КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мой любимый солдат (полная) [Илона Игоревна Гоменюк] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


«Мой любимый солдат»


Liebe ist wie ein Krieg: leicht zu beginnen, schwer zu beenden. Lernt das Leben zu genießen. Leiden lehrt es euch.

Любовь похожа на войну – легко начать, но трудно остановить. Учитесь наслаждаться жизнью. Страдать, она научит сама.


«Я в день войны – не знала места,

Не знала сколько проживу,

В твоём плену я без протеста,

Тобой я очень дорожу»


«Я в день войны – собрал все силы,

Холодный взгляд, манера жеста,

Но ты мне сердце подарила,

Теперь, ты лишь моя – невеста!»


ГЛАВА I

Первые лучи солнца пробирались сквозь почерневшие окна, полуразрушенных зданий. Крики детей не прекращались всю ночь. Одни в страхе и ужасе, наблюдали за тем, как серое дымовое облако струилось из соседней пожарной станции, другие же плакали от того, что их старшие братья и сёстры добровольно уходят на фронт. С каждым днём число молодых, отважных ребят возрастало. Нет, им совершенно не хотелось покидать родное гнёздышко, рискуя остаться без самого дорого, что у них есть – жизни; однако другого выбора у них просто не было. Вот уже несколько месяцев длились военные действия со стороны немецко-фашистских захватчиков. Каждый день мирных жителей, начинался с молитв и заканчивался тем же. Матери и отцы молились за здравие своих сыновей, за то, чтобы, развернувшаяся война не забрала их с собой. Среди тех, кто тихо плакал по ночам находились и те, кто зажигал свечи за упокой души ближнего. Вот и Зинаида Ивановна, склонившись перед старенькой обгоревшей иконой, молилась о том, чтобы её сын Никита вернулся домой как можно скорее. Не успев поступить на военную службу в начале 1941 года, он стал одним из тех, кого принудительно забрали воевать. Гордое звание – защищать свою родину, несли тысячи русских солдат, и только тогда, когда первые сотни пали на поле боя, их семьи по-настоящему ужаснулись. Зинаида Ивановна, помнится, была в полной растерянности, когда ей сообщили о Никитином призыве, но поделать с этим она ничего не могла. Он единственный защитник их маленькой семьи. Уходя на фронт, он обещал ей писать короткие душевные письма, и он действительно выполнял своё обещание. Как и любая мать, Зинаида Ивановна до беспамятства скучала и переживала за своего ребёнка. Она ждала его скорейшего возвращения, а для того, чтобы время проходило незаметнее, пожилая женщина собрала всю волю в кулак и решила вести собственную службу, но не просто военную, а медицинскую. По образованию она была врачом, но рано вышла на пенсию, по причине собственных проблем со здоровьем, однако в тяжёлое для Москвы время, когда на каждом углу то и дело – раненный или погибшей, врачей и медсестер катастрофически не хватало. Старая приятельница Зинаиды Ивановны– профессор из медицинского училища, направляла к ней юных девушек-добровольцев, которые соглашались работать на благо своей родины. Вот уже целых три месяца, семнадцатилетние красавицы бегали в солдатских сапогах с санитарными сумками в руке. Юные медсёстры разделяли все тяготы, выпавшие на долю пехоты. Под обстрелами они перевязывали раненных и вытаскивали их из боя, а командование вела всё та же седовласая женщина с голубыми глазами, маленького роста и хрупкого телосложения, уважаемая и любимая своими девочками – Зинаида Ивановна, ставшая для них второй, а то и единственной мамой.

Сегодняшнее утро можно было назвать затишьем, т.к. на часах давным-давно пробил седьмой час, а по близости не слышно было ни одного выстрела пулемётчиков. Медицинская часть находилась неподалёку от перекрёстка, который выводил на проезжую часть, соединяющую Москву с посёлком Марьино. Эта дорога была перекрыта двумя огромными танками, которые были видны из полуразбитого окна в кабинете Зинаиды Ивановны. Проснувшись рано утром, она стала переливать зелёнку по маленьким баночкам, чтобы раздать их своим девочкам, которые привыкли обрабатывать раны на скорую руку. Стук в дверь отвлёк её от этого занятия, и она перевела свой взгляд на распахнувшуюся дверь.

– Доброе утро, Зинаида Ивановна. Разрешите войти?

В комнату, словно вихрь, ворвалась рыжеволосая девчушка, которая слегка картавила, но при этом всегда выглядела серьёзной.

– Доброе утро, товарищ Фролова. Разрешаю.

– Сегодня на повестке дня –три интересующих нас вопроса. Разрешите доложить обстоятельства?

– Докладывай, Шура! Только скорее, война не любит мало расторопных.

– Сегодня с утра товарищ Жукова получила письмо от возлюбленного, в котором ясно было сказано, что их стрелковая дивизия потерпела поражение, двенадцать солдат доставлены в ближайший госпиталь, остальные же просят прислать девочек из нашей санитарной дружины. Даёте распоряжение о срочной доставки, тяжело раненных?

–Так точно! Берись за это дело, как можно скорее.

– Будет сделано. Так же вторым вопросом является отсутствие ножниц в наших рабочих сумках, а также острая нехватка лечебной зелёнки.

– Возьми её со стола, это всё для вас.

– Выражаю всеобщую благодарность. И ещё…Зинаида Ивановна, пришла какая-то девочка, настаивает, чтобы мы взяли её к себе медсестрой. Говорит, мол людей лечить хочет, солдатам помогать. С ней, что делать прикажете?

– Девочка говоришь? Веди её ко мне, а сами собирайтесь и прямиком спасать стрелковую дивизию.

–Спешу выполнять!

Шура Фролова, как ошпаренная выбежала из маленького кабинета, по коридору ещё долго отдавались эхом звуки её шагов. Зинаида Ивановна прокручивала в голове содержание, только-что случившегося разговора. Ей хотелось лишь одного, чтобы Шурочка со всем справилась и девочки непременно вернулись обратно. Размышляя об этом, время пробежало незаметно и из коридора вновь раздались шаги, возвращающейся назад Шуры. Старая коричневая дверь заново распахнулась с ещё большим скрипом, запыхавшаяся Шура держала за рукав хрупкую белолицую девушку.

– Бегите, Фролова, бегите! – Спокойным тоном проговорила Зинаида Ивановна, а сама подозвала незнакомку к себе поближе.

Та, робко, провела языком по обсохшим губам и сделала два шага вперёд.

– Здравствуйте! Меня зовут Таня! Таня Иванченко. Я воспитывалась в детском доме «Огонёк», а сейчас настало время покинуть это место, ведь я стала совсем взрослой. Я люблю свою родину, готова защищать не только Москву, но и весь Советский Союз. Я слышала от стариков о Вашей санитарной дружине и решила, что тоже хочу быть медсестрой. Всё!

Решительно закончив свою речь, Таня перевела дыхание и опустила глаза в пол, а Зинаида Ивановна тем временем осматривала девочку с ног до головы. Перед ней стояла стройная девчушка, невысокого роста с длинными густыми волосами. Они были заплетены в толстую косу, а светло коричневая прядь выпадала из неё и опускалась на её открытые плечи. Силуэт её круглых бёдер и тонкой талии прикрывало лёгкое ситцевое платье, нежно-голубого цвета. Лицо у неё было белое-белое, на его фоне выразительные карие глаза становились ещё больше и ярче. Ровные зубы от волнения покусывали нижнюю губу алого цвета. Всё в ней было прекрасно, ничего не настораживало, а её желание стать медсестрой только усиливало положительное первое впечатление. Без раздумий, Зинаида Ивановна поднялась со стула и с лёгкой улыбкой произнесла:

– Меня зовут Широкова Зинаида Ивановна. Добро пожаловать в клуб юных и отважных, Таня!

Таня во весь рот улыбнулась своей новоиспечённой наставнице, и совершенно забыв, что добровольно уходит на войну, прошептала тихое «Ура!». С первой же минуты она получила задание отправится в ближайший лес и просидеть там в засаде вместе с остальными девочками. Таня надела специальную одежду и засучив рукава побежала выполнять задание. Таких отважных было мало. Её смелость и патриотизм читался в глубоких бездонных глазах. Такие нужны были не только Зинаиде Ивановне, но и всему Союзу.


Московские командиры и солдаты имели боевую готовность, каждая секунда жизни была у них на счету. Планировались крупные и малые военные операции, которые не оставили бы врагу ни малейшего шанса на победу. Тем временем у главных ворот Касселя собрались танковые войска. Полковник Вигман отдал приказ молодым солдатам ждать до полудня для того, чтобы направиться в Ленинград. Перед ними была поставлена задача разгромить городской комитет, тем самым принудительно заставить работников, передать местную власть в руки немецкого подразделения. Вигман был убеждён, что новые боеприпасы дадут танкистам возможность уничтожить всё неблагоприятное на их пути, а сам же полковник с толстой зелёной папкой, направился в частное укрытие генерала целой военной артиллерии, с целью доклада обстоятельств в Касселе.

– Guten Morgen, Herr Erkert. (Доброе утро, Херр Эркерт.)

Генерал сидел на тёмно-коричневом диване, застеленном белой простынёй. Рядом с ним стоял маленький стол со скошенными углами, на котором были размещены детские рисунки, цветные и радужные. Они были принесены в дом из детского сада, который ещё неделю назад находился неподалёку от этого места. Детского сада не стало в тот момент, когда украинская воздушная дивизия сбросила на него четырнадцать гранат. Силой удара разорвало всех и всё, что было внутри. Истинное счастье, ведь все взрывы пришлись на ночное время, когда в саду находились лишь сторож и двое нянечек. Ни один из детей не погиб, однако мысль о том, что трёхлетняя внучка, которая обучалась в этом же саду, могла погибнуть, не давала покоя Эркерту. Он возненавидел воздушную авиацию всего Советского Союза с ещё большей силой, и жаждал отомстить – убить, подорвать, уничтожить всех солдат советской армии, не подозревая того, что сброшенные гранаты в районе детского сада – дело рук далеко ни их оппонентов. Русский вертолёт, державший курс к Берлину был захвачен немцами. Схватка на борту привела к последующему исходу, но изначально этого не предполагала. Тем не менее, херр Эркерт продолжал гладить ладонью смятый, почерневшей рисунок внучки, при этом глядя в глаза, вошедшему Вигману.

– Guten Morgen! Abreise in Leningrad mit der am meisten großen Armee ab (Приветствую, херр Вигман! Немедленно направляйся в Ленинград с самой большой армией, что есть)

Злобно произнеся это, генерал смял рисунок в руке и зашвырнул его под стоящий напротив шкаф. Его чёрные, глубокие глаза наполнились злостью. Он провёл толстым указательным пальцем по тёмно-коричневым усам и глубоко вздохнул.

–Ich möchte berichten, dass wir nicht genug Soldaten haben. (Я сообщаю Вам о том, что у нас недостаточно солдат) – Решительно, но в то же время, взволнованно произнёс Вигман.

– Was Sie gesagt haben? (Что Вы сказали?)

Херр Эркерт ударил кулаком по столу и подскочил с дивана. Его злость была непередаваемой. Минуты три он передвигался по узкой комнате с лева на право, затем зажёг толстую сигару и принялся её курить. Курение частенько успокаивало его нервы, однако в этот раз на это понадобилось более десяти минут.

– Sofort sammeln Sie alle Jungen, die es gibt achtzehn Jahren. (Немедленно собрать всех мальчиков, которым есть восемнадцать лет)

– Alle auf die Front zu ergreifen? (Забирать всех на фронт?)

– Ja – ja! Und danach – allen auf seinem Weg zu zerstören. (Да-да! А после этого – уничтожать всё на своём пути)

– Еs gemacht wird! (Будет сделано!)

Вигман выбежал из дома генерала во двор, где его уже ждала машина. Тонкая дверь серого автомобиля распахнулась, и он сел на удобное сидение. Сквозь собственные мысли о том, как собрать новобранцев, Вигман слышал выстрелы из автоматов, которые стреляли в районе четырёх километров от него. Не щадящая никого война, ставила под угрозу жизненную карьеру полковника. Военная служба с юных лет приносила ему немалый доход и большие перспективы. Вот уже восемь с лишним лет, он лелеет мечту о повышение до самого генерала, но сдвинуть Эркерта с места, пожалуй, сможет лишь смерть, которую давно желал ему Маркус Вигман. Тем временем, как его четырёхколёсный друг, двигался в известном ему направлении, Маркус рождал совершенно новую, гениальную идею. Его озарила мысль о том, что, собрав всех юных парней из спортивной школы и отправив их на фронт, его военнослужащие коллеги станут уважать и прислушиваться к нему ещё больше, а всеми любимый Херр Эркерт, трагически погибший на войне, невольно освободит ему свою должность. Вигман, погрузившийся во сладкие мечтания о дальнейшей судьбе, не заметил того, как прибыл по первому адресу, где проживал один из учеников спортивной школы Касселя. Его автомобиль остановился у маленького одноэтажного дома, вокруг которого цвели розы. Забор был старым, некрашеным, калитка скрипела так, будто неопытный музыкант впервые взял в руки инструмент. Обшарпанная дверь держалась на двух крючках, а ступеньки, ведущие к порогу, были скошены набок. Из всех стоящих домов на этой улице, дом семьи Ремер был самым уцелевшем. Причиной разрухи стала местность, ведь именно неподалёку от этой улицы находилась первая военная база воздушной авиации. Ежедневные учения немецких солдат в начале многих военных операций, проходили именно здесь. Дома потеряли жилой вид, а их жители не высовывали свои носы, чтобы лишний раз не подвергать свою жизнь опасности. Вигман знал главу семейства Ремеров. Эти люди были сильны духом, воинственны и целеустремлены, а это давало Вигману повод думать о том, что своего единственного сына Эриха, Ремеры воспитали так же. Именно поэтому этот адрес стал первым в его списке. Постучав в низкое переднее окно, полковник сделал глубокий вдох и замер. Через долю секунд дверь отворилась и на тёмном пороге появился молодой юноша с большими, голубыми глазами. Его стан был сильным и грациозным. Сквозь нательную рубашку были видны его сильные мускулы и широкие плечи. Черты лица у него были миловидные, такие как он, всегда нравятся женщинам. Светлую кожу его лба, прикрывала прядь тёмных волос. Выразительные, пухлые губы прошептали, что-то невнятное и не успев осознать, кто нанёс ему визит, юноша услышал ярую фразу.

– Dir genießen militärische Form! (Тебе понравится военная форма!)

Ухмылка на лице Вигмана не могла остаться незамеченной. Он определил для себя, что удачно посетил дом Ремеров, ведь их возмужавший сын легко может стать тем самым бессердечным солдатом, который с лёгкостью будет выполнять боевые стратегии всей Германии.


ГЛАВА II

Голубое небо с пушистыми, белыми облаками давно перестало быть голубым. Его чистоту очернили взрывы дымовых шашек, вечная стрельба и серый густой дым, извивающийся над разрушенными зданиями. Сама атмосфера боя, не давала покоя ни одной живой душе. Да-да, именно живой, ведь за долгие мучительные месяцы, полегло множество невинных людей, которые под натиском городских властей, обязывались воевать против жестоких немцев. Германия атаковывала города всё сильнее и сильнее. Запускались ракеты, поджигались дороги, всё было сделано для того, чтобы не оставить людям выбора. К концу 1941 года было катастрофически много беженцев. Одни пытались скрыться, уйти от своего долга – сражаться, защищая свою родину, другие же бежали куда глаза глядят, лишь бы сберечь себя и свою жизнь. Любимое всеми лето, долгожданное, но такое несчастливое, подходило к концу. Близилась осень и её золотой сентябрь. Разруха, настигнувшая русские города и сёла, не знала границ. Женщин и детей прятали в подвалах, носили им воду и хлеб, а они в свою очередь молились, прося Господа Бога о скорейшем завершении войны. Каждый день погибали толпы людей, оставляя за собой кровавые отпечатки в сердцах своих родных и близких. Медицинские дружины не успевали вытаскивать раненных из окопов. Они помогали им изо всех сил. Хрупкие девушки несли на себе семьдесят, а то и восемьдесят килограмм живого тела, а пользы от этого было мало. Улицу Калиновскую, Саратовского района, местные прозвали – «Труповой», поскольку именно на ней, за последнюю неделю, похоронили девятнадцать солдат и восемь детей. Пройдясь по узенькой дорожке, слёзы так и льются ручьём. Под каждым кустом – ямка, а в ней холодное, окровавленное тело героя, который спасал свою родину. Около маленьких, детских могил сердце невольно замирало. Никто не был виноват в политическом конфликте двух государств, однако страдали именно люди и погибали они, один за другим. Пока жители оплакивали друг друга и совершенствовали свои боевые навыки, в Берлине строились планы, предполагаемых операций, которые должны были сломить СССР в два счёта. Верховный главнокомандующий вооружёнными силами Германии – Адольф Гитлер, решил сосредоточить все силы на главном направлении – на Москву. Собрав самую лучшую армию, Гитлер поставил перед собой задачу наступать на советскую столицу, не щадя при этом никого. Его страшная операция получила кодовое название «Тайфун». С помощью неё планировалось прорвать оборону советских войск ударами трёх мощных группировок, а затем пехотой наступать на Москву с запада, а танковыми соединениями и механизированными частями – обойти город с севера и юга; окружить и разрушить советскую столицу. Но всё запланированное, действовало по принципу отвлекающего манёвра. Для желаемого результата было необходимо отступить на время от Московских ворот, тем самым нанести атаку внезапно. Операция «Тайфун» предполагала своё начало на конец сентября– середину октября, а тем временем в главной битве за столицу, собирались участвовать стрелковая, танковая и воздушная дивизия, двенадцать батальонов с самыми сильными и беспощадными ротами. Все они были собраны из сильнейших городов, а это означало лишь одно, что пока Москва горько спала, к её вратам медленно, но верно направлялись немцы из Берлина, Касселя и Нюрнберга.


В тёмном подвале, заброшенного продуктового склада, было очень сыро и темно. Маленькое окошко пропускало через себя короткие лучи света, которые преломлялись о стену. Таня лежала под подоконником и слушала собственное сердцебиение. Его удары были громкими и ритмичными, словно наигрывали музыку. Частенько в свободное время, когда она находилась в укрытии, Таня думала о смерти. О том, как война забирает самых дорогих нам людей, а взамен не даёт ничего. Впервые за всю свою жизнь, она по-настоящему радовалась тому, что является сиротой, ведь тогда ей совершенно не придётся бояться войны, терять то ей некого. Однообразные мысли гудели сиреной в её голове, а рядом с ней шептались девчонки из дружины, с которыми она работает бок о бок уже второй месяц. Время летело незаметно, но несмотря на суровые будни, девочки жили своей жизнью, стараясь сохранить её не только себе, но и другим людям.

– А о чём каждая из вас мечтает?

