На краю (СИ) [engelgardt] (fb2) читать онлайн

========== 1. ==========

Цири лежала на спине. Бескрайнее, необъятное ночное небо отказывалось умещаться в широко открытые глаза. Глаза лихорадочно бегали от одной точки к другой, вбирая в себя как можно больше пространства вокруг. Влажная трава покалывала её поясницу и щекотала шею. Звёзды-бусинки, словно вышитые на чёрном полотне, отражали свой блеск и в тоже время словно тонули в глазах ведьмачки. Ведьмачка. Дурманящее слово, раскрывающее смысл её жизни и так желанно ставшее частью её жизни. Выбор, который было проще всего сделать, правильный и самый очевидный. Выбор, к которому тянулось всё естество, все мысли и действия. Каждый шаг, осознанный или нет, случайный или целенаправленный, был шагом в сторону своего предназначения. Она лежала на траве точно так же, как и несколько дней назад. Как и много-много дней до этого момента она разглядывала бескрайнее небо. Костёр, разведённый по щелчку пальца, точно так же трещал тонкими ветками, а его дым пропитывал Цири от макушки до пят. Аппетитные запахи, ещё недавно навязчиво бившие в нос, теперь так же, как и сотни ночей до этой, рассеивались в воздухе вокруг них. И они были вдвоём. Вместе - каждый рассвет и каждый закат. И ничего не хотелось менять. Всё было идеальным. Всё повторялось, но ничто не было одним и тем же. Казалось, она видела столько всего в своих путешествиях по мирам: небо могло быть сказочней, а ночи теплее; под спиной могла быть не трава, а песок, сравнимый с шёлком. Был и сам шёлк. Красочней могли быть пейзажи, цвета ярче и насыщенней. Люди встречались теплее, красивей и всё живое, что взаимодействовало с ней - принимало её. Она видела так много, но именно теперь, сейчас, здесь и с ним чувствовала себя цельной. Собой. Ведьмачкой.

Она подумала, что могла бы пожертвовать очень многим ради этого. Ради такой жизни.

Но прежде, чем девушка успела придумать достойную жертву, позади раздался голос:

– Я всё ещё уверен, что нужно перебраться в более безопасное место.

Цири чуть приподняла голову и посмотрела на носки своих сапогов, на угрожающую пустоту сразу за ними. По её инициативе они сошли с дороги и забрались на высокий, лысый утёс с отвесным обрывом. Очень уж ей хотелось насладиться роскошным видом. По её же просьбам и уговорам, они остановились на ночь здесь, на самом краю спуска.

– Ещё не поздно, – неуверенно добавил он, не услышав ответа.

– Ну, заладил! – хохотнула Цири, – Похуже Весемира!

Теперь она лежала на животе, оперившись на локти, и весело смотрела на Геральта. Ведьмак сидел на пятках, поджав под себя ноги и слабо улыбался, не отрываясь от своего ежедневного вечернего ритуала: ухода за мечами. Сейчас он наносил масло, а предыдущие этапы Цири моментально воссоздала у себя в голове. Была всегда определённая последовательность: он протирал клинок с одной стороны, не забыв обхватить сухой тканью двустороннее лезвие, проводил от рукоятки до острия и обратно. Ловко переворачивал меч и проделывал то же самое с другой стороной. Дальше занимался эфесом и крестовиной, чистил металлические элементы и полировал воском кожаные детали. Каждое его движение она знала наизусть и могла предугадать наперёд. Было что-то завораживающее в этой предельной скрупулезности, в строгой последовательности, будто в этом отражалась вся суть натуры самого Геральта. Натуры искусственно выточенной, со временем всё более изменяющейся, поддающейся под влияние профессии, которую он не выбирал, с отточенными навыками выживания, которые ему пришлось приобрести. Было легко обмануться, глядя на невозмутимо спокойное лицо, списать все его умения, ставшие привычкой, только на профессиональную нужду, спутав тем самым истину с поверхностной оболочкой. Хотя, разве одно обязательно исключает другое?

Размышляя, Цири заворожённо наблюдала, как переливается в движении и обволакивает клинок тонкий слой масла - последний штрих в ежедневной рутине ведьмака.

Убрав меч и сложив руки на коленях, Геральт наконец посмотрел на неё.

– Что ж, я тебя слушаю. Напомни еще раз, почему здесь нельзя оставаться, а мы всё-таки остаёмся на ночь?

Голос его не выражал ни насмешки, ни беспокойства. Ничего. Глаза - холоднее ледышки, - внимательно смотрели сверху вниз с лёгким прищуром.

– Думаешь, я не знаю, где в лесу безопасно останавливаться, а где нет? – Цири с вызовом изогнула одну бровь.

– Думаю, ты тоже можешь заблуждаться.

– Мелитэле! Да ведь ты сам всё высказал про это место, как только мы забрались и привязали лошадей!

– Я высказал не всё, – не уступал Геральт. – Давай. Это будет наше сегодняшнее занятие.

Они сверлили друг друга взглядом несколько долгих секунд, пока Цири не поняла, что сопротивляться бесполезно. Она раздражённо закатила глаза и легко, в одно движение подскочила на ноги, недовольно пробубнив: “Это просто смешно…объяснение ему давай…”

– Ладно. Хорошо, - она поправила рубашку, сняла с рукава налипшую травинку и, вздохнув, начала, - Как Вы уже успели заметить ранее, милсдарь ведьмак, местность, мной облюбованная, слишком открыта, в первую очередь для ветров, а во вторую - для путешествующих странников…

– Разбойников.

– Разбойников, – согласилась Цири. Нарочито вальяжно, она наворачивала кривые круги вокруг Геральта, сидящего возле костра, иногда задевая торчащие поленья ногой, – Но, смею возразить: пусть мы и не скрыты деревьями, но поднялись достаточно высоко и можем быть замечены только с соседнего холма, который (что за неожиданность!) слишком далеко от нас…

– Зато костёр прекрасно виден и с более дальних расстояний…

– Шансы всё равно невелики.

– …и дым тоже… – не обращая на неё внимания, продолжал Геральт.

– В эту темень?

– …а ещё запахи.

– Полно вам, мастер ведьмак. Будто у подлесья запахи не будут привлекать внимания. На что бишь вы сетовали далее? – Цири деланно задумалась, мастерски спохватилась и продолжила, – Внезапный ливень, ураган, землетрясение, Белый Хлад, Золотой Дракон и прочие стихийные бедствия? – Геральт не смог сдержать улыбки от язвительного тона девушки. – Да, это будет неприятно, но от дождя нас спасёт навес…

– Который нам негде установить…

– …от землетрясения - чудо Мелитэле, Белый Хлад побеждён, а для Дракона у меня есть ты, – Теперь уже она смотрела на него сверху вниз с выражением на лице: “еще вопросы?”. – И именно поэтому мы останемся. А ещё, потому что я так хочу. Здесь… – она рассеяно огляделась, – чудесный вид!

Геральт надолго задержал на ней выразительный взгляд, словно обдумывая возражения. И, либо таковых не нашлось, либо он решил её пощадить, но, глубоко вздохнув, он перевёл тему:

– Что на счёт диких зверей?

– Ты не нашёл никаких следов.

– Не нашёл? С чего ты взяла что я искал?

– С того, что ты ведьмак, – Цири развела руками, открыто намекая на абсурдность и нелепость вопроса, – Даже я уже взяла в привычку подмечать детали. Думаю, что ты-то делаешь это с закрытыми глазами, – она наконец остановилась, села лицом к нему, вытянула длинные ноги, устроив их сбоку от его бедра, и пристально посмотрела сквозь серую прядь волос, – Искать, замечать, обращать внимание - главное правило каждого ведьмака, если он хочет выжить.

Геральт сдержанно кивнул:

– Не забывай это.

– Ну, а не нашёл, потому что мы сидим здесь, сытые и расслабленные. Ты не стал бы подвергать нас опасности.

– Или я хотел проверить тебя, твою осмотрительность.

Безусловно, Цири усвоила один из первых уроков ведьмачьей жизни, или точнее, выживания. Весь подъем в гору она высматривала ямы, следы, отметины, примятую траву, пыталась учуять запахи, услышать чужеродные звуки. Делала она это незаметно, под стать самому Геральту, который шёл впереди и, казалось, вовсе не смотрел по сторонам. Лошади были впритык навьючены, поднимались медленно и с неохотой, хоть склон и не был крутым. Подгоняемые, они недовольно фыркали, трясли мордами, но почти наверняка они были единственными животными на этом утёсе за несколько недель. Да, Цири была очень осмотрительна, но, не смотря на свою уверенность, всё же ждала от ведьмака окончательного подтверждения, прекрасно сознавая, что багаж её знаний по-прежнему был неполным. Особенно по части охоты на чудовищ. Насколько ей подсказывало чутьё, нечистью здесь даже не пахло, ни под ногами, ни в воздухе. Медальон Геральта спокойно висел на груди, молчала и её собственная магическая эмпатия. Так, они поднялись на самый верх, к обрыву, и разбили лагерь. А значит, несмотря ни на что, в действительности здесь было безопасно на столько, насколько они смогли бы друг друга защитить.

– Ты? Рискнул бы из чистого любопытства? Не, Геральт, ты в последнее время стал ужасно осторожным, – Цири скучающе пожала плечами, задела палочкой тлеющий уголёк, отчего костёр встрепенулся, откликнувшись ворохом искр, заплясавших напротив их лиц, – и недоверчивым. Ко мне.

– Это просто… беспокойство.

Цири искренне усмехнулась:

– С чего это? В борьбе с Дикой Охотой я, вроде как, показала на что способна.

Геральт сухо кивнул:

– Да, ты прекрасно владеешь мечом. Но монстры - совсем другое дело. Существует тысяча мелочей, особенностей, тонкостей, о которых ты обязана знать и о которых не написано в Бестиарии. К каждому чудовищу нужен свой подход, своя тактика ведения боя, а перед боем его нужно определить, выследить, иногда выманить, и только потом убить. Ты уже узнала много нового, верно? А узнаешь ещё больше. Мало просто махать мечом, нужно…

– Всё, всё! – Рассмеявшись, перебила его Цири, вскинув примирительно ладони, – Ещё одно нравоучительное словечко и я уйду в лес, сражаться с нечистью вслепую!

Смех исчез так же внезапно, как и возник, застывший в улыбке. Ведьмак смотрел на неё, неодобрительно сведя брови к переносице, взглядом, тяжелее валуна. Шутка осталась неоценённой. Прибитая к месту, она вдруг подумала, насколько трогательна была причина, вызвавшая эту хмурость. Ей было так же естественно шутить на столь серьёзную тему, как и ему негодовать с того, что она не воспринимает эту тему всерьёз. Ведьмак, жестокий убийца чудовищ смотрит на меня исподлобья и переживает, что я позволю убить себя какой-нибудь кривозубой тварине. Удивительное, необъяснимое тепло тронуло её сердце, пустило импульс по всему телу, заставило сесть на свои колени и обхватить его за шею, сжав в объятии. Пальцами она почувствовала, как Геральт напрягся, стал будто каменным. Так же быстро она отпрянула, смущённая собственным порывом и раздосадованная от неестественного смущения. Цири опустила глаза, глядя на пляшущие оранжевые языки костра и проговорила:

– Прости. Я понимаю, насколько это важно. Постараюсь быть серьёзней.

Выдохнув, она посмотрела на Геральта. Суровость сошла с его лица, морщины разгладились, а потеплевший взгляд теперь внимательно смотрел на девушку. Не желая потакать его разглядываниям, Цири резво встала на ноги, и, не подумав, что будет делать дальше - направилась в сторону обрыва. Остановилась на самом краю. Потоки лёгкого ветра обдували её раскрасневшиеся щёки, но облегчения не приносили. Сжав ладони, она попыталась согнать с кончиков пальцев фантомное ощущение твёрдых плеч, жар кожи, так контрастирующий с её, холодной, не смотря на погоду. Тряхнула пепельными волосами, отгоняя непрошеное наваждение, словно от этого резкого движения мысли смогут собраться в кучу, встать на нужные места. Она посмотрела вниз. Носки сапог едва заходили за край скалы. Пугающая высота притягивала, безрассудно манила. Казалось, безрассудство окружает её со всех возможных сторон. Особенно со спины. Там, где остался сидеть ведьмак, чей взгляд она чувствовала щекоткой у шеи.

Цири твёрдо стояла на ногах и знала, что не упадёт, сможет удержаться на краю… и всё же сделала шаг назад. Ни в чём нельзя быть уверенной.

Сзади послышался шорох. Шаги, нарочито слышимые, а шуршание ткани едва уловимо. На её плечи опустилась накидка и, бросив на неё быстрый взгляд, Цири узнала в ней дорожный войлочный плащ Геральта. Тёплый и мягкий, с приятным, сыроватым запахом, которым она заполнила под завязку лёгкие, безуспешно пытаясь надышаться, безуспешно пытаясь понять, чем он так примечателен. Геральт поравнялся с ней, его рука продолжала лежать на её плече, слегка приобнимая и прижимая к себе.

Скованность отступила, Цири позволила себе поддаться и осторожно прислонилась головой к его плечу.

– Я бы не хотел для тебя такой жизни, – признался он и, не дожидаясь вопросов, пояснил: – Спишь в пол глаза, иногда на холоде, а если повезёт, то среди блох и вшей. Бывает, недоедаешь. Часто приходится связываться со всякими мудаками, то и дело норовящих тебя вертеть на…кхм…облапошить. И все время рискуешь жизнью. Везде. На большаке, в городе, на заказе, в корчме, когда спишь или ешь. Как же все это выматывает. Выживаешь каждый день, – он помедлил, шумно втянул носом воздух, добавил: – Я бы предпочёл знать, что ты в безопасности.

– Это на троне-то безопасно? – фыркнула Цири.

– По сравнению с ведьмачьей жизнью - более чем.

Снова молчание, изредка нарушаемое лишь свистом ветра и далёким шелестом листвы, едва тронутой желтизной. Где-то внизу, у подножия обрыва, было слышно яростное стрекотание насекомых. Треск костра, поглощающий остатки поленьев, был едва различим среди этого звукового разнообразия.

– Да, я бы не хотел, – повторил Геральт, – Но рад, что сейчас ты здесь. Со мной.

Цири облизнула пересохшие губы. В лицо ударил холодный ветер, заставив её вздрогнуть. Она закрыла глаза.

– Не нужен мне трон, Геральт. И пуховые перины и крепкий сон тоже не нужны. Вряд ли я вообще смогла бы заснуть там, где не хочу, делая то, чего не хочу, общаясь с теми, кто мне не интересен. Вот только… иногда я сомневаюсь, что поступила правильно, – её голос дрогнул. Она вдруг открыла глаза и внимательно посмотрела на ведьмака, заговорила более взволнованно: – Геральт, я сбежала от своего долга, да? С этой властью я могла бы всё изменить, ну или хотя бы попытаться… – она осеклась и поморщилась, вдруг осознав, как нелепо звучит её вопрос, наивный, требующий опровержения и поощрения, каких-нибудь слов успокоения.

Девушка, замолчав, отвернулась обратно к шумящему темному морю леса. Зябко укуталась в плащ, когда почувствовала, что ведьмак чуть сильнее сжал её плечо. Цири почувствовала, как он наклонился и заговорил прямо ей в затылок, обдавая тёплым дыханием:

– Я говорил тебе, не раз, помнишь? Это твоя жизнь, и ты ничего не должна Нильфгаарду. Ты уже спасла наш мир от вымирания, может, достаточно с твоей стороны? – после небольшой паузы он добавил: – Говоря о ведьмачестве… я имел ввиду комфорт, безопасность. Чувство дома.

– Мне комфортно, как никогда в жизни, – незамедлительно последовал ответ, – И я, пожалуй, выберу натыкаться на мудаков и иметь возможность свободно дать им в морду, чем натянуто-сладко улыбаться и поддакивать таким же мудакам, но в золотых камзолах!

Общие смешки разрядили тишину ночи, оживили её, оттягивая её завершение.

– Славно, Цири. Остальному я тебя научу.

***

Их путешествие началось сразу же после того, как Цири высказала своё желание учиться ведьмачьему мастерству у лучшего в этом деле, а ведьмак, в свою очередь, согласился на это, красноречиво (хотя и без слов) преподнеся ей в подарок изысканный серебряный меч с выгравированным девизом ведьмаков. Цири отметила про себя, что надпись как нельзя лучше указывала путь, которого ей стоило придерживаться, по которому она действительно хотела идти.

И она шла.

Мысли о том, что такой путь - единственно возможный для неё, неоднократно придавали ей сил в наиболее тяжелые дни в их путешествии. Несмотря на то, что, кроме медленно приближающейся зимы им ничего не угрожало, ничто не подталкивало их вперёд, заставляя торопиться, часто меняя места ночлега, - их уже никто не преследовал. Им уже не нужно было никого искать. И иногда Цири даже казалось, что в этой деревне можно провести еще немного времени, а в корчме заказать ещё по одной горячей похлёбке. Но стоило Геральту уловить её расслабленный, чуть сонный взгляд, он в то же мгновение выдергивал девушку из подступающего сладкого забытья и заставлял идти дальше. “Это тоже часть обучения, - говорил он, - скажи спасибо, что спим мы целую ночь напролёт, по-хорошему, тебе нужно привыкать спать в половину меньше”. И Цири действительно его благодарила. Про себя. Испытывая мучения при их обычном подъёме с первыми лучами солнца или с первыми пронзительно орущими петухами, ей было страшно подумать, что было бы, просыпайся она ещё затемно. Впрочем, привычка к редкому отдыху была вовсе не самой сложной задачей с которой ей приходилось сталкиваться. В отличии от, например, ночёвок в самых неподходящих местах. Желая проехать за день немного больше, чем обычно, съезжая с премилой маленькой полянки, окружённой высокими соснами, отдаляясь от пустой необитаемой пещеры, вход в которую так учтиво закрывали высокие кусты дикой ягоды, они оказывались, уже за полночь, в густом, высохшем лесу, поволоченным такой дымкой, которая сулила наличие как минимум туманников, или в самом центре какого-нибудь болота, отбиваясь от всплывавших утопцев. И только после этого можно было расслабиться, скинуть вещи, переместить туловище в горизонтальное положение, вытянув ноги (если, конечно, для этого было достаточно места).

По крайней мере, голодать им не приходилось. Он сам делал для этого всё, что возможно, в основном охотясь на дичь, ловя рыбу, при этом неохотно принимая её помощь. Каждый раз он пытался неловко отшутиться, лишь однажды ответив на возмущения девушки: “Цири, мне просто нравится о тебе заботиться”. Сказано это было с такой серьезной миной, что Цири захотелось засмеяться и заплакать одновременно. Человек, который всё, что ни делал - заботился о ней, не позволял ответить ей тем же. Вскоре девушка перестала пытаться переубедить ведьмака. Она молча вставала с места, доставала кинжал и шла в глубь леса, не оставляя мужчине иного выбора, кроме как идти за ней.

Через несколько совместных вылазок он перестал сопротивляться. Цири считала это личной, маленькой победой над его упрямством и твердолобостью. Хотя убедить Геральта поверить в ее силы, когда он брал заказы на монстров, Цири не удавалось, а стоило им случайно в глуши наткнуться на следы неестественного происхождения, как Геральт моментально сводил брови и собирал себя в один напряжённый, сосредоточенный ком. Он подзывал девушку держаться рядом и озвучивал вслух каждую найденную мелочь, каждый пойманный запах, каждый услышанный звук, каждую деталь, которая могла бы оказаться хоть сколько-то важной. Но обычно, на этом обучение для Цири заканчивалось, если определённое ими существо было хоть немного опаснее эндриаги или альгуля. Никакие уговоры не действовали на бывалого ведьмака, который не раз видел, как виверна отгрызает голову попавшемуся под руку кмету, видел разорванное горгульей надвое тело заблудившегося путника, или кишки случайного человека, забредшего на кладбище, вываленные наружу острыми когтями жальницы. Отмахиваясь от Цири отсутствием специальных знаний, недостаточной подготовкой и “не разумными” рисками, Геральт предпочитал справляться с особыми экземплярами тёмного мира самостоятельно, категорично исключая любые попытки Цири предложить помощь и разделить опасность на двоих. “Стой и смотри”, – раздражённо, сквозь зубы сказал он однажды, тем самым ответив на недовольное восклицание девушки “Мне что, стоять и смотреть?!”, оборвав дальнейшую дискуссию. Она пыталась вразумить его хитростью, остервенело уничтожая падальщиков, попадавшихся на пути, ни разу не допустив ошибку, ни разу не дав себя задеть, а после - показательно-равнодушно протирая свой клинок, сдерживая лёгкую отдышку. Геральт замечал, одобрительно кивал, одаривая взглядом полным уважения, но выводы держал при себе. Она взывала к его логике, убеждая, что она владеет мечом с тринадцати лет, что она не может вечно учить одну только теорию, что Геральт сам сделал всё для того, чтобы она выбрала эту дорогу и, в конце концов, она ни раз доказывала ему, что может себя защитить.

Что-то изменилось в нём. Она видела это в беспрекословном взгляде, в холодном и грубом “Нет”, в нервно сжимавшихся кулаках, натягивающих кожаные перчатки до скрипа, и в этой болезненной, отрицающей все здравые смыслы, заботе. Цири чувствовала, что задыхается. Слишком долго она была предоставлена самой себе, слишком долго ей не приходилось отчитываться и слушать указания, принимать похвалу или упрёки за свои действия. Она была свободна слишком долго и теперь мучительно подстраивалась под внезапно окружившие её рамки и запреты.

Цири стояла и смотрела.

Как Геральт готовится, пьёт эликсиры, как движется к цели и наносит первый удар. Иногда она могла бить с тыла, или куда пожелает, если тварь была оглушена, но она никогда не лезла на рожон. И думала, что, если ничего не изменится, это продлится не долго. Размышляя над этим, она, признаться, удивлялась сама себе, своей выдержке, поражалась какими силами терпит это и что заставляет её терпеть. Она вспоминала его реакцию и ловила себя на мысли, что было в ней нечто отчаянное, неконтролируемое, такое, словно он и сам был бы рад перестать вести себя, как занудный старик, но не мог. Взгляд его, сквозь искры сопротивления говорил, что она права, а голос – что “Ещё не время”.

Цири ждала.

Ни один день не проходил впустую. Они ехали по известным только Геральту лесам, полям и тропам, проезжая от одного поселения к другому, останавливаясь два раза в день для передышки и на ночлег, никогда не задерживаясь надолго. Тренировки, охота, редкие заказы от людей и частые, случайные стычки с тварями, перешедших им дорогу – вот и всё, что сопровождало путников с самого начала. И болтовня, бесконечные монологи, смолкающие только во время ловли дичи или боя. Цири неоднократно усмехалась про себя, что впервые из Геральта не приходилось вытягивать слова силком, что, наконец-то, он охоч до разговоров, пусть даже и на узконаправленные темы. Хотя Цири несколько раз и пыталась увести его мысли в другое русло, к более личным и душевным историям, но он только нервно ёрзал в седле и бубнил неразборчивое “В другой раз”. И только однажды, уловив в его голосе нотки веселья и добродушности, она осмелилась настоять…

Именно тогда он поведал ей, чем закончилась (именно так он сказал) их история с Йеннифер. Поведал ей о своих чувствах, которые исчезли, о своих переживаниях и о муках совести, которые, впрочем, уже прошли. О свободе, которую ведьмак ощутил, отпустив этот многолетний груз. Цири слушала его с открытым ртом, взахлёб, понимая, как редко Геральт откровенничает с ней. Она прислушивалась и к своим собственным мыслям, пыталась определить свою реакцию, пыталась осознать, отчего она столь спокойная и откуда взялось это странное, будто инородное, чувство облегчения?

Вопросы, возникшие ещё тогда, найдут свои ответы. Но до этого причинят ей ещё не мало страданий.

***

– Как выспимся, поскачем вдоль реки, к Каррерасу, – Геральт забрался под широкий, шерстяной плед, половина которого была занята Цири и лёг рядом на спину, повернув в её сторону голову. Взгляд наткнулся на её выпирающее плечо, спрятанное под пледом, и торчащую макушку с растрёпанными волосами, – По пути будет деревушка, надеюсь её не сожгли, – подозревая, что Цири уже не слышит, каждое слово звучало всё тише, – Переночуем там, а от неё город совсем близко, день пути, вечером уже будем спать под крышей, и есть приготовленную не нами еду, – голос звучал почти шёпотом. Ведьмак закрыл глаза, но открыть их уже не представлялось возможным; усталость брала верх, – В Каррерасе у меня знакомые… должны быть… побудем там… может пригодимся… – с последним словом ведьмак наконец замолчал, вдохнув холодный ночной воздух, окончательно погружаясь в сон.

Комментарий к 1.

Публичная бета включена, велком.

========== 2. ==========

Одно неверное движение. Одна шальная, беспокойная мысль. Один взгляд, брошенный в сторону - не в ту сторону - этого достаточно. В бою, этого слишком много. Всё произошло быстро, образы мелькали перед глазами не успевая зафиксировать что-то определённое.

Геральта отшвырнуло и с отскоком вбило в землю. Он почувствовал, как в его правое плечо с тупой болью впилось нечто твёрдое и острое, он слегка сморщился – действие Ласточки заканчивалось. Ведьмак сжал и разжал пальцы и, не ощутив рукояти меча, перекатился в бок, чудом увернувшись от огромной, размером с него самого, четырёхпалой лапы Беса. Туша чудовища нависала над ним, смердящая, ужасающая, третий глаз в нарывах, исходил гноем. Из пасти Беса стекала собственная кровь, она орошала алым траву, брызгала на лицо Геральта, на его одежду, впитывалась в торчащую волокнистую ткань его рубашки. Бес задрал голову и яростно, победоносно взвыл. Через долю секунды, - а значит слишком поздно, - ведьмак понял, что за этим последует. Бес накинется, попытается вспороть его своими рогами, но защитная аура, которой окружит себя Геральт, вряд ли сможет выдержать такой напор. Выиграть бы пару секунд, всего пару…Слишком поздно он заметил сбоку движение. Слишком поздно он выкрикнул:

– Цири, нет!

Но уверенный, решительный шаг уже перешёл в бег и фигура тут же испарилась в зелёной дымке. Всё произошло мгновенно. Ведьмак с нечеловеческим усилием вскочил на ноги. Сложив пальцами знак Квен, он окружил себя желтоватым свечением, который, при самом лучшем раскладе, должен был поглотить наибольшую часть смертельного удара. Запрокинутая голова Беса открывала вид на мускулистую, широкую шею и грудину, покрытую грязной, пятнистой шерстью. Он заметил зелёное свечение над торчащими, витиеватыми рогами. Сердце мучительно сжалось, дыхание остановилось, взгляд застыл. Время замедлило ход. Геральт лихорадочно прокручивал в голове варианты развития событий и лишь несколько из возможных заканчивались благополучно. Он не мог поверить, что допустил это. Снова… он ничего не может сделать. Снова он уповает на судьбу.

Но внезапно всё кончилось. Бес отчаянно взвыл, неестественно, даже для такого неестественного существа и медленно, тяжело рухнул на то место, где только что стоял ведьмак, если бы тот не отпрыгнул чередой ловких движений в сторону. Вместе с монстром приземлилась и девушка. Она отпустила рукоять меча, оставив его торчать в черепе Беса и спрыгнула за мгновение до того, как туша коснулась земли. Она по инерции пробежала вперёд и неловко споткнулась, но осталась на ногах.

– Я велел тебе оставаться в стороне…– начал ведьмак угрожающе, медленно приближаясь к ней. Он неосознанно держался за плечо, не дотягиваясь до раны.

– Я спасла тебя…– оборвала Цири чуть громче, чем следовало бы. Она выпрямилась и взглянула на мужчину, – Ты ранен.

Геральт пропустил это мимо ушей. Раздражение нарастало, злость искала выхода в словах:

– Всё было под контролем! Одно неловкое движение и ты могла оказаться вздёрнутой на его рогах. Он мог скинуть тебя и затоптать!

– Но я была внимательна, и я успела!

– Чёрт тебя дери, Цири! Я не просто так составил план действий, не просто так сказал держаться подальше от бойни! – Геральт подошёл достаточно близко, чтобы заметить её тяжёлую одышку, чуть трясущиеся руки, которые она поспешно сплела на груди, встав при этом в знакомую, защитную позу, выказывающую упрямство.

– Если бы я не…

– Ты должна меня слушать, если хочешь чему-то научиться.

– Но я не должна тебе подчиняться!

Повисла тишина.

– Я несу за тебя ответственность. Твой поступок был безрассуден и наивен. Это был урок, и ты его не усвоила.

От злости у Цири перехватило дыхание.

– Ты… Прекрати меня отчитывать, это отвратительно! Сколько мне лет, по-твоему? – никто не имел права разговаривать с ней, как с нашкодившим ребёнком, особенно он. Её друг, её спутник. Человек, которого она считает равным себе и, до сего момента, думала, что это взаимно. Этот тошнотный воспитательский тон не вписывался ни в одно из возможных представлений о мужчине, который сейчас его использовал.

– Видимо недостаточно, чтобы выполнить одну единственную задачу — не вмешиваться, – Геральт церемонно повернулся к ней спиной и не заметил, как руки девушки опустились, кулаки сжались, а плечи напряглись. Казалось, она готова взорваться.

– Ты, – Выпалила она – Мне, – Шаг вперёд – Не отец!

Ведьмак замер. Повертел сказанное в голове с разных сторон. Дежурная фраза, которая может подойти ко множеству ситуаций. Когда один желает избавиться от чрезмерной опеки другого, пресытился удушающим вниманием и заботой, что не даёт вздохнуть, или стремится сократить дистанцию, возникшую на протяжении многолетних, и без того близких, отношений.

Что вложила в это ты, Цири?

Геральт повернулся. Он был ещё более бледен, чем обычно и всё ещё держался за плечо, будто оно собирается отвалиться. Девушка наблюдала за его лицом, опущенными вниз глазами - совершенно бесстрастно, холодно, даже ожесточённо. Ей не стыдно. Возможно, она выпалила не подумав, но если бы подумала — она сказала бы то же самое.

– Рад, что ты это понимаешь, – ведьмак, казалось, равнодушно смотрел ей в глаза. – Значит, не веди себя как ребёнок, за которым нужен присмотр.

Цири набрала в лёгкие воздух сквозь зубы, со свистом, и тут же выдохнула, будто передумав. Бесполезно, как разговор со стеной.

– Ты подарил мне меч. Вот этот, серебряный. Ты хоть помнишь? Это ты мне его подарил.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Ты всё понимаешь. У любого клинка — одна цель. Убивать. Он нужен, чтобы сражаться! Так зачем ты сделал мне этот подарок, если запрещаешь применять его по назначению?!

– Я не запрещаю…

– Фактически - нет, – несправедливость, обида, злость, - всё было в её тоне, в её жестикуляциях, – но практически - ты отгораживаешь меня от любой маломальской возможности его использовать! «Это слишком опасно, Цири», «Нет, ты не пойдёшь со мной, Цири», «Цири, ты не можешь так рисковать». А то, что произошло сейчас? То, что я сделала — не было ребяческой прихотью. Ты мог не выдержать, и ты знаешь это, – Она обессилено взмахнула руками и скрестила их на груди. Не громко, с дрожью, она добавила: – Иногда ты забываешь, что ведьмаки тоже умирают.

