Пойманные в city [Юлия Владимировна Монакова] (fb2) читать онлайн

Юлия Монакова Пойманные в CITY

Все персонажи и события вымышленные, а любые совпадения — просто случайность, за которую автор ответственности не несет.

ЧАСТЬ 1

Я приехала в Москву учиться. Первое, что меня поразило — это размышляющая, начитанная молодежь. В общественном транспорте моими сверстниками обсуждается вторая мировая война, экономика и политика, литература, «вечные вопросы»… Среди моих друзей в провинции это просто не принято! Меня шокировало также огромное количество «элементарных» вещей, которые я не знала. Кто такой Чак Паланик, что такое «скайп» и прочее. То есть в Москве реально чувствуешь, что находишься в другой информационной среде. Первое время я боялась города; помню времена, когда проехать одной в метро было подвигом. Сначала очень тянуло домой, обратно. Со временем попривыкла, расслабилась. Город меня принял. Да, Москва поражает провинциалов своей помпезностью, пафосом. Но у этого есть и положительные стороны. Например, я обожаю Ленинскую библиотеку. Эта атмосфера вдохновляет даже больше, чем атмосфера храма. Таких мест много в Москве. Мест, где чувствуешь историю, чувствуешь, что все тревоги и печали преходящи, а в жизни есть какие-то более важные вещи. Бывает помпезность и другого рода — эти сверкающие витрины, неоновая реклама, огромные магазины, в которых, как писал Фромм, человек чувствует себя ничтожным. Мне понадобилось много времени, чтобы адаптироваться к этому. Сейчас я спокойно захожу в любой магазин с «мордой кирпичом», даже если там одни трусики стоят больше, чем все, что на мне надето. Да, в Москве жизнь более динамичная, тут больше возможностей…

Комментарий в блоге автора

Москва, 2005 год

Они казались такими разными и внешне, и внутренне, что человек посторонний при поверхностном знакомстве едва ли принял бы их за подруг. Однако они не просто дружили, но и жили вместе — снимали квартиру на троих.

Бывшие одноклассницы Люська, Алина и Жанка приехали в Москву из маленького провинциального городка несколько лет назад, и каждая из них стремилась построить здесь свое собственное маленькое счастье.

Хрупкая блондинка Алина обладала кротким нравом, скромностью, покладистостью, а также полным отсутствием амбиций и добрым сердцем. И угораздило же ее познакомиться в одном из столичных кафе с турком, втюриться в него по уши, а потом расхлебывать эту кашу: молодой человек категорически отказывался жениться на «неверной» и даже просто представить ее своим родителям как девушку…

Рыжая бестия Жанна выделялась из их троицы вызывающим взглядом, самоуверенной улыбкой и безоговорочной убежденностью в собственной неотразимости. Она не всегда была такой — начала стремительно меняться после переезда в Москву. Ее поразила пресловутая «звездная болезнь провинциала». Вырвавшись, что называется, из грязи в князи, Жанка зазналась. В столице зарплата ее, пусть и скромная по московским меркам, все же была не в пример выше, чем на родине, где она получала две тысячи рублей. И Жанка почувствовала себя королевой! Из каждого своего приезда в родные края она отныне устраивала шоу: «Всем ша, москвичка приехала!». Она разговаривала с родственничками свысока, слегка презрительно и недовольно — мол, ах, как вы меня утомили, глупые деревенщины… А родные, знакомые и друзья с благоговением заглядывали ей в рот и ловили каждое слово. Между тем, работала Жанка в Москве обычным менеджером среднего звена, и ничего сверхъестественного в своей карьере пока не добилась.

И, наконец, третьей подругой была Люська — журналистка третьеразрядной молодежной газеты. Ей были присущи многочисленные комплексы, патологическая застенчивость и вместе с тем — вот парадокс! — профессионализм высокого класса, поклонники, а также романы с так называемыми «селебрити», которые искренне западали на ее человечность и настоящесть.

Первым возлюбленным был Андрей Дроздов, знаменитый телеведущий, давно и прочно женатый на дочке собственного босса. С Люськой они познакомились много лет назад, и их горьковато-сладкие отношения с привкусом трагизма и великой Любви-До-Гроба доставляли обоим и муки, и радость. Затем, по классической схеме всех слезливых мелодрам, жена Андрея забеременела и подарила ему наследника, отрезав тем самым мужу — окончательно и бесповоротно — все пути к отступлению, а Люська осталась у разбитого корыта.

Следующим стал певец Дима Ангел. Люська брала у него интервью, и, неожиданно для самих себя, они проболтали взахлеб несколько часов кряду, найдя друг в друге родственные души. Их отношения пока еще не перешли в интимные, но симпатия и влечение прослеживались с обеих сторон, да и в свете их уже считали парой.

А главным властителем Люськиной жизни сделался этот город-мегаполис. Он являлся одновременно и любовником, и другом, и мужем, и дитятей, и родителем, и злейшим врагом…

Но это, ребятушки, была всего лишь присказка. Сама сказка будет впереди…

Летний отпуск девушки проводили порознь. Люська ехала на море совершенно одна, поскольку Дима вовсю гастролировал и не мог составить ей компанию. Алина отправилась на малую родину, чтобы навестить родителей, а Жанка поехала в Таллинн к тетке.

Люська с трудом достала билеты на поезд до Сочи и обратно — плацкарт, верхняя боковушка. Всю дорогу она просто спала, изредка сползая вниз, чтобы выпить воды или умыться. Попутчики переживали — «девушка, вы же совсем ничего не кушаете, угощайтесь!» — и совали ей горячие от жары фрукты и бутерброды, но она совершенно не чувствовала голода.

В Сочи она сняла комнату у хозяйки, с которой была знакома по прошлым приездам на юг — она отдыхала здесь еще с родителями, давным-давно. Все десять дней отпуска прошли в каком-то ступоре. Люська тупо валялась на пляже целыми днями, в особо жаркие часы уползая под тент, плавала в море до изнеможения, гуляла в парке «Ривьера», один раз даже сходила на концерт какой-то заезжей звезды, но поймала себя на мысли, что постоянно сравнивает молодого певца с Димой и совершенно не получает удовольствия от выступления. Она ела огромные мохнатые персики и нежный сыр с местного рынка, пила сладкое домашнее вино, покупала у пляжных торговцев хачапури и пахлаву, но душа ее почему-то не оттаивала. Ей казалось, что она словно окаменела. Не было ни мыслей, ни чувств, ни эмоций. Она вообще не получала удовольствия от своего отпуска, словно совершенно потеряла способность отдыхать. Ей даже не докучали местные курортные мачо — поначалу они подкатывали было к одинокой «сэксуальний красивий дэвушка», но, наткнувшись на выражение ее лица, молча отступали.

«Я ужасно, бесконечно, дико устала…» — думала она про себя, и это было правдой. Москва, как вампир, высосала из нее всю кровь, все жизненные соки, которые не так-то просто было восстановить. Слишком много в ее жизни в последнее время было стрессов, болезненных разрывов и страхов.

В последний день отпуска, когда солнце уже покатилось вниз, в море, Люська лежала на пустеющем пляже и лениво перелистывала страницы желтой газетенки, которая ей досталась вместе с фруктами — продавец завернул в эту газету сочную виноградную кисть. Внезапно она поймала себя на том, что целенаправленно и долго на что-то смотрит. Она сморгнула, потому что от пребывания на солнце не сразу смогла различить буквы, а в глазах плясали отблески заката. Наконец взор прояснился, и она увидела фотографию, а под ней — подпись: «Телеведущий Андрей Дроздов забирает жену с сыном из роддома».

— Жену с сыном из роддома…

Она повторила эти слова шепотом, чтобы лучше их осмыслить. Выходит, Андрей стал отцом. Ну да, по времени это и должно было вот-вот случиться, она просто забыла. Люська перевела взгляд на фотографию — Андрей и Алла, оба в темных очках, в руках у жены роскошный розовый букет, а Андрей трепетно прижимает к себе крошечный сверток, перевитый голубыми лентами, и даже сквозь очки видно, с какой нежностью оба супруга на этот сверток смотрят…

Что-то капнуло на фотографию. Люська с удивлением обнаружила, что это ее слезы — оказывается, она плакала.

…Она проплакала на пустом пляже несколько часов подряд. Многие курортники, потрясенные глубиной чужого горя, робко предлагали свою помощь или интересовались, что случилось. Люська никого не видела и не слышала. Она просто плакала — до тех пор, пока не почувствовала полное опустошение.

Затем она поднялась, собрала свои вещи и пошла с пляжа. Нужно было успеть упаковаться — ее поезд в Москву уходил рано утром.

Люська вернулась первой, в начале августа; Алина появилась пару дней спустя. Жанки еще не было, поскольку она планировала прогостить в Эстонии до конца месяца. И Люська, и Алина в глубине души были очень рады такому обстоятельству. Пожить бы подольше без этой звезды, сбросить напряжение, которое всегда — тайно или явно — ощущается в ее присутствии…

От Люськиного внимания не укрылось, что у Алины на голове, несмотря на летнюю жару, был повязан голубой платочек. Правда, она сразу же его сняла, едва войдя в квартиру, но Люськино сердце в тот же миг кольнуло предчувствием.

— Чего это ты в платке в такую погоду? — как можно равнодушнее спросила она. Алина сжалась, как перед ударом, но тут же распрямила плечи и бросила вызывающе:

— Я приняла ислам.

Люська не ждала другого ответа, но все равно оказалась к нему не готовой. Она просто молча смотрела на подругу, переваривая услышанное.

— Не надо читать мне наставлений! — все так же, с вызовом, отчаянно храбрясь и готовясь обороняться не на жизнь, а на смерть, предупредила Алина. Люська растерянно отозвалась:

— И не читаю… Я просто думала, что платок должен быть черного цвета.

Поняв, что Люська не собирается падать в обморок, а также кричать, ругаться и убеждать ее в глупости совершенного поступка, Алина немного смягчилась.

— Не обязательно, — сказала она нормальным голосом. — Хиджаб может быть любого цвета, многие носят, чтоб к одежде подходил.

— Хиджаб? — непонимающе переспросила Люська. — А разве хиджаб — это не… как ее… ну, хламида такая, которая всю фигуру скрывает?

— Нет, это называется абайя, — объяснила Алина. — А хиджаб — это платок, закрывающий волосы. Хотя, в общем-то, это сейчас под хиджабом принято подразумевать только платок. А в целом ты права, изначально хиджаб, с арабского, — это любая мусульманская одежда. Значит, покрывало.

— А паранджа — это что, когда лицо закрыто? — допытывалась Люська, вопросами забалтывая свое напряжение.

— Да, это когда лицо скрыто под сеткой, — важно кивнула Алина. — А еще иногда мусульманские женщины, желая спрятать лицо, надевают никаб…

— Господи ты Боже мой, а это что еще такое?

— Это когда только узкая прорезь для глаз остается, а все остальное закрыто, — видимо, весь свой отпуск Алина провела, штудируя мусульманскую терминологию.

— Ух ты, блин, как все сложно… А ты тоже будешь носить… ну, этот самый никаб? — с опаской поинтересовалась Люська. Алина улыбнулась:

— Нет, не буду. В Москве все-таки это не особо распространено. Не хочу привлекать излишнего внимания милиционеров. Да и народ у нас, прямо скажем, к таким зрелищам не привычный. Сразу, чего доброго, за террористку примут…

Люська с облегчением перевела дух, поняв, что подруга не собирается облачаться в мешкообразную страшную одежду. Ну, платок… Подумаешь — платок. Православные женщины тоже платки носят. Правда, среди ее знакомых сверстниц не было ни одной христианки, которая надевала бы платок в повседневности, а не только в церкви. Но с платком все-таки можно было как-то примириться.

— Тебе постоянно надо его носить?

— Дома, с вами — нет. Ну, если только в гости кто-то из мужчин придет. А на улицу, на работу — да, обязательно.

— На работу? — Люська прикусила язык, с которого чуть не сорвался вопрос — а как отнесется начальство к ее новому имиджу? Алина, видимо, прочитала все в ее глазах и рассмеялась с деланной беззаботностью:

— Да что они могут мне сделать? Не имеют права запрещать, тем более, я же не лицо фирмы, я в бухгалтерии сижу… Да и дресс-кода у нас, вроде, не было.

— А может, тебе сказать, что ты православная? — робко предложила Люська. — Все меньше вопросов будет…

— Еще чего! — Алина самолюбиво вскинула голову. — Я не собираюсь скрывать того, что я мусульманка. Я не стыжусь этого, а горжусь!

— Ладно-ладно, — примирительно сказала Люська. — А Тамеру ты уже сообщила?

— Конечно, — кивнула она.

— Обрадовался?

— Еще бы!.. Люсь, он меня очень сильно любит. А то, что я приняла ислам, в его глазах — лучшее доказательство любви с моей стороны.

— И теперь он сможет жениться на тебе?

— Он еще не говорил обо мне со своими родителями. Но теперь это будет гораздо легче сделать, чем раньше.

— Алин, а если… — осторожно начала Люська. — Не хочу тебя пугать, но если просто предположить… Если представить, что по какой-то причине он не сможет на тебе жениться… Нет, я от души желаю тебе счастья, но просто если вдруг… К чему тогда эта жертва? Ты уверена, что один-единственный Тамер стоит того?

Алина уверенно кивнула.

— Ты не думай, что я мусульманкой стала только из-за него! Это не показуха, а в самом деле по зову души. Я много думала, много читала… Знаешь, сколько в мире человек ежедневно добровольно принимает ислам?!

— Сколько? — заинтересовалась Люська. Алина смутилась.

— Если честно, точной цифры я сама не знаю. Но много. Очень много! — убежденно сказала она. — И с каждым днем их количество растет!

— Я вижу, — кивнула Люська. — На твоем примере…

— Ты меня, по-моему, не принимаешь всерьез, — рассердилась Алина.

— Ну, что ты! — возразила Люська. — Я тебя как раз ОЧЕНЬ серьезно воспринимаю. Поэтому я в таком смятении…

— Не волнуйся, со мной все будет хорошо… — Алина запнулась на долю секунды, словно пробуя на вкус новое слово, а затем докончила:

— …ИншаАллах! Ты не представляешь, как мне на душе легко и хорошо стало…

— Ну, дай-то Бог… — протянула Люська с некоторым сомнением в голосе. — А родители твои как к этому отнеслись?

— Они пока не в курсе, — призналась Алина. — Я решила их сначала как-то постепенно подготовить, чтобы не случилось шока. Они же и про Тамера еще ничего не знают. Дома я без платка ходила, так что они ничего не заподозрили. Единственное, было сложно отказываться от еды вместе со всеми, они же часто свинину едят. Но я говорила им, что ужинаю не дома, и уходила к подружкам. Так что все нормально.

— Ах да, свинина… — вспомнила Люська. — Так что же, ты теперь и здесь с нами есть не станешь, если мы свинину приготовим? А бутерброды с ветчиной — ты же их так любила?!

Алина виновато улыбнулась.

— Люсь, я, наверное, вообще на отдельное питание перейду. Мне теперь положены только халяльные продукты.

— Какие-какие? — вытаращила глаза Люська.

— Халяльные, — повторила Алина. — Разрешенные к употреблению. Понимаешь, мусульмане не едят мясо с кровью. Они как-то по-особому скотину режут, когда вся кровь вытекает из туши. Только после этого можно есть.

— Где же ты найдешь такие продукты?

— Да в Москве это не проблема, я полазила уже в Интернете, все выяснила! — весело отозвалась Алина. — Халяльные продукты можно достать во многих супермаркетах, на них и пометка специальная есть. Мусульман же в Москве очень много!

— Ну да, наверное, — Люська пожала плечами. — Просто раньше не задумывалась об этом…

— Есть даже палатки, где курочку-гриль и шаурму халяльную продают! — похвасталась Алина. — Там мусульмане работают. А вообще, мне теперь все надо проверять. Например, во многих продуктах при приготовлении используется свиной жир… Даже в батонах! Так что мне нужно быть очень внимательной и читать, что из чего состоит.

— Понятно, — вздохнула Люська. — Стало быть, и чипсы с беконом к пиву тоже отменяются? Хотя в них и бекона-то нет — одно название…

— Не только чипсы с беконом. Пиво тоже отменяется, и вообще — спиртное под запретом, — твердо сказала Алина. Люська только еще раз вздохнула и покачала головой. Москва — город хронических алкоголиков, здесь пьют все и по любому поводу. Хватит ли у нежной подруги сил противостоять напору безжалостного мегаполиса?..

Но больше ее занимала другая мысль — как Жанка отнесется ко всему этому. Подружка на язык остра, в выражениях не церемонится, как бы не вышло скандала… Алина очень ранимый человек, ей и так сейчас нелегко психологически, а если еще и издевательства начнутся… Люська твердо решила переговорить с Жанкой с глазу на глаз, предупредить, чтоб та была посдержанней. Именно поэтому она, не сказав Алине ни слова, отправилась встречать Жанку на вокзал, когда та вернулась из Таллинна.

Как она и предполагала, Жанка восприняла новость крайне негативно.

— Ислам приняла? Она что, с дуба рухнула?! Ну и дура, — высказалась она. — Этот чучмек совсем ей мозги запудрил! Ну, я ей живо их прочищу…

— Не смей! — Люська оцепенела от ужаса. — Уже поздно что-то менять, ты понимаешь? Она уже приняла решение. Сейчас ты ее только сломаешь, если начнешь убеждать в том, что она сделала глупость. Ей очень нужна поддержка сейчас, она так одинока! А если еще и ты от нее отвернешься, она может впасть в отчаяние, ожесточиться…

— Поддержка? Вот уж чего она от меня точно не дождется, — Жанка фыркнула. — Нам еще террористок в квартире не хватало…

— Что за бред ты несешь? — рассердилась Люська. — При чем тут террористы?!

— Ну а что, не так? Мусульмане — все террористы, шахиды, ты как будто вчера на свет родилась. Они убивают тех, кто не верит в Аллаха, то есть «неверных»…

Люська глубоко вдохнула, убеждая себя успокоиться, а затем заговорила по возможности нормальным голосом.

— Так, во-первых, не все мусульмане — террористы. Во-вторых, не все террористы — мусульмане. Ислам, вообще-то, как и любая другая религия, не оправдывает насилие и жестокость, а осуждает их.

— Браво! — засмеялась Жанка. — Я сейчас расплачусь! Вижу, она и тебя уже успела обработать, завербовала в мусульманки?

— Ты совсем того? Никто меня никуда не вербовал!

— Ну, а что? — Жанка усмехнулась. — Мне рассказывали, что у мусульман есть такая фишка: если они кого-то обратят в ислам, им это потом на том свете зачтется, типа, место себе в раю застолбили!

— Алина меня обращать в ислам не собирается. И тебя тоже, кстати, так что успокойся. Поэтому прошу тебя… очень прошу, если не можешь понять и принять ее выбор — то хотя бы просто оставь ее в покое.

— Постараюсь, — Жанка пожала плечами. Тема ей уже наскучила, что всегда случалось, если говорили не о ней самой. — Там видно будет…

Разумеется, совсем уж равнодушной к Алининому новому статусу Жанка оставаться не могла. Она периодически шпыняла подругу, подтрунивала над ней — по ее мнению, это было довольно беззлобно и даже забавно. Люська порой едва сдерживалась, чтобы не заорать, видя, как страдает Алина. Но она уже поняла, что в подобных ситуациях Жанку нужно игнорировать — если никто не огрызается в ответ, она быстро остывает к предмету разговора. К счастью, Алина это тоже понимала и не показывала свою обиду, хотя иногда это было трудно сделать.

Наблюдая, как Алина собирается на работу с утра и повязывает платок, Жанка невинным голоском интересовалась:

— Слушай, а почему у тебя руки до локтей открыты? По-моему, в исламе это запрещено — демонстрировать посторонним мужчинам свои голые руки…

— Отстань от нее, а? — с досадой произносила Люська, но Жанка настаивала:

— Ну почему — «отстань», я все правильно ей говорю, она же хочет стать правоверной мусульманкой!

Алина со вздохом стаскивала с себя блузку и облачалась в другую — с длинными рукавами, убийственными в августовскую жару. Вскоре Жанка начала приставать к подруге по другому поводу — ее раздражало, что Алина читает намазы. Собственно, вечерний намаз еще ничего, но вот утренний — еще до того, как сама Жанка просыпалась — ее нервировал. Она утверждала, что эти ранние Алинины подъемы очень мешают ей спать, хотя Алина старалась быть тихой, как мышка. Люська подозревала, что Жанка просто придирается, потому что ее саму, например, первый утренний намаз нисколько не беспокоил, она продолжала спать. Вообще, она только поражалась Алининому упорству — пять раз в день молиться по всем правилам, это еще не каждому дано…

— А как ты на работе выкручиваешься? — поинтересовалась как-то Люська у Алины. — Делаешь намаз при всех?

— Ой, на работе как раз все легко устроилось, — довольно улыбнулась Алина. — У нас есть уборщица тетя Танечка, очень хорошая женщина. Я попросила ее, она меня днем ненадолго в своей подсобке запирает, чтобы мне никто не мешал спокойно молиться. Тамер так счастлив, ты не представляешь! Он обещал поговорить обо мне со своими родителями. В октябре он летит в Стамбул…

— А ты сама-то… ты счастлива?

— Конечно, счастлива! У меня все так хорошо, машаАллах!

— Ну, и слава Богу, — Люська тоже улыбалась, стараясь гнать от себя сомнения и тревожные мысли. Похоже, у подруги действительно все хорошо.

Неприятности начались позже. Спустя пару недель Алину вызвали «на ковер» к боссу. После разговора она, ужасно расстроенная, позвонила Люське, чтобы излить душу.

— Запрещают носить платок? — осторожно поинтересовалась Люська.

— Открыто не запрещают, но… Говорят, клиенты жалуются. Выражают недовольство, — ее голос задрожал. — Называют шахидкой. Начальник намекал сегодня, что может уволить.

— Да какое он имеет право?! — взвилась Люська с гораздо большей уверенностью, чем сама в глубине души ощущала. — Он, это, как его… разжигает межрелигиозную вражду! Мусульманкам даже на паспорт разрешают фотографироваться в платке! Это не запрещено законом!

— А он и не говорит, что запрещено. Он просто издевается, сволочь… Сегодня в очередной раз докопался до меня — почему я ношу хиджаб, хотя я ему уже сто раз это объясняла. Спрашивает: «У вас там что? Лишай, лысина, перхоть?.. А-а-а, — говорит, — вы мусульманка… Ну, это не страшно. Это у вас пройдет…» И ржет, как конь, Люсь, представляешь?! Вот этот смех — самое мерзкое… — ее голос вновь дрогнул. — И все за ним вслед гогочут…

— Вот ведь козлы, — с чувством произнесла Люська, от всей души сочувствуя подруге, жалея ее и одновременно понимая, что не в силах ей ничем помочь. Это был ее путь, ее выбор. А Люське, как эгоистично это ни звучало, хватало и своих проблем.

В один из сентябрьских дней Люську по работе занесло в «Глобус Сити Молл» — она писала о модном показе, который там проходил. Люська посетила это место впервые, поскольку до торгового комплекса нужно было очень долго добираться, раньше вечно не хватало времени. Да и вряд ли она еще когда-нибудь сюда выберется, слишком далеко… и слишком дорого. Все эти бутики и рестораны — для «сильных мира сего», а кто она такая? Всего лишь простая журналистка. Даже не «глянцевая», имя ее не на слуху, и на самые модные тусовки она попадает лишь благодаря Диме, а вовсе не благодаря своей профессии.

Шоу было не Бог весть каким громким, но все-таки показ коллекции почтили своим присутствием несколько «звезд» средней величины. Люська набрала рекламных буклетов, побеседовала немного с организаторами и посчитала свою миссию выполненной. Материала для новостной статьи вполне хватит, можно отчаливать с чистой совестью. В это время кто-то окликнул ее по имени. Она обернулась и увидела… Андрея Дроздова. Он отделился от группы своих собеседников и сейчас приближался к ней, улыбаясь немного смущенной улыбкой.

— Привет, рад тебя видеть, — поздоровался он и светски чмокнул ее в щечку. — По работе здесь?

Люська кивнула, приходя в себя. Почему он всегда вторгается в ее жизнь нежданно-негаданно, когда она совершенно не готова к встрече?! Она с трудом удержала себя от желания одернуть юбку и пригладить волосы.

— Ну, и как тебе показ? Скучновато, не находишь? Я бы не пошел, но один из организаторов — мой бывший одноклассник, неудобно было обидеть отказом, — принялся непринужденно болтать Андрей, давая ей возможность успокоиться. Ей хватило пары минут, чтобы справиться с волнением, а затем она подняла голову и смело взглянула ему в лицо.

— Как ты поживаешь? — спросил Андрей, продолжая улыбаться. — Выглядишь хорошо, похудела, загорела… была на море?

— У меня все отлично, — отозвалась Люська. — А как ты? Да, кстати — поздравляю с отцовством!

Андрей взглянул на часы:

— Ты не сильно торопишься? Мы могли бы выпить тут внизу по чашке кофе, поговорить…

«О чем нам с тобой можно говорить?» — подумала Люська, но вслух неожиданно согласилась. Андрей жестами показал своим спутникам, что уходит, свободно и раскованно взял Люську под руку и повел за собой в кафе. «Что-то он чересчур осмелел на публике!» — удивилась она. А потом решила, что для людей андреевского круга нет ничего предосудительного в том, чтобы идти с девушкой под руку. Даже то, что он поцеловал ее в щеку, выглядит для посторонних естественным и нормальным. А сейчас жены рядом нет, так что он отбросил все свои страхи быть разоблаченным. Впрочем, разоблаченным — в чем?.. У них уже давно нет никаких отношений.

— Что будешь пить? — спросил он, когда они уселись за столик.

— Капуччино.

— А кушать? Тут очень вкусные пирожные и тортики…

— Нет, спасибо, — отказалась Люська.

— А чизкейк? Ты же любишь!

— Нет, я вообще есть не хочу, — не могла же она ему сказать, что в его присутствии у нее во рту все пересохло, ни кусочка сейчас не влезло бы.

— Ну, так как ты? — Андрей весело взглянул на нее. — Где работаешь — там же, в «Вертикали», с вашим ненормальным Артуркой? А живешь с девочками?

— Да, все, как и прежде, — кивнула Люська, невольно ощущая свою убогость. — А ты как? Освоился с ролью молодого папы?

— Вполне, — он счастливо улыбнулся. — Сыну уже два месяца.

— Как назвали?

— Матвей. Мотька… — он гордо продемонстрировал ей фото в своем мобильном телефоне. Малыш был еще настолько крохотным, что сложно было сказать, на кого он больше похож — на Андрея или на Аллу.

«Матвей Андреевич, значит!» — проговорила про себя Люська, словно пробуя имя на вкус. Затем тепло улыбнулась ему.

— Я очень рада за тебя, Андрей. Правда…

— А как с твоей личной жизнью? — спросил он, вглядываясь в ее лицо.

— С личным тоже все отлично, — отшутилась она. Он нахмурился.

— А подробнее? Ты встречаешься с тем типом — фотографом из вашей редакции, который вечно увивался вокруг тебя?

— Это что, допрос? — невозмутимо парировала Люська, уже взявшая себя в руки. Фотограф, к слову, был совершенно ни при чем. Их с Мишей связывали замечательные дружеские отношения, они вдвоем ездили на интервью, делали репортажи, а в редакции неизменно вместе обедали и пили кофе.

— Да что ты, просто интересуюсь твоей жизнью… Ты мне, как-никак, не чужой человек. Так значит, все-таки фотограф?

— Нет, это парень из шоу-бизнеса, — отчеканила Люська. — Певец. Дима Ангел его зовут — может, слышал?

На мгновение Андрей потерял дар речи.

— Дима?.. Ты с ним встречаешься? И давно?..

— Официально — всего несколько месяцев. Но мы знакомы уже около года, — отозвалась она. — Помнишь, мы с тобой в новогоднюю ночь в клубе столкнулись… Так вот, я там с ним была. С Димой. Он меня пригласил…

Несколько минут Андрей ошарашенно переваривал полученную информацию.

— А ты времени даром не теряешь, — выговорил он наконец. — Не успела со мной расстаться, как…

— С тебя пример беру, — подхватила она. — Это ж надо так все успевать — и с любовницей встречаться, и жене ребенка заделать. Многие позавидовали бы такой прыти…

Андрей осекся.

— Прости, — проговорил он быстро и взял ее за руку. — Извини, я болван. Просто растерялся…

— Отчего? — спокойно поинтересовалась она, высвобождая свои пальцы из его ладони. — Ты рассчитывал, что после нашей разлуки я буду убиваться двадцать лет, а потом постригусь в монашки? Или, как барышни из классических романов, на почве неразделенной любви заболею нервной горячкой, а то и под поезд брошусь?

— Нет, ну что ты, просто я… А вообще, знаешь, да, — признался он вдруг и взглянул на нее открыто. — Именно на это я и надеялся… Нет, не на то, что ты под поезд бросишься, конечно, — быстро поправился он. — А на то, что ты страдаешь.

— Очень мило с твоей стороны, — усмехнулась она.

— Черт, я не так выразился… Просто мне самому было так плохо, я бы сказал — паршиво… Мы же с тобой всегда чувствовали друг друга даже на расстоянии. И я думал, что ощущаю, как тебе тяжело… Мне было больно, и поэтому казалось, у тебя тоже просто не может быть иначе.

«Оно и не было», — с тоской подумала Люська. Ей не хотелось вновь затрагивать эту болезненную для нее тему, и она досадовала, что Андрей сентиментально ударился в воспоминания.

— Сейчас, как я вижу, у тебя все прекрасно, — он грустно улыбнулся. — Но неужели тогда ты не скучала по мне? Ничуточки?

— Ну, если только чуточку, — отозвалась она, опуская ресницы. — И только тогда. Не теперь.

— Теперь ты уверена, что любишь Диму? А меня — совсем-совсем нет?

— Зачем ты расспрашиваешь? — Люська беспомощно вскинула на него глаза. — Уверена ли я?.. Я уже сама не знаю, в чем я уверена в этой жизни, чего я хочу, а чего не хочу. Ничего не понимаю… Мне бы в себе сначала разобраться!

— Извини, — он привычным жестом отвел упавшие на глаза волосы и закусил нижнюю губу. Люська почувствовала, как кольнуло в сердце. Вот же он сидит перед ней, такой родной, такой свой, такой весь до мельчайшей черточки знакомый… Но он — уже не ее Андрей. И есть еще Дима, пока что не такой родной, но тоже невыносимо близкий, без которого жить так трудно и пусто… Чего же ей надо, в конце концов?

Она была уверена, что больше не любит Андрея, но одной-единственной встречи хватило для того, чтобы понять — ничего между ними не исчезло… Но будь она проклята, если снова попадется в эту ловушку. Нужно бежать отсюда как можно скорее, надо спасаться!

Она вскочила, едва не опрокинув чашку кофе на стол.

— Ох, я совсем забыла, меня же ждут в редакции, — пробормотала она скороговоркой, деловито взглянув на часы.

— Подвезти тебя? — предложил Андрей, тоже поднимаясь. — Я на машине…

— Ну что ты — такие пробки кругом, — отозвалась она озабоченно, — на общественном транспорте куда быстрее выйдет.

Он стоял и смотрел на нее странным взглядом, словно пытаясь запомнить ее лицо перед долгой разлукой.

— Мы еще увидимся? — спросил он без особой, впрочем, надежды.

— Не думаю, — она покачала головой и улыбнулась. — У тебя своя жизнь, у меня своя. Мы теперь — как параллельные прямые. Не пересекаемся…

Он улыбнулся одними губами — глаза были холодными.

— Ну, счастливо…

— Пока, — она торопливо бросилась вон из кафе, спасаясь бегством.

Отдышалась Люська только в метро, почувствовав себя в относительной безопасности. Ее успокаивала и умиротворяла толпа, такая равнодушная к ней и к ее заботам. «А куда я, собственно говоря, еду?» — спросила она себя наконец. Андрею она соврала, в редакции ее никто не ждал. Домой тоже не хотелось. Разве что поехать на Воробьевы, погулять там, ухватить последние теплые денечки?.. Она обожала Воробьевы горы, на которые часто приезжала в периоды душевной неприкаянности. Но сейчас и туда ее не тянуло. Она чувствовала — что-то непременно должно произойти, накопившиеся эмоции требовали выхода. Сама плохо соображая, что делает, она вышла на первой же остановке, поднялась на эскалаторе в город и набрала Димин номер.

— Да, Люсь, — откликнулся он сонным голосом.

— Я тебя разбудила? — виновато догадалась она. — Прости…

— Да ничего страшного, я еще толком не успел заснуть. Решил немного отдохнуть перед ночным концертом, а то сил нет совершенно… Ты где, на работе?

— Нет, я уже освободилась… Гуляю.

— Ммм… Хочешь, я к тебе подъеду? Где ты сейчас? Погуляли бы вместе.

— Ты же спишь.

— Ну, я уже все равно проснулся…

— Дим, — решилась наконец Люська. — Нам нужно поговорить. Только не при всех, не на людях, понимаешь?

— Что-то случилось? — с тревогой спросил он. — Можем поговорить у меня, я заеду за тобой… Ты в порядке?

— Я лучше сама к тебе сейчас приеду, так быстрее, — сказала она. — Все в порядке… почти. Я объясню. Ты будешь дома?

— Ну конечно. Жду…

Люська добралась до Новопесчаной улицы за полчаса. Охранник в подъезде кивнул ей из своей стеклянной будочки, как старой знакомой. Она миновала дверь студии «Айдолз Мэйкер» на первом этаже и торопливо, не дожидаясь лифта, поднялась вверх по лестнице, к Диминой квартире.

Дима открыл ей дверь взъерошенный, в домашнем махровом халате — видно, успел еще немножко подремать перед ее приходом. «Бедненький, как же он все-таки устает…» — подумала Люська с внезапным приливом жалости к нему.

— Извини, — пробормотала она в раскаянии, — я тебе отдохнуть не дала…

— Да перестань, — он обнял ее, — мне приятно тебя видеть в любое время, ты же знаешь.

Он был такой теплый и трогательный спросонья, что Люська рассмеялась, забыв на минуту обо всем, что ее беспокоило.

— Ну что, приготовить тебе яичницу с помидорами, детка? — спросила она. — А то ты, небось, с утра не жрамши…

— Успеешь, — он взял ее за руку и с тревогой заглянул в глаза. — Что у тебя стряслось-то? Я же волнуюсь, у тебя по телефону такой голос странный был…

Люська вздохнула.

— Что стряслось? Если бы я еще могла это толком объяснить…

Дима мягко потянул ее за собой в комнату и усадил на диван.

— Ну, а теперь выкладывай. Как можешь. Но от начала до конца.

Люська пожала плечами.

— Я в себе запуталась, вот тебе и начало, и конец.

— В каком смысле? — Дима удивленно посмотрел на нее.

— Не знаю… Понимаешь, такое зыбкое ощущение непостоянства… Когда ни в чем не можешь быть уверенной. Это так трудно, когда нет уверенности в завтрашнем дне. Хочется какой-то стабильности, определенности, нормальной работы, нормальной дружбы, нормального жилья, нормальной любви… — Люська понимала, что, наверное, уже достала его своими непонятными претензиями, но ее несло.

— Любви? — Дима как-то болезненно поморщился. Люська поняла, что, пожалуй, сморозила глупость. Нет, конечно, они с Димой вроде бы «девушка и парень». Однако о любви в их странном тандеме даже речи не шло. То, что было между ними, сложно было назвать отношениями. Они считались «как бы парой», а на самом-то деле…

— Кто мы с тобой друг для друга? — выразила она вслух свою мысль.

— Я… я не понимаю, — отозвался он.

— Влюбленные? Друзья? Брат с сестрой? Если уж ты не понимаешь, то я и подавно. Дим, я так устала, — жалобно сказала она. — Честное слово, мне, наверное, пора в психушку. Ничего не радует, такая тоска кругом…

Он молчал, серьезно глядя на нее своими темными глазами, но… она видела перед собой те, другие глаза — зеленые, которые были перед ней всего каких-то пару часов назад. Да черт возьми, сколько это наваждение может продолжаться?! Неожиданно для самой себя она разрыдалась — так, как всегда плакала в последнее время, истерично, взахлеб…

— Не знаю, что насчет усталости, а вот нервы у тебя действительно ни к черту, — растерянно сказал Дима и крепко прижал ее голову к своей груди.

— Ну, тихо-тихо, прекрати, что это ты вдруг раскисла? Господи, я и забыл, что ты великая нюня. Люсь, перестань плакать, я тебя прошу, а то я сейчас тоже заплачу… — он обнимал ее и тщетно пытался успокоить.

— Не могу так больше, — выдохнула Люська сквозь душившие ее слезы. — Я себя ненавижу… Я вся превратилась в сплошной ходячий комплекс, я уже не верю, что кто-нибудь сможет меня полюбить по-настоящему и что я тоже смогу кого-то полюбить… Я — никто, я никому не нужна, понимаешь? Ни-ко-му…

— Мне нужна, — отозвался Дима, не выпуская ее из объятий. — Люсь, ты мне очень-очень нужна.

— Зачем? — она взглянула ему в глаза. По ее щекам все еще катились слезы. — Для чего? Как я могу быть нужна такому… такому, как ты? Что у нас общего?

— Дурища ты… — вздохнул он. — При чем тут «общего»? Я тебя люблю, понимаешь? Просто — люблю. По-настоящему и давно. Так понятней?

— Ты — любишь — меня?! — у нее перехватило дыхание.

— Да, люблю, — повторил он мрачно. — Почему такая странная реакция? Ты думаешь, что я совсем уж чурбан бесчувственный? Или ты считаешь, что в тебя невозможно влюбиться?

— Знаешь, мне кажется, что действительно — невозможно, — вспомнив разговоры с Жанкой, призналась она. Та неоднократно высказывала свои сомнения относительно Димы и Люськи. Господи, сколько комплексов она нажила за время совместного существования с этой так называемой «подругой»! И ведь терпела же, терпела… Зачем, спрашивается, во имя чего? Чтобы сейчас, когда замечательный, так нравящийся ей парень признался в любви, она заподозрила его в обмане?! Ей очень хотелось довериться ему, но в то же время она дико боялась верить.

— Думаешь, вру? — Дима словно прочитал ее мысли. — Что мне нужно сделать для того, чтобы тебя переубедить? — спросил он без улыбки. — Повторить еще сто раз? Люблю, люблю, люблю, люблю!

— Это ведь не просто слова, для меня это слишком серьезно… — пробормотала она в замешательстве.

— Да черт возьми, — он сбросил ее руки со своих плеч и в раздражении вскочил с дивана. — Я знаю, что для тебя это серьезно! Для меня это тоже серьезно, представь себе! Именно поэтому я и не говорил тебе этих слов… так долго. Но я, знаешь ли, тоже не железный! Ты не думала, что и у меня могут быть чувства? Что и мне может быть больно, а не только тебе?

Люська затихла. Дима, быстро ходивший взад-вперед по комнате, вдруг остановился, пристально взглянул на нее и опустился на пол рядом с диваном, обхватив ее колени.

— Ты не представляешь, как долго я готовился к этому разговору, — сказал он. — Я песню для тебя написал… Я и сам не думал, что это выйдет вот так, спонтанно… глупо, наверное.

— Нет, нет, нет, не глупо! — она замотала головой. — Именно так, как нужно! Дим, ты не представляешь, насколько ты сейчас все это вовремя сделал, как мне это было необходимо! Как здорово, что ты мне это сказал! — слезы снова потекли по ее лицу, но это были уже другие слезы, светлые и приносящие облегчение. Дима осторожно прикоснулся губами к ее соленым щекам.

— Ну вот, опять плачешь. И за что мне досталась такая ревушка-коровушка?

Она обняла его крепко-крепко, почувствовав впервые за много дней, как в душе воцаряется спокойствие и тихое счастье. Неужели ей наконец-то повезло?.. Дима поцеловал ее в губы — уже по-иному, очень страстно и чувственно, он никогда раньше ее так не целовал.

— У нас теперь все будет… по-настоящему? — прошептала она. Он улыбнулся ей.

— Люсь, когда ты уже научишься называть вещи своими именами? Скажи прямо, что ты имеешь в виду, иначе я так и буду теряться в догадках — действительно ли оно тебе надо.

Люська решительно тряхнула головой. И в самом деле, чего ходить вокруг да около…

— Хорошо, ставлю вопрос по-другому: Дима, мы с тобой будем заниматься любовью?

Договаривая последние слова, она все-таки покраснела, но взгляда не отвела. Дима просиял.

— Ура, свершилось! Люсь, а теперь ответь мне так же откровенно — ты сама хочешь этого или просто идешь у меня на поводу?

Она снова прямо взглянула ему в глаза.

— Дим… если честно… то очень хочу.

— Я тебя обожаю! — он снова порывисто притянул ее к себе и уже привычно нашел губами ее губы. Она доверчиво прижалась к нему, и руки ее поначалу робко, а затем все более уверенно исследовали его спину, плечи, грудь… От него восхитительно пахло, и у нее слегка кружилась голова. Хотелось только одного — не разжимать объятий никогда, чтобы чувствовать на своей коже его горячее дыхание и слышать биение его сердца.

…В полудреме сквозь ресницы она наблюдала, как Дима ходит по спальне, одеваясь и стараясь производить как можно меньше шума при этом. Уже стемнело, и он зажег ночную лампу. Свет был ненавязчивым и мягким. Не хотелось шевелиться, во всем теле была приятная расслабленность и легкость. Напряжение, не отпускавшее ее столько долгих месяцев, наконец схлынуло — она ощущала полное умиротворение и тихую радость. Дима присел на кровать и осторожно погладил Люську по волосам, думая, что она спит. Она широко открыла глаза, показывая, что он заблуждается.

— Хотел написать записку, но, раз уж ты все равно проснулась… Мне пора ехать на концерт, — сообщил он. — А ты отдыхай, не волнуйся ни о чем. Я тебя закрою снаружи, не вставай. Вернусь через несколько часов.

Она рывком села на постели, натянув одеяло до подбородка.

— А может, я домой поеду?

— Вот еще, глупости, — отозвался Дима. — На ночь глядя? Нет уж, дорогая, останешься сегодня у меня.

В его голосе по отношению к ней появились новые нотки — хозяйские, но Люське это было даже приятно.

— Если проголодаешься, найдешь все в холодильнике. В крайнем случае, звони. Постараюсь не задерживаться… Не скучай тут, хорошо? Можешь посмотреть фильм какой-нибудь, книжку почитать, — он наклонился, чтобы поцеловать ее. — Или хочешь со мной поехать?

— Нет уж, спасибо, — отказалась она. — Мне сейчас не до светских вечеринок.

— Ну, тогда жди меня, — он взглянул на нее такими сияющими глазами, с такой неприкрытой нежностью, что у нее перехватило дыхание. — Будь умницей. Можешь постирать мои носки с трусами, они замочены в тазу в ванной… Шутка! — он весело расхохотался. Она показала ему язык.

— Я люблю тебя, — выдохнул он. Она отозвалась:

— Я тебя тоже…

Это было правдой. Теперь она понимала, что полюбила Диму довольно давно, просто старое чувство к Андрею мешало осознать это. Она цеплялась за свою прежнюю душевную привязанность, уже изжившую себя, но ей казалось, что та любовь все еще жива, потому что сердце болело. Однако это были всего лишь фантомные боли — ведь, когда у человека ампутируют руку или ногу, он все равно ощущает боль в этой уже не существующей части тела.

