Легенда о Чудограде. Книга первая Властитель магии. Часть первая Рувир [Елена Владимировна Шихматова] (fb2) читать онлайн

Елена Владимировна Шихматова Легенда о Чудограде. Книга первая. Властитель магии. Часть первая. Рувир

В этом году Гедовин возвращалась домой раньше обычного: из-за болезни бабушки руководство закрытой школы для девочек в Белмире разрешило ей сдать экзамены экстерном, чтобы она могла побыть последние дни со своей бабушкой. Гедовин очень любила ее, ведь она заменила ей мать и отца в первые девять лет жизни, потом девочку забрали к себе родители, но лишь на лето затем, чтобы вскоре отправить в закрытую школу. Так решил за нее отец: она будет выпускницей школы в Белмире, что даст ей большие преимущества в жизни. Какие преимущества безутешная от горя расставания с горячо любимой бабушкой девочка понять не могла, она просто отказывалась что-либо слушать и понимать из твердой, нетерпящей возражений речи отца. Он говорил о ее будущем счастье, как о плане захвата крепости: проиграть нельзя, только выиграть, и если она, Гедовин, не будет слушать его, то падет в бою. На лето Гедовин возвращалась в Рувир, где она бегала в библиотеку к бабушке, играла со своими старыми знакомыми и отдавалась хотя бы ненадолго радости жизни, так как на промежуточных каникулах в течении года все дети оставались в школе, чтобы лучше и детальнее рассмотреть и решить домашние задания, приготовить обязательный проект по выбранному предмету. Девочка решительно не хотела предаваться грусти до того момента, как расстанется с бабушкой и своим настоящим домом, ведь это можно было расценивать как преступление к тем минутам, когда они были вместе. Вот именно из-за этого, говорил ей отец, в первую очередь из-за этого, он отправил её так далеко от дома: из-за ее излишней чувствительности, в жизни бабушки, мамы и папы рядом не будет, и она должны быть готовой к этому. Пусть плачет сейчас, зато потом она легко сможет расстаться с ними и начать новую жизнь, создать свою семью. «Когда-нибудь, — говорил отец, — ты поймешь это и будешь мне благодарна!»

Отец выслал за ней небольшой экипаж, гувернантку и кучера. Гедовин наскоро попрощалась со своими подружками, и уже через час после прибытия повозка отправилась в Рувир. Поначалу гувернантка и кучер настаивали на отдыхе, что лошади устали, и, если они выедут сразу, то смогут остановиться только в небольшом селе, где не было ни одного толкового постоялого двора, не говоря уже о гостинице, но девочка упросила их внять ее просьбе — поскорее увидеть больную бабушку. Если они выедут сразу, то сэкономят полдня пути. Провожавшей ее воспитательнице не очень понравилась такая поспешность, но у нее хватило такта промолчать, приняв к сведению: девочка все еще очень впечатлительна, а их задача научить ее стойкости, беспристрастности и твердости. Что ж, у них еще несколько лет для этого, а пока пусть едет.

Гедовин плохо спала в последние дни, экзамены сдала неважно, и сейчас, пробыв больше суток в дороге, чувствовала себя крайне скверно. Ей очень хотелось поскорее увидеть бабушку, она надеялась, что это сможет помочь ей, ведь бабушка рассказывала о силе любви между близкими людьми, силе, которая способна исцелять и возвращать к жизни. Конечно, Гедовин понимала, что во многом это было образное описание, но сейчас оно едва ли не единственное помогало ей держаться. День близился к концу, скоро они достигнут Ясного — довольно большого города, со всех сторон окруженного цепью гор за исключением маленького узкого прохода; перед последним на сегодня рывком они сделали небольшую остановку, чтобы дать возможность немного отдохнуть лошадям.

Эти земли тысячу лет назад принадлежали Истмирре, некогда крупного государства, до сих пор оставались следы той империи, например, дорога в Рувир, по которой сейчас ехала Гедовин. Тогда, давно, Рувир был настоящим культурным центром, вторым городом после Чудограда — столицы Истмирры, и всё из-за собранной в нем богатой библиотеки. Но если тогда книги по прикладной и теоретической магии в той или иной степени были интересны каждому волшебнику, то сейчас, когда от магии остались одни воспоминания и единичные проявления, которые большинство воспринимало как чудо свыше, библиотека Рувира являлась своего рода историческим музеем. Неоднократно настоятель библиотеки отбивал нападки храма, жаждущего уничтожить любое альтернативное знание, поэтому быть настоятелем означало не просто ходить на работу по часам, но и по-настоящему любить все собранные книги, уметь отстоять свою позицию и отвлечь внимание священнослужителей на более насущные проблемы с реальными проявлениями в данный момент, а не свидетельствами давно минувших дел. Бабушка Гедовин, Руяна Смолина, по праву носила звание настоятеля, как она сама любила говорить: должность — это при царском дворе, а здесь можно служить только по призванию, то есть быть названным настоятелем, а не назначенным.

Вспомнив, как она говорила это, вспомнив ее неповторимые, свойственные ей одной оттенки твердого, уверенного голоса, вспомнив ее глаза, такие знакомые и близкие, девочка едва не расплакалась — слезы сами собой навернулись на глаза. В школе за слезы ее могли бы подвергнуть наказанию, заставив смотреть, голодной, как все едят, или ходить ночью по нижнему коридору, вместо того, чтобы спать, или еще что-нибудь такое, что учило бы ее стойкости. Испугавшись поймать взгляд гувернантки, которая не преминула бы упрекнуть ее в слабости, Гедовин отвернулась от коляски и решила немного пройтись.

— Не отходите далеко, барышня! — тут же окликнула ее гувернантка.

Боясь выдать себя надтреснутым голосом, Гедовин подняла руку в знак того, то услышала.

Местность здесь была холмистой, уже начинались горы, среди которых располагался Ясный. Гедовин поднялась на холм и быстро сбежала вниз. Слезы полились ручьем, ей хотелось закричать, ударить по чему-нибудь, что-то сломать, лишь бы выразить свои боль и негодование: почему бабушка уходит от нее, почему она заболела, кто в этом виноват? За что оно забирает такого замечательного человека? Так рано?

Гедовин решительным шагом двигалась дальше, удаляясь от своего экипажа. Она даже не обратила внимания на то, что прошло достаточно много времени прежде, чем она остановилась перед каменистым холмом в два раза выше нее. Гедовин непонимающе уставилась на неровную стену преграды и резко повернулась обратно. Сзади ее окружали горные образования, осколки, камни, несколько холмов и никаких намеков обратного пути. Внезапно ей стало страшно, что она потерялась и не сможет вернуться обратно. Но она быстро совладала с собой, прошла немного назад в надежде увидеть свои следы, не найдя их, она позвала госпожу Лилиану, но ей ответило только невнятное эхо. Гедовин удивленно моргнула: что же делать? И как она может вот так абсолютно не помнить: откуда она пришла? Забравшись на ближайший холм, Гедовин увидела впереди новые холмы, выше тех, что ее окружали, значит, она спустилась в низину. Она вновь покричала своих спутников, но ответило ей еще менее звучное эхо. Гедовин покружилась на месте — похоже она забралась в самую низину, потому что вокруг все холмы казались выше, и вдобавок начинались горы. Но ведь она не могла уйти далеко, почему же тогда никто ей не отвечает?

Гедовин вновь спустилась к той крохотной горе и встала также, как стояла, чтобы понять направление: откуда она пришла, когда внимание ее привлекла щель внизу примерно с ее ладонь, из которой — она готова была поклясться — исходил неяркий свет. Удивлению и потрясению Гедовин не было предела, сердце ее учащенно забилось. Что это? Откуда там свет? Как такое вообще возможно? Повинуясь естественному чувству любопытства, Гедовин присела на корточки и коснулась рукой поверхности, тонкие края щели задрожали и посыпались, словно она коснулась старой истлевшей книги. В результате перед девочкой возникла небольшая дверь, которая вела на уходящую вниз лестницу. Мягкое непонятное свечение исходило из глубины.

— Гедовин, это бред! Ты же не пойдешь туда? — спросила она вслух саму себя, уже зная ответ.

Осторожно, подобрав подол платья, девочка пролезла в щель до земли и спрыгнула на лестницу. Собрав кучу паутин, Гедовин едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, и молча судорожно стряхнула с себя пауков и обрывки их трудовой деятельности. Только потом она огляделась: она очутилась в узком коридоре, точнее тоннеле в толще горы, поверхностная часть которой была, похоже, лишь макушкой. Самое время повернуть назад, мелькнула в голове Гедовин благая мысль, но она осенила ее менее даже, чем идущий из глубины свет эту верхнюю часть тоннеля.

Гедовин спускалась все глубже и глубже по круговой лестнице тоннеля, свет становился все ярче, примерно на десятом пролете ступени лестница закончились арочным входом в хорошо освещенный грот. Потрясенная девочка шагнула внутрь. Здесь было светло как днем, пол и стены удивительно гладкие, и именно от них исходил этот свет, а в центре стоял прозрачный правильной прямоугольной формы пласт стекла, внутри которого спал мальчик примерно ее лет. Почему-то Гедовин решила, что он именно спит, но как такое возможно?

Она осторожно подошла ближе, каждое её прикосновение к поверхности пола вызывало в ней некую дрожь, ей казалось, что волосы у неё на голове начали подниматься вверх, как будто она их растирала шерстяным платком. Приглядевшись, Гедовин увидела едва различимые тонкие светящиеся нити, идущие от пола, сквозь которые она проходила. Похоже, свет все-таки шел именно от нитей, а не от стен и пола, и именно соприкосновение с нитями вызывало странное покалывание по телу.

Спящий мальчик был очень хорошеньким, но одет, почему-то, во взрослую одежду. Может, какой-нибудь богатый господин ссудил ему со своего плеча лишний или не приглянувшийся тому костюм? Или была иная причина, но она была. Иначе, зачем худенькому мальчику тринадцати-четырнадцати лет взрослая одежда?

Гедовин подошла ближе. Сейчас она думала: как было бы здорово разбудить его, а вдруг он знает, как выбраться отсюда? А вдруг он — волшебник и может помочь ее бабушке? Ну, конечно! А кто же еще, кроме волшебника может быть заключен живым в толще стекла? Гедовин осторожно коснулась стенки пласта и ужаснулась: каким он был холодным. Это же не стекло — это лед! Лед, который, как и дверь в тоннель, стал исчезать от одного прикосновения Гедовин, пласт все более проседал вниз, и девочка присела на корточки. С толщей льда тело мальчика опускалось на пол и, едва растворился последний фрагмент ледяного гроба, как мальчик открыл глаза, испуганно и резко вздохнув. В тот же миг светящиеся нити оборвались, и все погрузилось во мрак.

Невольно, движимая страхом, Гедовин схватилась за руку мальчика, единственного живого существа здесь, кроме нее самой. Мальчик дернулся и попробовал вырвать руку из хватки Гедовин.

— Нет! Не бросай меня! — попросила она.

Он ничего не ответил, но позволил ей держаться за него, и тут же он, также ища защиты, накрыл ее ладонь свободной рукой. Это придало уверенности Гедовин. Сейчас она одна знает путь наверх, и она сможет пройти по нему. Пусть даже вокруг кромешная мгла.

— Идем! — сказала она как можно тверже и уверенней и, встав, потянула мальчика за собой.

В свои четырнадцать Гедовин была еще совсем девочка, абсолютно не сформированная. Вытянулась она примерно лет в десять и с тех пор выросла от силы на два сантиметра. Внешне Гедовин была довольно миловидна, не красавица, но и не дурнушка, подчеркивали ее приятные черты лица по-настоящему синие глаза. За эти глаза мама и назвала ее старинным именем «Гедовин», что значило «лазурная». Светлые волосы она всегда собирала в длинную косу, радуясь тому, что в школе не требовали чего-то иного, скажем короткой стрижки или плотной кичи, а коса вполне удовлетворяла ее собственным вкусам. Недлинное черно-белое платье с расклешенной юбкой как форма также вполне ее устраивало, и она чувствовала некоторую неловкость, когда на спортивные занятия надевала облегающие штаны и рубашку с коротким рукавом.

Уверенно и твердо Гедовин дошла до арки и поднялась наверх, ведя за собой мальчика, она словно видела весь путь перед собой, какое-то слабое его свечение как силуэт, не до конца растворившийся в тумане. Уже на пятом пролете она могла различить слабый свет, идущий сверху, еще немного, и они выберутся на поверхность.

Гедовин первой влезла наверх, через щель, собрав остатки паутин и старательно работавших над их восстановлением пауков, потом подала руку мальчику. Взглянув в его широко распахнутые удивленные глаза, Гедовин невольно улыбнулась, глаза у него были такого же цвета, как у нее, только волосы не льняные, а каштановые. Но кто он? Откуда?

— Как тебя зовут? — спросила она, когда они оба выбрались на поверхность.

Мальчик удивленно моргнул и промолчал.

— Меня зовут Гедовин, — сказала она, указывая на себя рукой.

Он заулыбался и кивнул, поднеся руку к ее глазам, он коснулся краем ладони ее лица. Он сделал это так, как если бы понял значение ее имени, может, он изучал ономатологию, науку, изучающую происхождение и значение имен?

— Как тебя зовут? — вновь спросила Гедовин, указывая на него.

Улыбка сползла с лица мальчика, он растерянно посмотрел на нее и опустил взгляд.

— Ты не знаешь? Не помнишь? — продолжала она спрашивать, скорее себя, чем его. — Как ты оказался там внизу? Я вот заблудилась, теперь не знаю: как вернуться к коляске. Вроде и ушла-то совсем недалеко. — Гедовин взяла мальчика за плечи и взглянула ему в глаза, благо они были одного роста. — Скажи: ты волшебник?

И только сейчас, произнеся эти слова вслух, Гедовин поняла: как же это глупо на самом деле звучит. Ну, какие волшебники! О них никто не слышал уже тысячу лет, нет, скорее всего, это проявление какого-то чуда, может, мальчик — посланник Алина и должен рассказать людям что-то важное, направить их на путь истинный, и даже это звучало как нечто невероятное, но все-таки куда более понятное сознанию, чем волшебники из сказок. Сказки — они и есть сказки.

— Эй! Ты понимаешь, что я говорю?

Мальчик нахмурился, словно пытался найти знакомое слово или понять смысл непонятного ему набора слов.

— Понятно, что тебе ничего непонятно, — сокрушенно ответила за него Гедовин. Отпустив его, она повернулась и сделала несколько шагов в сторону, откуда она, как ей показалось, пришла. Но ведь нашла же она путь из грота, может, и сейчас она думает правильно? Сжав кулаки, Гедовин постаралась собраться и представить: как выглядели очертания пути в пещере, чтобы лучше вспомнить, девочка закрыла глаза и сосредоточилась. Не смотря на всю абсурдность ее попытки, она почему-то знала, что все делает правильно.

— Я его вижу! — изумленно воскликнула она, от радости запрыгав на месте.

Мальчик тоже улыбнулся, как бы разделяя с ней ее радость.

— Идем! — бодро сказала она, схватив его за руку и потянув за собой. Мальчик повиновался, но почти тут же споткнулся о длинную штанину, сползшую на ботинок, и упал.

— Да, сначала, мы займемся твоим видом.

Гедовин помогла ему встать, потом завязала текстильный пояс на брюках — как он вообще еще их не потерял, оставалось только гадать — потом закатала края брюк и рубашки, сняла болтающийся перстень с пальца, положив кольцо в карман жилетки и поплотнее завязала завязки короткого плаща, который мальчику приходился до щиколоток. Сейчас дорогой темно-синий костюм смотрелся на нем куда лучше, но все равно неуместно, и самое главное: таких костюмов она никогда не видела. Похоже, ее новый друг не из здешних мест. Оставалось еще одна проблема — ботинки, мальчик едва переставлял в них ноги, о том, чтобы идти быстрее и речи не шло.

— Извини, но боюсь: тебе придется их снять, — сказала она, указывая пальцем на его ступни.

Он кивнул и беспрекословно выполнил ее просьбу.

— Значит, все-таки ты меня понимаешь, — задумчиво произнесла девочка. — Но так, словно не знаешь слов, то есть языка! Но тогда ты должен говорить на каком-то другом языке, или не можешь говорить, есть ведь люди, которые слышат, понимают речь, но не могут говорить сами? — скептически предположила она, но, естественно, он ей не ответил. — Ладно, идем!

Подтянув большие по размеру носки повыше, мальчик позволил Гедовин взять себя за руку и повести за собой.

Девочка старалась идти не очень быстро. Минуя камни, колючие кустарнички и лишайники, обильно разросшиеся здесь на нескольких участках тот тут, то там. Гедовин была очень взволнована, не будучи до конца уверенной в своей догадке. Может, сейчас она открыла в себе некую неизвестную ей доселе способность? Или же ей просто показалось, что это правильный путь, а на самом деле она идет в совершенно другую сторону? «Я не узнаю этого, пока не проверю, — решила про себя девочка и чуть отклонилась в сторону от видимого ей контура пути в виде двойной слабо светящейся линии, возможно, оставленной ей самой, чтобы обойти кустарник. Прошло минут десять, когда Гедовин вышла на холм у обочины дороги, где остановилась ее коляска. Это было то самое место, она была в этом уверена, но ни гувернантки, ни кучера с повозкой здесь не было. Первая и единственная мысль: они же не могли уехать без нее? Они должны были ее ждать! Потрясенная и непонимающая: как такое возможно, Гедовин долго стояла неподвижно, вздрогнув от прикосновения мальчика, он положил руку ей на плечо. Он, как мог, утешал ее, она слабо улыбнулась.

— Нам придется идти пешком и дальше. Это неудобно для тебя и слишком долго для меня. Но выбора, похоже, нет. Ждать здесь не имеет смысла, лучше идти вперед, может, они поехали, думая, что я выйду где-то там, ближе к городу? Но ведь я могла двигаться в обратном направлении, да и вообще не вдоль дороги…

Глубоко вздохнув, Гедовин повела своего спутника за собой, на дорогу.

— А вдруг нас кто-нибудь подвезет? — спросила она более оптимистично.

Не прошло и пяти минут, как их, действительно, нагнал экипаж, дети едва успели отскочить в сторону, на какой скорости он несся, где уж там обратить внимание на двоих бредущих по дороге детей и, тем более, что кричала им девочка. Ее слова буквально утонули в создаваемом движущимся транспортом шуме. Гедовин кусала губы от негодования и едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Помощь была так близко! А теперь она все дальше и дальше. Но ничего не поделаешь, надо идти. Мальчик покрепче сжал ее руку в знак того, что он разделяет ее чувства или Гедовин опять только показалось, что он ее понимает.

Через полтора часа солнце окончательно зашло за горизонт, а на дороге не было ни одного фонаря. Гедовин так не привыкла, в Рувире все дороги освещались, а в Белмире из окна ее комнаты в общежитии в темное время суток она могла видеть растекающиеся по городу яркие цепочки дорог, но она даже подумать не могла, что между городами не было и намека на какое бы то ни было дополнительное освещение. Им попались еще 2 экипажа в Ясный, оба ехали почти также быстро, как и первый, и они даже не притормозили не смотря на все призывы Гедовин. Еще четыре повозки следовали из Ясного, две вообще ехали очень медленно; девочка надеялась узнать: может, кто-то видел ее экипаж, но детям также никто и не остановил, только одна женщина с сочувствием посмотрела на них и уже открыла рот, чтобы ответить, как ее осек сидящий рядом мужчина, должно быть, муж и, должно быть, он также, как и отец Гедовин, считал сочувствие одной из слабостей, подлежащих искоренению. Пятыми из Ясного на потрепанной телеге ехала шайка не очень приятного вида мужиков, так что мальчик взял на себя инициативу и, загородив собой Гедовин, спихнул ее с дороги. Но она не жаловалась, ее саму пробрал холодок при виде их недоброго блеска в глазах. К счастью, все обошлось.

Дети шли в почти кромешной тьме, различая дорогу, скорее, на ощупь, чем видя ее непосредственно. То мальчик, то девочка спотыкались. Гедовин понимала, что они должны отдохнуть, но где найти хворост? Да и расположиться у дороги было само по себе небезопасно. Их окружала скалистая местность, а до Ясного было еще не менее двух часов пути. А ведь не заблудись она, и ее экипаж давно бы уже был расквартирован в какой-нибудь гостинице в Ясном! Что если гувернантка и кучер так и сделали? Эта мысль не давала Гедовин покоя, но лучше было вернуться к насущной проблеме, чем думать о причинах поведения и возможных действиях сопровождавших ее людей.

— Давай остановимся, — тихо предложила она, чуть заикаясь, потому как у нее зуб на зуб не попадал из-за холода. — Хоть бы немножко света, хоть бы немножко тепла! — посетовала Гедовин, прекрасно понимая, что ни то, ни другое в данный момент невозможно.

На ощупь они нашли небольшое углубление в скале, справа от дороги. Обернувшись, Гедовин увидела две светящиеся ленты, не понимая, как такое возможно и почему, девочка знала, что это их следы. Прижавшись друг к другу, дети накрылись плащом и, несмотря на голод, холод и жажду, быстро уснули.

Проснулись они от холодящего душу рычания поблизости. Небо немного разъяснило и сейчас под кое-где проглядывающими звездами была различима дорога, очертания невысоких гор и, самое главное, горного барса, непостижимым образом оказавшегося здесь, ведь живут они и охотятся именно в горах. Воздух застрял в легких Гедовин, она с ужасом смотрела в горящие темные глаза. Он рычал на них, как будто они представляли угрозу, Гедовин больше бы поняла, если бы барс смотрел на них как на потенциальный ужин — в любом случае, было вопросом времени, кода он бросится на них. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем барс сорвался с места. Словно наблюдая все со стороны, девочка сначала увидела, что барс исчез, она в ужасе закричала, когда в следующий же миг за исчезновением барса его страшная пасть оказалась в сантиметре от ее лица. Потом последовал жалобный визг, барса откинуло как котенка мощным порывом управляемого ветра. Гедовин не могла назвать это иначе, она ощущала его действие и силу. Словно огромная плита обрушилась на барса, его прижало к земле, он захрипел и стал биться в судорогах, и только тогда Гедовин перевела взгляд на своего спутника — это делал он! От руки мальчика шла масса плотного воздуха, словно фрагмент стены или огромной доски! Но как тогда?..

— Постой! Не убивай его! — воскликнула Гедовин.

Быстро встав, она положила руку на плечо мальчика.

— Возможно, он почувствовал в тебе угрозу, — тихо произнесла девочка, — поэтому вынужден был защищаться, может, у него котята есть, и может, это вообще самка или есть еще какая причина, но в любом случае не надо убивать его, пожалуйста!

Мальчик сдавлено вздохнул и, встряхнув рукой, с ужасом посмотрел на собственные ладони. Он подбежал к барсу, тот хрипел и бился в судорогах. Мальчик стал трясти его.

— Ты этого не хотел, да? — с сочувствием произнесла Гедовин, подойдя к нему и вновь положив руку ему на плечо.

Из глаз мальчика текли слезы, он, действительно, не хотел этого. Он инстинктивно защищался и не смог сдержать себя. И сейчас, повинуясь также естественному порыву, он положил руку на голову барса, вторую на его грудь, от ладоней пошло легкое свечение. В следующий миг барс вскочил. Оскалившись на детей, он с секунду стоял перед ними и потом исчез.

Мальчика трясло от пережитого потрясения. Обняв его за плечи, девочка отвела его обратно к их временному убежищу. Вот если бы сейчас был хотя бы маленький костер! Тогда они смогли бы согреться, успокоиться и чувствовать себя в большей безопасности.

— А ты можешь вызвать огонь? — спросила она без всякой надежды услышать или увидеть его ответ.

Вздохнув, Гедовин закрыла глаза, с вожделением представив, как перед ней бодро потрескивают дрова в ярком пламени костра, как тепло от него проникает в ее продрогшие косточки. Ее фантазия была настолько реальной, девочка действительно ощущала тепло, ее словно согревал костер! Изумленно открыв глаза, Гедовин тут же разочарованно вздохнула: никакого костра не было, ей это только показалось.

День первый

Утром Гедовин проснулась от того, что кто-то с силой тряс ее за плечо. Девочка невольно дернулась и подалась назад, не сразу поняв, что перед ней ее гувернантка, с крайне злым и недовольным видом.

— И что я теперь скажу вашему отцу? — прошипела она сквозь зубы, переводя взгляд то на нее, то на мальчика, поднявшего голову от плеча Гедовин, которая тут же нашлась с ответом.

— Что вы бросили меня одну, на ночь глядя, не оставив и корки хлеба на месте стоянки, с которой вы почему-то взяли и уехали.

— Да что вы говорите! — возмутилась та, уперев руки в бока, возвышаясь над Гедовин как злая фурия.

Не выдержав, девочка вскочила. Возмущению ее не было предела: гувернантка бросила ее здесь одну и еще недовольна ею, верно, что Гедовин не сумела найти коляску как собака по запаху! Внезапно госпожа Лилиана сменила гневное выражение лица на презрительное, сложив руки на груди и приняв более чем горделивую осанку.

— О, я смотрю, вы тут не скучали! Сначала вы потерялись, потом нашлись, причем не одна, а в компании молодого человека, да еще в мятом платье. Думаю, и мне, и вашему отцу все ясно!

— Что?! — возмущенная, задыхаясь, выпалила Гедовин, краска бросилась ей в лицо, но не от стыда, как тут же подумала гувернантка, а от возмутительности такого предположения. Да как она могла подумать такое? Не иначе как исходя из собственного опыта и представления. — У меня мятое платье, потому что я спала в нем, на улице, под открытым небом, тогда как вы, вместо того, чтобы ждать меня или искать, уехали неизвестно куда со своим кучером! — Гедовин выпалила все это на одном дыхании, яростно сжав кулаки, горя всей душой и телом от негодования.

— Ах ты, маленькая дрянь! — воскликнула гувернантка, задетая за живое, и она уже занесла руку, чтобы ударить Гедовин по губам, как мальчик сразу же перехватил ее запястье.

Глаза Лилианы гневно переметнулись в его сторону, она с силой выдернула руку и, стиснув от злости зубы, развернулась и пошла к коляске.

Только сейчас до Гедовин дошло, что коляска ехала не стороны Ясного, значит, они вернулись, но зачем, когда они должны были ждать или хотя бы искать ее, звать. Пусть Гедовин и озвучила все в резкой форме, но это была правда, и гувернантка с кучером это понимали. Лилиана вернулась в коляску и холодно осведомилась.

— Вы едете или и дальше пешком идти изволите?

— Вы что, не понимаете, что вы сделали?

Сложив на груди руки, Лилиана повернулась к ней лицом и с усмешкой возразила, особенно подчеркнув слово «вы».

— Нет, это вы не понимаете, что вы сделали. Меня никто не застал ни с этим кучером, — тот ехидно хмыкнул, — ни с другим, а вот вас…

— Да как вы смеете?! — взвилась Гедовин. — Как вы можете думать обо мне такое?!

Гедовин вот-вот готова была расплакаться, видя ее страдание, мальчик взволнованно переводил взгляд то на нее, то на гувернантку, он не понимал слов, но понимал, что эта женщина обидела его единственного товарища, он крепко сжал рукой плечо девочка, словно говоря: держись, не показывай своей слабости. Что ж, возможно, это и правда был тот случай, когда показывать слабости не следует.

— Давай договоримся, — холодно обратилась к ней гувернантка, на «ты» и не оборачиваясь. — Я ничего не скажу твоему отцу, а ты в благодарность ничего не расскажешь ему о том, как мы разминулись.

— Мне нечего скрывать перед отцом. Я скажу ему правду! — твердым голосом, вскинув голову, произнесла Гедовин.

— Правду? — передразнила ее гувернантка, скосив на нее насмешливый, недружелюбный взгляд. — И он поверит?

Послышались звуки приближающегося транспорта в сторону города, вернув Гедовин к более насущному опасению — бабушке плохо, а она все еще здесь, теряет драгоценное время.

— Идем, — вполголоса сказала она мальчику и, взяв его за руку, повела к коляске.

— А это вы тоже намерены тащить с собой? — сразу же возмутилась гувернантка.

— Я его здесь не оставлю! — твердо ответила Гедовин. — Только так я могу забыть, что потерялась вчера вечером.

— И что вы скажете своему отцу?

— Что этот мальчик спас меня, и мы должны помочь ему!

— А если он откажется ему помогать? — скептическим тоном уточнила Лилиана.

— У меня есть знакомые в городе, которые смогут ему помочь.

— Еще один какой-нибудь знакомый?

Гувернантка обменялась ухмылкой с кучером и открыла дверцу коляски.

— В Ясный мы не едем, едем сразу в Рувир, часам к двум будем там, так что, если не хотите, чтобы мы где-то задерживались, придется обойтись сухим пайком.

— Нас это устроит, — сухо ответила Гедовин, проводив взглядом едущую в город карету, — лишь бы перегнать наших попутчиков.

Миновав Ясный, часам к одиннадцати они добрались до небольшого поселка, где Гедовин попросила сделать остановку, чтобы купить воды. Дети выпили всю воду, что была в коляске; то, как они пили с одной фляги, передавая ее друг другу, просто добило Лилиану, она смотрела на них, держась за сердце и охая, но, на счастье Гедовин, словами она никак это не комментировала. Теперь, зная за собой грех, она не имела власти над девочкой, и не могла читать ей нотации, что пить с одной фляги некрасиво и негигиенично. А Гедовин было все равно, ей до предела надоели эти воззрения, твердящие без конца о правилах и приличиях в благородном обществе. Как же все это ей надоело! Она хотела свободы, свободы самовыражения, свободы мысли, нет, конечно, она никогда не выступала за анархию, но и ограничение во всем — это тоже неправильно.

— Он что, немой? — все тем же холодным тоном осведомилась Лилиана у Гедовин, когда коляска вновь тронулась.

— Какое это имеет значение?

— О! Для вас никакого!

— Да! — огрызнулась девочка. — Для меня никакого!

С минуты две Лилиана молчала, но потом опять не выдержала и спросила.

— Почему он так одет?

— Не знаю.

— Где ты его подобрала?

— Мне не нравится постановка вашего вопроса.

— О, извольте, — скривила губы Лилиана и вновь, как и до этого, сложив на груди руки, отвернулась от них и стала наблюдать за дорогой.

Примерно через час стал накрапывать дождичек, пришлось сделать вторую остановку, чтобы поднять крышу коляски. А сердце Гедовин было не на месте, она чувствовала такую боль в душе и почти панический страх, потому что она знала — знала и все тут — что это не просто дурное предчувствие или тревога от неведения, но это знание, значение того, что случилось что-то плохое. А что еще это могло означать, если не… Гедовин невольно вздрогнула и чтобы отвлечься решила поиграть со своим спутником. По крайне мере это позволит уйти хоть ненадолго от тягостных мыслей. Она расстелила ковер на полу коляски и достала из сумки свою любимую игру, которую пару лет назад ей подарила бабушка — это строительство моста. Игроки разделялись на нескольких подрядчиков, которые должны были построить мост, затратив как можно меньше своих средств и выудив как можно больше материалов, строительных работ от своих конкурентов. Два кубика, которые бросались попеременно игроками, определяли количество ходов: сколько необходимо использовать своих материалов и сколько штрафных работ назначает смотритель стройки. При этом мост действительно сооружался из маленьких деталей с выступами и впадинами, идеально подходящих друг к другу. Гувернантка, на счастье Гедовин, промолчала и вскоре, как они начали играть, мирно засопела под шум накрапывающего дождя.

— А ты схватываешь на лету! — похвалила мальчика Гедовин. — Тут, конечно, ничего сложного, но все равно нужно разбираться, что и как делать. Дай мне штрафной кубик, — попросила она, на этот раз, не указывая на него, и мальчик дал ей нужный кубик. — Ты запомнил! — воскликнула девочка. — Значит… это, — сказала она, указав на свою сумку, — сумка. Это, — она провела рукой по внутренней крыше коляски, — коляска.

Гедовин растягивала слова, произнося их четко и по слогам, чтобы он уловил правильное звучание и расслышал все звуки в словах. Мальчик очень сосредоточенно следил за ней и внимательно слушал, впитывая каждый звук. Он запоминал слова, которые она ему называла, но наотрез отказался повторить их. Гедовин жестом попросила его произнести слово, но он только с испуганным видом покачал головой.

— Боишься, что не сможешь повторить также? Но ведь я бы тебя поправила, помогла.

Но, увы, ее заверения были ему пока недоступны для понимания, а на жестах это объяснить довольно сложно. Мост так и не был достроен, когда коляска остановилась: перед ними были городские ворота Рувира, было, действительно, где-то около двух часов дня. Гедовин хотела разбудить гувернантку, но та проснулась сама, надев непромокаемый плащ и накрыв им документы, она вынырнула наружу.

Едва Гедовин вернулась к тревогам реального мира, как волна боли буквально накрыла ее, ей хотелось вскрикнуть, глубоко вздохнуть, но она не могла. Кто-то потряс ее за плечо, вздрогнув, девочка обнаружила себя лежащей на полу коляски, сидя подле нее на корточках, ее друг старался привести ее в чувство. Она потеряла сознание, от боли, душевной боли! Теперь уже глупо было лгать самой себе, Гедовин заплакала.

Мальчик вовремя помог ей подняться, усадив ее на сиденье до возвращения гувернантки. Окинув взглядом ревущую Гедовин, та оторопела произнесла.

— Я же еще ничего не сказала, откуда ты?..

Ворота города открылись, пропустив внутрь коляску, которая медленно покатилась по мокрым мощеным камнем улицам. Рувир был небольшим, но очень необычным городом, совмещая в себе такие древние сооружения, как библиотека и амфитеатр, а также новые, ничем непримечательные дома простых людей и богатые особняки знатных особ. Здесь стоило только начать разрабатывать землю, как сразу же можно было найти свидетельства старины, когда Рувир славился своей библиотекой, активно участвовал в жизни страны, в отличие от теперешнего состояния, когда каждый старался закрыться в своем доме, поменьше знать о проблемах других и больше заниматься собственным жизненным укладом. Театральная и в целом творческая жизнь города постепенно угасала: все меньше постановок организовывалось, практически ни один творческий коллектив не ездил в другие поселения на гастроли, зато приезжали труппы из Истмирры, оживляя ненадолго будни Рувира. Выступали приезжие в основном в амфитеатре, на который уже сорок лет практически не выделялись средства, с тех самых пор, как Рувир перешел в состав Гриальша.

Все время до дома госпожи Руяны, гувернантка мужественно терпела слезы девочки, но потом не выдержала и попросила ее успокоиться.

— Барышня, пожалуйста, соберитесь и постарайтесь успокоиться. Подумайте, вам же не хочется в такую минуту выслушивать замечания отца?

— Да мне все равно, что он скажет! — в отчаянии воскликнула Гедовин и, не дожидаясь, когда коляска остановится, буквально проскользнула меж рук пытавшейся остановить ее гувернантки и выпрыгнула наружу.

Мальчик последовал за ней, но его Лилиане держать смысла не было. Она не на шутку встревожилась, понимая, что за это ее не погладят по головке. Она должна была привести Гедовин в дом, передав в руки отца. Женщина высунулась из-под навеса и окликнула кучера.

— Сбойко! — но вопрос она задала, скорее, следуя по инерции, чем, желая получить ответ от кучера; одними губами она прошептала. — Где она?

Внутри нее буквально все оборвалось: они были в нескольких метрах от дома, перед которым стояло множества народа, а Гедовин уже затерялась среди этой толпы.

— Ну, все, нам конец! — обреченно прошептала Лилиана, перехватив ничего не значащий взгляд Сбойко, она ведь его окликнула, но так ничего и не сказала вслух.

— Я по губам не понимаю! — довольно резко произнес он, чем окончательно сбил женщину с толка. Она ведь стольким рисковала, соглашаясь на его предложение прошлой ночью, и это вся благодарность! Или он не понимал, какой рекомендацией может ей это все аукнуться, вздумай господин Томилин подать на нее жалобу за недобросовестное исполнение обязанностей, а он может это сделать, и скорее всего, сделает.

Гедовин опрометью бежала к дому, словно не было здесь всех этих людей, которые пришли сюда сегодня, почтить память настоятельницы библиотеки Рувира, замечательного человека, которого многие могли назвать своим другом и все так или иначе были знакомы с ней. Гедовин влетела в дом и замерла, в переднем зале в центре стоял гроб, обитый синим бархатом, установленный на невысокие табуретки. Дыхание ее остановилось, Гедовин была в ужасе от того, что это случилось, от того, что она знала это и не могла принять. Почему она не успела? Почему не смогла спасти ее, хотя бы попытаться?!

— Гедовин! — позвал ее отец.

Она даже не заметила его, не сразу среагировав на звук его голоса, девочка оторопело повернулась к нему и увидела, как скользнула улыбка на его лице. Улыбка! В такую минуту!

— Рад, что ты благополучно добралась. Только, где же твоя гувернантка?

Гедовин, все еще оглушенная горем, молча смотрела на него, вздрогнув от прикосновения. Это был мальчик, которого она нашла в гроте. И его лицо было взволнованно, он посмотрел на гроб и, все понял, глаза его наполнились слезами, и Гедовин не смогла сдержаться, слезы душили ее, она не слышала собственных всхлипов. Прислонясь головой к плечу мальчика, она горько заплакала. Ничто не могло теперь быть так, как прежде, теперь мир делился на «до» и «после».

Внезапно Гедовин почувствовала, как с силой ее оторвали от мальчика и потащили куда-то вглубь дома. Она дернулась, было, назад, но отец держал ее мертвой хваткой.

— Пустите! — воскликнула она. — Я хочу к бабушке!

Все смотрели на них, она знала это, она видела смущенные лица, провожающие ее взглядом, полным сочувствия и осуждения за ее поведение, причем второго больше, чем первого. Гедовин их всех ненавидела! Такая злость кипела к ней по отношению ко всей их мелочности и бесчувственности. У нее умерла бабушка, а они вместо сочувствия к ней, выражали порицание. А что такого было в ее поведении? Или оно, как естественное, по их мнению, не соответствует требованиям благородного общества? Да плевать она хотела на их благородное общество! Гедовин видела, как мальчик кинулся вслед за ней, но кто-то схватил его сзади и поволок в другую часть дома. Девочка не была уверена, но, кажется, это был ее дядя.

Отец жестоко, с силой втолкнул ее в комнату — она не удержалась и упала. Подняв голову, она с ненавистью взглянула на отца. Он навис над ней грозной тенью, злой и жестокой.

— Как ты посмела, хамка, опозорить меня? Разревелась как дура-голодранка, да еще и вешаешься на шею кому попало?! Тебе плевать на себя, так ты теперь и на честь семьи решила наплевать?! Тебе все равно, как люди будут смотреть на меня! На меня, на твою мать, на твоих дядю и тетю! Ты думаешь только о себе, не считаешься с правилами общества. Знаешь, что? Мне это надоело! Не будет тебе больше школы в Белмире, и нет больше доброй бабушки-заступницы, зато будет монастырь, куда ты отправишься сегодня же, сейчас же!

На секунду поток его слов прервался.

— Это же моя бабушка! Вы не посмеете…

— Что?! Что?! Я не посмею? Это ты не смеешь перечить мне, дрянная девчонка! Сиди здесь и жди, когда я за тобой приду!

Он резко развернулся и в два размашистых шага подошел к двери, уже обхватив ладонью ручку двери, он с угрозой в голосе произнес.

— Если я узнаю, что тот сопляк прикасался к тебе, я убью вас обоих!

И он ушел, закрыв за собой дверь на ключ. Ну, почему все так думают? Почему? Неужели они просто подумать не могут о чем-то хорошем, что она могла просто помочь этому мальчику, и он мог просто помочь ей? Почему обязательно должно быть здесь что-то еще, что-то обидное и пошлое, что подумали о них и гувернантка, и кучер, и отец? Гедовин этого не понимала, отказывалась понимать! Слезы вновь ручьем хлынули из глаз. Как ужасна эта беспомощность, невозможность что-либо изменить! Она не могла вернуть бабушку, она даже не могла проводить ее в последний путь. Отец притащил ее в кладовку, где не было даже маленького окошка, только темнота. Темнота, как и в ее душе.

Прежде чем мальчик успел что-либо понять, его схватили и вынесли в коридор, внезапно всей этой толпы людей не стало. Двери за ними в зал закрылись, он услышал, как мужчина, все еще прочно держащий его, что-то зло сказал, на том же, непонятном ему языке. Мальчик опасался делать поспешные выводы и в то же время очень хотел освободиться, он хотел вернуться к Гедовин, он чувствовал, что должен помочь ей, поддержать, но такая реакция этих людей была ему непонятна.

Мужчина открыл первую попавшуюся дверь с торчащими ключами в личине, и буквально отшвырнул от себя мальчика, тот упал, чудом не разбив себе нос и не разодрав руки о деревянный пол. Он встал и повернулся к мужчине. Тот что-то продолжал кричать, злился и теперь нервно расхаживал перед входом. Его бесил и сам факт того, что мальчик посмел прикоснуться к Гедовин перед всеми, и то, что тот нагло молчал и смотрел так, словно вообще ничего не понимает. Пожалуй, для Бастиана стал бы откровением в данный момент тот факт, что мальчик, действительно, не понимает его слов, а если бы и понимал, то не принял бы обвинений в свой адрес, посчитав абсурдными.

— Сиди здесь, я сказал, и не смей высовываться до тех пор, пока я сюда не вернусь! — проревел он, тыча пальцем вниз. — Ты меня понял? Не смей отсюда выходить, гаденыш!

Бастиан резко развернулся и вышел в коридор, с силой хлопнув дверью. Только когда ключ щелкнул в замочной скважине, мальчик понял, что его закрыли, проверять это не имело смысла. Он огляделся. Это была совсем небольшая комната, вдоль стен стояли полки с книгами, даже перед окном стоял стеллаж, о чем говорило несколько полосок света, идущих сквозь щели между полками и книгами. Кроме того, этот стеллаж был зажат прочно втиснутыми в небольшое пространство углов двумя креслами, мальчик подошел ближе и попробовал вытащить хотя бы оно кресло — безуспешно. Стеллаж и вовсе казался прибитым к полу, что, вполне возможно, именно так и было. Значит, выбраться отсюда, не получится. Мальчик неуверенно присел на краешек кресла, он знал, что существовал еще один способ, это та сила, которая спасла его, но он абсолютно не знал, как вызвать ее. И это очень угнетало. Кто он, откуда, он даже не помнил своего имени. Нет, об этом думать нельзя, сейчас нужно помочь Гедовин.

Закрыв наглого мальчишку, Бастиан вышел через боковой выход в конце коридора. Сейчас лучше не привлекать к себе дополнительного внимания. Может, на фоне похорон, это неудобное обстоятельство позабудется. Впрочем, ненадолго. Людям только дай пищу для разговора, тем более теперь, когда есть что и с кем обсудить. Глубоко вздохнув, Бастиан оглядел собравшуюся на улице толпу, хорошохоть, что до них еще последние новости не дошли. И тут он увидел Лилиану, уже подошедшую к дому.

— Нет, хватает же наглости, — процедил сквозь зубы Бастиан, — На что она рассчитывает? Неужели на оплату?

Мужчина быстро набрал скорость и догнал женщину на пороге. Поймав ее за руку, он одарил ее многозначительным взглядом и почти шепотом произнес.

— Давайте через другой вход.

— Как вам будет угодно, — безропотно ответила та и покорно пошла за Бастианом.

Когда они вошли в коридор, им на встречу уже шел Кай Томилин, брат Бастина и отец Гедовин, в душе Лилианы все оборвалось. Она низко опустила голову, не подымая ее в течение всего гневного монолога господина Томилина.

— Вы хоть понимаете, что опозорили наше имя перед всеми этими людьми? Что мы теперь скажем, что это щенок наш дальний родственник? Ну что вы молчите? Я жду объяснений, где вы его подобрали, почему вообще позволили ехать вместе с вами? Ну?!

Лилиана вздрогнула, судорожно теребя в руках платочек, шмыгая носом, она срывающимся голосом пролепетала.

— Я не знаю, откуда он и кто он.

— Но не из воздуха же он появился?! Где вы его подобрали, я спрашиваю!

— По пути, девочка сказала, что он спас ее.

Так или иначе, но она рассказала все, и то, как кучер предложил ей свернуть на день рождения к своему брату, и то, как она перебрала на празднике и уснула, а проснулась только ночью, кучер был в стельку пьян, и выехали они уже утром. Одно в ее рассказе немного успокоило Кая — то, что с Гедовин ничего не случилось, оставалось только как-то убедить в этом людей.

— Слушай, Кай, — предложил, молчавший все это время Бастиан, — а может и правда сказать, что он наш дальний родственник, и определить его в библиотеку, работа там найдется.

— И что же мы тогда схватили нашего дальнего родственника на глазах у всех и потащили неизвестно куда?

— Прости, я думал: так лучше.

— Да я тебе не виню, — резко и нетерпеливо ответил Кай. — Просто со стороны это не слишком красиво выглядело.

— Ну, а что если мы только сегодня получим письмо от нашего дальнего родственника, вот мы и подумали невесть что о мальчишке, а госпожа гувернантка, которая это письмо везла, не успела рассказать нам о нем, ведь дети вырвались и побежали вперед нее.

Кай с минуту молчал, обдумывая предложение брата. В этом был смысл, но надо было с умом преподнести это обществу. И Гедовин нельзя отправлять сегодня никуда, через пару дней, пожалуй, да, но не сейчас, монастырь ей не помешает в качестве места для размышлений.

— Хорошо, так и сделаем, — и, развернувшись к Лилиане, он холодно спросил, — Я думаю, вы понимаете, что в ваших же интересах, подтвердить это?

Не веря своему счастью, Лилиана сразу же закивала, она бросилась целовать руки господина Томилина, но тот почти брезгливо отдернул от нее руки.

— Прекратите, в этом нет нужды.

Тем временем мальчик разобрал участок стеллажа перед окном, он уже пролез между полками на подоконник и пытался открыть забитые гвоздями рамы. Услышав, что кто-то подходит к двери, он на секунду замер и с новой силой стал дергать на себя форточку.

— А он тут времени не терял, — заключил Бастиан.

— А ну лезь обратно, — требовательно сказал Кай, подойдя к стеллажу. — Мы отведем тебя к Гедовин.

Услышав знакомое имя, мальчик повернулся, внимательно посмотрев на господина Томилина, словно надеялся понять его намерения по одному взгляду. Наконец, решив, что лучше подчиниться, мальчик пролез обратно в комнату.

— Только сначала мы тебя переоденем, — заключил Кай, окинув его критическим взглядом.

— А одежонка-то не бедная, — добавил Бастиан, потеребив пальцами ворот рубашки.

— Наверняка, он украл это.

— И это тоже? — спросил Бастиан, беря в руки выбившийся из-под рубашки медальон. — Тут же целое состояние.

— Тем более украл. Хотя все это странно. Минутку!

Кай взял из рук Бастиана медальон и внимательно посмотрел на знак, выложенный драгоценными камнями: алмазный лебедь, плывущий по сапфировой воде, а над ним был изображен золотой сверток с маленьким рубином вместо печати.

— Я знаю этот символ. Это символ дома Дэ Шоров, кажется. Да, точно.

— Ну и откуда он у него? Где он мог его украсть?

— Где-где! В Истмирре и украл. Так ведь, сынок?

Мальчик недоверчиво смотрел на обоих мужчин, ему не нравилось то, как они на него смотрели, чем-то им не приглянулся его медальон, и, определенно, сам он, тоже им не нравился.

— Простите, что вмешиваюсь, — подала голос Лилиана, — но такой медальон могут носить только члены царской семьи Дэ Шоров. Получается, мальчик украл это из дворца Истмирры?!

— Воры еще и не на то способны. Так что чем быстрее мы от него избавимся, тем лучше, — заключил Кай и обратился к брату. — Бастиан, отведи его к Марте, пусть подберет что-нибудь из одежды своего сына, поскромнее.

— Да конечно. Идем…, - обратился к мальчику Бастиан и уточнил у Лилианы, — а как хоть его зовут?

— Не знаю, Гедовин не называла его имени.

— Ладно, спросим у нее, — заключил Бастиан, и, взяв мальчика за руку, повел за собой.

— Потом на погребение его возьмешь. И смотри глаз с него не спускай, чтоб не спер ничего и не исчез потихоньку.

— Не бойся, прослежу.

Бастиан протащил мальчика через весь дом, чтобы обойти центральный зал и попасть в другой конец дома. Они прошли мимо каморки, где заперли Гедовин, и прошли на кухню, здесь хлопотала Марта, главная помощница покойной хозяйки дома. Марта лихо командовала своим небольшим штатом из трех человек и нанятой бригадой из кафе.

— Давайте быстрее, вы не успеете! — отчитывала она нерасторопных девиц, раскладывающих огурцы на разделочную доску.

Марта, дородная женщина, одетая в черное траурное платье, сразу перевела взгляд на вошедших, словно нутром почувствовала посторонних.

— Господин Томилин, — поклонилась она.

— Марта, отвлекись, пожалуйста, на минуту.

— Да, я слушаю вас.

— Необходимо переодеть этого мальчика в более пристойную и скромную одежду. У тебя ведь есть сын, может, осталось что из его детской одежды и желательно обуви.

— Да, господин, осталось, — скрипнув зубами, выдавила из себя Марта, естественно, не показав и виду, что она недовольна.

А ведь на нее взвалили столько дел! Она все должна была успеть сделать: от этого зависело, какое рекомендательное письмо даст ей и ее сыну господин Кай Томилин, о чем тот сказал ей напрямую. И вот теперь еще и это! У нее и так ничего толком не ладилось и, пусть это мало кого интересовало, но она очень переживала из-за смерти своей хозяйки, искренне ее жалея, она испытывала горечь безвозвратной потери.

— Я вас провожу.

«Жаль!» — посетовала про себя Марта, она могла бы на какое-то время оставить мальчика здесь, а самой ей крайне необходимо было выйти на улицу и принять привезенные специи. Но ничего не поделаешь, надо подчиниться. Если бы дело касалось только нее одной, Марта бы так не переживала, а наоборот, дала волю своим чувствам и высказала новоиспеченным хозяевам, что она думала о них. А не понравилось ей многое: и то, что Гедовин сообщили о болезни бабушки так поздно, бедная девочка так и не застала бабушку живой и то, что они заранее нашли покупателей на дом, уже начали распродавать имущество, неофициально, но, так, между делом и словом. Создавалось впечатление, что они только и ждали смерти госпожи Руяны.

Марта покорно прошла к кладовке, когда она остановилась перед дверью и стала доставать связку ключей из кармана, то едва не вскрикнула от неожиданности. Дверь открыл Кай Томилин, он вел перед собой Гедовин, крепко держа ее за плечо.

— И не забывай, веди себя прилично, — назидательным тоном, говорил он дочери.

Увидев экономку, девочка ужасно обрадовалась ей и едва сдержалась, чтобы не броситься к ней в объятья, отцу бы это не понравилось, а ведь сейчас от ее поведения зависело: позволят ли ей проводить бабушку в последний путь или нет.

— Марта, милая!

— Гедовин, как же я рада тебя видеть! — очень тепло и сердечно ответила она, с трудом удержав слезы.

Но их радость очень быстро была разрушена суровым голосом Кая Томилина.

— Бастиан, я просил тебя.

— Я знаю, знаю, — быстро прервал его Бастиан. — просто вещи ее сына здесь, в кладовке.

— Понятно. Тогда поведешь еще и Гедовин. Смотрите, не задерживайтесь.

— Хорошо.

Резкой походкой Кай направился обратно в зал, он уже как бы невзначай поведал двум дамам историю о неожиданно нагрянувшем дальнем родственнике. Родители паренька настолько бедны, что бедняге дали взрослую одежду, единственную сносную на вид одежду, чтобы тот мог добраться до них, сердобольных помощников, готовых пристроить его на работу в библиотеке. Теперь же Кай должен пойти отдать распоряжение носильщикам. Через пятнадцать минут надо выходить.

— С тобой все в порядке? — спросила Гедовин, окинув мальчика беглым взглядом, и, не желая испытывать терпение дяди, первой вошла в кладовку, снова разожгла настенный фонарь и вместе с Мартой стала искать вещи.

Когда мальчику подобрали рубашку и штаны более или менее сносного качества и размера, Бастиан настоятельно попросил Гедовин выйти за дверь. Та не противилась, но, прежде чем выполнить просьбу, подошла к мальчику и достала из кармана жилетки перстень.

— Это его, и я пока оставлю это у себя.

— Его там, как же! — буркнул Бастиан. — Да он вор! Неужели непонятно, что он это украл? И перстень, и медальон.

— Он ничего нигде не крал, — твердым голосом возразила Гедовин и, нащупав цепочку на шее мальчика, сняла медальон. — Это я тоже сохраню.

— Что, думаешь, я или Марта возьмем себе?

— Я ничего не думаю, дядюшка, я просто сохраню это. Вы ведь не против?

— Нет, если это позволит нам поскорее выйти отсюда.

— Верно, я тоже не хочу бежать за всеми.

Гедовин вышла, осторожно закрыв за собой дверь так, чтобы осталась небольшая щелка: как говорится, доверяй, но проверяй. Подойдя к окнам галереи, она повертела перстень и медальон, оба предмета были из золота, отделанные драгоценными камнями, а на медальоне был выгравирован знак дома Дэ Шоров, царской семьи Истмирры. И тут ее прошибло холодным потом.

— Великий Алин! Драгомир Дэ Шор! — прошептала она одними губами. — Но это невозможно! Он ведь был взрослым!

Закусив губу, Гедовин с ужасом поняла, что она права, она вновь знала это. Она не должна никому и ни под каким предлогом говорить, где она нашла этого мальчика, и что это она освободила его. Раскрыв наплечную сумочку, которая все это время была с ней, она убрала и перстень, и медальон туда. Никто не должен знать, никто!

Марта подобрала мальчику сандалии всего на размер больше нужного, сохранившиеся в прекрасном состоянии, что сейчас для разбитых ног ребенка было весьма кстати. Женщину очень удивило то, что на мальчике была взрослая одежда. В то, что он ее украл, она почему-то не верила, уж больно он не походил на вора. Скорее, это выглядело очень странным, имеющим какое-то другое объяснение.

— Как хоть его зовут? — спросил Бастиан, выходя из кладовки.

— Драгомир, его зовут Драгомир, — тихо ответила девочка, — фамилии не знаю.

Услышав свое имя, мальчик удивленно посмотрел на Гедовин, он вспомнил, что это было именно так. Его зовут Драгомир! Он был несказанно рад этому! Значит, он вспомнит и все остальное: кто он, откуда, где его родители. Он невольно улыбнулся, наглядно подтвердив Гедовин — она права.

Бастиан взял обоих детей за руки и, отпустив Марту, направился в центральный зал. Они вошли как раз в тот момент, когда носильщики подняли гроб и, таким образом, пошли в общей процессии.

В душе Гедовин все клокотало и рвалось на части. Смерть бабушки, пробуждение Драгомира Дэ Шора, гнусные подозрения отца и гувернантки, а теперь и заявление отца отправить ее в монастырь. Все это рождало в ней волну противоречивых чувств. С одной стороны она испытывала боль и горечь потери, вызванные смертью бабушки, а с другой ужас и страх перед угрозой миру в лице Драгомира Дэ Шора. Она испытывала настоящую ненависть к отцу и недоумение по отношению к поведению матери: она даже не подошла к ней, только мельком взглянула и, как показалось Гедовин, холодно и недобро. И сейчас мать шла впереди, отец вел ее под руку, и она даже не обернулась в сторону дочери! Гедовин знала, что мать боится отца и никогда не будет ему перечить, но неужели же и сейчас она могла испытывать только страх, неужели чувства к собственной матери не сильнее?

— Гедовин, — вывел ее из раздумий голос дяди, — мне не нравится выражение твоего лица. Что-то не так?

Девочка недоуменно посмотрела на него.

— Вы знаете, что не так, — прошептала она. — Я не плачу и веду себя прилично. Что еще вам нужно?

— Твое внешнее спокойствие. Не думай, что я не понимаю твоих чувств, у меня тоже умерла бабушка, которую я горячо любил, но это не значит, что все должны видеть твои чувства. Ты должна быть выше этого, ты не должна давать людям повод видеть твои слабости. И я говорю это, опять-таки, не потому, что я бесчувственный чурбан, а потому, что так принято в обществе, где мы живем, и в котором нам нужно жить дальше. А тут уж лучше быть своим, чем чужим.

Как она устала от таких вот нотаций! Кто только не говорил ей об этом, не один раз и почти каждый день. Но она все равно была не согласна с этой точкой зрения, считая ее неправильной. Более того, странно видеть человека, который не плачет на похоронах горячо любимого им родственника, и это не слабость, а естественное проявление чувств, так она считала. Но, к сожалению, общество было с ней не согласно, во всяком случае, внешне, а в глубине души — Гедовин была уверена — многие испытывали сходные с ней чувства.

Похороны прошли для Гедовин как в тумане, она едва не потеряла сознание, когда положили крышку. Дядя держал ее за плечи, не давая ей упасть, и, как только все тронулись в обратный путь, к дому, он усадил ее на одну из повозок подле себя и своей жены. Мальчика Бастиан водил за собой, к счастью, тот не пытался сбежать, ничего не украл и вообще, вел себя очень прилично, так что семья Томилиных, считающая себя образцовой, могла, не краснея за него, назвать его своим дальним родственником. На поминках не один любопытный взгляд скользнул в его сторону, но в целом история его прижилась и вскоре почти забылась.

— Чтобы тебе не было скучно, — сказал ему Бастиан, едва они вернулись в дом, — когда поешь, поможешь Марте. Я, думаю, работа тебе найдется!

Мальчик непонимающе хлопал глазами, что Бастиан сразу отметил, добавив.

— И даже если ты меня не понял, не переживай, я передам Марте, чтобы забрала тебя.

Загруженная работой Марта не сразу исполнила пожелание господина Томилина, забрав мальчика где-то через полтора часа. Она старалась не глядеть на Бастиана, но тот смог передать ей свое недовольство одним коротким взглядом. Тяжело вздохнув, Марта тронула мальчика за плечо и жестом показала следовать за ней. Вопреки ее опасениям, мальчик оказался очень толковым. Марта, ничего не озвучивая вслух, объясняя все жестами, показала ему, что нужно делать. Драгомир должен был носить грязные тарелки на кухню.

— Он что немой? — тут же поинтересовалась девица из кафе, которая до этого выполняла эту работу.

— Да, так что пусть делает то, что я ему показала. Не дергайте его. А вы пока идите на кухню, там полно работы.

— Как скажете.

Гедовин ничего не видела и не слышала, все вокруг по-прежнему было как в тумане, но в какой-то момент она ощутила странное чувство, подобное страху, кто-то подошел к ней сзади и прежде, чем она повернула голову, чтобы посмотреть: кто это, она почувствовала чью-то руку на плече, а у самого уха услышала теплые слова.

— Гедовин, мне очень жаль. Твоя бабушка была очень хорошим человеком.

Она сразу узнала этот голос, это был Дан, точнее Данислав Ингоев, заместитель мэра города. Девочка дружила с сыном мэра города, Модестом, и через него познакомилась с молодым человеком. Он не раз водил прошлым летом обоих ребят на представления в амфитеатре, на различные гастрольные мероприятия, так что и Гедовин, и Модест души в нем не чаяли. Сейчас услышав от него теплые слова, а не осуждающие выражение ее горя нотации дяди и отца, она не выдержала и разрыдалась.

— Ну что ты! — ласково сказал он, обняв ее за плечи.

Но Гедовин разрыдалась еще больше, Бастиан мгновенно отреагировал на звук и возмущенно направился к ним.

— Господин Ингоев, что вы делаете?!

— Бедный ребенок! — ответил Дан, не ему, скорее, себе. — Даже сострадания тебе нет!

Осторожно отстранив от себя Гедовин, он присел на корточки и, не взирая на стоящего над душой Бастиана, посмотрел в ее заплаканные глаза и негромко сказал.

— Держись! Твоя бабушка была сильным человеком, и ты должна быть сильной. Ради нее! Ты слышишь?

Гедовин всеми силами постаралась остановить слезы, ответить она была не в силах и только кивнула в знак согласия и понимания.

— Господин Ингоев, я бы попросил вас! — прошипел Бастиан, он видел, что Кай уже встал и направился к ним.

Дан тоже увидел Кая, у него все кипело в душе, он собирался подойти к Каю сам. Дан был совсем еще молодым человек, меньше месяца назад ему исполнилось 24 года, но внешне он выглядел на несколько лет моложе. Высокий, стройный; у него были приятные правильные черты лица, красивые почти синие глаза, светлые вьющиеся волосы. И, тем не менее, его бросила жена, и все свое свободное время он отдавал службе в мэрии и Модесту, а прошлое лето, когда Гедовин была здесь, и ей тоже, так что ответить Каю он просто должен был. Но едва он встал и развернулся, чтобы обойти стул Гедовин и встретить Кая, как столкнулся лицом к лицу со своим начальником.

— Можно тебя на минутку?

— Да, я только…

— Господин мэр, — тут же встрял Бастиан, — я, конечно, понимаю, что он лишь хотел посочувствовать девочке, но…

— Он прекрасно понимает, что поступил не совсем правильно, — ответил ему господин Нисторин, не сводя глаз с Дана, которого на всякий случай взял за запястье. — Извините его, всего хорошего, мы уже уходим.

Дан возмутился, но успел только открыть рот, когда Лиан требовательным голосом повторил.

— Уходим!

И он пошел к выходу, так и не удостоив взглядом ни Кая, ни Бастиана. К счастью для последних, Дан признавал авторитет своего начальника, и беспрекословно пошел за ним, хотя и не был в душе согласен. Лиан Нисторин, мэр города, был старше Дана на двадцать шесть лет, и уже в силу разницы в возрасте имел влияние на молодого человека. Едва они вышли в коридор, как Лиан повернулся к Дану и осуждающе посмотрел на него.

— Имейте в виду, я с вами не согласен!

Лиан снисходительно улыбнулся.

— Имей в виду, я все равно прав.

Дан вспыхнул.

— Но это бесчеловечно! Запрещать ей даже плакать!

— Я знаю, но мы оба также знаем правила, которые существуют в обществе и которым нужно следовать.

Он требовательно посмотрел на молодого человека, ожидая от него только согласия, согласие он получил, но понимание — нет.

— Я пойду домой, — буркнул Дан и уже хотел идти, как Лиан поймал его за плечо и задержал еще на несколько секунд.

— Дан, правила устанавливаем не мы, но мы должны им следовать.

— Я знаю! Можно я уже пойду?

— Подожди меня, я только возьму жилет.

— Я все понял, Лиан! — как можно более сдержанно произнес Дан, — Позвольте мне уйти сейчас, пожалуйста.

— Конечно! — Лиан отпустил его и вопросительно, почти удивленно посмотрел на двух дам, внимательно наблюдавших за его с Даном разговором. Обе женщины смутились и поспешно отошли к окну.

Не оборачиваясь, Дан пошел в сторону выхода, сначала он должен был найти Марту, сейчас она, скорее всего на кухне. В какой-то момент из-за поворота на него налетел Драгомир.

— Все в порядке! — успокоил Дан мальчика, смотрящего на него с явным испугом. Должно быть, решил Дан, мальчик испугался, что господин разозлится на него и накажет. Но на самом деле Драгомир просто почувствовал страх, было что-то такое в этом молодом человеке, что заставило его вздрогнуть и испугаться. Дан непонимающе смотрел на него.

— С тобой все нормально?

Драгомир вздрогнул от одного его голоса и, обойдя молодого человека, поспешно направился в зал за грязными тарелками. Дан проводил его удивленным взглядом и, как только тот скрылся за поворотом, пожал плечами и пошел дальше. Марта, действительно, была на кухне. Не взирая на любопытные взгляды, он окликнул ее и попросил уделить ему немного времени.

— Господин Данислав, — вежливо поклонилась ему Марта, — чем могу помочь вам?

— Марта, госпожа Руяна не без причин опасалась, что ты можешь не увидеть рекомендательного письма. Она… не думала, что так быстро сляжет и до последнего надеялась, что выкарабкается, да ты и сама это знаешь, так что ты не обижайся на нее.

— Что вы, господин, как можно!

— Рекомендательное письмо для тебя и твоего сына написано моей рукой, но внизу ее заверенная нотариусом подпись, — молодой человек достал из внутреннего кармана жакета небольшой конверт. — Вот, держи. Извини, что только сейчас даю его тебе, но, во-первых, не до этого было, а во-вторых, нехорошо как-то было бы при живой госпоже Руяне… Честно говоря, я тоже до последнего наделся, что она выкарабкается.

— О, конечно! Я понимаю.

— И еще, она говорила, что оставила мне какое-то послание, ты, случаем, не знаешь, что она имела ввиду?

— Нет, господин, даже не представляю, о чем может идти речь!

— Да? Жаль, она при мне передавала какую-то шкатулку нотариусу, сказала, что это то, о чем я могу когда-нибудь спросить и точно назвать, что там внутри находится, а подсказать мне должно как раз ее послание.

Марта покачала головой.

— Нет, ума не приложу, что это может быть. Если только письмо какое, но тогда это в ее кабинете, а там уже побывал…

— Я понял, — кивнул Дан. — Ладно, думаю, если бы это было и впрямь так важно, она бы передавала мне все на словах, значит, не все так страшно. Ну, не буду тебя больше отвлекать, удачи тебе, Марта и еще раз спасибо, что заботилась обо мне, когда я болел.

— О, ну что вы, господин Данислав, это было совсем не сложно.

— И все равно спасибо, до свидания!

— До свидания, господин Данислав, благодарю вас за помощь! Храни вас Алин!

Он слегка поклонился ей на прощание и направился на улицу. Перед домом прохаживалось несколько человек, трое мужчин беседовали почти у самого дома, две парочки прогуливались по дорожкам сада и еще две дамы о чем-то увлеченно говорили, сидя в беседке. Однако, увидев Дана, они сразу переключили на него свое внимание. Он коротко улыбнулся им и слегка поклонился, но в душе все передернулось: сейчас они, наверняка, будут обсуждать его, тщательно обмывая ему все косточки. Пускай, главное, что он уйдет отсюда, жаль только оставлять здесь Гедовин, одну, без поддержки, которой не стоит ждать даже от родной матери!

Через час Марта поручила Драгомиру мыть тарелки, объяснив, как и чем нужно мыть их, куда потом складывать. Это он тоже понял сразу и безропотно приступил к работе. Когда же вечером Кай Томилин вошел на кухню, Марта складывала последнюю стопку тарелок, а мальчик мирно спал в кресле у окна.

— Кажется, Бастиан просил тебя дать ему работу.

— И он мне очень помог, уверяю вас. Он протер и сложил все тарелки из кафе, а когда я с их работником пришла забирать посуду, то мы заставили его в таком состоянии, он так и не проснулся, несмотря на шум.

— Ничего, сейчас проснется!

— Но, — тут же возразила Марта, однако гневный взгляд господина Томилина оборвал ее на полуслове.

— Что «но»? Я уже договорился с помощником настоятеля библиотеки, он обещал забрать щенка вечером. Я и так делаю ему одолжение, что лично веду его к работодателю.

— Да, конечно, господин Томилин, извините меня. Я только хотела сказать, что мальчик хорошо работал и потому устал.

— О, я рад это слышать, надеюсь, — говорил он, бесцеремонно стаскивая мальчика с кресла, — он также хорошо будет работать в библиотеке. Ну, что смотришь? Идем!

Проходя мимо Марты, Драгомир поклонился ей в знак того, что благодарен ей за теплое к нему отношение, он также понял, что его увезут из этого дома и вряд ли он вернется сюда, так что заодно сейчас и прощался.

— Удачи тебе, Драгомир, — с улыбкой ответила ему Марта. — Береги себя!

— Вам тоже удача не помешает, — скользким тоном заметил Кай. — Когда я вернусь, то напишу рекомендательное письмо, будь на месте.

— Да, конечно, господин Томилин, — покорно ответила Марта, она и виду не подавала, что письмо у нее уже есть. И будет лучше, если Кай и не узнает о его существовании.

Кай не отпускал плечо мальчика всю дорогу, небрежно оттолкнув от себя перед ожидающей их телегой.

— Вот, наш дальний родственник.

— Хорошо, — ответил Рэм, спрыгивая с телеги.

Взяв мальчика за подбородок, он приподнял его голову.

— А он недурен собой! Такие глаза еще поискать надо!

— Что он, девица красная, чтобы ему о внешности думать, а уж тем более мне о его внешности!

Рэм несколько удивленно посмотрел на Кая, все-таки тот говорил о своем пусть и дальнем, но родственнике.

— Я хотел сказать, что сейчас ведь важна не его внешность, а его навыки. Марта мне его похвалила, сказала, что парень очень даже толковый.

— Хорошо, и, тем не менее, вы должны понимать, что если у него совсем ничего не получится.

— Получится, получится!

Маленький, худощавый помощник настоятеля библиотеки, натянуто улыбнулся и жестом указал мальчику на телегу. Вопреки ожиданиям Кая, Драгомир поклонился ему, но руки не поцеловал, что Кай милостиво списал на незнание обычаев. Что ж, хоть долг быть благодарным он понимает. Глубоко вздохнув и выдохнув, Кай не стал провожать телегу и сразу же направился в дом.

Всю дорогу служитель библиотеки молчал, ему, откровенно говоря, не понравилось то, что настоятель библиотеки любезно согласился выполнить просьбу зятя своей предшественницы и учителя. Зачем им блаженный мальчишка, Рэм понять не мог, но, скрипя сердце, подчинился и в тот же вечер отправился за мальчиком. Господин настоятель библиотеки при всех на поминках попросил его лично выполнить эту просьбу, мог ли он отказать?

Рэм привез мальчика в библиотеку и отвел в общежитие в небольшую комнату, где уже проживало двое мужчин.

— Это твоя кровать, — говорил Рэм, указывая на кучку соломы в углу, справа от входа, и, на всякий случай, сложив руки под голову и закрыв глаза, чтобы мальчик понял его слова. — О тебе вон тут уже позаботились, — скрипнув зубами, добавил он, — а ты и спасибо сказать не можешь! — и, повернувшись к двум работникам с крайне угрюмыми лицами, уточнил. — Одежды у него нет, так что полку ему освобождать не надо.

— А он что, — неуверенно спросил один из мужчин, тот, что помоложе.

— Убогий он! — отрезал Рэм. — Но дальний родственник зятя госпожи Руяны, так что любите, жалуйте! Зовут Драгомир.

— И куда вы его определите? — спросил второй мужчина, почти старик.

— Да не знаю я! — в сердцах воскликнул Рэм. — Я вообще не верю, что он хоть что-то сможет сделать, но никуда не денешься, сам господин Вителлий за него просил, а мэр города видел это и слышал. Мы люди подневольные, обязаны выполнять!

— Да ладно, Рэм, не переживай, авось и сгодится на что, — по-дружески сказал ему первый мужчина, второй закивал, соглашаясь с мнением своего товарища.

— Ну, что ж, вот вы это завтра и проверите! — ехидно ответил Рэм, явно не оценив на должном уровне их сочувствия. — Возьмете его с собой.

— Слушай, Рэм, но ведь мы художники, с дорогостоящими книгами работаем, а вдруг он что-нибудь испортит.

— Если испортит, ты за это ответишь, Антип, из своего оклада. И не забудьте, — обратился Рэм к обоим мужчинам, — что через неделю «История Дамиры» должна быть закончена.

— Но, — пожилой мужчина побледнел и неуверенно простел руку, словно моля Рэма не делать этого, но тот только ухмыльнулся и резко вышел из комнаты.

— Оставь, — мрачно сказал Кузьма, опустив руку старшего товарища, — он того не стоит!

— Но ведь это… неправильно!

— Да где там правильно! — в сердцах воскликнул Кузьма. — С тех пор, как госпожа Руяна заболела, этот злыдень спал и видел себя на этой должности, расстилался перед Вителлием как тряпка, и вот дослужился. А ты знаешь, у него свои друзья-сотоварищи есть на наше с тобой место.

Антип глубоко вздохнул.

— Да я знаю, просто всю жизнь тут отработал, почитай, младше этого был, когда учеником сюда взяли.

Кузьма сочувственно похлопал его плечу.

— Не переживай раньше времени, научим паренька краски смешивать, да пусть рядом сидит, смотрит.

— Но ведь неделя всего, мы не успеем — и работать в авральном режиме, и этого учить!

— Тогда пусть только смотрит.

— А ты, — обратился Кузьма к Драгомиру, — не стой столбом, садись. Есть хочешь?

— Он же не понимает, забыл?

— А, ну да. Тогда дело дрянь.

Теперь Антип слабо улыбнулся и постарался успокоить своего товарища.

— Ладно, это, по-моему, уже не самое страшное, ты ведь сам заметил: на наше место в очередь, так что из-за этого нас выгонят или из-за того, это уже вопрос времени. К тому же паренек не виноват. Наоборот, жалко его: в жизни и с руками и ногами, и с кучей талантов устроится сложно, а каково ему!

— Так-то оно так, но ты, я думаю, еще и слишком все драматизируешь. Мы что-нибудь найдем, во всяком случае, без куска хлеба не останемся, да в конце концов, сами этот хлеб растить будем! А он и не понимает-то всей тягости своего положения, так что ему проще.

Кузьма пальцем указал на солому, потом достал с полки печенье, налил молока в кружку и протянул мальчику. Тот улыбнулся и слегка поклонился в знак благодарности.

— Я — Кузьма, — добавил он, указывая на себя, а это Антип.

Драгомир внимательно следил за движением его руки и кивнул в знак того, что понял.

— А знаешь, — заметил Антип, — взгляд у него не как у блаженного. По-моему, этот мальчик очень даже умен.

— Что ж, будем на это надеяться, — бодро ответил Кузьма.

— Тем временем Драгомир окинул более внимательным взглядом комнату. Его новые товарищи спали на двухъярусной кровати у окна, напротив которой располагался стол, настенный шкаф и пара стульев. Подоконник был заставлен посудой, а полки вдоль стен книгами, карандашами и красками. Вставая с соломенной подстилки, мальчику нужно было буквально вылезать из-под стеллажа, уставленного тяжелыми книгами в богатых переплетах. Уюта в комнате добавляли белые ажурные занавески и милые обои с разводами, которых, впрочем, было почти не видно за всем, что держали эти стены.

Комнаты для рабочих располагались в жилом корпусе библиотеки — это было отдельное трехэтажное здание, расположенное во внутреннем дворе библиотечного комплекса. Отдельно стояли столовая и кухня, соединенные с центральным зданием крытой галереей. Также внутренний двор включал в себя хозяйственный корпус — одноэтажное здание, где хранилась куча материалов от метлы для уборки до дорогостоящих красок и материалов для отделки книг; две мастерские, художественная и производственная, а также несколько теплиц, большой огород и четыре птичника. Но все это теряло свой масштаб на фоне самой библиотеки, огромного четырехэтажного здания с многочисленными колоннами, говорили, что столько же этажей было и под землей. Здание имело форму подковы, его фасад обрамляли изящные барельефы. Раскинувшиеся перед ним сад внешнего двора поражал своими цветами, оригинальными клумбами и горками, с трудом верилось, что это не дворец, а всего лишь библиотека периферийного города.

Вечером того же дня Дан собирался уже ложиться спать, когда в дверь его комнат кто-то громко постучал. Дан жил в служебной квартире и занимал несколько комнат в большом двухэтажном доме, три комнаты находились на первом этаже, две — на втором. Внизу в фойе дома дежурил вахтер, так что кого попало, к нему пропустить не могли. Если только что-то по службе, но что могло произойти в такой час? Не иначе как что-нибудь очень срочное. Он спустился вниз и открыл дверь, но, едва увидев Лиана в не совсем трезвом состоянии, тут же хотел закрыть дверь, но все-таки пояснил.

— Если вы пришли воспитывать меня, то мне это неинтересно, так что до свидания!

Глаза Лиана полезли на лоб.

— Постой, постой! Ты что вот так выставишь меня?

— Да, — просто ответил Дан и закрыл дверь.

Лиан вновь постучал, настойчиво, с явным намерением достучаться. Через минуту молодой человек открыл дверь.

— Сейчас вы не мой начальник, так что приказать вы мне не можете, это во-первых, а во-вторых, учить меня не нужно!

— Но я твой друг! Я ненадолго, может, ты все-таки впустишь меня?

— Проходите! — недовольным голосом ответил Дан и пропустил его внутрь.

— Можно и повежливей, — заметил Лиан, заходя в прихожую.

На первом этаже также располагалась просторная кухня, ванная и туалетная комнаты, на втором — гостиная и спальня, в которые вели две лестницы, одна на кухне, другая в прихожей.

— А у тебя очень чисто! — оценивающим взглядом окинув кухню, заключил Лиан, усаживаясь на удобный стул с мягкой спинкой и ободками. — Твоя уборщица просто молодец, не то, что моя Лора.

— Уборщица — это я, так что спасибо. К тому же я еще просто не успел тут ничего испачкать за два дня. Хотите чего-нибудь?

— В смысле ты? — переспросил Лиан. — Ты, что хочешь сказать, что во всем этом доме нет ни одной уборщицы?!

— Есть, — спокойно ответил Дан, достав стакан с полки, в который налил морс, — вот, говорят, помогает.

— Ну не настолько я и пьян! Так что можешь предложить мне немного вина.

Покачав головой, Дан достал из шкафа небольшую бутылку вина и маленькую стопку.

— Значит, выпиваешь в одиночестве? — спросил Лиан, проводив глазами, как Дан открывает новую бутылку.

— Вы знаете, что я не пью.

— Знаю, извини. Так все-таки, почему у тебя нет уборщицы? — не унимался Лиан. — Решил сэкономить?

— Возможно.

— Да, это же вычитается из твоего жалованья, и все-таки, не вся сумма, а только четвертая часть ее зарплаты. Не так уж это и много по сравнению с тем, сколько ты получаешь, вот если бы я в твои годы имел такую зарплату! И на что же ты тратишь деньги?

Дан, которому этот допрос уже начинал надоедать, довольно резко ответил.

— На девушек, Лиан, их там аж пять человек наверху, а вы меня отвлекаете от дамского общества.

— Что, в доме госпожи Руяны тебе такого не позволяли? — усмехнулся Лиан, но тут же строго осек его. — А ты чего мне грубишь?

— Потому что я знаю, зачем вы пришли.

— Ничего ты не знаешь! Я, может, просто не хочу идти домой.

Дан несколько удивился.

— Почему?

— Потому что дома Модест, обиженный, что я не разрешил ему пойти со мной на похороны госпожи Руяны.

— Ну и почему же не разрешили?

Лиан вновь ухмыльнулся.

— Если я отвечу, то начну воспитывать тебя! А ты впустил меня с условием, что я не стану этого делать.

Дан откинулся на спинку стула и устремил глаза к потолку.

— Модест бы пожалел Гедовин, а жалость сейчас для нее повод проявить слабость, в данном случае выразить естественное чувство горечи, вызванное утратой близкого человека.

— Вот видишь, ты и сам все прекрасно понимаешь.

— Повторюсь, я не согласен.

— Я знаю. Честно говоря, меня это тоже бесит, в Истмирре такого не было, а теперь! — сделав глоток, Лиан громко сказал. — Ну и гад же этот Кай Томилин. Представляешь, остановил меня, спросил: откуда ты знаешь Гедовин? Что тебе от нее надо? Ограниченный человек! Я не завидую Гедовин. А мать у нее вообще есть?

— Да, тихая и неприметная дочь покойной госпожи Руяны, госпожа Оливия Томилина. Она никогда не перечит мужу, так что она не пожалеет девочку, даже если останется с ней наедине.

— Ужас! Это все так мерзко! А главное, зачем это, что это дает?

Лиан выпил стопку до конца, молодой человек проводил ее внимательным взглядом.

— Дан, ты не мой отец, и мне не 16 лет, так что не смотри на меня так!

И, налив вторую стопку, Лиан выпил ее залпом.

— А поесть вы не хотите?

— Даже не знаю, — протянул Лиан. — А что у тебя есть? Только не говори, что ты и готовишь сам?!

— Ну да, как видите, я жив и здоров, так что не бойтесь, не отравитесь.

— Да, да, конечно, жив и здоров, пока по непонятным причинам, не теряешь сознание и не засыпаешь беспробудным сном на пару дней!

Дан скривил губы.

— Это было один раз. К тому же лекари вам дали ответ.

— У меня до сих пор такое чувство, что эти лекари придумали ответ. Во всяком случае их растерянные лица и натянутые улыбки откровенно говорили об этом.

— Вам виднее: я этого не помню.

— Да, конечно, — Лиан внимательно посмотрел на него, даже строго и перешел к делу, собственно, именно поэтому он пришел сюда в такой час, а его состояние придало ему уверенности прийти именно сейчас, не откладывая разговор до завтра. — Я обещал не учить тебя, но придется. Сегодня мне стало известно одно обстоятельство, по поводу которого я просто не могу промолчать. Вот скажи мне: у тебя, что, друзей нет, знакомых нет?

— Я вас не понимаю.

— Хорошо, я спрошу более конкретно, почему после того пожара ты брал заем у каких-то сомнительных типов?

Дан замер и испуганно посмотрел на Лиана, но почти сразу его взгляд сменился на крайне недовольный.

— Что вы сделали?

— Я погасил твои долги.

— Что?! Зачем?! — воскликнул Дан, вскочив на ноги.

— Затем, что твой отец не может таковым называться, я уже молчу о мачехе! Вчера они приезжали в Рувир, искали тебя, но тебя не было в мэрии, и я сам их принял. Оказывается, типы, которые дали тебе денег, передали им не всю сумму, и поэтому они приехали — мне неприятно даже говорить об этом! — они хотели требовать остаток долга, видите ли, деньги им нужны срочно на ремонт крыши на веранде. Я выписал им чек на нужную сумму с твердым пожеланием никогда не появляться больше в Рувире и не подходить к тебе ближе, чем на тысячу метров.

— Кто вас просил?! — возмутился молодой человек. — Чтобы я вам теперь был должен?

— Ты мне ничего не должен, и не смей даже говорить об этом. Просто мне не понятно, почему ты, умный парень, поступил так глупо? Ладно, признаю, тогда ты был расстроен, не собран, но потом! Почему ты не проверил их? Не выяснил, все ли эти типы исполнили по договору?

Дан стоял перед ним, опустив голову, его потряхивало от возмущения, негодования, стыда и досады. Он не хотел, чтобы кто-то знал об этом, тем более Лиан, который все понял несколько по-своему.

— Не переживай так, твои кредиторы произвели перерасчеты, выяснилось, что ты должен не так уж много, а при условии, что они вспомнили о сумме, которую не додали твоим родителям, то долг превратился в сущие копейки, я тебе их дарю в довесок к подарку на прошедший день рожденья. Что ж, на будущее мне придется тебя больше контролировать, — пригрозил ему Лиан, — раз ты такой гордый и независимый.

— Но вы не можете! — чуть слышно произнес Дан, подняв голову и умоляюще посмотрел на Лиана.

— Почему? — с легким удивлением в голосе спросил Лиан. — Я по закону могу проверять доходы и расходы своих заместителей.

— Но я не согласен…

— Прости, но ты не оставил мне выбора!

Дан более не мог здесь оставаться, он развернулся и резкими и быстрыми шагами убежал наверх.

— Дан, постой, ну что, в самом деле!

Оставшись наедине с собой, Лиан печально констатировал.

— Обиделся! — однако, сделав очередной глоток вина, он заключил. — Пускай обижается. Пообижается и поймет, что я прав. А все-таки в Истмирре такого не было, — ностальгическим голосом произнес Лиан, словно он был жителем Рувира 40 лет назад, а даже если и был, то много ли он понимал тогда об устройстве страны в десятилетнем возрасте?

Но сама идея, что в Истмирре все было иначе, всегда витала в умах тех, кто не соглашался, например, как Гедовин с тем, что проявлять слабости в приличном обществе нельзя, иначе это будет поводом для осуждения. А Лиан сейчас не был согласен с правом родителей требовать возврата наследства при разводе своего ребенка, если с момента брака не прошло пяти лет, а также потребовать с нерадивого чада компенсацию за хлопоты, если они сами устраивали свадьбу. В Истмирре, действительно, этого не было.

Со спокойной душой Кай вернулся в дом, он прошел в кабинет, где перебирал бумаги покойной тещи, и где еще один ящик оставался неосмотренным. Кай был страшно доволен собой, во-первых, он избавился от мальчишки, во-вторых, придумал, как обойти завещание госпожи Руяны, которое он, откровенно говоря, хотел бы видеть другим. Поначалу, он вообще думал подменить его, но это была лишь копия, а оригинал хранился у нотариуса. Но то, что пришло ему в голову, позволяло сохранить для себя большую часть средств.

Открыв нижний ящик стола, он достал пару конвертов, в основном все они были для Гедовин, но одно было адресовано Даниславу Ингоеву. Кай возмутился.

— Опять он!

Своей жалостью к Гедовин молодой человек едва все не испортил. И вообще-то испортил, если учесть, что Гедовин пусть не на долго, но заплакала, а во-вторых, он привлек внимание людей уже тем, что подошел к ней! Но, похоже, людям было известно, что молодой человек знает девочку, и никто не обратил на это внимания. Хвала великому Алину, что не обратили внимания, а то не хватало еще новой головной боли, но ничего, скоро все это разрешится. Бесцеремонно разорвав конверт, Кай достал письмо и уже собрался прочесть его, но в нем всего лишь два предложения были на нормальном языке, а основной текст написан непонятными закорючками, если только это не было тем самым древним языком, изучением которого Руяна занималась всю жизнь.

«Дорогой Данислав! Я знаю, что не должна этого делать, но, возможно, пришло время начать думать иначе.»

Далее шел текст на другом языке. Кай задумался. Чего такого не должна была делать Руяна? Зачем сообщать об этом в тексте, написанном на древнем языке? Может, она не хотела, чтобы это письмо попало не в те руки? И почему Руяна адресовала это письмо именно Даниславу Ингоеву? Не так много проблем он мог решить.

— Ерунда какая-то! — вслух возмутился Кай и уже хотел выкинуть письмо в мусорный ящик, как в голову ему пришла отличная идея.

Если Руяна изучала древний язык, то, вполне возможно, что Оливия должна знать его, хотя бы немного. Встав, Кай взял с собой письмо и направился прямиком в комнату, где он остановился с женой. Оливия не спала и сейчас, сидя на невысоком стуле перед окном, молча горевала. Конечно, она горевала, с ужасом понимая, что потеряла мать еще пятнадцать лет назад, и за все эти пятнадцать лет, она так и не спохватилась, не нашла в себе сил хоть что-то предпринять. Но стоило ей увидеть Кая, как ее раскаяние утонуло в страхе перед мужем. Женщина встала и опустила голову.

— Оливия, можешь это прочесть? —сухо спросил Кай, протягивая ей письмо.

Женщина осторожно взяла бумагу и поднесла ее поближе к свече, так как в комнате их горело только три штуки, и здесь царил полумрак. Пробежав глазами по понятным для нее строчкам, Оливия перешла к подзабытому древнему языку. Не все, но большую часть текста она поняла. Поняла и пришла в ужас. Однако внешне ее лицо и так выражало страх и смущение, так что Кай не увидел особой разницы.

— Ну что, что там сказано?

— Я… не знаю.

— Что значит «не знаешь»? — прикрикнул на нее Кай, отчего женщина вздрогнула и съежилась. — Чего ты тогда пялилась на этот текст столько времени?

— Я пыталась вспомнить. Это древний язык. Мама немного учила меня, но я почти ничего не помню.

— Но хоть что-то ты поняла?

— Почти ничего, только то, что там упоминается ее браслет и магия.

Еще немного и она сдастся, но, к счастью, Кая удовлетворил ее ответ. Он хмыкнул.

— Магия! Да это уже ересью попахивает! Нет, определенно, это лучше оставить здесь, а еще лучше…

Кай забрал бумагу из рук жены и поднес лист к огню. Краешек бумаги вспыхнул и постепенно язычок пламени поглотил весь листок, не оставив о написанном на нем тексте и малейшего воспоминания.

— Вот! Никакой ереси, ничего противозаконного!

С этими словами он развернулся и вышел из комнаты, оставив Оливию одну. Ее всю потряхивало. Как она могла решиться солгать мужу? Как смогла это сделать? Хорошо, что он ушел, хорошо, что можно хоть ненадолго остаться одной.

День второй

На следующее утро Драгомира подняли ни свет, ни заря, спросонок он не сразу вспомнил: где он и что здесь делает. Но Кузьма быстро привел его в форму, уже через сорок минут они были в художественной мастерской, раннее время говорило о себе — они пришли первыми.

— Так, Кузьма, если придет Рэм, говорим, что мальчику мы все объяснили, это вроде как начало практики.

— Идет, будем надеяться, что Рэм не увеличит нам объем работы из-за того, что нас теперь трое.

Как бы невзначай озвучив свою догадку, Кузьма внезапно замер, поняв и осознав смысл сказанного. Ведь Рэм вполне может претворить это в жизнь.

— Молчи, Кузьма! Нам только этого не хватало.

— Извини, — смущенно ответил тот и начал доставать их материалы из шкафчиков.

Мастерская внутри представляла собой несколько просторных хорошо освещенных из-за многочисленных окон комнат. Здесь разрисовывали книги, делали, например, подарочные варианты, реставрировали книги, которые приносили люди, восстанавливали переплеты и выполняли ряд других работ по заказам клиентов. Художественная мастерская, таким образом, зарабатывала деньги. Когда к праздникам объем работы возрастал, художественная мастерская в основном принимала заказы, а все работы переносились в помещения библиотеки. Сейчас мастерская не была завалена работой, так что мастера графики и живописи, Кузьма и Антип, могли спокойно работать или, скорее, могли бы, если бы не срочность и стоимость заказа. Помощник настоятеля библиотеки, будучи вторым человеком после самого настоятеля, утверждал, что заказчик сам сократил изначально оговоренные сроки, но оба мастера подозревали, что тот принял это решение не без помощи самого Рэма: тот ведь мог сказать, что работа идет с опережением графика, и они рады представить свою работу не через две недели, а уже через одну.

— Драгомир, — обратился Кузьма к мальчику, — указывая тому на один из стульев около их стола, — сиди здесь и по возможности, ничего не делай. Просто смотри!

Мальчик кивнул, к великому удивлению самого Кузьмы.

— Постой, ты, что понял, что я тебе сказал?

Но ответа он не получил, за мальчика ответил Антип.

— Конечно, понял. Говорю тебе, в этом парне что-то есть. Думаю, он успеет удивить и тебя, и меня.

— Пока лучше жить без новых потрясений, их нам и так хватает. Ну что, я продолжу улицы.

— Да, давай.

Фактически Кузьма перерисовывал улицы Дамиры, столицы Тусктэмии, из различных энциклопедий, пособий и прочих книг, хранящихся в библиотеке, а Антип разрисовывал их, иногда Кузьма работал сразу с цветными стержнями, но основную часть по приданию цвета выполнял именно Антип.

Поначалу все шло просто идеально, Кузьма и Антип усердно и увлеченно работали, Драгомир сосредоточенно наблюдал за ними, ничем не мешая. Кузьма даже вскользь дал ему пару уроков, скорее, рассуждая с самим с собой, чем объясняя что-то немому мальчику. Через час с начала их работы в мастерскую стали приходить и другие рабочие, их комната была первой, проходной, так что отвлекаться Кузьме и Антипу все-таки приходилось, на приветствия. Все, так или иначе, обращали внимание на сидящего подле них мальчика, некоторые подходили, спрашивали. Только два молодых паренька одарили мастеров коротким приветствием и ехидными улыбками в адрес их нового помощника.

Примерно в десять утра к ним в комнату вбежала молоденькая девушка и, подскочив к столу, возбужденно и быстро заговорила.

— Господин Кузьма, господин Антип, там, там господин Рэм, он срочно требует вас к себе, он говорит: это очень важно.

— Так, Камила, постой, — оборвал ее Антип. — Для начала здравствуй.

— Да, простите, здравствуйте! Так вот, господин Рэм…

— Стоп, — вновь оборвал ее Кузьма. — Где он?

— У себя в кабинете. Должен быть. Сейчас он к нам приходил, в курьерскую, хотя мог бы в колокольчик позвонить, но он такой встревоженный был, что даже сам пришел. Наверное, из-за этого, не знаю, он не сказал. Но потом он сказал, что идет к себе…

— Ка…, ка…. Ками…, - попытался вставить слово Антип и скосил умоляющий взгляд на Кузьму. У того определенно лучше получалось общаться с девушкой.

— Камила! — прикрикнул на нее Кузьма. — Мы поняли, сейчас идем.

— Драгомир, — обратился Антип к мальчику, — будь здесь. — на всякий случай Антип жестом указал на его место и спросил. — Ты понял меня?

Мальчик кивнул.

Но Кузьма только недоверчиво покачал головой, он не верил в то, что мальчик что-то понял, но не стал возражать Антипу: откровенно говоря, сейчас было не до того. Неизвестно, что еще скажет Рэм, будто мало им сжатых сроков и сомнительного ученика в разгар работы. Опустив голову, Кузьма вышел вслед за Камилой, девушка тут же отчеканила, что ей пора и умчалась, а он вместе с Антипом отправился к зданию библиотеки.

Минут десять Драгомир смиренно сидел, но потом не выдержал и встал походить, он прошелся к окну, еще раз внимательно рассмотрев каждую деталь интерьера как внутри, так и видимого снаружи, потом подошел к книжным полкам, куда Кузьма и Антип разместили все книги о Дамире, что им принесли служащие поисковой службы. Пробежав глазами по названиям, внезапно он остановился на одном из них, потому что понял, что там написано. «Улицы Дамиры». Дамира… Что-то слабо шевельнулось в его воспоминаниях, но ничего определенного он не смог представить. Скорее всего, это название какого места. Он достал книгу и, раскрыв ее, ощутил огромную радость: он понимал, что здесь написано, он мог читать! Значит, все-таки его что-то связывало с прошлым, которого сейчас для него не существовало. Единственное, что он вспомнил, и то вслед за Гедовин, это свое имя. Вот бы поговорить с девочкой, откуда она знает его, может, она знает не только его имя, но и что-то еще о нем?

Слезы невольно навернулись на глаза, а к горлу подступил комок, судорожно сглотнув, Драгомир закрыл книгу и вернулся с ней на свой стул. С опаской взглянув на название, он вновь раскрыл книгу. И он по-прежнему понимал и мог читать текст. А произнести вслух? Сможет ли он говорить? Оглядевшись по сторонам, Драгомир убедился сначала, что за ним никто не следит и вполголоса, почти шепотом прочел: «Кто не гулял вечером, в предзакатный час, по аллее Славы, не сидел на берегу Жемчужного Озера, не бродил по переулкам Веревочного Городка, не видел обелиска царя Тиберия, тот не видел самой Дамиры…»

Драгомир был потрясен, с трудом сознавая, что слышит собственный голос, что он может говорить, и что он знает этот язык. Он уже запомнил несколько слов того языка, на котором говорили все эти люди, но это было не то. Он владел языком, на котором была написана эта книга, а ведь он не помнил этого или просто не сознавал, на каком языке думал?

Драгомир вновь вернулся к книге.

«Дамира и ее предместья — один из торговых и культурных центров мира, сердце империи тусктов, где северный магический полюс…»

Северный магический полюс. Да, он знает об этом. Есть еще южный магический полюс, под Чудоградом. Это название отозвалось в его сознании болезненным эхом, едва мальчик подумал о нем, не успев произнести вслух. Выронив книгу, он схватился за голову. «Не помню! — с ужасом воскликнул он про себя. — Не помню, почему… Ничего не помню!» Острая, пронзительная и пульсирующая боль сковала его голову. Подсознательно мальчик понимал, что не надо пытаться вспоминать, сейчас из этого все равно ничего не выйдет. Ничего, кроме боли. Совладав с собой, он вернулся к реальности и едва не вскрикнул, увидев незнакомого мужчину. Тот внимательно наблюдал за ним. Мальчик вскочил с места и едва не упал, его качнуло в сторону, но он удержался рукой за край стола. Мужчина был одет немного странно, не так, как люди в доме бабушки Гедовин и здесь, в мастерской. Поверх рубашки и брюк он был одет в длинную белую мантию с зеленой лентой по краям, украшенную золотыми и серебряными нитями, среди росписей которых выделялись несколько драгоценных камней. Голову мужчины обрамляла зеленая рифленая шапочка, а в правой руке он держал трость из слоновой кости, имеющую у основания форму руки, держащей гранитный камень. Этот камень и в целом трость буквально поглотили внимание Драгомира, мальчик чувствовал мощное излучение, словно волнами идущее от этой трости. От мужчины не укрылся его внимательный взгляд, тот тоже посмотрел на атрибут настоятеля библиотеки Рувира, но ничего такого в нем не увидел и решил, что мальчику просто понравилась необычная для него вещь.

— Интересная вещь, правда? — спросил Вителлий, покрутив трость. — Говорят, она волшебная, и до сих пор сохранила свои свойства, что с помощью нее можно… Ты, что не понимаешь меня?

Вителлий невольно сразу отметил то, что мальчик не понимает слов. Но если он не понимает, то почему тогда его сюда определили? Даже если он просто глухонемой, это уже проблема и ему не место в художественной мастерской, которая вообще-то была одним из главных источников финансирования библиотеки. Как его учить? Да и зачем?

Вителлий нахмурился, подойдя к мальчику ближе, он окинул его внимательным, оценивающим взглядом. Его лицо показалось господину настоятелю очень знакомым, так, как если бы он где-то слышал описание, но в принципе, в мальчике не было ничего сверхъестественного, да, он был очень хорошеньким и приятным на вид, но слов Вителлия он, действительно, не понял.

— И за что нам грехи даны! — сокрушенно произнес он не на своем языке, но на языке Драгомира, только говорил он, на взгляд мальчика, странно, с акцентом. Это было крылатое выражение, выражение на мертвом, известном только в научных кругах языке. Однако скользнувшее на лице ребенка понимание, заставило Вителлия встрепенуться, он еще раз внимательно посмотрел на него, взяв за плечи, он наклонился к нему и спросил на том же языке.

— Как тебя зовут?

Мальчик с минуту колебался, но для Вителлия не было сомнения, что тот понял его вопрос, понял и еле слышно ответил.

— Драгомир.

— Драгомир?! — с ужасом в голосе переспросил его Вителлий. — Кто ты, откуда ты?

— Я… я не помню.

— Что значит, не помнишь? Но ведь ты знаешь этот язык, знаешь, как тебя зовут…

— Да, но это все, что я помню. Это имя назвала Гедовин, она сказала, что меня зовут Драгомир, и, я уверен, что это так, но больше я ничего не помню о себе. Я ошибся? — осторожно спросил мальчик. — Меня зовут иначе?

— Нет, что ты, ты не ошибся.

В глазах ребенка зажегся радостный огонек, он тут же спросил.

— Значит, вы знаете, кто я? Вы знаете, где мои родители?

Вителлий натянуто улыбнулся.

— Ну, не то чтобы…

— А почему я не помню языка, на котором все говорят?

— А? — полуотрешенно спросил Вителлий.

В этот момент хлопнула дверь со стороны дома, Вителлий даже вздрогнул от резкого и нового звука, он повернулся, но не сразу ответил на приветствие.

— А, Милена, доброе утро.

Женщина поклонилась и вышла на улицу.

— Идем со мной, — тем же полуотрешенным голосом произнес Вителлий, беря мальчика за руку, на автомате он сказал это на современном языке, но тут же спохватился и хотел перевести, однако Драгомир опередил его.

— Я понял, это я уже запомнил. А кроме меня и вас кто-нибудь говорит еще на этом языке?

— Мало кто.

— Почему? — уточнил мальчик.

— Потому что это мертвый язык, понимаешь?

— Нет! — решительно ответил Драгомир, — как язык может быть мертвым, если я говорю на нем, вы говорите?

Вителлий вздохнул и вкрадчиво, подбирая слова, постарался объяснить.

— Понимаешь, это своего рода научный язык, на нем говорят только ученые и то далеко не все, большинство из них в лучшем случае могут перевести текст со словарем.

— Тогда почему я свободно говорю на нем. Я, что, ученый?! Сколько мне лет?

— О, это интересный вопрос.

— Почему? — не унимался мальчик.

— Потому что ты этого не помнишь, а я этого не знаю.

— Но вы сказали, что, возможно, знаете, кто я!

— Знаешь, что, Драгомир, давай обсудим все в моем кабинете, ты ведь не против?

— Нет, что вы.

— Хорошо, тогда идем.

Вителлий вышел из мастерской и направился к зданию библиотеки, мальчик последовал за ним, по пути им и то и дело попадались служащие и, естественно, они все приветствовали Вителлия или просто кланялись, он не мог не замечать их, из-за чего ему приходилось часто останавливаться. Драгомир решил, что просто так стоять столбом с его стороны не совсем красиво, и он тоже кланялся тому человеку, которым попадался им на пути, чем привлек к себе внимание. Никто еще не знал его, и потому многие с интересом разглядывали его и провожали любопытными взглядами.

На лестнице, между первым и вторым этажами, им попались Кузьма и Антип, оба шли с понурыми лицами, смотрели в пол, мало на что обращая внимание. Даже настоятеля они заметили не сразу, вперед их внимание привлек их горе-ученик.

— А что ты, — начал, было, Антип, но запнулся на полуслове, увидев настоятеля. — О, господин Вителлий, простите, я, то есть мы не заметили вас. Здравствуйте!

Он и Кузьма поклонились.

— Что у вас случилось? — спросил Вителлий, останавливаясь.

— А-а, ничего, — солгал Антип и, переведя взгляд на мальчика, сразу сменил тему. — Он что-то натворил?

— Нет, но этот мальчик более с вами не работает. Я ведь так понимаю, он не большой мастер в живописи и графике?

— А, ну да, — с глупым выражением лица пробормотал Антип.

— Почему вы здесь?

— Мы от Рэма. Он, — Антип запнулся, на помощь ему пришел Кузьма.

— Он уточнял наши действия на ближайшие дни.

— Дни? — не понял Вителлий. — У вас ведь есть работа и, причем, очень ответственная.

— А мы… отстранены от нее, — запинаясь, пробормотал Антип.

— Что?! Как это отстранены? Почему?

— Рэм сказал, что заказчику не понравилась наша работа.

— Рэм показывал ему наработки, — пояснил Кузьма.

— Что за чушь! — возмутился Вителлий. — Идите и работайте над своим заказом, а с Рэмом я сам поговорю.

Кузьма и Антип не верили своим ушам, они радостно переглянулись и принялись на перебой благодарить Вителлия, но тот жестом поднятой руки, призвал их к тишине и попросил в знак благодарности вернуться к работе. Те не заставили себя ждать и быстро пошли вниз, а Вителлий повел мальчика дальше. В душе господина настоятеля библиотеки все так и кипело, конечно, с виду он был спокоен как неприступная скала, но не внутри. Словив за руку в коридоре третьего этажа Камилу, которая, не видя никого и ничего, неслась по лестнице, неся в руках по стопке связанных книг, он сказал.

— Стой, стой!

— О, господин Вителлий, здравствуйте еще раз!

— Ты куда сейчас?

— Я в поисковую службу, потом…

— Сейчас ты в поисковую службу, — размеренным тоном громко произнес Вителлий, пристально глядя на девушку, а потом зайдешь к Рэму, если его нет в кабинете, найди его и скажи, пусть срочно идет ко мне. Поняла?

— Да, господин Вителлий! — отчеканила девушка.

На вид она была всего на несколько лет старше Драгомира, немного забавная, со вздернутым носиком и огненно-рыжими волосами, заплетенными в две толстые косы. Одета она была, как и положено курьеру библиотеки, в обычную одежду, поверх которой была надета зеленая туника, подвязанная белым поясом со смешными зелеными кистями, на груди значилась эмблема курьерской службы: колокольчик и расположенный рядом бумажный сверток. Девушка умчалась также быстро, как и появилась, Вителлий только покачал головой ей вслед.

— Как мне научить ее ходить? — вполголоса спросил он сам себя и, обратясь к Драгомиру, добавил. — Ну, идем, мы почти пришли.

Вителлий вел мальчика по коридору, справа тянулась галерея витражных окон в арочных сводах, они выходили на внешний двор библиотеки, а слева располагалась цепочка белоснежных колонн, в просветах между которыми виднелось несколько двойных дверей. Вителлий дошел до самого конца коридора, больше похожего на торжественный зал, и вошел в менее величественный коридор, освещенный факелами, так как окон здесь не было. За коридором следовал большой сводчатый зал, в конце которого перед двойными дверьми стояла охрана, помимо этих дверей, в зал вели еще две двери, обычные и неукрашенными никакой резьбой. Завидев Вителлия, охранники, в доспехах, с мечами и кинжалами, почтительно склонились. Настоятель молча прошел мимо них и вошел в канцелярию. Здесь сидело две его помощницы, обе девушки притихли, когда вошел Вителлий, и отвесили легкий поклон, но почти сразу вернулись к своей работе.

— Кира, позовите ко мне Анну, пожалуйста. Скажите, это очень срочно.

— Да, господин Вителлий.

— Дина, а ты, будь добра, распорядись, чтобы мне и моему юному гостю принесли что-нибудь перекусить.

— Да, господин Вителлий.

— И, да, должен подойти Рэм, я его приглашал, как только придет, пусть сразу идет ко мне.

— Да, конечно, господин Вителлий, — ответила Кира, она уже потянула за веревочку, которая должна была привести в действие колокольчик в курьерской.

Все основные подразделения библиотеки были связаны с курьерской комнатой с помощью колокольчиков, несколько механизмов давали конечный результат, потому что даже плотно натянутые веревки не могли работать через этажи и целую массу помещений. Настоятель довольно быстро мог вызвать к себе любого сотрудника, передать несколько документов, книг, при этом уже заказав себе чай. Иметь столько посыльных было накладно, но были очевидны плюсы их работы, и приходилось мириться с дополнительными расходами.

— Проходи, садись, — обратился он к мальчику, закрывая за собой дверь.

Кабинет настоятеля был настоящим залом, естественно вдоль стен тянулись книжные полки с тяжелыми фолиантами. В центре располагался большой круглый стол, вокруг него с десяток стульев. Широкие окна выходили на балкон, в нескольких углублениях стен были установлены статуи людей в натуральную величину — это были наиболее известные настоятели предыдущих лет. В углу у окна стоял маленький столик, перед ним небольшой диван и два кресла.

Вителлий прошел вглубь комнаты и сел в кресло, жестом пригласив мальчика сесть на диван.

— Вот что, Драгомир, пока я шел, я подумал, что тебе лучше… Ты ведь понял, что отец Гедовин определил тебя сюда работать?

— Э-э… не совсем. Я думал, что я должен научиться тому, что умеют те два мастера. А обучение это не совсем работа. Ну, то есть, это тоже работа, в определенном смысле.

— Да, ты прав, и все-таки Кай имел в виду именно работу, он сказал, что ты его дальний родственник, что ты из очень бедной и многодетной семьи, и он по доброте душевной решил помочь тебе, попросив меня пристроить тебя на работу в библиотеку. Однако мой помощник решил все сделать по-своему. Я думаю, для начала тебе нужно научиться говорить на нашем языке, ты ведь хочешь этого?

— Да! — обрадовался мальчик. — Очень! Если честно, мне крайне неловко, что я не понимаю того, что говорят люди вокруг. Мне кажется, они смотрят на меня как на дурачка.

— Не обижайся: их тоже можно понять. И, я думаю, ты мальчик способный и очень скоро сможешь это доказать.

— Господин Вителлий — я ведь правильно понял ваше имя?

— Да, правильно.

— Господин Вителлий, вы говорили, что, возможно, знаете, кто я. Мои родители, — предположил мальчик, — ученые, ну раз, они говорили при мне только на научном, мертвом языке?

Вителлий натянуто улыбнулся.

— Я не знаю, Драгомир, просто я, действительно, знал чету ученых, которые прекрасно владели научным языком, и у них был сын примерно твоего возраста, но его звали Никон, ты похож на него, в смысле на того мальчика, поэтому я смутился, когда увидел тебя. Они все трое погибли месяц назад, в ужасном пожаре, тогда даже тел не нашли… Мне очень жаль, — добавил он, увидев, как расстроился мальчик, опустил голову и совсем поник духом.

В комнату постучали.

— Должно быть это наш чай. Входите!

Дверь открылась, и в комнату буквально въехал молодой человек с передвижным столиком, уставленным всеми яствами.

— О, как хорошо, что вы принесли запасной прибор, — заметил Вителлий, — мы как раз ждем Анну.

— Что-нибудь еще, господин Вителлий?

— Нет, Фома, спасибо.

Молодой человек очень быстро переставил все на столик, откатил в сторону свой передвижной стол и бесшумно покинул кабинет. Вителлий по-прежнему сидел напротив мальчика, которому вся эта еда была абсолютно неинтересна.

— Драгомир, — как можно более мягко произнес он. — Навряд ли Никон спасся, как это ни прискорбно говорить, и, тем не менее, это не самая плохая идея. В смысле дать тебе другое имя.

— Зачем? — искреннее удивился мальчик. — Если это единственное, что я помню.

— А ты уверен, что ты это помнишь?

— Да, — не очень уверенно ответил он, подумав с минуту, он полушепотом добавил. — Я в этом почти уверен.

— Ладно, — оптимистично сказал Вителлий. — Давай пока не будем делать поспешных выводов и просто дадим тебе возможность в спокойной обстановке все вспомнить.

— В смысле?

— В прямом смысле, ты можешь жить в моем доме, со мной и моей племянницей, Анной. Мы будем твоими учителями, будем учить тебя нашему языку, а ты заодно подучишь ее и меня научному, хорошо?

— Жить у вас дома? — почти испуганно произнес мальчик. — Но разве я не буду стеснять вас?

— Нет, — Вителлий улыбнулся, — что ты! Я надеюсь, ты будешь хорошо себя вести?

Мальчик молча кивнул.

— А если так, то я никаких проблем не вижу.

— Спасибо вам! Огромное спасибо! — произнес мальчик со слезами на глазах, его искренность тронула Вителлия, и в мыслях его промелькнуло невольное предположение, что мальчик, возможно, даже добр и мил, во всяком случае, внешне он производил такое впечатление, как бы ни было это странно.

— Хорошо, тогда давай есть, пока не пришла Анна.

Несколько минут они молча ели, мальчик вел себя очень неуверенно, чем окончательно сбил Вителлия с толку. Может, он все-таки ошибся? Но если да, тогда кто этот мальчик, почему он говорит на древнем языке и абсолютно не знает современного? Неужели он может так нагло врать? Но даже если он врет, тогда все равно, откуда он знает древний язык?

— А вот и Анна! — радостно произнес Вителлий.

Драгомир ласково улыбнулся вошедшей в кабинет девушке и потерял дар речи. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, и в ней очень мило сочетались черты очаровательного ребенка и в то же время очертания будущей красивой женщины. У нее были исключительно правильные черты лица, точеная фигура, удивительные зеленые глаза и волнистые светлые волосы, уложенные в толстую длинную косу, подвязанную красной ленточкой. Одета она была в белоснежное платье с расклешенным подолом до колен, отделанным по краям узорной вышивкой красной нитью.