Это был удар ниже пояса.

– Я помню об этом как никогда раньше.

– Тогда позволь мне помочь тебе!

– Цири… – он сделал шаг, протянул к ней руку. Она слегка отстранилась, увернувшись от прикосновения, но он успел перехватить её за кисть, заставив опустить руки, и сжал.

Они стояли прямо, друг напротив друга, прикованные взглядом. Без какой-либо возможности сбежать или разорвать эту связь. Сжатые пальцы на её запястье, тяжёлый взор исподлобья. Геральт будто пытался удержать внимание. Он словно говорил ей: «Стой. Не отворачивайся от меня. Это важно»

– Просто…дай мне время.

Цири наблюдала. Чувствовала его напряжение на кончиках пальцев, читала его ответ во взгляде и понимала… где-то в глубине определённо понимала, но всё равно сказала:

– Поясни.

– Не заставляй меня возвращаться в это.

Упрямство сыграло своё:

– Геральт!

Он отпустил.

– Я просто не смогу пережить это снова. Я думал, что ты умерла, ты хоть помнишь? – каждое слово обжигало, шипело, словно накалившаяся до предела сталь, – Я думал, что я не успел, думал, что потерял тебя… – горячо, слишком горячо, слишком горько. Ведьмак почувствовал чертовскую усталость к которой примешивалось чёртово плечо, с каждым неосторожным движением напоминая о себе. Цири будто вросла в землю, стояла не шелохнувшись, казалось, она перестала даже дышать. Выплюнутые ведьмаком слова ударили под дых, закололи глаза. Черты её лица изменились, перестали быть жестокими, упрямыми и теперь в них, кажется, читалось понимание, – Цири, – он сделал ещё один шаг к ней и аккуратно, будто боясь сломать, обнял. Она не отстранилась, – Я не могу снова не успеть.

– Я поняла…

– В этом всё дело…

– Да, я…

– Как бы я в тебя ни верил, как бы ни убеждал себя в твоей силе, в твоих навыках…в том, что ты одолеешь в одиночку любой морок…этот остров навсегда у меня в голове, – он прижал её крепче, – И назойливое “а вдруг”.

Цири вышла из оцепенения и обхватила его спину двумя руками, отвечая на объятия, крепко, как могла. Геральт, уткнувшись в её волосы, поморщился, но не издал ни звука. Он не хотел, чтобы сейчас она отстранилась от него.

– Дай мне время. Я смогу тебя отпустить, но не сейчас, не так скоро.

Это его «отпустить» страшным грузом повисло над ними в воздухе, всё ещё пахнущим кровью.

Смогу ли?

Какое-то время они стояли не двигаясь. Молча. Цири чувствовала, как одна рука мужчины плотно лежит на её пояснице, а другая мягко прикасается к волосам, проводя пальцами от затылка к позвонкам. Чуткие прикосновения ярко контрастировали с тяжеловесной, грубой фигурой ведьмака.

Цири думала о том, в каком положении она оказалась. Она спасла Геральта, позаботилась о нём так же, как он делал это всегда, с самого начала. Опекал её, заботился, защищал. Именно этого она и хотела – двусторонняя отдача, обоюдная поддержка. Она не может оставаться в вечном долгу. Но она была согласна подождать. Ещё.

Поляна оказалась полностью скрыта от её глаз за широкими плечами, а она сама была будто спрятана от всего мира вообще. Никогда в жизни она не чувствовала такую безопасность, как в эту минуту. Это успокаивало. Это пугало. Может ли она позволить себе быть слабой? Даже на время. Даже сейчас. И вся его крепкая, непоколебимая фигура отвечала ей – может.

Цири слегка пошевелила рукой и почувствовала, как её пальцы обволокло нечто влажное, тёплое и липкое, совсем как…

– Холера, у тебя кровь! – девушка резко отстранилась, отняла свою ладонь от спины и посмотрела на свои пальцы, запачканные густой красной жижей, смешанной с грязью. Она обошла его, прикоснулась к спине, перед этим обеспокоенно взглянув на уставшее, покрывшееся испариной лицо мужчины.

– Вряд ли этим можно удивить ведьмака, – фыркнул Геральт в ответ, но остался стоять на месте, позволяя Цири рассмотреть причину кровотечения.

Со спины его кожаная безрукавка была вертикально порвана рваной линией от начала плеча до лопатки. Девушка аккуратно раздвинула материал, подбираясь ближе к телу и сморщилась, готовая увидеть ужасную картину огромной раны, под стать длине разреза на куртке, но её опасения не оправдались. Она выдохнула на секунду, но напряглась вновь, когда ей открылся вид на небольшую, размером и формой с куриное яйцо, но глубокую, разорванную вмятину, кровоточащую сверху плеча.

– Нужно обработать, – девушка всё ещё пристально вглядывалась в месиво, представляя себе, каким образом затянется эта отметина.

– Насколько всё плохо?

– Я не знаю, где ты порвал куртку, но она бы тебя спасла. Ты впечатался в камень, или во что-то острое ровно тем местом, где она разошлась.

– Всегда знал, что я не очень удачлив.

Цири соединила куски рубашки, а следом и края кожаной ткани вместе и повернула ведьмака за руку к себе лицом. Задумчиво произнесла:

– Неважно выглядишь… – она знала, что теперь Геральт в безопасности и рана благополучно заживёт в любом случае, следует только поскорее остановить кровь, а насколько быстро она затянется будет зависеть лишь от ухода. Но боль никуда не денется. Учитывая то, что вмятину невозможно будет зашить, она будет тревожить его какое-то время.

– Дай мне немного времени, – его рука потянулась к маленькому кармашку на ремне, – Найди мой меч, он… – Геральт быстро огляделся. Взгляд скользнул по мёртвому чудовищу, прошёлся по стройному ряду густых деревьев, огибающих поляну полукругом, что обрывался огромной скальной стеной. У основания камня зияла чёрная дыра пещеры, убежища Беса. Идеальное укрытие, спрятанное от любопытных глаз, путь к которому оказался слишком прямым и обманчиво безопасным для простых людей. Ведьмак заметил слабый блеск металла недалеко от убитого чудовища, – Там.

Девушка проследила за взглядом и, кивнув, оставила мужчину одного.

Выйдя на тракт, они не спеша направились вдоль реки, в сторону Каррераса, их временного пристанища на Пути. Лошади поднимали копытами дорожную пыль, Плотва особенно волновалась, таща на себе когтистую лапу Беса, ещё свежую, ещё слишком ярко пахнущую кровью. Река, носившая поэтичное, цветочное название Исмена, была неизменной спутницей каждого путешественника, чья дорога пролегала от Вызимы в Каррерас и наоборот. Близился закат. От воды веял свежий и прохладный воздух, потоки которого бодряще обдавали изнурённые лица путников. Геральт рассказывал, при каких любопытных обстоятельствах был в этом городке много лет назад. Как он, в очередной раз, спас любвеобильную шкуру Лютика, потому как того обвинили в убийстве некой зажиточной дамы и приговорили к виселице. Цири слушала, иногда искренне удивлялась, иногда звонко хохотала, периодически бросая колкие и дразнящие комментарии в адрес их общего друга. Темнело быстро. Вечернее небо постепенно меняло свои оттенки, переходя от ярко-оранжевого до нежно розового и к бордово-алому.

Ворота Каррераса они прошли, когда солнце полностью зашло за горизонт, предоставив ночи опуститься на крыши неприметных, ветхих домов. Город был маленьким настолько, что титул «города» носил весьма символически. Но население Каррераса было и того меньше. С приближением темноты улицы пустели, в жилых домах давно были потушены свечи и теперь их невозможно было отличить от заброшенных.

Они прошли мимо темницы, которая так же была знакома Геральту не понаслышке, мимо храпящего стражника, косо разваливавшегося на табурете и сразу же уткнулись в вывеску «У пройдохи лиса».

Трактир делился на три части. Они вошли в серединную залу, по бокам которой было образовано подобие сеновала, с пустыми матрасами и местами для сна, с большой каменной печью, что была сейчас растоплена. С левой и с правой сторон, на небольших помостах оставалось немного места для зал с грубыми столами, представляющие из себя наспех распиленные вдоль ствола деревья, и табуретами. Залы были разделены от центра хилыми, гнилыми ограждениями из нескольких досок, были заставлены ящиками, полными овощей, фруктов и зерна. Трактир практически пустовал. Двое мужиков распластались на сеннике недалеко от входа, замысловато и, должно быть, крайне неудобно переплетаясь ногами. Ещё один, по всей видимости, вусмерть пьяный, еле держал себя на ногах, приняв помощь стены, и неистово блевал в самом дальнем углу трактира, издавая соответствующие звуки. Других людей в пределах видимости не находилось.

– Сядем у огня? – тихо спросила Цири. – Я перевяжу тебя, заодно согреемся.

Геральт кивнул и направился к печи. По пути он аккуратно снял через голову ножны и отбросил их в сторону.

– Возьму кое-что, – он сделал шаг в сторону мансарды, где остались их вещи, но Цири его опередила.

– Я схожу, – бросила она, не оборачиваясь и протараторила, – Банка с измельчённой вербеной, ласточкиной травой, омелой, каприфолем и одуванчиком.

Геральт кивнул, хотя знал, что она не увидит этого.

Он повернулся к камину, снял с себя куртку и, оставшись в рубашке, бросил её к мечам, не уделив её повреждениям ни капли внимания. Он сел, вытянул одну ногу к очагу, другую подтянул под себя и упёрся в колено локтем. Геральт осознал, что совершенно не замёрз. Наоборот, волны жара окутывали его слишком навязчиво, и от огня хотелось отодвинуться дальше. Но он не шевелился. Он зачарованно вглядывался в языки пламени, что гипнотизировали его хаотичным, бессмысленным танцем, мысли его невольно вернулись к событиям прошедшего дня.

«Ты мне не отец» - так она сказала? Беспрекословно, категорично, будто расставила все точки над «и». Снимала ответственность… или наоборот, прибавляла её? Слова, произнесённые теперь вслух, так плотно засевшие в подкорку, казались ответом на вопросы, которые с каждым днём приходилось прятать всё глубже, но которые становилось всё сложнее игнорировать, оставляя их без ответа. “Я знала, что она для тебя важна, но тон твоего голоса, скрытые эмоции…” - возник голос Корины Тилли в его памяти, которая, судя по всему, понимала гораздо больше, чем он сам. Возможно, тогда он выдал ей слишком много информации. “Скрытые эмоции”…

Геральт слегка вздрогнул от резкого звука у себя за спиной.

– Или я слишком стар и теряю хватку, или ты становишься больше ведьмачкой, чем сами ведьмаки, – с улыбкой произнёс он, повернув голову в её сторону.

Цири пододвинула железное ведро с водой ближе к мужчине с ещё более противным звуком чем тот, что вывел Геральта из раздумий, сняла с плеча небольшую торбу и села позади него на колени.

– Ты не поверишь, но я могу быть бесшумной, когда захочу, – Она решительно высвободила его рубашку, заправленную в штаны. Геральт мешкал всего секунду, после чего помог ей раздеть себя до пояса. Шикнул сквозь зубы, когда в области плеча ткань рубашки насильно оторвалась от его кожи из-за засохшей крови, образующей корочку. Из раны снова потеклакровь.

Цири намочила в воде кусок тряпки и отжала её, избавляясь от лишней влаги. Медленно, но интенсивно, не слишком осторожничая, желая добиться скорее эффективности, чем безболезненных ощущений для Геральта, она проводила по его коже влажной тряпкой, слегка придерживая того другой рукой. Он чувствовал, как её движения кружат вокруг его плеча, то слишком далеко от пульсирующей боли, по спине, бокам, шее, будто она собиралась полностью его вымыть, то совсем близко, болезненно ощутимо. Предугадать их было невозможно. Её пальцы крепко держали его надплечье, не позволяя раскачиваться от давления. Каждый влажный след на его спине мгновенно охлаждал горячую, распалившуюся от жара печи дорожку, которая тут же покрывалась испариной. Каждый раз, стоило Цири чуть ближе продвинуться к ране, цвет воды явственнее менялся после ополаскивания ткани, становясь всё темнее. Вскоре он заметил плавающие частички земли и песка, что придали воде и вовсе чёрный оттенок. Геральт расслабленно опустил голову вниз, когда Цири вновь наступательно приблизилась к его шее, прощупывая позвонки, в то время как свободная рука девушки не спеша проскользила вниз по его плечу, покрывая прохладной ладонью напрягшиеся, фигурно выточенные мышцы, остановилась и сжалась выше локтя.

– Наверное тебе стоило войти в медитацию прежде, чем я начала, – хрипло произнесла Цири над самым ухом ведьмака, не отрываясь от своего занятия.

Геральт сделал глубокий вдох. Сильный запах крови, пота и тлена смешался с менее очевидным, сладковатым чайным ароматом, исходившем от неё самой. Смешался, а потом и вовсе затмил собой другие запахи. Свежесть зелёного чайного листа, казалось, полностью заполнила лёгкие, обволокла его, проникла в поры и попала в кровь, отравив её.

– Нет, – на выдохе ответил ведьмак, – Иногда стоит испытывать боль.

– Считаешь, в твоей жизни мало боли?

– Считаю, в ней мало моментов, когда я могу ей наслаждаться.

Словно в проверку его словам Цири, смочив тряпку, приложила её к самой вмятине, открытому мясу. Он скрипнул зубами, на челюсти заходили желваки, и на одном дыхании выдавил:

– Всегда замечал в тебе садистские наклонности.

– Компенсирую твоё рыцарское благородство. Наслаждаешься болью, говоришь? – по дразнящей интонации Геральт понял, что она улыбается.

Он повернулся в её сторону, тем самым сократив расстояние между их лицами до катастрофически непозволительного. Цири застыла. Его узкие зрачки немного расширились, медленно блуждая по её лицу. Он мог рассмотреть каждое, едва уловимое движение мышц у её рта, мог сосчитать линии морщин, проходящие поперёк её губ. Подняв взгляд, ведьмак с трудом смог узнать тот сочный зелёный цвет, который был присущ её глазам. Сейчас их жгло пламя. Прежде, чем он смог понять, был ли этот огонь отражением от печи, или он шёл из самого нутра Цири, прежде, чем он поддался этой роковой близости, прежде, чем позволил им обоим сгореть, Геральт отвернулся обратно к камину. Тихо выдавил:

– Насколько это вообще возможно.

Цири шумно сглотнула и только спустя несколько долгих мгновений продолжила обрабатывать рану.

После того, как вмятина была очищена, смочена Белой Чайкой, жжение от которой заставило Геральта долго ругаться себе под нос, девушка, по инструкции ведьмака, насыпала в тонкий марлевый мешочек лечебных трав, смочила его в воде и приложила к увечью. Она перевязала его по диагонали, сделала виток вокруг шеи со стороны здорового плеча и опустилась к подмышечной впадине травмированного.

– Возрадуйся, ты будешь жить, – торжественно продекламировала Цири, подсаживаясь к нему в одну линию и протягивая рубашку.

– А вот она, похоже, нет… – Геральт просунул ладонь в огромную, красную по краям, дыру в его одежде, выразительно посмотрев на девушку.

Та ещё более выразительно закатила глаза:

– Надевай, завтра возьму у Элланы нитки.

– Это не обязательно. Мы можем попросить помощи у самой Элланы.

– Эй, раньше ты не жаловался на то, как я шью!

Геральт резко завалился назад и вытянулся всем телом, сгрёб здоровой рукой сено под голову, образуя нечто подушки, накрыл эту кучу скомканной рубашкой и на неё же улёгся.

– Я не жалуюсь, я тебя жалею, – усмехнулся он, глядя на её профиль в мягком оранжевом ореоле. – Куртку тоже залатаешь?

В голосе явно звучала издёвка.

– Ещё чего? Сапоги починить? – парировала Цири, – Даже если бы у меня были нужные навыки - много чести! – с последним словом она легко ткнула его в бок, поддразнивая.

Ведьмак сделал вид, что пытается увернуться, а когда получил удар - не слишком убедительно выразил на лице боль, отчего девушка тихонько засмеялась.

– Осторожней, Ваше Величество, ведь я ранен!

– Ты даже спасибо не сказал, – Она опустилась рядом с ним, легла на спину точно в такую же позу.

Теперь они оба смотрели в потолок.

– Вообще-то, думаю, я бы справился.

– Ты не смог бы дотянуться.

– Значит, оставил бы как есть.

– И заживала бы твоя болячка тысячу лет.

– Попросил бы Эллану…

– Спасибо, Геральт, – не выдержав, протянула она с улыбкой и наверняка, представил ведьмак, закатила глаза, – я уже поняла, что ты совершенно во мне не нуждаешься.

– Нуждаюсь, Цири, – после недолгой паузы произнёс он. Голос его был пугающе серьёзным и тихим. – Спасибо.

========== 3. ==========

Эта ночь была едва ли не самой долгой за последние месяцы в жизни Цириллы. Она проснулась не от привычных прикосновений ведьмака к её плечу или руке, а по собственному желанию и, судя по ярким лучам, пробивающим в окна, задолго после восхода солнца. Первое, что её удивило, только она открыла глаза – непривычная тишина. Они ведь заснули в трактире, там же, где и завалились после перевязки, а не в поле, где и то было бы больше звуков, чем здесь.

Цири повернула голову и убедившись, что Геральта нет рядом, встала и огляделась, пытаясь поправить волосы, вытащить из них соломинки. Никого. Слишком много пустого места для неё одной. От этого стало не по себе.

Выйдя на улицу, она обошла трактир и приблизилась к конюшне, откуда слышались возгласы:

– Сдох, ублюдок, сдох-таки! – сиплый, будто пропитый радостный голос принадлежал тощему мужичку в белой, широкой рубахе и таких же штанах, стянутых поясом на талии. Невнимательным взглядом можно было подумать, что он в платье. Солас, - хозяин трактира, - с которым она успела вчера перекинуться лишь парой фраз, прежде чем они пошли ловить “ублюдка”, продолжал причитать, – Ну слава яйцам, Геральт! Скольких он сожрать успел, пока наши один за другим уходили, искали и не возвращались, а следом за ними другие, и тоже, как сквозь землю.

Не успела она остановиться за их спиной в паре шагов, ведьмак обернулся, будто учуяв её. Они стояли напротив Плотвы, трактирщик с разных сторон разглядывал лапу Беса и не решался прикоснуться.

– Ну до чего здоровая то, а, мой парнишка весь и того меньше…

– Надо сказать, это не только моя заслуга, – Геральт сдержанно улыбнулся девушке.

Солас резко обернулся и приветливо ощерился, обнажая выпирающие зубы, не все из которых были на месте:

– А, госпожа Цирилла, проснулись-таки! Выспались, надо знать? Мы старались! Геральт особенно, сильно старался, ага. Режим, говорит, расслабится, значит, а Ланка моя вчера ещё все уши промыла, мучает, говорит, ведьмак её, бледная какая, кожа на кости натянута! А ты, Геральт, оказуется не только её до восхода тормошишь, а ещё и за собой к чудищам таскаешь? Тьфу на тебя, сам ладно уж, ну девку то…

– Ладно вам, дядь! – с весёлым смешком перебила его Цири, когда казалось, что ничто не сможет его остановить, – Какая я вам госпожа, во-первых, а во-вторых, за ведьмаком я таскаюсь исключительно по собственной воле. А от чудищ меня за уши не оттянуть, сами спросите!

С этими словами Солас окончательно перестал метаться и остановил свой взгляд на Геральте, но тот лишь пожал плечами, мол, что поделать, сам не может управиться. Такая уж она.

Не дождавшись объяснений, трактирщик махнул рукой и прошёл мимо Цири из конюшни, уводя их за собой:

– Ладно, подёмте, Ланка хоть накормит вас, забила поди уж животинку какую. А вечером с полей придут все, да соберу для вас плату, – и в нос, со вздохом, пробубнил, – Не оттянуть, говорит. Мужа ей надо, и ко всякой пакости интерес пропадёт.

Геральт усмехнулся, глянул на девушку но та, похоже, не расслышала его бормотания.

– Выспалась?

– Ага, обязательно поблагодарю Эллану за это.

Солнце ослепило Цири, когда она повернула голову к ведьмаку и от её прищура казалось, будто она улыбается. Не отдавая себе отчёта, он протянул руку и вытянул из её волос особенно длинную, выбивающуюся соломинку и совершенно непринуждённо засунул её в рот. Цири слегка дрогнула в тот момент, когда та коснулась её головы и понадеялась, что Геральт не заметил этого в купе с покосившимся на него взглядом. А если заметил, то не подумал, что ей неприятно. Нелепое желание выхватить соломинку и так же зажать её губами возникло у неё в голове и она быстро отвернулась, уставившись в седой затылок трактирщика.

Эллана, молодая и красивая жена Соласа, действительно была на ногах уже давно и возилась на кухне не только с птицей, но и с творогом, хлебом и сыром одновременно. Готовить впрок для неё была основная задача за день – вечером придёт оголодавший, уставший после тяжёлых работ народ, потребует хлеба, а потом так же поспешно уйдёт по домам, ибо завтра всё повторится вновь. Останутся пара-тройка завсегдатаев, любителей навернуть за ворот, да и те вырубятся раньше, чем начнут приносить неприятности.

Солас провёл их в глубь правого зала, мимо обеденных столов к высокой и длинной деревянной стойке с такими же высокими табуретами, за которой ровным рядом выстроились бочки с горячительным, стоящие друг на друге чуть не до самого потолка. Небольшая стремянка предусмотрительно покоилась в углу.

Хозяин исчез в комнате за бочками (видимо, там была кухня), и Цири села по здоровую руку от ведьмака, поставив локти на стол.

– Как твоё плечо? – бросила она.

Геральт слегка шевельнулся, будто проверяя.

– Болит. Надо будет сменить повязку.

– М.

Всё это время Цири старательно избегала обращать внимание на его удачно зашитую рубашку ровным швом. Который у неё, скорее всего, не вышел бы – с неуместной досадой подумала она.

– Кто зашил тебе рубашку? – прямой вопрос её саму застал врасплох, а озабоченность этой темой порядком злила. Что ей этот кусок тряпки сдался?

Геральт чуть наклонился, выискивая её глаза.

– Эллана. Она настояла, когда я зацепился и порвал её ещё больше, – он не врал, хозяйка заметила это и чуть ли не силой стянула с него одежду, пропуская мимо ушей его протесты. Ведьмак придвинулся ближе и легонько толкнул её плечом, – Эй, я могу порвать её снова, если ты ревнуешь?

Насмешливый тон не облегчил Цири задачу свести всё к шутке – и её глупые вопросы, и его остроумный ответ. Без тени веселья она повернула голову, зацепилась с ним взглядом и запоздало расплылась в улыбке, выдавив из неё всю искренность, на которую была способна.

Шутка, точно. Выдохни, всего лишь невинная шутка.

Отчего-то ей сделалось больно.

– Несу, несу! – Дверь за бочками с грохотом распахнулась и из проёма выскочила большегрудая женщина с длинной, светлой косой и абсолютно счастливой улыбкой. У Элланы было почти детское лицо с выпирающими щёчками, маленькими красными губами и большими глазами. Несмотря на свои округлые формы, в её движениях сквозила естественная лёгкость и упругость. Ловкая и подвижная, она была на полголовы ниже Цири и, наверное, на целых две ниже Геральта.

Эллана остановилась напротив них с другой стороны от стойки и поставила два подноса, полностью наполненные едой. В ноздри проникли смешанные запахи жареной курицы, картошки и овощей, испечённого хлеба и свежих фруктов, отчего желудок Цири слышно замурлыкал.

– Кушай девочка, кушай, я тебе побольше наклала! Геральт уже второй раз умалывает. Выспалась хоть? Я следила, по рукам ему пару раз надавала, чтоб не тянулся тебе мешать! Сегодня вон, тихо как, а все пашут ведь, бездельников у нас мало – даже самых заядлых в шею гоню, чтоб штаны не просиживали! Кушай дорогая, ещё накладу, если надо будет.

Эта полуматеринская забота вместе с беспокойным щебетанием нравилась Цири. Непонятные чувства, кольнувшие её недавно, почти рассосались в воздухе вокруг этой маленькой женщины. Цири вспомнила, как мать Нэннеке так же охотно любила повоспитывать и отчитать, за дело или для профилактики. Такая же лёгкая и пышная, её хотелось обнимать, как и сейчас, почему-то, Эллану.

Она была раза в два моложе Соласа, и когда Геральт посетил Каррерас впервые – была совсем девчонкой (они только-только обручились), в то время как Соласа уже тронула седина, морщины надёжно заселились в его лице, а первый зуб норовил выпасть после первого же куска праздничного пирога. «Из жалости, - говорил тогда трактирщик, кивая в сторону своей молодой жены, которая обслуживала один из столов, – Посмотри на меня, Геральт! И на неё посмотри. А теперь снова на меня! Глупый я, что ли, не понимаю? Или из-за хозяйства моего. Трактира, в смысле, корыта этого… Что я, страшный, кривой весь, доходяга, да старый уже, чего ей с меня взять? Любит? Да ну, за что меня любить-то. А ты что, ты вон какой крепенький, да мордой ничего вышел, ну да, со своими особенностями, ну так щас кто без них. Наоборот, привлекает девок то небось? Эх, жалко ей меня, говорю тебе, вот лет через двадцать посмотрим, как оно, если со свету меня не сживёт вдруг, хе-хе-хе», Эллана стояла вдалеке и вдруг посмотрела на них, весело, живо, подарив Соласу долгий взгляд, полный любви и нежности. Геральт заметил его тогда и заметил сейчас, точно такой же взгляд, когда из кухни вышел хозяин, неся на подносе две кружки и графин, гораздо более неловко, чем могла бы Эллана.

– В собственной кухне ты потерялся, что-ли? – вскинула руки та и, не дождавшись, когда поднос окажется на стойке, потянулась за кружками, снимая их, – Они щас гляди и всухую всё слопают, не дело это.

– Ну всё, всё, не ворчи, – Солас, ссутулившись, смущённо почесал затылок, пока его жена трепетным, быстрым движением смахивала его седые пряди, падающие на лоб, в сторону.

Они тут же возвращались обратно, но смысл ведь был не в этом.

Геральт перестал жевать и глянул на Цири. Её волосы тоже выбивались и лезли в глаза (и, скорее всего, если бы Геральт захотел их убрать за ухо – они послушно остались бы там).

То, что они решили остаться здесь на какое-то время не означало, что они будут развлекаться и жить в своё удовольствие, если, конечно, к «удовольствиям» не относились вечно мокрые от болот сапоги и ковыряние в монстровых кишках. Геральт надеялся, что Цири это понимала и после завтрака он запланировал особенную для неё тренировку на мечах. Так как его ведущая рука была временно недоступна для сражений и максимум её возможностей был сжимать, разжимать пальцы и вытягивать её вперёд, дабы позволить ей побыстрее зажить и вернуть в строй, неплохо было бы размять другую руку. Этому не учили в Каэр Морхене, этому он учился сам. Осваивал на всякий (смертельный) случай, который, благо Мелитэле, ему так и не представился. Удачный момент, чтобы вспомнить эти навыки самому и потренировать их Цириллу. Он надеялся, что ей они также не понадобятся, но… Ведьмак не хотел думать о том, что будет, когда она уйдёт, когда решит, что знает достаточно, когда скажет, что хочет начать свой собственный путь…

…но он обязан дать ей всё, чем владеет сам. Цири понимала, чем усерднее он её обучает, чем чаще они штудируют теорию, чем больше сталкиваются с проблемами тёмного мира, тем быстрее приближается тот момент, когда он замолчит, пожмёт плечами, возможно, целомудренно обнимет её и отпустит. Окончательно. Будет ли он настаивать или позволит ей остаться? Или, может, попросит остаться? И останется ли она, если он попросит. Загадывать вперёд было бессмысленно, она прекрасно это осознавала, но уже сейчас могла дать ответ. Быть с ним, видеть его ежечасно, просыпаться от его прикосновений, засыпать у него под боком, слушая его бормотания, - стало слишком естественным для неё. Невозможно было представить себя без этого. Да, она хотела остаться с ним. Как напарник, как поддержка, как друг, как…

Цири сняла повязку, отлепила марлю и с облегчением выдохнула, увидев, как рваные края уже начали затягиваться корочкой, подбираясь к центру. Удивительно полезная ведьмачья способность. Она торопливо промыла рану от выступившего и также засохшего, как и кровь, гноя, стараясь зациклиться только на красной отметине, а не расползаться глазами по широким плечам, твёрдой спине и шее, не разглядывать его шрамы, не пытаться их сосчитать.

Интересно, кто-нибудь знает, сколько их у него?

Мысли вязким киселем возвращались к моменту, когда она дала волю своим рукам и в следующую же секунду потеряла над ними контроль. Сами собой её ладони блуждали по рельефам мышц, трогали, мяли, а она, оправдываясь удачно подвернувшейся «тщательной дезинфекцией», в тайне получала от этого удовольствие.

Цири сморгнула, возвращаясь в реальность. Увидев, что гной счищен, рана промыта, а из-за её задумчивости кожа вновь начала мягчеть и теперь снова кровоточила, она быстро убрала влажную тряпку и приложила сухую, замерев. Просто, чтобы дать себе время свыкнуться.

Она хочет прикасаться к Геральту. В самом неправильном смысле из всех возможных.

Прикасаться.

Она повертела это слово на языке, попробовала его на вкус. И если бы у слов действительно был вкус, конкретно оно наверняка бы горчило. Цири невесомо провела свободной рукой по шраму на его здоровом плече, в районе лопатки, выбрав из нескольких самый крупный и неровный. Накрыла его ладонью и вслед закрыла глаза. Попыталась вновь испытать чувство отчуждённости и холода, сопровождающее её при близких контактах с большинством мужчин, с которыми у неё вообще были близкие контакты (с большинством Людей, с которыми у неё были Какие-Либо контакты) или, хотя бы, то простое, человеческое тепло, без примесей чего-то большего, интимного, чем стали вдруг пропитаны каждые прикосновения именно с этим человеком.

Нет. Всё, всё было не так.

Осознание сокрушительным комом обрушилось на неё и будто придавило к земле, сковало руки. Цири прерывисто вздохнула. Возникшее чувство, которому она никак не могла дать определение, пугало её, выбивало из колеи.

Цири открыла глаза.

Сколько она просидела в этой позе? Геральт не двигался. Он сложил на коленях руки, а на них опустил голову. Можно было подумать, что он спит, если бы не бесшумное, настолько ровное дыхание, будто он высчитывает одинаковое количество секунд между вдохом и выдохом.

Цири отняла ладонь, Геральт распахнул глаза.

Наспех приложив готовый марлевый мешочек с тем же составом, она наложила свежую повязку прежним образом. Кажется, Геральт не жаловался на неудобства.

– Спасибо, – он, резче, чем требовала ситуация, поднялся и натянул рубашку, – Пошли.

***

Если обойти трактир, пройти мимо длинной конюшни насквозь и у свинарника свернуть налево – можно выйти к колодцу, окружённому неровной поляной с низкой, плешивой травой. Места было достаточно много, чтобы хорошенько помахать мечом, а колодец, если нужно, мог служить в качестве препятствия.

