Вертолёт ещё продолжал утробно выть турбинами и топорщить лапы, изготовившись к атаке на плоский ровный пятачок, а мои спутники уже вскочили на ноги, бросая вниз взгляды заправских снайперов. Впрочем, что-то такое было в их личных делах, в памяти не отложилось. Да и не имеет это никакого значения; участие в сегодняшней операции — моя личная инициатива, прихоть, которую может себе позволить лишь такой мастодонт, как я.
«Карлсон», как его насмешливо именовали пилоты, мягко коснулся утоптанной почвы и тут же навалился на неё многотонным брюхом. Пилоты не торопились снимать сенсоры с боевого положения и это мне очень понравилось. Сколько в прошлом осталось дурацких ситуаций, когда расслабившись в абсолютно безопасном месте, оперативник получал пулю или удар ножа.
Пискнула и зажужжала, открываясь, дверь. Спутники, Константин и Егор, придерживая фуражки, прыгнули навстречу урагану турбин, а я задержался на несколько мгновений, осматриваясь и подготавливая ноющее колено к предстоящему испытанию. В наше время импланты делали далеко не идеальными, а после я просто не пожелал ложиться под нож хирурга. Не так уж много и осталось. И лет, и знакомых, которые стоят того. Если бы не дело…
Вертолёт, удовлетворённо рыкнув, затих и я выбрался наружу по серебристому трапу, упруго пружинящему под гибким титаном подошвы. Сколько раз замечал, как молодые девушки, из тех, которые наводнили Управление в последнее время, хихикают, разглядывая мою обувь. Ничего не могу с собой поделать — привычка. Да и чёртовы тяжеленые сапоги не единожды спасли конечности, когда приходилось шагать по зарослям с растяжками.
Константин уже успел принять доклад у высокого широкоплечего лейтенанта, командующего разведгруппой. А раньше на выезд посылали не меньше, чем капитана. Новая политика Управления — званиями и наградами перестали разбрасываться и вручают очень аккуратно, по большим праздникам. Впрочем, лейтенант выглядел весьма достойным внеочередного, а то, как его люди контролировали территорию лишь подтверждало это.
Да только к чему всё? Кто-то из Управления решил подстраховаться и стопроцентно взять крупную рыбу? Ну-ну…Хватило бы и нас, троих. Леонид — предатель, отступник, но далеко не дурак. Уже обнаружив полную блокировку от сети, он должен был сообразить, в чём дело.
— Всё отлично, Вениамин Семёнович, — Костя привычно козырнул, хоть этого уже и не требовалось, — Ситуация под полным контролем. Да вот и товарищ лейтенант доложит.
— Здравия желаю, — я принял протянутую руку, поразившись её твёрдости; точно деревяшку сунули, — Не в моих правилах обсуждать приказы, но здесь достало бы и одного отделения. К чему срывать такое количество бойцов из-за пустяка?
— Товарищ лейтенант, — Егор доброжелательно улыбнулся, но за его улыбкой притаился опасный хищник, — Коль вы не привыкли обсуждать приказы, постарайтесь придерживаться собственных принципов.
— Слушаюсь! — ни грамма обиды, только полная сосредоточенность, — Объект находился под надзором пары телохранителей, судя по всему — какие-то польские чвковцы. Ничего серьёзного; мои парни им даже пукнуть не позволили.
— Пшеки — крутые бойцы, — заметил Костя, а Егор коротко хохотнул.
Зря они так. Я ещё не забыл тех двух инструкторов под Днепром. Надеюсь, выживший не забыл и меня. Не стоит пренебрегать противником, иначе в следующий раз про тебя вспомнят так же уничижительно.
— Объект сопротивления не оказал, — продолжал лейтенант, — С того момента, как мы взяли территорию под контроль, он всё время сидит в гостиной центрального здания и смотрит в камин. Я оставил там пару бойцов и медика. Все товарищи опытные, поэтому обошлось без эксцессов.
— Травиться не пытался? — Егор поднял больную, для себя, тему: один из членов этой группы успел активировать ампулу под кожей прежде, чем мы успели понять, какого чёрта происходит.
