Осенью здесь падали деревья. Они стояли голые, пока не пересыхали у самого корня. А потом налетал ветер, и в лесу начинался деревопад. Так было потому, что зима здесь длилась ровно четыреста дней, а каждый здешний день был равен земному месяцу.
Я бы сказал тебе, что зима длилась здесь тридцать три земных года, но это будет весьма относительной правдой. Ведь она длилась дольше: тридцать три года, три месяца, три дня, три часа, три минуты, три секунды… И вот так она делила всё на три, пока душа не остывала. Потому-то здесь, на Кайкго, положено зимовать только бездушным аппаратам.
Лишь однажды двое остались на этой планете на зиму. Он и она. Только сначала они прожили вместе невыносимо короткое лето.
Ты спросишь, почему их лето было коротким, ведь орбита планеты такова, что лето здесь всего в три раза короче зимы? Я отвечу тебе: одиннадцать лет пролетели для них как единый миг.
Ну, садись. Слушай, если у тебя есть чем слушать. Эта история только для тебя. Ведь умеющих любить — их меньше, чем нету. Теперь пришли времена, когда в каждого нужно вложить часть своей души, чтобы он тоже смог подарить хоть кому-то в ответ своё маленькое «люблю». Простое и безыскусное, даже почти без желаний.
Если не боишься — открой мне своё сердце, и я вложу в него немного любви. И веры. В то, что ты — именно ты — сумеешь стать собой.
Да, тебе будет больно. Любовь — это очень, очень больно. Но и сладко так, как тебе не испытать без неё. Ведь все здесь давно забыли: чудо обретения любви в том, что мы отдаём её. Отдаёшь — и поэтому получаешь. А иначе — никак. Это всё сказки, что можно иначе. Посмотри, до чего эти сказки довели твой мир?
Садись. И возьми. Я отдаю тебе часть себя. Слушай.
* * *
— Мне кажется, что осень никогда не наступит, — сказала Исель Ронсан.
Наван не ответил, он раскладывал по тарелкам овсянку. По двум тарелкам, хотя одна так и останется нетронутой.
Мегью, кошка сомалийской породы, надменная, медово-рыжая, с редкой тёмной остью по хребту, шумно фыркнула. Она по запаху знала то, чего люди не могут понять, даже глядя на календарь. Шёл одиннадцатый год лета, а лето не может идти одиннадцать лет подряд.
Исель и Наван Ронсан были биоинженерами, они прилетели на Кайкго изучать револис аргис — живые камни.
Исель — невысокая, рыжеватая, как и её кошка, худощавая, с пухлыми вкусными губами. Наван — брюнет с короткой бородкой. Они были сработавшейся супружеской парой, активно делали карьеру и не тратились на сантименты. Особенно Наван. А Исель, ласковая от природы, с детства умела довольствоваться малым — случайным прикосновением рук, поволокой в любимых глазах. Она любила надевать его рубашки и не настаивала на большем. Но всё это было давно. Почти два года назад.
Наван сел рядом с саркофагом и подвинул чашечку с утренним кофе поближе к лицу жены, хорошо различимому за толстым стеклом. Медицинский агрегат был огромным. Исель могла там и есть, и спать, и даже сделать десяток шагов из конца в конец, но там же она была заперта. Только зима Кайкго могла сделать её свободной.
— Осень… — повторила Исель одними губами. Дыхание её было таким холодным, что не замутило стекла.
Наван кивнул, не поднимая тёмные глаза от чашки. Никто не знал, кому было тяжелее, ему или Исель — тонкой, хрупкой, но очень сильной.
Мегью, не выносившая томительные паузы этих утренних завтраков, мягко спрыгнула с подоконника и требовательно замяукала, выпрашиваясь за дверь.
Наван встал и выпустил кошку. Крупных хищников на планете не было, они просто не переживали здешнюю зиму.
Разнообразие насекомых и растений уже угасало, опережая осеннюю непогоду. Но Мегью с удовольствием пугала последних жёлтых «бабочек», что липли на тепло атомной станции. Осень приближалась неумолимо.
К полудню прилетел Сион Асмин, космобиолог со станции «Азорра». Её уже приготовили к консервации. Биологи улетали завтра.
Сион был высок, кряжист, совершенно сед. И весь он последние дни был как немой укор.
Он хотел, чтобы семья Ронсан тоже поднялась на орбиту, а потом, законсервировав и там жилые модули, отправилась с остальными к Марсу, где располагался сейчас основной форпост землян. Он полагал, что Наван задумал чушь, а Исель — и вообще нечего спрашивать, нужно просто погрузить её саркофаг на атомолёт. Ах, у вас ещё кошка? Ну а ту взять за шкирку и сунуть в багажный отсек!
Наван слушал и молчал. И в конце концов друзья перестали это обсуждать. Совсем.
— Я договорился, — сказал Сион, глядя под ноги. — На базовых спутниках оставят резервное топливо. На всех трёх спутниках. Если ты…
Наван кивнул.
— Если ты передумаешь… — Биолог замолчал и стал смотреть в окно на Мегью, решившую вдруг извести всех «бабочек» в округе.
Наван отправился в кухонный отсек жилого модуля нарезать консервированную ветчину. Они с Исель решили устроить сегодня отгул на пару часов, чтобы можно было напоследок напоить друга чаем и накормить вареньем из «оранжевых бусин». Местного, прошедшего все положенные биопроверки растения: терпкого, пряного, горького до сладости.
Кайкго была царством самых удивительных растений, семена которых приспособились расселяться по планете весной. Ведь мест для зимовки часто оказывалось не так уж много.
Тем не менее зимой планета не была безжизненной. Биоценоз организовывали револис аргис («живые камни»), становясь основанием пищевой цепочки для зимних видов животных — в основном это были насекомые и крошечные грызуны-гермафродиты.