Жарко. Цири стояла напротив него, зажав в левой кисти рукоять оружия.

– Экспресс-курс, Цири, – Геральт улыбался, медленно вышагивая перед ней, расслабленно качая мечом, – Если хочешь довести движения до автоматизма, не задумываясь, не контролируя - займись развитием левой руки всерьёз. Всё, что ты делаешь – делай другой рукой. Чешешься, сморкаешься, ешь, берёшь предметы, рвёшь ягоду, расстёгиваешь пуговицы…

– Я поняла, Геральт, не утруждайся.

–…всё – левой, – он вскинул вверх остриё, неопределённо указывая на девушку, – Сейчас ты держишь правую руку на боку, переместив вес на правую ногу. Улавливаешь?

Цири без особого интереса оглядела себя и вернула ему ухмыляющийся взгляд. Положение она не сменила.

– Улавливаю.

– Если хочешь освоить базу – хотя бы для того, чтобы выжить, когда твоя доминирующая рука повреждена – просто тренируйся. Это более быстрое, но ненадёжное решение. Ты будешь чувствовать себя уверенней, если полностью перестроишь мозг, хотя это займёт больше времени. Решать тебе.

Он остановился и встал напротив неё, сосредоточившись.

– Возьми рукоять в правую руку. Удобно. Посмотри, как ты её держишь. Запомни. Верни в левую и зажми точно так же. Зеркаль. Понимаешь?

Геральт повторял всё, что говорил, а Цири повторяла за ним.

– Даже если просто держишь меч в опущенной руке – держи его правильно, остриё чуть вверх. Да, именно. Теперь подними, прими стойку. Тяжело? Привыкнешь. Теперь встань прямо. И снова в стойку. Верно. Следи за мечом, чтобы он был ни выше, ни ниже положенного. Сейчас ты держишь его неуверенно, он качается, прошло две секунды, прежде чем он остановился. Повторим.

Цири и сама заметила это. Меч ощущался в руке как нечто инородное, даже неприятное. Как раздражающий зуд хочется расчесать до крови, так ей нестерпимо хотелось сменить руки и успокоиться, почувствовать привычный вес, привычно принять стойку, чтобы клинок привычно замер в тот же момент.

– Уже лучше. Дальше, пробуем выпад. Вперёд. Неплохо. Цири, твою правую руку не отрубили, она всё ещё нужна, держи ей равновесие! Помогай себе. Верно. Назад. Ещё раз, выпад.

Она буквально заново училась владеть мечом, жуткое чувство беспомощности раздражало, злило. Клинок не слушался её, как и собственное тело. Рука начинала уставать, мышцы, абсолютно неприспособленные к таким нагрузкам, начинали зажиматься и с каждой минутой расслаблять их было всё тяжелее.

Геральт перешёл к полуповороту. А затем к полному обороту. К отскоку. Защите. Правая рука присоединилась к процессу, но особо не помогала, если не сказать, что мешала. Темп медленный, Цири чувствовала себя ущербной, замечая при этом, как уверенно двигался сам ведьмак. С первого взгляда сложно было заметить подвох - настолько его приёмы были отточены и естественны в исполнении. Она же… будто снова ребёнок, который учится стоять на ногах – именно так, ведь она дралась почти всю сознательную жизнь, это стало неотъемлемой её частью, как речь, как дыхание. И, совершенно как ребёнку, ей хотелось бросить железку в землю, разозлиться и уйти, потому что на кой ей это надо. Но Геральт был прав, а она уже давно не маленькая. Она сжимала зубы и повторяла за ним, раз за разом.

Когда Геральт перешёл к комбинированным приёмам, Цири уже чувствовала сильную одышку. Шея взмокла, левая рука почти дрожала, в то время как ведьмак лишь слегка покрылся испариной. Кожа на ладони между большим и указательным пальцами ощутимо натёрлась, угрожая истончиться до крови. Надо же было забыть о перчатках? Выпад-полуповорот. Отскок-защита.

– Представь, голем или тролль, – ровно, не останавливаясь говорил он, подстраивая фразы под своё дыхание, удерживая ритм, – Их силу, вес, мощные удары, которые тебе не бесполезно блокировать, что делать? Массивный, но ловкий для единожды быстрого удара, вот он уже раскрыл свои лапищи, чтобы переломать тебе кости. Что?

– Переместиться, – скомкано выдохнула Цири первое, что пришло в голову и казалось логичным, менее удачно справляясь с дыханием, чем ведьмак.

– О, так ты у нас, оказывается, магическая принцесска, а не ведьмачка? – он саркастично поднял бровь. Цири только прищурилась, продолжая тренировать отскок с левой ноги и ставить защиту мечом перед собой с выставленным левым локтем, – Не рассчитывай на свою способность всегда, она требует концентрации и достаточного количества магии, которых у тебя может не быть. А перекат и малый пируэт, - как раз для таких случаев, - буквально у тебя в руках. Достаточно лишь знать, что их можно использовать.

Геральт остановился и выпрямился, девушка последовала его примеру. Скорым взглядом он оглядел её, соображая, не прекратить ли на сегодня. Её рука, сжимавшая меч, слегка подрагивала, грудь поднималась высоко и быстро, из-за чего тонкий хлопок натягивался на груди и прилипал к влажной коже, отлипая с выдохом. И без того глубокий вырез, сдерживаемый лишь хлипкой верёвкой сейчас был совсем открыт, узел развязался почти окончательно, приковывая к себе внимание. Геральт решил, что обязательно поговорит с ней об этом.

– Начни с полупируэта, – он сделал пару шагов в сторону, обеспечив себе более широкий угол для наблюдения.

Цири глубоко вздохнула. Представила в голове, как переиначить движения на левую сторону, да так, чтобы не споткнуться и, подняв руки, занесла меч за спину. Шаг левой ногой вперёд, на которую пришёлся слишком сильный перевес, заставил ступню предательски подогнуться, но вовремя выровняться, чтобы во время оборота переступить на правую ногу и снова быстро опереться на левую, одновременно рассекая по диагонали (разумеется, слева направо) воздух. В последнее мгновение согнутые в коленях ноги снова дрогнули, рискуя повалить её вперёд под тяжестью меча и невозможностью его вовремя остановить, но равновесие осталось выдержанным, лишь немного качнув девушку.

Кажется, это было неплохо. Цири была уверена, что это было хорошо, учитывая, как долго они уже занимаются, отсутствие привычки и нужных…

Внезапно Геральт рассмеялся. Нет. Он нагло, громко, выдержав не больше одного удара сердца захохотал так, как Цири никогда не слышала и даже не представляла, что он умеет. Низко, заразительно, широко раскрывая рот. Она вздрогнула от долетевшего до её ушей резкого, непривычного звука и выпрямилась, смотря на него, как на умалишённого, пока тот разве что не держался за живот.

– Извини… нет, правда, – вырывая паузы между уже поутихнувшим хохотом говорил он.

– Да что? Что такое? – сквозь тяжёлое дыхание она неловко улыбнулась, проведя по вспотевшему лбу, приложив прохладную ладонь к красным щекам.

– Просто ты… и твой пируэт…

Он расставил руки в стороны так, будто барышня придерживает юбку и, абсолютно дразнящими движениями покрутился вокруг себя, смешно перескакивая с ноги на ногу. И, видимо, позабавившись с собственной пародии, снова зашёлся в этом странном звуке, что называл смехом.

Во имя Мелитэле, да он издевается?

Губы Цири так и застыли в ошарашенной улыбке:

– А. Мой пируэт, значит, – протянула она медленно, почти незаметно приближаясь к нему осторожными шагами.

Почти.

Её клинок «телепортировался» в правую руку и Цири позволила себе потратить долю секунды на то, чтобы блажённо прикрыть глаза, ощущая такую родную и естественную форму, зажатую в ладони. Будто пазл, меч встал на своё место.

Одним рывком она оказалась рядом с ним и, не заметив его стремление отскочить влево, замахнулась и пролетела мимо, однако вовремя развернулась в идеальном пируэте, обрушив меч на его собственный, выставленный в защите.

Лязг стали оказался почти болезненным для ушей, а сложившийся «крест» маячил перед самым носом, грозившись его задеть.

– Другое дело, – Геральт заворожённо впился в неё взглядом, так близко, так чётко проследив за движением кончика её языка по верхней, наверняка солёной, губе, чертыхаясь про себя, что позволил Цири заметить этот взгляд.

Её глаза слегка прищурились и прежде, чем она что-либо сказала, поляну оглушили звонкие, размеренные аплодисменты.

***

Их головы в сторону звука повернулись одновременно.

– Ох, дьявол, вот это зрелище!

Жилистое телосложение, голые до плеч руки, вертикальные, как и у самого Геральта, зрачки, коротко стриженная голова. Медальон школы кота.

Гаэтан стоял, привалившись к колодцу с неким подобием улыбки на лице, больше напоминающей оскал.

Невозможно, чтобы он наблюдал за ними слишком долго, Геральт не мог его не заметить. Значит, тот выдал себя почти сразу же, как пришёл. Позади него стоял Солас, переступая с ноги на ногу, и кидал опасливые взгляды с одного ведьмака на другого, очевидно переживая, встретились только что враги, или же старые друзья. Ждать от этой встречи мордобоя или приветственных рукопожатий.

– Пожалуйста, Геральт, не обращайте на меня внимания, продолжайте! Столько страсти, энергии, вы прямо друг друга щас слопаете, – снова прогоготал он.

– Гаэтан, – вопросительно-недоумённо произнёс Геральт, отступая от Цири на шаг и опуская меч.

Сказать, что встреча оказалась для него сюрпризом – сильно приуменьшить. Он бы не так откровенно удивился, если бы перед ними оказалась вся Ложа Чародеек, или Нильфгаардская армия во главе с самим Эмгыром, или кто угодно. «Сюрприз» был для Геральта столько же неожиданным, сколько и неприятным. Ожившая в памяти их единственная встреча отдавала отчаянием, болью и смертью. Множеством смертей. Женщины и дети. Одно сплошное кровавое пятно на земле, оставшееся после его присутствия, вместо деревни. Теперь виновник тех событий стоял в каких-то метрах от него самого, а главное, от Цири. Непредсказуемый, опасный, с хищной полуулыбкой на загорелом лице. Словно по инстинкту все органы чувств заработали в ведьмаке с двойным усилием. Геральт пристально следил за каждым поворотом головы, движением пальцев, слух ловил каждый смешок, каждое случайное столкновение двух мечей у того за спиной. Беспокойство неосознанно встало у него поперёк горла, с трудом позволяя сохранить безразличный, выверенный тон.

Кот кивнул и оттолкнулся от камня, сделав первые шаги в их направлении.

– Помнишь меня. Хорошо.

– Знакомые, стало быть, ну слава яйцам, – подал голос трактирщик, так и маячивший позади, – Я уже думал всё, не миновать беды, ну, двое ведьмаков в одном месте, мало ли…

– А ведьмаки, по-твоему, как животные друг с другом за территорию цапаются, болван? – сквозь зубы бросил Гаэтан, кольнув того взглядом, – Напротив, – снова этот оскал, обращённый в их сторону, – Мы склонны к солидарности.

Геральт нахмурился и скрестил на груди руки, стоило тому поравняться с ними. Позы «я не дам тебе в рожу, но и тёплого приёма не жди» тот явно не ожидал. Краем глаза Геральт заметил, как Солас развернулся и заковылял обратно, привычно сплюнув под ноги.

– Что ты здесь делаешь, Гаэтан?

– Как-то ты не очень дружелюбен, – заметил он в ответ, – Я-то думал, мы встретимся как старые товарищи, пожмём друг другу руки и ты познакомишь меня со своей дамой.

С последней фразой Гаэтан повернулся к девушке в коротком поклоне. Геральт будто только сейчас вспомнил, что всё это время Цири стояла рядом, молчаливо наблюдая за незваным гостем. Заинтересованный взгляд, которым кот скользнул по ней заставил ведьмака напрячься ещё больше.

– Не преувеличивай. То, что я не убил тебя - не многое меняет.

– Кто кого убил бы - ещё неизвестно, – огрызнулся Гаэтан пристальным прищуром, сохранив усмешку, – Неужели мои побрякушки тебя не задобрили?

– Ничего я оттуда не взял. Хотя побывал там и, откровенно говоря, на мгновение пожалел, что отпустил тебя, – многозначительный взгляд говорил сам за себя об известном только им двоим.

– Всего лишь на мгновение? Стало быть, совесть тебя не мучила?

– Не мучила. Но, как я уже сказал - не переходи границы. Я всего лишь тебе посочувствовал.

– Эй, – Цири слегка повернулась к Геральту, снова напомнив о себе, – Может объяснишь, в чём дело?

– О! А я грешным делом подумал, твоя подружка немая. Что не очень-то и плохо для женщин, согласись, – его внимание снова было приковано к девушке, ещё более пристальное, чем в первый раз, задерживаясь на самых занимательных местах.

Цири с вызовом подняла брови:

– Немота пригодилась бы только одному из нас. Не мне и не Геральту. Как думаешь, кому?

Гаэтан разве что не присвистнул:

– А у тебя острый язык, не режешь им свой маленький ротик?

– Хватит, – рыкнул Геральт.

Тот ещё мгновение смотрел на девушку, но заметив сверкающие ведьмачьи глаза отступил назад, примирительно вскинул ладони, при этом удивительно добродушно улыбнувшись:

– Ладно, Геральт, прости-прости. В самом деле, не с того мы начали, – расхаживая рядом, он заметно увеличил пространство между ними, сняв чрезмерное напряжение, – Я здесь наверняка по той же причине, что и ты. Пропадают люди, уходят в лес и не возвращаются, тыры-пыры, спасся один, мелет про огромного, волосатого чудища, туда-сюда, помогите-спасите.

Действительно, объявления были развешаны по всей округе перепуганными людьми в надежде на помощь. Сложно было не заметить, особенно, если ты ведьмак.

– Но я опоздал, уже понял. И кто там был? Медведь, может? Селяне любят преувеличивать. С пеной у рта будут рассказывать про невиданного зверя необъятных размеров, и с клювом, и с крыльями, и с когтями, и всего такого из себя страшного. Уже готовишься к архигрифону, напьешься эликсиров, предвкушаешь знатную заварушку, приходишь, а там виверна полудохлая, – презрительно фыркнул он, – Аж обида берёт.

– Нет, не медведь. Бес, всего лишь.

– Бес! не шутишь? Откуда ему тут быть?

– Есть одна необжитая пещера по пути в Велен, недалеко отсюда.

– Твари с ума сходят, точно тебе говорю. Так близко к городу… – вдруг Гаэтан лукаво улыбнулся, – Ну и как, тяжело тебе было справиться с ним?

Геральт выдержал паузу, прежде чем ответить. Сказать честно – значит спровоцировать на дальнейшие расспросы, а умолчать об этом – не справедливо.

– Нет, не тяжело. Я был не один.

Гаэтан остановился и в который уже раз его зрачки метнулись в сторону Цири, заставив ведьмака сжать челюсти.

– Даже так. Любопытно, – немного погодя, добавил: – Что ж, Геральт, попробуем ещё раз. Представишь нас? Обещаю, буду паинькой.

– Цири, – коротко бросила девушка.

– Цири, – с интересом повторил кот, – И кем же ты приходишься славному Белому Волку?

Та на секунду замешкалась, переглянувшись с Геральтом.

– Другом, – твёрдо ответил ведьмак, – Мы путешествуем вместе.

– Любопытно. Каким нужно быть самоотверженным другом, чтобы помогать в сражении с Бесом. Всем бы таких «друзей», – с акцентом на последнее слово, – Хотя, похоже, у тебя была практика и до этого, Цири? Судя по твоему лицу… – он прочертил пальцем линию от щеки до брови, точно копируя её шрам и добавил, неприлично причмокнув, – Возможно и не только по лицу.

– Остроумно, – бесцветно произнесла она, не моргнув.

– Это долгая история, – вклинился Геральт, – Тебе важно знать другое. Если ты не будешь следить за языком, или рискнёшь распускать руки – я их тебе в жопу засуну. И язык, и руки, и всё, что поместится.

Внезапно поляна погрузилась в тишину. И так же внезапно вышла из неё раскатистым, скрипучим ржанием Гаэтана.

Совершенно беззлобным.

– Я понял, Геральт. И язык, и руки буду держать при себе, если только дама сама не попросит, – с последними словами он нахально подмигнул, отчего Цири издала непонятный, выдающий отвращение звук, искривив при этом соответственно лицо, и направился в сторону колодца, – И всё-таки я вас прервал.

– Мы уже заканчивали, – Геральт глянул на Цири, та одобрительно кивнула и только теперь убрала меч в ножны. Излишняя осторожность?

– Вот как? Жаль, – Гаэтан остановился у тропинки, ведущей к трактиру и обернулся, разведя руками, – И надолго вы в этих чудесных, живописных краях?

– На какое-то время.

– Отлично! – с натужной радостью воскликнул кот и добавил, плутовски улыбнувшись, – И я. На какое-то время. Значит, ещё успею полюбоваться. Может мы даже устроим совместный спарринг с твоей… твоим другом, что скажешь? Смена партнёра не будет лишней. Вы-то уже друг друга наизусть знаете, а?

Несмотря на двусмысленное замечание кота, объективная мысль в его словах безусловно была. Тренируясь каждый день только друг с другом, Геральт научился за долю секунды предвосхищать попытку Цири телепортироваться, а она, кажется, наизусть выучила все его финты и манёвры. Хотя, благодаря этому же, каждый раз приходилось применять фантазию, вымучивать новую тактику, использовать двойные, а то и тройные обманные приёмы.

– Может быть, – пробормотал Геральт, всем своим видом показывая, что разговор на данный момент закончен.

Гаэтан в последний раз бросил на них насмешливый взгляд и ушёл восвояси.

========== 4. ==========

– Ну? Теперь ты наконец расскажешь?

Геральт проследил как чуть сутулая из-за усталости фигура девушки прошла мимо него и забралась на кольцо колодца, уселась и свесила ноги. Забавно, они сильно не доставали до земли, хотя высота камня была совсем небольшая.

Геральт подошёл и сел рядом с ней полубоком, не отрывая ног от земли.

Он посмотрел на неё, на сгорбленную спину и глаза непроизвольно зацепили свободно болтающуюся шнуровку у неё на груди. Рука потянулась и прежде, чем он успел подумать и одёрнуть себя, легко поболтал кончик верёвки между пальцев.

– Ты когда-нибудь нарвёшься из-за этого, – негромко сказал он, опустив руку и уводя взгляд.

Цири не отстранилась. Заметила его движение и продолжила сидеть, как сидела.

– Я говорила, что…

– Чтобы не пялились на твой шрам, да, конечно. Только ты об этом больше не переживаешь, разве нет?

– А ты теперь переживаешь, – фыркнула она, повернувшись к нему.

– Просто… ты привлекаешь внимание не тем. Лучше пусть тебя боятся, чем…

Молчание продлилось достаточно долго, чтобы Цири догадалась сама:

– Хотят?

Он повернулся к ней, глянул из-под полуприкрытых глаз и снова посмотрел вперёд.

– Ага.

– Тебя это смущает?

– Вовсе нет.

Молчание.

– В следующий раз может подвернуться кто-то менее сговорчивый, – устало вздохнул Геральт.

– Есть один универсальный язык, на котором можно договориться с любым.

– Что, каждый раз будешь разбивать носы?

– Почему бы нет.

– Ты не сильнее всех на свете.

– Все на свете не будут ко мне приставать.

– А не проще просто затянуть эту чёртову шнуровку, чтобы не приставал вообще никто? – градус раздражения в голосе поднимался с каждым словом.

– Да что с тобой не так?

Да, действительно, что? Скажи ей. Похоже, ты и есть тот, от кого пытаешься её оградить, кто уделяет столько внимания злосчастному кусочку ткани.

Он бы не отказался, чтобы Цири сломала ему нос прямо сейчас за подобные мысли.

Заметив, что Геральт не спешит отвечать, она спрыгнула с колодца и встала перед ним, скрестив руки:

– Лучше объясни, кто это был.

Ведьмак сухо сглотнул и посмотрел вверх. Жара медленно, но спадала. Реже, чем хотелось бы, но проскальзывал слабый, долгожданный ветерок.

– Старый знакомый.

– Я заметила. Можно поподробней? – разозлилась она, – Что значит «То, что я тебя не убил»?

– Мы встретились… в тяжёлые периоды. Для обоих. Ему не заплатили за заказ и попытались заколоть, а я искал тебя и не захотел вмешиваться.

– Вмешиваться во что?

– Он зарубил всю деревню, с женщинами и детьми, – сухо ответил он после небольшой паузы, – Оставил в живых только маленькую девочку. Я хотел его убить. Видела бы ты, что осталось от этой деревни. Но потом подумал, что не мне его судить. Точно не мне.

Геральт хотел видеть, как она к этому отнесётся. Упрекнёт ли его, безразлично отмахнётся или сделает вид, что понимает. Действительно понимает, каково принимать подобные решения и всё время спрашивать себя, имеет ли он на это право?

Цири не реагировала. Смотрела на него в упор, в глазах читалась растерянность вперемешку с сомнением.

– И не мне судить тебя, – мягко ответила она, едва заметно кивнув, – Ты жалеешь?

– Жалею ли я, что император с помощью своих армий разоряет поселения? Жалею ли я, что Радовид сжигал чародеев и нелюдей? То была война Гаэтана, и я не хотел быть её участником.

Девушка снова кивнула.

– Но тебе ничего не угрожает, – добавил он после паузы. Ответом ему была гордо вскинутая голова и недовольно сморщенный лоб, – Я буду приглядывать за ним.

– Спасибо, что не за мной.

– За тобой тоже.

– Геральт! – раздражённо воскликнула она, но тут же развела руками, – Хорошо, я к реке, мне надо искупаться. Пойдёшь за мной приглядывать?

Ведьмаку редко приходилось благодарить судьбу за то, что мутации отобрали у него способность краснеть, но сейчас был именно тот случай. Лишь на мгновение замешкавшись, он быстро нашёлся:

– Ну, если ты не в состоянии самостоятельно вымыться, то конечно…

Цири высокоподняла брови и через выразительную паузу нагло ткнула в него пальцем:

– Ты когда-нибудь нарвёшься из-за этого!

Вздёрнув подбородок, она прошла мимо, позволив (Геральт считал именно так) ему проследить за ней взглядом, пока совсем не скрылась из виду.

***

Цири резко распахнула глаза от невесомого, мягкого прикосновения к своей руке. Сердце успело набрать скорость, прежде чем она почувствовала пальцами тонкую шерсть, а до её слуха добралось глубокое, вибрирующее мурчание. Худая и маленькая кошка, со слишком заметными, благодаря своей белой шерсти, грязными пятнами, тыкалась носом в руку Цири, натиском почти поднимая её ладонь и напрашиваясь на ласку. Сморгнув остатки сна, она поёжилась: солнце так и норовило скрыться за деревьями, совсем уйдя за горизонт. Вечер и утро в этой местности были удивительно холодны - Цири забыла это учесть, когда вышла из воды и улеглась на свой плащ с намерением высохнуть, но, видимо, утомлённая долгой тренировкой, не выдержала ещё согревающих солнечных лучей и так и заснула, ничем не прикрытая, мокрая и уставшая.

Цири села и оглянулась по сторонам. Не похоже, чтобы этот маленький пляж кто-нибудь когда-либо посещал, во-первых, из-за своего далёкого расположения, во-вторых из-за глиняного дна с мелководьем. Итого: стирать здесь было неудобно, купаться неприятно, а отдыхать – страшновато (мало ли, кто водится в этой глуши). Но ведьмачку не волновал ни один из этих пунктов. Здесь можно было остаться одной, а это главное.

Кошка, заметив, что никто не собирается её прогонять, а наоборот, проявляют благосклонность, аккуратно переместилась к Цири на колени, продолжая самозабвенно мурчать. Потопталась, слегка выпуская когти из лапок и легла девушке между ног, удобно устроив голову на бедре.

Цири любила животных. Гораздо больше, чем людей, эльфов, гномов, да и всех представителей разумных в большинстве своём. Ни одна стая волков не смогла бы причинить ей столько боли, сколько причинил один король, сравнявший с землёй её дом. Ни одна медвежья пещера не представляла такой смертельной опасности для неё, для близких ей людей, для всего знакомого ей мира какую представляли горстка старших, выживших из ума, эльфов со своими маниакальными идеями. Цири набрала в лёгкие воздуха и на выдохе отбросила тяжёлые, страшные мысли заменив их одной: сейчас она в безопасности. Насколько это, конечно, было возможно, находясь в постоянном взаимодействии с монстрами и нечистью. В безопасности Геральт. И если на них началась очередная охота разъярённых императоров, беснующих ведьм, обезумевших кого угодно – они об этом ещё не знали, и Цири, откровенно говоря, было безрассудно плевать на это.

Безрассудство, казалось, окружало её со всех сторон.

Достаточно безрассудно, глупо было пререкаться с Геральтом на счёт её шнуровки. Глупо было так реагировать на его утреннюю шутку про заново порванную рубашку. И ужасно, ужасно глупо было краснеть от его скользящих взглядов по её губам, груди и боги знают по чему ещё.

Внезапно животное, мурчащее под её ладонью, дёргано встрепенулось, соскочило с ног, царапнув кожу и встало на дыбы, уставившись на что-то, что находилось у Цири за спиной. Она обернулась и тут же дёрнула плащ на котором сидела, поджала ноги и завернулась в него словно в кокон. Бросила взгляд в сторону меча и схватилась за него, подтащив ближе.

– Тише, тише!

Гаэтан.

Цири услышала, как захрустели ветки под его ногами, он подходил ближе, а её, смешавшись со злостью, одолел лёгкий страх. Если ему взбредёт в голову неладное – она не сможет продержаться долго. Изнурённая, голая, без какой-либо защиты, с мечом в ослабленных руках, а её энергии хватит разве что на одно перемещение. В лучшем случае.

– Прямо-таки альгуль - сразу шипами кидаться, – с шутливым возмущением бросил он, медленно приближаясь.

Если он пришёл с недобрыми намерениями, она не должна облегчать ему задачу подставляя спину – с этой мыслью Цири вскочила на ноги настолько быстро, насколько могло позволить её нынешнее облачение. Уже стоя лицом к нему про себя она отметила, что до сих пор тот не накинулся на неё, значит, Гаэтан либо не собирался, либо чего-то ждал. Проверять не хотелось.

– Чего тебе? – Цири пыталась как можно плотнее укутаться в плащ с минимумом телодвижений, но выходило у неё столь паршиво, сколь и нелепо.

– Да не дёргайся ты, - фыркнул он и двинулся мимо, заметив, как торчащий из под её плаща кончик меча проследил за ним вплоть до того момента, пока он не остановился и не сел на самом берегу реки.

Цири невольно расслабилась, хотя не теряла бдительности преждевременно.

– Я ведь дал слово Геральту. А слово я держу. И Геральта уважаю. Ведьмак я или кто? Есть у меня кодекс, в конце концов, или нет?

– Кодекса не существует даже для Геральта, что уж говорить… о других ведьмаках, - бросила Цири.

– Только познакомились, а ты уже предвзятого обо мне мнения, разве это справедливо?

– Вырезать всю деревню – это, по-твоему, справедливо?

Решив не дожидаться, когда Гаэтану наскучит сверлить взглядом горизонт, Цири зашуршала одеждой, желая как можно скорее одеться и уйти. Говорить с ним ей так же не хотелось, но колкие фразы вырывались сами собой. Вот что в действительности сможет сыграть со мной злую шутку. Язык без костей, а не оголённые конечности.

– Ах, вот оно что, – сладко протянул кот, сверкнув в её сторону глазами, – ну а сам Геральт, что, не рассказывал тебе о своих подвигах?

Цири стояла к нему спиной, всё ещё скрытая плащом и спешно натягивала штаны. Она выразительно молчала, отказываясь вестись на его провокации.

– Конечно рассказывал, глупый вопрос, – ответил за неё Гаэтан, – только вот он, конечно, не кажется тебе омерзительным, верно?

Снова тишина.

– Вееерно. Повезло ему, паскуде. Какую бы херню не совершил – всё то ему с рук сойдёт, да? Всё ему простишь? Да ещё и пожалеешь? Братское плечо подставишь, мягкими ручками приласкаешь?

Цири чувствовала, как тот таращится на её спину и ждёт ответа. Глупо с его стороны. Что бы в себе не скрывал этот мужчина, Цири не хотела в это вмешиваться. Она без особого изящества надела блузку и собиралась было уже уйти, но следующие слова Гаэтана заставили её остановиться:

– Цири, ты ведь не согласна с ним. Ты поступила бы по-другому. Со мной. Ты бы попыталась убить. Твоё отвращение ко мне можно мечом рассекать, – он говорил медленно, будто угрожая. Будто она действительно когда-то уже пыталась его убить, и он вернулся мстить.

Вдруг ведьмак вскочил на ноги и начал приближаться к ней медленно, не торопясь, уверенный, что она не убежит.

Цири действительно не собиралась. Она осмелела, адреналин хлынул в кровь и, по крайней мере, она оделась и теперь могла дать какой-никакой отпор.

– Просто любопытно. Почему люди выбирают из двух зол. Что толкает их благосклонно относиться к одному, а не к другому, даже если разницы нет. Ведь по тяжести грехов мы с Геральтом, пожалуй…идём вровень.

Цири захотелось рассмеяться и отдать коту должное – самоирония важная и спасительная часть характера. Но тон, с которым тот произнёс последние слова говорил сам за себя – он не шутил.

– Вы вовсе не равны, – фыркнула девушка и, посерьёзнев, добавила, – Важны мотивы, предыстория и причины. Геральт никогда не убьёт просто так.

– В жопу мотивы, – отмахнулся кот, – важны последствия, а значит – мёртвые люди. Скольких убил Геральт? А скольких я? Не удивлюсь, если он меня переплюнул.

– А скольких ты спас, а? – девушка не на шутку разозлилась, – Я скажу тебе – в этом он тебя тоже обошёл. Ты сравниваешь себя с Геральтом, но не по тем параметрам.

– О, некоторые параметры я даже не беру в расчёт, – кот неприлично улыбнулся, – Куда мне тягаться с такой…выдающейся наружностью.

Цири подивилась, как внезапно Гаэтан свернул с темы, в очередной раз всё извращая. Как-будто без этого жизнь не мила.

– Я бы на твоём месте нашёл кого-нибудь… помоложе. Ты хоть знаешь, сколько ему на самом деле лет?

Девушка возмутилась, невольно краснея:

– При чём здесь это?

– О, так возраст не помеха?

– Да я не… я вообще не…Не лезь не в своё дело! – хуже, чем сейчас, кажется, быть не могло. Ей хотелось треснуть по невыносимо довольной морде кота за то, что он издевается, за то, что она это понимает и всё равно ведётся на эти глупости.

– Знаешь, ты могла бы отнестись к моим словам хотя бы вполовину не так серьёзно, но, видимо, это выше твоих сил. Что такое, девочка, я задел за живое?

Она отвернулась. Только этого ей не хватало. Сейчас бы какой-то грубиян копался в её чувствах, когда она сама не всё раскопала. Цири поняла, что краснеет ещё больше и вспыхнула вдвойне, раздосадованная на себя за то, что до сих пор, почему-то, стоит здесь. Почему она всё ещё не ушла?