— Никак нет. Медик проверил его на наличие имплантов всех видов — ничего. Кроме, естественно, тех омолаживающих китайских штучек, о которых нас предупредили.
Ну да, с этим мы знакомы. Многие, из тех, что боятся смерти, становятся лёгкой добычей вербовщиков, предлагающих несколько десятилетий добавленной жизни. Но, если подумать: какая, к чёрту, это жизнь? Да и не знают несчастные дурачки, что церебральный паук ещё и отличная штука для подавления ненужных мыслей и болезненного наказания бунтовщиков. В конце концов каждый предатель становится покорным рабом своего паразита. Видал я этих…
— Проводите меня к Леониду Георгиевичу, — попросил я и сунул руки в карманы плаща; ветер оказался не слишком дружелюбен к моим старым костям, — Егор, а ты обеспечь-ка связь с центром, да такую, чтобы не пришлось разбирать, какими словами нас чехвостит начальство.
— Постараюсь, Вениамин Семёнович, — он повернулся в сторону комплекса зданий, — Товарищ лейтенант, обеспечьте техподдержку.
— Слушаюсь.
— Костя, пошли. Займёмся делом и мы.
Костя отлично понимал, насколько предстоящее дело щекотливо для меня, поэтому попытался развлечь свежими новостями. Он, в своей обычной — неторопливо-ироничной манере, пересказал последний блок, начав, как полагается с лунного модуля и закончив совсем уж местечковыми историями про тяжбу областного совета и сообщества Коммун Свердловской области.
Смешная эта молодёжь, честное слово! Так и вижу, какие мысли роятся в их светлых головах, когда они глядят на меня: «Да этот старикан, вероятно, ещё встречал последних динозавров. Ну, если нет, то уж на мамонтов точно охотился!» Поначалу я ещё пытался объяснять, что мой интерфейс связи, хоть и уступает их в пропускной способности, но так же вполне работоспособен, а потом просто махнул рукой. Теперь приходится выслушивать то, о чём уже успел узнать, пока мы летели в зоне доступа. Впрочем, в изложении Константина все новости обрели дополнительный окрас.
Солдаты, замершие у двери, синхронно взяли под козырёк и мой спутник ответил им, а я просто кивнул. Мне уже так можно. Прошли те времена, когда я, в парадной форме принимал награды из рук человека, которого молодые чекисты шутливо именуют: «Тот, кого не называют по имени». Тогда он совсем отошёл от государственных дел, целиком отдав себя возрождению Конторы и я частенько думаю: а получилось бы у нас, если бы не он? Наверное получилось бы, всё равно, но с большими жертвами и намного дольше.
— Шикарная халупа, — прокомментировал Константин, рассматривая картины на стенах коридора, — Леонид Георгиевич, как я погляжу — большой гурман и эстет. Шагал и Ван Гог — интересное сочетание.
— Не замечал за ним раньше, — я пожал плечами, тут же ощутив протяжную боль в правом предплечье, — Меня максимум хватало на плакат: «Товарищ. Будь бдителен. Враг не дремлет!»
— Угу. Ну ещё на полную коллекцию оригинальных винилов русского рока, — пробормотал Константин, но так, чтобы я услышал, — Сколько Вам за них музей предлагал?
— Вот ведь пронырливые засранцы, ничего не скроешь! — я хмыкнул, постаравшись скрыть ноту горечи. Диски начинал собирать мой сын, — Открывай дверь старику. Пришли.
Перед вылетом я внимательно изучил план постройки, поэтому не возникло ни малейшего сомнения в том, куда ведут двустворчатые, окованные золотом, двери с хищным двуглавым орлом, сжимающим атрибуты Российской власти. В своё время здесь жил проворовавшийся чиновник из какого-то министерства и здесь же он был арестован. Преемственность поколений, однако. Нехорошая преемственность.
За дверью открылся огромный, почти пустой зал, деревянный пол которого устилали шкуры тигров, медведей и волков, а на стенах висели их же головы, плюс разнообразные рогачи. Общественный комитет по надзору за природным богатством охренеет полным составом, когда им предъявят всё это счастье. Они-то над каждой лягушкой на Сахалине трясутся и сдувают песчинки с сусликов в Азии.