Поймав на себе пристальный восхищенный взгляд мальчика, она по-детски надула губы и вздернула нос кверху, уже собираясь упрекнуть мальчика, но тот вовремя спохватился и испуганно опустил глаза.

— Драгомир, не хорошо так смотреть на девочку, — мягко сказал Вителлий на понятном тому языке.

Анна удивленно посмотрела на дядю, тот кивнул ей в знак понимания.

— Я все объясню, проходи.

Анна беззвучно прошла вглубь комнаты и села по правую руку от Вителлия, отодвинув второе кресло от мальчика.

— Анна, ты помнишь тот дневник? — спросил он девушку на современном языке, при этом не сводя глаз с Драгомира. — Это он.

Драгомир жадно вслушивался в его слова, надеясь, если не понять, то хотя бы запомнить их звучание, возможно, услышать что-то знакомое. Девушка же, все поняв, изумленно посмотрела на мальчика, тот даже смутился и вновь опустил глаза.

— Мы сейчас поедем с тобой к господину Томилину, а точнее к Гедовин и уточним все детали.

Анна была потрясена, сейчас, разглядев мальчика повнимательнее, она понимала, что дядя прав, и это просто не укладывалось в голове. Когда они с ним переводили тот дневник, она, Анна, еще толком не знала древнего языка, сейчас же она говорила на нем получше дяди, и все-таки тогда это казалось удивительным, невероятным рассказом, но сейчас этот фантастический рассказ стал реальностью, неотвратимой и очевидной. Такое не просто переварить!

— Драгомир, — обратился Вителлий к мальчику на понятном тому языке, — при тебе были какие-то вещи? Медальон, например, может, какие-нибудь украшения? Мы едем сейчас к господину Томилину и можем забрать твои вещи, которые там остались.

— Да, осталось кольцо и медальон, Гедовин забрала их. Была еще одежда, но она мне велика, скорее всего, она вообще не моя. Насчет медальона и кольца, я тоже не уверен, что они мои…

— Думаю, что они твои, а вот одежда, — он оценивающе взглянул на небогатую штопанную в нескольких местах одежду мальчика и покачал головой, — это проблема. Давай сегодня тебя отвезут в лавку и что-нибудь подберут тебе, более пристойное.

В этот момент в дверь постучали.

— Да, да, войдите!

Дверь почти беззвучно открылась, и в кабинет вошел Рэм.

— А, Рэм, я тебя ждал!

Помощник настоятеля любезно улыбнулся, даже поклонился и сделал шаг в сторону стола, но Вителлий жестом остановил его.

— О нет, нет, не трать понапрасну время. Лучше дойди до художественной мастерской и извинись перед Антипом и Кузьмой, а своих протеже определи к кому-нибудь в ученики, если они и впрямь так талантливы, ну или дай им задание, но не перебивай налаженный процесс только лишь в угоду своим желаниям.

С каждым словом улыбка Рэма уменьшалась в размерах, пока не исчезла полностью, тот просто поверить не мог, что Вителлий захочет и станет обсуждать его работу, что он в принципе будет проверять его, едва начав с ним работать.

— Но, господин Вителлий, дело в том, что заказчику не понравились их наработки.

— Значит, уточни: что именно ему не понравилось и что нужно исправить.

— Да, господин Вителлий, — выдавил из себя Рэм, все еще не веря, что этот разговор происходит наяву, да еще при Анне, мальчика он в расчет не брал, хотя с удивлением для себя отметил его присутствие здесь.

— И еще, напоминаю тебе, что назначать ученика можно только после решения распределительной комиссии. Когда вчера я согласился взять этого мальчика в библиотеку, то я не говорил, что нужно обходить это правило, и я предполагал для него несколько другой род занятий, например, помощь в конюшне, на кухне, но то, как распорядился ты, Рэм, просто возмутительно.

— Я понимаю, господин Вителлий, — пролепетал тот, делая неуверенный шаг назад, к выходу, — позволите ли сейчас забрать его?

— Нет, Рэм, теперь уж я сам о нем позабочусь, а ты иди в художественную мастерскую.

— Да, да, господин Вителлий, уже ухожу.

Последнее слово он произнес в дверях, едва двери за ним закрылись, как Анна перевела восхищенный взгляд на Вителлия.

— Здорово вы его!

— Так ему и надо. Расположился тут за этот месяц, что совсем забыл, зачем его на эту должность поставили. Ничего, это его взбодрит.

После завтрака, Вителлий отправил курьера отвезти Драгомира к нему домой, а сам вместе с Анной отправился в дом госпожи Руяны. Едва они сели в открытую коляску, как Анна сразу спросила.

— Как такое возможно?

— Дома, Анна, все дома, а пока лучше расскажи мне, как ты извинилась перед госпожой Нагорной?

— Э-э, — замялась девушка, — я как раз думала над этим, но меня позвали, сказали, что вы хотите меня видеть.

— Неужели?

— Да, случилось же все так… одновременно! Но я обязательно сделаю это, когда вернусь в академию.

— Да, спустя несколько дней.

— Я эти дни заслужила! Все, кто сдал работу быстрее, свободны в течение нескольких дней. И не я одна такая.

— Я знаю, но у тебя в эти дни будет работа.

— В смысле? — насторожилась девушка.

— А у тебя какие-то планы?

— Планы? Да, нет, ничего особенного, просто хотела отдохнуть.

— Я хочу, чтобы ты поучила мальчика языку, заодно, может, и он расскажет тебе что-нибудь новое. Как ты на это смотришь?

— Нормально, только…

Она замолчала, но Вителлий не сводил с нее глаз, терпеливо дожидаясь пояснения.

— Он мне не нравится! Не понравился! Потому что… Чего он так смотрел на меня?!

Вителлий усмехнулся.

— Он нашел тебя интересной красивой девушкой, и смотрел на тебя, восхищаясь. Что же в этом такого необычного?

— Не знаю! — буркнула девушка. — Наверное, ничего особенного. Но мне это неприятно!

— Анна, он понял, что это не совсем правильно, прости его. Так ты поучишь его языку?

— Да, конечно.

Тем временем женщина, сопровождающая Драгомира, хоть и получила приказ: ни о чем не спрашивать мальчика, все-таки не смогла удержаться и спросила того, кто он, откуда, как попал в город, в библиотеку, к господину Вителлию. Однако не получив ответа ни на один из своих вопросов, она несколько смутилась, решив, что мальчик лучше понял наставление господина Вителлия, адресованное ей, а не ему.

— Ты не обижайся, — на всякий случай сказала она. — Я ничего плохого не хотела. Конечно, ты можешь сказать господину Вителлию, что я задавала тебе вопросы, но я, правда, ничего плохого не имела в виду и не хотела тебя обидеть.

Они ехали в открытой повозке и, когда женщина замолчала и уставилась в одну точку, Драгомиру ничего не оставалось, как смотреть в другую сторону, разглядывая людей и городские улицы. В какой-то момент он невольно вздрогнул, когда увидел того самого молодого человека, которого он видел вчера, и которого почему-то испугался. Тот поймал его взгляд и улыбнулся, кивнув ему головой, и направил своего коня на дорогу, ведущую из города, он ехал на участок строительства нового дорожного полотна, его проложили уже на несколько километров, однако дело встало, когда рабочие дошли до земель, принадлежащих монастырю, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки пришлось провести немало переговоров как с настоятелем Рувира, так и настоятельницей монастыря, последняя требовала личного присутствия кого-то из мэрии, не доверяя аккуратности и честности дорожников. Драгомир проводил его взглядом, пока тот не скрылся из поля его зрения, мальчик вновь ощутил это странное необъяснимое чувство страха, и очередной факт, который не он не мог объяснить, добавил только новой головной боли. Встанет ли все на свои места? Сможет ли он ответить на вопросы, на которые сейчас не может дать даже примерные ответы?

Женщина с большим облегчением сдала мальчика Кейдре, пожилому слуге Вителлия, и поспешно направилась обратно в библиотеку на той же повозке. Кейдра внимательно прочитал письмо от господина Вителлия, иногда переводя недоверчивый и подозрительный взгляд на мальчика.

— Значит, не спускать с тебя глаз, — подчеркнул он, дочитав письмо во второй раз, — сейчас одеть в добротную одежду и подобрать обувь.

Последнее его насторожило, он видел, что ступни мальчика все в ссадинах, синяках и кровоподтеках, так как тут можно что-то правильно подобрать?

— Делия! — окликнул он экономку и, обратясь к мальчику, добавил. — Присядь пока.

Накануне вечером Гедовин напоили снотворным и заставили выпить его прежде, чем она поняла: что это. Ее никто не трогал на следующий день, и она проснулась сама только к полудню, с тяжелой головой и легким головокружением. Каждое движение было замедлено, отчего Гедовин злилась сама на себя. Она одевалась минут двадцать, и не успела выйти из комнаты, как в дверь постучали.

— Гедовин, дорогая, ты еще спишь?

Отец! Меньше всего ей хотелось сейчас видеть его, его или мать. Лучше бы это была Марта, тогда она могла бы не думать о каждом своем движении, но могла бы обнять близкого ей человека, разделяющего с ней ее горе, поплакать вместе с ней. Сжав кулаки, Гедовин заставила себя собраться и, досчитав до десяти, открыла дверь.

— Здравствуйте, отец.

— Гедовин, спустись, пожалуйста, вниз, с тобой хотят поговорить. Мы в малой гостиной.

— Как вам будет угодно, отец, — мрачноватым голосом ответила девочка.

Кай кивнул и не стал ждать ее, и первым спустился вниз, к гостям.

— Она сейчас спустится. Если хотите, можно пройти в кабинет моей покойной тещи.

— Да, если можно, — согласился Вителлий, — когда девочка спустится. И, если можно, мы хотели бы поговорить с ней наедине.

— Конечно, — натянуто ответил Кай и осторожно осведомился, скосив недоверчивый взгляд на Анну. — Но пока ее нет, могли бы вы кое-что уточнить? Только не поймите меня неправильно, но я вчера несколько раз был вынужден краснеть за дочь, хвала великому Алину, что все обошлось, и тем не менее. С мальчиком все прояснилось, чему я очень рад, потом подошел тот молодой человек. Господин мэр объяснил мне, что Гедовин, когда приезжала в Рувир, общалась с его сыном, и через него знала того юношу.

— О ком вы говорите? — не понял Вителлий, чтобы там не предполагал Кай, но он не наблюдал вчера всецело за Гедовин, надеясь уличить в чем-то противозаконном.

— Я имел в виду…. А вы не видели? Заместитель мэра подошел к Гедовин и… по-дружески обнял ее, он хотел утешить ее. Просто не совсем корректно с его стороны так вести себя, я понимаю, что он еще очень молод и все-таки. Но я вот что хотел уточнить у вас. Руяна знала его только через Гедовин? Или она сама зачем-то обращалась к нему?

— Госпожа Руяна?.. — удивленно переспросил Вителлий. — Конечно, она знала его. А почему вы об этом спрашиваете?

— Да так, дело в том, что я нашел в ее столе письмо для него, то есть оно было адресовано ему, но сам конверт был пуст и даже не запечатан. Не поймите меня неправильно, просто я выкидывал ненужные бумаги и нашел это письмо.

Вителлий натянуто улыбнулся.

— Да, конечно, я все понимаю. Это странно, что она хотела писать ему письмо, очень странно, особенно если учесть, что она последние два месяца каждый день его видела.

— В каком смысле?

— В прямом, он жил в этом доме. Два месяца.

— В самом деле?! — Кай искренне удивился. — Но почему? Какое он имеет отношение к нашей семье?

«Нашей, надо же!» — передразнил его про себя Вителлий, но сдержался, так ничего и не ответив вслух, Кай задумчиво протянул.

— Странно, слуги ничего не сказали мне об этом, видимо, не сочли важным обстоятельством.

— Может, вы просто не обратили на это внимание? — несколько ехидным голосом спросил Вителлий, — ведь это он организовал похороны, он со всеми договаривался, да и вам письмо писал тоже он и, насколько я знаю, это письмо было отправлено еще две недели назад.

— Да, но у меня были дела, я приехал сразу, как только смог. Что касается организации похорон, то я решил, что это простая формальность. Все-таки Руяна была видным человеком в Рувире, поэтому мэрия и занималась ее похоронами. И я только сегодня узнал, что он — заместитель мэра, я думал, это обычный младший служащий, поэтому ему и поручили от лица города отдать дань памяти его почетному жителю.

— Конечно, — Вителлий улыбнулся краешком губ. — Все это простая формальность: и прошение на имя руководства школы в Белмире, на которое почему-то ответ шел так долго, и то, что он писал за госпожу Руяну завещание.

Кай насторожился.

— Мне сказали, прошение было за подписью мэра, кто его писал мне не сообщили.

— Так вот почему так долго, прошение перенаправили вам.

— Конечно, Гедовин ведь моя дочь, а в каком смысле Ингоев писал за Руяну завещание? Я обратил внимание на почерк, что это не ее рука, тогда как же…

— Все заверено нотариусом, Кай, свидетелем был я. Просто госпожа Руяна уже была очень слаба на тот момент, и поэтому просила Данислава.

— Ясно, — уныло протянул Кай, — значит, тогда вы составили только одно завещание?

— Нет, было еще рекомендательное письмо для Марты и ее сына, если вам это интересно.

— Вы знаете, интересно, очень интересно. Марта, когда я ее спросил вчера утром, нужно ли ей рекомендательное письмо, сказала, что да, нужно. Я собирался составить рекомендации вчера вечером, но руки не добрались, столько дел, знаете ли, что ж, теперь я избавлен от лишних забот.

— Марта могла о письме даже не знать. А Данислав, скорее всего, еще просто не успел отдать его ей. Завещание составляли за пару дней до смерти госпожи Руяны, потом ему не до этого было. Но письмо забирал точно он, так как оно было в единичном экземпляре, а завещание в двух, одну копию должны были отдать вам.

— Чтобы я не переделал его, — скрипнул зубами Кай. — вы это хотели сказать? И кто же такое предположил, позвольте поинтересоваться? Нотариус или этот сопляк?

Виттелий со снисхождением посмотрел на него, зато Анна взглянула с явным удивлением и даже презрением: похоже, Каю не по вкусу то завещание, которое оставила теща, и ему трудно сдержать свое недовольство, поэтому господин Томилин выразил его там, где это было абсолютно неуместно, а самое главное, Вителлий даже и не предполагал такого, но в отличие от Анны, зная содержание завещания, понимал, что того не устраивает.

— Нет, Кай, это сказали вы сами. Оставлять одну копию у нотариуса положено по закону. И на вашем месте я был бы благодарен этому молодому человеку за ту помощь и поддержку, которую он оказал госпоже Руяне, причем абсолютно безвозмездно, вы ведь не хуже меня ознакомлены с текстом завещания, не правда ли?

— Конечно, — выдавил из себя Кай. — Сорвалось. Извините.

— Ничего страшного, если только этот разговор останется в пределах этих стен, и упомянутый нами юноша не узнает то, как вы его невежливо назвали.

Внутри Кая все бушевало: этот Вителлий решил из него веревки вить? Нет, молчать он не станет, и с той же Марты обязательно все спросит! То-то она утром даже не напомнила о рекомендательном письме, выходит потому, что оно ей просто было не нужно. Скорее всего, Ингоев передал его вчера до или после поминок.

— Вы, я вижу, тоже ему за что-то благодарны, раз так защищаете.

— Почему нет? Хотя бы за его отношение к госпоже Руяне, ту моральную поддержку, которую он оказал ей. Лично я в последний месяц мог только ненадолго зайти к ней, мне стыдно в этом признаться, но я не мог видеть умирающего человека, это ужасно угнетало, и она чувствовала это, расстраивалась еще больше.

Кай смотрел на него с некоторым удивлением, явно не понимая переживаний Вителлия, но все-таки выдавил из себя.

— Он не узнает.

Кай еще что-то хотел спросить, но услышал шаги, это была Гедовин, которая крайне удивилась гостям, пришедшим зачем-то к ней. Она могла предположить, что ее хочет видеть новая гувернантка, которой отец поручит доставить ее в монастырь или еще хуже, кто-то из ее знакомых или знакомых ее бабушки: они начнут жалеть ее, при этом она не имеет права проявлять свои чувства. Хотя нет, если вспомнить, как вчера отец отреагировал на Дана, это вряд ли, более реально, если он предложит знакомым передать ей их сочувствия, в конечном итоге не сказав ей ни слова или вскользь упомянув. Увидев Вителлия и Анну, Гедовин удивилась: все, что они должны были сказать, было уже сказано на похоронах, тогда зачем они пришли сейчас? Вдвоем?

— Я провожу вас до кабинета Руяны, — вежливо предложил Кай, которому очень не хотелось оставлять дочь наедине с гостями одну, но отказать в просьбе он не мог.

Проводив их до кабинета, он сам закрыл дверь и вернулся в малую гостиную.

— Присядем? — спросил Вителлий.

Анна расположилась на диване, Гедовин заняла стул перед большим круглым столом, а Вителлий сел напротив нее.

— Гедовин, скажу прямо, — начал Вителлий. — Мы знаем, кто такой Драгомир. И сейчас мы хотели бы, чтобы ты точно рассказала: где и как нашла склеп? Что ты там видела? Как ты смогла пробудить Драгомира Дэ Шора?

— Не понимаю, о чем вы! Драгомир — наш дальний родственник.

Вителлий усмехнулся.

— Ну да, и мой тоже! — но тут же сменил тон и почти строго сказал. — Я говорю серьезно, Гедовин. Где ты нашла и как смогла разбудить Драгомира Дэ Шора?

Девочка молчала, опустив глаза, она сосредоточенно разглядывала свои пальцы.

— Видимо ты не понимаешь всей серьезности произошедшего. Драгомир Дэ Шор был одним из самых коварных волшебников в истории, именно он погрузил магию в тысячелетний сон!

Гедовин недоуменно посмотрела на Вителлия и наивно спросила.

— Этот мальчик тот самый Драгомир Дэ Шор?

— Мы нашли и перевели дневник Флавия, Гедовин. Я знаю, что не должен тебе говорить этого, но я знаю также, что ты девочка, которая умеет хранить тайны. Так вот, Флавий в своем дневнике рассказывал о том, как он и волшебница Аглая пытались убить Драгомира Дэ Шора, их ошибкой было то, что они использовали для достижения этой цели магию. Драгомир Дэ Шор не смог полностью отвести их заклятия, но, используя свою силу, он исказил их чары. Сначала Аглая применила к нему сильнейшее, но практически неизвестное заклинание трансформации. Применив свое контрзаклятье, Драгомир Дэ Шор не смог увернуться и из двадцатичетырехлетнего юноши превратился в ребенка. Аглаю это сбило с толку, она не смогла убить ребенка, тогда Флавий направил на него огненную стрелу, и опять Драгомир Дэ Шор исказил заклинание. Ледяная глыба сковала его, и он уснул мертвым сном, а с ним и вся магия. Аглая и Флавий погрузили его в ледяной гроб в склепе, при этом сами они не смогли разрушить чары и пробудить мальчика. Так как это удалось тебе, Гедовин, что ты сделала?

— Это сказка, — спокойно ответила девочка. — Неужели вы в это верите?

Вителлий уже начинал терять терпение, но постарался с собой справиться и как можно более сдержанно спросил.

— Ты не пробовалаговорить с ним, Гедовин?

— Зачем? Мой дальний родственник немой, он не может говорить.

— Да неужели? И как же ты узнала его имя?

— Его сообщили наши родственники в письме.

— Постойте, дядюшка, — вмешалась Анна, она пересела на ближайший к Гедовин стул. — Гедовин, послушай, ты все правильно делаешь. Это тайна, которая должна остаться между нами, в том числе для самого Драгомира. Мы уверены в том, что это он: Флавий дал его подробное описание, а тот факт, что мальчик знает только древний язык и абсолютно не знает наш, уже говорит сам за себя. И тот медальон, который у него был, лишнее тому подтверждение. Я полностью согласна с Аглаей: нельзя убивать ребенка, нужно дать ему шанс. Дядюшка сейчас взял его к себе в дом, мы научим его современному языку, но если кто-то узнает об его истинном происхождении, это вызовет настоящий шок. Гораздо лучше, если мы придумаем ему историю, которая даст ему возможность войти в наш мир и начать все заново.

Гедовин крайне недоверчиво посмотрела на Анну, не зная, верить ей или не верить. В принципе сейчас Анна ничего такого не говорила, ее слова звучали очень искренне, но Гедовин несколько предвзято относилась к Анне с момента их первой встречи. Анна была дочерью опальной первой жены царя Тусктэмии Вячеслава Тимея. После того, как царь казнил бывшую жену, девочку вывезли из страны, он хотел отправить погоню за ней, но погиб сам при странных обстоятельствах, а его вторую жену мало интересовала судьба Анны, и гораздо больше власть и признание ее сына, который будучи всего на три года младше своей сводной сестры, стал царевичем и будущим правителем. Анну взял к себе на воспитание брат матери Анны, Вителлий. Когда Гедовин в первый раз увидела Анну, она показалась ей заносчивой, так как та отнеслась к Гедовин как к маленькой глупышке, при этом сама она еще была девочкой всего на два года старше Гедовин. Не смотря на то, что госпоже Руяне хотелось, чтобы девочки общались, найти общего языка они так и не смогли. Гедовин было гораздо интересней бегать с рувирской ребятней, тогда как Анна предпочитала общаться со сверстниками и не на улице, а в более подобающих для этого местах.

— У дядюшки был одноклассник, он трагически погиб недавно, вместе со своей женой и сыном. Мы подумали, что будет лучше, если мы выдадим Драгомира за чудом спасшегося из пожара Никона Бареева. Никон было бы сейчас тринадцать лет, в принципе, мальчик на больше и не выглядит. Так как он пережил сильный стресс, то ничего не помнит, но добрые люди узнали его и отправили к господину Вителлию в надежде, что тот поможет сыну своего друга. Так как мальчик полностью замкнулся в себе и перестал говорить, то не смог сказать свое имя, и ты просто так назвала его, словом, решила называть его Драгомиром. Кстати мальчика должны были отвезти в Рувир, но так как по пути те добрые люди встретили твой экипаж, они решили, что вы можете его довезти, а они — вернуться домой.

— Как все складно! Прямо не подкопаешься!

— Спасибо, мы с дядюшкой вместе это придумали! Что касается твоего дальнего родственника, то его могли еще не отправить, скажем, родственники передумали и решили, что мальчик им нужен дома.

— Да, это хорошая мысль, — согласился с ней Вителлий.

— Скажи, а твой отец видел его медальон?

— Дядя Бастиан точно видел, и медальон, и перстень, а значит, рассказал отцу.

— Тогда скажем, что в роду Бареевых когда-то были Дэ Шоры и эти вещи передавались из поколения в поколение как реликвия.

— Да, да, — вновь поддержал ее Вителлий, — и это очень хороший повод забрать эти вещи, не рождая дополнительных вопросов у твоего отца, Гедовин. Согласна?

Девочка кивнула.

— Так ты расскажешь нам, как тебе это удалось?

Девочка глубоко вздохнула, и, немного помолчав, собралась и рассказала, как потерялась и как нашла тот склеп.

Вителлий и Анна уже возвращались обратно, когда дорогу им перегородила настоящая пробка, куча карет, повозок, колясок, телег беспорядочно собрались в одну массу: кто-то пытался объехать по тротуару, но в результате далеко уехать не получилось и это только усилило затор для всех, включая пешеходов. В чем дело? Спрашивали все друг у друга, но никто ничего не знал.

— Будь здесь, я попробую что-нибудь выяснить, — сказал Вителлий, подымаясь с места, но Анна тут же спохватилась.

— Постойте, куда вы? Тут же настоящее столпотворение, вы потеряетесь!

Вителлий ласково улыбнулся.

— Не переживай, чтобы потеряться, нужно пройти сквозь толпу, а это маловероятно, к тому же обратно путь нам уже отрезан.

Анна обернулась, сзади успела образоваться небольшая пробка, которая медленно продолжала расти.

— Да, похоже, мы здесь надолго…

Вителлий спрыгнул на мощеную камнем дорогу и, сказав кучеру оставаться на месте, направился вглубь толпы. Все, кто замечал его, узнавая, кланялся, несколько человек поприветствовали его по имени. Он отвечал, коротко кивая головой в знак приветствия. То, что его узнавали, позволило ему пройти немного вглубь образовавшегося затора. Постепенно помимо вопросов стали раздаваться восхищенные восклицания вроде «невероятно», «немыслимо!», «это чудо какое-то!». Вителлий даже не успел задать кому-либо вопрос, как уже услышал ответ на него.

— Девочка должна была погибнуть, но перед ней словно возникла стена, в которую со всего маху въехала карета. Лошади понесли! Конечно, там такая скорость была, что карета перевернулась, люди все вылетели из нее как игрушечные! Да, еще сзади наехала повозка, потом с другой стороны налетел экипаж кого-то из мэрии!

На рассказывающего посыпалась сотня вопросов. Откуда взялась стена? Какая она, каменная или деревянная? А она до сих пор там? А люди выжили? И так далее, и так далее.

В мыслях Вителлия все взметнулось, сердце учащенно забилось: вот оно, проявление магии. Волшебники могли защищаться интуитивно, используя свою силу, но не применяя никаких конкретных заклинаний для этого. Видимо, эта девочка обладала магией, и сейчас, когда волшебство пробудилось, стало возможным его использование.

Тем временем Кейдра после того, как Дэлия нагрела воды, заставил мальчика помыться, невзирая на боль, которую причиняла тому горячая мыльная вода, обжигая ссадины на ногах, и повел, наконец, ребенка в лавки. Вителлий просил его одеть мальчика добротно, но без роскоши так, чтобы было видно, в чьем доме он живет.

Драгомир едва переставлял ноги, которые буквально гудели от воды и от мази, которой Кейдра натер болячки, потом бережно забинтовав. Кейдра вынужден был поддерживать мальчика за плечо.

— Обувь точно купим потом, — констатировал мужчина, когда мальчик в очередной раз споткнулся и едва не упал.

Они подошли к торговым рядам и прошли в крытый павильон, где продавали товары для более состоятельной публики. На удивление Кейдры народу сегодня на рынке было крайне мало, и не только покупателей, но и продавцов, словно все были на общегородском собрании, на которое продолжали идти все новые и новые люди. Все они возбужденно переговаривались, но Кейдра счел, что как-то неуместно останавливать кого-нибудь и спрашивать: куда все идут. В павильоне было спокойнее, чем на улице, больше открытых лавок и больше покупателей, которые вели себя более степенно.

Кейдра уже открывал дверь в лавку детской и подростковой одежды, как едва не столкнулся с выбегающим из помещения человеком. Тот был солидно одет, средних лет, при этом выскочил он как сорвавшийся с места мальчишка.

— Хм! — Кейдра проводил его недовольным взглядом и подтолкнул мальчика в спину, пропуская его вперед.

— Добрый день! — поприветствовала его миловидная женщина-продавец, отходя от окна. — Чем могу помочь вам?

— Добрый день! Мне нужно одеть этого мальчика во что-нибудь приличное.

— Да, да, конечно. Подойди ближе, — она жестом поманила мальчика и, взяв его за плечи, окинула знающим взглядом. — Ага! Семерка подойдет.

Она достала с длинного стояка с одеждой несколько рубашек, брюк и костюмов.

— Вот, выбирайте.

— О, — Кейдра улыбнулся самой глупой и невинной улыбкой, — я об этом ничего не понимаю, доверяю выбор вам.

Женщина улыбнулась, еще раз взглянув на мальчика. Она пробежалась глазами по одежде, мысленно подбирая, что подойдет лучше.

— Он какой-то молчаливый, — заметила она, — он сможет одеться сам?

— Думаю, да. Дело в том, что у мальчика большое горе: у него погибли родители, он, можно сказать, самостоятельно добрался до Рувира к другу своего отца, господину Вителлию, настоятелю нашей библиотеки, собственно, я дворецкий господина Вителлия.

— О! Бедный малыш! — сочувственно произнесла женщина, обращаясь к мальчику, а Кедре уточнила. — Я всегда знала, что господин Вителлий — очень великодушный человек.

— Да, Никон будет жить в его доме.

— О, я поняла, — женщина сразу подхватила другой костюм с соседней стойки и, протянув его мальчику, указала рукой на деревянную загородку.

Мальчик покорно взял вещи и ушел переодеваться, Кейдра воспользовался моментом и спросил.

— А вы не знаете: что произошло? Все куда-то спешат.

— О! Такое произошло — возбужденно ответила женщина, между делом подбирая и развешивая одежду на перегородку. — Даже не верится, что такое возможно. Мой брат только что оттуда. Он собственным глазами видел, как понесли лошади, и в этот момент на дорогу выскочила маленькая девочка, лет шести-семи. Это произошло у городского фонтана, девочка играла с другими ребятами, у них укатился мяч, и она побежала за ним. Все случилось так неожиданно, кучер кричал, пытался остановить лошадей, в карете кричали женщины, и тут вдруг лошади словно на стену налетели! Карета перевернулась. Такой ужас! Говорят, никто не выжил!.. И все потому, что перед той девочкой возникла стена. Брат сказал, что стена появилась из ниоткуда, она выглядела как вода, как пласт воды, как волна, которая поднялась вверх и замерла! Невероятно!

— Да, это, действительно, невероятно! — оторопело произнес Кейдра.

— И не говорите, если бы от кого другого услышала, а не от брата, ни за что бы не поверила!

Продавщица, госпожа Арина, подобрала несколько костюмов, рубашек и всю необходимую одежды, пришлось оформить бланк доставки, так как Кейдра просто не смог бы все это унести.

— А эту одежду? — уточнила госпожа Арина.

— Можете выбросить, — докончил за нее Кейдра и, окинув мальчика оценивающим взглядом, добавил. — Так гораздо лучше.

Драгомира одели в добротный костюм: черные брюки и туника почти до колен, голубая атласная рубашка с рукавами три четверти. Так одевались многие подростки, разница была лишь в качестве одежды. И что удивило Кейдру, так это то, что мальчик сейчас выглядел более взросло и как-то более естественно. Он не был смущен и чувствовал себя абсолютно комфортно в этом дорогом костюме, разве мог бы мальчик из семьи ученых, которые жили очень скромно, так себя вести? Кейдра нашел это странным.

— Идем, — сказал он мальчику, беря его за плечо. — До свидания, госпожа Арина, — вежливо сказал он и поклонился, — спасибо вам за помощь!

— Вам спасибо! Буду рада видеть вас снова!

Произошедшие на дороге события буквально взбудоражили город. Все только и говорили о девочке, перед которой возникла полупрозрачная стена. Находясь так близко к эпицентру произошедшего, Вителлий жадно вслушивался в то, что же говорили люди, и чем дольше он находился в толпе, тем больше разочаровывался. Люди даже не подумали, что это могла быть магия, все решили, что это чудо, мнения расходились только в том: кто же явил миру это чудо, Алин — добрый покровитель всего живого — или его сестра Алина — властительница мира зла и смерти. Люди насколько привыкли, впитали с молоком матери основы религии, что ничего другого они и представить себе не могли. И даже если потом они признают возрождение магии, то могут объявить ее новой силой своего покровителя или своего врага. Магией и в древности обладал не каждый, а сейчас к этой исключительности добавилось абсолютное ее незнание, непонимание. И что более всего тревожило, так это история. Когда магия уснула, тысячи озлобленных крестьян и ремесленников поднялось против зажиточных бывших волшебников, дома которых, более не защищенные силой заклинаний, подвергались нападению и грабежам, если хозяева не успевали вовремя нанять охрану на деньги, данные их пропавшими теперь способностями. Тогда толпы бедняков, в одночасье ставших разбойниками, утверждали, что их ведет справедливый Алин, который лишил свою сестру возможности наделять магией избранных ею в мире живых для осуществления своих грязных коварных дел. Потом, конечно, Храм забыл о пролитой за Алина крови — а бывшие маги нередко погибали в своих домах, пытаясь отстоять свою семью и свое имущество или просто обороняясь от обезумевшей толпы — и все списал на неизбежные атрибуты войны, в которой их дело было правым. Только сейчас Вителлий с ужасом осознал, что может возродиться помимо магии, не только спящие до того силы, но и все вытекающие из них последствия. Надеяться оставалось только на то, что Храм вырос, и теперь новая элита не станет поднимать народ на священную войну против волшебства. Но как точно народ все воспримет, можно было только предполагать.

После часа, проведенного в толпе, Вителлий услышал достаточно и вместе с Анной он пешком отправился в библиотеку, в которой, забыв правило о библиотечной тишине, все только и обсуждали произошедшее, некоторым служащим Вителлий был вынужден напомнить об их обязанностях. Наведя относительный порядок, он вместе с Анной поехал домой, но по пути пришлось несколько раз останавливаться, останавливали в основном знакомые, которые просто не могли молчать и хотели выяснить: что же все-таки произошло. В итоге добрались они только к вечеру, а на пороге их встретил крайне взволнованный Кейдра.

— Что случилось? — сразу спросил Вителлий. — Мальчик?

— Нет, — Кейдра даже удивился, — он спит.

— Тогда…

— Я из-за войны. Я так волнуюсь, что нас теперь ждет?

— Война! — воскликнула Анна, Вителлий тоже ничего не понимал, он буквально час назад говорил с одним из учителей Академии, у которого жена служит в мэрии, и ничего такого тот не знал.

— Как же, разве вы ничего не слышали? Истмирра объявила войну, их воины идут к Рувиру, если город добровольно сдастся, то войны не будет, а если Гриальш не сдаст нас и станет защищать, то нас возьмут силой.

— Вот тебе раз! — потрясенный Вителлий осторожно присел на край дивана. Для одного дня это, пожалуй, слишком.

Во все храмы Рувира в тот же день нахлынул поток верующих, они жаждали ответа: что же произошло на дороге, это чудо свыше или знак, угроза Алины. Служители храмов, а в Рувире их было три, терялись в догадках, уклончиво отвечая общими фразами из Священных текстов, что пока людям надо успокоиться, пойти домой, помолиться, они тоже будут молиться, что, безусловно, поможет им всем разобраться в сложившейся ситуации. В тот же день они собрали общее экстренное совещание, на котором решили держаться пока неопределенной позиции и немедленно отправить гонцов в главный храм во Всевладограде. Мнения среди местного священного конклава не очень разнились, и лишь некоторые склонялись к тому, что это было проявление некой сторонней силы, вроде магии. Большинство считало, что это чудо, но, как и простые граждане, они не знали: кем это чудо ниспослано. В свете объявленной войны некоторые служители храма решили, что это может быть провокация агрессора, но как они такого добились? С чьей помощью?

В отделения городской охраны тоже нахлынул поток просителей. Многие подверглись грабежам в создавшейся пробке на дороге, нескольких владельцев магазинов ограбили, у двоих из них попавшие в аварию экипажи врезались прямо в витрины и прилавки, разбив стекла, повредив товар и мебель. Все пострадавшие требовали от городских властей разобраться, найти виновных и вернуть, восстановить все, что они потеряли не по своей вине. К вечеру настоящее народное шествие устроили многие жители города, они стекались на площадь перед зданием городского управления, все они хотели знать: что власти намерены предпринять по их защите от царя Изяслава. Кто-то кричал, что нужно немедленно отправить гонца в Тойму, столицу Гриальша, с настоятельной просьбой как можно скорее сформировать войско и направить в Рувир. Кто-то кричал, что нужна срочная эвакуация, чем скорее они покинут город, тем больше шансов выжить. И очень многие вспомнили, что Рувир сорок лет назад был частью Истмирры, всегда был частью Истмирры, поэтому нужно добровольно сдать город. Некоторые же считали, что это прекрасный шанс стать, наконец, самостоятельными. Рувир — достойный город, и у него есть все, чтобы стать независимым государством, и это должны решать люди, жители этого города, а не воюющие меж собой правители, для которых важны только собственные интересы. Мэр города пока не ответил никому из них, он вообще решил более дипломатично, что такие вопросы решать не им, поэтому для начала он отправил официальное письмо, или, скорее, запрос в Тойму с просьбой разъяснить им дальнейшие действия. Именно ответ из Тоймы должен был определить, что будет делать Рувир, за данные царем Изяславом в его требовании несколько дней, этот ответ должен был прийти, и сейчас Лиан должен был донести это до сознания народа. Он вышел к людям и обратился к ним с призывной речью.

— Дорогие сограждане! Вы знаете, что нашему городу был предъявлен ультиматум: либо мы добровольно сдаемся и становимся жителями другой страны, тогда нас обещают не трогать, либо защищаемся, и тогда нам грозит война. Но, я уверен, вы согласитесь со мной, что мы с вами не можем принимать такие решения. Сегодня я, сразу как получил послание от Истмирры, отправил письмо в Тойму с просьбой сделать все возможное для нашей защиты. Я уверен, что царица Тиона примет верное решение, и мы с вами не пострадаем. Если она посчитает, что Рувир нужно защищать, то она пришлет нам помощь. Если вдруг окажется так, что она посчитает правильным вернуть Рувир Истмирре, то это тоже будет направлено на то, чтобы мы с вами, жители города, не пострадали. Но сейчас мы должны ждать и я прошу всех вас успокоиться и вернуться в свои дома. Мы известим вас сразу, как только нам что-то станет известно. Также я официально заявляю, что на данный момент в Рувире нет врагов; то, что произошло сегодня днем на дороге, не является средством борьбы захватчика, сотрудники городской охраны допросили девочку, виновницу произошедшего, а также мать девочки, но никаких намеков на связь с Истмиррой не обнаружили. Здесь произошло чудо, в обстоятельствах и деталях которого будет разбираться храм, наши священнослужители уже отправили официальный запрос во Всевладоград, и, как только пребудут представители главного Храма, они проведут тщательное расследование и вынесут свой вердикт. Здесь также нужно подождать.

— Почему мы должны ждать чьих-то указаний? Мы что сами не в состоянии дать ответы? — возмутился один из собравшихся, Лиан сразу узнал его по голосу, это был местный активист, борец за права человека.

— К сожалению, Гораций, если мы возьмем ноту самодеятельности, то это может быть воспринято как бунт, Тойма нам не поможет, а войска Истмирры не станут продвигаться на территорию Гриальша, они будут оборонять город, а в результате обороны Рувир может здорово пострадать.

Все молчали, ждали ответа.

— И все-таки, господин Нисторин, нельзя рассматривать Рувир только как часть той или иной страны, — смело сказал Гораций, — мы, жители — прежде всего люди, у которых есть свое мнение, так почему бы нас не спросить: а что думаем мы? — Гораций картинно повернулся и повторил свой вопрос. — Что думаем мы? Чего мы хотим? Остаться в составе Гриальша и обороняться от войска Истмирры или вернуться в состав государства, в которое Рувир входил испокон веков? Я думаю, даже цари должны учитывать мнение народа.

— Да! Верно! — один за другим люди стали выкрикивать эти лозунги согласия, площадь мигом превратилась в шумящее море, но Гораций Фан как морской царь умело управлял толпой, хотя Лиан тщетно попытался докричаться до них, призывая восстановить относительную тишину.

— Давайте проведем голосование, пусть люди решают: быть Рувиру в составе Гриальша или в составе Рувира? — предложил Гораций, в толпе послышались многочисленные одобрительные отзывы, господину Нисторину пришлось дождаться относительной тишины, чтобы вставить свое слово.

— Допустим, но что если мнение народа будет расходиться с царским мнением, я надеюсь, ты понимаешь, что считаться с этим мнением все равно придется.

— Да, но тогда мы будем отстаивать свое мнение, то решение, которое мы приняли, все вместе!

— Подожди, подожди, все не могут высказаться единогласно, поэтому не забывай, что свободу других ты тем самым ограничишь.

— Несогласные могут покинуть город при желании, но кто эти несогласные, может показать только голосование!

Вновь раздались одобрительные крики, наслаждаясь своей властью, Гораций не сразу успокоил толпу и Лиану вновь пришлось ждать, когда все, наконец, успокоятся и позволят ему ответить.

— Так что вы скажете, господин Нисторин?

— Хорошо, мы проведем голосование в здании мэрии при условии, что ты сам окажешь посильную помощь в подготовке и организации голосования, а также мирного его проведения.

— Хорошо, — согласился в свою очередь Гораций, — но у меня к вам тогда тоже будет небольшая просьба.

— Я слушаю тебя.

— Я все-таки не сотрудник мэрии, поэтому мне нужен будет помощник, он заодно будет держать вас в курсе. Когда Дан Ингоев вернется в город?

— Через два-три дня, как все уладит на месте, но почему именно он? Возьми кого-нибудь другого.

— Да нет, я его знаю и доверяю ему, очень многие горожане также знают его и доверяют ему. Мы подождем, а пока будем справляться своими силами. И благодарю вас, господин мэр, для нас очень важно ваше решение!

«Надеюсь, — подумал про себя Лиан, — мы все с вами не пожалеем потом об этом!»

Вместе со всеми он аплодировал принятой договоренности как грандиозному финалу представления, тогда как на самом деле это все было лишь прелюдией, с весьма и весьма неопределенным окончанием. В этот же вечер Лиан поручил закрыть границы города и развесить объявления, что только после голосования желающие будут получать пропуск на выезд. Ему не нравилась эта идея с голосованием, и чего он еще опасался, так это начала религиозных волнений, по крайней мере, голосование хоть как-то отвлечет людей от вопроса: кто явил чудо, Алин или Алина?

Сразу после произошедшего маленькую Леру окружили неусыпным вниманием, от которого девочке было не себе. Она сама не понимала, что сделала, как и что именно произошло, она даже не до конца была уверена, что это сделала именно она. Лера помнила, что ужасно испугалась, когда увидела тот экипаж, она понимала, что нужно бежать изо все сил, но ее ноги словно приросли к земле. Все произошло очень быстро, хотя ей казалось, что время замедлилось, каждая секунда тормозила свой бег, обрушиваясь на нее как чужая, неведомая ей, но ощутимая физически сила. Девочка инстинктивно загородилась руками, но вместе с движением рук она ощутила что-то еще, это была волна энергии, идущая от нее самой, волна, подвластная ей и способная защитить ее. Потом девочка услышала страшный грохот, она видела, как экипаж врезался в возникшую перед ней стену, как вылетели из него две женщины, с какой силой их ударило о стену близлежащего магазина и отшвырнуло назад как пушинки. Лера с ужасом смотрела на их ужасные раны, ее буквально парализовало. Она не сразу поняла, что ее подхватили на руки, что это мама, и, только увидев родное лицо, девочка вцепилась в мать и заплакала. Малышка не видела, куда мама несла ее, в душе она так надеялась, что они идут домой, но когда мать усадила ее на стул, Лера поняла: это — не дом.

— Где мы?

— Это управление городской охраны, милая. Этот дяденька, — мама указала рукой на пожилого мужчину с густой бородой, сидящего за столом напротив них, — хочет задать тебе несколько вопросов. Прошу тебя, ответь ему про все, что он хочет знать, хорошо?

— Я, я не знаю: как это произошло, — неуверенно произнесла девочка, прекрасно понимая, о чем сейчас пойдет речь.

— Конечно, — согласился стражник, — думаю, никто этого не знает, ведь это было чудо, скорее всего. Ты как думаешь, это чудо?

— Не знаю, но я почувствовала в себе силу, она защитила меня.

— Силу, — повторил мужчина, — эта сила нисходила свыше?

— Нет, она была внутри меня, она и сейчас внутри меня.

— Значит, ты и сейчас можешь создать такую стену?

Девочка неуверенно пожала плечами.

— Я не знаю: как это сделать, но эта сила во мне.

— Ты утверждаешь, что тебе ниспослана сила, которая есть внутри тебя? — скептически спросил мужчина.

— Почему ниспослана? — почти шепотом произнесла девочка. — Разве может быть ниспослана сила, которая убила тех женщин, а сзади еще экипажи ехали, я слышала: как кричали люди.

Лера съежилась от значения этих слов, вспомнив те ужасные картины, крики. С благодарностью она почувствовала ласковые руки матери на плечах.

— Что ж, — сказал охранник, — я думаю, что не совсем компетентен в этом вопросе, поэтому вам лучше поговорить со священнослужителями. Сейчас я направлю в канцелярию настоятеля города информацию, где вы.

— Простите, господин охранник, — не очень смело, но все-таки попросила мать девочки, — может, мы могли бы пока пойти домой? Лера ведь и дома может ответить на вопросы служителей храма. Она очень напугана, а дома ей будет все-таки чуть спокойнее.

Мужчина задумался.

— Ладно. Я отправлю с вами людей из управления, они вас проводят.

— Спасибо вам, спасибо!

Поначалу Клея не очень обрадовалась, что их отвезут на служебном экипаже, но, выйдя на улицу, она изменила свое мнение. Перед зданием собралось много народа, все они обсуждали произошедшее, а, увидев, девочку, сразу засыпали ее вопросами — напор толпы сдерживало только наспех образованное кольцо охранников, что в свою очередь еще больше испугало девочку. Она низко опустила голову и обеими руками вцепилась в маму, испытав огромное облегчение, когда они оказались в закрытом экипаже.

У дома их уже поджидали люди. Окинув взглядом небольшую толпу, которая наверняка, уже в скором времени увеличится, двое охранников остались с женщиной и девочкой, отправив извозчика обратно с просьбой прислать кого-нибудь в помощь. Дома Лера, действительно, почувствовала себя немного лучше, но все равно в душе было очень тревожно, она не совсем понимала, почему так удивился охранник в управлении, когда услышал, что сила находится внутри нее. Зато Клея с ужасом понимала, что значит «сила снизошла свыше». Ее дочь обвиняют в ереси, потому что никто не может нести в себе силу, способную выстраивать на своем пути стены, являя всем чудо. Чудо может явить только великий Алин, или это может быть угроза Алины, но никак иначе. Стоит уточнить, что после того, как магия уснула, многие не раз пытались возродить ее, прибегая к различным махинациям и ухищрениям, чтобы колдовать или хотя бы использовать магические предметы. Храм проводил политику полного искоренения таких старателей, людей за такое подвергали религиозному суду и затем наказанию, как правило, это были рабочие лагеря при монастырях, но иногда — смертная казнь.

Сейчас, взглянув на дочку, Клея с ужасом думала: что ее ждет? Если бы расспросить малышку раньше, самой, тогда можно было бы сказать ей, чтобы она не говорила так, а сказала именно то, что угодно храму. Пусть это неправда, но она позволила бы не ломать столь юную жизнь. Но спрашивать ее сразу, Клея не решилась, да и негде было, а теперь уже поздно.

Спустя примерно час за ними приехали служители храма, так как дома находиться было небезопасно, пусть даже и под охраной, Клея согласилась поехать с ними. При каждом храме были гостевые комнаты и она надеялась попросить остаться хотя бы на одну ночь там, если вообще их не оставят там ультимативно, и хорошо еще, если в гостевой комнате, а не в подземных казематах.

— Чтобы не случилось, я буду с тобой, милая, — ласково сказала она дочери. — Не бойся!

Малышка испуганно шмыгнула носом и покрепче ухватилась за маму. Сейчас она мечтала только об одном, чтобы все оставили ее в покое, а лучше, чтобы это все и вовсе оказалось сном. Но, к сожалению, Лера не смотря на свой юный возраст, а ей пару месяцев назад исполнилось всего шесть лет, прекрасно знала, что чудес на свете не бывает.

Каждый храм строился практически по одному образцу: высокое просторно здание с маленькими узкими окнами, внутри устроенное так, чтобы человек чувствовал себя маленьким и ничтожным, тем самым, признавая собственную незначительность, признавал превосходство и величие Алина. В храме даже росписи располагались только на внутренней стороне купола, ведь только Алин способен творить прекрасное, тогда как удел человека — жалкая попытка постичь величие Алина. Все кроме купола было окрашено в серый цвет, а на каменных колоннах выдалбливали специальным клинышком фрагменты из священных текстов, рядом которых ставили свечи, чтобы выделить их среди царящего всегда в помещении полумрака. Также храм был оборудован простейшим громоотводом, который являлся единственным своеобразным наружным украшением здания. Внешние стены не полагалось даже красить или просто штукатурить — только грубый неотесанный камень мог подчеркнуть несовершенство мира. В целом здание храма имело строгие формы, купол только над центральным строением и обычные складные крыши над остальной частью и пристройками.

Лера не любила ходить в храм, ее всегда угнетал полумрак внутри, ей становилось трудно дышать от дымного чада от свечей, а священники в своих длинных серых одеждах и квадратных серых шапочках напоминали ей хищных птиц, которые во время службы ходят взад и вперед среди посетителей и выискивают себе жертву. Сегодня их вышли встречать особо мрачные священники, так показалось девочке. Они ни слова не проронили за все время, что вели их по зданию, они шли по длинным однообразным коридорам, миновали главное, молельное, помещение и проследовали в одну из пристроек. Девочку и ее мать привели в небольшую комнату, как и все здесь, окутанную полумраком, только перед двумя мужчинами и одной женщиной в центре горели свечи, а окна были плотно закрыты шторами.

— Садись, Лера, — сказала женщина, указав на единственный стул перед столом, за которым они сидели.

Девочка неуверенно посмотрела на нее, потом переведя испуганный взгляд на маму, словно говоря, взывая к ней: ты ведь обещала, что не оставишь меня! И Клея не забыла об этом.

— Уважаемые служители, прошу вас, позвольте мне остаться с дочерью.

— Вам не о чем волноваться, — сказал мужчина, сидящий справа. — Мы не причиним ей вреда. Мы только зададим ей несколько вопросов.

— Но она очень боится. Пожалуйста, прошу вас!

— Пожалуйста! — передразнила ее женщина, и строго произнесла. — Не делайте из этого трагедии, мы ее не съедим, а просто немного поговорим с ней. К тому же Лера, как мы поняли, смелая девочка, — она перевела взгляд на Леру, — и сможет показать это и нам, и своей маме. Ведь правда, милая?

Малышка с отчаянием в глазах посмотрела на мать и зашла за нее, опустив взгляд, чтобы не встречаться с недовольным требовательным взором женщины.

— Ну-ну, не стоит нас бояться: ни я, ни мои помощники, не желаем тебе зла.

— Кого ты боишься, Лера? — спросил второй мужчина скрипучим неприятным голосом. — Нас?

Последнее звучало почти как угроза, и Клея по одной этой интонации могла сказать: они все решили, и не в лучшую для ее дочери сторону.

— Хорошо, — после некоторого молчания сказала, наконец, женщина, — присядьте, там в углу есть стул.

— Спасибо, — одними губами прошептала Клея, она наклонилась к дочери и как можно более уверенным голосом сказала.

— Лера, я рядом, не бойся! Хорошо?

Девочка, уже готовая разрыдаться, кивнула и позволила матери усадить себя на стул перед священниками, проводив маму взглядом, желая тем самым убедиться, что она действительно здесь, рядом. Повернувшись к злой троице, девочка внимательно посмотрела на них, все трое были какими-то невзрачными и серыми как их одежда, примерно одного возраста, постарше ее мамы, но моложе бабушки. У всех троих был колючий и требовательный взгляд, а у женщины неприятный нос крючком, совсем как у злобной старухи с болота из сказок, какой ее всегда представляла девочка со страниц первой подаренной ей книги. Лера раньше уже видела эту женщину, на службе, это была сама настоятельница этого храма.

— Лера, — обратилась к ней женщина, — мы знаем, что произошло на дороге, но нам хотелось бы уточнить у тебя, что именно ты почувствовала, когда на тебя снизошла некая сила?

Девочка насупилась.

— Я уже говорила, эта сила во мне!

— Она была в тебе, — поправила ее настоятельница своим мягким, но очень настойчивым голосом, — когда чудо свершилось, а сейчас ее не может в тебе быть.

— Эта сила во мне, — упрямо повторила девочка.

— Кх, кх, — откашлялся тот, что со скрипучим голосом, — Лера, то, что ты говоришь, невозможно, отсюда мы можем сделать только один вывод — ты говоришь нам неправду.

— Это правда! — воскликнула девочка, вскочив на ноги.

Но трое служителей сидели неподвижно как изваяния и прожигали ее пронзительным взглядом, от которого девочке было ужасно не по себе.

— Это правда, — тихо повторила Лера, садясь обратно на стул.

— Хорошо, — ледяным голосом произнесла служительница, — но в таком случае, ты можешь доказать это. Верно?

— Да, Лера, — подхватил скрипучий голос, — покажи нам свою силу.

Девочка потупила взгляд.

— Ну я, — неуверенно произнесла она после некоторого молчания, — я не знаю, как ее вызвать. Там я просто почувствовала ее, что она может защитить меня.

— Ну вот видишь, — поддержала госпожа настоятельница, — ты почувствовала силу, способную защитить тебя, и она тебя защитила.

— Значит, все-таки не она, — выдохнув, произнес скрипучий голос.

— А то, что ей кажется, может быть следствием нисхождения чудодейственной силы, — согласился второй служитель, но их начальница так не считала.

— Или же Лера чего-то недоговаривает и скрывает от нас то, что некая сила была дана ей, чтобы погубить тех несчастных. Защитив себя, ты лишила жизни других! — с каждым словом голос настоятельницы нарастал. — Что тебе шептала Алина, когда дала силу убить тех людей? Что? И кого еще ты намерена убить, если эта сила до сих пор в тебе?

Губы девочки дрожали, Клея соскочила со стула и кинулась к дочери, но, словно из ниоткуда, возник служитель храма и крепко обхватил ее за талию.

— Отпустите меня! Лера!

Даже там, на дороге, девочка так не испугалась. Там она, скорее, не успела понять сразу, что произошло, а здесь она отчетливо видела угрозу и для себя, и для мамы, пусть и не понимала причин недовольства священнослужителей. И сейчас у нее было нечто, что защитило ее тогда и могло защитить сейчас.

— Мама! — кинулась девочка к матери, но не успела сделать и двух шагов, как ее подхватили и оторвали от пола.

Последовала ослепительная вспышка и крики. Даже сквозь крепко сжатые веки девочке казалось, что свет пронзает ее насквозь, но больно не было. Тогда отчего же все кричали? Служитель, который схватил девочку, теперь катался по полу, вопя от боли. Свет угас через несколько секунд и Лера увидела маму — та была цела и невредима, если не считать страха, который парализовал ее на месте. Но открыв глаза и увидев дочь, Клея спохватилась: нельзя терять ни минуты. Кто знает, сколько продлится болевой шок, и как скоро сюда примчится подмога.

— Лера, бежим! — скомандовала она, подбежав к девочке и, схватив ее за руку, потянула за собой.

— Открыв дверь, она едва не споткнулась об лежащего на полу мужчину, рядом было еще несколько служителей и Клея могла только надеяться на то, что болевая волна захватила весь храм, иначе выйти им будет очень проблематично. Она вряд ли вспомнила бы обратный путь, случись ей идти в спокойном состоянии, но сейчас она безошибочно выбирала двери, коридоры и комнаты. Пока они могли бежать, но почти перед самым выходом Клея услышала голоса. Люди спрашивали друг у друга, что случилось, и они направлялись внутрь храма. Скользнув в первую попавшуюся боковую комнату, женщина закрыла дверь на крючок, мгновенно оценив ситуацию. Комната была пуста, и самое главное, здесь было окно.

— Лера, чтобы не случилось, не отставай! — уверенно произнесла Клея, своей интонацией стараясь успокоить дочь, но и самой ей это придало сил.

Она должна защитить дочь и сделать для этого все возможное. Пригнувшись, Клея быстро подошла к окну, не выпуская руки девочки, мельком взглянув за окно, села под подоконником.

— Сейчас те люди пройдут и мы вылезем в окно.

— Но ведь оно закрыто, — испуганно прошептала Лера.

— Если не сможем открыть, разобьем!

Точно высчитав секунды, когда несколько священнослужителей пересекут двор, Клея встала, окинула взглядом рамы, она дернула ручку на себя — не заперто и не заколочено, но вот сможет ли она пробраться через узкое храмовое окно? Еще раз окинув взглядом улицу, Клея очень четким голосом сказала дочери.

— Лера, ты лезешь первой, я следом, но если я не успею и ты увидишь кого-то на улице — беги, не оглядывайся!

— Но…

— Никаких но! От этого зависит твоя жизнь.

— А как же твоя жизнь?

— Лера, сейчас или никогда!

Лера уже не знала, когда ей было страшней, сейчас или в комнате допроса, или на дороге, казалось, весь этот день — один нескончаемый кошмар, полный ужаса для нее, в который она вовлекла и маму. После того, как она создала вспышку, Лера чувствовала себя так, словно ее заставили пробежать небольшой кросс, поэтому с легкостью бабочки вылезти из окна не получилось. Как назло в этот момент во двор быстрым шагом вошли несколько человек, но Клея уже успела перелезть, а эти люди не были священнослужителями.

— Госпожа, вы не знаете, что там случилось?

— Не знаю, — не растерялась Клея. — Я шла с дочкой мимо и услышала крики, тут тоже кто-то кричал, из окна было слышно, я хотела подойти ближе, посмотреть, вдруг помощь какая нужна, но тут пустая комната, никого нет. А дальше идти, дочка боится, там так кричали! Извините, я должна отвести девочку домой.

— Да, конечно, — ответила ей пожилая женщина с явным пониманием в голосе, — эти крики… Одному Алину известно, что там произошло.

— Идем, детка.

Хорошо, что она не раз бывала во всех храмах города и сейчас четко могла сориентироваться, как пройти отсюда ко второму выходу, в голове она уже представляла, куда они пойдут и где смогут укрыться. Быстрым шагом Клея пошла вперед, пока за ними не гнались, но женщина понимала — это вопрос времени.

День третий

На следующий день Марта пришла звать Гедовин к завтраку. Постучав в дверь, Марта сначала попросила разрешения войти. Услышав ее голос, Гедовин обрадовалась, что это — не отец и не дядя с тетей.

— Марта, как хорошо, что это ты!

— Милая моя! — ласково сказала Марта, обняв девочку. — Как же мы теперь без госпожи Руяны! А тебя и пожалеть-то некому!

Некому. Мать так и не зашла вчера к ней, за ужином не обмолвилась с ней ни словом, а отец говорил о чем угодно и о ком угодно, только не о госпоже Руяне. Никто из них даже не вспомнил о ней! Единственное, что порадовало Гедовин, так это то, что к ней не обращались ни с какими вопросами, она молча поела и тихо ушла к себе в комнату. Лучше так, чем делать вид, что ничего не произошло.

— Я пришла позвать тебя к завтраку, но прежде хочу сообщить тебе новость. Не знаю, скажет ли тебе отец, но, если вдруг не скажет, то, думаю, тебе надо знать.

— И что же это? — заинтересовалась девочка.

— Вчера Истмирра объявила нам ультиматум. Рувиру дано меньше недели на ответ: мы можем добровольно сдаться, тогда не будет войны, а если мы будем защищать город, то Истмирра начнет войну против Гриальша и захватит Рувир. Выезд из города запрещен. Мэр объявил всеобщее голосование и до тех пор, пока все не проголосуют и не будут посчитаны все голоса, никому не выдадут пропуск на выезд. Городская охрана уже заблокировала все ворота.

— Ничего себе! — оторопело произнесла девочка.

— Я подумала: это важно, и тебе надо знать. Твой отец вчера и словом не обмолвился за ужином, так что не выдавай меня.

— Что ты, Марта! Конечно, не выдам!

Вчера вечером за столом говорили только о девочке, перед которой возникла стена, все взрослые высказывали однотипные предположения: не иначе как жестокая Алина дала силу той девочке, чтобы убить людей на дороге и потом причинить вред священнослужителям. Но о требованиях Истмирры никто и словом не обмолвился.

— Спасибо, а то мне уже и так хватило от господина Томилина за рекомендательное письмо!

— А что такое?

— Видишь ли, твоя бабушка оставила мне рекомендательное письмо, но оно было у господина Данислава, а он не смог отдать его мне сразу. Я же про письмо изначально не знала и, когда твой отец спросил, нужны ли мне и Радэку рекомендации, сказала, что да, нужны. Но после поминок Данислав мне передал письмо, и господин Томилин откуда-то об этом узнал и высказал мне все, что мог описать в своем письме, даже потребовал отдать бумагу, но этого он не дождется.

— Но, — не поняла Гедовин, — почему рекомендательное письмо от бабушки было у Дана?

— Потому что он жил последнее время здесь. Видишь ли, — пояснила Марта, присаживаясь вместе с Гедовин на край кровати, — Данислав болел и первые несколько дней не совсем понимал, где он и что с ним. Он ушел из больницы, но додумался надеть чье-то пальто в коридоре, а ведь был март, он замерз совсем на улице, счастье еще, что мой Радэк увидел его и привел сюда. Госпожа Руяна настояла на том, чтобы его оставили здесь, хотя господин мэр был крайне недоволен этим поначалу.

— И что с ним такое было?

— Никто толком не знает, но точно, что он потерял сознание в кабинете Юлиана Астеева, и Астеев сам отвез его в больницу. Данислав два дня не приходил в себя, а потом вот проснулся и как-то умудрился уйти, заработав еще и простуду.

— И Астееву ничего за это не было?!

— Видимо, он ни в чем не виноват, раз господин мэр отпустил его в тот же день.

— Это странно. Значит, Радэк привел Дана сюда?

— Верно. Госпожа Руяна все хуже себя чувствовала, — с болью в голосе продолжила Марта, — а он поддерживал ее, говорил с ней, шутил. Она попросила его пожить здесь немного, он поначалу смутился и отказался, тогда стала просить я. Вот. Так получилось, что госпожа Руяна составляла завещание и рекомендательноеписьмо почти перед самой смертью, поэтому его писал Данислав, потом он занимался похоронами и смог передать мне письмо только позавчера.

— Так, — оторопело спросила девочка, — когда же приехал отец?

— За день до похорон.

— Значит, всем занимался Дан?

— Да, и почти месяц назад он написал письмо в твою школу, чтобы тебя отпустили и разрешили побыть с бабушкой, но, по-видимому, как и предположил Данислав, письмо перенаправили твоему отцу, чтобы тот дал свое согласие. Самому господину Томилину Данислав отправлял письмо две недели назад, надеясь, что это сдвинет дело с мертвой точки, и он сам заберет тебя и приедет сюда, но это не помогло.

— Ненавижу отца! — сложив руки на груди, зло произнесла девочка.

— Что ты, Гедовин, нельзя так говорить. Но в чем-то ты права, — согласилась Марта. — Я пойду, а то он может заметить неладное, что я здесь так долго.

— Хорошо, я иду следом. А знаешь, — заметила девочка, — Дан очень изменился, вы что его голодом морили?

— Нет, что ты! — заверила ее Марта. — Господин Люций, ты знаешь, это наш главный лекарь, сказал, что это возрастные изменения и болезнь тут не причем, хотя есть его заставить было действительно трудно, хуже, чем тебя в детстве.

— И не одевался он так никогда. Он что влюбился?

— Может быть, — с улыбкой ответила Марта. — последнее время он все рассказывал о новой заместительнице мэра Амалии, хотя новые и дорогие вещи сказала купить ему госпожа Руяна, так как в старых он бы просто утонул.

— Новая заместительница? А как же Ларин?

— А Ларин родила второго мальчика!

— Да уж, все изменилось, пока меня не было, — грустно произнесла Гедовин. — Иди, а то, правда, отец что-нибудь неладное заподозрит.

Марта ушла, а Гедовин, подождав немного, спустилась вниз. Смиренно поприветствовав отца и всех остальных, девочка беззвучно села за стол. Отец, действительно, и словом не обмолвился о закрытии границ города, только Бастиан вскользь посетовал на то, что придется торчать в городе неизвестное время, но Кай многозначительно посмотрел на него, и тот сменил тему. Гедовин не совсем понимала: почему отец скрывает от нее это обстоятельство. Вряд ли из желания не беспокоить ее! Более того, после обеда он вызвал ее в кабинет бабушки и сказал, что сегодня же вечером она едет в монастырь. Гедовин вежливо ответила, что успеет собраться, и ушла к себе. На что он рассчитывал? Или у него был специальный пропуск?

Марта принесла Гедовин платье, которое носили послушницы в монастыре, и которое девочка должна была надеть. Со слезами на глазах, Марта обняла ее и пожелала ей всего самого хорошего, чтобы судьба была к ней благосклонна. Через полчаса Гедовин была в большой парадной, где еще позавчера стоял гроб. Изо все сил девочка старалась не думать об этом, боясь вновь расплакаться.

— Всего две сумки, — произнес отец, выйдя из бокового коридора, — очень хорошо! Гедовин, ты поедешь с монахинями монастыря святой Ильмиры. Если кто-то спросит тебя, то ты должна ответить, что ты послушница, собственно ею ты и будешь это лето. Идем.

Покорно девочка прошла с отцом в крытый экипаж. Сев напротив отца, она потупила взор и сидела молча. Но он сам решил заговорить с ней, когда карета тронулась.

— Ты стала совсем взрослой, Гедовин, Еще три школьных года и тебе надо будет определиться. Какой путь выбрать? — он немного помолчал и продолжил. — Пока я не буду тебя дергать, живи спокойно это лето в монастыре, присмотрись там, подумай, может, тебе там понравится. И, если решишь остаться, я не буду против.

Гедовин вскинула голову, недоуменно посмотрев на него: он что же, прочит ей пусть священнослужителя? Конечно, она понимала, что ее мнение отца мало интересует, но это! Это не шуточное дело. Жизнь в монастыре сулит отречение от всего мирского. Окончив курс обучения там, дальнейший путь будет включать в себя только один вариант — остаться монахиней. Уйти из монастыря можно только через изгнание, навсегда перечеркнув жизнь как внутри храмовой системы, так и внутри общественной.

— Простите меня, отец, но я не хотела бы связывать свою жизнь с храмом.

— Гедовин, — спокойно возразил он, — Ты уже не ребенок, но еще и не взрослая, в таком юном возрасте ты все еще склонна к детской ветрености, поэтому жизнь в храме может казаться тебе скучной и неинтересной, однако со временем ты будешь более серьезно относиться к жизни и, возможно, поймешь, что это именно твое.

— Но… почему? Почему вы хотите запереть меня на всю жизнь в стенах храма?

— Гедовин, я твой отец, и я должен максимально благополучно устроить свою жизнь, даже если ты в настоящий момент со мною не согласна, потом ты поймешь это и будешь мне благодарна.

Возражать Гедовин не стала, она понимала, что это только усугубит положение, подтолкнув отца к еще большей убежденности в собственной правоте, но и согласиться с ним она не могла. Сейчас в ее голове промелькнула дикая идея: надо бежать. Поначалу Гедовин испугалась этой мысли, но потом спустя минут пять, она казалась ей не такой уж плохой. Прикинув в голове, что если Рувир будет сдан, то тогда в нем будут действовать законы Истмирры, единственной страны, где храм не влиял на политическую жизнь государства, и служение на святом поприще могло закончиться простой подачей прошения в местное управление с признанием гражданского статуса. Сразу же для себя отметив, что в Истмирре не считалось позором плакать на похоронах бабушки, Гедовин отметила, что падение Рувира более чем желанно для нее. Пусть отец и упечет ее в монастырь, но когда ей исполнится двадцать лет, она оттуда уйдет. Подумав еще немного, она решила, что сидеть и ждать, она не может. Зато она может, нет, она просто должна сделать все возможное для того, чтобы помочь Гриальшу потерять Рувир. Но как, как это сделать? Спустя еще пять минут Гедовин твердо решила бежать и найти Драгомира, он должен помочь ей. Даже если мнение народа склонится в сторону возвращения к Истмирре, — рассуждала девочка, — то вряд ли Гриальш так просто отдаст Рувир, а значит будут военные действия, где применение магии одной из сторон, станет настоящим оружием хотя бы в силу своей внезапности и необычности. Навряд ли Драгомир что-то помнит из заклинаний, значит, она должна помочь ему и найти книги с заклинаниями. Библиотека! Гедовин знала там каждую лазейку. Более того, она может жить в подземных комнатах, брать еду из столовой, никто бы и не догадался о ее присутствии там, разве что кухарка удивлялась бы: куда девается часть продуктов.

Гедовин степенно попрощалась с отцом, даже поблагодарила его за заботу и пересела в крытую повозку монахинь. Старшая из них, госпожа наставница, сухо поприветствовала девочку и указала ей на место в углу повозки. Сидели монашки на низких сундучках, служащих им и сиденьями, и сумками. Бежать из монастыря, особенно воспитаннице, нереально, значит, надо действовать сейчас. Гедовин внимательно осмотрелась: с ней было четыре монахини, включая госпожу настоятельницу, перепрыгнуть через них ей не удастся, значит, надо переместиться на край и в городе бежать, здесь легче и реальнее затеряться, чем на дороге. Внутри Гедовин все клокотало, сердце бешено билось, но отступать она не собиралась. Повозка отъезжала от самого дальнего храма по отношению к северо-западным воротам, так что у Гедовин было время проявить себя. Через минут семь она стала теребить ворот платья, делать периодические глубокие вдохи, что не могло не привлечь внимание монахинь.

— Что с тобой, деточка? — ласково спросила монахиня, сидящая подле нее.

— Мне что-то душно, — срывающимся сиплым голосом ответила Гедовин, — и меня тошнит, — добавила она, изобразив крайне страдальческий вид.

— Госпожа наставница, — обратилась монахиня к руководителю их маленькой группы, — позвольте обратиться.

— Я слышала, сестра Майя. Гедовин, иди сюда, на место сестры Клавдии. Сестра, пересядьте, пожалуйста.

Гедовин почти в изнеможении села на сундучок сестры Клавдии и, держась за поручень, повернулась к улице. К счастью, повозка представляла крытый фургончик без дверей, так что девочке оставалось только высмотреть удобное место и бежать. Сейчас Гедовин на минуту задумалась над своим решением, а правильно ли она делает? Ведь после этого отец и вовсе может отречься от нее со всеми вытекающими отсюда последствиями. И тут она увидела Модеста, убегающего от нескольких ребят помладше и послабее него самого. Гедовин резко рванулась с места и выпрыгнула из повозки. Изумленная госпожа наставница дернулась, было, с места в надежде поймать ее, но промахнулась, не задев и краешка платья. Гедовин рванула за Модестом, окликнув его, она промчалась как ветер, догнала мальчика и, подхватив его за руку, потащила за собой, за дома. Краем глаза с полуоборота она видела, что повозка развернулась и следует в ее сторону.

— Гедовин, это ты? Но что ты здесь делаешь? — задыхаясь, срывающимся голосом спросил мальчик. — Куда мы?..

— Нет времени объяснять, бежим!

Гедовин мчалась через частный сектор, чудом не налетев пока ни на одного человека, никого не сшибив и ничего не сломав.

— Гедовин! Я больше не могу! — прохрипел Модест, ведь он бежал до этого, быстро бежал, а сейчас еще быстрее.

— Держись! — крикнула Гедовин.

Еще несколько метров и они будут в подземных галереях, ведущих к библиотеке. Модест тоже узнал это место и молил всех святых, чтобы у него хватило сил добежать. Скользнув в городской сточный люк, Гедовин и Модест оказались под улицей, где люди все еще оторопело смотрели на люк, в котором вскрылись дети. Конечно, добропорядочные граждане указали на него монахиням, преследовавшим Гедовин, и те с подоспевшей к ним городской стражей спустились внутрь, но кроме основного коридора, по которому отправился патруль, они ничего не нашли.

Первые несколько минут дети не могли вымолвить ни слова, упав в изнеможении на пол, они пытались отдышаться и хоть немного перевести дух.

— Я сбежала, Модест! — первой заговорила Гедовин.

— Что?!

— Отец собрался упечь меня в монастырь и вообще отдать храму!

— Но ты никогда особо не верила…

— Я знаю! И что я никогда не выйду оттуда, если буду жить в Гриальше, тоже знаю, а вот если я буду жить в Истмирре, то у меня будет такая возможность, поэтому я, хочешь смейся, хочешь нет, решила сделать все, чтобы вернуть Рувир Истмирре!

— Гедовин, ты соображаешь, что говоришь?

— Да, вроде бы. Ты знаешь, зачем твой отец закрыл выезд из города?

— Ну… чтобы панику не сеять среди других поселений. И надо дождаться четких указаний из Тоймы.

— А всеобщее голосование, значит, чтобы потянуть время?

— Наверное, — пожал плечами Модест. — Это не он предложил, а Гораций Фан.

Мальчик сел поудобнее на каменную скамью. Здесь, в подземных галереях, до сих пор работали магические светильники — камни, которые подсвечивались, реагируя на присутствие.

— Отец позлился только, что в помощники Гораций Фан попросил не его, а Дана. Знаешь, он бы мог помочь тебе, поговорить с твоим отцом, но его сейчас нет в городе, и приедет он только через пару дней.

— Нет, его мой отец точно не станет слушать! Вот если бы он помог мне вернуть Рувир Истмирре!..

Модест был выше Гедовин на полголовы, немного полноват и неуклюж. Ровесник Гедовин, к четырнадцати годам, он сохранил невинное детское лицо, а его смешные светлые кудряшки делали его легкой мишенью для насмешников, и это несмотря на его нынешнее положение. Было несколько ребят, которые лебезили перед ним только потому, что он — сын мэра города, но кроме Гедовин друзей его возраста у него не было.

— Гедовин, без обид, но ты всего лишь девочка, которая убежала от воли родителей.

— Модест! — Гедовин посмотрела на него, глаза ее возбужденно горели. — Я разбудила Драгомира Дэ Шора. Не знаю, как, но я это сделала, и вот он точно может помочь.

— Что?! Даже если я в это поверю, то с чего ты взяла, что он нам поможет? И с чего ты вообще взяла, что я поддерживаю идею сдать Рувир?

— А разве нет? Рувир изначально был частью Истмирры, а теперь он в составе Гриальша — и что? Посмотри на амфитеатр, библиотеку, какими они были при Истмирре и какие они сейчас. Да, меня там не было, но так говорила бабушка, а еще бабушка не раз говорила, что библиотека в принципе окупает сама себя, но из-за того, что приходится постоянно платить большие налоги, денег все время не хватает, при этом со стороны Тоймы нет никакой помощи! А амфитеатр через полвека вообще разрушится!

— Да, это все так, но… Да, я тоже за возвращение к Истмирре, по крайней мере там правит не храм, а царь и министры, а в школах не заставляют только зубрить и толковать священные тексты!

— Ну вот видишь!

— До, но Драгомир Дэ Шор — он же… он же монстр, чудовище! Он взорвал целый город!

— Нет, ты не понимаешь. Когда его пытались убить, то его самозащита исказила направленные на него заклинания, и он превратился в ребенка нашего возраста, и он ничего не помнит, даже имя свое не помнит. Я клялась недавно, что никому не скажу об этом, но тебе можно.

— Спасибо за доверие, но как ты все это узнала?

— От Вителлия, мальчик сейчас у него.

— И какая у тебя мысль? Как ты попросишь его помочь нам? В смысле, пусть он ничего не помнит, но он же… не очень добр?

— А вот и нет! Он очень даже милый и отзывчивый. И потом, кто его знает, что точно произошло тысячу лет назад — может, его оклеветали?

— Или у него не было выбора, — добавил Модест, и тут до него кое-что дошло, он почти воскликнул. — Значит, вчера на дороге, это была магия?!

— Тише, вдруг нас услышат.

— Ой! — мальчик прикрыл рукой рот.

— Да, это была магия, а все уже приписали это Алине! Так что в составе Гриальша нашим магам ничего хорошего не светит.

— Это верно!

— Я думаю, надо найти книги с заклинаниями и дать их Драгомиру. Если он ничего не помнит, значит, ему надо помочь. Он должен изучить заклинания заново. Ты со мной?

— Конечно!

— Я буду жить здесь, под библиотекой, сможешь принести мне что-нибудь из одежды?

— В каком смысле? — не понял мальчик.

— В прямом! Что-нибудь из твоей одежды: мне ведь придется выходить на улицу, не могу же я ходить в платье послушницы.

— Ладно, хорошо. А когда мы заберем Драгомира?

— Как только что-нибудь найдем.

— Но, — предположил Модест, — может, он сам быстрее что-нибудь найдет?

— Хм, — задумалась девочка, — пожалуй, ты прав! И, надеюсь, монашки не очень тебя разглядели, иначе мой отец от тебя не отвяжется.

— Они не заметили — другие видели. Так что он все равно придет.

— Но тогда тебе тоже придется жить под библиотекой.

— Да, и чем быстрее я пойду за одеждой, тем больше шансов, что я успею ее взять. А сейчас давай пройдем через столовую: очень пить хочется!

— Мне тоже. Идем! — согласилась Гедовин и вместе с Модестом они пошли вниз, вглубь подземных галерей. Это была целая сеть коридоров и комнат, настоящий подземный город, стены которого до сих пор укрепляла магия, а входом мог служить любой участок пограничной стены, стоило только приложить к ней ключ. Два магических предмета срабатывали как единый механизм, для запуска которого не требовалось читать заклинания. Нашла этот ключ Гедовин (и с тех пор не расставалась с ним) случайно, в одной из книг, и никто, даже бабушка, не знал об этом — никто кроме Модеста. Именно поэтому ребята могли не опасаться, что кто-нибудь найдет их.

— Мне еще надо забрать ключ, — говорил Модест по пути, еще два ключа они нашли внутри подземного города, один оставив здесь, второй мальчик забрал себе.

— Гедовин, а как мы проникнем в дом Вителлия?

— Как-нибудь. В любом случае плана дома у нас нет, значит, это будет целиком и полностью импровизация.

— Ну с этим более или менее понятно, а вот какие именно мы будем искать заклинания?

Гедовин обернулась и вопросительно посмотрела на него.

— Смеешься?

— Но ведь!.. Слушай, ты что сбежала, просто думая, что Драгомир применит некую магию, и Рувир станет частью Истмирры?! Я еще могу понять, если бы шли военные действия, и применили бы некое заклинание, сметающее врагов на поле боя. Но тут! Я что-то не верю в существование заклинаний, пудрящих мозги людям, может, временного эффекта реально достичь, но чтоб конкретно внушить людям определенное мнение — сомневаюсь.

— Согласна, — страдальческим голосом ответила Гедовин, — но я не могла поехать в монастырь. Я понимаю, что сам факт моего побега — сущее безумие, последствие которого отразятся и на мне, и на родителях, даже дяде с тетей достанется. Но что сделано, то сделано, и ты прав, нам нужен план, а не только идея.

Некоторое время они шли молча, обдумывая возможные варианты. Первым заговорил Модест.

— А что если и правда дождаться военных действий?

— Но тогда нам придется весь Гриальш завоевывать. Или погоди-ка! Поставим царю Изяславу условие: мы вам помощь в покорении Рувира, а вы взамен должны пообещать, что дальше Рувира вы не пойдете.

— Ладно, возьмем это на заметку, — согласился Модест и предложил. — Слушай, Гедовин, я вот еще что подумал. Народ ведь вполне может выступить за присоединение к Истмирре, а значит, это можно использовать.

— И самое главное, — добавила Гедовин, — как преподнести магию людям. Скорее всего, Всевладоград признает магию происками Алины, поэтому народ еще до официального ответа должен понять и принять обратное.

— Может, сделать что-то хорошее с помощью магии?

— Например, отменить войну, — шутя ответила Гедовин.

— А что, мне нравится! — поддержал ее Модест, улыбаясь. — Хорошо бы еще найти властителя магии и попросить его помочь.

Но Гедовин возразила.

— Властителем магии может оказаться кто угодно, даже младенец, или какой-нибудь настоятель храма, твердо уверенный в том, что магия — это зло.

— Это понятно.

— К тому же ты знаешь, что последнего властителя магии даже не определили, здорово было бы нам преуспеть в этом, но сейчас надо думать над более достижимыми задачами, чем эти поиски.

— Да, ты права.

После похода в лавки Кейдра, наконец, оставил мальчика одного. Старый слуга не верил в то, что ребенок может что-то такое учинить, хотя Вителлий по какой-то причине так не считал. «Может, он просто переживает, что с ним может что-то случиться», — решил Кейдра и отправился по своим делам. В свою очередь Драгомир очень обрадовался, что ему можно присесть. Ноги его буквально раздирало от боли, он снял повязки, наложенные Кейдрой и стер остатки мази, освободив тем самым ступни от огненных тисков. Чувствовал мальчик себя неважно, ощущая слабость и усталость. Он не заметил, как уснул, сидя на диване и проснулся только от того, что почувствовал: по нему кто-то бегает. Драгомир открыл глаза и увидел очаровательного черного котенка, который, поняв, что человек проснулся, замер на месте. Мальчик улыбнулся и протянул руку погладить котенка. Шалунишка сразу потянул мордочку к руке человека и довольно замурлыкал. Мальчик сел и взял котенка на руки. Только сейчас Драгомир понял, что он в другой комнате. Комната была просторная, кровать стояла у самой стены, позади кровати было два окна и дверь на балкон, а из мебели — стол посередине комнаты, угловой диван, два кресла, большой шкаф, настенное зеркало и два комода. Было светло, но мальчик не мог сказать: это еще вечер или уже утро. Встав и не выпуская довольного котенка из рук, Драгомир подошел к окну и отодвинул занавеску. На улице практически никого не было, только одна повозка неспешно двигалась под управлением старого кучера. Пройдя несколько метров, Драгомир с огромной радостью для себя обнаружил, что ноги нисколько не болят. Он посмотрел вниз — ступни были абсолютно чистыми, без каких-либо ссадин и мозолей.

— Вот здорово! — изумился он вслух.

Котенок тем временем немного устал от ласки и захотел побегать, показывая это человеку своими попытками спрыгнуть вниз. Драгомир улыбнулся и аккуратно опустил малыша на пол, тот смешно уселся и лапкой ударил Драгомира по пальцам.

— Хочешь поиграть? Сейчас что-нибудь придумаем.

Окинув взглядом комнату, Драгомир не увидел ни одного предмета на столе, ни на комодах. Похоже, в этой комнате до него никто не жил или здесь так хорошо убрались. Тогда мальчик отвязал повязку от одной из штор и потряс ею перед котенком, тот сразу же стал прыгать, пытаясь ухватить игрушку лапками. Драгомир гонял котенка по всей комнате, оба были веселы и счастливы и, когда сзади раздался строгий голос Кейдры, оба невольно испугались.

— Это еще что такое? Откуда здесь это? — недовольно спросил он, указывая на котенка.

Драгомир поднял малыша на руки и опасливо посмотрел на Кейдру, предполагая, что именно тот мог спросить. Старик решил, что мальчик и правда не понял вопроса, повторив.

— Откуда он здесь?

— Она! — возразила появившаяся в дверях Анна.

Она была в пижаме, отчего взгляд Кейдры выражал крайнее изумление.

— Анна! Ты не одета!

— Я знаю! — огрызнулась девушка и, пройдя в комнату, бережно забрала из рук Драгомира котенка. Судя по тому, как тот к ней потянулся, видел он ее не в первый раз.

— И это чудовище принесла ты?

Второе повергло Кейдру в еще больший шок, чем первое.

— Это не чудовище, а всего лишь котенок! И ты ничего не скажешь о нем дядюшке. Мы ведь договорились?

— Но…

— Может, мне рассказать, что стало со скатертью, подаренной дяде известным купцом Варием?

Кейдра удивленно посмотрел на девушку. Он никак не ожидал от нее такой резкости и что она станет шантажировать его ради котенка. Ради котенка! Как она могла притащить его домой? Зная, что это под запретом, что Вителлий на дух не переносит никакой живности в доме? Ей ведь уже шестнадцать лет, а не десять!

— Конечно, госпожа, — выдавил из себя Кейдра.

— Не обижайся, — исправилась Анна и виноватым голосом добавила. — Просто я знаю, как дядя к этому относится, но я не могла оставить котенка на улице. Она так смотрела на меня! — и, развернувшись к Драгомиру, она сказала ему на древнем языке. — Ты меня не видел, ни меня, ни котенка. Мы договорились?

— Да, госпожа Анна, — ответил он на современном языке.

— Быстро учишься, — похвалила его девушка и ушла к себе.

Проводив ее не очень довольным взглядом, Кейдра переключил внимание на мальчика и второй раз за утро изумился увиденному.

— Ничего нет! Но как такое возможно?! — воскликнул он, посмотрев на ноги мальчика.

Тот, поняв, что удивило старика, только пожал плечами. Он и сам ничего не понимал.

После завтрака Анна проводила дядюшку и позвала Драгомира с собой. Они прошли в небольшую комнату, где на столе лежало несколько книг.

— Сядь, — сказала девушка, указывая мальчику на стул и, достав из шкафчика бумагу, перо и чернила, села напротив него. — Сейчас я буду называть тебе слово, ты его запишешь, а я рядом напишу слово на современном языке и потом произнесу его. Хорошо?

— Да, госпожа Анна.

Девушка улыбнулась.

— Можно просто Анна.

Эта улыбка мгновенно расположила к ней Драгомира. Он знал эту девушку всего второй день, но она уже породила в нем массу чувств: сначала он был восхищен ее красотой, потом смутился, что слишком откровенно выразил свое восхищение, а теперь он ощущал огромную радость просто от того, что она рядом. Не сразу совладав с собой, он заставил себя сосредоточиться и заняться, наконец, делом. За несколько часов он запомнил не один десяток слов. И Анна не случайно просила его записывать слова, пусть это и дольше, но зато это способствовало более успешному запоминанию.

— Кошка, — диктовала Анна.

На этом слове она лукаво улыбнулась, вспомнив свою маленькую черную красавицу и, так получилось, что она слишком резко наклонилась, чтобы взять листок, который Драгомир захотел взять первым и подать ей. Он тоже наклонился и они стукнулись лбами.

— Ой! — одновременно воскликнули они оба, потирая лбы.

— Может, нам передохнуть? — спросила Анна.

— Но «кошку» допишем.

— Ладно, давай листок.

За столом Анна осторожно поинтересовалась.

— Скажи, а ты знаешь, как колдовать?

Мальчик пожал плечами.

— Но ведь ты сегодня ночью использовал магию.

Драгомир удивленно вскинул глаза.

— Нет.

— Вчера у тебя был жар, — пояснила девушка. — Ты помнишь, как дядя отнес тебя в твою комнату?

— Нет.

— Вчера у тебя все ступни были в болячках, а сегодня на них ни царапинки. Это самоисцеление и его невозможно применить без магии!

— Я… не знаю, как это произошло. Я знаю только, что я спал.

— А до этого?

Драгомир внимательно посмотрел на нее и тоже задал вопрос.

— Я ничего не помню, Анна, но из всего, что я уже знаю, получается, что я из прошлого? Я попал в будущее с помощью магии?

— Не совсем, просто ты очень долго спал, целую тысячу лет.

— Тысячу лет?! Это невозможно!

— Но ведь ты волшебник — все возможно.

— А почему волшебники исчезли тысячу лет назад?

Анна ненадолго задумалась: а правильно ли она делает, что говорит ему. Но с другой стороны он все равно узнает, рано или поздно. Уж лучше начать сейчас, последовательно подводя его к правде.

— Потому что ты уснул, — ответила на его вопрос девушка.

— Со мной, что, уснула вся магия?! Но как такое возможно?

— Никто не знает.

— А разбудила меня Гедовин?

— Да, и она тоже не может сказать: как это сделала.

— Получается, магия — это какая-то сплошная тайна.

— О! Этой тайне посвящены сотни, тысячи книг, так что, думаю, какую-то ее часть можно сделать явной.

— А ты покажешь мне эти книги?

— Да, конечно, но сначала тебе нужно научиться современной речи, адаптироваться, а потом уже вспомнить, как творить волшебство.

— Насчет языка. Я многие слова, оказывается, знаю, только они звучат по-другому, но все равно они очень похожи на тот вариант, который известен мне. Твой дядя говорил мне, что был язык, на котором говорили в народе, но потом он изменился. Теперь мне понятно, почему речь такая странная. Тысяча лет — это очень много.

— Да, но ты быстро все запоминаешь, так что не переживай.

— А можно еще один вопрос?

— Если я смогу на него ответить.

— Твой дядя сказал, что знает: кто я. Он знает, что я из прошлого? Или он знает мое имя?

— И то, и другое, но тебе пока не нужно этого знать, поверь мне. И, если дядя спросит, мы с тобой об этом не говорили, ладно?

Драгомир кивнул. Последние слова Анны еще более расположили к ней мальчика, он стал более спокойно чувствовать себя рядом с ней и больше доверять ей.

Вторая половина дня прошла весело и беззаботно. После обеда они даже взяли перерыв и поиграли с котенком, за которым в отсутствие Анна следила Делия. Анна и Драгомир весело смеялись комической историей, которую девушка перевела для мальчика на современный язык, когда в комнату вошел Вителлий. Увидев его, мальчик резко смолк, даже не оборачиваясь, Анна поняла: в чем дело.

— Добрый вечер! — поприветствовала его девушка, вставая из-за стола.

— Добрый вечер, я смотрю у вас тут весело.

— Да, мы переводили анекдот. Сначала прочитали на древнем, а потом на современном.

— Хорошо? Значит, успехи за день есть.

— Конечно. Драгомир быстро учиться.

А ближе к вечеру того же дня Модест пробирался в свой дом подобно вору, хорошо знакомому с обстановкой. Издалека он увидел карету у своего дома, одну гражданскую, одну городской охраны. Не нужно было гадать — это прибыл Кай Томилин с официальной подмогой. Свернув за угол, Модест прошел между двумя домами и двинулся вдоль забора своего дома, где в окружающем его саду росли наиболее высокие кустарники. Здесь располагалась вторая дверь в сад; нашарив ключ через щель в металлических изгибах двери, Модест осторожно открыл дверцу, потому что петли ее давно никто не смазывал, и вошел в сад. Крадучись, согнувшись, Модест дошел до выхода из подвала дома. К счастью, весь этот путь он проделывал не раз.

Модест без труда миновал подвал и подошел к кухне, переждал, когда ходящая от кастрюли к кастрюле Лора выйдет в кладовку, затем проскользнул в коридор. Все было тихо, однако стоило Модесту подняться на второй этаж, как он услышал голос отца, похоже находился тот в его комнате.

— Борис, если Модест вернется, сразу сообщи мне. Я должен вернуться в мэрию, надеюсь, что ненадолго, но гарантировать ничего не могу.

— Да, да, конечно.

В доме также останется городской охранник, на случай если Модест вернется и сможет рассказать о местоположении девочки, так что вы проследите, чтобы он себя тут комфортно чувствовал.

— Да, конечно, господин Лиан.

— Ну вот и хорошо. Надеюсь, Модест вернется к моему возвращению.

Модест скользнул в шкаф, отец его не заметил, теперь оставалось только дождаться, когда уйдет Борис, и действовать потом надо очень быстро. К счастью, Борис в комнате долго не задерживался и вышел почти вслед за Лианом. Осторожно мальчик выбрался из своего убежища и быстро пересек пару метров, которые отделяли его от двери его комнаты. Поначалу он хотел закрыть дверь на защелку изнутри, но случись Борис вернется или Лора захочет зайти сюда, тогда эта комната станет мышеловкой на радость дежурящему внизу стражнику. «Лучше я ее слегка приоткрою, — решил мальчик, — так я быстрее услышу, что кто-то идет, а уж где спрятаться в собственной комнате я найду.»

Модест открыл бельевой шкаф. Не особо разбирая, достал пару брюк, рубашек и верхних туник, запихал это все в заплечную сумку, потом отодвинул картину, достал сундучок с ключом от подземных галерей и вернулся в коридор. Идти в обратную сторону оказалось сложнее, Модесту приходилось отсиживаться то за тумбочкой, то в шкафу, то стоять за занавеской. На, наконец, он спустился в подвал и вышел в сад. Повозка городской охраны по-прежнему стояла у дома. С некоторым сожалением вздохнув — сейчас бы поужинать, заняться своими делами дома — Модест пошел прочь от дома. Едва выйдя на дорогу, он увидел, что в его сторону едет карета, проскочив перед ней, он пошел дальше и, когда услышал сзади строгий голос, не сразу понял, что обращаются именно к нему.

— А ну стой!

Это голос отца, Модест на секунду замедлил ход, но только на секунду.

— Модест! Остановись сейчас же!

Может, отец что-то забыл дома? Или просто так быстро уладил дела? В любом случае, сейчас нельзя было попасться ему, и мальчик побежал.

— Модест, вернись! Да что же это такое?!

Подземные галереи отсюда были совсем близко, но сегодня мальчик уже бегал на предельной скорости, преодолев предельно возможное для него расстояние, ему казалось, что ноги у него ватные. Поначалу он вообще думал, что не сможет разбежаться, но не все оказалось так критично, да и Лиан давно не тренировался в беге, чтобы у него были шансы догнать мальчика. Скользнув в сточный люк, Модест вбежал в подземелье, на безопасную для него территорию.

Увидев, как сын скрывается в сточном люке, Лиан в ужасе остановился. Он поверить не мог в то, что видит. Когда сегодня к нему приехал разъяренный Кай Томилин и сообщил о том, что Гедовин сбежала, и свидетели утверждают, что сбежала она с Модестом, Лиан недоверчиво отнесся к этому и заверил Томилина в том, что его сын, безусловно, вразумит расстроенную девочку и приведет домой, но выходило, что оба они и не думали возвращаться! «Ну ничего, есть вам там все равно нечего, — заверил себя Лиан, — скоро как миленькие вернетесь! Надо же как не кстати уехал Дан! Он наверняка знает, где дети могут скрываться.»

— Почему так долго? — спросила встревоженная его долгим отсутствием Гедовин.

— У меня дома городской охранник, жаждущий узнать твое местоположение — мне пришлось передвигаться от тумбочки к тумбочке. А потом я убегал от отца. Держу пари, он сейчас недоумевает, почему я себя так веду.

— Да, не каждый день послушный мальчик сбегает из дома.

— Как и примерная девочка сбегает от монашек.

Оба весело рассмеялись. Конечно, им было страшно, они не знали, что именно должны делать, что они могут сделать и вообще смогут ли, и что их ждет потом. О последнем, они не думали, совершенно не отдавая отчет тому, как нынешний побег скажется на их будущем. Другой разговор, каким будет это будущее.

В помещениях под библиотекой было несколько настоящих комнат, разве что без окон. Хранимые магией предметы обстановки — диваны, кровати, столы и стулья, табуреты, шкафы и прочее — сохранилось здесь и сейчас, так что Модест и Гедовин имело широкий выбор ассортимента, от комнаты до хозяйственной утвари. Здесь даже была уборная, а один из коридоров вел в небольшой грот к подземной речке. Вода в ней была просто ледяная, но зато всегда чистая. Пока Модест отсутствовал, девочка позаимствовала из столовой библиотеки шикарный ужин и молоко с хлебом на завтрак. Так как было уже поздно, они поужинали и разошлись по комнатам.

День четвертый

На следующий день Гедовин переоделась, закрутила косу под шляпу, которую пришлось стащить из библиотеки, так как Модест об этом не позаботился, и вышла на улицу. Модест тем временем отправился в книжные хранилища, в секции, где хранились книги по магии. Захватив светильник — его Гедовин добыла вместе со шляпкой — мальчик за несколько ходок нанес целую кипу книг в общую комнату. В отличие от Гедовин он не владел древним языком в совершенстве, но все-таки неплохо знал его из тех уроков, которые ему давала девочка.

Было уже около одиннадцати часов, когда Гедовин подошла к дому Вителлия. На улицах было очень оживленно и полно народа, и девочка могла не опасаться излишнего внимания к себе. Дом Вителлия находился довольно далеко от центра города и от библиотеки, так что ей пришлось хорошенько прогуляться прежде, чем дойти до дверей его дома. По идее, рассуждала девочка, Вителлия и Анны сейчас нет, а слуги вряд ли узнают ее в таком виде. Смело Гедовин поднялась на крыльцо и постучала. Конкретного плана она не придумала и могла только импровизировать, как и говорила вчера Модесту. На ее стук никто не открыл. Натянув шляпу пониже, Гедовин вновь постучала и с минуту подождала, на этот раз дверь перед ней открылась.

— Чего тебе? — сухо осведомился Кейдра.

— Я пришел к Никону. Я услышал, что он здесь, мы с одной деревни.

— Почему ты уверен, что это твой знакомый, может, ты ошибаешься?

— Да нет же! Никон Бареев! Мне говорили: он здесь. Пожалуйста, господин, я ничего такого не прошу. Я тут в подмастерьях у плотника, и я ни в чем не нуждаюсь, просто хотел спросить: как там мои родственники, у меня две сестренки и брат старший.

— Ладно, подожди здесь.

— Спасибо, господин, вы очень добры!

«Как жаль, что он не пустил меня в дом!» — с сожалением подумала Гедовин и, сбежав с крыльца, чуть пригнулась и пробежала под окнами за дом. Если Кейдра вернулся в дом, решила девочка, то он вполне мог пойти спросить разрешения. Что если Анна или Вителлий дома? Хотя слуга мог и не знать о том, что мальчик не говорит на современном языке. Первая догадка оказалась правдивой: дверь открыла Анна и, никого не увидев на пороге, осмотрелась. Пожав плечами, девушка вернулась в дом.

Гедовин вышла из-за угла и прошла вперед по улице. Сев на одну из скамеек, стоящих вдоль дороги, она сложила на груди руки и надула губы от досады. Войти в дом не получается, влезть в дом не получится: когда она зашла за дом, ее сразу заметил и направился к ней смотритель улицы — все-таки Вителлий был видным человеком в городе и жил в элитном новом районе. «Ладно, — думала Гедовин, — чтобы такое предпринять? Разбить стекло? Ворваться в дом? Попробовать поговорить с Анной? Ой, нет! Лучше бить стекло. Вот бы Анну отвлечь. И вообще, чего она дома торчит? Она должна быть на занятиях!»

Тем временем Анна уточняла у Кейдры детали внешности мальчика, пришедшего к Драгомиру. Она понимала: такое само по себе невозможно, один процент на миллион, что это — не розыгрыш. Но даже если существует такой мальчик по имени Никон Бареев, то откуда его появление в дома Вителлия стало известно в городе?

— Глаза голубые и очень симпатичный на вид? Держу пари, это Гедовин, но зачем ей… Чего она добивается?

В том, что она ее раскусит, лично Гедовин не сомневалась. Но действовать все равно надо сейчас, глупо ожидать Вителлия. А если он тоже дома? «Да, нет! — возразила самой себе Гедовин. — Тогда бы он вышел сам и не посылал бы свою драгоценную Анну». Сжав кулаки, Гедовин встала и направилась вновь к дому, смотритель, который все это время внимательно наблюдал за ней, пошел за ней следом. Девочка поднялась на крыльцо и постучала, На этот раз Кейдра, не говоря ни слова, пропустил ее внутрь.

Анна еще не успела уйти из гостиной.

— Гедовин! Что у тебя случилось? Зачем тебе нужен Драгомир?

— Он, что, пленник? — грубовато осведомилась девочка.

— Нет.

— Тогда я могу увидеть его?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты ведешь себя странно. Когда мы узнали вчера, что ты сбежала из дома, то сначала не поверили, но выходит это правда, и, судя по всему, ты даже не собираешься возвращаться.

— Гедовин! — неожиданно для обеих девочек раздался голос Драгомира сверху.

Он сбежал по лестнице вниз.

— Драгомир, мне нужно поговорить с тобой, — обратилась к нему Гедовин на древнем языке. — Это очень важно.

— Да, конечно, — ответил он и одновременно с ним Анна.

— Конечно, нет!

— Но почему? — недоуменно спросил мальчик.

— Потому что Гедовин сначала нужно вернуться домой и извиниться перед родителями.

— Сначала я поговорю с Драгомиром! — огрызнулась девочка.

Кейдра непонимающе крутил головой: дети говорили на незнакомом ему языке. Только по тону он мог понять, что они спорят, а значит, уйти он не мог и должен был оставаться здесь.

— Драгомир, если ты пойдешь со мной…

— Ах он еще и пойти с тобой должен? Ты же сказала, хочешь только поговорить.

— Это тебя не касается!

— Следи за своим языком!

— Драгомир, — Гедовин вновь обратилась непосредственно к мальчику, — мне очень нужна твоя помощь. Пожалуйста дай мне шанс хотя бы сказать.

Мальчик, который, как и Кейдра, мог только наблюдать за девочками, несколько удивленно спросил.

— Почему ты не можешь говорить сейчас? Что такого страшного в твоей просьбе?

— Давай выйдем на улицу.

— Он никуда не пойдет!

Он даже не успел ответить, как Анна шагнула к нему с тем, чтобы взять его за руку. И в этот момент Гедовин сказала всего одно короткое слово.

— Стой!

Она не знала, как это получилось, почему так случилось. Она бы даже не смогла повторить то, как она это сказала, но только Анна действительно встала, замерла на месте в полушаге. Кейдра испуганно моргнул, он не понимал, что происходит: Анна застыла на месте.

— Что? Что вы сделали?

Недолго думая, Гедовин взяла за руку Драгомира и потянула на улицу.

— Не может быть, чтобы это было надолго, — с надеждой в голосе сказала девочка, в душе чувствуя страх: что если Анна так и останется стоять на месте?

Но Драгомир успокоил ее, тем не менее, оставаясь стоять на месте.

— Ненадолго. Так о чем ты хотела меня попросить?

— Я и мой друг Модест, мы хотим спасти Рувир и просим тебя помочь нам.

— Но… я даже не знаю: кто я. С чего ты взяла, что я могу помочь тебе?

— Я знаю, кто ты, и я все расскажу тебе.

Драгомир внимательно посмотрел на нее.

— Полагаю, мне нужно пойти с тобой?

Девочка кивнула.

— Тогда идем. Только скажи Кейдре, что с Анной все будем в порядке.

— Спасибо! Кейдра, — обратилась девочка к слуге, который тщетно пытался растормошить Анну. — Она скоро придет в себя. Передайте ей, что мне жаль и я прошу прощения.

— Но… Что ты сделала? Почему она замерла?

— Похоже, я заколдовала ее. Простите.

И она пошла к выходу, мальчик направился следом за ней. Он понимал, что поступает не совсем правильно, он очень переживал, оставляя здесь Анну в таком состоянии. Но желание узнать что-то о себе пересилило все. Он чувствовал себя слишком потерянным и сейчас узнать о своем прошлом означало для него обрести себя. Поэтому он пошел за Гедовин, в душе моля всех святых, чтобы Анна не злилась на него.

Придя в себя, Анна негодовала. Едва она почувствовала, что может шевелить конечностями, а мысли перестали тонуть в поле забвения, девушка сразу же вышла на улицу, но, естественно, ни Гедовин, ни Драгомира там не было. Зато прохаживался уличный смотритель, сразу напротив дома через дорогу. Анна окликнула его и поманила к себе рукой.

— Да, госпожа?

— Добрый день. Скажите, вы видели здесь двух мальчиков?

— Да.

— Куда они пошли?

— В ту сторону, но я за ними не следил. Я решил, что раз одного из их впустили в дом, значит, ничего страшного, что вышли двое.

— Ясно, спасибо.

— А что произошло? Может, стоит доложить в местное управление охраны?

— Нет, нет, ничего нужно. Спасибо.

Анна вернулась дом, сейчас она могла только поехать к дяде, но он не считал нужным переезжать отсюда, а держать лошадь на крыльце было бы не совсем уместно. Они каждый раз отправляли Дэлию или Кейдру в ближайшую курьерскую службу. Пусть это близко, но, как ни крути, раньше, чем через двадцать минут, она отсюда не уедет.

После того, что случилось в храме, никто из его служителей уже не сомневался в источнике чудодейственной силы. Госпожа настоятельница, сидя утром в своем кабинете, до сих пор с содроганием вспоминала о той боли, которой ее подвергли. Подвергла Алина руками ребенка! Стражники храма обыскивали едва ли не каждый дом в поисках юной виновницы и ее матери, но пока их так и не нашли, и Каллине оставалось только ждать. При всей своей жажде наказать виновных, Каллина чувствовала, что ее все больше и больше начинает одолевать страх: что если в следующий раз приспешница Алины проявит себя куда более жестоко? В этот раз все хотя бы остались живы! Однако страх означал отступление от веры и потому Каллина терзалась еще больше. Она должна верить в мощь Алина, верить в то, что он защитит ее и не отдаст на потеху своей злобной сестре. И он защитит, если человек будет верить. Однако вред был причинен, неужели в тот момент госпожа настоятельница и все служители храма усомнились в вере в Алина? При всем недоверии к этому предположению Каллина не смела отвергать его. Вчера она назначила дополнительную службу покаяния и собиралась тоже сделать сегодня, лишь отчасти надеясь, что это поможет избавиться от сомнений и вопросов, если не ей, то хоть кому-то!

А в это время Кай Томилин метался как зверь в клетке, шагая из угла в угол столовой, на ходу жуя пирог и запивая остывшим чаем. Сидеть он уже не мог, он и ночь практически не спал, негодуя и злясь на всех и вся. Люди уже знали о побеге Гедовин, хотя он и попытался поначалу скрыть это, и теперь он знал, что все смеются над ним, обсуждают, а он даже не может уехать из города! Но, впрочем, уезжать он не собирался до тех пор, пока не найдет этугадкую девчонку, которая, к несчастью, являлась его дочерью, очернив своим поступком себя и всю семью.

— Я найду ее, где бы она не была! И потом прилюдно отрекусь от нее и брошу на улицу, где ей самое место. Подумать только, я столько вложил в ее воспитание — и вот она, благодарность. А все ты, Оливия! — говорил он, указывая чашкой на жену. — Это в тебя она такая неженка и недотрога. Не захотелось ей, видите ли, связывать свою жизнь с храмом! Да только в жизни редко все по желанию выходит. Ясно вам?

Оливия сидела молча, понурив голову и смиренно выслушивая монолог мужа, возразить ему она не смела, ни сейчас, ни когда-либо до этого. Даже замуж за него она вышла из страха и по необходимости. В свое время Каю очень понравилась дочь госпожи Руяны, когда он приехал в гости в Рувир к своей дальней родственнице. В следующем году он пообещал себе добиться ее руки, чего бы это ему не стоило. В праздник летнего солнцестояния, когда вся молодежь была на улицах, он подошел к девушке и поцеловал при всех. Зазевавшаяся по сторонам Оливия не заметила, как молодой человек подошел к ней, и не смогла отбиться, когда он схватил ее: он был намного сильнее. Нагло поцеловав девушку, он бесцеремонно заявил всем, что она его невеста и они уже помолвлены. Оливия, зная, что если сейчас она опровергнет его слова, то может быть осмеяна в глазах общества, она не верила в свои силы и возможность доказать клевету молодого человека. Она солгала матери, боясь подвергнуть и ее, госпожу настоятельницу библиотеки Рувира, насмешкам общества, она сказала, что влюбилась в Кая и тайно была помолвлена с ним еще в прошлом году. Руяна отнеслась к этому известию крайне недоверчиво, но не посмела отказать любимой дочери в праве выбора. Лишь после рождения Гедовин Оливия созналась, и тогда Руяна настояла на том, чтобы внучка жила с ней до поступления в школу. Кай уже тогда решил сослать девочку в закрытую школу, спорить с ним было бесполезно. А Руяна с сожалением поняла, насколько же разными они были с дочерью.

Сейчас Оливия тоже не смела перечить мужу, покорно выслушивая все и горько сожалея о том, что жизнь так сложилась. Женщина целиком ушла в себя.

— Оливия! — окрик мужа заставил ее вздрогнуть. — У тебя есть мысли, куда она могла пойти?

— Нет, — тихо ответила она.

— Что ты мямлишь, когда тебя спрашивают! Ты, что не понимаешь, что произошло и что нас теперь ждет?!

Не добившись от жены никакого ответа, а, значит, и никакого повода покричать на нее, Кай доел пирог, поставил на стол чашку и резкими шагами вышел из столовой. Для начала он поехал к Нисторину, Модеста там не было, да и Лиана тоже, что безмерно возмутило господина Томилина, он едва удержался от скандала, но не стал унижаться перед слугами, выражая им свои чувства.

«Сначала тот щенок! — негодовал Кай. — Потом старый друг, а теперь побег!» Он бесцельно ехал по городу, высматривая дочь, и в какой-то момент ему показалось, что он увидел ее.

— Туда! — заорал он кучеру, тыча пальцем направление.

Буквально на ходу он выскочил на тротуар и ринулся за девочкой. Он бесцеремонно распихивал людей и, наконец, схватил ребенка за руку и развернул к себе. Испуганное лицо незнакомой девочки и недовольное лицо матери заставили Кая отступить на шаг.

— Простите, я обознался. Я ищу дочь, она пропала, — пробормотал он и побрел обратно к своему экипажу. — Ну попадись мне только!

— Господин Вителлий, — проворковала помощница, — приехала ваша племянница. Пригласить ее?

— Что? Да, конечно!

Едва Анна вошла, он сразу же спросил.

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Драгомир ушел.

— Как? Почему? Что произошло?

— Пришла Гедовин, — рассказывала Анна, она села в кресло и уставилась в пол, — Сначала сказала, что хочет поговорить с ним. Я запретила, но Драгомир вышел сам, а потом Гедовин заколдовала меня. Я не могла ни пошевелиться, ни сказать хоть слово, я даже не помню ничего, но Кейдра сказал, что я простояла так минут десять.

— Но она хоть что-то сказала? Что ей нужно от мальчика?

— При мне она просила его помочь, а Кейдра слышал потом, что она упомянула имя Модеста. Говорили-то они на древнем, так что чего именно она хотела, неизвестно.

Вителлий покачал головой.

— Плохо, это очень плохо, она ведь все расскажет ему.

— Наверное да.

— Их нужно найти. Идем! — сказал он, вставая, — Навестим Кая Томилина, может, он уже выяснил что-нибудь. Нет, но это надо же, сбежать и теперь еще друзей своих тащить за собой. Что же она задумала?

Если бы только Вителлий знал, что все трое ребят прямо у него под ногами в буквальном смысле слова!

— Это наше убежище, — пояснила Гедовин, когда они спустились в сточный люк.

— Это?! — не понял Драгомир, Гедовин рассмеялась.

— Не эта канава, нет!

Достав простой с виду ключ, Гедовин приложила его к стене и шагнула прямо в толщу стены.

— Только не отпускай мою руку!

Драгомир мало что знал о своей жизни, фактически она началась всего несколько дней назад, но он уже понял, что обычной она не будет, и все равно это было удивительно. Стена была, и ее не было! Словно это иллюзия.

— Здорово!

— Особенно если учесть, что это сделал ты.

— Я?!

— Да, ты придумал этот вход с магическим ключом.

— Откуда ты это знаешь?

— Из книги, в которой я взяла этот ключ. Там описывается механизм его работы. Я покажу тебе, идем.

Некоторое время они шли молча.

— Выходит, все знают: кто я, только я сам не знаю, — сокрушенно произнес Драгомир.

— Нет, что ты! Что ты тот самый Драгомир дэ Шор знаем только я, мой друг Модест, Вителлий и Анна. Вряд ли они кому-то говорили о тебе, да они и тебе-то самому не сказали.

— Драгомир дэ Шор, — медленно повторил мальчик, — все равно не помню!

— Ну еще бы, ты же спал тысячу лет!

— Ты не представляешь, как это тяжело — совсем ничего не помнить! Все равно, что ты есть и тебя нет.

— Конечно, я не понимаю, насколько тебе тяжело, но думаю, тебе, действительно, очень нелегко. Сочувствую тебе.