Тихим голосом прошептала Аня Петрова. Среди всех она была самой романтичной, мечтательной и нежной. Иногда Тане казалось, что в прошлой жизни, Аня была зверьком. Мягким, пушистым, с большими глазами и добрым сердцем.

– Я, например, мечтаю о том, чтобы стать врачом и построить собственную больницу.

Робко и искренне шепнула Катя, которая лежала рядом с Таней и невольно слушала её стуки сердца.

– А я хочу, чтобы у меня было четверо детей и мы жили с ними на берегу большого озера.

Перебила её Оля Жукова.

– Ничего себе, товарищ Жукова, какие у вас запросы! А одного ребёночка родить – уже никак?

Ироничная улыбка на лице Шуры Фроловой была видна даже сквозь сумрак. Шура всегда отличалась от других девочек, ведь именно в ней были собраны самые сильные душевные качества. Романтизм и любовь были чужды для неё, но каждая из девочек понимала, что какой бы она не казалась, в душе Шура – надёжный друг и верный товарищ.

– А ты чего молчишь, Таня?

– А я…Я ни о чём не мечтаю. Просто живу и надеюсь на то, что когда-нибудь узнаю, что означает настоящее счастье.

– Наивная ты! Какое же тут счастье?

Все начали спорить и галдеть о смысле жизни, о важности счастья и о том, что оно вообще значит, а Таня молча отвернулась в сторону и стала усыпать под шум женских голосов. Ей снилось море. Синее-синее, с большими, высокими волнами. То самое море, которого она никогда не видела.

Рассветало. Через тонкие оконные решётки пролезали маленькие букашки. Одна из них, по неосторожности, упала на Танино плечо и принялась её щекотать, перебегая с одного края кожи на другой. Точного времени девочки не знали, но им казалось, что спали они уже целую вечность. Сегодня у них был ответственный день. По приказу Зинаиды Ивановны и её давнего приятеля Тихона Алексеевича, который является майором четвёртого полка, девочки-медсёстры вместе с ним направляются в лес, находящийся рядом с берегом реки Волга. По расчётам майора, именно той дорогой будет направляться немецкий отряд разведчиков, который его солдаты должны обезоружить. Врачебная помощь будет как никогда кстати, именно поэтому все до одной девчонки, проснувшись, стали собирать свои медицинские сумки, наполняя их как можно большем количеством бинтов, ваты и спирта.

– Итак, дамы, вы готовы к сегодняшней схватке? Стиснуть зубы и вперёд, готовность номер один!

Картаво произнесла Шура и перевязала свою руку куском ткани с изображением красного креста.

– Всегда готовы!

Хором ответили девочки. В их голосах была слышна дрожь, а одновременно с ней храбрость и отвага. Им предстояла дальняя пешая дорога, ведь тот самый берег Волги, к которому они направлялись, находился в десяти километрах от заброшенного склада, где они сегодня ночевали. Чем ближе они подходили к месту, тем больший страх начинал их одолевать. Боязнь того, что сегодня на их собственных глазах, кто-нибудь погибнет, не давала им покоя. Мысли об душераздирающем зрелище наводили на них тоску, и юные красавицы постепенно утрачивали свой боевой дух. Тихон Алексеевич, вместе со своим полком, шёл впереди. Все их разговоры начинались и заканчивались одним и тем же – жаждой одолеть врага. Среди молодых парней и мужчин, идущих впереди, были те, кто желал отомстить фашистам за разрушенные дома, сожжённые сёла и унесённые жизни. В их глазах читалась ненависть к озверевшем людям, они проверяли заряд своих автоматов и готовились к кровавому бою. Находились же и те, кто выражал сострадание к немцам. Таких солдат были совсем единицы. Их отнятую юность превратили в каждодневное сражение за собственное существование. Они понимали, что воевать – не собственное желание, а долг, который они обязаны были выполнять. Такая участь настигла и многих немецких солдат, ведь их наступление на СССР было далеко недобровольным делом. Возгласы идущих не умолкали. Таня шла позади остальных девочек и вспоминала, как впервые перевязывала ногу раненному солдату. Это было вблизи посёлка Мирное, дома которого, давным-давно опустели. Страх распрощаться с жизнью превратился в бегство для многих жителей. А однажды Таня и сама лицом к лицу встретилась с опасностью. Вбегая в старый сарай и прячась в нём от фашистов, Таня подвернула ногу и упала на землю. Боль была настолько сильной и пронзительной, что девочка не могла подняться. Она слышала немецкую речь, приближающихся к местности солдат. Паника охватила её, слёзы так и наворачивались на глаза. Нет, она совершенно не боялась того, что её сейчас же прикончат, Тане было досадно лишь оттого, что она так многим ещё не успела помочь. К её счастью, немцы прошли другой тропинкой и не один из них не заметил, лежащую в траве Таню. С того момента она решила, что судьба дала ей шанс – помочь всем тем, кто в этом нуждается и дождаться окончания войны, которого все с нетерпением ждали. Вспоминая свои фронтовые истории, никто не заметил, как пролетело время и отряд русских смельчаков уже подошёл к нужному им месту.

– А теперь нам необходимо разделиться. Человек по десять, думаю.

Началась суета. Тихон Алексеевич чётко умел отдавать приказы и все беспрекословно его слушали. Сестринская дружина забрела в лес и приготовилась ждать своего черёда.

Прошло около трёх часов. Всё это время Таня вместе с другими девочками сидела в засаде и ждала, когда кому-либо будет необходима её помощь. Полк расположился неподалёку от них – у самого входа в лес, за небольшой земляной горкой. Там солдаты лежали во всеоружии и с полной готовностью ждали врага. Враги, в лице немцев, двигались прямо по курсу. Через считанные минуты они приблизились к горке, за которой прятались русские солдаты.

– Вперёд!

Во весь голос закричал Тихон Алексеевич, и со всех сторон повыскакивали солдаты. В руках были автоматы, которые одновременно нацеливались на фашистов.

– Russian! Feuer! (Русские! Огонь!)

От полной неожиданности немецкий отряд был повергнут в шок. Достав своё оружие, они попытались спасаться. В ту же секунду началась перестрелка. Разобрать что-то из дальнего конца леса было очень сложно, однако девочки умудрялись сделать и это. Один из немцев применил тактику боевого взрыва, кинул маленькую круглую гранату в руки одному из русских. Его разорвало моментально. Первой жертвой пал двадцатилетний солдат Егор Еремеев, сын полковника Фёдора Еремеева, который возлагал на него большие надежды. Другие же совершенно не пострадали от мелкого взрыва, однако сама техника заключалась в сильном туманном дыме, который распространялся по всей территории леса. Его пелену увидели даже девочки, находившиеся относительно далеко. Выиграв немного времени, благодаря едкому туману, немцы разбрелись по сторонам. Спрятавшись по разные стороны, они выжидали момента, когда полноправно перейдут из защиты в наступление. Страшными отголосками доносились крики солдат и взрывы. Эхо усиливало устрашающий эффект. Начиналась великая битва на Волге. Время тянулось, непередаваемо, медленно и каждая минута казалась целой вечностью. Рядом с огромной, чистой рекой валялись автоматы, отцовские ружья и дымовые шашки. Виднелся неописуемый закат, на фоне которого продолжалась война. Раненных было много. Стоны доносились с разных сторон, находились и те, кого спасать уже не было смысла. Девочки разделились на маленькие группы. По двое, они несли на себе тяжёлые тела и прятали их в неглубокие ямы. Таня и Шура побежали в правую сторону, на зов знакомых голосов. Среди сваленных деревьев лежал командир Мирягин и его помощник Стёпка. Лицо у Мирягина было окровавлено. Он лежал, запутавшись в сломленных ветках, а его тонкие губы по-прежнему, что-то шептали.

– Негодяи! Безбожники! Давай, Тихон – стреляй…Стреляй!

Таня подбежала к нему и принялась тщательно его осматривать. Она щупала его ноги, с целью понять, где именно они у него болит. Придя к выводу, что у командира повреждены суставы, Таня принялась перевязывать его колени тугой тряпкой. Лицо она промазала йодом, чтобы быстрее залечить ссадины.

– Потерпите, Николай Иванович, ещё совсем чуть-чуть.

– Ой, Танечка, погубят они нас, ой погубят!

– Сейчас я обработаю царапины спиртом и всё будет хорошо.

Таня успокаивала Мирягина, как могла. Она конечно же понимала всю горечь пожилого солдата, ведь он как никто другой знал, что воевать – дело нелёгкое. На некоторое время выстрелы пулемётчиков прекратились, и Таня вздохнула с облегчением, подумавши, что всё закончилось, однако затишье было недолгим, и уже через какие-то пять минут раздался выстрел автомата, а вместе с ним громкий вопль Шуры.

– Таня, Таня, сюда!

Бросив несчастного Николая Ивановича, Таня подскочила с коленок и побежала к Шуре, которая в паре метров от неё перевязывала Стёпку.

– Он бездыханный, Таня.

В глазах Шуры читался ужас. Руки её дрожали, а взгляд был устремлён на лежащего рядом парня, в которого явно стреляли.

– Что с ним случилось?

– Он был ранен, и я пыталась ему помочь, но пуля по-видимому была слишком глубокой.

Чувства переполняли обеих девочек. На глазах виднелись, наворачивающиеся слёзы. Шмыгая носом, Таня и Шура подняли Стёпку с земли и потащили в сторону высоких кустов.

– Кладём его здесь. И пусть никто его не тревожит.

Смотря куда-то вдаль, с дрожью в голосе, проговорила Таня.

– Хорошо! Только не говори пока Мирягину, ведь Стёпка был для него, как сын.

Одновременно девочки перевели свой взгляд на Николая Ивановича, который прикрыв глаза, стонал неподалёку от них.

– Прощай, Стёпка. Мы будем помнить тебя всегда.

Подложив под его голову фуражку, Шура и Таня принялись закрывать тело сухими ветками. Закончив прощание с товарищем по службе и вытерев свои женские слёзы, девочки стали выходить из леса, прихватив с собой Мирягина, временно, потерявшего рассудок. Долгое время шли они через тернистые ветви, таща на себе слегка полноватого, пожилого мужчину. Идя по узкой тропинке, в тени высоких деревьев, раздался хриплый стон, который они услышали.

– Остановись, Шур! Кто это там, в кустах?

– Не знаю. Я возвращаться назад не собираюсь и тебе не советую.

– А вдруг кто из наших? Помочь ведь надо.

– Всем помочь ты всё равно не сможешь. Тащи давай.

– Нет, я так не могу! Иди вперёд, а я догоню тебя.

– Как знаешь!

Пошептавшись немного и разойдясь во мнениях, девочки пошли в разные стороны. Замученная Шура в испачканном халате, продолжала нести на себе командира, а Таня осторожными шагами вернулась вглубь леса и стала идти на стон. С каждым шагом ей самой становилось всё страшнее и страшнее, однако назад дороги не было. Её длинные тёмные волосы путались между собой, сумка цеплялась за колючки, а ноги были исцарапаны ветками. Она не сдавалась и продолжала пробираться сквозь деревья, раздвинув последние ветви, она обнаружила парня лежащего в тени дерева. На его светлой коже были видны тёмно-бордовые пятна, запёкшейся крови. Он придерживал свою голову ладонями, при этом часто моргал своими большими глазами и его длинные ресницы в быстром темпе касались лица. Дыхание его было тяжёлым и прерывистым. Весь его внешний вид указывал на то, что он сильно пострадал во время военных действий. Танино сердце сжималось от волнения, ей безусловно хотелось ему помочь, однако её напугало то, в чём был одет молодой юноша. Его обмундирование и экипировка была точно такой же, как и у немецких солдат. У Тани была всего секунда на раздумье, чтобы помочь ему или бросить его.

– Не стреляй, пожалуйста! Я хочу помочь тебе.

Испуганно произнесла Таня и подошла к юноше. Он открыл свои большие глаза и с таким же испугом взглянул на Таню.

– Nicht bewegen. Du bist russisch. Ich brauche nicht Ihre Hilfe. (Не двигайся. Ты же русская. Я не нуждаюсь в твоей помощи.)

Таня ничего не поняла из грубой немецкой речи, однако по выражению лица солдата, сделала вывод, что зря подошла к нему. Её охватил страх того, что немец убьёт её и она изо всех сил принялась возвращаться назад. В Таниной голове крутилась мысль лишь о том, что раненный солдат вряд ли сможет разделаться с ней, ведь ему самому необходима медицинская помощь. Её мысли прервал неожиданный голос сзади, всё тот же хриплый, но такой приятный.

– Стой! Вернись пожалуйста.

Таниному удивлению не было предела. Она не ожидала услышать русскую речь из уст этого юноши, который являлся немцем. С осторожностью и учащённым дыханьем, она развернулась и подошла к нему.

– Ты говоришь по-русски?

– Я коренной немец, прожил всю жизнь в Касселе, однако моя мать русская, поэтому я с детства знал два языка.

Этот хриплый юный голос, произнёс, казалось бы, обычные слова, но они так запали в Танину душу, что она перестала бояться своего нового знакомого.

– Я – Таня Иванченко, медсестра из Московской дружины. Покажи мне свои руки.

Молодой солдат и сам с первых секунд поверил Тане и вытянул перед ней искалеченные руки. Таня сразу же достала из своей сумки спирт и бинты, и принялась обрабатывать раны.

– Меня зовут Эрих Ремер. Из-за вашей армии я мог остаться без руки.

На светлом лице Эриха появилась лёгкая игривая улыбка. Взгляд голубых глаз пронзал Таню насквозь, и она еле сдерживалась, чтобы не улыбнуться в ответ.

– Ты хорошо говоришь по-русски. Даже шутить умеешь.

– Конечно хорошо, ведь в детстве мама всегда, в тайне от отца, говорила со мной на русском. Я унаследовал и её чувство юмора.

Тане вновь захотелось засмеяться, ведь Эрих казался ей таким близким человеком, на время она даже забыла о том, что перевязывает руку собственному врагу.

– У нас не принято помогать врагам.

– У нас тоже. Наша задача уничтожить всех русских, не оставляя им ни малейшего шанса на победу, но ты ведь станешь исключением, правда, Таня?

– Я? Исключением? Ты наверно забыл, что на дворе война. Ты знаешь сколько наших полегло?

– А наших думаешь меньше?

– Ты жестокий, если убиваешь невинных людей.

– У меня не было выбора. С призывниками в Германии разговор короткий.

Сладкая улыбка белоснежных зуб, на лице Эриха, сменилась на серьёзность. Его тон стал более грубым, он дёрнулся, как ошпаренный и вырвал свои руки из нежных Таниных. Она и сама сменила милость на гнев. Ей казалось, что Эрих вот-вот достанет из сумки оружие и пристрелит её, однако он не спешил этого делать.

– Почему ты не убиваешь меня?

Решительно спросила Таня.

– Ты ждёшь этого? Я не стану поступать так со своей спасительницей.

– Спасительницей? Я не спасала тебя.

– Ты ошибаешься. Я мог умереть здесь от потери крови, но твоя умелая перевязка предотвратила это.

Танино сердце вновь оттаяло. До сегодняшнего дня, она и подумать не могла, что будет лично знакома с человеком, который находится по ту сторону баррикады. И хотя Таня даже не догадывалась о том, что товарищи по службе называли Эриха «безжалостным и хладнокровным», ей определённо казалось, что он хороший человек. Её женское чутьё подсказывало, что этот парень добрый и отзывчивый. Его выдала улыбка, такая искренняя и нежная. Тане было безумно любопытно, о чём же сейчас думает этот удивительный парень, которого она уже совсем перестала бояться. Эрих смотрел в её карие глаза и видел своё отражение. Таких красивых девушек, как Таня, в Германии просто не существовало. Его завораживала манера её общения и ему не хотелось, чтобы секунды, проведённые с ней, когда-нибудь заканчивались.

Темнело. Звуки выстрелов были прекращены, но это не давало право думать, что война окончена. Кровавая вода Волги бурлила. Число жертв было огромным. Один день казался солдатам целой вечностью. Таня и Эрих находились в полной растерянности, ведь выходить из леса было опасно, особенно вдвоём.

– Ты понимаешь, что нас не должны видеть вместе? Мы оба можем пострадать.

– Ты хочешь бросить меня здесь одного?

– Нет, Эрих, я не хочу тебя бросать. Я просто не знаю куда нам сейчас идти.

– Давай останемся здесь до рассвета, а рано утром побежим в наши лагеря. Кстати, где расположен ваш лагерь?

Таня громко засмеялась и её вновь охватил приступ испуга. Она не могла доверять Эриху, поскольку он был немцем, и плевать на то, что он понимал её с полуслова.

– Ты шутишь? Я не скажу тебе где находится наш лагерь. Почему я должна тебе верить?

– Ты боишься, что я обману тебя и мы с отрядом нападём на вас завтра?

– Даже так. Я не могу верить тебе. Прости.

– Чем я могу доказать тебе то, что не наврежу ни тебе, ни твоим товарищам?

– Не знаю, забудь! Давай просто насладимся тишиной.

– Давай.

Лёгкая прохлада колыхала ветви деревьев, из-за этого создавался лёгкий лесной шум. Сквозь верхушки деревьев виднелось звёздное небо. Таня и Эрих лежали рядом, смотрели ввысь и каждый из них думал о чём-то своём.

– Meine Eltern lieben die Sterne. (Мои родители любят звёзды)

Таня улыбнулась и взглянула на лежащего рядом Эриха.

– Что ты сказал?

– Прости, всё время забываю, что ты совсем не знаешь немецкий. Говорю, что мои родители любят звёзды.

– Правда? Это очень мило.

– Да, но не эти звёзды, а те, которые на погонах. Меня с детства мечтали сделать военным. Знаешь, я рос в маленькой семье с жёсткими порядками. Мой отец – полковник в отставке, а мать– простая домохозяйка. Меня всегда приучали к дисциплине, а когда мне исполнилось десять лет, я был отдан в спортивную школу. Я всегда уважал законы своих родителей, но иногда мне хотелось простой человеческой любви, а не вечных нравоучений.

– А я воспитывалась в детском доме. Мои родители погибли, когда я была ещё совсем младенцем. Иногда я просто мечтала, чтобы кто-нибудь давал мне советы и учил жизни.

– Интересно получается! Я рос в полноценной семье, а ты – нет, но мы оба не знаем, что означает искренность и любовь.

– В этом ты прав!

От усталости Танины глаза сами-собой закрывались. Она уже едва слышала голос Эриха. Продолжать свою речь он не стал, ведь одного взгляда на усыпающую Таню, было достаточно для того, чтобы самому погрузиться в сладкий сон. Вот так, на сырой земле, положив под голову собственную одежду, засыпали в ту ночь, два совершенно разных человека. Разные судьбы и политические взгляды не помешали этим двоим завязать разговор. В лесу зародилась абсолютная тишина. Эрих и Таня мгновенно засыпали, а некогда былой страх между ними, напрочь исчез.