Камин действительно впечатлял, как и королевский трон, перед ним. Ну, или то, что здесь считалось креслом. Впрочем, впечатляло всё это безобразие исключительно меня. Оба солдата и молоденькая медичка, не спускавшие взглядов с задержанного, игнорировали роскошное безобразие, а Костя лишь пробормотал об отсутствии элементарных удобств. Это он про сенсорные панели. Ну что же; иные времена, иное воспитание.
Спутник повернулся ко мне и приподнял бровь. Я кивнул.
— Давай. Как полагается.
Как полагается, это — вот так: чеканя шаг, Костя вышел вперёд и достав алую книжечку, продемонстрировал всем голограмму острого меча на фоне щита с красной звездой. Некоторые задержанные говорили, что символ Конторы вызывает у них дрожь и оцепенение. Лично мне кажется, что это просто судороги остатков совести. А вообще-то мы занимаемся не только преступниками, но и активно работаем со спасателями. Недаром наша профессия считается одной из самых престижных, сразу после космонавтов и операторов сельхозтехники.
— Кононов, Леонид Георгиевич, — звенящим голосом сказал Костя и сидящий в кресле поднял голову, позволив разглядеть лицо, — Вы обвиняетесь в государственной измене. Сегодня, пятого декабря две тысячи сорок седьмого года, в присутствии свидетелей, я, работник Комитета Государственной Безопасности, от имени Союза Советских Социалистических Республик, объявляю Вас задержанным. Степень вашей вины определит следствие и суд. Встать!
— Константин Николаевич, — продолжая держать руки в карманах плаща, я подошёл ближе, рассматривая бывшего приятеля, — Поскольку официальная часть зафиксирована и теперь ни один адвокат не сумеет придраться, позвольте мне побеседовать с задержанным.
Девочка-медик, отступившая было к камину, где танцующие языки пламени очертили фигурку гимнастки, недоуменно уставилась на меня. Потом прищурилась, видимо — узнала. Эти распроклятые программы, так любимые центральными сетевыми и их аудиторией — молодыми балбесами-романтиками. «Герои Союза — наши герои», так они, кажется, называются. Терпеть не могу бренчать наградами, как некоторые знакомые, но всё равно узнают.
— Вениамин Семёнович, — Костя был предельно корректен, как всегда в присутствии посторонних, что совсем не мешало засранцу именовать меня мастодонтом во время застолий и консультаций, — Ситуация и без того весьма щекотливая. Натан Максимович предупреждал…
— Твой шеф — такой же старый маразматик, как и я, поэтому нам обоим простительны некоторые глупости, — оба бойца синхронно хрюкнули, но глаз с задержанного не спустили, — Ты вот что, сходи к Егору, узнай, как долго он ещё собирается насиловать местную антенну, а потом оба возвращайтесь.
— Вы ничего не опасаетесь? — Тихий смешок донёсся из кресла, — Нет, ну модификации у пауков бывают разные…
— В этом нет ничего, кроме дополнительного блока контроля, — почти весело откликнулась девушка, — Я уже успела полностью подавить сигнал, так что задержанный абсолютно адекватен.
Леонид пристально уставился на неё своими странными серо-зелёными глазами и по гладкой коже лица словно пошла мелкая рябь, нарушившая покой спящего океана. А ты как хотел, Лёнчик-наводчик? Бойся Данайцев и дары приносящих.
— Да, и подайте старику какой-нибудь табурет, — Константин вопросительно уставился на меня, но ситуация разрешилась без его вмешательства: девушка-медик подала мне обитую кожей скамеечку, до этого гревшую бока у стенки камина, — Вот и славно. Спасибо тебе, милая.
Я сел спиной к очагу, ощущая, как волны жара поглощают меня, вынуждая старые кости скрипеть и постанывать. В приливах света лицо Леонида казалось необычайно молодым и лишённым всяких эмоций. Впрочем, так оно и было: церебральный паук делал всех носителей похожими друг на друга, лишая их возраста и индивидуальности.
Мы помолчали, потом Леонид, видимо не выдержав моего взгляда, потупился и начал опускать ноги на пол. Провёл ладонью по ёжику седых волос и глухо крякнул. Я продолжал молчать.
