Святой едет на Запад [Лесли Чартерис] (fb2) читать онлайн

Лесли Чертерис Святой едет на Запад

Часть первая Палм-Спрингс

Глава 1

– Послушайте, – сказал Фредди Пеллман воинственно, – вас зовут Саймон Темплер, не так ли?

– Думаю, что да, – ответил ему Саймон.

– Так это вас прозвали Святым?

– Похоже на то.

– Этакий Робин Гуд наших дней?

Саймон ответил сдержанно:

– Я бы сказал, что это довольно странное сравнение.

– Ну ладно! – Пеллман слегка покачнулся на высоком стуле у стопки бара и покрепче ухватился за свой стакан с коктейлем, словно стараясь обрести равновесие. – Вы – тот, кто мне нужен. У меня есть для вас работа.

Святой вздохнул:

– Спасибо. Но я не ищу работу. Я приехал в Палм-Спрингс, чтобы развлечься.

– У вас будет полно развлечений, и вам все-таки придется взяться за эту работу.

– Мне не нужна работа, – сказал Саймон. – А в чем она будет заключаться?

– Мне нужен телохранитель, – ответил Пеллман.

У него был громкий, грубый голос, напоминавший Саймону кваканье рассерженной лягушки. "Привлекательность" этого голоса можно было, несомненно, отнести отчасти за счет неумеренного употребления его владельцем алкоголя. Чтобы догадаться об этом, Саймону не нужно было даже видеть, как Пеллман пьет. О длительном употреблении алкоголя говорило его одутловатое, покрытое нездоровыми пятнами лицо, покрасневшие глаза и мешки под ними. Все это было особенно заметно еще и потому, что Пеллману было немногим более тридцати лет, и когда-то он, вероятно, обладал вполне привлекательной, хотя и достаточно заурядной внешностью. Но подобные вещи довольно часто случаются с испорченными молодыми людьми, которым посчастливилось родиться в семье, где миллионами распоряжаются гораздо свободнее, чем большинство людей – куда более скромными суммами.

Саймон Темплер, конечно же, знал о нем, как и большинство читающих газеты людей в Соединенных Штатах и за их пределами. Фредди Пеллман был столь же заметной фигурой на общественном небосклоне, как и сам Святой, хотя известность эта была несколько иного порядка. В своей жизни он, по всей вероятности, выпил гораздо большее количество шампанского, чем любой другой человек в двадцатом веке. Его, без сомнения, выбрасывали из гораздо большего числа ночных клубов, и он оплатил значительно больше счетов в отелях за причиненный ущерб, чем какой-нибудь другой любитель устраивать скандалы и вызывать беспорядки. А количество услужливых статисток и манекенщиц, получавших от него в награду за преданную дружбу такие сувениры, как норковые манто, бриллиантовые браслеты, автомобили "паккард" и прочие милые пустяки, было столь велико, что, наверное, могло бы заставить царя Соломона почувствовать себя недостаточно сексуальным мужчиной.

Пеллман обычно путешествовал в неизменном окружении трех невероятно красивых молодых дам – одной блондинки, одной брюнетки и одной девушки с рыжими волосами. То есть неизменным оставался лишь цвет волос его спутниц. Сами же девушки менялись по мере того, как та или другая верная спутница уходила на заслуженный отдых и на смену ей приходила новая, как правило, еще более красивая претендентка; но вакансия всегда заполнялась новой девушкой с тем же цветом волос, так что установленная раз и навсегда гармония цветов не нарушалась, и нужный тип женской красоты находился всегда под рукой. Фредди ласково называл их своими секретаршами; и не вызывал сомнения тот факт, что они оставили о себе скандальную память во всех столицах и сколько-нибудь известных местах Европы и обеих Америк.

Таков был человек, утверждавший, что ему необходим телохранитель, и, рассматривая его, Святой не мог удержаться от циничных размышлений.

– Что случилось? – холодно поинтересовался он. – Вам угрожает чей-то муж?

– Нет, я никогда не имею дела с замужними женщинами – слишком много хлопот. – Пеллман говорил абсолютно равнодушно и спокойно. – Это очень серьезно. Вот взгляните.

Он вытащил из кармана смятый листок бумаги и неловко расправил его. Саймон взял листок и просмотрел его.

Это был самый обычный листок бумаги, на котором была приклеена журнальная вырезка. Вырезка была из журнала "Лайф" и, судя по заголовку, составляла часть сообщения об окончании карьеры еще одного из известных врагов общества. На фотографии же можно было видеть лежащего на тротуаре человека и двух стоящих над ним полицейских, причем своими позами они напоминали охотников, фотографирующихся после удачной охоты рядом с убитой ими дичью. Группу эту окружала толпа зевак, лица которых на фотографии рассмотреть было невозможно. Фотография сопровождалась следующим текстом:

"Пистолет деревенского полицейского положил конец карьере знаменитого Курилки Джонни Импликато, трижды совершавшего похищения людей и обвиняемого в убийствах, после того, как знаменитый миллионер Фредди Пеллман опознал его в ресторане в Палм-Спрингс в день Рождества и разговорами задержал преступника до прибытия полиции".

Под журнальной вырезкой шла надпись карандашом, сделанная неровными прописными буквами:

"ЗАДУМЫВАЛСЯ ЛИ ТЫ КОГДА-НИБУДЬ О ТОМ, ЧТО ЧУВСТВОВАЛ ДЖОННИ? НУ НИЧЕГО, СКОРО ТЫ ЭТО УЗНАЕШЬ. ЖДИ НЕПРИЯТНОСТЕЙ, МИСТЕР. ДРУГ ДЖОННИ".

Саймон пощупал бумагу, перевернул ее, осмотрел и возвратил Пеллману.

– Звучит несколько банально, – заметил он. – Но вам это должно казаться забавным приключением. Как вы это получили?

– Ночью бумагу подсунули под парадную дверь. Я снимаю здесь дом, туда-то ее и подбросили. Под парадную дверь. Слуга-филиппинец нашел ее утром. Дверь, разумеется, была заперта, но бумагу подсунули под дверь.

Если Фредди Пеллман считал, что его слова представляют определенную важность, а так случалось достаточно часто, он никогда не удовлетворялся тем, чтобы произнести их один раз. Он повторял фразу несколько раз, изменяя ее построение и полагая, очевидно, что слушающие его были либо глухими, либо недоумками, но все же могли по чистой случайности понять то, что им говорится, если повторять это достаточно часто и в разных вариантах.

– Вы обращались в полицию? – спросил Саймон.

– Это в таком-то городишке? С таким же успехом можно обратиться и к бойскаутам. В таком городе полиция не будет знать, что делать с убийцей, даже если он сам придет в участок и представит подписанное по всей форме признание.

– Но они же взяли Джонни, – возразил Саймон.

– Послушайте, да вы знаете, кто взял Джонни? Я взял Джонни. Кто узнал его? Я узнал. Я читал один из этих настоящих полицейских журналов, сидя в парикмахерской, и там была статья о нем. В одном из этих настоящих полицейских журналов. Я узнал его по фотографии. Вы прочли, что говорится в этой журнальной вырезке?

– Да, – ответил Саймон.

Однако Фредди не так легко было отвлечь. Он снова вынул из кармана бумагу:

– Видите, что здесь говорится? "Пистолет деревенского полицейского положил конец карьере..."

Он прочел всю вырезку целиком, водя по строчкам указательным пальцем. При этом он чрезвычайно тщательно выговаривал слова и подчеркивал все ударения, чтобы Святой не был сбит с толку наиболее длинными словами, встречавшимися в тексте.

– Ну хорошо, – терпеливо сказал Святой. – Вы узнали его и сдали полиции. И теперь один из его дружков очень зол на вас.

– И поэтому мне нужен телохранитель.

– Я могу порекомендовать вам хорошее агентство в Лос-Анджелесе. Вы позвоните им, и через три часа у вас будет первоклассный, вооруженный до зубов телохранитель, способный гарантировать вашу безопасность.

– Но мне не нужен обычный телохранитель из агентства. Мне нужен самый лучший из всех. Мне нужен Святой, чтобы быть моим телохранителем.

– Спасибо, – сказал Святой. – Но я не хочу охранять тело.

– Послушайте, – сказал Пеллман настойчиво, – может быть, вы сами назовете плату за свои услуги? Любую сумму. Просто назовите ее.

Саймон огляделся по сторонам. Бар начал постепенно заполняться посетителями, желавшими отведать свой традиционный коктейль. Это было странное смешение людей и костюмов, которое придавало толпе в Палм-Спрингс тот необычный характер и разнообразие, которые отличали этот городок от всех других курортов Америки. Здесь были представлены все – ковбои, пижоны, туристы, экскурсанты, коммивояжеры, бизнесмены, местные жители и гости из Голливуда; мужчины и женщины всех форм, размеров и возрастов, в джинсах, шортах, строгих деловых костюмах, спортивных и пляжных костюмах, роскошных туалетах, костюмах для верховой езды, для игры в теннис, в купальниках и практически почти без одежды. Они отдыхали и могли позволить себе быть легкомысленными и беззаботными какое-то время; и именно так Святой собирался провести эти дни.

– Если я возьмусь за подобную работу, – сказал он, – это будет стоить вам тысячу долларов в день.

В течение некоторого времени Фредди Пеллман смотрел на него моргая, с выражением алкоголика, пытающегося собраться с мыслями. Затем он вытащил из кармана толстую пачку зеленых бумажек. Порывшись в ней, выбрал одну бумажку и всунул ее в руку Святого. Голубые глаза Святого остановились на этой бумажке. На ней с большим графическим искусством была изображена цифра 1, за которой следовали нули. С предчувствием неизбежности судьбы Саймон сосчитал нули. Их было три.

– Это плата за сегодняшний день, – сказал Фредди. – Вы наняты. Давайте выпьем.

Святой вздохнул.

– Пожалуй, мне это необходимо, – сказал он.

Глава 2

Одна из причин того, что в темных волосах Святого все еще не поблескивала седина, заключалась в том, что он никогда не тратил силы впустую, на напрасные сожаления. У него даже выработался окрашенный своеобразным чувством юмора фатализм по отношению к своим промахам. Он сам ввязывался в то или иное дело, и во всех возможных последствиях ему следовало винить только самого себя. Точно так же воспринял он и свою новую работу. Его очень ловко подловили, использовав его же собственную высокую репутацию, и теперь ему оставалось лишь принимать действительность с чувством юмора и надеяться на то, что новая работа, возможно, доставит ему удовольствие. И вполне вероятно, что именно так все и сложится. В конце концов, речь шла об убийстве или нанесении увечий, а для Саймона Темплера в любом приключении таилось нечто привлекательное. Возможно, все будет не таким уж и скучным...

– Вам, конечно, придется перебраться в мой дом, – сказал Пеллман, и они поехали в отель "Мирадор", чтобы Святой забрал свой скромный багаж, счет за пребывание которого в номере отеля в течение нескольких часов уже успел достичь примерно двадцати долларов.

Дом, который снимал Пеллман, представлял собой современную постройку, расположенную на холмах, составлявших западную окраину города. Сам город Палм-Спрингс лежал в долине, полого спускавшейся к озеру Солтон-Си, расположенному ниже уровня моря, но с западной стороны город вплотную подступал к остроконечным гранитным скалам, вздымавшимся круто вверх, к вечным снегам Сан-Хасинто. Крутым серпантином вилась вдоль острых уступов скал частная дорога, ведшая к дому Пеллмана, и с лужайки перед домом, которая, казалось, чудом возникла среди нагромождения этих коричневых скал, можно было видеть весь Палм-Спрингс, расстилавшийся внизу, словно нарисованная кем-то карта. А дальше, насколько хватало глаз, до самых отрогов гор Сан-Бернардино, простиралась пустыня, где серо-зеленые островки сорных трав, кактусов и скумпии чередовались с абсолютно голой почвой. К югу она переходила в бескрайние, опаленные солнцем просторы, бывшие когда-то дном древнего моря, следы приливов которого все еще виднелись на скалах, граничивших с равниной.

Сам же дом являл собой воплощение фантазии, которая могла родиться только в голове художника. Это было построенное в испанско-калифорнийском стиле бунгало, раскинувшееся среди прудов и патио в той ленивой манере, которая могла представиться его создателю в часы праздности. Здесь были белые оштукатуренные стены и ярко-красные черепичные крыши, тенистые веранды и крошечные арки, раскидистые пальмы и вымощенные самыми разнообразными плитками дорожки, нарядные клумбы петуний, заросли олеандра и белые колонны, увитые пышной бугенвиллеей. Атмосфера этого места была продумана и создана столь искусно, что невольно ощущалась грациозная медлительность безвозвратно ушедшего в прошлое столетия, перед глазами возникали галантные гасиендадос, одетые в бархат и закованные в сталь, изящно и мужественно склонявшиеся над белыми ручками дам, слышалось журчание фонтанов и легкая поступь многочисленных слуг, чувствовался запах цветов в черных как смоль волосах смеющихся сеньорит, и казалось, что за любым из поворотов можно встретиться даже с нимфой...

"Да уж, здесь и правда можно повстречаться с нимфой", – подумал Саймон, ибо как раз тогда, когда они огибали угол бассейна, раздался пронзительный визг и перед ним промелькнули длинные загорелые ноги и полная грудь, которые так быстро скрылись за дверями купальни, что Саймон вполне мог решить, что все это ему померещилось.

– Это Эстер, – небрежно пояснил Фредди. – Ей нравится ходить голой.

Саймону припомнились все те странности образа жизни Пеллмана, которые так широко освещала пресса, и он еще раз утвердился в своем первоначальном намерении относиться к новой работе философски.

– Одна из ваших секретарш? – тихо спросил он.

– Именно так, – вежливо ответил Фредди. – Пойдемте, я познакомлю вас с остальными.

Остальные находились в гостиной, если только эти роскошные и претенциозные апартаменты можно было назвать столь обыденным словом. Казалось, что какой-то голливудский художник оформил помещение сообразно своим представлениям, и достигнутый результат являл собой нечто среднее между мечетью Кордовы и парадным залом средневекового замка. Пол в комнате был вымощен плитками, куполообразный потолок отделан золотой мозаикой, по стенам развешаны шкуры тигров и леопардов; мебель была из кипарисового дерева, а в свободных простенках размещались поддельные доспехи.

– Это мисс Старр, – представил Фредди одну из девушек. – Вы можете называть ее Джинни. Мистер Темплер.

У Джинни были рыжие волосы теплого темно-золотого оттенка и молочно-белая кожа, усыпанная веснушками. Великолепие ее кожи почти полностью было открыто взорам, за исключением лишь пары квадратных футов, на которых размещался зеленый эластичный купальник, облегавший прекрасные формы Джинни так, словно они были покрыты изумрудной краской. Она сидела одна за столом и раскладывала пасьянс. Джинни подняла глаза на Святого, улыбнулась ему долгой волнующей улыбкой и сказала:

– Привет.

– А это Лисса О'Нейл, – сказал Фредди.

Лисса была блондинкой. Волосы ее были цвета молодой ржи на полях в Индиане, глаза небесно-голубого цвета, а на щеках цвели нежные розы с берегов реки Шаннон. Она лежала на диванчике и читала, пристроив книгу на своем плоском животе. Одета она была в белый спортивный костюм, простота которого лишь подчеркивала тот факт, что стоил он немало, и на фоне белой ткани стройные ноги Лиссы казались позолоченными.

Саймон взглянул на книгу. Судя по яркой обложке, это была книга из серии "Клуб загадочных преступлений".

– Ну и как книга? – спросил он.

– Недурна, – ответила Лисса. – На третьей главе мне казалось, что я уже знаю, кто преступник, но сейчас я думаю, что, пожалуй, ошибалась. Что там сказал Фредди, как ваше имя?

– Она вечно читает про таинственные преступления, – вставила Джинни. – Она наш домашний эксперт по преступлениям – мадам Хокшоу. Каждый раз, как газеты сообщают о каком-либо убийстве, она всегда наперед все знает и о преступлении, и о преступнике.

– А почему бы и нет? – возразила Лисса упрямо. – Как правило, все они столь глупы, что не догадываются об этом лишь одни детективы, ведущие следствие.

– Вы, должно быть, читали именно те книги, который нужно, – сказал Святой.

– Он сказал, что вас зовут Темплер? – вновь спросила Лисса.

Дверь открылась, и вошла Эстер. Саймон увидел изящный овал лица, на котором теплым светом сияли карие глаза, и ярко-красный рот, который, казалось, все время должен был шептать; "Если бы мы были одни..." Копна слегка вьющихся волос цвета жареных каштанов обрамляла ее лицо темной сказочной дымкой. О фигуре ее мало что можно было сказать, так как причудливый просторный голубой халат почти полностью скрывал ее. Но все же не совсем, ибо полы его сходились у тонкой талии, подчеркивая ее, а при ходьбе раздвигались стройными бедрами.

– Хорошенькое дело, – сказала она. – Вошли как раз в тот момент, когда на мне ничего не было.

– Могу поспорить, что ты пришла от этого в восторг, – заметила Джинни, жульничая и вытаскивая снизу колоды черную десятку, чтобы положить ее на красного валета.

– Кто-нибудь собирается нас познакомить? – спросила Эстер.

– Познакомьтесь с мисс Свинберн, – сказал Фредди. – Мистер Темплер. Ну, теперь вы знаете всех. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Зовите меня Фредди, а вас мы будем называть просто Саймон. Хороню?

– Хорошо, – согласился Святой.

– В таком случае, все мы у себя дома, – продолжал Фредди, как всегда, подчеркивая свою мысль. – Нам не нужно соблюдать никакие формальности. Если вы понравитесь кому-либо из девушек, это тоже будет неплохо. Мы все здесь друзья.

– Чур, я первая! – воскликнула Джинни.

– Почему ты? – возразила Эстер. – В конце концов, я первая предстала перед ним в таком виде...

Святой достал сигареты и закурил, стараясь сохранить достоинство, насколько это вообще возможно для мужчины, оказавшегося в подобной ситуации.

– Ну что ж, дела пока идут неплохо, – заметил он. – В противном случае вам придется иметь дело с моим агентом. Но давайте сразу же поставим все точки над "i". Я здесь только работаю. Объясните им это, Фредди.

В этот момент слуга-филиппинец вкатил в комнату столик с напитками. Пеллман устремился к нему и принялся смешивать коктейли.

– Девушки все знают об этом письме с угрозами. Я показал им его сегодня утром. Разве не так, Лисса? Ты помнишь ту записку, которую я показал тебе? – Ободренный ее согласием, Фредди снова взялся за шейкер для смешивания коктейлей. – Словом, Саймон Темплер позаботится о нас. Вы ведь знаете, кто он, не так ли? Тот самый Святой, вот кто он, – заявил Фредди, исключив тем самым все возможности для неправильного истолкования своих слов.

– Я так и думала, – сказала Лисса, и взгляд ее васильковых глаз надолго задержался на лице Саймона. – Мне попадались ваши фотографии. – Она отложила книгу и изящно отодвинула свои длинные ноги, как бы приглашая Саймона занять освободившееся место на диванчике. – Что вы думаете об этой записке?

Саймон принял ее немое приглашение и присел на диванчик. Он считал ее не менее опасной, чем остальные двое, но она казалась более спокойной и действовала тоньше. Кроме того, с ней хотя бы можно было поговорить и о чем-нибудь другом, кроме секса.

– Расскажите мне, что вы думаете об этом, – сказал он. – По-моему, у вас могут быть очень ценные соображения.

– Мне показалось, что все это напоминает сюжет из какого-нибудь дешевого журнала.

– Вот именно! – В голосе Фредди слышалось торжество. – Не удивительно ли, а, Саймон? Послушай-ка, Джинни. Вот зачем она читает все эти детективы? Тебе это понравится? Знаешь, что сказал Саймон, когда я показал ему записку? Что вы сказали, Саймон?

– Я сказал, что это звучит несколько банально.

– Вот так! – В торжествующем голосе Фредди улавливалась даже некоторая мстительность. – Именно это слово он и употребил. Он сказал, что это банально. Да, вот так он и сказал, как только прочел записку.

– Я тоже так подумала, – вмешалась Эстер, – только мне не хотелось этого говорить. Может быть, просто какой-нибудь сумасшедший пытается развлечься таким образом.

– Однако, – заметил Саймон, – известно много случаев, когда сумасшедшие убивали людей, а многие настоящие убийства выглядят весьма банально. Неважно, убьет ли вас сумасшедший или самый рассудительный человек в мире, будет ли ваше убийство выглядеть банальным или нет, в результате вы ведь все равно распрощаетесь с жизнью.

– А правда, что многие преступники увлекаются чтением детективов? – спросила Лисса.

Святой кивнул:

– Большинство. И между прочим, спи получают из них немало ценной информации. Чаще всего писатели – очень умные люди, несмотря на то, что выглядят они иной раз довольно-таки странно, и когда они берутся за разработку преступлений, то вкладывают в них массу изобретательности и проводят исследования, на которые у обычных преступников, как правило, не хватает ни времени, ни ума. Но такой преступник может многому научиться, если будет читать книги хороших авторов.

– Кроме того, он сможет научиться тому, как избежать многих ошибок.

– Может быть, в этом что-то и есть, – сказал Святой. – Может быть, тупые преступники, о которых вы говорили, – это лишь те, которые не читают книг. Возможно, что остальные становятся столь умными, что их никому не удается поймать, поэтому мы о них никогда и не слышим.

– Бр-р-р, – поморщилась Джинни. – У меня просто мурашки по спине бегают. Почему бы просто не обратиться в полицию?

– Потому что Святой намного умнее, чем все эти полицейские, вот почему, – сказал Фредди. – Поэтому я его и нанял. Он запросто обведет всех полицейских вокруг пальца. Он делал это уже много лет. Лисса все о нем знает, потому что читает такие книги. Расскажи им о нем, Лисса.

Он подошел к ним со стаканами коктейля "Манхэттен" в руках, причем по своим внушительным размерам эти стаканы скорее подходили для того, чтобы наливать в них фруктовый пунш, а не коктейль.

– Оставьте ее в покое, – торопливо возразил Святой. – Если она и в самом деле знает историю моей жизни, то, пожалуй, сможет шокировать кого-нибудь из присутствующих. Давайте лучше как следует напьемся.

– О'кей, – любезно согласился Фредди. – Вы здесь командуете. Продолжайте оставаться загадкой для окружающих. Начнем напиваться до чертиков.

Тот факт, что все они не напились до чертиков, никак нельзя было поставить в вину Фредди Пеллману. Невозможно было отрицать, что он приложил все усилия к тому, чтобы его гости достигли этого состояния идеальной отрешенности. Его неудачу можно было отнести лишь за счет чрезвычайной осторожности членов компании, а также удивительно хорошей устойчивости к воздействию алкоголя, которой, как оказалось, все они обладали.

Это было своего рода классическое представление. Фредди соорудил еще два "Манхэттена", причем объем каждого из них мог вполне соперничать с молочными коктейлями. После этого наступил небольшой перерыв, и все присутствующие отправились в свои комнаты, чтобы переодеться. Их ждал обед в ресторане "Кукольный домик". Уже там перед обедом каждый из них выпил еще по два коктейля, правда, нормального размера, а за обедом все пили шампанское. После обеда пили бренди. Затем принялись обходить все бары на главной улице, придерживаясь сначала направления с севера на юг, а потом с юга на север. Они пили коктейль "Зомби" в баре "Луау", коктейль плантаторов в "Кубинском", виски с содовой и льдом – в "Чи-Чи", еще виски – в "Бил-Эл". Когда же они начали продвигаться в обратном направлении, то выпили пива в баре "У Счастливчика", протолкнули его коктейлем "Коллинз" в баре "Дель-Такитц", затем добавили несколько дайкири в баре "Ройал-Палмз", обнаружили, что есть текила в баре "У Клариджа", и отведали ее. Таким образом, они вновь добрались до ресторана "Кукольный домик", где и выпили еще одну бутылку шампанского. Каждый из них все еще мог держаться на ногах и говорить членораздельно, хотя и не очень вразумительно. Многие в истории получали медали и за менее значительные подвиги. Следует признать, однако, что здесь имела место и немалая доля мошенничества. Девушки, наученные, без сомнения, прошлым опытом, оставляли многие стаканы недопитыми, а у Саймона Темплера, тоже не новичка в подобных делах, были свои собственные способы контролировать положение, основанные на ловкости рук.

Фредди Пеллман был, пожалуй, самым пьяным из всех, но Саймон не мог не отдать ему должного. Фредди уже был сильно навеселе, когда Саймон повстречал его днем в баре, но казалось, что с тех пор в его состоянии не произошло сколько-нибудь значительных изменений. Правда, передвигаться он стал чуть менее уверенно, но держался все еще прямо; речь его стала чуть менее внятной, но все еще можно было понять то, что он говорил; взгляд его, вероятно, казался чуть более остекленевшим, но Фредди по-прежнему был способен замечать все, что происходило вокруг. Складывалось впечатление, что его загрубевшие от прежних попоек внутренности отказывались усваивать дополнительное количество спиртного: достигшие крайней степени наполнения, они просто пропускали через себя все излишки спиртного без всякой видимой внешней реакции.

– Должно быть, есть еще какие-то заведения, где мы не побывали сегодня, – пробормотал он, уставившись на свой стакан, и вслед за этим плавно перевалился на бок и, растянувшись на полу, захрапел.

Джинни оценивающе посмотрела на распростертое на полу тело и сказала:

– Я всего третий раз вижу, как он вот так отключается. Должно быть, он начинает сдавать.

– Ну что ж, теперь и мы можем расслабиться, – сказала Эстер и подвинула свой стул поближе к стулу Святого.

– Мне кажется, вам следовало бы отвезти его домой, – предложила Лисса.

Все присутствующие сочли эту идею достаточно разумной, ибо старший официант и владелец бара уже стали медленно приближаться к ним, сохраняя отработанную годами профессиональную сдержанность.

Саймон помог Фредди принять вертикальное положение и доставил его до машины, причем Фредди даже не дал себе труда проснуться. Святой повез всех домой, и, когда машина затормозила у парадного входа, внутри дома загорелся свет. Слуга-филиппинец вышел на крыльцо и флегматично помог Святому провести операцию по выгрузке хозяина. Его лицо не выражало ни удивления, пи осуждения. Очевидно, что прибытие хозяина в таком состоянии случалось не впервые и подобные процедуры стали для него делом привычным.

Вдвоем они отнесли спящего в его комнату и положили на постель.

– О'кей, – сказал слуга. – Теперь моя о нем позаботится. – С большой ловкостью он принялся снимать с Фредди пиджак.

– Сдается мне, что у тебя уже большой опыт в этом деле, – заметил Святой. – Как долго ты здесь служишь?

– Почти шесть месяцев. Он хорош хозяин. Доверьте его мне, сэр. Моя уложит его в постель.

– Как тебя зовут?

– Анджело, сэр. Моя позаботится о нем. Ваша что-то надо, вы говорить мне.

– Спасибо, – поблагодарил его Святой и направился обратно в гостиную.

Входя туда, Святой услышал обрывки разговора, которые свидетельствовали о том, что угрозы, которым все старались не придавать значения в течение всего вечера, по мере приближения ночи и отхода ко сну стали казаться уже не такими нелепыми.

– Ложись в моей комнате, Джинни, – предложила Лисса.

– Великолепно! – ответила Джинни. – Ты полночи сидишь и читаешь, а я хочу выспаться.

– Я могу лечь в твоей комнате для разнообразия, – сказала Эстер.

– Ты храпишь! – без обиняков заявила Лисса.

– Неправда!

– А с кем же я буду спать в таком случае? – запротестовала Джинни.

– Я думаю, ты найдешь себе компанию, – мрачно заметила Эстер. – Ты прилагала к этому достаточно усилий.

Саймон деликатно кашлянул.

– Анджело занимается Фредди, – сказал он, – а я собираюсь отправиться спать.

– Почему так рано? – надула губки Эстер. – Давайте все вместе пропустим еще по стаканчику. Нет, я знаю, чем нам заняться. Давайте играть в покер на раздевание!

– Очень жаль, – сказал Святой, – но я уже не чувствую себя таким молодым, как сегодня днем. Мне необходимо выспаться.

– Мне казалось, что вас наняли телохранителем, – заметила Джинни.

Святой улыбнулся:

– Я и есть телохранитель, дорогая. Я охраняю тело Фредди.

– Фредди вырубился. Вы должны составить компанию нам.

– Все это так глупо, – сказала Лисса. – Я совершенно не напугана. Нам нечего бояться. Даже если писавший эту записку не шутил, ведь он охотится за Фредди. Нам-то никто не причинит вреда.

– А можно ли быть уверенной в том, что преступник не ошибется комнатой? – возразила Эстер.

– Можете повесить табличку с указанием направления на своей двери, – предложил Саймон. – Спокойной ночи, прелестные девицы.

Он вышел из комнаты прежде, чем они успели что-либо возразить, и направился в свою спальню.

Спальни размещались в отдельном крыле дома, имевшем форму буквы L. Комната Фредди находилась в дальнем конце крыла, и дверь ее выходила на широкую затененную веранду, через которую можно было попасть в спальни. Саймону отвели соседнюю комнату, которую пришлось освободить одной из девушек: и теперь все они занимали комнаты, расположившиеся вокруг изгиба этой самой буквы L. В комнате Саймона было две двери, связывавшие ее с соседними помещениями. Саймон приоткрыл ту из них, которая вела в комнату Фредди, но выяснилось, что почти вплотную к пой изнутри находилась еще одна дверь и эта дверь была заперта. Саймон прошел через веранду к комнате Фредди и увидел там Анджело, который как раз собирался потушить свет.

– Он теперь хорошо заснуть, – с усмешкой проговорил филиппинец. – Твоя может не волноваться.

Фредди был заботливо уложен в постель, а его одежда – аккуратно сложена на стуле. Саймон подошел поближе к Фредди и взглянул на него. В этот момент Фредди Пеллман, безусловно, не был мертв, – храп его хотя и звучал сдавленно, но исходил, без сомнения, от живого человека.

Святой отыскал в комнате дверь, которая соединяла ее с его собственными апартаментами, и подергал ручку двери. Дверь была заперта, и в замке не было ключа.

– Анджело, ты не знаешь, как открыть эту дверь? – спросил он.

Филиппинец покачал головой:

– Моя не знает. Она заперт?

– Заперта.

– Моя никогда не видел ключ. Может, где-то есть.

– Может быть, – согласился Саймон.

Было очевидно, что дальнейшие расспросы филиппинца не дадут никаких результатов, к тому же Саймон решил, что все это, возможно, и не имеет большого значения. Он все еще не выработал для себя сколько-нибудь реального представления о характере опасности, нависшей над домом, и в этот момент задачи Саймона представлялись ему особенно расплывчато. Саймон вышел из комнаты, и филиппинец погасил свет.

– Все уже заперт, сэр. Твоя не волноваться. Моя идет спать.

– Приятных сновидений, – откликнулся Саймон.

Он вернулся в свою комнату, разделся и упал на кровать. Он чувствовал, что находится в хорошей форме, во ему вовсе не хотелось начинать новый день с головной болью. Скорее всего, в ближайшем будущем у него и без того будет достаточно причин для головной боли. Помимо необходимости поглощать огромное количество спиртного и опасности, исходившей от прекрасных обитательниц дома Пеллмана, Саймон чувствовал, что очень скоро общение с Фредди утратит для него прелесть новизны и простота в обращении, так поразившая его при первом знакомстве, перестанет его привлекать. И в конце концов, чувствовал Саймон, тысяча долларов в день покажется ему относительно небольшой платой за необходимость ежедневно выслушивать разглагольствования Фредди. Но у него впереди еще много времени, чтобы все это обдумать. Не исключено, что он сможет все это объяснить Фредди и получить прибавку...

С этой мыслью Святой и уснул. Он не знал, как долго проспал, но сон его был глубоким и спокойным. А прерван он был с внезапностью и быстротой электрического разряда звуками, сходными по своему воздействию с грохотом от падения внушительного количества фарфора. Но на самом деле звуки носили иной характер. Это был пронзительный, леденящий душу крик, от которого Саймон мгновенно проснулся и вскочил на ноги, в то время как отголоски этого крика все еще звучали у него в ушах.

Глава 3

Небо за окном было усыпано звездами, и на его фоне прямоугольники окон казались серебряными, но внутри комнаты было настолько темно, что Саймон не без труда нашел свой халат. Пистолет уже был у него в руке, ибо он всегда держал его по ночам под матрацем. При первых же признаках тревоги пальцы Саймона инстинктивно сжались на рукоятке пистолета. Он накинул халат, завязал пояс и устремился к двери всего через несколько секунд после того, как проснулся.

И с этот момент крик прозвучал опять, но сейчас, когда восприятие Саймона не было затуманено сном, крик этот показался ему более громким и как бы более нарочитым. И раздавался он не оттуда, куда Саймон первоначально автоматически устремился, еще не отдавая себе отчета, а совсем с другой стороны – он шел из комнаты, находившейся в противоположной стороне от его собственной.

Саймон замер на полпути, а затем рванулся к другой двери, соединявшей комнаты. Эта дверь не была заперта. И здесь между комнатами была установлена двойная дверь, но ее ручка легко повернулась под его пальцами. Когда он стал открывать дверь, то заметил пробивающийся из-под нее свет. И тут Саймон принял единственно верное решение в подобной ситуации – резким движением, но совершенно беззвучно он широко распахнул дверь, быстро вошел в комнату и, сразу же шагнув в сторону, вскинул пистолет, готовый выстрелить в любую цель.

Но никакой цели он в комнате не обнаружил. В комнате вообще никого не было, кроме Лиссы.

Правда, Лисса как раз представляла собой в этот момент весьма живописное зрелище, если бы только у Саймона было время, чтобы им насладиться. Она сидела, выпрямившись, на постели, и, как показалось Саймону, на ней была надета прозрачная ночная рубашка телесного цвета с белыми разводами. По крайней мере, таково было его первое впечатление. И лишь затем он осознал, что на Лиссе была просто прозрачная белая рубашка, через которую просвечивало загорелое тело. Рот Лиссы был широко открыт, словно она как раз собиралась снова закричать, но затем передумала.

– Привет, – сказала она совершенно спокойно. – Я так и подумала, что вы прибежите на мой крик.

– А нельзя ли было вызвать меня каким-нибудь более деликатным образом? – спросил Саймон.

– Но здесь кто-то был, действительно был. Взгляните.

И тут Саймон увидел ее – черную деревянную рукоятку ножа, торчавшую вертикально из матраца рядом с тем местом, где сидела Лисса. Выражение покорности судьбе исчезло с его лица, как будто его никогда и не было.

– Куда он побежал?

– Я не знаю... Он выбежал через одну из дверей. Если он не побежал в вашу комнату, то, должно быть, выскочил на веранду или в комнату Джинни.

Саймон вышел на веранду. В тот момент, когда он ступил на веранду, в доме зажегся свет. Саймон увидел Фредди Пеллмана, который стоял, покачиваясь, в дверном проеме в конце крыла дома, где размещались спальни.

– Что еще случилось? – хрипло спросил Фредди, причем язык у него сильно заплетался. – Что здесь происходит?

– Кажется, у нас побывал посетитель, – ответил Святой. – Через вашу комнату никто не проходил?

– Кто-то прошел через мою комнату? Я не в курсе. Нет. Я никого не видел. Зачем это кому бы то пи было проходить через мою комнату?

– Чтобы поцеловать вас перед сном, – бросил ему Святой и устремился в противоположном направлении.

На веранде не было заметно никакого движения. Святой коротко постучал в следующую дверь, открыл ее и зажег свет. Постель была смята, но совершенно пуста, а из-под двери, соединявшей эту комнату с соседней, пробивался свет. Оказалось, все спальни соединялись между собой дверями. Это могло иметь как свои преимущества, так и недостатки. Саймон прошел в следующую комнату. Под покрывалом на кровати, стоявшей в этой комнате, что-то лежало, и создавалось впечатление, что под ним спрятался маленький бегемот, который к тому же сильно дрожал. Саймон подошел к кровати и похлопал бегемотика по наиболее выпуклой части.

– Эй, – позвал он, – я только что видел, как в эту постель забралась мышка.

В ответ послышался сдавленный визг, и вслед за тем на подушке показались голова и плечи Эстер.

– Убирайтесь отсюда! – удалось разобрать Саймону в ее невнятном визге. – Я не сделала ничего...

В этот момент Эстер узнала Саймона и внезапно замолчала. Она воспользовалась передышкой, чтобы поправить свои темные волосы. В то же время вторая половина маленького бегемотика задвигалась рядом с ней, и на поверхности показались золотисто-рыжие волосы и курносый носик.

– О, это вы, – протянула Джинни. – Ложитесь с нами, мы подвинемся...

– Чувствуйте себя как дома, – подхватила Эстер. – Это, между прочим, моя комната...

– Ну-ну, детишки, – терпеливо заговорил Святой. – Мне, конечно, не хотелось бы портить кому-либо удовольствие, но я сейчас как раз ищу волосатого головореза, который бегает тут вокруг и пытается втыкать в людей ножи.

Девушки молча переглянулись.

– В кого это он воткнул нож?

– Пока что ни в кого. Он промахнулся. Но пытался сделать это. Вы его видели?

Джинни отрицательно замотала головой.

– Здесь никого не было, – сказала Эстер, – за исключением Джинни. Я услышала страшный крик, вскочила с постели и зажгла свет, а через минуту сюда вбежала Джинни и забралась в мою постель.

– Это кричала Лисса, – сказала Джинни. – Я уверена, что это была она. Крик звучал так, словно он исходил прямо из соседней комнаты. Поэтому я и прибежала сюда. Но я никого не видела. – Она судорожно сглотнула, и глаза ее расширились от ужаса. – А что, Лисса...

– Нет, – резко бросил Святой. – С Лиссой все в порядке, так же, как и с вами. У Фредди тоже все благополучно. Но кто-то затевал грязное дело сегодня ночью, и мы его ищем. А теперь не могли бы вы решиться и вылезти из постели, потому что мы собираемся обыскать дом.

– Я не могу, – ответила Эстер. – На мне ничего нет.

– Пусть это вас не волнует, – устало промолвил Святой. – Если преступник вас увидит, то, по всей вероятности, лишится чувств прямо на месте, а это даст нам всем возможность наброситься на него и связать.

Он взял сигарету из пачки, лежавшей возле кровати, и вышел. Могло показаться, что он потерял напрасно уже много времени, но на самом деле едва ли прошло больше минуты. Выйдя на веранду, Саймон увидел, что дверь в комнату Лиссы открыта. Оттуда доносилось натужное кваканье Фредди Пеллмана, который снова и снова убеждал Лиссу рассказать ему все, что случилось. Саймон продолжил свой путь по веранде в сторону главной части дома и увидел, что в гостиной зажегся свет и оттуда появились странные типы, которые непрерывно что-то тараторили. Они почти что налетели на него на полной скорости, когда Саймон открыл дверь в небольшой альков в виде арки, за которым начиналось крыло дома со спальнями. Широко расставив руки, Саймон сгреб вместе всех этих типов.

– Куда это вы направлялись, ребята?

Их было трое, одеты они были один чуднее другого: Анджело – в пижаме в красную, зеленую и пурпурную полоску, еще один филиппинец – в весьма щеголеватых ярко-синих брюках, а крупногабаритный джентльмен с торчащими усами и бородкой клинышком а-ля Ван Дейк – в белой ночной рубашке.

– Мы услышал, леди кричал, – начал объяснять Анджело, – и вот мы дошел узнать, в чем дело.

Саймон проницательно посмотрел на него:

– Как долго ты служишь у мистера Пеллмана?

– Около шести месяцев, сэр.

– И за это время тебе ни разу не приходилась слышать крики в этом доме?

Парень смущенно смотрел на него и не отвечал.

Полный джентльмен в ночной рубашке промолвил с достоинством:

– Это биль не обичный крик. Это биль совсем другой. Это звучаль, словно кто-то в беда. Поэтому ми вспоминаль о записке, который получаль мистер Пеллман, и явились на помощь.

– Кто вы?

– Меня зовут Луи, сэр. Я есть повар в этот дом.

– Enfin, quand nous aurons pris notre assassin, vous aurez le plaisir de nous servir ses rognons, legerement grilles^[1].