ГЛАВА III

Лесное щебетание птиц было звонким и пронзительным. Запах свежести витал в воздухе. Где-то вдалеке виднелся рассвет, который уже долгое время никому не приносил радости. По Таниному телу пробежала лёгкая дрожь. Это было связано с утренней прохладой и ночёвкой под открытым небом. Таня широко открыла глаза и слегка потёрла их руками. Впервые за долгое время ей удалось выспаться. Она осмотрелась по сторонам и на лице её появилась улыбка, когда она заметила сидящего в стороне Эриха. Он разжёг небольшой костёр посреди их маленькой поляны и что-то нашёптывал себе под нос. Он выглядел таким добрым и заботливым, что Таня даже представить не могла, как он безжалостно обстреливал русские деревни. Вчерашний день, изменил многое в её голове, и она понимала, что уже никогда не сможет забыть эту встречу.

– Доброе утро, Эрих. Что ты делаешь?

Эрих обернулся и на его лице появилась улыбка. На щеках образовались лёгкие ямочки, которые свели бы с ума любую девушку. Он смотрел на Таню, затаив дыхание. Её большие карие глаза с густыми чёрными ресницами, были устремлены прямо на него. Слегка растрёпанная, но такая живая, она улыбалась и с интересом смотрела то на него, то на пылающий огонь.

– Доброе утро, моя спасительница. Я разжёг нам костёр, чтобы хоть как-то согреться. Ты хочешь есть?

– Хочу!

Эрих потянулся к своему небольшому, изодранному рюкзаку и вынул оттуда два ломтика хлеба и маленькую фляжку с водой. Один кусок белого хлеба он оставил себе, а другой протянул Тане.

– Вот, держи! Это всё чем я могу тебя угостить.

– Спасибо тебе большое.

Ребята принялись есть, предварительно, устроившись поудобнее возле костра. Время незаметно летело, а они не прекращали разговаривать друг с другом. Слегка перекусив и потушив огонь, пылающий рядом с ними, между ребятами возникла немая пауза. Они с трепетом смотрели друг другу в глаза, а тем временем в лесу поднимался ветер. Эрих акцентировал своё внимание на грациозных чертах Таниного лица, и уже через пару секунд его голубые, как небо глаза, опустились до самого контура её губ. Затаив дыхание, Таня закусила нижнюю губу, а ладонью пригладила прядь, развивающихся от ветра волос. Её зрачки бегали из стороны в сторону, словно маленькие солнечные зайчики. Это очень забавляло Эриха, и он мог бы ещё долго этим любоваться.

– Нам пора уходить!

Сухо произнёс он и на лице его виднелась печаль. За короткий промежуток времени, Эрих сумел распознать в Тане родственную душу и ему не хотелось расставаться с ней, но выбора у него не было. К всеобщему сожалению, в Москву он прибыл не погостить, и это было самым большим разочарованием в этой истории.

– Хочешь я скажу где находится наш лагерь?

Взволнованно произнесла Таня и её вопрос озадачил Эриха.

– Ты ведь боялась говорить, я знаю это.

– Никогда тебя больше не увидеть – вот чего я по-настоящему боюсь.

Эти слова звучали сладким звоном в ушах молодого солдата. Он чувствовал невероятное притяжение к этой русской красавице. Только в это мгновенье Эрих понял, что война может не только отобрать счастье, но и подарить его. Это звучало безумно, но являлось чистейшей правдой, ведь если бы ни этот ужасный замысел атаковать ворота Москвы, пройдясь именно по этой дороге, именно через этот лес, Эрих никогда бы не повстречал именно эту девушку.

– Я тоже этого боюсь!

– Тогда запоминай! За лесом есть посёлок – Приволжье называется, там на окраине, где начинаются поля, наши сидят в засаде. Если сможешь, приходи в полночь, я буду ждать тебя.

– Я обязательно приду, а теперь побежали скорее отсюда.

Эрих встал на ноги, оттряхнул свой китель и протянул Тане руку. Она без раздумий вцепилась в него и ощутила на себе шероховатость его ладоней. Быстрыми шагами они стали выходить из леса, а дальше и вовсе разбежались по разным сторонам.


Вернувшись в лагерь, Таня заметно начала волноваться. Она наперёд знала, как именно будет оправдывать своё отсутствие перед Зинаидой Ивановной, но всё же её сердце стучало как у воробья. Посёлок Приволжье был небольшим и на удивление уцелевшим. В ряд, по широкой дороге стояли маленькие домики с низкими окнами.Огороды выглядели несчастными, урожая совсем не было, да и жителей в этой деревне с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Наша медицинская дружина обосновалась в небольшом кирпичном доме, который с виду напоминал сарай. Здесь жила сестра Зинаиды Ивановны. В её тесных комнатушках были размещены девочки, у которых даже в мыслях не было жаловаться на жильё. Таня подошла к кирпичному дому и постучала по чёрной двери, на пороге появилась Зинаида Ивановна, и Таня, опустив глаза, приготовилась слушать выговор в свой адрес. Но госпожа Широкова не спешила этого делать, напротив, она с облегчением вздохнула и обняла Таню.

– Танечка, милая, ты жива! Мы так испугались вчера, когда не досчитали в дружине одну из наших лучших медсестёр.

– Простите меня, Зинаида Ивановна, я помогала одному очень хорошему человеку.

– Это хорошо, что ты помогала! Я горжусь тобой! Чего мы стоим на пороге, проходи в дом, сейчас всё расскажешь. Тебе надо поесть и как следует отдохнуть перед совершением новых героических подвигов.

Таня была приятно удивлена такой реакцией своей наставницы. Она прикрыла за собой дверь и направилась вслед за Зинаидой Ивановной, которая вела её на маленькую угловатую кухню.

Сегодня не намечались никакие военные операции и девочки могли не рисковать своими жизнями, дабы спасти кого-то из «своих». Было принято единогласное решение о том, чтобы весь день провести в этом стареньком доме на окраине Приволжья. Ото всех сторон доносились возгласы, болтающих девчушек. Они сидели в общей комнате и плели друг другу косы, рассказывая при этом забавные истории из жизни. Радоваться в дни войны было нечему, поэтому девочки вспоминали хорошие события, пережитые ими ещё в довоенное время. Большая часть времени уделялась рассказам и историям, связанным с детством. Кто-то вспоминал хорошее, кто-то плохое, а Таня и вовсе не участвовала в разговоре. Такие темы она конечно-же не любила и старалась обходить их стороной, однако иногда даже ей приходилось задумываться над тем, каким же на самом деле было её детство. Девочки, привыкшие к Таниному безучастию в этой теме, попросту не втягивали её в разговор. Они сидели на полу, укрывшись свои кофтами, а Таня лежала в стороне, на узкой железной койке. Все её мысли занимал лишь один человек. Им являлся Эрих, человек, которого она едва знала. Таня вспоминала их знакомство, то, как впервые увидела его белоснежную улыбку и услышала хриплый голос. Его речь была красивой независимо от того, на каком языке он говорил. Таню привлекала его логика и всё его мировоззрение в целом. Ещё вчера, её так пугало знакомство с ним, ведь он немец, враг для её родины, а уже сегодня она понимала, что готова побежать за этим человеком на край света. Поверить в любовь с первого взгляда всегда сложно, но Таня отчётливо понимала, что её чувства взаимны. Она молилась, чтобы единственный день, который девочки по праву называли выходным, пронёсся быстрее урагана. Она поглядывала на старые настенные часы и ждала, чтобы на дворе стемнело. Таня знала, что в полночь сюда явится Эрих, её любимый солдат. За окном уже начинало темнеть, а галдёж в комнате так и не прекращался.

– А спать сегодня кто-нибудь собирается?

Громко спросила Таня и слегка приподняла одну бровь. Но девочки будто вовсе её не слышали, они продолжали хохотать и разговаривать друг с другом. Тогда Таня погасила свет во всей комнате и пожелала всем доброй ночи.

– Танька, ну ты чего? Сама не разговариваешь, так другим не мешай. У нас между прочем здесь – девичьи секреты, а ты свет гасишь.

– Зинаида Ивановна себя плохо чувствует, а мы ей спать не даём. Ложитесь скорее, поздний час уже.

Враньё – это последнее дело, к которому Таня прибегала в крайних и очень редких случаях. На самом деле Зинаиде Ивановне галдёж девочек не доставлял никакого дискомфорта, однако доставлял его Тане. В её голове до мельчайших деталей был придуман план, следуя ему она должна была дождаться пока в комнате, все до последней девчонки заснут, а она тем временем тихонько встанет и прокрадётся к выходу. Опасность всей затеи стоила того, ведь в награду она получит бесценное время, которое сможет провести наедине с Эрихом. Вечернее время тянулось несказанно медленно и вот наконец наступила долгожданная тишина. В комнате все заснули. Аккуратно спустившись со скрипучей кровати, Таня накинула коричневый плащ поверх лёгкого белого платья. Она распустила свои длинные вьющиеся волосы и положила их на одно плечо. Её сердце дребезжало от одной мысли, что совсем скоро, рядом с этим домом окажется Эрих, самый бесстрашный солдат, которого она знала. Едва дыша, она пробралась через спящих девочек, осторожно открыла дверь и оказалась на улице. Теперь ей нельзя было медлить, и она побежала в сторону заброшенных сараев. Подходя к одному из них, она сразу же заметила мужской силуэт, так грациозно стоявший среди стволов деревьев и маленьких, полуразваленных избушек.

– Эрих!

Шепнула Таня и подбежала к нему.

– Ты пришла! Я уже начал за тебя волноваться. Милая моя!

Эрих слегка обнял Таню за талию и прижал её к себе. Она слышала, как стучит его сердце и ей хотелось взять его в руки, окутать своей нежностью и заботой. Рядом с ним она чувствовала себя такой слабой и защищённой, что вырываться из его объятий просто не хотелось. Никакая война не была ей страшна, когда рядом находился Эрих. Он опустил свой подбородок на её голову и на мгновенье закрыл глаза. Их тела пылали страстью, а сердца рвались на свободу.

– Я не видела тебя целый день, и он казался мне целой вечностью. Тебя спрашивали где ты был вчера?

– Да, устроили мне серьёзный допрос, но я не сломался. Я даже отчасти рассказал им правду.

– Что? Какую правду ты им рассказал?

Испуганно произнесла Таня и в темноте искала глаза Эриха для того, чтобы взглянуть в них.

– Я сказал им, что был занят незапланированной встречей. Что взял в плен русского человека.

– Солгал! Разве ты брал меня в плен?

– Ты в моём любовном плену и никуда уже от меня не уйдёшь.

– Я и не собиралась, глупый.

– Поцелуй меня!

Таня замерла на мгновенье. Просьба Эриха казалась ей такой безумной и легкомысленной, но в то же время, такой нужной и правильной. Она томно вздохнула и слегка встав на носочки, потянулась к пухлым губам Эриха. В эту секунду она поняла, что готова разделить с ним абсолютно всё, что доведётся ей пережить: радость, печаль, все ужасы войны и надежду на светлое будущее. Губы Эриха были холодными, но очень чуткими. Его поцелуи были нежными и одновременно страстными. Одна его рука охватывала тонкую талию Тани, а вторая придерживала её голову, проникая при этом пальцами в струящиеся коричневые волосы. Запах его кожи был своеобразным. Одновременно в нём смешивалась сладкая мята и ваниль. Эрих осторожно оторвал свои губы от Таниных и принялся нежно целовать её в шею. По их телам пробежали мурашки, то ли от волнения, то ли от чувств, переполняющих их. Местами, Тане становилось даже щекотно, но она сдерживала себя, чтобы не засмеяться. Ей доставляло удовольствие ощущать на себе то, как Эрих нежничает с ней, боясь совершить лишнее движение. Она обняла его за шею обеими руками и тихо шепнула на ухо:

– Я хочу быть только с тобой!

Немедля он взял её на руки и не отрывая губ от сладкой кожи, направился в один из сараев. Приоткрыв правой ногой дверь, он осторожно вошёл внутрь и внёс за собой Таню. В сарае было темно и прохладно. Сквозь широкие щели проникали тонкие лучи лунного света. Сарай давным-давно был заброшенным. Его непригодность выдавала измятая крыша, обшарпанная дверь без замка и лёгкая сырость внутри. Сквозь полумрак виднелись старые тумбы, стоящие где-то посредине и небольшой стог сухого сена. Сверху на нём были разбросаны какие-то тряпки. Увидев это Таня вспомнила, как Зинаида Ивановна рассказывала девочкам о заброшенном сарае, в который местные жители приносили свои вещи на сохранение. По всей видимости, это был тот самый сарай. Эрих прикрыл за собой старую дверь, и в помещение стало ещё меньше света. Аккуратно он положил Таню на сено и прилёг рядом.

– Я до сих пор не верю, что наши разные миры нашли что-то общее между собой.

– Я тоже не верю в это, Эрих, но как видишь мы нужны друг другу.

– Du bist meine Liebe. (Ты и есть моя любовь.)

Сжав Танину ладонь в своей, Эрих принялся развязывать тонкий пояс её пальто. Оставив Таню в лёгком платье, он стал снимать свою военную форму. В этот момент юные влюблённые забыли про всё на свете, никакая война не могла помешать самому сильному чувству на земле, чувству, которое единожды, испытывал каждый из нас – чувству любви! Осыпая нагое тело Тани поцелуями, Эрих шептал ей самые красивые слова. Именно такую девушку он мечтал встретить. Она покорила его и уже ничто не могло потушить огонь, вспыхнувший между ними. Таня впервые почувствовала себя такой любимой и желанной, ей не хотелось, чтоб Эрих прекращал свои ласки. Она доверилась ему, открылась полностью, подарила душу и тело. Он сделал из юной девушки настоящую женщину. Таня пылала страстью и из её уст вырывались слова любви.

– Я люблю тебя, Эрих!

– Я тоже люблю тебя, Таня!

Эта фраза, греющая душу, не была для двух влюблённых пустым звуком. Искренность ребят и добрые намерения по отношению друг к другу читались в их взгляде. Часы, проведённые вместе казались им секундами.

– Я вижу море в твоих глазах. Бездонное море, в котором я тону и не хочу, чтобы меня спасали.

Нежно прошептала Таня и опустила свою голову на грудь Эриха. Там, с левой стороны, в её ухо проникал звук горячего сердца, которое стучало всё громче и громче.

– Молчи, Таня! Ничего не говори, а просто будь рядом со мной.

– Я всегда буду рядом с тобой.

Как не хотелось бы им забыть про окружающий мир и остаться навсегда вдвоём, необходимо было возвращаться назад. Таню ждали в своём лагере, а Эриха в своём. Неизвестно сколько ребятам удастся скрывать друг друга от внешнего мира и устраивать тайные, ночные свидания, но одно было известно точно – говорить о возникших чувствах никому нельзя. Они поклялись держать всё в тайне до тех пор, пока не прекратятся военные действия и люди не начнут жить с чистого листа.

– Пора идти! Когда мы снова увидимся, Эрих?

– Завтра мы с отрядом наступаем на соседнюю деревню, местное население грозится распихать гранаты по нашим карманам. Зададим им встряску.

– Я прошу тебя, не убивай никого и береги себя!

– Я постараюсь быть менее активным, чем обычно. Я люблю тебя.

– Как вернётесь в лагерь, дай мне знать. Теперь ты знаешь где меня найти. Мы побудем ещё какое-то время здесь. Я тоже люблю тебя.

– Я обязательно вернусь.

С трепетом и нежностью Эрих поцеловал Таню в лоб, на прощанье и ребята, накинув на себя верхнюю одежду стали осторожно выходить из сарая. И снова они разбежались по разным сторонам, чтобы никто не узнал и не увидел их вместе. Окрылённая Таня, сломя голову, бежала к дому. Виднелся красивейший рассвет, глядя на который появлялись силы исправить положение в мире, стать чуточку добрей и начать жизнь с чистого листа. Подбегая к дому, Таня перекрестилась правой рукой, выдохнула и тихонько открыла дверь. К счастью, в доме была абсолютная тишина, как и тогда, когда она только уходила. По-видимому, все спали и Таня, сняв с себя пальто побежала на кухню, сделав вид, что проснулась самой первой. Кухня была очень маленькой. Таня присела на шаткую табуретку и налила в жестяную кружку кипячённой воды. Она облокотилась о стену и взгляд её был устремлён в потолок. Все мысли её были лишь о том, как прекрасно она провела эту ночь. Неожиданно, на кухню зашла Шура. Её растрёпанный рыжий волос смотрелся весьма забавно. Она зевнула и потянулась вверх, проговаривая при этом, что-то невнятное.

– И тебе доброе утро, Шурочка! Чего так рано вскочила?

– Ну, во-первых, не рано, а как обычно, а во-вторых, услышала какой-то шум в коридоре. Испугалась, что кто-то чужой решил нанести нам визит.

– Наверное я тебя разбудила. Сегодня я самая ранняя пташка.

Таня улыбалась и смотрела на Шуру, которая слегка была в растерянности.

– Ясно всё с вами, товарищ Иванченко. Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Молодец ты!

– Что правда, то правда!

Воскликнула Таня и подскочила с шаткой табуретки. Она открыла маленький угловой шкафчик и достала оттуда пышный хлеб. Улыбнувшись, она отрезала от него кусочек и протянула Шуре.

– Спасибо тебе. Позволь полюбопытствовать, с чего ты такая весёлая сегодня? Помниться мне, тебя редко кто такой видел.

– Да так, ничего особенного!

– Нет, погоди! У нас принято разделять с ближним и горесть, и радость. Горести нам всем надолго хватит, давай уж хорошее что расскажи.

В этот момент Таня замешкалась. Она понимала, что раскрыть свой секрет – дело опасное, к тому же, они с Эрихом поклялись держать всё в тайне, но чувства переполняли её. Ей безумно хотелось поделиться с кем-то новостью о том, что она влюблена. Звучало это глупо, но было самой настоящей правдой. Сегодня был всего лишь третий день, как она знакома с Эрихом, но эти дни открыли ей совершенно другой мир. Мир, в котором живёт любовь и нежность. Таня махнула на всё рукой и посмотрела Шуре прямо в глаза.

– Ладно, Шурка, слушай пока все спят. Только тссс, никому!

– Я –могила!

– Я влюбилась. Ох, по уши влюбилась, Шурочка! Знакомы мы с ним не так давно, но любим друг друга, будто целую вечность. Он заботливый, нежный, в то же время статный и сильный. Мне с ним вообще ничего не страшно. Я знаю, что за меня он готов рисковать своей жизнью. Такой человек, как он не предаст в трудную минуту. Теперь мы с ним ещё больше ждём окончания войны, чтобы наконец почувствовать себя абсолютно счастливыми людьми.

– Вот это да! Чего, чего, а такого я не ожидала. Почему ты молчала? Кто же осчастливил нашу Таню?

– В этом то всё и дело. Казалось бы, что мы с ним совершенно разные люди и нам нельзя быть вместе, но это всего лишь предрассудки. Его зовут Эрих Ремер, родом он из Касселя и служит в немецких войсках.

