Сергей Коколов
«…НЕ ГАСИТЕ СВЕТА»
Памяти Ильи Тюрина
Вступление
Маленькие буквы в названии эссе об Илье Тюрине. Троеточие впереди — символ самовольно убранного «Но», или символ чего-то большего? Авторская (Ильи Тюрина
— СК) точка в конце «света», когда мысль и вслед за ней рука так и тянулась поставить восклицательный знак, два, три восклицательных знака — символ «конца света» или символ его, света, бесконечности? В чем истина Ильи Тюрина? Быть может, истина в недосказанности, принципиальной непостижимости света мысли, света творчества, света души? Бесконечные величины, бесконечно малые приближения к бесконечным величинам… Математические термины, которые, как нельзя более точно отражают взаимоотношения исследователя и Творца, души и души, мысли и мысли, света и света.
Мое самовольное троеточие (символ начала пути к Илье, начавшегося, на самом деле, гораздо раньше), вместо Его «Но», Его точка, означающая, как это ни парадоксально, бесконечность света: и «губы сказавшие „Amen“» — Его губы: или губы Его матери, Ирины Медведевой? Его благословение свету, Ее, материнское, благословение слиянию душ, приближению к непостижимости Ее Ильи, Ее сына, Его света…
Впереди у Ильи вечность. Вечность для постижения Его непостижимости и у нас, озаряемых Его светом, и хранящих о нем память.
Amen!
Случайная (?) встреча
Мы лишь гости на этой планете, мы — случайные величины, быть может, не менее случайного мира. Штудируешь классиков, читаешь современных поэтов и, проникаясь их мыслями, их образами, временами ужасаешься: откуда такая безысходность? Неужели и в самом деле «Он (Бог- СК) создал нас без вдохновения, и, полюбить, создав, не мог?»
[1] Неужели мы «птицы, не вьющие гнезд»
[2], и нам лишь остается «назвать дерьмом себя и плыть»
[3] по стихийной реке жизни, в которой, по понятным причинам, нам не суждено утонуть?
Но все дело в том, что мы тонем, и, увы, слишком рано лучшие из нас. Выходит, не все так печально, и, хочется верить, что мы капли, растворенные в реке жизни, а, как известно, «капля остается мерой стихии этой и любой»
[4].
Пусть мы находимся не в едином пространстве-времени, и многие уже просто «вне», мы — едины, мы — неотделимы друг от друга, мы связаны невидимыми духовными нитями, как связаны мать и дитя, душа и тело, слово и мысль.
Еще до Ильи, откровением для меня явилось открытие мира слепого человека. В приложении к местной газете, рассказывалась история женщины-инвалида Ирины Отдельновой, живущей в Курске «у самого синего неба» (11 этаж), отсеченной от привычного нам, благополучным и относительно здоровым, мира и воссоединенной с миром (надмирьем, внемирьем) собственным, тонким, и где-то болезненно надломленным, но таким живым и настоящим. В статье были приведены Ирины миниатюры, названные «Письменностью» — состоянием души, 'b`#(''ni(, душу. От Ириной «письменности» (чудо? данность?) шел свет. «Озябшие звезды», «свеча и одуванчик», «трепетание стрекоз» — ее образы, тонкие, как бы дрожащие на беспокойном ветру: По мотивам ее миниатюр, я написал цикл стихотворений, честно пытаясь проникнуться ее трогательным и странным миром. Получилось (звучит как приговор самому себе) — нечто, подобное грубому прикосновению безжалостных пальцев к нежным лепесткам бабочки — бабочка потеряла легкость и не смогла взлететь… Но! Бабочка не умерла. Ирина душа отыскала уголок в моей, а значит — случилось проникновение…
Илья Тюрин ворвался в мою жизнь (именно ворвался) со страниц того же приложения. Проникновенная статья рассказывала о гениальном мальчике, жизнь которого трагически оборвалась в 19 летнем возрасте. Впрочем, до статьи я добрался гораздо позже. «Вначале было слово» — поэтическое слово Ильи Тюрина. С его «Письма» начался мой путь в его мир, в его проникновенность. Я заболел его стихами. Заболевшая душа подобна набухающей по весне почке. Процесс ее роста стремителен, болезненен и… неотвратим.