– Ясно, так и есть, – хмыкнул Гаэтан, но тон его был скорее печальным, чем издевательским. Цири не поспевала за его эмоциональными качелями, – Так что же, в чём дело? Люди терпят гнусности друг от друга, прощают непростительное, ещё и ярлык жертвы навесят, но другого за те же самые вещи готовы сожрать с потрохами. Неужели любовь настолько ослепляет? – Гаэтан изобразил на лице улыбку, окрашивая безразличием свои слова и прежде, чем смог себя остановить, добавил: – И где заканчивается эта грань терпения, пересечение которой даже самые близкие не смогут нам простить.

Она повернулась и пристально смотрела ему в глаза с минуту ожидая, когда дрогнет хоть один мускул на его лице. Но этого не случилось. От бахвальства и спеси не осталось и следа, теперь он представлял из себя терзавшимся чем-то, известным только ему одному, человека. Уже не кота.

Выйдя из оцепенения, она резко сказала:

– Слушай, ты выбрал не того человека под носовой платок. Я…не могу тебе помочь.

Она развернулась и направилась в сторону города, когда услышала позади себя тяжёлый, но уже более знакомый наигранный вздох. Маска вернулась на своё место.

– Может быть, это я хочу тебе помочь, глаза открыть, – с обиженной улыбкой кинул он, – Чтобы ты не повторяла чужих ошибок. Подумай, девочка.

– Ты не знаешь, о чём говоришь, – ответила Цири не оборачиваясь.

– Скорее это ты не хочешь знать, о чём я говорю. Отрицать свои чувства, это так по-женски!

Цири на мгновение остановилась, переваривая услышанное, и зашагала быстрее, переполненная негодованием и смущением одновременно. Что он вообще понимает? Какого он возомнил, что знает о Геральте, о ней самой, и зачем устроил этот “я понимаю ваши чувства лучше, чем вы” спектакль? Однако, вопреки её убеждениям о некомпетентности Гаэтана в подобных вопросах, последняя его фраза заставляла позорно, с поражением краснеть. Скрывать свои чувства? Ничего подобного. Геральт знает о её чувствах к нему.

Знает достаточно.

Столько, сколько нужно.

Сколько она позволяет ему узнать.

Цири с силой прикусила щеку, задумавшись.

Она упорно закрывала глаза на изменения, происходящие с её отношением к ведьмаку, она отбрасывала эти мысли всё дальше, зарывала их глубже в надежде, что они исчезнут сами собой и ей не придётся принимать их и разгребать последствия. Но с каждым днём они лишь копились, набирали силу и, очевидно теперь, пустили корни. Сложно было не обращать внимание на то, что буквально кричит о себе очередным “взгляни”, “приблизься”, “дотронься”.

Цири резко затормозила, осознав, что шла слишком быстро, настолько, что начала запыхаться. Несколько глубоких вдохов не помогли, голова закружилась и девушка опёрлась спиной о дерево. Она зажмурилась.

Был ли теперь смысл пытаться понять, как она могла допустить такую оплошность, если оплошность уже допущена. Ошибка сделана и теперь, признав всё, что было трудно признать, встретив Геральта в следующий раз она не сможет увидеть в нём только друга, спутника или учителя.

Статус ведьмака официально обрёл совершенно другие оттенки.

***

Её нет слишком долго.

Геральт сидел на коленях возле печи и ловил последние мгновения спокойного, тихого вечера перед тем, как в корчму ввалится толпа народа, буйного и неугомонного, игнорировать которую будет довольно сложно. Геральт хотел успеть поесть до этого момента и, возможно, уснуть, ибо ещё до рассвета у него был запланирован выход в лес, к бесовой пещере. И, вообще-то, он не хотел заканчивать вечер в одиночку, а потому просто ждал.

Но её нет уже слишком долго.

Ведьмак полагал, что Цири пошла на тот берег, который сам ей показал, описав все его преимущества. Не желая рассердить её и в последствии быть обвинённым в нездоровой опеке, он заставил себя сидеть на месте.

Цири вернулась до того, как уровень его тревоги достиг предела.

Девушка тихо зашла в корчму и зависла на входе, уткнувшись взглядом в пол. Ведьмак хмурился, наблюдая, как она проводит ладонями по лицу, поднимает его к потолку, снова опускает, сцепив ладони на шее и только потом встречается с ним глазами, вздрогнув от неожиданности. Она вымученно улыбнулась:

– Привет, Геральт. Думала, здесь никого.

Геральт смотрел, как она подошла и села рядом, плечом к плечу, обхватывая колени руками.

– Всё в порядке, я просто заснула. После купания, прямо на пляже.

Ведьмак забеспокоился ещё больше. Вряд ли вечерний сон сделал её такой подавленной.

– На том пляже, который я тебе показывал?

– Да. Кстати, он уже не такой безызвестный, как был, увы.

Он почувствовал, как на его плече аккуратно пристроилась серая макушка, тяжесть которой удивительно успокаивала.

– О чём ты?

– Гаэтан нашёл его.

– Там был Гаэтан?

– Да, – Цири ещё больше привалилась к нему, ёрзая головой, но не успела она отыскать удобное положение, как Геральт развернулся всем телом и посмотрел прямо на неё:

– Когда ты купалась?

– Нет, когда проснулась, - она рассеяно хлопала глазами, пока ведьмак сверлил её своими.

– Он тебя обидел?

– Нет.

– Хотел обидеть?

– Да знаю я, что ли, чего он там хотел?

Не дождавшись реакции, Цири цокнула языком и притянула его обратно, возвращая всё на свои места:

– Пожалуйста, не бери в голову.

Ведьмак ничего не ответил, но после долгой паузы всё же спросил:

– Мне поговорить с ним?

– Ты невыносим.

– Набить морду? Знаешь, засунуть руки в одно место — это сложно, но теоретически…

Девушка прыснула со смеху, но тут же подавила его.

Он не хотел мучать вопросами, но чувствовал, что должен был сказать:

– Если что-то случится, что-то серьёзное, если тебе нужна будет помощь, Цири, пообещай, что сначала расскажешь мне, а только потом побежишь решать.

– Обещаю.

– Связанное с чем угодно. Да?

Цири молчала дольше, чем нужно было, поэтому её «угу» Геральт воспринял весьма недоверчиво.

– Завтра, до рассвета, – начал ведьмак, – мы вернёмся к пещере. Посмотрим, учуял ли кто бесову тушу, если да – расправимся с ними, труп сожжём. Два зайца одним махом.

– Тогда нам нужно лечь пораньше.

– Именно.

Никто из них не сдвинулся с места. Геральт слышал, как к привычному запаху чайных листов к Цири прилип шлейф тины и мыла, и ему казалось, будто это знание делает его особенным. Он знал что-то о ней, о чём она сама не догадывалась.

– Эллана опять наготовила для нас разной вкуснятины… – попытался он.

– Угу.

Тишина не оглушала никого из них. Она объединяла, и ведьмаку страшно не хотелось её нарушать.

Он решился привстать, но был остановлен тянущей его обратно рукой. Цири смотрела на него снизу-вверх с какой-то непривычной тоской, не свойственной ей с самого начала их путешествия.

– Посидим так ещё, - попросила она, когда ведьмак опустился обратно.

***

Ночью пришли из Вызимы.

Геральта разбудили и одновременно заставили прислушаться обрывки громкого, беспокойного разговора, переходящего то на выкрики, то на неразличимый шёпот. В беседе участвовала, а точнее перебивала друг друга небольшая группа людей, пятеро или шестеро мужчин и тема их волновавшая не давала ведьмаку покоя.

–…да прямо по тропке!…

–…вернулся – ни жив, ни мёртв, ну, сам давай…

–…да еслиб не энтот звер – хер бы ноги унёс…

–…зови сюда своего убицу, решать надобно…

Ведьмак с досадой отбросил все возможности спокойно доспать сегодняшнюю ночь, но, он мог дать шанс Цири. Она же спала, словно под заклятием. Расслабилась.

– Пс, Геральт, – занавеска просвечивала лысую голову Соласа, тактично не решавшегося заглянуть за неё, – знаю, что не спишь уже и знаю, что слышал много…

– Да-да. Сейчас спущусь, – пробурчал ведьмак, избавив корчмаря от потребности упрашивать его присоединиться к разговору.

Геральт поднялся, абы как расчесал пятернёй спутанные волосы и, будучи уже в штанах, накинул рубашку.

Мужчины, их было пятеро, купцы, закусывали и выпивали в зале, что ближе к кухне и оттого далеко от их с Цири лежанок. Оккупированный стол, было заметно сразу, служил больше для кувшинов с крепким и стаканов, чем для еды. Выпивка для гостей была в приоритете.

За высоким, барным столом зевала Эллана, очевидно, обслужившая посетителей, Солас же стоял рядом с Геральтом, нисколько не бодрее своей жены:

– Ну-с, господа купцы, пожалуйте, Геральт Ривийский, убийца всяких разных богомерзких тварей, чудищ и…

– Видим, видим, – пухлый, уже лысеющий мужичок неприятно присвистнул, заметив ведьмака, – Как тут не заметишь, да, мужики? Много, видать, всякой всячины повидал, коли на всю голову седой. Но а сам-то ты, Гермонт Ривийский, к богомерзким тварям не относся?

Бледно-зелёный, морщинистый товарищ рядом с ним одобрительно гаркнул, но следующим высказался другой, со впалыми в череп глазами и беретом на голове:

– Всамделе, зенки то у тебя – страх, где энто видано, чтоб у людей такие были. Что это получаца, монстр подёт на монстра? А коли подружатся они, чего тогда?

– Не, перебьют друг друга, да и дело с концом, хе-хе, – лысеющий брезгливо сплюнул, продолжая сверлить Геральта слезливыми глазками.

– Полно вам издеваться, чушь городите вы, а стыдно мне за вас, – из-за стола поднялся невысокий крепыш с мощными руками и, будто слишком маленьким для такой большой головы, лицом, – Что тебе седина, Верни, а тебе, Гиряц, глаза по что сдались, а? Сказано – чудовищ убивает, значит, с ним дело и имеем…

– Да сделал он уже дело, заметили мы, – молчавший до этого, единственно молодой парень на всю компанию, исподлобья уставился на ведьмака, – Рассказали нам уже, как ты свои обязанности выполняешь, ведьмак. Добротно, ничего не скажешь. Только говно за собой убирать тебя, видимо, не научили.

Итого пять пар неравнодушных глаз пытались просверлить в Геральте дыру, словно ожидая, что в ином случае из него вот-вот полезут щупальца или вырастут драконьи крылья. Просто чудесно.

– Приятно было с вами побеседовать, – сухо начал ведьмак, – было бы, конечно, лучше, если бы хоть одно из тех многочисленных слов подсказало бы мне суть проблемы. Давайте я помогу вам, поскольку кое-что успел услышать: вы ехали из Вызимы мимо тропы, уводящей к пещере Беса и, похоже, вы видели его тушу и что-то ещё, что вас взволновало. Для начала - на кой хрен вы туда попёрлись?

– Вон, у энтого спроси, показалось ему чаго-то там, вот и понёсся.

– Ничё не показалось мне, сами знаете! – возмутился молодой, – Из Вызимы мы ехали, верно говоришь, ведьмак. Деревенька по пути сожжена, о чём не знал никто, думали остановиться там, а становиться и негде, пришлось прям в ночи ехать. Паршивое дело, я скажу, ночи теперь жуткие…

– А када они другими были, скаже тоже, – перебил в берете.

– И то верно. Тащемта, подъезжаем мы к злополучной тропке, телега с товаром, три лошадки, и, я тебе скажу, этой тропки я бы не заметил даже, если б вглубь туда, ну, к пещере этой, поперёк большака не проскользило что-то такое, знаешь, будто хвост здоровенный. Ну я и пошёл проверить!

– Дебил, чесслово, – крепыш устало тёр лоб, облокотившись на стол, – Крокодил, говорит, пополз! Я рта раскрыть не успел, он уже в кустах скрылся. Дебил, слов нет.

– Я те сказал уже, дядь, еслиб всамделишный крокодил был, ты б меня на руках носил. Я же как лучше хотел… – крепыш-коротыш осадил того «молчи лучше» взглядом, что, конечно, не сработало, – Ну не знал я, что они тут не водятся и не могли водиться! Но ведь похож был, голову на отсеченье кладу!

– Да ты в потёмках роднёхую мамку от жальницы не отличишь, мало чё там ползти могло, стоит жизь клокодиволой кожи разве? – снова встрял в берете.

– Вот и стоит! Рынок не знаешь будто, Гиряцик. За одного крокодильчика разве что вторую жизнь купить нельзя, так только её и нельзя, всё остальное – запросто, да в сколь угодном количестве…

– Ладно, я понял, – Геральт поставил перед ними табурет и сел на него, уперевшись локтями в колени, – цену крокодиловой коже никто не умаляет. Пошёл ты, молодой купечик…

– Шоффэ.

– Шоффэ, – кивнул ведьмак, – пошёл ты следом, к пещере, и кто же там был, вместо крокодила?

– А вот хер его знает. Кто-то, кто труп твоего Беса доедал. Как щас в ушах это клацанье стоит, аж дрожь пробирает. Я уж разглядывать не стал, ломанулся обратно. А када мы уже все вместе, с телегами, с моего крику погнали коней вперёд, я на секунду обернулся – не было погони. Бес этой тварюге милее был.

– Ох ё, а ведь могли в городочек к нам провести, чё было бы, ох ё… – заропотал Солас тихонько, стараясь не обращать на себя внимания.

– Ты нам скажи, ведьмак Гервонт, кто это был, – Геральт размышлял, пытался ли лысый его разозлить, или действительно не расслышал имя, – Кто-то с крокодильим хвостом, падальщик, прямо твоим трупиком, любезно тобой оставленным, лакомился. Удачно то как! Всамделе думать начинаешь, не заодно ли вы, монстряки все…

– Отставить предубеждения! – встрепенулся крепыш, Верни, ты… молчал бы уже, ну! А вы, господин Ведьмак, лучше сходите туда, разберитесь, коли уж профессия у вас такая.

– Шоффэ, хвост этот не был раздвоенным или, может, на конце ты заметил шипы?

– Ничё такого не видел. Далеко же было, да и… тьфу ты, ведьмак, о чём спрашиваешь, я вообще подумал на крокодила. Может, то и не хвост совсем был.

Геральт оглядел сидящих. То ли горячительное подействовало, то ли откровенность задобрила – теперь же у ведьмака должны были вырасти не ужасающие драконовы крылья, а меч праведный, коим он порядок навести должен. Ещё лучше. Один только толстяк не спускал с него недоброго взгляда.

– Понял я, многоуважаемые торговцы, – сказал он, вставая, – Схожу с рассветом, узнаю, что за диковина там такая, которая за добычей не стала гнаться. Есть у меня предположения.

– С рассветом, говоришь? – крякнул недоверчивый, – Спаться то тебе спокойно будет? Тут у города чудище водится, а он рассвета, говорит, подождёт. А чего торопиться, в полнолуние, через пару дней, давай, ха-ха, ну даёшь, Гервонт…

– Да, мать твою, Геральт, исправь ты его уже! Что ты за терпила такой. Я с первого бы раза всёк, – из дальнего угла обеденной на свет вышел Гаэтан, прошёл под любопытные взгляды мимо стола, и встал рядом с Геральтом.

– Не спится тебе, Гаэтан? – Только вот тебя здесь не хватало.

– Уснёшь тут с вами, – Заварушка намечается, да без меня? Хрен там.

– Ядрёна вошь! – Гиряц подскочил, вытаращив на обоих глаза, – Ищо возьмак один! Да что энто за корчма, так её раз так! Пучкованием они тут множатся, чё ли?!

– А говорят, встретить хоть одного ведьмака – большая редкость, а тут вон как, аж двое стоят, глазами сверкают, – пробубнил крепыш, почёсывая затылок.

– Ха-ха, ведьмаков то двое, а толку от них – с гулькин хуй! Вы бы хоть друг за другом подтирали бы. Один обосрался, второй подтёр – продуктивный союз, хе-хе!

Гаэтан прищурился, смотря на Геральта. Тот покачал головой, но кот уже повернулся и подошёл к слишком языкастому Верни.

– Продуктивный союз - это твой рот с мылом, мудила. Кстати, – кот ловко достал клинок и как будто невзначай провёл им по столу в считанных сантиметрах от пальцев Верни, те в тот же миг дёрнулись и спрятались под стол, – Его зовут Геральт, а меня – Гаэтан, как думаешь, запомнишь? А лучше повтори.

– Больно нужно мне ваши имена запоминать, выродки…

– Верни-Верни, – ласково пожурил кот, после чего резким движением схватил мужчину за жиденькие волосы, фиксируя голову, и приставил клинок к щеке, остриём точно у глаза, отражавшим, словно зеркало, кончик кинжала.

Послышался общий испуганный вдох. Геральт скрипнул зубами.

– Знаешь, почему я не выбрал твою шею в качестве мишени? На ней слишком много жира, сперва один подбородок рассечь, потом второй, а может и третий. Словом, пока доберёшься до горла – много времени уйдёт, которое я не хочу на такое говно как ты тратить. Поэтому глаз. Два глаза, на два наших имени, если повторишь неправильно. Ну же, не робей…

– Гаэтан… – Геральт сделал движение в их сторону, но был остановлен метнувшимся яростным взглядом.

Прижатое лезвие слегка сместилось из-за его телодвижения, отчего Верни слабо пискнул.

– Ты воняешь страхом… – протянул кот сквозь зубы, – Я жду.

Верни сглотнул. Вместе с ним пытались сглотнуть напряжение все присутствующие. Эллана стояла за стойкой, похоже, пытаясь перекрыть себе кислород, прижимая ладони ко рту.

– Га…Гаэ…тан.

– Ха-ха, умница! – кот медленно переместил клинок с одного глаза и почти упёр его ко второму, – и?

– Геральт, – хрипнул Верни.

Гаэтан сладко улыбнулся, но отнимать лезвие не спешил. Геральту на мгновение показалось, что тот не сдержится и таки наделает пару дырок, но Гаэтан вскинул руку с кинжалом, отодвинулся и отпустил волосы несчастного, вспотевшего торговца.

Вся обеденная облегчённо выдохнула.

Геральт был другом в этом городе, был другом в этой корчме и легко было представить, чем для него обернулась бы выходка кота. Возможно, им пришлось бы драться друг с другом. Возможно, купцы кинулись бы на него тоже, и ему пришлось бы драться со всеми. Драка закончилась бы чей-то смертью. Народ Каррераса, как и любой другой, не стал бы искать виноватых, спихнув всё на чужеземного «выродка», и им с Цири пришлось бы уехать и никогда не возвращаться.

Гаэтан поразительно усложнял ему жизнь.

– Не так уж и сложно, да?

Все молчали.

– Ну, а теперь о другом, – не унимался Гаэтан, – Я что-то не слышал, о какой цене вы условились? Ведьмаки берут за свою работу плату, слышали о таком древнем обычае?

– Мне уже заплатили, – ответил Геральт.

– Тебе заплатили за Беса. А это – другой заказ. Не мне тебя правилам учить. Работа должна быть оплачена.

Геральт быстро прикинул, с какой стороны прольётся больше крови: от нежелающих платить купцов, если тот попытается их заставить, угомонив этим Гаэтана, или от самого Гаэтана, если продолжит с ним препираться и не сможет его убедить. Опять он вынужден выбирать.

– И не тебе меня учить за что брать деньги, а за что нет.

– Сегодня ты не берёшь их денег добровольно, завтра они не захотят платить тебе копейки. Завтра они скорее убьют тебя за них…

– Избавь меня от этой истории, я её знаю. Ещё я знаю, что было после, – ведьмаки стояли лицом к лицу, сверля друг друга ведьмачьими глазами. Никто, кажется, не собирался уступать, – Они ничего мне не должны. Это был мой выбор – оставить там труп и вернуться.

– Выбор, не выбор…

– Гаэтан! – рыкнул Геральт, терпение которого было на грани, – Это моё дело.

Тот молчал. Но после разочарованно вздохнул и пожал плечами:

– Ладно. Твоё дело, я понял, – он повернулся и обратился к притихшим, как мыши, постояльцам, – Что ж, друзья, не серчайте! Я бываю излишне вспыльчив временами, ну вы знаете, одно из последствий ведьмачьих мутаций. На мне оно сказывается ярче, чем на других. Возможно. Проверять не советую. Ну, а коли вопрос улажен, пора и по койкам?

Никто ему не ответил.

Но Гаэтана это совершенно не смутило.

– Согласен с вами, тоже устал говорить. Ну, бывайте! Ещё свидимся, – он махнул рукой и, как ни в чем не бывало, вышел из корчмы.

Гробовую тишину нарушил крепыш:

– Что делается… Человека чуть не убил, а ходит, как будто и надо так, разве что не присвистывает. Бесчувственные, говорят, жестокие ведьмаки. Не врут, кажись… – он осёкся, испуганно глянув на Геральта.

– Я вам зла не сделаю, а он… Хотел бы сказать, что ручаюсь, но не могу.

– Поговорить может с ним надо, как ведьмак с ведьмаком? – пролепетал Солас.

– Не о чем с такими говорить. Такие только один язык понимают, ясно какой, – Шоффэ отхлебнул из стакана.

– Корчмарь, твоя халупа, ты разбирасся! – всплеснул руками Гиряц, – Не хочим мы с такими под одной крышей спать, хлеб преломлять.

– Мало ли чего мы хотим, – выступил крепыш, – Вот я чего думаю: мы здесь долго не задержимся. Дух переведём, да двинем дальше. Ну неужто мы одного двинутого не потерпим? И не такие встречались. На большаке каждый второй кого-нибудь да убивает, – он вышел из-за стола, – Тебе, Солас, спасибо за кров и еду, мы монетой не обидим, будем вести себя тихо. Вам, мастер Ведьмак, желаю удачи.

Геральт кивнул и обратил внимание крепыша на бледного, разучившегося двигаться, Верни.

– С ним впервой такое? – тихо спросил ведьмак.

– Ну, – подтвердил тот, подходя ближе, – Любит горячо высказаться, да вот отдача всегда миновала, каким образом – сам не знаю.

– Могу скомпоновать ему трав. Успокоительных.

Крепыш отрицательно покачал головой:

– С собой у нас. Мы ведь травками тоже торгуем, ну, в том числе. Посмотри как-нибудь, у нас всякого добра полно. Меня зовут Бертрам, или просто Берт. Будем знакомы.

Они обменялись рукопожатиями и Геральт, не желая дольше задерживаться, вернулся в свою залу.

Первое, что он увидел, отодвинув штору – два изумрудных камешка, прикрытых веками, следящих за тем, как он, почему-то, виновато улыбается и забирается на свою перину.

– Всё слышала?

Цири, укутанная в плед до подбородка, мотнула головой и хрипло сказала:

– У меня нет ведьмачьего слуха. Что случилось?

Геральт улёгся на спину, заложив руку под голову. Цири повернулась на бок, чтобы иметь возможность видеть его.

– До рассвета несколько часов. Поспи ещё немного, потом я всё расскажу.

– Что-то серьёзное? – тон её выдавал полное отсутствие интереса к ответу, но явный интерес к предложению о сне.

– Можно и так сказать. Но я никуда не пойду посреди ночи, и тебя не пущу.

Геральт последовал её примеру и перекатился на бок, лицом к лицу. Они лежали в метре друг от друга и это расстояние вытянутой руки казалось Геральту недосягаемым.

– Тебе лучше знать, – Цири широко зевнула, не посчитав нужным прикрыться, чем вызвала цепную реакцию. Она сонно улыбнулась. Закрыла глаза и констатировала: – Ведьмаки умеют зевать.

– Представь себе, – хмыкнул Геральт.

– Кошки постоянно зевают, – пробормотала девушка, – в детстве я часто с ними возилась и любила засовывать пальцы им в рот… но они этого не любили…

– А кому бы это понравилось.

– Можбытебе.

Геральт не стал переспрашивать. Вдруг ответит.

Он смотрел, как она засыпает, как её дыхание замедляется, лицо разглаживается от мелких, совсем не заметных, морщинок, на её приоткрытый рот и мягкие, гладкие губы, как в их углу начинает блестеть скапливаемая слюна.

Геральт бесшумно сел и сглотнул. С силой потёр глаза. Остаток ночи он проведёт в медитации.

«Да, может быть.»

========== 5. ==========

Утро для Цири началось, во-первых, невообразимо рано, что, хоть и не было необычным, было крайне неприятным, во-вторых, с мягкого поглаживания лодыжки. Геральт, по его же словам, будил её таким образом уже какое-то время, прежде чем она проснулась. Он стоял на стремянке, так, что Цири видела только торчащие у её ног плечи и голову. И измождённое лицо. На вопрос о том, спал ли он после разговора, он ответил, что медитировал и, попросив её спускаться, спрыгнул сам. Цири не успела спросить, в чём была срочность медитировать именно тогда.

Они молча поели, самостоятельно разобравшись на хозяйской кухне, и после некоторых приготовлений, носящих больше подстраховочный характер, выехали к пещере.

По пути Геральт вкратце рассказал о приезжих купцах и о том, что их взволновало. Прежде, чем он успел сделать выводы по твари, Цири уже пыталась восстановить в памяти всё, что знает о драконидах.

– Можно подумать на любого хвостатого, – говорил Геральт, – но судя по всему, это либо вилохвост, либо ослизг. Но ни один из них на сто процентов не подходит под наш случай. Первый вариант объясняет, почему не было погони. Вилохвостов люди редко интересуют, тем более, когда под носом есть еда. Второй вариант больше подходит по внешнему описанию и повадкам. Словом… разведаем обстановку. Нужно знать, с чем мы имеем дело.

То, что дело предстоит иметь не с ослизгом, не с вилохвостом, не с любым другим драконидом, стало понятно практически сразу.

Первые следы появились на перепутье к лугу с пещерой. Неровные, жирные, витиеватые линии из дорожной пыли выпрямлялись и превращались в одну широкую полосу примятой травы, что уходила вглубь.

Поначалу можно было подумать, что кто-то катил перед собой тяжёлую бочку, поскольку ботинки Шоффэ отпечатались прямо на этой примятости. Двигаясь глубже мимо кустов, Цири всё больше недоумевала, ибо никаких других следов не было вообще. Либо она их не замечала. Геральт настороженно шёл впереди и, кажется, недоумевал не меньше Цири. Это её позабавило.

Только тогда, когда они вышли на поляну, стало очевидно, кто обжил это место.

Ведьмак замер и жестом остановил девушку. Рука его потянулась к мечу за спиной, но так и замерла, только коснувшись рукояти. Его глаза были закрыты, казалось, он пытался что-то услышать. Бес лежал на том же месте, где они его убили, разве что теперь от этого монстра осталась всего лишь половина вчерашнего. Цири молча, избегая любых движений, разглядывала огромные рытвины на земле, которые отсутствовали ещё вчера. Природу их происхождения она поняла не сразу. Ямы напомнили ей подземные кротовьи ходы и зацепившись за эту мысль, она вдруг осознала, что уже сталкивалась с подобным.

Цири напряжённо сглотнула. По спине прошёлся скользкий холодок страха, представляющийся теперь жалкой пародией на тот ужас, что она уже испытывала однажды, давно, в детстве. Возможно, от того Геральт повернулся к ней и смотрел так выжидающе, сочувствуя. Ждал, поймёт ли она, и вспомнит ли.

Цири помнила.

Медленно раздвигающуюся траву чем-то ползущим прямо в её сторону, чем-то слишком огромным для змеи и для любого другого ползающего существа, что знала маленькая Цири; жёлтые, крючковатые лапки, коих притупившаяся память рисовала миллионы и бесконечное в длину туловище. На борьбу Геральта с этим монстром она уже не могла смотреть. Уже намного позже, обучаясь в Каэр Морхене, она читала про них в Бестиарии.

Ведьмак пришёл в движение и Цири вслед за ним, быстро взяв себя в руки:

– Геральт, что ты… подожди, она же чувствует…

– Она бы уже напала, – он подошёл к Бесу и, сложив руки на груди, рассматривал, – да и я тоже чувствую. Она бы заметила нас ещё на дорожке, начала бы двигаться, а эти колебания заметил бы уже я.

– И как это возможно? Её что, здесь нет?

– Есть. Наверное, есть, – Геральт задумался, водя глазами по туше, – Есть тип сколопендр, которые охотятся только ночью. Днём их не достать. Очевидно, эта одна из них.

Цири пыталась понять, что высматривает Геральт и невольно сама пришла к некоторому выводу. На костях и шерсти были заметны следы её кислотных выделений, пачкающие отвратительной, густой жижей. Запах стоял невыносимый, смешивая в себе выделения сколопендры, её экскременты и тонкий шлейф гниющего мяса. Но самое важное, что она заметила - для двух сколопендр, несмотря на невероятные размеры трёхглазого, сожрано было слишком мало, значит, особь была одна. Одна, но значительно больше типичного представителя своего вида.

– Пойдём, – Геральт бросил последний взгляд в сторону пещеры, развернулся и пошёл к тракту.

Цири неуверенно потопталась на месте, но потянулась вслед за ведьмаком, сбитая с толку.

– Мы уходим?

– Что мы ещё можем сейчас сделать?

– Я не знаю, – растерялась Цири, – ты ведьмак, ты мне расскажи. Мы просто так всё оставим?

Геральт усмехнулся:

– Ещё раз, что ты предлагаешь?

Цири раздражённо молчала. Ведьмак, похоже, услышал её раздражение, потому что остановился, от этого девушка ткнулась в него, задев плечо. Его раненое плечо. Геральт дёрнулся, но сохранил лицо, непринуждённо повернувшись к ней.

– Мы определили существо, нашли ему доказательства, выяснили, в какое время на него лучше охотиться. Мы обсудим план, тактику и дождёмся ночи. Это всё. Мы не можем решить эту проблему прямо сейчас, а если бы могли – не стали бы, потому что не готовы.

Геральт выжидающе посмотрел на неё и, дождавшись лёгкого кивка, пошёл вперёд.

Они вернулись в корчму с рассветом, лучи которого с немалым трудом пробивались сквозь плотный слой тумана, а достигая земли – уже не имели никакого эффекта. Цири, прежде, чем добралась до долгожданной печи и смогла прогреть кости, успела неоднократно упрекнуть Геральта в том, что тот о ней не заботится, поскольку не побеспокоился о том, чтобы она взяла плащ. Геральт же отвечал ей тем, что она тоже не особенно интересуется его больной рукой.

– А тебе и не нужна моя помощь. Ты ведь и сам справишься, так ты сказал? – издевалась девушка, но когда ведьмак спустил с мансарды предметы для перевязки, Цири без слов занялась его раной.

Впрочем, та уже не нуждалась в слишком тщательном уходе. Она покрылась плотной, бордовой коркой и, тем не менее, всё же доставляла Геральту не малую боль при попытках использовать руку в целях чуть сложнее, чем надеть или снять штаны. Цири же заметила это, когда обратила внимание на его причёску, если спутанные, давно не чёсанные пряди можно было так назвать.

– Ещё не гнездо, но уже скоро. Почему ты не соберёшь их в хвост, как обычно?