На Танином лице исчезла улбыка, в глазах читалось волнение и страх того, как на всё отреагирует Шура. Последняя же стояла в полной растерянности и хлопала своими глазами. Руки её затряслись, и она немного закашляла. Увидев такое её состояние, Таня мгновенно попыталась исправить сложившуюся ситуацию.

– Шурочка, милая, да ты не бойся. Он хороший, он вовсе не фашист. Я говорила ему какие мы дружные с вами, как живём здесь и воюем бок о бок. Он и слова дурного о вас не произнёс.

– Ты ещё и про нас ему рассказала?

– Ну, что ты, Шура. Я доверяю ему полностью, я ведь люблю этого человека. Я полностью уверена в том, что он не предаст меня. Ты бы его видела, человек – неземной красоты с большим, добрым сердцем!

– Ну, про смазливые лица немцев мы все и так знаем, проходили уже это, но вот уж не ожидала, что ты влюбишься во врага.

– Да не враг он мне, миленькая! Не виноват же никто, что две державы воевать стали. Он просто выполняет то, что им всем приказывают, но сам то человек он хороший. Не злись, Шурочка, я же тебе как подруге своей сказала.

– Ладно, твоя взяла. Я никому не скажу, в конце концов, любовь – такая штука непредсказуемая, поди знай, на кого в дальнейшем мой выбор падёт.

Таня очень обрадовалась заключительным словам Шуры, и подойдя к ней, обняла её так крепко, как только смогла. Она доверила свой секрет и ей стало даже немного легче, ведь для того, чтобы вечно сбегать на тайные свидания, необходим человек, который будет помогать и покрывать тебя. Этим человеком стала Шура и, хотя, изначально она испугалась, услышав о немецких корнях Эриха, позже она всячески пыталась продемонстрировать, что Таня может полностью на неё положиться. Грядущий день был тяжёлым. Ночью кто-то пытался поджечь ближайшее здание почты, в котором на ночной смене пострадало около шести человек. Проснувшись, Зинаида Ивановна дала командование о том, чтобы Таня и Оля Жукова отправились туда и как можно скорее оказали медицинскую помощь работникам. Остальные же девочки, вместе с Широковой тем временем собирали свои вещи и потихоньку начинали покидать свой лагерь. Кочевать из одного места в другое, было уже нормальным явлением, ведь помощь необходима была во многих районах Москвы, да и к тому же, немцы с большой скоростью вычисляли местоположение образовавшихся лагерей и в любой, подходящий момент могли атаковать. Таня ещё не подозревала, что тем временем, пока они с Олей будут заниматься пострадавшими на почте, Зинаида Ивановна подготовит всё к уходу. На часах была половина девятого утра и Оля с Таней уже находились в пути. Провели их, как и полагается, перекрестив три раза и наполнив сумки медикаментами. Собрав всю волю в кулак, девушки снова вернулись к своим обязанностям и уже к одиннадцати часам они помогли всем, кто пострадал этой ночью.

– Ох, Танюша, придём сейчас и обрадуем Зинаиду Ивановну. Мы славно с тобой потрудились, все сотрудники доставлены в больницу, первую помощь мы им оказали. Теперь смело на новое место переезжать можно.

–Какое ещё новое место?

Удивлённо спросила Таня и посмотрела в ясные глаза Оли.

– Ну как какое! Ты разве забыла, что сегодня мы все перебираемся из нашего лагеря. Здесь становится не безопасно, тем более наши войска уже отдалились от Волги, будем кочевать в другую область.

– Какой ужас! Я думала мы будем здесь ещё какое-то время.

– Да чего ты, Танька?! Какая нам разница где от смерти верной прятаться.

Оля была спокойной и невозмутимой. По сути своей она была права, ведь если бы ни Эрих и его неведенье о новом местоположении лагеря, Таня совсем бы не переживала. Она схватила Олю за руку и потащила её вперёд за собой.

– Куда мы так спешим? Ещё успеем, Танька.

– Нужно скорее назад вернуться, мне с Шуркой срочно поговорить нужно.

– Ладно, как скажешь.

И девочки как можно скорее стали идти. Четыре раза они срезали свой путь, чтобы было короче, однако подошли к их дому всё равно через час. Запыхавшись, Таня оттряхнула ладошки и постучала в дверь, которая мгновенно открылась. На пороге стояла угрюмая Шура, которая увидев девочек расплылась в ироничной улыбке.

– Они явились, Зинаида Ивановна!

Крикнула Шура и посмотрела в сторону комнаты. Оттуда доносился хриплый голос Широковой, которая по всей видимости с утра находилась в более лучшем расположении духа, нежели сейчас: «Пускай Олечка заходит…И товарищ Иванченко пусть тоже не стесняется.»

Шура отодвинулась и освободила девочкам дверной проём. Они вошли в коридор и стали направляться в комнату. Оля вела себя, как обычно, а вот Таня почувствовала, что-то неладное и заходить в комнату, где их все ждали, включая Зинаиду Ивановну, ей абсолютно не хотелось. Она остановилась на пороге и словила на себе всеобщий презренный взгляд.

– Ну, что, Татьяна! Не желаете нам рассказать что-нибудь?

Таня сглотнула кислую слюну и почувствовала, как трясутся её коленки. Мурашки пробежали по всему телу, и она лишний раз убедилась в том, что не зря начала волноваться.


ГЛАВА IV

Зрачки её карих глазах максимально расширились и стали бегать туда-сюда, словно маленькие солнечные зайчики. Атмосфера в комнате была не особо благоприятной, в воздухе чувствовалось напряжение.

– Я не понимаю о чём Вы, Зинаида Ивановна!?

Испуганно воскликнула Таня и посмотрела на сморщенное лицо пожилой женщины.

– Ну, раз ты совершенно не имеешь представления о чём пойдёт речь, пожалуй, я освежу тебе память. Присаживайся!

И Зинаида Ивановна указала своей тонкой кистью на маленький железный табурет. Таня не стала ничего говорить и покорно выполнила приказ Широковой, надеясь на то, что ситуация наконец прояснится. Присев на табурет, Танино лицо сталось сдержанным и серьёзным. Она находилась в полной готовности к тому, что вот-вот услышит нечто малоприятное. Зинаида Ивановна так же не стала тянуть время и слегка прокашлявшись начала свою речь, а остальные девчушки, смирно стоявшие под стенкой, то и дело наблюдали за этой картиной.

– Товарищ Иванченко, потрудитесь объяснить мне, как Вас, такую умную и сообразительную девушку угораздило связаться с человеком, представляющим опасность всем нам, вместе взятым? Выгляньте в окно и убедитесь, что сейчас не лучшее время для любовных романов. На дворе сорок первый – время, когда каждый спасается как может. Люди гибнут, словно насекомые, а ей хоть бы хны! Придумала себе, что влюбилась и ходит здесь довольная. Не об этом думать нужно, Татьяна, не об этом! Теперь опустим предисловие. Он немец, Татьяна! Твой Эрих Ремер состоит в четырнадцатом отряде Германской разведки. Неужели тебе это ни о чём не говорит? Опомнись, дурочка, ты вовсе ему не нужна! Он обманет тебя в два счёта, а потом прикончит и тебя, и твоих друзей. Наш полк в опасности, наша страна в опасности, Таня! Как ты могла поверить в искренность его намерений? Думаешь он правда влюбился в тебя за такой короткий срок? Сомневаюсь я в этом! Ты глубоко заблуждаешься, полагая, что обретёшь с ним истинное счастье. Он использует тебя ради своих коварных целей, ведь как известно, на войне все средства хороши, а ты – идеальное оружие в руках фашиста!

Зинаида Ивановна закончила свою речь на повышенных тонах. По её лицу было видно, что она испытывает злость, гнев и страх за дальнейшее существование своих подопечных. Она перевела дыхание и потянулась к деревянной тумбе, на которой стояла кружка с водой. Испив из неё всю воду, она вернула кружку на прежнее место и заново взглянула на растерянную Таню. Таня же тем временем уже была сломлена. На её глаза наворачивались слёзы. Самое первое, что приходило ей в голову – это мыли о предательстве Шуры. Ведь Таня поверила ей, рассказала главный секрет в своей жизни, а та в свою очередь поклялась хранить его. В итоге вышло, что Шура обманула её и сделала так, как посчитала нужным. Этот факт очень угнетал Таню, и она совершенно не знала, что же ответить, разгневанной Зинаиде Ивановне. Она чувствовала себя скованной и подавленной, сидя на маленьком табурете, в окружении людей, которые накинулись на неё и совершенно не желали понять истинные мотивы её поступков. Непонятно каким образом, она должна была доказать всем обратное, доказать то, что Эриху можно доверять и то, что они действительно любят друг друга.

– Я не знаю, что всем вам ответить. Мне жаль, что Шурочка не умеет хранить чужие тайны.

Лицо у Шурки заметно покраснело, ей конечно же стало стыдно за то, что она поступила не по-товарищески, но другого выхода у неё не было. Она совсем не знала Эриха и страх какой-либо связи с немцем был неописуемо сильным. Шура стояла и молча упиралась о стену, отводя глаза в сторону. В ней так и не нашлось смелости хоть как-то ответить Тане. Зато Зинаида Ивановна не упускала возможности перекинуться с Таней парой слов. Она сразу же встала на защиту Шурки, и делала это весьма уверенно.

– А вот на Фролову тут спихивать не надо. Я тут с вами не бабские сплетни обсуждать собралась. Перед нами стоит конкретная проблема, которую необходимо решить, и положить конец всему этому беспределу я намерена здесь и сейчас. Вы будете отвечать за свои поступки, товарищ Иванченко?

– Да, буду! Уважаемая Зинаида Ивановна, миленькая, никто из вас не знает Эриха, ведь если бы вы провели с ним хоть чуточку времени, то поняли бы, какой он замечательный человек.

– Ну разумеется, замечательный человек из немецкой разведки. Да вся его любовь к тебе, придумана лишь для того, чтобы разузнать, что-то о русском фронте. Как вы вообще нашли с ним общий язык?

– А он наполовину русский…и душа у него, видимо, русская! Ведь он понимает меня с полуслова. Я никогда не встречала таких людей, и я верю ему, верю так, будто тысячу лет знакома с ним.

– Меня мало волнует то, чем, якобы покорил тебя Ремер. Танюша, девочка моя, ты ведь знаешь, что никто из присутствующих здесь не желает тебя зла, особенно я. Я пекусь о вас, как о собственных детях. Вы помогаете мне на мгновенье забыть, что мой Никитка где-то там сейчас погибает за честь нашей родины. Я верю! Верю, что эта ужасная, кровавая, беспощадная, жестокая война вот-вот закончится. Но для того, чтобы победить, чтобы остаться живыми во имя мира и добра, мы должны бороться. Бороться до последнего – вот наша основная задача на сегодняшний день. Я не вправе лишать тебя человеческих чувств, но ты должна осознать то, что так называемая любовь с Эрихом и вовсе не является любовью. В случае с ним, ты получишь нож в спину и в сердце. Прими это!

Хрустальные слёзки на Таниных глазах застыли, казалось, что ещё чуть-чуть и они превратятся в мелкие алмазы, которым что-то мешает выпасть из глубоких, карих глаз. Её бледное лицо побелело ещё больше. Она до последнего не могла поверить, что это действительно происходит именно с ней. В одночасье, грёзы о совместном счастье с Эрихом, стали для неё совершенно пустыми. «А вдруг он действительно меня не любит? Вдруг, он соврал мне обо всех чувствах, которые испытывает ко мне? Вокруг нас так много ослепительно красивых девушек, так почему же он выбрал именно меня? Кто я? Сиротка, которая всегда лишь мечтала о теплоте и заботе. Разумеется, после стольких мучений, которые я повидала, я сходу могу довериться и оттаять от незначительной заботы. Так долго я была одинокой и никому ненужной, что и впрямь поверила абсолютно чужому мне человеку. Быть использованным в корыстных целях никто не желает, однако именно я, добровольно подписалась на это. Ведь Зинаида Ивановна права, я откликнулась на зов своего сердца и отключила разум. Эриху нельзя доверять. Ни один немецкий солдат, хладнокровно убивающий мирных жителей, не поддастся искушению и не влюбится в первую встречную. Значит я нужна Эриху в качестве верного оружия, в борьбе с противником.»

С виду казалось, что Таня потерялась в пространстве и совершенно не соображает, что с ней происходит, однако в голове её кипели страсти. Мысли сменяли друг друга, и помолчав пару минут, она сделала глубокий вдох, на выдохе произнеся свой вердикт.

– Я приношу свои извинения за то, что заставила всех вас волноваться. Благодаря Вам, Зинаида Ивановна, я поняла, что Эрих Ремер является моей глупейшей ошибкой. Мне не стоило поддаваться чувствам, в первую очередь я должна была думать о всеобщей безопасности. Мы никогда с ним больше не увидимся и тем более не будем вместе.

По её щекам потекли долгожданные слёзы. В этот момент она ненавидела весь мир и себя в первую очередь, ведь она позволила себе разрыдаться на глазах у всех. Тане совершенно не хотелось вызывать чувство жалости. От него ей становилось тошно. В её жизни наступил очередной дурной период, когда просто хотелось беспробудно уснуть. В своих собственных словах Таня слышала ложь, ведь она не на секунду не переставала любить Эриха. И хотя она понимала, что коллектив и Зинаиды Ивановна правы, и Эрих действительно солдат немецкой разведки, которому нельзя доверять, она по-прежнему его любила и благодарила Господа Бога просто за то, что встретила его однажды. Все чувства и мысли мешались воедино. Таня твёрдо приняла решение закопать свои чувства и смотреть в глаза реальности. А реальность была такова – Эрих её главный враг.

– Не плачь, Танечка! Пройдёт война, ты ещё первая замуж выскочишь. И любить ещё будешь, и тебя будут. Гордись тем, что осознала всё и приняла верное решение.

Улыбаясь повторяла Широкова. Разговор закончился в её пользу, Таня признала свои ошибки и встала на путь исправления. Девочки из дружины уже давным-давно собрали вещи и были в полной готовности к основанию нового военного лагеря. Таня высморкалась в красный носовой платочек, который протянула ей Оля Жукова, и пошла вслед за девочками. Может быть, оно и к лучшему, что Эрих ничего не знал и даже не подозревал того, что больше никогда не увидит Таню.


День подходил к концу и выдался он не самым лёгким. Девочки расставляли свои вещи на новом месте. Медицинская дружина разместилась недалеко от посёлка Фряново, на берегу узкой речки. Девочки натянули большие шатры и обустроили их внутри, сделав там настоящие больничные палаты. А собственные вещи оставили в небольшой палатке, в которой собрались заночевать. По последним известиям, тем временем, пока среди дружины велись разговоры об отношениях Тани и Эриха, Москву окружили со всех сторон. Надвигалась воздушная атака, которую русская авиация не знала, как предотвратить. Зинаида Ивановна, вооружившись парой девушек, отправилась на подмогу авиации, ведь раненных среди них было так же много, как и в пехоте. Остальные остались во Фряново, им было поручено подготовить к завтрашнему наступлению целую роту солдат. Оставшиеся девочки покорно выполняли поручение Широковой и клали в сумки солдатам вещи первой необходимости, ведь им предстояла дальняя дорога. С каждым днём на улице становилось всё холоднее и холоднее. Отчаянная Таня, укутавшись шерстяным шарфом, сидела в шатре и напевала себе под нос какую-то мелодию. Ничего её не радовало, ведь помимо кровопролитной войны, которой не видно было конца, она испытывала чувство потери и безысходности от расставания с Эрихом. Она была огорчена тем, что бросила своего возлюбленного тайно, не посмотрев напоследок в его чистые, как небо глаза. «Глупая, глупая я! Зачем вообще позволила себе связаться с ним. Почему не сбежала в ту минуту, когда только обнаружила его на поляне? Рано или поздно он бы всё равно меня предал. Верно девчонки говорят, фашист он самый настоящий, дрянь из немецкой разведки. Узнал где лагерь наш находится, слава Господу, что мы покинули то место, слава Господу, что он не знает где мы сейчас. Этот страшный человек убил бы и меня, не моргнув и глазом. Ведь он убил уже сотню солдат, сотню ни в чём неповинных людей, подорвал тысячу домов, вместе со своими сослуживцами. Ненавижу Эриха за это, хоть и беспамятно его люблю!»

Танины мысли о случившимся всё никак не прекращались. Она хвалила и одновременно винила себя за то, что ушла от Эриха «по-тихому», так ничего и не объяснив. Усталость брала над вверх и едва опустивши свою голову на мягкий свёрток из простыни, Таня погрузилась в обрывистый сон.

Гул танков был слышен отовсюду. Порывистый ветер заставлял шатры колыхаться туда-сюда. Вечерело. Солнце, которое уже давно не могло согревать Землю в полную меру, начинало заходить. Неподалёку от Фряново простирался маленький парк, издалека похожий на лес. В нём стояла дюжина деревьев, листья на которых давно опали. С каждой минутой часа, ветер становился ещё сильнее и листва, лежавшая у корней деревьев, начинала медленно подниматься вверх. Большие и маленькие листья, летали по сторонам, а затем вновь опускались на землю, создавая узор уютного ковра. Никакая война не могла изуродовать настоящую природную красоту. Картина маленького парка была печальной, но в то же время такой загадочной и завораживающей. Небольшой участок земли был абсолютно пустым. Его окружали лишь стволы, слегка колыхавшихся деревьев. Этот парк был наполнен лёгкостью и свежестью. Воздух в нём был фантастически чистым. Никто и никогда не видел там дыма от огня, струящегося вверх, никогда не видел горы пепла, рассыпанного по каждой дорожке. Этот парк был единственным местом во Фряново, которого не успела коснуться война. Наконец на улице окончательно стемнело и верхушки голых деревьев перестали виднеться. Таня до сих пор спала и снились ей не самые приятные сны. Сначала девушка видела образы солдат. Окровавленные лица со слезами на глазах смотрели прямо на неё и что-то пытались ей сказать. Затем Таня видела, как она бежит по каменистой дороге, босая и в одной ночной рубашке. Ноги были разбиты в кровь, а зубы сводило от холода. Она бежала без остановки, пытаясь догнать машину, на которой уезжала Зинаида Ивановна. Чёрная машина не останавливалась, а уставшая Таня сбилась с дыхания и упала посреди дороги. Из отдаляющейся машины показалась тонкая сморщенная рука Широковой, которая помахала Тане на прощанье. Кошмарные сны не прекращались, и Таня в очередной раз увидела ужас своего воображения. Она стояла на поляне, той самой, где когда-то впервые встретила Эриха. Он тоже там был, только брюки у него были порваны, а китель имел на себе пятна свежей крови. Он глядел на Таню и что-то тихо шептал на родном немецком языке. А потом улыбнулся ей и сказал, что будет любить её всегда. Не выдержав такого напряжения Таня закричала, и сама же проснулась от собственного звука. Сердечко её стучало как у маленького воробушка, который впервые увидел воочию хищного кота. Таня осмотрелась по сторонам. В шатре никого не было, в нём было тепло и уютно. Через тонкую метрию послышались пронзительные звуки, которые издавали ночные сверчки. Слегка отдышавшись и отойдя от испуга, Таня потянулась к своей сумке, в которой была маленькая бутылочка с простой водой. Не успев открутить крышку, Таня услышала дикие вопли на улицы и шум подъезжающей машины. Она вскочила с пола и вылезла из шатра, захватив с собой маленький фонарик, на случай если на улице совершенно темно. Из палаток повыскакивали остальные девочки, которые сегодня никуда не уходили. Все они столпились у дороги и не понимая, что происходит глядели на Шуру, которая со слезами вылезала из военного фургона. Таня, забыв про все обиды подбежала к ней и с испуганным лицом посмотрела в её заплаканные глаза.

