Девятка [Дарья Михайловна Андриянова] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Вот маленький факт. Когда-нибудь вы умрете.

Маркус Зусак ‒ «Книжный вор».

Я умер в подвале. Сначала я не понял этого – решил, что потерял сознание. Вокруг темнота, но глаза хорошо различают стену, о которую я шмякнулся головой при неудачном падении. Ничего не болит. Да я и не успел почувствовать боль – все произошло быстро. На стене пятно крови. Оно выглядит так, будто плеснули вином из кубка. Вниз стекают тонкие дорожки, к неестественно согнутому телу. Ноги лежат прямо, а голова вместе с туловищем – на боку, спиной к стене, оставляя небольшое расстояние между бедрами и полом. Не знаю, сколько я пролежал, но мне противно смотреть на это.

Какая-то крыса отгрызла половину уха. Впрочем, зачем оно мне теперь? Его облепили мухи, одна заползла внутрь. Глаза закатились под верхние веки, кончиком касается пола выпавший изо рта язык. В нечесаной густой бороде остались сухие крошки хлеба. Неужели я всегда был таким уродом?

Я умер в бегах. Кто бы мог подумать, сначала бегство лишило меня свободы, а затем и убило. Но только теперь, стоя над телом, я понял одну простую истину – не мог я быть свободным при жизни. Все законы, чужие мнения, которые волновали меня перед рабством – все это больше не имеет значения. Я больше не часть Алкео̀на.

В подвале показался надсмотрщик. Он прошел сквозь меня и с озадаченным видом остановился над телом. Наверное, он нашел, какого раба не досчитывался в последние дни. Его взгляд метнулся к винным бочкам, затем снова к телу. Ага, вот, значит, зачем он ходит в подвал. Будь я сейчас жив, побежал бы доносить. Но вряд ли бы меня кто-нибудь послушал.

Надсмотрщик присел на корточки, зажимая ноздри пальцами, вторая рука медленно тянулась к моей голове. Осторожно коснувшись слипшихся и затвердевших от крови волос, он быстро освободил лоб от каштановых прядей. Нашему взору предстало клеймо. Моя рука сама потянулась к новому, призрачному лбу. В страхе я провел по нему кончиками пальцев, едва касаясь кожи. Лоб гладкий, как будто и не было никакого клейма.

Надсмотрщик сидит надо мной с задумчивым видом. Кажется, будто он на что-то решается, но я не уверен. Если подумать, ему надо сообщить о смерти одного раба. За это его выстегают. Но есть другой вариант – поступить так, как поступил бы я. Бежать, бежать из этого кошмара. Для него это простая задача. Несмотря на низкую цену, он владеет большей свободой воли, чем владел я. На его лбу другое клеймо – квадрат, четыре пересеченные линии. На моем – девять.

Самое сложное – решиться. Убегающих называют трусами, но я считаю это суждение несправедливым. Трус тот, кто терпит, кто боится бежать. Заставить себя практически не возможно, если помнить, что будет ждать после поимки. Но если думать о том, что обретешь при успехе – страх уйдет.

Кажется, надсмотрщик принял какое-то решение. Он подошел к винному бочонку, вытащил затычку. Чтобы хлебнуть, ему пришлось садиться на пол и наклонять бочку к себе. Делал он это с чрезвычайной осторожностью. Капля вина на одежду – и его четверка превратится в пятерку. Обратной дороги уже не будет.

Кадык трижды опускался и поднимался, когда он делал шумные глотки. Осторожно вернув бочку в начальное положение, он отер рот ладонью и повернулся к моему телу.

Немного постояв, надсмотрщик пробежался взглядом по трупу и, взяв за ноги, оттащил от стены. Я зажмурился, когда пробитая голова звонко шлепнулась на пол. Брезгливо, работая растопыренными длинными пальцами, надсмотрщик стащил с меня штаны и внимательно осмотрел их со всех сторон. Колени стерты до дыр, но видимо, надсмотрщик решил, что их еще могут носить рабы, и аккуратно сложил. Не знаю, сколько людей до меня таскало это тряпье. Когда мне его выдали, оно воняло чужим потом.

Следующее – непонятного желто-коричневого цвета балахон, испачканный на спине моей кровью. Когда надсмотрщик его снял, я увидел шрамы, оставленные плетью. Длинные, розовато-белые полоски поврежденной кожи. Каждый удар заставлял работать упорнее, через боль, через усталость.

Но теперь я свободен.

Я встаю на мыски – пятки легко отрываются от пола. Не приходится даже подпрыгивать, чтобы оказаться в полете. Я завис в воздухе, на расстоянии примерно в кулак от пола. Мой лоб уже скрылся в потолке и, возможно, торчит на первом этаже поместья. Я пытаюсь двигаться, но тело слишком легкое, чтобы привычных сокращений мышц. Тогда я вспоминаю забавы младшей сестры. Она любила рассказывать байки про выходы из тела. В детстве она все уши прожужжала, что ночами, когда она ложится спать, на одной только воле поднимается и парит над собственным телом. Вспоминая это, я попытался представить, что поднимаюсь над потолком. Но то ли у меня воображение плохое, то ли выдумки сестры действительно оказались выдумками. Я решил сделать иначе. Я захотел подняться, захотел почувствовать, как голова проходит через толстый пол первого этажа. И у меня получилось.

Призрачное тело медленно поднималось. Я закрыл глаза, боясь, что в них может что-то попасть – хотя позже понял, что страх этот напрасен.

Я набрал скорость, пронесся сквозь потолок на первый этаж и увидел повариху в пожелтевшем фартуке, которая тащила на спине толстый мешок с продуктами. А повариха меня не увидела. Я смело полетел по белоснежному коридору. Мне за это не влетит, меня не побьют, даже не увидят. Я спокойно пролетал сквозь встречных людей. Пнул в зад своего хозяина – он даже не заметил.

Тесный домик стоял далеко от особняка. И пусть снаружи он облицован гранитом, чтобы не портить вид, внутри неотшлифованные деревянные стены, из которых я частенько получал занозы. На полу, покрытом небрежно разбросанной соломой, лежали мои товарищи – восьмерки и девятки. Они спали. Мы всегда спали, когда нас не заставляли работать. В тарелке недоеденная каша. Нас… теперь правильнее будет говорить «их», всегда будут кормить сытно и плотно. На вкус – полное дерьмо, но это только поначалу. Со временем перестаешь обращать на вкус внимание, еда служит источником энергии.

Мысленно попрощавшись со старыми товарищами, я вылетел через потолок, снова жмурясь. Взору открылось большое имение хозяина. Даже отсюда трудно разглядеть край. За огромными полями начинается лес, за лесом – город. А вот город хозяину не принадлежит.

Пролетая над лесом, я набрал скорость и снизился настолько, что ступни проходили сквозь верхушки деревьев. Лес сменился маленьким желтым городом. Я спустился к базару и пролетел мимо ряда рабов с разными клеймами. Восьмерки и девятки – крепкие, стояли спокойно. Им как будто бы и все равно, что их продают.

Когда я стоял здесь же, мне было не все равно. Я стеснялся своего положения в обществе. Стеснялся я и того, как продавец описывал меня хозяину. Он назвал меня трусом. Разница между мной и ими огромна. Я стал рабом, они – родились. Это можно понять по спокойной раскрепощенности, по взгляду, который не бегает от человека к человеку, боясь увидеть нового хозяина, а полон холодного равнодушия.

Я снова взлетаю. Город становится маленьким, умещается на ладони. Я даже могу сжать его в кулак, и мне смешно от этого. Он все отдаляется и отдаляется, постепенно становясь маленьким желто-коричневым пятнышком в центре зеленого леса. И вот вокруг меня белое непроглядное облако. Начинает казаться, будто бы я не поднимаюсь, а камнем падаю вниз.

Вылетев из облака, я оказался отнюдь не в чистом небе. Вокруг большое белое пространство. Здесь нет стен, пола и потолков. Тут пустота. Неужели это и есть завершающий этап умирания? Я разочаровался, но рано.

Вокруг меня точно так же поднимаются души. Мы переглядываемся, рассматриваем друг друга. Каждый – в чем мать родила, разного пола и возраста. Мы не стесняемся, а только ожидаем, что же произойдет дальше.

За временем здесь уследить невозможно. Я не знаю, сколько проторчал в том белом пространстве, но мне это надоело, и я полетел наугад. Верх это был или низ, право или лево – понять невозможно. Даже некоторые души висят в пространстве вниз головой. Или вниз головой лечу я? В конечном итоге мой полет все же принес результат.

Я встал в очередь. В начале стоит человек. Он задает какие-то вопросы, отсюда не слышно. Затем берет запястье души, тонкую кисть с чернилами, пишет что-то на запястье и отпускает. Я сказал «человек», а не «душа», потому что он сильно отличается от нас. По крайней мере, у него есть одежда – длинный белый балахон, скрывающий щиколотки. А еще у него есть чернила, которыми он пишет на запястьях душ.

Очередь приближается, а я так и не слышу, о чем говорит человек. Рот открывается, но звука нет. Зато мне прекрасно слышны ответы душ. Они называют имя, фамилию, должность. И все. Иногда человек задумывается, прежде чем сделать запись на запястье, иногда пропускает быстро. По крайней мере, он висит в пространстве головой вверх, значит, я тоже.

Иногда, когда раздумье затягивается, душа называет еще и причину смерти. Вот это интересно послушать. Одного затоптала насмерть лошадь, другого задушила жена, третий неудачно поплавал в море. К своему удивлению я заметил, что все говорят на моем языке. Значит, здесь проходят очередь жители Виелда̀ра. Наверное, в разных уголках этого пространства есть разные люди с чернилами, чтобы очередь не получалась бесконечной. А может, этот человек говорит только на виелдарском.

Очередь подошла. Теперь перед этим человеком стою я. Его рот открылся – я приготовился услышать голос. И он раздался в моей голове. Спокойный, холодный, равнодушный. Такой голос бывает у людей, которые десятками лет работают на одной и той же работе.

– Добро пожаловать в сортировочную систему загробных миров, – произнес он. Его спокойный взгляд с ледяными неестественно-синими глазами зафиксирован на моем лице. – Чтобы начать сортировку, назовите, пожалуйста, свое имя и фамилию.

– Нио̀ртон, – произнес я тихо. – Ниортон де ля Ка̀рто.

Я отвык называть эту фамилию. Я давно не избалованный сын графа, который любил выходить в город просто так – посмотреть реакцию на себя.

Лицо человека осталось невозмутимым.

– Должность, – услышал я в голове, когда он открыл рот.

Я поджал губы. Нет, я привык к своему положению в обществе. Я не привык называть свое имя и фамилию вместе с должностью. Таких, как я, обычно зовут по количеству полосок на клейме. К слову, девяткой я стал не так давно.

– Девятка, – глухо произнес я.

Интересно, а душа может побледнеть? Если да, то, скорее всего, сейчас я сливаюсь цветом с окружающим пространством.

Человек не спешит подписывать мое запястье. Он смотрит в мои глаза и совсем не мигает. Прочитать эмоции по такому лицу совершенно невозможно, оно ничего не выражает. Человек застыл. Он стал похож на статую с утонченными чертами лица.

Молчание длится не слишком долго. Он даже не спрашивает причину смерти. Тонкая кисть опускается в чернильницу, парящую в пространстве, затем касается моего запястья. Прохладная и влажная. Я умер недавно, но уже отвык от привычных ощущений температур.

Я опускаю взгляд к руке и резко распахиваю веки. На запястье написана цифра девять.

– Проходите на следующий этап распределения, – прозвучал холодный голос в голове.

Спрашивать страшно. Я никуда не прохожу, а стою на месте, пялясь на новую девятку на теле. Перевожу взгляд на человека и вздрагиваю – он улыбается.

– Это ваш номер в очереди.

Я не сразу понимаю, что он сказал. Душа позади меня начала тихо ворчать. Номер в очереди – какая для них ерунда. Для меня это девятка. Девятка, которая на теле.

– А можно вопрос? – неуверенно спрашиваю я.

Человек молчит, продолжая сверлить мои глаза ледяным взглядом. Я все же решаюсь спросить.

– Почему ваш голос звучит в голове?

Душа позади замолчала. Видимо, ей тоже интересно узнать ответ.

– Я немой, – отвечает он.

Душа позади, конечно, ответа не услышала.

Я пролетаю дальше. Похоже, он и правда обычный человек. Если у меня исчезло клеймо, если затянулись шрамы после плеток, у него должен был исцелиться голос. Если он мертвый. А может ли случиться так, что я говорил с ангелом? Я улыбаюсь этой мысли и поворачиваюсь еще раз взглянуть на человека. Он уже не смотрит на меня, а принимает следующую душу. Никаких крыльев за спиной я не вижу. Интересно, узнаю ли я когда-нибудь его тайну?

Впереди вижу дверь, зависшую в пространстве. Рядом стоят души, и еще один ангел-человек. К слову, пусть лицо у него и другое, они все равно одинаковые. Такой же холодный взгляд и застывшая мимика. Он тоже не моргает, смотрит на приближающегося меня совсем неподвижно.

– Руку, – говорит он. По крайней мере, это не голос в голове, и то лучше.

Он посмотрел на цифру моего запястья. Я же смотреть туда не стал, чтобы еще сильнее себя не травмировать. Здесь я не раб, здесь не девятка.

– Девятка, – произносит человек, а я вздрагиваю.

Он видит мою реакцию и тоже улыбается. Наверное, я слишком смешно отзываюсь на эту цифру, что заставляю каменные лица пошевелиться.

– Ваша дверь дальше.

На языке завертелся простой вопрос «почему?», но в этот раз я не решился его задать. Попытка разглядеть, что написано на чужих запястьях, ничего не дала. И все же у этих душ, почему-то, одна очередь, а у меня – другая. Может, это входы в те самые загробные миры, про которые говорил первый человек? Мне сестренка что-то говорила про это. Какие-то души перерождаются в тела младенцев, продолжая путь в Алкеоне, а какие-то становятся частью великого всего. Правда, я никогда не верил в подобное.

Следующая дверь оказалась рядом, просто я ее не сразу заметил – белая поверхность сливалась с пространством. Тут же стоит душа, и с ней человек в длинном белом балахоне и с каменным лицом. Если честно, я уже подустал от этих бесконечных очередей и перелетов. Если мне и сейчас скажут идти дальше, то я останусь здесь в знак протеста. Пусть знают, что их система распределения не очень нравится душам.

– Девятка, – произнес человек, глядя в мои глаза. В этот раз я не вздрогнул, уже был заранее подготовлен. – Когда я скажу, можете входить в дверь. Там вам объяснят дальнейшие действия.

Я устало лег в пространстве, рассматривая душу девушки. Она волновалась, наматывала на палец черные кудри и смотрела то на человека, то на дверь. Я решил попробовать с ней заговорить.

– Привет, давно здесь? – спросил я, повернувшись в пространстве к ней затылком и чуть прогнувшись, чтобы она видела мои глаза. Борода неудобно перекинулась на лицо, я ее отодвинул.

– Не знаю, – сказала душа и грустно опустила взгляд в бесконечность.

– Как это, ты не знаешь? Как можно не знать, долго ли ты ждешь или нет? – спросил я, переворачиваясь на живот и подкладывая руки под подбородок, как будто они на что-то опираются.

– Здесь другое время. Ангел мне объяснял, но я так ничего и не поняла.

– Ангел? – спросил я, поворачиваясь к человеку.

– Ангел-сопроводитель, – уточнил он. – И вовсе не человек, как вам могло показаться.

Думаю, я покраснел. Хотя не уверен, что души могут краснеть. Но в любом случае, будь в моем призрачном теле кровь, она бы сейчас ударила в щеки и уши.

– Могут, – сказал ангел.

– Что могут? – не понял я, а сам мысленно удивился, что этот ангел оказался более разговорчивым. Выходит, они все же не одинаковые.

– Души могут краснеть, – объяснил ангел. – И вы ошибаетесь, мы одинаковые.

Интересно, каким образом он читает мои мысли? В прочем, это не важно. Ангел есть ангел, в любом случае, у него больше возможностей, чем у обычного человека.

– Им можно задавать любые вопросы, – говорит душа. – Они ответят на все, на что в праве ответить. Для этого они здесь и стоят.

– А, вот оно как, – говорю я и снова краснею.

Выходит, те предыдущие ангелы улыбались, потому что знали, как меня пугает цифра девять. Может быть, они специально издевались, произнося это число, вырисовывая его на моем запястье?

– Нет, – сказал ангел. – Ангелы не издеваются. Ангелы проверяют.

Глава 2

Эта мысль – украденный цветок,

просто рифма ей не повредит:

человек совсем не одинок –

кто-нибудь всегда за ним следит.

Игорь Губерман – «Гарики на каждый день»

Но мне казалось, что они издеваются. Девушку с номером восемь вскоре позвали, но из двери не выходил седьмой. Я остался наедине с ангелом-сопроводителем, не снимающим маску с каменного лица. Как странно – когда я получил возможность получить ответы на все вопросы, голова тут же опустела. В попытках поймать какую-нибудь мысль, абсолютно любую, я замечал, что мыслей становится все меньше и меньше. Потом они пропали совсем, и я погрузился в какой-то транс.

Я нагло смотрел на ангела, что считалось неприличным в Алкеоне. А он – на меня. Первая мысль, которая образовалась у меня в голове, была такой: «Наверное, он тоже находится в постоянном безмыслии. Нет, не он. Все они».

– Да, – согласился с моей мыслью ангел.

Я вздрогнул. Не привык, что кто-то читает мысли.

– А это… Почему я иду в эту дверь, а в ту, другую, идет толпа? – неуверенно спросил я, переставая глазеть на ангела.

– Эта – для рабов, – ответил он равнодушно.

Вот так. Оказывается, в загробных мирах тоже есть разделение по кастам. Я уж было подумал, что смогу побыть самим собой, что больше не придется чувствовать себя ниже других.

– Ты будешь собой, – ответил ангел. – Будешь. Именно для этого рабы идут отдельно.

Я поменял положение в пространстве и теперь как будто стоял на невидимом полу. Наверное, для рабов у них отдельный мир. Такой, где их не будут презирать и относиться как к дерьму.

– Да. Для рабов другой мир, – ответил ангел. – Там рабы будут собой.

– Собой… – эхом повторил я.

Здесь я еще меньшая песчинка, чем в Алкеоне. Да что там, в Алкеоне, даже если смотреть с точки зрения страны. Виелдар – государство маленькое, но у меня даже там не было имени. Только цифра. Сначала единица, потом двойка, тройка… девятка. Что может быть хуже? Думаю, даже десятку нести легче. Потому что ее нести и не приходится – получившие десятку живут от силы два часа.

Поэтому девяток считают самыми смирными, поэтому они самые дорогие. Потому что ни одна разумная девятка не возьмется сбежать. Каждая девятка боится накосячить, всегда выполняет работу правильно и к сроку. Но я не в их числе. Даже став девяткой, я посмел бежать. И все-таки умер. Но это оказалось не так страшно, как я думал при жизни.

– Девятка, – сказал ангел, а я опять вздрогнул.

И этот ангел, подобно предыдущим, улыбнулся моей реакции.

– Можешь проходить внутрь, – продолжая слегка улыбаться, одними уголками губ, сказал он.

Я подлетел к двери. Сначала посмотрел, что находится позади нее, и убедился – там пустота. Затем я открыл дверь. За ней был и пол, и стены, и потолок, обшитые светлым деревом. За дальним столом, в груде бумаг, сидела девушка-ангел. Она отличалась от тех, что я видел прежде. Ее лицо не казалось каменным.

Я шагнул в комнату, дверь за спиной закрылась сама. Наверное, это ангел с обратной стороны ее закрыл. Теперь я чувствую себя живым – ноги стоят на осязаемом полу, тело больше не кажется призрачным.

– Садись, – сказала девушка-ангел и указала рукой на удлиненный стол, за которым уже сидели двое.

Два ангела. Один похож на предыдущих, а другой отличается черным балахоном и мягкими чертами лица. Между ними свободный стул, куда я и сел. С непривычки меня немножко пошатывало, удержать равновесие после долгого витания в бесконечном пространстве оказалось трудной задачей. Тело неведомой мне силой тянуло вниз так, что ноги подгибались.

– Привыкнешь, – сказала девушка, со звонким шлепком бросая на стол толстую тетрадь и вставая с места.

Я напрягся. Ее острые черты лица, тонкие ярко-красные губы, искривленные в хищной улыбке, горящие непонятным мне азартом глаза – все настораживало. Она обошла стол и остановилась передо мной.

– Я – ангел-судья, – представилась она, беря мою руку ледяными пальцами и резко переворачивая, чтобы увидеть цифру на запястье. – Девятка, значит. На суде адвокатами станут твои ангел-хранитель, что справа от тебя, и черт-искуситель – слева.

Я повернулся к парню с приятным лицом. Сейчас оно было серьезным, брови сведены к переносице. Так значит, эти двое были со мной всю жизнь. Я, оказывается, был не одинок – за мной всегда приглядывали.

– Значит так, – сказала девушка, поворачиваясь к нам спиной и проходя до своего стола. Она подняла толстую тетрадь, быстро пролистала ее и открыла на последней странице. – Ты умер в бегах. Первое обвинение – трусость, а это уже повод отправить его в Ньяд. Уважаемые адвокаты, у вас есть, что сказать в оправдание?

Я замолчал, глядя на ангела-хранителя. Тот в свою очередь смотрел на черта-искусителя, а он – на ангела-судью.

– Это я подбил его на побег, – тихо, но уверенно сказал черт-искуситель. – Я искусил четверку напиться хозяйского вина, а затем выкрал ключи, которыми он обычно запирал восьмерок и девяток.

– Хорошо, – раздраженно прорычала судья, быстро листая увесистую тетрадку.

Я удивленно смотрел на черта. Раньше мне казалось, что они созданы как раз для того, чтобы сделать человеку хуже после смерти. А он еще и защищает – как странно.

Ангелу-судье, видимо, надоело листать тетрадку. Она положила ее на стол разворотом вниз и быстрым шагом подошла к столу. Она уперлась в него прямыми руками и наклонилась к моему лицу.

– Ты родился рабом? – спросила она, криво улыбаясь едко-алыми губами.

Для меня это больная тема, но, думаю, лучше не тянуть с ответом.

– Нет, – выдохнул я. – Я сын графа де ля Карто.

Ангел-судья сдвинула ярко-черные брови к переносице. Какое-то время она смотрела на меня неподвижно, ритмично постукивая длинными ногтями по столу.

– Отлично, и как же ты стал единицей? – спросила она.

– Это вышло… случайно, – задумчиво ответил я. – Отец не отдал мою младшую сестру замуж за графа Тарниола. Он владеет небольшой землей на севере. И тот донес, якобы я домогался до его сестры, – я поджал губы, вспоминая, что чувствовал в тот момент. – На следующий же день меня без всякого суда клеймили и отправили в армию.

– В армию, значит, – слащаво-ядовитым голосом сказала ангел-судья. – Обращаюсь к уважаемым адвокатам. Почему он сбежал с поля боя, тем самым заработав второе клеймо?

Ангел-хранитель спокойно поднял холодные глаза.

– Я оберегал его от опасности, – вкрадчивым голосом отвечал он. – Армия врага превосходила их армию. Выжил только он, и то благодаря побегу.

– Вот как, значит, – сказала судья, начав расхаживать взад-вперед возле нашего стола. – А как вы объясните тот факт, что, став дворником, он много ленился, оставляя улицы грязными? А сам в это время тихонько просиживал в кабаках, скрывая под отращённой челкой двойное клеймо?

Я покраснел, надувшись шариком на своем стуле. Адвокаты смотрели на меня, ожидая, что я объясню поведение. Но оправданий я не нашел. Когда молчание затянулось, опять вмешалась судья.

– Вы оба, – девушка презрительно посмотрела на моих защитников, – знали, какой суд ждет его после смерти. И, тем не менее, позволили сидеть ему в кабаке вместо работы. Жду ваших объяснений, уважаемые.

Защитники продолжали молчать, глядя на меня. Я переводил взгляд с одного на другого, и мне показалось, что их глаза умоляют меня ответить. Но мне действительно нечего сказать – я правда ленился.

– Значит, объяснительную положите на стол. Пишите сразу на имя Бога, а он уже решит, что с вами делать. Думаю, – девушка улыбнулась шире, обнажая белые зубки, голос садистски повеселел, – хранителем и искусителем вы больше не будете.

Они зеркально кивнули, а я повесил нос. Теперь, когда я понимаю, что всю жизнь за меня кто-то нес ответственность, мне становится стыдно. Из-за моей лени те, кто оберегал меня, те, кто всегда был рядом, попали в неприятное положение.

– Ниортан де ля Карто, – вдруг обратилась ко мне ангел-судья. – Решение – Ньяд.

– Протестую! – воскликнул черт-искуситель.

Он встал со стула, опираясь вытянутыми руками с тонкими изящными пальцами на стол.

– И в чем же заключается ваш протест, уважаемый? – спросила она, цепляясь большими пальцами за маленькие кармашки белого балахона.

– Его нельзя отправлять в Ньяд, – мягким голосом объяснял черт. – Вспомните, кем он был раньше.

Девушка вернулась к своему столу и присела на далеко отодвинутый стул. Перевернув тетрадь, она подперла ладонью подбородок. Глаза забегали по тексту, челюсть напряглась. Задумчиво ангел-судья пролистала несколько страниц, уголок губ нервно дернулся.

– Я… не могу принять решение, – сказала она, с шумным выдохом закрывая толстую тетрадь.

– Опять… – протянул ангел-хранитель, закатывая глаза.

Черт сел.

– Да, опять! – прикрикнула она. – Распределение – очень ответственный шаг! Если я ошибусь, он будет мучиться целую вечность.

«Она едва начала работать судьей, – раздался голос черта в моей голове. – Вот и выпендривается, пытаясь скрыть неуверенность».

Я посмотрел на искусителя – тот ободряюще улыбался. Да уж, не так я представлял чертов. Думал, они – маленькие злые уродцы, которые только и желают зла своим подопечным. А я еще и плевался в него.

– Открываю, – сказала судья дрожащим голосом.

Хранитель поджал губы.

Девушка зажмурилась и протянула руку вперед. В воздухе с резким хлопком появилась белоснежная дверь. Судья стояла перед ней, казалось, как будто даже и боится. Она медленно подняла руку, приложила костяшки пальцев к поверхности и коротко стукнула два раза.

– Что, опять? – послышался бархатный голос с той стороны.

– Да, – выдохнула судья.

– Хорошо. Я приму.

Дверь исчезла с тем же хлопком. Девушка отпрянула, закрывая руками лицо. Я не видел ничего страшного в этом исчезновении двери, скорее, мне казалось странным поведение судьи. Даже хранитель и искуситель улыбались, наблюдая за этим.

– Ладно, теперь наша очередь, – сказал ангел, поднимаясь со стула.

Он протянул руку вперед, и тут же с хлопком появилась еще одна дверь. В этот раз не белая, а грязно-зеленая, какой бывает вода в некоторых морях.

– Входи, – сказал хранитель.

Я неуверенно поднялся, продолжая поглядывать на хранителя с искусителем, и, взявшись за прохладную бронзовую ручку, потянул дверь на себя.

Кто-то толкнул меня в спину, и я стремительно полетел вниз, видя под собой небольшой островок в необъятном зеленом океане. Островок стремительно приближался, и я понял, что разобьюсь. Но меня с двух сторон подхватили искуситель и хранитель. Черт слева, ангел справа. Они плавно поставили меня на белый прохладный песок.

Хранитель оттянул вперед мою бороду так, что за ней потянулась и голова. Искуситель длинными черными ножницами за один «чик» отрезал ее и кинул в воду. Ангел осторожно повернул мою голову под каким-то непонятным углом, подбородком к черту. Тот осторожно, не задевая кожу, стал отстригать остатки коричневых курчавых волос на подбородке. Волосы летели во все стороны, рукава искусителя покрылись ими. Я несколько раз чихал, когда они попадали ко мне в нос.

– Где мы? – спросил я.

В этом месте пустота ощущалась кожей. Островок, покрытый белым холодным песком, омываемым слабыми зелеными волнами океана, оказался маленьким, всего по пять шагов в обе стороны.

– Там, где мы с чертом сидели всю твою жизнь, – холодно ответил ангел, подставляя острое лезвие к моей щеке и соскабливая щетину.

– В твоем внутреннем мире, – дополнил черт, бросая ножницы в океан.

– Но почему здесь так пусто? – с недоумением спросил я, задирая голову, чтобы ангелу было легче брить подбородок.

– Это мы у тебя должны спрашивать, почему в твоем внутреннем мире столько воды, – ответил черт, усаживаясь на песок.

Мне не казалось это правдой. Я всегда считал свой внутренний мир богатым и красивым, представлял яркие цветущие деревья, множество необычных существ, олицетворяющих мои безумные мысли. А здесь оказалось пусто. Вода – вот, оказывается, чем всю жизнь я был наполнен! А этот островок – единственная действительно живая часть меня.

Подул холодный ветер, поднимая волны в океане. Я поежился, вода обрызгивала тело.

– Хватит, – сказал черт. – Ты сейчас остаток суши затопишь своими мыслями.

– Что, мои мысли – просто вода? – удивился я.

– Да, – говорил ангел. – Любые мысли – вода. Суша – когда мыслей нет.

– Когда ты родился, твой внутренний мир был огромной пустыней, – продолжал черт. – Мы с ангелом бродили по ней первые месяцы твоей жизни. А потом пошел первый дождь. Годы шли, дождь то лил, создавая мелкие озера и реки, то прекращался. Озера расширялись в моря, моря соединялись, становясь океанами. Под конец твоей жизни нам приходилось делить незатопленный островок оставшейся суши. С каждым днем, когда возобновлялись дожди, ты оставлял нам все меньше простора. Мы боялись, что однажды ты затопишь весь мир.

– Выходит, вы жили в моем внутреннем мире? Вдвоем?

– Да, – отвечал ангел. – Ты никогда не был одинок. Всю твою жизнь, начиная с зачатия, мы были рядом. И теперь, когда ты умер, мы продолжаем защищать тебя. Но скоро тебе придется действовать самостоятельно.

– То есть, вы покинете мой внутренний мир? И куда же вы пойдете? – спросил я, глядя в зеленую воду.

Странно видеть свое отражение без бороды и клейма. Квадратный подбородок открылся взгляду. Теперь даже легче голове стало, борода не тянула ее вниз.

– Пойдем оберегать и искушать следующего человека, – сказал ангел, становясь справа от меня и кладя руку на мое плечо.

– Приглядись, – сказал черт. – Это вода – твои мысли. Именно благодаря ей мы за тобой приглядывали. К слову, пока этой воды не было, ты был почти беззащитен. Мы даже не знали, что с тобой происходит.

Я пригляделся. В воде действительно плавала моя жизнь, мои мотивы и мысли. Всегда внутри меня сидели те, кто знал меня не хуже, чем я сам. Всегда кто-то волновался за меня, за мои ошибки, за мои неосторожные действия. А я-то считал себя не понятым всеми, никому ненужным изгоем.

– Все верно, – говорил ангел. – Для нас люди – как для вас дети. Вырастить и отпустить.

– Но что же ждет меня дальше? Вы так и не рассказали.

Черт подошел слева и, подобно ангелу, положил руку на мое плечо. В зеленой воде мы сплывались в одно целое – черное, белое и я посередине.

– Дальше тебя ждет либо Рьяд, либо Ньяд, – сказал черт.

– Это я и так слышал. Но кто это решит? – спросил я, продолжая наблюдать, как в воде плавают мелкие рыбки. Оказывается, мой внутренний мир все же населен. – Судья ведь не смогла сделать выбор.

– Это решит Бог, – ответил ангел.

– Бог? – переспросил я, не поверив ушам.

– Да, ты будешь говорить с Богом, – продолжал черт. – И нас рядом не будет. Мы даже не сможем сидеть в твоем внутреннем мире, ведь разговор с Богом должен проходить с глазу на глаз.

– И как я должен себя вести? – спросил я, чувствуя нарастающую панику.

– Главное быть вежливым и искренним, – отвечал искуситель, отпуская мое плечо. – Не вздумай льстить, он это сразу почувствует. Говори только тогда, когда тебя спрашивают. Так будет лучше. И не просись в Рьяд – Бог сам решит, где тебе место. Он больше всего не любит, когда его поучают или пытаются навязать свое мнение.

Я поджал губы. Подул холодный ветер, раздувая спутанные каштановые волосы. Стайки рыбок в воде стремительно расплывались в разные стороны, а сама вода отступила от берегов, рискуя обрушиться на остров ледяной волной. Я воду не трогал – просто знал, что она ледяная. Все же это мой внутренний мир, здесь я – бог.

– Только не вздумай мыслить подобным образом при Боге, – сказал черт, мягко улыбаясь. – Он не терпит конкурентов.

– Конкурентов? Чтобы с ним конкурировать, нужно быть либо безумцем, либо глупцом.

– Поверь, – сказал ангел, выставляя руку вперед – появилась еще одна дверь, – таких в загробных мирах хватает.

Хранитель открыл новую дверь и вынул оттуда длинный серый балахон. Такой же, как у ангела и черта, отличимый только по цвету.

– Надень, – сказал ангел, протягивая балахон мне. – Теперь ты всегда его будешь носить.

Я с радостью принял одежду и тут же облачился в нее. После старого рабского тряпья, пропахшего потом, этот балахон выглядел как одежда богатых графов. Хотя на деле я понимал, что мой отец ни за что не надел бы подобное.

– Пора, – сказал черт, подхватывая меня за левую подмышку. За правую подхватил ангел, и мы мягко взлетели. Мое тело стало таким же тяжелым, как и при жизни, поэтому летать самостоятельно я больше не мог. Хотя внешне почти ничего не изменилось. Единственное отличие – отсутствие бороды и клейма.

В зале суда взад-вперед расхаживала ангел-судья, нервно поглядывая на дверь, ведущую, как я догадался, к Богу.

– Все, пусть заходит! – сказала судья, махнув рукой на дверь. – Хватит капать мне на нервы!

Она открыла дверь. Черты лица сразу смягчились – она нежно улыбалась, глядя в проход, чуть-чуть прикрыла глаза, как будто получая удовольствие.

– Где же душа? – раздался бархатный голос изнутри.

Я подошел ко входу. На большой мягкой кровати сидел Бог.

Глава 3

Мы для богов, что мухи для мальчишек, себе в забаву давят нас они.

Олдос Хаксли – «О дивный новый мир»

Рядом с кроватью на столике из вазы на длинной резной ножке свисал зеленый виноград. Морщинистая рука подхватила средним и указательным пальцами одну виноградину, закинула в рот.

– Садись, Ниортан, я не кусаюсь, – Бог кивнул на мягкое белое кресло, обшитое золотыми нитями.

Тело глубоко погрузилось его в поверхность. Я уже много лет не сидел на чем-то мягком. Спина давно отвыкла от спинок, поэтому я держал ее ровно, а не откидывался.

– Можешь ничего не бояться, – говорил Бог. – Хочешь виноград? – он взял вазочку за тонкую ножку и протянул мне.

Я неуверенно мотнул головой, хотя понимал – на самом деле, хочу. Я не ел винограда больше двадцати лет.

– Значит, ты у нас граф, – сказал Бог. – Почти что граф. Я прав?

– Нет, – выдавил я.

Бог сдвинул брови к переносице.

– Запомни навсегда, – голос прозвучал строго, даже немного предостерегающе, – я всегда прав. Даже если я не прав, я все равно прав.

Я кивнул, не совсем понимая, что он имеет в виду. Бог вздохнул и разочарованно опустил голову.

– Со временем ты поймешь, Ниортон. И все же, ты почти граф. Сын де ля Карто, знаешь ли ты, что твои братья и сестра трагически погибли задолго до тебя?

Я вздернул голову. Бог не сводил с меня глаз.

– До смерти ты был единственным наследником. И твой хозяин прекрасно это знал, вот и добавил девятую полоску к твоему клейму. Для надежности, скажем так.

Даже восьмерки не имеют право на наследство. Любое их имущество переходит во власть хозяина. Скорее всего, он клеймил меня в девятый раз для того, чтобы я точно не посмел сбежать.

Но я, вспоминая слова черта, смолчал. Лучше не говорить, когда не задают вопросов.

– У тебя были прекрасные хранитель с искусителем, – сказал Бог, покосившись на запертую дверь – единственную дверь в комнате. – Очень жаль, что из-за тебя придется их немножко понизить в должности.

– Почему?.. – посмел я спросить.

Мне действительно жаль тех двоих, они, оказывается, многое для меня сделали.

– Почему понизить? Они не справились с работой. Ты не должен был умереть так рано, но ты умер. Ты не дожил до положенной смерти четыре дня.

Четыре дня! То есть, если бы я не упал, я бы все равно вскоре умер! Стоило ли мне тогда сбегать, стоило ли рисковать жизнью? А может, все было так подстроено, чтобы меня поймали и поставили десятое клеймо? Это приравнивается к смерти, тогда бы я умер десяткой.

– Да, твои хранитель и искуситель все неплохо продумали, чтобы выполнить план к сроку. Но вот неудача – тебя занесло в подвал, где одна нога случайно запнулась о другую, и ты полетел в злополучную стену.

– Значит, они подстроили мою смерть? Они хотели меня убить?! – я не верил ушам. Ангел и черт казались мне добрыми и надежными после общения в моем внутреннем мире.

– Ну, что ты такое говоришь? – Бог мягко улыбнулся и закинул в рот следующую виноградину. Медленно ее пережевав, он лег на кровать, как будто я и не сидел рядом. – Они не хотели тебя убивать. Они были обязаны это сделать.

Я удивленно раскрыл рот, а Бог, тем временем, прожевав очередную виноградину, продолжал, даже не глядя в мою сторону:

– Я принял решение. Ты отправишься в Ньяд.

Я хотел запротестовать, но вспомнил слова черта. Лучше молчать. Может, он просто меня проверяет, ждет реакцию.

– Думаю, ты должен кое-что об этом знать. Длинна суток в Ньяде шестнадцать часов. Следовательно, ты не будешь успевать делать все то, что успевал в Алкеоне. Если ты будешь тратить по восемь часов на сон ежедневно, у тебя останется еще восемь. Вычти час на еду, час на свободное время – остается пять. Еще час вычти за личную гигиену и туалет. От дел в Алкеоне часто отвлекает пустое общение – так что вычитай еще час из рабочего времени. Естественно, смысла работать по три часа в день нет никакого. Поэтому в Ньяде создан особый график, по которому ты и будешь жить оставшуюся вечность. Поначалу тебе будет непросто. Но другие привыкают – ты тоже привыкнешь. Только нужно сделать кое-что, что не будет отличать тебя от прочих жителей Ньяда.

Бог сладко потянулся, зевнул и сел на кровати. Он выдвинул большим пальцами ног пушистые тапки из-под кровати, просунул в них ступни и встал. Ростом он оказался ниже меня на полторы головы. Это выглядит забавно, если помнить, что передо мной стоит сам Бог.

– Пойдем, – он указал подбородком на дверь и стал ждать, что я выйду первым.

Я вышел, ожидая увидеть хранителя с искусителем и судью, но это оказалось другое помещение. Передо мной стоял тяжелый деревянный стул, увешанный кожаными ремешками. В остальном комната оказалась абсолютно пустой. Нет, стены, пол и потолок тут, конечно же, были, но на этом все и заканчивалось.

– Садись, – велел Бог.

Я послушно уселся на неудобный стул. В прочем, к неудобствам я уже давно привык, хотя здесь, в этом сортировочном мире (я не уверен, что все еще нахожусь в нем), на время мне пришлось забыть о положении в обществе.

Но когда Бог туго пристегнул ремнями тело, когда я понял, что совсем не могу двигаться, до меня дошло: раб не может быть бывшим.

Теплая рука Бога легла на лоб.

– Единица, – сказал он.

Я закричал. Эту боль мне приносили девять раз. А теперь – десятый. Мой новый лоб больше не гладкий, на нем – одна полоска.

– Проступок, – сказал Бог. – Все люди однажды оступаются, но каждому дают шанс на исправление. Первая полоска – свободные люди, которым нужно только доказать свою преданность стране.

Это не правда. Никакого проступка я не совершал. Меня подставили.

– Двойка, – лоб снова зажгло.

Мое тело дернулось, но ремни крепко прижимали меня к жесткой поверхности стула. Две линии на лбу пересеклись, создавая прямой угол.

– Оступившийся дважды все еще имеет шанс. Он может жениться, завести семью, владеть имуществом и работать на низкооплачиваемой работе. Но ты, даже получив в знак предупреждения вторую полоску, доказал, что не согласен жить по людским законам.

Не было мне дела до женщин и денег. Я уставал на работе настолько, что, придя домой, валился с ног, запихав в себя сухую булку. Поэтому я и ленился, поэтому и отлынивал от работы. Ну, по крайней мере, казалось, что я устаю.

– Тройка, – третья линия создала квадрат без дна. – Тройки еще могут вырваться в люди. Они продолжают работать на государство, могут жениться, но права на собственность у них нет. Тройки должны вести себя смирно, чтобы окончательно не лишиться свободы.

Тройкам платят меньше, чем двойкам. О кабаках я больше и не думал – мне стало не на что жить. Я питался, как мог. А когда появлялась малейшая возможность, я ее не терял и воровал еду и деньги.

– Четверка, – теперь на моем лбу полноценный квадрат. То, чего боится каждый свободный человек. – Это окно, через которое нужно смотреть в прошлое и обдумывать проступки и преступления. С этого момента человек теряет возможность обзавестись семьей. Таких людей продают частным собственникам для личного использования.

Наверное, у меня слишком мягкое сердце, но людей я бить не мог, будь они хоть восьмерками, хоть девятками. Из-за моей доброты начался бунт, из-за чего я и получил линию, пересекающую квадрат.

– Пятерка. Ты все еще пытаешься смотреть в окно, но перед глазами встала рама, которая закрывает вид. Ты видишь жизнь своего хозяина и должен обдумывать, чего лишился, чего бы мог добиться, будь у тебя свобода. Ты должен раскаиваться, и не в пятом промахе, а в первом.

Я убил одну восьмерку, когда тот напал на меня. И в пятом «промахе» я действительно раскаиваюсь, ведь убивать никого я не собирался. Это вышло случайно, а я как раз нес ответственность за жизни восьмерок и девяток.

– Шестерка. Теперь перед тобой встала решетка, ты больше ненаходишься рядом с хозяином. Твоя работа – восьмерки и девятки. Ты не просто их пересчитываешь, а убираешься у них и готовишь еду.

Это была еще одна попытка к бегству. Я хотел спрятаться от того убийства, не видеть восьмерок, не видеть девяток – лишь бы не вспоминать. Мои руки в чужой крови. Я не имел права отбирать чужую жизнь.

– Семерка. Решетка подчеркнута снизу. Теперь твоя работа такая же, как у восьмерок и девяток. Только условия проживания другие. Ты спал на кровати, питался остатками еды с общего стола. Тебе нужно было только вовремя вставать и приступать к работе – но ты не смог и этого.

Восьмерки и девятки меня ненавидели за убийство их товарища. Они не говорили со мной во время выполнения работ. А если говорил я – они игнорировали. От одиночества, от отчаяния я бежал снова.

– Восьмерка, – Бог улыбнулся, выставляя восьмое клеймо на моем лбу – верхнее подчеркивание квадрата, перекрещенного внутри. – Теперь ты должен был забыть о прошлой жизни. Все мысли должна была занимать работа. Ответственность тебя больше не беспокоила – она лежала на других. Живи себе и живи, только работай.

Со мной все же начали считаться, и я объяснил, что вовсе не желал смерти их товарищу. Когда я сказал, что до сих пор меня грызет совесть, они даже сочувственно попытались меня приободрить. Я впервые чувствовал вкус плети, и они обучали меня. Даже рассказывали хитрости, как делать вид, что наработал больше, работая меньше. Но восьмеркой я был недолго. Обучение мне давалось с трудом, и в процессе работ я сломал около десятка хозяйских инструментов.

– Девятка. Ты не имел права высказывать собственное мнение, даже говорить. Тебя нельзя было называть по имени. Впрочем, его никто и не знал. Восьмерки смотрели на тебя с уважением, а кто-то – с жалостью. Оставалось только держаться за последнее оставшееся право – право на жизнь. Тихо и смирно работать, стараясь привлекать как можно меньше внимания.

Ну, конечно, когда пьяная четверка где-то гуляет, оставляя дом открытым, я должен сидеть и ждать, когда же мне припишут еще косяк и убьют. Естественно, что я снова попытался освободиться, снова побежал, надеясь укрыться в лесу и прожить там остаток дней.

Бог отстегнул меня от стула. Тело само собой сгорбилось. С клейменного девятью клеймами лба стекали теплые ручейки крови. Она попадала в глаза и стекала с их уголков подобно кровавым слезам.

– Добро пожаловать в загробные миры, девятка. Здесь всегда рады новым рабочим рукам. Пока у тебя еще есть время, ты можешь задать интересующие вопросы.

Я шмыгнул носом. Лоб жгло даже после первого клейма, а девять сразу – это кошмар, который не мог мне и присниться. Даже умерев, я не смог получить свободу. Значит, все зря. И жил я зря, и мучился зря. Остается только слиться с Ньядом, стать примерным работником, чтобы не получить десятое клеймо. В прочем, если души бессмертны, значит, мне не стоит его бояться?

– Души бессмертны только до тех пор, – сказал Бог, проходя к двери, – пока я этого желаю. Прощай, Девятка. Пора бы тебе уже отправиться домой. В Ньяд.

Глава 4

Сначала запретили курить, потом пить… Бог знает, наверно, еще надо бы перестать дышать, тогда, глядишь, буду жить вечно.

Джоан Харрис – «Шоколад»

Бог вышел. Дверь за ним тут же исчезла, оставляя меня наедине со стулом и девятым клеймом. Я пощупал стену, в которой минутой назад был выход – никакого намека на проход. Тогда внутри начала нарастать паника – может, ни в какой Ньяд я и не попаду, а буду сидеть вечность в этой комнатушке, сетуя на жизнь.

Но дверь появилась. Не белая, ведущая к Богу, а темно-красная, большая. Знаю, куда она ведет. Отсюда, конечно, я выйду только в одно место – в Ньяд, где буду вечно страдать и работать. Поэтому я не слишком спешил уходить из комнаты. Насладиться последними минутами покоя – это счастье. Но в голову закралась неприятная мысль – дверь может исчезнуть, и я навсегда останусь здесь. Нет уж, лучше Ньяд.

Внутри, перегораживая проход, сидели ангел и черт, со скучающим видом перебрасываясь картами. Они кивнули в сторону открывшегося мира, и я неуверенно шагнул внутрь. Дверь за спиной шумно захлопнулась.

Здесь жарко. Настолько жарко, что от мертвой, казалось бы, сухой земли поднимается густой пар, закрывающий обзор. В небе висит огромное красное солнце.

Пытаясь что-нибудь разглядеть, я щурюсь и замечаю, что совсем не дышу. Я пытаюсь сделать вдох, но ничего не выходит. Здесь нет воздуха, мир кажется необитаемым. Меня охватывает паника. Я задыхаюсь.

Ангел и черт продолжают рубиться в карты, когда я вот-вот могу откинуть копыта. Второй раз подыхать не так страшно, но не хочется.

– По… могите… – просипел я, открывая рот подобно рыбе, выброшенной на берег.

Последний воздух покинул меня вместе с этими словами.

– Душа бессмертна, – напомнил ангел, кидая козырного туза.

Рука сама тянется к двери, когда я падаю на обжигающую каменную землю. Я жмурюсь и выгибаюсь из-за резкой боли в спине. Позади меня стоит незнакомый черт с длинной плетью – скрученной тонкой спиралью железкой, утолщенной у основания. Удар рассекает спину. Балахон намокает от крови и пота.

– Хватит бездельничать, – говорит черт. – Почему ты не на работе?

Я не могу ответить. Открываю рот, но внутри нет воздуха, чтобы сказать слова. Черт внимательно смотрит на мое лицо, сжимает мокрые от пота волосы и жестко отдергивает голову назад.

– Девятка. Значит, ты новенький? Еще не научился говорить? – спрашивает он, смотря холодным взглядом в глаза. Так же смотрели и ангелы-сопровождающие.

Я киваю и снова жмурюсь, когда он заносит руку с плетью для второго удара. Он приходится по лицу, задевает закрытый левый глаз и разбивает в кровь губы.

– Вставай, – велит черт, с легкостью поднимая меня за волосы.

Ноги ощупывают землю. Я ровно стою, но черт тянет волосы так, что мне ничего не остается, кроме как, наклонившись собакой, идти за ним. Я не вижу, куда меня ведут. Перед глазами только красная земля, покрытая густым слоем пара. Все еще пытаясь вдохнуть, я не запоминаю дорогу, не осмысливаю происходящее. Твердая земля обжигает босые ноги. Рука больно стягивает волосы, иногда дергая, грозя вырвать их. Я хватаю черта за руку, пытаясь разжать пальцы, за что снова получаю плетью по спине.

Черт толкает меня, и я снова падаю. Через горячий туман просвечивают тени, мельтешащие вокруг. Тени куда-то спешащих ног, полусогнутых и прямых, крепких и волочащихся.

– Значит, так, – черт стоит надо мной, глядя на беспомощно сжатое тело, все еще пытающееся дышать в безвоздушном мире. – Я – черт-надзиратель. Коротко расскажу о твоих правах и обязанностях. Сначала права. Ты имеешь право на получение пищи один раз в день, на двухчасовой сон в каждые сутки, на туалет два раза в день, на посещение своего внутреннего мира на месяц раз в году. Понял?

Я опираюсь на руки и поднимаюсь, но черт ставит на мою грудь ступню, задерживает на пару мгновений и силой пинает так, что я снова оказываюсь лежащим на спине. Надзиратель становится тенью и стремительно приближается, обретая четкие очертания.

– Обязанности, – продолжает, упирая руки в бока. – Беспрекословное подчинение всем вышестоящим начиная от восьмерок, заканчивая Богом. Ежедневная работа на обустройство в Рьяде Вечного Счастья. Помощь жителям Ньяда, не справляющимся с обязанностями. Терпение побоев от каждого вышестоящего, кто захочет тебя ударить. Отсутствие собственного мнения, права выбора и принятия решений. Запомнил? При долгом и качественном соблюдении обязанностей ты можешь получить снятие одного клейма и стать восьмеркой. Когда ты лишишься последнего клейма, когда твой лоб будет чистым, ты переселишься в Рьяд и будешь испытывать Вечное Счастье. А теперь вставай!

Я осторожно встал, чувствуя в груди сжатость. Легкие склеены невозможностью дышать.

– Вперед, работать, – сказал черт.

Я пошел вперед, но в чем заключается работа – не знал. То приближаясь, то снова отдаляясь, в красноватом тумане мелькали силуэты. Один из них меня и выхватил, потянув за собой.

Человек шел ровно. Его докрасна обгорелая рука сжала мое запястье и не отпускала, пока мы не остановились у груды белых камней.

– Неси к двери в Рьяд, – велел человек, клейменный трижды.

Я взял два камня и растерянно посмотрел по сторонам. Человек легонько хлопнул меня по плечу.

– Новенький, что ли? Ну, ты и перепуган. Пойдем, покажу, где дверь.

Мы шли через туман. Дорогу здесь запомнить невозможно.

– Запомнишь, когда пройдешь разочков эдак двадцать.

Я попытался ответить, но только глухо открыл рот.

– А ты забудь, что дышал когда-то, – объяснял тройка.

Я постарался, но не смог забыть. Чем сильнее я пытаюсь об этом не думать, тем больше легкие требуют воздуха.

– Сначала может казаться, что здесь совсем нет жизни. Но ты поймешь. Не девяткой поймешь, конечно, чего греха таить. Все девятки обычно как зомбированные. А знаешь, почему так?

Я мотнул головой.

– Потому что они не спят. Я тоже пришел девяткой. Два часа сна после примерно четырнадцати часов работы – ну, разве не сойдешь с ума? На то они и рассчитывают. Девятке никогда не стать восьмеркой, уж поверь мне. Хотя, бывают такие редкие случаи, типа меня. Но убрать клеймо может только Бог. А ему нет дела до нас.

Я снова открыл рот, но не издал звука.

– Да забудь ты уже, что когда-то дышал! Так никогда не заговоришь. Ты мертв, тебе не нужен воздух!

Это бессмысленно. Я не могу издать звук, не выпуская из легких воздух. Это просто невозможно.

– Клади сюда, – сказал тройка, кивая на груду камней.

Я положил и огляделся по сторонам. В тумане не видно двери в Рьяд.

– Хватит глазеть, – сказал новый знакомый. – Дверь в Рьяд слева. Тебя все равно туда никто не пустит, так что пошли еще камней наберем.

Я девять раз ходил туда-сюда, таская глыбы, пока не услышал голос черта-надзирателя в голове:

– Девяткам и восьмеркам пройти на раздачу пищи.

– О! – воскликнул тройка. – Пошли, провожу, а то так и будешь бродить. Ты встречался уже с девятками?

Я отрицательно мотнул головой.

– Вот и повстречаешься. Увидишь, что тебя ждет. Так-то ты вроде мужик нормальный, но такой участи почти никто не избегал.

Тройка повел меня через горячий пар. Я все еще не понимал, как можно все ощущать, двигаться и быть материальным после смерти. Путешествие в системе распределения загробных миров – вот что в моем понимании смерть. Когда я стал бестелесным духом, когда не чувствовал прикосновений и вздрагивал от влажного мазка прохладной чернильной кистью по запястью. Сейчас чернила почти стерлись, осталось лишь блеклое непонятное растертое пятно.

Люди на раздаче пищи стоят в шахматном порядке, соблюдая одинаковую дистанцию и интервал. Вдоль рядов прохаживаются черти-надзиратели с длинными плетями. Восьмерки и девятки сгорблены, пошатываются взад-вперед, будто и правда засыпая. Взгляды душ устремлены к пальцам ног, если их вообще возможно разглядеть через горячий туман. Люди не переглядываются, не проявляют эмоции. Они – стадо, гонимое плетью. Каждый по очереди подходит к черту, медленно волоча ноги по каменной земле. Черт с кастрюлей и грудой блестящих тарелок наливает какую-то коричневую жидкость.

– Вот, что с тобой станет, – сказал тройка. – Иди в строй, пока не влетело.