Вообще-то ей нравился этот беспорядок на голове, как и распущенные волосы. Это придавало ему ещё большую дикость, как будто кошачьих глаз и мечей за спиной было недостаточно. Она задумчиво разглядывала его, уже забыв о своём вопросе, пока они сидели рядом за столом, ожидая Эллану с её вкусностями, но включилась, когда он всё же ответил: «Я не могу задержать руку в таком положении, не шипя от боли… то есть… могу, но это неоправданно, лучше я сохраню эту возможность на вечер. Поберегу силы.» Цири уставилась на него в упор. После чего встала, остановилась за его спиной и, выудив из миниатюрной сумочки, что всегда носила на поясе, маленький гребень с редкими зубьями, принялась аккуратно и медитативно его расчёсывать. Она брала небольшие прядки, сжимала их у корней и чесала, пока гребень не начинал скользить по ним без запинок. Прошло достаточно времени. Эллана успела принести еду, поболтать с ними о ночном инциденте, уйти, а Цири всё пыталась добиться идеальной гладкости. Геральт, ну точно кошка, наклонял голову в разные стороны, подставляя её под расчёску, преследуя какую-то свою цель. Возможно, он тоже получал удовольствие. Цири получала. Отложив гребень, она провела ногтями по коже головы, пустила волосы сквозь пальцы, собирая их в хвост на затылке. Отдельные локоны упорно выпадали из общей кучи и ложились на скулы и глаза ведьмака. Геральт протянул ей плетёную верёвку и Цири ловко скрутила ей собранный хвост.

Она села напротив и, оценив свою работу, слегка смутилась, насколько привлекательно тот выглядел благодаря всего лишь собранным волосам и изящным тонким прядям, обрамлявшим его лицо.

– Так-то лучше, – с искусственным безразличием бросила девушка, смущённо уткнувшись в свою тарелку.

Ведьмак неопределённо пробубнил «спасибо», и всё внимание обратил на еду.

Это было чуточку обидно.

Корчма в раннее утро была ещё более тихой, чем обычно, когда хотя бы Эллана создавала иллюзию жизни с помощью возни на кухне и исходивших оттуда звуков. Но теперь она ушла возиться со скотом, Солас был в полях, а где были в это время постояльцы – оставалось загадкой. В конце концов, набив животы, они и сами вышли из трактира, решив начать подготовку на их условно тренировочной площадке.

Цири была рассеяна. Например, она знала об инсектоидах больше, чем об остальных типах в Бестиарии, но она с трудом смогла выдавить из себя даже самое основное по чудовищу, что их интересовало:

– Гигантская многоножка с твёрдым хитиновым панцирем и острыми жвалами. Обитает в лесах, роет подземные ходы, в которых живёт и жрёт всё, что может сожрать. Бесом не побрезгует. Почти не видит, но реагирует на колебания земли. Люто прыткая, плюётся кислотой. Любыми способами нужно постараться замедлить её… бомбой, например. Ведьмаки используют Ирден. Масло на меч… концентрация… – Цири тыкалась носком ботинка в землю, находя это занятие едва ли не более занимательным, чем их разговор. Солнце медленно, но неизбежно начинало припекать, туман рассеивался и постепенно об утреннем холоде напоминал только плащ, сброшенный Цири походу дела. Она пыталась сосредоточиться, делала глубокий вдох и на выдохе отвечала на вопросы. Но внимание неизбежно рассеивалось и стоило мысли самую малость зацепиться за что-то, не имеющее отношение к делу, как сознание моментально и бесконтрольно давало развитие.

Она кидала на Геральта короткие взгляды и ей казалось, что если тот поймает хотя бы один, то всё узнает, заметит, что она смотрит на него именно так, как рискнул и он сам. Совсем недавно, когда она впервые промывала его плечо. Цири никогда не забудет этот вызов, горящий в его глазах, перекрывающий ей кислород и оттеняющий что-то животное, отчаянное в нём, что не выделялось, мелькало за поволокой, но чувствовалось явно, бескомпромиссно. Только больше подобного не случалось. А ей смертельно хотелось поймать этот взгляд снова, почувствовать край и повторить это падение, поддаться ему и не отступить в этот раз, и не дать увернуться ему самому, заставить их обоих принять то, что скрывалось в них, ощутить, наконец, эту неизбежность чего-то, что должно произойти, обязано произойти, чего-то, что предначертано им, предназначено обоим, чего-то, чего-то…

– Цири?

– Да? – она вздрогнула от голоса, посмотрела на него, посмотрела на свой ботинок, которым таранила землю и почувствовала, как ноют пальцы на ноге из-за предыдущих движений.

– Что случилось? – он настороженно подошёл к ней.

– Что?

– Мой медальон вибрировал.

Она сухо сглотнула и бросила хмурый взгляд на его грудь, делая вид, что не понимает, на что тот мог реагировать.

– И ты не отвечала мне, – продолжил он, внимательно всматриваясь в девушку, – Ты будто отключилась… Ты ничего не ощутила?

«Ничего не ощутила!» усмехнулась про себя Цири. Как ему объяснить, что она почувствовала слишком много для себя одной, столько всего, что, кажется, не уместилось в ней и вышло наружу слабым потоком магии. Чёрт пойми, что с ней происходит. Она в достаточной мере контролирует свою Силу, чтобы не допускать подобного, но сейчас энергия будто просочилась сквозь маленькую трещинку внутри неё.

– Я что-то… почувствовала, – она слышала свой голос будто со стороны, глухой и блеклый. Она не смотрела на Геральта, но та, что слышала – смотрела, и заметила, как тот поменялся в лице. Из беспокойства выглянула нерешительность. Всезнающая неуверенность.

«Он поймает мой взгляд и всё поймёт.»

Вспышка адреналина вернула Цири в себя. Чувство страха и стыда. Она тряхнула головой и натянуто улыбнулась:

– Немного задумалась… Ничего страшного. Прости.

Геральт молчал какое-то время, не спуская с неё глаз. Казалось, прошла по меньшей мере вечность, прежде чем он заговорил:

– Ты уверена? Просто, если что-то не так с твоей магией…

– Всё… в порядке, – Цири запнулась, голос немного подрагивал, но она старалась это скрыть, – Правда. Я понимаю, почему ты беспокоишься. Всё в порядке, такое бывает, уже бывало, я знаю, что это… Всё под контролем.

Они ещё долго смотрели друг на друга. Геральт - недоверчиво и подозрительно, Цири - умоляюще. И умоляла она не продолжать этот разговор сейчас. Даже если он ей не поверил. И ведьмак понял её правильно, постепенно вернувшись к насущной проблеме, за что получил от девушки благодарную, но гораздо больше облегчённую улыбку.

«Отрицать свои чувства, так по-женски!»

Токсичный голос кота засел в её голове и эта колкая фраза назойливо крутилась в ней, периодически напоминая о себе, несмотря на то, что она уже ничего не отрицала. По крайней мере от самой себя.

Больше Цири не позволяла себе таких выходок. Она всё ещё была слишком не собрана, от чего получала замечания, но больше не давала своим мыслям свободы.

Сам кот застал их перед разминкой. Геральт проверял подвижность своей больной руки, Цири наблюдала за ним со стороны, облокотившись о колодец.

– Готов поспорить, – ехидничал Гаэтан, – будете тренировать скорость переката, увороты и полупируэты?

Можно было подумать, что догадка, чему они собирались посвятить время, была случайной, но самодовольство, прущее из него, говорило скорее о том, что он точно знал, для чего они будут тренироваться.

– Ты поразительно догадлив. Сомневаюсь, что это случайность, – Геральт остановился, заметив, что Гаэтан встал совсем близко к Цири, хоть и не обращал на неё внимания.

– Ты поразительно прав! – вернул ему кот, – Я, если ты забыл, тоже ведьмак, мне так же интересны всякие чудные диковины. Сложно было удержаться от разведки.

– Только воздержись от советов, – прищурился Геральт.

– Я и не собирался, чему я могу тебя научить! – льстиво улыбнулся Гаэтан, – Сказать по правде, я пришёл предложить помощь.

Цири, всё это время усердно игнорировшая голос под боком, слегка вздрогнула и широко раскрыла глаза. Геральт наблюдал, как она медленно и, как ей думалось, незаметно от Гаэтана, качала головой из стороны в сторону, сверля его взглядом.

– Я думаю, у нас достаточно сил, чтобы справиться со сколопендрой, – ответил Геральт.

– Не сомневаюсь, и всё-таки я настаиваю. Я давненько не практиковался! Мне хочется размяться.

Цири сжала губы и ещё сильней выпучила глаза. Забавное зрелище, которое Геральт с трудом проигнорировал.

– И всё-таки, придётся тебе отказать. У нас нет денег, чтобы нанять тебя.

Гаэтан усмехнулся тонкому замечанию.

– Знаешь, я всю ночь думал о нашем разговоре, ворочался, не спал, пытался понять твою позицию… и подумал, что пора и мне заняться альтруизмом!

– Я не занимаюсь альтруизмом… – Геральт закатил глаза, но дальнейшие объяснения кот прервал, оттолкнувшись от колодца и подойдя ближе:

– Не важно, не суть! Хочу, может, реабилитироваться перед подружкой. Обидно, что из нас двоих мерзавец именно я, только потому что не жертвую…

– Не только, – невнятно усмехнулась Цири в свою ладонь, чем обратила внимание обоих мужчин.

Геральт не дал ему среагировать:

– Оставь это. Ведьмаки работают в одиночку.

– О, правда? – хохотнул кот, вывернув шею в сторону стоящей девушки.

Тот не сразу нашёлся, что ответить:

– Технически, она не…

– Правда! – выпалила Цири и подбежала к ведьмаку, встав плечом к плечу, – В одиночку, а нас уже больше, чем нужно, заметил? Извини, для тебя просто не осталось места.

– Брось, красотка, – кот шельмовски улыбнулся, – Не поверю, что цех вдруг сделал исключение и взял под крыло девчонку.

– Сколь угодно не верь. Но везде есть исключения.

– Скажи ещё, что испытание травами прошла, знаки изучила?

– Мне и не нужно, – она пожала плечами, – у меня полно… других талантов.

Геральт словил многозначительный взгляд Гаэтана и так же безмолвно ответил на него предостерегающим.

– Значит, ты не владеешь основными ведьмачьми умениями, но мнишь себя ведьмачкой? С какой это стати?

– Основное ведьмачье умение – убивать чудовищ. Этим мы и занимаемся.

– Значит, просто машешь мечом? Способность ловить мышей не делает из тебя кота.

– Делает. А вот длинный хвост и острые уши – нет. В конце концов, даже ты одарён ими не с рождения, – Цири скрестила руки на груди и, как показалось Геральту, будто подтянулась к нему ближе, безотчётно ища поддержки.

– Спасибо за предложение, – сухо повторил ведьмак после паузы, – Нам не нужна помощь.

Гаэтан перекидывал взгляды с одного на другую, пока ему не надоело и пока ему, очевидно, не пришёл в голову другой вопрос:

– Значит, сегодня ты будешь сражаться наравне с Геральтом, как настоящий боец, да? – вопрос был задан Цири, но Гаэтан посмотрел на ведьмака.

Заметив это, она нахмурилась:

– А как иначе. Да, Геральт? – она чуть наклонилась, выискивая его взгляд.

– Мы ещё не обсуждали тактику, – ведьмак пытался выкрутиться, смотря в её зелёные, полные детской надежды, глаза и чувствуя при этом, как трещит чертовски тонкий лёд, по которому он ходит прямо сейчас.

– Да, – твёрдо сказала девушка, повернувшись к Гаэтану.

– Исчерпывающе, – тот широко улыбнулся, – Что же, раз уж никто не сомневается в своих силах и силах друг друга, раз уж мы имеем двух полноценных ведьмаков (одного, правда, без хвоста и ушей, но с другими равноценными частями, да?), раз уж союз ваш настолько целен и самодостаточен, что исключает любое вмешательство, похоже, моя поддержка и правда ни к чему, – Гаэтан развёл руками, мол, «ничего не поделаешь», – и всё-таки, если что-то изменится, я буду… где-нибудь.

Кот оставил их в одиночестве, в весьма неловком молчании.

Цири заговорила первой:

– Ну, обсудим?

Обошлось без споров, недовольств и обвинений в излишней опеке с одной стороны, и в наивной беспечности с другой. Всё потому, что сам Геральт успел обдумать, как им лучше выстроить нападение да с учётом того, что один ведьмак требует больше свободы, а второй считает, что первый ещё недостаточно готов. Но Цири права, с самого начала была права. Он не сможет уберечь её от всего, лишить всех рисков на свете, обеспечить ей безопасность, которой просто не существует в их профессии, ведь на деле даже он, опытный и матёрый ведьмак, сражаясь, рискует постоянно. Геральт, шевеля извилинами, это понимал, и насильно внушал это понимание своему сердцу, которое же поддавалось не столь охотно.

Они будут сражаться вместе. Геральта слабо, но успокаивало то, что их противник, хоть и серьёзный, но весьма предсказуемый и легко читаемый в рисунке своих собственных атак. Тактика была проста: Геральт отвлекает внимание, Цири рубит. Ведьмак напомнил, куда следует бить, как предвидеть выпады сколопендры и как от них уклониться:

– Бесполезно атаковать её со спины: панцирь не пробить, только если попадёшь между пластинами, но лучше не тратить на это времени – бей в живот, короткими выпадами, когда она стоит вертикально. Берегись кислоты, ты заметишь, она заклацает челюстями и задерёт туловище назад. Не дай задеть себя во время дугообразного прыжка, а когда она под землёй – чувствуй колебания, она может вылезти внезапно. Ты увидишь, как…

– Земля забурлит, значит, она собирается вынырнуть. Я знаю, Геральт. А если она сворачивается, как пружина – лучше просто бежать, потому что отклониться от её круговой атаки почти невозможно.

– Не относись легкомысленно. Сколопендроморфы очень быстрые и ты должна быть быстрее их.

– Как удачно, что я перемещаюсь в пространстве. Что может быть быстрее времени?

Цири самодовольно улыбнулась, чем вызвала ответную теплоту со стороны Геральта. Невозможно было оставаться равнодушным, смотря на её открытое, ребяческое лицо со взрослыми шрамами, на кукольно-большие зелёные глаза, в которых контрастом читались зрелость и рассудительность. Ведьмака привлекали подобные противоречия и странным образом притягивали глаз. Особенным и неправильным образом.

***

Добрую часть дня они потратили на практику, оттачивая необходимые приёмы, на создание специального масла для меча, которое значительно облегчит им бой, и на компановку замораживающих бомб, львиную часть которых, в итоге, забрала Цири.

А ещё они успели наткнуться на ночных гостей. Те были не слишком разговорчивы. Особенно Верни, который, потупив взгляд, быстро прошёл мимо, пока его товарищи мялись около разговаривающих Бертрама и Геральта. Правда, занимала их совсем не болтовня, а пепельноволосая девушка, стоявшая неподалёку от них. Девушка, как и ведьмак, не могла не заметить их глазения, но у купцов, кажется, отсутствовало всякое чувство такта. У всех, кроме самого молодого из них, который, раз столкнувшись с Цири глазами тут же отвернулся и, кажется, покраснел.

Геральт не стал задерживаться. Он купил у Берта несколько кульков полезных трав и, недобро смерив толкучку взглядом, вернулся к Цири.

– Тяжко тебе будет путешествовать одной, – ворчал ведьмак.

Цири не ответила. Она не отвечала ни на что, что хоть как-то касалось их предстоящего разъединения.

***

Вечер наступал на пятки, орошая окрестности пеленой розового заката, постепенно леденя воздух и возвращая местных рабочих с полей голодными и измотанными. На этот раз трактир был полон до самой полуночи и дольше, поскольку завтра единственный день на неделе, когда селяне были освобождены от работ. Значит, на кухне для Элланы и её помощниц было гораздо больше работы, чем обычно. Гомон из трактира разносился по всей округе. Пьяные песни, громкие разговоры - ещё немного, разбудят и мёртвых.

Цири праздно скакала вокруг колодца, лёгкая и смертельно точная, вертела мечом свободно и мастерски, рассекая воздух, не скрывая свою радость от того, как тот слушается её в правой руке, как идеально выходили выпады и финты, как она контролирует каждую часть своего тела.

Геральт чувствует её свободу собственной кожей.

Он сидит на своих пятках и видит, как меч крутится в её руке, и чувствует его тяжесть на собственной; слышит, как прерывисто и тяжело она дышит и сам с трудом вдыхает воздух. Капля пота собирается у неё на виске, но катится по его шее, оставляя прохладную дорожку. Геральт закрывает глаза в попытке сосредоточиться, но может поклясться, что видит её сквозь веки.

Остаётся ждать. Должно пройти ещё немного времени, прежде чем эликсиры полностью растворятся в крови и окончательно раскроют свои эффекты. Первая стадия проходит непривычно жёстко, резко и тяжело даже для его измученного ядами организма. Возможно, из-за количества, что он принял. Он никогда не злоупотреблял, пил ровно столько, чтобы добиться минимального результата, ибо максимальный был попросту опасен и непредсказуем. Но сейчас у него нет выбора. Ему нужна рабочая рука и только эликсиры могут избавить его от боли, не исключая при этом и других полезных эффектов.

Сейчас же он напряжённей оголённого нерва. Сознание, будто под психотропным веществом, вбирает в себя всё, что его окружает со всем, что вокруг происходит. Все виды и без того обострённых чувств теперь выходят из своих пределов и работают так, как никогда раньше, словно не принадлежат ни человеку, ни ведьмаку. И только его выносливость и слабая, но всё же концентрация, удерживают его в реальности.

Несмотря на то, что сверху на нём только рубашка, его мучает духота. Он должен сменить место. Уйти туда, где тише, дальше от трактира, где прохладней, где никто не мельтешит перед глазами назойливой мошкой. Цири злит его, раздражает. Почему она не может угомониться? Он мысленно кричит ей, чтобы она прекратила и удивляется, когда Цири убирает меч и идёт к нему, будто она действительно услышала. В голове возникает неприятная ассоциация с Йеннифэр, что могла читать его мысли. Он знает, что это совпадение. Он искренне надеется.

С Цири не сходит блаженная улыбка. С ней она громко садится на землю к нему спиной, с ней откидывается назад так, что её голова оказывается на его коленях, с ней же изучает его лицо вверх ногами. Теперь она - будто продолжение его ног. Вспышка злости проходит, заменяется ощущением тяжести её головы и холодной струёй воздуха, что она принесла с собой.

– Ты словно статуя, – Цири всё ещё пытается отдышаться после своих скачек, поэтому выдыхает коротко и часто.

Он под завязку втягивает воздух и медленно выдыхает.

– А, нет, дышишь. Всё нормально, – снова говорит она, хихикнув.

Геральт резко опускает глаза и, точно копья, вонзает в её.

Как прекрасно она зарделась. Слишком высок соблазн смутить её ещё больше. Высок и опасен, но эликсиры вобрали в себя последние капли благоразумия.

Его рука тянется к её волосам и пальцы сжимают совсем тонкую прядь, глаза вглядываются в неё, губы лениво размыкаются, а рот начинает говорить. Сам ведьмак убеждён, что не принимает никакого участия в этих действиях.

– Я вижу твои волосы так отчётливо, что могу сосчитать их. Восемьдесят три, если не ошибся. Вообще-то, если бы на одном из них была надпись, я смог бы её прочитать. Я вижу, что твоя грудная клетка при вдохе поднимается на полтора сантиметра, а опускается на четыре с половиной. Рядом с твоей правой ногой ползёт мокрица… и много кто ещё. Это не совсем нормально, даже для такого, как я.

– Хотела бы я испытать что-то подобное…

– Нет, не хотела бы, – резкий тон, накатившая волна гнева, – Единственный способ приблизиться к этому состоянию человеку – накачаться наркотой. Ты не будешь этого делать.

– Осторожно, вы превышаете свои полномочия, мастер ведьмак, – взгляд хмурый, но на губах играет озорная улыбка.

Гнев сменяется нарастающим волнением.

– Осторожно, сейчас я склонен замечать больше, чем обычно, и меня тянет к поиску скрытых и двойных смыслов. Ваше величество.

Изумлённый выдох Цири сталкивается с его лицом, оседает на его губах, и он готов облизнуть их, полный уверенности, что почувствует вкус. Но она его опережает, проделывая это со своими. Геральту кажется, что следующие слова он не произносит вслух, потому что не мог и не должен, потому что внутренний голос должен был его остановить, как и всегда. Но он говорит, и слова вылетают с холодной чёткостью:

– Я слышу с каким звуком твой язык прошёлся по губе. Немного шершавым от трения и влажным из-за слюны…

Он отвлекается, читает выражение лица напротив и видит, что зашёл слишком далеко со своим намерением вогнать её в краску, далеко настолько, что эта цель кажется уже не уместной. Но сейчас он не может заставить себя остановиться. Ощущения переполняют его, они должны быть высказаны, иначе он потеряет рассудок.

– Не пытайся, – Геральт поднимает голову и смотрит вперёд; это единственное, чем он может помочь ей.

– «Не пытайся» что? – шепчет пепельноволосая.

– Спрятаться от меня. Я всё равно слышу, как ты затаила дыхание и замерла, ты боишься пошевелиться, но я это слышу. Дыши. Да, хотя бы так. Ты не можешь представить, какую нагрузку испытывает разум от такого количества поступаемой информации. Я весь заполнен ей, места для чего-то ещё просто не осталось.

Места для раздумий в том числе.

– Ты напряжена, это я тоже чувствую. Плечи, сжатые колени и пальцы.

Цири ёрзает, и он хочет её успокоить. Поддавшись первой мысли, пришедшей на ум, он кладёт свои ладони на её плечи и прикосновение отвечает слабым электричеством. Его медальон дрогнул. Пальцы, сквозь ткань, чувствуют горячую кожу, что кажется Геральту не логичным, учитывая холодную, хоть и не для него, ночь. Он, на пробу, прожимает несколько мест и, найдя наиболее зажатые точки, принимается массировать аккуратными, но уверенными движениями. По мере приближения к шее ткань заканчивается и ничто не мешает ему почувствовать насколько нежная и гладкая её кожа. Он слышит, как Цири тихонько выдыхает и закрывает глаза. Он следует её примеру.

– Я чувствую каждую неровность на твоих косточках. По моим образам в голове можно с точностью повторить твой скелет карандашом на бумаге. Чувствую зажатые комки мышц. Будет немного неприятно.

Цири дёргается раз, потом второй, цокает языком, но он не останавливается. Не останавливается до тех пор, пока полностью не разомнутся твёрдые узлы. Но после всего Геральт не чувствует её хоть сколько-то расслабленной. Он осторожно опускает на неё взгляд и упирается в нахмуренный лоб, сомкнутые глаза, приоткрытые губы.

– Что тебя тревожит?

Яркие изумруды почти ослепляют его, но он концентрируется и читает, что они говорят.

– Ты не хочешь слышать ответ, – еле слышно произносит она, и Геральт игнорирует её, будто подтверждая эти слова.

– Я бы сказал, что ты напугана, если бы для того были причины… Есть что-то, о чём я не знаю?

Цири молчит.

Предположение, возникшее в голове, заставляет его сжать её плечи сильнее, чем необходимо.

– Это связано с Гаэтаном? Скажи мне, – собственный голос почти неузнаваем.

– Боги, нет, – раздосадовано шепчет девушка, сморщившись, будто мысль о нём ей неприятна, – Мне больно, – одними губами. Ладонь касается его сжатых на её плечах пальцев, и он мгновенно ослабляет хватку.

– Извини, – в голосе ни капли сожаления, – Твоё дыхание то замедляется, то ускоряется, – Геральт дотрагивается двумя пальцами до её сонной артерии, а она поворачивает голову в сторону и разрывает зрительный контакт с каким-то болезненным видом. Ведьмаку открывается её тонкая шея, острый профиль, – На самом деле то, что я делаю – не имеет смысла, потому что я и так слышу твой пульс, и сейчас он участился. Сердцебиение ускорилось, температура несколько поднялась. Твоё тело покрылось гусиной кожей, но я знаю, что тебе не холодно…

Он тянет задумчивое «хм» и с холодным любопытством всматривается в детали. Косметический уголь, которым она обводит глаза, немного рассыпался на щеках крошечной пылью, безуспешно скрывая румянец, который сейчас кажется почти лихорадочным. Маленький нос тронут едва заметными веснушками. Губы маняще открыты, уже сухие и немного обветрены; Геральт замечает отшелушенные кусочки кожи. Он скользит взглядом дальше вниз, по изгибам шеи, по выпирающим ключицам, к плотно завязанной верёвке на её блузке, и упирается в две небольших округлости. Горошины сосков вызывающе торчат сквозь её рубашку и бельё, и были бы заметны даже обычному человеку, ведьмак же видит их так, будто никакой преграды в виде одежды вообще не существует. Он рассматривает её грудь с каким-то медицинским интересом, не замечая, как его собственные внутренности медленно скручиваются тяжким, тугим узлом любопытства. Любопытства?

– Тебе всё-таки холодно? Ты дрожишь…

Цири опирается на локти и резко поднимается. «Ты просто болван», шипит она… разочарованно? Сквозь зубы. Хватает себя за плечи, тянет колени к груди.

– …как и мой медальон, снова.

Геральт видит в её позе уязвлённость: сгорбленная спина и поникшие плечи, шумные выдохи, которые она пробует скрыть.

– Ты пахнешь…

– Не надо.

Ведьмак делает глубокий вдох.

– …по-другому. Твой собственный запах смешался с чем-то терпким и вязким. Что-то вроде…

– Всё, хватит.

Но он и не собирается продолжать. Он не может дать определение новому запаху, потому что невозможно точно сказать, чем пахнет возбуждение. Чем-то, что вызывает ошеломительный отклик в нём, чем-то навязчивым, невероятно привлекательным и настолько осязаемым что, ему кажется, он видит цвет этого запаха. Тёмно-красный. Бордово-красный.

Кроваво-красный.

Он не успевает обдумать это открытие, не успевает сделать выводы, рассчитать последствия, и прежде чем разум делает попытку взять ситуацию под контроль, его тело предательски реагирует. Глаза кроет поволокой, отчего он, кажется, даже хуже видит, как Цири поворачивает к нему голову и тихо охает, всматриваясь в его лицо, разворачиваясь полностью, разглядывая в упор. Геральт, словно гончая, взявшая след, не слышит и не чувствует больше ничего, кроме оглушающего, парализующего запаха. Жара, исходящего то ли от девушки, то ли от него самого. Он не слышит, как она беспокойно спрашивает: «Что с твоим лицом?» и только спустя мгновение его снова бьёт током, когда Цири кончиком пальца проводит линию по его щеке.

Геральту удаётся сконцентрироваться на её лице, на горящих невысказанностью глазах и зрачках, что перестают блуждать по его лицу, рассматривая что-то, и замирают на его губах. Он знает, что она сейчас сделает. Она знает, что он об этом знает и поэтому она медлит. Ведь он может остановить её, может остановиться сам, но он… не хочет?

Голос здравомыслия на секунду пробивается сквозь пелену безумия, но этого слишком мало, это не помогает и крик о том, что сейчас он совершит ошибку, глушится, отдаляется ровно настолько, чтобы позволить ему перейти черту. Его голова пустеет, мысли вытесняются.

И это происходит.

Неизвестно, кто первый подаётся навстречу другому, кто из них судорожно выдыхает за секунду до, чьи губы оказываются горячее и обжигающей, а чьи мягче и податливей, потому что, когда они соприкасаются – всё сливается воедино. Именно сейчас Геральт впервые обращает внимание на свои собственные ощущения и, во имя Мелитэле, лучше бы он этого не делал, потому как чувства, умноженные вдвое, разрывают его изнутри.

Столкновение их губ уже через три глухих удара сердца превращается в настоящую борьбу. Он может различить её отчаяние, когда она приоткрывает рот и всхлипывает, после того как его язык грубо сталкивается с её, истязает, выматывает. Она пробует отвечать, с каждой попыткой всё смелее, всё активнее пытаясь перенять инициативу, но Геральт не поддаётся. Он играет с её ртом по собственным правилам, манипулирует её языком, вычерчивая свои траектории. Он переводит внимание к её зубам и обводит широким движением, касаясь дёсен, позволяя ей глотнуть воздуха, которого явно недостаточно. Она дышит урывками и окончательно задыхается с поражённым стоном, когда он прикусывает её нижнюю губу и чуть оттягивает. Этот стон звенит в ушах, отчего он не сразу замечает, как её ладони обхватывают его лицо, и она использует это в качестве небольшой опоры. Кажется, она двигается, потому что её губы перемещаются то выше, то ниже его собственных, и после он чувствует тяжесть и тепло на своих бёдрах, а в его руки, свободно покоящихся вдоль тела, упираются её колени. Теперь она выше, и ему приходится немного задрать голову, чтобы позволить Цири с новыми силами впиться в него, позволить ощутить ей чувство превосходства и начать целовать его гораздо более уверенно и жадно.

Его медальон заходится мелкой дрожью с того момента, как она прикоснулась к его лицу. Он чувствует нити магии, что пронизывают его сильнее всего сквозь места, где они вдвоём соприкасаются; через слюну, через плотную щетину и через его ладони, которыми он ведёт вверх по её ногам, плотно обтянутых тканью. Он точно чувствует текстуру этого материала и его охватывает вспышка гнева за то, что это не то, что ему нужно, что это не её кожа, что он не может прикоснуться к ней так, как хочет. Не сдержанно, он мнёт её бёдра, будто пытаясь проникнуть пальцами сквозь брюки, забирается всё выше и когда его ладони обхватывают ягодицы он, одним точным и резким движением, сдвигает её к себе, прижимает вплотную и ловит губами её удивлённый возглас. Это не удовлетворяет его, не успокаивает, а, напротив, распаляет ещё сильнее. Теперь он чувствует, как её грудь толчками прижимается к его в те моменты, когда она может дышать; он улавливает трение её сосков сквозь их рубашки и вновь подавляет приступ злобы на ненужную, бестолковую одежду; он понимает, насколько возбуждён только тогда, когда Цири делает неловкий толчок тазом в его сторону, задевая член. Он не может вспомнить, сделала ли она это впервые, но сейчас это срывает его с цепи. Он разрывает поцелуй и издаёт глубокий, гортанный звук, из-за которого вибрирует тело и её в том числе, и снова дёргает её на себя, как будто возможно быть ещё ближе, как будто этой тесноты недостаточно. Ловко и нетерпеливо он выдёргивает её рубашку из брюк и забирается под неё ладонями. И это прикосновение кожи к коже сродни эйфории. Он буквально слизывает её стон, жалобный, просящий, проводит рукой по спине, когда та её выгибает, ощущая при этом каждый позвонок. И распахивает глаза, и жалеет, что не сделал этого раньше.

Он видит её раскрасневшуюся, с влажными, припухшими губами, контур которых размыт и воспалён от трения о его щетину, от неоднократных укусов; видит, как она смотрит на него из-под опущенных ресниц; видит её затуманенный взгляд, её открытость перед ним и уязвимость, её податливость. И ему нестерпимо хочется воспользоваться этим. Он смотрит на неё, чувствует её вкус, её запах, сжимает её тело и может думать только о том, с каким звуком рвётся на ней одежда.