– Шура, Шурочка, что случилось?

Но Шура так и не нашла в себе сил успокоиться и ответить на Танин вопрос. Она лишь кивнула в сторону багажника, который открывали два молодых сержанта. Водитель фургона тоже вышел и приобнял зарёванную Шуру. Девочки стояли в растерянности и понимали, что случилось что-то ужасное. Сержанты вытащили из багажника три бездыханных тела. Две девочки из дружины были покрыты синяками и гематомами, которые были не совместимы с жизнью. В третьем теле юные медсёстры узнали Зинаиду Ивановну, их любимую наставницу. На ней не было и живого места. Голова была пробита чем-то острым, лицо было опухшим и затёкшим. Руки и ноги потеряли естественную форму, из чего можно было сделать вывод о том, что они сломлены. Все вздрогнули от ужаса. Нет, не может быть, чтобы они погибли. Такая мысль просто не укладывалась в голове. Минутное молчание стало прерываться всхлипами и в это время началась поистине жуткая паника.

– Нет, нет! Я не верю, что они мертвы. Ну как такое возможно?

Рыдая говорила Таня, глядя в глаза водителю. Он стоял неподвижно и на лице его читалась скорбь. Найдя в себе силы, хоть что-то вымолвить, он тяжело вздохнул и опустил серые, туманные глаза вниз.

– Это война, девочки! Война! Она не щадит никого. Мы ехали по обрывистой дороге, стремясь как можно скорее оказаться в Подмосковье. Все вы наверно прекрасно знаете о том, на какой героический подвиг шла ваша наставница. Вчера днём ей сообщили о том, что районная больница была подорвана и всех, кто в ней находился придётся спасать от новоиспечённых увечий. Зинаида Ивановна была представителем самой сильной, добровольной медицинской организации в нашей местности, а также человеком, несущим ответственность за людей. В очередной раз она взвалила на свои хрупкие плечи военное дело, в которое ввязала трёх своих медсестёр. Мы проезжали мимо заброшенных железнодорожных путей, как вдруг на дороге, перед самым нашим носом, появился танк Рейнметалл У120, в экипаже которого находилось шесть немецких бойцов. Мы сразу почувствовали опасность. Сержанты выбежали и попытались начать огонь, а я молча сидел и не знал, как мне поступить. Теперь я виню себя во всём, но в то же время так бессовестно оправдываю. А что я мог сделать? Ведь я простой водитель, а вовсе не командир. Этот огромный танк направлялся в сторону железнодорожной базы, где хранились еда и вещи первой необходимости, которые были перевезены из соседних стран. Немцам было не до нас, и я до сих пор удивлён, почему они не убили всех. Пустив два слабых выстрела, немецкие солдаты добились серьёзного ранения одного из сержантов. Зинаида Ивановна, Верочка и Люба выбежали из фургона, я не мог остановить их, ведь они желали помочь товарищу. Благо, что Шурка осталась со мной. Она готовила медицинский спирт и место в машине, чтобы разместить раненого бойца. Вдруг, раздался выстрел из пушки, и наши отлетели в разные стороны. Я со слезами на глазах спасал девочек и Зинаиду Ивановну, но было слишком поздно. Смерть наступила мгновенно. Сержанты пострадали, но выжили. Мы приняли решение развернуть фургон и вернуться обратно во Фряново. Я никогда ещё не вёз трупы, так глупо ушедших из жизни людей.

Водитель Николай, заканчивал свой трагичный рассказ со слезами на глазах, а позади него стояла Шура, которая не переставала рыдать.

–Мы справимся с этим! Мы сильнее всей этой горести.

Вымолвил один из сержантов, который так же, как и все находился в критическом состоянии.

Для девочек, гибель Широковой стала неожиданным ударом, который мгновенно их подкосил. Зрелище, творившиеся в эту ночь в лагере, было самым ужасным из всех. Из кромешной тьмы помогали выйти пара ручных фонарей. Все стояли напуганные и заплаканные. На душе поселилось тревожное чувство, будто часть тебя, самую близкую и светлую часть – оторвали и выбросили в помойную яму. Таня обнимала Шуру, и вместе они создавали дуэт. Дуэт, где созвучно текли слёзы и слышались отчаянные всхлипы. Николай копал небольшие ямы рядом с шатром. Было принято решение о том, чтобы похоронить девочек и Зинаиду Ивановну именно здесь. Этой ночью никто так не уснул. Сначала все отходили от шока, затем заново в него погрузились, видя, как в сырую землю закапывают дорогих им людей. Прощанье с подругами и верной наставницей, при свете луны, было, пожалуй, самым страшным, что девочки повидали за время этой жестокой войны. Казалось, будто дикий рёв, стоял во всём Фряново и слышали его абсолютно все, кто находился поблизости. Аккуратно положив изуродованные тела в ямы, их прикрыли большими плотными покрывалами, а затем сержанты принялись засыпать их землей.

«Я знаю, что они навсегда останутся в наших сердцах. Как жаль, что я так многого не успела сказать Зинаиде Ивановне. Очень жаль, что я не смогла выразить ей слова благодарности за то, что она так искренне ко мне относилась, за то, что давала мне советы и помогала во всём, за то, что полюбила меня как собственного ребёнка. Без её помощи мы не выполнили бы и половины работы, но теперь это в прошлом. Оставшись без наставницы, мы просто обязаны взять дело в свои руки и быть ещё более самостоятельными. Мы продолжим нести свою ношу, а она, наблюдая за нами сверху, будет гордиться!»


Разум Тани всё никак не мог отключиться. Эмоции и чувства кипели внутри неё, лоб был горячим, а глаза усталыми и опустошёнными. Она лежала в палатке совсем одна, другие девочки, как никогда боялись одиночества, они забрались в большой шатёр и ночевали все вместе. Таня же предпочла остаться наедине с собственными мыслями. Ей было гораздо легче рассуждать здесь одной, чем воочию видеть, как все не перестают рыдать. Ночь была длинной и казалось, будто Таня не может уснуть целую вечность. Укрывшись белой простынёй, она закрыла свои глаза и тихо помолилась Богу. Молитва была долгой. Таня просила прощения за грехи всех людей, за то, что они без видимой на то причины, убивают друг друга, заставляя родных и близких скорбеть всю оставшуюся жизнь. Таня молилась о том, чтобы жизнь наладилась, чтобы война закончилась и больше никто и никогда не пострадал. Она перекрестилась три раза и закрыла свои глаза. Сердце перестало бешено колотится, учащённый пульс начал приходить в норму. Таня начала чувствовать, как внезапно исчезает душевная боль, ей всё больше и больше хотелось спать. Она точно знала, Господь рядом с ней!


ГЛАВА V

На тусклом сером небе виднелись пушистые белые облака. Они плыли, цепляясь друг за друга, создавая общую небесную картину. Раннее утро дарило лёгкую свежесть и надежду на то, что всё наконец-таки образумится. С момента трагедии в медицинской дружине, прошло полторы недели. Всё это время девочки по-прежнему находились во Фряново, не зная куда им идти дальше. В этой местности не проходили серьёзные бои, в основном, здесь просто проезжали танки, чаще всего русские. Здесь была проложена гладкая дорога к Москве, о которой пока-что не знали немцы. Небольшая могила, в которой покоилась Зинаида Ивановна была рядом с девочками, они часами сидели рядом и спрашивали совета, но вот помочь им она уже ничем не могла. За старшую медсестру осталась Шура Фролова. Она следила за порядком в девичьих аптечках, следила за тем, куда направляется русская армия, чтобы знать в какой местности необходимо дежурить. Иногда во Фряново приезжал Николай Семёнович, тот самый водитель, который не бросил дружину в трудную минуту. Он приглядывал за девочками, как мог: привозил им еду и воду, бинты и тёплые вещи, рассказывал им последние события, которые творятся на фронте. Вот и это утро не стало исключением, Николай Семёнович припарковал свой фургон рядом с шатром и стал выгружать из багажника какие-то коробки. В это время Шура расчищала путь к шатру от листьев. Они, как и полагается, полностью осыпались на землю, по приходу холодов. Шура увидела, как измотанный Николай Семёнович в очередной раз навестил их с самого утра, и тотчас же подбежала к нему.

– Доброе утро! Вы сегодня раньше обычного пожаловали. Вам помочь?

– Не надо, Шурочка. Эти коробки тяжёлые, в них банки с закрутками. Их привезли сегодня в Подмосковье, со складапищевой базы. Такими вот харчами питаются в местных войсках. Я как раз навещал племянника там, вот он и передал мне пару баночек, мол знает, что мне вам помогать надо.

– Вот оно что, теперь ясно! Спасибо Вам ещё раз, не знаю даже, что бы мы делали, если бы совсем одни остались.

– Не думай об этом, милая! Жизнь-зараза, и без того нас всех мучает.

– И то верно! Ума не приложу, куда двигаться дальше. Зинаида Ивановна разочаровалась бы во мне, если б только знала, как неумело я руковожу всеми.

– Не кари себя, дорогая! Ты не виновата, что в свои семнадцать лет повидала много ужаса. Ты юная и имеешь полное право не знать чего-то.

– Я просто хочу, чтобы война закончилась, но для этого нужна отчасти и наша помощь. С Зинаидой Ивановной мы всегда знали куда идти и что делать, а сейчас что? Я стала главной лишь на словах, а на деле даже не знаю, что творится дальше Фряново.

– Зато я знаю! Для чего же вам Николай Семёнович? Я способен не только еду и вещи привозить, но и давать кое-какие наставления. Слушай и запоминай, Шурочка – последние новости. Всё Подмосковье затаило дыхание. Внезапное затишье со стороны третьего рейха даёт нам право полагать, что мы в ещё большей опасности, нежели раньше. Соседние сёла уже готовы к атаке, вовсю строят баррикады, наши солдаты за ночь перезарядили всё огнестрельное оружие. К сегодняшнему вечеру они планируют направиться к Московским воротам и ждать, когда наступят немцы.

– Они полагают, что немцы зайдут в Москву?

– Если бы они попытались атаковать очередное село или небольшой городок, то вряд ли бы стали устраивать временное затишье. Разделяю мнение о том, что они готовятся к чему-то более масштабному.

– Боюсь, что это и есть их коварный план!

Шурины глаза расширились, а скулы, наоборот, стали более узкими. По выражению её лица было отчётливо видно, что девушка за, что-то переживает. Взгляд её был устремлён в одну точку, куда-то вдаль, где совсем ничего не было. Иногда даже казалось, что Шура, что-то вспомнила и теперь формулирует мысль, а может быть даже рождает новый план в своей голове.

– Не понимаю о чём ты! Какой ещё план?

– Николай Семёнович, вспомните пожалуйста! Около месяца назад, Зинаида Ивановна получила послание от старой приятельницы. Та говорила о том, что шестой полк Шиссельбурга под руководством Касселя направляются в Ленинград. Я уверена, что это затишье является лишь прикрытьем. Они не напали тогда на Петербуржцев, значит сделают это сейчас. Все мы как идиоты встанем на ворота Москвы, чтобы враг не прошёл, а они тем временем, со своей сильной армией стрельнут по Ленинграду. Вы понимаете?

– Товарищ Фролова, да Вы просто гений. В таком случае мне в срочном порядке необходимо возвращаться обратно в Подмосковье к племяннику и сообщить всем о том, что целью фашистов сейчас является вовсе не Москва.

– Именно! А я побегу созывать нашу дружину. Мы соберём свои вещи, а как только солнце начнёт заходить, мы тотчас же покинем лагерь и пойдём в сторону Ленинграда, разыщем местных врачей и предупредим их обо всём, а затем временно поживём там, ведь по нашим подсчётам в ближайшие дни немцы перейдут в наступление.

– Вот видишь, Шурочка, Зинаида Ивановна гордилась бы тобой, ведь ты сама приняла решение и разработала целый план! Живо за дело, не будем терять ни минуты.

Шура скромно улыбнулась и побежала в сторону шатра, а Николай Семёнович сел в свой фургон и начал разворачиваться в противоположную сторону. Поговорить с девочками не составило для Шуры большого труда. Она, как и полагается разложила им всё по полочкам, а они в свою очередь прислушались к её мнению и даже разделили его. В незамедлительном порядке они стали готовиться к предстоящему уходу из Фряново, Таня и Оля Жукова собрали самодельные шатры и палатки, Шура перебрала все вещи, которые привозил Николай Семёнович в последние дни, а остальные девчонки приготовили немного еды и положили её в свои сумки, в отделения свободные от медикаментов.

Солнце начинало садиться. Наступало то самое время, когда санитарная дружина была вынуждена покинуть родное селение. За короткий срок, девочки многое пережили в этой местности. Были дни, когда они поистине отдыхали здесь, забывая на время о том, как в соседних окрестностях продолжаются военные действия. Да-да, они забывали про всё и старались вновь почувствовать себя весёлыми и беззаботными. Иногда по вечерам они даже пели песни, тихо нашёптываю слова, сидя у костра. Костёр помогал им не только согреться, но и создавал уютную дружескую атмосферу. Также во Фряново были и потрясения, главным из которых, стала гибель Зинаиды Ивановны и двух подруг. Такое событие забудется ещё не скоро. Конечно, на войне дни летят словно месяца, но не взирая на это, душевная боль ещё долго не будет униматься. Постояв ещё какое-то время у могил своих товарищей, девочки вытерли скупые, солёные слёзы и отправились в путь. Дорога предстояла нелёгкая. Напрямую двигаться в сторону Ленинграда было слишком опасно, да и расстояние было слишком большим. Не оставалось другого выбора, кроме того, как срезать свой путь через тот самый одинокий парк, находившийся рядом. Выйдя из него начиналось разветвление трёх дорог, которые вели в разные местности. Самая длинная дорога и была дорогой, ведущей в Ленинград. С виду широкая тропа казалась безопасной и безлюдной, но всё-таки, с каждым часом на улице становилось всё темнее и темнее, и двигаться дальше, разумеется было страшно. Девочки старались не задумываться о какой-либо опасности, поэтому отвлекали себя тихими разговорами. Тропа была каменистой, с крутыми спусками. По обе стороны стояли высокие деревья, на первый взгляд создавалось впечатление о том, что девочки всё ещё не вышли из парка, но это было далеко не так. Если обернуться назад, то можно увидеть, как вдали виднеется Фряново со своими деревьями, из которого они давно уже вышли. На небе начинала виднеться луна. Она была большой, круглой и очень яркой. Смотреть на неё, не отводя своих глаз, можно было бесконечно. Полнолуние вообще имеет свойство завораживать людей, не зря, именно в такие лунные ночи случаются самые необъяснимые чудеса. Девочки шли быстрым шагом, усталость чувствовалась лишь слегка, поэтому привал намечался не скоро. Внезапно Таня остановилась, ей послышалось, будто кто-то зовёт её.

– Эй, кто меня звал только что?

Ничего не понимающие девочки переглянулись друг с другом и хором ответили:

– Никто! Видно тебе показалось.

– Да, наверное, показалось.

И они снова продолжили движение, однако Таня не переставала думать о том, что слышала знакомый ей голос. Ей было жутко интересно, что это могло быть. Не уж то она совсем с ума сошла, в связи с последними событиями. К счастью, это было вовсе не сумасшествие. Кто-то явно выжидал момента, когда рядом с Таней никого не будет и она одна будет ступать у края дороги. Этот кто-то дождался того, чего хотел. Проходя мимо высоких кустов, за которыми виднелись, слегка кривые стволы деревьев, в кромешной темноте, при свете одной лишь луны, кто-то дёрнул Таню за руку и резко затащил в кусты, придерживая свободной ладонью рот для того, чтобы она вдруг не закричала. К радости или печали, никто не заметил похищения, т.к. Таня шла в самом конце всей колоны, а украли её довольно быстро и тихо. Таниному испугу не было предела, ведь она даже не знает кто её схватил. В голову лезли самые ужасные мысли. Рывок был настолько сильным, что Таня вместе с похитителем упали на землю и лежав к нему затылком, она так и не узнала кто это. Прошла пара минут, прежде чем с её рта убрали ладонь. Ей было настолько страшно, что даже сопротивление не имело смысла. Таня была готова ко всему и даже к смерти. Она почувствовала, как сильные руки перестали держать её тело, она слегка приподнялась и осторожно повернулась, чтобы посмотреть кто это. Сердце бешено колотилось, но опасности Таня уже не чувствовала. Яркая луна светила прямо в лицо и обернувшись, Таня увидела знакомые черты лица: добрые голубые глаза, которые смотрели на неё с теплотой, нежную улыбку, сводящую её с ума, ровный изящный нос и выразительные скулы. Перед ней был Эрих, родной, любимый, такой желанный. Она так скучала по нему всё это время и уже сама поверила в то, что никогда его больше не увидит. Всё то, что случилось с ней после их расставания, казалось Тане сущим кошмаром. Ей так не хватало его поддержки и заботы, его преданности и защиты. Дни без него казались годами, которые она в пустую проживала. От мысли о том, что он сейчас вновь находится рядом с ней, становилось очень тепло, на глаза наворачивались слёзы счастья. Ей так хотелось броситься ему в объятия, поцеловать его страстные губы, заснуть и проснуться рядом с ним, но она понимала, что приняла для себя решение. Таня настойчиво себя убеждала в том, что Эрих не тот, за кого себя выдаёт и все вокруг были абсолютно правы, когда ругали её за то, что она завязала с ним отношения. Сердце боролось с разумом, но он одолевал. Таня поднялась на коленки и посмотрела на него щенячьими глазами. Эрих продолжал лежать на земле, глядя ей прямо в глаза, а затем дрожащим голосом спросил:

– Ты так и будешь молчать? Ну здравствуй, любимая!

–Здравствуй, Эрих. Как ты меня нашёл? И что за спектакль с моей кражей?

– Я вовсе не крал тебя, просто отвёл в сторону, на минуточку. Если захочешь, всегда можешь уйти…Как уже сделала однажды.

– Эрих…

– Ich auch. Warum ist die Steuerzentrale nicht verbrannt? (Я тоже не знаю. Объясни почему центр управления до сих пор не сожгли?)