Он исчез в тумане, а я встал среди душ, стараясь сохранить расстояние между рядов. Слишком уж тихо в этом строю. Все молчат, а единственные звуки – плеск непонятной жидкости в тарелках. Черти-надзиратели ступают босыми ногами беззвучно, почти паря над твердой землей. Поэтому я здорово перепугался, услышав голос за спиной.

– Глаза в землю! – громко проговорил черт на ухо.

Я вздрогнул и обернулся. Это вышло как-то само, необдуманно. И за это я поплатился ударом в спину, упал на горячую землю. В меня прилетала масса ударов, один за другим, с громкими требованиями подняться. Но под избиениями я скрючился на земле, закрывая локтями голову. Это могло продлиться вечность, но рядом из тумана возникла знакомая тройка. Он и остановил руку черта, занесенную для очередного удара.

– Хватит уже, – сказал он.

– Девятка нарушает режим, – сказал надзиратель, резким движением вырывая руку. – И ты тоже, тройка. Почему режим нарушаем, презренный?

– Режим я не нарушаю, – сказал тройка. – Я жду рабочие руки. Не буду же я сам таскать камни к Рьяду? Не занятие это для троек, уважаемый.

– Бери те камни, что уже есть, – ответил черт.

Я осторожно поднялся. Удивительно, как быстро проходит боль. Наверное, это потому, что я все же мертв. И боль эта выдуманная, как и желание спать, есть и дышать.

– Мне нужно закончить строительство как можно быстрее. И не думаю, что архангел Сеир поблагодарит тебя, если я сильно задержусь из-за раненной девятки.

Я вздрогнул – черт тоже. Тройка победно улыбнулся и встал рядом со мной.

– Да уж. Ты не ведись на этих чертов. Надзиратели – самая низшая каста среди них, вот они и вымещают злость на вас. Если в них вообще есть хоть какая-то злость. Поговаривают, что у них нет эмоций.

Я кивнул. Столько всего хотелось узнать у тройки, по-видимому, давненько проживающей здесь. Но каждый раз, открывая рот и пытаясь произнести хоть слово, я чувствую, как легкие склеиваются все сильнее. На что тройка смеется, бодро похлопывая меня по плечу.

– Научишься еще, поймешь потом. Меня, кстати, Ао̀д зовут.

Какое старое имя. Оно было распространено лет пятьсот назад – так называли каждого второго в честь пропавшего в войне Идомѐя с Виелдаром царя. К слову, сам царь был из Идомея, и детей так называли именно там. Выходит, здесь не только жители Виелдара живут.

В первую очередь еду давали восьмеркам, что и не удивительно. Пока до меня дошла очередь, я устал стоять. Хорошо хоть черти меня больше не беспокоили. А когда я уже держал тарелку с непонятной жидкостью, мне не хотелось есть эту коричневатую жижу с непонятными желто-зелеными комочками. Спасибо за то, что без воздуха нет и запахов.

Большой деревянной ложкой я зачерпнул жижу и поднес к губам.

– Ешь быстрее, чтобы вкус не чувствовать, – говорил Аод. – А вообще, лучше не есть совсем. Хотя уже поздно, раз ты получил еду на руки.

Я запихнул огромную ложку в рот. Жижа с горьковатым привкусом слизью прилипала к верхнему небу и языку. Я поспешил это проглотить, но во рту оставалась нарастающая горечь вкуса желчи.

Меня стошнило.

Я давно не ел вкусной пищи, но это уже перебор. Не могу даже представить, из чего (или кого?) готовят эту слизь.

– Вот, про это я и говорил, – Аод усмехнулся. – Пошли работать, а то время зря теряем.

Немногочисленные рвотные массы испарялись. Я снова почувствовал благодарность к Ньяду за отсутствие воздуха. Мне не приходится дышать рвотой, калом и мочой.

Ноги потихоньку привыкали к ходьбе по горячим камням, но вот окружающая жара давила со всех сторон. Серый балахон намок и отлипал от тела, легонько покалывая кожу. А ведь я практически не работал. Перетаскивать камни не так сложно для того, кто много лет был рабом.

Таская камни, я все еще пытался произнести хоть звук. Что угодно, хоть просто замычать. С каждой попыткой я чувствовал, как что-то сжимается в горле. Я пытался снова и снова, пока не посчитал это занятие бесполезным.

– Советую, – говорил Аод, идя рядом, – не работать на чертов. Приставай к обычным душам вроде меня с просьбами дать работу. Иначе будешь ходить вечно побитый и усталый. А так работать намного легче, да и веселее к тому же. Нам, старшим цифрам, тоже бывает скучно, вот мы и общаемся с такими, как ты. Хотя, если с тобой еще есть смысл разговаривать, с теми, кто здесь давно – уже нет. Они просто выполняют заданную работу и не думают. Разучились думать со временем.

Мне немножко стыдно, что Аод говорит как сам с собой. Но я уже и не пытаюсь отвечать. Просто киваю, иногда мотаю головой. Парень он разговорчивый, тараторит без умолку. В основном, о том, что я скоро привыкну, перестану взвешивать, что хорошо, а что плохо, прекращу думать и буду тупым орудием труда в руках черта. Слушать такое, конечно, неприятно. Да и не считаю я, что когда-нибудь стану как все. Но они разве так думали?

Я остановился с грудой горячих камней. Эта мысль теперь не даст мне покоя. Как бы я ни сопротивлялся, общество все равно возьмет верх. Я потеряю собственное мнение. К слову, черт-надзиратель говорил, что я даже права на это не имею. И как тут остаться собой, не стать частью огромной системы Ньяда?

Несмотря на запрет, мнение я все же имею. И вот оно: я в полном дерьме. И, видимо, останусь в нем до конца времен, если таковые наступят. Теперь мне не выкрутиться.

– Чего встал-то? – спросил Аод.

Я двинулся с места, уже интуитивно идя по маршруту в пятнадцатый раз. Кажется, я понял, как ориентируются местные жители в тумане. Это то же самое, что идти ночью по дому до туалета. Темно, ничего не видно, но ты и с закрытыми глазами можешь сказать, где и что стоит, и редко когда можешь врезаться в какой-то угол и сломать мизинец ноги.

– Сегодня был в Рьяде, – говорил Аод. – Ну, нам, тройкам, туда ходить разрешается. Собственно, там мы и работаем, а живем здесь. Так вот, подслушал разговор одной девчонки с каким-то мужиком. Она говорила, что еще при жизни умела выходить из тела и становиться духом. Представляешь? Она выходила из тела, по сути, умирала по собственному желанию!

Перед глазами возник образ сестры. Именно благодаря ее рассказам после смерти я так быстро сориентировался и смог двигаться, не имея тела. Только с помощью желания, силой мысли. То было странное ощущение. Я не двигался сам, не прилагал каких-либо усилий. Просто думал. Сильно думал.

– Сестра, – сказал я.

Аод остановился. Его тело померкло и становилось прозрачным. Туман окружал его так, что казалось, будто Аод сам состоит из тумана.

– Как ты это сделал? – тихо спросил он.

– Что сделал? – ответил вопросом я, не понимая, чему тут удивляться.

Ведь он тоже говорит, значит, ему хорошо известно, как говорить, не пользуясь воздухом.

– Ты точно человек? – он отшагнул в туман, сливаясь с ним все сильнее.

– Что не так? – говорю я медленно, пробуя слова на вкус, стараясь запомнить ощущения.

– Ты не понял? Ты что, не специально? – Аод перестал становиться прозрачным и шагнул ко мне.

– Я? Специально, – сказал я, все еще не понимая, чего необычного в моих словах.

– Ты, кажется, не понял. Как это? – он трясся, будто облитый ледяной водой посреди жаркого Ньяда. – Вообще я впервые встречаю такую душу. Именно душу, а не ангела или черта. Душу, которая говорит с закрытым ртом.

Глава 5

Мужество – это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и все-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идешь до конца. Побеждаешь очень редко, но иногда все-таки побеждаешь.

Харпер Ли ‒ «Убить пересмешника»

Я говорил с закрытым ртом. Значит, мой голос сейчас звучал в голове Аода подобно тому, как голос немого ангела-сопровождающего звучал во мне. Выронив камень, я приложил пальцы к губам, чтобы убедиться в этом.

– Серьезно? – спросил я, но рот действительно оставался закрытым.

У того ангела рот при разговоре открывался, и я поспешил рассказать об этом Аоду.

– Знаю его, – ответил он, кладя камень в мои руки, – он служит системе распределения уже сотни лет. Он когда-то и меня принимал. Бедняга, он как застрял на одной должности, так и не поднимается. Рот он открывает, чтобы чувствовать, как будто он говорит по-настоящему.

– Странный, – сказал я, продолжая путь к двери в Рьяд.

Для разговора все еще приходилось концентрироваться.

– Странный тут только ты.

– Разве думать сильно – это странно? – спросил я, кладя камень в большую кучу.

Он скатился, собирая лавину из множества мелких камушков.

– Очень. Я здесь уже шестьсот тридцать девять лет… Ну, это по времени Ньяда. Если так будет привычней, по времени Алкеона прошло ровно пятьсот лет. Так вот, ты не первый такой. Слухи разные ходили, но лично я с такими душами не знаком. Ты вот что, – Аод развернулся ко мне всем телом. – Лучше молчи. Проблем потом не оберешься.

Аод взялся за ручку двери. Я замер – неужели ангел и черт его пропустят? Но те ничего не сказали, когда Аод вошел внутрь. Я хотел было пойти за ним, но ангел предостерегающе загородил собой проход.

– Ты-то куда собрался? Работай иди.

Я с замиранием сердца посмотрел в его равнодушное лицо. А если доложит? Расскажет кому-то вышестоящему, что я могу говорить в чужой голове?

– Время сна, – прозвучал в голове голос черта-надзирателя. – Желающие проходите к регистрационной стойке, регистрируйте свои часы.

Я не знал, куда нужно идти. Да и спать-то не особо хотелось. Поэтому я решил пройтись по Ньяду, стараясь никому не попадаться на глаза, и хорошенько осмотреться. Ноги привыкали к горячим камням. Ступни, будучи и раньше твердыми, за считанные часы огрубели совсем.

Меня задел человек. Он даже не обернулся, а продолжил идти. Я точно увидел на его лбу клеймо – девятка. Такой же, как я. Человек шел сгорбившись, руки висели вдоль тела, как плети. Полусогнутые ноги с трудом передвигались, иногда подворачивая пальцы.

Со спины в меня врезалась еще девятка. Женщина с огромными мышцами, бритая под ноль. С первого взгляда я и не понял, что передо мной именно женщина.

Когда вновь и вновь в меня врезались, я понял, что нахожусь в огромном потоке из девяток. И все они, вероятно, идут к регистрационной стойке. Зарегистрировать сон.

Я отошел в сторону и увидел силуэты, просачивающиеся в тумане. Горбатые, усталые. Они идут потоком, медленным течением. Иногда плеть надзирателя силой разделяет пространство, издавая свистящий звук. Криков за этим не следует. Огромное стадо людей движется в одном направлении, гонимое пастухом.

Ком подступил к горлу. Пустой желудок выворачивало, но позывы к рвоте оставались только пустыми позывами. Я поспешил убраться отсюда, от этих безмозглых душ, зомбированных отсутствием сна.

Сколько часов продолжался путь, я не знал. Но закончился он у двери. Красная дверь, вероятно, та самая, через которую я и пришел в Ньяд. Подле нее все так же играли в карты ангел и черт. Но в этот раз другие. Я узнал их. Они, вероятно, тоже, но сделали вид, что не заметили меня.

– Что вы тут делаете? – спросил я, усаживаясь подле своих хранителя с искусителем.

Они не ответили. Черт мягко посмотрел на меня, но взгляд тут же охладел и вернулся к картам. Ангел и вовсе как будто меня не слышал.

Должно быть, эти двое обижены. Вероятно, это и есть то самое понижение в должности. Из веселой жизни во внутреннем мире человека, из наблюдений за его судьбой и придумывания оригинальных и интересных способов спасти подопечного они стали теми, кого я их вижу. Обычными защитниками врат, играющими в карты.

– Привратниками, – холодно сказал ангел, так и не взглянув на меня.

Я вздрогнул, не ожидая, что мои мысли снова читают.

– Что это значит? Это навсегда?

– Это значит, – отвечал черт, – что мы должны стеречь выход из Ньяда.

Конечно, я это и сам понимал. Интересовало другое. Сколько длится их рабочий день? Как часто приходит смена? И вообще, о природе ангелов и чертей хотелось бы расспросить подробнее.

– Нельзя такое спрашивать, – сказал ангел. – А нам нельзя отвечать. Бог может решить, – хранитель строго посмотрел на меня, – будто бы ты собрался отсюда сбежать.

Холодный взгляд ангела не отпускал меня. Он будто гипнотизировал, смотрел не в глаза, а в душу. Да, эти двое знают обо мне все. Они знают меня даже лучше, чем я сам. Они знают. Поэтому и предупредили.

– У меня и в мыслях не было сбегать отсюда, – соврал я.

Хранитель перестал смотреть на меня. Он оценивал взглядом то кинутую чертом крестовую девятку, то шесть карт в своей руке. Я заглянул в его карты, но тот быстро прижал их к груди.

– Не подсказывай ему, – сказал хранитель.

– Я и не собирался.

– Ты громко думаешь, – напомнил черт.

Я со вздохом опустил голову. Как у них все сложно – если я посмотрю в карты одного, другой тут же узнает их состав. Наверное, я правда громко и сильно думаю. Как я понял, это здесь большой минус.

– Минус не для тебя, – сказал черт мягким голосом, подкидывая десятку в ответ на ход ангела. – Минус для остальных.

– Не для меня? То, что окружающие читают мои мысли, создает проблемы не мне?

– Именно, – сказал хранитель. – Мы молчим. Не разговаривай с нами.

– И не только с нами, – добавил черт.

Это прозвучало обидно. Но, думаю, еще обиднее сидеть здесь после того, как добился звания хранителя или искусителя. И в этом виноват я. Их нежелание говорить со мной легко объяснимо. Это простая обида. Или все-таки предостережение?

Синхронно, не сговариваясь, ангел и черт разом кивнули. Холодок пробежал по горячему телу. Предостережение. Но от чего? Я поднялся, надеясь больше не причинять дискомфорта ангелу и черту. Им уже досталось из-за меня. Я найду ответы на вопросы сам. Только для начала нужно сориентироваться, где и что находится, кто занимает какую должность.

Я обошел дверь. Если предположения верны, там мне бывать не приходилось. Спиной я чувствовал взгляды. Хранитель и искуситель продолжали наблюдать за мной даже теперь. Не сдерживаясь, я обернулся. Через горячий туман не видно двери. Не видно совсем ничего и никого, ни одного звука, кроме отдаленного шелеста карт. Неужели я отхожу от цивилизации?

Из-за чувства абсолютного одиночества становится страшновато. Никогда я не был один, даже при жизни меня сопровождали ангел и черт. А теперь я мелкая девятка посреди горячего пустынного Ньяда.

Все еще девятка.

В следующий раз, когда увижу Аода, нужно расспросить, каким образом он поднялся аж до тройки. Если он раньше был похож на то стадо, гонимое плетью надзирателя, то это невероятная сила. Сомневаюсь, что у тех бедолаг остался разум. Скорее всего, его либо отшибли плетью, либо уничтожили отсутствием сна.

Шелест карт остался позади, как и ощущение пристального взгляда на затылке. Никто не встречается по дороге, ни одной тени, ни одной двери. Даже груд камней и чертей нет. Но какое-то внутреннее чувство тревоги все же есть. Оно медленно нарастает, подобно снежному кому, становясь все больше и больше. Достигает оно пика, когда сквозь туман просвечивает нечто огромное. Ноги трясет, я стою на месте. Не понимаю, чем вызван страх. Здесь все незнакомо, каждый уголок, но иные тени меня не пугали. А эта еще как пугает.

Тело застыло на месте, ноги отказываются слушать команды. Хочется подойти ближе и рассмотреть. Неужели здесь есть постройки? Через туман не могу сказать, что это – гора или здание, но все же склоняюсь ко второму. Не может быть гора такой пропорциональной.

Позади я услышал шелест. Медленно повернув голову, я увидел, что кто-то стремительно приближается ко мне. Черная тень. Вероятно, черт. Что, если мне нельзя здесь находиться? Мне влетит.

Обретя новый страх, я перехожу на бег. Здание приближается, контуры очерчиваются. И теперь я точно уверен, что это не гора. Это огромный дворец, окруженный высокой стеной. По мере приближения к огромным вратам проявляются цвета. Преимущественно серые, местами черные. Вход никто не охранял, но я не мог войти внутрь. Я даже не пытался открыть дверь – страх сковал тело. Пот щекотно стекал по щекам, руки, крепко стиснутые в кулаки, трясло. Кто-то дернул меня за плечи, и я полетел назад. Упал на пятую точку, все еще не находя сил обернуться.

– Бегом назад! – произнес голос моего хранителя.

Ангел взял меня за подмышку, поставил на ноги и потянул за собой. Он бежал, а я спотыкался позади. Белый капюшон натянут до подбородка, шаг широкий, рука ледяная. Я с ужасом увидел, что мое тело становится прозрачным. Через меня просвечивает земля.

Мы быстро достигли двери, у которой нервно расхаживал мой черт-искуситель. Он остановился передо мной. Мягкие черты лица будто ветром сдуло. Суровый, разгневанный вид, твердый взгляд в глаза.

– Ты что творишь?! – спросил он, уперев руки в бока.

Я хотел быстро ретироваться, но ангел крепко сжимал мою руку, давая напарнику отчитывать меня.

– В то место ходить нельзя, ни под каким предлогом!

– Почему? – спросил я, все еще удивленный переменой в настроении черта.

– Я не могу ответить. Нельзя, просто нельзя, запомни. Ты же не хочешь стать десяткой?

Я промолчал. Стать десяткой, в моем понимании – умереть окончательно.

– Даже если ты думаешь, что тебя никто не заметит… – ангел отпустил мою руку. – Возможно, так оно и будет, но не подставляй хотя бы нас. Каждый раз бегать за тобой, когда мы больше не приставлены к тебе – извини, но мы даже права на это не имеем, не то, что обязанности.

Я продолжал молчать, не зная, что можно на это ответить. Я действительно мог поставить их в затруднительное положение. Хранителю пришлось покинуть свой пост, чтобы уберечь меня от опасности. Этого, вроде, никто и не заметил. А если бы заметил? И вообще, если Бог все видит, неужели он и так не знает, куда я ходил?

– Не думай об этом, – в голос черта вернулась прежняя мягкость. – Просто не ходи туда больше. Иди, работай, может, повезет, станешь восьмеркой. Здесь не любят тех, кто отлынивает.

Я собрался было пойти от двери, но в последний момент остановился и обернулся.

– А как вас зовут?

Ангел и черт переглянусь, помолчали какое-то время.

– У нас нет имен, – холодно ответил ангел. – Просто привратники.

Я немного помолчал, думая, что еще можно спросить у бывших хранителя с искусителем, но не придумал вопроса и пошел работать, не попрощавшись.

Работу искать не приходилось. Стоило наткнуться на черта, как я получил плетью по спине. И приказ – идти мыть посуду. Сначала я обрадовался, решив, что это не такая уж и работа. Но стоило мне увидеть гору посуды и то, в чем необходимо ее мыть, мои иллюзии распались.

Горячий пар сильным напором бил из глубокой дыры в земле. Воды в жидком виде в Ньяде нет. Не используя посторонние предметы, я брал тарелку, вымазанную слизью, подносил под пар и тер. Руки обжигались до боли, в один момент мне даже показалось, что появился ожог. Но ничего подобного не произошло, ведь даже самые глубокие раны здесь заживали почти моментально. Но когда руки находятся под напором пара, еще и сжимают горячий металл, как-то не думаешь о том, что кожа быстро восстановится.

Еще и черт стоит над душой, сложив руки на груди. Он читает мои мысли – я догадываюсь об этом. Но все равно начинаю удлинять перерывы между одной тарелкой и другой, наслаждаясь моментами, когда пар не бьет по рукам. Черт это замечает, и я все же получаю плетью по рукам.

Кровь вместе с паром начинает подниматься, и я быстро намываю очередную тарелку, чтобы избавиться от боли. Черту не нравится и это – он снова меня ударяет.

Когда гора посуды была вымыта, а руки раскраснелись, как огромное солнце, уныло нависшее над Ньядом, черт потащил меня работать дальше. В этот раз мне крупно повезло – он поставил меня красить дверь в Рьяд. Постоял рядом, затем, видимо, я ему надоел, и он ушел по своим делам. И когда я закончил работу, я больше не хотел ничего делать.

– Аод в Рьяде или в Ньяде? – спросил я у привратников.

– Скоро придет из Рьяда, – ответил черт, доставая черную бутылку из-под балахона.

Я с удивлением наблюдал, как черт пьет жидкость, предположительно вино, затем передает бутылку ангелу, и тот повторяет его действия, утирая рот рукавом.

– Разве вам можно пить? – спросил я, больше удивленный тому, что пил ангел. Черту я не слишком удивился.

– Можно, – отвечал черт. – Только вино достать трудно. Разве что благодаря таким, как Аод.

– А что, он вас вином подкупает? – неосторожно спросил я.

– Ну, можно сказать и так. Естественно, с тобой так не получится. В Рьяд мы тебя не пустим.

– Да я просто спросил, – разочарованно пробубнил я.

– Он же работает в Рьяде. Сказал, что задержится там, вот и принес бутылку.

Эти привратники отличаются от тех ангелов и чертов, которых я видел прежде. Какие-то они разговорчивые. Еще и пьют к тому же.

– Ты тоже отличаешься от тех душ, которые мы встречали ранее, – сказал ангел. – Так ничего, мы же молчим. Думаю, ты тоже никому ничего не расскажешь, верно?

И действительно, меня ведь предупреждали, что не стоит разговаривать, учитывая, что я делаю это с закрытым ртом.

– Договорились, – вынужденно согласился я.

Интересно, может, они и на другие мои вопросы ответят?

– Только на те, на которые мы имеем право отвечать, – предупредил черт.

Я грустно опустил голову. Конечно же, если другие привратники не могли ответить, то и эти будут молчать.

Я уселся рядом с дверью и наблюдал за привратниками. Они молчали, стоя смирно, как будто бы глядя в одну точку. Лица равнодушные, холодные, пустые. Интересно, не скучно ли им вот так все время стоять? Я хоть работаю – какое-то разнообразие. А работа этих однотипна. Следить, чтоб такие, как я, не входили в Рьяд, следить, чтоб такие, как Аод, возвращались вовремя.

– Не скучно, – сказал ангел. – Нам не бывает скучно. Мы не люди.

И действительно. Не люди. Ангел и черт. Разве можно назвать людьми тех, кто даже не жил человеческой жизнью? Нет. Они не люди, они – сущности, созданные Богом. Тем самым странным Богом низкого роста, который лежит сутками в постели и жрет виноград.

– Осторожнее с мыслями, – сказал ангел. – Он может их услышать.

Меня передернуло. Находясь в Ньяде, я ни разу не вспомнил, что Бог всемогущ. Но разве может быть что-то хуже моего нынешнего положения? Только полное уничтожение души. Хотя и это можно оспорить. Если действительно меня ждет будущее тех девяток, которых я видел раньше – уж лучше смерть.

– Нет, он не убьет тебя сразу, – черт приблизился к моему уху и говорил шепотом, будто боясь, что Бог услышит. Но я знаю, что Бог и без этого слышит все. – Он любит наблюдать за такими душами, как ты.

– Поэтому тебе стоит вести себя осторожнее, – сказал Аод, выходя из Рьяда.

– Что значит «осторожнее»? Что плохого в том, что я мыслю сильно?

Все трое замолчали. Ангел и черт смотрели друг на друга, Аод стоял, одной ногой находясь еще в Рьяде, а я пытался разглядеть мир Вечного Счастья за его спиной. По крайней мере, я увидел, что тумана там точно нет.

– Потому что Бог боится конкурентов.

Глава 6

Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.

Федор Достоевский – «Преступление и наказание»

– Что значит «боится конкурентов»? – спрашивал я Аода, когда мы отошли от двери.

– Не спрашивай, мне не нужны проблемы. Ты чересчур любопытный для простой девятки. Поэтому тебя и не любят. Так и будешь получать от чертов надзирателей, пока не присмиреешь.

Я преградил Аоду путь, встав перед ним и уперев руки в бока.

– А ты как это сделал? Ты упоминал, что пришел сюда девяткой. Ты не стал овощем. Ты сохранил разум, ты стал тройкой и теперь спокойно выходишь в Рьяд. В чем секрет?

Аод, слегка улыбнувшись, наклонил голову так, что взгляд получился из-под бровей.

– Секрет в покорности. Ты можешь не усмирять разум, но ты должен подчиняться. Ты должен страдать. Чем дольше, чем сильнее ты страдаешь, тем больше это нравится Богу.

Значит, глаза меня не подвели! И Бог действительно не тот, кем я его считал при жизни. Я представлял доброго дядечку с седой бородой, который сидит на облаке и смотрит на меня сверху. А он – маленький человек. Встреть я такого в жизни – ни за что бы не подумал, что передо мной стоит сам Бог.

Аод меня обошел и продолжил идти, а я шел рядом, желая побольше разузнать об этих загробных мирах.

– Недавно я ходил за дверь, через которую пришел в Ньяд. Туда, я так понял, никто не ходит, меня быстро развернули. Что там такое?

– Не знаю, – ответил тройка. – Я там ни разу не был, да и что там ловить?

– Давай сходим вместе? – в надежде, что я не единственный человек с головой на плечах, спросил я. – Тебе разве не интересно?

– Ну, как сказать…

– Нам ничего за это не будет! Тебя могут понизить на одну ступень, станешь четверкой, но согласись, зато ты будешь теперь обладать знанием, доступным только ангелам и чертам!

– А ты готов погибнуть ради знания? – лукавым голосом спросил Аод.

– Нет. Но если я туда не схожу, меня это будет терзать. Я буду постоянно об этом думать, строить догадки – что же там, дальше двери? Может, там такой же Ньяд, только жители говорят на другом языке? А может, там живут ангелы и черти?

– Ангелы живут в Рьяде, – задумчиво сказал Аод.

– Да не важно. Разве тебе не интересно? Ты никогда об этом не задумывался? Ты столько лет уже живешь в этом тумане, ты видишь каждый день одно и то же. Уж не знаю, что ты видишь в Рьяде, но того, что находится дальше двери, ты точно не видел никогда прежде. Ну, просто потому что тебя там не было.

– Я не готов рисковать, пойми. Я жду повышения до двойки, я хочу поскорее уйти отсюда. Из-за твоего любопытства мне могут вернуть четвертое клеймо. И тогда уж вряд ли меня снова повысят до тройки, разве что лет эдак через сотню.

– Неправильно ты мыслишь, – сказал я. – С этого момента ты будешь думать, что же там такое. Если ты пойдешь со мной, еще не факт, что нас поймают. Может, мы успеем вернуться, пока черти нас не хватятся. Сам же в Рьяде задерживался, не побоялся же?

– Но и ты пойми. У нас строгий запрет на хождение туда. Я тебе больше скажу… – теперь Аод становился прозрачным. Видно, его пугали мысли о походе в запретное место. – Не только нам, даже ангелам и чертям запрещено ходить туда.

– Как запрещено? – удивился я, вспоминая, что все же мой хранитель бывал там. Видимо, он готов нарушать запреты ради моего спасения.

– Вот так, запрещено. Мне привратники рассказали. Кстати, общайся с ними побольше. В отличие от надзирателей, они адекватные, спокойно идут на контакт и на компромиссы.

– А надзиратели чего? Только плетками своими и думают?

– Вроде того. Хотя нет, не плетками. Они совсем не думают. Тупые машины, созданные Богом для наведения порядка. Такие же, как и девятки. Не в обиду.

Я киваю.

– Ну, что, пойдем? – я не терял надежды.

– Я уже говорил, это опасно и может закончиться непредсказуемо.

– Значит, ты все же со мной?

Его тонкие губы искривляются.

– Естественно.

Отлично. Теперь у меня есть сообщник. Есть тот, кого не было во время моих побегов в Алкеоне.

– Тогда смотри. Нужно как-то пройти незаметно, чтобы нас не увидели привратники. В прошлый раз, когда я ходил, я увидел какой-то то ли за̀мок, то ли дворец. Привратный ангел меня догнал и вернул.

– Да ну? Ангел ходил туда? Они боятся того, что находится дальше Ньяда, – голос Аода немного дрожал. То ли это предвкушение, то ли страх – не знаю.

– Видимо, я им дороже.

Аод ухмыльнулся.

– С чего бы это?

– Ангел и черт на тех дверях были моими хранителем и искусителем. Из-за меня их понизили.

– Вот оно что! Ну, да, бывает такое. Правда, очень редко. Вот что, девятка, мы можем пройти, когда у них будет пересменка.

– Меня зовут Ниортан.

– У девяток вообще-то нет имен, – издевательским тоном ответил Аод. – Ну, ладно, Ниортан, значит Ниортан.

Так, пытаясь отвлечься от страха пустой болтовней, мы просиживали до тех пор, пока голос надзирателя в головах не позвал кушать. Голод я, конечно, ощущал, но воспоминания о вкусе местной пищи вызывали тошноту. Кстати, Аод предупредил, что и спать нужно как можно меньше. Разрешено не больше двух часов в сутки, однако если не поспать двое суток, на третьи уже можно спать целых шесть часов! А что такое сутки в Ньяде? Всего-то шестнадцать часов. А двое – тридцать два.

По опустевшему Ньяду мы пробрались на самый край. Если это можно назвать краем – безлюдная туманная местность, где в это время точно никого не бывает. Ну, по крайней мере, со слов Аода. И оттуда мы уже тихонько, но быстро пошли в сторону дворца. Я всю дорогу молчал. Аод сказал, что я могу выдать нас тем, что слишком громко думаю.

Пробираясь все дальше, я почувствовал, что каждый шаг дается все труднее. Тело сковывает страх. В прошлый раз я тоже его испытал, но тогда я был один и ощущал пристальный взгляд на затылке. Идти становится все сложнее, ноги как будто увязли в огромном мягком сугробе.

– Давай вернемся, – предложил я Аоду.

– Струсил? Идем дальше.

Я ускорил шаг, пытаясь доказать делом, что не трушу. Послышался нервный смешок Аода за спиной. Смешок, больше похожий на икоту. Тяжелый, глухой. Да он и сам напуган не меньше меня. Только он умеет это скрывать.

Через толстый слой тумана виднеется мрачное подобие дворца, окруженное толстой стеной. Шаг замедляется. Дворец становится больше и вскоре нависает над нами, закрывая красное солнце черными башнями.

Я пошел вдоль стены, пытаясь сориентироваться по памяти. Где-то должна быть дверь. Дверь без стражи, без ангелов и чертей. Возможно, там живет Бог, кто знает. Хотя всеже он, наверное, предпочитает Рьяд. И его можно понять. Когда есть выбор – всегда выбираешь лучшее.

Мы остановились перед дверью. Но вот беда – тело настолько скованно, что я не могу поднять руки. Точно так же, как и в прошлый раз. Но тогда рядом был хранитель, который выдернул меня из оцепенения.

Аод стоит справа, совсем прозрачный от страха. Кажется, он вот-вот исчезнет. Должно быть, я выгляжу так же. Но Аод первый справляется с собой. Он толкает дверь – та легко поддается и открывает щель. Оттуда дует ледяной ветер. Я оступаюсь и чувствую, как легкие раскрываются. Ледяной воздух выходит изо рта с тихим вздохом.

– Воздух, – шепчет Аод, открывая дверь шире.

Во дворе нет тумана – с непривычки у меня слезятся глаза. Мы смотрим с Аодом друг на друга, безмолвно решая, кто войдет первым. Я снова заглядываю внутрь, но уже вижу спину Аода. Он еще прозрачный, его немного поколачивает от мороза. Он делает более уверенный шаг, и мне удается протиснуться из-за его спины. Я снова чувствую жизнь. Для этого хватило только наличия воздуха. Я делаю глубокий вдох и чувствую, как тело им наполняется. Серая земля под ногами морозит ступни, так что мне приходится переминаться с ноги на ногу, как я делал, только ступив Ньяд.

Но страх продолжает побеждать. Страх непонятный, неизвестный. Чем-то даже похожий на трепет, он трясет тело перед мрачным дворцом с огромными воротами.

– Надо войти внутрь, – говорю я вслух, открывая рот.

Аод вздрагивает, он все еще немного прозрачный.

– Надо. Знаешь, у тебя немного другой голос, когда ты говоришь вслух.

– Какой?

– Писклявый.

Меня это веселит. Конечно же, Аод шутит, чтобы развеять обстановку. У меня не писклявый голос. По крайней мере, он мне таким не кажется.

Теперь я иду первым, приближаясь к входу. Вокруг привычный звук Алкеона – вой ветра. Ледяного ветра, пронизывающего до костей. А внутри дворца – тишина. Тихие стены, покрашенные красной краской. Под цвет Ньяда, наверное. На полу – длинные красные ковры, накинутые концами друг на друга. Чувство полной безжизненности и ужасающего покоя. Мы тихо идем, не сговариваясь о дальнейшем маршруте. Я наслаждаюсь воздухом. Когда мне вновь предстоит его вдохнуть?

Коридор сменяется длинными широкими ступенями. Светло, хотя источника света не видно. Он как будто бы исходит от ярко-оранжевого гладкого потолка, высоко нависшего над нами.      Кажется, дворец необитаем. А если обитаем, хозяин не знает о нашем приходе. Иначе нас бы здесь уже не было – так медленно мы движемся по ступеням.

На втором этаже множество дверей. На мгновение в голове возникает мысль, что эти двери ведут в другие миры. Но все проясняется, стоит мне заглянуть за одну из них и увидеть жилую комнату. Кровать с огромными красными балдахинами, обшитыми золотыми нитями, стоит в центре. Постель расправлена, будто бы хозяин едва встал. На тумбочке лежит раскрытая книга корешком вверх. Язык мне непонятен – два изящных символа на обложке написаны от руки.

– Еще теплая, – сказал Аод, касаясь рукой кровати.

Я перевернул книгу. Аод через мое плечо тоже заглянул в нее. Белые пустые странички – вот и все, что содержит в себе находка. Я пролистал несколько страниц – ничего. Но она выглядит так, будто ее читали. Корешок изрядно потрепан, листы пахнут старой бумагой. Так пахнет в некоторых библиотеках.

– Ничего интересного, пойдем отсюда, – сказал полупрозрачный Аод.

– Согласен, – ответил я, но все же сунул книгу за пазуху.

Стоило повернуться к двери, как она открылась. От страха сковало дыхание.

Перед нами в черном домашнем халате и тапочках стоял мужчина. Его короткие черные волосы небрежно разбросаны на мокрой голове. Бородка слишком аккуратная – видно, он едва ее уложил.

Рука Аода крепко стиснула мое запястье.

Рот незнакомца скривился, подтягивая к губам тонюсенькую полоску усов. На глазах его одежда сменилась, и вот он в черном плаще и тяжелых сапогах до колен, украшенных множеством металлических заклепок и висюлек.

Аод потянул меня к тонкому окну. Я едва не упал от неожиданности. Незнакомец твердым уверенным шагом надвигался на нас. Аод бежал, я спотыкался, но мужик становился все ближе, а окно – нет.

И вот мы пойманы за руки. Тонкие пальцы в белых перчатках сомкнулись на наших запястьях. Вырывать руку бесполезно. Хватка каменная и грубая – кровь не поступает к моим ладоням.

– Кто такие? – спросил незнакомец басом, обдувая мое лицо мятной свежестью изо рта.

Кустистые черные брови нависли над глазами, отмеченными по бокам глубокими морщинами.

– Это ошибка, – услышал я мягкий голос за спиной.

Душа ликовала, когда я увидел своих искусителя с хранителем.

– Как вы посмели? – этот вопрос уже адресован им.

– Мы только шли по следу, чтобы наказать и вернуть нарушителей, – оправдывался ангел.

– Ложь.

– О да!

Я в изумлении раскрыл глаза, глядя на то, как мой черт-искуситель пал ниц перед мужиком. Запястья освободились – теперь мы с Аодом выглядывали из-за плеч этого… неужели Дьявола?

– Великий Гортей! Пощади! – продолжал молить черт.

Аод вздрогнул и отступил на шаг назад – я заметил это боковым зрением.

Одной рукой этот Гортей поднял моего искусителя. Босые ноги мотылялись в нескольких сантиметрах от пола.

– Пощадить? Тебя или этих? – Гортей указал пальцем на нас.

Черт не сопротивляется, не пытается разжать хватку на черном балахоне. Руки безвольно висят вдоль тела.

– Всех, – ответил искуситель, выдерживая взгляд Гортея.

Я шагнул было навстречу, но почувствовал крепкую хватку на правом плече. Это мой ангел-хранитель меня сдерживает, не позволяя подойти к черту.

– Что происходит?.. – шепотом спросил я ангела.

– Тс-с, – ответил он, продолжая глазеть на коллегу.

Он не пытается помочь – просто наблюдает.

– Что здесь делают тройка и девятка? – спрашивает Гортей хриплым басом. – Как они додумались сюда прийти? Почему девятка не лишен воли?

– Я не надзиратель, – ответил черт. – Я привратник. Не по моей вине у девятки остались мысли и воля.

– Ты обязан следить за пересечением границы, – Гортей поставил черта на ноги.

– Я кинулся за ними, как только почуял неладное.

– Кто сейчас на вратах? – Гортей посмотрел через плечо на ангела, который все еще держался за меня.

Мой хранитель не ответил.

– Никого, – тихо проговорил Гортей. – Никого нет на вратах! – крикнул он.

Я почувствовал, как ангел содрогнулся.

– Гортей… – начал было он.

– Молчать! – Гортей оторвал руку ангела от моего плеча и резко дернул на себя. – Я поговорю с Сеиром о твоей судьбе.

Где-то я уже слышал это имя.

Гортей смотрел на бледного ангела сверху вниз. Да, ангел бледен, но других признаков страха не показывает.

– Я понял. Мы можем забирать души и уходить? – спросил бывший хранитель.

Гортей помедлил с ответом. Он еще раз посмотрел на нас, затем на черта.

– Тебе назначу исправительные работы. Подойдешь ко мне в течение часа. Можете убираться.

Хозяин замка прошел между мной и Аодом и остановился у окна.

– Идем, – строго сказал нам черт.

Впервые я услышал подобный тон от искусителя.

Мы пошли по дворцу следом за привратниками. Они идут ровно, будто бы и не пережили ужасный стресс минуту назад. Мы с Аодом несколько позади, видим их спины.

– Кто это был? – тихо спросил я, когда мы вышли на холодную улицу.

– Демон, – ответил Аод, и голос его дрогнул.

Ангел и черт продолжали молчать, пока мы не пересекли стену и не оказались в жарком тумане Ньяда. Легкие склеились.

Как только мы вышли за дверь, привратники преградили нам путь, уперев руки в бока. Оба бледные, видно, еще напуганы прошедшим разговором.

– Вы что творите?! – прикрикнул ангел.

– Смерти моей желаете?! – спросил черт.

Оба смотрели на меня, будто не замечая Аода.

– Однажды я тебя уже развернул отсюда, – спокойнее продолжал хранитель. – Неужели с первого раза было не ясно, что здесь опасно находиться? Зачем ты лезешь в огонь?

– Мне стало любопытно, – оправдывался я, пряча взгляд, как ребенок, отчитываемый отцом.

– Забудь про любопытство, пока ты в Ньяде! – ругался черт. – Гортей никогда не щадит дважды. Просто запомни и сиди тихо! Почему ты не можешь быть как все? Тихо работать, притворяясь, что лишился воли? Ну, а ты? – искуситель переметнул взгляд на Аода. – Ты-то куда поперся? Столько лет уже здесь живешь и не знаешь прописных истин? Что за границу нельзя ходить!

– Мы бы потом жалели, – ответил Аод.

– Да какого черта… – начал ангел, ловя на себе взгляд коллеги.

‒ Напомню, что врата еще пустуют, – перебил его Аод.

Ангел тихо фыркнул и пошел к рабочему месту. Черт рядом, привычно находясь слева от него. Мы с Аодом медленно тащились позади, понурив головы.

– Работать, оба, – сказал черт, когда мы достигли дверей. – Видеть вас больше не хочу, – последняя фраза была адресована мне.

Мы поволочились по горячей земле в центр Ньяда. Я молчал. Стыд и совесть обрушились на мою голову, ведь я подставил хранителя и искусителя уже во второй раз. Снова подставил тех, кто меня оберегал от всего. И тех, кто продолжает оберегать после смерти.

– Ты чего так за грудь держишься? – отвлек меня Аод. – Не притворяйся, в Ньяде не может болеть сердце.

Я огляделся – рядом вроде бы никого, кроме снующих горбатых теней девяток. Просунув руку через свободный ворот серого балахона, я вынул книгу с непонятными знаками на корешке и пустыми страницами. Книгу демона.

Глава 7

В положении умирающего есть свои преимущества. Когда нечего терять – не боишься риска.

Рэй Бредбери – «451° по Фаренгейту»

Аод уставился на книгу, будто видел впервые.

– Ты что наделал… – едва слышно проговорил он, проводя пальцами по символам.

– Я не знал, что это книга демона. Да и в конце-то концов, как-то он ее читал, значит, там все же есть содержимое.

Аод отступил на шаг, огляделся по сторонам, развернулся и ушел в туман. Я остался стоять с книгой посреди Ньяда, совершенно один.

– Аод! – позвал я.

Никто не откликался.

Должен быть способ докричаться до него. Ведь как-то же надзиратели зовут кушать весь Ньяд разом? Я так же говорю без голоса, я так же говорю в чужих головах. Так почему бы и мне не попробовать? В самом деле, чем я хуже чертей?

– Аод! – настойчивее позвал я.

– Я работать, чего орешь? – раздался голос из тумана.

– Я думал, ты меня предал, – честно сознался я, идя на голос.

– Не ходи за мной с этой книгой.

Я послушно остановился и убрал книгу обратно под балахон. Интересно, как скоро Гортей заметит пропажу? Может, он уже отправил полчище чертей на наши поиски.

– Будь это так, – услышал я знакомый мягкий голос, – тебя бы уже поймали.

– Ты чего тут? – я повернулся к искусителю.

В руке он держал плеть, какими обычно орудуют надзиратели, наводя порядки в Ньяде.

– На исправительных работах. Временно исполняю обязанности надзирателя.

– Грязное дело, – сказал я, но тут же опомнился: передо мной все же надзиратель, а не искуситель. Надзиратель, который знает об украденной книге.

– Не нервничай, – сказал черт, подходя ближе. – Я не одобряю твоих поступков, но сейчас ты нуждаешься в помощи. Нуждаешься, как никогда раньше.

– И какую помощь ты можешь мне предложить, черт? – скептически спросил я. – Мы как на ладони. Бог знает о каждом моем шаге. А демон?

– Богу до тебя нет дела. У него работы хватает, чтобы не обращать внимания на всяких взбунтовавшихся девяток. Усмирение таких, как ты – работа надзирателей и смотрителей. Но, к счастью, у тебя есть союзники.

– Ты и Аод? – я сжал книгу под балахоном.

– И в Рьяде тоже. Твой хранитель уже ждет тебя там.

– Что… В Рьяде?

Мягкая улыбка осветила лицо черта.

– Да, – сказал он, – в Рьяде.

– Как я туда попаду?

Мы двинулись вперед. Шли долго, я уже начал подозревать, что снова нахожусь за границей. Черт молчал, не отвечая на мои мысли и не раскрывая ответа на главный вопрос – как я попаду в Рьяд.

Огромное красное солнце садилось, подсвечивая туман. По обе стороны от нас лежали огромные бетонные плиты, наваленные друг на друга. Виднелись и очертания полуразрушенных домов. Иногда мимо проскальзывали редкие черные силуэты черте      .

– Не думал, что в Ньяде есть города, – сказал я.

– Тс-с, – ответил черт и скользнул в дом, где некогда была дверь, а сейчас на ее месте оставался лишь темный полуразрушенный проход.

Дом жилой, но его хозяин не ночевал здесь пару десятков лет, если не больше. Темно, кровать перевернута. Одна дверца шкафа мотыляется на петлях, второй и вовсе нет на месте.

– Это мой дом, – сказал черт. – Можешь оставить книгу здесь.

Я со скепсисом отнесся к этим словам. По черту и не скажешь, пытается ли он меня развести и оставить книгу себе, или же наоборот, пытается меня уберечь от кары демона.

– Я тебе давал повод мне не доверять? – спокойно спросил черт, как всегда, прочитав мои мысли.

Я поджал губы и отвел взгляд.

– Нет, не давал. Но кто знает? И вообще, у тебя будут бо̀льшие проблемы, если Гортей найдет книгу в твоем доме.

– У меня уже проблемы, Ниортан, – медленно проговорил искуситель. – Просто положи книгу и забудь о ее существовании.

– Что в ней такого? Она же пуста.

– Ты сам знаешь ответ на этот вопрос.

И действительно. Я знаю. Я знаю, что у книги есть содержимое, и что прочесть его могут не все. Оно откроется тем, кто умеет сильно думать. Ангелам, чертям и мне.

– О чем книга? – спросил я, зная, что черт продолжает читать мои мысли.

– Не читал.

Я вынул книгу и раскрыл на случайной странице перед чертом. Его глаза быстро забегали по белой бумаге. И вдруг случилось невероятное – подобно обычным душам, черт становился прозрачным. Его брови вздернулись, а на лбу появились длинные глубокие морщины.

Черт отвернулся от содержимого. Он сжимал пальцы в кулаки и дрожал.

– Что? Что написано в этой книге? – спросил я, еще раз заглядывая в пустую страницу.

– Зачем ты мне показал это? – сквозь сжатые зубы процедил черт, стоя спиной ко мне. Потихоньку он начал обретать цвет, но все еще оставался прозрачным.

– Что там написано? – настойчиво повторил я.

– Там… – черт наклонил голову и посмотрел на меня через плечо. Возможно, мне больше никогда не доведется увидеть слезы черта, существа, лишенного человеческих чувств. – В этой книге правда. Ее нельзя читать никому. Нужно ее вернуть.

Я захлопнул книгу.

– Но минутой раньше ты хотел оставить ее у себя! – попытался возразить я.

– Нет! Не читай. Она потому и скрыта от посторонних глаз. Это защита. Она сделана не просто так, – искуситель начал расхаживать по комнате из стороны в сторону. – Мне нельзя было этого видеть.

– Но что ты прочитал? Мне-то хоть скажи! – не унимался я. – Если я постараюсь, я все равно прочту сам.

– Нет! Не вздумай ее читать. И вообще, ее нужно сжечь. Дай сюда!

Я сильнее стиснул книгу в руках, прижал ее к груди.

– Отдай!

– Нет!

Черт кинулся на меня. Я развернулся и дал деру. Искуситель – следом. Я не оборачивался, а только стискивал книгу в руках. Это мое сокровище, это я украл книгу у демона. И я смогу ее прочесть.

Мимо мелькали черные тени жителей полуразрушенного города. Они останавливались, глядя мне вслед. Кто-то даже присоединялся к погоне. Не думаю, что они понимали, какую книгу я уношу. Стадное чувство – вот чем движима толпа чертов.

Город уже остался позади, а я все бежал. Тени потихоньку отставали – только одна продолжала погоню. Ноги подкашивались от усталости, я оборачивался, но искуситель все еще бежал. Бежал стойко и упрямо.

Когда я свалился без сил, черт догнал меня и спокойно поднял книгу с моей груди.

– О чем книга? – продолжал выспрашивать я.

– Ее нельзя читать, – настаивал на своем черт, глядя на меня сверху вниз. – Ее надо уничтожить, чтобы никто больше в нее не заглядывал.

– Что ты там прочел?

Черт не ответил. Он развернулся и пошел в сторону города. Мне стоило огромных усилий подняться и нагнать его. А искуситель шел ровно, как будто и не бежал за мной так далеко. Все же Ньяд, как я теперь вижу, огромен.

– Расскажи.

– Нет. И не открывай ее больше.

– И не открою, если ты ее мне не вернешь.

Черт остановился. Казалось, он задумался о чем-то, но лицо его оставалось спокойным и мягким. Таким оно было, когда мы встретились впервые – на суде. Искуситель посмотрел мне в лицо. Как жаль, что не в моей власти читать мысли высших созданий.

В итоге черт улыбнулся и протянул книгу мне.

– Пусть это будет на моей совести, – сказал он. – Пусть кто-то знает правду.

Я снова открыл книгу. Все те же белые, не опороченные чернилами листы. Я не могу ее прочесть.

– Сможешь. Когда-нибудь ты сможешь. Дай Бог, чтобы это произошло раньше, чем ты станешь десяткой.

Я улыбнулся, но, вглядевшись в лицо черта, тут же стух. Он говорил это на полном серьезе. Он уверен, что я стану десяткой. Он уверен, что я умру.

Искуситель слегка прозрачен. Он отдает мне книгу на свой страх и риск. Проблемы от этого будут не только у меня, но и у него.

– У нас уже проблемы. Если с Богом бороться проблематично, да и смысла я особого в этом не вижу, то с демоном еще можно. Ведь он такой же, как и мы.

– В смысле, такой же? Да и мы совершенно разные. Если я обычный человек, то ты – божественное высшее создание, ты выше меня…

– Не выше.

– Ты способен читать мои мысли, ты почти не испытываешь эмоций, ты не устаешь при долгом беге…

– Потому что не знаю усталости.

– Хорошо, но мысли-то я вот читать не могу, а вот ты можешь.

– Сможешь.

– Ладно, допустим. Но я все равно не считаю нас равными.

– А я считаю. Теперь, после того как прочел книгу, – искуситель кивком указал на сокровище в моих руках.

– Ты прочел только пару абзацев.

– Их хватило. Прячь и пошли, будем прятать тебя.

Я быстренько запихнул книгу демона за шиворот. Благо народу здесь нет, видно, мы совсем далеко отошли от Ньяда. Не будь рядом черта – я бы давно заблудился и запаниковал.

Обратно мы не бежали. Шли спокойно, давая моим ногам перетерпеть боль усталости. В самом деле, мне уже давно хотелось спать. Я зевал, не забывая слов Аода. Настоящими безвольными рабами девятки становятся из-за отсутствия сна. Еще при жизни я заприметил такую вещь: лучше не спать совсем, чем проспать только два часа.

– Поспишь у меня, а потом будем тебя прятать.

– Куда прятать?

– В Рьяд. Гортей не будет тебя там искать.

– А что будет с тобой?

Черт не ответил. Красное солнце уже село, темное небо нависло над далекими очертаниями полуразрушенного города. Очертания эти казались миражом посреди тумана, чем-то таким же туманным и неплотным. Иногда я забываю, что и сам являюсь бестелесным духом.

– А об этом следует помнить, – опять ответил на мысль искуситель. – Да, тебе, конечно, сложнее, чем нам.

– Ну, да, вы-то с ангелом все время здесь. Вы и не знаете, каково жить в нашем мире.

На мгновение мне показалось, что искуситель погрустнел. Но его лицо сразу вернуло привычную мягкость, несвойственную чертам. А правда, что я о нем знаю? Он видел мою жизнь с рождения и до смерти, читал мои мысли все это время. Может, он и сам хотел попробовать пожить? Или побыть на моем месте в какие-то моменты? По сути, будучи искусителем, он просто играл в игру. А главным действующим лицом в ней был я. Он вместе с хранителем решал, какой будет следующий ход. И они знали, что игра не продлится вечно.

– Нет, мы не воспринимаем это как игру. Мы слишком привязаны к опекаемым душам.

– К опекаемым людям? Значит, ты мне что-то вроде родителя?

Черт кивнул.

Дома он и правда дал мне поспать. А когда я проснулся, солнце стояло высоко и подсвечивало туман, переливающийся легкой дымкой. Черт сидел рядом – он и глаз не сомкнул. Вместо привычного серого балахона души искуситель велел надеть черный, в точности как у него самого.

Клеймо мы спрятали, подрезав мне пряди и челку. Эту идею черт позаимствовал у меня – так я прятал свое клеймо, будучи двойкой. Он умело орудовал ножницами, вышел бы неплохой парикмахер.

Жаль, в зеркало я себя увидеть не могу. По какой-то причине в Ньяде я еще не встречал ни одного зеркала. Но наощупь вроде бы неплохо. В глаза не лезет и клеймо прячет.

Так, вооружившись плетями из запасов искусителя, мы вышли в город. Если прежде на меня оборачивались, на девятку, который вместо работы прохаживался вместе с чертом по их городу, то теперь мы оставались без внимания. По пути я слушал указания в голове.

– Не проявляй эмоций, – велел черт, – ничего не бойся. Прозрачный черт вызовет подозрения. Если спросят, зачем надзирателю в Рьяд – ответишь, что по особому указанию Гортея. Запомнил?

Я кивнул.

– Старайся не думать. Если кто-нибудь случайно прочтет твою мысль, то тебя сразу вычислят, приведут к Гортею и наградят десятым клеймом.

Я снова кивнул.

– Говори равнодушно, как будто тебе не интересен разговор. Надзирателям никогда ничего не интересно, они – пустышки. Точно такие же, как те девятки, которых ты видел прежде.

Я посмотрел на черта, желая услышать объяснения.

– У девяток нет мыслей и эмоций, у надзирателей – тоже. У них и времени-то свободного нет. Так вот. С ангелами не разговаривай, пока не поменяешь цвет одежды на белый. На местных душ старайся внимания не обращать. Там, в Рьяде, немного другая система, но будет лучше, если тебе это объяснит ангел, а не я.

Мы вышли из города. Черт велел мне прорепетировать прежде, чем я попадусь на глаза другим надзирателям. Получалось, мягко говоря, ужасно. Чем сильнее я старался отбросить мысли, тем больше они меня преследовали. И не безобидные мысли. Встречу ли я Аода в Рьяде? А что все же написано в этой книге? Там написано на том же языке, что и на обложке? Черту пришлось вынужденно меня остановить. Он сказал, что с такой забитой головой я и минуты не протяну в Рьяде. Да что там в Рьяде, первая встреча с надзирателем Ньяда меня уничтожит.

