====== Первокурсник ищет друзей ======
Пролог
Йен Сигюрдссон с рождения жил в Англии и считал себя англичанином. Совершенно таким, как все. Ну, подумаешь, странное имя! Да, исландского происхождения, и что? Ну, сотрудник министерства. Рядовой клерк, не министр же. Ну, жена — доктор наук (DLit), специалист по скандинавским языкам. Теперь она просто домохозяйка и мать. И верно, ничего особенного? Так, да не так. Мистер Йен Сигюрдссон — на службе его больше знали по фамилии жены, Эвергрин — был чистокровным исландским колдуном. При первом же взгляде на него на ум приходили викинги и скандинавские саги. Министерство, где он служил, было не чем иным, как Министерством Магии. А вот супруга его, Холли, милая улыбчивая леди, была маглом, то есть неволшебником. И ребёнок у них, увы, был не родной, а приёмный. Йен очень переживал, что у них с любимой женой не могло быть детей, поэтому он всей душой полюбил приёмного сына, которого назвали Эйнар. Но едва ли можно описать его восторг и изумление, когда в пять лет проявились магические способности мальчика! Мистер и миссис Эвергрин знали, что иногда у неволшебников рождаются дети с магической силой, и сочли, что им просто очень-очень повезло с этим приёмышем.
Малыш Эйнар рос в любви и заботе, и, может, даже был слегка избалованным. По крайней мере, до определённого возраста он пребывал в уверенности, что может получить всё, что только пожелает. Он обожал родителей, а родители — его, особенно отец. Папа ни в чём не мог отказать сыну, то есть, буквально ни в чём, только лишь матери удавалось разумно контролировать запросы мальчика.
Глава 1.
Однажды в начале мая 1989 года рано утром над Лондоном пролетела крупная серая сова и забарабанила клювом в окно на четвёртом этаже большого многоквартирного дома № 31 на улице Холборн. Обитатели квартиры 404 поспешили впустить птицу, пока она не перебудила соседей. Мистер Эвергрин привык на работе обращаться с почтовыми совами, поэтому он ловко отвязал от её лапы большой конверт желтоватого пергамента, погладил её по голове и попросил жену принести горсть совиного корма и плошку с водой. Всё это было с лёгкостью найдено на кухне, где в большой клетке жила собственная сова Йена, Урфина. Почтовая птица осталась угощаться на подоконнике, а семья Эвергринов наконец-то обратилась к письму.
На первом листе зелёные надписи гласили:
«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И КОЛДОВСТВА ХОГВАРТС
Ректор: Альбус Дамблдор (кавалер Ордена Мерлина 1 степени, Великий волш., Глав. чародей, почётный Председатель международной конфедерации колдунов)
Уважаемый м-р Э. Эвергрин!
Рады сообщить Вам, что Вы приняты в Школу Чародейства и Колдовства Хогвартс. В Приложении указаны необходимые книги и принадлежности. Обучение начинается 1 сентября. Ждём Вашу ответную сову не позднее 31 июля.
Искренне Ваша,
Минерва МакГонаголл, канцлер».
— Ну, вот, сынок, — довольным тоном сказал Эйнару отец, — ты понимаешь, что это означает?
Невысокий светло-русый кудрявый мальчик возвёл на него пытливый взгляд и помотал головой. Ребёнок внешне сильно отличался от белокурого высоченного Йена, все знакомые семьѝ больше сходства находили с Холли, даже светло-карие глаза Эйнара были похожего, орехового, оттенка. Эвергринов это успокаивало, ведь они очень боялись, что их сын когда-нибудь узнает, что он не родной.
— Ты поступил в самую известную магическую школу, Хогвартс, — с гордостью продолжил Йен. — Я там не учился, но слышал самые лестные отзывы. На работе я тесно общаюсь со многими волшебниками, окончившими эту школу, они все очень достойные, знающие люди. Надеюсь, что тебе там будет хорошо, ты подружишься с другими ребятами и будешь хорошо учиться.
— Да, папочка, — кивнул Эйнар, — я постараюсь.
Холли счастливо улыбалась, глядя на своих любимых колдунов, пока глаза не переполнились слезами. «Я напишу ответ», — отвернулась она и пошла к письменному столу.
В ближайший выходной семья Эвергринов полным составом отправилась на Диагон-аллею, волшебную улицу Лондона. Через паб «Треснутый Котелок» из магловского мира они прошли в магический. Холли часто бывала на Диагон-аллее вместе с мужем, ей очень нравилось даже просто разглядывать волшебные магазины, магазинчики и лавки. Улыбка не сходила с её лица ещё и потому, что она видела восторг и радость в глазах своего сына, который впервые целиком окунулся в колдовской мир. Йен с гордостью крепко держал за руку крошку-сына, и неспешно шагал по мостовой, то и дело кивая знакомым волшебникам. Закупив почти всё для учёбы, Эвергрины пообедали в кафе, а потом мать осталась отдыхать с покупками на веранде, а мужчины отправились за волшебной палочкой.
Маленький, невзрачный снаружи, магазин Олливандера внушал невольный трепет каждому, кто входил туда. Несмотря на полнейшее пренебрежение чистотой, строгие стеллажи с ровными рядами коробочек, старинный прилавок и антикварное кресло вызывали ощущение присутствия самой древней, чуть ли не изначальной магии. Магии с большой буквы. Эйнар, который всё время до этого без устали вертел головёнкой, присмирел и крепче вцепился в руку отца. В ответ на дребезжание дверного колокольчика откуда-то из-за стеллажей послышались шаркающие шаги, и появился сам мистер Олливандер. Не молодой, но стариком его было назвать трудно, казалось, он был без возраста и пребывал вне времени.
— Добрый день, — поздоровался он надтреснутым голосом и устремил на покупателей взгляд странных, серебристых глаз. Он сначала разглядывал старшего посетителя, узнал его и сказал: — Мистер Сигюрдссон. Помню, помню. 10 дюймов, бук, волос единорога. Надеюсь, вы прекрасно сработались.
— Да, мистер Олливандер, но я…
— …Конечно. С вами новый ученик Хогвартса. Ну, что ж, молодой человек, прошу, подойдите ко мне.
Эйнар испуганно посмотрел на отца, но тот ободряюще кивнул и отступил назад. Мастер волшебных палочек сноровисто произвёл необходимые промеры с помощью гибкой ленты с бриллиантовыми метками, что-то бормоча себе под нос. Потом внимательно посмотрел на мальчика, так, что тот покраснел и уставился в пол. Олливандер прошаркал к стеллажам и достал несколько коробочек.
— Ну-с, приступим, — сказал он с явным удовольствием. — Ах, как я люблю этот момент, молодой человек! Найти идеальную пару, волшебник и его палочка, это невыразимое счастье для мастера. Итак, начнём с моего излюбленного сочетания: английский дуб и волос единорога. Бери палочку и просто взмахни ей.
Эйнар послушался и взмахнул палочкой, но ничего не произошло.
— Так… Тогда вот эта, виноградная лоза и сердечная жила дракона, очень перспективное сочетание.
Опять ничего. Олливандер внимательно посмотрел на мальчика, потом на его отца. Йен встревожился, но мастер волшебных палочек улыбнулся:
— Кажется, я понял, что подойдёт вашему мальчику, мистер Сигюрдссон… Ну-ка, мистер… э-э-э… Йенссон, верно?
Отец кивнул с гордой улыбкой, а сын прошептал: «Эвергрин, мистер Олливандер… Эйнар Эвергрин».
— Ну, да… Эйнар Йенссон Эвергрин, — волшебник с серебристыми глазами опять улыбнулся. — Что ж… Недостающее звено найдено. Немного не то, что я подумал сначала, но ведь важен результат, не так ли, джентльмены?
Он скрылся в глубине магазина, и с минуту его не было. Отец вновь подошёл к мальчику, и тот опять вцепился в его большую руку, это всегда помогало Эйнару успокоиться. На мгновение он подумал: «А как же я буду в Школе, за чью руку мне хвататься ТАМ?» Малыш зарделся и отпустил руку отца. Йен удивлённо посмотрел на сына, и, кажется, уловил его тревогу. Подавив вздох, отец слегка похлопал его по плечу. Вернулся мастер Олливандер. Он нёс всего одну коробочку.
— Семь с половиной дюймов, осина, сердечная жила дракона. Взмахните ей, молодой человек.
Эйнар взял палочку — ощутил её приятную прохладу и гладкость — и робко взмахнул. На мгновение всем показалось, что по магазину пронёсся сквозняк: порыв свежего ветра пролетел вдоль стен, игриво прочертил дорожку по пыльному прилавку.
— Да, джентльмены, видите? — кивнул мастер. — Эта палочка ждала именно вас, Эйнар Йенссон Эвергрин. Восемь галлеонов — и в добрый путь.
…Остаток лета пролетел быстро, и первого сентября Эйнар сел в «Хогвартс-экспресс» вместе с другими учениками. Впервые оставшись без родителей, мальчик чувствовал себя потерянным. Он медленно шёл по вагону, заглядывая в каждое купе, в поисках свободного места.
— Эй! — вдруг раздался звонкий голосок позади. — Мамочку потерял?
Эйнар развернулся. Из купе высунулись две совершенно одинаковые физиономии. Мальчишки с огненно-рыжими волосами насмешливо уставились на него, явно ожидая, что он сделает в ответ на провокацию.
— Нет, — улыбнулся он, — мама осталась на вокзале. Я ищу друзей. А вы?
Рыжие переглянулись и кивнули друг другу.
— Ну, иди к нам, тут есть ещё место, — сказали они в один голос и скрылись в купе. Эйнар опять улыбнулся и пошёл знакомиться с новыми друзьями.
Он втащил сундук и сел рядом с чернокожим мальчиком с хитрыми глазами и причёской-дредами, рыжие близнецы сидели напротив.
— Тебя как зовут? — спросил один из них.
— Эйнар Йенссон Эвергрин.
Мальчишки удивлённо переглянулись.
— Я — Ли Джордан, — сказал мальчик с дредами.
— Я — Джордж, — сказал один близнец.
— Я — Фредерик, — подхватил второй, и потом вместе: — Уизли!
— …А что за имя такое у тебя, среднее, Йенссон? — поинтересовался Джордж.
— Это не имя, — важно вымолвил Эйнар, — это отчество, — и пояснил, увидев, что мальчики не поняли: — Моего отца зовут Йен, значит, я — Йенссон, то есть «сын Йена». Это в Исландии так принято.
— Прикольно, — сказал Фред. — Если нашего отца зовут Артур, значит, мы с Джорджем… Артурссоны? — и засмеялся.
— Ага, — кивнул Эйнар, — в Исландии вас так и звали бы. А сестра у вас есть?
— Есть, она малáя ещё. Её звать Джинни, то есть, Джиневра.
— …Тогда в Исландии она была бы Артурсдоттир.
— Как-как?! — покатились со смеху близнецы. Эйнар повторил. Опять взрыв смеха.
— Прикольная страна, Исландия, — вытирая слёзы, сказал Фред. — А ты там жил?
— Нет, я тут родился, моя мама — англичанка. Кстати, в Исландии можно именоваться не только по отцу, но и по маме. Так что, я не только Йенссон, но ещё и Холлиссон.
— А я — Моллиссон! — засмеялся Джордж, и мальчики ещё долго веселились, называя себя, своих родителей и знакомых по-исландски. Фред пообещал, что сестру Джинни будет отныне называть Моллисдоттир — и никак иначе.
… Эйнар Эвергрин, вместе со своими новыми друзьями, попал на факультет Гриффиндор, где, как оказалось, учились и два старших брата Уизли. Шестикурсник Чарльз, невысокий, коренастый, был больше похож на кареглазых близнецов, а высокий голубоглазый третьекурсник Персиваль мало того, что носил квадратные очки в толстой оправе, он оказался совсем другим не только по внешности, но и по характеру. Только волосы у всех четверых пламенели совершенно одинаково. Эйнар по-дружески относился ко всем Уизли, но больше всего ему понравилось общаться с не по возрасту солидным Перси.
Эвергрин хорошо учился, преподаватели считали его усидчивым и серьёзным и всегда ставили в пример близнецам Уизли. Они же при этом только ещё шире усмехались: хоть Эйнар и не принимал непосредственного участия в большинстве их проказ, но как-то так получалось, что самые рискованные, дерзкие и даже злые их шалости основывались именно на его идеях. Очень часто Эвергрин, уткнувшись в учебник или сосредоточенно выводя слова в сочинении, вполголоса, будто ни к кому не обращаясь, говорил несколько фраз — и это потом воплощалось бесшабашными близнецами в очередную проделку.
Когда в сентябре 1991 года в Хогвартс пришёл знаменитый Гарри Поттер и оказался на факультете Гриффиндор, Эйнар подкинул близнецам идею, сулившую не только веселье, но и пользу, и даже выгоду. Сласти, которые на первый взгляд были безобидными конфетами, а на самом деле вызывали кратковременное нездоровье и позволяли сбежать со скучного урока. Фред и Джордж рьяно принялись за воплощение этой идеи, и ничего не подозревающие учителя вздохнули спокойно, решив, что братцы Уизли взялись, наконец, за ум. Эвергрин же, к удивлению старшекурсников, стал «нянчиться с малышнёй». Чаще всего, когда он не утыкался в учебники, его можно было видеть проясняющим что-нибудь с помощью цитат из книг умненькой Гермионе Грэнджер, спорящим о квиддиче с долговязым Роном Уизли, младшим братом близнецов, вдохновенно рассказывающим что-то о волшебном мире жадно внимающему Гарри Поттеру, терпеливо объясняющим снова и снова то, что не понял на каком-нибудь уроке Невилл Лонгботтом… Все до единого первокурсники, и мальчики, и девочки, очень быстро уяснили, что с любым вопросом можно обратиться к Эйнару Эвергрину, и он всегда поможет и не будет насмехаться. Больше же всего ребята ценили то, что он не лез с поучениями, когда его не просили (в отличие от того же Перси Уизли).
Таким образом все в Хогвартсе быстро привыкли, что, куда бы ни шёл третьекурсник Эйнар Эвергрин, за ним всегда топала стайка гриффиндорских первокурсников, и после Хеллоуина чаще всего это были Поттер, Уизли-младший и Грэнджер. Верным было (по крайней мере, на первом курсе) и наоборот: если где-то видны Поттер, Уизли и Грэнджер, то, скорее всего, поблизости и Эйнар «Кудряшка Сью»* Эвергрин.
Комментарий к Первокурсник ищет друзей *«Кудряшка Сью» – кто-то из полукровных или, скорее, маглорожденных учеников Гриффиндора, посмотрев одноимённое кино (1991), в шутку прозвал так кудрявого Эйнара, а кличка и прилипла...
Пятый курс Гарри Поттера и Компании ещё впереди, ещё ничто не предвещает...
====== Гарри Поттер заявляет о себе ======
Гарри Поттер уже на первом курсе оказался в квиддичной команде факультета, то есть стал самым молодым игроком столетия. Летал он действительно хорошо, Фред и Джордж, например, неустанно хвалили его, вернувшись с тренировок. Эйнар в квиддич не играл, но не потому, что не умел. Его отец работал не где-нибудь, а в Департаменте магического транспорта, и, хотя собственной метлы у мальчика не было, Йен мог принести домой любую метлу, проходящую проверку перед выпуском в серийное производство и продажу. Обычно на тестирование присылали несколько экземпляров каждой модели, и работники с удовольствием испытывали самые новейшие мётлы не только на специальном полигоне, но и вне работы. Мистер Эвергрин не был исключением. Конечно, Эйнар тоже принимал участие в таких, частных и не очень легальных, испытаниях, поэтому летать он умел и очень даже неплохо. Квиддичу Эвергрин-младший научился тоже довольно быстро, близнецы его хорошо подготовили, они хотели, чтобы и в команде приятель был с ними, например, в нападении. Ещё на втором курсе мальчик даже пошёл на предварительный отбор вместе с Фредом и Джорджем. Капитан команды, их старший брат Чарли, очень серьёзно подошёл к испытаниям новичков. Хотя близнецы и хвалились, что Чарли обязательно возьмёт своих братьев в команду, им пришлось здóрово для этого попотеть. А вот нападающим Чарли взял их однокурсницу, Анджелину Джонсон, Эйнар ему показался недостаточно целеустремлённым. Эвергрин, конечно, немного расстроился, но сказал подлетевшим его утешать близнецам, что не очень-то и хотел в команду. Уизли ему не поверили, но обезоруживающая улыбка Эйнара сработала и в этот раз. Очень скоро он убедил всех однокурсников, а в первую очередь себя, что квиддич ему больше нравится смотреть с трибуны.
…За Гарри он искренне радовался и вместе со всем факультетом азартно болел на каждом матче. Но ни одна игра с участием Поттера не обходилась без необычных происшествий. На первом же матче метла гриффиндорского ловца внезапно вышла из повиновения, и почти все болельщики провели несколько очень тяжёлых минут в страхе, что мальчишка вот-вот свалится с высоты и разобьётся насмерть. Эвергрин прекрасно знал, что новейший Нимбус Две тысячи был очень надёжной метлой, и такое его поведение явно было вызвано сильнейшим воздействием Тёмной магии. Первой его мыслью было найти одного мальчишку со Слизерина, с которым у Гарри всё время были какие-то стычки. Но когда посмотрел на него, Эйнар понял, что ошибся. Слизеринец усмехался и вертелся на месте, то есть вёл себя совсем не так, как тот, кто должен быть максимально сосредоточенным на воздействии. Зато с Поттера, едва висящего на древке, не сводил взгляд… декан Слизерина, профессор Снейп. И это показалось подозрительным не только Эйнару… Но, в конце концов, всё завершилось благополучно, и Гарри даже ухитрился поймать снитч.
…После того матча Эвергрин стал замечать, что у троицы Поттер-Уизли-Грэнджер явно имеется какой-то общий секрет: они постоянно шушукались о чём-то, потихоньку переглядывались, а потом скрывались из гостиной. Но он вообще не имел привычки лезть в то, что его не касалось, и у него было достаточно своих забот, поэтому он решил, что если потребуется, малыши попросят помочь, а нет — значит, сами справятся.
Однажды Эйнар писал особенно нудное сочинение по Истории Магии и с тоской поглядывал, когда же наконец появится заветная метка в 1 метр на пергаменте. Внезапно в гостиную после квиддичной тренировки ворвался Поттер, мокрый, грязный с головы до ног, его можно было узнать лишь по очкам, поблёскивающим на перепачканной физиономии. Его приятели спокойно играли в шахматы, но, увидев такое существо, забыли про игру, и все трое принялись о чём-то шептаться. В этот момент в гостиную в буквальном смысле впрыгнул Невилл Лонгботтом. Как ему удалось это проделать, было неразрешимой загадкой, поскольку его ноги были скованы вместе чем-то вроде заклятья связанных ног. Наверняка ему пришлось и по всей гриффиндорской лестнице передвигаться прыжками. Все захохотали над ним, а бедолага поскользнулся на одной из луж грязи, только что оставленной Гарри, и грохнулся на пол. Хохот едва не обрушил потолок, не смеялись только Эвергрин и Грэнджер. Они подбежали к упавшему, и Эйнар отменил заклятье. Они оба помогли дрожащему, всхлипывающему мальчику подняться и усадили его на диван, рядом с Роном и Гарри, которые едва успели сменить улыбки на физиономиях на сочувствие. «Что с тобой случилось?» — спросила девочка.
— Малфой, — выдавил Невилл, всё ещё трясясь, — я наткнулся на него около библиотеки. Он сказал, что ему нужно на ком-то попрактиковаться, и…
— Сейчас же идём к МакГонаголл! — гневно вскричала Гермиона и даже топнула ногой, — надо ей пожаловаться на него!
Лонгботтом опустил голову и промямлил: «Нет, мне и так хватает проблем…»
— Ты должен научиться противостоять ему, Невилл, — сжав зубы от злости на Малфоя, процедил Рон. — Этот зазнайка привык идти по людям, как по ковру, но нельзя же облегчать ему путь, укладывая себя ему под ноги!
— Зря ты мне ещё раз напоминаешь, что такой трус, как я, недостоин зваться гриффиндорцем, — давясь слезами, сказал Невилл. — Хватит с меня и того, что сделал Малфой…
«Кудряшка Сью» сурово сдвинул брови и промолвил: «Этот слизеринец давно напрашивается на … разговор по душам». Он порылся в кармане, выудил шоколадную лягушку, и протянул её Невиллу, а тот посмотрел на него, как будто сейчас разрыдается.
— Ты стóишь дюжины таких, как Малфой, — уверенно сказал Гарри Лонгботтому и похлопал по плечу. — Помнишь, что Шляпа выбрала тебя для Гриффиндора? А его куда послала? В вонючий Слизерин!
На губах Невилла появилась слабая улыбка, и он развернул шоколадную лягушку.
— Спасибо, Эйнар… Спасибо, Гарри… Рон… Гермиона… Наверное, я лучше пойду спать. Возьми карточку, Гарри, ты же их собираешь…
— Давай, я помогу тебе дойти до спальни, — сказал Эйнар.
Невилл затолкал шоколадку в рот целиком и, опираясь на руку Эвергрина, двинулся к двери на лестницу, ведущую в спальни мальчиков. Когда Эйнар вернулся к своему недописанному сочинению, он увидел, что трое друзей склонились над какой-то огромной книгой, и Гермиона что-то втолковывает мальчикам.
…Следующий матч, Гриффиндор-Пуффендуй, судил, ко всеобщему удивлению, не кто иной, как профессор Снейп. Многие ученики даже не подозревали, что зельевар знает, как на метлу садиться. Конечно, гриффиндорская команда никак не могла ждать от него непредвзятого судейства, у них был только один выход, закончить игру как можно раньше. И это была задача ловца Гарри Поттера. В воздухе над площадкой творилось Мордред-знает-что, а на трибуне, где по соседству с гриффиндорскими учениками оказались слизеринцы — было и того «веселее». И начал заварушку сам Драко Малфой. На этот раз он избрал целью Рона.
— Ну, кто угадает, сколько времени Потный усидит на метле сегодня? А? Как думаешь, Ржавый?
Рон не ответил, он напряжённо смотрел на поле: Снейп только что назначил пенальти за то, что Джордж пульнул в него бладжером. Гермиона, скрестив пальцы на коленях, пристально наблюдала за Гарри, который кружил над полем, как ястреб, высматривая снитч. Эвергрин услышал наглый голос слизеринца и стал проталкиваться в ту сторону.
— А я догадался, по какому принципу отбирают игроков в их команду! — во всеуслышанье заявил Малфой, когда буквально через минуту Снейп назначил ещё один пенальти гриффиндорцам, вообще ни за что. — Туда берут в чём-то ущербных. Посудите сами: там Поттер, у которого нет родителей, там Уизли, у которых нет денег… И ты, Лонгботтом, тоже наверняка туда попадёшь: у тебя нет мозгов.
Невилл покраснел до ушей, но повернулся к Драко и произнёс чётко, правда, немного срывающимся голосом: «Я стόю дюжину таких, как ты, Малфой!»
Все трое слизеринцев чуть не попадали с сидений от хохота, но Рон, не отрывая взгляда от игры, одобрительно произнёс: «Ты всё-таки сказал ему это, Невилл!»
— Лонгботтом, если б мозги были деньгами, ты был бы даже беднее, чем Уизли, а это что-то да значит!
За спинами Крэбба и Гойла возник Эйнар:
— Предупреждаю тебя, Малфой, вякнешь ещё хоть слово…
— О! А это ещё кто тут нарисовался? — светло-серые глаза Драко уставились в карие глаза Эйнара. Тот спокойно выдерживал взгляд бледного слизеринца.
— Это ты, что ли, «Кудряшка Сью»? Гриффиндорская нянька? Пришёл менять подгузники своим младенчикам? Кто-то из них явно обкакался, — сморщил он нос. Крэбб и Гойл заржали.
Эйнар, не сводя взгляд с Малфоя, очень медленно стал доставать палочку. И тут Гермиона внезапно закричала: «Смотрите! Смотрите! Гарри!»
— Что?! Где?! — повскакали с мест Невилл и Рон, даже Эвергрин перестал сверлить взглядом наглого мальчишку и посмотрел на площадку.
Гарри внезапно резко нырнул вниз, отчего на трибунах послышались громкие выдохи и крики. Гермиона вскочила, прижав скрещенные пальцы ко рту, а Гарри стремительно, как пуля, нёсся к земле.
— Эй, Визгли, тебе повезло, Поттер нашёл для тебя внизу монетку!
Малфой всё не унимался. Рон коротко рыкнул — и, прежде чем Драко смог что-либо сделать, опрокинул его с сидений в проход, оказавшись сверху. Невилл на секунду растерялся, а потом бросился на подмогу Рону. Эйнар, увидев, что на Лонгботтома накинулись сразу двое, Крэбб и Гойл, каждый из которых был вдвое, если не втрое, сильнее, тоже встрял в потасовку.
— Давай, Гарри! — тем временем кричала Гермиона, вскочив на своё сиденье и глядя, как Гарри несётся вихрем прямо на Снейпа, она даже не замечала ни Рона с Малфоем, катающихся прямо под её ногами, ни возни и пыхтения Невилла, Эйнара, Крэбба и Гойла, тузящих друг друга кулаками, Эвергрин даже ухитрялся ещё и колдовать…
…В воздухе Снейп повернулся точно в ту секунду, когда что-то алое просвистело в сантиметрах от него, а через мгновение Гарри победно вскинул руку с зажатым в ней снитчем. Трибуны словно взорвались: это был рекорд, никто не помнил, чтобы снитч был пойман так быстро.
После игры в гриффиндорской гостиной праздновали ещё одну победу команды, близнецы Уизли, Джордан и Эвергрин притащили множество всякой снеди из кухни, но потом Эйнар с подбитым глазом предпочёл слинять в спальню. Лонгботтом, Крэбб и Гойл, кстати, всё ещё пребывали в лечебнице, а Гарри, Рон и Гермиона опять куда-то скрылись.
…Прошло ещё какое-то время, и произошло невероятное. Поначалу, когда гриффиндорцы проходили по холлу на завтрак мимо гигантских «песочных» часов, показывающих достижения факультетов на начало дня, никто из них не мог поверить собственным глазам: как так могло случиться, что испарились целых сто пятьдесят очков?! А затем поползли слухи. Это Гарри Поттер, знаменитый Гарри Поттер, герой последних двух квиддичных матчей, потерял все эти баллы. Он, и ещё пара его безмозглых дружков-первокурсничков.
Поттер, который успел стать самым популярным учеником школы и предметом восхищения многих, стал теперь последним изгоем. Где бы Гарри ни появлялся, все сразу же начинали показывать на него пальцами и, даже не понижая голоса, ругать его. Слизеринцы же, наоборот, при виде его начинали аплодировать, свистеть и выкрикивать: «Спасибо, Поттер, премного тебе обязаны!»
Гермиона и Невилл также страдали. Конечно, им не было так плохо, как Гарри, поскольку они не пользовались такой популярностью, но с ними тоже никто не разговаривал. Даже всепонимающий Эвергрин хмурился и отходил прочь, когда кто-то из «изгоев» оказывался рядом. Хорошо, что близились экзамены, и ученики Хогвартса, позабыв про всё остальное, почти всё свободное время либо торчали в библиотеке, либо зубрили в гостиных.
А потом с жаркими и душными первыми днями лета настала горячая пора экзаменов. Для Эйнара они особого труда никогда не составляли, ведь он хорошо учился в течение года и поэтому на экзаменах волновался гораздо меньше остальных.
И вот неделя экзаменов закончилась, и все до единого ученики высыпали из замка, вспоминая, что такое свобода, солнечный свет и свежий воздух. На берегу озера Эйнар Эвергрин и Перси Уизли пытались отвлечь дёргающегося Невилла, который тяжелее всех перенёс свои первые магические экзамены. Близнецы Фред и Джордж вместе с Ли Джорданом дёргали за щупальца гигантского кальмара, выплывшего погреться на мелководье.
— Никакой больше учёбы! — радостно завопил Рон, растягиваясь неподалёку на траве. — Эй, Гарри, гляди веселей, впереди целая неделя до того, как мы узнаем, насколько плохо мы ответили, а сейчас уже не о чём беспокоиться.
Гарри потёр лоб.
— Хотел бы я знать, что это означает… — заявил он в сердцах. — Шрам продолжает болеть… Он, конечно, и раньше болел, но никогда так долго.
…После ужина весь факультет допоздна сидел в гостиной, делясь впечатлениями от экзаменов и планами на лето. Только с Поттером и его друзьями никто не разговаривал. По-прежнему. И это был первый вечер, когда «изгои» считали, что это даже к лучшему. Гермиона зарылась в свои конспекты. Гарри и Рон почти не говорили друг с другом, оба сидели на диване, поглядывали по сторонам и ёрзали, словно на иголках. Медленно пустела гостиная, ученики постепенно уходили в спальни. Последними, зевая и потягиваясь, пошли к лестнице Эвергрин и Джордан. Эйнар не смог заснуть сразу, а всё потому, что близнецы запустили ему в одеяло с десяток мышей. «Кудряшка Сью» выловил всех зверьков, привязал магией четырёх из них в тапках близнецов, собрал, ухмыляясь, остальных за хвосты в пучок и понёс в коридор выпускать. Едва открыв дверь в гостиную, он внезапно услышал, что там идёт полным ходом какой-то спор. Эйнар прислушался. Голос Лонгботтома прозвенел отчаянной решимостью:
— Я не дам вам уйти. Я… я буду драться!
— Невилл! — заорал голос Рона Уизли. — Отойди и не будь идиотом!
— Я не думаю, что должен позволить вам нарушать ещё какие-либо правила. Так что, не называйте меня идиотом! И, вообще-то, это вы научили меня противостоять другим людям!
— Да, но не нам же… — Рон явно терял терпение, — Невилл, ты с’час сам не понимаешь, что делаешь!
— Ну, давай же, ударь меня! Я готов!
И тут вдруг заговорила Грэнджер:
— Невилл, я очень, очень сожалею… Петрификус Тоталус!
Эйнар выскочил в гостиную и замер при виде обездвиженного Лонгботтома. Он даже растерялся, то ли ему помогать мальчику, то ли гнаться за троицей друзей, которые, судя по всему, собрались совершить что-то безрассудное. Потом он всё-таки высунулся в коридор, тем более, что мыши ожили и отчаянно пищали, вися на хвостах. В коридоре, разумеется, было пусто. Эвергрин выпустил мышей и вернулся к Невиллу. Сняв заклятие, он усадил рыдающего Лонгботтома на ближайший диван. Слушал его сбивчивые объяснения и понимал едва ли два слова из десяти: «Запрещённый коридор… Филч… Снейп… Трёхголовая собака (Мерлин Великий!)… Люк в полу… Охрана… Они хотят…»
— Невилл, успокойся. Ты знаешь, чтó именно в том коридоре?
— Со… собака. Тр… трёх-голо-вая…
— Это я понял. Она охраняет люк. А что тáм, в этом люке?
— Не… не зна-а-аю… Но это очень опасно, Эй-эйнар, пойди, спаси их!
— Так, хватит реветь, соберись, Лонгботтом! — рявкнул шёпотом Эвергрин. Невилл сжался и посмотрел на него круглыми глазами. Тем не менее, слёзы у него высохли. — Бери свою палочку и пошли посмотрим, можем ли мы помочь… твоим друзьям.
Оба мальчика со всех ног бросились к Запрещённому коридору. Дверь была закрыта, но не заперта. Заглянув внутрь, Эйнар с содроганием действительно увидел огромную зверюгу, которая кружила на одном месте и шумно нюхала распахнутую крышку люка. Все три головы глухо рычали. Эвергрин отшатнулся, захлопнул дверь и привалился к стене.
— Невилл, ты знаешь, как твои друзья ухитрились пройти мимо пса?
Лонгботтом помотал головой.
— Тогда мы не сможем им помочь. Пошли обратно.
Невилл всхлипнул.
— Да ладно, они же не погибли, они пролезли в люк. Будем надеяться, у них хватило мозгов подготовиться к этой безумной затее…
Наутро весь Замок знал, что Гарри Поттер сражался с профессором Квирреллом, учителем Защиты от Тёмных сил, который, обезумев, хотел убить мальчика. Зачем и что произошло, никто толком не знал, идеи высказывались одна причудливее другой. Рон Уизли и Гермиона Грэнджер тоже ничего не знали (или делали вид), но очень беспокоились за Гарри, который провёл три дня в лечебнице.
…Вся Школа собралась в Большом Зале на подведение итогов года и вручение Кубка Школы. Зал был украшен в зелёной и серебряной гамме Слизерина, знаменуя завоевание им Кубка факультетов седьмой год подряд. Огромное полотнище со слизеринской змеёй заняло почти всю стену позади стола преподавателей. Когда Гарри появился в дверях, сначала все замолчали, а потом заговорили все разом. Он проскользнул на место за гриффиндорским столом между Роном и Гермионой, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на встающих, чтобы поглазеть на него, учеников. Невилл, который все эти дни ни на шаг не отходил от Эвергрина, пожирал всех троих взглядом. Тут поднялся Дамблдор. Гомон тут же стих.
— Итак! Завершён ещё один учебный год! — провозгласил радостно ректор. — Но позвольте мне, по-стариковски, прежде, чем все мы вонзим зубы в великолепные яства, произнести небольшую речь. Что за год у нас был!.. Смею только надеяться, что ваши головы немного наполнились, по сравнению с тем, что было. Ну, у вас впереди целое лето, чтобы проветрить их как следует до начала следующего года. А теперь, как я понимаю, пришло время подвести итоги соревнования за Кубок факультетов. Ситуация такова: на четвёртом месте — Гриффиндор с трёмястами двенадцатью баллами. На третьем — Пуффендуй, с трёмястами пятьюдесятью двумя баллами. У Когтеврана четыреста двадцать шесть очков, и у Слизерина — четыреста семьдесят два.
Ураган воплей восторга и аплодисментов вознёсся от стола Слизерина. Гарри мог видеть, как Драко Малфой лупит кубком по столу — и это было для него удручающее зрелище.
— Да, да, хорошая работа, Слизерин, — произнёс Дамблдор. — Тем не менее, последние события также должны быть приняты во внимание.
Шум опять стих. Улыбки слизеринцев чуть пригасли.
— Итак, — продолжил Дамблдор, — тут у меня есть несколько поправочек с баллами… Дайте-ка взглянуть… Да! Во-первых, мистеру Рональду Уизли…
Рон залился багрянцем, напоминая редиску, подгоревшую на солнце.
— …за самую выдающуюся шахматную партию в Хогвартсе за последние несколько лет, я присуждаю Гриффиндору пятьдесят очков!
Овации Гриффиндора взлетели к заколдованному потолку, заставив мигать на нём все звёзды. Было только слышно, как Перси кричал другим старостам: «Да-да, знаете, это мой брат! Мой младший братишка! Он справился с гигантскими шахматами МакГонаголл!»
Наконец, снова всё стихло.
— Во-вторых, мисс Гермионе Грэнджер, за холодную логику, победившую пламя, я присуждаю Гриффиндору пятьдесят очков!
Гермиона моментально спрятала лицо в ладонях. Гриффиндорцы в жутком волнении то вставали, то садились на скамейки, ведь добавилось уже сто очков!
— В-третьих, мистеру Гарри Поттеру… — сказал Дамблдор, и весь зал окутала полная тишина, — …за истинное самообладание и отчаянную храбрость, я присуждаю Гриффиндору… шестьдесят очков!
Шум поднялся просто оглушительный. Если кто-нибудь был в состоянии в таком гвалте заниматься арифметикой, он понял бы, что Гриффиндор имел теперь четыреста семьдесят два балла, ровно столько же, сколько и Слизерин! До Кубка было рукой подать, и если бы только Дамблдор дал Гарри всего на одно очко больше!..
Ректор воздел руку. Тишина воцарилась мгновенно.
— Существуют несколько видов храбрости, — произнёс он, улыбаясь. — Необходима большая смелость, чтобы противостоять врагам, но ещё бόльшая смелость — противостоять друзьям. И поэтому я присуждаю десять баллов… мистеру Невиллу Лонгботтому!
Тот, кто был бы в эту минуту снаружи, под окнами Большого Зала, подумал бы, что там прогремел взрыв, столь неимоверный шум поднялся за гриффиндорским столом. Гарри, Рон и Гермиона вскочили на ноги, аплодируя и выкрикивая поздравления Невиллу, который от растерянности побелел как бумага. Никогда ещё он не приносил столько баллов своему факультету, и теперь его даже не видно было под набросившимися на него с объятиями однокашниками.
Гарри, всё ещё аплодируя, ткнул Рона локтём в бок и показал на Малфоя: тот не выглядел бы более изумлённо окаменевшим, даже если бы на него наложили заклятье.
— …И это означает, — перекрикнул Дамблдор ещё усилившийся шум, поскольку и Пуффендуй, и Когтевран присоединились к восторгу в ознаменование падения Слизерина, — что нам нужно переменить декорации!
Он хлопнул в ладоши. Мгновенно, зелёные вымпелы и флаги стали алыми, а серебро сменилось золотом. Слизеринская змея растворилась, уступив место вздыбленному гриффиндорскому льву. Снейп с неестественной, застывшей улыбкой очень вежливо пожал руку МакГонаголл.
…И вот уже шкафы опустели, а сундуки, наоборот, заполнились, жаба Невилла выловлена в углу туалета, листы с предупреждением о запрете применения колдовства в присутствии маглов розданы каждому ученику. Хогвартс-экспресс пронёс их, болтающих и смеющихся, поедающих Бобы Бетти Бусс, сквозь зеленеющие леса, холмы и поля до окрестностей мира маглов. И вот, они, сменившие мантии волшебников на куртки и кофты, высыпали на платформу Девять и Три четверти вокзала Кингс Кросс. Эйнар Эвергрин тепло попрощался со своими друзьями и помчался навстречу Холли и Йену, которые радостно махали ему руками.
====== Каникулы в Коукворте ======
Как же всё хорошо и мирно начиналось!
…Когда Эйнар вернулся домой после окончания пятого курса, его родители решили, что им всем не помешает провести месяц-другой вне суеты шумного Лондона. Юноше было вообще-то всё равно, куда ехать, и поэтому из соображений экономии семья Эвергрин отправилась в тихий захолустный Коукворт. Там они сняли дом и стали отдыхать под девизом «Dolce Far Niente*». Эйнару очень понравилась тишина и спокойствие вокруг, особенно после пережитых событий. Он много гулял по округе и довольно быстро открыл для себя это местечко: большущий дуб возле полувысохшей речушки, а дальше — пустырь, заросший бурьяном чуть ли не в человеческий рост. И никого вокруг! Можно валяться на траве, читать, делать уроки и даже колдовать, не боясь, что кто-нибудь из маглов заметит. С заданиями на лето Эйнар справился уже за первые две недели каникул, решив отделаться от них побыстрее и потом заслуженно отдыхать. Теперь он приходил сюда просто посидеть на дереве или под ним, бездумно глазея на неспешный бег воды. Тем не менее, волшебная палочка всегда была при нём.
Иногда он вызывал своего Заступника и оставлял его на страже или просто для компании. Громадный серебристый полупрозрачный медведь ходил вокруг, бегал или лежал на тропе, а его хозяин опять и опять вспоминал два последних курса в Хогвартсе. Эти два года запомнились, прежде всего, удушливым, давящим ощущением страха. Эйнар очень живо вспоминал, как в одном из коридоров на стене между двумя окнами, блестя в свете факелов, появилась надпись крупными красными буквами: «ТАЙНАЯ КОМНАТА ОТКРЫТА. БЕРЕГИТЕСЬ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА». А возле надписи, подвешенная к держателю факела за хвост, висела Миссис Норрис, кошка смотрителя Филча. Она казалась твёрдой как доска, глаза были широко открыты, и свет факелов мерцал в них… В течение нескольких дней школа только и говорила о нападении на Миссис Норрис. Смотритель Филч неоднократно пытался стереть надпись, но без малейшего результата: буквы так и продолжали угрожающе блестеть на стене. Кроме мистера Филча, надпись влекла к себе и других зрителей. Например, его, Эйнара Эвергрина. Он и сам не мог объяснить, почему то и дело старается пройти по этому коридору и каждый раз не меньше минуты пялится на алые буквы на стене.
Потом страх только усилился: несколько учеников оказались в больничном крыле, неподвижные как статуи. Разве что близнецам Фреду и Джорджу, казалось, было всё нипочём, они продолжали шутить даже в такой атмосфере. Но ужас сгущался, Эйнару он казался чуть ли не осязаемым. Было издано специальное распоряжение о запрете находиться вне расположений факультетов после шести часов вечера. С урока на урок каждый класс сопровождал учитель. Даже квиддичные матчи и тренировки были отменены. И с каждым вечером, проведённым в переполненной гостиной среди испуганных перешёптываний, Эвергрин всё больше чувствовал, что к его собственному страху примешивается что-то ещё. Ему всё труднее было сидеть и ждать, пока кто-то что-либо сделает. Он хотел предпринять что-то сам.
Он уже совсем собрался было идти искать эту таинственную Комнату, как вдруг в Хогвартс прибыл Министр Магии Корнелиус Фадж и арестовал привратника Хагрида, а ректор Дамблдор был временно отстранён от должности Советом попечителей. Нападения прекратились, и замещающая ректора профессор МакГонаголл возвестила, что экзамены будут проводиться как обычно, поскольку профессор Дамблдор распорядился продолжать, насколько это возможно, занятия своим чередом. А затем новая волна ужаса накрыл Хогвартс. Под пугающей надписью, с которой всё началось, появилась ещё одна, тем же почерком: «ЕЁ СКЕЛЕТ ОСТАНЕТСЯ ТАМ НАВЕЧНО!» И все узнали, что таинственный монстр унёс с собой в Тайную Комнату ученицу. Единственную дочь семьи Уизли, Джинни.
…Наверное, то был самый страшный день в жизни всех братьев Уизли. Они сидели вместе в уголке гриффиндорской гостиной и не могли сказать друг другу ни слова. Рядом с ними оставались только их друзья, Гарри Поттер и Эйнар Эвергрин. Они тоже молчали. Первым не выдержал Перси. Он сходил отправить сову родителям, а затем поднялся в спальню. Ни один вечер не тянулся так долго, ни разу гриффиндорская гостиная не была так полна народом и… тишиной. На закате Фред и Джордж, не в силах больше сидеть сложа руки, тоже побрели в спальню. Эйнар, обняв обоих за плечи, пошёл с ними.
Конечно же, никто из них не мог спать. И вообще, вряд ли в Хогвартсе кто-либо спал в эту ночь. Поэтому разнёсшийся по всему Замку торжествующий голос… ректора Дамблдора, возвестивший, что всё благополучно закончилось, девочка вернулась живой, чудовище повержено, и Тайная Комната запечатана навсегда, а потому все НЕМЕДЛЕННО приглашаются в Большой Зал на пир, никого не разбудил.
…Все сидели за столами в пижамах или халатах, празднество длилось до рассвета. Эйнар почувствовал, что глаза наполняются слезами, когда увидел, как к маленькой рыжей девчонке бросились с объятиями её братья: долговязые Перси и Рональд, коренастые Фред и Джордж. Он искренне радовался вместе с ними, но к этой радости почему-то примешивалось какое-то тоскливое чувство. Проснувшись на следующий день раньше всех, он сразу помчался в коридор, где всё началось. И замер: надписи больше не было.
Эвергрин знал, что вряд ли сможет когда-нибудь забыть те ощущения. Даже сейчас, спустя два года, он с лёгкостью вызвал их в себе — и содрогнулся, как тогда, когда впервые увидел алые буквы на стене.
…А следующим летом весь магический мир был взбудоражен известием о побеге из колдовской тюрьмы, Азкабана. Это был единственный случай, когда заключённый, просидевший там более десяти лет, сумел покинуть её «гостеприимные» стены, обманув жутких стражей, дементоров. Да иличность этого заключённого вызывала страх: Сириус Блэк, ближайший приспешник Тёмного Лорда, убивший одним заклинанием тринадцать человек прямо посреди магловского Лондона. Где бы ни встречались в эти дни хотя бы двое волшебников, они сразу же начинали обсуждать именно эту весть и гадать, где мог бы прятаться убийца, и что он хочет предпринять. Даже в магловских новостях по телевизору каждый день показывали страшного, лохматого измождённого сбежавшего Блэка с предупреждениями не приближаться к нему, а немедленно сообщить в полицию. Но, разумеется, о том, что он колдун, не было ни слова.
Йен приходил с работы всё более мрачным и измотанным, а его встречала напуганная новостями Холли. Собственно, в каждой семье волшебников Англии этим летом царила похожая гнетущая атмосфера. Эйнар, конечно, видел новости и замечал, насколько мрачен отец. Ему нетрудно было сложить два и два.
— Папа, можно тебя спросить?
— Эйнар, давай потом, — устало вымолвил мистер Эвергрин, отодвигаясь от стола после ужина, — я жутко вымотан.
— Я не хочу говорить при маме.
— Ну, ладно, говори, пока она ушла посуду мыть… Что случилось?
— Это ТЫ скажи, что случилось. Телевизор раскалился от новостей о сбежавшем убийце. Скажи, он — колдун, да? Ты поэтому так устаёшь? Твоё министерство на ушах стоит, верно?
Йен тяжело вздохнул, в который раз удивившись проницательности сына.
— Всё так. Только не говори матери. Она будет ещё больше волноваться.
Подросток кивнул. Отец посмотрел на него так, словно увидел впервые. Он и не замечал, оказывается, что его малыш уже вырос… В росте он, конечно, прибавил не много, но плечи развернулись, кудрявая чёлка явно выстрижена самостоятельно, чтобы скрыть прыщи, над губой и на подбородке уже обозначились волоски, да и голос ломается…
Как ни устал Йен, он нашёл силы встать и обнять своего повзрослевшего сына. Они ушли в комнату Эйнара.
— Сын, я… Я боюсь за тебя, — внезапно сказал мистер Эвергрин.
— Почему?
— Ты растёшь, тебе нужно больше свободы… Я знаю, ты считаешь, что уже умелый волшебник и можешь, если что, постоять за себя и защитить других, что ты со всем сможешь справиться…
— Ну, да, это так…
— Прошу, будь осторожнее. Ты — единственное, что есть у нас с Холли… Пожалуйста, всегда помни это и береги себя…
— Я знаю, папа. Я тоже вас очень люблю, но почему ты так говоришь? Что может мне угрожать?
— Блэк. Это очень опасный маг. Ни один волшебник не может считать себя в безопасности, пока он не пойман. Тем более, подростки как ты, которым в самые неподходящие моменты просто зудит совершать подвиги.