Старший сержант Штольцман всегда был у всех на побегушках. Вот и сейчас, в очередной раз, он столкнулся с рядовым приказом, который не имел права оспаривать. На этот раз Штольцман всё равно промолчал бы, даже если бы на кону была его собственная жизнь, а всё потому, что говорил он не просто с человеком, а с самим Вильгельмом Кейтель. Фельдмаршал, начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии, правая рука самого Адольфа Гитлера. Идти вразрез с мнением такого человека было просто на просто глупо. Штольцман, подобно дворовой собачонке согласился с его приказом и прямиком направился к Вигману, а Кейтель тем временем достал из кармана толстую сигару и закурил её, плавно направляясь в противоположную сторону, где его ждала собственная чёрная машина с личным водителем.

– Я докажу, что не враг тебе! Я докажу то, что люблю тебя больше жизни, то, что хочу быть с тобой рядом каждую минуту, каждую долю секунд. Только скажи мне, что тебе это нужно…

– И даже не поцелуешь меня на прощанье?

– Дурочка! Я никогда бы и пальцем тебя не тронул.

– Ничего, ты просто лишний раз доказал мне то, что ты думаешь ни как влюблённый парень, а как коварный немецкий разведчик. Скажи мне сразу, что ты хочешь узнать с помощью меня? Какую секретную тайну я должна тебе рассказать, чтобы ты наконец успокоился и пристрелил меня?

Осторожными движениями Шура перерезала тонкую нитку бинта на своей руке. Обе девушки взяли свои медицинские сумки и накинули плащи поверх своих белых халатов. Шура дала командование сидеть в больнице до полуночи. Девочки стали расспрашивать куда они с Таней направляются, но Фролова вошла во вкус командирши. Насупив свои брови, она дала приказ ждать рассвета, ведь выходить на улицу было уже слишком опасно. Ветер становился всё сильнее и сильнее. Небо, которое давно уже было затянуто тучами, начинало проливать на землю мелкие капли дождя. Никто не решался вступить в перепалку с Шурой, поэтому девочки пообещали выполнять все указания старшей медсестры. Таня и Шура перекрестились на дорогу и выбежали из старой больницы. На улице и впрямь было холодно. Мелкий дождь шёл так быстро, что уже через пару минут на дорогах появились первые глубокие лужицы. Страх полностью охватывал их, а дорога, ведущая в неизвестность, омрачала их ещё больше. Где-то вдалеке были слышны звуки выстрелов. Сквозь темнеющие улицы виднелись роты, бегущих куда-то солдат. «Огонь, огонь!» – слышалось со всех сторон и тут же раздавались пушечные выстрелы. Девочки срезали свой путь при первой же возможности, однако добраться до Невского проспекта было не так уж и просто. Проблема заключалась в том, что находились они сейчас на другом конце города и пройти пешком такое большое расстояние было им не под силу. Дождь, ливший всё сильнее и сильнее, превращал их дорогу в сущий кошмар. Холодная вода попадала прямо в лицо. Тело мёрзло, идти не было сил. В воздухе смешивалась дюжина разных запахов. Здесь витал аромат прибитой пыли, лёгкий аромат чистой воды перемешивался с запахом крови, который был повсюду. Дышать было трудно, особенно тогда, когда девочки резво прятались от идущих им навстречу солдат. Усталость одолевала отважных девочек. Всё, казалось бы, нормальным, если бы они точно знали, что встретят Эриха на Невском проспекте, но гарантировать этого никто не мог. С каждым шагом опасность становилась всё ближе и ближе, ведь они напрямую шли в местность, где обитают немецкие захватчики, яро жаждущие забрать кого-нибудь в плен, а ещё лучше на месте пристрелить. Таня и Шура остановились посреди дороги. Вокруг были холмы и мокрая земля, которая из-за дождя превращалась в настоящее болото. Поблизости никого и ничего не было. Пустое место являлась ничем иным, как следствием войны. Ещё утром, именно здесь располагалась местная школа, а сейчас её и след простыл. Советская армия сама уничтожила её, ведь скидывая воздушные бомбы на бегущих внизу немцев, она не могла не задеть собственное здание. Одно радовало – пострадавших там не было! Теперь разрушенные стены, обвалившаяся крыша и разлетевшиеся на куски стёкла, по праву можно было назвать грудой развалин. Девочки остановились прямо под проливным дождём, укрыться в этом разрушенном месте, было просто негде.

– Я знаю это, знаю! Я придумаю, как сказать всем об этом. Господи, как же я засиделась здесь с тобой. Боюсь, не догоню теперь своих, а мне это ещё больше, чем раньше нужно.

– С ума я сойду, если не буду знать, что с ним всё в порядке. Я ждала его, ждала, а он даже спустя пару часов не пришёл. Эрих никогда бы не забыл о нашей встрече, значит у него была веская причина, чтоб не прийти. И потом, пока я направлялся к вам, услышала один странный разговор. Двое немецких генералов говорили между собой, и я отчётливо слышала, как они произносили имя Эриха и ещё какого-то парня. Не поняла я вовсе смысла разговора, но уж больно не спокойно мне на душе!

– Я полностью во внимании…

– Шурочка, я тоже устала, но мы должны продолжить путь. Ой, чувствует моё сердце, неладное что-то творится с Эрихом.

– Только девочкам скажем, что мол срочно идём на помощь одному русскому генералу. Дай Бог, чтобы за нами никто не увязался.

– Ich denke nicht. (Я так не думаю. )

–А война по сути своей – подлая штука! Зато теперь ты знаешь всю правду, причём практически их первых уст. Теперь я заслужил твоё доверие?

– Ich weiß nicht. (Я не знаю.)

– Таня, Танечка, запомни, никто не должен узнать о том, кто тебе рассказал об этом!

Раннее утро дарило прохладу, которая всем своим видом показывала, что приближается глубокая осень. На небе виднелись облака, а на землю оседал лёгкий туман. Московские улицы оставались такими же пустыми, как и прежде. Мирное население делилось на две основные группы: одни были готовы к суровым боям за честь своей родины, другие же прятались в самых разных местах, остерегаясь нацистов. Основное количество этих людей составляли молодые мамы со своими детьми и старики, которые разумеется были не в силах постоять за себя, не говоря уже о том, чтобы идти на героические подвиги. Этот весьма неприметный день ничем не отличался от предыдущих, если бы ни одно маленькое «но». Сначала было трудно поверить в то, что никому неизвестные санитарки, в один из дней, придут на рассвете в городской совет и сделают громкое заявление. Да-да, именно так и было. Таня Иванченко без объяснений стала умолять своих подруг поверить ей на слова, и только старшая медсестра Шура Фролова удостоилась чести знать всю правду. Времени на разбирательства было крайне мало, поэтому Шура пообещала позже отругать Таню за её обман и за то, что та вновь спуталась с Эрихом, а пока она дала командование двигаться вперёд. Девочки и представить себе не могли какие трудности ждут их впереди. Самым главным до последнего оставалась необходимость грамотно объяснить всё правительству. К счастью, дойдя до Подмосковья, дружина встретила Николая Семёновича, который имел дюжину знакомых в политической и военной сфере, а благодаря громкому имени покойной Зинаиды Ивановны, девочки сумели донести свою новость до главнокомандующего московской армии. Времени оставалось всё меньше и меньше. Всего за одни сутки Москва была полностью подготовлена к нападению врага. Танки были расставлены по всей её территории, воздушная авиация была наготове, а тысячи русских солдат перезарядили свои автоматы и с криками «В бой» жаждали сломить противника. Секретная операция «Тайфун» была провалена, ведь немцы только подходили к вратам Москвы, а шансов на победу у них уже не было. Всё разрешилось наилучшем образом для советской армии. Адольф Гитлер рассматривал взятие Москвы, столицы СССР, как одну из главных военных и политических целей операции «Барбаросса». На сегодняшний день возлагались большие надежды, так как именно в этот день немцы планировали совершить атаку. Так называемый «Тайфун» должен был проложить начало к финальной цели. На часах было четыре. То самое время, когда на Москву вот-вот должны были напасать. Вот и наступил тот страшный день, когда в смертельную схватку вступят два сильнейших противника. Вооружившись острозаточенным ножом, Таня затаилась рядом с центром управления, так как они и договаривались с Эрихом. Она не знала сколько будет ждать его здесь, но одно она знала точно – он придёт, несмотря ни на что! Сердце юной девушки стучало в бешенном ритме. И дело было вовсе не в любви, о которой поэты веками слагали стихи, Тане просто было страшно от того, что в ближайшие минуты она невольно будет наблюдать за ужасом, исправить который никто не в силах. Время тянулось медленно, но первые взрывы долго не заставили себя ждать.

–Кажется я знаю, чем раз и навсегда смогу доказать тебе то, что ни в коем случае не причиню тебе вреда.

– Sonderbar! (Странно!)

– Эй, милая, ты забыла, что твой любимый находится в отряде немецкой разведки? Работа у меня такая – узнавать всё про всех! Один мой товарищ-шпион, пытался разведать об армии Москвы, прослушивание русского командира показало, что главные врата будут охранять завтра с пяти до одиннадцати утра, а затем большая часть танков направится в сторону Ленинграда и будет выжидать там долгожданного наступления. Из Подмосковья так же будут высланы батальоны, которые кинуться в бой за Ленинград. Краем уха и я подслушал, что скоро туда подойдут санитарки, которые две недели сидели в осаде во Фряново, не знаю почему, но интуиция подсказала мне, что это именно ваша дружина. На свой страх и риск я пробрался сюда в одиночестве, сбежал, так сказать из нашей временной базы, которая находится в подземелье, одного из районов Долгопрудного. Вот решил караулить на этой самой дороге и видно не зря.

– Наверно, я не верила тебе никогда, просто сама того не подозревала. Ты плохо знаешь меня, так чем я могу тебя привлекать?

– Ungefähr zehn. (Около десяти)

– Kein Unterschied! (Без разницы! Они всё равно подставили нас, не выполнив своё задание.)

– Ах! Хочешь знать моё мнение? Забудь его пока с ума не сошла.

– Так-так-так! Не вздумай сказать, что дело опять твоего Эриха касается.

– Не перебивай меня, Таня! В этом и заключается план, разработанный Гитлером. Это классическая игра в три хода. Мы перебили ближайшие деревни под Ленинградом, а затем сами распространили весть о том, что собираемся брать Москву. Советская армия конечно же уверена, что мы водим их за нос и по-прежнему собираемся нападать на Ленинград. Вы ставите туда свои самые сильные войска, а врата Москвы остаются слабыми. На следующий день к четырём часам утра, восемнадцать наших танков въезжают на территорию Москвы и разваливают её за пару минут, пока ваши ожидают нас совершенно в другом месте. Наш уважаемый основатель тоталитарной диктатуры Третьего рейха, готовился к этому захвату с первых недель начала войны. Самые крупные базы с мощнейшими танками находятся в Касселе, моём родном городе, именно поэтому полковник Вигман принимает так много участия в этой операции. Отряд разведчиков, в котором я нахожусь, получил задание проникнуть в советскую столицу одними из первых. Мы должны поджечь местный центр управления, а тем временем, пока всё внимание будет прикреплено к нам, неожиданно начнётся самая сильная атака за всю историю.

Лунный свет освещал место, где сидели двое влюблённых. Волнение между ними было лёгким и вполне оправданным, ведь раскрыть какую-то военную тайну человеку, находящемуся в команде противника – было очень рискованным и серьёзным поступком. Эрих долго не раздумывал и уже спустя пару секунд он перешёл на шёпот. Взяв Таню за обе руки, он начал смотреть ей прямо в глаза, так нежно, как и раньше, только шептал он ей, уже совершенно другие слова.

– Остановить мы не сумеем, но мы сможем предупредить советскую армию.

– Wo war er? (Где он был?)

На мгновенье Эрих задумался, будто сомневался правильное ли решение он сейчас принимает. Подумав немного, он сжал Таню в своих объятиях ещё сильнее и добавил:

Таня и Эрих немного привстали и между ними появилось напряжение. Войти в положение Эриха было не трудно, ведь немецкий разведчик многим рискует, делая такие громкие заявления, однако Таня была только рада, ведь именно этого она ждала всё время. Ей безумно хотелось, чтобы Эрих сумел доказать ей свою честность, и она со спокойной душой могла остаться с ним.

ГЛАВА VI

Всё это время Таня находилась в пустом тёмном подъезде, подглядывая в щель за происходившим. От ужаса она прикрыла рот руками и, хотя ни единого слова она не поняла, она отчётливо слышала имя «Эрих Ремер», которое не давало ей покоя. «Что же такое они от него хотят? Почему эти двое говорили на повышенных тонах? Всё это более чем странно. Я срочно должна найти своего Эриха, чтобы поговорить с ним обо всём.» Таня была напугана тем, что только-что видела собственными глазами. Ей дико хотелось увидеть Эриха, обнять его, знать, что с ним всё в порядке. Она просто не представляла где же его искать. Не придумав варианта лучше, Таня решила бежать обратно к девочкам, которые находились в заброшенной местной больнице, в паре километров отсюда. На свой страх и риск, безоружная Таня пошла на встречу своему врагу. Пара километров казалась целой бесконечностью, которую ни каждый сумеет преодолеть.

– Спасибо, Шурочка!

– А что тут сделаешь? От меня ничего не зависит. Остановить сотни солдат я никак не сумею, да и ты тоже.

– Ты говоришь много слов, за которые обычно несут ответственность. Спасибо тебе, Эрих за красноречивость, но ответь-ка мне лучше на другой вопрос. Как ты нашёл меня? Откуда узнал куда мы направляемся?

– Молчи! Не говори ничего!

– Будь осторожен послезавтра! Когда наши войска узнают о «Тайфуне», у вас вряд ли останется шанс на победу. Я буду ждать тебя рано утром рядом с центром управления, попытаюсь до последнего оставаться незамеченной. Встретимся там, а дальше будем смотреть по обстоятельствам. Пока не известно, какая битва там развернётся.

– …Эрих, я… очень тебя люблю!

В его глазах читалась боль. Он смотрел то на Танины глаза, то на её губы. Ни одна эмоция не читалась на его лице, он просто лежал и смотрел, а потом резко вскочил на колени, выровнялся с Таней до одного роста и подвёл своё лицо максимально близко к её, а затем продолжил свой монолог.

– Во дела! Думаешь он в передрягу попал?

В этот момент Таня разрыдалась. Она не просто пустила воду из глаз по своим щекам, она по-настоящему дала волю своим эмоциям и чувствам. Юная красавица, не стыдясь ничего, стала плакать во весь голос, то ли от страха любви, то ли от счастья. На секунду казалось, что Эрих сам вот-вот расплачется, и это было нормально, ведь он так долго ждал, когда Таня его простит. Со всей силы он вновь потянул Таню к себе, и они оба упали, с грохотом, сломав при этом пару веток. Холодная земля уже не казалась такой холодной. Тепло их тел грело не только друг друга, но и весь окружающий мир. Они лежали неподвижно, переплетая между собой пальцы рук. Казалось, что уже ничто не может разъединить их и этот союз, по-настоящему является чистым и светлым. Вокруг стояла немая тишина. Эту безлюдную дорогу, окружённую высокими кустами, они будут помнить вечно. Этот счастливый момент отложится в их общую шкатулку воспоминаний, где уже находится их первая встреча, боязливое, но такое любопытное знакомство, их первый поцелуй, тайные свидания и первая совместная ночь. Теперь расставание – лишь отголосок из прошлого. Но как быть дальше? Что делать сейчас? Вечно стоять на пороге, между любовью и предрассудками– глупо, но как заставить себя жить спокойно, в такие нелёгкие для всех времена?! Эрих потянулся своими губами к Таниным, но это был уже не прощальный поцелуй, это был поцелуй, который начинал их жизнь с чистого листа.

– Всем, Танечка, всем! Du machst mich zum glücklichsten Menschen der Welt! (Ты делаешь меня самым счастливым человеком в мире!)

– Погоди! Ты сказал на Москву? Но по подсчётам, немцы сейчас подходят к Ленинграду, они вот-вот должны атаковать его.

– Да-да, я докажу тебе это! Ты должна знать одну военную тайну. Дослушав меня до конца, ты поймёшь, что если бы я тебя не любил, то никогда бы не рассказал об этом.

– Рада была тебя повидать, а теперь извини, но мне пора. Не хочу, чтобы дружина устроила бунт, перепугавшись, что я пропала. Возможно, я ещё успею их догнать.

– Wie viele Handgranaten haben wir noch? (Сколько ручных гранат у нас осталось?)

– Ты прав…Что ж, тогда я пойду…

Таня переглянулась по сторонам и убедилась, что их никто не слышит. Все девочки были заняты собственными делами, да и находились они вдали от угла, в котором сидела Шура.

– Нет, ты не предавал меня…ещё…

– Du hast mich belogen, Herr Shtolcman! (Ты подставил меня, господин Штольцман!)

Таня сидела в засаде уже несколько часов. Изнемогая от страха и усталости, она всё больше и больше начинала переживать за Эриха, который не спешил появляться в назначенном месте. Центр управления был окружён офицерами и рядовыми бойцами, которые держали в руках перезаряженные автоматы. Таня понимала, что оставаться здесь дальше, будет глупо, ведь очевидно, что Эрих не придёт, а значит всё это время было потрачено впустую и Таня могла бы спасти десятки человеческих жизней. Ползком она стала пробираться через деревья, стараясь, чтобы даже свои её не заметили. Спустя пару минут она встала на ноги и со всех сил побежала вперёд. Вдалеке слышался свист пуль, поднимая голову можно было увидеть струящийся дым, при виде которого замирало сердце. Таня вбежала в небольшой переулок между тремя старыми общежитиями. Запыхавшаяся девушка остановилась, чтобы отдышаться и унять лёгкую боль в правом боку. В переулке было безлюдно и тихо, наверно потому, что сама улица давно была непригодной для жилья, а с приходом войны она и вовсе опустела. Откуда-то сзади послышались грубые мужские шаги. Испугавшись, Таня забежала в подъезд и прикрыла за собой деревянную дверь. Навострив свой слух, она пыталась понять о чём идёт речь, но у неё ничего не получалось. Двое мужчин говорили на немецком, не подозревая о том, что за ними наблюдает малолетняя русская санитарка. Одним глазом Таня подглядывала через узкую щель. Мужчины привлекали её взгляд с ног до головы. Оба они были одеты в военную форму. Один из них был среднего роста, худощавый, со светлыми усами и бородой. Другой был немного выше, полноват, с большими и сильными руками, в одной из которых держал оружие. На его лице был небольшой шрам волнообразной формы. Густые тёмные брови были нахмурены. Он размахивал своими кистями и грубо разговаривал со своим собеседником.

– Так и сделаем!

Таня подскочила как резиновый мяч, со всей любовью и нежностью, в очередной раз, поцеловала Эриха и тихо произнесла:

– Ты моё счастье, милая! Я хочу, чтобы ты мне верила.