Наван любил сравнивать револис аргис с полыми холмами из английских сказок. Ведь именно вокруг живых камней в запредельные морозы теплилась жизнь. Но даже аппаратам была небезопасна температура Кайкго, а особенно её ледяные бури и внезапные холодовые провалы, когда едва ли не космический минус колодцами сходил на грунт.
Потому «холмы Кайкго» не были до сих пор изучены как следует. И наблюдение за ними всю долгую зиму могло принести науке огромную пользу. Если исследователям удастся выжить, разумеется.
— А кошка-то не замёрзнет? — спросил Сион, откусывая бутерброд.
Сладкого он не любил, но, не желая обидеть Исель, зачерпнул и варенье и заел им ветчину, стараясь не морщиться.
— Кошка, я думаю, замёрзнет в последнюю очередь, — заверил Наван.
И этим было сказано всё.
Сион поднялся, даже не дожевав, скомканно попрощался. Ему было неловко и больно, но он должен был улетать.
Исель долго смотрела ему вслед, пока стосорокаметровая капсула атомолёта не растворилась в небе.
— Нам нужно универсальное горючее, — сказал Наван задумчиво. — Простое и экологически чистое. С тех пор как на Земле закончились углеводороды, мы слишком зависим от электричества. Но возьми условия астероидов или наши, на Кайкго, и остаётся лишь атом. Мы и здесь не сможем использовать зимой лёгкие электрические машины. Слишком велики перепады температур.
Наван повторял хорошо известное, чтобы не говорить о текущем. И даже Мегью, просочившаяся в дом, когда уходил Сион, притворно зевнула.
— Да, — кивнула Исель, и динамик передал её голос ясно и без искажений. Наван сам настраивал его. — Я помню. Ты говорил, что процессы в живых камнях регулируют бактерии. Что именно они превращают жидкость, скапливающуюся в основании «каменных колоний», в некое биологическое топливо. Но мы искали одиннадцать лет и не нашли даже следов подобных процессов.
— Ничего, — сказал Наван. — У нас впереди целая зима. Ведь жидкость там действительно скапливается. И бактериальный состав её — уникален.
Он посмотрел на часы, убрал со стола тарелки, аккуратно упаковал в плёнку остатки ветчины. Запасы их были регламентированы, даже «овсянку жены» Наван привык доедать на ужин. Исель не ела обычной пищи, её питали специальные растворы, не разрушающие её гелеобразную кровь.
История болезни Исель Ронсан была причудлива, словно история человечества. Был момент, когда земляне всерьёз рассматривали замораживание своих тел как некий прорыв к продолжительности жизни. Тогда же был выведен вирус, превращающий кровь в сверхтекучий при низких температурах гель, и всё население Земли получало тогда прививки, внедряющие этот вирус в геном. Вирус должен был активироваться в момент смерти, совершенно меняя некробиоз человеческого тела. Затем тело охлаждали и отправляли на хранение. Предполагалось, что учёные уже близки к тому, чтобы сделать людей бессмертными, и скоро они разморозят тела, вновь вдохнув в них жизнь.
Эти времена давно прошли, теперь продолжительность жизни регулировалась иначе, однако фрагменты спящего вируса не так-то просто оказалось удалить из генома людей. Вирус маскировался и иногда просыпался сам.
Он не убивал, Исель могла вести полноценную жизнь, но… только при температуре не выше нуля. Её зона комфорта была в пределах –18 С, допустимая зона — от ноля до –4 °C.
Так они и жили: +18 С в жилом модуле, где обитал Наван, и –18 С — за толстым стеклом саркофага. Специально для Исель с Марса доставили компьютер, который мог успешно работать при низких температурах, но лабораторное оборудование было теперь, конечно, целиком на Наване.
Медики не смогли ответить на вопрос, что пробудило вирус в крови Исель после девяти лет жизни и исследований на Кайкго. Возможно, ретроболезнь проснулась сама по себе или причиной были стрессы, смена климата, межзвёздный перелёт…
Исель ругала себя лишь за то, что за девять лет плодотворного брака они с Наваном не удосужилась родить малыша. Мальчика или девочку. Супруги не думали, что останутся зимовать на Кайкго, и планировали завести детей уже на марсианской станции «Азимут».
Как глупо было не торопиться жить ещё полнее.
На следующее утро прямо на золотые гроздья «бабочек» крупными хлопьями повалил снег. «Бабочки» жались к охладителям ядерного реактора, путая их с живыми камнями. Исель «бабочек» жалела, ведь в реакторе никаких удивительных бактерий уж точно не завелось бы, и насекомые были обречены.
Мегью, никогда не видевшая зимы, выбралась на снег и потом долго брезгливо отряхивала лапы. Снег ей не понравился.
Наван каждое утро начинал с похода к окну, за которым висел градусник. Этот утренний ритуал он соблюдал неукоснительно: поход к градуснику, чтение метеосводки со спутника, чашка кофе, «завтрак» с женой, обмен улыбками через стекло саркофага, а потом уже — проверка датчиков, обход наблюдательных модулей, программирование громоздких атомных роботов, строящих ледяные туннели к ближайшей колонии живых камней, всё сильнее засыпаемой мягким и липким снегом. Исель трудилась дома, систематизируя данные.
Сначала упали ниже нуля ночные температуры. Но утром солнце быстро нагоняло градусы, и снег начинал таять. (Исель и Наван называли звезду Кайкго солнцем, это тоже была жёлтая, приветливая звезда.)
Наконец ноль установился твёрдо. Просмотрев утренний прогноз погоды, Наван улыбнулся и даже сподобился добавить в кофе ложечку коньяка.
— Мы сможем прогуляться вместе! — сказал он торжественно.
