Деверелл, который умер этой ночью в лагере цезаря. Так что часть наследников полностью исчезла.

– А другие?

– Другим партнером был Пол Фельден. У него было два сына и две дочери. Старший сын, Брюс Фельден, был паршивой овцой, одним из тех, у кого нет ничего, кроме дурной репутации. Он внезапно уехал отсюда после того, как соблазнил местную девушку. Он предпочел не жениться, а исчезнуть. А девушка и ребенок умерли во время родов. Когда я в следующий раз услышал о нем, он бродяжничал в Америке: осенью добирался зайцем на юг, жил там зимой, а затем снова пробирался на север, жил там до первых холодов и вновь перебирался на юг. Затем ему это надоело, и он вернулся в Англию, где его никто не ждал. Так что, в конце концов, он пришел ко мне с жалобами на жизнь и просьбой занять ему денег, чтобы он смог выбраться из Англии. Он умел правдоподобно врать. Конечно, я знал, что он никогда не вернет долг, но чтобы избавиться от такого соседа, денег не жалко. Спустя годы он нахально написал мне, посоветовав полагаться на Бога, если я хочу вернуть деньги: «Подающий бедным, дает взаймы Гос­поду». Он привел эту цитату. Видимо, он посчитал это удачной шуткой. Я считаю, что он отправился в Африку, затем – в Китай, и там влип в переделку. Десять или пятнадцать лет назад он был убит в Новой Гвинее, в ссоре из-за местной туземки. Мерзкое создание, от начала и до конца.

– Ну, поскольку его ребенок умер во время родов, наследника он не оставил. Так кто же получит эти земли?

– Вторым сыном был Джеймс Фельден. Он также умер. У него родился только Кеннет Фельден. Его вы видели. Затем дочь, Анна. Она вышла за Гейнфорда, который напивался до смерти. У нее было два сына – Энтони и Дерек Гейнфорды. Энтони пошел весь в отца, по крайней мере, в отношении выпивки. Его мать умерла, когда он был еще юн, и я сомневаюсь, что отец стал для него хорошим воспитателем. В любом случае, Энтони также умер – отравившись газом. Вы это знаете. Дерека Гейнфорда вы видели – он астматик. Он – единственный наследник в этой семейной ветви. И, наконец, у Пола Фельдена была еще одна дочь – Эдит. Она вышла за Стэнуэя, и у нее три ребенка: Агата, это уже знакомая вам миссис Пайнфольд, Макс и Дафна, та, что помолвлена с Эллардайсом. Вот и все.

– Я все правильно сосчитал? У меня вышло пять оставших­ся в живых внуков: Фельден, Дерек Гейнфорд, миссис Пайнфольд, Макс и Дафна Стэнуэй.

– Верно, пятеро. И если распределить между всеми, то выйдет не так уж много. Насколько я могу судить, земля стоит не больше нескольких тысяч фунтов, и когда вы разделите эту сумму на пять, то доля каждого – это отнюдь не Эльдорадо, тем более с нынешними налогами.

– Родители Стэнуэев все еще живы? – поинтересовался сэр Клинтон.

Уэндовер покачал головой.

– Нет, они умерли. Из того поколения никого не осталось. Только внуки.

– И откуда же вы знаете все эти подробности?

– Дело в том, что старый Родуэй был немного снобом и решил, что будет хорошо, если попечителем станет «представитель местной аристократи8». Он выбрал меня, и я не смог отказаться. Это выглядело бы, как увиливание от хлопот, и было бы неподобающе.

– И почему вы не рассказали мне об этом раньше, сквайр?

– Ну, – несколько обиженно ответил Уэндовер, – всегда, когда я говорю о местных делах, вы даже не пытаетесь скрыть скуку. Я бы и хотел упомянуть об этом, но вы так отбивали охоту заводить разговор на эту тему, что я решил подождать, пока вы не спросите сами.

– Полностью моя вина, – признал сэр Клинтон. – Да и завещание старого Родуэя может и не быть ключом к разгадке, хотя, конечно, странно, что Девереллы и Фельден умерли один за другим. Как вариант, предположим, что все дело основывается на завещании. Посмотрим, к чему это нас приводит. Было восемь внуков. Оба Деверелла и Энтони Гейнфорд мертвы. Cui bono?^[13] Очевидно, что выигрывают оставшиеся пятеро наследников: Кеннет Фельден, Дерек Гейнфорд, миссис Пайнфольд, Макс и Дафна Стэнуэй.

– Вам нет нужды вмешивать во все это Дафну, – возразил Уэндовер. – Она не способна ни на что подобное.

– Я никого не вмешиваю, – парировал сэр Клинтон. – Если потерпите еще немного, я попытаюсь отсеять возможных подозреваемых.

– А, ну, если так…

– Так. Теперь давайте перейдем к делу. Я все еще не знаю, был ли Роберт Деверелл убит из-за налета или в результате грязной игры. Допуская, что это была нечестная игра, мы можем сразу же отбросить одного из подозреваемых. Той ночью Фельден был на службе и проявил себя во время пожара в одном из магазинов, помогая спасать женщин из квартиры на втором этаже. Никто не может находиться в двух местах одновременно, так что ясно: Фельден не убивал Роберта Деверелла.

– Ну, конечно, – удовлетворенно заметил Уэндовер.

– Далее, дело об убийстве Энтони Гейнфорда, – продолжил сэр Клинтон. – Здесь доказательства не настолько удовлетворительны, но у нас есть показания миссис Доггет, что она держала Дерека Гейнфорда в поле зрения вплоть до отбоя тревоги, за исключением короткого промежутка времени, когда электричество отключилось, и она вышла за свечами. Также в течении налета у Дерека было несколько приступов астмы, так что он был бы не особо результативен. Сквайр, ваш вердикт?

– По сути, это освобождает Дерека от подозрений, – без всякого сомнения ответил Уэндовер.

– Раз вы удовлетворены, продолжим. Третье дело только что свалилось на нас – смерть Генри Деверелла. В ее время поблизости находился Фельден, но с ним был Барнби, а он – надежный парень. Что вы думаете, сквайр?

– Вы очистили Фельдена от подозрений в первом преступлении, а показания Барнби освобождают его и в этом деле.

– Следующая в списке – миссис Пайнфольд, – улыбнулся сэр Клинтон. – Что насчет нее?

Уэндовер пожал плечами, как бы отбрасывая эту возможность.

– Она заботится о себе больше, чем многие, – заметил он. – Я не могу представить себе, чтобы она бродила по городу во время налета, когда произошло убийство Роберта Деверелла. Это просто смешно. У нее есть лучшее убежище, о котором я только слышал, и она прячется в него, как только слышит сирену. Я слышал об этом от Макса и его сестры. У них это стало предметом для семейных шуток. Можете ее исключить.

– Ну, это не доказательство, – заметил сэр Клинтон.

– Если хотите, можете взять показания у ее служанок, – предложил Уэндовер. – Она всегда настаивает, чтобы они также прятались в убежище, и когда она обнаруживает, что забыла платок, книгу или что-то еще, то немедленно отправляет их за забытой вещью. Юный Макс как-то провел ночь в ее убежище, он мне и рассказал все это. Он хорошо скопировал ее манеры, и получилась просто салонная комедия. Ох, вы легко можете получить показания о ее местонахождении, ведь это было в ночь налета.

– Хорошо, – отметил сэр Клинтон. – А что насчет самого Макса Стэнуэя? О нем у меня нет никаких сведений.

– А мне они и не нужны, – заявил Уэндовер. – Он немного осел, но убийца из него не выйдет.

– Ну, пусть будет по-вашему. Тогда в списке подозреваемых остается только мисс Стэнуэй.

– Чепуха! Только взгляните на нее!

– Видима лишь внешность, – возразил сэр Клинтон. – Чтобы обнаружить кровожадные намерения, нужно копнуть глубже. Но если это вас успокоит, сквайр, то я не знаю ничего, что связывало бы ее со смертями Пирбрайта и Девереллов. В деле Гейнфорда у нее была возможность заглянуть в его спальню и включить газ, но нет никаких доказательств того, что она это сделала.

– Что ж, версия о завещании Родуэя не привела вас ни к чему, – заметил Уэндовер, и это прозвучало, как вздох облегчения. – Да она и не покрывает все произошедшее. Ведь со смертью Роберта Деверелла связано и дело об украденном золоте и убийстве Пирбрайта. А последний не был ни родственником Девереллов, ни Фельденов.

– Как и кролики Эллардайса, – добавил сэр Клинтон. – Сквайр, вы затронули другую сторону дела. Пирбрайт при­смат­ривал за лагерем Цезаря и умер в этом районе. Кролики также были местными. И Деверелл этой ночью был в тех же краях. Но вот Роберт Деверелл умер от вражеского орудия, а Энтони Гейнфорд отравился газом. И это отличается от смертей кроликов, Пирбрайта и Генри Деверелла. То, что они умерли поблизости от римского лагеря, кажется слишком странным совпадением. В этом месте есть что-то зловещее. Можно подумать, что «местный Нострадамус» был прав. И та бумага, которую Деверелл передал Ашмуну – это был набросок карты окрестностей римского лагеря. Но давайте отложим эту мистику и вернемся к главной теме. Она еще не исчерпана, как вы могли предположить. Мы рассмотрели наследников старого Родуэя, и вы не позволили мне искать убийцу среди них. Но что насчет людей, у которых нет прямого мотива, но есть косвенный?

– Я не понимаю, к чему вы ведете, – признался Уэндовер. – У кого мог быть, как вы выразились, косвенный интерес?

– Например, у вашего друга Эллардайса, – указал сэр Клинтон. – Он же помолвлен с одной из наследниц, не так ли? Для него было бы неплохо, если бы она получила приличное наследство, ведь это возместило бы его потери с малайским каучуком.

– Ой, чепуха, – отмахнулся Уэндовер.

– К таким вещам следует подходить без предвзятости, – покачал головой сэр Клинтон. – Ваш молодой друг – приятный парень, я знаю это. Но к делу это не имеет никакого отношения. Мне уже встречались очень симпатичные убийцы. Камлет собрал много любопытных подробностей, связывающих Эллардайса с этими делами. Перед прошлым налетом Эллардайс навестил Роберта Деверелла. Он зашел к Пирбрайту в ночь смерти последнего. Накануне смерти Энтони Гейнфорда доктор был на вечеринке у Фельдена и, подобно мисс Стэнуэй, подымался наверх. Опять-таки и в деле Пирбрайта, и в деле Генри Деверелла был обнаружен гиосцин или нечто подобное. А Эллардайс регулярно применяет гиосцин в своей практике. И, наконец, о том, что Эллардайс после бриджа отправился прямо домой, мы знаем только с его собственных слов. Его телефон был недоступен, и никто не мог позвонить ему и выявить, дома он или нет. Сам он говорит, что случайно повредил телефон. Но мы знаем, что он мог умышленно сломать его, чтобы предоставить себе свободу отправиться куда-либо под покровом ночи. Что ни говори, а здесь много примечательных подробностей, сквайр. Я не должен быть предрасположенным ни по отношению к Эллардайсу, ни к кому-либо еще. Что я и делаю.

– А как насчет непредрасположенности к мулату? – спросил явно раздраженный Уэндовер. – Он хвастался своей Новой Силой, а ее демонстрация оказалась смертельной: тут и рыбешки, и кролики, о которых рассказывал Эллардайс…

– Снова Эллардайс! – лукаво заметил сэр Клинтон.

– Ну, и что? Вы же сами подбивали его присматривать за Ашмуном. И не можете отрицать это. Я говорю о том, что этот чертов Ашмун похваляется тем, что может убивать Новой Силой, причем в поблизости от лагеря Цезаря. Так что подозрений против него должно быть больше, чем против всех остальных.

– Единственные Силы, о которых я что-то знаю – это силы полиции, и они не так-то новы. Но, кажется, вы лучше разбираетесь в этом предмете. Но скажите, сквайр, какой мотив мог быть у нашего друга Ашмуна? Конечно, он может быть маньяком, но у меня нет серьезных оснований подозревать его в получении какой-либо выгоды от смертей Девереллов, Пирбрайта и Гейнфорда. С другой стороны, в деле Пирбрайта у него есть железное алиби, а также у него есть алиби на время последнего преступления, хотя мы еще не подтвердили его. По отношению к Ашмуну я не предвзят. Дайте мне то, что можно инкриминировать ему, и я в деле. Но пока ничего такого нет, я ничего не стану делать.

– Судя по всему, Генри Деверелл перед смертью был накачан мидриатиком, – заявил Уэндовер. – А по пути он заходил к Ашмуну. Причем он не просто отдал бумагу. Ашмун пригласил его внутрь на минуту-другую. Когда вы приходили к Ашмуну, он предлагал вам выпить?

– Гостеприимность – не преступление, – ответил сэр Клинтон. – Он предлагал.

– Тогда, возможно, он предлагал и Девереллу. А добавить гиосцин в напиток не сложно.

– Если он у вас есть. Но даже если и так, то вы не сможете вызвать все симптомы, проявившиеся у Деверелла.

– Возможно, там был не только гиосцин, – предположил Уэндовер. – Может быть, стрихнин или что-то подобное.

– Концентрат ангостуры?^[14] Сквайр, бросьте, так не пойдет. Симптомы Деверелла были точно такими же, как и у Пирбрайта. Доктор Гринхольм не нашел алкалоидов стрихнина в теле Пирбрайта. Так что для предположения, что Деверелл мог быть отравлен стрихнином, оснований нет, по крайней мере, на данный момент.

– Думаю, вы правы, – нехотя уступил Уэндовер. – Ну, я ничего не понимаю.

– Как и я, если от этого вам станет легче, – добавил старший констебль.

– Ашмун удивился, услышав о смерти Деверелла?

– Нет. Понимаете, я не упоминал о его смерти, Ашмун также не упомянул о ней. Можете считать это либо его неведением, либо хитростью. Но поскольку вы постоянно говорите о гиосцине, я у вас кое-что спрошу: откуда Ашмун мог его получить? Это не так-то легко.

– Ну, я думаю, вам следует наблюдать за ним.

– Ходить с собакой по его следам? Подслушивать его разговоры? Собирать пепел с его сигар? Вы это имеете в виду? Если к каждому подозреваемому в этом деле приставить полицейского для слежки, то у меня не останется констеблей. Вспомните, в деле Джека-Потрошителя лондонская полиция расставила констеблей, которые неделями дежурили на улицах, а Потрошитель, тем не менее, совершил еще одно или два убийства. Я не впечатлен данным методом.

– Кажется, что вы вообще ничего не делаете, – пожаловался Уэндовера. – Много ума для этого не нужно.

– И вот вывод: мне недостает ума. Поразительно! Давайте сменим тему. Вас когда-нибудь терзало смутное воспоминание о чем-то, таящемся в глубинах вашего ума? Сейчас меня мучает такое же чувство. Несколько лет назад я читал рассказ. Не помню ни где я его прочел, ни кем был его автор, ни даже сюжет. Но помню, что в нем было что-то, подходящее к лагерю Цезаря, и меня раздражает то, что я не могу вспомнить, что же именно это было… Проклятье! … Я знаю, что там было убийство, и дело было остроумным, но я просто не могу вспомнить, в чем оно заключалось… Возможно, если я перестану о нем думать, то сразу же все вспомню.

Сэр Клинтон ненадолго замолчал, а потом продолжил:

– Меня беспокоит еще один момент. Не могу вспомнить контекст этих строк Милтона:

И некому, увы, разбой пресечь,

Хоть над дверьми висит двуручный меч. ^[15]

Я давно не перечитывал Мильтона, но я помню, что в юности эти слова поразили меня. Я сильно удивлялся, что это за «двуручный меч»? Наконец, я представил что-то вроде механической фигуры в доспехах и с боевым топором. Один удар — и готово! Не очень приятный предмет для размышлений подростка – приоткрытая в семерках дверь, за которой таится и поджидает что-то этакое. Но, сквайр, о чем же говорилось перед этими строчками?

Когда дело касалось текстов, память Уэндовера была отнюдь не безупречна.

– Э… Что-то насчет жадного волка и ягнят. А еще раньше уйма всего: о пастушьем ремесле, песнях на пастбище, фаль­шивящей свирели и прочем.

– А, это Люсидас! Теперь я вспомнил, – с облегчением воскликнул сэр Клинтон. – Двуручный меч относится к гражданским и церковным властям, не так ли? Сквайр, спасибо. Вы спасли меня от раздумий. Я думал над другой версией.

Он допил виски и, вставая с места, задал еще один вопрос:

– Лагерь Цезаря находится по пути к дому мисс Херонгейт, если ехать из гольф-клуба?

Уэндовер опасался таких вопросов. Ему совсем не хотелось, чтобы имя девушки связывалось с ночными событиями.

– Да, я хотел вам об этом рассказать, – протарабанил он.

– Хм! Было довольно поздно для возвращения домой, не так ли?

– Должно быть, она задержалась. Может, шина спустила, или еще что-то задержало ее в пути.

– Весьма вероятно, – согласился сэр Клинтон, направляясь к двери.

Глава XIII. Что-то новое из Африки

– Вижу, вы получили телеграмму, – заметил Уэндовер, пытаясь скрыть свое любопытство.

– От вас ничто не ускользнет, сквайр, – парировал сэр Клинтон.

– Что-то интересное?

– Для меня – да. Из консульства в Монровии.

– Значит, там что-то про Ашмуна?

– Да. Ex Africa semper aliquid Novi.^[16] Мы с Камлетом собираемся кое-кого навестить. Да и, помимо всего, нам полезно по­дышать свежим деревенским воздухом. Присоединитесь к нам?

– Почему бы вам не дать мне прочесть телеграмму? – буркнул Уэндовер. – Вы знаете, что я не хочу иметь ничего общего с этим парнем. Но понимаю, что вы настроились бороться с моими предрассудками. Ладно, пойду с вами.

– Тогда пошли. Камлет ждет, что мы заберем его. С ним будет рабочий и лопата.

– Зачем?

– Вероятно, копать. Если потребуется. Но, возможно, и не потребуется. Это все, что я могу сказать. Ну, это лишь мое мнение.

Сначала они поехали в полицейский участок, где их ждал инспектор. Подобрав Камлета и его спутника, они отправились в дом Ашмуна. Сэр Клинтон заявил, что хочет увидеть Ашмуна, и компанию впустили в ту же комнату, что и накануне. Через пару мгновений перед ними предстал и сам мулат. Он совсем не был обеспокоен этим визитом к нему на дом. Сэр Клинтон не стал тратить время на разговоры и сразу же перешел к делу.

– Мистер Ашмун, вы ведь не британский подданный?

– О, нет. Я – либериец.

– Позвольте взглянуть на ваши документы, пожалуйста. Паспорт и свидетельство.

Ашмун достал документы и со своей обычной улыбкой передал их старшему констеблю. Сэр Клинтон рассмотрел их.

– Похоже, они совпадают с моими сведениями, – сказал он, возвращая бумаги. – Вижу, что в графе «профессия или род деятельности» вы указали «священнослужитель».

– Совершенно верно, – с легким поклоном ответил Ашмун.

– Имя вашей матери?

– Мета Ашмун. Как и я, она – гражданка Либерии.

– А ваш отец?

Глаза Ашмуна опасно сверкнули, но он все еще играл роль добродушного хозяина.

– Я никогда не знал отца, – учтиво ответил он. – Он исчез, прежде чем я достиг возраста, в котором мог бы узнать что-либо о нем.

– Даже его фамилию?

– Я никогда не носил его фамилию и предпочел забыть ее. Он очень плохо обращался с матерью и бросил ее вскоре после того, как я родился. Конечно, он был одним из вас – белых людей: прохвост, бездельник и беглец. Уже позже я смог подняться.

– Ваши родители были женаты?

– Боюсь, что не смогу предъявить их свидетельство о браке, – заметил Ашмун, потеряв бодрость.

Сэр Клинтон сделал извиняющийся жест.

– Простите. Я лишь хочу убедиться в вашем либерийском гражданстве. Ваш отец был британцем? В этом случае, если он был женат на вашей матери, вы тоже стали британцем, и эти формальности больше не требуются. Если вы сможете чем-то подтвердить тот брак, то будете освобождены от некоторых неприятных ограничений.

Это объяснение, похоже, изменило настроение Ашмуна. Он снова стал учтив и лучезарен.

– А! Понимаю! Но боюсь, тут ничего не поделать. Я – гражданин Либерии и, вне сомнений, иностранец. И должен смириться с трудностями, но, в конце концов, это лишь мелочи.

– Теперь насчет вашей профессии, – продолжил сэр Клинтон. – Я бы хотел узнать, как вы стали священником?

– Все очень просто, – поспешил объяснить Ашмун. – Моя мать была очень бедна; а перед тем, как уйти, ваш соотечественник растранжирил все остатки ее денег. Полагаю, она была польщена вниманием со стороны одного из вас, белых. И это понятно – она была бедной, неграмотной женщиной, и ее было очень легко обмануть. Он пропил часть денег, еще больше он проиграл в карты, и, наконец…

Ашмун закончил фразу выразительным жестом.

– Со своей точки зрения, мать была хорошей женщиной. Конечно, суеверной африканкой, которая пыталась сделать для меня все возможное. После всего, что она пережила с моим белым отцом, было сложно представить, что она сможет поверить кому-то из белых. Но, как ни странно, она попала к вашим миссионерам, приличным людям, которые хотели собрать новообращенных. Они делали это искренне, а не из желания выслужиться. Они взяли меня в миссионерскую школу и обучили, когда я был еще ребенком. По-видимому, они оценили мой интеллект – полукровки бывают умны. Я был их лучшим учеником – умным, способным и принимающим все, чему меня учили. Я изучал катехизис и полагаю, что проявил рвение. Трудно вспомнить себя мальчиком. Но, как бы то ни было, они смотрели на меня, как на достижение своей образовательной системы, и решили использовать меня для своей работы. Вы, белые люди, так дальновидны по сравнению с невежественными африканцами. Если вкратце, то они воспитывали меня, стремясь к тому, чтобы я стал таким же миссионером, как и они, и даже лучше – благодаря негритянской крови, я смог бы лучше них понимать «африканские души», как они нас называли. Они так и не смогли избавиться от расового превосходства. Ну, а я был, как рыба в воде: в юности я был очень религиозен. В результате я стал священником, и меня направили в деревню – обращать язычников. Я долгое время «трудился в винограднике» – так они это называли, и, в конце концов, смог отчитаться перед учителями, доложив им о блестящих успехах. Затем я вернулся на побережье – отдохнуть. На станции я повстречал симпатичную девушку, дочь одного из миссионеров. Она приехала из Англии, чтобы навестить родителей. Я никогда не видел такой красивой девушки. Конечно, в ней не было ничего особенного, но в то время я видел не так много белых девушек. Я предложил ей руку и сердце, составив речь из лучших образцов литературы в местной библиотеке. Это был единственный знакомый мне способ объясниться в любви. Но она сочла мою речь забавной, и, оглядываясь назад, думаю, она была права. Но она была не очень-то тактична, и я быстро понял, что наличие негритянской крови лишает меня возможности претендовать на роль мужа. Понимаете, я ни в коем случае не обвиняю ее. Я никогда не думал о женитьбе на ком-то из моих прихожанок из глубинки. Но эти события навели меня на мысли о темах, не затрагивавшихся в миссионерской школе. Я вернулся в свой первоначальный приход. Но тамошний виноград стал кислым, и через некоторое время я оставил дела и порвал связи со старыми пасторами. Думаю, они были не против. Разными путями я зарабатывал на жизнь. Скопив денег, я решил поехать в Англию и осмотреться. Я ничем не связан с местными парнями в рясах, но когда меня попросили заполнить пункт «профессия» в анкете, я вспомнил о клерикальном прошлом – оно было респектабельнее моих прочих занятий. Боюсь, мой рассказ был длинным и скучным, но я надеюсь, что стало ясно: указания на профессию подлинны, и в ваших бумагах нет никакой ошибки.

– Спасибо, – сухо поблагодарил сэр Клинтон. – В общем и в целом все корректно.