Мужчина тупо смотрел на Святого в течение нескольких секунд, а затем наконец сказал:

– Мне очень жаль, сэр, но я не понимайль.

– Вы не говорите по-французски?

– Нет, сэр.

– В таком случае, откуда же у вас этот акцент?

– Я итальянец, сэр, но я училъ этот акцент, потому что он помогайт в наше дело.

Саймон решил пока оставить расспросы.

– Ну что ж, давайте теперь займемся делом и обыщем дом. По пути сюда вы не встретили каких-нибудь незнакомцев?

– Нет, сэр, – ответил Анджело. – Кто-то пострадал?

– Нет, никто, но в дом, кажется, пробрался посторонний.

– Моя не понимать, – настаивал филиппинец. – Моя все сам запирать. Моя следить за этим.

– В таком случае, кому-то удалось открыть либо дверь, либо окно, – бросил Святой. – Идите и все проверьте.

Сам же Саймон направился к парадной двери. Она была заперта на ключ и на задвижку. Саймон открыл ее и вышел наружу.

Хотя с того момента, когда раздался первый крик Лиссы, Саймон уже успел поговорить со многими в доме, он все это сделал настолько быстро, что на самом деле времени прошло на удивление мало. Пока он стоял так, давая возможность своим глазам привыкнуть к темноте, он попытался определить, сколько же времени прошло. Саймон был твердо уверен, что его прошло слишком мало для того, чтобы нападавший мог уйти далеко... Наконец глаза его привыкли к темноте, и теперь он мог видеть все вокруг так же хорошо, как днем. Он прошел к краю террасы, опоясывавшей дом по фасаду, и посмотрел вниз. Слева внизу простиралась та самая частная дорога, которая служила единственным связующим звеном между городом и домом на горе. Она была похожа на серую ленту, небрежно брошенную на склоне горы, но на ней не было заметно ни машин, ни даже каких-либо теней. Большая часть улицы у подножия горы была прекрасно видна Саймону, словно с борта самолета, но и там не было ни людей, ни машин. И даже если считать, что Саймон потерял в процессе своих (поисков много времени, все равно было маловероятно, чтобы кто-нибудь или что-нибудь могло удаляться от дома (настолько далеко, что его уже нельзя было увидеть, – во (всяком случае, он не мог бы сделать этого бесшумно, а Саймон ведь не слышал никаких посторонних звуков, пока обходил дом.

Конечно, для того, чтобы покинуть дом, существовали и другие возможности, кроме дороги. Хорошо трестированный человек мог бы взобраться по склонам, которые шли вниз и вверх от дома.

Стараясь не шуметь, Саймон обошел здание и сад, осматривая все на своем пути. Безусловно, с одной стороны, никто взбиравшийся вверх или спускавшийся вниз по скале не сумел бы преодолеть за это время значительного расстояния: с другой, – если бы этот "альпинист" прошел лишь совсем немного, а затем затаился, его было бы очень трудно обнаружить среди нагромождения бликов и теней, которые в свете звезд отбрасывали скалы, кактусы и деревья. По этой же причине охота за пешим человеком в такую ночьпредставлялась делом весьма опасным: ему просто нужно было стоять, не шелохнувшись, и то время как преследователю пришлось бы двигаться и он представлял бы собой прекрасную мишень для первого выстрела.

Святому случалось проявлять безрассудство, но все же склонности к самоубийству у него не было. Несколько минут он простоял без движения, скрываясь в тени и осматривая склоны горы с терпением, которому мог бы позавидовать и индеец, охотящийся за скальпами. Но ему не удалось заметить никакого движения вокруг, так что он вернулся в дом и разыскал Анджело.

– Ну как? – спросил он.

– Моя ничего на находить, сэр. Все заперт. Сэр пойти посмотреть сам.

Саймон обошел дом вместе с ним. Там, где двери были стеклянными, они были вставлены в металлические рамы и снабжены прочными запорами и дополнительными защелками. На всех окнах были жалюзи, которые запирались изнутри. Ни на одном из окон им не удалось обнаружить следов взлома или попытки взлома, а Святой располагал достаточно большим опытом в этой области, чтобы знать, что двери и замки такого типа не могут быть заперты снаружи без того, чтобы не осталось следов, особенно если человек старался покинуть место действия в большой спешке.

После обхода дома Саймон вновь вернулся в комнату Лиссы, где к тому времени собралась уже вся компания. На мгновение он остановился в дверях.

– Ну хорошо, Анджело, – сказал от. – Теперь ты можешь вернуться в свою постель... Ах да, принеси мне прежде что-нибудь выпить.

– Я уже подготовил вам выпивку, – откликнулся Фредди.

– Вот и прекрасно. – Саймон направился к нему, остановился возле передвижного бара, где все уже было готово для смешивания коктейлей, и стал наблюдать за тем, как Фредди священнодействовал с бутылками. Видимо, это было занятие, которому Фредди мог с успехом предаваться почти в любом состоянии, если только полностью не отключался. Если вспомнить, сколько он выпил за прошедший вечер, то оставалось только удивляться, как быстро он пришел в себя. Ну разумеется, ему удалось все же немного поспать. Святой взглянул на свои часы, они показывали начало пятого.

– Мне думается, так приятно встать пораньше, чтобы не пропустить самое прекрасное время утра, – сказал он.

– Вы что-нибудь нашли? – требовательно спросил Фредди.

– Совершенно ничего, – откликнулся Святой. – Но это может означать очень многое.

Он взял из рук Фредди виски с содовой и льдом и направился в сторону окон. Это были единственные окна в доме, которые ему еще не удалось осмотреть. Но они оказались такими же, как и все остальные, – жалюзи были опущены, заперты, и замки были в полном порядке.

Лисса все еще сидела в постели, натянув одеяло до самого подбородка, и время от времени поглядывала на воткнутый в матрац нож, словно это была змея, которой ее хотели напугать, но она приняла твердое решение не пугаться. Саймон отошел от окон и присел на постель рядом с ней. Он тоже посмотрел на нож.

– Похоже на кухонный нож, – заметил он.

– Я никому не разрешила трогать его, – сказала Лисса, – из-за отпечатков пальцев.

Саймон улыбнулся и кивнул, затем достал из кармана своего халата носовой платок. Держа нож носовым платком, он осторожно вытянул его из матраца и осмотрел. Это действительно оказался кухонный нож – дешевый кусок стали с приклепанной деревянной ручкой, но острие его было тонким, и он был прекрасно наточен, так что зарезать им человека можно было так же легко, как и более дорогим ножом.

– Возможно, что на нем и нет отпечатков пальцев, – заметил Саймон, – но это стоит проверить. В наши дни даже большинство любителей уже знают об отпечатках пальцев и пользуются перчатками. Но все равно следует проверить, а вдруг нам повезет.

Он осторожно завернул нож в носовой платок и положил его на книжку детективных рассказов о Картере Диксоне, которую днем читала Лисса и которая лежала теперь на ее ночном столике.

– Я понимаю, что вам уже надоело, а вскоре надоест и еще больше рассказывать эту историю, – обратился он к Лиссе, – но я ее еще не слышал. Прошу вас, расскажите мне, что же случилось.

– Я даже точно и не знаю, что случилось, – начала Лисса. – Я спала. А потом вдруг проснулась без какой-либо видимой причины. По крайней мере, мне казалось, что я проснулась, но может быть, и нет, во всяком случае, все это было похоже на ночной кошмар. Но я почувствовала, что в моей комнате кто-то есть, и вся похолодела, по мне словно ползало множество маленьких противных паучков, и я чувствовала, что не могу пошевелиться, или закричать, или вообще сделать что-нибудь, я просто лежала, чуть дыша, а сердце у меня так билось, что казалось, оно вот-вот разорвется.

– А что, с тобой всегда так бывает, когда кто-нибудь входит в твою комнату? – поинтересовалась Джинни.

– Заткнитесь! – бросил Святой.

– Я старалась прислушаться, – продолжала Лисса, – старалась понять, не слышу ли я чего-нибудь, видите ли, я хотела выяснить, действительно ли в комнате кто-то двигается, или же я просто проснулась после обычного кошмара и мне все это показалось, но кровь у меня в ушах так стучала, что я ничего не могла услышать. А потом вдруг я услышала его. Я услышала, как он дышит.

– И тогда вы закричали?

– Нет. Хотя я даже точно не знаю. Все это произошло как-то одновременно. Я вдруг поняла, что он совсем рядом, прямо около моей постели, и тут я окончательно осознала, что не сплю, что все это не просто страшный сон, а происходит на самом деле, и в этот момент я первый раз закричала и постаралась соскочить с кровати с другой стороны, подальше от него, но почувствовала, что он коснулся моего плеча. А потом я ощутила удар по кровати прямо рядом со мной, видимо, он всадил нож в матрац, а лотом он убежал, и я поняла, что он выскочил через одну из дверей. А я осталась лежать и снова закричала, надеясь, что кто-нибудь проснется и придет мне на помощь, кроме того, я думала, что этим криком я спугну убийцу и он не станет вновь нападать на меня.

– Так, значит, вы его даже не видели?

Она покачала головой:

– Шторы в моей комнате были задернуты, так что было совершенно темно. Возможно, поэтому все это и походило на ночной кошмар. Я словно была слепой, абсолютно ничего не видела.

– Но когда он выскакивал из комнаты, он ведь открыл одну из дверей, и в этот момент хоть немного света могло проникнуть в вашу комнату...

– Я видела все очень смутно, в какой-то миг мелькнула тень, и затем он исчез. Я даже не смогу сказать, был ли он высоким или небольшого роста.

– И все же, говоря о нападавшем, вы используете местоимение "он", – заметил Святой, – значит, это-то вы заметили.

Она уставилась на него широко открытыми голубыми глазами.

– Да нет, – сказала она беспомощно. – Нет, я ничего такого не заметила. По-моему, вполне естественно называть его "он". Конечно же, это был мужчина. Это должен был быть мужчина. – Она сглотнула и добавила почти умоляюще: – Разве не так?

– Я не знаю, – ровно и бесстрастно ответил Святой.

– Подождите, подождите, – вмешался Фредди Пеллман, нарушив самое продолжительное свое молчание, очевидцем которого доводилось быть Саймону. – Что все это значит?

Святой достал сигарету из пачки на ночном столике и закурил с нарочитой осторожностью. Он понимал, что взгляды всех присутствующих сейчас с нетерпением устремлены на него, но полагал, что несколько минут ожидания не повредят им.

– Я обошел все снаружи, – начал он, – и не заместил, чтобы кто-то убегал отсюда. Конечно, это еще не точно, но сам по себе подобный факт может представлять определенный интерес. Затем я осмотрел весь дом. Я проверил все двери и окна в доме. Сначала этим занимался Анджело, но потом я перепроверил все сам, чтобы окончательно убедиться. Ничего не было тронуто. В доме нет ни единой щелки, через которую хотя бы кошка могла пролезть внутрь, а затем выбраться наружу. Кроме того, я осмотрел все шкафы и заглянул под кровати, но не обнаружил незнакомцев, которые бы там прятались.

– Но кто-то же был здесь, – запротестовал Фредди. – Есть же нож. Вы же видели его своими собственными глазами. А это доказывает, что все случившееся не привиделось Лиссе.

Саймон кивнул, и взгляд его голубых глаз стал жестким и насмешливым.

– Вы, безусловно, правы, – согласился он. – Поэтому-то весьма утешительно будет сознавать, что нам не придется разыскивать потенциального убийцу среди ста тридцати миллионов человек в стране. Теперь мы знаем, что дело это – сугубо семейное и вас собирается убить человек, живущий в этом доме.

Глава 4

Было уже почти девять часов, когда Святой снова проснулся. Лучи солнца, лишь начавшие озарять небо, когда он ложился спать, теперь ярко сияли, пробиваясь сквозь венецианские шторы. Святой почувствовал себя гораздо лучше, чем ожидал. После того как Саймон несколько минут повалялся, потягиваясь, в постели, он пришел к выводу, что чувствует себя прекрасно. Он встал с постели, принял холодный душ, причесался, натянул плавки и купальный халат и отправился выяснить, как скоро он сможет получить завтрак.

Через стеклянную дверь в гостиной Саймон увидел Джинни, сидящую в одиночестве за длинным столом, поставленным во внутреннем дворике рядом с жаровней для барбекю. Он подошел и остановился рядом с ней.

– Привет, – поздоровалась с ним Джинни.

– Привет, – в тон ей ответил Святой. – Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

– Нисколько, – сказала она. – Почему бы я стала возражать?

– Мы беседуем сейчас прямо как персонажи из пьесы Ван Друтена, – заметил он.

Она посмотрела на него отсутствующим взглядом. Он сел за стол, и уже через минуту к нему подошел Анджело, сохранявший теперь, при свете дня, безукоризненный и бесстрастный вид и одетый в неизменную белую куртку с черным галстуком-бабочкой.

– Слушаю вас, сэр, – сказал он.

– Томатный сок, пожалуйста, – начал Саймон, – с вустертширским соусом. Яичницу с ветчиной. И кофе.

– Слушаюсь, сэр.

Филиппинец ушел выполнять его распоряжение, а Саймон закурил сигарету и стянул с плеч свой купальный халат.

– Вы не слишком рано встали?

– Я не очень-то хорошо спала. – Джинни состроила недовольную гримасу. – Эстер и в самом деле храпит. Вы еще сами в этом убедитесь...

Перед тем как все снова отправились спать после ночной тревоги, между ними возник жаркий спор, кто где будет спать, чтобы была обеспечена максимальная безопасность каждого, и сейчас, в столь ранний час, Саймон совсем не был расположен продолжать эти дискуссии.

– Мне надо поблагодарить Эстер, – сказал он тактично. – Она спасла меня от необходимости завтракать в одиночестве. Может быть, она и еще раз окажет нам подобную услугу.

– Вы могли бы и сами меня разбудить с тем же успехом, – сказала Джинни.

Святой постарался сохранить невозмутимое выражение лица и попробовал изменить тему разговора:

– А почему вы не завтракаете?

Она крутила в руках стакан апельсинового сока, словно это было лекарство, которое ей очень не хотелось принимать.

– Даже не знаю. У меня что-то нет аппетита.

– Почему?

– Ну... а вы уверены, что прошлой ночью это был кто-то из живущих в доме?

– Совершенно уверен.

– Вы понимаете, что я имею в виду. Вы уверены, что это был один из нас? Или кто-нибудь из слуг, словом, кто-то живущий здесь?

– Да.

– В таком случае, почему этот человек не мог нас просто отравить?

Он подумал с минуту, а затем усмехнулся:

– С ядом все было бы не так-то просто. Прежде всего, его надо где-то купить. А это связано с определенными затруднениями. Затем, яд нужно во что-то положить. А с приготовлением и подачей еды в доме дело имеет не так-то уж много народу, так что и это будет совсем непросто. Отравление – очень сложный и опасный способ убийства. Мне кажется, что среди всех прочих убийц чаще всего попадаются на своих преступлениях именно отравители. И все неглупые убийцы, конечно же, знают об этом.

– А почему вы считаете, что в нашем случае мы имеем дело с неглупым убийцей?

– Это само собой разумеется. Он не стал бы посылать угрожающих писем своей жертве, если бы не был уверен в своем недюжинном уме, – нужно быть очень самоуверенным и любить порисоваться, чтобы дойти до этого, – а любой, кто считает себя действительно умным, обладает по крайней мере достаточным чувством юмора, чтобы посмеяться над самим собой. Кроме того, никто ведь не угрожал убить вас.

– Никто не угрожал и Лиссе.

– Но ведь ее и не убили.

– Однако пытались.

– Не думаю, что мы можем быть уверены в том, что Лиссу пытались убить.

– Ну если они были такими умными, как же случилось, что они ошиблись комнатой?

– Они могли подумать, что Фредди будет у нее.

– Да? – усмехнулась она с издевкой. – Если бы они хоть немного разбирались в ситуации, то знали бы, что он будет в своей собственной комнате. Он не ходит по чужим комнатам. Он принимает гостей в своей.

Саймон понял, что теряет инициативу в беседе, и сказал с усмешкой:

– Вы, конечно, можете ловить меня на слове, Джинни, но это не меняет сути дела. Именно из-за Фредди разгорелся весь этот сыр-бор. Наш убийца очень любезно сообщил нам мотив задуманного им преступления. А из этого автоматически следует, что у него нет причин убивать кого-либо другого. Я признаю, что нападение на Лиссу прошлой ночью несколько путает все карты, и у меня пока что нет приемлемого объяснения случившемуся, но я все же уверен, что именно Фредди грозит наибольшая опасность, если только не удастся каким-то образом выяснить, кто убийца, а лично я не собираюсь морить себя голодом до тех пор, пока это произойдет.

И он тут же принялся делом доказывать свои слова, отхлебнув большой глоток томатного сока из стакана, который Анджело тем временем поставил перед ним, а еще через пару минут уже отдавал должное яичнице с ветчиной, демонстрируя при этом завидный аппетит.

Девушка угрюмо наблюдала за ним.

– Во всей случаях, – сказала она, – я не могу много есть за завтраком. Мне приходится следить за фигурой.

– Лично мне она и так кажется превосходной, – сказал он, нисколько не покривив душой.

– Да, но она должна такой же и оставаться. Всегда существует конкуренция.

Саймон мог оценить это заявление. Его мучило любопытство. Он старался не обращать внимания на организацию и принципы, на которых строилось домашнее хозяйство Фредди, сам Пеллман также не вдавался в подробности при разговорах с Саймоном, но Святого не могло не интересовать, каким же образом налажено существование в столь странном окружении. Он отнес эти вопросы к научной категории повышенной сложности. Или хотя бы попытался сделать это.

Напустив на себя безразличный вид и стараясь не дать Джинни почувствовать, что он пытается что-то выведать у нее, он оказал:

– Да, жизнь, которую вы ведете, должна быть просто захватывающей.

– Так оно и есть.

– Если бы я не видел все своими глазами, я просто не поверил бы, что такое возможно.

– А почему бы и нет?

– Все это носит какой-то неземной характер.

– Шейхи и султаны так и живут.

– Я знаю, – сказал он деликатно. – Но женщины в этих странах воспитываются иначе с самого детства. Их приучают думать, что то, что они займут в свое время место в гареме, дело вполне нормальное. Американские девушки совсем другие.

Она слегка подняла одну бровь, на лице появилось усталое выражение.

– Нет, на моей родине они такие же. А возможно, и во всех других местах, просто мы не знаем об этом. Почти каждый мужчина в глубине души – ненасытный волк, а если у него достаточно денег, то его уже ничто не может остановить. И почти каждая женщина знает об этом. Только ни одна в этом не признается. Ну и что же? Вам бы и в голову не пришло расценивать как странность, если бы Фредди поселил нас всех в разных квартирах и навещал по очереди. Так что же меняется от того, что все мы живем в одном месте?

Святой пожал плечами.

– Да почти ничего, – согласился он. – За исключением, возможно, отсутствия общепринятых условностей.

– Фью-ю-ю! – воскликнула она. – Что дают эти условности?

Он не нашелся, что на это возразить.

– Ну, соблюдение условностей помогает иногда избавиться от напряженной обстановки в доме, – заметил ой.

– Конечно, – сказала она, – мы шумим и спорим иной раз.

– Да, я уже был свидетелем этого.

– Но наши споры редко перерастают во что-то серьезное.

– В этом-то все и дело. Именно это и кажется мне непостижимым. Почему никто и никогда не нарушает установленных правил? Например, почему никто из вас не постарается натянуть всем остальным нос и выйти за него замуж?

Она коротко засмеялась:

– Это уже целых два вопроса. Но я отвечу вам. Никто не переступает установленных границ потому, что в этом случае нарушительница спокойствия обязана будет тут же покинуть этот дом. Стоит нам один раз позволить себе такое – и конец. Ни один мужчина не захочет жить в атмосфере постоянной вражды; и в конце концов, ведь именно Фредди платит за удовольствия. У него есть право наслаждаться покоем за свои деньги. Поэтому все и ведут себя должным образом. А что касается вопроса о замужестве, так это просто смешно.

– И не такие еще парни женились.

– Но не Фредди Пеллман. Он не может себе это позволить.

– Единственное, что нас с вами безусловно роднит, – сказал Святой, – так это чувство юмора.

Она отрицательно покачала головой:

– Я не шучу. Вы что, ничего не слышали о его положении?

– Нет, не слышал.

– Существует завещание, – начала она объяснять. – Все его деньги помещены в опекунский фонд. Он получает лишь проценты с капитала. Думаю, что папаша Пеллман слишком хорошо знал своего сына, чтобы доверять ему. Он все надежно устроил. Фредди никогда не сможет пользоваться большей частью капитала, но он получит два или три миллиона, которыми будет распоряжаться по своему усмотрению, когда ему исполнится тридцать пять. Но при одном условии. Он не должен жениться до этого момента. Я думаю, его папаша все прекрасно знал о таких девушках, как я. Если Фредди женится до того, как ему исполнится тридцать пять лет, он не получит ни гроша. Никогда. Ни доходов с капитала, ни вообще ничего. Все будет передано в какой-то благотворительный фонд, что-то вроде общества, заботящегося о бездомных котах.

– Вот оно что! – Святой налил себе еще кофе. – Полагаю, папаша Пеллман надеялся, что к этому возрасту Фредди сумеет набраться ума и быть осторожным. Кстати, как долго ему еще оставаться в безопасности?

– Дело в том, – сказала она, – что до положенного срока осталось всего несколько месяцев.

– В таком случае, приободритесь, – сказал он. – Если вам удастся продержаться еще несколько месяцев, у вас появится шанс стать его женой.

– Может, к тому времени мне этого уже и не захочется, – сказала Джинни, устремив на него свой волнующий взгляд.

Саймон закурил сигарету и посмотрел через внутренний дворик, с противоположной стороны которого в этот момент открылась дверь и показались Лисса и Эстер. Лисса держала в руках книгу, заложив страницу указательным пальцем. Она положила ее, открыв, на стол рядом с собой, словно в любую минуту была готова вернуться к прерванному чтению. Она выглядела очень свежей и веселой в своем легком спортивном костюме, цвет которого прекрасно гармонировал с цветом ее глаз.

– Вам с Джинни не удалось еще разрешить нашу загадку? – спросила она.

– Боюсь, что нет, – ответил Святой. – Тем более что говорили мы совсем о другом.

– Попробую угадать с двух попыток, о чем вы говорили, – сказала Эстер.

– Почему же с двух? – огрызнулась Джинни. – Я всегда думала, что у тебя в голове постоянно только одно.

Появление Анджело, который пришел, чтобы взять у них заказы на завтрак, положило конец этой дискуссии. А когда филиппинец ушел и девушки уже собирались начать новую перебранку, появился Фредди Пеллман.

Подобно Святому, он был в плавках и небрежно накинутом халате из пушистой мягкой ткани. Но то, что виднелось из-под халата, не могло идти ни в какое сравнение с фигурой Святого. Бледная кожа Фредди была покрыта нездоровыми пятнами, а тело казалось каким-то пористым, словно внутри него постоянно шел процесс брожения. Ничего удивительного в этом не было. Но Фредди, казалось, совершенно не осознавал всего этого. Если о нем и можно было сказать что-то положительное, так это то, что он оставался самим собой, несмотря ни на что.

– Как вы себя чувствуете? – задал Саймон совершенно ненужный вопрос.

– Паршиво, – последовал столь же ненужный ответ. Фредди рухнул на стул и в изнеможении, как-то боком, привалился к столу. В стакане Джинни все еще оставался апельсиновый сок. Фредди допил его и скривился от отвращения. Он сказал:

– Саймон, вам не следовало мешать убийце выполнить задуманное. Если бы он убил меня прошлой ночью, то сегодня утром я чувствовал бы себя гораздо лучше.

– А вы оставили бы мне по тысяче долларов в день в своем завещании? – осведомился Саймон.

Фредди принялся было трясти головой, но это движение, видимо, причиняло ему боль, и он, чтобы как-то унять ее, сжал голову руками.

– Послушайте, – сказал он, – прежде, чем я умру и меня похоронят, я все же хотел бы узнать, кто стоит за всем этим.

– Я не знаю, – ответил Святой терпеливо. – Я всего лишь своего рода телохранитель. Я не нанимался к вам исполнять обязанности детектива.

– Но у вас должны быть какие-то соображения на этот счет.

– Не более того, что я уже сообщил вам прошлой ночью.

Все снова замолчали. Наступившая тишина казалась гнетущей, словно на солнце набежали тучи. Даже Фредди Пеллман как-то притих, осторожно сжимая голову руками.

– Прошлой ночью, – начал он нудным голосом, – вы сказали нам, что уверены в том, будто убийца – это кто-то живущий в доме. Разве он не так сказал, Эстер? Он сказал, что это был кто-то, кто уже находился в нашем доме.

– Совершенно верно, – сказал Святой. – Я и теперь продолжаю это утверждать.

– В таком случае, это может быть только кто-то из нас – Эстер, или Лисса, или Джинни.

– Или я, или слуги.

– О Боже! – Фредди выпрямился на своем стуле. – Теперь даже есть будет небезопасно!

Святой едва заметно усмехнулся:

– Мне кажется, это не так. Мы с Джинни как раз обсуждали этот вопрос. Но я, например, уже поел... Давайте посмотрим на дело с другой стороны. Вы сдали Джонни Импликато полиции на прошлое Рождество. А это значит, что с тех пор прошел почти целый год. Так что любой, кто захотел бы проникнуть в ваш дом с целью отомстить за него, вполне мог сделать это за такой срок. Давайте сначала отбросим всех тех, с кем вы знакомы уже более года. Как насчет слуг?

– Я нанял их всех лишь когда приехал сюда в начале сезона.

– Этого я и боялся. А что вы можете сказать в отношении всех остальных?

– С вами я познакомился только вчера.

– Вы правы, – спокойно ответил Святой. – Давайте включим в общий список подозреваемых и меня. А как насчет девушек?

Три девушки переглянулись и посмотрели на Фредди и на Святого. Наступило неловкое молчание. Казалось, никому не хотелось заговаривать первым. Наконец Фредди поскреб в затылке и с трудом произнес:

– Мне кажется, с тобой я знаком дольше, чем с остальными, а, Эстер?

– Мы познакомились накануне прошлого Нового года, – ответила она. – Это было в Дюнз. Ты ведь помнишь?

Кто-то имел нахальство поспорить со мной, что я не осмелюсь исполнить стриптиз...

– Но они и мечтать не могли, что ты примешь их вызов, – сказала Джинни.

– Ну хорошо, хорошо, – вмешался Святой. – А вы когда здесь появились, Джинни?

– Мы познакомились в телефонной будке в Майами, – начала рассказывать Джинни. – В феврале. Фредди валялся пьяным в этой будке, а мне надо было позвонить. Вот я и вытащила его наружу. Потом он пришел в себя, и остаток ночи мы провели уже вместе.

– А как насчет вас, Лисса?

– Это было в Нью-Йорке, в мае. Я просто сидела в аптеке и читала книгу. Фредди заглянул в аптеку, чтобы купить сельтерской воды, и мы с ним разговорились.

– Другими словами, – подытожил Святой, – любая из вас могла быть подругой Джонни, а затем пробраться сюда после того, как Джонни был убит.

Никто из присутствующих не произнес ни слова.

– Ну хорошо, – наконец прервал молчание Фредди, – у нас же есть отпечатки пальцев на ноже, разве не так? Так как насчет этих отпечатков?

– Мы может проверить, существуют ли эти отпечатки, – сказал Святой.

Он вынул нож, все еще завернутый в носовой платок, из кармана своего халата. Осторожно развернул его, не касаясь поверхности ножа, и положил на стол. Но сам нож его не особенно интересовал. Для Святого гораздо важнее было понаблюдать за выражением лиц всех остальных, смотревших на нож, лежащий на столе.

– А вы не собираетесь передать его полиции? – поинтересовалась Лисса.

– Только после того, как я сам с ним закопчу, – ответил Святой. – Я могу провести все те же исследования, что и они, а также парочку других, о которых полиция пока и не подозревает. Сейчас я покажу вам, если хотите.

В этот момент появился, как всегда, невозмутимый Анджело с двумя стаканами апельсинового сока для Лиссы и Эстер и еще одним стаканом какого-то шипучего напитка для Фредди. Пока Фредди, передернувшись при этом, осушал свой стакан, Анджело стоял, терпеливо ожидая.

– Желаете что-то еще, мистер Пеллман?

– Да. – В голосе Фредди слышалась непреклонность. – Принеси мне бренди и имбирного пива. И вафли, – Слушаюсь, сэр, – ответил филиппинец и, помедлив, принялся с самым естественным и спокойным видом собирать со стола посуду. Он убрал три или четыре тарелки, пару пустых стаканов и кухонный нож, лежавший перед Саймоном, причем лицо его при этом приняло виноватое выражение, словно он не мог понять, как такой предмет мог оказаться на столе, когда он обслуживает хозяев.

Все присутствующие безмолвно уставились на этот нож.

Глава 5

И это, думал Саймон, был самый спокойный и точно рассчитанный по времени поступок, свидетелем которого ему когда-либо приходилось быть. Через два часа после того, как все было позади, Саймон восседал, расслабившись, на своей лошади и с удовольствием вспоминал, что произошло за завтраком.

Совершенная простота поступка Анджело привлекала Саймона, обладавшего сардоническим чувством юмора. Поступок его был столь великолепен именно благодаря своей непредсказуемости. С этим можно было или спорить, или же оценить его по достоинству. Не было никакого смысла утверждать, как это и сделал Фредди Пеллман, весьма громко и, как всегда, многословно, что Анджело сделал это нарочно. Не было ни малейших доказательств ни за, ни против этого. Никто ничего не сказал Анджело. Никто не просил его не трогать нож, никто с ним вообще не разговаривал, и никто не говорил ему об отпечатках пальцев на ноже. Он просто увидел нож на столе и решил, что пол? оказался там в результате чьей-то грубой ошибки, поэтому осторожно взял его, чтобы убрать. И лишь как неудачное совпадение можно было рассматривать тот факт, что, когда нож у Анджело наконец отобрали, причем сопровождалось это ненужной паникой и суетой, все отпечатки пальцев, если они на нем и имелись, были либо стерты, либо стали непригодными для идентификации. В этом и заключалась чистая и неприукрашенная правда. Анджело мог быть виновен, как самый закоренелый преступник, или же невинен, как младенец: не было фактов, способных подтвердить то или другое, и даже сам Шерлок Холмс, если бы его воскресили и привлекли к расследованию данного случая, не мог бы предложить решения подобной загадки.

Так что Святой наслаждался ситуацией, вспоминая все, что произошло. Он перекинул ногу через луку седла своей лошади и закурил сигарету, позволив лошади самой выбирать дорогу по извилистой тропе, проходившей по скалистому склону в направлении каньона Андреаса.

Идея совершить прогулку верхом принадлежала Фредди. После того как Фредди выпил еще две порции бренди и имбирного пива, принял таблетку аспирина и съел вафлю, он заявил, что не собирается залезать от страха в подвал из-за дружков какого-то проклятого гангстера. В конце концов он нанял самого лучшего в мире телохранителя и поэтому может вести себя так, как ему заблагорассудится. А ему хочется покататься верхом. Поэтому они поедут кататься.

– Только без меня, – сказала Лисса. – По мне уж лучше встретиться с гангстером, чем целый день провести верхом на лошади. Я, пожалуй, позагораю у бассейна и почитаю.

– Хорошо, – согласился Фредди с кислой миной. – Загорай у бассейна и читай. Таким образом, нас будет четверо, и это неплохо. Мы возьмем с собой еду и отлично проведем день. Можешь оставаться дома и читать.

Итак, вчетвером они отправились к расщелине, где серо-зеленые верхушки высоких пальм служили своеобразными указателями воды в пустыне. Саймон ехал впереди, ибо он знал эту дорогу много лет. Он и сейчас еще прекрасно помнил ее,словно проезжал здесь только вчера. Следом за ним ехал Фредди. Как-то внезапно оказалось, что они перевали через вершину гряды и дальше поехали по грунтовой дороге, которая была построена уже после того, как Саймон побывал здесь в последний раз, и которая позволяла теперь попасть в каньон и тем путешественникам, которые всякой романтике предпочитали мягкие сиденья своих автомобилей. Но за дорогой вдоль ручья росли все те же высокие пальмы, сухие нижние ветки которых свисали точно так же уже много лет, верхушки по-прежнему горделиво зеленели, а у их корней бежал, журча, все тот же поток. Для Святого они обладали вечной красотой, которая никогда не менялась и которая без всякой машины времени свободно переносила его к более счастливым дням и людям, путешествовавшим вместе с ним по этим местам; он правил своей лошадью и думал о них; больше других вспоминалась ему тоненькая стройная девушка, которую он привозил сюда всего на какой-то час, и говорили они обо всяких пустяках, легко и непринужденно, после этого они больше никогда не встречались, и тем не менее в тот раз они настолько полно отдавались общению друг с другом, что он был уверен – она вспоминает об этой встрече так же, как и он сейчас вспоминает о ней... Так что, когда Фредди Пеллман неожиданно возник рядом с ним на дороге и громко заговорил в своей характерной манере, это подействовало на Святого так, словно он внезапно окунулся в холодную воду.

– Ну, как продвигается разгадка нашей тайны? – спросил Фредди.

Святой неслышно вздохнул. Прежнее напряжение вернулось к нему, и он сказал:

– Какой еще тайны?

– Ну, полно, полно, – шумно настаивал Фредди. – Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. О нашей тайне.

– Я так и понял, – ответил Святой. – Но после таких ночей, как прошлая, мои телепатические способности значительно ослабляются. Если хотите знать, я нисколько не продвинулся к разгадке после вчерашней ночи. Просто я посоветовал бы вам быть более осторожным, когда вы нанимаете слуг.

– Они представили хорошие рекомендации.

– Хорошие рекомендации представляли и все те, кто когда-либо задумывал преступление. А что вы знаете о них кроме того, что было написано в рекомендациях?

– Что еще я о них знаю? – повторил за ним Фредди, словно добиваясь большей ясности. – Да очень немного. За исключением того, что Анджело – самый лучший слуга и камердинер, который когда-либо был у меня. Второй филиппинец, он называет себя Эл, – приятель Анджело. Он его и привел.

– А вы не спрашивали, не работали ли они, случайно, у Курилки Джонни?

– Нет, – удивленно ответил Фредди. – Зачем мне было спрашивать их об этом?

– Возможно, он хорошо с ними обращался, – начал объяснять Святой. – А филиппинцы могут быть фанатично преданными. Но это письмо с угрозами для Анджело слишком хорошо написано, как мне кажется. Другой возможный вариант заключается в том, что друзья Джонни могли нанять их для выполнения этой работы... А кроме того, вам известно, что ваш шеф-повар – итальянец?

– Никогда бы не подумал. Он итальянец, да? Луи – итальянец? Это интересно. – Но по виду Фредди никак нельзя было сказать, что ему это интересно. – А какое это имеет отношение ко всей нашей истории?

– Импликато тоже был итальянцем. И у него могли быть друзья-итальянцы. Знаете, ведь у некоторых итальянцев есть и друзья-итальянцы.

– О-о-о, – протянул Фредди.

Они переехали по мосту через ручей, и в этот момент сзади них послышался топот копыт – это Джинни догоняла их на своей лошади, которую она пустила галопом. Она хорошо ездила верхом и знала об этом, кроме того, ей хотелось, чтобы и все остальные это узнали. Она натянула поводья, заставив лошадь встать на дыбы и попятиться, а когда та опустилась на все четыре ноги, потрепала ее по влажной шее.

– Чем это вы двое тут занимаетесь? – В ее вопросе прозвучали требовательные нотки.

– Мы просто разговаривали, – ответил Святой. – А как у вас дела?

– Прекрасно. – Она заставляла лошадь нервно переступать и гарцевать, демонстрируя свое мастерство наездницы. – Эстер, однако, чувствует себя далеко не так хорошо, ей досталась слишком резвая лошадь.

– Обо мне не беспокойся, – сказала, подъехав к ним, Эстер. – Со мной все в порядке. Однако мне ужасно жарко.

– Подумать только, – вставила Джинни.

– Не обращайте внимания, – тактично сказал Святой. – Мы вскоре сделаем привал и перекусим.

Они двинулись в направлении рощи, состоявшей из высоких пальм, которые поднимались словно колонны в этом природном храме. Их пышные кроны образовали над головой свод из густой шепчущей тени. Это были те же пальмы, под которыми Саймон делал привал несколько лет назад, только теперь под деревьями стояли столы для пикников и за некоторыми из них восседали шумными группами закаленные семейства туристов, которые приехали сюда на своих автомобилях и сейчас наслаждались нетронутой красотой природы в окружении захватывающего дух пейзажа из корзинок, коробок, консервных банок и бумажных пакетов.

– Вы что, планировали, что мы здесь будем завтракать? – слабо запротестовал Фредди.

– Нет, я думал, что мы проедем дальше, к каньону Мюррея. Если только и туда уже не проложили дорогу с тех пор, как я был там в последний раз, то там наверняка еще остались места, где мы будем одни.

Саймон повел их вниз среди деревьев, а затем по узкой тропинке, вдоль отвесного края горы. Вскоре они выехали на широкий подъем у края пустыни, и Святой, пустив свою лошадь легким галопом, уверенно поскакал впереди всех по чуть приметной тропе, которая представляла собой не что иное, как легкий след, оставшийся на твердой земле от копыт прошедших по ней ранее лошадей.

Казалось странным, что сейчас они вот так катаются верхом, легко и беззаботно, тогда как всего несколько часов назад получили весьма убедительные доказательства того, что угрозы для жизни одного из их компании не были пустыми словами. Впрочем, возможно, что здесь они были даже в большей безопасности, чем в любом другом месте. Взгляд Святого не переставал блуждать по окрестностям как впереди, так и позади группы всадников; и хотя Саймон знал, сколько обмана и опасности может таить эта открытая местность, где даже человек на лошади, возвышающийся над кустарником, может скрыться из глаз через какую-нибудь сотню метров, он был уверен, что никто не мог бы подобраться к ним за это время на расстояние выстрела. Однако.

Святой резко осадил свою лошадь, так как равнина, по которой они скакали до сих пор, внезапно закончилась и они оказались у края отвесной скалы. У подножия этой скалы росли высокие молчаливые пальмы, среди которых извивался ручей. Святой закурил сигарету и подумал с присущей ему циничной иронией о тех многочисленных развращенных бездельниках и бездельницах, которые проводили в Палм-Спрингс свои бурные уик-энды, успев побывать лишь в безликих отелях и клубе "Ракетка", и даже не подозревали о том, что пальмы и ручьи, давшие городу его название, существовали в действительности^[2].

Сверкающие и чистые ручьи сбегали с нависающих над равниной гор к подножию высоких пальм, создавая островки красоты, подобные этому, и продолжали дальше свой путь, теряясь где-то на равнине...

Фредди Пеллман подъехал к Саймону, осмотрел окрестности с таким видом, словно ему предлагали приобрести некий товар, и сказал:

– Здесь довольно мило. Вы предлагаете нам тут устроить привал и позавтракать?

– Если никто не будет против, – сказал Святой, – то мне хотелось бы взглянуть на небольшой пруд, расположенный выше по склону.

– Я не буду против, – сказал Фредди, разрешив тем самым вопрос об общем согласии с этим предложением.

Саймон въехал на своей лошади в воду и остановился, давая ей возможность напиться из ручья. Фредди снова подъехал к нему. Он был неплохим наездником, видимо, его обучали верховой езде с детства, ибо наука сидеть в седле рассматривалась как неотъемлемая часть воспитательного процесса сына миллионера. Он снова заговорил на ту же тему, словно их разговор с Саймоном не прерывался ни на минуту:

– Вы что, действительно думаете, что одна из девушек может быть в этом замешана?

– Конечно, – спокойно ответил Святой. – У гангстеров бывают подружки. А их подружки способны на подобные вещи.

– Но я со всеми ними знаком уже в течение какого-то времени.

– А это может быть частью их плана. Умная девушка не станет делать подобные вещи слишком открыто, – скажем, познакомиться с вами сегодня и пристукнуть вас на следующий день. Кроме того, у нее могут быть и определенные актерские способности. У большинства женщин они есть. Может быть, она считает, что хорошо бы подержать вас в напряжении некоторое время. А может быть, она хочет дождаться годовщины и расквитаться за Джонни на это Рождество.