Дима поцеловал ее, затем еще раз поцеловал, затем, увлекшись, еще и еще… Люська, смеясь, едва ли не силой выпихнула его из дома со словами: «Если из-за меня ты опоздаешь на собственный концерт, твои фанатки меня четвертуют!» С нее окончательно слетел всякий сон. Она некоторое время самозабвенно кружилась по комнате, напевая. Затем, сообразив, как, должно быть, глупо это выглядит со стороны, смущенно рассмеялась.

Потом Люська решила позвонить домой и предупредить девчонок, что не придет сегодня ночевать. При мысли о возможном разговоре с Жанкой у нее испортилось было настроение, но она решила звонить не надомашний телефон, а на мобильный Алины, чтобы гарантированно избежать негативных эмоций.

Услышав новость, Алина совершенно по-детски радостно завизжала.

— Ну все, вы наконец-то с Димой! Как это здорово! Я знала, знала, что вы обязательно будете вместе, иначе и быть не могло, ах, как замечательно!!!

Люське немного смешно было слушать эти слегка наивные восторги, но в то же время и очень приятно.

— Ты его правда любишь? Прямо вот, по-настоящему, любишь? — счастливо вопрошала Алина, и Люська с удовольствием подтверждала: да, да, да…

— Ну, супер! — в этот радостный момент Алина на время превратилась в прежнюю, до-мусульманскую Алину, и ликовала как раньше, без всяких этих ее, ставших обычными теперь, «машАллах», «альхамдуллиЛах» и «субханАллах». Люська не осуждала ее за принятие ислама — не смела, но просто подруга стала немного чужой для нее, непонятной и незнакомой. Алина и имя-то себе при смене веры взяла новое, мусульманское, Фарида — в честь Феридэ, героини ее любимой книги «Птичка певчая». Но у Люськи не поворачивался язык называть ее так, хотя всем своим новым знакомым Алина представлялась теперь исключительно Фаридой.

Поговорив с подругой, Люська поняла, что спать ей по-прежнему не хочется. Может, действительно, надо было поехать с Димой на концерт?.. Но она тут же отказалась от этой мысли, вообразив на секундочку, как бы она чувствовала себя там. Все-таки, «звездное» окружение — это единственный Димин недостаток. Зато серьезный. Но тут уж ничего не поделаешь, потому что Дима по роду своей деятельности не может существовать вне этого, ему необходимо вращаться в светских кругах.

Впрочем, на сольном концерте вряд ли будет присутствовать кто-то из звезд кроме самого Димы. Но зато — фанатки, фанатки!.. Люська поежилась, вспомнив, как несколько месяцев назад, приревновав к Диме, одна из поклонниц ни за что ни про что обозвала ее «уродкой». Да, пожалуй, фанатки — это второй Димин недостаток, и тоже серьезный… Но без них, опять же, певцу не обойтись.

Люська попыталась представить, как проходит концерт. Девочки, наверное, предсказуемо визжат и беснуются, подпевают хором, скандируют: «Дима! Ди-ма!!!», швыряют на сцену букеты и, возможно, даже нижнее белье. При мысли о белье в груди неприятно екнуло. Она вдруг поняла, что ужасно ревнует. Это было глупо — тем более теперь, когда между ней и Димой все было выяснено, все сказано. Но, почувствовав, что у нее на Диму есть права, Люська ощутила также и неприятную досаду от того, что на ее собственность может кто-то покушаться. Она задумалась. Интересно, что потом делают с этими разбросанными по сцене трусами, неужели выкидывают? Или возвращают владелицам? Но как они их узнают?.. Надо, пожалуй, спросить у Димы, когда он вернется, решила Люська и невольно рассмеялась своим мыслям.

Чтобы отвлечься, она схватила книгу, лежащую на Димином письменном столе. Это оказался Булгаков. «Вот и отлично, почитаю до его возвращения, все равно не засну…»

Из книжки выпал листок бумаги — наверное, закладка, а может быть, Дима забыл эту бумажку в книге по рассеянности… Лист был исписан торопливым Диминым почерком. Люська вдруг увидела свое имя. Свое ли?.. Но на листе было написано не «Людмила» или «Люда», а именно «Люся», вряд ли у него много знакомых, которых зовут так же. Под именем — мелкие убористые строчки…

Да это же стихи, догадалась она. Интересно, он что, пытался сочинить о ней стихотворение?.. В том, что это его собственное творчество, Люська не сомневалась — было видно, как Дима пытался подобрать нужную фразу, судя по кое-где зачеркнутым отдельным словам. Стихотворение не было закончено — наверное, просто не успел.

Некоторое время Люська сидела, пытаясь осмыслить прочитанное. Затем перечитала еще раз. Какой он все-таки наблюдательный… Он видел, что с ней в последние дни творится неладное, он все чувствовал. Как трогательно!.. Люська еще раз прочла эти строки, хотя они и так моментально врезались в память. «Мне печаль твоя знакома до черточки…» Что ж, пожалуй, так и должно быть у людей, которые любят друг друга.

Люська, улыбаясь, вернула листок на место и положила книгу на стол. Пусть себе лежит в неприкосновенности. Вряд ли Дима хотел это ей показывать — во всяком случае, не сейчас. Что ж, она умная девочка, она себя не выдаст…

На следующее утро на работе Люська порхала по офису такая счастливая, что это заметили абсолютно все. Секретарша Катя многозначительно улыбалась, словно была в курсе Люськиной личной жизни, хотя Люська обычно никогда не делилась с ней секретами. Впрочем, Катя всегда все про всех знала. Вполне вероятно, что у нее были догадки и на Люськин счет… К тому же Люська давно подозревала, что секретарша неравнодушна к фотографу Михаилу. Катя не могла не видеть его явной симпатии к Люське, да и все остальные сотрудники были в курсе их тесной дружбы. Теперь Катя наверняка воодушевилась, узнав, что сердце журналистки занято другим молодым человеком.

Даже генеральный директор Артурка, забежав в редакцию на минуту, завопил восторженно:

— Люсенька, да ты сегодня такая красотка, прямо сияешь!

На этот раз она простила вечное ненавистное ей обращение «Люсенька» за искренность похвалы.

— Людмила, вы что, замуж выходите? — с любопытством спросила главная редакторша Мария Викторовна. Это были ее любимые темы для разговоров со всеми девушками: когда выйдешь замуж? когда родишь? когда второго заведете? «Кто о чем, а вшивый — о бане!» — подумала с легкой досадой Люська, но сегодня она не могла долго сердиться.

— Кто знает, — отозвалась она с загадочной улыбкой. Даже надувшийся, как индюк, Миша не испортил ее чудесного настроения.

— Тебя можно поздравить? — вопросил он язвительно, когда они пили кофе в буфете.

— С чем это?

— Ну, это тебя надо спросить. Бегаешь весь день, прыгаешь, щебечешь… — он исподлобья взглянул на нее, незаметно опытным мужским взглядом отмечая все изменения в ее лице: румянец, легкая полуулыбка, сияющий взгляд, припухшие губы, заметные тени под глазами… Диагноз был ясен — она провела с кем-то эту ночь. Неужели же с Дроздовым? Или с Ангелом? А может, нашелся кто-то третий?

— Я звонил тебе вечером на домашний, — сообщил он осторожно. — Мне сказали, что ты еще не вернулась. Поздно пришла вчера?

Люська весело посмотрела ему в лицо и сказала просто:

— Я вчера вообще не ночевала дома.

— А-а-а, — протянул Миша неопределенно. Некоторое время он боролся с собой, а затем все-таки спросил:

— И где же ты была?

Вопрос прозвучал по-нищенски жалко, да и голос заметно дрогнул, он сам это почувствовал и рассердился на себя. Люська пристально взглянула на него. В ее глазах явственно читались сочувствие и понимание.

— Я была с парнем, — тихо, но вполне определенно ответила она. Миша не поверил бы другому ответу, но от ее слов все равно невольно дернулся, как от пощечины.

— Вот я и говорю — тебя можно поздравить… — выдавил он, чувствуя себя крайне глупо. Ну что, добился признания, а дальше?.. На его счастье, у Люськи зазвонил мобильный, и этот неловкий для обоих разговор прекратился. К тому же, ответив на звонок, Люська тут же забыла, о чем разговаривала с Мишей, — звонила Алина, очень расстроенная.

— Что у тебя стряслось? — испугалась Люська.

— Ой, Люсь, я так больше не могу… — еле различимо выдохнула Алина. — Они меня все достали…

— Кто — они? — не поняла Люська. — Я не слышу тебя, ты можешь говорить громче?

— Не могу громче…

— Тебя подслушивают?

— Нет…

Тут Люська сообразила, что Алина с трудом подавляет рыдания, и испугалась еще больше.

— Надо мной все издеваются и смеются… — жалобно произнесла она. Люська вздохнула. В принципе, это было не ново. Но странно, почему сотрудники Алины до сих пор не успокоились? Ведь девушка далеко не первый день приходит на работу в таком виде.

— Сейчас сижу, понимаешь, работаю… — принялась рассказывать Алина, — вдруг вижу, по офису проходит девушка в хиджабе. Я не удержалась, подбежала к ней. Вот в такие минуты сразу чувствуешь, какое счастье быть мусульманкой, сразу тебя видно! Встречаешь друг друга — можно говорить, как будто знакомы тысячу лет! — голос Алины потеплел. — Это оказалась Зуля, секретарь розницы в Махачкале, в командировку приехала. Обменялись телефонами, поболтали… В общем, машаАллах, очень приятно было познакомиться. Я к себе возвращаюсь, а навстречу — наш главный бухгалтер. Я его не заметила, вот Люсь, правда не заметила, клянусь Аллахом! А он остановился у моего стола и язвительно так говорит, на весь офис, и все слышат: «Дорогая, тебе теперь вместо «здравствуй» нужно говорить «салям алейкум?» И все опять ржут… Я так не могу, я не выдержу…

— Да уж, положеньице, — коряво посочувствовала Люська. Но впрочем, что еще она могла сейчас сделать, чем помочь?..

— Алин, а если тебе закинуть резюме в другие компании? Мало ли, чем черт не шутит.

— Я сама уже об этом думала, — призналась она. — Надо искать другую работу. Конечно, нет гарантий, что на новом месте будет лучше, но все-таки стоит попробовать…

Люська закончила разговор с тяжелым сердцем. Не было печали — теперь прибавилась и эта беда. Ну, беда — не беда, а все-таки неприятность… Если у Люськи-то нехорошо на душе от произошедшего, то что сейчас должна чувствовать сама Алина?!

— Какие-то проблемы? — с тревогой спросил Миша, вглядываясь в ее лицо. Она покачала головой.

— Не у меня, у подруги…

— Я могу чем-то помочь?

Она выдавила из себя улыбку.

— Ну, что ты. Спасибо, мой хороший. Но тебя это совершенно не касается.

Она задумчиво отхлебнула уже остывший кофе, усилием воли заставляя себя отвлечься от Алининых забот — не до того сейчас, ей работать надо.

— Поехали сегодня вечером к нам? Ника давно ждет тебя в гости, — неуверенно предложил Миша. Никой — вернее, Никитой — звали его четырехлетнего сына. Мишина жена погибла несколько лет назад в автомобильной катастрофе, и он воспитывал ребенка один. Люська вздохнула. Она тоже соскучилась по малышу Никите, но выносить весь вечер Мишины просящие взгляды было выше ее сил. Слишком уж явная, такая неприкрытая страсть читалась в его глазах…

— Слушай, а тебе нравится наша Катюша? — в лоб спросила она фотографа, беря быка за рога. Миша вытаращил глаза от неожиданности.

— Какая Катюша?

— Ну, здрасьте. Наша секретарша. Катя-Катерина.

— Ах, Катя… — тень сбежала с его лица. — Очаровательная молодая леди, притом совсем не дура.

— И красавица, — с нажимом произнесла Люська. Миша пристально посмотрел ей в лицо.

— Ты меня сватаешь, что ли? Бог мой, Люся, оставь эту прерогативу для Марии Викторовны, — буркнул он сердито.

— Не сватаю, просто советую обратить внимание. Она, к слову, была бы не против, ты ей нравишься…

— Перестань! — Миша брезгливо поморщился. — Ты что, не понимаешь, как это отвратительно звучит? Ты сейчас уподобляешься бабкам, сплетничающим о соседях на лавочке у подъезда, и тебе это ужасно не идет. Не надо, ладно? Я сам разберусь, на кого мне стоит обратить внимание. Я все-таки мужик, хоть ты этого и не замечаешь, — ядовито добавил он.

Люське стало стыдно. Щеки ее моментально сделались пунцовыми.

— Прости меня, — пробормотала она. — Ты прав, конечно же… Я просто хотела как лучше… Но разумеется, решать только тебе.

В редакцию оба вернулись в молчании. Проходя мимо Катиного стола, Миша заметно смущался и старательно отводил взгляд. Люська вовсю корила себя за бестактность. Ей сейчас тоже не хотелось встречаться с секретаршей глазами, хотя та ни о чем и не догадывалась. Чтобы немного остудить пылающее лицо, Люська подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу, обозревая унылый пейзаж. Погода тоже не радовала — осень, дожди, серое небо, набухшие тучи… Люське казалось, что теперь, после того, когда между ней и Димой все наконец-то определилось, у нее всегда должно быть прекрасное настроение. Однако личного счастья, оказывается, недостаточно для ощущения полной гармонии; приходится переживать и за другие вещи тоже, пусть даже не имеющие к тебе прямого отношения… Конфликты с Жанкой, неприятности у Алины, а тут еще Миша и влюбленная в него Катя, черт бы побрал этот идиотский многоугольник…

Однако Миша все же задумался над Люськиными словами. Во всяком случае, когда рабочий день подходил к концу, фотограф остановился возле Кати и сказал непринужденно:

— Слушай, давно хотел поинтересоваться — ты никогда не работала моделью?

Катя растерянно захлопала ресницами.

— Н-н-нет, а что? — выдавила она из себя. Миша пожал плечами:

— Да вот диву даюсь. С такой-то роскошной фотомодельной внешностью тебя еще никто не пробовал заманить в мир глянца? Предложения должны сыпаться одно за другим.

Катя вспыхнула, еще не совсем понимая, за что ей вдруг как снег на голову свалился комплимент от Михаила, но уже счастливая до смерти.

— Скажешь тоже — фотомодельная внешность, — отмахнулась она. — Сейчас же одни анорексички в моде. А я, между прочим, дорожу своими формами.

— И есть чем дорожить! — горячо поддержал Миша и беззастенчиво уперся взглядом ей в декольте. Люська, наблюдавшая эту сцену, была шокирована, пожалуй, не меньше самой секретарши. «Это он передо мной, что ли, выделывается и дурака валяет? — подумала она. — Или это все серьезно?» В редакции никого из сотрудников, кроме них троих, уже не осталось. Следовательно, если это и был спектакль, то предназначался он явно для Люськиных глаз и ушей.

— А с чего это вдруг ты завел разговор о моих… хм, формах? До этого ты, помнится, не обращал на них внимания, — подозрительно спросила Катя, тем не менее продолжая кокетливо улыбаться Мише, поощряя его на дальнейшие действия.

— Да мне девушка нужна для съемки, — Миша сменил тон на серьезный, даже официально-деловой. — Между нами, Катюш, — халтурка одна подвернулась для женского журнала. Нужна девушка твоего типажа. Вот я и спросил, есть ли у тебя опыт работы перед камерой.

Катя заметно огорчилась.

— Ну вот… В кои-то веки появился шанс блеснуть в журнале, и на тебе — не подхожу, — она махнула рукой.

— Ну почему же сразу не подходишь, я этого не говорил, — Миша ободряюще улыбнулся ей. — Мы можем попробовать. Собственно, что и как тебе нужно будет делать — я скажу. А там и посмотрим, любит ли тебя камера. Может, все еще выгорит. Так ты согласилась бы на это предложение? — уточнил он.

— Согласилась бы… То есть — да, конечно, я согласна! — Катя расцветала на глазах. — А где и когда будет съемка?

— Давай на выходных созвонимся, я все расскажу. Телефончик оставишь?

— Конечно, запиши…

Вопреки здравому смыслу, Люська вдруг ощутила, что где-то в глубине души у нее зашевелился червячок ревности. Казалось бы, она сама хотела устроить Мишину судьбу, да еще и с такой замечательной девушкой, как Катя, о чем можно было только мечтать. Но сейчас ей стало немного неприятно. «Ну и дура!» — обругала Люська саму себя. Некстати вспомнилась услышанная когда-то хохма: «Девушка ревнует своего парня, чужого парня, бывшего парня, парня подруги и вон того симпатичного мальчика!» Вот-вот, в каждой шутке есть доля правды. Она собственница и эгоистка… Не может искренне порадоваться за друга, хотя сама несколько часов назад пыталась всячески обратить его внимание на Катю. Выходит, она ратует за его счастье только на словах, а на деле ей вовсе этого не хочется?.. «Как собака на сене, — рассердилась она еще сильней. — Показушница!»

— Ну ладно, ребята, — она торопливо схватила свою сумку, — вы как хотите, а я побежала. У меня еще уйма дел сегодня, извините, я вас не жду!

Она стремглав вылетела из редакции и помчалась вниз по лестнице, пытаясь скоростью сбить все ненужные мысли. Если бы она услышала, о чем говорили Миша и Катя в ее отсутствие, ей бы, наверное, сделалось еще больше не по себе.

— По-моему, она приревновала, — промолвила проницательная Катя, когда за Люськой захлопнулась дверь. Миша взглянул на нее с плохо скрываемым восторгом:

— Ты думаешь?

Катя вздохнула и посмотрела на него в упор.

— Скажи, вся эта затея со съемками — ты же это нарочно придумал, чтобы ее разозлить? Ведь никаких съемок и в помине нет?

Он смешался на миг, но быстро справился с собой и беззаботно воскликнул:

— Ну что ты, Катюша! Я действительно хочу тебя снимать, и эти фотографии действительно пойдут в журнал.

— А снимки не в стиле «ню», кстати? — уточнила секретарша. Миша хмыкнул.

— Не бойся, будешь вполне одетой!

— Какая жалость… — вздохнула Катя. — Всю жизнь мечтала позировать голышом, не поверишь. Назло маме. Она в меня никогда не верила и до сих пор заявляет, что я ни одному мужику в жизни не понравлюсь.

— Суровая у тебя мама, — присвистнул Миша. — Однако она не права. Катя, ты просто восхитительна…

— Ты столько раз повторил это сегодня, что я уже сама начинаю верить, — она одарила его ласковой улыбкой. — Однако, пойдем по домам. Поздно уже…

Спустя пару дней, роясь дома в письменном столе, Люська нечаянно выдвинула не свой, а Алинин ящик и обнаружила поверх листков чистой бумаги один с напечатанным стихотворением. «Судьба у меня в последнее время такая, что ли, — находить чужие стихи?» — подивилась она, вспомнив, как совсем недавно в Диминой квартире обнаружила трогательные строчки о ней самой… Впрочем, Алинины стихи были не о Люське. Да и вряд ли сама Алина их сочинила. Скорее, просто скачала в Интернете и распечатала, найдя на них отклик в своей душе. Стихотворение было о мусульманском хиджабе. Люська прочитала его и поразилась, как много боли, должно быть, скопилось в сердце у подруги… Да, стихи были наивные, неумелые, но какие же пронзительные и проникновенные!

В выходной Люське с утра позвонил Дима.

— Увидимся сегодня, красавица? — весело предложил он ей. — У меня более-менее свободный день, ну а вечер и ночь — полностью в твоем распоряжении! Приглашаю к себе домой на романтический ужин при свечах. Только с условием — я готовлю, едим вместе, а ты потом моешь посуду!

— Звучит заманчиво, — засмеялась Люська.

— В двенадцать у меня съемки на телевидении, прямой эфир, — сообщил Дима. — Хочешь поехать со мной? Посидела бы в студии, послушала… Это на пару часов, не больше. Шоу Андрея Дроздова.

Люська помертвела.

— Ко… кого? — выговорила она, запинаясь.

— Дроздова, Андрея, — внятно повторил Дима. — Ну неужели ты не слышала о нем? Его все знают…

Люська сглотнула ком в горле.

— Слышала, конечно… Так ты едешь на программу к Дроздову?

— Люсь, по-моему, ты еще не проснулась, — засмеялся Дима. — Я и забыл, что ты соня… Ну так как, поедешь со мной сейчас или встретимся уже вечером?

— Наверное, лучше вечером… — мысли Люськи лихорадочно заметались. Она вдруг почувствовала, что нельзя, не надо Димке ехать на эту проклятую передачу! Но объяснить свой панический страх ничем логическим она не могла. Одно она знала точно: ей самой ни в коем случае нельзя было показываться Андрею на глаза! Хотя, положим, он и так знал, что у нее роман с Димой. Дура, дура, зачем она ему все рассказала при последней встрече? Хотелось похвастаться — вот, мол, и у нее в жизни все налаживается…

Впрочем, чем Андрей может быть опасен для нее с Димой? Да ничем… Единственное — Андрей знает про них, а вот Дима про нее с Андреем не в курсе. Сказать Диме об этом сейчас?.. А стоит ли? Ну в самом деле, не станет же Андрей прямо в эфире палиться на всю страну и рассказывать о том, что изменял своей жене с нынешней девушкой Димы Ангела!.. Пожалуй, она и в самом деле подняла бурю в стакане воды, и ничего страшного там не случится… Но на душе все равно скребли кошки.

— Я буду смотреть тебя в прямом эфире, — пообещала она, стараясь, чтобы не дрожал голос.

— Ну хорошо. Когда все закончится, я позвоню…

До эфира оставалось еще три часа. Люська вся извелась и издергалась за это время. Пульс у нее сделался совершенно бешеным, вдобавок, кажется, поднялась температура. Нужно было переделать кучу домашних дел, в том числе и постирать накопившееся за неделю белье, но она просто не могла себя заставить. Ее трясло от необъяснимого ужаса, все валилось из рук. Когда же подошло время передачи, то она поняла, что вот-вот рухнет в обморок от волнения. Пришлось глотать валерьянку, чтобы хоть немного успокоилось захлебывающееся от страха сердце.

Передача началась и пошла своим чередом. Люська, правда, с трудом воспринимала смысл звучащих с экрана фраз, но ей важнее было просто видеть лица этих ДВОИХ… Она все могла понять по их глазам, без слов. Так, например, она отметила, что Дима чувствует себя спокойно и уверенно, настроенный на обстоятельную беседу. Андрей, как всегда на своих шоу, был немного ироничным, немного холодноватым, но в то же время Люська не могла не отметить прятавшегося в его глазах любопытства — он все время пристально, хоть и исподтишка, изучал Диму… Это было незаметно человеку со стороны, но Люська, к сожалению, слишком хорошо его знала.

Дима держался молодцом, охотно и не ломаясь спел итальянскую арию (акапелла), когда зрители в зале попытались обвинить его в том, что он не умеет петь вживую. Ария вызвала шквал аплодисментов — даже сам Андрей вежливо похлопал в ладоши. Люська тоже немного расслабилась, отошла, заулыбалась… И тут Андрей неожиданно спросил:

— Ну, а как с личной жизнью у такого завидного и знаменитого жениха? Не секрет, что о тебе, Дима, ходит множество противоречивых слухов…

— В личной жизни у меня все прекрасно, — Дима обезоруживающе улыбнулся. — У меня есть девушка, и нам очень хорошо вместе.

Андрей приподнял бровь.

— Вот как? Не желаешь ли обнародовать имя своей избранницы? К чему такая скрытность?

— Почему — скрытность? — Дима пожал плечами. — Она совершенно непубличный человек, вся эта шумиха вокруг нас, знаю, ее напрягает… Я не прячу ее от общества, я просто ее берегу. Кстати, она и сегодня отказалась со мной сюда приехать.

Андрей покивал головой, как бы принимая к сведению эту новость, а затем спросил:

— То есть она не связана с шоу-бизнесом?

— Она связана с прессой, — Дима снова улыбнулся. — Но, слава богу, она не испорчена миром гламура и вообще всех этих модных светских вечеринок… Она очень человечная, настоящая и хорошая.

Люська сидела перед экраном ни жива ни мертва. Андрей, однако же, ничего не сказал больше по этому поводу и быстренько сменил тему. Они поговорили минут десять о чем-то другом, а затем прервались на рекламную паузу.

Казалось бы, ну что там — рекламная пауза! Что можно успеть за пять-шесть минут!.. Но когда на экране снова появились студия, ведущий и гости программы, Люське хватило одного лишь взгляда на Диму, чтобы понять — ОН ВСЕ ЗНАЕТ. Она просто увидела его глаза. Это были глаза недоумевающие, ошеломленные, страдающие… Он словно отключился сейчас от всего, что происходило в студии, и отрешенно смотрел куда-то в сторону.

— Я тебя ненавижу!!! — взвыла Люська, мысленно обращаясь к Андрею. — Сволочь, гад, скотина, что ты ему сказал?!! Что, черт тебя побери, ты ему наговорил?!!

Андрей же после этой рекламной паузы, наоборот, повеселел, весь как-то расцвел, приободрился… Дима кое-как ответил на оставшиеся вопросы, и передача подошла к концу. Люська кинулась к телефону, ожидая обещанного звонка. Она безумно боялась того, что Дима ей сейчас скажет, и в то же время страстно ждала, когда он позвонит…

Дима не звонил. Люська засекла время. С момента окончания шоу прошло две минуты… три… четыре… пять… Конечно, было глупо ожидать, что он сразу же кинется ей звонить — может, он там сейчас автографы зрителям раздает. Но она продолжала сидеть, гипнотизируя взглядом мобильник, и считать: десять минут… пятнадцать… двадцать…

Спустя час после завершения программы Люська не выдержала и набрала его номер сама. Телефон оказался выключенным. Вне зоны действия сети Дима быть не мог, он не пользуется метро, значит — отключил специально… Может, отключил на время передачи? Но передача закончилась час назад!!! Люська почувствовала, что сейчас завизжит от охватившего ее нервного напряжения… Она набрала номер еще раз — недоступен…

Телефон был недоступен еще четыре часа. Что пережила Люська за это время — не описать словами. Она то принималась рыдать, то выкрикивала проклятия в адрес Андрея, то начинала панически бояться того, что Дима больше никогда ей не позвонит, то вдруг пугалась, что с ним могло что-то случиться… Дошло уже до того, что она собралась сама ехать к нему домой — он же говорил, что у него свободный вечер, значит, он должен быть дома. Перед тем, как надеть куртку, она наудачу еще раз набрала номер Димы… и услышала гудки. Сердце остановилось.

Он долго не отвечал. Люська считала гудки, как до этого считала минуты. Дима взял трубку после десятого. «Наверное, раздумывал, отвечать или нет!» — догадалась она с тоской.

— Алло… — сказал он чужим, хриплым и глухим голосом.

— Дим… — начала Люська и замолчала. Все слова, которые она так тщательно готовила, разом вылетели у нее из головы. Дима тоже молчал.

— Это… это я, — произнесла она наконец.

— Я узнал, — отозвался он совершенно без выражения.

— Я тебе звоню уже несколько часов…

Он молчал. Люська не выдержала и взмолилась:

— Ну скажи хоть что-нибудь! Что произошло?

— А ты сама не догадываешься? — устало спросил Дима. — Я-то, дурак, тебя еще с собой на передачу звал… Вот, наверное, ты повеселилась, а? Но могла бы и меня предупредить, как близко ты, оказывается, знаешь Андрея Дроздова…

— Это не так! — Люська до боли в пальцах стиснула трубку. — Дима, я, честное слово, не хотела, чтобы так все вышло! Я собиралась тебе все сказать, но… я просто не хотела по телефону, понимаешь?

— А до этого почему не говорила? У тебя было столько возможностей рассказать мне правду…

— Да какую правду? — жалобно спросила Люська. — Дим, я не знаю, что он там тебе наговорил, но…

— Ты меня обманула, — перебил ее он. — Я же просил тебя, Люсь! Я тебя по-человечески просил… Помнишь… в самом начале наших отношений? Я спрашивал, все ли у тебя кончено с тем, другим. Я даже не интересовался у тебя, кто он. Мне, в конце концов, нет никакого дела, что ты спала с этим мудаком, — голос его дрогнул. Люська была поражена — он никогда раньше при ней так не выражался.

— Ну так вот, мне нет до него никакого дела, — продолжил Дима. — Я даже не касаюсь сейчас этической стороны вопроса, это относительно секса с женатыми мужчинами… Но я просил, чтобы ты была моей девушкой по-честному! По-настоящему, понимаешь?! Полностью, а не как запасной вариант…

— Что ты говоришь?! — со слезами закричала Люська. — Ну какой запасной вариант? Я сказала тебе правду, я была совершенно свободна, у нас с ним все давно кончено…

— И между тем, — мрачно подытожил Дима, — он для тебя до сих пор «самая сильная любовь в жизни». Сколько лет это уже длится, я забыл? Четыре, пять?..

— Это он тебе так сказал? — Люська задохнулась от возмущения. — Про самую сильную любовь? Дима, я повторяю: у нас с ним давно уже все закончилось, много месяцев назад!

— И именно поэтому вы с ним встречались в «Глобус Сити Молле», — бесцветным голосом произнес Дима. — Если это действительно была случайная, незапланированная встреча, не любовное свидание, то… почему ты скрыла это от меня? Что в этом такого было криминального?

Люська почувствовала, что рыдания сдавливают ей горло, и глубоко-глубоко вдохнула.

— Я не знаю, что тебе еще сказать, Дим. Ты ведешь себя как ребенок… Поверил отвергнутому сопернику… Ты видишь его в первый раз в жизни! А меня ты знаешь довольно давно — и, оказывается, совершенно мне не доверяешь?

— Теперь я не уверен, действительно ли я знаю тебя…

— Мне абсолютно не в чем перед тобой оправдываться. Я ни в чем не виновата…

Дима помолчал.

— Не знаю, Люсь, — выговорил он наконец устало. — Все не так просто. Пойми, мне сейчас очень тяжело. Мне… мне надо подумать.

— Хочешь думать? Думай! — вспылила Люська. — А меня этот детский сад больше не касается! Я уже сказала тебе все, повторюсь — моя совесть чиста!

Дима продолжал молчать. Люська в сердцах отключила телефон, хотя в ту же секунду пожалела об этом. Подождала, не перезвонит ли он… Но Дима не стал перезванивать.

Плохо отдавая себе отчет в том, что делает, она набрала номер Андрея. Тот отозвался сразу же, после первого гудка.

— Слушаю!

— Знаешь, кто ты? — ровным голосом спросила Люська. — Ты просто мразь. Я тебя ненавижу и буду ненавидеть всю жизнь, до самой смерти.

— В чем дело, Люсь? — удивился он то ли притворно, то ли по-настоящему.

— Если ты еще когда-нибудь вмешаешься в мою жизнь… хоть прямо, хоть косвенно, через моих близких… Обещаю — я тут же дам интервью во все желтые газеты о том, что у нас с тобой было. А потом прямиком пойду к твоей жене — каяться. Мне уже нечего терять. Ты меня хорошо понял?..

Не дожидаясь ответа, она бросила трубку и разрыдалась.

ЧАСТЬ 2

Не люблю большие города. Не чувствую здесь, как времена года сменяют друг друга. Природа ужасно далеко, я с ней тут почти не соприкасаюсь, это напрягает. Еда вся такая ненатуральная… Я не чувствую, сколько денег зарабатываю, мне некогда тратить их на то, что хочется, и они утекают сквозь пальцы на всякую ерунду. Все слишком дорого — когда не задумываешься над этим, еще ничего, но как подумаешь, просто ужас… Много можно еще перечислять. У меня с Москвой сложные отношения. Я ее то люблю, то глаза бы мои ее не видели. Мне здесь было по-всякому: и очень трудно, и очень хорошо. Здесь мне легко быть собой. В то же время я иногда начинаю всерьез обдумывать планы переезда, но столица меня держит, не отпускает. Пока…

Подслушано в очереди в магазине

В октябре Алинин турок укатил на родину — как он сам уверял, подготовить почву. Он должен был поговорить со своими родителями о возможной женитьбе на русской девушке. То, что Алина мусульманка, облегчало задачу, но все равно стопроцентной гарантии не было. Алина вся прямо-таки извелась в ожидании и неизвестности. А тут еще Жанка постоянно подливала масла в огонь. Хлопая ресницами, она самым невинным голоском изрекала что-то вроде:

— Если твой Тамер приведет в дом русскую невестку — это будет страшным позором для их семьи. Их еще камнями закидают… Ты что, не знаешь восточных нравов? Они же дикие люди… Если бы он действительно хотел ввести тебя в свою семью, то взял бы с собой уже сейчас, чтобы со всеми познакомить. А он до сих пор тебя прячет, скрывает, боится… Ой, не нравится мне это все.

Люське от души хотелось стукнуть Жанку по голове чем-нибудь тяжелым — она же видела, что Алина и так была ни жива ни мертва от страха.

В последние дни Люська сама была раздражена и взвинчена до крайности из-за размолвки с Димой. С того злополучного прямого эфира у Андрея они так и не разговаривали… Но, несмотря на собственные неприятности, она все-таки больше переживала за Алину, потому что видела, что подруга находится на грани настоящего нервного срыва. Алина с трудом сдерживалась, стараясь сохранять на своем лице напряженную улыбку, которая выглядела поистине жалко.

— Ну что за бред? — не выдержала наконец Люська, бросаясь подружке на выручку. — Алин, ты чего загрузилась? Ты же все это прекрасно слышала и сама от Тамера. Помнишь, он приезжал к нам в гости, и вы это при мне обсуждали, просто в другом контексте… Как он логично объяснял тебе, что пока вам не стоит приезжать вместе… Это их традиции и законы, и нужно их уважать, раз уж ты выбрала его в спутники жизни. И не было там про русских, про позор и про то, что «камнями закидают», ни слова — это уже досужие вымыслы. А в том, что вы любите друг друга, вы уже не раз имели возможность убедиться. Или я не права?

— Права, конечно, — Алина слабо улыбнулась ей в ответ.

— Идеалистки! — фыркнула Жанка. Люська хмуро посмотрела на нее:

— Ну, не все же такие циничные, как ты…

— Я не циничная, — легко отбилась Жанка. — Я просто лучше знаю жизнь…

В глубине души все-таки сложно было не признать, что Жанка отчасти права. Права не в том плане, что знала жизнь лучше, а в том, что скептически относилась к возможности заключения брака между Тамером и Алиной. Многие «звоночки» не давали и Люське покоя, когда она размышляла об отношениях подруги с ее молодым человеком. Например, он часто при посторонних позволял себе высказывания в духе того, что все иностранки — «никакие» жены. «Какие», в его понимании, видимо, были окруженные детьми роботы-домохозяйки, которые мужу слова поперек никогда не скажут и глаз на него лишний раз поднять не смеют. Люська неоднократно становилась свидетельницей их ссор, когда Тамер сгоряча заявлял Алине, что никогда не возьмет ее в жены. Что, мол, таких, как она, и даже лучше — на улице полно. Правда, потом он не менее бурно просил прощения и заявлял, что это сказано сгоряча. Извинялся и признавал, что был неправ. И что ни на ком кроме Алины он жениться даже не думает. Алина сама не раз признавалась Люське в том, что по ней, видимо, уже плачет психушка.

— Сначала поссоримся, наговорим друг другу всякого, покричим, а потом начинается: прости меня — нет, это ты меня прости… Ну, что я с ним сделаю? Не убью же, — рассказывала Алина, вздыхая. — Ты, говорю, совершенно невозможный тип, настоящий садист. А он еще и улыбается, тиран. Ну как я не прощу? Люблю ведь…

И все-таки, хоть Люська и не одобряла этих чересчур бурных страстей, ей иногда становилось завидно — вот ведь какая любовь, какие чувства у людей… А у нее опять ничего. Затишье. Только думала, что повезло с парнем — и, похоже, все закончилось, так и не успев толком начаться. Люська дико скучала по Диме. Сотни раз она собиралась набрать его номер или послать СМС и всякий раз сдерживала себя. Ведь сам он не звонит, не пишет… Значит, не больно-то в ней и нуждается.

Зато спустя неделю после того прямого эфира ей позвонил Андрей. Люська была в такой ярости, увидев определившийся номер, что едва не швырнула телефон об стенку, но вовремя остановилась. Мобильник-то тут при чем?..

— Что тебе надо? — процедила она сквозь зубы. — До тебя, кажется, не дошло, что я тебе сказала в последний раз?

— Люсик, я все понял… Я именно поэтому и звоню.

— Контрольный выстрел в голову? — Люська не могла не усмехнуться. — Боже мой, Андрей, я тебе удивляюсь… Ты разгромил мою жизнь в пух и прах — и теперь, сидя на обломках, еще пытаешься и их тоже стереть в порошок… Что ЕЩЕ тебе может быть нужно от меня? До каких пор? Какого, прости, черта?!

— Просто хотел перед тобой извиниться.

— На фига?! Сдались мне твои извинения сейчас, иди ты с ними куда подальше! — она язвительно расхохоталась. — Ты то ли совсем идиот, то ли прикидываешься…

— Нет, в самом деле, прости меня за все, что я тебе сделал, — покаянно пробормотал Андрей.

— Не прощу, — отказалась Люська. — Я никогда не смогу тебя простить, я тебя презираю…

— А ты жестокая…

— Это я-то? — она задохнулась от гнева. — Ты мне будешь говорить о жестокости? Ты?! В таком случае, нет смысла продолжать этот разговор… — она хотела было отключить мобильный, но Андрей торопливо вставил:

— Подожди! Люсь, я правда понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Не знаю, что на меня тогда нашло, просто… Дима выглядел очень счастливым, когда говорил о тебе, и я…

— Не желаю это с тобой обсуждать, — резко оборвала его Люська. — Вообще не упоминай его имя, ты не имеешь на это права… ты и мизинца его не стоишь.

— Я уже понял, я ни на что не имею права, — покорно согласился он. — Даже на твое прощение, как выяснилось. Во всяком случае, заверяю тебя со всей искренностью… если ты еще хоть немного веришь мне… Обещаю, что никогда в жизни больше не потревожу тебя. Мне жаль, что все так получилось. Я действительно люблю… любил… тебя.

— Никогда в жизни не потревожишь? — задумчиво повторила Люська. — Это уж само собой. Я больше и не дам тебе такой возможности. Понял? Если вдруг ты решишь снова появиться в моей жизни… то я тебя уничтожу. Убью. Я предупредила.

Она отшвырнула мобильник и в ярости, чтобы дать выход эмоциям, шарахнула кулаком по стене. Легче не стало, только рука заболела. Люська еще больше разозлилась на Андрея — да как он смеет… У человека совершенно не осталось ни стыда, ни совести, чтобы вот так взять — и запросто позвонить, ах, прости, мол, если ненароком обидел… А ей, видимо, полагалось, как в плохом сериале, зарыдать и великодушно даровать ему свое прощение, после чего все герои этого сопливого сериала жили бы долго и счастливо и умерли бы в один день. Это он свои грехи искупает, видимо. Не хочет жить с пятном на совести. Ишь, какой умный — заработает прощение от Люськи и заживет дальше спокойно, а на ее разбитую жизнь ему в глубине души наплевать. Это подло, подло, подло! Какой же он все-таки мерзавец…

«Никогда в жизни я его не прощу, — торжественно и мстительно поклялась Люська самой себе. — Пусть даже не надеется, будет жить с этим чувством вины и мучаться… Так ему и надо. Не прощу — и точка!»

В конце октября звездная тусовка столицы задергалась и засуетилась — начинался отбор участников на ежегодный международный конкурс песни «Евросонг». Несмотря на то, что «Евросонг» традиционно проводился весной, выбрать певца нужно было заблаговременно, чтобы он успел подготовить достойный номер. Гадали, кому выпадет честь представлять Россию в этот раз, делали ставки, спорили и даже ругались.

Особый ажиотаж предстоящее событие вызвало еще и потому, что до сей поры российским исполнителям не удавалось победить на конкурсе ни разу. Самые маститые продюсеры выдвигали кандидатуры своих подопечных. Разумеется, вовсю плелись интриги, раздувались скандалы — в общем, нервы у всех были накалены до предела, страсти тоже буквально кипели, угрожая ошпарить всех, кто был мало-мальски причастен к конкурсному отбору. Люська узнала из новостей, что Дима и его продюсер Юрий Азимов тоже подали заявку на участие.

Это известие и обрадовало, и расстроило ее. Обрадовало потому, что, конечно же, Дима был достоин представлять Россию, как никто другой. Разумеется, она не могла быть абсолютно объективной к нему, но тем не менее, его голос, его талант, его невероятная целеустремленность и работоспособность повышали шансы на победу. К тому же Дима был чертовски обаятелен, молод и отлично вписывался в европейский формат конкурса. А огорчилась Люська потому, что ей бы очень хотелось лично поддержать Диму, находиться с ним рядом во время отбора, держать за руку, смотреть его выступление из зрительного зала, аплодировать, подбадривать… Однако, по понятным причинам, это было невозможно. Вот если бы Дима позвонил ей сам — она полетела бы к нему не раздумывая, а внаглую напрашиваться не хотелось. Так что ей оставалось сидеть дома и смотреть прямую трансляцию по телевизору. Победителя должны были определить путем зрительского СМС-голосования, поэтому Люська решила, что поддержит Диму хотя бы такой мелочью.

Шоком для нее послужило известие, что одним из претендентов на участие стал небезызвестный Кирилл Фикоров, с которым она имела честь познакомиться в новогоднюю ночь.

Сам Фикоров скромно величал себя «королем эстрады». Его супруга, Анна Пугач, вот уже несколько десятков лет подряд считалась певицей номер один в России. Все трепетали перед этой монаршей четой, в четыре руки удерживающей бразды правления российским шоу-бизнесом. Впасть в немилость у Анны или Кирилла считалось концом света, ибо грозило полным карьерным крахом. Король с королевой не прощали врагов, сурово их карая.

Люська на дух не выносила экстравагантного Кирилла. Его творчество не было ей близко, да и сама его личность казалась отталкивающей, несмотря на то, что Кирилл считался писаным красавцем. Высоченный смуглый брюнет со смоляными волосами и карими бархатными очами, всегда в яркой модной одежде от знаменитейших мировых кутюрье — этакий оживший греческий бог. Кстати, его предки по отцовской линии были как раз греками, отсюда экзотическая внешность и буйный темперамент. О темпераменте же Кирилла ходили байки одна страшнее другой — то он с кулаками набросился на интервьюирующую его журналистку, еле оттащили; то устроил скандал во время гастролей и сорвал концерт из-за того, что поклонники вручили ему букет цветов, с которого капала вода… Благодаря влиянию Анны Борисовны шумиху в СМИ всегда удавалось довольно быстро замять, и народ относился к «королевским» замашкам скорее снисходительно — мол, чем бы дитя ни тешилось… Он действительно вел себя временами как ребенок, этакий обаятельный enfant terrible, привыкший, что ему прощают все капризы и дерзкие выходки. Люська подозревала, что без поддержки Анны Пугач самозванный король мигом слетел бы со своего трона. И все-таки они были эффектной и загадочной парой. Что удерживало их друг возле друга? Красивая пиар-история о том, как юный Кирилл влюбился в знаменитую певицу и тоже подался на эстраду, чтобы приблизиться к Анне? Якобы в конце концов она одарила начинающего артиста своим благосклонным вниманием — мега-популярная, на много лет старше его, уже трижды разведенная до этого… Или это и в самом деле была настоящая любовь?