Несмотря на беззаботный тон, во время рассказа Ашмун позволил себе некоторую мрачность в лице; но сейчас он вернулся к прежней жизнерадостности.

– Тогда вам больше ничего не нужно от меня? – спросил он, как бы заканчивая беседу.

– Только вопрос или два, – извиняющимся голосом ответил сэр Клинтон. – Вы были знакомы с недавно умершим Энтони Гейнфордом, не так ли?

– Поверхностно, только поверхностно, – прямо ответил Ашмун. – Время от времени я встречался с ним, но он никогда не приглашал меня в гости. Он жил у мистера Фельдена, а я очень не нравился мистеру Фельдену. Было бы неловко. Мистер Гейнфорд снова и снова заглядывал ко мне, вероятно, в поисках выпивки. Мы говорили на общие темы. Но я никогда не был его большим другом, только знакомым.

– Тогда, возможно, вы лучше знаете миссис Пайнфольд и ее сестру?

– Старшую я знаю лучше, – ответил Ашмун. – Они входят в узкий круг моих знакомств. Обе леди очаровательны и при том очень умны. Я понимаю, почему к мисс Стэнуэй посватался другой человек из моего круга – доктор Эллардайс. Он проявил любезный интерес к некоторым из моих экспериментов.

– Экспериментов? – сэр Клинтон приподнял бровь. – Мистер Ашмун, так вы ученый? Я и не знал, что в Либерии есть университеты.

– О, нет! – поспешно воскликнул мулат. – У меня нет научного образования в современном смысле этого понятия. Фактически, ваши ученые мужи вряд ли назвали бы мои эксперименты научными. Боюсь, что доктор Эллардайс, например, смотрел на них с подозрением. Я не смог убедить его в чистоте эксперимента. Он очень скептичен.

– Вы его хорошо знаете?

– Только в связи с моим маленьким кругом. За его пределами я ним почти не пересекаюсь.

– Вы дружили с покойными Девереллами?

– О, нет! Старшего, археолога, я видел на раскопках в лагере Цезаря. Тогда я обменялся с ним парой слов, поздравив его с находкой. Вот и все мое знакомство с ним.

– Вы больше не встречали его?

– Насколько могу вспомнить, никогда.

– А его брата?

– Я был едва знаком с ним. Встретившисьна улице, мы кивали друг другу. Но я не считал его близким по духу, и наше знакомство оставалось шапочным. У него были довольно грубые манеры, во всяком случае, когда я говорил с ним.

Сэр Клинтон вернулся к более ранней теме.

– Мистер Ашмун, насчет ваших экспериментов. Мне сказали, что у них коммерческая основа. Дам вам совет. Удостоверьтесь как следует в их результатах и только потом пытайтесь привлечь капитал. Поняли? Из-за чрезмерного оптимизма люди оказывались в не самом приятном положении. Не следует выдавать желаемое за действительное, особенно, если затрагиваются финансовые вопросы.

Ашмун сверкнул зубами в привычной широкой улыбке.

– Ах! Вы проявили интерес к моим маленьким экспериментам. Очевидно, кто-то рассказал о них. Наверно, доктор Эллардайс? Или его очаровательная невеста? Мистер старший констебль, не беспокойтесь. Если я когда-либо попрошу своих друзей проинвестировать исследования, то можете быть уверены: все будет сделано на разумной и материальной основе. Я выполню обещания, как принято говорить у вас, белых. Вы и сами сможете пожелать оказаться в доле.

– Спасибо, – ответил сэр Клинтон. – Меня вполне устраивает все, как есть.

– А вы, мистер Уэндовер? Поддержите ли вы мое предприятие, когда оно дойдет до нужной стадии?

Уэндовер резко покачал головой. У него появилось впечатление, что Ашмун слишком напорист.

– Спасибо за то, что поделились информацией, – быстро вмешался сэр Клинтон. – Мистер Ашмун, сожалею, что не смог избавить вас от излишних формальностей и ограничений. Ну, доброго дня вам.

Когда они вернулись в машину, Уэндовер терзался мыслями.

– Вот наглый парень, – заявил он. – Теперь, увидев его, я думаю о нем не лучше, чем раньше – и все из-за его елейных манер. Хотя, если его история правдива, то нужно признать: у него есть причины не любить белых.

– Все, о чем он говорил – правда, – подтвердил старший констебль. – Его рассказ соответствует информации из утренней телеграммы. Но он не рассказал нам всего. Я хотел посмотреть, о чем он умолчит, и он опустил что-то важное.

– И что же? – спросил Уэндовер.

– Например, имя его отца, сквайр. И вы его знаете, если, конечно, моя телеграмма не ошибается. Фактически, вы хорошо обрисовали его характер, и это согласуется с историей Ашмуна.

На мгновение Уэндовер задумался.

– Вы же не имеете в виду Брюса Фельдена!

– Это имя указано в телеграмме, и маловероятно, что одновременно существовало сразу два Брюса Фельдена с одинаковыми характеристиками. Как вы и говорили, ваш друг Брюс был убит в Новой Гвинее из-за связи с аборигенкой. У отца Ашмуна была подобная наклонность, и рассказ Ашмуна подтверждает это.

– О! – задумчиво выпалил Уэндовер. – Это кое-что объясняет. Если Кеннет Фельден подозревал о том, как все обстоит на самом деле, то нет ничего удивительного в его отношении к Ашмуну. Никому не нужен кузен-мулат, внезапно объявившийся на пороге.

– В моей жизни не было ничего подобного, но я не думаю, что мне понравилось бы, если бы на меня свалился родственник-бродяга, независимо от цвета его кожи. И, судя по телеграмме, в Либерии Джехуди Ашмун не заработал никакого состояния, причем не из-за избытка честности.

– А что насчет рассказа о миссионерстве?

– Он выглядит вполне правдивым, – подтвердил сэр Клин­тон. – Он воспитывался миссионерами и впоследствии был направлен проповедовать Евангелие вглубь страны. Но вспомните – он кратко описал свой уход из миссионеров. Судя по телеграмме, все было намного сложнее. Рассказ о белой девушке может быть правдив и, возможно, повлиял на него. Но факт в том, что когда он снова отправился в деревню, то упал в яму, из которой его когда-то выкопали.

– Вы изъясняетесь на очень понятном языке, – буркнул Уэндовер.

– Оказавшись в глубинке, он отказался от цивилизованного образа жизни. Снова стал типичным туземцем, переняв самые варварские обычаи. Конечно, миссионеры отреклись от него.

– Если в Либерии он не заработал денег, то на что же он живет сейчас?

– Он живет довольно простой жизнью. У него нет горничных. Его дом находится на окраине – аренда на вряд ли высока. Но, должно быть, у него есть какая-то наличность. Возможно, он что-то получает от старого Сильвуда и своей кузины, миссис Пайнфольд. У них денег больше, чем мозгов, а у Ашмуна наоборот – мозгов больше, чем денег, так что можно ожидать чего-то такого. Но он должен быть осторожен. Я буду рад засадить его за решетку, если только смогу найти улики.

– Так Дафна – его кузина, – пробормотал Уэндовер. – Хотя она этого не знает, иначе она не взялась бы за ваши уловки, Клинтон. Как и Агата Пайнфольд: знай она об этом, давно бы проболталась. Да и Тони Гейнфорд мог бы выпустить кота из мешка, если бы знал обо всем.

– Девереллы мертвы и не смогут рассказать, даже если они и знали секрет.

Уэндовер не желал продолжать эту тему. У него был другой вопрос:

– Зачем вы потащили нас сюда?

– Дышать свежим воздухом. Я же обещал вам это. А также на разведку, хотя я сомневаюсь, что найду то, что ищу. Может быть, сложно найти искомое, когда не знаешь, что именно ты ищешь. Вы знаете об этом, сквайр, но таково мое нынешнее положение.

– Меня утомила эта загадочность, – буркнул Уэндовер. – Вы не можете говорить по-человечески, без всех этих изысков?

– Помните набросок карты? На нем было две звездочки, не так ли? Если вкратце, то я полагаю, что между ними что-то спрятано. Но что это, я не знаю. И собираюсь осмотреться, не зацепится ли мой взгляд за что-нибудь. И я, конечно, не смогу описать это, пока оно не окажется в поле моего зрения. Но весьма вероятно, что мой глаз так ни за что и не зацепится. И в этом не будет ничего удивительного. Так что если в итоге все окажется мартышкиным трудом, то, сквайр, вы предупреждены.

Клинтон подъехал к мосту, расположенному поблизости от лагеря Цезаря, и остановил машину.

– Выходим! – объявил он, выбираясь из машины. – Прогуляемся по течению и осмотримся. Инспектор, вы идите по левому берегу, а мы с Уэндовером возьмем правый. Не могу сказать, что именно следует искать. Все, что покажется необычным: вскопанная земля, мертвые животные, высохшие растения и так далее. Если найдете что-то примечательное, просто окликните нас.

Компания разделилась, рабочий с лопатой ушел с инспектором. Ручей тек по лощине, уходящей вперед, к горизонту. Сперва он протекал между зелеными берегами, но вскоре все изменилось: они дошли до обрыва, в который стекало множество небольших водопадов. Это был кратер от бомбы, и сэр Клинтон остановился, чтобы осмотреть его.

– Полон воды, – заметил он. – Я думал, поток наполнит яму лишь до некоторой степени. Впрочем, не важно.

Он вынул из кармана бумагу и сверился с ней. Уэндовер заметил, что это был набросок карты, причем начерченный более аккуратно, чем нарисованный старшим констеблем ранее.

– Я тщательно скопировал его с карты, – пояснил сэр Клинтон.

Он осмотрелся и, продолжая держать в руках карту, дви­нулся дальше. Уэндовер заметил, что здесь, кажется, ничего не привлекло внимания сэра Клинтона. Они поднялись на склон и вышли на ровную поверхность, вдоль которой лениво тек ручей. Здесь старший констебль спрятал карту и начал внимательнее присматриваться к окрестностям. Инспектор отстал от них, но, оглянувшись, Уэндовер смог увидеть его вместе с рабочим на другом берегу. На своем пути они при­сматривались к земле каждые десять ярдов или около того.

– Полагаю, мы достигли первой звездочки на карте? – спросил Уэндовер.

– Да, – ответил старший констебль. – Сквайр, смотрите в оба. Нам может повезти, хотя, возможно, это по ту сторону реки.

Какое-то время не происходило ничего значительного, а затем раздался оклик инспектора:

– Недавно здесь кто-то копал! – крикнул тот, указывая на землю перед собой.

Сэр Клинтон и Уэндовер пересекли ручей и присоединились к Камлету. В этом месте поток извивался дугой, и берег был покрыт галькой, которая носила следы чьей-то деятельности: на площади в несколько футов трава, пробивавшаяся сквозь камни, засохла.

– Похоже, здесь стоит присмотреться, – весело заметил сэр Клинтон. Он указал рабочему: – Вы видите, что здесь кто-то копал? Я хочу выяснить, насколько глубоко он добрался. Можете ли вы выкопать яму возле того места, где копали до нас? Чтобы посмотреть, до какой глубина была потревожена почва?

Рабочий принялся копать и вскоре вырыл яму в несколько футов глубиной.

– Достаточно, – распорядился внимательно наблюдавший сэр Клинтон. – Ребята, если вы присмотритесь, то заметите: предыдущий землекоп остановился на глубине в три фута. Ниже этого земля не тронута. Ну, а теперь, – добавил он, – пожалуйста, копайте под увядшей травой. Осторожно и потихоньку – давая нам рассмотреть полученную почву.

Инспектор и Уэндовер с нетерпением и недоумением наблюдали за раскопками. Рабочий копал, но ничего хоть сколько-нибудь интересного он так и не добыл. В конце концов, он добрался до глубина в три фута.

– Достаточно, – скомандовал сэр Клинтон. – Теперь, пожалуйста, заполните яму землей и постарайтесь сделать поверхность как можно более ровной. Нам не нужно оставлять заметные следы нашей деятельности.

Очевидно, что он потерял интерес к яме, так как отвернулся и закурил. Затем он вновь осмотрел поток, один из берегов которого был покрыт галькой.

– Первый блин – комом, – рассудил он. – Раскопки в неправильном месте проку не принесут. Хотя всегда интересно посмотреть, что выйдет. На этом наша работа здесь заканчивается. Закончив с этой ямой, мы сможем вернуться в город.

– Клинтон, ваша таинственность слишком наиграна, – ска­зал Уэндовер, когда они пошли к машине, в то время как инспектор остался присматривать за тем, чтобы яма была должным образом заполнена. – Сам я в такое не играю. Нет нужды сообщать вам об этом, но меня пригласили на неформальную встречу вечером – обсудить, что нужно будет сделать после того, как наступит дата, назначенная старым Родуэем.

– Правда? И кто организовал встречу?

– Мне написал Дерек Гейнфорд. Похоже, они с кузеном думают, что нужно составить какие-то планы насчет земли. Это достаточно разумно.

– Наш друг Ашмун среди приглашенных? – улыбнулся Клинтон.

– А его-то зачем звать?

– Сквайр, перед встречей перечитайте завещание старого Родуэя. Я видел его. В нем прямо упомянуты «внуки». И ничего о незаконнорожденных. Я не юрист. Вам потребуется законовед, чтобы разобраться, имеет ли мистер Ашмун право на долю в наследстве.

– Я и не думал об этом, – признался Уэндовер.

Сэр Клинтон отмахнулся от этой реплики.

– Чтобы продемонстрировать, что я не напускаю таинственности, сквайр, я расскажу вам кое-что. Это поднимет вам настроение, ведь вы не хотите, чтобы в малоприятные истории вмешивали девушек. Камлет опросил мисс Херонгейт, задав вопрос о том, что она делала ночью, в то время, когда для Генри Деверелла наступил конец. Вы помните, констебль увидел ее машину, а после я спрашивал у вас, нужно ли ей было проезжать мимо нас. Насколько я понял, не было нужно. Свернув с этой дороги, она поехала направо вместо того, чтобы свернуть налево, то есть туда, где находились мы.

– Верно, – подтвердил Уэндовер.

– Кажется, она сказала Камлету, что задержалась в пути. Пробила шину о разбитую бутылку. Вот так невезенье, особенно для одинокой девушки в вечернем платье. Ночью никто не проезжал мимо, и она была беспомощна. И ситуацию усугубляло то, что гайки на ее колесе заржавели. Это было чертовски сложно – управиться с колесом. Тем не менее она справилась с задачей и благополучно добралась домой. Второе имя Камлета – Фома, и он захотел взглянуть на ее машину, чтобы убедиться в достоверности рассказа.^[17] В резине и правда была дыра, достаточно крупная, чтобы просунуть в нее палец.

– Я догадывался, что произошло что-то такое, – заметил Уэндовер. – Она ничего не видела?

– По словам Камлета, нет. Но она – странное творение. Я слышал об ее новом хобби – перерисовывании латунных табличек, надгробных и тому подобных, в местной церкви. Признаю, я ее почти не видел, но у меня сложилось впечатление, что она отдыхает, занимаясь египтологией или герменевтикой. И отчего же она увлеклась всем этим? Нет ли в ее кругу кого-нибудь, интересующегося латунью?

Уэндовер ненадолго задумался и затем покачал головой.

– На ум не приходит никто из ее знакомых, – ответил он. – Как вы уже сказали, это странное увлечение. Я должен спросить у нее, но… Кстати, Клинтон, вы получили отчет медэксперта по делам Тони Гейнфорда и Генри Деверелла?

– Да. Но это никак не продвигает расследование. В желудке Гейнфорда обнаружен алкоголь и следы никеля. Ничто из этого не говорит о причине смерти. По стакану и термосу – ничего. Что касается Деверелла, то в его желудке тоже был алкоголь, значит, незадолго до смерти он выпил. Но мы это и так знали. Помимо этого, медэксперт нашел следы гиосцина (совсем как в деле Пирбрайта), но его было очень маловато, и это опровергает версию, что Деверелл мог проглотить смертельную дозу. Читая между строк, я не думаю, что химик вообще заметил бы гиосцин, если бы его заранее не спросили о нем. Кроме того, симптомы не указывают на гиосцин. Так что отчет медэксперта ничего значительного нам не дал.

Глава XIV. Дерек Гейнфорд

Уэндовер пунктуально прибыл на встречу в доме Стэнуэев. Но другие уже были на месте: у вешалки, снимая шляпу и перчатки, он услышал судорожный кашель, что заставило его вздрогнуть от сочувствия. Войдя в комнату, он обнаружил, что Дерек Гейнфорд лежит в кресле. Мучаясь и задыхаясь от очередного приступа, он держал у рта платок. Дафна тревожно склонилась над ним. Сидевший на коврике у камина Макс смотрел на кузена с черствым любопытством человека, никогда в жизни не болевшего и оттого неспособного представить себя на месте страдающего. Сидевшая в стороне миссис Пайнфольд выглядела обиженной – как всегда, когда что-то нарушало ее покой. Чужие беды ее мало волновали, но ее обоняние раздражала вонючая медицинская сигарета^[18] Дерека.

– Этот ужасный кашель, – сочувствующе заметил Уэндовер. – Должно быть, он ужасно беспокоит вас. Но спешить некуда. Не беспокойтесь, мы подождем, пока вам не станет легче.

Дерек Гейнфорд приложил усилие, чтобы улыбнуться. С явной натугой он собрался, сделал затяжку и приподнялся в кресле.

– Все… в… порядке, – задыхаясь, выдавил он. – Извиняюсь… за… эту… сцену.

– Спешите некуда, – повторил Уэндовер. – Мистер Фельден еще не подошел, и прежде чем приступить к делам, нам нужно будет его дождаться.

– Он… не… придет, – болезненно пояснил Дерек Гейнфорд. – Этой… ночью… он… на службе. Он просил меня… передать это… остальным. Видимо, что-то случилось... с кем-то из его коллег… И он должен его подменить. Он… не придет… и мы можем… начинать.

Уэндовер посмотрел в тусклые глаза Дерека и заметил, что его кожа посинела от недостатка кислорода в крови. Он хотел бы потянуть время, чтобы дать больному оправиться, но Дерек раздражительно махнул рукой, показывая возмущение суматохой вокруг его приступа.

– Я размышлял над этим делом, – покорно начал Уэндовер, стараясь говорить громче, чтобы шумное дыхание больного стало не так заметно. – Я полностью согласен с тем, что нужно заранее подготовить план действий на то время, когда земля перейдет в ваши руки, и вы сможете делать с ней, что захотите. Насколько я понимаю, есть три варианта. Можно сразу же продать землю, и каждый из вас получит свою долю. Или мы можем придержать ее, дожидаясь наилучшего момента для продажи. И, наконец, мы можем сначала разделить землю между вами, и каждый сможет поступить со своей частью так, как сочтет нужным. Основной момент в том, что вы должны договориться насчет того, каким путем идти.

Пока он говорил, Дафна перебралась от Дерека Гейнфорда на место возле сестры.

– Я думаю, мы должны немедленно все продать, – сказала она. – Я не суеверна, вовсе нет, но это место кажется не самым удачным. Там умер Роберт, и никто не знает, как это произошло. Работавший там Пирбрайт также потерял жизнь совсем неподалеку. Это ужасно, независимо от того, что вы скажете. Мне этот участок не нравится. Я бы хотела побыстрее от него избавиться. Да и деньги мне вскоре потребуются…

– Полагаю, это точка зрения Фрэнка? – немного резковато вставила миссис Пайнфольд.

– Фрэнк согласен со мной, – призналась Дафна.

– Это чисто семейное дело, и оно должно быть решено нами, – холодно заметила миссис Пайнфольд. – Фрэнк пока еще не член семьи, так что его точка зрения на меня не влияет. Я не согласна и не соглашусь с таким предложением. Мистер Родуэй был дальновидным человеком…

– Был. Никто этого не отрицает, – перебил ее Макс. – Он вовремя ушел из фирмы, оставив наших уважаемых дедов с носом. Очень дальновидно.

– Мистер Родуэй был дальновидным человеком, – про­иг­но­рировав Макса, повторила миссис Пайнфольд. – Он знал, что эта земля подорожает, и ее стоит купить и придержать. Сейчас она только начала повышаться в цене, и в данные момент глупо думать о продаже, ведь, скорее всего, со временем она будет лишь дорожать. Я уверена, что мы должны придержать ее.

– А вы? – спросил Уэндовер, обращаясь к Максу.

– Я? На мой взгляд, землю надо разделить. Тогда каждый сможет делать со своей долей то, что захочет. Без обвинений. Без обид. Любой промах – вина владельца.

Миссис Пайнфольд громко фыркнула.

– Я настаиваю на том, что землю нужно придержать, – упрямилась она.

– Ты можешь придержать свою долю, – указал ей брат. – Никто тебе не мешает.

– Моя «доля», как ты ее назвал, сама по себе не настолько ценна, как если бы она была частью большого участка, – горячо возразила миссис Пайнфольд. – Я не такая уж бизнес-леди, но мне это очевидно. Мы должны согласиться с тем, что землю нужно оставить целой и развивать ее, а потом каждый из нас получит свою долю из годового дохода. Вот, что я пред­лагаю, и всем очевидно, что это единственный разумный план.

– В этом что-то есть, – заметил Макс. – Агата, откуда ты взяла эту мысль? Ты же не сама это придумала?

– Вопрос не в том, «откуда я взяла эту мысль», Макс, – раздраженно ответила миссис Пайнфольд. – Дело в том, что я права, и это понимаешь даже ты, хоть и после объяснения. Было бы явной глупостью дробить участок на крохотные кусочки для каждого из нас. Если бы мы сделали так, то это уничтожило бы все возможности развития. Я настаиваю на моем решении вопроса. Это правильный путь, здесь нет сомнений. Вы согласны? – обратилась она к Уэндоверу.

– Самому мне малоинтересны небольшие наделы, – признался Уэндовер. – Да и честно разделить землю весьма непросто. Нельзя просто разбить ее на одинаковые по площади участки, ведь некоторые места явно привлекательнее других для строительства. Но вы должны решить сами, моя точка зрения не должна влиять на вас. Вам есть, что сказать? – спросил он у Дерека Гейнфорда.

Прежде чем начать, тот захлебнулся в еще одном приступе кашля, после которого бессильно обмяк в кресле. Уэндовер заметил, как изменился цвет лица Гейнфорда и задумался о скоротечности жизни. «Любой из этих приступов может убить его», – пробормотал он, взглянув на измученного человека в кресле.

Они подождали, пока больной не соберется с силами и не сможет говорить.

– Нам… нужно… продать все сразу. Никто не знает… сколько будет… продолжаться война. Но, она не может… длиться вечно. Сейчас Эмблдаун… задействован в военных целях… нужно жилье... для рабочих. Если мы... продадим побыстрее… цена будет наилучшей. Они смогут… построить бараки… и ухватятся за это…

– Кто такие «они»? – вставил Макс.

– Все... кто заинтересован… в проживании рабочих. Все равно… кто именно. На мой взгляд… когда война закончится… в Эмблдауне… будет спад… и еще много лет... никому не потребуется… местная земля. Никто ее не купит. И где мы окажемся? Вне игры... и с пустырем на руках. Я за немедленную продажу… пока есть, кому.

Усилия уладить дело взволновали и вымотали Дерека Гейнфорда, и он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Было слышно, как он громко дышит. Миссис Пайнфольд хотела было что-то сказать, но Уэндовер испугался, что она начнет ссориться с Дереком, и поспешил перевести разговор в новое русло.

– Кто-нибудь знает, что думает мистер Фельден?

Но в результате получилось вовсе не так, как того хотел Уэндовер. Ответил Дерек Гейнфорд, он приложил все усилия, но его речь была еще более прерывистой, чем раньше:

– Я знаю… все… что думает… Кеннет, – сказал он, вложив в слова столько злости, сколько позволяло его состояние. – Я говорил... с ним… и он упрямится... изо всех сил. В общем… Агата… он на твоей стороне.