Фредди шумно сглотнул:

– Это может осложнить положение.

– Это ваши проблемы, – бодро ответил Саймон.

Фредди сидел в своем седле с несчастным видом и наблюдал, как Джинни и Эстер съезжали по склону, направляясь к ним. Джинни скакала в живописной манере, словно на маневрах горной кавалерии. Подъехав, она со скучающим видом стянула с головы стетсоновскую шляпу и теперь убирала развевающиеся волосы с лица, в то время как ее лошадь жадно припала к воде в нескольких метрах ниже по течению от Фредди и Саймона. Эстер, осторожно правившая своей лошадью, присоединилась к Джинни через несколько минут.

– Но ведь здесь во-о-олшебно! – закричала Джинни, глядя в сторону Святого. – Как вы находите такие прекрасные места? – Не дожидаясь ответа, она обернулась к Эстер и заговорила с ней заботливым шепотом, который, впрочем, был прекрасно слышен на достаточном расстоянии: – Как дела, дорогая? Надеюсь, ты себя чувствуешь не слишком ужасно?

Саймон, вполне естественно, смотрел в их сторону. Он не выискивал ничего определенного, а Эстер рассматривал лишь как одного из членов компании, но при сложившихся обстоятельствах не мог не сочувствовать ей. Так что на один короткий момент он удостоился чести быть свидетелем того, как одна женщина с полной откровенностью приоткрыла свою душу другой. И то, что одна женщина сказала другой, четко, спокойно, заботливо и решительно, с серьезной преднамеренностью и впечатляющей серьезностью, заключалось всего в двух словах: "Ты сука".

– Давайте трогаться в путь, – поспешно сказал Саймон с наигранной легкостью. Он подобрал поводья и направил свою лошадь на противоположный, пологий берег ручья. Он повел их к западу в сторону гор, теперь уже быстрее и увереннее, так как к нему вернулось "чувство дороги".

Очень скоро дорога превратилась в тропинку, которую даже индеец с трудом мог бы отыскать, но Саймону казалось, что он нашел бы этот путь даже темной ночью. Были и такие места, где травы и похожие на пауков кусты разрослись так буйно с тех пор, как он побывал здесь в последний раз, что любой другой не заметил бы здесь вообще никакой тропы; но он уверенно направил свою лошадь на эту живую стену и легко проехал сквозь нее, попав в узкий проход, по которому за все это время вряд ли кто-либо проезжал... Теперь они снова оказались у крутого изгиба ручья, и Саймон провел всю компанию через два глубоких брода, и они вышли наконец на просторную поляну, окруженную пальмами, где потоки сотен ручьев образовали широкую открытую песчаную отмель и рядом с ней глубокую тенистую заводь.

– Здесь мы будем завтракать, – сказал Святой и, спрыгнув с лошади, привязал ее к упавшему стволу пальмы, где она могла отдохнуть в тени.

Они разложили содержимое своих седельных сумок на песчаной отмели и позавтракали холодным цыпленком и крутыми яйцами с сельдереем и редисом. Им стоило большого труда убедить Фредди Пеллмана, что будет непрактично, а также совершенно незаконно везти бутылки шампанского в индейскую резервацию, к тому же вода в ручье оказалась очень холодной и вкусной.

Эстер напилась воды, зачерпнув ее горстью из ручья, и присела на корточки, в задумчивости глядя на заводь.

– Сейчас страшно жарко, – сказала она с намеком.

– Ну же, давайте, – обратилась Джинни к Саймону, – предложите ей раздеться, и она тут же это сделает. Она только этого и ждет.

– Я бы искупалась, если бы ты составила мне компанию, – мрачно сказала Эстер.

– Ерунда, – ответила Джинни, – мне и без этого хорошо.

Она сидела, облокотившись спиной на плечо Саймона, и, говоря это, изогнулась и прижалась к нему, так что не оставалось никаких сомнений в отношении ее намерений.

Фредди сидел, обхватив руками колени, и мрачно хмурился. Было очевидно, что вся эта борьба и перебранки между девушками в последнее время происходили из-за Саймона, хотя с его стороны это ничем не было спровоцировано; но Фредди сейчас уже не был в столь щедром расположении духа, как в тот вечер, когда он предлагал Саймону стать членом этой странной семьи.

– Ну хорошо, – тяжеловесно сказал Фредди. – Я предлагаю тебе раздеться.

По виду Эстер могло показаться, что с ее души свалился тяжелый груз.

Она стянула ботинки и носки. Поднялась с легкой и какой-то отстраненной улыбкой, расстегнула рубашку и сняла ее. Затем пришла очередь брюк. Теперь она осталась в узеньких облегающих трусиках, но ненадолго, ибо их она тоже сняла.

Тело ее было безусловно красиво.

Она повернулась, пошла к заводи и погрузилась в воду до самого подбородка. Вода покрывала ее словно стеклянной оболочкой. Эстер повернулась и лениво поплыла к дальнему концу заводи, а когда оказалась на мелководье, снова поднялась и прошла к небольшому водопаду, образовавшемуся в том месте, где поток делал очередной изгиб. Она прошла под струями водопада, а затем и мимо пальм, и солнце заиграло яркими бликами на ее коже, и вслед за тем, очень медленно, она исчезла за поворотом. Это было эффектное зрелище.

Шум воды показался вдруг очень громким, словно нужно было кричать, чтобы быть услышанным. Поэтому было удивительно, что голос Джинни, когда она заговорила, прозвучал абсолютно естественно и без малейшего напряжения.

– Ну, ребята, – сказала она, – не разбегайтесь пока,потому что очень скоро вам предстоит увидеть еще один суперномер в нашем представлении. – Она снова потерлась о плечо Святого и сказала: – Привет. Привет.

– Привет, – сдержанно ответил Святой.

Фредди Пеллман поднялся.

– Что ж, – сказал он надменно, – я знаю, что вы не будете тут без меня скучать, поэтому я, пожалуй, немного пройдусь.

Он прошествовал вверх по ручью в том же направлении, что и Эстер, спотыкаясь и неловко балансируя, когда его ботинки на высоких каблуках скользили по круглым булыжникам.

Оставшиеся двое наблюдали за ним до тех пор, пока он не скрылся из вида.

– Наконец-то мы одни, – с чувством произнесла Джинни.

Святой потянулся за сигаретой.

– А вас совсем не беспокоит тот факт, что могут возникнуть осложнения? – спросил он.

– Меня беспокоит лишь то, что меня не целуют, – ответила она.

Она дерзко смотрела на него снизу вверх сквозь длинные полуопущенные ресницы, глаза ее блестели, а алые губы были дразняще раздвинуты. Святой вполне добросовестно старался избегать неприятностей, но в то же время и он ведь был сделан не из камня. Он уже довольно неплохо преуспел, не встречая никакого сопротивления, когда звук выстрела гулким эхом прокатился по каньону, заглушая шум воды, и заставил его вскочить на ноги так, словно он сам почувствовал касание этой пули.

Глава 6

Он побежал вверх по ручью, продираясь сквозь цепкие ветки кустов и спотыкаясь на камнях и скользкой гальке. За поворотом поток дробился на мелкие водопады. На берегах росли все те же стройные пальмы, что и на всем протяжении ручья. Пройдя еще несколько шагов, он обнаружил Фредди.

Фредди не был мертв. Он как раз поднимался на ноги. Он встал и смотрел на Святого с глуповатым видом, причем рот его был широко открыт.

– Ну, давайте же, – ободрил его Святой, – говорите.

Фредди лишь тупо указал на скалу позади себя. По поверхности скалы проходил яркий серебристый след в том месте, где пуля содрала верхний шероховатый слой прежде, чем отлетела рикошетом в неизвестном направлении.

– Она просвистела совсем рядом со мной, – сказал Фредди.

– А где вы стояли?

– Прямо здесь.

Саймон снова посмотрел на след на скале. По нему невозможно было определить калибр или тип оружия. Сама же пуля могла оказаться в любом месте в радиусе полумили. Он попробовал прикинуть, куда могла отлететь пуля, основываясь на расположении ее следа на скале, но даже по самым грубым подсчетам этот участок мог охватывать по крайней мере две тысячи квадратных ярдов на противоположном склоне каньона.

У Святого мурашки поползли по спине. Он испытал почти такое же чувство беспомощности, как и накануне ночью, совершая обход дома, – перед ним было нагромождение кустарников и скал, среди которых могли бы укрыться десятки снайперов без всякого риска быть обнаруженными, и одного точного выстрела было бы вполне достаточно, чтобы...

– Может быть, нам лучше сейчас отправиться домой, Фредди? – сказал он.

– Погодите. – Теперь, когда Фредди уже не был в одиночестве, он вдруг сделался упрямым и храбрым. – Если там наверху кто-то прячется...

– То он сможет спокойно пристрелить вас еще до того, как мы приблизимся к нему на шесть шагов, – коротко бросил Святой. – Вы наняли меня телохранителем не для того, чтобы я валял дурака. Давайте двигаться.

В этот момент взгляд его подсознательно уловил какое-то движение сверху и слева от места, где они стояли. Инстинктивно он весь напрягся, готовясь действовать, но уже мгновение спустя понял, что это двигалась знакомая обнаженная загорелая фигура.

Стоя на весьма ненадежном на вид выступе скалы на пять или шесть ярдов выше по склону, Эстер прокричала им вниз:

– Что там происходит?

– Мы едем домой, – ответил ей Саймон.

– Подождите меня.

Она стала спускаться со скалы. Внезапно ее нагота как-то особенно резко бросилась Саймону в глаза. Он поспешил отвернуться.

– Догоняйте нас! – крикнул он Эстер.

Он не оглядываясь пошел обратно, мимо изгиба ручья, мимо заводи, мимо Джинни, к тому месту, где они оставили своих лошадей, и все это время слышал за своей спиной шаги Фредди. Выстрелов больше не последовало, но Саймон очень торопился, осматривая седла и подтягивая подпруги. Местность оставалась все такой же живописной и очаровательной, но в сложившейся ситуации такой рельеф давал преимущества нападавшим, а оборонявшихся ставил в весьма невыгодное положение.

– Почему такая спешка? – недовольным тоном спросила Джинни, подходя к нему.

Он возился с седлом, застегивая и проверяя ремни.

– А разве вы не слышали выстрел?

– Слышала.

– Пуля едва не попала в Фредди. Поэтому мы отправляемся в путь прежде, чем они снова попытаются его убить.

– Все время происходит что-то неладное, – обиженно сказала Джинни, словно это в нее стреляли.

– В жизни всегда так, – сказал Святой, отвязывая ее лошадь и передавая ей поводья.

В тот момент когда он повернулся к следующей лошади, к ним подошла Эстер. Она снова была полностью одета, только рубашка на ней не была до конца застегнута. Выглядела Эстер одновременно чопорной и надутой.

– Ты слышала, что случилось, Джинни? – спросила она. – Наверху в горах кто-то прятался, и он стрелял во Фредди. И если он был именно там, где предполагает Саймон, то должен был видеть, как я загораю совсем голой.

– Скажи Фредди, что только это и спасло его, – предложила Джинни. – Может быть, он подарит тебе за это новые чернобурки.

На прекрасно вылепленном лице Эстер вдруг появилось какое-то тупое выражение. Она отрешенно смотрела на все вокруг, пока Саймон, уже проверивший седло и подтянувший подпругу ее лошади, передавал поводья в ее безжизненно опущенные руки.

– Саймон, – произнесла она.

– Да?

– Вы ведь говорили прошлой ночью о том... о том, что уверены, что это дело рук кого-то из живущих в доме?

– Да, говорил.

– Тогда... тогда ведь получается – вы были с Джинни, так что она не могла этого сделать. А Лиссы здесь нет. Но вы же знаете, что я тоже не могла этого сделать. Вы же знаете, что мне просто негде было бы спрятать пистолет, разве не так?

– Я знаю вас недостаточно хорошо, – ответил Святой.

Но по дороге домой его не переставали преследовать сомнения. Да, действительно, он сам обеспечивал алиби для Джинни, если только она не установила где-то какое-нибудь чрезвычайно сложное огнестрельное устройство в дистанционным управлением из тех, которые так нравятся авторам детективов. А Эстер просто негде было бы спрятать ни пистолет, ни какое-либо другое оружие, если только она заранее не припрятала его где-нибудь вверху по течению ручья. Но обе эти версии предполагали, что девушки заранее знали, куда именно они поедут, а ведь Святой выбрал место привала сам... Правда, он упомянул о месте предполагаемого привала прежде, чем они отправились в путь, но знать об этом месте и отыскать его – две разные вещи. Он мог бы поклясться, что совсем немногие, за исключением его самого, вообще знали об этом месте, и он помнил, что многие участки пути так заросли травой и кустами, что было очевидно: по этой дороге очень давно никто не ездил. Конечно, несмотря на то, что он все время был начеку, все же за ними мог кто-то следить в течение всего пути. Хороший охотник мог бы остаться незамеченным, скрываясь за горами...

И все же во всех этих рассуждениях было что-то такое, что никак не укладывалось в логическую схему, что представлялось совершенно лишенным смысла. Если этот гипотетический снайпер, скрывавшийся в горах, был настолько искусен, что вообще смог туда добраться, то почему, например, после первого неудачного выстрела он не предпринял еще одной попытки, прежде чем они ушли? Он, без сомнения, мог бы попробовать выстрелить хотя бы еще раз, под другим углом, рискуя при этом ничуть не больше, чем при первом выстреле... Это было похоже на неудавшуюся попытку нападения на Лиссу – в этом был определенный, но какой-то непостижимый для него смысл. А для обостренного восприятия Святого это было еще более существенным обстоятельством, чем полное отсутствие смысла.

Они приехали обратно в конюшни, где брали лошадей, и здесь Фредди сказал:

– Мне необходимо выпить. Давайте заедем в теннисный клуб перед тем, как отправиться домой.

На этот раз Святой не без сочувствия отнесся к неутолимой жажде Фредди.

Добравшись до клуба, они устроились на открытой террасе, с которой открывался прекрасный вид на расположенный уступами сад, окруженную пальмами овальную заводь и искусственно созданный ручей, где привозная форель таилась в тени раскинувшихся по берегам ив и терпеливо ждала, когда на нее обратят внимание изнеженные рыболовы. Все лениво потягивали дайкири, а Фредди пытался восстановить равновесие духа при помощи трех двойных порций бренди, которые он очень быстро заглатывал одну за другой. И в этот момент они увидели, что со стороны теннисных кортов к ним медлительной походкой, с зажатой в руке ракеткой направляется Лисса О'Нейл собственной персоной. Она выглядела свежо и элегантно, как и всегда, в своем коротком летнем костюме, который, казалось, какой-то модельер-провидец создал специально для ее тонкой талии и длинных стройных ног, а пастельные тона костюма прекрасно оттеняли чистую золотистую кожу. Но они все, словно перешагнув через какой-то общий барьер, смотрели на нее не с восхищением, а настороженно ожидая, что она скажет.

– Настоящий сюрприз – встретить всех вас здесь, – сказала она.

– Странно, что мы видим здесь вас, – ответил Святой. – Вам что, надоела ваша книга?

– Я ее дочитала, так что мне захотелось немного размяться. Но у тренера все было расписано на несколько часов вперед.

Казалось, у каждого готов был сорваться с губ один и тот же вопрос, во лишь один Святой смог справиться со своим голосом настолько, чтобы спросить в наигранной ленивой манере:

– На несколько часов?

– Да, наверное, часа на два пли даже больше. Во всяком случае, я справилась у него в отношении урока тенниса, как только пришла сюда, но у него все время оказалось занято. Он сказал, что позанимается со мной, если вдруг кто-нибудь не придет на урок, но я прождала здесь целую вечность, а мне так и не представилось возможности поиграть...

Какой-то участок в мозгу Святого, казалось, функционировал совершенно самостоятельно и независимо от него, словно счетная машина, работающая в отдельной комнате. Машина выдала результат: Лисса, должно быть, знала, что тренер будет занят. И конечно, знала, что тренер скажет, что с удовольствием позанимается с ней, если кто-либо не придет на урок. А шансы, что у него не появится свободного времени, составляли примерно восемь к одному. Так что она вполне могла заставить его и еще нескольких свидетелей поверить в то, что все время находилась где-то поблизости и ждала. Но ей всегда мог представиться случай уйти, когда никого не было поблизости, – она сама вполне могла создать такую благоприятную ситуацию. Ей нужно было только выйти наружу. Когда же она будет возвращаться, то сможет сказать, что выходила на минутку, чтобы забрать что-нибудь из машины. Никто потом даже не вспомнит об этом. А если все же у тренера появится свободное время и он станет ее искать, ну что ж, в этом случае всегда можно сказать, что она была в туалете, или в душе, или у дальнего края заводи. Просто он ее не нашел. Она все время была поблизости. Очень удобное и вполне естественное алиби при весьма невысокой степени риска.

Но в подобном костюме она не могла бы совершить такое покушение на жизнь Фредди в горах.

Правда, она могла переодеться.

Нет, она все равно не смогла бы сделать этого.

А почему бы и нет? Она выглядела очень спортивной девушкой. Под нежной золотистой кожей скрывались хорошо развитые мускулы. Кто знает, может быть, она лазила по горам в Кентукки уже пяти лет от роду. Совсем нельзя быть уверенным в том, на что она способна, а на что – нет.

Ну хорошо, а что же Анджело, его друг и повар-итальянец Луи делали в это время? Их тоже нельзя было сбрасывать со счетов.

Каждый любитель детективных сюжетов, разумеется, сразу же исключил бы эту троицу из числа подозреваемых. Загадочный убийца не скрывался больше под маской повара или дворецкого. Этот сюжет уже был затаскан лет двадцать назад.

В реальной жизни ни один повар или дворецкий больше даже не пытается кого-нибудь убить, потому что знает – это будет выглядеть уж слишком банальным.

– Что это со всеми вами? – спросила Лисса. – Может быть, прогулка оказалась неудачной?

– Все шло прекрасно, – ответил Святой, – до тех пор, пока ваш ночной приятель не принялся стрелять во Фредди.

Вдруг все они заговорили одновременно, перебивая друг друга.

И конечно же, именно Фредди удалось в конце концов завладеть аудиторией. Он добился этого в основном путем многократного повторения одного и того же, но только гораздо громче и чаще, чем все остальные. Когда же все остальные сдались, Фредди рассказал всю историю сначала еще раз, заставляя всех по очереди подтверждать свои слова. В результате ему определенно удалось внушить всем, что он шел по каньону, когда вдруг кто-то выстрелил в него.

Саймон подал знак официанту принести еще напитков и погрузился в состояние спасительного транса, ожидая, пока словесный поток Фредди начнет иссякать. Он размышлял, не стоит ли попросить у Фредди еще тысячу долларов. По мнению Саймона, при подобных обстоятельствах он вполне отрабатывал те деньги, которые тот ему платил.

– ...В таком случае это доказывает, что преступник – один из слуг, – сказала Лисса. – Если нам удастся выяснить, кто из них уходил из дома сегодня днем...

– Почему вы считаете, что это был кто-то из слуг? – поинтересовался Саймон.

– Ну, это не могла быть Джинни, потому что она разговаривала с вами; это не могла быть я...

– Почему же не могли быть вы?

Она посмотрела на него беспомощно. Но мозг ее продолжал лихорадочно работать. Саймон, казалось, мог даже видеть воочию эту работу. Она словно прочла все мысли, которые роились в его голове несколько минут назад, одну за другой.

– Это не могла быть я, – настаивала Эстер, и в голосе ее звучали жалобные нотки. – На мне же ничего не было. Где бы я смогла спрятать пистолет?

Джинни задумчиво смотрела на нее.

– Интересно будет послушать, что скажут слуги в отношении того, как они провели сегодняшний день, – поспешно сказал Саймон. – Но я бы не торопился настраиваться на оптимистический лад. Мне кажется, что в этом деле все очень непросто и запутано. Кто-то настолько дьявольски хитер, что сам (или сама) практически создал для себя весьма затруднительное положение. Так что, если это один из слуг, я готов поспорить, что у него тоже будет алиби.

– А я все же думаю, что следует обратиться в полицию, – сказала Джинни.

Официант принес заказанные напитки. Саймон, закурив сигарету, ждал, пока официант отойдет.

– Зачем? – спросил он наконец. – Вчера в комнате Лиссы кто-то был. Никто его не видел. Он не оставил пи следов, пи улик. Он воспользовался одним из наших собственных кухонных ножей. Если на этом ноже и были отпечатки пальцев, то теперь их там нет. Таким образом, никаких доказательств, ничего... А сегодня днем кто-то стрелял во Фредди. Никто не видел нападавшего. Он не оставил пистолет на месте преступления, а мы не смогли найти пулю. Так что опять ничего. Что же должна будет предпринять полиция? Они же не волшебники... Однако этот вопрос должен решить сам Фредди.

– Они могут расспрашивать людей, – сказала Эстер с надеждой в голосе.

– Мы и сами можем это сделать. Мы все время задаем друг другу вопросы. И если кто-то скрывает правду, то он ведь не перестанет лгать оттого, что его будет выслушивать парень с полицейским значком. Что они могут сделать – начать, что ли, всех пытать и посмотреть, что из этого получится?

– Они выделят охрану или сделают еще что-нибудь, – предположила Джинни.

– Ну и что из того? Наш приятель уже и так ждал достаточно долго. Уверен, что он сможет подождать и еще. Ни одно полицейское управление не сможет на очень длительный срок приставить личного охранника к Фредди, чтобы он нянчился с ним, а наш преступник вполне сможет переждать это время. А когда суматоха уляжется, все успокоятся и пройдет еще какое-то время, преступник сможет легко добраться до Фредди. Лично я предпочел бы испытать судьбу сейчас, когда все мы начеку.

– Правильно, – высказал свое мнение Фредди. – Если мы привлечем к этому делу полицию и спугнем преступника, кто бы он ни был, то он сможет явиться позднее, когда мы не будем ожидать нападения. Я, пожалуй, предпочту, чтобы они продолжали свои попытки сейчас, когда я к этому готов.

Было заметно, что Фредди очень гордится собой, так как сумел вполне самостоятельно привести столь убедительные доводы.

И тут же мысли его переключились на что-то совсем иное, а взгляд изменил направление.

– О, – произнес он благоговейным тоном. – Вы только взгляните! – Они посмотрели в ту сторону, куда он показывал. – Вон та малышка возле заводи. В саронге. О Боже, что за ножки! Посмотрите на нее!

Саймон не мог не признать, что "та малышка" действительно представляла собой достойное зрелище. А находившиеся здесь три девушки, казалось, также признали этот факт, если судить по их напряженному молчанию. Саймон почти чувствовал, как напряжение сгущается в воздухе.

А затем Джинни вздохнула, словно чувство облегчения пришло к ней с опозданием.

– Блондинка, – сказала она. – Ну что ж, Лисса, нам было очень приятно с тобой познакомиться.

Фредди, казалось, даже не слышал этого. Он поднял свой стакан, все еще не отрывая взгляда от девушки внизу, и поднес его к губам.

Но, едва прикоснувшись к стакану, он словно окаменел. Потом отодвинув его, уставился на стакан с ледяным выражением лица. Затем он подтолкнул его через стол к Святому.

– Понюхайте это, – сказал он.

Саймон поднес стакан к носу. Хорошо известный запах горького миндаля различался столь легко и безошибочно, что поклонник детективного жанра мог бы только мечтать об этом.

Он поставил стакан на стол и снова затянулся сигаретой, размышляя о случившемся. Теперь он уже не сомневался в том, что следует получить свое дневное жалованье, не откладывая этого в долгий ящик. А возможно, также стоит и попросить плату за день вперед. И даже в этом случае плата за подобную работу может показаться недостаточной. Он не видел ни одной привлекательной стороны в своей работе. Но все же, являясь по натуре философом, си не мог не постараться отыскать хотя бы что-нибудь положительное в сложившейся ситуации. А приложив достаточно усилий, он наконец отыскал эту привлекательную сторону.

– Ну что ж, – сказал он, – по крайней мере, мы можем больше не сомневаться в отношении слуг.

Глава 7

Это было очень слабое утешение, и Саймон понимал это. После того как они вернулись домой, он провел поверхностный допрос всех слуг, чтобы убедиться, что они твердо и дружно подтверждают заявления каждого в отдельности, что никто из них днем не выходил из дома.

А после этого все слуги заявили с надлежащим уважением, но без колебаний, что они не привыкли находиться под подозрением, что они не чувствуют себя спокойно в доме, где людей постоянно пытаются зарезать, пристрелить или отравить, и что они предпочли бы работу в более спокойном месте, где их рабочее время было бы точно определено, и что они уже упаковали свои вещи, и что они хотели бы успеть на вечерний автобус в Лос-Анджелес, если только мистер Пеллман будет так добр, чтобы заплатить им за отработанное время.

Фредди встретил все это с безразличным видом, ибо имел уже, видимо, достаточно большой опыт по части смены домашней прислуги.

После этого Святой пошел в свою комнату, снял костюм для верховой езды, принял душ, накинул купальный халат и, закурив сигарету, прилег на кровать обдумать все происшествия этого дня.

"Все это должно будет научить тебя говорить "нет", когда тебе не хочется за что-то браться, – говорил он себе, – вместо того, чтобы соблазняться этими тысячами долларов в день".

Конечно, слуг нельзя было полностью сбрасывать со счетов. Может быть, в этом деле был замешан и не один человек, а несколько, которые действовали по очереди таким образом, чтобы обеспечивать алиби друг другу.

Но в этом деле обязательно должна была участвовать и одна из девушек. Только одна из них могла отравить бренди в стакане Фредди в теннисном клубе. Но сделать это могла любая из них. Столик, за которым они сидели, был небольшим, а всеобщее внимание было очень ловко привлечено к созерцанию красавицы в саронге. Достаточно было достать маленькую бутылочку, такую маленькую, которую легко спрятать в руке, потрясти ее над стаканом Фредди небрежным жестом – и дело сделано.

Но зачем было предпринимать столь опасный шаг именно в момент, когда круг подозреваемых лиц так ограничен?

А как объяснить все остальные происшествия?

Он окончательно завяз в этих изводящих парадоксах относительной бессмыслицы, которые были для него намного хуже, чем полная чепуха. Полная бессмыслица представлялась ему чем-то вроде шифра: стоило только найти ключ к этому шифру, и все разрозненные детали дела мгновенно станут ясными и обоснованными. Но существует только один-единственный ключ к разгадке. И всегда известно, есть у тебя этот ключ или нет. А беда с такими вот ситуациями заключалась в том, что, когда начинаешь разбираться с одними фактами, никогда нельзя быть уверенным в том, что не искажаешь другие...

Занятый своими мыслями, он все же услышал, как очень тихо повернулась дверная ручка.

Саймон не двинулся с места, и лишь рука его скользнула в карман халата, где был пистолет. Он лежал очень тихо и расслабленно, стараясь подражать неглубокому и ровному дыханию спящего, и из-под прикрытых век мог наблюдать за открывающейся дверью.

Вошла Эстер.

Она задержалась на несколько секунд в дверях, глядя на него, и свет из-за ее спины позволял видеть каждую линию прекрасного тела, просвечивавшего сквозь белый креповый халатик, который был на ней. Затем она тихо прикрыла за собой дверь и подошла ближе к Святому. Ему были хорошо видны обе ее руки, и в руках у нее ничего не было.

Он открыл глаза.

– Привет, – сказала она.

– Привет. – Он слегка потянулся на постели.

– Надеюсь, я вас не разбудила.

– Я лишь дремал.

– У меня кончились сигареты, – сказала она, – и я подумала, что вы сможете меня выручить.

– Думаю, что смогу.

Это был потрясающий диалог.

Он взял со своего ночного столика пачку сигарет и предложил ей. Она подошла к нему, чтобы взять сигарету. Не вставая с постели, он зажег спичку. Она присела рядом с ним на кровать и прикурила от его спички. Впереди на ее халатике был сделан глубокий вырез, и, когда она наклонилась к Саймону, чтобы прикурить, халатик распахнулся еще больше.

– Спасибо. – Эстер глубоко затянулась сигаретой. После этого она могла бы и уйти, но не ушла. Ее темные мечтательные глаза изучали его.

– Мне кажется, вы занимались тем, что обдумывали ситуацию.

– Да, немного.

– Появились у вас какие-нибудь идеи?

– Масса. Даже слишком много.

– Как это слишком много?

– Одни из них противоречат другим. А это означает, что я так и не продвинулся к разрешению загадки.

– Так что вы до сих пор не знаете, кто устраивает все эти покушения?

– Нет.

– Но вы ведь знаете, что это не одна из нас.

– Нет, не уверен.

– Почему вы все время повторяете это? Джинни весь день сегодня была с вами, мне просто негде было бы спрятать этот пистолет, а Лисса ведь не могла бы и поехать за нами и находиться в теннисном клубе одновременно.

– Вот поэтому мне и кажется, что здесь что-то не так, и именно в этом я и пытался разобраться.

– Боюсь, что мне не хватит ума понять все это, – призналась Эстер.

Он не стал спорить с ней.

– Вы думаете, это сделала я? – прервала она наконец молчание.

– Я очень старался представить себе, каким образом вы могли бы проделать все это.

– Но я ничего не делала.

– Все остальные утверждают в точности то же самое.

Она смотрела ему прямо в лицо, и ее прелестные теплые губы сложились в недовольную гримаску.

– Мне кажется, Саймон, что я вам не очень-то правлюсь.

– Я вас обожаю, – галантно ответил он.

– Нет, это неправда. Я старалась с вами подружиться, разве не так?

– Безусловно старались.

– Я не так уж умна, но стараюсь быть всегда приятной с людьми. На самом деле. Я не такая кошка, как Джинни, и не такая умная и высокомерная, как Лисса. У меня не очень-то благородное происхождение, и я не забываю об этом. Жизнь моя была сущим адом. Если бы я рассказала вам, вы бы просто поразились.

– Да? Обожаю поразительные истории.

– Ну вот, опять вы за свое, разве не так?

– Извините, мне не стоило подсмеиваться над вами.

– Да нет, ничего страшного. У меня не так уж много серьезных тем для разговора, зато хорошенькое лицо и красивое тело. Я знаю, что у меня красивое тело. Так что мне приходится использовать все это.

– И вы прекрасно ими пользуетесь.

– Вы все еще смеетесь надо мной. Но это почти все, что у меня есть, поэтому я и могу рассчитывать только на это. А почему бы и нет?

– Да кто его знает, – ответил Святой, – я ведь не говорю, что вы не должны использовать это в своих интересах.

Она снова принялась рассматривать его:

– У вас тоже красивое тело. Такое подтянутое и мускулистое. Но у вас еще и мозгов достаточно. Извините меня. Просто вы мне очень нравитесь.

– Спасибо, – ответил он тихо.

Несколько минут она молча курила свою сигарету.

Саймон тоже закурил. Он чувствовал себя в растерянности и очень неуютно. Она сидела совсем близко к нему, и если с легкостью отбросить все остальные соображения, то она, без сомнения, была одной из тех женщин, рядом с которыми ни один нормальный мужчина не мог бы остаться абсолютно равнодушным. Но с легкостью отбросить все эти остальные соображения было невозможно...

– Знаете, – сказала она, – эта жизнь похожа на кошмар.

– Должно быть, это так, – согласился он.

– Я все время наблюдала за всем этим. Все же кое-какие способности соображать у меня есть. Вы ведь видели, что случилось сегодня днем. Я говорю о...

– О блондинке в теннисном клубе?

– Да... Просто так случилось, что это была блондинка. Но ведь с тем же успехом она могла оказаться и брюнеткой.

– А в этом случае собирать вещи начинала бы Эстер.

– Да, именно к этому все и идет.

– Но вам ведь нравилась такая жизнь, пока она продолжалась; и вполне возможно, что Фредди обеспечит вас каким-то образом, когда вы с ним расстанетесь.

– Да, конечно. Но ведь это еще не все. По крайней мере, для меня. Я хочу сказать...

– Что вы хотите сказать?

Прежде чем ответить, Эстер довольно долго в задумчивости теребила шов на своем халатике.

– Что я хочу сказать... Я знаю, что и вы далеко не ангел, но все же вы не такой, как Фредди. Мне кажется, вы всегда честны и откровенны с людьми. Просто вы совсем другой. Я знаю, что за душой у меня нет ничего особенного, кроме красоты, но ведь и это чего-нибудь стоит, вы согласны? И потом, вы мне действительно очень нравитесь... Я... я сделаю все, что вы захотите... Если бы я только могла быть с вами и заставить вас полюбить себя хоть чуть-чуть...

Эстер была сейчас очень красива, даже слишком красива, и в ее широко раскрытых глазах плескались боль и страх.

Саймон уставился на противоположную стену. Сейчас он отдал бы свой дневной заработок в тысячу долларов, лишь бы оказаться подальше от этого проклятого места.

Но ему не пришлось этого делать.

Тишину дома внезапно нарушил истерический вопль Фредди Пеллмана, заставивший Святого мгновенно вскочить на ноги. Его инстинктивное движение, казалось, в точности совпало по времени с неясным, как от приглушенного выстрела, звуком. Он направился было к двери, соединявшей обе комнаты, но вовремя вспомнил, что, хотя он и собирался отпереть ее еще утром, случай с испорченными отпечатками пальцев на ноже заставил его совершенно забыть об этом. Уже повернув к двери на веранду, он сообразил, что такой звук могла издать захлопнувшаяся дверь, и, кляня себя за беспечность, устремился по тенистой веранде к комнате Фредди.

Одного взгляда оказалось достаточно для того, чтобы убедиться, что вокруг не было ни души, и Саймон бросился в комнату Фредди.

Когда он распахнул дверь, пистолет уже был у него в руке. В комнате он увидел Фредди Пеллмана в черных брюках и незастегнутой рубашке из мягкой ткани, распростертого на тахте и с ужасом взирающего на свернувшуюся в кольцо у него на ногах гремучую зною. Плоская треугольная голова змеи была приподнята и как-то откинута назад – змея готовилась к смертельному броску.

Саймон услышал, как за его спиной сдавленно вскрикнула Эстер, и уже в следующую секунду грохот его выстрела заглушил все остальные звуки.

Словно при замедленной съемке он увидел, как раздробленная голова змеи отделилась от остальной ее части, которая все еще продолжала дергаться и извиваться и затем скатилась на пол, не переставая конвульсивно вздрагивать.

Дрожащий Фредди поднялся на ноги.

– О Боже, – простонал он, – о Боже! Еще секунда, и мне пришел бы конец, она бы до меня добралась.

– Что случилось? – спросила Эстер, и в голосе ее проскользнули визгливые, истерические потки.

– Даже не знаю. Я начал было одеваться, понимаете? Надел рубашку и брюки, а потом мне захотелось выпить, я присел на тахту и как-то незаметно уснул. А потом эта штука плюхнулась ко мне на колени!

Саймон убрал пистолет в карман.

– Плюхнулась? – переспросил он.

– Да, было такое чувство, словно кто-то ее бросил. Должно быть, кто-то действительно ее бросил. Я почувствовал, как она ударилась об меня. Это-то меня и разбудило. Я увидел, что это такое, и конечно же закричал, а потом хлопнула дверь, я оглянулся, но было уже слишком поздно, я не успел увидеть, кто это был. Кроме того, в тот момент мне было совершенно наплевать, кто это был. Все, что я способен был видеть, так это проклятую змею, уставившуюся на меня. Мне даже показалось, что все происходит в кошмарном сне. Но я знал, что это не так. Во сне не можешь все так чувствовать. Я только немного вздремнул, а кто-то проник в мою комнату и бросил на меня эту гадость!

– Когда все это случилось?

– Да только что! Не думаете ли вы, что я целый час пролежал в обнимку с этой змеей? Как только она упала на меня, я проснулся, а как только я проснулся и увидел ее, я, конечно же, начал кричать. Ты ведь слышала, как я кричал, а, Эстер? А сразу вслед за этим хлопнула дверь. Это вы слышали?

– Да, это я слышал, – ответил Святой.

Но думал он в этот момент о другом. И, по крайней мере, на этот раз он знал, что Эстер думает о том же самом, хотя она и призналась, что была не слишком умна. Даже не оборачиваясь и не видя устремленных на него глаз, даже еще до того, как она заговорила, он просто почувствовал, что происходит у нее в голове.

– Но ведь это все и доказывает, Саймон! Вы же должны это теперь понять! Ведь я же не могла этого сделать, разве не так?

– Почему же? Где ты была? – потребовал ответа Фредди.

Эстер вызывающе выпрямилась и посмотрела ему в глаза.

– Я была в комнате Саймона.

Фредди стоял, как-то напряженно сгорбившись и не отрывая от нее взгляда. Глядя на него, Святой понял, что уродует Фредди не выражение лица, а полное отсутствие такового. Его одутловатое лицо было расслабленным и лишенным выразительности. И на этом зыбком фундаменте покоилась целая сеть морщин, оставленных беспрестанным беспутством и состоянием вечной вымученной восторженности, которые сейчас, будучи лишенными необходимой им нервной активности, выглядели словно масса мягких неряшливых шрамов, по которым можно было прочитать всю историю жизни их владельца.

– Ну что еще здесь случилось? – внезапно послышался голос Лиссы.

Она очень старалась, чтобы вопрос ее прозвучал резко и буднично, и это ей почти удалось, так что лишь сверхчуткое ухо Святого смогло уловить в ее тоне некоторую фальшь.

Она остановилась в дверях, а за ее спиной маячила Джинни.

Фредди искоса взглянул на нее из-под нахмуренных бровей.

– Уходите отсюда, – произнес он ледяным топом. – Убирайтесь вон.

И сразу же вслед за этим он заговорил совсем другим голосом, без паузы или какого-либо перехода, так что его мимолетная интонация осталась лишь неясным воспоминанием.

– Отправляйтесь, – сказал он. – Отправляйтесь заканчивать свой туалет. Нам с Саймоном надо поговорить. Ничего не случилось. Мы просто немного испугались, но теперь уже все в порядке. Я вам скоро все расскажу. А сейчас будьте умницами, идите к себе и не устраивайте переполох. Ты тоже иди, Эстер.

Неохотно и с явными колебаниями его гарем наконец удалился.

Саймон медленно прошел к небольшому столику в комнате и закурил сигарету, пока Фредди закрывал дверь. На самом деле Саймон не чувствовал беспокойства и не хотел притворяться обеспокоенным.

– Ну, – произнес наконец Фредди. – Что вы теперь скажете?

Голос его звучал удивительно недоброжелательно, и Саймону пришлось моментально внутренне перестроиться, чтобы ему ответить.

– Все случившееся наводит на мысль, что вам грозит очень серьезная опасность, – сказал он. – Поэтому я надеюсь, вы не будете возражать, если я попрошу вас расплатиться со мной за сегодняшний и завтрашний день. Две тысячи, Фредди. Это будет меня здорово успокаивать.

Фредди направился к туалетному столику, вытащил пару банкнотов и немного мелочи из вороха зеленых бумажек и вернулся к Саймону. Саймон удовлетворенно взглянул на банкноты. Количество нулей после единицы вполне соответствовало его ожиданиям.

– Я не виню вас, – сказал Фредди. – Если бы эта змея меня укусила...

– То вы бы не умерли, – спокойно продолжил Саймон, – если только у вас нет болезни сердца пли еще какого-нибудь серьезного недуга. Именно это и кажется мне таким глупым. Ведь можно же вызвать по телефону врача, а в городе наверняка полно сыворотки, и кроме того, рядом с вами находится опытный человек, вроде меня, который знает, как оказывать первую помощь. Конечно, чувствовали бы вы себя отвратительно, но уж никак не умерли бы. Так зачем же убийце надо было идти на риск и возиться с этой змеей, когда он мог застать вас спящим и спокойно пристрелить или перерезать вам горло? В этой истории я постоянно сталкивался с глупостью. Они следуют одна за другой, и только теперь все факты, кажется, начинают складываться в стройную картину и приобретать смысл.

– В самом деле?

– Думаю, что да.

– Я бы тоже хотел что-нибудь понять.

Саймон сидел на подлокотнике кресла и в задумчивости курил, выпуская ровные колечки дыма.