— Спасибо. Чем еще отметился в истории Драгомир дэ Шор кроме того, что я сделал вход в это подземелье, потом уснул на тысячу лет, захватив в свой сон магию?

— О, много чего!

— Когда же я успел? — искренне удивился мальчик. — Мне ведь всего лет тринадцать — четырнадцать? Точнее было столько тысячу лет назад.

— Ты был взрослым, но стал моложе на десять лет, когда… когда тебя пытались убить за то, что ты взорвал Чудоград.

Гедовин ожидала от него дальнейших вопросов, но мальчик более не проронил ни слова. Он был в ужасе от услышанного, и Анна была права, говоря, что не надо ему пока знать о себе.

— Меня зовут Модест, — представился белокурый паренек, внимательно и с большим интересом разглядывая его.

Драгомир даже смутился. Но, впрочем, раз Модест знал, какое он чудовище, верно, ему было интересно: как выглядит тот, кто взорвал целый город. Едва подумав об этом, Драгомир почувствовал себя дурно. Он не хотел, не мог поверить, что это правда, и отдал бы все, чтобы вновь все забыть и не знать даже собственного имени. Еще бы и его никто не знал!

— Итак, — сказал Гедовин, усаживаясь за стол посередине комнаты-штаба. — Мы хотим спасти Рувир, и просим тебя помочь нам. Дело в том, что царь Истмирры Изяслав решил вернуть город в состав своей страны, раньше, сорок лет назад, Рувир и был частью Истмирры, но город завоевал Гриальш, в составе которого мы сейчас находимся. Царь Изяслав поставил условие: если Рувир добровольно перейдет на его сторону через несколько дней, то все закончится мирно, если же нет, то он намерен отвоевать Рувир.

— И вы хотите, чтобы я помог вам защитить Рувир? — воскликнул Драгомир и, не дав ребятам ответить, вскочил и возбужденно произнес. — Для этого ты привела меня сюда и наложила заклятье на Анну?! Но вы напрасно думаете, что если в древности я уничтожил целый город, то сейчас помню: как я это делал. А даже если бы и помнил, то не стал бы для вас убивать! Ищите кого-нибудь другого!

Он резко развернулся с твердым намерением уйти отсюда, но Гедовин тоже встала и, поймав его за руку, мягко возразила.

— Нет, все не совсем так. После того, как магия уснула, в мире стали править не волшебники, а Храм, религия, которая поставила всех в очень жесткие рамки. И все это делали люди ради власти, религия для них лишь средство. Истмирра — единственное государство, где правит не Храм, а царь, в храмы там люди ходят молиться. Рувиру лучше вернуться в состав той страны, частью которой он всегда являлся!

Драгомир недовольно выдернул руку.

— По-моему, царь Изяслав выставил вам хорошее условие, вот пусть жители Рувира и ответят на поставленный им вопрос. Если они хотят вернуться к Истмирре, пусть возвращаются, если же нет — пусть Гриальш заступится за вас.

— Но мы не хотим, чтобы царица Тиона воевала с Истмиррой, ясно ведь, что Рувиром дело не закончится. Вот если бы Тиона испугалась магии и добровольно-принудительно сдала город…

Драгомир испытывающим взглядом посмотрел на девочку и строго произнес.

— Гедовин Томилина, с чего ты взяла, что твое мнение о вреде правления этого Храма единственно верное, и все должны согласиться с ним? Может, людей устраивает правление Храма, к тому же сорок лет в составе другого государства — это не малый срок. Многие, и ты в том числе, родились в Гриальше, логично, если ты захотела бы защищать свою страну!

— Но ты не знаешь порядков Храма! — не сдавалась Гедовин. — Отец хотел упечь меня в храм на всю жизнь, и я не могла бы уйти оттуда по собственной воле.

— Ах, вот в чем дело?! — воскликнул Драгомир. — Ты не согласна со своим отцом и из-за этого должны пострадать все люди, а такой монстр как я должен помочь тебе? Нет, Гедовин! Вернись к отцу и поговори с ним.

— Он не станет меня слушать, — прошептала девочка. — Он уже, наверное, отрекся от меня.

— Он — твой отец, и в твоих силах заставить его вспомнить это. Насколько я понял, ты сбежала. Конечно, это не заставило его гордиться тобой, наверняка, огорчило и расстроило. Так что я бы тебе посоветовал вернуться домой и просить прощения.

Такой напор от тихого мальчика, которого Гедовин всего пару дней назад вела за собой, смутил девочку. Все, что она смогла ему ответить, это неуверенным голосом произнести.

— Но ведь я разбудила тебя!

— Да лучше бы я никогда не просыпался! — со слезами на глазах воскликнул Драгомир и бросился бежать обратно.

— Нет, Драгомир, постой! — крикнула ему вслед Гедовин и почти шепотом добавила. — У тебя же нет ключа.

Девочка повернулась к Модесту, который молча наблюдал за происходящим, сидя на табурете и поджав под себя ноги. Гедовин затравленно произнесла.

— Только не говори, что ты предупреждал меня.

— Зачем? — мальчик пожал плечами. — Мне жаль, что так получилось, Гедовин.

— И что нам теперь делать?

— Будем думать дальше над нашим планом.

— Но как? Без Драгомира…

— Драгомир все равно ничего не помнит. А ты, он сказал, заколдовала Анну, значит, ты — волшебница. Здесь полно магических предметов, которые мы можем использовать. Наверное, сможем, — сразу поправился мальчик.

— Это все глупо! Какая же я дура! — со слезами на глазах ответила Гедовин и, взяв со стола ключ, добавила. — Пойду открою ему дверь.

Всю дорогу Гедовин пыталась решить, что будет делать дальше. Воспользоваться советом Драгомира она точно не могла, значит, она будет и дальше скрываться. Что касалось предложения Модеста, то она была слишком не уверена в своих силах. Практически ничего не зная ни о способах применения магии, ни об использовании магических предметов… На все требовалось время и усилия. Еще Гедовин искренне сожалела, что вот так все представила Драгомиру, даже не предположив, как может ранить его правда. Она невольно замерла на месте, увидев его горько плачущего во внешнем коридоре, не решаясь подойти к нему. Ощутив ее присутствие, мальчик невольно вздрогнул и притих.

— Извини, что накричал на тебя. У тебя ведь бабушка умерла, я знаю: тебе очень сейчас тяжело.

— И ты прости. Я не должна была говорить тебе и просить о таком.

— Правду я все равно бы узнал, — сокрушенно, покачав головой, возразил мальчик. — Скажи, зачем я это сделал?

— Согласно общепринятому мнению, ты перешел на сторону противника. Тогда Истмирра воевала с Тусктэмией.

— Почему я предал своих?

— Потому что ты был младшим сыном и незаконнорожденным. Если бы Дамира выиграла, ты бы стал царем.

Драгомир коротко и часто дышал, вот-вот вновь готовый расплакаться.

— Я в это не верю! Я не знаю, но я почти уверен, что это неправда!

— Может, тебя и оклеветали, Драгомир. Историю ведь пишут те, кто приходит к власти. Когда-нибудь ты все вспомнишь и расскажешь нам правду.

Мальчика глубоко тронули ее слова, ее вера в возможное существование других его мотивов, он с благодарностью посмотрел на нее и заверил.

— Я никому не скажу: где ты. Скажу только, что мы разговаривали с тобой в сточной канаве, я не согласился помочь тебе и ушел. А ты подумай все-таки над моими словами и сходи к отцу.

— Я подумаю, — кивнула Гедовин. — но ничего не обещаю. И, Драгомир, ты мог бы не объяснять подробно: как именно я просила тебя защитить Рувир. Тебя ведь все равно спросят, просто скажи, что я хотела защищать Рувир с помощью магии, но от кого и зачем, не говори, ладно?

Он кивнул. Гедовин открыла ему дверь и, выведя его наружу, вернулась обратно. Было уже около трех часов дня, когда мальчик побрел обратно к дому Вителлия, настроения не было никакого. Он все думал и думал над словами Гедовин, и не мог поверить в то, что он — то чудовище, о котором она говорила. Ему казалось, что это все о ком-то другом, не о нем и все тут! А он? Он всего лишь мальчишка, который не помнит себя. Нет, ну не мог же он не ощущать в себе той жестокости, которая ему, по идее, должна быть присуща! Но ведь смог же он накричать на запутавшуюся девочку, которая совсем недавно узнала о смерти бабушки. Да что ей потом его извинение! Так, в нелегких раздумьях, Драгомир подошел к дому Вителлия. К реальности его резко и жестко вернул голос отца Гедовин.

— Где она? — прошипел он, в два шага подойдя к мальчику и резко схватив его за плечи, с силой встряхнул его. — Ну? Отвечай!

Мальчик понимал: чего от него хотят, но не знал: как правильно ответить.

— Гедовин боится, — медленно, стараясь выговорить каждый звук, произнес мальчик. — Она… не знаю: как сказать! — в сердцах воскликнул он на древнем.

В этот момент из дома выскочила Анна и подбежала к ним.

— Прошу вас, господин Томилин! Он не знает нашего языка! Позвольте мне расспросить его.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы мужчина, и, не выпуская мальчика из рук, сказал. — пройдем в дом.

— Да, да, идемте!

Увидев мальчика в окно, Анна стремглав бросилась на улицу, ничего не сказав Вителлию. Тот сразу же подошел к окну и, поняв в чем дело, быстро спустился вниз следом за племянницей.

— Никон, я рад, что ты вернулся.

— Где моя дочь? — сразу поправил Вителлия Кай Томилин.

— Никон, господин Томилин спрашивает, где его дочь?

— Я точно не знаю, мы говорили в сточном подземном тоннеле, когда я не согласился помочь ей, она ушла вглубь по тоннелю, но я не следил за ней.

— Ты ушел довольно давно. Все это время ты говорил с ней и никуда из сточного тоннеля вы не уходили? — скептическим тоном спросил Вителлий.

— Мы шли сначала по тоннелю, но я нашел дорогу назад.

— Ты хочешь сказать, что Гедовин живет в подземных сточных канавах? Почему тогда у тебя ноги сухие, я могу поверить в то, что носки высохли, но обувь. Так где Гедовин, Никон?

— Я обещал ей, что не скажу, — тихо, но твердо сказал мальчик.

— Никон, я надеюсь, ты понимаешь, что обещание сбежавшей из дома девочке куда менее важно, чем тревога за нее со стороны ее близких? Поэтому, я прошу тебя, нарушь слово ради нее же самой и скажи нам: где она.

Драгомир нервно кусал губы, он стоял, низко опустив голову.

— Чего вы тянете? — гневно воскликнул Кай. — он сказал, где Гедовин?

— Еще нет, но скажет, — заверил его Вителлий, мальчик понял его слова и содрогнулся. Бежать было некуда. Почему-то сейчас он еще больше не верил в то, что когда-то он взорвал родной город, но чувствовал себя покинутым маленьким мальчиком, которому так хотелось ласки и понимания, а не требовательности и строгости.

— Я обещал, — начал он, но его тут же прервала Анна.

Будучи на полголовы ваше него, Анна взяла его за плечи и в упор посмотрела на него, буквально заставив его поднять голову. Поймав его взгляд, она внимательно посмотрела на мальчика.

— Никон, Гедовин запуталась, именно поэтому мы сообщили ее отцу, что она приходила сюда. Гедовин нужно помочь, мы должны знать, где она.

— С ней Модест, — неуверенно ответил мальчик.

— Модест — всего лишь мальчик, он помогает ей по дружбе, не осознавая того, что делает только хуже, и себе, и ей.

— Она, она очень боится, что отец запрет ее в монастырь, и я согласен: она не совсем понимает, что делает.

— И где же она?

Устоять Драгомир не мог. Анна так на него смотрела! Один ее взгляд туманил его рассудок.

— Она в подземных галереях под библиотекой, но попасть туда можно только с помощью специального ключа. Гедовин провела меня внутрь и вывела с помощью этого ключа, он волшебный: стоит его приложить к стене, как та становится прозрачной, точнее проницаемой.

— В этом месте есть специальная дверь?

— Нет, я вышел в другом месте, метрах в двух от того, через которое прошел. Вряд ли там такая большая дверь.

— Спасибо, Никон, ты все сделал правильно, — мягко сказала Анна и, повернувшись к Каю, перевела слова Драгомира — тот нервно рассмеялся.

— Да что за бред он несет? Какой еще волшебный ключ? — воскликнул он и, рассвирепев, резко развернул мальчика к себе и, схватив за грудки, сильно встряхнул. — Где Гедовин?!

— Господин Томилин, пожалуйста успокойтесь! — сразу вступился за мальчика Вителлий, успев удержать ринувшуюся обратно Анну. — Никон говорит правду.

— Какую еще правду? Вы меня за идиота держите? — вскричал тот и, обратясь к Драгомиру, с нескрываемой угрозой в голосе сказал. — Или ты скажешь: где Гедовин — или я за себя не отвечаю!

— Кай! Немедленно отпустите его! — требовательно воскликнул Виттелий и подойдя к Томилину, взял его за запястье — Кай нехотя, но отпустил мальчика. — Анна, Никон, идите наверх, — и, видя, что Кай уже открыл рот, чтобы возмущаться, с ударением на каждое слово добавил, — а я пока объясню господину Томилину кое-что о положении вещей.

Взяв Драгомира за руку, Анна повела его за собой в столовую.

— Может, хочешь чего-нибудь? — участливо спросила она уже в столовой.

— Прости меня, что позволил Гедовин такое сделать, — виновато произнес мальчик.

— А ты мог помешать ей?

— Наверное, да, точно не знаю. И потом точно, что я оставил тебя, хотя я почему-то знал, что ты простоишь так минут десять. И все равно, Кейдра ведь очень переживал! Прости, я никогда больше так не сделаю!

— Не зарекайся, мало ли что в жизни произойдет, но все равно спасибо.

Он кивнул.

— Просто я хотел помочь Гедовин, но ты была права, не стоило мне говорить с ней!

— Может, чаю попьем?

— Давай!

— А о чем именно Гедовин просила тебя?

— Она хочет защитить Рувир, применив магию.

— И поэтому она ушла в подполье? — недоверчиво произнесла Анна, но тут же пояснила себе. — Хотя в монастыре ей бы об этом и думать запретили, а она по-видимому, хочет реально помочь своему городу.

«Примерно так может и быть», — подумал про себя Драгомир, но вслух ничего не сказал, он и так уже нарушил одно обещание, не хватало нарушить и второе! Поэтому он решил немного сменить тему.

— А почему Гедовин так боится ехать в монастырь?

— Потому что это почти что тюрьма. То есть если ты человек веры, тебе это нравится и ты этим живешь, то да, и то, наверное, тяжело. Монастырь — это закрытое учреждение, где люди постоянно молятся, работают, регулярно подвергают себя телесным покаяниям. Но для Гедовин страшно не это, если она станет послушницей, то навсегда свяжет свою жизнь с Храмом. Уйти оттуда означает отречься от Алина, а значит, такого человека могут реально изгнать, вот только где потом его примут?

— Гедовин говорила, что Храм правит везде, кроме Истмирры, то есть и там есть храмы, но они не вершат судьбы жителей.

— Об этом тебе рассказывала Гедовин? О Храме?

— В том числе.

— Ясно, — и, окликнув между делом Дэлию, она попросила подать им чай, потом продолжила. — Что еще она говорила? Кстати почему ты отказался помочь ей?

— Она просила воевать с помощью магии, убивать людей, только потому, что я, — мальчик осекся и, прикусив губу, потупил глаза.

— Она рассказала тебе: кто ты, верно?

Он кивнул, на глаза его навернулись слезы.

— Даже если это правда, я не хочу становиться таким! У меня ведь есть право выбора?

— Да, безусловно! И ты правильно поступил. И давай дяде просто скажем, что Гедовин просила тебя защитить Рувир с помощью магии, а ты отказался, так как опасался жертв. А вот про то, что она тебе все рассказала, мне кажется, говорить не нужно.

— Хорошо. И спасибо!

— К тому же мое мнение: это не твоя война. Ты не знаешь ни современной Истмирры, ни Гриальша, поэтому для тебя принимать ту или иную сторону означает подчиниться одному из мнений. Да и ситуация здесь очень спорная. Пусть Истмирра и напала на Гриальш, но она лишь хочет вернуть свое, а Рувир, ожидая атаки, может и должен сопротивляться. Кому помогать — должен решить народ. Сейчас мэр города объявил всеобщее голосование, я думаю, это хорошая идея!

— Ну да! — поддержал Драгомир. — Ведь царь Изяслав поставил даже не условие, а вопрос, и людям надо дать возможность ответить на него.

При беглом взгляде можно было сказать, что жизнь в Рувире практически не изменилась: все учреждения работали, по улицам прогуливались люди, разъезжали экипажи, и даже торговля шла, но на старых запасах, пока это было незаметно, но торговля должна была сдаться первой. Наплыв покупателей, которые боялись, что при осаде города им нужно все и как можно в большем количестве, грозил заставить лавки закрыться в скором времени. К счастью, другая часть жителей надеялась вырваться из Рувира после голосования, а значит, брать надо будет все самое необходимое, беречь средства и по возможности продать и раздать все, что не особо нужно и может их тормозить. Подготовка к голосованию уверенно шла размеренными шагами, что вполне устраивало господина Нисторина, он уже отправил второе письмо в Тойму с известием о закрытии границ города и не сомневался, что царица Тиона и столичный настоятель оценят его решение по достоинству. Но гораздо больше его волновало сейчас поведение Модеста. Вчера вечером он заезжал к Каю Томилину, может, тот уже что-нибудь выяснил, но ответил ему брат Кая, Бастиан, да еще с порога, что ни Гедовин, ни Модеста не нашли. Поначалу Лиан оскорбился такому отношению к себе и хотел настоять на том, чтобы его пропустили в дом, но сдержался и, процедив сквозь зубы «Спасибо!», ушел.

— Да, Модест, не ожидал от тебя! — вслух произнес он.

В этот момент в дверь постучали, и помощница доложила о прибытии Амалии.

— Пусть войдет.

Амалия была симпатичной молодой женщиной. Ее вьющиеся длинные светлые волосы и карие глаза могли бы заворожить любого мужчину, но в ответ та могла взглянуть с такой холодностью и недовольством, что у потенциального ухажера пропадало всякое желание делать дальнейшие шаги, даже разговорить ее не удавалось, она всегда говорила только по существу и по делу. Иными словами как с коллегой с ней было очень хорошо, а вот как с человеком — непросто. На фоне ее серьезности и строгости, за которыми скрывались скромность и очень нежная чуткая душа, терялись все ее женские прелести, а ведь она обладала стройной фигурой, приятными чертами лица. Впрочем, сама Амалия на такое к себе отношение не жаловалась.

— Проходи, Амалия. Рассказывай, как там дела?

— В целом все в порядке, весь шум в основном от стражников храма — они все ищут ту девочку, Леру, и ее мать.

— Понятно, наверное, поэтому они хотят попросить помощи у городских властей, но ведь все силы должны быть брошены на поддержание порядка в городе.

— К вам в гости собираются представители храма? — сразу спросила Амалия.

— Да, через час. А с жалобами как там обстоят дела?

— Жалоб хоть пруд пруди! Но в основном жалуются гости, они узнали, что служителей из других храмов отпускают домой, а их нет, вот и не довольны. Но сотрудники нашей городской охраны внимательно выслушивают их и обещают разобраться.

— Лично по их делу? — с ехидной улыбкой спросил Лиан.

— А как же!

— Ну а въехать в город кто-то пытался?

— Утром ворота буквально атаковали несколько крестьян с продукцией, но их не впустили, и они убрались восвояси.

Лиан некоторое время молчал.

— Знаешь, думаю, без сельхозпродукции будет плохо, люди взбунтуются, так что надо будет впускать крестьян по временным пропускам, по выезде они будут их сдавать, а охранники пусть проверяют — нет ли с ними зайцев.

— Хорошо, я составлю распоряжение.

Сейчас Лиан пользовался почти единовластной властью в городе в отсутствие городского настоятеля храма — помощник последнего болел — а недавние события заставили служителей думать о более насущных проблемах, чем распоряжения руководства города. Однако через час власть Лиана пошатнулась. Госпожа настоятельница храма Истории, Каллина, выразила свое крайнее недовольство решениями господина Нисторина и осудила полное закрытие границ.

— Я настаиваю на том, чтобы вы дали возможность покинуть город всем приезжим, а торговцам — беспрепятственно въезжать в город. Нас может ждать осада, а вы уже хотите заморить нас голодом!

Лиан обезоруживающе улыбнулся.

— Указание впускать крестьян с продукцией я уже отдал, а вот с тем, что надо выпустить гостей города, я с вами не соглашусь. Люди уедут отсюда в панике и будут эту панику сеять по всей стране. Думаете, господин настоятель Гриальша нас за это похвалит?

— Нет, — почти прошипела в ответ Каллина, — я так не думаю. И также не думаю, что все происходящее в городе удастся сохранить в тайне: те же крестьяне могут пустить слух.

— Пускай, но зато эти крестьяне будут видеть, что из города никто не бежит, не важно, чем обусловлена их любовь к родине, главное, что все здесь и нет бунта, и мы оба с вами хотим, чтобы никаких волнений и не было, неправда ли?

— Да, конечно.

— Тогда чем еще могу помочь вам?

— Нам нужно несколько патрулей городской охраны для помощи по поискам приспешников Алины.

— Э-э, не совсем понимаю.

— Чего вы не понимаете? — нетерпеливо переспросила Каллина. — Того, что это Алина наделила ту девочку силой убить тех несчастных на дороге?

— Ну, — неуверенно протянул Лиан, — вроде бы вы отправили официальный запрос во Всевладоград, и гонец с запросом туда еще даже не прибыл, к тому же, почему вы так категорично решили, что это Алина?

— А вы не знаете, что произошло в нашем храме? Это чудовище пыталось убить нас!

— Да, но, — не унимался Лиан, — Алина не может причинить вред тем, кто истинно верует, тем более, что это произошло в храме.

«Вот ведь осведомленность какая!» — возмутилась про себя госпожа настоятельница.

— Мы не совершали молитвы в тот момент, — сдержанно ответила она, — поэтому коварная Алина могла найти лазейку в нашем сознании. Человек слишком несовершенен и быть в состоянии глубокого погружения, состоянии проникновенной молитвы все время не может.

— И все-таки, думаю и мне, и вам стоит дождаться официальных ответов, а то вдруг потом вышестоящие власти что-нибудь не устроит, а мы отвечай за это! А подтверждение правоты — это процесс признания.

— Знаете, господин Нисторин, пожалуй, вы правы.

— О! Я рад! Значит, вы не будете сеять слухи о прямом вмешательстве Алины?

Каллина несколько смутилась: насколько хорошо, оказывается, мэр был осведомлен! Скрипя сердце, она согласилась с ним.

— Ладно, но уверена, люди и сами сделали выводы, так что вряд ли это что-то изменит.

— Ну, изменит — не изменит, это мы увидим, главное не быть причиной возможной неудачи. А вставить свое слово всегда можно успеть, и делать это лучше вовремя, не торопя событий, — Лиан чуть улыбнулся и добавил, позвонив в колокольчик, — сейчас отпишу вам несколько патрулей. Но у меня есть одна маленькая встречная просьба.

— Какая же? — с некоторым удивлением спросила Каллина, ей было бы более понятно, если бы это она к своей просьбе добавила маленькое условие, а не он.

— В целях сохранения спокойствия в городе, пусть девочка и ее мать будут под охраной города — не Храма, до приезда комиссии из Всевладограда.

— Хорошо, господин Нисторин, но только до приезда комиссии.

— Безусловно!

С трудом смог Вителлий убедить или, скорее, донести до Кая Томилина информацию о срабатывании магического механизма, для осуществления которого не нужны заклинания, но нужны лишь два дополняющие друг друга предмета. Даже не обладая волшебной силой, можно привести механизм в действие. Однако более успокоило и убедило Кая заверение Вителлия, что он знает, как выкурить девочку из подземелий и поймать. Естественно, он может помочь, если хочет.

Весь вечер Драгомир опасливо поглядывал на Вителлия, боясь, что он начнет пытать его о разговоре с Гедовин, но господина настоятеля библиотеки устроил ответ мальчика. Он вновь передал его на попечение Анны и весь вечер читал какие-то книги в одном с ними кабинете. Казалось, он вовсе не замечал ребят.

День пятый

Утром за завтраком Вителлий также промолчал, как и вчера вечером, и в целом вел себя несколько странно: был крайне возбужден, не сразу отвечал на заданные вопросы. Только перед уходом он обратился к обоим своим подопечным с настоятельной просьбой не встречать гостей самостоятельно.

— Для этого есть Кейдра и Делия. Надеюсь, вам обоим известно, что выходить в гостиную надо только тогда, когда вас туда позовут?

Слова Вителлия несколько задели Анну: все-таки она уже не ребенок, чтобы он такое ей объяснял, но сила его влияния на нее, ведь он был ей как отец, возобладала и девушка промолчала, лишь слегка надув губы и насупясь.

— Мы поняли, — ответил за двоих Драгомир.

— Вот и хорошо! Меня, скорее всего, не будет до вечера.

— А как же расписание? Мне на занятия скоро.

— Я постараюсь забежать в академию, не переживай, и узнать для тебя расписание. Ну, все, я пошел, увидимся вечером.

Едва он ушел, как в парадной гостиной показался Кейдра и, как бы невзначай, уточнил, что Делия протерла пыль в кабинете.

— Спасибо, Кейдра, мы уже идем.

Этим утром Гедовин отправилась в книгохранилище, а Модест отправился за едой на обед и, желательно, на ужин. Время завтрака прошло, так что на кухне сейчас как раз должны были начать готовить обед, предварительно взяв все необходимые продукты в кладовке. Пограничная стена подземного коридора выходила не на кухню, а в кладовку, поэтому мальчик, едва проник внутрь, достал сумку и преспокойно стал выбирать продукты. Сразу положив глаз на аппетитно пахнущий свежий хлеб, Модест уже протянул к нему руку, как вдруг замер: он нутром чуял, что он здесь не один. Мальчик медленно повернулся и увидел выходящего из-за полочного шкафа со специями Кая Томилина.

— Что не ожидал? — холодно спросил он.

Модест сорвался с места, но к стене вернуться он не мог: Кай загородил ему путь, значит, оставалась только дверь. Мальчик ринулся туда, но едва он дернул ручку на себя, как столкнулся с еще одной неприятностью: дверь оказалась заперта.

— Что не выйти, да? — съязвил Кай и двинулся на мальчика как огромная черная туча.

Модест был просто в отчаянии: как Кай очутился здесь? Он, по всей видимости, знал, что он или Гедовин придут сюда. Знал, потому что Драгомир Дэ Шор выдал их. Окинув беглым взглядом предметы и мебель в кладовке, Модест схватил пачку с какой-то крупой, которая стояла на полках вдоль стены сразу у входа, и запустил ею в Томилина. Тот увернулся. Модест схватил следующую пачку, одну, вторую, третью. Если бы он только попал! Однако и того, что он выбросил, хватило на то, чтобы создать небольшую завесу в воздухе, состоящую из крупы, соли, крахмала, сушеных сливок. Кай чихнул, в этот момент Модест запустил в него еще одну коробку и, наконец, попал увесистой пачкой крахмала прямо по физиономии Томилина.

— Ах ты! — мужчина заревел и, не взирая уже ни на что, бросился на мальчика. Модест ждал до последнего и, выждав момент, прыгнул со ступеньки и кинулся к стене, но почти сразу больно ударился об пол: Кай сбил его и налег на него всем телом. Мальчик понимал, что вырваться не сможет и единственное, что он мог сейчас сделать, это кинуть ключ в галереи. Пролетев по полу, ключ пролетел сквозь стену.

— Ты что наделал, гаденыш?! — закричал Кай и, рывком подняв мальчика на ноги, с силой ударил его кулаком по скуле.

Комната закружилась перед глазами Модеста, а пол решительно стал уходить из-под ног. Он чувствовал, что падает, но ничего не мог с этим поделать. Все звуки утонули в каком-то вакууме и он не мог разобрать ни единого слова. Потом он разглядел над собой разъяренное лицо Кая Томилина, тот что-то кричал и жестикулировал руками, потом все прекратилось.

— Никон? — спросила Анна, — Ты меня слышишь? Драгомир! Да что с тобой?

— А? Прости, не могу отделаться от одной мысли.

— Какой?

— Почему господин Вителлий не стал расспрашивать меня о разговоре с Гедовин? Его устроил мой ответ: где она, и все.

— Ну мы же сказали ему, что она просила тебя защитить город.

— Да, но он пропустил это мимо ушей! Он даже не спросил об этом напрямую, только уточнил, что она рассказала мне обо мне самом? Я же ответил, что ничего, и что она просила только об этом. Нет, Анна, здесь что-то другое. Думаю, ее местоположение для него оказалось самым главным известием. Он вычислил ее и Модеста.

— Как это? — не поняла Анна.

— Легко! Гедовин и Модест в галереях под библиотекой. Где они берут еду? В библиотеке. Где возьмут книги по магии? В библиотеке. Так что поймать их — вопрос времени.

Анна молчала и, закусив губу, напряженно думала, наконец, она решилась. Наклонясь к мальчику, она почти прошептала.

— Дядя последние несколько лет был немного помешан на идее активизировать свою трость, так как узнал, что трость — часть магического механизма, как ключ и стена в том подземелье под библиотекой. Трость в свое время принадлежала тебе, и ты жил там, под библиотекой, последние несколько месяцев своей… первой жизни, поэтому дядя решил, что дополняющий предмет следует искать там. Единственное, чего он не знал: как войти в помещения, он искал все, что связано с твоим именем и, когда ты, живой, предстал перед ним — надо думать, его это впечатлило. Но ты ничего не помнишь, а Гедовин нашла ключ, и, возможно, даже знает, что это за второй дополняющий предмет. Мы должны ее предупредить! — решительно закончила Анна.

— Но как?

— Тем же способом, что и дядя.

— Уверен, он уже во всех возможных местах расставил людей.

— Тогда чего мы здесь сидим?

— А как же Кейдра?

— Я проведу, пошли!

— Анна, а что именно делает трость?

— Я не знаю, мне кажется, и дядя толком не знает, он только говорил, что это очень важно для него и нужно.

Они вышли в коридор, где им почти сразу же попался Кейдра. Он что их караулил? Анну даже передернуло от этой мысли!

— Мы вниз, — небрежно сказала она. — Дэлия на кухне?

— Да.

— Тогда мы попьем чаю и вернемся.

— Я бы мог принести, — сразу предложил Кейдра, но Анна тут же возразила.

— Мы же не рабы! Устали — можем и отдохнуть, разве нет? Я дорогу знаю, Кейдра, лучше принеси большой словарь из дядиного кабинета, он нам нужен.

— Хорошо, — Кейдра чуть поклонился и пошел выполнять поручение.

А меж тем Анна и Драгомир спокойно спустились вниз и вышли на улицу. До библиотеки было около получаса ходьбы, в который раз Анна посетовала, что у них нет своего транспорта. Буквально на следующем перекресте они увидели свободную курьерскую повозку и попросили довезти их.

— А если господин Вителлий увидит нас? — шепотом спросил мальчик, чтобы кучер не расслышал незнакомую речь.

— Не увидит, библиотека большая, а он не всеведущий. Пройдем через мою академию к книгохранилищу. Думаю, я знаю: в каких секциях искать Гедовин и Модеста. Остается надеяться, что дядя еще не пересекся с ними.

Стоял солнечный майский день, по-летнему теплый. Если бы не предстоящее наступление Истмирры город производил бы самое благоприятное впечатление: многие люди гуляли по тротуарам и набережным Быстринки и Искры, на берегах которых стоял Рувир; на дорогах мелькали экипажи, бойко шла торговля, но все равно какое-то странное тревожное чувство словно окутало весь город. Все люди ощущали тревогу, а налаженные городские связи не могли как и раньше уверенно связывать общество городскими структурами и порядками. Все текло иначе.

Подъехав к Академии, расположенной на территории библиотеки, но имеющей свой отдельный вход, Анна расплатилась с кучером и, взяв Драгомира за руку, повела внутрь.

— Он со мной, — пояснила она охраннику, показывая пропуск. — У меня были выходные после практических занятий, мне нужно расписание на послезавтра.

— Конечно, проходите, — охранник открыл им дверь и пропустил внутрь.

По-видимому, шел урок, так как в коридорах академии почти никого не было. Анна подошла к расписанию, где двое ее одногруппников переписывали занятия. Увидев девушку, они сразу перевели взгляд на Драгомира, потом переглянулись меж собой и один из них, высокий темноволосый парень, коротко поздоровался с ней, сразу спросив о ее спутнике.

— Привет! Я смотрю, ты нашла кавалера?

— Это все, что ты способен вообразить? — сразу же отпарировала Анна. — Или есть еще варианты?

— Ну… когда девушка держит мальчика за руку, значит, он либо ее парень, либо брат.

— Второй вариант мне нравится больше, хотя это ни то и ни другое.

— Сдаюсь! — парень демонстративно поднял руки вверх. — Так кто он?

— Наш новый учитель, — съязвила Анна. — Видишь, там написано «курс по выбору»? Так вот это темная лошадка.

— Да ладно, мы серьезно, — сказал второй паренек.

— А вам-то что? — почти удивилась Анна и, прочитав свое расписание, попрощалась с ребятами.

— Эй, ты куда? Выход в другой стороне.

— Я за учебником, а вы опять перед самым экзаменом возьмете?

— Не, завтра пойдем, — возразил второй паренек, — пока, увидимся.

— Увидимся!

— О чем они спрашивали? — тихо спросил Драгомир. — Они так смотрели.

— Спрашивали, кем ты мне приходишься. Не смущайся, посмотрели — забыли. И, конечно же, — со вздохом, как бы в укор парням, добавила Анна, — не преминули пошутить.

Анна спустилась в подземный коридор и по нему прошла в книгохранилище. В свое время здесь, как и в подземных галереях, работали магические светильники, но после штурма библиотеки толпой религиозных фанатиков, почти все детали системы освещения были уничтожены, только в нескольких закрытых помещениях сохранился древний механизм. Именно на него рассчитывали устроители, сооружая подземные галереи, ведь при всех вытяжках сжигать драгоценный воздух нецелесообразно. В результате теперь под землей работали очень редко, оставляя плотные слои пыли и горы забытых книг. Несколько входов позволяли знающим людям беспрепятственно входить внутрь без регистрации в книге учета. Естественно, что немалая часть книг из хранилища исчезла вместе с незарегистрированными посетителями. Не растаскали все только потому, что левые входы искали, закрывали, заделывали, но спустя какое-то время какой-нибудь активный ученик академии или чрезмерно любопытный сотрудник библиотеки находили новые лазейки. Одну из них нашла лично Анна, с виду девушка просто шла через подземный коридор от академии до библиотеки, такие коридоры как капилляры разделялись от артерии на множество ветвей, чтобы потом соединиться в общем сосуде. Именно отсюда начинались лишние входы в книгохранилище.

— Не теряйся, не отступай ни на шаг, и не отвлекай меня: я считаю.

Девушка сняла масляный светильник с подставки и стала отсчитывать повороты и развилки. Однажды в выданном ей учебнике она нашла странную считалку со схематичной зарисовкой. Не сразу Анна заметила сходство с одним из узловых коридоров подземного прохода и, выполнив все указания, нашла трещину. Поначалу девушка решила, что так было отмечено некое тайное место встречи предыдущих студентов, но потом она решилась исследовать щель, и, как оказалось, та вела в книгохранилище. Наверняка Анна не могла сказать: знали об этом проходе предыдущие обладатели записки, скорее всего да, но в любом случае она ценила оказанную помощь и хранила в тайне свою находку.

— Не бойся, там покатый пол, коридор петляет, местами бывают ступени, но в целом вполне можно пройти.

Мальчик кивнул и пролез в щель следом за девушкой. Он уже привык к полумраку, но узкое пространство прохода буквально сдавливало его, не позволяя нормально дышать, казалось, даже его голову вжало в тиски, а на ноги надели утяжеляющую обувь. Но сказать о своих страхах Анне он просто не посмел и, собрав волю в кулак, заставил себя идти вперед. В какой-то момент девушка резко остановилась, и Драгомир наткнулся на нее сзади.

— Слышишь? — шепотом спросила она.

Мальчик встряхнул головой, надеясь отогнать дурноту, и прислушался. Издалека доносились приглушенные голоса, вскоре они приблизились. Драгомир не мог расслышать слов, но один голос точно принадлежал Вителлию.

— Они поймали ее? — прошептал Драгомир, когда голос Вителлия вновь отдалился.

— Нет, он расставляет людей. И туда, куда я хотела пойти, тоже. Идем!

Анна прибавила шаг, через минут десять нескольких пролетов и переходов они вошли в маленькую проходную комнату, но даже слабого света их лампы не хватало, чтобы осветить ее. В коридоре сразу за вторым выходом никого не было.

— Идем, — шепнула Анна, выходя в коридор, — нам нужна секция «Военные иллюзии».

Девушка уже не чувствовала себя так уверенно, как перед входом сюда, словно до нее только сейчас дошло, насколько велико книгохранилище, и что Гедовин может быть в одной из нескольких десятков секций с книгами по магии. Единственное, на что надеялась Анна, так это то, что Гедовин знала устройство этих секций также неплохо, как и она сама. И вряд ли Гедовин решит уничтожать целое войско, скорее всего она решит попугать их, а значит, военные иллюзии могли заинтересовать ее. Теперь оставалось только незаметно пройти мимо дяди и его людей. Стоило ей только вспомнить об этом, каксразу пришлось свернуть в другую сторону от приближающихся к ним шагов. Рядом на счастье ребят — иначе им пришлось бы загасить лампу — было несколько боковых комнат, на всякий случай Анна скрыла лампу в складках своей юбки. Едва шаги затихли, и Анна сразу же выглянула в коридор, но не успели они сделать и двух шагов, как вновь услышали чье-то приближение. Потом до секции «Военные иллюзии», они прошли беспрепятственно. Если там кто-то есть, то, наверняка, он загасил свет. Анна осмотрелась: здесь было несколько боковых комнат, естественно по истечении времени дверей ни на одной из них в отсутствие магической поддержки практически не осталось. Девушка оставила фонарь в углу одной из комнат сразу за книжной полкой, чтобы свет практически не проникал в основной коридор. Драгомир проводил фонарь взглядом полным отчаяния, но промолчал, он хотел спросить: можно ли взять Анну за руку, но она опередила его вопрос действиями и сама взяла его за руку, поведя за собой. Почувствовав, что она рядом, ощутив тепло ее ладони, Драгомир почти успокоился и куда смелее шагнул в зал «Военных иллюзий». И первое, что он ощутил там, это чье-то присутствие. Он дернул Анну за руку, и девушка едва не сорвалась спросить его: в чем дело, но она поняла его и как бы в ответ покрепче сжала его ладонь. Осторожно она развернулась и направилась обратно к фонарю.

— Там кто-то есть, мне тоже так показалось, — прошептала Анна.

— Да, и мне почему-то кажется, что это не Гедовин.

— Давай вернемся и подождем ее, хотя бы немного.

— Я тоже думаю, что она пойдет сначала сюда. Я не сказал тебе всего, Гедовин хочет вернуть Рувир Истмирре, и защищать город от Тоймы.

— Что?! — едва ли не в голос изумилась Анна. — Но зачем? Из-за храма?

— Да, ей нужно доказать Гриальшу, что Истмирра сильнее, и что разумнее будет сдать город без боя, думаю, применить военные иллюзии для Гедовин очень неплохой вариант как средство запугивания и убеждения. А я не понял ее, — сокрушенно говорил мальчик, — она хотела попросить об этом, а я решил, что… и накричал на нее.

Он покачал головой, Анна в знак поддержки положила руку ему на плечо. В этот момент раздался крик. Анна и Драгомир стремглав бросились обратно в «Военные иллюзии». Там, в свете неяркого фонаря, они увидели идущего к выходу крепкого мужчину, под мышкой он держал отчаянно пытающуюся вырваться Гедовин. Увидев ребят, мужчина остановился и, словно не веря своим глазам, повыше поднял масляный фонарь, который держал в свободной руке.

— Госпожа Анна?! Что вы здесь делаете?

— Отпусти ее! — требовательно произнесла Анна.

— Но ваш дядюшка приказал привести девочку к нему.

— Привести девочку или принести ключ? — передразнила его девушка и, перейдя на древний, спросила, — Драгомир, ты не мог бы задержать его?

— Думаю, что да. Отпусти ее немедленно! — приказал он. — И стой на месте!

Мужчина замер, удивленно хлопая ресницами, он абсолютно не понимал, почему руки перестали его слушаться, а сам он потерял способность шевелиться.

— Мог бы попросить поставить на пол, а не бросать на землю, — проворчала Гедовин, поднимаясь на ноги.

— Прости, я не был уверен, что и это получится.

— А вот я была уверена, что ты нас не выдашь!

Драгомир понурил голову, но за него тут же вступилась Анна.

— Это я заставила его, вини меня!

Гедовин вздохнула и решила на время забыть об этом, переключив внимание на более насущные проблемы. Подобрав свой фонарь, она спросила.

— Его послал отец?

— В том числе, — ответила Анна, — Гедовин, мы ответим на все вопросы потом, но он, — указала она на мужчину, — скоро придет в себя и наверняка вспомнит нас. К тому же…

— Сюда идут! — прервал ее Драгомир.

— Драгомир, — попросила его Гедовин, — думаю, Анна права, нельзя ли сделать так, чтобы этот товарищ забыл нас?

— Я не уверен, — скептически произнес мальчик, — Чтобы колдовать нужно видеть… Ладно, я попробую.

Он сосредоточился и постарался вспомнить то странное поле линий, символов, знаков и схем, которое представилось ему в первый раз, когда он прижал к земле горного барса. Далее предстояло найти, почувствовать связь с силой этого поля и использовать ее, однако найти нужные символы и, главное, вовремя остановиться, оказалось непросто. Драгомиром руководили его прежние навыки, о которых он ничего не помнил, сейчас целиком и полностью он уповал на инстинкты.

— Ты не видел ни меня, ни Анну, ни Гедовин, ты сидел здесь и заснул. Спи!

То, как он произносил это, каким голосом, заставило Анну вздрогнуть. Переведя взгляд на Гедовин, она сказала.

— Нам нужно поговорить.

Девочка кивнула.

— Идемте!

Поймав нужный фрагмент поля, ощутив необходимую связь с ним, Драгомир почувствовал и свою силу, которую буквально затягивало в силовое поле, при этом он сам погружался в состояние умиротворения и благодати, уходить мальчику совсем не хотелось.

— Драгомир! — услышал он сквозь туман, в котором бродило его сознание, голос Анна, который словно еще одно магическое силовое поле мгновенно вернул его к реальности. — С тобой все в порядке?

— А? Да, идемте.

— Фонарь, — тут же встрепенулась Анна, но Драгомир поймал ее за руку и потянул к стене следом за Гедовин.

— Плевать. Иначе не успеем.

Едва все трое успели войти в галереи, как в зал размашистым шагом вошел Вителлий и следом за ним Кай Томилин. Гедовин не стала вынимать ключ из стены, желая услышать, о чем они будут говорить, тем более, что они с Модестом проверяли — стена не становится прозрачной, так что отец и Вителлий не увидят их.

— Я слышал детский крик, — произнес Вителлий и на полуслове запнулся, увидев мирно спящего на полу мужчину. — Эй! Ты что себе позволяешь? Ты только пришел сюда и уже дрыхнешь?!

Мужчина сразу проснулся и, резко вскинув голову, недоуменно уставился на Вителлия.

— Может, тебе подушечку принести, — не сбавляя тон, возмущенно спросил Вителлий.

— А… я уснул? — удивился мужчина, он недоуменно осмотрелся. — Как я мог заснуть?

— Да уж интересно, как можно заснуть на посту, едва успев заступить на него? Почему ты включил фонарь?

— Было… темно? — неуверенно спросил мужчина вместо четкого ответа, что окончательно вывело Вителлия из себя.

— Идиот! Пошел вон отсюда!

— Но я…

— Пошел, пока я не уволил тебя!

Мужчина не заставил себя ждать и, подобрав фонарь, быстро вышел из секции.

— Что думаете? — спросил Томилин.

— Думаю, что мне нужно вернуться домой, — прошипел сквозь зубы господин настоятель библиотеки. — А вам отвези мальчика в больницу. Вы же ему чуть челюсть не свернули! О чем вы думали?!

— Я не сдержался. И вы тоже сейчас не лучшим образом ведете себя.

Эти слова одернули Вителлия, больно задев его самолюбие.

— Да, вы правы, простите меня.

— Думаете, Гедовин была здесь?

— Уверен.

— Значит, теперь ее не достать? — мрачно спросил Кай.

— Ну, это будет, определенно, сложнее, чем мы думали сначала. Рано или поздно она появится на поверхности. Ей нужно что-то есть.

— А что если не отдавать пока Нисторину мальчишку? Мы отдадим его отцу, если она добровольно сдастся.

— Да вы то?! — возмутился Вителлий. — Мальчику нужна помощь, к тому же Лиан Нисторин, вообще-то, не рядовой гражданин этого города, а его мэр! — С минуту оба молчали, но потом Вителлий предложил. — Но, думаю, в интересах господина Нисторина не рассказывать о побеге сына направо и налево, куда лучше заявить, что мальчик никуда и не исчезал, что он просто испугался и пару дней провел у друга.

— А что если Гедовин наведается к Нисторину? — возразил Кай, — Или, скорее, к Ингоеву.

— К счастью, юноши нет в городе, но это очень может быть, и Гедовин о его отъезде вряд ли знает, если только и Модест не знает этого, что вряд ли. Но на всякий случай я направлю кого-нибудь к нему на квартиру.

— А насчет мальчишки? Что вы решили?

— Ладно, — скрипя сердце, согласился Вителлий, — подождем пока, а теперь идем отсюда, а то меня уже тошнит от всех этих паутин, пыли и кромешной тьмы.

Достав ключ из стены, Гедовин развернулась к Анне и Драгомиру, и испепеляющим взглядом посмотрела на них.

— Зачем Вителлию в этом участвовать?

— Ему нужен ключ от этого подземелья, твоему отцу нужна ты, по-видимому, дядя решил использовать его рвение в поисках ключа.

— Ключ?! Но откуда он…

— Он ищет второй дополняющий предмет для активации своей трости. Честно, я не знаю: ищет он что-то конкретное или нет, и не знаю, что делает трость, — на одном дыхании сказала Анна прежде, чем Гедовин успела спросить об этом. — Дядя уверен, что второй предмет здесь, поэтому он хочет попасть сюда.

— Ясно, — мрачноватым голосом ответила Гедовин, — можете идти, я открою вам.

— Нет, подожди. А как же Модест?

— Я сама спасу его.

— Но ведь это мы виноваты, и мы должны помочь тебе!

— А что с Модестом? — вмешался Драгомир, обе девочки посмотрели на него с явным недоумением на лице, первой спохватилась, что он не знает современного языка, Анна.

— Ах да, они же говорили…. Кай Томилин поймал Модеста и ранил, но они будут держать его в заложниках, пока Гедовин не сдастся.

— Мы должны помочь ему! — сразу сказал Драгомир и добавил готовой возмущаться Гедовин. — И это не обсуждается. Где он был?

— Он ушел в кладовку и вред ли теперь он там.

— Похоже, придется навестить дядю, — не очень оптимистичным голосом произнесла Анна.

— Он и так вас подозревает, — напомнила Гедовин, на что Анна только пожала плечами.

— А что еще делать? Иначе узнать: где Модест, не удастся. Лучше подумай, где мы встретимся.

— Я дам вам ключ, — после некоторого молчания произнесла Гедовин, — идемте. Я покажу вам схему галерей и где наш штаб. Надо полагать, Драгомир тебе все рассказал?

— Ну, если ты о возврате Рувира Истмирре, то да, — неуверенно произнесла Анна, тут же заверив девочку, — но он сказал это только мне.

— Отлично! — посетовала девочка, тут же добавив. — В следующий раз я заставлю его поклясться твоим именем, вот тогда он точно не проговорится.

— Гедовин! — тут же возмутилась Анна. — Кто ж знал, что все окажется так… серьезно. Прости, пожалуйста.

— Гедовин, прости меня, — сказал Драгомир, — я неправильно сделал, что выдал тебя, просто я…. То, что ты рассказала обо мне. Я расстроился, а Анна сказала, что ты запуталась и тебе нужна помощь, что нужно помочь тебе вернуться к родителям. Клянусь, это никогда больше не повторится.

— Клянешься именем Анны?

Девушка тут же возмутилась.

— Что за!..

— Нет, я согласен.

— Зато я нет! Я вам, что реликвия, чтобы моим именем клясться?

Придя в себя, Модест ужаснулся, как он вообще мог не осознавать эту боль? Он сразу пожалел, что не может вновь впасть в забытье. Мальчик попытался поднять глаза и осмотреться, но даже это причинило новую порцию боли, не говоря уже о том, чтобы пошевелить головой. Казалось, время замерло, и существовали только болевые волны, сильнее — чуть слабее. В какой-то момент к этой боли добавилась еще одна, от резких ударов по поверхности, совсем рядом. Мальчик вновь невольно простонал, он находился на грани отчаяния и мог думать только о том, что он больше не выдержит.

Кто-то дотронулся до него и коснулся лица холодной тряпкой. Модест взвыл от боли, как ни странно, двигаться оказалось реально, только это породило новую волну боли. Мальчик съежился и закрыл голову руками, но, не взирая на его слабые попытки отгородиться, посетитель от своего не отступился и бесцеремонно отнял руки Модеста от лица, и еще и накрыл их одеялом. С трудом Модест все-таки открыл глаза и увидел над собой лицо незнакомой ему женщины, лежал он, судя по всему, не полу, а на кровати.

— И как это будет выглядеть? — скептически спросила Гедовин, — если вы придете к Вителлию и спросите: где Модест?

— Да, — согласилась Анна, — особенно если учесть, что дядя говорил нам никуда не уходить. Скажу, что не совсем поняла его слова, поэтому пошла посмотреть расписание, но сразу решила в этом признаться. И не оставлять же было Драгомира одного, поэтому я взяла его с собой. Мы постараемся и сделаем все, чтобы остаться с ним до вечера, может, что и выясним. А ты, правда, иди к господину Нисторину и расскажи ему о сыне. Тебе скрывать от него нечего — скажи все, что видела и слышала.

— И как я к нему попаду? — еще более скептически осведомилась девочка, скрестив на груди руки. — Он же мэр города, в который вот-вот вступит вражеское войско, не думаю, что он сидит дома и ждет меня!

— Неужели у мэра города не слуг? Пускай известят его. Гедовин, прости, но это все, что я могу предложить. Если у кого-то есть другие варианты, предлагайте.

— Если Анна выдаст свое участие, то господину Вителлию это может не понравиться, — сказал Драгомир, — но за ним надо проследить.

— Я бы могла это сделать, — тут же вызвалась Гедовин, Драгомир продолжил.

— И будет лучше, если мы поедем к господину Нисторину. Подумайте, я ведь должен чувствовать вину за то, что не смог назвать ваше местоположение, а так как я все рассказал, то я понимаю, что в побеге двоих ребят из дома нет ничего хорошего. А тебя, Гедовин, я могу сделать невидимой.

— Правда?

— Ну, — несколько смутился Драгомир, — да.

— А сколько это продлится? И как я узнаю, что меня не видно?

Драгомир снял с себя медальон и протянул его Гедовин.

— Вот.

— И я могу стать невидимой?

Мальчик кивнул.

— А ты уверен? — все еще недоверчивым голосом спросила Гедовин.

— Это то немногое, что я знаю наверняка. Но есть одно условие — тебя буду видеть только я, и снять с тебя медальон смогу только я.

— Идет, только не засыпай опять на тысячу лет! Хорошо?

Мальчик улыбнулся.

— Постараюсь, но обещать ничего не могу.

— Я прослежу, — заверила их Анна. — И, надеюсь, Гедовин, ты соображаешь, что делаешь, потому что твои действия и мотивы далеки от идеальных.

— Спасибо, — выдавила из себя девочка и, надев медальон, исчезла из поля зрения Анны.

— Здорово! — восхитилась девушка. — Слушай, а если бы она одела его раньше, то есть без твоего согласия, то что бы было?

— Эй, я еще здесь!

Драгомир несколько удивленно посмотрел на Анну.

— То же самое, а что?

— Да, нет, — покачала головой девушка, — ничего.

— Нужно взять учебник, — говорила Анна по дороге к подземному коридору, из которого они вошли через тайный вход в книгохранилище. К счастью, отсюда был более короткий путь. — Этим мы могли бы объяснить: почему мы задержались. Объяснения за отсутствие все равно придется давать, а Кейдра считать умеет.

— Значит, потратим на это время, — согласился с ней Драгомир. — А что если Вителлий уже сейчас едет домой?

— Возможно, но в любом случае мы сейчас едем к господину Нисторину.

Беспрепятственно они вышли в переход, по пути встретив только двоих преподавателей и нескольких учеников, и довольно быстро взяли учебник. Конечно, любопытная библиотекарша не преминула спросить: кто это с госпожой Анной.

— Это сын друга моего дядюшки, Никон. Его родители погибли, и дядя взял мальчика к себе, — вежливо объяснила Анна, озвучив оговоренную заранее басню.

— О! — восхитилась женщина. — Это так великодушно с его стороны! Он будет учиться с вами в подготовительной группе?

— Пока нет, ему надо подтянуть знания. В последнее время у него не было возможности учиться, и в любом случае ему еще только тринадцать лет. Спасибо вам, всего доброго.

— Всего доброго, милая. До свидания, Никон.

— До свидания, — вежливо, без какого-либо акцента ответил мальчик и даже поклонился, чем окончательно умилил сердобольную женщину.

Выйдя из академии, Анна поймала свободный экипаж и попросила отвезти их к дому мэра, даже назвала адрес, но кучер недоверчиво взглянул на ребят.

— Что? — как можно более непринужденно ответила Анна. — Мы друзья его сына, Модеста, и мы договаривались, что сегодня приедем. И естественно, мы может заплатить, вот.

Анна достала деньги и протянула их кучеру, тот пожал плечами и, взяв деньги, миролюбиво согласился.

— Друзья так друзья, поехали.

Как и предполагала Гедовин, господина Нисторина дома не оказалось.

— Что-нибудь передать ему? — спросил дворецкий.

— Да, подайте, пожалуйста, бумагу и перо.

— Одну минуту, пожалуйста.

Не уходя из гостиной, Борис достал из стенного ящика бумагу и перо с чернильницей и поставил на столик перед Анной, девушка поблагодарила его.

— Спасибо.

«Ваш сын у Кая Томилина. Могу только сказать, что Модест был в библиотеке, и, скорее всего, он еще там. Томилин сильно ударил его и не собирается отдавать вам до тех пор, пока Гедовин не сдастся. Пожалуйста, не выдавайте меня,

с уважением Анна Гарадина.»

Запечатав конверт, девушка протянула его Борису и прежде, чем отдать, попросила.

— Пожалуйста, отнесите это письмо господину мэру как можно скорее, но кроме него, никому больше письмо не давайте, это очень важно.

— Э-э, — не понял Борис, — вы хотите, чтобы я сейчас отнес письмо?

— Да, прошу вас, это касается Модеста.

— Хорошо, тогда подождите меня, я подвезу вас.

— Нет, нет, мы доберемся сами.

— Ну, если это будет удобно…

— Удобно. Мы пойдем, спасибо вам.

— Жаль, что я никогда не видел господина Нисторина, — посетовал Драгомир, когда они вышли из дома, — тогда я мог бы сделать так, чтобы письмо прочел только он.

— Да, это было бы здорово! — с сожалением вздохнула Анна. — Так значит, — не могла не поинтересоваться она, — ты помнишь некоторые заклинания?

— Я не знаю, что я помню. Сначала я даже не знал, что могу говорить, а потом начал читать и услышал свой голос. И хотя бы с медальоном. Просто это понадобилось, и я вспомнил об его свойстве. Я не знаю, что я вспомню в следующий раз и не уверен, что вообще еще хоть что-то вспомню.

— Наверное, это очень тяжело, сочувствую тебе, — по-доброму сказала Анна и немного погодя уточнила, — значит, врем дяде, что спрашивали, не нашелся ли Модест?

— Да, и я настоял на том, чтобы заехать к нему домой.

— Господина Нисторина дома не было и мы попросили дворецкого передать ему информацию о том, что Гедовин и Модест прячутся в подземных галереях, и они намерены защищать Рувир.

Мальчик кивнул.

— Смотри, свободный экипаж, — сказала Анна.

— Тогда едем.

К счастью для обоих ребят, Вителлия дома не оказалось, и встретил их злой и немного перепуганный Кейдра.

— Где вы были?! О чем вы думали?

— А в чем дело? — тут же отпарировала Анна. — Мы не пленники, а мне нужно было знать расписание занятий, так что мы ездили в академию.

— Но вы шли вниз пить чай! — возмутился Кейдра.

— А нечего было караулить нас как загульных кошек, — огрызнулась Анна, — я нарочно сказала, чтобы уйти.

— Но господин Вителлий, — не сдавался Кейдра, — не разрешал вам уходить из дома.

— Вот еще! — демонстративно удивилась Анна. — Он так не говорил.

— Но он сказал мне…

— Что он там тебе сказал, — оборвала его Анна, — я не знаю, а мне он куда-то ходить не запрещал. В конце концов, я уже не ребенок!

— Но еще и не взрослая, — напомнил ей Кейдра. — в любом случае огрызаться мне не надо, и можно было хотя бы предупредить.

Анна опустила голову и виноватым голосом ответила.

— Прости.

Кейдра вздохнул.

— Имей в виду, что я должен буду сообщить об этом твоему дяде.

— Я понимаю, я тоже скажу об этом.

— Это хорошо, правильно, — согласился Кейдра и немного подобрел. — Есть хотите?

Анна улыбнулась и благодарно посмотрела на него.

— Да.

— Тогда мойте руки и идите на кухню.

После обеда ребята вернулись в комнату, но так и не приступили к занятиям.

— Как мы уйдем вечером? — озвучила Анна вопрос, от которого у нее уже голова начала болеть.

— Может, ночью?

— А если дядюшка хватится? Пойдет проверить, на месте ли мы, и увидит.

— Тогда пошли сейчас, пока его нет.

Анна покачала головой.

— Кейдра ни за что нас не отпустит. Пойду я, ночью.

— Я с тобой!

— Нет, лучше останься здесь и проследи за дядей. Если он пойдет проверять меня, то тебе придется сделать что-нибудь, чтобы отвлечь его внимание, — Анна нахмурилась и, покачав головой, добавила, — не нравится мне все это. Может, его заранее усыпить?

— Я не знаю, как, — сразу ответил Драгомир.

— Может, подумаешь? А вдруг?

— Нет, прости.

— Тогда надо напоить его снотворным.

— Но, как и где его взять?

— Как, предоставь это мне, а где взять?.. Наш дворецкий в последнее время плохо спит, и он пьет снотворное, осталось только навестить его комнату.

Во второй половине дня Лиан выслушал очередной доклад Амалии о попытке нескольких горожан вырваться из города, двое из них были задержаны, Еще одна группа людей, в основном женщины и дети, устроили массовую истерику у ворот, надеясь разжалобить стражников, они рыдали и плакали, умоляя отпустить их.

— Их развезли по родственникам, — закончила Амалия, — в остальном, все ведут себя мирно. Во всяком случае, Юлиан мне сейчас божился в этом.

— Хорошо, но пусть он все равно зайдет ко мне вечером, доложит о поисках той девочки и ее матери.

— Ладно, я передам ему.

Амалия уже встала, собираясь уйти, но Лиан остановил ее.

— Да успеешь, попей со мной чай, составь компанию.

— Пойдем вниз?

— Нет, сейчас в кабинет принесут.

— Ты бы лучше прошелся, глядишь, немного бы легче стало, — сказала Амалия, садясь обратно в кресло. — А то сидишь тут и пытаешься загрузить себя работой, чтобы не думать о сыне.

Взгляд Лиана сузился, он почти испуганно посмотрел на Амалию.

— Откуда ты знаешь?

— От начальника городской охраны, Лиан, откуда же еще?

— И что он сказал тебе? Конкретно.

— Только то, что пропал сын мэра города, и сформирован отряд на поиски мальчика. Что случилось, Лиан? Можешь сказать, я никому не передам.

— Ты говоришь так, будто я избил его, а он испугался и убежал, — обиженно ответил Лиан, и, покачав головой, он добавил. — Я не знаю, что произошло и не хочу обсуждать это и узнавать потом, что ты это с кем-то еще обсуждаешь, в том числе с Даном.

Амалия смутилась.

— Но…

— Я прошу тебя.

— Да, конечно, извини. Я только хотела помочь.

— Ничего, — вполголоса ответил Лиан и, стараясь забыть неудобную для него тему, вернулся к прежнему вопросу. — А кто пытался выехать, местные или свои?

— И те, и те.

После чая Лиан все-таки собрался покинуть свой кабинет и уже закрывал дверь, когда ему доложили о визите его дворецкого.

— Пригласить его?

— Да, да, конечно!

Лиан дождался дворецкого и, пропустив его в кабинет, закрыл дверь на ключ изнутри.

— Что случилось? Что-то известно о Модесте? — вполголоса спросил он Бориса. — Он вернулся?

— Нет, но к нам домой приходила Анна Гарадина с мальчиком, его зовут Никон Бареев, и просила передать вам это.

Он достал из кармана сложенный лист бумаги и передал его хозяину. Лиан был немало удивлен участием Анны Гарадиной, он и Модест знали ее, но каким образом она связана сейчас с побегом Модеста? Ведь девушка не дружила ни с ним, ни с Гедовин. Прочитав письмо, Лиан ужаснулся. Увидев, как он побледнел и изменился в лице, Борис сразу же участливо спросил.

— Что с вами? Что-то с Модестом?

— Все очень плохо, Борис, очень плохо. Возвращайся домой, я во всем разберусь, но никому об этом, — он встряхнул письмо в руке, — ни слова, ты меня понял?

— Да, господин.

— Если придет кто-то из городской охраны, помоги, чем сможешь, но об участии Анны Гарадиной и об этом письме ничего не говори.

Лиан открыл дверь, выпустив Бориса, и, закрыв кабинет, обратился к двум сидящим здесь секретарям.

— Я ухожу. Сегодня меня уже не будет.

— А если что-то срочное?

— Я ухожу по очень срочному делу, если у кого-то будет еще более срочное дело, то, думаю, вы в состоянии перенаправить этот вопрос на способных разрешить его людей. Все, я ушел.

— А..

— Что еще?

— А если придут из храма?

— Для них меня тем более нет, а у вас есть Амалия, — коротко ответил Лиан и решительным шагом вышел из приемной, обогнав Бориса на лестнице, не задерживаясь ни на каких к нему обращениях — а его несколько раз пытались остановить — проследовал сразу в конюшни.

Взяв свободный экипаж, он велел кучеру ехать в библиотеку. Лиан негодовал, он не мог поверить в то, что Вителлий способен был так поступить, ладно Томилин — с ним все более или менее понятно, но Вителлий!.. Сейчас господин Нисторин как никогда хотел, чтобы все это оказалось ошибкой. И все-таки, какой смысл Анне лгать? Нет, это правда, и Вителлий и Томилин ответят за это!

Модест был единственным сыном Лиана, мать мальчика умерла при родах, и Лиан не смог простить ему это, хотя по здравом размышлении он понимал, что ребенок ни в чем не виноват, не раз его мать говорила ему об этом, но всякий раз, когда он смотрел на мальчика, он невольно вспоминал Ариану. Первое время Лиан вообще не подходил к ребенку, полностью вверив его своей матери, с которой Модест прожил большую часть жизни. С годами Лиан немного смирился. Более всего его убивало то, что Ариана могла выжить, но она в полубреду сказала повитухе спасать ребенка. Узнав об этом уже после смерти жены, Лиан рвал и метал, грозился засудить повитуху за убийство, ведь Ариана могла родить второго ребенка, и благополучно, а так — и ее нет, и дитя осталось без матери. Но дело даже не стали рассматривать, а вот Лиан поклялся добиться того, чтобы за такое осуждали, ведь мать, которая, естественно, волнуясь за свое дитя, просит спасти его, находится не в том состоянии, чтобы осознавать всю серьезность положения. Именно этот трагический случай в жизни заставил Лиана пойти в политику. Начав с малого, он очень быстро пошел в гору и спустя пару лет получил назначение в правительство Гриальша, спустя 10 лет он добился принятия закона о приоритете жизни матери. Отныне, если такое случалось, женщину или ее мужа, жаждущего получить наследника, не спрашивали: чью жизнь спасать, матери или ребенка? Конечно, это не могло вернуть Ариану и других подобных ей женщин, но, во всяком случае, в будущем если такое повторялось, то это было уже наказуемо, и каждый случай смерти при родах стал проверяться. Сидя сейчас в экипаже, Лиан внезапно понял, насколько дорог ему Модест, а ведь он никогда даже не обнимал его, не носил маленького на руках, не спрашивал об успехах в учебе — ему хватало официальных отчетов из школы — и вообще относился он к мальчику более чем прохладно; и Лиан не корил себя за это, но, оказалось, за этой прохладностью были самые, что ни на есть глубокие чувства.

Едва подъехав к библиотеке, господин Нисторин сам вышел из кареты, не дожидаясь, когда кучер откроет ему дверцу, и, бросив, не оборачиваясь: «Жди меня здесь!» — направился к воротам. Его беспрепятственно пропустили и сразу же доложили Вителлию о прибытии мэра города.

— Пригласить его? — невинным голосом спросила помощника.

Вителлия пробил холодный пот. Неужели он узнал? Но откуда? Нет, не может быть, скорее всего, у него просто какое-то дело к нему, как к настоятелю библиотеки. Вителлию хотелось так думать, но что-то подсказывало ему: Нисторин приехал за своим сыном.

— Пригласи его в приемный зал, — ответил он помощнице спустя минуту, — я скоро подойду.

— Хорошо, господин Вителлий.

Глубоко вздохнув, Вителлий медленно поднялся и направился в хозяйственный корпус, где в кладовке дежурил Кай Томилин. Кай встретил его грустным взглядом, говорящим за себя, спрашивать о чем-то не имело смысла.

— Пожаловал господин Нисторин, — сказал Вителлий, проходя внутрь.

— Но, — оторопело произнес Кай, — откуда он?..

— Не знаю! Но, думаю, к нему лучше пойти вам.

Кай нахмурился.

— А если он пришел по поводу ситуации в городе? И это частный визит?

— Ладно, идемте вместе, все равно я в этом замешан, и нет смысла отрицать мое участие.

— А здесь кто останется?

— Сейчас отправим кого-нибудь. Только, что-то подсказывает мне, девочка вряд ли здесь в ближайшее время появится.

— Я с вами согласен, но не надо давать ей повода расслабляться.

Вителлий попросил первую встречную служанку отправиться на пост вместо Томилина, та попробовала возразить, что идет по делу, но что могло значить ее дело с личным поручением настоятеля библиотеки!

— Так и скажи, что я лично приказал. Захотят проверить — пусть приходят, я подтвержу.

Тем временем Лиан уже собирался пройти в кабинет Вителлия, даже если его собирались остановить. Он не притронулся к столику с едой, который любезно доставили в приемный зал слуги. Выйдя в коридор, Лиан наткнулся на Вителлия и Кая.

— Добрый день, господин Нисторин, — вежливо поздоровался с ни Вителлий. — Извините, что заставил вас ждать. Дела.

— Интересно знать какие? — холодно уточнил Лиан.

— О, я, безусловно, расскажу вам, но давайте пройдем в зал.

Лиан неохотно вернулся обратно. Вителлий и Кай расположились на диване напротив него, разделял их только столик с едой.

— Позвольте узнать цель вашего визита, господин Нисторин?

— Позвольте узнать, — ответил Лиан вопросом на вопрос, — какие дела вы решали с господином Томилиным?

— А-а, — протянул Вителлий и как можно более вежливо спросил, — может, мы выпьем что-нибудь?

Лиан промолчал. Холодно взглянув на обоих мужчин, он требовательно спросил.

— Где мой сын?

— Здесь, в библиотеке, — не сразу ответил Вителлий.

— И как давно он здесь, господин настоятель? И почему, зная об этом, вы не сообщили мне?

— Это я настоял, — пояснил Кай. — Вы можете злиться на меня, и правильно сделаете, если разозлитесь. Нам с господином Вителлием стало известно, что моя дочь и ваш сын скрываются в подземельях под библиотекой. Мы предположили, что дети будут брать еду в библиотеке, тем более что Гедовин здесь все знает, и расставили людей в тех местах, где они вероятнее всего могли появиться. Я дежурил в кладовке и, когда зашел Модест, я поймал его и потребовал сказать, где Гедовин, он молчал, и я не сдержался и ударил его.

— И почему же вы не известили меня об этом? — скрипя зубы, спросил Лиан.

— Это случилось недавно, мы с господином Вителлием как раз обсуждали, как вам признаться. Как только мы что-нибудь решили бы, то сразу бы поехали к вам.

— А мой сын остался бы здесь, без помощи.

Вителлий тут же встрепенулся.

— Нет, что вы! Мальчику оказали помощь, и мы прямо сейчас можем проводить вас к нему.

— Как мило с вашей стороны! — съязвил Лиан.

Вителлий виновато улыбнулся и опустил глаза, а вот Кай не преминул спросить.

— А позвольте уточнить, откуда вам стало известно об этом?

— От Гедовин, — легко и просто ответил Лиан.

Кай вскочил.

— Надеюсь, вы задержали ее?

— И не подумал делать этого, господин Томилин, — уверенным голосом ответил Лиан, поднимаясь с места.

— Тогда не видать вам и сыночка! Он останется здесь до тех пор, пока Гедовин не сдастся!

Лиан посмотрел на Томилина с некоторым удивлением.

— Вы хоть понимаете, с кем сейчас говорите? Или вы тоже ударите меня чем-нибудь тяжелым, чтобы я не мог отсюда уйти? Только учтите, о том, что я здесь, знают и в мэрии, и в вашей библиотеке. Скрыть это от городской охраны вам не удастся. Немедленно проводите меня к моему сыну и не смейте даже думать о том, чтобы мне препятствовать!

Кай, сжав кулаки и стиснув зубы, сделал шаг в сторону Лиана, но Вителлий тут же удержал его, схватив за руку.

— Следуйте за мной, господин Нисторин. А вы, — обратился он к Каю, — побудьте пока здесь.

Вителлий сам любезно открыл дверь и пропустил Лиана вперед. Всю дорогу до комнаты в жилом корпусе, оба мужчины молчали, только Вителлий иногда отвечал на приветствия. Около комнаты, больше похожей на каморку или кладовку, хотя бы потому, что находилась она под лестницей, на низеньком стульчике расположилась женщина. Увидев подошедших, она сразу вскочила; лицо ее было бледным, но, не смотря на это, щеки горели, а глаза не находили себе точки фокусирования. Руками она нервно теребила какую-то тряпку, не то полотенце, не то просто лоскут белой ткани. Вителлий испуганно посмотрел на нее.

— Что случилось?

— Он пропал, его увели невидимые силы! — прошептала женщина трясущимися губами.

— Что? — Вителлий недоверчиво изогнул бровь. — Вы, что, издеваетесь?

— Нет, нет, клянусь вам, это правда! — прижав руки к груди, женщина умоляюще посмотрела на господина настоятеля. — Я была в комнате, когда дверь открылась, сама собой! Я жутко испугалась, я сидела у окна и боялась дышать. Потом что-то или кто-то заставило мальчика пошевелиться, как будто его трясли за плечо, он проснулся. Потом я услышала какой-то шепот или шелест. Это духи, говорю вам, они разговаривали на своем языке. Духи помогли мальчику подняться, они даже одели ему обувь и увели с собой. Он словно опирался на чью-то руку.

Женщина едва не плакала, она затравленно посмотрела на Вителлия, а, переведя взгляд на Лиана, поняла, что перед ней мэр города, и побледнела еще больше. В свою очередь Лиан с каждым ее словом чувствовал растущее в себе негодование. Он считал, что над ним таким образом откровенно смеются, и только исключительная искренность и откровенный страх в глазах женщины сдерживали его. Но если в отношении нее он еще мог как-то закрыть глаза, то в отношении Вителлия — нет.

— Верно, вы можете пояснить все это? — сдерживая негодование, спросил Лиан.

— Только то, что возродилась магия, и ваш сын вместе с Гедовин намерены с ее помощью защищать Рувир.

— Послушайте, Гарадин, это переходит все мыслимые рамки!

— Послушайте, господин Нисторин, — тут же перебил его Вителлий, повысив голос, — я говорю вам правду, и недавний случай на дороге яркое тому подтверждение!

— Что ж это магия отсутствовала тысячу лет? А сейчас вдруг таинственным образом возродилась?

Очень серьезно и строго, сложив на груди руки, Вителлий ответил.

— Магия пробудилась, хотим мы этого или нет, но вскоре она вновь проявит себя. В данном случае Модеста увел волшебник, сделав себя невидимым.

Лиан возмущенно хмыкнул, он определенно в это не верил.

— Скорее всего, это Гедовин, — продолжал Вителлий.

— Ну, да, точно! Я видел у нее волшебный амулет, и перстень еще такой был, загадочный.

— Не надо ерничать, господин Нисторин. Вас это не красит.

— А вас, я погляжу, озаряет эта наглая ложь, нет, это даже не ложь, а откровенная насмешка!

— Да, нет же! — возмутился Вителлий и в сердцах заметил. — Даже Кай Томилин оказался понятливее!

— О, вы и ему байки о магии нашептывали? Это был шепот или шелест?

— Я не намерен говорить с вами в таком тоне, — почти оскорблено произнес Вителлий и собрался уходить.

— Нут, уж постойте! Я требую сказать, где мой сын!

— Сын?! — с ужасом произнесла женщина и невольно пошатнулась, ноги ее подкосились, а все вокруг поплыло.

— Что с вами? — сразу же спросил ее Лиан и помог ей присесть на стульчик. — Возьмите себя в руки.

Женщина не выдержала и зарыдала. Она не подписывалась на это! Когда к ней домой пришел Вителлий и попросил оказать помощь сыну его знакомого, она и предположить не могла, что мальчика, судя по всему, здорово ударили, что потом его уведут неведомые силы, и, в довершении ко всему, он окажется сыном мэра города.

— Я не знаю, где ваш сын. Когда Гедовин вновь придет к вам, спросите у нее. А сейчас извольте, я ухожу.

— Не думайте, что я не найду на вас управу. И не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Вителлий ничего не ответил и молча ушел, а Лиан вошел в комнату. Здесь, действительно, был Модест, о чем говорила не только не застланная кровать, но и рубашка мальчика. Вздохнув, Лиан быстрым и решительным шагом направился обратно к выходу с твердым намерением доехать до главного управления городской охраны и вернуться сюда, чтобы арестовать Гарадина и Томилина.

Тем временем Гедовин довела или, скорее, дотащила Модеста до подземной галереи. Усадив мальчика на скамейку, она вернулась в кладовку и, взяв мешок, который так и оставил здесь Модест, набрала еды.

— Давай я доведу тебя до кровати.

— Нет, дай отдохнуть, пожалуйста! Лучше отнеси пока еду.

— Уверен?

— Да.

— Ну, еду я попозже отнесу, а пока пойду, проверю, не приходил ли твой отец.

— Смеешься? В лучшем случае послал кого-то.

— Зачем ты так? Может, он сейчас задает трепку Вителлию.

— Брось, он меня ненавидит! — с болью в голосе произнес Модест, и не только физическая боль давала сейчас о себе знать. — Ты же знаешь, что из-за меня погибла мама.

— И все-таки я проверю.

Скользнув сквозь стену, Гедовин вернулась в комнату под лестницей. Перед входом сотрясалась в рыданиях лекарь, дверь в комнату была открыта. Девочке стало жаль женщину, но она понимала: любое слово из воздуха только усугубит положение. Оставив лекаря одну наедине с ее горем, Гедовин вышла на улицу. По пути она едва не столкнулась с выскочившим из столовой поваренком и дважды ждала, когда люди уйдут, чтобы незаметно для чужих глаз открыть двери. К тому времени и Вителлий, и Лиан уже скрылись из виду. К своему большому сожалению, Гедовин вынуждена была согласиться с Модестом: его отец не приходил. С этим она вернулась в галереи и, подняв Модеста, повела его в их штаб.

— Едем в главное управление городской охраны, — на ходу отдал приказ кучеру Лиан и быстро сел в карету.

Сначала Лиан мог только желать как можно быстрее доехать до управления, но, поостыв, он задумался. Нет, в то, что Вителлий говорил правду, он не верил, но вот что он сам скажет стражникам? Ведь он пообещал, что не выдаст Анну, значит, ему следует повторить, что к нему приходила Гедовин и подтвердить, что он отпустил юную беглянку, точнее, не задержал. Какой благородный и сознательный поступок для взрослого мужчины, который к тому же является мэром города!

— Ну и пусть! — решительно заявил он сам себе вслух. — Скажу, что она обещала говорить в обмен на свою свободу! Хотя… она ведь ко мне домой приходила, а Борису я никаких указаний не давал.

Прибыв на место, Лиан ужаснулся увиденному, давно ли Амалия докладывала ему о вполне благополучной ситуации в городе? Около центрального управления собралась настоящая толпа с акцией протеста. Люди скандировали лозунги с требованием освободить невинных и дать им право решать. Прислушавшись, он понял, что речь идет о праве выезда из города, а невинные — те, кого арестовали при попытках пересечь границы города. И очевидно, что все эти люди так просто мэра не пропустят. Выглянув из кареты, Лиан велел кучеру ехать в ближайшее отделение, не став, таким образом, рисковать пройти через второй вход. Сейчас по пути он подумал, что неплохо бы было поговорить с Анной. Откуда она узнала о случившемся? Какова ее роль во всем этом? Но, увы, это не представлялось таким уж реальным. А вот если найти на Вителлия управу, тогда и с Анной поговорить можно.

К счастью, ближайшее к центральному управление городской охраны не было оцеплено митингующими, и Лиан беспрепятственно прошел внутрь. Никого из старших служащих на месте не было, зато находящиеся там младшие служащие охотно его выслушали.

— Значит, вы говорите, что настоятель библиотеки силой удерживает вашего сына? — уточнил маленький плюгавый мужчина, сидящий напротив мэра не в своем кабинете и, откровенно говоря, чувствующий себя крайне неловко.

— Да.

— Но зачем ему это?

Лиан обреченно вздохнул.

— Я же говорю вам, у Кая Томилина сбежала дочь, она дружит с моим сыном, он сбежал вместе с ней, почему — я не знаю. Гарадин каким-то образом узнал, что девочка в библиотеке, но поймали они, Гарадин и Томилин, Модеста. Томилин сильно ударил его, но вместо того, чтобы вернуть мне, они заперли мальчика в каморке под лестницей, а потом куда-то увели оттуда. Они собираются освободить его только тогда, когда Гедовин сдастся.

На что стражник недоуменно спросил.

— Но какой смысл настоятелю библиотеки таким образом помогать этому Каю Томилину?

— Да, не знаю я! — в сердцах произнес Лиан. — В конце концов, это ваша работа, расследовать происшествия, а не моя!

— Но…

— Что «но»! Вы собираетесь его арестовывать или нет?

— Да, только по какой статье его арестовать?

— Даже я знаю, что без объяснения причин по прямому приказу руководителя городского или сельского поселения, человека можно задержать на двое суток. Я — мэр этого города, и я приказываю вам арестовать Вителлия Гарадина и Кая Томилина, а уж за двое суток, уверен, от них можно будет получить все ответы и понять их мотивы. Они расскажут, где мой сын, потому что во всю эту чушь о возрождении магии и о том, что Модеста увели неведомые силы или ставший невидимым волшебник, я не верю!

Стражник почти затравленно смотрел на Лиана, он не мог не подчиниться, хотя плохо понимал, зачем настоятелю библиотеки прятать сына мэра города, помогая тем самым Каю Томилину. Да, последний был зятем покойной госпожи Руяны, по чтобы это заставило Вителлия таким образом помогать ему вернуть дочь?!.. Пожалуй, господин Нисторин прав, и им нужно все выяснить, на месте. Стражник встал.

— Я соберу отряд, и мы сейчас же отправимся в библиотеку.

— Ну, наконец-то! Я буду ждать вас на улице в своем экипаже.

К тому времени как Лиан вышел из здания, в управление вернулся местный начальник и, выслушав объяснения подчиненного, лично возглавил операцию по аресту настоятеля библиотеки, последний в этот момент метался по своему кабинету, словно загнанный зверь. Он понимал, что Лиан так просто все не оставит, и что в любой момент он может вернуться сюда с городской охраной. Кай Томилин преспокойно сидел и следил за Вителлием.

— Может, хватит?

Вителлий резко остановился.

— Что хватит? Неужели вы не понимаете, что нас вот-вот арестуют?

— На каком основании? Мальчишку они здесь не найдут, с лекарем можно договориться, а мы от своих слов откажемся.

— Как все просто! — передразнил его Вителлий. А как же Гедовин? Если она расскажет, что видела и слышала?

— Ну, не думаю, что, учитывая то, каким способом она все узнала, ей поверят. Вон, господин мэр не очень расположился к услышанной от вас новости о возрождении магии.

— Но вы же поверили!

Кай скептически посмотрел на него.

— Я? Нет! Просто я поверил в возможность поймать Гедовин, и если бы сам не видел, как мальчишка появился из стены и как этот ключ потом пролетел сквозь стену, то я так и считал бы вас, — с уст Кая едва не слетело обидное слово, и он тут же поправился, — ваше мнение абсурдным.

— Я еще и псих! Ну, спасибо!

— Без обид, Вителлий, но слышать такое…. Это, иначе как бредом, и не назовешь.

Вителлий промолчал и вновь зашагал по кабинету, на этот раз медленнее. Через минуты две оностановился.

— И мы будем здесь ждать, когда нас арестуют? = уточнил он, взглянув на Томилина.

— Нам нечего бояться. Мы ничего не сделали, а потому убегать и скрываться не собираемся. Все логично.

Вителлий тяжело вздохнул.

— Я напишу домой, Анна и Драгомир должны знать, где я.

— Так Драгомир или Никон?

— Я оговорился. Ничего такого, если учесть, что так звали его отца, напомню, моего школьного товарища.

— И все-таки, Вителлий, — медленно произнес Томилин, — вы не оговорились. Мы ведь оба с вам знаем, что Драгомиром он представился Гедовин, и что здесь его ни вы, ни я не ждали.

— То есть вы утверждаете, что я лгу?

— Очевидно, это в ваших интересах и я бы благополучно забыл об этом, если бы Гедовин не приходила к нему в ваш дом.

— И что же здесь непонятного? Она просила своего знакомого помочь.

— На каком языке он говорит?

— Это наречие, но я его знаю.

— Да, весь известный мир говорит на одном языке, но есть, оказывается, еще некое наречие, которое знают, в том числе, Гедовин и ваша племянница, — уточнил Кай очень недоверчивым голосом. — Но, вы знаете, я тоже не совсем неуч и узнал некоторые слова. Это древний язык. Так почему странный мальчик говорит на древнем языке и абсолютно не знает нашего? Сразу напомню, о том, что он не знает современного языка, сообщила ваша племянница.

Вителлий пристально посмотрел на него и, сложив на груди руки, спросил.

— Что вам это даст?

Кай несколько смутился. Действительно, ему нет особого дела до этого мальчишки. Но все эти странные факты: медальон Дэ Шоров, знание древнего языка, его непонятное появление и — от этого никуда не деться — связь с его дочерью, не могли не интересовать Кая, он так и сказал об этом, напрямую.

— Мне интересно. Меня до сих пор в дрожь бросает при мысли, что он был с моей дочерью наедине всю ночь. Нет, я выяснил, что ничего страшного не произошло.

— Кай, умоляю, прекратите. Неужели вы настолько не доверяете своей дочери!

Кай вновь смутился. А ведь, действительно, Вителлий прав. Но как он может доверять четырнадцатилетней девочке, которую он практически не знал? И все-таки она его дочь.

— Пожалуй, вы правы, я подумал так сгоряча. И все-таки вы не боитесь, что этот мальчишка дурит вас? Я так думаю, что он вор, иначе откуда у него медальон Дэ Шоров? Что если он все понимает и врет, что знает только древний язык, которому его вполне могли научить, ведь в некоторых специализированных школах его изучают довольно основательно. Я уверен, что он — сын богатеньких родителей, от которых сбежал, тогда понятно, за каким советом к нему приходила Гедовин.

Вителлий усмехнулся.

— Нет, не боюсь.

— Вы еще помянете потом мое слово, — остался при своем мнении Кай.

Вителлий вновь усмехнулся и подошел к окну. Ждать им долго не пришлось, уже через полчаса их арестовали. Арест производил лично начальник восточного управления городской охраны, всего их было семь человек, включая Лиана Нисторина.

— Что вы теперь скажете, господин Гарадин? Вспомнили, где мой сын?

— Не понимаю, о чем вы, — ответил Вителлий, он старался говорить спокойно, но полностью скрыть свое волнение ему не удалось.

— Что?! Как это вы не понимаете, о чем речь?

— Не понимаю потому, что вы врываетесь сюда с городской охраной и требуете, чтобы я сказал, где ваш сын. Но я уже все вам сказал, все, что мог и добавить мне нечего.

— Что вы с ним сделали? — требовательно спросил Лиан.

Наблюдавший за ними начальник восточного управления вмешался, и вовремя, Лиан уже шагнул к Вителлию, и взгляд его ничего хорошего не предвещал.

— Так, все это и не только мы выясним в отделении, здесь останетесь ты, ты и ты, — говорил он, указав в итоге на пятерых стражников, включая того плюгавого служащего, который первым говорил с мэром, — допросите сотрудников этого корпуса и всех, кого сочтете нужным. В данный момент, господин Гарадин и господин Томилин, вы арестованы по прямому приказу мэра города Рувира господина Лиана Нисторина. Пожалуйста, сложите руки за спиной.

Все внутри Вителлия клокотало от возмущения, стыда, обиды, негодования и страха. Он уже глубоко сожалел, что не согласился с Томилиным и не пошел по пути лжи. Ведь Кай прав, его заявления о магии сейчас действительно больше походят на бред безумного, чем на рассуждения здравомыслящего человека. Но это была правда, а лгать и изворачиваться, отказываясь от своих слов, он не собирался. С обреченным видом Вителлий сложил руки за спиной, его примеру последовал Кай, вместе они прошли за начальником управления, сзади них шли два охранника. Лиан остался здесь, пояснив, что хочет быть свидетелем допросов, начальник управления не стал препятствовать ему.

Уже вечером в дом Вителлия принесли письмо, которое он написал для Анны. Прочитав его, девушка не могла поверить в то, что дядю арестовали, но устное подтверждение тому пришедшего из библиотеки гонца не оставило сомнений: все так и произошло.

— Сейчас в библиотеке идут допросы, — продолжил рассказывать о ситуации служащий.

— А мэр города? — уточнила Анна, — он еще там?

— Да, он присутствует на допросах, иногда сам задает вопросы.

— А в какое именно управление отвезли дядю?

— В восточное.

— Спасибо. Скажите, вы на служебном экипаже?

— Да.

— Подождите меня, я поеду с вами.

— Хорошо.

Быстрым шагом, почти бегом, Анна дошла до Драгомира, на ходу она объяснила ему сложившуюся ситуацию.

— Мы едем в библиотеку, — поставила она в известность Кейдру.

— Но…

— Мы должны быть там, Кейдра, ты ничего не знаешь! К тому же мы едем на служебном экипаже, не переживай, лучше пожелай нам успеха, потому что только мы можем освободить дядю.

— Ну, хорошо, — неуверенно ответил Кейдра, — только будьте осторожны.

— Обязательно, — пообещала девушка дворецкому и, обратясь к служащему библиотеки, сказала. — Идемте!

Что такого дядя ответил господину Нисторину, что тот арестовал его? Анна недоумевала. Если бы мэр просто забрал сына, то вряд ли он был стал устраивать такую шумиху. Значит, он не забрал его. Тогда…

— Гедовин! — догадалась Анна. — Она забрала его, а мэр решил… Слушайте, Инар, а Модеста Нисторина в библиотеке нашли?

— Нет, если честно, я не верю, что он и был там.

— Но ведь мэр искал его там.

— Да, — отвечал он, подавая руку Анне и помогая ей сесть в открытый экипаж, — и говорят, что Кай Томилин сильно ударил мальчика, наш господин Вителлий вызвал лекаря, а та утверждает, что мальчика увели неведомые силы. Еще говорят, что господин Вителлий объяснил это, нет, скорее, предположил, что это могло быть волшебство.

Инар сам не верил в то, что говорит и в первую очередь в то, что господин настоятель мог так говорить. Не случайно он подчеркнул «говорят», призвав в помощь здравому смыслу существование сплетен и слухов.

— Тогда все понятно, — сказала Анна, наклонясь к самому уху Драгомира, она перевела ему ее разговор с Инаром, последний решил, что у них какие-то секреты и вежливо отвел взгляд в сторону.

Выехав на дорогу с улицы, Инар почти сразу отметил практически полное отсутствие людей на тротуарах. До него уже сейчас доносились отдельные крики, с каждой минутой перерастающие в общий гвалт.

— Что это? — удивилась Анна.

Все трое стали озираться по сторонам, но ничего определенного не увидели, однако стоило им свернуть за поворот, как они увидели довольно большое количество людей, среди которых была храмовая стража, она оцепила кольцом в центре толпы женщину и маленькую девочку.

— Я ведь буквально только что ехал по этой дороге! — изумился Инар, — все было в порядке.

Девочка испуганно прижалась к матери, а женщина с затравленным полудиким взглядом смотрела на стражников, простые люди вокруг них требовали проявить благоразумие, упрекали стражников за жестокость, которая не вписывалась в принципы учения Алина. Многие были уверены, что мать и дочь пойдут сами, добровольно и не нужно этого жуткого конвоя. Но некоторые, наоборот, требовали здесь и сейчас наказать обвиняемых, озвучивали их вину, и вспоминали не столько трагическую аварию на дороге и нападение на служащих храма, сколько главный аргумент — сговор с Алиной. Среди людей была рассредоточена еще одна группа стражников, которая сдерживала самых ярых обвинителей.

Если Анна и Инар могли хотя бы понять: в чем тут дело, то Драгомир видел только женщину и девочку, которых оцепили в кольцо вооруженные люди, и было не совсем понятно, защищают они их или же нападают. С одной стороны стражники сдерживали рвущихся к женщине и девочке людей, потрясающих кулаками и гневно кричащих на них, но с другой стороны часть стражников направила копья внутрь кольца, да и девочка выглядела очень испуганной. Анна говорила о случае на дороге, и она, и Драгомир, поняли, кто перед ними. Стражники меж тем тянули время, еще утром они вычислили двух беглянок и сейчас смогли поймать, но буквально за каких-то несколько минут собралась эта толпа и просто остановила все их продвижение. Старший из отряда, видя, как быстро ухудшается ситуация, отправил одного из стражников за подкреплением. Все-таки авторитет численного преимущества вооруженных людей должен был сработать. И он вы наверняка сработал, если бы сквозь толпу не прорвался неизвестно откуда взявшийся служитель храма, о его статусе говорили длинные серые одежды. Он несся с какой-то палкой в руке прямиком к Лере. Неожидавшие такого натиска стражники просто расступились перед ним. На этот раз Лера точно знала, что ее сила защитит ее и маму, стоит только направить силу через силовое поле, которая она увидела в храме Истории. Последовала вспышка, на миг оглушившая всех, мужчину словно игрушку откинуло в толпу, а стоящие рядом люди попадали. Девочку лихорадило и пугало то, что она делает, но она должна была защитить маму и никакого другого способа она не видела. Едва осознав, что слух вернулся и они могут подняться, люди стали вставать, многие из гражданских с криками убегали отсюда, но некоторые сгруппировались и, подобрав несколько копий, которые, падая, выронили стражники, направились к девочке и ее матери. Это могло плохо кончиться, ведь во второй попытке Лера могла не просто откинуть их. Выпрыгнув из экипажа, Драгомир бросился туда, Анна сразу же выскочила следом за ним. Инар только и успел крикнуть: «Куда?!», но за ними не пошел — страх пересилил. Подбежав к девочке и ее матери, Драгомир проскользнул между стражниками, которые еще не успели вновь оцепить их, и приказал идущим на него людям.

— Стойте на месте!

— Еще один приспешник Алины! — прошептал кто-то из стражников, к которым уже успел повернуться Драгомир, приказав им не шевелиться. Потом он повернулся к девочке.

— Я видел, что ты хотела сделать! — возмущенно, осуждающе сказал он ей. — Ты могла убить их!

Но девочка только непонимающе хлопала глазами, а ее мать испуганно озиралась по сторонам.

— А-а! — простонал Драгомир и умоляюще попросил. — Анна, прошу, переведи.

— Он говорит, что знает, что ты хотела сделать, и осуждает, потому что ты могла убить этих людей.

Девочка вздрогнула и, прикусив губу, опустила глаза, а горячие слезы побежали по ее щекам.

— Я не понимаю, что происходит, откуда во мне эта сила, и я не хотела так. Но я не знаю, как еще защищаться от них!

— Слушайте, — предложила Анна вместо того, чтобы перевести слова девочки Драгомиру, хотя слезы малышки говорили сами за себя, — нужно уходить отсюда. Идемте с нами, мы отведем вас в безопасное место. Отведем их к Гедовин, — перешла она на древний, — а там разберемся, карта у меня с собой.

К счастью, Анна взяла с собой сумочку с планом галерей и ключом от них.

— Но, — неуверенно сказала Клея, но замерла на полуслове, увидев показавшееся из-за поворота подкрепление, на которое наткнулся бегущий в храм Истории служитель.

— Что здесь происходит? — сразу спросил старший стражник, высокий сильный мужчина с шикарными рыжими усами.

Окинув взглядом неподвижно стоящих людей, разбежавшихся по углам зевак и выглядывающих из окон жителей близлежащих домов, он обратил внимание на то, что в центре стоят разыскиваемые девочка и ее мать, а среди двух подростков он узнал Анну.

— Госпожа Анна? — удивился он. — Что вы здесь делаете, среди этих?

— Бежим! — скомандовала девушка и, схватив Леру за руку, потащила за собой, Клея и Драгомир побежали следом.

— Стойте! Именем всеблагого и великого Алина приказываю вам: остановитесь! — крикнул он им вслед, но, сразу поняв, что простые словесные увещевания не подействуют, он скомандовал своему отряду. — Схватить еретиков и всех, кто им помогает!

Услышав это, Анна побежала еще быстрее, обернувшись, она с ужасом увидела, как двое стражников остановились и стали натягивать луки. Пока они собирались только пустить предупредительные стрелы, напугать беглецов, заявив, что это не шутки, и меры могут быть предприняты самые решительные.

— Драгомир! Останови их!

Стражники не поняли последних ее слов, и их сбило с толку поведение мальчика, который вдруг остановился и развернулся к ним. В следующее мгновение они узнали на себе силу его слов и могли только стоять и смотреть, как все четверо уходят. Остановив солдат, Драгомир мог бы заставить их забыть, что они видели, но фактически их видело столько людей! Они с опаской и восхищением смотрели из окон, из экипажей парализованного на дороге движения. Люди переговаривались, некоторые, наоборот, испуганно молчали, некоторые выкрикивали осуждающие лозунги, призывы бороться с приспешниками Алины; были и те, кто просто молился Алину с просьбой дать ответ происходящему, объяснить, как им вести себя. И если сначала случай с Лерой воспринимали как нечто из ряда вон выходящее, то теперь все видели: она не одна такая, и то, что происходит, является неким заявлением, и никто не знал, что оно принесет им.

До ближайшего спуска в тоннель с пограничной стеной галерей оставалось совсем недолго, но Анна даже не притормозила, она буквально тащила Леру за собой. Клея тоже не останавливалась, а Драгомир, после применения магии испытывал некоторую слабость, но остановиться и передохнуть он не мог, заставляя себя и дальше двигаться в том же темпе. Вся компания едва не налетела на вышедшую к ним навстречу городскую стражу. Окинув беглым взглядом всю разношерстную компанию, старший по званию стражник, который вел свой отряд туда, откуда доносились крики, приказал им задержаться.

— Объясните, в чем дело?

Выступив вперед, за всех ответила Анна.

— Мы оттуда, там такое творится! — Анна запыхалась и сейчас очень натурально изображала уставшую и испуганную девушку. — Пожалуйста, остановите их!

— Кого остановить? Вы можете толком объяснить, что там происходит?

— Мы и сами не знаем. Но, пожалуйста, вы должны быть там. Там храмовая стража, они стреляют. И мы, мы…. — Анна расплакалась.

Лера, не совсем понимая ее действия, сочувственно погладила ее по руке.

— Не плачь!

А Драгомир, подойдя к Анне, положил руку ей на плечо. Вперед вышла Клея и как можно более невинным голосом попросила отпустить их домой.

— Да, да, идите, но, если что, вам необходимо будет дать показания.

— Конечно, мы живем на пятой Березовой улице.

— Хорошо, — согласился стражник и, сделав знак рукой своему небольшому отряду, быстрым шагом, почти бегом отправился на место.

— Они нас не узнали! — удивленно и в то же время радостно произнесла Лера.

— Да, нам крупно повезло! — ответила Анна. — Идемте!

За следующим поворотом они, наконец, спустились в сточный люк. Если бы не все увиденное до того, Клея могла возмутиться такому, но выбора у нее не было, она покорно последовала за подростками, но когда они исчезли сквозь стену!

— Проходите, ключ в стене, поэтому стены на самом деле нет.

С замиранием сердца Клея взяла дочь за руку и сделала неуверенный шаг в стену, но, вопреки ее ожиданиям, она не наткнулась на преграду и ничего не почувствовала так, словно стены и правда не было.

— Ух, ты! — восхитилась девочка, когда из сырого темного сточного люка она оказалось в хорошо освещенном подземном коридоре.

— Что это за место? — сразу спросила Клея, в отличие от дочери ее эти чудеса пугали и настораживали, словно мало ей было новых способностей Леры!

— Мы в подземных галереях и никто без этого ключа не может войти сюда, здесь мы все в безопасности.

— Но почему все это происходит? — почти прошептала Клея, она едва сдерживала слезы. — Что вообще происходит? Я ничего не понимаю!

— Ваша дочь волшебница, — просто объяснила Анна. — Магия вернулась в наш мир, и Лера смогла воспользоваться своей силой.

Однако для Клеи это объяснение простым не было, скорее, это больше походило на заявление помешанной или насмешку богатенькой девушки. Видя ее недовольное лицо, Анна поспешила пояснить.

— Я знаю: это звучит странно, но это правда. Или вы можете дать другое объяснение тому, что делала ваша дочь? Тому, что делал Драгомир, или хотя бы то, как мы сейчас прошли сквозь эту стену? Даже если предположить, что все это, действительно, происки Алины, то последнее сложно таковым назвать.

Клея смутилась.

— Нет, но… это все так странно. Невероятно! Немыслимо! — она с минуту молчала, но Анна терпеливо ждала, что она скажет. — И что же нам теперь с этим делать? Как с этим жить?

— Как-то надо. И самое главное и сложное сейчас не это, а то, как убедить людей не нападать на волшебников, провоцируя их на самозащиту.

— А те стражники были из храма? — спросил у Анны Драгомир.

— Да, и они уже считают тебя и эту девочку еретиками, а меня и, — Анна перешла на современный язык и уточнила. — Извините, как зовут вас и вашу дочь.

— Я Клея, а эта Лера. Что это за язык?

— Древний язык, на нем говорили во времена волшебников, — пояснила ей девушка и договорила фразу Драгомиру. — Да, меня и Клею назвали помощниками еретиков.

— Еретик? — переспросил Драгомир. — Что это?

— Это тот, кто отрицает главенство всеблагого и великого Алина, то есть бога, а есть еще его злая сестра Алина, приспешниками которой нас уже назвали, и за одно это нас могут казнить. Если, конечно, верховный суд храма докажет нашу вину, — поправилась Анна, — а я уверена, что докажет. Нам остается только убедить царя Изяслава помочь нам, ведь он сам использует магию.

— Как?

— У него есть посох, это часть волшебного механизма, а вторая часть — кровь наследника или правителя. Помнишь, я спросила тебя, что было бы, если бы Гедовин надела твой медальон без спроса?

Мальчик кивнул.

— Так вот тот посох сделал ты, и, если его возьмет тот, кто не имеет на это право, то он погибнет. И это не страшная сказка, мой папаша видел это собственными глазами.

— Расскажи мне о современной религии, — немного помолчав, попросил мальчик.

— По пути, хорошо? Идемте, — обратилась она к Клее, — здесь есть не только коридоры, но и комнаты, там можно отдохнуть.

Анна достала схему коридоров и, определив вместе с Драгомиром путь, пошла вперед. По пути она рассказывала ему об Алине и о том, что его учение владело умами всех людей в той или иной степени.

— Еще во времена волшебников люди верили, что есть на небе заступник, который помогает и защищает простых людей. Особенно яро верили в это нищие и обездоленные, что есть кто-то, кто им может помочь, но не помогает. Одним из отцов современной религии был разорившийся купец, ему, якобы, было откровение свыше, благодаря которому он узнал, что творить добро Алину, всеблагому и великому, мешает его сестра Алина. И до тех пор, пока люди пускают зло в свое сердце, Алина крепко держит их, и они не могут узреть силу и величие Алина. Даже бедняк, который завидует богатому на самом деле приспешник Алины, потому что зависть — есть зло, а вот если он очистится от греха, тогда он сможет впустить в свое сердце Алина, и Алин поможет ему. Нет, конечно, золотых монет с неба никто никогда не обещал, потому что богатство должно быть не внешним, а, в первую очередь, духовным. Познав Алина, человек обретает мир и на него нисходит благодать, вот высшая цель современной религии, об этом денно и нощно молятся в монастырях, к этому призывают в храмах.

— Так-то вроде неплохо. Человеку нужно самоуспокоение, и хорошо, если религия помогает ему.

— Может, так бы все и было, но когда магии не стало, простыми людьми стали богатые бывшие волшебники, и бедняки задались вопросом, а где же справедливость? И почему бывшие маги, такие же люди, не хотят делиться своими богатствами? Еще до этого вспыхивали столкновения между волшебниками и последователями религии Алина, а после исчезновения магии появились новые учителя, которые объявили магов приспешниками Алины, назвав святым дело разграбление их имущества, убийства и поджоги. Все это начинало принимать необузданный характер, и тогда учителя решили основывать монастыри, где люди смогли бы жить и молиться и, помня о своей греховности и нетвердости убеждений, могли бы наказывать себя телесно.

— Уже не нравится, — заметил Драгомир. — хотя, наверняка тогда такая строгость была оправдана.

— В общем-то, да, — согласилась Анна и продолжила, — чуть позже верующие стали организовывать и строить храмы тоже в первую очередь для того, чтобы призвать людей к порядку, с течением времени храмы стали реальной силой, их настоятели фактически руководили поселениями.

— А Истмирра?

— Ее тоже не обошли религиозные веяния, какое-то время царская власть была под пятой у власти религиозной, но после многочисленных протестов и двух гражданских войн храм признал главенство царя, а существование строгих требований к поведению согласно предписанию Алина только на территории монастырей или храмов. Спустя годы на территории других стран тоже были введены послабления, но фактически наша царица Тиона не может издать ни одного приказа без согласования с главным настоятелем Гриальша.

— Ага, получается, — стал рассуждать Драгомир, — волшебников назвали приспешниками Алины, но потом храм фактически осудил действия тех религиозных фанатиков и их последователей, значит, по определению магия — не зло, и мы не совсем так уж обязательно являемся приспешниками Алины. Ты думаешь, в храме не станут это обсуждать и вероятнее всего примут сторону непримирения?

— Все зависит от главного настоятеля, а его сейчас нет, его еще не избрали после смерти последнего главы храма, так что все зависит от того, кто придет к власти.

Драгомир тяжело вздохнул.

— Ясно.

Так, они не заметили, как подошли к комнатам, и их встретила Гедовин, вышедшая на голоса. Видел ее только Драгомир, а вот остальные невольно вздрогнули, когда девочка появилась из ниоткуда.

— Кто это с вами? — сразу поинтересовалась Гедовин.

— Это та самая девочка, которая первой использовала магию тогда, на дороге, и ее мать Клея, а девочку зовут Лера.

— Модест здесь? — сразу уточнил у нее Драгомир.

— Да.

— А тебя не было возможности сказать об этом его отцу? — уточнила Анна.

— Так он не приходил, я специально возвращалась, чтобы проверить.

— Значит, вы разминулись, потому что он приходил, арестовал дядю и твоего отца.

— Ничего себе!

— А где Модест? Ему лучше вернуться, думаю, тогда его отец освободит дядю.

— Он в той комнате, а я пока расположу наших гостей. Здравствуйте, — наконец-то поздоровалась она с ними на понятном им языке, — меня зовут Гедовин, идемте, я отведу вас в комнату, где вы сможете передохнуть.

— Жалко будить, — неуверенно сказала девушка, войдя в комнату и увидев спящего Модеста, — но дядю нужно освободить.

— Уже почти девять вечера, думаешь, кто-то станет ночью хлопотать об его освобождении?

— Но отец Модеста наверняка еще здесь. Дай мне медальон, я пойду, проверю.

— Но, — замялся Драгомир, — это может быть опасно.

— Чем? Меня же никто не увидит.

— Но ты не знаешь, как он отреагирует на голос извне.

Анна задумалась.

— Я отскочу, если он захочет схватить меня.

— Мне это не нравится. Лучше разбудим Модеста, — и Драгомир бесцеремонно шагнул к мальчику и потряс его за плечо.

— Ум-м, — простонал мальчик. — Что?

— Твой отец в библиотеке, он искал тебя и уже арестовал за это господина Вителлия и отца Гедовин. Ты должен вернуться.

Модест окончательно проснулся и недоуменно посмотрел на Драгомира.

— Это невозможно! — однозначно ответил он, в свою очередь Драгомир не понял его.

— Почему?!

— И это правда, Модест, — подтвердила Анна. — Тебе нужно вернуться. Давай мы пойдем наверх и посмотрим, там ли он еще, потому что он с городской стражей допрашивал служащих библиотеки. Если он там, мы его приведем.

— Но ведь он узнает об этом месте.

— Он и так знает, но пока не верит.

— А мэр города может повлиять на мнение служителей храма? — уточнил Драгомир, Анна сразу повернулась к нему.

— В принципе да. Идем!

— Идем!

И, более не сговариваясь, они вышли в коридор и быстро пошли к выходу в библиотеке, так что, когда Гедовин зашла в комнату, то застала там только Модеста, который неподвижно лежал, устремив взгляд в потолок.

— Где они? — удивилась девочка.

— Пошли к моему отцу, — бесстрастно ответил Модест и, повернув к ней лицо, шепотом спросил. — Ты можешь поверить в то, что он такое сделал? Ради меня!

— Могу, — пожала плечами девочка и села на край кровати. — Он любит тебя, Модест, просто ему тяжело и, может, он каждый раз смотря на тебя, вспоминает твою маму и поэтому переключает внимание, что ли. Не знаю, как сказать, но, если б он тебя не любил, он бы, действительно, как ты и сказал, в лучшем случае прислал кого-то, а не ехал бы сам.

Тем временем Анна и Драгомир, выглянув из кладовки, скользнули в коридор, изрядно озадачив шедшую им навстречу повара.

— А… что вы здесь делаете?

— Вы знаете, где сейчас мэр города? — вопросом на вопрос ответила Анна.

— Здесь, в библиотеке.

— А где именно? Вы можете сказать?

— Он в столовой, допрашивает поваров.

— Спасибо! — на ходу поблагодарила ее Анна и побежала вперед по коридору, едва не налетев за поворотом на того, кого искала.

— Господин Нисторин! Вы должны пойти с нами!

— Анна! Вы знаете, где Модест?

— Да, идемте!

— А-а, господин мэр, — протянул стражник, также пришедший сюда за господином Нисториным, — а как же ситуация в городе?

Пока первый стражник спрашивал мэра, второй, увидев Анну и Драгомира, завопил на весь коридор.

— Это они! Анна Гарадина и мальчик, приспешник Алины!

— Идемте с нами, прошу вас, мы все объясним вам, — умоляюще произнесла Анна, с опаской она огляделась по сторонам, к ним с двух сторон подступали стражники.

— Это все чушь! — ответил непреклонный Лиан, но так и не успел ничего добавить, потому что Драгомир велел стражникам остановиться.

— Что за?.. — только и успел сказать Лиан, когда Анна потянула его за рукав.

— Идемте, прошу вас!

Лиан покорно пошел за девушкой и только перед стеной дернулся назад.

— Видите, ключ вошел в стену, значит, стена стала проницаемой, вот смотрите, — говорила девушка, проходя сквозь стену следом за Драгомиром.

Сердце Лиана билось как сумасшедшее, не столько он недоумения, сколько он ужаса: это все — правда; и Вителлий, и эти стражники, и та лекарь — они все не лгали. Но что такое творится?

Лиан протянул вперед руки, собираясь сначала коснуться стены руками, но его руки, не ощутив никакой преграды, скрылись в каменной кладке — он вздрогнул и дернул руки обратно. Его ладони были целы и неврелимы, Лиан недоуменно покрутил ими, осмотрев обе стороны — нет, все было цело. Выдохнув, он сжал кулаки и шагнул в стену, вновь не ощутив никакой преграды, он вошел к хорошо освещенный коридор, Лиан даже зажмурился от неожиданно яркого света и закрыл лицо руками, как только он привык, Анна, что терпеливо ждала его, сказала.

— Идемте, мы отведем вас к Модесту.

Лиан ничего не ответил и покорно пошел следом за ней и мальчиком.

— Он почему-то не поверил в то, что вы вообще за ним приходили, — продолжила говорить Анна уже на ходу, — и очень удивился, что вы из-за него арестовали Кая Томилина и моего дядю, вы ведь освободите его?

— Выходит, Виеллий говорил правду? Магия и правда вернулась. Но как? Почему?

— Дядя не лгал вам, все — правда.

— И это какие-то подземные галереи, куда я прошел сквозь стену, свет здесь идет непонятно откуда, а моего сына, действительно, увел невидимый волшебник?!

— Это была Гедовин, — пояснила Анна.

— Ну да, ну да. Слушайте, вы хоть оба представляете, что там творится на улице?

— Нам пришлось убегать от стражи храма, если вы об этом.

— Да, и эта стража храма уже организовала поход против приспешников Алины, по улицам ходят настоящие отряды фанатично орущих лозунги людей, а Гораций Фан, решив, что это акция в поддержку храма, вывел своих ребят им навстречу. Городские стражники доложили мне о первых стычках.