Исель так и замерла с улыбкой на губах. Она ждала и боялась этого дня: слишком давно они были разделены.
Конечно, Наван мог бы иногда входить в саркофаг, одевшись потеплее, но кто сумел бы починить сложнейший агрегат, случись с ним чего от перепадов температуры?
На Исель были лёгкая шубка и термообувь, чтобы возможное тепло не пробралось к телу. Наван же был одет в куртку и тёплые ботинки с совершенно противоположной целью. Однако он вновь мог обнимать жену и держать её за руку, пусть эта рука и пряталась в перчатке.
Утренние исследования были переложены на плечи автоматов — Наван не мог насмотреться на лицо Исель. Оно было так близко: он смотрел ей в глаза всего лишь через плотный тяжёлый воздух Кайкго и мельтешение падающего снега.
Рука об руку они дошли до колонии живых камней. Сначала по долине к ней вела промятая роботами тропинка, а там, где начинался лес, был построен уже ледяной туннель, чтобы с дальнейшим похолоданием людям было удобнее вести исследования у самых каменных «корней».
У камней и в самом деле имелись некие весьма условные корни. Летом у основания каменной колонии постоянно конденсировалась жидкость из азотистых соединений и силикатов, кишащая местными бактериями. Она глубоко пропитывала лесную подстилку, но не уходила в землю, а загустевала со временем, напоминая сначала густой клейстер, а потом полусхватившийся клей. Наван ещё не выяснил, что происходит с этими «корнями» зимой, судя по всему, это были именно некие запасы биологических веществ.
Вышло солнце, и супруги спрятались от него в туннель — Наван боялся, что Исель может получить ожоги. Он с удовольствием провёл её под снегом к самым камням, показывая и рассказывая.
У подножия каменной колонии он установил основной наблюдательный пункт, оборудованный датчиками тепла, движения, камерами. Именно таким пунктам и не удавалось ещё переживать зиму Кайкго.
Самые крупные камни колонии были с небольшое здание, самые маленькие — не больше Исель. Округлые, похожие на огромные яйца, они торчали прямо из толстой лесной подстилки. Роботам пришлось потрудиться, чтобы очистить вокруг камней достаточное для исследований Навана пространство и сформировать туннель в упавших деревьях. Летом колонию окружал плотный лес, превратившийся осенью в бурелом.
Туннель был ещё весьма далёк от идеала — то тут, то там обваливалась «крыша», ветви торчали из стен как попало, но Наван, пробираясь в снегу и в мешанине изломанных деревьев, даже насвистывал от удовольствия. Изучение каменного леса в чаще леса настоящего — чем не работа для настоящего мужчины?
Исель шла с осторожностью. С непривычки она быстро устала. Ей хотелось опуститься на снег, такой приятный, мягкий, тёплый. Она отметила и этот факт. Сняла теплоизолирующую перчатку и прикоснулась голой рукой. Исследование собственной болезни очень помогало ей сохранять желание жить и работать. Она вела не только дневник исследований, но и дневник собственных реакций.
— Ну вот и моя выносная лаборатория! — выдохнул наконец Наван.
Он тоже слегка запарился, но больше от волнения.
Супруги оказались в обширной пещере у подножия большого камня и двух малых. Там у Навана стояли датчики, запустившие щупы глубоко в землю, ещё совсем тёплую. Снулых насекомых, которых всегда было много вокруг каменных колоний, Наван аккуратно смёл в кучку, чтобы не мешали.
Исель с осторожностью поднесла к каменному боку руку в перчатке.
— А что? — спросила она через полминуты. — Разве камни и раньше обладали такой вот упругой структурой?
— Почему — упругой? — удивился Наван.
Он похлопал по каменному боку, снял перчатку, провёл пальцами по чуть влажной холодной поверхности.
— Нужно бы взять пробы… — сказал он с сомнением.
Но первый же соскоб даже без учёта параметров, просто на глаз, уже подтверждал выводы Исель.
Наван нахмурился. Ему не нравилось теперь всё. Слишком долго земля под камнями сохраняла тепло, слишком быстро остывали сами камни… И вдруг ещё это неожиданное изменение структуры… В прошлом сезоне аппараты не зафиксировали ничего подобного. Хотя, возможно, пробы камней и не делались, нужно полистать отчёты…
Он посмотрел на Исель: она держала в ладонях снег, нежно-белый, как и её лицо. Наван понял, что за долгие два года тело его отвыкло от объятий, но сейчас он не может… Не в силах больше ждать!
Наван шагнул к Исель, подхватил её на руки и прижал к себе, стараясь не дышать на любимое лицо. Его дыхание тоже могло обжечь её. На глазах у него выступили слёзы, но Исель прижалась к его груди и не видела их. Сама она больше не умела плакать.
— Что ты думаешь обо всём этом? — спросил Наван, когда они с женой возвращались к модулю.
— Я думаю… — Она остановилась, взяла его за руки — перчатки к перчаткам, поднялась на цыпочки и заглянула в глаза. — Я думаю: мой муж на пороге великого открытия! Я думаю… — Исель лукаво улыбнулась. — У меня — великий муж!
«И он разгадает не только загадки Кайкго, — подумал Наван. — Он найдёт и лекарство от ретровируса. У него есть кровь Исель и 33 года зимы на Кайкго. И никто здесь не сможет ему помешать поставить самый смелый эксперимент, если он будет нужен. Да хоть бы и на самом себе…»
Мегью, мяукая, выбежала навстречу.
В модуле было уютно. Его пространство свободно трансформировалось, можно было смонтировать любое количество блоков для отдыха и работы. Сейчас зона отдыха была развёрнута всего одна. Почти весь модуль, даже места, предназначенные для жилой зоны, были перенастроены Наваном под лабораторию. Только в углу жался небольшой пузырь, где хранилась всякая всячина. Этакая холодная кладовка.