– Может быть, я и смогу вам объяснить.

– Так давайте же.

– После происшествия первой ночи круг подозреваемых был ограничен шестью людьми, так как мы доказали, что это дело рук кого-то в доме. По разным причинам у каждого из них оказалось алиби. Это могло навести на мысль о сообщнике. Но ни один из слуг не имел возможности отравить вашу выпивку сегодня днем, не могли этого сделать также и бармен с официантом – оба они работают в клубе уже много лет, и за них вполне можно поручиться. Поэтому один из сидевших за столом был если и но преступником, то его сообщником. Но каждый из сидевших за столом тоже имел алиби в отношении других покушений.

Фредди напряженно морщил лоб, стараясь уследить за ходом рассуждений Святого.

– А если в этом были замешаны две девушки?

– Об этом я тоже думал. Это возможно, по весьма мало вероятно. Я вообще очень сомневаюсь, что какие-либо две женщины смогли бы быть сообщниками в таком деле, а кроме того, я абсолютно уверен, что таких двух женщин не может найтись среди этих трех.

– Ну и что же из этого следует?

– Мы должны снова изучить все алиби, и одно из них наверняка окажется ложным.

Морщины на лбу Фредди стали еще глубже. Саймон молча наблюдал за ним. Это было похоже на созерцание вращающегося колеса. А потом лицо Фредди приняло странное выражение. Он смотрел на Святого расширившимися глазами.

– О Боже, – сказал он. – Вы думаете, что Лисса...

Саймон не шевельнулся.

– Да, – пробормотал Фредди. – Лисса. У Джинни надежное алиби. Она не могла стрелять в меня. Вы сами были с ней в это время. Эстер могла бы это сделать, если бы она заранее припрятала где-нибудь пистолет. Но она была в вашей комнате, когда кто-то бросил на меня змею. Этого она не смогла бы подстроить. А все слуги ушли... Единственное же алиби Лиссы – это то, что на нее первую напали. Но мы знаем об этом лишь с ее слов. А все нападение первой ночи было очень легко инсценировать. – Лицо Фредди возбужденно пылало, и возбуждение начинало звучать и в его голосе. – А это ее увлечение детективами... конечно... она из тех, которые вечно читают все эти книги о преступлениях, она вполне способна придумать что-нибудь мелодраматическое, вроде нападения при помощи гремучей змеи, это в ее стиле...

– Я должен извиниться перед вами, Фредди, – произнес Святой с предельной искренностью. – Я и не предполагал, что вы сможете сами до этого додуматься.

Глава 8

Он был в доме один. Фредди Пеллман повез девушек обедать в ресторан "Коралловая комната", а Саймон не поехал с ними под предлогом того, что должен дождаться важного звонка. Он обещал присоединиться к ним, как только поговорит по телефону.

– Весь дом будет в вашем распоряжении, – сказал Фредди, предложивший этот план. Он все еще излучал самодовольство от своей недавней проницательности. – Вы сможете обыскать все, что захотите. И вы обязательно что-нибудь найдете. Тогда она будет в наших руках.

Саймон закончил просматривать журнал "Лайф" и вышел на веранду. Вокруг не было никакого движения. Он закурил сигарету и принялся наблюдать за сверкающими огнями, заливавшими Палм-Спрингс в ночное время. Далеко внизу, на дороге, уходившей к востоку от подножия горы, были видны быстро удалявшиеся красные огоньки, которые могли быть светом задних фар машины Фредди.

Через некоторое время Святой вернулся в гостиную и налил себе щедрую порцию виски "Питер Доусон". Захватив с собой стакан, он отправился в комнаты Эстер, а затем и Джинни и методично обыскал их.

Он не рассчитывал найти что-либо в этих комнатах, и в конце концов так и случилось. Но он чувствовал, что обязан осмотреть все.

После этого он прошел в комнату Лиссы.

Внимательно осмотрев стенной шкаф и комод, Саймон не обнаружил ничего, кроме одежды и разных личных мелочей, как и в двух других комнатах. Затем он присел возле туалетного столика. В центральном его ящике он обнаружил удивительное разнообразие кремов, лосьонов, пудры, красок и духов, без которых даже современная богиня начинает ощущать, что утратила часть своей божественной привлекательности. В верхнем правом ящике содержалась целая коллекция носовых платков, шарфов, лент, заколок и булавок. А в следующем ящике он и наткнулся на то, что надеялся найти.

Обнаружить это оказалось очень просто, ибо его находка покоилась лишь под покровом розовой мягкой пены дорогого нижнего белья. Находка состояла из револьвера 32 калибра, маленькой аптечной бутылочки с наклейкой "Синильная кислота – яд", а также старого номера журнала "Лайф". Саймону даже не обязательно было открывать журнал, чтобы убедиться в том, что он найдет внутри, но он все же сделал это. Он нашел разрезанную страницу и но расположению остальных фотографий на ней сразу понял, что отсутствовала именно та фотография, которую он видел в письме с угрозами, полученном Фредди. Он не сомневался в том, что эта фотография в точности подойдет по размеру к вырезанному из страницы кусочку.

Саймон разложил все найденные вещественные доказательства на крышке туалетного столика и, закурив новую сигарету, принялся их рассматривать.

Возможно, что любой другой на его месте решил бы, что поиски на этом заканчиваются, но не таков был Святой. В нем все больше и больше нарастало странное чувство, что настоящие поиски только теперь и должны начаться.

Он продолжал быстро осматривать содержимое туалетного столика, даже с большей уверенностью, чем прежде, хотя теперь он имел гораздо более смутное представление о том, что же именно он ищет. Но в нем жила инстинктивная уверенность, что он должен будет найти еще что-то такое, что поможет устранить последние несоответствия в этой истории и поставит все на свои места. И очень скоро он действительно нашел то, что искал.

Это был всего-навсего потрепанный конверт, заткнутый за складную рамку с фотографией, на которой был представлен весьма приукрашенный портрет Фредди. Внутри конверта оказались банковская расчетная книжка на сумму почти в пять тысяч долларов и еще сложенный листок бумаги. Когда он развернул этот листок, то понял, что поиски его наконец завершились и появились ответы на все мучившие его вопросы – ведь он держал в руках свидетельство о браке, выданное в Юме десять месяцев назад...

– Развлекаетесь? – спросила Лисса.

Она подкралась к нему тихо, словно кошка, ведь он совсем не слышал, как она вошла, и стояла сейчас прямо позади него. И все же он не был удивлен. Сознание его наполнялось безмятежным спокойствием и уверенностью, ибо все конфликты и противоречия получили наконец свои объяснения, и он знал, что наступает последний акт этой драмы.

Очень медленно Саймон повернулся к пей, и даже блестящий маленький пистолет в ее руке, направленный прямо ему в грудь, не вызвал у него ни удивления, ни тревоги.

– Откуда вы узнали? – спросил он, растягивая слова.

– Я не настолько глупа. Мне следовало догадаться гораздо раньше, но я сваляла дурака.

– Да, должно быть, так. – Он проявлял редкую невозмутимость и уравновешенность. – Между прочим, а как вам удалось вернуться обратно?

– Я просто воспользовалась машиной.

– Попятно.

Он встал, стараясь не делать резких движений и держа руки поднятыми. Лисса быстро попятилась от него.

– Не подходите ближе! – резко бросила она.

В этот момент Святой находился на расстоянии вытянутой руки от нее. Он точно определил расстояние на глаз. Он все еще был внешне совершенно спокоен и невозмутим. То новое напряжение, которое сейчас нарастало внутри него, не было похоже на то, что он испытывал прежде. Сейчас он был уверен, что убийство совершится через несколько секунд, и именно это убийство ему во что бы то ни стало хотелось предотвратить. Все его ощущения и рефлексы должны были стать острее и надежнее, чем когда-либо прежде, чтобы почувствовать приближение этого убийства и суметь определить преступника... Каждый нерв его был натянут, словно скрипичная струна, готовая оборваться в любой миг...

И когда решающий момент наступил, он узнал об этом по звуку, столь тихому, что в любом другом случае он просто не услышал бы его. Звук был таким слабым и неясным, что Святой даже не был абсолютно уверен в том, что это было, – то ли легкое шуршание рукава одежды,то ли звук от соприкосновения руки с металлом, то ли напряженно задержанное дыхание.

Было достаточно и того, что он уловил этот звук, и это заставило его действовать немедленно и с молниеносной быстротой, так быстро, что он даже сам не успевал отдавать себе отчет в своих поступках. Каким-то невероятным рывком он бросился на пистолет, который держала Лисса, схватился за него левой рукой в тот момент, когда она выстрелила, повернул его и вырвал у нее, одновременно бросив ее плашмя на пол, когда откуда-то прозвучал другой выстрел, раскат которого затерялся в шуме борьбы. Правой рукой в это же время Святой вытащил свой пистолет из кобуры под мышкой и выстрелил, и низкий звук выстрела его пистолета смешался с отзвуками двух других выстрелов... И на этом все кончилось.

Святой убрал свой пистолет обратно в кобуру, а пистолет Лиссы опустил себе в карман. Все случилось настолько быстро, что, казалось, он и глазом не успел моргнуть.

– Думаю, у вас не очень хороший муж, – сказал он.

Он прошел в соседнюю комнату, вытащил оттуда скрючившегося Фредди Пеллмана и бросил его в кресло.

Глава 9

– Если он вам нужен, то могу сообщить, что он выживет, – небрежно бросил Святой. – Я только сломал ему руку.

Он поднял оброненный Фредди револьвер, вытащил из магазина патроны и положил его среди всех прочих вещей на туалетный столик, в то время как Фредди продолжал хныкать и сжимать свой рукав, который постепенно становился красным от крови. Все эти бурные события произошли столь стремительно, что, казалось, Лисса все еще пыталась удержаться на ногах после толчка Саймона, когда он снова повернулся к ней.

– Беда заключается в том, – сказал он, – что вы вышли за него замуж слишком рано. Вы что, тогда не знали о содержании завещания его папаши?

Белая как полотно, она смотрела на него и молчала.

– Он был пьян, когда это произошло? – спросил Саймон.

После недолгого молчания она наконец произнесла:

– Да.

– После одной из этих шумных вечеринок?

– Да. Мы оба были здорово навеселе. Но я не знала, что он настолько пьян.

– Конечно же. И вы не отдавали себе отчета в том, что он ничего не будет иметь против того, чтобы уложить вас в гроб, лишь бы сохранить свою драгоценную независимость.

Она посмотрела на всю эту коллекцию предметов на своем туалетном столике, а затем перевела взгляд на Фредди и опять на Святого. Казалось, она была неспособна полностью разобраться в ситуации. Саймон снова показал ей свидетельство о браке.

– Вот это я не должен был найти, – сказал он. – На самом деле, я думаю, Фредди даже не мог предположить, что вы держите его при себе. Но это и решило все дело. Какую сумму вы собирались вытрясти из него, Лисса?

– Я просила у него только двести тысяч, – ответила она. – Я никогда и ни о чем не рассказала бы. Мне просто не хотелось стать еще одной из его девиц, не хотелось, чтобы меня просто выбросили на улицу, не хотелось, чтобы моя жизнь была исковеркана.

– Ну, вы хотели слишком многого, – сказал Святой. – Или же он просто не доверял вам и считал, что вы будете все время его шантажировать. Во всяком случае, он решил, что такой путь будет лучше и надежнее.

Сигарета Саймона еще не успела догореть. Он снова взял ее и глубоко затянулся, тем самым как бы подводя окончательную черту под своими размышлениями.

– Все мы совершали одну и ту же ошибку, – сказал он. – Мы недооценивали Фредди, не понимали, что он достаточно умный парень. Из-за того, что он такой зануда, все мы считали его еще и глуповатым. Это и было нашей довольно опасной ошибкой. Зануда не обязательно должен быть глупым. Дело в том, что зануда, как правило, не переоценивает свой собственный ум, он просто недооценивает способности других. Это делает его весьма надоедливым, но вовсе не тупым. Фредди отнюдь не тупой. То, что он говорит, часто кажется глупым, но это лишь оттого, что он считает дураками всех окружающих и старается говорить так, чтобы эти дураки все поняли. На самом деле он достаточно сообразительный парень. Он вложил очень много находчивости в этот свой план. Как только он узнал, что я приехал в город, на него снизошло вдохновение, которого он так долго ждал. И, не теряя ни дня, он принялся приводить свой план в действие. Он тут же написал себе то знаменитое письмо с угрозами. Конечно, счастливым совпадением явились события прошлого Рождества, но если бы их не было, он придумал бы что-нибудь ничуть не хуже. Фредди лишь надо было создать впечатление, что ему угрожают, и поселить меня в этом доме для его защиты. После этого он сделал так, что вы оказались центральной фигурой первого покушения, которое вначале показалось очень убедительным, но становилось все менее и менее таковым по мере развития событий. Это также было несложно.

Святой замолчал на мгновение, и в комнате стало отчетливо слышно тяжелое дыхание Фредди и его всхлипывания.

– А после этого он принялся импровизировать. Ему необходимо было инсценировать несколько покушений, которые давали бы всем остальным, кроме вас, железное алиби, способное меня удовлетворить. И это оказалось не таким уж сложным делом, нужно было лишь подготовить несколько вариантов и уметь воспользоваться возможностями, которые, без сомнения, представились бы. Кто знает, вероятно, ему просто повезло, что подходящих возможностей за столь короткое время появилось множество. Ему все должно было удаться. Все обстоятельства работали на него после того, как он сумел внушить окружающим свою основную идею. Даже случай с Анджело, когда тот забрал нож, играл ему на руку. На ноже, конечно, не было никаких отпечатков пальцев, но все же это еще больше усугубило таинственность происходящего... А сегодня вечером ему удалось прекрасно инсценировать эпизод со змеей. И не его вина в том, что этот случай превосходно вписывался и в другую схему, которая постепенно уже начала складываться в моей бедной, погруженной во мрак голове. Одна из неизбежных сложностей, которые поджидают всех желающих создавать головоломки, заключается в том, что, когда вы слишком озабочены тем, чтобы бросить подозрения на кого-либо, то можете и не заметить, как сами начнете казаться подозрительным... Именно это и произошло с Фредди. Он приложил массу усилий к тому, чтобы заставить меня усомниться в вашем алиби, но он не учел, что когда я начну перепроверять алиби, то могу догадаться о существовании еще одного человека, чье алиби выглядит гораздо менее надежным. И этим человеком оказался он сам.

Саймон вновь затянулся сигаретой.

– Самое забавное заключается в том, что я как раз намеревался сказать ему об этом, когда он допустил свою первую ошибку. Понимаете, я уже начал составлять представление о том, что же здесь происходило на самом деле, но никак не мог найти причину. Казалось, не было необходимости затевать такую сложную игру, если только это не было глупой шуткой. А я не мог представить себе, чтобы у Фредди было подобное чувство юмора. Так что я собирался откровенно поговорить с ним, рассказать ему все и посмотреть, что он скажет. Такая шоковая терапия иногда дает неплохие результаты. И как раз в этот момент он отобрал у меня инициативу, стараясь внушить мне, что все факты указывали на вашу виновность. Именно это я и имел в виду, когда говорил, что он недооценивает способности других. Просто он беспокоился о том, чтобы от моего внимания не ускользнули все те факты, которые я и должен был учитывать. Но его рассуждения произвели как раз обратный эффект, поскольку я знал, что ваше алиби было надежным. Таким образом, не представляло труда догадаться, что все события свидетельствовали не о вашей вине, а о том, что кто-то очень старается бросить на вас подозрение. А когда Фредди пошел еще дальше и предложил мне задержаться дома сегодня вечером и обыскать вашу комнату, я понял, что развязка произойдет очень скоро и будет именно такой, какой она в действительности и оказалась. Думаю, что он остался с вами наедине и поделился своими подозрениями в отношении меня – якобы я стараюсь подтасовать факты и бросить тень на одну из вас, разве не так?

– Да.

– И после этого он предложил, чтобы вам вместе с ним потихоньку уехать из ресторана, чтобы постараться поймать меня за этим занятием?

Она кивнула.

– Когда вы приехали, – продолжал Святой, – вы заглянули в окно и увидели, что я разбираю содержимое вашего туалетного столика. Тогда он сказал: "Ну, что я тебе говорил?" А потом что-нибудь вроде этого: "Давай поймаем его за этим занятием. Возьми этот пистолет, иди в комнату и отвлеки его внимание. Если он решит, что ты одна, то, возможно, выдаст себя. А я буду слушать из соседней комнаты и смогу потом засвидетельствовать все его слова". Что-то вроде этого?

– Да, что-то вроде этого. – Голос ее звучал хрипло.

– И вот сцена преступления была готова. Ему нужно было лишь подождать пару минут и затем пристрелить вас. Предполагалось, что к этому моменту я уже буду уверен в вашей виновности. Я нашел массу обличающих вас предметов в комнате. И тут входите вы и направляете на меня пистолет... Впоследствии он, конечно, сказал бы, что у него возникли подозрения, когда вы вдруг исчезли из ресторана, он последовал за вами домой и обнаружил, что вы держите меня под прицелом, и когда вы уже собирались спустить курок, он успел выстрелить первым и тем самым спас мне жизнь. Все бы решили, что вы, конечно же, в свое время были подружкой Курилки Джонни, и, скорее всего, никто и никогда не нашел бы это свидетельство о браке, выданное в Юме, если бы только они специально не искали его. А пришло ли бы им в голову искать его? Так что вы были бы устранены с дороги, а он вышел бы сухим из воды, и я сам был бы самым лучшим, надежным, стопроцентным свидетелем того, что это убийство было вполне оправданным. Это была бы самая чистая работа, о которой мне когда-либо приходилось слышать, если бы, конечно, все получилось именно так, как было задумано. Вот только так не получилось. Поскольку я все время знал, что ваше алиби настоящее, то я сразу понял, что все эти вещи были подложены в ящик стола специально, поэтому мне было ясно, что следовало искать еще что-то. Нужно было найти истинную причину того, что происходило в этом доме. Может быть, мне просто повезло, что я нашел это так быстро. Тем не менее с той минуты, как вы появились в комнате, я знал, что вот-вот что-то должно случиться... Ну что ж, все получилось прекрасно. Вы согласны со мной, Фредди?

– Вы должны позвать мне врача, – хрипло сказал Фредди.

– Ну как, я все правильно угадал? – безжалостно спросил Саймон.

Фредди Пеллман застонал, крепче сжал свою раненую руку и устремил на Саймона дикий взгляд. Лицо его было перекошено.

– Вы должны позвать мне врача! – Он перешел на крик, который звучал умоляюще. – Позовите мне врача!

– Прежде вы скажете нам, – настаивал Святой, – правильно ли мы ответили на все вопросы?

Пеллман покрутил головой, и в этот момент показалось, что все внутри него стало как-то странно разрушаться.

– Да! – завопил он. – Да, черт вас побери! Я собирался разделаться с этой маленькой сукой. Я бы сделал это снова, если бы мне представился случай. И с вамп я бы тоже разделался!.. А теперь вызовите мне врача. Вызовите врача, слышите? Вы что, хотите, чтобы я истек кровью?

Святой глубоко вздохнул и потушил сигарету. Он достал из кармана пачку и закурил новую. Этим символическим жестом он словно оставлял в прошлом еще один эпизод, а жизнь, полная приключений, продолжалась.

– Даже не знаю, – сказал он беспечно, – может быть, и не будет столь уж большой несправедливостью, если мы дадим вам умереть. Или же мы могли бы сохранить вам жизнь и продолжать шантажировать вас. Решение должна принять Лисса.

Он снова с любопытством взглянул на девушку.

Лисса смотрела на Фредди с таким выражением, с каким, как надеялся Саймон, ни одна женщина никогда не будет смотреть на него самого, и чувствовалось, что ей стоит немалых усилий заставить себя вернуться в настоящее. И даже после того, как ей это удалось, она все же выглядела несколько отрешенной.

Она сказала:

– Я не могу понять одного. Как вы догадались, что все эти вещи специально были подложены в ящик моего стола? И почему вы были так уверены, что мое ненадежное алиби на самом деле не ложное?

Он улыбнулся:

– Это было самым легким. Разве вы не увлекаетесь чтением детективов? Вы могли бы набраться ценных идей в некоторых из этих книг, но вряд ли вы смогли бы почерпнуть в них такие плохие советы. Во всяком случае, вы не стали бы держать столько компрометирующих вас предметов там, где любой смог бы легко их обнаружить, если бы только у него оказалось немпого свободного времени. Кроме того, у вас наверняка не хватило бы нахальства создать себе такое ложное алиби, как нападение на вас в первую ночь, так как вы прекрасно понимали бы, что всякий, кто подобно вам читает детективы, сразу же сообразил бы, что это алиби – дутое. Фредди подвело еще и то, что, несмотря на свои прекрасные идеи, он никогда не читал стоящих книг.

– Ради Бога, – визгливо умолял Фредди, – разве вы не позовете мне врача?

– А что скажет Святой? – спросила Лисса.

Саймон Темплер вздохнул:

– Думаю, что нужно вызвать его личного врача и сочинить для него старую сказку о том, как Фредди чистил пистолет, не зная, что он заряжен. Кроме того, мне кажется, нам следует вернуться в "Коралловую комнату" и разыскать Эстер и Джинни, которые уже наверняка проголодались. Я, во всяком случае, страшно голоден. Я думаю, Фредди в конце концов должен будет отблагодарить нас, если мы поможем ему придумать хорошее объяснение всему происшедшему...

Лисса взяла его под руку:

– А что же все остальные будут делать сегодня вечером?

– Меня больше всего волнует, как к этому отнесется пресса – сказал Святой.

Часть вторая Голливуд

Глава 1

Не приходилось даже надеяться на то, что Саймон Темплер сможет спокойно провести время в Голливуде. Все, что происходило с ним, всегда было необычным – казалось, он обладал каким-то сверхъестественным магнетизмом четвертого измерения, способным притягивать к нему приключения и странные происшествия. А возможно, это объяснялось и тем, что он ко всему вокруг относился с заинтересованным любопытством и обладал способностью находить приключения там, где более скучные люди не увидели бы ничего интересного и даже не подумали бы, что были совсем рядом с чем-то загадочным и необычным. Но по мере того, как в его жизни удлинялся список приключений, о которых не раз сообщали заголовки на первых страницах газет, становилось все яснее, что жизнь Святого вряд ли когда-либо будет спокойной и размеренной, ибо слишком много необычных и странных людей прилагали максимум усилий к тому, чтобы втянуть его в свои необычные и странные дела. Как правило, самым банальным, но в то же время волнующим и роковым образом одно событие просто тянуло за собой другое, и после того, как он побывал на гребне одной жизненной волны, у него едва хватало времени перевести дыхание прежде, чем подходила другая высокая волна, против соблазнительного зова которой он также не мог устоять.

Было похоже, что такой же оборот дела стали принимать и в Голливуде. Когда Саймон наслаждался своим первым после приезда завтраком в номере отеля "Шато-Мармонт", раздался телефонный звонок. Надо сказать, что Саймон остановил свой выбор на этом отеле именно потому, что ему казалось, что здесь он привлечет к себе гораздо меньше внимания, чем в одном из крупных фешенебельных отелей, где рекламные агенты в поисках знаменитостей жадно просматривали списки проживающих.

– Мистер Саймон Темплер? – раздался в трубке женский голос.

Голос был деловым и компетентным, но были в его звучании приятная свежесть и дружелюбие, вызвавшие у Саймона интерес и желание продолжить беседу. Итак, в надежде на дальнейший разговор ему пришлось признаться, что он и есть Саймон Темплер.

– Одну минуточку, – сказала женщина. – С вами будет говорить мистер Афферлитц.

Саймон не был вполне уверен в том, что он правильно разобрал это имя. Оно не было похоже пи на одно из имен его знакомых. Кроме того, он приехал лишь накануне поздно ночью и еще никому не успел сообщить о том, что он в городе. Конечно, всегда существовала возможность, что какая-нибудь восходящая звезда местного полицейского управления следит за его передвижениями, стремясь к славе и почету, – это почти неизменно входило в привычки всех восходящих полицейских звезд даже и в менее знаменитых, чем Голливуд, местах, в которых Саймону Темплеру случалось побывать в своих странствиях. Но ни одному из полицейских не удалось благодаря слежке за Саймоном снискать себе ни славы, ни почета, хотя столь героические усилия непременно были бы вознаграждены в любой другой области, не связанной тесными и устаревшими рамками непременного наличия доказательств, фактов и свидетельских показаний. Но Саймон был уверен в том, что ни в одном полицейском управлении не могло быть телефонисток со столь приятными голосами. Это просто вело бы к подрыву всей системы...

– Здравствуйте, мистер Темплер, – прозвучал в телефонной трубке другой голос. – Говорит Байрон Афферлитц.

– Какой барон? – переспросил Саймон.

– Байрон, – поправил его этот новый голос. – Байрон Афферлитц.

Этот голос не был ни свежим, ни привлекательным, хотя, очевидно, человек и старался казаться дружелюбным. Голос звучал так, словно его обладатель был очень грузным, носил кольцо с бриллиантом и во время разговора курил сигару. Кроме того, этот человек, очевидно, полагал, что его имя всем должно быть известно и должно вызывать соответствующий трепет.

– Мы с вами когда-нибудь встречались? – спросил Саймон.

– Пока пет, – весело откликнулся голос. – Но мне хотелось бы это исправить. Вы согласитесь со мной пообедать?

– Зачем? – спросил Саймон чрезвычайно независимо. Бывали случаи, когда прямота его высказываний граничила с грубостью.

– Я собираюсь дать вам работу.

– Спасибо. Что это за работа?

– Я все вам расскажу за обедом.

– Вам кто-то сказал, что я ищу работу?

– О, я все о вас знаю, – произнес Афферлитц самоуверенным тоном. – Я давно за вамп наблюдаю. Вы здорово поработали в Аризоне. А эта забавная история в Палм-Спрингс, я читал о ней. Так что я знаю, чего вы стоите. Вы потребовали с Пеллмана по тысяче долларов в день, не так ли? Ну что ж, я согласен платить вам столько же. Только мне не нужен телохранитель.

– А откуда вы знаете, что я смогу выполнить то, что вам нужно?

– Послушайте, – сказал мистер Афферлитц, – вы же Саймон Темплер, разве не так?

– Да.

– Вы тот самый парень, которого называют Святым?

Саймону показалось, что ушей его коснулись тихие звуки далекой музыки, легкие, словно трепет крыльев пролетающей бабочки.

– Что ж, – осторожно согласился он, – я слышал это имя.

– В современном преступном мире вы являетесь том, чем был Робин Гуд в древние времена в Шервудском лесу. Вы самый великий плут из всех, когда-либо живших на земле, и вы сумели вывести на чистую воду больше мошенников, чем все эти детективы, которые непрерывно пытаются вас в чем-то обвинить. Вы всегда на стороне тех, кто обижен и борется, вы всегда выявляете грязные делишки и взятки, и все девушки без ума от вас, и вы умеете выпрыгивать из окон, как Дуг Фэрбенкс, и можете одним ударом сбить человека с ног, как Джо Луис, и умеете так же метко стрелять, как Анни Оукли, и разбираться в запутанных загадках, как Шерлок Холмс, и... и...

– Ловить самолеты зубами, как Супермен? – подхватил Саймон.

– Я не шучу, – сказал Афферлитц. – Вы самый великий человек в своей области, который когда-либо посещал наш город. Я все обдумал. Расскажу вам обо всем за обедом. Давайте встретимся в "Дерби" на Вайн-стрит в час дня. Договорились?

– Хорошо, – терпеливо согласился Саймон.

Именно поэтому он и был Саймоном Темплером, Святым, и именно поэтому с ним постоянно и происходили всякие истории. Последние несколько фраз, сказанные Афферлитцем, позволили Саймону достаточно ясно представить себе, какое предложение этот человек может считать "замечательным" и что именно он успел всесторонне обдумать. Саймон догадался обо всем этом еще до того, как открыл телефонный справочник и нашел в нем название фирмы "Афферлитц продакшнз инкорпорейтед". Тем не менее ему нечем больше было заняться, у него не было никаких других планов в отношении обеда, поэтому он решил, что во всех случаях мистер Афферлитц может если и не заинтересовать, то хотя бы развлечь его.

В этом смысле Саймон оказался прав, но у него не было ни малейшего представления о том, сколько совсем несмешных событий станут потом непосредственным результатом того, что он, забавляясь, бездумно принял это приглашение на обед.

Позднее он позвонил своему другу, посреднику, и после того, как они обменялись последними новостями и поболтали о том о сем, Саймон спросил его об Афферлитце.

– Байрон Афферлитц? – переспросил Дик Хэллидей. – Он один из самых энергичных продюсеров в наши дни. Нечто среднее между Сэмми Гликом и Аль-Капоне. Не думаю, что ты о нем слышал, по он выплыл немногим более года назад, создав какой-то сомнительный профсоюз служащих киностудий, и так преуспел, убедив многих служащих вступить в него и организовав несколько точно рассчитанных по времени забастовок, что руководителям кинокомпаний пришлось откупиться от него.

– Внезапно открыв в нем гениального продюсера?

– Что-то вроде этого. Правительство пыталось привлечь его к суду за вымогательство, но свидетели отказались от своих показаний. Поговаривали, что его разыскивала полиция Нового Орлеана по какому-то старому обвинению в ограблении банка, но и в этом случае он вышел сухим из воды. Теперь это вполне респектабельный господин. Он поставил фильм, затратив примерно пятьдесят тысяч долларов, и фильм, как это на странно, оказался неплохим. А чего он от тебя хочет? Чтобы ты продал ему историю своей жизни или убил кого-нибудь?

– Я как раз собираюсь это выяснить, – ответил Святой. Теперь, отправляясь на обед, он был настроен несколько более оптимистично.

Здание "Дерби" на Вайн-стрит представляло собой более привлекательный вариант знаменитого одно время здания в форме шляпы на Вилширском бульваре, и оно совсем не изменилось с тех пор, как Саймон видел его в последний раз. Даже посетители здесь выглядели совершенно такими же – имена и лица были другими, по о занятиях этих людей можно было составить представление так легко, словно они носили специальные опознавательные знаки. Актеры и актрисы, знаменитые и не очень. Администраторы. Писатели и режиссеры. Посредники со своими клиентами. Представители радиокомпаний. Врач и юрист киностудии. Скучные бизнесмены и заезжие знаменитости. Посещающие Голливуд неизменные туристы, как всегда старающиеся казаться невозмутимыми местными жителями и выдающие себя любопытными взглядами, которые они бросают на все вокруг.

Среди всего этого разнообразия людских типов Святой явно занимал особое положение. Он стоял, с интересом осматривая зал, но было совершенно очевидно, что он не принадлежал к числу туристов. Тем не менее как туристы, так и нетуристы с одинаковым любопытством разглядывали его, словно он был кем-то, кого они должны знать, но кого никак не могут вспомнить. Небрежная элегантность его одежды и смуглое красивое лицо делали его похожим на актера, исполняющего роли романтических героев, по внешность его не имела недостатков, свойственных актерам. Мужественный и мускулистый, он скорее являл собой воплощение самих героев, которых играли эти актеры, чем их исполнителей. В отличие от актеров он совсем не ощущал тот интерес, который вызывал в окружающих, и был очень доволен, когда наконец заметил человека, отчаянно махавшего ему рукой в одной из кабинок в центре зала.

Человек этот не мог быть никем иным, как мистером Байроном Афферлитцем. Ибо внешность мистера Афферлитца в точности соответствовала его голосу. Он был несколько полноватым, носил кольцо с бриллиантом, и изо рта у него торчала сигара. Вся его внешность полностью соответствовала тому портрету, который Саймон нарисовал в своем воображении после разговора с Диком Хэллидеем. У него были широкие плечи и густые черные волосы, и во всем облике чувствовалась настоящая физическая сила, а по то слабое ее подобие, которое отличает людей, пытающихся изображать из себя крепких парней.

– Предлагаю вам сначала выпить, – сказал мистер Афферлитц, коротавший время в ожидании Святого за коктейлем.

– Мне, пожалуйста, "Клеопатру", – сказал Святой.

– Что это такое? – спросил Афферлитц, когда официант принял заказ Святого и отошел от их столика.

– Это одна из лучших марок хереса.

Саймону показалось, что где-то в голове мистера Афферлитца на мгновение открылась картотека, куда он вставил карточку с новым словом, и закрылась. Но на лице его при этом ничего не отразилось, он продолжал все так же холодно и оценивающе разглядывать Святого.

– Вы в порядке, – наконец объявил он. – Вы здорово выглядите. Я сразу узнал вас, как только вы вошли. По вашим фотографиям, конечно. Но с этими фотографиями можно и ошибиться. Никогда не знаешь, не льстят ли они оригиналу.

– Ваши слова принесли мне огромное облегчение, – мягко заметил Саймон.

Рядом с ними шумно сработала фотографическая вспышка. Саймон поднял голову и, жмурясь от яркого света, успел заметить удалявшегося фотографа, который оглянулся с заискивающей улыбкой.

– Это только начало, – благодушно объяснил Афферлитц. – Потом, конечно, мы сделаем гораздо больше фотографий. Но нет ничего плохого и в том, чтобы не пропускать того, что само плывет тебе в руки.

– Вы не будете против, – начал Святой, – если я попрошу вас объяснить, для чего все это?

– Для вашей рекламы. Конечно, я знаю, что вы и так знаменитость, но немного дополнительной рекламы никому не помешает. Я нанял самого лучшего пресс-агента в городе, и он уже занимается вами. Мне хотелось бы, чтобы вы встретились с ним сегодня днем... Кстати, мы уже составили для вас расписание на сегодняшний вечер.

– Да? – спросил Саймон с уважением.

– Да. Об этом было напечатано в "Луэлла Парсонс" сегодня утром. Я распорядился поместить материал в газете, как только узнал, что вы прибыли в город. Разве вы не читали его?

– Боюсь, я слишком увлекся чтением второстепенных материалов в газете. Знаете, в той части газеты, где говорится о войне.

Мистер Афферлитц порылся в содержимом своего толстого бумажника и извлек газетную вырезку. Одно предложение в статье было обведено красным карандашом.

"...Саймон Темплер (тот самый Святой, конечно же) сегодня прибывает в город и безусловно станет объектом пристального внимания самых красивых девушек. Но первое свидание он уже назначил Эйприл Квест, которую и будет сопровождать в "Чпро" сегодня вечером. Они познакомились в Йеллоустоне прошлым летом..."

– Это просто великолепно, – восхищенно произнес Святой. – Передо мной открывается совершенно новое прошлое.

– Вы будете без ума от нее, – продолжал Афферлитц. – Ангельское личико. Ножки – как у этих девушек на страницах "Эсквайра". И умна! Она прошла все эти науки в колледже и читает книги.

– Она тоже помнит о встрече в Йеллоустоне?

Впервые за время разговора по лицу Афферлитца скользнула легкая тень.

– Она будет сотрудничать. У нее истинно бойцовский дух. Вы тоже должны сотрудничать с нами. Я ведь плачу вам шесть тысяч в неделю, разве не так?

– А разве так? – заинтересованно переспросил Святой. – Я что-то не помню, чтобы мы договаривались об окончательной сумме. Возможно, мне было бы легче принять решение, если бы вы объяснили мне, чего вы от меня хотите.

– Все, чего я от вас хочу, – экспансивно заявил Афферлитц, – это чтобы вы оставались самим собой.

– Здесь кроется какой-то подвох, – возразил Святой. – Большую часть времени я остаюсь самим собой совершенно бесплатно.

– Да, но все же есть разница...

Афферлитцу пришлось прервать свои объяснения, так как к ним подошел официант, чтобы принять заказ на обед. Когда с этим было покончено, мистер Афферлитц положил локти на стол и подался вперед.

– Это самая замечательная идея из всех, которые когда-либо существовали в кинобизнесе, – заявил он скромно. – Уже было снято достаточно много фильмов о современных знаменитостях – Эдисоне, Рокне, сержанте Йорке и многих других. Но мне всегда казалось, что в этих фильмах есть что-то неестественное. Я не могу смотреть на Спенсера Тресп и думать, что он Эдисон, потому что я знаю, что он не кто иной, как Спенсер Треси. Я не могу видеть, как Тайрон Пауэр строит Панамский канал, или египетские пирамиды, или что там еще. И когда герцог Виндзорский покинул Букингемский дворец, меня осенило. Пусть он сыграет самого себя в фильме, рассказывающем его собственную историю. Это выглядело бы очень естественно. Я написал об этом Сэму Голдвину – в то время я занимался делами в Чикаго, – но он оказался слишком глупым, чтобы оценить все перспективы такой идеи. Вы можете в это поверить?

– Удивительно, – отреагировал Святой.

– Но сейчас все выглядит еще более интересным, – оживился Афферлитц. – Вы сейчас очень знамениты, и во многих отношениях у вас большие шансы на успех. Всем, чего вы добились, вы обязаны лишь самому себе. И вы все еще на многое способны. Сержант Йорк не смог бы играть самого себя, потому что он уже старик, но вы-то в порядке. А как вы фотогеничны! Ваши поклонники с ума будут сходить от восторга!

Саймон Темплер сделал большой глоток из своего стакана.

– Подождите минутку, – сказал он. – Я правильно понял, что ваша величайшая идея заключается в том, чтобы сделать из меня кинозвезду?

– Сделать из вас звезду? – презрительно переспросил Афферлитц. – Да вы уже звезда! Все, о чем я вас прошу, – это помочь мне снять одну картину. Мы напишем сценарий, основываясь на различных эпизодах из вашей жизни, и закончим его этой историей с Пеллманом в Палм-Спрингс. Я уже нанял двух писателей, которые работают над этим. Завтра они должны представить мне черновой вариант. Вы будете играть главную роль в фильме о вашей собственной жизни. Я уже собирался снимать подобный фильм, но с вымышленным героем, Орландо Флейн должен был играть его, однако эта идея представляется мне значительно более интересной. Со сценарием проблем не будет.

Лицо Афферлитца светилось энтузиазмом. Но вдруг выражение его изменилось, словно кто-то повернул выключатель и весь неестественный свет ушел из этого лица. Профессиональная восторженность, усвоенная им, когда он делал карьеру, исчезла, и теперь перед Саймоном сидел человек с грубыми чертами лица, которому удалось создать независимый профсоюз и успешно вести борьбу.

– Конечно, – сказал Афферлитц, – очень многим не понравится, если мне удастся успешно воплотить свою идею. II некоторые из этих людей способны будут на многое пойти, чтобы помешать мне. Поэтому я и не мог сделать такое предложение никому, кроме вас. Полагаю, что вы сможете о себе позаботиться. Но если вы боитесь, то можете отказаться, вам это ничего не будет стоить.

Глава 2

Внешность ее, как оказалось, полностью соответствовала столь многообещающе приятному голосу. Кроме очаровательного голоса у нее были золотисто-каштановые волосы и серые глаза, в которых плясали насмешливые искорки. Создавалось впечатление, что она способна не дать себя в обиду, не задевая в то же время чувств других людей. На ней был темно-синий свитер, выгодно подчеркивавший стройность фигуры. Она оказалась выше ростом, чем он предполагал. Кроме всего прочего, у нее были еще и стройные ноги и лодыжки.

– Кстати, а как вас зовут? – спросил Саймон.

– Пегги Уорден, – ответила она. – А что дальше?

– Пока юристы колдуют над моим эпохальным контрактом, предполагается, что вы должны познакомить меня с нашими талантливыми писателями.

– Прямо по коридору, третья дверь налево, – сказала она. – Не давайте им вывести вас из себя.

– Моего терпения хватит надолго, – сказал он. – Увидимся позже.

Он разыскал третью дверь по коридору и постучал. В ответ раздались звуки, похожие на рычание голодного волка: "Кто-о-о?!" Святой расценил это как приглашение и вошел.

Два человека сидели у одного видавшего виды стола, водрузив на него ноги. Стол выглядел так, что было понятно – он уже давным-давно отвык обращать внимание на подобного рода отношение к себе. У мужчин же был такой вид, что им все равно, как стол может расценить их манеру поведения.