Илья заполнил меня изнутри, чтобы вырваться наружу стихотворением «Amen!» и сотней оттенков в картинах других, написанных, кажется (!), не под Его прямым влиянием стихотворений: отпечатки слов, задевших за живое душу, неизгладимы.
…Стихотворение «Amen» появилось на страницах местной газеты. По прошествии месяца, я, и Илья в моем лице, получил за него словесную пощечину от начинающего ивановского поэта и критика, по совместительству (оставим его безымянным), который сказал буквально следующее: «Странно, что эпиграфом взята строчка „Оставьте все. Оставьте день — для глаз. Его конец — для губ, сказавших „Amen““»
[5]. На вопрос «почему?», молодой критик ответил, что соседство слов «конец» и «для губ» вызывает вполне определенные эротические (sic!) ассоциации.
В кромешной тьме, свет особенно ярок. Нимб Ильи засиял для меня с новой силой. Однако, я понял, что Илье увы, не суждено быть принятым и понятым всеми поголовно и безусловно, потому что его поэзия требует болезненной работы души.
«Нельзя сказать, что он пишет для всех, но подобное невозможно в принципе — так что здесь мы его оправдаем».
[6]
Перекресток
Моей матери не стало, когда мне едва исполнилось шестнадцать. Сказать, что ее смерть была для меня шоком, значит не сказать ничего. Мой внутренний мир сжался до четырех стен комнаты в малосемейке: в середине ее стоял гроб, в гробу лежал мертвый родной (два страшно сочетаемых слова) человек. Высокопарные слова иголками входили под кожу, рыдания родных и близких разрывали черепную коробку: Я почти не плакал, моя печаль гнездилась внутри, и как голодный птенец то и дело требовала пищи. Тогда я в первый раз умер (дай Бог, что второй была смерть физическая) вместе с ней, моей мамой, чтобы воскреснуть к новой жизни, многое (и многих) простив, но не себя: И теперь, по прошествии многих лет, «в белом венчике из роз»
[7] впереди меня шествует моя боль.
Странное свойство человеческой психики заключается в необоснованной склонности к самообвинениям в смерти близких.
B стихах я сотни раз возвращался (и возвращаюсь!) к образу матери, словно вымаливая у нее прощение за то, что не успел высказать последних, быть может, самых важных в моей жизни слов…
Боль Ирины Медведевой, матери Ильи Тюрина, — крест, который суждено ей пронести через всю жизнь. Траурный август 1999 г. — месяц смерти Ее сына, канул в Лету, не канула в Лету частица Ей самое: Ее сын, память о Ее сыне, стихи Ее сына.
«С любимыми не расстаются, всей кровью прорастая в них»
[8], слишком много в них от нас самих.
Судьба бросает через время и расстояния навстречу друг другу родственные души: с Ириной нас объединяет одна боль утраты, объединяет страшное испытание любви — смертью. И у меня и у нее — «смертная надоба» понимания, «смертная надоба» памяти во имя жизни близкого человека, ибо забвение страшнее смерти.
Путь
Стихи всегда личностны. Душа читателя — губка, впитывающая колдовской настой поэтических рифм. Я — читатель Ильи Тюрина, мне двадцать восемь, ему меньше девятнадцати. Между нами — вечность.
Его путь <был> стремителен, ярок и краток. Мысль, как всегда, опережает руку. Вычеркиваю «был» и прихожу к старославянскому «есмь». Илья — есмь, Илья в каждом слоге, запятой и точке.