— Тебя-то на кой принесло, — тихо пробормотал задержанный, — Не мог одних своих псов прислать? Захотелось лично поучаствовать? Насладиться унижением?
Э-эх, как его прихватило!
— Вообще-то, ты не в том положении, чтобы сравнивать сотрудников госбезопасности с псами, — сухо заметил я и выпрямил ноги, пережидая ноющую боль, — И они — не мои подчинённые: я — давным-давно в отставке.
Тут присутствовал некоторый подвох, но я не намеревался открывать все карты. Именно нас, стариков, часто выдёргивали, если предполагали, что дело касается шпионажа. С моей точки зрения, молодёжи сильно недоставало определённой подозрительности ко всем и вся. Замечательное качество доверчивость, если ты — обычный коммунар, но при работе в Конторе…Впрочем, время покажет.
— Тогда зачем? — Леонид поёжился, словно его коснулся порыв ледяного ветра.
— Повидать старого друга, — кода я летел сюда у меня ещё теплилась надежда на это. Теперь все сомнения отпали, — Кажется, его больше нет.
— Собираешься читать нотации? — кривая ухмылка перекосила гладкую физиономию, разом превратив её в ужасный оскал глубокого старика, — Будешь пытаться спасти заблудшую овцу? Вернуть в лоно коммунистической церкви потерянную душу? Тошнит от вас, чёртовы праведники!
Думаю, тошнит его вовсе не от нас, а от осознания, в какую он обратился мерзость за последние годы. А если вспомнить прошлое, то станет совсем невесело.
Во мне ещё сохранилось то сказочное ощущение свободы и крыльев за спиной, требующих немедленного полёта. Тогда мы, все трое, стояли на крыше мэрии и красное знамя трепетало, точно пламень самой души. Это был тот самый огонь, которым Данко освещал дорогу людям, выводя их из тёмной чащи. Мы обнимались, целовались и не помнилось мига слаще и торжественней. Воспоминание об этой минуте я пронёс через долгие годы испытаний, бережно согревая, когда холод разочарований подступал совсем близко и оно хранило меня в чёрные годины сокрушительных бед.
Леонид утратил тот, дальний свет и его место занял жуткий паук, напоминающий хищного осьминога.
— Ладно, извини, — Леонид помотал головой, — Надеюсь наша старая дружба не заденет твоего статуса. Пару раз видел, как тебя крутили по сетевому. Что там Ленка? Прости, не следил за твоей семьёй.
— Умерла, — почти спокойно ответил я. Боль ушла, впиталась в песок памяти, оставив едва заметные пятна мрака, — Если помнишь, она работала медиком и когда из Афганистана попёрла Чёрная смерть, отправилась в один из передвижных лазаретов под Душанбе. Басмачи сожгли всех их заживо. Тогда там было очень тяжело.
Как и везде.
— Ты так спокойно…Впрочем, сколько прошло? Лет пятнадцать? — а ведь было время, когда Лёня пытался ухаживать за Леной. Но она предпочла меня, — У вас вроде сын? По твоим стопам, наверное. Пошёл?
— Угу, — судя по всему, собеседник довольно давно покидал свой тесный мирок. Впрочем, что ему до судьбы старого товарища, ставшего адептом чуждой религии, — Его убили, когда мы зачищали схроны бандеровцев в Новороссии. Доверились не тому человеку, а он завёл отряд в засаду.
— Намекаешь на моё предательство? — Леонид вскинулся и тут же опал. Вообще-то я просто вспоминал, но, как говорится: на воре и шапка горит, — А знаешь, как тяжело, когда ты смотришь на этих заграничных мудаков и понимаешь, что они проживут в роскоши ещё сотню лет, а я к тому времени сгнию в земле? А я ведь достоин жить не меньше, чем они! А потом приходит человек и предлагает операцию, причём совершенно бесплатно. За одну небольшую услугу…
Ага. А потом, ещё одну. И ещё. А потом — совсем не незначительную. Два крупных патента на торовые электростанции, просроченный контракт на Т-112 и ещё, ещё…А мальчики из отдела пытаются увязать дела, подозревая, то — халатность, то — некомпетентность и у них никак не связывается воедино. И лишь, когда ты понимаешь, что имеешь дело с шпионской группой, получается сложить пасьянс и ужаснуться масштабам предательства.