Выражение лица миссис Пайнфольд показало, что она не так уж рада тому, что Фельден оказался ее союзником. Дерек увидел это и иронично заметил:

– Не удовлетворена?.. Я так и думал… Но это так... Кеннет… твердит, что… земля подорожает… И слышать не хочет… о том, чтобы… разделить ее на части. Я говорил ему… когда война закончится… в Эмблдауне будет спад… и земля… никому не потребуется. Никому.

Очередной приступ кашля заставил Дерека замолчать на целую минуту. Затем он смог продолжить:

– И что тогда… с нами будет? Вне игры… с акрами... ни на что не годного пустыря... на руках… Я обсуждал это с Кеннетом... Пытался уговорить его… Но он невыносим… Надменен, будто все знает… и презирает любое... другое мнение...

– О, да! – перебила его миссис Пайнфольд. – Кеннет всегда был таким. Но все-таки, Дерек, на этот раз он прав, и я думаю, было бы глупо выпускать из рук землю только ради того, чтобы немедленно получить немного денег. Я не соглашусь даже на аренду. Я совершенно уверена, что его надо держать под контролем, наготове к любой ситуации. Никто не может сказать, что будет после войны.

– Никто, – с усилием сказал Дерек. – И как раз поэтому… я хочу поскорее избавиться… от земли… пока мы знаем… что и как… Я не согласен… с вашей с Кеннетом… безумной затеей… После войны у нас не будет никакого роста – как и в прошлый раз.

Макса Стэнуэя, по-видимому, осенило.

– Понял! – выкрикнул он. – Кому-то из нас хочется продать. Кому-то из нас хочется придержать. Почему бы тем, кто хочет придержать, не выкупить доли тех, кто хочет продать? Я и сам бы продал. Агата, что ты дашь за мою долю? В семье ты единственная, у кого есть деньги, чтобы выкупить ее.

– Мне нужно подумать, – не слишком сердечно ответила его сестра. Очевидно, ей было не по себе от одной мысли о том, что придется расстаться с деньгами.

– О, не торопись, – успокоил ее Макс. – Подумай недельку. Посоветуйся. Погадай на картах, обратись к гороскопу или что там еще делают в таких случаях?

– Я так понимаю, ты имеешь в виду мистера Ашмуна? – холодно ответила миссис Пайнфольд. – В любом случае, я предпочту его советы, а не твои, Макс. Я подумаю. И, конечно, все зависит от цены.

– Даф, ты тоже продаешь? – спросил Макс.

– Да мне все равно, кто купит мою землю. Агата может забрать мою долю, если заплатит за нее.

– А ты, Дерек?

– Очень… охотно, конечно, – с усилием ответил Дерек Гейнфорд. – По честной цене… Пригласим оценщика… пусть будет справедливо.

Миссис Пайнфольд с каждым новым предложением теряла интерес к сделке, ведь сумма ее потенциальных расходов все возрастала и возрастала.

– Подумаю, – раздраженно буркнула она. – Я должна проконсультироваться с Кеннетом, но мне не нравится обсуждать с ним что-либо – он всегда пытается сбить меня с пути. Так что на многое не рассчитывайте. Может, я вообще и не захочу покупать, когда поразмыслю. И не думайте, что я заплачу больше положенного только потому, что вы мои родственники. Я считаю, что заключать сделки с друзьями или родственниками – ошибка. Они всегда меня используют, – закончила она, не проявив никакого уважения к оставшимся членам семьи.

– Агата, придерживайся фактов, – поправил Макс. – Я часто пытался позаимствовать у тебя пятерку фунтов. Держи карман шире! Ты никогда не делилась ни со мной, ни с кем-либо из нас. Но если ты хочешь оказаться обманутой, тебе не нужно далеко ходить за человеком, который тебя надует!

Миссис Пайнфольд проигнорировала явный намек на Ашмуна.

– Я подумаю, – повторила она. – А сейчас я не хочу ничего предпринимать. Мы должны придержать землю, и я не понимаю, почему я должна рисковать своими финансами, вкладывая их в ваши участки. Я могу быть покладистой, но есть же предел, Макс, и твое предложение кажется мне непомерным.

Дерек Гейнфорд, видимо, предполагал, что предложение Макса может быть принято, и в итоге разочаровался, что повлияло на его состояние. Он сильно кашлянул и, пытаясь отдышаться, откинулся на спинку кресла. К тому моменту, когда он смог говорить, у него кончилось терпение.

– Агата… тебе… сделали… честное... предложение. Если ты… отказываешься… то… я настаиваю… продать все… сразу. Трое из нас… за то, чтобы... продать. Кеннет, может… говорил… Можете сохранить… свою долю… если хотите… Но трое из нас… хотят видеть деньги… и вы можете… сделать…

Дерек приложил чрезмерные усилия. Он изможденно откинулся на спинку кресла. Задыхаясь, он прохрипел:

– Капсула!

Дафна бросилась к нему и стала шарить по карманам его пиджака. Больной покачал головой.

– В куртке? – спросила Дафна.

Дерек ответил слабым кивком, и она выбежала из комнаты и почти сразу же вернулась с завернутой в платок капсулой. Дереку Гейнфорду удалось вытащить платок, опрокинуть в него капсулу. Он уткнулся лицом в платок. Раздался звон разбитого стекла, и комната наполнилась запахом грушевых капель, таков аромат эфира амилнитрита.

Но к этому времени, кажется, было уже поздно. Дерек раз или два глубоко вдохнул, но его дыхание затруднилось, лицо посинело из-за недостатка кислорода в крови. Он потерял сознание.

– Вызвать ближайшего доктора, быстро! – приказал Уэндовер, обращаясь к Максу. – Телефон. Живее!

Дафна, потрясенная страданиями кузена, опустилась на колени у его кресла и взяла его руку в свои.

– Он ужасно холоден, – сказала она. – Дерек!

Ее зов остался без ответа. Больной стиснул челюсти и со свистом дышал через зубы, но вдохи становились все медленнее и труднее. Его глаза смотрели вперед, но, очевидно, он ничего не видел.

Наконец, прибыл врач, но, едва взглянув на него, Уэндовер не предвидел ничего хорошего. «Неопытный молокосос, пытается скрыть нервозность и ничего не добьется», – подумал он.

Уэндовер кратко описал случившееся. Медик слушал его, ковыряясь в сумке, беря что-то из нее, но тут же откладывая обратно и вынимая что-то другое. Затем он с серьезным видом проверил пульс Дерека.

– Я едва нащупал пульс, – сказал он, избегая того, чтобы смотреть кому-либо в глаза. Приступ кажется очень сильным. Говорите, хроническая астма? Хм!

Казалось, что дыхание Дерека остановилось.

– Вы можете что-нибудь сделать? – резко спросил Уэндовер.

– Сначала я должен выяснить, в чем проблема, – защищаясь, возразил доктор. – Нельзя лечить пациента, не зная, что его беспокоит. Я должен выяснить…

– У него сдает сердце. Кто угодно это заметит, – парировал Уэндовер. – Если вы ничего не сделаете, то оно совсем остановится. Как насчет стрихнина? Он у вас есть?

– Можно попробовать, – заметил врач и вновь обернулся к сумке.

Он вынул таблетки, стерильный шприц и воду для инъекций. Уэндовер с раздражением наблюдал за тем, как таблетка медленно растворяется в воде. Затем доктор снова замешкал, застыв со шприцем в руках и наблюдая за пациентом, словно надеясь, что тому внезапно станет лучше, и инъекция станет не нужна. Уэндовер обернулся к женщинам и жестом указал им на дверь.

– Да, думаю, мы пойдем, – невозмутимо сказала миссис Пайнфольд. – Нам здесь не место. Подождем за дверью. Даф, пошли!

Бросив взгляд сквозь слезы, Дафна последовала за сестрой. Снова повернувшись к больному, Уэндовер обнаружил, что врач все еще колеблется. Выражение лица Уэндовера подтолкнуло того к действию. Он нерешительно ткнул иглой в кожу, а затем надавил на поршень. Но никакой реакции не последовало. Доктор отложил шприц и взял Дерека за запястье, какое-то время подождал, а затем мрачно покачал головой.

– Его пульс остановился. Я его не нахожу.

– То есть, он умер? – спросил Макс.

– Думаю, да. Нам нужно немного подождать, чтобы убедиться.

Уэндовер не думал, что Макс будет так впечатлен.

– Бедный старый Дерек, – пробормотал тот. – Старина. У него была поганая жизнь, но он блестяще прожил ее. Он был по-настоящему славным малым.

Доктор начал собирать свою сумку. Наблюдавшему за ним Уэндоверу пришла идея:

– В случаях вроде этого вы выдаете свидетельство? – спросил он.

– Не думаю, что это мое дело, – засомневался врач. – Очевидно, он умер от приступа астмы. Значит, свидетельство выпишет лечащий врач. Кто он?

– Доктор Эллардайс.

– О, тогда все в порядке, – облегченно ответил доктор. – Он выпишет вам свидетельство. Я позвоню ему и сообщу, что случилось. Это же хроническая болезнь. Эллардайс должен знать о ней все. Так что вам нужен он.

– Полагаю, больше нет шансов на то, что мистер Гейнфорд очнется?

– Никогда нельзя сказать наверняка. Для уверенности лучше пригласите Эллардайса. Сам я не могу быть уверен на все сто, но я сделал все, что мог, и мне больше нет смысла оставаться. Меня ждут другие вызовы. Я позвоню Эллардайсу.

Очевидно, врач стремился уйти, и Уэндовер не видел причин задерживать его. Когда он ушел, Макс пришел в себя.

– Мы не можем оставить его здесь. Может, лучше перенести его в запасную спальню? До того, как мои сестры вернутся. Ради приличия и всего такого.

Очевидно, он был взволнован сильнее, чем ему хотелось показать. Уэндовер согласился с ним, и они отнесли мертвеца наверх и положили на кровать.

– Ну и лекарь! – прокомментировал Макс, когда они вернулись вниз. – Тугодум и, судя по всему, боится действовать. Жаль, что я не вызвал Фрэнка, даже если бы на это и ушло больше времени. Фрэнк знает, что к чему. Думаете, сейчас стоит позвонить ему? Он мог бы что-то сделать. Кто знает?

– Любые усилия имеют смысл, – заметил Уэндовер. – Но, боюсь, уже ничего нельзя сделать. Но он был пациентом Эллардайса, так что доктор в любом случае будет должен его увидеть. Лучше позвонить ему.

Макс пошел к аппарату, а Уэндовер вернулся в комнату и механически начал поправлять сдвинутую мебель. Делая это, он задумался над увиденным. Конечно, все прошло, как должно, заверил он себя. Раньше или позже, но Дерек Гейнфорд должен был умереть от приступа астмы. Никто бы ничего не подумал о его смерти, произойди она сама по себе. Но Уэндовер не мог думать о ней, без учета всего того, что он уже знал. Наследники Родуэя умирали один за одним, и по меньшей мере в одном случае – случае Генри Деверелла, обстоятельства смерти были таковы, что от них никак нельзя было отмахнуться. Тем не менее, новая смерть была вполне естественной. Амилнитрит, наконец, не помог. Уэндовер принюхался к еще витавшему в воздухе хорошо знакомому грушевому аромату и почувствовал головную боль, вызванную запахом медикамента.

– Проклятье! – сказал он сам себе. – Я похож на этого медика. Не могу решить, как же поступить. Нам не нужен скандал из-за смерти, которая, вероятно, окажется вполне естественной. Но, с другой стороны…

Он все еще пребывал в тупике, когда в комнату вернулся Макс.

– Я нашел Фрэнка. Он сказал, что все могло произойти в любую минуту. Бедному старому Дереку было хуже, чем я думал. По крайней мере, так говорит Фрэнк. Он придет позже. Сначала нанесет визит в другое место. У этих докторов веселенькая жизнь, а?

Уэндовер, наконец, решил свою проблему.

– Макс, послушай! Нам нужно подумать о твоих сестрах. Отправь Дафну спать. Ей не нужно возвращаться сюда и желать мне доброй ночи. А вторую сестру отвези домой. Она, должно быть, потрясена, и я не хочу, чтобы она ехала одна по темноте. Убедись, что она в порядке, а потом возвращайся. Я подожду тебя здесь.

Макс кивнул ему в знак согласия.

– Здравая мысль, – заметил он. – И я буду рад заняться хоть чем-то. Это всех нас встряхнуло, – нервно добавил он.

– Тогда начинай, – предложил Уэндовер. – Кстати, я могу воспользоваться телефоном? Хорошо бы позвонить в Грэндж и дать знать, что меня не стоит ждать допоздна. Я сказал им, что скоро вернусь, и моя экономка может нервничать. Она всегда нервничает, если кто-то опаздывает. Из-за светомаскировки. Начинает воображать аварии и тому подобное.

– Правильно! – одобрил Макс. – Знаете, где телефон? Можете позвонить, пока я говорю с сестрами.

Уэндовер позвонил в Грэндж и поговорил с экономкой. Затем попросил сэра Клинтона. Но старший констебль куда-то вышел. И поскольку вызвать сэра Клинтона не получилось, Уэндовер решил действовать самостоятельно. Он обыскал комнату, в которой умер Дерек Гейнфорд, но не нашел ничего примечательного. Затем его осенила очередная идея, и он прошел в гардеробную, где перешерстил карманы куртки Дерека.

– Ну, я сделал все, что мог, – успокоил он себя. – Хоть ничего и не нашлось, но свое дело я завершил.

Глава XV. Закон Генри

Когда Уэндовер вернулся в Грэндж, сэр Клинтон был уже на месте. Уэндовер сразу же сообщил ему о трагедии в доме Стэнуэев.

– Теперь я уверен в том, что смерть все равно, раньше или позже, настигла бы бедолагу. Я знаком с симптомами приступа астмы, и у него все они были. В них не было ничего из ряда вон выходящего. Случись ему умереть полгода назад, я бы ни о чем и не подумал. Но…

– Но Гейнфорд – один из наследников Родуэя, – закончил сэр Клинтон, – так что вы насторожились и призадумались? Понимаю. Сквайр, у вас нет оснований подозревать нечестную игру, но вы думаете, что в этом деле есть нечто странное. Очень правильное чувство, если вы сбиты с толку. И вы принялись охотиться за материальными уликами. Совершенно правильно. Вопрос: вы что-нибудь нашли?

– Ничего, – печально признался Уэндовер. – Я и не ожидал, что найду, так и получилось. Это оказался просто последний приступ, который и унес беднягу в могилу. Но я знал, что вы посмеетесь надо мной, если я приду с совсем пустыми руками, и я взял те вещи, что имели хоть какое-то отношение к делу.

Он вынул из кармана платок, тряпичный пакет и маленький коробок. Все это он разложил на столе перед сэром Клинтоном.

Сэр Клинтон склонился над пакетом и осторожно понюхал его.

– И пакет, и платок все еще пахнут грушевыми каплями, – заметил он. – Нам уже встречался этот запах, в деле Линден-Сэндза.^[19] Верно, это амилнитрит. Но в этот раз он на своем месте. Но сохраним его на тот случай, если коронеру захочется понюхать.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с бутылкой и пробкой. Пакет он сунул в бутылку и тщательно закупорил ее. Затем он обратил внимание на коробок.

– Амилнитрит в капсулах для ингаляций, – прочитал он. – «Сжать концы пакета между большим и указательным пальцем руки, раздавить и вдыхать». Изначально в коробке была дюжина капсул, но сейчас осталось только девять. Одна была использована этой ночью, а еще две, по-видимому, раньше. Это вполне естественно. На коробке должно сохраниться много отпечатков пальцев, но какой с них прок? Там должны быть отпечатки упаковщика, аптекаря, самого Гейнфорда, мисс Стэнуэй, ваши и, наконец, мои, не говоря о прочих людях, которые вполне могли держать ее в руках. Но все же, передадим коробок эксперту-дактилоскописту. Пусть сделает все возможное.

– С капсулами не могло ничего случиться, – заметил Уэндовер. – Как вы сказали, две из них уже были использованы, и будь с ними что-то не так, Дерек бы заметил это.

– Как вы сказали, – повторил сэр Клинтон, – он бы заметил, что что-то не так. Бедолага был хорошо с ними знаком. Давайте рассмотрим одну из них.

Он взял один из тряпичных пакетиков,^[20] разрезал его перочинным ножом и вынул из него крошечную стеклянную ампулу. С одной стороны она была закруглена, а вторая ее сторона была запечатана. Прежде Уэндовер не видел самих капсул. Он подобрал ее и присмотрелся к желтой жидкости внутри.

–  Не так уж много, – заключил он. – Максимум, два-три грамма. И у этой капли такой сильный запах… Я почувствовал его, когда Гейнфорд разломил капсулу, а его платок все еще пахнет им. У меня от этого запаха голова кругом идет.

Сэр Клинтон кивнул, но, кажется, он потерял интерес к этому предмету, так как он резко сменил тему:

– Как шел вечер до гибели Гейнфорда? Мне бы хотелось услышать, о чем шла речь.

– Трое хотели немедленно продать землю: Дафна, молодой Макс, и Дерек Гейнфорд. Агата Пайнфольд не хотела и слышать об этом. Затем ей предложили выкупить наделы остальных, но она ему не обрадовалась.

– Они как-то обосновывали свои точки зрения?

– О, причины были очевидны, – ответил Уэндовер. – Дафне, конечно же, срочно нужны деньги. Они с Эллардайсом собираются пожениться, а он понес большие убытки в Малайе. Продажа земли позволила бы им сыграть свадьбу.

– Это понятно, – согласился сэр Клинтон.

– Юный Макс также хотел продать землю, – продолжил Уэндовер. – По моим впечатлениям, он хотел поскорее получить наличные, возможно, для того, чтобы растратить их. Дерек Гейнфорд также хотел продать. Фактически, он больше всех настаивал на этом. В конце концов, бедолага не мог ожидать долгой жизни (и эта ночь подтвердила это), и полагаю, в его положении было естественно желание получить капитал сразу, а не ждать его возможного увеличения в отдаленном будущем. Полагаю, его не заботило благосостояние молодого поколения.

– Подозреваю, миссис Пайнфольд была, как всегда, туманна?

– Нет, большую часть времени она рассуждала, апеллируя к здравому смыслу, и это удивило меня. Она приводила аргументы. И совсем не те, что я ожидал от нее услышать. Это выглядело так, словно она хорошо подготовилась к дискуссии.

– Здравый смысл – это, скорее, про Фельдена, – прокомментировал сэр Клинтон. – Какую позицию занял он? Впрочем, его не было на встрече.

– Как вы об этом догадались? – удивился Уэндовер.

– Скажу после. Держитесь ближе к делу, сквайр.

– Фельден был за то, чтобы придержать землю. Это рас­ска­зал Дерек Гейнфорд. Он заранее обсудил этот вопрос с Фельденом и, видимо, поссорился с ним. Но Агату Пайнфольд намуштровал вовсе не Фельден – она не знала о его точке зрения, и к тому же не обрадовалась, когда выяснилось, что она оказалась на одной стороне с ним.

– Хм! Выглядит, как влияние Ашмуна, не так ли? Кстати, Ашмуна среди присутствовавших не было, не так ли?

– Конечно, нет. Если ваша история правдива, то он может быть наследником, но официально я об этом не знаю, а он не выдвинул никаких претензий. Естественно, я не стал будить спящую собаку.

– Естественно, сквайр. И если это он намуштровал миссис Пайнфольд, то мы можем понять его точку зрения. Значит, три на три, вернее, три на два, ведь Гейнфорд уже не считается. А он был самым последовательным противником попыток придержать землю. Интересный момент. Но я в этом не уверен. А вы сами за то, чтобы придержать землю или разом продать ее? Впрочем, по вам это и так видно. И еще один вопрос, сквайр: вы абсолютно уверены, что за капсулами Гейнфорда выходила именно мисс Стэнуэй?

– О, да. В этой компании только она проявляла сострадание. Остальные, не пошевелив и пальцем, наблюдали за его кашлем. Но как вы узнали, что Фельдена там не было?

– Потому что я ходил к нему этим вечером, и оказалось, что он на службе где-то в городе. Он оставил сообщение, что если он кому-то срочно понадобится, то его можно разыскать на посту противовоздушного патруля. У него очень болтливая старуха-экономка. Она развлекала меня нескончаемой болтовней о ревматизме, Гитлере и о том, как стало сложно раздобыть разнообразные продукты, когда у тебя лишь две продовольственные карточки на хозяйство, и про то, что она собирается делать на выходных, и еще… в общем, обо всем, что ей приходило на ум. Разговорчивая старая дама, воодушевленная героическими подвигами ее работодателей. Наконец, прервав ее многословие, я сказал ей, что оставлю Фельдену записку.

– Почему вы хотели увидеться с ним?

– Насчет отравления газом. На самом деле, ничего особо важного, но я предпочитаю знать, что к чему, а если под рукой есть химик-эксперт, почему бы не спросить?

– Это так, – согласился Уэндовер. – Я никогда не был у него дома. Как в нем?

– Комфортно, но не роскошно. Его библиотека поразила меня. Экономка показала мне ее, когда я сказал, что напишу записку. Там я увидел всевозможные книги. Библиотека богаче, чем у многих, и, судя по ней, у Фельдена очень широкие интересы. Конечно, в основном там книги по химии. Я заметил нечто под названием «Всеобъемлющий трактат по неорганической и теоретический химии Мэллора» – дюжина толстых томов, страниц по пятьсот-шестьсот в каждом. Если каждый из них стоит по три гинеи, то весь набор должен стоить более пятидесяти фунтов.^[21] Тут я понял, что изучать химию – это дело. И это лишь один ее раздел. У него также множество книг по органической химии. Мне стало интересно поискать в одной из них гиосцин, и я выяснил, что его химическая формула – гидробромид C₁₇H₂₁O₄N HBr, так что я обогатился знаниями. Также у него есть коллекция научно-популярных книг, не касающихся химии. «Жизнь и нравы насекомых» Фабра, «Наука и повседневная жизнь» Холдейна. Сквайр, вы их читали? Попробуйте, они того стоят. Помимо специальной литературы, у него также много романов, начиная от елизаветинских времен и до наших дней. В общем, это такая библиотека, в которой можно найти книгу на любой вкус и настроение. Она меня очень заинтересовала.

– Подозреваю, что когда я звонил вам сюда, вы были в его доме, – заметил Уэндовер, проигнорировав описание библиотеки.

– Там или в другом месте, – поправил старший констебль. – Покинув дом Фельдена, я заглянул к вашему другу Эллардайсу. Последнего удалось застать дома. Мне были нужны советы относительно гиосцина и его действия. От него я получил все, что хотел, и, думаю, даже больше. Это странный препарат, слишком сложный для неспециалиста. Он не обезболивает, но вы забудете о боли сразу же после того, как она прекратится. Полагаю Эллардайс держит его в безопасном месте. Похоже, он часто его использует в своей практике.

– Должно быть, – согласился Уэндовер. – Кстати, вы получили отчет столичного эксперта по делу Генри Деверелла?

– Только что получил его. В желудке был гиосцин, но совсем незначительное количество. Если бы он принял смертельную дозу, его было бы больше. Также в желудке обнаружен алкоголь.

– Вероятно, он выпил его у Ашмуна. Как я и предполагал, – заявил Уэндовер.

– Во всяком случае, я не помню, чтобы он пил во время бриджа, – заметил сэр Клинтон. – И судя по тому, что я о нем слышал, он не был любителем выпить. Но я вполне могу представить, что даже воздержанный человек не откажется от рюмочки, если собирается провести час-другой на открытом воздухе после полуночи. Но что более важно, теперь я думаю, что знаю, как произошли некоторые из таинственных смертей. Я имею ввиду случай с кроликами; как бы вы к нему не относились, но кролики, Пирбрайт и Генри Деверелл находятся в одной связке.

– Вы имеете в виду все происшествия поблизости от лагеря Цезаря?

– Конечно, это объединяет все эти дела, но не объясняет их, – заметил сэр Клинтон.

– Вы же не клюнули на всю эту чушь о Новой Силе? – скептично поинтересовался Уэндовер.

– Иногда новое применение чего-то старого выглядит не хуже новой придумки, – заявил сэр Клинтон. – Нужно оформить авторское право на эту фразу.