В итоге все вылилось в молчание. В моей голове текло много мыслей – черт спокойно терпел, давая им пролиться в моем внутреннем мире огромной волной. Да, именно волной. Чтобы добиться полной тишины в голове, я представил океан. Спокойный и неподвижный океан, посреди которого находится маленький остров. Вода – мои мысли. Она тихая и спокойная. Нет ни малейшего ветерка, способного его потревожить.

И когда я достиг этого состояния полного покоя, черт потянул меня за руку. Я держал в голове спокойную воду, когда проходил мимо надзирателя, что недавно избил меня плетью. Я держал в голове воду, когда мы прошли дверь в Рьяд. Я не рассматривал открывшуюся местность – в голове все еще было спокойно. И только когда я увидел город, мысли снова заполонили тихий островок сознания.

Дома в светлых голубых, белых и розовых цветах куполами стояли на просторных улицах. Дорожка, по которой мы шли, сложена из больших камней. Тех самых камней, которые я таскал к двери. По городу прогуливаются души в тех же серых балахонах, что и в Ньяде, но с чистыми отполированными лбами, выставленными как напоказ. Иногда среди этих людей можно увидеть и ангелов. В их руках нет плетей, да и тумана над Рьядом нет, как я заметил ранее. Нет огромного красного солнца, вместо него маленький золотой диск. Такой же, как в Алкеоне.

– В сутках – двадцать шесть часов, – рассказывал черт, когда мы шли по периметру города. Вглубь мы не заходили, иначе выдали бы меня с потрохами. – Этого хватает с излишком, чтобы жить счастливо. Жители Рьяда ни в чем не нуждаются.

– И чем они занимаются? – спросил я, рассматривая душ, прогуливающихся по дорогам.

– Ничем, просто живут.

– И им не скучно? – я поправил соскальзывающую с груди книгу и впредь придерживал ее при ходьбе.

– Они счастливы, у них есть все.

Мне все равно непонятно, как можно быть счастливым, ничем не занимаясь. Даже от обычной жизни человек не получит удовольствия, если он ни к чему не стремится. Есть, пить и спать – это существование, а не жизнь.

– Тем не менее, они счастливы, – сказал черт.

– И им никогда не хочется чем-то заниматься?

– Те, кому хочется – в Ньяде. В Рьяде души счастливы.

Я все равно этого не понимал. Возможно, это дело привычки. Но привычку называть счастьем, еще и вечным – это заблуждение. Я же не был счастлив, когда привык быть рабом?

– Я тебя не переспорю. В конце концов, я черт. Тебе надо поговорить с ангелом.

Рьяд оказался таким же пустынным местом, как и Ньяд. По крайней мере, в месте, где мы идем, ничего необычного. Город остался позади, а вокруг ничего – ни деревьев, ни рек, ни озер. Просто голая земля. Спасибо, что не горячая.

Зато обзор отличный. Вдали виднеется город ангелов. По крайней мере, я думаю, что это город ангелов, ведь город душ мы уже прошли. От города чертов он практически неотличим – та же разруха, какие-то трущобы, наваленные стройматериалы. Видно, что они редко бывают дома. Такая уж работа – быть высшим созданием нелегко.

– Мы не высшие создания, – напомнил черт. – Мы рабы.

Глава 8

Добро, не отвергая средства зла,

по ним и пожинает результаты:

в раю, где применяется смола,

архангелы копытны и рогаты.

Игорь Губерман – «Гарики на каждый день»

В городе ангелов мы удостоились огромного внимания. Чертей здесь не любят, как мысленно пояснил мне искуситель. Я подозревал, что виной таких настороженных взглядов были мои громкие мысли. Странно будет, если ангел неожиданно услышит мысль черта.

Я каждые полминуты приглаживал челку, убеждаясь, что она закрывает девять полосок клейма. И за это тоже получил замечание от искусителя – веду себя подозрительно. Если что-то будет не так, черт сам мне об этом намекнет. Но даже после этого короткого разговора руки тянулись ко лбу и поправляли волосы.

Дом моего хранителя оказался таким же заброшенным, как и дом искусителя. Пыль, скатанный матрас на полу в углу комнаты, кровать со сломанным деревянным изголовьем. Тем не менее, судя по поведению ангела, он чувствовал себя здесь хорошо и порядок наводить не собирался. Мне же было как-то неуютно несмотря на то, что последние годы жизни я провел в сарае. Не понимаю, чем вызвано это чувство. Должно быть, я просто представлял жилища ангелов иначе.

Как только мы с искусителем пересекли порог, хранитель быстро закрыл дверь на створки и занавесил окна рваными выцветавшими занавесками. К слову, комната у ангела одна, заменяющая и кухню (не понимаю, зачем она ангелу), и уборную, и кабинет. Рабочий стол хранителя завален бумагами. Мне даже интересно стало, что в них такого, и я решил взглянуть одним глазком. Напрасно: все написано теми же непонятными символами, что и обложка книги демона.

Ангел залез в шкаф. На деревянных полках, покрытых сантиметровым слоем пыли, лежали стопки одинаковых белых балахонов. Взяв один из них, хранитель встряхнул его, раздувая облако пыли по маленькой комнатушке, и протянул мне.

Я начал снимать черный балахон. В этот момент книга и выпала, выдавая, что мы так и не оставили ее у искусителя. Я замер.

Черт поджал губы, но успел поймать себя на этом и вернул добродушное лицо. Однако полупрозрачность выдавала его страх. Через него я видел озадаченного ангела.

– А теперь по порядку, – сказал ангел, глядя сквозь черта на меня.

Я не знал, что сказать, и спрятал взгляд, притворяясь, будто внимательно изучаю написанные на книге символы. Но макушкой наклоненной головы я чувствовал взгляды. Один – ожидающий объяснений, второй – умоляющий сказать хоть что-нибудь. Но, как и на суде, в самый ответственный момент словарный запас упал ниже подвала, в котором я умер.

– Это… – начал я. Взгляд бегал по книге демона и вокруг нее, желая поймать хоть что-то, найти зацепку, о чем говорить. – Мы просто решили, что будет лучше оставить ее у меня.

Я поднял голову. Лицо черта не изменилось – все такое же, мягкое, добродушное и прозрачное. Ангел выпрямился, но смотрел теперь не на меня. Он пилил холодными глазами прозрачный затылок коллеги. Да, я уверен, хранитель все понял. Он понял, что это решение черта.

– Чего ты испугался? – этот вопрос был адресован искусителю. – Мы же решили. Бояться поздно. И разве это правильно? Разве мы можем бояться?

– Я боюсь не ответственности, – сказал черт.

Его голос был тихим, но уверенным. Тело потихоньку возвращало краски, и ангела сквозь него уже было не разглядеть. Но все так же искуситель стоял спиной к хранителю, все так же он смотрел на меня, как будто ища поддержки.

– Тогда чего ты боишься? Как ты боишься? Это чувство не свойственно чертям, – ангел обошел черта и загородил мне обзор своим затылком.

– Я боюсь самой книги.

– Если она будет у Ниортана, мы ни за что его не спасем. Гортей не такой добрый, как ты.

– Если она будет у меня, я сойду с ума.

Я поднял книгу и раскрыл ее наугад. Странички, все такие же белые, теперь казались более загадочными. Что же такого в ней увидел искуситель, что так отреагировал на это?

– Ты не можешь сойти с ума.

– Могу, ангел. Ты ничего не знаешь об этой книге, – голос искусителя дрогнул.

– Тогда мы оставим ее у меня. – Хранитель развернулся ко мне и, даже не глядя на меня, вынул книгу из моих рук.

Тут же подскочил черт и захлопнул ее, зажав палец ангела между страницами.

– Не смотри в нее, – прошипел искуситель.

Хранитель пытался вытащить палец, когда черт все сильнее сжимал ее. Костяшки его пальцев побелели, а зубы скрипнули от напряжения. Ангел отпрянул от коллеги, оставляя книгу в руках искусителя. Только тогда черт ослабил хватку и позволил хранителю вытащить палец.

Теперь-то эмоции появились и на лице ангела. Это был не испуг, не прозрачность. Он смотрел на искусителя не с холодом, а с изумлением. Рот был приоткрыт, руками хранитель оперся на стол. Он выглядел несколько наивно в сравнении с серьезным чертом.

– Объясни, – потребовал ангел, почти переходя на шепот. Видно, боялся, что голос будет дрожать, заговори он громче.

– Моим глазам предстало содержимое книги, – черт прижал ее к ребрам. – Нам нельзя ее открывать. Лучше прочтет человек, чем ты. Я видел, что там написано, и теперь жалею об этом. Ты тоже не смотри. Погибнешь, сойдешь с ума.

– Ангелы не сходят с ума, – напомнил хранитель, вновь обретая контроль над собой. – Она просто будет лежать у меня. Я не буду читать.

– Будешь, – сказал черт и улыбнулся.

Они замолчали. Ангел и черт смотрели друг на друга так, будто виделись впервые, хотя неизвестно, сколько веков уже они работают вместе. Вероятно, сейчас они узнавали друг о друге нечто новое. Конкретно то, что они оба способны на эмоции. Не только на те эмоции, которые дарят окружающим душам, но и на собственные, неповторимые эмоции и характер.

Ангел выпрямился. Он потянулся к книге, но черт крепче прижал ее к груди. На мгновение мне показалось, что они подерутся, и я отошел подальше. Драка между ангелом и чертом, должно быть, будет выглядеть интересно, но попадать под горячую руку я не хочу.

– Драка? – спросил черт. – С ангелом?

Оба посмотрели на меня. Ну, как иначе – все это время оба читали мои мысли, оба знали, что я думаю о каждом, как они выглядят в моих глазах. Я покраснел.

– Мы не собирались драться, – сказал ангел. – Это ниже нас обоих. Так? – он посмотрел на черта.

– Так, – черт кивнул.

Книгу он отдал мне, хотя ангел все еще вожделенно на нее поглядывал. Я быстренько облачился в белый балахон, принимая на себя образ ангела, и попытался изобразить холодный взгляд, вызывая улыбку у обоих.

– Надеюсь, у тебя больше не будет искушения заглянуть в книгу, – сказал черт, обращаясь к ангелу уже нормальным, мягким голосом.

– Я не искуситель, мне это не свойственно. Я хранитель и должен хранить.

– Поверь, – сказал черт. – Искушение свойственно всем. И только что ты его и проявлял.

А мне-то раньше казалось, что черти с ангелами живут дружно. Оказывается, я заблуждался все эти дни. И людские суеверия о войне тьмы и света – все это правда.

– Не правда, – сказал хранитель. – Не бери в голову всякую чушь. Пора познакомить тебя с Рьядом и смастерить нового ангела.

Я сел на сломанную кровать и приготовился слушать длинную лекцию.

– Рьяд – мир вечного счастья. Это счастье строится на определенной системе, которую поддерживают ангелы-надзиратели. Еда – шесть раз в сутки, сон – десять часов в сутки. Часов в сутках двадцать шесть.

Я кивнул.

– От тебя ничего не требуется. Просто сиди здесь, у меня дома, и не высовывай нос. Если вдруг что-то стрясется, например, в дом кто-то войдет, представляйся надзирателем и иди в город. Ты его видел по дороге сюда. Погуляй там часик-другой, постарайся никому не попадаться, а потом возвращайся сюда и сиди. Еду я тебе предоставлю, спать можешь сколько хочешь. На столе ничего не трогай, ты все равно не знаешь язык.

И все же в моих глазах это вечное счастье вовсе не кажется счастьем. Скорее это подстроенный под души благоприятный Ньяд.

– Так и есть, – сказал черт.

– Чушь, – возразил ангел и направился к двери. – Ты понял меня?

Я его понял.

Ангел вышел. Черт перед уходом еще раз обернулся и взглянул на книгу поедающим взглядом. Я закрыл за ними дверь на засовы.

Что же прячет эта книга? Такое ощущение, что искуситель пытался уберечь хранителя от запретного знания. От знания настолько запретного, что может свести с ума и черта, и ангела. Я раскатал на кровати матрас и лег, уставившись в открытую книгу. Как бы я ни пытался разглядеть глазами, как бы я мысленно ни приказывал себе увидеть содержимое – ничего не выходило. Я думал настолько сильно, что у меня начала кружиться голова. Но, вспомнив, что я нахожусь посреди города ангелов, я остановился. Нельзя так сильно думать в таких местах. Кто-нибудь обязательно меня найдет.

Усевшись на кровати, я отодвинул край занавески и выглянул на улицу. Ангелы скользили мимо редкими белыми призраками, безликими и бездушными. Они мне и казались бездушными. Не только ангелы, но и черти, казались мне лишенными всяких человеческих эмоций и привязанностей. Но увиденная сейчас картина, спор между чертом и ангелом, ломала мое сложившееся мнение. Они другие. У них есть чувства, хранитель и искуситель сильно привязаны ко мне, они заботятся и друг о друге, наплевав на других ангелов. Они отлично работают в команде.

Наблюдая за мельтешением ангелов, я почувствовал, что меня уже клонит в сон. Я лег, отвернувшись к стенке и поджав ноги к животу. Одна мысль не давала покоя, не давала заснуть. Мысль, что я проторчу в этом доме вечность.

Точно так же, как после прощания с Богом, я остался в комнате, где меня клеймили. Тогда рядом была единственная дверь. Я знал, куда она ведет, и боялся выйти. Но подозрение, что я навсегда останусь закрытым в комнате, меня страшила сильнее Ньяда. И я вышел.

Но теперь лучше воспользуюсь советом хранителя, не буду высовывать нос в поисках новых приключений на мою задницу. Я закрыл глаза. Мне приснился сон: в нем я по правде был ангелом. Я ходил по Ньяду и презрительно смотрел на чертей-надзирателей. А те, в свою очередь, выполняли свою работу, избивая рабочих душ. Я бродил там, чувствуя себя чужим и бездомным, пока не раздалась дробь. Кто-то быстро и настойчиво колотил в дверь.

Я распахнул глаза и уставился в полукруглый потолок. Стук продолжался, но меня приковало к кровати страхом. Если это Гортей стоит за дверью, чтобы вернуть пропавшую книгу и наградить меня десятым клеймом? Конечно, чепуха, вряд ли подобный лично отправится за мной. Но все же такую вероятность я не исключаю и медленно поднимаюсь с кровати.

Дверь дрожит под стуком. Гость начал дергать за ручку так, что створки задрожали. Я подошел к двери и встал к ней лицом. Открывать я все же не намерен.

Гость на той стороне, видимо, услышал шаги, потому и перестал стучать. У меня еще есть выход – окно.

Но, с другой стороны, это будет выглядеть слишком подозрительно. Лучше сделать так, как велел ангел – притворюсь надзирателем.

Я пригладил челку, вздрогнул от повторившегося в тишине стука, но дверь открыл. К моему облегчению это оказался просто Аод. Он влетел в дом, а я запер за ним. Вид у него усталый, как будто он пробежал Ньяд и Рьяд вместе взятые. Зато в руке буханка свежего хлеба и бутылка вина.

– Ты кретин, – сказал Аод. – Мне так-то было не очень приятно терпеть на себе взгляды ангелов, когда клейменная душа долбится в двери одного из них.

– Прости, – промямлил я с закрытым ртом. – Я боялся, что это Гортей за мной послал.

– Ладно уже, сейчас выпьем, чтоб отлегло немножко.

Аод размашистым жестом руки скинул половину бумаг ангела на пол и поставил на освободившуюся поверхность бутылку. Не знаю, как я буду объяснять бардак, хотя, предполагаю, что ему плевать на состояние дома, раз он довел его до такого неопрятного вида.

– Как же я долго этот чертов дом искал! – сказал Аод, усаживаясь на стул и ковыряя мизинцем горлышко бутылки. – Они все практически одинаковые! А твой черт, конечно, мастерски объясняет дорогу.

– Дай сюда, – сказал я, отобрал бутылку и силой пропихнул пробку внутрь.

– Ого, да ты мастер по откупориванию бутылок! – шуточно восхитился Аод, забрал у меня вино, сделал первый глоток и передал мне.

Теплота пробежалась по горлу, согрела все внутри и прояснила сознание. Мне как будто даже легче думать стало. Внутри все успокоилось, мысли о Гортее стали какими-то далекими и простыми, какими бывают мысли о чужих проблемах.

– Тебе ничего за это не будет? – спросил я, отламывая кусок мягкого хлеба.

– Не-а, если только мы не попадемся. А там, скорее, достанется тебе. Ты же у нас в ангела вырядился. Решат, что и еду украл ты. А потом еще и до книги доберутся.

– Ты больше не боишься ее?

– Да поздно уже бояться. Мы оба с тобой влипли. Я с тобой хотел поговорить о твоем ангеле и черте. Ну, и о совести, конечно, куда же без нее.

– А причем тут совесть? – не понял я.

– Ну, ты даешь, – Аод усмехнулся и сделал шумный глоток вина. – Ангел и черт из-за тебя стали привратниками. Ну, думаю, за это тебе и так стыдно, так что давить не стану. Дальше поехали. Ты их не послушался и пошел туда, куда ходить не велено. Они, прикрывая твой горячо любимый зад, пошли на риск. Они собирались спрятать книгу у себя, тем самым принять весь удар Гортея и оставить тебя в живых. Но ты, такой ублюдок, взял и раскрыл перед чертом книгу, которую, собственно, не должен был и в руках-то держать. Ты сломал черта, вскоре сломаешь и ангела. Ему же тоже интересно, что могло так сильно повлиять на его напарника? В общем, вместо того, чтобы стремиться к заветной восьмерке, ты вытворил непонятно что. Встрял сам, втянул меня в это, поломал черта и вскоре сломаешь ангела.

– Мне должно быть за это стыдно? – я отобрал бутылку у Аода и глотнул.

– А тебе совсем не стыдно? Совести нет? Лично меня бы она уже раздирала. Вот что, опасная вещь находится в твоих руках. Из-за нее пострадали уже четверо. Так что давай я возьму эту книгу, унесу подальше от Рьяда и сожгу.

– Ах, так вот к чему ты все это клонил, – я сложил руки на груди.

– Да. Скажу прямо – за тебя мне не страшно. Я переживаю за тех парней, которые ради твоей ничтожной души рвут жопы. Если книги не станет, может, получу я, ну, и ты тоже. По крайней мере, мы спасем хотя бы ангела, который продолжит жить в неведении.

– В каком таком неведении? – я нахмурился.

– Как? Ты еще не читал?

Мы замолчали. Я отступил на шаг от Аода, а он как ни в чем не бывало прилип к бутылке. Его взгляд с хитрой искоркой прикован ко мне, а содержимое бутылки исчезает на глазах в бездонном желудке.

Напившись, бутылку он громко поставил на стол, пролив немного на бумаги ангела.

– Отличное вино, не находишь? – сменил тему Аод.

Я сел на кровать.

– Жаль, что такое бывает только в Рьяде. Да и то не на каждом столе. Давай, пей еще, пока есть такая возможность. Потом может и не быть.

Я мотнул головой и положил руку на книгу.

– Да что ты так держишься-то за эту правду? Она тебе ничем не поможет, как и тем двоим. Просто отдай ее мне, и все закончится мирно.

Я взял книгу, еще раз посмотрел на корешок, но открывать не стал. Черт знает, кто сидит передо мной, кто пытается меня опоить и смутить разум.

– Черт, возможно, и знает, – подтвердил Аод, отламывая и себе кусок хлеба.

После этих слов мне совсем стало страшно. Резко захотелось увидеть и черта, и ангела. Они-то всегда помогут, всегда найдут выход из любой ситуации. Но, к сожалению, я совершенно один. Имой внутренний мир пустует.

– Гортей? – рискнул спросить я.

Аод рассмеялся.

– Ну, и шуточки у тебя. Спасибо, не надо мне такого счастья, – сквозь звонкий смех проговорил он.

Я встал.

– Да, давай, просто отдай книгу, и мы с тобой распрощаемся. Ты все равно ее не читал. Видимо, просто не можешь? Да не важно. Зачем, скажи, тебе эти знания? Они черта могут с ума свести, тебе-то куда с ним тягаться?

Я взял бутылку и выпил достаточно, чтобы, наконец, продолжить вести внятный разговор.

– Что в этой книге? – спросил я.

– Я тебе уже отвечал. В этой книге – правда. И читать ее тебе нельзя. Хочешь, открою небольшой секретик?

– Ну, давай.

Несмотря на страх я держался крепко. Возможно, тело было прозрачным, но руки не дрожали, голос – тоже. Хотя как он будет дрожать, если я не пользуюсь связками и вещаю напрямую в чужие головы?

– Секретик этот уходит корнями в далекое прошлое. Ну, если брать мир Алкеон за измеритель времени, то это было около четырех тысяч лет назад. Не правда ли, крупная дата? Тогда не было ни Рьяда, ни Ньяда, ни Алкеона. Я жил в те времена, я помню то прекрасное место, в котором действительно было счастье. Не вечное – вечного, прошу заметить, не существует. Люди жили в едином мире, ходили нагие, выращивали скот и деревья. К слову, в те времена люди были вегетарианцами. И Бог жил среди людей. Он вел записи, наблюдая за их поведением, выводил логические цепочки, устанавливал причинно-следственные связи. Когда он закончил эти записи, то сделал из них книгу. Это была первая книга, но люди не умели читать. И Бог знал, что люди никогда не притронутся к ней. Они просто жили и не задумывались, что можно кого-то оскорбить, кому-то навредить или устроить хаос. Но Бог знал, и все это он вписал в книгу. Все тайные возможности человека, все то, что называется злом. И все то, от чего Он смог уберечь род человеческий, не дав ему возможность читать. Люди не ведали ни добра, ни зла. Но был у Бога один любимец. И научил Он человека этого читать. Конечно, Он сделал это не из злых побуждений. Он хотел тем самым дать людям знание. Чтобы они, в конце концов, начали вести свою историю, записывали поведение скота так же, как Бог записывал и их поведение. Человек этот пошел в народ и начал учить остальных. Они и правда стали писать историю, дали названия животным и растениям, разным природным явлениям. И, конечно же, каждого интересовало, что пишет Бог о них. И прочли они эту книгу, которая лежала у всех на виду, ранее кроме Бога никем не тронутая. Тогда-то они и узнали, что есть добро и зло. Узнали, что других людей можно оскорблять, и что другие после этого будут страдать. Узнали они и то, что людьми можно управлять, давить на их чувство вины и совесть, как я пытался это сделать с тобой. И тогда Бог разделил мир на три, оставив один материальным, а два других – духовными. А книгу эту он забрал себе, чтобы люди лишний раз в нее не влезали. И написал Он другую книгу. Книга эта называется «Правда». В ней, к слову, и написана вот эта история, что я тебе рассказываю. В ней написаны и правила жизни и смерти. Системы Ньяда и Рьяда. Алкеон – единственное место, которое живет само по себе. Бог специально сделал там плоть. С тех пор у каждого человека с рождения появлялся свой срок. Срок, отмеренный на свободу. Поскольку в Алкеоне человеку дана полная свобода воли, Бог никогда не встревает в ход жизни человека там. Он и не смотрит на этих людей, а подставляет к ним по ангелу и черту. А те, в свою очередь, привязываются к подопечным, многие даже после их смерти упрямятся продолжать путь по книге, что у тебя в руках.

Я слушал, замерев посреди комнаты с наполовину пустой бутылкой вина. Неужели эта история настолько поразила черта? Да нет, не думаю. Вероятно, он увидел правила, по которым мы живем. И вот эти правила его как раз и смутили.

– Верно мыслишь. Но этой историей я хотел донести немножко другое. Однажды люди уже искусились прочесть запретную книгу. И ты видишь, во что это превратилось? Единый мир разделился на три, люди утеряли свободу. А в том месте, где она еще осталась, царит преступность, войны и взаимное уничтожение. Понимаешь?

– Понимаю, – понимать-то я понимаю, но крепче прижимаю книгу к груди. Теперь мне стало еще интереснее.

– Ради сохранения спокойствия в трех мирах верни мне книгу, – Аод встал, повернулся ко мне всем телом и протянул руку.

– Ты не представился, – напомнил я.

В ответ Аод усмехнулся и пошел ближе. Мне ничего не оставалось, как прыгнуть на кровать, выбить окно и побежать через город ангелов.

– Я же тебя поймаю! – раздался голос Аода в моей голове.

Но я бежал, не останавливался. Челка разлеталась в разные стороны, открывая клеймо. Прохожие ангелы глядели мне вслед, но не бежали. Аод тоже не бежал, и мне вроде как можно было остановиться, но я не мог. Я старался уйти как можно дальше от города ангелов, спрятаться. Но куда здесь спрячешься? Пока я нахожусь в Рьяде или даже в Ньяде, я как на ладошке у Бога. А может быть даже и у Гортея.

Я прибежал в город душ и там уже остановился. Люди неспешно прохаживались, кто парами, кто в одиночку. Для них увидеть здесь клейменного – это нормально. Но клейменного девятью клеймами еще и в белом балахоне – уже странность. Вокруг собиралась толпа. Меня окружили плотной стеной и смотрели, подобно детям, рассматривающим зверюшек в зоопарке.

– Это же девятка, – говорил кто-то.

– Не подходи, вдруг укусит.

– Они все сумасшедшие.

– Почему он в белом?

– Почему девятка в Рьяде? Это опасно.

– Он просто ничего не понимает. Свихнулся в своем Ньяде.

– Расступитесь! – этот голос я узнал и развернулся бежать.

Через толпу ко мне пробирался Аод. Я побежал, и люди, видно, боясь коснуться девятки, расступались, будто перед прокаженным.

– Стой, Ниортан! – крикнул Аод.

И что-то в его голосе заставило меня остановиться. Это был не тот Аод, с которым я говорил в доме хранителя. Этот – настоящий. Вроде бы и голос тот же, и интонация. Может, я знаю это оттого, что могу сильно думать? Впрочем, неважно.

Аод потянул меня за рукав белого балахона, уводя от этой толпы.

– Он с тройкой? – говорили люди.

– Да они там все в Ньяде психи.

– Они воруют с наших столов.

– Представление окончено! – громом прозвучал голос еще одного Аода.

Настоящий Аод, который все это время не подозревал о самозванце, встал как вкопанный. Мы обернулись.

Самозванец шел на нас твердым широким шагом. Аод обычно так не ходит. Толпа притихла. Я хотел было побежать и уже развернулся, но обнаружил, что с обратной стороны уже стоят ангелы с холодными лицами.

– Кто это?.. – спросил настоящий Аод, прозрачный от страха.

– Не знаю, – ответил я.

– Тройка, – самозванец остановился в паре метров от нас. – Аод Ланда̀рес, – громким, звучным голосом продолжал он. – Три шага назад.

Аод не спешил подчиняться. Он, похоже, совсем запутался в происходящем и смотрел на меня, как будто бы я сам что-то понимал.

– Делай, что говорит, – сказал я, и толпа ахнула.

Аод отпустил меня и послушался. Я оглянулся. Ангелы схватили его за плечи, но не похоже, чтобы ему что-то угрожало.

Самозванец приблизился ко мне. Он протянул руку, а я упрямо прижал книгу к груди.

– Верни, девятка. Твое время и так уже на исходе. Ты сам знаешь, что рано или поздно мы у тебя это заберем.

Я отшагнул назад, самозванец еще приблизился.

– Чем больше ты сопротивляешься, тем меньше ты проживешь.

Я отступил еще и почувствовал, как врезался в кого-то. Мои плечи сжали так же, как и Аода.

– Ниортан де ля Карто! – громогласно провозгласил мое имя самозванец. – Я, архангел Сеир, приказываю вернуть то, что тебе не принадлежит!

Глава 9

– Думать – дело опасное. Никогда не знаешь, куда заведет. Лучше не думать вообще.

Маркус Зусак – «Я ‒ посланник»

Архангел он, значит. Если я правильно понимаю, это для Рьяда что-то вроде Гортея для Ньяда. Он тот, кого боятся ангелы. И сейчас он разгневан. Разгневан на меня, на простую девятку, которая нарушает правила. Они могли пресечь это на корню еще в Ньяде. Но тогда решили позабавиться, понаблюдать, что будет с такой душой. И теперь я зажат.

– Ниортан! – пискнул Аод.

Я повернулся к нему. Ангелы запрокинули его голову и, крепко держа за волосы, надставили к его лбу раскаленную железяку.

– Не надо! – я дернулся к архангелу, но руки крепче сжали мои плечи.

– Не надо было воровать то, что тебе не принадлежит. Отдай мне книгу, и твой товарищ не получит четвертое клеймо.

Не понимаю я ничего. Это ведь архангел, ему труда не составит просто взять и вытащить эту книгу из моих рук. Зачем весь этот цирк с клеймением?

– Не твое дело! – крикнул Сеир так громко, что я, как и ангелы позади, дернулся.

– Ладно, забирай, – сказал я, протягивая «правду».

Думаю, если бы я этого не сделал, Аод бы ни за что меня не простил.

Сеир принял книгу из моих рук и добродушно улыбнулся.

– Что мешало тебе это сделать еще в доме ангела? Не пришлось бы принимать такие меры.

Архангел посмотрел на ангелов, сжимающих Аода, и коротко кивнул. Раздался крик – раскаленное железо расплавило кожу на лбу Аода.

– Лжец! – крикнул я и ломанулся вперед. Десятки рук ангелов вцепились в мой балахон, не подпуская меня к предводителю.

– Благодарю, Ниортан де ля Карто, – сказал Сеир и повернулся спиной.

Он пошел в толпу, которая расступалась перед ним.

Аод еще кричал. Думаю, это крик не боли, а скорее, отчаяния – он так стремился стать двойкой, а теперь снова четверка. С квадратом на лбу. Я рвался вперед, а он больше не пытался ничего сделать. Один вопрос мучил меня. Почему его? Книгу украл я, не возвращал ее тоже я. Так почему же досталось не мне, а Аоду?

– Грязный ход.

Этот голос заставил Сеира остановиться. Голос, который я раньше уже слышал. Раздался он за спинами ангелов, и те разом дрогнули, услышав его. Архангел развернулся всем телом.

– Зачем ты пришел сюда, Гортей? – спросил он, лукаво улыбаясь и поглаживая «правду» по корешку.

Я дернулся сильнее и наконец освободился из хватки ангелов. Те и не попытались задержать меня снова.

– Встречный вопрос. Зачем ты клеймил мою тройку без разрешения?

Гортей прошел сквозь ангелов. Сейчас он выглядел еще страшнее, чем при первой нашей встрече. Вместе с твердым шагом на ботинках звенели металлические висюльки, черный плащ волнами скользил по земле.

Аод перестал кричать, а души отступили подальше. Архангел и демон стояли лицом к лицу. Гортей – со сдвинутыми к переносице густыми черными бровями, а Сеир – с веселым лицом Аода.

– На моей территории и совсем один, – с улыбкой сказал архангел.

– Я не трус.

– Ну-ну, ну-ну, – будто забавляясь, Сеир закатил глаза.

– Как ты собираешься возмещать мне клеймение тройки?

– Ладно, Гортей, если серьезно, – Сеир посмотрел в лицо демону, – если серьезно. Как ты объяснишь незаконное проникновение девятки в Рьяд? Почему я нахожу его в доме своего ангела?

– Это у твоего ангела нужно спрашивать.

Нужно бежать, пока все так увлечены этим разговором. Ангелам сейчас нет дела до нас с Аодом. Они стоят, разинув рты. Думаю, увидеть архангела и демона вместе им раньше не приходилось.

Я потянул Аода за руку, но услышал строгий голос.

– Стоять, – сказал Гортей.

Он вместе с Сеиром смотрел прямо на нас. И этот взгляд не предвещал мне ничего хорошего.

– Со своей девяткой я разберусь, – сказал Гортей уже архангелу.

– И что же ты с ней сделаешь, позволь спросить? – Сеир опять натянул ехидную улыбку и крутил в руках книгу. Книгу, которая вообще-то принадлежит Гортею.

– Это тебя не касается.

– Не каса-а-ается, – протянул Сеир, подстраиваясь под грубый голос демона. – Дорогой друг, либо мы решим наши недомолвки здесь и сейчас, либо…

– Либо что?

– Либо ты окажешься в затруднительном положении, – Сеир хихикнул и стукнул ногтями четырех пальцев по корешку «правды».

– Это я окажусь в затруднительном положении? Как Он отреагирует, когда узнает, что часть «правды» ты пересказал душе? Моей душе, позволь тебе напомнить.

– Ну, дружище, ты же…

– Я тебе не друг.

– Да ну? Раньше ты так не считал, – архангел открыл книгу, будто пытаясь подразнить демона.

Но тот оставался невозмутим, по крайней мере, внешне.

– Прошлое в прошлом, Сеир. Я благодарен за то, что ты забрал у моей девятки мою вещь, а теперь будь так добр, хоть раз поведи себя как архангел и верни ее хозяину.

– Ой-ой, как мы заговорили! Ты правда думаешь, что я отдам? – Сеир вздернул брови.

– Я на это надеюсь.

Сеир рассмеялся. Смеялся он звонко и долго, а Гортей терпеливо ждал, сохраняя невозмутимость.

– Гортей, – сквозь смех говорил архангел, – какой же ты простец! И как таких вообще в демоны берут, а?

Архангел шуточно стукнул демона в плечо, но тот и глазом не моргнул.

– Давай поговорим об этом без посторонних, – предложил Гортей. – Нечего устраивать показушное шоу.

– Может, на моей территории я буду решать, где и при ком мы разговариваем?

Я поймал себя на странной мысли. Несмотря на весь страх перед Гортеем, несмотря на то, что вскоре мне влетит, я все же остаюсь на стороне демона. Может быть, на это повлияло клеймение Аода, а может, и тот факт, что я все-таки живу в Ньяде.

«Еще бы, – услышал я в голове голос Гортея и дрогнул. – Еще бы ты был на его стороне».

Даже сейчас, во время спора, они не перестают читать мои мысли. Один – твердый и прямолинейный, а второй – хитрый и гибкий. Вот какие на самом деле правители Ньяда и Рьяда.

– Значит, не отдашь? – спросил Гортей, почему-то глядя на нас с задумчивым видом.

– А ты что думал? Конечно же, теперь я так просто не распрощаюсь со своим сокровищем!

– Я тебя понял, – в голосе Гортея не слышалось ни раздражения, ни злости. Он оставался прежним, стойким и жутким.

Демон пошел на нас, а Сеир еще раз ухмыльнулся и отправился вместе со злополучной «правдой» вглубь города. Гортей остановился перед нами, и я спиной почувствовал, как расступаются ангелы. Он смотрел на нас сверху вниз. Скорее даже на меня – строго и злобно, с готовностью вспороть мне живот на месте. Холод окутал тело, когда демон с силой схватил меня за белый ангельский балахон и сорвал, открывая мою наготу.

– За мной, – сказал демон, и я послушно последовал его приказу.

Мы шли позади, а Гортей и не оборачивался. Он – высшее существо, думаю, чтобы видеть затылком, глаза ему не нужны.

Аода немного трясло. Он ощупывал клеймо и был полностью увлечен этим, продолжая идти. А мое тело сохраняло прозрачность. Мне вовсе не хотелось идти. Я уверен, меня ждет жестокое наказание, может, и смерть. Ну, а что я могу с этим сделать? Бежать? От демона? Чепуха. Я могу только быть покорным и, возможно, умру без мучений.

После встречи с Сеиром мне трудно даже смотреть на Аода. Архангел выглядит как он, говорит как он, двигается как он. Воплощение ли это, или же он и правда такой, этот Сеир? Можно попробовать расспросить самого Аода, может, он что-то и знает. А лучше расспросить ангела, тот уж наверняка ответит, как на самом деле выглядит архангел.

– Никаких разговоров с ангелами, – сказал Гортей, продолжая смотреть вперед.

Я поежился. Ага, ангелы ведь слуги Сеира. А у него, как я понял, вражда с Гортеем. Неужели вражда из-за какой-то книги? Так если они оба ее читали, зачем за нее устраивать такой переполох? Но, если посмотреть с другой стороны, переполох устраиваю я.

Гортей остановился у двери, разделяющей Рьяд и Ньяд. Черт-привратник вытянулся стрункой, а мы с Аодом смотрели на него из-за спины демона.

– Ангелов, за исключением привратников, не пропускать, – велел Гортей.

Черт быстро закивал, а ангел раскрыл рот.

– Сеир сказал… – начал он.

– А я говорю – не пускать.

Не дождавшись ответа, Гортей открыл дверь и вошел в туманный Ньяд. Жара окутала нас. Аод все еще дрожащими пальцами ощупывал клеймо и как будто не замечал смену обстановки. Он постоянно переходит из Ньяда в Рьяд и обратно, он привык. А мне после приятной прохлады Рьяда пришлось тяжко. Даже голова немного закружилась.

Мы шли через город душ. Прохожие за исключением девяток и восьмерок оглядывались на демона. Подозреваю, что многие и не знали о его существовании, проживя здесь сотни лет.

Мы шли мимо надзирателей, которые в страхе отступали в туман, шли мимо потерявших волю девяток, которые поднимали глаза и непонимающим взглядом рассматривали мою челку. Мы вышли за город и прошли врата, где незнакомые привратники быстро спрятали колоду игральных карт под балахон.

Интересно, где же сейчас мои ангел и черт. Надеюсь, им не сильно влетело, или они успели скрыться. Хотя я очень в этом сомневаюсь. Куда здесь скроешься? В обоих мирах пустыня, и города унылы, и правители – тираны. По крайней мере, они оба страшные.

Мы вошли за стены дворца демона. Только сейчас, когда вокруг появился воздух, Аод пришел в себя. Кажется, он и не замечал, что идет куда-то, а сейчас начал перепугано вертеть головой и поглядывать на демона.

– Прости, – сказал я Аоду.

Он не ответил – только поджал губы. Даже не посмотрел на меня. Хотя я ничего и не сделал, все равно остался виноват в клеймении. Стоило мне раньше отдать книгу… Да что там, вообще изначально не надо было ее трогать. И ходить сюда – ну какой черт меня искусил? Явно не мой.

Мы поднимались по широким ступеням. В прошлый раз с Аодом мы осторожничали, ведь были незваными гостями. Сейчас демон шел рядом, но от этого легче как-то не становилось. Лучше бы я и не знал о существовании этого места. Спокойствие в неведении.

Гортей открыл деревянную дверь с резными узорами. Внутри было темно, но ровно до того момента, как демон переступил порог. У дальней стены в камине сам по себе разгорелся огонь, на стенах и на столе в канделябрах вспыхнули свечи, освещая комнату желтоватым светом и наполняя воздух запахом воска. Я втягивал его всей грудью, наслаждаясь возможностью чувствовать хоть что-нибудь.

Тяжелыми шагами Гортей прошел к гладкому столу, выдвинул стул с высокой спинкой и сел, вытянув ноги – толстые черные подошвы торчали из-под стола.

Дверь захлопнулась, колыхнув пламя свечей.

– Четверка, подойди.

Аод не сразу понял, что обращаются к нему. Видно, уже привык быть тройкой. Но под выжидающим взглядом демона он опомнился и подошел к столу. Демон потянулся, схватил рукой в белой перчатке серый балахон Аода на плече и потянул на себя, заставляя новоиспеченную четверку наклониться через стол. Второй рукой Гортей стал щупать клеймо.

– Небрежно поставлено, – утвердил он, отпуская моего товарища. – Чтобы снять, надо идти к Богу. Мне не нужны лишние вопросы, понимаешь?

– Понимаю, – сказал Аод, кладя руку на клеймо, и понурился.

– По пути сюда вас обоих интересовало, что стало с чертом, – говорил демон, кладя подбородок на переплетенные пальцы согнутых в локтях рук.

Не только с чертом, но и с ангелом. Меня интересовало, что стало с обоими.

– Если тебе интересно, что стало с ангелом, можешь пойти и спросить у Сеира, – демон улыбнулся, если это можно назвать улыбкой. Он слегка подтянул уголки губ, но в целом лицо осталось невозмутимо.

– Воздержусь, – выдохнул я.

– Я на это надеюсь. Черт в порядке и сейчас сидит в соседней комнате, ожидая твоего решения.

Гортей замолчал, видимо, ожидая вопроса, который уже вертелся на языке.

– Какого?

– Какое решение ты примешь, зависит только от тебя. Но, если оно меня не устроит… – Гортей развел руками, оставляя мне самому догадываться, что будет, если я приму неправильное решение.

Аод отступил от стола и встал рядом со мной.

– Выбирать есть из чего. Либо вы оба повинуетесь, либо нет.

Повиноваться? Ну, естественно, для меня лучше забыть про существование книги, из-за которой, кажется, скоро начнется война.

– Не спеши с ответом, девятка, возомнившая себя демоном. Хорошо подумай.

Я не мнил себя демоном.

Гортей усмехнулся на мою мысль. Вообще-то не так легко обдумывать какие-то решения, зная, что в моей голове копаются.

– Мы повинуемся, – покорно сказал Аод.

Гортей встал. Оно обошел стол и остановился прямо над моим товарищем. Они примерно одного роста, но все равно создается ощущение, будто демон смотрит сверху вниз.

– Не верю.

Аод вынужденно отшагнул. Я бы тоже не смог стоять так близко к Гортею.

– Аод Ландарес, сильный при жизни, слабый после смерти. Ты подавал большие надежды. Ты с девятки вырос до тройки, ты подчинялся, но иногда ускользал от правил. Ты находил общий язык с ангелами и чертями, иногда подкупал их. Не думай, что я ничего не знаю. Ты тот, кто умеет заговаривать зубы, тот, кто своей болтливостью способен убедить кого угодно.

Аод облизнул губы. Я вообще не понимаю, к чему этот демон клонит.

– Ниортан де ля Карто.

Я вздрогнул. В Ньяде редко можно услышать мое имя от кого-то, кроме Аода.

– Ты, напротив, слабый при жизни, но невероятно сильный после смерти. Ты напрямую нарушаешь все правила, тебя больше заботит победный результат, но совсем не беспокоит ответственность. До тех пор, пока не приходит время ее нести, разумеется. Ты тот, у кого в Ньяде и Рьяде есть преимущество перед другими душами. Пониженные в должности хранитель и искуситель, те, кто готов нарушать правила ради тебя. Я это к тому, что вы никогда не успокоитесь. Я отпущу вас сейчас, через неделю вы вернетесь ко мне на ковер и будете так же смотреть большими перепуганными глазами.

Не зная, что на это ответить, я понурил взгляд. Не могу же я сказать так: «да, я буду нарушать правила и дальше». Да и демон этот прав, черт возьми. Это сейчас я думаю, что лучше бы даже не ходил сюда. Это сейчас я уверен, что впредь буду молча выполнять работу девятки. Только сейчас. А что потом?

– А потом ты будешь десяткой.

Я стал прозрачным. Десяткой, значит. Получается, в этот раз я так просто отсюда не уйду. Черт уже говорил – Гортей не прощает дважды. Или это говорил ангел? Сейчас неважно. Я умру. И теперь умру в любом случае, что бы я дальше ни делал. Моя покорность, смирение с судьбой девятки больше ничего не решат. Решит только время. А оно – на исходе. Сколько минут мне осталось? А может, секунд?

Гортей смотрит на меня, как будто чего-то ожидая. Он знает, о чем я думаю. Он знает, что развязал мне руки. И он знает, что я это понимаю.

Поэтому я разворачиваюсь, открывая демону спину, и ухожу.

Глава 10

– А ты веришь в загробную жизнь?

– Сдается мне, это она и есть.

Стивен Кинг – «Стрелок»

Гортей не последовал за мной.

Сейчас я понимаю – это решение правильное. Поступить так, как поступал всегда. Сохранить свою личность, честь и достоинство. Не становиться тупой девяткой, не становиться покорным. А действовать. Познать запретную правду, обрести свободу. Где бы я ни находился, воля еще со мной. И никто не может воздействовать за меня.

Надзиратели скажут: «иди, таскай камни». Но они не могут сделать это моими руками. Я получил приказ – значит, у меня появился простой выбор. Выполнять его или нет.

Я не спешу покидать дворец. Аод все еще у Гортея, вероятно, выслушивает пугающую лекцию о том, что нужно избегать таких, как я. А я же иду в соседнюю комнату. За ее дверью моего решения ждет черт. Он стоит спиной, глядя в окно на туманы Ньяда, и знает, что я вошел. Он тоже знает о моем решении. Но ждет, что я заговорю сам.

– Пошли, – сказал я. – Здесь нам больше нечего делать.

– Пошли, – ответил черт.

Черт не задает вопросов. Он не пытается меня остановить или переубедить – он знает, что я прав. Он читал мои мысли, стоя за стеной, он знал об этом разговоре. А даже если бы он не мог читать мысли, что ж, он бы все равно догадался. Он прожил в моем внутреннем мире много лет, анализируя мои поступки и решения. Он знает меня, как Гортей знает все, что творится в Ньяде.

Прятаться я не собираюсь, по крайней мере, пока. Да и где здесь спрячешься? Если он захочет – найдет.

Черт идет слева, не нарушая тишину дворца. Он мягко ступает босыми ногами по прохладному полу, его шаг неслышен. Он похож на призрака, который подкрадывается к детям ночами, чтобы испугать. Сначала дети отлично помнят, что видели действительно призрака. Но, когда вырастают, начинают строить догадки. Самая распространенная из них: показалось. Вот так взрослые люди и врут себе, называя очевидное не очевидным.

Мы вышли из дворца в тишине. Я до последнего держал прохладный воздух внутри, но надолго меня не хватило. С тихим выдохом я опустошил грудь, продолжая идти по горячей земле. Мы прошли мимо привратников, которые дернулись, чтобы убрать карты, но, не обнаружив с нами Гортея, расслабились и продолжили игру. Голос надзирателя в моей голове позвал есть, и мы шли против густого потока зомбированных бессонницей восьмерок и девяток. Я слышал, как в тумане булькает склизкая жидкость, разливаясь по тарелкам. Я шел мимо построенных девяток, разглядывающих пальцы своих ног.

И мне ничего за это не было.

Черт рядом со мной – привратник. Он выше всех этих надзирателей, выше всего этого Ньяда. Он видел правду, и он выше всех прочих чертов и ангелов, которых я когда-либо встречал. И он мне покровительствует.

Мы прошли город, наполненный мученическими душами, и двинулись по бескрайней пустыне, не видя ничего перед собой. Сегодня туман особенно густ. Даже огромное красное солнце выглядит размытым тусклым пятном. И мне кажется, будто я вижу его движение, вижу, как оно медленно скользит по небосводу, движимое неведомой мне силой.

В тумане проявляются темные пятна наваленных груд камней и полуразрушенных домов. А может быть, дома эти не полуразрушены? Может, я ошибался все это время, и они просто не достроены? Возможно, когда-то здесь собирались построить красивый город, подобный городу душ в Рьяде, но не успели.

– Ты прав, – наконец, заговорил искуситель, и голос его, как и всегда, прозвучал мягко, даже убаюкивающе. – Когда-то, это было очень давно, здесь планировалось построить огромный город, в котором бы жили и души, и мы. Но это было уж слишком давно.

– А почему его так и не достроили? – спросил я, разглядывая, как медленно передвигаются в тумане силуэты местных жителей – чертей разных должностей.

– Тогда все было иначе, – черт пожал плечами. – Гортей не прятался в своем дворце, надзиратели не пользовались плетями.

Черт замолчал. Мы вошли в дом, в котором я уже бывал раньше. Здесь все осталось на своих местах. Все так же дверца шкафа раздражающе висит на петле, норовя оторваться в любую минуту. И все так же в этом шкафу однообразный гардероб одинаковых черных балахонов.

Я снова становлюсь чертом, надевая один из них. Не хочу прятать клеймо, хочу оставаться собой. Какой-то странный душевный порыв, желание жить полной жизнью, не оглядываясь ни на какие правила, он вызывает внутренний трепет и осознание: я все равно умру. Гортей сказал это прямо, он сам сподвигнул меня нарушать законы и правила.

– И он сделал это специально, – дополнил мои мысли черт.

– Я так и думал, – улыбнулся я, поправляя складки черного балахона.

– Сеир не имеет права ничего с тобой сделать. Из-за случая с Аодом у него и так могут возникнуть определенные проблемы. Тебя он не тронет.

Я киваю и выхожу из дома. На нас оглядываются. Один надзиратель даже подошел, и, изумленно глядя на мой лоб, собрался было нанести удар плетью. Но что-то его остановило. Думаю, это был суровый, совсем не чертовский, а скорее демонический взгляд моего искусителя. Так же смотрел Гортей на Сеира, когда они стояли лицом к лицу посредине Рьяда.

Больше к нам никто не подходил, хотя черт и вернул себе обычное мягкое выражение лица. Добродушные глаза смотрели прямо, мне даже начинало казаться, будто искуситель может что-то видеть через туман. Но дело не в этом. Много раз пройдя по одной и той же дороге, он уже не задумывался о маршруте. Он просто шел, зная, где находится дверь.

Вратовой черт в изумлении посмотрел на меня. Но в его случае взглядом все и закончилось. А вот ангел встал поперек пути, расставив руки в бока. Настроен он был решительно и не собирался пропускать нас.

– Дальше не пройдете, – сообщил он.

– Пройдем, – ответил искуситель и, обойдя ангела, взялся за ручку двери.

– Не пройдете, – сказал ангел и убрал руку черта. – У меня приказ от Сеира. Не пропускать никого, особенно вратовых в сопровождении с девятками.

– Ангел, – сказал черт и, к моему изумлению, я услышал в его голосе презрение с примесью гнева. – Пропусти по-хорошему.

– Иначе что? Что ты сделаешь? – ангел улыбнулся.

– Иначе я пройду силой.

Эти слова прозвучали спокойно. Слишком спокойно для того, кто говорит с равным.

Черт, что охраняет дверь в Рьяд, отступил от нас на пару шагов. Его лицо вытянулось в изумлении. Вероятно, он даже и не знает, на чьей стороне находится сам. На стороне такого же черта, но нарушающего правила, или же на стороне того, с кем работает неизвестно сколько.

– Силой, говоришь? Ты знаешь, чем это может закончиться? – ангел скривил губы на левую сторону.

– Смертью одного из нас, – сказал черт.

Ангел не отвечал. Он стоял и скалился, с вызовом пялясь в лицо черта.

Мне трудно поверить в то, что ангел и черт могут убить друг друга. В конце концов, они не люди и выше всего этого.

Я поймал на себе взгляд искусителя, но он воздержался от комментариев к моим мыслям. А что такого, собственно, я подумал?

– Нет, – произнес голос черта в моей голове. – Ты прав. Ничего такого.

И к моему изумлению ангел опустил руки и посторонился, открывая проход.

– Благодарю, – сказал черт и открыл дверь в Рьяд.

Я вошел вслед за ним и закрыл дверь. Рьяд встретил нас приятной прохладой и влажной землей под ногами. Влажной, но не живой. Как и в Ньяде, здесь нет места зеленым деревьям и траве. Наверное, потому здесь и нет воздуха.

– Почему он нас пустил? – спросил я у черта, не оглядываясь на пейзажи мертвой пустыни.

– Потому что не хотел умирать, – ответил черт дружелюбным голосом.

– Не похоже было, чтобы он тебя боялся, – попытался подколоть я искусителя.

– Он и не боялся. Он знал, что один из нас действительно погибнет, если будет драка. Вероятность того, что это буду я, меньше, чем обратная. Ведь он знает, что мои мысли сильнее.

– Почему ты так уверен в этом?

– Потому что я был искусителем, а он выше привратника не поднимался.

Мы замолчали. Я догадывался, куда ведет меня черт. Но зачем он меня туда ведет, оставалось для меня тайной, покрытой густым туманом. Мы не шли в город душ, не шли в город ангелов. Мы завернули за дверь, слушая возмущенные возгласы ангела, что стоял по эту сторону. Слушали, но не отвечали. Он все равно не покинет свой пост, все равно не сможет пойти за нами.

Хотя я знаю ангела, который смог пойти за душой в рабочее время. Это был мой хранитель, который меня вернул от дворца Гортея. А позже он вместе с чертом еще и пошел за мной внутрь. Не знаю, откуда им стало известно, что я там нахожусь.

– Просто, – сказал черт. – Ты слишком громко думаешь.

– То есть? – спросил я. – Это значит, что еще на подходе к дворцу Гортей знал, что я рядом?

– Конечно. И знал, что мы идем за тобой. Точно так же, как Сеир знает, что сейчас мы подходим к его дому и собираемся совершить то, что собираемся.

– В смысле, забрать «правду»?

– Не только ее.

Мне стало страшно. Я даже увидел, как тело мое стало обретать легкую прозрачность. Но, вспомнив диалог с Гортеем, я облегченно вернул яркие цвета телу. Я все равно умру, что бы ни случилось. Как бы я из кожи вон ни лез, меня наградят десятым клеймом. Я уже это заслужил, и демон уже пообещал это со мной сделать.

– Да, – сказал черт. – А еще он пообещал, что Сеир тебя не тронет.

Сеир не тронет… Да, он не тронет, он только пнет меня под зад, подальше от правды. Хотя, вероятно, он уже приготовился к встрече с нами. Он знает, как отправить меня к чертовой бабушке (черт изумленно посмотрел на меня), не прибегая к силе.

На горизонте проявляются очертания дворца. Он больше, чем у Гортея, и выглядит достаточно светлым. Белые, нежно-голубые и розовые цвета сливаются с небом, устремляются ввысь многочисленными башенками. Стены вокруг дворца нет, зато я понял, что нахожусь на его территории, когда ноздри втянули воздух, пропитанный запахами каких-то неизвестных мне цветов.

Собственно, цветов во дворе нет, как и самого двора. Просто в один момент под ногами показалась тропинка, аккуратно выложенная из светлых гладких камней. Приятно ступать по ним босой ногой, ощущая легкое тепло.

Двери у дворца нет. Вместо нее огромная арка. Да уж, Сеир чувствует себя увереннее, по сравнению с Гортеем. Он не выстраивает стены вокруг жилища, не ставит двери. Хотя, если вспомнить, демон вход не запирал.

Мы пошли по светлому мраморному полу, не застеленному коврами. Толстые стены образовывали длинный лабиринт без единой двери. Кругом только арки, за которыми виднеются разные помещения. То пустая столовая с единственным маленьким столиком и стулом, то огромная библиотека, в которую черт вожделенно поглядывал, проходя мимо. А то и вовсе мы увидели некое подобие картинной галереи. Неужели кто-то из жителей Рьяда рисует? Не может это быть простой душой. Или бесчувственным ангелом, слепо выполняющим указания Сеира. Скорее, сам Сеир и создал эти картины.