Возможно, затянись пауза между их поцелуями не так сильно, разглядывай он её не так пристально, или сократись расстояние между их губ до вновь приемлемого, он бы не остановился. Он бы не нахмурился, осознав, что ясность рассудка начала возвращаться к нему, не увидел бы вдруг всю картину со стороны, не застыл бы, скованный ужасом и уж точно не посмотрел бы на неё взглядом, полным бесконечного сожаления.

– Нет. Нетнетнетнет, – Цири хватает его за шею, затылок, пытается снова притянуть к себе, шепчет быстро и умоляюще, – Не отворачивайся, не надо, нет, – она тянется к нему, хочет прикоснуться к губам, но он уворачивается. Опускает голову, сжимает челюсти, – Геральт… – будто ей дали последнее слово перед казнью, и она выбрала то, которым её казнят.

Он до сих пор чувствует всё, что чувствовал и на мгновение ему хочется, чтобы мозги так и остались плавать в той каше из эликсиров и обострённых рецепторов. Чтобы он никогда не приходил в себя, чтобы ему никогда не пришлось оказаться в такой ситуации.

В такой ситуации! Дьявол, это же Цири, его Цири!

Его руки всё ещё лежат на её спине и так же, как мгновение назад ему казалось это таким естественным, теперь кажется абсолютно невозможным, нереальным. В противовес этой мысли покалывание в ногах как бы говорит о том, что Цири действительно сидит на его бёдрах, жжение губ подтверждает их недавние яростные поцелуи и Геральт находит ещё уйму улик на себе, на ней, которые не оставляют сомнений в том, что произошедшее реально. Реально и неотвратимо.

Наверное, он хочет уйти. Впервые за долгое, очень долгое время он не знает, что делать. Растерянность и сожаление – кажется это всё, что он может чувствовать сейчас, оттого он вдвойне удивляется, когда понимает, что не позволит Цири заметить это. Он не выдаст себя. По крайней мере, не сейчас.

Геральт секунду размышляет, после чего подхватывает её под бёдра, сильно подтягивает вверх, держа на весу, что позволяет ему самому встать сначала на колени, а потом полностью подняться с ней на руках. Впрочем, он сразу же отпускает её, ставя на ноги всё ещё трепетно и аккуратно, но с настороженностью более чрезмерной, чем предполагают обстоятельства.

Она утыкается взглядом в свои руки, которые лежат у него на груди, не моргает, не шевелится, едва дышит. Она кажется настолько беззащитной, обескураженной, что он с трудом сдерживается, чтобы вновь не поднять её на руки, не прижать к себе, не успокоить.

Он не знает, как всё исправить и можно ли вообще всё исправить.

– У нас всё ещё есть дело, – её голос кажется ему самым громким звуком, который он когда-либо слышал, не смотря на его надломленность и сиплость.

– Да.

– Сколопендра.

– Да.

– Нужно с этим разобраться.

Только теперь Цири делает шаг назад, скрещивает руки и встречается с ним взглядом. Он представляет, сколько мужества у неё на это ушло. Как и на то, чтобы выглядеть уверенной, ни разу не напуганной, не растерянной, как и он сам. Как же жалко выглядят их маски сейчас.

– Обязательно.

– Ну так не стой, как дуб. Давай покончим с этим, – слова слетают с губ не так токсично, как, Геральт чувствует, должны. Он думает, что она должна кричать, обзывать его, накинуться с кулаками или, как минимум, с пощёчинами. Она имеет все основания сделать это, но она сравнивает его с дубом. Не достаточное наказание для него.

Должен ли он сказать что-то, должен ли извиниться, обвинить во всём чрезмерное количество эликсиров, помутнение рассудка, недостаток сна, длительное воздержание? И разберёт ли она среди этого правду, сможет ли прочитать между строк очевидное?

Как бы сильно не подействовали на него эликсиры, как бы навязчиво они не активировали его органы чувств, они не могут оправдать и объяснить того, что ему понравилось. Что её прикосновения до сих пор призрачной тяжестью ощущаются на его коже и что это чуть ли не самое восхитительное чувство, что он испытывал за долгое, очень долгое время. Которое, ему кажется, он уверен, он абсолютно убеждён, измеряется целой жизнью. Ни один эликсир не может искусственно внушить ту цельность, то единение и полноту, охватившую его, правильную, нужную, единственно возможную.

Что он хочет ей сказать?

Что он должен ей сказать?

Она разворачивается, не выдерживая его бездействия, его прямого взгляда, бубнит себе под нос про «дело», про его «медитацию», про «масло для меча», про «заканчивай и встретимся на тракте», рваными, скованными движениями хватает свой меч и спешно уходит.

========== 6. ==========

Комментарий к 6.

спасибо за ожидание <3

немного драки, немного драмы. надеюсь, вы не заскучаете.

Всё началось тогда, когда Цири бросила бомбу. Без команды, наперекор их плану и неожиданно для ведьмака; он успел только заметить летящий в сторону сколопендры шар, кинуть в сторону девушки укоризненный взгляд и получить в ответ вызывающе-наглую поднятую бровь. К сожалению ведьмака и к безопасности девушки, они притаились с разных сторон поляны и находились друг от друга слишком далеко, так что выбить бестолковое ребячество хорошей оплеухой не представлялось возможным. В данный момент.

Характерный хлопок сдетонированной бомбы послужил неким переключателем и для самого ведьмака. Геральт почувствовал, как в одно мгновение весь он от макушки до пят наполнился адреналином, а желание пустить кому-нибудь кровь казалось единственно существовавшим. Он почувствовал долгожданное облегчение. Мысли ушли на периферию, то, что беспокоило его ещё секунду назад, казалось теперь жалким и незначительным.

Убивать или умереть.

По поляне разошёлся отвратительный смрад, будто кто-то открыл десяток бочек с протухшей рыбой. Это был не эффект от бомбы, он шёл от чудовища, Геральт знал его и чувствовал раньше, сражаясь со сколопендроморфами: они испускают подобный аромат при опасности тонким, едва уловимым, даже для ведьмака, шлейфом. Но так сильно, так очевидно, до слезящихся и так чувствительных под эликсирами глаз, – никогда. Искажённое лицо ведьмачки было с ним солидарно.

Геральт выбежал вперёд прежде, чем многоножка успела окончательно очухаться и кинуться в сторону прилетевшей напасти, тем самым сбив её столку. Дезориентированная, она мелко задрожала видимой частью туловища и активно заклацала челюстями, пытаясь отпугнуть нападавших и выиграть для себя время. Одновременно с этим задняя её часть, скрытая в пещере, пришла в движение, выползая наружу. Право, сколопендра оказалась настолько неправдоподобно длинной, что, по мере её движения, ведьмак невольно высматривал окончание одной твари и начало другой, потеряв при этом драгоценное время. Сложно было поверить, что она была в единственном экземпляре.

Тем не менее, это было так.

Ведьмак сухо сглотнул. В конце концов, некогда было размышлять и типировать сколопендру. Тот факт, что он никогда не видел ничего подобного не отменял его задачи с ней разобраться.

Цири выскочила к голове многоножки. Геральт – к средине туловища и, не сбавляя скорости, занёс меч для удара куда-угодно, чтобы просто отвлечь её от девушки. И это бы сработало, если бы часть, попавшая под его атаку, вдруг не выгнулась и не увернулась, будто живя собственной жизнью, будто этот кусок тела имел собственные чувствительные рецепторы. Ведьмак не успел удивиться – чудовище вновь вильнуло, пытаясь сбить его с ног, но тот перепрыгнул, кувыркнулся и встал в стойку.

Краем глаза он заметил, как Цири уворачивается от ядовитого, зелёного плевка.

Заметил, как с кончика её меча капает кровь.

Как на ней самой нет ни единой видимой травмы.

Вдруг он подумал, что даже с его ведьмачьим зрением он приложил усилия, чтобы заметить эти детали. И сейчас ночь. Темно. Как Цири может сражаться в темноте? Он понимает, что она, как раз, не может, и опирается только на очертания и звуки.

Сколопендра начала частично сворачиваться в клубок вокруг туши Беса. Геральт заметил ускользающий кончик её хвоста и рванул за ним, одновременно концентрируясь на знаке, который использовал сразу же, как только Бес оказался на приемлемом расстоянии от него. Пламя вспыхнуло, а ведьмаку едва хватило сосредоточенности, чтобы выдержать напор и поджечь тушу. Поляна осветилась огнём и Цири, воодушевлённая, кинулась на чудовище в выпаде, но не успела: та приникла к земле и, раздражённая огнём, вокруг которого оказалась, мгновенно разгруппировалась и понеслась куда-то в сторону, практически сбивая девушку с ног. Цири не успела бросить бомбу, но Геральт успел наложить знак, который подействовал только на хвост многоножки: он перестал извиваться и лёг мёртвым грузом, что, само собой, не помешало многоножке просто тянуть его за собой.

Чертовщина какая-то. Если Ирден сработал, если попал в цель, он должен был парализовать всю нервную систему.

Цири поймала равновесие и, взяв рукоять меча обеими руками, занесла над головой и воткнула в мчащую мимо неё сколопендру. Та заверещала, заёрзала, но не сбавила скорости, продолжая самостоятельно разрезаться вдоль собственного туловища. Панцирь проткнулся с хрустом, и продолжал со скрежетом рваться до тех пор, пока монстр не вильнул в сторону и просто не слетел с недвижимого, вбитого в землю, меча. Кусок плоти отвис, но не оторвался от тела.

Сколопендра исчезла в норе. Никто из сражавшихся не поспел за ней, не смотря на её рану, не смотря на её невероятную длину. И быстрее, чем оба они успели вздохнуть, она вынырнула из соседней дыры в мощном прыжке прямо на них. Цири - используя свою способность, Геральт - перекатом увернулись от него по разные стороны, а сколопендра мягко приземлилась на землю и проскользила к ведьмаку.

Геральт был готов.

– Я отвлеку! Руби!

Он скакал как оголтелый вокруг сколопендры и её огромных жвал, так и норовящих цапнуть его при удобном случае. Уворачивался, целился в наиболее открытые места, но она юлила не хуже. Раз ей почти удалось сомкнуть челюсти на его ноге, а ему - ударить по этим челюстям, но оба остались ни с чем.

Вместе с этим Цири нисколько не казалось, что он отвлекает. Часть многоножки боролась с ней, как полноценный организм с урезанным функционалом: отсутствовали только возможность плеваться ядом и кусать. Это напоминало ей битву со змеёй, у которой нет ни конца, ни начала. Бесконечное, гигантское длинное тело, извивающееся, ускользающее, подвижное и упругое для активных выпадов, быстрое, для попыток обернуться узлом вокруг ног.

Но Цири быстрее. Воспользовавшись моментом, когда туловище поднялось над землёй в подобии петли, она с нижней позиции рубанула по брюху многоножки, но разрубить пополам не хватило силы. Сколопендра крупно дёрнулась, из-за чего головная часть на мгновение потеряла ориентацию и этого хватило, чтобы Геральт, со своей стороны, нанёс сокрушительный удар сверху, проломав панцирь и надавив мечом в стороны, будто тот отрезает кусок хлеба с толстой коркой. Длинное тело сколопендры раздвоилось. И тут же расстроилось, когда Цири вырвала меч из плоти, чтобы снова ударить в то же место, но сверху.

Те две части, что находились на земле - остались на ней, но одна соскользнула в яму, поскольку уже была там, когда Цири её располовинила.

Геральт выпрямился. Медленно выдохнул. Попытался согнать адреналиновое наваждение, которое не в полной мере реализовалось в битве. Не особенно расслабляясь подошёл ближе к девушке. У той было немного крови на лице и рубашке, и много на мече.

– Всё в порядке? – ведьмак разглядывал её в поисках ран, хотя был почти уверен, что ничего не найдёт, поскольку следил за ней во время драки.

Цири, измученная одышкой, косо посмотрела на него:

– Ничего не в порядке, тебе не кажется? Что это было, курва его мать? Ни в одном учебнике об этом не читала!

– Я и сам с таким раньше не сталкивался, – ведьмак ухмыльнулся, заметив на её лице удивление, – Представь себе. Век живи - век учись.

Геральт перевёл внимание на разрубленные куски монстра.

***

– Я бы помалкивал на твоём месте, Гиряц, поскольку, если не вернётся ведьмак, как ты говоришь, то чудище возьмёт и на городочек кинется. И тебя слопает. И нас всех. Так что надеяться лучше на обратное: что вернётся Геральт из Ривии со своей мазелькой и нас, тем самым, от беды спасёт. А ещё лучше выпить за это.

Бертрам стукнул кружкой о стол, за ним последовал нестройный стук кружек остальных сидящих. Выпили.

– Отож мне дело есь до дыры этой. Мы ж свалим скорёхонько, так ведь, Берти?Никто до нас не смогёт добраться.

– Вот значит, как ты думаешь, – фыркнул Шоффэ, вытирая рукавом пену с губ, – Эгоист ты, нельзя только о своей шкуре заботиться. Прав ты, Берт, уж лучше б они вернулись, – парень стукнул кружкой, остальные ему вторили. Выпили.

– А тебя, ясное дело, чья шкура заботит, – подал голос Верни. Тихо, злобно, едва размыкая рот, – Сероволосая такая шкурка. Видел я, как ты зенки вылупил на эту его… Да все вы. Бабы как будто ни разу не видали. Но ты, Шоффэ, пуще всего. Видел я, видел, не отнекивайся, на шлюху ублюдкову глаз положил, тьфу ты, мерзость.

– И не собираюсь отнекиваться, – Шоффэ посмотрел на него исподлобья, – Не называй её так. Не она в тебе лишних дырок чуть не наделала…

– Да посрать мне, – выплюнул Верни, – Кто со всякими утырками якшается – тот ничем от них не отличается, тот ещё хуже, тот против природы выступает.

Верни стукнул кружкой. Выпил. Задумался, а потом громко, довольно крякнул и сказал:

– Мало того, что подстилка монстрова, а коли вернётся, ещё и смердеть будет аки русалка подохшая, хе-хе, тьфу ты, мерзость. Смотреть на неё противно, а теперь ещё и дышать невозможно будет.

– Замолчи, ты, давно не получал?!… – подскочил Шоффэ.

– Ой ничему тебя жизнь не учит, ничему, нарвёшься ты однажды, фатально, Верни… – зашуршал, вместе с ним, Берт и потянул за рукав парнишку, – Сядь, Шоффэ, настигнет его кара.

– Верно, настигнет! Вдвойне настигнет! – как-то совсем по-юношески, с жаром, воскликнул тот и сел, насупившись.

– Аж в носу засвербело, зачем вспоминать было, Верни, – сморщившись, почесал нос Гиряц, – что правда, то правда. Ты, Шоффе, рядом с этой падлюкой сколь был? Всего-ничего, а воротился – вонял ого-как, а энти вот всю ночь поди проторчат… – Гиряц задумался, а потом крикнул: – Эгей, хозяин! Нонче убивцев на порог не пускай, двери запри, пущай выветливают вонь тама, на улице.

Солас высунулся из-за кухонной двери, глянул на них, глянул в другой угол, тёмный, пугающий, за столом которого, тише воды, ниже травы, сидел ещё один постоялец. Тот сверкнул в его сторону жёлтыми глазами и махнул головой, мол, проваливай туда, откуда пришёл. Солас замешкался, сплюнул под ноги и прошмыгнул обратно, не удовлетворив купцов ответом.

– Эээк, нахал каков, игноливовать будет? Тоже мне…

Он не успел договорить. Раздался приближающийся стук сапогов. Товарищи оглянулись и подорвались с места, опрокидывая стулья, обходя стол по другую сторону от ступающего к ним Гаэтана.

– Да мы ж это, шутки шутим, господин хороший, что же вы… – забубнил Гиряц.

– Настигнет его кара, мастер ведьмак! Слово даю, настигнет! Получит… – горячо говорил Шоффэ.

– Мастер ведьмак, господин Гаэтан, не горячитесь, очень вас прошу, мы уедем скоро, прям сию секунду уедем, хотите? Точно вам говорю, обещаю, вы нас больше… – заропотал Бертрам.

С правой брови Верни упала тяжёлая капля пота.

Огонь от свеч дрожал под их причитаниями и тени, что отбрасывали эти свечи, дрожали тоже, неясно проблескивали в глазах Гаэтана злобой и ненавистью, гуляли по стенам и полу, мельтешили.

– О каком, – гомон голосов смолк, – Запахе вы говорили только что.

Голос зазвенел в тишине и ещё мгновение вопрос висел в воздухе.

– В общем, – заговорил Берти, громко сглотнув, – О том, который от чудища идёт, гадкий такой, противный…

– Я, господин ведьмак, – перебил его Шоффэ, выступил вперёд. Тени снова качнулись, – Когда на него наткнулся, когда его увидел, тогда, жрущего уже, сразу его почувствовал. Будто рыба испорченная, паскудный запашок…

– И несло им, – добавил Берт, – Даже когда парень уже к нам выбежал.

Наступившая тишина давила почти физически. Может быть из-за неё торговцы втянули свои головы в плечи, осунулись, опустили глаза, ожидая, что случится дальше.

Но дальше Гаэтан скрестил руки, задумчиво уставился куда-то в бок, никуда конкретно и, пробурчав что-то про то, что они никоем образом не могли учуять, натянул свой ремень с мечами и вышел из корчмы.

***

Отрубленный конец сколопендры начал источать зеленоватую жижу и шипеть, будто окисляться. Геральт схватил Цири за руку и притянул к себе прежде, чем конечность дёрнулась, разбрызгивая яд, едва не задев её. Чутьё, а потом зрение предупредило его о быстро мчащейся в их сторону части сколопендры, которую разрубил он сам и одновременно с этим, в яме рядом с ними, в которую скользнула третья часть чудища, начала осыпаться земля и вибрировать почва. Ведьмак собрал всю концентрацию, на которую был способен, притянул девушку ещё ближе и выставил вперёд руку, вычерчивая пальцами знак.

Их, с головы до ног, окружило оранжевое свечение - барьер, созданный Геральтом.

И тут же разбился, ярко вспыхнув, и погас.

Многоножек, которые столкнулись с барьером, откинуло на приличное расстояние, как раз для того, чтобы ведьмак успел сказать:

– Я беру двоих, твоя та, что выпрыгнула из ямы. Будь осторожна. Руби… коли, лучше коли.

И чтобы Цири ему ответила:

– Я справлюсь. И ты, – она проникновенно посмотрела ему в глаза, – Будь осторожен.

Ему было страшно смотреть ей в спину, как она отдаляется от него, как начинает носиться вокруг яростно отбивающейся многоножки, как пытается подступиться к ней, использует финты, обороты, перемещения. Ему страшно смотреть и видеть, что ей тяжело. Что она не знает, что делать. Что она устала, и с каждой секундой становится всё слабее.

Ему страшно, что он не может ей помочь, потому что сам начинает защищаться от активных выпадов сразу двух сколопендр, начинает вертеться вокруг них похлеще Цири, сам попадается в ловушку, позволяя обвиться твари вокруг его ноги и сам чуть не отправляется на тот свет, когда вторая сколопендра бьётся о его раненое плечо, к которому уже вернулась некая чувствительность. Но это, как раз, совсем его не пугает. Разве только мысль, что, расправившись с ним, они кинутся на Цири и уже тогда, вопреки её словам, она не справится.

И это подстегнуло его.

Это помогло ему вложить в дальнейший приём всю силу и ярость. Действуя почти бессознательно, на одном адреналине, он уворачивается от повторного удара прыткой сколопендры, но падает, поскольку вторая всё ещё держит и сдавливает его лодыжку. Ему ничего не остаётся, кроме как рубануть по скользящему кольцу вокруг его ноги, надеясь не задеть саму ногу. У него получается. Но многоножка снова раздваивается, прыщет кислотой, задевая его сапог, штанину, прожигая в них дырки, добираясь до кожи. Теперь их три.

Ведьмак перекатывается в сторону и почти упирается в тело другой сколопендры. Снова золотой щит. Снова та отлетает от него, но уже не с такой мощью. Он успевает только вскочить на ноги, а располовиненные до этого куски, менее длинные, но гораздо более быстрые, хаотично, и будто в конвульсиях, юлят вокруг него, неконтролируемо разбрызгивая яд. Очевидно, не в состоянии навредить ему чем-то ещё, они атакуют его по ногам, пытаются сбить его молниеносными, упругими толчками, от которых Геральт едва может увернуться, отпрыгнуть.

Поймав момент, он складывает пальцы в знак Ирден и сколопендры, будто оказавшись в вязком киселе, становятся медленными и неповоротливыми, тяжело перебирают ножками, что позволяет ведьмаку отпрыгнуть дальше от них, но не слишком далеко…

Потому что он слышит пронзительный, короткий визг. Оборачивается и видит, как Цири лежит на земле, как её лицо искажает гримаса боли, а сколопендра, с которой она боролась, расслабляет тельце от только что совершившегося пружинистого удара. Цири не успела отбежать.

– Ёбаный в рот, – сквозь зубы шипит ведьмак и хочет броситься в её сторону, но с удивлением оборачивается на звук, на хруст позади себя, почти у самого уха.

Он видит, как в считанных сантиметрах от своего лица часть от части сколопендры отлетает в сторону, разрубленная мечом, после этого – не видит ничего, поскольку укрывается рукой от летящих в его сторону брызг кислоты, а потом – Гаэтана, который палит огнём в оставшийся кусок многоножки.

Тот медленно воспламеняется.

Не успев, даже не подумав удивиться появлению второго ведьмака, он делает рывок в сторону девушки, но ему мешают три вещи: два жирных, назойливых червяка, чуть было не сбившие его с ног, и крик Гаэтана:

– Стой! Ты нужен здесь! – он всё ещё держит Игни на сколопендре.

– Она ранена, – рычит ведьмак, раз за разом промахиваясь в ударах по слишком, через-чур быстрым, тварям, – Ей нужна помощь!

– Взгляни на неё, она справляется. А я нет, мать твою, Геральт!

Ведьмак бросил в её сторону взгляд, увидел, и позволил себе короткий выдох, потому как Цири уже стояла на ногах и сражалась. Но сражалась теперь с двумя многоножками. Она держалась уверенно, но Геральту было плевать, он должен быть с ней, плечом к плечу, помочь ей, уберечь и спасти.

Он перепрыгивает сколопендр и накладывает знак, парализующий их, но на деле – только замедляющий и, едва дёрнувшись в её сторону, слышит разъярённые слова, заставившие его медлить:

– Она не простит тебе! Если ты вмешаешься, если не дашь ей шанс. Посмотри, она показывает тебе! Посмотри и пойми – она отвечает за себя, стоит за себя и дерётся за себя. Она сможет!

Геральт сжал кулаки, сжал меч, сжал зубы. Громко выругался и со звериным рёвом метнулся обратно, налетел на двух, ещё загипнотизированных сколопендр и воткнул в них меч, в каждую по порядку, со всей ненавистью и усталостью.

Твари и не думали подыхать.

– Я не просто так тут пиротехническое шоу устроил, Геральт, включи мозг. Игни. Пока не перестанут сопротивляться.

Геральт успел пустить огонь на одну из них, но вторая уже угрожала ему помешать. Он прервал поток и отскоком увернулся от нападения. В неё же метнул огненную полосу, от которой она увернулась. Но увернуться от Игни кота ей уже не удалось. Оставив свою жертву в огне, позади себя, кот принялся за следующую, а Геральт за её вторую половину.

Держа концентрацию, он заметил, как вытянутая в знаке рука Гаэтана слабо подрагивает, как его огненная струя истончается, а его силы истощаются. Верно, ведь ведьмаки – не чародеи. Им не подвластны стихии так же мастерски, как магикам, сила не поддаётся им так же легко, а потоки используются ведьмаками вдвойне не так эффективно, как даже самыми молодыми чародеями. Впрочем, сам Геральт тоже был на грани. А ещё есть Цири, которая уже давно не практиковалась в управлении стихиями и не могла спалить тварей собственными руками.

– Цири! – ведьмак будто потратил все силы на этот крик, закашлялся, набрал воздуха и снова крикнул, – Их нужно поджечь!

Цири не подала никакого знака, что услышала его, какое-то короткое время она вообще не подавала виду, что он существует, настолько была увлечена дракой. Но потом Геральт увидел, как та финтами привлекала их, заманивала ближе к полыхающему Бесу, уже не пыталась атаковать – только уклонялась и отпрыгивала. Она остановилась спиной к кострищу. Две сколопендры хищно ползли в её сторону, не способные понять, по какой причине она замедлилась, но интуитивно чувствовавшие загнанную в угол добычу. Они поднялись на дыбы одновременно: совершенно жуткие, непонятно каким образом до сих пор шевелящиеся, обе - без какого-либо подобия на морду или голову, только обрубленные части, шипящие, бурлящие, сочащиеся кислотой и кровью вперемешку.

Геральт смотрел, как сколопендры приближаются к ней. Смотрел, как она всё ближе пятится к огню и почти вступает в него пяткой. Смотрел, как Гаэтан, освободившись, кричит ему про “помощь” и про “не отвлекайся”, а сам бежит к ней. Смотрел, как Цири провоцирует их на атаку глупым, бездумным шагом в их сторону и каким-то воинским кличем, как они попадаются на эту нелепейшую уловку, со всей мощью бросаются на неё и у ведьмака сжимается сердце на одно краткое мгновение. За это мгновение он успевает усомниться в том, что правильно разгадал её план, успевает состариться ещё на сто лет и побелеть лицом, как будто было куда. Но здесь же он видит зелёное свечение и её исчезновение в лёгкой дымке за секунду до того, как многоножки сбили бы её с ног. Но этого не произошло. Они прошли насквозь и попали в самое пекло, а Цири материализовалась прямиком по другую сторону от горящей туши Беса. Она перекрыла им возможность проскользить вслед за ней своим мечом. Когда чудища, обезумевшие, рванули назад, их встретил Гаэтан. Он воспользовался Ирденом, видимо, из последних сил, поскольку тот подействовал слабо и эффект от него прошёл практически сразу, а когда одна из сколопендр метнулась в сторону, до которой не успели бы допрыгнуть ни Гаэтан, ни Цири - появился Геральт. Так они стояли треугольником вокруг горящего шара, просто не позволяя двум остаткам сколопендры выбраться, спастись от огня.

Первым упал Геральт. Он хотел сесть, но ноги подвели его, поэтому он глухо шлёпнулся пятой точкой о землю и завалился на спину, даже не обращая внимания на резкую боль в плече, потому что, казалось, у него болело всё.

Цири смогла подойти к нему, но потом тоже приземлилась на колени рядом.

– Ты не ранена? – ведьмак повернул голову, рассматривая.

Она делала то же самое.

– Твои ноги и рука все в язвах из-за этой… – вместо ответа сказала она, – Нужно скорее обработать. И плечо наверняка…

– Ты не ранена? – перебил он, может, слишком резко. Остро посмотрел на неё.

Цири опустила взгляд:

– Нет. Почти нет. Не ранена.

– И со мной всё в порядке, не надо так переживать! – раздался громкий, насмешливый голос Гаэтана. Гораздо более бодрый, чем их с Цири вместе взятый, – И не стоит благодарности, право, уберите ваши деньги и хватит скандировать моё имя.

Кот опустился рядом с ними по другую сторону от Геральта. Ведьмак встретился с ним глазами, посмотрел долго и почти уважительно.

– Спасибо, – только сказал Геральт и тут же, твёрдо и требовательно, – Рассказывай.

Гаэтан, уж слишком довольный, лёг параллельно ведьмаку, подложил руки под голову, уставился в небо, чёрное, но подсвеченное золотым из-за огня возле них, который, правда, в разы уменьшился в объёмах.

– Рыба, – только и выдохнул Гаэтан благоговейно.

– Ну, и? – Цири недовольно цоконула языком.

– Ну и всё. Услышал, как друзья ваши дражайшие обмолвились о страшной вони и понял, что не на того зверя вы напали, на которого готовились. Дай, думаю, мимо пройду. Так оно и вышло.

– А ты-то как этого зверя узнал?

Гаэтан громко зевнул, лениво потянулся и, вроде как, нехотя, через силу, начал говорить, но что-то возбуждённое в голосе всё равно выдавало в нём нетерпение и желание поделиться:

– Не слышали, значит, эту байку? Я вот слышал, сперва только слухом, но потом нашёлся человек подтвердивший, в честности которого я не мог сомневаться. Был у меня товарищ, друг, если хотите, с которым мы сначала путешествовали после выпуска из Цеха, а потом разошлись. А встретились снова уже в ночь перед тем рассветом, в который тот помер. От подобной же твари. Долго же он умирал…или долго держался, как посмотреть. И мучительно. Места на теле без таких вот нарывов, как у тебя на ногах – не найти было, всё в них, всё в укусах, руки – не руки, а кровавое месиво, да и ноги не лучше. Под утро только и кряхтел, жалел, что там, мол, на месте не сдох, что сбежать сумел. Потом, правда, обратное говорил: хорошо, наоборот, что выбрался, поскольку может это всё передать мне. Теперь знаю и не попадусь, и это, мол, жизнь мне может спасти. В общем, я не биолог и не какой-нибудь там учёный и знаю чуть больше, чем вы сегодня видели. Но одного умника потом расспрашивал про этот случай, тот им не особо заинтересовался, не поверил, мол, я сказки рассказываю и не может быть такого. И всё-таки бросил мне мысль, теорию, якобы у этой сколопендры строение тела какое-то особенное, поделённое на многочисленные сегменты, у каждой из которых собственный и независимый нервный узел. Вроде как черви подобным образом устроены. Но они, конечно, не так эффектны, как наш случай, и фокусов у них в разы меньше. Ну, а всё остальное уже рассказал мой друг. Как у него получилось умертвить одну с помощью огня, и как невыносимо от них несло. Именно что «невыносимо», потому как вы и сами знаете, Цири, пожалуй, только в теории, что при опасности сколопендры испускают душок, но едва-едва заметный. А этот слышен за версту и, я думаю, именно потому, что вонь даёт каждый её сегмент, а не только головной мозг. Словом, принимайте её за эволюционировавшую сколопендру, перенявшую самое лучшее от своих меньших сородичей. Хм… Не знаю. Они с червями вообще одного класса?

Темнота начала давить. Бес почти догорел, а вонь стала и впрямь невыносимой, или же Геральт только сейчас обратил на неё внимание.

– Познавательная история, – сказал он, с трудом поднимаясь, позволив Цири поддержать себя, – Познавательная вылазка. Показательная.

Ведьмак обращался к Цири. Та упёрлась глазами в землю и, когда хотела отпустить его, Геральт перехватил её ладонь и вытянул руку, рассматривая покрасневшие волдыри. Одежда, как и у него, была прожжена. Не помогла даже плотная кожа перчаток.

Цири одёрнула руку и завела за спину, пробурчав:

– Нормально. Бывало и хуже.

– Заживать будет долго.

– Переживу.

Она всё ещё не смотрела на него, прятала взгляд, и это причиняло Геральту куда большее неудобство, чем все его раны.

Гаэтан громко, неестественно прокашлялся и встал вслед за ними.

– Что же, – бодро начал он, – Может мы, наконец, свалим отсюда, пойдём зализывать раны? Да и дышать тут становится всё тяжелее.

Ведьмак коротко кивнул, последний раз посмотрел на разбросанные, обгорелые куски чудовища и, немного выждав, сказал ему:

– Удачно мы с тобой встретились. Очень удачно.