– Рядом с тобой я абсолютно счастлив! Ты – это единственный человек, которого я люблю больше жизни. Ты даже не представляешь себе, как долго я был одинок. Помнишь, Таня, я рассказывал тебе о том, как с детства не ладил с родителями? Так вот, я никогда не чувствовал себя таким нужным, таким, каким я почувствовал себя рядом с тобой. Я пользовался вниманием девушек, женщины в возрасте могли положить на меня глаз, но всё это мне было не интересно! Я думал лишь о себе, я топтал чужие чувства, я был холоден ко всем, судьба сделала меня жестоким и хладнокровным, и ты тоже знаешь про это, я ведь рассказывал тебе это сам. Но ты…Ты изменила моё представление о жизни! Теперь я не думаю о том, как бы застрелить побольше русских, как бы угодить своему генералу, я думаю лишь о тебе. Я хочу быть с тобой, делить горе и радость, делить с тобой вечность. Ты должна мне верить. Я люблю тебя!

– Ладно, твоя взяла! Куда идти то хоть знаешь?

– Еs gemacht wird! (Будет сделано! Я прослежу, чтобы по возвращению их расстреляли.)

– Niemand weiß. (Никто не знает.)

– Ich weiß nicht, wo Erich Remer und Johan Schreyer. (Я не знаю где сейчас находятся Эрих Ремер и Йохан Шрайер. Они должны были это сделать пару часов назад.)

– Я устала, Таня…Не могу идти дальше!

– Sehr wenig. Wo ist Colonel Wigman? (Чёрт, это очень мало. Где сейчас полковник Вигман?)

– Не знаю, но боюсь, как бы не случилось чего. Пойдём со мной, прошу тебя!

– То есть не мы, а я!

– Догонишь. Я уверен, что они не ушли далеко. Дальше обрывистая дорога, скорее всего они сделали привал.

–Ну вот, что и требовалось доказать, Эрих.

– Ох, не разбираюсь я в их нацистских замашках. И что мы без оружия туда нагрянем?

– У нас есть выбор?

Дрожь в голосе Эриха была слышна без особых усилий. Несомненно, он был огорчён тем, что ситуация становилась всё хуже и хуже. Сначала он прибывал в состоянии шока от того, что не мог найти Таню, затем он скучал за ней, не спал ночами, не мог нормально вести военную деятельность. Позже, Эрих понял, что возвращаться Таня не собирается и исчезла она по доброй воли, однако сдаваться он был не намерен. Разыскав свою любимую, пройдя через рискованный путь, он наконец-таки может лично с ней поговорить, но Таня не спешит целовать его и говорить ему слов любви. Она твёрдо стоит на своём. Конечно, в её голосе слышится лёгкая неуверенность. Эрих прекрасно понимал, что ещё не всё потеряно, что до Тани ещё можно достучаться, но сделать это очень и очень непросто. Опустив свои руки вниз, Эрих повернул голову в сторону и прискорбно шмыгнул носом. Таня поднялась с колен, оттряхнула свои руки и поправила длинные тёмные волосы, которые слегка растрепались во время падения.

Бронебойные фашистские танки въезжали в город на больших скоростях. В воздухе раздался первый выстрел со стороны немцев. Русский главнокомандующий шестого батальона, генерал пехотного подразделения Анатолий Карасёв, тотчас же выдал приказ о блокаде центрального здания обороны. Русские солдаты незамедлительно шли в бой. Начиналась сильная схватка, в которой, как позже выяснилось, погибло более сорока тысяч русских солдат и около семидесяти тысяч немецких оккупантов. Крики и мольбы о помощи доносились с разных сторон. Немцы брали пленных, и это зрелище было ужаснее чем рядовые выстрелы. Невысокая женщина среднего возраста, мчалась напрямик к своему одиннадцатилетнему сыну, который в одиночестве сидел в сыром подвале. Она несла ему немного еды, как вдруг сзади раздался выстрел оружия. Она обернулась и увидела перед собой громадный танк, испачкавшийся в пыли. Позади него бежало десять солдат. Они кричали и размахивали руками, но ни одного слова бедная женщина так и не поняла. Двое немцев подбежали к ней и схватили её за руки, затем поволокли её к какому-то автомобилю, в котором уже находилась пара пленных. А её сын, смирно сидевший в подвале, даже не подозревал о том, что любимая мама, несущая ему кусок хлеба, больше никогда к нему не вернётся. Бедный мальчик остался совершенно один, не зная, что же будет дальше. Таких случаев было много. Ожесточённая схватка перерастала в насилие. И хотя немцы были ошарашены тем, что Москва подготовилась к их визиту, сдаваться они были не намерены. Крики доносились отовсюду. Время приближалось к полудню, а подытоживать было ещё нечего, ведь военные действия были в самом разгаре. К этому времени Эрих и его товарищ по службе Йохан Шрайер должны были проникнуть к главному центру городского управления и поджечь его, но парни где-то запропастились. Всё это было дело рук Эриха, ведь он единственный кто знал, что охрана будет стоять повсюду и поджигать центр не имеет смысла, ведь задуманному всё равно не суждено осуществиться. Эрих отвлекал Йохана, как только мог, в итоге он специально завёл его на другую дорогу, которая вела к озеру, но никак ни к центру управления. Он ссылался на то, что заблудился, и парни вместе стали искать другой путь, опасаясь того, что русские солдаты найдут их. Советская армия не теряла времени даром. Ещё прошлой ночью они расставили сотни ловушек и капканов, чтобы поймать врага. Воздушная авиация сбрасывала на землю взрывчатки, благодаря которым фашистская армия сокращалась на глазах. Немцы держались стойко. Их безусловно подкосил факт о том, что вся запланированная операция была рассекречена, но они продолжали бороться, применяя свои самые крайние меры. Непонятным оставалось лишь одно, каким образом вся Москва узнала о безупречном плане Гитлера. Кто же предал свою родину и сдал себя с потрохами?! Никто не знал о мотивах лазутчика.

Ускорив своё движение, Таня побежала прочь от уединённой поляны с кустами, на которой ещё пару минут назад, она находилась вместе с Эрихом. Ситуация, по её мнению, полностью выходила из-под контроля, ведь она в срочном порядке должна была разыскать девочек и сообщить им о случившемся, но сделать это, было куда сложнее, чем она могла себе представить. Каким-то волшебным образом, Таня должна была поведать всем, что её информация является чистейшей правдой и оспаривать её не имеет никакого смысла. Но откуда-же у простой санитарки такие достоверные данные, касающиеся столь серьёзного вопроса?! Ни одна ложь не приходила ей в голову. Таня бежала вперёд сломя голову, ей казалось, что она уже никогда не догонит всех остальных, но всматриваясь в тёмную даль, она увидела спокойный, приглушённый свет ручного фонарика. «Там они! Мои девочки там! Ещё чуть-чуть и я их догоню. Как же хорошо, что они присели отдохнуть.» С этими мыслями Таня еле-еле спускалась по обрывистой дороге, о которой совсем недавно говорил ей Эрих. Воздух был чистым и свежим. Луна с каждой минутой светила всё ярче и ярче. В паре шагов сидели девочки и их голоса уже отчётливо было слышно. «Я не могу врать! Лучшим вариантом для всех нас будет честность. Я ничего не буду выдумывать, просто скажу всё так, как есть, а там будь, что будет. Только вот…боюсь меня никто не поймёт. Что ж, придётся раскрыть свою маленькую тайну лишь Шуре!» С этими мыслями, Таня подошла к девочкам, которые с ошарашенным видом смотрели на неё. Дважды раскрыть Шуре свою тайну, было весьма идиотским поступком, но не взирая ни на что, Таня решилась на этот отчаянный шаг, посчитав его наилучшим вариантом в сложившейся ситуации.

– Мы?

– Чего не сделаешь для тебя, Танька! Вот всю жизнь мне должна будешь.

– Я тоже хочу, чтобы я тебе верила…

– Шурочка, милая, я прошу тебя выслушай меня до конца…

– Нет! Но помню недавно, Эрих рассказывал мне, что рота его солдат сильно любит дорогу через Невский проспект. Уж больно нравится им, что на ней преград мало, а домов много! Может он сейчас там, как думаешь?

Вечерело. День начинал подходить к концу, а развязавшиеся бои не прекращались ни на минуту. Разгромленная Москва держалась из последних сил. Было страшно подумать о том, сколько жертв принесла эта чёртова схватка. Сдаваться был не намерен никто. Час от часу был нелегче. Фашисты наступали со всех сторон. Подкрепление не заставило себя долго ждать. Таким образом к семи часам вечера, в город вошли Нюрнбергские войска. Это была тяжёлая артиллерия, с которой ни каждый мог справиться. Девчонки из санитарной дружины, по-прежнему, находились в одном из полуразрушенных зданий городской площади. Укрываясь там от поднявшегося ветра, они возвращали к жизни тяжело раненных советских солдат. Семь молодых ребят лежали на цементированном полу и едва подавали признаки жизни. Самым юным среди них был пятнадцатилетний мальчишка, который проявил свою храбрость и мужественность, покинув родительский дом для того, чтобы защищать свою мать и младшую сестрёнку. Он лежал не шевелясь, слегка делая прерывистые вздохи, а на теле его были явные следы огнестрельного оружия. Оля Жукова и Аня Петрова оказывали мальчишке помощь первой необходимости. Искусственное дыхание, обработка и перевязка ран – всё это было необходимо для того, чтобы юный герой выжил. Пока они осторожничали с хрупкими костями солдата, другие девчонки в быстром темпе, применяли свои медицинские навыки на других бойцах. Таня стояла у шаткого окна, которое при каждом сильном порыве ветра открывалось и вновь закрывалось. Она до сих пор не могла поверить, что с такой лёгкостью нашла своих девочек в этом огромном городе. В течении часа Таня бежала, куда глядели её глаза. Она пряталась от любого прохожего, будь то старушка, ребёнок, русский солдат или фашист с гранатой. Оставаться незамеченной было само-собой тяжело, ведь не было такой дороги, где царило бы полное безлюдье. Наверное, Таню спасла счастливая случайность, ведь она знала в какой стороне находилась заброшенная больница, поэтому с такой уверенностью стремилась в верном направлении. Она добросовестно выполняла свою работу, пытаясь не оставить ни единого раненого без внимания, однако все мысли её были заняты совершенно другим. Таня страшно волновалась за Эриха и испытывала дурное предчувствие. Мысль о том, что он не явился к ней на встречу, не давала ей покоя, а подслушанный разговор немецких генералов ещё больше усугублял ситуацию. Она не знала где он сейчас, всё ли с ним в порядке и что вообще от него хотят те люди, но одно Таня знала точно – ей необходимо найти его во что бы то не стало. Но страх выбежать в одиночку и попасть под обстрел, был сильнее чем она могла представить. «Нет, Эрих никогда бы меня не бросил. Я точно знаю, что он пошёл бы за мной и в огонь, и в воду! А я? Я сижу сложа руки и даже не пытаюсь его найти. А что если он ранен? Вдруг он попал под обстрел или застрял в каком-нибудь окопе. Нет, я не смогу ждать пока он сам вернётся, я должна найти его прямо сейчас. Боже, как же страшно выходить на улицу. Начинает темнеть, ветер вовсю свищет, а бои всё никак не прекращаются. Что если попросить Шурку пойти со мной? Знаю, знаю! Она и так винит Эриха во всех моих бедах, а тут я ещё её за собой тянуть буду…Но другого выбора у меня нет. Я попрошу её шагнуть со мной в неизвестность, а там будь, что будет!»

– Слушай меня внимательно и запоминай! Один наш полковник, по фамилии Вигман, был назначен ответственным за наступление на Москву, которое должно состояться через два дня.

– Wenn es sie nicht? (Если это всё– таки были не они?)

– И ты берегись!

– Warum? Ich weiß nicht, wer von unserem Plan erzählt. (Почему? Я действительно не знаю, кто рассказал о нашем плане.)

Эрих перевёл своё дыхание и замолчал. Его глаза с трепетом смотрели в Танины. Он слегка приподнял свою руку и провёл по её щеке обратной стороной ладони. Своей слегка шероховатой кожей он касался бархатистой, родной ему щеки, которую так хотелось целовать. Вторая рука Эриха, осторожными медленными движениями, приобняла Таню за талию и слегка притянула её к себе. По его телу шли мурашки. Таня насупила свои изящные брови и тяжело сглотнула слюну. В горле давным-давно всё пересохло.


К стоявшей в полный рост Тани, Эрих приполз буквально на коленях. Двумя руками он схватил её за ноги и крепко накрепко сжал их, уткнувшись в них своим лицом. Таня никогда не чувствовала себя такой любимой, такой важной для кого-то. В ней больше не было сил бороться со своим разумом. Чувства взяли вверх и по её щеке покатились слёзы. Она положила свои руки Эриху на плечи, а сама со всей силы закусила нижнюю губу, чтобы не издать ни единого всхлипа. Эрих принялся целоваться её колени, затем спускался ниже и целовал ей лодыжки. Такая нежность свела бы с ума любого человека, даже самого чёрствого. После пары секунд тёплых прикосновений, Эрих поднял свою голову наверх, но так и не встал с коленей.

– Letzte Nacht Remer war nicht in der Zentrale. (Хотя, подождите…Прошлой ночью Ремер не ночевал в нашем штабе, а появился лишь утром.)

Такого поворота событий Таня никак не ожидала. В этот момент она абсолютно без сомнений поверила в каждое слово Эриха, ведь он не мог придумать всё это на пустом месте, более того, наконец, весь паззл сошёлся воедино. Такой расклад событий был действительно выгоден для Германии, поэтому сомневаться было бы глупо. Танины руки затряслись от ужаса. Мысль о том, какой коварный план разработал Гитлер, не давала ей покоя. Подумать только, уже через два дня от Москвы может остаться только пепел и сражение безоговорочно будет проиграно. Зная теперь обо всё, Таня не мола просто сидеть сложа руки. Она срочно должна была предпринять хоть какие-то меры, только вот, что могла сделать семнадцатилетняя санитарка из районной дружины?! Единственным спасением был Эрих, который наплевал направила военной тайны и рассказал всё Тане.

– Конечно успеешь. Ты всегда добиваешь своих целей.

Шура томно вздохнула и поменялась в лице. С одной стороны, она не приветствовала Таниной опасной затеи, но с другой стороны к ней в голову закрадывалась мысль, а что, если ребята действительно любят друг друга? И потом, друзья всегда должны помогать.

Глаза у Тани были на мокром месте. Она развернулась от окна и подошла к Шуре, сидящей в углу и перебинтовывающей собственную руку, которую она порезала о стекло. Шура подняла своё веснушчатое лицо и посмотрела на взволнованную Таню, которая не знала с чего бы начать разговор.

– Нет, ты просто объясни мне, почему ты так поступила? Du liebst mich nicht? Ich glaube nicht. (Ты больше не любишь меня? Я не верю.)

– С чего я должна помогать тебе найти какого-то фашиста?


С каждым словом, произнесённым Эрихом, Танино сердце сжималось всё больше и больше. Она готова была разрыдаться и кинуться ему на шею, молить прощения о том, что сбежала от него тогда, что не поверила в его искренность, но всё это было лишь минутной слабостью Тани. Сердце чувствовало, что пора сдаваться в плен, пора бросать всё к чертям собачьим и вновь становится его возлюбленной, но разум твердил обратное: «Нет, я не могу сойти на полпути. Покойная Зинаида Ивановна, незадолго до своей смерти, твердила нам всем о том, что человек, которому необходимо от вас, что-либо никогда не сдастся, он пойдёт на всё ради своей цели. Вот и Эрих готов давить мне на больное, лишь бы я растаяла и вновь потеряла голову»

– Береги себя, любимая!

–О чём ты? Что я опять сделал не так?

– Beschießen Remer und Schreyer! (Передай Вигману, что я отдаю приказ расстрелять Ремера и Шрайера)

– Объяснить почему я так поступила? Я думала, что ты поймёшь всё сам. Поймёшь, что я не такая глупая, как ты надеялся. Я потеряла рассудок, когда была с тобой, а ты этим пользовался, но однажды, в одну очень правильную минуту, я поняла, как сильно в тебе ошибалась. Ты – враг! Я не могу любить тебя, точно так же, как и ты не можешь любить меня. Я не могу тебе верить, понимаешь? Я не могу! Кто несёт ответственность за твои слова, кто докажет мне, что ты не врёшь? Правильно, никто! Я заблуждалась, когда думала, что могу тебе верить.

– Grund? (Причина?)

– Заблуждалась? Скажи мне, я тебя предал? Скажи мне это в лицо…Я наверно страшно болен, страдаю потерей памяти, ибо я не помню, когда дал тебе повод, думать, что я твой враг.

– Заслужил! Далеко не каждый решится на такое. Я очень люблю тебя, Эрих. Только вот, что теперь делать, ума не приложу.

– Не могу поверить своим ушам! Эрих, но как же так? Ведь это подло…

– Stopp! Sie konnten es jemandem sagen? (Остановись! Они могли рассказать кому-нибудь о нашей операции?)

– Ещё? Хм, ты думаешь, что я способен предать любовь? Почему ты задумываешься только о моей национальности, только о том, что идёт война? Почему ты не думаешь о том, что в первую очередь я человек, который способен любить? В какой момент ты перестала мне верить, Таня?

– Эй, тебе чего?

– Sie sind Verrätern. (Будем считать, что они предатели)

– Прекрати! Ты же знаешь, что я люблю его, тем более он не такой! Ну Шурочка, ты же моя лучшая подруга! Кто как ни ты поможет мне?

– Касается, миленькая! Мы должны были с ним встретиться сегодня, но Эрих не явился. Я ждала его так долго, извелась вся, переживать вовсю начала…

– Я не понимаю о чём ты говоришь…

– Мы рискуем собственными жизнями, не зная толком, в верном ли направлении мы идём!

– В верном, в верном! Я чувствую, он точно на Невском проспекте. Пойдём скорее, я и так промокла вся до ниточки.

– Я тоже промокла! Ох, подруга, считай простуда нам обеспечена.