Протягивая время перед встречей с архангелом, я все же зашел посмотреть, что же он рисует. На картинах изображены пейзажи. Это и джунгли с летающими повсюду птицами, и подводные миры океанов с разноцветными рыбками, и желтые песчаные пустыни.

– Это внутренние миры душ, – сказал искуситель, рассматривая шедевры архангела. – Они у всех разные и неповторимые. У кого-то там буйствуют дикие животные, а у кого-то – волны океана обрушиваются на острова, бывшие в прошлом огромными пустынями.

– А у кого-то, – услышал я голос своего ангела и обернулся. – У кого-то и этих островков не осталось. Уж слишком много они думают, слишком много о себе мнят.

– Лучше уж много о себе мнить, – сказал черт, – чем следовать «правде».

– Поверь мне, черт, лучше уж следовать «правде», чем быть мертвым, – ангел улыбнулся. Его глаза лихорадочно горели, когда он медленно подходил к нам.

– Нет, Сеир, ты не прав, – медленно проговорил искуситель.

– Не прав? Я? Ты, видно, не знаешь. Да и откуда тебе-то знать, ты же не поднимался выше искусителя. Так вот. Тот, у кого в руках «правда» – тот и прав. И это тоже вписано в книгу в качестве правила.

Сеир, изображая нахальную улыбку, остановился перед чертом, который осмелился смотреть на архангела с вызовом.

– Поэтому вы тогда с Гортеем так сцепились? – вставил слово я, и обе головы повернулись ко мне.

– Сцепились? – Сеир натянул улыбку еще шире. – Мы не сцепились. Это он, властолюбивый эгоист, не хотел давать мне возможность подержать книгу у себя. Заграбастал ее, а потом еще и удивляется, почему это я из его троек четверок делаю? Да потому, что четверки не имеют права ходить в Рьяд, а тройки – имеют. Тошно мне от вас всех, нумерованных.

– А мне тошно от тебя, – бросил черт, поражая меня своей смелостью.

– Тебе тошно? – архангел поднял брови домиком. – Бесчувственному черту, у которого нет личности, нет самостоятельного «я»? Ах, ну да! – Сеир состроил страдальческий голос и театрально запрокинул голову. – Ты же у нас «правду» читал.

На последней фразе архангел понизил голос и заговорил так холодно, как обычно и говорит мой ангел. Вообще, странно видеть врага в образе близкого друга.

– Врага? Ой-ой, надавать бы тебе по голове за такие мысли, девятка. Да вот только жаль, Гортей может очень расстроиться. Видишь ли, ты у него на особом счету.

– Что это значит? – бросил искуситель, делая шаг навстречу архангелу.

Тот, однако, не удивился подобному смелому поведению и продолжил весело улыбаться, строя наивные рожи на лице моего хранителя.

– А я откуда знаю? Пойди к Гортею и спроси. Так ведь тебе ответил тот чертенок, когда отправлял ко мне узнать о судьбе ангела? – Сеир перевел внимание на меня.

– Если Гортей «чертенок», то кто ты? – выплюнул я фразу, желая задеть честь архангела.

Да, мне было страшно. Но я все равно получу десятку. Что бы я ни делал, Гортей ясно дал мне знать, чем все кончится для меня.

– Я тот, на чьей стороне «правда», – сказал Сеир, прищуриваясь.

– Что стало с ангелом? – спросил черт, отвлекая меня от бесполезного разговора о Гортее.

– С каким ангелом? У меня их, знаешь ли, целый город, – Сеир развел руками, будто пытаясь изобразить, насколько этот город велик.

– С моим напарником, – уточнил черт и задрал рукав черного балахона.

На внутренней стороне предплечья, подобно клейму, красовался неизвестный мне символ. Такими символами были наполнены бумаги на столе хранителя, такие символы написаны на обложке «правды».

– Ах, твой напарник, – выдохнул архангел, строя фальшиво-страдальческое лицо. – Увы, увы.

– Что ты сделал?! – повысил голос черт.

Он как будто бы даже стал ярче выделяться на фоне белой стены, увешанной картинами с внутренними мирами.

– Ты правда хочешь, чтобы я сказал это вслух? – архангел сделал вид, что расправляет складки белого балахона.

Черт сорвался. Мне даже показалось, будто воздух уплотнился вокруг него, как будто его окутала некая темная аура (это слово я узнал от младшей сестры). Черт дрожал. Вместе с ним дрожал и мраморный пол, и картины на стенах, и я. Только Сеир звонко смеялся, все уплотняя мрак, окутавший нас. В комнате становилось темно.

– Что же я сделал с ангелом, а? – сквозь смех говорил Сеир.

Мне стало страшно. Сильнее я сейчас боялся не архангела, не его слов. Я боялся черта, боялся его истинной природы, которая только сейчас проявилась при мне. Рядом со мной действительно стоял черт, а не добродушный юноша с мягким лицом, всепрощающий и безгрешный.

– О, да, давай же, больше ненависти! – радостно вопил архангел. – Когда-нибудь ты станешь воистину великим!

В архангела полетела картина, сорвавшаяся с веревочной петли. Она замерла, не долетев до цели всего полметра.

– А если я нападу? – архангел перестал смеяться, но оставил широкую улыбку и превеселый голос.

– Хватит, – тихо сказал я черту, но он как будто и не слышал. Тьма вокруг него все густела, мне начинало казаться, что ее можно потрогать рукой, и что она окажется холодной.

– Брось, девятка, ты его не остановишь такими словами. Хочешь, покажу, как надо?

Вот уж чего мне явно не хочется, так это потерять черта!

– Смотри! – сказал Сеир, будто и не услышав моих мыслей. – С твоим напарником я поступил справедливо. Я изгнал его!

Глава 11

Мы знаем, что мир без боли – это мир без чувств, но ведь мир без чувств – это мир без боли.

Дэниел Киз – «Таинственная история Билли Миллигана»

Комната посветлела, дышать стало легче. Признаюсь, меня больше пугало состояние черта, чем судьба ангела. А его, видимо, наоборот.

– Изгнал? Просто изгнал? – спросил черт мягким, но удивленным голосом.

– Что значит «просто изгнал»? – Сеир презрительно скривился. – Вообще-то ангелы больше смерти боятся изгнания. Ах, ну да, ну да… Что черт может в этом понимать?

– И куда ты его изгнал? – продолжал расспрашивать искуситель.

– Я что, на допросе что ли? – архангел всплеснул руками.

Он взял картину, которая все еще висела в воздухе, осмотрел ее со всех сторон и, медленно пройдя между мной и чертом, повесил ее на место.

– Куда он ушел? – спросил черт.

– Эх, какой же ты зануда! Все вы, черти, такие. По Рьяду где-то бродит, за пределами моих границ.

Черт не ответил. Он прошел мимо архангела. Сеир пытливо смотрел на меня, будто ожидая чего-то еще. Но я пошел за чертом, оставляя архангела стоять посреди своей галереи. Я бы мог попытаться спросить о «правде», но, думаю, мне это не даст результатов. Только силы впустую потрачу, только время зря потеряю. Может, когда-нибудь я ее и прочту. Может, и искуситель поделится тем, что знает. Но отобрать книгу у Сеира, думаю, сложнее, чем у Гортея.

Как у меня это вышло в прошлый раз – не знаю. А может, демон подстроил это специально? Может, ему выгодно вести войну с Рьядом? Демона понять сложно. Что им движет, зачем он отправил меня сюда и развязал руки?

На улице мы шли не к городу, а продолжили путь по огромной голой пустыне, что простиралась вдаль на тысячи километров. Ни единой души, ни черта, ни ангела, ни здания. Никакого отдаленного силуэта. Только я и черт, только молчание.

Мы просто шли, не переговариваясь. Я все еще думал о «правде». Она ускользнула из рук, хотя могла и открыться мне, как открылась и черту. Она изменила его.

Искуситель стал вспыльчивым, обрел какую-тобезрассудность, не свойственную иным чертям. Он стал живым, почти как человек. Он открыто демонстрировал свои привязанности, он не боялся говорить в лицо архангелу то, чего боятся другие. Или это Гортей на него так повлиял?

– Мы говорили с ним о «правде», – нарушил молчание черт. – Мы говорили с ним… почти как равные.

– Да? – удивился я. – И о чем же вы говорили?

– Мы говорили о том, что здесь делать нечего. Он сказал, что если я хочу спасти тебя, то нужно сбежать отсюда. Сбежать в Алкеон.

Я оторопел.

– В Алкеон? Каким образом?

Я остановился. Черт прошел несколько шагов и развернулся ко мне.

– Через дверь.

Его спокойное лицо не выражало никаких эмоций.

– Через ту дверь, через которую я пришел в Ньяд? – спросил я.

– Таких дверей много, – искуситель развернулся и продолжил путь по пустыне.

– Но сначала нам нужно найти ангела? – спросил я.

В ответ искуситель кивнул.

Мы шли на запад, в сторону заходящего солнца. Сейчас оно походило на большое красное пятно Ньяда, размытое туманом. Красноватый свет рассеивался, отражаясь от влажной почвы пустыни. Становилось прохладно.

Черт позволил мне поспать ночь, затем мы двинулись дальше. Сам искуситель не сомкнул глаз. Жутко хотелось есть, и желудок трубным гудением все чаще напоминал об этом. Но еды не было. Не было и поселений, где можно попросить еду.

Черт почти не разговаривал со мной, находясь в собственных мыслях. Он смотрел за горизонт долгим печальным взглядом. А я старался не отвлекать его от этого занятия. Авось и увидит ангела.

Я чувствовал себя одиноко даже рядом с чертом. Слишком мы мелкие в этой пустыне, а может, это она так огромна. Мысль, что внезапно ворвалась в мою голову, радовала меня. Мысль, что здесь я полностью свободен. Настолько свободен, насколько могу быть таковым. За пределами территории Сеира и Гортея.

– Но посреди пустыни, – вставил черт, развеивая мою радость.

К следующему вечеру на фоне покрасневшей линии горизонта мы увидели белое облако. Черт велел спать, а сам сел, положил локоть на согнутую в колене ногу, и смотрел вдаль, на это облако. Этой ночью мне ничего не снилось.

Когда я проснулся, черт сидел неподвижно, все в той же позе. Он даже не заметил, как я встал и отошел отлить. Белое облако приближалось и уже не сливалось с линией горизонта.

– Что это? – спросил я, одергивая черный балахон.

– Падшие, – ответил черт и поднялся. – Ангелы, которых изгнали.

Я заулыбался.

– Среди них может быть и хранитель?

Черт чуть сжал губы и, опустив голову, коротко ей мотнул.

Только к вечеру мы смогли достигнуть падших. Они остановились на расстоянии, спокойно нас разглядывая. Я стоял справа от черта и смотрел в их одинаковые холодные лица.

Один ангел выступил вперед. Должно быть, их лидер.

– Судья, – сказал он, скользнув взглядом по черту, а затем остановив его на моем лбу с растрепанной челкой.

– Привратник, – представился черт. – Со мной девятка.

Судья кивнул.

– Что делают черт и девятка в этом месте?

Руки ангела, как и его свиты за спиной, одинаково сложены на бедрах. Эта толпа выглядит истинно неживой.

– Ищем моего напарника. Он падший.

– Мы никого не встречали, – сказал ангел, продолжая сверлить мой лоб. – Вы откуда идете?

– От Сеира, – сказал искуситель.

– Сочувствую, – ангел чуть дернул головой. – Если продолжите путь на запад, найдете город. Там можно отдохнуть, не привлекая лишнего внимания.

– Благодарю, – сказал черт.

– Прощайте, – сказал судья и отправился на восток.

Толпа ангелов шла мимо нас, глядя на своего предводителя. Мы с чертом черными неподвижными пятнами выделялись на фоне их белых балахонов. А потом пошли дальше.

Еще три дня и три ночи мы шли по пустыне, останавливаясь только на мой сон. Черт не спал совсем, и я начал подозревать, что он вообще никогда не спит. Хотелось есть, но еще сильнее меня мучила жажда. Я облизывал сухим языком губы, пытаясь хоть немного их увлажнить. С огромной благодарностью к Богу за влажную землю я стаскивал с себя ночами черный балахон и голой спиной ложился на прохладную поверхность.

Когда вдали появились очертания города, я вовсе не стал ложиться. Мы шли всю ночь, наблюдая, как медленно приближаются квадратные длинные здания. Этот город отличался от города Сеира – это заметно издалека.

В городе на нас не оборачивались. Толпы ангелов и душ прогуливались вместе, не чураясь друг друга. Встречались среди этих толп и черти, выделяющиеся в толпе черными балахонами. На меня, клейменного девятью клеймами, никто не обращал внимания. Заборы огораживали частные жилые дома, квадратными коробками расставленные вдоль широкой дороги. Женщина в окне одного дома мыла посуду. На ее лбу я разглядел двойное клеймо. Мужчина и женщина вели за руки мальчишку, иногда поднимая его над землей, отчего тот звонко смеялся.

Живой город посреди мертвого мира душ. Именно тогда, когда я успел разочароваться в загробных мирах. Оказывается, не все так и плохо.

– Это зависит от правителей, – объяснял черт. – Нашему Рьяду не очень повезло с Сеиром. Да и Ньяду, мягко говоря, Гортей не подарок.

– Думаю, демон и должен быть злым, – предположил я.

– Демон, но не архангел, – черт улыбнулся. – Если столкнуть зло с добром, получится равновесие. Но если же столкнуть зло со злом – получится еще большее зло.

– Наверное, ты прав, – согласился я, уклоняясь от слоняющегося по дороге мальчишки.

– Странно, но у нас я совсем не видел детей, – заметил я.

– Не странно, – сказал искуситель. – Каждый архангел и демон совместно решают, кого они хотят видеть в своих городах после смерти. Если они не хотят детей – их к ним и не отправят.

Растений тут не было, как и у Сеира с Гортеем. Но улочки украшали статуи в виде деревьев, раскрашенные в разные цвета. Так получались яркие цветущие сады, которые никогда не отцветут и не увянут.

– Но и не вырастут, – заметил черт.

В центре города стоял дворец. Сразу видно отличие – он не прячется где-то за городом, наблюдая за происходящим извне. Он сидит внутри, и он открыт для посещений. Души ходят во дворе, среди них я разглядел и рабов. Но эти рабы не ведут себя так, как подобало у Гортея. Они общаются со свободными душами, один даже держит на руках младенца, чей чистый лобик никогда не пронзала раскаленная сталь.

Вобрав воздух в грудь, я почувствовал запах воздуха. Свежего, прохладного и влажного. И только теперь я понял, что черт целенаправленно идет во дворец.

– Потому что нам нужно договориться с местным архангелом, – объяснил искуситель, хотя я даже не успел обдумать вопрос. – Нужно, чтобы он пропустил нас в Алкеон. Это мог бы сделать и Гортей, но он далеко. Да и Сеир нас в Ньяд больше не пустит. Наверное.

Дворец наполняли посетители. Рабов среди них я не видел, как и чертей. Возможно, поэтому только теперь на нас стали поглядывать. Но все молчали, нам так и не пришлось услышать нелестные слова в свой адрес. Нас не прогоняли.

Черт будто бы и знал, куда идти и где искать архангела. Он поднялся по ступеням на самый верх. Над прозрачным купольным потолком виднелось яркое солнце.

Здесь мы и увидели его. В ангельском балахоне, но не ангела. Я это понял сразу, отличался он от ангела и лицом, и чем-то еще, мне недоступным и непонятным. Как будто вокруг него сфокусировался весь мир. Он источал добро. Оно пробегало по моему телу мягким теплом, начиная от пяток, заканчивая макушкой. И мне чудилось, будто это я источник добра и тепла. Мне даже казалось, как будто я начал светиться, как будто я взлетел над землей, как летал сразу после смерти.

– Приветствую в моих владениях, Ниортан де ля Карто. И тебя, черт, которого прежде звали Фетом.

Архангел слегка поклонился, а черт дрогнул. Он говорил, что у них нет имен. Врал?

– Вижу, что ты ничего не знаешь, – мягко сказал архангел. – Что же, не все ведут такую политику. Большинство демонов и архангелов предпочитают, чтобы их подчиненные не знали своих имен.

Архангел пригладил тонкими пальцами длинные черные волосы, что мягко спускались по закругленным плечам.

– Фет?.. – тихо повторил черт.

– Если быть точным, то Фетаад. Но все звали тебя Фет. Ну, а я Вассил, местный архангел.

Я кивнул, а черт все еще удивленно пялился на архангела.

– Я знаю, зачем вы пришли. Гортей написал мне с просьбой, чтобы я выслушал вас и по возможности помог тем, чем смогу помочь. Но ваши мысли могут отличаться от того, что вы можете у меня попросить.

– Можно ли мне поесть?

Я почувствовал, как краснею. Мне даже стало немножко стыдно перед чертом, ведь я не собирался просить того, что попросил.

Архангел рассмеялся. Это был не звонкий и режущий смех Сеира, а мягкий шелест листьев в теплый ветерок.

– Хорошо, Ниортан, я накормлю тебя. Ну, а ты, Фетаад?

Черт снова дернулся. Он на глазах становился прозрачным, почти невидимым.

– Я понимаю тебя, – архангел подошел к искусителю. Он положил руки на его прозрачные плечи, притянул к себе и обнял. – Я тебя понимаю, – повторил Вассил, поглаживая волосы черта, как отец. – Тебе открылась «правда», и ты всеми силами пытаешься забыть ее, пытаешься не думать об этом. Но чем сильнее твои старания, тем крепче это знание въедается в разум, тем настойчивее оно преследует тебя. Ты, Фетаад, воспринимай это иначе. Ты думай об этом. Думай о «правде», ведь это не проклятие, это дар. Думай об этом. И только тогда ты сможешь забыть.

Черт отстранился. Он больше не был прозрачным, но на его лице теперь отражалось недоверие. Сколько эмоций! Едва придя в Ньяд, я думал, что черти вообще на такое неспособны. А видел уже и слезы, и смех, и страдания. Они способны на все. Они такие же, как и мы.

– Мы ниже, – тихо проговорил черт. – Намного ниже.

– К сожалению, это так и есть, – архангел повел плечами, будто разминая их после долгого сна в неудобной позе. – Что же, Ниортан, пойдем, я накормлю тебя. А твой искуситель к нам присоединится. Да, Фетаад?

Черт кивнул.

– Тогда пройдемте за мной.

Мы спустились на этаж ниже. Души и встречные ангелы останавливались. Их лица излучали доброту, когда Вассил проходил мимо. Я знаю, они чувствуют то же, что и я. Они готовы разорваться ради добрых дел, готовы на все, лишь бы ближний был счастлив. Вот каким должен быть настоящий архангел. Именно таким, а не как Сеир.

– Сеир – это отдельная история, – сказал архангел. – Мы с ним раньше неплохо ладили, он был добрым и мягкосердечным. Да и с Гортеем он вел долгую дружбу.

Мы вошли в просторную столовую, заставленную разной едой. Тут и фрукты (интересно, откуда они?), и мясо (тоже непонятно чье), и вино.

– Напрямую из Алкеона, – объяснил Вассил. Мне показалось, что на его лице отобразилось чувство вины.

– Не показалось, – сказал он. – Вообще-то это нехорошо – таскать еду оттуда. Но это лучше, чем вино Сеира.

– А что с его вином? – спросил я, вспоминая, что как-то пил вино из его бутылки.

– Он делает его из плодов внутреннего мира своих душ.

– Засранец, – не сдержался черт, но тут же закусил губу под серьезным взглядом Вассила. Но взгляд этот тут же смягчился, и на место вытянутой стрункой губ пришла мягкая улыбка.

– Возможно, в твоих глазах он и выглядит как… как то, что ты только что сказал.

Я сдержал смешок.

– Но он все же архангел, – продолжил Вассил, – он стремится к счастью своих жителей, пусть и не самым приятным способом.

– А что такого? – не понял я.

– Фрукты из внутренних миров, – объяснял черт, – содержат в себе мысли душ. Подобно воде в твоем внутреннем мире. Представь, если бы ее кто-то выпил, а рыб отправил на уху?

Я снова вспомнил, как в доме ангела Сеир угощал меня вином, и почувствовал позыв к рвоте.

– Ну же, Фетаад, не дави, – сказал Вассил, присаживаясь за стол. – А ты не стесняйся и садись кушать.

Я сел, хотя все-таки стеснялся. Первым делом я налил чистой воды из прозрачного резного графина. Осушив первый стакан, я налил еще. Кушал я медленно. Просто казалось неприличным запихивать в себя фрукт за фруктом за таким столом, но хотелось поступить именно так.

– Какая сдержанная душа, – заметил Вассил, отчего я едва не подавился. – Так вот, мы обсуждали Сеира. Раньше он был прелестным ангелочком. Он мечтал сделать город, в котором действительно будет вечное счастье. Он стремился к этому всем сердцем и душой. Создать счастье, которого нет ни в одной точке Рьяда, нет в Алкеоне, нет нигде. Он стремился к тому, чтобы души ни в чем не нуждались.

Архангел задумчиво рассматривал воду в своем стакане. Его окутала почти осязаемая печаль. Она пришла на место вселенской доброты, и теперь я страдал вместе с ним. Страдал по Сеиру, доброму ангелочку, которого я никогда не знал.

– А что случилось потом? – спросил черт, все еще не сев за стол.

– А потом… – грустно начал Вассил. – Потом Сеир повзрослел.

Архангел залпом выпил воду в стакане, как будто это была вовсе и не вода. Печаль вокруг него росла, и меня начинало разрывать от нее. Росло желание как-то помочь Сеиру, вернуть его прежнего…

– Это не твое желание, Ниортан, – сказал Вассил. – Это мое желание.

– Вассил настолько сильно думает, – объяснял черт, – что мы чувствуем его эмоции. Это невероятно.

– Да, – согласился архангел. – Невероятно. Так же говорил и Сеир при первой нашей встрече. Он хотел стать похожим на меня, а стал демоном в облике архангела. Неисправимым и сумасшедшим демоном, чьей лукавости завидуют даже самые древние демоны. К сожалению, с этим ничего теперь не поделаешь. А я возлагал на него большие надежды.

– Он был твоим учеником? – предположил я.

– Нет, – сказал черт. – Сеир был его ангелом.

– Он был моим ангелом, – грустно повторил Вассил. – Светлым, добрым и преданным ангелом.

– А Гортей? – спросил искуситель.

– Да, Фетаад, ты правильно все понял. Сеир и Гортей раньше были напарниками.

Глава 12

Нет ни наказаний, ни наград, есть только последствия.

Карин Альвтеген – «Предательство».

Черт положил ладонь на спинку моего стула и сжал так, что та хрустнула, образовав четыре маленьких кратера под пальцами.

– Да, – продолжал Вассил, глядя в пустой бокал из-под воды. – Такое тоже бывает. Сначала вы работаете как одно целое, а потом происходит нечто. Вы отдаляетесь, в общении появляется напряжение, все больше молчите друг с другом. А потом и вовсе начинаете ненавидеть. Ненавидеть так, будто перед вами не напарник, а враг всей жизни, который только и делает, что мешается со своим личным мнением.

– Почему у них так случилось? – спросил искуситель.

– Во всем виновата «правда». Это для вас, быть может, владеть «правдой» означает только знать ее. Для них это нечто большее. «Правда» выдается Богом одна на пару. Архангел и демон сами решают, у кого она будет храниться. Держатель должен быть умнее, мудрее и справедливее. И изначально, общим решением, Сеир и Гортей решили оставить книгу у Гортея. – Вассил взял графин и налил в стакан воды. – Я считаю, что они поступили справедливо. Но тот, у кого «правда», становится главным. Если они о чем-то не могли договориться, последнее слово всегда оставалось за Гортеем. Это било по распущенному самолюбию Сеира. И, когда правда оказалась у тебя, Ниортан, Сеир был бесконечно счастлив.

– Почему он просто не мог забрать ее у меня? – спросил я, чувствуя, как стул потихоньку начинает уезжать от стола под хваткой черта.

– «Правду» нельзя забрать силой. В таком случае Сеир бы не являлся настоящим держателем. Ее обязательно нужно передать из рук в руки. Или сделать так, как поступил ты.

– Как все глупо, – сказал черт, ослабляя хватку.

– Да, глупая война по глупой причине.

Я взял зеленое яблоко. Гладкая кожура отражала солнце, которое низко висело за окном. Я поднес яблоко к губам и вдохнул его аромат. Здесь вообще редко можно почувствовать запахи, потому что почти нигде нет воздуха. А уж аромат спелых яблок я и при жизни не ощущал давненько. Широко раскрыв рот, я с хрустом откусил и почувствовал, как кисловато-сладкий сок брызнул на язык. Кусок, сдавленный задними зубами, превращался в комок, выдавливая из себя остатки свежего сока.

– Скоро вдоволь наешься, – услышал я голос Аода и едва не подавился.

Я обернулся, стараясь проглотить не совсем пережеванный кусок. Аод стоял в дверях. Я, конечно, обрадовался, увидев его здесь. Но раньше мне что-то подсказывало, что он никогда впредь не заговорит со мной. После того, как получил четвертое клеймо…

Аод подошел ближе. Он счастливо улыбался, как будто светясь изнутри. И я увидел причину этого счастья. На его лбу было не четыре клейма, и даже не три. Одно! Гортей снял три клейма за раз.

Я раскрыл рот. Яблочный сок пощипывал потрескавшиеся губы.

– Поздравляю, – сухо проговорил черт.

– Сам в шоке, – сказал Аод, весело глядя в мое лицо. Мне даже показалось, что взгляд этот немножко веет горделивостью.

– Это Гортей тебе так? – спросил я.

– А то! Правда, чтобы снять четвертое, пришлось к Богу идти. Слишком уж оно криво легло. А остальные – сам! Как рукой снял.

Вассил рассмеялся, и по моему телу тоже прошлась его радость в виде мелких мурашек. Как будто меня окутало теплое облако счастья.

– Гортей! Как всегда, сухим из воды, – сквозь смех сказал Вассил. – Он сделал так, чтобы вы с чертом сами решили отправиться в Рьяд. А с Аодом схитрил – дал ему единицу. Ведь единицы живут в Рьяде в качестве личных слуг, а в Ньяд практически и не заходят. Разве что по каким-нибудь важным делам. Поэтому ему ничего не будет за то, что вы здесь собрались.

– А нам? – спросил искуситель, и архангел замолчал.

Теплое облако исчезло. Вокруг появилась ядовитая горечь. Рука расслабилась, и яблоко глухо стукнулось о гладкий пол.

– Скорее всего, умрете все, – Вассил приник губами к стакану и залпом выпил воду.

В тишине, нарушаемой лишь моим дыханием, прозвучал тихий голос искусителя:

– Не все.

Сказал он это спокойно и уверенно. Сказал так, как говорил бы Гортей, глядя в глаза Сеиру. Тихо, медленно, но твердо.

– Не все, – согласился Вассил и поставил пустой стакан на стол.

Я поднял с пола яблоко, которое остановилось подле ножки моего стула, протер его ладонью и надкусил, чтобы как-то занять рот, найти причину для молчания.

– Ладно, – сказал Вассил и поднялся. – Разрешаю переночевать у меня. А утром, как и просил Гортей, но вы не осмелились сказать, отправлю вас в Алкеон.

Мы пошли за архангелом по большому дворцу, кишащему душами и ангелами. Я зевнул. Последнюю ночь путешествия пришлось провести на ногах, так что сон на сутки забылся. А теперь меня немножко штормило, глаза склеивались. Если честно, даже подняться со стула, выйти из столовой было лень. А уж жевать это сочное яблоко, которое уже пожелтело в месте укуса, так совсем неохота.

В комнате, куда привел нас Вассил, стояло три кровати. Архангел неловко улыбнулся, будто бы даже виновато (хотя я не почувствовал вину в воздухе), и извинился, что спать придется в одной комнате.

Но мне так будет только лучше. Не могу находиться в таких местах один. Не то чтобы я не любил роскошь, просто меня внутри охватывает какая-то нарастающая паника. Подозреваю, что это связано с событиями моей смерти. Мне, как девятке, запрещено было ступать за порог хозяйского дома. Но я пошел.

Я мог бежать в лес, я мог скрыться в городе, выжечь себе лоб, оставив там непонятные шрамы, и жить спокойно. Но нечто потянуло меня в этот дом. Ожидая вспомнить детство и юность, поймать волну прошлого, я пошел в роскошь. Это было ночью. Я влез через окно первого этажа, оставляя на чистеньких белых полах черные следы грязных ног. Я почувствовал запах этого дома. Каждый, даже роскошный дом по-своему пахнет. В этом витал аромат свежести.

Старуха в болотно-зеленом платье, клейменная четырьмя клеймами, махала половой тряпкой. Керосиновые лампы теплыми полутонами освещали ее морщинистый лоб. Она щурилась, глядя на меня, а я стоял как истукан рядом с открытым окном. Старуха раскрыла было рот, видно, разглядев, кто проник в дом, но я подставил палец к своим губам и пригрозил кулаком. Пожилая женщина кричать передумала.

Я пошел по чистенькому коридору мимо старухи, стараясь идти как можно тише. Но тишину эту нарушало мое неукротимое возбужденное дыхание. Я уже догадывался, что умру. Я подозревал это, еще когда выбирал направление – в лес или в дом. Да, собственно, и жить-то было уже незачем. Детей нет, в моем возрасте жениться невозможно. Тем более, с опороченным лбом. Что бы я делал? Прятался по лесам и городам, каждый день боясь за свою жизнь? Лучше уж не жить совсем, чем жить в страхе.

Так я считал до тех пор, пока не умер.

Я бродил по дому, чувствуя, как сердце то подпрыгивает, то падает под землю. В каждой тени и предмете я видел надсмотрщика. Я осторожно поворачивал за углы, выглядывая из-за них в темный коридор. А старуха подтирала за мной следы, обеспечивая безопасность на какое-то время.

Я зашел на чистенькую кухню, где над длинным блестящим столом висели огромные ножи разной формы. Мне вдруг захотелось схватить один из них и прямо здесь перерезать себе горло. Я уже взял нож и представлял, как над моим телом будут копошиться, как будет недоволен хозяин, узнав, что на кухне, с которой его кормят, умер низший из рабов. Потом это желание вытеснил страх перед смертью, и я вернул нож на петлю.

Выйдя из кухни, я поднялся на второй этаж, проводя загрубевшими пальцами с черными ногтями по резным деревянным перилам. Второй этаж – жилые комнаты. Я это помнил еще с тех времен, как был четверкой. Тут и живут все эти уборщицы, надзиратели и толстые поварихи. Тут же находится и библиотека, заставленная дешевой литературой. Эти книги для рабов и гостей.

Войдя внутрь, я зажег лампу и прошелся вдоль полок. К великому ужасу я заметил, что практически разучился читать. Буквы вроде выглядят знакомо, но приходится вспоминать каждую, прежде чем прошептать ее вслух. Мой шепот змеиным шипением расползался по библиотеке и звучал как какое-то заклинание, выброшенное искусным магом. К слову, в колдовство я слабо верил, еще смутно держа в голове младшую сестренку.

Тогда воспоминания о старой жизни уже размылись. Мне даже иногда казалось, что это вовсе и не моя жизнь была, а чья-то другая. А может быть, это просто фантазии, и я никогда не был сыном графа. К слову, тот граф обо мне и не вспоминал с тех пор, как я получил первое клеймо.

Моя жизнь принадлежала кому-то другому. Это не я знал несколько языков, играл на фортепиано и скрипке, не я строил недовольные рожи и презрительно заявлял, что никогда в жизни не стану есть овсянку. То было мое прошлое воплощение. А я, прокравшийся в дом хозяина, был потный старый мужик, заросший трехметровой курчавой бородой. И все, что меня теперь волновало, так это что волосы лезут в глаза и мешают работать.

Я лежал на кровати во дворце Вассила и смотрел в потолок. Черт тоже не спал. Он был со мной все эти годы, он знал, о чем я сейчас думаю. И я был рад, что нахожусь не один в темной комнате.

Сейчас, после смерти, я отчетливо понимаю, что жизнь целиком принадлежала мне. Что тот привередливый и высокомерный пацан – я. И дядька с ржавой лопатой и в пожелтевших отрепьях – тоже я. Я помнил, как однажды поимел садовницу, и помнил, как мне доставалось от надзирателя. И это все был я, один человек.

Ох, как же я презирал вонючих рабов, восьмерок и девяток! Я не считал их людьми. Кто-то должен выполнять грязную работу, так почему бы не эти безмозглые отбросы? Я не мог находиться рядом с ними, я не мог и смотреть на них. Я однажды велел выпороть одну восьмерку лишь за то, что та прикоснулась ко мне. После этого я долго оттирал с себя эту вонь. Еще неделю меня терзали страдания, я боялся выйти из комнаты, вдруг от меня все еще дурно пахнет? Я боялся подхватить какую-нибудь заразу и остаться калекой до конца дней.

Тогда я мыслил словами, тогда я был человеком. Настоящим человеком, а не безмозглой обезьяной. Ох, как же я страдал, получив единицу! Как же я проклинал весь мир! А как плакала моя белокурая сестренка… Не могу, даже сейчас мне трудно вспоминать тот день. Сейчас уже все позади, и сестренка моя мертва, как и я. Осталась только память.

– Не только память, – вдруг встрял черт. – Осталась твердость. Ты отличаешься от других тем, что видел жизнь с разных сторон. Ты побывал и на вершине общества, и в самом низу. Тебе будет проще прижиться в Алкеоне, когда мы вернемся.

– Я так не думаю, – я горько усмехнулся, переворачиваясь на бок, чтобы видеть черта. – Все же мне ближе жизнь клейменных. Умным и богатым был не я. Вернее, я, но не настоящий. Моя природа себя показала намного позже.

– Вот именно, – сказал черт. Похоже, он взаправду никогда не спит. – Теперь ты знаешь, что за каждым горделивым графом скрывается вонючая девятка. Спи.

Я зевнул и засунул голову под подушку. Так я спал, будучи мальцом. Вокруг моей кровати всегда были разбросаны книги – я очень любил читать. Книги были и на письменном столе, и на стуле, и под кроватью. Я разве что не ел их. А потом просто забыл, как читать. Собственно, мне и не до этого было. Хотя как посмотреть, в жизни богатых тоже не очень много свободного времени. Завтрак, потом уроки. Ко мне приходили разные учителя, я терпеть не мог фортепиано и математику. Но меня заставляли, и каждый день перед обедом семья собиралась за столом, а я садился за рояль и играл. Музыка казалась мне скучной, и все искусство выглядело лишь написанными кем-то на бумаге нотами. А пальцы запоминали движения. Мне даже не приходилось думать, на какую клавишу жать. Руки помнили пьесы, руки их и играли. А мысли в это время витали где-то вдали. Затем я вставал, мать с сестренкой аплодировали мне, отец одобрительно кивал, а учитель музыки, который стоял рядом все это время, тихо вздыхал и разочарованно опускал голову. Он-то слышал, где я лажаю, где вместо диеза играю бемоль, где не выдерживаю нужные паузы, а где и вовсе вместо шестнадцатых играю восьмые.

Потом у меня появлялось право садиться за стол. Отец интересовался, как мои уроки, что нового я узнал, а мать рассказывала про соседку, которая ужасно (в понимании матери) воспитывала детей-недотеп.

Сестренка обычно молчала. Родителям не нравились ее увлечения непознанными науками. Она однажды сказала при родителях слово «аура», так ее наказали. С тех пор она делилась секретами и рассказывала о жизни только мне. Я первым узнал, когда пошла ее кровь, я первым узнал, когда она влюбилась. Иногда она ночами заходила ко мне, и мы долго разговаривали. Она рассказывала, а я слушал. Конечно, я не верил во всю эту чушь, но иногда она настолько занимала рассказами про ментальные миры, про астральные тела и про медитации, что я отчетливо видел их в голове. До сих пор понятия не имею, откуда она вообще знала такие слова. Может, книжек непонятных начиталась, или подруги рассказали.

К слову, все ее подруги были чокнутыми. Стоило им увидеть меня, как все разом замолкали, начинали хихикать и краснеть. Сначала меня это смущало, а потом я перестал обращать на них внимание.

Эх, как же я скучал по сестренке, когда мне поставили единицу и отправили воевать! Как же я по ней скучаю и сейчас!

– Можем поискать ее, – предложил черт.

– Нет, – ответил я из-под подушки. – Не надо подставлять ее. Думаю, общаться здесь с таким как я – это, во-первых, позор, во-вторых, опасно для жизни.

– Так и будешь жить до десятки, так никогда ее и не увидишь, – заключил черт.

Ну, не увижу, значит не увижу. Зато ей проблем не создам из-за своего минутного порыва к встрече. Таких, как она, в Ньяде точно не сыщешь. Скорее всего, живет спокойно в каком-нибудь скучном доме, да ничем и не занимается. Ест да спит. Ведь смысла выходить из тела больше нету, когда ты и так вне его.

Я крепче прижал подушку к лицу и шумно выдохнул, ощущая, как потеплела белая ткань. Надо постараться заснуть. Завтра тяжелый день. Как странно – чем больше человек думает о том, что произойдет завтра, тем дольше это завтра не наступает. Но в одном я уверен – завтра скучным не будет. Да и вообще, с тех пор, как я умер, ни один мой день не проходил уныло. Все время происходит что-то из ряда вон выходящее, что сначала ставит меня в тупик, а затем решается как-то само собой.

Надо спать.

Мне показалось, что я просто моргнул, а уже Аод упрямо дергал меня за плечо. Я открыл глаза и убрал с головы подушку. Солнечный свет, проникающий через не занавешенное окно, на мгновение ослепил меня, заставляя прищуриться.

Я сел на кровати. Одеяло скатилось с плеч и упало на бедра. Аод, убедившись, что я не сплю, сел на свою кровать и начал ощупывать единицу на своем лбу.

– Убеждаешься, что клеймо все еще одно? – спросил я, после чего протяжно зевнул.

– А то, – ответил он.

– Черт, а ты вообще спал? Хоть иногда спишь? Или этого вам не дано?

Искуситель пожал плечами, как будто и сам не знал, дано ему спать, или же нет.

– Я раньше спал, – сказал он. – А теперь перестал.

– Как же у тебя все просто… – сонно пробубнил я.

Сегодня я чувствовал особое вдохновение. Как будто я собираюсь заново родиться и пройти путь сначала. Но… есть одно «но».

– Ангел, – вспомнил я, а черт тут же дернулся.

– Мой напарник, – повторил он тихо.

– Твой напарник? – услышал я голос от двери.

Странно, но я не услышал, как вошел Вассил. Я даже не почувствовал его эмоций.

– Об этом не волнуйтесь, он отлично спрятался, – сказал Вассил. – Он сидит во внутреннем мире Ниортана.

– Замечательно, – раздраженно выплюнул черт.

Я почувствовал удивление. Именно почувствовал, ведь это была не моя эмоция, а архангела.

– Фетаад, – сказал Вассил, отчего мой искуситель дрогнул. – Не должен черт так себя вести. Где же сдержанность, где спокойствие?

Искусителю как будто бы стыдно стало. Он понурил голову и внимательно рассматривал пальцы своих ног.

– Мы за него волнуемся, ищем, – сказал черт полу. – А он спокойно отсиживается во внутреннем мире. И даже не дает знака, что с ним все в порядке.

– Не хочет подставлять себя, – сказал архангел, разводя руками. – Вы втроем намного громче думаете, чем ангел из внутреннего мира Ниортана. Сеир, быть может, и не заметил бы.

– Если бы не захотел вдруг из моих рыб сварить уху, – сказал я и скривился, вызывая улыбку у черта.

И вдруг я понял, почему у Сеира такая большая галерея. Сколько внутренних миров он повидал, таская из них еду! Сколько же бутылок вина он выпил!

– Не думай об этом, – сказал Вассил. – Тебя это просто не касается.

Я почувствовал, что архангел рассердился. Меня наполнило это чувство. А может, это сердился я? Трудно отличить. Но, думаю, он все же прав, и мне не стоит лезть в дела архангелов.

– Ладно, не буду вас больше задерживать.

Вассил прошел в центр комнаты. Он протянул руку – воздух хлопнул, появилась белая дверь. Я взял надкусанное яблоко с кровати, которое источало уже не столь аппетитный запах.

– Прощайте, господа, – сказал Вассил.

Черт открыл дверь. Там была пустота.

Глава 13

Человек молод или стар в зависимости от того, каким он себя ощущает.

Томас Манн – «Будденброки. История гибели одного семейства»

Искуситель шагнул внутрь и обернулся к нам. Он висел в пустоте, посреди центра распределения душ по загробным мирам.

– Была ни была! – выдохнул Аод, зажмурился и прыгнул следом.

Я обернулся на Вассила. Тот смотрел уверенно и серьезно. Возможно, я вижу Рьяд в последний раз. Кто знает?

Я развернулся и шагнул за Аодом. Тело повисло в воздухе. Я отпустил яблоко – оно тоже летало на месте. Мне тут же вспомнилась чернильница ангела-сопроводителя. Первого ангела, которого я повстречал. Дверь за спиной исчезла с тем же хлопком, с каким и появилась.

Мы остались посреди пустоты.

– И что дальше? – спросил Аод черта. – Мы же еще не в Алкеоне.

– Уже в Алкеоне, – ответил черт и камнем полетел вниз.

Я, в попытке догнать его, полетел следом, но не мог достичь такой скорости. Заметив это, искуситель притормозил, и мы с Аодом смогли с ним сравняться.

Мы вроде бы и летели вниз, а вроде бы и вверх. Казалось даже, будто мы стояли на месте. Черт петлял, как будто перед его глазами лежала карта этой бесконечной пустоты.

– Не стоит попадаться на глаза ангелам, – объяснил он, продолжая быстро спускаться.

– А сопроводители выше тебя? – поинтересовался Аод. – Ну, по должности.

Черт резко остановился, так, что я едва не врезался в него.

– Сопроводители – после надзирателей. Искусители перед судьями.

– А кто после судей? – спросил я.

– Демоны, – черт мягко улыбнулся.

На мгновение мне показалось, будто его глаза загорелись тщеславием, но скорее всего, действительно просто показалось.

– То есть совсем немного ступеней отделяло тебя от того, чтобы быть наравне с Гортеем? – спросил Аод.

– Ступеней – не много, – черт полетел дальше. – Но это почти невозможно. В смысле, стать судьей. Для того, чтобы стать судьей, нужно, чтобы уже существующий судья стал демоном. Ну, или искусителем, но это редкость. Демонов меньше, чем судей, а искусителей – намного больше. Большинство ангелов и чертей так и застревают в хранителях и искусителях, не продвигаясь дальше.

– Чтобы стать демоном, нужно демона, что ли, подвинуть? – спросил Аод, спускаясь все ниже.

Черт не ответил.

Белая пустота исчезла. Теперь мы парили в небе над Алкеоном, откуда леса казались размытыми зелеными пятнами, а города – желтыми тряпками, наброшенными на деревья.

– Куда летим? – спросил черт, глядя на нас с Аодом.

– В Виелдар, – откликнулся первым я.

– Ненавижу его, давайте в Идомей.

Мы медленно спускались, разглядывая под ногами мелкие реки, венами расчерчивающие леса.

– Ты из Идомея? – удивился я.

– Жил там лет до тридцати. Потом перебрался в Виелдар и там прожил лет двадцать.

Я выпучил призрачные глаза, а черт улыбнулся.

– Ты выглядишь на тридцать, но никак не на пятьдесят! – запротестовал я.

– Правда?

– Это так, – сказал искуситель, медленно спускаясь к лесу. – На сколько лет он себя воспринимает, на столько и выглядит. Это душа, а не тело, не стоит об этом забывать.

– В любом случае, в Идомей, я против Виелдара, – вернул тему Аод.

– Я не знаю их языка, – задумчиво ответил я.

– А зачем он тебе? Все равно твой голос никто не услышит.

Я задумался. Правда что, существовать целую вечность на Алкеоне, имея только двух собеседников – не очень приятная перспектива. Мне хотелось нормальной жизни, такой, какой она была раньше. До того, как я стал рабом. Хотя, если быть честным, быть рабом на Алкеоне немножко проще, чем в Ньяде.

– Это точно, – сказал черт. – Наверное. По крайней мере, ты у меня не первый, через меня прошли и цари, и рабы, и лжепророки, и даже дети, умершие при рождении. И все того же мнения.

– Сколько человек было под тобой? – спросил Аод.

Мы опустились настолько низко, что над головами уже видели кроны тонких аккуратных деревьев, как на подбор одной высоты.

– Ниортан был девятым.

– Как символично, – горько усмехнулся я, прикладывая пальцы к клейму.

Черт добавил:

– Аод был первым.

Аод замер посреди леса. Мы остановились. Черт с мягким, даже немного равнодушным выражением лица смотрел на своего первого подопечного. Должно быть, мысли его читает.

– Я… кажется, помню, – сказал Аод, становясь немного прозрачным. – Помню суд.

– Помнишь. И меня с ангелом тоже помнишь, – спокойно говорил искуситель.

– Да… но почему я не понимал раньше?

– Нас на то и делают одинаковыми, на то нам и не дают имена. У нас у всех схожие эмоции и образ мыслей. Все для того, чтобы человек не мог узнать своих хранителя с искусителем в толпе. – Черт немножко помолчал, а после добавил: – В случае с Ниортаном все сложилось немножко иначе. Нас перевели в привратники, и наши лица еще не размазались в его памяти.

– А каким был Аод? – спросил я у искусителя, но не у самого Аода.

– Эту информацию мы не имеем права разглашать смертным душам, – ответил черт. – Разве что сам Аод захочет.

– Ну… Мы с Ниортаном вроде как на братьев смахиваем. Нас одни и те же личности опекали. Поэтому, почему бы и нет?

– Хорошо, – искуситель кивнул. – Аод был царем Идомея.

Я заметил, как потускнел взгляд Аода. Лицо как будто в мгновение постарело, наполнилось тоскливой мудростью. Я раньше и не замечал. Кто-кто, а Аод уж точно на царя не смахивает. Болтливый, неугомонный и смиренный, он, подчиняясь правилам, вырос с девятки до единицы.

– Наши жизни чем-то похожи, – грустно заметил Аод, переворачиваясь в воздухе и укладываясь на спину. – Идомей вел с Виелдаром войну. Я, как преданный народу царь, возглавлял войско. Тогда-то меня и пленили.

– У большинства моих подопечных похожая история, – заключил черт. – Возможно, мы с ангелом что-то не досматриваем, а может, это череда случайностей. Мы надеялись на Ниортана, думали, может, он будет первым, кто попадет в Рьяд после смерти. Первым, не считая детей, конечно. Над ними даже суд не ведется.

– Почему так случается? – спросил Аод. – Почему мы попали в Ньяд девятками?

– Это держится в тайне, – задумчиво сказал черт. – Но что мне уже терять? Умерший рабом – рабом и останется. Раньше я воспринимал это как норму. А потом у меня появилась правда, и даже немножко собственное мнение… Все же нельзя разделять людей по такому признаку.

– Люди считают, что послушные и невинные попадают в Рьяд, независимо от положения в обществе, – ответил я.

– Ложь, – черт опустил глаза. – Ложь, придуманная Богом, чтобы держать хоть какой-то контроль над Алкеоном. Иначе люди, чувствуя безнаказанность, творили бы хаос. Представьте только, что бы произошло, если бы человечество понимало, что для полного счастья нужны деньги и высокое положение в обществе? Народ бы грабил друг друга. К этому бы приучали с детских лет.

Мы медленно полетели над землей. Аод забавлялся, проносясь сквозь стволы деревьев, иногда даже задерживаясь внутри. Все же сколько он уже здесь не был! Это я только недавно погиб, а Аод? Да что там, черт вообще здесь впервые. Он видел Алкеон только чужими глазами и не представляет, что такое жизнь. Даже летая призраком, он не поймет, что значит существовать в теле.

– Хорошая идея, – сказал черт.

– Ты мне? – спросил я.

– Да. Мы займем человеческие тела. Нарушать правила, так по-крупному.

– Займем тела? А это возможно? – Аод удивился.

– Я покажу, как надо, а вы повторяйте. Летим в Виелдар.

Мы с Аодом разом кивнули. Отлично, теперь я смогу жить так, как захочу! Выберу любое тело. То, которое понравится больше. И буду каким-нибудь графом, или даже королем.

– Нет, – сказал черт. – Ты не будешь королем. Я запрещаю.

– Это еще почему?! – возмутился я.

– Ты не сможешь править страной, потому что никогда этого не делал. Ты будешь публичной личностью, ты легко выдашь себя. В итоге либо сгоришь на костре, либо умрешь при восстании.

Я поморщился.

– Займем тела обычных горожан, сменим город, чтобы нас нигде не узнали. Желательно выбрать знакомых друг с другом людей, чтобы не вызывать лишних подозрений.

– А ты, похоже, все об этом знаешь, – сказал Аод.

– Иногда Бог отправляет в Алкеон ангелов и чертей. Но только для того, чтобы изменить ход истории. Я никогда здесь раньше не был, но слышал чужие рассказы о жизни здесь. Нам придется тяжко.

– Не сомневаюсь, – сказал я.

Мы прибавили. Черт летел с огромной скоростью. С такой, которая казалась мне невообразимой при жизни. Я пролетал сквозь стволы деревьев и задумался: как Вассил ворует с Алкеона еду, если он не может к ней прикасаться? Хотя кто знает этих архангелов. Вполне возможно, что может. В таком случае он самостоятельно спускается сюда, набирает много фруктов, поднимается, затем снова вниз… Прокормить-то нужно целый Рьяд, а он у Вассила огромен.

На огромной скорости мы влетели в город. По желтым дорогам шагали люди. Все они куда-то спешили, все передвигались россыпью, будто бы никто не имел семей. Черт полетел по домам, выстроенным из желтых камней. Он осматривал жителей, как будто выбирая подходящих. Попадались старые, бедные и больные. Нам же хотелось обрести нормальное здоровое тело, с которым впоследствии не возникнет никаких проблем.

И черт такое тело нашел. Это был молодой мужчина, на вид около тридцати лет. У него был небольшой одноэтажный домик на окраине города. Человек пил какую-то жидкость из чашки. Вокруг было тихо.

– Смотрите и запоминайте, – велел искуситель, подходя к человеку.

Черт просунул призрачную руку в грудь смертного. Мужчина, ничего не чувствуя, продолжал пить с отрешенным видом. Лицо черта как будто даже напряглось.

И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать. Из потолка огромным чернымкамнем свалился еще один черт. Он был в ярости, глаза его горели, и направился он напрямую к нашему с Аодом искусителю.

– Ты что творишь?! – возмутился незнакомец, выдергивая чужую руку из груди человека.

– Уймись, – сказал наш искуситель.

– Ты собираешься вытащить из тела душу моего человека! Надеюсь, у тебя есть оправдание, которое ты скажешь Богу?

– Надеюсь, мне не придется с ним встречаться ближайшие лет тридцать, – ответил искуситель.

– Не придется, ведь ты сгинешь в бездне!

Я почувствовал, как тьма сгущается над обоими. Такое прежде я уже видел – в галерее Сеира, когда архангел дразнил моего искусителя.

Эта тьма поглощала воздух, окутывала призрачные тела чертей. И у моего черта она была темнее.

Я увидел, как одна тьма заходит на другую. Зрелище невероятное, как будто посреди комнаты образовалась густая пустота. Я понял, что сейчас будет драка, и на всякий случай отошел от них. Так и случилось. Незнакомый черт скривился и болезненно застонал сквозь зубы. Лицо нашего искусителя немного подрагивало.

– Стой! – крикнул незнакомец.

Но черт продолжал давить его тьмой, продолжал использовать преимущество. Тьма уже заполнила комнату. Я не видел предметов, окружающих нас, не видел стен и потолка. Человек, сидя на пустоте, ничего не подозревал и продолжал пить.

Мне стало тяжело дышать, голова кружилась, перед глазами пульсировало. Ноги подкосились, я упал на колени и с ужасом обнаружил, что Аод лежит на полу вниз лицом и, кажется, ничего не чувствует.

– Да стой ты! – повторил незнакомый черт.

Мука на его лице сгладилась, тьма утратила густоту, и сквозь нее уже проглядывались очертания предметов.

– Если ты убьешь меня, кто защитит душу на суде?

Мой искуситель только улыбнулся.

– Ангел, – сказал он, и тьма вновь наполнила окружающее пространство.

В этот раз она стала еще гуще, еще плотнее. Мне казалось, будто я нахожусь под давлением тяжелой воды, с каждым вдохом наполняющей мою грудь. Незнакомый черт упал перед нашим искусителем. Он кривлялся и мучился, пока его тело не растворилось во тьме. И тогда вокруг посветлело.

– Я извиняюсь, – спокойно сказал черт, подходя к нам.

Я глубоко дышал, призрачное тело трясло. Человек допил и мыл чашку в ведре, он так ничего и не почувствовал.

– Аод! – позвал искуситель.

Аод не отвечал.

– Ангел, – сказал черт, почему-то глядя на меня. – Помоги.

Я не понял, почему искуситель назвал меня ангелом, но мое тело тут же начало источать приятное сияние. Оно исходило не от призрачной кожи, а изнутри, согревая воздух.

Черт, как будто даже испугавшись, отошел от меня на несколько шагов.

– Больше, – сказал искуситель, и тело мое вспыхнуло ярче.

Мне полегчало, и теперь я уже спокойно поднялся.

– Ниортан, просто подойди ближе к Аоду, чтобы его касался свет.

Я так и поступил. Аод невнятно пробубнил в пол какие-то слова, видно, на идомейском, и поднялся, безумным взглядом осматривая меня.

– Спасибо, – сказал искуситель, после чего сияние исчезло так же резко, как и появилось.

– Как?.. – только и спросил я.

– Это был свет хранителя, – объяснил черт, подходя к человеку.

Он снова ввел в него руку.

– Нужно просто слиться с телом, – сказал он. – Нужно… сильно думать.

После этих слов черта как будто втянуло внутрь, а из тела выскочила обнаженная душа. Он с недоумением смотрел то на меня, то на Аода и не двигался, но мне было интересней наблюдать за чертом. Тот вынул руки из воды и посмотрел на них. Затем промочил губы, огляделся по сторонам и подвигал плечами в разные стороны, как будто привыкая к новому телу.