— Нам очень жаль, но иначе было бы не лучше. Когда нам сообщили, что дядю арестовали, мы поехали сюда, к вам, и по пути наткнулись на храмовую стражу, которая поймала в кольцо ту девочку, Леру, и ее мать. Пусть эта девочка и волшебница, но тогда она была просто затравленным ребенком, которому угрожали, и не только ей, но и ее матери. Защищаясь, она едва не покалечила стражников, и мы лишь вступились за нее и отвели сюда. Именно поэтому мы и хотим попросить вас помочь: нельзя объявлять магию делом Алины, потому что тогда волшебники будут вынуждены обороняться. Нужно как-то повлиять на храм и доказать, что сама по себе магия — не зло, но если сейчас объявить войну против нее, то они точно наживут врага, и вражда не окончится стычками в городе!

— Но ведь волшебников всего трое, Гедовин, Лера и этот мальчик.

— Нет, это лишь те, о ком мы знаем наверняка. Реально волшебников гораздо больше, но пока все они только получили возможность пользоваться своей силой без определенного представления, как это сделать, но они освоят это со временем.

Лиан промолчал. Ему все это не нравилось, он не понимал: как такое возможно, но не мог не принимать очевидное. Он не знал, что теперь делать, как заставить верующих, а главное, их руководство сесть за стол переговоров, и это на фоне того, что царь Изяслав и его войско с каждым днем все ближе к городу.

— Анна, а насколько правда, что Модест и Гедовин хотят использовать магию для защиты города?

— Э-э, пусть они вам сами расскажут, потому что там не совсем все однозначно, к тому же мы почти пришли.

Комнаты в галереях, где расположились нынешние их обитатели, представляли собой один общий зал и отходящие от него комнаты и коридоры. Когда Анна, Драгомир и господин Нисторин вошли в общий зал, то застали там сидящих за столом, заваленном книгами, Леру и Клею. Клея, сразу узнав мэра, вскочила как ошпаренная и поклонилась мэру, проводив его испуганными глазами до самой комнаты Модеста. Пропустив Лиана вперед, Анна и Драгомир вошли следом.

— Отец! — все еще не веря, вслух подивился мальчик и неудачно попытался встать, рухнув обратно на подушку.

— Лежи ради всего святого! — попросил его Лиан.

Гедовин мгновенно вскочила с края кровати, уступив мэру место. Окинув внимательным взглядом перебинтованную голову сына, Лиан тяжело вздохнул.

— Кошмар! А господа волшебники не могут это исправить? — уточнил он, взглянув на Анну и Драгомира, расположившихся у бутафорского окна. Девушка перевела, но мальчик отрицательно покачал головой.

— Это возможно, но я не знаю: как это сделать.

— Он не знает, как это сделать, хотя это и возможно, — перевела Лиану Анна.

— Почему он сам не может ответить?

— Он еще не совсем понимает нашу речь.

— Какую нашу речь? Весь известный мир говорит на одном языке. Или он из дальнего поселения, где помнят древний?

Драгомир напряженно вслушивался в его слова, но практически ничего не понял и вопросительно посмотрел на Анну.

— Он не понимает, почему ты не знаешь современного языка, — пояснила девушка. — Похоже, он думает, что мы играем.

Мальчик кивнул и, подойдя к Лиану, представился, указав на себя рукой.

— Драгомир Дэ Шор.

Лиан скептически изогнул бровь и недоверчиво посмотрел на мальчика.

— Кажется, Борис говорил о мальчике по имени Никон Бареев.

— Дядя придумал это для того, чтобы не шокировать всех правдой. Но, если Драгомир так хочет, — пожала плечами девушка.

Лиан уже открыл рот, чтобы выразить свое недовольство, и без того отраженное на его лице, когда его остановил Модест.

— Это правда, отец! Я знаю, что в это трудно поверить, но именно Драгомир и стал причиной пробуждения магии.

— И ты хочешь сказать, чтобы я поверил в сказку об уснувшем царевиче Истмирры?

Модест не ответил, и Лиан, внимательно посмотрев на Драгомира, схватился за голову.

— Дети! Я вас всех арестую за этот бардак! И причем здесь Драгомир Дэ Шор? Он уверен, что его так зовут? Или, надеюсь, это не тот Драгомир Дэ Шор, который оставил значительный след в истории?

Никто не ответил. Лиан нервно провел рукой по волосам.

— Так значит, он ни с того ни с сего проснулся, хотя я не припомню из истории, чтобы Драгомир Дэ Шор в столь юном возрасте уничтожил свой город, и теперь есть и он, и магия?

— Это я его разбудила, — призналась Гедовин, она сидела напротив Лиана по другую сторону кровати на стуле, облокотясь о спинку. — Арестовывайте меня.

— Да я к слову это сказал!

— И Драгомир тогда был старше, но он исказил заклинания, когда его пытались убить. После первого, он стал ребенком, а после второго уснул сам и связал себя с потоками магии, — добавила Гедовин. — И он ничего не помнит из своей прошлой жизни, почти ничего.

— И откуда тебе это все известно?

— Все это изначально было известно дяде и мне, — пояснила Анна, — теперь знаете и вы.

Приподняв за подбородок голову Драгомира, который все еще стоял подле Лиана, понурив взгляд, он внимательно посмотрел на мальчика.

— В тебе есть что-то общее с Изяславом Дэ Шором, который, узнав, что единственный наследник престола здесь, еще сильнее захочет вернуть себе Рувир.

— Почему наследник? — не поняла Анна.

— А кто? У Изяслава по известным причинам детей нет, а трон может переходить от старшего ребенка царской семьи к младшему. Насколько я помню из истории, Драгомир Дэ Шор был младшим внебрачным сыном царя Вячеслава и волшебницы Иллеи, но Вячеслав признал его, и теперь он — единственный сын царя.

— Вот! — подчеркнула Гедовин. — Прямое подтверждение магии.

— Ну, в то, что это магия, — возразил Лиан, отпуская мальчика, тот поспешно отошел обратно к Анне, — давно никто не помнит. Официальное объяснение: это воля свыше, и именно поэтому Изяслава не лишили трона после того, что он сделал со своей сестрой. Поверьте мне, дети, если бы народ знал, что это магия, Изяслава выгнали бы вместе с этими правилами наследования, а скипетр сожгли или разрубили в щепки. А теперь расскажите мне, что за планы по обороне города вы тут готовите? — спросил Лиан, одарив требовательным взглядом сначала Гедовин, потом Модеста.

— Ну, мы… — замялся мальчик, взглянув на Гедовин, та кивнула и докончила сама.

— Мы собираемся вернуть Рувир царю Изяславу.

— Это шутка, да?

— Нет, это правда, — подтвердила Гедовин, немного пояснив, — мы за светскую власть в государстве.

Лиан едва не рассмеялся.

— Мы, это кто?

— Я, — произнесли Модест и Гедовин почти одновременно.

— И вы двое решили, что вы вправе решать за всех жителей города? Да кто дал вам такое право?

Ребята не ответили, молча потупив взгляд, ведь, по сути, господин Нисторин был прав. Анна же, все это время переводившая Драгомиру разговор, вставила свое замечание.

— Но ведь вопрос еще и в том, что возрождение магии началось именно в Рувире, и местный храм уже назвал это деятельностью Алины. Если бы Рувир был частью светского государства, тогда магия с большей вероятностью могла бы быть признана. Я напомню, что самооборона волшебника уже ни к чему хорошему не привела, даже исходя из тех случаев, которые нам известны. Мое мнение, за такой силой, как магия, должен быть надзор, а не преследование с вытекающими последствиями. В древности ведь был властитель магии, книги учета и волшебные птицы камиды, фиксирующие применение запрещенных заклинаний, общественная надзорная служба, то есть на них была управа, и лучше сейчас восстановить эти знания, чтобы могли сосуществовать и волшебники, и люди, не наделенные магическим даром. Вы согласны?

Лиан внимательно посмотрел на девушку.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы вразумить храм отказаться от поспешных выводов, но вы должны пообещать мне, что пока останетесь здесь. Что касается возврата Рувира Истмирре, то, боюсь, вы не совсем понимаете, о чем говорите. Да, Анна, ты права, магию нельзя делать врагом, с ней лучше дружить, но представь себе, как отреагирует Всевладоград на то, что сила Алины защищает город от страны, где мудро руководят служители храма, с тем, чтобы передать город стране, в которой не считаются с властью религии? Скорее всего, это будет предпосылкой начать священную войну против Истмирры, потому что в то, что это будет знак свыше — я имею в виду, отдать Рувир — люди, после всего, вряд ли поверят.

— Так и что же сейчас делать?

— Ждать. Я должен вернуться в город и попытаться восстановить порядок.

— А если голосование, — уточнила Гедовин, — покажет, что город за возвращение в состав Истмирры?

— Гедовин, — снисходительным тоном ответил Лиан, — голосование в городе, где сосуществует столько разных взглядов, не может быть однозначным, к тому же я больше, чем уверен, что оно будет в пользу сохранения в составе Гриальша.

Лиан встал и, обведя взглядом всех ребят, уточнил.

— Вы не ответили. Я, кажется, сказал, что вы должны пообещать остаться здесь.

— А, ну да, — первым ответил Модест.

— Еще бы тебе куда-нибудь вздумалось идти!

— Я обещаю, — сказала Гедовин.

— А у нас нет выбора, — ответила Анна, разведя руками.

— Хорошо. Как я смогу сюда вернуться?

— Мы дадим вам ключ, — сказала Гедовин, но вы должны пообещать, что не отдадите его господину Вителлию. Чтобы пройти, нужно просто приложить ключ к стене, — пояснила девочка, протягивая ему входной ключ. — А это схема галерей.

— Спасибо. Анна, твоего дядю я освобожу, а вот Кай Томилин пусть посидит за то, что поднял руку на моего сына.

Модест восхищенно посмотрел на отца, на глаза мальчика невольно навернулись слезы. Сейчас он даже не жалел, что голова болит, а перед глазами все кружится, если это изменило отношение к нему отца, то оно того стоило.

Выходя, Лиан попросил Клею присмотреть за ребятами и Модестом в частности.

— Сможете сменить повязку?

— Да, конечно.

— Хорошо, — коротко взглянув на Леру, уснувшую за столом, — малышка сидела на стуле, расположив голову и руки на книгах, Лиан негромко добавил. — Я сделаю все, что смогу, но ничего не обещаю.

— Спасибо!

— Пока рано говорить «спасибо». И пока я могу только порадоваться тому, что здесь вы в безопасности, но что ждет нас после этой ночи, если все пойдет не так! Остается только надеяться на лучшее.

Пока Лиан был в подземных галереях, Каллина отправила несколько отрядов на поиски еретиков и приспешников Алины. Она прочитала несколько пламенных речей о силе и твердости веры в Алина и объявила себя временным настоятелем города на время отсутствия избранного настоятеля Рувира, находящегося, как и большинство его коллег, во Всевладограде. Два остальных храма ничего не возразили ей, рассудив, что ей, подвергшейся прямому нападению со стороны Алины, виднее. Половина жителей города спрятались по своим домам, а вторая половина была на улицах. С одной стороны шли люди, просящие Алина помочь им, с другой стороны люди Горация Фана вышли с самодельными флагами Истмирры. Сначала они шли стройным маршем, к которому постепенно примыкали новые люди, выкрикивая лозунги. «Наша родина — Истмирра! — кричали они. — Вернем Рувир! Вернемся домой! Да здравствует власть царя! Да здравствует светское общество! Жизнь по законам государства, а не храма!» И чем больше лозунгов раздавалось в поддержку светской власти, тем больше накалялась обстановка. Сначала храмовая стража просто сопровождала манифестантов на довольно почтительном расстоянии от них, потом, когда несколько людей решили пройти сквозь ряды стражей в обратную сторону, они встретили сопротивление. Начались потасовки между поклонниками власти религиозной и светской. Но если люди между собой по большей части выясняли отношения словами, то есть просто спорили, то стражники храма сразу схватились за оружие, нескольких человек они ранили, двоих тяжело. В ответ шедшая впереди толпа начала волноваться как море в непогоду. Кто-то с криками пытался убежать, кто-то рвался остановить стражей храма, а несколько десятков человек вооружились камнями и всем, что завалялось на дорогах и во дворах, и направились к храму. Ближе всех находился храм Первого Слова Всеблагого и Великого Алина. Подоспевшая к месту стычек городская стража, пытались разнять митингующих и стражу храма, или хотя бы уговорить последних не применять оружие. Однако кровь, крики, давление толпы, страх и агрессия, царящая здесь, давно преградили путь здравомыслию и великодушию. Слово за слово, и городская стража сцепилась с храмовой. Кто мог разнять представителей служб правопорядка в городе, было непонятно.

Когда Лиан появился в коридоре хозяйственного корпуса, тот стражник, что узнал Анну и Драгомира, радостно кинулся к нему.

— Господин мэр, вы спаслись?!

— От чего? — строго спросил Лиан, готовому только что не броситься ему на шею парню.

— Но ведь вас захватили в плен приспешники Алины!.. — неуверенно протянул стражник.

— Что за чушь! Кто-нибудь еще из городской стражи здесь есть?

— Да, человек десять, все ищут вас.

— Я уже нашелся. Собери всех, нужно восстановить порядок в городе.

Лиан вышел на улицу, было уже почти десять вечера, стояла прекрасная погода, абсолютно омраченная доносящимися сюда криками. Заметив мэра, несколько стражников сразу подбежали к нему, старший из них доложил.

— Только что нам сообщили, что глава храма Истории объявила себя госпожой настоятельницей Рувира, ее стража арестовывает всех, кто поддерживает приспешников Алины.

— И как же она определяет причастность каждого встречного?

— Не совсем понятно, чем она руководствуется, но уже точно не один десяток людей задержан, в основном это люди Горация Фана. Сам Гораций ранен и схвачен стражей храма. Толпа людей направилась к храму Первого слова, но точной информации, что за чем следовало, нет. Точно, что люди вооружены, кто чем.

— Кошмар!Немедленно везите меня в храм Истории. Соберите всех, кто остался в библиотеке и пусть они следуют за нами.

— Да, господин мэр! — отчеканил стражник, и, отдав короткий приказ позвать сюда тех, кто остался в библиотеке, уточнил. — На улицах опасно. Может, вам лучше подождать здесь, пока мы вернемся с отрядом.

— Вас вполне достаточно, и не стоит привлекать к себе внимание.

Тем временем стражники, которые еще проводили допросы, вышли на улицу, и Лиан направился к своему экипажу. Едва они отъехали от библиотеки, как им сразу стали попадаться бегущие кто куда люди. Некоторые были ранены.

— Едем мимо храма Первого Слова! — скорректировал путь Лиан.

— Да, господин мэр!

Чем ближе к мосту, тем больше людей попадалось и все больше их бежало по направлению к храму Первого Слова. В руках люди несли камни, палки, кто-то бежал с ножом в руках, похоже, это были не только сторонники Горация Фана. Крики нарастали, экипаж с трудом пробивался сквозь толпу, дорогу буквально расчищали конные стражники. В какой-то момент Лиан зажмурился от вспышки, которая проникла даже сквозь стены закрытого экипажа. Карету резко накренило в сторону, а ослепленный кучер едва не свалился.

— Что это?! — испуганно завопил тот самый парень, которого Лиан вынужден был посадить в карету — он прибежал в библиотеку, а не прибыл верхом.

— Это магия, — спокойно ответил ему Лиан.

— Что?!

— Магия, — повторил Лиан, скорее, самому себе, чем до смерти перепуганному стражнику.

Выглянув на улицу, Лиан спросил кучера, в порядке ли тот, получив положительный ответ, он стал вглядываться вперед. Когда через минуту они подъехали к площади, то увидели полулежащего в центре служителя храма, судя по отличительным знакам, двум золотым веточкам хвои на эполетах длинных одеяний, это был сам настоятель. Люди отошли от мужчины на почтительное расстояние, никто не решался подойти к нему. Проехать туда было невозможно, и, если бы не мост, на котором остановился экипаж, Лиан вообще бы ничего не увидел. Решительно и смело открыв дверь, он спрыгнул на мощеный камень.

— Соберите всю нашу стражу, живей! — скомандовал он.

— Да, господин мэр!

Кто-то услышал, кто-то увидел, но все стали оборачиваться.

— Это мэр! Мэр города!

Ему без всякого приказа освободили дорогу и пропустили на площадь перед храмом, где все еще ничего не понимающий настоятель, облокотясь о правый локоть, полулежал на земле. Увидев мэра, он, бледный, потряхиваемый нервной дрожью, затравленно воскликнул.

— Я — не приспешник Алины! Я верю во Всеблагого и Великого Алина!

Захныкав, словно малое дитя, он сел, подобрав под себя колени, и опустил голову на руки, продолжая бормотать клятву верности Алину как формулу. Уверенно подойдя к нему, Лиан откашлялся и громко, обращаясь ко всем, заявил.

— Никаких приспешников Алины в нашем городе нет! То, что вы видели, является доказательством возрожденной магии.

По толпе пробежала волна недоумения, но почти сразу все смолкли.

— Я знаю, — продолжал Лиан, — в такое трудно поверить, но я говорю вам правду. Магия возродилась и среди нас есть те, кто может управлять ею, в зависимости от того, какой путь изберет сам человек, путь, который ободряет Алин или тот, на который нас толкает коварная Алина, именно от нашего выбора зависит, что нам принесет магия — добро или зло. Сегодня храм очень однозначно высказался в пользу того, что магия — сила приспешников Алины, но я прошу каждого из вас не делать поспешных выводов. Наверняка, вы знаете, что сюда в скором времени пребудет комиссия из Всевладограда, именно она должна решить, что это было — магия или козни Алины. Я прошу вас обратить внимание: волшебник, обороняясь, может принести вред. Как, например, та девочка, Лера, или как этот служитель храма; однако они не собирались никому причинять вред умышленно, повторюсь, они лишь оборонялись. Лера не собиралась убивать тех людей на дороге, а этот служитель не собирался ослеплять вас. И уж тем более произошедшее не должно ссорить верующих и сторонников светского управления в государстве. Я прошу вас всех внять моим словам и подумать над ними, а сейчас разойтись по домам. Послезавтра, хорошенько подумав, приходите на голосование, я всех вас жду в мэрии. Сейчас от того, что вы скажете, зависит очень многое. Над нами всеми нависла угроза, и сейчас мы должны быть сильными. Не нужно искать врагов друг в друге, пожалуйста, идите домой, уже поздно, вы нужны вашим детям.

Пока Лиан говорил, глазами он выискивал стражников, которые постепенно сформировали отряд человек в сорок — сорок пять, выстроясь вдоль периметра между ним и окружающей его толпой. Лиан понимал, что управлять толпой практически невозможно, а многие стоящие здесь — если не все — осуждали его за закрытие границ города. Разъяренные и разгоряченные, они могли выразить свое недовольство более, чем детально и наглядно. К счастью, каждый сейчас слушал его отдельно, существуя вне этой людской массы и, когда мэр замолчал, люди зашевелились и стали расходиться. Даже присутствующая здесь стража храма отступила в сторону, не препятствуя тем, кто уходил. Подойдя к одному из старших стражников, Лиан поблагодарил его за содействие, а точнее бездействие, и попросил уточнить, что именно им приказала Каллина.

— Значит, вам не приказывали хватать всех подряд?

— Только тех, кто может служить Алине. Господин мэр! — пояснил он позицию храма, — эти люди выкрикивали лозунги против религиозных управителей, они высказывались за светскую власть. Однако человек как существо низкое и несовершенное не может править по своим таким же несовершенным законам.

Лиан снисходительно посмотрел на него. Так хотелось задать ему вопрос: а кто же записывал тогда законы Алина? Вряд ли он сам, нет, это делали люди, а они, такие грешные и несовершенные, могли ошибиться и что-то не понять, не услышать, иначе, откуда тогда идут разногласия в толковании религии?

— Я правильно понимаю, что госпожа Каллина назвала этих манифестантов приспешниками Алины?

— Э-э, не совсем.

— Тогда все-таки уточните: по каким признакам она сказала определять виновных?

— Если они используют силу и власть Алины или защищают тех, кто использует силу и власть Алины.

— И?

— И это значит, что те, кто выкрикивает лозунги против управления страной настоятелями, требуют таким образом свергнуть власть Всеблагого и Великого Алина.

«Да, логика!» — посетовал про себя Лиан.

— Я не понимаю, — сказал он вслух, — не могли бы сначала проводить меня к госпоже настоятельнице, чтобы мы смогли более детально обсудить обстоятельства сложившейся ситуации. Возможно, мы придем к более сдержанному и компромиссному решению, чем арест половины города. Нет, я ни в коем случае не хочу оспаривать ее или ваше мнение, но, согласитесь, в той суматохе, которая сейчас царит в городе, даже служитель стражи храма, оставаясь человеком, может принять не совсем взвешенное решение.

Стражник, суровый крепкий мужчина, исподлобья посмотрел на Лиана, сейчас его, похоже, не очень убедили слова мэра.

— Так вы проводите меня к госпоже Каллине?

— Да, конечно! — ответил стражник и, отдав приказ солдатам следовать за ним, направился к храму Истории.

Отряд Лиана направился следом, сам Лиан расположился в экипаже, предварительно отправив двоих стражников с приказом освободить Вителлия. Всех городских стражей, которых они встречали по пути, направляли в управления, а всем стражам храма командир, с которым говорил Лиан, отдавал приказ оставаться на месте, но не предпринимать никаких действий, за исключением наведения порядка, когда действительно будет требоваться их вмешательство. Уже сидя в экипаже, Лиан только покачал на это головой, но разве мог он как представитель светской власти приказать офицеру стражи храма? Нет, не мог, если не хотел сейчас под горячую руку попасть в камеру. С горькой улыбкой на устах он мог только признать: реальная власть сосредоточена не в его руках, ему остается только промолчать и набраться терпения. И подумать над тем, что он скажет Калине, при условии, что стражники храма слышали его речь на площади и знают о том, что он заявил о существовании магии. Вряд ли получится скрыть это от Каллины.

Город постепенно успокаивался, по дороге им попадалось все меньше людей, а вот у храма Истории кипела жизнь. Сторонники Горация Фана требовали освободить их лидера, радовало только то, что сторонников этих было немного и вели они себя довольно мирно, не провоцируя стражей храма на активные действия. Увидев мэра города, вышедшего из кареты, люди стали просить его навести порядок и освободить невиновных. Ответив, что он сделает все, что сможет, Лиан в сопровождении шести человек городской стражи и целого отряда храмовой, прошел на территорию храма. Гостей проводили в комнату, и только часам к двум ночи Каллина распорядилась позвать мэра к себе. Она прекрасно знала о том, что он говорил на площади, и уже составила определенное мнение о поступках и поведении господина Нисторина.

— Доброй ночи, госпожа Каллина, — очень любезно произнес Лиан.

— Доброй ночи, господин мэр, — прохладно ответила она и, как показалось Лиану, хищно улыбнулась. — Присаживайтесь, — она указала ему стул в полуметре от нее.

Лиан неуверенно посмотрел сначала на стул, потом на хозяйку кабинета, не без холодка в душе он отметил двух вооруженных стражников у двери, тогда как ему вежливо запретили взять кого-либо из городской стражи.

— А вы? — уточнил Лиан.

— Я постою.

— О, не престало сидеть мужчине в присутствии дамы, тем более, что я — гость, а вы здесь хозяйка…

— Вы меня не смущаете, господин Нисторин, пожалуйста, присаживайтесь.

— Если вы настаиваете…

— Настаиваю.

Медленным движением Лиан взялся за спинку стула и почти отодвинул его, приблизив на полметра к себе, таким образом, от Каллины его отделял уже метр.

— Ну, рассказывайте, господин Нисторин, что за ересь вы распространяете среди населения?

Сорок лет назад царевич Изяслав был молодым повесой, любителем покутить, погулять, пошутить над кем-то из придворных так, чтобы потом об этом могли говорить не один день и не одну неделю. Компанию ему составляли друзья-товарищи, также дети обеспеченных родителей, готовых платить за развлечения и проступки своих чад. Погулять вместе с царевичем почиталось почти за честь, даже если родители молодых людей были не согласны, и некоторые из них лили потом горькие слезы по разгромленному саду или перебитой мебели; владельцы клубов, постоялых дворов и гостиниц нередко подсчитывали убытки, а не прибыль после их визита, а случайные прохожие с трудом отбивали девушек от пьяной компании, но все они молчали, и никто не обращался к царю Аврелию с жалобой на Изяслава. Царь тщетно попытался однажды поговорить с сыном, но это единственное нравоучение так и осталось не услышанным, а он не стал его продолжать. Тем не менее сам Аврелий в молодости таким не был, ни он, ни его отец, но почему он позволял сыну так себя вести? Возможно потому, что Изяслав не являлся наследником трона. Первым ребенком и наследницей трона была царевна Ивэтт, которую еще в шестилетнем возрасте отправили в школу при монастыре Мысли Всеблагого и Великого Алина, что было очень не характерно для светского государства. Но после женитьбы царя Аврелия на дворянке из Тусктэмии, искренне верующей и, скорее, даже фанатично верующей, с приездом ставленника молодой царицы, которого она поставила на должность главного настоятеля храмов Истмирры, религия Алина стала набирать в стране силу и влияние. Именно под воздействием постоянных увещеваний со стороны жены, Аврелий закрывал глаза на недовольство ярых сторонников светскости государства, на все земельные споры, которые возникали между храмами и землевладельцами, как крупными собственниками, так и простыми крестьянами и, самое главное, городскими властями. Именно под влиянием жены Аврелий отправил дочь в школу при монастыре. Когда спустя три года мать девочки погибла при странных обстоятельствах — а все говорили, что это был заговор и месть особо не терпящих ее на троне — Аврелий оставил Ивэтт там и ждал ее возвращения домой только по достижении ее двадцатилетия. Изяслав был младше сестры на год, и для него смерть матери оказалась обретением полнейшей свободы и вседозволенности. По религии Алина ребенка вплоть до его совершеннолетия не заставляли ступать на путь истинный, но позволяли ему самому выбрать путь Алина. Считалось, что юная душа по наитию тянется к добру, и только сила внешних обстоятельств могла сбить его с пути, данного Всеблагим и Великим Алином. Если же юная душа не очень стремилась каяться в греховности, которую они неминуемо обретут с взрослением, тогда с ней проводили дознавательную беседу, официальный термин в уложении храма. Главное, что стремились узнать священнослужители — это верит ли молодой человек в Алина, если тот признал религию, то ему просто читали лекцию по религиозным постулатам, как надо себя вести праведному человеку. Но если юноша или девушка хоть как-то в своих ответах давали повод или явный намек дознавателю, что он или она не верит, то тогда ему или ей светило только исправительное служение при монастыре. Все это Изяслав знал и на вопросы дознавателей искренне клялся в вере и каялся в своих грехах, в которые погружался вновь, едва выходил за стены храма. Но и здесь Аврелий соглашался с убеждениями жены, и только когда недовольство поведением сына вконец разозлило его, он провел с ним нравоучительную беседу, не возымевшую успеха.

Как-то раз Изяслав и его самые верные друзья-сотоварищи, включая его двоюродного брата, отправились гулять за город. Весело покутив два дня, переполошив всех жителей местного поселка, они возвращались домой и по пути нагнали экипаж: впереди карета, в которой расположилась очаровательная девушка со служанкой, а следом повозка с тремя священнослужителями. Изяславу было откровенно плевать из какого храма или монастыря они едут, он этим даже не поинтересовался и пропустил мимо ушел имена и звания священнослужителей. Зато молодая особа так впечатлила его своей невинной и в то же время неумолимо тянущей к греху красотой, что он, даже не спросив, как ее зовут, переселился к ней в карету и стал расспрашивать о всякой ерунде, не взирая на присутствие и настоятельные просьбы служанки оставить их. Девушка держалась уверенно и, дважды попросив его покинуть карету, не заметила, как втянулась в спор о том, какая сила более значима, огонь или вода, после слова Алина, конечно. Неожиданно для всех началась гроза и все вынуждены были остановиться, едва доехав до ближайшего поселения, это был пригород, до Даллима оставалось минут двадцать езды верхом. Они остановились в гостинице. Гроза разошлась, и обильный ливень перешел в затяжной дождь. В баре гостиницы Изяслав с друзьями вновь напился и теперь, когда море ему было по колено, он пошел к той девушке, которую они вроде как сопровождали до гостиницы. Его друзья выкурили из комнаты служанку, заперли служителей храма и оставили бедняжку Изяславу на потеху. Девушка умоляла его опомниться, говорила, что она дочь именитых и знатных родителей, но Изяславу было плевать, даже имя Ивэтт не навело его на мысль, что перед ним его родная сестра, которой, воспитывая ее в монастырской строгости и просвещенности, не говорили, что ее отец — царь. Получив то, что хотел, Изяслав ушел спасть и, когда утром его разбудила городская стража — храмовая стража в Истмирре так и не была сформирована — и сообщила, что он причастен к смерти постоялицы, молодой человек вообще не понял, о чем речь. Сразу после его ухода Ивэтт свела счеты с жизнью, когда Изяславу назвали ее имя, он с содроганием подумал, а что если, но отогнал эту мысль, но лишь до тех пор, пока к нему не пришел отец. В ярости Аврелий набросился на сына и покалечил, с трудом его оттащили от полуживого юноши стражники, однако сердце царя такого потрясения не выдержало, он скончался утром следующего дня. Еще через два дня Гриальш атаковал пограничные города Истмирры.

Произошедшее повлияло на Изяслава, он полностью изменился, но разве могло это вернуть сестру и отца? Когда он оправился, то первым делом Изяслав снял с должности главного настоятеля храмов Истмирры — должность настоятеля страны, как и стража храма не была принята. Затем царь Изяслав закрыл все школы при монастырях, все более демократичные закрытые школы, принудив детей глубоко верующих учиться в обычных светских школах. А в школах из списка предметов исключили введенное при Аврелии знакомство с религией Алина, зато ввел во всех учебных заведениях систему наказаний, от простых дополнительных занятий и заданий до порки и публичного раскаяния перед всей школой. Изяслав вернул старые учебники, если в новых были включены рассказы и тексты, связанные с религией. Словом, он сделал все, чтобы вновь сделать страну и школу в частности светской, а все назидательные беседы при желании могли проводиться, но только в храмах, заявил он, чем возмутил самого настоятеля Всевладограда. Изяслав едва не стал врагом религии Алина, но, помня свои пламенные речи, обращенные им к священнослужителям в юности, он сумел наладить натянутые, но формально добрые отношения с Всевладоградом. Однако Изяслав понимал, стоит только дать повод, и война против Истмирры будет объявлена, именно таким поводом в первую очередь могло стать отвоевание потерянного Рувира, о чем недвусмысленно сообщил ему главный настоятель Храма. И Изяслав стал ждать удобного момента, и теперь он его дождался.

Арестованного Вителлия Гарадина поместили в отдельную камеру, напротив Кая Томилина. Поначалу шокированный условиями, а точнее полным их отсутствием, Вителлий возмущался и требовал, чтобы ему обеспечили нормальные условия; но потом, когда ему доходчиво объяснили: неважно, обвинен он судом или нет, неважно, по какой причине он здесь — главное, что он арестован и, нравится ему это или нет, но он останется здесь, Вителлий успокоился до ухода стражника. Едва шаги его стихли, как почтенный настоятель библиотеки Рувира вцепился в металлические решетки и набросился на Томилина с обвинениями.

— Вы! Это все из-за вас!

Томилин ухмыльнулся и, сложив на груди руки, сел на скамью, перекинув ногу на ногу, и несколько удивленно спросил.

— Я за вас принимал решение? Или вы сами его принимали?

— Что?! Какое решение? Это вы хотели, во что бы то ни стало вернуть дочь, и вы настояли на том, чтобы я позвал лекаря в библиотеку, а не вез мальчишку в больницу!

— Не так уж я и настаивал. Скорее, вы сами хотели получить волшебный ключик. Или я не прав?

— Его можно было получить и не таким способом! — воскликнул Вителлий, ударив со злости по решетке.

— Успокойтесь, Гарадин, чего вы так психуете, я не понимаю.

— По-вашему, арест и эта камера это нормально? Может, вам тут нравится? На постоянное жительство перейти не желаете? А то поговорите там с местным начальством, глядишь, оно пойдет вам навстречу!

— Нисторину не за что нас арестовывать, он еще извинится, что незаконно держал нас здесь, — спокойно ответил Кай, — и заплатит компенсацию как миленький.

— Да не нужна мне его компенсация! — вновь воскликнул Вителлий, ударив по решеткам, на этот раз это не оставили так просто соседи.

— Эй, там, хватит на железо кидаться!

— Надоели уже!

Вителлия больно задели их слова, но он промолчал и отошел от решетки вглубь камеры. Сев на скамью, он сокрушенно произнес.

— Ну и позор! Как теперь жить?!

В неизменной позе он просидел минут пять, потом не выдержал, вновь вскочил и несколько раз измерил камеру размашистыми шагами. Тем временем все больше стали доноситься крики, переходящие в хоровые скандирования и уже через час шум стоял такой, будто наверху шли нешуточные столкновения. Где-то еще спустя час через верхнее окошко в камеру Кая влетел кувшин, разбился он еще на входе.

— Что за?.. — выругался Кай сквозь зубы, успев отскочить в сторону, и все равно часть мелких осколков попала ему на одежду.

— Что там происходит? — спросил Вителлий не столько его, сколько просто задал вопрос в никуда.

— Хотел бы я знать! — отозвался Кай. — Похоже, там митинг. Или массовый протест против… храма. Я ведь верно слышу?

— Да, это я давно подметил, — довольным голосом произнес Вителлий, чем задел Кая за живое.

— Ну и чему вы радуетесь?

— Тому, что Рувир помнит, частью какой страны он является!

— Так вы что же, за возврат Рувира?

— Да, — просто ответил Вителлий.

— Это государственная измена!

— Возможно, но только до тех пор, пока Рувир в составе Гриальша, но очень скоро все может измениться.

— С кем я связался! — спохватился Кай.

Неожиданно Вителлий рассмеялся ему в ответ.

— Да уж, Кай! И не говорите!

— Чему вы радуетесь? Вы, что не понимаете, что Истмирра — это государство грешников, которым руководит отцеубийца, надругавшийся над родной сестрой!

— А никто и не хвалит Изяслава, только его пример — наглядное доказательство того, к чему приводит религиозное воспитание за пределами монастырских стен. Сознание надо воспитывать, Кай, а не бросать всякий раз кости.

— Это речи еретика! — зло произнес Кай.

— Нет, это речи человека, которому в шестнадцать лет сказали верить в Алина, а если бы он отказался, то его заставили бы верить, разделяет он эту точку зрения или нет! Мне плевать, что вы думаете, Томилин, потому что вы — механизм, снабженный стереотипами мышления. Если бы вы сознательно пришли к вере в Алина, я бы вас уважал, уважал ваш выбор, но вы вообще никогда не думали, вы покорно повторяете чужие слова; а ваши священнослужители управляют вами, как хотят, и вы никогда ничего не скажете им против! Даже не задумаетесь над тем, что оплакивать смерть родной бабушки это как раз нормально, и ненормально вести себя на похоронах как ни в чем не бывало. И все это не потому, что правы ваши священнослужители, а потому, что вы их собственность!

— Прекратите! — взревел Кай.

— Или что? Вы разогнете решетку?

— Для тебя, еретик, да!

Ка с силой рванул решетки, за которые держался, но, конечно, он не изогнул их и на долю миллиметра, что вновь рассмешило Вителлия.

— Эй, кто там против храма? — раздался знакомый голос из соседней камеры. — Я с вами!

— Спасибо! — отозвался Вителлий.

— Вы ответите за это! Я подам на вас в священный суд! И вы никуда не отвертитесь. Ни вы, ни ваш маленький приспешник Алины.

— Но и ваша дочь, простите, тоже волшебница, а значит, исходя из вашей логики, она тоже приспешница Алины.

— О, ее я сам подвергну публичному покаянию, когда буду отрекаться от нее.

— Да, вы фанатик, Кай. А у фанатика нет здравомыслия — я вас прощаю.

За разговором на повышенных тонах они не заметили, как к ним в коридор пришел стражник. Один из них нес ключи. Подойдя к камере Вителлия, он открыл замок и открыл дверь.

— Господин Гарадин, вы свободны.

— Что? — не понял Вителлий. — Почему?

— Вы что не хотите на свободу? — небрежно бросил стражник. — Могу оставить в местной компании.

Меж тем к ним вели нескольких гражданских и двоих стражников храма, последних буквально тащили волоком. Они ежесекундно бросали угрозы в адрес городской стражи, мэра-отступника и всех, кто смеет не считаться с верой в Алина.

— Я выхожу! — оживился Вителлий, поспешно уступив дверное пространство новым постояльцам камеры. — Я только хотел уточнить: с чем это связано?

— С решением мэра города.

— А что там происходит на улицах?

— Кошмар там происходит! Советую вам подождать здесь. Будем надеяться, что господину мэру удастся восстановить порядок в городе.

— А я? — уточнил Кай холодным как лед голосом.

— А вы останетесь здесь и не один, а в компании.

К нему в камеру затолкали гражданских, отгородив от стражников храма, хотя, учитывая взгляды Кая, следовали подселить к нему новых соседей по камере, но стражники не уточняли этого и исходили из того, что буйных голов лучше сейчас поместить по разные стороны баррикад. Смирив вынужденных сокамерников недовольным взглядом, Кай промолчал, что было весьма благоразумно с его стороны. Он вернулся на скамью и сел, пресекая возможное общение своим угрюмым безразличным видом и сложенными на груди руками. Решив, что он здесь давно, а значит, к их делу прямого отношения не имеет, сокамерники дождались ухода стражников и вернулись к тому, что заставило их, мирных граждан, выйти на улицу.

— Мы вернем Рувир своей стране, а вы останетесь не удел! Будете в своем храме избивать себя плетьми и вымаливать прощения у Алина, — выпалила светловолосая крепкая девица.

«Уж кто бы говорил о возврате Рувира своей стране, только не она!» — подумал про себя Кай. Но девушка давно решила для себя, в какой стране она живет, а какой стране принадлежит.

— Вы все еретики и приспешники Алины!

— Это мы уже слышали! — съехидничал быстроглазый полноватый мужчина. — А новенькое что-нибудь можете выдать?

— Да, да. — подхватил второй мужчина. — Хоть что-нибудь для разнообразия. А то вы как попугаи — выучили одну фразу и давай на все одно и тоже!

Последние слова прозвучали на фоне криков, оговоров и агрессивных нравоучений. В-общем, ночь у Кая обещала быть веселой. Вителлий слышал крики, едва вышел на лестничную площадку, но стражники, сопровождавшие его, даже не обернулись. Поначалу его возмутила такая небрежность, но потом он понял, почему они так сели себя. Шум шел ото всюду, казалось, тюрьма стояла на ушах. За три лестничных пролета Вителлий пересекся с двумя конвоями, которые вели новых задержанных, в основном это были гражданские, но было и несколько стражей храма и даже священнослужители.

Магия возродилась всего несколько дней назад, а в городе уже царил беспорядок. Храм уже объявил магию силой Алины, и как теперь переубедить священнослужителей в обратном, составляло огромную проблему. Сейчас Вителлий понимал, что поступил не совсем правильно. Он хотел скрыть имя Драгомира Дэ Шора и его непосредственное участие в возрождении магии. Вителлий не хотел огласки и надеялся, что магию воспримут как чудо, но ведь случай на дороге сразу показал ему: люди не узнали и не увидели волшебства, а многие сразу предположили участие Алины. Но Вителлий и тогда ничего не предпринял и пустил все на самотек. Возможно, стоило с самого начала заявить о возрождении магии, достучаться до ее властителя, возможно, он мог бы помочь. Но Вителлий решил, что властитель магии ничего не сможет сделать, а рассылать письма возможным кандидатам на пост главы-настоятеля — некоторые из которых были настоящими фанатиками — глупо, рискованно и опасно.

— Вы можете подождать здесь, — вежливо сказал один из стражников и все трое ушли в кабинет своего руководителя.

Окинув взглядом довольно уютную комнату с мягкими стульями вдоль стены, диваном и круглым столиком в центре, Вителлий подошел к окну. Уже стемнело, и город освещали только фонари: небо заволокло облаками. Перед управлением сновали стражники, несколько конвоев вели новых арестантов, а два отряда, по-видимому, ожидая указаний, готовились выйти на патрулирование улиц города. Вскоре из своего кабинета вышел начальник управления с теми тремя стражниками. В этот момент в комнату вбежал паренек и восторженно заявил.

— У него получилось! Мэр города навел порядок. Он сказал, что магия пробудилась, проснулась, даже не знаю, как сказать, я там не был, не слышал, что именно он говорил, но так говорят люди. Мэр города сказал, что каждый может обладать магией, и та девочка, Лера, просто оборонялась, она никого не хотела убивать. А вдруг я тоже волшебник? Или вы? — Им даже оказался служитель храма, и не кто-нибудь, а сам настоятель!

— Клим! — немного повысив голос, окликнул его начальник управления.

— Да, господин Бравинский?

— Спасибо за информацию, а сейчас, будь добр, проводи господина Гарадина домой.

— Был бы очень признателен, — Вителлий слегка поклонился начальнику управления, он и мечтать не смел, что его проводят домой.

— Не стоит благодарности. И, надеюсь, вы понимаете, что я делал свою работу?

— А, вы по поводу ареста? Да, конечно, я все понимаю.

— И вы должны понимать, что вас рано или поздно вызовут в управление для уточнения обстоятельств дела, по которому вас задержали.

— Да, конечно.

— Спасибо за понимание. А сейчас езжайте домой, доброй вам ночи.

— И вам спокойной ночи, господин Бравинский.

— Да, — мечтательно ответил тот, — спокойной ночи нам всем. Так, ребята, — обратился он к своим служащим, — вы тоже отправляйтесь, надо проверить, насколько город успокоился.

Вителлий направился следом за пареньком вниз, по пути недоумевая, откуда Лиан Нисторин знает о возрождении магии? И его сразу задело то, что Лиан, в отличие от него, не побоялся поставить народ в известность, но в душе Вителлий был ему благодарен за решительность, вновь он ругал себя за бездействие.

— Клим?

— Да, господин?

— А мы могли бы сначала кое-куда заехать? Это очень важно.

— Да, конечно.

Было уже три часа ночи, никаких известий от отца Модеста не было. Мальчик, как ни сопротивлялся, уснул час назад, Клея и Лера также легли спать, а Гедовин не находила себе места, она порывалась выйти на улицу, проверить: что там творится, но Анна не без труда уговорила ее одуматься и подождать.

— Гедовин, ты прекрасно понимаешь, что идти туда сейчас опасно, даже если бы в городе не было беспорядков, девочке опасно одной ходить по улицам ночью. Да и куда ты пойдешь?

— Не знаю! Надо выяснить, что там происходит, что случилось с отцом Модеста и, я знаю, что в принципе ничего не могу, но нельзя же вот так просто сидеть и молчать, ничего не делая!

— Мы обязательно попробуем что-нибудь сделать, — заверила ее Анна, — но не сейчас.

Гедовин долго молчала, тяжело вздыхая и морщась, наконец, она сказала.

— Хорошо, идем спать.

Обе девочки были в комнате Гедовин, Драгомир к тому времени уже ушел спать с настоятельной просьбой разбудить его, как только вернется отец Модеста. Он понимал, что все эти беспорядки начались после его пробуждения, его и магии, поэтому отчасти — если не напрямую — это его вина, и его очень это тяготило. Он не помнил того, что делал в прошлом, это во многом спасало его от чувства вины, пока он просто знал, что поступил ужасно, а теперь, находясь здесь каких-то несколько дней, он уже успел всем навредить. Если бы не усталость после использования тех заклинаний, которые сами собой всплыли в его сознании, он не ушел бы спать. Но, несмотря на явную усталость, он без сна лежал на кровати и молча смотрел на дверь, едва различимую в свете ночника. Он слышал, как спорили девочки, он не понял, о чем именно они говорили, но понимал, что их могло волновать, ведь господин Нисторин так и не вернулся. Драгомиру сложно было представить, какую силу представлял собой храм, и почему Гедовин ради его свержения согласилась сдать родной город другому государству. Чтобы она там не говорила, но выросла она не в Истмирре, а в Гриальше. Но, по всей видимости, это была, действительно, сила, грозная и непреклонная, если даже мэр города ничего не мог предпринять против нее. И Драгомир абсолютно не знал, может ли он сам что-то предпринять, как-то помочь и исправить, изменить ту цепную реакцию, которую он запустил.

Глубоко вздохнув, Драгомир лег на спину и невольно вздрогнул: раздался стук в дверь, негромкий, но среди тишины он пугал уже одной своей неожиданностью.

— Кто там?

Дверь открылась и в комнату вошла Анна с одеялом и подушкой в руках.

— Ты не спишь?

— Хочу и не могу.

— Мне тоже не уснуть, — призналась Анна и, подойдя к кровати, просто попросила, — подвинься.

Мальчик ужасно смутился, но подобрал к себе одеяло и вторую подушку. Не то, чтобы он был против, скорее, это не совсем укладывалось в его голове. Некоторое время они лежали молча.

— Ты думаешь, с отцом Модеста что-то случилось?

— Не так долго его и нет, — с сомнением в голосе ответила Анна, — хотя, скорее всего, да.

Драгомир тяжело вздохнул.

— И я виноват в этом!

Анна привстала, подперев голову рукой, и посмотрела на мальчика.

— Не смей себя ни в чем винить! Я еще понимаю, ты нарочно бы связал себя с магией и уснул на тысячу лет, но ведь ты оборонялся. Насколько я поняла, самооборона волшебника всегда была непредсказуема, поэтому, если мага собирались убить, то делали это не с помощью заклинаний.

— Но ведь не проснись я, и не было бы тех волнений из-за приспешников Алины. А вдруг господина Нисторина тоже так назвали и арестовали за это?

Глубоко вздохнув, Анна вновь легла на спину и после некоторого молчания ответила.

— Это вполне возможно.

— Его надо освободить.

— И дядю тоже.

— И если мы будем делать это с помощью магии, то ничего хорошего не добьемся.

— Не добьемся.

— Надо все разузнать завтра.

— Хорошо бы еще узнать, что думают люди в городе. Выборы назначены на послезавтра, или уже завтра. Хорошо бы сагитировать народ за светское государство, власть царя и все такое.

— А ты думаешь, кто-то поддерживает такие взгляды?

— Конечно! Рувир сорок лет назад пал в кровопролитном сражении, здесь проводились массовые репрессии, чтобы привить людям устои Гриальша. Большинство населения Рувира было разбросано по стране, но в последние лет пять царица Тиона, точнее, господин настоятель Гриальша, позволили насильно переселенным рувирцам вернуться на родину. И их вернулось достаточно много. Плюс своим детям они наверняка говорили об устоях Истмирры, так что есть те, кто как наша Гедовин, представляют светское государство явным благом. Но далеко не все эти люди осмеливаются идти за Горацием Фаном, это местный смутьян, его неоднократно арестовывала храма стража, а мэрия ходатайствовала об его освобождении. Вообще господин Фан писатель.

— Кто же его читает? — удивился Драгомир. — Если его арестовывали, значит, по идее, должны запрещать его творчество.

— Потому и читают, что запрещено.

— Но на что же он издает книги? И главное, где, если это запрещено?

— На те деньги, что ему присылают неравнодушные люди, а издают…. да хоть бы и в рувирской библиотеке. Дело в том, что библиотека довольно независима и, если храм добивается проверки, то к тому времени уже все успевают спрятать. Хотя, на мой взгляд, если бы Горация Фана хотели убрать, то давно бы убрали, значит, его либо не воспринимают всерьез, либо так верят в непоколебимость людского мнения, либо и то, и другое.

— Значит, тех, кто молчит, надо встряхнуть?

— Ну, да.

— Анна, а ты веришь в Алина?

Девушка долго молчала.

— Я читала, что в твое время верили в нескольких богов.

— Да.

— Но это не помешало вере в Алина утвердиться и стать мировой религией. Если бы боги были, неужели они допустили бы это? Чтобы их отрицали, чтобы их забыли? Нет, конечно, вера в богов не подразумевает их постоянного присутствия в нашем мире, но чтобы они позволили вообще не считаться с ними? Может, это кощунство, но я отношусь к вере в Алина абстрактно, как к некоему учению, согласно которому есть добро и зло. Добро отождествляет Алин, зло — Алина, чтобы не пасть на путь Алины, нужно следовать определенным правилам, насколько они суровы, судить не нам. Хотя, если честно, мне эти правила не нравятся. Здесь, в Рувире, еще куда ни шло, а вот у нас, в Тусктэмии, все гораздо строже. Я, как незамужняя девушка, не имею право даже на улицу одна выйти.

Драгомир сразу переспросил.

— А причем здесь добро и зло? Я имею в виду, если ты выйдешь из дома одна, то…

— То Алина может направить меня по преступному пути, так как я — незамужняя девушка, и мои чувства более низменны, чем у юношей, и у меня нет стойкости.

— Это глупо! — мальчик даже сел.

Анна скосила на него снисходительный взгляд.

— Что мы можем, Драгомир? Одного нашего с тобой возмущения недостаточно. Самое печальное то, что людям вбивают это мнение с детства и, вырастая, они искренне с ним согласны и навязывают его уже своим детям, и так далее. Нужно обладать огромной силой воли, чтобы, имея свое мнение, не бояться его придерживаться, и тем более доказывать свою правоту, хотя бы себе.

— Получается, люди, даже видя правду, не всегда принимают ее?

— Почти никогда. Люди трусливы, не верят сами себе и скорее согласятся с мнением других, чем со своим, если это мнение большинства. Так что сейчас, чтобы поднять тех, кто хочет возврата в Истмирру, но боится себе в этом признаться, надо постараться, то есть надо заставить людей поверить во что-то иное, кроме того, чему их учили с младенчества.

Они долго лежали молча, не заметив, как их сморил сон, тревожный, но все-таки дающий отдых.

Не все еще разбрелись по домам, некоторые продолжали бродить по городу, но никаких митингов уже не было, многие просто не могли спокойно пойти по домам после такого, у многих многоэтажных домов жители что-то обсуждали и думали над тем, что же происходит, как следует воспринимать и понимать слова мэра. Некоторые вовсе думали, что это чушь и неловкая попытка скрыть истину. Но зачем? Зачем лгать? Кто-то вовсе предположил, что эти диверсии идут от царя Истмирры, он хочет навести хаос в городе, чтобы прийти восстановителем порядка.

Когда Данислав въехал в город, то крайне удивился тому, что люди в такой час не спят и бродят по городу, стоят около своих домов, что-то обсуждают и не идут внутрь. После того, как он видел это на нескольких улицах — значит, это — не случайность, и что-то случилось — он подъехал к одному из домов и спешился. На него никто даже не обратил внимания. Он сам обратил на себя внимание своим вопросом.

— А что вообще происходит?

Мужчина, который стоял ближе всего, повернулся и удивленно посмотрел на молодого человека.

— Как что? Ты где был вообще?

— Простите… Я только приехал в город.

— В смысле?.. — не понял тот.

— Меня не было в городе пару дней, что произошло?

Мужчина пригляделся и, узнав молодого человека, извинился.

— О, простите, господин Ингоев, я вас не узнал.

Услышав его имя, все стали оборачиваться.

— Ничего, так что случилось?

— О, господин Ингоев, в городе происходят странные вещи, а господин мэр заявил сейчас, что это все магия.

— Магия?! — скептическим тоном переспросил Дан. — Что за ерунда?

— Все так и есть, магия, — решительно заявила какая-то женщина. — Я верю нашему мэру, он не стал бы нам лгать!

— А я считаю, — смело возразила ей стоящая рядом девушка, — это ложь, но она зачем-то нужна!

Ложь, которая зачем-то нужна, в такое Данислав еще мог поверить, но поверить в то, что маленькая девочка и настоятель храма Слова оказались волшебниками, он не мог. Люди наперебой рассказывали обо всем, что происходило в городе, пока его не было. Дан слушал и не верил своим ушам. Нет, решительно сказал он сам себе, что угодно, только не магия.

— Да, это все очень странно, — согласился он с людьми. — Но, Лиан ведь посоветовал всем разойтись по домам. Лично я очень устал, думаю, вы тоже. А рабочий день назавтра никто не отменял.

Почти все согласились с ним и стали расходиться по домам, только несколько стариков остались на улице, впрочем, никто не примкнул к их спору о том, солгал мэр или сказал правду. Все еще не веря в то, что услышал, Дан поехал к себе. Людей на улицах стало попадаться меньше, видимо, до них, действительно, дошло, что рабочий день назавтра никто не отменял или они просто устали и разбрелись по домам.

Выехав на главную улицу города, Великую, он внезапно остановился. В свете неяркого ночного фонаря Дан увидел странного человека, который перегородил ему путь.

— Эй, не могли вы отойти с дороги?

В принципе он мог объехать его, мог, но о чем этот человек думал?

— Послушайте, уже поздно, не лучше ли будет вам пойти домой?

Странный человек никак не отреагировал, а Дан меж тем приблизился к нему почти вплотную, приблизился и смог разглядеть. Это был полупрозрачный человек! Сквозь него была видна улица! Дан спешился и подошел ближе. Может, ему показалось? Нет, человек действительно, был полупрозрачным. Его взгляд ничего не выражал, а лицо замерло в гримасе боли.

— Кто вы? — тихо спросил Дан.

Он услышал вопрос, но ничего не ответил, если не считать ответом вернувшееся сознание к таинственному мужчине, он перестал смотреть в никуда и словно только сейчас увидел молодого человека, возможно, он, правда, только увидел его. Гримаса боли на его лице стала исчезать, он улыбнулся и, приподняв руку, поднес ее к сердцу Данислава, в голове юноши промелькнула мысль, что надо отойти, не дать ему коснуться себя, но он почему-то не смог этого сделать, и просто стоял и смотрел. Едва полупрозрачная рука коснулась груди Дана, как на миг проснулась боль, которая не давала ему покоя в первые несколько дней того странного недомогания два месяца назад, что лекари обозначили как переутомление. Сейчас это была не боль, а скорее воспоминание о ней. Полупрозрачный человек улыбнулся и, отойдя от Дана поклонился ему, а потом растворился в воздухе, вскоре от его очертаний не осталось и малейшего намека на недавнее присутствие. Он исчез, оставив Дана в явном недоумении. Он стоял так, замерев и держа поводья в руке, когда услышал, что сзади кто-то приближается верхом. Встряхнув головой, чтобы прийти в себя, молодой человек повернулся и, увидев в нескольких метрах от себя Юлиана Астеева, быстро вскочил в седло и пришпорил коня.

— А ну стой! — услышал он вслед и едва не остановился, чтобы высказать Астееву за такой приказной тон, но сдержался.

Юлиан был не один, в сопровождении нескольких городских стражей, вместе с которыми он лично патрулировал улицы.

— Задержать его? — сразу отреагировал один из стражников, все остальные посмотрели на него как на умалишенного.

— Ты ослеп что ли? — удивленно спросил Юлиан. — Или хочешь, чтобы мэр города лично отчитал тебя за него? Это в лучшем случае, а в худшем он тебе за своего Данислава сто дней каторжных работ назначит или больше.

— О, я не узнал его, — виновато опустив голову, пробормотал стражник. — Простите.

— Ничего, я лишь хотел рассказать ему о Модесте, но, впрочем, как знает, — вполголоса произнес Юлиан. Он и сам знал, что не слишком вежливо окликнул Данислава, но иначе он не мог. Точнее, не смог. — Ладно, ребята, я еду домой, а вы продолжайте патрулировать. Если встретите желающих высказывать и показывать свои взгляды, пригрозите арестом, а если воспитательные меры до них не дойдут, тогда выполняйте угрозы. Да, и если еще раз встретите Данислава Ингоева, пусть идет куда хочет, хотя можно напомнить ему, что пожелания мэра города касаются всех, в том числе и его зама.

— Да, господин, — ответил за всех старшийпо званию.

На всякий случай, они проводили Юлиана до дома и только потом отправились выполнять поручение.

* * *

Утром замерший, было, ночью город вновь забурлил и закипел. Прошел слух, что мэр города арестован и находится в тюрьме храма Истории. А ведь сторонники Горация Фана надеялись, что он освободит их лидера, что он поставит на место руководителей местных храмов, показав им, что предстоящее голосование — это выбор каждого жителя Рувира, их личное решение, которое не должны определять даже духовные учителя. Многие служащие храма Первого Слова возмутились аресту своего настоятеля и теперь собирались требовать от Каллины его освобождения, чему противилась вторая половина служителей этого храма, в результате с утра вместо службы в стенах храма велись жаркие споры.

Всю ночь Вителлий практически не спал, узнав, что Анна и Драгомир так и не вернулись. Они поехали спасать его! Теперь спасать надо было их самих, при этом Вителлий не знал, где они и что с ними. Он уповал только на то, что Драгомир сможет защитить Анну; возможно, они смогли где-то укрыться, ведь если бы их схватили, то его наверняка бы поставили в известность. Вителлий должен был найти ее, он места себе не находил, стоило ему только подумать, что Анна в опасности. Утром, он решил сначала поехать в библиотеку, узнать, доехала ли туда Анна вчера, и, если да, то куда она направилась потом. Служебную карету за ним не прислали, видимо, решили, что он по-прежнему в тюрьме. Вителлий отправил Кейдру в курьерскую службу и, как только прибыл экипаж, отправился в библиотеку. За время своего пути он столкнулся и с митингующими, и с пикетчиками, перекрывшими дорогу, из-за них пришлось дважды выбирать объездной путь. Туда и сюда сновали стражники обоих ведомств. Не нужно было кого-то о чем-то спрашивать: из лозунгов, выкриков и требований вперемешку с угрозами в адрес обоих властей, Вителлий понял, что Гораций Фан и Лиан Нисторин арестованы и даже настоятеля храма Первого Слова не миновало грозное слово Каллины, которая объявила себя временным настоятелем Рувира. Вспомнив вчерашние свои размышления и, увидев, что сейчас происходит в городе, Вителлий ощутил полную свою беспомощность. Может, сейчас смогла бы помочь его трость? Он покачал головой. Даже если бы он знал, как использовать трость, вряд ли он бы сейчас смог что-то сделать. Менялось сознание людей, перед всеми жителями города нависла нешуточная угроза и, если и был способ как-то повлиять на них всех, то этот способ означал бы решение всех общих проблем. Он о таком способе не знал.

Прибыв в библиотеку, Вителлий спрашивал у всех попадавшихся ему служащих, не видели ли те Анну и Драгомира, пока один из тех, кого вчера оставили на допрос, не рассказал, свидетелем чего он был.

— Этот мальчик — чудовище, он заколдовал стражников, они не могли на шагу сделать, а потом он увел госпожу Анну и мэра города с собой!

— Значит, Анна и Никон приехали вчера в библиотеку…

— Нет, нет, они появились из ниоткуда!

— Появились из ниоткуда? — строго переспросил Вителлий, недовольный тем, что его перебили на полуслове.

— Говорят, они появились из кладовых, так сказала повар, она шла вниз за продуктами и увидела, как те выходили из кладовки.

— Значит, — уточнил Вителлий, — дети появились из ниоткуда, потом мальчик заколдовал стражников и вместе с Анной увел мэра города. Куда?

— В кладовку. Наверное.

— Ну и что потом? Нисторина они ведь не съели?

— Нет, его арестовала госпожа настоятельница города за то, что он утверждал жителям города о возрождении магии. Это ересь.

— Дядюшка! — воскликнула Анна.

Вителлий сразу же обернулся и увидел вышедшую во внутренний двор библиотеки племянницу, рядом с ней шел Драгомир. Значит, с ними все в порядке. Вителлий закрыл глаза и поблагодарил всех святых.

— Аннушка, девочка моя! Как же ты меня напугала! Как я рад, что с тобой все в порядке!

— Спасибо! — прошептала Анна, крепко обняв его, — извините, что напугала вас. Значит, господин Нисторин послушал, он освободил вас?

— Да, он успел отдать приказ до того, как его самого арестовали.

— Что?! — Анна отказывалась верить тому, что слышит.

— Увы. Его арестовала новая настоятельница города Каллина за то, что он поверил и рассказал всем о возрождении магии, — но прежде, чем продолжить, он кивнул Драгомиру. — Рад тебя видеть. Вы не против, если мы пройдем в кабинет? Лично я еще не завтракал.

— Нет, хотя мы завтракали.

Когда Вителлий только появился на территории библиотеки, он не мог не обратить внимание на то, что его провожают очень странными и даже удивленными взглядами. Похоже, его тут, определенно, не ждали. Радовало одно: у большинства сотрудников удивление на лице сменялось искренней улыбкой, и только некоторые, увидев Вителлия, выглядели растерянными и сбитыми с толку. Он сразу понял: почему, едва вошел свою приемную. По середине приемной спиной к нему стоял Рэм и отдавал указания руководителям подразделений и их помощникам.

— Если кто-то из городской стражи появится здесь, то направляем их сразу ко мне. Если сюда заявится Анна Гарадина или тот немой мальчик, Драгомир или Никон, или как его там, то необходимо задержать их любой ценой и незамедлительно сообщить мне. Это ясно?

— Да, господин Рэм, — отчеканила Кира, устремив восторженный взгляд на исполняющего обязанности настоятеля.

— Затем. Художественная мастерская, я дам вам список с людьми, которых надо убрать из библиотеки и которых надо принять, это не обсуждается. Хозяйственная мастерская пусть запишет тех, чьи обязанности можно совместить, нечего столько средств тратить впустую, многие работы вполне может делать один человек, а не два, а то и все три, как сейчас. Понятно?.. Понятно? — переспросил Рэм, увидев замешательство на лицах подчиненных, которые заметили стоящего в дверях Вителлия. Анна и мальчик тоже были здесь, но никто не бросился задерживать их. Рэм, перехватив их устремленные к выходу взгляды, обернулся. Вителлий смерил его мрачным взглядом и, перешагнув через порог, заметил.

— Поздно проводишь совещание, Рэм.

Дойдя до двери кабинета, он повернулся к затихшим сотрудникам.

— Кира, распорядись, чтобы нам принесли завтрак.

— Да, конечно, господин Вителлий, — пролепетала девушка и, соскочив с места, бегом отправилась исполнять поручение.

Рэм словно встрепенулся ото сна, он сорвался с места и, опередив Вителлия, первым подскочил к двери кабинета.

— О, господин Вителлий, позвольте мне сначала…

— Убрать свои вещи? — перебил его Вителлий на полуслове, Рэм только глупо улыбнулся и не ответил. — Успеешь еще, не переживай. Тебе ведь не только здесь вещи собирать придется, но и в своем кабинете, если ты, конечно, не все успел перетащить сюда.

— Простите, я не понимаю.

— Ты уволен, Рэм, чего тебе не понятно?

— Но ведь, — пролепетал тот, облизнув высохшие губы, он все-таки спросил, — почему?

— Я тебе уточню, если ты такой непонятливый, но когда придешь подписывать заявление об увольнении, — и более, не обращая внимания на Рэма, он почти удивленно спросил. — Анна, а вы чего в проходе стоите? Дамы и господа, все свободны, если у кого-то есть ко мне вопросы, не стесняйтесь, подходите. Прямо сейчас кто-то хочет что-то спросить? — Вителлий окинул взглядом всех своих собравшихся в приемной, но никто ему ничего не ответил и, поспешив раскланяться, руководители мастерских быстро покинули приемную, следом за ними поплелся Рэм.

Когда все ушли вторая помощница Вителлия доложила.

— Утром приходили запросы из службы городской охраны и стражи храма, и буквально только что целая петиция из Храма Истории от настоятельницы города, все должно быть на вашем столе.

— Спасибо, Дина, я все просмотрю.

Зайдя в свой кабинет, Вителлий так и замер на месте: похоже, с утра Рэму, действительно, было не до собраний. Он уже успел даже повесить на стену свой портрет и притащить свое кресло — оно пока стояло в стороне — не говоря уже о папке с документами и канцелярских принадлежностях. Из открытого стенного шкафа выглядывали рубашки, два плаща и длинные туники помощника настоятеля библиотеки.

— А он времени не терял, — оценила Анна.

Сдерживая гнев, Вителлия почти беззвучно закрыл за собой дверь и полушепотом очень возмущенно произнес.

— Он, что ночь не спал?!

— С утра пораньше пришел, это точно, — ответила Анна и сочувственно добавила. — Не переживайте, это к лучшему, что вы узнали, какого его истинное лицо. И вы со спокойной душой можете его уволить, а то вас все сбивала с толку его покладистость.

— Так-то оно так, — покачал головой Вителлий, — но это так неприятно. Ладно, забудем о нем!

Подойдя к шкафу, Вителлий закрыл дверки и прошел к своему креслу. Он быстро пробежал глазами по двум коротеньким запросам из двух охранных структур и остановился на требовании из храма Истории. Пока он читал, подали завтрак, не долго думая, Анна и Драгомир, не сговариваясь, принялись уплетать пирожки, но Вителлий только пробормотал служащему «спасибо» и вернулся к бумаге.

«Господин Гарадин! Мне известно, что вы приютили в своем доме приспешника Алины, поэтому я настоятельно прошу вас доставить его ко мне. Я надеюсь, что беря его в свой дом, вы не знали о том, кто он, иначе я буду вынуждена поставить по сомнение правильность ваших взглядов. Данное обращение я пишу вашим пером в вашем доме, где не застала ни вас, ни вашего юного приспешника Алины. Со слов вашего слуги я поняла, что мальчик вместе с вашей племянницей еще накануне вечером уехал в библиотеку, однако полтора часа назад ваш заместитель уверил меня, что их там нет. Я глубоко надеюсь на то, что вам удастся найти обоих детей, и что вам хватит благоразумия передать мне приспешника Алины. Анну я жду для дознания. Иначе я буду вынуждена подвергнуть вас наказанию, куда более реальному и серьезному, чем вечер в городской тюрьме. Не знаю, как вы туда попали, но не думаю, что вы также легко отделаетесь теперь, когда против вас может быть выставлено серьезное обвинение за неповиновение слову Всеблагого и Великого Алина.

Госпожа настоятель Рувира, милостью Алина, Всеблагого и Великого, утвержденная и верная слову Его, Каллина».

Судорожно вздохнув, Вителлий опустил бумагу и, взглянув на Анну и Драгомира, не спускающих с него глаз, резко встал.

— Вы были ночью в подземных галереях? — напрямую спросил он.

Анна опустила голову, Драгомир тоже.

— Вы можете попасть туда снова?

— Ну, да, — неуверенно ответила девушка, к великому ее удивлению Вителлий не стал требовать от нее ключ или хотя бы каких-то разъяснений.

— Тогда возвращайтесь оба туда, немедленно!

— Что? Но…

— Нет времени объяснять! Рэм или кто-нибудь еще уже наверняка сообщили новой настоятельнице Рувира, Каллине, где вы. Кажется, мне говорили, что вы вчера появились из кладовки, идемте, я провожу вас, чтобы быть спокойным.

Он решительным шагом направился к выходу, Анне ничего не оставалось делать, как, кивнув Драгомиру, пойти следом. Едва они показались в приемной, как их всех троих вновь проводили внимательными взглядами.

— Я скоро вернусь, — спокойным голосом ответил Вителлий на неозвученные вопросы своих помощниц.

По пути Вителлий, перейдя на древний, объяснил своим подопечным о том, что ему написала в своем послании госпожа настоятельница Рувира.

— Вам опасно показываться на людях! Вы должны пообещать мне, что не будете высовываться до тех пор, пока все не уляжется! Передайте Гедовин, что Кай еще в тюрьме, так что, надеюсь, используя испытанное ею заклинание невидимости, она сможет передать мне, если вам что-то понадобится.

— Но дядюшка! — попыталась, было, Анна вставить свое слово.

— Никаких «но», Анна, это не обсуждается. Эта Каллина — настоящая фанатичка, она не успокоится до тех пор, пока не схватит вас. Драгомира она считает приспешником Алины, а тебя, Анна, она ждет на дознавательную беседу.

— Потому что я помогаю приспешнику Алины, — договорила за него Анна. — Но мы же не можем отсиживаться там вечно, а Каллина вряд ли передумает.

— Я знаю, но, если вы будете в безопасности и не рядом со мной, то это позволит мне начать действовать. Не знаю, что точно я могу, и смогу ли сделать хоть что-то, но нужно попытаться.

— У вас есть какие-то мысли?

— Пока только одна, поговорить с властителем магии, если кто и сможет доказать людям, что магия — это не сила Алины, то только он. Хотя, возможно, я ошибаюсь, потому что как именно это сделать, ума не приложу.

— А вы знаете, кто это? — хором спросили Анна и Драгомир.

— Да.

— И кто же?

— Ты его знаешь, — уклончиво ответил Вителлий.

Они почти подошли к зданию столовой, когда Вителлий увидел Рэма, он что-то говорил стражникам, указывая в их сторону.

— Идите! — скомандовал Вителлий. — Быстрее!

Анна и Драгомир тоже увидели Рэма, увидели, как в их сторону направилось несколько стражников, медлить было нельзя.

— Я люблю вас, дядюшка, берегите себя! — сказала девушка, быстро обняв Вителлия. — Надеюсь, у вас все получится.

— Я тоже люблю тебя, милая! Драгомир, береги ее!

— Я жизнь за нее отдам, если понадобится, — очень серьезно ответил мальчик, Вителлий чуть улыбнулся.

— Лучше живи и защищай ее живым.

— Хорошо!

Быстрым шагом ребята направились в столовую, а Вителлий повернулся к стражникам, как только они приблизились на достаточное расстояние, он поднял руку и помахал им в знак приветствия.

— Добрый день, господа, могу я чем-то помочь вам?

— Куда они направились? — напрямую спросил стражник, даже не подумав ответить на приветствие, хотя бы головой кивнуть.

— Кто? Дети?

— Да, куда они направились?

— В столовую, а что?

— То, что вы помогаете приспешникам Алины, вот что! — огрызнулся стражник.

— На каком основании вы делаете такие выводы? — с долей возмущения спросил Вителлий, надеясь потянуть время, но двое стражники бесцеремонно обошли его и направились в столовую, а еще двое заявили.

— Господин Гарадин, вы должны пройти с нами.

— Вот как? А что случилось?

— Вы должны были получить обращение госпожи настоятельницы города, в котором она подробно изложила вам суть дела. Если вы не читали его, то в двух словах уточню: мальчик, которого вы приютили у себя дома, является приспешником Алины, вы должны были задержать его, но вы этого не сделали. Вы также не направили свою племянницу на дознание к госпоже Каллине, нарушив, таким образом, ее второе требование.

— Но я еще не успел прочесть ее послание, откуда же мне все это было знать?

— Например, от вашего заместителя, который сообщил вам об этом.

— Правда? Это он вам рассказал? И когда же я с ним успел обстоятельно поговорить?

Но стражник был неумолим, безразличным голосом он заключил.

— Вы задержаны, господин Гарадин, за несогласие подчиниться праведному повелению исполнительницы воли Всеблагого и Великого Алина. Прошу вас проявить благоразумие и добровольно пройти с нами, иначе нам придется применить силу.

«Все бы отдал сейчас за возможность ответить ему! — с яростью подумал Вителлий. — Религия навязывается из-под палки, святость этих священнослужителей не обсуждается, а ты вообще не имеешь право на собственное мнение, потому что за тебя и так уже все решили!» В свою очередь начальник отряда увидел, что Вителлий не сорвался с места, не возмущался, и расценил это молчание как согласие с выдвинутым обвинением. Отдав приказ доставить Вителлия в храм Истории, он направился в столовую.

— Идемте, — встряхнул его один из стражников и, взяв за плечо, легонько подтолкнул вперед.

Вителлий сжал кулаки, но сдержался. И что теперь значила его должность? А ведь он так гордился, когда Руяна выбрала его своим преемником, потому считал должность настоятеля библиотеки важной и почетной еще с тех самых пор, как преступил порог библиотеки семилетним мальчиком. Мама приводила его сюда на своего рода экскурсию, после падения Рувира его семью выселили из города, и они обосновались недалеко от Белмира в небольшом поселении. Кончив академию в Белмире, Вителлий хотел поступит на службу именно в рувирскую библиотеку, но ему отказали со ссылкой на службу внутригосударственного контроля за исполнением законов, лишь спустя двадцать лет ему позволили переехать в Рувир. Занимаясь изучением древнего языка, Вителлий достиг больших успехов в изучении грамматики и пунктуации древнего письма, но то, что госпожа Руяна свободно говорила на древнем, поразило его. Все его знания не дали такого результата, однако они очень пригодились ему, когда Руяна начала говорить с ним на древнем языке, намеренно не прибегая к понятной тому речи: если он хотел остаться на занимаемой должности научного руководителя библиотеки Рувира, то должен был преодолеть все трудности. Вителлию было на тот момент за сорок, но он не отчаивался и меньше чем за год освоил древний язык, теперь в общении с Драгомиром исправив неверное произношение ряда слов. Когда несколько месяцев назад заболела госпожа Руяна, то он фактически принял на себя руководство библиотекой. Несмотря на то, что Вителлий был рад полученной должности, он сожалел о Руяне, поскольку очень уважал ее, восхищался ее знаниями, ее стойкостью и, что немаловажно, умением общаться с представителями храма. Она всегда могла что-то ответить им, возразить без последствий для себя или библиотеки и отстоять свою точку зрения на законных основаниях. Конечно, где-то она шла на уступки, но в целом в библиотеке так и не обосновался свой отряд стражей храма, а такие попытки проводились постоянно, особенно в отношении художественной мастерской. Однако Руяна откупилась партией религиозных книг, еще и заработав на этом, а в другой раз устроила просветительскую лекцию для сотрудников библиотеки, на которой служители храма призывали всех следовать слову Алина. Вителлий так не мог, он попросту молчал и никак не возражал сотрудникам храма после того, как, едва заняв должность исполняющего обязанности настоятеля, вступил в спор с той самой Каллиной. Она пришла с жалобой на библиотеку, а точнее ее работу и только что выпущенную книгу. Несмотря на то, что некоторые иллюстрации книги были одобрены цензурой храма, Каллина углядела ряд недочетов: в трех местах имя Алина не было употреблено в полном, одобренном и утвержденном варианте. Допускалось выражение «во имя Алина», но в текстовых вариантах это не приветствовалось, и тем более «во имя всеблагого Алина», следовало добавить «и Великого», а «всеблагого» писать с большой буквы. Даже в разговорной речи признавался либо полный вариант, либо разговорный, сокращенный, но не усеченный. Уже из-за одного только этого полуторачасового доказывания Каллиной верности и важности своих слов, Вителлий понял: говорить с ней здраво не получится. А уж когда она перешла к недостаточно серому цвету изображенного на нескольких иллюстрациях храма, Вителлий не выдержал и начал доказывать ей, что это было необходимо, чтобы более детально показать здание. Каллина тут же уцепилась за то, что храм — это не просто здание, но символ слова Алина на земле, место, где законы, дарованные им, становятся понятными и доступными, открытыми для недостойных его внимания людей. В результате она пригрозила, что напишет донос во Всевладоград, Вителлий вынужден был пойти на попятную и пообещать, что книги переиздадут в исправленном варианте. Хорошо еще, что было сделано пока всего несколько копий, часть из которых направили в храм для дополнительной проверки, вторую часть уже успели подарить руководителям ряда образовательных и медицинских учреждений города, их пришлось изъять обратно и публично сжечь. Тогда Вителлий понял, что дал слабину и потому с трудом верил, что отстоит право библиотеки направлять книги в проверочный комитет при храме без присутствия его сотрудников на месте. Соответствующее соглашение заканчивалось, пять лет назад подписанное еще Руяной.

Ворвавшись в столовую, Анна и Драгомир, не взирая ни на какие оклики помчались к кладовке, и Анна едва не поставила себе синяк, когда со всего маху налетела на закрытую дверь. Не сразу вникнув, в чем тут дело, она схватилась за ручку и с ужасом увидела замок.

— Что же теперь делать?

— Ломать! — решительно ответил Драгомир.

— Ты знаешь, какое-нибудь заклинание? — с надеждой спросила Анна, но мальчик отрицательно покачал головой.

— Чтобы раскрыть замок нужно как-то проникнуть в его механизм, наверное, это реально, но я не представляю: как это сделать. Может, получится сбить его?

— Тем стулом вряд ли, на это уйдет уйма времени. Подожди-ка! А сжечь дверь можно?

Совсем близко раздались голоса стражников, это заставило Драгомира думать быстрее.

— Да, наверно.

— Тогда надо пробовать.

Мальчик замер и погрузился в поле линий и знаков, призывая и отыскивая силу пламени, ухватив нужную нить потока, он повелительно произнес: «Огонь», и дверь вспыхнула как щепка. В этот момент в коридор ворвались стражники, Анна схватила Драгомира за руку и первой перескочила через огненный обруч. Вдвоем они подбежали к драгоценной для них границе с подземными галереями, а Анна на бегу успела достать ключ и, когда стражники вбежали следом за ними в помещение, то так и не увидели беглецов.

— Я, кажется, брови себе спалила! — страдальческим голосом посетовала девушка, но Драгомир, внимательно взглянув на нее, улыбнулся.

— Нет, у тебя просто лицо раскраснелось.

— Честно?

— Конечно!

— Ладно, тогда идем.

— Анна, ведь господина Вителлия арестуют?

— Скорее всего, уже арестовали, — грустно ответила Анна и пошла к центральной комнате, догнав ее, Драгомир решительно заявил.

— Мы должны освободить его!

— Да, но как?

— Как ты и говорила, нужно призвать людей к противостоянию с храмом. Если город поднимется против этой Каллины, то ей ничего другого не останется, как пойти на уступки.

— И как ты себе это представляешь? — недоверчиво спросила девушка. — Мы едва вышли на люди, как нас сразу же попытались схватить, — немного помолчав, она добавила. — Мне другое непонятно, почему он не пошел с нами, почему не сказал, кто властитель магии. Если всех, кто помогает приспешникам Алины, автоматически к ним приписывают, то, очевидно, что ему не дали бы свободы передвижения. Наверно, он просто не верит в то, что мы можем помочь, для него мы просто дети.

— Может, — осторожно предположил Драгомир, — он думал, что если пустится в бега, то его объявят трусом. Хотя не знаю.

Какое-то время они шли молча, наконец, Драгомир спросил.

— Ты говорила, что есть несогласные с храмом, а что именно людей не устраивает?

— Да кто ж об этом скажет, все боятся!

— Вот, уже есть первое недовольство: страх сказать что-то против мнения храма, не думаю, что все с этим спокойно соглашаются.

Анна одобрительно посмотрела на него.

— Что еще храм не разрешает, запрещает делать? С чем еще люди могли бы не согласиться?

— Храм осуществляет почти полный контроль над всеми организациями, и даже над простыми людьми, иногда люди сами делают друг на друга доносы. Скажем, я невзлюбила свою преподавательницу по математике и написала анонимную записку, якобы та плохо отзывалась о храме. Я бросаю эту записку в специальный ящик — такое тоже есть — и как результат, мою преподавательницу арестуют. Если на дознаниях она будет показывать ярую любовь к Алину, по ее делу назначат расследование и, если оправдают, то отпустят. Никаких компенсаций от храма за ошибочный арест она не получит.

— Так, значит никаких доносов и лишних стражников. Пусть занимаются реальными делами, а если они ходят по доносам людей арестовывать, то это уже от нечего делать. Кстати, ты мне говорила, что по религии Алина предполагается утверждать добро, а не взаимную ненависть и подозрительность.

— Хм! Это они называют благими помыслами и желанием искоренить из общества предательские мнения и действия.

— Да так можно обыграть все, что угодно!

— В принципе, так и есть.

— Тогда можно подчеркнуть, что это самый настоящий произвол со стороны храма. Им можно все, а простым людям ничего, законы и правила установлены в одностороннем порядке и не подвергаются обсуждению.

Анна возразила.

— Да, но они объясняют это волей самого Алина. Он даровал такие законы, они направлены на благо людей, а люди слишком несовершенны, чтобы делать какие-то выводы и рассуждать, что правильно, а что нет.

— Хорошо, но получается, религия Алина не может ничему научить меня?

— В смысле? — не поняла Анна.

— В смысле, если я признаю свое несовершенство, признаю праведность законов Алина и свято им следую, то почему я не могу ничему научиться? Не могу понять и принять истинность законов, сделав их своими убеждениями, почему за мной все равно продолжают наблюдать, не доверяя моему просветлению?

— Ты знаешь, я не настолько владею теологией, поэтому не знаю: могут ли они что-то возразить тебе в данном случае, наверное, могут.

— Надеюсь, простые люди тоже не слишком ориентируются в теологии, тогда главное сейчас поставить перед ними вопрос.

— Это верно.

Услышав их голоса, Гедовин вышла им навстречу. Она уже изнемогла от неведения и страшно нервничала из-за всего, что произошло и происходило. Стоило ей только вспомнить бабушку, а она невольно то и дело вспоминала ее образ, ее слова, ее голос, прикосновение ласковых рук — и на глаза девочки невольно наворачивались слезы. Ее трясло при одной только мысли, что будет, если ее найдет отец. Ее пугала ситуация в городе, что их теперь ждет, ведь чем дальше, тем больше Гедовин понимала: насколько наивно ее желание вернуть Рувир Истмирре. Проще сказать, чем сделать! С утра девочка пыталась почитать книги по магии, но ничего не шло в голову, теорию о магических полюсах она прочла и тут же забыла. Радовало только то, что она здесь и сейчас не одна. Модест, Клея и Лера своим присутствием, своими голосами оживляли стены этих забытых на тысячу лет подземных галерей.

— Узнали что-нибудь? — сразу спросила Гедовин, едва завидев их.

— Да, — ответила Анна, когда подошла ближе. — Хорошего мало.

— Господин Нисторин, — пояснил Драгомир, — и, скорее всего, уже и господин Вителлий арестованы настоятельницей города Каллиной. Мы все приспешники Алины: я — потому, что я волшебник, вы — потому, что помогаете мне. Поэтому нас всех тоже должны арестовать. Вот видите, я уже во всем разбираюсь. Осталось только выучить современный язык.

Анна и Гедовин невольно переглянулись.

— Надо устроить митинг, девочки, — продолжал Драгомир, — весь город сейчас на улицах, созывать никого не придется.

— Митинг? — переспросила Гедовин, — но ведь надо как-то сделать так, чтобы люди нас услышали, для этого нельзя просто пройтись сквозь толпу, надо собрать ее вокруг себя и заставить услышать!

— Ты хотела вернуть Рувир Истмирре, так надо работать для этого.

Гедовин смущенно опустила голову.

— Я знаю: это была глупая идея, потому что я понятия не имею, что делать.

— Не вздумай от себя отказываться! — строго произнес Драгомир. К тому же у меня есть кое-какие мысли. Надо выбраться в город, но так, чтобы нас не ловили на каждом углу. Площадки для выступления в городе есть?

— Да, около мэрии, — ответила Анна, — ну и перед резиденцией настоятеля города.

— Первый вариант мне нравится больше. И, думаю, людей вокруг себя там собрать вполне реально, теперь надо подумать над тем, что еще мы можем сказать помимо того, что мы уже обсудили.

— Не знаю, что вы там успели обсудить, но точно знаю, что нас попытаются схватить! — воззвала к мальчику Гедовин, но он очень серьезным голосом ответил.

— Значит, мы будем обороняться.

— Драгомир, я ничего не умею.

— Я, можно сказать, тоже. Зато я видел здесь несколько волшебных предметов, может, стоит поискать что-нибудь подходящее?

— Ладно, допустим мы нашли что-то подходящее, — сказала Анна, — а использовать это сможете только вы с Гедовин.

— Анна! Ты же используешь ключ, чтобы войти сюда.

Девушка улыбнулась.

— Ой, точно!

— Но выступать лучше тебе, Гедовин. Хорошо бы еще и Модеста подтянуть, все-таки он сын мэра города, но он вряд ли сможет пойти.

— Сможет, сможет, — возразила Гедовин. Ночь крепкого сна пошла ему на пользу. Ну что, значит, всколыхнем народ перед всеобщим голосованием?

Вскоре Модест, Гедовин и Драгомир работали над составлением речи, с которой Гедовин и Модест должны были выступить на площади. Клею они попросили сходить в город на разведку под прикрытием невидимости засчет медальона Драгомира. А маленькая Лера сидела, подперев кулачками голову о подбородок, и смотрела на ребят, то на одного, то на другого, решительно ничего не понимая из чужой речи. Едва текст выступления был более или менее набросан, все перебрались в местную кладовку, где хранились книги и различные предметы, в том числе магические.

— Как узнать, — уточнила Анна, — эта вещь — часть магического механизма или же для ее использования нужно создавать заклинания?

Драгомир вздохнул.

— К сожалению, я этого не знаю.

— А это, — сказала Гедовин, беря в руки тетрадь на одной из книжных стопок, — может нам помочь? Похоже на учетную книгу.

— Дай-ка сюда, — попросил Драгомир. Он открыл тетрадь и сразу наткнулся на список, заголовок которого гласил «механизмы». — Похоже, что да, это своего рода инвентарная книга. С ума сойти можно, это же я писал тысячу лет назад!

Драгомир покачал головой и зажмурился.

— Ладно, поищем что-нибудь подходящее, — пробежав глазами по списку, Драгомир нашел подходящее слово. — Так, щит. Три штуки.

— А описание там есть? — уточнила Гедовин, окинув взглядом комнату.

Различные предметы лежали на столе, на двух тумбочках, на стопках книг, наверняка, какие-то из них лежали в нескольких шкафах. Что из этих полупрозрачных сфер, обычных с виду камней, скипетров было волшебным, а что нет, оставалось только гадать.

— Прости, видимо, я не предполагал, что засну на тысячу лет, а потом проснусь ничего не помня. Но, думаю, щит все-таки должен быть похожим на щит.

— Будем искать, — согласилась Анна и обратилась к Лере на современном языке. — Лера, мы ищем то, что похоже на щит.

— Хорошо, — кивнула малышка, начав с кучи предметов, лежащих в корзине под столом.

Первым повезло Модесту.

— Кажется, я нашел!

Он открыл нижний выдвижной ящик углового шкафа и достал оттуда три щита примерно с полуметра в диаметре, удивительно легкие и тонкие. Поверхность щитов украшали странные символы, в которых Драгомир сразу узнал фрагмент магического поля, очень похожий на тот, к которому он обращался, когда вызывал огонь.

— Наверное, это они, дай-ка мне один, — попросил мальчик.

Драгомир внимательно осмотрел щит — никакого второго дополняющего предмета, значит, это — не механизм, но тогда их такой вариант не устраивал.

— Там только это было?

— Тут еще каких-то три маленьких диска, — сказала Анна, положив один из них в карман платья, и взяв второй щит, встала на изготовку. — Запустите в меня чем-нибудь.

Мальчики только отвели взгляд.

— Гедовин, давай ты!

Та не заставила себя ждать и, взяв в руки книгу, бросила ее в щит. Даже не долетев, книга ударилась о невидимую преграду, которая в этот момент стала видимой, и отлетела обратно. Лера сразу же вспомнила стену, которую создала сама, сейчас барьер очень походил на нее: такой же пласт колеблющейся воды, выстроенный вертикально. Здесь примечательно было то, что защита охватывала не только пространство вокруг щита, но и всю девушку во весь ее рост. Гедовин решила проверить это и бросила в нее вторую книгу со словами.

— Если что, извини!

Направленная в голову Анны книга отскочила от той же ставшей на миг видимой стены.

— А если кидать в спину? — задалась вопросом Гедовин, но едва она успела взять в руки книгу, как Драгомир тут же остановил ее, забрав у нее предмет для метания.

— Так, хватит, теперь я.

Он шагнул к Анне с намерением забрать у нее щит, но едва он приблизился к ней, как его отбросила на метр, не сильно, но очень уверенно.

— Драгомир! — спохватилась девушка, сразу отбросив щит.

— Я в порядке, — ответил тот, быстро поднявшись на ноги.

Только когда Анна добровольно протянула ему щит и второй дополняющий предмет, мальчик смог беспрепятственно взять его.

— Теперь давай.

Пожав плечами, Гедовин чуть отошла в сторону и запустила книгу мальчику в спину — защита сработала безотказно. Она накрыла его всего, с головой.

— Здорово! — восхитились все.

— Одна проблема, — уточнила Анна, — щитов три, а нас четверо, придется прикрывать друг друга.

Меже тем Каллина, уверенно вступив в должность настоятеля города, отдавала новые приказы, о которых распорядилась известить мэрию. Дан и Амалия, придя утром на службу, получили распоряжение об отмене закрытия границ города, о передаче главенствующих полномочий по управлению правопорядком в городе страже храма в связи с чем во все городские управления правопорядком были направлены наблюдатели от храма. А также госпожа Каллина просила прибыть к ней заместителя мэра, которого утвердят временно исполняющим обязанности главы города, так как действующий глава арестован по подозрению в серьезном преступлении, о котором подробно излагалось в присланном документе, где подчеркивалось, пусть не открыто, но со всей очевидностью, что ждет того, кто станет сочувствовать Лиану Нисторину и согласится с его взглядами.

— Мы лишены всех полномочий, — печально констатировала Амалия.

Дан, который открыл второе приложение к письму, дорисовал ситуацию.

— Ко всему прочему к нам направляют священнослужителя, который, цитирую: «поможет исполняющему обязанности мэра и его помощникам мыслить правильно и не отступать от пути, дарованного всеблагим и великим Алином».

Амалия закатила на это глаза и усталым голосом прокомментировала.

— Да, да, да!

— Ну и что мы будем делать?

— По-видимому то, что скажет нам помощник.

— Лично я плевать хотел на то, что он скажет! — резко ответил Дан.

Амалия промолчала на это и никак не прокомментировала.

— По-моему, сейчас очень важно провести голосование. Тем более, что его результат вполне предсказуем. И это не в пользу сторонников храма.

— Почему? — не понял Дан.

— Потому что сейчас из города бегут те, кто боится военных действий, а таких много. Значит, минус истерики, и среди тех, кто ищет защиты в глубине страны, наверняка, большая часть — сторонники Гриальща. Я уверена, сочувствующие Истмирре останутся здесь, может, кто-то отправит своих детей с беженцами, но радетели вроде Горация Фана и его сподвижников останутся здесь.

— Ты права, из чего следует, что наш, хм, помощник не одобрит проведение голосования.

— Скорее всего.

— Значит, надо сделать все, чтобы голосование не отменяли, только надо как-то мотивировать это для Каллины.

В этот момент в дверь кабинета Лиана настойчиво и громко постучали, и, прежде чем Дан или Амалия успели сказать: «Войдите», дверь открылась. На пороге стоял священнослужитель, сопровождаемый двумя крепкими стражниками, вооруженными до зубов.

— Доброе утро, уважаемые. Кто из вас исполняющий обязанности мэра?

Дан и Амалия встали.

— Доброе утро. Видите ли в чем дело, — объяснила Амалия, — мы буквально только что ознакомились с документами, присланными от госпожи настоятельницы Рувира, и еще не успели поставить этот вопрос на собрании управителей города. Но мы буквально перед вашим приходом собирались идти в зал заседаний.

Священнослужитель, пожилой, но все еще крепкий мужчина с почти атлетической фигурой, с властными чертами лица, с некоторым презрением взглянул на молодую женщину.

— И кого же вы собираетесь увидеть в зале заседаний, если, прочтя письмо, которое вам должны были вручить первым, как наиболее важное, ни один из вас не удосужился созвать это совещание?

— Но сейчас утро пятницы, в пятницу и в понедельник два раза в неделю, в десять проходит плановое совещание, — как можно вежливей уточнила Амалия.

Мужчина скривил недовольную гримасу, но кивнул в знак согласия.

— Идемте, я объявлю вашего коллегу исполняющим обязанности мэра.

Дан и Амалия переглянулись.

— Но ведь это должны были решить на совещании, — напомнил молодой человек.

— Прямо сейчас я уже дал вам ответ, но на совещание мы пойдем, потому что сейчас есть и другие не менее важные проблемы, которые требует рассмотрения. Идемте, — сказал священнослужитель, уступая им двоим дорогу.

Дан остался стоять на месте, но Амалия взяла его за руку и потянула за собой.

— Пошли.

Не смотря на то, что она не очень-то хотела, занять сейчас сомнительную должность исполняющего обязанности мэра, она все-таки чувствовала некоторую обиду. Почему служитель сделал такой выбор? Ему не понравилось то, что она женщина? Но по здравом размышлении Амалия понимала: все дело в том, что во-первых, ее выступление первой не очень понравилось господину служителю, если бы она еще сказала то, что он хотел от них услышать, а она просто озвучила нестройную отмазку; во-вторых, о ней уже есть определенное представление в храме. Да и в целом такое решение могло быть принято заранее при том, что Дан с виду очень удобная кандидатура: гораздо удобнее управлять ничего не знающим молодым человеком, чем женщиной, посмевшей не согласиться в свое время с решением матери уйти в храм. Беда в их выборе была в том, что молодой человек был далеко не так прост и не собирался отвечать послушанием, как им того хотелось бы.

К тому времени, как они подошли к залу заседаний, все руководители служб города и большая часть их помощников уже собрались на местах. Когда в зал вошли заместители мэра, все сразу кончили переговариваться, а когда следом за ними в дверях показались представители храма, все переключили на них свое внимание. Многие уже знали об аресте мэра города, но мало кто знал о том, что светская власть в городе фактически отменена.

Служитель храма прошел к кафедре, стражники встали по бокам от него, а Дан и Амалия заняли свои места за столом, стоящим справа от кафедры.

— Доброе утро всем. Меня зовут Улеп Танеев, с сегодняшнего дня я занимаю должность помощника исполняющего обязанности мэра города, должность, утвержденную госпожой настоятельницей Рувира. Насколько я понял, вам пока не сообщили о том, что рано утром для мэрии госпожа Каллина направила важную информацию, с которой вы должны быть ознакомлены.

И он уже открыл рот, чтобы продолжить, как среди собравшихся с верхних мест амфитеатра поднялась рука, на которую Улеп метнул грозный взгляд. В храме было так не принято, и Улеп не преминул заявить об этом, дав знак одному из стражников. Однако руководитель службы водоснабжения города успел задать свой вопрос: «А что случилось с господином Нисториным?»

Все замерли и с легким ужасом смотрели, как стражник поднялся и подошел к нему. Мужчина подался назад и недоуменно, чуть испуганно произнес.

— А что я такого спросил?

— Ты задал вопрос, — пояснил ему стражник, — ты посмел прервать господина Улепа.

— Я не перебивал, я поднял руку, — начал, было, оправдываться служащий, но его бесцеремонно приподняли за шиворот как нашкодившего котенка.

Высокий широкоплечий стражник небрежно оттолкнул хлипкого служащего, едва достающего ему до плеча.

— Встань на колени, и не смей подыматься!

— Что?!

— Вот что! — отрезал стражник и, резко дернув мужчину за плечи, ударил его по ногам и поставил на колени.

По залу пробежал шепоток, Улеп сразу отреагировал и на это, постучав молоточком по металлической пластине на кафедре.

— Обращаю ваше внимание, что выскочка наказан за дело, и мой вам совет, не следуйте его примеру, иначе я буду вынужден применить более серьезное наказание.

Больше руки никто не подымал. Однако несколько человек с трудом сдержали в себе порыв подняться и высказать этому Улепу и его псам все, что думают, но кому-то просто хватило разума поостеречься поспешных действий, кого-то, как Дана Амалия, уберегли от резкости сидящие рядом. Амалия видела, как он сжал кулаки и привстал, но вовремя схватила его за руку. Он смутился и удивленно посмотрел на нее, она в ответ одними губами прошептала: «Не надо».

— Надеюсь, всем все понятно? — стальным голосом произнес Улеп. — Хорошо, тогда я перейду к более насущным проблемам. Как вы знаете, накануне в городе произошли массовые беспорядки, в частности выступления людей, которые не признают Гриальш своей Родиной и хотят перехода Рувира к Истмирре, государству, где правит монарх-отцеубийца, не признающий законов Всеблагого и Великого Алина, который завещал нам постулат, гласящий: «в управлении государства тот правитель будет успешен, кто, руководствуясь законами, сможет понять, как применить их во благо всей страны». Это напрямую говорит о том, что в государственном управлении необходимо использовать законы, данные Алином, а не придуманные грешниками, желающими найти собственную выгоду или, что не менее плохо, чрезмерно мнящими о себе умниками. Что они знают о том, что правильно, а что нет? Они могут только мнить, гадать, но не знать!

Эмоционально и ярко текла речь из уст священнослужителя, начиная все более походить на лекцию, но не на речь на совещании в мэрии. Все собравшиеся здесь когда-то слышали подобные вирши и в большинстве своем неоднократно. «И как это храм допускает существование мэрии в принципе? — подумала про себя Амалия. — Давно бы надо установить везде власть как во Всевладограде, где никакая светская власть под ногами не мешается, а то тут вам и мэр, и руководители государственных служб, и даже городская стража! Безобразие!» Но если она думала так с сарказмом, то Улеп был в этом искренне уверен.

— Я верю, что настоящий гражданин своей страны, будь это даже Истмирра, — продолжал он, — понимает это и ценит по достоинству власть храма, не как навязанную, а как дарованную. И я говорю вам это к тому, чтобы помочь вам сформулировать правильное решение, которым не может быть желание сдаться безжалостному царю Изяславу. Наша задача — сохранить город в составе Гриальша, а не идти на поводу у приспешников Алины. Да, да, именно приспешников Алины, иначе нельзя назвать тех, кто хочет жить под руководством отцеубийцы.

Улеп обвел всех вопросительным взглядом, ища недоверие или несогласие со своими словами, но все сразу же начинали разглядывать пол, едва встречались с ним взглядами. Улеп расценил это по-своему: возражений нет.

— Сейчас перед нами стоит еще одна проблема, что делать с приспешниками Алины, ибо среди них есть те, кто способен творитьневозможное. Все вы, наверняка, слышали о девочке, которая убила двоих людей и троим нанесла серьезные увечья, создав перед собой стену на дороге. Тогда на эту стену на полном ходу въехала карета. Потом появился еще один такой приспешник Алины, это мальчик, по одним сведениям его зовут Никон Бареев, по другим, его называют Драгомиром. Это чудовище в теле ребенка лишило наших стражников, славных воинов и истинных защитников веры во Всеблагого и Великого Алина, подвижности. Они просто замерли! Разве человек способен на такое? Нет! Только приспешник Алины, которого она наделила своей силой, мог сделать такое и помочь сбежать девочке-убийце. И мне прискорбно это говорить, но среди служителей храма также нашелся тот, кто не смог устоять перед соблазнами Алины. Особенно печально, что им оказался не юный несмышленый послушник, который еще даже не осознал, что должен целиком и полностью отдать себя вере в Алина, но человек, дошедший до звания настоятеля!..

Немного помолчав, Улеп с вызовом поднял голову и вновь окинул всех взглядом.

— Естественно, что тот, кто помогает приспешникам Алины — сам таковым является. Тут интересовались за что арестован Лиан Нисторин? По этому поводу и арестован, он не просто посмел отрицать очевидное, но вдобавок ко всему нес ересь, утверждая, что в мире возродилась магия, и что та девочка, используя магию, невинно защищалась, а не убивала людей! Это ересь! — воскликнул Улеп. — И за такую ересь храм должен и будет карать! — он с минуту молчал, потом вновь начав говорить более спокойным голосом. — А сейчас я попрошу временно исполняющего обязанности мэра подойди к кафедре и рассказать, какие действия планирует мэрия на ближайшее время, начиная с сегодняшнего дня.

С этими словами Улеп оставил кафедру и занял место мэра слева от нее. Не заставляя себя ждать, Дан прошел к кафедре и уверенно произнес.

— Доброе утро всем. Сегодня мы…

— Может, вы для начала представитесь, молодой человек? — сразу оборвал его на полуслове Улеп. — Не забывайте, что мэрия теперь работает совместно с храмом. Я с вами познакомился, познакомьтесь и вы с нами.

— Хм! Меня зовут Данислав Ингоев, господин Танеев, и сегодня мэрия продолжит готовиться к завтрашнему голосованию. А я начну с отказа от должности исполняющего обязанности мэра, потому что мэра никто с его должности не смещал.

— Что?! — почти брезгливо переспросил Улеп. — Ты бредишь, Данислав?

Но заявление Дана внезапно изменило ситуацию в зале, напуганные изначальным инцидентом управители города словно ожили. Многие повставали с мест и стоящий рядом первого, кто посмел задать вопрос, стражник переключил на них свое внимание, в то время как его подопечный поднялся с колен и побежал вниз, к сцене.

— Верно говоришь, Дан! — на ходу громко сказал он, добежав до сцены, он решительно заявил. — Мы отказываемся принимать условия, которые силой и незаконно храм нам диктует. Где прописано, что мэрию должны курировать священнослужители? Вопросы по управлению города должны обсуждать и согласовывать между собой мэр и настоятель города. Если у нас теперь есть временный настоятель города, то пусть она освободит мэра и думает вместе с ним над насущными проблемами.

Улеп вскочил, отдав повелительный знак рукой, он дал прямой и четкий приказ.

— Арестовать его!

Стражники с двух сторон бросились к руководителю водоснабжения, но на пути им встала растущая живая стена, все люди поднимались на сцену.

— Если собираетесь арестовывать, — уточнил Дан, — то нас всех.

— Не сомневайся, Ингоев, ты будешь в числе первых! — зло ответил ему Улеп. — Тебя и так не арестовали еще только потому, что настоятель Храма пока не избран, и потому некому подписать приказ о твоей казни.

— О, — съязвил Дан, — если я такая известная личность для храма, зачем было тогда просить меня представляться?

— Надеялся на то, что тебе хватит смелости назвать свою настоящую фамилию, определяющую твою сущность.

Дан смутился и промолчал. Меж тем все вокруг галдели и требовали восстановления правил, освобождения мэра. Улеп не выдержал и обвинил их всех в ереси и демонстративно вышел из зала, но сначала твердо пообещав всем вернуться сюда с целым отрядом и выполнить то, что уже приказал: арестовать всех еретиков. Когда он, наконец, ушел Дан и Амалия попросили всех успокоиться и обсудить план действий, и первым делом они решили направить запрос в главное городское управление правопорядком, чтобы Юлиан Астеев, которого почему-то не было на совещании, прислал людей для защиты здания от посягательств храма. Ответ Юлиана, которого просто взбесили требования Каллины, не заставил себя долго ждать, очень скоро здание мэрии и прилегающую к нему площадь оцепили городские стражники. Когда Улеп с возглавляемым им внушительным отрядом из шестидесяти человек вернулся и встретил отказ на требование немедленно пропустить его, началось открытое противостояние местных религиозной и светской власти. Боясь что-то сделать не так, Улеп отступил и отправил гонца к Каллине, та уже рвала и метала после официального отказа Юлиана подчиниться приказу о передаче полномочий по управлению правопорядком в Рувире страже храма, к которому Юлиан прислал еще и требование передать мэра под власть светского суда.

Тем временем, как и предположила Амалия, все те, кто до этого плакал у ворот, прося пожалеть детей, все гости Рувира и все, кто просто боялся возможных военных действий, среди которых было немало некоренных жителей Рувира, воспитанных целиком и полностью на нравоучениях храма; они с ужасом представляли себе возможные бесчинства со стороны царя, не принимающего власть храма. Таким образом с одной стороны для сторонников возврата Рувира к Истмирре — а они, действительно, в большинстве своем решили остаться в городе — появилась свобода действий, но с другой стороны теперь храм переключил на них полностью все свое внимание, и утренний митинг закончился арестами и настоящим произволом со стороны стражей храма. Пока это были только побои, но долго ли сменить дубинку в руке на меч или арбалет? Никто уже не давал гарантий мирного исхода дела.

Когда все узнали, что утром городская стража окружила здание мэрии и прилегающую к ней площадь, народ опять потянулся в центр. Опасаясь того, что люди пойдут к храмам и начнут вновь требовать освобождения мэра и Горация Фана, Дан и Амалия распорядились пускать всех желающих на площадь, пусть лучше высказываются здесь, чем перед служителями и стражами храма, по пути сталкиваясь с теми, кто бежал из города.

— Что он имел в виду, когда говорил, что храм собирается арестовать тебя? Что ты такого успел натворить? — спрашивала Амалия, когда они вернулись в кабинет Лиана.

— Не знаю, разве что на службы не хожу, — ответил он и сразу перешел к более важной теме. — Сейчас меня больше волнует, как завтра провести голосование, начать-то мы начнем, но от Каллины, я так понял, можно ждать чего угодно.

Амалия покачала головой.

— Голосование само по себе — атрибут светского государства, — сказала она, — для нашей полоумной Каллины — это как кость в горле.

— Похоже, я сам виноват. Не напомни я об этом Улепу.

— Я тебя умоляю, о чем, о чем, а об этом он знал, наверняка он даже был в курсе того, что Гораций Фан просил именно тебя со стороны мэрии помочь народу в проведении голосования.

— Интересно, почему я узнаю об этом только сейчас?

— Так когда ты мог узнать? С утра эти письма, потом это совещание.

— Ну да, что ж, раз Гораций Фан на меня рассчитывал, значит, я его не подведу. Слушай, а что если направить к ней посла доброй воли?

— Которого она сразу арестует, как и Лиана. Бедный Лиан! Даже страшно подумать, каким пыткам его сейчас подвергают!

— Думаешь, Каллина сразу пошла на это? — тихо спросил Дан.

— Моя мать в свое время ушла служить в храм, — немного помолчав, сказала Амалия, — после чего я имела несчастье с ней неоднократно беседовать. Так вот она буквально горела мыслью очищения виновного физическими наказаниями.

Дан закусил губу.

— И я не могу утверждать наверняка, — продолжила Амалия, — но этого посла доброй воли очень даже могут арестовать, и нам останется только гадать, что с ним происходит за стенами храма.

— А если отправить к ней простого посыльного с просьбой встретиться где-нибудь на нейтральной территории? Каждый возьмет несколько человек стражников, встреча будет происходит в людном месте.

— Это идея, — согласилась Амалия. — Теперь надо подумать, зачем Каллине нужно голосование. Вряд ли ее устроит ответ: это для того, чтобы просто потянуть время до прихода войск царя Изяслава с одной стороны и войск из Тоймы с другой. Нет, надо найти такое объяснение, которое придется ей по вкусу.

— Ну, насчет потянуть время, это не самый плохой вариант, в конце концов это займет людей, призовет их порядку, причем обе стороны, потому что митинги устраивают и религиозные радетели тоже.

— Так, а мы, значит, — рассуждала Амалия, — хотим заставить людей думать над главным вопросом: что сейчас делать Рувиру? Тут сразу всплывают подводные камни. Каллина будет рассматривать вопрос — быть Рувиру с Истмиррой или Гриальшем, как — быть с Алиной или Алином. Значит, мы должны найти здесь что-то еще, с чем и она может согласиться. Сейчас городу угрожают военные действия, и, если люди решат остаться в составе Гриальша, то Изяслав начнет войну, как и обещал — если же люди решат перейти к Истмирре, то они могут так сказать только потому, что боятся войны, на которой могут пострадать их близкие, а забота о близких — это постулат одного из законов Алина.

— Да, с какой стороны смотреть на проблему.

— Что ж осталось составить письмо.

— Да, только…

В дверь постучали. Дан сидел в кресле практически у выхода, он потянулся и открыл дверь. В кабинет вошел стражник.

— Извините, если отвлекаю, но я подумал, что это может быть важно.

— Что такое? — уточнила Амалия.

— На площади сейчас выступают дети. Среди них сын мэра города, внучка госпожи Руяны, Гедовин, и племянница господина Вителлия, Анна. И еще один мальчик, тот самый, который приказал стражникам неподвижно стоять.

— И о чем же они говорят? — с нескрываемым удивлением спросил Дан.

— Они говорят о недостатках храма, обо всем, что нам не нравится, но о чем мы… боялись говорить.

— И что народ на площади? — спросил Дан.

— Люди их поддерживают, — ответил стражник, уверенно добавив, — потому что они правильно говорят!

— Пойдем посмотрим? — спросила Амалия.

— Конечно! — ответил Дан, уже встав.

К тому времени на площади перед мэрией собралось довольно много народа и еще больше людей за кольцом городской стражи. Опасаясь беспорядков, начальник отряда ограничил проход на площадь, решив, что успокоить обозримое количество людей более реально, чем толпу. Но с другой стороны стражники оказались зажаты между людьми, которых от решительных действий сдерживало только сомнительное сейчас здравомыслие. Когда на площадь пробрались дети, на них никто не обратил особого внимания, их и стражники-то пропустили в основном из-за их юного возраста, случись чего, они смогут найти здесь хоть какую-то защиту. Ребят было трое и, когда из воздуха появилась еще и девушка, то многие, кто это видел, восхищенно и с некоторым испугом взирали на них. Люди начали переговариваться меж собой, это привлекало все больше внимания к детям. Те же прямиком шли к сцене и, не встретив особого сопротивления, кроме само собой разумеющихся вопросов, возникающих по факту: «Эй, вы куда?», «Вам чего?», «Вы кого-то ищите?» Гедовин, Модест и Анна отвечали что-то невпопад, наконец, взошли на сцену, к счастью на тот момент там желающих выступить не было. Шаг вперед первой сделала Гедовин, отдав свой щит Анне. Многие люди обратили на них внимание, и, когда девочка начала говорить, все постепенно умолкали и слушали, что она говорит.

— Уважаемые граждане Рувира, — громко говорила Гедовин, — мы все с вами сейчас оказались в непростой ситуации, а завтра мы должны сделать выбор и решить, в каком государстве нам жить дальше. Какое место в жизни общества должен занимать храм, говоря «в жизни общества», я имею ввиду не только государство в целом, но и каждого из вас в отдельности. Какое место будет занимать храм в вашем сердце — это тоже очень важный вопрос, напрямую связанный с завтрашним голосованием. Не слушайте служителей храма, которые говорят, что светское государство — это отказ от истинного пути Алина. Светское государство живет, ориентируясь на четкий список правил и законов, а его граждане, являясь отдельными личностями, составляют единое целое. У этого общества есть идея и цель, в первую очередь — это благополучие и процветание страны, достигающееся при соблюдении каждым своих обязанностей и признанием своих и чужих прав и свобод. Если такой человек в светском государстве следует законам Алина, помогая близким и заботясь об исполнении законов, которых и сам не нарушает, то разве это плохо? А если человек знает законы Алина, то назвать его несведущим и недостойным внимания Алина — нельзя! Это будут и должны решать священнослужители, оценивая вашу духовную составляющую, потому что мы все можем учиться и самостоятельно принимать решения, опираясь на собственные знания и умения. Бабушка говорила мне, что служители храма считают правителя в светском государстве слишком много мнящим о себе, якобы потому, что он ничего не знает и не может знать. Почему не может? Зачем тогда вообще кого-то учить, если все равно знать ничего не будешь? А вы не думали, что священнослужители — тоже люди, и потому тоже могут брать на себя лишнее? Потому что нелогично получается: одни, следуя законам Алина, могут поступать правильно, а другие, следуя тем же законам, не могут! Неужели только потому, что одни носят длинные серые одежды, а другие нет?

— Какая смышленая девочка! — подивилась Амалия, они к тому времени подошли к сцене на максимально возможное близкое расстояние: сцену плотным кольцом окружили люди. — Сколько ей лет?

— Четырнадцать, но я и в свои двадцать четыре так не смогу.

— Тебе всего двадцать четыре?