Исель из-за стекла саркофага смотрела, как руки Навана порхают, задавая параметры работы машинам. Но даже она не смогла бы сказать точно, чем именно он занят: так много отделов электронной библиотеки, блоков измерений и анализа были задействованы. Наван думал сразу во многих направлениях, так он был устроен.
Исель же вела наиболее точную и размеренную часть работы. Фиксировала и разносила по библиотекам данные анализа атмосферы, грунта, живых созданий Кайкго. А ещё она вела дневник собственных реакций и состояний. Наван с большим одобрением отнёсся к её работе по «исследованию вируса изнутри», и Исель старалась, как прилежная школьница. Сегодня ей предстояло внести запись про «тёплый снег».
Квантовый компьютер встретил её урчанием. Пока Наван, раздав машинам задания, готовил ужин, Исель повисла над «пюпитром» — специальной рамкой, которая сканировала её голос, мимику, движения рук, температуру тела, чтобы максимально достоверно перевести в машинные символы.
— Я сегодня впервые после начала болезни гуляла по снегу! — начала диктовать она.
Компьютер тут же отметил её возбуждение.
Основательно промёрзший Наван разогревал консервированный борщ и одновременно листал старые отчёты, раскатав монитор на полстены. Изменения в камнях насторожили его. Ничего подобного он не замечал за 11 лет исследований.
И всё-таки он косился и на другой монитор, где компьютер просчитывал гипотезы по ретровирусу, поразившему Исель.
Наван не говорил даже Исель, что основные его исследования совсем не те, о которых он с такой горячностью заявил Всеобщему комитету космобиологии. Только здесь, на Кайкго, было достаточно тихое место для нерегламентированного и требовавшего массы специальных разрешений изучения ретровируса. Вряд ли ему дали бы заняться этим на Марсе. Кайкго сгубила Исель, она же должна была и спасти её.
Мегью уже два раза подходила к пустой миске, потом демонстративно заскреблась у дверей… Но Наван и этого не заметил. Тогда кошка в два прыжка взлетела на стол, уселась прямо перед дверцей контейнера для разогрева, откуда биоинженер планировал доставать свою порцию борща. Он уже протянул руку, всё ещё бегая глазами по строчкам… и наткнулся на мягкую шубку Мегью!
Наван вскрикнул, кошка возмущённо шарахнулась и спрыгнула на аппарат Бюела, на дисплее которого неделя за неделей самописцы вычерчивали линию температуры грунта в районе каменной колонии № 1.
Строчка замигала и оборвалась.
— Мегью! — взвыл Наван.
Исель не могла не услышать крик Навана. Она с сожалением отошла от пюпитра, шагнула к прозрачной стене, разделяющей их миры, и не сразу сообразила, что же случилось.
Мегью? Она не смогла бы свалить тяжёлый аппарат. Всё было на привычных местах, вот только Наван махал руками и апеллировал к… кошке.
— Ты — безмозглое существо! — свирепствовал он.
Слово «безмозглый» в лексиконе Навана было самым страшным ругательством.
Исель уже хотела было спросить, а что случилось? И тут заметила, что температурная кривая погасла.
Она бросилась к компьютеру — может быть, экран неисправен, а прибор продолжает работать? Но и в записях библиотеки мониторинга строчка коварно обрывалась. Это было очень скверно. Именно сегодня появились первые изменения в жизни колонии камней, и вдруг — такая неудача.
Исель посмотрела, как машет руками Наван. Что-то ещё было не так…
— Борщ! — крикнула она. — У тебя выкипает борщ!
Наван распахнул дверцу, схватил незащищёнными пальцами край тарелки и едва не уронил её.
Мегью с возмущённым мявом забилась под единственный диван. Она решила, что Наван хотел бросить свой невкусный борщ именно в неё.
Исель смотрела на аппарат Бюела, Наван — на всё ещё кипящий борщ, кошка из-под дивана насторожённо следила за его ногами.
— Мне придётся срочно ехать на склад консервации, — сказал Наван.
— Сначала нужно поужинать, — ответила Исель.
— Туда три часа добираться…
— И десять минут уже ничего не изменят.
Наван вздохнул. Он голосом отдал команду одному из роботов готовиться к поездке. Робота он планировал использовать как атомолёт. И вся сложность была именно в том, чтобы разогреть и подготовить к работе эту махину. Сам склад был не так уж и далеко, в хорошо защищённом от снега месте, в горной пещере, искусственно оборудованной и укреплённой под хранилище всего необходимого: запасов пищи, аппаратуры. На лыжах туда можно было доехать примерно за час. Два часа — туда и обратно. А вот с подготовкой к полёту робота требовалось все три. И Исель была права: времени на еду было хоть отбавляй!
Наван сел за борщ, а Исель уставилась на экран.
— Какая ерунда! — вдруг сказала она громко.
— А ты откуда знаешь? — спросил Наван. Вода выкипела из борща основательно, и теперь он казался биоинженеру жутко солёным.
— Подтверждения нет, — сказала Исель.
— В смысле? — не сразу понял Наван и тоже повернулся к экрану.
Там действительно не было привычного набора знаков, означающих, что робот приступил к выполнению задания.
Наван не глядя сунул в рот пустую ложку, укусил её, встал.
— Может, компьютер?
Исель для пробы запросила метеозонд. Тут же на её пюпитре и на экране Навана возникло синхронизированное изображение парящего где-то в высоте серебристого шара, и побежали строчки отчёта.
— Низковата температура на десяти тысячах метров, — оценил Наван. — Значит, компьютер работает. Как и зонд. Но что именно вышло из строя? Опять канал сообщения потерялся?
Исель покачала головой… Она уже связалась и со спутником, и с одной из баз на орбите и получила ответы автоматов.