— Ну, папа, я же не собираюсь ловить Блэка, если ты об этом. Даже если бы он не был волшебником. И потом, я скоро возвращаюсь в Хогвартс. Пятый курс, мне будет просто некогда, — Эйнар попытался пошутить.
— Ну да, ну да… — невесело улыбнулся Йен и вдруг спросил: — Ты знаешь, кто такие дементоры?
— Стражники Азкабана, — удивлённо промолвил Эйнар.
— И чем они опасны?
— С ними нельзя договориться, у них нет чувств, то есть, вообще никаких. Они питаются эмоциями…
— Верно. И как можно победить такое существо?
— Никак. Дементора нельзя убить, потому что он не живой.
— А прогнать?
— Э-ээ… Не знаю. А почему ты вообще о них заговорил, папа?
— Им разрешено искать Блэка. Если честно, я даже не знаю, кто из них более опасен. И вполне возможно, ты встретишь дементора где-нибудь около Хогвартса.
— Дементоры будут ловить Блэка около Хогвартса?! Но, ради всей магии на свете, зачем ему лезть в нашу школу?!
— Блэк наверняка хочет отомстить тому, кто уничтожил мощь его хозяина, Того-кого-нельзя-называть. Потому он и сбежал.
— Блэк собирается убить Гарри Поттера?!
— Получается, так. В сам Хогвартс он, конечно, войти не сможет, но будет рыскать вокруг. Ты же, вроде бы, в нормальных отношениях с этим мальчиком?
— Ну, да.
— Сможешь приглядеть за ним?
— Ну, попробую… А он знает, чтó ему грозит?
— Вряд ли.
— Ещё круче… И как я тогда буду ему объяснять, что я его, типа, охраняю?
— По крайней мере, попробуй. Для этого тебе пригодится вот это…
Мистер Эвергрин сходил в спальню и принёс… новенький тёмно-зелёный плащ с рукавами. Отвечая на вопросительный взгляд Эйнара, он сказал:
— Это плащ-невидимка. Часть формы наших мракоборцев. С виду это обычный плащ с капюшоном от дождя и ветра. Надень его.
Парень накинул плащ, длина оказалась невысокому Эйнару до самого пола, надел капюшон и опять взглянул на отца.
— Не забудь перчатки, — улыбнулся тот и подал их сыну. — Когда застегнёшься, если руки будут без перчаток… тебя ни один человек не увидит без специального заклинания.
Юноша застегнулся и несколько раз попробовал эффект плаща, наблюдая за собой в полированную дверцу шкафа. Выходило очень забавно: машет руками в перчатках — видит себя, а снимет их — исчезает.
— Ну, довольно баловаться, — усмехнулся Йен, вытряхивая сына из плаща. — Эффект надёжный, но временный. Гарантия — 2 года или 666 часов носки. Так что, поэкономнее с ним. Но самое главное, что тебя может спасти, если вдруг рядом окажется дементор, это Заступник.
— А кто это?
— Заступник является своего рода положительной силой, символом того, чем питается дементор — надежды, счастья, радости жизни, но, будучи символом, он не может испытывать горе и отчаяние, как живой человек, таким образом, дементор навредить ему не может.
— А как эти Заступники выглядят? — заинтересовался Эйнар.
— Образ каждого из них уникален и зависит от личности волшебника, создавшего его.
— И как можно создать Заступника?
— Сначала сконцентрируйся изо всех сил на самом счастливом воспоминании, потом скажи: «Экспекто Патронум».
— Экс-пек-то… Пат-ро-нум… — повторил подросток вполголоса. — Экс-пекто Патро-нум.
— Сосредоточился на счастливом воспоминании? Давай, попробуй.
Эйнар задумался. У него было много хороших воспоминаний. Какое же из них станет Заступником? Может, то ощущение, когда он впервые взял в руку собственную волшебную палочку? Или когда он вернулся домой после первого курса? Пока он думал, стиснув палочку в кулаке, в комнату постучала мама и заглянула внутрь.
— Что это вы тут затеяли, мальчики мои? — она окинула взглядом смутившегося мужа и нахмуренного сына. — Колдуете, значит… Так, Эйнар, тебе пора спать. А ты, Йен, иди-ка со мной, мне нужна твоя помощь…
Отец послушно пошёл за ней, но на пороге обернулся и подмигнул сыну. Эйнар кивнул.
Дождавшись, пока всё стихнет, он стал пытаться вызвать Заступника. Тусклое бесформенное облачко — вот что появлялось в ответ. Юноша приуныл. И тогда он вдруг вспомнил торжественный пир в конце учёбы и своих друзей, рыжих братьев, которые в слезах бросились к сестрёнке, которую уже не чаяли увидеть. «Экспекто Патронум!» Мощный луч света из его палочки, наверное, было видно с улицы, даже сквозь задёрнутые шторы. Эйнар зажмурился, а когда открыл глаза — посреди его комнаты стоял и с насмешливым любопытством смотрел на него… большущий медведь. По очертаниям бурый, но он был серебристый и полупрозрачный. Парень радостно бросился к нему и протянул руку. Медведь потянулся к ней носом, но в самый момент касания исчез.
Письмо из Хогвартса в тот год содержало не только обычный список книг и принадлежностей, билет на «Хогвартс-Экспресс» и бланк разрешения на посещение деревни Хогсмид, но и уведомление, что Эйнар Эвергрин, 5 курс, назначается старостой в Школе Чародейства и Колдовства Хогвартс. И, пожалуй, хорошие новости в тот учебный год на этом и закончились.
Близнецы Фред и Джордж тогда вдоволь нахихикались над ним первого сентября, пока поезд не отправился, особенно они развеселились, когда Эйнар пригрозил их оштрафовать. А потом Эвергрин ушёл в купе для старост и так и просидел бы там, уставясь всю дорогу в окно, не обращая внимания на других гриффиндорских старост, если бы… Почти возле самой деревни Хогсмид поезд внезапно остановился. В каждый вагон вошли, точнее, вплыли… Нет, просочились, словно дурной запах, дементоры.
Все ученики тяжело перенесли их визит, но хуже всего было Гарри Поттеру, который, как очень быстро стало известно всем и каждому, потерял сознание, и его едва вернули к жизни. Мальчику здóрово повезло, что в одном купе с ним оказался новый преподаватель Защиты от Тёмных сил, профессор Ремус Люпин.
Отец Эйнара правильно предположил, что дементоры будут находиться неподалёку от Хогвартса, более того, на пиру профессор Дамблдор сообщил, что эти азкабанские стражники будут стоять на посту возле хогвартских ворот. И останутся там, пока не будет пойман Сириус Блэк. Теперь Эвергрин понимал, почему отец сказал, что не знает, кто опаснее, Блэк или дементоры. Стражники пугали одним своим приближением, а беглый убийца — только лишь своим именем… Опять в Хогвартс проник ужас. И снова Эйнар ощутил, что его этот всеобщий страх неизвестности не только пугает, но и неодолимо притягивает…
Несмотря на столь жутких охранников вокруг замка, Сириус Блэк дважды успешно проникал в Хогвартс. Во второй раз он даже оказался в спальне третьего курса, в двух шагах от Гарри Поттера, но его спугнул Рон Уизли. Каким образом колдун-убийца смог это проделать — никто не знал, но профессор Снейп, с самого первого дня невзлюбивший очередного преподавателя ЗоТС, явно и недвусмысленно намекал, что это Люпин помогает Блэку и входить, и сбегать. У зельевара при этом был такой вид, словно он знает куда больше, чем говорит, но, вообще-то, у него всегда был такой вид.
Про угрозу шныряющего поблизости Блэка ученики забывали только на квиддичной площадке, хотя и здесь не обошлось без неприятностей. Во время самого первого матча сезона дементоры ворвались на площадку. Гарри Поттер опять потерял сознание, ректор был разгневан вышедшими из повиновения стражниками, но Гриффиндор всё-таки потерпел поражение. На второй матч Гарри вышел очень уверенным, и Эйнар вскоре понял, почему. Когда над трибунами закачались три фигуры в чёрных балахонах, гриффиндорский ловец вызвал на подмогу такого мощного Заступника, что тот даже сумел сбить всех троих наземь. Правда, к дементорам эти фигуры, как оказалось, не имели никакого отношения, и Эвергрин, поразмыслив, решил, что на самом деле Заступник не толкал людей, а они свалились сами, увидев летящее прямо на них серебряное существо. Последний матч Гриффиндор также выиграл и наконец-то получил Кубок квиддича и, соответственно, Кубок Школы.
Вездесущая (то есть, везде-носы-сующая) гриффиндорская троица Поттер-Грэнджер-Уизли, как потом стало известно, вознамерилась поймать неуловимого Сириуса Блэка. И он был всё-таки пойман, не без участия учителя Зельеварения, который потом объяснял, что загнанный в хижину Трясущихся Теней злобный убийца околдовал троих малолеток, и они, поверив в его невиновность, уже готовы были его отпустить. Но тут явился он, Северус Снейп, и Блэк был схвачен. Сам Министр Магии, впечатлённый подвигом зельевара, пообещал наградить героя, как только злодею воздастся по заслугам, но тут каким-то невероятным способом Сириус Блэк сбежал. Конечно, Снейп был в бешенстве. Эйнар (да и не он один) до этого момента и не предполагал, что всегда хладнокровный учитель способен на такую бурю эмоций. Дошло даже до того, что Снейп проговорился, что профессор Люпин — самый настоящий оборотень… Разумеется, после этого единственный (до тех пор) знающий предмет преподаватель ЗоТС спешно покинул замок Хогвартс, к огромному сожалению учеников.
…Сейчас Эйнар Эвергрин сидел под дубом, смотрел на воду и перебирал в который раз свои ощущения. И тут…
— Эвергрин! Какого гремлина ты тут делаешь?!
Этот гневный окрик таким знакомым голосом вырвал Эйнара из задумчивости, да так, что он подпрыгнул и в прыжке ухитрился не только развернуться лицом к источнику звука, но и выхватить волшебную палочку.
— Экспеллиармус! Не смей направлять на меня палочку, волшебник-недоучка! Были бы мы в Хогвартсе, Гриффиндор лишился бы не меньше, чем полсотни баллов! Не забудь, кстати, напомнить мне об этом в сентябре. …Хотя, за реакцию — прибавлю баллов двадцать, — ухмыльнулся преподаватель Зельеварения, профессор Северус Снейп.
Комментарий к Каникулы в Коукворте *Dolce Far Niente – итал. “блаженное ничегонеделанье”
====== Чего боялись Йен и Холли ======
— Д-добрый д-день, сэр, — растерянно промолвил Эйнар.
— Добрый. Был минут десять назад. Так что же ты тут всё-таки делаешь, Эвергрин?
— Отдыхаю…
— Хм, из всех мест мира ты отдыхаешь именно здесь…
— А почему бы мне не отдыхать именно здесь? — парень пришёл в себя. В отличие от многих учеников, он не боялся зельевара, а, можно сказать, даже уважал его. Хотя тот всегда занижал ему оценки, впрочем, как всем, кто не учился в Слизерине. — Я приехал с родителями, они сняли дом неподалёку. Я не выбирал этот город, если бы я знал, что встречу здесь вас, уж поверьте, меня бы тут не было. И, кстати, могу я спросить, а ВЫ-то что тут делаете?
— Я-то? — профессор с безразличным видом наклонился, подобрал палочку и протянул её Эйнару. — А я тут живу.
— Я действительно не знал, сэр.
Снейп смотрел куда-то мимо ученика. Потом обошёл его и встал лицом к речке, опершись рукой о ствол дуба.
— Нравится это место, Эвергрин?
— Да, сэр. Я часто…
— …Это моё место. И чтобы я тебя здесь больше не видел.
— Но, сэр…
— Что не понятно?
— Я обязан подчиняться вашим требованиям в Школе, но вне её стен — нет. Это место не ваша собственность. Если вы хотите, чтобы я не ходил туда, где мне нравится бывать — извольте объяснить причину.
— Пожалуй… ты прав. Причина такова: я не желаю делить это место с кем бы то ни было. Что-то ещё желаете узнать, мистер Эвергрин?
— А вы не привыкли слышать слово «нет» от учеников, профессор. Но я не услышал уважительную причину. «Потому что» — это не причина. Я уже не ребёнок, сэр. Я умею слушать, слышать и делать выводы. И сейчас я делаю вывод, что…
Снейп резко развернулся, схватил Эйнара за ворот рубашки и, наклонившись нос к носу, прошипел:
— Мне не интересны твои выводы, малолетний психоаналитик-любитель. Просто. Не. Приходи. Сюда.
— …Эй, мистер! — раздался громкий окрик со стороны улиц. — Уберите руки от моего сына!
Профессор разжал пальцы и отступил на шаг: к ним торопливо шёл рослый и мускулистый мужчина, чьи светлые волосы взлетали, словно крылья на викингском шлеме. И этот человек вовсе не казался дружелюбным. Снейп с силой выдохнул, сжал волшебную палочку наизготовку. Эйнар потёр шею и встал между учителем и отцом.
— Что здесь происходит? — спросил его Йен.
— Папа, познакомься, это профессор Северус Снейп, учитель Зельеварения в моей школе. Профессор, это мой отец, мистер Йен Сигюрдссон Эвергрин.
— Рад знакомству, — угрюмо процедил учитель.
— Я тоже, — в тон ему отозвался мистер Эвергрин.
— Что ж, у меня дела, господа. Приятного отдыха. Мистер Эвергрин-младший, я надеюсь, вы запомнили, чтó я сказал…
Профессор стремительно скрылся за стеной бурьяна.
— Эйнар, что происходит? Если бы я не пришёл…
— Папа, всё нормально. Но ты действительно появился вовремя. Профессор Снейп в последние школьные дни перед каникулами был… несколько взвинчен. Видимо, он ещё не успел отдохнуть как следует. Поэтому он слишком близко к сердцу принял моё несогласие по поводу длительности и интенсивности нагрева одного зелья, только и всего.
Йен покачал головой:
— Сын, ты врёшь. Но — ладно, ты считаешь, что справишься сам. Только прошу, скажи мне, если тебе понадобится помощь. Твой профессор силачом не выглядит, но его магические умения явно побольше, чем твои. Лучше уж переоценить про… оппонента, нежели недооценить. …Ладно, я вообще-то шёл позвать тебя обедать.
— Да, папа, идём.
…Эйнару показалось очень странным, что буквально на пустом месте профессор так неадекватно разгневался, и конечно он захотел узнать, что же за этим кроется. Допрашивать Снейпа, само собой, ему в голову даже не пришло, он решил расспросить сначала свою маму, ведь именно она предложила ехать в Коукворт.
После обеда отец сел за стол в гостиной и стал заполнять очередную кипу бланков отчётов. Мать расположилась в кресле с вязаньем. Сын развалился на диване и сначала смотрел, как быстро мелькают спицы. Потом он поймал себя на том, что засыпает, сел прямо и спросил:
— Мама, ты можешь сказать, почему мы приехали именно сюда?
Быстрый взгляд на него Йена, удивлённый и долгий — Холли.
— Странно, что ты спрашиваешь, Эйн. Тебе же было всё равно, куда ехать.
— Ну, да… И всё-таки. Тебе знаком этот город, да?
Мать пожала плечами и опять принялась за своё рукоделие:
— Да, знаком. Этот дом раньше принадлежал моим родственникам, двоюродной сестре с семьёй. А я, пока училась в школе, почти каждое лето гостила у них.
— Расскажи о них.
— Не знаю, зачем тебе это, но ладно… Моя кузина была намного старше меня. У неё был муж и две дочки. Я с ними дружила. Хотя, как можно дружить с разницей в возрасте в десять лет… Скорее, старшие присматривали за мной, а я — за малышками. Чаще всего я просто сидела на заднем дворе на качелях и читала, пока мои племянницы играли. Они были очень дружны между собой.
— …И около речки вы гуляли тоже?
Мистер Эвергрин отложил перо, он не поворачивался, но по напряжённой спине было видно, что он внимательно слушает. Холли спокойно вязала:
— Конечно. Там есть такое место, возле пустыря…
— И вы там никого не встречали… из соседей?
— Да вроде нет… — она пожала плечами. — Не припоминаю. Жители Коукворта очень малообщительные люди.
— Хм… Тогда… какое отношение эта твоя родня имела к магии?
Не только Холли, но и Йен, оба вздрогнули и посмотрели на Эйнара.
— Как ты до..? Младшая из девочек оказалась колдуньей. Я тогда не поняла, почему Айрис просила больше не приезжать к ним, подумала, что я что-то сделала не так, и она обиделась. Но в то лето, когда я была у сестры в последний раз, у её дочки проявилась… ну, такая же сила, как у тебя, сынок. Про магию я узнала уже позже…
— Как звали тех девочек, Холли? — дрогнувшим голосом спросил Йен.
— Старшую — Петуния, младшую — Лили.
— Их фамилия — Эванс?!
— Да, но откуда?..
— Небеса всемогущие, почему?! Почему ты мне никогда не говорила, что ты родственница Лили Поттер?!
Эйнар побледнел: разговор принял совершенно неожиданный оборот, и фамилия Поттер тут же вышибла профессора Снейпа из его головы. Он переводил изумлённый взгляд с матери на отца и обратно. Мистер Эвергрин мгновенно оказался на коленях на полу возле жены и, схватив её за руки, заглянул ей в лицо. Она хлопала глазами и не понимала, что происходит. Клубок шерсти весело упрыгал под кресло.
— Н-но ты же не спрашивал, Йен… — тихо вымолвила она. — А что, собственно, в этом такого удивительного?
Пока он (вкратце) рассказывал супруге «что, собственно, такого удивительного» в семье колдунов Поттеров, Эйнар пытался уложить в голове известие, что знаменитый Гарри Поттер — его родственник. Хоть и дальний — троюродный племянник, — но всё-таки родня.
— …А Гарри знает? — выдавил он из себя. Родители с каким-то непонятным выражением на лицах переглянулись и посмотрели на него.
— Думаю, нет, — промолвила Холли, — вряд ли Петуния…
— …Я хочу ему рассказать. Давайте поедем к ним.
Такая простая фраза оказала очень странное действие на его родителей. Миссис Эвергрин побледнела и с какой-то беспомощностью воззрилась на супруга. Тот нахмурился, прятал взгляд и стискивал зубы.
— Да что с вами?! — вскрикнул Эйнар.
— Я не могу сейчас. Я очень занят, — отец встал и вернулся к столу, к своей работе. Получилось весьма неубедительно. «Да что тут за тайны камелотского двора?!» — подумал юноша.
— Эйн, так не делается, — вымолвила всё ещё бледная мать, — мы не можем сваливаться им, как снег на голову. Я… Я завтра схожу на почту и позвоню Петунии, спрошу, когда можно будет приехать. У них могут быть свои планы…
Вот это было резонно.
…Прошло несколько дней, но Холли находила разные предлоги, чтобы отложить звонок племяннице. Эйнар устал ждать и наконец не выдержал и повёл её на почту сам. Договорившись с Петунией, утром в воскресенье миссис Эвергрин повезла сына в Литтл-Уингинг к Дурсли. Всю дорогу она твердила ему, чтобы он ни в коем случае не позволил понять родственникам, что он волшебник. Эйнар никак не мог взять в толк, почему, ведь в доме Дурсли уже был колдун, но, видя как взволнована мать, пообещал вести себя как чистокровнейший магл. Даже свою волшебную палочку он, скрепя сердце, оставил в машине в бардачке.
Аккуратный белый двухэтажный дом № 4 на Тисовой улице ничем не отличался от точно таких же добропорядочных домов по соседству. Подстриженная зелёная изгородь, ухоженный газон, клумбы роз, скамейка. Сверкающая отполированная машина. Плотно задёрнутые белоснежные занавески на окнах. Холли, выйдя из машины, ещё раз многозначительно взглянула на Эйнара, тот с выражением на лице «да понял я, по-нял» поправил на плече сумку с вещами и пошёл следом за ней ко входной двери.
— Тётя Холли! — оживлённо прощебетала миссис Дурсли. — Как же я рада вас видеть!
Женщины обнялись и расцеловались. Обе сияли улыбками, но взгляды, которыми они обменялись при этом, очень быстрые, едва заметные, показались Эйнару какими-то настороженными. Если бы речь шла не о его маме, он бы подумал, что обе женщины угрожают друг другу. Тем не менее, он спокойно, с достоинством улыбался, ожидая, когда будет представлен своей родне.
— Мой сын, Эйнар Йенссон, — сказала с гордостью миссис Эвергрин. Юноша вежливо кивнул представленному в ответ подростку, Дадли, и повторил своё имя, протягивая руку мистеру Вернону Дурсли. Судя по их виду, покушать в этом доме любили. Даже слишком. Он ждал, что из-за широких спин вот-вот вынырнет юркий худенький Гарри, но того почему-то не было. Эйнар уже открыл было рот, чтобы спросить об этом, но поймал взгляд мамы. Она качнула головой, и сын скрипнул зубами, но повиновался и смолчал.
Ужин, приготовленный Петунией, действительно был очень вкусным. И обильным. Правда, накрыт стол был не в гостиной, а прямо на кухне. Мистер Дурсли снисходительно поглядывал на оживлённо (но тихо) переговаривающихся женщин и только и делал, что подкладывал кусочки себе в тарелку. Печатью интеллекта лица обоих Дурсли отмечены не были. Дадли то и дело косился на Эйнара, явно недоумевая, как ему себя с ним вести. Эйнар тоже никак не мог понять, кто же они такие, его новые родственники. На первый взгляд, вполне милые, хотя и туповатые, люди. Ну, толстые, так, судя по этому ужину, любого бы разнесло от стряпни хозяйки дома, зато ей самой, как и Гарри, еда впрок явно не шла. Баланс, однако… Гарри отзывался о них весьма нелестно, но, может быть, «ужасно» они обращаются только с ним, потому что он волшебник? Может, именно поэтому мама и настаивала, чтобы он вёл себя по-магловски? …И где, в конце концов, Поттер?!
Не успел он додумать этот вопрос, как Холли сказала довольно громко:
— Петуния, дорогая, а как поживает твоя сестра Лили?
Невинный вопрос дальней родственницы, которая ни с того ни с сего вдруг напросилась в гости, и которая явно не знает о событиях последних лет пятнадцати, а то и больше… Петуния побледнела и растерянно посмотрела на супруга. Вернон громко сглотнул, побагровел и принялся отчаянно промокать роскошные усы салфеткой. Словно затыкал самому себе рот. Дадли даже с каким-то интересом посмотрел на обоих родителей. Эйнару показалось, что тот вообще впервые услышал имя сестры своей матери. Но вопрос был задан, и вежливые хозяева должны были отвечать гостье.
— Э-э-э… Тётя Холли… — промямлила Петуния. — Сестра уже давно умерла. Погибла вместе с мужем… в автокатастрофе.
— Ой, простите… Как неловко вышло, — миссис Эвергрин смутилась, но лишь её сын понял, что она играет, ведь папа только на днях ей рассказал, как погибли Поттеры. Видимо, иного способа вывести Дурсли на разговор о Гарри просто не было. Эйнар не мог не восхититься уловкой Холли, он даже не подозревал, что мама умеет лгать. Да, не так уж просты Эвергрины… Но тут он почему-то почувствовал беспокойство. Бросив взгляд на хозяйку дома («Хм, она мне троюродная сестра, так получается?»), юноша изобразил чуть смущённую улыбку. В ответ Петуния вздрогнула, выщипанные брови взлетели, зелёно-карие глаза вдруг потемнели, а на лице появилось какое-то непонятное выражение. «Ох, да мне не зря показалось, что она чем-то угрожала маме! Тут точно какие-то тайны, и не только у Петунии…» — пронеслось у него в мыслях.
— А их сын? Где он? Бедный мальчик, конечно, живёт у вас? — продолжала допрос тем же «растерянным» тоном миссис Эвергрин, и Эйнар быстро обвёл взглядом остальных, прежде чем вновь посмотрел на Петунию. Силач и задира Дадли явно испугался, побледнел и одной ладонью закрыл себе рот, а вторую почему-то спрятал за спину. Вернон, наоборот, ещё сильнее покраснел и нахмурился, сердито шевеля усами. Выражение лица хозяйки дома было бы, наверное, более уместным на эшафоте. Такие реакции были бы смешны, особенно от безобидного по форме вопроса, но… Эйнар окончательно убедился, что Гарри Поттер в этом доме ничьим любимцем действительно не был. Но, ради всей магии, почему?!
— Д-да, — выдохнула Петуния, словно признаваясь в смертном грехе, — только сейчас он уехал с … друзьями на … чемпионат мира по … Ой, я точно не помню, по чему… — скомкала она признание. И ей явно стало легче, что она сумела проскочить «подводные камни».
— Ах, как жаль! А мы хотели бы познакомиться и с сыночком Лили тоже, да, Эйнар?
Юноша кивнул. Он расстроился, что не удастся сообщить Гарри, что они оказались роднёй, но подумал, что скажет об этом в Хогвартсе, и дружелюбно улыбнулся всем Дурсли.
…Миссис Эвергрин разместили в гостевой спальне, а её сыну пришлось занять комнату Гарри. Миссис Дурсли очень сокрушалась из-за этого, но Эйнар с улыбкой убедил её, что всё нормально, что он даже рад. Парень внимательно осмотрел комнату, которая казалась нежилой, походила на склад потерянных вещей и вовсе не напоминала обиталище юного колдуна. Похоже, Гарри, отправляясь на чемпионат, забрал отсюда всё до последнего клочка пергамента. Кстати, что за чемпионат? И тут Эйнар вспомнил: финал чемпионата мира по квиддичу! Он вообще-то хотел попасть и на этот матч тоже, но отец после билетов на оба полуфинала просто не мог позволить себе ещё и финал.
Юноша улёгся в кровать Гарри, опять и опять обдумывая все свалившиеся на него новости. Незаметно для себя Эйнар задремал, но вдруг какие-то странные звуки заставили его вскочить и насторожиться. Стены заснувшего дома Дурсли не только сотрясал дуэт храпящих Дадли и Вернона, к этому грохоту примешивалось ещё что-то. Эвергрин на цыпочках подошёл к двери, чуть помедлил — и резко открыл. Петуния едва успела отпрянуть. Она привалилась, словно обессилев, к стене, её лицо было залито слезами, а с губ срывались душераздирающие всхлипы. Эйнар замер в растерянности.
— П-петуния… Что с вами? Почему вы плачете тут, под дверью, посреди ночи? Что случилось?
— Эйнар… — простонала она. — Я должна тебе кое-что сказать. Но не могла найти силы.
— Да что случилось-то? Я понял, у вас с мамой какие-то тайны… Вы уверены, что я должен знать их?
Миссис Дурсли со страхом и отчаяньем взглянула на парня — и опять разрыдалась. «Да что ж такое с ней?» — раздосадованно подумал он, шагнул назад в комнату и вопросительно посмотрел на плачущую женщину. Она вздохнула со всхлипом и вошла. Эйнар уселся на кровать, Петуния села на стул возле стола.
— Я не могу не сказать тебе правду. И сказать не могу.
— Ну, вы уж решите, пожалуйста, говорить или нет…
Такие слова могли быть приняты за грубость, но, видимо, такого толчка Петунии и не хватало. Слёзы всё так же текли безостановочно по её впалым щекам, но говорила она очень спокойно, даже отрешённо, и тихий её голос не позволял усомниться в том, что всё это правда. От первого слова до последнего.
— Сначала спрошу. Эйнар, ты волшебник?
Прямой вопрос требовал прямого ответа. Парень кивнул.
— Ты поэтому заставил Холли приехать сюда? Из-за Гарри? Ты считаешь его своим родственником?
— Да. Он мне троюродный племянник. А вы — моя троюродная сестра.
— Это не так.
…Петуния говорила долго. Эйнар слушал и молчал. Когда чувствовал, что от её слов ему отчаянно не хватает воздуха, он хватался за ворот пижамной куртки и судорожно сглатывал. Больше всего он хотел вскочить, заорать, начать крушить всё вокруг… Но он, тупо уставившись в пол, просто сидел и не издавал ни звука. Юноша чувствовал, как кипит магия внутри него, и боялся только одного, что не справится с выбросом. Но он как-то справился. Наконец, Петуния сказала «Прости», неловко коснулась ладонью его спутанных кудрей и, тихо ступая, вышла из комнаты. Эйнар так и просидел без движения, пока не забрезжил рассвет. То, что кипело и плавилось в его душе, казалось, застыло в некой форме. И ему ещё предстояло осознать, что же это за форма. И не только ему. Когда парень понял, что в состоянии вновь двигаться, он прошёл в ванную комнату и долго стоял под душем. Потом вернулся в комнату, переоделся и сложил вещи. Решительно прошёл к гостевой спальне и постучал. На пороге возникла Холли, зевая и улыбаясь:
— Ты чего вскочил в такую рань, милый?
— Собирайся. Поехали отсюда, — выдохнул он, нахмурившись.
— Что, вот прямо так, никому не сказав?
— Я… Петуния поговорила со мной сегодня ночью. Она наверняка догадается, почему нас нет. Я теперь всё знаю. Поехали.
— Ты… знаешь? — её глаза расширились в страхе.
— Знаю. Собирайся. Я ни минуты лишней в этом доме не останусь. Жду в машине.
Эйнар пошёл ко входной двери и не оглянулся. Не прошло и получаса, как их машина покинула Литтл-Уингинг.
— …И что же ты теперь знаешь, Эйнар? — осторожно спросила миссис Эвергрин.
— Что я не родной вам сын, — как-то очень буднично ответил юноша. Машина вильнула.
— И что теперь? — женщина даже не прятала страх в голосе. То, чего они с Йеном так боялись, всё-таки произошло…
— Ничего, — пожал плечами Эйнар. — То, что я приёмный, не мешало же вам любить меня. Почему это должно сейчас мешать мне любить вас? Ты по-прежнему моя мама. Папа — всё так же мой папа. А я — ваш сын.
====== Совсем другой Эвергрин ======
В Коукворт они заехали всего лишь забрать Йена и вещи и тут же отправились в Лондон, домой. Оставшись наедине с отцом, Эйнар сухо сообщил, что тайна его появления в семье Эвергринов для него больше не тайна. Йен не мог не испытать облегчения и ещё раз подивился, насколько же повзрослел его мальчик. Он с гордостью и благодарностью обнял его и почувствовал, как ровно бьётся сердце Эйнара. Успокоился ли Сигюрдссон? Конечно, да. Но отцовская любовь всё-таки колола его собственное сердце тревогой: не слишком ли много свалилось на подростка, не слишком ли внезапно пришлось тому повзрослеть… Йен и сам не мог бы объяснить, почему, но ему казалось, что сын… Да! Сын! Родной! Несмотря ни на что — родной!.. Так вот, ему казалось, что сын не так уж спокойно воспринял правду, как пытался показать ему и Холли. А может, он всё-таки зря тревожится?
В преддверии шестого, предпоследнего, года в Хогвартсе, Эвергрин-младший стал более серьёзно задумываться о том, чтó бы ему хотелось делать после учёбы. Несколько раз отец брал его с собой в Министерство, провёл краткие экскурсии по Департаментам, в первую очередь, конечно, по своему. Там Йен познакомил сына с Уилки Бикроссом, ещё довольно молодым волшебником, который, тем не менее, уже был старшим инструктором в Аппарационном испытательном Центре и проводил в Хогвартсе специальные подготовительные занятия по аппарированию (для шестикурсников, кстати). Молодые колдуны быстро нашли общий язык и долго болтали.
Перед самым началом учебного года Эйнар решился пойти к магловскому парикмахеру и попросил, насколько возможно, избавить его от «детских» кудряшек. Мастер внял просьбе юноши, и теперь Эйнар надеялся, что с новой короткой стрижкой старым прозвищем его будут называть разве что Фред и Джордж Уизли, в насмешку. Не то, чтобы прозвище ему надоело, просто он по многим причинам считал, что прежнего «Кудряшки Сью» уже нет. По возвращению из парикмахерской Эйнар долго и придирчиво разглядывал себя в зеркале, чего ранее никогда не делал. Удивлённая Холли, пряча улыбку, остановилась позади него.
— Мама, что скажешь? — наконец задумчиво вымолвил юноша, ухватил одну из только что уложенных наверх и назад кудрявых прядок, оттянул её до носа и отпустил. — Я теперь красивый?
Миссис Эвергрин счастливо улыбнулась:
— Почему «теперь»? Ты и был красивый.
— Ну, да, — усмехнулся Эйнар, — какая мать скажет сыну, что он некрасивый…
Холли подошла к нему, обняла и положила подбородок ему на плечо. В зеркало теперь смотрели две пары орехово-карих глаз. Парень ещё раз отметил, что кроме цвета глаз, сходства с матерью было не много. Он поморщился от этой мысли, и Холли тут же это поняла и отстранилась.
— Красота в глазах любящего — это, конечно, верно. Но ты и на самом деле вполне симпатичный юноша. И эта стрижка тебе идёт, она тебя совсем переменила…
…Так что, в «Хогвартс-экспресс» 1 сентября действительно садился совсем другой Эйнар Эвергрин. Но если перемены в его душе были пока едва ясны ему самому, изменения в его внешности, похоже, заметили все, кто хоть мало-мальски был с ним знаком.
Оказавшись на платформе Девять и Три четверти, парень присел возле своего сундука, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и пока он так сидел, мимо него шли ученики Хогвартса, и однокурсники, и те, кто был курсом-двумя младше.
— Привет, Эйнар! Вау, Эвергрин сменил причёску! — эти и подобные приветственные слова летели со всех сторон, причём, если кто и посмеивался, то… уж никак не девчонки…
Эйнар встал, он чувствовал, что неудержимо краснеет от смущения.
— …Это что у тебя на голове, Эвергрин? Червяки на тусовке?
Ну, а так мог сказать только один его знакомый. Нахальный слизеринец Драко Малфой. Действительно, это был он, как всегда в сопровождении своих подпевал Крэбба, Гойла и Паркинсон. Эвергрин нахмурился:
— Если ничего в моде не понимаешь, Малфой, так лучше помалкивай и не позорься. И побольше уважения к старосте, а то ещё год не начался, а Слизерин уже баллы потеряет благодаря тебе.
— Вот именно, что год ещё не начался, — ухмыльнулся Драко, — мы даже ещё не в поезде, так что ты пока не имеешь право снимать баллы.
— …Йенссон, у тебя проблемы? — раздался за его плечом знакомый голос. Из-под арки на платформу высыпали Уизли: Фред, Джордж, Рон и Джинни, а также Гарри Поттер и Гермиона Грэнджер.
— Да не то, чтобы проблемы… — скривился Эйнар. — Просто какие-то слизеринцы гриффиндорского старосту не уважают.
— Ну-ка, староста, отвернись на минутку, — продолжил Фред и покосился на сестру: — Джин, ты, кажется, давно не практиковала свой Летучемышиный сглаз. Спорим, ты его забыла?
— Это я-то забыла?! — рыжая девчонка тряхнула кудрями, прищурилась и, поддёрнув рукава вязаной кофты, полезла в карман за палочкой. Малфой чуть попятился, его свита встревоженно переглянулась. Джинни окинула взглядом Эйнара: — Староста, а ты точно отвернёшься?
Тот широко улыбнулся:
— Да мне только что любезно напомнили, что я пока не могу никого штрафовать, а потому — полный вперёд, мисс Уизли!
Если бы Эвергрин не знал, что аппарированию начинают учить только на шестом курсе, он подумал бы, что слизеринские четверокурсники дезаппарировали, так быстро они исчезли в толпе. Гриффиндорцы дружно рассмеялись. Эйнар хлопнул по ладоням близнецов, помахал с улыбкой остальным и пошёл вдоль состава в первый вагон, где были купе для старост. И опять он замечал, что почти все девочки, как только он приближается, начинают шушукаться и хихикать… «Интересно, а раньше они обращали на меня внимание?» — невольно подумал юноша.
На пиру в честь начала учебного года Эйнар специально постарался сесть подальше от всех своих приятелей: увидев на вокзале Поттера, он вдруг понял, что ему теперь как-то очень неловко находиться рядом с Гарри. Но полностью избавиться от «мелких» ему не удалось, с ним рядом уселся Лонгботтом, стесняясь, как всегда, а напротив плюхнулась Джинни Уизли, надувшись, что ей не хватило места рядом с братьями. Она принялась трещать о финале квиддичного чемпионата, но внимательно (и восторженно) её слушал только Невилл, Эйнар же ушёл в себя. А затем, после традиционного распределения новичков и после ужина, встал с опять-таки традиционной речью ректор Дамблдор. Но не успел он продекламировать и половины, как в громовых раскатах, завывании ветра и блистании молний (снаружи Замка бушевала самая настоящая буря) в Большой Зал театрально ступил новый (точнее, очередной) учитель Защиты от Тёмных сил. Бывший мракоборец Аластор Хмури впечатлил своим появлением не только будущих учеников, но и некоторых преподавателей. Нимало не смущаясь под пристальными взглядами почти всех присутствующих, он поздоровался с ректором, уселся за учительский стол и принялся за еду. Дамблдор же продолжил свою речь и просто поразил всех учеников новостью о том, что после многолетнего перерыва возобновляется легендарный Турнир Трёх Волшебников, и проходить в этом году он будет не где-нибудь, а в Хогвартсе. Посреди воцарившейся тишины Фред Уизли невольно вскрикнул «Да ладно?! Шутите?!» и этим разрядил напряжение.
Несмотря на неоднократно повторённое предупреждение об ограничении возраста участников Турнира, не меньше 17 лет, Эйнар был уверен, что близнецы Уизли обязательно попытаются это обойти. И точно: мельком глянув на приятелей, он заметил, как они с решимостью на одинаково нахмуренных физиономиях принялись шептаться с Роном и, конечно, с Гарри.
— …Эйнар, а ты хотел бы поучаствовать в этом турнире, если бы смог? — спросил Невилл.
— Конечно, хотел бы. Это хорошая проверка, на что ты способен.
— Эх, я бы обязательно подал заявку на участие…
— Да? — Эйнар с удивлением взглянул на него. — Думаешь, тебя бы выбрали Чемпионом школы?
— Конечно же, нет! — хихикнул Лонгботтом. — Именно потому, что меня ТОЧНО не выбрали бы! Но я мог бы сказать бабушке, что я это сделал. Она стала бы уважать меня немножко больше, — он вздохнул. — Ведь она считает меня совсем никчёмным волшебником… Так же, как все вокруг.
Эвергрин усмехнулся и хлопнул его по плечу:
— Ты бы поменьше думал о мнении других. При всём уважении к твоей бабушке, жить-то тебе. Думай своей головой и поступай так, как лучше для тебя.
— А если я сделаю что-то, что другим не понравится?
— А это их проблемы. Ты не золотой галлеон, чтобы всем нравиться. Чтó бы ты ни сделал, кто-нибудь всё равно останется недовольным. А если вдруг всем понравится — то недоволен будешь ты сам. Так что, толика разумного себялюбия — именно то, что тебе нужно, Лонгботтом.
Невилл недоверчиво покосился на него, а Джинни, сидевшая напротив, хихикала и энергично кивала:
— Точно-точно, Невилл! Я выросла с шестью братьями! Если бы я старалась угодить каждому из них — давно бы с ума спрыгнула.
…В этом году Эвергрин гораздо больше радовался, что он староста. Несмотря на то, что он внезапно обнаружил, что многие девочки обращают на него внимание, больше всего он стремился оставаться в одиночестве. В учебники он и раньше «закапывался» не хуже Гермионы, а поскольку он был уже на предпоследнем курсе, никого из гриффиндорцев не удивляло, что Эйнара либо можно было видеть в гостиной между башнями книг, склонившимся с пером над свитками, либо… его вообще там не было. Обязанности — да и привилегии — старост весьма способствовали стремлению парня быть одному. Он никогда не отказывался от вечерних и ночных дежурств и всегда соглашался подменить кого-нибудь, а ванная комната старост вообще стала его любимым местом пребывания. Фред Уизли громогласно «беспокоился», что либо его друг от постоянного купания вылиняет в такое же белёсое существо, как глиста, ну, или Малфой («Что, в принципе, одно и то же», — ухмылялся Фред), либо у него жабры вот-вот вырастут, а Джордж «подозревал», правда, чуть потише, что Эйнар втюрился в русалку, и это именно она «сделала его красавчиком», а теперь Эвергрин тренируется жить под водой как его «пассия». Что, конечно, не исключало отращивание жабр, соглашался он с братом. Эйнар только усмехался, отмахивался отэтих подначиваний и сбегáл в очередной раз на дежурство или в ванную.
В канун Хеллоуина в Хогвартс прибыли делегации двух других магических школ-участниц Турнира Трёх Волшебников, Дурмштранга и Жез’лешарма. И появление этих делегаций, и сами кандидаты в Чемпионы, юноши и девушки семнадцати лет, возглавляемые директорами школ, произвели большое впечатление на учеников Хогвартса, ведь мало кто из них видел прежде иностранных колдунов. Но ещё бóльшее изумление принесло известие о способе отбора Чемпионов. Кубок Огня, древний артефакт, как и утверждал Дамблдор, действительно был беспристрастным судьёй, который выберет участников для Турнира. Кубок установили в холле, очертили золотистой линией, через которую не могли перейти те, кто не достиг нужного возраста. Кандидаты в Чемпионы должны были бросить в него записки со своими именами. Эйнар, как и многие другие, с интересом обошёл вокруг Кубка, разглядывая его, убедился, что не пересекая линию добросить заявку в огонь не получится, и с не меньшим интересом посмотрел на слегка озадаченных близнецов Уизли. Фред и Джордж переглядывались и одинаково чесали затылки, а Джордан хихикал за их спинами. Но Уизли не были бы Уизли, если бы их не осенило, чтó можно сделать, и они целеустремлённо поскакали наверх по Главной лестнице. Эйнар чуть помедлил, но понёсся вслед за ними, уж очень ему стало любопытно… Снадобье Старения они готовили, конечно же, все вместе в спальне и выпили его тоже вместе. Написали на клочках пергамента имена и тотчас же помчались к Кубку.
В холле все с интересом уставились на них. Потом один из близнецов отважно шагнул через линию. За ним прыгнул и второй. С другой стороны туда же проскочил и Эвергрин. А дальше что-то пошло не так, как планировалось. Не успели Фред и Джордж протянуть листки к Кубку, как он исторгнул из себя вместе с золотистыми искрами облако густого жёлтого дыма, которое мгновенно накрыло куполом пространство, ограниченное линией. Близнецов, словно здоровенным пинком, вышвырнуло из этого купола. Все зрители расхохотались. Смеялись и сами близнецы, встав на ноги и потирая ушибленные места: их довольно крепко приложило к каменному полу. Но тут дым рассеялся, а Кубок ещё раз насмешливо (иначе и не сказать) фыркнул облачком дыма — и все, без исключения, присутствующие захохотали ещё громче: лица Фреда и Джорджа «украсили» пышные седые бороды. Сами Уизли тоже хихикали и тыкали в них пальцами.
А вот Эйнар не смеялся. Ведь он смог подойти к Кубку Огня и бросить заявку. Более того, он бросил также и имя Невилла Лонгботтома. И ничего особенного не произошло… Его не вышвыривало за линию, и бороды у него не было. Озадаченный, он последовал за своими приятелями в больничное крыло. Близнецы, увлечённые шуткой Кубка, совсем не обращали внимание на растерянную физиономию своего друга. Мадам Помфри, целительница, со смехом дала близнецам какое-то зелье — и через пять минут все четверо вернулись в гриффиндорскую гостиную точно такие же, как вышли.
И наконец настало мгновение, когда Кубок Огня должен был вынести решение. Большой Зал был снова битком набит, ученики трёх волшебных школ, преподаватели Хогвартса, приглашённые министерские чины… все, затаив дыхание, ждали, кто будет провозглашён Чемпионами. Ректор Дамблдор, на правах главы Школы-хозяина Турнира, зачитывал имена.
«Виктор Крум, Дурмштранг!
…Флёр Делакур, Жез’лешарм!
…Эйнар Эвергрин, Хогвартс!»
Невероятно, но вместо того, чтобы аплодировать, прыгать в восторге и орать вместе со всеми гриффиндорцами, Фред и Джордж замерли и онемели, когда прозвучало последнее имя. Одинаково распахнув в изумлении глаза, они не сводили взгляд со своего друга. Вопрос «НО КАК?!» был просто-таки написан на их лицах. Эвергрин покраснел от смущения: он хотел всего лишь бросить имя Невилла за компанию с близнецами, чтобы бедолагу всё-таки стали немножко уважать, и только в самый последний момент написал и себя. Поэтому он вовсе не ожидал, что из всех хогвартских кандидатов именно его Кубок выберет участником Турнира. Тем не менее, мимо стола преподавателей парень шагал довольно твёрдо. Все учителя выглядели удивлёнными, но Хмури просто сверлил юношу подозрительным взглядом как живого глаза, так и волшебного. По спине Эйнара побежали мурашки, так что он даже с каким-то облегчением закрыл за собой дверь в комнату Чемпионов. Там, разделённые светом камина, словно огненной границей, стояли Виктор Крум, плечом к плечу с директором Каркаровым, и Флёр Делакур, которую обнимала огромными ручищами, как будто охраняя от всего на свете, величественная директриса Максим. Эвергрин всё ещё в смущении остановился посередине и исподлобья, настороженно разглядывал своих будущих соперников. Они тоже искоса поглядывали на него.
А потом Эйнар вдруг услышал… точнее, перестал что-либо слышать: за дверью, снаружи, воцарилась полная тишина. И в комнату Чемпионов вошёл… совершенно бледный, растерянный Гарри Поттер. Все воззрились на него. Следом явились Дамблдор, МакГонаголл, Бэгмен, Крауч, Хмури, Снейп… И началась такая неразбериха, из которой Эвергрин понял лишь одно: участников Турнира будет не трое, а четверо. Поттер — тоже Чемпион. Этого только не хватало…
…Шестикурсника Эйнара Йенссона Эвергрина уважали в Хогвартсе. Хотя он особенно не стремился к этому, просто был собой. Хорошо и усердно учился, никогда не отказывался помочь другим, и не только ребятам со своего факультета. Уважал себя, и общение со своей персоной никому не навязывал. Уважал других и был верным другом, или, хотя бы, надёжным приятелем. Словом, почти все ученики Хогвартса были довольны выбором Кубка Огня, и Эйнар не мог не испытывать благодарности за эту поддержку. Но, как оказалось, были и недовольные. Драко Малфой, например, постоянно возмущался, что оба хогвартских чемпиона оказались гриффиндорцами. Эйнар спокойно вынес подобное отношение, Малфоя он никогда особо не любил, но куда больше парня задело, что на него обиделись его друзья, Фред и Джордж Уизли.