Один из них был невысоким и коренастым, с седеющими волосами, с постоянно опущенными вниз углами рта. Второй был выше и стройнее, носил очки в золотой оправе, а его гладко выбритое лицо напоминало рекламный плакат фирмы бритвенных принадлежностей. Оба критически рассматривали Святого, пока тот закрывал за собой дверь, а затем дружно переглянулись, словно головы их приводились в движение одним общим моторчиком.

– Я представлял себе, что он обычно носит пулемет в кармане брюк, – произнес седовласый господин.

– Рабочие не успели вовремя повесить люстру, – откликнулся человек с рекламного плаката, – а то бы он повис на ней... А может быть, мы принимаем вас за кого-то другого?

– Извините, – серьезно ответил Святой, – мне поручили проинспектировать этот цирк. Вы, случайно, не морские львы, выступающие здесь?

Они снова переглянулись, ухмыляясь, и поднялись со своих мест, чтобы поздороваться с Саймоном.

– Я – Впк Лазарофф, – представился седой. – А это – Боб Кендрикс. Чувствуйте себя как дома. Присаживайтесь и будьте таким же несчастным, как и мы.

– Как продвигается работа над эпопеей? – поинтересовался Саймон.

– Вы имеете в виду историю вашей жизни? Прекрасно. Конечно, мы уже давно над ней работаем. Сначала предполагалось, что это будет исторический фильм о Дике Тернине. Затем мы должны были переделать его в сценарий об искателе приключений, сражающемся в составе Интернациональной бригады в Испании. Это было как раз тогда, когда сценарием заинтересовался Орландо Флейн. Потом мы перенесли место действия в Южную Америку, так как это диктовалось состоянием общественного мнения на данный момент. Мы переработали еще множество всякой всячины.

– Скажите, вы дружили с китайцем из прачечной, когда были голодающим сиротой в Лаймхаузе? – спросил Кендрикс.

– Боюсь, что пет, – признался Саймон. – Видите ли...

– Это очень плохо. Это прекрасно сочеталось бы с придуманной нами историей. Вы работаете на китайское правительство, а японцы захватили в плен одного из руководителей партизан исобираются провести ритуальную казнь, но в это время вы узнаете в пленнике человека, который однажды спас вас от голодной смерти, накормив китайским рагу, и идете почти на верную гибель, пытаясь спасти его. Флейн считал эту историю превосходной.

– Я тоже нахожу ее превосходной, – миролюбиво согласился Святой. – Я только хотел сказать, что всего этого не было в действительности.

– Послушайте, – вмешался Лазарофф, и в голосе его зазвучала подозрительность, – вы что, хотите сказать, что мы должны точно излагать факты вашей биографии?

– Должна же у нас быть свобода творчества, – пояснил Кендрикс. – С вами все будет в порядке. Вот увидите. У вас будет самая лучшая биография, какую только можно пожелать.

– Как любит повторять Байрон, – настаивал Лазарофф, – всем необходимо помогать друг другу. Вы собираетесь помогать нам?

Саймон тоже водрузил ноги на многострадальный стол и закурил сигарету.

– Расскажите мне поподробнее о великом Байроне.

Лазарофф принялся ерошить свои не слишком чистые седые волосы.

– Что же именно, его биографию? Он меняет ее каждый раз, как принимается рассказывать. На самом деле он рэкетир на покое. Ну не то чтобы на покое, просто он поменял сферу своей деятельности и теперь занимается вымогательством в другой области. Теперь его подручные, крепкие ребята, входят к вам в дверь, не говоря: "Как насчет того, чтобы заплатить за покровительство, приятель?" Они говорят: "Как насчет того, чтобы одолжить нам свою яхту на пару дней, чтобы провести съемки на натуре?" Но все это имеет точно такой же смысл, как и прежде.

– Байрон Афферлитц – его настоящее имя, – добавил Кендрикс. – Под этим именем он фигурирует и в полицейских протоколах.

– Оно значится на наших чеках на оплату каждую субботу, – откликнулся Лазарофф, – и банк относится к нему с уважением. Только это и должно нас беспокоить.

– А как вы с ним ладите?

– Я прекрасно могу ладить с каждым, от кого регулярно получаю чеки на оплату по субботам. Когда вы живете в этом городе, то у вас просто нет другого выхода, если вы, конечно, хотите каждый день есть. Он не больший невежда, чем многие другие продюсеры, с которыми нам приходилось работать и имена которых не были занесены в полицейские архивы. Мы частенько подшучиваем над ним, и это его не слишком-то злит. Просто иногда в его глазах появляется такое выражение, словно он готов сказать: "Ну что, умник, не хочешь ли, чтобы я тобой занялся?" Тогда мы оставляем его в покое. Самое большое преступление, которое мы можем совершить, работая на него, – это украсть чужую идею, так что не все ли равно? По мне, уж лучше работать с ним, чем с Джеком Грумом.

– Беда в том, – вставил Кендрикс, – что у нас нет выбора. Нам приходится работать с ними обоими.

– А кто такой Джек Грум? – осведомился Саймон.

– Это тот самый гений, который должен будет снизойти до постановки данного эпического шедевра. Искусство с большой буквы. Вы с ним еще познакомитесь.

И Саймон действительно познакомился с ним немного позднее.

Мистер Грум был высоким, худым и сутулым. У него были бледные впалые щеки и гладкие черные волосы, спадавшие на лоб до самых густых черных бровей. Он обладал глубоким звучным голосом, который, казалось, никак не мог исходить из столь тщедушного тела.

Он оглядел Саймона с полнейшей отрешенностью и сказал:

– Вы не могли бы отрастить усы за десять дней?

– Думаю, что смог бы, – ответил Саймон. – Но зачем они мне? Что, сейчас спрос на усы?

– В этой картине вам необходимо иметь усы. А волосы вам следует зачесывать более гладко. Это придаст вам более аккуратный вид.

– Одно время я зачесывал их гладко, – сказал Святой, – но потом мне это надоело. И я никогда не носил усов, разве только в том случае, когда мне необходимо было изменить внешность в целях маскировки.

Грум покачал головой и убрал нависавшую на лоб прядь усталыми длинными пальцами. Она тут же упала на прежнее место.

– Святой будет носить усы, – произнес он непреклонно. – Я чувствую, что это должно быть так.

– А меня вы узнаете? – осведомился Святой, испытывая странное чувство. – Я и есть Святой.

– Да, – терпеливо согласился Грум. – Я представляю вас себе с усами. Начинайте отращивать их прямо сейчас, хорошо? Спасибо.

Он вяло помахал Саймону рукой и последовал прочь, весь погруженный в свои многочисленные обязанности.

В конце концов Саймону удалось отыскать дорогу обратно к кабинету Байрона Афферлитца, где Пегги Уорден взглянула на него поверх страниц, которые печатала, и одарила своей свежей приветливой улыбкой.

– Итак, – сказала она весело, – вам удалось со всеми познакомиться?

– Даже не знаю, – ответил Святой. – Но если мне предстоит еще с кем-то знакомиться, то я предпочел бы отложить это до завтра. Мне не хотелось бы испортить впечатление изобилием новых знакомств. Я думаю, костюмеры захотят срочно подыскать мне более подходящую одежду, а бутафоры начнут объяснять мне, какой тип оружия я предпочитаю.

– Мы все это узнаем, когда закончим проводить анализ.

– Весьма утешительная мысль, – пробормотал Саймон. – Я буду самым легким объектом анализа, который вам когда-либо попадался.

– Могу я сделать что-нибудь, чтобы вы почувствовали себя немного счастливее?

– Да. Скажите, что вы делаете сегодня вечером?

– Вы забываете. У вас уже назначено свидание.

– Разве?

– С мисс Квест. Вы должны заехать за ней домой в семь часов. Вот адрес.

– Что бы Байрон и я стали без вас делать? – сказал Саймон, пряча в карман отпечатанный на машинке адрес. – Во всяком случае, давайте сейчас сходим куда-нибудь выпить.

– Мне очень жаль, – ответила она, смеясь, – но я веду здесь табель. И мистеру Афферлитцу может не понравиться, если я возьму и вот так просто уйду... Вы ведь вернетесь сюда, не так ли? Мистер Афферлитц хотел еще раз повидать вас перед тем, как вы уйдете. Я думаю, он хочет проинструктировать вас, как вам надлежит вести себя с мисс Квест. В том случае, если вы сами этого не выясните.

– А знаете, – сказал Святой, – вы мне нравитесь.

– Я думаю, вам не стоит связывать себя обещаниями до сегодняшнего вечера, – ответила она.

Байрон Афферлитц, как он старательно объяснил Святому, конечно же, был слишком умен для того, чтобы соблазниться должностью обычного продюсера на одной из крупных киностудий. Он добился того, что теперь выпускал картины самостоятельно – сам разыскивал людей, согласных финансировать его картины, и поддерживал достаточно высокий уровень своей продукции. Он снимал помещение у студии "Либерти" в новом здании на бульваре Беверли, где размещались конторы и других независимых продюсеров. Напротив входа здесь находился коктейль-бар, который в шутку окрестили "Приемной". Этот бар, без сомнения, прогорел бы в том случае, если бы вдруг на улице разверзлась пропасть и в нее провалилась студия "Либерти". Но каким бы эфемерным пи представлялось положение этого бара с экономической точки зрения, сейчас он вполне способен был удовлетворить все потребности Святого, и Саймон с удовольствием устроился на стуле с хромированными ножками и рассматривал внутреннюю отделку из стеклянных панелей без видимого отвращения.

Сделать заказ здесь, однако, оказалось делом непростым, так как бармен, выглядевший как отставной каскадер и являвшийся таковым на самом деле, был занят в этот час затишья беседой с единственным клиентом, который обладал гораздо большей степенью энтузиазма, чем благоразумия.

– Он не может так поступить со мной, – заявил этот человек. Он подпер голову руками и сквозь пальцы смотрел вдаль остекленевшим взглядом.

– Конечно же, нет, – согласился бармен. – Не стоит расстраиваться.

– Знаешь, Чарли, что он мне сказал?

– Нет. А что он тебе сказал?

– Он сказал мне: "Ты воняешь!"

– Неужели?

– Ага.

– Не огорчайся.

– А знаешь, Чарли, что я собираюсь сделать?

– Что ты собираешься сделать?

– Я собираюсь поставить на место этого сукина сына.

– Ну, не переживай.

– Он не может так поступать со мной.

– Конечно, нет.

– Я скажу это ему прямо сейчас.

– Не принимай это близко к сердцу, все не так уж плохо.

– Я убыо этого сукина сына, ему не удастся так легко отделаться.

– Почему бы тебене пойти сначала перекусить? Ты бы чувствовал себя намного лучше.

– Я покажу ему, где раки зимуют.

– Не переживай.

– Я отправлюсь к нему прямо сейчас! – Клиент тяжело поднялся на ноги, покачнулся, с трудом восстановил равновесие и сказал: – До свидания.

– До свидания, – ответил бармен. – И не расстраивайся.

Клиент решительно направился к дверям, соблюдая в то же время чрезвычайную осторожность, и исчез. Это был на редкость красивый молодой человек, с чертами лица столь правильными, что если бы он не был таким взъерошенным, то можно было бы подумать, что он сошел с обложки рекламного журнала.

– Что вам угодно, сэр? – спросил бармен с тем выражением полного апломба, экстравагантного оправдания, товарищеского веселья, искреннего благоразумия и утонченного неодобрения, которое должно быть непременным атрибутом каждого хорошего бармена.

– Пожалуй, двойную порцию "Питера Доусона" и воды, – заказал Святой. – Скажите, в этом городе что-то такое носится в воздухе, что заставляет людей напиваться?

– С этим парнем дела плохи, – терпеливо пояснил бармен, наливая напиток в стакан. – Когда он трезвый, то это самый симпатичный человек на свете. Вполне соответствует своей внешности.

Неясные воспоминания где-то в подсознании Святого внезапно стали четкими и оформленными.

– Я узнал его, – сказал он. – Конечно же, это – пуп артистической вселенной Орландо Флейн.

– Да-а-а. Он действительно хороший парень. Но если он пропустил несколько стаканчиков, то с ним лучше не спорить.

– В следующий раз спросите его о китайце из прачечной, – сказал Святой.

Саймону потребовалось немало изобретательности, чтобы усыпить профессиональное любопытство бармена, разбуженное этим неосторожным замечанием, но это был не самый плохой способ убить время, и, покинув стены студии "Либерти", Святой снова чувствовал себя нормальным человеком.

Орландо Флейн нисколько не интересовал Саймона как человек, и, возможно, он полностью выкинул бы его из головы, если бы вскоре после этого судьба не столкнула их друг с другом.

Впрочем, если быть точным, то столкнула судьба, скорее, Орландо Флейна. Так, по крайней мере, могло показаться. Во всяком случае, Флейн уже был близок к конечной точке траектории своего падения после толчка судьбы, когда Саймон открыл дверь кабинета Байрона Афферлитца и чуть не споткнулся об него. Лишь благодаря своей молниеносной реакции, которую выработала у Саймона жизнь, полная опасностей, он смог справиться с ситуацией и сгреб падающего актера мускулистой рукой.

– Здесь всегда так развлекаются? – вежливо осведомился Саймон, глядя на Пегги Уорден, вскочившую из-за своей пишущей машинки.

В этот момент он увидел, что сам Афферлитц стоит в дверях, ведущих из приемной в его кабинет, и понял, что хотел сказать Лазарофф своими циничными замечаниями и почему его собственный богатый опыт уже давно подсказывал ему, что Афферлитц – не просто герой своеобразного театрального фарса.

– Убирайся отсюда, – холодно сказал Афферлитц. – И больше не появляйся, пьяный бездельник.

Орландо Флейн мог бы вновь очутиться на полу, если бы Святой не продолжал его поддерживать. Он покачнулся в руках Святого и провел тыльной стороной руки по своим разбитым губам. Но он удивительно быстро протрезвел, и следов опьянения не осталось пи в его речи, пи во взгляде бешено сверкавших глаз с длинными ресницами, устремленном в противоположный конец комнаты.

– Хорошо же, ублюдок, – произнес он вполне отчетливо. – Ты можешь выбросить меня сейчас, потому что я пьян. Но мне все о тебе известно. Мне очень многое предстоит с тобой выяснить, и можешь не сомневаться, что я с тобой разделаюсь!

Глава 3

Темнокожий дворецкий проводил Саймона в гостиную Эйприл Квест и принес ему мартини. Гостиная, оформленная в современном стиле, была очень уютной, но не носила на себе отпечатков индивидуальности живших здесь людей, а была похожа, скорее, на выставку работ дизайнера. Все в этой комнате было новым и необыкновенно гармонично вписывалось в общее окружение. Стулья оказались большими и удобными, как раз такими, какие могут поправиться, и, по крайней мере, здесь не было подделок под старину или нарочито экзотических безделушек.

Саймон закурил сигарету и принялся рассматривать журналы, которые он нашел на полке журнального столика возле дивана. Некоторые из них оказались журналами о кино, и на обложке одного из них он увидел ее фотографию. Теперь он вспомнил, что не так давно видел этот журнал в киоске, и уже тогда эта фотография привлекла его внимание. Лицо Эйприл, обрамленное копной слегка вьющиеся каштановых волос, вполне естественно, было очень красиво, поскольку этого требовала ее профессия, – небольшой нос, высокие скулы и большие выразительные глаза. Но он обратил внимание на ее рот, казавшийся одновременно и щедрым, и страстным, эти губы и смеялись, и говорили о своенравном характере и о том, что их владелица могла быть эгоистичной в своей страсти, но никак по холодной или жестокой... И тут он поднял голову от журнала и увидел, что она стоит перед ним.

Он слегка вздрогнул, так как ему показалось, что фотография внезапно ожила. Девушка была очень похожа на свою фотографию. Единственное отличие заключалось в платье, которое было на пей сейчас, – строгом, белом и очень простом, Но вырез его доходил ей до талии, а материал был таким тонким, что казалось, можно было увидеть все, что под ним, если бы она там что-нибудь носила. Она выглядела в точности как своенравная Мадонна, которая решила переодеться для маскировки, чтобы выяснить, что же в действительности происходит в ночных клубах.

– Извините, что я не успела собраться, – сказала она, – но я столько времени потратила на то, чтобы одеться. Все тряпки, которые я примеряла, выглядели ужасно.

– Ну что ж, – ответил он, – я очень рад, что вам все же удалось кое-что выбрать из этого хлама.

– Смотрится ужасно, да? – спросила она, оглядывая себя. – В этом платье я выгляжу как шлюха. И все такое прочее. Ну что ж, по крайней мере, никто не скажет, что я что-то скрыла.

В руке она держала почти пустой стакан. Она допила его содержимое, села рядом с Саймоном и позвонила в маленький колокольчик.

– Не принять ли нам еще сыворотки перед тем, как отправиться на крысиные бега?

Он осушил свой стакан и кивнул, но его одобрение вряд ли требовалось. Дворецкий, подобно верному сказочному джинну, уже входил в комнату с шейкером в руках. Он принялся наполнять их стаканы без всяких дополнительных указаний.

Саймон курил и в задумчивости рассматривал Эйприл.

– Ужасно знакомиться таким образом, правда? – заметил он. – Но с вашей стороны очень мило, что вы пытаетесь мне помочь. Сотрудничаете, как говорит Байрон.

– Если бы девушкам никогда не приходилось идти на гораздо большие жертвы, "сотрудничая", – откликнулась она, – то это были бы еще цветочки.

– А в данном случае как далеко распространяется ваше сотрудничество? – спросил Саймон. – Байрон не сказал ничего определенного.

Она взглянула на него:

– Что-то непохоже на Байрона, обычно он предпочитает не полагаться на чье-либо собственное воображение.

– Возможно, что у меня небогатое воображение.

– Вы меня не разыгрываете? Интересно, где это вы провели всю свою жизнь, если не понимаете таких вещей?

– Я не проходил всю жизнь школу Афферлитца – Голливуда.

В ее глазах светилось любопытство.

– Сегодня вечером мы идем в "Чиро". А в нашем городе это означает, что у нас с вами роман. Если мы будем смотреть друг на друга с вожделением и держаться за руки, то все кругом будут абсолютно уверены, что мы и спим вместе. Нам не придется ложиться с вами в постель при свидетелях, потому что об этом все равно нельзя будет напечатать. Вы разочарованы?

– Нисколько, – ответил Святой. – Мне гораздо больше нравится заниматься любовью без свидетелей.

– Бог мой! – весело откликнулась она. – Однако немного же времени вам потребовалось пробыть здесь, чтобы освоить все приемы.

Взгляд его вновь задержался на ней, но на этот раз в его светлых голубых глазах плясал иной огонек. Губы Саймона растянулись в ленивой улыбке.

– Слава Богу, – произнес он с подчеркнутой медлительностью и протянул ей руку.

Ей пришлось пожать его руку и улыбнуться в ответ, а потом они оба внезапно рассмеялись.

– Ну а теперь мы можем развлекаться, – сказал он.

Итак, они стали друзьями.

Саймону Темплеру пришлось признать, что неумение вести дела, по крайней мере, не входило в число недостатков мистера Афферлитца или его подчиненных. Старший официант в "Чиро", которого Саймон никогда прежде не встречал, увидев их, вежливо произнес: "Добрый вечер, мисс Квест!", а затем и: "Добрый вечер, мистер Темплер!", и все это с выражением приятного удивления, словно он приветствовал своих старых и уважаемых клиентов, которые долгое время отсутствовали. Он проводил их к столику и церемонно снял с него карточку "Заказано".

– Не желаете ли начать с коктейля? – спросил он услужливо.

– Два сухих мартини, – сказал Святой, и официант поклонился и удалился весьма торжественно.

– Высший класс, – сказала Эйприл Квест.

– Да я уж вижу, – пробормотал Святой. – Давайте притворимся, что все это для нас вполне привычно.

– С вами будет интересно, – сказала она. – Вам приходилось когда-нибудь играть роли?

– Но не перед камерой.

– Вы играли на сцене?

Он покачал головой:

– Тоже нет. Можно было бы сказать, что я разыгрывал свои собственные спектакли. Видите ли, когда ведешь такой образ жизни, как мой, не всегда удается быть самим собой, – объяснил он. – В зависимости от того, какую работу выполняешь, приходится изображать из себя самых разных людей, начиная от поэта с дурным пищеварением и коммунистическими взглядами и кончая отставным моряком с седыми бакенбардами и неутолимой потребностью в спиртном.

Теперь она изучала его с неподдельным интересом.

– В таком случае, некоторые вещи, которые они сочиняют про вас, должны быть очень близки к истине.

– Ну, если только некоторые, – признал он мягко.

– Я думаю, что большая часть из них, – сказала она. – Мне следовало бы знать, что все рассказы о вас не похожи на те, которые обычно сочиняют рекламные агенты. Но Боже мой, в нашем деле встречается столько жуликов, что просто перестаешь кому-либо верить. К подобным жуликам можно отнести и меня.

– Вас?

– А как по-вашему, что вы обо мне знаете?

– Давайте посмотрим. Вас зовут Эйприл Квест, – начал он осторожно. – Или это не так?

– Это, пожалуй, и все, что вы сможете сказать, и никто в это не поверит. Что за имя! Но даже и оно не совсем подлинное. В моем свидетельстве о рождении значилась фамилия Квист, но мои импресарио решили, что Квест будет звучать лучше.

– Кажется, я что-то читал о вас, – припомнил Саймон. – Это было напечатано в прошлом году, не так ли, когда вы были новой сенсацией сезона? Вы выросли среди лесорубов в северных краях. Ваши родители умерли, когда вы были еще совсем крошкой, но вы продолжили их дело. Вам никогда не приходилось бывать в городе или носить готовое платье и башмаки, но суровые лесорубы обожали даже землю, по которой вы ступали, и работали на вас, словно рабы. Вы никогда не пользовались ни помадой, ни пудрой. Вы были непорочной красавицей диких лесов, неукротимой девственной королевой Больших Деревьев...

– Чепуха, – сказала она. – Мой отец был портовый грузчик и пьяница, ему раскроили череп в драке во время забастовки. Я работала в дешевой забегаловке для водителей грузовиков недалеко от Сиэтла. Там меня однажды и увидел Джек Грум, зашедший выпить чашку кофе, и предложил мне контракт на двадцать пять долларов в педелю с испытательным сроком. К тому времени я уже чуть было, как это говорится, "не пошла по кривой дорожке", но предложение Грума выглядело более привлекательным... Никому другому здесь я и не подумала бы рассказать так много о себе. Должно быть, к вам у меня особое отношение.

– Очень приятно, – сказал Святой, и это было правдой. Внезапно ее рука легла на его пальцы, а улыбка сделалась просто пьянящей.

– Дорогой, – сказала она нежно.

Он смотрел на нее в полной тишине.

Рядом сработала вспышка фотоаппарата.

Саймон обернулся и увидел удаляющегося фотографа. Эйприл Квест усмехнулась и отпустила его руку.

– Извините, – сказала она. – Просто я только сейчас заметила, как этот негодяй подходит к нам.

– Постарайтесь в следующий раз заранее предупредить меня, хорошо? – мягко сказал Святой. – У меня сердце просто выпрыгивает из груди, когда вы вкладываете столько души в свою работу.

Тяжелая рука опустилась ему на плечо, и он обернулся. Эйприл оглянулась одновременно с ним. Между ними стоял Байрон Афферлитц, с неизменной сигарой во рту, и вид у него был чрезвычайно приветливым.

– Вот это я называю отличным сотрудничеством, ребята, – прогрохотал он. – Я велел ему сделать еще один снимок попозже, когда вы будете танцевать. Как идут дела?

– Прекрасно, – ответила Эйприл.

Она ослепительно улыбалась, но голос ее звучал чуть-чуть неестественно.

– Как тебе понравился Святой? Отличный парень, а? Какой профиль! А фигура... Вы двое составите прекрасную пару. Может быть, вы сниметесь вместе во многих картинах, как Гарбо и Гилберт или Колмен и Банки в прежние времена.

– Вряд ли я смогу себе это позволить, – сказал Святой. – В наши дни зарабатывать так деньги становится слишком дорогим удовольствием.

– Мы позаботимся об этом. – Слова Афферлитца прозвучали весело, хотя и несколько двусмысленно. – Да, Эйприл, насчет твоей новой прически я только что говорил с Вестмором...

Саймон оглядел помещение и встретился глазами с удивленным взглядом Дика Хэллидея, который только что вошел вместе с Мэри Мартин. Он ухмыльнулся, и в этот момент увидел Марту Скотт и Карла Элсопа, строивших ему гримасы, а потом он узнал и других знакомых, которые знаками приветствовали его, и понял, что ему предстоит объяснить многим друзьям в Голливуде, почему он обставил свое появление среди них столь странным образом. Стараясь оттянуть этот неприятный момент, Саймон попытался перевести взгляд на какой-либо безопасный предмет и тут же увидел Орландо Флейна у входа в бар.

Флейн смотрел прямо на них. В руке он держал высокий стакан для коктейлей, а ноги его были широко расставлены для устойчивости. И несмотря на это обстоятельство, он все же слегка пошатывался. Неправдоподобно красивое лицо Флейна раскраснелось, а волосы и галстук носили следы того особого беспорядка, причину которого не угадать было просто невозможно. Не оставалось никаких сомнений в том, что Орландо Флейн был или уже пьян, или все еще пьян. Рот его кривила злобная усмешка.

– Ну что ж, мне не стоит дольше задерживаться, – говорил в это время Афферлитц. – Не хочу, чтобы сложилось впечатление, что это я способствую развитию ваших отношений. Веселитесь и не обращайте внимания на расходы. Об этом позаботятся. Пока.

Он снова потрепал Саймона по плечу и двинулся прочь. Саймон с интересом проследил за тем, как Афферлитц подошел к бару, по Орландо Флейц к тому времени исчез.

– Ну вот, – хладнокровно проговорила Эйприл, – прошла одна из призовых свиней этого города.

– Кто? – спросил Саймон, все еще думая о Флейне.

– Афферлитц, конечно же. Дорогой Байрон.

В это время им подали напитки, правда, с некоторым опозданием, и меню. Пришлось прервать разговор и заказать обед. К обеду Саймон выбрал бутылку "боллинже" тридцать первого года.

– За счет Байрона, – сказал он, когда официант отошел. – Все мне о нем что-нибудь рассказывают. Он был грабителем в Новом Орлеане, по его картины приносят доход. Он профсоюзный рэкетир на покое, но он платит своим рабам.

– Сколько же он им платит?

Святой слегка нахмурился.

– Афферлитц еще не показывал мне платежные ведомости, – признался он. – Но два джентльмена, подвизающиеся на литературной ниве, которых зовут Кендрикс и Лазарофф, сообщили мне, что с его чеками на оплату все в порядке.

– Послушайте, – начала она, – эти два клоуна считались самыми лучшими сценаристами в Голливуде, хотя они, как правило, доводили до сумасшествия тех продюсеров, с которыми работали. Они поссорились с Голдвином, и он их уволил. После этого они в его отсутствие прокрались в дом и насыпали в одежду чесоточного порошка, а в ванных комнатах разложили красящее мыло. Ассоциация продюсеров объявила им бойкот, и они нигде ее могли получить работу до тех пор, пока их не нанял Байрон. Как по-вашему, сколько он должен был им платить в то время, когда они попали в такую переделку? И разве они не обрадовались бы хоть каким-нибудь деньгам?

Это проливало новый свет на положение вещей.

– Я не знал об этом, – произнес Саймон задумчиво. – Условия сделки, предложенные мне, были вполне подходящими, но, конечно, у него нет на меня компрометирующих материалов. Пока еще нет... – добавил он, понимая, что теперь все выглядело иначе. – А в вашем случае?

– Он, конечно, хочет переспать со мной до того, как мы начнем съемки, но не думаю, что ему еще чего-нибудь надо от меня. Он заполучил меня вместе с Джеком Грумом, поскольку у Джека все еще имеется мой контракт.

– На двадцать пять долларов в неделю?

– Нет, сейчас уже несколько больше. Я не знаю, на каких условиях было заключено соглашение с Джеком, но я знаю, что он очень сильно ненавидит Байрона.

– Я встретил сегодня нашего приятеля Грума, – заметил Саймон небрежно. – Как вам удается ладить с ним?

Умело подведенные зеленые глаза его собеседницы задумчиво разглядывали Саймона несколько минут, а затем заискрились смехом.

– "Святой идет по следу", – процитировала она. – Я чувствую ваше настроение. А теперь перестаньте быть детективом хотя бы на время. Это ваш свободный вечер. Предполагается, что мы должны веселиться и флиртовать, а мы за весь вечер ни на минуту не переставали быть серьезными. Потанцуйте со мной.

Она решительно поднялась, и ему пришлось последовать за ней. Это было несложно. Настроение ее мепялось так же быстро, как мимолетное мелькание света на резной поверхности хрусталя, но при этом не возникало ощущения пи холодности, пи неловкости: она не бросала вас и не оставляла позади, а вела за собой.

Они танцевали. Потом обедали. Потом снова танцевали. И она сделала все для того, чтобы они не вели больше серьезных разговоров. Несмотря на весь бессердечный цинизм и крепкие выражения Эйприл, в ее обществе было интересно и весело. Святой должен был признать, что проводит этот вечер гораздо приятнее, чем ожидал. Было похоже на то, что они почувствовали искренность и непосредственность друг друга, и, несмотря на многие различия между ними, у них возникло такое чувство, что они были знакомы гораздо дольше, чем эти несколько часов.

Около часа ночи, пробравшись через обычную толпу охотников за автографами у входа, они наконец покинули ресторан. Святой отвез Эйприл домой.

– Не хотите зайти ко мне выпить чего-нибудь? – спросила она.

Саймон обдумывал ее предложение, когда еще одна запоздавшая машина проехала мимо них.

– Скорее всего, нет, – ответил он.

– А почему же нет?

– Обещание сотрудничать не распространяется так далеко.

– Ну и что?

– Просто я не хочу, чтобы вы назвали меня ловеласом. Но я же живой человек.

– О Боже! – воскликнула она. – Неужели вы думаете, что я не способна увидеть разницу? Не считаете же вы, что я могла бы... Мне хотелось бы выпить с вами еще чего-нибудь, – сказала она.

Он поцеловал ее, но быстро отстранился, почувствовав тепло ее губ.

– Спокойной ночи, дорогая, – сказал он.

Она вышла из машины, и он уехал, пока еще мог это сделать.

Когда он входил в свой номер в отеле "Шато-Мармонт", он заметил подсунутое под дверь письмо в простом конверте. Он вскрыл конверт и нахмурился, пытаясь разобрать размашистый почерк. Было видно, что письмо писалось в спешке, так как в качестве бумаги была использована страница газеты "Голливуд рипортер" – одна из тех странных страниц, где помещаются объявления типа: "Джо Доукс поставил картину "Вооруженные женщины", а все остальное место по желанию заказчика остается пустым.

"Когда бы Вы ни вернулись сегодня домой, приезжайте ко мне, мне необходимо Вас увидеть. Никому не говорите, что я послал за Вами. Это очень важно. Дверь будет открыта. Не звоните! Байрон Афферлитц. (Клеймор-драйв, дом 603)".

Святой тяжело вздохнул и положил записку в карман. Через несколько минут он уже вновь ехал по бульвару Сансет.

Клеймор-драйв находилась всего в нескольких кварталах от дома Эйприл Квест, и, проезжая мимо, Саймон невольно улыбнулся, вспомнив, как легко ей удалось отвлечь его от обычной беспокойной привычки расследовать все обстоятельства. Она, без сомнения, была права: столь большая часть его жизни прошла в обстановке различных заговоров и темных дел, что он уже давно перестал интересоваться раскрытием прошлых тайн, но с нетерпением ожидал появления новых загадок, которые еще даже не приняли отчетливых очертаний. Постоянная настороженность стала для него настолько привычной, что он иногда ловил себя на том, что дает слишком большую волю своему воображению.

А так ли это?.. Уже очень давно не случалось такого, чтобы предчувствия его обманывали. Что сказал тогда Афферлитц? "Очень многим не понравится, если мне удастся успешно воплотить свою идею. И некоторые из этих людей способны будут на многое пойти, чтобы помешать мне... Полагаю, что вы сможете о себе позаботиться..." В тот момент он был почти уверен, что слова Афферлитца объясняются той манией величия, которой страдают все продюсеры в Голливуде; но сейчас мысль о том, что, может быть, в словах Афферлитца был и другой смысл, вызвала у Святого странное ощущение того, что внутри него все замерло, словно кровь внезапно перестала течь в его жилах.

Он постарался отделаться от этого чувства, когда тормозил у дома Афферлитца; но движения его все же замедлились, и правая нога не так быстро и уверенно, как обычно, перенеслась с педали газа на тормоз. На малой скорости он обогнул угол следующего здания и здесь заметил невдалеке несколько машин, припаркованных у дома, окна которого ярко светились. Саймон поставил и свою машину среди них и пошел обратно к дому 603 по Клеймор-драйв. В душе он посмеялся над этим своим поступком, но это была одна из характерных для Святого предосторожностей, придерживаться которых ничего не стоило, даже если впоследствии они и оказывались лишними. К числу подобных предосторожностей можно было отнести и то, что, открывая входную дверь, он обернул руку носовым платком.

В холле было темно, но полоска света пробивалась из открытой двери слева от Саймона.

– Есть здесь кто-нибудь? – тихо спросил он.

Ответа не последовало, и он направился в сторону двери, откуда шел свет. Когда он подошел к двери, то понял, почему никто ему не ответил. Комната была кабинетом Афферлитца, и сам он также находился здесь, но было совершенно очевидно, что с мистером Афферлитцем больше уже никто и никогда не сможет сотрудничать.

Глава 4

Мистер Афферлитц сидел за своим письменным столом красного дерева, размером со стол для пинг-понга. Голова его покоилась на промокательной бумаге, которая оказалась не в состоянии впитать всю вытекшую из него кровь.

Саймон обошел вокруг стола и увидел, что волосы на затылке Афферлитца слегка обгорели в том месте, где пуля вошла в голову, и сделал вывод, что стрелявший должен был держать пистолет очень близко к голове жертвы, почти касаясь ее. Возможно, что выстрелом была снесена часть лица Афферлитца, так как кровью, смешанной с частицами мозга и белыми кусочками кости, был залит весь стол.

Крупные лужи крови еще не высохли и блестели, а тот конец сигары, который Афферлитц держал во рту, когда курил, был все еще влажным. Поэтому Святой решил, что выстрел не мог быть произведен более часа назад. Самое большее час назад.

Он взглянул на свои часы. Они показывали ровно два.

В доме было очень тихо. Если здесь и были слуги, то, значит, их комнаты размещались так далеко от кабинета хозяина, что они ничего не слышали.

Саймон постоял несколько минут без движения, осматривая комнату. Создавалось впечатление, что комната была обставлена в соответствии с представлениями декоратора студии о том, как должен выглядеть кабинет преуспевающего человека. Вдоль одной из стен размещались книжные полки, но они были заполнены в основном книгами в тяжелых темных переплетах с золочеными надписями, которые, как правило, покупались оптом и в которые владелец никогда не заглядывал. Современные романы в ярких переплетах создавали приятное разнообразие цветовой гаммы. На стенах висело несколько написанных маслом картин в тяжелых рамах. Среди них довольно беспорядочно были размещены фотографии, на которых были сделаны надписи от руки. На фотографиях были только девушки. Одной из них была Эйприл Квест; лицо на другой фотографии также показалось ему знакомым, но надпись "Твоя Трилби" ничего ему не говорила. Очевидно, это были символы нового рода деятельности мистера Афферлитца в качество продюсера. Такое же впечатление производила и сама комната – мистер Афферлитц не столь долго работал в кинематографе, чтобы успеть построить собственный дом, но он, по всей видимости, выбрал этот дом, считая, что именно такая атмосфера и должна окружать преуспевающего продюсера.

С первого взгляда Саймон понял, что здесь отсутствуют улики того типа, которые так обожают авторы заурядных детективных романов. Возможно, что на месте преступления остались отпечатки пальцев, но у Саймона не было с собой никаких приспособлений, чтобы снять эти отпечатки. Помимо промокательной бумаги, головы Афферлитца, его крови, мозгов и кусочков лицевых костей на столе находились письменный прибор, несколько карандашей, вечерний помер газеты, несколько сценариев из разрозненных страниц, счет зубного врача, список расценок на спиртные напитки и блокнот для заметок. К сожалению, никто не догадался сделать на последней странице блокнота запись, посильнее нажимая на карандаш, чтобы потом можно было прочитать отпечатавшиеся на следующей страничке буквы. На столике возле камина лежали несколько старых номеров еженедельников, но среди них не было пи одного номера "Голливуд рипортер", впрочем, это и не имело особого значения, так как большинству подписчиков, связанных с кинопромышленностью, этот еженедельник доставлялся по служебному адресу. Единственным свидетельством чего-либо необычного могли служить пепельницы. Всего их было три, и, судя по следам пепла на них, всеми тремя уже успели попользоваться; но содержимое пепельниц было предусмотрительно выброшено, причем не в камин и не в корзину для мусора.

Саймон рассуждал автоматически, словно вычислительная машина: "Пепельницы очистил не слуга, потому что он еще вытер бы их. Байрон тоже не мог этого сделать, потому что он не стал бы выносить пепел из комнаты. Остается одно – это сделал убийца и унес содержимое пепельниц с собой, чтобы окурки его сигарет не смогли послужить уликами против него. Думаю, он не верит в методы Шерлока Холмса, который, говорят, был способен узнать многое при помощи микроскопа и остатков пепла в этих пепельницах. Возможно, что он и прав..."

Но напрашивался и другой вывод. Если убийце пришлось принимать такие меры предосторожности, значит, он курил в этой комнате, а следовательно, находился здесь в течение какого-то времени и, скорее всего, был знаком с Афферлитцем, разговаривал с ним прежде, чем приставил пистолет к его затылку и выстрелил.

А это могло означать и еще кое-что. Саймон встал позади Афферлитца и попытался проследить траекторию, по которой должна была двигаться пуля. Взгляд его быстро нашел свежую царапину на панели стены напротив. Он подошел поближе и убедился, что такая царапина могла быть оставлена только выпущенной из пистолета пулей. Но либо силы удара пули не хватило для того, чтобы она застряла в деревянной обшивке стены, либо пулю кто-то аккуратно извлек из образовавшейся дыры: ни в отверстии в стене, ни на полу у стены пули не было. Невозможно было определить даже калибр пистолета, которым пользовался убийца. Складывалось впечатление, что преступник действовал вполне компетентно.

Он не оставил после себя ни грязных следов от ботинок, ни пуговиц, ни клочков ткани, ни волос, ни шляпы, ни обрывков бумаги, ни зажигалки, ни носового платка, ни ключей, ни коробка спичек, ни запонок, ни очков, ни перчаток, пи расчески, ни бумажника, ни кольца, ни памятных значков какой-либо организации, ни часов, ни маникюрных принадлежностей, ни вставных зубов, ни булавки для галстука, ни пиджака, пи использованных билетов, ни шпилек, ни подвязок, ни парика – словом, ни одного из тех сувениров, которые преступники в романах обычно разбрасывают вокруг с такой самоотверженной щедростью. Этот убийца просто зашел сюда, выкурил несколько сигарет, выстрелил, вычистил пепельницы и ушел, не оставив после себя даже тех следов, которые можно было бы найти после ухода любого обычного гостя.

"Это очень несправедливо по отношению к не состоящим в профсоюзе детективам, – сказал Саймон сам себе. – Если бы я знал, где живет этот парень, я, пожалуй, стал бы пикетировать его дом".

Но вся эта бравада была поверхностной, а мозг Саймона тем временем работал, словно конвейер, и из отдельных частей собиралось единое целое. Сейчас Святой сопоставлял и сравнивал отдельные факты, которые до этого собирал, даже не зная, для чего они ему могут потребоваться. Если он был прав, и если убийца был настолько хорошо знаком с Афферлитцем, что тот принимал его в своем кабинете в столь поздний час, то вполне могло оказаться, что этот человек был одним из тех, с кем Саймону уже довелось встречаться. Это могла быть не простая случайность. Святой перебирал в уме все прошедшие события, все те нити, которые подмечал и прежде, но в то время не знал, с чем связать. И еще эта записка в его кармане, записка, которая и привела его сюда, написанная торопливым размашистым почерком с кричащими заглавными буквами, сейчас предстала перед его внутренним взором настолько ясно, словно он и в самом деле смотрел на нее. Может быть, Байрон Афферлитц написал ее потому, что случилось что-то такое, что насторожило его, что заставило догадаться об опасности, подстерегающей его этой ночью?