— Чертовщина безмозглая! — выругался Наван.
Он быстро набросил просушенную вешалкой одежду.
— Пойду гляну, что там… — буркнул он и выскочил за дверь.
Исель, саркофаг которой имел выход прямо во двор, тоже набросила шубку и шагнула в снежный вечер.
Небо было белым-белым, с просинью в самом центре, словно там пряталось холодное синее солнце. До темноты оставалось ещё часа два.
— Поеду-ка я на лыжах, — сказал Наван. — Возможно, это весьма временный обрыв связи, а я буду ждать тут невесть чего. А возможно, приказ получен, а глючит система передачи данных. Как только робот появится — направишь его за мной!
Исель начала было возражать, но Наван уже достал специальную маску и включил стоящие прямо у порога электролыжи — одна широкая лыжина с электромотором на батарее. Настроен он был весьма решительно.
— Здесь езды-то — всего ничего. Если резко похолодает, я расконсервирую резервного робота и вернусь на нём, не беспокойся! — крикнул он, уже разрезая снег лыжиной.
Исель улыбнулась — муж всё-таки заметил её волнение. Он ценит её «железные» нервы, но всё время думает о ней. И она о нём думает. И очень ценит его работу. Она не раз перебирала все за и против зимовки на Кайкго. Возможно, на Марсе ей было бы легче, там существовал целый санаторий для ретробольных. Но Наван так мечтал открыть новое биологическое топливо…
Небо было чистым, заблудиться он не мог — за 11 лет всё вокруг было просто исхожено пешком.
Исель помахала рукой маленькому блестящему пятнышку у горизонта и вернулась к себе в саркофаг.
Увидев, что Наван уехал, Мегью выбралась из-под дивана. Теперь она была полноценной хозяйкой модуля. Исель — не в счёт.
Кошка прошлась по обеденному столу, понюхала борщ, брезгливо потрясла мордой.
Исель могла только следить за её безобразиями. Она вздохнула и занялась проблемами связи, прозванивая все возможные объекты.
Скоро она выяснила, что не отвечали только те агрегаты, что находились у самого подножия каменной колонии № 1, которую они посещали сегодня с Наваном. Датчики, установленные у двух дальних колоний, — отзывались исправно, и температурные самописцы там работали нормально. Правда, было их всего две пары, тогда как возле колонии № 1 земля была просто напичкана аппаратурой.
Что же могло случиться? Помехи? Магнитная аномалия?
Да и аппарат Бюела передавал сигналы от этой же злосчастной каменной группы. Ей нужно было заставить Навана провести хотя бы первичный анализ причин поломки. Дело могло быть вовсе не в хулиганстве Мегью, ведь связи не было и с датчиками движения, тепла, света. Но сразу она этого не заметила, ведь эти данные не выводились на отдельный экран, а тут же архивировались.
Странным было и то, что камеры у подножия камней всё это время работали исправно, но ничего особенного не показывали. Хотя… а что им было показывать? Они висели под самым «потолком» туннеля просто на всякий случай. Зимой на Кайкго все спят, даже миниатюрные мышки и насекомые. Наван предполагал, что у них есть «окна активности», и поставил камеры в весьма экономном, полуспящем режиме. Но ведь связь с камерами была? Значит, всё-таки виновата Мегью? Или это трагическое совпадение?
Ну, ничего! Наван привезёт резервный аппарат Бюела, и всё выяснится. А с роботами… А что же у нас с роботами?
Исель переключилась на другую часть задачи.
Наван быстро скользил на электролыжах по склону долины. Повороты он задавал лыжными палками, ни дать ни взять — завзятый лыжник из истории Земли.
Он спустился в ложбину, снова поднялся и увидел вдалеке скалы. Нужная была пока неразличима в куче своих товарок.
Небо тем временем, вместо того чтобы темнеть, становилось всё белее, и всё густела синяя проточина в самой его вышине.
Наван насторожился, лишь когда щёки его вдруг начали мёрзнуть даже под специальной маской. Он остановился, задрал голову. Тёмная синева разрасталась, словно… Словно космос прокладывал себе дорогу вниз… Но ведь метеопредупреждения не было? Что за чертовщина безмозглая?
Наван ударил палками и понёсся быстрее. Лыжи буквально летели, но биоинженер ощущал, что холод — догоняет его.
Наван мог связаться с Исель, у него была рация, но что он мог сказать ей? «Я замерзаю»? А время уходило с каждой секундой.
Он должен был успеть добраться до хранилища. Там он спустится в пещеру и согреется. А Исель… Исель…
Наван движением подбородка включил рацию. Нужно сообщить жене, что с ним всё в порядке. Просто на всякий случай. Вот уже и скала показалась, а в ней — схрон. Ещё пару минут!
— Исель! У меня всё в по… — успел прошептать Наван, когда космос сошёл на грунт единой холодной волной.
Замолчала рация, перемёрзли провода электрообогрева, умерла литиевая батарея, замёрзла кровь. Только лыжи ещё какое-то время скользили по инерции, а потом Наван стойким оловянным солдатиком рухнул лицом в снег.
Кошка безумствовала. Сначала она опять забилась под кровать, потом выбралась и полезла прятаться в ящик с бельём, который Наван, как всегда, забыл запереть. Белья ей показалось мало, и она стянула с дивана плед, долго возила его по полу, пока не затащила поверх белья и не утрамбовала там. Видимо, её гормональные часы сломались: Мегью на старости лет решила, что беременна, и начала готовить себе гнездо.
Исель вздохнула. С роботами тоже творилось что-то малопонятное. Сначала все попытки связаться с ними были тщетны, потом она уловила слабый сигнал, похожий на аварийный, но вскоре пропал и он.