Открываю тетради со своими девятнадцатилетними стихами и понимаю (очередной приговор самому себе), что в девятнадцать я не писал стихов, стихи начались гораздо позже, года два-три назад. По сравнению с Ильей, я — медлителен и неповоротлив. Мой путь растянут на десятилетия, его — умещен в трех-четырех годах. Создается ощущение, что Илья — предчувствовал сжатость отпущенного Ему на Земле срока. Не потому ли стихи Его взрослее, мудрее и глубже возраста человека их написавшего?
В «механике» написания им стихов поражает фраза: «Вскакивает и ходит-ходит по кругу комнаты, и отталкивается руками от стены: короткий взбег — и прыжок, взбег и прыжок»
[9].
Именно так, в муках, рождаются стихи. Стихи — Высшее проклятие поэта и Высший дар Творца человечеству. Их нельзя отвергнуть, ибо с ними отвергаешь самого себя.
«Ты не можешь покинуть меня, о моя неизменная часть,
Потому что и я не смогу отпустить на дорогу
Твое странное тело, ненужное ей и подчас
Незнакомое мне и еще незнакомое Богу»
[10]
Исход гениального поэта предопределен, — строчка за строчкой, рифма за рифмой его жизненные соки высосут стихи, чтобы, в конце концов, он сам стал стихами. Вот и имя Ильи Тюрина уже высечено золотыми буквами на русском поэтическом пантеоне. Вот и он стал чистой поэтической мыслью.
Читаем у Ильи:
«Мы же видим дорогу из окон
Дай нам Бог что-то знать про нее»
[11]
А что, если Илья слишком многое «знал про нее»?
Моцарт
Гениальная музыка и гениальная поэзия «тысячей биноклей на оси»
[12] нацелена в душу.
Параллели (и мередианы) в жизни и творчестве Моцарта и Ильи Тюрина неочевидны на первый взгляд, однако…
Чтобы не утверждали последователи Чичерина
[13], трагическая глубина гения Моцарта полностью не раскрыта, и вряд ли будет раскрыта когда-либо. В этом трагедия гения, но в этом и его триумф. Моцарт всегда современен, потому что до конца не понят. Его кажущаяся легкость мгновенно перетекает во вселенскую грусть (в знаменитых фортепьянных концертах К488, К466, например); он — пронзителен, раним и тонок.
Напротив, Илья Тюрин — поэт скорее тяжелый, чем легкий. Его поэзия — плотно скрученный клубок образов. Но распутывать этот клубок (и так и не распутать до конца) предстоит еще многим и многим исследователям его творчества.
Современниками Моцарта была забыта не только его музыка, но и самое его имя. К счастью, Илье Тюрину забвение не грозит. Vivat!
Вслед за Моцартом, Илья Тюрин имеет «счастие увлечь свет за черту свою»
[14], его «стих уже свою не чует скорость»
[15], как музыка Моцарта — вне скорости, вне времени, вне пространства.
Илья способен увидеть «тень от смычка посредине безмолвия»
[16]. А что, если это тень от смычка в изящной руке Моцарта?
Полеты во сне и наяву
«Поэзия явилась с неба…»
[17], по крайней мере, Его поэзия. «Письмо» Ильи Тюрина, «Письменность» Ирины Отдельновой, музыка Моцарта — больше чем только поэзия или только музыка, это — состояние души, полеты в параллельных мирах, вечный свет в aeterna nox
[18]…
Илья Тюрин — поэт сложный, образный и неординарный. Он, воспитанный на русской классике (все мы «дети» Пушкина), далеко не классик; он, не избежавший влияния серебряного века
[19], поэт века нынешнего, поэт миллениума. Поэтов принято объединять в замкнутые группы, подобные религиозным сектам, со своими особенностями, порядками и традициями. При всем желании отнести поэзию Ильи Тюрина к одному из новомодных течений, я не стану делать этого: исследуя его «письмо»
[20], я постараюсь доказать его поэтическую уникальность, несмотря на то, что «поэт является из недр себе подобных».