— Фикоров будет участвовать в отборе?! — поразилась Алина, когда Люська сообщила ей новость. — Он же… Он же старый!

— Ну, положим, старым я его назвать не могу, ему лет сорок, если память мне не изменяет. Но ты права — если он поедет на «Евросонг» от России, это будет выглядеть просто глупо! Глупо и смешно! — Люська закатила глаза. — Он настолько «неформатный» для этого конкурса… Его там просто высмеют! Эти его аляпистые наряды, вульгарные манеры, барские замашки… Не говоря уж о том, что он последние пару лет пребывает в плохой вокальной форме,сплошная фонограмма на выступлениях.

— Ему самому-то не стыдно? — Алина покрутила пальцем у виска. Люська вздохнула.

— Боюсь, он искренне и самозабвенно влюблен в себя, и поэтому не может оценивать свою персону объективно. К тому же, Анна Пугач подключила тяжелую артиллерию — все СМИ только и трубят о том, что Кирилл станет победителем.

— Ну а ей-то это зачем надо? — все еще недоумевала Алина. — Она же мудрая баба, неужели не понимает, что ее муженек выставляет себя на посмешище?

— Ой, в этих королевских играх сам черт ногу сломит, — махнула рукой Люська. — Значит, ей тоже это нужно для чего-то.

— Я все-таки верю, что Димка победит! — Алина сжала кулачки. — Он такой умничка! Тем более, несмотря на все влияние Пугачихи, результат-то зависит от зрителей, от их голосования!

— Будем надеяться, — улыбнулась Люська. — Хотя формирование общественного мнения еще никто не отменял, а наш народ привык доверять печатному слову. Если все газеты кричат о том, что Фикоров лучший, это волей-неволей откладывается в мозгах.

— Но уши-то у народа есть? — разозлилась Алина. — Что ты бурчишь, как бабка, не каркай лучше… Все у Димы будет хорошо, я верю в это.

В день конкурсного отбора Люська распереживалась так, будто ей самой предстояло петь на сцене. Ей казалось, что Димино волнение передается ей даже на расстоянии, через экран. А Дима нервничал весьма ощутимо — это было заметно невооруженным глазом. Но голосом он всегда владел идеально, за это Люська почти не беспокоилась…

Ведущие пели дифирамбы Фикорову и ненавязчиво давали понять зрительской аудитории, за кого им следует голосовать. Сам Кирилл царственно принимал комплименты и, похоже, ничуть не сомневался, что будет первым — не только в российском отборе, но и непосредственно в международном конкурсе.

— Кирилл, как настроение перед выходом? — поинтересовался у него корреспондент музыкального телеканала. Певец элегантно тряхнул своими слегка завитыми локонами.

— Настроение превосходное, — самодовольно улыбнулся он. — Вы знаете, у меня есть принцип: «Если ты не уверен в своих силах — не стоит вообще участвовать». Так что я пришел за победой, — и в приступе притворной скромности он потупил глазки.

— В вашей победе мы не сомневаемся! — подбодрил его корреспондент. Люська сплюнула в сердцах, поскольку ей очень хотелось запустить пультом в экран телевизора. Желание это усилилось в тысячу раз, когда она услышала пение «короля». Тот что-то блеял в микрофон на ужасном английском, разодетый в пух и перья, а вокруг него скакали танцоры в ярких нарядах, создавая соответствующий монаршей особе фон.

— Превосходное исполнение! — изо всех сил демонстрировали восторг ведущие. — Это был прекрасный номер! Браво, Кирилл!

Остальных конкурсантов Люська запомнила смутно. Диме предстояло выйти на сцену предпоследним — вот за него она и волновалась, а до других ей не было никакого дела.

— Итак, встречайте — участник под номером «девять», Дима Ангел! — провозгласили наконец ведущие. У Люськи внутри все оборвалось, и она бросилась к телевизору, усевшись перед ним практически вплотную. «Девять… — почему-то вертелось у нее в голове. — Это на счастье… на счастье!» Девятка была ее любимой цифрой, и Люське хотелось верить, что Диме она тоже принесет удачу, будто между ними обоими действительно существовала какая-то мистическая телепатическая связь.

— Ой, Димка!!! — завизжала и Алина, тоже прильнув к экрану.

Когда у Димы брали небольшое интервью перед выступлением, Люська предугадывала каждое его следующее слово, каждый жест — настолько он стал для нее своим, близким и знакомым в мелочах.

— Надеюсь, все те люди, которых я люблю и которые мне дороги, сейчас мысленно посылают мне пожелания удачи, — слегка смущенно улыбнулся он в камеру. «О ком это он? — лихорадочно соображала Люська. — Может, обо мне — знак подает? Чувствует, что я за него болею? А может, я все себе напридумывала, и обо мне он и думать забыл…»

Разумеется, каждый, причастный к Диме хоть немного, принял эти его слова на свой счет, поскольку у Димы был дар привязывать к себе людей не на шутку, и трудно было избавиться от его чар. Люська тоже приросла к нему какой-то частью своей души. Сейчас она жадно вглядывалась в его лицо — как же она по нему соскучилась… Ей казалось, что они не виделись с Димой лет пятьсот, а ведь прошел только месяц. «Он похудел, — думала она с тревогой, — наверное, по-прежнему устает и не высыпается толком…»

Как же Люська за него болела!.. Она сама не ожидала от себя такой бури эмоций. Ее колотила крупная дрожь, она сжимала кулаки так, что ногти больно впивались в ладони, и до крови закусывала губы. Дима пел замечательную песню на английском, лирическую, но не унылую, с красивым запоминающимся мотивом. На него приятно было смотреть, у него буквально горели глаза — очень живое получилось выступление.

— Если вы хотите проголосовать за Диму Ангела, отправляйте ваши СМС-сообщения на следующий номер… — произнесли ведущие. Люська с Алиной дружно, не сговариваясь, схватились за мобильные телефоны. У Люськи тряслись руки.

— Он выиграет, он выиграет, он должен победить… — бормотала она, как заклинание, отправляя СМС с цифрой «девять» на продиктованный номер.

Выступление последнего участника прошло для нее как в тумане. Все мысли были полны только Димой. Камера несколько раз брала его крупные планы — он сидел в своей гримерке и ждал объявления итогов зрительского голосования. Рядом с ним находился продюсер Азимов, тоже заметно взволнованный. Краем глаза Люська успела ухватить какую-то девицу рядом с ними. В ее сердце тотчас же вспыхнула дикая ревность. «Кто такая? Что она там делает?» Когда девушку показали более близко, Люська наконец узнала — это была модель Юлианна Куравлева, снимавшаяся в одном из Диминых клипов. Насколько ей было известно, Юля с Димой не являлись особо близкими приятелями, поэтому ее присутствие в гримерке выглядело по меньшей мере странно. Еще более странным было то, что в один из моментов Юля, приблизившись к Диме, небрежным хозяйским жестом положила руку ему на плечо. Дима рассеянно, думая о своем, потрепал ее по руке, но для Люськи это было как нож в сердце. Впрочем, невероятным усилием воли она заставила себя не думать об этом — больше всего ее волновали итоги голосования.

— Итак, представлять Россию на международном конкурсе «Евросонг» в следующем году будет… — ведущие медлили, вглядываясь в огромную светящуюся таблицу, цифры которой сменяли друг друга с космической скоростью. — Будет…

Люська замерла, боясь пошевелиться, словно каждое ее движение могло отрицательно повлиять на финальный результат. Камера наехала на лицо Кирилла Фикорова — тот сдержанно улыбнулся, делая вид, что ему все равно, но одновременно слегка приподнимаясь со своего кресла, словно уже готовился выйти на сцену и принимать поздравления. Люську это буквально взбесило. Он был так уверен в своей победе, что она даже на пару мгновений впала в отчаяние. Неужели же действительно все куплено, и зрительское голосование — не что иное, как простой фарс, а сами зрители реально ни на что повлиять не могут?..

— Будет… Дима Ангел!!! — хором воскликнули ведущие с неподдельным изумлением, глядя на таблицу. Димино имя гордо занимало самую верхнюю строчку в списке участников.

Люська завизжала в полный голос, вскочила с места, затопала ногами, захлопала в ладоши; то же самое сделала и Алина — на радость соседям. Они кинулись обниматься, торопясь, вопя и перебивая друг друга:

— Дима!!!

— Ура!!!

— Урища!!!

— Он лучший!!!

— Он едет на «Евросонг»!!!

— А-а-а-а-а!!!

— Я не могу поверить!!!

Затем Люська снова устремила горящий взгляд в экран телевизора. Там тоже царила веселая суматоха: Диму поздравляли коллеги, зрители в зале дружно вопили и аплодировали, на сцену несли букеты цветов… Камера выхватила крупным планом Димино лицо — он счастливо и несколько ошарашенно улыбался, кого-то благодарил, пожимал протянутые ему руки, кивал и смеялся… Продюсер, тоже улыбаясь до ушей, обнимал своего подопечного и похлопывал его по плечу.

— Позвони ему! — потребовала Алина, внимательно наблюдающая за подругой. — Позвони сейчас же и поздравь! Он обрадуется! Люсь, или сейчас — или никогда!

— А он захочет со мной разговаривать? — с сомнением переспросила Люська, хотя рука ее уже сама тянулась к мобильнику.

— Захочет, захочет! — кивнула Алина. — Момент как раз самый подходящий, его эмоции распирают, он весь на позитиве…

Люська принялась тыкать пальцем в кнопки, отыскивая Димин номер в телефонной книге. Мимоходом она снова бросила быстрый взгляд в телевизор и… замерла с открытым ртом: Дима вовсю обнимался с Юлей Куравлевой, а затем они принялись целоваться на глазах у всего честного народа. Не какие-то там невинные дружеские чмоканья в щечку — целоваться именно как влюбленные.

Люська медленно опустила руку с телефоном, продолжая наблюдать за разыгрывающейся на глазах у миллионной телеаудитории сценой. Камера на несколько секунд отъехала от Димы и его спутницы, а затем снова показала их вместе: они больше не целовались, но стояли, обнявшись и радостно улыбаясь.

— Это еще ничего не значит, — неуверенно произнесла Алина. — Мало ли… Адреналин, парень перенервничал, сейчас такой кайф попер… вот и позволил себе расслабиться. Люсь, я не думаю, что у него с этой лахудрой что-то серьезное!

— Может, ты и права, — ровным голосом отозвалась Люська. — Но звонить ему я не буду.

— Правильно, позвонишь позже, когда этой… не будет рядом, — кивнула Алина. Люська покачала головой.

— Позже тоже не буду. Значит, не надо мне этого делать, это был знак.

— Что ты муру какую-то выдумываешь! — рассердилась Алина. — Я уверена, что Дима будет счастлив от твоего звонка. Я даже думаю, подсознательно он на него надеется и ждет.

— Ничего он не ждет, — усмехнулась Люська. — Не надо ему приписывать несуществующих мыслей и желаний. Он сейчас доволен, рад и делает именно то, что ему хочется делать… и находится именно с тем, с кем хочет быть.

Между тем камера показала раздосадованное лицо Фикорова. Он даже не пытался скрыть праведный гаев. Не поздравив Диму, он яростно продвигался к выходу. Люськино сердце кольнуло неприятным предчувствием — впасть в немилость у Кирилла не предвещало Диме ничего хорошего. Однако эту мысль вскоре вытеснила другая — Дима больше не одинок, он быстро подыскал ей замену… Было очень больно. Люська глубоко вздохнула и невесело хмыкнула. Ей вновь нужно учиться быть одной. Теперь уже не оставалось сомнений, что ее окончательно бросили — смешно, а ведь она по-глупому до сих пор на что-то надеялась. Что ж, ей не привыкать. Самое невыносимое, что человек привыкает практически ко всему…

На следующий день все газеты написали о том, как пьяный Дима Ангел на радостях от победы устроил эротическое шоу со своей новой подружкой Юлей в одном из ночных клубов. После зажигательных танцев, граничащих со стриптизом, парочка вместе уехала к Диме домой. Люська проглотила и эту пилюлю.

«Сам Ангел отказался давать комментарии своим действиям, — писала одна из желтых газетенок, — но нам удалось связаться с его девушкой Юлианной Куравлевой.

— Да, мы с Димой встречаемся, — призналась она нашему корреспонденту во время телефонной беседы. — Он замечательный, нам хорошо вместе, и я очень сильно его люблю!..»

«Да, он правда замечательный, — грустно размышляла Люська. — И я тоже его очень сильно люблю… Однако его это не касается — это исключительно моя проблема».

— Послушай, — мрачно спросила она Мишу во время их традиционного совместного «кофе-брейка» на работе, — ты мог бы со мной переспать?

Миша резко вскинул на нее свои настороженные синие глаза.

— В каком плане — «мог бы»? Ты теоретически хочешь знать, способен ли я заниматься сексом, или тебе нужны практические доказательства моей мужской состоятельности?

Люська вздохнула.

— Не теоретически. И не абстрактно. Повторяю: я хочу, чтобы ты со мной переспал.

— Прямо здесь и сейчас? — Миша иронично приподнял бровь. — Я стесняюсь на людях, да еще и при свете дня… Однако, не думал, что у тебя такие богатые сексуальные фантазии.

— Миш, не смейся надо мной, пожалуйста, — выдохнула Люська жалобным тоном, — а не то я сейчас заплачу… Это для меня действительно важно. Ты же говорил мне, что я тебе… небезразлична. Вот я и спрашиваю — не хочешь ли ты провести ночь с небезразличной тебе девушкой? В смысле, я не против…

— Вот спасибо, осчастливила, — странно глядя на нее, отозвался Миша. — Чем же я заслужил такую честь?

— Просто хочется, — вызывающе вздернув подбородок, сказала Люська. — Так надо, понимаешь?..

— Не понимаю, — холодно ответил он. — Может, объяснишь? Или, как говаривал незабвенный Гоша в фильме «Москва слезам не верит», ты поссорилась с мужем и решила ему отомстить при помощи меня? — он удачно изобразил голос Баталова, и от этого Люське стало еще обиднее. Она самолюбиво отвернулась, уставившись на какую-то абстракцию, намалеванную на стене.

— Ну, прости, — Миша примирительным жестом тронул ее за руку. — Я же вижу, что ты маешься, глупышка. И даже знаю, почему.

— Догадливый ты мой, — буркнула она, не поворачивая головы.

— Не такой уж догадливый, просто иногда смотрю телевизор. Поэтому чествования твоего дорогого Ангела не прошли мимо меня… Так же, как и его нежные лобзанья с одной не очень симпатичной особой.

Люська взглянула на Мишу исподлобья.

— Ты сейчас специально это говоришь? Ну, что она несимпатичная… Это чтобы меня утешить?

— Разумеется, я тебя утешаю, — кивнул он, — но Юлька мне и в самом деле никогда не нравилась.

— Вы знакомы???

— Не так, чтобы коротко… Однако доводилось работать вместе.

Люська смотрела на него во все глаза.

— Вот это совпадение!

— На самом деле, ничего необычного, — Миша пожал плечами. — Тебе же наверняка известна теория шести рукопожатий? В Москве, уверяю тебя, все знакомы друг с другом не то что через шесть рукопожатий — а, пожалуй, всего только через два. Я работал в одном модельном агентстве три года назад и делал для Юлианны портфолио.

— Ну, и как она тебе показалась? — с жадным любопытством спросила Люська. Миша добросовестно задумался.

— Обычная вульгарная девица с жутчайшим налетом провинциальности. Кажется, она из Томска. Мечтала сделать головокружительную модельную карьеру, однако ее внешние данные несколько не дотягивают до «топов». Работоспособность тоже средняя, довольно ленивая особа. Поверь, как женщина она меня совершенно… ммм, не возбудила.

— Зато Диму возбуждает, — расстроенно сказала Люська.

— А я всегда тебе говорил, что он дебил, — отозвался Миша. — Упустить такую девушку, как ты… да на это только полный придурок способен.

— Это не он меня упустил. Я сама виновата… — Люська вздохнула, а затем вновь решительно обратилась к Мише с прежним вопросом:

— А я тебя возбуждаю или нет? Почему ты не хочешь заняться со мной сексом?

Проходивший мимо их столика дядечка с подносом, заставленным разнообразной снедью, услышал обрывок фразы и дико взглянул на обоих, а затем поспешно проследовал к самому дальнему столу, то и дело оборачиваясь на странную парочку.

— Да незачем это все, — устало выдохнул Миша. — Ты думаешь, что тебе полегчает, и заодно сделаешь, так сказать, благое дело для изнывающего от страсти товарища… то есть для меня, — он хмыкнул. — А на самом-то деле это приведет к плохим последствиям. Я могу с тобой переспать, не сомневайся, — он еще раз невесело хмыкнул, — но только после этого нашей дружбе конец. Ты не сможешь со мной больше общаться, я же знаю. Тебе будет стыдно, ты будешь казнить себя и ненавидеть меня. А я не хочу терять тебя насовсем ради единственного, пардон, акта соития. Пусть лучше ты будешь мне хорошим другом на всю жизнь, чем… чем любовницей на один раз. Да и Диме, поверь, от твоего поступка будет ни жарко, ни холодно… если только ты не собираешься заснять нашу любовь на камеру и отправить ему бандерольку, — он не удержался от шутки.

— Спасибо тебе, Миша. Конечно же, ты прав. Я, видимо, просто немного спятила… — опомнилась Люська.

— Да не сходи с ума, все у вас с Ангелом еще будет хорошо, — сказал Миша серьезно. — Милые бранятся — только тешатся. Вот увидишь, вы помиритесь. Я даже готов с тобой на что угодно поспорить.

— Ты самый золотой человек из всех, что я знала, — сказала она с неподдельной нежностью.

— Я далеко не райская лилия, — он отвел взгляд. — Так что не обольщайся.

«Уважаемая Людмила!

Рады сообщить Вам, что 14 ноября в клубе «Invisible» состоится презентация нового альбома Димы Ангела под названием «Там, где солнце впадает в море…» Начало в 19:00. Вход — по пригласительным билетам и специально утвержденным спискам. Вы можете получить дополнительную информацию, а также аккредитоваться на пресс-конференцию и концертную программу по телефонам…»

Люська тупо перечитала это сообщение, пришедшее в одно рабочее утро на ее редакционное «мыло». Так значит, Дима выпускает сольный альбом… Нет, ее не удивило, что ей пришло письмо. Наверняка в пресс-службе сохранились ее координаты, в том числе и электронный адрес. Она же в свое время сделала с Димой достаточно интересное интервью, так что вполне логично — журналистку приглашают осветить в своем издании грядущее мероприятие… Но ей было неудержимо, до слез обидно, что о таком важном событии в Диминой жизни она была проинформирована вот так, официально — даже не самим Димой, к тому же… Несмотря на то, что они до сих пор не общались, она тешила себя мыслью, что их отношения не закончены навсегда — должна же ведь остаться хоть какая-то ниточка, пусть тонкая, но связывающая их… Однако Дима не счел нужным сообщить ей о своей презентации.

Сначала Люська злорадно потянулась к трубке телефона, чтобы позвонить в студию и аккредитоваться — а вот просто так, ему назло!.. Но потом передумала. Вероятно, Дима не желает видеть ее в этот торжественный и значимый для него день, чтобы не омрачать радость… Иначе он обязательно пригласил бы ее сам. Что ж, она не станет портить ему настроение своим присутствием. Да и самой ей, пожалуй, было бы слишком больно видеть его — еще свежа была рана.

Она недрогнувшей рукой отправила письмо в «корзину», чтобы оно ее не искушало. Однако дата, время и место уже намертво врезались в ее память — «Инвизибл», 14 ноября, семь часов вечера… Оставалась еще неделя. Возможно, за это время Дима одумается и позвонит ей… Ну, а вдруг?

Однако Дима не звонил.

Когда настал «день X», Люська ждала весточки до последнего. «Позвони мне, позвони мне, позвони мне…» — уговаривала она молчащий телефон и гипнотизировала его взглядом. Чем меньше оставалось времени — тем призрачнее становилась ее надежда. В пять часов вечера она поняла, что надеяться больше не на что. И в тот же самый момент она осознала, что ей дико, зверски, до одури хочется попасть на Димину презентацию… Плохо соображая, что делает, она кинулась звонить в студию — конечно, вероятность того, что кто-то может оказаться там за считанные часы до презентации, ничтожно мала, но все же…

К ее удивлению, ей ответили. Ну да, логично, в студии же тоже существует официальный график работы — а рабочий день ведь еще не закончен… Люськино сердце сначало взмыло куда-то вверх, к горлу, а затем ухнуло вниз — к желудку. От растерянности она залепетала что-то неразборчивое об аккредитации, но ее торопливо прервали:

— Девушка, вы что? Все списки были утверждены и закрыты еще три дня назад. Аккредитация закончена. Вы бы еще завтра позвонили…

Вот и все. Она не успела… Все?! Нет, не все!

Сама дивясь своей решимости, Люська схватилась за мобильный и набрала Димин номер. «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» — равнодушно отозвалась девушка-робот.

Но Люську уже захлестнуло, словно кто-то свыше руководил ее действиями. Она нашла в Интернете адрес клуба «Инвизибл» и схему проезда, а затем, побросав в сумку вещи, торопливо натянула теплую куртку. Какая удача, что Марии Викторовны сейчас нет на месте, да и вездесущий Миша с его проницательными взглядами и догадками тоже отсутствует… Секретарша Катя наблюдала за ее действиями с удивлением — до конца рабочего дня оставалось еще около часа.

— Прикрой меня, Катюш, — небрежно бросила ей Люська. — Ври, что хочешь, выкручивайся, как знаешь… Мы потом сочтемся. Обещаю, что не останусь в долгу.

— Ладно, — невозмутимо отозвалась Катя. — Скажу, что ты за документами в мэрию поехала… Документы уже у меня, на самом деле, но я могу их и придержать до завтра.

— Спасибо! — Люська улыбнулась ей с признательностью, хотя, на самом-то деле, плохо соображала, что именно Катя ей сейчас сказала. Все ее мысли были направлены только на то, чтобы попасть на презентацию. Она припомнила, что на ней сегодня надето — да уж, видок не самый респектабельный, джинсы да голубой тоненький джемпер, студенточка какая-то, но теперь уж ладно… Все равно нет времени заезжать домой и переодеваться. Она понятия не имела, как, собственно, намеревается проникнуть в клуб без пригласительного билета, но… надеялась, что решение найдется само собой.

Несмотря на то, что начало было заявлено на семь, а Люська уже по своему опыту знала, что подобные мероприятия никогда не начинаются вовремя (запаздывают как минимум на час), уже в шесть тридцать возле клуба собрался народ. Приглядевшись к пестрой толпе, состоящей преимущественно из девочек-подростков в ярких цветных курточках, Люська поняла, что это едва ли могли быть потенциальные приглашенные на презентацию. Скорее всего, это просто фанатки, ожидающие, когда подъедет их кумир, чтобы успеть сфотографироваться с ним и взять автограф. Пригласительных у этих девочек, надо полагать, не было — так же, впрочем, как и у нее.

Люська, невольно усмехнувшись, впервые почувствовала себя с ними на равных — как будто и она тоже одна из них, глупая влюбленная поклонница, которая всеми правдами и неправдами хочет встретиться со звездой. Люська притормозила у крыльца, растерявшись под пристальным обстрелом десятков пар глаз, нацеленных на нее как на новую конкурентку, соперницу. Люська когда-то писала статью о фанатизме и вполне отдавала себе отчет в том, что здесь не может быть поддержки или какой-то круговой поруки — когда дело касается возможности ЛИЧНО пообщаться с кумиром, каждый в толпе фанатов становится сам за себя, ревниво оберегая свое пространство.

Стоять под недобрыми взглядами девчонок было неуютно. Люська, старательно делая вид, что ей на все наплевать, независимой походкой поднялась по ступенькам мимо девчонок и дернула на себя массивную дверную ручку. Из дверей ей навстречу высунулась физиономия охранника.

— Так, девочки, вы куда? — спросил он недовольно, делая непроизвольный жест, словно заранее готовясь оттеснить навязчивых поклонниц. Люська покосилась через плечо и увидела, что парочка девиц-фанаток пристроилась следом за ней, мол, чем черт не шутит — а вдруг удастся просочиться внутрь под шумок…

— Я из прессы, — отчеканила Люська, сама цепенея от своей наглости, и ткнула охраннику в лицо редакционное удостоверение. Пока тот растерянно моргал глазами, Люська, не дав ему опомниться, сделала уверенный шаг вперед — как будто у нее и мысли не возникало о том, что ее могут не пропустить, хотя поджилки ее, на самом-то деле, тряслись от страха. Охранник хотел было что-то сказать, но внимание его отвлекли те две девицы, которые присоседились к Люське.

— А вы куда? Тоже пресса? — рявкнул он сердито. — А ну, отойдите, девочки, не создавайте пробку… — с этими словами он отодвинул фанаток назад, освобождая путь одной лишь Люське. Та не верила своим глазам — неужели получилось?.. Так легко?.. Да быть того не может!

Оказалось, она рано радовалась. Люська всего лишь проникла внутрь клуба, но для того, чтобы попасть на саму презентацию, нужно было подняться на второй этаж — там был еще один кордон охранников, которые тщательно проверяли пригласительные билеты и сверялись со списками. Задумчиво прикидывая, есть ли у нее шансы, Люська сдала свою куртку в гардероб и нерешительно остановилась у лестницы, ведущей вверх. Охранник, пропустивший ее, посматривал подозрительно — или ей только так казалось?.. С деланным равнодушием Люська стала подниматься, чувствуя спиной его взгляд. «Спокойно! — приказала она себе. — Все идет как надо. Не дергайся!»

На втором этаже было шумно и суетно. Всюду сновали операторы, фотографы, журналисты, по стенам были развешаны Димины плакаты, туда-сюда носились какие-то люди — судя по всему, организаторы. У входа в зал пара охранников деловито проверяла пригласительные билеты. У представителей СМИ охранники тщательно рассматривали удостоверения, затем искали название газеты или журнала в длиннющем списке, ставили напротив «галочку» и позволяли пройти внутрь. Люська принялась неторопливо прохаживаться взад и вперед, делая вид, что просто гуляет, что ей не к спеху попасть в зал… В глубине души она надеялась, что встретит сейчас Диму и он проведет ее. Хотя, вероятно, он подъедет с черного входа… Интересно, в этом клубе есть служебный вход?.. По идее, должен быть… Но тогда почему девочки-фанатки дежурят у главного? Черт его знает…

Она присела на кожаный диванчик в фойе и принялась наблюдать за входом в зал. Толпа постепенно редела. Время перевалило за семь. А с чего она вообще решила, что Дима еще не подъехал?.. Быть может, он давным-давно внутри? С каждой минутой беспокойство ее росло. Она попробовала еще раз набрать Димин номер — но он по-прежнему был недоступен. Тьфу ты, а что, если он вообще сменил телефон?! Они давно не общались, а ведь звезды частенько меняют номера, чтобы их не слишком доставали поклонники и журналисты… Люська заерзала на диване, осознав, что все так хрупко и ненадежно и что, пожалуй, может оказаться так, что она приехала сюда напрасно…

Время приближалось к восьми часам. Последние журналисты просочились внутрь — видимо, пресс-конференция уже началась. Значит, сомнений нет — Дима уже там… Ждать больше не имело смысла, надо было действовать. Она встала и приблизилась к охранникам, старательно делая независимый вид.

— Приглашение? — сурово вопросил один из них. Люська смело взглянула на него:

— Нет, я по аккредитации… — она помахала у него перед носом своим удостоверением.

— Откуда? — второй охранник уткнулся в списки.

— Газета «Вертикаль», — господи, хоть бы голос не дрожал и не прерывался трусливо… Люська надеялась на чудо — а вдруг по какой-то счастливой случайности она окажется в списках?.. Ну, а мало ли?..

Чуда не случилось.

— «Вертикаль»? — с сомнением переспросил охранник. — Что-то я не нахожу вас в списке…

— Должна быть, смотрите внимательнее, — как можно более спокойным голосом продолжала настаивать Люська, уже предчувствуя, что сейчас получит пинка под зад.

— Ну вот, глядите, — охранник услужливо, веером, развернул перед ней скрепленные степлером распечатанные листы. — «Аргументы и факты», «Ассорти», «Будни и праздники шоу-бизнеса», «Вечерка», а потом сразу «Известия»… Нет здесь никакой «Вертикали».

— Это какая-то ошибка, — твердо произнесла Люська (помирать, так с музыкой). — Может, в списки внесены дополнения? Посмотрите, где-то есть приписки от руки?

— Девушка, — первый охранник, оказавшийся не таким покладистым, как второй, видимо, потерял терпение. — Вам ясно было сказано: вашего издания в списках нет. Пропустить внутрь мы вас не можем. Есть еще вопросы?

— Но это просто… это просто ерунда какая-то получается! — Люська продолжала играть возмущение, отчаянно пытаясь сообразить, что ей делать дальше. Второй охранник поглядывал сочувственно — он, казалось, от души поверил в то, что это всего лишь недоразумение, и сейчас ему было искренне жаль, что только долг не позволяет ему впустить ее внутрь, даже если он и хотел бы.

— А что это за газета такая — «Вертикаль»? — пробасил он участливо. — Никогда о такой не слышал…

— Это издание московского правительства, — гордо отчеканила Люська, впервые в жизни порадовавшись тому, что ее «Вертикаль» — не сама по себе «Вертикаль», а детище мэрии. Раньше ей и в голову не пришло бы хвастаться своей газетой, уж очень скуден был тираж и своеобразна специфика. — Вот здесь и печать мэрии есть… — она протянула удостоверение охраннику, который был наиболее к ней расположен. Тот с уважением изучил круглый штампик и вернул удостоверение Люське. Она попыталась наладить с ним визуальный контакт и спросила доверительно, обращаясь, тем не менее, сразу к обоим:

— А может, пропустите, ребята, а? Ну это действительно какое-то идиотское недоразумение… Я должна быть в списках…

Добрый охранник пожал плечами и покосился на своего коллегу. Тот покачал головой:

— Ага, и из-за этого «недоразумения» потом с работы вылететь? Нам ясно было сказано: пускать только по спискам. Если это ошибка, ищите кого-нибудь из организаторов и разбирайтесь с ними сами.

Бой был проигран. Люська машинально улыбнулась им и медленно вернулась обратно на свой кожаный диванчик. Как же ей было стыдно… Стыдно за вранье, стыдно за то, что она была так унижена в их глазах — она не сомневалась, что оба охранника посмеиваются над ней втихомолку. Но самой невыносимой была мысль о том, что все напрасно, все зря — Диму она так и не увидела…

Подступившие слезы жгли ей глаза, и она некоторое время сидела, подняв лицо к потолку, чтобы горькие капли вкатились обратно. Не хватало еще при всех расплакаться… Что делать дальше — она просто не представляла. Наверное, единственное, что оставалось — это развернуться и уйти. Надо ехать домой… Но она не могла заставить себя сделать это. Так и продолжала сидеть, отвернувшись от всех и глядя в стену. А ведь внизу, кажется, был мини-бар, вспомнила она… Может, ей стоит выпить?.. Конечно, в одиночку напиваются только алкоголики, но ее репутация за сегодня и так уже испорчена безвозвратно, подумаешь… Она достала телефон и взглянула на время — девятый час. Что ж, она сейчас пропустит какой-нибудь коктейльчик и поедет домой. Боже, как же невыносимо тоскливо и паскудно на душе…

В это время дверь, ведущая в зал, распахнулась, и оттуда выскочил Юрий Васильевич Азимов собственной персоной, великий и ужасный Димин продюсер. Он с разъяренным лицом прижимал к уху мобильный телефон и громко кричал в трубку. Люська съежилась в комок, как заяц, застигнутый врасплох охотником. Как же ей хотелось провалиться сквозь землю сию же секунду! У нее с Азимовым изначально складывались не самые лучшие отношения — кажется, он откровенно презирал девушку за ее никчемность. Бежать было поздно, да и некуда — она на виду, как на ладони, поэтому лучше не привлекать внимания излишней суетой и надеяться, что продюсер ее вовсе не заметит. Раньше, надо отметить, не замечать ее у него получалось мастерски…

— Женя, я тебя ни хрена не слышу, ты понимаешь, что у меня презентация!.. — рычал Азимов в телефон. — Ты мне звонишь прямо посреди мероприятия, отрываешь, и еще хочешь, чтобы я тебя в таком шуме расслышал… Я же тебе говорил, что четырнадцатого!.. Четырнадцатого! У нас и так тут все на ушах стоят, все, мне некогда… Некогда, я сказал, позвони завтра, лучше после обеда! Нет, к вечеру!.. Все, все!.. — он в ярости нажал кнопку «отбоя».

Люська сидела на диванчике ни жива ни мертва, надеясь, что ей повезет и Азимов примет ее за деталь интерьера. Юрий Васильевич засунул мобильный в боковой карман пиджака и уставился прямо на нее. Люська оцепенела.

— Здра-а-авствуй, — непонятно протянул Азимов, бесцеремонно ее разглядывая.

— Добрый вечер, — пискнула Люська, пораженная уже тем, что он снизошел до разговора с ней, с убогонькой, да еще и первый поздоровался. Она подавила в себе желание вскочить, вытянуться перед ним по струнке, и осталась сидеть на месте. В конце концов, она ему ничем не обязана… Тут Юрий Азимов удивил ее во второй раз — он сам подошел к ней и присел рядом на диванчик.

— А ты почему не внутри? — спросил он буднично, снова доставая свой телефон и начиная тыкать в кнопки. Его спокойный тон так не вязался с тем разъяренным, которым он всего лишь минуту назад беседовал с неким Женей, что Люська еще больше заробела и на всякий случай подобралась в ожидании удара.

— Меня в списках нет… — неопределенно объяснила она. Азимов, казалось, уже ее не слушал — он набрал чей-то номер и через секунду возбужденно заговорил:

— А почему плакатов привезли мало?.. Мы же договаривались, что снаружи тоже висеть будут, почему только на втором этаже… Лен, я тебя уволю завтра к чертовой матери, если ты не понимаешь конкретных указаний, которые тебе были даны… Да!.. И чтоб немедленно!..

Он закончил разговор и вновь перевел взгляд на Люську. Она поежилась.

— Так что ты говоришь? — рассеянно переспросил он. — В списках нет? Ну ты же своя, зачем тебе списки… Пойдем, — он сделал приглашающий жест рукою и встал.

Люська не поняла, куда он ее зовет, но все же как-то заторможенно поднялась с дивана и двинулась за ним следом, Юрий Васильевич спокойно шел к дверям зала. Охранники почтительно расступились, давая ему дорогу… Азимов небрежным кивком пригласил Люську идти за ним. На лицах охранников явственно читалось сожаление, что они не пропустили Люську раньше — видимо, решили, что она теперь нажалуется на них продюсеру. Миг — и она уже оказалась внутри, в зале!.. В глаза ударил свет софитов, а в уши — звуки музыки: знакомый Димин голос пел что-то со сцены… Люська поняла, что Азимов по какой-то неизвестной для нее причине решил поиграть в добрую фею. Но почему? Зачем?.. И какая ему затем потребуется расплата?..

Словно в ответ на ее мысли, Юрий Васильевич обернулся.

— Ну, ты тут дальше сама разберешься? — прокричал он ей, стараясь пробиться сквозь музыку. — А то у меня дел по горло, страшно некогда…

Люська торопливо и молча закивала, как китайский болванчик. Азимов тут же испарился в толпе. Люська некоторое время оторопело стояла на месте. Все произошло так быстро и неожиданно, что казалось нереальным. Однако же, вот она — внутри, на презентации, Дима уже вовсю выступает!

Дима!.. Она вздрогнула, вдруг впервые определенно осознав, что может увидеть его сию же минуту… Люська решительно стала пробиваться сквозь танцующую и балдеющую толпу к сцене. Можно было, конечно, взять себе коктейль, поскольку напряжение еще ее не отпустило, и от недавнего желания выпить Люська не отказывалась. Попытаться сесть где-нибудь в уголочке, чтобы не затолкали? Но ей хотелось оказаться поближе к сцене — то есть поближе к Диме.

Помимо журналистов (которые все больше толпились у столиков, где можно было угоститься халявными бутербродами и напитками) клуб кишмя кишел знаменитостями — Димины друзья и коллеги не могли пропустить презентацию. Люську они почему-то в этот раз вообще не волновали. То есть, ее не волновало впечатление, которое она может на них произвести. Ей впервые было по-настоящему все равно, хотя обычно она тушевалась в подобном великолепном обществе. Да наплевать, что о ней подумает эта лошадь Аксинья Собакина или задавака Жанна Фризе… В конце концов, она сама знает себе цену. А мнения этих «звезд», прости господи… Да что в ее жизни изменится от того, что они станут думать о ней хорошо или плохо? Это все — наносное, поверхностное, не стоящее ее переживаний или слез… Даже если Юлианна Куравлева сейчас тоже в зале, Люське все равно. Ей просто надо посмотреть на Диму.

По пути к сцене она столкнулась с рослой девушкой, чуть не сбила ее с ног, смутилась, извинилась, подняла глаза и узнала певицу Ирину Дубову. Несколько месяцев назад та записывала с Димой дуэт, а затем в Кубе был даже отснят клип на эту песню. Певица, к величайшему Люськиному удивлению, тоже ее узнала.

— Привет! — выпалила Ирина, обворожительно и широко улыбаясь на все свои сто двадцать голливудских зубов. — Помнишь меня? Мы с тобой в аэропорту виделись, когда из Гаваны с Димой прилетели…

Вот уж благодарю покорно за такую встречу — Люська в тот день вся изнывала от ревности и, само собой, добрых чувств к красотке Дубовой явно не питала. Ей стало стыдно за тот детский сад. Она виновато улыбнулась Ирине:

— Ну конечно, помню…

Ирина, казалось, была абсолютно счастлива от встречи — она тут же защебетала, наклоняясь к Люське, словно они с ней были лучшими подружками:

— Дима про тебя так много рассказывал!.. Ну, как тебе презентация?.. Скажи, он здорово вырос в профессиональном плане за этот год?.. Я в восторге, он талант и большой умница… А его новые песни — просто блеск!.. Я так горжусь, что с ним знакома и даже записала дуэт…

— Да я, собственно… — в замешательстве пробормотала Люська. — Еще ничего особо послушать не успела, я только что пришла…

— Ну ничего, все самое интересное только начинается! — Ирина весело подмигнула ей. — Еще увидимся, думаю… Хорошо тебе повеселиться, а я должна бежать, меня мой парень уже заждался… — она обезоруживающе улыбнулась ей, помахала рукой и упорхнула — только ее и видели. Люська еще некоторое время смотрела в ту сторону, тоже невольно улыбаясь. Нормальная девчонка, если разобраться… И чего она тогда на нее так взъелась?..

В это время ее слух различил слова, доносящиеся со сцены. Это была песня, мелодию которой Люська никогда до этого не слышала, но текст… В нем было что-то до ужаса узнаваемое.

— …Мне печаль твоя знакома до черточки: пусть лицо твое сейчас улыбается…

Она вздрогнула. Не может быть! Это же ЕЕ песня! Вернее, это — стихи, которые Дима посвятил ей, и, стало быть, превратил их затем в целую песню, тоже посвященную ей… Да ей ли? Но ведь писал же он эти строки для нее, только для нее, и ни для кого другого!

Люська с удвоенной энергией принялась пробиваться сквозь толпу — ей необходимо было увидеть его лицо. Голос… Голос был грустным, но, возможно, лирического исполнения, скорби и печали требовала сама песня.

— …Я же слышу, как в беспечности голоса ты скрываешь свою боль, свою искренность,

Наши слезы делят встречи на полосы, понимая расставанья бессмысленность…

У Люськи защемило сердце. Так значит, он все-таки дописал то стихотворение! Так значит, он все-таки о ней думал… и думает… Ну не может быть, чтобы он был равнодушен, при таком-то страдании в голосе! Нет уж, дружочек, меня не обманешь, подумала она, усмехаясь, потому что мне тоже «печаль твоя знакома до черточки»…

Дима допел песню, вежливо переждал овации и заговорил.

— В новый альбом вошло несколько песен, которые сочинил я сам. Признаться честно, мне немного страшно отдавать их на ваш суд. Потому что песни эти… очень личные, я бы даже сказал, интимные. В них я просто выразил все то, чем в настоящий момент живет мое сердце. Пожалуйста, не судите строго. Мне очень нужна ваша поддержка…

Публика ободрительно зашумела — не дрейфь, мол, пой давай!

— Ну, и чтобы не тянуть… Вот еще одна новая песня. Называется она… называется она «Одиночество».

Люське наконец удалось пробраться к сцене — на такое расстояние, когда она уже могла видеть его. Дима, разумеется, вряд ли мог различить ее лицо в толпе. Но сам он был ей хорошо виден. Он как-то позврослел за эти дни… Она отметила это. Повзрослел, возмужал, и в то же время осунулся. Видимо, сказывалось нервное напряжение перед презентацией. А может… может быть, и кое-что другое. Люська замерла перед сценой и впилась в Диму глазами. Боже, как же ей не хватало его все эти дни…

Дима запел свою новую песню. Музыка была пронзительно тоскующей, почти безысходной… и очень красивой. Хотелось плакать…

— …Не спрашивай, как сильно я скучаю — слов нужных подобрать я не сумею.

Я просто одинокими ночами тобою так мучительно болею…

Люська сморгнула слезы. В горле стоял ком… А Дима тем временем добрался до припева:

— …Мне без тебя так пусто, непривычно… Живу, разлуку грустно теребя,

Мне говорят: «Что происходит?» Все отлично, но сердцу очень плохо без тебя…

Нет, это было невыносимо! Люська чувствовала, что еще чуть-чуть — и она разрыдается в голос. Ведь это были и ее слова, ее мысли, ее чувства — именно ТАК она сама скучала по нему, именно так страдала… Она придвинулась вплотную к сцене и смогла, наконец, увидеть выражение его глаз. Она поняла, что Дима и сам еле сдерживается, обуреваемый эмоциями…

В этот миг он поднял глаза и обвел взглядом толпу.

В этот миг он ее увидел.

В этот миг ей показалось, что он сейчас забудет слова песни. Но она не могла ошибиться — его глаза вспыхнули таким безумным восторгом при ее виде, таким счастьем, что… сомнений больше не было, их просто не могло быть.

«Он меня любит!» — думала Люська, уже не замечая, что слезы катятся и катятся по ее щекам…

Им удалось пообщаться только после того, как презентация была закончена. Все это время, разумеется, они не теряли друг друга из виду — поддерживался постоянный контакт глазами, Люська с Димой искали друг друга взглядами и посылали улыбки, которые говорили намного больше слов, выражая поддержку, или одобрение, или восхищение — но спуститься со сцены Дима никак не мог, он пел песню за песней, принимал букеты, поздравления… Люська просто любовалась им со стороны, чувствуя себя совершенно счастливой, преисполненной гордости за него…

Едва же в зале погасли последние огни, посторонний народ (типа представителей СМИ) повалил к выходу, а народ, приближенный к звезде (знаменитости и светские львы), принялся дружно перемещаться по направлению к помещению за сценой, где был устроен фуршет для «своих». Дима в один прыжок соскочил со сцены, даже не воспользовавшись ступеньками. Они с Люськой крепко обнялись и на несколько минут замолчали.

— Поздравляю… с классной презентацией, — наконец выговорила Люська, чуть отстранившись и вглядываясь ему в лицо. — Все было просто супер.