Кстати сказать, лучший друг Гарри Рон Уизли обиделся на Поттера по точно такой же причине.
— КАК ты сумел обмануть Кубок, Йенссон?!
Рыжие близнецы с возмущением загнали Эйнара в ближайший угол коридора почти сразу же после Хеллоуина.
— Твой день рождения 13 апреля, ты даже младше нас! ПОЧЕМУ нам — пинок под зад и седые бороды, а тебе — участие в Турнире?! Ты пил зелье вместе с нами, мы видели! Тогда ПОЧЕМУ?!
— Да я не знаю!!! — орал, отбиваясь, Эвергрин, он и сам себе задавал эти вопросы, но ответов точно так же не находил.
— А КТО знает?! — рявкнул Фред, а Джордж, всегда более спокойный, добавил: — В общем, так. Пока ты не объяснишь, каким это образом ты стал Чемпионом, — ты нам не друг. Пошли, Фред.
Поттеру было ещё хуже, не только потому, что он был намного младше, но и потому, что он вообще отрицал, что подходил к Кубку. Его считали мошенником как гости из иностранных школ, так и почти все ученики Хогвартса. Но несмотря ни на что, участники Турнира были связаны Контрактом, который никто и никоим образом разорвать не мог. Все четверо обречены были идти до конца. Фред и Джордж теперь полностью игнорировали Эйнара, но, если честно, так вели себя только они. Их брат Рональд же, наоборот, демонстративно избегал Гарри, но на пару с Невиллом, который просто-таки источал благодарность, что Эйнар бросил в Кубок и его имя, «прирос» к старшему чемпиону.
Комментарий к Совсем другой Эвергрин ... Ну, кажется, вымучила ещё главу. Даются они мне всё труднее. Я уже отмечала, что иногда мои герои ведут себя совсем не так, как я планирую, и вот пожалуйста! ) Я хотела, чтобы Эйнар спокойно занимался своими делами, а он решил в ТТВ участвовать...
Все предупреждения, таким образом, откладываются ещё немножко. Извините.
====== Начало Турнира и Святочный Бал ======
Всё, что было известно участникам о первом туре — это его дата и то, что на нём решающую роль будет играть смекалка. Эйнар почему-то совсем не беспокоился о Турнире. Может быть, времени впереди было ещё много, а может быть, он всё ещё не осознал, во что вляпался. Гораздо больше его волновало, во-первых, что близнецы всё ещё на него дулись, и, во-вторых, что теперь ему почти не удавалось побыть одному. Но не только Рон Уизли и Невилл Лонгботтом норовили оказаться рядом с ним на переменах. Эйнар и шага не мог пройти по коридорам, чтобы хоть одна из встреченных девчонок, неважно, с какого курса и факультета, не попросила бы у него автограф. Только на дежурстве ему удавалось насладиться желанным одиночеством, но, как назло, декан МакГонаголл «в приступе заботы» о своих чемпионах перекроила весь график и резко сократила число его дежурств. Хватившись, Эйнар вспомнил, что не взял с собой мракоборческий плащ-невидимку, подарок отца. Хорошо хотя бы, что старостам было заранее известно, когда состоятся посещения деревни Хогсмид, поэтому Эйнар написал родителям и попросил, чтобы отец встретился с ним и привёз плащ.
Эвергрин старался поменьше думать о четвёртом Чемпионе, хотя это было трудно: Поттер так и лез ему на глаза, с явным намереньем поговорить. Это было понятно: с Гарри теперь почти никто не общался, кроме Гермионы, а за прошлые года мальчишка привык, что на просьбу помочь Эйнар всегда отзывался. Всегда. Тем более ему нужна была сейчас помощь и поддержка от того, кто оказался с ним в одной лодке. А тут ещё в «Ежедневном Пророке» появилась статья, за подписью Риты Скитер, о Турнире и его участниках. Девять из каждых десяти строк этой статьи были, конечно же, о знаменитом Гарри Поттере. Остальные же Чемпионы были упомянуты вскользь, а фамилии Делакур и Эвергрина к тому же были перевраны до неузнаваемости. И разумеется, о том, что Крум был героем недавно закончившегося Чемпионата мира по квиддичу, в статье не было ни буквы.
Когда субботним утром накануне первого тура весело гомонящая толпа учеников направилась к Хогсмиду, Эйнар разве только не бежал впереди всех, так он хотел поскорее увидеть отца. Войдя в бар «Три Метлы», парень сразу заметил Йена: статный светловолосый колдун перешучивался у стойки с кокетничающей хозяйкой, мадам Росмертой.
— Папа? — окликнул его Эйнар. Тот мгновенно обернулся, не переставая улыбаться:
— Эйн! Сынок! — Эвергрины обнялись. — Росмерта, это мой сын, Эйнар. Ты наверняка его уже видела здесь. Он учится на шестом курсе, и ещё он староста, — с гордостью сказал Сигюрдссон.
Приятная пухленькая женщина ласково улыбнулась парню.
— Принеси, будь добра, нам сливочного пива за тот столик, — отец и сын отошли от стойки.
— Папа, я должен тебе кое-что сказать…
Светло-голубые глаза Йена лучились радостью.
— …Я привёз тебе то, что ты просил, — он подал Эйнару пухлый свёрток из плотной бумаги. — Мама передала привет и велела тебя обнять. Ну, говори скорей, Турнир Трёх Волшебников ведь уже начался?
— Да. Собственно, поэтому я и хотел…
— В «Пророке» написали, что чемпионов четверо, и четвёртый — Гарри Поттер, неужели это правда?
Эйнар кивнул.
— А Крум из Дурмштранга — это тот самый ловец сборной Болгарии?
Снова кивок.
— А кто остальные двое? Такие странные фамилии…
— Мисс Делакур из французской школы и… Я, папа.
— Ты?! Мерлин великий! Эйнар, я… — отец сначала опешил, а потом словно засветился от счастья. И закричал на весь бар: — Росмерта! Всем по бутылке пива за мой счёт! Мой сын участвует в Турнире Трёх Волшебников!
Эвергрин-младший зарделся и опустил взгляд, посетители радостно загомонили, приветственно вскидывая выпивку. Эвергрин-старший сиял улыбкой:
— Мы с мамой так гордимся тобой, Эйнар!
— Да, папа… Но я хотел…
— …Да всё, что угодно!
— …Ты не мог бы мне кое-что объяснить? Мы с друзьями выпили Снадобье Старения и пошли бросать заявки. Их вытолкнуло, а меня — нет. Я не понимаю, почему. Может такое быть, что зелье на разных людей действует по-разному?
Радость на лице Йена мгновенно стала смущением.
— Ну, дело вообще-то не в зелье… Это я виноват, сынок…
Сын вопросительно уставился на него.
— Когда мы с Холли тебя взяли, мы не знали, что ты волшебник, мы думали, что ты магл. И поэтому я не записал тебя в магический реестр. Когда же в пять лет ты проявил колдовские способности, я сразу же зарегистрировал тебя, но задним числом… И, понимаешь ли… В общем, тебе вместо 76-го года рождения написали 78-й… А я не проверил. Вот так и получилось, что ты пошёл в Школу на два года позже. Поэтому тебе уже есть 17. Прости…
«Вот ведь, как всё просто… — изумился про себя Эйнар. — У какой-то гоблинши-регистраторши перо в лапке дрогнуло… А я-то уже вообразил, что тут опять тайные тайны и загадочные загадки…»
— Да ладно, — сказал он вслух, — просто я иногда сильно удивлялся, почему я словно старше своих однокурсников… А я и на самом деле старше… Тогда это многое объясняет.
Йену на мгновение показалось, что с последними словами открытый взгляд его сына стал каким-то жёстким, колючим… очень неприятным и чужим. Но впечатление моментально исчезло: Эйнар смотрел на отца как всегда, искренне улыбаясь лучистыми карими глазами…
Заметив, что в бар заходят Ли, Фред и Джордж, Эйнар тут же потянул отца на улицу. А в дверях парень едва не столкнулся с Гермионой, хотя казалось, что места достаточно, чтобы пройти мимо. Девочка как-то странно не него взглянула, но Эйнару было не до неё.
Эвергрины ещё немного погуляли по деревне, беспечно болтая обо всём на свете, совсем как раньше. Потом Эйнар проводил отца на станцию и вернулся в Замок. «До открытия Турнира остаётся всего несколько дней, пора уже и начать готовиться, — подумал Эвергрин и вздохнул. — Смекалка… Вот бы знать, к чему придётся её приложить…» Он взял несколько книг, забрался на свою кровать, задёрнул полог и принялся повторять заклинания, все подряд. На следующий день Эйнар поплёлся в библиотеку. Бродя между полками, он неожиданно столкнулся нос к носу с Поттером и вздрогнул. Гарри с видом заговорщика прижал палец к губам и кивнул ему на самый дальний угол. Они отошли.
— Эйнар… Я хотел тебе кое-что сказать, — и он понизил голос до еле слышного шёпота, Эвергрин невольно огляделся: никого. — В первом туре надо справиться с драконом!
— Что?! Откуда ты знаешь?!
— Неважно. Знаю.
— П-почему ты мне сказал, Гарри? Мы же соперники.
— Во-первых, ты всегда мне помогал. А во-вторых, остальные тоже знают. Я подумал, будет несправедливо, если не знать будешь только ты.
— Спасибо, Гарри, — Эйнар чуть поколебался, но потом всё-таки протянул Поттеру руку. Они обменялись рукопожатием. На мгновение Эйнару захотелось вот прямо сию минуту рассказать Гарри всё, что он узнал от Петунии… Наверное, это желание отразилось на его лице, потому что Поттер как-то странно взглянул на него.
— Эвергрин, ты в порядке?
Тот мотнул головой:
— Не совсем. Но я справлюсь. Я должен справиться.
— Я могу тебе чем-то помочь?
— Нет, Гарри. Я сам.
— Ну, ладно… Удачи на первом туре.
— Спасибо. И тебе.
…И вот четверо участников Турнира в большом шатре готовятся «выбрать» своего дракона: мистер Бэгмен, глава Департамента магических игр и спорта Министерства магии, как всегда улыбаясь во всё младенчески пухлое розовое лицо, протягивает им мешок, где копошатся уменьшенные (и безобидные) копии грозных рептилий. Право первого выбора предоставили даме. Флёр вытащила валлийского зелёного, гладкого, глянцевитого, с длинным гибким телом и узкими крыльями. Очень вертлявый, он долго не давал снять с шеи цифру 3. Грозно глянув из-под нахмуренных бровей на хогвартсцев, Виктор достал из мешка номер 1, яркого нарядного китайского огнешара, блистающего красной и золотой бахромой на лапах и на очень коротких крыльях. Гарри вынул номер 2 и закусил губу: венгерский хвосторог, самый крупный, угольно-чёрный, с длинным мощным хвостом, усыпанным острыми шипами. А Эйнару остался коренастый сизо-голубой шведский тупорыл с цифрой 4 на шее. Хоть этот короткохвостый дракон и был самым маленьким из всех, но широкая пасть крупной головы с длинными изогнутыми рогами была заполнена таким количеством зубов, что, казалось, их у него больше, чем у всех остальных вместе взятых. Никто на свете не мог бы сказать, что кому-то из чемпионов достался лёгкий противник. Задача осложнялась ещё и тем, что все настоящие драконы были самками, а нужно было забрать из кладки золотое яйцо…
Чемпион Дурмштранга решительно выдохнул и вразвалку вышел из шатра, крепко сжав наизготовку свою волшебную палочку. Оставшиеся юные волшебники даже не смотрели друг на друга. Одинаково сосредоточенные и бледные, они стояли, уставившись в пол. Мистер Бэгмен покусывал толстый палец и нет-нет, да и поглядывал на Гарри, словно боясь, что самый младший участник рухнет в обморок. Как себя чувствовал Поттер, Эйнар, конечно, не знал, но сам он изо всех сил боролся с тошнотой от страха.
Выступление каждого участника занимало минут 20-30, всё это время снаружи доносились испуганные вопли зрителей, треск пламени, свист крыльев и рычанье драконов, восторженные аплодисменты — все эти звуки беспорядочно чередовались, и оставшиеся в шатре по ним никак не могли догадаться, насколько успешно проходит испытание очередной участник. Эвергрину было хуже всех, ведь он шёл последним.
…Но вот настал и его черёд. Эйнар вышел, и тотчас же зажмурился, оказавшись на ярком свете. Зрители замерли. Парень воззрился на дракониху, восседавшую в чашевидном гнезде на возвышении, а она уставилась на крошечного человечка с малюсенькой палочкой в руке. Эвергрин очень медленно пошёл вперёд. Дракониха не вела себя агрессивно, угрозы в маленьком человечке она не чувствовала, она просто хотела спокойно сидеть в гнезде со своим будущим выводком, её уже и так беспрестанно дёргали последние несколько дней: ловили, усыпляли, связывали, тащили то туда, то сюда… Хорошо, хоть все яйца были целы. Тем не менее, человек приближался, и вот-вот он переступит незримую безопасную для потомства границу. Зубастое существо оскалилось, предупреждающе зашипело, испустив струйки дыма из пасти и ноздрей, и встало на лапы. Эйнар остановился. Золотое яйцо лежало точно в середине кладки, ярко выделяясь среди остальных, серебристо-синих. «Надо отвлечь её. Увести от гнезда, — думал волшебник, — я смогу добежать… Мерлин, да ведь банальные Манящие чары сработают! И бежать не надо. Но как заставить её отойти? ...Да!»
— Экспекто Патронум! — и возле парня оказался большой серебристый медведь, он так ярко сверкал на солнце, что при взгляде на него глаза слезились. Все зрители ахнули и тут же смолкли. Эйнар тихо сказал: — Отвлеки её, пусть сойдёт с гнезда.
Медведь и его хозяин пошли в разные стороны. Дракониха озадаченно водила головой, смотря на обоих. Серебристый зверь показался ей опаснее, ведь он был намного крупнее человека, так неприятно блестел, да и двигался быстрее. Она встряхнулась, расправляя крылья, и сделала выпад в сторону Заступника. Тот остановился, но потом опять пошёл на неё. Дракониха переступила гнездо мощными лапами, чтобы не раздавить яйца, присела, посильнее упираясь в землю хвостом и окатила медведя мощным кислотным душем из пасти. Живое существо не имело бы ни шанса избежать гибели, Заступник же просто исчез. Этого короткого момента Эйнару вполне хватило: «Акцио, Золотое Яйцо!!!» — и вот он уже со всех ног мчится к судьям с большим яйцом в руке. Дракониха плеснула кислотой и в него, но струя была гораздо слабее и не долетела до парня, ведь бóльшая часть уже была израсходована. Наперерез кинулись драконьи служители… Зрители громко аплодировали Эвергрину за простое и изящное решение поставленной задачи.
Заклятье Флёр было сложнее и мощнее, она в одиночку сумела усыпить свою дракониху, — обычно требовалось усилие четырёх колдунов, — но та во сне дохнула огнём и сожгла почти весь подол мантии девушки, превратив строгий наряд в очень оригинальное мини. Виктор ослепил свою противницу и так же легко взял яйцо, но дракониха в ярости передавила почти всю кладку. Гарри тоже использовал Манящие чары, но вызвал свою метлу и в полёте забрал яйцо. При этом дракониха хвостовыми шипами распорола ему руку. Первый тур, таким образом, явного фаворита не выявил: Делакур и Поттер за эффектность заняли первое место, а Эвергрин с Крумом — второе, уступив всего один балл.
До второго тура было ещё три месяца, но задачу участники должны были выяснить сами, с помощью Золотого яйца. Оно легко открывалось, но при этом начинало так оглушительно выть, что уши закладывало. Оба гриффиндорских чемпиона не сговариваясь убрали золотой трофей в сундук и постарались о нём забыть, что им с лёгкостью и удалось. Гарри и Рон помирились, Эйнар тоже объяснил всё братьям Уизли — всё пошло по-прежнему. Ну, или почти по-прежнему. Отношение учеников к Поттеру после эффектного противостояния с драконом переменилось в лучшую сторону, а за Крумом и Эвергрином девочки начали прямо-таки охотиться. Правда, не за ними лично, а за их автографами. Не было ни дня, чтобы Эйнар не благодарил мысленно своего отца за подаренный плащ-невидимку, только этот предмет — о котором никто в Хогвартсе не знал, даже его друзья Уизли, — позволял ему оставаться в одиночестве и бродить по Замку. Что он и делал. Почти каждую ночь. А потом объявили о предстоящем Святочном Бале — и тут едва ли не все юные колдуньи словно разом с ума сошли.
…Эйнар растерянно перебирал с десяток туго скрученных маленьких кусочков бумаги. Почти одинаковых. Разворачивал, читал, сворачивал. Он решительно не мог понять, что же ему делать со всеми этими приглашениями на свидания, тем более, что назначены они были на почти одно время, но в разных местах Замка — от совятни до Астрономической башни. Случайно взглянув на близнецов Уизли, он заметил, что они оба наблюдают за ним и еле сдерживают хохот. Эвергрин сразу понял, почему. Он усмехнулся, ещё раз перебрал записочки, выбрал две и пошёл к приятелям.
— Ну, хотя бы от этих двух свиданий я избавлен, — сказал он, помахивая бумажками, подписанными «Ф» и «Д». — Вынужден вам отказать, мадам Фредерика, мадам Джорджина!
— Между прочим, Джорджиана!
— Между прочим, мадмазель!
Уизли, кривляясь, пропели это тоненькими голосами — и все трое расхохотались.
Смех смехом, но все старшекурсники должны были найти партнёра для танцев. А тем более чемпионы, ведь они по традиции открывали Бал, как сообщила декан МакГонаголл, буквально загнав в угол своих чемпионов. Гарри эта новость ввергла в шок, у него был такой вид, что Эйнару показалось, будто Поттер лучше сразится с драконом-двумя. «Ну, вот ещё забота, — раздражённо подумал сам Эвергрин. Менее всего ему сейчас хотелось заниматься поисками пары для танцев. — Интересно, а Фред с Джорджем с кем пойдут? Друг с другом?» На этот его вопрос близнецы отреагировали моментально. Сначала поржали, а потом, ничтоже сумняшеся, прямо у него на глазах пригласили своих товарищей по квиддичной команде, Анджелину Джонсон и Алисию Спиннет. И довольные-предовольные уставились на него. Эйнар растерянно обвёл взглядом гостиную Гриффиндора, ему показалось, что все девочки, ехидно ухмыляясь, воззрились на него в ожидании. Парень покраснел и, выдавив «А я ещё подумаю», сбежал в спальню. Но как бы стремительно он ни мчался, раскаты хохота позади всё-таки услышал… Эйнар пообещал сам себе, что завтра пригласит на Бал первую встречную девочку, будь это хоть подружка Малфоя Пэнси Паркинсон.
…Проснувшись раньше всех, он спустился в общую комнату. Разумеется, маловероятно было встретить там девочку с другого факультета. А вот Гермиону Грэнджер — запросто. Она собиралась на занятия и перекладывала в сумке книги с очень сосредоточенным для раннего утра видом. Эвергрин решительно выдохнул и подошёл к ней.
— Привет, Гермиона. Не спится или вообще не ложилась?
Девочка взглянула на него и хмыкнула:
— А ктó спрашивает-то…
— Слушай… Тут такое дело… Ты не могла бы кое-что для меня сделать?
— Конечно, — и тут же поправилась: — Э-ээ… Смотря что. Если ты про Золотое яйцо — я не знаю, почему оно воет.
— Да нет… Я про другое. Ты могла бы пойти со мной на бал?
По изумлённому взгляду Гермионы было понятно, что она ожидала чего угодно, но не этого.
— А… А ты уверен, что хочешь пойти именно со мной?
— Ну-у… Да. Уверен.
— Эйнар… Извини… Я, конечно, твоё предложение ценю и всё такое… Но… Понимаешь… Я хотела бы, чтобы меня пригласил другой парень. А он всё никак не додумается до этого.
— Ну, и дурак.
— Ага. На самом деле, тебе ведь всё равно, с кем идти. Тогда пригласи Джинни. Она мне все уши прожужжала, как она хочет на этот бал… Конечно, она по уши влюблена в Гарри, но ему и в голову не придёт её позвать, потому что он сам влюблён в Чжо Чжан.
— …Это такая маленькая, черноволосая… ловец Когтеврана, кажется?
— Ага. Извини ещё раз. Я всё-таки подожду, вдруг дурак поумнеет… Ты только не обижайся.
— Да ладно… — Эйнар отвернулся и, закусив губу, пошёл назад, в спальню за своей сумкой.
…Чжо Чжан в окружении своих подружек болтала на перемене возле кабинета — о Святочном Бале, разумеется, других тем у молодых волшебниц в последние дни и не было. Она сначала не поняла, почему остальные вдруг смолкли, и резко обернулась, её гладкие блестящие волосы качнулись как раскрывшийся веер. Оказалось, что позади неё стоит гриффиндорский Чемпион Эвергрин.
— Привет, девочки, — сказал он и улыбнулся. Сначала напряжённо, а потом его лицо словно осветилось. Когтевранки даже позабыли хихикать. — Привет, Чжо. Можно тебя на минутку?
Её удлинённые глаза стали совсем круглыми…
…Начались долгожданные каникулы, но по домам разъехались только младшие курсы, большинство старшекурсников и не думало уезжать. И вовсе не из-за многочисленных домашних заданий. В гриффиндорской гостиной, так же, как по всему Замку, царило веселье. Задания на каникулы были прочно позабыты почти всеми, даже Грэнджер. Только Эйнар, как всегда, стремился отделаться поскорее от обязанностей. Потом он присоединялся к близнецам Уизли, которые ни минуты не сидели без дела. Они то пытались подсунуть зазевавшимся однокашникам испытательные образцы изобретённых сластей с шуточными побочными эффектами, то с самым серьёзным видом принимались писать какие-то послания, то уносились во двор играть в снежки. Когда Эвергрин уставал от развлечений, он принимался как и раньше бродить по Замку. В последние дни его очень интересовали подземелья.
Рождественским утром все обитатели Хогвартса радовались чудесно возникшим в изножье кроватей подаркам, у кого горка была побольше, у кого — поменьше. У Эйнара подарков оказалось значительно больше, чем всегда, и он всё пытался понять, кто же, кроме родителей, мог его ещё поздравить. Писчие перья белого луня от мамы, широкий тиснёный кожаный пояс, отделанный серебром, с чехлом-«ножнами» для волшебной палочки — это, конечно, папа постарался. Такие чехлы-«ножны» только-только стали входить в моду в Британии, в Хогвартсе их ещё почти ни у кого не было, ученики носили палочки либо в карманах, либо за пазухой, либо в сумках — словом, это было очень неудобно. Остальные коробочки и свёртки содержали всевозможные сласти. Ярко-фиолетовые фантики канареечных карамелек от Фреда и Джорджа он, хмыкнув, узнал сразу и не собирался их пробовать. Догадавшись, что остальные угощения, среди которых оказались даже несколько коробочек магловских конфет, — все они были не подписаны –от поклонниц, Эйнар сложил их все в большую коробку и убрал в сундук. Правда, фрукты, которые очень любил, всё-таки оставил на тумбочке.
Вечером перед закрытыми дверями Большого Зала в ожидании восьми часов, когда должен был начаться Бал, столпились ученики всех трёх школ, сверху их разноцветные праздничные мантии напоминали оживший цветник. Многие суетились в толпе, разыскивая своего кавалера или даму. Чемпионы и их пары стояли на свободном пятачке возле дверей под надзором профессора МакГонаголл в мантии из красной шотландки. Флёр Делакур, как всегда, выглядела великолепно, в блестящей светлой мантии она казалась серебряной статуэткой. Рядом с ней переминался Роджер Дэвис, капитан когтевранской команды по квиддичу. Он не сводил глаз с Чемпионки и было понятно, что он сам не верит в своё счастье. Виктор Крум в чёрной мантии с красными широкими кантами нисколько не потерял своего обычного угрюмого вида. Он очень зорко следил, чтобы никто даже ненароком не толкнул его даму, стройную невысокую девушку, одетую в голубое, с красивым тяжёлым узлом гладких тёмно-каштановых волос. Она стояла спиной к остальным. Эвергрин увидел, как смуглая девочка с длинными косами, перевитыми золотом, наряженная в ярко-малиновую мантию с золотыми узорами буквально притащила за собой Поттера, на лице которого, казалось, навечно приклеилось растерянное выражение. Праздничный наряд Гарри был бутылочно-зелёного цвета. Сам Эйнар, в тёмно-фиолетовом бархатном наряде, всё ещё высматривал в толпе свою спутницу. В кулаке он комкал узкую ленту из золотого кружева: он не был уверен, но подозревал, что подарок, перевязанный этой лентой, прислала ему та, кого он сейчас ждал. Заметив её, он понял, что угадал правильно: прямая узкая сиреневая мантия Чжо была отделана точно таким же кружевом.
Парень отвернулся, быстро повязал ленту себе на рукав, выше локтя, и вновь повернулся, встречая свою даму ясной улыбкой. А вот Поттер, глядя, как Эйнар с достоинством подаёт руку миниатюрной когтевранке, чьи чёрные волосы блестели сегодня особенно ярко, замер как оглушённый заклятием. Когда пришло время Чемпионам войти в Зал, его партнёрше, Парвати Патил, пришлось не только толкнуть Поттера локтем, но и наступить на ногу, чтобы он ожил.
После ужина, по-хогвартсовски роскошного, начались танцы. На небольшом возвышении заиграл приглашённый модный ансамбль, «Ведьмочки», под плавную мелодию Чемпионы открыли Бал.
Танцевать красивее, чем Флёр, на четверть вейла, было конечно невозможно, но из парней, пожалуй, только Эйнар двигался лучше и не наступал поминутно на ноги партнёрше. После первого танца в пляс пустились и все остальные. Веселье постепенно захватило всех присутствующих, танцевали и ученики, и преподаватели. Эвергрин, привычный к длительной ходьбе, не устал, но сделал вид, и плюхнулся за столик подальше от музыкантов. Раскрасневшаяся и довольная Чжо сидела рядом, гордо посматривала вокруг и улыбалась, блестя глазами. Когда же её пригласил Седрик Диггори, она в смущении вопросительно глянула на Эйнара. Тот беспечно кивнул — и девушка мгновенно исчезла среди танцующих. Эвергрин с облегчением перевёл дух: сегодняшние заботы его покинули. Сейчас он ещё немного потанцует — и можно будет сбежать. Он церемонно покружился с Флёр, поплясал с Джинни Уизли, успев перекинуться шутками с Фредом и Джорджем, поддавшись приступу нахальства, выдернул Гермиону из рук Крума… Эйнар настолько разошёлся, что даже утащил Паркинсон из-под носа Малфоя. Блестя глазами и сверкая улыбкой, он еле сдержался, чтобы не расхохотаться от обалделого вида обоих.
Ни одна девочка не была расстроена, что обычно серьёзный Эвергрин озорничал сегодня таким образом. Но до него вовремя дошло, что не все парни довольны его выходками. Поэтому он с вежливым полупоклоном вернул очередную девушку её партнёру — и скользнул вон из зала. Мгновенно взлетев в башню Гриффиндора, он прихватил свою волшебную палочку — и так же стремительно унёсся вниз, в подземелья. Там его ждал ещё один подарок, который он сделал сам себе. В одном из боковых коридоров, в стороне от расположения факультета Слизерина, он обнаружил, что в неиспользуемом заброшенном классе за раздвижной стеной скрыта потайная комната.
====== Чем закончился Турнир ======
Веселье, каникулы, Бал, внимание девочек, даже Турнир — всё отступило для Эвергрина на задний план. Теперь у него было место, где его никто-никто не найдёт и не побеспокоит. Он ходил по пыльному полу, оставляя цепочки следов, и обдумывал, что ему нужно, чтобы устроить себе здесь настоящее убежище. «Это моя собственная Тайная Комната», — вдруг посетила его мысль. И Эйнар сразу же вспомнил свои чувства, которые охватывали его тогда, два года назад. Он даже подошёл к стене и написал на пыльных камнях эти слова: «ТАЙНАЯ КОМНАТА». Отошёл и уставился на надпись, словно ожидая, что она станет красной. Он передёрнулся и помотал головой, отгоняя эти воспоминания.
В глубокой задумчивости Эйнар вышел в холл.
— Мистер Эвергрин! — раздался за спиной окрик.
Парень обернулся и раздражённо подумал: «Ну, КАК этому преподу удаётся возникать возле меня в самый неподходящий момент?!»
— Да, профессор Снейп, – сказал он как мог спокойно.
— Что вы тут делаете?
— Иду в расположение своего факультета, сэр.
— Почему ваша мантия, которая подразумевается праздничной, вся в пыли?
— Это нарушение Правил? — как он ни сдерживался, всё-таки его раздражение прорвалось.
— Не дерзите мне, гриффиндорский староста! Вы должны быть примером для учеников Хогвартса и образцовым учеником Хогвартса для гостей. Тем более, что вы — участник Турнира. Минус пять баллов с Гриффиндора за неподобающий вид. Ступайте.
Эйнар угрюмо потопал вверх по лестнице, размышляя: «Надо либо что-то сделать с этой „пылью веков“, либо завести там сменную одежду…»
…Следующим утром весь Замок проснулся позже обычного. После завтрака все гриффиндорцы в гостиной продолжили восторженно делиться воспоминаниями о вчерашнем бале. Девочки то и дело косились на Эйнара и хихикали ещё больше, чем раньше, но теперь его такое отношение вообще не задевало. Вдруг из бреши в обычной стене учебников высунулась Гермиона и поманила его к себе. Сегодня она опять выглядела как всегда, ничего общего с той хорошенькой девушкой с красивой причёской, которая так поразила всех (ну, почти всех) на Балу.
— Хорошо выглядишь, Гермиона, — усмехнулся Эвергрин, когда подошёл.
— Да ну, — отмахнулась она, — столько возни с этой укладкой… Три часа вчера потратила! Ладно ещё, если для праздника, но каждый день так надрываться — благодарю покорно. Ты скажи лучше, зачем ты это сделал?
— Мерлин Великий… Что именно я сделал?
— Зачем ты пошёл на бал с Чжан?
Эйнар непонимающе пожал плечами:
— А почему бы мне и не пойти с ней… Она симпатичная девушка.
— Я же тебе сказала, что Гарри…
— Хм, что-то я не слышу, чтобы возмущался Гарри. Если бы он хотел её пригласить, он бы пригласил. Не я виноват, что он тянул до последнего. Я позвал Чжо, она согласилась. В чём проблема? Если бы она не хотела идти со мной — отказалась бы… как ты, я ж не тащил её на верёвке. И «империо» не накладывал. И, кстати, ТЕБЕ-то что за дело? Ты пошла на бал с дурмштрангским Чемпионом. Нормальный, кстати, парень. Дождалась, — и тут он вдруг остро глянул на девушку: — Оп-па… А ведь ты не его дожидалась… Хочешь, я угадаю, КТО тот дурак, который так и не позвал тебя на бал, а?
Гермиона покраснела и замотала копной волос:
— Ой, всё, иди уже, мне уроки надо делать!
Эйнар усмехнулся и ушёл.
С началом нового семестра Эвергрин вытащил из сундука Золотое яйцо и положил в сумку. Он таскал его с собой повсюду как немой укор. Впрочем, вовсе не немой. Трофей первого тура должен был напоминать, что задание на второй тур до сих пор не известно. Ни одной идеи, что бы могло значить воющее яйцо, у парня не возникало, хоть он и доставал его из сумки при каждой свободной минуте. Может, он и выглядел при этом полным придурком, но время-то шло, и надо было что-то предпринимать. Однажды Эйнар даже притащил Золотое яйцо с собой в ванную старост. Наполнив мраморный бассейн, он добавил розовую пену и пустил лиловые облачка, затем залез в воду, возложил трофей на бортик, улёгся на спину и уставился на него. Случайно взглянув на большую картину с русалкой, парень увидел, что она ему улыбается, машет руками и игриво бьёт хвостом, разбрасывая нарисованные брызги. Эвергрин отмахнулся от неё и перевернулся на бок. При этом он задел Яйцо — и оно плюхнулось в воду! Отчаянно выругавшись, Эйнар нырнул ко дну…
Золотое яйцо лежало там, раскрывшись, но вместо воя из него слышалась отчётливая тихая песня. Юноша вынырнул, помотал мокрой головой. Русалка на картине весело смеялась и хитро подмигивала. Он благодарно ей кивнул, набрал побольше воздуха — вновь нырнул и открыл Яйцо, слушая песню с начала:
«Иди искать нас там, где мы поём на воле,
Не на земле, где вместо песен — крики боли.
Ищи получше, помня: мы сумели взять
То, без чего ты будешь долго горевать.
Ищи быстрее, зная: есть лишь час
Чтобы украденное отобрать у нас,
Но если час прошёл, тогда тебе беда:
Свою пропажу не вернёшь ты никогда».
«Вот так, — Эйнар вынырнул и уставился на картину, — яйцо поёт в воде. Кто ещё поёт в воде?..На кого я смотрю сейчас? Ага. Русалки. Водный народ. Они что-то украли, без чего я буду горевать. За час надо их найти и отобрать украденное. Не успею — потеряю Это навсегда. Чтó бы это ни было. Что ж, понятно. Непонятно только одно: сказать ли об этом Поттеру?»
…И всё-таки он сказал, в благодарность за дракона. Теперь надо было решить очень серьёзную проблему: как ухитриться пробыть под водой в течение целого часа. Без похода на Диагон-аллею Эйнар никак не мог обойтись. Хорошо, что отец на последний день рождения подарил ему собственный ключ от их хранилища в банке Гринготтс. Во время очередного посещения Хогсмида он через камин в «Трёх Мётлах» отправился на волшебную торговую улицу в Лондоне… и ещё кое-куда. А вечером, как стемнело, Эвергрин в плаще-невидимке с покупками (заклинание уменьшения ему здорово пригодилось) отправился в свою Тайную комнату. Там первым делом он увеличил каменную плиту в середине пола и трансфигурировал её в стул с подлокотниками. Получился не самый удобный на свете, но он не собирался на нём сидеть. Парень установил на сиденье котелок, разжёг пламя и стал готовить зелье, рецепт и ингредиенты для которого он купил на торговой улице «тёмных магов», Дагон-аллее*. Также он расставил по углам канделябры со свечами, отгородил один угол ширмой, на стену укрепил книжные полки и поставил кое-какую мебель: кресло, столик и длинную лавку. На лавке обосновались два больших хрустальных ларца — они обошлись ему очень дёшево, похоже, были краденые, — в них Эвергрин собирался хранить «сменную» одежду. «Уютненько», — кивнул он, оглядывая своё «логово», и пошёл обратно в Башню.
Потом он ещё насколько раз приходил добавить ингредиенты в зелье, по его подсчётам, времени на приготовление хватало впритык. Вечером перед вторым туром он разлил готовое варево — получилось ровно пять порций — по склянкам, четыре оставил на полке, одну взял с собой, и довольный пошёл спать. Поттер сидел в гостиной и явно нервничал перед завтрашним испытанием. Интересно, что он придумал, чтобы пробыть под водой подольше?
…Февральский день жарой не баловал, хорошо хоть ветра не было. Трибуны с площадки для квиддича, где проходило первое испытание Турнира Трёх Волшебников — ну, да, не трёх, а четырёх, но официальное название-то не менялось! — были перемещены к озеру. С берега в воду шёл пологий широкий помост из золотистого дерева, где были установлены судейские кресла. Болельщики с яркими плакатами в поддержку чемпионов постепенно заполняли скамейки трибун. Сами же Чемпионы в купальных костюмах уже стояли на помосте, закутанные в огромные полотенца, возле глав своих Школ. Гарри примчался последним, члены жюри удивлённо переглянулись, но кое-кто вздохнул с облегчением. Лекарша Хогвартса, мадам Помфри, осмотрела всех четверых участников, убедившись, что они здоровы перед заплывом в зимнем озере. Эйнар с удивлением заметил, что сегодня вместо мистера Крауча на турнир прибыл Перси Уизли, его старый знакомый. Юноша приветственно помахал ему, Перси тоже помахал в ответ, но разговаривать было некогда. Людо Бэгмен усилил голос «сонорусом» и объявил:
— И вот наши Чемпионы готовы начать второе испытание! По моей команде они войдут в озеро. Через час они должны вернуться сюда, выполнив задание, о котором им известно из золотого яйца. Итак, один… два… три! — его голос разносился над водой и словно дрожал в холодном воздухе. Флёр и Виктор скинули полотенца и, ёжась, пошли в воду с палочками наизготовку. Гарри суетливо разувался и не глядел по сторонам. Эйнар быстро нагнулся к своей мантии, достал склянку, открыл её и что-то бросил внутрь. Взболтал и залпом выпил. Потом прямо с помоста прыгнул в воду, окатив всех, кто стоял поблизости, ледяной водой. Было так холодно, что Эйнар не мог дышать, но изо всех сил он толкал своё непослушное тело вглубь. Снадобье начало действовать. Стиснув зубы, чтобы не орать и экономить воздух, парень сжался в комок.
А когда резко распрямился, понял, что Полиморфное зелье сработало, и он стал русалом, одним из Водного народа. Короткие волосы колыхались как водоросли, ноги срослись в сильный рыбий хвост. От исконных обитателей озера его отличали только пояс с волшебной палочкой в чехле и кусок синей ткани там, где были плавки. Вода больше не казалась обжигающе-ледяной, было очень приятно прохладно и легко дышалось. Хвост и руки с перепонками между пальцев стремительнонесли его сквозь толщу воды, он даже почти не прилагал усилий и с любопытством оглядывался в непривычном подводном мире. Кустистые заросли водорослей, причудливые затопленные деревья, большие и малые камни… Стайки разноцветных рыб… Кальмара, самого известного обитателя озера, нигде не было видно, слава Мерлину. Эйнар чуть не забыл, увлёкшись пейзажами, зачем он, собственно, оказался тут. Он повертел головой, прислушиваясь. Зрение у русалидов**, как оказалось, было неважное, видел он всего метров на десять, но слух обострился чрезвычайно, ему показалось, что он слышит, как рыбы, проплывая мимо, щебечут на разные голоса, и как шуршит, перекатываясь, песок далеко внизу на дне. Менялся также и вкус воды, но это вряд ли ему могло помочь найти, где поселение водного народа.
Прислушавшись, Эвергрин вдруг понял, что прямо под ним в густых водорослях притаились какие-то существа, и это вовсе не рыбы. Но и не русалки, это он почему-то знал точно. Он нырнул чуть пониже и пригляделся. Там прятались гриндилоу, тощие и очень цепкие водные демоны с острыми зубами. Они были опасны для людей, но не для русалок, поэтому Эйнар сначала вздрогнул, но потом усмехнулся: «Они тут явно не просто так сидят… Интересно, как остальные чемпионы будут с ними бороться?» Пара-другая рогатых голов высунулась из зарослей, но, посмотрев на «русала», снова спряталась. Он поплыл дальше, вспомнив, что гриндилоу часто живут на окраинах поселений русалидов, служа чем-то вроде охраны.
Сколько уже прошло времени, Эвергрин понятия не имел, но решил на всякий случай ускориться. И вот он увидел сложенные из камней бесформенные дома русалидов, где-то впереди раздавалось хоровое исполнение той самой песни-задания: «…Ищи получше, помня: мы сумели взять То, без чего ты будешь долго горевать». Из оконных дыр высовывались головы местных жителей, почти все с удивлением смотрели на незнакомца, но кое-кто приветственно махал руками. Эйнар улыбнулся и помахал в ответ. Влившись в стаю аборигенов, волшебник плыл к центру посёлка, и вскоре увидел огромную, просто колоссальных размеров статую бородатого русала в короне и в доспехах, с громадным трезубцем в руке. Песня теперь слышалась со всех сторон, вокруг статуи русалиды кружились как водоворот. К хвостовому плавнику изваяния толстыми канатами из водорослей были привязаны четыре фигуры, которые явно казались здесь чужеродными. Вокруг важно плавали рослые русалы с грубыми каменными копьями и трезубцами. Эйнар со всей скоростью поплыл туда. Привязанные за талию, люди мерно колыхались, свесив головы набок. Они, похоже, спали волшебным сном, из ноздрей вверх уносились тоненькие цепочки пузырьков воздуха.
Эйнар узнал Гермиону Грэнджер и Рона Уизли, потом увидел незнакомую маленькую девочку с длинными светлыми волосами и… своего отца. Спящий Йен Сигюрдссон висел такой же бледный и беспомощный, как остальные. Эйнар чуть не заорал от ужаса и отчаяния, когда словно над самым ухом грянул русалочий хор: «…Но если час прошёл, тогда тебе беда: Свою пропажу не вернёшь ты никогда». Он изо всех сил поплыл к отцу и принялся рвать толстый канат — бесполезно. Один из русалов с копьями, здоровенный бородатый, вдруг подплыл к нему:
— Ты что делаешь? «Людей не трогать. Людям не помогать» — такой приказ. «Человек забирает человека».
Эйнар рухнул от неожиданности чуть не к самому дну.
— Эй, да ты чужой! — пробулькал бородач, нырнув за ним, и всмотрелся в парня.
— Я человек! Это мой отец! — отчаянно крикнул Эвергрин. И вспомнил про палочку. Выхватив её из чехла, он направил её на русала. Тот явно испугался и отпрянул.
— Человек?! Забирай человека и плыви.
— Отвяжи его!
— Мы не помогаем. Ты человек? Значит, умный. Вот и думай! — бородатый широко ухмыльнулся и свечкой взмыл вверх, к висящим фигурам.
Эйнар всплыл следом. У канатов уже маячило странное существо: тело человека, а голова акулы. «Крум! Неполная трансфигурация!» — понял Эвергрин. Рядом, словно из ниоткуда, появилась маленькая фигурка… Поттер! Болгарин, перерубив один из канатов, ухватил Гермиону и всплыл вместе с ней. Гарри висел, держась за канат Рона и вертел головой, высматривая остальных участников. На его шее красными разрезами пульсировали жаберные щели. Эйнару пришлось отчаянно помотать головой, чтобы заставить себя не смотреть на эти жабры, похожие на кровавые раны. Парень метнулся вперёд. Гарри увидел его и что-то попытался крикнуть, но изо рта только пузыри шли.
— Я Эйнар! Ты тут давно? Сколько времени осталось? Ай, ты ж не можешь говорить… Флёр не видел?
Поттер помотал головой.
— Ладно, бери Рона и всплывай!
Гарри опять замотал головой и показал рукой на девочку. Эвергрин понял, что это была «пропажа» француженки.
— Время выходит, идиот! Всплывай! — заорал Эйнар, чувствуя, что действие зелья прекращается, и его хвост вот-вот станет ногами. У Гарри были жабры, он мог дышать под водой, но Эйнар, став человеком, неминуемо захлебнётся, а ещё ведь надо вытащить отца… Делакур нигде не было видно, а Гарри ни в какую не хотел оставлять её девочку под водой. Эвергрин отчаянно посмотрел на палочку в руке.
— Ладно, я режу все три каната и… ЖИВО ВСПЛЫВАЕМ!
Последнее, что он смог прокричать, прежде чем вернулся человеческий облик, это «ДИФФИНДО!!!» Эйнар стиснул зубы, схватил отца за плечи и сильно толкнулся ногами, пытаясь всплыть вверх, теряя сознание…
…Он очнулся, уставившись в белый с лепниной потолок. Рука нащупала простыню. Над ним склонилось лицо. Женское. Мадам Помфри. Эйнар понял, что он в больничном крыле. Парень попытался улыбнуться, но, похоже, ему это не удалось, потому что добрая улыбка целительницы сменилась испугом.
— Лежи, — прошептала она. — Не двигайся!
Он с радостью выполнил приказ, закрыл глаза и провалился в темноту. В темноте пульсировали алые щели, становясь то больше, то меньше. Они словно танцевали.
…Когда Эвергрин открыл глаза снова, он опять увидел над собой лицо. Мужское. Отец смотрел на него, и в его глазах стояли слёзы.
— Сынок… Молчи, тебе нельзя говорить… Эйн, мальчик мой… Я горжусь тобой. И мама гордится. Да весь Хогвартс тобой гордится, да-да!
— Да что я сде...?
…Во втором туре победил, конечно, Крум: хоть он и не полностью трансфигурировался в акулу, но был единственным, кто уложился во время и спас своего пленника. Делакур оказалась на последнем месте, она удачно превратила голову в воздушный пузырь, но не смогла справиться с гриндилоу, и ей пришлось прервать задание. Ну, а Эйнар и Гарри стали вторыми. Применение Полиморфного зелья Эвергрином признали лучшей находкой Турнира, но жабры Поттера, выращенные с помощью жаброслей, тоже были оценены высоко, а его стремление спасти оставшегося пленника, сестру Флёр, почти все сочли благородным поступком. Хотя и напрасным: на самом деле, пленникам ничего не угрожало, их бы всё равно благополучно вернули на сушу. Настоящим же героем признавали Эйнара, который рискнул собственной жизнью и помог Гарри вернуть всех пленников.
Большим сюрпризом для Эвергрина стал визит Флёр Делакур, которая пришла в палату, как только мадам Помфри разрешила посещения, расцеловала его и сказала, мешая от волнения английские слова с французскими:
— О, Эйнá, ты стать герой для я и мой семья! Ты спасти мой маленький любимый сестра Габриэль! Я сказать гран-мерси ‘Арри, но он сказать, что ничего не сделать если бы не ты! Я очень очень благодарный и ты, и он.
…Третий этап Турнира состоялся в самом конце учебного года, сразу после экзаменов. Чемпионы, разумеется, от экзаменов были освобождены. За месяц им стало известно, что надо будет пройти лабиринт со всякими волшебными существами и чарами. Казалось, ничего особенного, но, вообще-то, после драконов в первом туре, второй тоже казался несложным… В день испытания чемпионов поджидал сюрприз: к ним приехали семьи. Пока остальные ученики сдавали последний экзамен, участники Турнира отправились в комнату рядом с Большим Залом, туда, где первого сентября обычно волновались будущие первокурсники. По углам комнаты стояли большие диваны, когда Эйнар и Гарри вошли, они увидели, что в одном углу Виктор Крум обнимается и необычно радостно разговаривает по-болгарски с родителями, такими же чернобровыми и черноволосыми, как он. На другом диване сидела Флёр Делакур с очень красивой златокудрой женщиной и той самой девочкой, что была её «пленницей». Увидев хогвартсцев, девушка тут же помахала им рукой, а потом оживлённо залопотала с матерью по-французски, наверняка рассказывая, как парни спасли из озера Габриэль. Гарри Поттера, к его удивлению, ждали вовсе не Дурсли (маглы в Хогвартс вообще никак попасть не могли), а миссис Уизли с сыном Биллом. Ну, а к Эйнару, конечно, пришёл отец.