– У нас не получится, – сказал Аод, а я лишь пожал плечами.

Черт не отреагировал на слова. Возможно, просто не услышал. Я заметил, что его лицо побледнело. Живой румянец пропал со щек, а губы немного подрагивали. Искуситель прижал ладонь к груди и, закрыв глаза, оперся на спинку стула.

– Эй, Ниортан, – тихо проговорил Аод. – Мне кажется, или он не дышит?

Глава 14

Вотще простирали мы руки к пустому серому небу,

Призывая новых Богов.

Нет нам ответа.

Равнодушно молчит Небо…

Маргарет Уэйс и Трейси Хикман – «Драконы осенних сумерек»

Черт прикрыл глаза. Цвет его кожи медленно сменялся с бледного на синеватый, тело шаталось. Искусителю пришлось опереться на спинку стула, чтобы не упасть.

– Черт! – воскликнул Аод. – Дыши!

Но искуситель не реагировал. Казалось, будто он и не слышит Аода, и я начал подозревать, что он сейчас потеряет сознание и выйдет из тела так же, как и вошел.

Душа, которой это тело принадлежало, с недоумением наблюдала за чертом. Она смотрела то на нас, то на искусителя и начала потихоньку шевелиться.

– Попробуй ты, – сказал Аод. – Ты же сильно думаешь.

– Черт, – неуверенно позвал я. Искуситель открыл глаза и посмотрел куда-то в сторону. – Дыши давай.

«Как?..» – услышал я в голове ответ искусителя.

– Открой рот и дыши! – меня постепенно охватывала паника. Конечно, разумом я понимал, что черт не умрет. Максимум – перестанет функционировать это тело. Но не хотелось бы еще раз увидеть схватку между искусителями. Мало ли, как будет происходить переселение.

Черт открыл рот, но не дышал. Это ведь должно происходить на уровне инстинктов тела, так почему у него не выходит? Он, конечно, никогда ничего подобного не делал, но тело, требующее воздуха, должно само его брать. С другой стороны, находясь во дворцах демона и архангелов черт тоже не дышал, и инстинкты не срабатывали.

– Сделай что-нибудь! – молил меня Аод.

Эта ответственность давила на меня. Осознание, что с чертом могу общаться только я, что объяснить ему, как дышать, могу только я, возносило мою гордыню и угнетало совесть.

– Просто надуй грудь!

Черт пошатнулся так сильно, что едва не упал вместе со стулом, на который опирался. Он закрыл глаза, казалось, сосредоточившись, и, наконец, сделал первый шумный вдох. Его глаза удивленно распахнулись. Должно быть, то же самое бы почувствовал человек, рожденный слепым, но вдруг ставший зрячим. Он впервые чувствовал запахи, по его телу впервые расползался живительный воздух. Дыхание было частым и глубоким, как у спасенного утопающего. Дышал он ртом.

Душа, которая, казалось, только сейчас начала осознавать свою смерть, пролетела сквозь свое старое тело, будто пытаясь в него вселиться.

– Не пытайся, – Аод прихлопнул душу по плечу. – Теперь нашего черта ничто из этого тела не вытащит.

Душа распахнула глаза и смотрела на нас так, как смотрел в пустоту и черт, видно, не замечая и не улавливая происходящего.

– Лети восвояси, – сказал я.

Душа дернулась, отлетела от меня и смотрела с каким-то непониманием, но молчала.

– Черт, слышишь меня? – спросил я.

Он кивнул, глядя в пустоту. Слышит, но не видит.

– Приходи в себя, да будем нам тела разыскивать.

«Надо быстрее», – мысленно сказал искуситель. Видно, еще не может говорить, используя воздух.

И правда что. Перспектива того, что Сеир может сюда заявиться, меня не очень радует. А мы, как мне кажется, у него на особом счету.

Черт, наконец, выпрямился. Дыхание его успокоилось, плечи подпрыгивали уже не так резко, и вдохи стали мягкими и ровными. Он посмотрел на свои руки. Человеческие, из плоти и крови – искуситель никогда прежде не носил подобных рук, никогда прежде он не пользовался ими. Существование в Ньяде все же притупляет чувства, мы не так ярко чувствуем, не так ощущаем себя в пространстве. Да, осязание там есть, но оно скорее основано на нашем воспоминании человеческой жизни. Мы привыкли, что, если чего-то касаемся, то мы это чувствуем. Черт, возможно, никогда ничего не осязал.

Он прокашлялся, ощупал себя руками, как будто проверяя целостность своего «чехла», вместилища для души. Он повернулся в сторону и сказал:

«Идемте искать тела для вас».

– Мы с другой стороны, – я улыбнулся и помахал рукой.

Искуситель покрутил головой, и, видимо, не обнаружив нас, пошел к двери. Мы двинулись следом, на желтую пыльную улицу, наполненную унылыми людьми. Они шли, опустив головы в землю, как будто их ничего не интересовало в этом мире, как будто весь их смысл жизни – работать, чтобы купить еды, чтобы можно было работать. Как бы парадоксально это ни звучало.

Душа следовала за нами и немножко раздражала. Аод, казалось, вовсе не обращал на нее внимания, но та раз за разом пролетала сквозь свое тело в бесполезной попытке вернуться к жизни.

– Лети наверх, – сказал я и кивнул головой в небо. – И удачи на суде.

– На каком суде? – спросила душа дрожащим голосом.

– На… небесном, – неуверенно ответил я. – И защищай своего хранителя, он у тебя один.

– Какого хранителя?

Я улыбнулся, чувствуя себя знатоком. Как приятно осознать, что ты знаешь нечто, чего не знают другие, что ты можешь кого-то чему-нибудь научить.

– Своего ангела.

Душа посмотрела наверх. Ее ноги мягко оторвались от пола, и казалось, что это пугало будущего жителя небес. Он с ужасом смотрел на отдаляющуюся землю, поднимаясь все выше, пока совсем не скрылся в небесах. А мы с Аодом продолжали следовать за нашим искусителем. Он восторженно все рассматривал, как будто бы видел это впервые. Люди на него оборачивались. Его поведение, неумелая походка и по-детски удивленный взгляд озадачивали прохожих. В один момент мне даже стало казаться, будто мертвы они, а не мы. У нас есть цели, эмоции, страхи. А у этих людей пустые лица, сгорбленные тела и потупленные взоры.

Но тут мы увидели толпу. За ней ничего не разглядеть, люди стоят плотным слоем и шумят, галдят все наперебой. Черт пошел посмотреть, что же там случилось. Мы тоже.

Растолкав людей, искуситель остановился над мужчиной. Его скрючило в неестественной позе – лопатки и пятки уперлись в землю, когда спина выгнулась колесом. Он издавал нечленораздельные звуки и громко кричал, будто бы говоря на другом языке. Но я таких языков прежде никогда не слышал.

– Дорогу! – выделился в толпе женский голос.

Люди, как по команде, затихли и расступились, освобождая путь стройной девушке. Взмахнув длинными черными кудрями, которые едва не задели черта по лицу, она быстрым и уверенным шагом прошла к мученику.

– В этого человека вселился демон! – уверенно заявила она, приложив руку ко лбу пострадавшего.

Человек этот попытался ее укусить и звонко щелкнул зубами в воздухе, однако девушка успела отпрянуть.

– Сейчас я его изгоню, – сказала она.

Я, конечно, слышал об одержимости. Но теперь, когда своими глазами увидел, как черт занял чужое тело, понял, что это не более чем обычные выдумки. Возможно, человек этот просто болен или сошел с ума.

Брови черта изумленно поднялись.

– В нем нет демона, – сказал искуситель.

Голос его прозвучал тихо и медленно. Черт впервые говорил, используя воздух, и для первого раза, как мне кажется, вышло неплохо.

Толпа удивленно ахнула и уставилась на искусителя. Женщина в недоумении на него посмотрела, как будто видела перед собой сумасшедшего. И вдруг она с удивлением посмотрела за его спину, где стояли мы. Мне показалось, будто бы она смотрела прямо на нас, как будто она нас видела.

– Есть.

Ее голос дрогнул, но обращалась она не к черту, а как будто бы к нам. Затем она склонилась к человеку, который уже выпрямился и просто лежал. Из его рта вывалился язык, а пальцами одержимый впился в собственную грудь, раздирая одежду вместе с кожей и оставляя под грязными ногтями кровь.

– Поклонись нашему Богу!

– Нет! – сказал человек неестественным рыком, таким, что даже у меня, духовного существа, свело челюсть.

Толпа разом отшагнула назад, но продолжала молчать. Один черт остался на месте и теперь выделялся среди остальных.

– Ты будешь гореть в Ньяде, если не подчинишься! – говорила женщина.

– Ты будешь гореть вместе со мной! – рычащим голосом отвечал одержимый.

– Ты никогда не увидишь вечного счастья! – говорила женщина.

– Да сгинет в Ньяде Господь с его архангелами! – прорычал человек, и толпа испуганно ахнула.

– Ты не ведаешь, что говоришь, – сказала женщина.

Это очень походило на постановочный цирк.

– Ты не ведаешь, какие муки вас ждут после смерти! Всех вас! Вы будете гореть в Ньяде!

– Нет, – женщина заговорила особенно нежно. Она присела на корточки подле головы одержимого, ласково пригладила его волосы и улыбнулась. – Ты обретешь вечное счастье, если подчинишься. В обратном случае ты не попадешь ни в Ньяд, ни в Рьяд и будешь вечно скитаться по Алкеону.

– И буду жить вечно! – прорычал одержимый.

Женщина погрустнела, она опустила взор, несколько раз хлопнула пышными ресницами затем снова как будто на меня посмотрела.

– Хорошо, не хочешь по-хорошему, значит…

– Стой!

– Я взываю к именам трех великих архангелов! – она вскочила на ноги и подняла глаза к небесам. – Услышьте меня, Вассил, Юарис и Сеир!

Я увидел, как плечи черта дрогнули при упоминании этих имен.

– Явитесь сюда и спасите несчастную душу.

Я замер. С трудом, конечно, верилось, что кто-то из архангелов явится из-за такой просьбы, но толпа в восторге замерла и как будто бы действительно ждала появления архангелов. Шли секунды, а их так и не было.

– Не слышат тебя твои архангелы! – сказал одержимый. – Небеса отвернулись от тебя, святая!

– О, Величайшие! Отзовитесь! – продолжала женщина.

– Не придут, – высказал черт догадку, отчего толпа разом загудела.

– Нечистый! – проговорил кто-то.

– Он тоже одержим!

– Величайшие, спасите!

Одержимый посмотрел на черта оценивающим взглядом. Он немного помолчал, затем вскочил на колени и схватил черта за штаны.

– Спаси меня, темнейший! – молящим голосом попросил он.

Мне показалось, что черт растерялся, хотя ни одна мышца на лице его не дрогнула. Пусть лицо его выглядело иначе, чем когда он был полноправным чертом, все равно в этом взгляде сохранилась прежняя мягкость.

Послышался хлопок – появилась белая дверь. Черт перевел спокойный взгляд с одержимого на нее, облизнул пересохшие губы и тихо произнес:

– Не могу.

Дверь открылась, женщина упала на колени, подобно одержимому человеку. Толпа, казалось, ничего не замечала. За дверью послышался металлический перезвон, и твердым шагом вышел Гортей. Он посмотрел на меня, затем на Аода и широко улыбнулся.

– Ого! Какие души у нас здесь гуляют! А Гортей в курсе?

Я вздрогнул.

– Сеир? – предположил Аод.

– О! А меня уже узнают! Как это славно, глядишь, исправитесь! Хотя, в вашем случае, заблудшие души, вас ждет скверне-е-ейшее будущее, – протянул архангел, разводя руками. – Собственно, кто меня звал?

– Я, Величайший, – сказала женщина, сидя на коленях.

– Ты. И что?

Женщина отвела взгляд и замялась.

– Одержимый… Я… Нужно спасти душу человеческую, – наконец сформулировала она просьбу. – Ею завладел демон.

– Ну, демоном тут не пахнет, – сказал Сеир, рассматривая человека. – Если бы душой завладел демон, дамочка, ты бы этого не заметила.

Архангел подошел к человеку. Одержимый затрясся, обнял ноги искусителя и заплакал.

– Спаси, умоляю! – простонал он.

– Ты обретешь спасение, – ответил вместо черта Сеир и проник рукой в его грудь подобно тому, как искуситель вселялся в тело человека.

Архангел резко выдернул руку, и на ладони его осталась черная сфера тьмы. Такой тьмы, какую я видел у искусителей, только намного меньше и слабее. Человек потерял сознание. Толпа снова ахнула и отступила еще на шаг.

– Благодарю, Величайший! – воскликнула женщина.

– Ага, – бросил Сеир, рассматривая темную сферу. – Вот зараза такая! Надоели уже.

И он, бросив на меня короткий взгляд, вернулся в дверь, после чего та сразу исчезла. Женщина какое-то время еще сидела на коленях с блаженным выражением на лице. Ее немного потряхивало, но не в страхе, а в трепете перед Сеиром.

– Никогда бы не подумал, что архангелы занимаются подобным, – сказал я, на что искуситель с Аодом разом кивнули.

Святая посмотрела на источник голоса, то есть, на меня, лицо ее похолодело. Она поднялась, отряхнула белое мешковатое платье и уперла руки в бока, как будто ожидая чего-то. Толпа потихоньку оживала после оцепенения. Люди переговаривались тихо, затем все громче и громче, пока их голоса не слились в один сплошной шум. Но стоило заговорить женщине, как все разом замолчали.

– Приведите несчастного в чувства, – сказала она. – А мне бы хотелось побеседовать с тобой, кого демон назвал темнейшим.

Я усмехнулся. Даже после слов Сеира о том, что это не демон, эта женщина продолжала утверждать обратное.

Черт едва заметно кивнул, а на щеках его появился легкий румянец. Женщина, которую назвали святой, пошла от бывшего одержимого, и толпа расступалась перед ней. Черт шел следом, и нам ничего не оставалось, кроме как идти за ними.

Она привела нас в маленький деревянный домик, расположившийся на краю этого желтого города. Внутри как будто прошел ураган. На полу были разбросаны тряпки, одежда, лежала ножка от стула… Я будто снова попал в дом ангела, только уже в Алкеоне.

Женщина провела нас в узкую гостиную, где на большом столе покоилась гора грязной посуды. Черт поморщился, впервые почувствовав запах плесени.

– Кто вы такие? Вы, трое, – спросила она, переводя взгляды с одного на другого.

Аод вздрогнул.

– Она что, видит нас? – спросил он.

Я собирался было ответить, но женщина меня перебила:

– Ну, естественно, я вас вижу, раз задаю такой вопрос!

– А кто ты? – спросил я в ответ. – Я впервые встречаю подобных людей.

Женщина как будто просияла. На лице ее отразилось счастье с примесью гордости и тщеславия.

– О! Я – святая, избранная небесами для спасения рода человеческого от сил зла! – сказала она, прикрывая глаза.

– А зовут-то тебя как, святая? – спросил Аод.

– Мое имя Садрин, – сказала она, слегка покраснев.

– Ну, а я Аод, он Ниортан, – сказал Аод, пожимая плечами. – Это все, что ты хотела от нас услышать, женщина?

– Нет же! – она сжала кулаки, а между бровей пролегла глубокая морщинка. – Кто вы такие? Почему демон назвал этого человека «темнейшим»? Он чародей?

– Чародей? – удивленно спросил черт.

– А что, похож? – подхватил я.

– Вы еще и шутить изволите?! – Садрин вспылила. – Я задала конкретный вопрос и желаю получить конкретный ответ!

– Почему-то с Сеиром ты разговаривала иначе, – заметил я. – Нет, женщина, он не чародей. Еще догадки?

– Издеваешься? – она разжала кулаки.

– Ага, – жизнерадостно ответил Аод.

Мне показалось (надеюсь, что действительно показалось), будто он начал подражать Сеиру в манере речи.

– Ты слышишь Аода? – спросил искуситель, и брови его вздернулись.

Мы с Аодом переглянулись, видимо, думая об одном и том же. Если Садрин видит Аода, а черт – нет, значит ли это, что она думает сильнее его?

– Естественно, я же избрана небесами! Я тот, кто связывает людей с архангелами и Богом!

– Смелое заявление, – задумчиво проговорил Аод.

– Я еще раз повторяю, кто он такой?! – Садрин встряхнула кудрями, убирая их с плеча. – Не заставляйте прибегать меня к помощи архангелов.

– Меня зовут Фетаад, – сказал искуситель. – Я обычный черт. А ты не похожа на человека. На ангела – тоже.

– Конечно, святые отличаются от других людей, – гордо вскинув голову, сказала Садрин. – Это ты подослал то темное существо? Это ты пытался омрачить светлую человеческую душу?

– Нет.

Искуситель оставался спокойным и хладнокровным. Его мимика все так же не работала, взгляд оставался мягким и как будто расфокусированным.

– Ты занял чужое тело? Ты убил человека?

Девушка бледнела на глазах, как будто сама мысль о том, что черт может творить злые вещи, ее пугала.

– Да, – спокойно ответил искуситель.

– Надо вернуть в него душу… – будто самой себе сказала Садрин. – Нужно очистить это тело от тьмы! О Величайшие! Вассил, Юарис и…

Искуситель резко рванул к Садрин и зажал ее рот ладонью.

– Только не Сеир. Не произноси это имя.

Святая взяла черта за запястье и резким движением убрала его руку.

– Это имя заставляет дрожать тебя, тот, кого назвали темнейшим?

У черта снова проявился легкий румянец на щеках. Видно, ему льстило слово «темнейший».

– Ты боишься Величайшего Сеира? – продолжала Садрин, искривляя губы в ухмылке. – Так почему же ты не упал ниц перед ним?

– Я не преклоняюсь перед архангелами, – прямо сказал искуситель.

– Да, Фетаад, ты не преклоняешься. Ты их боишься, потому что они могут выселить тебя из тела и предать огню Ньяда!

– Я долго жил в Ньяде, – сказал черт. – Там нет огня.

Святая, казалось, удивилась, но быстро взяла себя в руки и вернула уверенное лицо.

– Огонь не может существовать без воздуха, – добавил искуситель.

– Ты лжешь! Ты пытаешься омрачить мой светлый ум своей темной ложью! Ты пытаешься отвернуть меня от света!

Искуситель посмотрел на нее как на дурочку.

– Все не так, как тебе внушили архангелы, – тихо сказал черт.

Этот слишком тихий голос, казалось, успокоил святую. Черты ее лица разгладились, выглядело даже немного нежно.

– А как все, черт? Сядь да расскажи, а я сама решу, верить тебе или нет.

Черт посмотрел по сторонам, будто пытаясь разглядеть нас с Аодом, и, выдвинув стул с потертым деревом, сел за стол.

– Неприятный запах, – сказал он, морщась. – Не все злое, что тьма. Вот моя правда, святая, вот истина, в которую верят черти. Восхваляемый тобой Сеир – самое ужасное создание Бога, из всех, что я когда-либо встречал. Он – самое настоящее зло, которое грабит внутренние миры простых людей. Его Рьяд напоминает Ньяд, в котором я жил.

– Ложь! – воскликнула женщина, но искуситель не останавливался.

– Он забрал у душ грусть и радость и называет это вечным счастьем. Но это не счастье. Жители Рьяда ничем не занимаются. Они только разговаривают друг с другом, сплетничают, хотя у них редко находится для этого повод, и существуют. Представь, что ты живешь целую вечность, не имея интересов и увлечений. Не год, не десять лет. Вечность. Сначала ты отдыхаешь от Алкеонской суеты, а после тебе становится плевать. Никакого вечного счастья не существует.

Женщина задумчиво покрутила прядь волос, наматывая ее на указательный палец.

– Кому ты служишь, Фетаад? – спросила она.

– Я служу демону по имени Гортей. Хотя вернее сказать, я служил ему раньше.

– Гортей, – Святая усмехнулась. – Мне известно, что отношения между Гортеем и Сеиром достаточно напряженные. Так что, голубчик, ты просто жертва их войны и ничего более.

– Возможно, так и есть, – согласился черт. – Но я видел «правду». Всего одним глазом, но я ее видел.

– Легендарную «правду»? – женщина вскинула брови.

Мы с Аодом снова переглянулись. Эта женщина знает побольше, чем многие ангелы и черти, населяющие загробные миры.

– И что же ты там увидел?

Черт опустил веки. Он сгорбился, уголки губ опустились, и теперь он напоминал старика. Я увидел, как тьма начала исходить от черта. Она была не густой, не атакующей, а печальным мраком.

– Мне нельзя говорить. Мне нельзя было и читать. Я только открыл кое-что для себя… Оказывается, все эти годы у меня была мечта, о которой я даже не подозревал.

– Что за чушь ты несешь? Как можно не знать о собственной мечте?

На нас опустилось тепло. Мне вдруг стало очень жалко черта. Эта жалость все нарастала и нарастала странным, неестественным образом, помимо моей воли. И вдруг я понял, что эта жалость принадлежит не мне.

– Можно, – раздался печальный голос. – Можно, посвященная. Такой участи, какая выпала несчастному Фетааду, я бы не пожелал никому другому.

Святая тут же упала на колени.

– Великий Вассил! Вы пришли спасти бедную душу, изгнанную из этого тела!

Архангел прошел мимо Садрин и остановился перед чертом.

– Нет, посвященная, – грустно сказал он.

Я почувствовал, как моя жалость все растет, затмевая любые другие чувства.

– Я пришел спасти бедного черта.

Глава 15

Как можете вы понять океан, если не в состоянии понять друг друга?

Станислав Лем – «Солярис»

С приходом Вассила в комнате стало тихо. Женщина с благоговейным трепетом рассматривала архангела. Она как будто и не чувствовала ту печаль, что окутала нас. Архангел остановился в шаге от черта. Искуситель видел его – это можно понять по сфокусированному взгляду в глаза. Смелому взгляду – так обычно смотрят на равных.

– Фетаад, ты хотел жить, – Вассил сказал это пронизывающе тихо. – У тебя появился шанс.

Черт облизнул пересохшие губы и открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг вмешалась эта святая.

– Нужно спасти душу, которую он вытеснил из этого тела! – продолжала она настаивать на своем.

Архангел повернулся к ней всем телом. Лицо его оставалось спокойным, но в воздухе все еще висела печаль.

– Душа предстала перед судом. Это случилось раньше времени, но не более. Единственное, в чем крупно согрешил Фетаад – убийство другого черта.

Печаль вытеснила злость, но она была не сильной. Такой злостью может злиться родитель на непослушного ребенка. Злиться, любя.

– Он сам напал, – оправдывался искуситель.

– Знаю, видел. Здесь нет твоей вины.

Вассил подошел к столу и опустил на него озадаченный взгляд. Над заплесневелой грязной посудой жужжали мухи, скатерть, покрытая желто-коричневыми пятнами, казалось, намертво прилипла к столу.

– Посвященная, не трогай этого черта, – спокойно продолжал архангел. – Он вовсе не так плох, как тебе могло показаться. И не зови нас больше из-за него. Тем более, Сеира.

– Но… – начала было Садрин, но архангел так глянул на нее, что та замолчала.

– Делай вид, что ничего не знаешь. Этого разговора не было, ты не встречала черта и не видела меня. Этих двоих ты тоже не знаешь и не видишь.

Тон Вассила был строг и не подразумевал вопросов. Посвященная слушала, смиренно опустив голову.

– На улице делай вид, что не узнаешь его. И вы тоже. – Архангел посмотрел на меня. – Старайтесь не говорить с ним в людных местах. Потому как будет странно выглядеть, когда он начнет вам отвечать. Если только отвечать Фетаад будет не вслух.

Я кивнул.

– Прощайте, господа. Удачного освоения тела и Алкеона.

После этих слов, не дождавшись ответа, архангел скрылся за дверью, унося за собой окружающие нас эмоции. Садрин шумно выдохнула, как будто сдулась. Наверное, пока здесь был архангел, она затаила дыхание. Черт еще раз с презрением осмотрел грязный стол, немного сморщился и развернулся, не говоря ничего на прощание. Святая тоже молчала, слушаясь повеления архангела.

Мы вышли на улицу. Этот район города мне не нравился. Окраина такая, какая она обычно во всех городах. Грязная, бедная, но щедрая на распивочные. Дом человека, чье тело занял черт, находился не в этом районе. Дорогу мы, правда, подзабыли. Но решили заняться поисками потом, а сейчас нужно осмотреть этот город и найти нам с Аодом подходящие тела.

В центре города располагался огромный рынок, где торгаши заламывали цены на полутухлые овощи, заросшие бело-зеленой плесенью. Метлой поднимает облака пыли человек с двойным клеймом на лбу.

Черт смотрел на это ясными глазами, как будто бы видел впервые. Он наблюдал за развитием мира из наших внутренних миров, и ничего нового он сейчас не обнаружил. Но обонял он впервые, как и пользовался материальными глазами. Он вертел головой, а прохожие на него оглядывались. Было нечто безумное поведении черта, нечто, что выдает во взрослом человеке пробудившегося ребенка.

Аод вел себя похожим образом, но не так откровенно. Для него последние пятьсот лет прошли в неизменном Ньяде, когда Алкеон развивался и менял поколения. Одно оставалось неизменным – цифры на лбах, ужасная система рабства, ломающая многие судьбы.

– Знаешь, Ниортан, я чего тут подумал, – говорил Аод, не глядя на меня. – Может, нам удастся перестроить систему распределения по загробным мирам? Пока здесь мы, те, у кого есть знание, у бедных рабов есть шанс ворваться в вечное счастье, а не тухнуть в Ньяде, теряя остатки разума.

– И что ты предлагаешь? – спросил я.

Черт вздрогнул. Он ведь не слышит Аода, для него все выглядит так, как будто я разговариваю сам с собой.

– Займем тела каких-нибудь именитых проповедников и будем нести свою правду. В конце концов, разве нам есть, что терять?

Если так, то нам придется делать это втайне от черта. Он ведь запретил нам занимать тела знаменитых людей и становиться публичными личностями. Я поджал губы, подумав, что в данный момент он может читать мои мысли. Но искуситель продолжал вертеть головой, кривить нос от противных запахов, что наполняли желтые пыльные улицы. Иногда черт чихал, не прикрывая рот рукой, его ведь никто этому не научил.

– Да не читает он твои мысли, – сказал Аод, видно, догадываясь, о чем я подумал. – Может быть, он и может, но сейчас настолько поглощен жизнью, что ему просто не до нас.

Я кивнул.

– Фетаад, – позвал я.

Черт обернулся. Он смотрел невидящим взглядом как будто через меня, насквозь.

– Мы поищем нам тела?

– Хорошо, – ответил искуситель.

Прохожая женщина, выгнувшая спину под тяжестью корзины с фруктами, которую одной рукой держала перед собой, покрутила пальцем у виска.

– Встретимся в доме.

«Хорошо», – мысленно ответил черт и отвернулся от меня – все равно я не заметен его глазу.

Искуситель продолжил путь вдоль рыночных витрин, а мы с Аодом остановились, глядя ему вслед. Походка у черта была какая-то неумелая, детская. Он как будто бы привыкал к весу тела и при ходьбе слегка наклонялся вперед. Люди сторонились его, но с любопытством посматривали. Мы же с Аодом отправились на поиски церкви. Скорее всего, там мы и найдем какого-нибудь священника или проповедника.

– Как насчет тела той женщины? – спросил Аод.

– Ну, ты и рисковый, – удивился я. – Нам потом шайка архангелов головы оторвет. Да и неизвестно, кто она вообще такая. Она думает сильнее нашего Фетаада, и ты предполагаешь, что мы сможем забрать ее тело?

– Давай хотя бы разберемся, что она такое, – заключил Аод. – А там уж решим, что делать. Можно проследить за ее окружением и занять тело кого-то из ее приближенных.

– А если заметит?

– Трусишь? Перед женщиной?

В ответ я фыркнул. Я, конечно, не трусил, но и не хотел лишний раз подставлять себя под угрозу, когда только вырвался из Ньяда. И так на меня уже Сеир зуб точит, и не думаю, что такие, как я, пользуются почетом у Бога. Это не трусость, а осторожность.

– Раньше мне казалось, что ты никогда не думаешь о поражении, – говорил Аод. – Вернее, думаешь, но лишь тогда, когда приходит время нести ответственность за поступки.

Да уж, раскусил он мои принципы. Я действовал так всю жизнь, я действовал так и после смерти, когда пришел во дворец Гортея, когда стащил «правду» и проник в Рьяд, и когда не без помощи Вассила пришел сюда. Но сейчас мне кажется, что мы перегибаем палку и пора бы остановиться. Занять тела и жить спокойной жизнью, пока тело не распадется. А потом не идти в сортировочный центр, как поступают другие души, а занять новое тело и продолжать жить.

– Лично я не терплю неразгаданные загадки, – сбил меня с мысли Аод. – Раньше, когда я был царем Идомея, я знал все, что творится в моем царстве. Естественно, все из того, что может оказаться мне полезным. Я знал, кто из моих подчиненных берет взятки, я знал, кто готовит против меня заговор. И теперь, когда надо мной стоит чужая власть и когда она что-то от меня скрывает, я не могу это терпеть. Не знаю, как ты, а лично мне до смерти интересно, кто на самом деле такая эта женщина. И что это была за одержимость. Та черная штука вообще ничем на душу не смахивает.

– И то верно… – выдохнул я. – Будь здесь моя сестренка, она бы сразу все разгадала. Она была у меня особенная.

– Особенная?

– Ну, да. Благодаря ее рассказам я так быстро и привык к смерти. Она, будучи живым человеком, могла спокойно покидать тело. Я в это слабо верил при жизни, но теперь-то все изменилось.

– Покидала тело? То есть, умирала, а потом оживала? – Аод вздернул брови, видно, впервые услышал о подобном.

– Да, – спокойно подтвердил я. – Умирала, потом оживала.

За этими разговорами я и не уследил, как Аод привел меня обратно к жилищу Садрин. Каким, однако, он бывает упрямым. Но, если смотреть с другой стороны, он вообще-то тоже изначально не горел желанием посещать дворец Гортея – это я его втянул. Кто же знал, что все закончится возвращением на Алкеон и слежкой за святой.

Мы остановились неподалеку от дома. Внутрь входить не стали, кто знает, как она отреагирует на наше возвращение. Может, даже позовет Вассила да пожалуется, что мы не послушали его указаний. Силуэт женщины мелькал за маленькими окошками. Солнце уже клонилось к горизонту, и в окнах зажегся желтоватый свет керосинки. Ничего необычного не происходило – Садрин поужинала и положила тарелку поверх огромной кучи посуды. Эта куча дрогнула, норовя рухнуть на пол. Дрогнула и святая, готовясь ловить заплесневелые тарелки. Но все осталось лежать на месте, и плечи Садрин расслабленно опустились в облегченном выдохе. Силуэт святой пропал на какое-то время в соседней комнате, где не светила лампа, а затем вновь появился, но только для того, чтобы погасить свет и на кухне. Видимо, она пошла спать.

– Надо возвращаться к черту, – сказал Аод, глядя в небо, которое становилось все тусклее.

– Давай сначала посмотрим ее дом, – предложил я. – Начнем с кухни, потому что ее там точно нет. Если она не спит, думаю, мы это услышим и вернемся на улицу.

– Хорошо, только недолго. Я что-то начинаю переживать за нашего черта, – сказал Аод.

– Да нечего за него волноваться. Уж кто-кто, а он у нас сильный.

– Да я не в том смысле волнуюсь. Ну, ладно, идем.

Мы прошли сквозь стену на кухне. Тут мы уже бывали, и практически ничего не изменилось с тех пор. Только груда посуды немножко увеличилась. Мне вдруг захотелось прямо сейчас завладеть телом святой, перемыть всю посуду, а потом отдать тело владелице, чтобы хоть как-то жизнь ей облегчить. Хотя, если смотреть немного с другой стороны, не похоже, что ей времени не хватает на мытье посуды. Вероятней всего, это обычная лень. Как странно осознавать, что даже святые ей подвластны.

Мы прошли через небольшой коридор, который, в противовес кухне, был тщательно вычищен, и попали в спальню, которая служила женщине одновременно и библиотекой. По спальне можно многое сказать о человеке – чем он увлекается, как относится к вещам, и что для него самое ценное. Ведь именно в спальнях люди хранят вещи, напоминающие о самых откровенных воспоминаниях.

Глядя на спальню этой святой, мне казалось, что по ней прошелся ураган. Наверное, и в ее внутреннем мире постоянно бушуют дикие ветра, сметающие все на своем пути.

На кровати, свесив одну руку, тихо посапывала, лежа на животе, Садрин. На полу одной большой кучей лежала одежда. В этой куче замешалось все: и летнее, и зимнее, даже нижнее белье. Рядом стоял открытый пустой шкаф со сломанными полками.

Отдельно от одежды, другой кучей, лежали книги. Вот это уже интереснее – что может читать святая? Я подошел, стараясь не дышать, чтобы не разбудить Садрин, и наклонился к этой куче. Какое разочарование постигло меня, когда я увидел, что эта куча – сплошь детские сказки! Я-то ожидал увидеть умные книги на разных языках, философию и науку. А тут – просто сказки.

К слову, книжная полка у святой тоже присутствовала, но она была полупустой. Отдельные книги были высунуты из рядов. Видно, они и лежали в этой кучке. Из оставшихся на полке книг я тоже не увидел ничего любопытного – только какие-то стишки да куча сказок, знакомых всем людям с детства.

– Да уж, – мысленно заговорил я, – ничего интересного, пошли отсюда.

Аод со мной согласился и прошел сквозь стену. Оказавшись на улице, мы полетели искать наш дом. Вернее, не наш, а дом той души, которую выгнал из тела черт. Мы летели вдоль распивочных, из которых вываливались пьяные люди. Кто-то, едва держась на ногах, делал несколько шагов и падал вниз лицом. Кто-то сгибался пополам и блевал, издавая при этом противные звуки. Вот он, бич современного общества. Когда-то я и сам любил посидеть за кружечкой пива после долгой работы, но я редко перебирал, всегда сохраняя чувство меры. А эти люди казались мне слишком низкими.

– Будущие девятки, – горько ухмыльнувшись, сказал Аод.

Вот с этой мыслью я был согласен. Именно таких пьяниц и стоит посмертно делать рабами. Пьяниц, но не царей, как Аод. Обидно за него, особенно теперь, когда я понимаю, что большинство этих людей либо попадет в Рьяд, либо получит более-менее нормальные цифры, но не девятки.

Аод прав – нужно повлиять на сортировочную систему загробных миров. Если раскрыть людям правду, рассказать про Ньяд, про Рьяд, и про то, как попасть туда, может быть, и судьи начнут судить не по чистоте лба, а по деяниям.

– Ты прав, – вслух признал я. – Мы видели загробную жизнь, и никто в этом мире не знает, что ждет после смерти, лучше, чем мы. Мы можем повлиять на современную историю.

– Все же созрел, – усмехнулся Аод.

– Рабы, восьмерки и девятки, начнут сбегать от хозяев, – предположил я. – Они будут стремиться насладиться свободой, пока живы. Ведь они будут знать, что ждет их после смерти.

– А хозяева, всякие графы… не в обиду. Всякие графы начнут трястись за свое состояние.

– Я давно уже не сын графа, – улыбнулся я. – Так что замечаниями про графов ты меня никак не тронешь.

Аод улыбнулся. Мне стало казаться, что мы потерялись. Распивочные закончились, как и бедный район, в котором стоял дом святой. Мы летели по темной улице, где иногда встречались редкие прохожие. Чаще всего двойки или тройки, которые работают почти что сутками. Их одинаковые серые лица выражают усталость и сонливость. Взгляд опущен в землю, и, если не видеть клейма, можно подумать, что человек пьян. Но это не опьянение, это дикая усталость заставляет бедняг шататься и запутывает ноги. Помню, как лично засыпал посреди улицы – не оставалось сил дойти домой с работы.

После смерти все воспоминания, даже те, что были очень размытыми, обострились. Я буквально вспомнил каждый день своей жизни так, как будто он был вчера. Кроме младенчества, конечно же. О чем говорить, в те времена я и черту с ангелом был недоступен. Но сейчас, несмотря на то, что я мертв, я понимаю людей лучше, чем когда-либо прежде. Просто потому, что я помню разные стороны собственной жизни. И я не желаю никому зла – ни графам, ни рабам, ни кому-либо еще. Я просто хочу справедливости. Думаю, это нормальное желание для того, кто уже прожил целую жизнь, но справедливости в ней так и не нашел.

Дорогу домой мы все же нашли, правда, пришлось долго блуждать по ночным улицам. Эта дорога была самой широкой в городе, если не считать ту, что на рынке. Самая широкая, но самая безлюдная. По пути не встретилось ни одного человека, зато мы видели душу, которая пронеслась мимо нас, как будто даже нас не заметив. Ну, и хорошо. Меня больше устраивает, когда нас не видят.

Домой мы прошли напрямую сквозь стену. Все равно дверьми мы пользоваться не можем. Ну, по крайней мере, открыть дверь мы не в силах. В доме было тихо. Сначала я решил, что черт лег спать, но тут же вспомнил его слова насчет сна. Он раньше спал, а потом просто перестал. Так что, скорее всего, он бы и в теле не лег. Тем более, если учесть, что он и дышать-то не сразу начал. Поэтому первым делом мы пошли не в спальню, а на кухню. Никого там не обнаружив, мы облетели весь дом. Искусителя внутри не оказалось.

– Может, не смог дом найти? – предположил Аод.

– Брось, – ответил я. – Ты же знаешь нашего черта, он не мог заблудиться. Возможно, пошел искать нас или до сих пор город осматривает. Вероятнее всего, конечно, нас ищет. Он же за нас ответственность чувствует.

– Может, пойдем и сами его поищем? – спросил Аод.

– Не знаю, как ты, а я не очень за него переживаю. Придет, или он не наш черт. Давай спать, а то, если честно, меня уж слишком ко сну клонит.

– Может, все же поищем?

– Хочешь – ищи, а я спать буду.

С этими словами я улегся в воздухе на бок и закрыл глаза. Я услышал, что Аод тихо выругался.

– Ну, и черт с ним, – сказал он. – Я лягу в соседней комнате.

Несмотря на отсутствие подо мной кровати, мне было достаточно комфортно, наверное, поэтому сон наступил так быстро. Сон этот оказался вовсе и не сном, а путешествием в мой внутренний мир. Я вошел черезгрязно-зеленую дверь и камнем полетел вниз, видя под собой огромный океан. Я плюхнулся в воду и быстро заработал ногами, чтобы не утонуть.

– Ниортан, – раздался холодный голос моего хранителя. – Ты совсем внутренний мир затопил.

Ангел висел в воздухе позади меня, едва не касаясь кончиками пальцев ног океанской воды.

– Да я заметил! – сказал я, расслабляя ноги, но тут же почувствовал воду во рту и начал плеваться.

– Ниортан, – снова позвал меня ангел по имени, – у меня к тебе есть просьба.

Говорить, едва держась на плаву, не так легко, когда я почти не умею плавать. Поэтому я решил говорить с хранителем, не используя воздух и язык – мыслями.

– Что я могу для тебя сделать? – мысленно спросил я, чувствуя, что ноги начинают уставать.

– Поговори с чертом. Пусть он расскажет тебе то, что прочитал из «правды».

Ангел, как всегда, говорит холодно, впрочем, как и другие ангелы. Но он не похож на них. У него есть собственный характер. Может, так себя ведут и другие падшие, может, зачатки характера и личного мнения есть и у них. Но скорее всего, просто для меня мой хранитель выглядит особенным.

– Зачем тебе это? – спросил я, стискивая губы, чтобы в них не попадала вода.

– Ты не понимаешь, – хранитель сказал это утвердительно, а не спросил. Он видит мою воду насквозь и прекрасно знает, что я понимаю, а что нет. – Все, что слышишь ты, слышу и я. Если черт тебе расскажет «правду», то ее узнаю и я.

– Но в таком случае он вряд ли захочет мне что-то рассказывать.

Я двигал ногами уже из последних сил. Они становились ватными. Да и вообще, я никогда не любил воду, никогда не любил плавать. Как бы странно это ни выглядело, учитывая, что мой внутренний мир наполнен водой.

– Ты сможешь его убедить, – холодно произнес ангел. – И начни уже, наконец, управлять своими мыслями, ты же сейчас в них утонешь.

Меня как будто осенило. Ведь ангел прав! Чего это я гребу ногами, когда это мой внутренний мир, когда здесь я бог и хозяин? Тем более, мне не очень-то и нужен воздух. Я перестал грести ногами и почувствовал, как тело потянуло ко дну. Странно, но после слов ангела мне совершенно не страшно. У меня стало как будто яснее в голове. До этого я полностью и не осознавал, что я хозяин своих мыслей, что у меня есть нечто неповторимое. То, что должно управляться моей волей. После этого осознания наступила спокойная тишина в голове. Мелкие рыбки проплывали мимо, не обращая на меня никакого внимания. Вода как будто замерла. Я увидел, что ангел-хранитель нырнул ко мне. На его вечно холодном лице сейчас проглядывался интерес, с которым он наблюдал за мной. А может, вовсе и не за мной, а за моими мыслями, в которых я все-таки утонул.

Я поднял голову и увидел, как сквозь воду проникает яркое солнце. Странно, но раньше я и не замечал, что в моем мире есть солнце. Наверное, если здесь есть солнце, то тут бывают и ночи, и даже зимы.

– Все зависит от твоего состояния, – сказал ангел.

Я удивился, что слышу его слова через воду, хотя говорит он ртом, а не мыслями.

– Иногда ты мыслишь светло и ясно, иногда думаешь о чем-то с теплом, а иногда – холоден. Иногда ты ничего не понимаешь, и тогда на твой внутренний мир опускается ночь.

– А луна здесь ночами бывает? – спросил я, и стайка рыбок расплылась в разные стороны.

– Бывает, но не всегда. Все зависит от степени твоего непонимания. Ладно, тебе пора возвращаться. Только не забудь поговорить с чертом, хорошо?

– Ладно, хотя вряд ли он согласится что-то мне рассказать… Но я попробую.

Ангел обхватил меня со спины и вытащил из воды. Мы взлетели в небо. Сейчас вода под ногами казалась чище, чем раньше. Она больше не имела коричневато-зеленый оттенок, а была черной в глубине и серебристой на поверхности. Как только мой внутренний мир скрылся за дверью, я проснулся.

На улице уже был день. Первым делом я прошелся по дому, в соседней комнате в воздухе спал Аод. Черта так нигде и не было, и меня это начало беспокоить. Все же нужно пойти на поиски. Но для начала – разбужу Аода, а то он и меня потеряет.

Глава 16

Видели ли вы хоть раз в жизни, чтобы больной раком погибал в автомобильной катастрофе!

Альбер Камю – «Чума»

Аод паниковал сильнее, чем я ожидал. Едва успев проснуться, он облетел весь дом, проверяя, действительно ли черт не вернулся, а после начал летать из стороны в сторону, выбрасывая в воздух разные догадки, начиная с того, что его покарал Бог, заканчивая тем, что он действительно заблудился. Решение Аод принял незамедлительно – мы должны отправиться на поиски. Я колебался – черт может прийти, но нас не обнаружить. Я предложил Аоду отправиться поодиночке. Я бы остался дома, а он полетел бы в город. Но Аод со мной не согласился. Он сказал, что, если с чертом могло что-то случиться, то и нам не стоит разгуливать по Алкеону в одиночестве. В конце концов, черт сильнее нас вместе взятых.

Мы быстро пролетали по городу. Улица, на которой стоял наш дом, была почти так же пустынна, как и ночью. Зато в центре города народ шумел, пытаясь продать как можно больше пестрого тряпья. Мы залетали в жилые дома, в основном, пустующие в это время, мы облетели рынок, прочесали весь центр города. Мы встретили три души, но не вступали с ними в контакт. В центре города черта не было.

Мы отправились в бедный район, который переполняли пьяницы ночью. Сначала полетели по жилым домам. Не найдя черта, мы долго не решались залететь в дом Садрин, но все же сделали это.

Женщина лежала на кровати, перекинув ногу за ногу. Она оторвала глаза от книги сказок и окинула нас недовольным взглядом.

– Что хотели? – спросила угрюмо, и в голосе ее я как будто даже услышал угрозу.

– Наш черт тут не появлялся? – спросил Аод.

– Вашего черта я знать не желаю. Проваливайте из моего дома и больше не ходите сюда по ночам.

Я почувствовал, как похолодели кончики моих пальцев. Как она могла узнать, что мы были здесь? Она же спала! Мы ничего не трогали, да и не могли потрогать чисто физически.

– Пойдем отсюда, – глухо сказал Аод.

Мы вылетели на улицу, но остановились во дворе. Смотрели друг на друга, видно, думая об одном и том же. Откуда она узнала? Неужели эта святая подобно чертям и ангелам способна читать наши мысли? Или она сегодня связывалась с архангелами и это они ей рассказали? Если это так, то мне даже жаль их. Сколько же у них работы. Следить за Рьядом, прокармливать Рьяд, а еще и откликаться на зовы подобных Садрин. Ужас.

Мы быстро облетели все жилые дома в городе. Так мы и запомнили, где и что расположено. Черта в домах не нашлось. На всякий случай мы вернулись и к себе домой, проверить, вдруг приходил? Но нет – дом пустовал в наше отсутствие.

Без прежней спешки мы летели по желтым улицам, повесив носы. В городе черта явно не было. Либо мы искали не в тех местах. Может, стоит посмотреть там, где мы меньше всего ожидаем?

– Аод.

– М?

– Давай проверим распивочные.

Аод молча повернул в сторону бедного района. Я полетел рядом. Судя по лицу моего товарища, он уже разочаровался и не надеялся найти черта. Вот бы спросить у кого-нибудь совета! Но у кого? Снова лететь к Садрин – сомнительное удовольствие.

В распивочных было не так уж много народа. По одному, максимум, по два человека на заведение. В тишине ленивые официантки в длинных юбках неспешно разносили заказы. Но один кабак отличался от прочих. Здесь было шумно, за маленькими круглыми столиками на длинных черных ножках стояли по три-четыре человека. Воздух казался тяжелым из-за серых клубов сигарного дыма, прикрывающих запах пива и пота.

– Зря мы сюда пришли, – сказал я, пробираясь через этот дым. – Мы его тут не найдем. Да и дышать совершенно невозможно.

– Так не дыши, в чем проблема? – спросил Аод, пролетая вперед.

Я тихо выдохнул и остался у стены, сквозь которую мы и проникли в это заведение. Через дым виднелись хрупкие женские фигуры, практически неприкрытые какой-либо тканью. Они подставляли открытые животы мужикам, те проводили руками по коже, обнимали девушек за талии и делали заказы для них. Это выглядело гадко, но и заманчиво. В какой-то мере я даже завидовал этим пьяницам. В жизни у меня было не так много шансов посидеть в распивочной в компании шлюх.

Черта, как и ожидалось, здесь не было. Мы уже собрались уходить, как усатый мужик рядом с нами затронул интересующую нас тему.

– Помнишь того урода, который разозлил нашу Садрин? – говорил он второму мужику, худощавому и длинному, сжимающему в огромной ладони кружку пива.

– Кто ж не помнит? Все только о нем и говорят. Это ж Астер. Хлеб печет отменный.

– Видел его сегодня, – ответил усатый.

Мы с Аодом придвинулись ближе. Благо нам можно не прятаться, подслушивая чужие разговоры.

– Говорят, его прокляли, – сказал худой и припал губищами к кружке пива.

– Да брось, тронулся он. Как дочку единственную закопал, так мозги и уехали, – усатый покрутил пальцем у виска. – Вот и несет всякую чушь. Меня больше добивает, как он вообще позволил себе так разговаривать с нашей Садрин? Чтоб его клеймили десять раз.

Я поежился.

– Так и дочка из-за проклятия его померла, – доказывал худой, активно размахивая полупустой кружкой в воздухе. – Жалеть его надо, а не ненавидеть. Живет один, как тут умом не тронешься? Только хлебом своим и жив.

– Не сказал бы, – усатый положил локти на стол и наклонился через него к худому. – Говорю же, видел его сегодня. В компании каких-то то ли шлюх, то ли просто бесстыжих женщин. Хотя, если говорить о шлюхах, то все они бесстыжие, чего это я. Ну, суть не в этом. Он прекрасно себя чувствовал, по дочке как будто даже и не горевал.

Мы с Аодом переглянулись. Слабо верилось, что он говорил именно о нашем черте. Может, у них в городе есть еще человек, который недавно разозлил Садрин. Вывести ее из себя – плевое дело. Ну, по крайней мере, мне так показалось.

– Пытается забыться, – задумчиво произнес худой, с важным видом рассматривая кружку.

– Залить горе. Но все равно он еще тот засранец. Спорить с нашей Садрин – это ж надо еще до такого додуматься! А что он там говорил?

– Я сам не слышал, мне только рассказывали. Он посрамлял архангелов, говорил, мол, не придут они на ее зов. А еще его одержимый молил о спасении.

– Может, он и сам одержим? – мужик пригладил пальцем-колбаской усы.

– Ты что, одержимых никогда не видел?

– Видел, конечно.

Как странно. До своей смерти я ни разу не встречал одержимых. Слышал про это, конечно, но не встречал. А эти двое говорят так, будто у них половина города таких.

– Может, это из-за Садрин? – спросил Аод.

– Что?

– В городе одержимые. Пятьсот лет назад это было делом нечастым. Судя по твоему лицу, и ты думал о том же самом.

– С каких пор ты в ангелы заделался и стал решать, что я думал, а чего нет? – спросил я, но все же удивился, что Аод смог разгадать мои мысли. – Насчет Садрин – вполне вероятно. Вот бы поговорить с кем-то об этом! С тем, кто знает.

– Мы здесь не для того, чтоб решать загадки Алкеона. Которых, я тебе скажу, бесчисленное множество. Нужно как можно быстрее найти черта.

Мужики уже переключились на новую тему, и теперь стоял другой вопрос – как заставить их говорить о черте. Нужно узнать, где точно этот усатый видел черта. Только вот идей никаких в голову не приходило. Занять чье-либо тело прямо сейчас? Не думаю, что народ оставит это без внимания. Тело этого занять, худого, что ли? Нет. Это точно будет выглядеть подозрительно. И из меня не очень хороший актер, насчет Аода не знаю.

– Пойдем отсюда, – сказал Аод. – Только время теряем.

Разочарованно выдохнув, я вылетел через стену и оказался на свежем воздухе. Эта Садрин, похоже, занимает не самое низкое положение в обществе. Статус святой дал ей славу и уважение. Может быть, и что-то еще. Но, говоря в обычной жизни о святых, я представлял светящихся изнутри людей, которые не сидят дома, а ходят и раздают еду бездомным. И уж что точно не мог представить, так это то, что у них дома может быть такой срач. И что читают они детские сказки, а не историю и священные книги.

Да, тела бы сейчас нам неплохо облегчили поиски. Можно было бы хоть у прохожих спросить, не видел ли кто нашего черта. А так – мы просто бездумно летаем туда-сюда, вглядываясь в лица прохожих. Никакой зацепки. Вообще никакой.

– Знаешь, – начал Аод, – мне кажется, что мы его где-то упустили.

– Мы внимательно осмотрели весь город.

– Я не об этом. Представь, мы только осмотрели какой-то дом, а через минуту туда вошел черт. Тогда, когда мы уверены, что его там нет.

Я закатил глаза и утомленно выдохнул.

– Ты предлагаешь начать сначала?

– С конца.

– Ну, терять нам вроде как нечего. Времени у нас – целая вечность.

Аод небрежно махнул головой, будто стараясь отбросить мысль о вечности, и полетел в обратную сторону. В распивочной все те же мужики сидели на местах, женщина ласково наминала одному плечи. Черта здесь не было. Нашли мы его в другом месте. Соседнее здание, подвальная распивочная, которая в прошлое наше посещение была пустой. Сейчас, казалось, тут собралась половина города. Много мужчин и женщин столпились вокруг одного человека, который рассказывал слушателям историю. Точнее, слово «человек» в отношении к черту должно быть не совсем правильное. Люди молчали и внимательно слушали его. Казалось, они ловили каждое слово. Женщины смотрели на нашего Фетаада большими влюбленными глазами, как будто перед ними был кумир всей жизни.

– Там, – сказал черт и показал указательным пальцем в потолок, – все абсолютно иначе. Не так, как пишется в ваших книгах.

– Ньяд существует? – спросила юная девушка, протискивая голову между двумя полными дядьками.

– О, да, – сказал черт с некоторой артистичностью. – Ньяд существует, господа. И там окажетесь вы все.

Толпа зашумела. Все разом задавали черту вопросы, и все они об одном и том же – о Ньяде.

– Что он делает! – воскликнул Аод, становясь прозрачным на глазах.

– Черт! – позвал я.

Искуситель фыркнул и, как будто не услышав моего голоса, поднял ладонь. Толпа, как по команде, умолкла.

– Зачем вам знать все это? В любом случае умрете, как бы ни случилось.

– Ты говоришь, что мы все попадем в Ньяд, – заговорил крепкий незнакомец. Его руки, скрещенные на груди, казалось, при желании могли поднять маленький домик. – А что нужно сделать, чтобы этого избежать?

Черт улыбнулся своей естественной мягкой улыбкой.

– Всего-то нужно разбогатеть.

Толпа опять загудела, но теперь с новой силой.

– Что он творит… – повторил Аод, становясь все более прозрачным с каждой секундой.

– Ты что придумал? Зачем ты это делаешь? – спросил я, пролетая через толпу.

Искуситель упорно меня игнорировал.

– Богатые, привыкшие к роскоши люди никогда не попадут в Ньяд, я это вам гарантирую, – говорил он. – Это сделано специально, чтобы каждый чувствовал себя в своей тарелке. Раб останется рабом, царь – царем. Играет роль только то, кем вы умерли, а не кем были раньше.

– А как стать чертом? – спросил любопытный, совсем еще молоденький парнишка.

Толпа после этих слов сразу замолчала. Черт тоже не сразу ответил. Он опустил мягкий взгляд в пол, тихо выдохнул, как будто беря себя в руки, и сжал кулаки.

– Как стать чертом… – искуситель горько усмехнулся. – Как вообще можно такого желать? Вы ничего об этом не знаете.

– Но все же как? – повторил парень.

Взгляд искусителя забегал. Но, не найдя за что уцепиться, он остановился на лице этого парня.