На лицах бойцов проступило нечто, напоминающее омерзение. Ну что же, я могу их понять. Чудотворцам из совета образования удалось-таки совершить невозможное, вырастив новое поколение со своими ценностями, в которых деньги и роскошь занимают самые нижние строки и никогда не принимаются во внимание. Поэтому иностранная резидентура и роет, в основном, в нашей, стариковской среде. Печально, но факт: среди предателей больше всего тех, кто стоял у истоков создания Союза. Уж мне это хорошо известно.
— Что со мной теперь будет? — глухо спросил Леонид и вдруг резко вскинул ладони к голове, — Господи!
— Ты и сам понимаешь, — я пожал плечами, — Показательный суд. Знаешь, что меня иногда самого поражает? Ведь все эти суды — не демонстрация грязного белья и не запугивание, а просто прямое следование требованиям закона. Я мог бы попросить о снисхождении для такого заслуженного ветерана, — Леонид поднял взгляд, полный надежды, — Но не стану. Прости, но я считаю тебя злом, а зло должно быть наказано. Если мы начнём делать исключения, то и глазом не успеем моргнуть, как вновь окажемся в прошлом.
— Праведники, ети вашу мать! — зубной скрип, вероятно, вполне можно было различить и за дверью, — А что с Антохой? Тоже под суд? Он же — ни сном, ни духом!
— Мы знаем. Я лично проверял. За то, что не втянул сына в это дерьмо, тебе — огромное спасибо. Специалисты такого уровня на дороге не валяются. А что с папашей не повезло, так у нас сын за отца не отвечает. Тут ты не переживай.
— Так что, публичное позорище?
Некоторое время мы молчали. Потом я размял пальцы и наклонившись вперёд, вполголоса сказал:
— Генерал Боровик предпочёл застрелиться. Кажется, он оказал некую помощь следствию, поэтому на суде его фамилия упоминалась лишь вскользь.
И вновь молчание, которое в этот раз продолжалось долго. Очень долго.
Егор подвёл меня к пятачку, где зона связи оказалась наиболее устойчивой и отошёл в сторону. На его лице, с косым шрамом от осколка, проступало явное недоумение. Мальчики не привыкли играть в подобные игры и они им определённо не нравились. Собственно, поэтому я и приехал. Как и тогда, к Боровику. Надеюсь к тому времени, когда последний из кровавых титанов, как нас называет Натан Максимович — начальник управления — уйдёт, надобность в этом дерьме отпадёт раз и навсегда.
Я закрыл глаза и увидел осунувшуюся физиономию шефа. Кажется он был даже небрит и это выглядело весьма непривычно.
— Как всё прошло? — лицо пошло рябью и я дождался, пока восстановится чёткость, — В экую вас дыру занесло!
— Без эксцессов, — он кивнул, — Сейчас девочка снимает всю информацию с паука. Думаю это позволит нам вычислить ещё не пойманных членов группы, а главное — ещё больше сузить канал поиска резидента. Нельзя позволить этой сволочи и дальше портить нам воздух. Ну, а потом…
Тут без вопросов. Единственной альтернативой позорному суду и не менее позорной смерти может быть только вот такой уход. Выпустим информацию, что заместитель председателя совета энергетики и обороны скончался от острой сердечной недостаточности. Такое случается.
— Не жалеешь? — Натан прищурился, — Всё-таки, старый друг. Последний, оставшийся в живых.
Да. Все остальные или погибли в бою, или умерли, когда обстоятельства вынуждали их неделями стоять на вахте без отдыха и сна. Но они не ушли! Я всегда чувствую из присутствие и поддержку. И Лена с моим мальчиком никогда не покинут меня. Все они — гораздо живее, чем Леонид, умерший ещё живым.
Я покачал головой.
Когда связь прервалась, я ещё долго стоял и молча смотрел в небо, затянутое облаками. Небо, где упрямый луч солнца, из последних сил, пробивал густую пелену угрюмых туч. Когда-нибудь у него получится и небо засияет тёплой синевой.
У него обязательно получится.