До самого вечера чемпионы были со своими близкими, гуляли по Замку и окрестностям, вместе обедали и ужинали. Мистер Эвергрин познакомился со всеми друзьями сына, и в первую очередь со знаменитым Мальчиком-который-выжил, а миссис Уизли наконец-то увидела того самого Йенссона, о котором ей прожужжали уши сыновья ещё с того времени, как Чарли учился последний год. Всё было бы замечательно, но Эйнар себя ловил на мысли, что больше и больше злится, что многочисленное и (сверх)общительное семейство Уизли (после экзамена к матери и брату присоединились Фред, Джордж, Рон, да и Джинни, до кучи) никак не давало ему побыть с отцом. Он топал позади этого рыжеголового табора и смотрел, как Йен разговаривает с Гарри, с миссис Уизли, с Биллом… Да со всеми — кроме него. Поэтому в сумерках к квиддичному полю, где был лабиринт, Эвергрин-младший шагал, в отличие от остальных чемпионов, в очень подавленном настроении. Гарри, видимо, хотел подбодрить его и похлопал по руке, но Эйнар только дёрнул головой и нахмурился, почти как Крум.
Мистер Бэгмен, как всегда усилив голос, объявил о начале последнего испытания.
— Дамы и господа! Настал великий час! На ваших глазах эти великие, не побоюсь этого слова, юные маги войдут в этот удивительный лабиринт, где им предстоит встретиться с самыми разными испытаниями, где они смогут проявить все свои умения и навыки. Их целью станет найти Кубок Трёх Волшебников, наш приз из чистейшего золота. Кто первым дотронется до него — тот и станет величайшим из величайших молодых волшебников. Итак. Чемпионы войдут в лабиринт по очереди, в зависимости от набранных в предыдущих турах очков. Если вдруг кто-то не справится и захочет сдаться — что ж, красные искры в воздух — и тотчас же спасательная команда явится на подмогу. Но я очень надеюсь, что такого позора не случится, — тут он невольно метнул взгляд на самого младшего Чемпиона, но Гарри этого не заметил.
— Да победит достойнейший! — заорал Бэгмен, и трибуны отозвались восторженным гулом, замелькали плакаты в поддержку.
— Очерёдность такова: первым идёт Чемпион Дурмштранга, Виктор Крум! Через минуту после него, вторым — Чемпион Хогвартса, Гарри Поттер! Затем — э-э-э… хм… Чемпион Хогвартса, Эйнар Эвергрин! И, наконец, Чемпион Жез’лешарма, Флёр Делакур. Мы начинаем! Болельщики, поддержите ваших чемпионов!
Трибуны орали, свистели, аплодировали. Виктор Крум решительно вошёл в проём стены, которая тут же сомкнулась. Медленно прошла минута. Стена вновь раздвинулась. Бэгмен похлопал Гарри по плечу и втолкнул его внутрь лабиринта. Еще минута. Эвергрин, бледный, нахмуренный, сжал в руке волшебную палочку и шагнул в проём. Он бежал по коридору между высоких, метра три, стен из зелёного кустарника. Коридор направо, два коридора налево. Эйнар чуть помедлил. Позади всё ещё слышался гул трибун. Вот взрыв аплодисментов, это, похоже, значило, что Флёр тоже в лабиринте. Гонка началась.
Эвергрин побежал по коридору налево. Он чувствовал себя очень решительным, готовым выместить всю сдерживаемую злость на любом противнике, что попытается помешать ему взять Кубок. «Я докажу, — думал он, — Я докажу им всем, что я лучший. Лучше Флёр. Лучше Крума. ЛУЧШЕ ПОТТЕРА!» Кому «им всем» он, правда, и сам не очень понимал, но это было не важно. Вдруг коридор перегородило пламя. «Агуаменти!» Вода пробила брешь в стене огня, и он проскочил дальше. Выскочив на довольно большой пятачок, парень оказался в замешательстве: в каждой стене было по три прохода, но не успел он и шаг сделать, как всё заволокло густым туманом, он перестал что-либо видеть, да ещё его пару раз крутнуло вокруг себя. Эйнар рухнул на четвереньки, палочка выпала из руки. «Люмос!» — палочка зажглась огоньком, юноша схватил её и вскочил. Пробежав в тумане вдоль всех стен, он не понимал, куда же идти, и свернул в первый же проём… Как долго он так бегал, неизвестно, хорошо, что хоть время на лабиринт не ограничивалось. Вдруг едва слышно раздался истошный визг, а затем высоко в ночном пасмурном небе расцвели красные искры. «Ну, вот, — подумал Эвергрин не без злорадства, — накаркал Бэгмен, кто-то из чемпионов сдался. Скорее всего, Флёр…» Из-за ближайшего поворота на него вдруг прыгнул средних размеров акромантул. Оба отпрянули, паук, похоже, сам был перепуган: там, откуда он бежал, мелькали вспышки яркого света, который грозные восьминогие обитатели Запретного Леса ужасно не любили. «Ну, вот хоть пристойный противник!» — Эйнар даже обрадовался пауку. Но, пожалуй, рановато: паук был не один. Следом за ним выскочили ещё двое, и гораздо крупнее… Маленького он связал с помощью «инкарцеро», а потом закрыл себя магическим щитом и обездвижил оставшихся с помощью «Петрификус тоталус».
Эйнар помчался туда, где мелькал свет. Там, в квадратном тупике по колено в луже-ловушке, увяз Крум, и отбивался от нападающих на него со всех сторон маленьких Красных Шапок. Невербально, летали только ослепительные белые и синие лучи. Эйнар мгновение смотрел на противника, но потом превратил одного злыдня в камень и швырнул его под ноги Виктору, закрыв парня щитом. Тот быстро посмотрел на Эйнара, но ничего не сказал, лишь коротко кивнул. Времени действия защиты едва хватило, чтобы Крум вылез из ловушки на камень и потом ловко спрыгнул на твёрдую землю. Вдвоём они быстро уложили всех злобных тварей.
— Бежим! — сказал Эйнар.
— Я знаю, где Кубок! — выдохнул Виктор. — Пошли.
Вернувшись немного назад, они проскочили в боковой коридор. Очень длинный, подозрительно прямой и широкий.
— Там! Беги вперёд, — хрипло сказал Крум.
— А ты?
— Я за тобой.
Эйнар побежал, но под ноги ему попал какой-то корень, и он упал. Тут же внезапно над его головой пролетела белая молния. Чемпион Дурмштранга напал на Чемпиона Хогвартса. Эвергрин откатился к стене, вскочил и развернулся, выкрикнув «Экспеллиармус!» Крум закрылся щитом, заклятье едва не прилетело обратно Эйнару.
«Флагелло!» Из палочки дурмштрангца вырвался белый тонкий луч, гриффиндорец едва успел закрыть лицо рукой. Он тут же почувствовал жгучую боль, на руке появился глубокий порез, который, правда, сразу же залепило мантией. «Лацеро!» — ткань разорвалась, рана стала глубже. Эвергрин закрылся щитом, в который дождём летели заклятья. Виктор явно собирался убить противника. «Да ЧТО с ним такое?!» — растерянно подумал Эйнар, но ему пришлось собраться и всерьёз бороться за собственную жизнь.
Пришлось попрыгать и покататься по земле, уворачиваясь от боевых заклятий. От оглушающих же Крум легко уклонялся. «Виртус виолатио!» — боль ослепила Эйнара, синий луч попал в бедро, он упал и взвыл сквозь зубы. «Ну, всё, — прошипел он, превозмогая боль, — я запомнил достаточно, боевой маг из школы Тёмных искусств…» Приподнявшись на здоровой ноге, парень со всей яростью заорал: «Экспеллиармус!» На этот раз он попал. Палочка Крума стрелой вылетела из его руки, вонзившись куда-то в середину зелёной стены, самого же его отшвырнуло в другой конец коридора. «Инкарцеро!» — рявкнул Эйнар направляя палочку вслед Чемпиону Дурмштранга. По очень эмоционального тона словам, донёсшимся оттуда, Эйнар понял, что попал ещё раз. Из ран хлестала кровь. Эвергрин упал, прижав рану на ноге ладонью изо всех сил. Он смотрел, как сквозь пальцы сочится его собственная кровь. Смотрел, пока не потерял сознание.
Поттер влетел в этот коридор несколькими минутами позже. Увидел связанного и отчаянно ругающегося Крума, поодаль — истекающего кровью Эйнара. Всё, что Гарри мог сделать — это выстрелить красными искрами вверх. А затем Победитель Турнира медленно побрёл к сияющему впереди кубку.
Комментарий к Чем закончился Турнир *Дагόн-аллея – во 2-й книге, «ГП и ТК», моего перевода, Гарри, закашлявшись в камине Уизли, попал вместо Диагон-аллеи на Дагон-аллею. Дагόн у филистимлян в конце 2 – начале 1 тыс. до н.э. – верховное божество, бог войны. В произведении Дж. Мильтона “Потерянный рай” упоминается Дагон, как один из падших ангелов, шествующих в войске Сатаны.
**Русалѝды – общее название человекоподобных водных обитателей. Бывают морские и пресноводные. Особь женского пола – русалка, мужского – русал.
====== Пора действовать ======
…Эйнар Эвергрин за всю свою жизнь, сколько себя помнил, ни разу не слышал, чтобы его родители ссорились. Поэтому он растерялся, когда одним вовсе не прекрасным летним утром, выйдя из своей комнаты, услышал на кухне голос матери с явно истеричными нотами:
— …А КАК ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я РЕАГИРОВАЛА?!
Похоже, ссора была в разгаре. Парень замер, не зная, то ли вмешаться и прекратить этот ужас, то ли послушать и попытаться понять, в чём, собственно, дело. Хрипловатый баритон отца звучал увещевательно:
— Холли, прошу… Успокойся.
— ДА КАК Я МОГУ УСПОКОИТЬСЯ?!
— Ты пойми, всё же в порядке…
Послышались какие-то движения. Дальше мать заговорила глухо и жалобно:
— Чтó в порядке, Йен, что? Наш сын вернулся из этой вашей колдовской школы весь израненный! Ты же говорил, что Хогвартс — самое безопасное место! И вот опять письмо… Йен! Пусть он туда больше не поедет!
— Ну, как же он не поедет, Холли? Это последний год, ему нужно закончить Школу, получить диплом… Куда он пойдёт без диплома, ну, подумай… Не волнуйся, прошу. Это был несчастный случай…
— …Что происходит там, у вас, в магическом мире?!
Голос отца напрягся.
— Я не знаю. Одни говорят одно, другие — другое. Официальная версия — «ничего не происходит». Потому и настораживает, что официальная…
— Но как, как теперь я могу быть уверена, что с нашим мальчиком ничего не случится?!
Йен вздохнул, а Холли всхлипнула:
— …Ты понимаешь, что я НЕ ХОЧУ его потерять?!
— Я тоже, Холли. Небеса свидетели, как Я не хочу его потерять! Но он уже не мальчик, он совсем взрослый. И он очень сильный волшебник. Это я тебе говорю абсолютно честно. Я могу по пальцам перечесть моих знакомых колдунов, которые сильнее его. И во всяком случае, он сильнее меня. Послушай. Я не могу обещать тебе, что с ним ничего плохого не случится, но…
— …Но Я могу, — Эйнар вошёл в кухню. Мистер и миссис Эвергрин, всё ещё обнявшись, посмотрели на него. — Мама, папа. Я тоже вас очень люблю. И я обещаю: ничего плохого со мной в Хогвартсе больше не случится. Папа прав, я был ранен случайно…
— …Как «случайно», Эйн?! — вскрикнула мать. — Рука изрезана, нога в клочья! Тебе только вчера в вашей лечебнице повязки сняли! Я вообще не понимаю, как у меня сердце не разорвалось, когда эти рыжие мальчики тебя буквально на руках принесли с поезда!
— Ну, ладно, не случайно. Но он не хотел. Тот парень, Виктор. Его заколдовали, он был под заклятием Подвластия. Он даже пришёл ко мне в лечебницу, он извинился…
— А кто его заколдовал? — быстро спросил Йен.
— Он не знает…Ну, в общем, вам незачем беспокоиться. Я в полном порядке. Обещаю, в свой последний учебный год я буду делать только то, что должен, ничего кроме.
…И они обнялись, все трое.
Эйнар не собирался обманывать родителей, он действительно решил делать только то, что должен. Но вот подразумевал при этом не только учёбу и обязанности старосты. Оказавшись после финального испытания Турнира неподвижным на больничной койке, всё, что он мог, это думать. Вот он и думал… И многое смог для себя уяснить, а главное — у него теперь была цель. Сославшись, что будущему семикурснику («Мне уже девятнадцать, папа!») уже неловко ходить за ручку с родителями, покупать вещи и книги для последнего года в Хогвартсе он отправился один. И разумеется, разжился не только учебниками, перьями и пергаментами. «Последний мой год в Хогвартсе!» — эта мысль подстёгивала парня, он понимал, что настала пора действовать. И к 1 сентября у него в сундуке было всё, что требовалось.
…Садясь в «Хогвартс-Экспресс», Эйнар как всегда с улыбкой приветствовал всех своих приятелей и знакомых. Все суетились, размещались по купе с друзьями — словом, всё шло как обычно. Поезд отправился, Эвергрин уселся в купе гриффиндорских старост и смотрел в окно.
— Привет, Эйнар, — раздался чуть смущённый голос с порога. Очень знакомый голос. Парень обернулся: Рон Уизли. Пожалуй, Эйнар молчал дольше, чем ждал Рон, и тот нахмурился. Но Эвергрин сообразил: до сего момента младшему Уизли, наверное, уже раз пятьдесят высказали (или дали понять) удивление, что старостой на пятом курсе стал он, а не его лучший друг, знаменитый Гарри Поттер. Поэтому семикурсник просто встал, широко улыбнулся и протянул руку:
— Привет, Рон. Рад тебя видеть здесь. Сундук поставь сюда, в нишу. А клетку — можно туда, наверх. Прикольный у тебя совёнок. Это птенец или просто маленький?
Рыжий незаметно перевёл дух, пожал руку Эйнара и охотно сказал:
— Маленький. Это воробьиный сычик, — потом улыбнулся: — Как твои раны, не болят больше?
— Я в порядке, спасибо. Как провёл каникулы?
…Начался учебный год. Староста Эвергрин по-прежнему сидел за книгами, помогал всем, кто его просил, и охотно дежурил. Близнецы Уизли, в свою очередь, ещё меньше интересовались учёбой, вместо этого они развернули испытания своих новейших и разнообразных сластей-с-сюрпризом. На всех желающих. Эйнару не очень нравилась эта их затея, но он предпочитал закрывать глаза на проделки приятелей, разве что иногда пугал их, подкравшись незаметно и рявкнув над ухом голосом разгневанного Снейпа: «Пять баллов с Гриффиндора, Уизли!» Но, разумеется, он никого не штрафовал на самом деле. А вот Гермиона, которая так же, как Рон, стала старостой (что, конечно, ни у кого удивления не вызвало), сердилась на такие «издевательства» всерьёз. Всё свободное время Эвергрин проводил в своей Тайной комнате, которую назвал «Уют».
Однажды субботним утром Эйнар пошёл в свой «Уют», чтобы почитать. Он сразу же по приезду отнёс туда несколько весьма интересных и познавательных книг с Дагон-аллеи. Было очень рано, и юноша не боялся, что кого-нибудь встретит. Он деловито скользнул мимо стула за ширму, уселся в кресло и потянулся за книгой на столике.
— …Ух ты, Эйнар, тут здóрово… Но почему ты не уберёшь всю эту пылищу?
Если бы в комнате взревел дракон, Эвергрин удивился и испугался бы гораздо меньше. Он вылетел из-за ширмы с палочкой в руке. «Вот простофиля! Забыл закрыть стену! Расслабился, гиппогриф тебя задери!» — орал он мысленно на себя самого, а посреди комнаты стоял и озирался с любопытством… Невилл Лонгботтом.
— Извини, я напугал тебя. Ты тут занимаешься? Мы тебя в гостиной достали, да?
— Н-невилл… Зачем ты следил за мной?
— Ну, мне просто стало интересно, куда это ты пошёл в субботу утром. Я хотел спросить, но, во-первых, ты бы не сказал, а во-вторых, ты был так погружён в себя, что вряд ли вообще меня услышал. Вот я и пошёл следом…Ты не бойся, я никому не скажу. Хочешь, я тут пыль уберу? Ба меня хорошо обучила хозяйственной магии.
…Деваться было некуда, и Эвергрин принял его помощь. Невилл был счастлив, что теперь у него с Эйнаром общая тайна, он даже вести себя стал более уверенно, и это намного улучшило его оценки. Семикурсник с его помощью собрал в Комнате небольшую библиотеку по тёмной и боевой магии, и они оба стали усиленно её изучать, тренируясь друг на друге. Пришлось также подтянуть и целительские заклинания, которые, кстати сказать, у Лонгботтома выходили гораздо лучше. Эйнар объяснил Невиллу, что с таким преподавателем Защиты от Тёмных сил, как в этом году, они вообще ничему не научатся, и надо выкручиваться самим. Кое-какие навыки у них всё-таки были, благодаря профессорам Люпину и Хмури, но даже Лонгботтом понимал, что если Тот-кого-нельзя-называть действительно вернулся, этих знаний катастрофически недостаточно. Он рассказал Эйнару то, что тот пропустил, валяясь после Турнира в лечебнице, то, от чего отмахивались в Министерстве, то, что поведал Поттер и то, чему поверил Дамблдор: Тёмный Лорд возродился. Волшебному миру опять грозила опасность. Эвергрин с понимающим видом кивал, но на самом деле ему эти проклятья и боевые заклинания были нужны вовсе не для защиты. Это он очень хорошо осознал, когда в лабиринте вынужден был спасать свою жизнь. Да, во время всего пути до того рокового коридора он сражался с всякими злыми существами, но не убил ни одного. Оглушал, связывал, закрывался щитом — вот и весь его арсенал… Эйнар до сих пор не понимал, как ему удалось не погибнуть от боевых заклятий Крума. Виктор действительно пришёл к нему в палату и на самом деле извинился. И научил его этим трём заклинаниям. Немного попрактиковаться — и можно пускать их в дело. А учитель Защиты от Тёмных сил, навязанная Министерством магии, была, если такое можно вообще представить, даже хуже, чем вечно испуганный Квиррелл и самовлюблённый Локхарт. На уроках Долорес Хембридж все курсы, убрав палочки в сумки, читали учебник. И ВСЁ. Как можно было при этом научиться не то, что нападать, а даже защищаться? Очень скоро все без исключения ученики Хогвартса стали её презирать, а кое-кто и ненавидеть.
Время шло, и то ли Эвергрин оказался хорошим преподавателем, то ли Невилл — благодарным учеником, но у Лонгботтома заклинания стали получаться всё лучше и лучше. Разумеется, это не могло не отразиться в его поведении, причём так, что эти изменения заметили даже его однокурсники. Всё бы ничего, Невиллу необходимо было уважение других ребят, но Эйнара больше и больше охватывало беспокойство. Слишком часто пятикурсник стал устремлять на него сияющий гордостью взгляд в гриффиндорской гостиной, да и повсюду, где оказывался неподалёку. Эвергрин понимал, что Невилл может не сдержаться и проговориться об «Уюте» и о занятиях. Более того, Эйнару начало казаться, что у Лонгботтома появляется какое-то особое к нему отношение. Собственническое, что ли…
…И тут в Хогвартсе вдруг начало происходить нечто странное. Однажды ночью…
— Профессор Снейп! Профессор Снейп! Сэр! — кто-то отчаянно барабанил в дверь личных покоев. Преподаватель открыл, и перед его недовольной и заспанной горбоносой физиономией закачалась горящая лампа.
— Какого Мордреда?! — рявкнул ослеплённый учитель. — Кто тут?!
— Ой, извините, сэр, — сконфуженно сказал тот же голос, и лампа опустилась.
Снейп присмотрелся и обнаружил перед собой взволнованного и растрёпанного гриффиндорского старосту, семикурсника Эвергрина.
— Десять баллов с … — по привычке начал слизеринский декан, но прервал сам себя. — Ладно, что стряслось, мистер Эвергрин? Надеюсь, у вас веская причина вламываться ко мне посреди ночи. Действительно веская.
— Сэр, я патрулировал, а там…
— Безмозглое существо, — пробормотал под нос Снейп. — Я давно подозревал, что у Шляпы появился новый критерий для отбора на Гриффиндор… Вы, гриффиндорцы, все поголовно такие … косноязычные, что ли? Объясняй внятно.
Юноша откашлялся, лампа в его руке тряслась, было похоже, что гриффиндорец перепуган.
— Профессор… Когда я шёл по Вашему подземелью, в одном из коридоров я увидел свет. Я решил проверить, чтó там, и в одном кабинете случайно оперся на стену. Стена отошла, там была комната, в которой… Нет, это не рассказать. Идёмте со мной, прошу Вас… и захватите, пожалуйста, палочку.
— Ладно, — буркнул Снейп и захлопнул перед носом Эйнара дверь.
Через минуту он возник снова, полностью одетый и с палочкой наизготовку.
— Ну, показывай дорогу. Интересно, что же такое ты мог найти в подземелье, о чём не знаю я. Но смотри, Эвергрин, если ты побеспокоил меня из-за какого-нибудь пустяка…
— Что Вы, сэр, я не осмелился бы, — пролепетал Эйнар и чуть не бегом помчался вглубь подземелий. Профессор Зельеварения заинтересованно следовал за ним по пятам.
…Войдя в пустой неиспользуемый класс, Снейп действительно обнаружил, что стена приоткрыта, и в щели виднеется тусклый свет. Он отобрал лампу у замершего в явной растерянности юноши и зашёл внутрь. Эвергрин, также с палочкой в руке, скользнул за ним. Профессор оказался в небольшой комнате, по углам в напольных канделябрах мерцали свечи. Комната представлялась необитаемой. У дальней стены стояла ширма, единственный предмет, казавшийся более-менее чистым. Посередине комнаты виднелся каменный стул, ножки которого были намертво вделаны в пол. На пыльных камнях пола отпечатались две цепочки следов: к стулу и обратно. Ничего страшного, опасного или необычного учитель не увидел. Гневно крутнувшись, Снейп готов был отчитать гриффиндорца, который из-за собственной трусости посмел нарушить сон преподавателя, но…
Парень уже безо всякого страха или растерянности в лице привалился спиной к совершенно ровной, без единого следа прохода, стене, нацелил на преподавателя свою палочку и выпалил: «Экспеллиармус! Силенсио!» Палочка Снейпа вылетела из его руки, и Эвергрин без труда её поймал. Двумя простыми заклинаниями подросток обезвредил Северуса Снейпа, который всегда был чрезвычайно опасным противником, даже для более знающих колдунов. Заклятье немоты лишило его возможности произнести беспалочковое заклинание, а невербальная магия не работала без палочки. «Что за дурацкие шутки?!» — возмущённо подумал Снейп, но парень не улыбался. Он очень серьёзно, даже сурово смотрел на учителя, вертя в руке его палочку.
— Садитесь, сэр, — промолвил, наконец, Эвергрин и вежливо указал на единственный в комнате стул. От растерянности учитель повиновался. Парень тут же сколдовал верёвки, привязавшие Снейпа. Затем он деловито прошёл за ширму, и вернулся вскоре в очень странном наряде: светлая рубаха, светлые штаны, заправленные в высокие чёрные сапоги с блестящими вставками, на руках такие же чёрные перчатки до локтей и… длинный белый фартук. Слишком зловещий вид был у юнца, когда он подошёл к беспомощному взрослому волшебнику.
— Вы теряетесь в догадках, профессор? — мягко промолвил Эвергрин. Снейп дёрнул плечом. В матово-чёрных глазах не отражалось ничего. Ни страха, ни злости…
— Я собираюсь Вас убить, — как-то очень буднично заявил парень. — Ничего личного. Более того, я могу даже сказать, что из всех преподавателей Школы я уважаю Вас больше других. Поэтому смерть Ваша будет быстрой. Также Вам оказана честь стать первой жертвой. О, мне кажется, у Вас есть вопросы… Беспалочковой магии не будет? Ладно, я Вам верю, но на всякий случай…
Эвергрин сначала отменил немоту, но наложил тут же уменьшение громкости голоса и дополнительно заклятие, запрещающее использование магии.
— Итак, сэр, можете спрашивать, — парень вёл себя очень спокойно.
— Банальный вопрос, Эвергрин: за что ты собираешься меня убить?
— Ну, я же сказал. Ничего личного. Вы ничего плохого лично мне не сделали. Мне нужна жертва. В принципе неважно, кто бы ей стал. Просто я подумал, что Вы, как самый непопулярный, уж извините, преподаватель, будете идеальным кандидатом.
— Хм, многие ученики действительно будут счастливы, — вымолвил Снейп со своим обычным сарказмом. Эйнар пристально смотрел на учителя, не понимая, почему тот не показывает страх перед лицом смерти.
— Что-то ещё желаете узнать, сэр?
— Ты уже убивал?
Парень вздрогнул:
— Нет. Но я много читал…
Профессор усмехнулся:
— Теоретик, значит… Но насколько я могу судить, ты неплохо подготовился. Ты знаешь, что в первый раз убивать трудно? Не сможешь смотреть мне в лицо — отвернись. Потом будет легче. Ты же не остановишься на мне, верно?
— Да, — Эйнар с удивлением поймал себя на мысли, что растерялся от спокойной уверенности Снейпа. — Сэр, разве Вы не боитесь? — выпалил он неожиданно для самого себя.
Тот пожал плечами, насколько смог это сделать связанным:
— А чего мне бояться… Мне уже давно незачем жить. Ты не знаешь, да и никто не знает, но я умер ещё несколько лет назад. Так что, на самом деле ты сделаешь одолжение, избавив меня от этого бессмысленного существования. Правда, у меня есть некий должок… Но, думаю, дело уже может решаться и без меня. Так что давай, действуй. Зажмурься и вперёд.
— Вы так специально говорите, сэр, — с обидой вымолвил парень, — думаете, я струшу…
Снейп устало усмехнулся:
— Я уже ничего не думаю, Эвергрин. Мне надоело думать за дураков. Убив меня, ты дашь мне покой. К тому же, ведь у тебя теперь нет дороги назад, меня нельзя отпускать. Я-то тебя не пощажу, если выйду отсюда, даже не сомневайся.
Матово-чёрные глаза профессора Зельеварения внезапно блеснули очень опасным огнём. Эвергрин вздрогнул и нацелил палочку связанному в грудь. «Вир…тус Ви…вио-латио!» — отработанное произношение никак не давалось. Жертва смотрела на палача с жалостью, а потом засмеялась:
— Да говорю же, нацелься и отвернись!
— ВИРТУС ВИОЛАТИО! — заорал Эйнар.
И всё получилось: Снейп захрипел, заклинание проделало в груди дыру шириной в два кулака, разорвало лёгкие, переломало рёбра… Профессор обмяк, и, когда парень перерезал путы, тело грузно сползло на пол. Кровь мерными толчками вытекала из разорванной груди. Эйнар не мог оторвать взгляд от блестящей тёмной лужи, медленно расплывающейся по пыльному полу, ему показалось даже, что он видел, как несколько раз сжалось сердце… Ни с чем не сравнимый запах крови заполнил его ноздри, вызывая тепло и головокружение, словно от доброго глотка огневиски… Парень, не помня себя, рухнул на колени и погрузил ладони в кровь. На чёрной коже перчаток красное было незаметным. Тогда он вскочил, подтащил тело к стене и руками вывел на ней: «Северус Снейп». Затем, немного полюбовавшись на надпись, зачерпнул горсть густеющей крови прямо из раны, поднёс к лицу, несколько раз вдохнул пьянящий запах, а затем выплеснул её на стену, прямо на буквы, потом ещё и ещё, пока имя профессора не скрылось из вида.
…Эйнар Эвергрин ещё долго сидел на полу возле трупа, глядя на залитую кровью стену. Потом, словно очнувшись, он деловито проскользнул по подземельям к холлу, убедился, что никого нет, быстро с помощью заклинания «Мобиликорпус» вывел закутанное в плащ-невидимку тело профессора Снейпа из замка и бросил его на краю Запретного Леса. Палочку учителя он не забыл вложить в его руку. Эйнар знал, что на запах крови, такой манящий, обязательно прибегут какие-нибудь хищники. Если от профессора к утру ещё что-нибудь останется, вряд ли по этому можно будет понять, отчего тот умер. Потом он сам надел плащ и ещё раз убедился, что не осталось следов на всём пути. В Комнате, не удержавшись, Эвергрин ещё раз подошёл к алой стене, вдохнул запах крови, прижал ладони к камням и долго смотрел на собственные руки… Затем переоделся, закрыл комнату и вернулся в расположение факультета, где все ученики мирно спали, смотря безмятежные сны.
Войдя в спальню старост, Эйнар привалился к стене, чувствуя, как дрожат колени. С трудом сглатывая, он закрыл глаза и опять вспомнил всё, что только что сотворил. «Я его убил. Убил Снейпа. Вот теперь у меня и вправду нет обратного хода». Он стиснул зубы и помотал головой. «Теперь я пойду до конца. Я смогу. Только ОН мог бы мне помешать. Ещё, правда, остаётся Лонгботтом… Ладно, с этим я завтра поговорю». Эвергрин рухнул в свою кровать и мгновенно заснул.
…Наутро Замок гудел как потревоженный рой пикси. Тело профессора Снейпа было найдено на опушке Запретного Леса, изгрызенное почти до неузнаваемости. Хагрид отсутствовал, поэтому очень хмурому Дамблдору, трясясь, давали объяснения декан Пуффендуя Помона Спраут, которая обнаружила труп, отправившись к теплицам, и профессор Грубль-Планк, замещающая Хагрида на уроках по Уходу за магическими существами. В частности, она пыталась объяснить ректору, почему вервольфы могли напасть на профессора. Но, пожалуй, только Дамблдор и был искренне расстроен гибелью зельевара. Ученики же едва скрывали радость за приличествующими событию скорбными физиономиями и интересовались только одним: что именно понесло Снейпа в Лес посреди ночи. Министерскому шпику Хембридж была преподнесена самая простая версия: профессор Зельеварения погиб от несчастного случая, отправившись в лес за ингредиентами. Другой причины и быть не могло. Дамблдор срочно покинул Хогвартс, чтобы писать кучу объяснительных и искать нового учителя. А ученики в своих гостиных принялись праздновать, правда, вполголоса. Тише всех отмечали слизеринцы, хотя даже они к своему декану горячей любви не питали.
…В Общей комнате Гриффиндора дым стоял коромыслом. Радовались все. Фред и Джордж Уизли разве что на головах не ходили, они притащили кучу всякой снеди, напитков, пускали фейерверки — и вообще веселились от души. Староста Грэнджер сорвала голос, пытаясь их утихомирить, но тоже не могла скрыть довольной улыбки. Рональд Уизли сиял как начищенный медный котелок, отплясывая на столе джигу вместе с Гарри Поттером. Староста Эвергрин не плясал, но тоже сидел с видом именинника. Он, конечно, знал, что смерть зельевара обрадует гриффиндорцев, но не предполагал, что они будут ТАК счастливы. Тем неожиданнее для него было, когда Невилл с таинственным видом отозвал его в угол гостиной и, сияя улыбкой во всё лицо, прошептал:
— Я понял, для чего ты учил боевые заклинания! — а потом, едва размыкая губы, добавил: — Это ты убил ненавистного Снейпа!
Эйнар побелел как полотно.
— Лонгботтом, т-ты в своём уме? — вымолвил он, чувствуя, что всё внутри него похолодело. — Я выпускник, староста, разве я мог бы напасть на учителя, это во-первых, а во-вторых, зачем мне это?!
Невилл потупился:
— Ну, я не льщу себе надеждой, что из-за меня… Хотя я тебе часто жаловался, что он меня до заикания пугает… У меня даже боггарт становится Снейпом, ты знаешь… Я думаю, это из-за Гарри.
— Мерлинова борода… А Поттер-то тут при чём?!
— Ну, Снейп его всегда третировал, все знают это. А сейчас, если Сам-знаешь-кто вернулся, Гарри нужен всему волшебному миру, и его надо беречь и всё такое… Так что, я никому не скажу, что…
— …Да ясное дело, ты никому не скажешь! — растерянность Эйнара прошла. — Ну, подумай хорошенько, кто в такое поверит? Спасибо тебе, конечно, что ты столь высокого мнения о моих колдовских умениях, но разве хоть у кого-то из учеников хватило бы силы справиться со Снейпом? Это во-первых. А во-вторых, ты же слышал, его разорвали хищники. Даже вервольфов, наверное, потребовалась целая стая, чтобы одолеть его! Или ты думаешь, Дамблдор перепутал укусы зверей и магические раны?
Невилл жалобно взглянул на него, похоже, ему очень не хотелось расставаться с мыслью о могучей силе его старшего друга, который победил «самого страшного учителя». Пусть даже ради Гарри Поттера.
— З-значит, т-ты его не убивал? — пролепетал он.
Эвергрин изобразил самую скептическую улыбку.
…На некоторое время Эйнар перестал ходить в «Уют», но плащ-невидимка постоянно находился в его сумке. Дамблдор вернулся, и ученикам строжайше запретили не только выходить из замка после заката солнца, но и подходить к Лесу даже днём. Место преподавателя Зельеварения занял профессор Слагхорн, тот, который учил ещё самого Снейпа.
====== Один хороший поступок? ======
— Нет, ну это же ни в какие ворота не лезет!!!
Рон Уизли с лицом даже не красным, а бордовым, ворвался в спальню старост и швырнул сумку на кровать. Его крошка-сова Свинристель в клетке на тумбочке заверещал, как будто его резали. Эйнар Эвергрин, сидевший в кресле, поднял голову от учебника Трансфигурации. Он всё ещё опасался ходить заниматься в свою Тайную комнату, но и в гостиной было слишком шумно: эксперименты близнецов были в самом разгаре. Тогда он перенёс оттуда в спальню кресло, недоумевая, почему не догадался сделать это раньше. Хотя Свин тоже шумел, и несообразно своему размеру, но вопил он исключительно при хозяине, а Рон приходил в спальню старост только ночевать, всё остальное время он находился, конечно, со своими друзьями.
— Что именно? — вежливо поинтересовался Эйнар.
— Эта розовая жаба, Хембридж!
— Э-ээ… И в какие же ворота она не лезет?
— Ну, ты представь, она опять наказала Гарри! На целую неделю! Мало того, что он пропустил отбор в команду, так теперь надо тренироваться, а мы без ловца! Но это ещё не самое гнусное. Она заставляет его писать строчки…
— О да, это жуткое наказание, — ухмыльнулся Эвергрин и уже собрался было снова нырнуть в учебник, но Рон с возмущением закончил:
— …По собственной руке и собственной кровью.
— Чего-о?!
«Трансфигурация» с грохотом полетела на пол.
— Того, — Уизли плюхнулся на кровать рядом с сумкой. — У неё такое перо пыточное. Пишет без чернил, на бумаге кровью, а на руке теже слова как ножом вырезаются…
— Но это же… МакГонаголл знает?
— Гарри не стал ябедничать.
— Хм… И что, она так всех наказывает, или только Поттеру такая честь?
Теперь ухмыльнулся Рон:
— А ты сам попробуй, нарвись на наказание… Всех. Разве ты не помнишь, она Ли Джордана на днях наказала? Тоже у неё строчки писал… Эх, вот бы она ночью в Лес пошла!
— Ночью? В лес? — Эйнар почувствовал, что на лбу внезапно проступил холодный пот. — Чего ей в лесу делать?
— Так и я о том же, — вздохнул Уизли. — Не пойдёт ведь… А как было б хорошо, если бы её… так же, как Снейпа!..
«Мысль неплохая, — подумал Эвергрин, наклоняясь за учебником, — только надо что-то придумать, от чего она бы вдруг скоропостижно…»
— …Побежал бы в Лес, расцеловал первого попавшегося вервольфа! — продолжал мечтать Рон.
Эйнар представил себе эту картину, не сдержался и фыркнул смехом.
— Кстати, Йенссон, ты ведь знаешь всё, почти как Гермиона. Скажи, чем вервольф от оборотня отличается? Или это одно и то же?
— Это ж на третьем курсе учат, разве нет? Вервольфы и оборотни не только не одно и то же, они ненавидят друг друга лютой ненавистью. Оборотень — это человек, который превращается в зверя. А вервольф — это волк, который может превращаться в человека.
— Только волк?
— Нет, ещё есть вербэры — это медведи, верфоксы — это лисы. Только они гораздо реже встречаются, чем волки. Главное отличие — это то, что изначально они животные. И рождаются только от себе подобных. А оборотень — это изначально человек, и ими не рождаются. Кстати, они тоже не только волками оборачиваются. Есть и медведи, и тигры, и лисы, даже кошки и змеи. Но оборотнем можно стать только если укусит оборотень.
— А как же семьи оборотней?
— Ну, смотри: вот есть, допустим, оборотень-мужчина…
— Допустим, — мрачно кивнул Рон, вспомнив своего знакомого оборотня.
— …Его когда-то оборотень укусил. Он женился на обычной женщине…
— …Колдунье…
— Да без разницы, ну, пусть колдунье. И вот они так сильно любят друг друга, что она хочет разделить его судьбу, и он её кусает. А если она не захочет, или её муж не захочет и сможет соблюдать безопасность, то она может и не стать оборотнем. То же самое и с их ребёнком. Родится он обычным, а уж станет оборотнем или не станет — зависит от его родителя, того, который оборотень. Просто, если оба родителя оборотни, то, как правило, кто-то из них кусает ребёнка случайно, не контролируя себя. Вот, а потом соседи говорят, что какие родители — такой и ребёнок.
— Вот, значит, как… И откуда ты всё это знаешь…
— Книжки читаю, — усмехнулся Эвергрин, — иногда это о-очень полезно. Не пробовал?
— Да ну! — махнул рукой Рональд с улыбкой во всё лицо, — Я лучше спрошу. …И не вздумай меня для этого кусать!
Оба засмеялись.
На следующий день Эйнар расспросил Ли, и тот действительно показал ему сочащуюся кровью строчку на руке. Йенссон сжал губы и передёрнулся. Решиться-то он решился, но как заставить Хембридж пойти с ним в подземелья? Идею ему подсказал не кто иной, как новый старый (в смысле, прежний) преподаватель Зельеварения. Едва появившись в Хогвартсе, профессор Слагхорн, наверное, даже вещи не распаковал, но на всех досках объявлений в факультетских гостиных разместил объявление, что организует школьный филиал Клуба для выдающихся волшебников (СЛАГ-Клуба). Это известие вызвало крайний интерес у учеников, ведь все, кроме маглорожденных, были наслышаны об этом клубе от старшего поколения. Туда входили самые знаменитые и влиятельные колдуны Британии. После первых же занятий профессор Слагхорн на каждом старшем курсе каждого факультета раздал листочки-пропуска на первое собрание. На Гриффиндоре, кроме старост, такие пропуска получили капитан квиддичной команды, Анджелина Джонсон, и — кто бы сомневался! — Гарри Поттер.
…Ранним субботним утром, когда весь Замок ещё спал, кто-то очень деликатно постучался в кабинет мадам Хембридж. Хозяйка, в розовом бархатном халате, расшитом золотом, с папильотками на голове, воззрилась на визитёра, гриффиндорского старосту Эвергрина. Светловолосый юноша с карими глазами смущённо и робко улыбался:
— Извините за беспокойство, мэм…
Этот умный и симпатичный парень на её уроках был столь вежлив и предупредителен последнее время… Хембридж даже ловила себя на мысли, что… с удовольствием наказала бы именно его, назначив отработку после уроков, так ведь не за что было. А кстати…
— В понедельник после уроков ко мне в кабинет на отработку, мистер Эвергрин! За то, что посмели разбудить преподавателя в выходной день! — слащаво пропела она.
— Профессор Хембридж! — вскрикнул парень и так мило смутился, что она пожалела, что до понедельника ещё далеко.
— Ну? — заставила она себя быть суровой. — Что за причина беспокоить меня?
— Профессор Слагхорн попросил меня вас пригласить к нему, чтобы кое-что обсудить. Он хотел бы, чтобы вы побыли почётным гостем на следующем собрании в СЛАГ-Клубе.
— Да? В СЛАГ-Клубе? О Мерлин… Подожди, я сейчас соберусь!
Хембридж захлопнула дверь. Вновь появившись на пороге, она была в своём обычном образе «доброй тётушки»:
— Идём скорее, нехорошо заставлять ждать мистера Слагхорна.
Пока они шли до подземелий, профессор расспрашивала своего провожатого:
— Значит, ты, кхе-хем, Эвергрин, староста и семикурсник. Фамилия мне твоя знакома… Кто у тебя работает, кхе-хем, в Министерстве?
— Мой отец, мэм.
— Ну, а ты чем собираешься заниматься после, кхе-хем, учёбы? Хотел бы тоже работать в Министерстве?
— Конечно, мэм, — с энтузиазмом в голосе отозвался Эйнар.
Жабья физиономия Хембридж расплылась в улыбке, словно жаба увидела жирную муху.
— Ну, то, что ты входишь в СЛАГ-Клуб, это конечно тебе, кхе-хем, плюс. Но есть ли у тебя другие, кхе-хем, необходимые качества?
— Я хорошо учусь…
— Да, да, это важно, но недостаточно, милый мальчик, — пренебрежительно махнула она унизанной перстнями короткопалой рукой. — Гораздо более важны дисциплина, готовность выполнять, кхе-хем, поручения, послушание и разумная инициативность, кхе-хем. Вот, например, совсем недавно пришёл, кхе-хем, к нам один юноша из Хогвартса… Рыженький такой, в очках, ты его, наверное, знаешь…
— Персиваль Уизли?
— Да-да, Перси… Тоже милый, кхе-хем, мальчик. Его начальник, Барти Крауч, очень хорошо о нём отзывался, не при нём, конечно, нельзя так, кхе-хем, баловать подчинённых.
— И чтó он? — не удержался Эвергрин и невольно передёрнулся, когда Хембридж, прикрыв глаза, улыбнулась так, словно жаба проглотила неосторожную муху.
— Он всегда был очень, кхе-хем, послушным и исполнительным. Очень. Я тоже его просила кое-что, кхе-хем, сделать для меня… Иногда. И он всегда, кхе-хем, всё выполнял. Поэтому и занял место покойного Барти. Это я, кхе-хем, поговорила с кем надо. Вот только с инициативой у него, кхе-хем, …не очень. А у тебя?
…Тем временем они пришли в нужный класс, и Эйнар незаметно нажал на камни стены. Стена открылась, Хембридж с любопытством заглянула внутрь. Юноша вежливым жестом пригласил её войти, а сам быстро огляделся и также вошёл. Закрыл за собой стену и тогда сказал совсем другим тоном, без всякой угодливости:
— Я полагаю, вы сейчас сможете убедиться, что у меня с инициативой полный порядок.
Такой голос, несомненно, насторожил Хембридж, тем более, что она, оглядев комнату, никакого Слагхорна не увидела. Она резко обернулась и вытащила свою волшебную палочку.
— Что за розыгрыш, Эвергрин? ЧТО ты себе позволяешь?! — взвизгнула она, враз теряя свой приторно-сладкий образ и даже покашливать перестала.
— А что такого? — усмехнулся Эйнар. — Вы же сами желали проверить мою инициативность. Экспеллиармус! Квайтус!
Палочка вылетела из её руки, а её голос стал едва слышным.
— Инкарцеро! — затем он подтолкнул связанную колдунью к стулу, и она с трудом втиснулась на сиденье. — Вы дурной человек, мадам Хембридж. Если у меня и были какие-то сомнения, то ваши двусмысленности насчёт Перси убедили меня в этом окончательно.
— Да как ты смеешь! Немедленно развяжи и отпусти меня, мальчишка!
Похоже, министерская дама всё ещё не хотела верить, что милый обходительный юноша совсем не такой уж безобидный.
— Ну, нет. Тот, кто сидит связанный на этом стуле, из этой комнаты живым не выходит.
— У меня полномочия от самого Министра магии!
— И чем это вам может помочь в данной ситуации?
— Меня будут искать!
— Возможно. Но что-то мне подсказывает, что ни единая душа в Хогвартсе не будет огорчена, если вы вдруг исчезнете.
— Т-ты меня убьёшь? — еле слышно просипела Хембридж.
— Конечно, я вас убью, мэм. Видите ли, я ведь, наверное, не очень хороший человек. Возможно, я совершил кучу ошибок и неправильных поступков. И ещё совершу массу. Но хоть один хороший поступок я всё-таки сделаю: избавлю нашу Школу от вашего присутствия.
— Н-но меня нельзя убивать… Я знаю очень многих влиятельных колдунов в Министерстве!
— И что? Вот и сидели бы в своём Министерстве. Зачем вы явились в Хогвартс со своими порядками, да ещё и пытаете учеников? Это нехорошо, мадам Хембридж. Ай-яй, как нехорошо…
— Я искореняю ересь и ложь!
— Неужели? А как насчёт калёного железа?
— Да будь моя воля… — но она не договорила.
— Ага. Значит, я всё-таки вовремя вас остановил. Ну, что ж, вы вообще-то в моём плане лишнее звено, и я не обязан вас убивать. Но я хотел бы…
— …Я сделаю всё, что скажешь! И потом ты меня отпустишь, да?
— Отлично. Тогда вот вам столик, пергамент и перо. И чернила, я всё-таки не такой жестокий, как вы.
Все названные вещи появились перед связанной колдуньей.
— Диффиндо!
Эйнар рассёк верёвки на её руках, не особо заботясь об аккуратности, вместе с мантией. Женщина взвизгнула, парень усмехнулся.
— Пишите.
Он диктовал, профессор Хембридж старательно записывала.
— …Расписались? Замечательно. Послушание умиляет, в этом я с Вами согласен. Вот конверты, надписывайте. Один — Министру магии Корнелиусу Фаджу, второй — ректору Хогвартса Альбусу Дамблдору. Запечатайте послания и дайте мне. Спасибо.
Эвергрин унёс письма за ширму, потом вернулся.
— Теперь развяжи меня, — суетливо дёрнулась колдунья на стуле. Верёвки врезались в тело, Хембридж вскрикнула. Эйнар стоял перед ней и поигрывал её волшебной палочкой. Короткая, светлого дерева, с розовой вставкой в рукояти, она необычайно легко подчинилась Эвергрину и сейчас буквально льнула (если не сказать, липла) к его пальцам. Он даже подумал, усмехнувшись, что эта палочка настолько хочет служить тому, кто победил прежнего хозяина, что даже не упадёт, если он разожмёт руку.