Атомные роботы — громоздки, но сверхнадёжны. Что могло нарушить связь с обоими сразу?
В простую поломку Исель не верила, дело явно было именно в аномалиях связи, ведь в какой-то момент подобие ответного сигнала она уловила?
Камеры… А отчего же камеры не покажут ей роботов? Почему бы не переключить пару камер из режима сна в режим левитации и не отправить по туннелю на поиски?
Жалко батарей питания, запас их не так велик, как хотелось бы, а в условиях здешней зимы они быстро выходят из строя… Но ведь ситуация — явно из ряда вон! Аккумуляторы можно будет подзарядить ещё пару раз. Наван станет ругаться, ведь у них впереди ещё 33 года…
Исель послала запрос и подняла в воздух сразу две камеры. Они заметались в снежном туннеле, пока она не догадалась задать им стандартную программу поиска, но с учётом помех от вездесущих веток. И камеры медленно, но верно поползли: одна по туннелю к жилому модулю, другая — в облёт камней.
Исель тем временем выяснила, где находились оба робота утром и потом, когда получали задание. Отследила возможное перемещение. Выходило, что роботы, после того как Исель и Наван покинули каменную колонию, должны были расширять площадку вокруг камней и уплотнять снег, чтобы исследователям было удобнее работать.
Почему вокруг камней? А всё правильно: часть купола снежного туннеля подтаяла и обвалилась вчера. Наван хотел показать Исель всю каменную семью, но они не сумели пройти…
Исель увидела, что камера № 2 успешно завершила облёт камней, но роботов не нашла.
— Ещё раз! — приказала она. — Замедлить планирование. Круговой обзор!
Не могло же так быть, чтобы…
Внизу что-то блеснуло… На снегу?
— Камера № 2 — ниже!
Что же это блестит? Похоже на ртуть…
Но откуда вдруг ртуть? Почему?
Исель вернула и вторую камеру, пытаясь с разных углов разглядеть, что за лужа натекла возле камней. Огромная блестящая лужа, слегка выпуклая, похожая на разлитую ртуть.
Рискнуть взять пробы?
Исель приказала одной из камер зависнуть максимально низко и выпустить щуп.
Ой!
Изображение задёргалось, «ртутная» поверхность заволновалась, и камера… Камера буквально вскипела в воздухе, каплей рухнув в жидкость!
— Исель! У меня всё в по… — ожил динамик голосом Навана, и связь прервалась.
Она взглянула через стекло на контрольный монитор и увидела градусник. Температура за стенами модуля была… 190 градусов Цельсия!
— Наван! — закричала Исель, позабыв, что микрофон и так достаточно усиливает её голос. — Наван, где ты! Что случилось? Наван!
Она кричала и видела себя со стороны. Как она кричит и мечется в своём прозрачном аквариуме.
У той, что металась, перехватывало дыхание, она судорожно набирала в грудь воздух и кричала опять. Другая, словно бы онемевшая, смотрела на неё издалека — из будущего или из прошлого. Она стала маленькой и чужой, а может быть, уже умерла от страха и одиночества.
Через двенадцать минут Исель прекратила кричать. Она сорвала голос.
Ещё через две минуты она нашла в себе силы подойти к пюпитру и запросить отчёт. Связь со спутником была. Компьютер безропотно обозначил последнее местонахождение Навана. Муж почти достиг резервного склада. Ему не хватило тридцати четырёх метров.
Исель всхлипнула и села на пол. Так она просидела, пока голодная Мегью не выбралась из своего гнезда и не замяукала, встав прямо перед стеклянной стеной. Кошку Наван так и не покормил.
А потом как-то обыденно пришёл сигнал со спутника о холодовом провале, движущемся расширяющимся кольцом и по пути постепенно теряющем силу. Спутник сообщал также о магнитных аномалиях. Бесценная информация для метрологов Марса. Уж они-то точно узнают, что случилось на Кайкго, когда вернутся сюда через 30 лет!
Исель ещё раз всхлипнула в тщетной попытке вызвать слёзы.
Мегью снова замяукала.
Холодовой фронт уходил, он оказался краткосрочным, возможно, именно это позволяло жизни уцелеть на Кайкго во время таких вот «схождений космоса»? Или помогла загадочная «ртуть»?
Исель вызвала зонды, которые фиксировали температуру грунта у камней. Тщетно. Скорее всего, они тоже расплавились. Исчезли сигналы и с камер, значит, «ртутная лужа» захватила уже весь туннель. А что если она доберётся до модуля?
Исель вскочила. Снаружи было –70, холодновато, но не для неё. Да и шубка наконец будет служить как надо.
С тех пор как в крови Исель проснулся вирус, она больше не ощущала холода. Врачи предупреждали, что при серьёзном минусе тело её онемеет. Впрочем, медики предупреждали и о том, что любое охлаждение безопасно для Исель, кроме того, которое остановит кровь совсем. Тогда сознание помутится, и она заснёт надолго-надолго.
Исель и сейчас может сесть на снег и заснуть до самой весны. Наван замёрз. Если бы он мог спастись, он бы уже связался с нею со склада…
Исель вдруг очнулась и вспомнила, зачем вышла под вечернее небо Кайкго. Мысли её терялись, двигались медленно, едва-едва… Но всё-таки двигались.
Она пошла к белеющему вдалеке началу туннеля из снега, льда и обломков ветвей. Туннель в снегу так быстро позволили построить именно ветви. Вся долина вокруг камней была завалена упавшими деревьями.
Налобный фонарь, скорее, мешал, и Исель потушила его. Белая громада не была обманом. Самая небольшая, полностью снежная часть туннеля всё ещё стояла себе, как и утром, но там, где начиналась древесная примесь, туннель обвалился и спёкся ледяной коркой. Похоже «растворение» дошло именно до этого места. Но почему? Что растворилось вокруг камней? Ветки?