— Я знал, что ты придешь, — он улыбнулся. — Я не верил, что тебя не будет… Я так ждал!

— А ведь могла бы и в самом деле… не прийти, — усмехнулась Люська, вспомнив, какое дикое и фантастическое стечение обстоятельств позволило ей проникнуть сюда. — У меня ведь даже не было аккредитации…

— Как так? — Дима недоуменно посмотрел на нее. — Я специально попросил нашу пресс-службу отправить приглашение на твое редакционное «мыло», неужели ты не получила?

— Получила. Да только я решила, что ты не хочешь меня видеть. Понимаешь, — Люська смутилась, — это же не было приглашением лично от тебя…

— Сам лично я стеснялся…

— Стеснялся?.. — она недоуменно приподняла бровь.

— Ну… Боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать или что ты откажешь… Я тебе много лишнего наговорил в последний раз…

— Дурачок, — она рассмеялась. — А я думала — это ТЫ не захочешь со мной разговаривать.

На его лицо набежала легкая тень. Он потер виски, как бы раздумывая, а затем нерешительно начал:

— Мне нужно тебе кое-что сказать… Понимаешь, я…

— Если это про Юлианну, — перебила его Люська, — то я даже не хочу ничего слышать.

— Ты и это знаешь?.. — он виновато опустил голову. — Пойми, это на самом деле ничего не значит для меня. Да, возможно, я поступил с ней некрасиво, но просто так получилось…

Люська не удержалась от того, чтобы слегка его упрекнуть:

— Вот видишь, ты обижался на меня из-за Андрея, а ведь у нас с ним и в самом деле все давно было кончено. Зато сам тут же пустился во все тяжкие…

— Ты потому и не звонила? — он вздохнул.

— Звонила. Сегодня. Два раза. Ты был недоступен…

— Сегодня?.. Люсь, да у меня батарейка села просто, даже не было времени домой заскочить за зарядником, я же почти всю ночь не спал, готовился… Господи, ну какие же мы оба дураки набитые! — он рассмеялся с явным облегчением и снова обнял ее.

— Ну уж нет, — притворно оскорбилась Люська. — Это ты — дурак набитый… А я… я, понимаешь ли, набитая дура!

«Похоже, Дима Ангел нашел наконец свою нишу на отечественной эстраде. Пометавшись в разных темах и направлениях, он заметно повзрослел — причем повзрослел во всех смыслах этого слова. Хотя заголовки «желтых» газет все еще кричат о его романах с моделями, певицами и актрисами, о связях с проститутками, об интрижках с фанатками, Ангел, надо заметить, возмужал и посерьезнел. Публика ведь не дура, она чувствует грань между игрой и жизнью, фальшью и правдой. Когда в следующий раз вы увидите Диму по телевизору — не поленитесь, обратите внимание на его глаза. Это глаза влюбленного человека…» — так начиналась одна из лучших рецензий на альбом Димы «Там, где солнце впадает в море» в популярном музыкальном журнале. О Диме, наконец-то, заговорили всерьез — не как о попсовом «мальчике-хулиганчике», а как о талантливом и уважаемом исполнителе.

Люська перечитала рецензию еще раз, довольно улыбаясь. Дима это заслужил. Уж кто-кто, а он действительно заслужил — такого трудоголика еще поискать надо! Как он упорно идет к своей цели, это ж только позавидовать можно… Но она не завидовала, она просто им гордилась. К тому же фраза о «глазах влюбленного человека» не могла не тешить ее самолюбие.

— Эх, черт возьми! — вздохнул Миша, который, конечно же, был в курсе последних изменений в Люськиной личной жизни — он так искусно выпытывал подробности, что она сама не замечала, как рассказывала ему всю подноготную от и до. — Если бы я знал в тот злосчастный день, когда мы с тобой шли на интервью к Ангелу, что все так получится… я бы ему, честное слово, яду в кофе подсыпал бы!..

— Почему ты его так не любишь? — Люська не смогла сдержать улыбки. — Он отличный парень… Ты, между прочим, сам не так давно уверял меня, что мы с ним помиримся. А теперь, стало быть, не рад за меня?

— Почему я его не люблю?! Почему я не рад?! — Миша в комически-притворном возмущении всплеснул руками. — Может, мне ему еще в ножки поклониться?! Он у меня девушку отбил… Все счастливы, а я, как всегда, в пролете…

— Ну что ты врешь, — Люська с досадой покачала головой. — Он не отбивал у тебя девушку. Я вообще никогда не была твоей девушкой…

— Да! — в запальчивости подхватил Миша. — Потому что я вечно, как лох, метался между двумя твоими «Любовями», пытаясь вклиниться в промежуток, когда ты бывала свободна… Но опаздывал! Я всегда опаздывал!

— Неправда, — она вздохнула. — Миш, я хочу, чтобы ты отдавал себе отчет: при всей моей симпатии к тебе, даже если бы не было ни Андрея, ни Димы… поверь, у нас с тобой ничего не могло бы получиться. Ты же и сам это прекрасно понимаешь, иначе не отказался бы тогда от моего… предложения.

— Понимаю, — буркнул он довольно сердито, но без злости. — Ну еще бы, что я для тебя за партия — вдовец с маленьким ребенком…

— Не в этом дело! — горячо воскликнула она. — При чем тут «вдовец»… А Нику я вообще очень и очень люблю…

— Просто я — не твой тип мужчины, — кислым тоном докончил за нее Михаил.

— Да и тип тут ни при чем… Понимаешь, ты мне гораздо важнее и ценнее как друг. И я очень дорожу нашими отношениями… теми, какие есть. Мне не хотелось бы ничего менять. Ведь ты тоже говорил, что я дорога тебе как друг. Или врал?..

— Конечно же, мы друзья, — проворчал Миша. — Просто у нас с тобой разное отношение к межполовой дружбе. Я не могу тебя воспринимать абстрактно, я же мужчина, понимаешь! И как я могу забыть, что ты — женщина?.. Тем более — сильно нравящаяся мне женщина…

— Ой, сколько их еще будет, нравящихся тебе женщин, — с деланной легкостью усмехнулась Люська. Миша серьезно посмотрел на нее, покачал головой, но промолчал.

Когда Люська вышла из метро, ее настиг звонок телефона. Это была Алина.

— Люсь, ты где?

— Подхожу к дому, вот думаю в магазин зайти, в холодильнике с утра мышь повесилась… Купить тебе что-нибудь?

— Да я сама возле магазина, Тамера жду, мы с ним договорились встретиться… Ничего, если он сегодня к нам зайдет? — робко спросила подружка. — Чаю попьем с тортом, он еще турецких сладостей принесет…

— Господи, да конечно, пусть заходит, — сказала Люська, немного, впрочем, слукавив — ей не хотелось сейчас никаких гостей. Она мечтала о том, что просто придет домой, тупо плюхнется в ванну с пеной, полежит там часок с журналом «Cosmo», отмокнет… Ну, ничего. Надо же подружке и с любимым иногда встретиться. Он вернулся из Стамбула всего пару дней назад, и надо полагать, Алина жутко соскучилась… К тому же, интересно узнать новости — проинформировал ли Тамер своих турецких родственников о том, что собирается жениться на русской девушке Алине (то есть, теперь уже Фариде)? Стыдно признаться, но Люська так увлеклась решением своих личных проблем, что совсем забыла поинтересоваться у подруги, как у той обстоят дела. В конце концов, никто не заставляет Люську сидеть с ними весь вечер — можно отхлебнуть глоток чая и, извинившись, смыться в ванную… Хм, «смыться в ванную» — занятный каламбур, подумала она мимоходом.

— Значит, сейчас я тоже к вам подгребу, не уходите без меня. Увидимся, — сказала она.

Приближаясь к продуктовому мини-маркету, Люська еще издали заметила невысокую крепкую фигуру Тамера. Он, засунув руки в карманы пальто, торопливыми шагами двигался, почему-то, в противоположную от магазина и их дома сторону. Люська, еще ничего не подозревая, весело помахала ему и позвала:

— Тамер, эй, привет!..

Он запнулся на секунду, поднял на нее глаза… Нет, даже не «поднял глаза» — а мрачно зыркнул исподлобья. Люську поразило его отчужденное, застывшее, словно каменное, лицо… Ей на мгновение почудилось, что она обозналась. Но нет, это действительно был Тамер.

— Привет, — отозвался он каким-то задушенным голосом и, не остановившись, быстро промчался мимо, удаляясь от нее. Люська обернулась ему вслед, пораженная. Да что это с ним? Куда он несся, как на пожар? А как же Алина — она его должна возле магазина ждать… Алина?! Люську вдруг захлестнула волна панического ужаса — так, что аж тошнота подкатила к горлу. Господи, что там еще стряслось?! Конечно, она понимала, что ничего страшного произойти не могло — на виду, среди людей… Но те считанные метры, что оставались до магазина, Люська буквально пролетела, не касаясь земли, задохнувшись от ужаса, и смогла сделать выдох лишь тогда, когда увидела на углу одинокий Алинин силуэт.

Почему-то первым делом ей подумалось: «Жива!..» Люська тут же отругала себя за такие мысли — что еще за сериальные страсти, ну конечно же, подруга жива, что ей сделается…

— Я только что Тамера видела, куда он побежал? — без обиняков спросила она, вглядываясь в побелевшее, как мел, Алинино лицо и уже догадываясь, что здесь мгновение назад что-то произошло. Ссора?.. Скандал?..

Алина бессмысленно обшаривала ее лицо пустыми глазами, словно не понимая, кто перед ней и чего хочет. Люська вдруг снова жутко испугалась.

— Да что с тобой? — она легонько встряхнула подругу за плечи.

— Он ушел, — выговорила Алина странным голосом.

— Куда ушел?

— От меня…

— Почему? — информацию приходилось вытаскивать по крупицам, буквально клещами.

— Я… с мальчиком разговаривала… — объяснила Алина с трудом. — Появился Тамер, увидел…

— Боже мой, с каким еще мальчиком?! — заорала Люська, не заботясь о том, что на них оглянулась какая-то парочка, проходившая мимо.

— Подошел парень, — заторможенно сказала Алина. — Спросил, где находится двадцать пятый дом. Я стала объяснять… В это время появился Тамер…

— Ну и что?! Не вижу состава преступления…

— Он сказал, что я кокетничала с тем парнем, улыбалась ему, вела себя развязно…

— Бред какой-то! — разозлилась Люська. — Ты и в самом деле кокетничала?

— Нет, но я… я правда слишком оживленно себя с ним вела. Болтала… улыбалась, да…

— И что с того? Алин, ну что это еще за дикость, когда нельзя проявить элементарное дружелюбие?

— С мужчинами — нельзя, тем более с незнакомыми, я же мусульманка… Мне надо было ответить сухо или сказать, что я вообще не знаю дороги… Зачем я начала с ним разговаривать?! Да еще и улыбаться… — губы у Алины задрожали. Люська с досадой покачала головой:

— Да погоди ты реветь, дорасскажи сначала… Ну, увидел он вас вдвоем, и что?

— Он мне сказал, что я подлая, что у меня никаких ценностей в жизни и что я только перед ним притворяюсь святошей, а душа у меня лживая и распутная…

— Обалдеть! — Люська всплеснула руками. — Хорош гусь, ничего не скажешь… Подскочил, не разобравшись, налетел, заклевал и удрал…

— Ты не понимаешь, — с болью выдохнула Алина. — А ведь он прав…

— Прав?! В чем?! Ой, ты-то хоть не сходи с ума, коли уж он у тебя такой идиот… Алина, это НОРМАЛЬНО — когда у тебя спрашивают дорогу, и это НОРМАЛЬНО, когда ты объясняешь, неважно, знакома ты с человеком или нет… И вежливая улыбка — это тоже НОРМАЛЬНО. Во всем цивилизованном мире так!

— Ты не понимаешь, — повторила Алина. — Он же не русский, он турок. У них совсем, совсем другой менталитет…

— Но ты-то! Ты-то не турчанка, ты русская! — психанула Люська. — Почему ты позволяешь ему переделывать себя так, как он хочет? Почему ты должна жить так, как это нравится ему? Ты на все ради него готова, а он ради тебя на что готов, ответь мне? Способен ли он на жертвы?

— Он жениться на мне хочет. Вернее, раньше хотел… — поправилась Алина, и слезы покатились из ее глаз непрерывным потоком.

— Кошмар, — Люська вздохнула, затем обняла подругу. — Ну-ну, не реви. Пошли в магазин, а потом домой. Поешь, выпьешь чаю, успокоишься… Вы помиритесь, не конец света, знаю я этот восточный темперамент! Вот увидишь, он к тебе первый прибежит, никуда не денется.

— А если он вообще никогда… никогда больше не захочет меня видеть? — прорыдала Алина. — Он такой самолюбивый… Может, мне позвонить ему сейчас, а?.. Извиниться…

— Даже не вздумай! — рассердилась Люська. — Я теперь понимаю, что, пожалуй, именно такими методами турки и ломают своих женщин, делают их покорными и безропотными. Через чувство вины, которое совершенно необоснованно в этих женщинах стимулируется… Алина, и думать забудь о том, чтобы звонить ему и тем более — просить прощения. Тебе не в чем перед ним оправдываться, ты не виновата, виноват он… — не сдержавшись, Люська в сердцах добавила:

— Напыщенный самовлюбленный козел!..

— Не надо так… — умоляюще произнесла Алина.

— Ладно, ладно, — Люська махнула рукой. — Главное — ты сама побыстрее успокаивайся, и будь уверена — никуда он не денется от тебя, сам прискачет мириться.

— ИншаАллах… — тихонько добавила Алина.

Дома весь вечер царила тягостная атмосфера. Жанка, сказав, что с ними обеими сегодня можно подохнуть с тоски, навертела свои рыжие кудри, созвонилась с приятельницей и умчалась в ночной клуб — пятница, святое дело! Люська не лезла к Алине с душевными разговорами, но по мере сил старалась отвлечь ее от грустных мыслей, заварила вкусный чай с мятой, включила какую-то старую комедию… «Беда с нами, влюбленными девушками, — невольно посмеиваясь, думала Люська. — То одна страдает, то другая…» Собственные ссоры — сначала с Андреем, а потом и с Димой — казались сейчас такими надуманными, глупыми, далекими… «Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы, — суеверно подумала Люська. — А то что-то я слишком расслабилась».

Раздался звонок в дверь — характерный, тройной и пронзительный. Так звонить могла только их неугомонная соседушка Лилия.

Лилия, она же попросту Лилька, также была провинциалкой, приехавшей в Москву в погоне за головокружительной карьерой. Более странной девушки ни Жанка, ни Люська, ни Алина еще в жизни не встречали. Непонятно было, на что Лиля вообще живет — ее постоянно увольняли то с одной, то с другой работы за вечные опоздания и прогулы. Лиля была невероятной лентяйкой, и иногда банально не могла заставить себя проснуться утром, чтобы поехать на работу. К тому же, в личной жизни у нее был такой же бардак, как и в профессиональной — она регулярно безответно влюблялась «на всю жизнь» то в одного, то в другого парня, изводила его звонками, СМС-ками, электронными посланиями и всячески демонстрировала свое чувство, а когда одуревший от такого напора несчастный возлюбленный давал ей понять, что у них ничего не выйдет, она горестно вздыхала и заявляла гордо: «Ну все, я его бросаю!»

Лилька любила захаживать к девчонкам в гости: те кормили ее ужином, поили чаем и выслушивали многочасовые монологи об ее очередной несчастной любви. Слушать Лилю бывало порой довольно забавно, но все же воспринимать ее в больших дозах было сложновато, уж слишком общительной, напористой и шумной она была. В ней всего было чуть-чуть больше, чем нужно: больше звука (разговаривала она мощным басом), больше цвета (красила волосы в кричащий ярко-красный цвет и соответствующе одевалась), больше веса (Лиля была довольно полной девушкой, но почему-то искренне считала себя обладательницей идеальной фигуры). Стрельнув у девчонок пару сотен («До первой зарплаты… как на работу устроюсь»), Лиля со вкусом затягивалась Жанкиными сигаретами и разглагольствовала о своей жизни, а девчонки втихаря умирали со смеху, делая при этом преувеличенно серьезные заинтересованные лица.

— Знаете, — мечтательным голосом говорила Лиля, — на днях я перечитывала свой старый дневник… Когда мне было пятнадцать лет, я сделала там запись: в будущем обязательно поеду покорять Москву! И я-таки сделала это! — с пафосом заключала она. — Приехала! — а затем, еще более торжественным голосом:

— …И покорила!

Люська что-то невнятно мычала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заржать, а Жанка и Алина притворялись, что закашлялись от сигаретного дыма. Они просто диву давались, какой же Лилька была дурищей, но в то же время жалели ее. На ее фоне особенно было заметно, что у них-то еще все относительно хорошо…

Итак, раздался звонок в дверь. Люська с Алиной молча переглянулись, без труда угадав мысли друг друга. Искушение не открывать дверь и притвориться, что никого нет дома, было очень сильным. Но Лилька могла видеть свет в их окнах… Да и телевизор работает, звук слышен даже через дверь. Люська со вздохом поплелась открывать.

— Привет! — зычно загремела Лиля на всю квартиру, прижав Люську к сердцу. — А я сейчас Жанну на остановке встретила, она мне сказала, что вы сидите дома вдвоем и вам скучно… Вот я и пришла вас развеселить!

«Жанка, сволочь, — подумала Люська с досадой, — никогда ей не прощу такой подставы!»

Лилька шаровой молнией вкатилась в комнату и бросилась лобызаться с Алиной (была у нее такая милая манера — непременно обниматься и целоваться при встрече, причем не светский «чмок» в воздух за сантиметр от щеки, а именно душевные поцелуи, после которых непроизвольно возникало желание вытереть со щек чужие слюни).

— По какому поводу депрессуем? — жизнерадостно осведомилась она, плюхаясь на Жанкину кровать и удобно устраиваясь головой на подушке.

— Нет счастья в личной жизни, — мрачно изрекла Алина. Лилька расхохоталась.

— Тю-ю-ю, тоже мне, открытие Америки! А у кого оно есть? У всех в личной жизни — сплошная задница!

— У тебя, что ли, тоже задница? — подозрительно оглядывая ее пышущие здоровьем румяные щеки, поинтересовалась Люська. Лилька махнула рукой.

— Ой, не спрашивай…

— Я и не спрашиваю, — невольно засмеялась Люська, — ты ведь все равно сама расскажешь!

— Расскажу все, как на духу! — пообещала Лилька. — Только чаем напоите сначала, а? И бутерброд какой-нибудь дайте, а то сдохну от голода… Я и так жутко похудела, штаны сваливаются, скоро совсем растаю…

По Лилькиному внешнему виду вовсе не было заметно, что она похудела, и уж тем более, что с нее сваливаются штаны. Но девчонки не стали комментировать этот факт.

— Кстати, пока не забыла — рублей триста до зарплаты не одолжите?.. Можно пятьсот, — попросила Лилька.

— А зарплата у тебя когда? — уточнила Алина на всякий случай.

— Сначала надо найти работу, — честно призналась Лилька. Люська с Алиной не выдержали и заржали в голос, хотя это было совсем не смешно:

— Господи, тебя что, ОПЯТЬ уволили?!

— Ничего подобного, — оскорбилась Лилька, — меня не уволили, я сама уволилась… Но это, девочки, все преходящее, мелочи жизни. Работу найти — не проблема. А сыра у вас нет, случайно? Очень хочется бутерброд именно с сыром…

— А с колбасой не хочется? — улыбнулась Люська.

— А колбаса есть?

— Найдется…

— Тогда на хлеб — масла, на него кусок колбасы, а сверху — сыра! — обрадовалась Лилька. — И сладкий чаек с лимончиком…

— Как говаривала моя бывшая хозяйка Неонилла Борисовна, «а морда не треснет»? — беззлобно отозвалась Люська. — Шучу, шучу, расслабься. Мне для тебя даже двух таких бутербродов сделать не жалко.

Они переместились в кухню. «Пожалуй, это и хорошо, что Лилька пришла, — подумала Люська. — Отвлечет Алину от ее тягостных мрачных мыслей… Опять же, с ней весело…»

— Ну, так что там у тебя с личной жизнью? — напомнила Люська.

— Ах, девчо-о-онки, я влюбилась… — протянула Лилька.

— Ну, это, положим, мы от тебя слышим регулярно, — засмеялась Алина. Люська, обрадованная смехом подруги, тоже захихикала.

— Но я правда влюбилась! — обиделась Лилька. — По-настоящему!

— Мы не сомневаемся, — заверила ее Алина, — у тебя всегда по-настоящему… Но мы жаждем подробностей!

«Дай-то Бог, она, кажется, оживает!» — мысленно перекрестилась Люська, заметив порозовевшие щеки подруги и ее веселый взгляд. Теперь она уже не злилась на Жанку, а была от всего сердца благодарна за то, что той пришла в голову идея заслать к ним Лилю. Ну, должна же быть и от Жанки хоть какая-то польза в этой жизни…

Дни сменяли друг друга с космической скоростью — впрочем, как это всегда бывает в мегаполисе. Незаметно подкрался декабрь, а вместе с ним — веселая суматоха, распродажи, неизбежные запахи хвои с мандаринами, елочные игрушки и… много-много съемок Димы в праздничных телепрограммах. Люська виделась с ним совсем редко в последнее время, даже созваниваться получалось не каждый день. Она старалась не жаловаться, но ею постепенно овладевала предательская предновогодняя хандра.

В один из дней они с Димой наконец-то договорились о встрече. Люська должна была приехать к нему.

Уже подбегая к Диминому дому, она заметила, что возле подъезда ошивается группа девчонок лет пятнадцати-шестнадцати. Люська почему-то с первого взгляда определила, что это — фанатки. Они таращились на окна дома, пытаясь, очевидно, вычислить расположение Диминой квартиры. А впрочем, уж если они знали номер дома, то, надо думать, квартира им тоже известна, у них же практически своя «мафия»…

Девчонки с любопытством уставились на Люську, когда она проследовала мимо них к подъезду.

— Извините, — обратилась к ней одна из фанаток, — а вы в этом доме живете?

— Нет, — помедлив, отозвалась Люська. — Просто иду в гости.

— А у вас тут родственники?

— Друзья, — кратко ответила Люська, испытывая неловкость и не вдаваясь в подробности. Ну почему, почему она не в силах коротко и ясно отбрить их в духе: «Это не ваше дело!», почему?!

— А вы не могли бы… ну, как бы, это… чтобы нам тоже внутрь попасть? — сумбурно затараторила девчонка. — Понимаете, нам очень надо, мы тоже в гости к… к одному человеку, а тут домофон, дверь закрыта…

— В чем же проблема? Наберите номер квартиры, хозяин вам откроет, — с иронией ответила Люська. Девчонка замялась и в нерешительности оглянулась на своих подружек. Все было ясно: номера квартиры Димы они не знали. То, что они явились именно к Диме, больше не вызывало у Люськи сомнений. Кстати, даже если бы они ЗНАЛИ номер, Дима бы им вряд ли открыл, поэтому легко можно было понять их затруднения.

— Девчонки, ничего не получится, — сказала Люська почти с сочувствием. — Вы думаете, это так легко — внутрь пробрались, и все? Там охранник сидит круглосуточно. Он всех жильцов дома и их гостей помнит, ему за это деньги платят. Он вас наверх не пропустит, уж мне поверьте.

— А почему вы думаете, что он нас не знает? — насупилась девчонка. Люська улыбнулась.

— Да так… показалось.

Отвернувшись от фанаток, Люська набрала номер Диминой квартиры.

— Слушаю, — откликнулся он. Люська, даже не оборачиваясь, почувствовала за своей спиной суету и шевеление — очевидно, девчонки тоже узнали ЭТОТ голос и обалдели.

— Пусти, хозяин, переночевать, — негромко сказала Люська, не в силах удержаться от шутки.

Аккуратно закрывая за собой дверь подъезда, она краем глаза ухватила ошеломленные мордочки девчонок — они взирали на нее с благоговейным трепетом. Оказывается, она шла не к кому-нибудь, а к их кумиру — и теперь они пребывали в глубочайшем шоке!..

К сожалению, мечты о совместном тихом домашнем вечере рассыпались в прах — едва увидев Диму, Люська поняла, что он уже, как говорится, «на низком старте».

— Съемки для очередного новогоднего огонька, — объяснил Дима. — Нужно поторопиться…

Люська разочарованно вздохнула.

— А мне обязательно ехать?.. Может, я лучше домой отправлюсь?

— Ну, Люсь… — Димино лицо сделалось расстроенным. — Как же так — ты не поедешь! Я думал, ты обрадуешься, хоть развлечешься немного… Тебе понравится, там должно быть забавно!

— Ты же знаешь, — мягко сказала Люська, — что я не поклонница подобных «забав». Если хочешь, я, конечно же, поеду с тобой… Но не стану лукавить, что это доставит мне колоссальное удовольствие.

— Я хотел бы, чтобы ты поехала, — кивнул Дима. — Мы с тобой и так редко видимся, ну хоть в машине по дороге пообщаемся, поговорим. И потом… Люсь, ну раз уж ты выбрала меня, то… привыкай к такой жизни, — осторожно произнес он. — Если, конечно, у тебя ко мне все… серьезно.

— У меня к тебе все серьезно, — улыбнувшись, подтвердила она.

— Значит, будь готова к тому, что как минимум ближайшие десять лет все будет именно так, — оптимистично заключил Дима.

— Десять лет? — Люська не смогла удержаться от смеха. — Думаешь, мы все еще будем вместе?

Дима как-то странно взглянул на нее, но предпочел отшутиться:

— А как же, мы будем с тобой жить долго и счастливо и умрем в один день…

— Я вообще-то смутно представляю свое будущее, — призналась Люська. Дима вдруг встрепенулся:

— А ты представь… вот на секундочку хотя бы! Допустим, через десять лет мы с тобой все еще вместе. Допустим, мы с тобой — муж и жена…

— Ну, с тобой все ясно — ты у нас станешь к тому времени суперзвездой не только в России, но и во всем мире! — засмеялась Люська. — А вот что со мной будет? Понятия не имею. Неужели я все еще буду работать в «Вертикали» — ой, не дай Бог! — такое предположение рассмешило ее чрезвычайно.

— Нет, работать тебе не надо, — возразил Дима. — В конце концов, у меня традиционное консервативное воспитание. Мужчина должен обеспечивать семью, а женщина — отвечать за атмосферу и уют в доме, воспитывать детей…

— Быть домохозяйкой? — скривилась Люська. — Ну нет, это не по мне, это же так скучно…

— Мне не нравится слово «домохозяйка», — Дима поморщился. — Сразу ассоциации с какой-то толстой теткой в бигудях и фартуке, которая совмещает в себе функции стиральной и посудомоечной машин, а также пылесоса, плиты и микроволновки…

— Ну, а разве фактически это не так? — засмеялась она.

— Конечно, нет! В конце концов, для готовки и уборки можно нанять домработницу — думаю, мы сможем себе это позволить. А ты будешь отдыхать, развлекаться, тратить деньги, — он подмигнул ей. Люська покачала головой:

— Как развлекаться? В ночных клубах на светских вечеринках, которые я ненавижу? В бутиках, в погоне за брендовыми шмотками? В салонах красоты? Говорю же, такая жизнь не по мне…

— Хорошо, — задумался Дима, — значит, ты будешь посвящать себя своему хобби! Времени на это будет предостаточно…

— Какому хобби?

— Ну, я не знаю… Можешь книжки писать, можешь картины рисовать, можешь танцами заниматься, можешь в театры ходить — у тебя же столько интересов, ты мне сама говорила! Опять же, путешествовать можно, съездить мир посмотреть…

— Черт возьми, ты так заманчиво описываешь мои перспективы, что я, пожалуй, все-таки выйду за тебя замуж! — Люська расхохоталась. Они уже стояли возле двери, собираясь покинуть квартиру.

— Так в чем проблема? — серьезно отозвался он, не глядя на нее. — Выходи.

Тут Люська почему-то растерялась и ужасно струсила, хотя в мечтах не раз рисовала себе эту картину — Дима делает ей предложение руки и сердца, а она, бросившись ему на шею, счастливо выдыхает: «Да!»

— Это что, официальное предложение? — с нервным смешком переспросила она. Дима пожал плечами — понимай, мол, как тебе удобно, — и молча принялся запирать дверь на ключ.

— Хорошо, вернемся к этому вопросу через пару лет, — с деланной бодростью отозвалась Люська. — В любом случае, мы пока не можем пожениться, ты еще слишком молодой, тебе нужно делать карьеру… Ни к чему тебе сейчас жена.

— Как жена может помешать карьере? — Дима недоуменно взглянул ей в лицо. — Впрочем, ладно… Не буду спорить. Как скажешь… через пару лет — значит, через пару лет.

Они вышли из подъезда. Группка фанаток все еще тусовалась поблизости. Увидев Диму, они на секунду остолбенели.

— О-о-о, а ведь это по твою душу, я о них и забыла, — вполголоса сказала Люська. — А ты еще спрашиваешь, как жена может карьере помешать… Да они же тебе никогда этого не простят! — она легонько кивнула в их сторону.

Первое замешательство прошло, и девчонки, повизгивая, подлетели к Диме.

— Ой, а можно сфотографироваться?.. А автограф?.. А мне?.. И мне, пожалуйста!.. Ой, Дима-а-а!.. А со мной, со мной сфоткаться?..

— Значит, так, девочки, — сказал Дима доброжелательно, но твердо. — Я уже опаздываю. Поэтому — кому нужно сфотографироваться, давайте быстренько сфотографируемся. И автографы, конечно, всем дам. Но побыстрее, хорошо? Не будем терять времени…

Он разделался с фанатками в считанные пять минут, пока Люська ждала его в машине. Наконец, он тоже забрался в салон, сел за руль, и они поехали на съемки.

— И часто у тебя такие… гостьи? — осведомилась Люська. Дима улыбнулся, пытаясь поймать какую-то музыкальную волну по радио.

— Да ты знаешь, довольно регулярно. Причем меня всегда это так удивляет, у меня же график ненормированный, я могу домой черт-те знает во сколько заявиться, каким образом они всегда в курсе, когда я дома бываю?!

— А они и не в курсе, — предположила Люська. — Просто изо дня в день тебя упорно ждут у подъезда, надеясь на удачу… Вот сегодня им, например, повезло.

— Может, и так, — Дима вдруг засмеялся. — Ой, что я вспомнил! Два года назад вот так же явилась ко мне одна девочка-поклонница… Тогда тут еще скамейка стояла перед домом, а сейчас ее убрали — видимо, жильцам не понравились постоянные заседания на этой самой скамеечке многочисленных посторонних девиц. Ну так вот, подъезжаю я к дому, а на скамеечка девчушка спит, под головой у нее — дорожная сумка, сама вроде бомжихой не выглядит. Проснулась, увидела меня — ка-а-ак кинется на шею, как зарыдает!.. Я даже испугался. Она успокоилась немного, рассказала, что приехала в Москву аж из Владивостока, причем добиралась на поезде — ты можешь себе это представить?! Она вообще-то студентка, первокурсница, на летних каникулах промоутером работала, накопила денег на билет, родителям наврала, что к подружке в Хабаровск отдыхать едет, а сама — в столицу! У кого-то купила мой адрес (вообрази, люди на нем деньги зарабатывают!), а вот номер телефона достать не смогла. Явилась к моему дому — сразу с вокзала, голодная, уставшая, и принялась меня ждать… Я ее спрашиваю — ну вот, ты меня увидела, и что дальше? Не знаю, отвечает. У нее, оказывается, даже на обратный билет денег не было…

— С ума сойти, — Люська покачала головой. — Она, наверное, надеялась, что ты ее встретишь и тут же в ЗАГС поведешь!.. И что в итоге ты сделал?

— Ну, а что я мог сделать, пригласил ее к себе, — улыбнулся Дима. — Накормил, разрешил принять ванну — неделю без душа, в поезде, это же смерти подобно…

— Она, конечно же, попыталась тебя соблазнить? — мрачно поинтересовалась Люська. — Небось выпорхнула из ванной в одном полотенце, наивная такая владивостокская девочка… а может, и вовсе без полотенца.

— Нет, не пыталась, что удивительно, — Димка расхохотался. — Я ее оставил у себя ночевать…

— Ночевать?! — Люська потрясенно уставилась на него.

— Ну, не выгонять же на улицу человека на ночь глядя… Тем более, она Москвы не знает, у нее в этом городе и не было никого кроме меня…

— Сейчас расплачусь от умиления, — сказала Люська, терзаемая ревностью. Дима расхохотался:

— Да не переживай ты!.. Ничего у нас не было. Она на диванчике в гостиной проспала всю ночь, а я на кровати в спальне. На следующий день я ей купил билет на самолет и отправил во Владивосток обратно.

— И что потом?

— Все…

— И никаких последствий?

— А какие могут быть последствия? Правда, она несколько раз пыталась писать мне письма. Обычные, по почте. Адрес-то знала… Но… — Дима смущенно хмыкнул, — какой из меня друг по переписке? Никудышный. Я на электронную-то почту не всегда отвечать успеваю, а тут… Так и заглохло все. Я даже не знаю, что сейчас с ней и как она.

— А хотел бы знать? — сурово вопросила Люська. Дима от души рассмеялся:

— Как же мне нравится, когда ты ревнуешь!..

— Я не ревную, — фыркнула Люська.

— Ревнуешь, ревнуешь… Ты такая милая!

— Меня просто бесит вот эта… эта наглость девчачья! — Люська в волнении не могла подобрать нужных слов. — Для тебя это, наверное, смешно, а меня раздражают вот такие девицы… Скажите пожалуйста, явилась в гости, не запылилась… Ей еще повезло, дурынде, что ты человек порядочный. Да и вообще, что доехала до тебя без проблем и что адрес твой настоящий оказался, а то мало ли, чего ей там продать могли… Просто удачно все вышло. Обошлось без особых приключений… А вот клюнул бы жареный петух в задницу, что бы она делать тогда стала?!

— Ну, а ты сама, — Дима улыбнулся ее горячности. — Когда приехала в Москву, разве была такой уж опытной? Тоже ведь, наверное, наивная восторженная провинциалочка… Думала, что в столице все люди братья, что все будет легко…

— Ну нет, совсем наивной-то я не была, — Люська вздохнула. — Хотя, конечно, ты прав. Иллюзий было море… Когда я приехала, я же никого не знала в Москве. Ну, вернее, как… Был у меня телефон одного состоятельного бизнесмена, одногруппница дала. Сказала — позвони ему, чем черт не шутит, а вдруг поможет чем? Он тоже нашим земляком был… Приехала, позвонила, встретились… Слушай, я ведь еще никому этого не рассказывала, да и забыла уже, а тут… что-то вспомнилось. Встреча проходила очень странно, — Люська улыбнулась, — увиделись около МГУ и отправились… в его машину, что меня очень удивило.

— И ты пошла?! — не выдержал Дима. — К чужому мужику, к незнакомому — в машину?!

— Ну, мы же были из одного города. Мне тогда казалось, что этого достаточно, чтобы доверять друг другу… Тут он и давай меня расспрашивать и пугать: «У тебя нет опыта работы в штате?.. И прописки, наверное, нет московской?.. Что?! У тебя нет даже регистрации?! А квартиру ты себе уже нашла?.. Нет??? А ты знаешь, что сейчас цены на жилье в Москве кусаются, и вообще — Москва город дорогой… И давай уж посмотрим правде в глаза, в таком городе, как Москва, очень-очень трудно найти работу такой девушке, как ты, это практически невозможно. И если у тебя не будет, хм… покровителя, то, скорее всего, у тебя НИ-ЧЕ-ГО не получится. Ты понимаешь, о чем я?..»

— Козел!.. — выругался Дима сквозь зубы.

— Вот так мы и «поговорили»… — продолжала Люська. — Потом он заулыбался, сказал, чтобы я звонила, если захочу сходить с ним поужинать… Обещал, что замолвит обо мне словечко перед своим другом, директором издательского дома. Я поблагодарила, сказала, что подумаю, вышла из машины. Потом брела по улице и ревела… Там ведь так красиво, около Университета, там… даже не знаю, как выразить — там ЖИТЬ хочется! Я и так грузилась страшно, что работу не найду, тем более, что почти не оставалось денег. Когда уезжала в Москву, мне мама дала пять тысяч рублей, да и они уже были частично истрачены… А тут еще землячок запугал. Понятно, что я не собиралась становиться содержанкой, но так было горько это все слышать… Я шла и думала: «Господи! Ну неужели же это все правда, как в кино показывают и в книжках пишут — что у провинциалок просто нет иного пути, как по наклонной?!» — помолчав, Люська усмехнулась собственным мыслям и подытожила:

— Оказалось, что неправда…

Дима искоса взглянул на нее.

— А Дроздов… — осторожно начал он. — Он тебе что, совсем не помогал, ничем? Вы же с ним, как я понял, еще до Москвы познакомились…

— Я ему не звонила, — призналась Люська. — Неудобно было. Вообще, пока работу не нашла, запрещала себе даже думать о том, что можно попросить у него помощи. Да, если честно… как-то меня сразу тут жизнь завертела, закрутила… Не до него особо было. Нужно было выживать…

— Ну да, понимаю, — Дима кивнул. — У самого было примерно то же самое… А у тебя какое первое впечатление от Москвы было, Люсь?.. Вот чтобы — самое-самое первое?

— Первое?.. — Люська задумалась. — Не знаю, первое ли оно было, но главное, основное впечатление от переезда — это скорость. Люди, куда-то бегущие, спешащие, на ходу говорящие по мобильному, жующие, любящие, ненавидящие… Машины, несущиеся как на пожар — только бы успеть проскочить и не застрять в пробке. Казалось, что за всей этой непрекращающейся беготней и жизни-то не замечаешь…

— По сути, так оно и есть, — невесело подтвердил Дима.

— Ну, тогда я еще не знала об этом, — она вздохнула. — Помню первое утро в столице… Я сидела на скамеечке в парке и жевала первый в своей жизни гамбургер. Наблюдала за людьми и размышляла — куда же они все так летят и как же это все здорово… Тогда я еще не верила, что скоро сама стану частью этого потока. А вторым впечатлением, прямо скажем, неприятным, стало то, что в Москве никто никому не нужен в принципе, — она вздохнула. — Например, когда в моем городе в коллектив приходит новый сотрудник, его расспрашивают обо всем — откуда он, где живет, вплоть даже до того, как здоровье родителей и как зовут собаку. Здесь же совершенно никого не интересует, где, что и как. У каждого своя жизнь, свои заботы, свой марафон. Здесь, в «Вертикали», мы более-менее сблизились с коллегами и частенько болтаем «за жизнь». Но я чувствую, что, по большому счету, им моя жизнь — абсолютно до фонаря. Ну, за редкими исключениями, — она вспомнила Мишу и не смогла сдержать теплой улыбки. — А все эти охи-вздохи настолько фальшивые, что я просто перестала что-то личное о себе рассказывать.

— Это факт — в Москве мало кто откровенничает, — Дима согласно кивнул. — Сегодня есть человек, а завтра он пропал — переехал, уволился, женился и так далее, и ты больше никогда его не увидишь. Лица меняются с бешеной скоростью. Такой своеобразный… круговорот малознакомых людей в природе. Для меня это тоже было очень большим шоком после приезда. Первые мои три месяца в Москве были, с одной стороны, очень насыщенными в плане новых знакомств, общения, движения, но были одновременно и одними из самых одиноких в моей жизни. Поэтому никто из моих старых школьных друзей не удивлялся, когда в три-четыре часа ночи раздавался междугородний телефонный звонок, и я ныл в трубку: «Поговори со мной!»

— Наверное, все логично… В Москве круг твоего общения значительно шире, чем в родном городе, и выворачивать душу перед каждым поверхностно знакомым, ожидая поддержки и сочувствия, просто глупо, — Люська невесело покачала головой. — Если на малой родине какой-нибудь соседке тете Марусе было интересно, почему я поссорилась со своей лучшей подругой, то в столице, к примеру, тете Тане, с которой я встречаюсь по вторникам в бассейне, не до моих неприятностей в личной жизни, у нее у самой пятеро детей, мужа уволили с работы, здоровье пошаливает и машина сломалась — утрирую, конечно, но зато по сути… Ты не смотрел мюзикл «Метро»? Там бесподобно переданы чувства провинциальной девочки, которая оказалась один на один с большим и чужим городом… — Люська напела:

— «Лишь только имя да, может быть, занятье — вот все, что люди желают знать о нас… Когда же все, что мучит, готова рассказать я — от них лишь холод, холод всякий раз…»^[2]

— Да уж. В Москве люди мастерски овладели искусством быстрого общения — на лету, не глядя в глаза, многие умеют прощаться уже при встрече… — подытожил Дима. — Но что-то у нас с тобой, Люсь, совсем мрачная картина нарисовалась.

— Мрачная? Ну нет, — она встряхнула головой и рассмеялась. — Как бы тяжело мне поначалу ни приходилось, несмотря ни на что, я никогда не хотела уехать. Это была какая-то эйфория. Казалось, вот она — настоящая жизнь, а там, дома, в маленьком городишке — жалкое подобие, протухшее болотце. Именно здесь сосредоточены настоящие проблемы и настоящее счастье, а там — только лишь его отголоски… Ну, а что я все о себе да о себе? — спохватилась она. — Ты-то мне расскажи, как тебя Москва приняла поначалу?

— Да хреново, как, — Дима хмыкнул. — Правда, в Гнесинку я поступил сам, с первого раза. Комнату в общаге мне дали, вроде все нормально… Но денег не хватало постоянно. Катастрофически! Жрать было нечего, сидел на одной картошке, а когда и картошка заканчивалась, я активно по гостям ходил — чтобы ужином накормили…

Люська засмеялась — настолько не вязался образ вечно голодного нищего студента с тем Димой Ангелом, который сейчас уверенно восседал за рулем собственного роскошного автомобиля… А он продолжал:

— Устроился грузчиком в магазин, в ночную смену. Денег немного появилось, но встала другая проблема: хронический недосып. Ночью работа, днем учеба. Превратился в какого-то зомби… — Дима покачал головой, вспоминая. — Представляешь, еду утром после работы в метро, по кольцевой, и засыпаю… Так и катался… круг за кругом, не в силах был проснуться и выйти на нужной остановке. Первый год в каком-то тумане, плохо что помню, все дни сливаются… Ну, а потом… Потом я познакомился с Юрием Васильевичем. И он заключил со мной контракт. Ну, дальше ты в курсе…

— Просто современная сказка о Золушке, — пошутила Люська, — и Азимов — в роли доброй феи…

Тут она вспомнила, как помог ей Юрий Азимов на презентации, и впервые подумала, что, возможно, была до этого несправедлива к нему. Неплохой он, должно быть, человек… Просто излишне суровый. Ну а с чего ему, кстати, рассыпаться в нежностях и таять в улыбках?.. Тем более — перед ней?..

За разговором незаметно пролетело время — они подъехали к месту съемок. Люська даже пожалела, что сегодня на дорогах не было особых пробок — ей так нравилось болтать с Димой, они становились настолько близкими в такие моменты, настолько родными! А сейчас он снова наденет маску «поп-звезды», а ей не останется ничего другого, как просто наблюдать за ним со стороны.