— Амалия! — с некоторой обидой в голосе сказал Дан. — Ты с нами уже целый месяц работаешь, я думал, ты поинтересовалась, сколько мне лет.

Она скривила лицо, словно говоря, больно надо, он ничего не ответил.

Меж тем Гедовин передала слово Модесту.

— Меня зовут Модест Нисторин, мой отец — мэр города, и я не согласен с тем, что его арестовали. Вы все слышали о так называемых приспешниках Алины, которые способны направлять силу Алины. Мой отец вчера вечером сказал вам, что на самом деле эти люди волшебники. Среди вас тоже есть волшебники, просто пока они еще могут даже не подозревать о своих способностях. Вы знаете, что тысячу лет назад магия существовала в нашем мире, потом она исчезла, на самом деле она никуда не исчезала и окружала нас все эти годы, только использовать ее не было возможности. Она спала. Многие из вас слышали легенду об уснувшем царевиче Истмирры, вместе с которым уснула вся магия, и так, как и мы, когда спим не можем бегать, так и магию невозможно было использовать. Я знаю, что это звучит странно и бредово, но это правда, от которой никуда не деться, и с которой нам придется жить, хотим мы того или нет. Сейчас я и мои друзья покажем вам, что магия действительно проснулась, потому что каждый имеет право знать правду.

Люди неуверенно переминались с ноги на ногу, восприняв слова Модеста крайне скептически. Все изменилось, когда второй мальчик запустил в него сандалию. Словно наткнувшись на стену, сандалия отлетела обратно к своему владельцу, Драгомир поймал ее, в то время люди ошеломленно смотрели то на него, то на Модеста, то просто переглядывались меж собой, словно желая убедиться: вы тоже это видели? Тем временем Модест продолжил говорить, сейчас к его словам отнеслись более внимательно.

— Теперь то же самое, но с помощью магии.

Кивнув Драгомиру, Модест отошел на край сцены. Драгомир подкинул сандалию высоко вверх и, как только она начала падать, заставил ее остановится. Обувь зависла в воздухе, что вызвало настоящую волну восхищения и удивления, особенно после того, как сандалия, повинуясь движению руки мальчика и словам на непонятном языке полетела в щит, точно так же, как и в первый раз, отлетев обратно. Драгомир вновь поймал ее и спокойно надел на ногу.

— И вот тут таится самое главное, — продолжил Модест, — все зависит от того, кто и с какой целью совершает поступок, а не то: совершается он с помощью магии или нет. К сожалению, храм всем нам сейчас дал однозначный ответ, и вы все знаете, что ждет несогласных. Но лично я за светское государство, где будут судить поступок, а не принадлежность к той или иной группе.

Тем временем Амалия, вежливо попросив уступить ей дорогу, направилась к сцене и быстро поднялась наверх.

— Добрый день, Модест, рада, что с тобой все в порядке, — быстро и вполголоса сказала она и обратилась к людям. — Приветствую всех вас, тех, кого волнует судьба этого города. Думаю, нужно поблагодарить этих ребят за наглядную демонстрацию того, что такое волшебство. Честно говоря, я, как и вы все, наверное, удивлена и поражена самим фактом пробуждения магии. Но, действительно, глупо отрицать очевидное и, действительно, сейчас очень важно правильно понимать и оценивать ситуацию. Несмотря на то, что храм отстранил мэрию и городскую стражу от управления городом, мы все равно намерены провести завтрашнее голосование, хотя бы потому, что у Рувира есть настоятель, и это — не госпожа Каллина. За какое будущее голосовать — это решать каждому из вас, но сейчас я все-таки попрошу вас разойтись с тем, чтобы прийти сюда завтра и проголосовать.

Слова Амалии не сразу дошли до последних рядов, но зато возымели действие — очень скоро люди стали расходиться.

— Ребята, я, конечно, понимаю, что среди вас есть волшебник, что у вас есть эти щиты, — обратилась к ребятам Амалия, — но вы хоть представляете, что вся стража храма ищет вас?

— Представляем, — грустно ответила Анна. — Нам дважды приходилось убегать, пока мы дошли сюда.

Тем временем на сцену поднялся Дан и, не успел он хоть что-нибудь сказать, как Модест, радостно выкрикнув его имя, бросился ему на шею.

— Я так рад, что ты вернулся!

— Что у тебя с головой? — сразу спросил молодой человек.

— Да так, господин Томилин погорячился.

— Что?! — возмутился Дан и уточнил. — Как это произошло?

— Ну мы с Гедовин, точнее сначала Гедовин, потом я, сбежали.

— Что?! Но зачем?

— Мы хотим помочь городу, а меня отец хотел упечь в монастыре, — ответила Гедовин, после добавив. — Привет, Дан, рада тебя видеть. Классно выглядишь.

— Спасибо. И как давно вы сбежали? Где были? Нет, о чем вы думали вообще!

— Мы прятались в надежном месте, а господин Томилин нашел меня и вот, так получилось.

— У меня нет слов.

— Давайте это и не только это обсудим в мэрии, — предложила Амалия.

Никто не возражал. Пропустив ребят вперед, Дан дождался, когда к нему приблизится Амалия, и уточнил.

— Чего еще я не знаю?

— Прости, что сразу не сказала о Модесте, но, во-первых, времени не было, да и Лиан просил никому не говорить.

— Лиан просил не говорить, — медленно и хмуро повторил Дан, — мне или вообще?

— Вообще, и тебе в частности. Не знаю, чем именно он руководствовался, — призналась Амалия, — наверное, просто не хотел огласки, но, если честно, мне была непонятна его реакция, я просто хотела помочь, хотя бы морально поддержать.

Дан покачал головой, но сказал.

— Ладно, пошли.

— Это и есть Амалия? — меж тем тихо спросила Гедовин у Модеста.

— Да.

Девочка обернулась и посмотрела сначала на нее, потом на Дана.

— Она симпатичная, и вообще они неплохо смотрятся.

— Что? Ты о чем?

— Да, так, Марта сказала мне, что Дан частенько говорил о ней. В общем, просто так о коллегах по работе так часто не говорят, ну ты понял.

Модест тоже обернулся и посмотрел на Дана и Амалию, те задержались на сцене и о чем-то говорили.

— Но… она же старше.

— То же мне, препятствие, — возразила им Анна, шедшая рядом и слышавшая их разговор.

Вителлия проводили до крытого экипажа, в который его бесцеремонно втолкнули. Он промолчал. По пути до Храма Истории экипаж несколько раз останавливался, на последней остановке к Вителлию подсадили двоих, молодого мужчину и женщину средних лет. Оба они боязливо озирались по сторонам. Вид у них был такой, словно они подрались с кем-то или между собой или же… Только сейчас до Вителлия дошло, что его могут и, скорее всего, допросят, а на допросах в храме активно использовали силовые меры воздействия. Если же его признают виновным, то его ждет и вовсе совсем печальная участь. «Если бы я только мог бегать также быстро, как Гедовин! — с грустью подумал он, вспомнив о побеге девочки. — Но как бы там ни было, я все выдержу. Должен выдержать! Ради Анны!» Он молил все силы, чтобы Анну не поймали, чтобы она была в безопасности, а уж он как-нибудь справится, зная, что с ней все в порядке.

Экипаж остановился. Попутчики Вителлия вздрогнули и вжались в углы. Когда открылась дверь с того края, где сидела женщина, то бедняжка в ужасе закричала, зажав уши руками, она наклонила голову и, подобрав под себя ноги, буквально забилась в угол. Но ее бесцеремонно схватил за шиворот громила-стражник и вытащил наружу, в дверях тем временем нарисовалась вторая физиономия.

— Выходим по одному?

— Да, — ответил Вителлий и первым вышел из экипажа.

Следом за ним сразу вышел молодой человек и сразу же бросился бежать.

— Стой! — проревел стражник прямо перед самым ухом Вителлия, с силой отбросив того так, что настоятель библиотеки не устоял на ногах и упал.

Поднимаясь, он увидел, как парня догнали, повалили на землю и стали избивать дубинками и ногами двое стражников. Невольно Вителлий почувствовал, как тошнота подступила к горлу, словно издалека он услышал над собой чей-то голос.

— Господин Гарадин, идемте со мной.

Вокруг царил полный беспредел, иначе Вителлий увиденное назвать не мог. Стражники вели горожан и городских стражников внутрь храма, применяли силу, ругались и кричали на людей, не объясняя причин такого отношения, давая ответы только в виде подзатыльников и ударов в спину. Туда же, в храм, повели и Вителлия. К счастью, его в спину не подталкивали, в первую очередь потому, что он шел добровольно, но по пути ему никто ничего не объяснил. Камеры в храме находились на подвальном этаже, но стражник указал Вителлию идти прямо. Значит, сначала допрос.

Если бы не вся плачевность ситуации, Вителлий мог бы погордиться, что его ответили не к кому-нибудь, а к самой настоятельнице. Беда была только в том, что пост настоятельницы занимала его хорошая знакомая Каллина.

— Господин Гарадин, — проворковала она. — Я вас ждала.

Невольно взгляд Вителлия сразу упал на небольшую дубинку, которую она держала в правой руке; проследив его взгляд, Каллина недобро хмыкнула.

— Проходите, садитесь, — говорила она, указывая на низенький табурет посередине комнаты.

Сама Каллина осталась стоять, небрежно бросив, как и до этого Лиану Нисторину.

— Не волнуйтесь, вы меня не смущаете!

Вителлий покорно сел, и Каллина, едва он поднял на нее взгляд, строго спросила.

— Откуда у вас оказался приспешник Алины? Рассказывайте только правду, четко и по делу. Ну? Я слушаю!

Вителлий не сразу вник в слова произнесенные таким тоном, потому не сразу сообразил, что ответить. Вместо того, чтобы повторить вопрос, Каллина сделала едва заметный знак стоящим в дверях двум стражникам. Те в две секунды подскочили к Вителлию и каждый по очереди ударил его дубинками по спине. Не смотря на то, что удары были несильные, у Вителлия сбилось дыхание, он едва не соскользнул с табурета, но в грудь его уперся конец дубинки Каллины.

— Я задала вопрос и жду на него ответ!

— Я… это беспредел! — сорвалось с уст Вителлия, о чем он сразу же пожалел, но что сказано, то сказано.

Каллина отвела руку и ударила ему дубинкой по губам.

— Да неужели?! — воскликнула Каллина. — Беспредел устроили вы с вашими приспешниками Алины, и ты расскажешь мне, как у тебя дома оказался тот мальчишка. Как его настоящее имя?

— Никон Бареев.

— Ну вот видишь, отвечать на вопросы совсем несложно. Теперь уточни: почему твоя дражайшая племянница называет его Драгомиром?

— Гедовин, девочка, с экипажем которой мальчик добрался до Рувира, так назвала его. У него погибли родители и он замкнулся в себе, перестал говорить, поэтому не мог назвать свое имя.

— Как-то нелогично получается, господин Гарадин. Мальчика в экипаж, который вез Гедовин, передали люди, которые его знали. Так чего же они не сказали, как его зовут? Зачем Гедовин придумала ему имя?

— Я, я не знаю. Может, это была какая-то игра.

— Ладно, допустим, теперь подробно и четко: откуда у тебя мальчишка?

— Я знал его отца, мы вместе учились в Белмире. Когда родители мальчика погибли, у него никого не осталось, добрые люли отправили его ко мне, в Рувир. По пути люди, что везли мальчика, встретили экипаж Гедовин и попросили довезти Никона до Рувира. Отец Гедовин, Кай Томилин решил, что мальчик — дальний родственник госпожи Руяны, которого должны были прислать на работу в библиотеку. Так как мальчик после гибели родителей замкнулся в себе и не говорил, Кай не смог выяснить, как его зовут на самом деле. Кай попросил меня взять мальчика на работу в библиотеку, я согласился, а утром мне пришло письмо из Белмира, что Никона направили ко мне, и гувернантка принесла господину Томилину письмо, которое забыла отдать сразу. Естественно, я забрал мальчика к себе домой.

Каллина с минуту молчала, медленно расхаживая перед Вителлием. Наконец, она сказала.

— Все это, безусловно, вранье. И я, так и быть, поясню слабые места твоей сказки. Во-первых, у господина Бареева есть племянница, которая служит в моем храме. Так вот, она рассказала мне, что ее двоюродный брат был рыжеволосым и кареглазым. Во-вторых, Кай Томилин рассказал мне, что сам выдумал байку о дальнем родственнике, так как его бывшая дочь провела ночь вместе с тем мальчишкой. Да, да, Кай Томилин, — уточнила она, видя недоумение Вителлия. — Я обменяла его на одного из руководителей патрульного отряда городской стражи. И в-третьих, такое странное стечение обстоятельств: сын вашего друга и дальний родственник, идущий к Руяне или все-таки к Каю. Чьим же дальним родственником он был на самом деле? Все это слабо, Гарадин, — заключила Каллина, — а ведь я наказала тебе говорить правду!

Вителлий посмотрел на нее полуотрешенно. Когда стражники повалили его пол и нанесли несколько ударов по спине, рукам и ногам, он не выдержал и закричал.

— Хватит!

Удары по знаку Каллины прекратились. Вителлия вновь усадили на табурет, и Каллина испытывающим взглядом посмотрела на него.

— Я слушаю.

— Я не знаю: кто он, он ничего не помнит, даже не знает, как его зовут! Это я называл имена наугад, он вроде согласился с именем «Никон», но сначала отреагировал на имя «Драгомир», — сочинял на ходу Вителлий.

— Это уже больше похоже на правду. Ну и почему же ты забрал его к себе?

— Я просто пожалел его.

Каллина скептически посмотрела на него.

— Пожалел?

— Да, а что в этом такого? Моего брата звали Никон, он погиб, утонул, примерно в этом же возрасте. Да и внешне этот мальчик с ним чем-то схож. Когда он отреагировал на имя «Никон», я понял, что обязательно должен помочь ему.

— И опять, такое ненавязчивое стечение обстоятельств: похожие имена, схожий возраст. И зачем тогда было придумывать байки, почему сразу нельзя было сказать об этом?

— Я думал так будет лучше.

— И ты не знал, что он приспешник Алины?

— Если вы имеете в виду: знал ли я, что он может колдовать, то, нет, не знал.

— Ну да, ну да, и из доброты душевной ты так загорелся желанием забрать его к себе. А что же вещи, которые были при нем? Они тебя ни на какие мысли не навели? Что, например, мальчик — всего лишь вор, который сначала строил из себя немого, а потом вдруг заговорил на языке Алины?

— Так считал Кай, — медленно произнес Вителлий.

— Кай — здравомыслящий человек, потому так и считал, а вот ты — либо опять врешь, либо ты — просто идиот. Ну, что ты молчишь? Думаешь, какой вариант тебе больше нравится?

— Я не знаю, откуда у него медальон Дэ Шоров, но я не думаю, что мальчик — вор.

Каллина скорчила насмешливую гримасу.

— Тогда второй вариант. Ладно, мне все ясно, Гарадин. Ты виновен перед лицом Алина, Великого и Всеблагого, так как утверждаешь, что существует колдовство, плюс ко всему ты запутался в собственной лжи, — и, кивнув стражникам, она приказала. — Уведите его! Пусть составит компанию Нисторину в последние два дня.

— Что значит «последние»? — ужаснулся Вителлий.

— Последние — это значит последние, а потом вы оба предстанете перед Алином.

— Кто дал вам прав без суда и следствия отправлять людей на смерть?

— Алин дал мне это право! — яростно воскликнула Каллина и безжалостно ударила Вителлия дубинкой по голове.

Тот упал, его тут же подхватили стражники и поволокли вниз, на цокольный этаж. Всю дорогу Вителлий шел или, скорее, брел как в тумане, голова у него жутко гудела. На фоне общего гомона, Вителлий абсолютно перестал понимать: откуда идет звук. После того, как его бросили на каменный пол, он неподвижно лежал, боясь пошевелиться, и не сразу расслышал над собой голос.

— Вителлий, вы как?

В ответ он только застонал, его подняли под руки, немного протащили по полу и уложили на плоскую лавку, подложив под голову какой-то булыжник — так показалось Вителлию. Открыв глаза, он увидел над собой Лиана Нисторина. Вид у того был не очень. На лице отчетливые два больших синяка, на носу остались следы засохшей крови. Вителлий даже немного испугался: некогда симпатичное лицо Лиана выглядело жутковато.

— Вас тоже били? — хрипло спросил Вителлий.

Лиан печально улыбнулся.

— Что там происходит снаружи? Народ вчера разошелся по домам?

— Да, но утром народ опять стал собираться, а сейчас храмовая стража арестовывает всех, кто говорит не то, что нужно. Лиан, разве они имеют право на это? Арестовывать, избивать? Та женщина, которую везли со мной сюда, кричала и билась в истерике, а вид у нее был ненамного лучше нашего с вами.

— Имеют ли они право избивать? Конечно, имеют!

— И приговаривать к казни тоже?

— Как у настоятеля города у Каллины есть такие полномочия.

— Кошмар! Вот, она власть храма, когда ты, как отдельный человек, не имеешь никакого права голоса. О чем наши предки только думали, отдавая полную власть храму?

— Видимо, они надеялись, что, руководствуясь положительными принципами, люди изменятся.

— Эх, если бы у меня с собой была моя трость! Я торопился и не подумал взять ее. Пусть я не могу использовать ее без дополняющего механизма, зато ее можно сломать и спровоцировать взрыв.

— Что еще произошло наверху?

— Ничего хорошего. Пока меня не было, мой Рэм, решив, видимо, что вы меня надолго посадили, поспешил прибрать власть к рукам. И Каллину новый настоятель, похоже устраивает, он сразу выдал Анну и Драгомира, хорошо хоть, что они вновь сумели укрыться в подземелье, надеюсь, что сумели. Видите ли под библиотекой есть подземелья, — решил пояснить Вителлий, но Лиан утвердительно кивнул.

— Я знаю, я был там вчера.

— Были? — не понял Вителлий. — Но как вы туда попали?

— Гедовин увела туда Модеста, а Анна и Драгомир отвели меня к нему, они рассказали мне о… пробуждении магии.

— Тогда понятно, откуда вам это известно, непонятно только, откуда Анна и Драгомир узнали о Модесте.

— Вообще-то я обещал, что не выдам участия Анны, но теперь, думаю, это не имеет особого значения. Что еще там приказала Каллина?

— Ну, она разрешила всем желающим уезжать из города.

— Замечательно! — прокомментировал Лиан, отвесив при этом нецензурное слово в адрес госпожи Каллины.

— А воды нет? — без особой надежды спросил Вителлий, но Лиан развеял его сомнения.

— Да, сейчас.

— Как думаете, — спросил Вителлий, выпив всю плошку воды, — что она с нами сделает?

— Повесит или сожжет.

— Что?!

— За ересь, как приспешников Алины. Я знаю, что клеветников на имя Алина топят, поборников черных дел Алины забивают камнями, значит, у Каллины остается два варианта: повешение и исцеляющее пламя.

После разговора с Каллиной Кай Томилин направился в дом своей покойной тещи. Каково же было его удивление, когда он застал там только слуг. Его брат со своей женой уехал из города, едва были открыты границы города, а Оливия, по словам Марты, ушла в неизвестном направлении сразу после отъезда Бастиана. А Кай еще удивлялся, почему его никто не навестил в тюрьме!

— Я убью его! — процедил Кай сквозь зубы в адрес братца.

Если бы он только мог сейчас отправиться за ним следом! Но он должен был остаться и выполнить данное служителям храма обещание: публично отречься от дочери. Одно дело пообещать это себе, и совсем другое дело — поклясться именем Алина в стенах храма. Действия Оливии тоже выводили Кая из себя, но здесь он хотя бы мог вычислить: к кому она пошла, вряд ли она решилась покинуть город без его разрешения. Решив, что женой он займется позже, Кай, сидя за столом, сначала полностью сосредоточился на том, как найти Гедовин. Несмотря на то, что он проголодался, ел он без всякого аппетита. Для начала он сопоставил факты. Итак, Гедовин скрывается где-то в подземелье под библиотекой, войти туда можно только с помощью магического ключа. Куда Гедовин может пойти? Вариант с кладовкой не плох, наверняка, девочка уже знает, что его арестовали, но то, что его выпустили, еще нет. Значит, можно поехать к Рэму, для которого Каллина отправила записку с просьбой оказать всю необходимую помощь Каю Томилину. И все-таки, Кай признавал, что Гедовин может просто побояться выйти именно там снова. Значит, лучше следить за библиотекой в целом. Когда Гедовин убежала, то скрылась в сточной канаве довольно далеко от библиотеки, так насколько же растянуты эти подземелья? К кому Гедовин может пойти? К друзьям, и вряд ли это дети. Догадки Кая подтвердились, когда к нему пришел стражник храма и сообщил, что его дочь, а также еще трое ребят выступают на площади перед мэрией. Что ж, по крайне мере Каю стало понятно, отчего Гедовин приняла в штыки его предложение о монастыре. И все-таки, чтобы быть настолько несогласной, чтобы решиться на такое!

— Благодарю вас, — негромко ответил Кай. — Я сейчас же отправлюсь туда.

— Все хорошего, — попрощался с ним стражник и ушел.

Кай вышел из дома сразу следом за ним. Внутри него все клокотало. Нужно скорее найти эту мерзавку и отказаться от нее, а пока, пока Кай понимал, что она все еще его дочь, дочь, которая публично хулит храм вместе со своими дружками.

Когда Кай подошел к площади, то столкнулся с обратным потоком людей, что говорило о завершении выступления Гедовин. Кай пробивался сквозь толпу, но как только он добрался до кольца стражников, ему пришлось остановиться.

— Нет, нет, сейчас пожалуйста, идите домой, — поспросил его стражник.

— Но у меня там дочь, я должен найти ее.

— Сколько ей лет? — уточнил стражник вместо того, чтобы сразу пропустить Кая.

— Четырнадцать.

— Детей здесь не было. Молодежь да, но… Если только та девочка, что выступала перед всеми.

И тут второй стражник — стояли они буквально в метре друг от друга — в лоб спросил.

— Вы Кай Томилин?

— Да, — несколько удивился Кай.

— Тогда, простите, но мы не можем вас пропустить.

— Почему?

— Потому что накануне мэр города отдал распоряжение не передавать вам девочку, когда ее найдут, так как опасался излишнего негодования с вашей стороны. Господин Нисторин сначала собирался лично поговорить с вами, что ж, теперь я вижу, его опасения были не напрасны.

— Что?! Да как вы смете!

— Пожалуйста, господин Томилин, успокойтесь.

— Я требую, что вы передали мне девчонку сейчас же!

— Нет, господин Томилин, девочка сейчас под защитой мэрии, и решение мэра города пересматриваться не будет. Поэтому дождитесь официального распоряжения касаемо вашей дочери.

— Нисторин в тюрьме, вы, что, не в курсе? — небрежно бросил Кай.

— Но мэрия работает, — спокойно и вкрадчиво возразил ему стражник.

— И кто же руководит вашей мэрией? Этот сопляк Ингоев?

— Это не имеет значения, — тем же спокойным и вкрадчивым голосом ответил стражник, — потому что мэрия руководствуется законами, а не личными прихотями и амбициями нынешних само назначенных руководителей.

Это уже попахивало упреком в адрес храма, но ни Кай, ни стражник не стали развивать эту мысль. Кай резко развернулся и пошел обратно, люди, которых он обгонял, провожали его внимательными и любопытными взглядами: многие слышали, как он пререкался со стражниками, которые так и не пропустили его на площадь. «Это отец той самой девочки? — перешептывались люди меж собой. — Это зять покойной госпожи Руяны?» Эти и подобные им слова, сказанные вслед, порядком взбесили Кая, и без того бывшего на грани, но он постарался взять себя в руки. Сначала он решил пойти в храм Истории и пожаловаться на самоуправство городской стражи, вообще-то, лишенной полномочий самой настоятельницей города, но потом Кай немного успокоился и решил найти жену. Кому, кому, а ей-то не откажут в свидании с дочерью, а Оливия не откажет ему в исполнении настоятельной просьбы. Прикинув в голове, к кому могла пойти Оливия, Кай свернул на следующей улице.

Тем временем Гедовин и остальные ребята преспокойно пили чай в кабинете Лиана Нисторина, пока оба заместителя мэра составляли письмо Каллине. Амалия писала, а Дан диктовал ей главы из Свода светских законов, согласно которым Каллина не имела права держать Лиана у себя.

— Гедовин, ты знаешь, что твой отец ищет тебя? — закончив, спросила девочку Амалия.

— Я отдам секретарю, — сказал Дан, беря письмо.

Проходя мимо Гедовин, он покачал головой, вновь осуждая тем самым ее сумасбродный поступок.

— Знаю, — понуро ответила девочка.

— Откуда вы узнали о магии? Кто узнал первым?

— Я, наверное, — ответила Гедовин. — Тут сложная история.

— И в эту сложную историю охотно поверил Лиан. Где вы его видели вчера?

— В библиотеке.

— Что вы такого ему сказали, что он сразу поверил в существование магии? — спросил Дан, вновь заняв кресло Лиана.

— Ты говоришь так, будто не веришь. Ты ведь видел, как Драгомир управлял воздушными потоками?

— Да, а еще я видел выступления талантливых фокусников.

— Это — не фокусы! — возмутился Модест. — Магия действительно пробудилась!

— Без обид, Модест, но это звучит как-то несерьезно.

— Это правда, ну хочешь, Драгомир наложит заклятие на Амалию, чтобы она не двигалась?

— Через мой труп он к ней прикоснется, — строго ответил молодой человек. — Гедовин, расскажи поподробней, как тебе пришло в голову совершить такое…я даже не знаю, как это назвать.

— Отец хотел упечь меня в монастырь, он решил, что я должна связать свою жизнь с храмом, а я решила, что должна помочь своему городу!

— Каким образом помочь?

— Мы, я хотела оказать всю возможную помощь царю Изяславу.

— Помощь — это магия?

Девочка кивнула.

— Сильно. И сколько же заклинаний ты знаешь?

— Ну, я применяла магию, но точно не могу сказать, что именно я делала.

— Дан! — осекла его Амалия, видя, что он еще что-то собирается возразить девочке. — Ты ее обижаешь. Я вот лично предлагаю вспомнить о том, что Лиан собирался сначала поговорить с Гедовин и ее отцом по отдельности. Так что пока, Гедовин, ты под защитой мэрии.

— Спасибо, — искренне поблагодарила ее девочка.

В этот момент дверь постучали.

— Да, да, войдите! — громко сказал Дан.

В кабинет вошел стражник и сообщил о намерении Кая Томилина пройти на площадь и найти Гедовин.

— Он принял в штыки мой отказ пропустить его, но я объяснил ему, что девочка сейчас у официальных властей, которые, руководствуясь законами и полученным ранее от мэра города указанием, примут правильное решение.

— Как вас зовут? — уточнила Амалия.

— Ясмуд, госпожа.

— Ясмуд, вы поступили очень правильно. И мы подтвердим ваши слова официальным письмом. Я сейчас же напишу господину Томилину.

— Спасибо, госпожа. Я могу идти?

— Да, конечно, еще раз спасибо.

Ясмуд поклонился и вышел из кабинета. Тем временем Дан уточнил у ребят.

— И все-таки какие планы вы строите по поводу того, как помочь царю Изяславу?

— Пока ничего конкретного, — призналась Гедовин.

— Что ж, в каком-то смысле это радует, по крайней мере уберегает вас от поспешных действий. И где вы укрываетесь?

— В галереях под библиотекой. Там остались настоящие коридоры и комнаты от… одного волшебника из прошлого.

— Что ж, тогда советую вам вернуться туда. Хватит на сегодня выступлений, те, кто мог, вас услышал и сейчас передает ваши слова друзьям и знакомым. Это очень важно, так что, спасибо вам за проделанную работу.

— Постой, постой, — уточнил у него Модест. — Так мэрия за светскую власть и за царя Изяслава?

— Этого я не говорил, мэрия была и остается гарантом светской власти, и сейчас у нас есть очень важная задача — провести голосование. А уж, что скажет народ на таком светском мероприятии, как всеобщее голосование, покажет завтрашний день. Осталось только убедить в важности его проведения Каллину.

— Отец говорил, что народ не скажет ничего конкретного.

— Да, если бы из города не сбежали гости и все, кто боится военных действий, а вы рассказали оставшимся радетелям вроде Горация Фана, что храм не всегда говорит правду, так что теперь я согласен с Амалией во вполне определенном итоге голосования.

В дверь вновь постучали, на этот раз это были представители народного комитета по организации голосования.

— Господин Ингоев, нам нужна ваша помощь.

— Да, конечно. Ребята, так вы пока могли бы вновь укрыться в вашем подземелье? Мы дадим вам охрану, чтобы вы могли благополучно добраться. Но завтра приходите, часам к четырем, хорошо? Скажете стражникам, куда им подойти. И, Гедовин, я буду рад, если ты найдешь парочку дельных заклинаний, например, способных открывать двери в камерах. Я надеюсь, что Каллина услышит более разумные доводы, но на крайний случай.

Девочка просияла.

— Так, ты все-таки веришь?

— Ну, скажем, сегодняшней ночью я видел нечто странное, так что, магия — это очень удобное объяснение.

Вечером Каллина после долгих раздумий согласилась на встречу с представителями мэрии. Примерно с час она искала доводы, по которым могла отказать вобоснованной всеми правилами просьбе передать Лиана Нисторина светской власти, потом вызвала секретаря.

— Напиши, пусть приходят сегодня в десять вечера к главному входу в амфитеатр. Я возьму с собой троих человек, соответственно, с их стороны тоже должно быть три человека. Разговаривать буду только с Ингоевым. Если не придет сегодня к десяти, разговора вообще не будет. Написала? Теперь записывай дальше. Что касается передачи Нисторина под власть мэрии, напоминаю вам о положении 9 °Cвода градоуправления.

Процитировав девушке-секретарю все тексты, Каллина пробежала глазами по бумаге и поставила свою подпись. Было уже девять вечера. Уладив часть дел в храме, Каллина не заметила, как пролетело время, без двадцати десять она под охраной троих стражников пошла к главному входу в амфитеатр. Дан ее уже ждал.

— Продленный рабочий день?

— У вас, как я посмотрю, тоже, — ответил Дан. — Добрый вечер, госпожа Каллина.

Она не ответила. Презрительно взглянув на молодого человека, который по ее мнению, был слишком роскошно одет — один вышитый золотом воротник темно-синего камзола сразу вызвал ее осуждение — она сложила руки на груди и холодно спросила.

— И о чем же ты хотел поговорить, Ингоев, уж не о голосовании ли, к которому твоя мэрия так активно готовится?

— Да, все верно, от имени всего народа, который выразил желание провести всеобщее голосование, я прошу вас не препятствовать его проведению.

— Хм! А ты не думал, что я уже приняла решение, менять которое по твоей прихоти или по прихоти всего народа, я не собираюсь!

Дан чувствовал растущее негодование в душе, как эта бесцеремонная женщина могла вообще претендовать на пост настоятеля города?! Юрий себе никогда такого тона не позволял, при этом он, наверняка, тоже недолюбливал представителей светской власти. И тем не менее, даже к нему, Дану, он всегда обращался на «вы» и вел себя очень корректно. Но это ни в какие ворота не лезло! Не теряя внешнего самообладания, Дан напомнил.

— И все-таки, голосование позволит отвлечь людей от митингов и выступлений, а значит, в городе будет меньше беспорядков. Думаю, это и в наших, и в ваших интересах.

— Проголосовал, и вперед, клеветать на имя Алина? — спросила Каллина и небрежно бросила. — Голосуйте, Ингоев, это ничего не изменит.

Дан немного смутился. А как же результат? Неужели ее это совсем не интересует? Словно читая его мысли, она сказала.

— Рувир под покровительством храма, и то, что там неразумные люди думают, не имеет значения! И запомни, сынок, ты и твоя мэрия сделали свой выбор, но я готова дать вам шанс одуматься. Послезавтра в восемь утра назначена казнь вашего мэра, если до того времени вы придете и покаетесь, я назначу вам исправительный режим, если нет, то вы все пойдете вслед за Нисториным.

Дан яростно сжал кулаки.

— Кто дал вам право казнить его без суда и следствия?!

— Нисторин осужден по законам Алина, и я исполню то, что предписывает мне закон. И жду — не дождусь, когда смогу исполнить закон в отношении тебя.

— Интересно, что я такого сделал?

— Родился. В свое время правозащитники утверждали, что дети не должны нести ответственность за своих родителей, но ты — истинный потомок Демьяна Собинова! Ненавистник храма и благостных законов, данных всеблагим и великим Алином. Кровь дает о себе знать! — подчеркнула Каллина и, дав знак рукой своим людям, пошла обратно.

Дан молча смотрел ей вслед, у него в душе все кипело, он не знал, что делать, он испробовал все, что можно в рамках закона, но нужно во что бы то ни стало вызволить Лиана из лап этой Каллины. Должен быть путь! Надо посадить всю юридическую коллегию за стол, пусть ищут способ вызволить Лиана. И что за бред она несла про какого-то Демьяна Собинова?

— Господин, она ведь это несерьезно, — спросил у него один из стражников, — я имею в виду казнь господина Нисторина?

— Боюсь, что серьезно, — грустно ответил молодой человек и, повернувшись к стражникам, добавил. — Сейчас происходят очень тревожные события, мы с вами стоим перед лицом войны, и для нас, как для жителей города неважно, кто начнет ее, царь Изяслав или царица Тиона. Важно лишь то, на чьей стороне будем мы сами, и кто в итоге одержит победу. Конечно, если Рувир вернется в состав Истмирры, то храм не будет преследовать нас за наш выбор, но если верх возьмет царица Тиона, то слова Каллины о том, что мы все обречены — не кошмарный сон, а жестокая реальность. Поэтому, если кто-то из вас захочет пойти покаяться — я не стану осуждать вас.

Тот же стражник сразу покачал головой.

— Я дал присягу и буду защищать светскую власть, ориентируясь на ее приказы. Сейчас у меня есть приказ.

— И у меня, — почти в один голос ответили второй и третий стражники.

Дан улыбнулся.

— Спасибо, следовать данному слово не всегда просто, я ценю ваше мужество.

— И, если честно, я хочу помочь царю Изяславу, — добавил первый стражник. — своим завтрашним голосом, своей службой светской власти. Пусть у него все получится. Потому что я хочу жить в светском государстве, где религия заведует душой, а не стремится управлять абсолютно всем.

— Это верно, — согласился Дан. — Ладно, идем назад. Кстати, кто-нибудь знает, кто такой Демьян Собинов?

— Нет, господин, — ответил ему тот же стражник — двое других тоже отрицательно покачали головами — но предположил. — Наверно, какой-нибудь борец за светскую власть или противник господства религии где-то на моменте ее становления.

— Нет, бред! Я даже не знаю, кто это, но должен отвечать за его действия! Если это один из законов религии, пусть даже дарованный Алином, то я против.

Через пару минут Каллина обернулась и увидела, что ее недавние собеседники еще стоят на месте и о чем-то говорят, но что-то подсказывало ей, что вряд ли они обсуждают ее предложение и обираются идти каяться. Но ничего! Ждать осталось совсем недолго. Когда к городу подойдет армия Гриальша, она, Каллина, с их помощью начнет карать всех, кто не согласен с установленными великим и всеблагим Алином законами. Все эти Ингоевы и Фаны ответят за свои слова и наглые действия, ответят и покаются, хотят они того сейчас или нет. Пока у Каллины просто не было ресурсов на то, чтобы арестовывать больше людей, на текущий момент она распорядилась задерживать только тех, кто открыто выкрикивал лозунги против храма на всякого рода митингах и собраниях, беспрерывно проходящих в городе. Таких нашлось достаточно, чтобы загрузить работой всю стражу храма и саму госпожу настоятельницу в том числе. Она устала, целый день допрашивая и вынося приговоры. Но на сегодня у нее оставался еще один обвиняемый, которого она лично должна была допросить, это Гораций Фан, добраться до него у Каллины получилось только ближе к полуночи.

Не смотря на то, что Гораций был обвиняемым, Каллина распорядилась оказать ему медицинскую помощь, так как он был для нее ценным пленником и нужен был ей живым. Именно он возглавлял протестное движение в городе, именно он вывел народ на улицы и именно после его призывов люди стали выкрикивать антирелигиозные лозунги. А потом приспешники Алины выступили на площади перед мэрией, призывая людей идти по пути, проторенному Горацием Фаном, что говорило о его возможной связи с ними.

Войдя в камеру, Каллина застала борца за светскость государства мирно спящим, и ее обуяла такая ярость, что ей захотелось подойти к нему и сбросить его на пол. Сама она практически не спала предыдущую ночь, и сегодня у нее вряд ли получится выспаться. Сейчас полумрак и мягкое сияние от свечи словно дразнили Каллину предвкушением сладкой дремоты и крепкого сна. Встряхнув головой, Каллина решительно подошла к спящему и бесцеремонно ткнула его в плечо своей дубинкой.

— Подъем! Здесь тебе не санаторий!

Горация слабо застонал и открыл глаза. Увидев над собой Каллину, он сразу ответил на все ее возможные вопросы.

— Я не откажусь от своих слов!

— Хм! Что ты знаешь о приспешниках Алины?

Гораций непонимающе посмотрел на нее. Каллина недовольно вздохнула и уточнила.

— Что ты знаешь о мальчике, пришедшем недавно в город со стороны Белмира, мальчике, способном проявлять силу Алина, одним словом заставляя людей замирать на месте? Или о девочке, которая будучи ведомая Алиной, создала перед собой стену из воздуха и убила на дороге нескольких людей?

Гораций, молодой мужчина лет тридцати пяти, снисходительно посмотрел на Каллину.

— Не поверите, я был там и видел, как ту малышку едва не раздавил несущийся экипаж, та стена спасла ей жизнь. При этом девочка не говорила никаких слов, не делала никаких движений, кроме того, что закрыла голову руками. Это была самозащита, не более. Не знаю, кто ей помог, но это спасло ей жизнь, а то, что погибли люди, ехавшие в том экипаже, то это печальное следствие, причиной которого они, вообще-то, были сами. Нечего носиться по улицам, сломя голову!

Каллина слушала его молча, холодно смотря на него. Наконец, она сказала.

— Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?

— О, конечно! И хотя бы поэтому я за светское государство и необходимость отойти от диких пережитков прошлого.

— Для тебя это не прошлое, а настоящее! И раз ты так хорошо осведомлен о системе наказаний в храме, то ты знаешь, что за ересь, от которой не желают отказываться, вменяется смертная казнь. Могу тебя порадовать — умирать будешь не один, а в компании Лиана Нисторина, который вместе со своим малолетним заместителем, так часто отмазывал тебя от справедливого суда Всеблагого и Великого Алина!

— Да если бы меня Алин судил! Только судит меня не он, а люди, которые, прикрываясь его именем, держат в своих руках власть.

— Да как ты смеешь! — вскричала Каллина, не отдавая себе отчет. Она с силой ударила по больному плечу мужчины, он взвыл, обхватив плечо здоровой рукой. — Я не посмотрю, что ты ранен!

Гораций не мог ничего ей ответить, он с трудом сдерживался, чтобы не закричать, а меж тем Каллина яростно продолжила.

— Мы руководствуемся законами, дарованными нам Всеблагим и Великим Алином, и ты осужден по этим законам!

Более не говоря ни слова, Каллина решительно развернулась на месте и вышла из камеры.

Вечером Каю принесли записку из мэрии, в которой он официально получал отказ увидеть дочь до тех пор, пока он не успокоится и не признает того, что поторопился, желая отдать девочку храму. Мало того, он должен понять действия девочки и простить ее! Скомкав записку, Кай не выдержал и, закричав, ударил кулаком по столу. Оливия, которая сидела за этим же столом, вздрогнула и, побледнев, вжалась в спинку стула. В ответ Кай швырнул ей скомканную бумажку, процедив сквозь зубы.

— Прочти!

Дрожащей рукой женщина взяла бумагу и, развернув комок, прочла записку. Меж тем Кай диктовал ей порядок действий.

— Пойдешь завтра в мэрию. Найдешь этого Ингоева и попросишь у него встречи с ней. Скажешь, что я не держу на нее зла и прошу вернуться домой. Я дам ей возможность выбора и не буду давить на нее, поняла?

Оливия непонимающе смотрела на мужа. Неужели он думает, что Гедовин этому поверит? Но противиться и озвучивать это вслух, женщина не посмела, покорно ответив.

— Да, конечно.

Городская стража проводила ребят до ближайшей точки захода в подземные галереи. Весь вечер ребята проспорили. Анна и Модест горели желанием пойти и освободить Вителлия и Лиана, а Гедовин и Драгомир пытались отговорить их. Во-первых, Дан просил их не делать глупостей и заняться поисков полезных заклинаний. Во-вторых, даже если кто-то наденет медальон Драгомира и станет невидимым, то как он или она найдет Вителлия и Лиана? А даже если и найдет, то как сможет освободить и, самое главное, вывести из темниц храма Истории? Но Анна не успокоилась и напомнила всем об одном очень важном обстоятельстве.

— А как же ключ и схема галерей, которые мы дали господину Нисторину? Думаете, Каллина не заинтересуется ими? Мы должны забрать их! Обещаю, что не буду пытаться освободить их. Ну что вы все молчите, разве вы не согласны с тем, что ключ и схему надо забрать?

— Согласны, — спустя минуту тихо ответил ей Драгомир, — но это опасно!

— Я буду осторожна.

— Я пойду! — тут же вступился в ряды желающих Модест, но ему возразила Гедовин.

— Лучше я, я дольше была невидимой и лучше с этим справлюсь.

— Может, кинем жребий? — предложила Анна.

Гедовин и Модест сразу поддержали ее, а Драгомир только махнул рукой, мрачно сказав.

— Делайте, что хотите!

— Ну, — пожурила его Анна, взяв за плечи, — не злись.

— Я не злюсь, я волнуюсь, — буркнул мальчик и вывернулся из ее рук.

Написав на листочках имена, ребята опустили их в шляпу и дали Лере возможность выбрать того, кто пойдет. Малышка перемешала рукой все листочки и вытащила один из них. Драгомир первым взял у нее листочек и, прочитав, сокрушенно вздохнул.

— Можно не озвучивать результат, — прокомментировала Гедовин вполголоса, за что Драгомир одарил ее недобрым взглядом.

— А щит она может взять? — спросил тем временем Модест.

— Должна взять! — ответил ему Драгомир.

— Нет, я имею в виду, станет ли он невидим, меня ведь было видно, когда Гедовин вывела меня из библиотеки.

— Все верно, ты — живой человек, а щит — неодушевленный предмет, к тому же небольших размеров.

В одиннадцать часов Анна стояла перед выходом в сточную канаву. Среди местных вещей девушка раздобыла брюки и рубашку. И то, и другое, было ей велико, но девушка закатала рукава рубашки и концы брюк, подвязав ремень, чтобы они не спадали.

— Наверно, это были твои вещи, — виновато сказала Анна Драгомиру.

— О! Я рад, что когда-нибудь буду выше тебя, а то я чувствую себя неуютно.

— Зато мне так удобно! — возразила Анна и чмокнула его в щечку.

Анна сама смутилась своему поступку и в следующей же миг испарилась за стеной, оставив Драгомира, страшно взволнованного и потрясенного до глубины души, в компании ничего не понимающих друзей. Поднеся руку к щеке, мальчик вздрогнул, вспомнив, если такое вообще можно забыть, он развернулся и быстро пошел, почти побежал обратно в комнаты, не говоря ни слова.

— Эй, подожди! — только и успела крикнуть ему вслед Гедовин. — Что это с ним?

Модест пожал плечами.

— Не знаю.

Они слышали разговор Драгомира с Анной, но так как девушка уже была невидима, видеть ее они не могли.

— Ладно, идем, — сказала Гедовин. — Знаешь, мне все больше не дает покоя предположение Анны, что Каллина заинтересуется ключом и картой.

— И что ты думаешь? Караулить?

— Можно, но из какой двери они выйдут?

— Закроем все двери. Если кто-то начнет ломиться, мы это услышим.

— Давай!

Меж тем Анна, счастливая и немного смущенная одновременно, уверенно шла вперед. На улицах сейчас почти никого не было, только иногда попадались стражники, в основном из мэрии. Девушка шла почти беззвучно, она никогда не носила обувь на высоком каблуке и сейчас удобные туфельки на небольшой платформе были весьма кстати. Ближе к храму Истории ей стало больше попадаться стражников храма, в какой-то момент двое из них вышли из переулка, ведя под руки чуть живого мужчину. Еще две стражницы волокли, цепко ухватив за одежду, молодого человека, который обещал им скорую расправу от войска Истмирры. Анна быстро смекнула. Это шанс, пойти следом за арестованными. Анна дошла с ними до храма, вошла внутрь, но стражницы и идущие впереди два стражника, подопечный которых уже пришел в себя, пошли прямо, не спускаясь на цокольный этаж. Значит, сначала допрос. Анну даже передернуло, но делать было нечего, самой ей через запертые двери, ведущие на цокольный этаж, не пройти. Обоих мужчин привели в кабинет Каллины. Едва увидев ее, Анна сразу подметила и ее усталость, и ее недовольство, четко прописанное на лице. Окинув беглым взглядом арестованных, Каллина обратилась к стражникам.

— Что на этот раз?

Первыми ответили стражницы.

— Мы патрулировали город, увидели бесцельно шляющегося типа, спросили, кто он и куда направляется, а он в ответ стал поносить храм.

— Что?! — возмутился молодой человек. Я только сказал, что…

— Все ясно! — отрезала Каллина, но парень все равно, даже на фоне ее слов докончил фразу.

— Я не на территории монастыря и могу гулять, где хочу.

Каллина не ответила, только дала знак стражникам у входа, сразу наказавшим его за дерзость двумя ударами дубинок. Второй арестованный судорожно сглотнул и не стал возражать, когда два стражника нагло врали, что он якобы налетел на них с кулаками, а те, бедняги, только защищались. Хотя на самом деле мужчина, раздобыв-таки лошадь, грузил имущество на старую раздолбанную телегу, в какой-то момент он выронил из рук тяжелый ящик. Как назло мимо шли двое стражников и одному из них на ногу попал молоток.

Не задавая никаких вопросов, Каллина сразу вынесла приговор.

— За неуважение к храму вы оба признаны клеветниками на имя Алина, за что вас забросают камнями! Уведите их!

Анна невольно ужаснулась: что же тогда ждет Вителлия и Лиана?!

— За что? Вы не имеете права! — завопил молодой человек, это было все, что он успел произнести прежде, чем стражники повалили его на пол и начали бить дубинками.

Чем дальше, тем больше понимала Анна, что она никогда не станет ярым поклонником веры, увиденное и услышанное сейчас вызвало в ней только отвращение и неприязнь. С трудом девушка сдержалась, чтобы не выдать себя, а ей так хотелось воскликнуть: «Прекратите! Это полное безобразие!» Разве великий и всеблагой Алин одобрил бы это? Наконец, удары прекратились, молодого человека подняли на ноги, он не мог стоять, и его поволокли, взяв под руки. Две стражницы со своим арестованным и Анна пошли следом. Она знала, что казнь не могут применить сразу после вынесения приговора, так как грешнику сначала давалось время и шанс покаяться, попросить у Алина прощения в течение минимум одного дня, сколько в итоге давать на это время, решал обвинитель. Значит, Лиан и Вителлий точно еще живы.

Стражники и следом за ними Анна спустились на цокольный этаж, им открыли двери стоящие по бокам стражники. Идя сюда, Анна надеялась, что сможет хотя бы попытаться освободить дядю и господина Нисторина, однако за первой дверью буквально через пятнадцать — двадцать метров оказалась еще одна дверь. Анну почувствовала неподдельный страх: что если она не сможет отсюда выбраться? Да и как, где она найдет нужную ей камеру? Все камерные двери были сплошными, с открывающимися окошками. Получится ли у нее незаметно открывать их? Но силой воли Анна отогнала все эти вопросы и постаралась подумать о чем-то хорошем. Пройдя несколько таких разделенных коридоров, стражники, наконец, остановились, охрана этого участка открыла им камеру. Заглянув внутрь, Анна увидела свободное помещение. Вителлия и Лиана Нисторина там не было.

Гедовин и Модест закрыли все двери, ведущие в жилые комнаты, к тому времени Драгомир вышел в общий зал и, сев за стол, попросил.

— Расскажите мне, где находится тюрьма в храме, что она из себя представляет.

— Ну, тюрьма как тюрьма, — ответил ему Модест. — Находится на уровне подвала, но как именно там все устроено я не знаю.

— Я тоже, — пожала плечами Гедовин. — Ты думаешь, она не сможет пройти?

— Я боюсь, что она не сможет выйти. Не нужно было ее отпускать, это плохая идея!

— Драгомир, — очень серьезным тоном сказала Гедовин, — ты должен научиться доверять ей, верить в нее и помогать ей уже одной своей верой в нее.

— Ты права, извините меня.

— Тебе не нужно извиняться за свои чувства, — возразила ему Гедовин.

— Что так заметно?

— Честно? Да.

Модест утвердительно кивнул головой, на что Драгомир немного обиделся и надулся, но потом, глубоко вздохнув, сказал.

— Не знаю, что именно я чувствую к Анне, мне пока сложно судить об этом. Она… очень дорога мне, и все-таки вы должны понимать, что она сейчас, действительно, в сложном и опасном положении. Если мы друзья, то вы тоже должны понимать это!

— Драгомир, мы этого не отрицаем, — с некоторой грустью ответил ему Модест. — Как не отрицаем и того, что одним нам не освободить ни моего отца, ни господина Вителлия, но просто сидеть, сложа руки, зная, что карта и ключ могли попасть к Каллине, нельзя. Анна должна выяснить это, может быть отец передал их кому-то до ареста.

— Я понимаю.

Тем временем Анна пошла обратно к выходу вслед за стражниками. Вряд ли Лиана Нисторина посадили в дальние камеры, так как его арестовали много раньше, значит, его камера где-то вначале. Прикинув, что в вечер его ареста эти аресты собственно и начались, Анна предположила, что он либо в конце первого коридора, либо в начале второго. Анне предстояло выбрать, где остаться, понадеясь на удачу, она осталась во втором от входа коридоре. Обреченно проследила она, как стражники закрывают двери, потом взяла себя в руки и беззвучно, на цыпочках подошла к первой камере, прислушалась — тихо. Подождав минуты две, девушка подошла к следующей камере, из этой доносился шум, похоже, там разместили нескольких женщин. Анна переместилась к следующей камере, в этой разговаривало несколько мужчин, сколько их, Анна не могла сказать и с содроганием подумала об очередном препятствии, отделяющем ее от цели: мэр вполне мог быть одним из обитателей этой камеры, но он мог не разговаривать, а молчать. Анна оставалось только уповать на то, что мэр — все-таки необычный заключенный, чтобы ему дали отмалчиваться где-то в углу. Анна стала вслушиваться в голоса, перемещаясь от одной камеры к другой. Так она миновала еще две двери, когда в коридор вошли два стражника с новым заключенным, точнее заключенной, девушкой немногим старше нее самой. Девушка с раскрасневшимся от возмущения и обиды лицом огрызалась стражникам.

— Какие вы бедные и несчастные! Соблазняют вас, как же!

— Молчи уже! — пригрозил ей крепкий детина, подтолкнув ее дубинкой в спину.

— Не буду я молчать! Вы сами стреляете на нас глазами, а потом жалуетесь, что вас соблазняют.

— По законам, дарованным нам великим и всеблагим Алином, — снисходительным тоном ответил второй стражник, мужчина лет сорока пяти, — незамужняя девушка не должна ходить одна, тем более вечером, чтобы не быть подвергнутой соблазну.

— Это дурацкий закон давным-давно оспорен светскими законами! — вновь огрызнулась девушка.

— Вон она светская власть, — ехидно ответил ей первый стражник, — как раз за этой дверью.

И он ткнул пальцем в последнюю дверь с правой от него стороны. Анна воспряла духом. Там вполне мог быть мэр города, хотя мог быть и кто-то из городской стражи. Стражники прошли в следующий коридор, по пути продолжая внушать девушке обоснованность ее ареста, а Анна на цыпочках направилась в конец коридора. Подойдя к двери вплотную, она прислушалась, за дверью говорили двое, голос одного из них она сразу узнала.

— Дядя! — произнесла она беззвучно одними губами.

Посмотрев направо, она увидела, что стражник в соседнем коридоре, прекрасно видимом отсюда через разделяющие два коридора решетки, находится далеко от нее и не смотрит в эту сторону, Анна открыла окошко и тихонько позвала.

— Дядюшка!

Заглянув внутрь, Анна увидела Вителлия и Лиана Нисторина обоих в небольшой камере, слабо освещенной одной свечкой. Но даже этого скудного освещения хватило на то, чтобы увидеть синяки мэра и распухшую разбитую губу дяди. Вителлий сидел на скамье, облокотясь о стену, едва он услышал знакомый голос, как сразу посмотрел в сторону окошка, оно открылось, но там никого не было. Если только…

— Анна?

Лиан до того лежал на соседней скамье, привстав, он удивленно посмотрел в пустоту открывшегося проема.

— Я здесь, меня не видно.

Холодный пот прошиб Вителлия, он не на шутку испугался. Уж лучше бы ему померещился голос Анны, чем она и вправду оказалась здесь, подвергая себя огромной опасности. Он встал и подошел к окошку.

— Анна! Как ты сюда попала? О чем ты думала? Ты хоть понимаешь, насколько это опасно?

— Я знаю, дядя, но я, мы должны были знать, где ключ и схема, которые мы дали господину Нисторину.

Лиан к тому времени тоже подошел к окошку и шепотом сказал.

— Я отдал их городскому стражнику прежде, чем идти сюда, а тот уже должен был передать их Юлиану Астееву.

— Мы просто подумали, что они могли оказаться у Каллины, а та могла заинтересоваться ими.

— Все правильно, — согласился Лиан. — Ты одна?

— Да, — Анна знала, что у нее мало времени и потому сообщила только самое важное. — Мы выступили на площади перед мэрией и продемонстрировали всем, что такое магия. Утром приходили представили храма, но мэрия не подчинилась Каллине. Здание и всю прилегающую к нему площадь оцепила кольцом городская стража.

— Что?! Кто до этого додумался, зачем?

— Ваши заместители, они собираются провести завтрашнее голосование. И еще, господин Ингоев сказал, что сможет освободить вас, если не законным путем, то с помощью магии.

— Он уже пробовал колдовать? — встревоженно уточнил Вителлий.

— В смысле? — переспросила Анна, но тут же сообразила. — Это он! Он властитель магии, верно?

— Какой еще властитель магии? — не понял Лиан.

— Да, но, Анна, все не так просто…

— Мне пора! — Анна быстро закрыла дверцу окошка, услышав шаги вдалеке, и едва не разрушила всю свою конспирацию.

Она не осмотрелась на этот раз, меж тем стражник в конце коридора видел, как дверца окошка просто закрылась. Возможно, мужчина даже не заметил бы, что та открыта, но это! Первое, что пришло ему на ум, это — привидение. Он замер и неотрывно смотрел в ту сторону, но больше ничего не происходило, никакого движения. Боясь создать хоть какой-то шум, Анна замерла на месте, неотрывно смотря в испуганные глаза мужчины. Тот тоже стоял неподвижно и, только когда показались возвращающихся из дальних камер стражники, зашевелился и достал ключи, решив, что ему это просто почудилось. Не говоря ни слова, стражник открыл замок, пропустив стражников и Анну.

Когда девушка покинула, наконец, цокольный этаж, она испытала огромное облегчение, жадно глотнув воздуха свободы. Он показался ей чистым и свежим, хотя запах из камер доходил и до входной части храма. Проходя мимо бокового коридора, Анна встретилась с Каллиной, та шла к Горацию Фану.

За два часа до этого Юлиан Астеев, еще раз внимательно рассмотрев переданную ему на хранение схему, понял, что на ней отображено. В-основном, все объекты, отмеченные на карте-схеме ни о чем не говорили ему, однако два значка очень походили на библиотеку и амфитеатр, а расчерченные улицы соответствовали улицам города. Решив проверить свою версию, Юлиан отправил небольшой отряд для проверки одной из точек, обозначенных крестиком, где соприкасались линии улиц и линии, обозначенные красным цветом. Как раз к тому моменту, когда Анна подошла к ближайшему месту входа, к тому же месту, как к ближайшему от храма Истории — эта схема могла быть свидетельством некой готовящейся провокации со стороны храма — подошли и городские стражники. Начальник отряда, которому Юлиан передал ключ, распорядился отодвинуть крышку люка и, взяв с собой свечной фонарь, спрыгнул вниз, в старую канализационную систему города, которая использовалась несколько сотен лет назад.

— Ну что там?

— Ничего! Просто пустой заброшенный тоннель. Запашок тут, правда, такой, будто его забросили совсем недавно.

Сейчас эти тоннели использовались как ливневка, так как в последние дни не было дождей, здесь было сухо. С какими намерениями они сюда пришли, Анна не знала и не хотела знать. Воспользовавшись тем, что стражник отошел от люка, Анна ловко спрыгнула вниз и командным голосом потребовала.

— Брось ключ немедленно!

Стражник испугался и отшатнулся спиной к стене, так как он держал ключ в руке, то он не уперся в каменную кладку, а провалился сквозь нее. В ужасе вскрикнув, он вышвырнул ключ, раздался характерный звон от удара ключа о каменный пол. Не схвати вовремя этот ключ Анна, и стражнику пришлось бы попрощаться с жизнью. Вниз спрыгнули еще два стражника, один из них сразу наткнулся на Анну, вскрикнув, он подался назад, сбив с ног товарища. А начальник отряда в ужасе смотрел на стену, которая скрыла от него вторую часть тела, при этом он не чувствовал боли, зато ощущал, что кто-то держит его за ногу. Лежал он спиной вниз и, приподнявшись на локтях, он стал ползти от стены.

— Все цело! — потрясенный, прошептал он, когда увидел свои ноги.

Он почувствовал, что его отпустили, осторожно ткнув носком в стену, он убедился: стена прочная, нога сквозь нее не проходит. Тем временем Анна, едва мужчина отполз от стены, отпустила его и быстро прошлп сквозь стену. Стражники, которые упали перед этим, уже поднялись на ноги, оба они подошли к стене и стали звать своего начальника, тот слышал их голоса, но не мог пройти обратно. Громко вздохнув, Анна с сожалением посмотрела на его тщетные попытки сломать каменную кладку. Услышав этот вздох, мужчина замер. Не смотря на то, что в коридоре, в котором он очутился, было светло как днем, он никого не видел, но слышал ведь, определенно слышал.

— Кто здесь? Что вам нужно?

— Что бы вы ушли отсюда. Но сначала отдайте схему.

Мужчина беспрекословно достал план-схему из-за пазухи и трясущейся рукой протянул ее в сторону, откуда шел голос, и резко отдернул руку обратно, едва Анна взяла бумагу, сделав ее невидимой.

— Хорошо, теперь отойдите влево шагов пять. Когда я скажу, вы сможете пройти сквозь стену. Прошу вас передать господину Астееву, что мэр города, передавая ему схему и ключ, имел ввиду сохранить эти предметы, а не разведывать здесь все.

— Хорошо, — одними губами произнес стражник и послушно отступил на пять шагов влево.

Анна тоже подошла к стене и прислушалась, как только она поняла, что стражники с той стороны перестали молотить кулаками стену, она шагнула в толщу стены, скомандовав.

— Давайте!

Мужчина быстро шагнул в стену, ожидая, что больно ударится лбом о камень, на деле он буквально пролетел сквозь нее, оказавшись на пару шагов от стены, Анна тоже не мешкала и сразу же вернулась обратно. Вздохнув, она чуть встряхнула головой, стараясь прийти в себя, несмотря на то, что действовала она четко и слаженно, она все равно испугалась и теперь чувствовала, что ее немного потряхивает. Постояв с минуту, она пошла к комнатам. Дойдя до центральной комнаты, она дернула дверь на себя, но та оказалась заперта. Девушка немного испугалась и негромко спросила.

— Ребята, вы там?

К счастью, Драгомир сразу же открыл ей дверь, крепко обняв ее.

— Как хорошо, что ты вернулась!

Увидев ее, Гедовин ушла на кухню и поставила на плитку — та работала на магическом механизме, нагреваясь буквально за несколько секунд — чайник с водой. Модест сидел за столом, увидев девушку, он улыбнулся.

— Ну что там? — спросил он.

— Все нормально, господин Нисторин передал схему господину Астееву, тот отправил своих людей проверить ближайший к храму Истории вход, так что теперь к нам вернулись и ключ, и схема, — девушка прошла к столу и сев, мрачно сказала. — Дядю и твоего отца, Модест, похоже, били, выглядят они не очень, радует только то, что они живы. Мы должны освободить их, во что бы то ни стало!

— Дан обещал, что попробует подойти с юридической точки зрения, — напомнил Модест.

— Мне все равно, с какой стороны он подойдет к решению проблемы, — твердо произнесла Анна, — но он сможет это сделать, потому что я кое-что узнала. Дядя не говорил напрямую, но, в общем, он властитель магии.

— Вителлий?! — не поверила своим ушам Гедовин.

— Да, нет же! Данислав Ингоев — властитель магии.

Некоторые время все молчали, первой заговорила Гедовин.

— Даже не знаю, как он отреагирует на это, по-моему, он крайне скептически отнесся к самому факту существования магии, убедить его в том, чтобы он способен колдовать, может быть непросто. А ты уверена в этом? И откуда это известно Вителлию?

— Я не знаю, но не думаю, что это только его предположение. По-видимому, существует какой-то способ это определить.

— Да, но последнего властителя магии так и не определили, — напомнила Гедовин.

— Это еще надо доказать, ты прекрасно знаешь, что историю пишут победители, а что там на самом деле было тысячу лет назад, нам остается только гадать.

Все почему-то перевели взгляд на Драгомира, тот даже подался назад.

— Я, я уже говорил вам, я ничего не помню, но тот молодой человек, похоже, действительно, властитель магии, когда я первый раз встретил его в доме госпожи Руяны, то ощутил странное волнение, как будто испугался его.

— И я! — вспомнила Гедовин. — Мне показалось это странным, раньше я ничего такого не ощущала.

— Отлично, осталось только убедить его самого в этом и еще в том, чтобы помочь освободить дядю и господина Нисторина, иначе эта ненормальная Каллина казнит их!

Тем временем вода в чайнике закипела, Гедовин увидела идущий из носика пар и, встав ушла на кухню. Модест решил помочь ей и пошел достать чашки. Через некоторое время все четверо молча пили приготовленный из трав чай с остатками печенья с последней ходки Гедовин в библиотечную кухню.

— Вот если бы Лера смогла создать еще одну такую волну! — со вздохом сказал Гедовин и тут же, отодвинув чашку, она выскочила из-за стола и убежала в свою комнату.

Ребята проводили ее несколько недоуменными взглядами. Через полминуты девочка вернулась с большим тяжелым фолиантом в руках. Буквально уронив книгу на стол, она стала искать нужное место.

— Вот! — наконец, сказала девочка. — Локальная волна! Это примерно то же самое по действию, только я ничего не поняла здесь, хотя тут есть поэтапное описание.

— Дай мне посмотреть, — попросил Драгомир и, отодвинув чашку в сторону, пододвинул к себе книгу.

Мальчик довольно долго внимательно вчитывался в текст, наконец, он улыбнулся и сказал.

— Я смогу! Только тут написано, что волна будет действовать всего пятнадцать минут.

— Успеем, — твердо сказала Анна.

— Сделать это лучше вечером, чтобы не сорвать голосование, — вслух рассуждала Гедовин.

— Тогда уж ночью, — поправил ее Модест. — осталось только дождаться четырех часов дня, когда за нами придет городская стража и еще убедить Дана в том, что он властитель магии, еще надо будет попросить у него отряд стражников, чтобы дойди до храма Истории, а, если учесть, что нас туда не подпустят, то надо будет вступить в сражение…

— Давай не будем драматизировать, — возразила ему Анна, — уверена, господин Ингоев придумает, как незаметно подойди к храму Истории.

День шестой

— Драгомир!

Услышав строгий голос, мальчик вздрогнул и невольно съежился от одной мысли, что сейчас он увидит сводного брата. Дверь открылась и в богато обставленную детскую вошел статный юноша лет семнадцати. Его строгие черты лица вкупе с недовольным взглядом пугали уже сами по себе.

— Почему ты не пришел на занятие? Или тебе нужно особое приглашение?

Юноша был совсем не похож на Драгомира, у него были светлые волосы и серо-голубые глаза, а фигура даже сейчас, когда юноша, еще не став мужчиной, не был до конца сформирован, выдавала будущего воина. Драгомир был не такой, изнеженный, хорошенький, он больше походил на девочку. Смерив недовольным взглядом младшего брата, Войслав обежал глазами комнату. С виду все было в порядке, никаких следов пожара и упражнений с управлением потоков ветра.

— Опять колдуешь?

— Нет.

— А что ты тогда делаешь?

— Ничего, — чуть слышно ответил мальчик. — Простите, что не пришел, я… забыл.

— Ну конечно! Где же тебе помнить об уроках владения оружием, когда ты сам оружие!

Он сказал это с особой злостью, и не пытаясь скрыть своей неприязни к своему младшему сводному брату.

— Я скажу об этом Устину! — с ехидной ухмылкой на лице произнес юноша.

Драгомир вздрогнул: Устин — их с братом воспитатель, безжалостный, требовательный, нетерпящий никакого нытья и возражений, он держал обоих мальчиков в кулаке, неповиновение, невыполнение обязательных упражнений и заданий он строго пресекал. Драгомир жил во дворце всего несколько месяцев и уже не раз смог убедиться в строгости своего воспитателя.

— Нет, прошу вас, не надо!

Но юноша только вновь ухмыльнулся и пошел обратно. Зная, что его очень скоро ждет, Драгомир вжался в угол у окна, где он сидел и, подобрав под себя колени, опустил голову на руки. Его не радовали ни вся эта богатая обстановка, ни эта дорогая одежда, ничего из того, что у него теперь было, потому что это не могло возместить его главной утраты, после которой кончилась прежняя жизнь и началось то странное существование, которое мальчик воспринимал как бы стороны. Вспомнив маму, ее прекрасные голубые глаза и вьющие каштановые волосы, ее приятный ласковый голос, мальчик горько заплакал, и его не волновало то, что за это Устин высечет его, а потом он проваляется несколько дней в кровати, старательно приводимый в чувство лекарями. Какая теперь разница?

— Драгомир! Драгомир, проснись!

Сквозь туман и неприступную стену пробились до него слова Анны, ее взволнованный голос. С трудом открыв глаза, мальчик увидел над собой встревоженное лицо Анны. Увидев ее, он почувствовал себя лучше и даже постарался улыбнуться.

— Ты кричал во сне.

— Кричал? — удивленно переспросил мальчик, приподымаясь на локтях.

— Странно, мне снилось… Я видел во сне своего сводного брата. Войслав, я вспомнил его. А еще вспомнил, как выглядела мама, — на глаза мальчика навернулись слезы.

Тем временем в комнату заглянула Клея, она тоже слышала крик.

— Что случилось? — спросила она.

— Все хорошо, — ответил ей мальчик на современном языке, — плохой сон, — и уточнил на древнем у Анны, — который час?

— Уже полдень, Гедовин и Модест еще спят.

— Приготовить вам поесть? — спросила тем временем Клея.

— Да, спасибо, — поблагодарила ее Анна, и, обратилась к Драгомиру. — Одевайся и приходи.

— Хорошо, сейчас.

Едва она закрыла за собой дверь, как Драгомир, упав на подушки, закрыл глаза. Ему так хотелось еще раз увидеть маму, он постарался вспомнить тот образ, что видел во сне. Это причинило ему головную боль, видимо поэтому он закричал, но зато он вспомнил. Проглотив слезы, мальчик заставил себя встать.

Тем временем на поверхности во всю шло голосование. Оно началось рано утром, почти весь город к тому времени был уже на ногах. К семи утра Дан пришел в мэрию, он всецело был занят голосованием, когда в общественный зал, где проходило голосование, вошел Юлиан Астеев. Пройдя мимо первых людей, пришедших высказать свое решение, он подошел к молодому человеку и, не здороваясь, сказал.

— Можно тебя на минутку.

— Я слушаю, — сказал Дан, не отвлекаясь от бумаг со списками горожан.

— Твоя Амалия не очень сговорчива, можешь подняться в кабинет Лиана?

Дан сразу отложил бумаги на стол и недовольно взглянув на Астеева, спросил.

— Грубишь с утра пораньше?

— Вот лично тебе я вообще еще ничего сказал.

— Почему ты так уверен, что я окажусь более сговорчив?

Юлиан, уже начиная терять терпение, снисходительно произнес.

— Да потому что я прав! И сейчас мне важно донести до вашего сведения, вас обоих, что ты со своей Амалией хотите угробить нас всех!

— Мне не нравится твой тон, — холодно ответил Дан, — ты что разговаривал с Амалией в таком же тоне?

— Не я влюблен в нее, а ты, так что иди и заступись за даму сердца.

Молодой человек вскочил.

— Да что ты себе позволяешь?!

Меж тем все стали оборачиваться на них, все слышали их разговор, что невольно заставило Данислава покраснеть.

— Пошли! — резко ответил он и, передав бумаги мужчине, сидящему рядом, вышел из-за стола.

Всю дорогу они молчали, когда же они вошли в кабинет Лиана, Амалия закатила глаза к потолку.

— Юлиан! Я уже все тебе сказала, зачем ты отвлекаешь нас от работы?!

Тот закрыл за собой дверь и сурово произнес.

— Потому что не хочу тонуть вместе с вами.

— Так кто тебя держит? Ворота города открыты, можешь ехать, куда хочешь!

Юлиан обернулся, посмотрев на Данислава, который злорадно усмехнулся, целиком и полностью поддерживая слова Амалии. Юлиан сжал кулаки.

— Знаешь, я обещал Лиану, что не трону тебя, но сейчас его нет, так что…

— Так что ты хотел сказать? — оборвал его Данислав, усаживаясь в кресло напротив Амалии.

Юлиан вздохнул и тоже сел.

— Нельзя принимать одну сторону, потому что дураку понятно, что Гриальш так просто Рувир не отдаст, чтобы там не показало это ваше голосование. А значит, ваши дифирамбы светской власти и отважное следование данной присяге, ни к чему хорошему не приведет. Я предлагаю послать гонца на встречу войску Гриальша. Так как Каллина объявила себя настоятелем города незаконно, откровенно не признавая избранного согласно всем правилам настоятеля города, мы имели право не согласиться с ней. Да, да, именно поэтому я согласился вчера дать вам людей, именно поэтому я не стал сдавать ей полномочия. Из этого вовсе не следует, что я не поддерживаю светскую власть, но надо же быть реалистами. Конечно, если царь Изяслав возьмет верх, он отметит нашу помощь, и я считаю, что к нему тоже надо отправить гонца, сообщить о том, что мы проводим голосование, и что в целом мы не против его власти. Только, дорогие мои, не надо забывать, что одобрение наших действий со стороны Гриальша, это куда более прочная подушка безопасности, чем возможная похвала царя Изяслава. А что касается этого противостояния с храмом, это надо как-то смягчить, потому что Всевладоград точно не изменит своих взглядов, и под чутким руководством настоятеля храма нам жить всю оставшуюся жизнь. В связи с этим, мы должны согласиться с ответом Каллины в отношении Лиана, мне тоже очень хочется, чтобы его отпустили, но вы оба должны понимать, что сейчас это невозможно.

— Ты все сказал? — холодно спросил Дан.

— Нет, не все, я считаю, что нужно собрать совещание управителей города и выбрать временно исполняющего обязанности мэра, того человека, который не станет подписывать всем приговор, разжигая очередную войну на религиозной почве.

— А мы, по твоему, этого добиваемся? — уточнил Дан.

— А разве нет?

— Нет, Юлиан, мы действуем так, как должны, потому что мы — представители светской власти, представителем которой ты, кстати, тоже являешься. И если ты с чем-то конкретно не согласен, то, как и сказала Амалия, можешь, сдать полномочия и бежать вглубь страны, поджав хвост.

— Ну все, ты меня достал! — воскликнул Юлиан и, прежде, чем Амалия, вскочив, успела добежать до него, занес руку, чтобы нанести удар.

Однако в ту же секунду его рука словно наткнулась на невидимую стену, от неожиданного сильного удара Юлиан вскрикнул и упал так, как будто еготолкнули. Дан демонстративно поднял руки вверх и сказал.

— Я к нему не прикасался.

Тем не менее молодой человек встал и протянул Юлиану руку, чтобы помочь тому подняться, но мужчина оттолкнул его руку и поднялся сам. Вместо того, чтобы сесть и успокоиться, он вновь попытался ударить Дана, вновь, на этот раз с большей силой, отлетев в сторону. Молодой человек и сам не понимал, почему это происходило, он недоуменно посмотрел на свои руки.

— Я ничего не делал, клянусь! — сказал он, посмотрев на Амалию.

Та, вместо того, чтобы помочь Юлиану, подошла к Даниславу и участливо спросила.

— Как ты? — она осторожно коснулась его пальцев, ничего не произошло, Юлиан видел это.

— Ты один из них! — с ужасом сказал он, вставая и отходя к двери.

— Стой! — приказала ему Амалия. — Юлиан, чтобы это не значило, ты должен сейчас успокоиться и вспомнить о своих обязанностях. Давай ты сейчас побудешь здесь, один, а в десять у нас собрание управителей города, на котором мы обсудим наши дальнейшие действия, думаю, вопрос идеологической войны, который ты поставил, очень важен, поэтому я согласна, это надо рассмотреть. Так, как, ты побудешь здесь?

Юлиан молча посмотрел на нее и кивнул.

— Вот и отлично! Я сейчас распоряжусь, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть.

Взяв Дана за руку, Амалия потянула его за собой. Когда он проходил мимо, Юлиан на всякий случай, сделал шаг в сторону. В приемной тем временем оба секретаря во все глаза посмотрели на вышедших из кабинета Дана и Амалию: они слышали крик, слышали глухие удары, как будто что-то большое отлетело к стене.

— Все в порядке, распорядитесь, чтобы Юлиану привезли чай и что-нибудь перекусить, — как ни в чем не бывало произнесла Амалия, сама она вышла в коридор и направилась к своему кабинету.

Только когда она очутилась в своем кабинете, она отпустила Дана и сама буквально повалилась на диван.

— Кошмар! Что будет дальше?

— Амалия, я не знаю, как это получилось, я не хотел!

— Но спровоцировал Астеева. Слушай, я тоже его терпеть не могу, но пообещай мне, что в следующий раз ты будешь более дипломатичным, пожалуйста.

— Хорошо, — Дан пожал плечами, — мне жаль, что так вышло, извини.

Он сел рядом нее на диван и откинул голову назад.

— Это было так странно, и… жутковато. Неужели, все это правда, я до последнего надеялся, что это все удачные фокусы!

— Ты говорил Гедовин, что видел до этого нечто необычное.

— Да, когда вернулся в город, я увидел мужчину на дороге, он был полупрозрачным, в буквальном смысле этого слова, сквозь него была видна улица. Когда я приблизился к нему, он коснулся меня, там, где сердце, я вспомнил ту боль, когда последний раз болел. Потом тот человек поклонился мне и исчез. Вот, как-то так, сама понимаешь, с таким не каждый день сталкиваешься.

— Ну, да, — Амалия развернулась к нему и, подперев голову, рукой, которой она в свою очередь оперлась о спинку дивана, сказала, — значит, ты волшебник, и эта была твоя самозащита. А еще это значит, что мы точно освободим Лиана, потому что чем больше мы медлим, тем меньше времени у него остается.

Он скосил на нее скептический взгляд.

— Ты издеваешься? Я ничего не умею, и, может, это совпадение какое. Может, это ты волшебница, а не я!

— Может, тебе стоит принять свой дар? — спросила она и встав, пошла к выходу.

— Постой, ты куда?

— Работать, до совещания еще два часа, да и тебе не мешает вернуться в общественный зал.

— Да, пожалуй, ты права.

Спустя два часа почти все руководители городских структур — двое из них не выдержали и накануне покинули город — собрались на внеплановое заседание. Все догадывались, что оно будет посвящено проходящему голосованию и разработке плана дальнейших действий, но началось заседание с известия о предстоящей казни мэра города. Зал буквально взорвался, люди стали выкрикивать призывы немедленно освободить Лиана, кто-то обрушился с критикой на юридическую коллегию, ссылаясь на то, что те просто обязаны вытащить Лиана из-под юрисдикции религиозного суда.

— Пожалуйста, прошу вас, успокойтесь! — попросил Дан. — Мы делаем и сделаем все возможное, чтобы освободить Лиана, но в данный момент, мы должны обсудить одну проблему. Для всех вас не секрет, что в городе фактически идет противостояние светской и религиозной властей, это противостояние опасно и может привести к неприятным последствиям, поэтому мы должны решить, как наладить отношения с храмом. Тут у господина Астеева есть кое-какие мысли, прошу вас, — пригласил его за кафедру молодой человек, уступив ему место.

Юлиан медленно подошел к кафедре, все устремили на него взоры, ожидая, что он скажет.

— Доброе утро, коллеги. Я вот о чем хотел сказать вам. Да, я считаю, что в городе идет противостояние на идеологической основе, и вы не хуже меня из истории знаете, к скольким жертвам и к скольким разрушениям приводило подобное противостояние. Я не хочу этого, да и вы, я думаю, тоже. Сейчас очень важно объяснить, почему мы выступили против Каллины. И, если представители Всевладограда — а они будут здесь в скором времени в связи с появлением… волшебников — спросят, то мы можем сказать, что мы выступили не против Каллины, а против произвола с ее стороны. Она не имела права выдвигать себя на должность настоятеля города, так как у Рувира есть законно избранный настоятель. Поэтому мы должны заявить о своей позиции еще до прибытия представителей Всевладограда. Я уверен, что если мы, проведя голосование, получим результат за царя Изяслава большинством голосов, и пойдем к нему с этими результатами, то подпишем себе приговор: Каллина уже заявила, что выбор возврата к Истмирре означает выбор пути Алины, ей плевать, так это или нет, но она начнет арестовывать и карать всех без рассмотрения дела, так, как она приняла решение по поводу казни Лиана. А если царь Изяслав за всех нас заступится, то тем самым начнет войну против храма. Я считаю, что мы должны: первое, послать гонца к командующим войска Гриальша с объяснением наших действий, второе, отправить гонца к царю Изяслава и попросить его отступиться от своего решения, вспомнить о международных договоренностях, третье, не допускать народных выступлений в городе, чтобы не провоцировать новые конфликты.

В зале поднялась рука.

— Да, пожалуйста.

Это была руководитель медицинской сферы. Пожилая женщина встала и уточнила у Юлиана.

— А зачем тогда это голосование?

— Может, Амалия ответит на этот вопрос? Например, вспомнит, зачем Лиан согласился с Горацием Фаном?

— Я отвечу, Юлиан, — спокойно ответила ему Амалия и подойдя к сцене, сказала. — Ты прав по поводу того, что нельзя нагнетать конфликт на идеологической почве, и что мэрия была права, оспорив требования Каллины. Мы воспользовались своим правом представителей светской власти, но как представители светской власти мы не можем игнорировать мнение народа. Пока результаты таковы: четыре тысячи двести шесть человек за возвращение Рувира к Истмирре, и пятнадцать против. Для чего бы там Лиан не предпринимал это голосование, теперь это указание нам к принятию решения. И если кто-то не согласен с этим, я предлагаю тому уйти сейчас.

Амалия обвела взглядом всех собравшихся в зале, притихших после ее слов людей. Никто не ушел, даже Юлиан остался на своем месте, буквально перед этим он сам участвовал в голосовании, и Амалия знала, какой выбор он сделал, поэтому сейчас не удивилась тому, что он остался, прекрасно понимая, что Юлиан озвучил то, о чем другие предпочли бы промолчать, но о чем надо было сказать.

— Хорошо, я благодарю вас всех за вашу работу, и прошу не расслабляться, так как впереди у нас еще много работы. Давайте пока не будет посылать никаких гонцов, но, если что, Юлиан дал нам хорошие отговорки, будем иметь их ввиду. Сейчас наша главная задача — это провести голосование, с результатами которого мы должны известить и царицу Тиону, и царя Изяслава, потому что если царь Изяслав будет защищать людей желающих быть под покровительством Истмирры, на территории принадлежащего ей испокон веков города, то тогда царица Тиона будет воевать не за идеологию, а за территорию, захваченную ценой страшного кровопролития сорок лет назад. Ну а мы должны будем отстаивать свой выбор и само право выбора.

Все зааплодировали ей, в зале раздались одобрительны свисты и выкрикивания. Амалия не могла сдержать улыбки.

— Спасибо, — поблагодарила она, — а пока давайте вернемся к насущным делам.

Она кивком головы поманила Дана и вместе с ним спустилась вниз, успев задержать Юлиана.

— Мир? — спросила она.

— Мир, — ответил мужчина, на всякий случай Амалия уточнила.

— Точно не собираешься собирать еще одно совещание, чтобы выбрать более вменяемого временно исполняющего обязанности мэра человека?

— Нет, Амалия, с тобой мы в надежных руках, признаю это.

— Спасибо, — поблагодарила она его. — Постарайся прийти после четырех в мэрию, думаю, у нас будет план, как освободить Лиана.

— Хорошо, я приду.

— Юлиан, — обратился к нему Данислав, — извини, если что, я не хотел.

— Ты тоже извини, я вел себя как дурак.

Они пожали друг другу руки и только после этого Юлиан пошел к выходу, Амалия пошла следом за ним.

— Дан? Ты идешь? — повернулась к нему Амалия.

— Да, иду. Слушай, — уже в коридоре вполголоса сказал, — без обид, я не очень ему доверяю, не известно даже, как он проголосовал.

Вопреки предположениям Дана проголосовал он, как и большинство, и выбор его был искренен. Юлиан был уроженцем Рувира и хорошо запомнил в те свои 13 лет, как захватывали город. Он не хотел повторения тех событий, да он поддерживал возврат к Истмирре, но не ценой жизни многих людей! А что последовало потом? Чудо еще, что его семье удалось остаться и он, Юлиан, смог занять здесь такой пост. Во многом, лояльность к его назначению со стороны Храма была обеспечена его женой, она служила в канцелярии настоятеля города, именно она надоумила его на несогласие с самовыдвижением Каллины, об этом также собиралась заявить вся канцелярия по прибытии представителя главного храма из Всевладограда. Не смотря на занимаемую должность, Ирина была абсолютно адекватным человеком, даже не являясь служительницей храма, благодаря чему могла работать в храме, будучи замужем. Так, в храме служили либо те, кто никогда не состоял в браке, либо те, кто был в разводе; те же, кто, служа в храме, решал связать себя узами брака, могли уйти. Исключение составляли только монахи и монахини. Для них уход из храма означал изгнание из религии и неприятие светской общественности.

Ирина не верила фанатично в Алина, а в свое время она добилась развода со своим первым мужем, подав соответствующее прошение в светский суд. Ее ценили в храме за способности вести хозяйственно-экономическую часть храмов Рувира, и закрывали глаза на ее не страстное поклонение религии. Злые языки откровенно предлагали ей занять схожую должность в мэрии, но Ирина игнорировала их нападки. Ее устраивала служба, к тому же в мэрии она должна была бы работать со своим первым мужем, которого Лиан выбрал своим заместителем, и именно поэтому отношения Данислава и Юлиана всегда были натянутыми. Дан никогда не любил Ирину, их брак устроили родители, иначе им обоим не видать бы было наследства. Они с самого начала договорились друг с другом, что их брак чисто формален, и связывало их только то, что они жили под одной крышей, но при этом порой они не виделись друг с другом неделю. Каждый жил своей жизнью, и все-таки, когда Ирина заявила, что влюбилась и намерена развестись, Дан вспылил и порядком обиделся, заявив, что не понимает ее: ведь он и так не запрещает ей быть с тем, с кем ей хочется. Но Ирина все-таки была верующим человеком и не могла опуститься до такого, не взирая на угрозы родителей отобрать у нее ее долю наследства — а угрозу свою они выполнили — она подала на развод и добилась его через суд. Произошло это чуть более года назад. С самого начала Юлиан сказал Дану, что не хочет ссориться с ним, признался, что искренне и горячо любит Ирину, но молодой человек заявил, что их любовь с Ириной аморальна из-за разницы в возрасте, и едва не спровоцировал драку и настоящую вражду. Примирил их Лиан, заняв Дана работой по ведению своей предвыборной компании. Оказалось, что у того неплохие организаторские способности, потому Лиан назначил его впоследствии своим заместителем, хотя вначале обещал лишь службу в мэрии, до этого молодой человек служил в налоговом ведомстве, где по долгу службы ему приходилось соприкасаться как со светской властью, так и с религиозной.

— Голосование у нас не тайное, насколько тебе известно, так что я с точностью могу сказать, он голосовал «за».

— Я тебе не верю.

— Дан! — Амалия даже остановилась, слишком резко и неожиданно, отчего молодой человек наткнулся на нее. Пристально посмотрев ему прямо в глаза — Амалия была почти на голову ниже него — она спокойно и вкрадчиво ответила. — Я видела, как он голосовал, и знаю, каков был его выбор!

— Все равно не верю.

— Только потому, что тебе не хочется в это верить, — заключила Амалия. — Дан, я прошу тебя, это правда, мне незачем тебе лгать, поэтому давайте мы все трое будем доверять друг другу и сейчас подумаем над тем, как помочь Лиану.

— Он мог поставить галочку, а в уме составить альтернативный план!

— Нет, я уверена, он говорил так только потому, что сам был свидетелем войны, он ведь будучи ребенком видел захват Рувира.

— Ладно, — согласился с ней Дан и добавил. — Может, мы уже пойдем, а то на нас люди смотрят.

Амалия сразу заозиралась по сторонам, на них действительно поглядывали и некоторые меж собой перешептывались. Она немного покраснела и сразу же развернулась и пошла дальше, пока не пришли дети, они могут заняться более понятным им делом. Оставалось надеяться, что непонятное — магическую часть для освобождения Лиана — они дополнят.

Дан шел следом за ней, в какой-то момент, он почувствовал резкую боль, словно что-то ворвалось в его голову и едва не рассекло на части. Он невольно схватился за голову и остановился. Все окружающее вокруг утонуло в полумраке, а все голоса сменились на один призыв. «Освободи нас!» То, что именно ему сказали, он понял не сразу. Он словно забыл язык и усилием воли заставил себя вспомнить его. «Освободи нас!» Внезапно все исчезло.

— Дан! Дан! Ты слышишь меня? — услышав взволнованный голос Амалии, он открыл глаза и увидел над собой ее лицо. «Какая же она прекрасная! И как жаль, что она дала себе такие установки!» — с сожалением подумал он прежде, чем осознал, что лежит на полу. Вокруг уже собралась толпа. С ужасом подумав, что все видели, как он потерял сознание, Дан мгновенно поднялся, несмотря на головокружение и легкую тошноту.

— Что произошло? — участливо спрашивала одна из чиновниц.

Дан не сразу вспомнил ее имя, впрочем, сейчас это для него не имело значения. Единственное, что он ответил, а точнее буркнул в ответ, было: «Ничего!»

— Что значит ничего?! — возмутилась Амалия, но все-таки поняла, что его смутило и потому, не взирая на то, что он хотел отстранить ее руку и уйти, потащила его за собой. К счастью, кабинет самого Дана был всего в нескольких метрах отсюда.

— Дай мне ключи.

Он беспрекословно отдал ей ключи от кабинета, Амалия, не взирая ни на кого, открыла дверь и втащила Дана внутрь. Усадив его на диван, она сразу спросила.

— Где у тебя аптечка?

— Что? Зачем? Со мной все в порядке, — начал, было, Дан, но Амалия тут же оборвала его.

— Посмотри на себя в зеркало, у тебя до сих пор идет кровь!

Но это было лишнее, он уже и так почувствовал на губах кровь.

— В том шкафу, — указал он на шкафчик по правую руку от Амалии.

— Что произошло? — вновь спросила она.

— Я не знаю! Я просто услышал голос, нет, голоса. А ты что-нибудь слышала?

— Какие голоса? — не поняла Амалия. — Я не слышала ничего кроме обрывков фраз из разговоров тех людей, что проходили мимо нас. А что именно ты слышал?

— Я…, - Дан не договорил и подался назад, едва Амалия поднесла к его лицу тряпочку. — Я сам! — довольно резко ответил он и протянул руку, но Амалия тоже резко осекла его.

— Ты что меня боишься? Или так не хочешь, чтобы я за тобой поухаживала?

— Нет, то есть да, то есть нет, я…

Обреченно вздохнув, Амалия отдала ему чистую ткань и подошла к столу, налила воды из графина и поставила на столик рядом Дана.

— Иди, я скоро приду.

— Я не могу оставить тебя здесь одного! — возмутилась та, но Дан быстро охладил ее рвение.

— Подумай, что люди скажут! У меня в отличие от тебя нет принципов, но и не я помогаю тебе, а ты мне.

— Много ты понимаешь! — процедила сквозь зубы Амалия, зло стрельнув на него глазами.

Ответить ей он не успел, в голове вновь раздались те голоса, множество голосов, сливающихся в один общий призыв. Хотя бы боль на этот раз была меньше. И сейчас сквозь их голоса, он слышал голос Амалии.

— Дан? Ты опять что-то слышишь?

— Оставьте меня! Я не понимаю: чего вы от меня хотите! — воскликнул и, обхватил голову руками, он повалился на диван. Вновь все исчезло, и в следующий миг Амалия трясла его за плечо.

— Дан! Что ты говоришь? Я не понимаю! Что это за язык?

— Уйди, оставь меня! — чуть не плача прошептал он. — Пожалуйста!

— Но…

— Пожалуйста, я прошу тебя!

— А если с тобой что-то случится… Я не прощу себе…

— Уйди, пожалуйста!

Все внутри разрывалось на части: с одной стороны она не могла отказать ему в выполнении просьбы, а с другой — бросить его одного она тоже не могла. Из положения ее спас вошедший в комнату лекарь с двумя помощниками, Амалия, едва Дан потерял сознание, сразу попросила вызвать лекаря и отправила с этим поручением девушку-курьера.

— Что произошло? — на ходу спросил мужчина.

— Я не знаю, он просто потерял сознание.

— Ладно, оставьте нас.

— Но…

— Не переживайте, мы поможем ему! — сказал ей один из помощников и буквально выставил ее за дверь, где толпились несколько человек.

Взглянув на них на всех, жаждущих ответа своему любопытству, она довольно резко напомнила всем об их обязанностях и потребовала идти и заниматься своими делами. И сама она прекрасно понимала, что тоже должна идти, но сердце предательски ныло, а все внутри обмирало, она слишком переживала за Дана, и одна эта мысль заставила ее выкинуть все мысли о нем из головы и пойти дальше, в зал для голосования.

Амалия полностью погрузилась в дела, проверила, как идет подсчет голосов, как настроены приходящие люди. Многие комментировали свои ответы и уже предполагали, как после голосования пойдут на очередной митинг. Ничего хорошего эти митинги не предвещали, но как отговорить людей, которых поразила лихорадка страха и надежды перемен! Амалия даже не заметила, как прошел час, и невольно вздрогнула, когда почувствовала, что кто-то положил ей руку на плечо.

— Там пришла жена Томилина, — вполголоса сказал ей Дан, наклоняясь почти к самому ее уху, — сначала смотрела на меня как на монстра с клыками и молчала, а потом полушепотом стала уверять меня, что муж внезапно превратился в ангела, и попросила отдать им девочку. Ты бы поговорила с ней, может с женщиной она будет более откровенна и скажет прямо, что врет. Ну, или ты, потому что я как это не решился сказать ей: госпожа, вы не очень хорошая лгунья. Она в приемной Лиана.

— Хорошо.

Дан уже собирался отойти от нее, но она успела спросить его.

— Как ты?

— Все нормально.

Когда он успел поговорить с Оливией Томилиной? Он вообще отдыхал? Отдыхал, немного, и то, только то время, когда подле него сидел лекарь, едва он и его помощники ушли, как Дан выждал время, когда те вернуться в отведенную для медчасти комнату в день голосования: кому-то ведь могло стать плохо и помощь должны были оказать на месте, и сразу покинул кабинет. Переодев чистую рубашку, которая на всякий случай висела у него в шкафу, он направился в зал для голосования. Едва Дан вышел в центральный коридор, ведущий в зал, как его сразу же перехватил начальник патруля стражи вокруг мэрии.

— Господин, там подошли стражники храма, они говорят, что пришли на голосование.

— И много их?

— Человек тридцать.

— Они вооружены?

— А то!

— Проводи меня к ним, — попросил Дан.

Едва подумав, что все может повториться, он почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. А что если и, правда? Нет, он этого не допустит! Решив, во что бы то ни стало не отвлекаться от действительности, словно это помогло ему в прошлый раз, он смело пошел в след за начальником патруля. Они вышли на площадь. Люди ровным потоком шли на голосование, а вот обратно нестройные кучки людей, многие из которых уходили к сцене, где уже проходило очередное выступление. Пока оратор не говорил ничего криминального, Дан слышал только, как тот говорит о важности выбора каждого, о том, что это решение часть общего ответа, насколько важен этот ответ сам по себе и все в таком духе, но, кто знает, куда могли его завести рассуждения на подобной почве.

— Почему людей не отправляют по домам? — спрашивал на ходу Дан.

— Не было таких указаний.

— Значит, теперь они у вас есть. Нужно только повежливей отправлять их домой.

— Будет сделано.

Со стороны Серебряной улицы перед кольцом стражников меж тем толпились вооруженные люди из храма, один из них о чем-то горячо спорил с городскими стражниками, остальные молчали. На возвращение начальника патруля с представителем мэрии они все сразу обратили внимание, тот, что спорил, замолчал, все вместе они внимательно смотрели на шедших к ним мужчин.

— Я просил переговорить с заместителем мэра города, а не с каким-то секретарем! — возмущенно сказал все тот же мужчина, судя по знакам отличия на эполетах, он был старшим по званию в этой небольшой группе.

— Я и есть заместитель мэра города, — довольно холодно ответил Данислав, — слушаю вас, о чем вы хотели спросить?

Стражник смерил молодого человека презрительным взглядом, оглядев с головы до ног и, сложив руки на груди, требовательно произнес.

— Почему нас не пускают на голосование, господин Ингоев?

— Однако же имя мое вам известно, — как бы между делом вполголоса заметил Дан, стражник сделал вид, что этого не услышал и продолжил.

— Мы, — он указал рукой на стоящих позади него людей, — жители этого города, хотим принять участие во всеобщем голосование, так почему же нам отказывают в нашем законном праве?

— Ваше оружие, — просто ответил ему Дан, — сдайте его и проходите.

— Я на службе, я не могу оставить свое оружие, тем более, что вы предлагаете мне фактически бросить его на дорогу!

— Как вы сами заметили, как жители этого города, вы имеете право принять участие в голосовании, и, если вы действительно в этом заинтересованы, то, пожалуйста, сдайте оружие и проходите. Иначе — никак.

Стражник чуть наклонился и с явной угрозой в голосе сказал.

— Я передам это госпоже настоятельнице города.

— Пожалуйста, я тайны из этого не делаю.

— До свидания, господин заместитель мэра, думаю, мы с вами еще увидимся.

— Непременно, мы ведь жители одного города.

Когда они ушли, стражник, что стоял ближе всего к Дану, едва не выругался.

— Вот ведь гады, специально спровоцировать хотели!

— И вряд ли по своей инициативе, — добавил Дан, — молодцы, что не пропустили их, действуйте также, если еще кто подобный появится.

— Конечно, господин.

Дан направился в общественный зал. По пути его догнал стражник и доложил о просьбе Оливии Томилиной принять ее, только после этого он смог вернуться к работе, погружаясь в более насущные проблемы, он старался не думать над тем, что с ним произошло. Он понимал, что теперь всем этим странностям можно дать короткий ответ: «это магия», но одно дело знать, другое дело понимать. Он не понимал своих сил, не ощущал их и пока не осознавал — то, что произошло в кабинете Лиана, заставило его испугаться самого себя. Теперь уклончивый ответ Анны: «Это долгая история!», его больше не устраивал. Едва к четырем часам ребята появились в мэрии, как Дан сразу попросил их рассказать о возрождении магии, детально и обстоятельно.

— Я объясню, но сначала мы объясним вам, кто вы.

— Мне не нравится, как это звучит, давай сначала ты все-таки расскажешь, как возродилась магия.

— Ну, магия всегда существовала в нашем мире, собственно она никуда не исчезала, но, как вы наверное знаете из легенд, она уснула вместе с царевичем Истмирры. Только уснул он не навсегда.

— Я разбудила его, — продолжила Гедовин, — и вот он, царевич Истмирры, перед тобой, — девочка указал на Драгомира, тот поклонился ему и представился.

— Меня зовут Драгомир Дэ Шор, для меня честь быть знакомым с вами лично, мой господин.

— Почему ты называешь меня господином?

— Потому что вы — властитель магии. Каждый волшебник и каждый правитель признает властителя магии.

— Почему ты так уверен, что я… то, чем ты меня называешь?

— О чем они говорят? — спросила Амалия у Гедовин.

Дан услышал ее вопрос, только сейчас поняв, что он интуитивно перешел на другой язык, язык, который он вспомнил, язык, на котором от него требовали освобождения. Пока Гедовин переводила, Анна объясняла.

— Властитель магии отвечал за сохранение целостности магических силовых полей. Дело в том, что были заклинания, которые слишком сильно или вообще непоправимо искажали поля силы. Считается, что рано или поздно линии поля восстанавливались, однако в данный момент времени это наносило ущерб природе, нарушалось равновесие, и это влекло за собой природные аномалии или исчезновение какого-либо вида животных, например. Само по себе в единичных случаях это было не так страшно, но в целом при регулярном повторении очень опасно. Еще властитель магии контролировал магических существ, они беспрекословно поклонялись ему, но в древности, когда рушилось равновесие, магические существа были не управляемы. Например, были такие существа скрежеты, которые нападали на людей. Поэтому ронвельды избрали одного человека для того, чтобы не допускать подобного в будущем.

— Кто такие эти ронвельды, как они хоть выглядят?

— Это небольшие разумные обезьянки, они живут на границе южного магического поля. Властитель магии создал неразрывную связь между ровельдами и волшебниками, так, у каждого волшебника появился свой ронвельд, который мог помочь волшебнику, а мог пожаловаться на него властителю магии.

— Постой, постой, так много информации, а на мой вопрос ты фактически не ответила. Почему Драгомир назвал меня властителем магии? Откуда такая уверенность? Потому что теперь я, почему-то, знаю этот язык? Может, его все волшебники знают? Гедовин ведь знает.

— Я его учила, — ответила за себя девочка, — и не один год. Но я поняла твой вопрос. Честно говоря, мы сами вряд ли бы сразу догадались, хотя твое присутствие, в общем, я даже не знаю, как это описать, от тебя словно исходит какая-то угроза, я и Драгомир, мы чувствуем это, потому что мы — волшебники.

Слушая ее, Данислав вспомнил, как отреагировал на него мальчик при первой встрече с ним.

— Но то, что ты — тот, кто ты есть, мы узнали от Вителлия. Откуда это было ему известно, мы не знаем, можешь спросить у него при встрече, кстати, у нас есть план, как его освободить. Поможешь нам?

— Если это в моих силах, — неуверенно сказал молодой человек.

Гедовин достала из-за пазухи сложенный вчетверо вырванный из книги листок бумаги с описанием применения и использования заклинания локальной волны.

— Вот, почитай.

Дан с минут пять смотрел на листок, читал его он только первые две минуты, все остальное время он пытался осознать, почему ему все понятно, почему эти значки и символы, заметки и указания ясны для него как простейшая арифметика? Наконец, молодой человек, отодвинул от себя листок и молча уставился в стол.

— Так, ты сможешь? — осторожно спросила Гедовин.

— Властитель магии — это что, кто-то выбирает, или…

— Это передается по наследству. Магия крови.

— Магия крови, — повторил Дан, — звучит совсем жутко. Да, я смогу.

— Отлично! — продолжала девочка. — Мы хотим применить две волны — одну создаст Драгомир, другую ты — перед храмом Истории, у волны довольно большой радиус действия, это, конечно, затронет жителей прилегающих домов, но ничего более подходящего мы не нашли. Нет, конечно, если у тебя есть какие-то мысли.

Сложив на груди руки, Дан смерил ее усталым взглядом.

— У меня нет никаких мыслей, Гедовин, и пока не может быть. Может, со стороны это и кажется здорово, но мне, вообще-то нелегко такое принять.

— Извини. Так вот, локальные волны вырубят всех на пятнадцать минут, за которые мы с помощью городской стражи освободим узников, всех, может и не получится, зато Анна вчера ночью была там и точно знает, где держат господина Нисторина и Вителлия.

— Кажется, вчера вам советовали не высовываться?

— Она была невидимой.

Дан покачал головой.

— Гедовин, и ты еще училась в закрытой школе для девочек! Ты вообще воспитателей слушала?

— Это хороший план, — согласилась с ней Амалия, — только, думаю, стражникам надо быть в обычной, гражданской одежде, во избежание возможного конфликта. Но Модесту, Гедовин и Анне лучше остаться здесь, в мэрии.

— Но там мой дядя! — возмутилась Анна, Гедовин тоже вступилась за свое право идти на штурм храма Истории.

— Я уже использовала магию и могу заставить людей не двигаться. Цокольный этаж мы ведь не будем подвергать локальной волне, а стражники там везде, в каждом промежуточном коридоре.

— Это, между прочим, тоже стало известно благодаря моему ночному походу, — подчеркнула Анна.

— Мы ценим твой вклад, — сказала ей Амалия, — ты рисковала и не зря, но сейчас, без обид, Анна, насколько я поняла, ты и Модест — не волшебники. Останьтесь здесь, пожалуйста.

Девушка понурила голову и обреченно ответила.

— Хорошо.

Модест молча кивнул. Он ничего не сказал, когда Анна заявила, что там ее дядя, и она должна помочь, ничего не добавил, а ведь там его папа. Мальчик чувствовал себя немного виноватым, на самом деле, он тоже переживал, просто он не привык выражать свои чувства к отцу. Меж тем Амалия обратилась к Гедовин.

— Сегодня приходила твоя мама, утверждала, что твой отец стал ангелом, и потому ждет тебя с распростертыми объятьями дома у твоей бабушки. Я ответила ей, что, если господин Томилин действительно встал на путь исправления и терпимости, то пусть придет сюда сам, увидится с тобой и поговорит, а уже потом, если ты того захочешь, мы готовы пересмотреть решение Лиана.

— Спасибо! — искренне поблагодарила ее девочка.

Тем временем в комнату постучали.

— Модест, ты с краю, будь добр, открой дверь, — попросил его Дан, мальчик кивнул и открыл дверь секретарю, которая держала в руках письмо.

— Извините, что отвлекаю, это только что принесли от госпожи настоятельницы города, здесь пометка срочно.

— Да, хорошо, — сказала Амалия и уже протянула руку, чтобы взять конверт, но секретарь покрепче прижала бумагу к себе.

— Простите, но тут указано «лично» господину Ингоеву.

— Дайте письмо Амалии, Юлия, я ей доверяю. Спасибо.

Женщина пожала плечами и беспрепятственно отдала конверт. Амалия сразу развернула его и, пробежав глазами по бумаге, подняла глаза и с укором посмотрела на Данислава, тот удивился.

— Что?!

— Зачем ты отослал стражников из храма?

— Они были вооружены, я предложил им сдать оружие и пойти проголосовать, но они отказались. Нет, было бы лучше, если бы я их пропустил во всеоружии? Как бы простые мирные граждане на это отреагировали?

— Да, ладно не кипятись, все правильно, только теперь она упрекает тебя по трем статьям, во-первых, ты нарушил все законы уже тем, что родился, во-вторых, ты сознательно не желаешь идти по пути, дарованному всеблагим и великим Алином, и, в-третьих, ты даже светские законы, на страже которых стоит мэрия и городская стража, не соблюдаешь, отказывая гражданам в их законном праве отдать свой голос на всеобщем голосовании.

Слушая ее, Гедовин не могла не отметить.

— Постойте, постойте, что значит не должен был родиться? Выходит, Каллина тоже знает?

— Вряд ли, — ответил ей молодой человек, — она называла меня потомком какого-то Демьяна Собинова, и посетовала, что настоятель храма пока не избран, а то бы меня давно за чужие грехи казнили.

— Демьян Собинов, — задумчиво повторил Драгомир, — какое знакомое имя, но… Нет! Не помню!

— Насколько я знаю из истории, — сказала Анна, — это был противник великого Алина, он утверждал, что учение Алина не истинно верное, и что, как бы ни был хорош путь Алина, он не должен отрицать другие варианты, Храм, естественно, считает подобное мнение еретическим.

— Я, что, какую-то другую историю учил? — возмутился Дан. — Почему я ничего такого не знаю?

— Э-э, — замялась Анна, — это из запрещенной книги начала тысячелетия без магии, она написана древнем языке, и я нашла ее в закрытых секциях библиотеки.

— Тогда понятно.

Амалия тем временем подошла к окну.

— Астеев приехал.

Дан сразу же встал.

— Поговоришь без меня, ладно? Все-таки его надо просить о помощи, а я не гарантирую, что смогу корректно донести до него нашу просьбу.

— Конечно, — улыбнулась Амалия.

— Кто-нибудь хочет помочь на общественных началах? — спросил тем временем Дан у ребят.

— Но разве ты не хочешь обсудить с Драгомиром применение локальной волны, может, тебе нужно что-то объяснить, — предложила Гедовин, но молодой человек возразил.

— Нет, я знаю, что делать, и я запомнил заклинание, если ты об этом.

— Но ты видел его всего несколько минут!

— Желаешь проверить на себе, насколько хорошо я его запомнил?

— Нет, нет, я тебе верю, идем, расскажешь по дороге, что нам нужно делать.

Когда они ушли, Амалия осталась стоять у окна в ожидании Юлиана. Когда через несколько минут он поднялся и вошел в кабинет, то с некоторым удивлением посмотрел на нее.

— Ты одна?

— Да, ты ведь сам говорил, что доверяешь мне руководство городом, так что именно я буду просить тебя о помощи. Присаживайся, хочешь чего-нибудь, может, чаю или цикория?

— Мне уже страшно, о чем таком ты будешь просить! — с наигранным испугом в голосе сказал Юлина, но прошел вглубь кабинета и сел в кресло напротив Амалии, она тоже села.

— Юлиан, сегодня вечером мы собираемся освободить Лиана и Вителлия Гарадина, я прошу тебя выделить несколько стражников, они должны быть одеты обычно, как горожане, но на всякий случай им надо будет припрятать оружие. Если все пройдет нормально, то со всей работой справятся волшебники.

— Волшебники? — уточнил Юлиан. — Твой Данислав уже может колдовать более направленно?

Амалия снисходительно вздохнула.

— Юлиан, он не мой, не надо так говорить, и я прошу тебя, не нужно никаких нагнетаний конфликта. Лучше скажи, скольких человек ты можешь дать?

Юлиан долго и внимательно смотрел на нее.

— Десять человек устроит?

— Думаю, да. К десяти вечера, хорошо?

— Договорились. Тогда я пошел.

— Ну, если тебе больше ничего не нужно.

— А, знаешь, нужно, твоя подпись, это список арестованных, тут четыре стражника храма и пятеро гражданских, они устроили две драки на улицах в разных местах, мои люди арестовали их за нарушения правопорядка. Конечно, таких инцидентов много, но для наглядности арестовали только в двух случаях. Обычно подпись представителя мэрии не нужна, однако сейчас в связи с положением в городе, я ставлю тебя в известность об аресте представителей храма по светскому закону. Ну, знаешь, если Каллина пришлет на них запрос, то я смогу ответить ей этой отпиской.

— Пришлет, не сомневайся. Она нам уже прислала за то, что Дан не пропустил вооруженных до зубов стражников в общественный зал.

— Так а что, сдали бы оружие и проходили.

— Дан им так и сказал, но им его ответ не понравился, поэтому они вернулись к Каллине и пожаловались ей на самоуправство нынешней мэрии. Вот видишь, не одного тебя возмущает наше поведение.

— Наше! Да если б не ты, твой Данислав давно бы развязал новую идеологическую войну, по городу уже лежали бы горы трупов.

— Юлиан! — осекла его Амалия, беря перо в руки. — Ну мы же договорились.

— Да, да, извини, сорвалось.

— Я-то переживу, вы, главное, не убейте друг друга до возвращения Лиана.

— Я же не сумасшедший, чтобы вновь, ну ты поняла.

— Надеюсь на твое благоразумие, — с улыбкой сказала она, отдавая ему бумагу.

Юлиан забрал у нее листок и убрал в папку, потом пошел к выходу. Уже на пороге, он обернулся и сказал.

— Может, не стоит бояться своих чувств?

— В каком смысле? — не поняла Амалия.

— Да в прямом, я же вижу, как ты реагируешь, стоит только произнести его имя.

— Не понимаю, о чем ты.

— Неужели?

— Иди уже, Юлиан, у меня дел невпроворот!

— Ухожу, ухожу! — быстро сказал он, закрыв, наконец, за собой дверь.

Амалия глубоко вздохнула, негодуя в душе: что бы она там не чувствовала, его это не касалось! «Какой противный!» — с досадой подумала про себя Амалия. Она хотела вернуться к многочисленным запросам к мэрии, которые поступали едва ли не ежеминутно, но в итоге отодвинула стопку бумаг и встала.

— Мои чувства, это мои чувства, Астеев, а ты не лезь в чужие дела! — вполголоса зло сказала она, с досадой ощутив, что краснеет.

Как он узнал? Да она виду даже не подавала! «Не подавала, — ответила сама себе Амалия, — да только едва сама не лишилась чувств, когда он упал». Пройдясь по просторному кабинету Лиана, Амалия так и не смогла заставить себя начать работать, решив пойти сначала перекусить.

Теплое летнее утро так и звало остановиться, оглядеться вокруг, забыть обо всех невзгодах и отвлечься. Припекало, и веки всадника так и слипались, он едва держался. Эх, если бы вздремнуть, понежиться хоть немного на теплом солнышке! А ведь он скакал всю ночь и перед этим выехал ни свет ни заря, останавливался буквально пару раз на несколько минут, чтобы сменить лошадей. Все потому, что гонец из Рувира в отличие от него спал ночью и загонять коня не собирался, он даже объехал Каменные Уступы, тогда как Рулаву велели мчаться во весь опор, напрямик. Одно его бодрило — важность сообщения, которое он вез из Тоймы: ждать помощи, войско уже в пути. Собственно Рулав вез два сообщения, одно для Храма Милости, другое для мэра Рувира и заместителя настоятеля города. Храм Милости в кратчайшие сроки должен был собрать всех стражей из близлежащих храмов и монастырей и следовать в Рувир. На подмогу войску храма должны были подойди отряды генерала Бастарина.