– Никак.

– Если наше богатство будет наворованным, мы не попадем в Ньяд?

– В том-то все и дело, господа, в том-то и дело. Не попадете. Вот какая справедливость в наших мирах. Никакая.

Толпа замолчала, видно, переваривая эти слова.

– Не ты ли нам говорил, что не стоит себя выдавать и быть публичной личностью? – спросил я. Как будто со стенкой поговорил.

– Что он… зачем… – продолжал Аод, явно пребывая в шоке.

У меня появилась идея. Высказывать ее вслух я не решился – все же наш искуситель слышит мой голос. Остается надеяться, что он не прочел мои мысли. Я подлетел к черту вплотную. Он меня не замечал, продолжая разглашать тайны небытия простым смертным.

– Прости, – сказал я черту и запустил ладонь в его грудь.

– Ниортан! – вскрикнул Аод.

Я отдернул руку. Ее покрывала обжигающая тьма. Как и черта – она окружила его, создавая вокруг подобие кокона, поглощающего свет. Я отступил на пару шагов, ведь уже видел, на что способна эта тьма. Руку жгло. Тьма не отступала, она, казалось, уже начала разъедать мою призрачную кожу. Так горячо мне не было даже тогда, когда я мыл тарелки в Ньяде.

– Он это серьезно?! – вскрикнул Аод.

Я зашипел от боли.

– Зачем? – сквозь стиснутые зубы проговорил я.

– Каждый, – говорил искуситель, обращаясь к толпе, – абсолютно каждый черт мечтает оказаться на месте любого из вас, глупые. Я просто исполняю мечту. И не хочу, чтобы этому мешали.

Я понял, что последняя фраза адресована мне. Можно сказать, он просто нас послал куда подальше. Вот, оказывается, о чем он так мечтал. Просто о жизни. И теперь, когда он ее обрел, ему больше не нужна обуза в виде двоих клейменных. Руку продолжало жечь все сильнее, и, когда я уже стонал от боли, эта тьма рассеялась, уступив место ангельскому свету.

– Мы остались одни?.. – спросил Аод.

– Не одни, – ответил я, рассматривая легкое свечение, исцеляющее мою обожженную тьмой кожу.

Я отвернулся от черта. Он предал нас, хотя мне казалось, что мы для него как дети для матери. Ничего делать не хотелось. Разве что вернуться в Ньяд с покаянием и принять десятое клеймо – если только так. Сколько разочарований в своей жизни я уже повидал, но это не сравнится ни с одним. Оказывается, чертям все же доверять не стоит. Или же… или же это «правда» на него так влияет. Ведь он изменился только после того, как ее открыл. Хотя вряд ли он смог успеть прочитать хотя бы абзац – слишком скоро он в ужасе захлопнул книгу. Что же он там прочел – этот вопрос мучил меня уже не один день. И, думаю, не только меня.

– Ты совсем кислый, – заметил Аод. – не переживай так, может, он одумается.

– Одумается?! – я резко обернулся всем телом. – Аод, он пытался убить меня!

– Не преувеличивай. Он только защищался.

– Мог сделать это и иначе!

– Да что ты на меня-то орешь? Как будто это я тебя тьмой опалил.

Мне стало немного стыдно, но я не извинился.

– Зато мы теперь свободны, думай позитивно. И какое бы тело мы ни заняли, ворчать он не будет. А если и будет, то сам виноват, нечего было нас без присмотра оставлять.

‒ Ты прав. Абсолютно любое! Вот теперь-то мы заживем. Как насчет тела Садрин?

– Ты чокнутый!

Я рассмеялся, а Аод облегченно выдохнул.

– Не шути так, придурок.

Глава 17

Ассоциация – зеркало души.

Анджей Сапковский – «Меч Предназначения»

На следующий день мы отправились на поиски тел. Это оказалось не так уж и просто. Помощь черта была бы как раз кстати. Тело должно быть здоровым, мужским и желательно не женатым и без детей. Зачем лишний раз обременяться семьей?

Мы остановили выбор на двух братьях крепкого телосложения. Мы наблюдали за ними два дня, пытаясь определить состояние здоровья, образ жизни и отношение с окружающими. Одного мужчину звали Аарон. Он был высоким, короткостриженым молодым мужчиной с выжженными волосами. Второй – Зиг. Не похоже на полное имя, но окружающие зовут его именно так. Он ниже ростом, но выглядит крепче и старше. Хотя из разговора братьев мы поняли, что старший все-таки Аарон.

Они жили в маленьком доме, зато в центре города. Никакого сада или огорода – мужчинам просто некогда этим заниматься. Утром они уходят – Аарон стоит на страже порядка, а Зиг регулирует работу рынка. Достаточно влиятельные люди, учитывая небольшие размеры городка. Вечером они приходят домой, садятся за стол, обсуждают работу, перекусывая свежими фруктами с рынка. Именно благодаря благополучию, благодаря уважению народа я согласился с Аодом в выборе их тел.

Аоду же хватило одного взгляда, чтобы выбрать. В этих двоих явно была намешана идомейская кровь. Красноватая кожа, как будто они обгорели на солнце, непропорционально маленький рот и густые брови. Аод меня долго не уговаривал. Я сказал, что не против побыть в теле одного из них, если только они действительно нам подходят.

Вечером второго дня, когда братья вернулись с работы, мы решили, что пришло время нам воскреснуть. Аод выбрал старшего, Аарона. Говорит, еще когда был царем, интересовался, каково это – быть стражником. Я сильно не сопротивлялся, мне было все равно. Не то чтобы меня не волновало мое будущее, просто я знал заранее, что, какое тело я ни займу, все равно останусь собой и сделаю все так, как сделал бы именно я, а не Зиг.

Осталось плевое дело – выгнать души из тел. Короче, убить людей, будучи вне тела. Когда это делал наш искуситель, казалось, что это слишком просто. Но теперь, когда я наблюдал за потугами Аода, мне так не казалось. И страшная мысль залезла в мою голову. А что, если сейчас придут хранители или искусители этих двоих? Так случилось с тем парнем, которого убил черт. Я даже как будто похолодел.

Но, продолжая наблюдать за стараниями Аода, я немножко успокоился. Казалось, у него ни за что не получится! Он пихает руку в грудь Аарона, та проходит насквозь – и все.

– Чего лыбишься?! – разозлился Аод, которому, видно, надоели бесполезные попытки. – Возьми и сам попытайся, раз такой самоуверенный.

Я и попытался. Вставил руку в грудь Зига – и ничего не произошло. Теперь Аод усмехался, но, тем не менее, не прекращал и своих попыток. Тогда я решил использовать тот способ, который работал у меня всегда. Я использовал собственную силу воли. В конце концов, я могу прикоснуться к душе этого парня. Она точно такая же, как и я сам сейчас – нематериальная. Я мог прикасаться к Аоду, я мог прикасаться к жителям Ньяда, и мне ничего не мешает сделать это сейчас. Сначала просто дотронуться до такого же, как я сам.

И я действительно нащупал душу.

– Аод, просто коснись его так, как бы ты притронулся ко мне, – сказал я.

Но дотронуться – это только первый шаг. Я чувствую его грудь, но это просто голая грудь, и теперь моя рука не может проникнуть дальше. Мне не за что ухватиться, чтобы вытащить душу из тела.

– Иди к черту, не получается у меня ничего! – сказал Аод.

А я пытался сосредоточиться на чем-нибудь. За что его можно вытянуть? За волосы? Но я не хочу отнимать руку от его груди – вдруг потом и вовсе не смогу притронуться? Ну, почему рядом нет черта, который бы все объяснил! Это выглядело слишком просто.

Можно было бы вытянуть его за ребра – но как это сделать, если я не могу просунуть руку сквозь душу? Она такая же материальная, как я сам.

Или не такая же?

Я снова посмотрел на Зига, как на что-то материальное. Сквозь обычную материю проникнуть я в состоянии. И рука перестала чувствовать грудь – она упала вовнутрь, в тело. Но теперь я снова потерял связь с душой, теперь опять надо себя перенастраивать. Но с другой стороны, можно ведь это сделать, когда рука находится внутри.

И я почувствовал. Рука, казалось, застряла, я не мог ей двинуть. Резкая боль пронзила ее – ребра Зига проходили прямо насквозь. Я увидел, как по груди Зига побежала кровь. Моя кровь, ведь ни сам Зиг, ни Аарон ее не заметили. Зато заметил Аод и с удивлением наблюдал за нами.

– Ты что-то не то делаешь, – сказал он. – У черта крови не было, вспомни.

– Да помню я.

Я говорил сквозь стиснутые зубы. Было настолько больно, что я едва удерживал мысли на том, что нужно все-таки занять тело, а не избавиться от этой боли как можно скорее.

Зиг, видно, тоже почувствовал неладное. Он хотел взяться за грудь, но неожиданно наткнулся на мою руку. Он ее нащупал! Лицо исказило ужасом.

– Что происходит? Это вообще как?! – воскликнул Аод.

Зиг бледнел и ощупывал место, где моя рука входит в его грудь. Думаю, у него очень сильная воля. Как иначе, будучи человеком, он способен душой чувствовать нематериальные объекты? Он вскочил на ноги, отшагнул, увлекая меня за собой, перевернул стул и едва не убился об него.

– Зиг? – спросил Аарон, видно, не совсем понимая, что происходит с его братом.

– Боже! Что это?! О Боже, спаси меня! Молю, спаси! – дрожащим голосом говорил Зиг.

– Пора заканчивать… Сейчас должно получиться, – сказал я и изо всех сил потянул.

Зиг вскрикнул, пытаясь убрать мою руку. Но он только помогал мне, старательно вытаскивая невидимый ему объект из груди.

Но, к моему разочарованию, душу вытащить не получилось. Я боялся смотреть на свою руку – окровавленная, продырявленная, она безжизненной плетью повисла вдоль моего тела.

– Ты… как? – спросил Аод, рассматривая мою руку.

– Ужасно…

Я шипел, держался за руку, чувствуя, какая она мокрая, как пульсируют раны, выталкивая кровь. На миг я испугался – подумал, что могу умереть от потери крови. Душа может умереть, вот так просто, от потери крови! Казалось, это бредово, но у меня и правда закружилась голова, мне стало плохо, раны пульсировали, но уже не болели. В глазах потемнело.

– Не умрешь, – услышал я знакомый, безжизненно-ледяной голос.

– Ангел… – прошептал я.

Он стоял за моей спиной.

Сил повернуться я не нашел, хотя для этого было достаточно лишь мысли.

– Ты не умрешь, но я и не собираюсь тебя лечить, как в прошлый раз. Теперь ты сам.

– Я умираю, – прошептал я. Громче говорить я не мог. Если только не используя голос.

– Нет. Ты думаешь, что умираешь. Забудь про это, иначе и вправду можешь умереть.

Слова ангела меня поразили. Мне стало плохо тогда, когда я подумал, что могу умереть. Ангел прав. Но откинуть эту мысль оказалось гораздо сложнее, чем к ней прийти. Чем больше я старался не думать об этом, тем сильнее мысль «я умру» врезалась в мое сознание.

– Ты уже умер, Ниортан, – сказал ангел, и меня будто окатили ледяной водой.

Перед глазами прояснилось, зато вернулась острая боль. Кровь стекала на пол, образовывая целую лужу. Рядом, скорчившись, стоял Зиг, обеспокоенный Аарон пытался уложить брата на пол, но тот в панике откидывал все материальное, что только могло его коснуться. В том числе и руки брата.

Я повернулся к ангелу. Он смотрел на меня холодно, как и всегда. Он не мог смотреть по-другому.

– Теперь исцели свою руку.

– Тебе легко говорить, ты ангел.

Я продолжал держаться за кровавое месиво, что когда-то называлось моей рукой. Боль не давала думать логически. Более того, она не давала думать сильно.

– Черт уже объяснял – душа выглядит на столько лет, на сколько себя ощущает. Именно поэтому люди, умершие в детстве, рано или поздно взрослеют.

– И что?

– Кажется, я понял, к чему он клонит, – сказал Аод.

Ангел молчал, давая ему высказаться.

– Если ты будешь уверен, что твоя рука цела, то она такой и будет, так?

– Так, – сказал ангел. – Теперь сами. Я пошел.

Он ушел в дверь, за которой виднелось небо моего внутреннего мира. А я остался со своей рукой, пытаясь собрать мысли в кучу.

Но что за несправедливость! Опять же – чем больше я пытаюсь думать о том, что со мной все в порядке, тем сильнее она болит, тем больше я о ней думаю! Как же трудно управлять своими мыслями, когда что-то болит! Это самая трудная задача. В Ньяде мои раны заживали практически моментально. Но я и правда быстро забывал о них, переключаясь на другие задачи. Да и раны не были столь серьезными. Вообще удивительно, что я способен хоть на какие-то мысли в таком состоянии.

Я снова посмотрел на Зига. Он свернулся на полу, все же позволив брату уложить себя. Он безостановочно кашлял, хотя прежде я не замечал у него каких-то признаков болезни.

– Спаси… Боже, спаси… – повторял он, держать за грудь.

– Я за доктором, только протяни! – сказал Аарон. Он собрался уже уйти, но брат окликнул его.

– Стой. Иди к Садрин.

Аарон на секунду замешкался, потом коротко кивнул и выбежал из комнаты. Я вернул внимание к руке. Она все так же кровила. Мне даже казалось, что не может быть во мне столько крови, сколько стекло на пол. И странно – как она вообще стекает на пол, если он материальный, в отличие от крови? Кажется, я нашел отличный повод для размышлений. Я не умру, потому что уже мертв. Я не могу коснуться пола, хотя моя кровь каким-то загадочным образом не нее стекает. Получается, кровь может его коснуться? Да вряд ли, иначе люди бы ее давно увидели. А есть ли вообще во мне кровь? Может быть, она просто плод моего воображения. Ну, зачем, собственно, бессмертной душе нужна кровь?

Получается, это уже зависит от моего образа мыслей. Я управляю ей так же, как и своим телом. Так же, как и ему, я могу приказать своей крови – течь или нет. Выходит, из-за Алкеонской привычки, что при ранении у меня идет кровь, она у меня и пошла. Стоит мне полностью осознать, что никакой крови во мне нет, так она и прекратит литься.

Уже прекратила. Она не только перестала стекать с моей руки, но и исчезла с пола, как будто ее никогда и не было. Раны продолжали болеть, но это были обычные дырки в руке.

– Ты точно гениален… – восторженно сказал Аод, глядя на пол.

– Еще бы, – сказал я.

– Я серьезно, ты сейчас совершил нечто, чего я ожидал бы от ангела или черта, но никак не от обычной души.

Я заулыбался – мне польстили эти слова. Выходит, даже простая девятка может вырасти настолько, что сможет натурально прикинуться ангелом или чертом. Должно быть, боль я тоже придумал сам. Есть, конечно, такое выражение: «душа болит». Вон, у этого Зига она сейчас точно болит. Но у меня ничего не болит.

И правда, больше ничего не болело. Раны на руке затянулись, она была как новенькая. Но что же с Зигом? Как оно смог почувствовать эту боль, если она выдуманная? Он ведь и не знал даже, что с его душой что-то делают. Какая же странная, противоречивая жизнь! Сколько же здесь загадок. Я начинаю жалеть, что не добился своего и не смог прочитать «правду».

– Ты действительно гениален, – повторил Аод, подходя ближе и глядя на Зига. – Научишь?

– Как-нибудь потом. Нужно залезть в тело, пока не пришла Садрин.

– А я что буду делать? – спросил Аод.

– Думаю, разумно будет в твоем случае куда-нибудь спрятаться. Да и мне лучше уйти из дома. Не Аарон раскусит, что я не Зиг, так Садрин точно. А ты просто следуй за мной. А потом, когда у меня все получится, я уже в физическом теле убью Аарона, и ты спокойно займешь его тело.

– Хорошо, тогда так и сделаем. Можно попрощаться? Ты же меня, наверное, видеть не будешь.

– Ага. До встречи в новых телах.

Я подошел к Зигу. Ему, кажется, полегчало – он сидел на полу, все еще ощупывая грудь, как будто проверял ее на наличие дырок. Я снова ввел руку в его грудь, снова почувствовал его душу изнутри. Зиг запрокинул голову и судорожно схватил ртом воздух. Теперь нельзя ошибиться. Кто знает, как скоро Садрин придет сюда?      Я сжимаю руку – это сделать непросто, находясь внутри души. Зато в этот раз мне не больно. Я тяну руку на себя, но чувствую, что снова она выходит из души. Нет, так нельзя. На лице Зига страдания. Черт же сделал все настолько быстро, что душа и почувствовать не успела, хотя опыта в подобном у него прежде не было.

Опять же – нужно найти ту часть сознания, которую необходимо перестроить. Только вот здесь загвоздка – времени на размышления нет. Пришлось решиться на другое – не обращать внимания на страдания Зига и раз за разом проникать в его душу. Зиг кричал, пытался схватить мою руку, но теперь у него не получалось и коснуться ее. Это уже моя заслуга – я представлял его руку как нечто материальное, а грудь – как душу, которую мне необходимо вытащить.

Раза с седьмого у меня, наконец, получилось. Душа последовала за рукой, и Зиг избавился от страданий. Странно было наблюдать свою руку внутри другой души, такой же нематериальной, как и я. И теперь появилась другая трудность – вынуть ее, не причинив боли Зигу.

Я теперь не мог воспринимать его, как нечто материальное. Он же теперь не в теле. Это то же самое, если бы моя рука застряла где-то в Аоде.

– Что вы такое?! – вскрикнула душа.

– Помолчи, помоги лучше что-нибудь придумать!

– Придумать? Ты что?.. – он переметнул взгляд к собственному бездыханному телу. – Ты убил меня?!

– Заканчивай уже, меньше слов, – встрял Аод.

Я плюнул на чувства Зига и изо всех сил потянул руку на себя. Он заорал, но его душа осталась невредима, а моя рука оказалась на свободе.

– Как же все сложно! Теперь надо как-то залезть в тело, – сказал я.

– В мое, что ли?! – Зиг перегородил проход к телу, встав между мной и им.

Я не ответил, а только облетел его и замер над трупом. Я уже догадывался, о чем нужно думать в момент вселения.

Тело – это сосуд для души. Она может быть только в человеческом теле, я не могу вселиться, например, в стол. Выходит, там есть какие-то рамки, которые удерживают душу внутри. Вот именно в эти рамки, или что оно там, мне и нужно попасть.

Я влетел в тело. Я принял точную позу, в которой оно лежало. Но моя душа все равно выпирала – она оказалась больше, чем Зиг.

Аод начал похихикивать. Посмотрел бы я на него, когда он будет вселяться!

С другой стороны, в моей власти изменять и размер души. Интересно, а в моей власти убрать мое клеймо со лба? Подумаю об этом в другой раз. А сейчас нужно заканчивать. Я представляю, как мое тело всасывает внутрь. Я представляю, как открываю глаза в физическом теле. Не работает. Тогда я думаю про другое. Думаю о стуке живого, материального сердца. Я хочу его почувствовать, этот стук. Я думаю о том, что не могу вырваться из этого тела. Все это мимо – я все еще мертв.

Тут еще и Зиг начал вмешиваться. Он схватил меня за руку и потянул на себя. Хорошо, что рядом оказался Аод, который вмешался и оттащил душу.

– Быстрее! – сказал он.

Я должен думать о чем-то другом. Кажется, я догадываюсь. О жизни. Я никогда не умирал. Это тело – мое собственное. Я был жив и остаюсь жив.

Сработало. Я открываю глаза и не вижу Аода. Подо мной твердый пол. Давно я его не чувствовал – еще с тех пор, как был в гостях у Вассила. Тело тяжелое. Очень тяжелое! Я не могу пошевелиться. Я должен двигаться с помощью мышц, но тело не слушается. Кажется, я уже начал забывать, что такое жизнь. Только приложив невозможные усилия, я смог оторвать голову от пола. Теперь уже не получится управлять своим состоянием с помощью мыслей. У меня ровно столько сил, сколько дано этому телу. Сколько оно пролежало мертвым? Может, минуты три. Надеюсь, что там ничего не пострадало.

Я осторожно двигаю пальцами – это трудно, как будто к каждому из них привязали по тяжелому грузу. Сгибаю руки, чувствуя себя связанным.

Даже обычное мигание кажется мне нереально сложным. Поэтому мне кажется подвигом тот факт, что я сумел встать на ноги. Перед глазами все пульсировало в такт новому, живому сердцу. Я оперся на стол, чтобы хоть как-то облегчить стояние. Внутри все вибрировало. Думаю, это я чувствовал, как кровь бежит по новым жилам. Пытаясь поймать равновесие, я услышал, как открылась входная дверь.

Садрин.

Глава 18

Тем не менее, никогда не удастся в достаточной мере изумиться тому, что все живут так, как если бы они о смерти «знать не знали».

Альбер Камю – «Миф о Сизифе»

Медленно передвигая ногами, держась за стену, я пошел на кухню. Пока они разуваются, нужно успеть слинять. Тихо закрыв дверь, я налег на нее всем весом. Идти было слишком сложно. Послышались шаги – они здесь, в гостиной. Я не успею. Чтобы вылезти через окно, нужно его сначала открыть, а меня пальцы плохо слушаются.

– Наверное, ему уже лучше, – раздался голос Аарона.

Ну, конечно, намного лучше. Как я надеюсь, что Аод позаботился о душе Зига и не оставил ее в гостиной. Иначе Садрин уже все поняла.

– Проверим другие комнаты, – ответил голос Садрин. – Мне это не нравится.

Мне тоже. Нельзя ей поддаваться. Если она поймет, что это не просто одержимость, а мы с Аодом, думаю, попадет еще и черту. Да и беседовать с архангелами как-то не очень хочется.

Шаги отдаляются. Наверное, решили начать с других комнат. Их здесь не так много. Помимо гостиной еще две спальни, уборная и кухня. Когда шаги растворились, я оторвал спину от двери и прошел к окну. Нужно все-таки как-то его открыть. Пальцы начали возиться со створкой, с задвижками. Я не мог даже за них ухватиться – такие они мелкие. Никогда не живший черт гораздо быстрее свыкся с телом, нежели я. Даже немножко обидно.

Когда шаги вернулись в гостиную, я все же смог совладать с пальцами и открыл окно. Теперь нужно перекинуть ногу. Этот парень, Зиг, оказался совсем не гибким. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы положить пятку на подоконник. Шаги приближались к двери на кухню. Поняв, что больше нет времени мешкать, я подал вес тела вперед и перелетел через окно, упав на спину. Глухой удар отдался в виски. Я лежал под окном, слушая пульсацию в голове и смотря на далекие звезды.

– Все ясно, – сказала Садрин. – Прими мои соболезнования, Аарон. Твой брат погиб.

Все-таки догадалась.

Я лежу неподвижно и почти бездыханно. Не дай Боже, что она услышит меня здесь. Глядишь, еще и убьет, чтобы тело для Зига освободить.

– Может, он просто ушел! Он не может так просто умереть. Не так рано! – противился смерти Аарон.

– Он и не должен был пока умирать. В любом случае, ты тоже в большой опасности. Тебя тоже хотят убить.

– Что это? Какая-то новая шайка бандитов?

– Да. Она состоит из двух человек, а в ее главе черт.

– Тот самый, из-за которого начался бунт?

– Тот, который убил пекаря.

Садрин закрыла окно. Для женщины ее ум огромен. Она восхитительна. Лучше такую иметь в союзниках. Но, к сожалению, реальность сурова – теперь мне придется скрываться.

Стараясь двигаться тихо, я отполз от окна и только потом встал на ноги. Мое положение, которое четко вырисовывалось в голове, мне абсолютно не нравилось. Во-первых, я остался абсолютно один, мне даже не с кем посоветоваться. Есть, конечно, еще и ангел, но все же. Во-вторых, похоже, что я остался без дома. И в-третьих, кажется, мне придется прятаться от этой бабы с яйцами.

Нужно теперь как-то выследить Аарона, чтобы освободить тело для Аода. Интересно, рядом ли он сейчас. Вероятно – нет. Ему бы пришлось затыкать рот душе Зига, чтобы он не выдал меня. Хотя в чем смысл? Садрин все равно уже поняла.

Нужно найти крышу над головой. Есть вариант пойти к черту, но что-то не очень хочется его видеть после того, как он опалил меня своей тьмой. Я же и вправду мог погибнуть.

Хочется спать. Это не мне, а телу. Так что нужно поторопиться. Денег нет, но опускаться до грабежа – не самое высокое занятие. Глядишь, снова клеймят, а оно мне надо?

– Аод, если ты меня слышишь, – начал я медленно, пробуя новый голос на вкус, – извини. Но мне кажется, разумнее будет выбрать для тебя другое тело…

Я почувствовал, как кровь прилила к щекам. Как-то не очень комфортно разговаривать с собой. За такое дело могут и в больницу отправить. В особую.

Можно переночевать у кого-то из знакомых Зига. Идея эта отличная, вот только надо включить весь актерский талант, которого у меня нет. Ну, если рассуждать, то нужно думать о том, как думают другие. Будучи человеком, разве я бы мог понять, что в теле сидит незнакомая душа? Даже если бы мой знакомый вел себя странно, я бы и в голову такое не взял. Выходит, если я где-то облажаюсь, это не станет чем-то критичным. Знать бы еще, кто и где живет. Я видел, с кем общался Зиг, когда следил за ним. Имен, естественно, не запомнил. Говорил он, в основном, по работе, поэтому кто из этих людей друзья, сказать трудно. А просто так бродить по городу в поисках знакомых лиц – сомнительное удовольствие.

Я пошел по опустевшему ночному городу, слегка шатаясь. Подумают, что я пьяный – бог с ними. Подумают же не обо мне, а о Зиге. Хотя теперь я и есть Зиг.

Спать пришлось на скамейке.

Утром меня никто не разбудил. Когда я открыл глаза, вокруг туда-сюда ходили люди, и каждый поглядывал на меня. Нужно наведаться к Аарону. Если он еще дома, убью его быстренько. А стоит ли? Странно, но я не думал об этом раньше. Получится ли у Аода вселиться в мертвое тело? Ведь если на нем будут травмы, не совместимые с жизнью, какой смысл ему вообще занимать тело? Но попробовать стоит, в конце концов, ничего не теряю.

Я подошел к дому Зига и Аарона. Аарона, скорее всего, дома сейчас нет, но попробовать стоит. Возможно, горюя по брату, он оставил службу на денек. Постучавшись, я оперся на стену, дожидаясь «брата». Послышались шаги – он дома. Сейчас я уже крепче стоял на ногах. Видно, пока я спал, душа понемножку привыкала к новому телу.

Щелкнул замок, дверь открылась.

– О, это ты, – сказала Садрин, глядя на меня хищной улыбкой.

Я уронил челюсть.

– Ну, входи, раз уж пришел.

– Вот черт, – сказал я, улыбаясь, как идиот.

– Не оскорбляй меня подобными словами. До черта мне далеко.

Девушка облокотиласьплечом о дверной косяк и продолжала улыбаться, сложив руки на груди.

– Мне правда можно войти? – неуверенно спросил я.

– Говорю же – входи.

Она зашла внутрь, я тоже.

– Если ты думал, что я оставлю Аарона без присмотра после того, что ты сделал, то ты совсем меня за дурочку держишь.

– Да уж, видимо… – я не знал, что мне делать, как вообще реагировать на присутствие Садрин здесь.

Не похоже, что она настроена ко мне враждебно. Но кто знает. Сейчас как по башке прилетит каким-нибудь стулом, и снова придется тело искать целыми днями.

– Не против, если буду звать тебя Зигом? – спросила она.

– Зови как хочешь, – ответил я, проходя за женщиной в гостиную.

Там сидел брат. Его взгляд пылал – однажды я уже видел такое. Так на меня смотрели девятки, когда я убил одного из них и понес заслуженное наказание. Даже нет, не так, в этом взгляде куда больше ярости.

– Убью, скотина… – прошипел он.

– Спокойно, – сказала Садрин, вставая между мной и Аароном. – Не нужно его убивать, так ты не вернешь брата. А этот нам еще пригодится.

– Пригожусь? – внутри появилось плохое предчувствие.

– Садись.

Женщина кивнула на кресло и скрылась на кухне.

Я послушно сел, стараясь не смотреть в глаза Аарону. Его ненависть можно прочувствовать кожей. На кухне загремела посуда. Мне стало страшно, учитывая, что творится на кухне самой Садрин.

– Кто ты такой? – спросил Аарон.

– Меня зовут Ниортан, – представился я.

– Твое имя мне не интересно, убийца. Что ты такое?

– Такой же обычный человек, как и ты. Только мертвый.

– Тебе на том свете не жилось спокойно?

Я чувствовал его разъедающий взгляд на себе, но продолжал упорно не смотреть в его лицо.

– Раз я здесь, значит, не жилось.

– Убил бы тебя, да рука не поднимется на кровного брата, – прошипел Аарон, явно сдерживая свою ярость.

– Ну, да, получается, теперь я – твой кровный брат.

– Садрин сказала, что ты попытаешься убить меня. Так знай, что не выйдет.

– Я и правда собирался это сделать, – честно признался я, все еще пряча взгляд. – Собирался, да только теперь, кажется, мне придется изменить планы и подыскать кого-нибудь другого.

– Не позволю, – Аарон поднялся с кресла, прошел ко мне и угрожающе посмотрел на меня сверху вниз. – Сделаешь это – получишь клеймо. Я служитель закона. В моей власти клеймить тебя хоть сейчас, да только ты нам еще нужен. Как только Садрин позволит, я от тебя избавлюсь, лови меня на слове.

Я фыркнул, не чувствуя страха от его слов. Я не боюсь смерти. Однажды я уже умер, теперь мне известно лучше других, что следует делать. Нужно оставаться здесь, в Алкеоне.

– Уже успели поссориться? – спросила Садрин, появляясь в двери с чайником и тремя пустыми чашками.

Она поставила чашки на стол и разлила нам чай. Давно я не пил в живом теле. Глоток – горячая жидкость идет по пищеводу. Мне сразу вспоминается Ньяд. И тут же я понимаю, что чай вовсе и не горячий по сравнению с тамошней жарой.

Аарон сел напротив меня, позволяя Садрин возглавить стол в его доме.

– Значит, так, – сказала она, кладя локти на стол. – Зиг, ты поможешь нам остановить твоего черта.

– Постой-ка, я еще ни на что не согласился, – запротестовал я.

Не хотелось идти против черта. Каким бы он ни стал, все же, я знаю, мой искуситель всегда будет на моей стороне. Он никогда не откажет мне в помощи.

– А я и не спрашивала согласия. Не хочешь говорить со мной, поговоришь с Сеиром, мне нетрудно его позвать.

Я скривился. Это уже самый настоящий шантаж.

– Поскольку он тебе доверяет, то ты будешь главным действующим лицом, – Садрин глотнула чай. – А там уже и мы подключимся.

– Чем он мешает?

Мне совсем не хотелось обрести врага в виде моего черта. Тем более, не хотелось становиться предателем. С другой стороны, на днях он едва не убил меня.

– Как, ты еще ничего не знаешь? – удивилась Садрин, подаваясь вперед. – Из-за него в городе такое творится! Грабежи, убийства. И все ради чего? Ради лживой идеи, что богатые попадают в Рьяд.

– Но все, что он говорит – правда! – воскликнул я. – Хотя, если честно, мне и самому все это не нравится. Я пытался уже его остановить.

– И что он?

– Чуть не убил меня… – я поежился. Не хотелось так откровенничать с этой женщиной. – И вообще, почему я должен помогать? Кто из нас святой?

– Поможешь – поговорю с архангелами насчет стирания с тебя клейма.

– Заманчиво, но нет. Прости уж, я кто угодно, убийца, раб, мертвец. Но я не предатель.

Я встал и собрался уйти.

– Ты им и не станешь, ведь черт тебя предал раньше. Подумай, Зиг, нужны ли тебе проблемы с архангелами? Тебя не трогают, но это только пока что. Думаешь, на небесах все довольны тем, что две души во главе с чертом разгуливают по Алкеону? За вами присматривают и просто ждут момента, чтобы выловить и вернуть. А ты знаешь, что тебя ждет по возвращении?

Я поджал губы.

– Десятка, – мой голос дрогнул.

– Да, десятка. Мало того, что ты пришел сюда, так ты еще и совершил убийство. Понимаешь? Завершил человеческую жизнь раньше, чем положено.

– Понимаю… – сказал я.

Аарон усмехнулся. Да, пусть злорадствует. Мой день еще наступит.

– Так что без вопросов. Помощь мне может хоть как-то смягчить твой приговор.

– Богу интересно наблюдать за мной… – все еще пытался сопротивляться я, хотя сомнения в мою голову уже вложены рукой святой.

– Конечно, интересно. Но это только до тех пор, пока черт весь Алкеон не очернит. Понимаешь?

– Понимаю… Ладно. Я согласен. Но убивать черта я не собираюсь. Я попробую с ним поговорить еще раз. Не получится – значит, не получится.

– Отлично. Тогда иди к нему.

– Что – сейчас? Дай мне хоть к телу привыкнуть. На улице на меня как на клоуна пьяного смотрят.

– Сейчас же.

Да уж. Чего я только не пережил, но подкаблучником раньше быть не приходилось. Эта женщина на правах святой может мне приказать все, что угодно. И только попробуй не выполнить! Она просто прячется за изменчивой спиной Сеира. По сути, управляет мной его руками. Или моим страхом перед ним. Выбора нет. Я прошел в коридор и обулся. К слову, до этого я ходил по улице разутый, точно бомж. Но мне как-то не до обуви было, когда меня вот-вот могла поймать Садрин.

Я вышел из дома и немножко занервничал. Не из-за того, что иду к черту. Дело в том, что Садрин и Аарон пошли вслед за мной.

– Да что вам надо? При тебе он вообще говорить со мной не станет! – запротестовал я.

– Я не буду входить, подожду на улице. Не очень-то я тебе доверяю, сейчас пойдешь и убьешь кого для своего товарища. Зачем оно нам?

Я вздохнул. Она предложила отличную идею, до которой я сам сразу и не додумался. Пойти и убить – отлично. Только вот где Аода носит? Если Садрин его не видит, значит, его здесь и нету. А убивать напрасно – ну, не такой я убийца. Тем более, что видел загробные миры. Да, они в любом случае ждут всех. Но зачем торопить события? Пусть наслаждаются свободой, пока живы. Естественно, это не касается той души, которую я выгоню из какого-нибудь тела для Аода.

Мы шли втроем по городу, который в это время дня шумел и жил полной жизнью. Прохожие провожали взглядами Садрин, эту неряшливую посвященную, одно слово которой, похоже, способно повлиять на любого жителя городка.

Возле дома черта все тихо, как и всегда. Я постучался. Садрин и Аарон зашли в соседний дом, и я видел, что они следят за мной из окна. Черт не спешил открывать. Я постучался снова, но он, видимо, либо спит, либо где-то ходит. Ага, в компании со шлюхами. И обязательно с рассказами про Ньяд и Рьяд.

Я уже собирался уйти, но дверь открылась. В ней стоял сонный, лохматый черт с большими мешками под глазами. Он дыхнул на меня перегаром, отчего я слегка отшатнулся.

– Ниортан, – прохрипел черт. – Ты принес мне похмелиться?

Как он узнал меня?

– Ты в своем уме?..

– Давай, сходи, принеси мне чего-нибудь.

И он сунул мне в карман купюру.

– Пока не принесешь – не пущу.

Искуситель закрыл дверь. Я посмотрел на окно – оно пустовало. Куда катятся эти миры? Садрин и Аарон вышли как раз тогда, когда я остановился у входа в дом.

– Ну, что? Что он сказал? – спросила святая.

– Он отправил меня в магазин, – я вздохнул. – Сказал, не пустит, пока не схожу.

– Ну, пошли.

Вернулся я к черту уже с бутылкой. Он, все еще растрепанный, пригласил меня в дом, и стоило нам усесться в гостиной, как он прилип губами к бутылке. Он хлестал водку и не морщился. На глазах содержимое бутылки уменьшилось ровно в два раза. Выдохнув, черт предложил выпить и мне, но я отказался.

– Черт, Боже, что ты…

– Тсс! – искуситель приложил палец к губам. – Не упоминай Его.

– Что ты с собой сделал?

– Я зажил полной жизнью, Ниортан! – он откинулся на спинке стула, подложив руки за голову. – Теперь у меня есть все! И деньги, и слава и водка. Разве только для этого не стоило приходить сюда?

– Я думал, что ты отправился сюда за мной.

– За тобой! – черт скривился, как будто я сказал нечто отвратительное. – Нет, Ниортан. Я здесь, чтобы прочувствовать жизнь! Я здесь из-за правды.

– Да я понял, что спился ты из-за правды, алкоголик чертов.

– Не чертов, а черт-алкоголик. В прочем, лучше быть чертом-алкоголиком, чем вратовым или кем-то еще. Как бы мне завидовали другие! Наверное, и ангел завидует. Как думаешь, Ниортан, он мне завидует?

– Мне кажется, сейчас он тебя презирает.

– Презирает! – выплюнул искуситель. – Я и сам себя презираю, Ниортан. Но я счастлив.

– Счастлив? – я фыркнул. – Гортей тебе голову оторвет.

– Да какое ему дело? У него слишком много работы, чтоб еще и за мной следить. Ты все же выпей. А то зажатый, на себя не похож.

– А мне кажется, что это ты не похож на себя. И вообще, как ты узнал меня?

– Ерунда, узнаю хоть из тысячи.

– Я, собственно, не распивать напитки пришел. Я пришел вернуть тебя.

– Да, я чувствовал твою попытку убить меня. Думаю, это бессмысленно.

В соседней комнате послышались шаги. Я озадаченно посмотрел на черта. Оказывается, мы не одни дома?

– Не одни, – сказал черт.

– Ты как мои мысли читаешь?

– Я не читаю. Просто слишком хорошо знаю тебя, Ниортан. Теперь скажи – тебя подослала Садрин?

Я почувствовал ком в горле.

– Да.

В гостиную вошли две полуголые девушки и теперь с любопытством рассматривали меня, о чем-то тихо перешептываясь.

– Хорошо. Передай ей, что у нее ничего не выйдет.

Глава 19

Потерять жизнь – пустяк. Но видеть, как теряется смысл этой жизни, как исчезает сама необходимость существования – вот что нестерпимо. Жить в бессмысленном мире нельзя.

Альбер Камю – «Калигула»

– Так и сказал? – спросила Садрин.

– Так и сказал, – печально ответил я, раскинувшись в мягком кресле персикового цвета.

– Значит, у меня не остается выбора, – задумчиво проговорила Садрин.

– Какого?

– Война.

С этим словом Садрин скрылась на кухне, не давая мне и слова вставить против. Нет, это уже слишком. Поговорить с чертом я еще могу, но воевать… Она сама понимает, на что себя подписывает? С другой стороны, если на ее стороне начнут воевать архангелы, добром все это дело не кончится. Черту точно не выстоять, тем более, когда его способности ограничены физическим телом. Вот что. Буду ему доносить. Пусть Садрин думает, что я на ее стороне, а на самом деле я буду выведывать ее планы и рассказывать о них своему искусителю. По мне так это лучшее, что я могу сделать для черта.

– Только пальцем ее тронь, – сказал Аарон.

Я ожидал, что он скажет что-то еще, но он молчал.

– Не собираюсь я.

Хотя, если честно, это вовсе не плохая идея. Не станет Садрин – не придется мне идти против моего же черта. Все же, в самой смерти нет ничего страшного. Разве что кроме предсмертных мучений, я-то умер быстро, даже не сразу это понял.

В дверь постучали. Аарон неохотно встал и пошел в коридор, не сводя с меня угрюмого ненавистного взгляда. Я тихонько выдохнул. Он всю жизнь будет меня ненавидеть.

Я услышал, как щелкнул замок. Следом раздались крики и шум, как будто за дверью стояла толпа. Пройдя к окну, я отодвинул занавески. За окном и правда стояла разъяренная толпа. Это какой-то бунт. Они широко раскрывали рты и что-то кричали, махая руками в сторону двери. Аарон вбежал обратно в гостиную.

– Это все твой черт, чтоб его! Иди сам говори с ними.

– Чего им надо?

Аарон не ответил и ушел на кухню, к Садрин. Я вышел в коридор. В дверь барабанили, за ней слышались гневные реплики не совсем литературного содержания. Немного постояв, я все же решился открыть, иначе бы они дверь выломали.

Толпа утихла. Я осторожно протиснулся в дверную щель – открыть дверь шире не получалось из-за давки – и вышел на улицу. Люди смотрели на меня, ожидая каких-то слов. Черта среди них я не видел – и то хорошо.

– Что вам всем надо? – спросил я.

– Нам нужна Садрин! – крикнул тот, что был ближе всех ко мне. Толпа тут же завопила и закричала.

Тот, что заговорил со мной – а как я понял, это их предводитель – поднял руку. Прошла последняя волна криков, плавно переходящая в редкие шепотки, а после толпа замолкла.

– Вы пришли от черта? – спросил я.

– Нет! – кричал предводитель мне в лицо. Видно, это чтобы его армия за спиной слышала слова. – Он раскрыл нам глаза, он рассказал нам правду!

Я поджал губы.

– Какую правду?

Надеюсь, не ту, о которой я подумал.

– Он сказал, что Садрин – великая лгунья! Она говорит неправду! Клеймить ее девятью клеймами!

– Да-а-а! – закричала толпа.

– Зиг, ты же нормальный мужик, – уже тише говорил предводитель. – Ну, отдай ты ее нам, ты же сам все прекрасно понимаешь.

Мне, если честно, как-то и все равно. Я бы и отдал. Но вот кто она такая? Если меня после этого вернут в Ньяд и отправят на суд Божий – я не согласен.

– А если не отдам?.. – тихо спросил я.

– Отправлю к черту, – так же тихо говорил предводитель.

Толпа совсем замерла, видно, чтоб слышать, о чем мы шепчемся.

– Он-то тебя перевоспитает, Зиг, он-то тебе глазки откроет.

Я почувствовал, как нечто твердое шибануло меня промеж лопаток.

– Ой-ой, прости, – сказала Садрин, закрывая за собой дверь. – Не стоило стоять так близко к двери.

Толпа заорала так, что мне пришлось зажать уши руками, чтоб не оглохнуть. Женщина стояла ровно, выслушивая всю грязь, которой ее поливали.

– Позовете, когда накричитесь, – сказала она и развернулась.

Предводитель оттолкнул меня в сторону, я едва устоял на ногах. Он схватил девушку за руку и потянул на себя. Садрин не растерялась, страха не показала. Нет, она с вызовом смотрела на предводителя, отступила от него на шаг и выпрямилась.

– Вами овладела тьма. Вы не ведаете, что творите.

Ой-ой, сейчас опять начнутся ее пафосные показушные речи.

– Ты можешь опровергнуть его слова, женщина? – последнее слово он презрительно выплюнул.

– У меня есть светлое знание, данное мне свыше. Все будут судимы по их поступкам, но не по деньгам. Ведь деньги – это алкеонское. Там денег нет, и роли они не играют.

– Но как же? – спросил мужик. – Если человек богатый, соответственно, ему будет комфортно жить так же и после смерти. Если он девятка, то он привык работать, и не работать уже не сможет.

Сможет.

– Ваш черт заморочил вам голову, – ответила Садрин, все сильнее приосаниваясь. Совсем другая, не то, что дома – ленивая неряха.

– Я ли им голову заморочил, святая?

Все замолчали. Толпа выстроилась коридором, и у меня создалось впечатление, будто где-то я это уже видел. В конце этого коридора стоял черт. Он был одет в черное – в балахон, точь-в-точь такой же, какой он носил до воплощения в человека. Он начал медленно подходить к нам. Шагал раскрепощенно, но медленно. Его взгляд больше не был мягким. Он смотрел на Садрин с презрительной улыбкой и злыми искорками в глазах. Его трудно было узнать.

Садрин освободила руку от хватки предводителя и ступила вперед.

– Черт…

– Зови меня Фетаад, – перебил искуситель.

Я понял, что намечается нечто страшное.

– Фетаад, что ты творишь? – спросила Садрин. Она пошла ему навстречу.

– А ты не видишь? – искуситель положил руки на плечи Садрин и приблизил лицо к ее лицу. Глаза горели как в лихорадке, но женщина оставалась спокойной. – Я раскрываю людям глаза, святая.

– Какая тебе с этого выгода? Ты что, решил разрушить мир?

– Разрушить? Мир?

Черт отпустил женские плечи и рассмеялся. Это был холодящий, мертвый смех. Так бы смеялся ангел, но не черт с мягким взглядом.

– Мне нет дела до этого мира! – сквозь смех сказал он. – Какой смысл разрушать то, что уже разрушено, женщина?! Или ты считаешь, что я не прав?

Кому-то в толпе стало плохо – он потерял сознание. Народ тут же кинулся оказывать помощь.

– Ты не был таким при нашей предыдущей встрече, – сказала Садрин. – Ты казался мне адекватным.

– Я не был собой. А теперь… теперь все иначе. Ведь так? – он посмотрел на меня.

Странно, но мне на мгновение показалось, что он грустен, как никогда.

– Нет, – глухо сказал я. – Изменился только ты.

Искуситель фыркнул и отвернулся.

– Я всегда был таким, Ниортан, – язвительно сказал он. – В конце концов, не забывай, кто я. Я черт, и такова моя природа.

Он пошел от нас к толпе.

– Сейчас ты человек, – сказала Садрин.

Он остановился и сжал кулаки так, что я услышал хруст костяшек. Разжав напряженные пальцы, искуситель накинул на голову капюшон.

– Я всегда человек, – тихо ответил он и продолжил путь.

Толпа провожала его восторженными взглядами, когда черт шел между рядов людей. Где-то все еще оказывали помощь несчастному, что потерял сознание. Садрин скрипела зубами от злости. Она схватила меня за предплечье и сжала его. Мне показалось, что сейчас она переломает мои кости.

– Позови Гортея, – сказала Садрин.

От этой просьбы я на секунду опешил.

– В каком смысле? Да как я это сделаю?

– Идем в дом.

Она затащила меня внутрь и спешно закрыла дверь. Подперев ее спиной, святая с самым серьезным взглядом смотрела на меня.

– Я убью тебя, ты сходишь в Ньяд и позовешь Гортея. Твой черт – прямой его подчиненный, слово Сеира на него не повлияет. Я же не смогу позвать демона.

– Да ты шутишь, мне нельзя и носа совать в загробные миры!

– Почему это? – Садрин сложила руки на груди. – Ты мертв, ты уже был там. Твое место в Ньяде. И если ты придешь к Гортею, то ничего страшного не случится.

– Не случится?! Да что бы ты о нем знала! От одного воспоминания об этом демоне у меня мурашки по коже. Да и вряд ли я смогу просто так туда пройти.

– Послушай, Зиг, – она подошла ближе. Настолько близко, что я услышал ее дыхание. Подумалось, что она хочет меня соблазнить, но я знал, что скорее в ее желание входит только убить меня. Вместе с чертом, естественно. – Я могу позвать Сеира, но он ничего не сможет сделать. Твой черт – подчиненный Гортея.

– Да знаю я, и что с того? Ну, не хочу я в Ньяд возвращаться, пойми. Я не для того оттуда ушел.

В дверь постучали.

– Иначе он и правда разрушит мир, – сказала Садрин, возвращаясь к двери.

– Это просто громкие слова. Он не собирается этого делать. Прозвучит странно, но… он добрый.

Святая фыркнула, приоткрыла дверь и выглянула в щелку. Там все еще слышались громкие, перебивающие друг друга голоса.

– Тебе чего? – спросила Садрин.

– Пропусти, – послышался незнакомый голос.

Садрин легла на дверь, но та все равно открылась, и святая упала бы на пол, если бы я ее не подхватил.

– Да кто ты? Чего тебе надо? – святая отступила за мою спину.

Как будто бы я собирался ее защищать, вот еще. Делать мне нечего.

Молодой мужчина лет тридцати закрыл за собой дверь, тихо извинился, глядя куда-то в пол, с озадаченным видом посмотрел на свои ладони и положил их на грудь.

– Тебе плохо?.. – спросила Садрин, еще не вылезая из-за моей спины.

– Немного.

Голос у него тихий, как будто человек этот давно болен и задыхается из-за своей болезни. Он несколько раз сжал пальцы, как будто убеждаясь, что они двигаются, осмотрел свою одежду, а затем стал руками ощупывать лицо.

– Ненормальный, – сказал я.

Незнакомец резко поднял глаза и посмотрел на меня двумя льдинками холодных глаз.

– На твоем месте я бы воздержался от таких комментариев… – он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. – Ниортан.

– А… – кажется, я погорячился. – Ангел?..

– Ангел?! – удивленно повторила за мной святая.

Он не ответил, а вернулся к рассматриванию собственных ладоней.

Неужели тот человек, которому стало плохо в толпе… Похоже на то. И зачем же он пришел? Понравилось наблюдать за чертом, захотелось того же?

– Зачем ты здесь? – спросил я.

Ангел поднял глаза. Выражение его лица даже в человеческом теле оставалось холодным и равнодушным. Даже каким-то безжизненным, что ли.

– Остановить напарника, – сказал он. – Я поговорю с ним.

– Бесполезно… – сказала Садрин.

– Я попробую… Только привыкну дышать. Дайте минуту.

Садрин вскинула брови, и я объяснил ей, что черт говорил правду про отсутствие воздуха и огня в загробных мирах. Хотя, если вспомнить, то у Гортея огонь был, как, собственно, и воздух. Но это немножко другое. Одна мысль о том, что придется снова к нему идти, вызывает дрожь в коленях. Нет, ни за что. По мне так лучше слушать высмеивания Сеира, чем смотреть в это непроницательное лицо.

Хлопок. Белая дверь.

Нет, я вовсе не хотел этой встречи!

Садрин упала на колени.

– Кажется, мне пора… – сказал ангел и поспешно развернулся.

– Стоять! – сказал Вассил. Правда, эмоций я в воздухе не чувствовал, так что в этом облике был все-таки Сеир.

Ангел так и замер, держась за дверную ручку.

– Какой догадливый, – задумчиво сказал Сеир. – Где же ты с Вассилом успел свидеться, а? Видно, затуманивал он мне тогда обзор. Ну, это не важно. Не стой ко мне спиной, падший, повернись, чтобы я видел твои глаза.

Садрин вздернула голову и разочарованно посмотрела на ангела. И было в этом взгляде что-то еще.

Хранитель медленно повернулся.

– Вот умница! – Сеир прихлопнул ладонями. – А теперь слушайте меня, все трое. Тебе, ангелок, нет смысла ходить к черту. Разговор никак не повлияет его мировоззрение, как и не сотрет из памяти прочитанную правду. Понимаешь?

Ангел кивнул.

– Очень хорошо, что ты понимаешь! Поэтому я предлагаю поступить так, как сказала святая.

Сеир с ухмылкой посмотрел на меня.

– Ну, уж нет! Я против!

– Да ну? Мне что, самому идти, что ли?

Кстати, да. Почему я об этом не подумал раньше? Для того, чтобы отправиться в мир мертвых, мне нужно, как минимум, умереть. Для того, чтобы это сделал Сеир, ему нужно лишь немножко размять ноги.

– Вот еще! – он махнул рукой. – Делать мне больше нечего, как к Гортею ходить. Но на самом деле я очень заинтересован в решении этой проблемы. Ну, вы сами посудите, – Сеир раскинул руки, будто пытаясь изобразить объемы этой проблемы. – Куда я буду заселять мертвых после того, как весь город станет богатым? На улице, что ли, жить будут, как в Ньяде? Нет уж, извольте. Поэтому, Ниортан, ты пойдешь к Гортею и вежливо попросишь его, чтобы он повлиял на черта.

– Да ни за что!

– Ни за что? А ты уверен?

– Уверен.

Я посмотрел на него упрямо. Мне тоже, как и черту, нет дела до этого мира. Мне нет дела и до Рьяда, куда я никогда не попаду.

– А если мы заключим сделку? Ну, к примеру, я позволю тебе увидеться с сестрой.

Увидеться с сестрой?! Да я и не надеялся ее больше увидеть. Естественно, я не могу отказаться!

– В таком случае, сначала ко мне заскочишь, ну, а после я прослежу, чтобы ты и в Ньяд сходил. Видишь, как со мной легко договориться? Ну, а ты, ангелочек, ему поможешь. Проводишь его до моей дверки, идет?

Ангел не ответил.

– Естественно, в Рьяд ни ногой, падший, – Сеир развернулся к белой двери. – Ах, да, Ниортан. Если ты нарушишь наш уговор, то я уже к Богу пойду. Ну, понимаешь, тогда через него придется влиять на твоего чертика. Естественно, попадет не только ему, еще и Аоду, тебе, ангелу и…

– Я понял.

Глава 20

Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай. Берлиоз.

Михаил Булгаков – «Мастер и Маргарита»

Умирать, конечно же, не хотелось. Но и жить, собственно, было незачем. Мы сидели в гостиной, теперь уже вчетвером. Аарон выглядел отрешенным, задумчиво мешал сахар в чае. Ангел смотрел на святую и совсем не двигался. Садрин же старалась держаться от него подальше, поэтому и сидела рядом со мной.

– Ну, что, кто хочет меня убить? – как можно вежливее спросил я.

– Ты спрашиваешь? – Аарон бросил ложку в чашке и поднялся. – Как предпочитаешь умереть? Смотри, я постараюсь, чтобы твои мучения продлились как можно дольше.

Кажется, я передумал.

– Не стоит, – сказал ангел. – Есть другой способ попасть туда. Не обязательно умирать.

– Спасибо, утешил, – у меня как будто груз с плеч свалился. – И какой же?

– Способ твоей младшей сестры, Ниортан.

И точно! Как же я сам не додумался. Это же так просто!

– Что за способ такой? – спросила Садрин, глядя на меня.

На ангела она вообще не смотрела. Слово «падший», видно, совсем разрушило ее первое впечатление о нем.

– Ну… Когда я был живым, у меня была сестра. Та самая, которую упоминал Сеир. Она баловалась, ночами вылетая из тела, – я почувствовал прилив ностальгии. – Тогда я, конечно, не верил во все это. Поверил только после смерти. Интересно, какая она сейчас…

– Ну, вот и посмотрим! Пойдемте? – Садрин подскочила с места.