***

К тому времени, как они добрались до корчмы, Цири не чувствовала в себе никаких сил. Все они ушли на то, чтобы вовремя переставлять ноги, да держать тело в вертикальном положении. Мышцы ломило так, будто она тренировалась несколько дней подряд без отдыха, без малейшей передышки. Переходя через порог, она с досадой думала, что действительно давно не участвовала в подобной выматывающей стычке, что такая нагрузка была для неё нова и тяжело переносима. Выходит, Геральт был прав, говоря, что к некоторым вещам она была не готова, ведь это относилось даже к её физической форме. Она не хотела думать об этом, зацикливаться, но, пытаясь думать о чём-то другом, это «что-то другое» оказывалось в тысячу раз тяжелее и гораздо более гнетущим, чем мысль о своей физической несостоятельности. «Что-то другое» напоминало ей об угрюмом ведьмаке, что ступал рядом с ней, манило украдкой разглядывать его ранения и беспокоиться о них.

Корчма была пуста. От вечернего гуляния не осталось и следа, разве что один из столов в правой зале был до сих пор не убран, будто ещё минуту назад его кто-то занимал. Свечи были потушены, печь не горела, хозяева не показывались. После того, как Гаэтан спешно ретировался, Цири и вовсе показалось, что они остались совершенно одни во всём доме.

Она поднялась на отведённый им чердак первой, Геральт – сразу за ней. Быстро окинув взглядом помещение, Цири прикинула, что может им пригодиться и, сперва прихватила кадушку с чистой водой, а потом потянулась за торбой со всей их медициной. Послышался шорох одежды. Она повернула голову туда, где стоял ведьмак и резко отвернулась, чуть расплескав воду. Краска хлынула на её лицо от смущения и, внезапно, от злости.

У ног Геральта валялась почти вся его одежда, сам он стоял в исподнем, спиной к ней, нисколько, казалось, не смущаясь. Будто и она не должна. Будто это нормально и правильно, будто то, что она видела его в таком виде и раньше ничем не отличалось от того, что она видит его таким сейчас. После того, как целовала его. Обнимала эти самые плечи. Не повседневно и мимолётно, а по-настоящему, как женщина обнимает своего мужчину, как вжимается в него естественным порывом. Не то чтобы Геральт и раньше слишком обращал внимание на это, но он точно сдерживал себя, точно проводил границу. Сейчас же он намеренно её стирал.

Так ей казалось. Так оно, скорее всего, и было.

Цири с обидой закусила губу. А после раздражённо и мстительно подумала, что, если уж так, если он так хочет показать, что для него подобные вещи ничего не значат и не стоят, то и она не будет скромничать. В конце концов, ей тоже будет удобнее смазывать свои раны без блузки.

Она решила не смотреть на него. Игнорировать. Кадушка со стуком опустилась на пол где-то по середине между ними, вода вновь расплескалась, сумка упала рядом, а Цири встала к нему спиной. Стянула через голову блузку и решительно села на свой матрас, оставшись в штанах и тонком белье. Цири не могла видеть его реакции или взгляда, может быть, он так ни разу к ней и не повернулся, но она чувствовала, как он стоит в нерешительности какие-то считанные секунды, а после садится, подобно ей, спиной к её спине, достаточно близко, чтобы слегка задеть её. Она боится пошевелиться, потому что кажется, наклонись она чуть сильнее назад – непременно столкнётся с ним. Но Цири берёт с ободка ведра тряпку, смачивает в воде, отжимает, начинает промокать свои ядовитые ожоги на животе и руках, а столкновения не происходит. Всё же, он не так близко, как ей показалось.

Геральт зашевелился тоже. Потянулся к сумке, порылся в ней, что-то достал и отставил в сторону. Цири хотела отложить тряпку обратно на ведро, но Геральт перехватил её, забрал себе, а девушке передал небольшой флакон с мазью. Она не сразу взяла его, засмотревшись на кровавые пузыри на его руке и, хотя Цири видела только её – кисть и предплечье, уже могла понять, насколько сильными были его травмы. Её собственные не шли ни в какое сравнение и ей стало стыдно и неловко за это – он снова покалечился сильнее всех, защищая её, а она осталась практически невредима.

– Тебе нужна помощь? – спросила Цири, открывая флакончик.

– Не сейчас, – глухо ответил он, – А тебе?

– Нет.

Так они сидели, молча, тщательно смазывающие целительным составом свои прожжённые руки и ноги, пальцы, лодыжки и животы; периодически менялись предметами – Геральт просил у неё тряпку, Цири у него – мазь, и наоборот, и так по кругу. И эти просьбы, сухие и короткие, звучали напряжённей натянутой тетивы; были, по сути, ничем, но звучали слишком многим, паузы становились всё красноречивей, и каждое последующее слово давалось всё с большим трудом, поскольку не те слова просились наружу.

Цири молчала, можно сказать, принципиально. Она думала, что достаточно открылась ему прошедшим вечером и теперь ждала его шага. Не уверенная, что он вообще будет. Скованная и растерянная этой неуверенностью…

– Ты хорошо держалась сегодня. Сильно, уверенно. Убедительно. Словом…я поражён.

Цири вздрогнула от его голоса, но выслушала внимательно и долго молчала, решаясь, что на это сказать.

– Так уж это было удивительно? – с лёгким укором, но всё же мягко спросила она.

– Немного, – Цири услышала в его тоне улыбку, – Я в тебе не сомневался, но, учитывая, что всё пошло не по плану, что никто точно не знал, что делать – я сильно беспокоился. Но ты справилась. Как ведьмачка.

Цири зарумянилась от его похвалы и была рада, что он этого не видит. У неё тоже было одно замечание, которое ей хотелось высказать:

– Ты не вмешался. Я заметила это тогда. Ты хотел кинуться мне на помощь, но остановился. Спасибо за это, я ценю, и могу представить, как тяжело это было…

Она хотела добавить что-то ещё, поблагодарить его сильнее, но Геральт перебил её:

– По правде, это не вполне моя инициатива. Гаэтан остановил меня.

С последней фразой жестокое разочарование укололо Цири прямо в нутро, тупо и неправильно. Она затаила дыхание, слушая продолжение.

– Он высказал мысль, остановившую меня. Верную, судя по твоей реакции. Такое ощущение, будто он хорошо тебя понимает, и это мне не очень нравится, – закончив, он легко усмехнулся.

Значит, он лжет. Вопреки его словам – она не убедила его, не заставила понять, не заставила увидеть. Но ведь она дралась сегодня для него. Защищала себя для него и нападала для него. Каждый её удар, попавший в цель, каждый уворот, сберёгший ей жизнь был ради того, чтобы доказать ему, лично ему, что она самостоятельна и не нуждается в няньке. Не чёртовому Гаэтану, ибо в гробу она видала его понимание!

Цири так и молчала бы, всклокоченная этими мыслями, слишком ими разочарованная, чтобы ответить ему так же непринуждённо, каким выходил их разговор, чувствуя бессилие и опустошение. Но она услышала позади себя тяжёлый вздох и, вслед за ним, почувствовала тяжесть спины Геральта на своей собственной. Он как будто облокотился о неё и ей пришлось напрячься, отклониться назад, чтобы выровнять их осанки, и чтобы никому не пришлось держать равновесие.

Спина ведьмака была горячей. Очень, почти обжигающей и, вероятно, именно от этого температура самой Цири поднялась тоже. От чего в момент прикосновения её сердце забилось, как в припадке – она не стала думать. Огорчившие её мысли ушли на второй план и на их место пришли другие, более… насущные.

Цири видела его ладонь, упёртую в пол ровно между ними, сбоку. Она видела измазанные кремом покрасневшие костяшки, пальцы, упирающиеся подушечками в шершавую доску. Она потянула к ним руку и тут же заметила, как эта ладонь слегка сжалась, как перекатились напрягшиеся мышцы по его предплечью. Не достав считанных сантиметров Цири остановилась, и даже затаила дыхание, но ещё прежде, чем дотронулась до него, почувствовала слабое покалывание в том месте, которым собиралась коснуться, а когда сделала это, когда накрыла его ладонь своей – Сила, или что-то более мощное, и вовсе прошла сквозь него, обволокла их руки, соединяя их, наполняя воздух. Ей показалось, что она делится с ним собой, сливается и отдаёт ему себя, но не истощается, напротив, чувствует себя ещё более наполненной, чем прежде.

– Геральт, – имя прозвучало тихо и трепетно, а дальше – почти со страхом, – Скажи, что тоже это чувствуешь.

– Чувствую, – отозвался он, – Хотя и не должен.

– Я не знаю, что это, я не могу контролировать это, – быстро, в волнении проговорила Цири, – Это похоже на магию, но это не она, а что-то другое, как будто из меня… во мне…

– Я понимаю. Это… это я чувствую тоже.

«Тоже»

Цири застыла, прокрутила эти слова у себя в голове с разных сторон, понимая их смысл, но не веря в него окончательно. Она знала, чувствовала, что есть подвох, какая-то недосказанность, и ждала её.

Геральт говорил не торопясь, даже тяжело, но интонации были чрезвычайно мягкими и ласковыми. Голос немного хрипел, от чего он часто сглатывал, расставляя паузы:

– Я почему-то вспомнил случай. Я уже говорил, что, когда Гаэтан перерезал деревню, он пощадил только маленькую девочку. Она мне и рассказала, что там произошло. Но ещё прежде, до этого, когда я только её увидел – меня как громом поразило. Тут же захотелось плюнуть на всё, развернуться и уйти, продолжить твои поиски и не тратить больше времени. Потому что, представь себе картину: малявка, лет десяти, стояла под деревом, одна, тряслась, как лист на ветру, с ужасом в глазах, того гляди упадёт в обморок, ну точно, как…

– Я, – вставила Цири почти не слыша даже самой себя.

– Как ты. Когда я нашёл тебя в Брокилоне, когда мы впервые встретились. Точно, как ты. С одной стороны, из-за этого сходства у меня и возникло желание уйти, но с другой стороны - оно так сильно меня впечатлило, что из-за него я всё-таки остался и помог ей. Пошёл с ней к тётке в соседнюю деревню, всю дорогу на плечах нёс, прямо как тебя когда-то.

– Зачем ты рассказываешь мне это? – Цири и сама удивилась, с какой звенящей агрессией отлетела от стен её фраза. Ей хотелось акцентировать только одно слово, но прежде, чем она успела сообразить какое именно: «мне», или «это», или, может быть, важнее «зачем», слова уже вырвались, как и следующие за ними, такие же громкие, немного дрожащие: – Что ты хочешь этим сказать? Все были детьми когда-то: я, ты, все. Но даже эта девочка когда-нибудь вырастет, и ты будешь настоящим глупцом, если закроешь на это глаза, зациклишься на прошлом и сделаешь вид, что не замечаешь никаких перемен, что не замечаешь ничего.

Геральт молчал, а она не хотела ему помогать.

Но потом он вдруг аккуратно развернул свою ладонь вверх тыльной стороной и её рука мягко легла на его, «лицом к лицу». Он распрямил пальцы и это выглядело приглашением провести по ним, почувствовать их узор и шероховатость. Ведьмак наклонил голову назад, случайно коснувшись хвостом кончика её уха и выговорил печально, почти разочарованно:

– Цири, я замечаю. Иначе бы не случилось того, что случилось.

Она ощутила облегчение и одновременно с ним напряглась. Подозрительное, гнетущее молчание и снова это чувство недосказанности. Всё подтвердилось, когда он, выдавливая из себя слова, сказал:

– Но то, что произошло… Это была моя вина. Это была…

– Ох, только не говори «ошибка», – Цири раздражённо одёрнула руку и тонкие сосуды магии, соединявшие их, разорвались, – Мы же не в любовном романе.

Она услышала тихий смешок, но почему-то знала, была уверена, что ведьмак нисколько не улыбается.

– Называй это как хочешь, но этого не должно было случиться.

– В том и дело, что должно было! – Цири подскочила на ноги, продолжая горячиться, – Ты знаешь это! И случилось бы всё равно, рано или поздно. Оно…настигло бы нас.

– Ты трактуешь его неправильно, – голос исказился, поскольку в этот момент он встал, попытался не сморщиться, но у него не получилось. Должно быть, ожоги причиняли ему куда большее беспокойство, чем он показывал.

Цири чуть было не потянулась ему помочь, но в последний момент одёрнула себя, зарделась и отвернулась, когда он подошёл и привалился к тумбочке, подобно ей, рядом.

– Если хочешь, я вообще ничего не трактую, – сказала она, когда движения прекратились и наступила тишина, – Только ощущаю. Как и ты, – в последующую паузу, в которую она набиралась смелости спросить, Цири повернула к нему голову и ждала, искала его взгляда. Но ведьмак смотрел в пустоту перед собой, и ей хотелось силой развернуть его к себе, – Скажи, почему ты так… упёрся, ты… Я тебе не…Ты меня…

– Замолчи, – резко оборвал он её жалкие попытки закончить предложение, – Ты знаешь, что да. Знаешь, может быть, раньше, чем я сам узнал.

Она вскинула на него изумлённый взгляд, но в следующее мгновение отвернулась так резко, что её пряди ударили по щекам. Цири казалось, будь её грудная клетка чуть тоньше – сердце обязательно вырвалось бы из неё, настолько волнительными были его слова. Сомнения внутри Цири были развеяны.

Она не заметила, сколько прошло времени, прежде чем он снова заговорил:

– Но ты…Я думаю, ты поторопилась. И ты спешишь сейчас. Ты молода, импульсивна, у тебя горячее сердце и естественно, ты поддалась порыву… который я сам и спровоцировал. Я не должен был…

– Хватит! – вспыхнула она, – Это не какой-то всплеск гормонов. Не только он, по крайней мере. Это нечто большее.

Наконец, Геральт взглянул на неё. В его глазах понимание и даже согласие бились в невидимую стену собственных установок и правил, и никак не могли перейти эту границу.

– Ты должна подумать, – сказал он тихо, – Я хочу, чтобы ты дала себе время. Оно тебе нужно.

«Оно нужно мне» – слышит Цири то, чего он не говорил. И ей не хочется больше стоять здесь, продолжать этот разговор, пытаться убедить его. Ей хочется улыбнуться – немного криво, из-за сдерживаемых эмоций (она не пустит ни одной слезы в его присутствии), и уйти. Остаться одной, но больше – оставить одного его. Сделать то, о чём он неосознанно просил – дать ему время. Это понимание далось ей со скрежетом собственного нетерпения. Геральт просил её не спешить, подумать, подождать, но на деле он сам отчаянно нуждался в этом. Так же, как он учится доверять ей в битвах, медленно, но всё же избавляется от привычки присматривать за ней и чрезмерно опекать, так и теперь он должен принять свои чувства, в истине которых она не может сомневаться. И сделать выбор. Ибо свой она уже сделала.

Цири не собиралась отвечать. Она спокойно подняла свою рубашку, сжала её в опущенном кулаке и почти прошла мимо Геральта, намереваясь спуститься вниз. И прошла бы, если бы он не потянул за свисающий кусок ткани, тем самым остановив её.

– Куда ты идёшь?

Она не смягчила тон, когда отвечала ему, не повернулась, не посмотрела в его глаза.

– Я буду спать внизу.

Цири двинулась вперёд и решила, что, если он не отпустит её блузку, она останется в его руке и Цири уйдёт без неё. Но Геральт опустил руку сразу же, та безвольно упала вниз.

– Ты права, мы точно не в романе. Там всё было бы гораздо проще.

Ей стоило огромных усилий, чтобы вновь не кинуться в полемику, возможно, с пощёчинами и криками на этот раз. Вместо этого она сдержанно проговорила:

– Куда уж проще, Геральт, – и спрыгнула с мансарды, колыхнув занавеску.

***

Он никак не мог вспомнить, когда именно заснул. Это был рассвет, или огонь из печи рассеивал иллюзию, превращая штору перед его глазами из грязно-серой в мутно-жёлтую? Он не мог вспомнить, хотя долгое время ему казалось это невероятно важным и в последствии он корил себя за этот сон. Гадал, каким образом он не проснулся от звуков, каким образом не проснулся от видения, что ему снилось.

Тогда ему приснился моросящий дождь и дикий ветер, бьющий в лицо, трепавший и без того мешавшие волосы, а со следующей картинкой пришла ясность, чем этот ветер вызван – он мчался на лошади. Но не на Плотве, это была вороная кобыла Цири. Он не мог сосредоточиться на местности, не мог определить направление, но вдруг он почувствовал. Сильную усталость ноющих мышц по всему телу, жжение в кистях рук, усиливаемое трением перчаток, уплывающее сознание, сдерживаемое нечеловеческой концентрацией. Именно тогда, когда образ зацепился за перчатки, он понял, что это не его руки. Не его волосы мешают не его лицу. Это была Цири, и она очень спешила. Она гнала лошадь так, будто бежала от самой смерти, но он знал, что её никто не преследует. Он знал, потому что она знала. Он знал, что она бежит от него, от Геральта, и что она не рада этому и совсем не хочет. Он чувствовал, как она вцепилась в поводья, чтобы случайно не развернуться, чувствовал, с каким давлением она сжимает зубы. И он чувствовал это, потому что она чувствует. Потом он услышал голос Цири, что был шёпотом, громким, чётким, перекрывающим остальной шум. Этот голос был обращён к Геральту, будто она знала, что он рядом с ней, и знала, что ей даже не нужно открывать рот, чтобы говорить с ним. Она шептала, чтобы он не шёл за ней, не искал её и не расспрашивал о ней. Она шептала с болью и щемящим сердцем, но он хорошо помнил, как проснувшись, боль не ушла, а сердце щемило у него самого.

Пробуждение пришло резко, но открыв глаза – он не сдвинулся с места. Он знал, что её нет в корчме, что на улице моросит и что сейчас позднее утро. Он знал, что, при желании, он мог бы её отыскать – дождь был слабым, а она не аккуратничала со следами. Но такого желания не было, потому что её желание было другим. Цири просила его, а он всё ещё ощущал эту настойчивость её выбора, что, пойди он поперёк, она посчитала бы это предательством. И была бы права.

Геральт лежал, пустым взглядом сверля потолок, до тех пор, пока с первого этажа его не стали кричать, как он понял позже, не в первый раз. Тогда, отмахнувшись от хозяев скупой, ничего не значащей фразой, он поднялся и наткнулся на сложенный надвое лист бумаги, лежавший на её матрасе. Это было письмо, подтвердившее то, что он знал и так, но странным образом принёсшее некоторое успокоение.

«Когда ты проснёшься, скорее всего, я буду не так далеко, как хотелось бы, но достаточно далеко, чтобы сбить тебя со следа, если ты вдруг вздумаешь меня искать. У меня получится, не сомневайся, я многому у тебя научилась. Так вот, не вздумай. Доверься мне на сей раз, сам, без чужих подсказок, и это скажет мне о многом. Я обещаю, что не буду впутываться в неприятности, не буду рисковать и не буду брать опасных заказов, ведь это не цель моего отъезда. Цель, а точнее причину, ты знаешь сам. Я знаю, что знаешь.

Я вернусь, Геральт. Потому что по-другому не может быть. Даже если я не буду знать, куда возвращаться – я приду к тебе. Предназначение приведёт меня, как и всегда. И когда это случится, ты должен будешь мне ответить. Если ты решишь позволишь мне дашь нам шанс - это будет я останусь я больше не буду притворяться. Если же нет - мы забуд я не зна я смогу это пережить.

До встречи, Геральт.

Береги себя.

Ц.»

Он был готов ответить ей в ту же секунду, когда свернул письмо и положил его во внутренний карман своей куртки.

Он ждал её каждый последующий день, чтобы сказать это.

========== 7. ==========

Была зима. Удивительно тёплая, почти бесснежная и безвьюжная, короткая зима. Был Каэр Морхен - холодные, каменные стены, пустые комнаты и абсолютное одиночество; плевание в потолок, до которого невозможно достать, охота на дичь, мясо на огне и невероятно долгий сон до полудня; множество мыслей, пугающих и решительных, обнадёживающих и тоскливых; воспоминания, лишающие покоя, и длинное, тягучее ожидание, которое, к концу зимы, не оправдалось.

Была оттепель. Ленивые сборы, прощание с замком и выход на тракт. Были первые заказы и первая, за эти месяцы, пролитая кровь.

Было приглашение в сказочный, цветущий Туссент, неожиданно обернувшееся грандиозным заказом, обретением собственной винодельни, удивительной встречей со старым другом и разрешением его проблемы и, в итоге, заключением в Туссентской тюрьме с потенциальным повешением, до которого не дошло благодаря, внезапно, Лютику.

В конце концов - были натянутые отношения с княгиней Анной-Генриеттой. Были натянутые отношения, казалось, со всем Туссентом. Заказ, вполне справедливо, оплачен не был, тем не менее, всё ещё была винодельня и Регис, который, после всех событий, одним тёплым, не предвещавшим ничего особенного, весенним днём, составил Геральту компанию в созерцании вечернего княжества, в неспешных философствованиях, разделив с ним настойку из мандрагоры.

Заканчивалась ночь, заканчивались разговоры и заканчивалась выпивка (даже вновь добытая порция). Регис исчез чуть раньше, чем занялся рассвет, а Геральт остался наблюдать, как на небе исчезает последняя звезда. Он был как-то странно воодушевлён и, не смотря на бессонную ночь, спать ему нисколько не хотелось.

Ему хотелось вернуться домой.

И сама эта мысль была невероятной – у него был дом, дом – в прямом смысле этого слова, хотя этому имению ещё предстояло заслужить право называться «домом» в том контексте, в котором он называл Каэр Морхен. Может быть, когда-нибудь, Корво Бьянко и сможет заменить ведьмачью крепость. Когда он полностью его отремонтирует, когда приведёт в порядок двор. С чем чёрт не шутит – может быть, он даже займётся вином. Как он высказал Регису, так и думал сейчас – эти возможности прельщали, но сию секунду было сложно представить себя кем-то другим, кем-то, кто не пачкает руки в крови, а одежду в грязи. Время (и не только оно) расставит всё по местам.

Размышления сопровождались необъяснимой, назойливой тягой быть там, на винодельне, и когда она переросла все возможные пределы, Геральт не стал ей сопротивляться. Он поднялся с влажной от росы травы, натянул свой чёрный дублет и отправился домой.

Можно было бы сказать, что он знал, что его ждёт, что он предчувствовал это, и что именно поэтому так спешил вернуться. Но нет. Скручивающее, волнующее чувство где-то внутри него появилось только при виде обеспокоенного камердинера Варнавы-Базиля и усилилось после его слов о «внезапном посетителе, что не соизволил даже представиться».

Геральт осторожно переступил порог, глаза быстро привыкнули к тёмному освещению помещения, но источник смрада, что чуть ли не выбил из него дух, видно не было. Он ступал дальше, мимо длинного обеденного стола, мимо коллекции своих мечей – аккуратно и тихо, даже слишком, будто боялся отпугнуть гостя, но, в каком-то смысле, даже оттягивал встречу, потому как не хотел разочаровываться, если вдруг это окажется не…

Сердце затрепетало, ожило и пустилось в галоп – так бы сказал Лютик в одной из своих баллад, Геральт бы сравнил это с тахикардией и задумался бы о своём здоровье… если бы ему было не наплевать на всё, кроме невысокой фигурки, стоявшей перед ним спиной, что тут же обернулась, взмахнув мышиного цвета прядками, взглянула, казалось, испуганно, но потом высоко вскинула подбородок, будто поддерживая саму себя, и радостно (и сдержанно одновременно) улыбнулась.

– Хорошо выглядишь, – кивнула Цирилла с каким-то облегчением, серьёзно оглядев его с ног до головы.

Ведьмак, ещё не справившись с волнением от её появления, не знал, как отреагировать на это её… «хорошо выглядишь».

Цири помогла ему. Она слегка покраснела, но весело усмехнулась:

– Ну не стой так. Обними меня.

Дважды просить не пришлось. Геральт в один шаг сократилрасстояние между ними и обхватил её талию двумя руками, почувствовал, как кольцо рук сомкнулось на его собственной шее и только после этого, кажется, смог выдохнуть тот напряжённый ком, что не отпускал его эти минуты, этот день, все эти месяцы. Он уткнулся в её волосы, глубоко вздохнул и, вместе со столь знакомым и полюбившимся ароматом чайного дерева, почувствовал смешавшуюся с ним вонь. Быстрый взгляд на пол стал ответом на его вопрос.

– Привезла мне подарок? – Геральт нехотя отстранился и кивнул на валявшуюся возле их ног голову трудно опознаваемого монстра.

– Гаркаин из Ангрена, – ухмыльнулась Цири, проследив за его взглядом, – Я сама убила его. Без тебя, – акцент на последней фразе был красноречивым сам по себе, и всё же ведьмачка продолжила, потупив взгляд и неуверенно переминаясь с ноги на ногу, – Может быть, вышло глупо, но это было важно. Я должна была выйти из твоей тени, иначе просто задохнулась бы в ней. Поэтому, когда увидела этот заказ, подумала, что должна выполнить его. Проверить себя, да и… не приезжать же к тебе с пустыми руками.

– Твоего приезда мне вполне бы хватило, – парировал Геральт, – Но всё равно спасибо. А вот за испорченный ковёр мой дворецкий тебя благодарить не будет.

– У тебя есть дворецкий? – изумилась Цири.

– Варнава-Базиль Фоулти, – чинно отрекомендовался вошедший камердинер. Две пары глаз устремились на него, – Хотел бы я сказать, что рад с вами познакомиться, но вы не удосужились представиться, когда врывались сюда, на частную собственность. Ваша Милость, – чрезвычайно сурово обратился он к Геральту, – Стоит ли мне позвать офицеров, или…

– Погоди-погоди, – хохотнул ведьмак, – Никаких офицеров. Это…

Он не успел закончить – девушка вышла вперёд и слегка поклонилась незнакомому мужчине.

– Я искренне сожалею об этом недоразумении, – подстать дворецкому, её интонация приобрела нотки благородства, – Позвольте это исправить. Меня зовут Цирилла, вы можете звать меня Цири, и мне очень приятно познакомиться с человеком, который оберегает этот дом от непрошенных гостей и, очевидно, тратит не мало сил на поддержание здесь уюта, чистоты и порядка.

Дворецкий, крайне сконфуженный от столь обходительного обращения, поправил свои очки и зарумянился, невнятно подбирая слова:

– Что ж, очень рад… впрочем, кланяться было совсем лишним… и ремонт в имении не вполне закончен, не так чтобы тут очень чисто… в любом случае, раз всё в порядке…

– Эй, приятель, – сжалился Геральт над окончательно смутившимся мужчиной, – Расслабься, она просто пускает тебе пыль в глаза за испачканный ковёр.

– Геральт! – не сумев сдержать смеха вспыхнула Цири.

– О, не беспокойтесь о таком пустяке, – встрепенулся Варнава-Базиль и очень серьёзно выложил, – Наши прачки способны отстирать до блеска даже самые застаревшие пятна от вина, а, будет вам известно, Туссент до сих пор не избавился от мифа, что вино не отстирывается вовсе. Мы над этим работаем.

– Очень интересно, – поспешил вставить слово ведьмак, – Однако, Цири, я предлагаю нам выйти наружу, подняться на холм - с него открывается неплохой вид на винодельню, а Варнава-Базиль, если его не затруднит, принесёт нам что-нибудь перекусить, – девушка радостно закивала и направилась в сторону выхода.

Камердинер учтиво поклонился:

– Полагаю, фрукты и освежительные напитки будут как нельзя кстати. Сейчас же этим займусь.

Геральт успел остановить его в проёме кухни:

– Варнава-Базиль, – тот оглянулся, – У этой девушки неограниченная свобода на всей территории винодельни. Можешь относиться к ней, как к полноправному владельцу. Выполняй всё, что она пожелает, без моего разрешения.

Дворецкий внимательно посмотрел на него, а потом кротко, одним уголком губ, улыбнулся:

– Я всё понял, Ваша Милость. Можете не беспокоиться.

КОНЕЦ

Комментарий к 7.

Думаю те, кто играл в Ведьмак 3 согласятся со мной, что хронологический промежуток, который я взяла - один из самых удачных и складных, буквально создан для того, чтобы раскрыть фантазию и подумать, почему же Цири внезапно исчезла, бросив его одного в Каррерасе и оставив ему записку (о чём говорится в титрах в конце основной части, где Цири-ведьмачка), и почему вернулась (это мы видим в последней миссии дополнения Кровь и Вино, если не романсим ни Йен, ни Трисс). Пожалуй, лучше, чем “пропущенная сцена” эту историю не назвать.

Я попыталась вместить сюда всё, что хотела сказать, но не всё вместилось. Мне бы хотелось, как минимум, представить себе встречу Геральта и Цири с Йен, возможно, уделить внимание эмоциям Йеннифер, представить её реакцию, перенести в текст. Подкинуть главным героям моральных и физических испытаний. Раскрыть и пофантазировать на тему предназначения, возможно, добавить ему новых физических проявлений (как я уже начала это делать с “вибрацией медальона”). В общем, мыслей много, но сил - не очень.

Эта глава мне кажется завершающей и подходящей под концовку, хотя, как вы видите, она не последняя, велкам :3

Спасибо всем за поддержку. За понимание. И извините, если что-то не так.

========== 7.1(18+) ==========

Он слушал, как она увлечённо рассказывала о проделанной работе, с каким энтузиазмом она описывала каждую в ней деталь, как хвасталась собственными решениями и хитростями, что помогали ей, и как ловко в разговоре обходила стороной промашки, что подвергали её опасности. Он замечал их, но намеренно не обращал внимание. Он слушал её, слышал её голос совсем рядом – и это было гораздо важнее, чем смысл её слов.

Она всматривалась в даль, мимо виноградников Корво Бьянко, его садов, мимо холмов Туссента и мимо остроконечных башен княжеского дворца. Бормотала об очевидных для Геральта вещах, вроде «остаться здесь навсегда» и «совместно поохотиться в этих краях», «оценить здешнее вино» и «познакомиться с его друзьями». Ведьмак задумался даже, а не отложит ли Регис свою поездку, чтобы они смогли вместе провести время. С другой же стороны – он смотрел на неё и не мог представить, что им придётся делить общество друг друга с кем-то ещё. Ну уж нет. Может быть, когда-нибудь потом, но сейчас она должна быть предоставлена только ему.

Она бродила по его двору позолоченная ярким, дневным солнцем, добродушно здоровалась со всеми, кто попадался им на глаза, по-хозяйски критиковала заброшенную конюшню и угадывала растения, посаженные в саду – мяла листья острыми подушечками пальцев, вдыхала запах и безошибочно определяла.

В свете тусклых, едва справлявшихся с таким большим домом, свечей, она звонко смеялась картинам, вывешенным в обеденной зале. Геральт не мог краснеть, но неловкость за его столь пафосный и, вдобавок, полуголый портрет на фоне убитого грифона, заставляла отвлечь внимание Цири на что-то ещё. И она отвлекалась – на его выставочные доспехи, попутно расспрашивая о происхождении каждого, об истории его получения; на мечи, что особенно привлекли её взгляд, и прежде, чем она смогла от них оторваться, она успела взять с него обещание, что попробует на тренировке каждый из его экземпляров. И от одного только её восторженного взгляда ему хотелось найти все существующие клинки в мире и принести ей.