— Ну же! Развязывай, и я уйду. Ты хотел, чтобы я ушла — так я уйду, только соберу вещи…
— Я так не думаю, мэм. Я ещё не получил то, что мне нужно.
— Н-но я же написала то, что ты хотел…
Одутловатое лицо женщины побледнело, даже позеленело, отчего она ещё больше стала напоминать жабу. Очень напуганную жабу. Завитые колечки жиденьких волос тряслись, губы жалко кривились…
— Мне нравится ваш страх, мэм. Только он, кажется, мешает вам понимать смысл сказанного. То, что я ХОТЕЛ получить — я получил. А теперь я получу то, что мне НУЖНО.
Эйнар неторопливо ушёл за ширму и переоделся. Затем он вновь встал перед связанной жертвой и в задумчивости воззрился на неё, что-то прикидывая в уме.
— Ш-што ты шоб-бираешшя делать? — пересохшими губами прошамкала Хембридж.
— Силенсио! — рявкнул парень, взмахнув её собственной волшебной палочкой. — Не желаю слушать бессмысленные вопросы. Во-первых, я уже сказал, что вас убью. Во-вторых, вы на самом деле хотите, чтобы я рассказал, КАК именно буду убивать? Сейчас сами узнаете. Флагелло! Флагелло!..
Белый луч из кончика палочки был похож на раскалённую проволоку, стегал и жёг одновременно. Колдунья на стуле дёргалась, взмахивая руками, рот широко открывался в беззвучном крике. Ей даже удалось вскочить. Эвергрин усмехнулся.
— Виртус Виолатио!
Заклинание ударило по коленям. Хоть криков и не было слышно, зато отчётливо захрустели кости. Эйнар даже не ожидал, что палочка Хембридж будет так сурова, даже жестока к своей бывшей хозяйке. Женщина мешком рухнула на пол. Подол карамельно-розовой мантии быстро становился тёмно-красным. Юноша широко улыбнулся при виде крови, словно встретил старого знакомого.
— Лацеро! Лацеро!
В ход пошло ещё одно боевое заклинание, которому научил его Крум, оно рвало кожу и мышцы вместе с одеждой. Эйнару всё сильнее казалось, что боевые заклинания с палочкой Хембридж получаются гораздо мощнее, чем с его собственной. Руки жертвы покрылись зияющими ранами в тщетных попытках защититься. Кровь потекла на пол. Эвергрин наступил сапогом в лужу.
Вид медленно расплывающейся блестящей тёмной жидкости его вновь заворожил, но дёргающаяся колдунья портила всё впечатление. Он презрительно отпихнул её ногой. И направил палочку на горло: «Виртус Виолатио!» Синий луч буквально оторвал голову Хембридж, с глухим стуком она откатилась к стене. Кровь свободно хлынула на пол. Эйнар присел, омывая перчатки в алом потоке, затем поднёс руки к лицу и дышал, дышал… Шатаясь и поскальзываясь, он встал, опёрся руками на подлокотники стула. О чём он думал в это время, что представлялось пред его закрытыми глазами?..
Короткий рык прорвался сквозь стиснутые зубы. Эвергрин развернулся и волшебной палочкой Хембридж резал труп, пока в кусках плоти вообще не перестало угадываться, что это было за существо. Голова его кружилась, руки тряслись, и он всё-таки выронил палочку. Прямо в лужу крови. И тут… Парень даже головой помотал, не веря своим глазам: кровь как будто впитывалась волшебной палочкой! Из кукольно-розовой вставка стала тёмно-красной, совсем как сытая пиявка… Парень выхватил палочку из лужи и поднёс к глазам. Она была по-прежнему светлой, глянцевитой, но словно немного выросла. И розовая вставка, казалось, пульсировала… Эйнара затошнило.
В плотном теле Хембридж крови, как и предполагал юноша, было много, пол был залит почти весь. Эта кровь приятно чавкала под ногами, но поливать ею стены — пфф! — такую честь бывшей преподавательнице Защиты от Тёмных сил парень оказывать не собирался. Он присел и вывел пальцем на полу: «Долорес Хембридж». Надпись медленно исчезла. Эвергрин усмехнулся и встал. Теперь надо было что-то придумать, чтобы избавиться от останков. Хотя это придётся отложить до вечера, а сейчас надо срочно отправить письма, пока все в Замке ещё спят…
…Корнелиус Фадж, Министр магии, получил от Хембридж короткий отчёт о том, что её инспекция в Школе Чародейства и Колдовства Хогвартс прервана досрочно, поскольку ничего несоответствующего политике Министерства не выявлено. Но, поскольку она слишком интенсивно проводила эту инспекцию, это чрезвычайно её утомило. Поэтому она покорнейше просит предоставить ей бессрочный отпуск за свой счёт по состоянию здоровья и немедленно отбывает в Новую Зеландию. Придраться было не к чему, написано всё было её рукой (это всё-таки проверили). Ректор Дамблдор получил более пространное послание. Там, перечислив все свои регалии, Долорес Хембридж заявляла, что вынуждена прервать своё пребывание на посту преподавателя Защиты от Тёмных сил по состоянию здоровья и покинуть Хогвартс. Всем ученикам всех курсов досрочно выставляется итоговая оценка «удовлетворительно». Если кто-либо из учеников пожелает пересдать на более высокую оценку — это остаётся на усмотрение ректора. Конечно, письмо получилось странноватое, но Хембридж настолько невзлюбили в Хогвартсе, что никто не пожелал разбираться, её вещи просто были упакованы и отправлены по домашнему адресу. А ученики вновь устроили праздник. Кстати, в учительской тоже состоялась своя маленькая вечеринка.
Дождавшись, пока весь факультет напразднуется и заснёт, Эвергрин надел плащ-невидимку и пошёл в свой «Уют». Там ему опять пришлось переодеваться, чтобы не запачкать форменную мантию и обувь. Потом он трансфигурировал фартук в большой мешок, сложил туда куски того, что ещё утром было мадам Хембридж, а также её разорванную одежду. Мешок получился немаленький, пришлось применить уменьшение не только размера, но и веса. Осторожно уложив мешок под плащ, парень помчался, конечно же, к Лесу. Он совершенно не боялся злобных лесных обитателей, уверенный, что сейчас самым опасным существом в лесу был он сам. К тому же, при нём всё ещё была странная волшебная палочка-кровопийца, которая так хорошо «работала» против своей прежней хозяйки. Эйнар пока не мог решить, оставить ли её себе, как сильную, послушную и даже… э-ээ… инициативную, или избавиться, как легко меняющую хозяина.
Немного углубившись в лес, пока не скрылись из виду окна Замка, парень опустошил мешок. Тряпки он быстро сжёг неподалёку и огляделся: ему показалось, что в темноте на запах уже крадутся со всех сторон какие-то тени. Он торопливо пошёл обратно, в сторону Замка. Юноша чувствовал, что одно из этих существ всё-таки следует за ним. Догадавшись, что он тоже пахнет кровью и поэтому может вызывать интерес у хищников, Эвергрин побежал. Выскочив на открытое место, он не выдержал и обернулся. Светло-серое бесформенное пятно замерло между деревьями, а потом отступило назад и растворилось в темноте.
====== Не достойная кровь ======
…Всё получилось лучше некуда. Все до единого обитателя Хогвартса были настолько рады, что министерская колдунья (или розовая жаба) Хембридж покинула его стены, что никому и в голову не пришло выяснять, что да почему. Даже Лонгботтом молчал, хотя и косился на Эйнара, на что тот лишь простодушно улыбался и непонимающе вскидывал брови.
Через несколько дней, в пятницу вечером, Эйнара опять поманила за свой «книжный бастион» Гермиона Грэнджер. С весьма таинственным видом. Заинтригованный, он повиновался.
— Что стряслось, Гермиона?
— Слушай, тут такое дело…
Девушка замялась, и Эвергрину показалось, будто у него дежавю. Он чуть было не ляпнул «Что, на бал хочешь меня пригласить?», но вовремя прикусил язык.
— …Как бы ты отнёсся к идее самим изучать Защиту от Тёмных сил?
— В смысле?
— В смысле, что Хембридж ничему нас учить не собиралась, а теперь учителя по этому предмету вообще нет. Ты веришь, что Сам-знаешь-кто вернулся?
…Верил ли он? Если честно, он не думал об этом, да и вообще ему было всё равно.
— Дамблдор верит. Я полагаю, что не на пустом месте, — осторожно промолвил он.
Грэнджер просияла:
— Тогда ты должен согласиться, что мы все должны учиться защищаться в таких условиях. И защищать других. И даже сражаться.
— Вот с этим я, пожалуй, соглашусь. Но к чему ты это говоришь, Гермиона?
— В следующий поход в Хогсмид приходи в «Кабанью Голову». Только никому не говори больше.
— А кому мне говорить, — пожал он плечами, — разве только Фреду с Джорджем… И Ли.
— Я им уже сказала. Придёшь?
— Ладно. Приду.
…И, конечно же, он пришёл. Правда, больше всего его беспокоило, не причастен ли к этой «оригинальной» затее Лонгботтом, который всё-таки проговорился об их занятиях в «Уюте». Поэтому Эвергрин, отправившись в Хогсмид вместе с Уизли и Джорданом, незаметно отстал от них и поспешил в «Кабанью Голову» пораньше. Малоосвещённый, неопрятный бар был почти пуст, бармен, сухопарый бритый старик, скучал за стойкой, но делал вид, что крайне занят, и тёр видавшей виды тряпкой (Эйнар очень понадеялся, что не половой) один и тот же стакан. Парень сел в самый тёмный угол и заказал сливочное пиво, в бутылке. Вскоре появилась неразлучная компания, Поттер, Грэнджер и Уизли. Они не заметили его, сели неподалёку и как обычно зашептались с таинственным видом. Потом ввалилась целая толпа, в которой Эвергрин разглядел не только своих приятелей Уизли и Джордана, но и чуть не половину всего пятого курса (за исключением слизеринцев), а также других знакомых. Он с облегчением понял по нетерпеливому волнению на физиономии Невилла, что тот не рассказал о своём обучении кое-чему сверх программы ЗоТС. Смешавшись с рассаживающимися ребятами, Эйнар уселся позади близнецов и не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать за растерянностью Гарри, когда оказалось, что не только Чжо Чжан заявилась под ручку с Седриком Диггори, но и Джинни Уизли притащила полдюжины явно оказывающих ей внимание мальчишек. Ещё больше Поттер растерялся, когда все наконец расселись и в ожидании уставились на него. Спасать положение, разумеется, пришлось Гермионе.
— Э-ээ… Да. Здравствуйте. Все вы… э-ээ… знаете, зачем мы тут собрались. В общем, Гарри подумал… — поймав гневный взгляд Поттера, она мгновенно исправилась: — Точнее, это я подумала, что было бы неплохо… Начать самим учиться защищаться от сил зла. И не по учебнику, а на практике. Это станет особенно важно сейчас, когда Са... В… Воландеморт возродился.
Почти все присутствующие вздрогнули, когда прозвучало это имя, и принялись переглядываться, кое-кто со страхом, но большинство — с любопытством. Потом взгляды опять устремились не столько на Грэнджер, но больше на Поттера.
— А где доказательства, что он возродился? — довольно агрессивно спросил один парень.
Тут всё-таки встал и Гарри. До него, казалось, вдруг дошло, почему здесь собралось столько народу. Большинство из них явилось сюда лишь потому, что они рассчитывали услышать историю о возвращении Воландеморта из первых уст.
— Дамблдор поверил мне без всяких доказательств, — негромко заговорил он, и воцарилась тишина. — Потому что я сам это видел. В прошлом году Дамблдор всё вам рассказал, но если вы не верите ему, то значит, не поверите и мне, а я никого ни в чём убеждать не намерен… А если вдруг вам интересно, как Воландеморт кого-то убивает, то я ничем не могу вам помочь. Меня он, как видите, всё ещё не убил! — резко закончил Гарри.
Посыпались вопросы о том, что Поттер умеет, раз уж подразумевалось, что именно он будет вести занятия. Когда же он попытался сослаться, что ему всегда кто-нибудь да помогал, его и слушать никто не стал.
Таким образом, все присутствующие согласились, что собираться будут примерно раз в неделю, и Гарри попытается научить их тому, что умеет сам. Эвергрин, сочтя, что собрание окончено, встал первым, но этим лишь обратил на себя внимание Поттера.
— Эйнар! Ты же был со мной на Турнире! — как по команде, вся толпа воззрилась на Эвергрина. — Ты проходил его даже лучше меня. Давай, ты мне поможешь?
Фред, Джордж и Ли зааплодировали, Невилл, улыбаясь во всё лицо, вскинул большие пальцы вверх… Ну, и как Эвергрин мог отказаться?
…Возвращаясь обратно в Замок, Эйнар задумчиво шагал рядом со своими друзьями, они оживлённо тараторили, хвастались своими покупками из магазина приколов Зонко. Мимо пробегали другие ученики, то и дело толкая его. Парень размышлял, во что он встрял на этот раз, и не повредит ли это его собственным планам, и кивал иногда невпопад. Хорошо, что близнецы всегда не очень-то были озабочены мнением других. Добравшись, наконец, до спальни, Эвергрин снял тёплый плащ… И вдруг нащупал в кармане что-то, чего там раньше не было. Он вытащил сложенную в несколько раз бумажку и развернул её:
«Почти год прошёл, но я не могу забыть, как на Святочном Балу ты танцевал со мной. Я вспоминаю, как твоя рука сжимала мою руку, как твоя другая рука обхватывала мою талию, словно это было её законное место. Ты улыбался мне, а в глазах твоих плясали лукавые искорки. Я так завидовала этой Чжан! Если ты думаешь, что у меня есть другой, то нет, он вовсе не мой парень. Если хочешь, я могу встречаться с тобой. Только чтобы никто в школе не знал. Приходи сегодня вечером в 8 на площадку Астрономической башни». Подписи не было.
Если почти весь прошлый учебный год Эвергрин буквально тонул во внимании со стороны девочек, то после его «провала» на Турнире — ну, а как ещё он мог назвать то, что его едва живого вытащили из лабиринта? — количество его «поклонниц» уверенно устремилось к нулю. Это Эйнар так считал, но на самом деле всё было по-другому. Многим девочкам он по-прежнему нравился, но его упорное нежелание встречаться с кем-либо — особенно непонятное после его «фееричного танцевального марафона» на Святочном Балу — и даже замечать знаки внимания постепенно гасило у них желание пытаться завязать с ним романтические отношения. И вот, оказалось, что не у всех… «Кто бы это мог написать?» — думал он, но точно мог бы сказать только, что это не Чжо Чжан. А кто?.. Мерлин с Морганой, да тех девушек на балу, с кем он танцевал, он и не помнил всех, проще было перечислить, с кем он НЕ танцевал! «Ну, чего ломать голову, схожу да посмотрю, на кого же это я такое впечатление произвёл… незабываемое. Только бы Фред с Джорджем не узнали, засмеют ведь…» — решил он.
К назначенному времени Эвергрин пришёл, осторожничая, как никогда прежде, в Астрономическую башню. Выглянул на площадку и никого не увидел. Стоять на пронизывающем ветру не хотелось, и он присел на лестнице.
— Привет, — послышался робкий голос.
Парень вскочил. Не то, чтобы он ждал какую-то определённую девушку, но менее всего он мог бы предполагать, что придёт… эта.
— П-привет, — всё-таки выдавил из себя оторопевший Эйнар.
— Наверное, ты ждал не меня…
— Ну, я действительно не думал, что это ты мне написала. Как тебе удалось подложить записку?
Она застенчиво улыбнулась:
— Ты так задумался… Я просто прошла мимо и задела тебя, якобы нечаянно.
— Хм, вот мне урок, — Эвергрин тоже улыбнулся, — нельзя так уходить в себя. А то пропустишь что-нибудь интересное.
— …Поднимемся наверх?
— Там ветер. Ты замёрзнешь.
— А тут… Вдруг кто заметит…
— Нет, вряд ли. Это подходящее место, тут не бывает никого, тем более вечером. К тому же, старостам можно ходить почти везде.
— Ах, да. Но вдруг кто-нибудь подслушает?
— Ну, и что? Мы, вроде бы, ничего секретного не обсуждаем. Ты кого-то боишься?
Девушка помотала головой.
— Ладно. Хочешь, я поставлю у двери в коридор своего Заступника?
— Да! — обрадовалась она. — Мне так понравился твой Заступник! Он такой красивый…
Эйнар довольно улыбнулся, вызвал своего медведя и отправил его вниз сторожить. Потом снова уселся на ступеньку. Кивнул на место рядом, лестница была достаточно широкая. Девушка примостилась на другом краю ступеньки.
— Ты ведь просто из любопытства пришёл, да? — опять смущённо сказала она.
Парень пожал плечами:
— Вообще-то, да. Ты же не подписалась. Конечно, мне стало интересно, кто же всё ещё помнит, — он усмехнулся, — как я… э-ээ… отплясывал.
— Да ладно, многие девочки помнят. С кем ты танцевал.
— Многие?
— Конечно, — она энергично кивнула. — Ты был такой… милый… А те, с кем не танцевал — до сих пор злятся и завидуют.
— Да?!
— Ага. Слушай, так что ты скажешь?.. Ну, про то, что я написала… — и она вдруг выпалила, повернувшись к нему, но глядя мимо, куда-то в стену: — Ты будешь со мной встречаться?
Эйнар воззрился на неё. На тускло освещённой лестничной площадке её было плохо видно, хоть она и сидела так, что можно было дотянуться рукой. Тёмно-русые прямые волосы до плеч, круглое лицо, пухлые щёки, вздёрнутый носик, широко распахнутые серо-зелёные глаза, в которых сейчас отражалось пламя факела — Пэнси Паркинсон, которую весь Хогвартс считал девушкой Малфоя.
…Пока он подбирал слова, она не выдержала и вскочила, прижав к лицу ладони:
— Ладно! Не говори ничего! Завтра. Приходи сюда. Если согласен. Если не придёшь — значит, нет. И только попробуй кому-нибудь рассказать!..
Дробно стуча каблучками, Паркинсон унеслась вниз по лестнице. Эйнару показалось, что он услышал, как она всхлипывает на бегу. «Вот так слизеринка… — подумал Эвергрин. — Все её уже с Малфоем поженили, а она — вон что… — и всё-таки не смог не восхититься: — Но как же она набралась смелости первой к парню подойти?! Либо её допекло… это её чувство, либо… — и он нахмурился: — Либо тут какие-то происки».
Весь следующий день он просидел в углу гостиной, не замечая подначиваний близнецов. И даже — вот чудеса-то! — не открывал никакую книгу. Думал, идти или нет. Думал, хочет ли встречаться с Паркинсон или нет. Хоть гриффиндорцы её часто обзывали коровой и сравнивали с мопсом, ничего такого уж отвратительного в её внешности не было. Да и странно было бы, если претенциозный Малфой позволил бы всем четыре года считать его девушкой уродину. Даже если на самом деле она и не была его девушкой. Наконец, Эйнар всё-таки решил пойти. Несмотря на то, что он всё ещё не определил, нравится ли ему Пэнси, других претенденток на свою персону он не видел, а любопытно всё-таки было, каково это, встречаться с девушкой. Да и перспектива насолить Малфою тоже была интересной. Но чтобы не попасться, если его будет ждать какая-нибудь малфоевская каверза, Эвергрин решил пойти в плаще-невидимке и, разумеется, с волшебной палочкой на поясе.
Добравшись до Астрономической башни, Эйнар скрылся под плащом и стал тихонько красться по ступенькам. Перед последним пролётом, ведущим на площадку, он замер: наверху шёл жаркий спор.
— …Ну, не дури, Паркинсон! Иди сейчас же назад!
— Ты всё ещё не понимаешь, Малфой?! Мне надоело! Вся Школа считает меня твоей девушкой!
— И что, это так плохо? Раньше, вроде бы, тебя всё устраивало.
— Вот именно, раньше устраивало, а сейчас — НЕТ! Я остаюсь, а ты — уходи. И побыстрее. А то…
— А то — что? Придёт твой новый парень? Дура! Никто не придёт. Ну, сама подумай, кому ты нужна? Если ты и значишь что-то в Хогвартсе, так только потому, что ты со мной. Поэтому ты не смеешь меня бросать. Это Я РЕШАЮ, когда тебя бросить!
— …Ты всегда так ко мне относился, ты считал меня своей вещью… Я же любила тебя!
— А ты и есть моя вещь, крошка. И попробовала бы ты меня не любить! А кстати, о любви. Если вдруг случится такое чудо, и твой новый парень всё-таки явится, в чём я лично сомневаюсь, но — вдруг. Так вот, скажи-ка мне, куколка, надолго ли он останется, если я ему расскажу, как весело мы с тобой проводили время? Расскажу ему, какая ты… милая и послушная?
— Нет… Ты не расскажешь!
— Ещё как расскажу. Со всеми подробностями. Да ещё и нафантазирую слегка. Ох и посмеёмся же мы с ним над тобой! Так что, давай, перестань упрямиться и пошли назад, — тут Малфой бросил грубить и заговорил очень мягко: — Ну, хватит, малышка, ну, показала характер, и достаточно. Я всё понял, я тебе мало внимания уделяю. Прости-прости-прости. Завтра же у тебя будет тот кулончик, который тебе так понравился… Идём отсюда. Пэнни, маленькая, ну, ты же любишь своего Дидѝ…
Эйнар слышал, как всхлипывает девушка. Он нахмурился и ещё сильнее вслушивался, ожидая, чем всё закончится. Пошлёт ли она его куда подальше или всё-таки простит «своего Диди» (тут он фыркнул, зажав себе рот: «Диди! Это надо запомнить!») ради кулончика? И тут Пэнси перестала всхлипывать и закричала:
— УБЕРИ РУКИ, МАЛФОЙ! Я ненавижу тебя! Я терпела все эти годы только потому, что любила! А ты принимал всё как должное! ВСЁ! Кончено! Моя любовь к тебе умерла! И это ТЫ её убил! А у меня БУДЕТ другой парень, и в сто раз лучше тебя! И умнее, и красивее, и сильнее магически! И он не поверит ни единому твоему слову про меня, потому что знает твою подлую натуру! Хотя, покажи мне кого-нибудь в Хогвартсе, кто не знает, какой ты мерзавец! Даже Крэбб с Гойлом, и то знают!
— Ну, что ж… — холодно заговорил Драко. — Значит, ты не оставляешь мне выбора. Я хотел по-хорошему… Говоришь, твой новый парень не поверит моим словам? Может быть, может быть. Но он точно поверит… ЭТОМУ.
Пэнси сдавленно вскрикнула, а Малфой продолжил:
— Будь он даже тупейший тупица с Гриффиндора, или даже с Пуффендуя, но прочитав это, он убедится, что ты просто-напросто сумасшедшая истеричка, Паркинсон.
— Как ты посмел рыться в моих вещах?!
— Ха, а что такого, крошка? Мы же парочка влюблённых голубков, у нас нет тайн друг от друга!
— Отдай сейчас же!
— Иди-ка сюда и возьми! — продолжал Драко издевательски. — То, что у меня в руках… И я сейчас не только про эту жалкую бумажку… НИКОГДА не уходит от меня по своей воле. Только когда я сам захочу от этого избавиться. Вот, например, так…
— Не смей!
Эйнар наконец решил вмешаться и стал снимать плащ, но, как назло, пуговицы застревали в петлях. И тут… Сверху, с площадки самой высокой башни Хогвартса, послышались звуки борьбы.
— …Ой, я уронил её! Представляешь, кто-то найдёт завтра твою записку самоубийцы! Вот весело-то будет! Смотри, смотри, как она красиво летит!
— Нет! Нет!
— Хочешь вслед за ней? Да пожалуйста!
…Эвергрин всё-таки сорвал плащ и не взбежал, а словно взлетел по ступеням, выскочил на площадку — и услышал громкий вскрик. Этот крик он будет помнить всю жизнь. Не успел он добежать до края, как из темноты у подножия башни послышался глухой стук. Больше ни единого звука не доносилось, только шелестели на ветру мантии двух оставшихся на площадке парней. Эйнар с побелевшим лицом сжал волшебную палочку и медленно повернулся к такому же мертвенно-бледному Драко, который застыл, обеими руками вцепившись в ворот собственной мантии.
— Н-ну, и как ты это сможешь объяснить, Малфой? — собственный голос показался Эйнару каким-то потусторонним.
— Т-ты… Ты что тут делаешь, Эвергрин?
— Я задал вопрос. Отвечай.
— О-она сама… Я хотел остановить… Вот записка…
— Дай сюда! — Эвергрин шагнул к нему, вырвал клочок из трясущейся руки, сунул его в карман и едва не проткнул остриём палочки горло слизеринца, вынуждая того вскинуть голову. — И палочку сюда.
Драко дёрнулся, но, похоже, вид у Эйнара был такой, что Малфой счёл за лучшее повиноваться и отдал свою палочку.
— …Значит, она сама?
— Д-да. Уже несколько дней она была какая-то странная. Я не понял! Я мог бы её спасти! Надо было просто поговорить! Я… Это моя вина!
Эвергрин скрипнул зубами:
— А вот теперь верно. Это ты виноват. Ты её убил.
— Я не убивал!
— Не старайся, я стоял внизу и всё слышал.
— З-значит, это т-ты?.. Это с тобой?..
— Со мной, да. Я пришёл. И услышал много интересного. Значит, ты не смог ей простить, что она тебя бросила. И предпочёл убить.
— Ч-то ты собираешься со мной делать?
— Хм, а что делают с убийцами, Малфой?
— Слушай, Эвергрин, ты же умный парень…
— Да ладно?! Я же тупейший из тупых гриффиндорцев!
— …Ладно, из-вини. Я ж не знал, что это ты… Давай договоримся…
— О чём же?
— Пэнси и вправду была не в себе последнее время…
— …Из-за тебя, кстати. Диди.
Драко отшатнулся от этого короткого слова, словно Эйнар дал ему пощёчину.
— Н-ну, пусть даже так… Ну, давай ты подтвердишь, что она сама, а? И записка же есть… Мой отец, он очень влиятельный колдун, он может замолвить за тебя словечко кому надо… Получишь хорошую работу. Денег опять же можем подкинуть. Всё, что тебе нужно.
— Всё, что мне нужно, говоришь? — от гнева голос Эйнара зазвучал как шипение змеи. — А вот тут ты промахнулся. Ты не дашь то, что мне нужно. Вернее, я сам не возьму. Видишь ли, оказывается, в Хогвартсе полно секретных ходов и тайных комнат. И одну такую комнатку я украшаю по своему вкусу. Сказать, чем? Кровью. Да не трясись, Малфой, ТВОЯ «чистая» кровь слишком гнилая, чтобы удостоиться такой чести. Но убить я тебя всё-таки убью. Уж в этом я себе не откажу.
— Н-нет, — выдохнул Драко.
— Нет? Почему бы это? Ах, да, ты же у нас хозяин жизни! Ну, что ж, тогда у тебя есть шанс избежать смерти от моей руки.
— Как?
— Очень просто. Ты по-хозяйски лишишь жизни сам себя.
— Нет!
— Ты ведь считаешь себя умнее всех, да? Вот и подумай. Выбор-то у тебя невелик. Либо Азкабан, либо прыгаешь с башни сам, либо я тебе помогаю. Лично мне нравится третий вариант. И если завтра там, внизу, найдут два трупа, то мне придётся отвечать на массу вопросов. У меня тоже будет выбор. Либо я скажу, что ты столкнул Паркинсон, я пытался тебя задержать, ты хотел убить меня тоже, но мы боролись, и ты случайно упал. Или же я рассказываю, как ты героически пытался спасти бедную подругу, но не удержался… А ещё есть романтическая версия: ты предпочёл смерть существованию без возлюбленной, когда не сумел её спасти. Ну, какой вариант моей речи тебе нравится больше? Никакой? Значит, всё-таки предпочитаешь, чтобы тебя заточили в Азкабан за убийство ни в чём не повинной девушки? Чистокровной волшебницы. Влюблённой в тебя по уши. Азкабан с дементорами — тебе, а твоим родителям — позор несмываемый.
— Тебе не поверят! И, кстати, есть записка Паркинсон, что она сама себя…
— Так я сейчас махну палочкой — и нет никакой записки. А что касается «не поверят». Я староста, в Турнире в прошлом году участвовал, моя честность известна всем, а с тобой никогда не ссорился — зачем бы мне возводить на тебя напраслину? И, кстати, как думаешь, сколько времени мне потребуется убедить пару-тройку других старост подтвердить мои слова? Так, на всякий случай. …Ну, что, Малфой? Прыгнешь сам, или тебе помочь?
— Как я могу быть уверен, что ты не обвинишь меня в убийстве, если я… спрыгну?
— Никак, — широко улыбнулся Эйнар. — Но я же сказал, моя честность известна всем. Тебе, конечно, сложно это понять. Ты же врёшь как дышишь… Но если ты сейчас прыгнешь сам — я спущусь вниз и положу записку Пэнси ей в карман. Я обещаю. И никто не узнает, что ты — убийца. А если не прыгнешь… Все узнают, что ты сделал. Я бы прыгнул, будь я на твоём месте.
Эвергрин отвёл палочку от горла Малфоя. Тот, безвольно уронив руки, медленно шагал к краю площадки. Гриффиндорец следовал за ним, нацелив палочку меж лопаток. «Твоим родителям — позор несмываемый», — слова гудели в голове Драко как колокол. Стоя на краю, он занёс ногу над пустотой… И в последний миг всё-таки ощутил лёгкий толчок сзади: Эйнар не смог себе отказать в причастности к его смерти.
… Ну, а дальше Эвергрин сделал так, как и обещал. Он спустился и положил записку в карман мантии Пэнси. Потом убрал с её лба прядку волос и что-то прошептал. Затем он подошёл к Драко… и обнаружил, что тот ещё жив! Невероятно, но слабенького толчка оказалось достаточно, чтобы Малфой упал не на камни площадки, а на зелёную изгородь. Впоследствии Эйнар и сам не мог понять, почему ему удалось сдержаться и не добить Малфоя…
Как и положено старосте, Эвергрин сразу же заявил о трагедии, свидетелем которой он «только что стал»… Утром, пока Нарцисса Малфой заламывала руки над сыном в больничном крыле, Эйнара допрашивал сам Дамблдор, в присутствии декана МакГонаголл и, конечно же, Люциуса Малфоя. У отца Драко даже пришлось сначала отобрать трость, чтобы он не убил парня на месте. Допрос шёл долго. Но староста Эвергрин, бледный и безучастный (как сказала мадам Помфри, от шока), тихо и бесцветно повторял одно и то же: «Услышал громкие голоса на площадке Астрономической башни. Пошёл посмотреть, не нужна ли помощь. Паркинсон была на краю, собиралась прыгнуть. Малфой её удерживал и отговаривал. Бросился к ним. Хотел спасти, но не успел. Оба полетели вниз. Спустился к ним. Паркинсон мертва, Малфой едва жив. Позвал на помощь. Всё».
Дамблдор, МакГонаголл и Малфой-старший привели Эйнара в лечебницу. Мадам Помфри влила в него какое-то успокоительное зелье. Едва он распластался на больничной койке, как миссис Малфой вскрикнула и рухнула в обморок: Драко умер, так и не придя в сознание. Все бросились к ним, и никто не увидел, что Эвергрин улыбнулся.
====== Не вовремя и не к месту ======
Несколько дней мадам Помфри буквально не отходила от Эвергрина, пинту за пинтой вливая в него всяческие снадобья, одно тошнотворнее другого. Парень с видом страдальца глотал эту гадость и думал, что в этом и состоит секрет целительского таланта заведующей хогвартской лечебницей: настолько мерзкие лекарства, что организм пациента исцелял себя сам, только чтобы побыстрее удрать из такого «окружения заботой». Конечно же, это он просто сердился, ведь именно мадам Помфри буквально вытащила его с того света в прошлом году. Но сейчас у него ничего не болело, он считал, что полностью в порядке — так зачем же над ним так издеваться…
— Ну, как мы сегодня себя чувствуем, а?
Рано утром мадам Помфри с неизменной улыбкой появилась возле койки Эвергрина. Других пациентов в больничном крыле не было, поэтому забота парню доставалась полной мерой.
— Я себя чувствую хорошо, мэм, спасибо Вам, —отрапортовал он.
— Хорошо, хорошо… Вот, выпей это… — она протянула очередное пойло, Эйнар скривился. — Надо, надо. Выпьешь — будет тебе награда.
Юноша через силу проглотил зелёную жидкость. Наверное, он успел привыкнуть, раз она не показалась такой уж гадкой.
— Я смогу уйти?!
— К тебе гости. Сначала поговоришь с профессором Дамблдором, а потом… твои друзья отведут тебя на завтрак. Я дам тебе ещё одну порцию, выпьешь её после еды.
— Спасибо, мэм!
— Ладно, ладно, Эйнар. Только, пожалуйста, постарайся не попадать больше сюда. Не то, чтобы я тебе не рада, но чаще тебя здесь гостил только, пожалуй, Гарри Поттер, а это совсем не то, в чём следует брать с него пример, — усмехнулась целительница, впустила в палату ректора и ушла в свой кабинет.
Дамблдор прошествовал через палату и, добродушно улыбаясь, уселся на стул рядом с кроватью юноши. Эвергрин заворочался с явным намерением встать или хотя бы сесть из уважения к ректору. Седобородый старец помахал ладонью:
— Лежи, лежи…
— Сэр, я ведь здоров…
— А никто и не считает, что ты болен. Ты здесь потому, что испытал сильнейшее душевное потрясение, которое не каждый взрослый выдержит. Я просто хочу у тебя кое-что спросить, Эйнар.
— Да, профессор…
— Скажи-ка мне, как тебе удалось семь лет дружить с Фредериком и Джорджем Неподражаемыми-Уизли, но получить так мало взысканий и ни одного наказания?
— …Сэр?
Дамблдор внимательно изучал удивление на лице парня. Потом усмехнулся и сказал:
— Ладно, считай, что я пошутил. На самом деле, я хочу знать, ты ничего не умолчал из того, что произошло в Астрономической башне?
— Профессор Дамблдор, я рассказал всё. Вы в чём-то меня подозреваете?
— Нет, нет, чтó ты… — ректор всплеснул руками. — Мне просто показалось, что ты кое-чего не рассказал. Я даже могу полагать, почему. Записка в кармане мисс Паркинсон объяснила кое-что, но ты не стал говорить всего, что видел, в присутствии мистера Малфоя-старшего. Опасаясь его реакции, и это понятно. Но сейчас ведь здесь никого нет, кроме нас. Рассказывай, Эйнар. Никто не узнает. Я ничего не скажу мистеру и миссис Малфой. Как на самом деле умер Драко?
— П-почему Вы уверены, что я что-то ещё видел?
Эйнар судорожно соображал, чтó сказать… Главное, чтобы лицо его не выдало…
— Ох, ну, это же понятно… Если бы он и мисс Паркинсон упали вместе, как ты сказал, то они и на земле лежали бы близко. Но мистера Малфоя нашли гораздо дальше. И его не могло отнести ветром, сильный ветер был наверху, а не внизу. Так что, ты НЕ МОГ… не видеть чего-то ещё.
— Сэр… Это вышло случайно.
— Я понимаю, мой мальчик, — профессор кивнул, пряча довольную улыбку в усы. — Упаси меня Мерлин тебя в чём-то обвинять.
— Драко действительно хотел удержать Пэнси. Но она упала. Он тоже падал, он шатался на самом краю, я едва успел схватить его за мантию, но не удержал, ткань оказалась скользкая… Я не смог… Это был несчастный случай.
— Ну, что ж. Я примерно так и думал, — промолвил ректор, вставая. — Вот что, мистер Эвергрин. Просить тебя забыть о произошедшем я, конечно, не буду, это невозможно. Это трагедия, но надо двигаться дальше. Ты — смелый и умный юноша. И честный. Эти качества тебе ещё не раз пригодятся, и в Хогвартсе, и за его пределами. Хотел бы только пожелать, не переоценивай себя.
Дамблдор пошёл к двери, а Эвергрин смотрел ему вслед: «Уф, похоже, выкрутился… На этот раз. Да уж, мне придётся крепко запомнить Ваше пожелание, профессор… Я-то думал, наш ректор-небожитель не смотрит, что творится у него под ногами, и опасаться мне надо было только Снейпа. Ан нет… Ладно, учту на будущее… Что импровизация — не всегда хорошо». Он обессиленно откинулся на подушку, но тут в палату ворвались все его друзья чуть не полным составом — Ли, Джордж, Фред, Рон и Невилл — и ему пришлось им улыбаться.
— Подъём, Йенссон! — заорал Фред. — Хватит валяться и строить из себя страдальца! Переодевайся и пошли на завтрак.
Радостные физиономии друзей подействовали лучше всяких лекарств, Эйнар вскочил с кровати и обнял каждого приятеля, улыбаясь уже совершенно искренне.
…Конечно, полностью скрыть смерть двух школьников, как будто ничего не произошло, было невозможно, поэтому ректор объявил, что это был трагический несчастный случай. Потом ему опять пришлось лететь в Министерство магии давать объяснения. Неизвестно, поверили ему там, или нет, но в Хогвартсе поверили только, пожалуй, младшие курсы. И уж конечно, не поверили старшекурсники Гриффиндора и Слизерина. Мало кого заботила смерть Паркинсон, в отличие от гибели Малфоя. Эйнару пришлось, не дожидаясь, пока его замучают расспросами, заявить во всеуслышание в гостиной, что это и вправду был несчастный случай. Он заставил себя это сказать. С одной стороны, он обещал Драко, что не скажет про убийство. Как бы там ни было, но он действительно всегда держал слово. Но с другой — он просто не хотел, не мог допустить, чтобы Пэнси считали самоубийцей. Учителя — пусть думают, что хотят, но ученики…
И гриффиндорцам пришлось этим удовлетвориться. Но всё-таки он однажды услышал, как Невилл заговорил об этом с Гарри, который играл в шахматы с Роном. При этом он знал, что Эйнар сидит в кресле неподалёку:
— Как думаешь, Гарри, а Малфой правда нечаянно с башни сверзился?
— Ой, да какая разница! — махнул рукой Поттер, не поднимая взгляд от шахматной доски. — Нечаянно или чаянно… Знаю, что нехорошо так думать, но без него, Хембридж и Снейпа мне как-то легче дышать стало в Хогвартсе. А тебе разве нет, Невилл?
— Конечно, да! — встрял Рон. — Даже мне легче стало, а меня они меньше вас доставали. Ходи, Гарри…
«Вот, неймётся тебе, Лонгботтом…» — раздосадованно подумал Эвергрин.
…В назначенный для первого занятия по «самозащите» день ученики очень удивились, оказавшись в комнате, где их собрал Гарри. В стене коридора седьмого этажа, напротив картины с изображением Барнабаса Безбашенного, который учил троллей балету, теперь появилась отполированная до глянцевого блеска дверь с медной ручкой, а внутри… На стенах висели длинные книжные полки с книгами по теме, а вместо парт и стульев на полу лежали большие разноцветные подушки. В дальнем конце комнаты располагались полки с разнообразными полезными для защиты и обнаружения врагов приборами. Здесь было решительно всё, что могло потребоваться для занятий. Эйнар полагал, что они будут заниматься в классе Защиты от Тёмных сил, но тут на самом деле было гораздо лучше.
— Ну, вот, здравствуйте, э-ээ, все, — начал Гарри, когда все собрались и расселись по подушкам. Он явно волновался и старался не смотреть ни на Чжо, которая примостилась чуть не на коленях у Седрика, ни на Джинни, которая расположилась прямо перед ним в плотном кольце своих «обожателей», из которых главным (на данный момент), похоже, был когтевранец Майкл Корнер. Гермионе пришлось незаметно ткнуть Поттера в спину, чтобы он вспомнил, как разговаривают.
— Вот, нам удалось найти подходящее место. Теперь надо решить, с чего нам начать…
— …Предлагаю начать с выбора ведущего занятий, — встряла Гермиона.
— Разве не ясно, что это Гарри? — изумился Рон.
— Нет-нет, стойте, — вскинулся Поттер, и нашёл взглядом Эвергрина: — Эйнар, чего ты там спрятался? Выходи. Ты же согласился тоже учить.
— Будем голосовать? — деловито спросила Грэнджер. — Итак, поднимите руки, кто за то…
— Зачем? — внезапно сказал Невилл. — Пусть оба ведут…
Все зааплодировали, Лонгботтом покраснел, ведущие переглянулись.
— Ладно, — вымолвил Эйнар, — оба так оба. Ну, начинаем, что ли? Гарри, как думаешь, какое заклинание будет самым полезным?
— А ты напади на Поттера, — задорно вскрикнул Закариас Смит, который в первую встречу показал себя самым скептичным. Все рассмеялись.
— Да, да! Ведущие, ну-ка, подуэльтесь! Кто из вас круче? — это, конечно, кто-то из близнецов Уизли подхватил мысль. — Мастер-класс от Чемпионов Хогвартса!
Гарри быстро глянул на Эйнара, тот нахмурился:
— Думаете, вы тут собрались, чтобы повеселиться? Лично я вам не клоун, поэтому если кто-то пришёл развлекаться, то дверь вон там.
— Да ладно, чего ты… — сконфузился тот же голос.
— Вообще-то, рациональная мысль в этом есть, Эвергрин, — это сказал МакМиллан из Пуффендуя.
— Да? И какая?
— Какое заклинание первым выпаливает волшебник, когда видит угрозу нападения.
«Не поддавайся искушению. Держись. Нельзя показывать, что я сильнее их, — твердил себе мысленно Эйнар. — Пусть Поттер блистает, заодно и проверю, на что он способен. А меня пусть недооценивают».
— Ладно, — словно нехотя произнёс он вслух, — Гарри, отойди-ка…
Тот повиновался и вытащил волшебную палочку. Эйнар неспешно развернулся к нему, выставив палочку. «Экспеллиармус!» — выкрикнул Поттер, даже не задумываясь. Палочка вырвалась из руки Эйнара. «Неплохо», — подумал Эвергрин, подбирая её.
— Ну, вот вам и первое заклинание, — сказал он. — Видели, что случилось? Обезоружили противника — и это уже половина победы. Гарри, поясни подробнее.
Поттер объяснил, что именно это заклинание выручало его не раз, а когда он прошлым летом после Турнира оказался один на один с Воландемортом, оно спасло ему жизнь. Впечатлённые ученики разбились на пары и стали тренироваться в отнимающем заклинании. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже, но все работали с энтузиазмом, даже скептик Смит. Особенно старался Лонгботтом. За час все собравшиеся хотя бы по одному разу удачно отняли палочку у напарника. Часы над дверью пробили девять, и тренировку пришлось прекратить.
…На следующий день Эйнар очень задержался после последнего урока Зельеварения, у него возникли некоторые вопросы к профессору Слагхорну. На ужин он поэтому опоздал и оставался за столом, когда почти все ушли. Выйдя из Большого Зала, парень уже шагнул на лестницу, как вдруг его окликнули.
— Эй, ты, Эвергрин! Иди сюда, на пару слов.
Он неторопливо оглянулся. Около входа в слизеринские подземелья стояли приятели Малфоя, Винсент Крэбб и Грегори Гойл. Эйнар не стал к ним подходить, но ждал, когда подойдут они сами.
— Чего изволите, джентльмены? — спокойно осведомился он у слизеринцев. Стоя ступенькой выше, он смотрел на них чуть свысока.
— Ты должен нам сказать, что на самом деле случилось с Драко, — сказал Крэбб. На нём, казалось, печать отсутствия интеллекта была чуть менее явной. Гойл же просто поддёрнул рукава мантии, демонстрируя кувалды кулаков.
— Ах, даже «должен»? — теперь Эвергрин переводил взгляд с одного на другого с каким-то интересом.
— Ладно, — Крэбб нахмурился, — не должен. Но мы хотим знать.
— А чем вас не устраивает то, что сказал Дамблдор?
— Драко не мог погибнуть так глупо.
Эйнар молчал, всё ещё разглядывая обоих парней.
— Что ж, — промолвил он, — наверное, вы имеете право знать. Всё-таки вы были его… друзьями. Но только…
— Что?
Оказалось, Гойл тоже умеет разговаривать.
— Я, конечно, могу вам рассказать… И даже показать кое-что… Но только — не испугаетесь ли вы?
— Э! Ты думаешь, мы трусы? — Грегори шагнул к нему, Винсент придержал приятеля за рукав мантии: — Грег, погоди. Чего нам пугаться, Эвергрин? Тебя?
— Нет. Кое-чего… в Запретном Лесу.
— В лесу? При чём тут лес? — спросил Крэбб, а Гойл добавил заученно: — К Запретному Лесу нельзя подходить даже днём.
— Ну, я так и думал, что вы испугаетесь, — усмехнулся Эйнар и демонстративно повернулся к ним спиной.
— Эй, стой! Мы ничего не боимся, ни в Замке, ни в Лесу, да, Грег? Но Драко погиб на башне, а не в лесу.
— Это ты МНЕ будешь рассказывать? — гриффиндорец вновь повернулся и улыбнулся откровенно издевательски. — Раз вы всё знаете сами, зачем вам мои слова?
— Ладно, — Крэбб опять нахмурился, — пошли в лес. Покажешь, что хотел.
— Палочки наизготовку — и вперёд, джентльмены.
Слизеринцы вытащили волшебные палочки и вышли из замка. Эвергрин тут же быстро осмотрелся, надел плащ, достал свою палочку и выскользнул за дверь вслед за ними. Став невидимым, он шагал позади и подгонял их словами, чтобы те не оглянулись. Ещё было не очень поздно, хоть и стемнело, поэтому Эйнар опасался, что кто-нибудь из окон случайно увидит, что из замка вышли трое. Оказавшись за деревьями, он едва успел снять перчатки, как слизеринцы обернулись и уставились на него:
— Ну? И куда теперь?
— Вон туда, — показал он на приметное поваленное дерево. Там он сжигал одежду Хембридж.
Все трое зашли в лес поглубже. «Силенсио! Инкарцеро!» — полетели заклинания в спину Крэббу. «Петрификус Тоталус!» — а это досталось Гойлу. Оба слизеринца повалились наземь.
— А вот теперь слушайте, тупые тролли, то, что вы хотели узнать.
Эйнар стоял около них, сжимая свою палочку, и переводил суровый взгляд с одного на другого. Гойл валялся обездвиженный, Крэбб бился в путах, беззвучно рыча.
— Итак. Ваш повелитель, Драко Малфой, был бессердечным и наглым существом, я его даже человеком назвать не могу. Хотя, наверняка, я ничего нового вам не сказал. Но мало этого. Он стал убийцей. Это он убил Пэнси Паркинсон. На моих глазах. Ну, а потом я убедил его спрыгнуть вслед за ней. Я умею быть очень убедительным. Я обещал, что никто не узнает, что он убийца. Но я не нарушаю своё слово, потому что, хоть вы теперь и знаете правду, вы тоже сейчас умрёте.