– Вы заочно учились на курсах дельфийских оракулов? – буркнул Уэндовер. – Мне бы хотелось, чтобы вы отбросили весь этот туман и, ради разнообразия, ясно сказали, что имеете в виду. Так было бы лучше.

– Ваша проблема в том, что вы хотите выловить рыбку без труда, сквайр. Я потрудился раскопать все подробности, а вы хотите просто присоединиться, ни капли не потрудившись. Так не пойдет. Я дам вам все ключи, а решение вы найдете сами.

Сопение Уэндовера выдало, что он далеко не удовлетворен, но сэр Клинтон не обратил внимания на этот немой протест.

– Сквайр, вспомните ночь, когда я был смущен тем, что не мог вспомнить что-то прочитанное мной много лет тому назад. Теперь я все вспомнил. Это был рассказ какого-то Кон­нингтона, напечатанный в «Ньюс-Кроникл» в 1936-ом. Я вспомнил об этом, пока листал книгу Холдейна. Я читал ее, когда она вышла – в 1939-ом, и я вспомнил, что еще в то время одно из эссе в книге напомнило мне о сюжете ранее прочитанного рассказа. В любой городской библиотеке есть и подшивка «Ньюс-Кроникл», и книга Холдейна. Все, что вам нужно – это прочесть их, и тогда вы будете знать столько же, сколько и я.

– Очень веселое времяпрепровождение, – буркнул Уэндовер. – Вы не можете сойти на землю и просто рассказать?

– Хотите побыстрее? Хорошо! Я уложусь в два слова: «Закон Генри».

– Мне они ни о чем не говорят, – проворчал Уэндовер.

– Сквайр, где же ваше образование? Non est inventus?^[22] Я могу предложить энциклопедию или словарь Уэбстера.^[23] Уэбстер даже проще энциклопедии. Он есть даже у вас на полке.

Уэндовер встал и взял словарь Уэбстера.

– «Закон Генри, – прочитал он. – Закон, согласно которому растворимость газа в жидкости прямо пропорциональна давлению этого газа». Можно подумать, это что-то проясняет… но только не мне. Не улыбайтесь, как чеширский кот! Вы что, смеетесь надо мной?

– И не собираюсь, – заверил его сэр Клинтон. – Нет, сквайр, я дал вам ключ. Замочная скважина под рукой. Но я просто не могу позволить вам заполучить разгадку, не приложив усилий. Вам нужно подумать. Но дело лишь в новом применении старого принципа.

Уэндовер нетерпеливо пожал плечами. Затем он вернулся к Уэбстеру и прочел второе предложение в статье о законе Генри.

– «Закон о парциальном давлении, см. соответствующий подзаголовок», – прочел он. – От него будет прок?

– Уже теплее, – поддразнил его сэр Клинтон, изъясняясь на языке детских игр.

Уэндовер перелистнул страницу и тут же возразил:

– Тут про этот закон целых две страницы мелкого текста!

Но поскольку сэр Клинтон не обратил внимания на возражения, Уэндоверу пришлось приняться за чтение.

– А, вот оно! – наконец воскликнул он. – «Согласно закону о парциальном давлении, в смеси газов каждый газ оказывает такое же давление, которое оказывал бы самостоятельно. Также см. закон Дальтона». Ну, и при чем здесь кролики?

Он вернул Уэбстера обратно на полку и, обернувшись, обнаружил, что сэр Клинтон насмешливо смотрит на него.

– Снова холодно, сквайр. Аж в дрожь бросает. Но если вы не обращаете внимания на ключ, который у вас под носом, что же я могу сделать? Зайдите с другой стороны. Заметьте: гиосцин фигурирует в двух расследованиях у римского лагеря, а именно в делах Пирбрайта и Деверелла. Но Эллардайс говорит, что в случае с кроликами ничего подобного не было. Вот намек. Кто угодно может поинтересоваться: а откуда взялся гиосцин? Как вы знаете, его не так легко достать. И он ужасно ядовит. Чтобы подобрать дозу, нужно что-то получше обычных весов. Это также наводит на размышления.

– Думаю, понимаю, на что вы намекаете, Клинтон, но этот вариант я просто отметаю.

– Хорошо быть читателем мыслей и точно знать, что думают другие, – ответил сэр Клинтон. – Должно быть, это избавляет вас от многих хлопот, сквайр. А поскольку вы то точно знаете мои подозрения, то это избавляет от хлопот и меня.

– Полагаю, вы тайком сговорились с коронером, – сказал Уэндовер, резко сменив тему.

– Мне не нравится то, какие выражения вы выбираете, сквайр. Чем вам не угодило дознание?

– В нем говорится, что Роберт Деверелл погиб от рук вражеских сил, а краже золота уделено весьма небольшое внимание.

– Жюри заслушало показания вашего друга Эллардайса, он говорил о травмах, а инспектор рассказал о бомбе. Кажется, это убедило их в причине смерти, а именно ее они и определяли. Коронер принял это мнение, не позволив им отклониться в сторону. Какой в этом вред? Если у вас есть улики, доказывающие… вот именно: доказывающие, что Деверелл умер не от военных действий вражеских сил, то вы обязаны предоставить их.

– Конечно, у меня нет улик.

– Тогда почему вы дуетесь? Мне показалось, что вердикт вполне соответствует представленным доказательствам.

Уэндовер лишь пожал плечами.

– В деле Пирбрайта дознание отложили.

– А почему нет? Это естественно, ведь никто не знает, как он умер. Коронер ждет улик.

– В деле о смерти Тони Гейнфорда вынесен вердикт об отравлении газом. Вы верите, что к этому нечего добавить?

– Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно в точности рассказать о том, что происходило в доме во время вечеринки. А я не знаю этого. Присяжные вынесли вердикт, согласующийся с предоставленными им доказательствами.

– Хорошо, – ухмыльнулся Уэндовер. – Но не думайте, что никто не заметит негра в темной комнате или старшего констебля, подсказывающего коронеру.

– А почему нет? Полагаю, кто угодно может советовать коронеру, если от этого будет прок.

– И отсрочка в дознании по делу Генри Деверелла, – добавил Уэндовер.

– Естественно, ведь оно сочетается с делом Пирбрайта. Я уверен, это было правильное решение. Ну, и чтобы закончить: дознания по делу Дерека Гейнфорда не будет – ваш друг Эллардайс без колебаний подписал свидетельство о смерти. Причина: приступ астмы.

– Все, что я хочу знать, – раздраженно ответил Уэндовер, – чем вы занимаетесь на самом деле? Кажется, что немногим. Дела так не делаются.

– Я наблюдаю, – бесстрастно ответил сэр Клинтон. – Мои агенты следят за всеми подозреваемыми и сообщают мне обо всем. Так они отвлекутся от рутинной работы и никому не навредят. Ваш друг Эллардайс на днях купил огромного игрушечного кролика. Должно быть, он дорого стоил. Позже он подарил его своей пятилетней крестнице, Уилли Данмор. Полагаете, это имеете отношение к кроликам из римского лагеря? Как символ, или что-то такое? Возможно, он был набит гиосцином. Кто знает?

– Ну, если у вас такое настроение, лучше я пойду спать, – буркнул Уэндовер.

Глава XVI. Крадущееся малечо

– Шахматы? – предложил Уэндовер после ужина.

Сэр Клинтон на мгновение задумался, а затем покачал головой.

– Не сегодня, сквайр, – ответил он. – Опасаюсь, что если мы начнем партию, то не успеем ее закончить, а прерывать игру я ненавижу. Когда телефон отвлёк от ужина, было неприятно, а если он отвлечёт еще и от шахмат… нет, они слишком ценны. Попробуем что-то другое. Как насчет игры в алиби? Она известна со времен Каина, но все еще может развлекать.

Он вынул из кармана лист бумаги и протянул его Уэндоверу.

– Сквайр, держите. Я бы не пытался подловить вас на старом трюке с тремя карточками. Для вас это было бы слишком легко, так что здесь шесть карточек. Задача: найти даму.^[24] В наших обстоятельствах звучит негалантно, так что назовем это «поиском убийцы». Понимаете смысл? Вверху таблицы шесть дел, сбоку – шестеро человек, которые прямо или косвенно заинтересованы в получении наследства Родуэя. «А» напротив имени подозреваемого означает, что мы точно знаем – этого человека не было на месте убийства. Прочерк означает, что у нас нет подтверждения его алиби. А вопросительный знак указывает на то, что мы не знаем, где находился подозреваемый во время очередной смерти.

Уэндовер ненадолго задумался над таблицей.

– Полагаю, вы исходите из того, что в случае с кроликами Ашмун и Эллардайс предоставили алиби друг другу?

– Ну, а что тут еще можно сделать? – парировал сэр Клинтон. – Если хотите, можете предположить, что Эллардайс вообще придумал эту историю для нас. Но если вы принимаете его рассказ за правду, то доктор становится надежным свидетелем и дает Ашмуну алиби.

Уэндовер кивнул в знак согласия.

– В деле Энтони Гейнфорда алиби есть у всех шестерых, – указал он. – Если основываться на этом, то получается, что ваш убийца – это кто-то не из рассматриваемой шестерки.

– Смерть Энтони Гейнфорда может оказаться несчастным случаем, – заметил сэр Клинтон. – А если отравление было предумышленным, то, возможно, убийцы не было в доме в момент смерти Гейнфорда. Если вы даете человеку яд, то вам нет нужды оставаться поблизости, дожидаясь, пока отрава подействует.

– Хм! Значит, эта милая таблица не особо полезна для этого расследования?

– Если это было отравление, то, конечно, да, – честно признал сэр Клинтон. – И в таблице есть еще один изъян: я не могу доказать, что Роберт Деверелл умер не от военных действий, а от рук местного убийцы. Все дело в зажигательной бомбе. У меня нет никаких свидетельств того, что она не свалилась ему на голову в результате атаки. Но мне хотелось сделать таблицу полной, ведь если бы я не включил в нее всех, то вы обвинили бы меня в том, что я подобрал для нее наиболее удобных для меня кандидатов. Как видите, я этого не делал. Все карты на столе.

Упоминание о смерти Роберта Деверелла навело Уэндовера на свежий след.

– Умер ли он от военных действий или нет, – заметил он, – но в ночь его смерти из его дома пропал золотой посох.

– Я не забыл об этом, – сухо ответил сэр Клинтон.

– Так что при любом раскладе той ночью произошло преступление, – продолжил Уэндовер. – И эта кража связана с Пирбрайтом, ведь посох был найден в его саду.

– Это также не укрылось от моего внимания, – еще суше заметил сэр Клинтон.

– И он был спрятан в саду незадолго до того, как мы его откопали, хотя украден он был задолго до этого, – продолжал Уэндовер, не обращая внимания на тон сэра Клинтона. – Значит, какое-то время он был спрятан где-то еще. Когда мы шли вдоль ручья близ лагеря Цезаря, мы наткнулись на признаки того, что кто-то недавно копал. Очевидно, вор прятал там посох. Возможно, Пирбрайт заметил это, выкопал золото и спрятал в собственном саду, где мы его и нашли.

– Сквайр, вы так уверены, будто знаете это, как свои пять пальцев.

– Ну, в любом случае, это дает мотив для убийства Пирбрайта, – удовлетворенно заключил Уэндовер. – Возможно, Пирбрайт узнал человека, закопавшего золото – вот и появилась необходимость ликвидировать Пирбрайта, прежде чем тот начнет говорить.

– Вы так думаете? – возразил сэр Клинтон. – Допустим, вы застали меня за тем, что я закапываю серебряную ложку в лагере Цезаря. Значит ли это, что теперь у меня появилась необходимость убить вас только для того, чтобы скрыть свою клептоманию? Мне кажется, что это крайность. Проще признать себя виновным в краже и получить три месяца тюрьмы, а не виселицу. Но это мое представление. Вы, конечно, можете смотреть на это по-другому.

– Но ведь если бы кто-то был уличен в краже, это привело бы и к обвинению в убийстве Роберта Деверелла?

– Я не против того, чтобы вы размышляли, сквайр. Но когда вы начинаете предполагать, что я пришел к тому же выводу, что и вы, думаю, мне нужно возразить. Я никогда не говорил, что у ручья было закопано золото. Не говорил я и о том, что Пирбрайт видел копавшего там человека. Не утверждал, что Роберт Деверелл был убит… О! Звонок телефона! Думаю, это меня.

Он прошел к аппарату. Разговор был короткий, а реплики старшего констебля — односложными, так что Уэндовер не понял ничего из услышанного. Наконец, сэр Клинтон опустил трубку и вернулся на свое место. Уэндовер почувствовал, что его другу как-то не по себе.

– Вы кажетесь встревоженным, – заметил он. – Что случилось?

Прежде чем ответить, сэр Клинтон закурил.

– Звонок, отвлекший меня от ужина, был от одного из моих людей. Я говорил вам о том, что они наблюдают. Итак, сквайр, Ашмун навестил вашего друга, Фельдена.

– Но Фельден терпеть не может этого мулата, – смутился Уэндовер.

– Нам внушали это, – флегматично ответил сэр Клинтон. – Но я этому не верил.

– Но к чему это Фельдену? Зачем ему развлекать этого дикаря? – немного скептично продолжил Уэндовер.

– «Это крадущееся малечо, что значит „злодейство“»,^[25] – процитировал сэр Клинтон. – Не могу сказать, что удивлен. Все выглядит так, словно приближается кульминация. Но, думаю, мы держим под контролем все, кроме несчастных случаев.

– А о чем был второй звонок – тот, на который вы только что ответили?

– Он был от моего человека, сообщившего, что Эллардайс отправился в дом Фельдена. Выглядит, словно слет стервятников, не так ли? В то же время нам не остается ничего, кроме как ждать. Но вернемся к моменту, на котором мы остановились перед тем, как меня отвлек звонок. Вот новая информация. Помните того юнца, который копошился в кратере от бомбы, когда мы прибыли, чтобы взглянуть на тайник викингов?

– Ноэль Ист? Да, я помню разговор с ним.

– У него была горстка камушков, найденных на дне ямы.

– Да-да, – припомнил Уэндовер. – Он еще рассказывал, что собрал все камни такого рода. Больше их там не осталось.

– Верно. И ни вы, ни я не смогли ему рассказать, что же это такое. Теперь я узнал. Сегодня я навестил юного Ноэля и позаимствовал у него пару штук. Куратор Эмблдаунского музея считается довольно хорошим геологом, вот я и попросил его взглянуть на камни. Он сказал, что это касситерит, он же оловянный камень.

– Ну надо же! – иронично заметил Уэндовер.

– А вот меня это в самом деле заинтересовало, – заявил сэр Клинтон. – Это ведь обкатанное водой олово, и взялось оно из оловянных жил или горных пород, содержащих олово.

– Как по мне, так вы слишком переполошились из-за какого-то камня, – пожал плечами Уэндовер. – Еще никто не разбогател, найдя горстку оловянных камней.

– Никто, – согласился сэр Клинтон. – Но если бы кто нашел их источник, то мог бы сделать состояние – мы не так давно потеряли малайские оловянные шахты, а для современной индустрии этот металл важен.

– И где же ваш источник?

Сэр Клинтон вынул из папки копию карты, которую Уэндовер уже видел, когда они обследовали побережье ручья.

– Сквайр, смотрите. Ноэль Ист нашел эти камушки на дне кратера от бомбы – то есть значительно ниже уровня и земли, и ручья. Как вы сами видели, касситерит обточен водой. Значит, ранее поток был глубже, чем сейчас. Он-то и принес оловянные камни. А в последствии, видимо, берега ручья обвалились и заполнили старое русло, так что теперь ручей протекает на сорок-пятьдесят футов выше прежнего уровня. Другими словами, если прокопать полсотни футов, то у вас есть шансы найти прежнее русло.

– Возможно, – признал Уэндовер. – Но это еще не превращает два-три куска олова в полноценный источник.

– Конечно, его придется искать, – парировал сэр Клинтон. – Допустим, вы прочертите линию, показывающую глубину русла в разрезе, она будет выглядеть примерно так. Довольно сильный уклон между точками В и С, длинный сравнительно ровный отрезок от С до D, и снова уклон, проходящий через точку F (кратер от бомбы) и до точки G (мост через ручей). И если поток несет тяжелые камешки, (а у касситерита высокий удельный вес), то они не станут накапливаться на участке с крутым уклоном – вода в таких местах течет быстрее. Следовательно, камни скопятся на участке с небольшим наклоном – между точками C и D, где течение медленное.

– Должно быть, так, – признал Уэндовер. – А, теперь я понимаю, к чему вы клоните! Отрезок между звездочками на карте Ашмуна, так? И как раз где-то там мы нашли место, где кто-то копал. Кому-то еще пришла в голову та же идея, и он опередил вас, Клинтон.

– А теперь до этой мысли дошли и вы, хоть для этого вас и потребовалось подтолкнуть, – ответил старший констебль. – Но лучше поздно, чем никогда, сквайр. Если на земле Родуэя есть залежи олова, то они находятся именно на этом участке. И не обязательно на глубине в полусотни футов. Может, и ближе.

– Но вы же копали возле ямы и ничего там не нашли, – возразил Уэндовер. – И кто бы ни копал там до вас, он тоже не нашел там никакого олова.

– Тоже верно, – признал сэр Клинтон. – Но это не доказывает, что он не мог копать где-то еще и более результативно.

– Но мы не нашли признаков того, что копали где-то еще.

– Снова верно. Но я допускаю, что он понял: глупо копать в траве, когда можно сделать это на гальке, у ручья. Вырыв яму и снова засыпав ее, он мог бы скрыть следы своей деятельности, раскидав гальку на поверхности. Я не могу этого доказать, но рассматриваю такой вариант как вполне вероятный. И я считаю вполне возможным то, что он нашел то, что искал – крупное месторождение касситерита.

– А Пирбрайт мог заметить, как он копает, и проявить излишнее любопытство?

– Конечно, это вполне согласовывается со всем, что у нас есть.

– И если это по-настоящему крупное месторождение, то он мог решить «утихомирить» Пирбрайта, прежде чем тот начнет болтать о том, что видел?

– Просто блеск, сквайр! И почему вы не подумали об этом самостоятельно?

Уэндовер проигнорировал этот выпад.

– Так что, суть в том, что кто-то знал о ценности земли и решил утаить это, чтобы получить побольше?

– Насколько я понимаю. Изначально было девять наследников – восемь явных плюс Ашмун в качестве темной лошадки. Теперь их осталось только пять. Если кто-то из оставшихся наследников выкупит паи остальных, то прибыль от продажи увеличится. Увеличится она также и в случае очередной таинственной смерти кого-то из наследников. Но что тут поделать? У меня есть лишь догадки и совсем немного доказательств – чтобы убедить присяжных их слишком мало. Я знаю, как были убиты двое жертв. Это объясняет закон Генри, хотя я не знаю точного метода. У меня есть предположение насчет еще двух, и я собираюсь в ближайшее время раздобыть улики. И если я не ошибаюсь, то мы противостоим хитроумному злодею, сквайр. «Двуручному мечу», как у Мильтона.

– И что за улики вы ищите?

– Странные. Заказ льда, чей-то противогаз, склянка гиосцина, опилки никеля и одну из тех больших ловушек на кролика – в них они остаются живыми, а не как в капкане. Если бы все они попали мне в руки, думаю, я смог бы собрать головоломку. Но никто не может быть уверенным, что найдет искомое. Здесь нужно ждать и держать глаза открытыми.

Глава XVII. Парень из ларца

Уродливо улыбнувшись, Кеннет Фельден смотрел на коврик под своим гостем. Эллардайс растянулся на стуле, его лицо было беззаботно, а конечности расслаблены. Позади него, на тумбочке, стоял пустой стакан. Тлеющая в пепельнице сигарета испускала крохотный дымный завиток. Фельден засмотрелся на эту картину, но через мгновение-другое он подошел к Эллардайсу и грубо встряхнул его. Но тот почти не ответил ему, лишь сонно что-то пробормотав. Фельден склонился над ним и осмотрел расширенные зрачки. Затем, удов­летворившись, он прошел к двери и позвал из соседней комнаты своего второго гостя. Им был Джехуди Ашмун. Едва взглянув на пребывавшего в полубессознательном состоянии Эллардайса, Ашмун удовлетворенно улыбнулся – намного шире, чем Фельден.

– Так вы с ним справились? – спросил он, склонившись над одурманенным человеком. – Полагаю, это то, что он и ему по­добные называют «полубессознательным состоянием». Кеннет, вы не так уж плохо придумали – использовать против него его же медицину. В этой идее есть что-то поэтическое. Кстати, я постоянно забываю спросить, как вам удается получать гиосцин?

– Везение само идет мне в руки, – объяснил Фельден. – Я знал, что Шипман хранил запас препарата. Эллардайс закупался у него. Довольно давно я зашел к Шипману вечером. Такой полуофициальный визит, я ведь смотритель, а его магазин в моем районе. Я притворился, будто беспокоюсь о том, что бомба может попасть в его здание, и яды с его склада разлетятся по улице. Опасность для публики и все такое. Он показал мне, где хранятся атропин и прочие алкалоиды. Первоначально я хотел ограбить магазин. Это довольно легко, если ты – смотритель и находишься вне подозрений. Но, к моему счастью, магазин Шипмана загорелся во время очередного налета. Все, что мне оставалось – это предложить свою помощь во время пожара. Храбрый парень и все такое. Не позволил остальным рисковать и входить в помещение. Меня еще похвалили за это. А я вышел из магазина с бутылочкой в кармане. После того, как огонь добрался до помещения, никто даже после тщательной ревизии не смог бы сказать, пропало ли там что-нибудь или нет.

– Конечно, это лучше ограбления, – заметил Ашмун. – Это не оставило никакого следа Клинтону, как бы он не мнил себя великим сыщиком. Но даже получив препарат, я бы волновался о дозировке – сотую часть грана не так-то легко отмерить.

– Это легко, если у вас есть лабораторные весы, – беспечно объяснил Фельден. – Вы принесли официальный костюм?

– Как и книгу с формулировкой, – широко улыбнувшись, заверил его Ашмун. – Все будет чинно и организованно, не сомневайтесь.

Он осмотрелся вокруг, и его взгляд остановился на занавесе, скрывавшем угол. Кажется, это позабавило его.

– Саркофаг? – спросил он, кивнув в сторону угла. – Вы нашли пластину? Было бы жаль упустить шанс шаг за шагом исследовать результат. Не сомневаюсь, наша юная кузина будет впечатлена.

– Все готово, – злобно улыбнулся Фельден. – Двигатель насоса подключен к этой вилке. Осталось только включить. – Он взглянул на часы. – Думаю, подошло время спрятать парня в ларец.

Ашмун хохотнул.

– И правда забавно, – заявил он. – Жаль, что я не могу выдавать такие фразы. «Парень из ларца» – здорово сказано! Ха-ха-ха!

Фельден с подозрением взглянул на сообщника.

– Это нервный смех? – спросил он.

– Нервный? – повторил Ашмун. – Потерять самообладание из-за такой мелочи? Вы никогда не видели человека, которого сунули в муравейник. А я не раз видел такое в Африке – очень забавно. И вы еще подозреваете, что этой ночью я могу испугаться. Для меня наше ночное дело ничего не значит. Может, толику возбуждения – белые ученые назвали бы это склонностью к садизму. Нет, кузен Кеннет, вы можете рассчитывать на мои нервы, как и на свои, и даже больше.

– Тогда все в порядке, я забыл о вашем опыте, – поспешно заверил Фельден. Он снова взглянул на часы. – Ну, думаю, пора позвонить Айони и Агате. Это даст нам время на подготовку «парня из ларца».

– Хорошо! – согласился Ашмун. – Пока вы у телефона, я присмотрю за нашим юным другом. Хотя вряд ли он доставит нам какие-либо хлопоты.

***

Телефон в Грэндже зазвонил уже в третий раз за вечер, и сэр Клинтон принял сообщение.

– «Трижды пестрый кот мяукнул»,^[26] – процитировал он, кладя трубку. – Думаю, Шекспир имел в виду пестрого кота, хотя в книге и написано «Пестый» – наверное, это опечатка. Хотя в те времена говорили и так.