Смутное эгоистичное раздражение от того, что ей в глубине души не хотелось видеть Диму кумиром тысяч и тысяч девчонок, не давало Люське покоя. Она бесилась, потому что сама прекрасно понимала — она не знает, чего хочет. Рада она за Диму, за его славу, успех, популярность? Несомненно. Тем более, что ему это так важно… Но… как бы ей, на самом деле, спокойнее жилось, если бы Дима был обычным человеком, не звездой, а просто «парнем из соседнего двора». Но так же нельзя! Почему она думает только о себе и о том, как ей удобно! Люська даже рассердилась. Ведь Дима — не просто ее бойфренд, он еще и талантливый артист, и было бы глупо зарывать этот талант в землю только потому, что ей, Люське, не нравится публичная звездная жизнь…

Люська вспомнила слова, которые Дима сказал ей перед выходом из дома: «Раз уж ты выбрала меня — привыкай к такой жизни!» И он был тысячу раз прав. Чего она тут, в самом деле, корчит из себя? Она радоваться должна, что у нее есть настоящая любовь…

Но раздражение и недовольство не исчезали. Дима умчался в гримерку, а Люська присела на стул и с возрастающим отвращением оглядывала снующих вокруг артистов. До Нового года оставался еще целый месяц, но в съемочном павильоне воссоздали нужную атмосферу — елки, игрушки, блестящая мишура, гирлянды, хлопья искусственного снега… Интересно, как они с Димой будут встречать 2006-й год? «Да ничего интересного, — тут же прервала свои размышления Люська. — Отправимся в очередной ночной клуб, где у Димы будет очередной концерт…» Ей сделалось тоскливо от этих мыслей. А может, поехать на праздники домой, к маме? Она обрадуется… А вот Дима обидится, скорее всего. Ох, как же все сложно…

Рядом с ней расположились девушки из группы «Дети индиго» — популярный квартет, где солистки брали не столько вокальными данными, сколько своей ярко выраженной сексапильностью. Они и одевались всегда соответствующе — топики, едва прикрывающие внушительные груди, мини-юбочки или шортики, что называется, «под самую писю»… Глядя на прехорошенькие, совершенно не обезображенные интеллектом кукольные личики участниц, Люська задалась вопросом: а они, вообще-то, сами хоть понимают, что означает название группы?.. Судя по всему, их словарный запас не был настолько богат.

«Дети индиго» оживленно обсуждали своюнедавнюю поездку в Индию. Люська догадалась по обрывкам разговора, что у них вышла неприятность с местными властями из-за того, что девушки загорали на пляже — то есть в общественном месте — без лифчиков. Топлес. После чего их выдворили из страны и пожизненно отказали в визах.

— Эти дикари нас осудили! — возмущенно надувала губки блондинка. — Совершенно варварская страна, никаких понятий о цивилизации… Уж Гоа-то, где, казалось бы, много нормальных современных людей, то есть туристов…

— Зато мы им показали класс! — веселилась другая участница, рыжеволосая красавица. — Где бы еще эти необразованные индусы увидели такие классные сиськи, как у нас?

Они все дружно захохотали.

— Но все равно, — озабоченно произнесла блондиночка, — отказывать в визе… Знаете, это было со стороны индусов некорректно. Можно подумать, мы им всю страну развратили своей обнаженкой…

Люська не выдержала и вмешалась.

— Вообще-то, что действительно некорректно, — сказала она, — так это называть жителей Индии индусами.

Девушки изумленно уставились на нее — мол, кто это здесь? — а затем переглянулись.

— А как их еще называть? Индусы — они индусы и есть…

— Индус — это не национальность, а религиозная принадлежность. То есть, буквально, индус — это человек, исповедующий индуизм. В Индии не все поголовно индусы, да будет вам известно. А уж Гоа — это вообще христианский штат. Так что правильно называть жителей Индии индийцами.

— Ой, да какая разница! — томная брюнетка из группы пожала плечами и засмеялась. — Будь они хоть индусы, хоть индийцы… Все равно как были, так и останутся бескультурной серой массой.

Люська поняла, что ее сейчас понесет, но уже не могла остановиться.

— На самом деле, это ВЫ показали уровень своего бескультурья в высококультурной и духовной стране, — сказала она ровным голосом. — И мне, например, стыдно, что теперь многие индийцы будут судить о россиянах по таким, как вы…

— Культурная страна? — фыркнула рыжая. — Да они до сих пор жрут, сидя на полу, и руками! Это называется «культурой»? Ну, на Гоа-то еще куда ни шло, там много иностранцев, они научили этих темных аборигенов уму-разуму…

— Разрешите вас перебить, — с ангельской улыбочкой вмешалась Люська, внутренне цепенея от ярости. — Если уж зашла речь о том, кто темный, а кто образованный… то правильно говорить не «на Гоа», а «в Гоа», потому что Гоа — это не остров, это название индийского штата.

— А вы, девушка, вообще-то, кто? — неприязненно спросила блондинка. Люська не успела ответить. Сзади бесшумно подскочил Дима, обнял ее за плечи, поинтересовался:

— Что здесь происходит? О чем беседуете?

— Димуль, это твоя… знакомая? — брюнетка окинула Люську выразительным взглядом. — Она тут решила нам преподать несколько уроков русского языка… Но мы, вообще-то, не просили, — она скорчила презрительную гримаску.

— Извините, девчонки, — быстро проговорил Дима и потащил Люську в сторону. Очутившись на безопасном от ушей девиц расстоянии, Дима расстроенно спросил:

— Люсь, ну что опять случилось?..

— Опять?! — нервно переспросила Люська. — Под этим «опять» ты подразумеваешь, что я, такая несдержанная и невоспитанная, вечно нарываюсь на неприятности?!

— Т-с-с, чего ты заводишься, — он примирительно погладил ее по плечу, — я не это имел в виду. — Что у вас там произошло, зачем ты с ними спорила?

— Да потому что… потому что они дуры! — беспомощно выкрикнула Люська. — Курицы безмозглые… А ты еще зачем-то извинился перед ними, да с какой стати? Необразованные плохо воспитанные хамки!

— Люсь, ну пусть хамки, пусть невоспитанные… Ты-то зачем так нервничаешь? Пусть себе живут, — Дима попытался устало улыбнуться. — Понимаешь, мне с ними еще работать, пересекаться на разных тусовках и съемках, и разве хорошо, если у нас с ними будут натянутые отношения?..

— Извини, — язвительно отозвалась Люська, — что испортила тебе отношения с такими чудесными и замечательными людьми… Я и забыла, что для тебя это — главное.

— Боже, — Дима закатил глаза. — Не надо перевирать мои слова, Люсь. Для меня очень важны отношения с тобой, но это… ты пойми, это — моя работа!

— Я понимаю, — Люська сникла. — Я все понимаю, Дим… Но принять не смогу. Никогда.

— Даже ради меня? — Дима попытался свести все в шутку и слабо улыбнулся.

— И ради тебя тоже. Дим, это ТВОЙ мир. Твой круг. Твое общение. Пусть ты выгодно отличаешься от остальных, но все же ты — его часть…

— Пожалуй, тебе и в самом деле не стоило сюда приезжать, — подытожил Дима.

— Не беспокойся, я не стану портить твои отношения с окружающими, — холодно отозвалась Люська. — Я сейчас же уеду.

— Как — «уедешь»?! Люсь, я не могу сейчас тебя отвезти, ты уж потерпи еще немного…

— Не надо меня отвозить, — отчеканила Люська. — Я не маленькая девочка… Я прекрасно доберусь сама, не буду тебя напрягать.

Она повернулась и зашагала к выходу.

— Ну что это еще за детский сад… — он бросился было за ней, пытаясь остановить, но Люська отстранила его руки.

— Возвращайся к своей РАБОТЕ. Не заставляй людей ждать, не подводи их, — холодно сказала она.

Секунду Дима пристально смотрел на нее, а затем горько и беспомощно бросил:

— Все еще хочешь ехать?.. Что ж, как знаешь… Не стану тебя задерживать.

Люська выскочила из павильона прямо на вечерний морозный воздух. Ее трясло. Она наклонилась, машинально загребла ладонью горсть серого московского снега и, не заботясь о гигиене, отправила его в рот — ей необходимо было освежиться. «Я идиотка, опять все испортила! — стучало у нее в висках. — Какое право я имею требовать от него плясать под мою дудку? Он — талант, он нужен людям, а я пытаюсь сделать его собственной птичкой в золотой клетке, чтобы пел только для меня одной…»

Слезы замерзали на ресницах и щеках, стало больно моргать. Люська несколько раз глубоко вдохнула, стараясь справиться с волнением и успокоиться. В этот момент массивная дверь павильона распахнулась, и на улицу вылетел Дима, прямо так, как был — в гриме, в костюме для выступления. Увидев Люську, он резко остановился и с видимым облегчением перевел дух.

— Слава Богу, ты еще здесь…

— Здесь, — виновато улыбнулась она, чувствуя, что напряжение схлынуло и моментально ослабели в коленках ноги. — Прости меня, мой хороший…

Он подошел к ней и крепко обнял.

— Люсь, куда мы катимся? На что разбазариваем нашу жизнь? Она и так короткая, а мы постоянно ссоримся, выясняем отношения… Не надо так. Я тебя очень люблю.

— Я тебя тоже люблю, Димка. Давай пообещаем друг другу, что никогда-никогда не будем больше ссориться?..

— Какая же ты все-таки у меня еще маленькая и глупенькая, — с нежностью сказал он и поцеловал ее.

Для Люськи стало полнейшей неожиданностью приглашение Юрия Азимова встречать Новый год у него в загородном доме. Вернее, он, конечно же, пригласил их вдвоем с Димой, но сам факт!.. Она согласилась с радостью, хотя еще каких-то пару-тройку месяцев назад даже помыслить не могла о том, что будет без содрогания думать о совместных посиделках с железным продюсером.

— Все будет тихо, по-домашнему, парадная форма не обязательна, — сказал ей Юрий Васильевич и улыбнулся. С ума сойти!.. Он, оказывается, умел улыбаться!

Для Димы это приглашение тоже являлось очень значимым событием, поскольку впервые за несколько лет продюсер позволил ему не выступать в новогоднюю ночь по клубам, а отдыхать и праздновать по-человечески.

— Заслужил, Дима, — Азимов по-отечески обнял парня за плечи. — У тебя был очень насыщенный и плодотворный год, можно немного расслабиться… чтобы набраться сил для покорения новых вершин! «Евросонг» — это только начало, то ли еще будет, мой мальчик, уверяю тебя!..

Очередным шоком для Люськи стало то, что у Азимова, оказывается, была семья. Он представлялся ей этаким мрачным трудоголиком-одиночкой, тем более, что в прессе никогда не писали о его близких — только об артистах, с которыми он работал. Выяснилось, что у продюсера имеются вполне себе законная жена и семилетний сын Гриша.

Дом Азимова в подмосковье показался Люське довольно скромным для такой маститой акулы шоу-бизнеса. Впрочем, Дима объяснил ей, что Юрий Васильевич не любит жить за городом, ему больше по душе столичный ритм, поэтому все свое время он проводит в московской квартире. В доме же постоянно проживают жена с сыном и прислугой — охранником, поваром, домработницей и шофером.

«Бедная тетка, — от души посочувствовала Люська незнакомой женщине — супруге Азимова, рассматривая двухэтажный кирпичный дом, когда они с Димой вечером тридцать первого декабря прибыли по месту приглашения. — Заперли ее тут в четырех стенах… Пусть даже в столь благоустроенных стенах!»

В принципе, в доме было очень уютно и мило — даже хорошо, что без всей этой кричащей роскоши. На первом этаже располагались гостиная с большим старинным камином, столовая и кухня, а спальни для хозяев, гостей и прислуги размещались наверху. В специальной пристройке имелись также бассейн и сауна.

Жену Азимова звали Светланой. Она оказалась миниатюрной блондинкой, лет на двадцать моложе своего супруга, тихой и незаметной, как мышка. Светлана почти не разговаривала — только отвечала на вопросы, которые ей задавал муж, или давала короткие распоряжения домработнице. Все остальное время она просто молча улыбалась.

Люська не знала, что полагается дарить на Новый год в таком обществе. Она остановила свой выбор на виниловых пластинках — этот раритет сейчас снова входил в моду, компакт-диски становились неинтересными и не такими «стильными», как старый добрый винил. Диме она подарила пластинку с рок-оперой «Иисус Христос — суперзвезда», продюсеру — золотую коллекцию Луи Армстронга (сама она, конечно, была не в курсе вкусов Азимова — Дима подсказал), а хозяйке дома достался сборник американских рождественских и новогодних хитов. Что касается Гриши, то ему она купила набор конструктора «Лего» — мальчик остался очень доволен.

Ей тоже достались милые памятные подарки от хозяев дома (альбомы с репродукциями мировых шедевров) и, конечно же, от Димы. Он торжественно вручил ей изящный браслет из белого золота с маленькими бриллиантами.

Встреча Нового года действительно прошла посемейному, Люська буквально отдохнула душой. Поначалу все гурьбой выкатились во двор, где за домом располагалась площадка для шашлыков. Пока повар колдовал над маринованным мясом, все остальные дурачились, бросались снежками, катали и лепили снеговиков, распевали хором песни и, хохоча, толкали друг друга в свежий белый (не то что в городе!) снег… Дима самозабвенно играл с Гришей, и тот явно был в восторге от своего старшего товарища. Люська невольно залюбовалась ими обоими. Оказывается, Дима отлично ладил с детьми — кто бы мог подумать… На пару мгновений она задумалась, каким отцом он мог бы стать для их общих детей, но затем мысленно обругала себя дурой и прекратила мечтать об этом. Всему свое время! Сейчас и так все хорошо, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить…

Затем все дружно переместились в дом, потому что поглощать шашлыки было куда приятнее в уютной теплой столовой, где их ожидали помимо свежепожаренного мяса другие разнообразные яства. Сначала Люська хотела сделать комплимент Светлане — закуски и салаты были очень вкусными, буквально таяли во рту, но потом засомневалась. Ведь, скорее всего, праздничный стол — это заслуга повара, а не хозяйки дома. Однако, к ее немалому изумлению, выяснилось, что новогодний ужин Светлана готовила сама. Настоящим шедевром кулинарии был огромный гусь с яблоками, которого подали непосредственно к полуночи. Люська с Димой наперебой рассыпались в комплиментах жене Азимова, и той было заметно приятно.

После просмотра традиционного телеобращения президента к россиянам они двинулись из столовой в гостиную, к камину. У огня было намного уютнее пить чай с тортом. К тому же в гостиной стояла огромная наряженная елка, что придавало атмосфере соответствующий новогодний дух.

— Завтра, как выспимся, можем поехать в лес на лыжах, — предложил Азимов, размякший в домашней обстановке и совсем не похожий сейчас на всемогущего музыкального продюсера. — Если, конечно, не будет снегопада…

— Я и забыла, когда в последний раз стояла на лыжах, — призналась Люська. — Наверное, еще в школе — на уроках физкультуры… Блин, как же все это классно, у меня даже нет подходящих слов, чтобы выразить!

— Нет слов? Позор, а еще журналистка, — шутливо попенял ей Дима, тоже расслабившийся и умиротворенный.

— Смейся, смейся… Но у меня уже несколько лет не было такой чудесной встречи Нового года.

«Особенно по сравнению с прошлым разом!» — докончила она про себя, но озвучивать эту мысль не стала. В прошлом году новогодняя ночь в клубе среди знаменитостей стала для нее настоящим кошмаром. Мало того, что две теледивы, перебрав шампанского, прилюдно высмеяли ее и обозвали вульгарной деревенщиной, так еще и в туалете Люська случайно стала свидетельницей разговора двух подруг, которые самозабвенно обсуждали «новую девушку Димы Ангела» и не скупились на красочные эпитеты.

— У меня тоже, — кивнул Дима. — Такое ощущение, что я маленький мальчик и у меня впереди зимние каникулы. Словно в детство вернулся…

— Ты прости меня, Дим, — в раскаянии произнес вдруг Азимов. — Я, наверное, тебя слишком загонял, а? Но так было надо, ты же сам понимаешь. Сначала ты работаешь на популярность, а потом популярность работает на тебя. За этот год мы с тобой вышли на совершенно иной уровень. Ты стал номером один среди молодых артистов в стране, без преувеличений.

— Да все нормально, Юрий Васильевич, — Дима махнул рукой.

Люська в глубине души вовсе не считала, что все нормально. Дима по-прежнему работал на износ, не высыпался, ел что попало и когда попало… Но это, в конце концов, было не ее дело. И она промолчала.

В отведенной им с Димой спальне они провели, пожалуй, самую восхитительную совместную ночь в жизни. Проснувшись на следующий день на Диминой груди, Люська с радостью осознала, что ее примета с первым января не сработала.

Первое утро каждого наступившего года Люська ненавидела всеми фибрами души, больше всего на свете. Если само ожидание праздника наполняло ее душу детским счастьем, то пробуждение на следующий день неизменно сопровождалось жуткой тоской. Бестолковый, нудный, противный, пустой день — даже обидно было, что именно с него начинается год. Еще и просыпаешься, когда уже начинает темнеть — зима все-таки, и от этого эмоциональное состояние еще паршивее, словно жизнь проходит мимо… Поэтому Люську безмерно удивляло, когда она слышала от других: «Как же я люблю первого января, проснувшись, есть вчерашние салаты…» А ее удручали именно эти самые «вчерашние» салаты, которые непременно надо было доедать. И хотя вкус у них был почти тот же, они уже казались Люське какими-то унылыми и совсем не праздничными…

Но на этот раз все было просто отлично! Ни тени плохого настроения, уныния или ее всегдашней постновогодней тоски. Наверное, дело было вовсе не в первом января как таковом. Все зависело от душевного состояния и человека, который был в этот день рядом. С которым не то что первое января — а вообще ничего в жизни не страшно…

Рано утром второго января вернулись по практически пустой трассе в такую же опустевшую Москву. Дима с Азимовым тут же засучив рукава принялись за работу — нужно было записать в студии ту песню, с которой Дима собирался ехать покорять «Евросонг». Люська же купила билет на поезд и отправилась на малую родину, чтобы провести оставшиеся дни новогодних праздников с родителями.

В кругу родных, конечно же, ей было очень хорошо, тепло и уютно, но Люська поймала себя на том, что уже на второй день начала отчаянно скучать по Москве, от которой, как ей казалось, она дико устала — а вот поди ж ты… Ну и, конечно же, по Диме. Тот тоже тосковал, звонил несколько раз на дню и умолял поскорее возвращаться. Мама неодобрительно поджимала губы, в глубине души не поощряя связь дочери с популярным певцом, однако это не мешало ей хвастать Димой перед подругами, полушутя-полусерьезно называя Ангела своим зятем.

Встретив Рождество с семьей, Люська с чувством исполненного дочернего долга отправилась обратно в столицу. «Домой!» — подумала она с улыбкой. Смешно, ведь, по сути, у нее и дома-то никакого не было. Одно она знала точно, дом — это то место, где у нее душа была на месте. А душа обычно бывала на месте только рядом с любимым.

В последний выходной, который Люська планировала провести вместе с Димой, с утра пораньше ее разбудил звонок телефона. Взглянув на определившийся номер, она застонала — это был ее генеральный директор, Артурка.

Люська вздохнула. Генеральный директор Артур Савельев (за глаза все называли его не иначе, как «Артурка») обладал весьма склочным и мерзким характером, постоянно срывая свое плохое настроение на подчиненных. Вообще-то, он был директором столичного молодежного центра, организованного правительством Москвы. Центр занимался вопросами и проблемами студенческой жизни, помогал молодым людям строить карьеру, ну и заодно — выпускал свою газету под названием «Вертикаль». Главным редактором газеты была Мария Викторовна, но, к сожалению, генеральный директор, не соображая ни грамма в журналистике, пытался руководить работой редакции, чем немало всех удручал и вообще основательно мешал процессу. Помимо того, он постоянно напрягал Люську заданиями, выходящими за рамки ее прямых обязанностей — например, написать официальное письмо мэру, составить отчет о мероприятии для комитета общественных связей, придумать рекламный буклет Центра и так далее. Люська злилась и пыталась втолковать ему, что это — совершенно не ее работа, она этого делать не любит и не умеет, но генеральный был непреклонен.

— Люсенька! — умильно восклицал Артурка, всплескивая руками. — Да кто же еще мне это сделает, если не ты? Ты же моя гордость! Ты так замечательно пишешь, никто здесь больше так не умеет!..

Ну, это, разумеется, если он был в хорошем настроении. Если же Артурка пребывал в плохом (а это случалось гораздо чаще), то он не церемонился, а принимался орать, выпучив глаза и брызжа слюной:

— Что значит — «не мои обязанности»?! Здесь главный — я, и только я решаю, у кого какие обязанности!!! Скажу тебе — пошла мыть окна, пойдешь и будешь мыть!!! А не пойдешь — скатертью дорожка!!!

Собственно, Люська уже привыкла не реагировать на его вопли и не воспринимать их всерьез, хотя поначалу, когда только устроилась на работу, такое отношение начальника вгоняло ее в оторопь. Многие, кстати, уходили из молодежного центра после пары месяцев — банально нервы не выдерживали. Люська же не увольнялась лишь потому, что отдавала себе отчет: ее главная работа все-таки в редакции, а не в Центре, и эта работа была ей очень по душе. А периодические нашествия Артурки можно и перетерпеть — поорет, поорет и перестанет, а должность такая на дороге не валяется.

Можно было догадаться, что звонит он в последний праздничный день вовсе не затем, чтобы сообщить, что с нового года повысит ей зарплату. Боже, неужели же пошлет ее на какое-нибудь очередное идиотское мероприятие Центра? Только не это… Не отвечать?.. Но ведь он возьмет измором, она уже знала по собственному опыту, будет названивать без перерыва. Отключить телефон?.. Мало ли, может, она едет в метро и находится вне зоны действия сети… Да, но не может же она быть в метро целый день!

«В конце концов, чего я боюсь? — разозлилась Люська. — Сегодня официальный нерабочий день, так? У меня свои планы… Я, может быть, вообще не в Москве. Если даже он захочет меня куда-то отправить — я его сама отправлю очень далеко, пусть обломается. О таких вещах нужно предупреждать заранее, а сейчас я банально не могу!»

Исполненная решимости, она вышла в кухню, чтобы не разбудить мирно спящих девчонок, и ответила на звонок.

— Люсенька! — обрадовался Артурка, услышав ее голос. — Доброе утро! С Новым годом и Рождеством! — спешно покончив с необходимыми реверансами, он взял быка за рога. — Готова ли ты поработать на благо отчизны?

— Не готова, — с ходу сурово отказалась Люська. — У меня, между прочим, выходной.

— Надо, Люсенька, надо, — Артурка вздохнул с притворной скорбью, словно давая ей понять, что разделяет ее нежелание, но, увы, ничего поделать с обстоятельствами не может. — Родина тебя не забудет… Тут и дело-то пустяковое…

— А что за дело? — поддалась Люська на провокацию и тут же отругала себя за это — ну все, теперь он с нее живой не слезет!

— К завтрашнему дню в мэрии ждут буклет — итоги работы нашего Центра за прошлый год. Ну, коротенько пробежаться по всем нашим программам, и карьерным, и информационным, и патриотическим… Кто, как не ты, лучше всего об этом знает!.. Напишешь о карьерных форумах, о «Вертикали», о поездах памяти… в общем, подведешь итоги, так сказать! Выберем самые удачные фотографии, быстренько сверстаем…

Люська обмерла. Буклет!.. По итогам года! Да тут на несколько дней работы, он ее что, за полную дуру принимает?! И ведь наверняка он об этом знал и раньше, как минимум за месяц. Но просто, как обычно, все на свете забыл и спохватился в самую последнюю минуту, а теперь резко вспомнил, и Люська должна расплачиваться за его забывчивость… Ну уж нет, не на ту напал!

— Артур, я не могу, у меня дела, — сказала она твердо.

— Отложи свои дела, дорогая. Ты же понимаешь, это вопрос жизни и смерти…

— Не понимаю. О таких жизненно важных вопросах принято предупреждать заранее.

— Да я сам только что узнал! — мгновенно соврал Артурка.

— Артур, но я не могу приехать в офис! Я вообще за городом, на даче у друзей… — она тут же пожалела, что не назвала какой-нибудь более отдаленный в географическом плане участок, потому что Артурка вцепился в эту фразу, как клещ.

— Люсенька, ну я же не говорю — сейчас… Сколько тебе нужно времени, чтобы добраться до Москвы? Часа два, три? Подъезжай в офис к обеду…

Это уже переходило всякие границы. Люська начала беситься.

— Я не могу приехать! — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул и не выдал ее слабину. — Я не приеду, Артур…

Прежде чем он успел что-то возразить, она нажала кнопку отбоя. Артур немедленно перезвонил снова. Люська терпеливо выждала, когда телефон оттрезвонит энное количество звонков (отклонять входящий было бы совсем грубо), и, не став дожидаться, пока босс наберет ее заново, отключила мобильный вовсе.

«Кажется, у меня будут большие проблемы в редакции…» — подумала она с тоской.

Спать ей уже не хотелось — слишком она разволновалась. Вздохнув и покачав головой, она чиркнула спичкой о коробок и поставила чайник на плиту.

На кухне появилась недовольная заспанная Жанка. Она вернулась из клуба под утро; судя по всему, повеселилась она там на славу, но сейчас явно мучалась с похмелья от головной боли. Как всегда, когда у нее было плохое настроение, Жанка решила сорвать злость на том, кто оказался поблизости.

— А можно было не орать, разговаривая по телефону? — раздраженно бросила она. — Ты, кажется, забыла, что не одна здесь живешь…

— Извини, если разбудила, — покладисто отозвалась Люська. — Я не хотела. Меня саму этот звонок застал врасплох…

— А ведь сегодня последний выходной, — продолжала бубнить Жанка, — я так мечтала выспаться…

— Я, между прочим, тоже, — заметила Люська. — А ты явилась домой в четыре утра, да еще долго шумела и возилась в прихожей, чем, между прочим, разбудила и меня, и Алину… Мы же не жаловались.

Жанка сделала вид, что не услышала ее замечания — она открыла дверцу холодильника и принялась изучать его содержимое.

— А что, минералку мою допили? — с досадой спросила она, накручивая себя еще больше.

— Господи Боже, — Люська покачала головой. — Жан, никто и не думал трогать твою минералку. Я даже не знала, что она вообще была. Ты сама, наверное, ее выпила и забыла об этом…

— Да что ты меня за дуру держишь! — рявкнула Жанка. — Думаешь, я не в состоянии вспомнить, допила я минералку или нет?!

— Никто не держит тебя за дуру, — спокойно отозвалась Люська. Впрочем, это спокойствие давалось ей с трудом — она чувствовала, что уже начинает закипать, как чайник, который она поставила на огонь. — Но ты сама себя этой самой дурой постоянно выставляешь, не находишь?

Жанка зло прищурилась.

— Лучше прямо скажи, что я тебя раздражаю!

— Не надо перекладывать СВОИ эмоции на других, — парировала Люська. — Если тебя все вокруг раздражают, это еще не значит, что они испытывают к тебе то же самое.

— Не все, — хмыкнула Жанка. — Меня раздражают отдельные личности…

— Да знаю я, знаю, какого ты обо мне мнения, и не обольщаюсь на этот счет, — Люська презрительно скривила губы. — Только, видишь ли… Есть одна хорошая поговорка — будь проще, и к тебе люди потянутся. Возьми себе на заметку…

Впервые они говорили так откровенно. Сейчас обе испытывали одновременно и напряжение, и облегчение от того, что не надо больше притворяться и создавать видимость хороших отношений — все маски были сброшены.

— Тебе тоже следовало бы взять себе на заметку, дорогая, — подхватила Жанка ей в тон, — что ты как была деревней, так ею и осталась… И если ты трахаешься с мальчиком из шоу-бизнеса, это еще не значит, что тебе удалось пролезть в высшее общество, как бы сильно ты этого ни желала.

Люська молча проглотила «деревню», специально решив на нее не реагировать. Но на «желание пролезть в высшее общество» она смолчать уже не смогла и искренне расхохоталась.

— Ей-богу, ты так часто ставишь мне в вину связь с Димой, что я уже начинаю подозревать, что ты попросту завидуешь. Наверное, сама спишь и видишь, как в это самое высшее общество попасть хотя бы бочком, хоть с краешку постоять… И тебе не понять тех, кто туда вовсе не стремится.

— Я? Завидую? Тебе?! — фыркнула Жанка. — Просто не люблю, когда люди строят из себя невесть кого и выпендриваются на пустом месте…

— Как раз в этом ТЕБЕ, моя дорогая, нет равных. Так что ты не по адресу…

Жанка не нашлась, что ответить на это, и зашла с другого бока:

— Люсь, да все, поголовно все отмечают, как ты изменилась… И не в лучшую сторону. Мы с Алиной так от тебя устали, ты стала просто невыносимой в последнее время…

— Вы — с Алиной?! — Люська снова не выдержала и расхохоталась. — Вот чего не выношу абсолютно, так это вранья. Жан, единственный человек в этой квартире, которого терпят, сжав зубы, — это ты. Понимаешь — ТЫ!

— Ну так вали, переезжай к своему Ангелу, раз ты меня терпеть не можешь! — с ненавистью выкрикнула Жанка.

— Я подумаю над этим, — серьезно пообещала Люська. Она и в самом деле размышляла о новом месте жительства. Если не у Димы (хотя тот давно предлагал, даже отдал ей запасные ключи от квартиры, чтобы она могла бывать у него в любое время), то хотя бы просто съехать подальше от Жанки. Но ее удерживало то обстоятельство, что переезд неизбежно поставил бы Алину в затруднительное положение. Вряд ли подруга захочет оставаться один на один в квартире с самодуркой Жанкой. Но, с другой стороны, не может же Люська взять ее с собой к Диме… А если они с Алиной вдвоем просто найдут другое съемное жилье — это получится не слишком красиво по отношению к Жанке, они ее подставят — вряд ли она в одиночку «потянет» отдельную квартиру…

— Подумай, — Жанка метнула в нее недобрый взгляд и затянулась сигаретой. — И вообще, выключи уже свой чайник, он действует мне на нервы, он давно уже вскипел…

— Да пошла ты!.. — в сердцах бросила Люська и резко выключила газ на плите. Чаю больше почему-то не хотелось. Она выскочила из кухни, добежала до своей кровати и рухнула на нее. Сначала Артурка, теперь вот Жанка с ее претензиями… Не многовато ли для одного утра?! Да гори оно все синим пламенем! А у нее, между прочим, сегодня законный выходной и долгожданная встреча с Димой… Но настроение уже было безнадежно испорчено.

«Надо уезжать отсюда, — думала Люська, уткнувшись лицом в подушку. — Хватит плясать под Жанкину дудку. Давно уже пора поставить точку в нашей так называемой дружбе. Я больше не могу это выносить…»

Но в глубине души она с трусливой обреченностью понимала, что порядочность и чувство долга не позволят ей сделать этого. Ведь ее переезд будет означать либо то, что она кинет Алину, либо то, что они с Алиной обе кинут Жанку. А ей этого совершенно не хотелось. Она все еще лелеяла надежду, что все как-то разрешится миром, утрясется со временем само собой. Был бы срок… И были бы железные нервы.

ЧАСТЬ 3

…Самое страшное в большом городе — это депрессия.

Большие города либо сжирают тебя полностью, либо падают к твоим ногам, вознося тебя на божественный Олимп. Пока ты куда-то бежишь, что-то делаешь, носишься по работе как очумелый — город тебе изо всех сил помогает. Ты — смазка для его шестеренок, он подталкивает и прокручивает тебя: дальше, дальше, дальше, дальше… Но, как только ты остановился, задумался о том, что ты здесь делаешь, — ты становишься помехой всем механизмам. И город начинает тебя медленно, но верно раздавливать. Уничтожать.

Из Интернета

Москва, 2006 год

На следующий день Люська явилась на работу, ожидая, что Артурка первым же делом вызовет ее к себе в кабинет и устроит выволочку за то, что она так нагло проигнорировала его просьбу. Однако босс заглянул в редакцию лишь мимоходом, скользнул по Люське взглядом, не поздоровался, не произнес привычного, как воздух: «Ну что, Люсенька?..» (это плохой знак, отметила она машинально), сообщил Марии Викторовне, что уезжает в мэрию до вечера и скрылся за дверью.

— Не знаете, зачем он туда поехал? — как можно равнодушнее поинтересовалась Люська у главной редакторши.

— Отчетный буклет отвозить, — ответила та со вздохом.

— Буклет? — пораженно переспросила Люська. — Неужели он готов?!

Мария Викторовна взглянула на нее с обидой:

— Еще бы он не был готов… Артур вчера меня экстренно вызвал на работу, я сутки над буклетом трудилась — весь день, вечер и ночь. Сейчас спать хочу — умираю, ну хорошо хоть, что после обеда уезжаю домой, Артур отпустил. Пытались еще и вас позвать на подмогу, но так и не смогли дозвониться, — добавила она укоризненно.

— Я… была за городом, — отозвалась Люська в замешательстве. Значит, этой несчастной курице пришлось отдуваться за Люську, и она осталась по ее вине без выходного! Впрочем, что это, одернула себя Люська, не хватало еще нажить себе комплекс вины… Мария Викторовна осталась без выходного не по Люськиной вине, а по вине Артура. Кто же знал, что он окажется таким забывчивым идиотом и вспомнит о важной и срочной работе в последний момент?!

«Что ж, буклет все-таки готов, и слава Богу. Но сдается мне, что Артурка заимел на меня зуб!» — мрачно подумала Люська. Чем ей могло это грозить, она пока не знала. Ведь не уволит же он ее за это, в самом деле. Или уволит?.. На душе заскребли кошки, сделалось как-то неуютно. Нельзя, конечно, было сказать, что это работа ее мечты. Хотя в принципе в «Вертикали» ей нравилось… если бы не Артуровы заморочки. Но думать о том, что тебя могут вот так просто взять и выставить за дверь, было неприятно. В конце концов Люська попыталась успокоить себя тем, что худшее, что ей грозит — это потеря к ней доверия у Артура. Ну, перестанет он ее отныне грузить своими идиотскими заданиями «написать красиво», так это же ей только на руку!

Она бы охотно обсудила свои «мильон терзаний» с верным рыцарем Михаилом, но тот почему-то отсутствовал на рабочем месте. Возможно, он был на какой-нибудь съемке, а может, приболел… Люська со стыдом вспомнила, что не разговаривала с Мишей уже черт знает сколько времени. За время новогодних выходных он пару раз звонил ей, но Люське постоянно было некогда, и она сбрасывала его звонки, обещая себе, что перезвонит, как только освободится, да так ни разу и не сделала этого. Правда, тридцать первого декабря она честно отправила ему поздравительную СМС-ку, однако извещения о доставке не получила и списала все это на новогодние перебои со связью.

Впрочем, у нее не получилось долго грузиться размышлениями на эту тему — позвонила Алина.

— Ну что, помирились? — первым делом поинтересовалась Люська, имея в виду ссору подруги и Тамера. В последнее время это было единственной темой их разговоров, поскольку Алина ни о чем другом просто думать не могла и постоянно плакалась Люське в жилетку. Даже в Новый год Тамер не соизволил позвонить Алине, хотя она всю ночь прождала его звонка. Люська молилась, чтобы все у этих несчастных влюбленных поскорее наладилось, потому что невероятно устала от их восточных страстей.

— Ой, если бы… — вздохнула Алина. — Люсь, это какой-то непрекращающийся дурдом… Просто безграничная нервотрепка. У меня уже сил нет с ним спорить… Мы сегодня по телефону полтора часа разговаривали, но опять ничего не решили, не выяснили…

— Господи, что там выяснять-то? Он так и не понял, что свалял тогда дурака? Уже два месяца прошло, а он все тебя мурыжит!

— Он не верит… Считает, что я намеренно хочу сделать из него идиота. И что с тем парнем заигрывала и кокетничала специально. Якобы в силу своего менталитета. Мол, все русские такие… Я уже сама себе кажусь полным дерьмом. Потому что он меня в это дерьмо постоянно окунает…

— Бред какой-то! — возмутилась Люська. — Алин, ты меня извини, конечно… Я все понимаю — и разницу менталитетов, и восточный темперамент, и даже религиозные заморочки… Но, по-моему, его беспричинная ревность уже попахивает шизофренией. Надо доверять любимому человеку.

— А он не доверяет мне… Значит, не любит?.. — упавшим голосом докончила Алина.

— Да любит, конечно. Просто он идиот, у самого куча комплексов, а он на тебя их перекладывает… Нет бы жить да радоваться — такая девушка ему досталась!.. А ты тоже — нет бы знать себе цену, а ты постоянно ему поддакиваешь, соглашаешься с тем, что виновата — даже в тех ситуациях, когда виноват он! Надо же и уважать себя немножко, — расстроенно сказала Люська. — Алин, поверь, я не хочу тебя обидеть этими словами, я просто переживаю за тебя…

— Я знаю, — уныло отозвалась Алина. — Просто у меня сейчас в голове такой сумбур творится… Ты после работы домой?

— Н-н-нет, — виновато пробормотала Люська, чувствуя себя предательницей — у подруги, понимаешь ли, «личная драма», а она… — Мы с Димой договорились встретиться. Но если что, я могу и отменить встречу, позвоню ему… Хочешь?

— Не надо, не надо! — испугалась Алина. — Я просто так спросила… Хорошего тебе вечера!

…Хорошего вечера, однако, не получилось.

В метро Люська неожиданно упала в обморок. Это случилось с ней, кажется, первый раз в жизни — во всяком случае, за все то время, сколько она себя помнила. Причем она так и не поняла, почему это произошло. Особой толкучки и давки не было, духоты тоже не наблюдалось. Правда, в вагоне не осталось свободных мест — но к этому Люське было не привыкать. Она стояла, держась за поручень, и вдруг почувствовала себя… не то чтобы плохо — но как-то странно. Сердце заколотилось, как бешеное, стало трудно дышать, в глазах сначала потемнело, а затем заплясали звезды, затошнило, колени ослабли. «Сейчас упаду!» — подумала она с испугом. Больше всего в тот момент Люська, вот удивительно, была обеспокоена не тем, что в принципе может упасть, а тем, что напугает остальных пассажиров, если неожиданно брякнется на пол. Ей сделалось неловко. Вот же, проклятая неуместная деликатность!.. Она пересилила себя и, слегка наклонившись, обратилась к сидевшему прямо перед ней мужчине:

— Не могли бы вы уступить мне место?.. — она хотела было мило добавить, что плохо себя чувствует, и извиниться, но со страхом поняла, что язык ее практически не слушается, так что вежливо завершить фразу не получилось. Но мужчина, вглянув на ее белое, как мел, лицо и посиневшие губы, видимо, все понял без объяснений и торопливо вскочил. Люська хотела было сесть, но тут ее повело куда-то в сторону, стало совсем темно, уши словно заложило ватой… а спустя несколько мгновений она обнаружила, что уже полулежит на сиденье. Рядом суетливо кудахтали голоса, кто-то активно растирал ей левую ладонь, а во рту у нее была приятная прохлада от таблетки валидола (кто ее туда засунул? как? когда?). Люська резко приподнялась и смущенно огляделась — вокруг нее толпились люди, глядели участливыми глазами. Господи, как же неудобно вышло…

— Дочка, ну как, лучше тебе? — сердобольно спросила пожилая женщина, державшая ее за руку.

— Да, спасибо, — Люська покраснела от смущения и кивнула. — Мне уже совсем хорошо…

— А ты растирай, растирай руку-то! — посоветовала та. — Поможет… И куртку расстегни, чтобы дышать легче было!

Люська хотела было встать, но ей не позволили.

— Посиди-ка еще минут пять, приди в себя…

Люська сидела, уставившись под ноги. Ей было ужасно не по себе, хотя, конечно, она понимала, что ее вины ни в чем нет — ну, стало плохо человеку в подземке, с кем не случается…

— Со всяким бывает, — подтвердила женщина ее предположения, — ты не переживай! А в следующий раз, как себя нехорошо почувствуешь, не стесняйся к старухам подходить — у них всегда лекарства есть…

— Да что вы такое говорите, — вмешалась молодая женщина в модной каракулевой шубке. — Надо же знать, какие лекарства! А то по незнанию можно напичкать человека до смерти… Вон, на «Пушкинской» в прошлом году случай был, тоже девушке плохо стало, а у нее с сердцем врожденные проблемы, так ей бабка какая-то впихнула свое старушечье лекарство, у девчонки от него сердце вообще остановилось, и когда «скорая» приехала, поздно уже было… Надо знать, чего давать!

— Да «валидол» же! — обиделась пожилая. — Что с него сделается… А ей, видите, сразу полегчало…

— А я и не про нее говорю! — рассердилась молодая. — Я про прошлогодний случай, тоже в метро… В газетах даже писали.

В воздухе запахло спором, грозящим перерасти в ссору — в метро это почему-то случалось частенько, словно люди, попав в замкнутое подземное пространство, быстрее обычного теряли контроль над собой. Люська вовсе не хотела, чтобы из-за ее обморока разгорались страсти. К счастью, в этот момент поезд замедлил бег, и она услышала:

— Станция «Сокол»!

Это была ее остановка. Люська резво вскочила с места, мимоходом послала всем пассажирам извиняющуюся улыбку и помчалась к дверям.

— Вот бесстыжая, а еще молодая! — тут же осудил ее кто-то вслед. — Ни «спасибо» людям, ни «до свидания»…

На свежем воздухе Люське стало значительно лучше. Она, не торопясь, прогулочным шагом дошла до Диминого дома. «Не буду ему говорить по обморок, — решила она по пути, — разволнуется еще почем зря… Все ведь уже нормально!» Хотя обморок — это, конечно, не было нормальным. Видимо, она просто переутомилась за последние дни, и морально, и физически. Господи, да с тех пор, как она живет в Москве, еще ни дня — ни единого денечка! — не обходилось без стресса! Хорошо бы отдохнуть, отоспаться, отлежаться… Но в свете обозначившихся проблем с Артуркой об этом нельзя было и мечтать. Он теперь ей и дня отдыха — даже за свой счет — не даст. Тем более, что новогодние каникулы только-только закончились…

— Ты чего такая? — испугался Дима, едва открыв ей дверь.

— Какая? — удивилась Люська; ей искренне казалось, что она уже совершенно пришла в норму.

— Такая… зеленая. Ты ела сегодня что-нибудь, вообще? — обеспокоенно спросил он.

— Конечно, пообедала в редакции, как обычно, — кивнула она, понимая, что скрыть свое состояние у нее, видимо, не получилось. Пришлось признаться:

— Я сейчас сознание потеряла в метро…

Дима перепугался еще больше, схватил ее за руки, повел в комнату, бережно поддерживая, как тяжелобольную, усадил на диван и сам уселся рядом, с тревогой заглядывая ей в глаза.

— А сейчас как себя чувствуешь? Почему это вообще случилось? С тобой такое уже бывало?

— Впервые. Никогда до этого не падала в обморок. Оказывается, это так противно… Особенно когда понимаешь, что не можешь вдохнуть, и тошнит одновременно, — Люську передернуло от воспоминания.

— Тебе надо к врачу, — с серьезной озабоченностью произнес он, трогая ее лоб, чтобы определить, не слишком ли он горячий. — Сдать кровь на гемоглобин, проверить сердце, давление… Может, с желудком проблемы, раз тошнит, это может быть гастрит. Слушай, — он вдруг изменился в лице, — а ты, случаем, не беременна?

От такого предположения Люська едва не потеряла сознание второй раз за день.

— Беременна?! Ты что!!! — воскликнула она, бледнея и краснея одновременно. — Этого не может быть! Мы же всегда предохранялись…

— Всегда, — подтвердил Дима, — кроме одной ночи. Тогда, после моей презентации… Помнишь?