А насекомые, которыми была усыпана земля? Если они тоже растворились, то кто даст весной потомство? А может, они плавают в этой «ртути», как в консерванте?
Исель поёжилась, но совсем не от холода. Она вдруг осознала, что существует ещё и замороженное тело Навана. Остекленевшее от холода тело, которое она ещё может попытаться спасти.
Электролыжи, припаркованные возле модуля, перемёрзли и, кажется, вышли из строя, но в модуле были запасные лыжи — в технической части, отгороженной от основной. Здесь для неё тоже было слишком тепло, хоть и холоднее, чем в доме. Если натянуть на лицо маску, а на руки — перчатки…
Замаскированная Исель как воровка пробралась в собственный дом. Лыжи она нашла. Но заметила сквозь стекло мечущуюся голодную Мегью. К счастью, был в кладовке и запас кошачьего корма. Исель надорвала упаковку и вбросила пачку в двери модуля, как бомбу. Может, Мегью и обидится на такое кормление, но голод — не тётка.
Потом Исель встала на лыжи и поехала к горам, к схрону, возле которого всё ещё лежало тело Навана.
Стемнело. Пейзажи не отвлекали внимание Исель — электролыжи были снабжены не очень сильным источником света. Она ехала и думала о страшном.
О том, что заморожен Наван быстро и качественно. Что в её крови есть ретровирус, который и создан для правильной разморозки человеческих тел. Что её опыта хватит, чтобы выделить этот вирус, даже если она сожжёт себе лёгкие тёплым воздухом в лаборатории. Хотя… почему бы не понизить температуру до какого-нибудь терпимого предела? Предел охлаждения воды +4 С, может быть, она выдержит столько достаточно долго, чтобы произвести необходимые операции?
А Мегью? А у неё на этот случай есть узурпированный ящик с бельём Навана! Если у Исель ничего не получится, бельё мужу больше не пригодится.
Исель не заметила, как доехала до нужной скалы. Увиденного она ждала, но всё равно едва не провалилась в ступор: тело Навана лежало на снегу, ноги были крепко вставлены в лыжи.
Здесь было холоднее, чем возле жилого модуля, скалы долго хранят холод. В первый раз Исель включила термоподогрев перчаток, а не термоохлаждение.
Нужно было отсоединить заклинившие лыжи. Отсоединить бережно и осторожно. Замёрзший Наван стал таким хрупким.
Исель справилась не сразу. Она ругалась, пыталась плакать. Потом догадалась вытащить из своих лыж работающую электробатарею и вставить её в лыжи Навана, выкинув неработающую. Лыжи ожили, открыли крепления и отпустили своего мёртвого пленника.
Исель завернула тело мужа в термоизолирующую плёнку. Теперь нужно было смастерить подобие носилок и присоединить их к лыжам. Но тело Навана было таким хрупким… А что если открыть схрон и активировать запасного робота? Это займёт несколько часов, но хищников на Кайкго нет…
Исель было очень трудно ждать, но она была инженером, эта работа приучает к терпению.
В схроне было +1 °C. Исель понизила температуру, подождала, пока помещение охладится до терпимого. Главное — не спалить раньше времени лёгкие, ещё так много работы.
Пробравшись в ангар, поражающий своими размерами, она подошла к многотонной туше резервного атомного робота. Активировала едва тлеющий реактор, отметила время ожидания.
Ждать было тяжелее всего. Эти три часа были её тремя часами перед казнью.
Потеплело до –50, и с неба западала крупа. Пока рация не пикнула, откликаясь, Исель утаптывала снег, создавая вокруг тела Навана удобную площадку, потом диктовала для робота список необходимого запасного оборудования, включая и аппарат Бюела.
Наконец атомный гигант выполз из схрона. Его щупы нежно взяли тело Навана и погрузили в отсек для оборудования. В режиме магнитной левитации — так на Кайгко перевозили редких насекомых, чтобы не поломать роскошь лапок и усиков. Режим пригодился и для Навана, Исель не пришлось прописывать новый.
Она зашла в полётную капсулу робота и направила его к жилому модулю. Всего несколько минут…
Но Исель не была бы биоинженером, если бы не отправила робота в облёт ближайшей колонии камней.
Увиденное поразило её. Никакого снежного туннеля над камнями больше не существовало, вся ложбина, когда-то заросшая лесом, была теперь заполнена плотной парящей жидкостью. Именно парящей — даже с высоты было видно, как волнуется над нею воздух, а значит — она выделяла тепло.
Видимо, эта жидкость растворила и древесные стволы, и приборы, и многотонных роботов.
Тело Навана Исель поместила в собственный саркофаг. Температуру отрегулировала так, чтобы постепенно повышать её до –18 С. Помещение же жилого модуля она начала охлаждать, просто распахнув дверь!
Возмущённая Мегью долго выражала мяуканьем своё несогласие, а потом забилась в бельевой ящик.
Спустя какое-то время Исель смогла войти в модуль и отрегулировать кондиционер на +4 С. Усталости она не чувствовала.
Ей довольно много приходилось работать с кровью и вирусами, но не с ретровирусом. Она открыла библиотеку, чтобы познакомиться с темой, и заметила пометки Навана. Муж тоже интересовался ретровирусом и тоже с прикладной точки зрения.
Исель открыла последние файлы, с которыми работал муж, и поразилась: ей не нужно было выделять вирус из собственной крови! Он давно обитал в стеклянном шкафу-холодильнике. Наван бился с ним, пытаясь найти средство, которое заставит иммунные клетки-киллеры разобрать его на белки и сожрать.