Уэндовер проигнорировал эту попытку направить его по ложному следу.

– Клинтон, этим вечером вы уже дважды процитировали Шекспира, а это вам не свойственно. Вы взволнованны. Что-то идет не так?

– Насколько я знаю, нет, – возразил сэр Клинтон. – Просто произошло кое-что, чего я не понимаю. Последний звонок сообщил мне, что Айони Херонгейт и Дафна Стэнуэй уехали на машине Айони, и мой человек решил, что они направляются к дому Фельдена. Я этого не предвидел, и признаюсь, это мне не нравится. Я планировал провернуть кое-что в лагере Цезаря и взять злодея с поличным. Поэтому я не беспокоился. Но я не ожидал нового поворота событий.

– Вы имеете в виду, что в дело втянуты девушки?

– Что-то в этом роде. Теперь вместо того, чтобы ждать, пока ловушка захлопнется, нам нужно действовать. Сквайр, мне нужно получить от вас ордер на обыск. Посмотрим… Что мы будем искать? Хм! Назовем это украденным гиосцином. Этого нам хватит. Может, мы даже найдем его – если повезет. В любом случае, с ордером мы сможем ломиться в двери и предпринимать прочие интересные действия. Перейдем к формальностям. У вас есть Писание? Давайте его сюда, и я присягну на нем.

Когда ордер был подписан, Уэндовер передал его сэру Клинтону и удивился выражению лица последнего.

– Над чем вы думаете? – спросил он.

– Я? О чем-то, поразившем меня. Помните причуды Айони Херонгейт – относительно латунных табличек в деревенских церквях? Странный энтузиазм к необычному хобби. Я думал, что знаю все, но последние новости все спутали. И я не понимаю, как во все это вписывается юная Дафна, и это тревожит меня… Но этой ночью больше не осталось времени, которое можно было бы тратить на домыслы. Нужно предпринять что-то на практике. Если хотите, пойдем. Сквайр, если у вас в кармане будет пистолет, я не стану возражать. Может случиться все, что угодно.

***

– Звонят в дверь, – заметил Ашмун. – Кузен Фельден, вам лучше принять гостей.

Фельден встал со стула и прошел в темный холл, на ходу вынимая из кармана фонарик. Когда он открыл дверь, его фонарик осветил стоявших на крыльце Айони и Дафну.

– Что случилось с Фрэнком? – встревоженно спросила Дафна. – Айони ничего толком не говорит. Кеннет, там же нет ничего серьезного?

– Ничего очень серьезного, – успокоил ее Фельден. – Но, думаю, он хотел бы тебя видеть… Посмотрим… Айони, тебе нет нужды идти туда. Лучше подожди в той комнате. Не возражаешь? Всего минуту-другую.

– О, конечно, – согласилась Айони, когда он провел ее в комнату и включил освещение.

Фельден закрыл за ней дверь.

– Теперь, Дафна, если ты пойдешь со мной… – Он провел ее по коридору к своему кабинету и остановился на пороге. – Там мистер Ашмун, – предупредил он. – Он все знает. Просто входи.

Дафна послушалась и, войдя в кабинет, удивленно осмотрелась. Нигде не было ни следа ее жениха. Ее взгляд наткнулся на занавес в углу. В воздухе чувствовалась слабая пульсация моторизированного насоса, и каждые несколько секунд из-за занавеса доносилось слабое шипение газа. Ашмун сидел у камина, но как только вошла Дафна, он вскочил на ноги и широко улыбнулся, любезно поприветствовав ее, но, поскольку девушка заметила искусственность его манер, ей стало неловко.

– Дафна, садись, – коротко сказал Фельден. – Скоро ты увидишь Эллардайса. Но сначала мне нужно объяснить пару вопросов.

Дафна внезапно почувствовала что-то зловещее.

– Что случилось с Фрэнком? – с дрожью в голосе спросила она. – О, Кеннет, он очень болен, а ты скрываешь это от меня? Скажи. Расскажи сразу и не тяни. Он же не…?

– Нет, он пока еще не… – ответил Фельден, передразнивая девушку. – Но все зависит от того…

– Что ты имеешь в виду?

Кеннет Фельден сбросил маску учтивости и с жадным блеском в глазах подался вперед. Чтобы избежать его взгляда, Дафна обернулась к Ашмуну – тот с безразличным видом откинулся на спинку стула. Впрочем, Дафна прочла скрытый интерес на его лице. Она поняла, что ей угрожает какая-то опасность, но вот какая? С другой стороны, в доме была Айони, так что она была не совсем одна. Кеннет Фельден дал ей понять, что она в опасности. Затем он заговорил, медленно проговаривая и как бы смакуя слова:

– Во-первых, и прежде всего – кричать бесполезно. Ты знаешь, что этот дом уединен. Никто тебя не услышит.

– Айони! – с трудом выдавила из себя Дафна. У нее пересохло в горле.

– Айони? – презрительно рассмеялся Фельден. – Не стоит ждать помощи от нее. Она хорошо знает, с какой стороны хлеб намазан маслом. Кто привез тебя сюда? Айони! Вот и ответ! Так что крики до добра не доведут. Один только писк, и мы заткнем твой рот, поняла? И это будет больно.

– Где Фрэнк? – спросила Дафна, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Так ты прежде всего думаешь о нем? Ну, Фрэнк в безопасности… пока. Играет, как ребенок. Не беспокойся о нем. Рассказ об инциденте – не более, чем мое собственное изобретение.

Дафну успокоили эти слова, но не их тон.

– О! Так он в безопасности?

– Лишь в определенной мере, – поправил ее Фельден.

Нервы Дафна стали сдавать.

– Я ни слова не поняла. Можешь сказать прямо, что ты имеешь в виду, а не говорить загадками?

– Это для твоего же блага, – с усмешкой пояснил Фельден. – Я удивлен собственной умеренностью, прям как у Уоррена Гастингса^[27] или кого-то в этом роде. Но если ты хочешь услышать это напрямую – пожалуйста. Когда-то мы были помолвлены, хотя ты могла и забыть об этом. Я был достаточно глуп, чтобы влюбиться в тебя. Адам и Ева в Райском саду и все такое… В те времена я бы сделал для тебя, что угодно, такой я был дурак. А ты меня отвергла. Для меня это изменило все. Изменило и меня. Сейчас ты поплатишься за это. Ты же увлечена этим Эллардайсом, так ведь? Ну, посмотрим, насколько ты увлечена им. Теперь моя очередь. Сначала взгляни на «парня из ларца».

Он встал с места, прошел через комнату и отдернул занавес в углу. Дафна увидела приподнятый гробоподобный ящик со стеклянным окном в крышке.

– Подойди и посмотри ближе, – велел Фельден.

Он вернулся к девушке, грубо схватил ее за руку и провел к ящику. Сквозь стекло она увидела лицо Фрэнка Эллардайса с кляпом во рту. Его взгляд был пустым, но, кажется, при виде невесты в его одурманенном сознании что-то проснулось, и он попытался заговорить.

– Фрэнк, что они сделали с тобой? – в ужасе вскрикнула Дафна.

– Пока еще ничего особенного, – злобно улыбнулся Фельден. – Но не трать дыхание на разговоры. Через стенки ящика он не сможет услышать тебя. Да и, как видишь, он не в том состоянии, чтобы беседовать. Но прежде чем ты отойдешь от него, я хочу, чтобы ты пронаблюдала за маленьким экспериментом.

Он покрутил выступавший из ящика клапан. Раздалось шипение воздуха, а затем оно стихло.

– Все просто, – пояснил Фельден. – Смотри!

Дафна увидела, как лицо за стеклом исказилось сначала от беспокойства, затем от боли и, наконец, от агонии. Она не могла на это смотреть и заслонила глаза рукой.

– Останови это! Кеннет, останови! – взмолилась она. – Не делай ему больно! Пожалуйста, не причиняй ему вреда. Как ты это делаешь? Остановись! Ты же убиваешь его.

Девушка прыгнула вперед и дернула за крышку коробки, но та была прикручена металлическими гайками. Дафна начала откручивать первую попавшуюся гайку, но Фельден схватил ее за руку и оттащил прочь.

– Очевидно, ты хочешь убить его, – равнодушно заявил он. – Ну, я не возражаю. Но было бы жаль потерять его прямо сейчас.

Он прикрутил клапан и закрутил полуоткрученную гайку. Шипение прекратилось, и тишину нарушили возобновившийся ритмичный стук насоса.

– Посмотри еще раз, – приказал Фельден.

– Я не стану! Я не смогу этого вынести! О, Кеннет, перестань мучить его. Это ужасно. Я не могу это выносить. Я…

– Чувствуешь боль? – издевательски спросил Фельден. – Конечно, не физическую. Моральную? Ну, теперь ты имеешь представление о том, что пережил я, когда ты отвергла меня. Но ничего. Забудешь. Я уверен. Как видишь, твой дорогой Фрэнк снова в порядке. Он совсем не корчится. Посмотри сама.

Он отступил в сторону, и Дафна робко посмотрела через стекло. Как и обещал Фельден, Эллардайс оправился от мучительной боли, хотя та и оставила след. Он выглядел, как едва освободившийся от судорог человек: снова здоровый, но потрясенный пережитым.

– Все просто, – повторил Фельден. – Не о чем волноваться. Но я вижу, ты дрожишь. Присядь, передохни. У меня есть, что сказать.

– Отпусти его, Кеннет. Пожалуйста, отпусти его. Ты же задушишь его. У тебя нет жалости?

– Ее у меня столько же, сколько было у тебя! – прорычал Фельден. – Душу его! – рассмеялся он. – Я не душу его. У него есть воздух. И он немного под наркозом, так что он не чувствует себя плохо. Подождем, пока действие препарата пройдет, и попробуем снова. Уверяю, на это стоит посмотреть.

– Я потеряю сознание, – запротестовала Дафна. – Я этого не выдержу.

– Если хочешь, падай в обморок, – грубо ответил Фельден. – Мне-то что? У нас есть время, и я подожду, пока ты очухаешься.

– Я сделаю, что угодно, лишь бы ты отпустил его.

– Ну, вот, мы подходим к делу, – заметил Фельден. – Для начала я хочу, чтобы ты подписала документ. Все просто: это доверенность, позволяющая мне распоряжаться твоим участком близ лагеря Цезаря. Подпишешь? Очень хорошо. Конечно, я мог бы настоять, чтобы ты просто передала мне свой участок, но со стороны это выглядело бы не очень хорошо. Он вынул из кармана бумагу, развернул ее на столе и протянул Дафне авторучку. Девушка поставила подпись внизу листа, даже не прочитав, что подписывает.

– Просто формальность, – продолжил Фельден. – Скажи, что подписала ее по собственной воле. Ты не обязана этого говорить, если предпочитаешь иное развитие событий. Мне-то все равно.

– Если от меня требуется сказать это, то я скажу, – ответила Дафна, жалобно взглянув на ящик в углу. – «Я подписала бумагу по собственной воле». Теперь, Кеннет, пожалуйста, отпусти его.

Фельден проигнорировал слова девушки и обернулся к Ашмуну.

– Подпишешь как свидетель? Ты помнишь, что она сказала.

– Конечно, – сверкнув зубами, ответил мулат. – Пожалуйста, дай мне ручку.

Он расписался как свидетель под документом.

– Кеннет, отпусти его, – сказала Дафна. – Я сделала все, что ты хотел. А теперь сделай то, что обещал.

– Обещал? – Фельден приподнял бровь. – Я не обещал ничего подобного. Я попросил тебя подписать документ «для начала». Теперь еще одна маленькая формальность. Но сперва еще один взгляд.

Он обернулся к ящику и повернул вентиль.

– А ты вовсе не рвешься к любимому, – прокомментировал Фельден, когда Дафна отшатнулась назад. – Вперед! Я хочу, чтобы ты посмотрела.

Он шагнул к девушке, схватил ее за руку и силой подтащил к ящику, так что ее лицо оказалось напротив окошка.

– Она зажмурилась, – заметил Ашмун. – Ты лишь теряешь время.

– Не важно, – ответил Фельден. – Чем дольше она держит глаза закрытыми, тем дольше будет мучиться «парень из ларца». Он уже корчится, но это из-за нее. Дурочка, открой глаза! Ты хочешь, чтобы он умер только из-за того, что тебе страшно смотреть?

Дафна открыла глаза и увидела перед собой искаженное от боли лицо Эллардайса.

– Стой! – нервно взмолилась она. – Я сделаю все, что угодно, только оставь его в покое. Быстрее! О, как ты делаешь это? Разве у тебя нет чувств? Посмотри, как он страдает!

– В свое время я тоже настрадался, – ответил Фельден. – Но, как я помню, ты и глазом не моргнула. Но это все уже быльем поросло. Возвращайся на свой стул.

Он снова закрутил вентиль и задернул занавес в углу.

– Ну, теперь, я надеюсь, ты понимаешь, где мы находимся, – сказал Фельден, усаживаясь перед девушкой. – Я не хочу проводить последующие эксперименты. Да и твой дорогой Фрэнк может не пережить очередное испытание. Но меня это не волнует. Я видел в этой коробке и других людей, и они долго после этого не протянули.

Он замолчал, и Дафна секунду – другую пыталась понять смысл его слов. Затем она осознала его и ее глаза округлились от ужаса.

– Ты… Ты имеешь в виду, что это ты убил Пирбрайта и Гарри Деверелла, и ты убил их подобным образом?

– Да. Неприятно, не так ли? Ты можешь добавить в список еще Тони и Дерека Гейнфордов, хотя они ушли из этого мира через другую дверь. Я более гибок, чем тебе кажется, Дафна. И этой ночью твой дорогой Фрэнк отправится той же дорогой, если ты не сделаешь так, как тебе скажут. Смотри, не ошибись.

Внезапно сердце Дафны подпрыгнуло – она услышала трель дверного звонка. Кто-то стоял у входной двери. Девушка открыла рот, чтобы позвать на помощь, но Фельден вскочил со стула и схватил ее за горло, сжав его, пока она не начала задыхаться. Жестокость, с которой он это сделал, потрясла Дафну, и у нее не осталось сил для борьбы.

– Это Агата, – сказал Фельден, обернувшись к Ашмуну, но продолжая сжимать горло Дафны. – Айони ей откроет.

Эти слова убили всякую надежду у Дафны. Ее сестра, конечно же, не в состоянии управиться с этими двумя извергами. Сопротивляться бесполезно. Фельден заметил перемену в ее лице и ослабил хватку.

– Будешь хорошей девочкой? – спросил он. – Так-то лучше. Крик тебе ничем не поможет. Уверяю тебя: Агата совсем не сможет изменить наш маршрут. Но прежде, чем я отпущу тебя, запомни: второго шанса в этой игре не будет. Один вскрик, и твой дорогой Фрэнк отправится в страну, откуда «путник ни один не возвращался»,^[28] – как сказал Шекспир. И это точно. Теперь сядь на место и слушай. Комментарии мне не нужны. И я сегодня не в том настроении, чтобы посочувствовать, так что не трать время на мольбы.

Он грубо толкнул ее к стулу и встал возле нее. Дафна услышала, как входная дверь отворилась, и в холле раздались голоса Айони и Агаты. Затем эти женщины прошли в комнату, где раньше их ожидала Айони. Очевидно, Фельден дожидался этого, прежде чем снова заговорить.

– Теперь, Дафна позволь мне представить тебе давно потерянного родственника: это кузен Джехуди.

Фельден кивнул Ашмуну, тот встал и, широко улыбнувшись, иронично поклонился.

– Это сын нашего многоуважаемого родственника – дяди Брюса, но о последнем чем меньше, тем лучше. А что касается нашего кузена, то он рукоположенный священник, что очень хорошо подходит к нашей сегодняшней цели.

Дафна слушала и не понимала, к чему все это. Что ей до церковного статуса Ашмуна? Брак? Но прежде чем приступить к бракосочетанию, нужно пройти множество формальностей, получив нужные документы. Она знала обо всем этом, ведь собиралась выйти за Фрэнка.

Фельден, очевидно, понял ход ее мысли.

– Конечно, ты подобна большинству девушек, – с явным презрением заявил он. – Полагаю, ты хочешь милую свадьбу в церкви, с гостями, хором, речами, и чтоб орган играл «Глас, над Эдемом прозвучавший»^[29] и так далее, и тому подобное. Но, как ты знаешь, сейчас военное время. Приходится довольствоваться самым необходимым, без излишеств. Ну, а минимум я выполнил.

Он вынул из кармана какую-то бумагу и развернул ее.

– Это специальная лицензия, выданная архиепископом Кентерберийским. Довольно дорогая. Обошлась мне в тридцать фунтов и немного вранья, а ведь чтобы его придумать, потребовалось время. Но в таких делах не стоить экономить. Главная особенность лицензии – любой священник может совершить брак в любом месте в любое время. Действует три месяца. Нашему другу-священнику стоит взглянуть на нее и подтвердить, что все верно составлено.

Фельден протянул бумагу Ашмуну, который притворился, что внимательно изучает ее, а затем кивнул, чтобы показать, что он удовлетворен.

– Теперь посмотрим, чем мы располагаем, – продолжил Фельден. – Священник у нас есть. С лицензией тоже все в порядке. Невеста присутствует. С женихом тоже никаких про­блем. Свидетели, Айони и Агата – за дверью. Ну, как видим, все готово. Но, Дафна, прежде чем мы приступим к делу...

После недолгого сомнения Дафна поняла, что к чему.

– Ты хочешь сказать, что я выйду за тебя, – выдохнула она. – Но теперь, когда я знаю, кто ты, я скорее умру, чем это.

– Никто не предполагал, что ты умрешь, – ухмыльнулся Фельден. – Я и не думал ни о чем таком. Но пойми: если ты откажешься выходить за меня, то твой дорогой Фрэнк умрет в течении получаса, причем настолько мучительно, насколько я смогу устроить. Ты уже видела примеры моих возможностей по этой линии. Ну, тебе решать. Откажись, и кровь будет не только на моих руках, но и на твоих. Или же ты можешь жить со счастливым осознанием того, что можешь спасти его ценой небольшого неудобства для себя. По всей видимости, ты любишь его. Так принеси небольшую жертву ради него. И поторопись с решением. Я уже сталкивался с твоим непостоянством. Да или нет? Не трать наше время.

– Дай подумать пару минут, – попросила Дафна. Она тянула время в надежде, что в последний момент случится что-нибудь, что спасет Фрэнка.

– Шестьдесят секунд, – сказал Фельден, взглянув на часы.

Дафна мысленно перебирала всевозможные варианты оттягивания времени, но не смогла придумать ничего сколько-нибудь толкового. Сделать вид, что падает в обморок? Но Фельден может снова повернуть этот ужасный вентиль, и это сразу же разоблачит ее притворство. Она решила обороняться, надеясь, что спор займет много времени.

– Почему ты хочешь, чтобы я вышла за тебя? – спросила она, пытаясь быть понапористее. – Ты знаешь, что я ненавижу тебя. Что в этом хорошего?

Фельден злобно улыбнулся.

– Дорогая девочка, не только ты можешь ненавидеть. Когда ты бросила меня, моя гордость была повержена. Теперь пора и твоей гордости испытать то же самое. Это шокирует, будь уверена. С другой стороны, наш брак предотвратит твою свадьбу с Фрэнком. Еще один плюс для меня. Все, что может причинить тебе боль. Но есть и причина посильнее. Этой ночью ты видела слишком много. Твой дорогой друг Дриффильд (о, я знаю о нем все), был бырад поставить тебя на место для свидетелей в суде, где ты бы дала показания против меня. Но он этого не сможет сделать. Жена не может свидетельствовать против мужа. Ясно? Это обезвредит тебя. Твоя минута истекла. Говори «да» или «нет» и не больше.

По беспощадному взгляду Фельдена Дафна поняла: наступил решающий момент. Дальше медлить нельзя. Она сделала последнюю попытку.

– Это же будет лишь формальностью?

– Почему? – злобно спросил Фельден. – Ты слишком симпатична. А я – не Галахад.

– Нет, ты просто зверь, – заявила Дафна. Теперь, когда все было потеряно, ее гнев победил страх. – Ну, Кеннет, кажется, ты достаточно умен и смог перехитрить меня. Ты своего добился. Я сдаюсь.

– Я так и думал, что этим все кончится, – удовлетворенно заметил Фельден. – Что тебе еще делать? – Он обернулся к мулату. – Джехуди, тебе лучше облачиться в твой наряд.

Ашмун довольно усмехнулся. Он вынул из-за своего кресла чемодан, раскрыл его и вытащил из него скомканный стихарь. Фельден обернулся к Дафне.

– Когда придут те две, скажи, что проходишь обряд по собственному желанию. Постарайся, чтобы это прозвучало искренне. И, конечно, без заминки пройди всю церемонию. Если хоть что-то пойдет немного не так, то я в полминуты заморю твоего дорогого Фрэнка.

Фельден жестом изобразил как откручивает вентиль.

– Тебе все ясно?

– Я поняла, – ответила Дафна. – Если хочешь, продолжай свой фарс. Ни один подобный брак не является настоящим, и ты и это знаешь так же хорошо, как и я.

– Подожди и увидишь, – резко бросил Фельден.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся вместе с Айони и Агатой. Очевидно, Айони что-то объяснила Агате, пока они ждали, так как Агата Пайнфольд не удивилась, увидев Ашмуна в стихаре.

– Полагаю, Айони все рассказала, – заметил Фельден, входя в комнату вместе с девушками. – Дафна обнаружила, что Эллардайс не так хорош, как она думала, так что она снова переменила мнение. Новая любовь закончилась, и она вернулась к старой любви. Так что теперь она собирается выйти за меня. Дафна, это ведь так?

Фельден многозначительно покосился в сторону занавешенного угла.

– Да, это так, – согласилась побледневшая девушка.

– Кеннет, я никогда не думала о тебе, как о ком-то важном, – бесцеремонно заявила миссис Пайнфольд, как всегда не заботясь о чувствах родственников. – Но и Эллардайса я не рассматривала как важную птицу. Для меня нет разницы, и если Дафна удовлетворена, то я, конечно, желаю вам счастья после такой спонтанной свадьбы. Это все так внезапно, но если вы рады, то это ваше дело, и я не возражаю и не стану давать вам советов, как все нужно было провести. Чем меньше я вмешиваюсь, тем лучше, так что я считаю, что стоит немедленно приступить к делу. Я не хочу провести здесь всю ночь.

– Это не займет много времени, – заверил ее Фельден. Затем он указал Дафне жестом, чтобы она поднялась, и велел Ашмуну:

– Начинай!

Мулат расположился над парой, вытащил из кармана небольшую книжку и, открыв ее, начал читать:

– «Возлюбленные братья и сестры, сегодня мы собрались...»

Дафна вынесла все церемонию, практически не думая о том, что делает. Она механически ответила на вопросы и, не сопротивляясь, позволила Фельдену натянуть кольцо на свой палец. В ее голове крутились только две мысли: «Я не должна подавать ему повод навредить Фрэнку», – и: «Это ничего не значит: я – не его жена». Эти мысли настолько занимали ее, что она почти не заметила, как обряд закончился.

Миссис Пайнфольд, очевидно, также думала о чем-то своем – это подтвердили ее первые слова по окончании церемонии:

– Думаю, нам надо где-то что-то подписать, после чего я смогу вернуться домой. Дафна, ты могла бы выбрать для мероприятия более удобное время. Ты же знаешь, как я ненавижу езду во тьме. И я никогда не считала, что свадьба может проводиться вне церкви.

– Совершенно верно, – вставил Фельден. – Я получил специальное разрешение архиепископа.

– О, для меня это не имеет значения, – отмахнулась миссис Пайнфольд. – Это ваше с Дафной дело. Полагаю, мы пройдем в столовую и выпьем за ваше здоровье. Кеннет, надеюсь с вашим шампанским все с порядке. Ты в нем никогда не разбирался.

– Боюсь, я не разбираюсь также ни в шерри, ни в бисквитах, – обиделся Фельден. – Так что примем твои поздравления без застолья.