Разумеется, Люська помнила. В тот раз все получилось настолько спонтанно, что никто из них не позаботился о контрацепции. Да и как можно было думать о каких-то презервативах, когда их отношения висели на волоске!.. Воссоединение после ссоры прошло бурно и страстно, и мысль о предохранении не пришла никому из них в голову. Они просто любили друг друга. Люська тогда успокоила себя тем, что у нее, по идее, должны быть «безопасные дни», и больше не вспоминала об этом.

— Ну-ка скажи мне, когда у тебя в последний раз были месячные? — деловито, словно врач-гинеколог, осведомился Дима. Люська смутилась, поскольку не привыкла обсуждать с парнями свои «критические дни».

— Не помню…

Она и в самом деле не помнила. Столько было волнений и переживаний за последние месяцы, что она как-то прекратила следить за своим циклом. Нет, до Диминой презентации месячные определенно были. А вот после…

Ее лицо сделалось испуганным.

— Ты знаешь, а ведь, кажется, после презентации — ни разу… Когда она у тебя состоялась?

— Четырнадцатого ноября, — припомнил Дима. Люська охнула.

— Это значит… значит, если да… то уже почти два месяца!

— А тест на беременность ты не делала? — спросил он.

— Да с какой стати? Мне это даже в голову не приходило. Ты меня сейчас просто ошарашил этим предположением.

— Если бы ты более внимательно следила за своими женскими делами, то, возможно, сейчас не была бы так ошарашена, — он ободряюще улыбнулся ей, хотя видно было, что сам растерян. — Однако тест все-таки надо сделать.

— Конечно, сделаю, — кивнула она. — Надеюсь, это просто какое-то гормональное расстройство, а не беременность. У тебя дома тест не завалялся, случайно?

Дима нервно расхохотался.

— Откуда? Думаешь, держу его для своих многочисленных подружек на всякий случай?

Шуточка про подружек больноцарапнула. Люська неожиданно расстроилась, хотя понимала, что он всего лишь неудачно схохмил. Просто ей сейчас было не до смеха, она находилась в смятении чувств и эмоций.

— Да не переживай ты, — Дима обнял ее за плечи. — Все будет хорошо, даже если это беременность…

— Что хорошего? — Люська отбросила его руки. — Мне этот ребенок не нужен так же, как и тебе!

— Почему ты думаешь, что он мне не нужен? — спросил Дима, уставившись в пол.

— А что, разве это не так? — язвительно усмехнулась она. Тот помолчал немного, а затем тихо ответил:

— Нет. Я люблю детей, и своего ребенка тоже буду любить. Я, знаешь, где-то даже рад, что так получилось. Все встает на свои места.

— Что-то голос у тебя не шибко радостный, — уличила она его. Дима перевел взгляд на нее.

— Я вижу, что ты расстроена, — сказал он печально.

Люська расплакалась.

— Я не расстроена, я в шоке! Дим, я даже не знаю, как реагировать, если это правда беременность. Я пока не готова взять на себя эту ответственность… Я тоже очень люблю детей, но… это все очень неожиданно для меня.

— Хочешь сделать аборт? — жестко спросил он. Она растерянно покачала головой, одновременно пытаясь вытереть со щек льющиеся слезы:

— Я ничего пока не знаю… А почему ты спрашиваешь?

— Да потому, — резко отозвался он. — Люсь, просто предупреждаю… Если ты пойдешь на аборт, я тебя… я тебя убью, честное слово!

От его ледяного тона и от жесткости произнесенных слов Люська так растерялась, что даже перестала плакать.

— Что ты имеешь в виду? — пролепетала она.

— Что слышала, — бросил он. Затем, опомнившись, кинулся к ней, обнял и крепко прижал к себе.

— Прости… Я не хотел тебя обижать. Люсь, пожалуйста, давай оставим этого ребенка!

Она уставилась на него в изумлении.

— Это для тебя так важно?

— Важно… — он отстранился и взглянул ей в лицо. — Я тебе уже не раз рассказывал, что воспитывался в консервативной семье. У меня мама вообще грузинка, у нее традиционное строгое воспитание. Так вот, что бы там ни говорили, но аборт — это самое настоящее убийство. И еще… — на мгновение он запнулся, словно размышляя, стоит ли посвящать ее в такие подробности, но все-таки продолжил:

— Моя бывшая девушка однажды забеременела и тайком сделала аборт. Я так и не смог ей этого простить. Мы расстались.

Люська потрясенно уставилась на него.

— А когда… когда это случилось?

— Давно… Еще на втором курсе. Я тогда в общаге жил, с Юрием Васильевичем только-только начали работать, — Дима махнул рукой, словно отгоняя неприятные воспоминания.

— Ты сильно ее любил? — спросила Люська. Господи, как же она мало, оказывается, знает о нем, о его прошлых отношениях, о личной жизни… Ведь и он тоже любил кого-то, тоже страдал… Наивно было бы полагать, что она у него первая. Да ведь и у нее до Димы был многолетний непростой роман с Дроздовым.

— Любил… — Дима пожал плечами. — Да, тогда казалось, что любил. Сейчас, конечно, все уже в прошлом. Прошу тебя, давай не будем. Мне неприятно об этом вспоминать.

— А если бы она не сделала аборт? — настойчиво продолжала выпытывать Люська, чувствуя, что ее охватывает привычная ревность, вытесняя даже «беременные» переживания. — Вы были бы вместе до сих пор?

— Да чего гадать, если бы да кабы! — Дима покачал головой. — Это все неважно. Сейчас со мной рядом — ты. И, возможно, скоро нас будет трое… Поверь, ни о чем другом мне даже мечтать не приходится! Обещай мне, что не станешь делать аборт.

— Обещаю, — она улыбнулась ему сквозь непросохшие блестки на ресницах.

— Вот и славненько, — он снова обнял ее. — И не бойся ответственности за ребенка, глупышка. Ответственность за вас обоих я беру на себя, тебе ни о чем не придется беспокоиться…

По пути домой Люська купила в аптеке сразу несколько тестов на беременность. Делала она это во второй раз в жизни. До этого приходилось озаботиться вопросом продолжения рода лишь однажды. Она тогда еще встречалась с Андреем и страстно, дико, безумно желала забеременеть от него. Ей наивно казалось, что, если она «залетит», то он немедленно подаст на развод с женой. Однако Андрей был слишком осторожен, чтобы позволить этому случиться. Он держал ситуацию под контролем, и Люська могла только подчиняться его воле. Жанка дружески советовала ей тайком проколоть презервативы во время свиданий, но Люське никогда не удавалось это сделать. Не обшаривать же его карманы, пока он в ванной? В конце концов, один раз у них случился незащищенный контакт — Андрей тогда немного выпил, был веселым, беззаботным и разухабистым. Но наутро он так казнил себя за это, что Люське сделалось страшно — а если она и в самом деле забеременеет?.. Андрей боялся, что нежеланный ребенок «на стороне» разрушит его телевизионную карьеру. Тест тогда показал одну полоску, к величайшему Люськиному и Андреевскому облегчению.

«А ведь в случае положительного результата Андрей, наверное, погнал бы меня на аборт, — запоздало сообразила она. — Едва ли он согласился бы, как Дима, принять ответственность за меня и малыша…» Она понимала теперь, что Андрей был слишком продуманным человеком и никогда не позволял случайностям влиять на свою жизнь. Наверняка и ребенка они с Аллой запланировали совместно и целенаправленно, а то, что он разыгрывал тогда перед Люськой шок и смятение — так это была всего лишь показуха и попытка сохранить хорошую мину при плохой игре. Хотя, возможно, Люська просто была слишком на него зла и потому все его прошлые поступки виделись ей теперь в дурном свете.

Зайдя в квартиру и бросив сумку на пол прямо в коридоре, Люська сразу же устремилась в туалет, чтобы сделать тест.

— Приспичило, еле дотерпела? — насмешливо бросила Жанка ей в спину. Впрочем, тон ее был не злобным, а вполне миролюбивым. Очевидно, она уже сама подустала от бесконечного напряжения в отношениях с подругой, остыла и теперь в свойственной ей манере пыталась наладить отношения. А может, поняла, что и впрямь перегнула палку. Однако Люське было не до размышлений на эту тему, мысли ее были заняты другим. Все ее внимание сейчас сосредоточилось на вопросе: «Одна или две полоски?»

Полосок было две. То есть, в общей сложности, четыре — подстраховавшись, Люська сделала сразу два теста и сейчас долго и пристально рассматривала то один, то другой, пока в глазах не защипало. Она моргнула и сделала глубокий вдох.

— Я беременна, — шепотом произнесла она, словно пробуя это слово на вкус. Желудок сжался в комок и взбрыкнул. Люська испугалась, что ее сейчас вырвет, однако тревога оказалась ложной. Видимо, просто разволновалась.

Ну, и что теперь делать? Как с этим жить? Боже, она совершенно ничего не знала о материнстве и не представляла, как себя теперь вести. Нужно, наверное, идти в женскую консультацию… или куда там еще?

Невероятным усилием воли она заставила себя успокоиться. «У меня есть Дима. Он поможет и поддержит во всем! А значит, ни мне, ни ребенку ничего не страшно», — заверила она себя. Ах да! Нужно же было сообщить Диме эту новость… Но прежде… прежде надо избавиться от «улик». Люська совершенно не планировала посвящать в свою тайну ни Алину, ни тем более Жанку. Сначала ей нужно было ужиться с этой мыслью и примириться со своим положением самой. Пока что в голове у нее был сплошной туман.

Тщательно завернув тесты в несколько слоев туалетной бумаги, она поглубже затолкала их в мусорное ведро — от греха подальше. Затем вышла из туалета, достала из сумки мобильный телефон и набрала СМС с одним-единственным словом:

«ПАПА!»

Придя в офис на следующий день, Люська обнаружила, что Миши снова нет на рабочем месте. Набрав его номер, она убедилась, что абонент недоступен, и начала всерьез беспокоиться. Может, с ним что-то случилось? Или, не дай Бог, с Никой?..

— А где наш фотограф? — поинтересовалась она у Марии Викторовны.

— Так он же в отпуске, — отозвалась редакторша. — Через две недели вернется.

— В отпуске — сейчас? В такое неурочное время? — удивилась Люська. Сотрудники редакции обычно уходили в отпуск летом, а уж никак не сразу после Нового года. — У него что-то стряслось, вы не знаете?

— Да он за свой счет попросился — во Францию полетел, на какой-то международный конкурс фотографов, — объяснила Мария Викторовна.

Люське показалось, что она ослышалась.

— Во Францию?!

— Ну да. Очень уж просил его отпустить, чуть ли не в ногах валялся, практически рыдал, — образно высказалась главредша. Люська, разумеется, ни на секунду ей не поверила — чтобы Миша у кого-то валялся в ногах?! Но, судя по всему, этот конкурс действительно был важен для него, раз он так резко сорвался и улетел… «И ни словечка не сказал! — с обидой подумала Люська. — Тоже мне, друг, называется…» О том, как сама обрывала его звонки, она, разумеется, уже благополучно забыла.

Проработав не более часа, Люська поняла, что не в состоянии сосредоточиться. К горлу то и дело подкатывала тошнота. Люська вспомнила, что не успела сегодня позавтракать, и решила сходить в буфет. Дима строго-настрого наказал ей нормально питаться. На вечер у них был запланировал поход к врачу. Не к обычному, а какому-то «блатному», звездному. «У этой докторши весь шоу-биз рожает! — объяснял ей Дима по телефону. — От нее все в восторге. Я хочу, чтобы именно она наблюдала твою беременность».

В буфете Люська обнаружила, что ее воротит от всего ассортимента представленных мучных изделий. Ни ватрушки, ни коржики, ни слойки ее не прельщали. А уж от вида и запаха разогреваемых добродушной буфетчицей «теть Олей» в микроволновке беляшей и чебуреков ее затошнило так сильно, что она резко отвернулась, схватилась за стену и прижала к носу слегка надушенный платочек.

— Люсь, тебе плохо? — услышала она рядом с собой голос секретарши Кати. Та приблизилась неслышно и сейчас встревоженно смотрела на журналистку своими красивыми проницательными глазами. — Пойдем-ка присядем… — она уверенно подхватила Люську под локоть и поволокла к ближайшему столику.

— Вот, выпей, — она протянула Люське бутылку минералки. — Мать, ты что у нас, беременна?

У Люськи даже не было сил отнекиваться.

— А что, это уже так очевидно? — жадно сделав глоток воды, лишь поинтересовалась она. Катя пожала плечами.

— Ну, сейчас стало очевидно, когда тебя чуть наизнанку не вывернуло от запаха еды. А до этого не догадывалась. Да ты не бойся, я — могила…

Люська, в общем-то, и не боялась. Она отхлебнула еще воды и глубоко вздохнула.

— Тошнит, но поесть надо, иначе сил не будет…

— Тебе сейчас местной жрачкой лучше не травиться, — деловито сообщила Катя. — Витамины нужны. А срок какой?

— Не знаю… Вернее, узнаю сегодня, — поправилась Люська. — Примерно два месяца.

— А отец кто? То есть, пардон, — осеклась Катя. — Можешь не отвечать, и я, конечно, лезу не в свое дело… но это ведь не Миша? — с надеждой спросила она. Люська не удержалась от улыбки.

— Катюш, ну что ты ерунду болтаешь… Мы с Михаилом просто друзья. В самом прямом понимании этого слова, без всякой двусмысленности. У нас с ним никогда ничего не было, поверь. В том числе и того, что сейчас модно называть «дружеским сексом». Да мы даже не целовались! — заверила она. Катя выдохнула с явным облегчением, а затем виновато проговорила:

— Наверное, я выгляжу идиоткой, да?

— Нормальная такая влюбленная идиотка, — Люська засмеялась. — Как у вас с Мишей-то сейчас?

Катя пожала плечами и уныло ответила:

— А хрен его знает. Как в анекдоте: «Вот в школе было понятно, поцеловались — значит, встречаетесь. А теперь трахаешься, трахаешься, а как это назвать, не знаешь!»

— И часто вы с ним… встречаетесь?

— Не так часто, как мне бы хотелось. Иногда по выходным… А вообще, откровенно говоря, Люсь, у нас с ним был секс всего два раза, — упавшим голосом докончила секретарша. — И я не уверена, что еще будет…

— Почему так?

— Не знаю, как объяснить… Понимаешь, такое ощущение, что он словно делает мне одолжение. А я ему вообще по барабану. Он даже с сыном меня не хочет знакомить. Это о многом говорит, знаешь ли…

— Ты нравишься ему, Катюш, — мягко сказала Люська.

— Конечно, нравлюсь. Ему вообще многие нравятся. Кошки и собачки тоже, — жестко усмехнулась та. — Но любит-то он тебя.

— Ну, неправда, — запротестовала было Люська, но Катя жестом остановила ее.

— Не надо, не утешай меня. «Ах, обмануть меня не трудно — я сам обманываться рад!» Да и не слушай мои бредни. Тебе не стоит сейчас загружать мозги всякой посторонней ерундой, — она помотала головой, словно стряхивая наваждение. — Считай, что это была моя минутная слабость. Послушай, — в ее кошачьих глазах вспыхнул огонь интереса, — если ребенок не от Миши, то… он не от Димы Ангела, случайно?

Люська вздохнула. Ну вот, начинается…

— Откуда сплетня? — поинтересовалась она.

— Миша нечаянно сболтнул, — призналась Катя. — Правда, я ему не особо-то поверила… Или это правда?

Люська закрыла глаза. Ее снова слегка затошнило.

— Плохо тебе? — Катя молниеносным движением распахнула свою сумку и достала оттуда круглый яркий мандарин. — Вот, положи в рот пару долек, сразу полегчает.

— Спасибо, — с признательностью отозвалась Люська, разрывая душистую атласную кожицу и тут же впиваясь в мандарин зубами.

— И вот еще… — Катя покопалась в сумке и вынула пару бананов. — Завтрак еще никто не отменял. А в обед тебе непременно надо съесть горячий суп. Нечего портить желудок этими жирными беляшами на прогорклом масле, отныне ты должна есть по утрам свежий рыночный творог и фрукты.

— Но это же, вероятно, был твой собственный завтрак, — виновато догадалась она. Катя беззаботно махнула рукой.

— А, ерунда! Я, во всяком случае, не беременна, денек перебьюсь, не сдохну. Так, Люсь, — она понизила голос, — это все-таки Ангел, да?

— Да он, он, — сдалась Люська. — Только между нами. И, к слову… даже Мише не говори о моем состоянии.

Катя вытаращила глаза:

— Да ты что!!! Сказала же, я — могила! Но… черт возьми, как круто!!! А про него вечно всякую фигню пишут в газетах, то про то, что он гей, то про то, что с какими-то силиконовыми моделями тусит в клубах… ой, прости, — тут же осеклась она, — ну что я несу, в самом деле… Как будто я не знаю, как «правдивы» наши СМИ. Даже у нас в редакции вечно вранье, ты сама же по Артуркиному указу придумываешь «красивые» заказные статьи…

— Ой, не надо о нем, — поморщилась Люська с досадой. Ей не хотелось сейчас задумываться на эту больную тему. Артурка и сегодня продолжал ее игнорировать. Люська не знала, как долго продлится его игнор, но постоянно чувствовала напряжение. Раньше ей казалось, что, избавившись от вездесущего Артуровского ока, от его идиотских заданий, она вздохнет свободнее. Оказалось, наоборот — ее очень давила та неопределенность, которая нависла над ней в редакции. Она ощущала ее всей кожей и чувствовала себя очень неуютно, все время ожидая, что вот-вот грянет гром.

— Как скажешь, — согласилась секретарша и тут же переключилась на другое:

— Ой, Люсь, а у меня последний Димин альбом есть. Это не будет большой наглостью, если я завтра принесу его тебе, а ты отдашь Диме при случае и попросишь автограф? Ну, типа там «Кате на память от Димы Ангела…» Или это слишком сложно?

Люська засмеялась.

— Не слишком. Хорошо, притаскивай диск завтра, я попрошу Диму на нем написать что-нибудь.

Врачица, у которой «рожает весь шоу-бизнес», оказалась дивной красоты восточной женщиной с волосами цвета воронова крыла, огромными бархатными глазами, бриллиантовой сережкой в носу и невероятно смешным для российского слуха именем Сушила Кумар. Однако, когда она заговорила с Люськой, та поразилась, насколько правильно — совершенно без акцента — докторша изъясняется по-русски.

— Вы индианка? — полюбопытствовала Люська, откровенно любуясь точеными чертами смуглой красавицы, хотя та явно была уже немолода. На вид ей было лет пятьдесят.

— Бенгалка, — ослепительно улыбнулась та. — Я из Бангладеш. Впрочем, для русских Индия и Бангладеш — это примерно одно и то же, тем более, что раньше это все было единым государством…

Люська сразу же почувствовала расположение к Сушиле и с легкостью доверилась ей. Та уложила девушку на кушетку и намазала ей живот прохладным гелем, чтобы сделать УЗИ, попутно задавая вопросы, но не официально, как врач, а словно задушевная подружка.

— Это твоя первая беременность? — осведомилась она. Люська кивнула. Вообще-то она не любила, когда ей начинали «тыкать» без спроса даже старшие, но из уст бенгалки это прозвучало не обидно, а напротив — располагающе.

— А сколько тебе лет?

— Двадцать пять.

— Нормально. Я первого в двадцать четыре родила, — поделилась Сушила.

— А сколько… у вас всего детей? — полюбопытствовала Люська. Сначала она хотела было спросить, сколько ей лет, но потом быстро перестроила фразу.

— Трое. Два сына и дочка. Сыновья в США живут, у них там своя клиника. А дочь в мединституте учится здесь, в Москве. Потом получит диплом и будет со мной работать.

Люська поняла, что Сушиле явно больше пятидесяти.

— Вы так хорошо говорите по-русски, — сделала она комплимент. Докторша звонко расхохоталась.

— Так мне этот язык родной! Я москвичка во втором поколении. Мои родители еще студентами здесь познакомились и поженились, так что я родилась уже в России.

— Родители — тоже врачи?

— Были, — кивнула Сушила с оттенком светлой грусти. — Оба уже умерли. Но у нас врачебная династия, да. Мой муж — довольно известный в Москве хирург.

Она уставилась в монитор, не отрывая датчика от Люськиного живота. Люська с тревогой вглядывалась в ее лицо, словно ожидая приговора.

— А вот и он, — Сушила довольно улыбнулась, — замечательный плод, срок примерно восемь недель, беременность маточная, сердечко бьется отлично!

Люська перевела дух. Сейчас, после официального медицинского подтверждения беременности, она наконец-то осознала реальность происходящего с ней.

— Сохранять будешь? — деловито спросила Сушила. Люська даже подпрыгнула на кушетке от возмущения, хотя всего два дня назад вовсе не была так уверена на этот счет.

— Конечно!!!

— На всякий случай уточняю. Пока у тебя наиболее благоприятный срок для прерывания…

— Нет, нет, нет! — Люська в ужасе замотала головой. — Я буду рожать.

— Ну и умничка. Одевайся… Выпишу тебе витамины и направление на анализы. Сдашь кровь и мочу. Присядь, пока я заполню все бумажки… Сейчас чай принесут. Ты такого наверняка не пила, настоящий бенгальский гарам-масала чай! — гордо добавила она.

— А мне можно чай? — робко спросила Люська.

— Почему же нельзя? — искренне удивилась Сушила.

— Ну, есть же всякие специальные диеты для беременных, я не знаю. Какие-то запреты…

— Глупости! — фыркнула собеседница. — Запомни, детка, беременность — это не болезнь. Я знаю, что у российских врачей другой подход. Тут каждую вторую беременную укладывают на сохранение, устанавливают жесткие рамки, что можно есть, что пить, как сидеть, как лежать… Но я все-таки бенгалка по крови. У нас принято полагаться на матушку-природу, которая, поверь, намного разумнее всех дипломированных специалистов. В мире все гармонично и продуманно, — она ободряюще улыбнулась Люське. — Так что просто живи и наслаждайся своим состоянием. И потакай своим прихотям и желаниям, прислушивайся к организму. Сама поймешь, что можно, а что нельзя.

— А если мне захочется пойти и налопаться вредной и тяжелой пищи из «МакДональдса»? — предположила Люська. Сушила махнула рукой:

— Значит, пойди и налопайся. Ничего страшного не случится, если ты разок позволишь себе оторваться. Поверь, это гораздо лучше, чем ты будешь умирать от желания съесть биг-мак, но так и не позволишь себе этого. Главное — ни с чем не перебарщивай.

— Мне очень нравится такой подход! — развеселилась Люська.

— Значит, мы сработаемся, — хмыкнула Сушила.

— У тебя есть заграничный паспорт? — спросил Дима в машине как бы между делом.

— Есть, — кивнула Люська, — а что?

Она умолчала о том, что в свое время оформила себе загранпаспорт только ради Андрея. Ей наивно представлялось, что он будет брать ее с собой, к примеру, на романтические уик-энды в Париж или Рим… Разумеется, Андрей часто бывал за рубежом. Только не с ней, а с женой. Или даже без Аллы, но совсем один — дабы не запятнать свою репутацию примерного семьянина. Так что Люськин «загран» невостребованно пылился в ящике письменного стола.

— О, чудесно! — обрадовался Дима. — Тогда завтра захвати паспорт с собой, он понадобится для получения визы. Ах да, забыл сказать — в конце месяца ты летишь со мной на съемки клипа в Венецию…

— Чего-чего?! — завопила Люська. — И ты молчал?! В Венецию??? А-а-а-а, не могу поверить! Это же кайф! Мечта! Супер!!!

Дима лишь посмеивался, наблюдая за ее непосредственной реакцией. Когда первые восторги немного поутихли, он рассказал ей о сценарии клипа — в центре внимания должна быть грустная лав-стори между итальянским парнем и русской девушкой.

— Я сыграю итальянца, представляешь, — расхохотался Дима. Люська сначала тоже засмеялась, но потом признала:

— А что, внешне типаж — очень даже… А кто будет играть девушку?

— Модель какая-то, — махнул он рукой, — сам впервые о ней услышал, у нас мало парных сцен, ее в основном будут снимать отдельно, так что не волнуйся. Только один поцелуй в финале.

— А с чего ты взял, что я волнуюсь? — хмыкнула Люська. — Я, знаешь ли, привыкла к твоим откровенным клипам. Меня даже постельные сцены не смущают, я же понимаю, это — только работа…

— Что, даже не ревнуешь? — в шутку обиделся он. Люська покачала головой:

— Ни капельки… Я, конечно, в принципе дико ревнива, но все же не абсолютно тупа. Я знаю, как ты ответственно подходишь к съемкам. Поэтому к коллегам не ревную.

— А мне казалось, ты ревновала меня к Ире Дубовой, когда мы снимали клип на Кубе, — поддел ее Дима. Люська смутилась.

— Там все было сложнее… Я не то чтобы ревновала, а, скорее, бесилась от неопределенности своего положения. Мы с тобой вроде встречались, а вроде и нет… Теперь-то я понимаю — постфактум, — что опасаться надо более реальных вещей, а не выдуманных призраков.

— Реальных? — он искоса взглянул на нее. — Что ты имеешь в виду, кого опасаешься?

— Да это я так, к слову… — Люська махнула рукой. — Мне совершенно спокойно сейчас. Но я многого не знаю о твоем прошлом. С другой стороны, меньше знаешь — крепче спишь… Прошлое пусть остается прошлым, правильно?

— Конечно, умница, — он ласково улыбнулся ей. — Я же говорил тебе: неважно все, что было раньше. Сейчас мое настоящее — это ты и наш ребенок.

— Ребенок… — Люська положила ладонь себе на живот. — Нет, к этой мысли все-таки надо привыкнуть. Мне иногда кажется, что все это происходит не со мной…

— Мне тоже, — признался Дима, — но я не боюсь перемен.

— Это смотря какие перемены… — возразила Люська, но тут же оборвала себя:

— Черт, я брюзжу, как бабулька! Не обращай внимания, конечно же, все будет хорошо… Наверное, это у меня просто гормоны играют.

— Да-да, у беременных такое часто случается, я слышал, — засмеялся он. — Мне придется набраться терпения на ближайшие девять… хотя нет, уже даже не девять, а семь месяцев!

— Кстати, а куда мы едем? — спохватилась Люська, заметив, что они вырулили к центру.

— На встречу с моим фан-клубом, — важно поведал Дима.

— Ой… — выдохнула Люська с испугом, — а это еще зачем?

— Понимаешь, у каждого уважающего себя артиста есть свой фан-клуб, — терпеливо принялся разъяснять Дима. — И каждый уважающий себя артист периодически с этим самым клубом встречается… За это поклонники его тоже уважают и еще больше любят.

— Ну что ты со мной, как с умалишенной, разговариваешь, — перебила его Люська. — Я знаю, что такое фан-клубы и с чем их едят. Я просто не пойму, зачем ты везешь МЕНЯ на эту встречу?

— А тебе неинтересно познакомиться с моими поклонниками? — Дима приподнял бровь. Люська фыркнула:

— Ты хочешь сказать — с поклонницами? Точнее, с сумасшедшими истеричными фанатками, которые меня сразу же возненавидят и окрестят про себя (а то и вслух) «уродиной» и прочими лестными прозвищами?

— Ну, это ты на них напраслину возводишь, — усмехнулся он. — В моем фан-клубе состоят очень порядочные, милые и интеллигентные люди. Кого попало в клуб не берут, членство еще надо заслужить — на том и стоим… Люсь, там целая система, есть даже свой президент. А те, которые, как ты изволила выразиться, истерят и обзываются… им в фан-клубе не место. Мои поклонники — это, прежде всего, мои друзья. Я многих из них в лицо и по именам знаю и помню, мы отлично общаемся. Пусть встречи случаются редко, но проходят всегда очень душевно, сама убедишься.

— Мне сложно это представить, — призналась Люська. — И что, во время встреч фан-клуба никто никогда не пытается кинуться к тебе на шею с поцелуями и признаниями в любви?

— Никто и никогда, клянусь! — торжественно заверил Дима. — Уверен, тебе понравится. Иначе я не повез бы тебя с собой.

— Ну ладно, убедил, — кивнула Люська. — Только, прошу, не надо привлекать ко мне излишнего внимания. Я молча посижу с вами рядом, послушаю ваши разговоры… Кстати, где будет встреча? В студии?

— Нет, в одной уютной кафешке на Никольской. Это уже традиция, мы все время там встречаемся, и персонал нас знает. Место довольно демократичное, ведь далеко не все мои поклонники из богатых семей, позволить себе дорогие рестораны не каждый сможет. А там кормят вкусно и дешево.

— Это не «МакДональдс», надеюсь? — пошутила Люська. — А другие посетители кафе как реагируют?

— Мы стараемся не привлекать излишнего внимания, — Дима подмигнул ей. — Надвину кепку на глаза — и все, я уже просто «парень из соседнего двора».

— Ну да, конечно, — рассмеялась Люська. — Дим, тебя очень трудно не узнать, надень ты хоть десять кепок и сто темных очков в придачу. От тебя прет какая-то особая энергетика, ты волей-неволей привлекаешь к себе все взоры.

— На встречах с фан-клубом я обычно воплощенная кротость, — засмеялся он. — Ты меня и сама не узнаешь….

— А сколько человек придет? Сколько вообще народу в твоем фан-клубе по официальным данным?

— В Москве — полторы тысячи человек, но придут, разумеется, далеко не все. Некоторые девочки еще в школе учатся, их родители не отпускают вечерами одних не пойми куда, — засмеялся он.

— Я бы на их месте тоже тебе не доверяла, — захихикала Люська. — Если судить по твоим откровенным клипам…

— Хотя некоторые умудряются приезжать на встречи из Подмосковья и даже из других городов, — продолжал Дима. — В общем, раз на раз не приходится. Сегодня, думаю, будет не очень много народу, день будний, кому на учебу завтра, кому на работу, кто-то банально не успел прочесть объявление с утра на сайте. У меня же все спонтанно, выдастся «окошко» в графике — могу встретиться с народом, но этих «окошек» крайне мало.

— А о чем вы обычно разговариваете?

— Да обо всем подряд! Это же не интервью для СМИ, а дружеская беседа. Обсуждаем новые фильмы, погоду, политическую обстановку, говорим «о капусте и королях»…

Люська воззрилась на него в изумлении.

— Скажите пожалуйста, какой начитанный!

Дима притворно обиделся.

— Ну, что же ты меня в дураки записала! Я довольно много читаю, особенно на гастролях, в самолетах-то делать все равно нечего…

— Так ты меня достоин, оказывается? — пошутила Люська. Дима покосился на нее и без тени улыбки отозвался:

— Конечно, недостоин. Ты слишком хороша для меня. Но я буду изо всех сил стараться соответствовать.

— Да ну тебя, — отмахнулась она, но он покачал головой:

— Я серьезно…

— Ты что, хочешь поднять мне самооценку, чтобы я не нервничала перед встречей с твоими поклонниками? — заподозрила Люська. Дима вздохнул и закатил глаза.

— Боже мой, ты неисправима… И когда уже ты научишься искренне, без оговорок, любить себя и принимать такой, какая ты есть? Самооценку тебе поднять явно не мешало бы.

В этот момент у него затрезвонил мобильник.

— Слушаю, — отозвался Дима, по возможности изменив голос. Ага, поняла Люська, значит, звонок с незнакомого номера. Она уже была в курсе, что Диме периодически названивают влюбленные девицы, каким-то образом заполучившие его телефон. Дима вежливо отбривал их или вообще убеждал в том, что это номер не Ангела, а совершенно другого человека. Когда же он был в добродушно-шутливом настроении, то ему ничего не стоило ответить на звонок незнакомца: «Еврейская община, шолом!» Впрочем, иногда — если он пребывал в совсем уж прекрасном расположении духа — он вполне мог снизойти до дружеского трепа с очередной фанаткой.

— Танечка!.. — в следующую же секунду на лице Димы появилась широкая счастливая улыбка, и он продолжил беседу своим нормальным голосом. Люська навострила уши. Что еще за Танечка нарисовалась, почему он ей так рад?

— Ты что, в Москве? — продолжал Дима. — Слушай, круто! Буду безумно рад повидаться… Я уже подъезжаю, минут через десять ждите… Там уже все в сборе?.. Ну, отлично. Лечу к вам, как на крыльях!

— Кто это? — поинтересовалась Люська по возможности самым будничным тоном, хотя ее так и подмывало съязвить насчет «крыльев».

— А, это Таня из Питера. Сейчас ты с ней познакомишься, — неопределенно объяснил Дима, не переставая слегка улыбаться.

— Она тоже будет на встрече фан-клуба? — уточнила Люська. Дима кивнул.

— Да, как выяснилось, она сейчас в Москве, очень удачно все совпало…

— Она кто? Певица, модель, подруга? — не отставала Люська.

— Она… ммм, как бы тебе объяснить. Она — моя поклонница и к тому же очень талантливая поэтесса. Люсь, если бы ты знала, какие потрясающие стихи она пишет!..

— И, надо полагать, посвящает их тебе? — невинным голоском осведомилась Люська.

— Напрасно иронизируешь, она в самом деле гений и большая умница. Сама увидишь…

— А откуда у нее твой номер?

— Я сам ей дал его когда-то. Она девушка тактичная, никогда не навязывается и не надоедает звонками.

— Ну-ну… — неопределенно отозвалась Люська. Ей страстно хотелось выяснить у Димы, красива ли «Танечка», но это выдало бы ее ревность окончательно, поэтому она решила набраться терпения. В конце концов, она сейчас сама увидит эту гениальную поэтессу.

— Приехали, — Дима остановил машину и еле заметным кивком указал в сторону. — Девчонки уже ждут…

Люська увидела группку из четырех девушек, которые тусовались возле светящегося входа кафе и поеживались от январского морозца, притопывая стройными ножками в модных ботинках. Кое-кто из них, кажется, даже курил. Углядев припарковавшуюся машину — очевидно, уже хорошо им знакомую, — они заметно оживились и расцвели улыбками, а затем торопливо повыбрасывали сигареты. При виде Люськи, выбравшейся из салона вместе с Димой, физиономии их немного скисли. Однако радость от встречи с кумиром в итоге пересилила — сияя, поклонницы подбежали к ним.

— Привет! Привет! — весело защебетали они.

— Что-то в наших рядах сегодня негусто, а? — подмигнул им Дима. Одна из девушек, высокая яркая брюнетка лет шестнадцати в ошеломительно короткой для зимы курточке и джинсах с заниженной талией, махнула рукой в сторону входа:

— Да все наши уже внутри, заняли стол и дожидаются в тепле. А мы решили тут тебя встретить!

Люська покосилась на полоску голой кожи между курткой и ремнем джинсов юной особы. Та перехватила ее взгляд и вызывающе вздернула подбородок.

— Ну, пойдемте тогда скорее тоже в тепло, к остальным, — Дима приобнял Люську за плечи и властно потянул за собой. Выражения лиц девушек еще более поскучнели. «Наверное, зря Дима это затеял, — подумала Люська с тоской. — Они все уже дружно готовы порвать меня на тряпочки…»

— К нам, к нам, сюда! — замахала им из дальнего конца зала какая-то женщина. Поскольку девчонки окружали Диму плотным кольцом, заслонив его тем самым от посторонних взглядов, остальные посетители кафе едва ли обратили внимание на появление звезды в общественном месте. Очевидно, этот трюк был уже давно отработан Димой совместно с поклонницами. Во всяком случае, действовали они быстро, молча и слаженно.

— Димочка! Дорогой! — та самая женщина, которая звала их, вскочила со стула и распахнула певцу свои объятия. «Интересно, она кто — тоже фанатка?» — размышляла Люська, втихаря изучая стройную фигуру женщины и ее красиво уложенные блестящие волосы. Ей было явно за сорок, но при этом выглядела она очень моложаво и элегантно.

— Лана, ты обворожительна, как обычно, — расцеловавшись с ней в обе щеки, сделал комплимент Дима. Затем он обвел быстрым взглядом остальных собравшихся, однако целовать больше никого не стал. Всего их компания насчитывала около двух десятков человек, поэтому пришлось занять один из самых больших столов.

— Ну что, рассаживаемся? — командовал парадом Дима. — Кстати, а где Таня? Она мне звонила, сказала, что уже здесь.

— Ее мама в туалет повезла, сейчас вернутся, — сообщила простодушного вида девочка с круглыми щечками и детскими пухлыми губками. Люська растерянно захлопала глазами. Повезла?.. Что, туалет так далеко, что приходится добираться на транспорте?..

Задвигали стульями, усаживаясь; несмотря на то, что каждая из девчонок явно стремилась сидеть поближе к Диме, споров и разногласий не возникало — кто где успел, тот там и сел. Люську, разумеется, Дима усадил рядом с собой. По другую руку от него уселась та самая Лана, самая взрослая в компании.

— Ну что, друзья мои, — весело улыбнулся Дима, — очень рад вас всех видеть. Основной состав практически неизменен, и это замечательно… А это Людмила, позвольте вам представить, — он дотронулся до Люськиного плеча, — прошу любить и жаловать. Талантливая журналистка, замечательная девушка… к слову, моя.

Все вытаращились на нее — кто-то недоверчиво, кто-то с любопытством, кто-то откровенно завистливо, но в целом, к счастью, без особого негатива. Люська перевела дух. И зачем только Дима обнародовал ее статус… Без этого было бы намного спокойнее. «Надеюсь, ему не стукнет в голову озвучить мое интересное положение?» — промелькнуло у нее в голове.

— Очень приятно познакомиться, — женщина, которая была старше всех, энергично встряхнула ее руку. — А я Лана, президент Диминого фан-клуба.

— Вот как? — Люська удивленно приподняла одну бровь, с интересом рассматривая эту Лану. Взрослая ведь тетка, а тратит время на фан-клуб, организует встречи с поклонницами… Интересно, она получает за это зарплату или ее деятельность держится исключительно на собственном энтузиазме?

— Ланочка не только президент, но еще и самая преданная моя поклонница, — с нежностью сообщил Дима. — Она не пропускает практически ни одного выступления в Москве, да и в другие города за мной частенько ездит…

«Все ясно, тетя с приветом, — подумала Люська, обворожительно улыбнувшись Лане. — Ей надо своей личной жизнью заниматься, а не за Димой по гастролям разъезжать… Интересно, а у нее есть муж или дети?..» Однако она тут же пристыдила себя за такие ехидные мысли, потому что Лана смотрела на нее с искренним дружелюбием, так и излучая добродушие и симпатию.

— Да, езжу за Димочкой по стране, — несколько смущенно призналась женщина. — С тех пор, как вышла на пенсию, не могу сидеть дома, это просто невыносимо! А концерты меня успокаивают, заодно и путешествую по России, вижу новые города… Благодаря Диме я и в Ярославле побывала, и в Казани, и в Твери, и в Нижнем Новгороде, и в Петербурге, и в Сочи…

— На пенсию?.. — переспросила Люська, слегка наморщив лоб. Дима захохотал, наслаждаясь ее недоумением.

— Как ты думаешь, сколько лет Лане? — спросил он, торжествуя, словно приготовил сюрприз.

— Ну… сорок? — предположила Люська. На самом деле, она думала, что Лане около сорока пяти, но побоялась обидеть.

— Шестьдесят четыре, — призналась Лана, заливаясь вполне себе девическим румянцем. Люська потрясенно открыла рот.

— Сколько?! Нет, не верю!..

Все присутствующие рассмеялись, довольные произведенным эффектом.

— Мне правда шестьдесят четыре, осенью юбилей… если доживу, — усмехнулась Дана.

— Вы потрясающе выглядите, — со всей искренностью, на которую только была способна, выдохнула Люська.

— Вот что любовь к Ангелу делает! — язвительно вставила та самая юная брюнеточка, которая встречала их у входа в кафе. Лана услышала ее реплику, но не обиделась.

— Димочка у нас и правда как ангел, — подтвердила она. — Его песни меня из такой депрессии вытащили, что… впрочем, ладно, не будем о грустном, — она тепло улыбнулась сначала Диме, а затем Люське.

«Мне она, пожалуй, нравится!» — сделала вывод Люська.

Решено было заказать на всех четыре большие пиццы с морепродуктами. Люська поняла, что поедание пиццы тоже было сложившейся традицией этого тесного мирка. Она невольно залюбовалась Димой, настолько просто и естественно он держался в кругу своих обожателей, ни на секунду не сбиваясь на позицию «звезда». Видно было, что он и в самом деле ценит своих поклонников и любит их. Девчонки платили ему той же монетой — Люське было совершенно ясно, что за Диму каждая из них готова броситься и в огонь, и в воду. И в то же время они не были похожи на фанаток в истинном понимании этого слова, никто даже не пытался сфотографировать Диму или взять у него автограф.

— А вот и Таня, — негромко произнесла кругленькая девочка, уставившись куда-то за спину Димы. Люська обернулась и… уперлась взглядом в инвалидное кресло. Она подняла глаза и увидела лицо юной феи из волшебной сказки: длинные золотистые волосы волнами ниспадают на плечи, фиалковые глаза с пушистыми ресницами широко распахнуты и доверчиво смотрят на мир, розовые нежные губы чуть приоткрыты в застенчивой улыбке… До этого Люська никогда не встречала подобной красоты во плоти и не подозревала, что она реально существует. Но… сколь прекрасным было лицо этого небесного создания — столь же безобразным оказалось все остальное. Словно жестокий небесный скульптор, будучи в плохом настроении, испортил свое уже начатое творение, большими грубыми ладонями смял тело девушки, вывернул суставы, перекрутил позвоночник, искривил совершенную линию плеч… Бедняжка не могла даже нормально сидеть — она полулежала в своем кресле. За спинкой кресла стояла женщина — видимо, мать, потому что они были очень похожи друг на друга.

— Танечка! — Дима вскочил со своего стула и бросился к девушке. Присев перед инвалидным креслом, он порывисто схватил ее за руку и заглянул в глаза.

— Как ты, моя дорогая? Так давно не виделись, ты отлично выглядишь! — весело принялся болтать он. Люська, медленно пытаясь прийти в себя, сглотнула ком в горле. Как ему это удается — вот так спокойно, непринужденно, делая вид, что с ней все нормально… А Люське по-прежнему больно было смотреть на девушку. Впрочем, это, вероятно, от неожиданности и с непривычки. Все остальные наблюдали за этой сценой вполне буднично — Таню, очевидно, все хорошо здесь знали.

— У меня все отлично, Дим, — отозвалась Таня, влюбленно глядя на него. Голос у нее оказался хриплым, скрипучим, совсем не шедшим к ее ангельскому личику — в сказках такие голоса принадлежат, скорее, ведьмам и злым мачехам, но никак не прекрасным принцессам. Наверное, атрофированные мышцы спины и искривленный позвоночник давили на все внутренние органы — было видно, что даже самые простые предложения, высказанные вслух, даются девушке с трудом.

— Я написала стихи тебе на день рождения, — Таня протянула Диме несколько сложенных вместе листков. — Но в декабре увидеться не получилось, поэтому извини — дарю только сейчас…

— Да не извиняйся, — он тепло улыбнулся ей, — в декабре я света белого не видел, мотался с одной новогодней съемки на другую, играл концерт за концертом… Мне самому было не до отмечания дня рождения. Кстати, Танечка, ты ведь еще не познакомилась с моей девушкой, — он обернулся к Люське.

— Людмила, — выдавила та из себя, протягивая Тане руку.

— Татьяна, — откликнулась та, слегка изменившись в лице. Однако, быстро взяв себя в руки, тут же приветливо улыбнулась Люське.