На кухне она познакомилась с Марленой, женщиной, которую некогда спас Геральт от жуткого проклятия. Цири сочувственно смотрела на сухую, сморщенную женщину, пока та излагала свою историю, а после всего повернулась к ведьмаку и в глазах у неё читалась благодарность:

‒ Как хорошо, что ты разрешил ей остаться.

Геральт удивился и не нашёлся в ответе.

Позже Цири убедилась в кулинарном таланте Марлены и снова порадовалась тому, что та теперь живёт с ними, а значит для их с Геральтом животов настало благоприятное время. Марлена, в свою очередь, обещалась баловать их и удивлять каждый день, но добродушно добавила, что из головы, которую притащила Цири, даже кашу не сварить, поэтому впредь выбор продуктов лучше предоставить ей.

Цири смеялась так, что дрожали свечи в другой части комнаты. Ведьмак смотрел, как трясутся её плечи, как она закидывает голову, отчего волосы спадают на спинку стула, открывая уши и шею, как она широко улыбается, показывая ряд ровных зубов. Её смех эхом разносился по комнате и, попробуй он представить его отсутствие – у него не получилось бы, словно её голос звучал тут всегда, - так же, как и она сама всегда была в этом доме, сидела на этом стуле, прикасалась к его вещам. Даже её запах, что теперь заполнял комнаты, как будто был здесь ещё до того, как она приехала. Это было волнующее чувство.

В суматохе её приезда (и всех вытекающих из этого событий) наступил вечер. Они встретили его на террасе у дома, любуясь невероятными пейзажами, закатом, а после – большой, контрастной луной и звёздами.

Геральт, в чёрной парчовой кофте с закатанными рукавами и расстёгнутым воротом, с распущенными и трепещущими на лёгком сквозняке волосами, лениво рассказывал, как помог одной из самых крупных виноделен Туссента – Бельгаарду – найти ответственного и честного владельца, и даже не одного, а двух людей, сперва враждовавших между собой, но после его вмешательства разрешивших свой конфликт. Цири, завернувшись в чёрный, кожаный дублет с баской, который снял с себя Геральт, стоило Цири поёжиться вечернему воздуху, сидела рядом с ним, подобрав под себя ноги и положив голову на коленки.

– …А после того, как Бельгаард был избавлен от разной нечисти, его владельцы вывели какой-то новейший и благороднейший сорт вина и пожелали назвать его в мою честь.

– Да что ты! – радостно охнула девушка, – Они уже поделились с тобой бутылочкой винного Геральта?

Ведьмак широко улыбнулся нелепому словосочетанию и покачал головой.

– Назвать его «Геральтом из Ривии» мне показалось слишком высокомерным. Я попросил их записать вино как «Белый Волк».

– Мне нравится. Довольно романтично.

Цири спрыгнула со стула и подошла к перилам, залившись лунным серебром. Вид того, как она почти потонула в его дублете, достававшего ей до колен, как её собранные на затылке волосы почти распустились и беспорядочно стекали по спине, вызвал в ведьмаке по меньшей мере шторм разношёрстных эмоций. Она повернулась к нему в тот момент, когда он, глядя на неё, пытался с ними справиться.

– Ну так что, продегустируем?

– Попрошу Варнаву-Базиля принести нам.

– Давай зайдём внутрь, – она по-кошачьи потёрлась о жёсткий воротник щекой, – Насколько жарко было днём, настолько же холодно теперь.

Геральт кивнул, хотя и не разделял её мнения.

Цири зашла в дом первая и направилась на второй этаж, в гостевую комнату, которую определил для неё дворецкий. Сам же Варнава-Базиль нашёлся на кухне, отдающий Марлене завтрашние поручения, а выслушав просьбу ведьмака, услужливо кивнул и уверил того в её скорейшем выполнении.

Ведьмачка, оставшись в своей домашней одежде из хлопковых рубашки и свободных штанов, вытянула ноги на кушетке, скрестив голые щиколотки. На небольшой, круглый стол, что стоял у изголовья, она опёрлась локтем и задумчиво смотрела в одну точку, – такой её застал Геральт, когда поднялся наверх. Потом она обратила на него внимание и беспрерывно проследила, как он сел на вторую кушетку и опустил свою руку рядом с её, на тот же стол.

Они всё ещё недостаточно близко. Вдобавок, ведьмак вспомнил, что с момента её приезда не прикоснулся к ней ни разу, и «недостаточно близко» превратилось в «невыносимо далеко».

Ему казалось, что в комнате темно, хотя несколько крупных свечей горели во всю силу. Он всё же зажёг ещё одну на их столе, пламя вспыхнуло и утихло, и маленький огонёк отразился и смешался с зелёными глазами, направленными на него.

– Тебе идёт чёрный цвет. Что это за костюм?

– Рабочий.

– Ты в нём охотишься? – Цири слегка оживилась, – Он не слишком лёгкий?

– Он защищает не хуже любых других прочных, кольчужных доспехов, поверь. Очень удачный комплект, повторяет движения настолько точно, что я почти ничего на себе не ощущаю. Это помогает сосредоточиться, а в совокупности с рунами и…

– Ты знаешь, зачем я приехала?

Геральт коротко выдохнул.

– Надеюсь, что да.

– И на что ты надеешься? – Цири смотрела вниз, сквозь стол и теребила прядь волос. Геральт никак не мог найти её взгляда.

– Что ты выполнишь обещание.

Она сглотнула и тяжело подняла на него глаза, испуганные, но полные надежды.

– Какое из? – голос, контролируемый с таким трудом, всё же дрогнул.

Вместе с ним дрогнуло что-то внутри ведьмака. Есть слова, которые не могут быть произнесены так ужасающе далеко от человека, которому они предназначены. Даже расстояние вытянутой руки для таких слов – непростительно, потому лучше вообще не произносить их, чем высказать впустую.

Геральт наклонился к столу, протянул руку и перехватил прядку, которую она с таким увлечением мучила. Ненароком коснулся её пальцев и легко провёл костяшкой по щеке, что тут же залилась краской.

– А как ты думаешь? – вернул он вопрос.

Он видел, как трепещут её ресницы, как взгляд мечется в разные стороны, будто правильная трактовка его слов написана на стене где-то в комнате. Геральт медленно опустил пальцы к её подбородку и чуть сжал его, направляя лицо на себя. Их глаза снова встретились, а ведьмак повторил свой вопрос хриплым, но твёрдым голосом:

– Цири, как ты думаешь?

Она успела только распахнуть глаза и судорожно набрать воздух, прежде чем они оба услышали сухое, неловкое покашливание и стук о перила. Геральт убрал руку в момент, когда в лестничной нише показалась макушка дворецкого, - тот топтался на месте и неуверенно поглядывал наверх.

Ведьмак коротко кивнул ему. Цири уткнулась в стену и спрятала рот в ладони, сдерживая смех.

– Прошу прощения, Ваша милость. Как вы просили: вино, бокалы, лёгкая закуска, – мужчина спешно поставил всё на стол, отошёл на пару шагов и встал, ожидая.

– Благодарю, Варнава-Базиль. Не смеем больше тебя задерживать.

– Я могу быть свободен на сегодня?

– Безусловно.

Невероятно медленно он откланялся, ничуть не быстрее подошёл к лестнице и, наконец, совсем скрылся из вида.

Наступила тишина.

Цири всё ещё улыбалась, посматривая то на «Белого Волка», то на ведьмака, задерживаясь на последнем, и Геральт читал в её взгляде неподдельное счастье и тепло, они буквально светились заполнявшими её чувствами. Он полагал, что Цири видит в его глазах то же самое.

Пора было развеять это оцепенение. Геральт потянулся за вином, но не успел даже коснуться бутылки. Цири схватила её за секунду до этого и невинно улыбнулась, сразу же втянула воздух у горлышка, одобрительно кивнув:

– Пахнет не дурно!

– Не дурно? – сдержанно усмехнулся ведьмак, наблюдая как она вертит бутылку у носа, – Так ты отзываешься о претенденте на лучшее вино Туссента?

– А ты не скромничаешь.

– Я здесь ни при чём. Хозяева сами сказали, что «Белый Волк», вполне вероятно, затмит даже знаменитый «Эст-Эст» по своим вкусовым качествам.

– Нисколько не сомневаюсь в «Белом Волке», – Цири, разве что, не подмигнула ему, что очень подошло бы к её выражению лица.

Она отсалютовала Геральту бутылкой и, придерживая её второй рукой, сделала несколько внушительных глотков. После чего, слегка вздрогнув, довольно улыбнулась и облизала губы:

– Он действительно хорош, – вино всё ещё было у неё в руках, – Хоть я и не пробовала «Эст-Эст».

– В погребе найдётся и оно.

– Думаешь, нам не хватит? – уголки её губ едва дрогнули, она сделала ещё один глоток.

– Думаю, не хватит мне, – с прищуром сказал ведьмак после недолгой паузы и указал взглядом на вино, – Ты собираешься выпить всё одна?

Цири неопределённо пожала плечами и изобразила на лице полнейшее безразличие. Она поднялась с места, крепко держа бутылку в руке.

– Кто знает. Может и собираюсь, я ведь…

Геральт не дал ей уйти, как и договорить. Он перехватил её свободную руку, стоило ей сделать пару шагов из за стола. Возвышаясь над ним, находясь близко настолько, чтобы соприкасаться коленями, он видел её порозовевшие щёки, скрытые распустившимися волосами, приоткрытые губы с отпечатком красного напитка, быстро вздымающуюся грудь под тонким хлопком и нерешительный, смущённый взгляд, направленный прямо на него.

У Геральта перехватило дыхание от того, насколько юной и невинной она сейчас выглядела, без чёрного угля на глазах, без меча за спиной и без жёстко сомкнутых губ на остром, выточенном лице. Даже шрам, что должен был обезобразить весь её вид – не делал этого, а только вызывал ком трепета и нежности, и бесконечное желание защитить.

– Я всё-таки хотел бы попробовать, – выдавил он, сам теряясь в догадках, что конкретно имеет ввиду.

Цири стояла растерянно несколько мгновений, сверля его взглядом, после чего тихо, с неуверенной улыбкой, сказала:

– Хорошо.

Её колени оказываются на кушетке, по обе стороны от его ног, но она не садится, продолжает нависать над ним и кончики её волос касаются щетины Геральта. Ему самому приходится задрать голову, чтобы видеть её лицо, чтобы чувствовать запах вина, который она выдыхает, что смешивается с другим, уже знакомым ему единожды, и вместе они кружат голову, пьянят сильнее, чем он, кажется, может выдержать.

Цири вдруг откланяется и в первое мгновение Геральту хочется рассмеяться, потому что она снова отпивает из бутылки. Но дальше он не слышит глотка, не видит перекатывающихся на шее связок, зато чувствует жёсткое столкновение её губ со своими и терпкую жидкость, заполняющую его рот. Он смотрит в её зажмуренные глаза, когда она в этом недо-поцелуе делится с ним вином, когда она отстраняется ровно настолько, чтобы, наконец, заметить его изумление, и когда он проглатывает напиток. Она смотрит на него в ответ, вопросительно склоняет голову на бок и ему хватает выдержки на один удар сердца, после которого, жарко выпалив «Ничего не понял», он притягивает её за шею и вновь впивается в её губы.

Геральт целует её с такой жадностью, будто она может исчезнуть, будто пытается успеть вобрать в себя как можно больше её вкуса и будто боится, что она, даже сейчас, может оттолкнуть его. Но чувствуя, как крепко Цири держит его лицо и с каким желанием отзывается на его напор - последний вариант отпадает сам собой, но ощущение неправдоподобной, зыбкой реальности остаётся с ним всё это время.

Она действительно его.

Ведьмак так внезапно отрывается от неё, что Цири приходится схватиться крепче за его плечи, дабы удержать равновесие. Она резко выдыхает и смотрит с таким ужасом, будто перед ней выпотрошили человека. Он понимает этот взгляд, он помнит его, он знает, чего она боится, и он успокаивает её лёгкой улыбкой, таким же лёгким прикосновением к губам, но полностью страх уходит только после его слов:

– Моя спальня внизу.

Цири недоумённо сводит брови:

– Какая разница, твоя или моя комната… – закончить не даёт грубая хватка за бёдра и резкий подъём вверх, её ноги интуитивно обвиваются вокруг него и скрещиваются позади, руки обхватывают шею.

– Это больше не твоя комната.

На этих словах он уже на лестнице и ему ничего не стоит спуститься с неё в полной темноте, с девушкой на руках, ни разу не оступившись.

– А я только разобрала вещи, – с притворным разочарованием шепчет она возле уха.

От этого он вздрагивает и Цири замечает это, поскольку прижимается ещё ближе и почти касается мочки губами, но именно в этот момент она оказывается на кровати, а Геральт, вопреки желанию лечь рядом, отстраняется.

Пробивающийся через окно лунный, серебристый свет заливает всю постель. Кожа Цири едва не светится в этом оттенке, он скользит взглядом по всем открытым частям её тела, что может найти – ступни, икры, тонкие запястья и руки, которыми она пытается поправить задравшуюся рубашку, так неловко и оттого так трогательно. Лицо, которое горит от стыда.

Но уже слишком поздно смущаться, как и отступать. Геральт едва качает головой и останавливает её одним взглядом. Та замирает, сжимая край рубашки, живот остаётся открытым, незащищённым. Он позволяет Цири следить за его медленными движениями – как он снимает через голову кофту, ероша волосы, отбрасывает ту в сторону, а два изумруда впиваются в голый торс, рассматривая каждую мышцу, каждый изгиб; как он наклоняется, снимает сапоги и как руки тянутся к пуговицам на штанах. Она громко сглатывает и невнятно елозит по простыням, а осознание того, что она пытается потереть свои бёдра друг о друга, застилает его собственные глаза поволокой возбуждения настолько сильного, что, кажется, пуговицы сами вот-вот лопнут от натяжения. Запах, что чуть не довёл его до безумия однажды, усиливается и, вероятно, решает закончить начатое.

Он торопится, шустрее шевелит пальцами и, наконец, штаны оказываются на полу одновременно с бельём. Цири не знает куда деть взгляд, но в конце концов останавливается на его лице, облизывая пересохшие губы.

– И почему это всё ещё на тебе, – голос низкий, вибрирующий от возбуждения. Не вопрос, а досадное замечание.

Геральт встаёт на колени меж её ног и матрас под ним тяжело прогибается, он наклоняется ближе, проводит руками по её талии, скатывая наверх рубашку, оставляет на животе невесомую дорожку из поцелуев. Руки девушки поднимаются сами собой, помогая ему избавиться от одежды и сразу после этого – их лица друг напротив друга.

Он встречается с широко распахнутыми глазами, с глазами, в которых в равной степени плещутся желание и нерешительность, желание и страх, желание и растерянность.

Геральт, не отводя взгляд, отстраняется и совершает над собой огромное усилие, дабы не пуститься бесстыдно разглядывать её, обнажённую по пояс. Её руки так и остаются естественно растянуты за её головой, грудь упруго и соблазнительно поднята, торчащие рёбра бросают тень на плоский живот.

Он, поставив её согнутые в коленях ноги на свои бёдра, мучительно медленно тянет на себя края её штанов.

– Что-то не так? – его действительно волнует ответ, но вопрос всё равно звучит слишком расчётливо, слишком холодно.

Вкупе с тем, что он продолжает стягивать с неё одежду, создаётся впечатление, будто ему не важно, что она ответит. Будто вопрос – всего лишь формальность, правило приличия. Геральт пытается выйти из этого состояния, но чем дальше спускаются её брюки, тем сложнее ему это даётся. Между тем, они уже на середине бедра.

– Всё так, я думаю, – с придыханием шепчет Цири.

Его взору открывается тонкая полоса ткани белого цвета, пересекающая низ живота, натянутая на нежных косточках так, что почти не касается самой кожи.

– Не очень убедительно.

Цири сглатывает, шумно выдыхает и, будто пытаясь запретить себе издавать всякие звуки, перекрывает запястьем рот, но тут же смещает руку, только чтобы выговорить:

– Просто… я толком…

Ещё одно движение. Ткань сползает с её колен.

– …так и не была…

Он до зубного скрежета сжимает челюсть, заметив на белье тёмное от влаги пятно меж её ног…

– …с мужчиной.

…и, словно мазохист, глубоко вдыхает. Штаны оказываются на полу, Геральт чуть наклоняется и обхватывает с двух сторон резинку её трусов, со словами:

– Хочешь, чтобы я остано…

– Нет.

Она приподнимается, помогая ему и, когда Геральту, наконец, ничего не мешает, он тратит невозможно долгие секунды на то, чтобы рассмотреть её. Как прерывисто поднимается грудь, как она неловко стукается коленками в попытке чуть больше закрыться, как жадно, с влажным блеском сверкают её глаза.

Собственное возбуждение буквально физически тянет его вниз. Он проводит ладонями по её щиколоткам наверх, протискивает одну из них между её коленок и грубее, чем рассчитывал, раздвигает их. Тут же заполняет образовавшуюся пустоту собой, нависает над ней и ловит каждый вздох, каждый трепещущий взмах ресниц, каждый судорожный импульс её тела, когда его пальцы дотрагиваются до влажных, горячих складок, проводят вниз и вверх, после чего один из них забирается глубже, раздвигая плотные, скользкие стенки.

Цири дышит так часто, будто вот-вот задохнётся, облизывает губы, тянет Геральта на себя и впивается поцелуем. Это заставляет его проникнуть ещё глубже, отчего Цири со стоном прикусывает его губу и выгибается в пояснице почти неестественно, будто человек так не может в принципе. Ведьмак замечает, как выражение её лица вмещает в себе и боль, и удовольствие, и неистовую жажду.

– Потерпи, – он отрывается от неё, остро смотрит в её глаза, медленно и поступательно водя пальцем внутри.

Она дрожит. Смотрит на него в ответ и вдруг помогает ему, двигаясь навстречу его руке.

Геральт сипло, тяжело выдыхает.

Он скользит быстрее, вторя прерывистым вдохам ведьмачки. Слишком быстро жар становится невыносимым и Геральт добавляет ещё один палец, стенки сжимают их, расступаясь неохотно и тот не спешит. Пытается не спешить, но…

Спешит она, вновь насаживаясь на него. Морщится, закусывает губы, тоненько скулит, но продолжает наседать, противореча самой себе.

– Не торопись, – голос не ровный, тихий, – не торопись… – ещё тише. Геральт чувствует усталость сильнее, чем если бы сутки махал мечом. Он опускает голову на её плечо, прикрывает глаза, уговаривает себя подождать ещё немного, ещё чуть-чуть подготовить её, не смотря на сок, сочившийся из неё, не смотря на то, как уверенно она двигается вместе с ним и на то, как шепчет ему “мне не больно, Геральт”, “пожалуйста, Геральт”. Не смотря на то, что сам он уже на грани.

– Пожалуйста, – она шепчет на ухо.

Геральт чувствует пальцы в своих волосах…

– Пожалуйста…

…чувствует, как она тянет за них, поднимает его голову, чтобы посмотреть в глаза и снова прошептать:

– Пожалуйста.

Для ведьмака это звучит и как просьба, и как разрешение, и как приказ. Как то, чему невозможно больше противиться и, более того, чему он не хочет противиться.

Он притягивает к себе Цири и переворачивается вместе с ней на спину. Она оказывается сверху, неловко елозит по его бёдрам, подступает ближе к налитому кровью члену, упирается в него, будто не соображая, как именно получить желаемое и что вообще такое “желаемое”.

– Можешь приподняться, – просит Геральт и помогает ей, тянет за бёдра вверх, а после - хрипло и глубоко, – Садись.

Колени Цири дрожат. Он думает, что если бы не поддерживал её, она просто упала бы на его естество, резко и ошеломительно, именно так, как ему хотелось и так, как он ни в коем случае не мог позволить. Его головка упирается ей в лоно непозволительно и категорично. Остаётся только одно движение, самое мучительное и томительное, на которое она не решается, смотрит в его глаза туманно и жалобно. Пальцами упирается в его живот, цепляется в него и, наконец, с болезненной гримасой, опускается.

Невозможно медленно.

Потрясающе сладко.

Геральт сжимает губы от напряжения, сжимает её ягодицы, сжал бы весь мир, лишь бы деть куда-то скопившееся возбуждение, которое со столь долгожданным шагом не отступает, а напротив, проявляется ещё ярче. Но он держит в руках себя, Цириллу, и ждёт, пока та полностью не наполнится им. Член входит туго, с трудом протискивается в глубь и, чем дальше, тем очевиднее трясутся тонкие руки, грозя согнуться в локтях и повалить девушку вниз. Цири закусывает губу, закидывает голову, глубоко вдыхает и с громким, пронизывающим стоном выдыхает, когда садится до конца.

У Геральта скрипят зубы от ощущений, от тяги сорваться. Но, вместо действий он говорит, впиваясь в неё руками ещё сильнее:

– Если хочешь прекратить, если тебе больно, – хрипит он, – только скажи.

Цири успевает подняться и опуститься ещё один раз. Геральт успевает только сглотнуть. Вся его сдержанность трещит по швам, весь здравый смысл полыхает в огне где-то в районе паха и когда он видит на лице возлюбленной улыбку, когда она издевательски смотрит на него и, не поднимаясь, двигает бёдрами, когда она шепчет: “Ну, давай, Геральт. Прекращай”, а после приподнимается, почти выпустив его из себя, тот хватает её за талию и со звериным рыком врывается в неё снова. Та шипит, стонет, кричит и, кажется, всё одновременно, но улыбка возвращается к ней, а лицо приобретает почти блаженное выражение.

Не выпуская её из рук, из себя, ведьмак поднимает корпус и почти упирается носом к носу, мимолётно задевает её губы, подбородок, щёку, смешивает тяжёлое дыхание.

– Не играй со мной, – после этого тишина окончательно покидает их комнату.

Раздаются шлепки, неистовые, яростные, – Геральт с лёгкостью невесомой куклы насаживает её на себя снова и снова так, что Цири приходится напрягать только связки в бессвязных, желанных стонах. И те работают на полную, будоражат Геральта ещё сильнее, и, будто подпитывая его, заставляют биться о неё всё быстрее. В его плечи вцепляются пальцы, ногти царапают шею и горло, словно она стремится разорвать его на части. И ведьмаку кажется, что это и происходит.

Когда он чувствует, как мышцы в его руках слабеют, дрожат, срываются от напряжения, Цири снимает их с талии и подносит к своему лицу. Тот обхватывает его, держит, гладит, теряясь в неожиданной нежности, а Цири начинает двигаться самостоятельно. На мгновение он будто тонет в ней, рассматривая и наслаждаясь - щёки девушки раскраснелись, лицо покрылось испариной, а тело передаёт невозможно терпкий и яркий дух, на ощущение которого он тратит долю секунды, глубоко вдыхая; он касается её покусанных губ, ведёт палец по подбородку назад, к волосам, и, наконец, приходит в себя. Вид скачущей Цири возбуждает в нём новую, ещё более выворачивающую его наизнанку волну страсти. Пущенная пятерня в её волосах тянет голову назад, отчего её крик срывается, понижается в тональности, а Геральту открывается влажная шея, до которой он тянется языком, чтобы слизать остаточные капли рассудка.

Ведьмаку надоедает её самостоятельность. Он останавливает её и одним точным движением подминает под себя, вновь оказываясь сверху. Цири смотрит ошеломлённо, но среагировать не успевает. Геральт снова начинает двигаться в ней, медленно, с каким-то особым трепетом, с невероятной важностью, и это сводит с ума обоих едва ли не сильнее. Он чувствует каждый сантиметр, проникающий в её тело, каждую неровность внутри неё; он чувствует влажную тесноту, чувствует, как охотно она принимает его, чувствует жар, плавящий их тела.

Он может дотянуться до неё, и сорвать губами её стон. И он дотягивается.

Он может толкнуться в неё глубже, может сжать её запястья одной своей рукой. И он сжимает.

Он слышит, как ускоряется дыхание Цириллы, как импульсивно начинает двигаться её тело. И он ускоряется вместе с ней.

– Ты прекрасна, – она сглатывает, смотрит на него так, будто вот-вот заплачет, и внезапно притихает.

– Геральт… – шёпот звучит как предупреждение.

Ведьмак с предвкушением прикрывает глаза, наращивая темп толчков.

– Геральт, – громче, дрожаще, боязливей.

Он крепче сжимает её запястья, не позволяя ей вырваться и чувствует, как бесконтрольно она двигается, выгибается. Стенки вокруг его члена сужаются, проталкиваться в них становится ещё слаще, хотя, казалось, больше некуда.

– Геральт!

Цири кричит, бьётся под его телом в конвульсиях, впивается ногтями в свои и в его ладони бесконечно долгие мгновения, за которые он успевает восхититься этим необузданным, первобытным образом. И не успевает больше ничего.

Оглушительный оргазм настигает его с последними, кульминационными толчками, с которыми он бесстыдно изливается в её нутро, долго и тягуче. Геральту кажется, что если прямо сейчас его поведут на плаху, он пойдёт туда с радостью и без капли сожаления.

Он отпускает её руки и обхватывает лицо, целует её в губы, подбородок, глаза, сквозь пот и слипшиеся пряди волос. Она вторит ему, обвив руками шею, гладя по затылку. Ведьмак скатывается набок и после на спину, утягивая девушку за собой - естественным образом она полностью растягивается на нём, будто на кровати. Остаётся даже место.

В голове пустота. Единственное, что удерживает внимание ведьмака в этом, реальном, мире - тяжесть тёплого, чужого тела. Глубокое, успокаивающееся дыхание. Ощущение полноты.

Завершённости.

Геральт гладил её плечо и чувствовал, как его тело буквально приклеилось к простыням, как его ладонь опускалась на её разгорячённую кожу, но липкость прикосновения мешала движению.

– Организовать ванну? – прохрипел он и тут же прочистил горло. Слова казались чужими, лишними и неестественными.

Цири молчала. Не шевелилась. Ведьмак уже хотел щипнуть её или сделать что то, что привлечёт её внимание, но она вдруг глубоко вздохнула, потянулась рукой к лицу и потёрла его, после чего подняла на него светящиеся, влажные глаза:

– Не помешает.

Варнава-Базиль, как и остальные слуги, спали, поэтому Геральт потратил некоторое время, чтобы самому натаскать колодезной воды, наполнив ей бадью для купания. Прежде, чем позвать Цири, он зажёг в комнате свечи, дабы иметь возможность находиться в ней не стуча зубами от холода, и прогрел, до приятной телу температуры, воду. Вернувшись в комнату, ведьмак застал Цири нежащейся в его кровати, без простыней и одежды, облюбованную мягким серебром луны. Она лежала к нему спиной, но вряд ли не слышала его прихода. Подойдя ближе, Геральт дотронулся до её бедра и тут же заметил пустившуюся череду мурашек по её ноге.

– Я бы сказал, что ты как-будто прибыла из другого мира… если бы ты действительно не прибыла из другого мира.

Цири со странным звуком подавила смешок в своей руке, на которой лежала, повернулась к нему и весело посмотрела:

– Давно придумал?

– Только что, – ухмыльнулся Геральт. Его ладонь сместилась Цири на живот и долю секунды мешкала, в какую сторону двинуться дальше, выбрав, в итоге, потянуться наверх, по солнечному сплетению, меж двух упругих округлостей, остановившись на подбородке.

– Я попыталась встать, но меня не держат ноги. Буквально.

Ведьмак на мгновенье замер и одним аккуратным, но быстрым движением поднял её, взяв под колени.

– Придётся мне носить тебя, пока не научишься ходить.

Пока он шёл вместе с ней до комнаты, руки Цири медленно оплелись вокруг его шеи, губы притянулись к уху, прошептали: “Может, я не хочу учиться ходить”, прикусили мочку, горячо выдохнули, пощекотав шею.

Вместо ответа Геральт понимающе хмыкнул, а через секунду их тела опустились в горячую, вспененную воду. Бадья была тесновата, поэтому ведьмак сел первым, а меж его ног села Цири, облокотившись ему на грудь. Ноги пришлось поджать обоим.

– Мы будем… – она запнулась. Геральт ласково погладил её по руке, – говорить о том, как нам жить дальше?

– Хм. Тебе есть, что сказать? – он потёрся подбородком о её макушку.

– Спросить. Можно мне остаться с тобой?

Геральт хотел рассмеяться. Потом рассердиться. Потом щёлкнуть её по носу. Не сделав ничего из этого, он сказал:

– Ты сошла с ума, если думаешь, что я тебя отпущу, – и, после паузы, добавил, слегка помрачнев в тоне: – Если ты сама этого не захочешь.

Цири нервно поёрзала, расплескав воду:

– Ты сошёл с ума, если думаешь, что я захочу уйти.

Звуки успокаивали и щекотали. Горячая вода расслабляла. Тёплый свет свечей давил уютом. Голос Цири казался далёким и матовым:

– Ты будешь моим?

– Я твой.

Она прочистила горло:

– Только моим.

Геральт раскрыл глаза, нахмурился. Потянулся вниз к её уху, коснулся кончика губами:

– Думаешь, мне нужен ещё кто-то, кроме тебя?

Цири вздрогнула. На выдохе произнесла:

– Ты никогда не отличался глубокой верностью. К одной женщине.

Его губы шли ниже, скользя по нежной впадине за ухом, к шее.

– Нет ни одной женщины, с которой я чувствовал бы себя так же, как с тобой.

– Ни одной?

– Нет, – он почти добрался до подбородка, когда она сказала:

– А Йеннифер?

Геральт отстранился. Цири потянулась было за ним, но замерла, опустив подбородок на своё плечо. Он молчал. Но не потому, что не хотел отвечать на вопрос, не потому, что хотел что-то от неё скрыть - ничего не изменилось в его отношении к магичке. А в отношении Йен к Цири - могло.

– Геральт?

– Нет. Ни одной.

Будто угадав его раздумья, она сказала:

– Мы не будем скрывать. Ни от кого.

Это могло означать только одно - следующая их встреча с Йен станет последней. Нет ни единого шанса, чтобы Йеннифер отреагировала хоть сколько-то адекватно на подобную новость. И, если Геральт давно уже был готов поставить точку в их долгом, часто мучительном, общении, то для Цири это был серьёзный шаг. И она была готова к нему. Ведьмак ткнулся носом в её волосы, оплёл руками её плечи и пробубнил:

– Ты не обязана.

– Я знаю. Но я хочу. Так будет правильно.

Она потёрлась щекой о его руки, поцеловала их, повернула голову в поисках настоящего, единственного поцелуя. Получив его, снова прильнув спиной к его груди и закинув руки за голову, обхватив его шею, заплетаясь пальцами в волосах, она тихо попросила, закрыв глаза:

– Погладь меня там.

– Тебе не больно?

Рука Геральта скользнула вниз, опустилась под воду и ниже, мимо пупка и мягкого, гладкого живота, добралась до лобка и смелым, уверенным движением надавила на него, почти сразу же пустив первые фаланги пальцев внутрь. Цири не посчитала нужным ответить - громкий вздох, полный удовольствия, податливый изгиб тела в сторону его пальцев и разведённые колени оказались красноречивей любых слов.

Ведьмак подумал, что мог бы пожертвовать многим ради этого - ради этих, и многих других мгновений, которые они уже пережили или которые им предстоит пережить, - как минимум, абсолютно всем.