Эвергрин снял магические верёвки с Крэбба. Винсент вскочил, яростно размахивая волшебной палочкой, глаза его вращались, как у сумасшедшего, на губах вскипела кровавая пена, но ни звука произнести он не мог. Зато Эйнар, по-прежнему усмехаясь, произнёс: «Виртус Виолатио!» направляя палочку ему на горло. Нет, на этот раз голова не отлетела, но кровь всё-таки хлынула потоком, едва не забрызгав Эвергрина. Крэбб упал ничком, пару раз дёрнулся и затих навсегда. Кровавая лужа на мокрой лесной земле тускло блестела, впитываясь очень медленно. Эйнар замер, несколько мгновений смотрел на неё, а потом скинул сумку с плеча, быстро достал оттуда пустой фиал, оставшийся после урока. Парень увеличил его и, метнувшись к телу, наполнил сосуд кровью. В холодном воздухе алая горячая жидкость испускала пар…
Прежде чем закупорить склянку, Эвергрин наклонил её, вдыхая запах и любуясь игрой красного цвета в хрустальных гранях. Потом он оторвался от завораживающего зрелища, убрал сосуд в сумку и повернулся к оставшемуся в живых слизеринцу. Парень отменил заклятие. Гойл вскочил и, даже не попытавшись использовать магию, рванулся к Эвергрину. «Авада Кедавра!» — просвистел ему навстречу слепящий зелёный луч. Словно наткнувшись на него, Грег остановился и свалился навзничь. Несколько минут в полной тишине Эйнар стоял, всё так же с палочкой в руке, и смотрел то на один труп, то на другой.
Затем он вздрогнул: из глубины леса послышались осторожные мягкие шаги… Присмотревшись, среди чёрных стволов он заметил светлые тени. Парень подхватил сумку и стал медленно отступать к опушке. Ни поворачиваться спиной, ни бежать было нельзя, Эйнар знал, что это спровоцирует хищников на погоню. Он пятился, пока не оказался на краю леса. За ним никто не гнался, и парень привалился спиной к дереву, чувствуя, что напряжение покидает его. Впереди мерцал окнами Хогвартс, в разрывах облаков светила полная луна. Сейчас он станет невидимым, пойдёт в своё убежище и…
Эйнар сглотнул и закрыл глаза. Но ненадолго. Услышав позади, совсем рядом, тихие шаги по опавшей листве, он едва не свалился, но всё-таки успел выставить на звук волшебную палочку.
— Не бойся. Я не враг, — сказал… кто-то. Голос действительно не был угрожающим, звучал негромко и довольно мягко. Но что-то в нём было странное: подвывающие гласные, рычащее «р»… Парень вжался в ствол дерева спиной и выдохнул:
— Ты кто? Покажись. Чего тебе надо?
В пятно лунного света между двумя деревьями вышла девушка. Эвергрин понял, что это перекинувшийся* вервольф: на ней не было ни одежды, ни обуви. Маленькие аккуратные ступни мягко шагали по стылой земле, но вряд ли девушка мёрзла, её густые пепельные волосы, спускаясь водопадом ниже колен, окутывали её, словно зимний меховой плащ. Эвергрин невольно шагнул к ней, всё-таки не опуская волшебную палочку, но вервольфа** отступила в тень, сохраняя расстояние между ними.
— Чего тебе? — повторил Эйнар.
— Я хочу знать, за что ты кормишь мою семью.
— Я? Кормлю? — парень растерялся.
— Да. Ты принёс нам вкусное мясо. Один раз, потом другой раз. А сегодня — сразу двоих. За что?
— П-почему ты решила, что это я принёс?
— Твой запах, — сказала она, как нечто само собой разумеющееся.
«Вот идиотская ситуация! — подумал Эвергрин. — Оказывается, я кормлю вервольфов! И сейчас обсуждаю это с… одной из них. Бред».
— Моя семья давно не ест людей. Охотимся в лесу. Часто голодные. Выходить из леса нельзя, большой человек запретил вожаку, вожак запретил нам.
«Большой человек? А, Хагрид!» — сообразил парень.
— …А люди вкусные. Ты человек, ты не можешь есть людей. Но ты забрал кровь. Ты ешь кровь? Но ты не вампир. Я не понимаю.
— Ну, пусть так: я ем кровь, — Эйнар передёрнулся, но не объяснять же дикому зверю, зачем он убивает и зачем ему кровь. — А остальное мне не надо, я приношу в лес. Ты… тоже ела… то, что я принёс?
— Да. Вся семья ела. Ты принесёшь мясо нам снова?
«Да куда ж ещё я их дену-то?» — поморщился он и сказал: — Принесу.
Вервольфа снова шагнула в лунные лучи. Эвергрин присмотрелся: она была красивая и совсем не казалась опасной. Особенно красивыми ему показались её глаза, большие, золотистые. Эйнар убрал волшебную палочку в чехол на поясе так, чтобы девушка это видела: он понял, что палочка, как магическое оружие, её настораживает и пугает.
— Как твоё имя? — внезапно спросил он, шагнув к ней навстречу. Расстояние между волшебником и зверем сократилось.
— Имя? — удивилась она.
— Ну, вы же как-то отличаете друг друга… когда надо позвать.
— Та, которая идёт позади.
— Странное имя. А почему ты идёшь позади?
— Я молодая, ещё не взрослая. Я иду позади семьи и ем последней. После меня ест только мой брат…
— …И его зовут Тот, который ест последним? — усмехнулся Эйнар.
— Да.
— Хм, а если бы я был вервольфом, как бы меня звали?
Девушка шагнула ещё ближе, внимательно посмотрела на него золотистыми глазами и… принюхалась:
— Ты не вервольф, но и человек ты не такой, как другие… Я бы назвала тебя Тот, который не как все.
— Прикольно, — опять усмехнулся парень. — Это значит «ненормальный»? Хм, а в этом что-то есть…
В чаще вдруг послышался короткий глухой вой. Вервольфа вздрогнула:
— Это меня зовут.
— Ладно, мне тоже пора, — и внезапно он сказал: — Может, ты придёшь сюда завтра? Поболтаем…
Девушка кивнула и скрылась за деревьями. Послышался тихий-тихий хлопок, мелькнула серая тень — и мягкий шорох лап быстро затих. Эвергрин ещё пару мгновений всматривался во тьму, а потом, невидимый, пошёл в Замок. В глубокой задумчивости он добрался до своего «Уюта» и широким взмахом выплеснул кровь Крэбба на стену.
Комментарий к Не вовремя и не к месту «Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу» © )))
*перекинувшийся – то, что связано с вервольфами, во многом навеяно вервольфами Терри Пратчетта.
**вервольфа – а правда, как назвать, если вервольф самка? Вервольфиха? Грубо. Вервольфица? Длинно.
====== Признания ======
И опять весь Хогвартс облетела весть о новой трагедии: в Запретном Лесу нашли останки ещё двух слизеринцев, Крэбба и Гойла. Хотя их тела и объели хищники, но совершенно понятно было, что оба погибли от магии. Никаких сомнений не возникло: пятикурсники устроили в лесу колдовскую дуэль. К тому же, одна младшекурсница из Когтеврана заметила в окно, как парни решительно и напряжённо шли к Лесу. Вдвоём. А потом среди деревьев замелькали вспышки заклинаний. Девочка побоялась сразу сказать об этом кому-то из взрослых, но разревелась и призналась декану Флитвику, когда стало известно о гибели слизеринцев. Никто в Хогвартсе не удивился, что эти ученики просто не подумали о последствиях. Ректор Дамблдор за завтраком сообщил о происшествии и, сурово хмурясь, обвёл взглядом все четыре факультета, и подчеркнул, что отныне запрещается не только подходить к Лесу, но и устраивать магические поединки. В любом виде.
Тем не менее, Эйнар в своём плаще-невидимке ещё несколько раз ходил в Запретный Лес встречаться с вервольфой. Ему нравилось говорить с ней, нравилось, как она без всякого лукавства рассказывает о простых отношениях в стае. Жизнь вервольфов, свободная от человеческих мудрствований, казалась парню такой необычной и притягательной. Ну, и конечно же, ему просто нравилась красивая девушка. Он только подходил к тому поваленному дереву, как она сразу появлялась из-за деревьев. Однажды Эйнар спросил её:
— Ты хорошо разговариваешь. Твоя семья тоже? А кто вас учит?
— Всю стаю учит вожак. Его научил Большой человек. Мы редко говорим с людьми, но это полезно.
Немного подумав, парень догадался, каким образом человеческая речь может быть полезной вервольфам.
— Позвать в чаще на помощь? Человек прибежит, а вы… нападёте?
— Да, — просто сказала вервольфа, и Эвергрин передёрнулся.
— …А почему ты не нападаешь на меня?
— Ты нас кормишь. Нельзя нападать на того, кто приносит еду.
Тут парню пришла в голову мысль, которая его встревожила:
— Кто-то ещё, кроме Ха… Большого человека, приходит с вами разговаривать?
— Один раз. Давно. Я была щенком. Пришёл другой человек. Волшебник как ты, с палочкой. Длинная борода. Говорил со всеми. Как человек говорил. Как волк говорил.
— И что же он спрашивал?
— Кто убил и съел человека.
— И что же твои ему сказали?
— Сказали, что нас много, а еды мало. Что Тот, который видел много снегов, кормил свою семью. А потом пришёл Большой человек и с ним много волшебников. Они усыпили много-много нас и унесли. Они не вернулись. Стая стала маленькой. Еды стало больше.
— …Те, кого унесли… Они спали или умерли?
— Они все спали. Я испугалась. Мой отец упал. Я понюхала. Он не мёртвый, он спал. Его унесли волшебники. Мать взяла брата и унесла. Я спряталась. Потом пришёл Большой человек и сказал, что тем, кого забрали, будет хорошо в другом большом лесу.
— А он не обманул вас?
— Обманул? Что такое «обманул»?
— Это когда… говорят то, чего нет, — в смущении пояснил Эйнар, а сам подумал: «О Мерлин, дикие твари, „злобные хищники“, не знают, что такое ложь… Кажется, я начинаю понимать, почему Хагрид своих „зверюшек“ так любит…»
— Зачем говорить то, чего нет… Вожак поднимается на гору, воет и слушает. Далеко есть другие стаи. Мой отец там вожак. Им хорошо, много еды.
Парень задумался и долго молчал. Если Дамблдор когда-то приходил и узнавал, кто из вервольфов и почему убил человека… Кстати, кто это был? Ученик? Учитель?..Ладно… Значит, ректору может прийти в голову мысль опять спросить их. А если он таким образом узнает, что кто-то «кормит» вервольфов уже мёртвыми телами? Кто-то…
Эйнар взглянул на девушку. Она вдруг отшатнулась и вздёрнула верхнюю губу, словно оскалившись.
— Что? — удивился парень
— Ты смотришь, как охотник. Глаза злые. Так идут убивать. Нельзя нападать на меня. Не смотри так.
Он отвёл глаза.
— Я не хочу нападать на тебя. Я просто… Послушай. Можно я дам тебе человечье имя? Если мне надо будет позвать тебя, я не смогу провыть то, как тебя зовут…
— Как ты будешь звать меня?
— Лара.
Вервольфа повторила человеческое имя.
— Нравится?
— Странно… на языке… А как твоё человечье имя?
— Эйнар Йенссон Эвергрин, — усмехнулся парень, понимая, что ЭТО она ни за что не выговорит, так же, как он не мог провыть её вервольфское имя.
И точно: девушка смешно фыркнула, словно собаке в нос вода попала.
— Я не смогу это сказать.
— Ну, тогда зови меня… — и во внезапном озарении он выпалил: — Поттер.
Это слово она смогла повторить.
— …Но мне решительно больше нравится «Ненормальный», — улыбнулся Эйнар.
…Эвергрин исправно посещал занятия «Отряда Дамблдора» (так ребята назвали свою группу «самообороны», хотя Эйнар и близнецы Уизли между собой прибавляли ещё слово «партизанский»), там он не столько учил, сколько старался учиться наравне со всеми, больше всего усилий прилагая, чтобы скрывать свои умения. После Отнимающего заклинания ребята учились ставить магический щит, отрабатывая его до автоматизма. И, конечно же, всем участникам, особенно девушкам, понравилось занятие, где они учились создавать Заступников.
— Главное — сосредоточиться на самом хорошем, радостном воспоминании, — втолковывал Гарри. Он уже вполне освоился с ролью учителя. — Хотя, конечно, сейчас, в спокойной обстановке, без нависшей опасности, это может неплохо получиться, но не забывайте, только по-настоящему сильный Заступник сможет отогнать дементора, с которым по-другому вы никак не справитесь.
— Правильно, Гарри, — кивнул Эйнар, — но где нам взять дементора? Пусть сейчас каждый натренируется хотя бы просто создавать Заступника, — и всё-таки не удержался, вызвал своего красавца-медведя.
Действительно, оказалось, что не у всех учеников порядок с достаточно хорошими воспоминаниями, или же им просто трудно было выбрать. Постепенно всё больше серебристых, более или менее прозрачных и блестящих, зверей и птиц наполняли комнату, вызывая восторженные взвизгивания девочек и довольные улыбки парней. Гарри же, хмурясь всё больше, смотрел, как эйнаров медведь гордо восседал посреди комнаты, а вокруг него бегали, прыгали и летали другие Заступники: терьер Рона, выдра Гермионы, две обезьяны (гривастый павиан и длинноногий патас) близнецов Уизли, какаду Джордана, сокол Диггори… Но когда к этой компании присоединились тонконогая антилопа Джинни и изящный лебедь Чжо, он всё-таки не выдержал и вызвал своего оленя.
— Нам нужны не просто зверюшки-милашки, а надёжные товарищи, как вы не поймёте…
— А что плохого в том, что они милашки? — восторженно пискнула Лаванда Браун, когда, наверное, с сотой попытки наконец-то появился её Заступник, пудель.
Олень Поттера, красуясь, прыгнул в середину хоровода. Медведь Эвергрина, наклонив голову, взглянул на него, подвинулся, не вставая, и отвернулся. Олень наклонил увенчанную мощными рогами голову. Лебедь и антилопа чуть сместились в его сторону. Гарри быстро глянул на Эйнара, но тот сделал вид, что ничего не заметил.
Невилл Лонгботтом был среди тех ребят, у кого до сих пор ничего не получалось, его волшебная палочка выпускала лишь еле заметные клочки серебристого дыма.
— Ну, сосредоточься, Невилл, — сказал за его спиной Эйнар, — самое-самое хорошее твоё воспоминание…
— Я стараюсь, — несчастным тоном отозвался тот. Он действительно старался изо всех сил, даже его круглое лицо блестело от пота. Эвергрин ободряюще похлопал его по плечу.
И вдруг… Все до единой девушки завизжали от восторга так, что Заступники шарахнулись в разные стороны, а парни чуть не в один голос выпалили: «ЭТО ЧЕЙ?!» Почти полностью прозрачная, словно обведённая контуром из серебристых искр, посреди пляшущих зверей появилась большая панда. Чжо Чжан завертела головой в поисках хозяина этого сосредоточения умиления.
— К-кажется, это мой… — неверяще прошептал Невилл.
— Позови его, — сказал Эйнар. — Только не пытайся потрогать, исчезнет.
Лонгботтом еле слышно позвал, и панда деловито встал и беззвучно потопал к нему. Девочки опять заахали.
…После этого занятия Эйнар всё чаще замечал вопросительный взгляд Невилла, но так и не понимал, чего тот хочет. Он лишь отводил глаза и старался не оставаться с пятикурсником наедине. Но однажды Лонгботтом всё-таки «отловил» своего старшего товарища в коридоре, не доходя до портрета Полной Леди.
— Что происхóдит, Эйнар?
— А чтó происходит, Невилл?
— Ты больше не ходишь со мной в… ту, свою комнату.
— И что? Мне некогда. Я учусь, если ты не заметил. Я староста, если ты не знал. Тебе нужны занятия? Мы занимаемся теперь вместе со всеми, с «ОД». Кстати, у тебя хорошо получается. Твоя панда, например, произвела фурор покруче оленя Поттера.
— Не уходи от темы! Ты сбегаешь куда-то каждый вечер. Но как только я иду за тобой — ты исчезаешь за ближайшим поворотом. ЧТО ты делаешь там, в Комнате, такое секретное, что даже мне нельзя знать? Я же твой друг!
Эвергрин посмотрел на него долгим взглядом и решительно сказал:
— Тебе нельзя больше ходить со мной туда.
— Почему?
— Потому, что я не хочу, чтобы ты туда ходил.
— Но что я сделал, Эйнар, что я сделал не так?
— Да при чём тут ты, Невилл…
— Ты же знаешь, я всё для тебя сделаю, ты мой единственный друг, я всегда на твоей стороне… ЧТО бы ты ни сделал! Я не выдам тебя!
— О чём ты?
— Ты думаешь, я ничего не понимаю? Никто в Хогвартсе не знает, а я — знаю. Но я молчу и буду молчать, ты можешь доверять мне, Эйнар!
— И что же ты знаешь?
— Это ты их всех убил!
— О Мерлин, опять ты об этом… Ты спятил? Кого я на этот раз убил?
— Всех. Снейпа. Хембридж. Малфоя, Крэбба и Гойла.
— Снейпа загрызли вервольфы. Хембридж уехала. Малфой упал с башни. Крэбб и Гойл устроили идиотскую дуэль. При чём тут я?
— Ты умный и хитрый. Ты не хочешь, чтобы всем стало ясно, что в Хогвартсе объявился безжалостный убийца.
— Ну, допустим, ты прав, и я всех убил, — вздохнул Эвергрин и постарался говорить со всем возможным скепсисом, — допустим. Может, ты ещё и знаешь, почему?
— Из-за Гарри Поттера. Ты убиваешь всех его врагов.
Эйнар расхохотался, запрокинув голову.
— Ладно, опять допустим, — продолжил он с улыбкой. — Тогда почему я так упорно всё отрицаю и скрываю? Почему не хвалюсь, что я защитник Мальчика-который-выжил? Ведь если ты прав, то все враги Гарри теперь мертвы, и больше убийств — если то были убийства — в Хогвартсе не будет. Ну-ка, ответь, о прозорливейший.
Невилл молчал, но явно не переубеждённый.
— Ладно… Раз уж ты так хочешь, пошли. Сам всё увидишь. Но запомни, это была не моя идея, — Эйнар повёл широкими плечами и пошёл к лестнице. Лонгботтом поплёлся за ним. Дойдя до пустого класса, Невилл как всегда остался снаружи, Эвергрин не позволял ему видеть, как открывается «Уют». Потом староста позвал его войти. И закрыл проём. Тоже как всегда.
— Эйнар… ЧТО тут произошло? Почему тут кровь? — с неподдельным изумлением и ужасом Лонгботтом озирался в комнате.
— Дай мне свою палочку и сядь на стул, — скомандовал старший гриффиндорец, и младший повиновался. — Инкарцеро! Почему кровь? Ну, как бы тебе объяснить… Нравится мне просто. Видеть кровь. Чувствовать. Вдыхать запах. Считай, что я… Ненормальный. Ладно, признаю, ты всё-таки прав, это я их всех убил. И я не собираюсь останавливаться. Я буду и дальше убивать. Сейчас твоя очередь.
— Но я же… Эйнар, я же никому не расскажу. Отпусти меня.
— Нет. Ты не расскажешь, потому что умрёшь. Я не могу больше тебе доверять. Ты так гордишься нашей общей тайной… Я вижу, что тебя просто распирает от желания всем рассказать. Я не могу больше рисковать. Мой план вступает в решающую фазу. Надо было тебя убить, как только ты впервые переступил порог этой комнаты. Но мне нужно было на ком-то потренировать боевые заклинания. Ты тоже кое-чему научился, это была моя благодарность. Но на этом всё.
— Нет, не делай этого, Эйнар!
— Да? И почему же?
— Я… Я никогда не сделаю ничего, что повредит тебе. Ты нужен мне, — Невилл замялся, то краснея, то бледнея, и вдруг выпалил: — Я люблю тебя!
— Чего-о?! Какая, фэйри под хвост, любовь?! Ты — парень, и я — парень! Так не бывает!
— Так бывает. И не так уж редко. Мне самому было трудно понять эту мою странность.
— «Странность»! — фыркнул Эвергрин, сердито раздув ноздри. — Да ты мастер эвфемизмов, Лонгботтом!
Было ясно, что Невилл стремился выговориться:
— Весь прошлый год я с ума сходил, не понимая, что со мной творится… Когда тебя из озера вытащили, и ты был без… без сознания, я чуть в обморок не упал. А потом, когда тебя из лабиринта принесли всего в крови, и ты не шевелился, когда твой папа над тобой рыдал, вот не вру, рыдал в голос… Я, наверное, никогда не забуду это: взрослый, сильный мужчина падает на колени и плачет как ребёнок… Я думал, я сам умру. Как я пережил каникулы — вообще не помню. А в начале этого года я пошёл искать Рона и зашёл в вашу спальню старост. Там никого не было…Нет, я тогда всё ещё не понимал, что со мной, я просто хотел ощутить, каково это, быть старостой. И тогда я… Я лёг на одну кровать. А кровать оказалась твоя. Вот ты говоришь про запах крови… Я понимаю! Меня тогда тоже как молнией пронзило, когда я почувствовал на подушке твой запах. Я вдыхал его как одержимый — и надышаться не мог. Больше всего я боялся, что кто-нибудь зайдёт и…нет, даже не увидит, как я жалким червяком извиваюсь, обнимая твою подушку, а — выгонит меня, и я лишусь того, что мне вдруг стало нужнее воздуха…
— …Подушки…
— Не смейся. Не подушки. Ощущения, что ты рядом. Совсем рядом. Что ты со мной. Но мне повезло, никто не вошёл. Тогда я нашёл единственный выход. Когда меня перестало трясти как в лихорадке, я снял твою наволочку и заменил на свою. Хорошо, что они одинаковые. Ты, конечно, даже не заметил ничего. А я мог дышать тобой каждую ночь, никого не опасаясь. Ребята сказали, что я перестал храпеть, зато во сне стал как дурак улыбаться… Да уж, вид у меня, наверное, у спящего тот ещё… Они, наверное, думают, что я с какой-нибудь девочкой во сне обнимаюсь…
— Что, до сих пор? — если у кого-то сейчас и был дурацкий вид, так это у Эйнара.
— Ага. Как бельё поменяют, так я с недельку подожду — и меняю наволочки. И знаешь, что?
— Что?
— Больше всего мне нравится думать, засыпая, что ты тоже… ну, пусть невольно, но дышишь мной.
— Да ты извращенец!
— Да ладно… Ты — ненормальный, я — извращенец, два сапога — пара.
— Какая, к Мордреду, пара?! — Эвергрин очнулся. — Так нельзя! Это не любовь! Это…
— …что? Чтó это, Эйнар? — Невилл, только что блаженно улыбавшийся своим воспоминаниям, опять побледнел и затравленно посмотрел на него. — Ты же сам видел, у меня Заступник — панда, как у тебя — медведь… Они же почти парные… Так ЧТО же это за чувство?! Если ты хочешь всегда быть рядом, помогать, заботиться, оберегать, даже просто прикасаться… Если всё время думаешь о ком-то, если кто-то для тебя необходим настолько, что ты задыхаешься без него… Когда даже просто смотреть на кого-то для тебя уже счастье — ЧТО это, если не любовь? И неважно, разного вы пола или одного…
— ЗАМОЛЧИ!!! Я не хочу это слышать! Силенсио!
Эвергрин яростно уставился на Лонгботтома. Затем гнев на его лице медленно сменился таким отвращением, что Невилл закрыл глаза, только бы не видеть это выражение на лице своего… кого? Друга? Возлюбленного? Небеса всемогущие, да какая теперь разница… Он поставил на кон всё. И проиграл. Всё, даже собственную жизнь. А зачем ему теперь жизнь?
Эйнар стоял напротив и не мог сдержать дрожи, даже палочка тряслась в его руке. Затем он почти бегом бросился за ширму и мгновенно переоделся. Чуть помедлил он лишь когда посмотрел на стиснутую в кулаке волшебную палочку. Парень решительно сунул её в сундук с одеждой и схватил палочку-кровопийцу Хембридж. Твёрдым шагом он прошёл назад, к стулу со своей жертвой. Невилл смотрел на него полными слёз глазами. Эвергрин презрительно скривился и выпустил острые обсидиановые шипы на перчатках и сапогах: это орудие он ещё не испытывал.
— Как… ты… посмел… — каждое его слово, произнесённое звеневшим от отвращения голосом, сопровождалось пощёчиной шипованной перчаткой, — даже… подумать, что твоя противоестественная любовь вызовет у меня ответное чувство?! Или вообще какое-нибудь чувство, кроме презрения?!
Невилл не мог сопротивляться, да, похоже, и не хотел. Его голова безвольно моталась из стороны в сторону под яростными ударами. Слёзы жгли глубокие царапины, смешивались с кровью… Разрезав верёвки, Эйнар скинул Лонгботтома на пол, нещадно осыпая беднягу ударами белого бича «флагелло» и пинками шипованных сапог. Мантия быстро изодралась в клочья, и кровь теперь летела во все стороны, доводя Эвергрина до исступления. Жестокая палочка работала отлично, «виртус виолатио» ломал кости как сухие ветки…
Последними ударами Эвергрин разорвал Лонгботтому грудь, переломал рёбра и рассёк сердце. Выплёскивая кровь Невилла на стену, парень вдруг подумал: «Ты хотел отдать мне своё сердце? Что ж, твоё желание исполнилось!» И упругий трепещущий кровавый комок, вырванный из груди, шлёпнулся в стену, словно ставя точку.
…Но ярость схлынула быстрее, чем возникла. Эйнар сидел на полу, весь в крови, и… ничего не чувствовал. Менее всего он хотел убивать Невилла. И зачем этот придурок признался в этой своей… любви?!
Комментарий к Признания «Вы, конечно, будете смеяться, но нас опять постигла тяжёлая утрата...» © )))
====== Волшебная палочка с волосом единорога ======
Бросив тело Невилла в Лесу, Эйнар сразу же, не дожидаясь, пока появятся вервольфы, вернулся в Замок. Он убрал следы по дороге, прибрался в Комнате, но скорее по привычке, чем осознанно. Тем не менее, про плащ-невидимку он всё-таки не забывал, и снял его только когда пошёл вверх по Главной лестнице. Только направился Эвергрин не сразу в расположение факультета, а сначала в ванную старост. Смывая остатки крови с лица, выполаскивая волосы, юноша вдруг понял, что если бы минут пять-десять назад его кто-нибудь встретил в коридорах, либо на лестницах — он бы признался во всём. «Даже не знаю, — думал он, лёжа в тёплой воде бассейна, — рад я тому, что никто не попался мне по дороге, или расстроен… Ладно. Что сделано, то сделано…» И он заставил себя думать о том, с чего всё началось, о том, ради чего он встал на этот путь, с которого не имел права сворачивать. Потому, что иначе всё, что он уже совершил, потеряет смысл. «Я пойду до конца. Я должен».
Парень прокрался в спальню старост. Тишину нарушало лишь ровное сонное дыхание Рона и Марка О’Нила, старосты шестого курса. Эйнар подошёл к своей кровати и заставил себя коснуться подушки. Но ему опять повезло: домовые эльфы только что поменяли постельное бельё. Со вздохом облегчения парень рухнул в постель.
Наутро Эвергрина еле добудились. За завтраком он всё ждал, что же скажет Дамблдор о новой смерти ученика, но… Никакого объявления не было. День прошёл как обычно. И ещё один день. И ещё… Невероятно, но Лонгботтома НИКТО не хватился!
…Время шло, приближались рождественские каникулы. Предпраздничное настроение окутывало Хогвартс, никто уже не вспоминал о странных событиях. Но и с погодой тоже творилось что-то странное, казалось, небо высохло: после гибели Снейпа ни капли дождя не выпало, сухая и холодная земля едва не трескалась. Сейчас пошёл снег, но тоже сухой, он сыпался, словно крупа из дырявого мешка. Тем не менее, праздничной атмосферы он всё-таки добавил, укрыв серый, мрачный двор и высохшую траву белой нарядной пеленой. Эйнар с нетерпением ждал возможности уехать из замка на каникулы.
…Ну, вот, наконец-то, родной дом! С лиц родителей не сходили улыбки, но Эйнар, как ни старался, не мог радоваться так же. Разумеется, Йен не мог этого не заметить. Холли озабоченно переглянулась с мужем, но тот едва качнул головой и сказал негромко:
— Это, похоже, мужские дела. Я поговорю с ним.
Отец прошёл за Эйнаром в его комнату, закрыл за собой дверь.
— Ну, рассказывай, — спокойно сказал он, усаживаясь на кровать сына.
— Что рассказывать? — резко обернулся к нему парень.
— Сядь со мной рядом, — сын послушался, Йен усмехнулся: — Тебе не о чем поговорить с отцом? Я же вижу, с тобой что-то не так. Эйн, я на твоей стороне. Что тебя беспокоит? Расскажи. Я пойму. Я твой отец. Я люблю тебя.
Эйнар вздрогнул и вымолвил:
— …Вот с этого-то всё и началось…
— С чего?
— Папа… — и он решился: — В школе один парень сказал, что он меня любит.
Мужчина растерянно кашлянул и потёр лоб. Потом вымолвил, видя, что сын не шутит:
— Прямо так и сказал? А ты… что?
— …Ты его ударил?
Сын кивнул.
— Сильно избил?
Он отвернулся от отца:
— …Он сказал, что так бывает…
И тут же юноша вновь посмотрел на Йена, требовательно, даже с какой-то мольбой:
— Но, папа, так же нельзя! Скажи!
— Ну, я вообще-то тоже считаю, что так нельзя, но… Так действительно бывает.
— А-а… ты это теоретически знаешь, или… тоже столкнулся с… такими отношениями?
Эйнар нетерпеливо уставился на отца, а тот покраснел в явном смущении.
— Ладно. Я, конечно, не горжусь этим, и не собирался рассказывать ни тебе, ни вообще кому бы то ни было, но раз уж так вышло… Да, Эйнар. Когда я учился в школе… Не в Хогвартсе, ты знаешь… В Дурмштранге. Там девушки учатся отдельно от парней, поэтому… Я часто слышал, что некоторые парни начинают встречаться друг с другом. Даже знаком был… с такими парами. А однажды один парень стал… Ну, оказывать мне внимание. Вообще-то, он не говорил ничего прямо, но тáк намекал, что даже я понял…
— И ЧТО? — вырвалось у Эйнара.
— Ну, что-что… Я отреагировал так же, как ты, дал ему в мо… в лицо.
— И он отстал?
— Конечно. Мне было шестнадцать, но мой кулак уже тогда мог быть убедительным аргументом. Так что, я думаю, тот парень тоже… не будет больше к тебе подходить.
«Вот это точно. Не будет», — мрачно подумал Эйнар. Рассказ отца его немного успокоил, но всё-таки… он должен был спросить кое-что ещё.
— Папа… Скажи, почему?!
— Что «почему»? — Йен внимательно посмотрел на сына, и тут до него дошло. — Почему этот парень решил, что ты можешь ответить ему тем же? Почему он решил, что ты можешь быть таким, как он? Что на тебе какая-то метка, клеймо, видимое только таким как он?
…Да, именно это терзало Эйнара. Поэтому он так разъярился и убил Невилла, хотя сначала вовсе не хотел его убивать, ведь можно было просто стереть ему память. Юноша кивнул, чувствуя, что теперь сам краснеет.
— Ну, я не знаю, конечно, того мальчика… Но могу предположить. Дело не столько в тебе, сколько в нём. Он младше тебя?
Сын кивнул.
— И друзей у него… не очень много?
— Вообще нет.
— Эйн… Понимаешь, нет таких явных признаков, которые могут точно сказать, что парень предпочитает парней, а не девушек. Кстати, у тебя ведь девушки нет?
— Я учусь, я…
— Да всё нормально, я понимаю, сам такой был. Так что, мне кажется, тот мальчик просто сказал тебе это… от отчаяния. Ты, скажем прямо, симпатичный и довольно успешный, но с девушками не встречаешься. Ты старше, и это твой последний год в Школе. Друзей у него, как ты сказал, нет. Он просто испугался остаться один. Более того, может быть даже, он своё восхищение тобой, как старшим и более успешным, принял за любовь, вот и признался. Так что, нет на тебе никакого клейма.
Даже описать нельзя, какое облегчение испытал Эйнар! Он счастливо и благодарно обнял отца, и наконец-то смог вернуть себе прежнее расположение духа. Остальные каникулы прошли радостно и безмятежно. И вот, все снова вернулись в стены Хогвартса.
…Рон Уизли шёл по коридору, возвращаясь из совятни в Башню Гриффиндора. Своего Свинристеля он одолжил Гарри, потому что Хедвига улетела с поручением близнецов, поэтому отправлять письмо домой ему пришлось со школьной совой. В одиночку он не очень уютно себя чувствовал в пустых и полутёмных ходах-переходах Замка. Едва успев подумать, как хорошо было бродить вместе с Гарри под плащом-невидимкой, староста-пятикурсник вдруг замер: за угол метнулась какая-то тень. Рон неслышно побежал туда и осторожно поглядел за угол. Человек в плаще с накинутым капюшоном крался по коридору с явно недобрыми намерениями. «Надо поймать злоумышленника!» — подумал Уизли и достал палочку. Но, поразмыслив, он решил сначала проследить за незнакомцем и узнать, что же тот замышляет. Человек торопливо, но осторожно направлялся к Главной лестнице. В азарте погони Рон мчался следом и едва успел заметить, как незнакомец нырнул в подземелья. «Там я его потеряю!» — обеспокоился рыжий, и побежал ещё быстрее. Перепрыгивая через ступеньки, он спускался по лесенке, когда внезапно открывшаяся дверь остановила его бег…
…Эйнар прошёлся по своей Тайной комнате, едва касаясь кончиками пальцев каменных стен, на которых уже высохла кровь его предыдущих жертв. Он скривился: высохшая кровь лишь слегка грела его воспоминаниями, а для полноты ощущений не хватало запаха, вкуса, тепла вязкой жидкости. Ну, ничего. Здесь был тот, кто сейчас восполнит все ощущения. Ночь всё ещё достаточно длинна, чтобы не торопясь расправиться с этим ничтожеством и потом ещё успеть выспаться. На крайний случай, можно будет пропустить завтрак. Для начала надо переодеться: он уже привык, что ни на одежде, ни на обуви не должно остаться ни капельки крови. Он зашёл за ширму, которая была единственным предметом обстановки, наименее испачканным кровавыми потёками и брызгами. Там стояли два больших хрустальных ларца, в одном Эйнар сохранял свой школьный наряд, а в другом лежало «рабочее» одеяние. Пустяками, вроде «тергео», он не заморачивался, ведь слишком долго было разыскивать кровь на чёрной мантии и обуви. Быстро и сноровисто Эвергрин скинул одну одежду и обувь в пустой ларец и надел другую, из второго. Особенно любовно он поглаживал при этом лёгкие сапоги драконьей кожи с выдвижными острыми обсидиановыми шипами в толстой подошве. Похожие перчатки заняли место на руках. Затем специальный фартук, похожий на мясницкий, белый (во-первых, на нём лучше смотрелась кровь, а во-вторых, потом кровь впитывалась, и не оставались некрасивые застарелые пятна), свою палочку в чехол на поясе, палочку обречённого — в руку. Можно приступать. Он вышел из-за ширмы.
Высокий худой парень был надёжно привязан волшебными верёвками к грубому каменному стулу посреди комнаты, ножки стула, казалось, составляли с полом одно целое. На голову парня был намотан плащ. Эвергрин, неслышно ступая на кожаных подошвах с убранными, пока ещё, шипами, обошёл вокруг связанного, на мгновение замер — и наотмашь ударил по голове. Парень задёргался и замычал.
— Отлично, а то я испугался, что ты умер раньше времени, — прошипел Эвергрин и сдёрнул с жертвы свой плащ.
— Это ты?! — вскрикнул Рон Уизли, и в его голубых глазах заметался страх.
— Квайтус! — с усмешкой добавил Эйнар, махнув палочкой на горло связанного.
«До чего же приятно видеть это выражение на лице жертвы!» — в который раз подумал семикурсник, а вслух промолвил:
— Вот, теперь можешь сколько угодно звать на помощь. Кроме меня, тебя здесь никто не услышит.
Рыжий староста задёргал надёжно связанными руками. Эвергрин улыбнулся и помахал перед его носом его, Рона, волшебной палочкой:
— Ты не это, случайно, ищешь?
— Ты убьёшь меня? — прошептал Уизли и побледнел.
— Конечно, убью. Или похоже, что я шучу? Для чего же ещё стал бы я заморачиваться со всеми этими сложностями? — Эйнар засмеялся и выпустил шипы на перчатках и сапогах.
— Это я за тобой гнался? Ты специально заманил меня сюда?
— Ты несказанно проницателен. Поздновато, правда… Не находишь?
— За что ты хочешь меня убить? — прошептал Рон, — Что плохого я тебе сделал?
— За что… — эхом повторил Эйнар, расхаживая перед стулом. Теперь сапоги зловеще цокали, высекая искры. — Думаешь потянуть время? Сейчас я, как традиционный злодей, буду распинаться, объясняя свои намерения и мотивы, а тем временем либо ты, как истинный герой, сумеешь освободиться и начнёшь «финальную битву Добра со Злом», либо твои друзья-с-шилом-в-заднице каким-то чудом сумеют ворваться сюда и тебя спасти? Разочарую тебя. Никто сюда не ворвётся. А ты не сможешь ничего сделать без ЭТОГО, — он опять покачал палочкой Рона. — Ты сейчас умрёшь, и это столь же верно, как и то, что завтра встанет солнце.
— Но раз уж у меня никакой надежды нет, то почему бы тебе всё-таки не ответить? — вымолвил Уизли и стиснул зубы от бессилья.
Эвергрин расхохотался, весело, как часто смеялся раньше вместе с этими обречёнными.
— Отлично, Рональд Уизли! Пять баллов Гриффиндору!
Рон побелел ещё больше, вглядываясь в веселящегося старосту Эвергрина. Неужели он столько лет прикидывался их другом, а сам был опасным сумасшедшим? Или он только что помешался? Сейчас он убьёт его. А потом? Фреда и Джорджа? Гермиону? Гарри? Джинни? …Что же делать? Разве он может хоть что-то сделать?!
Эйнар усмехнулся, словно прочитав его мысли:
— Сюрпра-айз! Примерно такие же лица были и у тех, кто попал сюда до тебя, Ронни. Только ты, так же как они, уже никому… ничего… не расскажешь!
Каждое последнее слово сопровождалось пинком шипованной подошвы в голень жертвы и судорожным вскриком-всхлипом парня. Мантия жертвы мгновенно напиталась кровью, но на чёрном её не было видно, тогда Эйнар, ещё раз впечатав сапог в ногу Рона, резко опустил его к полу, разрывая ткань. Показавшаяся в разрезах бледная кожа мгновенно стала алой. Эвергрин улыбнулся: «Наконец-то!» Рон шипел и кривился, с каждым его движением кровь текла сильнее. Убийца опять стал расхаживать перед стулом, потом заходил кругами.
— Ты понял, умник, что живёшь до тех пор, пока я говорю с тобой. Даже такой тупица, как ты, догадался: пока я говорю — ты жив. Ладно, я поговорю с тобой ещё немного… Если ты в состоянии будешь говорить. Виртус Виолатио! — Эвергрин почти пропел своё любимое проклятие, ломающее кости, разрывающее мышцы, направляя палочку Рона на всё ту же ногу парня, тот заорал и опять забился в путах, но крик, ослабленный заклинанием, звучал едва ли громче обычного разговора. И всё же Эйнар подумал, что заклинание подействовало не полностью.
— Виртус Виолатио! — произнёс он так же нараспев, но жёстче, направив палочку на другую ногу. Зияющий разрез, но кость опять не сломалась. Ну, пусть. Кровь идёт, вот и ладно…
— …Так что ты там спросил? За что я тебя хочу убить? — спокойно вымолвил палач, любуясь, как стекает кровь, образуя на полу такие красивые блестящие лужицы. — Ну, ты-то мне не особо нужен. Моя главная цель — твой лучший друг Гарри Поттер, поэтому он умрёт последним, пережив всех своих друзей. Вот ему-то я и расскажу, за что. А ты и те, кто будет после тебя — всего лишь ступеньки к нему, не больше. Так же, как те, кто умер до тебя. Тем не менее, мне доставит удовольствие рассказывать последующему посетителю этой комнаты о предыдущих… гостях. Только профессор Снейп, которому была оказана честь стать первым, был избавлен от этого. Конечно, смерть этого «всеми любимого» учителя никого особо не огорчила в Хогвартсе, «отъезд» мадам Хембридж — тем более, а смерть главного врага Гарри, Драко Малфоя, окончательно убедила вас, недоумков, что таинственным образом исчезают недруги Поттера. Крэбб и Гойл погибли — и «три героя» вообще вздохнули спокойно, не так ли?
— Так это ты ...? Их всех ...? — прохрипел Рон. — ...Гарри поймёт, что убийца охотится за ним.
— Конечно, поймёт, — по-прежнему весело рассмеялся Эвергрин, — когда окажется на этом стуле. Не раньше. Добрый мальчик, верящий в лучшее в людях, как его мать, сначала делающий что-то, а думающий только потом, да и то не всегда, как его отец… Одержимый спасательством всех и вся… Без своих верных друзей, готовых загородить его собой — что он сможет сделать, а? Даже не с Тёмным Лордом, а всего лишь со мной?
— Т-ты служишь Тому-кого-нельзя-называть?
Эйнар нахмурился и крикнул «Диффиндо!» разрезав как мечом стягивавшие Рона путы вместе с мантией. Рыжий вскочил — но израненные ноги не удержали его, и парень упал.
— Флагелло! Флагелло! — вырывающийся из палочки луч стегал словно бичом. Уизли рычал, кусал губы и катался по полу, осыпаемый беспощадными ударами. Краем ослеплённого болью разума Рон сумел удивиться, что ждал больше боли… Встать он не мог, а руки скользили по залитому кровью полу. Перестав выкрикивать заклинание, Эйнар подошёл к парню, пинком шипованного сапога перевернул его лицом вверх, наклонился и внятно сказал:
— Я не слуга Воландеморта. Я сам по себе. Ты и верно тупой, Уизли, раз твои полторы извилины не способны предположить, что кто-то ещё, кроме Воландеморта, может желать смерти Гарри Поттера. Причём, как можно более мучительной смерти, — и всем весом Эвергрин наступил на запястье парня.
Рон взвыл. Его мучитель рассмеялся. Из разорванной артерии фонтаном взметнулась кровь, оросив фартук.
— Ну, что ты хочешь ещё узнать перед смертью, а, Рональд Трижды Тупой Уизли? Рассказать тебе подробно, как умер Снейп? Его смерть была самой быстрой. Да-да, он погиб вовсе не от несчастного случая, его кровь вон на той стене. И Хембридж никуда не уехала, она тоже сидела на этом стуле. Её кровь на полу. Или тебе будет более интересно, каким образом Драко свалился с башни? Он не гостил в моей комнате, ему я не оказал такой чести, и его крови тут нет, не ищи. А может, тебе рассказать не о прошлом, а о будущем? Например, как твой лучший друг Гарри завтра будет тебя искать, а я с опечаленной миной — ему помогать и утешать, а потом займу твоё место возле него, на очень короткое время став ему Лучшим Другом?
Рон дёргался на спине, завывая от боли, не в силах перевернуться и встать. Кровь из руки взлетала толчками.
— Лацеро! Лацеро! — рваные раны возникли на обеих руках парня, неглубокие, но зияли отвратительно. — Или тебе поподробнее рассказать, что я вскорости сделаю со «звездой Святочного Бала» мисс Грэнджер?
Тут Уизли зарычал и мощнейшим усилием рванулся, уцепившись относительно целой рукой за стул, и встал на ноги. Эвергрин стоял напротив, поигрывая палочкой Рона, и ждал с явным интересом, что рыжий сможет предпринять. Парень шатался, теряя силы, но, если бы взгляд мог убивать, Эйнар бы уже валялся на залитом кровью полу. Если бы…
— Не смей, — прохрипел Рональд.
— А то — что? — улыбнулся Эйнар. — Поверь, скоро, совсем скоро тебе будет уже всё равно, что произойдёт с твоими друзьями. Только знай: они тоже УМРУТ, и вовсе не от старости. И они выслушают всё, что я решу им поведать, особенно Гарри. Поэтому им будет ещё хуже, чем тебе, обещаю. А я держу своё слово, ты знаешь.
Эвергрин прошёлся туда-сюда перед шатающимся, уже смертельно бледным Уизли. Направил на него палочку, но вдруг опустил её. Подошёл поближе и кивнул:
— Ты отлично держишься, Рон. Не ожидал, что ты всё-таки встанешь. Героический напарник Мальчика-который-никак-не-сдохнет. Может, тебя всё-таки отпустить за твой героизм, а? И, кстати… Твоя палочка ведь с волосом единорога? Хм, жаль, я не учёл этого с самого начала. Она плохо исполняет мою волю, не хочет колдовать против своего хозяина. Но я могу не только ранить. Два-три целительских заклинания, она выполнит их превосходно — и ты здоровёхонький поскачешь наверх…
Рональд понимал, что Эвергрин издевается, но не смог сдержать сумасшедшей надежды во взоре, вспыхнувшей вопреки всему. Он тут же прикрыл глаза, но Эйнар заметил эту безумную вспышку.
— …Не смею равнять себя с Тёмным Лордом, но, между нами, ты ведь после этого тоже будешь иметь право на этот титул, Мальчик-который-выжил… Ты же всегда мечтал о нём, не так ли? Ну? Что же ты дашь мне, если я не стану забирать твою, в общем-то, не нужную мне жизнь?
Рон почувствовал, как крепкая рука подхватила его под локоть и помогла сесть на стул.
— А что ты хочешь? — очень тихо сказал он. В голове странно шумело, рыжий открыл глаза, но всё вокруг было словно в тумане.
— Во-первых, само собой, молчание о том, что ты тут узнал.
Рон с трудом кивнул, ему неодолимо хотелось спать.
— Во-вторых, будешь со мной вести себя как обычно. И даже не пытайся намекнуть своим друзьям или кому-то ещё о моём плане.
Опять слабый кивок.
— Ну, и в-третьих, ты поможешь мне убить Поттера.