– Кеннет, ты так груб, – надулась миссис Пайнфольд. – В следующий раз, когда ты попросишь меня об услуге, я дважды подумаю, соглашаться ли. Айони, пойдем.

Айони Херонгейт замешкала. Она взглянула на Дафну, затем с явным недоверием посмотрела на Фельдена.

– Агата, думаю, я останусь еще ненадолго. Ты же знаешь, я на своей машине.

Фельден нахмурился – он не одобрил такой вариант развития событий.

– Айони, извини, но я считаю, что тебе лучше последовать примеру Агаты. Мне нужно обсудить с женой кое-что, это личные дела, и ты будешь немного не к месту.

Ненадолго засомневавшись, Айони все же выполнила скрытый приказ. Она взглянула в лицо Фельдену, как бы ожидая какого-то подтверждения, после чего, слегка пожав плечами, она решила выполнить его пожелание.

– Хорошо, – сказала она. – Как хочешь. Желаю вам доброй ночи. Не утруждайтесь тем, чтобы проводить меня до двери.

Не взглянув на Дафну, она вышла из комнаты. Через пару минут они услышали, как за ней захлопнулась входная дверь. Все еще облаченный в стихарь Ашмун снова уселся в кресло и, кажется, вошел в роль зрителя, что явно приносило ему удовольствие. Фельден бродил по комнате взад-вперед: очевидно, он намеревался как можно дольше продержать Дафну в напряжении. Наконец, он решился заговорить.

– Ну, вот я тебя и заполучил. Какое-то время назад это было невероятно, не правда ли? Сейчас я совсем не в том настроении, что тогда. В том смысле, что больше я тебя не люблю. Но, тем не менее, все это было нужно, чтобы свести счеты.

Дафна собралась с духом – она понимала, что наступил критичный момент.

– И это все, что ты хотел сказать? – спросила она, пытаясь удержать голос, чтобы он не дрожал. – Ты же не думаешь, что я придаю хоть какое-то значение представлению, которое ты устроил? Оно ничего не дает.

– Через двенадцать часов оно будет что-то значить, – злобно пообещал Фельден. – Я слишком хорошо с тобой обращался.

Дафна решила проверить его слова.

– Я не вижу смысла здесь оставаться. Сейчас я собираюсь домой.

Она встала с места, но Фельден, схватив за плечо, вернул ее обратно.

– Я покажу тебе смысл, если ты сама его не видишь. Ты останешься здесь. Ну, а если ты не станешь слушаться… «Парень из ларца» пострадает.

Фельден кивнул в сторону занавешенного угла.

– Конечно, ты стесняешься, ведь здесь присутствует кузен Ашмун. Я понимаю. Так что оставим его здесь и выйдем. Он присмотрит за «парнем из ларца». И помни – он слушает. Стоит мне только крикнуть, и он повернет вентиль. Поняла? Тогда пошли.

– Нет! – расплакалась Дафна. – Я ненавижу тебя, никогда не думала, что смогу кого-то так сильно возненавидеть! Я…

Она вскочила с места и бросилась к двери, но Фельден схватил ее, и девушка почувствовала, как он сжимает ей горло.

– Сюда! – велел он Ашмуну. – Заткни ей рот чем-нибудь. Она закричит, как только сможет. И свяжи ей руки. «Парень из ларца» поплатится за твою выходку, моя девочка. Вне всяких сомнений.

Оказавшись беспомощной, Дафна поняла: бороться бесполезно. Она сдержалась и позволила связать себя. После этого Фельден швырнул ее обратно на стул.

– Сейчас ты поплатишься за это, – прорычал он. – Сейчас парень перевернется в ларце...

Он отбросил занавес и повернул вентиль. Но в этот момент раздался резкий стук в дверь.

– Проклятье! – испугался Ашмун. – Кеннет, лучше пройди к двери. Это может быть полицейский с какими-нибудь претензиями из-за светомаскировки. Избавься от него. Я не могу это сделать, ведь это твой дом.

Фельден остался спокоен.

– Да, это так, – согласился он. – Я выйду.

Он снова задернул занавес и вышел в холл.

Глава XVIII. Как все устроено

Сэр Клинтон остановился на некотором расстоянии от дома Фельдена.

– Здесь все изменилось, – заметил он. – Сквайр, выходите.

Уэндовер вышел из машины, а старший констебль заглушил мотор. Пока он это делал, из тьмы вырисовалась фигура инспектора Камлета.

– Полдюжины моих парней окружили дом, сэр, – отчитался тот. – Никто не может выйти. Совсем недавно приехала леди. Это было уже после прибытия мисс Херонгейт и мисс Стэнуэй. Я не знаю, кто она. Номер ее машины – GZ 8182.

– Это машина миссис Пайнфольд, – ответил Уэндовер.

– Да? – удивился сэр Клинтон. – Я совсем не думал о ней. Инспектор, вот ваш ордер на обыск. Думаю, пора пустить кошку в голубятню. Хотя кое-кого из них трудно назвать «голубем».

Он включил фонарик и подсветил себе дорогу до ворот дома Фельдена. Там уже стояли три машины.

– Ашмун пришел на своих двоих, – пояснил инспектор. – А эти три принадлежат Эллардайсу, мисс Херонгейт и миссис Пайнфольд.

Сэр Клинтон взглянул на темное строение перед ним.

– Нет смысла пытаться подсматривать в окна, – сказал он. – Из-за светомаскировки они завешены массивными шторами. Нам остается просто войти.

Он направился к воротам, но пока он еще шел, дверь дома распахнулась. Взмахом руки сэр Клинтон отстранил своих спутников обратно – к машинам. На крыльце вспыхнули два фонарика. Затем они направились к воротам.

– Как по мне, так это явная бесцеремонность – вытолкнуть меня в такую тьму, – хмуро объяснял голос миссис Пайнфольд. – Почему они не могли пожениться в урочный час? Это в духе Кеннета – он никогда не думает об удобстве других людей. И я удивилась, увидев мистера Ашмуна в стихаре. Айони, ты знала, что он – священник? Это так странно. Но это и правда не мое дело. Полагаю, Дафна считает это романтичным. Почему она не может просто поступать так же, как другие? Все это так хлопотно.

– Спроси у кого-нибудь другого, – нетерпеливо ответила Айони.

Когда девушки приблизились к своим машинам, сэр Клинтон шагнул вперед. Миссис Пайнфольд вскрикнула от удивления. Айони Херонгейт направила луч фонарика в лица трех мужчин, и миссис Пайнфольд узнала Уэндовера.

– Вы испугали меня, – проворчала она. – Я подумала было, что кто-то поджидает нас, чтобы ограбить.

– Это полиция, – заверил Уэндовер, – так что вы в безопасности. Думаю, вы знаете сэра Клинтона. А это – инспектор Камлет. Они хотели бы поговорить с вами.

– О, – в тоне миссис Пайнфольд сочетались досада и покорность. – Надеюсь, это не займет много времени. Я хочу домой. Сегодня все настолько бесцеремонны. В следующий раз я просто откажусь выходить из дома.

– Боюсь, нам придется немного задержать вас, – ответил сэр Клинтон. – Думаю, вы говорили о свадьбе. Кто присутствовал на церемонии?

– Только мы, моя сестра, Кеннет Фельден и мистер Ашмун. Я не понимаю, почему вы расспрашиваете меня об этом.

– Вы не видели доктора Эллардайса?

– О, нет. Почему он должен быть там?

Сэр Клинтон проигнорировал вопрос.

– Полагаю, вы были свидетелями бракосочетания, – сказал он, обращаясь к Айони. – И впрямь, странное дело. Кстати, вы в нем так же заинтересованы, как и в церковной латуни?

Судя по реакции девушки, этот вопрос был не так уж прост, решил Уэндовер. Айони медлительно ответила:

– О, да. Я нашла церемонию весьма захватывающей.

– Мне еще нужно будет поговорить о них, – заявил сэр Клинтон. – Надо узнать еще многое. Но сейчас вы и миссис Пайнфольд должны пройти в одну из этих машин. Я оставлю одного из своих ребят – он защитит вас в случае какого-либо инцидента.

Очевидно, миссис Пайнфольд хотела возразить, но сэр Клинтон отвернулся от них.

– Агата, пошли, – приказала Айони. – Мы должны делать так, как нам сказали. Нет смысла препираться.

Сэр Клинтон вместе с инспектором и констеблем прошел к входной двери. Уэндовер в замешательстве следовал за ними. Старший констебль не озаботился тем, чтобы поискать звонок, и грубо постучал в дверь. После паузы в доме раздались тяжелые шаги, и дверь открылась. Сэр Клинтон направил луч фонарика в мрачное лицо Фельдена.

– Взять его! – резко приказал сэр Клинтон.

Камлет и констебль бросились на Фельдена, который попытался яростно отбиваться, но потерпел неудачу. Сэр Клинтон протиснулся мимо них и прошел в холл. Уэндовер следовал за ним по пятам. К тому моменту, когда схватка у двери окончилась, они были уже на пороге кабинета. Сэр Клинтон ворвался в него, и Уэндовер увидел пистолет в руке старшего констебля. Услышав звуки борьбы в холле, Ашмун вскочил на ноги, и Уэндовер увидел ярость на лице человека, одетого в измятый стихарь.

– О, довольно мило, – спокойно заметил сэр Клинтон.

Затем Ашмун рванулся к занавесу и старший констебль поднял руку с пистолетом.

– Не глупи!

Но Ашмун не обратил никакого внимания на эти слова. Его рука потянулась к занавесу, и сэр Клинтон сразу же выстрелил. Пуля прошла через ладонь Ашмуна, тот вскрикнул, сунул ладонь под мышку и почти сложился от боли.

– Если пуля попадает в запястье, болит сильно, – без соболезнования заметил сэр Клинтон. – Ну, поделом вам. Уэндовер, проследи за тем, чтобы он ничего не выкинул, а я освобожу мисс Стэнуэй.

Он склонился над девушкой, разрезал веревки и вынул кляп.

– Сейчас не утруждайте себя разговором, – посоветовал он. – Откиньтесь и немного отдохните.

– Фрэнк! – прохрипела Дафна, указывая на занавес.

Сэр Клинтон кивнул, отбросил занавес и осмотрел лицо Эллардайса через стекло. Затем он вернулся к девушке.

– С ним все в порядке, – заверил он. – Я прослежу за тем, чтобы ему не навредили. Не бойтесь. На все про все уйдет какое-то время, но через час он будет рассказывать нам о том, как это дело выглядит с его стороны. Обещаю. Но тем временем нам нужно взять под стражу этого парня.

Сэр Клинтон свистнул, и в комнату вошел инспектор Камлет, вслед за которым следовал констебль.

– Пожалуйста, присмотрите за этим человеком, – велел сэр Клинтон. – Держите его отдельно от Фельдена. Позже я, возможно, захочу поговорить с ними. Когда закончите, можете вернуться сюда. Думаю, вам будет интересно.

Когда полиция и задержанный покинули комнату, сэр Клинтон снова вернулся к девушке. Ее силы явно истощились, но она все еще пристально смотрела на ящик в углу комнаты.

– А теперь мы посмотрим на доктора Эллардайса, – весело сказал сэр Клинтон.

Он подошел к ящику и внимательно его осмотрел. Компрессор все еще пыхтел, и из клапана со слабым шипением вытекал воздух. Небольшой манометр был вмонтирован в корпус, и сэр Клинтон задумчиво взглянул на циферблат.

– Очень изобретательно, – почти восхищенно прокомментировал он. – Я подозревал о подобном приспособлении, но не думал, что оно будет настолько аккуратно сделано. Все это можно отвинтить, и останется лишь короб, который не вызовет никаких подозрений даже при досмотре. Ну, мы сможем изучить его позже. А первым делом нужно вызволить узника из заточения.

Сэр Клинтон опустил руку на клапан, но Дафна тут же вскочила с места и схватила его за руку.

– Вы убьете его! – в ужасе крикнула она. – Вы не знаете, что делаете! Когда они пытали его, то делали то же самое!

Сэр Клинтон приобнял девушку и мягко провел ее обратно к креслу.

– Выпейте, – сказал он, вынимая из кармана фляжку и налив небольшую порцию в чашку. – Я знаю, чего вы боитесь, но мы позаботимся о том, чтобы не случилось ничего страшного. Мисс Стэнуэй, я знаю это дело вдоль и поперек. Можете всецело доверять мне. Доктор Эллардайс в целости и сохранности выберется из этой коробки.

Он подождал, пока Дафна не проглотила напиток, отчего ее щеки порозовели.

– Если хотите, можете наблюдать, – предложил сэр Клинтон. – Я остановлюсь, если вы только подадите знак. Дело будет продвигаться медленно, ведь я не рискую. Подойдите и смотрите.

Дафна взяла себя в руки подошла к ящику.

– Если я попрошу, вы сразу же остановитесь? – спросила она.

– Да, но вам не придется одергивать меня, – заверил сэр Клинтон.

Взглянув на манометр, он слегка повернул клапан, но ослабил его совсем чуть-чуть – воздух в компрессоре шипел все с той же интенсивностью. Дафна внимательно наблюдала в окошко за лицом Эллардайса. Девушка была готова вскрикнуть если только заметит малейший дискомфорт на лице возлюбленного. Но она не видела на лице доктора ничего подобного. Сэр Клинтон снова взглянул на циферблат, а затем на свои часы.

– Пока это все, – сказал он. – Нам нужно подождать перед следующим действием. Лучше снова присядьте. Вы не в том состоянии, чтобы стоять.

– Лучше я подожду здесь, – ответила Дафна. – Я не могу оставить его.

Прежде чем сэр Клинтон успел ответить, к ним вернулся инспектор Камлет.

– Я разобрался с Ашмуном, сэр, – начал было он. Затем ему на глаза попался ящик – прежде он его не видел, и инспектор остановился на полуслове. – Что это, сэр?

– Вы называли его ящиком от аккумулятора. Вы даже когда-то сидели на нем. Но тогда в нем не было стеклянного окошка.

– Но, сэр, там же внутри человек. Вы собираетесь выпустить его оттуда?

– Как только смогу. Но это займет какое-то время, – ответил сэр Клинтон.

Он внимательно осмотрел циферблат и немного повернул клапан. Дафна невольно протянула было руку чтобы остановить его, но отступила, всматриваясь в лицо Эллардайса.

– Все в порядке, – заверил ее сэр Клинтон. – Нет нужды волноваться. Но нам потребуется время. Сможете ли вы рассказать нам, что происходило с вами этим вечером? Инспектор Камлет запишет все, что вы скажете.

Уэндовер сделал протестующий жест – девушка была явно переутомлена. Затем он предположил, что цель сэра Клинтона состояла в том, чтобы по возможности отвлечь внимание девушки от операции по вызволению Эллардайса. Так что Уэндовер отступил. Понимала Дафна мотивы старшего констебля или нет, но она уступила его пожеланию, но все же не отводя глаз от стеклянного окошка.

– После ужина ко мне приехала Айони Херонгейт, – начала девушка. – Она была взволнована и рассказала, что Фрэнк попал в аварию и сейчас находится в этом доме. Сама она проезжала мимо, и Кеннет Фельден попросил ее съездить за мной. Конечно, я сразу же согласилась, и мы приехали сюда.

– А вашего брата не было с вами?

– Нет, его не было дома – он ужинал где-то еще.

Сэр Клинтон больше не задавал вопросов, позволив девушке самостоятельно рассказать всю историю в том порядке, в котором она сочтет нужным. Камлет стенографировал ее рассказ. Когда она закончила, он обратил внимание на клапан.

– Все идет хорошо. Скоро мы закончим. Как видите, мы не причиняем ему никакого вреда.

Дафна кивнула, очевидно, успокоившись на этот счет.

– Мне бы хотелось убедиться только в одном, – сказала она. – Ведь этот брак недействителен, не так ли? Я уверена в этом, но мне хочется убедиться.

– Даже если вы добровольно согласились, это не пройдет, – ответил сэр Клинтон. – Не стоит думать об этом.

Уэндовер подобрал со стола бумагу и просмотрел ее с озадаченным выражением лица. Это было специальное разрешение на брак, и он не мог найти в нем какой-либо огрех, который смог бы оправдать уверенность сэра Клинтона. Но один лишь взгляд старшего констебля подавил его желание задать вопрос. Очевидно, что сэр Клинтон сейчас не желал обсуждать этот момент.

– Не думаю, что миссис Пайнфольд была одним из заговорщиков, – сказал тот, обращаясь к Дафне. – Она знала что-нибудь об оказанном на вас давлении?

– О, нет, – ответила девушка. – Я уверена в этом. А вот насчет Айони я не уверена.

– Тогда нет нужды держать миссис Пайнфольд здесь всю ночь, – решил старший констебль. – Кажется, она очень хочет вернуться домой. Инспектор, пожалуйста, сходите за ними. Приставьте к мисс Херонгейт кого-нибудь из ваших людей и держите ее отдельно от других. Затем возьмите показания у миссис Пайнфольд, а потом можете отослать ее домой. Мы в ней более не нуждаемся.

Инспектор Камлет вышел из комнаты, а сэр Клинтон вновь обернулся к Дафне:

– Вам лучше прилечь на диван, – предложил он. – Не думаю, что вы сможете уснуть. Но вы на грани, и не удивительно. Как бы то ни было, отдохните. Я разбужу вас, когда дело будет окончено. Все это займет какое-то время – я не хочу торопиться, чтобы не допустить ни малейшего риска.

Силы Дафны были на исходе, и она подчинилась инструкциям старшего констебля. Уэндовер хотел было задать какой-то вопрос, но сэр Клинтон жестом остановил его, прежде чем тот успел открыть рот. Уэндовер сел и наблюдал за манипуляциями, которые полностью повторяли предыдущие медленные повороты клапана. Было ясно, что цель сэра Клинтона – постепенно уменьшить давление в ящике, сохраняя приток свежего воздуха к узнику. Но причина этой медлительности была совершенно не ясна.

Наконец, старший констебль выглядел удовлетворенным. С помощью Уэндовера и инспектора он вытащил ящик из угла и положил его горизонтально на пол. Насос при этом все еще работал. Затем сэр Клинтон очень осторожно открутил гайки и снял крышку. Все еще одурманенный медикаментами, Эллардайс сделал несколько слабых попыток встать, но сэр Клинтон мягко остановил его.

– Вот! – сказал он, оборачиваясь к Дафне. – Мисс Стэнуэй, теперь мы передаем его в ваши руки. Но пока не позволяйте ему напрягаться. Мы скоро вернемся.

Сэр Клинтон вышел из комнаты, пригласив жестом Камлета и Уэндовера следовать за ним. Как только дверь за ними закрылась, старший констебль обратился к инспектору.

– Вы взяли показания у миссис Пайнфольд?

– Да, сэр. Кажется, она ни о чем не подозревает и считает, что все это – причуды мисс Стэнуэй. Такая немного романтическая глупость. Она не очень сообразительна, сэр.

– Да, не очень, – согласился старший констебль. – Вы отправили ее домой? Отлично! Ну, теперь приступим к мисс Херонгейт. Где она?

– Здесь, сэр, – ответил Камлет, ведя его в другую комнату.

Айони Херонгейт не растеряла хладнокровия из-за ночных событий. Когда трое мужчин вошли в комнату, она не встала со стула, лишь окинув их взглядом. Инспектор взял на себя инициативу.

– Мисс, если вы желаете сделать заявление, то я должен предупредить вас: ваши слова будут записаны и могут использоваться в качестве свидетельства.

Айони Херонгейт несколько презрительно взглянула на него.

– Правда? Я не стану вас обременять. Не собираюсь делать никаких заявлений.

Сэр Клинтон с улыбкой вмешался.

– Возможно, мне нужно прояснить этот момент. Вы имеете право обелить себя, и ничто, сказанное вами, не сможет быть использовано против Кеннета Фельдена.

Последняя фраза заставила Айони резко взглянуть на старшего констебля.

– Кажется, вы знаете больше, чем я предполагала. Довольно умно для вас, сэр Клинтон. Что вас к этому привело?

– Ваше увлечение церковной латунью. Оно же вам не свойственно? Так что я просмотрел записи.

– О! Это было умно – с ноткой уважения выдохнула Айони. – Она задумалась на секунду-другую. – Итак, вы знаете это, и в чем же вы меня обвиняете?

Сэр Клинтон отбросил легкомыслие и стал официален:

– В первую очередь мы обвиняем вас в соучастии в причинении тяжких телесных повреждений Фрэнку Эллардайсу. На данный момент этого достаточно. Возможно, в будущем вы услышите новые обвинения.

Айони пару секунд размышляла над услышанным.

– Думаю, мне стоит проконсультироваться с адвокатом, прежде чем делать какие-либо заявления, – решила она.

– Очень мудро, – заметил старший констебль. – Но это не имеет особого значения. У нас есть все улики.

– Ну, я ничего не скажу, – заявила Айони.

Сэр Клинтон кивнул и обернулся к Камлету.

– Лучше отправить ее в участок с одним из ваших людей, – сухо сказал он. – Организуйте это, а потом мы перейдем к двум другим.

Когда дело дошло до Фельдена и Ашмуна, они оказались не более разговорчивы, чем Айони. Сэр Клинтон не попытался надавить на них, и они были отправлены в полицейский участок. Когда их увели, Камлет отважился задать вопрос:

– Сэр, вы уверены, что сможете доказать дело против них? Я не вполне понимаю, как вы справитесь с этим. Конечно, за исключением последнего случая, но его можно назвать всего лишь попыткой убийства.

– Хвала небесам за Джорджа Джозефа Смита, убивавшего жен в ванной. Не могу поставить на то, что мы смогли бы предоставить убедительные доказательства по какому-либо из этих дел, рассматривайся они по отдельности. Но после процесса над Смитом стало можно ссылаться на другие дела в серии преступлений, с целью доказать их систематичность. Так что Кеннет Фельден отправится на виселицу, как, вероятно, и его друг Ашмун.

– И девушка, сэр?

Сэр Клинтон с сомнением покачал головой.

– Не думаю. У нее есть линия защиты, если только ее адвокат знает свое дело. Но у нас еще есть работа на сегодня, инспектор. Так что не будем тратить время на разговоры.

– Что вы ищите, сэр?

– Если Фельден хранил квитанции, то мне нужны счета от торговцев рыбой за последние несколько месяцев, – к явному удивлению инспектора сообщил старший констебль. Затем он передумал. – Нет, это можно отложить. Счета скорее всего у него в кабинете, а мисс Стэнуэй и Эллардайса лучше оставить наедине. Нет смысла беспокоить их. У вас есть пара человек под рукой? Тогда скажите им, чтобы прочесали дом и поискали большую ловушку для кроликов. Понимаете, о чем я: большой широкий ящик с дверцей на пружине? Как обычная «гуманная» мышеловка, в которой грызуны остаются живыми, только у этой ловушки размеры побольше. Она может быть и в доме Ашмуна, но сначала поищем здесь.

– Хорошо, сэр, – ответил озадаченный инспектор. – Я передам им приказ.

Когда Камлет вернулся, сэр Клинтон был готов к дальнейшей работе.

– Мы должны найти маленькую частную лабораторию Фельдена.

– Могу отвести вас в нее, сэр, – ответил инспектор. – Я случайно наткнулся на нее, когда искал комнату, в которой можно оставить людей. Это здесь.

Он провел их по коридору и распахнул дверь.

– Весьма симпатично, – одобрительно заметил сэр Клинтон, входя в комнату. – Здесь все безупречно, не так ли? Рабочий стол, аккуратные полки с бутылочками реагентов, чистые склянки, горелки, вытяжка и небольшой токарный станок. Я рад, что у него такой порядок. Это облегчит нам задачу.

Он осмотрелся в комнате, выдвинул несколько ящиков, в одном из них хранились аккуратно сложенные инструменты. Затем сэр Клинтон попробовал открыть дверь большого стенного шкафа.

– Заперто? Похоже, что мы приблизились к цели. Инспектор, поищите в ящике подходящий инструмент, чтобы открыть шкаф.