А может быть, он вовсе и не писал этой записки?

Вполне могло случиться и так, что кто-то воспринял появление Святого на сцене – в прямом и переносном смысле – как знак небес и решил, не теряя ни единого дня, совершить задуманное убийство и сделать из Святого козла отпущения. Может быть, это письмо было послано лишь для того, чтобы заставить его прийти в дом в нужный момент, чтобы...

Внезапно Саймон очень ясно осознал, какая тишина дарит в доме. Весь дом был погружен в гнетущее молчание, оно обступало Саймона со всех сторон, неуловимое и давящее, а он старался прорваться сквозь него, различить скрытые звуки, оценить их и действовать так, как подсказывала его вновь разбуженная бдительность. Сейчас он чувствовал себя совершенно спокойно и раскрепощенно, по была в нем напряженная неподвижность кошки, приготовившейся к прыжку.

Вокруг все еще не было слышно ни звука.

Он вышел из кабинета и пересек холл, по-прежнему двигаясь совершенно бесшумно. Одна из секций входной двери была застеклена, и он посмотрел наружу через это стекло, ни к чему не прикасаясь. Теперь перед домом была припаркована машина с потушенными фарами, и около нее виднелись темные силуэты двух человек. Пока Саймон смотрел через стекло, один из этих людей включил фонарик и принялся с его помощью осматривать лужайку перед входом, фасад дома и растущие поблизости пальмы и кусты. Святому было достаточно одного взгляда на них, чтобы понять, кто эти люди.

– Ну что ж, нам пора домой, – пробормотал он и быстро повернул обратно.

Саймон даже не подумал просто открыть полицейским дверь и поздравить их со столь своевременным прибытием. Раз уж полицейские готовились осмотреть все вокруг, стало быть, они получили сообщение о том, что здесь должно быть нечто достойное их внимания, а если еще учитывать незавидную репутацию Святого, то не приходилось сомневаться, что он не сможет с легкостью объяснить свое пребывание в пустом, незнакомом доме в то время, как хозяин дома лежит мертвый в своем кабинете, а мозги его разлетелись по всей комнате. Святой лучше, чем кто-либо другой, знал, насколько скептически будут настроены полицейские в подобных обстоятельствах, и теперь он уже не верил в то, что записка, которую он мог бы предъявить полиции, выдержит тщательную проверку на подлинность.

Идя обратно в кабинет, где он еще раньше заметил стеклянную дверь в сад, Святой снова обернул правую руку носовым платком. Дверь была заперта изнутри, и это могло служить еще одним косвенным подтверждением того, что убийца не прокрадывался незамеченным в кабинет Афферлитца. Саймон открыл ее, вышел в мощеный внутренний дворик и бесшумно прикрыл за собой дверь. Через деревянную калитку в стене слева он вышел на лужайку, в центре которой размещался плавательный бассейн. Лужайка была окружена стеной высотой примерно шесть футов, и в этой стене не было калитки. С кошачьей ловкостью Саймон забрался на верх стены и легко спрыгнул вниз на лужайку перед соседним домом. Этот дом стоял в конце улицы. Саймон свернул направо и прошел по лужайке к высокой и густой живой изгороди. С другой стороны изгороди рос могучий старый вяз, одна из веток которого находилась как раз на нужной высоте над головой Саймона. Он ухватился за нее и перепрыгнул через изгородь. На этот раз он приземлился на бетонной мостовой в тени дерева и обнаружил, что находится сбоку от дома, за углом, прямо на дорожке, ведущей к гаражам позади дома.

Огибая угол дома, он услышал нестройный хор веселых голосов, желавших друг другу спокойной ночи. Дверь закрылась, и он увидел две пары, направлявшиеся к своим машинам. Ни минуты не колеблясь, он пошел в их сторону, а затем резко повернул обратно так, чтобы сложилось впечатление, что он покинул вечеринку вместе с ними, а теперь направляется к своей машине.

Луч карманного фонарика, направленный с расстояния в несколько ярдов, скользнул по нему в тот момент, когда он достиг тротуара.

Саймон покосился в ту сторону, откуда исходил этот свет, и громко крикнул "Спокойной ночи!" вслед за другими уходящими гостями. Затем, не теряя ни минуты, открыл дверцу своей машины и скользнул на сиденье. Хозяин дома, где были гости, автоматически прокричал ему в ответ "Спокойной ночи!" как раз в тот момент, когда Саймон садился в машину. И после такого приятного обмена любезностями Саймон отъехал от дома.

Поворачивая на бульвар Сансет, он внезапно очень отчетливо вспомнил другое прощание в этот вечер возле дома Эйприл Квест и то, что мимо них тогда медленно проехала какая-то машина. Это могло быть и простым совпадением; своевременное появление полиции на месте преступления также могло оказаться еще одним совпадением. Но если сопоставить эти два факта, то могло показаться, что кто-то прилагает максимум усилий к тому, чтобы Саймону не приходилось скучать в Голливуде.

Глава 5

В одиннадцать часов утра Саймон вошел в контору мистера Афферлитца и сказал:

– Привет, Пегги.

– Привет. – Улыбка Пегги была слегка растерянной, а голос звучал не столь уверенно. – Как у вас сегодня дела?

– Прекрасно.

– Хорошо провели время вчера?

– М-м-да, – кивнул Святой. – Но я все равно хочу назначить вам свидание.

– Ну...

– Как насчет того, чтобы вместе пообедать?

– Прямо не знаю...

Сегодня она была бледнее, чем накануне, но он сделал вид, что ничего не замечает.

– Будем считать, что мы договорились, – сказал он, поглядывая на дверь в кабинет Афферлитца. Она была слегка приотворена. Он обратил внимание на это, когда входил в комнату. – Наш Великий Человек еще не появлялся?

– Вы хотите войти прямо сейчас? Саймон кивнул и прошел в кабинет.

За письменным столом мистера Афферлитца восседал совершенно незнакомый человек неопределенного возраста. Лицо его было покрыто морщинами и каким-то желтоватым загаром, который, казалось, был когда-то бронзовым, но со временем выцвел. Его седые волосы были коротко подстрижены, а густые черные брови нависали над большим носом, до форме своей напоминавшим кривую турецкую саблю. Весь его вид был исполнен вялого уныния, что никак не гармонировало с живым блеском черных глаз.

– Здравствуйте, – тихо и приветливо сказал Святой. – Вы тоже здесь работаете?

– Моя фамилия Кондор, – произнес его собеседник весьма пессимистично. – Эд Кондор. А вы кто?

– Темплер. Саймон Темплер.

Кондор переместил зубочистку из одного угла рта в другой.

– Мистера Афферлитца сегодня не будет, – сказал он.

– О!

– Дело в том, что мистера Афферлитца вообще здесь больше не будет.

– Да?

– Мистер Афферлитц умер.

Саймон позволил себе недоуменно нахмуриться:

– Что?

– Он умер.

– Это что, неудачная острота?

– Нет. Он умер прошлой ночью. Вы больше не сможете его увидеть, если, конечно, не отправитесь в морг.

Святой неторопливо закурил сигарету и посмотрел на дверь, через которую он только что вошел в этот кабинет, сохраняя все то же озадаченное выражение лица.

Кондор, видимо, очень точно рассчитал этот разговор как по времени, так и в отношении исполненной тайного смысла недосказанности. И если он и был разочарован, что не услышал от Саймона вопроса "Кто же его пристрелил?", то никак не выказал своего разочарования.

– Я попросил ее ничего не говорить, – сказал он. – Хотел посмотреть, как вы будете реагировать на это известие.

– Возможно, что я слишком глуп, – сказал Святой, – но мне все еще кажется, что я чего-то не понимаю. Вы что, секретный агент института Гэллапа по выяснению общественного мнения, или дело в чем-то другом?

Кондор отвернул лацкан своего пиджака.

– Полиция, – мрачно представился он. – Присаживайтесь, мистер Темплер.

Святой опустился в глубокое кожаное кресло и выпустил длинную струю сигаретного дыма.

– Черт меня побери, – сказал он. – Отчего же он умер?

– Убийство.

Саймон удивленно заморгал:

– Боже мой, как это случилось?

– Выстрелом в голову. Сзади. В его кабинете, в его доме. – Кондор, видимо, понял, что ему не удастся выудить из Саймона каких-либо неосторожных слов, свидетельствовавших, что тот и раньше знал об убийстве, и он стал чуть-чуть откровеннее. – Убийство произошло приблизительно в половине второго ночи. Кухарке показалось, что примерно в это время она услышала сквозь сон какой-то шум, но решила, что это автомобильный выхлоп. Мисс Уорден как раз работала в доме Афферлитца приблизительно около полуночи, когда он вернулся домой, и, по ее словам, он выглядел вполне нормальным и спокойным как в тот момент, так и через полчаса, когда она уходила.

Саймон кивнул:

– Перед этим я встретил его в ресторане "Чиро".

– Во сколько он ушел оттуда?

– Я не обратил внимания. Возможно, было около восьми тридцати, когда я его видел, по не могу сказать, как долго он еще оставался в ресторане. Я не очень-то обращал на него внимание.

– Вы были не один?

– С Эйприл Квест.

– Каким вам показался Афферлитц?

– Он вел себя обычно... Есть какие-нибудь улики?

– Пока что мы ничего не нашли. Убийца, видимо, был мастер своего дела и соблюдал крайнюю осторожность. Он даже вытряхнул пепел из пепельниц.

Саймон снова затянулся сигаретой, задумчиво потирая подбородок. Он заметил пепельницу на маленьком столике справа от себя и потушил сигарету. Всю остальную поверхность стола занимали стопки номеров еженедельников "Голливуд рипортер" и "Варайети". На самом верху лежал вчерашний номер "Рипортера". Значит, у Байрона Афферлитца не было с собой этого номера, на странице которого была написана записка; а если бы он написал записку в своем кабинете перед уходом, то не стал бы, скорее всего, использовать газетную страницу в качестве бумаги. Конечно же, он мог купить и еще один номер газеты, но...

– Все, что нам известно наверняка, – продолжал Кондор, – это то, что Афферлитц был знаком с человеком, убившим его. Слуги никого не впускали в дом в этот вечер, за исключением мисс Уорден, так что, должно быть, Афферлитц сам открыл дверь этому человеку.

– А не мог убийца незаметно пробраться в дом?

– В таком случае он не мог бы находиться в кабинете почти целый час перед тем, как выстрелил в Афферлитца. Но он тем не менее успел выкурить достаточное количество сигарет, если ему пришлось потом вытряхивать три пепельницы. Афферлитц, выходит, знал его достаточно хорошо, если разговаривал с ним все это время.

Саймон снова кивнул. Он сам еще раньше пришел к таким же выводам, но слова Кондора свидетельствовали о том, что полицейский, по крайней мере, не был абсолютно слепым или некомпетентным. Святому хотелось бы знать, что еще имеется в запасе у этого человека. Во всяком случае, с ним следовало держать ухо востро.

– Понимаю, – сказал Саймон, – и теперь вы сидите здесь и ждете, что сюда будут приходить те, кто знал Афферлитца.

– Да. Я уже повидал двух писателей и режиссера Грума. И вот теперь вас.

– Вам удалось заметить что-нибудь подозрительное в их реакции на это известие? – поинтересовался Саймон с неподражаемой наглостью.

Кондор пожевал зубочистку, углы его рта были печально опущены.

– Нет. Пока еще пет. Сегодня утром никто не желает допускать промахи, – И затем Кондор продолжил без всякого перехода: – Во сколько вы вчера вернулись домой?

– Я отвез мисс Квест домой примерно в час ночи.

– А после этого вы когда добрались домой?

– Мы немного поговорили. Я не обращал внимания на время, но думаю, что был дома примерно через полчаса...

Ничего не упускавшие темные глаза Кондора были устремлены прямо на него, и Саймон подсознательно почувствовал, что лифтера в гостинице "Шато-Мармонт" уже успели допросить. Но он заранее предполагал, что так и будет.

– ...Я имею в виду, в первый раз, – продолжал Саймон как ни в чем не бывало. – После этого я снова выходил из гостиницы. У меня в номере не оказалось спиртного, а мне хотелось выпить. Я отправился в одно местечко на Голливудском бульваре и выпил у стойки бара. Домой я пошел, когда бар уже закрывался.

– Что это за бар?

Саймон назвал ему одно из ночных заведений, где шла самая бойкая торговля и где, как он знал, никто не сможет точно вспомнить, был он там в действительности или нет.

– Вы не встретили там кого-нибудь из знакомых? – тем не менее спросил Кондор.

– Нет. Знаете, если вы ждете услышать от меня о железном алиби, – признал Саймон с обезоруживающей прямотой, – то боюсь, что мне придется вас разочаровать. А что, мне может понадобиться алиби?

– Пока не знаю, – мрачноответил Кондор. – Сколько времени вам потребовалось бы, чтобы добраться до дома Афферлитца?

– Понятия не имею, – ответил Саймон с невинным видом. – Где он жил?

Детектив тяжело вздохнул. При любых других обстоятельствах Саймон мог ему даже посочувствовать. Кондор настойчиво продолжал предпринимать попытки подловить Святого, но это ему никак не удавалось.

– Клеймор-драйв, в районе Беверли-Хиллз. Вы спокойно могли бы доехать туда за десять минут, даже если бы задерживались у светофоров.

– Мне показалось, вы упомянули о том, что Афферлитца застрелили около половины второго. Примерно в это время я был дома.

– Вы и сами в этом не уверены. Кухарка тоже не может назвать точного времени, когда услышала выстрел, ей кажется, что это было около половины второго. Она может и ошибиться минут на пять. Вы тоже можете ошибаться. А это означает, что у вас могло быть достаточно времени, чтобы оказаться в доме. Возможно, что стреляли вообще не в час тридцать, ведь кухарка могла действительно слышать автомобильный выхлоп, а совсем в другое время. Например, тогда, когда вы, как утверждаете, были в баре.

– А что говорит врач?

– Врачи не могут настолько точно определить время. Вам следовало бы это знать.

– Да, боюсь, что действительно не могут, – ответил Саймон. – Но вы делаете мое положение уж слишком сложным. Вы хотите, чтобы я представил вам алиби на определенный час, но не говорите, какое же именно время имеется в виду.

Кондор достал изо рта зубочистку, очень внимательно изучил ее и снова отправил в рот.

– У меня есть и другие сведения, – наконец произнес он.

– Какие же?

– Афферлитц позвонил в полицейский участок Беверли-Хиллз сообщить, что кто-то бродит вокруг его дома, и попросил прислать полицейскую патрульную машину для проверки. Это сообщение было принято в участке точно без восьми минут два.

Саймон почувствовал, как по спине его побежали мурашки, – хотя он и прежде был уверен в том, что патрульная машина у дома Афферлитца появилась вчера не случайно. Лицо же его не выразило ничего, кроме озадаченности и раздражения.

– О господи! – воскликнул он. – Теперь уже другое время. Сколько еще объяснений мне придется вам представить?

– Только это.

– То есть все, что я говорил до сих пор, не имеет никакого значения?

– Может быть, и так. Я уже сказал, что кухарка, возможно, и не слышала выстрела. Она потом снова уснула.

Несколько секунд Саймон задумчиво курил. Затем, слегка подняв одну бровь, он вновь взглянул на Кондора.

– С другой стороны, – заметил он, – кто может поклясться, что Афферлитц сам звонил в полицейский участок? Может быть, звонил убийца, чтобы сбить с толку полицию. Вполне вероятно, что полиции следует подозревать прежде всего тех, у кого есть несокрушимое алиби именно на без восьми минут два.

Некоторое время Кондор смотрел на него не мигая, а потом слабое подобие улыбки тронуло страдальчески опущенные углы его рта. Улыбка эта производила странное впечатление: казалось, что черты его лица настолько затвердели в своем меланхолическом выражении, что уже не были способны сколько-нибудь заметно меняться, и улыбке приходилось прокрадываться на это лицо как бы изнутри, через кожу.

– Первый раз за все время разговора вы сказали что-то такое, что подтверждает слухи о вас.

– До сих пор, – пробормотал Саймон, – мне казалось, что вы предпочитаете видеть меня в роли подозреваемого, а не своего помощника.

– Мне приходится подозревать всех.

– Но будьте же благоразумны. Афферлитц только что предоставил мне работу за тысячу долларов в день. Теперь я даже не знаю, есть ли еще у меня эта работа. Зачем мне было убивать курицу, которая несла для меня золотые яйца? Кроме того, я никогда не встречал его до того момента, как мы пообедали вместе вчера. Я должен был бы уж очень быстро и сильно возненавидеть его, чтобы, не откладывая, пристрелить прямо прошлой ночью.

Кондор наморщил нос.

– Сдается мне, – сказал он, – я слышал, что вам уже случалось прикончить несколько человек, которых не связывали с вами никакие личные отношения. Вы были, так сказать, судьей, присяжными и палачом в одном лице. Разумеется, нельзя сказать, что все это было совершенно незаконно или случайно, – добавил он, – или выглядело так в конечном счете; но все же так говорят. Ну а что касается Афферлитца, то в его биографии есть несколько фактов, которые могли бы избавить вас от необходимости ненавидеть его лично.

Святой поглубже уселся в кресло и в первый раз позволил себе принять скучающий вид.

– Опять старая песня, – произнес он, растягивая слова. – Вы подозреваете меня или нет? Примите, наконец, решение.

– Ну... – Зубочистка все еще торчала между верхними зубами Кондора. – Полагаю, что мои слова и правда звучат иногда довольно противоречиво. Это уже моя вторая натура, просто не могу иначе. Вам придется меня извинить. Но я слышал о вас и очень много хорошего. Может быть, вы сможете мне помочь в расследовании дела. Вы уже подкинули мне одну хорошую идею. Мне не хотелось бы надоедать вам, но если у вас появятся еще какие-нибудь ценные мысли, которыми вы захотите со мной поделиться, то я почту это за честь для себя.

Он был сейчас таким же обезоруживающе милым, как и дремлющий крокодил. Вам становилось стыдно, что вы неправильно истолковали его поведение и ему пришлось оправдываться. Но на сердце у вас теплело оттого, что справедливость восстановлена и он занял подобающее ему место. Вы невольно расслаблялись. Но не так было с Саймоном Темплером.

– Боюсь, что это несколько не по моей части, – сказал он. – Я слишком плохо разбираюсь во всех этих случаях, где требуется точно определять время по секундам. В них так легко запутаться. Да и не верю я в то, что можно таким образом раскрыть преступление. Все это слишком походит на плохой детективный роман. В реальной жизни ведь никто не замечает время по минутам. И даже если бы это было так, то все равно часы у людей часто бывают не слишком точными. А как только в подобные расчеты закрадывается ошибка, они сразу же становятся бесполезными. Кроме того, существует множество способов сфабриковать факты, если вы когда-нибудь читали детективы.

– И я того же мнения, – печально согласился Кондор. – Лично я стал бы подозревать всякого, кто мог оказаться в доме между половиной первого и примерно четвертью третьего, когда полиция обнаружила труп.

– А как в отношении всех остальных, с кем вы успели поговорить?

– Вы имеете в виду, есть ли у них алиби?

– Да.

– Лазарофф и Кендрикс до половины третьего ночи работали над сценарием. Они вместе снимают квартиру. К ним приходит уборщица, но она не ночует там, так что их алиби подтвердить некому. Но они подтверждают алиби друг друга.

– А Грум?

– Вечером он был с дамой. Ушел от нее в половине второго и заглянул по дороге в бар "Мокамбо" пропустить пару стаканчиков. Он сказал мне, что встретил там трех или четырех знакомых, так что, возможно, он действительно был там.

– Он тоже мог позвонить по телефону, – заметил Саймон.

Кондор молча размышлял, перекатывая во рту свою зубочистку.

– Но одно обстоятельство озадачивает меня, – произнес вскоре Саймон. – У Афферлитца была масса знакомых и помимо киностудии. Почему же вы ищете убийцу именно среди тех, кто связан со студией?

– Просто так удобнее начать расследование. Кухарка сказала, что Афферлитц, как правило, не принимал дома никого из тех, кто не был связан с ним делами, за исключением иной раз девушек, которым он помогал сделать карьеру. Кроме того, насколько мне известно, никто особенно не стремился навещать его дома. И потом, когда он пришел домой обедать вчера вечером, он сказал прислуге, что его ни для кого нет дома, если только это не будет кто-нибудь с киностудии.

– А как в отношении дел, которыми он занимался прежде?

– Он порвал со всеми прежними знакомыми, когда сделался кинопродюсером. Мы следим за некоторыми из них, так что это я знаю наверняка. К тому же никто из них не был в ссоре с Афферлитцем.

– Афферлитц по-своему честно вел свои дела, когда занимался рэкетом, не так ли?

– Он хорошо понимал, что для него выгодно. Нельзя надувать подобных ребят и оставаться живым и здоровым. Безопасно обманывать лишь простаков. – Казалось, эта мысль приносила детективу какое-то нездоровое удовлетворение. – Конечно же, он продолжал встречаться с некоторыми из своих прежних друзей, но никогда не приглашал их домой. Они считали забавным, что Афферлитц стал важной персоной. Но их это не задевало. Во всяком случае, я об этом не слышал... Безусловно, все эти данные нельзя считать окончательно доказанными, но надо же с чего-то начинать. Мой опыт подсказывает, что в большинстве убийств преступника не приходится искать далеко. Обычно убийцей оказывается тот, кто все время находился где-то поблизости.

Саймон закурил новую сигарету и молча затягивался несколько минут. Казалось, что Кондор уже сказал все, что хотел. Он принялся открывать ящики стола и просматривать бумаги, которые находил в них.

Вскоре Саймон поднялся.

– Пожалуй, не буду вам больше мешать, – сказал он. – Если у меня возникнут еще какие-нибудь блестящие идеи, я дан вам знать.

– Да, пожалуйста, – серьезно ответил Кондор. – Мы еще увидимся.

Святой вышел из кабинета и встретил робкую полуизвиняющуюся улыбку Пегги Уорден со спокойной веселостью.

– Ну и дела! – сказал он.

Она кивнула:

– Я ужасно себя чувствовала, потому что ничего не сказала вам, но лейтенант Кондор мне запретил. Я очень рада, что все обошлось благополучно.

– Со мной всегда все обходится благополучно. – Сейчас Саймон был сама добродетель. – Но мне приходится вести жизнь, полную риска. У меня еще есть работа, или я снова свободен?

Взгляд Пегги задержался на бумагах на ее столе.

– Я точно и не знаю, – призналась она. – Мистер Браунберг принес составленный для вас контракт вчера вечером, а мистер Афферлитц подписал его перед уходом из конторы, но сами вы ничего не подписывали, поэтому я даже не знаю, как обстоят дела.

– Браунберг? Это тот поверенный, который занимался со мной вчера, да?

– Да. Я уже позвонила ему, конечно, и он обещал зайти сегодня во второй половине дня. Я уверена, что он сможет объяснить вам, каково положение с юридической точки зрения.

Саймон взял в руки контракт. Это был стандартный документ на типографском бланке, размером с автобиографию человека, прожившего сто лет, в котором были учтены самые непредвиденные обстоятельства, такие, как революции, использование телепатии, банкротство и алкоголизм. На двух последних страницах приводились специальные статьи контракта, практически полностью отменявшие все сказанное выше. Саймон лишь пробежал контракт глазами и принялся рассматривать подпись, стоявшую под ним.

У него была прекрасная зрительная память, способная схватывать многие детали, поэтому ему не пришлось даже сравнивать эту подпись с той, которая стояла на его записке, чтобы понять, что записка была подделана – в меру искусно, чтобы выполнить свою задачу, но далеко не профессионально.

К сожалению, гораздо сложнее, если вообще возможно, будет найти того, кто это сделал. Он уже почти убедился в том, что поиск номера "Голливуд рипортер" с оторванной страницей ни к чему не приведет. Почти все, кто был связан с кинобизнесом, выписывали эту газету; кроме того, ее свободно можно было купить в любом газетном киоске в радиусе двадцати миль от города. Было бы слишком наивным ожидать, что человек, написавший записку, будет настолько любезен, что сохранит разорванный номер газеты, так что можно будет легко проверить, не из этой ли газеты страница, на которой была написана записка для Саймона. Смерть мистера Афферлитца оставалась загадкой, которая казалась все менее и менее разрешимой каждый раз, как Саймон мысленно обращался к ней.

– Не забудьте о приглашении на обед, Пегги, – сказал он.

Глава 6

– Нет, – сказала она. – Больше никаких коктейлей, пожалуйста. Я еще хочу сохранить свою работу и должна выглядеть соответствующим образом.

В кафе "Приемная" меню состояло из бифштексов, отбивных и гамбургеров. Они выбрали бифштексы. Она с удовольствием вдохнула аромат своего бифштекса.

– М-м-м! Это была хорошая идея. Я почти забыла, что такое настоящий обед.

– Мне рассказывали, что на одной из студий когда-то подавали хорошую еду для служащих, – сказал Святой. – Так что каждый из них ежедневно чувствовал себя вполне счастливым. Посредники, приезжавшие на студию, продавали все свои товары по бешеным ценам, актеры молили о снижении жалованья, помощники режиссеров выполняли свою работу с улыбкой на устах, а авторы сценариев могли позволить себе заявлять продюсерам, что их идеи никуда не годятся и им следует вновь заняться мелкой розничной торговлей.

– А что же случилось потом?

– Остальные продюсеры объединились против них и обвинили их в нечестном ведении дел. Правительство приказало им снова подавать своим служащим обычную еду, и очень скоро все опять пришло в норму.

– Вы узнали довольно много за короткое время.

Саймон допил свой коктейль и взял в руки нож и вилку.

– Как долго вы здесь проработали? – спросил он.

– Всего около шести месяцев.

– А где вы были прежде?

– Я работала в конторе по торговле недвижимостью в Нью-Йорке.

– В таком случае, вы просто сами не знали, что для вас лучше.

– Я думала, что, приехав сюда, смогу узнать массу интересного.

– Вы работали у Байрона все это время?

– Нет. Сначала я работала стенографисткой в отделе компании "Метро-Голдвин-Майер". Потом перешла на работу в контору посредника. А уже оттуда я попала к мистеру Афферлитцу. Теперь, возможно, я осталась без работы, так же как и вы. Думаю, мистер Браунберг мне об этом сообщит.

Святой подцепил на вилку ломтик жареной картошки.

– Мои отношения с Байроном были, без сомнения, краткосрочными, но вполне приятными, – заметил он. – А что за человек он был на самом деле?

Она прожевала и проглотила свой кусок перед тем, как ответить:

– Вы, должно быть, кое-что о нем уже слышали.

– Кое-что.

– В таком случае, у вас должно было сложиться и собственное мнение на этот счет.

– И не слишком благоприятное к тому же, – ответил Святой.

Она пожала плечами:

– Он представлял собой особую разновидность голливудского продюсера.

– Однако Афферлитц добился большего, чем многие из них, разве не так? – спросил Святой. – Я имею в виду, что он действительно был особенным человеком. То есть, если можно, конечно, доверять всем этим слухам.

– В подобных слухах всегда есть доля правды даже здесь, в Голливуде.

– Я долго думал, – продолжал Саймон, отрезая хороший кусочек мяса, – что вчера имел в виду Орландо Флейн. Вы помните, во время той прелестной домашней сценки, когда Байрон назвал его пьяницей и вышвырнул из кабинета прямо мне в руки. Флейн сказал тогда, что тоже ничего не забыл. Он намекал еще на один из этих слухов или на воспоминания детства, ведь они вместе росли?

– Он мог иметь в виду и то, и другое, – сказала она осторожно.

Святой выжидал.

Через несколько минут Пегги начала неохотно говорить, словно предпочла бы переменить тему, если бы смогла подыскать для этого подходящий предлог:

– Может быть, вы слышали также, что у мистера Афферлитца были неприятности с полицией Нового Орлеана?

– Да.

– Орландо Флейн родом из Нового Орлеана.

– Понимаю.

– Четыре года назад он выиграл один из этих многочисленных конкурсов на звание нового Рудольфа Валентине и Джорджа Рафта, вместе взятых. Но правда заключается в том, что перед тем, как прославиться в кино, он был в жизни скорее похож на Джорджа Рафта.

– Он действительно пьяница?

– Мне кажется, что в последнее время он довольно много пил. Говорят, он перестал пользоваться успехом, так что его можно понять. Но это заставило продюсеров охладеть к нему еще быстрее. Почти целый год у него не было хорошей роли, пока мистер Афферлитц не предложил ему работу всего несколько недель назад.

Саймон удивленно приподнял брови:

– В таком случае, почему же Флейн так злился?

– Флейн должен был исполнять главную роль в картине, она называлась "Салют, приключение!". Мистер Афферлитц уволил его, когда решил изменить сценарий и нанять вас.

Саймон сосредоточил все свое внимание на намазывании горчицы на бифштекс, и делал он это с той тщательностью и осторожностью, с какой художник пишет миниатюры. Лицо его оставалось бесстрастным, но мозг напряженно работал, и идеи одна за другой тяжело, словно стадо слонов, ворочались в его голове.

У Орландо Флейна была основательная причина ненавидеть мистера Байрона Афферлитца. Орландо Флейн открыто выражал свою неприязнь к Афферлитцу. У Орландо Флейна было такое прошлое, которое, несмотря на его несколько, женственную красоту, позволяло считать его хладнокровным и крутым парнем. Кроме того, у Орландо Флейна было достаточно причин испытывать неприязнь и к Саймону Темплеру, так что он вполне мог рассчитывать отомстить и подстроить все таким образом, чтобы подозрение падало на Саймона.

Саймон вновь взглянул на Пегги Уорден и спросил:

– Как вы думаете, Флейн мог убить Байрона?

Весь вид Пегги говорил о том, что подобное предположение ее просто ошеломило.

– Флейн? – повторила она.

– Да.

– Но он актер, – слабо возразила она.

Он лишь хмыкнул в ответ:

– Большинство убийц тоже занимаются еще и чем-нибудь другим в свободное время, дорогая. Наш друг Кондор, кажется, считает, что убийцей вполне может быть кто-нибудь с киностудии. Вы, должно быть, слышали наш разговор. Если убийцей мог быть сценарист, режиссер или я, то им вполне мог быть и актер. Байрон мертв. И кто-то его убил.

Она озадаченно кивнула:

– Да. Думаю, вы правы. Просто все это кажется нереальным. Я хочу сказать, что не могу представить себе Орландо Флейна в роли убийцы.

– Пока что из всех, кого я встречал, у него были самые веские основания сделать это.

– Но ведь и многие другие тоже недолюбливали мистера Афферлитца.

Саймон кивнул. Это, разумеется, было правдой.

– Я слышал, что Джек Грум тоже его не любил. А вы не знаете почему?

Она покачала головой:

– Не имею ни малейшего представления.

– Причиной этой неприязни, случайно, не могла быть Эйприл Квест?

– Я не знаю. – Девушка проницательно посмотрела на него. – А вас это очень интересует?

– Очень, – спокойно ответил Святой. – Мы пока не рассматривали данный вопрос с этой точки зрения, а ведь это – вполне основательный и традиционный мотив для совершения преступления. А каков был Афферлитц по отношению к женщинам?

Она колебалась несколько секунд, прежде чем решилась встретиться с ним взглядом, но теперь она смотрела на него прямо и открыто.

– Полагаю, что он был достаточно большой свиньей, – сказала она.

– В отношении кого?

– Этого я не знаю. Я никак не была связана с его личной жизнью.

– А за вами он никогда не пытался приударить?

Ее лицо на какое-то мгновение словно окаменело, но потом она невесело рассмеялась:

– Я хорошая секретарша, а хорошую секретаршу найти труднее, чем любовницу.

Саймон задумался над ее словами. Но потом решил, что, может быть, она просто была не во вкусе мистера Афферлитца. По его мнению, жертвами Байрона Афферлитца могли быть либо бесхитростные и доверчивые, либо жесткие и циничные женщины. Невинных девушек должно было привлекать то, что Афферлитц – такая важная персона и может помочь их карьере в мире кино, а с циничными и меркантильными женщинами можно было говорить на их собственном языке и поступать с ними так, как они этого и ожидали, то есть обходиться без лишних хлопот. Но для человека такого типа природная честность и спокойное самообладание Пегги Уорден не могли быть сколько-нибудь привлекательными. Она обладала способностью с одинаковой обезоруживающей простотой противостоять как хвастовству, так и угрозам.

Именно эти ее качества и казались Саймону такими привлекательными. Он внутренне улыбнулся, подумав, что встречал в своей жизни очень много девушек, которые ему нравились. Должно быть, он обладал неисчерпаемыми запасами человеколюбия. Или же ему просто везло. Он пробыл в Голливуде всего двадцать четыре часа и уже успел познакомиться с двумя такими девушками, как Пегги Уорден и Эйприл Квест...

Он нахмурился. Эйприл Квест... Байрон Афферлитц мог вполне рассматривать ее как достойный внимания объект. Святой вспомнил, что она не скрывала ни того, какими были, по ее мнению, намерения Афферлитца по отношению к ней, ни того, что она о нем думала.

В своем расследовании он очень быстро продвигался в никуда.

– У вас бывают головные боли? – спросила Пегги Уорден через несколько минут.

– Головные боли? – Святой с трудом оторвался от своих размышлений.

– Да. Ваш мозг все время так напряженно работает.

Он ухмыльнулся, отодвинул свою тарелку и закурил сигарету.

– Это дурная привычка, – сказал он. – Извините.

В ее серых глазах все еще таился вопрос.

– Вас в самом деле заинтересовало это преступление?

– Вы слышали, что сказал Кондор. Если у меня возникнут блестящие идеи, он будет рад с ними ознакомиться.

– Но почему вы заинтересовались всем этим?

Саймон размышлял, покуривая сигарету. Этот же вопрос он готов был задать себе и сам.

– Отчасти потому, что я в данный момент ничем особенным не занят, – наконец сказал он. – А это дело способно запять меня. Отчасти же еще и потому, что парень, совершивший убийство, помешал мне насладиться новым и интересным приключением, не говоря уже о том, что он лишил меня весьма приличного заработка. Еще одна причина в том, что дело это по-своему увлекательное. Убийство без улик и без алиби – такое замечательно простое и такое замечательно неразрешимое. За всем этим что-то кроется, а я коллекционирую подобные загадки.

– Но вы же не полицейский. И у вас довольно необычные представления о справедливости, как говорят. Предположим, что вы придете к выводу, что у убийцы были очень веские причины разделаться с мистером Афферлитцем...

– И все же мне интересно будет узнать, кто это сделал. Понимаете, это словно потребность – знать ответ на загадку.

Он не мог рассказать ей, что, хотя все это и было правдой, все же основная причина заключалась не в этом, а в том, что преступление было обставлено так, чтобы бросить подозрение на него; убийца разве что не повесил портрет Святого на спину Афферлитцу. А Саймон Темплер не мог оставить без внимания подобный вызов. В кои-то веки случилось так, что Святой был занят лишь своими собственными делами, так надо же было, чтобы именно тогда кто-то попытался втянуть его в неприятную историю. Вот почему этому незнакомцу следовало показать, что в голову ему пришла весьма неудачная мысль задеть Святого.

У Святого было множество причин желать услышать официальное заявление мистера Браунберга в этот день, причем финансовый аспект проблемы почти не имел для него значения.

Поверенный приехал почти сразу же после того, как они вернулись в контору, и тут же поспешил в кабинет покойного мистера Афферлитца, пригласив Пегги Уорден и прикрыв за собой дверь.

Святой присел на край стола Пегги Уорден и открыл ближайший к нему ящик. Он знал, что ему не придется долго искать то, что нужно, и он действительно тут же обнаружил это – алфавитный указатель частных адресов и телефонов. Он, конечно, мог бы просто спросить Пегги, но еще больше его устраивало получить нужную информацию, не ставя никого в известность. Он записал на листке адреса и телефоны Лазароффа и Кендрикса, Орландо Флейна и Джека Грума, и только успел это сделать, как в контору вошли Лазарофф и Кендрикс.

Кендрикс торжественно покачал головой и произнес:

– Примите мои поздравления, приятель. Я знал, что вы это сделаете. Какой великолепный способ обращаться с продюсерами! Вам следовало бы пораньше приехать в Голливуд, это помогло бы изменить наш город.

– Пожалуй, недели на четыре пораньше меня бы устроило, – откликнулся Лазарофф. – Как только подумаю о всех усилиях, затраченных на этот вшивый сценарий...

– Не стоит огорчаться, – возразил Святой. – Вы всегда можете еще раз его переработать и продать студии "Колумбия" под видом новой "Блондиночки".

Лазарофф сделал бесплодную попытку пригладить свои непослушные волосы.

– Если серьезно, то я и правда считаю, что подобное убийство вполне в духе такого парня, как вы. Но все же мне будет интересно посмотреть, как вам удастся выйти сухим из воды.

– Что вы имеете в виду? – недоверчиво переспросил Саймон.

– Вы же были в городе, когда это случилось. Мне кажется, полицейские должны были бы схватить такого парня, даже не задавая вопросов, и начать выбивать из него показания.

– Ну, вначале меня и в самом деле заподозрили, – признал Саймон. – Но мне удалось убедить полицию, что для подозрений у них нет никаких оснований. Во всяком случае, пока нет. Видите ли, я и не мог оказаться на месте преступления.

– Да, вы только что попали на студию и подписали контракт с Байроном.

– Но Боже мой! – воскликнул Кендрикс. – Если бы вы были в доме Байрона, когда это случилось, или если бы вы первым обнаружили труп...

Святой улыбнулся.

– Это очень осложнило бы положение, – сказал он искренне.

В этот момент из кабинета вышла Пегги Уорден и сказала:

– Мистер Браунберг просит всех вас пройти в кабинет.

Они друг за другом прошли в кабинет, заняли места и закурили, после чего воцарилось неловкое молчание. Дверь снова отворилась, и вошла Эйприл Квест, за которой следовал Джек Грум. Она приветливо улыбнулась всем, и если ее улыбка, предназначенная Святому, и носила несколько иной и немного загадочный характер, то этого никто не мог заметить, и даже сам Саймон не был вполне уверен в том, что все это ему не померещилось. Она присела в кресло, предложенное Лазароффом, а Джек Грум устроился на подлокотнике ее кресла, словно оберегая Эйприл.

Мистер Браунберг перебирал бумаги, открывал и закрывал портфель, поправлял свои очки без оправы и откашливался, прочищая горло. Добившись таким образом полного внимания аудитории, он сложил наконец руки, переплетя пальцы, и начал быстро говорить:

– Вполне понятно, что всем вам хотелось бы узнать, какие последствия для вас будет иметь смерть мистера Афферлитца. Я смогу очень быстро объяснить вам все. – Он взял карандаш и постучал по стопке бумаг на столе перед ним. – Ваши контракты с мистером Афферлитцем представляли собой соглашения лично с ним. А его контракт со студией "Парамаунт" на выпуск фильмов предусматривал лишь то, что он брал на себя обязательства выпустить определенное количество картин, определенной протяженности и на определенных условиях; а все, что касалось состава исполнителей и производства картин, находилось полностью в его руках. Поэтому ваши индивидуальные контракты не предусматривают никакой передачи прав. Соглашения в области финансирования носят точно такой же характер. Конечно, обязательства по контрактам должны были бы перейти к его наследникам, но, к сожалению, у мистера Афферлитца нет наследников. Согласно его завещанию, наследство должно быть израсходовано на организацию... э-э-э... на организацию праздника для всех, кто связан с кино, который будет продолжаться до тех пор, пока хватит еды и напитков. Я не думаю, что гости подобного праздника могут рассматриваться в качестве наследников, способных в каком-либо аспекте принять на себя обязательства по вашим контрактам. Поэтому с юридической точки зрения вы все можете считать себя свободными людьми, конечно же, после того, как завещание мистера Афферлитца вступит в законную силу. Но если вы хотите знать мое мнение, то утверждение завещания будет лишь чистой формальностью.