– Ты остаешься, – сказал ангел, глядя на святую ледяным взглядом.

– Ну, нет уж. В конце концов, мне самой интересно убедиться в словах черта.

– Тогда и я… – начал Аарон.

– Нет, – Ангел поднялся. – Кто-то должен будет присмотреть за телами. Идем.

Мы зашли в спальню. В мою спальню, ну, точнее, Зига. Садрин легла на заправленную постель, я сел в кресло.

– Я помогу вам, затем дождитесь моего выхода, – сказал ангел, оставаясь стоять. – Закрываем глаза. Делаем глубокий вдох и чувствуем, как на выдохе тело начинает расслабляться. Еще раз – вдох, на выдохе расслабляемся еще сильнее, чувствуем, как тело становится тяжелым…

Мое тело как будто повиновалось словам ангела. Оно расслаблялось, становилось настолько тяжелым, что при всем желании я бы не смог поднять руку. Веки слиплись, их как будто склеили теплым воском. С каждой секундой голос ангела становился все дальше от меня, он звучал как будто через стекло. Тем не менее, я продолжал слышать и воспринимать его слова, они поступали напрямую в мой мозг, минуя уши. Я перестал чувствовать тело, но чувствовал душу. Оставалось только подняться.

И, когда я это сделал, то увидел рядом с собой незнакомую девушку. Ее светлые кудри спускались до неприкрытых лопаток, а хрупкое тело обтягивало черное платье, спускающееся до щиколоток. Девушка озадаченно смотрела на меня, как будто чего-то ожидая.

– Кто ты? – спросил я. Вдруг подумалось, что это может быть Садрин, но… Святая ведь выглядит совсем иначе.

– Тебе правильно подумалось, – сказала девушка.

– Так ты еще и мысли читаешь, – задумчиво проговорил я, глядя на ангела, что осторожно укладывал мое тело на кровати, рядом с Садрин.

– А что во мне не так? Я правда выгляжу не так, как при жизни?

– Серьезно, – сказал я. – Начиная от формы лица, заканчивая цветом волос. И одежда… Обычно, когда люди покидают тело, они голые.

– Ты не голый, – заметила Садрин, с любопытством рассматривая мой балахон.

– Это потому, что я успел одеться после смерти, – объяснил я. – Но почему ты… Что это за платье, откуда оно взялось? И вообще, ты странная.

– Вы забыли о деле, – вмешался ангел.

Он уже стоял рядом в обычном своем белом балахоне и с обычным взглядом.

– Летим до двери. Дальше я уйду во внутренний мир Ниортана и буду наблюдать оттуда, – Ангел повернулся к святой. – Мне нельзя заходить в Рьяд, потому что я падший. Ну, а ты… – он обвел ее взглядом, с головы до ног. – Сдается мне, ты не та, кем себя воспринимаешь. Думаю, Гортей тебе поведает нечто интересное о тебе самой.

Садрин тихонько фыркнула. Она все еще не смотрела на ангела. Мы быстро взлетели, набирая темп с каждой секундой. Самым отсталым в компании был, неудивительно, я. Садрин летела наравне с хранителем, а тот иногда останавливался, оборачиваясь на меня, поторапливал меня и продолжал путь.

В белом пространстве, не знаю, как обозвать это место иначе, все так же было полно душ и разных очередей. Мы летали кругами в поисках белой двери. Иногда натыкались на красные двери – они ведут в Ньяд, это я уже выучил. Белых дверей тоже было полно, но, по словам ангела, не любая белая дверь нам подходит. Нужна именно та, что вывела бы нас в Рьяд Сеира, а не в какой-либо другой. Если, конечно, мы не хотим несколько суток бродить по пустыне, пока наши тела в Алкеоне будут загибаться от голода.

Искали мы ее не слишком долго. Сам ангел даже близко к двери подходить не стал, побоялся. Сказал, меня с Садрин в любом случае пропустят. И ушел в зеленую дверь моего внутреннего мира.

У двери в Рьяд летали двое вратовых ангелов. Когда мы подлетели к ним, они, не задавая никаких вопросов, открыли перед нами дверь.

Садрин вошла первой, я – следом. Я ожидал, что святая сейчас начнет загибаться от нехватки воздуха, но нет. Она стояла ровно, рассматривая окружение своими серо-зелеными глазами.

– Все же не понимаю, – мысленно заговорил я, – ты что, меняешь внешность так же, как и Сеир?

– Ниортан, – она повернулась ко мне всем телом. Я старательно не смотрел на ее вырез, но получалось с трудом. – Я сама ничего не понимаю. Честно, я даже не знаю, что я такое. Откуда во мне столько знаний… Меня просто однажды Вассил назвал святой – вот я и живу с этим. Но… Я так поняла, ни твой черт, ни твой ангел никогда о святых и не слышали…

Уголки ее губ опустились. Она закрыла глаза и наклонила голову. Мне стало ее даже жаль. Жить вот так столько лет и не знать, что ты за существо такое.

– Идем, – я взял девушку за руку. Кожа оказалась нежной, без единого изъяна. – Ангел сказал – Гортей тебе все расскажет. Так пойдем же сначала к Сеиру, а потом и к нему.

– Прямо так и горю желанием увидеть демона, – саркастически сказала она.

Мы шли мимо светлых купольных домов по аккуратной дорожке, выложенной большими камнями. У меня в голове сразу всплыла картина, как несчастные рабы укладывали эти дорожки под презрительными взглядами жителей Рьяда. На нас оборачивались. Даже ангелы, что встречались на нашем пути, провожали нас взглядами, но никто не подходил, никто не спрашивал, что здесь делает девятка вместе… с непонятной женщиной.

И правда непонятной. Она отличалась от окружающих душ как минимум одеждой. Да и от ангелов с чертами тем же самым.

– Хватит об этом думать! – она со злостью выдернула свою руку из моей. – Меня тоже это беспокоит. Но перестань. Я стараюсь не думать об этом, а ты со своими мыслями…

– Успокойся.

– Я спокойна, – соврала святая.

Я вел ее через город душ. Сеир уже знал, что мы здесь. И он знал, что мы здесь вдвоем. Оборачиваясь в прошлое, я все больше подозреваю, что Гортей сам позволил мне стащить «правду». Только вот зачем ему это понадобилось – мне никогда не понять.

Возле дворца Сеира я вдохнул. Плечи Садрин не поднимались, и, я так понял, она не дышала. Воздух, естественно, почувствовала – его невозможно не почувствовать. Но не дышала.

Архангел не вышел нас встречать. Я предложил поискать его самим, но Садрин возразила:

– Нам не нужно его искать. Я знаю, где он.

С этими словами она повела меня по дворцу, в котором прежде никогда не бывала. Но я был. Даже как-то неловко. В широком коридоре, справа и слева от нас стояли арки, одна за другой. Я все это уже видел, поэтому особо не озирался по сторонам. Святая тоже не осматривалась, как будто пытаясь проявить уважение к архангелу. Как по мне, то Сеиру вообще все равно, видит ли кто его библиотеки с галереями, или же нет.

Садрин привела меня на вершину башни. Это была, скорее, смотровая площадка, чем комната. На невысоком столике лежали тюбики краски и палитра. Сеир рисовал на холсте, установленном на мольберте.

– А ты зачем здесь? – спросил он, не оборачиваясь к нам.

Сейчас, со спины, я не мог понять, чей образ он принял. Скорее всего, это кто-то незнакомый.

– Захотелось, – ответила Садрин.

На колени она не вставала, а продолжала стоять прямо, с ровной спиной и вздернутым подбородком. Выглядела даже немного высокомерно. Ну, точно не так, как подобает святой смотреть на архангела.

– Сейчас, как только закончу, я отведу тебя, – сказал архангел, продолжая рисовать, стоя к нам спиной.

Его белая широкая рубашка уже заляпалась в краске. В основном – синие, зеленые и коричневые цвета. Мне даже стало интересно, что он там такое рисует. Но наглости не хватило, чтобы заглянуть. Я подошел к невысокому ограждению и посмотрел вдаль. Отсюда прекрасно виден Рьяд. Видны даже далекие владения Вассила, хотя они немного затуманены. Думаю, зрение у архангела получше моего, так что ему прекрасно видны и те места. Здесь даже дул ветер. Я оперся спиной на ограждение и посмотрел на спутницу. Она словно и не двигалась. Продолжала смотреть в затылок Сеира, как будто ожидая объяснений. Но, естественно, Сеир ничего ей объяснять не собирался. Вообще, с его характером и не стоит ожидать каких-то снисхождений. Ненавижу таких типов.

– Лестного же ты обо мне мнения, – сказал Сеир.

Я ничего не ответил. Мне было все равно, оскорбил ли я архангела своими мыслями, или же нет. У нас с ним и так отношения в край испорчены, хуже уже не будет.

– Собственно, я закончил.

Сеир отшагнул от картины, но поворачиваться не стал. Он стоял к нам спиной до тех пор, пока его внешность не изменилась. В этот раз он принял облик моего искусителя. То есть… до этого я видел настоящего Сеира?!

– В точку! – сказал архангел, разворачиваясь лицом. – Ниортан, зацени, похоже?

Он отошел в сторонку, и я увидел, что на холсте изображен океан. Большой, сине-зеленый, прямо как…

– Ты варил уху из моих рыбок?!

В ответ Сеир изобразил шок. Именно изобразил – выглядело это неестественно. А может, это потому, что я сам не привык к подобным эмоциям на лице моего искусителя.

– С чего ты взял, что я там что-то трогал? – спросил архангел, рассматривая картину.

– Ты же из внутренних миров еду подворовываешь. Я все знаю.

– Эм… Ну, да, подворовываю.

Больше он ничего не сказал, хотя я ожидал каких-то оправдательных слов. С другой стороны, чего архангелу оправдываться перед девяткой? Я слишком высокого о себе мнения.

Он повел нас вниз по спиральным лестницам своей башни. Картину захватил с собой. Не знаю, радоваться или плакать оттого, что мой внутренний мир теперь будет висеть в золотой рамочке среди коллекции архангела…

Я шел немного позади, а Садрин – плечом к плечу с Сеиром. Они выглядели как… равные?

Они как минимум равные. Она с легкостью читает мои мысли. Да кто же она, черт возьми, такая? Скорее бы услышать мнение Гортея по этому поводу. Хотя, если честно, вот совсем не хочется идти к нему. Но уговор есть уговор. В конце концов, мужчина я или кто?

Мы шли по городу душ. Люди озадаченно смотрели на нас. Думаю, в черте они легко узнавали своего архангела. Еще бы, даже мне, едва с ним знакомому человеку, достаточно бывает одного его слова, чтобы понять, кто стоит передо мной. А тем, кто привык к нему, и вовсе хватит его просто увидеть. И все же интересно, зачем архангелу скрывать свою истинную внешность? Со спины вроде ничего такой. Конечно, мне, как мужчине, тяжело оценивать других мужчин, но, думаю, отбоя от женщин у него бы не было. Многие дамы любят светленьких. А может, дело в лице? Что же там такого?

– Не твое дело, – прервал мои рассуждения архангел.

– Ниортан, веди себя приличней, – дополнила его слова Садрин.

Мне даже как-то не по себе стало. Называется, отвык, что мои мысли читают. Кровь прилила к голове. Показалось, что она сейчас взорвется. Но стоило вспомнить, что кровь во мне выдуманная, так сразу и полегчало.

Мы остановились у невысокого белого домика.

– Пришли, – сказал Сеир и пару раз стукнул в дверь.

– Иду! – раздался голос с обратной стороны.

Это был голос моей сестренки. Мне показалось, будто сердце замерло. А когда дверь открылась, и я увидел ее, вся старая жизнь пронеслась перед глазами.

Она немного повзрослела в сравнении с тем, какой я видел ее в последний раз. Сейчас ей можно дать лет двадцать пять. Взгляд ее метался от Сеира к Садрин, а на меня она даже не смотрела.

– Симпатичная она у тебя, Ниортан, – сказал Сеир, отступая от двери и открывая сестренке обзор на меня.

– Ниортан?! – спросила она.

Ее глаза широко распахнулись, и теперь она рассматривала меня.

– Привет, – сказал я.

Она бросилась мне на шею. Столько лет мы не виделись!

– Ниортан, где ты был все эти годы? Почему ты не давал о себе знать? Как давно ты умер?

Она заваливала меня вопросами. Я не успевал отвечать, да и не мог. Сколько счастья было во мне! Я уже и не думал, что после смерти можно испытать такое счастье!

– Ниортан, ну, скажи что-нибудь! – она отстранилась и теперь смотрела на меня как будто с упреком.

– Сара… – только и смог я выдавить ее имя.

– Заходи в дом.

Она взяла меня за руку и потащила за собой, но вдруг остановилась, посмотрела на мой лоб, а затем на Сеира.

– Можно ведь? – спросила она.

– Только не долго. Короче, Ниортан, я пошел домой. Помни об уговоре.

Он развернулся.

– А что за уговор? – спросила Сара, не дождавшись, пока Сеир уйдет.

– Понятно, значит, ваше неприличие – дело семейное, – сказал архангел, уходя в сторону дворца.

Сестренка моя вся запылала. Ну, а я, чтобы хоть как-то поддержать ее честь, крикнул в спину Сеиру:

– Кто бы говорил!

И быстро затащил сестру в дом, пока архангел не передумал.

Сара долго смеялась. Надо мной, или над Сеиром – в принципе, не важно. Важно то, что я уже почти забыл, как она смеется. Звонко и чисто, да так непринужденно…

– Пойдем же за стол! – сказала она, вдоволь насмеявшись.

– Пожалуй, воздержусь от местных угощений. Зная, где Сеир их добывает…

– Ну, пошли тогда, хоть расскажешь мне про все!

В доме у Сары было намного уютнее, чем в тех домах, где мне приходилось бывать в последние дни. Несмотря на небольшие габариты, светлые стены создавали впечатление широкого пространства. Мебель тоже была нежных цветов, в основном, голубых и розовых. Вокруг был порядок. Хотя, если вспоминать, при жизни Сара не очень-то следила за своей комнатой. Под ее кроватью всегда громоздились книги, на самой кровати была накидана одежда. Перед сном сестренка просто сбрасывала ее на пол, не утруждая себя уборкой. Слуг в комнату не пускала, хотя и относилась к ним лояльнее, чем я в свое время.

– Расскажи, как ты стал девяткой? Это же при жизни случилось? – она сидела рядом, на светло-розовом диване, и никак не могла отлипнуть от моего плеча.

– Да, – сказал я. – При жизни.

И я рассказал ей все. Про то, как изначально сбежал из армии, как пропивал все деньги, как убил человека и как сам стал девяткой. Я старался не затягивать рассказ, говорил коротко и только о фактах, не затрагивая своих эмоций. Интереснее было послушать и про ее смерть.

– А что было после смерти? Как ты смог договориться с Сеиром о встрече со мной? Ты же девятка!

– Прошу, не называй меня девяткой хотя бы ты, – я слегка улыбнулся. Улыбка выходила горькой, и я бросил это занятие. – Все началось еще с моего суда, когда я познакомился со своими хранителем и искусителем.

И я рассказал ей все. Совсем все. Про «правду», побег из Ньяда и про то, как занял чужое тело. Она слушала, слегка раскрыв рот. Меня и самого поражала вся эта история. Теперь поражала, когда я оглядываюсь назад. Это же надо мне было умудриться выжить при всех этих обстоятельствах!

– А теперь ты. Как же ты умерла, сестренка? – я поправил ее каштановые волосы, чтобы лучше видеть лицо.

– Я не поняла, как это случилось. Мы умерли всей семьей. Вру, отец жив остался. Думаю, нас отравили, хотя я в этом не уверена. Я просто в один день уснула, а когдапроснулась, уже была вне тела, как и родные.

– Ну, тебе-то было к этому не привыкать, – заметил я.

– Ну, это как сказать. С возрастом я бросила подобные занятия. Хотя иногда на меня находило, и я летала вне тела. Но знаешь, Ниортан, мне было намного легче адаптироваться, чем нашей мамаше. Я даже немного посмеялась над ней, когда она в шоке смотрела на свое тело. Видел бы ты ее лицо!

Сара рассмеялась, и вдруг я понял, что тоже вижу картинку – удивленное лицо пожилой матери, которая летает над своим телом и не понимает, что происходит. Видел я ее так, как будто действительно стал свидетелем этой смерти, и во мне просачивались воспоминания.

– Как ты это сделала? – поразился я.

– Мыслеобраз? Да точно так же, как ты говоришь с закрытым ртом, – она сказала это в моей голове.

Только сейчас я начал понимать, что вовсе не являюсь самым особенным среди мертвых. Вот она – действительно особенная. А все, что я умею – просто отголоски ее рассказов.

– Да уж, будь у нас больше времени, я бы взял у тебя несколько уроков по управлению мыслями, – проговорил я.

– У нас будет время! – Сара подскочила и теперь стояла передо мной, весело раскинув руки. – У нас будет полно времени, когда с тебя сотрут клеймо! Ты же у меня такой умный братик, так что тебе мешает подняться до единицы и дальше?

Я опустил взгляд.

– Меня ждет только десятка, Сара.

– Да брось, не выдумывай! – она скрестила руки на груди. – С чего ты такое взял?

– Не взял. Мне Гортей сказал. Уж словам демона можно поверить?

Сестренка еще секунду постояла. Счастливое лицо стало кислым, и она рухнула на диван рядом со мной.

– Сколько тебе осталось? – спросила она.

– Я не уверен, но, думаю, всего ничего. Я же сейчас к Гортею и иду. Совсем не хочу этой встречи, но уговор есть уговор. Я пообещал Сеиру.

– Взамен на что? Что он тебе предложил?! Судя по твоему рассказу, этот архангел не совсем тот, кем мне казался раньше.

– Взамен на встречу с тобой, Сара.

Она замолчала и совсем потухла. Я даже пожалел, что рассказал ей об этом. Не стоило. Теперь она будет считать себя виноватой.

– Ты знаешь, Ниортан, я ведь по тебе очень, очень скучала. И я даже не знаю… Что сказать. Стоит ли эта встреча твоей жизни? Наверное, все же не стоит. Тебе не нужно было соглашаться на это.

– Да брось. Может, я и не получу десятку в ближайшее время. Сара, мы с тобой еще встретимся! – я честно попытался поднять ей настроение.

– Ниортан, – она подняла кислый взгляд. – Ты сам-то веришь в то, о чем говоришь?

Я не верю. И она об этом знает. Всегда, как бы ни складывались обстоятельства – я верил в лучшее. Но сейчас все немного иначе. Что сделает со мной Гортей, когда меня увидит? В прошлый раз я повернулся к нему спиной и ушел – это была наша последняя встреча. Я на это надеялся. Он отпустил меня. Но теперь, после всех моих прегрешений, не думаю, что я уйду от него со своей девяткой. Хотя Аоду ведь он единицу оставил, а тот тоже не святой…

Видимо, даже у демонов есть свои любимчики.

– Давай не будем думать об этом, – я взял сестру за руку. – Клянусь тебе, мы когда-нибудь еще встретимся.

Сара скептически на меня посмотрела.

– Душой клянусь, Сара. Мы точно еще увидимся. Пусть мне поставят десятку – я вырвусь и прибегу к тебе прежде, чем меня отведут к Богу. Клянусь тебе.

– Очень хотелось бы верить, что ты поступишь именно так. Но сам-то представляешь, что значит вырваться от демона? Я ни разу не видела Гортея. Но, думаю, он ни капли не уступает Сеиру по ментальной силе.

– По какой такой силе? – не понял я.

– Ментальной, глупый брат, ментальной. Той силе, что есть у всех, но не у всех раскрыта. Той, благодаря которой можно говорить с закрытым ртом, читать чужие мысли и двигать предметы взглядом. Чем больше этой силы, тем больше возможностей. Развивай это, братец, развивай, и со временем ты поразишься собственным умениям.

– Ты развивала эти силы еще при жизни. Чего ты достигла теперь?

– Ну, думаю, меня можно сравнить с ангелами… Хотя нет, это слишком высокомерное заявление. Их разум полностью чист, мой же завален воспоминаниями и привязанностями. Они же не привязаны ни к чему. Ни к чему, кроме людей, которых опекают как хранители, братец.

В окно постучали.

– Вы долго? – произнес в моей голове голос Садрин.

– Вот же зараза такая! – выругалась сестра. – Мы столько не виделись и должны вот так скоро расстаться?

– Да, – сказал я, вставая с места.

– Братик, ты точно еще придешь? Ты клянешься? Клянешься моей жизнью?

Не хотелось давать подобных клятв, тем более тогда, когда я меньше всего был уверен в своем будущем. Но она так на меня смотрела…

– Клянусь нашими жизнями, сестренка.

Глава 21

От надежды дрожал я каждой жилкой, от надежды обрывалось у меня все внутри. О, надежда, победительница скорбей, это она нашептывает слова утешенья обреченным даже в темницах инквизиции.

Эдгар Аллан По – «Колодец и маятник»

Я не хотел давать эту клятву. Но лучше видеть рядом счастливую сестру, чем несчастную.

Мы с Садрин спешили к двери в Ньяд. Там умирали со скуки вратовые ангел и черт. Этих я узнавал – они когда-то взяли у Аода бутылку вина взамен на то, чтобы тот смог пробыть в Рьяде подольше.

Меня они узнали, но никак не препятствовали переходу в другой мир. Неужели Садрин внушает страх ангелам с чертами?

– Садрин, в Ньяде жарко, – любезно предупредил я.

– Ничего.

Она открыла дверь и ступила на ту сторону. Низкое красное солнце отсвечивало от ее кожи. В тумане Садрин казалась белым призраком в черном платье. Ей шел красный цвет, которым был окутан весь Ньяд. Она держала спину прямо, и рядом с ней я чувствовал себя вошью. Мое призрачное тело выделяло литры пота, а ей, казалось, все равно. Она как будто и не чувствовала этой жары.

Ей шел Ньяд. Святая как будто была создана для него, чтобы быть в его центре. Я вел ее по знакомому пути. Ничего не видно, но тело помнит дорогу. Пройдя двести раз туда и обратно, я отлично ее запомнил. Садрин шла рядом. Слишком близко, даже слегка касаясь своим плечом моего. Здесь слишком легко потеряться, тем более тому, кто находится тут впервые.

Кругом снуют черти, подгоняя несчастных девяток и восьмерок. Доставалось даже тем, кто нормально работал. Бедные. А ведь я такой же! И я мог сейчас быть рядом с ними, точно так же таскать камни, получая плетью по красной прожаренной Ньядом спине. Но я выбрал свободу. И смерть.

Садрин, как бы ни пыталась держать статную осанку, невольно вздрагивала, когда в очередной раз кому-то из рабов прилетало от надзирателя. Она сжимала одной ладонью вторую и поджимала губы. Я замечал, как она старательно избегает смотреть в сторону местных жителей. Но то и дело прямо перед нами из тумана возникали очередные мученики.

Здесь было тихо. И, если оставаться в одиночестве, то каждый сойдет с ума.

– Тут и правда нет огня, – заметила святая.

– Да, – ответил я.

Мне было не по себе. Я не мог на все это смотреть только из-за той мысли, что могу оказаться на месте любого из девяток. Есть какую-то непонятную слизь, получать от надзирателей и быть низшим среди низших. А сейчас несмотря на то, что я, по сути, остался девяткой – есть те, кто прислушивается к моему мнению. Это Аод, ангел и даже Садрин. А еще у меня есть младшая сестра – это самый важный повод для того, чтобы остаться в живых.

Нет, я не дамся Гортею. Я не позволю расчертить на моем лбу десятую линию. Я выполню уговор, но я вырвусь, найду способ убежать. Ведь у меня всегда это получалось. О чем речь: бегство – лучшее, чему я научился в жизни. Если бы за побеги давали награды, они бы все принадлежали только мне.

С другой стороны, бегство редко приводило меня к чему-то хорошему. Смерть – самое худшее, что случалось со мной из-за него. Хотя, наверное, клеймение похуже, чем смерть. Лучше бы я умер еще тогда.

– Здесь нет никаких домов, – сказала Садрин, все еще вглядываясь в туман. – Где же живут люди?

– Нигде, – ответил я. – Они спят и едят на улице, по расписанию. У чертей есть дома, но те в них редко когда заходят. Там ужасный бардак. Хуже я видел разве что у тебя дома.

Святая не ответила. Она смотрела на красное солнце, что висело уже низко к горизонту. Вид у нее был несчастный, и я подумал, что можно было бы попробовать… Но тут я оборвал свою мысль, чтобы Садрин ее невзначай не услышала.

Я взял ее за руку. Она оказалась удивительно холодной для такого горячего места. Садрин никак не отреагировала – руку не вырвала, но и не пошевелилась, чтобы сомкнуть пальцы на моей ладони. Казалось, она даже не заметила этого прикосновения. Интересно, о чем же она сейчас думает? Как жаль, что я не могу читать мысли, как она.

– Я думаю о том, – начала Садрин, – как странно видеть движение солнца по небосводу. Солнце на Алкеоне движется незаметно, а здесь я вижу, как постепенно оно клонится к горизонту, как оно медленно движется, подобно…

– Ну, не надо мне тут речи двигать, я все равно этого не пойму. Не создавай романтику из Ньяда. Дело в том, что здесь сутки короче. Из-за этого людям и приходится трудиться постоянно, практически не уделяя время на сон. Самое страшное в Ньяде – не жара, как думают жители Алкеона. Больше всего страданий приносит нехватка сна. Именно из-за этого девятки и лишаются рассудка.

Садрин промолчала.

Солнце окончательно село за горизонт, и теперь туман, не подсвеченный внешним светилом, выглядел более густым и непроницательным. Мы шли в полной тишине. Люди и черти остались позади, и я знал, скоро мы будем проходить дверь. Ту дверь, которую стерегли искуситель с хранителем, ставшие привратниками. Странно, но необычная ностальгия опустилась на меня в этом месте. Можно сказать, отсюда все и началось. Мне даже немного приятно вновь находиться здесь. После всего, что я прошел, я не могу относить себя к обычным девяткам. Я силен и проворен, как бы высокомерно это ни звучало. Я ушел от демона, подержал в руках «правду», сбежал из Ньяда и даже смог получить разрешение архангела на посещение сестры. Нет уж, к жизни девятки я не вернусь ни за что. И окончательно умирать я теперь не намерен. Черт возьми, да мне даже начинает нравиться такая насыщенная жизнь и постоянный риск ею! Даже поход к Гортею. Страшно, но любопытно.

Ангел и черт, как и всегда на этом месте, перебрасывались картами. Они сидели на земле и, только когда мы подошли совсем близко, удостоили нас вниманием. А я надеялся пройти незаметно.

– Куда? – спросил черт.

– К демону, – ответила Садрин, рассматривая карты.

– Мы не можем вас…

– Можете, – перебила ангела святая. – Играть на посту в рабочее время вы можете. И не создавать себе и нам лишних проблем – тоже.

Черт внимательно рассматривал Садрин. На меня эти двое и внимания не обращали – я так, просто небольшое дополнение к ней.

– У нас будут проблемы как раз наоборот, если вы пройдете, – сказал ангел.

– В прошлый раз я легко прошел, всего лишь обойдя дверь, – заметил я. – Просто сделайте вид, что не видели нас.

Как со стенкой поговорил. Ни черт, ни ангел, даже не посмотрели на меня.

Садрин пошла дальше. Ангел взял ее за свободную руку.

– Дальше нельзя.

– Ангел! – неожиданно громко сказал черт.

Садрин остановилась.

– Пусть идут. Отпусти. Я тебе объясню.

Он послушался. А мне показалось, что черт испугался Садрин. Да, действительно страшная женщина. Не внешне, а своей особенностью. Я даже и представить не могу, чего можно от такой ожидать.

Мы шли по пустынному Ньяду, лишенному душ. Сейчас, когда солнце село, было трудно разглядеть сквозь туман очертание дворца Гортея. И я не мог представить, сколько еще придется идти. Мы шли прямо, никуда не сворачивая. Начинало даже казаться, что мы заблудились.

Туман сгущался, и с каждым шагом обзор становился все меньше. Вскоре я перестал видеть даже Садрин. Единственное, что напоминало про ее присутствие – это холодная рука, которую я все еще держал. И хорошо, что я вовремя позаботился об этом. Иначе мы бы могли потеряться. Шла она совсем беззвучно, хотя в отличие от меня носила туфли. Рука стала влажной. Думаю, это все же мой пот, потому что несмотря на жару она почему-то все не теплела.

Я понял, что мы пришли, только тогда, когда мой нос вписался в стену. Даже ее мне не удалось увидеть через столь плотный туман. Это равносильно тому, что я шел бы с закрытыми глазами. Я пошел вдоль стены, прощупывая ее свободной рукой. Я помнил, с какой стороны должна быть дверь.

– Что ты делаешь? – спросила Садрин.

Я вздрогнул от ее голоса в этой тишине. Надеюсь, она этого не заметила.

– Ищу дверь. Она должна быть где-то здесь.

– Идем, – сказала она и потянула меня за руку.

Я поддался, но не забывал, что она здесь впервые. Возможно, она просто хочет показать мне независимость и найти дверь сама. Но, тем не менее, как-то странно выходит. Как она видит стену?

– Мы пришли.

Туман расступился, и передо мной возник вид на двор Гортея. Я понял, что она сама нашла и открыла дверь.

– Как ты видишь через туман? – спросил я.

– Какой туман?

Она прошла вперед, а я остался за пределами дворца, ошарашенно рассматривая ее затылок.

Она что, не видит тумана?

– Не понимаю, о каком тумане идет речь. Пожалуйста, не задерживайся.

Она пошла дальше. Я догнал ее, по пути вдыхая желанный воздух. Ее грудь так и не начала вздыматься. Как и во дворце Сеира, Садрин оставалась бездыханной.

– Ты знаешь, где он? – спросил я, вспоминая, как быстро мы нашли архангела.

– Конечно.

Ледяной ветер пронизывал до костей. Хотя, если думать логически, какие во мне могут быть кости? В принципе, если так рассуждать, то я легко могу перестать чувствовать этот холод, как перестал чувствовать боль недавно. Может, так и сделала Садрин, благодаря чему ее рука и оставалась холодной в такой жаре. Она намного лучше владеет мыслями. Ей не приходится для этого задумываться, в отличие от меня.

Мы вошли во дворец. Двери, как и прежде, были открыты, и нас окутала полная тишина. После рева ветра мне показалось, будто нас поместили в глубокую могилу.

С каждым шагом во мне рос страх. Я старался слишком не задумываться о встрече с Гортеем, чтобы лишний раз себя не пугать. Будь что будет, как говорится. Но страх этот был вызван старыми воспоминаниями. Каждый мой визит в это место заканчивался страхом, поэтому и теперь я не мог не бояться. Странно, но перед Сеиром такого сильного страха не было. Возможно, потому что этого несерьезного архангела можно даже к черту в шутку послать, и он ничего со мной не сделает. Права не имеет. Я во власти Гортея.

Она вела меня по знакомым красным коридорам, мимо толстых деревянных дверей. Она шла так, как будто точно знала дорогу. Я могу представить, что она каким-либо образом чувствует Гортея. Но откуда ей известно, как до него дойти? Почему-то и у Сеира я об этом не задумывался. Сдается, она здесь все-таки не впервые.

– Впервые, – ответила на мысли святая, останавливаясь перед дверью. – Мы пришли.

Я взял в легкие побольше воздуха. Она пару раз стукнула в дверь, и этот звук отразился от широких стен пустынного коридора. Гортей ничего не сказал, но Садрин толкнула дверь и вошла внутрь. Это был кабинет, здесь я уже бывал прежде. В камине спокойно потрескивали дрова, а в настенных канделябрах горели свечи. Зажмурившись, я сделал шаг вперед. И, открыв глаза, я не стал смотреть на демона, а первым делом закрыл за собой дверь. Эта секундная неторопливость помогла мне успокоиться и, наконец, посмотреть на Гортея. Он сидел за тяжелым столом и смотрел на святую. Густые брови были привычно сдвинуты к переносице, но в его взгляде не таилось привычной для демона строгости или злобы.

– Подойди.

Он сказал это не мне, а святой. На меня Гортей даже не взглянул. Садрин не спешила. Не похоже было, что она боится. Все та же статная осанка и вздернутый подбородок. Что при разговоре с архангелом, что при демоне. Она медленно подошла и остановилась в шаге от стола Гортея. Демон встал. Он внимательно всматривался в ее лицо, как будто пытаясь разглядеть в нем что-то необычное.

– Дай руку, – велел он.

Садрин медленно протянула руку вперед, ладонью вниз, как будто подавая для поцелуя. Гортей стянул свою белую перчатку, небрежно кинул на стол и взял пальцы святой. Он смотрел то на них, то на ее лицо, затем отвернулся.

– Не смешно, Сеир. Проваливай, пока я даю тебе шанс.

Не может быть. Не может быть, чтобы это был Сеир! Хотя, я ведь не знаю, действительно ли он ушел тогда. Может быть, что это архангел тогда постучался в окно моей сестры.

– Я не Сеир, – тихо сказала святая.

Гортей не поворачивался. Он замер в одной позе, держа голову ровно. Я почувствовал себя лишним в их компании.

– Ты не Сеир? – переспросил демон.

– Да.

Он положил руку на спинку стула.

– Тогда кто же ты?

– Мое имя Садрин, я святая.

– Нет, – сказал демон.

Пламя свечей и камина заколыхалось.

– Ты не Садрин, – сказал демон, поворачиваясь к нам лицом. – И ты не святая.

Его взгляд переметнулся ко мне.

– Тогда кто я? – спросила Садрин, но Гортей уже ее не слушал.

Он сжал спинку стула так, что дерево под пальцами хрустнуло.

– Девятка. Нет, десятка.

С этими словами он пошел на меня. Вся жизнь пронеслась перед глазами под перезвон висюлек на его сапогах. Сестра. Я должен идти к сестре. Но я не могу. Тело не слушается, босые ноги пустили корни и вросли в пол. Гортей шел стремительным и твердым шагом. Он шел быстро, но мне казалось, что подходил слишком долго.

– Кто я? – повторила вопрос Садрин.

Демон остановился.

– Алексатра.

Он стоял передо мной, но смотрел куда-то в пустоту. Я не видел Садрин, но знал, что она сейчас смотрит в его спину и ждет объяснений.

– Алексатра, – повторил он тихим, хриплым голосом.

– Нет, я Садрин.

Она подошла ближе и остановилась прямо за его спиной. Я почувствовал, что ноги отлипли от пола. Нужно бы бежать, дверь рядом. Но я слишком неосторожно поступил, когда закрывал ее. Не стоило делать этого. Теперь я не смогу убежать. Он успеет меня остановить. Шанса не осталось.

– Садрин, – повторила святая.

– Нет.

Он смотрел мне в лицо, но глаза казались пустыми. Он не видит меня сейчас. Даже демон может быть человечным.

– Ты демон, – сказал Гортей.

– Нет! – святая прикрикнула. – Нет, нет! Молчи!

– Ты демон по имени Алексатра, – тихо прохрипел Гортей. – И Бог тебя уничтожил.

– Молчи!

– Это случилось двадцать пять лет назад…

– Я не демон!

– Ты была ему неугодной. Слишком живой, слишком доброй. Для демона.

– Я святая!

– И работала в паре с таким же. Вас с Вассилом считали сильнейшими в загробных мирах.

– Гортей, – голос Садрин дрогнул. Было слышно, что она плачет.

– Не плачь, Алексатра. Ты сильнейшая. Сильнейшие не плачут.

Гортей поджал губы. Его кожа стала столь же бледной, как и у Садрин. У Алексатры, если быть точнее. Она зарыдала в голос. Гортей не двигался. Садрин упала на колени, видно, не в силах больше стоять на ногах. Я сделал короткий шаг к двери, надеясь на удачу.

– Алексатра, – повторил ее имя демон. – Ты всегда очищала лбы душам. Но только до тройки. Ты считала, что жизнь тройки самая комфортная и безопасная для Ньяда.

– Замолчи!

– Тебя ненавидели другие демоны.

– Потому что я святая!

– Другие демоны, – он сделал акцент на слове «другие». – Почти все.

– Не рассказывай мне больше ничего. Я не хочу этого слышать!

– Не хочешь?

Гортей повернулся. Не думаю, что он забыл про меня, но попробовать стоит. Я делаю еще шаг к двери, и моя рука нащупывает прохладную ручку. Гортей проводит пальцем по щекам Алексатры и убирает слезы.

– Я расскажу тебе все, как бы ты ни хотела, чтобы я замолчал.

Я поворачиваю ручку.

– Стоять.

Глава 22

Смерть – часть жизни. Если уж быть цельной личностью, следует настроиться на это раз и навсегда. И если понять факт собственной смерти трудно, то принять его, по крайней мере, возможно.

Стивен Кинг – «Сияние»

Я замер. Неукротимая дрожь охватила тело. Я не мог заставить себя пошевелиться. Рука окаменела на дверной ручке.

– Алексатра, что случилось двадцать пять лет назад? – спросил Гортей.

– Замолчи! Замолчи! – сквозь слезы кричала Садрин.

– Почему ты жива?

– Да не знаю я, не знаю! Я не понимаю ничего!

– Успокойся.

Ему легко говорить. А я не представляю, что сейчас чувствует та, что всю жизнь считала себя святой. В падшем ангеле она видела зло, презирала черта только за то, что он черт, а сама оказалась куда хуже. Демоном.

Гортей молчал. Он не предпринимал попыток успокоить женщину. Как по мне, это бы выглядело странно для демона. Но он давал ей проплакаться. Она стояла на коленях и закрывала руками лицо. Она звала Вассила, Сеира и Бога, но никто не откликался. Здесь были только девятка и демон, Гортей и я. Когда она открыла лицо, я увидел, что несмотря на слезы оно по-прежнему прекрасно. Кожа осталась белой, а не покраснела, как бывает при долгом плаче. Она вытерла слезы и встала. Глаза все еще блестели, влажные ресницы склеились.

– Расскажи мне все, – наконец, попросила она.

– Садись.

Гортей прошел к столу и выдвинул свой стул, неприятно скрипнув ножками по деревянному полу.

Пришло время. Я потянул дверь на себя. Она легко открылась. Но я не вышел. За дверью я увидел тьму. Не такую, какая была у черта. Там расположилась самая настоящая бездна. Непроницаемая и бесконечная, она с силой тянула меня внутрь подобно воронке посреди океана. Я понял – если не закрою, меня затянет. Пальцы разжались – дверь захлопнулась сама, видно, тоже притягиваемая этой тьмой. Теперь уйти точно не выйдет. Он принял меры.

Садрин села на предложенное место. Во главе кабинета Гортея, как будто она хозяйка. Демон остался стоять за ее спиной, положив руки на спинку стула.

– Ты была в паре с Вассилом.

– Это я уже слышала. Расскажи, как я стала святой.

– О, этого я не знаю, Алексатра. Ответь, с чего ты взяла, что ты святая? – Гортей чуть наклонился к демонессе.

Мне начинало казаться, что в прошлом их связывали непростые отношения. Он даже немного ожил, общаясь с ней. Ну, на бесчувственную статую теперь точно не походил.

– Мне… Вассил сказал.

Проговорила это Садрин тихо, слегка пискляво, как будто пытаясь понять, почему напарник не мог сказать ей правды.

– Вассил, – Гортей выпрямился. – Хорошо. Кто еще о тебе знал?

– Юарис и Сеир. Они помогали мне, когда я их звала, – Садрин снова всхлипнула и утерла глаза ладонью.

– Архангелы. Интересно. Почему же они не говорили мне? В прочем, ты не сможешь ответить на этот вопрос. Зато мой напарник сможет.

Как бы я ни задумывался, ну, не лезет в голову, что Гортей сможет спокойно и мирно поговорить с Сеиром.

– Это ты зря, девятка, – сказал демон, наконец, вспомнив про меня.

Или он и не забывал? Неужели все это время он продолжал читать мои мысли?

– Конечно. Подойди.

Я совсем не хотел подходить к нему. Но разве можно тут не подчиниться? Пришлось подойти. Остановился я на достаточном расстоянии – нас разделял стол. И Садрин.

– Ближе, девятка.

Я помедлил, но, зная, что выбора не остается, все-таки обошел стол и остановился совсем рядом с демонами.

– Подожди, – сказала Садрин, вновь утирая слезы. – Мы здесь по делу, не спеши, пусть он расскажет.

– Конечно по делу, еще бы, – мне показалось, что Гортей улыбнулся. Но, думаю, это просто игра желтоватого света. – Ну, рассказывай, что мой черт учудил.

Как он узнал? Как понял? Или он догадывался об этом заранее, когда я едва повернулся к нему спиной?

– Нет. Я понял это еще тогда, когда ты открыл ему «правду».

Стоп. Сейчас или никогда.

– Ты специально подстроил все так, чтобы я ее взял.

Гортей долго не отвечал. Он смотрел мне в глаза, а может, на лоб, и как будто что-то обдумывал. Комната наполнилась потрескиванием дров в камине.

– Да, – после длительного молчания сказал он. – Только ты об этом молчишь. И не думаешь.

– Понял… В общем, черт правда начудил. Он рассказывает людям о том, что в Рьяд попадают богатые, а в Ньяд все остальные.

– Да, – подхватила Садрин. – И люди начали грабить друг друга. Они объединились под чертом.

– И кто из вас додумался прийти из-за этого ко мне?

Мы с Садрин переглянулись. Ей-то, думаю, все равно, а вот мне прекрасно известно, в каких отношениях Гортей с напарником. Даже упоминать об архангеле в его присутствии не хочется.

– Значит, это был Сеир.

Гортей поднял со стола белую перчатку и натянул ее на руку.

– Да, – ответил я, глядя в то место, где только что лежала перчатка.

– И как же он заставил вас это сделать?

А вот этого уж точно говорить не хотелось. Но не думаю, что у меня есть выбор.

– Он позволил мне встретиться с сестрой.

– Вот как. Значит, встреча с сестрой для тебя дороже жизни, девятка. Преданность – это похвально.

Не знаю, можно ли считать, что Гортей и вправду меня похвалил. Скорее, он сказал это с иронией, как бы насмехаясь над моей беспечностью. Он скинул с моего лба волосы, и я понял – теперь точно никуда не деться.

– Гортей, не надо, прошу, – вмешалась Садрин.

Он прижал ладонь к моему лбу. Горячо.

– Нет! – вскрикнула Садрин.

Она вцепилась в его руку. Страх сковал мое тело.

– Алексатра, лучше отпусти, – прохрипел Гортей.

– Нет.

Я должен сдержать клятву, данную сестре. Нужно вернуть контроль над телом. Но страх не дает пошевелиться. Он путает мысли, так что в голове остается только две темы: смерть и сестра. Я не могу контролировать разум настолько, чтобы сопротивляться смерти и страху.

– Отойди, – сказал Гортей.

Садрин оторвала его руку от меня. Воистину сильная женщина. А если подумать, то Гортей сам сказал, что она сильнее его. Но Гортей не думал сдаваться. Раньше я не замечал, чтобы он был упрямым. Хотя мы никогда и не были близко знакомы.

Быстрым движением он прижал другую руку к моему лбу. Жжет. Я вскрикнул. Теперь точно все кончено. Я позволил себе чувствовать боль. Быть может, это последнее, что я могу испытать? Облик сестры возникает перед глазами, но я уже ничего не способен сделать. Теплая кровь стекает по переносице. И плевать, что ее во мне нет, пусть себе течет, пусть существует. Пускай в последние мгновения жизни меня будет как можно больше.

Эта боль чувствуется не только во лбу. Она распространяется ниже, по шее, пробегает по позвоночнику и ударяет в пятки. Глаза закрыты. Я чувствую, как Гортей отнял руку ото лба. А быть может, ее убрала Садрин. Но боль остается. Я продолжаю кричать, и этот крик наполняет пространство вокруг. Мне даже начинает казаться, что я и сам состою из боли и крика. Но это лучше, чем быть безвольной куклой в руках надзирателей. Смерть лучше.

– Успокойся, актер, – сказал Гортей.

Я открыл глаза.

– Ты же знаешь, что никакой боли нет.

– Я жив?

Я посмотрел на огонь в камине – он все так же спокойно горел. Садрин смотрела на меня с испугом, а Гортей – с любопытством.

– Сама десятка на твоем лбу не делает тебя трупом.

Кажется, до меня это только сейчас дошло. Он улыбнулся глазами. Думаю, будь на его месте кто-нибудь не столь сдержанный, он бы уже смеялся во весь голос. Боли нет, и крови тоже. Ее просто не существует. Своей боли я уже пережил достаточно.

– Сначала вразумим черта, – сказал Гортей, отходя от стола.

Мне стало немного легче, когда я почувствовал расстояние между мной и демоном.

– Где единица?

– Единица? – я не сразу понял, о ком речь. – А, Аод? Он… не знаю. Мы разминулись.

– Вразумим черта, – повторил Гортей. – Найдем единицу. И пойдем к Богу.

– Зачем? – не понял я.

– Чтобы уничтожить тебя.

Гортей на секунду задумался.

– Нет, – сказал он. – Я передумал.

Да неужели! Может, он и десятку с меня уберет?

– Нет. Я про другое. Сначала нам нужно наведаться к Сеиру.

Он пошел из кабинета быстрым шагом, наполняя пространство перезвоном висюлек на сапогах. Мы с Садрин пошли следом.

Через густой туман я едва различал спины Гортея и Садрин. Как они могут не видеть этот туман? А может, он видим только глазу простых душ? Я старался не отставать, чтобы не заблудиться. Когда спины исчезали в тумане, я ориентировался по перезвону. По пути к двери я пытался развидеть туман. Я думал, что это равносильно тому, как я не чувствовал боль. Но все тщетно. Как бы сильно я ни думал, как бы ни старался, удалось только перестать чувствовать окружающую жару. Правда, пришлось для этого приложить все силы и концентрацию. Потому что я помнил, что здесь жарко, и просто так взять и забыть – это уже за пределами моих возможностей.

В Рьяде, конечно, мы удостоились огромного внимания. Естественно, два демона, да еще и живая десятка. Такое редко можно увидеть. Лично я никогда ни при жизни, ни после нее десяток не встречал. Слишком уж быстро их убивали. Но у меня пока еще есть время. Хотя теперь меня так просто не отпустят.

Теперь, когда мы пришли уже с Гортеем, Сеир заставил себя нас встретить. Он перехватил нас еще на подходе к его дворцу. Предусмотрительно, учитывая, у кого из них хранится «правда». В этот раз он принял незнакомый мне облик.

– Знал, что ты явишься, Гортей, – сказал он.

Демон остановился напротив напарника.

– Кто бы сомневался. Ты знаешь, зачем я пришел?

Мы стояли посреди Рьяда. В месте, где уже нет душ, уже виднеется дворец архангела, но абсолютно нет воздуха.

– Догадываюсь. У меня есть для тебя новости. Не знаю, обрадуешься ты или нет… – Сеир посмотрел на меня и усмехнулся. – Ты все же сделал это, Гортей. Поздравляю с десяткой!

Я ничего не сказал, Гортей тоже. Сеир, видно, чувствуя себя не совсем гостеприимным, все же удосужился провести нас во дворец. Он налил нам по бокалу вина. Я помнил, откуда он берет вино, но все же выпил. Ну, а что, перед смертью можно себе позволить.

– Расскажи нам о ней, – сказал Гортей.

Он не пил, а наблюдал за игрой света в бокале.

– А что рассказывать? Это была не моя идея, – Сеир разом опустошил половину бокала. – Бог приказал нам избавиться от Алексатры. Мне, Вассилу и Юарису. Но он не приказывал убивать ее.

Гортей сверлил напарника взглядом. Сеир замолчал и, видимо, не собирался продолжать рассказ. Он с довольным лицом смотрел на демона, спокойно выдерживая этот взгляд. Я бы уже помер от страха.

– А дальше? – спросила Садрин.

– Ну, если ты хочешь услышать… – Сеир залпом допил вино и подлил себе еще. – Ты сама выбрала тело младенца и поселилась внутри. Конечно же, после этого ты не могла помнить демоническую жизнь. Ты сама лишила себя памяти, сама попросила Вассила говорить, что ты святая.

– Нет, – голос Садрин дрогнул.

– Да, милая, – Сеир откинулся на стуле. – Так все и было. Не веришь мне – можешь пойти к своему напарнику. Уж он-то тебе врать не станет, дорогуша.

– Я что, убила младенца?! – Садрин перешла на крик.

Думаю, она злится не на себя, а на Сеира, который ей это рассказал. Да, жизнь в неведении – вот что такое истинное счастье. Лучше бы она не ходила со мной, лучше бы она думала, что святая. Лучше бы черт не читал «правду».

Но про себя я ничего подобного сказать не могу. Мне страшно, но я все равно доволен прожитой жизнью. И смертью, конечно же. Лучше десятка, чем девятка с ограниченным разумом и ударами надзирателей в спину. Уж лучше и правда сдохнуть.

– Ты убила младенца, – сказал архангел. – Ты выбрала счастливую семью, которая давно ждала ребенка. Они были счастливы рождению дочери, но ты ее убила и заняла ее место.

– Замолчи! – крикнула Садрин, ударяя кулаком по столу.

– Замолчать? Но разве тебе не интересны подробности твоего, скажем так, рождения?

Сеир больше себе не подливал. Он взял бутылку и пил прямо из нее. Мне вдруг вспомнилось, как мы пили в доме моего хранителя, когда архангел принял облик Аода.

– Уходим, – сказал Гортей.

Он поднялся и пошел к выходу. Садрин с печалью посмотрела на Сеира, на того, кто раньше для нее был авторитетом, и пошла за Гортеем. Я помедлил, зная, что умру, пойдя за ними.

– Ну же, сладкая парочка, я ведь еще не рассказал новости, – сказал Сеир нашим спинам.

– Быстро, – Гортей остановился и посмотрел на архангела через плечо.

– Мне тут пришло письмо счастья. Догадываешься?

– Что значит «сладкая парочка»?.. – спросила Садрин, но ей не ответили.

– Догадываюсь. Что пишет?

Сеир вынул из буфета конверт. На нем было что-то аккуратно написано, но язык этот мне не был знаком.

Гортей вынул сложенную бумагу из конверта, раскрыл и опустил глаза в содержимое. Садрин тоже читала, стоя совсем близко к демону. Я заглянул в бумагу, но опять же ничего не понял.

– Что ж, – сказал Гортей, возвращая письмо в конверт. – Я и так собирался к нему. Но, видимо, нам придется временно объединиться.

– Это еще зачем? Просто найди всех, кто перечислен, да иди к нему. Я подойду позже.

– Всех – это кого еще? – спросил я, догадываясь, что речь идет о Боге.

– Он хочет видеть тебя, единицу, нас с Гортеем, Алексатру, Вассила и падшего с чертом, – объяснил Сеир. – Лично я не хочу искать всех по Алкеону. В конце-концов, ангела я изгнал, единица и ты – не принадлежите мне. Будет разумно, если за Вассилом сходит Алексатра, а со своим чертом будет разбираться его хозяин. Так что делайте, что хотите, а я посмотрю отсюда.

– Сеир, мы напарники, – напомнил Гортей.

– С чего ты вдруг об этом вспомнил, а? – архангел ехидно улыбнулся.

– Я знаю, чего ты боишься, – сказал Гортей. – Не трону я твою «правду». Сейчас не до этого.

Архангел сложил руки на груди и скривился, скептически глядя на демона.

– Идем, – сказал Гортей.

– И куда ты предлагаешь отправиться? – спросил Сеир.

М-да, вообще-то мне не очень хотелось бы куда-то ходить в компании с этими двумя. Видно, прочитав мысль, Гортей и Сеир недовольно на меня уставились.

– Между прочим, нас из-за тебя на ковер вызывают, – возмущенно сказал Сеир. – Так что будь добр, расскажи-ка нам, где прячется твой ангел.

Ну, уж нет. Нет. Так, главное, не думать о том, где он.

– Понятно, – сказал Сеир.

Хлопок – зеленая дверь.

– Я даже не думал об этом!

Сеир не ответил. Он открыл дверь и прыгнул в мой внутренний мир. Под грозным взглядом Гортея я пошел следом и камнем полетел в воду. Архангел смеялся, зависнув в воздухе, когда я пролетел мимо и плюхнулся, разбивая водную гладь на мириады брызг. Ангел лежал на воде. Я потревожил его покой, и теперь он холодно смотрел вверх. Туда, где виднелись подлетающие демоны. Не думаю, что хранитель не знает, зачем мы здесь. Он все видел из моего внутреннего мира. Ветер поднимал легкие волны, которые покачивали нас с ангелом на воде. Демоны остановились рядом с Сеиром, но смотрели не на него, а на ангела.

– Где Аод с чертом? – спросил Гортей.

– В Алкеоне, – ответил ангел, не вдаваясь в подробности.

Потому что подробностей он и сам не мог знать.

– Ты идешь с нами на ковер, – холодно сказал Сеир.

Ангел исчез. Сеир плюхнулся в воду рядом со мной и вытаращился в то место, где только что был хранитель. Демоны повели себя сдержанней, Гортей лишь поднял брови, а Садрин тихонько приложила пальцы к губам. Наверное, так просто исчезать с места событий – не совсем нормальное явление даже в загробных мирах.

Глава 23

Смерть находится не на противоположном конце жизни, а лишь затаилась в ней.

Харуки Мураками – «Норвежский лес»

Я открыл глаза. Меня тормошил ангел, нависая над моим телом.

– Уходим, – сказал он и направился к двери.

Теперь понятно, каким образом ему удалось исчезнуть. Он просто вернулся.

Тело казалось тяжелым после долгого пребывания за его пределами. Оно едва двигалось, когда я поднимался с кровати.

– Разбудим Садрин? – предложил я, уже занося руку над плечом девушки.

Ангел перехватил мою кисть.

– Нет. Позовет Сеира. Идем отсюда.

– Как будто он сам вот-вот сюда не придет, – сказал я, пытаясь спародировать ангела.

Не знаю, насколько у меня получилось изобразить ледяной взгляд и говорить максимально бесстрастно, но холод хранителя тут же растаял. На его лице появилась пусть короткая, но все же улыбка. Хотя и она выглядела весьма неестественно и даже холодно.

– Ты прав, – сказал он. – Будем ждать.