Шура выкрутила свои рыжие волосы и принялась догонять Таню, которая ринулась вперёд, разбрызгивая лужи под ногами. Впереди начиналась каменистая дорога. От небесной воды, каждый камушек намокал и бежать по такой дороге становилась ещё тяжелее. Ноги скользили и разъезжались в разные стороны, держаться было совершенно не за что. Перемешавшись с пылью, белые халаты девочек становились серыми. Плащи были мокрыми и пахли сыростью. Не обращая внимания на боль в области поясницы, Таня бежала вперёд. Её карие глаза смотрели сквозь льющиеся капли дождя, а розовый язык облизывал пухлые губы от волнения. Всё дальше и дальше отдаляясь от заброшенной больницы, на улице становилось тихо. Поблизости не было ни танков, ни военных машин, ни солдат с автоматами. Это радовало, ведь бежать вперёд, не прячась ни от кого было однозначно легче. После маленькой остановки у разрушенной школы прошло около двадцати минут. На небе начинало сверкать. Ужасающие вспышки молнии слепили глаза, но девочки уже ничего не боялись. Они добежали до небольшого озера, которое завораживало взгляд. Оно было таким холодным и одиноким, что казалось никто не остался бы равнодушным. Грозные капли, падающие сверху прямо в воду, создавали небольшие разводы, на которые можно было любоваться долгое время. Кристально-чистое озеро, средней глубины, стояло непоколебимо, и казалось, что никакой ветер не сможет расплескать его дальше своих берегов. Это уединённое место окружали деревья, замёрзшие от непогоды. Давно осыпавшиеся листья лежали у подножья деревьев, а ветки качались от ветра, ударяя друг друга со всей силы. Таня и Шура остановились, чтобы немного отдышаться. Бежав без остановки под проливным дождём, они сильно напрягли свои лёгкие. Где-то рядом раздался шелест деревьев, а позже послышались чьи-то шаги. Девочки ни на шутку испугались.

– Таня, прячемся скорее вот за то дерево!

– Угу!

Переглянувшись друг на друга, Таня и Шура спрятались за широкий ствол старого дуба, который за долгие годы разросся в разные стороны. Девочки замерли в страшном ожидании, но к ним никто не подходил.

– Мне так страшно, Шурочка! Посмотри кто там идёт.

Плавными движениями Шура отодвинулась в сторону и осторожно принялась смотреть откуда же был шум. Поблизости никого не было. Шум дождя и ветра не давал возможности прислушаться к окружающей среде в полной мере.

– Я никого не вижу.

Шёпотом произнесла Шура и посмотрела своими большими глазами на Таню. Та тяжело вздохнула и упёрлась головой о дерево. Сердце билось так, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Она уже было хотела предложить Шуре продолжить их путь, пока окончательно не стемнело, как вдруг Шурка произнесла:

– Подожди, подожди! Я кого-то вижу! Это…немцы.

– Ну всё, милая! Мы попались!

– Да погоди ты. Рано ещё сдаваться. Из-за этого ливня мне совершенно ничего не видно, но одну могу сказать точно, они далеко от нас! Вот, стоят там возле озера.

– Сколько их?

– Четверо вроде. Других не вижу.

– Вооружены?

– Ещё как! Да тихо ты, а то и нас сейчас засекут. Выглянь лучше сама посмотри, а не вопросами меня заваливай.

Таня тихонько развернулась и высунула свою голову из-за дерева. Она никак не ожидала встретить кого-то именно в этом месте, ведь рядом с озером всегда было безлюдно, особенно сейчас, когда практически все находятся в центре города и бежать вглубь не имеет смысла. Однако девушка крупно ошибалась. В пятнадцати метрах от неё стояло четверо человек. Таниному удивлению не было предела, когда двоих из них она узнала. Одним из четверых был тот самый худощавый, со светлыми усами и бородой, которого Таня видела сегодня утром. Вторым человеком, которого она узнала был Эрих! Её сердце замерло так сильно, что казалось будто оно и вовсе остановилось. Она с ужасом вновь спряталась за дерево и потянула Шуру за плащ.

– Шурочка! Это Эрих!

– Что? Который из них?

– Вон тот, высокий с широкими плечами, который нахмурился сейчас.

– Интересно! И что же они тут делают?

– А я думаешь знаю, милая? Шура, мне так страшно. Я так хочу к нему.

– Я бы тебе не советовала…

Таня взглянула Шуру и ужаснулась. Такого страха в её глазах она давно не видела. Шуркины глаза стали круглыми, словно две большие монетки. Она резко схватила Таню за одну руку и как можно сильнее сжала её в своей.

– Что ты делаешь? Мне больно.

Таня догадалась, что наблюдать за происходящим может быть ещё опаснее, чем самовольно сдаться и выбежать на встречу врагу. Она заново высунула свою голову из-за дерева и увиденная ею картина, стала настоящей катастрофой.

Четверо немецких военных совсем не были похожи на старых приятелей. Мужчина с бородой и усами, полковник Штольцман, держал в руке толстую верёвку, с обратной стороны которой были привязаны Эрих и его товарищ Йохан. Их руки плотно прилегали друг к другу и были обмотаны режущей верёвкой. Солдаты имели бледный вид, который нельзя было не заметить, даже находясь под проливным дождём. Второй мужчина был моложе Штольцмана и больше смахивал на рядового солдата, чем на командира. Его китель был испачкан чем– то чёрным и по всей видимости липким. Он держал в руке огромный автомат немецкого производства, МР– 18. Рядом лежал потрёпанный рюкзак, в котором находились патроны, ручные гранаты и прочий снаряд. Картина была поистине ужасающей. Полковник Штольцман подошёл к солдатам и принялся развязывать тугую верёвку. Танины руки затряслись, она не понимала почему свои взяли в плен своих же! Из-за шума ливня, девочки не слышали о чём говорят солдаты, а их незнание языка ещё больше влияло на ситуацию. Тем временем, Эриху тоже приходилось не сладко. Он до последнего сохранял сдержанное лицо, как настоящий солдат и казалось, что ему совершенно не страшно. В отличии от него, Йохан Шрайер вёл себя встревоженно, пытаясь кому-то, что-то доказать.

– Es ist nicht unsere Schuld. (Это не наша вина.)

Полковник Штольцман вёл себя вальяжно. Он совершенно был не похож на того человека, которого Таня видела утром. Тогда он выглядел жалким, подчиняющемся приказам главнокомандующего, а сейчас он сам строил из себя командира.

– Ist mir egal. (Мне всё равно.)

Эрих был спокоен до того момента, пока МР-18 не зарядили. Как только в воздухе раздался пробный выстрел, Эрих разнервничался. Он и его друг были безоружны, поэтому единственным способом изменить свою ситуацию был разговор, который Штольцман и его помощник Линкольн не желали начинать. Эрих заметно побледнел.

– Johan ist nicht schuldig. (Йохан не виноват. Это моя вина)

– Wirklich? Du bist ein Verräter? (В самом деле? Ты считаешь себя предателем родины?)

– Ja! Ich bin ein Verräter. (Да! Я один из предателей.)

– Lincoln, Shoot! Wir werden nicht zu hören Remer und Schreyer. (Линкольн, стреляйте! Мы не будем слушать Ремера и Шрайера.)

– Sehr Gut! (Хорошо!)

Нежелание вести дальнейший разговор и откровенное признание Эриха сделали своё дело. Перепуганный Йохан смотрел на Эриха и тихо ненавидел своего друга за то, что он его подставил. А недалеко от них находились девочки, которые так же боялись того, что сейчас произойдёт. Громыхал гром, раскаты молнии устрашали абсолютно всех. Последними мыслями Эриха, были о мысли о его возлюбленной. Он так боялся, что больше никогда не увидит Таню. Руки дрожали, всё тело изнемогало от боязни и напряжения. Парень даже не подозревал того, что его любимая рядом с ним даже в этот тяжёлый момент. Линкольн приказал солдатам встать в паре метров друг от друга. Разведчики выровнялись в прямую линию и приготовились к самому страшному. Линкольн нацелил автомат на Йохана и прищурил один глаз.

Таня и Шура стояли едва дыша. Все прошлые мысли остались позади. Наконец к ним пришло осознание того, что Эриха и его товарища в чём-то подозревают и сейчас ребята понесут своё наказание. Так было принято у всех, предателей родины расстреливали без сомнений, а Эриха и Йохана как раз считали таковыми.

– Нет, пожалуйста! Шура, скажи, что всё обойдётся? Я умоляю тебя, Шура.

В дрожащем голосе Тани был слышен страх и отчаяние. Она закрыла свои глаза и закусила нижнюю губу. По щекам потекли горячие слёзы, которые перемешивались с холодным дождём.

– Я ничего не могу обещать, Танечка! Ты только не кричи, я прошу тебя!

– Почему? Почему Эрих? Я должна подойти к нему, я не брошу его.

– Ты спятила, Иваненко? Они убьют нас всех, какой в этом смысл?

– А какой смысл жить без него? Ради чего?

– Ради всех остальных. Ты – боец! Нельзя сдаваться. Закрой глаза и вспомни, что-нибудь хорошее!

Шура схватила Таню за руку, и та почувствовала всю её доброту и преданность. Ей было приятно, что Шура сейчас рядом с ней. Теперь она поняла, что та никогда не была предательницей, наоборот боялась за Таню и желала ей добра. Таня закрыла свои глаза. Она слышала, как пульсируют её нервы. Каждая клеточка тела разрывалась на части. Раздался выстрел!

– Нет, пожалуйста!

Тихо шепнула Таня, и Шура прикрыла её рот ладонью. У неё и у самой наворачивались слёзы на глаза. Жалость и сострадание лились через край, но Шура не знала, чем может помочь своей подруге.

Линкольн выстрелил прямо в грудь Йохану. Тот упал незамедлительно, и густая кровь потекла по его телу. МР-18 был перезаряжен и наготове уже был очередной патрон, предназначенный разведчику Ремеру. Эрих стиснул зубу и посмотрел на лежащего рядом друга. Он мысленно просил у него прощения за то, что всё так вышло. Затем он вытер намокшие глаза и приподняв свою голову взглянул прямо на Линкольна. Тот поднял автомат и медленно нажимал на курок. Его рука дрожала. Он понимал, что совершает безвозвратное действие.

– Schneller! (Быстрее! Через пол часа мы должны быть на городской площади, истреблять ничтожную нацию, а ты не можешь разделаться с собственным сослуживцем)

Грубо и яро прокричал полковник Штольцман. Он развернулся назад и вынул свою папиросу. Раздался ещё один выстрел! Эрих упал в небольшую лужу, а из оружия Линкольна пошёл небольшой дым. Штольцман направился в противоположную сторону, а за ним пошёл и Линкольн. Где-то на дороге их ждала мокрая от дождя машина, на которой они везли солдат. Они нашли их в засаде пару часов назад и сразу принялись выполнять приказ Вильгельма Кейтеля. Выбрав укромное место, на берегу небольшого озёра, они безжалостно расправились с молодыми ребятами, оставив их тела гнить на земле. Быстрыми шагами они стали отдаляться от этого злополучного места. Как только раздался второй выстрел, Таня обеими руками закрыла себе рот и завыла. Это произошло на её глазах. Она до последнего молилась, что они не сделают этого, но увы, оказалась напрасно. В этот же момент она хотела подбежать к Эриху, но Шура не позволила ей этого сделать.

– Они всё равно выстрели, Танечка! Дождись лучше, пока они уйдут. Ты всё равно ничего не поменяешь.

И Таня послушала её, хотя никакой разницы она уже не видела. Спустя пару минут раздались звуки проезжающей мимо машины. Девочки сразу поняли, что находятся на озере сами. Быстрыми шагами Таня выбежала из-за чёртового дерева и пустилась к Эриху. Она винила себя за то, что не вышла к нему раньше и молилась лишь о том, чтобы он был жив. Шура тоже выскочила и побежала вслед за подругой. Подойдя ближе, она впервые увидела возлюбленного Тани, жаль только первая встреча была такой ужасной.

– Осмотри его друга! Может ещё можно что-нибудь сделать.

– Хорошо!

И Шура принялась рыться в своей сумке, чтобы найти хоть что-то полезное, а Таня тем временем упала на колени рядом с Эрихом и принялась его тормошить.

– Эрих, любимый! Очнись пожалуйста. Это же я! Ну посмотри на меня, я умоляю!

Слёзы градом катились из её глаз. Она со всей силы тормошила своего солдата. На его груди была глубокая рана, из которой вытекала кровь, но сердце его ещё билось. Шура же, осмотрев Йохана пришла к выводу, что его смерть наступила мгновенно. Она посмотрела на мёртвое тело светловолосого парня и ей стало безумно его жаль. Таня продолжала трясти Эриха и кричать во всю мощь. Он сделал неглубокий тяжёлый вздох и наполовину приоткрыл глаза. Увидев свою самую любимую медсестру, свою самую родную душу, ощутив её дыхание на своей щеке, Эрих улыбнулся. Таня схватила его голову одной рукой, а второй стала вытирать слёзы. Её слёзы стали течь сквозь улыбку, которую она уже не могла убрать. Она смеялась и плакала одновременно, сама, не понимая, что с ней происходит.

– Родной мой! Очнулся! Не бойся, я рядом.

– Танечка, ты здесь или мне это кажется? Прости меня, за всё. Прости за то, что из-за меня тебе пришлось нелегко в своей дружине. Я ужасный человек. Я солдат, на которого возлагали большие надежды, а я так и не смог их оправдать. Я ненавижу себя за то, что меня с позором пытались расстрелять. Я жалею о многом, чего не успел сделать, но об одном я не буду жалеть никогда. Ты всегда будешь самым дорогим, что у меня есть. Эта война отняла у меня многое, но подарила мне тебя! Если бы я вернул назад нашу первую встречу, я бы сделал всё то же самое. Я люблю тебя!

Слегка открывая свой рот и еле-еле шевеля пальцами, Эрих коснулся Таниной щеки и его глаза становились всё туманнее и туманнее. Таня продолжала плакать, ведь лирическая речь ещё больше её растрогала.

– Я тоже люблю тебя, Эрих! Ты самое лучшее, что у меня когда-либо было, только не умирай, пожалуйста!

– Мне больно, Таня!

– Эрих…Эрих…

За считанные секунды рана начинала кровоточить всё больше и больше. Эрих хрипло дышал и стал закрывать свои голубые глаза. Он умирал на Таниных руках. Эти секунды стали настоящей мукой для бедной девушки. Она до последнего не верила, что это их последний разговор. Она трясла его, совала под нос нашатырь, а сама искала в сумке тугой жгут, чтобы перетянуть рану, но было слишком поздно. Пульс прекратился, никаких признаков жизни больше не было. Дождь вовсю обмывал землю, на которой мирно лежал Эрих, а рядом с ним сидела навзрыд рыдающая Таня. Эхо разносило её голос вместе с ветром и казалось, что сейчас все вот-вот сюда сбегутся. Шура молча сидела в стороне и по её щекам так же катились слёзы. Она не могла видеть, как Таня упала рядом с Эрихом и дико плакала. Она трогала его руками, целовала в губы и лоб, но постепенно тело холоднело, а Таня никак не могла осознать, что он никогда уже не проснётся. Он отдал свою жизнь во имя любви. Война стала для него уже не такой важной, как когда-то. После встречи с Таней он изменил свою сущность. Эрих выбрал любовь, и его выбор заключался в полном доверии своей возлюбленной. Он рассказал ей то, чего никто не должен был знать, в итоге по своей же глупости пострадал, заставил страдать непричастного ни к чему друга. Цена его любви стала жизнь, которая так рано оборвалась, как и у многих на войне! Шура приобняла Таню сзади и помогла ей подняться с земли. Ей было стыдно за то, что она когда-то не поверила в искренность чувств этих двух сердец. Горесть охватывала её, но исправить она ничего не могла. Она лишь погладила Таню по мокрым волосам и шепнула ей на ухо: «Он всегда будет рядом с тобой!» Таня рыдала и ничего не могло её успокоить. Такие раны не залечишь спиртом и бинтами, такие раны лечит время. Она вырвалась из Шуркиных объятий и подошла к старому дереву. Собрав всю силу в кулак, она сломала две толстые ветки, одну из которых дала Шуре.

– Копай! Мокрая земля легко роется.

И Шура молча принялась за дело, не сказав в ответ ничего. Простыми ветками даже мокрая земля будет долго копаться. В течении двадцати минут девочки раскопали две небольшие ямы, в которые едва поместятся тела погибших. В одну яму они аккуратно положили Йохана и принялись забрасывать его землёй. Эрих всё это время лежал рядом, и Таня не отводила от него глаз, даже когда была занята. Ей казалось, что её боль никогда не исчезнет и что жить дальше нет смысла, но что-то свыше её останавливало, давало сил на то, чтобы дышать. Похоронив Йохана на душе стало пусто, но впереди их ждало самое страшное. Таня стала копаться в своей сумке и достала оттуда белую простынь, которую многие медсёстры использовали вместо жгута. Она постелила её в неглубокую яму, предназначенную для Эриха. Затем она попросила Шуру достать из своей сумки такую же, и та покорно выполнила её просьбу. Таня сняла свой мокрый, прилипший к телу плащ и сложила его в несколько раз. Затем она обмотала его простыней и у неё в руках оказалась маленькая белая подушка, которую она только что сделала сама. Она так же положила её в яму и вновь перевела свой взгляд на Эриха.

– Ему понравится!

Шепнула Шура и посмотрела на неглубокую яму. Её вырыли прямо под деревом, которое летом украшает вход к озеру. Внутри болотистой от дождя земли, красовалась белая самодельная постель, на которую аккуратными движениями положили Эриха. Опускать его в солдатскую могилу было самым тяжёлым для Тани. Она поправила его военную форму, распрямила его изящные волосы и в последний раз посмотрела на знакомые черты родного лица.

– Спи спокойно, мой мальчик! Я всегда буду с тобой.

Сквозь струящиеся слёзы, она сказала свою прощальную речь и стала засыпать его землей. Она делала это прямо руками. Дрожащими руками. Шура помогла ей во всём. И вот, когда на улице окончательно стемнело и воцарилась полная тишина, Эрих был похоронен, в чудном месте, спокойном и тихом ото всех. Кусая губы и унося свой взгляд куда-то вдаль, Таня стояла молча и неподвижно. В голову лезли старые воспоминания, всё то, что так тщательно было скрыто от других. В свои юные годы, Таня чувствовала себя старухой, которая повидала много на жизненном пути. Нет ничего страшнее того, чтобы любимый человек умирал на твоих руках. Она мысленно благодарила судьбу за их встречу, за то, что они соединили свои сердца. Таня молила Бога об успокоении души Эриха, о том, чтобы все его грехи были прощены. Ведь она его простила! Простила за то, что он оставил её сегодня. Оставил одну, навсегда…Состояние было разбитым. Девочки устали, ведь день был длинным и напряжённым, а закончился он ещё хуже, чем начался. Шура чувствовала всю боль своей подруги и дала себе клятву, что никогда не оставит её в беде. Таня всё так же смотрела в ночную даль и тихо плакала. Она знала, что Эрих не случайно появился в её жизни. Они будут связаны с ним на века. От этих мыслей становилось теплее. Однако голова жутко раскалывалась, иногда даже появлялось лёгкое чувство тошноты. Ей казалось, что всё это следствие напряжённого дня, в котором она потерпела серьёзную утрату, но Господь знал, что внутри Тани зарождалась новая жизнь!


ПОСЛЕСЛОВИЕ

Damit ein Mensch verstanden haben wird, dass er ein Sinn des Lebens hat, muss er das haben, wofr er sterben kann.

Чтобы человек понял, что ему есть для чего жить, у него должно быть то, за что ему стоит умереть.