Лазарофф подошел к Кендриксу, также поднявшемуся со своего места. Они пожали друг другу руки, с серьезным видом три раза пронзительно тявкнули, поклонились друг другу и мистеру Браунбергу и снова сели.

Мистер Браунберг нахмурился:

– Ваше жалованье будет выплачено вам по вчерашний день включительно, и после этого обе стороны могут считать свои взаимные обязательства исчерпанными. Единственную сложность представляет собой вопрос мистера Темплера.

– Который здесь совершенно некстати, – пробормотал Святой.

– Ваше положение несколько двусмысленное, – согласился Браунберг. – Однако я не думаю, что при сложившихся обстоятельствах нам придется спорить по данному вопросу. В качестве душеприказчика мистера Афферлитца я хочу предложить вам, скажем, три тысячи долларов, то есть жалованье за половину недели в полном объеме. Это избавит пас обоих от необходимости передавать дело в суд, а также ожидать в течение достаточно длительного времени завершения оценки имущества покойного, я не думаю, что... гм-м-м... гости праздника серьезно пострадают в финансовом отношении, если я расплачусь с вами. Полагаю, что наследства мистера Афферлитца будет вполне достаточно для покрытия расходов на организацию достойного праздника. Вас устраивает мое предложение?

– Достаточно справедливо, – ответил Святой, который был склонен воспринимать жизнь философски, если у него не было другого выбора.

Джек Грум подался вперед.

– Мистер Браунберг, вы сказали, что у мистера Афферлитца не было наследников. А что, если вдруг объявится какой-нибудь его дальний родственник и опротестует завещание?

– Ему придется столкнуться с обычной в подобных случаях практикой. В завещании отдельным пунктом оговаривается, что все, кто не упомянут в документе специально, автоматически исключаются из числа наследников, так что спорить будет бесполезно. – Адвокат вновь сплел пальцы. – У кого-нибудь еще есть вопросы?

Очевидно, вопросов больше не было.

– Очень хорошо. Возможно, что мне потребуется неделя или две, чтобы подготовить для вас чеки на оплату, но я собираюсь заняться этим при первой же возможности. Я благодарю всех.

Он поднялся и начал укладывать бумаги в свой портфель – компетентный бизнесмен, которому предстоит еще заниматься многими делами сегодня. С истинно профессиональной сдержанностью он ни разу не упомянул о тех обстоятельствах, при которых мистеру Афферлитцу пришлось покинуть этот мир голливудских магнатов. С его течки зрения данный вопрос был несущественным. Саймон испытал приступ своеобразного сардонического веселья, думая о том, насколько методично и быстро могут быть завершены все земные дела человека, в которые при жизни он вкладывал столько ума и вдохновения и которым придавал такое большое значение...

Из приемной послышался телефонный звонок.

Кендрикс и Лазарофф задержались, чтобы перемолвиться с Джеком Грумом, а Саймон вновь поймал на себе взгляд Эйприл Квест и уже собирался к ней подойти, когда его перехватила Пегги Уорден.

– Вам звонит какой-то мистер Хэллидей.

Саймон вышел в приемную и взял трубку.

– Ну и дела! – сказал Дик Хэллидей. – А ты когда-нибудь отдыхаешь?

– Пока что мне не предоставляется такой возможности, – ответил Святой.

– Мне кажется, что ты теперь снова стал безработным.

– Похоже на то. Мы только что прослушали лекцию джентльмена от юриспруденции по фамилии Браунберг, и похоже, что мы все остались без работы. По обошлись с нами справедливо.

– Это не так уж плохо для Лазароффа и Кендрикса, – сказал Хэллидей. – Я слышал, что Голдвин готов заплатить любую сумму, чтобы вернуть их обратно.

У Саймона возникло странное ощущение где-то в области желудка.

– А я слышал, он поклялся, что им не удастся снова получить работу в Голливуде.

– Да, я знаю. Но надо учитывать и специфику нашего города. Похоже, Голдвин прочитал историю о том, как Занук нанял на работу человека, давшего ему пинок под зад и назвавшего его вшивым продюсером, и теперь Голдвин тоже решил продемонстрировать всем, что у него есть чувство юмора. Кроме того, последний сценарий, который они писали для него, пользуется сейчас бешеным успехом. Так что он решил их простить и удвоить им жалованье.

Глава 7

Все собравшиеся в кабинете Афферлитца разошлись быстро, словно испарились по мановению волшебной палочки. Саймон оглядел опустевшую комнату и направился к лестнице, которая привела ею в ярко освещенный коридор первого этажа. Он заметил впереди промелькнувший силуэт, похожий на худую, сутулую фигуру Джека Грума. Саймон увидел его входящим в холл и устремился вслед.

Это действительно оказался Грум, но, когда Саймон догнал его, Эйприл Квест с ним уже не было. Вместо нее он увидел лейтенанта Кондора, беседовавшего с Грумом. Детектив медленно шагнул в сторону, загородив дорогу, так что Святой уже не мог отделаться лишь приветствием и пройти мимо.

– Итак, мистер Темплер, что вы думаете о завещании?

– Интересный и необычный документ, – произнес Саймон, растягивая слова. – Должен будет получиться грандиозный праздник. Думаю, вы знали об этом заранее.

– Да-а-а, у меня была возможность ознакомиться с ним.

– Все-таки плохо, что у покойного не оказалось множества наследников, не так ли? – заметил Саймон. – Это сделало бы ситуацию такой восхитительной и сложной.

Кондор кивнул; неизменная зубочистка торчала между его передними зубами.

– Полагаю, все освобожденные рабы завтра же покинут эту контору. А вы сами не думали о том, чтобы уехать из города?

– Нет, я собираюсь побыть здесь еще немного.

Все это время Грум с серьезным и равнодушным видом молча наблюдал за Святым.

– Вы побрились сегодня утром, – устало сказал он наконец, и было очевидно, что это открытие ему неприятно.

– Я часто эта делаю, – признал Саймон.

– Мне казалось, я просил вас отрастить усы для съемок в этой картине.

– Я знаю. Я помню. Но, поскольку фильм все равно не будет сниматься...

Кондор пошевелил своими большими ступнями.

– Когда вы брились сегодня утром, – неожиданно сказал он, – откуда вы могли знать, что фильм не будет сниматься?

В этот момент в Голливуде не было зарегистрировано землетрясения, но у Саймона Темплера возникло такое чувство, что земля ходит ходуном у него под ногами. Он был подобен сейчас искусному дуэлянту, у которого случайный встречный сумел выбить из рук оружие, не знавшее прежде поражения. Но это ощущение длилось лишь один краткий миг. Саймон как раз собирался закурить, когда прозвучали слова Кондора, и теперь он не спеша довел дело до конца, получив одновременно возможность окончательно прийти в себя.

– А я и не знал, – беспечно сказал он. – Я просто надеялся убедить мистера Грума, что для фильма мои усы не имеют значения. Видите ли, такая идея с самого начала не казалась мне привлекательной, и я собирался еще поспорить с ним по этому поводу.

– У Святого должны быть усы, – капризно настаивал Грум. На его бледном истощенном лице не было заметно следов ни триумфа, ни злонамеренности: казалось, он совершенно не отдавал себе отчета в том, что только что удачно расставил ловушку и поймал жертву.

– Право же, меня весьма огорчает то, что вы все еще обеспокоены подобными вопросами, – сказал Святой. – Разве вы не слышали, как Браунберг объяснял нам, что фильм больше не будет сниматься?

– Он этого не говорил, – поправил его Грум. – Он сказал, что мы больше не связаны с мистером Афферлитцем. Но все еще существуют люди, финансировавшие Афферлитца. Они уже сложили в это дело определенные средства и, возможно, захотят, чтобы работа продолжалась. Разумеется, они могут потребовать проведения некоторых изменений.

Взгляд блестящих черных глаз Кондора все еще был устремлен на Святого, и Саймон это чувствовал, но старался не смотреть в его сторону. Он обратился к Груму:

– Будет ли это означать, что вы останетесь режиссером фильма, а возможно, даже займете место Афферлитца?

– Не знаю. Но это не исключено, – как-то неопределенно ответил Грум.

– Значит, от этого убийства вы можете только выиграть.

Взгляд детектива теперь нашел для себя новую цель. Саймон понял это, еще ни разу не посмотрев на Кондора.

– На что вы намекаете? – спросил Грум.

– Я просто размышляю. Насколько новое положение дел выгодно для вас?

– А вам не кажется, что вы оскорбляете меня?

Ответная улыбка Святого была просто обворожительной.

– Вероятно, – сказал он. – Но невозможно найти убийцу, никого при этом не обидев. Вы ведь ненавидели Афферлитца, разве не так?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы от всей души его ненавидели, – сказал Святой.

Режиссер провел рукой по своим влажным волосам и растерянно посмотрел на Кондора.

– Я не могу понять, к чему он клонит, но мне кажется, он хочет выставить меня в весьма непривлекательном виде. Он делает из мухи слона.

– Что же произошло между вами и Афферлитцем? – небрежно спросил Кондор.

– Если вы сами не хотите говорить, – непреклонно продолжал Святой, – то, может быть, не будете возражать, если я все объясню детективу вместо вас?

После своих слов Святой ждал, затаив дыхание, какова будет реакция Грума.

– Это только лишний раз подтверждает, до чего могут довести глупые сплетни, – сказал Грум. – Мы однажды здорово подрались с Афферлитцем в баре "Трокадеро". Я заговорил с девушкой у стойки бара, но оказалось, что он еще раньше назначил ей свидание в этом баре. Он был уже достаточно сильно пьян, разъярился и устроил скандал.

– И вы, разумеется, его как следует отделали, – мягко заметил Саймон.

Два бледно-красных пятна вспыхнули на впалых щеках Грума.

– Это была просто одна из многих глупых драк, которые то и дело вспыхивают в ночных барах. Он потом передо мной извинился. Так что вся история не стоит и выеденного яйца. Господи, это же так очевидно! В противном случае я не смог бы продолжать работать с ним.

– Знаете, что пришло мне в голову? – спросил Святой так осторожно, что истинный смысл его слов был едва различим за мягкостью интонации. – Я думаю, что вы серьезно увлеклись девушкой, но вам не повезло. Я думаю, он здорово отделал вас на глазах всех присутствующих. Я полагаю, вы все время помнили о своем унижении, с тех самых пор...

– Тогда почему же я продолжал на него работать? – спросил Грум, проявляя удивительное хладнокровие и самообладание.

Саймон понимал, что действует наугад. Он отчаянно блефовал, пытаясь получить информацию, и это ему удавалось до определенного предела, хотя в любой момент мог произойти срыв. Но, однажды начав, он уже не мог сразу остановиться.

– Какой компрометирующей вас информацией располагал Афферлитц? – парировал он.

– Вы, должно быть, сошли с ума!

– Вы так уверены в этом?

– Ну хорошо. На этот раз вы сами все объясните лейтенанту.

Вопросительный взгляд Кондора вновь поменял направление.

Святой пожал плечами.

– Вы слишком умны, – сказал он. – Я не знаю. Естественно. Если бы многие знали об этом, то какой смысл был бы в том, чтобы ублажать Афферлитца, лишь бы он никому не сообщил? И уж совсем ни к чему было бы убивать его, чтобы заставить замолчать навечно.

Режиссер снова посмотрел на Кондора и беспомощно развел руками.

– Что же я могу ответить на подобные инсинуации? Я согласился работать с Афферлитцем, потому что отчаянно нуждался в работе и думал, что она принесет мне пользу. Совсем необязательно, чтобы при этом он мне еще и нравился. А теперь мне заявляют, что он, оказывается, шантажировал меня, и если никто не знает причину шантажа, то, стало быть, я его и убил.

– А эта девушка, из-за которой вы поссорились... – сказал Кондор. – Как давно это было?

– Несколько месяцев назад, почти год.

– Как ее звали, где она живет?

– Больше нигде, – ответил Грум.

Детектив резко вскинул голову:

– Как вас понимать?

– Она умерла вскоре после этого случая. Приняла слишком много таблеток снотворного. – Голос Грума был отвратительно лишен всякой интонации. – Опа была беременна. Пыталась сняться в кино, но думаю, что не продвинулась дальше постели какого-нибудь агента, занимающегося набором актеров.

– Все это зафиксировано в полицейских протоколах?

– Нет, скорее всего, это просто сплетни. Афферлитц довольно часто встречался с ней. Однако мистер Темплер, вероятно, скажет, что ее убил тоже я.

– Как ее звали? – спросил Святой.

– Трилби Эндрюс.

Что-то гладкое и огромное подобно большой волне внезапно накатилось на Саймона Темплера, а когда это ощущение прошло, он был уже за пределами студии и совершенно один. Разговор закончился, не дав никаких заметных результатов, что, возможно, было предопределено с самого начала, но это уже не имело значения. В конце разговора Грум презрительно и мрачно усмехался, а Кондор поворачивал свой длинный нос в направлении то одного, то другого из них и очень напоминал при этом подозрительную птицу; по он ничего не мог поделать в данный момент – только разговаривать и накапливать информацию, чтобы проанализировать ее позднее. Саймон едва ли обратил внимание на то, как закончилась беседа. В его памяти сейчас с поразительной четкостью всплыло это имя, написанное на фотографии, и то, что на какую-то долю секунды оно показалось ему знакомым; теперь же он был уверен, что напал наконец на след, который может привести его к разгадке тайны...

Он очнулся от своих мыслей, когда уже пересекал бульвар, направляясь в бар, чтобы пропустить несколько глотков "Питера Доусона" и основательно все обдумать. Внутри бара "Приемная" было полутемно, и это подействовало на Саймона успокаивающе после яркого света на улице. Он просидел в баре уже несколько минут, медленно потягивая свое питье из стакана, когда вдруг обнаружил, что он не единственный посетитель бара в этот час затишья перед новым наплывом посетителей в пять часов.

– Привет, – произнес берущий за душу, но несколько хрипловатый из-за принятого алкоголя голос Орландо Флейна. – Великий сыщик собственной персоной!

Он с трудом приподнялся из-за своего столика, находившегося в темном углу зала, и направился к стойке бара, потеряв равновесие всего один раз.

– Привет, – холодно отозвался Святой.

– И великий актер к тому же. Скоро станет настоящей звездой. Его имя будет написано огромными буквами на рекламных щитах. Женщины будут гоняться за ним. Толпы поклонников будут его приветствовать, и все такое...

– Нет, теперь уже нет.

– Что это значит? – Язык Флейна сильно заплетался.

– Работу мне дал Афферлитц. Нет Афферлитца – нет и работы. Так что мне придется вернуться к своим прежним занятиям сыщика, а толпы поклонников смогут вновь приветствовать вас.

Флейн затряс головой:

– Слишком плохо.

– Да уж!..

– Слишком плохо, ведь вы так потрудились, стараясь выжить меня.

– Я вас не выживал.

– Нет, конечно. Вы просто украли у меня мою роль. Это было очень мило с вашей стороны. Истинный поступок Робин Гуда.

– Послушайте, не будьте дураком, – терпеливо произнес Саймон. – Я ничего у вас неотнимал. Вас все равно уже выгнали. Афферлитц втянул меня в это дело. Когда мы заключали с ним сделку, я и представления не имел о том, что и вы в этом как-то замешаны. Откуда бы я мог это узнать?

Флейн обдумывал его слова с тяжеловесной сосредоточенностью пьяницы.

– Все вер-р-рно, – объявил он наконец.

– Я рад, что вы это поняли.

– Вы неплохой парень.

– Спасибо.

– Отлично.

– Разумеется.

– Давайте выпьем.

Они выпили. Флейн уставился тяжелым взглядом на свой стакан.

– Так вот как обстоят дела, – сказал он. – Ни у одного из нас нет работы.

– Печально, не так ли?

– Да, дружок. Вы должны найти работу. Я найду вам работу. Поговорю о вас с моим импресарио.

– Не стоит беспокоиться. Прежде всего, я и не собирался заниматься подобными делами. Просто мне показалось, что это может быть интересно, и, кроме того, предоставлялась возможность неплохо подзаработать.

– Да-а-а. Деньги. Все из-за них. Я тоже никогда не думал, что буду заниматься подобным дерьмом.

– А чем вы занимались прежде?

– Многим. Вы не считаете меня крутым парнем?

– Я не знаю.

– Большинство этого не знают.

– Думаю, что нет.

– А я крутой парень, понятно? Я успел многое повидать в жизни. Я знаю, что к чему.

– Как в случае с Афферлитцем?

– А, этот сукин сын.

– В самом деле?

– Выкинул меня из картины. Выкинул меня из своего кабинета, когда я был пьян и не мог дать ему сдачи.

– Да, я как раз был там.

– Этот грязный ублюдок...

– Но вы ведь с ним разделались, не так ли? – мягко поинтересовался Саймон.

Флейн тупо посмотрел на него:

– Что такое?

– Вы сказали, что собирались разделаться с ним.

– Угу. И теперь уж он навсегда останется мертвым.

– Вы, безусловно, преуспели.

– Теперь уже слишком поздно, – мрачно сказал Флейн.

Саймон посмотрел на него поверх своего стакана и слегка нахмурился.

– Что вы хотите этим сказать? Почему слишком поздно?

– Слишком поздно для того, чтобы его прикончить. С ним уже разделались.

– Но ведь это сделали вы, разве не так?

Флейн попытался обрести равновесие, а лицо его при этом приняло выражение самодовольного и агрессивного упрямства.

– Вы сошли с ума?

– Нет. Вы же сами грозили расправиться с ним...

– Вы пытаетесь мне что-то пришить?

– Нет. Просто вполне естественно было прийти к такому выводу.

– Что ж, бросьте размышлять на эту тему.

– Я мог бы это сделать, – сказал Святой, – но не уверен, что полиция поступит так же. В конце концов, многие слышали, как вы угрожали ему.

– К черту полицию!

– Разве Кондор еще не беседовал с вами?

– Кто?

– Лейтенант Кондор, тот самый, который ведет следствие по этому делу.

– Боже, конечно же нет! Зачем ему со мной разговаривать? А знаете, что я сделаю, если какой-нибудь полицейский подойдет ко мне?

– Что же?

– Я дам ему в глаз!

– Давайте еще выпьем, – предложил Снятой.

Получив свой стакан с выпивкой, Флейн нарочито сосредоточил на нем все свое внимание. В его руках этот стакан занимал такое же положение, как судовой компас в нактоузе, – компас качается в разные стороны, но всегда остается подвешенным в определенном положении.

– Этот сукин сын... – произнес Флейн. – Я мог бы с ним разделаться.

– Каким образом?

– Мог бы засадить его в тюрьму.

– За что же?

– За девчонку!

Саймон закурил сигарету с величайшей осторожностью, словно она была изготовлена из очень хрупкого материала. Забавно, как это совпадения имеют обыкновение повторяться, и если уж тебе начинает везти, то нет никакого смысла противиться этому везению.

– Вы говорите о Трилби Эндрюс, – сказал он спокойно.

– Да. Она была несовершеннолетней. Он соблазнил ее, и она приняла слишком большую дозу снотворного.

– Это просто сплетни.

– Это вы так думаете. А у меня были доказательства.

– Только вы ими не воспользовались, – осторожно сказал Саймон, – потому что он располагал еще более серьезными компрометирующими материалами на вас.

Он уже достаточно хорошо представлял себе принципы поведения и методы работы покойного мистера Афферлитца, чтобы позволить себе высказывать подобные догадки, не слишком рискуя ошибиться. Но он совсем не был подготовлен к той реакции, которая последовала за его словами.

Флейн поставил на стойку свой пустой стакан, повернулся и схватил Саймона за лацканы пиджака. Рассеянное выражение пьяницы сползло с его лица, словно согнанное огромным усилием воли, а глаза его, хотя все еще и затуманенные алкоголем, смотрели холодно. Впервые с момента их первой встречи Саймон окончательно поверил, что Флейн и в самом деле может быть крутым парнем. Он но повысил голоса.

– Кто это вам сказал? – спросил он.

Саймон всю свою жизнь сталкивался с подобными ситуациями. И теперь он знал, как себя вести. Он даже не шевельнулся. Бармен находился у противоположного конца стойки, он вытирал стаканы, одновременно просматривая журнал, и уже довольно долго не обращал внимания на своих посетителей.

Святой совершенно спокойно встретил устремленный на него взгляд Флейна. В свою очередь он понизил голос почти до шепота и произнес:

– Адвокат мистера Афферлитца.

– Что же он знал?

– Все.

– Продолжайте.

– Видите ли, Афферлитц не доверял вам. И он отнюдь не был глуп. Он принял меры предосторожности. Он оставил письмо, которое должно было быть вскрыто, если с ним что-нибудь случится. В письме он поведал замечательную историю о вашем прошлом.

– В Новом Орлеане?

– Да.

Со стороны было заметно, как Флейн пытается бороться со своим затуманенным сознанием. Святой понял, что актер проигрывает эту борьбу.

– О девушке, которую убили и которая была свидетелем...

– Да, – сказал Святой, теперь уже полностью полагаясь на свою интуицию. – В те времена, когда вы применяли свой талант в несколько менее эффектном деле, чем кино.

Флейн крепче ухватился за пиджак Саймона:

– Кому еще он рассказал об этом?

– Многим. Пожалуй, вы не сможете расправиться со всеми... Вы конченый человек, приятель. Если Кондор еще не добрался до вас, то приготовьтесь к тому, что он сделает это в любую минуту. На этот раз газетные статьи о вас будут самыми большими за всю историю вашей карьеры.

– Да?.. Ну и ну, приятель.

– Только не ваш приятель, – сказал Святой, – поскольку вы старались подставить меня, послав мне эту записку.

Флейн непонимающе уставился на него:

– Какую записку?

– Ту самую записку, с помощью которой вы постарались привести меня на место преступления.

– Я не посылал вам никакой записки.

– Вашу память необходимо освежить, не так ли? Но вы и не пытаетесь себе помочь. Вы все это сделали...

Голос Святого неуверенно затих, но это никак не было связано со словами или поступками Флейна. В голове Святого внезапно возникли какие-то неясные воспоминания, какая-то идея, даже две идеи, которые пытались принять конкретные формы и которые лишили его прежней уверенности и одновременно сделали его поведение менее жестким.

В этот момент Флейн с силой толкнул его, и стул, на котором сидел Саймон, стал опрокидываться. Теряя равновесие, Святой попытался изогнуться и упереться хотя бы одной ногой в пол. Но задача оказалась невыполнимой даже для него. Кулак Флейна достиг его челюсти – удар получился не слишком сильным, но достаточным, чтобы ускорить его падение. Когда Саймон падал, он ударился затылком о другой стул и на несколько минут погрузился в полную темноту, а в голове его, казалось, заработали огромные моторы...

Глава 8

Очнулся он с ощущением удивительной ясности, словно прилег вздремнуть всего на минуту, и лишь пульсирующая боль, поднимавшаяся волнами откуда-то из глубины, напоминала о том, что с ним произошло. Он окончательно пришел в себя и несколько минут лежал без движения, наслаждаясь ощущением прохлады от мокрого полотенца, которым бармен проводил по его лицу.

– Спасибо, – сказал он. – Скажите, я выгляжу так же ужасно, как и чувствую себя?

– Выглядите вы нормально, – ответил бармен. – А как вы себя чувствуете? – осведомился он как бы ненароком.

– Прекрасно.

Святой поднялся. На какое-то мгновение ему показалось, что голова его сейчас отвалится, но затем все прошло.

– Что случилось? – спросил бармен.

– Я поскользнулся.

– Когда напьется, он ведет себя отвратительно.

– Со многими происходит то же самое. Куда он подевался?

– Ушел. Он бросился отсюда со всех ног. Может, он испугался, что вы как следует отделаете его, когда придете в себя.

– Может быть, – согласился Святой, оценив великодушие бармена. – Как давно он ушел?

– Довольно давно. Послушайте меня, не надо огорчаться. Лучше выпейте и остыньте. За счет заведения.

– Вот это, во всяком случае, хорошая идея, – согласился Святой.

После выпитого виски, а возможно, и благодаря ему боль в голове Саймона начала утихать. Он пересек бульвар и остановился у входа в студию, чтобы поговорить с привратником.

– Лейтенант Кондор? – переспросил привратник. – Нет, сэр. Он ушел сразу же после вас. Он не сказал, куда направляется.

Саймон поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер Пегги Уорден.

– Итак, вы все еще на месте, – сказал он. – Разве они вас не уволили вместе со всеми?

– Думаю, что мне придется остаться здесь до конца недели и помочь мистеру Браунбергу в ликвидации дела.

– Это очень хорошо.

– Вы очень торопились, когда уходили отсюда.

– Мои ноги не могли устоять на месте. Мне пришлось поторопиться, чтобы не отстать от них.

– Вы должны оставить мне свой адрес, по которому мы сможем выслать вам чек.

– Я надеюсь еще увидеться с вами до этого.

– Вы все еще продолжаете заниматься расследованием?

– Да.

– Интересно посмотреть, на кого вы похожи, когда отдыхаете?

– Вы можете угадать.

– На сценариста, – сказала она.

– А что вы собираетесь делать потом?

– А вы?

– Я пока не знаю. Можно мне позвонить вам?

– Я буду дома. Вероятно, займусь стиркой своей последней пары шелковых чулок. Номер моего телефона есть в справочнике.

– Я не слишком-то хорошо умею читать, – ответил Святой. – Но постараюсь найти кого-нибудь, кто поможет мне.

Он направился на стоянку за своей машиной и поехал на север, в сторону холмов, которые простираются посреди прерии между бульваром Сансет и берегом океана. Там жили Лазарофф и Кендрикс, а не Орландо Флейн; по теперь уже преследование Флейна не казалось Святому столь важным делом. Флейна можно будет разыскать и позднее, если он вообще не возражает против того, чтобы его разыскали, если же возражает, то он не будет сидеть дома и ждать. Но с некоторых пор Святому стало представляться, что обстоятельства дела должны были складываться несколько иначе, и Орландо Флейн никак не вписывался в эту новую схему. Вы как будто бы смотрите на лошадку в цирке в полной уверенности, что она настоящая, а потом вдруг обнаруживаете, что эта просто два человека, надевшие специальный костюм...

Дом был расположен довольно высоко на скале, нависавшей над Стрипом, – этой странной ничейной землей посреди города, границы которого традиционно простирались до джерсийского конца Голландского тоннеля. Паркуя свою машину, Саймон заметил, что в гараже, дверь которого была открыта, находятся машины. Он нажал на кнопку звонка, испытывая теперь твердую уверенность в том, что колеса расследования наконец завертелись и теперь уже ничто не сможет их остановить.

Кендрикс сам распахнул перед ним дверь. Сейчас он больше, чем когда-либо, походил на серьезного представителя торговой фирмы, словно бы им следовало поменяться местами и именно Кендрикс должен был бы стоять за дверью и пытаться войти. Увидев Святого, он на мгновение растерялся, но затем на лице его появилась ухмылка, должно быть, выражавшая гостеприимство.

– Сюрприз, сюрприз, – сказал он. – У супермена, оказывается, кроме всего прочего, есть еще и нюх, как у ищейки. Мы как раз начали праздновать. Заходите и помогите нам.

– Я не получал вашего приглашения, – добродушно заметил Святой, – и поэтому не знал, когда приходить.

– Ну, кто-то же должен быть первым, – ответил Кендрикс.

Он провел Саймона в гостиную, где при их появлении Вик Лазарофф вскинул свою всклокоченную седую голову, оторвавшись от увлекательного занятия по смешиванию коктейлей.

– Добро пожаловать, – приветствовал он Саймона. – Вы собираетесь поближе изучить гениев, когда они навеселе. А мы ответим вам тем, что будем изучать вас в таком же состоянии.

– Это знаменательное событие, – сказал Саймон.

– Могу поспорить, что это именно так. Некоронованные короли Голливуда снова на троне...

– Это уже точно известно?

– Осталось лишь поставить наши подписи, и мы сделаем это завтра же, если только сможем держать ручку в руках после сегодняшнего вечера.

Саймон устроился на подлокотнике кресла.

– Голдвин, должно быть, очень высокого мнения о вас.

– А почему бы и нет? Учтите, что благодаря нам сможет стать еще более знаменитым.

– Но мне кажется, что это все же несколько слишком.

– О чем это вы?

– Об убийстве Афферлитца, – сказал Святой. – Не стоило убивать его, чтобы заполучить вас назад.

В комнате воцарилось молчание. Кендрикс неподвижно стоял посередине комнаты. Лазарофф осторожно поставил на стол бутылку, из которой он наливал что-то в шейкер. Молчание их было весьма многозначительным.

– Это неудачная шутка, – наконец произнес Кендрикс.

– Конечно, – невозмутимо ответил Святой, – если бы только не было столь очевидным, что Сэм Голдвин расправился с ним, чтобы заполучить обратно двух своих любимых писателей. В противном случае некоторые могли бы предположить, что писатели сими проделали все это, чтобы вновь обрести свободу.

– Очень неудачная шутка, – заметил и Лазарофф.

– Единственное, чего я не могу попять, – продолжал Саймон, – почему это вы решили, что будет очень умно свалить всю вину на меня.

– Что мы решили?

– Почему вы послали мне эту записку и от лица Афферлитца позвонили в полицию, сообщив о подозрительном человеке около дома? Вы хотели, чтобы полиция застала меня в доме, где находился труп, и, вполне возможно, меня отправили бы на недельку-другую в тюрьму за убийство.

Наступившее после его слов молчание казалось еще более напряженным, чем прежде. Саймон решил сохранять невозмутимое выражение лица и не прерывать молчания, заставляя их тем самым первыми предпринимать какие-либо шаги.

И Лазарофф не выдержал.

Он слегка потянулся, словно бы приподнимая руками какую-то тяжесть.

– Лучше расскажи ему, Боб, – сказал он.

Кендрикс шевельнулся, и Святой посмотрел на него.

– Думаю, что стоит рассказать, – согласился Кендрикс. – Мы действительно послали вам эту записку.

– Зачем?

– Ради шутки. – У Кендрикса был вид школьника, вызванного к директору. – Одна из наших вечных дурацких шуток. Вы могли стать сенсацией дня. Огромные заголовки в газетах, когда вас арестовали бы, и длинные статьи, Когда выяснилось бы, что все это ошибка.

– А как бы, интересно, полиции удалось это выяснить?

– Должен вам сказать, что, задумывая наш розыгрыш, мы и предположить не могли, что Афферлитца убьют.

– Об этой вы подумали уже потом.

Лазарофф запустил пальцы в свои всклокоченные волосы и произнес:

– Бог мой, мы его не убивали!

– Вы просто несколько перестарались, и он этого не вынес.

– Мы его даже не видели.

– Тогда почему же вы ничего не сказали? Вы думали, что я буду там и полиция меня схватит. Если вы удивились, узнав, что Афферлитц убит, почему же вы не удивились, что я все еще не в тюрьме?

– Мы очень удивились, – ответил Кендрикс. – Когда я увидел вас сегодня днем в конторе, то чуть не упал.

– Но вы так ничего и не сказали.

– Мы, как бы это сказать, намекали, старались выяснить, как у вас обстоят дела.

– Но вам было наплевать на то, что я могу попасть в переплет.

– Мы ничего не знали наверняка. Вы ведь могли и не попасться на удочку с этой запиской. Все могло случиться. Вы ведь могли бы и вовсе не вернуться домой в ту ночь...

– Нет, вы знали, что я получил записку и поверил ей, – холодно сказал Святой. – Вы видели, как я проводил Эйприл Квест и отправился домой. Ваша машина проехала мимо, когда мы с ней прощались. – Это была еще одна часть головоломки, для которой нашлось подходящее место в общей схеме. – А потом вы видели, как я приехал к Афферлитцу. И именно тогда вы позвонили в полицию. И после этого вы все еще продолжали считать, что я не попал в беду?

Кендрикс беспомощно развел руками.

– Вы загоняете меня в угол, – сказал он. – Прямо как прокурор. А правда заключается в том, что мы не знали, что там случилось. О вас идет слава как о человеке, который прекрасно умеет выбираться из всяких переделок. А мы просто ничего не знали. И мы не могли открыто признаться в своем поступке, ведь если бы полицейским стало известно о том, каким образом мы хотели над вами подшутить, то они, подобно вам, непременно решили бы, что это мы совершили убийство и подстроили все так, чтобы свалить вину на вас. Мы тоже попали в ужасную передрягу. Сама судьба, должно быть, вмешалась, когда мы задумывали эту шутку. Мы окончательно запутались. Нам пришлось помалкивать и лишь надеяться, что все как-нибудь устроится.

– Но сами вы не была в доме.

– Ни разу.

– Тогда откуда же вы могли знать, – спросил Саймон с самой безмятежной интонацией, – когда писали записку, что входная дверь будет открыта?

И в третий раз наступило молчание, похожее на безмолвную отчаянную борьбу узника, скованного прочными цепями. В конце концов Лазарофф заговорил, сопровождая свои слова полным безысходности жестом, словно руки его внезапно налились свинцом.

– Дело принимает все более неприятный оборот для нас; но поверьте, мы просто случайно узнали об этом.

– Каким образом?

– Мы слышали, как накануне Афферлитц договаривался со своей секретаршей в отношении работы у него дома в вечернее время. Он сказал: "Дверь будет, как обычно, не заперта". Она спросила: "А вы вообще когда-нибудь запираете дверь?", и он ответил: "Я не запирал свой дом в течение уже многих лет. Я вечно теряю ключи; и потом, это вообще не имеет смысла, ведь если кто-нибудь решит забраться в дом, то сделает это даже в том случае, если дверь будет заперта, по, кроме всего прочего, еще и разобьет в доме окно". Не думаю, что вы поверите мне на слово, но ведь проверить это вы можете.

Саймон подошел к телефону, взял справочник и нашел номер Пегги Уорден. Он поставил телефон себе на колени и набрал номер.

Лазарофф по-прежнему неотрывно следил за ним.

– Алло, – произнес в трубке голос Пегги.

– Говорит лейтенант Кондор, – сказал Святой, прекрасно имитируя угрюмые и мрачные интонации полицейского. – Я забыл спросить вас кое о чем. Когда вы уходили от мистера Афферлитца прошлой ночью, вы заперли за собой дверь?

– Нет, конечно. Она не была заперта, когда я туда пришла, он никогда не запирал двери.

– Никогда?

– Никогда. Он говорил, что вечно теряет ключи, а уж если бы грабитель решил забраться в дом, то разбил бы окно или предпринял что-то еще, даже если бы дверь была заперта.

– Когда он сказал вам об этом?

– Только вчера. Но когда я прежде приносила ему докой некоторые письма, дверь тоже не была заперта.

– Вы часто бывали у него дома, конечно же, я имею в виду по делу?

– До вчерашнего дня – только один раз. Я принесла ему на подпись несколько писем в воскресенье утром, он подписал их, и я забрала их с собой.

– А еще кто-нибудь знал о том, что он никогда не запирает двери?

– Я точно не знаю, лейтенант.

– А мог кто-нибудь слышать ваш разговор?

– Думаю, что да. – Она явно колебалась. – Два сценариста были в это время в конторе, да, да. Мистер Лазарофф был все еще там. Но...

– Но что?

– Вы ведь не думаете, что они могут иметь какое-то отношение к этому делу?

– Я не имею права гадать, мисс, – сказал он. – Я стараюсь собрать факты. Спасибо за вашу информацию.

Он повесил трубку. Лазарофф и Кендрикс наблюдали за ним.

– Ну что ж, – сказал Саймон, – она подтверждает ваш рассказ.

– Так и было, – сказал Кендрикс.

– Но это доказывает лишь то, что вы знали, что дверь будет открыта, и могли быть уверены в том, что ваш план удастся.

– Ради Бога, послушайте. Мы же не круглые дураки. Мы и сами сочинили немало историй. Если бы мы действительно хотели сфабриковать против вас обвинение, то мы бы на этом не остановились. Мы могли бы подстроить так, чтобы вы оказались в гораздо худшем положении. Если бы мы убили Афферлитца, то могли бы оставить возле трупа какие-нибудь улики, свидетельствующие против вас, и тогда вам было бы гораздо труднее объясняться с полицией. И пожалуйста, не проделывайте снова свои прокурорские трюки и не спрашивайте, откуда нам известно, что таких улик не обнаружили. Если бы они существовали, то Кондор давно бы уже упрятал вас за решетку.

То, что таких улик не обнаружили, было истинной правдой, и об этом стоило подумать. Саймон достал из пачки сигарету.

– Мы на вас не в обиде, – сказал Лазарофф. – Мы часто поступаем сумасбродно, а иногда бываем и настоящими мерзавцами или даже похуже, но, клянусь вам, мы никогда никого не убивали и даже никогда не пытались намеренно поставить кого-нибудь в такое положение, в котором вы сейчас оказались. Вы можете сообщить все Кондору, если хотите. Расскажите ему эту историю. Мы с Бобом все подтвердим. Конечно, у нас будут неприятности, но мы их заслужили. Во всяком случае, вы будете очищены от подозрений.

– Вам и правда лучше сделать это, – покорно проговорил Кендрикс. – Чтобы выбраться из этого дерьма...

– И тем самым допустить, чтобы сложилось впечатление, что все случившееся – просто совпадение и вы, ребята, не имеете никакого отношения к убийству.

– О Боже, – воскликнул Лазарофф, – мы не убивали Афферлитца! Но вам нет необходимости нас покрывать. Можете рассказывать Кондору все, что считаете нужным. Мы сумеем это перенести.

Его квадратное побагровевшее лицо сморщилось, как у ребенка, который вот-вот заплачет. В это мгновение он показался Святому смешным, каким-то побитым и трогательным, по в то же время очень искренним.

Должно быть, он говорил правду. Саймон понял это, и его напряжение спало, осталось только странное чувство безнадежного спокойствия. Если бы Лазарофф действительно был замешан в преступлении, то его реакция могла бы быть какой угодно, только не такой, как сейчас. Он явно не был дураком. Он просто обожал безответственные глупые шутки, а кроме того, был настоящим профессионалом по созданию самых закрученных сюжетов. Если бы на его совести было преступление, то он разыгрывал бы негодование, или пускался бы в пространные объяснения, или был бы вызывающе спокойным, или притворялся бы рассерженным. Но у него не было бы сейчас такого растерянного и испуганного выражения лица, словно бы он по обыкновению в шутку наставил на кого-то незаряженное ружье и оно вдруг выстрелило в его руке.

Стало быть, все сказанное было правдой. Простое совпадение, по странным причудам судьбы связанное с настоящим преступлением, и это могло очень осложнить поиск истинных мотивов преступления и самого убийцы. Сейчас Святой постарался освободиться от всех своих прежних предположений и ложных выводов, поскольку обстоятельства, которые он раньше рассматривал как неразрывно связанные между собой, на самом деле, как оказалось, не имели никакого отношения друг к другу.

– Налейте-ка мне чего-нибудь выпить, – сказал он. – Я решил для разнообразия пошевелить мозгами.

– Давайте выпьем все вместе, – с жаром предложил Лазарофф.

Кендрикс пересек комнату и включил радио. Мелодия как раз оборвалась, и елейный голос диктора принялся расписывать достоинства популярного кишечного препарата.

– Насколько плохо в действительности обстоят ваши дела? – спросил Кендрикс.

– Пока что не так уж плохо. Я был в доме Афферлитца, когда появились полицейские, но мне удалось скрыться. Естественно, я не рассказал Кондору о том, что был там. Записка у меня в кармане могла означать лишь то, что я придумал предлог для своего пребывания в доме, как вы и предполагали. Так что я не собираюсь втягивать вас в эту историю, если только и вы в будущем оставите меня в покое.

– Можете не сомневаться, мы так и сделаем. А Кондор еще откуда-нибудь не узнает об этом?

– Мы не можем быть в этом уверены. Поэтому мне и хотелось поскорее отыскать настоящего убийцу.

– А теперь вы не догадываетесь, кто бы это мог быть? – взмолился Лазарофф.

Святой уставился на свою сигарету. Ему придется все начинать сначала. Но теперь на первый план в его уме выдвигались те обстоятельства, на которые он поначалу не обратил серьезного внимания.

По радио объявили:

– А сейчас последние новости вам сообщат Бен Александер.