Едва достигнув основной дороги после Каменных Уступов еще на рассвете Рулав начал встречать людей, бегущих из города, неохотно и бегло отвечая на вопросы, они поведали ему о том, что на Рувир идет войско царя Изяслава, а в самом городе творится сущий хаос, кто-то говорил, что причиной всему магия, кто-то утверждал, что во всем виноваты приспешники Алины. Как мог, Рулав убеждал их, что помощь из Тоймы уже в пути и что им не надо бояться, не надо бежать вглубь страны, сея среди других поселений страх и панику. Но никто из беженцев даже слышать не хотел о том, чтобы вернуться назад или хотя бы остановиться. Чем ближе к городу, тем меньше беженцев стало ему попадаться, видимо, те, кто хотел, город уже покинули. Возникал вопрос, остался ли кто-то в городе, и, если да, то зачем?

Днем Рулав достиг, наконец, ворот города. Вопреки его ожиданиям, ворота ему открыли городские стражники. Узнав о цели его визита, ему беспрепятственно выписали пропуск и пропустили внутрь. Что удивило Рулава, так это то, что на стенах стояла только городская стража, обычно в патруль входили стражники храма, но сейчас их не было. Это странно, отметил про себя Рулав, но не стал спрашивать, с чем это связано. За ответами он сразу направился в мэрию и удивился еще больше, когда увидел кольцо городской стражи. Весь его сон как рукой сняло, он спешился и подошел к ближайшему стражнику.

— Я — гонец из Тоймы, мне нужно увидеть мэра города.

— Боюсь, это невозможно.

— Это еще почему? — оторопело спросил Рулав. — Мэрия, что, переехала?

— Нет, но мэра все равно увидеть сейчас невозможно, есть его заместители. Устин! — крикнул ближайшему стражнику, одному из тех, кто патрулировал саму площадь перед зданием мэрии. — Он вас проводит, — пояснил гонцу стражник и отступил в сторону, давая ему дорогу.

— Спасибо, — протянул Рулав и, взяв чуть живого коня под уздцы, последовал за стражником по имени Устин.

Люди меж тем проходили мимо него, туда и обратно. Они что-то обсуждали, из обрывков фраз Рулав слышал «Истмирра», «А ты что решил?», «А ты за кого?» Вспоминали и храм, не в самом лучшем свете.

— А что вообще происходит, вы можете мне объяснить? Откуда и куда идут эти люди? Почему кольцо страдников окружает мэрию?

— Сегодня всеобщее голосование, а кольцо стражников распорядились выставить заместители мэра.

— Голосование? А по какому вопросу?

— А вы разве, — подивился Устин, из-за плеча взглянув на Рулава, — когда ехали сюда, никого не видели?

— Я видел беженцев, которые бегут от возможных военных действий подальше.

— Однако, как вы видите, уехали не все, а те, кто остался, сейчас решает: быть Рувиру в составе Гриальша или вернуться к Истмирре.

Рулав даже остановился. Подобное известие прозвучало для него как гром среди ясного неба.

— Что?! Да вы хоть понимаете, что говорите?

— И очень четко, — стражник тоже остановился и повернулся к гонцу, сложив руки на груди он твердым голосом сказал. — Рувир испокон веков был частью Истмирры и, если народ решит, значит Рувир должен вернуться в родную страну.

— Ха! Да так бы все и делали! Собирались и решали: быть им в составе той или иной страны или нет. Рувир — ныне часть Гриальша, и так просто его никто не отдаст.

— Ну, сюда идет войско царя Изяслава, так что город есть кому защитить.

— Извольте, скоро здесь будет войско Гриальша, которое напомнит всем вам, в составе какой страны вы сейчас находитесь.

Стражник скептически посмотрел на него и пошел дальше, и только через пару шагов обернулся и спросил.

— Идете?

Рулав не ответил, быстро догнав стражника, он уже предполагал, и очень отчетливо, свой разговор с заместителями мэра. Похоже, они если не инициаторы, то ярые поборники этого голосования, а мэра города они могли упечь куда-нибудь в тюрьму, как несогласного с их сумасбродными идеями. Кажется, одним из заместителей должна быть Амалия Розина, которая не так давно перебралась на эту должность из Тоймы. Рулав не знал ее лично, но был наслышан о ее разногласиях с матерью, ушедшей служить в храм. Что ж, тогда картина ясна. Куда только местный храм смотрит!

Рулавапроводили в общественный зал, где проходило голосование, Устин представил его Амалии и пошел обратно на площадь. Меж тем Устин оценивающим взглядом окинул Амалию с головы до ног. Так вот, что за особа мутит тут воду. В глазах Амалии пробежал недовольный огонек, но внешне она улыбнулась и вежливо поинтересовалась.

— Добрый день, вы, верно, устали с дороги? Хотите перекусить?

— Да, я скакал сюда без отдыха, чтобы сообщить о том, что к вам идет помощь, но, похоже, я пришел не по адресу.

Амалия убедительно изобразила непонимание и недоумение на лице и невинным голосом спросила.

— Простите?

— Да простит вас Всеблагой и Великий Алин за то, что отрекаетесь от родины и проситесь под крыло отцеубийцы!

Рулав говорил громко, вызывающе, все, кто стоял поблизости, переключили на него свое внимание, многие горели желанием ответить ему в самых ярких тонах и красках, что они сами думают по этому поводу, но все ждали, что скажет Амалия. Та ответила тоже громко, отчетливо, твердым голосом.

— Граждане Рувира имеют право озвучить свое мнение: в состав какой страны должен входить Рувир. Не мы поставили этот вопрос, его задали нам, и сейчас каждый сам решает, что для него родина, Истмирра или Гриальш, потому что мы — не чья-то собственность, а живые люди, которых волнует их дальнейшая судьба. И если народ голосует за Истмирру, это не значит, что он одобряет прошлые злодеяния царя Изяслава.

Рулав внимательно слушал ее, внутри него все кипело, окинув взглядом людей, так и не произнесших ни слова против этой женщины, наоборот, судя по их взглядам, они целиком и полностью ее поддерживали, он требовательно спросил.

— Где мэр города?

— Его арестовала самовыдвиженец в настоятели города. За то, что он подтвердил существование магии.

— Магии?! — рассмеялся Рулав. — Так вот в чем дело! Вы все тут с ума посходили. Ничего, скоро сюда подойдет отряд стражей, собранных храмом Милости, потом войско генерала Бастарина. Они вам мигом мозги вправят!

Но никого его смех не развеселил, все молча и недовольно смотрели на него.

— Я рад, что местные храмы хотя бы магию отрицают, — отсмеявшись, сказал Рулав, подчеркнув, — но и они ответят за то, что допустили это всеобщее голосование.

— Осторожней, у нас грозная госпожа настоятельница, — остерегла его Амалия.

— Грозным будет ответ царицы Тионы! — отрезал Рулав и, более не говоря ни слова, развернулся и пошел прочь из зала.

— Спасибо, что известили нас о планах царицы, — крикнула ему вслед Амалия, — желаю удачи с Каллиной.

Он не ответил ей, не ответил этой нахальной дамочке, не весть что о себе возомнившей. Как заместитель мэра города она должна в отсутствие своего начальника контролировать соблюдение законов, а не издавать новые сумасбродные указы. С каждым шагом набирая скорость, Рулав едва не столкнулся с Даном, который вернулся в зал после обеда.

— Эй, что случилось? Я могу вам чем-то помочь? — участливо поинтересовался молодой человек, но Рулав только недовольно взглянул на него, прокомментировав все происходящее здесь одним словом.

— Кошмар!

Забрав свою лошадь, которая только, было, дорвалась до еды и воды, Рулав выяснил у местного конюха, где именно находится сейчас настоятельницы города и, узнав, что она не в резиденции настоятеля города, а в храме Истории, он уточнил, как до него добраться и направился прямиком туда.

Ворота храма, обычно открытые для посетителей охраняли вооруженные до зубов стражники, узнав, кто он и зачем прибыл, стражники беспрепятственно пропустили Рулава, его ответили в однотипную комнату в серых тонах и оставили одного часа на полтора. Никто не предложил ему поесть, так что он уже с сожалением вспомнил о тех участливых словах Амалии Розиной. После первых пятнадцати минут ожидания Рулав попробовал выйти из комнаты, но стоящие у входа стражники попросили его вернуться и не покидать помещения до приема у госпожи настоятельницы города. Когда Рулав выглянул в третий раз, ему озвучили то же самое, но не как пожелание, а как настоятельное требование. Рулав пробовал возмущался, надеясь спровоцировать стражников, чтобы те пошли, наконец, за своей настоятельницей, в конце концов вспомнили, что к ним прибыл гонец с важным сообщением! Поняв, что все бесполезно, мужчина вернулся в комнату.

Если бы не голод, Рулав мог бы подремать на жесткой кровати, единственной мебели, которая была здесь, но в животе его так урчало, что сон отказывался приходить к нему даже с самой легкой дремотой. Рулав ходил, сидел, лежал, пока, наконец, его не удосужилась навестить госпожа настоятельница.

— Вы — гонец? — сухо с порога спросила она.

— Да! И у меня…

— Что же вы добирались сюда так долго? — оборвала его на полуслове Каллина.

Мужчина удивленно моргнул.

— Я ехал без сна! Я…

— Вы ехали долго!

— Я ехал так быстро, как только мог, — оскорбленный, заявил Рулав, — в отличие от гонца из мэрии, который добирался из Тоймы три дня!

Каллина внезапно довольно улыбнулась.

— Теперь я вам верю.

— Премного благодарен, однако такое отношение ко мне…

— Кх, кх, — сразу перебила его Каллина и медленно, почти отчеканив по слогам, сказала, — не вам судить! Я прочла письмо, которое вы передали, не уверена, что вам есть что добавить.

— Нет, все было в послании.

— Хорошо, — коротко ответила Каллина и ушла.

Рулав с открытым ртом стоял и просто смотрел ей вслед. Нет, конечно, он понимал, что он — всего лишь гонец, и все-таки такое отношение: словно он был посланником не из дружественной, а из вражеской ставки. «Ну, ничего! — злорадно подумал про себя мужчина. — Вы все еще ответите и за свои слова, и за свои поступки, и за свое безобразное отношение к гонцам из столицы! Возомнили о себе невесть что. Какая-то заместитель мэра заправляет делами в городе, издавая сумасбродные указы, служительница одного из храмов в отсутствие настоятеля города берет себе его должность и непонятно чем занимается. Лучше бы делами занималась или ее, что, совсем не учили, каковы позиции и принципы храма?»

Шел подсчет последних голосов, а народ уже собрался на площади и отказывался уходить: все ждали результатов. Было решено, что официальные конечные цифры примет Амалия, и она же предоставит людям отчет, а Дан тем временем был на полпути к храму Истории. Амалия успела лишь пожелать ему удачи, ей очень хотелось проводить его, но она не могла оставить здесь все. К тому же, решив, что это лишнее, она невольно вспомнила замечание Астеева и потому вернулась к делам и целиком и полностью погрузилась в более рациональные проблемы, чем волнующие душу незнакомые ей до того чувства.

Люди переговаривались меж собой, многие спрашивали друг у друга, как у знакомых, так и не у знакомых: «А как вы голосовали?». Практически все отвечали одинаково, не потому, что все, кто остался в городе голосовали одинаково, а потому, что те, кто поддерживал Рувир Истмирры, чувствовали себя обязанными прийти в такой час к зданию мэрии, которое уже само по себе являлось символом светской власти. Собралось уже несколько тысяч человек, и люди все прибывали, в скором времени они просто не смогут пройти. Стражники по распоряжению Амалии распустили кольцо, сформировав несколько подвижных отрядов. Юлиан лично расставил людей вокруг сцены.

Модест и Анна завороженно смотрели из окон мэрии на растущую подвижную людскую массу, было в этом что-то притягивающее и, скорее, жуткое, чем прекрасное. В отличие от Амалии они смогли проводить Драгомира и Данислава, вновь посетовав, что их не берут с собой.

— Это тоже своего рода магия, — полушепотом сказала Анна, глядя на эту толпу.

— Почему? — не понял мальчик.

— Потому что сила толпы неоспорима и опасна.

— Но она хаотична, а магией надо управлять сознательно.

— Ладно, в этом они различаются, но неоспоримость и опасность их объединяют, разве нет?

— Тут ты права, — согласился Модест, и немного помолчав, шепотом произнес. — А все-таки жутковато!

— Мне вообще страшно, ты верно сказал — толпа хаотична, управлять ею практически невозможно. Вот, что будет, если они, узнав результат, не пойдут по домам, а ведь могут!

— Главное, чтобы не пошли громить храмы, — уверенно произнес Модест, но, не услышав подтверждения Анны, уже с опаской спросил.

— Ведь не пойдут?

— Будем на это надеяться!

Дожидаться темноты не имело смысла: в начале июня ночь совсем короткая, к тому же в городе было достаточно освещения, идти под покровом темноты все равно бы не вышло. Сейчас люди стекались к городской площади перед мэрией, что заставило стражей храма перекинуть туда основные силы. С момента отказа Данислава подчиниться требованиям Каллины и встречи Улепа с оцеплением стражей, обе стороны вели себя осторожно, можно сказать, они заняли выжидательную позицию: кто сорвется первым, на кого ляжет вина начала массовых столкновений из-за идейных разногласий. Каллина понимала, что начни она первой и ее потом осудят, да и со стороны постулатов храма это не совсем правильно. Другое дело, если она исполнит приговор, а то, как отреагируют противники, останется не на ее совести.

Буквально перед выходом, Дан получил известие от пограничного патруля, что царь Изяслав подошел совсем близко к городу, он остановился на ночь, но уже утром он подойдет к Рувиру. Тоже известие получила и Каллина, ее оно очень обрадовало: она предположила, что казнь мэра, снятого ею с должности настоятеля храма Слова и Вителлия Гарадина вызовет волну протеста в городе, которую она, Каллина, подавит, а если царь Изяслав вздумает вступится за сочувствующих казненным по закону преступникам, то выступит против храма. А это уже очень серьезное преступление, которое на международном уровне так просто никто не оставит.

Стражники храма видели, как из мэрии выдвинулся небольшой отряд: десять человек стражей, представитель мэрии — для этого Дан не поленился надеть парадную белую с золотыми окантовками форму и темно-синий плащ, который отчетливо контрастировал с белой одеждой — и еще девочка, в которой все узнали внучку госпожи Руяны. Все они направлялись к храму Истории, стражники из нескольких патрулей отправились с докладом о скором прибытии гостей, но в последний момент небольшой отряд свернул к управлению городской стражи. За входом в здание наблюдало пятеро человек, но никто из здания так и не вышел в течение часа, потом второго часа, и вновь к Каллине пришел гонец с уточнением информации, она как раз слушала этот доклад, когда снизу раздались крики, но прежде чем Каллина успела что-то предпринять, она поняла, что перестала слышать — звук исчез. Промчалась световая вспышка, и волна боли обрушилась на нее. Каллина рухнула на пол, в первый миг у нее перехватило дыхание, и крик застрял в горле. В прошлый раз боль такой сильной не была.

Чем ближе к храму, тем больше Дан начинал переживать, он волновался, как все это пройдет, как произойдет то, что он должен был сделать. Он знал и понимал, что сможет, но он никогда не то, что не делал ничего подобного, он до сегодняшнего дня не знал, что кто-то может быть способен на такое. Даже когда сработала его самозащита, ему не было так страшно, ведь тогда все прошло интуитивно, бессознательно, но теперь он должен был погрузиться в некое поле силы и создать управляемое направленное явление. Драгомир в сопровождении двоих стражников шел с одной стороны к зданию, а он с другой. Гедовин с остальными стражниками шла позади.

Сначала нейтрализовать первый этаж и стоящих на воротах стражников предстояло Драгомиру, его волна должна была стать сигналом для Дана, которому предстояло обезвредить второй этаж. Действуя согласно инструкции, Дан мысленно погрузился в силовое поле, и первое, что он ощутил, это легкость и свободу, словно он оказался дома после долгих блужданий где-то на стороне. Удивительно, но силовое поле было ему знакомо, сейчас он вспомнил, что уже бывал здесь во снах, когда он пытался пробиться сквозь невидимую непреодолимую стену, но не мог, при этом ощущая силу и власть этого места, свое родство с ним. Именно родство. Он легко и непринужденно выстроил линии заклинания, он невольно улыбнулся, страх испарился. Находясь внутри поля, Дан не перестал видеть окружающее, если не считать того, что действительность изменилась — Дан отчетливо видел каждый штрих, каждый угол и перекрытие здания; он знал, где находятся люди, даже слышал обрывки фраз, он увидел Каллину и услышал, как ей докладывают, что его, Дана, здесь нет. Молодой человек улыбнулся и, как только ощутил волну Драгомира, направил свою волну по верху, скосив второй этаж в приступе боли. Драгомир предостерегал его, что он должен сдерживать себя и не направлять волну в полную силу, иначе это может убить людей, но когда мальчик услышал крики, то испугался, а Дан не просто покинул поле силы, он вынырнул оттуда. Неужели он не смог сдержать себя и перестарался? Стоящий позади него стражник, тот самый, что провожал Рулава в здание мэрии, невольно сглотнул и сделал шаг назад. Дан поймал его испуганный взгляд, и что-то в душе подсказывало ему — такой взгляд он будет видеть очень часто. Медлить времени не было, оба волшебника побежали к зданию.

Стражники тюремных коридоров, услышав крики наверху, бросились наверх, таким образом, вход для Гедовин и восьми стражников был чист.

— Ты умеешь выбивать двери? — спросил у девочки старший по званию стражник.

— Может, и могу, — честно призналась Гедовин, — но пока не знаю: как. Интересно, а у тех ребят, есть ключи? — поинтересовалась девочка, указывая на бегущих к выходу стражников из дальних коридоров.

Входные двери и первый коридор был закрыт, стражники, которые подбежали к запертой решетке, увидели странных посетителей, коих явно не интересовали крики с верхних этажей.

— Эй, вы там, что происходит? Кто вы такие?

— Честно, у меня нет идей, — призналась, Гедовин, — может, пойти поискать тех стражников, которые охраняли вход, наверняка, они услышали крики и побежали наверх.

— Нет, — покачал головой старший по званию стражник, — они могут быть, где угодно, а обыскивать здание у нас нет времени.

— Тогда ждем Драгомира, может, у него какие идеи будут.

Спустя минуты две на лестнице показались Дан и Драгомир — стражники, которые были с ними остались стоять на воротах. Дан едва не выругался, когда увидел, что даже первые двери не открыты.

— Да вы что?! У нас осталось меньше десяти минут!

— Да, но, — замялся стражник, — ключи, мы как-то не подумали.

— Как-то не подумали, что двери в камеры закрывают? — съязвил Дан.

На лестнице вновь послышались шаги, все инстинктивно повернулись. Это были стражники, которые стояли на воротах, они как раз собирались покинуть здание, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но заместили бегущего вниз заместителя мэра и того самого мальчика, один из стражников наверняка знал, что это именно он обездвижил стражников на дороге, так как был там. Они побежали следом за ними, уже с лестницы увидев еще с десяток посторонних, они выхватили оружие, требовательно скомандовав.

— Поднимите руки и встаньте головой к стене!

Вместо того, чтобы выполнить их поручение, Дан вышел вперед и спросил.

— У вас есть ключи от входа?

Дворе стражников недоуменно переглянулись.

— Ребята, — обратился к городским стражникам Дан, — пришла пора достать то, что спрятано, а вам советую по хорошему отдать ключи.

— Может, просто обездвижить их? — предложила Гедовин.

Городские стражники обнажили мечи, шагнув вперед, к лестнице.

— Нас явно больше, ребята, отдайте ключи.

— Еще чего! — огрызнулся один из тюремных стражников, и неожиданно для всех оба бросились бежать обратно.

— Стойте на месте! — приказала им Гедовин прежде, чем кто-либо успел что-то предпринять.

Не мешкая, Дан быстро поднялся по лестнице и снял ключи, висящие на поясе одного из стражников, так же быстро сбежав вниз, он открыл замок и личину, впустив своих людей в первый коридор, тюремщики за решеткой подались назад.

— Советую вам начать открывать двери в камеры! — сказал им Дан. — Если, конечно, не хотите застыть на месте также, как те ребята.

— Но, вы не имеете права! Это противозаконно!

— Слышите те крики сверху? — спросил Дан, подняв указательный палец вверх. — Если не начнете открывать двери сию же минуту, вас ждет такая же участь.

Ребята не поверили, но отступили от решетки.

— Драгомир, будь добр, помоги уважаемым стражам тюремных помещений принять правильный выбор.

Мальчик встал поудобнее и демонстративно поднял руки, не смотря на то, что стражники не поняли слов на незнакомом языке, они увидели то, что мальчик собирается что-то делать. А Дан в дополнение ко всему пояснил.

— Именно он сделал это с ними наверху, итак, считаю до трех. Раз, два…

— Не надо, мы все сделаем! — заверещали почти в один голос трое стражников, остальные молча отправились вглубь коридоров.

— Ну вот видите, выполнять просьбы совсем несложно, — на ходу сказал Дан, он открыл дверь, ведущую во второй коридор, а стражники тем временем начали открывать двери в камеры, одну за другой.

Гедовин, Драгомир, городские стражники — все стали скидывать замки, открывать двери.

— Выходите! Вы свободны!

Тем временем Дан, прошел дальше, нужно было проконтролировать ход работы. Коридор очень быстро стал заполняться людьми, все шумели, не понимая в чем дело и что происходит. Некоторые вообще просто выглядывали из камер и как бы со стороны наблюдали за происходящим.

— Чего вы ждете! — прикрикнул на них один из стражников. — Уходите! У нас мало времени!

Лиан тоже вышел в коридор, не совсем понимая, что происходит, он с удивлением отметил среди всех этих людей присутствие Гедовин, он окликнул ее по имени.

— Что здесь творится? Сначала мы услышали те жуткие крики сверху, а сейчас.

— А сейчас мы вас освобождаем! Бегите, господин мэр, нет времени объяснять!

— Зачем все это? Кто это вообще придумал? Ты хоть представляешь, что за этим последует?

— Я знаю, что вас казнили бы завтра утром, если бы мы не освободили вас сейчас! — обиженно ответила девочка.

— Ладно, кто здесь еще помимо… Драгомир? Он тоже здесь.

— Да, и Дан здесь, он и Драгомир, это они применили локальные волны, поэтому там наверху так кричат.

— Господин мэр, — обратился к нему начальник отряда, который увидел, что мэр по-прежнему остается в коридоре, — прошу вас, уходите, осталось всего несколько минут, и действие локальных волн закончится, все там, наверху, придут в себя и, не думаю, что они будут в хорошем настроении.

Вителлий, который вышел вместе с Лианом, но до того молчал, согласился с этим.

— Лиан, идемте, сейчас нам, действительно, лучше, как можно быстрее, убраться отсюда.

— Так, Гедовин, ты тоже забирай Драгомира и уходите отсюда. А Дан где?

— Он там, ушел вглубь по коридору, контролировать, как тюремная стража открывает двери камер.

— А сколько точно времени осталось?

— Минут пять, не больше.

— Так, а Дан?..

— Он не хуже нас знает об ограниченном времени, — ответила Гедовин.

— Хорошо, — согласился, наконец, Лиан, — уходим отсюда.

Они направились вверх вместе с бегущими людьми, в какой-то момент те едва не сформировали давку на лестнице, но в целом все вели себя нормально, никакой паники не было. Тем временем Дан, чувствуя, что время заканчивается, стал торопить тех, кто уже бы освобожден. Всех освободить все равно бы не вышло при таком раскладе.

— А вы, мальчики, — обратился он к стражникам, — давайте-ка, заходите в эту камеру.

— Что?! Ты кем себя возомнил, Ингоев?

— Да ты знаешь, что с тобой сделает госпожа настоятельница?

— Догадываюсь, но когда это еще будет, а сейчас я знаю, что могу сделать с вами, если вы откажетесь выполнять мою просьбу.

— Ну и что ты сделаешь? — с вызовом бросил один из стражников, тот мальчишка далеко, все эти преступники убежали вперед, а здесь только ты и мы, при этом нас много, а ты — один.

— Хм! Ну, давай, попробуй что-нибудь сделать, ну, не знаю, ударь меня.

— Ах, тебе смешно? Ну так получай! — крикнул один из стражников и бросился прямо на молодого человека.

Дан не сдвинулся с места, зная, что сейчас за этим последует, хотя в душе немного сомневался, зато на деле все оказалось так, как и должно было быть. Стражника с силой, словно это его кто-то ударил, откинуло в сторону, прямиком в открытую дверь освободившейся камеры. Все остальные отступили на шаг назад от молодого человека, а один бросился бежать, не долго думая, трое других тоже кинулись на утек, Дан повернулся к оставшимся троим парням, они медленно и осторожно зашли в камеру и закрыли за собой дверь.

— Ну, мне тоже пора! — пробормотал Дан и побежал к выходу.

Начальник отряда, который пришел вместе с ним уходил из коридора последним, увидев, что Дан бежит к выходу, он кивнул и бегом направился к лестнице, однако когда уже на улице, почти у самых ворот он обернулся, то увидел, как из храма выходят люди, впереди шла Каллина, а Дан лежал на земле вниз головой. Каллина наклонилась к нему и перевернула на спину.

— Так, так, Данислав Ингоев. Значит, говорите, он не шел в храм? — мрачно спросила она, подняв глаза на гонца, который накануне сообщил ей, что отряд из мэрии направился в городское управлением правопорядком.

Мужчина сделался ниже ростом от ее взгляда.

— Я… Мы видели, как они пошли в управление и не выходили потом из здания.

— Ну да, ну да, они сюда по воздуху прилетели и освободили всю эту толпу!

Дан слабо застонал и с трудом открыл глаза, увидев над собой Каллину, он невольно ахнул и хотел встать, но руки не удержали его, он тут же повалился обратно.

— Ну, ну, не надо так резко вставать, а то еще кровью своей подавишься! — прошипела Каллина вроде бы добрые слова, но так зло, что стоящий рядом гонец почувствовал, как холодок пробежал по телу.

Тем временем Дир, помощник Каллины, уточнил.

— Госпожа настоятельница, а что делать со всей этой толпой?

— А что делать? Пускай идут. Проверьте, кто там внизу остался, э этого… Претич! — окликнула она крепкого высокого стражника, — отнеси его в нашу больничную палату, пусть его приведут в чувство, но ты с него глаз не спускай, я подойду попозже.

— Как прикажете, госпожа настоятельница, — покорно ответил мужчина и низко поклонился Каллине.

Убрав меч в ножны за спину, он легко поднял Данислава на руки и понес вглубь здания. Лиан видел только это. Он уже хотел рвануться обратно, но его остановил Вителлий.

— Нет, сейчас вы ничем не сможете помочь ему.

— Но они прикончат его.

— Нет, не беспокойтесь, они не смогут причинить ему вред, даже если очень сильно того захотят.

— Но он же, вы же видели, они отнесли его внутрь.

— Все равно, Лиан, он властитель магии, даже если он в таком состоянии, он все равно им остается, стоит только кому-то из псов Каллины поднять на него руку и это действие обратится против них самих.

— Мне хочется вам верить, — неуверенно произнес Лиан, — но…

— Что случилось? — спросила меж тем подошедшая к ним Гедовин.

Узнав в чем дело, девочка шагнула в сторону храма, Лиан успел поймать ее за руку.

— Ты это куда?

— Но мы не можем оставить его там!

— Как ты планируешь помочь ему? Неужели ты сможешь заставить всю эту толпу не двигаться?

— Может, применить еще одну локальную волну? Драгомир может…

— Нет, Гедовин, мы должны увести всех этих людей, — он указал рукой на бывших узников, которые, почему-то, не уходили и оставались здесь, словно ожидали указаний мэра города.

— Ну, так уводите, мы сами.

— Гедовин, он не может идти, как ты собираешься забрать его оттуда?

Драгомир, отчаянно вслушивался в знакомые слова, но почти сразу бросил эту затею и попросил Вителлия объяснить, в чем дело.

— Мы не можем отставить его там! — решительно заявил мальчик, вставая рядом с Гедовин.

— Ребята, послушайте, наверняка, кто-нибудь из храма отправил гонцов с просьбой помочь, а значит, сюда уже спешат вооруженные до зубов стражи храма, мы не можем рисковать жизнью этих людей, это первое, и второе, если действие направленное на властителя магии, обращается против того, кто его направил, то из этого следует, что локальная волна нам не поможет.

— Нам нужен план, — медленно ответила Гедовин, — идемте, господин мэр, не будем терять драгоценное время.

— Вот это уже разговор.

К тому времени как закончилась атака на храм Истории, к мэрии подошел пожилой мужчина, он тяжело дышал, словно убегал от погони только что, но позади него никого не было. И все-таки он, действительно, убегал. Это был служащий из канцелярии настоятеля города, он чудом избежал сегодня ареста, так как по состоянию здоровья отпросился домой. Вечером он мирно попивал чай, когда в его дом пожаловали представители храма Истории и заявили о его аресте. Так как открывала им служанка, Якун успел узнать об этом раньше, чем стражники стали обыскивать дом. Он бросился бежать. Куда он мог пойти? Очевидно, только в мэрию, где еще можно было найти сейчас хоть какое-то убежище. Увидев такое столпотворение на площади перед мэрией, Якун растерялся, но потом прикинул, что это, скорее, плюс, чем минус. Даже если стражники храма станут искать его здесь, достичь успеха им будет очень сложно. Он постарался затеряться в толпе, что легко и очень быстро ему удалось. Один шанс на сто, что он мог встретить Юлиана Астеева лицом к лицу, но он увидел его, издалека. Якун воспрянул духом. Хотя чем ему сейчас мог помочь Юлиан, было не совсем понятно.

— Господин Астеев! — старался он перекричать людей, пробиваясь к Юлиану.

Тот что-то говорил своим стражникам и абсолютно не слышал и не видел мужчину, но Якуну удалось до него добраться и докричаться. Юлиан обернулся, он услышал, что кто-то настойчиво зовет его. Быстро пробежав глазами по окружающим его людям, он увидел Якуна, кивнув тому в знак того, что заметил его.

— Что случилось?

— О, господин Астеев! Сегодня арестовали канцелярию настоятеля города.

— Что?! Когда, как? Где Ирина?

— Я не знаю, я был дома, я ушел сегодня днем, а ко мне пришли представители храма Истории и заявили, что я арестован, я успел уйти. Я не знаю, что делать, господин Астеев! Я не хочу в тюрьму.

Что он там хочет, а чего не хочет, Юлиана не интересовало, единственное, что его волновало, это местоположение и безопасность его Ирины, но о какой безопасности могла идти речь, если до нее доберется Каллина или кто-то из ее людей со своими дубинками. В лучшем случае с дубинками.

— Господин, — окликнул его один из его людей, но тот даже не стал слушать.

— Мне нужно уйти.

— Но как же…

— Не знаю! — отрезал он почти зло. — Сами разберетесь, назначаю вас старшим.

— Но я не ваш заместитель.

— Так найти его, идиот, и скажи, что я ушел!

И более ни на что, и ни на кого не реагируя, Юлиан пошел прочь. Куда он шел? За своей женой, в логово медведя. Юлиан почти ничего не замечал вокруг себя, ни людей, все прибывающих на площадь, ни стражников Храма, патрулирующих практически перед самой этой площадью все уголки и улицы. Он шел прямиком к храму Истории, и где-то на полпути он все-таки обратил внимание на окружающую действительность, он увидел быстро идущих ему навстречу людей. Некоторых из них он узнал, это были его стражники, арестованные еще в ночь первого народного выступления, когда арестовали Лиана. У них получилось! В его душе затеплилась надежда: что если им удалось спасти и Ирину? Юлиан сразу же бросился к ним, как ребенок оторванный от матери.

— Скажите, всех ли освободили? Вы выдели мою жену? Или кого-нибудь из канцелярии настоятеля города?

Те отрицательно покачали головами, но Юлиан решил, что это был ответ на первый его вопрос: «Всех ли освободили?»

— Вы не знаете никого из канцелярии города? Моя жена — молодая женщина. У нее длинные темные волосы…

— Господин Астеев, — оборвал его один из стражников, — Освободили не всех. Только несколько первых коридоров.

— Что? — оторопело переспросил Юлиан. — Как не всех освободили?

— Если канцелярию настоятеля города арестовали последними, значит, они в последних коридорах, — окончательно убил у него всякую надежду тот же стражник.

Мимо Юлиана продолжали идти люди, они задевали его, но он словно разом постарел, он неподвижно стоял, позволяя задевать себя. Ее не освободили!.. Он не освободил! Ингоев! Юлиан в ярости сжал кулаки, едва подумав об этом, но все-таки здравый смысл восторжествовал. Откуда Дан мог знать об ее аресте? Или, может, он знал, но промолчал? Да, нет, откуда он мог знать? Да ему и некогда было сегодня, чтобы он мог на что-то отвлечься. Но он был в зале голосования, он мог узнать о произошедшем от людей. Да, вот откуда он узнал! Собрав всю волю, Юлиан вновь двинулся вперед и почти сразу наткнулся на Лиана.

— Юлиан? — он сразу забыл, о чем хотел спросить, едва увидел, насколько тот бледен. — Что с тобой? На тебе лица нет!

— Он знал! — процедил он сквозь зубы. — Знал и поэтому оставил ее там!

Лиан искренне не понимал его.

— Что? Кто знал, о чем?

— Проклятый мальчишка! Я убью его, и на этот раз ты не вступишься за него!

— О ком ты говоришь?

— Ты знаешь о ком! — рявкнул Юлиан и, оттолкнув Лиана, пошел дальше.

Лиан сразу догнал его, поймав за плечо, резко развернул к себе.

— Нет, ты скажешь мне в чем дело.

— Ирину арестовали, а он и не подумал освободить ее!

— Ты о Дане?!

— Да, о твоем драгоценном Даниславе!

— Юлиан! — громко и зло осек его Лиан. — Если Ирину арестовали недавно, значит, она в дальних коридорах, Дан и все, кто участвовал в нашем освобождении, сделали все, что могли! Даже если бы они вышибали двери одним взмахом руки, все равно они не успели бы открыть их все! Ты должен понимать это! У них было всего пятнадцать минут!

Юлиан не заметил, но позади Лиана шли Вителлий, Гедовин и Драгомир, и Гедовин, едва Лиан замолчал, а Юлиан только смотрел на последнего и молчал, воспользовалась создавшейся паузой.

— Дан ушел последним, и его захватили в плен.

— Туда ему и дорога! — прикрикнул он на девочку, отчего та съежилась и спряталась за Драгомира.

— Не смей орать на ребенка!

— А ты не смей удерживать меня! — Юлиан вновь освободился из рук Лиана, но не успел сделать и шага, как тот вновь поймал его за руку.

— Я прошу тебя быть благоразумным! Ты же взрослый здравомыслящий человек! — внушал ему Лиан, но Юлиан, повернулся к нему и упрямо ответил.

— Он знал, поэтому якобы освобождал всех подряд, не думая о ней!

— Он освобождал не всех подряд, а всех, кто был в передних камерах, кому он мог помочь! Ты вообще слышишь меня?

— Дай мне пройти!

— И что? Куда ты пойдешь? Прямиком к Каллине? Давай, иди, она тебя примет с распростертыми объятьями, и, может быть, даже посадит в одну камеру с Ириной, хотя нет, думаю, передних, свободных теперь камер достаточно, чтобы бросить тебя в первую попавшуюся! Или я не прав? И не ты решил поддержать протест мэрии против храма? А, может, Дан и Амалия заставили тебя?

Юлиан, молча, с угрюмым видом слушал его, и только спустя минуту после того, как Лиан замолчал, ответил.

— Я поддержал протест по собственной воле.

— Уже хотя бы честный ответ. Идем обратно в мэрию, Юлиан, сейчас ты ничем не сможешь помочь Ирине, тебя арестуют и все, но ты должен быть свободным, чтобы иметь возможность помочь.

— Как?! — чуть не плача спросил Юлиан. — Я не знаю, что делать!

— Для начала надо успокоиться. Идем с нами!

Дан все видел, как сквозь сон, он хотел проснуться, но не мог. Он слышал слова Каллины, он чувствовал, что его куда-то несут, но голоса вновь и вновь повторяющиеся в его голове не давали возможности ни на чем сосредоточиться. Несмотря на то, что действие локальной волны закончилось, некоторые, особо чувствительные к боли служители храма сейчас находились в больничной палате, увидев, что к ним пожаловал Претич с виновником их боли на руках, многие возмущенно повставали с кроватей и табуретов.

— Это он! — вскричал один из священнослужителей, худощавый мужчина средних лет. — Я видел его в окно! Это он наслал на нас силу Алины.

— И, тем не менее, — хмуро отозвался Претич, уложив юношу на ближайшую свободную кровать, — госпожа Каллина распорядилась помочь ему и привести в чувство прежде, чем начнет допрос. Мне это тоже не нравится, но не нам с вами обсуждать приказ настоятельницы города! Или кто-то хочет с этим поспорить? — сурово спросил он, обведя взглядом возмущенных людей, само возмущение которых очень быстро стало таять после его слов.

Дан метался в жару, бормоча какие-то непонятные всем слова, не успела к нему подойди лекарь, как произошло то, что разогнало из палаты всех, кто мгновение назад думал, что ему нехорошо. Тыльные стороны ладоней у молодого человека засветились и на них появились знаки, татуировки в виде странных крылатых обезьянок. Претич успел даже разглядеть, что обезьянки держат в руках посохи, прежде чем сам испугался и выбежал из палаты. Волосы Дана в один миг стали серебристыми, и даже под закрытыми веками прошла волна света, навсегда изменив не только цвет глаз, но и видение мира, но пока Дан этого еще не знал, он утих, потеряв от боли сознание. Замершая от ужаса лекарь долго стояла в нерешительности, пока, наконец, осмелилась подойти к нему. Татуировки были выжжены на руках молодого человека, о чем говорил неприятных запах паленой кожи. Едва лекарь успела перевязать его ладони, как в палату вошла Каллина. Холодно взглянув на бледное лицо Дана, волосы которого, как ей и сказали, действительно, стали прямыми, а самое главное, приобрели неестественный серебристый оттенок, она беспристрастно осведомилась.

— Ты можешь привести его в чувство?

— Я не знаю, что с ним. Но можно попробовать.

Женщина встала, подошла к шкафчику с медикаментами и достала флакон очень резко пахнущего настоя, который мог разбудить человека даже после самой крепкой дозы спиртного. Осторожно открыв его у самого носа молодого человека, она и Каллина убедились, что это безрезультатно.

— Ладно, убирай, — разрешила ей Каллина. — и развяжи руку, я хочу посмотреть.

Отложив флакон в сторону, Аглая развязала наложенную ею только что повязку. Как лекарь она знала, что должна обработать поврежденный участок, но как человек, она чувствовала страх от непонимания и необычности увиденного.

— Как вы думаете, что это?

Каллина села на край кровати и приподняв руку молодого человека, внимательно осмотрела татуировку.

— Алина отметила его знаками, вот что это. Знаками, столь похожими на изображения мудрых помощников Алина, которые ушли к нему на небо много лет назад. Завяжи. Я думала поставить охрану у палаты на случай, если он вдруг придет в себя и захочет сбежать, но, пожалуй, в этом нет смысла. Даже если он придет в себя, то вряд ли сможет уйти, а утром он будет казнен как приспешник Алины.

Лекарь склонила голову в знак согласия с ее словами и принялась вновь забинтовывать руку молодого человека. Однако слова Каллины зародили в ее душе тень сомнения. Она и сама хорошо знала, на что похожи эти знаки. А эти волосы, с такими волосами изображали только Всеблагого и Великого Алина! От объяснений Каллины становилась еще страшней. Неужели Алина из мира людских грехов, о которых ей рассказывали на уроках и на проповедях, перешла в такое наступление? Обманывая их взор, заставляя их испытывать физическую боль в храме Алина?! Что их ждет теперь, если это, вдруг, не самое худшее?

Еще не дойдя до мэрии, Лиан ужаснулся, сколько же здесь народа и сколько собственно на площади. Люди шли и шли, многие заметили мэра города, и весть о его освобождении разнеслась как порыв ветра, быстро и до каждого, но Амалии не успели сообщить об освобождении Лиана — она уже вышла к людям, чтобы объявить результаты голосования.

— Жители Рувира! — обратилась она к гражданам города, которые все как один замерли и смолкли в ожидании ее слов. — Сегодня мы с вами давали ответ на важный для всех нас вопрос: в составе какого государства должен быть Рувир? Истмирры или Гриальша. Этот вопрос, возможно, многие из вас и задавали себе ранее, особенно коренные жители города. Наверняка, эти люди, многие из которых сумели вернуться сюда только спустя годы, задавали себе этот вопрос не один раз. Сейчас в Рувире живут разные люди, из разных мест, с разными взглядами, и на настоящий момент именно они представляют Рувир и являются его жителями. Собственно Рувир — это и есть мы с вами. Нынешний вопрос перед нами поставили не отдельные жители нашего города, а силы внешние, и мы, как город, целостный, не раздробленный разногласиями, смогли доказать это и ответить почти единогласно. Всего 315 человек из пятидесяти пяти с лишним тысяч проголосовавших не согласились с мнением большинства, которое такого: мы хотим быть в составе Истмирры, Истмирры, а не Гриальша! — громко и торжественно произнесла Амалия.

В толпе раздались крики одобрения, но Амалия успела продолжить прежде, чем люди отвлеклись.

— Завтра утром войско царя Изяслава будет здесь, и мы с радостью предоставим ему эти цифры, — сказала она, подняв вверх лист бумаги с результатами голосования. — Но я хочу также подчеркнуть, что ответ на этот вопрос не равен ответу, перед которым нас поставили другие внешние силы. Вы знаете, что нашего мэра, Лиана Нисторина арестовали за то, что он говорил нам правду. Правду о возрождении магии. Многие из вас были на площади, когда его сын со своими друзьями наглядно продемонстрировал вам, что такое магия. Магия — это внешняя сила, которую могут использовать во зло или направить на добрые дела. Вы знаете, что самовыдвиженец на должность настоятеля города, госпожа Каллина, объявила магию силой Алины, сделав такой вывод из собственных умозаключений, отказываясь признать возрождение магии. Даже то, что настоятель храма Слова оказался волшебником не убедило ее, напротив, она намерена казнить его. Мэрию поставили в известность о завтрашних казнях даже позже, чем появились эти объявления на улицах города. Завтра Каллина собирается казнить нашего мэра, настоятеля рувирской библиотеки и настоятеля храма Истории. Сейчас наши люди пытаются внести изменения в ее планы и освободить узников, не только названных мною троих, но и всех, кого она незаконно арестовала по одному только подозрению. Однако если что-то пойдет не так или им не удастся освободить всех, я прошу вас прийти завтра на рассвете к храму Истории и выразить свое несогласие с действиями Каллины. Мы попросим освободить пленных, а Каллине дождаться приезда представителей храма из Всевладограда. Они должны рассмотреть все происходящее с разных сторон и дать адекватный ответ, но не навязчивую идею. Вы согласны со мной?

Люди зашумели, выкрикивая одобрительные лозунги, просто слова, переговаривались между собой, кто-то принес с собой музыкальные инструменты и начал играть, то тут, то там организовывались настоящие концерты, танцевальные площадки не смотря на присутствие большого количества народа, царило всеобщее ликование, которого вмиг не стало для Амалии, едва она услышала слова Лиана. Она так обрадовалась, увидев его, ведь это значило, что у них получилось! Лиан не стал подниматься на сцену и дождался, когда Амалия сама спустится к ним.

— Получилось! — радостно сказала Амалия и пробежалась глазами, но не увидела Дана. Возможно, он где-то задержался. — А где Дан? — сразу же спросила она, даже не дав ему хоть что-то сказать, например, что он тоже рад видеть ее и вообще быть на свободе.

— Дан не смог уйти, — вполголоса ответил Лиан, его было практически не слышно на фоне всеобщего народного ликования, однако Амалия очень четко расслышала его слова.

— Что? — оторопело спросила она его, побледнев. — Как? Что произошло? Где он?

— Он у Каллины.

Амалия пошатнулась, Лиан вынужден был подхватить ее.

— Ты в порядке?

— Почему ты не помог ему? — внезапно зло спросила Амалия, отстранив его руку.

— Я не мог повести освобожденных узников на вооруженных стражей храма! Да они и не послушали бы меня. Ты хоть можешь представить, что там происходило? Когда я обернулся, то увидел, что Дан лежит на земле, я даже не знаю: почему это произошло, возможно, его кто-то толкнул, но он шел последним…

— Нет! Он вновь потерял сознание, потому что услышал голоса! — прошептала Амалия.

— Возможно, я точно не знаю. Амалия, не переживай так, Дан — властитель магии, если Каллина захочет просто ударить его, то это обернется против нее. Если только…

— Если только что?

— Если он придет в себя, я видел, как один из стражников понес его внутрь. Постой! Куда ты?

Лиан успел поймать ее за руку и развернуть к себе. Она плакала! Плакала, потому что…

— Великий Алин! — изумился Лиан. — Да ты любишь его!

— А, по-твоему, я бессердечна?!

— Нет, но ты…

— Что? Я старше? Я знаю, отпусти меня!

— Но куда ты пойдешь?

— Пойду к ней.

— Но…

— Неужели ты не понимаешь, Лиан, казнь состоится. У Каллины есть приспешник Алины, и она сделает то, что обещала!

— Но что ты сможешь сделать?

— Я не знаю, — со слезами отвечала ему Амалия, — я буду умолять ее освободить его. Мне больше ничего не остается!

Лиан глубоко вздохнул, нервно проведя рукой по волосам. И пока он стоял и ничего не делал, Амалия уже шагнула в толпу.

— Госпожа! Госпожа, постойте! — звал ее Драгомир.

Все это время он и Гедовин стояли поблизости, и Гедовин переводила мальчику, о чем говорили Амалия и Лиан, часть их слов он уже понимал и сам, и сейчас на современном языке, поймав ее за руку, сказал.

— Я помогу вам!

— Спасибо тебе, Драгомир, но и ты вряд сможешь справиться со всей армией этой ненормальной женщины.

— Со всей и не надо, — ответила ей Гедовин. — Идите пока туда, Драгомир даст вам медальон, вас будет не видно, единственное, что снять медальон может только сам Драгомир. А мы пока найдем что-нибудь в книгах. Только дайте нам людей, чтобы нас проводили в библиотеку и люди Рэма не помешали нам. Я знаю, где искать, я же нашла заклинание локальной волны, и сейчас найду. Верьте мне!

Амалия с двояким чувством слушала ее, с одной стороны, она видела перед собой лишь девочку, а с другой слышала, что та говорит. И с ее словами сложно было спорить.

— Гедовин, — попросил тем временем Драгомир. — Переведи. Госпожа, я виноват, что оставил его там, и я сделаю все, чтобы это исправить!

— Мы виноваты, — поправила его Гедовин. — Так и переведу.

Тем временем к ним подошли Модест и Анна несмотря на настоятельное пожелание Амалии оставаться в здании. Едва увидев Вителлия, девушка радостно бросилась ему на шею.

— Дядюшка! Как я рада, что с вами все в порядке!

— А я как рад, что ты цела и невредима! Милаямоя!

Модест, едва увидел отца, тоже очень обрадовался, но терпеливо ждал, когда тот поговорит с Амалией, да он и не привык выражать свои чувства к нему так просто и естественно, как Анна. И все-таки такая мысль проскочила в его голове и он невольно вздрогнул, представив, что отец отшатнется от него в лучшем случае. Лиан сам обернулся к нему и знаком поманил к себе. Мальчик же увидел плачущую Амалию.

— А что случилось? — спросил Модест. — Где Дан?

Когда Лиан рассказал ему, то мальчик зло оттолкнул отца, с яростью выпалив.

— Вы бросили его!

— Что? Модест, я…

— И не надо мне ничего говорить! Вы! — говорил мальчик со слезами на глазах. — Я знаю, что я виноват в смерти мамы, и все-таки это не значит, что я не люблю вас и не хочу, чтобы вы любили меня. Я понимаю, что вам поэтому неинтересно, как и чем я живу, но он всегда интересовался, как у меня дела, Дан — мой старший брат, а вы даже в школе моей никогда не были! Не были, слышите, а он был!

— Я знаю.

— Ничего вы не знаете! — зло отрезал Модест и в несколько шагов, почти бегом, дошел до Гедовин и Драгомира.

Вителлий и Анна тем временем тоже подошли к остальным, узнав, в чем дело, Вителлий сразу возразил.

— Все это хорошо, но не думаю, что вам сейчас нужно идти туда, Амалия. Вы не будете знать, что применят наши юные волшебники.

Но Амалия сразу же отрицательно покачала головой.

— Мне достаточно всего необычного в качестве знака, что они рядом.

— Да, это так. И почему бы нам, к примеру, просто не попугать Каллину?

— В смысле? — не поняла Гедовин.

— В смысле, что госпожу Розину она видеть не будет, значит Каллину надо застать одну в темной комнате и попугать.

— Именем Алина? — предложила Гедовин. Вителлий одобрительно посмотрел на нее.

— Это было бы неплохо!

— Для этого нужен мужской голос, — вмешался в их разговор Лиан, стоящий до этого чуть в стороне. — Пойду я. Даже не спорь, Амалия, — оборвал он ее сразу, едва та успела открыть рот. — Говорите, нужны люди, чтобы пройти в библиотеку, я сейчас соберу вам отряд, только никто никуда не должен уходить, — он посмотрел на Вителлия как на наиболее вероятного помощника в данный момент, тот утвердительно кивнул. — И вопрос, как я найду вас?

— Идите через подземные галереи, — предложила Гедовин, — мы оставим там Клею на страже, чтобы она отвели вас к нам в библиотеку.

— Хорошо.

Только после этого Лиан направился к сцене, которую до сих пор охраняли стражники, их он и попросил проводить компанию до библиотеки, заодно задержать господина Рэма за превышение полномочий. У самой сцены, облокотясь спиной о стенки возвышения, сидел Юлиан, опустив голову на руки.

— Юлиан! — обратился он к нему, но безрезультатно; подойдя к нему, Лиан потряс его за плечо.

Тот поднял голову, более мрачного и убитого горем человека, Лиан, пожалуй, еще не видел, разве что ощущал сходные чувства, когда потерял свою Ариану.

— Юлиан! Ты должен разослать эту толпу по домам. И не смей говорить мне, что не можешь! Я и так знаю, что ты должен встать и пойти выполнять свои обязанности. Мы спасем твою Ирину, не сомневайся.

— Как? — слабо, усталым голосом спросил он.

— Это не твоя забота. Твоя забота, — Лиан чуть обернулся и обвел рукой по полукругу для наглядности, — эта толпа. Так что хватит киснуть, иди работать!

— Лиан, я…

— Я не хочу слышать никаких отговорок! — прикрикнул на него Лиан, но тут же миролюбиво продолжил. — Мы освободим ее, даю слово.

Лиан протянул ему руку, чтобы помочь подняться, Юлиан несколько секунд тупо смотрел на нее, но потом ухватился своей рукой.

— Лиан! Твоего Дана ведь тоже надо спасать?

— Да, иначе в восемь утра Каллина казнит его.

Юлиан удивленно посмотрел на него.

— Почему?

— Он для нее приспешник Алины, Юлиан! Одни сбежали, другой попался, а, то, что она задумала, она отменять не станет.

Юлиан молча внимательно смотрел на него, и потом уверенным голосом сказал.

— Я иду с тобой, Лиан.

— Нет, я буду невидим….

— Хорошо, я тебя только провожу, — не желая дослушать, вместе с ним начал говорить Юлиан.

— Но кто-то должен быть здесь!

— Амалия здесь.

Лиан чуть наклонился к нему и полушепотом произнес.

— Юлиан, она сейчас не в том состоянии, чтобы отдавать приказы.

— Я тоже не в том состоянии. Пусть соберется и работает! — упрямо ответил Юлиан, на что Лиан едва не рассмеялся, устремив снисходительный взор к небу, однако это было лишь секундное выражение эмоций, и он строгим голосом возразил ему.

— Вот ты возьми и соберись! Юлиан, Амалия всего лишь хрупкая женщина…

Юлиан вновь оборвал его на полуслове.

— Кто хрупкая? Она хрупкая? Ну, так ты ее плохо знаешь! И не надо говорить мне, что она переживает за своего Данислава! Думаешь, я — идиот, и не вижу, что она любит его?

Лиан слегка откашлялся.

— Значит, я идиот, я этого не понял, — мрачноватым тоном пояснил он.

— Ха! Надеялся, что нравишься ей?

— Что? Нет!

— Все нормально, Лиан, я понимаю. Да и кто же знал, что она влюбится в мальчишку, который влюблен в нее не меньше. И это при его-то взглядах к аморальности любви при разнице в возрасте. Да, конечно, 9 лет не 29, и все-таки.

— А ты знаток, Юлиан! Так что прояви свои способности и поговори с ней, а я возьму медальон.

Первые несколько минут он не чувствовал ничего, кроме боли, но в какой-то момент боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Дан поднял голову — он лежал на земле вниз головой — и осмотрелся. Он готов был увидеть все, угодно: Каллину, камеру, стражников храма, но не это! Его окружала пустыня, утонувшая в неясном полумраке, на небе не было ни облачка и в то же время не было ни одной звезды, так что же освещало пустыню? Если сейчас сумерки, то где следы захода или восхода солнца? Дан сел и на всякий случай, ущипнул себя за руку. Нет, он не спал! Взяв в руки горсть песка, Дан убедился: это песок, не смотря на неясное освещение, он увидел, что на тыльных сторонах его ладоней что-то нарисовано. С опаской выставив руки вперед, он увидел изображения крылатых обезьянок, которые были выжжены на его теле. Едва подумав, вспомнив ту боль, Дан почувствовал, как в глазах у него потемнело, а к горлу подступила тошнота. Странно, но выжженные места сейчас не болели, и, тем не менее, пугали одним своим видом. Интересно, что это за место?

— Сумрачная пустыня! — произнес он ответ на свой же вопрос.

Он словно вспомнил название этого места, как до того вспомнил древний язык. В тот же миг в воздухе возникла крылатая обезьянка, уже знакомая Дану своими очертаниями. Разумные глаза существа внимательно и оценивающе, даже подозрительно и недоверчиво смотрели на Дана, но он выдержал взгляд. Медленно, не спуская глаз с обезьянки он поднялся на ноги.

— Кто вы? Где я?

— На вопрос «где ты», ты уже ответил, — необычайно твердым голосом отвечала обезьянка так, как если бы говорил человек, но обезьянка всего-то сантиметров сорок ростом, — а на вопрос, кто я, ты можешь ответить сам, достаточно лишь обратиться к памяти прошлого.

Дан непонимающе посмотрел на обезьянку, но та скрестила передние лапки, совсем как человек, давая понять, что она не станет пояснять свои слова.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

Обезьянка промолчала, после ее минутного молчания Дан глубоко вздохнул так, как если бы был очень зол и сейчас старается не выйти из себя.

— Хорошо, могу я знать, почему я здесь?

— Ты сам пришел сюда.

— Это неправда!

— Правда! Мы просили тебя освободить нас, и ты нашел путь в нашу тюрьму, к второй нас запер твой предшественник!

— Во-первых, просили, это мягко сказано, а во-вторых, что значит «мой предшественник», и в-третьих, я не должен быть здесь, я был у храма Истории, и вдруг оказался здесь.

— Здесь только твое сознание, а твое тело там же, где и было.

Дан покачал головой.

— Нет, я не сплю, я же ущипнул себя!

— Ха! Он ущипнул себя! Сознание еще и не такое может выдать, тем более твое!

— Послушайте, мне буквально вчера сказали, что на свете, оказывается, есть магия, а сегодня меня назвали каким-то властителем магии, но это не значит, что я что-то знаю обо всем этом или понимаю, поэтому, если вы будет немного более многословны, то, возможно, мы сможем понять друг друга.

Обезьянка молча подлетела к нему и вновь внимательно посмотрела прямо в глаза.

— Ты, действительно, не понимаешь, о чем речь! — изумилась та. — Позволь мне узнать, что произошло за эти годы, ведь прошло много лет, верно?

— Много лет с чего?

— С того момента, как Алин Карон запер нас здесь.

Теперь изумился Дан.

— Алин? Великий и Всеблагой Алин?!

— Великий и Всеблагой! Значит, так он себя назвал. Только не говори, что ему все поклоняются.

Дан пожал плечами.

— Ну, в общем, так и есть, если вы о том самом Алине.

— Позволь узнать, что произошло за эти годы!

— Вы просите об этом меня? Но я не очень силен в истории, нет, ну о ключевых событиях я знаю, плюс некоторые моменты в истории, но не более того.

— Нет, нет, ты можешь знать гораздо больше. Открой мне свое сознание и я покажу тебе, как сознательно пользоваться памятью прошлого.

— Исходя из ваших предыдущих слов, я здесь и есть чистое сознание, так что я и так открыт вам!

Обезьянка улыбнулась, она опустилась чуть ниже и коснулась выжженных на руках Дана изображений. Если бы он не знал, что фактически спит, то подивился бы этому яркому ощущению. К рукам его сначала словно приложили раскаленное железо, готовое спалить до конца его ладони и запястья, однако это продлилось всего мгновение, потом жар сменился на прохладу, а Дан погрузился в поток событий. С высоты птичьего полета он увидел руины разрушенного города, земля во многих местах была покорежена, а останки зданий начинали покрываться мхом, Дан знал — это Чудоград, взорванный когда-то Драгомиром Дэ Шором. Заглянув глубже, он увидел искаженное поле силы, его линии были искажены или разрушены и это в свою очередь не дало случиться еще большей беде.

Потом ронвельд погрузился в поток истории, исторические события стали проноситься одно за другим, Дан словно проживал их, только не он сам, а властитель магии, та его часть, которая являлась магическим существом, воедино связывая все прожитые им жизни и накопленный опыт. Дан увидел, как храм начал охотиться на его предков, связанных с ним магией крови, но нашлись те, кто защищал и оберегал потомков Демьяна Собинова.

Молча и в одиночестве Каллина сидела в своем кабинете, ее разбирала холодная ярость, которую она с превеликим удовольствием выместила бы на ком-нибудь, но кто-нибудь ей был не нужен, ей нужны были конкретные люди и в первую очередь те, что сбежали, все, до единого. Она бы с удовольствие выместила злость на имеющихся у нее приспешниках Алины, но стоило ей занести дубинку над бывшим — естественно, она сняла его с должности — настоятелем храма Слова, как она отлетела в сторону от удара силовой волны. Она могла бы попытаться силой привести в чувство Ингоева, но испугалась, и этот страх еще больше разозлил Каллину. Ей не давали покоя изображения, которые были выжжены на руках молодого человека, потому они напомнили ей рисунки в одной из старинных книг, написанных еще на древнем языке. Эти книги считались запретными, так там Алин был изображен стоящим на земле — сейчас его всегда рисовали парящим над землей, как бы подчеркивая его божественную природу — на тыльных сторонах ладоней Алина были изображены крылатые обезьянки с посохами в руках, его мудрые помощники, которых он забрал с собой в свой небесный храм. Откуда и почему те же изображения появились на руках Ингоева? А его волосы, точь-в-точь как у Алина на священных полотнах! Один из помощников Каллины предположил, что это все — не что иное, как знак свыше, и что молодой человек избран Алином, чтобы привнести в мир некое послание. «Вы еще скажите, что это Алин спустился к нам с небес! — резко ответила Каллина и развивая свою мысль, предостерегла Дира от мыслей в подобном направлении. — А, может, вы сторонник ереси о воплощении Алина в смертном человеке?»

Да, была такая идея, в свое время разногласия во взглядах на этот вопрос: был ли Алин смертным? — породили два направления в учении храма, однако та часть, что утверждала: Алин был и есть бессмертен, а среди людей он жил только для того, чтобы привнести свет своей мудрости в порочный мир, победила. Лидеров движения несогласных с этим казнили, менее ярым сторонникам назначили исправительное служение в монастырях, это наглядно показало всем: если кто-то хочет задуматься над решенным вопросом, то знайте, что вас ждет при неправильном ответе. Примененная здесь тактика запугивания сработала безотказно, Дир клялся Каллине в своей верности учению Алина. Предположение о то, что Алин избрал Ингоева, потомка Демьяна Собинова, для передачи некой важной информации для человечества было абсолютно неприемлемо еще и по той причине, что он, мягко сказать, не был идеалом, одна его реакция на предложение Улепа уже говорила о многом. Вместо того, чтобы принять мудрое покровительство со стороны храма, вместо нормального желания прийти покаяться, он бросил вызов, ввергнув весь город в противостояние с символом благости на земле — храмом. То, как он, да и все в этой мэрии одевались, всегда выводило Каллину из себя. В храме неслучайно все было в серых тонах, включая одежды служителей: тем самым соблюдался постулат поклонения Алину, подтверждение его слов об испорченности и схожести всех людей, а тот наряд, в котором Каллина видела его вчера вечером говорил о желании молодого человека показать себя, выделиться, заявить о своей исключительности. Нет! Чтобы Алин выбрал такого человека?! Сейчас Каллина больше склонялась к своей первоначальной, озвученной ею ранее идее: это Алина одарила его подобными знаками, чтобы обмануть верующих, запутать, рассорить. И последнее уже свершилось. Несколько священнослужителей во главе с Диром в это время приводили свой план в действие, потратив минимальное время на его обсуждение — всего несколько минут, что говорило об их единогласии и общности взглядов. Дир во главе трех людей уверенно шел по коридору, в то время как его сторонники убирали с постов охрану. Не имело смысла обсуждать что-либо с охранниками, хотя, возможно, некоторые из них согласились бы добровольно помочь, но на это просто не было времени. Их быстро и безболезненно убирали горящими палочками сонника, потом оттаскивая с дороги.

Когда Дир вошел в больничную палату, все еще находящаяся там лекарь, Аглая, обернулась (она стояла у окна) и, ни о чем не подозревая, спросила.

— Что-то случилось?

— Каллина с нами случилась, — коротко ответил ей Дир, подойдя к женщине ближе, он поставил ее в известность со своими дальнейшими действиями. — Я знаю, что не могу обсуждать решения настоятеля города, так как от него или от нее не могут исходить ложные указания, и все-таки, в такой сложной неоднозначной ситуации, нужно решение самых высоких представителей Алина, а именно совета светлейших во Всевладограде.

— И это значит, что вы намерены?..

— Мы намерены отвезти этого юношу во Всевладоград, не нам решать, что это: послание Алина или Алины. И в том, и в другом случае это требует детального рассмотрения на самом высоком уровне.

Женщина кивнула.

— Хорошо, но вам придется нести его.

Дир улыбнулся краешком губ, с явным облегчением встретив ее согласие.

— Ничего, у Претича уже есть этот опыт. И, так как твоя работа, насколько я понял, не закончена, может, ты поедешь с нами?

— Хорошо, я соберу необходимое.

Дир немного испугался, что она может уйти под предлогом взять нужные вещи и донести на них Каллине, но Аглая осталась в комнате, она достала из шкафа походный сундучок с набором самых необходимых предметов и лекарств и сказала.

— Я готова.

Дир оценивающе посмотрел на нее и утвердительно кивнул головой.

— Идемте.

Подойдя к неподвижно лежащему молодому человеку, Претич с опаской посмотрел на него, осторожно коснулся его плеча — тот никак не отреагировал, только после этого он откинул одеяло и поднял Дана на руки.

— Я возьму одеяло, — предложила Аглая. — Захватить его вещи?

— А что у него есть?

— Пожалуй, — медленно ответила Аглая, — только обувь, рубашку надо стирать.

— Тогда возьми, если тебе не трудно, — сказал Дир и, обойдя Претича, с двумя стражниками прошел вперед, третий замыкал ход.

Они беспрепятственно прошло по всем пяти коридорам и вышли на улицу, где их уже ждала крытая повозка. Если бы только Каллина могла увидеть их в окно! И все-таки один такой человек нашелся — это была уже пожилая служительница храма. Решив, что это необычно: кого-то вынесли на руках, несколько человек сели в повозку и куда-то собрались на ночь глядя. Кто именно был там на улице, Мирта разглядеть не смогла, во-первых, освещение на улице было слабое, да и видеть она с годами стала хуже. Пока она одевалась, Лиан и Юлиан подошли к храму Истории, они видели, как за ворота выехала повозка, Юлиан быстро спрятался за ближайшей нежилой постройкой — это был один из ларьков для продажи освещенных товаров для дома. Выждав, когда повозка скроется за поворотом, Лиан прошел вперед и удивленно обнаружил, что ворота никто не охраняет. Пройдя за ворота, он увидел лежащих на земле охранников, осторожно подойдя к ним, на всякий случай стараясь не издать ни звука, Лиан с нескрываемым удивлением отметил, что те спят.

— Юлиан! — негромко позвал он товарища.

Здесь было довольно тихо, хотя звуки с городской площади доносились и досюда.

— Вся охрана спит, — сказал Лиан, когда Юлиан на цыпочках подошел к нему, — похоже, они не на посту заснули, их кто-то усыпил.

— Это странно, — согласился тот. — Похоже, те, кто уехал на той повозке, к этому причастны. Вопрос только в том, кто это поехал, куда и зачем.

— Я узнал только Дира, помощника Каллины.

— Что ж, раз они нам так любезно расчистили проход, я иду с тобой дальше.

— Ладно, сними жилет и меч с кого-нибудь, чтобы из здания было видно, что идет стражник.

Юлиан кивнул и бесцеремонно снял жилет и меч с ножнами с мирно спящего стражника. Стоило отметить, что стражники лежали за будкой шлагбаума, поэтому их не могли увидеть из храма, значит, тот, кто усыпил их, планировал еще и замести следы. Юлиан перекинул ремень, к которому крепились ножны, через плечо.

— Готово, идем.

К удивлению обоих, вход в храм также никто не охранял, даже спящих стражников там не было.

— Что это такое? — шепотом спросил Юлиан. — Похоже, они тут всю стражу убрали!

— Или стража уехала вместе с Диром, но, я согласен, это очень странно.

— Думаешь, они что-то меж собой не поделили?

— Не знаю, однако между ними точно есть какие-то разногласие, потому что если Дир уехал куда-то по поручению Каллины, то он не стал бы убирать стражу, тем более таким странным способом.

— Способ не странный, если хочешь убрать своих, не навредив им.

Когда Юлиан и Лиан вошли в храм, Мирта дошла до кабинета Каллины. Негромко постучав, Мирта прислушалась — за дверью ни звука. Может, госпожа настоятельница ушла к себе? Постучав еще раз, Мирта уже собиралась идти к себе в келью, как дверь открылась, и хозяйка кабинета мрачным голосом осведомилась.

— В чем дело?

Мирта поклонилась.

— Госпожа настоятельница, я видела в окно, как кого-то увозили из храма.

Каллина сразу насторожилась. Уступив проход, она впустила ночную посетительницу в кабинет.

— Что именно ты видела?

— Я видела, как кого-то вынесли на руках, еще четверо шли рядом, возможно, я ошибаюсь, но по-моему, среди них была Аглая.

— Что?! — воскликнула Каллина и, не дожидаясь ответа, выскочила в коридор.

Мирта засеменила следом, однако за Каллиной ей было не угнаться. Та быстро, как девочка за несколько минут добежала до больничной палаты, едва не сшибив идущего к ней Лиана, Юлиан успел спрятаться за поворотом. Резко открыв дверь, Каллина увидела пустую комнату, приспешника Алины и Аглаи там не было.

— Проклятье! — выругалась Каллина и направилась прямиком в патрульную комнату.

Она вошла туда без стука и застала начальника патруля мирно спящим.

— Вставай! — рявкнула Каллина.

Мужчина вздрогнул и испуганно открыл глаза, увидев госпожу настоятельницу, он вскочил. Единственное, что он сейчас мог, это оправдываться.

— Я, это случайно! Не…

— Заткнись! — сразу оборвала она его жалкие оправдания. — Собери людей, живо! Отправляй всех к конюшне, у них три минуты на сборы. Пусть скачут во весь опор по северо-западному тракту, догонят повозку, вернут Дира, Аглаю и его сообщников. Привези их назад любой ценой, но живыми.

— Хорошо, а что случилось?

— Собирай людей, я тебе сказала! — рявкнула на него Каллина, вслед ему возмущенно прокомментировав его вопрос. — Спрашивает еще!

Каллина развернулась и направилась к конюшне, все это время Лиан шел следом за ней, Юлиан, как мог, прятался, стараясь не приближаться на опасное расстояние, однако даже из последнего своего укрытия — а он укрылся в конце коридора за портьерой, он слышал, как кричала Каллина и, судя по ее недовольному голосу, она явно застала дежурного тоже спящим. Не храм, а сонное царство какое-то! Когда Каллина уже проходила мимо Юлиана, подошла Мирта, мужчина едва не выругался вслух — он уже понадеялся, что та отстала и пошла к себе. Но ждать дольше было нельзя. Юлиан с мечом в руке резко выскочил из-за портьеры и буквально накинулся на Каллину, та не ожидала такого, потому отреагировала не сразу. Прежде, чем она успела вспомнить хоть что-то из навыков по обороне в рукопашном бою, Юлиан прижал ее к стене и приставил меч к горлу женщины.

Мирта, видя все это, закричала, но не успела издать ни звука — Лиан обхватил ее за плечи и зажал ей рот рукой. Женщина ощущала это, но ничего не видела, не видела руки, не дающей ей позвать на помощь, от страха и ужаса она потеряла сознание. Почувствовав, что женщина в его руках обмякла, Лиан оттащил ее в так и оставленную открытой патрульную комнату, потом закрыл дверь.

— Освободи мою жену! — требовательно сказал Юлиан. — Или я убью тебя.

— О, Астеев! Как ты прошел сюда?

— У тебя на ваших воротах спящие мальчики, так что я без труда прошел через никем не охраняемые ворота. Тех стражников, что не спят, ты отправила на северо-западный тракт, так что помогать тебе некому. А теперь повторяю: освободи мою жену!

— Она в камере внизу, на цокольном этаже. Только ты уверен, что сможешь пройти вот так, держа меч у моего горла?

— Уверен. Ингоев там же, в камерах?

— Ингоев на пути во Всевладоград, если ты не слышал, Дир и еще несколько человек повезли его. Думают, что он — посланник Алина!

— Отдай ее мне, — произнес Лиан, для Каллины это произнес голос Лиана, — а сам скачи за отрядом.

— Ну уж нет!

— Юлиан! Ни одна лошадь меня не подпустит, а медлить нельзя!

Тот молчал всего несколько секунд.

— Ладно, действуй! Удачи!

— Тебе тоже удачи!

Отстранив меч, Юлиан ударил Каллину рукояткой в спину, чтобы та не успела оправиться и сбежать. Женщина упала, Лиан взял меч и прежде, чем та пришла в себя, опять приставил меч к ее горлу. Лиан с ужасом понимал, что делает нечто непоправимое, что назад пути нет и отступать сейчас, как никогда, нельзя.

— Меч в моей руке, хоть он и невидим, но ты должна чувствовать его, так что давай без глупостей.

— Госпожа, — послышался позади испуганный голос Мирты.

— Иди к себе! — строго ответила ей Каллина.

— Но… что это было?

— Иди к себе, — повторила Каллина вместо каких-либо объяснений, на всякий случай Лиан шепнул ей пару слов, которые ей пришлось повторить, — и никому не слова! Поняла?

— Да, но, — начала было та, но встретив недовольный взгляд Каллины, заторопилась и, как могла быстро, направилась к себе. А Каллина повела Лиана вниз, на цокольный этаж.

— Зачем и куда повезли Дана?

— Дир думает, что Ингоев — посланник Алина. На его руках появились изображения мудрых помощников Алина, да и внешне он изменился, совсем как на старых изображениях Алина.

— Хм! Говорят, что последний властитель магии не был определен, — ответил ей Лиан, — но если есть такие изображения Алина, то похоже, историю здорово отредактировали, и Алин был последним властителем магии.

— Опять несешь этот бред с магией? Да еще смеешь клеветать на самого Алина! — прорычала Каллина.

— Да, да, мне ужасно жаль свою грешную душу! — сыронизировал Лиан, Каллина не ответила.

Так, они спустились на цокольный этаж. Стоящие на дверях стражники дремали, облокотясь о стены, один в одной стороне, другой — в противоположной. Каллина скрипнула зубами и побледнела от ярости при одной только мысли, что Нисторин видит это, видит, как денно и нощно охраняют стражники храма вверенные им участки. Каллина громко откашлялась, на звук оба стражника отреагировали мгновенно, увидев госпожу настоятельницу, они встали по стойке смирно как на параде.

— Госпожа? — удивленно с явным испугом в голосе спросил один из них и, отступив шаг назад, уперся в решетку, его напарник вжался в угол, его трясло как от сильного мороза или лихорадки, он мог только затравленно смотреть на госпожу настоятельницу и молчать.

— Удивлен, что я здесь делаю в такой час? Открывай давай!

— Да, госпожа!

— Идем до седьмого коридора.

Стражник не спрашивал зачем, он покорно достал ключ и пропустил госпожу настоятельницу внутрь, открыв ей дверь и на всякий случай отвесив поклон. Лиан покрепче сжал плечо Каллины и беззвучно прошел следом за ней в узкий дверной проем, стараясь ничего не задеть. Лиан с удовольствием бы освободил всех, кто остался здесь в камерах, но понимал, что это может вызвать вопросы, а так Ирину настоятельница могла вызвать на допрос. Стражник пошел вперед Каллины, передавая коридорным стражникам, куда направляется Каллина, он сам открывал перед ней двери, пропуская внутрь, а потом обгонял, чтобы открыть следующую дверь.

— В какой камере Астеева? — спросила Каллина у коридорного стражника.

— В этой, — ткнула пальцем девица, даже не заглядывая в журнал учета. Она мгновенно достала связку ключей, выбрала нужный ключ и открыла дверь в камеру.

— Астеева на выход! — командным голосом отчеканила девушка.

Через минуту в дверях показалась заспанная Ирина. Лиан не видел ее где-то месяц, а сейчас увидев, ужаснулся, за этот месяц она постарела лет на пять! Не смотря на то, что она была ровесницей Дана, если сейчас их бы поставить рядом, то выглядело бы так, что муж гораздо моложе жены.

Да, вся жгучая красота Ирины Астеевой облетела как осенняя листва в один порыв ветра. Многие за глаза говорили, что причина всему — бездетность Ирины. Да, это безусловно тяготило ее. Дан даже не смотрел на нее, один раз только поцеловав на свадьбе и то в щечку, а Юлиан был уже не в том возрасте, чтобы иметь детей. Но не это было главным. Когда-то Ирина надеялась, что мужчина, который почти на тридцать лет старше нее самой, сделает ее счастливой, но чем дальше, тем больше чувствовала она себя несчастной. Почему? Потому что ей хотелось чего-то необычного, громкого, яркого. Она добилась развода через светский суд, осталась на службе при храме, вышла замуж за статного взрослого мужчину. Она думала: как здорово будет, если он повезет ее на ужин при царском дворе в Тойме, тогда ее заметят, и она уже не будет одной из провинциальных девочек, одной из многих. И Юлиан возил ее на прием, но большинство даже не поинтересовалось ею, решив, что она приехала с отцом. Когда же она стала обнимать его и целовать при всех, то ничего, кроме осуждающих взглядов и оговоров в свой адрес не услышала. Наивный Юлиан успокаивал ее, а у нее в душе все кипело. Ее, действительно обсуждали, но не восхищались тем, что она разбила двадцатипятилетний брак, а наоборот осуждали. Осуждали за то, что Юлиан бросил жену, перестал общаться с сыном, который не признал выбор отца. А Ирина, чем дальше, тем больше чувствовала некое раздражение к Юлиану. Она старалась быть милой, но это получалось не всегда, в свою очередь Юлиан считал это капризами, не более и вновь старался угодить жене. А пару недель назад она была в мэрии по служебной необходимости и встретила там Дана, который беседовал с кем-то из младших служащих мэрии. И внезапно Ирине стало ужасно жаль, что она бросила его, не смогла заинтересовать его и влюбить в себя, она, честно говоря, и не пыталась никогда этого добиться, о чем теперь стала жалеть. Она знала от Юлиана, что он очень изменился после болезни, но не думала, что настолько. Он стал очень симпатичным, а в дорогой одежде смотрелся вообще эффектно. Ирина долго не могла найти себе места и, наконец, записалась к нему на прием под предлогом какой-то ерунды, но, когда очередь дошла до нее, пришла эта женщина, Амалия Розина, и он бросил все и ушел с ней. А как он смотрел на нее! Как на богиню! Такая ревность обуяла Ирину, что она весь вечер не могла успокоиться, а Юлиан уговаривал ее рассказать: в чем дело. Он узнал, что Ирина ходила на прием в мэрию и уже собирался устроить разнос Дану. Он буквально набросился на молодого человека, тот, порядком удивленный, сказал, что даже не говорил с Ириной, подошедшая к ним Амалия подтвердила это. Юлиан пребывал в полном недоумении и, более ни сказав ни слова, ушел из мэрии. Он недоумевал: что могло так возмутить Ирину. Ужели только отказ принять ее по глупому вопросу о передаче клумбы в городском саду имени Купавы Добросердечной из городского ведения в ведение администрации настоятеля города? Этот вопрос можно было решить в комитете по благоустройству города через простого сотрудника, а не с помощью фактического руководителя комитета, который мог, конечно, рассматривать и решать сложные вопросы, но не такую ерунду.

Сейчас, увидев Каллину, Ирина почти безразлично посмотрела на нее и ни о чем не спросила.

— Иди следом! — скомандовала Каллина. — И без глупостей, а то я приставлю к тебе стражника.

Каллина и Лиан направились обратно, стражник по-прежнему открывал двери перед Каллиной, Ирина молча шла следом. Однако рвение стражника Каллина не оценила должным образом и сухим голосом уточнила, что завтра найдет время, чтобы детально рассмотреть поведение обоих мужчин на посту. Оба покорно склонили головы и одновременно, как по команде, отчеканили.

— Да, госпожа настоятельница!

Как сожалела Каллина, что впопыхах она не взяла свою дубинку, тогда бы она указала на место и Нисторину, и этим двоим! Лиан предполагал нечто подобное. Он наклонился к самому уху Каллины и еле слышно продиктовал ей дальнейшие действия.

— Иди к выходу, потом скажешь Ирине идти домой.

— Хорошо, — ответила Каллина ему и заодно стражникам.

Ей ничего не оставалось, как выполнить указание Лиана, она дошла до выхода и уже на улице сказала.

— Ты свободна, можешь идти домой.

Молодая женщина непонимающе уставилась на Каллину, не понимая, почему та говорит такое, с чего вообще вдруг она решила отпустить ее?

— Но…

— Иди, пока я не передумала! Скажи спасибо своему мужу и передай ему от меня мое пожелание о скорой с ним встрече.

Ирине совсем не хотелось выяснять: с чем связана доброта Каллины, понятно, что приходил Юлиан. Интересно, чего такого он наговорил и наобещал Каллине, что та согласилась отпустить ее? Откинув и эту мысль, Ирина быстро направилась к воротам.

— Что еще ты собираешься делать? — сухо осведомилась Каллина у Лиана.

— Я намерен уйти отсюда. И, чем скорее, тем лучше.

Лиан выждал, когда Ирина зайдет за ворота, потом оттолкнул Каллину и отскочил в сторону. Каллина на всякий случай отступила к зданию, выставив кулаки вперед, хотя по логике вещей понимала, что Лиан не станет вновь нападать на нее, если бы ему было что-то еще нужно, он бы озвучил свои требования.

— Нисторин! Надеюсь, ты понимаешь, что подписал себе приговор и не один раз?

Он не ответил ей, дабы не выдавать своего местоположения по голосу, на цыпочках он пошел прочь от храма, а Каллина продолжала отсылать угрозы в его адрес.

— Нисторин! Я достану тебя, где бы ты ни был! Завтра здесь будет войско храма, они выбьют из твоей головы всю ересь и арестуют тебя и всех, кто тебя поддерживает! Ждите массовых казней, но знай, что ты будешь первым. Завтра день гнева, запомни это!

Взглядом, полным негодования, Каллина посмотрела на пустые ворота. Увидев, как из-за будки шлагбаума вылезают два стражника, она разозлилась еще больше. Ждать, когда эти сони придут в себя, у нее не было времени, женщина развернулась и направилась к конюшне. Там осталось две лошади, одна из которых — Каллина знала наверняка — со сломанной подковой, а вторая лошадь была старовата для поездок, но выбора не было. Уже в седле Каллина сняла со стены дубинку, меч с ножнами, закрепленными на ремне, который она перекинула через плечо, и пришпорила лошадь.

Каллина ехала очень быстро, несколько раз она едва не сшибла неспящих в большинстве своем в эту беспокойную ночь людей. Ей кричали вслед, грозя кулаками, обычно она за такое покарала бы, отправив назад парочку сопровождавших ее стражников, но сейчас она была одна и времени на задетое самолюбие не осталось. Резко затормозив у самых ворот, она застала спор двух стражников храма с тремя городскими стражниками, первые объясняли вторым, что это и их пост тоже, но те упорно настаивали на том, что сейчас охрана города лежит только на их плечах, потому что город сделал свой выбор, а в Истмирре стражники храма могли охранять только свои храмы и монастыри.

— Прочь с дороги! — рявкнула Каллина, твердо намереваясь перемахнуть через всех пятерых, если они не отойдут в сторону.

Ее люди сразу узнали ее и отскочили, а не отошли в сторону.

— Госпожа настоятельница, — склонились они перед ней, что еще больше возмутило городских стражников.

— Ну, знаете! — возмутился один из городских стражей. — То, что вы настоятельница, не дает вам права сломя голову нестись по улице, это первое, и выезжать ночью из города без регистрации, это второе.

Больше Каллина его не слушала, пришпорив лошадь, она помчалась прямо на них, все трое стражей едва успели отскочить в сторону.

— Эй ты, а ну остановись!

— Да как вы смеете! Это же госпожа настоятельница города, если ей надо быстро и незамедлительно покинуть город, значит, так надо!

— Да она нас чуть не убила!

— Вам предложили уступить дорогу.

— Это не предложение, а бесцеремонно непозволительное поведение. Раз она настоятельница, то, как никто, должна знать и уважать правила.

— Да как вы смете решать за госпожу настоятельницу!

Трудно было сказать, кто выхватил меч первым, но клинки схлестнулись так быстро, замелькали в танце сражения. Все приказы и настоятельные просьбы руководства не нагнетать обстановку еще больше утонули в перелитой через край ненависти друг к другу. Сторонников светской власти возмущало самоуправство представителей власти религиозной, точно также последние называли поведение первых, иначе отказ мэрии от мудрого наставничества, это всеобщее голосование служители храма назвать не могли.

Каллина направилась прямиком по северо-западному тракту, от которого отходили многочисленные проселочные дороги, на одну из них вполне мог свернуть Дир, прекрасно понимая, что отряд настоятельницы поедет за ними по прямой. Чувствуя, что лошадь под ней тяжело дышит, женщина была вынуждена сбавить темп. Вместе с этим она и сама стала приходить в себя, осознав, что произошло. Она недоумевала, как Нисторин провернул все это? Проще всего было дать ответ: ему помогла Алина, это она наделила его невидимостью. Хорошо, но что же получалось? Алина яростно и повсеместно ворвалась в земную жизнь, но как же все их молитвы, миллионы раз произнесенные, миллионы раз они воспевали имя Алина, прося его защитить их от лукавой Алины. Так неужели они не достаточно хорошо молились? Не достаточно хорошо следовали заветам Алина? А что если это его гнев, и не зря он отправил им посланника, чтобы сказать об этом, достучаться до них: вы делаете многое не так, и это надо исправить. Что может быть не так? Если, например, она, Каллина, всю жизнь следовала заветам Алина, прописанным в книгах, она ведь ничего сама не придумывала, только следовала указаниям. Так, погруженная в свои мысли, она не заметила, как нагнала отряд. Женщина нахмурилась: неужели старая лошадь, которая не так уж и быстро ехала нагнала мчащийся во весь опор отряд? Или, скорее, этот отряд, никуда не мчался. Они тоже заметили ее и остановились.

— Госпожа! — они поклонились ей.

— Не вижу рвения с исполнении порученного вам задания.

— Госпожа, дело в том, что мы в раздумье.

— И что же заставило вас раздумывать над вполне понятным указанием? Преследовать Дира и его помощников.

— Ну, — неуверенно протянул начальник ночного патруля, — он ведь мог свернуть. Столько дорог отходит от тракта! А ночь темная. К тому же, к нам должна ехать комиссия из Всевладограда, после того случая на дороге, вы ведь отправляли гонца с просьбой прибыть представителей Всевладограда. Так, может, пусть они разбираются с Диром, а мы вернемся в город? Войско царя Изяслава на подходе. Но и войско со стороны Гриальша тоже очень близко, может, нам стоит оборонять город до прибытия воинов из храма Милости? Нам нужны все силы, потому что у нас их не так много. И вы нужны в городе, нужны, чтобы руководить нами.

Он говорил очень осторожно, тщательно подбирая слова, Каллина долго и мрачно смотрела на него, но наконец согласилась.

— Хорошо, мы возвращаемся в город.

Среди всей этой тьмы он увидел выход: полоску света, маленькую, но удивительно яркую. Вот она, дверь! Он потянулся к свету и, чем больше он приближался, тем больше пространства занимал свет. Подняв руку, властитель магии коснулся света и собрал его в кулак. Словно мозаика, небо стало рассыпаться на фрагменты, освобождая путь в пограничный мир.

— Ее больше нет! — с трепетом произнес ронвельд.

— Да, вы свободны, но прежде, чем вы выйдете отсюда, я хочу знать. Зачем Алин сделал это?

— Он сошел с ума, — мрачно ответил Лукаш, глава ронвельдов, — и ты не хуже меня знаешь, к чему бы все это привело, не пробуди та девочка Драгомира Дэ Шора.

— Я знаю, просто мне непонятно, зачем Алин сделал такое? Неужели он не думал о последствиях?

Лукаш покачал головой.

— Думаю, ты не найдешь ответа на этот вопрос, потому что иначе как помешательством это назвать нельзя. Но ты можешь узнать наверняка, с помощью памяти прошлого, тебе доступно сознание Алина, история его жизни.

— Ты знаешь, я не зря спросил. Его мысли мне недоступны, они как бы заблокированы.

— Это странно, — согласился Лукаш. — И если ты найдешь этому объяснение, то, будь добр, расскажи мне.

— Хорошо. Ну не буду вас больше томить. Вы свободны! — произнес он, сорвав последнюю границу одним движением руки, или, скорее, мысли: здесь ведь было только его сознание.

Отовсюду послышались радостные крики и возгласы, слова благодарности и восхваления освободителю. Дан знал, что они не единственные магические существа, запертые в сторонних мирах, и впереди у него еще много работы, но Лукаш, словно читая его мысли, возразил.

— Если ты сделаешь это сейчас, то не скоро сможешь вернуться в реальный мир.

— Вряд ли я вообще вернусь. Думаю, Каллина уже швырнула меня в камеру и вот-вот казнит. Не думаю, что нужно терять время.

— Ничего эта Каллина тебе не сделает: любое враждебное действие, направленное на властителя магии, оборачивается против того, кто его направляет. Если Каллина решит повесить тебя, то сама задохнется от удушья, при этом не причинив тебе никакого вреда.

— Я, кажется, понимаю, о чем ты говоришь, и уже из своего прошлого. Когда Юлиан хотел ударить меня, то отлетел так, будто его ударили.

— Все верно. Но вообще ты можешь вернуться в свое тело и посмотреть, что с тобой происходит.

— Как?!

— Ты должен просто пожелать этого. Ты лишь наполовину человек, а наполовину магическое существо, здесь и сейчас ты магическое существо, ты пришел сюда интуитивно, не отдавая отчет своим действиям, значит, сейчас надо сосредоточиться и ощутить свою связь с реальным миром.

— Это звучит как-то жутковато! А ты уверен, что я…

— На все сто процентов.

— Ладно, я постараюсь.

Дан сел и, скрестив ноги, сложил руки как при молитве. Он сидел так довольно долго, пока, наконец, смог успокоиться и погрузиться в себя, он не мог описать это словами, разве что прибегнуть к схематичному объяснению Лукаша, но все было так, как он говорил. Нащупав связь, он соединил две составляющие. Сначала он увидел себя со стороны, и порядком ужаснулся.

— Что с моими волосами?

— Таковы внешние отличительные признаки властителя магии. Серебристые прямые волосы, серые глаза, и выжженные рисунки на ладонях, ничего, ты к себе привыкнешь.

— Да уж, к такому надо привыкнуть.

Он огляделся. Судя по размеренному покачиванию и ударам колес, его куда-то везли. Подле него сидела женщина, она дремала, напротив нее мужчина, крупный, сильный, он пристроился в углу, но не спал.

— Как я смогу вновь обратиться к тебе?

— Сейчас ты находишься между мирами, между пограничным миром и миром реальным благодаря тому, что ты наполовину магическое существо, а наполовину человек, это доступно только тебе. Поэтому, желая поговорить со мной, обратись к этой связи. Но ты, помимо этого, еще и волшебник, вспомни свою связь с полем силы и ты сможешь призвать своего ронвельда.

— Но ты ведь глава ронвельдов.

— А ты повелитель всех магических существ. Удачи, Данислав, для меня честь служить тебе!

Лукаш поклонился, но Дан в ответ тоже поклонился ему.

— И для меня, спасибо за все, Лукаш!

Открыв глаза, он почувствовал сильную боль в руках, в тех местах, где были выжжены изображения ронвельдов, он даже ахнул. Голова раскалывалась, а все тело знобило, несмотря на то, что его укутали одеялом.

Мужчина в углу сразу встрепенулся. Он встал на колени и, вытянув руку, потряс женщину за ногу.

— Аглая!

— А? Что?

Претич кивнул в сторону Дана.

— Кто вы? Что вам от меня нужно? — слегка запинаясь, спросил молодой человек.

Женщина молча посмотрела на него и, присев подле него на колени, коснулась его лба рукой, ледяной рукой, Дан невольно дернулся в сторону.

— Успокойся, мы не причиним тебе вреда! — вполголоса ответила Аглая и, взяв в руки полотенце, хотела собрать пот с его лба, Дан вновь невольно подался в сторону.

Но он был слишком слаб, чтобы остановить руку Аглаи, сделав неудачную попытку, он не смог даже достать руку из-под одеяла.

— Успокойся! Я же не бью тебя.

Не убью тебя! Так говорила его мачеха, когда хватала полотенце или любую тряпку, попавшуюся ей под руку и била его по губам и по лицу, синяков от этого не оставалось, так чтопожаловаться он не мог, да и кому? Отец, однажды увидев это, просто промолчал и ушел. После того случая Дан стал ненавидеть его, если до этого, он мечтал о том, что отец заступится за него, то потом просто знал: он один.

Родная мать Данислава погибла при родах, а его отец спустя всего месяц после гибели первой жены, женился на второй. За мальчиком первые шесть лет до самой своей смерти ухаживала бабушка по материнской линии, она заботилась о нем, любила, единственные светлые воспоминания о детстве у Дана были связаны только с ней. Бабушка бы ни за что не прошла мимо, но он, отец, прошел. Вторая жена родила ему мертвого ребенка, сначала одного, потом второго, третьего. Четвертый малыш не дожил до года. Дан всегда знал, что она ему не родная и та всякий раз подчеркивала это. В восемь лет мальчика отправили в частную школу в Рувире, Дан был просто счастлив, что уехал из дома. Но на летние каникулы он вынужден был возвращаться, вновь погружаясь в мир страха и ненависти, горя одним только желанием: поскорее вырваться отсюда. Именно последнее заставило его согласиться с выбором отца: женить его на дочери знакомых, так как это давало ему возможность получить часть наследства матери, а значит, иметь свои средства, на которые он мог вернуться в ставший ему родным Рувир. Его не раз посещала мысль убежать из дома, но учителя хорошо донесли до него: образование нужно в жизни, а так как оно не бесплатное, он должен был терпеть.

Аглая отложила полотенце в сторону и достала палочку сонника, зажгла ее от лампы, закрепленной в углу повозки, и быстро погасила — от палочки пошел дым, Аглая успела накрыть конец палочки ладонью, чтобы дым не распространялся. Дан с ужасом смотрел на это, прекрасно понимая: она хочет усыпить его. Он отчаянно попытался встать, но стоило ему опереться на больные руки, как он едва не взвыл, успев закусить губу.

— Подержать его? — спросил Претич.

— Не нужно, — сказала Аглая и, бесцеремонно прижав молодого человека коленкой к полу, поднесла дымящуюся палочку к его носу.

Последнее, о чем он успел подумать: «Идиот! Ты ведь можешь колдовать!» Однако вместо поля силы, он успел увидеть перед собой только злосчастную палочку, в следующий миг он провалился в глубокий неспокойный сон.

Коня для Юлиана не было, он понял это, когда подошел к конюшне и увидел, что она заперта на большой замок. Надо было взять у Каллины ключ! Юлиан едва не выругался вслух. Отсюда до ближайшего отделения городской охраны было минут пятнадцать ходьбы быстрым шагом, а до ближайшего курьерского поста всего пара минут. Не мешкая, Юлиан отправился к курьерскому посту. В небольшой домике горел огонек, Юлиан громко постучал в дверь. Открыли ему довольно быстро. На пороге стоял быстроглазый паренек лет семнадцати-восемнадцати, окинув взглядом ночного посетителя, паренек спросил.

— Что вы хотели?

— Здороваются сначала! А потом: что вы хотели! — осек его Юлина, достав из кармана золотую монетку, он протянул ее пареньку. — Вот, держи, нужен конь и побыстрее.

Глаза паренька загорелись алчным огоньком, а голове сразу проскользнула мысль: что если сказать, что у него нет сдачи, а, когда потом этот человек заявится сюда, то он скажет, что ему дали ровно два медяка? Доказывай потом, как было дело!

— Да, да, я сейчас принесу бумаги.

— У меня нет времени на бумаги, сынок! На тебе вторую монету и давай коня! И поживей!

На две золотые монеты можно было купить коня, но все равно пришлось бы оформлять бумаги, причем долго: конь находился на попечении дорожного комитета, парень замялся.

— Слушай! Ты знаешь, кто я? Я — начальник городской стражи, моя фамилия Астеев, не веришь? Вот мое удостоверение!

Увидев корочки, паренек уже почувствовал, как его прошиб холодный пот, прочитав первую строчку «Комитет управления правопорядком города Рувира», он побледнел и подался назад.

— У меня срочное дело! — напомнил ему о себе Юлиан.

Паренек встрепенулся и со всех ног помчался выполнять поручение. Не прошло двух минут, как он вывел из загона хорошего коня с седлом, вежливо передав уздцы требовательному господину.

— Заполни бумаги без моих подписей, и не вздумай писать, что лошадь украли, иначе будешь иметь дело лично со мной.

— Да, господин, конечно! — пролепетал паренек.

Юлиан вскочил на коня и быстро поехал к северо-западным воротам. Как ни странно ворота никто не охранял, но даже при скудном освещении были видны следы крови на дороге. Юлиан покачал головой, если бы у него только было время! Выехав на северо-западный тракт, он, в отличие от отряда Каллины, сразу предположил, что Дир свернул на одну из проселочных дорог. Юлиан остановился у первого поворота. Искать недавние следы на пыльной проселочной дороге он не умел, потому сразу махнул на это рукой и свернул на мощеную камнем дорогу, ведущую в поселок Лазурная Гладь. Это было довольно богатое поселение, славящееся своими непревзойденными мастерами пошива обуви. Тайны семейного ремесла передавались из поколения в поколение, поэтому не смотря на близость к Рувиру поселок никогда не терял самостоятельности, а в силу своих финансовых возможностей имел две мощеные дороги, выходящие на северо-западный тракт, образуя небольшой объезд, очень удобный сейчас для Дира. Уже свернув, Юлиан вспомнил также, что в Лазурной Глади живет один из помощников настоятеля города, тот, по предположению Ирины, одним из первых убежал вглубь страны. Значит, он, скорее всего, на правильном пути, только, достигнув цели, что он, Юлиан Астеев сможет противопоставить силе отряда фанатиков? Сейчас он с сожалением подумал, что надо бы было захватить с собой какой-никакой отряд, а так он практически безоружен. Оставалось только надеяться на стражей самой Лазурной Глади.

К счастью, ворота поселка охранялись, уже издалека заметив гостя, стражники ждали его и, едва он приблизился, требовательно спросили.

— Стой! Кто идет?

— Юлиан Астеев. Показать удостоверение?

Он уже полез во внутренний карман, но стражник, взяв факел с подставки и посветив перед собой, ответил.

— Не нужно, господин Астеев, я вас помню.

— Отлично! Скажите, проезжала ли здесь недавно повозка с людьми из храма?

— Да, они сказали, что направляются в дом помощника настоятеля города.

— Хорошо, а они могли просто проехать через поселок? Есть ведь и вторые ворота.

— Нет, — возразил тот же стражник, — ворота сейчас закрыты, так что они в поселке. А что случилось? Просто один из них сказал, что он помощник временной настоятельницы города, у него не было соответствующей печати, но мой коллега узнал в нем Дира, помощника настоятельницы храма Истории. В-общем, мы не досматривали их повозку.

— А зря! Эти люди силой удерживают заместителя мэра города, мэр города поручил мне освободить его. Кроме вас на страже есть еще кто-то?

— Да, по поселку человек пять.

— Найти их реально?

— Сложновато, — честно признался стражник, — если только поднимать всеобщую тревогу.

— Нет, всеобщей тревоги не надо, не будем пугать Дира. Вот что, вы поедете со мной, заодно покажете, где находится дом помощника настоятеля города.

— А как же ворота?

— Закройте, в чем проблема?

— А, да! Конечно! Только…

— Что еще? — устало спросил Юлиан.

— У нас нет лошадей.

— Ладно, пойдем пешком, — сказал Юлиан и взял коня под уздцы.

Стражники оперативно закрыли ворота и быстрым шагом направились вглубь поселка. По пути тот же стражник, что узнал Юлиан, не мог не поинтересоваться.

— Дир также просил не говорить, что они прибыли в поселок, если вдруг за ними прибудет отряд стражей храма. Выходит, у них там разногласия?

— Да, Дир думает, что Данислав Ингоев — посланник Алина, а вот Каллина считает, что тот приспешник Алины и собирается казнить его.

— Кошмар! — подал голос второй стражник. — Значит, все это правда, про приспешников Алина? Мы слышали о людях, способных создавать перед собой стены, а еще замораживать целые отряды стражников.

— Боюсь, это слегка преувеличено, мальчики. Стена возникла перед маленькой девочкой, что спасло ее от верной гибели, а мальчик-подросток заставил не двигаться небольшой отряд стражников. И это пока единичные случаи.

— И что же, вы тоже думаете, что это магия? — скептический голосом спросил первый стражник.

— Еще вчера я бы так не думал, но сегодня днем я сам подвергся действию магии.

— Вас тоже заморозили.

— Нет, просто я собирался ударить одного человека, который оказался волшебником, но, когда я замахнулся, чтобы ударить его, получилось, что я ударил себя сам, вон, даже синяк остался.

Юлиан отодвинул волосы со лба, даже в неясном свете двух факелов, отчетливо был виден синяк. И, тем не менее, стражники скептически посмотрели на это, мало ли откуда синяк на лбу начальника городской стражи, Юлиан видел, что они не верят ему, но он и сам себе с трудом верил, потому не винил их: такое нелегко принять.

— Скажите, — сменил он тему, — Любомира Бессонова ведь нет дома? Я знаю, что он болел, но, когда началась вся эта кутерьма, он ни разу не объявился в городе.

— Он уехал с семьей сестры пару дней назад. В доме осталась только несколько слуг.

— А слуг он, что же, с собой не взял?

— Насколько я знаю, они остались по своей воле. Да и мы тоже, мы не собираемся бросать родной поселок.

— Но вы же понимаете, что если царь Изяслав заберет себе Рувир, то вы тоже, автоматически, войдете в состав Истмирры?

— Понимаем, господин Астеев, понимаем и потому остаемся здесь.

— А вы в курсе, что к городу со стороны Гриальша идет войско, состоящие из стражей храма? Я боюсь, что мы все окажется в тисках между двумя противоборствующими сторонами.

— Тем более нельзя нам оставлять наши дома! Ежу понятно, что царям в первую очередь нужна земля, а нам дорога родина, если мы бросим ее в такой тревожный час, то кем же мы будем. Да и некуда нам идти! Лично меня ни в Гриальше, ни в Истмирре не ждут.

— Меня тоже, — подтвердил второй стражник. — А вот и дом Бессонова.

Они свернули на небольшую площадь, вдоль которой стояло несколько шикарных двух и трехэтажных домов. Указывать на нужный дом не было нужны: Юлиан сразу заметил охрану из двух человек в форме стражей храма, стоящих на воротах одного из домов. И на него сразу обратили внимания. Стражи так и буравили гостей неотрывными взглядами.

— Я хочу поговорить с Диром! — не здороваясь, сразу заявил Юлиан, подойдя к стражникам.

Стражники молча посмотрели на него, потом на двух стражников, которые обещали не говорить, что Дир здесь. Но те лишь пожали плечами на эти внимательные взоры, словно говоря: мы обещали не говорить вашим, но не своим.

— Господин Астеев! — показался из дома Дир, должно быть, он увидел гостей из окна. — Вы здесь? Что случилось?

От входа в дом до калитки было всего несколько метров, Дир быстро подошел к забору.

— А то вы не знаете, что случилось! Имейте в виду, сюда из Рувира скачет отряд моих людей, советую вам по доброй воле освободить Данислава Ингоева.

— Освободить? — удивился Дир. — Мы его спасаем, а не в плену держим.

— Если вы его не держите в плену, — просто сказал Юлиан, — тогда отпустите его со мной.

— Боюсь, что это невозможно.

— Значит, он все-таки в плену?

— Нет, но вы, по-видимому, не понимаете, в чем дело. Во-первых, вы не знаете, в каком он состоянии — уйти с вами он точно не сможет, а во-вторых, дальнейшую судьбу этого молодого человека должен решать храм.

— Неужели? С каких пор судьбу представителя светской власти решает власть религиозная?

— На то есть веские причины, господин Астеев. И, если ваш отряд нападет на моих людей, то имейте ввиду, что это будет прямое нападение на представителей храма, думаю, не мне вам объяснять, что за этим последует.

— Да, и не мне вам объяснять, что ваша госпожа настоятельница отправила за вами погоню, боюсь, у вас есть внутренние разногласия.

— Она вам лично об этом рассказала?

— Почти! После того, как вы любезно убрали стражу с ворот, зайти на территорию вашего храма не составило труда.

Дир улыбнулся.

— Тех, кого она отправила, не сложно переубедить, если, конечно, они вообще найдут нас. Потому что я уверен: они поехали прямо. Вот ваши умственные способности я ценю, так быстро найти нас!

Юлиан начинал терять терпение, этот разговор складывался в пользу Дира, как это ни абсурдно звучало, а Юлиан все больше начинал ощущать свою беспомощность. Он солгал об отряде, который едет сюда в надежде, что Дир испугается, но тот ответил бесспорным обещанием куда большей угрозы. Если бы Дан был в состоянии постоять за себя и помочь ему.

— Я могу его увидеть?

— Можете, — слишком просто согласился Дир, Юлиана это насторожило, задним умом он решил, что зря попросился сам в осиное гнездо, потому как гарантии, что ему дадут так просто выйти оттуда, нет. — Откройте ворота господину Астееву, — приказал Дир своим людям, — он пойдет один.

— Почему это один? — возмутился Юлиан.

— Откуда мне знать, каковы ваши намерения?

— Я могу сказать то же самое!

Дир усмехнулся.

— Боитесь, что я ударю вас дубинкой, когда вы войдете в дом?

Скосив взгляд на закрепленную у его пояса дубинку, Юлиан подтвердил.

— Вполне рассматриваю такой вариант.

— А я такой: вы войдете в дом со своими людьми, выхватите свои мечи — кстати, если надумаете идти, оставьте свой меч у калитки — потом нападете на моих людей. К тому же, господин Астеев, я наслышан о ваших отношениях с Даниславом Ингоевым.

— Вот как? Вы, что всерьез думаете, что для меня это шанс поквитаться с ним?!

— Почему нет?

Юлиан едва не рассмеялся, однако Дир оставался предельно серьезен — Юлиана это просто возмутило.

— Интересно, зачем я поехал спасать его?

— Затем и поехали, чтобы остаться с ним один на один. Все-таки в городе у вас практически нет такой возможности. Или нет, была два с половиной месяца назад.

Юлиан раздраженно вздохнул, но все-таки ответил.

— Два с половиной месяца назад я к нему даже не прикасался! И знаете, что? Мы теряем время!

— Я придерживаюсь того же мнения.

— А то, что мне может быть плевать на последствия, вы не рассматриваете?

Дир снисходительно улыбнулся.

— В Истмирре тоже есть храм, господин Астеев, и вам и вашей жене нужно будет жить дальше.

Упоминание Ирины заставило Юлиана задуматься: а надо ли ему это все, действительно? Ведь Дир прав, в Истмирре тоже есть храм. И если его несогласие с действиями Каллины можно доказать и обосновать, то стоит ему перейти к отрытому наступлению и это будет рассматриваться совсем по-другому, так, как и сказал Дир, это будет прямым нападением на представителя храма. К тому же сейчас очевидно, что Дир в каком-то смысле защищает Дана. И, если Дан, действительно, не в состоянии уйти, то выход сейчас только один — добровольно уйти самому Юлиану.

— Хорошо, — сказал Юлиан, отстёгивая ножны и кладя их на землю, — я иду один и без оружия.

— Отлично, тогда кинжал тоже положите.

Юлиану ничего не оставалось делать, как подчиниться.

— Ждите меня здесь, — сказал он двоим стражникам и прошел через калитку. Я правильно понимаю, — спросил он Дира, который повел его в дом, — что вы едете во Всевладоград и пока что вы не причините ему вреда?

— Да, все верно.

— Но если там, во Всевладограде, его признают приспешником Алины?..

— Это вряд ли случится. Думаю, и Каллина скоро поймет это.

Юлиан промолчал, он не понимал всего этого, даже странная магия была для него понятней, ощутимей, чем слова этого фанатика, иначе Дира Юлиан назвать не мог. Чтобы пойти против своих! В храме такое было невозможно. Так насколько же сильна его вера в то, что Дан — посланник Алина!

Они вошли в дом, Дир прошел практически неосвещенный коридор и вошел в комнату, увидев Дана, Юлиан невольно отступил назад.

— Что с его волосами?

— Это последствие знамения, дарованного нам Алином.

— И вы определили это только поэтому?!

— На его руках выжжены изображения мудрых помощников Алина, это тоже часть знамения. Что ж, вы его увидели, позволите проводить вас моим людям?

— А у меня есть выбор?

Дир улыбнулся и дал знак своим людям, в сопровождении которых Юлиан молча пошел обратно. Что ж, очевидно, что до Всевладограда, они Дана не тронут, а потом, решил Юлиан, он и сам сможет о себе позаботиться.

По возвращении в город Юлиан поехал домой: единственное, что его сейчас волновало — это безопасность его жены. Едва въехав в город, он подивился, как все тихо и спокойно, никакого шума ниоткуда не доносилось, значит, Амалии удалось-таки разослать людей по домам. На воротах уже стояли стражники. И на воротах, и на стене дежурили только городские стражники. Выяснять, что к чему, он не стал и как ни в чем не бывало поскакал дальше. На улицах он почти никого не встретил, за редким исключением попалось несколько стражников из обеих служб и два человека, подвыпивших, но ведших себя мирно, шли домой, обговаривая меж собой, как залягут сейчас спать.

Подъехав к дому, Юлиан увидел свет в комнате Ирины, сердце его радостно заколотилось, он спешился, открыл калитку, которая закрывалась на чисто символический крючок с внутренней стороны и, вновь сев на коня, за несколько секунд промчался через лужайку. Стойло было закрыто, и он просто оставил коня перед закрытой дверью, привязав к ручке двери. Конь негромко, но с явным протестом к такому отношению к себе заржал — Юлиану было все равно, что тот устал, что ему надо попить, дать травы или зерна. Юлиан прямиком прошел к дому, дернул дверь — заперта. Он постучал!

— Эй, Клим! Открывай!

Изнутри послышались семенящие шаги, щелкнул замок, и дверь открыл слуга Юлиана, старый Клим, увидев хозяина, он очень обрадовался и едва удержался, чтобы не обнять его.

— Ирина дома? С ней все в порядке?

— Да, господин Юлиан, она у себя, с ней все хорошо.

Более не слушая его, Юлиан обошел старика и побежал наверх, перемахивая через две, а то и три ступеньки, еще быстрее он пересек площадку и буквально ворвался в комнату жены. Услышав шум, она обернулась и встала с кресла.

— О, дорогая моя, как я рад, что с тобой все в порядке! Я так волновался за тебя! — говорил он, обняв ее и обсыпав поцелуями. — Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что тебя арестовали!

— Я тоже рада, что все хорошо, — ответила Ирина, тем не менее, постаравшись выбраться из его объятий. — Спасибо, что спас меня.

— Я? Нет, тебя должен был освободить Лиан, а мне он поручил ехать спасать этого Данислава!

Ирина сразу же насторожилась и взволнованно спросила.

— Что? Дан? А что с ним? Где он?

— Да плевать на него, ты скажи мне, ты как? Тебя не били?..

— Я спрашиваю: где он и что с ним?

Юлиан осекся, удивленно и даже недоуменно посмотрел он на жену, она выглядела не просто взволнованной, но и сердитой, сердитой на него, Юлиана, из-за этого…

— Он у служителей Храма…

— Что?! — воскликнула Ирина, окончательно освободившись из его объятий. — Ты хоть понимаешь, что они могут сделать с ним?

— Они ничего ему не сделают, во всяком случае, пока не довезут до Всевладограда, к тому времени он уже достаточно окрепнет, чтобы воспользоваться своей магией и сбежать.

— Магией? О чем ты говоришь?

— Да, он, оказывается волшебником, это дорого далось ему….

— Расскажи мне все! — потребовала Ирина, встав в угрожающую позу.

Капризы, вот как раньше называл это Юлиан, но сейчас видел и понимал: это не капризы, а неприязнь к нему, Юлиану. Неужели она разлюбила его? Но ведь она клялась в любви к нему! Обещала, что будет любить всегда! Покорно и подробно он пересказал ей все, начиная со вчерашнего, теперь уже, дня, когда узнал о плане побега Лиана Нисторина. Ирина слушала его и нервничала, она кусала губы, с тревогой смотрела куда-то вдаль, нервно теребила кончик косы. Юлиан уже с опаской смотрел на нее, из-за чего она так переживает? Нет! Из-за кого!

— Значит, ты просто оставил его на растерзание Диру, чтобы поскорее приехать сюда? — гневно воскликнула она.

— Я волновался за тебя…

— Ах, он волновался, а на Дана ему плевать! Зато мне не плевать, слышишь! Я… Я люблю его, а тебе, дурака старого, терпеть не могу!

Юлиан ошарашено смотрел на нее, удивленно хлопая ресницами и не веря в то, что он это слышит. Его Ирина, его любимая Ирина не может так говорить, она же ангел!

— Что, ты не знал этого? — воскликнула Ирина, глаза ее гневно сверкали, а лицо раскраснелось от гаммы нахлынувших на нее чувств.