Рональд вздрогнул и качнул головой:
— Я не…
— Не можешь? Поттер тебе дороже собственной жизни? Хм… Ладно, а если я, в придачу к твоей, сохраню жизнь и Грэнджер?
— Не тро…
— Не трогать её? Ладно, когда я тебе скажу, ты просто приведёшь сюда Поттера. Придумай какой-нибудь предлог, ну, он же твой лучший друг, ты знаешь, чем его можно заманить. Какой-нибудь тайной… Или в очередной раз спасти кого-нибудь… Потом ты уйдёшь и оставишь Поттера мне.
— А если он..?
— …Если он убьёт меня? — Эвергрин рассмеялся. — А ты будешь горевать по мне? Ну, значит, будете жить долго и счастливо, что за вопрос…
— Я со…
— Что ты сказал?
Рональд не видел уже своего мучителя, а тот склонился над парнем, в одной руке палочка, а в другой — маленький хрустальный флакон. Собрав остатки сил, Уизли простонал:
— Я сог… ла… сен. Спа… си ме… ня…
Эйнар слегка коснулся кончиком палочки виска парня, вынул серебристое невесомое воспоминание, из которого получится, с совсем крошечными исправлениями, хорошенькое свидетельство предательства Рона, и собрал во флакон. Потом отшвырнул ронову палочку, достал свою, улыбнулся и сказал:
— Ты заслужил только это, Рональд Уизли. Авада Кедавра!
Свист, зелёный слепящий луч. Тело сползло на пол.
— Я был не совсем честен с тобой, Ронни. Жизнь твоя мне и правда не нужна, а вот кровь — нужна, даже очень. Но, к твоему сожалению, одно от другого неотделимо, — Эйнар Эвергрин пинками отогнал труп к стене и точными разрезами выплеснул оставшуюся кровь на стену.
====== Рифма к слову «любовь» ======
Эвергрин не стал относить тело Рональда в Лес, он на самом деле хотел, чтобы старосту-пятикурсника сначала поискали. Точнее, кое-кто поискал. Поэтому в воскресенье он хорошенько выспался и пришёл на завтрак, когда уже все сидели за столами. Деловито усевшись неподалёку от Гарри, рядом с которым не без удовольствия отметил пустое место, он принялся намазывать тосты джемом. Поттер был явно не в себе, часто глядел по сторонам, почти не ел и вздрагивал, когда к нему обращались. Постепенно столы пустели, ученики расходились кто куда, Гарри же оставался на месте. Он сначала подозвал к себе братьев Уизли, что-то спросил у них, на это они переглянулись и помотали головами. И все трое посмотрели на Эйнара, который невозмутимо ел ложкой шоколадную пасту.
— Привет, Йенссон, — плюхнулся рядом с ним Фред. Джордж и Гарри стояли около.
Староста кивнул, улыбнувшись приятелям, и продолжил облизывать ложку.
— Слушай, ты не видел часом одного рыжего придурка?
— Да я целых двух вижу, прямо сейчас, — ухмыльнулся Эвергрин.
— Я серьёзно. Рона не видел?
— Не видел. Когда я встал, в спальне уже никого не было. А что такое?
— Да нет его… — промямлил Гарри. — Когда такое было, чтобы он пропустил воскресный завтрак?.. Гермиона даже побежала в больничное крыло. А, вот она…
К парням подошла Грэнджер, на вопросительные взгляды она помотала головой.
…Весь день старшекурсники Гриффиндора по двое-трое рыскали по Замку в поисках старосты Уизли. Эйнар ходил вместе с Гарри и Гермионой, и сохранять озабоченность на лице ему удавалось лишь мощным усилием воли. Обыскав весь Хогвартс, от башен до подвалов, они, конечно же, Рона не нашли, ведь его тело всё ещё лежало в «Уюте», трансфигурированное в камень. Гарри и сам теперь сидел, словно каменный, у себя в спальне, он просто не мог находиться в гостиной, под сочувственными (но, как ему казалось, по большей части любопытствующими) взглядами гриффиндорцев. Фред и Джордж так же молча уселись на бывшей кровати брата. Грэнджер, бледная и с покрасневшими глазами, стояла неприкаянно посреди комнаты, Эвергрин возвышался позади неё и, как все, не сводил взгляда с Поттера.
— Я не понимаю… Куда он мог деться? С ним точно что-то случилось, — вымолвил Гарри, ни к кому не обращаясь.
— Может, надо сказать МакГонаголл? Или сразу Дамблдору? — негромко сказал Эйнар.
— И что они сделают? Обыщут Замок? Так мы только что его обыскали!
— Гарри… Сегодня занятие «ОД»… — тихо, словно между прочим, сказала девушка.
— И что? — хмуро отозвался Поттер.
— Ну… Ты пойдешь?
— Гермиона, КАК я могу пойти? Пусть Эйнар проведёт. И вообще, вы можете хоть раз без меня обойтись?!
— Гарри… Между прочим, он мой друг ТОЖЕ. И я не меньше тебя переживаю. Только если ты не пойдёшь, я тебя тут одного не оставлю. Давай тогда сообщим всем, что занятие отменяется.
— Ну, ладно, ладно… Я пойду. Но вести сегодня не буду. Эйнар, проведи занятие.
— Хорошо, — согласился Эвергрин, пожав плечами. — Чему учить?
— Мне всё равно, — вздохнул Гарри.
— Может, устроить что-то вроде контрольного занятия? Посмотрим, кто чему уже научился…
— Мне всё равно.
…Собрание «Отряда Дамблдора», несмотря на подавленное состояние Гарри и Гермионы, прошло довольно успешно. Эйнар с помощью близнецов, которые просто рвались что-то делать, чтобы отвлечься от беспокойства о брате, действительно устроил «контрольную» и проверил, как юные волшебники справляются хотя бы с ожидаемым нападением. В конце занятия все ребята согласились, что надо продолжать самообучение, и большинство даже захотело пересдать в конце года ЗоТС на более высокую оценку.
Вечером Эвергрин ушёл на дежурство. Бродя по пустынным коридорам, он думал, что же ему предпринять дальше. Нести Рона в Лес было нельзя, снег моментально показал бы следы. Он решил через недельку просто вынести тело за входную дверь и театрально положить на лестнице. Но планы Эйнара были нарушены.
Через пару дней Хагрид вернулся после долгого отсутствия и следующим же утром нашёл в лесу несколько обломков костей, череп и пару окровавленных клочков форменной мантии. Только Эвергрин знал, что это останки бедняги Невилла, но «расследование» учителей привело к выводу, что они принадлежат старосте Уизли, об исчезновении которого всё-таки стало известно. И на этот раз тоже все решили, что произошла трагическая случайность.
Известие о смерти Рональда сильно повлияла на гриффиндорцев. Оставшиеся Уизли притихли и стали всё чаще держаться вместе. Фред и Джордж свернули свои испытания сластей-с-сюрпризом, забросили розыгрыши, стали больше заниматься учёбой, тем более, что выпускные экзамены надвигались неотвратимо. Особенно отчаянно они стали заниматься с «ОД». Джинни почти перестала кокетничать и прогуливаться по коридорам со своими поклонниками, чаще всего она сидела теперь в гостиной возле братьев. Гермиона прекратила поучать всех подряд, да и, казалось, вообще разговаривать, и глаза её были почти всегда «на мокром месте». Эйнар взял на себя дежурства Рона, а когда не патрулировал, то находился неподалёку от Поттера. Гарри отчаянно нуждался в друге и, похоже, только сейчас осознал, чтó для него значил Рональд Уизли… Поэтому с каждым днём он всё больше испытывал благодарность, когда в любой миг в гостиной, подняв глаза, мог встретить серьёзный, внимательный взгляд Эйнара, такого надёжного и внушающего спокойствие. Настоящего старшего товарища.
В последний вечер перед пасхальными каникулами школьная сова принесла Гермионе записку: «Ничего не говори Гарри, приходи в холл в 22.00. Это очень важно. Труп не мой. Рон». Сказать, что девушка была удивлена — значило, ничего не сказать. Столько времени прошло! «ТРУП НЕ МОЙ»?! Но как же так? О Мерлин, ЧТО натворил Рональд?! Что вообще происходит?! Изумлённая и напуганная, она смотрела на клочок грязной бумаги. Размашистый корявый почерк был очень похож на ронов… И девушка слишком хотела поверить, что Рон Уизли жив. Не говорить Гарри? Да разве можно такой вестью не поделиться хоть с кем-то? И тогда Гермиона вспомнила о Джинни. Бросив растерянный взгляд на уже упакованный к завтрашнему отъезду сундук, Грэнджер сначала подумала, что надо его распаковать, ведь если (Небеса всемогущие! ЕСЛИ!!!) Рон действительно жив, то она конечно же никуда завтра не поедет. Но посмотрев на наручные часики, она увидела, что уже половина десятого. «Ладно, — подумала она, — распаковать успею! Надо сказать Джинни!» Староста-пятикурсница опрометью бросилась в спальню четвёртого курса.
…— Джинни! Джинни! Проснись! — над ухом спящей рыжеволосой девушки шёпот гремел как гром.
— Ге… Гер-миона? Какого Мордреда? — сонно бормотала Уизли, отмахиваясь. — Чтó там, пожар? Нашествие троллей?
— Да вставай же! Быстро одевайся и идём со мной! По дороге объясню.
Джинни на ощупь нашла свою мантию и туфли, всё ещё не размыкая глаз, оделась, пару раз приложилась ногой к стоящему у кровати собранному сундуку и выругалась громким шёпотом. Гермиона шипела на неё и волокла вон из спальни.
— Иду я, иду… Да не тяни меня, я щас упаду с лестницы! Гермиона, тебя, что, бешеная мантикора укусила? — ворчала рыжая, спотыкаясь, но староста тащила её за собой, как хозяин упирающуюся собачонку.
— Н-ну? — сердито уставилась она на Гермиону, когда та отпустила её в пустой и полуосвещённой гостиной.
— Баранки гну! — рявкнула, потеряв терпение, Грэнджер. — Проснулась?! — Джинни обалдела от такой экспрессии и кивнула. — Тогда ЧИТАЙ!
Уизли поднесла к свету от камина записку и прочла. И снова прочла. И ещё раз. Потом, совершенно бледная, воззрилась на Гермиону.
— Эт-то, что… ПРАВДА?! РОН ЖИВ?! ...Сколько сейчас времени?
Обе машинально посмотрели на часы над дверью: без трёх минут десять. Девушки не сговариваясь бросились вон из гостиной и помчались в холл. Едва касаясь ногами пола, мчались они по коридорам. В холле возле двери уже прохаживался высокий худой парень и нервно оглядывался по сторонам. Заслышав бегущих, он замер, прямо возле факела. Джинни и Гермиона на мгновение остановились на половине последнего пролёта, всматриваясь в того человека, но разглядели рыжие волосы Рона и с радостным визгом ринулись к нему.
Выкрикивая его имя, обе девушки, вне себя от радости, повисли у него на шее и принялись осыпать его поцелуями, причём, если Джинни целовала куда придётся, то Гермиона норовила попасть губами в губы. Такой реакции Эвергрин под оборотным зельем, куда он добавил кровь Рона, никак не ожидал. Он вообще полагал, что Грэнджер будет одна. «Хорошо хоть, что послушалась и не притащила Поттера! — думал он, отбиваясь от обезумевших от счастья девчонок. — Ладно, придётся расправляться с обеими».
— Ну, хватит, хватит меня облизывать! — гаркнул он громким шёпотом. Девушки опомнились и отцепились, но всё ещё не сводили с него сияющих глаз. Парень повёл плечами, избавляясь от только что испытанных ощущений, которые ему — чтó уж скрывать! — всё-таки не были неприятны…
…И тут Гермиона вдруг опять набросилась на него, но уже не с поцелуями, а с кулаками:
— РОН! Идиота кусок! Ты ЧТО нам всем устроил?! Мы уже чуть с ума не сошли! Чей был труп?! И вообще, ГДЕ ты прятался всё это время?! Отвечай!!!
— Тихо! Тихо! Гермиона!.. — длинными руками Рона было легче удерживать её на расстоянии, и почти все удары маленьких, но твёрдых кулачков пролетали мимо. Джинни безмятежно улыбалась.
— …Что «Гермиона»?! Шестнадцать лет, как Гермиона!..
— ДА УЙМИСЬ ТЫ! — рявкнул «Рон», и она смолкла, воззрившись на него полными слёз глазами. — Пошли со мной. Покажу кое-что… Там всё расскажу, и про труп, и где прятался, и зачем…
Эйнар торопливо пошёл к своему «Уюту», спешить же приходилось ещё и потому, что, как он и подозревал, оборотное зелье с частичкой умершего человека действовало не так долго, и парень чувствовал, что эффект уже пропадает. Гермиона и Джинни бежали за ним. Парень открыл стену и кивнул девушкам, чтобы они вошли. Внутри они принялись осматриваться, сначала с любопытством, а потом…
— Рон! Что тут про…?! — Гермиона обернулась с удивлением и испугом на лице и увидела, что у закрывшейся стены стоит совсем другой парень: — …Эйнар?!
— Он самый.
— А где..? — растерянно прошептала Джинни, также обернувшись и уставившись на него.
— Ну, леди, — усмехнулся Эвергрин, — мне придётся говорить с вами по очереди… Петрификус Тоталус!
Он махнул волшебной палочкой в сторону Уизли, и та рухнула на пол без движения. Гермиона с ужасом осознала, что так торопилась увидеть Рона, что не взяла свою палочку… «Инкарцеро! Квайтус!» — магические верёвки туго связали её, а голос стал едва слышным.
— Ну, вот, теперь ещё пара штрихов — и моё внимание будет полностью принадлежать тебе, Гермиона, — Эйнар широко улыбнулся, крепко схватил её за локти, отвёл на середину комнаты и усадил на стул. Потом он оттащил обездвиженную Джинни подальше, уложил лицом к стене и прошептал: «Смотри пока на эти кровавые потёки. Не самое лучшее развлечение, но это всё, что я могу тебе предложить. Пока. Потом я тебе объясню, что тут к чему. Будет веселее». И магией отключил ей слух. Затем он прошёл за ширму, переоделся в «рабочую» одежду и вернулся к Грэнджер.
— Итак. Сразу тебе скажу: найденные в Лесу останки были действительно НЕ Рональда Уизли.
— А чьи? — растерянно шепнула всё ещё ничего не понимающая девушка. — И где тогда Рон?
— Здесь. Будешь хорошо себя вести — увидишь его.
— Да что вообще тут происходит, Эйнар?!
— Ну, наконец-то, — усмехнулся он, — я уж думал, ты не спросишь. В этой комнате происходят убийства.
— Что за глупые шутки?!
Эвергрин нахмурился и сердито раздув ноздри, шагнул к связанной Гермионе, она вздрогнула.
— По-твоему, я похож на шутника?! А на стенах и на полу тут клубничный джем? Это кровь, Грэнджер, самая настоящая кровь. Все трупы, которые были найдены на территории Хогвартса — это моих рук дело. А сейчас твоя очередь пришла. Не веришь? Ну, ладно. Лацеро! — её плечо словно обожгла боль, девушка вскрикнула, чувствуя, как по руке побежала кровь, впитываясь в ткань мантии.
— Ну? Всё ещё думаешь, что я шучу?
— Зачем, Эйнар? Что я тебе сделала плохого? И где Рон?!
Эвергрин скривил губы, помахивая волшебной палочкой у неё перед глазами:
— Вот я просто поражаюсь вам… Насколько же вы себя пупом Земли-то считаете. Что ты, что наш общий приятель Ронни… Скажу тебе то же, что и ему: ни-че-го вы мне не сделали плохого. Вы всего лишь ступеньки. Ты — предпоследняя, Джинни — последняя ступенька на моём пути к «великому» Гарри Поттеру. Моя цель — убить его. Но просто убить — этого мне мало. Сначала я лишу его всех, кто ему дорог.
— З-зачем?
— Зачем? — переспросил парень и горько улыбнулся. Потом заходил перед стулом от стены к стене. — Вообще-то, я мог бы рассказать тебе, зачем. Более того, я уверен, что ты, как очень умная девушка, сможешь меня понять. …Но я не стану тебе ничего рассказывать.
— М-может, всё-таки попробуешь? Если я смогу понять… Я же твой друг, Эйнар. Тебе нужна дружба, тебе всегда были нужны друзья…
Он вздрогнул и остановился.
— Хм, не находишь, что несколько поздновато предлагать дружбу тому, кто вот-вот тебя убьёт?
— Я хочу достучаться до того Эйнара, которого я знала на первом курсе! Который помогал нам, малышам, который не навязывался, но всегда поддерживал, всегда был рядом!
— Четыре года прошло. На первом курсе вы смотрели на меня как на старшего друга, а потом — куда что делось? Вы срослись втроём, вечно шептались с загадочным видом, то исчезали, то появлялись с физиономиями посвящённых в тайну мироздания… Тот Эйнар был вам больше не нужен. Почему же ты удивляешься, что он исчез?
— Он не мог исчезнуть, ты же так поддерживал Гарри …и меня! Когда мы переживали смерть Рона!
— А я за последние два года уже привык изображать то, что от меня ждут. Хотите сочувствие и поддержку? Получите, распишитесь! Желаете спокойных уверений, что всё будет хорошо? Кушайте, не обляпайтесь…
— То есть, это всё притворное?! Тогда почему ты до сих пор не убил меня?
— А мне интересно, что ещё ты скажешь, чтобы отсрочить свою смерть. Что ты мне предложишь взамен, чтобы я тебя не убивал. Например, Рональд предложил предательство.
— Нет, Рон не мог!
— В обычных условиях, конечно, не мог. Когда на равных с противником. Но когда смерть смотрит вот так, глаза в глаза, — он резким движением схватил её сзади за волосы и запрокинул её голову. Затем, презрительно кривя губы, уставился сверху вниз. Девушка не сдержалась и всхлипнула. — И ты понимаешь, что спасения не будет… Ты поневоле меняешь приоритеты. Дружба, любовь, даже родственные узы — всё отступает перед жаждой собственной жизни.
— К-кого же он предал? — прошептала она, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
— Не тебя, не волнуйся, — он усмехнулся, а потом сказал очень чётко: — Своего лучшего друга Гарри Поттера. Но, правда, мне пришлось поторговаться. На одного себя он не согласился. И я предложил тебя. В смысле, твою и его жизнь — в обмен на Поттера. Так что, гордись, Гермиона, тебя он любил всё-таки больше, чем Гарри.
— Л-любил?
— Ну, разумеется! Я даже сохранил это его воспоминание, как он соглашается предать своего лучшего друга… Хочешь посмотреть? — девушке удалось лишь чуть-чуть качнуть головой, рука Эвергрина очень крепко и больно держала её за волосы. — Не хочешь? Да, ты права, это воспоминание будет больше интересно Гарри, чем тебе.
— За-зачем тебе это всё?..
— Нравится! Нравится видеть страх в глазах тех, кто перестал обращать на меня внимание. Кто стал думать, ах, этот Эвергрин, он, конечно, хороший, но такой скучный… Верно? Вы ведь так думали обо мне? Говори правду! — он резко дёрнул за волосы. У Гермионы брызнули слёзы.
— Н-нет…
— Врёшь! — рука в перчатке, пока ещё без шипов, ударила её по щеке, которая мгновенно покраснела.
— Н-не вру… Я так не думала… — с трудом сглотнув, прошептала девушка, — Никогда…
— А кáк же ты думала? — карие глаза Эйнара, почти чёрные из-за расширившихся зрачков, смотрели прямо ей в глаза. — Отвечай правдиво. Или придумай что-нибудь такое, что я смогу принять за правду. Ну, умненькая мисс Грэнджер? Я слушаю тебя.
— Я… я не буду ничего придумывать. Я скажу правду, — из глаз Гермионы потоками струились слёзы боли и обиды. — Т-ты… ты всегда мне нравился, Эйнар. Только я думала, что ты никогда не обратишь на меня внимание. Ты был каким-то слишком… Слишком хорошим. Добрым. Понимающим. Заботливым. Со всеми нами. Не делал никаких различий. Одинаково относился как ко мне, так и к Гарри, Рону, Невиллу. Был ненавязчивым, показывал уважение к нам, малышам, как к равным. Словом, был просто идеальным. Конечно, я не могла себе позволить даже мечтать о тебе, как… как о своём парне. Только в прошлом году, когда был Святочный Бал… Крум почему-то обратил на меня внимание, и тут Рон взялся ревновать. А ты ведь раньше всех подошёл и пригласил меня пойти с тобой… И я вдруг подумала, а что, если и ты… Но нет, ты больше не смотрел на меня. Смотрел на Чжо, на кого угодно, даже на Джинни! ...Да что ж вы, парни, находите в этой пустышке-то?! — она всхлипнула. — Ладно, если бы она хоть красивая была… Неужели, чтобы вам нравиться, надо быть легкодоступной?!
Ещё одна пощёчина наотмашь заставила её замолчать.
— Никудышная ты врушка, Гермиона, — усмехнулся Эйнар, отпустил её, выпрямился и сложил руки на груди. — Вообще-то, ход хороший, примешивать ко лжи капельку правды, но не в данном случае. Правду ты сказала только когда заговорила о Джинни. Правильно я сделал, что она ничего не слышит! А в том, что я тебе нравился — ты соврала. Думала, я поверю в эту сказку о твоей «любви» и отпущу тебя? На самом деле, мне всё равно, даже если бы ты действительно меня любила. …Хотя, нет. Теперь Я вру. Я же действительно не просто так тебя приглашал… Если бы ты любила меня, мне было бы НЕ всё равно. Ты совершенно верно тогда догадалась, Чжан я пригласил на Бал только потому, что ты мне любезно подсказала, что она нравится Поттеру. Хотя я потом успешно переубедил тебя. А касательно малышки Уизли, так мне просто стало интересно, что она из себя представляет. Насколько — как бы выразиться? — лёгкое у неё поведение. И — о, чудо! мне пришлось здóрово потрудиться, привлекая её внимание! — голос Эйнара был полон язвительности. — Целых два раза посмотреть на неё дольше пяти секунд, чтобы она бросила бедолагу Невилла, с которым пошла на Святочный Бал! О да, девочка действительно ОЧЕНЬ хотела попасть на этот праздник, и ей решительно было без разницы, с кем! И стóило мне пригласить её на танец, как она тут же стала делать какие-то намёки на отношения, выходящие за рамки пары для танцев, особенно, если рядом — конечно же, совершенно случайно! — оказывался Поттер. Да и не только намёки. То руку мою на своей талии поправит, то пальчиками по щеке проведёт… Хм, сначала было забавно, но потом от её назойливости меня затошнило. Так что, опять мимо, мисс Грэнджер, мисс Уизли мне ни на волос не нравится. Вторую попытку убедить меня не желаете?
Гермиона резко выдохнула и прикрыла глаза.
— Ну, нет так нет, — усмехнулся Эвергрин и выпустил шипы на перчатках. — В сторону любовь, займёмся тем, что с нею рифмуется.
Он снова наклонился над ней, глаза в глаза. Девушка поразилась: холодный взгляд, презрительно кривящиеся губы… он сейчас совсем не был похож на того Эйнара, которого они привыкли видеть… Парень приложил руку к её лицу, чтобы она почувствовала остроту обсидиановых шипов, медленно надавил и убрал руку, замахиваясь…
— Подожди! — всхлипнула она. — Ты же так и не сказал, где Рон!
Эвергрин выпрямился и рассмеялся:
— Рон! Опять Рон! И ты только что пыталась убедить меня, что влюблена в кого-то ещё?.. Я же сказал, узнаешь, где он, если будешь хорошо себя вести! ...А кстати! Сделай-ка мне одолжение, Гермиона, напиши кое-что…
— А если я… не напишу?
— Напишешь! — парень широко улыбнулся, светло, совсем как раньше. — Иначе, во-первых, ты не увидишь своего Ронни, а во-вторых… Кажется, ты забыла, что пришла сюда не одна, а? Я приглашал только тебя, черёд маленькой мисс Уизли должен был настать немного позже. Но, вообще-то, для меня не принципиально, кого убить сначала, тебя или её. Так что, ты напишешь всё, что я продиктую. Или тебе придётся смотреть, как я ей отрезаю пальчик за пальчиком. И слух тебе я не отключу. Ну? Будешь повиноваться? Или ты всё ещё считаешь меня безобидным шутником?! Флагелло! — белый луч хлестнул наискось по её туловищу, девушка едва смогла отвернуться, чтобы он не обжёг лицо.
— Итак? Ты же напишешь? — процедил он, погасив ясную улыбку, и ей ничего другого не оставалось, кроме как кивнуть. — Вот и умница.
Перед Гермионой появился столик, пергамент, перо и чернильница. Эйнар высвободил ей руки и принялся диктовать. Она записывала, глотая слёзы, но некоторые капли всё-таки попадáли на лист…
— …Ну, вот, и хорошо, — когда она закончила, Эвергрин забрал бумагу, прочёл и кивнул: — Отлично получилось! А эти размытые слёзками буквы — просто прелестны. Что ж, ты вела себя хорошо, была послушна — и я сдержу своё слово, ты не увидишь смерть Джинни. Зато увидишь кое-кого другого…
Парень отнёс столик за ширму и вернулся с чёрной форменной мантией Рона и его ботинками — с теми вещами, в которых был под оборотным зельем. Гермиона с ужасом смотрела на них, не отрывая взгляд. Эйнар неторопливо прошёл к канделябру со свечами, возле которого была большая глыба камня, аккуратно накрыл её мантией, поставил на пол ботинки, направил палочку: «Финита Инкантатем!»
— …Тебе хорошо видно? — заботливо спросил он, обернувшись к Грэнджер. Ей действительно было хорошо видны бескровное лицо, погасшие голубые глаза и спутанные рыжие волосы… Она закричала. Горько и отчаянно. Но еле слышно.
— За что? За что? — шептала девушка, пока Эвергрин приближался к ней снова, с нацеленной волшебной палочкой, сурово нахмуренный. Неумолимый, как дементор.
— Не «за что», а «за кого». За вашего «великого героя». Думаешь, это тебе сейчас больно? Нет. Гарри будет ещё больнее. И тогда, залитая ВАШЕЙ кровью, моя боль наконец-то погаснет. Прощай, Гермиона Грэнджер. Виртус Виолатио!
Синий луч ударил ей в сердце. Девушка поникла на стуле, как сломанная кукла. Эйнар наклонился над развёрстой кровавой раной, вдыхая желанный запах. Омыл перчатки, поднёс к лицу, слегка улыбнулся и прикрыл глаза.
====== Последняя ступенька ======
…Эйнар Эвергрин подтащил тело Гермионы к стене и написал её имя рукой. Полюбовался и, зачерпывая кровь из раны, выплеснул её туда же, поверх надписи. Потом выпрямился и несколько минут стоял, неотрывно смотря на алые, ещё дымящиеся, потёки. Что ж, ночь не бесконечна, пора браться за вторую девчонку. Он подошёл к обездвиженной Джинни, с помощью «мобиликорпус» перенёс её к стулу, потом отменил действующие заклинания и мгновенно наложил другие:
— Инкарцеро! Квайтус! — и, отступив назад, с ухмылкой наблюдал, как испуганно девушка осматривается. Её лицо ещё сильнее исказилось страхом, когда она разглядела тела брата и Гермионы. Она была так ошеломлена этим зрелищем, что не могла оторвать взгляд. Едва размыкая внезапно пересохшие губы, девушка прошептала:
— Тыманьяк! Сумасшедший!
— Хм… И почему же ты так считаешь? — улыбка Эвергрина стала шире.
— Только сумасшедший убивает просто так, без причины!
— Смелое заявление. Но, видишь ли… Если лично ТЫ не знаешь причину — это не значит, что её нет.
— И что же это за причина?
…Менее всего Джинни могла ожидать, что Эйнар после этих слов так весело расхохочется. И сразу же она подумала, что парень действительно безумен.
— Ты чего? — растерянно сказала Уизли, всё-таки посмотрев на него.
— Да я просто вспомнил, сколько раз у меня спрашивали это… Те обречённые, которые сидели на этом же стуле, так же, как ты, привязанные, и так же, как ты, продолжали верить в собственную значимость! Как будто убить лично их было для меня чем-то важным. Первым был Снейп. Спокойный настолько, что я даже растерялся. «За что ты собираешься меня убить?» — спросил он. Хотя, не думаю, что ему на самом деле было это интересно. Иногда мне даже кажется, что он помог мне убить себя, совершив таким образом самоубийство…
— Снейп — и самоубийство?
— Ага, я и сам не поверил, если бы мне сказали. Но — вон его кровь, на той стене. Клянусь волшебной палочкой Мерлина, я бы хотел быть столь же спокойным в свой смертный час! Потом мадам Хембридж. Мерзкая тётка. Её, пожалуй, менее всего интересовали мои мотивы, она просто хотела жить любой ценой… Вон те лужи на полу от неё остались. Драко Малфой… Ну, это вообще отдельная история, он никого, кроме себя, не видел ни в жизни, ни перед смертью.
— Но он же погиб случайно…
— Да, да… Только эту «случайность» устроил ему я. Крэбб и Гойл… Им я тоже помог покинуть этот мир, они явно чувствовали себя неприкаянными, оставшись без своего хозяина. Им я даже и не хотел ничего объяснять. Кстати, кровь Крэбба — вот. А потом исчез наш маленький неуклюжий безобидный Невилл… Я не собирался его убивать, честно. Но что поделать… Только представь, этот недоразвитый ещё в самом начале меня выследил! Единственный раз я шёл сюда, просто почитать, расслабился и не проверил, не идёт ли кто за мной. Он был о-очень удивлён, попав сюда, в мою Тайную комнату, хотя тогда на стенах ещё не было всех этих украшений. Он мог бы помешать мне. А вместо этого стал помогать. Он был даже рад помогать мне, своему единственному другу. Понимаешь? Не ты, не Рон и не Гарри — это Я был его другом. Он делал для меня всё, на что был способен. И, между прочим, Лонгботтом может и был тугодумом, но дураком не был точно. Он ведь единственный, кто заподозрил меня. Более того, он даже нашёл в себе смелость сказать мне об этом! Этот тихоня решительно был недооценён вами, самовлюблёнными гриффиндорцами. А потом он стал слишком назойливым. Его тоже не интересовали мои мотивы, он готов был помогать мне во всём, абсолютно во всём, лишь бы я позволил ему оставаться рядом со мной, — Эйнар нахмурился и помотал головой. — Я не знаю, что он на самом деле хотел от меня, я не стал вникать в его лепет на этом самом стуле о … Ладно, неважно. И он тоже здесь умер, вот эта широкая полоса — то, что от него осталось… И ведь никто, слышишь? НИКТО не обеспокоился, что он исчез! До сих пор. И, наконец, твой братец Рон. Да и Гермиона тоже… Они очень интересовались, почему да за что… А НИ ЗА ЧТО! Вам не надо знать причину, по которой я отнимаю вашу жизнь. Достаточно того, что её знаю я. И узнает Гарри Поттер. Да, кстати. Сейчас ты напишешь письмо… Такое же, как написала Гермиона.
— Не буду, — Джинни замотала рыжими, так и не расчёсанными после сна, лохмами.
— Будешь, будешь… — тихо промолвил Эйнар с такой угрозой, что девушка побледнела. — Я же не ради похвальбы сейчас это всё рассказал, Джинни. Я не собираюсь из-за тебя останавливаться в шаге от моей цели. Твоя жизнь в моих руках, забыла? Так вспомни! Вон туда смотри! — он шагнул к девушке, схватил её подбородок рукой в перчатке в крови Гермионы, сильно сжал, вонзив шипы, и повернул её лицо туда, где лежали тела. Она всхлипнула и зажмурилась.
— Ты — последняя ступенька. Я всё равно тебя убью, мисс Уизли, с письмом или без него. Но если ты будешь послушной — умрёшь быстро, как Гермиона. Будешь противиться — будешь умирать медленно, долго, очень страшно и очень больно. Понятно? Или тебе для наглядности показать, как выглядит труп твоего брата? ...Не надо? Тогда будь хорошей девочкой и напиши то, что я тебе продиктую. Ну?! — Эвергрин убрал руку, не позаботившись разжать пальцы, шипы процарапали кровавые дорожки по лицу. — Напишешь?
— Д-да, — дёрнула головой девушка.
— Вот, это правильный ответ, Джинни, — усмехнулся он, принёс из-за ширмы столик с письменными принадлежностями, разрезал верёвки на её руках и стал диктовать.
… — Отлично, — Эвергрин выхватил лист из рук девушки и прочёл, -…Интересно, любимая шутка профессора Флитвика, про корову вместо короны на голове, не про тебя случайно? Эх, кто ж тебя английскому языку-то учил… — покачал он головой и усмехнулся. — Ладно, сойдёт.
Парень отнёс стол и письмо за ширму и вернулся к связанной девушке. Он стоял перед Джинни и молчал, поигрывая волшебной палочкой, светлой, с розовой вставкой в рукояти. Уизли смотрела на него и не узнавала того старосту Эвергрина, к которому все привыкли, того Йенссона, о котором взахлёб говорили её братья: Рон, Фред с Джорджем, даже Перси… От его молчания становилось всё страшнее.
— …Эйнар, — тихонько, даже как-то неожиданно для себя самой, робко позвала Джинни.
— М-мм? — никакого интереса в потемневших карих глазах, только бровь чуть приподнялась.
— А-а ты точно меня убьёшь? Может, можно как-то по-другому?..
— По-другому? Что ты имеешь в виду? У тебя есть что-то, что ты можешь предложить в обмен на свою жизнь?
— А если я… как раз свою жизнь и предложу? Ну, то есть, стану твоей девушкой? То есть, СОВСЕМ твоей, как… как Паркинсон была у Малфоя…
Она краснела всё больше и каждую фразу говорила всё тише. Эвергрин теперь смотрел на неё, как смотрел бы обычный человек, обнаружив плавающего в своей ванной утконоса, а на последних словах передёрнулся всем телом, вспомнив Пэнси, с которой он едва не стал встречаться. Но, по крайней мере, она не предлагала себя так… «Мордред с Морганой, кем эта Уизли себя возомнила?! Королевой Мэб*?!» — пронеслось у него в голове, но если рыжая хотела сбить его с толку, то ей это удалось…
— Я всё равно не понял, о чём ты.
Отступать Джинни теперь было нельзя:
— Ну, у тебя же нет девушки. Я буду ею. Ты же мне нравишься.
— Вообще-то, ты влюблена в Поттера, забыла? — вымолвил парень, а в голове мелькало: «Да это фарс какой-то… Как можно так себя предлагать? Она, что, не понимает, что этим только бесит меня? Или она нарочно меня злит, чтобы я прикончил её одним ударом? ...Как бы там ни было, благодаря такому её поведению, я сейчас быстро дойду до нужного состояния…»
И он стиснул волшебную палочку в руке так, что костяшки побелели.
— Я согласна его забыть ради тебя, — тем временем девушка гнула свою линию.
— Ах, ты согласна?! — его злость выплеснулась в иронии. — Невероятная честь, мисс Уизли! Ради меня забыть Поттера Великого! Я щас умру от щастья!.. Только, знаешь ли, я не любитель надкусанных яблок. Похоже, в Хогвартсе только я и Гарри не удостаивались ещё твоей благосклонности. Я имею в виду, телесной. Ты же на это мне намекаешь, я правильно понял?!
— Да ты…! Да кáк ты…?! — смущение Джинни растаяло без следа, теперь она злилась не хуже Эйнара. Только она не учла, что они находятся вовсе не в равных условиях…
— …А я ещё не верила, когда говорили, какой ты!!!
— Интересно, какой же я, просвети, — хмыкнул Эвергрин.
— После Святочного Бала полшколы девчонок о тебе мечтали! Каждая хотела встречаться с тобой! Даже, я слышала, француженки!
— И что?
— И то! Когда ты так и остался без пары, все сразу стали шептаться, что… — и она осеклась.
— Что? Продолжай, раз начала, — процедил он сквозь зубы, хотя уже понял, чтó она скажет, если посмеет: одно дело, шептаться за спиной, и совсем другое — заявить в лицо.
— Ну… Что ты… — её кураж испарился, как только Джинни увидела придвинувшееся к её лицу лицо Эйнара, с таким бешенством в потемневших глазах, которое сразу ей напомнило не кого-нибудь, а самого профессора Снейпа. Конечно, она тут же заткнулась.
— То-то же! Если не знаешь, о чём говоришь, лучше молчи. Может, за умную сойдёшь, — распрямился он и взмахнул волшебной палочкой: — Хотя, вот так будет понадёжнее. Силенсио! — и тут же, почти без паузы: — Флагелло! Флагелло!
Белый луч, похожий на раскалённую проволоку, стегал и жёг одновременно, палочка Хембридж работала отлично. Джинни дёргалась, взмахивая руками, пыталась защитить лицо, рот широко открывался в беззвучном крике. Лицо кривилось от боли и страха, но ещё больше — от осознания неизбежности… «Флагелло! Флагелло!» — беспощадный луч хлестал слева и справа, путался в волосах и жестоко рвал их. «Лацеро! Лацеро!» — руки, ноги девушки покрывались глубокими рваными ранами, зияющими в разрывах ткани. Снова и снова «флагелло» чередовался с «лацеро», открытые раны под ударами луча-хлыста болели и кровоточили всё сильнее. Больше всего Джинни ждала, когда же она потеряет сознание, но забытье всё не приходило. Кровь теперь текла свободно, мантия больше не впитывала её. Эйнар замер, любуясь растекающимися струйками, которые «оживляли» подсохшие лужицы крови Грэнджер. Резко выдохнув, он опять направил на полуживую Джинни волшебную палочку. Закусив губу, девушка расширила в ужасе глаза, и слёзы текли по её щекам, обжигая глубокие царапины и смешиваясь с кровью… Тем не менее, ни одна рана ещё не была смертельной, Эвергрин следил за этим.
— Думаешь, я слишком жесток к тебе? Гермиона страдала не меньше, только от боли в душѐ, с которой не сравнится никакая телесная боль. Но, увы, души-то у тебя и нет, Джиневра Уизли. Поэтому страдает твоё тело.
«За что ты так ненавидишь меня?!» — беззвучно прошептала девушка.
— Ненавижу? О нет, Джинни, ненависть слишком сильное чувство, оно не предназначено для такого ничтожества, как ты. Ненавижу я Гарри Поттера, каждой струной моей души, выражаясь высокопарно. А тебя всего лишь презираю…Встать! — рявкнул он внезапно. С трудом превозмогая боль в израненных руках и ногах, она оперлась на подлокотники и встала.
— Иди к стене. Туда, рядом с той кровавой лужей. Диффиндо! — волшебные верёвки на её ногах были разрезаны вместе с мантией, — Иди.
Девушка спотыкаясь шагнула туда, куда он её велел.
— Виртус Виолатио! — несколько раз прогремело заклинание. Переломанные ноги больше не держали её, и Джинни рухнула на пол, лицом вниз. Эйнар подошёл и пинками шипованных сапог «проверил», насколько «хорошо» сломаны кости. О да, палочка Хембридж работала безупречно. Парень наклонился к беззвучно рыдающей Уизли, приподнял её голову за волосы и прошипел над ухом:
— Твоя кровь тоже не достойна быть на стене. Пусть остаётся на полу, рядом с той, что вытекла из Хембридж. Пожалуй, я оставлю тебя, не буду дожидаться, пока ты испустишь дух. Завтра я приду и приберу тут. Прощай.
Он разжал пальцы, и голова девушки упала. «Виртус Виолатио!» — ещё один синий луч сломал плечо, и возле головы также стала натекать тёмная блестящая лужица, подбираясь к лицу. Эйнар бросил волшебную палочку Хембридж в эту лужу, словно награждал её за хорошую работу. Она опять напилась крови и выросла, розовая вставка запульсировала, как живая. «Она словно питомец у меня, — подумал парень, вылавливая палочку из крови Джинни, — У кого сова, у кого кошка… А у меня — волшебная палочка-кровосос. Бр-рр…» И он написал кончиком палочки по оставшемуся пятну имя девушки. Усмехнулся, наблюдая, как натекающая кровь скрыла надпись, и ушёл за ширму переодеваться.
Перед уходом он ещё раз оглядел комнату, убедился, что Джинни ещё дышит, но ей осталось не долго. Затем он уложил поровнее тела Гермионы и Рона, дважды произнёс «Эритлапидем**!» и трансфигурировал обоих в камни. И наконец-то отправился в расположение факультета. За окнами Замка Хогвартс уже брезжил рассвет.
…В первый день каникул Эйнар Эвергрин опять проспал дольше, чем обычно. Но спустившись из спальни в Общую комнату, он увидел, что Гарри Поттер стоит у окна.
— Привет, — староста дружески толкнул плечом очкарика и встал рядом, тоже наблюдая, как толпа учеников, уезжающих на каникулы по домам, стекает по ступеням из дверей Замка и рассаживается по каретам. — Что на завтрак не пошёл?
— Да ну… Только и разговоров, что о доме… Не хочу слушать. Мой дом — Хогвартс. А ты что не поехал?
— А! — махнул рукой семикурсник. — Экзамены выпускные, чтоб их… Почитаю лучше. Тем более, что Уизли уехали.
Гарри понял, что он имел в виду близнецов, но вспомнил о Роне и помрачнел.
— Ой, извини… — сказал Эйнар, заметив это.
— Да ладно… Надо привыкать. Хотя, не знаю, когда я привыкну, что его больше нет. ...Эйнар, спасибо тебе.
— Да за что? — в голосе Эвергрина звучало искреннее удивление.
— Ну, ты теперь всегда рядом… Ты и был нам всем другом с самых первых дней, а потом мы… ну, бросили тебя, что ли… Прости.
— Не извиняйся. Пошли в Большой Зал, может, там ещё осталось что-нибудь пожевать.
…Пасхальные каникулы особо весёлыми не стали, во-первых, много заданий, во-вторых, у Поттера настроения развлекаться явно не было, а в-третьих, Эвергрин, в отличие от Фреда с Джорджем, никогда не считался подходящей компанией для безудержного веселья. Семикурсники, почти в полном составе, сидели в гостиной, обложившись учебниками, и Гарри ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Но один день этих каникул всё-таки стал особенным.
13-го апреля Эвергрин проснулся от того, что в окно стучала клювом сова. Точнее, светло-рыжая сипуха. Ещё точнее, Урфина, сова Йена. Парень соскочил с кровати и впустил птицу. Она с гордостью тащила большую коробку. Эйнар отвязал посылку и усадил сову на подоконник, призвал ей поилку и кормушку из школьной совятни. Пока он быстро писал родителям благодарное письмо, в окно влетела ещё одна сова, с меткой почты Хогсмида. Она важно несла в клюве небольшой конверт с яркими цветами. Эйнар взял конверт, указал птице на еду и воду (Урфина подозрительно покосилась на них), но почтовая сова ухнула и деловито выпорхнула в окно. В коробке оказался большущий торт, украшенный кусочками фруктов и восемнадцатью свечами. Ещё две свечи лежали отдельно. Эвергрин сосчитал свечи, улыбнулся и вдруг почувствовал, что глаза увлажнились: да, ему сегодня исполнилось двадцать лет, но родители дали ему выбор, открывать ли эту маленькую тайну всем, или нет… Парень вернулся к письму, быстро дописал и вручил лист Урфине. Сова улетела. Эйнар утёр глаза и убрал вообще все свечи. Затем он переоделся и уже хотел отнести торт в гостиную, угостить всех остальных ребят, но тут вспомнил про конверт. Эвергрин развернул листок.
Да, это было поздравление. Но, читая старательно выписанные строчки после обычных поздравительных слов и пожеланий, парень бледнел всё больше.
«Я стою на краю твоей дороги,
Задыхаясь, смотрю на тебя.
Я стою на краю твоей дороги,
Задыхаюсь, тебя любя.
Я стою на краю твоей дороги,
Молча слёзы глотая,
Я стою на краю твоей дороги,
Молча жизнь моя утекает.
Я стою на краю твоей дороги,
Моё сердце кричит: „оглянись!“
Я стою на краю твоей дороги,
Мои руки дрожат: „прикоснись!“
Я стою на краю твоей дороги,
Жду, взглянешь ли на меня,
Я стою на краю твоей дороги,
Жду, ударишь ли ты меня…
Я стою на краю твоей дороги,
Я люблю, как же я тебя люблю!
Я стою на краю твоей дороги.
…Я стою на самом краю».
Хотя подписи не было, но Эйнар сразу понял, от кого это. Выронив листок, он сел на кровать и схватился за ворот мантии. Лучше всего то, что он почувствовал, описывали бы слова «Удар из прошлого. Под дых». Не нужно было быть великим мудрецом, чтобы догадаться: сочинив стихотворение («О Мерлин! Это что ж получается, он НА САМОМ ДЕЛЕ был влюблён?!»), Невилл в ближайший поход в Хогсмид оставил на почте доставку к определённому дню, то есть, к его, Эйнара, дню рождения. И даже не подозревал, что не доживёт до этого дня. Парню опять потребовалась вся его сила воли, чтобы перестать думать об этом. Быстро подняв с пола листок, он скомкал его и сунул в карман. Затем взял торт и понёс его вниз. Она разрезал угощение, а потом сердито бросил поздравление Невилла в камин.
За завтраком все гриффиндорцы продолжили поздравлять Эвергрина с днём рождения, а потом юношу подозвал к себе ректор. Эйнар с удивлением и настороженностью на лице подошёл к Дамблдору. Тот торжественно повёл рукой на остальных преподавателей:
— Во-первых, я и все учителя поздравляем тебя с днём рождения, Эйнар Йенссон Эвергрин.
Юноша улыбнулся и вежливо склонил голову в знак благодарности.
— Ну, а во-вторых, я хотел бы поговорить с тобой. Подойди после завтрака в мой кабинет.
Эйнар вернулся к столу, гриффиндорцы тут же стали спрашивать, что такого он натворил, за что его вызывает к себе ректор, но парень отвечал, что понятия не имеет. Конечно, он натворил много чего, но не хотел даже думать, что ректор опять что-то подозревает, ведь после того случая с Малфоем он действительно был гораздо осторожнее.
Приглашение в кабинет ректора Хогвартса было вовсе не из тех, которые ученик может проигнорировать. Подойдя к горгулье-охраннице, Эйнар остановился, пароля он не знал. Каменная статуя открыла глаза и прошипела: «Назови себя». Парень назвался и горгулья посторонилась, открывая дверь на лестницу.
— Профессор Дамблдор, я могу войти? — постучав, он приоткрыл дверь.
— Да, входи.
Эвергрин не мог сдержать любопытства, оглядываясь в кабинете ректора. Седобородый старец величественно восседал за своим столом и наблюдал за парнем.