– Добрый вечер, дорогие радиослушатели, – зазвучал в эфире другой голос. – Перед тем как рассказать вам о последних европейских новостях, я хочу прочитать только что полученное нами сообщение. Наша известная кинозвезда Орландо Флейн застрелился сегодня днем в своем доме в Толака-Лейк. Его сенсационный путь к мировой славе начался тогда, когда он снялся в...

Глава 9

Эйприл Квест налила мартини из шейкера в два стакана и села рядом с Саймоном. Ее красота вызывала в нем какое-то необыкновенное чувство, словно он отрешился от всего реального и находится в мире мечты. Совершенная гармония ее темно-рыжих волос и необычного разреза изумрудных глаз, скульптурные черты лица и плавные движения тела не могли оставить мужчину безразличным и, казалось, сулили исполнение всех его самых смелых ожиданий.

– Ну что ж, отвратительный вы человек, – сказала она, – я надеюсь, теперь, когда вы отреклись от всех человеческих чувств, вы считаете себя в безопасности.

– И это награда за то, что человек вел себя так, как и подобает джентльмену! – возмутился он.

– Вздор! – возразила она. – Джентльмен – это тот, кто ведет себя так, как ты хочешь, и тогда, когда ты этого хочешь. А свинья – это такой же человек, который делает то же самое, но только тогда, когда ты этого не хочешь. Или если он не делает этого, когда ты хочешь.

Саймон улыбнулся и отпил из своего стакана.

– Вы тоже философ в душе, моя дорогая. Значит, здесь и кроется причина того, что вы не захотели разговаривать со мной сегодня днем?

– Мне не хотелось разговаривать с вами в присутствии всех этих ничтожеств.

– Это приятно слышать. А потом...

– А потом вас позвали к телефону.

– Вы, должно быть, ужасно спешили.

– Если вы хотели меня видеть, то знали, где меня можно найти. Я, по правде говоря, надеялась, что вы так и поступите.

Святой поднес зажигалку сначала к ее сигарете, а потом и к своей. Некоторое время он наблюдал за поднимавшимися вверх кольцами дыма, а затем сказал:

– Эйприл, что вы думаете об убийстве Афферлитца?

– Я не слишком над этим задумывалась, – сказала она. – Это одна из тех вещей, которые происходят в жизни время от времени. С таким же успехом он мот и воспаление легких подхватить, вылезая из теплой постели.

– А это может сильно отразиться на вашей карьере?

– Не думаю. Я уже говорила вам, что у меня контракт с Джеком Грумом. После вычета расходов на мое содержание за время, пока я не работаю, он получит половину всей суммы, за которую ему удастся меня продать другой студии. Так что он постарается поскорее найти мне новую работу, чтобы его доля оказалась посущественнее.

– Он вроде бы намекнул мне, – сказал Саймон, – что финансисты, поддерживавшие Афферлитца, могут предложить ему должность покойного. Если это случится, то он наверняка сможет добиться более выгодных условий как для себя, так и для вас.

– Может быть.

Она не проявила пи малейшего интереса к его словам.

– А вам все равно?

– Господи, – сказала она, – к чему переживать по этому поводу? Если он добьется выгодных условий сделки, ну что ж, хорошо. А если нет, я тоже не буду голодать. Мне здорово везет. У меня красивое лицо и фигура, не слишком большой талант и уж совсем немного здравого смысла. Я никогда не смогу стать новой Бэтт Дэйвис и не собираюсь потратить всю свою жизнь на то, чтобы стать звездой. Но я могу прокормить себя, а это уже не так мало.

– И вас не беспокоит, добьется успеха Джек Грум или нет?

– А почему это должно меня беспокоить? Он и сам может о себе позаботиться. Пусть вас не обманывает его одухотворенный вид. Он очень хорошо разбирается, что к чему. Он может вести очень искусную игру – не замечать того, чего не следует, и пресмыкаться там, где это требуется.

– Вчера вечером я задал вам один вопрос, но вы не захотели мне на него ответить. Так что я все еще теряюсь в догадках, было ли что-нибудь между вами?

Казалось просто невероятным, чтобы такое красивое, выразительное лицо могло вдруг сделаться таким бесстрастным и отрешенным.

– Однажды он повез меня на выходные в Палм-Спрингс и вел там себя как свинья. Думаю, у него не хватит смелости попробовать еще раз. Но на мне можно неплохо зарабатывать в кино, а это для него означает очень много.

Саймон стряхнул в пепельницу пепел сигареты.

– Значит, вы не стали бы никого убивать ради него?

– О Господи! Конечно же нет!

– Тогда почему же вы убили Афферлитца?

Без сомнения, Эйприл была хорошей актрисой. Она просто сидела и смотрела на него, ничем не выдавая своей реакции на прозвучавшее обвинение.

– Наш разговор обещает быть интересным, – наконец сказала она. – Продолжайте.

– Кстати, – начал он, – вы, случайно, не слушали новости недавно? По радио?

– Да, слушала какое-то время.

– А вы слышали, что Орландо Флейн пустил себе пулю в лоб?

– Да. В этом тоже виновата я?

– Не знаю. Вам, случайно, не известно, что могло послужить причиной этого самоубийства?

– Причин могло быть много. И для него могла подойти любая. Он всегда был ублюдком. А дела у него в этом городе шли не слишком хорошо. Уже в течение многих месяцев ему было не на что шить, пока Афферлитц не предложил ему работу. Правда, и он очень скоро отказался от услуг Флейна.

– А что вы думаете о Трилби Эндрюс?

– Никогда о ней не слышала. Кто она?

– Больше никто. Она умерла.

Эйприл откинулась на спинку дивана, держа стакан в руках.

– Хокшоу вновь идет по следу, – сказала она. – Продолжайте. Говорите, а я буду слушать. Еще вчера я сказала вам, что мы к этому придем. Я не следователь. Продемонстрируйте мне свою работу.

Саймон достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от той, что курил до этого. Потом долил мартини из шейкера в оба стакана, опустился рядом с Эйприл на диван и несколько минут, расслабившись, смотрел в потолок. Сейчас он чувствовал себя очень спокойным.

– Детектив из меня получился паршивый, – сказал он. – Да я, честно говоря, никогда и не хотел им быть... Возможно, что и все прочие детективы таковы. Им удается иногда добиваться успеха лишь потому, что подозреваемые тоже глупы, и не имеет значения, сколько ошибок совершит сыщик. Он действует вслепую и ждет, когда что-нибудь случится и можно будет разгадать головоломку... Я только этим и занимался. Я попытался предъявить обвинения очень многим здесь и был уверен, что однажды нападу на след. Я метался вокруг, приходил к скороспелым выводам, подозревал всех подряд, был самонадеянным и ошибался... Но, в конце концов, я задумался.

Он продолжал размышлять и сейчас, пока говорил, стараясь связать воедино все те разрозненные нити, о существовании которых он уже давно догадывался.

– Байрон Афферлитц был убит выстрелом в затылок в своем кабинете, в своем доме, был убит человеком, которого он очень хорошо знал, во всяком случае, знал достаточно хорошо, чтобы не быть начеку и предоставить убийце возможность выполнить задуманное. Таким образом, мы получаем первый список подозреваемых. Ни у одного из них нет падежного алиби, но, с другой стороны, никто, кроме самого убийцы, не знает точного времени преступления, поэтому все алиби не имеют такого уж большого значения. Я мог бы и сам совершить это убийство. То же самое можно сказать и о вас.

– И вы решили, что именно я это и сделала.

– На месте преступления не было никаких улик, – сказал Святой. – Абсолютно никаких улик. Все они были тщательно устранены. А я был слишком занят прочими вещами, чтобы догадаться, что главная улика заключается именно в этом.

– Я что-то вас не понимаю. Объясните, что вы имеете в виду.

– Когда вы оставляете следы своего пребывания где-либо, это еще не означает, что вы непременно виновны и вам прямая дорога в газовую камеру. Но если вы заметаете за собой следы, то это уже выглядит подозрительно, так как их отсутствие будет свидетельствовать о том, что ваша совесть нечиста. Улика еще не означает смертный приговор, потому что появление ее может носить совершенно случайный характер. Если бы я зашел сюда, убил вас и скрылся, я мог оставить после себя множество следов, но ни один из них не имел бы решающего значения. Криминалист может потом исследовать пыль с ковра под микроскопом, обнаружить в ней частички целлулоидной пыли и сказать себе: "Ага! Здесь был некто, связанный с кинематографом; значит, злодей работает на одной из киностудий". Ну и что же? Под это описание подходят сотни людей... Или же я мог бы оставить на месте преступления коробок спичек из ресторана "Дом Романовых", и проворный сыщик решил бы: "Это был такой-то и такой человек, который посещает такие-то и такие места". Но ведь может быть и так, что я получил эти спички у шофера, который позаимствовал их у другого шофера, а тот получил их от третьего шофера, чей шеф забыл эти спички в машине. И вполне возможно, что сам я даже близко никогда не подходил к "Дому Романовых"... А теперь я хочу сказать вам, что не знаю, что было убрано с ковра Афферлитца пли какие спички были унесены с места преступления, по я абсолютно уверен в отношении одной улики, от которой постарались избавиться и которая позволяет разрешить эту загадку.

– Это звучит просто захватывающе, – сказала она. – Продолжайте.

– Пепельницы были очищены, – сказал он.

Эйприл, потягивая свой мартини, сказала:

– На сигаретах могли остаться отпечатки пальцев. Или... или сорт сигарет мог указать на того, кто их курит...

– Я не большой специалист в этих вопросах, но мне не хотелось бы оказаться на месте того, кто задумает снимать отпечатки пальцев с сигаретных окурков. Курящий, как правило, держит сигарету так, что в лучшем случае можно получить фрагменты отпечатков трех пальцев, но невозможно получить целиком отпечаток хотя бы одного пальца. Кроме того, окурки обычно сминают, они обгорают и пачкаются пеплом. Существует лишь один шанс из миллиона, что вам удастся получить стоящие данные. Что же касается получения улик на основании сорта сигарет, то это, может быть, и было хорошо для Шерлока Холмса, но в наше время уже ее существует такого сорта сигарет, который не курили бы тысячи людей. Кроме того, большинство людей очень легко меняют сорта сигарет, которые курят. Но на окурках сигарет в доме Афферлитца все же мог остаться один след. И такой след не смог бы не заметить даже самый бестолковый следователь.

– Что же это было?

– След от губной помады, – ответил он.

В комнате наступила тишина. Казалось, какой-то особый мир был заключен внутри этих четырех стен, но вдруг пол и потолок внезапно раздвинулись и этот мир растворился где-то во вселенной. Стук опустившегося на дно шейкера льда был столь неожиданным, что показался в этой тишине грохотом снежной лавины.

– Ну разумеется, – сказала она.

– Так что убийцей была женщина, – сказал он. – Этой женщиной не могла быть Трилби Эндрюс, потому что она умерла. Но вполне вероятно, что это была другая девушка, с которой Афферлитц обошелся подобным же образом, но которая решила поступить иначе. Трилби покончила с собой, но девушка с другим характером могла решиться покончить с ним. Или же это мог быть кто-нибудь, кто хотел отомстить за Трилби.

– В любом случае, – сказала она, – вы остановили свой выбор на мне.

Он взглянул на Эйприл.

Она затушила свою сигарету и сейчас смотрела на красный след от губной помады, оставшийся на окурке. Затем она вновь обратила на Саймона свой взгляд. Странно, но ему почти ничего не удалось прочесть в ее глазах.

– Вы действительно великий сыщик, – сказала она. – А что же будет дальше?

– Мы могли бы выпить еще по стаканчику.

– Вы полагаете, что мне лучше сдаться полиции самой, или же вы меня схватите и заработаете дополнительную известность?

– Ни то, пи другое. Может быть, я и сыщик, но уж никак не полицейский. Я могу вершить свой собственный суд присяжных. С тех пор как я впутался в это дело, я узнал много такого об Афферлитце, что заставляет меня оставить все, как есть.

Где-то в глубине дома прозвучал звонок.

– На каких условиях? – спросила она. – Ну, давайте же. Я совершеннолетняя.

– Никаких условий, Эйприл, – ответил Святой. – Я доволен тем, что Афферлитца убили. Понимаете, некоторые из этих историй, что обо мне рассказывают, в целом не так уж далеки от истины. В прежние времена, когда я еще не стал объектом внимания прессы, я и сам вполне мог бы его убить.

Взгляд ее глаз внезапно затуманился.

– Святой... – сказала она, и ее голос придал новое значение этому слову. Но она не смогла закончить, потому что ее прервали.

В комнату неслышно вошел дворецкий и сказал:

– Лейтенант Кондор спрашивает мистера Темплера. Саймон поднялся.

Эйприл тоже поднялась, не сводя с него глаз.

– Я постараюсь увести его отсюда, – сказал он. – Вы разрешите мне потом вернуться сюда и допить мой мартини?

Не дожидаясь ответа, он вышел в холл, где увидел мрачную фигуру лейтенанта Кондора, с нетерпением ожидавшего его. Улыбка на лице Саймона была естественной и беззаботной.

– Так, так, так! – сказал вполголоса Саймон. – Вот и наша недремлющая ищейка. Как вы узнали, что я здесь?

– Я так и думал, что вы будете у кого-нибудь. – Слова лейтенанта прозвучали довольно загадочно. – Я побывал в двух-трех местах и вот нашел вас. Вы предпочитаете побеседовать здесь или на улице?

– Давайте уйдем отсюда.

Они вышли из дома в темноту улицы и медленно направились по лужайке в сторону боковой дорожки, где стояла полицейская машина Кондора. Уличный фонарь освещал машину, словно белая бледная луна среди пальм. Саймон увидел, что водитель машины высунул из окна голову и наблюдает за ними.

– Вы легко находите с ней общий язык? – Вопрос Кондора прозвучал сухо и безлично.

– Очень легко.

– Она помогала вам сочинять еще одно алиби на то время, когда был застрелен Флейн?

Саймон замедлил шаги, держа руки в карманах, и сказал вполне дружелюбно:

– Если вы говорите серьезно, то я предпочел бы услышать от вас официальное обвинение, и дальше мы будем беседовать в присутствии прокурора округа и моего адвоката. В противном случае вам лучше быть более осторожным в своих высказываниях. Я не могу позволить вам до бесконечности обращаться со мной подобным образом. Итак, мне в самом деле необходимо алиби или нет?

– Боюсь, что нет, – мрачно признался Кондор. Он вздохнул. – На этот раз вы, кажется, ни при чем. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Только то, что я слышал по радио.

– Флейн примчался домой, очевидно, совершенно пьяный, и пошел прямо в спальню. Экономка попыталась его о чем-то спросить, но он не обратил на нее никакого внимания. Он, должно быть, вытащил пистолет из ящика и застрелился тут же, прямо на месте. Экономка сразу же вбежала в комнату, а он лежит на полу с пистолетом в руке.

– Для меня это большое облегчение, – сказал Святой. – Итак, зачем же я вам понадобился?

– Я подумал, что, может быть, у вас есть какие-нибудь соображения относительно того, что случилось.

Когда они остановились на тротуаре, водитель открыл дверцу и вышел из машины. Он медленно и неуклюже двинулся в их сторону, напряженно приглядываясь к ним в темноте.

– Если все произошло именно так, как вы рассказали, то это, должно быть, было настоящее самоубийство. Я хочу сказать вам, что это действительно было самоубийство. А значит, нет смысла воображать, что это наш убийца вновь нанес удар, чтобы окончательно замести следы.

– Если только он не гений, – сказал Кондор.

Теперь водитель стоял совсем рядом с ними. Он продолжал во все глаза смотреть на Святого. Внезапно рука его потянулась к кобуре.

– Это Темплер? – вмешался он, и голос его звучал хрипло.

– Да, – ответил Кондор, взглянув на него.

Рот водителя подергивался от волнения.

– Я видел его прошлой ночью! Я обходил дом, проверяя, не прячется ли кто-нибудь на заднем дворе, и осветил его фонариком. Я решил, что он вышел из соседнего дома, где была вечеринка. Он, должно быть, как раз находился в доме Афферлитца, когда мы туда приехали!

Глава 10

– Итак, посмотрим, насколько убедительно вы сможете объяснить мне все это, – бесстрастно проговорил Кондор.

Он сидел в машине рядом со Святым, грыз новую зубочистку, а его рука с пистолетом покоилась на коленях, в то время как Святой разворачивал свой большой "бьюик", чтобы ехать в сторону бульвара Беверли. Один раз Кондор оглянулся через плечо на огни следовавшей за ними полицейской машины.

– Даннигэн едет прямо за нами, – сказал он, – так что, я думаю, вам не придет в голову сделать глупость и попытаться удрать.

– Лично я еще надеюсь избавить вас от чертовски неприятного положения, а также от вызова в суд за незаконный арест, – ответил Святой. – Вы читали эту записку?

Кондор пробежал глазами записку при тусклом свете, исходившем от приборов на щитке.

– Стало быть, вы утверждаете, что эта записка и послужила причиной вашего пребывания в доме.

– Да, именно поэтому я и поехал туда.

– Когда вы ее написали?

– Я предвидел, что вы так скажете. Поэтому и постарался сбежать оттуда как можно быстрее. Я вошел в дом и обнаружил Афферлитца за письменным столом, а его мозги – разбрызганными по всей комнате. И тут появились полицейские. Я понял, что меня кто-то захотел подставить, и постарался побыстрее убраться оттуда.

– И вы даже ничего не сказали мне сегодня утром, когда мы с вами беседовали.

– Конечно же нет. Ведь ничего не изменилось бы. Вы все равно решили бы, что я стараюсь как-то вывернуться. Но сейчас вы сами сможете все проверить. Я уже проверил. По словам ночного портье в гостинице "Шато-Мармонт", записку доставил человек среднего роста с густой рыжей бородой в наглухо застегнутом твидовом пальто. Внешность его, разумеется, была изменена. И конечно, все это звучит очень неубедительно. Этим человеком точно так же мог быть и я, если бы ходил, чуть-чуть согнув ноги в коленях, чтобы казаться пониже ростом. Я знал, что вы так и подумаете, поэтому с моей стороны было бы величайшей глупостью рассказать вам все это.

Кондор продолжал довольно громко грызть свою зубочистку.

– Люблю, когда мнеобъясняют, что и когда я мог бы подумать, – сказал он. – Итак, вы решили держать все в секрете. В то время вы уже знали, кто убийца?

– Нет, – честно признался Святой. – Поэтому мне так необходимо было тогда скрыться из дома Афферлитца, чтобы получить возможность все обдумать и провести собственное расследование. Я просто обязан был найти убийцу. Мне нужно было отыскать его прежде, чем он сумеет снова втянуть меня в какую-нибудь историю, из которой я уже не смог бы так просто выбраться. Я понимал, что это должен быть кто-то, кто очень сильно ненавидит меня. Этот человек, во-первых, должен быть крутым парнем, чтобы суметь убить Афферлитца, а во-вторых, озлобленным, чтобы постараться затем свалить всю вину на меня. То есть мне нужно было отыскать человека, которого отличало бы и то, и другое.

– И вы нашли этого человека совершенно самостоятельна.

– Да, – ответил Святой. – Это был Орландо Флейн.

Они остановились на красный свет светофора. Саймон перевел двигатель на малые обороты, снял ногу с педали сцепления. Он, не отрываясь, смотрел вперед, но все время чувствовал, что Кондор наблюдает за ним.

– Это вы так говорите, – произнес Кондор. – И это ваша версия.

– Догадаться было не так уж трудно. Я отобрал у Флейна роль в фильме. Он катился по наклонной плоскости, и эта роль могла бы его спасти, но я отобрал ее, хотя и не нарочно. Идея принадлежала Афферлитцу. В то время я не был лично знаком с Флейном, для меня он был лишь именем на рекламных щитах. Но он этого не понял. Во всяком случае, он уже плохо соображал из-за постоянного пьянства. Он был страшно пьян и в тот вечер в "Чиро", когда мы его встретили. Это вы тоже можете проверить. Я думаю, он страшно взбесился и уже толком не понимал, что творит.

– Но почему он убил Афферлитца?

– Потому что Афферлитц его шантажировал. Флейн ведь не всегда был звездой киноэкрана. Было время, когда он в Новом Орлеане очаровывал женские сердца, занимаясь гораздо менее романтическим делом. Однажды он попал в переплет, и какая-то девушка стала свидетельницей его преступления. Она вскоре умерла, и весьма кстати. Но Афферлитц каким-то образом все об этом узнал.

– А вам откуда все известно?

– Вы забываете, – мягко сказал Святой, – что преступления – моя специальность. Кроме того, у меня неплохая память. Просто иногда мне не сразу приходит на ум то, что надо. Но вам же нет нужды полагаться на мое слово. Вы можете сами все проверить в полиции Нового Орлеана.

Они снова ехали по бульвару в восточном направлении.

– Почему же вы не рассказали мне все это сегодня утром?

– Утром эта история еще не пришла мне на память. Я вспомнил о ней лишь после нашего разговора днем. Сначала я неоправданно заподозрил Грума, и мы выясняли с ним это в вашем присутствии, потом начался разговор о девушках и бизнесе, потом о грязных делах с девушками, и внезапно я вспомнил эту историю. Я был тогда в баре "Приемная", и, Бог мой, Флейн тоже оказался там. Ну что ж, признаюсь, что я не слишком законопослушный гражданин. Никогда не мог понять, почему это все удовольствия должны доставаться только полицейским. Мне всегда нужно сунуть нос не в свое дело. Так я поступил и на этот раз. Я сказал Флейну, что все о нем знаю. Я рассказал ему всю историю, попутно присочинив кое-что, в чем сам не был уверен. Но мне прекрасно удалось это сделать. Я хотел проверить, не расколется ли он после моих слов.

– И тогда...

– И тогда он раскололся. Мне нет необходимости пытаться убедить вас в этом. Вот здесь мой первый свидетель.

Он нажал на тормоз, остановил машину рядом с освещенным неоновой рекламой фасадом "Приемной", и полицейская машина также остановилась, подъехав вплотную. Саймон открыл дверцу своей машины и вышел с нарочитой медлительностью; детектив спрятал пистолет и вышел вслед за ним.

Они окунулись в сумеречный уют бара, где в это время суток довольно многочисленные клиенты расположились в затемненных углах зала. Саймон кивком подозвал бармена.

– Не могли бы вы рассказать мистеру Кондору о том, что произошло здесь сегодня днем?

Бармен был явно удивлен, что снова видит Святого, но к этому удивлению примешивалась и привычная профессиональная осторожность.

– О чем? – поинтересовался он с невинным видом.

– О Флейне, – ответил Святой.

– Все в порядке, – поспешил успокоить бармена Кондор. – Никто не жаловался. Мистер Темплер просто хочет, чтобы я услышал эту историю.

Бармен вытер руки о свой фартук.

– Думаю, мистер Флейн выпил немного лишнего, – сказал он. – Он разговаривал с этим джентльменом, но я не слышал о чем. Потом мне показалось, что мистер Флейн начинает горячиться, с ним это случается, когда он выпьет лишнего, вернее сказать, с ним это случалось...

– Продолжайте, – сказал Кондор.

– Что ж, тогда я постарался прислушаться к их разговору, но ничего не смог услышать, а потом он, должно быть, ударил этого мистера, как вы его там называете, потому что он упал со стула, а мистер Флейн бросился вон отсюда. Я помог этому господину подняться, принес ему выпить, и после этого он ушел. Это все, что я знаю.

– Спасибо, – поблагодарил его Кондор.

Они снова вышли на улицу.

– А потом, – продолжил Святой, – я вернулся на студию и постарался отыскать вас, но вы уже ушли. Вы можете сейчас пойти и проверить мои слова у привратника. Если сейчас дежурит другой привратник, то он скажет нам, где найти того, с которым я разговаривал днем.

Кондор уныло посмотрел на противоположную сторону улицы, словно страдающий дурным пищеварением крокодил, лежащий у реки и наблюдающий за жирной дичью, резвящейся на противоположном берегу.

– Я поверю вам на слово, – сказал он. – Вы не настаивали бы на проверке, если бы не были уверены в том, какие ответы я получу. Но почему вы не позвонили мне в полицейский участок?

– Я собирался, – сказал Святой. – Но я... Словом, у меня было назначено свидание. Вы ведь знаете, как это бывает, А потом я выпил и решил отложить все дела. Позднее я услышал сообщение по радио и просто побоялся высовываться. Я посчитал, что дело все равно закончилось само по себе. Я дал понять Флейну, что он попался, и вслед за этим он застрелился. Таким образом, справедливость восторжествовала, даже если никто и не получил за это медаль.

Кондор потер свой длинный меланхоличный нос.

– Вы хотите, чтобы я принял на веру массу вещей, – сказал он. – А кстати, человек моей профессии обожает медали.

– Я вовсе не предлагаю вам верить в то, во что вы не хотите верить, – бесстрастно сказал Саймон. – Вы можете все проверить. Флейн расправился с Афферлитцем. Он и прежде угрожал ему...

– Разве?

– Прямо в баре. Именно тогда я и увидел его впервые. Он был сильно пьян и кричал, что Афферлитц не имеет права с ним так обращаться, что он ему еще покажет. Бармен старался его успокоить. Вернитесь в бар и спросите у него сами.

Детектив покачал головой.

– Если вы договорились с барменом, чтобы он подтвердил один ваш рассказ, то что вам мешало столковаться с ним и в отношении всего остального, – сказал он без всякого энтузиазма. – Кто еще слышал, как Флейн угрожал расправиться с Афферлитцем?

Святой задумался, и внезапно в памяти его очень отчетливо возникло происшествие в конторе Афферлитца.

– Секретарша Афферлитца слышала. Вчера Афферлитц выкинул его из своего кабинета, и Флейн угрожал убить его. Разве она вам не рассказывала об этом?

– Нет.

– Она должна была это сделать. Она при этом присутствовала.

Кондор как-то ссутулился.

– Посмотрим, дома ли она сейчас, – сказал он.

Они снова поехали на машине Святого, на этот раз в северном направлении, через Голливудский бульвар, по адресу, который нашли в телефонной книге в ближайшей аптеке. Полицейская машина как тень следовала за ними по пятам.

Но Святой больше не обращал на это внимания. Теперь это уже не имело особого значения. Кондор поверил ему, хотя еще и не признался в этом вслух. Теперь это был лишь вопрос времени и рутинной проверки фактов. Траурная пассивность детектива и то, что зубочистка, торчавшая у него изо рта, была удручающе направлена вниз, служили безмолвным подтверждением этого. В конце концов дело оказалось очень простым. И теперь Святой мог лишь удивляться тому, что ни разу за все время не вспомнил об этой сцене, когда Флейн вылетел из кабинета Афферлитца, а Святой подхватил его и помог встать на ноги, в то время как Флейн выкрикивал свои угрозы, – сцене, о которой Пегги Уорден не рассказала Кондору. Святой подумал, что не проявил прежде должной сообразительности. Но теперь он контролирует ситуацию...

Они вошли в квартиру Пегги Уорден. Она испуганно смотрела на них большими глазами, но все же сказала:

– Да, мистер Флейн действительно говорил это, но...

– Вы можете точно вспомнить его слова? – спросил Кондор.

– Кажется, он сказал... – Она наморщила лоб, вспоминая. – Что-то вроде: "Можешь не сомневаться, я с тобой разделаюсь".

– Так и было, – подтвердил Святой.

– Но он был сильно пьян, – сказала она, – он не понимал, что говорит...

Кондор отвернулся от нее, и это его движение угрюмой отрешенности было вызвано не отсутствием вежливости, а скорее боязнью принизить свой статус официального лица.

Взгляд блестящих черных глаз Кондора обежал комнату и остановился на Святом, и глаза эти напомнили сейчас Саймону пару дохлых усталых ворон.

– Ну ладно, Святой, – произнес Кондор. – Вы чисты. Пока еще не знаю, насколько чисты, но кажется, что вы говорили правду.

– А что теперь?

– Не знаю. Я не провидец, а полицейский, зарабатывающий себе на жизнь. Дело будет передано на рассмотрение прокурору округа. Возможно, что боссы кинобизнеса нажмут на него, чтобы дело было замято без скандала. Еще одна тайна Голливуда умрет своей естественной смертью. Это мое мнение. Но я всего лишь полицейский.

– Но сами-то вы удовлетворены моими объяснениями?

– Я думаю, что мне придется ими удовлетвориться. Конечно, я собираюсь кое-что проверить, но если вы и правда чисты, как утверждаете, то моя проверка не даст новых результатов. – Углы его рта поползли вниз. – Если вы ничего не скрыли, то и волноваться нечего.

Святой уселся на ближайший к нему стул и достал сигарету непослушными пальцами.

– Кажется, – заметил он рассудительным тоном, – мне не помешало бы чего-нибудь выпить.

– У меня есть немного шотландского виски, – сказала девушка.

– Будьте добры, мне со льдом и разбавьте обыкновенной водой, – попросил Святой.

– А вам, лейтенант?

Кондор покачал головой:

– Спасибо, мисс. Мне еще предстоит составлять отчет. Не хочу больше злоупотреблять вашим временем. – Он посмотрел на Святого: – Вы на машине, так что я вас покидаю.

Он вынул зубочистку изо рта, внимательно осмотрел ее и отправил обратно. Казалось, он не был способен достойным образом обставить свой уход. Глаза его все еще смотрели настороженно, и Саймону представилось, что взгляд их всегда будет настороженным, испытующим и вызывающим; а без этой нарочитой угрозы в них глаза Кондора говорили об одиночестве, неловкости и разочарованиях. Он был просто человеком, старавшимся исполнять свои обязанности. А когда эти обязанности были исполнены, он уже больше не был страшен, вернее, не более страшен, чем человек, который позвонил в дверь дома в надежде продать хозяевам пылесос, а ему заявили, что пылесосы здесь никому не нужны.

– Ну хорошо, – сказал он наконец; – в следующий раз постарайтесь не забыть, что некоторые из нас не отказались бы от медалей.

– Не забуду, – пообещал Святой.

Он сидел, смотрел, как закрылась за Кондором дверь, и продолжал медленно и сосредоточенно курить, пока Пегги Уорден не принесла ему виски со льдом. Он поблагодарил ее улыбкой и, взяв стакан, начал медленно вращать его, чтобы жидкость вокруг кубиков льда лучше охлаждалась.

Пегги принесла стакан виски и для себя. Она опустилась на стул напротив него, и Саймон не мог снова не восхититься ее свежей и чистой красотой, такой бесстрашной и ясной, с характерным тихим очарованием, не мог не залюбоваться ее серыми глазами и естественным золотисто-каштановым цветом волос. Такие лица обычно не запоминаются отчетливо, так как в них нет ничего броского, но, как неясные образы, они, без сомнения, способны надолго запечатлеться в памяти – именно такие воспоминания и преследовали сейчас Саймона.

– Я был ужасным болваном, Пегги, – сказал он. – Вы слышали, Кондор сказал, что дело закрыто, и пусть все так и остается. Но я так устроен, что не могу успокоиться, пока не разрешу загадку. Расскажите, почему вы убили Байрона Афферлитца?

Глава 11

Некоторое время она сидела молча. Казалось, слова теснятся у нее в голове, но она не в силах заговорить.

Он помог ей начать, при этом движения его были столь ленивы, а голос звучал столь миролюбиво, без всякой спешки и нетерпения, что они действовали на нее словно гипноз, заставляя расслабиться и успокоиться.

– Вы сделали это, чтобы отомстить за Трилби Эндрюс, разве не так? – спросил он.

Она смотрела на него во все глаза.

– Эндрюс – Уорден^[3], – продолжал он. – Ведь это почти точная анаграмма. Я упустил это из вида. А потом эта надписанная фотография в его кабинете. Лицо на фотографии сразу показалось мне знакомым, и это продолжало меня беспокоить. Я пытался вспомнить, откуда я знаю эту девушку, но, естественно, никак не мог. Лишь много времени спустя я вдруг понял, что ее лицо просто напоминало мне кого-то. Кого-то другого из моих знакомых... Кем она вам приходилась?

– Она была моей сестрой, – ответила Пегги.

У нее было такое чувство, словно она не умеет говорить, словно она никогда до этого не разговаривала.

Он кивнул:

– Да, разумеется.

– Когда вы догадались? – спросила она, все еще с трудом выговаривая слова.

– Это был довольно-таки длительный процесс. Почти все время я делал ложные выводы. В конце концов я догадался, что преступником была женщина, так как все пепельницы в кабинете были вычищены, чтобы не осталось окурков сигарет со следами губной помады. Но сначала я подозревал совсем другую женщину. И окончательно я убедился в своей ошибке, когда выяснилось, что вы ничего не рассказали полиции о той сцене в кабинете Афферлитца, когда Флейн угрожал убить его. Вполне естественным было бы, чтобы вам в первую очередь пришла на ум эта сцепа, когда вы узнали об убийстве, конечно при условии, что вы сами не были в нем замешаны. Но вы не сказали полиции ни слова.

– Как бы я могла? – воскликнула Пегги. – Я сделала это и, конечно же, не хотела, чтобы меня поймали, но я не хотела и того, чтобы из-за меня пострадал кто-то другой.

Саймон снова затянулся сигаретой:

– А бы не хотите рассказать мне все остальное?

– Мне почти нечего больше добавить. Она была моложе меня, и... возможно, она была глупа. Я даже не знаю. Она считала, что может добиться успеха в этом городе. Возможно, это так и было, она ведь действительно была красива... Она приехала в Голливуд и здесь встретила Афферлитца. Я узнала об этом из ее немногочисленных писем. Но у нее было и много других знакомых. Она никогда не писала мне, кто так подло поступил с ней. Но... когда она попала в беду, было похоже на то, что это все же был Афферлитц. А потом она умерла... Мне необходимо было узнать правду. Я приехала сюда, получила работу в "Метро-Голдвин-Майер", завела знакомства в мире кино, а потом судьба свела меня и с Афферлитцем. Я долго выжидала. Я должна была быть абсолютно уверена, что именно он довел мою сестру до самоубийства. Кроме того, я все еще не знала, как поступлю. Но однажды я была у него дома и увидела там эту фотографию... После этого я купила пистолет. Я все еще не была уверена, что он мне понадобится. Но прошлой ночью он был у меня с собой... А потом Афферлитц вернулся, и – я не знаю, возможно, я слишком много думала об этом в последнее время, но внезапно у меня созрело решение его убить.

– Значит, в тот момент вы были уже уверены в том, что соблазнителем был именно он?

– Он был слегка навеселе, – продолжала она. – Он не был сильно пьян, но все же выпил достаточно для того, чтобы распоясаться. Прежде он никогда так не вел себя со мной. Он начал ко мне приставать. Он сказал: "Ты напоминаешь мне кого-то". Я спросила, не девушку ли на фотографии. И он ответил: "Она была глупой клушей". Я спросила почему. Он сказал: "Она совсем не разбиралась, что к чему, и потеряла голову". Именно тогда и я потеряла голову. Я зашла ему за спину, притворившись, что хочу подольститься, и спросила: "Может быть, она была слегка беременна?" – словно находила это ужасно забавным. Он ответил: "Да. Проклятая дура. Я бы позаботился о пей. Но она просто потеряла голову". Я взяла сумку и вытащила пистолет. Меня охватило странное, пьянящее чувство. Я сказала: "А может быть, она просто вас дурачила, хотела выудить деньжат? Откуда вы знаете, что отцом ребенка были именно вы?" Он сказал: "О Господи, да это, без сомнения, был я, но у нее просто не было ни капли здравого смысла. Я еще никогда за всю жизнь не бросил девушку в беде, малышка". И когда я убедилась, что это действительно был он, я больше не колебалась. Я знала, что это он и что он всех предавал и бросал в беде, но он выучил свою роль наизусть, и она, возможно, тоже слушала эти же самые слова, и я больше не раздумывала – приставила пистолет к его затылку и нажала на курок, испытывая удовлетворение.

Какое-то время они сидели молча, потом Саймон отпил из своего стакана, а она закурила сигарету и долго трясла спичку, чтобы загасить ее. После того как она все рассказала, душа ее очистилась подобно тому, как чистым и ясным становится небо после ливня.

– Ну а потом я наконец осознала, что сделала, но не испытала никакого раскаяния. Я просто постаралась поступить как можно осмотрительнее – собрала бумаги, над которыми работала, вытряхнула пепельницы, потому что они могли свидетельствовать против меня, – в тот момент я даже не сообразила, ведь предполагалось, что я в доме по делу, – и осторожно вытащила пулю из стены. И все время у меня было такое чувство, что это не я, а кто-то другой делает это. Я совершила убийство и знала, что, хотя и права, мой поступок заслуживает наказания. Я постаралась все предусмотреть. Я даже поехала домой кружным путем мимо озера Малибу и выбросила пистолет и пулю в воду... Теперь вы знаете все.

– Я уже все забыл, – сказал он.

– А как вы думаете, Кондора удовлетворили ваши объяснения?

– Я верю ему, – ответил Святой. – Дело закрыто. Флейн застрелился. Значит, у него был пистолет. Афферлитц мог быть убит выстрелом и из этого пистолета, ведь если бы Флейн вытащил пулю и избавился от нее, то не существовало бы доказательств ни за, ни против такой версии.

– Я до сих пор не знаю, почему же Флейн застрелился.

– Я довел его до этого, – признался Святой. – Предъявлял обвинения всем подряд, стараясь вывести их из равновесия и заставить таким образом выдать себя. Ну что ж, Орландо себя и выдал. Я догадывался, что у Афферлитца были на него какие-то компрометирующие материалы, потому как это было вполне в его стиле ведения дел, но, признаюсь, в разговоре с Флейном я просто блефовал, а он не выдержал. Преступление его было достаточно отвратительным, и нам нет нужды его жалеть. Я дал ему понять, что Афферлитц успел все сообщить о нем в одном из этих "посланий с того света". Если бы прошлое Флейна стало известно, он уже никогда больше не смог бы сниматься в кино. И он предпочел сам опустить занавес. Тем не менее его самоубийство пришлось для меня весьма кстати – я смог сочинить вполне убедительную версию для Кондора и полиции, и теперь дело наверняка будет закрыто.

Она поднялась, прошла через комнату и остановилась у окна, а когда она вновь повернулась к нему, он понял, что жизнь для нее продолжается, словно и не было всех страшных событий прошлой ночи.

– Не понимаю, почему вы делаете все это для меня, – сказала она.

– Я сделал это не для вас, – ответил он жестко. – Я просто сделал это, и все. Мне нравится, когда для загадки находится справедливое решение. Заметьте, я сказал, справедливое, а не правильное. Может быть, такие придирки к терминологии и могут показаться педантичными. Но я имею в виду справедливое решение для всех заинтересованных сторон, как я его понимаю. Не стоит окружать меня сияющим ореолом.

– А разве у вас еще нет такого ореола?

Саймон допил свое виски, поднялся со стула, с удовольствием потянулся, словно большой кот; и внезапно мир снова обрел для него всю свою красоту; этот мир вновь будет рождаться для него каждое утро, и так будет всегда, а прошлое останется в памяти как праздник. Пегги видела его смуглое жизнерадостное лицо в неярком свете лампы, его искрящиеся юным весельем голубые глаза, и ей показалось, что он вышел из легенды и задержался здесь лишь на несколько часов.

– Никогда нельзя быть в этом слишком уверенным, – сказал Саймон.

Он еще думал о ней какое-то время, пока ехал на запад по бульвару Сансет, но не мог отделаться от мыслей и еще об одном человеке. Совсем недавно он несправедливо обвинил Эйприл Квест в убийстве и теперь осознал, что после того, как Эйприл оправилась от изумления, она осторожно все выведывала у него, то ли из озорства, то ли из желания узнать, как он поступит, если будет уверен в ее виновности. А может быть, ею руководили оба эти побуждения... Ну что ж, он все-таки сумел дать правильный ответ... Так что не исключено, что впереди его ждали и приятная лесть, и новые ловушки. Но не было ничего такого, чего не мог бы излечить мартини, который он попросил ее сохранить для него.

Примечания

1

Когда мы наконец поймаем нашего убийцу, вы будете иметь удовольствие подать нам его почки слегка обжаренными (фр.).

(обратно)

2

Palm Springs – в дословном переводе "пальмовые ручьи".

(обратно)

3

Andrews – Warden (англ.).

(обратно)

Оглавление

Часть первая Палм-Спрингс

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Часть вторая Голливуд

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

*** Примечания ***