Только сейчас Исель поняла, что Наван — вообще не умел сдаваться. Вся их совместная работа была очень мирной, но в любом исследовании он упорно стремился дойти до конца. Он остался на Кайкго не только из-за поставленной задачи по исследованию камней. Он хотел вылечить Исель.
Она прижала к щекам защищённые перчатками руки. Знал бы Наван, что эти исследования помогут спасти его самого!
Исель закусила губу. Главное — вирус у неё был. Теперь нужно было бережно довести температуру тела Навана до –18 С и ввести вирус.
Даже если выделенный мужем штамм обладает повышенной опасностью, пострадать в модуле может только Мегью. Сам же модуль от среды Кайкго изолирован достаточно. Исель сможет провести дезинфекцию и уничтожить возможный риск для этой планеты. При неудаче — вместе с собой и Наваном. Вот только Мегью будет очень жалко, она-то не виновата.
Исель вернулась в саркофаг, проверила параметры собственной крови, дозаправила организм необходимыми компонентами. Её штамм вируса был незаразен, если не вводить его внутривенно. Наван, скорее всего, имел дело именно с ним, где бы он сумел достать другой? И всё-таки Исель приняла все известные ей меры предосторожности.
Через двое суток тело Навана согрелось до нужной температуры.
Первую ночь Исель не спала совсем. Во вторую — она сама не заметила, как уснула сидя у его постели в саркофаге. А утром на градуснике внутри стало –18 С.
Снаружи было уже –4 °C, мир Кайкго приходил в норму до следующего потрясения, и море ртутеобразной жидкости манило своих исследователей.
Исель решила выждать ещё один день. Ей нужно было сделать очень много контрольных замеров и анализов.
На следующее утро Исель проснулась легко и внезапно. С чувством, что у неё всё получится. Даже зарядку сделала. Наван очень любил смотреть, как она делает зарядку.
Температуру в жилом модуле Исель продолжала поддерживать в районе +4 С. Это было кое-как терпимо и для неё, и для Мегью.
Бедная голодная кошка, поняв, что протесты её ни к чему не ведут, смирилась наконец и самостоятельно растерзала надорванный Исель пакет с кормом. «С людями жить…» — наверное, думала она.
Исель тщательно подготовилась к операции, хотя по сути это был всего лишь своеобразный укол, осложнённый полным охлаждением тела.
Она долго примеривалась. Отсматривала на мониторе место введения вируса. Его полагалось впрыснуть в участок, богатый замёрзшими капиллярами. При неудаче — можно было дополнительно войти в вену.
Исель координировала введение специальной иглы на экране. Потом нажала «распылить»… Всё. Теперь следовало ждать. Если вирус подействовал — кровь Навана начнёт оттаивать, одновременно сгущаясь. Постепенно вирус попадёт и в межклеточную жидкость, клетки начнут перерождаться. Медленно, верно и без повреждений.
Следующую ночь она опять не спала, каждые пару минут поднимаясь и разглядывая на экране — есть ли изменения. Но изменения ожидались не раньше чем через двое суток. И это время тело всё равно должно было находиться в искусственном сне.
Утром Исель поняла, что так не пойдёт и надо себя занять. Она активировала робота и полетела к камням. Там нужно было установить на безопасном расстоянии новую следящую аппаратуру…
— Это потрясающе! — раздался голос Навана. — Я чувствую, что весь мозг у меня забит ватой!
Исель вскрикнула и проснулась.
Она спала на полу, на выломанной спинке дивана, прямо возле кровати мужа. Кровать-то в саркофаге была единственной.
— Что за безмозглая чертовщина! — ругался Наван, пытаясь выпутаться из проводков и датчиков, которые жена навертела вокруг него.
Исель вскочила. Неумытая, в измятой одежде. Измотав себя работой, она так иуснула вчера, не раздеваясь.
— Ты выяснила, что случилось с аппаратом Бюела? — спросил Наван, хмурясь и не очень пока понимая, где он и что с ним.
— Я заменила его, — покорно откликнулась Исель.
— А почему ты стоишь рядом? — Наван сел на кровати.
Он не мог вспомнить, чем же его удивляет близость Исель. Она же тихонечко опустилась перед ним на колени. Ноги не держали её.
Наван потянулся к жене, обнял, но слабость захлестнула его, и он потерял равновесие. Супруги упали на спинку дивана, Исель уткнулась в мужа, покрывая его лицо, шею торопливыми, неловкими поцелуями. Горячими? Холодными? Да какая разница!
Наван забрался ей под блузку, продолжая бормотать что-то про роботов, камни…
— А как же колония? Она пережила холод?
Ещё сумела расслышать Исель.
— Ты был прав, — бормотала она между поцелуями. — Бактерии… Мммм… Я… Я сумела взять пробы… Руками, милый. Эта дрянь не растворяет только живое. Насекомые просто плавают в ней. И мыши… Ага… Ум… Потому она выделяла изолирующую подстилку из геля, чтобы не растворить полпланеты. Я думаю, вокруг камней ты найдёшь-таки своё идеальное топливо.
— А? — откликнулся Наван, отрываясь от её груди.
— Топливо, Наван…
— Какое топливо, любимая?
* * *
Ну что ты ещё теперь спросишь?
Про Мегью? Она прожила долгую кошачью жизнь. А потом они клонировали её, и она прожила ещё две, и ещё много осталось. У кошки ведь — девять жизней.
Победили ли они вирус?
У них было 33 года зимы на Кайкго, и холод им уже не был страшен.
А когда вернулся Сион Асмин… Да-да, люди будущего стали жить очень, очень долго. Он застал на Кайкго…
Но лучше ты сам догадайся, кого он застал?
Скажу лишь, что эти маленькие ручки сумели-таки наложить ему полную тарелку варенья из «оранжевых бусин». И Сиону пришлось съесть всё до последней ложки, да-да, а куда ему было деваться?