Она злилась и ненавидела Юлиана, расстраивалась и переживала за Дана, она жалела и корила себя. Зачем, ради чего она все это затеяла? Как же недостижимы оказались ее желания! Да что там желания — грезы! Она хотела осуществить их, сделать реальностью, но вместо счастья получила массу расстройств: вместо идеального мужа — трясущегося за нее старика, вместо признания и уважения — презрение и снисходительное общение в обществе. Раньше она сетовала на родителей, ведь дай они ей возможность выбирать самой, или хотя бы подбери они ей изначально более яркую партию, и все могло бы сложиться иначе. Но сейчас она была благодарна им за их выбор для нее, а вот себя она ненавидела. Не помня себя, она выговаривала это все, все, что наболело, убитому одним ее тоном Юлиану.

— Ты не знал, что годишься мне в отцы?! Не знал, что ты стар для меня? Не знал, что загубил мою жизнь? Я потратила на тебя целый год, а теперь посмотри, я даже выгляжу старше своих лет! Это все ты виноват, ты! Ненавижу тебя!

Юлиан одними губами с горечью произнес.

— Но ведь ты любила меня…

— Что? Что, любила? Да, может быть, когда-то мне так и казалось, но я глубоко ошибалась! И эта ошибка дорого обошлась мне.

— Но я люблю тебя!..

Обратив на него снисходительный взор, Ирина холодно и назидательно ответила.

— Нет, Юлиан, ты никогда меня не любил и не любишь сейчас. Я для тебя всего лишь вещь, как вещь, да, ты меня любишь, но не как человека.

Юлиан побледнел.

— Что ты такое говоришь? Это неправда!

— Правда, ты просто не хочешь себе признаться в этом.

— Ну почему ты так говоришь? — в отчаянии воскликнул Юлиан.

— Потому что наша любовь, если бы она была, действительно, аморальна, но любви не было. Просто один нашел интересную игрушку, а вторая хотела чего-то большего, чем то, что ей дали, — спокойным голосом ответила Ирина, пояснив также и последние события. — Ты испугался за меня, поэтому оставил Дана на растерзание Храму, больного и беспомощного. Ты знаешь, что его ждет, не хуже меня. Едва он придет в себя, и они начнут пытать его, вновь и вновь заставляя вернуться в прежнее состояние. Но твой поступок особенно ужасен потому, что ты испугался не за жену, а за домашнюю кошечку, причем не живую, а фарфоровую. А вдруг ее разобьют? Нет, как можно! Разве плохо будет, если ради этого нужно отдать человека в руки дознавателей храма? А ведь он спас тебе жизнь в свое время! Или ты забыл это?

— Нет, не забыл, — тихо ответил Юлиан.

Он прекрасно помнил, как за день до выборов возвращался домой и наткнулся на банду друзей-товарищей сына арестованного им преступника. Дан шел домой. На тот момент он, вернув по требованию отца и мачехи деньги, данные ему в наследство — для этого пришлось отдать дом, все накопленные средства и еще влезть в долги — снимал комнату в одном из бедных кварталов. На карету Юлиана напали, убили кучера и стали избивать самого Юлиана, однако Дан, воспользовался навыками по борьбе, полученными им в школе и училище, и сумел уложить двух парней. Использовав их замешательство, Юлиан собрался и вырубил ближайшего к нему парня, сосед которого едва не сшиб тому за это голову, но Дан вовремя успел остановить его. Что, Дан не узнал карету? Узнал, но все равно бросился помогать. На следующую ночь он едва не поплатиться за это жизнью. Девушка одного из парней подожгла дом, где Дан снимал комнату, но тот допоздна оставался в предвыборном штабе, отпустив всех, он провозился с отчетными бумагами до самого утра, и уснул там же, за столом. Когда Лиану утром сообщили, что его юный помощник погиб, а на пепелище нашли два обгорелых трупа, которые не удалось опознать, он ужасно расстроился, и вместо того, чтобы первому пойти на выборы в общественный зал в мэрии, подать пример для граждан города, он направился к своим двум противникам, чтобы попросить их перенести выборы, хотя бы на неделю. Все предвыборные штабы находились там же, в мэрии, и Лиан, зайдя в свое крыло из трех комнат, едва не вскрикнул, увидев Дана, зато вошедший следом за ним один из агитаторов воскликнул: «Он жив!», разбудив тем самым молодого человека. Вечером того же дня девушку поймали. Первое время Дан жил у Лиана, пока ему не предоставили служебное жилье, в доме Нисторина, он и познакомился с Модестом, мальчик посетовал, что сегодня он выступает в школьной самодеятельности, а отец даже не знает об этом и никогда не узнает, так как ему это просто неинтересно.

Да, Юлиан помнил все, но что он мог сделать против Дира? Будь у него даже отряд? В последнем случае он рисковал бы не только судьбой Ирины и своей судьбой, но и судьбами всех стражей из этого отряда. Однако сознательный аргумент в свою защиту Юлиан не стал озвучивать. Какое это вообще теперь имело значение, если Ирина больше не любит его? Она была всем для него, он жил ради нее! Обессиленный он опустился в кресло, но Ирина не подошла к нему, одарив его коротким презрительным взглядом, она развернулась и вышла из комнаты.

— Клим! Мне нужен экипаж!

Пешком Лиан добрался до библиотеки и общей комнаты только через час. С непривычки ноги у него гудели, да и сам он очень устал, но об отдыхе этой ночью думать не приходилось. В общей комнате Лиан застал свернувшуюся калачиком в кресле крепко спящую Леру. И, как ни жаль ему было будить ее, он потряс ее за плечо.

— Лера, это я, господин Нисторин. А где твоя мама?

— Она в библиотеке, ушла с остальными.

— Ты можешь отвести меня к Драгомиру?

— Конечно, я за этим здесь и сижу, — пояснила девочка и тут же спохватилась. — Ой, я кажется заснула на посту!

Лера спрыгнула на пол и пошла в сторону библиотеки, Лиан пошел следом. Клея на тот момент помогала ребятам в книгохранилище: что-то унести-принести она могла, а Лере поручили ждать Лиана. Гедовин, Клея и Модест прошли в библиотеку через подземные галереи, а вот Вителлий, Амалия и Анна, сопровождаемые отрядом городских стражников из пяти человек, через обычный вход. В связи с поздним часом Рэма в библиотеке они не застали, ночной сторож беспрепятственно пропустил их — вполне возможно, что он отправил кого-нибудь из нескольких ночных служителей библиотеки к Рэму. Пускай, решил Вителлий, заодно ему сообщат о заместителе мэра и отряде городской стражи.

Все понимали, что сначала нужно дождаться вестей от Лиана, а пока общим решением все стали искать что-то по защите города. И, как ни хотелось того признавать Гедовин и Модесту, они плохо понимали, как могут найти нечто, что им пригодится. Пусть они искренне хотели помочь, но в данной ситуации не знали, что искать, как действовать. Только сейчас Гедовин стала понимать, насколько глупой и детской была ее идея помочь городу, ведь уже на первом вопросе: как именно она стала бы помогать, она заходила в тупик. Они с Модестом надеялись, что им поможет Драгомир. Но мальчик не был эдаким всезнающим стратегом и тоже не знал, что делать.

Но, если ребята хотя бы понимали эти значки в старинных книгах, то пришедшая вместе со всеми Амалия чувствовала себя абсолютно бесполезной, из-за чего расстраивалась еще больше. Даже эта женщина, Клея, взялась подавать и относить книги, а что могла она? Почему-то сейчас ей вспомнился постулат о том, что нельзя показывать свою слабость на людях, это так разозлило Амалию, что она почувствовала себя немного лучше, это словно напомнило ей: ты еще жива и должна бороться!

— Господин Вителлий, откуда вы узнали, что Дан — властитель магии?

— Э-э, — замялся Вителлий, — мне сказала об этом Руяна, откуда знала она, честно, не знаю.

— Интересно получается, вам сказала Руяна, Вы сказали Анне. Анна сказала Дану. Но никто не знает источника! Неужели вы не поинтересовались, откуда у Руяны такое предположение?

— Я спрашивал, но она не ответила на этот вопрос. Простите, Амалия, но я ничем не могу помочь.

— Допустим. Мне интересен также такой факт: получается, если магия спала, то властители магии существовали все эти годы, но они, как и другие волшебники, не могли пользоваться своими способностями. Магия уснула с того момента, как царевич Драгомир уснул на тысячу лет. Почему это произошло? Куда смотрел тогдашний властитель магии?

— Я читал в одной книге, — ответил ей Вителлий, — что эпоха существования магии закончилась именно потому, что последний властитель не был определен.

— Да как такое возможно? — возмутилась Гедовин. — Если я и Драгомир сразу почувствовали это? Это в какой глуши надо родиться, чтобы ни разу не встретить ни одного волшебника?! И ни разу не применить ни одного заклинания!

Драгомир, которому Анна переводила этот разговор, подивился и неожиданно для всех заявил.

— Последним властителем магии был Алин Карон, мой дядя.

Даже Амалия и Клея, которые не знали древнего языка услышали и поняли достаточно: Алин Карон. А когда Вителлий перевел им слова мальчика и вовсе поразились.

— Алин? — не верила своим ушам Амалия. — Тот самый Алин?

— Странно, — подивился Драгомир, — почему я не вспомнил этого сразу?

— Интересно получается, — медленно произнес Вителлий, — это ж как надо было отредактировать историю, чтобы убрать все упоминания, стереть из памяти такой факт. Его изображения! Ну конечно! Волосы, глаза, у него нет только, — Вителлий осекся, поймав вопросительный взгляд Амалии.

— Что? Чего нет? Почему вы замолчали?

— Амалия, — глубоко вздохнув, пояснил ей Вителлий, — ваш Данислав отныне выглядит иначе. Именно это я хотел сказать тебе, Анна, когда ты приходила в тюрьму. После применения первого заклинания властитель магии обретал свои отличительные внешние признаки: его волосы становились серебристыми, глаза — серыми, отныне он приобрел возможность видеть сквозь иллюзии, а на руках изнутри выжигались изображения ронвельдов. Я думаю, именно поэтому он упал. Это очень болезненно.

Амалия встала, кусая губы и сдерживая слезы, она отошла к одному из книжных стеллажей.

— И вы только сейчас говорите мне это?!

В этот момент в помещение вошла Лера, все сразу обратили на нее внимание. Драгомир моментально отложил книгу и, подойдя к Лиану, снял с него медальон. Амалия тоже обернулась, увидев Лиана, она сразу спросила.

— Ну что там?

Лиан прошел вглубь комнаты и сел на край одной из длинной скамеек, стоящих вдоль большого прямоугольного стола.

— В храме раскол. Дир, это помощник Каллины, считает, что Дан — посланник Алина, потому что на его руках эти, как их там, ронведы.

— Ронвельды, — поправил его Вителлий.

— Да, точно. В старых книгах в храмовых библиотеках, оказывается, сохранились изображения Алина, где он, — Лиан осекся, вновь поймав взгляд Амалии.

— Я знаю, что он теперь выглядит иначе.

Лиан кивнул, по крайней мере, это избавило его от объяснения подробностей, а Вителлий подчеркнул.

— Значит, все именно так и есть. Алин Карон был последним властителем магии. Великие предки! Кто и как смог представить его всем Богом? Это… немыслимо!

— Дир со своими людьми, — продолжил Лиан, — усыпил почти всю стражу в храме и повез Дана во Всевладоград. Каллина отправила тех, кто остался, в погоню. Я тоже хотел ехать следом, но меня же ни одна лошадь не подпустит. В-общем, я отправил Юлиана.

— Что?! — не поверила своим ушам Амалия. — Да он развернется на полпути!

— Амалия, ты ошибаешься! Юлиан не может так поступить.

— Твой Юлиан Астеев, — зло сказала Амалия, — мерзкий тип, трясущийся над своей женой! Держу пари, он уже вернулся в город, если вообще куда-то уезжал.

— Нет, я заставил Каллину освободить Ирину! Юлиан это знает. Да она уже дома!

— Да, и потому он уже дома, чтобы самому это проверить! Я поеду во Всевладоград. Ты дашь мне людей?

— Да, но…

— Я поеду с тобой! — тут же заявила Гедовин.

Лиан сразу возмутился.

— Еще чего! Это может быть опасно. Что я скажу твоему отцу, если с тобой что-то случится?

— Моему отцу плевать на меня. И можете передать ему, что я никогда не вернусь ни в его школу, ни в его монастырь, ни к нему домой.

— Гедовин, — вкрадчиво возразил ей Лиан, — ты сейчас говоришь вещи, о которых потом будешь жалеть. Все-таки он — твой отец. А уйдя из дома, ты никому ничего не докажешь. Да и потом, куда ты собираешься идти?

— Если надо, — заявила Амалия, — я возьму ее к себе.

Услышав это, Гедовин мгновенно обернулась к ней, она и мечтать о таком не смела! На глаза ей невольно навернулись слезы и девочка, даже не пытаясь скрыть свои чувства, подошла к Амалии и обняла ее.

— Спасибо!

— Я тоже еду! — заявил Модест.

— Ну уж нет! — решительно не согласился с ним Лиан. — Ты никуда не поедешь! Ты даже не волшебник, ты — просто мальчик, которому твой отец говорит остаться здесь.

— Я должен помочь Дану, и я поеду!

Лиан вздохнул и нашел в себе силы терпеливо внятным голосом ответить.

— Я знаю, что он дорог тебе, но, пожалуйста, не думай, что ты мне безразличен. Это не так, да, мне тяжело, мне сложно смотреть на тебя и не думать о твоей маме, но я все равно люблю тебя и не хочу рисковать тобой.

Мальчик низко опустил голову.

— Отец, разрешите мне ехать, пожалуйста.

— Разреши ему, Лиан! — сказала Амалия, чем вызвала недовольный, даже возмущенный взгляд Лиана в свой адрес, он долго молчал, прежде, чем ответил.

— Хорошо.

— Спасибо!..

— Но, — сразу оборвал мальчика Лиан, — ты должен пообещать, что вернешься живым и невредимым!

Мальчик тепло улыбнулся, услышать добрые слова от отца в свой адрес, для него дорогого стоило.

— Ладно, тогда я пойду в мэрию, соберу вам отряд. А ты, Амалия, отведи Модеста домой, пусть соберет вещи, только не идите одни, с вами было несколько стражников, возьмите хотя бы двоих. Как только соберетесь, подходите в мэрию.

— Хорошо, спасибо, Лиан, — поблагодарила его Амалия.

— А мы останемся здесь, — добавил Вителлий, — продолжим искать. — Если что-то найдем, обязательно вам сообщим.

— Хорошо, а где те стражники?

— Они в коридоре.

— Я попрошу двоих пройти со мной, если вы не против.

— Нет, и можете взять служебный экипаж. Идите через нормальный вход и попросите кого-нибудь из ночных служителей, на худой конец, сторожа.

— Спасибо, Вителлий, удачи вам.

Не смотря на то, что пришлось ждать, когда ему подадут служебный экипаж, Лиан возблагодарил все святых, что он смог хоть немного отдохнуть, облокотиться на мягкие подушки и закрыть глаза. Но длилось это всего десять минут!

Прибыв к мэрии, Лиан попросил сопровождавших его стражников дойти до ближайшего управления правопорядком и собрать людей для поездки во Всевладоград, а также передать патрульным, что он ждет почасового отчета о ситуации в городе, только после этого Лиан пошел к зданию. Едва он открыл дверь, дежурный сразу поклонился ему и передал два письма, не трудно было догадаться, что одно из них от Каллины, а вот второе, к удивлению Лиана, было от отца Дана. «Что этому гаду еще надо?» — подумал он про себя. Убрав оба письма в карман, Лиан поблагодарил курьера за верную службу и попросил его найти кого-нибудь, кто бы принес ему горячий чай, потом взял ключ на вахте и направился в свой кабинет.

Добравшись до своего кресла, он буквально рухнул в него и с минуты две сидел неподвижно с закрытыми глазами. Ему показалось, что он провалился куда-то вниз, выбираться оттуда так не хотелось, что он буквально заставил себя открыть глаза. Окинув беглым взглядом свой стол, он увидел стопки бумаг, читать, что там, абсолютно не хотелось, и тем не менее, Лиан встал и зажег свечи. Он прошелся по кабинету и подошел к окну. Город, казалось, замер в ожидании чего-то, с виду все оставалось прежним, но чувствовалась какая-то внутренняя тревога. Или Лиан только так думал, проецируя свои чувства? Он стоял так до тех пор, пока к нему в дверь не постучались.

— Да, войдите.

В кабинет вошла девушка, ночной курьер, судя по ее красно-черной форме с белыми нашивками на правом плече, в руках она несла поднос, на котором стояла чашка с идущим от нее дымком и лежало несколько булочек.

— Откуда такое богатство ночью?

Девушка ничего не ответила и только улыбнулась, поставив поднос на стол.

— Спасибо огромное, — поблагодарил ее Лиан. — Мия, верно?

— Да, приятного вам аппетита, господин мэр.

Она ушла, и Лиан сделал несколько глотков и достал письма. Сначала он развернул конверт от Каллины. Попивая чай с булочками, он стал читать ожидаемые строки.

«Нисторин! Напоминаю тебе, что в восемь состоится казнь приспешников Алины, на случай, если твоя заместитель не успела передать тебе важную информацию, сообщаю: если ты и твои сподвижники придете к восьми утра ко мне и покаетесь, то я не стану инициировать массовые аресты и попрошу помилования для всех, кто придет, у начальника войска Гриальша. Возможно, ты также не знаешь, что на оборону города направлен сводный отряд стражей храма, пока войско генерала Бастарина не подошло к городу. Так что не советую вам кичиться своей светской властью и, проявив благоразумие, добровольно пойти и покаяться. Что касается тебя лично, то я готова отложить твое дело до более высокого суда и передать его на рассмотрение комиссии из Всевладограда, которая должна прибыть уже сегодня. Решать тебе, Нисторин. Насколько тебе дороги жизни сотрудников мэрии и городских стражников? На что ты обрекаешь их семьи, да и своего сына тоже?

Милостью Алина, Всеблагого и Великого

госпожа настоятельница Рувира Каллина»

— Да, да, уже побежал каяться! — прокомментировал это Лиан и взял следующую булочку, отложив письмо, он развернул второй конверт и стал читать.

«Я узнал вас, но не хотел ничего говорить при своей жене. К письму я прилагаю портрет, который, я уверен, о многом вам скажет. Если же вы забыли, то напрягите память и вспомните ту неделю, когда вы были в Коростени на базе отдыха почти двадцать пять лет назад…»

Лиан поставил чашку и осторожно достал из конверта маленький портретик, на нем была изображена девушка в белоснежном платье с голубыми оборками, так гармонирующими с ее небесно-голубыми глазами. Ее светлые вьющиеся волосы были подобраны сбоку заколкой, а пушистые локоны ложились на платье. Несмотря на то, что портрет был очень маленьким, он узнал ее. Это была Домиана, девушка, с которой он познакомился тогда, когда отдыхал в Коростени после болезни. Отложив потрет, Лиан вновь взял в руки письмо.

«…Я знаю, что она назвалась вам каким-то другим именем, но на самом деле ее звали Илана, Илана Ингоева. Нас сосватали родители, в отместку им и мне она решила, что я не буду первым мужчиной в ее жизни. Ее родители работали на базе отдыха, где она и познакомилась с вами, она полюбила вас и не побоялась мне признаться в этом. Конечно, я был страшно зол, расстроен, но, боясь порицаний со стороны общества, я дал ей слово, что не оставлю ее сына и выращу как своего. Она умерла через час после родов.

Я сдержал свое слово, господин Нисторин, может быть, без должного рвения, но меня тоже можно понять! Что касается фамилии, то я объяснил всем, что такового было пожелание Иланы, никто не стал придираться к этому. Я знаю, что вы все равно расскажете ему, что я приезжал и требовал вернуть оставшиеся деньги. Честно, я не хотел этого, но жена вынудила меня, сказала, что раз он заммэра, то у него должна быть хорошая зарплата, и он давно бы должен рассчитаться с нами. Не знаю, просто ли по-человечески вы, желая ему добра, помогали ему в силу своих возможностей или, зная, опекали своего сына, честно, из разговора с вами, я так этого и не понял. Но он точно знал: он писал мне об этом в письме, сказал, что благодарен мне за все, что я для него сделал.

Я искренне ненавижу вас, господин Нисторин, потому что вы сломали мою жизнь, забрав у меня первую жену, а она словно прокляла меня, у меня ведь так и нет своих детей. Не знаю, зачем я вообще пишу вам, может, просто все накипело за столько лет. Прошу вас только об одном, не афишируйте это, потому что очернив мое имя, вы очерните и свое, а у вас ведь есть законнорожденный сын».

— Откуда у вас этот потрет? — спрашивал Дан с нескрываемым удивлением.

— О, это моя первая любовь, Домиана. Кстати, я познакомился с ней в Коростени, ты ведь оттуда? Знаешь, что с ней стало?

— Она… актриса в местном театре.

— Да, Домиана! А я ведь был там всего неделю! Я писал ей потом, чтобы она приехала в Рувир, ну или я бы к ней приехал, но она ответила мне, что вышла замуж и попросила более не беспокоить ее.

— Что же ты не сказал?! — почти в отчаянии прошептал Лиан, опершись руками о стол, он опустил голову на руки и закрыл глаза.

Промолчал. Спустя несколько дней после этого разговора Лиан хотел достать портрет, чтобы просто еще раз взглянуть на него, но на месте его не оказалось. Он решил, что в прошлый раз случайно положил его не туда, но Борис и Лора перерыли весь дом, а портрета так и не нашли. Грешным дело Лиан подумал на Модеста, что мальчик выкрал у него потрет женщины, которую отец полюбил до матери. Но кто мог рассказать ему? Дан, который как раз тогда жил у Лиана? Однако Дан клялся, что ничего не говорил мальчику и предложил еще поискать. Естественно, поиски ничего не дали. И Модест, он ведь знает! А Лиан пропустил мимо ушей его слова вчера вечером.

— Очень печально, мальчики, — с горечью вслух произнес Лиан, — что вы оба промолчали!

В дверь постучали, до сознания Лиана не сразу дошло это. Он был слишком расстроен тем, что все так вышло. И в то же время счастлив, что у него такой сын, замечательный сын, который, судя по всему, никогда не простит его. Иначе зачем еще он промолчал? Лиан слишком хорошо знал его: Дан так просто ничего не забывал, он мог промолчать, сказать, что все нормально; это как его отношения с Юлианом Астеевым, он работал с ним, общался по службе, в душе продолжая ненавидеть. При этом он ценил положительные качества Юлиана, но не забывал о прошлом.

Вновь раздался стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошла Ирина Астеева, не спрашивая разрешения, она прошла вглубь комнаты и села напротив Лиана.

— Мне сказали, что вы здесь.

Подняв голову, Лиан молча посмотрел на ее, та смутилась его молчанию и его внешнему виду.

— Что с вами? Вам нехорошо?

Лиан слабо улыбнулся.

— Да, мне нехорошо. Зачем вы пришли сюда в такой час? Что вам нужно?

— Я пришла за тем, чтобы просить вас о помощи. Вы должны что-то предпринять! Они, если неубьют его, то покалечат точно! Дир — фанатик, как только он поймет, что Дан — никакой не посланник Алина, он замучает его до смерти!

Лиан грустно улыбнулся.

— Все так, как и сказала Амалия! Надо полагать, Юлиан все-таки нагнал Дира, но, вспомнив о вас, сразу помчался обратно. Да, все, как и сказала Амалия.

— Причем здесь эта женщина? — почти возмущенно спросила Ирина. — Лучше скажите, вы будете что-нибудь предпринимать?!

— Мы делаем все, что можем, госпожа Астеева, а вам, я думаю, лучше пойти домой, не расстраивайте своего мужа.

— Да плевать я на него хотела! — огрызнулась Ирина. — Сейчас меня волнует только, как помочь Дану.

— Я не понимаю, почему вас это волнует, Ирина, повторяю еще раз, идите домой.

Молодая женщина возмутилась и даже привстала.

— Почему это меня не должна волновать судьба Дана. Я ведь ему не чужая!

— Ой ли! А не вы ли добивались развода с ним, получившего такую огласку, что люди до сих пор шепчут ему в спину: «А вы знаете, его бросила жена!»

Ирина обиженно скривила губы и, потупив взор, сдержанно сказала.

— Я была неправа и я это признаю.

— Уж не замучила ли вас совесть? — с иронией спросил Лиан, но молодая женщина ответила вполне серьезно.

— В том числе, и я хочу это исправить.

— Как?! Уж не собираетесь ли вы вновь выйти за него замуж?

— А почему бы и нет? — с вызовом спросила Ирина.

Лиан рассмеялся.

— Боюсь, вам придется наложить на него заклятие, чтобы добиться от него согласия! — резко сменив тон, он почти сурово произнес. — Но у вас вряд ли получиться подчинить себе властителя магии, и я не остановлю его, если он захочет отомстить вам.

Ирина закатила на это глаза к потолку.

— Магия! И вы туда же! Я думала, Юлиан бредит по старости лет, но вы, господин Нисторин, вы же здравомыслящий человек.

Лиан внимательно смотрел на нее, его взгляд был по-прежнему суровым, внезапно для Ирины он сказал.

— Пошла вон!

— Простите?!

— Пошла вон, я сказал!

Лиан встал, Ирина тоже встала, все лицо ее горело от возмущения.

— Кто дал вам право так разговаривать со мной?

— Ты сама дала мне это право, показав свою низость и подлость. Хотелось сразу представительного мужа, положения в обществе? А тебе сосватали за мальчишку, простого служащего налогового ведомства! Признайся себе, Ирина, ты тогда думала и сейчас думаешь только о себе. Тебе плевать на Данислава, плевать на Юлиана, и лично мне противно даже смотреть на тебя. Уходи по-хорошему, пока я не позвал охрану.

Ирина хотела что-то ответить, но не могла подобрать слов, она стояла напротив господина Нисторина, резко и тяжело дыша, то и дело сжимая и разжимая кулаки. Но это продлилось всего несколько секунд, хотя Ирине они показались минутами, она громко отодвинула кресло и ушла, хлопнув дверью.

Лиан глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он постарался ни о чем не думать, но мысли сами собой заполняли голову, вновь и вновь заставляя его погружаться в воспоминания, чувствовать угрызения совести и горькое разочарование самим собой. Он не мог не думать о том, что обе женщины, которых он полюбил и которые подарили ему сыновей, умерли сразу после родов. Может, это какое-то проклятье? Он проклят и за это поплатились ни в чем неповинные женщины?

В дверь постучали, Лиан вздрогнул и открыл глаза, он не знал, сколько времени прошло, интуитивно взглянув на часы, он отметил, что прошло всего десять минут с тех пор, как ушла Ирина.

— Кто там? — спросил он.

Дверь открылась и в кабинет заглянул стражник.

— Мы с отчетом о ситуации в городе.

— Да, да, конечно, заходите!

В кабинет вошло два стражника, мужчина средних лет и совсем еще молоденькая девушка, последняя необычайно твердым голосом доложила.

— Пока в городе относительно спокойно, на улицах почти никого нет. У храма Истории установили две виселицы, к одной из которых уже привели закованного в цепи Горация Фана, его пристегнули к одному из столбов виселицы.

— Нам также известно, — продолжил мужчина, — что несколько гражданских видели его, не исключено, что они известят об этом сторонников Фана, а значит, у храма Истории могут собраться не только зеваки.

— Ясно. Вот что, нужно срочно собрать отряд, который будет удерживать людей от столкновения со стражами храма. А знаете, я, пожалуй пойду с вами, сейчас только возьму ключи.

День седьмой

Ронвельды являлись детьми магии, подтверждая само ее существование, они заботились о сохранении всех силовых полей, не только южного. Всего существовало четыре поля, два наиболее мощных в древности называли полюсами, два других — локальными полями. С давних пор у каждого волшебника был свой ронвельд, и сейчас многие из них попытались познакомиться. Обычно люди сами призывали ронвельдов, но сейчас, когда навыки общения и сотрудничества были полностью утрачены, Лукаш распорядился, чтобы ронвельды первыми произнесли приветствия. Так к своему магу отправился Радим. Он возник перед внутренним взором бывшего настоятеля храма Слова, который будучи служителем храма изучал древний язык, в то время как многие волшебники сейчас столкнулись с еще одной трудностью: они не понимали того, что говорят им их ронвельды.

Ставр, так звали бывшего настоятеля, понял, что сказало ему немыслимое существо, иначе он крылатую обезьянку, которую он видел, как бы в подсознании, а не непосредственно перед глазами, он назвать не мог.

— Здравствуй, меня зовут Радим.

Ставр зажмурился, но это не помогло ему, обезьянка никуда не делась, по-прежнему зависая перед его внутренним взором.

— Ты боишься меня? Почему?

— Оставь меня, исчадие Алины! — воскликнул Ставр на привычном ему, современном, языке.

Так как в камере он был не один, то разбудил ее обитателей, все трое мужчин смотрели на забившегося в углу бывшего священнослужителя. Обхватив голову руками, он с жаром читал молитву.

— Оставь меня, исчадие Алины,

Он повторял это снова и снова, Радим недоуменно хлопал глазами, пусть он не понимал слов, но имя Алина он хорошо расслышал. Ронвельд терпеливо ждал, когда тот закончит, но мужчина, видя, что исчадие Алины не уходит, продолжал гнать его своей молитвой-призывом.

— Эй, что с тобой? — спросил его один из мужчин, это был простой гражданин города, который выкрикивал неугодные храму лозунги на одном из малых собраний, которые спонтанно то тут, то там возникали по городу все эти дни.

— Может, позвать кого? — неуверенно спросил его младший брат, слезая со скамьи.

— Он же фанатик! — небрежно ответил им третий сокамерник, так и оставаясь лежать. — Вы что не знаете, что утром они по часу читают молитвы, погодите, он еще себя бить начнет. Так как плетей тут нет, ему придется бить себя руками.

— Это в монастырях так делают, — возразил ему первый мужчина, — а на службах в храме я лично много раз был, там читают эту молитву, но всего один раз вначале службы, а этот заладил одно и то же. У меня такое чувство, что он от кого-то хочет спастись.

— Будем надеяться, — ответил ему брат, — что он спасается не от нас, а от призраков, от них хоть молитвами, хоть руками пусть защищается, главное, чтобы на нас не набрасывался.

Тем временем Радим начинал терять терпение, он нервно хлопал крылышками, летая перед Ставром на одном квадратном метре, остальные обитатели камеры его не видели, а единственный видящий всем сердцем мечтал, чтобы тот исчез.

— Да хватит уже! — воскликнул ронвельд, всплеснув руками, он резко остановился, от неожиданности Ставр поперхнулся и затих.

— О! — съязвил третий мужчина, он даже привстал на скамье, опершись на правый локоть. — И часа не прошло!

Он с интересом ждал, что будет дальше, но вопреки его предположению Ставр не стал себя бить, он слушал, с ужасом и непониманием смотря на ронвельда, а для своих сокамерников, в одну точку где-то между нижними дверными петлями и началом стены.

— Алин Карон — никакой не Бог! Он был властителем магии, и он виноват в том, что произошло! Он сам сделал из себя великого учителя, а его последователи создали из него объект поклонения! Он запер всех магических существ в сторонних мирах, он нарушил магическое равновесие, едва не погубив весь мир. Но теперь волшебство возродилось, я — твой ронвельд, я буду помогать тебе постигать таинство заклинаний, но ты должен помогать мне.

«Алин Карон — никакой не Бог!» Эти слова вновь и вновь повторялись в голове Ставра. Он все слышал, но не верил в это, просто не мог поверить. Он продолжал видеть перед собой исчадие Алины, которое пыталось сбить его с пути истинного, ввести в заблуждение и заставить отречься от Алина. И он вновь стал читать молитву, а Радим, не выдержав, вернулся к основанию южного поля силы.

В семь утра Амалия, Гедовин и Модест в сопровождении пяти стражников, двух женщин и троих мужчин, одетых в обычную гражданскую одежду, выехали из города, стражникам у северо-западных ворот они сказали, что у них важное дело по поручению мэрии, удостоверение Амалии давало им железный аргумент в подтверждение этих слов. Однако не проехали они и получаса, как увидели впереди большой кортеж. Старшая по званию стражница предложила свернуть и уступить им дорогу, но Амалия отговорила ее, сказав, что они могут выяснить что-нибудь полезное.

— Скажем, что мы из Лазурной Глади и о событиях в Рувире почти ничего не знаем. Так, кое-что, чуть-чуть, да и то это слухи. Я сама с ними поговорю, но если вдруг кого-то из вас о чем-то спросят, несите всякую чушь в нужном русле, чем невероятнее, тем лучше.

— Хорошо, госпожа, — согласилась Марида.

— Гедовин, вы как? Сможете?

— О! Это без проблем! Верно, Модест?

Мальчик хитровато посмотрел на нее и улыбнулся. Тем временем пышный кортеж приближался, маленький отряд сошел с дороги, чтобы расчистить им путь. Впереди кортежа ехало четверо всадников на прекрасных гнедых конях, всадники в правых руках держали копья, вертикально, как на параде. Следом за ними следовал небольшой отряд из десяти человек, потом шикарная, обитая золотом, карета и открытая повозка с сидящими в ней священнослужителями самых высоких званий. Затем еще одна открытая повозка, в которой сидели Дир, Аглая, Претич и остальные пятеро стражей храма Истории, которые накануне ночью выехали из города. Замыкали кортеж крытая повозка и отряд вооруженных до зубов стражей храма из восьми человек. Узнав Дира, Амалия побледнела, он тоже поймал ее взгляд, с не меньшим удивлением отметив ее присутствие здесь, на дороге. Когда золотая карета поравнялась с людьми, уступившими кортежу дорогу, она остановилась. Занавеску окошка отдернули и наружу выглянул неприятного вида мужчина, с двойным подбородком, с большой лысиной на лбу и поросячьими глазками, иначе Амалия назвать не могла. Но главное, что она отметила, это его головной убор: серая шапочка, украшенная кольцом рубинов, и еще серебряный перстень с большим рубином. Это были отличительные знаки настоятеля Храма, всего храма, значит, его уже выбрали и теперь он ехал в Рувир. Все упало внутри Амалии, похоже, их поход закончился, едва начавшись. Если перед ней настоятель Храма, который арестовал Дира и его сподвижников, значит, Дан у него, и относительно последнего он не разделяет взглядов Дира. Амалия заставила себя поклониться настоятелю Храма, вслед за ней это сделали ее спутники.

— Вы едете из Рувира? — скрипящим голосом спросил настоятель Храма.

— А, — замялась Амалия, — нет, мы из Лазурной Глади, это поселок неподалеку от Рувира. До нас дошли слухи, что сегодня к городе будет казнь, а со дня на день пребудет войско царя Изяслава, говорят, будут столкновения. А моя тетя говорит, что будет война, ведь Тойма нас не бросит? Ведь не бросит, как вы думаете?

Мужчина рассеянно улыбнулся, он словно слушал кого-то, кто сидел рядом.

— Если никто не удосужился отправить гонца в Тойму, то кто знает! Или гонца отправили?

— Я не знаю, господин!

— Почему? — с особой ноткой издевки в голосе спросил настоятель. — Ваш руководитель не поделился с вами этой информацией?

— Я вас не понимаю.

— И я вас, госпожа Розина. Советую вам ответить честно и прямо: что вы здесь делаете и куда направляетесь?

Амалия растерялась. Откуда он знает ее? Она точно видит его впервые! И тут до нее дошло, прежде чем ее мысль подтвердилась и из кареты выглянул попутчик настоятеля Храма — ведь настоятель Рувира уехал на святейшие выборы во Всевладоград, логично, что он едет сейчас обратно домой в сопровождении своего земного руководителя.

— Что же вы молчите, госпожа Розина? — прошелестел Юрий, отодвинув вторую занавеску и выглянув из окошка.

Это был пожилой мужчина, почти полностью поседевший, но без лысины, с лицом абсолютно чистым от морщин, да и внешне он еще не утратил своей представительности, из-за чего выглядел лет на десять моложе. Он прекрасно знал Амалию и узнал ее сразу, по голосу.

— Я уезжаю из города, — полуотрешенно ответила Амалия.

— Почему? — не унимался Юрий. — Почему вы приняли такое странное решение?

— Я… не согласна с действиями мэрии, и поэтому…

— И поэтому, — сразу оборвал ее настоятель Храма, — вы лгали мне сначала? Все ясно.

— Нет! Я просто испугалась, боялась за своих попутчиков. Они просто хотят уехать из города, они и я, мы лишь хотели просить Алина о помощи, о защите Рувира, и потому мы решили ехать во Всевладоград.

— Алин услышит вас и в Рувире, госпожа Розина, если бы будете молиться ему, но вы вряд ли на это способны. Повторяю еще раз: зачем и куда вы направляетесь?

Опустив голову, Амалия упрямо повторила.

— Во Всевладоград.

— Допустим. Теперь ответьте: зачем?

Амалия промолчала, лихорадочно подбирая про себя возможные варианты ответов, но Юрий ответил за нее сам.

— Затем, что хотели догнать Дира, верно? Дира, который увез Данислава Ингоева. Скажите, вы поехали по собственной инициативе или по поручению господина Нисторина? Можете не отвечать, вы в любом случае едете с нами, милая. Остальные могут ехать дальше, во Всевладоград, молиться о защите Рувира.

— Почему я? — не могла не спросить Амалия.

— Мы потом вам это объясним, а пока слезайте с коня и располагайтесь в нашей карете.

— Сначала я хочу видеть Дана.

— О, не стоит беспокоить нашего юного властителя магии, ему сейчас нужен только отдых.

Гедовин и Модест переглянулись, они и Амалия не верили своим ушам: они знают. Знают! И не важно: откуда, важно лишь, что за этим стоит: ложь, всем и каждому. Ради власти? Вряд ли ради дарования нотки законности людям! Сощурив глаза, Амалия почти изумленно спросила.

— Неужели вы не боитесь, что ваши люди услышат вас? Вы заявляете о существовании магии, фактически признанной силой Алины?! Вы, что не боитесь?

— Нет, госпожа Розина, — с улыбкой ответил ей Юрий, — нам нет смысла бояться проверенных людей, а вот вам за жизнь ваших спутников стоит опасаться. Так что не тяните время и слезайте с коня. А то мы не успеем к Каллине на праздник.

— И вы убьете моих спутников прямо здесь, а если…

— Нет никаких «если», госпожа Розина, — решительно оборвал ее Гай. — Сила на нашей стороне. Считаю до трех или крайний справа от вас человек получит стрелу в сердце.

Он махнул рукой и один из стражников, тех, что ехали позади всех, мгновенно достал лук из-за спины и натянул тетиву, вложив стрелу с металлическим наконечником.

— Раз, два, — начал считать Гай.

— Хватит! — вмешалась Амалия, спрыгивая на землю. Она коротко посмотрела на Гедовин и Модеста и подошла к карете, Юрий подвинулся и, открыв ей дверцу, вежливо подал ей руку, Амалия холодно взглянула на нее и без помощи забралась в карету. Меньше чем через минуту, картеж тронулся в путь. Гедовин и Модест молча провожали его взглядами, теперь уже два их друга были в руках служителей храма.

Анна чувствовала страшную усталость, глаза ее сами собой закрывались, но она держалась и продолжала перелистывать толстенные книги, отметя напрочь предложение Вителлия пойти поспать. Она сама не знала, что именно надо искать, сейчас она, скорее, узнавала: какие бывают заклинания, понимания суть их назначения примерно в трех случаях из десяти. Девушка потеряла счет страницам и, когда в зал вбежал тяжело дышащий стражник, она словно проснулась.

— Извините, что отвлекаю вас, но нужно уходить и как можно скорее!

— А что случилось? — недоуменно спросил Вителлий, тоже засыпающий до того над книгами.

— Сюда идет целый отряд из храма, во главе с самой Каллиной, я выходил на улицу и видел их.

— Нужно идти в галереи, — сразу сказал Вителлий.

Они были в секциях с книгами по магии, всего в двух залах отсюда был вход в зал магических иллюзий. «И зачем вообще Лиан решил афишировать наш приход?» — с досадой подумал про себя Вителлий. Конечно, Лиан хотел восстановить его в правах, нейтрализовать Рэма, но вышло все наоборот. Рэму, действительно, сообщили о ночных посетителях, ему, наверняка сообщили, что с ними были городские стражники и потом из здания выходил сам мэр города, но он, не долго думая, собрал себе настоящий отряд и решительно направился в библиотеку.

— Идемте с нами, — сказал Вителлий стражнику.

Анна и Драгомир взяли по книге и повели всех ко входу в галереи, Клея подняла на руки уснувшую за столом Леру и быстро пошла следом. Выйдя в зал, они услышали приближающиеся шаги. Похоже, Каллина серьезно настроилась, раз не побоялась даже опоздать к казни.

— Скорей! — шепотом произнесла Анна и почти бегом направилась к залу иллюзий, сразу пожалев, что взяла с собой такую тяжелую книгу, несмотря на то, что книга была большой и неудобной, Анна переместила ее под мышку и достала ключ. Едва открыв вход, девушка наклонилась вперед бросила книгу на пол, подтолкнув ее ногой за стену. Сама Анна встала в толще стены, давая возможность пройти остальным. Драгомир поступил с книгой также, шум от падения на пол его книги вместе с движением и ярким светом коридоре разбудили Леру, потирая глаза кулачками, малышка сонно спросила.

— Что случилось?

Клея тяжело вздохнула.

— Опять погоня, но сейчас мы в безопасности.

— Когда все это закончится, мама? Я соскучилась по дому, по своим друзьям.

— Не знаю, милая, — честно ответила она, опуская девочку на пол, — надеюсь, что скоро.

— Что будем делать? — спросила Анна вполголоса.

— А что у нас есть, — грустно отозвался Драгомир. — Ничего!

— Если бы у меня была моя трость! — не менее грустно отозвался Вителлий. — Я читал, что трость настоятеля библиотеки обладает большой силой, она способна изменить ситуацию и исправить создавшееся положение.

— Да, но это ведь магический механизм, — возразила Анна, — и мы не знаем, каков дополняющий предмет к нему. Даже если бы у вас была сейчас эта трость, мы все равно не смогли бы использовать ее.

— Да я знаю, простите!

— А какой трости идет речь? — уточнил Драгомир. — О той, что была с вами, когда вы в первый раз увидели меня?

— Да.

— О, тогда, боюсь, что она ничем вам не поможет, потому что это трость защиты, моей защиты. Ой, надо же! — подивился мальчик. — Я еще кое-что вспомнил, просто вспомнил!

— Значит, дополняющий предмет, — рассуждала Анна, — ты сам?

— Моя кровь. Так что трость вряд ли поможет нам остановить войско Гриальша. Даже то заклинание о серии воздушных вихрей, о котором я только что читал, было лучше.

— Постой-ка, — уточнила Анна, — если это заклинание защиты, то ты можешь создать какое-то защитное поле или что-то вроде того?

— Если меня захотят убить, то да.

— Нет, тогда это не вариант.

Вителлий понуро опустил голову, кто бы мог подумать, что трость, на которую он возлагал такие надежды, окажется всего лишь способом крайней защиты одного волшебника! Искать дополняющий предмет к ней он мог бы до бесконечности, но так ничего и не нашел бы, если бы Гедовин не разбудила Драгомира Дэ Шора!

— Даже заклинание военных колесниц лучше! — с грустью в голосе сказал Вителий.

— В смысле? — оживилась Анна.

— Это иллюзия, иллюзия военных колесниц, объемная картинка. В моем кабинете есть книга, в которой я читал об этом.

— И там есть описание, как создать эти колесницы? — уточнила девушка.

— Да, в приложении, но, как мы туда попадем?

— У нас же есть медальон, способный делать человека невидимым.

— О, я совсем забыл! Тогда я готов.

— Нет дядя, это не так просто, как кажется, нужно привыкнуть к тому, что не видишь своих рук и ног, но продолжаешь идти, у меня есть опыт, будет лучше, если пойду я. Где именно лежит книга?

— От входа правый стеллаж, — пояснил Вителлий, — от низа раз, два, пятая полка с краю. Книга большая, в черном бархатном переплете, называется: «Игра Вячеслава Збойкова» Только, Анна, будь осторожна.

— Конечно, дядя, не беспокойся.

Драгомир снял медальон и передал его девушке. Надев медальон, девушка улыбнулась и наклонилась к мальчику, поцеловав его в щечку.

— Ну я пошла, — шепотом скала Анна.

— Удачи! — также шепотом ответил ей Драгомир.

Выйдя в зал, Анна тут же подалась обратно, у стены стоял здоровенный детина и внимательно вслушивался в их разговор, приложив ухо к каменной кладке. Однако едва Анна воспользовалась ключом, как преграда исчезла, и мужчина провалился внутрь. После полумрака от двух свечей яркий почти дневной свет коридора сбил его с толку и напугал. Он удивленно посмотрел вокруг, увидев Вителлия, Драгомира и Клею, которая вжалась в стену, а малышка Лера стояла, уткнувшись лицом в мамину юбку и всхлипывала. Как и в прошлый раз Анна не растерялась, воспользовавшись его замешательством, она схватила мужчину за руку и громко потребовала:

— Пошел вон!

Мужчина испуганно дернул руку и, вскочив, отбежал назад, Анна вовремя успела вложить ключ в стену.

— Пойду через кладовку, — шепотом сказала Анна, убирая ключ в сумочку.

Пусть и говорили они на древнем языке, но так было надежнее. Анна, стараясь ступать беззвучно, пошла через многочисленные коридоры в кладовку. Дорога в обход заняла около десяти минут, но выбора не было, тот мужчина мог вновь подойти к стене, второй раз на испуг его было бы не взять. Дойдя до кладовки, Анна сначала вложила ключ в стену и осмотрелась: в комнатке никого не было, а дверь, как она и предполагала, еще не успели поставить. Через столовую Анна вышла на улицу, из ворот библиотеки выходила Каллина в сопровождении отряда по меньшей мере из двадцати человек, при этом кто-то остался в библиотеке. Скольких же людей она изначально взяла с собой? Анна сглотнула и пошла дальше, у самого входа в библиотеку она едва не столкнулась с Рэмом, очень кстати открывшем для нее дверь. Покрепче сжав ключи от кабинета Вителлия в кармане платья, она прошла до лестницы. Мимо нее пробежала девушка курьер, потом два стражника храма. Даже зная, что ее не видно, Анна все равно очень волновалась и чувствовала себя загнанной белкой, которая пыталась спрятаться в кроне, но охотники продолжали стрелять без устали — рано или поздно они попадут, и перепрыгнуть на другую ветку уже не получится.

— Так что вам от меня нужно? — почти сразу спросила Амалия, едва карета тронулась с места.

— Сотрудничества, — с улыбкой ответил ей Гай.

— В каком смысле?

— Не поверите, но по приезду в город мы собирались искать вас, а тут вы сами встретили нас!

— Это — не ответ на мой вопрос. Так что вам от меня нужно?

— Видите ли, милая, — пояснил Гай, — мир в свое время едва не погиб от рук волшебников, и мы не можем допустить возрождения того хаоса. Тысячу лет назад волшебники творили, что хотели, а властитель магии не мог оказаться в нескольких местах одновременно. Магические существа нападали на людей, убивали и калечили их, уничтожали их дома. В довершение ко всему Драгомир Дэ Шор взорвал родной город, тогда последний властитель магии решил положить всему этому конец и почти покончил с Драгомиром Дэ Шором, но в том и дело, что почти. Самозащита волшебника никогда не выражалась в тысячелетнем сне, связавшем все волшебство мира, но Дэ Шор умудрился отколоть подобное! В связи с этим у меня к вам первый вопрос. Кто и как смог разбудить Драгомира Дэ Шора?

Амалия холодно посмотрела на Гай и, сложив руки на груди, возразила.

— Знаете, я слышала совсем другую версию происходившего, если учесть, что и эта, и ваша версия отличаются от того, чему меня учили в школе, то я склонна сомневаться во всех трех версиях.

— О, это правильно, то, что вы сомневаетесь. И все-таки сейчас я прошу поверить мне на слово, потому что я не враг вам, я только хочу спокойствия в мире, спокойствия и благополучия. Я думаю, ни вы, ни я не хотим, что мир вновь раздирали войны и препирания волшебников, вовлекающих в свои разборки ни в чем неповинных людей. Однажды люди уже выбрали путь: путь Алина, в котором нет места магии.

— Не хочу вас огорчать, господин настоятель, но относительно Алина у меня появились очень большие сомнения, как вы верно заметили, я никогда не молилась, так что сейчас мне нечего терять.

Гай усмехнулся, а Юрий заметил.

— Амалия, но ведь вы не станете отрицать, что в мире существует определенный порядок, храм очень много делает для поддержания этого порядка. Неужели, по-вашему, лучше хаос, бесконечный страх для простых людей: окажется ли его сосед волшебником или нет? Прошу вас, не делается поспешных выводов, и попросите Данислава не делать их.

— Хм! С чего вы взяли, что я стану его об этом просить? И тем более, что он станет меня слушать?

— Попросите, — прошелестел в ответ Юрий, — и уж кого-кого, а вас он послушает!

— С чего бы это?

— Потому что он любит вас и потому сделает все, что вы скажете.

Амалия рассмеялась.

— Вы даже об этом осведомлены! Он сам вам сказал?

— Почти, когда я поймал его на слове, но вообще мне пожаловалось на это его бывшая жена. Поверьте, ее возмущению вниманию с его стороны к вам, не было предела!

Амалия поджала губы и, помолчав с минуту, заявила.

— К несчастью для вас я тоже… люблю его, и ни за что не пойду против него. Если он сочтет нужным рассказать всем о том, что Алин Карон — никакой не Бог, а властитель магии, который хотел изменить мир по-своему, я поддержу его!

Юрий и Гай переглянулись, а Амалия чувствовала, как ее потряхивает. Она прекрасно понимала, что за такие заявления при двух священнослужителях высшего ранга ее без суда и следствия могут казнить. Глубоко вздохнув, Юрий спросил.

— Значит, вы хотите, чтобы мир погрузился в хаос?

— Мне говорили, что хаос существовал до того, как ронвельды выбрали властителя магии и стали помогать волшебникам при осуществлении заклинаний, блокируя то, что разрушает магические поля. После магические существа не нападали на людей. Значит, контроль был, а из ваших слов следует, что Алин Карон собирался уничтожить магию. Может, он сам объявил себя Богом, подчинив мир своей власти? Но я, знаете, никогда не была согласна с тотальным господством храма, запретом свободно мыслить или с таким дурацким постулатом, как запрет выражать свои чувства и слабости. Нужно быть сильным! Это хорошие слова, но не в данном контексте!

— Значит, вам не жаль своего Данислава? — спросил ее Гай. — На его руках выжгли изображения ронвельдов, причинив ему страшную боль, он до сих пор еще не пришел в себя! Его глаза изменили свой цвет, навсегда утратив возможность видеть мир таким, какой он есть! Его волосы приобрели неестественный неживой оттенок. Неужели вам абсолютно не жаль его?

Амалия промолчала, а Гай продолжал.

— Если он уничтожит магию, то вновь станет самим собой. Если же он останется властителем магии, то у него просто не будет на вас времени. Подумайте, неужели хаос и безрассудство магов стоят спокойствия в мире и вашего личного счастья?

— Мы все равно никогда не будем вместе. А возврат всего в старое русло будет означать то, что вы казните его как потомка Демьяна Собинова.

И Гай и Юрий побледнели и переглянулись меж собой.

— Откуда вам это известно?

— От Каллины, которая сообщила нам, что Дана казнят, как только настоятель Храма будет избран. Скажите честно, господин настоятель, вы везете распоряжение о его аресте и предстоящей казни?

Гай улыбнулся и неожиданно для Амалии ответил.

— Вот теперь нам есть о чем поговорить.

Он достал из сундучка с документами сложенный лист бумаги.

— Вы правы, госпожа Розина, вот это распоряжение, уже подписанное мною, но я сожгу его на ваших глазах, если вы согласитесь поговорить с ним и убедить в том, что магию нужно уничтожить.

Однако вопреки его предположением на скорое ее согласие Амалия гордо вскинула голову и с вызовом ответила.

— Никто не может причинить вред властителю магии, так что я не стану лишать его этой прекрасной самозащиты! Потому что гарантии, что какая-нибудь Каллина не возжелает привести в действие отмененный вами приговор, нет! Извините, но я не с вами!

— Что ж, вы не оставляете нам выбора, госпожа Розина! — ответил Юрий и внезапно для нее наклонился к ней и, ухватив ее за руку, стал обвязывать ее запястье веревкой.

— Что вы делаете?!

— Привязываю вас, — просто ответил Юрий, — чтобы вы ненароком не выпрыгнули из кареты. — И поверьте мне, когда Данислав увидит, что вам угрожает опасность, сделает все, чтобы помочь вам!

Вновь Каллине принесла одно расстройство очередная попытка поймать приспешников Алины, а ведь она могла поймать их всех: Нисторина, Гарадина, таинственного мальчика по имени Драгомир. Ей сообщили также, что в библиотеку вместе со всеми прошла Амалия, захватить ее как представителя опальной мэрии Каллина тоже очень хотела, а заодно поймать Гедовин Томилину, в качестве хорошего наказания передав девочку отцу. Но злиться времени не было. Каллина поняла, что упустила их. Оставив нескольких стражников в библиотеке, она пошла обратно в храм Истории. Восемь утра вот-вот должны были наступить, а никаких известий со стороны Тоймы пока не поступало, однако начинать наказывать без поддержки в городе, где все были настроены очень радикально и решительно, было очень опасно.

Тем временем Лиан, собрав внушительный отряд из ста семидесяти с лишним человек — не чета сорока шести стражникам, оставшимся в храме — подошел к храму Истории. Дорогу ему преградила толпа людей. Лиан остановился и огляделся. В центре площади перед храмом были установлены не две, а три виселицы, должно быть, третью Каллина готовила для него или для Дана, кто попадется. Перед виселицами выстроилась стражники, возглавляемые Улепом. Многие горожане требовали освободить Горация Фана, они и остальные ругали, на чем свет стоит, представителей храма. Взглянув обратно, Лиан увидел, что люди все прибывают на площадь, значит, скоро он и его отряд окажется зажатым людской толпой как в живых тисках.

Лиан дал знак нескольким стражникам, стоящим в непосредственной близи от него, и направился прямиком к Улепу, дорогу ему пробивать не пришлось, люди сами расходились и расчищали ему путь.

— Я хочу видеть Каллину! — потребовал он, едва приблизился к Улепу на расстояние двух метров — ближе подойти не давали копья стражей храма.

— А я хочу видеть вас на виселице, — меж тем парировал ему Улеп.

— Где Каллина?

— А где вы сейчас, чтобы требовать? Это территория храма! Мы и так шли вам на немыслимые уступки. А вы вместо этого сейчас натравливаете людей на храм!

— Я спрашиваю: где она?

— О! Да вы, я вижу, хотите покаяться! Что же это я тогда с вами так строго!

Лиан сжал кулаки и сдержанно ответил.

— Нет, мы пришли не каяться, мы пришли потребовать отмены казни.

— А, может, вы еще хотите заявить о результатах голосования и потребовать согласия храма с решением народа? С решением уйти из-под защиты, от мудрого руководства Великого и Всеблагого Алина?

— Восьми еще нет, я подожду Каллину, — спокойно ответил Лиан и отошел обратно.

Но просто подождать Каллину ему не дали. До этого момента стоило только удивляться, что удерживает людей от массовых столкновений со смертельными исходами. Однако сейчас терпение с обоих сторон подошло к концу. Сторонники Горация Фана, которые до того кричали, что Рувир теперь не под пятой храма, налетели с кулаками на стражников, выхватив у них копья. Те, не ожидая подобной атаки, растерялись и прежде, чем успели достать из-за спины мечи, оказались на земле — их повалили на землю. Стоящие рядом стражи сами отбросили копья и, достав мечи, бросились на простых людей. Раздались крики, началась потасовка. Лиан успел только крикнуть: «Остановите их!» Однако стражникам пришлось сдерживать толпу, которая уже набралась с другой стороны, люди кричали и рвались отомстить за своих. Это были обычные горожане, они даже не видели толком, что произошло, но, услышав крики, бросились на выручку. Сейчас они, возможно, осознали, что хотели донести до горожан Гедовин, Модест, Анна и Драгомир: хватит бояться, хватит думать, что вы все делаете не так! Храм говорил: зачем думать самостоятельно? Если законы и постулаты давно прописаны, а сомневаться в их верности нельзя, так как люди не могут думать и решать в силу своей несовершенности. Вот что говорили тогда те дети.

Городские стражники пытались оттеснить людей от стражей храма, но те, вместо того, чтобы одуматься и помочь им, налетели на своих врагов. В какой-то момент среди этого шума часы начали отбивать свои очередные восемь ударов. Мало кто обратил на это внимание, но один человек ждал этого — это был Ставр. Когда раздался последний, восьмой, удар, он сам поднялся — как и Гораций он был привязан к одному из столбов виселицы — и сам влез в петлю.

— Эй, что ты делаешь? — окликнул его Гораций.

То же самое на другом языке ему кричал Радим, его слова — это было последнее, что услышал Ставр. Потом голос ронвельда исчез: Радим погиб, будучи неразрывно связанным со своим волшебником.

Гедовин и Модест молча провожали взглядом отдаляющийся экипаж, внезапно, девочка пришпорила коня и сорвалась с места.

— Модест, давай за мной!

Марида успела только окликнуть ее и мальчика, но те и не подумали остановиться, и женщине ничего не оставалось как последовать за ними.

— Куда ты, Гедовин? — попытался докричаться до нее Модест.

— К царю, если кто и поможет нам сейчас, то только он.

Гедовин направилась вокруг города, через объездную дорогу, совсем недавно отремонтированную и подлатанную. Видели ли их представители храма? Скорее всего, но девочке было на это плевать, лишь бы те не перехватили ее до того, как она успеет достигнуть цели. Она неслась примерно с минут десять, пока не увидела приближающийся к городу небольшой отряд конных всадников, далее следовали пешие солдаты. Еще чуть-чуть! Их заметили, и царь Изяслав знаком руки приказал всем остановиться. Несколько всадников натянули луки, остальные достали мечи из ножен, а солдаты опустили копья. Каково же было удивление царя, когда он увидел перед собой двоих ребят-подростков.

— Кто вы? — удивленно спросил он, попросив своих людей опустить луки.

— Ваше величество! — ответила Гедовин. — Город проголосовал за вас, но храм не намерен отдавать Рувир Истмирре. Сегодня на восемь утра назначена казнь приспешников Алины, так Каллина, объявившая себя настоятелем города, назвала людей, владеющих магией, а также всех, кто поддерживает и сочувствует этим людям, в этот список попал весь город: мэрия, городская стража и граждане, которые не сбежали после открытия границ и голосовали за вас!

Не смотря на то, что девочка тяжело дышала, она произнесла все это громко и отчетливо, все, включая самого царя недоуменно смотрели на нее.

— Кто ты, девочка?

— Меня зовут Гедовин. Ваше величество, сейчас с другой стороны должны подходить войска от Гриальша, и это не просто воины, а стражи храма, во всяком случае, так сказал гонец Амалии. Амалия Розина — заместитель мэра города, которую силой заставили ехать с ними новый настоятель храма и действующий настоятель Рувира. Я не знаю, зачем она им, но, похоже, это как-то связано с властителем магии.

— Да что она несет, — не выдержал один из всадников, это был вельможа, один из ближайшего окружения царя, князь Древан, но Изяслав нетерпеливым жестом остановил его. Подметив это, Гедовин пояснила.

— Я разбудила Драгомира дэ Шора, магия вновь существует в этом мире. Могу доказать это, если потребуется. А настоятель Храма уже выбран и назначен!

Глаза Изяслава полезли на лоб.

— Если все, что ты говоришь, правда, девочка!

— Это правда!

— Пожалуйста, — обратился к нему Модест, — мой брат — новый властитель магии, он у настоятелей Храма и Рувира, я не знаю, что они собираются сделать с ним, но ему сейчас нужна помощь, и он не может постоять за себя.

— Что? — вставила ремарку Гедовин. — Ты не говорил, что Дан твой брат!

— Потом объясню. Так вы поможете нам?

Тем временем к ним подоспела Марида и ее люди.

— Они с нами, это городская стража, — пояснила Гедовин.

Изяслав кивнул.

— В восемь говорите. Который час, Иовиан? — спросил он, оборачиваясь к пожилому человеку позади него.

— Сейчас, — быстро ответил тот и достал свои механические часы.

— Восемь десять, ваше величество.

— Гедовин, как зовут твоего друга?

— Модест.

— Ты и Модест, будете следовать позади меня, но вперед не выезжайте, чтобы мои люди, в случае чего, могли защитить вас. А вы, — обратился он к Мариде, — следуйте за первым отрядом.

Изяслав пришпорил коня, до города в таком темпе оставалось каких-то минут десять, тем временем Драгомир и Анна, которая, взяв щит и отринув все уговоры дяди остаться, вдвоем шли через город. На встречу им попадались люди из храма, но никто не реагировал на них: все бежали на шум и крики, шедшие со стороны храма Истории, также туда бежали стражи города и простые люди, вооруженные кто чем. Ребята старались идти как можно быстрее, но все равно это было промедлением сейчас и, дойдя до ближайшего курьерского пункта, они взяли лошадей, удивительно, но хозяин курьерской продолжал работать, даже его служащий, не взирая ни на какие оклики, умчался со всеми, двое других уехали из города сразу, как были открыты границы. Получив возможность ехать верхом, Анна и Драгомир за несколько минут добрались до северо-восточных ворот, их еще строили, поэтому стражи здесь не было, только рабочие, но последних сейчас не могло быть в принципе. Так что ребята беспрепятственно проехали мимо, их видели сверху со стены двое городских стражников, но они даже не окликнули ребят. В конце концов, мэрия дала четкие указания: не перечить указу Каллины выпускать людей из города, так что если хотят, пусть едут!

Едва они выехали на проложенные метров тридцать нового тракта, далее следовала проселочная дорога, по которой люди ранее сворачивали на объездную дорогу вокруг города, как увидели темное пятно справа на горизонте, оно быстро и неумолимо приближалось.

— В самый раз! — довольный этим обстоятельством, произнес Драгомир.

Они проехали по объездной дороге вправо до восточных ворот.

— Будь добра, — попросил девушку Драгомир, — отъедь метра на три.

Мальчик спрыгнул с коня и передал ей поводья.

— Удачи, — с улыбкой ответила ему девушка и охотно выполнила его просьбу.

Драгомир сосредоточился и едва только приблизился к полю силы, как перед его взором сразу возник его ронвельд, Кичига, он знал, что хочет применить его волшебник и знал, что это не представляет собой разрушительного действа, вместе они стали притворять в жизнь образы колесниц. Яркие, красочные картинки стремительно вырисовывались перед Драгомиром. Все более отчетливые линии прорисовывали контуры и детали колесниц, грозных всадников, закованных в металлические доспехи, лошадей, рвущихся в бой, но терпеливо ожидающих приказа своих возниц.

Видя это, стражники с городской стены, не верили своим глазам, они неотрывно смотрели на колесницы, на мальчика, от которого отлетали сначала неяркие, но потом все более набирающие яркость и реалистичность, объемные изображения колесниц. Проходило несколько мгновений и те, заняв определенно положение, превращались в настоящие живые изваяния. Когда же лошади, впряженные в колесницы, заржали, а их возницы издали воинственный единый клич, стало ясно, что это настоящие колесницы. Стражники на стене потеряли дар речи от изумления и страха. Сборное войско из стражей храма также видело выстраивающиеся перед городом объекты, когда они приблизились на достаточное расстояние, чтобы разглядеть возникшую перед ними преграду, то увидели колесницы, военные колесницы, о которых рассказывалось в учебниках, а их читали далеко не все из всех этих стражей. Многих парализовал сам вид колесниц, кто-то невольно замедлил ход и начал отставать. Это заметили военачальники, и сразу собравшись, покрикивая на своих подчиненных, потребовали восстановить общий ход. Начальник всего сборного войска, помощник настоятеля храма Милости остановился, дал знак, чтобы все остановились. Драгомир ждал этого, замешательства и недоумения. Движением руки, он направил правые колесницы в бой, они демонстративно бросились на все четыре общих отряда и двадцать подотрядов, при этом первые к мальчику свернули чуть вправо, как бы огибая силы противника, а самые крайние чуть влево, целясь захватить в кольцо неприятеля. Ряды стражей храма дрогнули: они никогда не видели ничего подобного, и никакая выучка не могла сдержать их страха и замешательства, ужаса перед надвигающейся неизвестной силой. Сначала дальние ряды, а потом и следующие за ними устремились назад, им кричали военачальники, некоторые из которых последовали примеру своих подчиненных.

Анна ликовала: все получилось! Стражи храма бежали, а колесницы промчались свое расчетное расстояние — пусти их Драгомир дальше, и они перестали бы быть видны как объемные картинки, вся их реалистичность вмиг исчезла бы, обнажив обман — и встали. Иллюзорные воины продолжали издавать воинственный клич, не давая забыть бежавшим: что их спугнуло и выгнало с поля боя, которое так и не успело стать собственно полем боя. Драгомир опустил руки и повернулся к Анне, он улыбался, довольный тем, что все получилось, что он смог все сделать. Дальше заклинание работало само, еще двадцать минут должны были стоять колесницы, а потом они начнут таять и еще через несколько минут исчезнут совсем.

— Здорово! — восхищенно произнесла Анна, проводив взглядом так и не пришедших на ночлег гостей.

Кортеж настоятеля Храма беспрепятственно пропустилив город, едва они въехали за ворота как погрузились в шум, охвативший весь город.

— Что это? — спросила Амалия, она хотела выглянуть в окошко, но Юрий, сидящий справа от нее, поймал ее за непривязанную руку.

— Я сам посмотрю, не нужно рисковать.

«Какая забота, надо же!» — негодовала Амалия. И все потому, что она нужна им, нужна, чтобы воздействовать на Дана. Чтобы храм остался храмом, то есть власть держащим монополистом. Зачем им магия? Зачем им властитель, перед которым в свое время склонялись все, даже правители? Им нужно сохранить то, чего они добились и они сделают для этого все. Нужно каким-то образом развязать веревку и бежать отсюда! Но сначала нужно усыпить бдительность Юрия. Покорно сев обратно, Амалия потупила взор, терпеливо ожидая, что ей скажут.

Выглянув в окно, Юрий подозвал одного из стражей и приказал ехать вперед, к храму Истории. Ни он, ни Гай не рассматривали изначально такой вариант, так как сейчас ехать туда могло быть крайне опасно. Двое разведчиков отправились немедленно, а Юрий посмотрел на Гая, но тот был внешне невозмутим, и не приказал даже замедлить ход, не то, что остановиться.

Всего пять минут спустя после них через юго-западные ворота в город въехал царь Изяслав, позади него в числе его первого отряда следовали Гедовин и Модест. Основное войско осталось под стенами города, внутрь проследовал лишь один отряд в триста тридцать человек. Городская стража, стоящая на воротах сразу открыла их, едва заметив приближающееся войско, они поклоном приветствовали царя Изяслава.

— Рувир — часть Истмирры! — сказал один из них, из-за чего сразу обратил на себя внимание царя.

— Я рад это слышать. Спасибо!

Меж тем князь Древан уточнил у царя, знает ли тот, где находится храм Истории.

— Конечно, я был в Рувире и не раз. Синуш! — позвал он пожилого князя, который ехал по праву руку от Древана.

— Да, ваше величество!

— Ты ведь знаешь Рувир не меньше меня.

— Да.

— Возглавишь людей, а я и первый отряд поеду встречу настоятеля Храма. Если кто здесь что и решает, то только он. Гедовин, Модест, — обратился он к ребятам, повернувшись к ним. — Вы едите со мной.

На ближайшей развилке, Изяслав свернул налево, ступив на внутреннюю окружную дорогу, так или иначе, но настоятель Храма тоже должен был проехать по ней.

— Как он выглядел? — уточнил он у ребят. — Может, он называл свое имя?

— Нет, — ответила Гедовин. — Имя он не называл, а внешне…. Ну, он такой страшный, толстый, наверное, во всяком случае, лицо у него толстенное и с двумя подбородками. У него большая лысина, глазки маленькие и пронырливые, ему, наверное, лет под шестьдесят.

— Если это Гай Броснов, то нам всем не повезло, он не фанатик, но он точно знает, чего хочет. И главной его целью всегда была власть.

Когда Изяслав увидел одетых в серое стражей храма, он замедлил ход и вскоре остановился. Выглянувший из кареты Юрий сообщил об этом Гаю Броснову, тот распорядился ехать дальше, и только когда между ними оставалось метров пять, приказал остановиться. Медленно он вышел из кареты. Царь Изяслав спешился и пошел навстречу к нему. Он был прав, это Гай Броснов, некогда священнослужитель одного из храмов Даллима, человек, с которым он был знаком еще с юности.

— Ваше величество, вы уже здесь!

— Да, Гай, как видите. Надо полагать, вы едете на казнь к храму Истории? Но казнь была назначена на восемь, а уже скоро девять.

— Я знаю, — негромко ответил тот, коротко взглянув на Гедовин и Модеста. — Могу я узнать: отчего вы загородили дорогу настоятелю Храма?

— О, что вы! Я вас надеялся встретить, а не преграждать вам путь!

— И зачем же вы хотели меня встретить? — с наигранным удивлением спросил Гай. — Уж не затем ли, чтобы попросить меня отменить решение предыдущего настоятеля Храма? Попросить не объявлять вас врагом Храма, забыть о том соглашении, которому вы обещали следовать?

— Но я ничего не нарушал!

— Неужели?! А как же завоевание города?

— Я не завоевывал Рувир, жители этого города сами захотели стать частью Истмирры, я лишь хочу согласиться с их выбором. Мне добровольно открыли ворота, можете это проверить, я и мои люди въехали с юго-западной стороны.

— Однако вы, похоже, забываете, что сами дали ультиматум городу: он добровольно переходит к вам, а если нет — вы начинаете войну. Или скажете, такого не было? К счастью, голосование во Всевладограде прошло за один этап и теперь я, как новый настоятель должен вернуть вас в лоно разума. Однако я вижу, что вы не намерены признавать свои ошибки.

— Гай, я хорошо помню то соглашение, и там лишь сказано, что я признаю Рувир за Гриальшем. Но если жители не признают Рувир за Гриальшем, а признают за Истмиррой, то причем здесь я? Я-то ничего не нарушаю! Но так как жители считают себя частью Истмирры, то я, как их царь, не могу отказываться от них в угоду неправильно понятому документу.

Гай усмехнулся.

— Вы всегда умели играть словами, ваше величество! И, тем не менее, это не может нивелировать смысл того соглашения. Вы признали Рувир частью Гриальша и Храм, чьи законы регулируют правопорядок в мире, засвидетельствовал это, чтобы затем держать вас в узде и не давать забыть о данном вами слове. Но вы забыли о том, что говорили, однако мы не забыли! И я, как настоятель Храма, посланник Великого и Всеблагого Алина в земном мире, заявляю вам: я не допущу нарушения закона и сделаю все, чтобы призвать вас к ответу!

Модест невольно вздрогнул. Он потерял всякую надежду. Ничего изменить нельзя, все же предрешено! Но царь Изяслав не растерялся, он упрямо продолжил гнуть свою линию.

— Я очень рад, что в мире есть храм, иначе мир давно бы погряз в хаосе и беспределе тех, кто, пользуясь своей силой, заставлял бы других следовать своей прихоти. Это было бы ужасно, но счастье, что Великий и Всеблагой Алин даровал нам законы, по которым мы можем жить, и если бы не эти законы, наша мерзкая сущность давно бы убила нас. Вот если бы, скажем, магия осталась в мире, то и мира давно бы не существовало. И я понимаю, как важно вам сейчас не допустить возрождения магии, и уничтожить ее повелителя прежде, чем тот вступит в свои права!

Гай рассмеялся, но Изяслав не разделил его веселья и молча и холодно смотрел на него. Тот ответил резко и грубо.

— Ты — еретик, Изяслав Дэ Шор, и ответишь за это!

— За что?! — искренне удивился Изяслав, — За то, что я называю вещи своими именами? Если магия не возродилась, то зачем вам, Гай, защитные браслеты на руках?

Изяслав перевел взгляд на рифленые браслеты из серого металла, трудно было сказать, из какого именно. Браслет был всего сантиметра два в длину, тоненький, с выгравированными словами защиты на древнем языке.

— Это просто украшения! — невозмутимо ответил Гай.

— Да ладно? И чего это на них написано: «щиты подняты»?

— Какой вы глазастый, что смогли прочитать!

— О, если вы сомневаетесь, то можете прочесть сами, ведь все священнослужители учат древний язык. Однако эти браслеты не могут защитить вас от мощных заклятий или, скажем, от слова властителя магии, которого вы зачем-то везете с собой. Зачем-то или у вас на него определенные планы?

— Я ничего не собираюсь с ним делать!

— Значит, вы признаете, что властитель магии, у вас?

— Я имел в виду молодого человека, которого Алина отметила знаком, он будет наказан за это по всей строгости закона.

— Вы казните его? — недоверчиво спросил Изяслав. — Вам жизнь недорога или вы пошлете кого-то из своих людей проверить то, что рассказывается в старинных книгах? Или попробуете вбить в его голову то, что вам нужно, но он уже не ребенок и вам вряд ли это удастся. А можно спросить: почему ваши люди абсолютно не удивлены темой нашего разговора, может потому, что они уже слышали о чем-то подобном? И их это все не удивляет?

Почти каждое слово слышала Амалия и она тихо, недвижимо сидела на месте, пока Юрий, убедившись, что та не собирается выбросить какую-нибудь дурость, не перебрался ближе к своему окошку, он внимательно следил за разговором Гая и царя. Амалия резко открыла дверь и буквально вывалилась наружу, едва не поехав вдоль кареты и не вывернув себе руку. Юрий сразу спохватился и дернулся за ней.

— А ну стоять!

— Отвяжите мою руку! — требовательно, нарочито громко заявила Амалия, чем сразу привлекла внимание царя.

— Амалия! — громко сказала Гедовин, во-первых, чтобы просто сказать ей: я здесь, а во-вторых, чтобы указать царю: это и есть та самая Амалия, о которой мы вам говорили.

— Господин Броснов, зачем вы держите в неволе эту молодую женщину?

Тот возмутился.

— Никто не держит ее в неволе! Она…

— Еретичка? — подсказал ему Изяслав.

— Не смейте дерзить мне, я вам больше не Гай Броснов, я настоятель Храма!

— Если она не еретичка, так отпустите ее!

— Юрий! — окликнул Гай настоятеля Рувира. — Развяжите ее, пусть идет!

Едва тот освободил ее руку, как Амалия поспешно отошла в сторону и направилась к повозке. Никто не препятствовал ей, быстрыми и решительными шагами, не смотря ни на кого, прошла она к повозке и откинула тяжелый занавес от входа. Увидев Дана, лежащего на полу, она невольно вздрогнула. Она ступила на подножку и забралась внутрь. Сейчас, взглянув на его бледное лицо, перебинтованные руки и некогда вьющиеся светлые волосы, а теперь почти прямые, неестественного серебристого оттенка, она невольно задумалась. А не были ли правы настоятели, говоря ей о вреде магии для Дана и всех людей? Еще Дир и Претич бережно уложили его на взятый из дома помощника настоятеля города матрас, даже одели ему чистую льняную рубашку и накрыли одеялом. Амалия потряхивало от ужаса увиденного, она невольно зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Но она собралась и осторожно коснулась перебинтованной руки Дана. Едва она прикоснулась к нему, как он глубоко вздохнул и открыл глаза. Серые глаза. Все так, как ей говорили!

— Очень больно? — тихо спросила она, коснувшись его лица у самых век.

Дан улыбнулся ей и, несколько удивленный ее присутствием, посмотрел на нее. Если бы не она, он так и спал бы, но Лукаш, знающий, что ему сейчас не время и не место набираться сил, воспользовался своими возможностями и разбудил Дана через прикосновение человека.

— Уже нет, — тихо ответил Дан. — Сколько времени прошло? Сколько я спал?

— Ночь, сейчас утро.

— А где я? Что вообще произошло? Каллина, вроде, собиралась казнить всех приспешников Алины в восемь утра.

Дан привстал.

— О, мои сандалии!

Он хотел дотянуться до них, но Амалия подала их быстрее.

— Помочь тебе?

— Вот еще! А с чего это ты вдруг такая добрая? — лукаво спросил он. — И вообще, кого угодно ожидал бы увидеть, когда проснусь, только не тебя!

Дан сел и смог увидеть то, что было на улице. Он увидел стражников храма, понял, что он во все той же повозке.

— Только не говори, что люди, верящие в Алина Карона, решили поклоняться мне!

— Некоторые из них да, но избранный настоятель Храма знает, кто ты, и хочет, чтобы ты уничтожил ронвельдов и не дал магии возродиться.

— Что?! А больше он ничего не хочет?

К его великому удивлению, Амалия повернулась и задернула занавес, в создавшемся полумраке он едва различал ее очертания. В следующий миг, она взяла его за плечи и почти вплотную приблизилась к нему.

— Дан, посмотри, что эта магия сделала с тобой! Ты себя в зеркало видел?

— Почти, я знаю, что несколько изменился.

— Несколько?! Мне сказали, что на твоих руках выжгли изображения этих ронвельдов, что твои глаза никогда больше не увидят мир таким, какой он есть на самом деле!

— Какая глупость, просто теперь я смогу видеть сквозь заклинания, если это будет какая-нибудь иллюзия, я сразу пойму это, или, скажем, Драгомир даст тебе свой медальон, я все равно увижу тебя. Но в остальном… Ты вот, такая же, как и раньше, только странная.

— Это правда? — требовательно спросила она, даже встряхнув его.

— Да, мне незачем лгать тебе, — с легким удивлением ответил Дан, тихо повторив, — особенно тебе, — однако он тут же смутился и поправился. — Просто мне неинтересно лгать тебе, то есть я хотел сказать…

— Заткнись уже! — оборвала она его на полуслове и крепко обняла, но почти тут же несильно оттолкнула от себя и, встав, направилась к выходу.

— Постой! Что это значит?

Но она не ответила и, отдернув занавес повозки, спрыгнула вниз. Дан, порядком сбитый с толку словами и действиями Амалии, не сразу сдвинулся с места. Когда свет вновь заполнил повозку, он с удивлением для себя отметил также, что видит намного лучше и дальше. Раньше у него было плоховатое зрение, но сейчас он видел прекрасно. Пожалуй, видеть он теперь и впрямь будет иначе! Единственное, что его сейчас не устраивало, это ставшие длинными волосы, которые лезли на глаза. Чувствовал он себя неважно, и Лукаш сразу же объяснил в двух словах: почему он принял такое решение. Амалия помогла Дану слезть, поддержав за руку.

— Гай, давайте будем благоразумны, — говорил ему Изяслав, провожая взглядом Амалию. — Я ведь не планирую захватывать Гриальш, я лишь хочу вернуть то, что было отнято у моей страны. В конце концов, тогдашний царь Гриальша поступил тоже не очень красиво, воспользовался ситуацией и напал на города чужой страны, два из которых были полностью уничтожены. Да, я понимаю, Гриальш руководствуется словом Алина, а Истмирра — светское государство, но, тем не менее, государство, признающее законы нравственности и человечности; мы не какие-то изверги только потому, что считаем: религия — для души, а государственное право — для управления страной и регулирования взаимоотношений между людьми.

Гай с минуту молчал.

— Допустим, я закрою на это глаза и даже не стану препятствовать выяснению отношений с Тионой, но своего мнения по отношению к магии, я не изменю. Эта зараза не может существовать в мире!

— И вы намерены объявить войну всем волшебникам?

— Войны не будет, все умрет, не успев начаться.

— И как же вы намерены этого добиться?

— Это не ваше дело, другой разговор: я не хочу, чтобы вы препятствовали мне.

— Допустим. Но не думали ли вы, что и среди ваших священнослужителей могут оказаться волшебники? Вы будете уничтожать своих, прежде чем те поймут: кто они? Как вы людям это объясните? И остальным священнослужителям, и верующим?

— До этого не дойдет.

— Значит, вы все-таки намерены убить властителя магии?

— Какой смысл его убивать? — устало произнес Гай, — Он возродится, не этот мальчик, так кто-то другой!

— Да, бросьте, господин Броснов, вы не хуже меня знаете, что Данислав Ингоев — единственный, кто может стать властителем магии. Так что вы все-таки намерены делать? Может, вы надеетесь убедить его в том, что магия — зло, и он должен довершить то, что не успел Алин Карон?

Гай метнул на него гневный взгляд, того, что Изяслав настолько осведомлен, он и предполагать не мог. Откуда Изяслав мог знать? Из каких источников? Изяслав, довольный, подметил это и продолжил гнуть свою линию.

— Мы оба с вами знаем, что религия нужна людям, но магия ведь и не собирается низвергать Храм. Для вас очень даже хорошо, что магия возродилась именно в Истмирре, где религиозная власть не равна государственной, это значит, что противостояния никакого в принципе не будет. Но уничтожать магию — это преждевременный вывод, который на самом деле является смертным приговором самим себе. Если бы эта девочка, — он указал на Гедовин, — не разбудила магию, то все погибло бы в скором времени. Знаете: откуда мне это известно? От Драгомира Дэ Шора, он оставил одну интересную монографию, пока скрывался от своего дяди, Алина Карона, жаждущего убить его. Книжица чудом попала из Рувира в Даллим, в ней Драгомир оппонировал своему дяде и делал предположение: что случится, если магии не станет. Конечно, это были только предположения, но Драгомир Дэ Шор был одним из величайших магов за всю историю и уж кто-то, а он мог провести кое-какие параллели. Что будет, если магии не станет? Это счастье, что магия не была уничтожена, но лишь погружена в сон, иначе мы бы с вами здесь не стояли.

Гай снисходительно улыбнулся.

— Это лишь его предположение, которому вы верите, а я вот читал размышления Великого и Всеблагого Алина, который думал совсем иначе.

— Я лучше согласился бы на существование его измышлений, чем стал бы проверять, что последует за претворением его плана в жизнь. Гай, ведь вы, наверняка, читали, что магия регулировалась своими законами, да, не спорю, без нее мир был проще, но нельзя вечно спать, так как во сне мы не можем кушать, а значит, рискуем умереть, не проснувшись.

Зайдя за повозку, Дан увидел Гая и Изяслава, продолжающих свой разговор, который каждому хотелось сместить в свою сторону, обоим он не нравился и обоим хотелось поскорее закончить его. Сделав несколько шагов, Дан пошатнулся, но его тут же подхватила Амалия и повела сквозь ряды стражей, которые также никак не препятствовали ей. С удивлением для себя Дан подметил Модеста и Гедовин, которые сразу увидели его, а Модест не выдержал и, спрыгнув с лошади, побежал ему навстречу.

— Дан, как я рад, что с тобой все в порядке! — радостно сказал он, крепко обняв его.

— Я тоже очень рад.

— Мы поехали спасать тебя, но эти люди перехватили Дира, а он собирался отвезти тебя во Всевладоград на суд светлейших, решать: посланник Алина ты или Алины.

— Значит, поехали, ты, Гедовин и…, - он вопросительно посмотрел на Амалию.

— И я.

— Почему?

Амалия возмущенно посмотрела на него.

— Потому что ты такой непонятливый! — сказала она и, довольно резко вновь взяв его под руку, повела за собой.

В это время они как раз проходили мимо кареты, слушая их, Юрий усмехнулся и невольно позавидовал им. Сам он, спустя два года после принятия сана священнослужителя, встретил свою любовь, но вынужден был забыть о ней, так как его родители настояли на том, чтобы он остался на службе в храме. Он не возненавидел все чувства как было это со многими, и потому сейчас чисто по-человечески понимал Дана и Амалию.

Дойдя до Гая и Изяслава, Амалия остановилась. Изяслав, окинув Дана беглым взглядом, поклонился ему, чем вызвал невольное смущение молодого человека, после обращения к памяти прошлого он, как возрожденный властитель магии знал, что это нормально, и так и должно быть, но как Дан Ингоев, он не мог это вот так просто принять. Гай развернулся к ним и очень внимательно посмотрел на молодого человека, но тот выдержал его взгляд, и Гай медленно поклонился.

— Приветствую тебя, властитель! — сказал Изяслав за них обоих.

— Здравствуйте, ваше величество, — ответил он и поклонился сначала своему царю, а потом и настоятелю Храма, последний явно оценил это.

— Как ты себя чувствуешь, Данислав? — спросил его царь, молодой человек удивился.

— Вы знаете, как меня зовут?

— Конечно, я много чего о тебе знаю.

— Но откуда?

— Я как-нибудь потом тебе расскажу. — пообещал Изяслав, — а пока мне нужно к храму Истории, криков оттуда уже меньше, но лучше я проверю, все ли в порядке.

— Я еду с вами, — сухо ответил Гай.

Не одна пара глаз наблюдала все это время за ними всеми из окон домов, стоящих вдоль дороги, а те люди, что шли от площади перед храмом Истории, останавливались, не решаясь следовать дальше. Все догадались, что мужчина в доспехах — царь Изяслав, а другой в шапочке с рубинами — новый настоятель Храма, и от того, о чем они договорятся, зависит очень многое.

— Я тоже еду с вами, — сказал Дан. — Лиан ведь наверняка там, — предположил он, взглянув на Модеста, — так что я воспользуюсь твоей лошадью, если ты не против.

— Я против! — возмутилась Амалия, — Ты не в том состоянии, чтобы куда-то ехать. Даже мое выпускное платье не было таким белым, как твое лицо!

— Наверное, ты просто плохо отбелила его, — попробовал пошутить Дон.

— Нет! Сам царь едет туда.

— Но там Лиан, я должен.

— Лиан хотел, чтобы и ты, и Модест не пострадали, и сейчас я больше чем уверена, что он пожелал бы властителю магии поберечь силы, а Модесту не соваться в самое пекло.

Изяслав улыбнулся, глядя на них, и уже собираясь идти обратно к своему коню, заметил.

— Твоя девушка права, сынок, советую послушать ее. Лиан это…

— Наш отец, — ответил ему Модест, — Лиан Нисторин, мэр этого города.

— Я знаю, что он мэр и, как он выглядит, я тоже знаю. Обещаю, с вашим отцом все будет в порядке.

Он ушел, Гай тем временем тоже вернулся к своей карете, и Амалия, Дан, Модест и подошедшая к ним Гедовин, она вела обоих усталых коней под уздцы, отошли в сторону.

— Ты сказал ему? Зачем?

— Я… Ты злишься?

— Теперь он узнает! — мрачно ответил Дан.

— А он что, не знает? — удивленно спросила Амалия. — А можно узнать: почему вы скрываете от него это?

Гедовин тоже с большим интересом ждала ответа, но не получила его.

— Что там с войском Гриальша?

— Этим должен был заняться Драгомир, — ответила ему Амалия, — а тебя я бы отвезла домой.

— Слушай, ты еще не моя девушка, чтобы так командовать.

— Я не претендую на звание твоей девушки. И сейчас хочу помочь как твой друг.

Дан лукаво посмотрел на нее.

— Вот, согласишься выйти за меня замуж, может, я и послушаю тебя.

— Что? — не поняла Амалия. — Ты ведь это несерьезно?

— Какая ты недоверчивая!

Гедовин и Модест переглянулись и отошли от них, чтобы не мешать.

— Эй, вы куда? — сразу же требовательно спросила Амалия, но Дан оценил их поступок.

— Так ты мне не ответила. Ты выйдешь за меня? — он взял ее за руку и внимательно посмотрел на нее, нет, он не шутил.

— Но ведь я старше тебя.

— Мне плевать на это!

— Но ведь ты теперь властитель магии и у тебя не будет времени ни на кого и ни на что, кроме как на свои дела. Я буду только мешать тебе.

— Это тебе сказали господа настоятели? Это ложь! И на тебя я время всегда найду! Да, спокойной жизни не обещаю, но… Амалия, ты, что, хочешь подумать три дня, как и все девушки? Я пойму.

Она покачала головой и крепко обняла его, сказать она что-либо не могла и просто плакала, а он гладил ее по волосам, зная, что в чем-то господа настоятели были правы, и он должен сейчас вспомнить о своих обязанностях и освободить магических существ. Бережно отстранив от себя Амалию, он отошел на метр от нее и закрыл глаза. Все утонуло в пустоте, сквозь которую он увидел двери в сторонние миры, он знал название каждого из них. Называя в слух их названия, он освобождал один вид за другим, пока заключенные восемь рас магических существ не были свободны.

Стражники сместили Лиана в сторону, тот пытался воспрепятствовать им, но они знали, что должны защитить мэра города, и естественно, что тот хочет защитить жителей города, но в данном случае, он вряд ли что-то мог сделать. Когда начало кровопролитию положено, сложно воспрепятствовать действиям толпы. Тем не менее вторая часть городской стражи вступилась за граждан города и перешла в наступление, для них одолеть несколько десятков людей Каллины труда не составляло, но сама Каллина опоздала на казнь лишь на несколько минут. Подойдя к храму Истории, она увидела сначала простых граждан, которые рвались к центру площади перед храмом, потом городскую стражу и снова граждан города, которые на ее глазах сняли цепи с Горация Фана. Она также увидела раненых и мертвых, по большей части это были ее стражники, защитники, которых она оставила. Надо было призвать сюда стражу из двух других храмов, но она не сделала этого, и вот результат! Ведь городской стражи по определению было в несколько раз больше, чем стражей храма. В петле на одной из виселиц висел Ставр, значит, его повесить успели. Неужели граждан города так возмутила его казнь? Но прежде чем Каллина успела подумать над ответом к этому вопросу, как на ее людей набросились жители города, с разных сторон.

— Нет самовластию Храма!

— Долой фанатиков!

— Мы тоже имеем право голоса!

Эти и тому подобные возгласы выкрикивали люди, Каллину это взбесило. Да как они смеют?! Что они себе позволяют?!

— Взять еретиков! — скомандовала Каллина и сама выхватила меч, на который еще перед походом в библиотеку заменила дубинку.

Она сама бросилась в бой, если так можно было назвать ее атаку против простых граждан, самым грозным оружием которых были вилы, но их еще надо было вонзить в противника с должной силой, чтобы это возымело эффект, а Каллина и ее стражи выбивали лопаты и кочерги из рук людей прежде, чем те успевали воспользоваться ими.

— Да что же она творит?! — возмутился Лиан. — Остановите ее немедленно! — прикрикнул он на своих стражей, которые выстроились в круг, готовые защищать его, если потребуется.

К счастью, его слова не утонули в общем хаосе, один из стражей бросился в сражение, на бегу призывая своих помочь ему. Люди, все пребывающие к месту, вновь и вновь бросались на людей Каллины, горя от возмущения и ненависти, негодования: за что убивали их близких, так подло и безжалостно? В этот момент в них не осталось и капли сочувствия к режиму Храма. Оттолкнув одного из стражей, Лиан бросился туда же, подобрав с земли меч убитого стража храма, он что было силы воскликнул.

— Каллина! Прекрати это!

Но она не услышала его, зато увидела, пробираясь сквозь живой щит, она направилась прямиком к нему.

— Что, ты этого хотел, Нисторин? Хотел, чтобы люди ненавидели храм?

— Ты сама заставляешь их думать так! Пожалуйста, прекрати это: эти люди ни в чем не виноваты!

— Виноваты! В том, что не признают то, что должны признавать, и они поплатятся за это, все они. И ты ничего не сможешь сделать, Нисторин, ничего!

Не успели Драгомир и Анна порадоваться тому, что все получилось, как лошади стали беспокойно вести себя. Девушка попыталась успокоить их. Погладив своего коня по загривку, она ласково спросила его.

— Ну что ты, что такое?

Драгомир же обернулся и увидел дым в одном из близлежащих домов.

— Анна! Пожар!

— Что? — оторопела переспросила та, поворачиваясь к городу.

— Нужно возвращаться туда, срочно.

— Лошади бояться, Драгомир, мы не сможем заставить их идти туда, они нас просто сбросят!

— Тогда бегом, быстрее!

— Но что мы можем?

— Потушить пожар!

Совсем рядом протекала одна из двух речек, на которых стоял Рувир, Искра, чуть дальше, с другой стороны от возгорания, вторая — Быстринка. Драгомир бросился бежать обратно, Анна, спрыгнув с коня, побежала за ним. Почему у Каллины было так мало людей, где были остальные пятьдесят человек, служащие в ее храме? Они были разосланы по городу, чтобы поджигать все, если мэрия откажется привести людей на покаяние. Пожар должен был вспыхнуть не в одном месте, его должны были передавать как эстафету, и она уже началась. Драгомир бежал так быстро, как только мог, но вскоре был вынужден замедлить ход, больше так бежать он просто не мог. Он с трудом дышал, но, собрав все силы, ускорился и добрался до Искры тогда, когда зажглось уже три очага. Анна старалась не отставать от него и, зная, что сейчас она ему все равно не помощник, она промчалась мимо него, в ту сторону, следуя по дороге, вдоль которой вспыхивали новые очаги. Ей попадались люди, они в панике кричали, метались из стороны в сторону, крича «пожар!», и лишь некоторые хватали ведра, но большинство пытались вытащить что-то из домов.

Добежав до речки, Драгомир рухнул перед ней, и сначала опустил горящую голову в воду, чтобы немного охладиться. Перед ним уже полыхало два дома, дальше начинало загораться большое административное здание. Встав, Драгомир сосредоточился и вместе Кичигой, ухватился за силовые линии, направив силу в потоки воды, он поднял ее струи как живые, движущиеся рукава и управляя ими движением своих рук, поднял вверх, Водяные рукава из маленьких выросли в мощные потоки, которые Драгомир обрушил на горящие дома, раздалось недовольное шипение огня, который не собирался сразу отказываться от завоеванных территорий. Каждое применение магии отнимало силы, но Драгомир знал, что не может позволить себе сейчас думать об усталости, он вновь обратился к полю силы и поднял еще две струи, обрушив их на тот же дом, окончательно сбив огонь. Анна услышала шипение, повернулась и увидела, как два водяных потока падают на дом. Она тоже была на пределе своих сил, но, как и Драгомир, не сдавалась. Она бежала по улице, параллельной внутренней кольцевой дороге, в какой-то момент, она увидела стражей храма, которые несли факел к пучку соломы перед очередным домом.

— Стойте! — воскликнула Анна хриплым голосом.

Но в этом доме люди, уже увидевшие, что происходит с соседними домами, вышли на улицы, в основном это были дети, которых по малости лет оставили дома, и старики. Они тоже увидели, что собираются сделать стражи храма. Один из мальчиков, лет семи, не больше, подбежал к стражнику, держащему в руках факел и попытался его выхватить.

— Не надо нас жечь! — воскликнул мальчик.

Стражник небрежно оттолкнул его, словно отмахнулся от назойливой мухи.

— Пошел вон, щенок!

Старшая сестра мальчика, девочка лет десяти, возмущенная, подбежала к ним и, подняв братика, недоуменно посмотрела на стражей.

— За что вы хотите убить нас? Вы ведь стражи храма, вы ведь добрые?!

— Доброта кончилась там, где началось ваше отступничество, девочка! — зло отрезал тот. — Вы все — еретики, и наказание для вас всех сейчас одно — смерть через сожжение.

— В чем мы виноваты? — трясущимся от страха голосом спросила их бабушка.

— Вы не захотели жить в лоне законов и уставов храма, вы решили, что лучше жить под сенью государственного права! Вы не чтите слово Алина, вы хулите его своими грязными речами и поступками, за это вы все будете наказаны!

— Бейте их! — воскликнула Анна и, подобрав какую-то палку с земли, бросилась на стражника, ударив того по спине.

Ему этот удар, наверное, даже синяка не оставил, зато недовольство причинил точно. Мужчина резко развернулся и ударил девушку, та отлетела как пушинка, но это заставило опомниться всех тех, кто был на улице, несколько пожилых мужчин и ребят-подростков набросились на стражников храма, повалили их на землю, отняли и затоптали факел. Брат и сестра, которые с ужасом смотрели на это, не веря в то, что святые защитники храма могли так поступить, увидели, как струи воды тушат горящие дома. Вот это точно было благим поступком в их глазах, а не наказание за то, чего эти дети не делали и не понимали.

Словно из ниоткуда к площади подошли солдаты, люди уступали им дорогу, разбегаясь в разные стороны, а стражники храма встретили реальное сопротивление. Это были воины Истмирры, они бежали сюда, чтобы помочь, затушить пожар и спасти людей. Ко бы мог подумать, что пожар возник не сам собой!

Увидев воинов Истмирры, Каллина с негодованием отметила их появление и со злостью замахнулась мечом на Лиана, тот успел встретить ее удар, но фехтовать он не умел, еще один такой удар, и он вряд ли сможет удержать рукоять, у него и сейчас задрожали руки, а пальцы едва не разомкнулись. И тут, оттолкнув его, перед Каллиной встал Юлиан.

— Согласна на более честный бой? — спросил он и начал наступать.

Для Каллины он был не просто серьезным противником, но настоящей угрозой, она отбивалась и парировала удары, она отступала, ее люди больше не могли помочь ей: тех, кто выжил и мог стоять, крепко держали воины Изяслава Дэ Шора. Не прошло и двух минут, как Юлиан выбил оружие из рук Каллины и занес над ней свой меч.

— Нет, Юлиан! — остановил его Лиан, подбежав к нему, он ухватил его за руку и попросил, — Не убивай, она нужна нам живой.

— Дай хотя бы покалечить эту гадину, которая отдала приказ убивать ни в чем неповинных людей!

— Успокойся! Храм сам разберется с ней, а нам, случись чего, придется отвечать за самосуд. Пусть сама отчитывается за свои действия перед храмом, а не мы будем оправдываться из-за нее.

— Ха! Жалко своей шкуры, Нисторин? — ехидно спросила Каллина. — Ее все равно подпалит костер возмездия!

— О чем это ты? — спросил Лиан, он явно не понимал: о чем идет речь.

— Те повозки с соломой! — воскликнул Юлиан. — Так вот зачем они!.. Эта гадина хочет поджечь город, Лиан. Я шел к тебе, когда увидел ее стражников, они везли солому и факелы, две открытые повозки. Или их больше? — с яростью в голосе спросил он Каллину, приставив клинок к ее горлу.

Лиан повернулся, с другого конца города шел дым и поднимался столб огня, в воздухе уже запахло гарью.

— Ты что совсем с ума сошла?! — воскликнул он.

— Нет, Нисторин, это вы все сошли с ума, когда отреклись от учения Великого и Всеблагого Алина.

Она еще что-то говорила, о праведности законов Алина, о верности его слову и все в том же духе, но Лиан не слушал ее, он повернулся к Юлиану.

— Нужно ехать туда, нельзя допустить пожара!

— Вы мэр города? — спросил князь Синуш, подойдя к ним.

— Да, а вы…

— Князь Синуш. Если вам нужна помощь в тушении пожара, то мы с радостью поможем вам.

— Хорошо, с той стороны, откуда идет дым, есть две речки.

— Понятно. Сюда идет царь Изяслав, так что вы тут держитесь.

— Спасибо.

Синуш отдал команду и, возглавив своих людей, направился в сторону пожара. Двое стражников меж тем подняли Каллину и, заломив ей за спину руки, связали их прочной веревкой.

— Отведите ее в городскую тюрьму, — приказал Лиан.

Через некоторое время подошел царь Изяслав, следом за ним и настоятель Храма. Оба, преступая через трупы, шли мимо раненых, которым уже начали оказывать помощь три военных лекаря царя Изяслава, два местных лекаря и все, кто мог и хотел помочь.

— Господин Нисторин?

Лиан обернулся. Он тоже знал, как выглядит царь Изяслав, потому сразу узнал его, хоть тот и постарел по сравнению с изображением на том портрете, который видел Лиан. Он поклонился и сказал.

— Ваше величество, рад приветствовать вас в Рувире.

— Благодарю, я тоже очень рад, что могу быть вновь здесь. Мне всегда нравился Рувир, — с улыбкой ответил ему Изяслав и прежде, чем спросить: что здесь произошло, уточнил. — Хочу сразу сообщить вам, что с вашими сыновьями все в порядке, они и отважная девочка по имени Гедовин под неусыпном взором госпожи Амалии. А что именно произошло здесь?

— И кто начал первым? — дополнил его вопрос подошедший к ним Гай.

Переведя на него взгляд, Лиан сразу понял: кто перед ним и поклонился.

— Господин настоятель, приветствую вас!

— Так кто начал первым, господин Нисторин?

— Боюсь, что обе стороны все последние дни не раз провоцировали друг друга, но я не собирался поджигать весь город, как это хотела сделать госпожа настоятельница храма Истории.

Все перевели взгляд туда, куда смотрел Лиан, увидев подымающийся на городом огонь.

— Что? — ужаснулся Изяслав. — Надо немедленно кого-то туда отправить.

— Туда пошел князь Синуш и его люди.

Изяслав так ничего ни не ответил, потому что увидел верхушки водяных струй, которые направил на горящие здание Драгомир. Лиан улыбнулся.

— Впрочем, там уже есть тот, кто может справиться с этой проблемой!

Каллина, которая тоже видела это, с ужасом смотрела на водяные струи, вся ее задумка рухнула, что же теперь грозит ей, как не выполнившей свою миссию карателя?

— Нет! — в отчаянии воскликнула она и дернулась, что было силы, но вырваться не смогла.

— Со своей стороны, — продолжал меж тем Лиан, — я пытался остановить людей, которые, желая не допустить казни, не могли сдержаться и спровоцировали стражей храма. Конечно, я могу рассказать обо всем, что происходило в городе все эти дни.

— О, не сомневайтесь, господин Нисторин, нам все это очень интересно, начиная с возрождения магии и вашего непосредственного участия в ее признании.

— Признание? — почти удивился Лиан. — Но я лишь сказал, что те случаи, которые произошли в городе не были происками приспешников Алины, а являлись проявлениями магии.

— Ясно, магия так магия, надеюсь, Драгомира Дэ Шора вы удосужились арестовать?

— Нет, все не совсем так. И я не понимаю, о каком Драгомире Дэ Шоре идет речь, если только вы не имеете в виду того самого Драгомира Дэ Шора, который жил тысячу лет назад…

— Не надо юлить, господин Нисторин, вы прекрасно знаете: о ком я говорю. И он наш, — твердо заявил Гай, оборачиваясь к Изяславу, — это не подлежит обсуждению, если вам хоть немного дорог Рувир, а вам, господин Нисторин, — ваш сын. Я признал его и склонил голову перед властителем магии. Таким образом, я признаю существование магии, называю ее независимой силой, не принадлежащей ни Алину, ни Алине. И, будьте так добры, донести это до сведения вашего сына.

— Вы думаете, он в таком вопросе станет меня слушать?

— Станет, если вы постараетесь и найдете к нему подход. В ваших же интересах повлиять на него, если он не захочет добровольно принять это. И, надеюсь, властитель будет денно и нощно выполнять свои обязанности, иначе этим вопросом придется заняться Храму. Естественно, что мы, так или иначе, будем заниматься проблемами соблюдения и поддержания порядка в мире, так что если кто-то из волшебников даст нам повод считать его преступником, то, не сомневайтесь, мы накажем его.

Возможно, Гай продолжал бы и дальше, но люди, которые подходили к Изяславу, кланялись ему и выражали слова благодарности, признательности перед ним, некоторые клялись в верности царю; Гай понимал, что далее предъявлять свои требования не имело смысла: во-первых, те, кому его слова были адресованы, могли просто его не расслышать, а, во-вторых, кто-то мог внимательно прислушиваться к из разговору, и, поняв по-своему, донести это в более извращенном варианте еще до кого-нибудь, начав с близких, закончив еретиками, хулящими имя Алина. Гай не планировал заменять религию магией, назвав ее независимой силой, он фактически сказал о том же, о чем говорил и Лиан на площади перед тем, как его арестовали. И тот же Лиан был согласен с ним, но, зная теперь, что Алин, мягко говоря, не был богом, не признавал и более не мог почитать настоятеля Храма. Однако Лиан не раз говорил и Дану, и Модесту, что при всем своем желании послать всех подальше, ты должен улыбнуться и разговаривать с теми, кто не уважает и не признает тебя, увы, но так работает общественная система, и ради достижения собственных целей нужно идти кому-то на уступки, при всем при том, что эти цели не могут быть оторваны от общества, так или иначе они с ним связаны. Он и себе говорил так не раз, при каждом очередном общении с представителями Храма.

— Ваше величество, — обратился Лиан к царю, — я думаю сейчас нужно собрать людей на площади перед мэрией, чтобы они могли дать присягу, а уж потом можно все обсудить, мой кабинет к вашим услугам, господа.

— Идите, — согласился Гай, — а я с вашего позволения останусь здесь разрешить кое-какие вопросы. И да, куда повели Каллину?

— В ближайшее отделение правопорядком. Если хотите, эти двое стражников проводят вас, — Лиан подозвал двоих, стоящих ближе всего к нему стражников.

— Да, хочу.

Стоявший неподалеку Улеп ушам своим поверить не мог, что господин светлейший настоятель Храма признал магию независимой силой, называл этого неуклюжего мальчишку, Модеста, каким-то властителем магии. Да что он, этот мнящий себя настоятелем несет?! Не меньше Улепа была удивлена Каллина, увидев господина настоятеля, она склонилась перед ним, с недоумением услышав его вопрос.

— Вы хоть понимаете, что хотели сжечь весь город?

— Но здесь все еретики, они утверждают, что возродилась магия и…

— И я тоже утверждаю, что возродилась магия! — прикрикнул он на нее. — Значит, вы и меня будете теперь считать еретиком? А также служителей Храма Истории и двух других городских храмов, которые вы собирались сжечь заодно с жителями города? Или я не прав?

Каллина молча и недоуменно смотрела на него, она была глубоко разочарована, если не сказать уничтожена. Ведь ее учили, что волшебники были посланниками Алины и творили невозможное. Магия согласно общепринятой версии была уничтожена самим Алином и после этого воцарился мир, который поддерживают законы Алина. Так что же, ей лгали? Лгали, выходит, и в том, что закон един как для простого служителя храма, так и для его светлейшего настоятеля. Выходит, представления их по такому кардинальному вопросу различались! Смотря на нее, Гай понимал, что таких фанатиков как Каллина в храме предостаточно и им всем как-то надо будет объяснить принятое им почти спонтанно решение. А ведь его выбрали с условием положить конец беспределу, когда прибыл гонец из Рувира, собрание светлейших только началось, оно должно было продлиться несколько дней, но события, произошедшие в Рувире, вызвали горячую дискуссию среди них и Гай, заявив, что надо срочно ехать туда и положить конец беспределу, указав на место всем тем, кто смеет сомневаться в учении храма, предопределил выбор совета в свою пользу. Он также сказал, что если храм поручит это ему, то он незамедлительно выедет в Рувир и наведет там порядок. Совет светлейших вынес свое решение и к утру его выбрали новым настоятелем. Как и обещал, Гай сразу отправился в путь. Уже подъезжая к Рувиру, его кортеж наткнулся на Дира, как раз выезжающего на основную дорогу. Он слушал вполуха страстные речи Дира о том, что Великий и Всеблагой Алин отправил им посланника, и насколько важно то, что тот хочет рассказать им, может, это какие-то новые законы или Алин хочет на что-то указать, возможно, что-то сделано не так, тогда тем более надо услышать: что скажет посланник. Но Гай вместе с Юрием, коего он решил сделать своим помощником, всю дорогу читали священные тексты, оставленные предыдущим настоятелем и его помощником — последний умер буквально за несколько дней до своего руководителя. То, о чем говорилось в текстах противоречило всему, что им говорили в храме. Но эта ложь была и должна была жить дальше. Изяслава интересовало: не боится ли Гай говорить такие вещи при своей страже, сделав вывод, что те не раз слышали о нечто подобном. Может, когда-то и слышали, но сказать об этом не имели возможности: самым верным стражам, защищающим настоятеля Храма, отрезали языки и брали на эту должность исключительно неграмотных. Гай раньше не понимал этого, но потом оказалось, ответ был и вполне обоснованный. Так что в чем-то сейчас он сочувствовал Каллине: его тоже шокировали все эти рассказы о властителях магии, одним из которых был тот, кого Гай всю жизнь считал нерожденным богом. Но не зря выборы нового настоятеля по правилам шли долго, требовалась поэтапная подготовка, на церемониях которой избранный кандидат не один раз клялся в верности слову Алина и непоколебимости этой самой верности, чтобы ни открылось ему в послании настоятеля, он должен принять это и следовать истинному пути дальше. И все-таки существовала такая опасность, что новый настоятель не признает того, что сообщало ему послание, которое он долженбыл читать всю ночь — ночь откровения, и если выйдя утром, от говорил, что узнал нечто такое, что не может быть тайной, что противоречит всему, что они знали и все в подобном ухе, его убивали. Приняв сан, настоятель не решился бы вспомнить о своих мыслях, если вдруг он таковые утаил, так как это означало бы подписание смертного приговора, плюс потеря обретенной власти. И вновь, проводя параллель со словами Каллины, Гай отметил: да, настоятеля казнили не задумываясь, и такое случалось дважды в истории. Так почему же он решился пройти по лезвию? С одной стороны он сейчас отрицал принципы храма, ведь, да, магия называлась в древних книгах силой посланников Алины, но не определяющей таковых. Да, он признал властителя магии, но не сказал, что и Алин был им. Гай искренне боялся, что его власть закончится также быстро, как и началась. Зачем он только стал слушать Изяслава Дэ Шора!

— Тогда мне ничего не остается кроме, как назвать вас еретиком! — прошептала Каллина.

— А мне ничего не остается, как признать тебя виновной в попытке убить ни в чем неповинных служителей храма и жителей города. Даже если среди них есть виноватые, их судьбу должен был решить честный суд, который руководствуется словом Алина, а не одним безумным решением женщины, объявившей себя настоятельницей города при вообще-то действующем настоятеле. Или ты считала, что Юрий по возвращении отдаст тебе должность? Впрочем, зачем она была бы ему нужна, если бы от самого города ничего не осталось!

Каллина слушала его молча, в его словах была истина, которую она могла бы признать, но не признала из-за всего того, что услышала до этого.

— Может, и правда, Алин даровал нам посланника, который осудит ваши действия, — вполголоса сказала ему Каллина.

— Твой посланник, — разрушил ее предположение Гай, — не кто иной, как властитель магии, может, Алин и предполагал для него определенную роль, но точно не ту, которую предусматриваешь ты.

— Ты лжешь! — крикнула ему Каллина. — И он докажет это! А ты, приспешник Алины, будешь казнен и наказан!

Вздохнув, Гай в ответ своим людям и нескольким сопровождавшим их тюремным стражникам, которые внимательно слушали их с Каллиной разговор, сказал.

— Бедняжка, помешалась в уме!

Беда в том, что Каллина так не считала и, наверняка будут еще такие, яро не согласные и готовые на все люди, чтобы оставить прежние взгляды и прежний мир, которого вернуть было уже невозможно. Этот период сна магии закончился, начинался новый день, принимать или не принимать его зависело от каждого человека, но в любом случае, реальность давала о себе знать в своих проявлениях, а не в пожеланиях тех, кто не хочет идти дальше и взрослеть.