[21]
Поэзия Ильи Тюрина — зрима. Вчитайтесь в его образы, а, вчитавшись, представьте «скользкое тело медали»
[22], «пинцет погоды»
[23], «негатив дня»
[24], «клубящийся стих»
[25]: сотни и сотни образов, высеченных поэтической мыслью на поэтическом слове…
Поэзия Ильи Тюрина — сжата, как время, отведенное, ему на Земле. Для его «письма» характерна предельная концентрация мыслей:
«Здешний кипящий воздух дает миражи,
Для сознания — шанс избежать от конца, от знака
Скорбного препинания (о коем собака
Знает и воет о ком) — и оно бежит…»
[26]
…и чувств:
«Это и будет вихрь
Знак, что и я, избрав
Слово как вид любви
Не был уж так не прав».
[27]
Его поэзия — пульсирует, нередко образ срывается с конца ab`.*(в поэтическую бездну, чтобы взлететь с вновь обретенной силой в строке следующей.
«Он — тот, кто, обогнав теченье зим
и лет, — не смог догнать себя по кругу…»
[28]
или:
«Гибель по существу,
Очень вульгарна. Нас
Выучили веществу
Смерти. Как свет и газ
В дом поступает то,
Что не имеет труб
Спуска: в конце поток
Просто выносит труп».
[29]
Его поэзия требует болезненной работы души. Чтобы принять его строчки, необходимо пропустить их через себя. Его «чужие, несносные, но живые стихи»
[30], должны стать своими, родными. Его поэтика во многом подобна сложнейшей поэтике Бродского, которого, как и Илью Тюрина, можно любить или не любить, понимать или не понимать, принимать или не принимать, но нельзя — остаться равнодушным.
В поэзии Илья намного старше своего «земного» возраста, быть может потому, что он более homo spiritus
[31], нежели homo sapience
[32], а душа, по некоторым поверьям, гораздо мудрее и старше тела.
Несмотря на всю его сложность, он лиричен, тонок. Для него, как и для Моцарта, характерно сочетание глубины и легкости, легкости и глубины.
Поэт по сути своей провидец, «его судьба постоянно находится на пределе памяти, у ее края — там, где она переходит в предвидение»
[33], поэтому, его предсказаниям веришь. Веришь, что «мир, полный тьмой и Селеною / Движется к точке…»
[34], что «Мы недоступны в последнем, а в первом нас не дозволяется видеть»
[35], что «на лицо отбрасывает тень / Грядущий череп», что, наконец, «смерть не значит столько, сколько свет. / И вход не значит столько, сколько выход»
[36].
Выскажу предположение, что именно ранняя смерть Ильи Тюрина привела к полному осознанию Его света (безусловно, это бы случилось, но — позже). Такова, увы, судьба многих российских поэтов. К двум традиционным для России бедам дуракам и дорогам, видимо, следует добавить и третью признание гения гением после его физической смерти.
Умом Россию не понять, не понять умом и Илью Тюрина. Его поэзия взывает и к сердцу и к уму, она — квинтэссенция сложности, образности, зримости, сжатости, лиричности, ранимости, тонкости… Сочетание этих качеств, позволяет говорить об уникальности поэтического наследия Ильи Тюрина.
«Без темы и неведомо кому…»[37]
Вместо заключения
Fugit irreparabile tempus[38]…
Еще немного и поэзия Ильи Тюрина станет академической темой кандидатских и докторских диссертаций. Еще немного и появятся пухлые тома исследователей его творчества.
Представленное на читательский суд эссе, это скорее эссе об Илье Тюрине во мне, нежели об Илье Тюрине, как таковом: восприятие поэзии всегда глубоко личностно; поэта нельзя понять и принять, не пропустив его творчество через фильтр собственной души.