Камлет так и сделал. Когда дверь шкафа распахнулась, они увидели ряды пузырьков всевозможных форм и размеров, все они были аккуратно подписаны. Сэр Клинтон начал методично перебирать бутылочки, время от времени откладывая какую-нибудь из них, пока не нашел все четыре. Одну из них он показал спутникам. На ярлыке было написано: C₁₇H₂₁O₄N, HBr.

– Я не такой уж мудрец, – печально признался Камлет. – Мои познания в химии ограничиваются тем, что H₂O – это вода. А может не H₂O, а HO₂? В общем, что-то из них.

Уэндоверу формула также ни о чем не сказала, но он припомнил, как сэр Клинтон описывал ему свое посещение дома Фельдена.

– Я не помню точные цифры, – сказал он. – Это, случайно, не гиосцин?

– Это гиосцин или гидробромид, – подтвердил сэр Клинтон. – Фельден был достаточно осторожен, чтобы стереть оригинальную этикетку и приклеить собственную. Было бы довольно рискованно оставить на склянке надпись «гиосцин», и полагаю, он решил, что химическая формула будет выглядеть невинней.

– Но где он мог раздобыть такой препарат? – спросил инспектор. – Вы не можете прийти к первому попавшемуся аптекарю и сказать: «Отвесьте мне гиосцина на шиллинг», сэр.

– Я не могу доказать, где именно он его взял, – заметил сэр Клинтон. – Но главное в том, что мы нашли препарат в его доме. Но у меня есть догадка. Фельден был единственным человеком, входившим в аптеку Шипмана, когда в ней разгорелся пожар после налета. Я не могу придумать другого метода, которым он мог бы воспользоваться, чтобы получить гиосцин, не вызвав подозрений и не оставив никакого следа. Но все это домыслы. А факты в том, что у него дома находился гиосцин. Для суда большего не потребуется.

– Его здесь не так уж много, – прокомментировал инспектор, с сомнением осматривая склянку с каплей яда.

– А много и не нужно, – парировал сэр Клинтон. – По-видимому, требуется лишь сто двадцатая часть грана. В склянке полмиллиграмма, чего хватило бы на две тысячи таких порций.

Он подошел к весам и продемонстрировал инспектору гирьку в один грамм.

– Как вы можете представить, это достаточно точные весы для подобных задач. Так что Фельден вполне мог отмерить нужную дозу. Думаю, вам лучше конфисковать весы. Они понравятся присяжным. Им всегда нравятся подобные вещественные доказательства. И вам стоит научиться ими пользоваться – чтобы вы смогли показать, что на них можно отмерить точно полмиллиграмма гиосцина. Это убедит присяжных в том, что отмерить столь мизерную дозу смог бы только человек, имеющий доступ к точным весам. А такой инструмент есть у совсем немногих.

Сэр Клинтон взял вторую бутылочку.

– Вот еще один экспонат для жюри, – объяснил он. – Видите ярлык? K₄Fe(CN)₆. То есть, ферроцианид калия. Найдем применение и ему, и этому полуфунту щавелевой кислоты в третьей бутылке. И последняя…

Он показал четвертую бутылку, в которой содержалось около фунта металлической стружки. Этикетка была простой – «Ni». Сэр Клинтон откупорил ее и высыпал пару опилок в пробирку.

– Растворим их в кислоте, – сказал он, сопроводив слова действиями. – Видите блестящий зеленый цвет раствора? Можете называть его яблочно-зеленым или изумрудно-зеленым. Все несомненно. Все соли никеля приобретают такой цвет.

– Никель! – воскликнул Уэндовер. – Разве в отчете о вскрытии Энтони Гейнфорда не упоминался никель? Вы же помните, он был отравлен при помощи никеля!

Сэр Клинтон покачал головой.

– Соли никеля не особенно ядовиты, – заметил он. – Нет, все было немного хитрее. Симптомы соответствовали отравлению газом, разве не так?

– Да, сэр, – подтвердил инспектор.

Камлет хотел было задать еще какой-то вопрос, но прежде чем он успел открыть рот, в дверях появился один из констеблей. Он сжимал в руках большую ловушку для кроликов – как раз такую описывал сэр Клинтон.

– Мы нашли это в гараже, сэр, – отчитался он.

– Хорошо! – ответил сэр Клинтон. – Инспектор, можете добавить ее к набору вещественных доказательств. А сейчас, – обратился он к констеблю, – пожалуйста, поищите противогаз Фельдена. Он мне тоже нужен. Он должен быть где-то в доме… Кстати, в гараже вы не приметили ничего, вроде тележки? Что-нибудь на колесиках?

– Да, сэр, – сразу же ответил констебль. – Я заметил ее в дальнем конце, за фургоном. Доска с четырьмя колесами и ручкой, чтобы тащите ее.

– Она-то и нужна. Мне нужно будет взглянуть на нее. А пока, пожалуйста, поищите противогаз.

Когда констебль ушел, сэр Клинтон обернулся к инспектору.

– Было бы неплохо отправить Эллардайса в постель. Сейчас он уже может передвигаться, но все еще одурманен, и я не уверен, что ему стоит отправляться домой. Отправьте его наверх и уложите. Если мисс Стэнуэй захочет остаться с ним, я не возражаю. Поставьте на страже констебля для ночной охраны. Если что, звоните. Не беспокойте доктора, пока в его голове не прояснится. Мы подождем здесь, пока кабинет не освободится, а затем я просмотрю бумаги Фельдена. Скорее всего, они в его столе.

Камлет вышел, и было слышно, как он говорит с Дафной. Затем он, видимо, вызвал констебля, и они помогли доктору подняться наверх. Очевидно, Дафна решила остаться с Эллардайсом, и они услышали, как она благодарит инспектора.

– Он все еще под кайфом, – сообщил вернувшийся Камлет. – Сонлив. Мисс Стэнуэй попросила позвонить врачу для подстраховки. Сэр, не возражаете?

– Ни капли, – согласился сэр Клинтон. – Я сам позвоню врачу и расскажу ему, что к чему. Иначе он может оказаться немного сбитым с толку, когда придет осмотреть Эллардайса.

Телефонный разговор занял несколько минут, и когда сэр Клинтон положил трубку, один из констеблей уже вернулся с найденным противогазом. Сэр Клинтон бегло осмотрел его.

– О, я вижу на противогазе имя владельца. Это к лучшему. Инспектор, возьмите его на хранение. Сначала будет нужно проконсультироваться со специалистом, а затем, возможно, мы продемонстрируем его присяжным в качестве еще одной улики. А сейчас перейдем к бумагам в столе Фельдена.

К счастью, выяснилось, что Фельден аккуратно обращался с документами. Все счета и квитанции были обернуты резиновыми лентами и промаркированы. Сэр Клинтон сел за стол, быстро перебрал пачку счетов за текущий год и, бегло просмотрев их, отложил несколько бумаг в сторону. Удовлетворившись, он протянул всю пачку инспектору.

– Пожалуйста, сохраните их. Они доказывают, что Фельден время от времени покупал лед, обычно на шиллинг и шесть пенни. Думаю, я собрал нужные счета, но было бы хорошо, если бы еще раз просмотрели их – вдруг я что пропустил. А сейчас осмотрим гараж, и на эту ночь хватит. Выйдем через заднюю дверь.

В гараже маленький автомобиль Фельдена стоял возле использовавшегося для экспериментов фургона. Сэр Клинтон заинтересовался фургоном.

– Много аккумуляторов, – прокомментировал он, открыв дверь и посветив фонариком внутрь. – К ним подсоединен небольшой мотор, прикрученный к полу. Думаю, он использовал его для работы с воздушным насосом во время поездок. Да, вот и вентиль. Инспектор, сфотографируйте его при дневном освещении. Позже, мы сможем установить насос и сфотографировать их вместе. Присяжным не придется напрягать воображение – проще показать им фургон. Теперь давайте осмотрим тележку.

Это была грубо сконструированная штукована: обычная доска шесть футов на три, с металлическими колесиками.

– Очевидно, ему требовалось что-то такое для переноски ящика, когда в том был человек, – заметил сэр Клинтон. – Задняя дверь дома на одном уровне с землей, так что он мог использовать ее, а не парадную дверь — там крыльцо и ступеньки. Изобретательный человек этот Фельден. Интересно, к чему привели его эксперименты? Он мог бы передать свое наследие стране. Самому-то ему оно не потребуется – его повесят.

Сэр Клинтон взглянул по сторонам и обратил внимание своих спутников на прислоненный к стене аппарат.

– Использовался для подзарядки аккумуляторов, полагаю.

Он посмотрел на часы.

– Сейчас нам больше делать нечего. Инспектор, когда Эллардайс придет в себя, возьмите у него показания. Торопиться незачем. Он не сможет нам рассказать ничего кроме того, что Фельден под тем или иным предлогом заманил его сюда и напоил отравленным виски. Возможно, он даже не вспомнит, как оказался в ящике. Гиосцин не обезболивает, но стирает память о боли сразу же, как только она проходит. Кстати, вам стоит навестить Шипмана и предупредить его о том, что он должен будет дать показания о том, что во время пожара у него на складе был гиосцин. Нам нужно все предусмотреть. … А сейчас мы с мистером Уэндовером вернёмся в Грэндж. Можете позвонить нам, если появится что-нибудь новое.

Глава XIX. Двуручный меч

– Процесс над Фельденом начнется на следующей неделе, – заметил Уэндовер. – Кстати, Клинтон… Вы, как всегда, играли роль человека – тайны, и я так и не понял, как как вы нашли связь между Фельденом и Ашмуном.

Старший констебль сардонически улыбнулся и ответил:

– Если бы я сразу же сообщил вам, о чем думаю, сквайр, вы бы ополчились. На самом деле, с самого начала стоял выбор между Фельденом и вашим другом Эллардайсом. Но если бы я сказал, что Эллардайс под подозрением, то с вами бы никакого сладу не было. Естественно, я предпочел держать все при себе, пока ситуация не прояснится.

– Эллардайс? Любой, кто знает его, мог бы сказать вам, что он вне подозрений, – запротестовал Уэндовер. – Вы и сами должны были убедиться в том, что он не способен ни на что подобное.

– Я должен? – терпеливо переспросил сэр Клинтон. – Ну, сперва я подождал, пока у меня накопятся улики. И ваша раздражительность говорит о том, что я был прав, когда держал рот на замке.

– Но из-за чего же его можно было заподозрить?

– Из-за многого. Но вы были до того пристрастны, что не замечали ничего из этого. Кто был последним гостем Роберта Деверелла перед смертью последнего? Эллардайс. То же самое и в отношении Пирбрайта. Кто неожиданно и остро нуждался в деньгах? Эллардайс. Кто мог легко раздобыть гиосцин? Снова Эллардайс. И так далее. Против него множество доводов, но вы бы не заметили их. А я заметил. В этом разница.

– А что насчет Фельдена?

– Взгляните на трюки, которыми Ашмун производил впечатление на простаков. Голос из карточного столика, например. Я сразу понял, что дело в кристаллах. Сегодня их используют в микрофонах, хотя большинство об этом не знает. Это называется пьезоэлектричеством. Вы можете сделать такое с кристаллом сегнетовой соли. Далее, убийство рыбешек. Здесь использовались сверхзвуковые волны, вроде тех, что применяются в эхолокации, при измерении глубины. Высокие частоты убивают головастиков – я когда-то читал об этом в научном журнале. Но мне сложно поверить в то, что воспитанный миссионерами метис из глухомани разбирается в таких делах до того хорошо, что может разработать целое представление. Очевидно, что за Ашмуном стоял кто-то, хорошо разбирающийся в науке. Но Эмблдаун не кишит мужами науки. Врач смог бы сообразить что-то такое. То же относится и к Фельдену, ведь он был известен и как химик, и как физик. И кем бы ни был этот ученый соучастник, он явно был задействован в мероприятиях Ашмуна. Во время представления с голосом Ашмун был в комнате, значит, где-то в другой комнате должен был находиться сообщник с микрофоном – он-то и говорил с миссис Пайнфольд. Все просто, не так ли?

– И что, эти злодеи заранее запланировали все убийства?

Сэр Клинтон решительно покачал головой.

– Я уверен что нет. Ашмун прибыл сюда без гроша в кармане и, я так понимаю, намеревался пристроиться у род­ствен­ников, которые и знать о нем не знали. Сначала он вышел на Фельдена. Наш друг Кеннет состряпал схему, ведь он знал все местные дела, и тем более глупость собственной кузины Агаты, которая была готова проглотить любую оккультную байку. Первоначальный план состоял в том, чтобы немного околпачить местных простофиль при помощи баек о Новой Силе. Провести сбор средств на эксперименты и тому подобное. Мозги Фельдена в комбинации со способностями Ашмуна. Поскольку у Фельдена были свободные деньги, он смог обустроить все так, чтобы казалось, что Ашмун крепко стоит на ногах. Ашмун притворялся, что он никак не связан с Фельденом, а Фельден при любой возможности демонстрировал скепсис по отношению к Ашмуну. Все это для того, чтобы никто не заподозрил возможность того, что все эти магические представления могут быть всего лишь научными фокусами, что могло бы произойти, если бы Ашмун был явно связан с Фельденом. Первоначально они хотели только выманить деньги у пары глупцов. Мысль об убийстве пришла позже.

– Не понимаю, как вы сможете доказать это, – возразил Уэндовер.

– Сквайр, просто подумайте. Убийство произошло только после обнаружения оловянной жилы. Фельден заметил ее, когда обследовал кратер от бомбы – тем же вечером, когда откопали клад викингов. Но убийство кроликов случилось задолго до того – Эллардайс рассказал, что оно произошло 9 января, тогда как клад был обнаружен только 12 мая. Фельден, должно быть, проклинал себя за то, что они уже начали публично убивать кроликов – ведь это связывало Ашмуна с данным трюком, а Фельден воспользовался тем же самым методом для устранения Пирбрайта и Генри Деверелла. Трюк был слишком хорош, чтобы отказываться от него, так что он рискнул.

– Я все еще не понимаю, как все это было проделано, – признался Уэндовер.

– О, это довольно просто. Кессонная болезнь и судорога ныряльщика. Я говорил, что это только новое применение старого принципа. Я еще подойду к нему. Пока мы дошли до момента, когда в наследстве старого Родуэя было обнаружено месторождение олова. Причем это все произошло сразу после событий в Малайе, когда олово вдруг стало дефицитом. Другими словами, информацию, которой располагал Фельден, можно было превратить в большие деньги. Но на пути к ним лежало препятствие – в наши дни нельзя основать акционерную компанию. Потому единственной надеждой Фельдена оставалась помощь единоличного капиталиста, который смог бы организовать все как частное предприятие. Но где же взять капиталиста? Ну, конечно – кузина Агата. Но как вы знаете, она не так уж щедра. К счастью для Фельдена, она проглотила бы все, что ей посоветовал бы Ашмун, но, конечно, все нужно мистически обставить. Ну, это было просто.

– Очень, – сухо согласился Уэндовер. – Но зачем убийства?

– Если бы прибыль была распределена между наследниками, то каждому досталось бы не очень много. Вот и пришлось пожертвовать некоторыми из них. Оба Гейнфорда стали легкими жертвами благодаря своим личным особенностям. Девереллы были деловыми людьми, а значит, могли стать трудными партнерами, так что они тоже должны были уйти. Мисс Стэнуэй и ее брат нуждались в быстрых деньгах, и их долю можно было выкупить по дешевке. Оставались Фельден, Джехуди и Агата Пайнфольд – курица, несущая им золотые яйца. В итоге прибыль должны были разделить три человека, а не девять – разница налицо.

– Так вы думаете, что Роберт Деверелл был убит?

– Нам нет необходимости доказывать это – того, что у нас есть, и так достаточно. У Фельдена есть алиби на ту ночь – он был на службе. Я предполагаю, что они дожидались налета, и когда наступила такая ночь, Ашмун постучался к Девереллу и стукнул того по голове, а потом попытался скрыть беспорядок при помощи зажигательной бомбы. Не взорвавшиеся «за­жи­галки» не так уж редки – ваш юный друг Ноэль может это подтвердить, а у Фельдена была возможность подобрать такую бомбу во время службы. Настоящей ошибкой оказалась попытка завладеть посохом и другими вещами.

– И зачем они его забрали? Оставили бы золото на месте, никто и не подумал бы об убийстве, – недоумевал Уэндовер.

– Подозреваю, что они подумали о Пирбрайте, – предположил сэр Клинтон. –Помните, как мы нашли вырытую и заполненную яму вблизи лагеря Цезаря? Фельден и Ашмун выкопали ее – они пытались выяснить насчет олова. Возможно, Пирбрайт заметил это и стал проявлять излишнее любопытство. Поэтому его стало нужно убрать. И золото могло бы навести на мысль, что он был убийцей Деверелла и закопал похищенное у себя в саду.

– И что, они там нашли богатый источник олова?

– Да, довольно неплохой, – заверил сэр Клинтон. – Мы раскопали его, чтобы перепроверить. Олово залегает неглубоко, что упрощает его добычу. Трое оставшихся наследников Родуэя хорошо заработают на нем. Судя по тому, что я видел, Эллардайс и не заметит утрату малайского каучука. Теперь нет нужды откладывать свадьбу из-за нехватки денег.

– Рад этому, – сердечно признался Уэндовер. – Но вернемся к Пирбрайту. Что там произошло?

– Судя по тому, что мы знаем, все довольно просто. Присутствие Эллардайса в хижине Пирбрайта было чистой случайностью, как и то, что он был последним человеком, который видел живым Роберта Деверелла. Его рассказ о том, что он пришел расплатиться за кроликов, вполне логичен. Он даже взял с Пирбрайта расписку о получении денег. Когда-то Пирбрайту уже случалось «забывать» о том, что с ним расплатились – это была совсем другая история: то ли он работал в саду Эллардайса, то ли выполнял еще какую работу. И теперь Эллардайс взял с него расписку о получении денег – чтобы избежать таких провалов памяти. Фельден появился вскоре после того, как Эллардайс ушел. Вне всяких сомнений, он наблюдал за уходом Эллардайса. Можно догадаться, как он объяснил Пирбрайту свой визит – он притворился, что хочет обсудить раскопки оловянной жилы. Не сомневаюсь, Пирбрайт намеревался поживиться. Получить небольшую взятку за то, что держит рот на замке. Как бы то ни было, Фельден пришел с бутылкой виски из своего хранилища, и оба они выпили. Вот только Пирбрайт выпил не только виски, но и подмешанную в его кружку дозу гиосцина. Так что он был одурманен и беспомощен. Фельден вымыл кружку и поставил на полку, где мы ее и нашли. Таким образом, он не оставил следов нечистой игры и признаков того, что с Пирбрайтом пил кто-то еще. Затем, оставив одурманенного Пирбрайта, Фельден сходил в свой фургон за золотом и закопал его там, где мы впоследствии его откопали. Все это в надежде на то, что на Пирбрайта упадет подозрение в убийстве Деверелла.

– Да, да, – нетерпеливо сказал Уэндовер. – Но я хочу знать, как он расправился с Пирбрайтом?

– Здесь проявилась изобретательность Фельдена. Пирбрайт стал первым «парнем из ларца». Вы подсмеивались над моим интересом к кроликам. Но симптомы кроликов и Пирбрайта совпадали: страшные судороги перед смертью. Было лишь одно отличие.

– Гиосцин у Пирбрайта и его отсутствие у кроликов?

– Верно. Так что я сразу догадался: гиосцин не является прямой причиной смерти Пирбрайта. Тогда зачем его использовать? Ответ очевиден. С кроликами можно управиться голыми руками. Их сопротивление ничего не дает. Но грубый субъект вроде Пирбрайта – это другое дело. Следовательно, прежде чем приступить к процессу, Пирбрайта следовало одурманить и сделать более податливым. Это наводило на размышления. Пирбрайт, судя по всему, проглотил минимальную дозу гиосцина, а чтобы отмерить ее, нужны точные весы. У кого они есть? Например, у Эллардайса в лаборатории, или у Фельдена. Далее. Ашмун явно связан с делом о смерти кроликов, но что касается убийства Пирбрайта, то у него железное алиби. Вот у меня и появилось смутное представление, что здесь задействован «двуручный меч», и не следует искать преступника-одиночку. Но, как вы знаете, в тот момент не было ни признака мотива. Я взялся за дело не с того конца и не мог понять, что к чему. Будь у меня хотя бы представление о том, что кроется за этим делом, можно было бы спасти три жизни.

– Жаль, что я поздно рассказал вам о завещании Родуэя, – заметил Уэндовер.

– Сквайр, не нужно сожалеть. Само по себе знание о завещании ничего бы не дало. Никто ведь не знал об особой ценности того участка земли.

– Полагаю, это так, – благодарно отметил Уэндовер. – Но как же умер Пирбрайт?

– В то время я не имел представления, – признался сэр Клинтон. – Я не верил в Новую Силу Ашмуна, хотя на тот момент она казалась единственным объяснением. Медики были в том же недоумении, что и я! И это утешало меня. Но давайте ненадолго отложим этот вопрос и перейдем к следующему повороту сюжета: смерти того пьяницы, Тони Гейнфорда. Фельден – умный пройдоха, один из самых умных преступников, что мне встречались. И в этом случае он споткнулся обо что-то, чего просто не мог предусмотреть. Для него это было невезение. Просто посмотрите, как это выглядит. Медики обнаружили следы никеля в теле. Но соли никеля не являются смертельным ядом, и гибель Гейнфорда нельзя было увязать с чем-то никелированным. Все указывало на отравление угарным газом. Вспомнимте, анализ крови указывал на это без всяких сомнений. И газовый вентиль был повернут, по-видимому, самим Гейнфордом, который был пьян. Рассматривайся это дело само по себе, не возникло бы ни малейшего подозрения. Но наших друзей постигла неудача, которую они никак не могли просчитать. Я имею в виду бомбу, упавшую на Хамслер-роуд в 22:57 после того, как Фельден вышел из дома. Взрыв повредил газовую магистраль и электрический кабель, и их ремонт завершился только в 8:15 утра. Ни Эллардайс, ни мисс Стэнуэй не заметили запах газа, когда подымались наверх, так что когда Гейнфорд отправился спать, газа в комнате еще не было. Но в это время упала бомба, и газ не смог бы попасть в комнату вплоть до 8:15 следующего утра. Но все-таки в крови Гейнфорда был избыток угарного газа.

– Не понимаю, – признался Уэндовер. – Фельден напустил в комнату газ через какой-нибудь шланг? Нет, он не мог этого сделать – он же был на службе. Это был Ашмун?

– Подводить газ через какой-то особый канал, когда в комнате есть газовый вентиль? – возразил сэр Клинтон. – Это было бы слишком. Да и это не объясняет следы никеля в теле, а это ключ ко всему делу.

– Не понимаю, – запротестовал Уэндовер.

– А ведь это вы навели мена на разгадку. Разве вы не помните, как рассказали мне о том, что когда-то Фельден был химиком в никеледобывающей компании? В то время дело Гейнфорда уже расследовалось, и Фельден был в моем списке подозреваемых. Когда в деле появился никель, естественно, что я вспомнил об опыте Фельдена в этой сфере. Но, конечно, я не сразу понял, что и как. Я же не ходячая энциклопедия. Мне нужно искать сведения. И я ищу их, когда они мне нужны. Так, я нашел сведения о процессе Монда, который используется для очистки никеля.

– И что же?

– Все просто. Если над сплавом пропускать окись углерода, нагретую до температуры кипения воды, то образуется карбонил никеля – при данной температуре это газ. Если при помощи льда конденсировать его, то получится жидкость. При обычной комнатной температуре она будет такой же жидкой, так как кипит она при 25° C. Но в человеческом теле тетракарбонил никеля распадается и высвобождает монооксид углерода, который попадает в кровь и вызывает типичные симптомы газового отравления. Карбонил никеля – смертельный яд. Я выяснил, что из-за этого возникало много проблем, когда только начиналось промышленное получение чистого никеля из руды. Рабочие травились, вдыхая пары карбонила. Фельден знал все о карбониле никеля и его свойствах, ведь он работал на таком предприятии. Так что найдя эту подсказку, я понял, что к чему. Но, естественно, для того, чтобы найти подсказку, пришлось хорошо подумать.