Возвращение в реальный мир обозначилось для него ужасной слабостью и дрожью в коленках, его тошнило, а голову кружило, но он не подал виду, что ему плохо. Он старался не сводить взгляда с Амалии, во-первых, чтобы просто видеть ее, а во-вторых, чтобы сосредоточится на реальности. Увидев, что он открыл глаза, Амалия первой подошла к нему, с долей ужаса в голосе, она прошептала.

— Кошмар! Я боялась, что ты исчезнешь!

Модест придерживался другого мнения.

— Было здорово! Воздух вокруг тебя мерцал! Как-будто вокруг много-много звездочек!

— А по-моему, — настаивала Амалия, — это было просто ужасно!

— Не волнуйся, — с улыбкой сказал Дан, обняв ее одной рукой и погладив по волосам другой. — Я никуда не исчезну.

Не смотря на, что Гедовин была очень рада за них, сейчас она испытывала грусть и страх: что ее теперь ждет, но, заметив это, Амалия — ей хватило мельком взглянуть на девочку — уточнила у Дана.

— У меня одно маленькое условие.

— Да?

— Я обещала Гедовин, что она не вернется к отцу и будет жить со мной.

Дан пожал плечами.

— Значит, она будет жить с нами, — взглянув на девочку, он уточнил, — если будет слушаться.

Гедовин, которая с замиранием сердца ждала, что он скажет, хлопнула в ладоши.

— Ура! Конечно, я буду слушаться, я в принципе, никогда не игнорировала твои слова.

— Я знаю, но это не поход в театр или в цирк.

— А почему никто не спросит: как я к этому отношусь? — раздался позади чей-то посторонний голос.

Модест, стоящий спиной к Каю, не сразу понял: кто это сказал, Амалия просто не знала, как он выглядит, зато Гедовин и Дан сразу узнали его по голосу. Бережно отстранив от себя Амалию, Дан прошел вперед, загородив собой ее и ребят. Кай внимательно приглядывался к нему, узнав он отступил шаг назад.

— Ингоев? Что с тобой?

— И я рад вас видеть. И, отвечая на ваш первый вопрос, сообщаю: мы выиграем любой суд. Пояснить, почему? Во-первых, вы не растили Гедовин до школы — она жила у бабушки, а у вас всего один месяц перед самой школой. Значит, приоритет «жить с родителями» снимается. Во-вторых, вы не оплачивали ее обучение — и не надо говорить мне, что это не правда. Так как в последнее время госпожа Руяна плохо себя чувствовала, я от ее от имени отправлял деньги в школу в Белмире. Если учесть, что я сам писал от ее имени завещание, а все ее имущество переходит к Гедовин — вам очень удобно определить ее в монастырь, ведь тогда только третья часть ее наследства перейдет храму, а остальное достанется близким родственникам, то есть вам. Вашу жену, думаю, вы в расчет не берете. Ну а уж заверять кого-либо в том, что Гедовин — страстный поклонник религии Алина, Всеблагого и Великого, — с иронией добавил Дан, — просто глупо. Любой житель города опровергнет это после недавних выступлений девочки. Так что оспорить опекунство у меня и моей будущей жены вам будет очень сложно, и да, теперь уже я не беру вашу жену в расчет, она вряд ли подаст в суд прошение о разводе с вами.

Кай усмехнулся.

— Да, но ты не учитываешь того, что мои корыстные помыслы надо еще доказать, впрочем, я не буду судиться с тобой из-за этого. Знаешь, почему? Потому что я, — он повысил голос и огляделся, как бы призывая людей в свидетели, — отказываюсь от своей дочери. Ее у меня нет! — громко, отчеканивая каждое слово, произнес Кай и добавил. — Храм дал мне на это благословение.

Гедовин вздрогнула. Каждое слово отца она воспринимала как удар, но Дан тоже усмехнулся.

— В Рувире это больше не действует. Отныне Рувир — часть Истмирры, а это светское государство, и отказ от дочери, даже с благословения храма, не имеет юридической силы. Гедовин была и остается вашей дочерью, а ее наследство не перейдет к вам автоматически, будь этот отказ действенным.

— С чего ты взял, мальчик, — снисходительно спросил Кай, — что Гриальш так просто отдаст Рувир?

— Потому что, — заявила ему Гедовин, которая никуда не отходила и слышала весь разговор царя Изяслава с господином Бросновым, — сам господин настоятель Храма признал возврат Рувира! И мы отстоим город у Тоймы, если потребуется!

Внезапно Кай рассмеялся. Однако его веселья никто вокруг не разделял, в то время как поблизости все еще оставалось достаточно много зевак, которым было весьма интересно, кто этот молодой человек, которому поклонились и царь, и настоятель Храма. Кто-то сказал, что это заммэра Ингоев, да и подошедший мужчина так его назвал, но многие знали, как он выглядит и сейчас, приглядевшись понимали: это действительно он. Услышав слова Кая, многие возмутились, и некоторые выразили свое возмущение вслух.

— Чего смеешься? Девочка дело говорит!

— Да! Мы будем отстаивать Рувир!

Эти и подобные возгласы раздавались то тут, то там, кто-то выступил вперед, кто-то размахивал кулаками, обещая Каю в ответ фактическое подтверждение своих слов.

— Это мы еще посмотрим! — огрызнулся Кай. — И, надеюсь, вас всех еще заставят поплакать за такие речи. А ты, — обратился он к Дану, — ты — приспешник Алины и ответишь за это!

— Перед кем? — спокойно ответил ему молодой человек.

Кай, скрипнув зубами, развернулся и пошел прочь, люди расступались перед ним, отправляя вслед массу замечаний. В этот момент кто-то заметил дым, поднимающийся с северо-восточной стороны города. Все обернулись в ту сторону, а Дан уже прикидывал в голове, что можно сделать.

— Нужно ехать туда, — сказал он, но подойдя к лошади, едва не упал, успев ухватиться за седло.

— В той стороне должен быть Драгомир! — возразила Амалия. — Наверняка, он может что-то сделать!

— Наверняка, но мы все равно поедем туда, я должен.

Обреченно вздохнув, Амалия уступила. Дан первым сел в седло, следом Амалия, расположившись позади него. Она взяла поводья.

— Ну не настолько уж я и немощен.

— И все-таки я тебе помогу, — произнесла она у самого его уха.

Для Гедовин и Модеста особых указаний не требовалось, они взяли вторую лошадь и поехали следом. Однако когда они миновали с десяток улиц, то увидели макушку волны, которую Драгомир направил на горящие дома. Амалия и Гедовин осадили лошадей.

— Хвала все святым! — прошептала молодая женщина.

— А мой дом отсюда недалеко, — сказал Модест. — Раз Драгомир там, может, мы тогда поедем отдохнем?

— Я бы лучше поехал к себе домой, — возразил ему Дан, — хотя бы переодеться, а то рубашка явно не с моего плеча.

Пользуясь возможностью, Амалия прошептала ему на ухо.

— Тебя всего лихорадит, так что едем к Лиану, раз его дом ближе всех.

— Но…

— Не забывай, что поводья у меня, дорогой мой.

— Но, если он узнал, что я… В-общем, я не в том состоянии, чтобы сейчас выяснять с ним отношения.

— Я сама с ним поговорю.

— Правда? — обрадовался Дан. — Спасибо!

— Ну так что? — спросил Модест.

Дан кивнул ему в знак согласия. В доме Нисторина их встретили Борис и Лора, перепуганные последними событиями, начиная с исчезновения Модеста. Они очень обрадовались, увидев мальчика, что с ним все в порядке, что он жив и здоров, если не считать только ссадины и синяка у правого виска. Лора невольно разрыдалась и крепко обняла мальчика, даже Борис обнял его и попросил больше так не делать. Все это Дан слышал как в тумане. Он понял, что, пожалуй, и вправду, не доехал бы до пожара, и рухнул бы где-то на подходе, и он был благодарен Амалии за твердость.

Тем временем на площади перед мэрией собирались люди, чтобы принести присягу своему царю. Все, от мала до велика, шли и шли, вместе с одним из таких потоков к площади направились и Анна с Драгомиром, оба уставшие, сонные и немного подавленные страхом перед тем, что бы творилось в городе сейчас, не останови Драгомир тот пожар.

— Может, пойдем домой? — предложила девушка.

— Нужно бы до мэрии дойти, сказать мэру про войско.

Анна глубоко вздохнула и обреченно сказала.

— Да, к несчастью, ты прав. Если честно, я так устала, что ног под собой не чувствую.

— Я тоже. Иду больше на энтузиазме, чем исходя из реальных возможностей.

— Как думаешь, что нас теперь ждет, когда прибудет настоятель Храма, вряд ли он нас похвалит и погладит по головке?

— Определенно, царю Изяславу, — рассуждал мальчик, — придется проявить чудеса дипломатии, чтобы разрешить вопрос мирным путем. И не только с ним, но и с руководством Гриальша. Я уверен, они еще вернутся.

— Очевидно, что да, — согласилась Анна. — это были стражи храма, а следом должно прийти войско генерала Бастарина, вряд ли тот поверит в мощную оборону Рувира и, скорее всего, просто разработает план, как уничтожить колесницы, ведь того, что это была магия, никто не понял.

— И не должен был понять. Пускай приходят, надо только быть на чеку и ждать их.

Подойдя к площади, они изумились: сколько там было народа, пройти в мэрию так просто не получится, если только пробиваться с боем. Решив найти какого-нибудь стража-проводника, а еще лучше передать тому все важное, ребята стали проталкиваться вглубь. Из-за невысокого роста ни Драгомир, ни Анна не видели, что происходит на сцене, а из-за общего галдежа ничего определенного не слышали. Очевидно было то, что происходит нечто очень важное. Возможно, прибыл сам царь, или вот-вот ожидается его прибытие. Люди переговаривались между собой, и из их разговоров, Анна поняла, что это первый вариант: прибыл царь Изяслав. Те же небольшие размеры, что не позволяли ей и Драгомиру увидеть и услышать царя Изяслава, позволили им довольно успешно двигаться вперед. Их осекали и отправляли в их адрес резкие нелестные замечания, но они не отвечали на это. Впрочем, Драгомир практически не понимал, что ему говорят, а Анне хотелось только одного: поскорее отчитаться и уйти отсюда, лечь спать и не просыпаться до следующего дня. Они никогда не жила в таком темпе, как в эти последние дни, ей ни разу не приходилось бодрствовать всю ночь. И ладно бы она просто благополучно прогуляла эту ночь с друзьями, она же почти вслепую пыталась найти ответ на вопрос, в котором она так и не смогла хотя бы в общих чертах разобраться. Затем ей пришлось ехать верхом, бежать большое расстояние в бешеном темпе, потом ее ударили, а теперь вся эта толпа норовила смести ее и раздавить! Как путеводная нить была для рука Драгомира, которую она боялась отпустить, и сейчас шла за ним, на всякий случай и из виду стараясь его не упустить. Обернувшись, она невольно ужаснулась: всюду были люди и ни конца, ни края этой людской массе она не видела.

К счастью для них обоих, Драгомир наткнулся на стража, и Анна попросила его отвести их к мэру, так как они должны сообщить важные сведения о войске от Гриальша. Стражник улыбнулся им и сказал, что об их подвигах уже ходят легенды, как от рук мальчика отлетали прозрачные колесницы, запряженные лошадьми и управляемые возницами, и, став видимыми, абсолютно реальными, они разогнали войско храмовой стражи. А потом мальчик поднял струи воды и потушил пожар, а отважная девушка остановила поджигателей.

— И впрямь легенды, — заметила Анна, учитывая чрезмерную похвалу в свой адрес.

Только сейчас до нее дошло — видимо, мозги и, вправду, совсем заснули — ведь на стене дежурили стражники. Они вполне могли кого-то отправить в мэрию. И это было просто замечательное известие! Ведь сейчас они могут идти домой, о чем и сказала девушка стражнику, но тот возразил.

— Господин мэр приказал привести мальчика в мэрию.

— Зачем? — насторожилась Анна.

— Я не знаю, — просто ответил мужчина, пожав плечами. — Нам просто отдали приказ.

— Мы будем дома! Нас легко найти.

— И, тем не менее, госпожа, я должен выполнить приказ, — говорил он виноватым голосом, беря мальчика за плечо.

— Драгомир может заставить вас замереть на месте!

Мужчина улыбнулся, отпустив мальчика.

— Я могу сказать, что он так и сделал.

Анна ушам своим не верила, но, оценив его поступок, тоже улыбнулась.

— Спасибо, — поблагодарила она его и, сказав Драгомиру на древнем, — идем! — сама теперь пошла первой.

Они оба были просто счастливы, что могут, наконец, пойти поспать. Но когда Анна перевела мальчику слова стражника, весь его радужный настрой как рукой сняло. Он расстроился и испугался. Все это время, начиная со вчерашнего утра, ему просто некогда было думать над тем, кем он был и что он сделал. Пусть он ничего не помнил, но люди знали об этом, он знал и переживал. И не трудно было догадаться, что его может искать царь Изяслав затем, чтобы покарать. Драгомир давно — если можно вообще было так говорить, учитывая, что он помнил себя всего несколько дней — решил, что он будет делать, но сейчас он не был так уверен в правильности своего решения, в первую очередь из-за Анны. Драгомир плелся позади, его постоянно задевали и толкали, в какой-то момент, мальчик наткнулся на здоровенного мужчину и выпустил руку Анны. В это самое время все стали опускаться на колено, когда волна дошла до мальчика, он остался стоять, растерянно озираясь по сторонам, ища глазами Анну.

— Вот ты где! — услышал он голос позади себя и прежде, чем, перебирая в голове уже известные ему слова, он понял, что ему сказали, Юлиан подхватил его за талию и поднял в воздух.

Мальчик ростом не доходил Юлиану даже до груди, а так был еще и очень худым, Юлиану было достаточно обхватить его одной рукой, чтобы крепко держать. Тем временем все давали присягу. Слова передавались от одного к другому, и сначала толпа создавала лишь одно неразборчивое бормотание, но словно по команде в какой-то момент все хором произнесли.

— Клянусь в верности моей стране, Истмирре, и моему царю, Изяславу Дэ Шору.

Драгомир увидел Анну, но не мог вырваться и догнать ее, оставаясь практически беспомощным в руках Юлиана. Девушка сразу заметила его отсутствие и бросилась искать его, но в толпе не могла сориентироваться. Когда все опустились на колено, она крутанулась на месте и увидела Юлиана, она направилась прямиком к нему, чаще перешагивая через людей, чем обходя их. На нее, да и на Юлиана зашикали, упрекая в том, что они не хотят принимать присягу. Когда девушка подошла к Юлиану, он взял ее свободной рукой и, отпустив Драгомира, сказал.

— Давайте присягнем царю.

Анна обернулась и посмотрела на сцену, отсюда было сложно разглядеть что-либо, но девушка нутром чувствовала, что со сцены смотрят в их сторону. Юлиан опустился на одно колено, дернув за руки Анну и Драгомира, они последовали его примеру. Вместе со всеми Драгомир повторял непонятные для него слова, а Анна сознательно клялась в верности Истмирре и царю Изяславу. Как только все встали, Анна взяла за руку Драгомира и требовательно спросила.

— Чего вы от него хотите?

— Повежливей, девочка! — осадил ее Юлиан, но все-таки объяснил. — Мы лишь хотим защитить его. Настоятель храма избран, он здесь и требует голову Драгомира.

— И вас послал?..

— Меня послал царь Изяслав и мэр города. Так, что идем?

Анна хмуро посмотрела на него.

— Вы должны быть не здесь, господин Астеев, так что, извините, но я не склонна верить вам.

Юлиан почувствовал, что щеки у него горят, он хотел разозлиться на заносчивую девицу, но не мог, понимая, что в чем-то она права. Стараясь не встречаться с ней взглядом, он сказал.

— Данислав Ингоев в городе и с ним все в порядке, не скрою, моей заслуги в этом нет, но сейчас, прошу поверить мне: я действую от лица царя Изяслава и Лиана Нисторина. Мы пойдем в здание мэрии, его прекрасно видно отсюда, так что, если заподозришь что-то неладное, можешь сразу повернуть, договорились?

Девушка внимательно и требовательно посмотрела на него, посмотрев ей в глаза, Юлиан подвился, сколь серьезна была настроена эта девочка-подросток.

— Хорошо, мы идем с вами в здание мэрии, — строго сказал она, не выпуская руки Драгомира. Меж тем все вокруг аплодировали, свистели, кричали: «Ура!», «Спасибо!», «Истмирра», все вместе люди создавали такой шум, что Анна только удивлялась, как она смогла говорить с Юлианом. Замолчав, она ощутила себя в звуковом океане, и, если бы не рука Драгомира и не спина господина Астеева впереди, она бы утонула в его водах.

Юлиан чисто случайно натолкнулся на стражника, который сразу отчитался ему, что видел мальчика, но тот заставил его оставаться на месте. Отдав приказ немедленно найти его, Юлиан и сам отправился на поиски, небезуспешно. Когда они оказались у одного из дополнительных входов в мэрию и вошли внутрь здания, Анна глубоко вздохнула, сюда шум не доходил в полную силу, и вокруг не было людской массы, способной раздавить и растоптать их, причем абсолютно случайно. Будь Анна выше ростом, может, она и не переживала бы так, но, ничего не видя и не зная, что происходит, она чувствовала себя потерявшейся маленькой девочкой.

— Идемте! — сказал Юлиан и пошел к лестнице.

— А что дальше? — в лоб спросила его девушка. — Что именно царь Изяслав намерен делать? Что, настоятель храма ничего не узнает? Или Драгомира будут постоянно прятать ото всех? И где гарантия, что он сам не захочет покарать его?

Юлиан повернулся к ней и развел руками.

— Я не знаю, мне этого не говорили, царь сам все расскажет вам, когда у него появится свободная минута, а пока, пожалуйста, побудьте оба здесь.

— Хорошо, — после некоторого молчания согласилась Анна и пошла следом.

На ходу она стала, наконец, переводить Драгомиру, о чем она говорила с Астеевым, выслушав ее, мальчик грустно сказал.

— Не переживай за меня.

— Это почему же?

— Потому что я твоей жалости не достоин. Едва я только подумаю, что в прошлом я взорвал родной город ради власти, мне становится не по себе.

— Драгомир, — сразу возразила ему Анна, — мы уже говорили на эту тему. Нельзя жить только тем, что было, все время коря себя и упрекая, особенно тогда, когда жизнь дает тебе второй шанс! Шанс начать все сначала. В любом случае никакие покаяния и самобичевание и никакие наказания для тебя не вернут прошлое. Во имя чего бы ты не совершил тот поступок, но, я уверена, этому есть другое объяснение. Потому что ты не такой, как говорят в учебниках истории, а из истории мы уже кое-что узнали: то, что нам выдавали за белое, оказалось черным. Лично я не верю, что ты был другим тысячу лет назад, значит, ты зачем-то это сделал. На твоем месте я бы задумалась над поисками этого объяснения, а еще ты можешь восстановить Чудоград, когда вырастешь.

— Восстановить Чудоград?!

— Почему нет?

— Но после того, что я сделал…

— Думай о том, кем ты хочешь стать, а не о том, что все предопределено и ничего нельзя изменить.

Драгомир промолчал, обдумывая ее слова. Он понимал, что она права и он может стремиться к тому, что сам выберет приоритетом, совсем не обязательно, что история повторится и, восстановив Чудоград, он вновь взорвет его. Однако очень часто общие слова надо сначала прочувствовать, пропустить через себя, только потом они становятся частью собственного опыта и мировоззрения; словно читая его мысли, Анна добавила.

— Даже если ты пока не очень это понимаешь, сейчас просто поверь. А, поверив в себя, ты поймешь, что на многое способен.

— Значит, — тихо, с некой боязнью в голосе спросил мальчик, — я могу быть полезным, нужным?

— Конечно! Да ты уже сейчас нужен! Представь, чтобы творилось в городе, не создай ты те колесницы и не останови пожар! Все бы сейчас было в огне и в крови. Ты так или иначе помог Гедовин и Модесту. И потом, — тихо добавила она, — ты мне нужен. И, чтобы не случилось сейчас, знай, что я буду рядом и сделаю все, чтобы помочь тебе.

Со слезами на глазах Драгомир посмотрел на нее и почти прошептал.

— Спасибо! Ты не представляешь, как много для меня это значит! Я, мне жить не хотелось после того, как Гедовин сказала, что я сделал в прошлом, и я думал, что после того, как помогу в Рувире…

Он не договорил, но Анна и так поняла его, она крепче сжала с своей руке его ладонь и улыбнулась ему. Все это время Юлиан старался хоть что-нибудь понять, но улавливал только отдельные имена и названия. Его эти разговоры на непонятном языке раздражали и немного пугали, словно он оказался в закрытом обществе, случайно и непредвиденно, явно оставаясь там чужим. Это отстраненность вкупе с осадком горечи и утраты, отчаяния и негодования, вызванными действиями и словами Ирины, просто раздавливали его.

— Не знаю, придут ли сегодня секретари на службу, — сказал Юлиан, открывая двери в приемную мэра города, — но вы в любом случае ожидайте здесь.

В приемной помимо двух секретарских столиков и трех стеллажей с книгами и бумагами, вдоль стен стояли еще два дивана, перед ними журнальные столики, два кресла и несколько стульев.

— Хорошо, — ответила Анна, мы будем здесь.

— Ну вот и ладненько, а я пока пойду.

Он вышел из приемной, а Анна подошла к окну. Она увидела царя Изяслава, он спустился со сцены и вместе с мэром города пошел к людям, приветствуя их, пожимая им руки. Рано или поздно он придет сюда. Наверняка, ему уже доложили о том, что Драгомир здесь или вот-вот сообщат. Решив пока не думать об этом, Анна подошла к дивану, и улеглась, положив голову на подлокотник. Драгомир, не долго думая, последовал ее примеру. Оба не заметили, как заснули, устав, они буквально провалились в неспокойный утренний сон. Анне приснилось, что она на ярмарке, и уставший мозг не сразу смог различить границы реальности. Сквозь сон девушка услышала шум: шаги, отрывки фраз, хлопанье дверей, который органично вошел в ткань ее сна. Но осознав, что ей это не снится, Анна открыла глаза и увидела в приемной недалеко от себя царя Изяслава, Лиана Нисторина. Юлиана Астеева, двух городских стражей и офицера из войска Истмирры. Они что-то обсуждали и в их сторону — Драгомир мирно спал на соседнем диване — никто не смотрел, но девушка все равно коротко испуганно вздохнула. Это было почти не слышно, но царь, поймав ее внимательный и встревоженный взгляд, коротко улыбнулся ей краешком губ.

— Решено, — говорил он, — ваши люди пусть идут сегодня отдыхать, а на сторожевых постах ты, Древан, поставь наших людей. Однако завтра там должна быть и городская стража, не нужно создавать вид захваченного города. И, Древан, обязательно распорядись, чтобы отправили разведку, сообщите мне сразу, как только появится кто-то из стражей храма или людей Бастарина.

— Да, ваше величество! Я могу идти?

— Да, иди.

— Господин Астеев, вас я попрошу разместить некоторых моих офицеров в городе, это… двадцать человек, включая меня.

— Хорошо, и вам я могу предложить остановиться в моем доме.

— Спасибо, мне достаточно одной комнаты.

— Для меня это большая честь, — Юлиан поклонился. — Где я могу найти ваших людей?

— Они должны прийти сюда.

— Отлично, тогда я посажу кого-нибудь на вахте, чтобы они могли сообщить им, где их разместили. Мы с вашего позволения откланяемся.

— Хорошо.

Юлиан и двое стражей ушли, а Изяслав повернулся к Анне, которая тут же встала, потом он повернулся к Драгомиру и с интересом посмотрел на мальчика. Словно почувствовав на себе его взгляд, он открыл глаза и, увидев царя, вскочил.

— Анна, вы будете моим переводчиком, я не совершенстве владею древним языком. А пока пойдемте в кабинет господина Нисторина. Анна подошла к Драгомиру и, взяв его за руку, ничего не стала переводить в данный момент, она просто повела его за собой. Глядя на них, Изяслав чуть улыбнулся. В кабинете ребята расположились на диване, Лиан занял свое кресло, царь сел в кресло напротив него, но оба они сразу повернулись к Анне и Драгомиру. Едва все успели сесть, как следом в кабинет вошла Мия — она несла поднос с четырьмя чашкам — и еще одна девушка, которая принесла поднос с печеньем и сухариками. Обе девушки быстро и ловко налили всем чай, поставив две чашки на стол царю и мэру, а две на журнальный столик, который Мия принесла из угла кабинета, ребятам.

— Анна, прежде всего я хотел бы передать огромное спасибо тебе и Драгомиру за то, что вы сделали, — обратился к ней Изяслав, сделав глоток горячего чая, — Я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?

— Да, конечно.

— Просто ты еще совсем девочка, — пояснил Изяслав и заявил то, что заставило Анну испугаться, — честно говоря, твое проживание в Рувире было для меня одной из главных проблем.

Рука девушки, протянутая, было, за сухариком, замерла в воздухе, Анна с ужасом посмотрела на царя Изяслава: он, что же, хочет депортировать ее из страны?

— О, не пугайся! Я лишь хотел сказать, что Тусктэмия может выразить недовольство в связи с тем, что ты живешь на территории Истмирры, но твой дядя может написать официальное прошение на твое пребывание в стране, а от запросов из Тусктэмии, если таковые будут, мы как-нибудь отобьемся. Что касается Драгомира, то я… поражен! — он посмотрел на мальчика, — я не знал, что его превратили в ребенка. Это все усложняет и упрощает одновременно! Согласно позиции храма, они не могут обвинить и покарать ребенка. Обвинение возможно только в том случае, если ребенок совершил серьезное преступление, за это его должны наказать вместе с родителями, которые не доглядели за милым чадом, или, видя, что он проявляет чрезмерную жестокость, не отдали его на воспитание в храм. Родителей Драгомира нет в живых, а так как он ничего не помнит, то доказать его вину невозможно — в судебных положениях храма есть пометка, говорящая о том, что потерявший память должен быть оправдан до того момента, как он вспомнит все и будет готов отвечать за свои поступки. Таким образом, сейчас они просто не могут арестовать его. И еще, господин Нисторин сделал одно интересное предположение, которое, возможно, окажется спасением для Истмирры.

Изяслав встал и, отстегнув от пояса свой скипетр, протянул его мальчику. И если Драгомир не понял, что это значит, то Анна не на шутку испугалась, она вскочила с места как ужаленная и быстро заговорила.

— Нет, не нужно, а вдруг это совсем не так? Я знаю, что имеет в виду господин Нисторин, но это может быть ошибкой, и тогда вы можете убить Драгомира. Неужели вы хотите этого? Он и так столько всего натерпелся….

— Успокойся, милая девочка, — оборвал ее Изяслав. — Я уверен, что Драгомир в состоянии понять: угрожает ему чем-то скипетр или нет. Переведи ему это, пожалуйста.

Не хотя, но Анна перевела, Драгомир кивнул в знак понимания и согласия. Встав, он подошел к Изяславу и протянул руку к скипетру. Единственное, что он почувствовал — это то, что скипетр волшебный и взять его могут только те, кто имеет на это право. И он это право имел, и смело обхватил рукоятку. Анна в этот момент закрыла глаза, но, не услышав крика, сразу открыла их. Драгомир держал скипетр в руке.

— Боюсь, Анна, я не могу оставить Драгомира в Рувире, — сказал он, забирая скипетр и вновь закрепляя его у пояса. — Скажи ему, это значит.

Тем временем Лиан смотрел в окно и первым увидел приближающийся экипаж настоятеля Храма, уже через пару минут об этом ему сообщит патрульный мэрии. Лиан сказал об этом Изяславу, тот, вернулся в свое кресло.

— Хорошо, теперь я даже хочу поговорить с ним. Что касается ребят, то им нужно отдохнуть. Анна, — спросил он девушку, пристально посмотрев на нее, — я не услышал от тебя ни слова. Переведи Драгомиру.

Нахмурив брови, насупясь, девушка все-таки повернулась к мальчику и сообщила ему.

— Драгомир, только царь и наследник престола могут держать этот скипетр. Так как ты — царевич Истмирры, то ты должен поехать с царем в Даллим.

— Что?! Но я не хочу. Я хочу жить здесь!

— Это невозможно, ты — царевич и должен уметь принимать меру возложенной на тебя ответственности.

— Но я не хочу быть царевичем! Я отказываюсь! Переведи ему! — попросил он, поворачиваясь к Изяславу, который в это время внимательно наблюдал за ним.

— Драгомир, послушай меня! — обратилась к нему девушка, с самым серьезным видом посмотрев на него. — Мы много чего не хотим принимать, но реальность от этого не изменится.

— Но ты сама говорила, что мы вольны стать теми, кем хотим быть!

— Да, и ты можешь очень многое сделать, будучи царевичем и в будущем царем своей страны!

Мальчик поверить не мог в то, что она говорит ему это, он возмущенно сжимал кулаки, его даже потряхивало.

— Но Гедовин сказала, что я уничтожил родной город из-за того, что хотел завоевать престол. Так что я отказываюсь, прошу, переведи это.

Слушая его, Изяслав усмехнулся.

— Ты не хотел завоевывать престол, ты сделал это потому, что другого способа восстановить порядок не было. Я узнал это из твоих измышлений, которые ты фиксировал на страницах своей монографии. К сожалению, там не было подробного описания событий, но, я уверен, ты все вспомнишь и расскажешь нам об этом.

Когда Анна перевела ему первое предложение, Драгомир почувствовал, что на глаза ему навернулись слезы. Он был просто счастлив слышать это! Значит, все-таки Анна права, и была причина.

— Сейчас им лучше, действительно, отдохнуть, — сказал Лиан.

— Да, — согласился Изяслав, — отдохнуть им не помешает.

— Пусть едут ко мне домой, на случай, если господин настоятель надумает навестить Вителлия, к которому мы, конечно же, отправим гонца рассказать, где вы и что вы в безопасности, — пояснил Лиан, обращаясь к Анне.

Лиану не пришлось выходить и звать патрульного, тот постучался сам, чтобы доложить о прибытии настоятеля Храма. Лиан попросил стражника не уходить и приказал тому проводить Анну и Драгомира вниз через северный коридор, а также распорядиться от его имени выделить ребятам отряд в несколько человек и проводить их к нему домой.

— Пусть хотя бы пара человек останется в доме. Если вдруг они заметят, что к моему дому приближается представители храма, то пусть сразу же спрячут обоих ребят. Да, и сюда кого-нибудь пришлите. Хорошо?

— Да, господин мэр, все будет исполнено.

— Спасибо! И еще один момент, отправьте кого-нибудь к господину Гарадину, сообщите ему на словах, что с Анной и Драгомиром все в порядке, и они у меня дома. Анна! — окликнул он девушку, — идите с этим человеком.

— Спасибо за помощь, — печально ответила девушка, пробурчав себе под нос эту фразу, но Лиан расслышал ее слова и, понимая ее недовольство и ее теперешнюю усталость, не стал одергивать, пропустив неподобающий тон мимо ушей.

Когда они ушли, Лиан вернулся в кабинет. Настоятель вот-вот должен был вновь удостоить их своим вниманием.

— Какая интересная девочка! — заметил царь Изяслав, когда Лиан закрыл за собой дверь. — Если она вдруг взойдет на трон, то мне даже интересно, что будет с Тусктэмией, если она встанет у власти, впрочем, я уверен, она в любом случае найдет способ показать себя, даже если не станет царицей. Кстати, я не знал, что Данислав ваш сын.

Лиан грустно улыбнулся.

— Я сам не знал, что он мой сын до сегодняшнего утра, — вполголоса ответил Лиан, подумав, он добавил, — иначе я ни за что не поставил бы его на эту должность.

— Почему? — удивился Изяслав. — Насколько я знаю, он неплохо справлялся со своими обязанностями.

— Да, но это как-то неправильно, давать сыну должность своего зама. Он же не царевич, чтобы учить его с юных лет с целью передать ему престол, служба в мэрии — это не какое-то семейное дело, чтобы передавать ему тайны мастерства. В обществе данная ситуация была бы расценена как попытка пристроить сына, а не найти подходящего человека для исполнения определенного списка обязанностей.

— В чем-то вы правы, господин Нисторин, но в чем я с вами здесь не соглашусь. В частности…

Договорить ему не дали, так как прибыл господин настоятеля Храма: в приемной послышались голоса и шаги. Господин Броснов вошел в кабинет без стука, с некоторым огорчением отметив, что дверей ему никто перед ним не открыл, как было предписано правилами этикета, но Лиан и Изяслав сделали вид, что этих правил они не знают, однако встали, когда вошел настоятель Храма и поклонились ему. «Хоть об этом они еще помнят!» — раздраженно, с обидой подумал Гай. Окинув оценивающим взглядом обстановку кабинета, он отметил стопки бумаг на столе и две чашки на столике с недопитым чаем, при этом у царя и мэра были свои чашки, значит, здесь был кто-то еще. Нетрудно догадаться, кто именно, но зайти Гай решил несколько с другого конца.

— Как мило, что вы решили угостить нас остатками кем-то недопитого чая.

— О! — спохватился Лиан, я мигом это улажу!

— Ну что вы, господин Нисторин, не стоит так беспокоиться.

Лиан виновато улыбнулся и позвонил в колокольчик, в дверь просунулась голова патрульного.

— Распорядись, чтобы принесли чай для наших почетных гостей.

— Почетных! Как это мило звучит! Особенно если учесть, что незадолго до нас здесь были очень именитые гости, во всяком случае, один из них. Второй, я так понимаю, была питающая к нему симпатию местная девушка.

Изяслав едва не рассмеялся, картинно сдержав смех.

— Что вы нашли в этом смешного, ваше величество?

— Да, нет, ничего, просто я подумал, насколько сильной может оказаться симпатия 16-ней девушки и мальчика подростка, которому на вид где-то лет 13–14.

— Что? — почти брезгливо спросил у него Гай. — Вы смеетесь надо мной?

— О, нет, что вы! Я даже склонен предполагать, что между ними и впрямь есть некая симпатия, но претендовать на какие-то серьезные чувства она пока не может. Впрочем, я уверен, что сами ребята могут считать иначе, но мы то с вами взрослые люди, и понимаем, что это пока только детские впечатления, которые, повторюсь, могут перерасти в нечто большее со временем, даже если разлучить их. Но я не специалист в подростковом миропонимании, сам я подростком был довольно давно, так что даже не знаю, повлияла бы тут разлука или не повлияла.

— Что за чушь вы несете? — процедил сквозь зубы Гай. — Какие еще измышления о симпатии в подростковом возрасте?

— О, да, точно — измышления! А реальность такова — Драгомир Дэ Шор всего лишь мальчик-подросток, который ничего помнит. Подчеркиваю, он ребенок, который ничего не помнит.

— Я знаю правила не хуже вас! Но заставить меня поверить в то, что ребенок, которого вы хотите выдать за другого человека, не подставное лицо, вы не сможете.

— Но, — вмешался в их разговор Лиан, — в Рувире сохранились многие древние книги, и господин Гарадин, настоятель нашей библиотеки, нашел свидетельства того, что Драгомира Дэ Шора пытались убить и перед тем, как он уснул на много лет, его превратили в ребенка. Мы хоть сейчас можем поехать к Вителлию и попросить предоставить более подробные свидетельства и показать те книги. Просто я знаю об этом очень поверхностно, и не могу уточнить детали.

— Да уж давайте поедем к господину Гарадину! — заявил Гай, подымаясь с дивана, в этот момент как раз принесли чай для него и для Юрия, но оба не удостоили вниманием девушку-курьера.

Изяслав и Лиан тоже встали. На этот раз Лиан решил вспомнить о принятых и утвержденных веками правилах, он быстрыми шагами прошел вперед и открыл дверь Гаю. «Надо же! Решил исправиться!» — злорадно произнес про себя Гай и даже не взглянул на него и вышел из кабинета, следом за ним Юрий и царь. Лиан вышел последним, оставив ничего не понимающую испуганную девушку, которая даже не успела забрать старые чашки, не то, что заменить их новыми, одну.

Чем дальше, тем больше Гай начинал нервничать: от его первоначальных устремлений практически ничего не осталось, и он прекрасно понимал, что это чревато последствиями. Совет Светлейших ему так просто полностью выбившийся из под контроля процесс разрушения порядка, данного властью Алина, не простит. Все пункты позиции Гая таяли один за другим. Едва ли не последним его козырем был Драгомир Дэ Шор. Гай мог бы выставить в совете следующую позицию: магия была едва не уничтожена Драгомиром Дэ Шором, с которым боролся Великий и Всеблагой Алин, логично предположить, что Алин не был против существования магии как независимой силы и наказывал тех, кто вершил неправедные дела, таких как, например, Драгомир Дэ Шор, взорвавший целый город. И сейчас, когда он пробудился, после тысячелетнего сна, и освободились скованные им силы магии, у последователей Алина появилась возможность довершить начатое Алином дело. И даже выдав все таким образом, Гай все равно столкнулся бы с проблемой толкования дневников Алина, где тот говорил о вреде магии и предполагал, то мир был бы лучше и проще без нее. Значит, ему предстояла нелегкая задача: убедить совет в том, что Великий и Всеблагой Алин сказал не совсем то, что сказал. И даже если бы они поверили, то предстояло еще убедить в этом остальных священнослужителей и простых людей, а это очень и очень непросто. Но теперь у него было даже Драгомира Дэ Шора!

Гай в компании Юрия следовал в своем экипаже за едущими впереди верхом царем Изяславом и Лианом Нисториным, Гай уже пожалел, что согласился сначала увидеть бумажные свидетельства, а не самого Драгомира Дэ Шора.

— Что он за человек, этот настоятель библиотеки?

— Вителлий Гарадин, — отвечал ему Юрий, — брат покойной Есении Гарадиной, первой жены царя Тусктэмии Вячеслава.

— Что?! Но почему он здесь, в Рувире?

— Он родился здесь, и сравнительно недавно вернулся в родной город. Он настоящий книжный червь, ученый, помешанный на изучении древнего языка, которым в совершенстве владела Руяна Смолина, его предшественница, она не случайно именно его выбрала настоятелем библиотеки.

— Постойте-ка, значит, дочь Есении живет с ним?

— Да, ее зовут Анна, ей шестнадцать лет и она учится в местной академии. Очень неординарная девушка.

— Какой интересный провинциальный городок! Властитель магии, Драгомир Дэ Шор, Анна Гарадина и все здесь!

Гай нервно вздохнул и, сложив на груди руки, зло посмотрел в окошко. Этот городок уже доставил море проблем и хронической головной боли, от которой вряд ли найдется лекарство, и потому Гай уже начинал ненавидеть его.

— Если книжный червь, то это плохо, — тихо сказал он.

— Почему?

— Затем что лгать ему незачем, значит, все это правда и Драгомир Дэ Шор в данный момент всего лишь мальчик, который ничего не помнит! Конечно, мы это проверим, но…, - Гай покачал головой, — шансов мало!..

— И что же тогда делать? — осторожно, тем же тихим голосом, что и Гай, спросил Юрий.

— Не знаю! — резко ответил Гай. — Но лучше нам придумать ответ и как можно быстрее, иначе полетят наши головы!

Юрий глубоко вздохнул и задумался, но в оставшиеся пять минут до дома Вителлия, так ничего определенного и не придумал, ни он, ни Гай.

Взяв на себя инициативу, Лиан первым спешился и пошел к дому. Подойдя к двери, он постучал. Не сразу ему открыл Кейдра и испуганно посмотрел на мэра, которого он впервые видел в такой близи.

— Господин мэр! Чем могу помочь вам?

— Дома ли господин Гарадин?

— Да, да, он спит. Он хотел дождаться госпожу Анну, но задремал.

— Разбудите его, это очень важно. И, если позволите, мы войдем в дом?

— Мы? — не понял Кейдра, переведя испуганный взгляд на карету и целый отряд сопровождения царя и настоятеля, Лиан с легкой усмешкой проводил его взгляд.

— О! Я по сравнению с ними рядовой гость. Буди Вителлия, а мы пока сами расположимся в гостиной, хорошо?

— Да, конечно, господин мэр!

Кейдра исчез в глубине дома, оставив дверь открытой, а Лиан вернулся к Изяславу, тот спешился, увидев, что он возвращается.

— Вителлий дома, сейчас слуга разбудит его.

— Хорошо, позовем наших спутников?

Изяслав сам подошел к карете и постучал в дверцу.

— Идемте, господа, он дома.

Первым вышел Юрий и, держа дверь открытой, помог тем самым Гаю выйти, только что не подав ему руки. Также услужливо он закрыл дверцу кареты и засеменил следом за Гаем. Хоть кто-то из служителей храма следует за ним беспрекословно, решил тот, следуя в свою очередь за Изяславом и Лианом в дом. Именитые гости сами расположились на диване и креслах, а хозяин дома, не заставив их ждать, вышел к ним спустя несколько минут, как они вошли.

— Это большая честь для меня, — сказал Вителлий и поклонился сначала настоятелю Храма, потом царю и, наконец, мэру города. — Чем могу помочь вам?

— Мы хотели бы попросить вас, — сказал Лиан, — показать нам дневники, из которых вы узнали, что Драгомир Дэ Шор был превращен в ребенка, это очень важно сейчас, яимею ввиду документальное подтверждение того, что это правда, и наш мальчик тот, кто он есть.

Вителлий мельком взглянул на настоятеля Храма, буквально пожирающего его пристальным и пронзительным взглядом, и понимающе кивнул Лиану, которого ему так хотелось спросить: а где же он, Драгомир? Где его Анна? Но стражник, принесший ему весть об их местоположении, передал все на словах Кейдре, а тот не стал из-за этого будить своего господина, решив, что сейчас ему лучше поспать, а как только тот проснется, он сообщит ему хорошую новость: с детьми все в порядке, они у Лиана Нисторина.

— Дневник у меня в кабинете, сейчас я принесу его.

Вителлий поспешно вышел из гостиной; в коридоре торчал Кейдра, не зная: подать что-нибудь гостям или нет. Вителлий никаких указаний не давал, но брать на себя инициативу, тем более, что это необычные гости, слуга не решился. Увидев его, Вителлий почти удивленно спросил.

— Ты чего здесь делаешь? Или, предложи что-нибудь гостям, пока меня нет.

— Да? А, да, конечно!

Кейдра уже рванулся к двери, как Вителлий сразу задержал его, поймав за рукав.

— А от Анны были какие известия?

— Да, приходил стражник и сообщил, что госпожа Анна и мальчик в доме у мэра города.

— С ними все в порядке?

— Да, наверное.

— Так «да» или «наверное»?

— Э-э, стражник ничего такого не говорил, он только упомянул, что они в доме у мэра, и что они предотвратили пожар, который едва не устроила госпожа настоятельница города.

Вителлий кивнул.

— Ладно иди.

«Если стражник ничего не сказал, значит, с ними все в порядке, — решил про себя Вителлий, — но что от Драгомира надо настоятелю Храма? Когда его вообще успели выбрать? И зачем Лиан рассказал настоятелю и царю о Драгомире?

Дневник Флавия Вителлий хранил в отдельном ящике стола под замком. Рукопись, защищенная заклинанием долголетнего хранения — в древности все книги, тетради, блокноты и даже отдельные листы бумаги, подвергались его воздействию — прекрасно сохранилась, и все-таки Вителлий на всякий случай обернул тетрадь в мягкую ткань. Взяв сверток, он вернулся в гостиную.

— Вот, — сказал Вителлий, положив сверток на стол и аккуратно развернув ткань, достал дневник.

Гай лениво потянулся за тетрадью, взяв ее в руки, он откинулся на спинку кресла и неторопливо открыл первую страницу, быстро пролистал все и вернулся в начало. Пока он читал, Кейдра принес и подал гостям приготовленный им с Дэлией чай. Царь и Лиан, хоть и завтракали недавно, не отказались от угощения, Юрий также присоединился к ним, раз уж Гай стал читать не вслух, а про себя, и не сказал ему встать за креслом и читать вместе с ним. Впрочем, Юрий не был уверен в том, что узнает что-то новое, так что не испытывал и толики сожаления, тем более обиды, что Гай не захотел сразу поделиться с ним информацией. Сам Гай, действительно, убедился в правоте Изяслава и, закончив читать, примерно минут пять просто смотрел в тетрадь, размышляя над тем, что ответить. Можно было придраться к тому, что это подделка, исключительное знание древнего языка и желтоватая бумага еще ни о чем не говорили, но когда они все выходили из мэрии, Лиан уточнил, что Гедовин Томилина, та самая девочка, что разбудила Драгомира Дэ Шора, может показать место, где она нашла мальчика, и что это место наверняка совпадет с описанием такового у Флавия. А если Гай все равно продолжит сомневаться, добавил Изяслав, то мальчик на его глазах может взять в руки царский скипетр без роковых для себя последствий.

Тем временем Лиан поведал Вителлию о произошедших, неизвестных тому событиях, за его рассказом внимательно следил Юрий и один раз, но поправил его, когда Лиан упомянул: «сказали Амалии ехать с ними». «Предложили», — поправил он мэра, на что Изяслав едва смог сдержать улыбку.

— Кх, кх, — откашлялся Гай, все обернулись к нему. — Что ж, раз так, значит так.

Изяслав вопросительно посмотрел на него, ожидая более полного ответа, однако вместо пояснения Гай задал вопрос.

— И что вы намерены с ним делать, ваше величество?

— Вырастить и воспитать.

— Вы намерены… взять его в Даллим?

— Да. Он второй сын царя и сейчас единственный наследник престола Истмирры. Я не зря сказал вам о том, что он может взять царский скипетр.

Гай вскочил.

— Вы в своем уме? Посадить это чудовище на трон?

Изяслав медленно встал.

— Но ведь я намерен воспитать его, не забывайте.

— Воспитывать ребенка, проявляющего склонности к агрессии, должен храм!

— Но, господин настоятель, — спокойно возразил Изяслав, он проявил агрессию, будучи взрослым, и в данный момент он этого не помнит. Значит, у меня есть возможность повлиять на него, поскольку сейчас он всего лишь ребенок.

Гай долго молчал, пристально смотря на Изяслава, но потом сел и куда более спокойным голосом сказал.

— Я должен поговорить с ним.

— Хорошо, завтра…

— Сегодня!

— Но ведь они все ночь не спали, — как можно более вежливым голосом возразил Изяслав, — может, дать им всем, и мальчику в том числе, возможность немного поспать, хотя бы до вечера?

— Хорошо, согласился Гай, — вечером я хочу видеть Драгомира Дэ Шора и Данислава Ингоева.

— Они дома у господина мэра, — глубоко вздохнув про себя, сказал Изяслав, — вы можете приехать сразу туда.

— Договорились, я приеду к восьми, — холодно произнес Гай, вставая с кресла и, обратясь к Вителлию, уточнил. — Дневник останется у меня.

Вителлий не посмел возразить и только услужливо улыбнулся. Второй человек додумался не перечить ему, может, он все-таки понимает, кто перед ним находится! А то все в этом городе собрались из него веревки вить!

На этом все гости откланялись, Гай и Юрий, показав тому по пути дом мэра, вернулись в храм Истории, Изяслав остался в мэрии, отпустив Лиана домой отдохнуть.

Не смотря на усталость, Лиан боялся, что не сможет уснуть из-за переутомления и чрезмерного бодрствования. Он простым кивком головы, поприветствовал Бориса, безмерно ему обрадовавшегося. С кухни как девочка выпорхнула Лора и только что не бросилась ему на шею, молитвенно сложив руки, она радостно твердила.

— Господин Лиан! Как хорошо, что с вами все в порядке! Как хорошо, что все это закончилось!

— Боюсь, что все это только начинается, — печально констатировал Лиан. — Где все?

— Все спят, — отчиталась Лора. — Модест у себя. Господин Ингоев в той же комнате, в которой жил здесь, госпожа Розина не пожелала оставить его одного, она сидела подле него, но, когда я заходила в ним в последний раз, она спала в кресле. Потом стражники привели к нам Анну Гарадину и мальчика, они и Гедовин в малых гостевых на втором этаже.

— Хорошо. Приготовьте мне, пожалуйста, ванну, — попросил Лиан, — а то в тюрьме меня таким сервисом не баловали.

— Да, конечно. — сказал Лора и ушла выполнять поручение, а Борис, сообразив, что Лиан, наверняка голоден, спросил.

— Приготовить вам что-нибудь поесть? Хотите чего-нибудь?

— Нет, Борис, спасибо, я совсем недавно ел.

Оставив слугу одного, Лиан прошел в комнату, где жил у него Дан после пожара. Он шел в нормальном темпе, однако перед дверью остановился и замер, он ведь входил в комнату к сыну. К сыну, которого магия внешне изменила настолько, что его сначала надо узнать. Медленно оттолкнув от себя дверь, Лиан вошел в комнату. Едва увидев серебристые волосы Дана, он почувствовал, как по телу пробежала волна дрожи: все так, как ему и говорили, только выглядело это в жизни жутковато. Собравшись с силами, Лиан прошел в комнату и подошел к кровати, подле которой в кресле мирно спала Амалия. Лиан словно впервые увидев ее, подумал о том, что она скоро может стать его невесткой, он даже встряхнул головой. Чем дальше, тем невероятней! Осторожно отодвинув одеяло, Лиан приподнял руку Дана. Сейчас руки молодого человека не были забинтованы, и на тыльной стороне ладони Лиан увидел выжженное изображение ронвельда, о существовании которого он до недавнего времени даже не подозревал, а теперь должен был считаться как с данным фактом. Выжженные изнутри изображения. Лиан ощутил, как к горлу подступила тошнота, он опустил руку Дана и накрыл ее одеялом. Еще раз взглянув на молодого человека, Лиан отчетливо увидел знакомые черты лица, свои черты! Как он мог раньше не замечать очевидного! Он даже спорил однажды с Юлианом, который напрямую спросил.

— А не твой ли он сын? Ты ведь, кажется, рассказывал о той нимфе из Коростени? Сколько лет назад ты был там?

Но Лиан только отмахнулся.

— Не говори ерунды. Его мать звали иначе, и она была замужней женщиной.

— Да он похож на тебя, Лиан! Ты что совсем себя в его возрасте не помнишь? Ну так я помню! Ты был таким же неуклюжим парнем в его годы, вот погоди, через год-два он превратится в красивого стройного молодого человека, а ты будешь вынужден признать мою правоту.

«Ты был прав, Юлиан, — подумал про себя Лиан, — а я был полным идиотом!»

Встряхнув головой и смахнув слезы, Лиан повернулся к Амалии и потряс ее за плечо, та испуганно ахнула и подалась назад.

— Извини, что напугал, но, может, ты приляжешь?

— Нет, я, — заспанным голосом ответила Амалия, сразу переведя взгляд на Дана, — останусь с ним.

— Да я тебя не гоню, — ласково сказал Лиан, — вон диванчик позади тебя.

Проследив за его взглядом, Амалия обернулась, только сейчас заметив диван.

— Даже не знаю.

— Судя по его размеренному дыханию он мирно спит, так что не переживай.

— Не переживай! Мы его сюда донесли! — однако Амалия прекрасно понимала, что он тоже переживал, поэтому она сразу поправилась. — Извини, Лиан.

— Ничего, в шкафу должен быть плед, я сейчас посмотрю.

Помимо пледа, он выдал Амалии чистую пижаму.

— Она тебе велика, но, если захочешь, надень.

— Спасибо. И Лиан, я должна кое-что сказать тебе, — говорила Амалия, низко опустив голову и, прижав к груди пижаму так, словно это была ее любимая детская игрушка, — Дан предложил мне выйти за него замуж.

— Ты что отказала ему? — с опаской спросил Лиан.

— Нет, но я подумала, что ты будешь против.

— Почему?

— А-а, — спохватилась Амалия, — ты не знаешь…

— Если ты о том, что он — мой сын, то я знаю.

— Так ты знаешь?

— Да, — грустно произнес он, — узнал сегодня утром. Так нехорошо все получилось! Я знаю, что он никогда мне не простит, и от этого мне только тяжелее.

— Я думаю, неприятный осадок навсегда останется, но ты не можешь отрицать того, что он хорошо к тебе относится, прислушивается к тебе, ценит твое слово, и я думаю, ему тоже нелегко. Я обещала ему, что поговорю с тобой, в общем, я думаю, что пока лучше оставить все, как есть, может, потом со временем.

— Ты права. Что касается вашей свадьбы, Амалия, я не против, наоборот, я рад за вас, хотя, не скрою, ко всему этому надо еще привыкнуть. Так что ты зря так подумала.

— Просто я решила, что раз я старше…

— То должна быть более ответственной, — договорил он за нее, — это к слову о том, чего хочет настоятель храма.

— В смысле? — не поняла Амалия. — Он же признал его как властителя магии?

— Да, но согласится ли Дан молчать о том, кто был последним властителем магии? Гай по понятным причинам хочет сохранить религию, и, знаешь, я с ним согласен. Если сейчас объявить всем, что Великий и Всеблагой Алин… В-общем, сегодняшняя резня у храма Истории покажется мелкой разборкой по сравнению с тем хаосом, в который может погрузиться весь мир.

— Рано или поздно, — возразила ему Амалия, — люди узнают правду. Так, может, не стоит кормить их преднамеренной ложью?

— Амалия! Не все сразу! Пусть люди узнают правду, но не сейчас, потому что сейчас это заявление вместе с магией может быть приравнено к ереси. И тогда неминуемо начнется гражданская война, которая охватит весь мир! Я не хочу этого.

Амалия промолчала, и Лиан невольно почувствовал некоторую тревогу. Вообще Амалия была довольно рассудительной и здравомыслящей женщиной, но то, что они с Даном сделали за каких-то два дня, пока он был в тюрьме, наводило его на тревожные мысли: вдвоем они могут перевернуть все, что казалось незыблемо в этом мире, оставалось только надеяться, что прежде они подумают о последствиях и не станут делать опрометчивых шагов.

— Сегодня вечером сюда придет Гай Броснов, он хочет поговорить с Драгомиром и Даном, постарайся хотя бы донести до него мои мысли, чтобы он сразу не вступал в дебаты с господином настоятелем, будет лучше, если они постараются найти какой-то компромисс.

— Я скажу, но ничего не обещаю. А что они собираются делать с Драгомиром? Они, я имею в виду, и Броснова, и нашего Юрия, были очень радикально настроены.

— Все нормально, — успокоил ее Лиан, — царь Изяслав отстоял его. Теперь господин Броснов хочет убедиться, что мальчик не какой-нибудь там ненормальный, горящий желанием убивать всех подряд.

— Что за ерунда!

— Ну вот видишь, опасаться нечего. Ладно, отдыхай, я тоже пойду лягу, не знаю только, засну ли.

— Спасибо. Спасибо за все, Лиан. Мне было очень важно твое мнение и твое согласие.

— Рад это слышать: покладистая невестка — настоящий подарок!

Амалия заулыбалась, Лиан по-отечески поцеловал ее в лоб и, пожелав хороших сновидений, вышел из комнаты. Лиан с трудом верил, что все это происходит, и неделю назад мир был совсем другим. Но дитя проснулось и — хочешь, не хочешь — но оно будет играть и резвиться, и их задача правильно воспитать его, сделать все для того, чтобы волшебство стало частью их жизни, а не посланной с небес карой. Отметив последнее, Лиан невольно задумался: а что есть религия? Зачем люди создали ее и почему так свято берегут ее? А самое главное, он как человек, который вырос с твердым представлением об Алине как о бессмертном Боге, даровавшем людям законы и правила, не мог так просто успокоиться, узнав правду. Неужели ничего нет? Никого там нет? Это звучало жутко и неестественно. Встряхнув головой, Лиан постарался не думать сейчас о вопросах бытия и религии, ему и более понятных проблем сейчас хватало.

Около восьми вечера Гай Броснов пожаловал в дом Лиана Нисторина, половина обитателей которого досматривала сны и в частности те, с кем Гай хотел поговорить. Решив, что ночь компании не составит, Гай попросил Лиана разбудить Дана и Драгомира к девяти утра и уехал обратно в храм Истории с тайной надеждой отдохнуть. Но едва он прибыл, как в бывший кабинет Каллины заявился Улеп и попросил его продолжить вечернюю службу. Разве мог он отказать? Нет, он спустился в молитвенный зал и вместе со всеми стал молить Алина о прощении, о помощи и сострадании к ним, о защите от темных сил и грязных промыслов. Зная правду, он продолжал отрицать ее, сознательно и намеренно.

Второй раз в жизни Дан, проснувшись, увидел Амалию, он проснулся рано утром от резкого волнения, так называемого магического ветра. Несмотря на еще не прошедшую слабость, он встал, на ходу споря с главой ронвельдов, тот настаивал на том, что дело срочное и медлить нельзя, а Дан возражал ему, заявив, что пока он не оденется и не выпьет хотя бы воды, то никуда не поедет и ничего не предпримет.

«Так что даже если я самый безответственный властитель магии в истории, то мне все равно!»

«Тебе не все равно, — со вздохом Лукаш, — я знаю, и ты прав, извини».

«Ничего, главное не разбудить Амалию».

— Ты куда? — словно издалека донесся до него ее голос.

Еще не привыкнув быстро переключаться с одного уровня общения на другой, и тем более пребывать на двух планах одновременно, Дан не сразу ответил Амалии.

— А я… Как спалось?

— Ты не ответил на вопрос, — уточнила Амалия, сев, она внимательно и даже требовательно посмотрела на Дана, тот сразу парировал.

— Ты тоже не ответила.

— Но я задала вопрос первой.

— Логично.

«Ты тянешь время, которого нет!» — воскликнул Лукаш, отчего Дан даже зажмурился.

— Что с тобой? — спохватилась Амалия, она быстро откинула плед и подбежала к нему. — Тебе плохо?

— А? Что? — Дан встряхнул головой. — Нет, просто я еще не привык. В общем, кое-что случилось, я должен идти.

— Куда?!

— Еще точно не знаю. Я скоро вернусь, — пообещал он и тут же поправился, — наверное.

— Я с тобой, — решительно сказала Амалия.

— Нет, что ты! Это может быть опасно.

— Надеюсь, властитель магии защитит меня?

— Так-то оно так, но я не совсем уверен, что знаю, когда и что нужно делать. Да и вообще, что я знаю? Ничего! Или…

— Дан, — сказала Амалия, подойдя к нему, она взяла его за руки и посмотрела ему в глаза, — я в тебя верю, и сейчас иду с тобой.

Он улыбнулся, на самом деле, он очень обрадовался в душе, когда она сказала, что хочет ехать с ним, просто он переживал и боялся за нее.

— Хорошо, но тебе нужно переодеться.

— Тебе тоже.

Амалия переоделась в удобную походный брючный костюм, который она одевала за сутки до этого, отправляясь во Всевладоград, а Дан попросил проснувшуюся к тому времени Лору принести что-нибудь из одежды Лиана. Наскоро позавтракав, они вышли из дома, перед которым на газоне сидела огромная птица. Амалия открыла рот от изумления, невольно восхищаясь красотой и величественностью этого создания. Птица была около трех метров в высоту, иссиня-черная, с золотистой холкой. Она была похожа на ястреба, с таким же хищным клювом, но с невероятными белыми глазами, горящими и блестящими как два алмаза.

— Кто это, Дан?

— Это птица рокха, и это наш транспорт, — сказал он и обратился к птице на древнем языке. — Как тебя зовут?

— Сайдара, мой господин.

— Очень приятно, Сайдара, меня зовут Данислав, можно просто Дан, если ты еще не знаешь, а это моя будущая жена, Амалия, и она летит с нами.

Птица кинула и покорно села, распустив крыло, чтобы они могли взобраться.

— А ему не будет больно? — с опаской спросила Амалия, косясь на этот не очень прочный мостик.

— Думаю, если не будешь прыгать на крыле, а просто опрешься на него и сядешь на спину, то он ничего не почувствует.

— Это он?

— Да, и его зовут Сайдара.

Не смотря на свои опасения Амалия довольно ловко оперлась на крыло — Дан чуть поддерживал ее — и села на спину птице рокха. Дан сел позади Амалии, он укрыл ее краем своего плаща, крепко обняв одной рукой за плечи, другой за талию.

— Так будет все время? — спросила Амалия с некоторой опаской в голосе.

— Что именно? — шутливо ответил ей Дан, наклонясь к ее лицу и поцеловав ее в щечку. — То, что я буду рядом?

Амалия улыбнулась и, положив голову ему на плечо, тихо сказала.

— С тобой я готова даже лететь на птице рокха, но при одном условии.

— Каком же?

— Не отпускай меня.

— Не отпущу, никогда!

Сайдара так и не услышал от них команды взлетать, он сам оттолкнулся от земли и, взмахнув крыльями, стал набирать высоту. Он старался делать это не так резко и быстро, как всегда, все-таки на его спине были седоки. Седоки — люди, о существовании которых Сайдара всего сутки назад знал только из легенд, теперь он видел их вживую. Для магических существ мир тоже изменился, они освободились из своих тюрем и теперь вернулись в реальный мир, в котором их прежние места обитания по большей части были уже заняты, и им предстояло не только найти себе новое место жительства, но и найти свое место в жизни в целом, в жизни с совершенно новыми условиями.

Шум крыльев разбудил Лиана, он сел и непонимающе огляделся по сторонам в поисках привлекшего его внимание странного звука, но ничего необычного вокруг себя не увидел. Лиан взглянул на часы — было еще только семь утра, можно было еще поспать, но он встал.

Спустившись вниз, он увидел Лору, торчащую у окна, она словно вообще не слышала его шагов.

— Что ты там выглядываешь? — спросил он, напугав пожилую женщину так, что та даже подпрыгнула и схватилась за сердце.

— О, господин Лиан, Это вы!

— Да, извини, если напугал. Так кого ты там увидела?

— Их уже не видно, я просто смотрела им вслед.

— Им вслед? — встревоженно переспросил Лиан.

— Да, господин Ингоев и госпожа Розина улетели.

— Улетели?! В каком смысле «улетели»? Куда? Зачем? Амалия ведь знает, что в девять сюда должен прийти настоятель Храма!

— Я не знаю, — оправдываясь, пожала плечами Лора. — Господин Ингоев сказал, что это важно, а госпожа Розина сказал, что летит с ним. Более они мне ничего не говорили, они наскоро поели и улетели на огромной черной птице. Эта птица метра три в высоту, если не больше, представляете!

— Не представляю, — медленно ответил Лиан и подойдя к окну, посмотрел на чистое майское небо — никаких птиц на горизонте уже не было.

«Прошли всего сутки, а он уже улетел. Что будет дальше? — подумал про себя Лиан, тут же с ужасом добавив. — Броснов меня с потрохами сожрет! Что я ему скажу?»

Лиан отошел от окна и собрался идти в столовую, как раз в это время на лестнице показалась Гедовин. Девочка потирала глаза и зевала. Чего она-то поднялась в такую рань?

— Гедовин, завтракать будешь?

— Уху, — сонным голосом ответила девочка, не забыв однако о правилах приличия. — Доброе утро, господин Нисторин.

— Доброе утро. Тебя тоже разбудил шум крыльев?

— Крыльев? — уточнила девочка. — Каких крыльев?

— Дан уже умчался по какому-то важному делу на огромной птице, Амалия отправилась с ним.

— Это была птица рокха?! — восхищенно спросила девочка, всю ее сонливость как рукой сняло. — Вы ее видели? Я читала, что это были огромные птицы, способные нести на себе нескольких человек, они питались мелкими животными, часть из них жила в Истмирре.

— Ну насчет их размера ничего не могу сказать, хотя Лора говорила, что птица очень большая. В Истмирре жили, говоришь? Интересно, где они будут жить сейчас, наверняка их земли кем-то заняты.

— По идее, этим должен заниматься Дан, разрешать конфликты между магическими существами и людьми, возможно, он именно поэтому улетел, — внезапно Гедовин погрустнела и, понурив голову, печально добавила, — они оба улетели, а как же я?

— В смысле? — не понял Лиан.

Они вошли в столовую, Лиан сел на свое привычное место, а Гедовин на тот стул, где она всегда сидела, когда приходила к Модесту в гости. Лора накрывала на стол, она поставила булочки, мед, цикорий для девочки и чай для хозяина дома.

— Так что ты имела в виду? — уточнил Лиан. — Уж не то ли, что Амалия собиралась взять тебя к себе?

— Да, Дан сказал, что он не против. Но они не сказали, что мне делать сейчас.

Лиан едва не рассмеялся.

— Гедовин! Ну какие из них воспитатели! Это же просто смешно. Я вчера ночью, конечно, промолчал, но ты ведь и сама должна понимать, что это все несерьезно.

— Почему? — не поняла девочка. — Дан сказал, что мой отец не оплачивал мое обучение — это делала бабушка, а еще я всю жизнь жила с бабушкой, а отец, он публично отказался от меня! Представляете, при всех! — с горечью в голосе произнесла девочка.

— Это, конечно, ужасно. Но ты не отчаивайся, ты можешь жить здесь, я со своей стороны готов сделать все, чтобы помочь тебе вырасти и встать на ноги.

Девочка вскинула голову и с благодарностью посмотрела на господина Нисторина, уточнив.

— Значит, пока я могу побыть здесь?

— Конечно, и не только пока. Гедовин, без обид, но Дана и Амалию сложно назвать воспитателями. Представим, что они поженились, но суд, который будет рассматривать твое дело, обязательно примет во внимание тот факт, что у них еще нет своих детей, что Дан сам всего несколько лет назад был несовершеннолетним, а у Амалии нет никакого опыта. Никто не доверит им воспитание девочки-подростка.

— Но я уже почти взрослая! Со мной не надо нянчиться.

— В том то и дело, что ты почти взрослая, проблема в этом, — девочка вновь понурила голову, а Лиан продолжать развивать свою линию. — Гедовин, почему бы тебе не быть им просто другом?

Отодвинув от себя чашку, девочка откинулась на спинку стула и упрямо заявила.

— Я и не собираюсь относиться к ним как к родителям! Они — мои друзья, которые помогают мне. А отец! Отец хотел упечь меня в монастырь, чтобы забрать себе большую часть наследства, которое бабушка оставила мне, к отцу я точно не вернусь, а Дану и Амалии я обещала слушаться их. Когда отец публично отказался от меня, Дан сказал ему, что в Истмирре это больше не имеет юридической силы, он фактически оправдал меня при всех, за одно только это я никогда ему слово поперек не скажу.

Лиан терпеливо вздохнул и решил пока не тревожить девочку. Пусть все уляжется, а там, глядишь, вернется Дан и откажется от своей сумасбродной идеи взять опекунство над Гедовин, пускай он сам ей все и объясняет, решил Лиан, вслух заверив ее.

— Ладно, Гедовин, пока Дана и Амалии нет, давай ты поживешь здесь, и, если что, я хочу, чтобы ты знала, что в этом доме ты всегда можешь найти приют.

Гедовин искренне удивилась его словам.

— Спасибо!

— Что тебя так удивило?

Девочка затрясла головой.

— Да, нет, ничего!

— Что, Модест говорил, что я злой и жестокий?

Гедовин попыталась улыбнуться, но вышла только какая-то сомнительная гримаса.

— Ну не то, чтобы злой и жестокий, но что-то вроде того. Да и Дан говорил, что вы как-то оттаскали его за ухо и все время на него кричали, если он делал что-то не так.

Лиан даже поперхнулся. Такая откровенность в признании его тираном и самоуправцем не могла не задеть его.

— Чего?!

Гедовин, поняв, что сказал лишнее, закусила губу. Меж тем Лиан возмущенно говорил.

— Да, было дело, схватил его за ухо, но не более, и я никогда не орал на него. Может, говорил иногда на повышенных тонах, но и то по делу. Ну молодцы, мальчики, сделали из меня тирана!

Гедовин промолчала и просто тихо стала пить цикорий, стараясь больше не привлекать к себе внимание господина Нисторина, а тот не мог успокоиться.

— Да, не спорю, я никогда не проявлял особой любви к Модесту, но это не значит, что он мне безразличен, и я ему говорил об этом. А к Дану я вообще всегда относился по-отечески. Наверно, знай я с самого начала, что он мой сын, я бы его не один раз схватил за ухо. За одно только забрасывание документов через головы посетителей!

Лиан был готов возмущаться и дальше, но в дверях показался Модест, и Гедовин пониже опустила голову.

— Доброе утро! — бодро сказал мальчик, пройдя в столовую.

— Доброе утро, сынок, проходи, садись, расскажи, как я всю жизнь тебя тиранил. Особенно, когда ты жил у бабушки в Рувире, а я в Тойме. Да, тебя я тоже как-то схватил за ухо. Ты помнишь: за что?

Модест стоял и удивленно хлопал глазами, не понимая, чем не доволен отец, и что такого он сделал не так, с утра разозлив его? Меж тем Лиан продолжал.

— Забыл? Я напомню: тебе было восемь лет, и тебя только неделю как привезли из Рувира, а ты уже успел поругаться с дочерью руководителя финансового управления, обозвав ее при всех избалованной дурой. Может, ты даже был прав, но я хотел показать тебе, что нельзя себя так вести на людях. Дома говори, что хочешь, но не при всех, и тем более не при отце девочки, занимающем такое положение.

— Э-э, — вставил слово мальчик, — я помню это, и я признал вашу правоту еще тогда.

— Я рад, — более спокойным голосом ответил Лиан и окончательно смягчился. — Извини, если набросился на тебя с утра пораньше. Похоже, я и впрямь ору, если что-то не так!

Лиан оперся головой на локоть правой руки и пальцами потер висок. Мальчик сел рядом с Гедовин и шепотом на древнем языке спросил.

— Что ты ему сказала?

— Просто удивилась, что он готов помочь мне, а он сам развил мысль, что якобы ты говорил какой он злой и жестокий.

— Насчет жестокого это явно перебор.

Лиан заметил, что они перешли на древний язык. Как и Юлиан, он не испытывал от этого огромной радости, также чувствуя себе чужим и оторванным от происходящего. Он слегка откашлялся и попросил.

— Ребята, огромная просьба, при мне говорите на понятном языке, ладно?

Оба переглянулись и покраснели, их словно застали за каким-то тайным сговором, Модест первым кивнул и пообещал так не делать.

— Спасибо.

— Как Дан? Вы были у него?

— Да, к слову сказать, выглядел он вчера не очень хорошо, однако сегодня он уже куда-то умчался на огромной птице.

— Птице рокха, — добавила Гедовин.

— Птица рокха?! — восхитился Модест вслед за Гедовин. — Вот здорово!

Однако Гаю Броснову, как и предполагал Лиан, это известие крайне не понравилось. Он возмущенно выговорил Лиану, что тот не сдержал свое обещание. Узнав, что Лиан и не говорил с ним, Гай едва сдержался, чтобы не выругаться. Лиан попробовал вставить слово, что с Даном улетела Амалия, с которой он успел поговорить, но уж кто-кто, а Гай знал: от Амалии ему ждать помощи бесполезно. А вдвоем они, действительно, могут натворить дел.

— Что ж, имейте в виду, господин Нисторин, — если что, вы тоже будете за это в ответе.

Лиан вздохнул, он стоял, понурив голову, как провинившийся ребенок перед строгим отцом, в душе сетуя на царя Изяслава, который просил его остаться в доме до прихода Гая.

— Драгомир Дэ Шор, я надеюсь, на месте? Или Изяслав уже успел забрать его?

— Нет, он здесь, сейчас я его позову.

С радостью выскользнув из поля зрения Гая, Лиан прошел в музыкальный зал, ребята все вчетвером увлеченно строили мост. Они спорили, разговаривая при этом на понятном Драгомиру древнем языке. «Какие же они все еще дети», — подумал Лиан и громко постучал в открытую дверь, чтобы привлечь их внимание. Первым на звук обернулся Драгомир, и, понимая, что пришли по его душу, сразу сник, он покорно отложил кубик в сторону и подошел к Лиану.

— Идем.

Три пары глаз внимательно проводили их взглядом, а Драгомир, как бы прощаясь, на мгновение обернулся к друзьям, словно старался запомнить их лица. Возможно, он немного драматизировал, но он же понимал, что его увезут из Рувира, и очень скоро ему придется расстаться с друзьями.

Едва увидев Гая, мальчик сразу отметил про себя, насколько тот неприятен внешне, но постарался не думать об этом, помня о том, что внешность бывает обманчива. Во всяком случае пока Гай Броснов не объявил войну магии, наоборот, признал ее независимой силой, склонил голову перед властителем магии, оставил Рувир за Истмиррой и осудил действия Каллины. Значит, пока он занимал их сторону.

— Доброе утро, — поприветствовал его мальчик и поклонился.

Гай долго молчал и просто смотрел на него, изучая. Только когда Лиан вышел и закрыл за собой дверь, он ответил на древнем.

— И тебе доброе утро.

Гай медленно подошел к мальчику и, приподняв его за подбородок, внимательно вгляделся в его лицо, словно что-то искал. Что? Признаки злости? Возможно, и это в том числе, но в первую очередь Гай искал подтверждение описанию Флавия, сейчас видя перед собой точное повторение слов, начертанных тысячу лет назад. Гай сел в кресло и указал мальчику на кресло напротив.

— Как тебя зовут?

— Драгомир.

— Драгомир Дэ Шор, — поправил его Гай.

— Так мне сказали, но я не помню этого, — ответил мальчик и пояснил, — Когда я услышал свое имя, то точно знал, что меня так зовут. О фамилии я этого сказать не могу.

— Что еще ты помнишь?

— Некоторые заклинания. Я вспоминал их по мере необходимости, поэтому, может, я и еще что-то помню, но сказать этого сейчас я не могу.

— Перечисли, какие заклинания ты вспомнил.

Мальчик задумался.

— Ну сначала я использовал заклинание неподвижности, потом пришлось сжечь дверь, а когда начался тот пожар, я вспомнил, как управлять потоками воды.

Мальчик замолчал, и Гай с минуту ждал продолжения его рассказа, но так ничего и не услышал, в свою очередь Драгомир не понял, почему тот больше не задает вопросы.

— А как ты причинил боль служителям храма Истории? Ты рассказал об этом властителю магии или он тебе?

Драгомир покачал головой.

— Это Гедовин, она нашла заклинание локальной волны в книге, но я его не вспоминал. Еще было заклинание иллюзии военных колесниц, это вспомнил господин Вителлий.

— Гедовин, — повторил Гай, — та девочка. Значит, она искала заклинания, причиняющие боль.

— Нет! Она и Модест, а потом и мы с Анной искали в книгах заклинания, которые могли бы помочь вернуть Рувир царю Изяславу, знаю, звучит размыто, но мы старались найти что-то, что могло бы помочь, по сути мы просто листали книги. Когда прибыл гонец из Гриальша, мы узнали о том, что к Рувиру идет войско, состоящее из стражей храма. Мы искали защитные заклинания. А вчера ночью господин Вителлий вспомнил о военных колесницах.

— Эта Гедовин, она ведь знала кто ты, с самого начала, — спросил Гай, попутно намотав себе на ус: с этой девочкой надо провести отдельную беседу, — откуда она узнала, что ты это ты?

— Она говорила, что по медальону узнала меня, ну и прибавила к этому тот факт, что я был заключен в глыбе льда. Так как Гедовин знала, что я волшебник, она и стала думать о том, что можно помочь царю Изяславу вернуть Рувир магией.

— Причинив боль служителям храма?

— Нет, что вы! Это применили вынужденно, чтобы освободить господина Нисторина и господина Вителлия. Гедовин вспомнила, что читала о локальной волне, но на мысль нас навела Лера.

— Лера — это та самая девочка, перед которой возникла стена?

Мальчик кивнул.

— Ладно, что еще ты помнишь?

— Я… помню язык, на котором мы с вами говорим, я был в библиотеке, и когда увидел книгу, то просто открыл ее и стал читать. Вслух! До этого я не был уверен, что смогу говорить, что знаю, как говорить.

— А что-нибудь еще ты помнишь? — настаивал Гай, — может, какие-то отдельные картины.

— Ну, я видел сон, в котором был мой брат Войслав.

— Войслав. Как он выглядел?

— Он крепкий стройный юноша, ему в моем сне семнадцать лет, это я точно знаю, у него было требовательное, очень требовательное и недовольное лицо, он злился на меня за то, что я не пришел на занятия. И еще в том сне я почти вспомнил маму, — тихо добавил мальчик.

— Хорошо, значит, больше ты ничего не помнишь? Своего отца, например?

— Нет, — покачал головой мальчик, — я вспомнил еще, что Алин Карон был моим дядей, но как он выглядел, не знаю. И, если вы имеете в виду, вспомнил ли я, как взрывал Чудоград, то нет.

— Но ты знаешь об этом?

— Да, Гедовин рассказала мне, она надеялась, что я расскажу ей, как пользоваться магией, или еще лучше, если я сам что-нибудь сделаю, но я сказал ей, что каким бы убийцей я тогда ни был, сейчас я этого делать не стану. А царь Изяслав сказал, что я тогда предотвратил большую беду, — на глазах мальчика блеснули слезы, — для меня это очень важно!

— Почему для тебя это важно?

— Потому что я жить не хотел, когда узнал! Но Анна сказала мне, что мне дан шанс и я могу использовать его, я могу сделать что-то полезное в жизни, могу быть нужным, что я могу… восстановить Чудоград.

— Восстановить Чудоград? — переспросил Гай.

— Да. И я клянусь, что все для этого сделаю!

— Клянешься, — сразу уцепился за это слово Гай. — Но ведь царь Изяслав говорил о том, что, возможно, тогда ты правильно поступил, взорвав город. Ты не боишься, что восстановив его, ты сделаешь только хуже?

Мальчик смутился и абсолютно сбитый с толку, непонимающе посмотрел на Гая, тот улыбнулся.

— Давай ты сначала все вспомнишь и потом расскажешь мне: правильно ты поступил или нет? Если неправильно, то тогда ты признаешь свою вину и сделаешь все, чтобы восстановить Чудоград.

Мальчик встал и очень серьезно посмотрел на Гая, не видя в его словах и тени подвоха.

— Даю вам слово.

Гай тоже встал.

— Я принимаю твое слово, Драгомир Дэ Шор, помни о том, в чем клялся настоятелю Храма. Но мы с тобой еще не все обсудили, присядь.

Мальчик послушно выполнил просьбу, Гай вновь сел напротив него.

— Итак, Драгомир, ты знаешь, что Алин был властителем магии, как и нынешний властитель, он обладал большой силой и властью и, естественно, он имел свое мнение. В частности, он считал, что без магии мир был бы проще, более гармоничен, если бы в нем действовали праведные законы. Ты не знаешь этого, по крайней мере, сейчас, но Алин в своих законах опирался на многие традиции, как религиозные, так и светские, поэтому я, как настоятель храма, могу помочь вам, не только тебе и твоим друзьям, но и всему Рувиру, а также всем волшебникам. Я готов признать магию как независимую силу, которую будут судить по законам справедливости, то есть по поступкам, и я сделаю все, чтобы убедить в этом служителей Храма, но взамен ты и твои друзья должны пообещать мне, что имя Алина Карона не будет всплывать на поверхности, и мы все представим, что Алин пришел в мир, который после исчезновения магии был повергнут в хаос. Люди не знали, где правда, а где ложь, но Алин даровал им законы, исходя из которых все поступки рассматривались беспристрастно, а значит, справедливо. Что ты на это скажешь?

Мальчик вновь смутился. Он не понимал, зачем Гай говорит ему все это, с чего он вообще взял, что от его, Драгомира, решения здесь что-то зависит? Но от него ждали ответа, а как ответить он не знал. С одной стороны, Гай хорошо говорит, правильно, но с другой, если все так хорошо, то чего тогда народ Рувира проголосовал за светское государство? Вот если бы Гай признал, что Алин Карон при всех его достоинствах не был идеалом, и потому мог где-то ошибиться или просто придумать законы, нужные тогда, но неуместные сейчас. Но вряд ли Гай согласится признать это, ведь тогда он будет вынужден согласиться с тем, что Алин — не Бог, а значит, господин Броснов положит конец мировой религии. Нет, Гай не станет этого делать.

— Ради моих друзей, ради всех жителей Рувира, — ответил, наконец, мальчик, — ради всех волшебников, да, последний властитель магии не был определен.

Гай улыбнулся.

— Ты мне нравишься, Драгомир. Надеюсь, Изяслав не убьет, а разовьет в тебе эти добрые начала.

Увидев, что Гай выглядит доброжелательным, Лиан, который ждал их в коридоре, почувствовал, что гора упала с плеч. Он любезно поблагодарил господина настоятеля за визит и через десять минут собрался ехать в мэрию, но перед самым его уходом прибыл князь Древан и сообщил о новой проблеме.

— Генерал Бастарин у ворот! Требует мэра города.

— Уже иду!

Оба поспешно покинули дом и направились сразу к восточным воротам.

Получив четкие указания, генерал Бастарин собирался констатировать мэру города неизбежные факты. Когда разведка доложила ему, что царь Изяслав уже в городе, он пошел по плану «Б», хотя изначально руководство надеялась на план «А», включающий в себя оборону города. Генералу также сообщили о пребывании в городе новоизбранного настоятеля Храма, о мнении народа докладывать не было нужды: люди, что просачивались через строящиеся северо-восточные ворота, собрались у ворот города с внешней стороны, вторя той толпе, что собралась с внутренней.

— Рувир — часть Истмирры!

Сотни голосов скандировали этот лозунг, а городская стража, держащая пост вместе с солдатами царя Изяслава, наглядно подтверждали мнение народа: мы едины и мы вместе. Но в отличие от солдат Истмирры, которые просто облачились в форму, взяли оружие и пришли в город, встретивший их с распростертыми объятьями, его мальчики и девочки пришли с поля боя, и на их мечах еще не остыла кровь жителей маленького Верейского Княжества. Стоило только отдать приказ и они бы перебили всю эту скандирующую толпу без тени сожаления и сострадания, как перебили добрую половину бежавших отсюда день назад стражей храма, которые попадались им по пути разрозненными перепуганными кучками. Изяслав также понимал это и потому приказал закрыть все ворота, чтобы больше никто не мог выйти из города. Изяслав сам лично выехал на встречу Бастарину, однако тот передал царю как какому-то курьеру, что разговаривать будет только с Нисториным. «Смотри не пожалей об этом», — холодно ответил ему царь, но вернулся назад, отправив Древана к Лиану.

Лиана всего потряхивало, он боялся, что его могут демонстративно убить, поэтому решил взять с собой щит. Щит находился в его кабинете в мэрии, оставленный там еще Анной, когда она и ребята пришли сюда после выступления на площади; объяснив Древану свои предположения, Лиан попросил разрешить ему заехать за щитом. Древан согласился. Добравшись до ворот, Лиан пересел на коня, которого ему подвели, и поехал прямиком к Бастарину. Издалека увидев царя Изяслава, Лиан поклонился ему — тот ответил кивком головы. Заметив движение в сторону лагеря, Бастарину доложили о прибытии мэра, он сел на коня и отъехал метров сто от занятой им позиции, остановился.

— Добрый день, господин Нисторин! Я смотрю вы даже не поехали посоветоваться с Изяславом Дэ Шором.

— И вам добрый день, господин Бастарин. Отвечаю на ваше замечание: мне нет смысла советоваться в том, что давно решено народом.

Он хотел озвучить тот же лозунг, что продолжали как заклинание повторять люди вместе с выкриками вроде: «Долой всевластие Храма!», «Народ имеет право выбора!» «Да здравствует светское государство!», «Религии власть над душой, законам — власть над обществом!». Но все это и без того раздражало слух генерала, он нетерпеливо отмахнулся от Лиана рукой.

— Я слышу, господин Нисторин, и сейчас довожу до вашего сведения: Рувир — часть Гриальша, завоеванный по праву силы, что подтверждено властью Храма и не подлежит обсуждению.

— А что если новый настоятель Храма изменил старое мнение? — парировал Лиан, — И согласился с выбором народа?

— Я не верю в это! — брезгливо бросил ему в лицо Бастарин.

— А зря, настоятель Храма господин Гай Броснов, может лично озвучить вам это. Он в городе.

— Я знаю, но вам это не поможет. Лично вам, — подчеркнул Бастарин и, подняв руку, дал знак своим людям.

Не сразу поняв, что это был именно знак, Лиан почувствовал сначала, как рухнул под ним конь, упав на бок и прижав его к земле. С десяток стрел застряли в теле несчастного животного, которое, истекая кровью, забилось в предсмертных судорогах. Отовсюду послышались крики, полные ужаса и отчаяния. Судорожно сжимая щит, Лиан думал только об одном: не разжимать пальцы! Он старался выбраться из-под тела коня, но у него никак не получалось, в какой-то момент копье скользнуло по линиям силового защитного поля, еще раз пронзив мертвое тело животного, от ужаса Лиан вскрикнул и резко выдернул ногу. На него неслись все двадцать семь тысяч солдат Бастарина. Вряд ли щит мог спасти его от затаптывания — Лиан вскочил на ноги и побежал.

Тем временем прибывающие воины Истмирры загородили живой стеной жителей города, давая им возможность укрыться за крепкими стенами города, проверить прочность которых вот-вот готовились катапульты.

«Только не отпускать! Только не отпускать!» — твердил себе Лиан, затылком чувствуя, что не успеет, что Бастарин уже в нескольких метрах от него.

— Умри предатель!» — услышал он позади себя его рев и почувствовал, как меч прошелся по защитному полю, раздался гудящий звук и скрежет, Лиан чудом удержал щит, аБастарин, решив, что просто промахнулся, резанул еще раз.

Замахнулся он с такой силой, что Лиан вновь упал и прежде, чем открыл глаза, сначала осознал, что жив, что все еще сжимает щит, а потом уже почувствовал, что весь его левый бок мокрый и теплый. С ужасом он посмотрел на одежду: да, это была кровь, но не его кровь. Чуть сместив взгляд, он столкнулся с остекленевшим взором Бастарина, в голове которого застряла стрела. Лиана едва не стошнило от этого зрелища, но расслабляться было нельзя. Воины Гральша уже поравнялись с ним, но пронеслись мимо, решив, видимо, что Бастарин пронзил таки Нисторина, до того, как его самого убили, если, конечно, эти горящие звериным огнем глаза, вообще что-то замечали. Кто бы мог подумать, что эти мужчины и женщины способны быть людьми, проявлять заботу и сострадание, милосердие. Что они способны говорить, творить и любить, рассуждать и делать выводы, а не только издавать эти жуткие звуки — полу рычания и полу пыхтения. Вот что способна делать с человеком война — она лишала его самого дорого, человечности. Все эти мысли мимолетно за доли секунды проскочили в голове Лиана, хотя ему показалось, что прошло несколько минут. «Надо встать!», — лихорадочно подумал Лиан и, оттолкнув от себя тело Бастарина, встал. Вокруг шел бой, а у него не было оружия, только щит. Лиан наклонился и выдернул меч из руки Бастарина и покрепче сжал его в свободной руке, он практически не умел с ним обращаться, так, когда-то давно брал несколько уроков. И все-таки сейчас он не мог стоять в стороне, не мог просто убегать. «Это и мой город тоже! Моя страна!» Пусть он не владеет мечом, но у него есть преимущество — магический щит, который можно и нужно использовать. Он успел развернуться прежде, чем его толкнул здоровенный детина. В этот момент первая катапульта, послала снаряд на стену, на которую прибывали солдаты. Всей своей увеличенной массой огромный камень налетел на одну из волшебниц, созданный перед ней щит естественной самозащиты звонко лопнул, не выдержав такого натиска, возможно, будь она более могущественной волшебницей, щит бы устоял, но, увы, сейчас он не спас ее. Сила взрыва отбросила камень назад, чудом не задев солдат Истмирры, камень передавил с десяток людей Бастарина.

Когда Лиан ушел из дома, все знали, куда он пошел. Все четверо ребят не могли так просто отсиживаться, они ушли следом за Лианом не взирая ни на какие уговоры Лоры и Бориса. Драгомир и Гедовин спустились в подземные галереи, забрав остальные два щита. Они сказали, наконец, все еще находящейся там Клее, что город теперь под покровительством Истмирры, однако сейчас Рувир может быть атакован войском Бастарина, поэтому пока ей и Лере лучше отсидеться здесь.

«Может быть атакован» перешло в осуществленное. Ребята давно слышали скандирования, еще до того, как спустились в галереи, сейчас с восточной части города доносились крики и вопли, лязг оружия, потом последовал тот взрыв. К моменту их выхода из галерей к запланированному месту подъехали Анна и Модест, взяв тех коней, которые со вчерашнего дня оставались в их распоряжении. Драгомир сел позади Анны, а Гедовин позади Модеста, передав впереди сидящим щиты, волшебники могли использовать магию под защитой.

Напрямую к воротам они проехать не смогли, навстречу им попадались отдельные группы людей, а потом уже целая толпа. Модест, а за ним и Анна, свернули к северо-восточным воротам, здесь движение верхом было более реальным. Не доезжая десяти метров до городских стен ребят остановили солдаты и настоятельно попросили их вернуться, но Гедовин сразу заявила, что они волшебники и могут помочь. В этот самый момент очередной камень влетел в стену, отскочив от прочной кладки и зацепив сражающихся с обеих сторон, лишил жизни троих, остальные чудом успели отскочить. Буквально отскочивший от стен города камень сбил с толку командиров всех трех катапульт и они не сразу собрались и отдали приказ перезарядить установки.

— Не больно-то помогла магия кому-то там на стене, — сказал на это солдат, который стоял ближе всего к ребятам, — а вы всего лишь подростки, так что лучше возвращайтесь домой и спрячьтесь.

Но Драгомир шепнул Анне пришпорить коня, за ними следом рванул поводья Модест. Солдаты и находящиеся поблизости стражники едва успели отскочить в сторону, и ребята проскочили в полуприкрытые ворота. Все только покачали головами на их сумасбродный поступок, который назвать таковым ребята смогли и сами, едва они оказались за воротами. Там кипела битва. У самых ворот было много солдат Истмирры, они держали ворота приоткрытыми для раненых и для возможного отступления. Выскочивших из города двух лошадей не сразу заметили, а ребята направились к восточным воротам. На них сыпались стрелы — щиты работали безотказно, в какой-то момент над их головами просвистел очередной камень из катапульт. Драгомир вовремя успел воздвигнуть для него препятствие, создав своего рода воздушную биту, он отбил камень, который, отлетев назад, попал точно на катапульту, которую так и не успели перезарядить — от нее полетели щепки и обломки, накрывшие полтора десятка солдат, стоящих поблизости. Командиры Гриальша тем временем были на грани паники: камни не пробивали стену, а отскакивали от нее. Что это было? Как такое было возможно? Зато Гедовин улыбнулась: о наложенном на стены Рувира давным-давно заклинании усиления прочности она читала еще в раннем детстве. Когда камень разнес в щепки одну из катапульт, все, кто стоял рядом и уцелел, бросились бежать, остались только те, кто не мог двигаться из-за ранения; и еще пара человек, оцепенев от увиденного, они стояли с открытыми ртами и недоумевали: создавалось такое ощущение, что камень бросили, точно и направленно, но катапульт в той стороне не было, да и не успели бы ее перезарядить так быстро. Камень же просто остановился в воздухе и полетел обратно! Но командир другой катапульты пришел в себя и, приказав зарядить установку, отправил очередной камень на город, но Драгомир отразил его по тому же сценарию, разломав вторую катапульту.

А тем временем Гедовин, призвав своего ронвельда, Аишу, с которой она успела познакомиться еще вчера, когда только приехала в дом Лиана, применила заклинание, ради которого они, собственно, и приехали сюда. Не зря Гедовин и Модест в своем желании помочь царю Изяславу искали и читали книги по магии! Гедовин — минуту спустя к ней присоединился Драгомир — призвала силу притяжения и создала в нескольких метрах от себя огромный магнит. Магнит заставил лишиться оружия обе стороны, в чем, конечно, был недостаток, но зато все мечи, кинжалы, копья, стрелы с металлическими наконечниками — все полетело к ее магниту. Драгомир создал второй магнит, удвоив силу воздействия. Солдаты, из рук которых буквально вырвало их оружие, пришли в крайнее недоумение, они стояли и озирались по сторонам. Воспользовавшись всеобщим замешательством, один из помощников генерала Бастарина направил свою лошадь тараном и вышиб царя Изяслава из седла. Изяслав больно ударился о землю, а его скипетр — белая трость с синим граненым сапфиром, заключенным в хрустальном шаре, на наконечнике — отскочил с крючка и отлетел в сторону. Все, даже Древан, находящийся всего в метре от царя, не сразу опомнились, в то время как противник спрыгнул с коня и вновь сбил с ног Изяслава, едва тот успел подняться.

Драгомир, который по-прежнему сидел верхом — они двигались, перемещая за собой магниты, собирающие на своем пути оружие — спрыгнул вниз. Он был в двух метрах от скипетра.

— Гедовин! Держи магнит! — крикнул он.

Мальчик видел, как в их сторону направился камень, слетевший с пускового механизма третьей, последней катапульты, но он не мог вновь создать воздушную преграду из-за того, что удерживал магнит: на это потребовалось бы время, а стоило ему потерять связь со своим магнитом и он бы распался, пока же он фактически продолжал удерживать его, Гедовин лишь помогала ему. Подобрав с земли скипетр, Драгомир просто подумал о защите, об огромном щите, способном их защитить. В ту же секунду над ними возникла полупрозрачная сфера метров сто в диаметре, камень звонко ударился об нее и отскочил обратно, до катапульты он не долетел и упал рядом, похоронив под собой больше десятка солдат Гриальша.

Тем временем Древан подоспел на помощь своему царю: он свернул шею помощнику Бастарина, а потом с удивлением, если не сказать с изумлением увидел, как мальчик поднял с земли скипетр царя. Но это было невозможно! Если только скипетр утратил свою силу или, что еще более невероятно, перед ним действительно Драгомир Дэ Шор.

Все вокруг глазели то на сферу, то та на магниты, никто из солдат Гриальша ничего не понимал, а воины Истмирры увидели наглядное подтверждение нереальной новости — магия возродилась. Именно магией мог объяснить Древан тот факт, что мальчик смог взять скипетр царя, однако простые солдаты так не считали. Все перешептывались, взволнованные и изумленные.

— Это царевич! Он царевич!

Когда, если не сейчас, подтвердить их слова. Изяслав уверенно подошел к мальчику, тот, не говоря ни слова, молча протянул царю скипетр.

— Спасибо, — поблагодарил его Изяслав за помощь.

Он хотел добавить, что мальчик рисковал, придя сюда. Как ему вообще могла прийти в голову такая идея: появиться здесь, на поле боя, пусть даже он и обладал магическими способностями. «Ничего, — решил про себя Изяслав, — скоро у тебя такой вольности не будет!» Вслух же он громко заявил.

— Воины Истмирры! Вы все, наверняка, уже слышали о возрождении магии и вы все, наверняка, помните, что магия уснула вместе с Драгомиром Дэ Шором. Но теперь магия вновь бодрствует, потому что эта девочка, — указал он на Гедовин, — смогла разбудить Драгомира Дэ Шора. Вы все также знаете, что он много лет назад взорвал Чудоград, но мало кому известно, что не сделай он этого, и весь мир мог бы погибнуть. Да, это была непростая жертва, но она дала нам возможность жить здесь и сейчас. Отвечаю на ваш вопрос: да, это Драгомир Дэ Шор, и ныне он царевич Истмирры.

Весь его монолог мальчик напряженно вслушивался в его слова, но услышал только свое имя, больное для него название «Чудоград» и не изменившееся слово «магия». Тем временем к нему подошла Анна и уже хотела перевести ему основной смысл слов Изяслава, как царь первым обратился к ней, шепотом, осуждающе он произнес.

— О чем вы все только думали! Вас могли убить!

— Ну, — замялась девушка, — мы хотели помочь. К тому же у нас были щиты!

— У них есть щиты! — Изяслав возвел глаза к небу и покачал головой, оставив Анну в недоумении, у них ведь были с собой щиты!

— И что вы намерены делать дальше?

— Держать магниты, пока вы не договоритесь о перемирии.

— С кем только говорить? Бастарин мертв, — посетовал Изяслав, но, пройдя вперед, он громко произнес. — Я хочу видеть офицеров Гриальша, иначе мы обрушим всю эту громаду вам на головы!

Драгомир забрал у Гедовин свой магнит, девочка даже вздохнула, она обливалась потом и едва держалась на ногах, ей казалось, что еще немного и она не выдержит, но, как только у нее в управлении остался только один магнит, она почувствовала себя намного лучше, готовая стоять и дальше до тех пор, пока стороны не договорятся. Меж тем все посмотрели на огромное количество оружия, собранного в два магнитных шара, застывших в воздухе, если эта груда обрушится вниз, мало никому не покажется. Слова царя стали передавать из уст в уста и вскоре к нему стали стекаться офицеры, своим людям тем временем Изяслав приказал подойти ближе к стенам города.

— Кто старший по званию? Пусть выйдет вперед!

Не сразу из задних рядов вышел второй помощник Бастарина, совсем еще молодой человек, так что, если бы Изяслав не ориентировался в отличительных знаках на вражеской форме, то решил бы, что с ним хотят пошутить.

— Как тебя зовут? — спросил он молодого человека, тот был ранен и держал здоровой рукой кровоточащее плечо.

— Никандр, ваше величество.

— Вели своим людям отступить за обломки катапульт, Никандр, потом, после того, как ваши лекари перевяжут твое плечо, возвращайся сюда.

Молодой человек несколько недоуменно посмотрел на него, в свою очередь Изяслав не мог понять, что тому не ясно.

— Ты ведь понимаешь, что город вы не взяли, и эта битва проиграна?

— Да, ваше величество, я все сделаю.

— Не пойму, что его удивило, — вполголоса сказал ему Изяслав, а стоящий рядом Древан предположил.

— Вы проявили к нему сочувствие. По-видимому, он не ожидал от вас такой доброты.

Изяслав скосил на него наигранно обиженный взгляд, но потом улыбнулся.

— Ах да, я же убийца и деспот, чего еще ждать от меня, как не жестокости!

— Ваше величество, — обратилась к нему Анна, все еще стоящая поблизости, — прошу прощения, но ребята не смогут так долго удерживать этот магнит.

— Разве он не сам удерживается?

— Нет, Гедовин и Драгомир постоянно поддерживают его.

Изяслав нахмурился: бросить сейчас все оружие слишком опасно, тем более, что под обоими магнитами много народа, они передавят не одну сотню принявших его капитуляцию солдат Гриальша.

— А откинуть его они могут?

— Я сейчас спрошу, — быстро ответила Анна и убежала к Драгомиру.

Она объяснила ему, что иначе магниты придется держать очень долго: сначала люди Гриальша должны отойти за обломки катапульт, потом должен вернуться тот молодой человек, который говорил с царем и только потом обе стороны начнут рассматривать вариант перемирия.

— Это слишком долго, — ответил ей Драгомир, — но возможно.

— А если царь захочет пригласить настоятеля Храма?

— И будет прав, если так сделает, — ответил Модест, он и Гедовин все еще сидели верхом, тогда как лошадь Анны и Драгомира держал под уздцы один из солдат.

— Ладно, — согласился Драгомир, — куда бросать?

Все задумались, ища глазами свободное и не слишком далекое пространство достаточно больших размеров. Первого осенило Модеста, он радостно воскликнул.

— Амфитеатр! Там много места!

— Точно! — глаза Гедовин засияли. — Только тогда нам придется идти: так нам ни за что не подгадать с точностью броска.

— Мы же верхом! Почему нет?

Анна улыбнулась и пошла забирать свою лошадь, а Гедовин подъехала к царю Изяславу и сообщила, куда они собираются обрушить всю эту груду оружия, царю такая идея не очень понравилась.

— Что?! В городе? Вы с ума сошли!

— Ну, — замялась девочка, — тогда остается только лес.

— Нет, в лес идти не надо! Хорошо, действуйте! Древан, отправь людей за ними, чтобы оружие не оставалось без присмотра.

— Да, ваше величество.

Словно два шара на невидимых ниточках, глыбы оружия неотступно последовали за двумя волшебниками, что вызвало настоящий ажиотаж в городе. Все, особенно дети, галдели и восхищенно переговаривались между собой; многие пошли следом, смешавшись среди выглядящих несколько нелепо без своего оружия солдат. Так, настоящая толпа дошла до самого амфитеатра, на арену и каменные сиденья которого обрушились десятки тысяч мечей, щитов, стрел, кинжалов.

Лиан отчаянно размахивал своим мечом, когда неведомая сила выбила его у него из рук. Решив, что это сделал подлетевший к нему громила, Лиан выставил вперед щит и готовился к самому худшему, однако противника тоже лишили оружия, и тот беспомощно смотрел то на руки, то на пояс, однако все, что ему осталось — это пустые ножны. Услышав лязг ударяющегося друг о друга оружия, Лиан посмотрел наверх и едва не рассмеялся. В отличие от своего противника он понимал, чем это вызвано, и как такое возможно. Когда ребята уже скрылись за городскими стенами, Лиан подошел к царю Изяславу.

— Рад, что с вами все в порядке, господин Нисторин, право этот щит сотворил чудо, мы все видели издалека, честно, если бы не щит, шансов бы у вас не было. Так что вас можно поздравить со вторым рождением.

— Спасибо, — поблагодарил его Лиан, — честно говоря, я пока сам не очень верю, что со мной все в порядке. А чья эта работа? — Лиан указал на два огромный шара с оружием.

— Наши дети постарались. Решили помочь и, не взирая на опасность, поехали сюда.

— Что?! Все вчетвером?

— Да, их четверо, а вот этих, пусть и во всех отношениях замечательных, щитов, только два. Это было очень рискованно, но они, действительно, помогли, да что там помогли, кардинально изменили ситуацию! А что там Гай? Он поговорил с Даниславом и Драгомиром?

— Данислав умчался с утра пораньше.

— Держу пари, Гаю это очень не понравилось! — усмехнулся Изяслав.

— Это уж точно! А по поводу Драгомира — вроде все в порядке, мальчик ему даже понравился.

Изяслав с облегчением вздохнул.

— Это хорошая новость, но надо будет поговорить с мальчиком: Гай наверняка попросил у него ряд клятв и заверений, поэтому нужно найти к ним обходные пути. И, знаете, я хотел вас попросить. Драгомир совсем не знает нашего языка, а знатоков древнего на самом деле не так много, как вы смотрите на то, чтобы Модест пожил какое-то время в Даллиме?

Лиан немного смутился, поэтому ответил не сразу.

— Ну, скоро лето, так что почему бы и нет. Пусть наберется новых впечатлений на своих необычных каникулах.

— Благодарю вас, я естественно не собираюсь запирать ребят во дворце, так что при желании и вы, и они сможете навещать друг друга. А Гедовин? Как вы думаете ее родители смогут рассмотреть такой вариант?

— Ее родители! Видите ли, с Гедовин все очень сложно, ее отец публично отказался от нее, а мать вряд ли будет предъявлять права на девочку, поэтому Амалия пообещала ей, что не бросит ее. Дан, который сделал Амалии предложение, согласился опекать Гедовин. Хуже всего то, что девочка верит в реальность этого варианта.

— Ну а вы, похоже, не верите?

— Конечно нет! Какие из них обоих родители?! Это смешно!

— Так резко я бы, конечно, говорить не стал, им по крайне мере надо дать шанс стать старшими наставниками для девочки, а пока, думаю, не будет хуже, если девочка поедет с Модестом и Драгомиром, пока все не разрешится. Данислав ведь, я так понимаю, намерен подавать в суд на ее отца?

— Да.

— Что ж, тогда пока решим так. Что касается вас, господин Нисторин, то я искренне благодарен вам за оказанную поддержку и помощь. Сегодня вы вообще показали себя настоящим героем. Спасибо.

Изяслав протянул ему руку для пожатия.

— И вам спасибо, мне очень приятно слышать от вас эти слова, — ответил Лиан, пожимая руку своему новому царю.

Спустя два дня после нападения генерала Бастарина, к Рувиру подошел царский кортеж в сопровождении внушительного войска в сорок тысяч человек. Царица Тиона уже была наслышана о возрождении магии, и потому предполагала, что ее беспрепятственно подпустят к городу, так как рувирцы должны целиком и полностью довериться новой силе. Выслав вперед гонца, она также уповала на благоразумие царя Изяслава, что он не станет атаковать ее сейчас, а проверенные веками власть и убедительность холодного оружия, придавали ей сил и уверенности. Чтобы там ни говорили, волшебства не было столько времени, так надолго ли оно появилось теперь? Может, это все вообще было неким чудом или знамением, которое неправильно поняли, но, определенно, он уже возымело влияние над умами людей: солдаты боялись и тряслись от одной мысли о проверке магической власти на собственной шкуре.

— Прибыл гонец, ваше величество, — ответил слуга, заглянув под полог наскоро разбитого походного шатра, он отвесил низкий поклон своей царице.

— Пусть зайдет.

«Прибыл», чуть с опозданием мелькнуло в голове Тионы, почему «прибыл», а не вернулся?

Тиона была совсем еще молодой женщиной тридцати шести лет, внешне ничем не примечательная, она, тем не менее, обладала огромной силой воли и была очень властной и требовательной. Придворные и даже двое ее детей побаивались ее, а муж, с которым она развелась несколько лет назад, почти не жалел о том, что потерял царский титул, разве что где-то в глубине души мечтал о прежних почестях, но понимал также, что он опять станет мужем наследницы престола и законной царицы, с которой он так и не смог найти общий язык или хотя бы просто ужиться.

Тиона отложила план города на походный столик, едва не воскликнув от изумления, когда в шатер вошла девочка всего на пару лет старше ее собственной дочери. Девочка была одета в добротный брючный костюм, из оружия у нее был только щит, причем маленький и сделанный из какого-то странного, непрочного на вид материала.

— Приветствую вас, ваше величество, — вежливо произнесла Гедовин и поклонилась царице.

— Кто ты? Где мой гонец?

— Меня зовут Гедовин Томилина, я — жительница Рувира, а ваш гонец так испугался, когда шагнул в стену, что упал, неудачно упал, скорее всего, он сломал себе ногу. Поэтому царь Изяслав решил, что, если пойду я, то вы поверите в то, что это правда, мы ведь понимаем, как странно это звучит.

— Очень странно, — строгим голосом ответила Тиона, сложив руки на груди и недоверчиво посмотрев на девочку. — Царь Изяслав, видимо, решил, что я поверю в небылицы и не возьму в заложники ребенка, а ты не думала, что он может ошибаться?

Гедовин сглотнула, но держалась она молодцом.

— Это я сделала стену, я хотела поставить ее перед гонцом, чтобы он остановился и не пошел дальше, но не рассчитала, поставив ее слишком близко от него, стена — иллюзорная, но он, естественно, решил, что она настоящая и обрушилась на него всей своей массой. Я здесь для того, чтобы доказать вам мои слова.

— Доказать, что ты волшебница? — поправила ее Тиона. — Значит, Изяслав хочет, чтобы я убедилась в реальности магии. Что ж, показывай свои таланты!

Гедовин послушно выскользнула на улицу, дождалась, когда выйдет Тиона и закрыла глаза, сосредоточилась и, призвав своего ронвельда, увидела перед собой магическое силовое поле. Это было не так просто, девочка даже вспотела, а Тиона скривила губы: на что рассчитывают эти волшебники, что все будут стоять и ждать, когда они соберутся и что-то да наколдуют? Но Тиона не учитывала того, что Гедовин только учится и, поняв, освоив, она будет делать все очень быстро. Меж тем девочка взмахнула руками, произнесла что-то непонятное и перед ней возникла стена, пяти метров в длину и трех метров в высоту, она звучно ударилась о землю, создав настоящую вибрацию почвы. Все, кто видел это, единогласно ахнули, даже сама Тиона не смогла сдержать изумления. Пожалуй, волшебника можно защитить, решила Тиона, пока тот колдует, а потом уже защищаться придется им самим. Гедовин, довольная собой повернулась к царице и широко улыбнулась.

— Вот. Иллюзорная стена. Кто-нибудь может пройти сквозь нее и убедиться, что она не настоящая.

Взглядом Тиона указала на ближайшего к ней офицера и велела тому идти. Сглотнув, он не сразу тронулся с места, но понимая, что царица ждет от него повиновения, а солдаты примера, он резко выдохнул и пошел. У стены он решил не тормозить и, как ни в чем не бывало, прошел сквозь стену. Если бы не страх, мужчина мог сказать, что ничего не почувствовал. Это, действительно, была иллюзия!

— Ну что ж, девочка, — негромко произнесла Тиона, — это впечатляет.

Гедовин улыбнулась и достала из-за пазухи сложенный лист бумаги.

— Вот, это просил передать царь Изяслав.

Тиона молча взяла послание и, развернув сверток, стала читать.

«Дорогая Тиона! Призываю тебя быть благоразумной и согласиться с решением города о возвращении его в состав Истмирры, а также принять во внимание согласие с таковым настоятеля Храма. Новый настоятель Храма, господин Гай Броснов, находится сейчас в городе, естественно, ты можешь увидеть его и поговорить с ним, например, при подписании мирного договора. Поверь, мне абсолютно не хочется угрожать тебе и демонстрировать силу магии, которую мы можем и будем использовать, если нам придется обороняться. Хочу также отметить, что я не буду предпринимать никаких шагов по продвижению внутрь твоей страны, если пограничный камень установят на том же месте, что и сорок лет назад. Приглашаю тебя сегодня к семи вечера в город для подписания мирного соглашения. Тем самым мы не будем тратить ни свое свободное время, ни время настоятеля Храма, которому нужно возвращаться во Всевладоград. В любом случае, прошу тебя дать ответ к семи часам, тем более, что ты и сама, наверняка, хочешь все обсудить. Сейчас удобнее говорить в Рувире, а не за его пределами.

С уважением, Изяслав Дэ Шор.

Примечание. Твой гонец в больнице, если перелома нет, он вернется в течение дня, если есть, можешь навестить его до или после семи вечера».

Все время, пока Тиона читала, Гедовин внимательно наблюдала за ней, но Тиона даже не дрогнула, и лицо ее осталось серьезным и непроницаемым. Переведя взгляд на девочку, ее величество очень спокойно ответила.

— Передай Изяславу Дэ Шору, что я подумаю и дам ответ к семи часам вечера. Можешь идти.

— Благодарю вас за ответ, ваше величество, для меня было большой честью говорить с вами, — поклонилась Гедовин и, щелкнув пальцами, произнесла «Исчезни» на древнем языке, убрав стену, и пошла обратно в город.

— Смелая девочка, — заключил первый помощник царицы.

— Где вы были?

— Проверял лагерь.

— Почему так долго?

— Так пока все обошел, все проверил.

— Ладно, забудьте, — отмахнулась Тиона и протянула ему записку от царя Изяслава.

— Мило, — неопределенно ответил он, прочитав послание. — И что вы решили?

— Пока ничего. Но я точно хочу увидеть нашего гонца, увидеть его и поговорить с ним, а еще с новым настоятелем Храма. А что вы об этом думаете?

Первый помощник с минуту молчал и потом очень тихо ответил.

— Что мы потеряли Рувир.

Конец первой части первой книги.

Оглавление

День первый

День второй

День третий

День четвертый

День пятый

День шестой

День седьмой