Поэзия Ильи требует болезненного вживания, ее свет a+(h*., ярок для обычного человека, но, всецело им проникаясь, становишься светлее и сам…
Слишком часто поэт пишет «без темы и неведомо кому…» Счастье Ильи Тюрина (наше счастье!) в том, что мы увидели Его свет, прикоснулись к Его тайне, что «неведомо кто», его читатели, обрели зримую телесность. Так дай нам Бог, не погасить света Ильи Тюрина!
PS Название эссе «…не гасите света», родилось одновременно с мыслью о его написании. Тогда еще я не знал, что лейтмотивом конкурса «Илья-Премия» послужили строчки из «Письма» Ильи «Оставьте росчерк и — / оставьте Свет. Но не гасите света…»… Так его «Письмо» в третий раз возникло в моей жизни, и я увидел в этом знак…
PPS
Акростих
памяти Ильи Тюрина
* * *
Искрой хотя б зажгись
Личностно чувство света
И воссияет мысль
Яркой звездой Поэта.
Там или здесь твои
Юность, и жажда света?
Радость в сердцах — твори
Иль на Земле иль где-то
Не умереть поэту!
25-28 августа 2001 года
Примечания
1
Зинаида Гиппиус
(обратно)
2
Ивановский поэт Александр Горохов
(обратно)
3
Диана Эфендиева, лауреат одной из «интернет-премий»
(обратно)
4
Юнна Мориц
(обратно)
5
Илья Тюрин «Письмо»
(обратно)
6
Илья Тюрин «Сам о себе»
(обратно)
7
Александр Блок
(обратно)
8
Александр Кочетков
(обратно)
9
Ирина Медведева
(обратно)
10
Илья Тюрин «К стиху»
(обратно)
11
Илья Тюрин «Е.С.» «Стих клубится над окнами в доме…»
(обратно)
12
Борис Пастернак
(обратно)
13
Чичерин — известен, в частности, исследовательским трудом «Моцарт»
(обратно)
14
Илья Тюрин «Моцарт»
(обратно)
15
Илья Тюрин «Вдохновение»
(обратно)
16
Илья Тюрин «Набросок»
(обратно)
17
Илья Тюрин «Сам о себе»
(обратно)
18
Aeterna nox
(лат.) — вечная ночь
(обратно)
19
См., например его стихотворение «Памяти Мандельштама»
(обратно)
20
«Письмо» — книга Ильи Тюрина, письмо — стиль передачи образов и мыслей
(обратно)
21
Илья Тюрин «Сам о себе»
(обратно)
22
Илья Тюрин «Станцы на постижение»
(обратно)
23
Илья Тюрин «Станцы на постижение»
(обратно)
24
Илья Тюрин «Колыбельная для неспящих»
(обратно)
25
Илья Тюрин «Е.С.» «Стих клубится над окнами в доме…»
(обратно)
26
Илья Тюрин «Пустой пьедестал на Лубянской площади»
(обратно)
27
Илья Тюрин «Разговор с деревом»
(обратно)
28
Илья Тюрин «Тема с вариациями»
(обратно)
29
Илья Тюрин «Хор», 43, «Гибель по существу…»
(обратно)
30
Илья Тюрин «Я легкости хочу; пускай я брежу…»
(обратно)
31
Homo spiritus
(лат.) — человек духовный
(обратно)
32
Homo sapience
(лат.) — человек разумный
(обратно)
33
Илья Тюрин «Сам о себе»
(обратно)
34
Илья Тюрин «Набросок»
(обратно)
35
Илья Тюрин «Монолог покинувшего душ»
(обратно)
36
Илья Тюрин «Е.С.» «Да будет мне позволено признать…»
(обратно)
37
Илья Тюрин «Четыре сюжета для прозы», 3 «Без темы и неведомо кому…»
(обратно)
38
Fugit irreparabile tempus
(лат.) — бежит неотвратимое время
(обратно)
Оглавление
Вступление
Случайная (?) встреча
Перекресток
Путь
Моцарт
Полеты во сне и наяву
«Без темы и неведомо кому…»[37]
Вместо заключения
*** Примечания ***