— Садись, — тот послушно сел на край кресла и настороженно посмотрел на Дамблдора.
— Сэр, я не понимаю, Вы считаете, я что-то ещё натворил? — выдавил он из себя.
Ректор улыбнулся:
— Ну, зачем так сразу… Я просто хочу кое-что уточнить. О тебе. Ты староста, отлично справляешься со своими обязанностями, ты умён, хорошо учишься, и все учителя тебя хвалят. Ученики тебя уважают, и даже с других факультетов. Ты блестяще участвовал на прошлогоднем Турнире, …и не возражай! — приподнял он ладонь, когда Эйнар открыл рот. — Да, не только я, ректор Хогвартса, но и представители Министерства, и главы других школ отметили, что оба хогвартских Чемпиона были очень достойно подготовленными волшебниками. По независящей от тебя причине ты не дошёл до Кубка. Ты знаешь, что Крум был под заклятием Подвластия, его вынудили вывести из игры всех, кроме Гарри. Кто и зачем, — сказал ректор, отвечая на вопрос в глазах Эйнара, — это тебе знать не обязательно, это к тебе не имеет отношения. Так вот. Скажи-ка мне, мальчик мой, ЧТО ты скрываешь?
Эвергрин вздрогнул и с ещё бóльшим удивлением воззрился на Дамблдора.
— Сэр… Почему Вы решили, что я что-то скрываю? Хотя, даже если это и так… По-моему, у каждого человека есть такие секреты, которые он не хотел бы открывать никому.
— Это верно, — усмехнулся старец и вышел из-за стола. Эйнар тоже вскочил. — Ты, конечно же, имеешь право на свои секреты, если только… Если только твои тайны не вредят другим людям.
— О чём Вы? — парень заставил себя собраться.
— Ну, видишь ли… Один мой знакомый когда-то давно сказал мне такую фразу «Альбус, в тебе столько удивительных достоинств… Это какие же чудовищные пороки должны их уравновешивать?!» — он усмехнулся, и гриффиндорец тоже. — Шутка, конечно, но в каждой шутке…
— То есть, только потому, что я стараюсь вести себя хорошо, поступать правильно и хорошо учусь, Вы допускаете, что я какой-то скрытый злодей?
— Нет, я не считаю, что ты «скрытый злодей», но я бы очень не хотел столкнуться с, так сказать, тёмной твоей стороной.
— Какой ещё «тёмной стороной»? — Эйнар внутренне похолодел, но очень надеялся, что ему удаётся внешне сохранять спокойствие.
А Дамблдор вместо ответа вдруг переменил тему:
— …На первом испытании Турнира ты показал всем своего Заступника. Сильного, овеществлённого. Создавать их — это программа седьмого курса. С учителем Защиты от Тёмных сил вам в этом году не повезло. Так кто тебя научил?
— Отец.
— А он объяснил тебе, чем определяется образ Заступника?
— Ну… нет, просто сказал, что они зависят от самого волшебника.
— В общем, да. Зависят от характера волшебника.
— И что? При чём тут мой медведь? Это сильное животное, спокойное, независимое, его уважают как другие звери в лесу, так и люди. Что плохого в этих качествах?
— Конечно, ничего плохого. Скажи мне, Эйнар, ты же бывал в магловском цирке?
— Бывал, а что?
— И какие дрессированные животные чаще всего выступают на арене?
— Ну, собаки… Тигры, львы…
— …И медведи, мальчик мой, медведи! Неуклюжие увальни с виду, они так ловко выполняют самые сложные трюки.
— Ну, да, потому что они умные и хорошо дрессируются.
— Это верно. Только знаешь ли ты, что такой вот милый мишка — единственный из всех дрессированных, обученных, послушных зверей — НИКОГДА не бывает полностью безопасным для своего хозяина. Львы, тигры, конечно, опасны, но только медведь может безо всякой причины откусить руку, которая его только что кормила.
— Сэр… — вот теперь парень растерялся по-настоящему, — Вы же не считаете меня?..
Ректор усмехнулся — и вдруг направил на Эвергрина волшебную палочку: «Легилименс!». Парень вздрогнул всем телом, перед его внутренним взором вдруг встала картина радостно бегущих к нему Гермионы и Джинни — а потом всё закрыло размытое красное пятно… Эйнар, не помня себя, выхватил свою волшебную палочку и сжал так, что едва не сломал её…
Комментарий к Последняя ступенька *Королева Мэб – персонаж кельтского фольклора, повитуха фей. Своим прикосновением к спящим людям заставляет их видеть осуществление своих заветных желаний, фантазий, грез. Впервые упоминается в трагедии «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира (1594 г.).
**Эритлапидем – придуманное мной «латынеобразное» заклинание, связанное с камнем (лат. lapis)
====== Алые стены, тёмное пятно ======
… И мысленная картина начала плавно меняться. Размытое, красное как кровь, пятно становилось более чётким, словно отдаляясь. И вот он уже видит давнее детское воспоминание, ему тогда было лет пять: целая поляна алых тюльпанов. Эйнар почувствовал, как стекла по щеке слеза: он видел себя, совсем маленького, радостно бегущего среди этих цветов, чуть не с него ростом, к своим родителям, Йену и Холли, и отец подхватывает его на руки, и подбрасывает высоко-высоко… И с высоты он видит целое море красных цветов, приветливо кивающих ему, потом падает вниз, и, хоть дух захватывает, он нисколько не боится, визжа от восторга, а не от страха, потому что его ждут надёжные, всесильные руки отца…
— …Эйнар, мальчик мой, можно посмотреть твою палочку? — голос Дамблдора вернул юношу в реальность. Эвергрин протянул ему волшебную палочку, с трудом разжал пальцы и помотал головой, сбрасывая наваждение. Почему ему показалось, что ректор теперь сам был удивлён, но в то же время словно… зауважал его? Старец поднёс палочку Эйнара к свету и принялся осматривать её, едва не касаясь носом.
— Ага, — удовлетворённо кивнул он, возвращая вещь хозяину, — вот ещё одно доказательство, что ты не так прост, как хочешь казаться, Эйнар Эвергрин! В веке восемнадцатом, если я не ошибаюсь, был так называемый клуб «Белые Копья»… Слышал о таком?
Парень помотал головой.
— …Туда принимали только тех волшебников, кто владел такими же, как у тебя, палочками. Из осины. В основном, сердцевиной у них была драконья жила, гораздо реже — перо феникса, и вообще редчайшими были с волосом единорога. Это был клуб дуэлянтов, Эйнар. Клуб боевых магов высшего полёта. Она ведь лучше всего выполняет боевые заклинания, да?
— Боевые?
— Да, да. И не говори, что Виктор Крум тебя им не научил.
Парень потупился, делая вид, что разглядывает свою волшебную палочку. Дамблдор усмехнулся.
— …Так вот, многие палочки, которые идеально совпадают со своими колдунами, иногда способны выдавать заклинания самостоятельно, что называется, в трудную минуту, особенно когда хозяин охвачен очень сильными чувствами, или же растерян, застигнут врасплох. Твоя боевая палочка, Эйнар, настоящее верное «белое копьё», она защитила тебя от легилименции, ведь в поединке очень важно, чтобы противник не узнал твои тайны и не использовал против тебя твои же слабости.
Профессор снова вернулся за стол и сел. Затем демонстративно убрал свою волшебную палочку. Эвергрин сделал то же. Дамблдор промолвил задумчиво:
— Даже угадывать не берусь, что общего может быть между двумя радостными девочками и большим красным пятном… — он чуть помолчал и добавил: — Что ж, я очень хотел бы тебе предложить помощь, мальчик мой, но ты ведь откажешься.
Парень независимо вздёрнул подбородок.
— Ты одарённый волшебник, но кому много дано — с того много и спрашивается. В тебе много хороших черт, но и плохого предостаточно. Не дай темноте захватить твою душу, Эйнар.
«Я уже перешёл эту черту, сэр, — мысленно сказал Эвергрин, — но я вернусь. Осталось совсем недолго».
— …Я очень надеюсь, что ты сделаешь правильные выводы из нашего разговора. Можешь идти.
…Этим же вечером Эйнар пошёл в свою комнату. В плаще-невидимке, разумеется, но, перед тем, как его надеть, юноша с сожалением отметил, что срок действия плаща истекает, осталось меньше ста часов (внутри, под воротником, стояла метка). Почти всё время он истратил в прошлом году на исследование Замка. Подземелья Хогвартса были настолько древними, глубокими и запутанными, что вряд ли кто-то (включая смотрителя Филча, ректора Дамблдора или даже призраков) мог утверждать, что знает их как собственную спальню. Эйнар Эвергрин изучал их долго и вдумчиво. И отправляясь в свой «Уют», он неоднократно убеждался, что никто его не выследит и не найдёт (лишь однажды это сделал Лонгботтом, но тут уж Эйнар сам был виноват, и извлёк урок из этой ошибки). Пока он сам не захочет, чтобы нашли эту его собственную Тайную Комнату. Может быть, он даже оставит, подобно Салазару Слизерину, зашифрованное указание, и какой-нибудь не в меру любопытный и достаточно умный, чтобы правильно решить задачу типа «два плюс два умножить на два», школьник откроет эту комнату. Конечно, к тому времени самого Эйнара уже давным-давно не будет в живых. Кстати, забавно будет, если этим школьником окажется его далёкий потомок.
Парень шёл осторожно, не торопясь, и думал, чем же стала для него эта Комната. Поначалу это было просто место, где он мог «прятаться» от всех, место, где он мог быть собой и делать то, что хочет. Затем он собрал там библиотечку весьма специфической литературы, позволил присутствовать там Невиллу, и Комната стала тренировочной — и уже не совсем его. А потом он начал отсчёт «ступенек». И всё изменилось. С первыми брызгами крови по стене, с первым именем, выведенным дрожащими пальцами. Имени Снейпа, конечно, уже не видно, но, Мерлин свидетель, даже сейчас Эйнар мог бы найти все до единой буквы, они словно светились там, на камнях, из-под потускневшей крови. Парень сам бы не мог объяснить, как такое могло быть, но каждое имя, начертанное им на полу, на стенах, скрытое кровавыми всплесками, полосами и пятнами, действительно словно светилось. Может, ему это только казалось? Или буквы видел только он? Эвергрин не хотел это выяснять, просто принял, как есть.
Комната стала для него хранилищем того самого, что Дамблдор только что назвал «его тёмной стороной». Здесь оно вырывалось на свободу, хотя эта свобода была ограничена четырьмя стенами. Алыми стенами. Теперь, правда, уже не совсем алыми, скорее, красно-бурыми. Так, надо срочно навести там порядок. И убрать, наконец-то, камни. «Время собирать камни, и время разбрасывать камни…» — мысленно усмехнулся Эйнар.
…Он вошёл в «Уют», закрыл стену и осмотрелся, словно попал сюда впервые. «Да уж, вид тот ещё… Эх, где ж ты, Лонгботтом, с твоей хозяйственной магией, а?» — опять усмехнулся юноша, теперь он уже мог вспоминать Невилла и его любовь с иронией, словно вместе со стихотворением сжёг и это неуместное чувство, и свою на него реакцию. Он прошёлся вдоль «алых» стен, касаясь их пальцами, рассматривая каждую надпись, вспоминая у каждого пятна, как оно там появилось. Странное ощущение охватило его, дрожь и словно звон в ушах… Чем плотнее прижимал он пальцы к высохшей крови, тем сильнее был этот звон. Эйнар помотал головой.
Затем он осторожно и аккуратно, по одному, вынес в Лес тела Рона, Джинни и Гермионы. С трупа Джинни он снял трансфигурационное заклятье, два других так камнями и оставил. Парень уже хотел уйти, но вдруг услышал из-за дерева зов: «Поттер-р!» Он содрогнулся и замер на мгновение, но потом сообразил, что это зовёт его вервольфа Лара. Парень шагнул в ту сторону и сказал:
— Привет, Лара.
Она вышла из-за дерева.
— Ты не приходил. Долгая охота?
Эйнар усмехнулся:
— Ещё какая. Что нового в вашем лесу?
— Приходил Длиннобородый волшебник.
— И что он спрашивал?
— Зачем мы опять убиваем.
— И что сказали вы?
— Что добрый человек приносит мёртвую добычу, которую мы едим.
— Хм, — Эвергрин еле сдерживал торжествующую улыбку, — он спросил, знаете ли вы его имя, и вы сказали «Поттер»?
— Да. Длиннобородый очень умный, хотя и старый. Он — ваш вожак?
— Ну, что-то вроде того.
— Он очень огорчился. Он тебя наказал?
— Меня?! А! Нет. То есть, не сильно.
Вервольфа озадаченно наклонила голову.
— Знаешь, Лара, я больше не приду. Я больше не смогу… приносить вам добычу.
— Почему?
Парень усмехнулся:
— Моя охота закончилась. Больше нет добычи. Прости. Я заканчиваю обучение и покидаю Хогвартс насовсем.
— Мне будет грустно. Я буду выть.
— Мне тоже будет грустно. Выть я не умею, но если бы умел…
— Приходи ещё. Не надо добычи. Просто приходи и говори со мной. Зови меня Ларой, Поттер.
Эвергрин опять вздрогнул.
…Ночь уже перевалила за половину, но впереди оставались ещё несколько дней каникул, поэтому вставать рано было не нужно, и Эйнар никуда не торопился. Он вернулся в «Уют» и стал рыться в книгах, в поисках каких-нибудь заклинаний, что помогли бы ему навести в Комнате порядок. За один день он, конечно же, не успел, но к окончанию каникул «Уют» всё-таки приобрёл иной вид, более… торжественный, что ли. Ему пришлось здорово для этого потрудиться не только магически, но даже позаимствовать в подсобке Филча ведро и швабру. Зато теперь на стенах, и на полу каждое пятно со скрытым под ним именем жертвы было чётко очерчено, имело цвет свежей крови и гладкую поверхность чуть выпуклого стекла, а гранёная кайма отражала свет факелов и играла алыми бликами. Все остальные брызги и потёки были отчищены, каменные плиты на полу блестели, как, наверное, не блестели даже будучи новыми. Эйнару теперь гораздо комфортнее было в его Тайной комнате. Тем не менее, он по-прежнему слышал тот странный звон в ушах, теперь даже к пятнам не надо было прикасаться, достаточно просто войти в комнату.
…Начался последний семестр. Гарри ужасно удивился, что Гермиона не приехала. А потом он получил от неё письмо. Несколько дней он ходил мрачнее тучи, но никому ничего не рассказывал. Только садясь на метлу, он, казалось, забывал обо всём прочем, поэтому команда Гриффиндора, как обычно, взяла Кубок квиддича. Занятия «ОД» временно прекратили, все курсы готовились к экзаменам.
Несмотря на необходимость учить массу предметов, Эйнар не прекращал каждый вечер ходить в подземелья. Собственно говоря, лучше всего ему было именно там, несмотря на звон, к которому парень почти привык. Тем неожиданней для него стало, когда странный звук однажды прекратился. Зато Эвергрин заметил нечто другое: в дальнем углу, напротив ширмы, на тёмных камнях стен расплылось ещё более тёмное пятно, которого — и кому, как не ему, знать это! — ещё вчера там не было. Парень подошёл к стене, внимательно осмотрел его и потрогал пальцем. Пятно было тёплое, влажное, маслянистое и издавало какой-то странный слабый запах: шоколада, смородины и почему-то копчёной рыбы. Не то, чтобы отвратительный, но Эйнара замутило. «Ты кто?» — озадаченно спросил он вполголоса, но не успел посмеяться над собой, что разговаривает со стенкой, как вдруг ему ответил глухой и тихий голос, который вызвал такое знакомое ощущение звона в ушах:
— Имя моё давно забыто, о смертный, пробудивший меня ото сна.
— Я сошёл с ума? — сам себе сказал Эвергрин.
— Ещё нет. Но я заберу твой разум, если ты недостойный.
— Э-ээ… А кто ты вообще? Что за сущность?
— Я появился задолго до того, как твои предки, смертный, слезли с дерева. Те, которые подходили ко мне по неосторожности, либо кормили меня своим зачаточным разумом, либо обретали то, что вы сейчас именуете магической силой.
— То есть, ты имеешь отношение к Изначальной Магии? — изумился парень и не смог сдержать крупной дрожи.
— Да, вы, смертные, называете нас Источниками Изначальной Магии. Нас было много, но постепенно волшебники, получившие свою силу от нас, стали мнить себя самодостаточными, возгордились и прекратили общение с нами. Мы погрузились в сон.
— Но каким образом ты оказался ЗДЕСЬ?!
— Давно, очень давно, в горы, где я спал, пришли четверо колдунов, они ломали камни и куда-то их уносили. В одну каменную глыбу и попала моя часть, которая сейчас говорит с тобой. Здесь, в этих стенах, несколько камней из той глыбы, и из-за тебя я пробудился в самом большом из них, соединив их силу.
— Ух ты… А как я тебя разбудил? Вообще-то, извини, я не хотел…
— Знаю, что не хотел. Ты напитал меня кровью таких же колдунов, как ты, вернул в меня магию. Страх, сотрясавший эти стены, дал мне силу. Я пробудился и заговорил с тобой. Но ты не понимал меня, пока не придал форму кровавым пятнам.
— Обалдеть… Так ты злой или добрый?
— Смертный, ты молод и глуп. Не существует ни зла, ни добра. Смертные зовут «добром» или «злом» нечто, в зависимости от намерений сотворившего и от отношения к содеянному других смертных. Один и тот же поступок может быть злом для одних, и добром для других.
— И… И что мне теперь с тобой делать? — молодой колдун всё никак не мог поверить, в то, что происходит.
— Да ты ещё глупее, чем показался. Не ты со мной, а я с тобой что делать буду, спрашивать надо. Впрочем, я тебя прощаю, ты не столько глуп, сколько растерян. Служи мне — и будешь вознаграждён, смертный.
— И как же я должен тебе служить? — скептически скривил губы Эвергрин.
— Дай мне ещё кровь. Дай мне ещё страх.
— И много?
— Двух жертв будет достаточно. Я покажу тебе, какие камни содержат мою сущность, их надо окропить.
— И что потом?
— Я освобожусь и смогу вернуться назад. В награду ты получишь частицу того, что вы зовёте Изначальной Магией, она уже давно живёт в вас, смертных, в разбавленном виде.
— Что ж, я сделаю это, — сказал Эйнар, ведь это соответствовало и его собственным планам.
…Настало лето, а потом и жаркая пора экзаменов. Несмотря на свою печаль, Гарри сдал их лучше, чем раньше: Слагхорн — не Снейп, он не стал занижать Мальчику-который-выжил оценку по Зельеварению, а по Защите от Тёмных сил подготовка у него всегда была лучшей на курсе. Эйнар — и тут, пожалуй, не было никаких неожиданностей — заслуженно получил все «превосходно», кроме Травологии, которая ему всегда не давалась: глупейшая ошибка, перепутал глухую крапиву со жгучей… Наблюдая, как профессор Спраут, качая головой, вырисовывает в экзаменационном списке напротив его фамилии «выше ожидаемого», он усмехнулся так, что преподавательнице даже показалось, что парень сделал это намеренно… Так что, лучше Эвергрина экзамены сдал только Диггори.
====== Третья часть Пророчества ======
Прошла неделя ожидания финальных результатов, все ученики получили табели и дипломы. Близился день отъезда. Дамблдора вызвали в очередной раз в Министерство, а ученикам выпала радость перед каникулами посетить Хогсмид. Довольные близнецы Уизли, сложив сундуки и затолкав дипломы на самое дно, помчались туда обгоняя всех, Эйнар едва поспевал за ними…
…А ночью в гриффиндорских спальнях опять творилось что-то странное.
— Гарри, вставай!
Парень только-только успел заснуть, как вдруг его кто-то принялся тормошить и орать громким шёпотом в ухо:
— Вставай, мне нужна твоя помощь!
Поттер ворочался и ворчал:
— Отстань, завтра всё сделаем, отстань, какая помощь среди ночи, Рон…
И тут он аж подпрыгнул в кровати, моментально проснувшись: «РОН?!»
Рыжий, тощий, длинноносый, в веснушках — кто, кроме него, это мог быть?! Он стоял прямо перед ним, укоризненно качая головой и прижимал палец к губам. Гарри бешено закивал, нацепил очки и схватил его за руку, убедившись, что это не призрак.
— Одевайся живо и иди за мной!
Поттер мгновенно переоделся, схватил палочку и посмотрел на «Рона». Ну, а в кого ещё было оборачиваться Эйнару? Не в девушку же…
— Давай сюда, у меня плащ-невидимка…
— Да я свой возьму, — не задумываясь, выпалил всё ещё обалдевший Гарри и выдернул из-под матраса плащ. Оба волшебника надели плащи и, держась за руки, помчались в подземелья. Ну, а дальше всё было как всегда. Эвергрин открыл комнату, пропустил Гарри вперёд и, пока тот озирался, закрыл стену. Сдёрнул с него плащ, не давая опомниться, «экспеллиармус», «инкарцеро», «квайтус» и на стул.
Всё. Можно больше не торопиться. Эйнар снял свой плащ медленно и аккуратно. Действие оборотного зелья тем временем прекратилось.
— ТЫ?! — невозможно было передать, какое изумление звучало в голосе Поттера.
В ответ — улыбка превосходства. Эвергрин отнёс за ширму оба плаща и переоделся. Потом его вдруг затрясло так, что парень был вынужден опереться на стену: он осознал, что вот-вот его миссия будет закончена.
— Гарри, Гарри, Гарри…
Эвергрин в «рабочем наряде» расхаживал перед стулом, где сидел связанный Поттер. Волшебная палочка с пером феникса валялась на полу на тщательно выверенном расстоянии, так, чтобы Гарри её хорошо видел, но ни за что и никак не мог бы достать. Эйнар даже не попытался использовать её против хозяина, урок роновой палочки был усвоен. Он выпустил шипы на перчатках и сапогах, обувь теперь зловеще цокала по вычищенным камням. Каждый раз проходя мимо палочки Гарри, он знал, что Поттер пожирает её глазами, аккуратно переступал через неё и усмехался всё шире. Наконец, ему надоела эта игра. Он, в очередной раз подойдя к палочке, убедился, что Гарри смотрит, — и со смачным хрустом раздавил её. Поттер застонал сквозь зубы.
— Ай, — промолвил Эйнар издевательски, — какой же я неловкий!.. Гарри, смотри-ка, твоя палочка умерла… Как жаль. Ну, ничего. Скоро вы снова встретитесь. Там, в посмертии. Кстати, интересно, если принять, что люди после смерти попадают в чистилище, а потом в рай или в ад, смотря кто и что заслужил, то что происходит с волшебными палочками? Как думаешь, у них есть свои чистилище, рай и ад? Эх, ты-то скоро узнаешь об этом, а я вот ещё долго буду страдать в неведеньи.
— С удовольствием поменялся бы с тобой местами, — процедил Гарри. Эйнар рассмеялся.
— Даже не сомневаюсь! И кстати, неужели ты сможешь убить меня? Вот так, без всякой причины?
— А то, что ТЫ собираешься лишить меня жизни — это не причина? Дай мне свою палочку — и проверим.
— Хм, пожалуй, я не буду рисковать, — ухмыльнулся Эвергрин. — Если убьёшь меня, то никогда не узнаешь, почему ты оказался в этой комнате в столь незавидном положении.
— Уверен, я смогу это пережить.
— Ты забавный. Но к делу. Думаю, ты, так же как все, кто сидел тут до тебя, очень хочешь знать, почему тут оказался. Или я ошибаюсь, и тебе без разницы?
— Как будто у меня есть выбор… Ты же всё равно расскажешь, хочу я знать или нет, — Гарри язвил, стараясь изо всех сил скрыть, как ему страшно. Он был связан, даже пошевелиться не мог, да если бы и мог… Хотя Эйнар не намного выше его ростом, но он был не только старше, но и сильнее. Как физически, так и магически. К тому же, у него была волшебная палочка, а палочка Гарри была сломана. Рон погиб, Гермиона уехала, помощи ждать было неоткуда. Даже Дамблдор был в отъезде. Но, может быть…
— …Вот тут ты прав, тебе придётся выслушать всё, что я скажу. Каждый, кто сидел на этом стуле, хотел знать, зачем да почему. Но только ты будешь знать всюправду — и пойдёшь с ней на смерть.
— Я должен быть польщён?
— Шутки кончились, Поттер! — Эйнар нахмурился, бросился к стулу и наотмашь ударил парня рукой в шипованой перчатке по лицу. Голова Гарри мотнулась, очки слетели на пол и брызнули осколками. На щеке заалели порезы. Эвергрин наклонился, едва не касаясь носом ран. Поттер заметил, как потемнели его глаза и раздулись ноздри. Весёлый, дружелюбный, понимающий Эйнар, почуяв (буквально) кровь, словно превратился в хищника. Очень свирепого хищника. Гарри почувствовал тошноту от страха и отвернулся. Эйнар улыбнулся и отступил назад.
— Я вижу твой страх, Гарри. И мне это нравится. Итак, продолжим. Каждая смерть в Хогвартсе в этом году — дело моих рук. Первым был Снейп, потом Хембридж. Потом Малфой, Крэбб и Гойл. Это всё тебя не очень огорчило, я знаю, ты говорил, что даже рад, что их больше нет. Затем исчез Невилл. Но этого не только ты, вообще никто не заметил. А вот дальше был Рон. Твой лучший друг. Вспомни, что ты почувствовал, когда Хагрид принёс жалкие останки из Леса. Кстати, останки-то были как раз бедолаги Невилла. Тушка нашего рыжего приятеля мне ещё пригодилась пару раз. А потом и Гермиона покинула тебя. Умница, она даже письмо тебе заботливо прислала, объясняя, что гибель Рона её настолько подкосила, что она больше не в силах находиться в стенах Хогвартса, берёт академ и остаётся дома после пасхальных каникул. …Ну, чтó ты так смотришь? Удивляешься, откуда я знаю дословно, что она написала? Так я же ей и диктовал!
— Ты … убил её? — неверяще прошептал Гарри.
— Разумеется. И Джинни тоже. Гермиона ведь написала тебе, что она тоже «осталась дома», не так ли? О да, смерть Рона ужасно огорчила многих!
Гарри отчаянно рванулся, верёвки впились в тело. Эйнар улыбнулся.
— Мы с маленькой мисс Уизли изрядно повеселились перед её смертью. Ты даже не представляешь, как. Точнее, она меня повеселила, самой-то ей, как я понял, было немножко не до веселья. А вот Фреда и Джорджа, признаюсь, я убить не смог. Хотел — но не смог. Они были моими друзьями с самого первого дня в Хогвартсе. Я просто в сегодняшний наш поход в Хогсмид стёр им память, оставил на главной площади, и, полагаю, их отправили в Мунго. Думаю, ничего необратимого, память восстановится, хотя и нескоро. Если же потом они будут меня искать и мстить — ну, тогда и видно будет…
— …Т-ты говоришь, что не смог убить своих друзей, — глухо проговорил Гарри, — но я, Рон, Гермиона, Невилл — мы тоже были твоими друзьями…
— Верно. Ключевое слово — были. Я хотел дружить. И дружил с вами. Друзья понимают, помогают и прощают. А ещё доверяют…
— Я не вижу твоё лицо, но слышу боль в голосе. Что из этого мы не дали тебе?
Эйнар опять рассмеялся, но совсем не весело.
— Вы — не доверяли мне. А я — не смог простить. Так что, дружба закончилась, Гарри. Осталась месть.
— Месть? Кому? Мне? За что?
— Вот! Наконец-то слышу правильные вопросы, Поттер! — голос Эвергрина опять окреп. — Месть не совсем тебе. Месть через тебя тому, кого, к сожалению, я никак не смогу усадить на этот вот стул!
— Потому, что боишься? — Гарри снова нашёл в себе силы съязвить.
— О нет! — пылко вскричал Эйнар. — Не поэтому. Если бы я мог мстить ему… Тогда все, кто умер до тебя, были бы живы! Всё, что испытали они, досталось бы ему одному… Но он недосягаем. ОН УЖЕ МЁРТВ!
— Разве этого не достаточно? Чтó бы он тебе ни сделал, он мёртв, а ты жив…
— Нет, не достаточно! Я бы приводил его на грань смерти — и возвращал к жизни, раз за разом… О, я даже не знаю, сколько бы раз я это проделал. «Круцио» показался бы ему лёгкой щекоткой!
Гарри слышал, как звенит от ненависти голос Эвергрина. Ещё никогда не доводилось ему встречаться лицом к лицу с таким сильным чувством. На грани сумасшествия. Или уже за гранью?
— Кого же ты так ненавидишь, Эйнар? И при чём тут я?
— Ты получишь всё то, что должен был получить ОН. Раз наши мёртвые, те, кого мы любили при их жизни, и за гробовой доской делят с нами наши чувства, значит, ЕМУ тоже достанется… пусть даже тень твоей боли, Гарри Поттер! Ты страдал душевной болью, когда твои друзья покинули тебя. Теперь же будешь страдать и от телесных мук. Флагелло! Флагелло! — кричал Эйнар, и луч из его палочки хлестал связанного парня, как раскалённая проволока, разрывая одежду, оставляя жгучие кровавые дорожки. — Флагелло! Флагелло!
ДЖЕЙМС ПОТТЕР!
Я знаю, он видит, слышит и чувствует всё это сейчас, и страдает! О да! Страдает не только от твоей боли, Гарри, но от того, что не может защитить своего сына!
Флагелло!
…Младшего!
Флагелло!
…ОТ СТАРШЕГО!
ФЛАГЕЛЛО!!!
Сквозь ослепляющую боль и оглушающий свист волшебного хлыста Гарри едва услышал, чтó сказал Эйнар, и захлебнулся собственным криком. И тут внезапно откуда-то сзади послышался ещё чей-то голос, очень-очень слабый:
— Про-ро-че-ство… О Мерлин… Проро-чество…
Эйнар опустил палочку. Гарри задёргался на стуле, пытаясь повернуться. Эвергрин пошёл на голос, и вскоре Гарри увидел, кого тот подтащил и усадил на полу у стены поближе к свету. Профессор Дамблдор. Связанный по рукам и ногам. Поттер еле сдержал стон отчаянья: опять фальшивое письмо! Ректор не улетел по делам в Министерство. Он уже несколько дней был в этой комнате в плену… Последняя надежда Гарри рухнула.
Эйнар присел возле измождённого старца, сколдовал чашу, наполнил её водой и поднёс к его рту. Дамблдор жадно пил, вода, смешанная с кровью из разбитых губ, стекала по некогда ухоженной серебряной бороде. Гарри чувствовал, как из глаз потекли слёзы. Очень солёные, они огнём жгли глубокие царапины на щеках…
— О чём это Вы, профессор? — подчёркнуто уважительно спросил Эйнар. Он мог себе позволить уважать поверженного. Невербальная магия ему не грозила: палочка Дамблдора, которую он отобрал сразу же, понравилась ему своей изящной простотой. Он решил забрать её себе, и теперь она лежала в ларце со школьной одеждой. Беспалочковая же не могла работать: великий колдун был слишком слаб и не мог преодолеть заклятие, мешающее магическому сосредоточению. Старец с трудом заговорил:
— Призови воспоминание о Пророчестве. Я не понял его до конца. В Министерстве хранятся всего две части. Они записаны с этого моего воспоминания. Третью — не знает никто, кроме меня…
Эйнару стало интересно, что же это за пророчество такое, поэтому он призвал его с помощью «акцио», наложил чары молчания и запрета на магию на обоих связанных волшебников и ушёл за ширму. Там у него был мыслескоп, вместе с его собственной коллекцией воспоминаний. В перчатках ему было неудобно открывать узкогорлый изящный флакончик, пришлось их снять. После просмотра он вернулся и снял немоту с Дамблдора.
— Я посмотрел. И что же в этом пророчестве, по-Вашему, имеет отношение ко мне, профессор?
Ректор устало взглянул на юношу:
— Теперь уже нет сомнений, что оно относится к Гарри. Это его Воландеморт «отметил как равного себе». Он — Избранный, у которого «достаточно могущества, чтобы победить Тёмного Лорда» …
Поттер судорожно вздохнул, он хоть не мог говорить, но слышал прекрасно. Эвергрин усмехнулся:
— Пусть даже и так. Вы не находите, сэр, что в данный момент эта «великая миссия» Гарри Поттера висит на волоске? И моя рука вот-вот оборвёт этот волосок?
— Я долго думал, что значат последние слова Пророчества «…Если же тот, кого избрали, падёт от братской руки, двойная кровь сначала вознесёт Тёмного Лорда, а затем развеет царствие его в пыль». Я никак не мог понять, какая такая «братская рука» может уничтожить Избранного, ведь ни у Гарри, ни у Невилла братьев не было. Может, имелся в виду Дадли Дурсли? А может, речь шла о друге, который как брат, и тогда это может быть Рон Уизли… А дальше, мне показалось, вообще был бред. Что за «двойная кровь»? И ЧЬЯ, в конце концов, эта кровь? Гарри? Этого загадочного «брата»? А может, самого Тёмного Лорда? Возможно, подразумевается кровь магов и маглов в жилах… Опять-таки, кого? И Гарри, и Воландеморт, оба с такой кровью… И я предпочёл не включать эту часть в воспоминание, с которого было записано Пророчество, хранящееся ныне в Отделе Тайн. Теперь понятно, что речь идёт о тебе, Эйнар Эвергрин. Убив Гарри, своего брата, ты осуществишь эту, третью, часть… Вознесёшь Тёмного Лорда…
— …Да мне нет никакого дела до вашего Тёмного Лорда! — с возмущением прервал его Эйнар. — Это Гарри может мечтать отомстить Воландеморту за смерть родителей и заодно спасти магическую Британию и собственную … шкуру. Мне же Лорд ничего плохого не сделал, ну, разве что, лишил меня возможности убить Поттера-старшего своими руками. Но МСТИТЬ ему за это? Пфф… Ещё чего! У меня другая месть и другая миссия. Она, кстати, близка к завершению. И никакое пророчество не помешает мне сделать это, сэр!
Тут он заметил, что Гарри явно хочет что-то сказать и снял немоту.
— …П-почему ты «двойная кровь», Эйнар?
Эвергрин молча смотрел на него. Скинул пальцами несколько светло-русых кудрявых прядок по бокам лица. Затем наклонился к Гарри, чтобы тот и без очков видел презрительно сжатые губы.
— Ничего не замечаешь, Поттер? — процедил он. — Где же твой острый взор ловца, а? Вглядись повнимательнее.
Гарри присмотрелся — и похолодел. Да как же он раньше не замечал это сходство?! Эйнар увидел понимание в ярко-зелёных глазах брата, выпрямился и, всё так же презрительно усмехаясь, сложил руки на груди:
— Дошло, наконец-то… А она-то сразу узнала в моём лице своё отражение! Когда я узнал, что Холли Эвергрин — родственница сестёр Эванс, я в восторге принялся рваться сообщить тебе об этом, обрадовать, что мы родня… А оказалось — нá тебе! Ещё какая родня-то!
— …Когда? — глухо простонал Гарри.
— Да позапрошлым летом! Ты успел умотать на квиддичный финал, пока я буквально заставлял маму… Холли привезти меня в Литтл-Уингинг! Так что, ты ничего так и не узнал. Зато Я узнал! Очень много узнал. Гораздо больше, чем хотел.
Он опять заходил взад-вперёд, снова «накручивая» себя.
— …Ты всегда считал свою тётю ничтожеством, считал, что она ненавидит тебя без всяких причин. Просто потому, что она такая приземлённая, ограниченная и по своему скудоумию не в состоянии понять «величие» волшебников, то есть, тебя и твоих «героических» родителей. Тебе даже в голову не могло прийти, что у неё могли быть очень веские причины для этой ненависти! Ты спрашиваешь, почему я — «двойная кровь»… Да потому, что я дважды твой брат, Гарри! Мой отец — Джеймс Поттер, а родная сестра твоей матери, Петуния Эванс — моя мать!
Профессор Дамблдор издал долгий, хриплый стон, но юноши даже не взглянули в его сторону.
— Нет, — одними губами прошептал Гарри.
— Да, да. Она любила Поттера всем сердцем, всей душой, всей силой первой любви. А он её бросил. Да и ладно, если просто бросил бы, мало ли что бывает между парнями и девчонками. Если бы он нашёл в себе мужество честно признаться, что не любит её, что они расстаются… Но нет, он струсил и подло сбежал, убедив её, что может погибнуть, но готов пожертвовать собой ради неё… Она так надеялась, что он вернётся к ней с победой, а он просто исчез. Безо всяких объяснений.
А потом оказалось, что она ждёт ребёнка. От него, «героически погибшего» возлюбленного. В её печали появилась надежда на счастье видеть черты любимого в лице его дитя. И всё бы так и было. Но. Ей было шестнадцать. Мужа у неё, конечно же, не было. Она даже имя «виновника» своего «интересного положения» не назвала. Она жила в маленьком городе, где подобное событие стало бы не только для неё самой, но и для её семьи, и для ребёнка несмываемым позором. Её мать была при смерти. Ни от сестры, ни от своего отца она не могла ждать ни полноценной помощи, ни поддержки. Но, всё равно, она была счастлива, она не думала о трудностях. Тогда её мать взяла на себя этот грех: договорилась с Холли и заплатила кому надо в больнице, чтобы, когда ребёнок родится, Петунии сказали, что он умер, и отдали его Эвергринам.
И всё получилось! Стало лучше всем. Айрис Эванс умерла, унеся тайну в могилу, Петуния оплакала свои потери и начала новую жизнь, Эвергрины получили желанного сына, а младенец, вместо матери-одиночки и клейма «незаконнорожденного» — любящих маму и папу. Все танцуют и поют? Так, да не так! Оказалось, что Поттер вовсе не пал смертью героя! И он не просто бросил Петунию, обычную неволшебницу. Он бросил её ради колдуньи-сестры! И ктó теперь сможет сказать, что Петуния беспричинно ненавидит семью Поттеров?!
— Но ведь отец… Джеймс не знал о её ребёнке… О тебе.
— А КАК бы она могла ему сказать?! Он же сбежал, исчез из её жизни! Спрятался в своём мире волшебников, где нет места «жалким маглам». Он вышвырнул Петунию из своей жизни, и даже думать о ней забыл! А может, ты считаешь, что-то бы изменилось, если бы он узнал? Он бы женился на ней, да? Или забрал бы меня в свою новую семью и радостно воспитывал обоих сыновей-колдунов с волшебницей-супругой?! Серьёзно?
— Но ЧТО ты теперь хочешь изменить, Эйнар?! Убив меня, ЧТО ты изменишь?! — в голосе Гарри звучала боль, и вовсе не от сочащихся кровью ран. — Ты же не вернёшься к своей настоящей матери, победно сообщив о моей смерти…
— Конечно, нет. Это не нужно ни ей, ни мне. У меня есть родители, и мама, и папа, которые меня любят, и которых люблю я. Но Петуния будет избавлена от необходимости видеть тебя, копию Джеймса, чьё лицо до сих пор причиняет ей боль воспоминаниями. Она имеет право на спокойную жизнь без всяких волшебников Поттеров. ВОТ что я, её сын, могу сделать для той, чью любовь мимоходом растоптал Джеймс Поттер. И ещё кое-что могу, уже лично для себя. Сейчас есть два парня. Один — сын героя, второй — сын труса. Можешь представить себе, ЧТО чувствует сын труса, если отец у них один? Не можешь. Ты получил не только его внешность, но и его лучшие качества. А вот мне достались его глаза, его улыбка — и его худшие черты характера. Но когда тебя не станет — мне будет уже не важно, трус мой отец или герой. Я смогу выкинуть его из своих мыслей, тоже обрету покой и буду жить как обычно.
— А ты сможешь? После всего, что сделал? Совесть не замучает?
— Смогу, не беспокойся. Я же, как-никак, сын Джеймса Поттера! А его никогда не терзала совесть за то, что он совершал, — и Эйнар злобно усмехнулся. — А знаешь, почему? Потому, что Джеймс Поттер всегда считал себя правым. Чтó бы ни сделал. Комý бы ни причинил боль или обиду. А в данной ситуации Я считаю, что я прав. Кстати, продолжу свою мысль: совесть его целиком и полностью, и даже не особо использованная, тоже досталась тебе, братишка. …Но что-то я заболтался. Пора уже завершить мою миссию.
Он наклонился над Дамблдором, который так и сидел на полу, привалившись к стене.
— Вот же невезенье! — выдохнул Эвергрин с досадой. — А ректор-то помер… Старик меня обхитрил! Сердце не выдержало. Вот видишь, Гарри, Дамблдор тебя тоже бросил. Тебя ВСЕ бросили. Но не беспокойся, — Эйнар стиснул в руке волшебную палочку и медленно повернулся к связанному, — с тобой буду Я, братик. До последнего вздоха. Твоего последнего вздоха.
Гарри закрыл глаза, ожидая, когда опять придёт боль. И она пришла. Боевые заклинания, произнесённые звенящим от ярости и ненависти голосом, казалось, были усилены многократно. Свист белого жгучего луча заглушал короткие стоны жертвы. Гарри не хотел кричать и стонать, доставляя ещё больше радости палачу, но ведь он не был супергероем… Его руки и ноги были покрыты вздувшимися багровыми полосами от волшебного хлыста и испещрены зияющими кровоточащими ранами. Одежда была изорвана и пропитана кровью. Под ногами растекались лужи алого цвета. Красный, повсюду красный — на стенах, на полу, на нём и на его мучителе. На его брате. Если бы знать раньше… Ведь они могли бы стать настоящими братьями, чтó бы ни говорил Эйнар, Гарри знал, просто знал, что так было бы… Поттер-младший с детства мечтал о брате. Старшем. Сильном. Надёжном. И как же чудовищно воплотилась эта его мечта!
Смертельно бледный, он уже почти не чувствовал боль, отмечал просто, что удары сыпались со всех сторон. Зато сердце колотилось всё быстрее и громче, казалось, оно сейчас взорвётся… Внезапно Гарри раскрыл ладонь и напряг побелевшие пальцы. Эйнар заметил это, замер, потом подошёл и наклонился к нему, опустив сжатую в руке палочку. Оба кулака его были стиснуты так, что из-под ногтей сочилась кровь.
— Дай… мне… руку… — прошептал младший Поттер. Угасающим сознанием он успел удивиться, что не чувствует никакой ненависти к Эйнару. Только печаль и сожаление. Последним его ощущением было пожатие руки, крепкой и липкой от крови их обоих. А последним словом «надежды всей магической Британии» было слово «брат».
Эйнар Йенссон Эвергрин, старший — а очень скоро единственный живой — сын Джеймса Поттера, продолжая сжимать руку брата и свою волшебную палочку, пристально смотрел на Гарри, ловил малейшие изменения в его лице. Ноздри парня раздувались, словно он вдыхал утекающую жизнь. Наконец, ярко-зелёные глаза погасли навсегда. Эйнар с трудом разжал сведённые судорогой пальцы, выронив руку брата и свою волшебную палочку, и шагнул назад.
Вот и всё. Он выполнил свой план. Что он чувствовал? Пустоту в душе. Там, за грудиной, где два года горела и царапалась ненависть, казалось, было совершенно пусто. Юноша глубоко вздохнул и обвёл взглядом стены комнаты, ища, какие камни надо омыть кровью жертв. Он заметил их около десятка, разбросанных в беспорядке, они были зелёными, словно замшелыми. Кровь Гарри почти вся вытекла, пришлось разламывать рёбра. На самом видном месте, в середине стены, Эйнар аккуратно написал кровью «Гарри Поттер» и так же аккуратно замазал надпись, сразу же сделав ещё влажную поверхность глянцево-стеклянной, подобной уже готовым. Отступил назад и, чуть склонив голову набок, полюбовался на своё творение, словно на шедевр в музее. А что? Это и есть его музей и его шедевры!
Затем настала очередь Дамблдора. Хрупкие старческие рёбра сломались даже от «лацеро». Эвергрин усмехнулся. На ещё одном почётном месте, в середине другой стены, заняло место сначала имя самого могущественного мага столетия, а затем правильный овал из его крови. Щедро черпая горстью кровь ректора, парень прикладывал ладонь к каждому из зелёных камней, которые медленно возвращали себе первоначальный цвет. Закончив этот обряд, Эйнар подошёл к тёмному пятну:
— Источник?
И глухой голос, окрепнув, отозвался:
— Ты всё правильно сделал, о смертный. Я благодарю тебя. Сейчас я покину эти стены. Вот твоя награда.
Прямо из середины маслянистого пятна вдруг вырос крупный, с ладонь, чёрный полупрозрачный кристалл, похожий на морион. Эйнар коснулся его окровавленной рукой — и кристалл легко отделился от стены.
— Приложи его ко лбу, когда понадобится укрепить твою магическую силу. Прощай, смертный.
По тёмному пятну пробежала рябь, потом оно вдруг засветилось так ярко, что Эйнар зажмурился. Когда он открыл глаза — стена была прежней. Парень опять вздохнул и крепко сжал кристалл.
…Оба тела Эвергрин уложил в одном из пустых классов на пятом этаже, чтобы их нашли, но не сразу. Затем он вернулся в свой «Уют». Придавая законченный вид всем девяти символам жертв его ненависти, убрал всё «лишнее» со стен и пола. Потом ещё раз прошёлся вдоль стен, прикасаясь к гладким алым пятнам, прощаясь с ними. Отчистил магией «рабочую» одежду, сапоги и перчатки, аккуратно уложил их в ларец. Он подровнял на полке книги, на столике волшебные палочки Хембридж, Рона, щепки от палочки Гарри. Свой плащ-невидимку Эвергрин трансфигурировал в сумку и бережно уложил туда «трофеи»: кристалл, волшебную палочку Дамблдора, плащ Гарри и уменьшенный второй хрустальный ларец. Затем очень медленно он вышел из комнаты, закрыл стену и вернулся в расположение факультета Гриффиндор, в спальню старост, где спокойно проспал до утра.
…В «Хогвартс-Экспрессе» ученики, возвращаясь домой на летние каникулы, как всегда бегали по вагонам, колдовали напоследок, болтали, веселились, в суматохе не замечая, что кого-то нет. Эйнар Эвергрин сидел в купе старост, устремив невидящий взгляд в окно, недвижим, как каменная статуя. Выбравшись из вагона на платформу Девять и Три четверти вокзала «Кингс Кросс», он вдруг услышал, как из толчеи позади раздался мечтательный голос Луны Лавгуд, как всегда, ни к кому конкретно не обращавшейся: «А интересно, где же Гарри Поттер?»
Вздрогнув всем телом, выпускник Хогвартса Эйнар Йенссон Эвергрин лишь слегка сбился с шага, но, не оборачиваясь, покатил свой сундук дальше.