Я сел. Стук живого сердца звучал в ушах. Сестренка не упоминала, что после полетов нужно еще к телу привыкать… Сестренка. Сара. Пожалуй, у меня не получится сдержать клятву. А клялся я душами. Ну, не думаю, что Богу действительно есть дело до каких-то там безрассудных клятв. Если бы Он слышал и запоминал каждую… Хотя на то он и Бог, чтобы заниматься подобным. Надеюсь, с Сарой ничего не случится после того, как я исчезну. За свою душу уже не переживаю – поздно хвататься за жизнь. Но сестрица, такая умная и сильная… Она – вот кто бы справился со всем, что переживаю я. В ней больше упорства и стремления. Она бы придумала что-нибудь. Она бы исполнила клятву. Но не я.

Вся моя жизнь – это череда случайностей. Иногда – везений, но чаще неудач. Оглядываясь назад, я все больше понимаю, что от меня мало что зависело. А уж на суде, когда ангел и черт меня защищали, я и вовсе узнал, что многое делал не по своей воле. Чаще всего даже вопреки ей. Интересно, а что было бы, не понизь Бог ангела с чертом в должности? Мы бы не встретились в Ньяде, черт бы не прочел «правду», я бы, вероятно, не вернулся в Алкеон… Опять же случайности. Или судьба? Что, если все так и должно было случиться, и происходящее – просто замысел Бога?

– Нет, – произнесли за моей спиной.

Там, у раскрытой двери моего внутреннего мира, стоял архангел с демонами.

– Нет, – повторил Сеир. – У Бога нет замысла.

Я не понял и повернулся к ангелу, надеясь на какие-то объяснения. Как у Бога может не быть какого-то плана для развития миров? Но хранитель, кажется, и сам ничего не понял. Он нахмурился, глядя на своего непосредственного руководителя.

– Бывшего руководителя, позволь заметить, – сказал Сеир, небрежно махнув ладонью.

Хранитель фыркнул, но ничего не сказал. Кажется, он уже свыкся с положением падшего.

– Нужно быть очень наивным, чтобы решить, что мы тебя не раскусим, ангелок, – продолжал архангел.

– Мы бы и не раскусили, – сказала Садрин, уже находясь в теле. – Если бы не сидели во внутреннем мире десятки.

– Лжец, – добавил Гортей, косо посматривая на напарника.

Что-то мне совсем не хочется находиться в этой компании! А тем более, идти с ней к Богу.

– Где будем искать черта? – спросил ангел.

Вот у кого нужно поучиться холодным рассуждениям.

– Предлагаю сходить к нему…

Я сказал это тихо, совсем тихо. Все же в этой компании чувствую себя крайне неловко. Тем более, как-то проявляя собственное мнение. Тем не менее, все замолчали и посмотрели на меня. Они как будто бы ждали, что я продолжу, скажу что-то еще. Но тут я совсем растерялся. Невнятно промямлив слово «идемте», я на тяжелых ногах двинулся к двери.

Стараясь не оборачиваться, я шел по желто-коричневому полупустому городу. Редкие прохожие косо смотрели кто на меня, а кто на Садрин. Они бубнили себе под нос непристойные слова, связанные со святой. Думаю, громко говорить боялись. Их же сейчас не толпа собралась. Это кучей люди становятся смелыми, но не по одному. В одиночестве каждый становится собой. Аарон почему-то увязался за нами. И черт с ним, вряд ли его глазу видны Сеир и Гортей. Даже любопытно, как мы с Садрин и ангелом выглядим в его глазах. Как чокнутые, болтающие с пустотой? А может, и наоборот. Не чокнутые, а те, кто знает немножко больше. Аарон продолжал держаться ко мне недружелюбно. Еще бы, на его месте я уже давно избавился бы от такого типа, как я. Тем более, будь он убийцей моей сестры. Пока я много думал, Сеир с Гортеем куда-то пропали. Я сразу этого и не заметил. Должно быть, отправились выяснять отношения. Ну, и ладно, догонят.

Садрин шла, понурив голову. Даже интересно, о чем она сейчас думает. Жаль, что я не могу читать мысли. Все, чем она жила раньше, все, что о себе знала, исчезло. Она больше не святая, она больше не сможет защищать свой город от… А что это было? Что за темные сущности, интересно мне знать?

– Садрин? – позвал я ее, но она как будто и не услышала, продолжая идти и глядеть себе под ноги.

Я тронул ее плечо, чтобы вывести из транса. Она вздрогнула и вздернула голову.

– Чего?

Ее глаза блестели от влаги. Но слезы не текли, возможно – она хорошо ихсдерживала.

– Все же, что это было такое? Вон те темные штуки. Я про нашу первую встречу, помнишь? Ты тогда позвала Сеира, чтобы он…

– Раньше я не понимала… – она вновь опустила голову. – Но теперь все встало на свои места. Это была моя собственная тьма, которую я не могла удержать в себе. Она отравляла этот город. Должно быть, поэтому в других местах ты не найдешь ни святых, ни одержимых… Это все только сказки.

Мне было ее жаль. Но я не мог подобрать слова успокоения. И вообще, не создан я, чтобы говорить подобные речи. Поэтому я просто молчал.

– Что это значит? – спросил Аарон.

Садрин ему не ответила, а продолжила идти, опередив нас. Аарон как будто бы ждал объяснений уже от меня, но я не собирался ему ничего рассказывать. Пусть Садрин остается в его глазах святой. Он и так знает слишком много для простого человека.

Как будто я знаю мало для десятки. Ну, да ладно.

Уже на подходе к дому черта нас догнали двое мужчин. Сначала я их не узнал, но стоило одному подать голос, и все встало на свои места.

– Ну, вы и медленные! Мы успели выбрать и занять тела, пока вы там тащились, как черепахи.

Даже спрашивать не нужно, кто из них кто. Вот этот разговорчивый, длинный и бородатый – это Сеир. Чуть дальше стоит угрюмый Гортей. Интересно, узнает ли их черт?

Садрин постучала в дом.

За дверью послышались шаги. Много шагов. Как будто черт решил устроить праздник и позвал на него половину города. Дверь открыла нагая девица, прикрывающаяся полотенцем. Она посмотрела на Садрин, на секунду замерла, как будто осознавая, кто пришел в гости, и собралась уже закрыть дверь, но Гортей подставил ногу.

– Черт дома? – спросил он.

– А?.. – спросила девица.

Она выглянула, обвела нас всех взглядом, и снова посмотрела на Гортея.

– А кто его спрашивает?

Гортей слегка улыбнулся. Я бы удивился, не будь он в физическом теле. Возможно, это бы даже выглядело странно.

– Демон, – сказал он.

Девушка выронила полотенце. Она не пыталась нас остановить. Гортей открыл дверь шире и обошел девушку. Мы последовали за ним. А она так и осталась стоять спиной к нам, с разинутым ртом.

По всему дому валялись пустые бутылки. Даже интересно, где он берет столько денег. Ведь алкоголь в стекле требует большой суммы. За стекло. Не исключено, что черт использует деньги девушек. Или ворует. Иногда моя нога натыкалась на женское нижнее белье. Трудно вообразить, как живет мой искуситель. Он не работает, но окружен девушками и алкоголем. Он пьет, потому что не боится смерти.

– Да уж, а я-то думал, что Алексатру не переплюнуть по бардаку, – сказал Сеир, пиная носком ботинка рубашку.

Демонесса не ответила. Она вообще подозрительно много молчала, видно, все еще находясь мыслями в Ньяде.

Мы прошли в гостиную. Здесь, развалившись в кресле, сидел незнакомец, читая книгу в яркой обложке. Он посмотрел на нас удивленным взглядом и прикрыл книгу, подложив палец на нужной странице.

– Черт, кажется, здесь целую секту собрал, – заметил я.

– Ниортан? – парень встал с кресла.

Его взгляд блуждал от одного к другому, на секунду задержался на Садрин, а потом метнулся ко мне.

– Это я, Аод, – сказал он.

– Отлично, одной проблемой меньше! – сказал Сеир.

Вот сейчас я себя конкретно предателем почувствовал.

– Кто все эти люди? Ты привел стражу? – он посмотрел на Аарона, который почему-то все еще был с нами.

– Нет, – сказал я, чувствуя, что бледнею.

– Мы пришли, дабы покарать твою душу грешную! – включил актера Сеир. Видно, его забавляло, что Аод не может нас узнать. Ведь какой бы внешний вид архангел на себя ни примерял, его узнавали с полуслова. А тут, в теле, все немножко иначе.

– Один из них демон, – сказала девушка.

Мы все разом обернулись к ней. Она уже была одета в простенькое платье и выглядывала из коридора. Заметив столь пристальное внимание к себе, она убежала, громко топая босыми ногами по деревянному полу.

– Черт! – крикнул Аод, метнувшись к окну.

Не знаю, выругался ли он, или таким образом позвал черта. Интересно, каково, когда все тебя называют ругательным словом?

Гортей большими шагами преодолел гостиную и, пока Аод возился со ставнями, спокойно стоял рядом и наблюдал.

– Позови его громче, единица. Он тебя не услышал, – сказал Гортей.

Даже в человеческом теле его голос был столь же пугающим, как и всегда. Я почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Но разве мог я не подчиниться и не привести их сюда? Разве был у меня другой выбор, кроме как подставить друзей? Может, и был, да только я не думал об этом. Мне и в голову не приходило, что хотя бы черт с Аодом могут избежать встречи с Богом, если я сумею заранее их предупредить.

Аод замер. Наверное, он понял, кто из присутствующих демон.

– Черт, выходи! – крикнул Сеир и рассмеялся на всю комнату.

Я как будто провалился сквозь землю.

– Не стоит так кричать. Я здесь, – сказал черт, входя в гостиную.

– Какой ты у нас, оказывается, смелый, – немного разочарованно заметил Сеир.

– Это не смелость, – сказал черт. – Я ждал вас. Я знал, что рано или поздно мое торжество закончится. И вот вы все здесь.

Он обвел нас взглядом, на секунду задержавшись на мне. Я почувствовал желание умереть прямо сейчас.

– Вы здесь. И что вы собираетесь делать, уважаемые руководители Ньяда и Рьяда? Уничтожение меня ничего вам не даст. Люди уже знают. Начало положено.

Я услышал, как ангел тихонько вздохнул.

– Ну, что же ты так грустно? – спросил Сеир. – Почему сразу уничтожение? Нет, дружок, слишком было бы просто.

– И что же вы намерены со мной сделать?

Я заметил краем глаза, что Аод потихоньку вылезает в окно. Надеюсь, что у него все получится.

– Мы – ничего, – сказал Гортей, когда Сеир уже открыл рот, чтобы ответить. – Бог решит твою судьбу.

– Вот еще не хватало! – черт всплеснул руками.

– Напарник, – сказал ангел, – повинуйся. Другого выбора просто не существует.

– В конце концов, – напомнила о себе Садрин, – ты не можешь воевать с Богом.

Гортей поймал Аода за руку, когда тот уже перелез на улицу и собрался рвануть подальше отсюда.

– Он не любит конкурентов, – напомнил хранитель.

Эти слова я уже слышал ранее. Только вот не помню, кто их сказал.

– Хорошо. Я не собирался с ним воевать и становиться конкурентом. Я только хотел, чтобы у меня появились собственные воспоминания о человеческой жизни.

– Хотел побыть человеком, – вставил Аарон.

Все посмотрели на него, как будто вспоминая, что здесь присутствует некто, кто вряд ли понимает происходящее.

– Кстати, человек, – сказал Сеир. – Гортей, уберешь?

– Убери ты, – сказал демон. – А я – единицу.

– Простите? – Аарон оступился. – Что значит «убрать»?

Сеир что-то пробубнил про «грязную работу», подошел к человеку и сложил пальцы на его шее. Я отвернулся. Конечно, после вида моего собственного трупа меня вряд ли что испугает, но все же Аарон невинный человек, просто оказавшийся не в том месте и не в то время. Жаль его, отличный парень. Ну, теперь он отправится к брату. Может, они даже встретятся.

А мне сестры не увидеть. Никогда. А ведь она будет ждать меня. Хотя кто знает, может, Бог и позволит мне перед смертью увидеть Сару. Гортей вряд ли меня отпустит, но с Богом можно попытаться договориться. По крайней мере, при прошлой встрече он мне не показался плохим. Ну, если не считать клеймение, конечно. В конце концов, как принято считать, Бог любит нас всех, независимо от количества полос на лбу.

Мысли прервали чужие руки. Теперь на моей шее. Они крепко вцепились, не позволяя мне не то, что вдохнуть, но даже повернуть голову. Мне показалось, что кровь остановилась под этими руками. Я вцепился в пальцы, пытаясь их разжать. Перед глазами темнело, я сопротивлялся, ударял локтями в того, кто меня душил.

– Ай! – сказал он. – Больно же.

Я сопротивлялся все сильнее. Упершись пятками в пол, я попытался опрокинуть Сеира. В физических телах мы равны. И я должен, я могу сопротивляться ему.

– Уймись! – проговорил архангел. – От смерти не уйти!

Но я разжимал его пальцы, я царапал их ногтями, давил его стопы пятками. Хотя по своему же опыту знал, что смерть – не страшно. Я пытался схватить ртом воздух, но он никак не шел через сдавленное горло. Ну, почему он не мог убить меня более легким способом? Шандарахнуть по башке чем-то тяжелым, к примеру.

Сил оставалось все меньше, но я продолжал попытки разжать его пальцы. Они становились горячими, я даже смог расцарапать кожу Сеира до крови. Но руки опускались. Все меньше и меньше тело слушало команды, все больше я обмякал. Ноги уже не могли стоять на полу, они висели, а архангел продолжал меня душить.

Почему мне никто не помогает? Почему мой ангел-хранитель спокойно смотрит на то, как я умираю? Разве нельзя ничего с этим сделать? Глаза уже ничего не различают. Только расплывчатое пятно, которое пульсирует темнотой. Вот-вот я потеряю сознание. Скорее бы умереть.

Глава 24

Но полно, разве признаться в том, что боишься – это трусость?

Маркус Зузак – «Книжный вор»

Здорово я потрепал Сеира! Кровь с разодранных пальцев бежала по его ладоням и мочила рукава. Архангел тихонько ругался непристойными словами, а мы с Аодом, уже снова мертвые, наблюдали за ним. С нами был и Аарон, который не спешил удаляться на суд.

– Ты чего не улетаешь? – спросил Аод. – Тебе наверх надо.

Он кивнул в потолок.

– Интересно, чем все кончится, – сказал Аарон.

Думаю, теперь, ощутив смерть на своей шкуре, он больше не будет меня так сильно ненавидеть. Ведь в этом нет ничего страшного. Ну, когда уже умер, а не в процессе. Само умирание, конечно, проходит неприятно.

Черт смеялся, не останавливаясь. Он взаправду сильно изменился. Смеяться над нашей с Аодом смертью… Хотя, кажется, он вовсе и не над нами смеется. Причиной такого веселья, вероятно, стал Сеир. Архангел, который едва ли когда испытывал боль, сейчас с безумием смотрел на белый рукав. Кровь быстро впитывалась, окрашивая ткань в алый цвет.

– Хорошо же ты его сделал! – радостно сказал Аод, хлопнув меня по спине.

Надеюсь, он не в обиде. Стоило бы извиниться, да вот только не хочу напоминать о предательстве. Пусть все остается как есть.

– Это была твоя идея, – сказал Гортей. – Сам придумал занять тела, теперь мучайся на здоровье.

Сеир поджал губы.

– Убери остальных.

Голос архангела дрожал. Вот и правда, есть над чем посмеяться! Никогда прежде я не мог представить Сеира таким. Он даже выглядел немного жалко. Это всего лишь царапина!

– Со своим ангелом сам разделаешься, – сказал Гортей, идя на черта.

Тот вдруг перестал смеяться. Конечно, тут не то, что не посмеешься, забудешь, как думать. Но черт, в отличие от меня, совсем не сопротивлялся судьбе. Он не пытался убрать руки демона от себя, он не пытался его атаковать. И вскоре уже летал рядом с нами. Ангел тоже спокойно принял смерть. Я видел, как дрожали окровавленные руки Сеира, когда он душил хранителя. Кровь уже не текла. Раны подсохли и теперь были темно-бардовыми, но не алыми. Я слышал, как архангел скрипит зубами. Мне даже показалось, что скорее ангел умрет не от удушья – Сеир просто переломает ему кости.

И вот, когда ангел уже был рядом с нами, их осталось трое. Два демона и архангел.

– Сначала ты убьешь Алексатру, – приказным тоном сказал Сеир. – А после я убью тебя. Идет?

– Нет, конечно, – Гортей улыбнулся. – На Алексатру у меня рука не поднимется. И я не могу позволить тебе убить меня.

– А может, мы просто вытянем ваши души? – предложил черт.

Блин, я и забыл, что они нас видят и слышат!

– У вас не получится, – пожал плечами Сеир. – Между нами и вами пропасть. Нет, если, конечно, вы желаете самоуничтожиться… Пробуйте, но я бы на вашем месте воздержался.

Да уж, и правда интересная ситуация. Вот и зачем им было занимать людские тела? Чтобы потом стоять и думать, кто кого убьет?

– Идем на кухню, там есть ножи, – предложил Гортей.

Они прошли на кухню. Все трое уже похожи на трупы. Бледные и медлительные. Если бы я их не знал, то решил бы, что боятся.

– А мне кажется, что они и правда боятся, – заметил черт, за что получил неодобрительный взгляд демона.

В прочем, взгляд этот искуситель выдержал легко. Он слишком изменился, и не думаю, что продолжал воспринимать Гортея как нечто страшное.

– Ножи в тумбочке, – сказал черт, улыбаясь демону.

Что-то мне вдруг перехотелось, чтобы эти трое умирали. Мне точно достанется от Сеира. А черт получит от Гортея.

– Будет проще, если я убью вас обоих? – спросила Садрин, вытаскивая из тумбочки большой нож.

Сеир открыл рот, чтобы что-то сказать, но Гортей его опередил:

– Не стоит марать о нас руки. Мы сами убьем себя.

– А я? Я так не смогу, – заупрямилась Садрин.

– Почему вы не можете просто покинуть тело, как это делали мы с ангелом? – встрял я.

– Ага, чтобы непонятно на сколько лет быть к нему привязанным и возвращаться туда при каждом звуке снаружи? – сказал Сеир, вытаскивая нож из рук Садрин.

Демонесса отступила на шаг. На самом деле, не справедливо. Они убьют сами себя, еще и ножами, а нам пришлось мучиться от удушья. Хотя кто знает, если им сразу не удастся умереть, то придется еще долго промучиться, прежде чем отправиться к нам. Можно сказать, у них по одной попытке.

Гортей отвернулся.

– Не уходи, девочка, – проговорил Сеир, приближаясь к Садрин.

– Она тебе не девочка, – сказал Гортей.

А Садрин отходила. Архангел приближался к ней медленно, со странной хищной улыбкой. Казалось, для него это высшее удовольствие – вот так издеваться над демоном. Хотя не сказал бы, что Садрин считала его врагом. Напротив, всю человеческую жизнь она только и полагалась на архангелов.

Когда отступать было некуда, Садрин прижалась спиной к стене. Ее глаза широко раскрылись. Я видел, как дрожат ее плечи.

– Закрой глаза, – сказал Сеир, приближаясь.

Демоны зажмурились. Оба. Она не успела пискнуть, но боль исказила ее лицо. Гортей сжал кулаки. Кровь стекала по девичьей шее. Демонесса с грохотом упала на деревянный пол. И вот она уже с нами.

– Впечатляет, – сказал черт, рассматривая ее. – Никогда бы не подумал…

– И не думай, – Алексатра не посмотрела в его сторону. – Думать – занятие не для чертей. Не забирай у нас работу.

В ответ искуситель тихонько фыркнул.

В гостиной остались двое. Они стояли спинами друг к другу. С ножа архангела толстыми каплями падала на пол свежая кровь.

– Остались мы, – сказал Сеир.

Гортей не ответил. Он и не оглянулся, не посмотрел на своего напарника. Или же врага? Трудно понять, в каких они отношениях. Архангел повернулся. Он смотрел на спину демона, игнорируя наше присутствие. В гостиной стало тихо. Слышались только медленные шаги Сеира. Демон не двигался. Он выждал, когда Архангел подойдет близко. А потом развернулся и перехватил руку, занесенную для удара в спину.

– Нет, Сеир, так не пойдет.

Архангел не растерялся. Он занес свободную руку и со всего размаху двинул демону в челюсть. Гортей невольно отпустил Сеира. Он взялся за больную челюсть и теперь смотрел на напарника с непониманием.

– Ну, как тебе боль? – спросил Сеир.

Нож он не отпускал, а держал на вытянутой руке, как будто готовясь к поединку по фехтованию. Демон как будто впал в транс. Он не двигался, а щека под пальцами распухла и покраснела.

– Несносно, – наконец, ответил Гортей.

Черт рассмеялся. Кажется, он стал совсем бесстрашным. А может, он думает, что Бог его уничтожит, а значит, и терять нечего.

– Нет, – сказал искуситель. – Я так не думаю, Ниортан. Я просто живу. Наконец, я стал личностью!

– Личностью… – выдохнул Гортей. – Одно знание боли чего стоит.

Он убрал руку от щеки, но все еще находился перед угрожающе выставленным ножом Сеира. Должно быть, поэтому он и перестал двигаться. Раньше ему, может, было и все равно, умрет он или нет. А теперь, когда он познал то, из-за чего люди боятся смерти, понял, что такое физическая боль, я уверен, он преисполнен страхом перед этим ножом.

– Я могу убить тебя прямо сейчас, – говорил Сеир, улыбаясь на свой привычный манер. – Но разве это будет интересно?

Он развернул нож, осторожно, будто боясь самого металла, взялся за лезвие и протянул напарнику.

– Я предлагаю тебе поединок. Выясним, наконец, кто же из нас сильнейший!

Чую, намечается что-то страшное.

– Сильнейший? – Гортей распрямился. – Ты думаешь, что поединок в физических телах что-то решит? В конце концов, мы будем использовать не нашу силу.

– Моей гордыне будет на это плевать в случае победы. Проигравший умрет. Ну, а победитель, соответственно, убьет себя сам.

– Какой же ты несерьезный. Зачем устраивать такие представления?

– Возьми нож, – сказал Сеир. – И выбери оружие для меня.

Гортей нож принял.

– За кого болеем? – спросил Аод.

Мне все равно. Раньше, может, я болел бы за Гортея, но теперь, после того как архангел позволил мне встретиться с сестрой… Мне все равно.

Гортей открыл тумбочку. Там лежало множество ножей разной величины. В конце концов, тот человек, которого убил черт, был пекарем, и его кухонная утварь соответствовала стандартам любого другого работника в этой профессии.

Я ожидал, что демон выберет равноценное оружие. Ну, или по логике что-то не столь острое, чем будет драться сам. Но когда он протянул напарнику огромный нож-топорик, предназначенный скорее для мяса, чем для хлеба, мы все разом застыли.

– Господи… – воззвала Садрин. Но тут же закусила губу.

Архангел недобро улыбнулся. Он принял нож, наслюнявил палец и провел им по режущей кромке. Толстая капля крови появилась на едва заметной полоске пореза.

– Как самонадеянно, – выдохнул Сеир. – Ну, что же, защищайся!

Он махнул топориком, метя в шею. Гортей пошатнулся, но успел подставить нож. Они скрестили лезвия. Нож Гортея по весу уступал топорику Сеира. Демону пришлось второй рукой жать на обух, только чтобы держать ножи скрещенными.

И вдруг Сеир упал. Я не понял, что произошло. Гортей наступил на его запястье. Архангел скривился и выпустил нож из руки. Демон пнул его в сторону, подальше от напарника.

– Что произошло? – спросил я.

– Гортей дал ему пяткой в колено, – сказала Садрин.

И только сейчас я заметил, как горят ее глаза. Может, она ничего и не помнит о своей старой жизни в роли демонессы, но зато она не потеряла чувства.

Гортей склонился над поверженным архангелом и приставил нож к его шее.

– Стой, – сказал Сеир.

Его глаза широко распахнулись. Гортей плашмя надавил ножом на подбородок напарника. Тот задрал голову и почти не двигался. Я заметил, что его грудь вздымается часто и сильно. А на его лице застыл… испуг? Архангел был бледен. Даже губы стали синюшного оттенка, как будто он уже и без ножа собрался откинуть копыта. Дышал он ртом. По его шее тонкой струйкой потекла кровь. Демон не спешил. Он сделал небольшой надрез – повредил только верхние слои кожи. Грудь Сеира застыла без движений. Он перестал дышать.

Черт смеялся мне на ухо, почти глуша.

– Подожди, Гортей, – быстро тараторил Сеир.

Он взялся за рукав демона, пытаясь противиться смерти. Его руки трясло, как в горячке.

– Уговор есть уговор, – сказал Гортей.

– Нет! Ты не понял. Я не боюсь смерти. Я же знаю, что будет после, чего бояться?

– Много треплешься.

Гортей чуть нажал на нож.

– Стой! Стой же! Если я умру сейчас, они увидят мое лицо!

Гортей на секунду замер, а после отнял нож от шеи напарника.

– Это весомый аргумент, – сказал демон.

Он расправил плечи и отошел к окну. Сеир помедлил, провел рукой по окровавленной шее и после тоже поднялся. Он взял с пола нож-топорик для рубки мяса, сжал его в руке и пошел к напарнику.

– Только быстро, – сказал Гортей.

– Меня ты быстро убивать не хотел… Ну, ладно, на то я и архангел, чтобы быть милосердным.

Знаем мы его милосердие…

Черт снова рассмеялся, когда Сеир своим топориком перерезал горло Гортею. Демон не сразу вылетел из тела. Сначала он потерял сознание и немножко полежал, только потом оказался рядом. Черт его не боялся. Ну, или просто делал вид, что не боится. Гортей ему ничего не сказал, ничего ему и не сделал. Нет, его целью почему-то стал Аод.

– Сеир, встретимся у Вассила, – сказал Гортей.

Он подлетел к Аоду и приложил ладонь к его лбу.

– Ты что там удумал?! – прикрикнул Сеир.

Демон не ответил. Я увидел, как зажмурился Аод. Он зашипел от боли, не в силах ее контролировать, скривился, но не сопротивлялся воле демона. Крови не было. Когда Гортей убрал руку, я едва удержался на месте. Лоб Аода был чистым.

– Идем к Вассилу, – сказал Гортей, открывая дверь.

Аод был в ступоре. Сначала он не трогал свой лоб, наверное, боялся нащупать клеймо. А когда притронулся и не обнаружил ничего, казалось, что не поверил своим ощущениям. Он судорожно ощупывал свой лоб уже двумя руками.

– Чтоб тебя, – сказал Сеир. – Не нужны мне такие подарки…

Гортей не ответил, а шагнул за дверь.

– Идем, – сказал я и потянул друга за собой.

Мы были в гостиной Вассила. Самого архангела тут не было, но его присутствие неподалеку я ощущал эмоционально. Большая любовь к ближним окутала меня. Я любил каждого и готов был простить им все проступки. В двери показался Аарон, но он не вошел внутрь. Садрин его не пустила.

– Дальше нельзя, – сказала она. – Лети наверх. Может, увидимся.

Ангел и черт уже стояли рядом, а Садрин перешла дверь только тогда, когда убедилась, что Аарон улетел. Аод все еще был в ступоре. Черт немного похихикивал, поглядывая на своего руководителя. Гортею, казалось, было плевать на это. Он стоял напротив Садрин. Они молчали, но я уверен, что им было о чем поговорить. Они обсудят все без нас, без посторонних ушей, без подчиненных.

Удивление окутало нас, когда в гостиную вошел Вассил. На нас – десятку и Аода – он даже не посмотрел. Он прошел напрямую к демонам и остановился рядом, мешая их идиллии и заставляя отвести взгляды друг от друга.

– Алексатра, что ты здесь делаешь? – спросил архангел.

– Мы за тобой. Нас всех, и еще Сеира, вызывают к Богу. Как ты думаешь, из-за кого?

Она говорила с вызовом, как будто обвиняя напарника во всех бедах.

– Догадываюсь, – сказал Вассил, покосившись на черта.

Искуситель нахально улыбнулся в ответ.

– А ты его еще защищал! Он такое натворил…

– Я знаю. Я уже все знаю, успокойся. Рад видеть тебя снова, напарница.

И он действительно был рад. И я радовался вместе с ним, не в силах противостоять столь сильным эмоциям.

Гортей отвернулся. Поди, ревность замучила. Он прошел к двери, которая все еще оставалась на месте, приоткрыл ее, выглянул и крикнул:

– Ты скоро там?

– Иду я, дверь захлопни!

Гортей так и сделал. Садрин смотрела на него, стоя рядом с напарником. Смотрела с каким-то странным переживанием, будто демону грозила смертельная опасность. Вассил поглядел на Аода, и снова я испытал удивление. Даже не так, теперь, скорее, это было похоже на недоумение.

– Так вот чего ты хотел, – сказал архангел. – Посмотрим, что из этого выйдет.

Гортей не ответил. Он стоял лицом к двери и ждал появления напарника. Садрин к нему не подходила, она стояла рядом с Вассилом. Ее губы медленно двигались, как будто она читает молитву. Но я знал… нет, догадывался – она мысленно общается с напарником.

Наконец, дверь распахнулась, и оттуда вышел Сеир. В этот раз он выглядел как я.

– Фуф! – сказал он. – Это была моя худшая идея – занять людские тела. Умирать, оказывается, и впрямь неприятно.

Ангел взял меня за руку и подвел поближе к Аоду. Его лицо было все так же холодно, но в нем проскальзывали обеспокоенные отголоски.

– Аод, Ниортан, – он выждал паузу, убеждаясь, что все наше внимание приковано к нему. – Помните, как себя вести?

Сначала я не понял, что он имеет в виду.

– Молчать, – сказал Аод. – Никаких лишних слов и вопросов. Никакой лжи. Думать только по делу.

– Правильно, – сказал ангел и покосился на черта.

Искуситель был как будто сам по себе. Он не участвовал в разговоре с нами, он не слушал болтовню Сеира, которой тот доставал напарника. Он стоял в стороне и с задумчивым видом поглядывал на дверь.

– Идемте уже, – сказал Вассил.

Хлопок – одна дверь исчезла, а на ее месте появилась другая. Мы переглянулись. Думаю, не я один не хочу входить первым.

– Трусы, – сказал черт, презрительно скривившись.

Он открыл дверь и шагнул внутрь. Так спокойно и раскрепощенно, как будто к себе домой.

– Я замыкающий, – сказал Вассил. – На случай, если кто-то захочет сбежать.

Следом вошли демоны и Сеир. Мне совсем не хотелось идти туда, тем более, с десяткой на лбу! Но ангел взял нас с Аодом за руки и подобно детям провел через дверь.

Бог немножко растолстел после нашей прошлой встречи. Он все так же валялся в постели и лопал виноград. Да уж, вечная жизнь, наверное, не благословение. Это проклятие. Все скатывается к тому, что у тебя не остается интересов, и ты сутками лежишь в постели и…

– Ниортан, угомони свои мысли, – услышал я голос ангела в голове.

Бог сладко потянулся, зевнул, сел на кровати и надел мягкие тапочки. Он двигался неспешно. Да и зачем ему куда-то спешить, когда впереди вечность?

Он поднял на нас взгляд.

– Как не стыдно? – спросил он.

Я не понял, кому это было адресовано. Думаю, и не я один, потому что молчали все.

– Сеир, как тебе не стыдно? – повторил Бог.

Архангел поднял взгляд от пола и посмотрел на него с непониманием.

– А? Что? – спросил он.

– Как тебе не стыдно являться ко мне в таком виде? Смени облик, пока я добрый.

Бог встал на ноги, еще раз сладко потянулся, прошел несколько шагов и остановился перед нами. Он смотрел на Сеира, а Сеир – на Бога.

Архангел, казалось, задумался, стоит ли выполнять указание, или же нет. Но не думаю, что этот выбор у него был.

– Фетаад, – позвал Бог. Он уже не смотрел на архангела, как будто специально давая время на размышления. – Подойди ко мне.

Черт не раздумывал. Он подошел к Богу все той же раскрепощенной походкой, как будто бы перед ним стоял равный.

– А теперь повернись к остальным и скажи, чтобы они знали.

Бог положил руки на плечи искусителя и повернул его к нам.

– Что сказать?

– Расскажи, что же так смутило твой разум. Что ты прочел в «правде».

Глава 25

Да, но отчаявшийся Бог – это ведь человек, мой милый.

Станислав Лем – «Солярис»

Черт широко улыбнулся.

– В «правде» я прочитал о том, что когда-то был человеком. Что все мы – люди.

Ангел сохранил холод взгляда. Он не проявил эмоций, не выразил шок. Он молчал.

– И все? – спросил Бог.

– Да. Больше я не читал.

– Ну, что же, у тебя будет такая возможность.

Бог улыбнулся и плюхнулся на кровать. Он наклонился к тумбочке и вытащил оттуда толстую книгу с непонятными символами на обложке. Эту книгу я прежде видел. Это и есть печально известная «правда».

– Забирай, – сказал черту Творец.

Он протянул искусителю «правду». Я заметил вскользь легкую улыбку на губах Гортея.

Черт не спешил забирать книгу. Он смотрел то на нее, то на Бога, как будто не в силах решиться принять то, чего боялся раньше. А «правду» он действительно боялся. Иначе бы давно прочел ее до конца. И позволил бы сделать то же и ангелу.

– Бери, бери, не раздумывай, – повторил Бог.

Черт взял. Он провел ладонью по обложке, как будто убирая невидимую пыль. Открыл рот, как будто желая что-то спросить, но сдержался.

– Да, да, да, – сказал Бог.

– То есть… – начал черт, но не договорил.

– Да, – повторил Бог. – Она теперь ваша. Надеюсь, сможете поделить?

Искуситель вздрогнул. Он смотрел на книгу, как будто держал ее в руках впервые. Медленно подняв голову, он встретился взглядом с напарником.

– Господи, мы не сможем, – тихо сказал хранитель. – Мы не сможем править.

– Вас научат. Да, Сеир? – спросил Бог. – Сеир? Ты почему еще выглядишь как десятка?

Архангел закрыл глаза и чуть покачнулся на месте, как будто был пьян. Он принял свой облик. И только теперь стало ясно, зачем он прячет лицо. Это не просто прихоть или веселье. По центру его лба, в том месте, где у меня стоит десятка, у него оказались жуткие шрамы, похожие на ожоги.

– Привет из прошлой жизни, – сказал он, глядя то на меня, то на Аода.

Я понял, что выгляжу не очень культурно, рассматривая его лоб, поэтому поспешно перевел взгляд под ноги.

– Да, не совсем хорошо тогда получилось, – сказал Вассил, и я почувствовал, как окружающий воздух переполняется чувством вины.

Мне даже начало казаться, что это я виноват в шрамах Сеира, хотя я не имею к ним ни малейшего отношения. Теперь у меня складывалось примерное представление о загробных мирах. Только сейчас я начал понимать их систему, на примере Сеира. Изначально он был обычным человеком, таким же, как мы с Аодом. Потом с него сняли клеймо, а это получилось не совсем удачно, и сделали ангелом. А там уже он сам вместе со своим напарником дорос до уровня архангела.

– Да, десятка, на этом мы и живем, – сказал Бог. – Так и быть, я позволю тебе узнать «правду», пока ты еще способен соображать. Фетаад, читай.

Искуситель открыл книгу. Его взгляд тут же забегал по странице, губы безмолвно задвигались. Черт улыбался. Он перестал воспринимать «правду» как нечто страшное и запретное. Теперь, когда Бог сам отдал ее ему… А означает ли это…

– Да, Ниортан, – сказал черт, отрывая взгляд от страницы.

Он посмотрел на меня прежним мягким взглядом, какой я помнил еще с нашей первой встречи. Именно таким мне черт и запомнился, именно таким он и должен быть.

– Да, – повторил хранитель.

– Что? Что «да»? – в нетерпении спросил Аод.

Хотя я уверен, что голос подавать он боялся. Его же предупредили, что при Боге лучше лишний раз не раскрывать рта.

– Я больше не черт, – сказал искуситель. – Я демон.

Аод раскрыл рот. Он смотрел то на нового архангела, то на Фетаада, а те смотрели друг на друга, как будто понимая без слов. А может, они общались мыслями, кто их знает.

– Читай вслух, – сказал Бог.

Я вздрогнул. Стоило на секунду забыть о Его присутствии, как он дал о себе знать и вывел меня из этого транса. Да, он всегда рядом, всю жизнь следил за каждым моим шагом. И не только жизнь. Уверен, от него не спрятались даже самые потаенные мысли. Что сейчас, что прежде. Вспомнив об этом, я почувствовал себя голым.

– Когда два человека, находящиеся под опекой одного ангела и черта, сами становятся ангелом и чертом, то бывшие искуситель и хранитель становятся демоном и архангелом, – прочел черт и поднял взгляд от «правды».

Вот это уже мне совсем непонятно! Нет, понятно-то еще как понятно. Но мне вовсе не хочется, чтобы было как в «правде». Я уже насмотрелся на ангелов и на чертей в Ньяде и Рьяде. Я видел, что у большинства из них нет не то что эмоций, а кажется, отсутствует даже разум. Вот уж совсем не хочется становиться таким же! А тем более, если учесть, что черт не знал о ничего о своей человеческой жизни… Что же получается, я потеряю память? Я не могу становиться ни ангелом, ни чертом. Я не сдержал клятву.

– А не надо было ее давать, черт, – сказал Бог.

Я поджал губы. Вот и определена моя судьба – черт. Кто говорил, что у Бога нет замысла? Кажется, это был Сеир, но точно не помню. У Бога есть замысел, и сейчас я в этом убедился. Его замысел – это четкая система, по которой живут миры. И она записана в книге, которую держит че… демон.

Как все же это странно. Может быть, он и об этом прочел в «правде», поэтому и вел себя так самонадеянно? Хотя, откуда ему могло быть известно, кем я стану? Или это было известно не ему?

Кажется, все встает на свои места. Гортей. Вот кто зачинщик всего. Вот чей замысел я выполняю. Воистину великолепный ум! Он продумал все детали. Он специально…

Толчок в плечо. Гортей вывел меня из этих мыслей, ткнув локтем. Да уж, я и забыл об обещании не думать об этом. Хотя есть ли смысл не думать сейчас? Он все равно все знает. Он все видел с самого начала.

– Читай дальше, – повелел Бог.

– Чертом станет тот из пары, кто получит десятое клеймо, – читал Фетаад. – Ангелом станет тот, кто из девятки сумеет очистить свой лоб и перейти в Рьяд.

Мы с Аодом переглянулись. Выходит, мы теперь не просто как братья.

Напарники.

Стоп. Стоп!

Наши ангел с чертом тоже напарники. Получается, у них был один искуситель и хранитель. Гортей и Сеир – тоже. Вассил и Алексатра. Но ведь ангелов и чертей так много, а демонов с архангелами – мало! Где все? Где они?!

Я почувствовал на себе множество взглядов.

– Да, их было много, – сказал Гортей.

– Но выжили лишь сильнейшие, – дополнил его слова Сеир.

– Что это значит? – спросил ангел… архангел.

– А это значит, что тебе предстоит несладкая жизнь, – сказал Сеир.

– Если так подсчитать, то архангелов должно быть ровно столько же, сколько и ангелов… – задумчиво сказал Аод.

– Да, я пытаюсь бороться с этой проблемой, – сказал Бог, после чего посторонние разговоры растворились. – Дело в том, что «правда» выдается одна на пару. Ну, вам всем это прекрасно известно. И принято считать, что в любом споре прав тот, на чьей стороне находится «правда». Поэтому, чтобы сравнять отношения напарников и не чувствовать себя подчиненным, большинство демонов и архангелов делают ужасные вещи… – Бог покачал головой, посмотрел по сторонам и закинул в рот толстую зеленую виноградину. – Они выискивают других демонов и архангелов. Тех, кто слабее их. И забирают «правду» себе.

– Но ведь ее нельзя забрать силой, – сказал я.

– Нельзя, – согласился Бог. – Но если ее обладателя не существует, то «правда» больше никому не принадлежит. И если напарник не успеет ее вовремя забрать – а чаще всего он не успевает даже узнать о смерти товарища – то «правда» переходит в чужие руки. Следовательно, напарник, оставшийся совсем без «правды», начинает, в свою очередь, искать тех, кто еще слабее, и забирает «правду» у них.

– Все ясно, – сказал Фетаад. – Поэтому все демоны и архангелы так сильны. Просто потому, что слабых быстро уничтожают.

– Да, – сказал Бог. – Да. Поэтому я и создал систему наставничества, о которой ты прочтешь на следующих страницах. Молодые демоны и архангелы первое время будут служить наставникам. Они уйдут тогда, когда посчитают себя достаточно сильными, чтобы выжить в этих мирах. Большинство, почувствовав силу и власть, слишком рано уходят и образуют собственные поселения. Это большая ошибка, которая может стоить жизни.

Бог немного помолчал, пробежался по нам взглядом и задержался на мне.

– Ты думаешь, десятка, что жизнь демонов легка? Отнюдь. Им ежедневно приходится бороться за жизнь. Именно поэтому они и возводят дворцы за пределами городов. Не все, но многие. Те, кто живет посреди города, либо не боится за жизни жителей, либо уверен в своей силе. Взять Вассила и Алексатру. Они живут посреди своих городов, но их и не трогают. Потому что боятся. Согласись, десятка, было бы странно, если бы Сеир попытался отобрать «правду» у Вассила, а не у своего напарника.

И это так. Сеир и Вассил, да простят они меня за такие мысли, настолько не похожи, как будто передо мной стоят два разных существа. Как кот и мышь, паук и муха. Вассил при желании сможет без труда уничтожить Сеира.

Я словил на себе неодобрительный взгляд Сеира. Ну, что же, мне больше нет смысла скрывать мысли.

– Ладно, о «правде» поговорили, – сказал Бог. – Продолжаем разбор полетов.

Он снова кинул в рот виноградинку. Странно, но я только сейчас заметил. Сколько бы Он ни съедал винограда, в вазочке все равно лежит полная гроздь. Я даже не замечаю, откуда берутся новые виноградины. Они просто есть, словно так и надо. Эта гроздь бесконечна.

– Алексатра, подойди ко мне, – подозвал Бог.

Демонесса посмотрела на Вассила, затем на Гортея, как будто ища поддержки у обоих, и медленно обошла че… демона, который все еще держал в руках раскрытую «правду». Бог положил руки ей на плечи.

– Тебя воистину можно назвать самой преданной из моих подчиненных, – сказал Господь. – Но ты забыла одну крайне важную вещь, Алексатра. Демонесса не должна быть покорной. Наоборот, ты должна быть злой. Зачем, спрашивается, ты своих девяток поднимала до четверок, а единиц опускала до троек? Кто же будет выполнять у тебя грязную работу, а кто будет прислуживать жителям Рьяда? Впрочем, к чему я спрашиваю. Ты все равно не помнишь своих замыслов. Ты слишком добра, Алексатра, и даже потеря памяти не смогла убить в тебе эту доброту. Напротив, ты возомнила себя святой. Ньяд ты бросила на напарника. Ладно уж, Вассил, сильнейший из архангелов, способен достойно приглядеть за двумя мирами. Но так не может продолжаться вечно, понимаешь? Скажи мне, что ты хочешь сделать теперь. Какие у тебя планы?

Садрин долго не отвечала. Она повернулась через плечо и посмотрела на Вассила. Тот был непроницаем. Даже эмоций в воздухе я не чувствовал, что означало одно – архангел отлично может скрывать чувства, и показывает их только тогда, когда считает это нужным. А сейчас он предоставил право напарнице самой решать свою судьбу. Решил не вмешиваться.

– Я… не знаю, – тихо сказала демонесса.

– Ты же не хочешь, чтобы за тебя решил я? – спросил Бог.

Пусть он и говорил добрым голосом, но мне показалось, что в этой фразе была скрыта угроза.

– Я бы хотела вернуться в Ньяд, – сказала она.

Возможно, она даже не успела подумать. Сказала это только для того, чтобы высказать хоть какое-то решение.

– А ты сможешь? Помнишь все то, что я рассказывать тебе до этого? Ты все забыла, ты уже не сильнейшая демонесса. Да, какие-то навыки, естественно, у тебя сохранились. Но этого недостаточно. Если бы тебе предстоял бой, допустим, с Гортеем, он бы тебя размазал. И не смотри на меня таким убийственным взглядом! Это я только для примера Гортея привел. Ведь кроме него есть еще множество демонов, которых не знаешь ты, но они прекрасно знают тебя. И, возможно, догадываются, что ты больше не сильнейшая. Как же ты планируешь сохранить свой Ньяд и себя в безопасности?

– Мне придется делать вид, что я все помню, – задумчиво проговорила Садрин.

– А ты сможешь? – Господь вздернул бровь.

– Ты не общалась с архангелами, ты источала эмоции подобно Вассилу, – сказал Сеир. – У тебя ничего не выйдет.

– Но попробовать стоит, – вставил Гортей.

– Если что, мы поможем и подскажем, в каких случаях тебе придется вести себя иначе, – дополнил Вассил.

– Не знаю, не знаю, – Бог пожал плечами и подцепил двумя пальцами виноградину. – Рисковать таким преданным демоном я не хочу, хотя настолько добрый демон и бесполезен на практике. Так что же мне с тобой делать? Переучивать? Но только за тебя никто не возьмется. Я бы мог отдать тебя Гортею, но как он сможет учить своего учителя? Тем более, у него уже есть Фетаад. Куда ему второго ученика?

Садрин не отвечала. И мы молчали, не в силах предложить что-то полезное Богу. Думаю, такие, как я, и не имеют права ему что-то советовать.

– В общем, оставим пока как есть. Будешь управлять Ньядом, посмотрим, что из этого выйдет.

Бог закинул в рот виноградину и начал медленно ее пережевывать, глядя на Садрин. Та стояла в центре внимания. Собственно, ей к этому и не привыкать. Толпы людей часто окружали святую в Алкеоне, и она умела придумывать на ходу пафосные речи.

– Теперь вопрос ко всем, мои возлюбленные творения. Ладно, понимаю, «правду» забрали, могу понять еще и ваш побег из загробных миров. Но как вы умудрились втянуть во все это человека?

– Это моя вина, – сказала Садрин.

– Да знаю я, что это твоя вина. Но как же вы умудрились? И что мне теперь с ним делать, а? Вот вы, архангелы. Двое из вас прежде, чем занять эту ответственную должность, успели побыть судьями. Сеир, Вассил? Вот и куда мне его девать, а?

Я, конечно, все понимаю. Бог может советоваться со своими архангелами, это очень логично. Но у меня складывается впечатление, что он начинает вести себя, как мы. Как человек.

– Можно отдать мне, уж я-то найду применение свободным рукам, – сказал Гортей, хотя его никто и не спрашивал.

– Нет-нет, так нельзя. Он уважаемый человек. Но если я решу сохранить ему рассудок, то он расскажет много чего лишнего остальным. Мне не нужны перевороты. Можно, конечно, подчистить его память, но тогда я уже начну противоречить «правде», то есть, себе самому. Так что же мне делать? Не думаю, что простой судья сможет вынести емуприговор.

– Кто знает, – сказал Вассил. – Все возможно. Господь, положись на судью, а там уже…

Хлопок. Дверь.

– Опять… – устало простонал Бог. – Как же они мне все надоели! Чего там?

Дверь приоткрылась, и к нам сунулась голова женщины. Я узнал ее по ярко-черным бровям, этого ангела-судью.

– Не сейчас, я занят! – сказал Бог.

Судья дернулась и с перепуга спряталась обратно. Дверь за ней исчезла.

– Вот пусть сама и выносит приговор. Как решит, так и будет. В конце концов, мне уже пора научиться доверять решениям своих ангелов, – Бог скрестил руки на груди. – Все. Ладно. Я устал, пора бы нам и заканчивать. Идите, действуйте по «правде».

Бог махнул рукой – появилась белая дверь. Я видел, как остальные сдерживаются, чтобы не поспешить к выходу, расталкивая остальных. Я тоже сдерживался. Ведь стоит попытаться пробраться к выходу, как кто-то еще решит это сделать, и получится толчея. Поэтому мы вытекали от Бога медленно.

Как только последний из нас, а это был Вассил, покинул Бога, дверь исчезла с хлопком, и тут же появилась новая.

– Нам пора, – сказал Вассил. – Было приятно познакомиться, Ниортан, Аод, надеюсь, мы еще увидимся. Уже в более хорошей обстановке. Ну, до свидания!

Алексатра посмотрела на Гортея, но ничего ему не сказала. Опустив голову, она первой прошла через дверь, за которой виднелась уютная гостиная ее напарника. Вассил не оборачивался. Он вошел следом, и как только его спина скрылась за дверью – та с громким хлопком исчезла.

– Действовать по «правде», – презрительно выплюнул Сеир. – Покажем им, как это делается, а следующих уже они сами, ага?

– Ага, – согласился Гортей.

– Ну, что же, десятка и чистенький, у вас есть минута, чтобы попрощаться. При следующей встрече вы уже друг друга не узнаете.

Я посмотрел на Аода. Мы с ним многое пережили вместе, но теперь, когда все позади, и пришла пора расставаться, мне даже и сказать ему нечего. Хотелось пожелать ему спокойной и легкой жизни, скорейшей встречи и быстрого продвижения, да только я не знал, как все это сформулировать. Поэтому смог сказать только простое «прощай» и услышал то же в ответ.

Появились две двери: красная и белая. Черт его знает, побываю ли я когда-нибудь за белой дверью? Возможно, я больше никогда не увижу ни Рьяда, ни Алкеона. Застряну навсегда в надзирателях и не буду развиваться. Кто знает, какой у Бога замысел.

Я первым шагнул за красную дверь. Темный кабинет Гортея не узнавался сразу. Сейчас камин не горел, свечи – тоже. Я видел, что Гортей что-то обсуждает с напарником, но слов не слышал. Вскоре ко мне присоединился и Фетаад, и тогда огонь в камине вспыхнул красным пламенем. Этот свет мне напоминал переливы солнечных лучей Ньяда в тумане.

Вскоре пришел и хозяин дворца. Он захлопнул дверь и сел во главе кабинета, вытянув ноги так, что толстые подошвы его сапог с висюльками торчали из-под стола.

– Сначала сотри с него десятку, ученик, – сказал Гортей.

Черт не растерялся. Он широко улыбнулся, а в его глазах плясали отблески красного огня.

– Если ты думаешь, что таким образом меня чему-то научишь, то я вынужден тебя разочаровать, учитель, – сказал он.

Его голос теперь почему-то напоминал шипение змеи. Он не шептал, говорил в голос, но опасные нотки яда отчетливо прозвучали.

– Сделай это с помощью своих мыслей. Я не Сеир, у меня несколько иные способы обучения.

Не дай Бог он сделает со мной то, что Вассил сотворил с Сеиром!

Фетаад подошел. Он больше не смотрел на меня с теплотой. Его взгляд, который прежде был мягким, сейчас стал пронзающим. Он сделал так, как делал это Гортей – приложил ладонь к моему лбу. Но я не чувствовал даже тепла, не говоря уж об опаляющем жаре. Фетаад свел брови к переносице. Я чувствовал, как он напрягся, видел, как его губы сжались в тонкую линию. Но ничего не происходило.

– Бездарь, – сказал Гортей.

Он встал со своего излюбленного места, подошел к нам, жестко взял Фетаада за запястье и убрал руку от моего лба.

– Не стоило тебе занимать человеческое тело. Теперь ты пытаешься напрячь мышцы, а не разум. Ты стал в тысячи раз слабее, чем был прежде.

Гортей приложил свою ладонь к моему лбу. И теперь я почувствовал. Это было не жжение, которое мне приходилось испытывать при постановке новых полос. Убирание клейма – процесс щекотный. Мне очень захотелось почесать лоб, но только рука демона не давала к нему добраться. Я кусал губы, чтобы не рассмеяться. Когда это неприятное чувство иссякло, демон убрал руку. Я тут же ощупал лоб – никаких шрамов, ни одного клейма. Сейчас я могу сбежать.

– Не можешь, Ниортан, – сказал Фетаад. – Что дальше, учитель?

– Теперь нужно покончить с его внутренним миром.

– Что это значит? – спросил я.

Мне вовсе не хотелось, чтобы тот огромный океан навсегда исчез.

– Понял, – сказал Фетаад.

Он призвал зеленую дверь. Они как будто меня и не слышали, как будто и не читали мыслей.

– Смотри, показываю в первый и в последний раз, – сказал Гортей. – Сейчас я запечатаю его внутренний мир, и он навсегда потеряет память о человеческой жизни.

– Нет! – вскрикнул я и, расставив руки, встал между Гортеем и дверью.

Но в этот раз искуситель не стоял на моей стороне. Он достаточно жестко взял меня за руку и оттащил. Я пытался вырваться, хотел остановить Гортея. Но Фетаад теперь меня не слушал.

– Смотри, – сказал Гортей.

В его руке появился ярко-красный сгусток непонятной субстанции. Он переливался, колыхался, и был похож на тот огонь, что горит в камине. Он менял форму, вытягивался в длину и принимал форму цепи. Теперь я видел, что это действительно огненная цепь. И это не тот огонь, который я видел на Алкеоне. Он отличается хотя бы цветом. По мере того, как вытягивалась цепь, Гортей наматывал ее вокруг двери. Я даже испугался, что та может загореться.

Что это за дверь?

Нет, нельзя. Я не должен забывать. Нужно за что-то зацепиться.

Дверь. Океан.

– Крутишь до тех пор, пока его голова не опустеет, – говорил незнакомец, наматывая огненную цепь на непонятную дверь.

Его ботинки странно звенели при ходьбе.

Океан. Рыбки.

– И сколько обычно мотков получается? – спросил другой незнакомец.

Сестра. Клятва. Океан. Рыбки.

– У всех по-разному, зависит от силы мысли владельца. На этого, думаю, уйдет немало.

Клятва. Клятва. Клятва.

– Почти все.

Клятва.

– Он все еще думает… Нет, что же я делаю…

Клятва.

– Поздно уже одумываться, ученик. Ты сделал то, что считал нужным и правильным.

– Я не хотел этого! Я не хотел! Ниортан! Ниортан, слушай меня! Не забывай!

Клятва.

– Он слышит, но не слушает. Не пытайся.

Клятва.

– Как все исправить?!

– Поздно.