В общем-то, встреча прошла на довольно позитивной волне. Сидели, уплетали пиццу, болтали, смеялись и шутили около часа. Люську, правда, опять слегка затошнило, и она не смогла проглотить ни кусочка, но этого, похоже, никто не заметил. Еще она обратила внимание, что многие девушки называют друг друга не по именам, а по странным прозвищам: Фея, Белль, Титаник…

— У вас какая-то подпольная организация с партийными кличками? — вполголоса осведомилась Люська у Ланы. Та звонко расхохоталась.

— Да это же наши никнеймы с форума! Мы ведь все, в основном, через Димочкин сайт друг с другом познакомились, там же и связь поддерживаем… Меня на форуме как «Мамочку» знают, потому что я, во-первых, президент фан-клуба, а во-вторых, большая мама для всех «ангеломанов». Строгая, но справедливая и любящая…

— А ты на форуме кто? — обратилась Люська к Диме и, не сдержавшись, фыркнула. — Неужели «Папочка»?

Дима виновато развел руками:

— Каюсь, на собственном форуме я даже не зарегистрирован. Все как-то не до этого… Ну, при возможности, конечно, я заглядываю на сайт, читаю, что обо мне пишут, но самому писать — извините, я пас!

Напоследок — очевидно, снова по устоявшейся традиции — был сделан один групповой снимок на фотоаппарат Ланы. «Завтра выложу на форуме!» — пообещала она всем остальным. Тепло распрощавшись со всеми поклонницами; Дима с Люськой отбыли восвояси.

— Однако, ты своих девчонок держишь в черном теле, — пошутила Люська, уже сидя в машине. — Даже не сфоткался ни с кем индивидуально, только общая фотография…

— Видишь ли, если я начну фоткаться с каждой поклонницей, это сожрет массу времени, которого мне и так не хватает. К тому же, я избавляю себя от возможных обид типа: «А почему он Аню приобнял, а меня нет? А почему на фото с Олей он улыбается, а со мной серьезный?» Плавали, знаем… Поэтому групповой снимок — и точка. Встреча фан-клуба, все как положено. Зато больше времени остается для общения как такового.

— Логично, — кивнула Люська. — А эта твоя… Таня, что с ней? Почему она такая?

— Ужасно, правда? — вздохнул Дима. — Красивая молодая девушка, ей бы жить и радоваться, а у нее каждый день — борьба за выживание. Врачи вообще говорят, что до тридцати люди с таким диагнозом не доживают. Тане сейчас двадцать пять лет…

— Моя ровесница… А вы давно знакомы? — с состраданием спросила Люська. Он задумался, вспоминая.

— Уже года три. Мы много с нейразговариваем о жизни, она рассказывает о себе, о своей семье… Таня очень хороший и светлый человек. Стихи вон пишет чудесные, плюс она же еще умудрилась институт закончить, вообще очень начитанная и интеллигентная особа… Черт, и почему эта дерьмовая жизнь настолько несправедлива?! — воскликнул он в сердцах.

— А что у нее за диагноз?

— Спинально-мышечная амиотрофия.

— Никогда даже не слышала о подобной болезни, — призналась Люська.

— Понимаешь, эта болезнь вызывает стремительное искривление позвоночника, — с видом знатока пояснил Дима. — Грудная клетка тоже деформируется, даже дышать нормально невозможно, не говоря уж о том, что все тело постоянно болит…

Они помолчали. Затем Люська глубоко вздохнула и решила сменить тему:

— А как насчет Ланы? С ней у вас какие отношения?

Дима расплылся в улыбке.

— О, Ланочка тоже чудесная женщина, мы с ней большие приятели…

— Она влюблена в тебя, — поддела его Люська с усмешкой. Дима слегка смутился и кивнул:

— Да, это так… Любви, как говорится, все возрасты покорны…

— Неужели ты покраснел? — Люська расхохоталась. — Да ты не думай, я не над тобой смеюсь, в том смысле, что не насмехаюсь. Просто забавная ситуация. Кстати, что за депрессия, из которой ты ее вытащил? Или это секрет?

— Да какой там секрет… Несколько лет назад у нее трагически погиб муж, и она совсем было потеряла вкус к жизни. Я в то время участвовал в проекте «Звезды на льду», и дочка Ланы подарила ей билет на финальное шоу. С этого все и началось. Ей понравились номера, которые мы делали совместно с фигуристкой Еленой Береговой. После шоу она заинтересовалась и моей музыкой…

— Стало быть, у нее есть дочь? — задумчиво переспросила Люська.

— И дочь, и зять, и два внука. Но, понимаешь, у молодых — своя жизнь, свои интересы… Поэтому Лана чувствовала себя очень одинокой после того, как овдовела.

— И ты скрасил ее одиночество, — Люська снова не удержалась от улыбки. — Ну прости, прости, больше не буду подкалывать! Тем более, дружба с такой женщиной любому парню может только льстить. Она красива, моложава, эффектна…

— Ну, положим, в тот момент, когда мы впервые встретились, она такой не была. Депрессия не красит человека, знаешь ли. Лана не следила за собой, не пользовалась косметикой, и весила она в то время килограммов на пятнадцать больше, чем сейчас.

— Однако, — присвистнула Люська. — Никогда бы не подумала. Сейчас она выглядит просто потрясающе! Наверное, в молодости вообще была бесподобно хороша…

— В общем, я вижу, тебе понравились мои девочки, — подытожил Дима довольным тоном. Люська в очередной раз прыснула со смеху.

— Ты о них говоришь, прямо как петух о курятнике! Или как султан о своем гареме…

— Да ну тебя, — Дима попытался сделать вид, что обиделся, но не выдержал и тоже расхохотался. — Кстати, курочка моя… Или тебе угодно называться любимой женой султана? Ну так вот, я заметил, что ты ни кусочка пиццы не проглотила. В чем дело, опять тошнит?

— Ага, неважно себя чувствую, — вздохнула Люська. — Да еще и морепродукты не особо люблю.

— Ну вот, а я их обожаю, — заявил Дима. — Тигровые королевские креветки, крабы, осьминоги, акулы, лобстеры — ах, как я объедался ими на Мальдивах, когда мы снимали первый клип!..

— Осьминоги? Бу-э-э, — Люська скривилась. — Не упоминай этих тварей всуе, пока у меня токсикоз.

— Ну, ничего, в Венеции ты отведаешь настоящую итальянскую пиццу… Поверь мне — после первого же кусочка твой токсикоз как рукой снимет.

— Слушай, а куда ты меня везешь? — вдруг опомнилась Люська. — Лосиный остров в другом направлении.

— А ты хочешь домой? — расстроился Дима. — Я думал, у меня переночуешь… Мне с тобой так хорошо и спокойно, останься сегодня, а?.. Утром отвезу тебя на работу, не беспокойся.

Люська задумалась. Положа руку на сердце, она вовсе не горела желанием возвращаться домой, к поднадоевшим любовным терзаниям Алины и насмешливым репликам Жанки. И, хотя ее беременность еще не была заметна, она все же опасалась цепкого Жанкиного взгляда, словно дурной глаз мог навредить будущему ребенку.

— Ой, нет, мне все-таки надо домой, — вдруг вспомнила она и сама огорчилась. — Ты же просил захватить завтра загранпаспорт, а с собой у меня его нет…

— Вот черт, — Дима с досадой закусил губу, но в тот же миг лицо его вновь просветлело. — А давай прямо сейчас заедем за паспортом, а потом отправимся ко мне?

— Давай, — тоже обрадовалась Люська.

— Только я подниматься не буду, — предупредил Дима, — не хочу встречаться с твоей неотразимой Жанной, уж извини…

— Боишься влюбиться? — захохотала Люська.

— Ну, она же «Мисс Вселенная», перед которой никто не может устоять, — подхватил Дима ей в тон. — Опасаюсь за свою невинность. А если серьезно, мне просто несимпатичны такие люди. Тем более, одна ты быстрее обернешься. А вот если я зайду в квартиру вместе с тобой, мне придется расшаркиваться в реверансах и много говорить…

— Жанка, кстати, пребывает в уверенности, что я вас до сих пор не познакомила только потому, что заранее ревную, — со смехом рассказала Люська.

— Ну что ж, не будем ее разочаровывать, пусть продолжает питать эту иллюзию, — подмигнул ей Дима.

Открыв дверь своим ключом и зайдя в квартиру, Люська сразу же оценила обстановку — девчонки сидели в кухне, и Жанка оттачивала на Алине искусство злословия, рассказывая ужасы о положении женщин на Востоке, в частности в Турции.

— …И будет он вытирать о тебя ноги всю жизнь, еще несколько жен в дом возьмет… Хотя, думаю, до свадьбы у вас дело все-таки не дойдет. Не женятся они на наших девушках, поверь!.. Так что зря ты ислам приняла и вообще унижалась перед ним, как собачонка ведь бегала…

Появления Люськи никто не заметил. Она хотела было по привычке вступиться за подругу, но затем малодушно решила не вмешиваться, иначе разговор грозил затянуться надолго. Вместо этого она молча прошла в комнату к столу, выдвинула свой ящик и разыскала среди документов загранпаспорт. Потом она подошла к шкафу и взяла кое-что из одежды, чтобы можно было переодеться у Димы дома и завтра перед работой. Искушение так же незаметно, как появилась, исчезнуть было велико, но, к сожалению, подруги услышали доносившиеся из комнаты звуки. Обрадовавшись появлению Люськи как избавлению от Жанкиной компании, Алина рванула в комнату с радостным криком:

— Люсь!.. Это ты!!! Наконец-то, чего так поздно?!

— Дела были, — уклончиво отозвалась Люська. Она не собиралась рассказывать ни про встречу фан-клуба, ни, тем более, про визит к доктору Сушиле Кумар. Во всяком случае, не сейчас, не при Жанке…

— А ты что, опять уходишь? — огорчилась Алина, наблюдая, как Люська застегивает сумку и укладывает в пакет пижаму и теплый свитер.

— Да, — виновато пожала плечами она. — Дима внизу ждет… Я сегодня у него переночую.

— Может, совсем к нему переедешь? — зло прищурилась Жанка, не скрывая досады. Если еще накануне она делала попытки наладить отношения, то после известия о том, что подруга ночует у Ангела, ее доброжелательность как рукой сняло.

— Может, и перееду, — спокойно подтвердила Люська.

— Ты бы шкаф освободила от своего барахла, — нагло заявила Жанка в ответ. — Все равно не живешь тут практически, твои вещи только место занимают…

Люська, уже направившаяся было к выходу, быстро обернулась.

— До тех пор, пока я плачу за эту квартиру, — отчеканила она, глядя Жанке в глаза, — мои вещи останутся лежать там, где я их положила. Даже если я годами не буду здесь появляться.

Жанка усмехнулась с видом победительницы.

— Я думаю, ты сама прекрасно осознаешь всю непрочность своего положения. Ангел может тебя не сегодня-завтра бросить. Поэтому ты и не съезжаешь…

Неимоверным усилием воли Люська заставила себя не реагировать на эту реплику. Вместо этого она перевела взгляд на Алину и мило улыбнулась ей:

— Я позвоню завтра с работы, мне о многом нужно с тобой поговорить…

— Хорошо, буду ждать, — кивнула Алина.

— Ну, пока! — Люська подчеркнуто помахала одной лишь Алине и с прямой спиной вышла из квартиры. Только на лестнице она выдохнула, остановилась и, прислонившись к перилам, расслабила напряженные мышцы лица. Колени слегка подрагивали. Впрочем, возможно, причиной была всего лишь «беременная» слабость…

В редакции без Миши воцарилась скука смертная. Люська едва не вешалась с тоски. Конечно, в том, что коллектив сложился исключительно женский, были и свои плюсы. Теперь во время работы можно было обсуждать все что угодно, от критических дней до противозачаточных таблеток, от кулинарных рецептов до бразильских сериалов, от «все мужики козлы!» до «все мужики сволочи!», не говоря уж о том, что стало возможным запросто подтягивать сползшие колготки и не думать о том, как ты при этом выглядишь. Но минусов, однозначно, было больше. Люське ужасно не хватало их с Мишей совместных кофе-брейков. Она скучала по широкой улыбке фотографа, по его неизменному легкому юмору по отношению ко всему вокруг, по их беззлобным шутливым перепалкам…

Чтобы как-то убить время, Люська набрала номер Алины и расспросила подругу, как у нее дела. Дела, как выяснилось, были не очень веселыми. За последние дни Тамер довел Алину практически до предела, и та находилась на грани нервного срыва. Сначала парень позвонил ей и сказал, что милостиво согласен «простить». Однако эпопея на этом не закончилась. Отныне Тамер взял за правило постоянно напоминать Алине об ее «проступке», то и дело попрекая ее и внушая мысль о ее неполноценности, недостойности. Это уже переходило все разумные границы, но у несчастной Алины просто не было сил сопротивляться. О том, что она общалась возле магазина с незнакомым мужчиной, ей напоминалось каждый божий день.

— Происходит следующее, — плача, рассказывала Алина. — Допустим, мы с ним встречаемся, идем гулять. И я, например, говорю какую-нибудь глупость. Все! Эта моя мимолетная глупость сию же минуту возводится в ранг Величайших Ошибок, и все начинается по-новой: «Ты знаешь, я тут подумал… Мы с тобой все-таки настолько разные… Мы друг другу не подходим. Я не женюсь на тебе и в Стамбул к родным тебя не повезу. У тебя совершенно другой, чуждый мне, менталитет». Я, естественно, начинаю плакать, на что он еще больше психует: «Не надо мне твоих слез, я им не верю…» Когда у меня уже истерика, он снисходит до того, чтобы меня успокоить и сказать, что все нормально. А на другой день все начинается по новой…

— Алин, — осторожно сказала ей Люська. — А может… Может, у вас это просто… ну, не судьба?

— Не знаю, — устало протянула подруга. — Я люблю его, это факт. Но факт также и то, что я жутко устала, и мне сейчас хочется просто умереть…

— Ну вот скажи, — спросила Люська, — как ты сама считаешь — неужели это правда, что ты совершила подлость и что ты это все заслужила?!

— Не понимаю… Правда, Люсь, я много думала, но так и не понимаю… По-моему — нет. По-его — да. Может, мы оба правы? Каждый со своей позиции?..

— Да нет же, Алин! — разозлилась Люська. — Он не прав, однозначно! Ни со своей позиции, ни с чьей-либо другой. Он тобой нагло манипулирует… А еще скажи мне, только откровенно… — на секунду она запнулась, но все же продолжила:

— Он тебя никогда не бил?

Алина аж задохнулась от такого предположения.

— Нет, что ты! Тамер, конечно, временами дикий и совершенно неуправляемый, но до рукоприкладства дело никогда не доходило.

— Ну, хоть на этом спасибо, — мрачно произнесла Люська. — Однако нужно что-то решать. Так дальше не должно продолжаться, я не могу смотреть, как ты таешь на глазах, сжираешь сама себя за то, чего не совершала… Нельзя, Алин, настолько зависеть от других людей. Пусть даже от любимых, — грустно добавила она. — Тебе надо просто поставить ему ультиматум: либо эта травля прекращается раз и навсегда и к теме твоего якобы флирта с мальчиком у магазина вы больше не возвращаетесь, либо… Либо ты скажешь ему «прощай». Ему пора уяснить, что ты — человек самодостаточный и независимый, а не безропотный придаток к нему самому. Ты не должна в угоду ему лить слезы и предаваться самобичеванию… И бегать за ним ты тоже не будешь. Никогда. Если ты себя хоть немножечко уважаешь… И… — она замялась, — и если ты хочешь, чтобы тебя уважали другие люди.

— Люсь, а ты?! — встревоженно спросила Алина подругу. — Ты меня больше не уважаешь?.. Тоже считаешь, что я тряпка?

— Я тебя люблю, Алин, — тихо отозвалась Люська. — И всегда готова поддержать, помочь советом. Но уважение… Ты знаешь, с каждым днем оно дается мне все труднее и труднее, уж прости за честный ответ.

Алина сникла и потерянно замолчала. В этот миг Люська опомнилась.

— Извини! — покаянно воскликнула она. — Я, конечно, не это имела в виду. Вернее, не совсем это…

— Нет, именно это, — уныло подтвердила Алина. — Я и сама прекрасно все понимаю. Просто не хватало храбрости признаться в этом вслух… даже самой себе. Мне всегда казалось, что я сильная… Что я все могу вынести с достоинством…

— Ты сильная! — горячо воскликнула Люська. — Ты очень-очень сильная и смелая! Поверь, все то, что ты сделала… например, твое решение принять ислам, носить хиджаб, жить по-мусульмански… Это не каждому по плечу. Я бы вот не смогла, честно!

— Это же все было не просто так, — выдохнула Алина. — Все — ради НЕГО… Он был и остается моим главным стимулом.

— Ну так и сейчас… ради него, ради ваших отношений… тебе все-таки нужно с ним откровенно поговорить и сказать, что ты — не его рабыня, не служанка, — мягко, но настойчиво произнесла Люська. — У тебя тоже есть и гордость, и чувства, и боль. Не забывай об этом. Иначе… мне просто страшно за тебя.

Закончив разговор с тяжестью на сердце, Люська уставилась в монитор компьютера. Однако ей определенно не работалось сегодня… От нечего делать она вбила в поисковую строку «Дима Ангел официальный сайт» и через несколько минут уже с любопытством изучала форум, посвященный Диминому творчеству. Ей сразу бросились в глаза знакомые ники, услышанные накануне на встрече фан-клуба — и Мамочка, и Титаник, и Фея… Быстренько пробежавшись взглядом по темам форума, она выцепила ту, что ее интересовала: «Наши встречи с Димой».

Пролистывая одну страницу обсуждения за другой, Люська отметила, что виделся с фан-клубом Дима действительно не часто, судя по количеству совместных фотографий. Однако каждый раз это событие вызывало бурю обсуждений среди форумчанок. Дойдя, наконец, до фото со вчерашней встречи, Люська с некоторой опаской приступила к чтению комментариев.

«Молодцы, девчонки! — писала некая Ангелина (Люська заподозрила, что ник едва ли является реальным именем девушки — скорее это был прямой отсыл к Диминой фамилии). — Как всегда душевно посидели, даже завидно… Может, я когда-нибудь тоже вырвусь на встречу из своей дыры. Только мне надо знать дату заранее, а то до Москвы на поезде трое суток пилить…»

«Димулька такой красивый тут, а-а-а, я не могу, держите меня семеро!!!» — писала Симпампулька с кучей восторженно орущих анимированных «смайликов».

Торопливо пробегая глазами по убористым строчкам сообщений, Люська, наконец, увидела первый комментарий из серии тех, которых она боялась.

«Что за девушка с длинными волосами сидит слева от Димы? — вопрошала форумчанка с ником Пани Амика. — Я ее не знаю».

«Ах да, это же наша новая невеста! — поставив ехидно хихикающий смайлик, отзывалась Милашка Ди. — Дима вчера официально представил ее нам как свою подругу. Мы все рыдали от счастья!»

Наверняка это та самая язвительная брюнетка с голым пузом, сообразила Люська. Очень в ее стиле…

«Дима сказал, что это его девушка, — подтверждала и Мамочка, то есть президент фан-клуба Лана. — Мне она очень понравилась. Милая, добрая, скромная и простая».

«По мне — так слишком уж простая…» — комментировала в ответ Милашка Ди.

Далее на две страницы форумчанки мусолили тему Люськиной внешности. Сошлись на том, что «Диме она не очень подходит, потому что он красавчик, а она просто миловидная». Наиболее горячо Люську защищала Мамочка-Лана; может быть, именно поэтому все остальные были не слишком уж суровы к Диминому выбору — кому охота вступать в открытый конфликт с президентом фан-клуба? Во всяком случае, переведя дух, Люська поняла, что Димины поклонницы решили ее «помиловать». Или просто опасались, что Дима, втихаря почитывающий собственный форум, возьмет их всех на заметку. Что ж, на большее она и не претендовала — ей просто не хотелось откровенной агрессивной злобы.

Из любопытства блуждая по остальным темам форума, Люська забрела в раздел «Общение посетителей». Там обсуждались вещи, не связанные с Димой. Была в том числе и тема «Наше творчество», где девушки выкладывали свои стихи, маленькие рассказы, рисунки, вышивку и так далее. Наткнувшись на стихотворения форумчанки с ником Титаник, Люська сообразила, что это, должно быть, и есть Таня-инвалид. Дима же говорил, что она потрясающе пишет. Последнее Танино стихотворение было датировано сегодняшним утром — очевидно, написанное «на злобу дня» — и называлось «Он бы».

ЧАСТЬ 4

Считается, что москвичи не любят приезжих. Я бы не сказала. Мы на них смотрим равнодушно. Приехали — ну и приехали: крутитесь. Не выживете — убирайтесь туда, откуда приехали. Выживете — молодцы. Естественный отбор. Скорее наоборот: приезжие не любят москвичей. Они нас немотивированно ненавидят, считают зажравшимися и вообще: им за квадратные метры в Москве нужно пластаться годами, десятилетиями, а нам они как с неба упали. Несправедливо. Приезжий — он словно остро отточенная стрела, надеющаяся пробить и каменные кремлевские стены, и заскорузло-эгоистические сердца москвичей, которые катаются как сыр в масле и на все плюют с колокольни Ивана Великого. Это да: у москвичей нет географической векторности. Им некуда стремиться. Они и так в центре мира, у самых живительных сосцов планеты Земля. И в этом москвичи подобны древним китайцам, отгородившимся от всего прочего мира каменной стеной. Великая Китайская стена — это не столько оборонительное сооружение, сколько символ: нам тут хорошо, и вы, все прочие, нас не интересуете. И эта, китайская, психология, укоренялась в Москве одновременно с возвышением самой Москвы: в давние века в ней возник свой Китай-город, который существует и по сей день не только в виде топонима, но и в виде сознания. Москвичей считают эгоистами, которые никому и никогда не помогают. А мы не эгоисты. И душа у нас широкая. Просто мы живем, как китайские мандарины, за своей китайской стеной, и нам всего хватает…

Из блога Ольги Щелоковой (regenta)

Дима оказался совершенно прав: в Италии Люськин токсикоз исчез бесследно. Она уплетала так, что за ушами трещало, и сама дивилась своему обжорству. Какое же это было счастье — столь вкусно и разнообразно есть!..

На завтрак в ресторане отеля подавали местную выпечку (потрясающие теплые круассаны с шоколадом, булочки с вареньем, ванильные кексы), прошутто, яичницу, сосиски, питьевой йогурт и фрукты. Еще был ароматный бекон, нарезанный на тончайшие (с бумажный лист) ломтики, сложенные в несколько раз. Когда Люська попыталась развернуть этот «конвертик», то оказалось, что он представляет собой огромный круг.

На обед в любом кафе можно было заказать нежнейшую пиццу, тающую во рту. Люська поглощала кусок за куском и не могла остановиться. То, что она ела до этого в российских пиццериях, просто не имело морального права называться пиццей!

За ужином они с Димой лакомились пастой всех сортов: и пенне с несколькими видами сыра, и фарфалле с копченой колбасой и соусом из цукини и базилика, и спагетти с морепродуктами… Во второй их венецианский вечер Дима решил подшутить над Люськой и заказал пасту, выполненную в виде… крошечных пенисов. Они уплетали это произведение кулинарного искусства, давясь от смеха.

А знаменитые итальянские кондитерские с их восхитительными пирожными!.. Чего уж говорить о кофе — великолепный «Лавацца», конечно, был вне конкуренции. И мороженое, которое в Италии называлось красивейшим словом «джелато» — а кафе-мороженое, соответственно, именовалось «джелатерия». Люська до того разошлась, что даже позволяла себе вечером выпивать бокал вина — разве можно было уехать из Италии, не попробовав знаменитого Бардолино, и Вальполичелла, и Амароне!.. Вино являлось не банальным алкоголем, а своеобразным десертом. После ужина в ресторане им подавали маленькие сухарики с арахисом, которые полагалось макать в сладкое розовое вино и есть.

— Если наш малыш родится алкоголиком, я тебя убью, — шутливо грозил Дима.

— «Родившись, прежде чем крикнуть, выпил стакан водки», — цитировала Люська Чехова, и глаза ее смеялись. Давно она не чувствовала себя настолько счастливой, живущей в полную силу, дышащей полной грудью.

В саму Венецию Люська влюбилась с первого взгляда. С погодой несказанно повезло — несмотря на зиму, было солнечно и сухо; правда, довольно ветрено. Еще ей показалось, что, по сравнению с московским муравейником, венецианские улицы были практически пустынны. Однако Дима объяснил ей, что это затишье перед бурей — Венеция готовилась к ежегодному февральскому карнавалу; именно в это время сюда стекалось наибольшее количество туристов со всего света.

— Пару недель спустя здесь будет не протолкнуться, — сказал он. — Мы специально выбрали для съемок докарнавальный период, пока не начался весь этот ажиотаж.

Поселились они в «Луна Отель Бальони» на Сан-Марко. Это была одна из старейших гостиниц города — еще в двенадцатом веке она принимала рыцарей-тамплиеров, собирающихся в крестовые походы. Завтраки здесь подавали в гостиной, расписанной учениками великого венецианского художника Тьеполо. Чего уж говорить о самих номерах — у Люськи голова кружилась от подобной роскоши, и она все время боялась, что это ей только снится… Комнаты отеля были отделаны в старинном стиле, и, рухая вечерами на огромную кровать с золоченой резной спинкой под шелковым балдахином, Люська ощущала себя принцессой. «Нет, не прынцессой. Королевной!» — смеялась она про себя, вдыхая нежный аромат роз: каждый день в номере появлялись свежие цветы.

С террас открывался чудесный вид на собор Санта-Мария делла Салюте, а из окна номера отлично просматривался причал с табличкой «Servizio Gondole». Каждое утро Люська наблюдала, как молодой итальянец в шляпе с красной лентой, меланхолично навалившись грудью на перила мостков, терпеливо поджидает клиентов, желающих прокатиться на гондоле. Как-то раз он перехватил ее взгляд и, моментально преобразившись, расцвел в ослепительной улыбке, замахал руками в сторону окна и принялся выкрикивать что-то в духе:

— Белла рагацца!..

Люська уже знала, что это означает «красивая девушка», как знала и то, что итальянцы всегда очень открыто выражают свой восторг перед женщинами; только они орут и восхищаются не с целью познакомиться, а просто считают, что, если видят красотку, этого не надо скрывать — мол, и ему, и ей будет приятно. Однако этот бурный темперамент ее немного смущал. Хотя, конечно, итальянские мужчины были просто бесподобны — все как на подбор красивы, стройны и благоуханны. Люське льстило их внимание, и она даже шутливо сетовала в Димином присутствии, что явилась «в Тулу со своим самоваром». Но, разумеется, это были только слова — по большому счету, ей не был нужен никто кроме Димы, все остальные мужчины для нее просто перестали существовать. К тому же, большую часть ее мыслей занимала беременность, поэтому Люське было просто некогда заморачиваться всякими глупостями.

Пока Дима был занят на съемках, она гуляла по Венеции и просто наслаждалась жизнью. Однажды она даже слегка заблудилась среди узких старинных улочек. Поначалу ее ориентиром в центре города был мост Риальто, но, загулявшись, Люська не заметила, как потеряла его из вида. Впрочем, сильно испугаться она не успела, тут же обратившись за помощью к прохожему пареньку. Паренек как раз собирался закурить, но, увидев Люську, смутился и не стал этого делать. Он почти не понимал английского — сказал, что учил когда-то в школе, но уже все позабыл, однако на языке жестов им с Люськой удалось довольно-таки сносно объясниться. Люська ткнула пальцем в карту и назвала свой отель. Итальянец взял ее за руку — не как девушку, а как маленького ребенка — и так довел до гостиницы, хотя это было не очень-то близко. До самого отеля он так и шел, вертя сигарету в пальцах и стесняясь закурить. Довел, ласково улыбнулся Люське на прощание и удалился.

К слову, даже в отеле по-английски говорили только на ресепшене, а вот остальной персонал совсем ничего не понимал.

— В Италии вообще мало кто знает английский, — объяснил ей позже Дима.

— Мне кажется, я догадываюсь, почему, — улыбнулась Люська. — Просто их родной язык настолько красив сам по себе, что другие учить им банально не хочется.

Дима немного владел итальянским — сказались годы обучения в Гнесинке, где он разучивал партии из опер. Во всяком случае, объяснялся с местными он запросто, и его даже частенько принимали за своего — благодаря смуглой гладкой коже, темным глазам и волосам, белозубой улыбке. Пару раз на улицах с ним заговаривали по-итальянски, обращаясь с каким-нибудь вопросом. А в один из дней, катаясь с Люськой по Гранд-каналу и вяло отбиваясь от предложения гондольера спеть им серенаду (за дополнительную плату, разумеется), Дима не вытерпел и сам запел во весь голос традиционную «О соле мио». Шокированный гондольер разинул рот, впрочем, как и все, кто, проплывая мимо на гондолах и вапоретто, оказался поблизости. Дима дал маленький импровизированный концерт, исполнив затем и «Аве Мария», и «Карузо», и «Кон те партиро», и даже — контратенором — арию Париса из оперы Глюка. Гондольер кинулся пожимать Диме руки и бойко лопотал слова восхищения, а затем наотрез отказался брать плату за этот вояж.

— Ты такой талантливый, — сказала позже Люська даже с некоторым испугом в голосе. — Нет, серьезно, Дим, — ты жутко талантливый… Я не ожидала.

— Не ожидала? Ничего себе, — он в шутку сделал вид, что обиделся. — Я тут раскрываю перед ней все грани своей многосторонней натуры, сочиняю для нее песни и стихи, а она!..

— Песни ты пишешь хорошие, — согласилась Люська. — Но твой талант несравнимо больше и полнее этого, поверь!.. У тебя уникальные вокальные данные, ты не хотел бы записать серьезный оперный альбом?

— Ну, запишу я его, допустим, — кивнул Дима. — А кому это будет нужно? Кто моя целевая аудитория? Девочки-поклонницы подобные песни не оценят, им будет банально скучно. Им нужны незатейливые мелодии о любви… А поклонники и ценители оперы… Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из них купит диск Димы Ангела?

— Но надо же что-то делать, развиваться, — не сдавалась Люська. — Хорошо, не целый альбом, но можно для начала включить пару классических песен в следующий сольный альбом. Ты будешь расти — и твои поклонники станут расти вместе с тобой, не все же опускаться до их уровня.

— Не знаю… — задумчиво произнес он. — С одной стороны, ты права — нужно постоянно расти. А с другой… Если я переключусь на академический репертуар, неизбежно потеряю часть аудитории.

— Но и приобретешь тоже — другую часть! — воскликнула она с жаром. — Хочешь, я поговорю об этом с Юрием Васильевичем? Постараюсь его убедить, что это действительно нужно, ведь у него профессиональное чутье, он должен понять, что я права!

— Скажите, пожалуйста! — усмехнулся Дима. — Помнится, было время, когда ты даже взглянуть в его сторону лишний раз боялась. А сейчас собираешься убеждать, отстаивать свою точку зрения…

Люська и сама не знала, когда наступил тот переломный момент, совершенно избавивший ее от робости перед Азимовым. Во время презентации?.. В новогоднюю ночь в его загородном доме? Сейчас, в Италии?.. Точного ответа она не знала, но одно было очевидно: теперь от ее страха не осталось и следа. Она бесконечно уважала этого талантливого человека, преклонялась перед ним, ценила за острый ум, хватку, железную волю, проницательность. И она искренне верила, что он вдохновится ее идеей, поэтому в тот же вечер отправилась к нему в номер.

Выслушав, Азимов благосклонно заметил, что Диме действительно нужно будет попробовать записать несколько классических вещей и включить их в третий сольный альбом. Однако бурного ажиотажа Люськино предложение у него не вызвало, он воспринял это довольно спокойно, даже отстраненно. Собственно, Люське и не нужны были его бурные восторги — хватит и того, что он поддержал ее затею, вопреки сомнениям Димы. Но продюсер, пожалуй, и в самом деле выглядел несколько отчужденно, словно все его мысли и чувства были заняты сейчас другим. Нет, не съемками клипа — за это как раз волноваться не приходилось, все шло по плану. Но на лице Азимова лежала тень — это не было метафорой, он действительно потемнел лицом и выглядел не совсем здоровым.

— Юрий Васильевич, вы хорошо себя чувствуете? — рискнула спросить Люська. Азимов стоял возле окна и смотрел на улицу, словно не слыша ее вопроса.

— У вас… что-то случилось? — Люська вовсе не была бестактной и никогда не лезла с неуместными расспросами человеку в душу, но что-то особое было в согбенной фигуре продюсера, в самой его позе, что заставило ее допытываться о причинах.

— А?.. Что?.. — Азимов перевел взгляд от окна на девушку и слабо улыбнулся ей. — Ты спрашивала, как я себя чувствую?.. Не волнуйся, все в порядке. Просто устал немного.

Люське сделалось тревожно. Не таким человеком был Юрий Васильевич, чтобы жаловаться на банальную усталость. Видимо, что-то и впрямь выбило его из колеи. Заметив колебания на ее лице, продюсер поспешил сменить тему разговора.

— Завтра наши последние сутки в Венеции, — сказал он, снова улыбнувшись. — Как тебе — понравилось здесь?

— Ой, понравилось — не то слово! — горячо воскликнула она. — Я словно в сказку попала. Все такое… волшебное.

— Сделаешь репортаж про съемки клипа? — спросил ее Азимов. — Ты же тут была, практически весь съемочный процесс от и до видела, а пишешь ты хорошо, легко… Нужно привлечь внимание к Диме перед конкурсом. Запустить клип в Европе…

— Где написать — в «Вертикали», что ли? — непонимающе спросила Люська. — Да я-то с радостью, но боюсь, наше издание не такое уж массовое, чтобы привлечь внимание общественности.

— Не для «Вертикали», а для меня, — поправил ее Азимов. — Для нашего пресс-центра. Ты напишешь интересный репортаж, а уж моей заботой будет распространить его по всем ведущим музыкальным изданиям… Я тебе, конечно же, выплачу гонорар, об этом не беспокойся, заключим с тобой официальный договор, не волнуйся…

— Да что вы, Юрий Васильевич, мне только в радость будет… — растерянно пробормотала она.

— Ты бы вообще поработала на меня, а? — предложил он. — На постоянной основе… В штат возьму, трудовую оформим, все как положено.

Люська была и смущена, и польщена таким предложением. Разумеется, это было заманчиво. Но она помнила также и о том, что уже через полгода в ее жизни появится новый маленький человечек, и все свое время она будет посвящать ему. До работы ли ей тогда будет?.. Но сказать о своей беременности Азимову она не могла. Об этом не знал никто кроме Димы, гинеколога Сушилы Кумар да секретарши Кати. Люська даже маме до сих пор не сообщила новость. Мысли ее заметались.

— Ты подумай, я не стану на тебя давить, — кивнул Азимов, внимательно наблюдая за выражением ее лица. — Просто, знаешь… Ты прости меня, если что не так, я к тебе поначалу предвзято относился… Но теперь вижу — ты хорошо на Диму влияешь, у него с тобой душа на месте. Это важно для работы, понимаешь? Ты… — он на мгновение запнулся. — Ты не оставляй Диму, пожалуйста.

Люське сделалось страшно от его слов, хотя ничего особенного он не сказал.

— Я его не оставлю, Юрий Васильевич, — сглотнув ком в горле, произнесла она. — Вы не беспокойтесь.

В последний венецианский вечер, во время ужина, Дима сделал ей предложение.

Все было как в романтических фильмах — кольцо в бокале с шампанским (Люська едва не подавилась), свечи, музыканты, Дима, с торжественным видом вставший перед ней на одно колено… На Люськин взгляд, это было уже, пожалуй, чересчур кинематографично и напыщенно, но Дима был так искренен в своем волнении, так трогателен, что у нее даже мысли не возникло ответить «нет».

— Я помню, что ты просила вернуться к этому вопросу годика через два, — запинаясь, проговорил он, — но обстоятельства же изменились… Нас уже не двое, а трое, и я хочу, чтобы у ребенка была полноценная семья.

— Только об одном тебя прошу, Дим, — сказала Люська, — давай не будем делать из нашей свадьбы событие. Я не хочу привлекать внимание прессы, никаких свадебных фотосессий для глянцевых журналов, как это сейчас модно… И, если честно, вообще хочется пожениться как-то тихо и незаметно.

— Как скажешь, — покладисто кивнул Дима. — Если хочешь, вообще никого не будем звать на свадьбу. Просто распишемся и… улетим куда-нибудь на Мальдивы или Бали на медовый месяц. Будем лопать фрукты, плавать с дельфинами, кататься на слонах, кормить попугаев с рук…

— Это было бы чудесно! — Люська расцвела в улыбке.

— Ну что, вернемся в Москву — и сразу пойдем в ЗАГС? — предложил Дима. — Кстати, по причине беременности нас могут расписать без очереди и всей этой ненужной волокиты.

— А куда нам торопиться? — Люська беззаботно пожала плечами. — Можем выждать положенный срок, какая разница, поженимся мы прямо сейчас или через месяц-другой. Или ты боишься, что я сбегу? — пошутила она. Дима неопределенно пожал плечами.

— Да кто тебя знает…

— Ну уж нет, мой миленький, — засмеялась она. — Так просто ты от меня не отделаешься… — тут она почему-то вспомнила просьбу Азимова и повторила твердо:

— Я всегда буду с тобой. Даже не сомневайся.

Февральская Москва встретила их мрачным пасмурным небом, из которого сыпался жидкий грязноватый снег.

— То ли снег, переходящий в дождь, то ли дождь, переходящий в снег… — задумчиво пробормотал Дима, пока они шли к такси. Люська украдкой вздохнула. Ей казалось символичным, что в столице была именно такая погода, словно намекающая на то, что праздники кончились и наступили суровые серые будни. Азимов прямо из аэропорта поехал в студию вместе с режиссером и оператором. Диме же было разрешено отдохнуть до вечера.

— Поедем сразу ко мне? — предложил он, открывая перед Люськой дверцу машины.

— Я бы хотела домой, — поколебавшись, ответила она. — Вещи разобрать и вообще посмотреть, что там без меня делается… А ты отправляйся к себе, отдохни, не буду тебе мешать.

— Когда это ты мне мешала, — пробурчал он себе под нос, однако спорить не стал и назвал таксисту Люськин адрес. — Доеду с тобой, помогу чемодан наверх поднять, — пояснил он.

— Да не такой уж он и тяжелый! — попыталась было запротестовать она, но Дима выразительно указал глазами на ее живот. В ту же секунду Люська почувствовала легкий приступ тошноты и поняла, что токсикоз, забытый было в Венеции, не замедлил к ней вернуться.

— Попроси водителя, пожалуйста, чтобы не слишком быстро ехал, — сказала она Диме, сжавшись в комочек на заднем сиденье.

— Что с тобой? — всполошился он. — Плохо? Тошнит?

— Тошнит, но не более, чем обычно. Не суетись. Это дело привычное…

— Вот, возьми пока, — он сунул ей в рот мятную жвачку и обратился к шоферу — здоровенному широкоплечему детине лет тридцати:

— Вы не очень-то гоните, хорошо? Девушка не совсем здорова, ее на большой скорости укачивает.

Водитель с интересом стрельнул взглядом в зеркальце, изучая своих пассажиров. Вдруг на него накатило озарение, и, забыв, что ведет машину, он обернулся к ним и радостно заорал:

— Ого, да вы же этот, как его… Дима Ангел!!!

— Он самый, — кивнул Дима. — Однако, вы все-таки смотрите на дорогу и руль не выпускайте.

— Не, ну вот это встреча, а! — продолжал радоваться он, словно повидался с любимым родственником после долгих лет разлуки. — Скажу кому — не поверят, что я самого Ангела вез из аэропорта!!! Ну, супер! А меня Сергей зовут, — он снова обернулся и протянул руку для пожатия. — Жена с ума сойдет… Вы ей автограф не оставите? Она же ваши песни обожает, у нее и альбом есть!

— Очень польщен, — сдержанно кивнул Дима. Люська, несмотря на то, что ее мутило, не смогла сдержать улыбки.

— Я сам, конечно, тебя не слушаю, ты не обижайся, — продолжал разглагольствовать детина, незаметно перейдя на «ты». — Извини уж, Диман, но песни у тебя — говно. Ну мужик ты или не мужик, елки?! Что это еще за любовь-морковь, в натуре… Волосы на груди сбривать для клипов своих — да это ж настоящему парню позор!

— Не реагируй, — легонько сжав Димину руку, попросила Люська. Тот успокаивающе улыбнулся ей:

— Да все в порядке. Интересно же послушать «глас народа»…

— Но голос у тебя есть, есть, — милостиво согласился между тем водитель, увлекаясь своим монологом все больше и больше. — Только, это самое… репертуарчик бы тебе сменить.

— А вы вообще сами какие песни любите? — кротко осведомилась Люська.

— Я? Я серьезные песни люблю, такие… настоящие! Михаил Круг, к примеру. Или «Любэ»… Но вообще шансон уважаю.

— Ясно, — хихикнула Люська, а Дима неожиданно заголосил нарочито приблатненным тоном:

— «Владимирский централ, ветер северный!.. Этапом из Твери, зла немеряно! Лежит на сердце тяжкий груз…»

Люську едва не разорвало от хохота, а Сергей, казалось, не заметил иронии, а воодушевленно заорал еще громче, чем Дима:

— Во-о-от!!! Ну можешь же, можешь, когда захочешь!!! Ну совсем другое же дело! Уважаю, Димон, вот без соплей!

Дима подмигнул Люське:

— А ты говоришь, опера, классика… Шансон — вот путь к сердцу слушателей!

— Только попробуй, — шутливо пригрозила она. — Я тогда за тебя замуж не пойду!

— Как, — театрально поразился он, — ты не хочешь стать женой настоящего реального пацана??? Который не бреет подмышки, грудь, ну и вообще не разводит все эти сюси-пуси?!

— А в целом весь ваш шоу-бизнес — это такая помойка! — переключился на другую тему водитель.

— Вот здесь не могу не согласиться, — кивнул Дима без тени иронии.

— Мужиков там нет настоящих, вот в чем проблема! Какие-то пидоры все! Девушка, извиняюсь, — обратился он к Люське. — Но ведь это правда! Один этот ваш… Киря чего стоит!

— Какой Киря? — не понял Дима.

— Ну, этот… Фикоров который, муж Пугачихи. Вот ведь мерзкий типчик! Истеричка натуральная, баба, а не мужик — одно слово! И вечно весь в каких-то балахонах, камзолах, рукава пышные, парики, павлиньи перья из жопы… — Сергей сплюнул в сердцах. — Смотреть противно.

— Кирилл — артист с огромным сценическим опытом, у него давно сложилась своя манера исполнения и поведения, имидж на сцене, оригинальный репертуар, — осторожно отозвался Дима. — За это его и ценят поклонники.

— Да какие там поклонники, елки зеленые! — с досадой отозвался водитель. — Тетки какие-то недотраханные его слушают и умиляются. А он — обезьяна в зоопарке, право слово!

Люська не выдержала и засмеялась. Она никогда не испытывала симпатии к Кириллу Фикорову, а слова водителя, хоть и грубые, очень точно соответствовали ее собственным мыслям на этот счет. Она не доверяла Фикорову и опасалась его. Опасалась не за себя, а за Диму, потому что ей интуитивно казалось, что после проигрыша на отборе для конкурса «Евросонг» Фикоров заимел на него зуб. К тому же вспомнились слова Юрия Азимова, которые он произнес на новогодней вечеринке год назад: «Кире не верь. Коварный лис, самовлюбленный до одури. И очень опасный».