– А! Теперь я понимаю, зачем вам было нужно доказательство того, что он покупал лед, – вставил Уэндовер. – Он был нужен, чтобы конденсировать карбонил?

– Отчасти да, но отчасти и для другой цели, но об этом позже, – ответил сэр Клинтон. – Теперь вам станет ясно, как была организована смерть Гейнфорда. Фельден держал наготове жидкий карбонил никеля. Когда он поднялся, чтобы переодеться в униформу, то добавил его в стакан виски, которое Тони «принимал на ночь». Ложась в постель, Тони проглотил его вместе с карбонилом, отчего и умер. На следующее утро Фельден повернул газовый вентиль. К этому времени газопровод, конечно, отремонтировали, и Фельден не сомневался, что все идет по плану. Очевидно, он не знал, что газ поступает через газопровод с Хамслер-роуд. В любом случае, было уже слишком поздно для того, чтобы что-то изменить. Но в этом деле он допустил и другие ошибки.

Уэндовер призадумался: очевидно, эти ошибки ускользали от него.

– Во-первых, – указал сэр Клинтон, – после убийства Тони Гейнфорда ему не стоило хранить бутылочку никеля. Также ему нужно было избавиться от склянки с щавелевой кислотой. Она применяется для получения окиси углерода.

– Кажется, вы хорошо изучили тему, – иронично заметил Уэндовер. – Где же вы почерпнули все эти знания?

– Нашел источник, – парировал сэр Клинтон. – Помните тот вечер, когда я пошел к Фельдену, а его не было дома? Тогда мне представилась возможность почитать о карбониле никеля в его книгах: о нем писали Мэлор, Роско и Шорлеммер. От них я получил, что хотел. Там же я узнал и о получении окиси углерода. При помощи щавелевой кислоты ее смог бы изготовить и ребенок. А во время обыска в его лаборатории нашлось много щавелевки.

– Ну, прям ягненок, варенный в молоке матери!^[30]

– Ягненком я бы Фельдена не назвал. Он скорее паршивая овца. А вот и его третий промах: его противогаз. Но можно отложить его, пока я не дойду до убийства Дерека Гейнфорда. Но все по порядку, и следующей жертвой был Генри Деверелл. Вот это дело должно стать основным – в нем исполнителями были и Фельден, и Ашмун. Хотя, если не выйдет здесь, то хватит и обвинений по другим случаям. Мы снова встречаемся с «Парнем из ларца». Сквайр, я давал вам явный намек: Закон Генри. Но, похоже, вы не воспользовались им – вас это не заинтересовало?

– Нет, – Уэндовер покачал головой. – Я все еще не знаю, что стояло за всеми этими штуками с ящиком. Для меня это слишком сложно, хотя разгадка наверняка будет очень простой.

– Расставьте факты по порядку, – предложил сэр Клинтон. – Перед смертью Деверелла, на турнире по бриджу, он не пил. Юный Макс Стэнуэй предложил ему выпить, и я слышал, как тот отказался. Выходя из клуба, он был в полном порядке. Я видел его. Он не был ничем одурманен. Но вскрытие выявило алкоголь и гиосцин в его желудке. Ашмун признает, что он угощал Деверелла виски с содовой, когда тот пришел отдать ему набросок карты. Мы можем доказать, что у Фельдена и, следовательно, у Ашмуна, был запас гиосцина.

– Prima facie,^[31] любой состав присяжных воспримет это как доказательство того, что Ашмун отравил Деверелла, – заметил Уэндовер. – Полагаю, что вам осталось только доказать, что Ашмун и прежде соучаствовал.

– Вскоре после этого, – продолжил сэр Клинтон, – Деверелл был найден умирающим возле римского лагеря. У Фельдена было своеобразное алиби: перед тем, как они нашли Деверелла, он разговаривал с одним из констеблей на значительном расстоянии от лагеря. Судя по всему, никто из них и пальцем не тронул Деверелла. Он умер мучительной смертью, точно так же, как и кролики, и Пирбрайт. Причем в том же районе. У Фельдена был фургон с аппаратурой, среди которой находился и «аккумуляторный ящик». Если вы помните, он предложил инспектору Камлету присесть на него, когда тот записывал показания. Позже мы видели этот ящик в доме Фельдена. Если бы той ночью, в фургоне, мы бы открыли его, то обнаружили бы, что он пуст. Но Фельден мог бы легко объяснить это – например, тем, что в данный момент ему не нужны аккумуляторы, и он оставил их заряжаться дома. Я не притворяюсь, что обратил внимание на ящик еще тогда, но помню, что видел его.

– Я тоже хорошо помню его, – вставил Уэндовер. – Но тогда в нем не было стеклянного окошка. Должно быть, его вставили позднее.

– Да, для мисс Стэнуэй.

– Но как вы связали ящик и смерть Деверелла?

– Заглянув в библиотеку Фельдена, – объяснил сэр Клинтон. – Помните, я заметил в ней «Науку и повседневную жизнь» Холдейна? Я читал эту книгу, еще когда она только вышла, и, увидев ее, я вспомнил прочитанный когда-то рассказ. Так я получил ключик к кончине Деверелла. В двух словах, дело вот в чем: как вы помните, закон Генри гласит, что растворимость газа в жидкости прямо пропорциональна давлению этого газа.

– Так утверждает словарь Уэбстера.

– Да. Теперь заменим жидкость кровью, а газ – воздухом. Когда вы вдыхаете воздух, то некоторое количество азота и кислорода растворяется в вашей крови. Но это при обычном давлении. Предположим, что вы в помещении, давление в котором составляет четыре атмосферы. В таком случае, в вашей крови будет в четыре раза больше азота и кислорода, не так ли? Согласно Закону Генри.

– Полагаю, что да, – согласился Уэндовер.

– Излишек кислорода не может навредить, ведь ваш организм может его использовать. Излишек азота также не причинит вреда, ведь обычно вы просто вдыхаете и выдыхаете его обратно. Таким образом, пока вы находитесь в помещении под давлением в четыре атмосферы, ваш организм приспосабливается и нормально функционирует. Но предположим, что вы открыли дверь и вышли наружу. (Я вспомнил именно этот момент из рассказа). Что произойдет?

– Что? – заинтригованно спросил Уэндовер.

– Ну, при изготовлении газировки ее насыщают углекислым газом при давлении в четыре атмосферы, и газ растворяется в воде. Таково давление в бутылке. Но когда вы открываете ее, давление исчезает, не так ли? При снижении давления в жидкости может оставаться намного меньшее количество газа. Излишек газа не может остаться в ней и сразу же высвобождается. Поэтому как только вы открываете бутылку газировки, появляется пена. Теперь понятно?

– Вполне! Вы говорите о том, что если человек вдруг выйдет из помещения с четырехкратным давлением, то поскольку оно упадет в четыре раза, то азот в его крови запузырится – точно так же, как это происходит при раскупоривании бутылки содовой. Суть в этом, так?

– Так. Эти пузырьки разрушают стенки сосудов и причиняют боли как при искусственном ревматизме – кессонной болезни. Также они могут повредить центральную нервную систему и вызвать паралич. Но с высокой вероятностью они образуются в кровеносном потоке, и это вызовет смерть. Вспенившаяся кровь собирается в легких и не сможет пройти через узкие кровеносные сосуды, больной начинает задыхаться и умирает от удушья. Единственный способ спасти его – поместить в камеру с высоким давлением, тогда пузырьки газа снова растворятся в крови, и симптомы исчезнут.

– А! Теперь я понимаю, зачем был нужен ящик. Он герметичен, так что воздух мог поступать в него только через помпу. И если воздух внезапно начинал беспрепятственно поступать в ящик, то находящийся в нем человек чувствовал ужасную боль. Но в любой момент можно остановить процесс и восстановить давление в ящике. Вот, что делал Фельден с вентилем. Изменяя давление в ящике, он мог пытать Эллардайса. Дьявольское приспособление! Но, Клинтон, как вам удалось вызволить Эллардайса?

– Если снижать давление постепенно, то газ не образовывает больших пузырьков. Он понемногу выходит через легкие. Для примера возьмем водолаза. На глубине в тридцать морских саженей давление достигает шести атмосфер. Если подводник сразу же всплывает на поверхность, то растворенный в его крови газ запузырится и вызовет «болезнь водолаза». Но если он всплывает потихоньку, делая перерывы через каждые десять футов, то избыток газа он просто выдохнет через легкие. Это выяснилось, когда водолазы начали работать на большой глубине. То же самое происходит и с рабочими в кессонах. Но если снижать давление постепенно, то людям не будет вреда. А если снизить давление немедленно, это может убить.

– А отравление гиосцином было нужно только для того, чтобы сделать жертв беспомощными и сунуть в ящик?

– Разумеется. В случае с кроликами он легко мог поместить их ящик, не обращая внимания на то, нравится им это или нет. Он поймал их при помощи ловушки, возможно, вблизи от римского лагеря. Конечно, Фельден должен был изловить их сам. Это должны были быть настоящие дикие кролики, убитые Новой Силой. Если бы Фельден нанял Пирбрайта, как это позднее сделал Эллардайс, то Пирбрайт мог бы все разболтать и выдать его.

– Ясно, – отметил Уэндовер. – С Пирбрайтом и Девереллом был использован один метод – одурманить жертву гиосцином, сунуть ее в ящик и поиграть с давлением, загазировав ее кровь. Затем отвезти ее в фургоне к лагерю Цезаря. И внезапно вытащить из ящика. Поскольку на то, чтобы умереть, Девереллу требовалось какое-то время, Фельден смог отъехать подальше и заговорить с констеблем, чтобы сделать себе алиби. Все так?

– Так, – подтвердил сэр Клинтон. – Это подтверждается показаниями мисс Стэнуэй, которая позже видела такие же манипуляции в доме Фельдена. Но при всем его уме, Фельден упустил один момент.

– Так у него была ошибка? – заинтересовался Уэндовер. – Но какая? Я ее не вижу.

– Он упустил то, что за ним постоянно присматривает пара наблюдательных глаз. Айони Херонгейт. Помните, что, увидев их вместе, я предположил, что она пойдет на все, чтобы заполучить Фельдена? Я был прав: это очевидно. Она следила за ним, высматривая что-нибудь, что помогло бы заарканить его. Она знала о завещании старого Родуэя и, должно быть, заподозрила, что в смертях Роберта Деверелла, Пирбрайта и Тони Гейнфорда было что-то странное. Не думаю, что она знала подробности, но я уверен: она догадывалась, что что-то не так. Сами смерти не беспокоили ее: она была поглощена страстью к Фельдену и не думала ни о чем другом. Ее ни капли не волновало, любит он ее или нет, главное – заполучить его. Конечно, это не самое благородное стремление, но оно довольно распространено. Итак, она следила за ним, как кошка за мышиной норкой, в надежде на то, что при должном терпении жертва все-таки попадется ей в руки.

– Вы хотите сказать, что услышав о том, что ночью он повезет Деверелла к лагерю Цезаря, она последовала за ними на своей машине и увидела что-то, что позволило ей удержать его?

– Думаю, она увидела достаточно, – заявил сэр Клинтон.

– Тогда вам нужно просто вызвать ее как свидетеля, и дело сделано!

– Сквайр, все не всегда так просто, как кажется. Мы не можем принудить ее давать показания, и я не думаю, что у нее есть желание давать их.

– Вы же можете вызвать ее в суд, и, независимо от ее воли, она окажется на месте для дачи показаний, разве не так?

Сэр Клинтон покачал головой.

– Не вполне. Но это подводит нас к еще одному аспекту дела: ее увлечению церковной латунью в округе. Вы помните, когда я услышал об этом, то это меня озадачило. Это выглядело как что-то нехарактерное для нее. Но если призадуматься как следует, то зачастую можно найти решение проблемы, так что я добрался до сути. Она хотела выйти замуж за Фельдена и, очевидно, искала информацию, которая помогла бы принудить его к браку. Где большинство людей заключают браки? В церквях, в предписанное время. Но это подразумевает публичность, а Фельден, даже если бы и согласился на брак, стал бы возражать против любой огласки – о причинах этого я расскажу позже. Его непременным условием была бы секретность, и, нравится это Айони Херонгейт или нет, но ей пришлось бы с этим смириться. Но у них под рукой был священник, которому они могли доверять, что тот будет держать язык за зубами.

– Ашмун?

– Конечно, Ашмун. Что касается регистрационного учета, то Айони Херонгейт заметила, что за человек местный регистратор – бестолковый и рассеянный, который не обращает внимания на пары и забывает о них, как только те уходят из его кабинета. Церковь вызывала затруднение. Отсюда увлечение латунью. Она могла бы позаимствовать ключи от подходящей церкви у викария, который не стал бы сопровождать ее и тратить время, пока она возится с латунью. Фельден, Ашмун и пара друзей Фельдена из Лондона смогли заглянуть в церковь, церемония прошла бы максимально быстро и при том абсолютно законно, но никто о ней ничего бы не узнал. Что и произошло. Едва додумавшись до этого, я проверил архивы в офисе регистрации, и там нашлись все необходимые доказательства. Теперь, сквайр, вы понимаете, почему мы не можем вызвать эту девушку в суд. Можно принять показания жены, но нельзя принуждать ее свидетельствовать против мужа.

– Так вот почему вы говорили о латуни, когда арестовывали ее, – вставил Уэндовер. – Тогда я не мог понять смысла.

– Но она поняла, – мрачно ответил сэр Клинтон. – Но вернемся к делу Дерека Гейнфорда. Оно было вполне в духе Фельдена. Помните капсулы амилнитрита, которые он использовал, чтобы облегчить приступ астмы? Маленькие стеклянные штучки с жидкостью внутри? Как и большинство химиков-исследователей, Фельден является стеклодувом. Он мог легко изготовить капсулу, идентичную тем, что Гейнфорд покупал в аптеке. Он мог обернуть ее в мешочек от настоящей капсулы, чтобы подделка была неотличима от оригинала. Все, что ему оставалось – взять одну из капсул Дерека и подменить ее фальшивкой. Рано или поздно Дерек использовал бы ее во время очередного приступа. Это было просто: вы сами видели, что Дерек оставлял коробок с капсулами в кармане куртки или в спальне.

– Но что находилось в поддельной капсуле? Запах был тот же. Той ночью от амилнитрита у меня разболелась голова.

– В свою капсулу Фельден поместил синильную кислоту. Пара капель убьет кого угодно, а тем более астматика вроде Дерека. Ее можно извлечь из смеси серной кислоты и ферроцианида калия, сконденсировав при помощи льда. Вот видите, для чего еще Фельдену был нужен лед. Но поскольку цианид имеет запах горького миндаля, Фельден не мог поместить в капсулу только его. Так что он добавил туда амилнитрит, и его резкий запах полностью перебил аромат цианида. Суть в том, что симптомы отравления синильной кислотой практически идентичны симптомам фатального приступа астмы. И поскольку Дерек Гейнфорд уже долгое время страдал от астмы, никто и не подумал, что причина смерти может быть иной. Будь это единственным убийством в деле, то, думаю, Фельден ушел бы от ответственности, не вызвав ни малейшего подозрения.

– Думаете, что сможете обвинить его? – поинтересовался Уэндовер.

Сэр Клинтон сомневался:

– Мы ставим на дело Генри Деверелла. Но если потерпим неудачу, то сможем собрать доказательства по делу Дерека Гейнфорда. Мы можем эксгумировать тело и провести анализ крови на наличие синильной кислоты. К тому же мы знаем, что в лаборатории Фельдена был ферроцианид калия, но само по себе это мало, что дает – это обычный лабораторный реагент. Далее, возможно, то стекло, которое он использовал для изготовления капсулы, отличается от стекла прочих капсул. Разные стекла незначительно отличаются по составу. Возможно, противогаз также сможет дать нам улики.

– Не могу понять, почему вы уделяете такое внимание противогазу, – признался Уэндовер. – В чем дело?

– Он должен был изготовить и синильную кислоту, и окись углерода, а, как вы помните, и то, и другое – смертельные яды, причем их нельзя вдыхать. Так что весьма вероятно, что во время экспериментов он использовал противогаз. Той ночью, когда я был в библиотеке Фельдена, я посмотрел, как Мэлор в своей книге описывает окись углерода. Уголь поглощает газ и, хотя наши противогазы не могут полностью обезопасить от концентрированной окиси углерода, но какую-то защиту они дают. Поскольку Фельден – опытный химик, он смог бы сделать все аккуратно и не надышаться газа, но даже мизерное количество газа может вызвать головную боль. А если можно избежать головной боли, то кто от этого откажется? То же самое относится и к синильной кислоте: противогазы также помогают спастись от ее испарений. Эти два газа могли скопиться в угольном фильтре противогаза, и их можно извлечь из него, слегка подогрев уголь. И если он содержит какой-то из этих газов, это станет уликой. Так что, как видите, наши ресурсы еще не исчерпаны.

Уэндовер переключился на еще один аспект дела:

– Я не пойму одного, – признался он. – Зачем Фельден затеял женитьбу на Дафне? В этом нет никакого смысла.

– У этого вопроса есть две стороны. Во-первых, из показаний мисс Стэнуэй мы знаем об умонастроении Фельдена. Он не самый приятный тип, и его чувство собственного достоинства было ущемлено, когда мисс Стэнуэй разорвала помолвку с ним. Внешне он не показывал вида, но, вероятно, он был разозлен. Его гордость была попрана, а некоторые люди склонны бередить свои раны. Фельден в их числе. Он начал тихо ненавидеть девушку и заплатил бы любую цену за возможность унизить ее, хотя бы ради того, чтобы сравнять счет и восстановить свою самооценку. Ее помолвка с Эллардайсом стала последней соломинкой. Даже самым достойным людям не нравится, когда их место занимает кто-то еще. А Фельден не из тех, кто забывает, так что, вероятно, это сильно ущемило его. Какой бальзам для его израненной гордости: унизить девушку самым безжалостным методом, заодно убив своего преемника, чтобы она никогда не смогла достичь ожидаемого счастья.

– Что за бестия! – вырвалось у Уэндовера.

– С другой стороны, – продолжал сэр Клинтон, – вероятно, он рассчитывал, что это закроет ей рот, и она не сможет дать показания в суде. Случаев, в которых жена может свидетельствовать против мужа, совсем немного, и, будь их брак настоящим, я не уверен, чем кончилось бы дело. Даже в нынешнем положении трудно доказать, что это брак по принуждению – есть двое свидетелей, готовых подтвердить, что мисс Стэнуэй заявила, что действует по собственной воле. Но, конечно, теперь обо всем этом не стоит и думать – я ведь нашел свидетельство о его браке с Айони Херонгейт. Так что даже если нам не удастся осудить его в убийстве, мы сможем обвинить его в двоеженстве. Но я надеюсь на лучшее. Она может свободно свидетельствовать против него, что докажет серийность преступлений, так что мы сможем подшить дело Эллардайса к остальным. Это последний штрих к картине – он покажет весь механизм действия «парня из ларца».

– Я не понимаю роль Айони Херонгейт в этом деле, – признался Уэндовер.

– Ну, она знала, что Фельден был убийцей, и все же вышла за него. После этого ее возможности были не так уж велики. И весьма вероятно, что Фельден не посвятил ее в свои планы насчет мисс Стэнуэй. Все, что она знала, это что следующим утром Эллардайс будет найден мертвым. Использовав одно убийство ради того, чтобы заполучить Фельдена, она едва ли могла так уж переживать из-за еще одного. Она не особо симпатична, но умеет добиваться того, чего хочет.

– Что будет с ней?

– Когда подойдет время, спросите у присяжных. Я не знаю, – безразлично ответил старший констебль. – Я нацелен на Фельдена и Ашмуна, и с ними, думаю, мы управимся.

Он сделал паузу, а затем добавил:

– Изо всех нас я бы выделил одного очень дальновидного парня.

– Кого?

– Пророка, которого Тони Гейнфорд описал как «местного Нострадамуса». Он был явно прав, предсказав многочисленные беды нашедшему сокровища викингов. Даже некоторые из тех, кто просто коснулись его, затем попали в беду. Забавное совпадение, но я не суеверен.

Примечания

1

Как читатель уже мог догадаться, Деверелл перечисляет различную церковную утварь.

(обратно)

2

Трапрейн-Ло – холм, при раскопках которого в 1919 году археологи обнаружили множество ценных экспонатов.

(обратно)

3

В Великобритании коронер (буквально: «представитель интересов Короны») принимает участие не только в расследовании убийств, но и в делах о кладоискательстве.

(обратно)

4

Персонаж из романа Вольтера «Кандид».

(обратно)

5

Таким образом данный персонаж является тезкой одного из основателей Либерии.

(обратно)

6

Шифр русифицирован, так что читатель может попытаться самостоятельно разгадать его.

(обратно)

7

Например (лат. яз.)

(обратно)

8

«Афродита, впившаяся в свою добычу» (фр.). Сэр Клинтон цитирует пьесу Жана Расина «Федра».

(обратно)

9

Комическая опера композитора Артура Салливана и либреттиста Уильяма Гилберта.

(обратно)

10

Пьеса Саймона Грея.

(обратно)

11

Хам – сын Ноя, от которого произошли некоторые африканские народы.

(обратно)

12

Тома-Александр Дюма — французский генерал, отец Александра Дюма, был мулатом.

(обратно)

13

Кому это выгодно (латынь)

(обратно)

14

Популярный венесуэльский алкогольный напиток.

(обратно)

15

Сэр Клинтон цитирует элегию Дж.Мильтона «Люсидас» (перевод Ю.Корнеева)

(обратно)

16

«Из Африки всегда приходит что-то новое» (латынь) – сэр Клинтон отвечает фразой из «Естественной истории» Плиния Старшего.

(обратно)

17

Отсылка к Библии: апостол Фома хотел увидеть раны на теле воскресшего Иисуса, чтобы убедиться что это на самом деле он.

(обратно)

18

Вы удивились? Оказывается, существовали и такие.

(обратно)

19

См. роман «Загадка Линден-Сэндза»

(обратно)

20

Под капсулами имеются в виду стеклянные колбочки, завернутые в тканевые мешочки (см. илл.)

(обратно)

21

До 1971 г. фунт состоял из 20 шиллингов, а гинея – из 21 шиллинга.

(обратно)

22

Не найдено (латынь)

(обратно)

23

Популярный толковый словарь.

(обратно)

24

Трехкарточный трюк, также известный под названием «найти даму» – известное мошенничество, наподобие «игры в наперстки»: сдающий раскладывает три карты рубашкой вверх, показывает что одна из них является искомой (например, дамой червей), а затем быстро их перемешивает, после чего игрок должен угадать верную карту.

(обратно)

25

У.Шекспир, «Гамлет» (Перевод М. Лозинского)

(обратно)

26

У.Шекспир, «Макбет» (перевод С.М.Соловьева).

(обратно)

27

Уоррен Гастингс (1732 — 1818) — первый английский генерал-губернатор Индии

(обратно)

28

Гамлет (перевод В.Набокова)

(обратно)

29

Свадебный гимн, написанный Джоном Киблом.

(обратно)

30

Библия. Исход 34:26

(обратно)

31

При отсутствии доказательств в пользу противного (лат. яз.)

(обратно)

Оглавление

    От редакции

  Глава I. Тайник викинга

  Глава II. Либериец

  Глава III. Смерть с воздуха

  Глава IV. Смертельная зона

  Глава V. Смерть Пирбрайта

  Глава VI. Посох

  Глава VII. Записи для коронера

  Глава VIII. Подозрения инспектора

  Глава IX. Мнения

  Глава X. Лагерь Цезаря

  Глава XI. Джехуди Ашмун

      ***

  Глава XII. Место под застройку

  Глава XIII. Что-то новое из Африки

  Глава XIV. Дерек Гейнфорд

  Глава XV. Закон Генри

  Глава XVI. Крадущееся малечо

  Глава XVII. Парень из ларца

      ***

      ***

  Глава XVIII. Как все устроено

  Глава XIX. Двуручный меч

*** Примечания ***