— Вот Валера Меладский вроде бы неплохой мужик, — продолжал между тем разглагольствовать Сергей. — Но сейчас, конечно, его все травят… хотя, по-моему, по делу он этой дуре вмазал, сама нарывалась!

— Кому вмазал? Когда? — удивился Дима.

— Ну, скандал-то этот, с журналисточкой… — охотно объяснил водитель. — Или вы не слышали? Уже неделю как газеты только об этом и пишут!

— Мы были в Италии, — объяснил Дима, — поэтому все последние события и скандалы шоу-бизнеса мимо прошли… Так что там случилось?

Сергей поведал, что певец Валерий Меладский избил журналистку, попытавшуюся его сфотографировать во время приватного ужина с дамой. Мало того, что он разбил ее камеру, так еще и повалил пинками на пол и попытался задушить. Во всяком случае, так писали все желтые газетенки.

— Валера… не могу поверить, — в смятении пробормотал Дима. — Он всегда был таким выдержанным, таким… джентльменом! Это же надо было его так довести…

— Но избить женщину?! Фу, — перекосилась Люська. — Как бы его не вывели из себя, физическую расправу это не оправдывает. Мерзко и противно, когда мужчина поднимает руку на женщину.

— Ты не понимаешь, — растерянно отозвался Дима. — Это на него совсем, совсем не похоже! Валера — замечательный человек, я не верю, что он способен на такое. Может быть, его подставили?..

— Так свидетели есть, — вмешался водитель. — Они на видео снимали всю драку, и фотографии тоже остались.

— Вот это еще более странно! — возмутился Дима. — Допустим, Меладский прилюдно избивал женщину. Никто не кинулся ей на помощь, но зато зеваки спокойно успели сделать видеозапись! Бред какой-то…

Люське это тоже показалось странноватым, но из чувства профессиональной и женской солидарности она промолчала. Хотя Меладский ей и самой очень нравился. Она снова вспомнила их новогоднюю встречу в клубе — тогда певец показался ей единственнымнормальным человеком (кроме Димы, разумеется) среди всей разряженной тусовки. А тут вдруг — скандал, избиение… Это не увязывалось в ее голове с образом благородного и приятного во всех отношениях Меладского. Она припомнила, как пару лет назад Кирилл Фикоров тоже избил журналистку — дело тогда удалось замять благодаря влиянию Анны Пугач. Так вот, Валерий Меладский открыто осуждал действия коллеги и не скрывал своего горячего неодобрения. И вот теперь он сам, в такой же ситуации, повел себя откровенно не по-мужски… Пьян был, что ли, или нервы сдали?

— Дело ясное, что дело темное, — негромко пробормотал Дима себе под нос. — Вечером я поговорю с Юрием Васильевичем — может быть, он знает больше.

Дима донес Люськин чемодан до двери и откланялся, не заходя в квартиру — такси ждало его у подъезда.

— Удачи тебе с разговорчивым Сергеем, — улыбнулась Люська, целуя его на прощание. — Постарайся дома хоть немного отдохнуть. Созвонимся…

Уже открывая дверь, она вспомнила, что сегодня воскресенье, а значит, девчонки должны быть дома. Алину из квартиры и клещами не вытянешь, боится дать своему драгоценному Тамеру лишний повод для ревности. Жанка, в отличие от нее, страстная любительница клубов и веселых тусовок, но время сейчас — полдень, и, скорее всего, она только что проснулась.

— Ура!!! Ты прилетела!!! — завизжала Алина, выскочив в коридор и повиснув на Люськиной шее. В ванной плескалась вода — очевидно, Жанка принимала душ. Люська порадовалась тому обстоятельству, что хотя бы в первые минуты дома ей не придется чувствовать внутреннего напряжения от общения с «Мисс Мира». Собственно, зла на Жанку она давно уже не держала — ей вдруг сделались совершенно нипочем все ее подколки, язвительные шуточки и снисходительные ухмылки. То ли перегорело, то ли зародилась жалость к подруге, ведь Люська не могла не понимать, что вся Жанкина агрессия — от неудовлетворенности собственной судьбой и самой собой.

— Ну, как тебе Венеция, рассказывай! — тараторила Алина. — Как каналы? Как гондолы?

— Каналы-гондолы на своих местах, что им сделается, — засмеялась Люська. — А напои-ка ты меня сначала чаем, а потом уж расспрашивай…

В кухне Люська заметила, что Алина едва сдерживается, чтобы сию же минуту не выпалить какую-то грандиозную новость. «Похоже, это мне придется ее расспрашивать, а не наоборот…» — подумала Люська. В глубине души она была даже рада, что не придется распространяться о себе — какая-то скрытная стала в последнее время, все осторожничала, ни с кем ничем сокровенным не делилась.

— Как у тебя с Тамером? — закинула удочку Люська, сообразив, что ветер дует именно оттуда. — Не удалось выяснить отношения по-человечески?

Алина словно ждала этого вопроса.

— Встретились! Выяснили! — ликующе произнесла она. — Ты была на все сто права во время нашего последнего разговора… давно надо было это сделать! Пока разбирались, оба разревелись… Господи, какие же мы с ним все-таки дураки!

— Вы не дураки, просто ведете себя как дети, — с улыбкой отозвалась Люська. Алина замотала головой.

— Нет! Наконец-то мы прекратили этот детский сад, наконец-то признались друг другу, что все у нас «по-взрослому», и любовь тоже — взрослая, глубокая, понимаешь? Настоящая и осознанная… А ведь я еще долго не подозревала бы, как сильно он меня любит. Да он и сам, честно говоря, не до конца понимал, как мы нужны друг другу, пока не понял, что действительно может потерять меня навсегда…

— Поздравляю, — с облегчением выдохнула Люська. — Дай Бог, все теперь пойдет по-новому.

Алина застенчиво улыбнулась.

— А все действительно теперь пойдет по-новому. Во вторник мы с ним улетаем в Стамбул… И там поженимся. Уже решено окончательно.

Люська открыла рот.

— Как — во вторник?.. — переспросила она в замешательстве. — Уже?! Так быстро? Разве можно так поспешно организовать свадьбу?!

— У нас будет «никях», то есть мусульманский религиозный обряд, — объяснила Алина. — Он не требует особой подготовки. Для родственников Тамера, да и для нас самих, это намного важнее, чем роспись в ЗАГСе. А саму свадебную вечеринку мы организуем позже, когда немного обустроимся там. Тогда уж все будет как положено — и платье, и угощение, и гости…

— То есть ты улетаешь насовсем? — ошарашенно уточнила Люська. — Ты останешься там жить?

Алина кивнула с сияющими глазами:

— Вот именно!

— А как же работа… как твои родители, ты их предупредила? — вспомнила Люська. Алина беззаботно махнула рукой:

— С работы, разумеется, я уволилась. В Турции работать мне не надо, там у женщин это не принято… А маме позвонила и рассказала все, как есть. Поначалу, конечно, она была в шоке. Но что ей еще оставалось делать, как не принять мое решение? Я взрослый самостоятельный человек…

Люська едва сдержала улыбку при этих словах подруги. К счастью, Алина этого не заметила, продолжая рассказ:

— …Она прилетит ко мне в Стамбул. Люсь, а ты? Ты приедешь?..

— На свадьбу? — растерялась Люська.

— Ну, если не на сам «никях», то хотя бы на свадебную вечеринку… Я тебе сообщу точную дату!

— А зачем так срочно жениться-то? — не поняла Люська. — Может, подождать немного, и тогда уж все вместе устроить — и этот, как его, «никях», и свадебный прием с гостями… Или ты того… этого… — хотя она понимала, что Алина никак не может быть беременной, они с Тамером просто не успели бы за ту неделю, что Люська отсутствовала.

— Ну, что ты такое говоришь! — Алинины глаза округлились. — Мы же с ним ни-ни, ты знаешь… — она слегка зарделась. — Просто он хочет непременно забрать меня в Турцию как можно скорее. Но, пока мулла не прочитает нам «никях» при свидетелях, мы не имеем права жить под одной крышей, это неприлично… Поэтому уж быстренько все организуем, уладим формальности, а деталями и оформлением займемся позже.

— Блин, с ума сойти, ты выходишь замуж! — завизжала Люська, до которой наконец-то дошло. Она кинулась обнимать подругу. Глаза у обеих блестели.

— А еще… Может, это и нехорошо, — призналась Алина, понизив голос, — но мне почему-то совершенно не хочется приглашать Жанку к себе на свадьбу… Как ты думаешь, это большое свинство с моей стороны?

— Не думаю. Более того, я тебя понимаю, — Люська невольно поморщилась. Она совсем упустила из виду одну деталь — ведь после Алининого отъезда Люське придется остаться с Жанкой в квартире один на один… Мало приятного, чего уж там. Конечно, это ненадолго, ведь она, скорее всего, в самое ближайшее время переедет к Диме на правах законной супруги… «Да, я ведь тоже выхожу замуж!» — вспомнила Люська. Но радость Алины от предстоящей собственной свадьбы была такой непосредственной, такой незамутненной, что она решила не омрачать подружкин триумф. Она скажет ей… как-нибудь потом.

Звук льющейся воды смолк, и через пару мгновений из ванной — легка на помине — показалась Жанка в халате и тюрбане, закрученном из полотенца.

— Привет, — доброжелательно улыбнулась ей Люська. Та небрежно кивнула в ответ, словно Люська не из Италии прилетела, а выходила на пятнадцать минут в булочную. Однако Люська не стала придавать этому значения, ей хотелось только одного — чтобы в их отношениях царили мир, согласие и спокойствие.

— Я вам сувениры из Венеции привезла, — обращаясь к обеим подругам, произнесла Люська. — Изделия из муранского стекла. Необыкновенно красивые!

— Ой, спасибо! — обрадовалась Алина. Жанка поняла, что тут уж не отмолчишься, и благосклонно кивнула:

— Ну, как там Венеция? Воняет?

— Почему воняет? — удивилась Люська. — Прекрасный город, очень красивый и романтичный… Похож на изысканную театральную декорацию, невозможно представить, что для кого-то это — повседневность и быт.

— Наслышана, — Жанка усмехнулась. — Говорят, от тамошних каналов разит, как от помойки, — так, что и на километр близко не подойдешь. И все итальяшки немытые, жуликоватые и прилипчивые…

— Ничего подобного, — пожала плечами Люська. — Никакого неприятного запаха я не почувствовала. Мне кажется, Венеция — это такой город, который хотя бы раз в жизни необходимо посетить каждому человеку. Венеция бесподобна…

Жанка рассмеялась в голос:

— Ну нет уж, меня туда ни за какие коврижки не заманишь…

— Зелен виноград, — ехидно вставила Алина; после того, как проблемы с Тамером разрешились и она обрела уверенность в завтрашнем дне, у нее явно прорезался голосок — раньше перечить Жанке она не особо-то осмеливалась.

— Если я и поеду в Италию, то исключительно в Рим, — фыркнула Жанка. — Тем более, один мой поклонник давно уговаривает составить ему компанию на уик-энд…

Заслышав об очередном мифическом воздыхателе, Алина с Люськой незаметно для подруги переглянулись, сдерживая улыбку.

— Ой, какое колечко! — вскрикнула вдруг Алина, заметив подаренное Димой кольцо на Люськином пальце. Та смутилась, не зная, как выкрутиться из этой щекотливой ситуации. Охоту говорить о своем скором замужестве отбило вовсе, и потому Люська лишь легко улыбнулась:

— Да, симпатичное, правда? Бижутерия, конечно, и вставки из стекла… Но выглядит потрясающе, я не смогла удержаться.

На самом деле кольцо было из белого золота — любимого Диминого драгоценного металла. И бриллианты тоже были самые настоящие. Но к чему девчонкам знать об этом раньше времени?.. Вон и Жанка заметно расслабилась, узнав, что кольцо — дешевка.

— Миленькое, — великодушно признала она. — Простенько, но со вкусом. Хотя я, конечно, никогда не надела бы бижутерию.

Придя в офис в понедельник утром, Люська с радостью обнаружила Мишин рюкзак на его рабочем месте. Значит, он, наконец-то, вернулся из Франции! Ура!

— Людмила, вы на больничном были или на курорте? — удивленно спросила Мария Викторовна. — Такая посвежевшая, повеселевшая…

Разумеется, Люська ни одной живой душе в редакции не обмолвилась о том, что побывала в Венеции с Димой Ангелом. Больничный ей устроила милейшая Сушила Кумар, заговорщически подмигнув — мол, беременным нужно всячески потакать и поощрять их слабости.

— Выздоровела окончательно, вот и выгляжу хорошо, — улыбнулась Люська. Хорошо еще, что Дима снимал клип в Европе, а не где-нибудь в Тайланде — объяснить шоколадный загар после возвращения оттуда было бы куда сложнее.

— Ну и замечательно, — благосклонно кивнула главредша. — Вы даже в весе прибавили.

Комплиментом это можно было назвать с большой натяжкой, но Люська и сама знала, что поправилась килограмма на три. Конечно же, не из-за беременности — еще рано было, а банально из-за того, что предавалась в Италии восхитительному чревоугодию. Впрочем, впервые в жизни она не переживала из-за своего веса — ее вполне устраивало то, как она выглядит. Спасибо Диме, который денно и нощно вселял в нее уверенность в собственной неотразимости.

— Зарплату еще не давали? — полюбопытствовала Люська.

— Обещали не сегодня-завтра, — вздохнула Мария Викторовна. — Будем надеяться и верить…

Люська тоже скорбно вздохнула. Работники Центра регулярно сталкивались с задержкой зарплаты; порой они ждали своих денег по две-три недели. Что ж, действительно только и оставалось, что молча надеяться…

— А где Михаил? — спросила Люська, решив отвлечься от неприятных мыслей.

— Да где-то здесь рядом был, — отозвалась из-за своего стола секретарша Катя, хотя вопрос адресовался не ей. — Наверное, в буфете…

— Он обо мне не спрашивал?

— Нет, — пожала плечами Катя, изо всех сил прикидываясь равнодушной.

— Что ж, пойду и я выпью чаю, — решила Люська. — Тем более, до начала рабочего дня еще целых десять минут…

Миша словно ждал ее появления. Он сидел за их любимым столиком и смотрел на дверной проем. При виде Люськи он медленно поднялся со своего места ей навстречу и все время, пока она радостно семенила к нему, продолжал молча стоять и смотреть на нее странным взглядом.

— Мишенька! Как же я соскучилась! — воскликнула она, подходя к нему вплотную. К ее великому удивлению, он не распахнул для нее широкие дружеские объятия, как это водилось между ними раньше, а все так же, не говоря ни слова, непонятно глядел на нее.

— Ты что? Не хочешь поздороваться? — удивилась Люська. Миша поцеловал ее в щеку, подождал, пока она усядется, и присел сам.

— Ну, привет, — выговорил он наконец.

— Ты чего такой бука? — Люська недоуменно уставилась на него. — Мы сто лет не виделись, мне так тебя не хватало…

— Видимо, очень сильно не хватало… Если ты несколько раз обрывала мои звонки, не удосужившись даже перезвонить после этого, — сказал он ровным голосом. Несмотря на Мишину внешнюю бесстрастность, Люська поняла, что он глубоко обижен. Ей сделалось стыдно.

— Прости, дорогой, — она в раскаянии дотронулась до его ладони. Миша непроизвольно сжал пальцы в кулак. — Я так замоталась в те дни, и ты звонил мне в очень неподходящие моменты, так получилось… А потом… Потом я же послала тебе СМС! — вспомнила она.

— Я ничего не получал, — пожал он плечами. — Когда это было?

— Кажется, в новогоднюю ночь… да, точно!

Он снова слегка передернул плечами.

— Меня не было в России на Новый год. Московский телефон не работал.

— Да, я знаю, ты был во Франции, мне Мария Викторовна рассказывала про какой-то фотоконкурс… — заискивающе затараторила Люська, пытаясь заслужить прощение. — Кстати, как там все прошло?

— Нормально, — отозвался Миша несколько более теплым тоном. — А что ты мне писала в СМС?

— Да всякие новогодние пожелания, — смутилась Люська, потому что и сама уже толком не помнила. — Ну, там… здоровья, успехов в работе…

— …Счастья в личной жизни, — иронично докончил он за нее.

— Ну, зачем ты издеваешься? — укоризненно вздохнула Люська.

— Издеваюсь?! Помилуй Бог, неужели я не заслуживаю счастья в личной жизни? — воскликнул он.

— Да ну тебя! — она махнула рукой и засмеялась. Миша тоже не смог сдержать улыбки.

— Ну что, мир? — спросила Люська, заметив перемену в его настроении.

— Надо еще подумать… — продолжал набивать себе цену Миша.

— Чего тут думать?! Я же вижу, что ты тоже по мне скучал, — подколола его Люська. — А я тебе, между прочим, подарок привезла — настоящий итальянский кофе… Я же знаю, что ты неравнодушен к хорошему кофе.

— Откуда привезла? — удивился Миша. Люська и забыла, что для всех редакционных сотрудников она была на больничном, поэтому не задумываясь ляпнула:

— Из Венеции!

— О, так ты уже и в Венеции побывала… — понимающе протянул Миша. Люська опомнилась.

— Только никому из наших не говори, хорошо? — попросила она виноватым тоном. — Не хочу это афишировать.

— Ну, Люсь, за кого ты меня принимаешь, — серьезно ответил он. — Конечно, я унесу эту тайну с собой в могилу.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Кстати, о тайнах… — словно бы вспомнил Миша. — Тут одна птичка на хвосте принесла… — он замялся, подыскивая слова. — Ну, что ты… что вы с Ангелом… в общем, что вы ожидаете прибавления.

— Эту птичку зовут Катерина? — мрачно осведомилась Люська. — Вот ведь болтушка! А ведь тоже клялась и божилась, что ни одной живой душе…

— Я — мертвая душа, мне можно, — мрачно пошутил Миша.

— Однако частенько же вы с ней обо мне сплетничаете, как я погляжу, — сердито сказала Люська. — Это ведь именно от тебя она узнала, что я встречаюсь с Димой! Интересно, сколько еще народу в курсе моего интересного положения?

— Ну-ну-ну, не наговаривай на Катюшу, — примирительно произнес Миша и погладил Люську по руке. — Уверяю тебя, что в редакции никто кроме меня больше не в курсе. Просто я особый для нее человек… К тому же, — он невесело хмыкнул, — она, бедняжка, надеется, что подобная новость стопроцентно отдалит меня от тебя, ну, в смысле, что я окончательно перестану питать иллюзии на твой счет…

— А ты питаешь? — тихо спросила Люська. Он уставился ей в лицо своими пронзительными синими глазами.

— Нет, не питаю… Уже очень давно.

— Прости… — зачем-то сказала она. Он только махнул рукой и преувеличенно весело улыбнулся:

— Ну так что? Вас можно поздравить?

— Можно, — смущенно кивнула Люська.

— И какой срок уже?

— Два с половиной месяца. Рожать в августе.

— Счастливый отец, надо полагать, летает как на крыльях?

— Он мне предложение сделал, — призналась Люська. Миша округлил глаза:

— А ты что ответила?

— Опять издеваешься, — хихикнула она. — Конечно же, я ответила согласием.

— Конечно же, — покивал понимающе Миша, — разве ты могла ответить иначе…

— А как у тебя с Катей? — спросила Люська.

— Все хорошо… — неопределенно отозвался он.

— В твоем понимании «хорошо» или в Катином тоже?

Миша задумался, постукивая пальцами по столу.

— Знаешь, чтобы все было хорошо в ее понимании, мне нужно как минимум тоже сделать ей предложение и немедленно родить с ней троих детей.

— Она хорошая девушка… — начала было Люська, но Миша решительным жестом остановил ее.

— Она слишком хороша для меня. Я не смогу сделать ее счастливой так, как она этого заслуживает. Точка. И не надо пытаться устраивать мою жизнь, хорошо? В конце концов, я взрослый мужик. Сам справлюсь.

— Само собой, — невозмутимо отозвалась она. — Твоя личная жизнь — не мое дело. Мне гораздо важнее и нужнее твоя дружба. На это-то я могу рассчитывать?

— Ну разумеется, — Миша снова, как в старые добрые времена, притянул ее к себе и звонко чмокнул в макушку.

В редакцию они вернулись вместе, что не укрылось от ревнивого Катиного взгляда. Люська виновато улыбнулась ей — а что еще она могла сделать? Впрочем, долго терзаться угрызениями совести не пришлось, потому что Мария Викторовна позвала ее к телефону.

— Людмила? — услышала она в трубке незнакомый женский голос. — Добрый день, вас беспокоят из газеты «Московский экспресс». Меня зовут Алена Жигулина, я ведущий автор этого издания.

Люська не являлась читательницей данной желтой газетенки, но прекрасно знала, что та из себя представляет. Скандалы, сплетни и слухи из жизни звезд, полоскание грязного белья у всех на виду, публичное сведение счетов… словом, все то, что Люська не могла не презирать по-журналистски и просто по-человечески.

— Что вам угодно? — удивилась она, понятия не имея, какие у нее могут быть общие точки пересечения с «Московским экспрессом».

— Видите ли… — Алена на мгновение замялась, но потом решительно взяла быка за рога. — До нас дошли сведения… что вы являетесь подругой Димы Ангела. Мы хотели бы сделать с вами большое интервью, с выносом на первую полосу.

— Да вы что, с ума сошли? — Люська буквально оторопела от подобной бесцеремонности.

— А что такого? — невозмутимо усмехнулась та в ответ. Голос у нее был низкий, прокуренный. — Наша публика страсть как охоча до подробностей личной жизни российских знаменитостей. Пока есть спрос — будет и предложение. Так вы согласны?

— Конечно, нет! — фыркнула Люська. — Как вам такое только в голову могло прийти!

— Мы могли бы договориться, — спокойно возразила Алена. — Назовите свою цену — мы готовы раскошелиться за ваши откровения.

— Да ни за какие деньги! — воскликнула Люська в сердцах.

— А вот это напрасно, — таким же ровным голосом произнесла Жигулина. — Дадите вы нам интервью или нет, а материал мы все равно сделаем. Так что это даже в ваших интересах — предоставить сведения, так сказать, от первого лица…

— Черт знает что такое! — выругалась Люська и шваркнула трубкой о рычаг.

Алина с Тамером улетали из аэропорта «Домодедово» в восемь утра. Люська, разумеется, поехала провожать подругу. Обе разливались в три ручья, словно прощаясь навек. В глазах Алины плескался тщательно замаскированный ужас перед неизвестностью — что ждет ее там, в чужой стране, да еще и в качестве «турецкой жены»? Но в то же время ее взгляд выражал надежду на благополучную семейную жизнь.

— Пообещай, что будешь там счастлива, — Люська хлюпнула носом, в очередной раз обнимая Алину. — От души тебе этого желаю… Береги ее как зеницу ока. Понял? — строго обратилась она к Тамеру. Он шутливо отдал честь:

— Есть, босс!

— Я буду… буду скуча-а-ать по тебе… — всхлипнула Алина. Тамер снисходительно наблюдал за ними, слегка посмеиваясь. Весь его вид выражал презрение к подобным телячьим нежностям, но, несмотря на это, он терпеливо пережидал слезы и сопли, понимая, что подругам нужно как следует проститься.

— А я вам желаю счастья с Димой, — горячо зашептала Алина Люське в ухо. — Он замечательный, и я так хочу, чтобы у вас все было хорошо!

Люська открыла было рот, собираясь рассказать о беременности и о скорой свадьбе, но в этот самый момент объявили регистрацию на рейс. Алинино лицо моментально сделалось растерянным, взгляд заметался, щеки побледнели. Тамеру пришлось взять инициативу в свои руки. Он подхватил их с Алиной чемоданы и предложил отправиться к стойкам. Люська в последний раз обнялась с подругой, пожелала ей удачи на новом месте, взяла с нее обещание позвонить при первой же возможности, и они расстались. Кто знает, на какой срок?..

Люське пора было ехать на работу. Как назло, на обратном пути из аэропорта она попала в пробку. На добрых два часа маршрутка застряла на дороге. В итоге Люська явилась в редакцию с получасовым опозданием. Самое неприятное, что в момент ее появления там как раз находился Артурка — обычно он сидел у себя в кабинете, но именно сегодня ему приспичило провести утро непосредственно в редакции.

— Извините, что опоздала, — виновато пробормотала Люська, поздоровавшись. — Я провожала подругу в аэропорт…

Артурка не удостоил ее ответом, а Мария Викторовна, елейно улыбнувшись, произнесла:

— Людмила, сходите в бухгалтерию за зарплатой.

По идее, надо было порадоваться. Но у Люськи в груди неприятно екнуло — какое-то нехорошее предчувствие. Бухгалтерия находилась этажом выше. Люська бросила настороженный взгляд на Артурку (она готова была поклясться, что он исподтишка наблюдает за ней, делая при этом вид, что страшно занят просмотром сверстанных полос нового номера газеты) и вышла из редакции.

Предчувствие ее не обмануло — напротив ее фамилии в списке сотрудников стояла цифра, уменьшенная по сравнению с обычной Люськиной зарплатой на триста долларов.

— А почему не полностью? — поинтересовалась она у главбухши Арины Аркадьевны. Та смерила ее презрительным взглядом (вот интересно, почему главные бухгалтеры так ненавидят остальных людей, простых смертных?..) и процедила сквозь зубы:

— Уточняйте информацию у генерального директора. Это — ваша зарплата за месяц, другой не будет. У меня нет данных, полная эта сумма или нет.

Едва сдерживаясь от распирающего ее гнева, Люська — скачками через две ступеньки сразу, позабыв о своем деликатном положении, — помчалась вниз, обратно в редакцию. Как по закону подлости, Артур уже ушел к себе. Наверняка сделал это специально, чтобы она еще больше разнервничалась.

— Вам зарплату целиком выдали? — на всякий случай уточнила она у Марии Викторовны.

— Да, еще и премию, как обычно, — отозвалась главредша.

— Понятненько… — Люська стиснула зубы. Ну что ж, она сейчас же отправится к Артурке и все выяснит!

— Он просил его не беспокоить, — заблаговременно предупредила секретарша.

— А я, однако же, побеспокою, — рявкнула Люська. Стукнув для порядка в дверь, она ворвалась к нему в кабинет.

— В чем дело? — Артурка явно ждал ее прихода, но искусно сыграл удивление. Люська сразу кинулась с места в карьер.

— Почему моя зарплата за январь меньше на триста долларов?

— Что заработала, то и получила, — Артур наивно приподнял белесые бровки.

— В каком смысле — «что заработала»? — прерывающимся от ярости голосом переспросила она. — У меня фиксированная зарплата, что еще за новости?

— Фиксированная — это если ты работаешь как обычно, а если у меня к тебе есть какие-то претензии и замечания, то я как генеральный директор Центра имею право наказать тебя штрафом, — Артурка с удовольствием покивал, как бы соглашаясь с собственными мыслями. — Размеры штрафа устанавливаю я сам — в зависимости от степени твоей вины.

Ах, вон оно что!.. Люська вся подобралась, приготовившись к бою.

— И в чем же состоит моя вина? — как можно более спокойно спросила она. Артур воззрился на нее с артистически разыгранным изумлением.

— Как?! Ты спрашиваешь меня, в чем? Ну и короткая же память у тебя… Люсенька! — добавил он, не удержавшись. Люську передернуло.

— Напомните мне, пожалуйста, — кротко попросила она, — потому что я действительно не припоминаю, чтобы не справлялась в прошлом месяце со своей работой.

— Да ладно дурочку-то из себя строить, — неожиданно грубо рыкнул Артур. — Буклет для мэрии отказалась делать, да еще и мобильный отключила, хотя я тебя весь день вызванивал!

— Ах, это, — Люська многозначительно посмотрела на него, — разрешите напомнить, что, вообще-то, во-первых, вы позвонили мне в выходной день, когда у меня не было ни возможности, ни желания приехать в редакцию. То есть это была сверхурочная работа. А во-вторых, все свои дела в редакции я всегда сдавала и сдаю вовремя. Заниматься отчетным буклетом — не мои обязанности… Штрафовать за их невыполнение вы не имеете права.

— Я не имею права?! — взорвался Артур. — Да ты кем себя возомнила?! Я могу тебе вообще зарплату не выплатить, и никто мне слова поперек не скажет! Запомни, в этом месте и в этом офисе все всегда решаю только я! А ты от меня зависишь!

— Не кричите на меня, пожалуйста, — поморщившись, попросила Люська. — Мы с вами не пещерные люди, вполне можем говорить нормальным тоном.

Однако Люськино спокойствие, видимо, действовало на Артура, как красная тряпка на быка (кстати, кто-то говорил, что быки — дальтоники, мимоходом вспомнила Люська). Он еще больше разъярился и заорал, брызжа слюной:

— Ты мне еще советовать будешь, как мне вести себя в собственном кабинете? Да ты вообще тут никто! Слышишь — никто!!!

В этот момент Люська поняла, что в ней что-то сломалось. Вернее, даже не сломалось, а — выключилось. Как будто повернули некий рычажок. Она осознала, что напоминает себе бредущую по кругу слепую лошадь, которая не видит цели, но продолжает тупо идти по одной и той же проторенной дорожке. Она поняла также, что если задержится в редакции еще хотя бы на день, то загремит в больницу с нервным срывом. Артурка — законченный идиот и самодур, и она знала это с самого начала, но не решалась сформулировать. «Ради чего я терплю все это? Зачем?» — подумала она отстраненно, достала из кармана платочек и старательно вытерла лицо, на которое попали слюни ее босса.

— Тут я точно никто, — подтвердила она, напирая на слово «тут», — с этой минуты я у вас больше не работаю. Всего доброго… Артурчик, — не удержавшись, добавила она с удовольствием, отыгрываясь за все эти годы, которые ей приходилось терпеть обращение «Люсенька».

Она вышла из кабинета, мимоходом отметив отвисшую Артуровскую челюсть, и отправилась обратно в редакцию. Там она оделась, забрала свою сумку (хорошо, что успела получить зарплату), на автомате вежливо сказала всем «до свидания» и вышла из этих стен… навсегда. Никто в редакции, похоже, так и не понял, что произошло. Миша, правда, успел крикнуть ей в спину:

— Люсь, ты куда? — но она словно не слышала его.

«Это даже к лучшему, что я работала не по трудовой книжке, а по договору, — думала Люська, спускаясь по лестнице. — У меня не осталось никаких обязательств перед «Вертикалью», я не должна отрабатывать положенных по закону двух недель… И не надо писать дурацких заявлений об уходе по собственному желанию… Все, все — сама себе хозяйка!»

Люська шла по улицам — свободная, наконец-то чувствуя, что она — человек, личность, а не крошечный винтик в сложной системе огромного равнодушного механизма. Она принадлежала самой себе. Она могла делать все, что захочет…

Конечно, Люська понимала, что по версии большинства ее родных из маленького провинциального городка, работающих несколько десятков лет на одном предприятии и гордившихся этим, ее поступок будет считаться непростительной глупостью. «Уйти в никуда с такой замечательной, стабильной работы — как можно!» — вот что примерно будут кричать Люське по очереди в телефонную трубку мама, папа и бабушка. Но Люська уже приняла решение, казавшееся ей на тот момент единственно верным, и идти на попятную не собиралась. Она испытывала облегчение, словно скинула с плеч тяжкую ношу.

Неожиданно она вспомнила о предложении Юрия Азимова поработать у него в пресс-службе. Нет, все-таки ничто в этой жизни не случайно! Как все вовремя, как ладно сошлось — лучше и быть не может!

«Поеду прямо в студию, — решила Люська, — чего зря время терять…» Даже если бы она не застала на месте ни Азимова, ни Ангела, у нее имелся запасной ключ от Диминой квартиры — она может подняться к нему домой и там спокойно подождать его возвращения.

Ей повезло, Азимов оказался на рабочем месте. Он сидел у себя в кабинете и разговаривал по мобильному. При появлении Люськи он кивнул и сделал приглашающий жест рукой, чтобы она присаживалась. Ей показалось, что он все еще выглядит неважно либо просто чем-то расстроен.

Закончив разговор, Азимов еще некоторое время молча сидел, глядя перед собой пустыми глазами. Наконец его взор прояснился, он встряхнул головой и перевел взгляд на Люську.

— Ну, что нового? — спросил он ее, улыбнувшись. — Тебя что-то важное привело в студию или просто по Диме соскучилась?

— Да я, собственно, не к Диме, а непосредственно к вам, — призналась Люська. Азимов не удивился.

— Подумала над моим предложением?

— Да, я согласна, — выпалила она. Азимов удовлетворенно кивнул.

— Вот и ладушки. С прежней работой проблем не будет?

— Никаких проблем, — пожала плечами она. Собственно, ее все еще точил червячок сомнения, стоит ли предупредить Юрия Васильевича о своей беременности. «Ладно, потом разберемся, — решила она в итоге. — В конце концов, после родов я тоже смогу работать, жизнь не заканчивается с появлением ребенка. Писать статьи и пресс-релизы необязательно в офисе, я могу работать удаленно… Собственно, о каком «удаленно» идет речь, если Димина квартира находится в этом же доме!» Успокаивая себя таким образом, она не стала даже заикаться о беременности.

Продюсер снова кивнул и погрузился в свои мысли. Люське стало неловко, и она негромко кашлянула:

— Ну, тогда я, пожалуй, пойду? Не буду вам мешать. А детали мы обсудим позже, когда вы будете посвободнее.

— Нет-нет, что ты! — встрепенулся он. — Я не занят, просто задумался. Небольшие проблемы…

— У вас? — деликатно спросила она. Он отрицательно покачал головой.

— Да нет, слава Богу, пока не у меня. У давнего близкого друга… У Валеры Меладского, — пояснил он. Люська понимающе кивнула:

— Это связано с тем скандалом… с избиением журналистки?

— Да не было никакого избиения! — с досадой произнес Азимов и потер виски. — Это была чистейшей воды провокация, наглая и бесцеремонная…

— Но как же свидетели, видеосъемка? — осторожно поинтересовалась Люська.

— Они все из одной связки, — махнул рукой тот. — Все было разыграно как по нотам… Валера ужинал в ресторане со своей дамой. Он только недавно развелся с женой, и поэтому не особо хотел афишировать свои новые отношения. Так эта… — он замялся, подбирая нужное слово, — журналистка буквально лезла за их стол со своей камерой. Откровенно снимала, как и что они едят, их лица крупным планом… В общем, нарывалась и вообще — мешала им насладиться вечером. Валера вежливо попросил ее не делать этого. Она никак не отреагировала. Когда Валера поцеловал свою спутницу, журналистка тоже бесцеремонно это сфотографировала. Он не выдержал, встал из-за стола и подошел к той девице, чтобы попросить ее удалить последние снимки. Она принялась убегать от него. Валера разнервничался, побежал следом, хотел схватить ее за руку — так журналистка неожиданно упала на пол и стала голосить на весь ресторан. Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, а она начала визжать так, словно ее режут. Вообще всячески инсценировала, будто Валера на нее напал. Там и видео так хитро снято, что видно только его спину, наклоненную к лежащей на полу девице, и слышны ее душераздирающие вопли. В общем, даже идиоту ясно, что Валерку подставили! — заключил он сердито.

— Но зачем это ей? — поразилась Люська. — Поднимала рейтинг своей газеты или хотела отсудить у Меладского нехилую компенсацию?

— Тут дело хуже, — вздохнул Азимов. — Газетенка, в которой работает эта журналистка, принадлежит не кому иному, как небезызвестному Кириллу Фикорову. У меня нет сомнений, что скандал этот был заказан им лично.

— Фикоровым? — ахнула Люська. — Но… ему-то это для чего?

— Он злопамятный, — просто объяснил Азимов. — Никак не может простить, что Валера осудил его однажды в подобной ситуации. Тогда-то Киря по-настоящему женщину избил, без всяких провокаций… Ладно еще, Анька ему быстренько справку о психическом нездоровье сделала, замяли дело. Но на Валерке он все-таки отыгрался, нашел способ. Он же как скорпион, затаится и жалит… — продюсер замолчал, расстроенно глядя перед собой.

— Вы… вы за Диму переживаете, Юрий Васильевич? — рискнула спросить Люська. Азимов окинул ее взглядом, как бы прикидывая степень возможной откровенности, и отозвался, безнадежно махнув рукой:

— Переживаю… Димка же его на отборе обошел. Какой удар по самолюбию! Ну никак он не ожидал, что зрители какого-то пацана выберут, а не его, «короля российской эстрады», — он брезгливо фыркнул.

— А что он может сделать?

— Не знаю… Не знаю, — повторил Азимов. — Он может сделать все, что угодно. Он очень опасен. И самое главное — он может навредить Диме прямо перед «Евросонг». У меня нехорошее предчувствие. Только… Люсь, давай это останется между нами? — опомнившись, спохватился он. — Не хочу Диму волновать подобными думками, ему сейчас спокойствие нужно, силы перед конкурсом…

— Ну что вы, Юрий Васильевич, — грустно отозвалась Люська. — Конечно, я буду молчать. И вы постарайтесь не брать в голову. Может, все и образуется…

Спустя несколько дней Люське на мобильный позвонила мама. Голос у нее был встревоженный, хотя она всячески старалась убедить дочь, что позвонила просто так — поболтать о том о сем.

«Неужели прознала про мое увольнение из «Вертикали»?» — забеспокоилась Люська, но быстро отогнала от себя эту мысль. Не может этого быть, маме просто неоткуда получить подобную информацию. Люська еще не сказала ей, что ушла с работы, потому что не хотела волновать понапрасну. «Вот устроюсь я окончательно в «Айдолз Мэйкер», оформлю трудовую книжку, тогда и признаюсь», — думала она. Пока что она привыкала к новой работе, вливалась в суматошную околомузыкальную жизнь, знакомилась с коллективом студии — в общем, старалась поскорее адаптироваться. Азимов был очень доволен ее репортажем из Венеции, и уже с понедельника Люська должна была начать работать официально. Сейчас же в офисе царили неразбериха и суматоха в связи со скорыми Димиными гастролями.

Предстоящее турне являлось большим и важным событием в Диминой жизни. За полтора месяца он должен был дать концерты в тридцати российских городах. Это был практически режим «нон-стоп», без заездов в Москву. Впервые Люська расставалась с Димой так надолго, но она понимала, что это необходимо для роста его популярности, в том числе и для конкурса «Евросонг».

— Так что случилось, мама? — прямо спросила Люська, не любившая хождений вокруг да около. — В чем истинная причина твоего звонка?

Слышно было, как родительница глубоко вздохнула.

— Доча… ты не читала сегодняшний номер «Московского экспресса»? — осторожно поинтересовалась она.

«Ну вот, начинается», — похолодев, подумала Люська, у которой сразу же всплыл в памяти недавний разговор с Аленой Жигулиной.

— Нет, не читала, — отозвалась она по возможности спокойным голосом. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу всю эту бульварную желтуху. Да и тебе не советую засорять мозги…

— Вот и не читай! И правильно! — будто бы даже обрадовалась мама. — Каких только глупостей не напишут, ей-богу…

— Мамуль, — Люська глубоко вздохнула. — Ты позвонила мне затем, чтобы сказать, чтобы я не читала газету, которую я и так не читаю? Ну что еще за детский сад! Говори давай, что там было написано. И не бойся, я не из пугливых…

— Да ерунда полная, — смутившись, объяснила мама. — Какой-то бред про тебя, про Диму… Про его бывшую девушку, что вроде он ее бил, заставлял в оргиях участвовать и на наркотики пытался подсадить…

Люська набрала в грудь побольше воздуха, выдохнула и после этого произнесла в трубку:

— Мама. Умоляю тебя. Не бери в голову. Ничему не верь. Все ложь и провокация. Накрепко запомни: в этой статье нет ни строчки правды.

— Откуда ты знаешь? — робко пискнула мама. — Ты же ее не читала…

— Да потому что в подобных изданиях правды не может быть по определению! — сердито отозвалась Люська. — Тем более, что мне на днях звонила журналистка из этого самого «Московского экспресса», просила рассказать о наших с Димой отношениях, и когда я отказалась, откровенно предупредила, что в таком случае придумает все сама.

— Да как же это можно, господи? — ахнув, поразилась мама. — Так беззастенчиво, так нагло… Вот бессовестные! — выругалась она в адрес всех журналистов, подобных Жигулиной.

— Так что не принимай всерьез, — повторила Люська. — У меня все хорошо, правда.

— А у Димы?

— И у Димы все замечательно.

— У вас с ним… как? — нерешительно спросила мама. Люська терпеливо отозвалась:

— У нас с ним тоже все отлично. Честное слово.

«Нет, мама явно еще не созрела для моих откровений насчет смены работы, и уж тем более — насчет беременности», — подумала Люська, в очередной раз откладывая важный разговор на неопределенное «потом».

— Там еще интервью с твоей однокурсницей, — вспомнила вдруг мама. — Как ее, неприятная такая особа… Нина Бычкова, да!

— Нина? — поразилась Люська. — С какой радости?

— Я так понимаю, они в твоем университете побывали, расспрашивали бывших однокурсников, — предположила мама. — Может, кроме Бычковой никого и не удалось разыскать. Она же на местном телевидении работает, довольно известна в нашем регионе. А может, остальные просто отказались давать интервью и говорить о тебе всякие гадости.

— Вот это вероятнее всего, — вздохнула Люська, уже представив, что завистливая и противная Нинка могла про нее насочинять. Похоже, газету все-таки придется купить… Хотя бы из интереса, что там наболтала бывшая однокурсница.

Закончив разговор с мамой, Люська отправила курьера в киоск за сегодняшним выпуском «Московского экспресса».

«Люда Малахова всегда была серой мышкой, — откровенничала Бычкова на страницах этого желтого издания. — Нет-нет, она не уродина, но даже хорошенькой ее никто не додумался бы назвать. Да и училась она всегда средне, перебивалась с тройки на четверку. В ее роман с Димой Ангелом я не верю. Наверное, обычный пиар-ход, стремление прикрыть этими якобы отношениями какие-нибудь реальные грешки…»

«Вот ведь гадина, — подумала Люська, мысленно обращаясь к Нине, — думаешь, я не знаю, почему ты на меня так взъелась? Ты же все пять лет сохла по Пашке Воронцову, а он был влюблен в меня…»

Она как наяву увидела перед собой чопорное лицо бывшей соученицы, с тонюсенькой полосочкой вечно поджатых бледных губ. Бычкову не любили на журфаке — она была типичной зубрилкой, целью которой являлся красный диплом, и она шла к этой цели напролом, как танк. Нельзя сказать, что она была умна, — равно как нельзя было сказать и то, что она талантлива. Нина просто добросовестно заучивала все то, что от нее требовалось, и преподаватели по привычке ставили ей «отлично» на сессиях. В ней не было жизни, вот что — не было огонька? Читать ее статьи всегда было скучно. Что касается Люськи, то она действительно не блистала в теории и истории журналистики, зато ее практические работы были лучшими на курсе. Однако с тройки на четверку она все же не перебивалась, это было наглым враньем. За все годы учебы Люська только один раз и получила «удовлетворительно» на экзамене.

Ни для кого не было секретом, что Нина влюблена в Пашу, Паша — в Люську, а Люська — в студента параллельной группы Даниила, который встречался со студенткой исторического факультета. Этот любовный многоугольник забавлял поначалу многих, но уже курсу ко второму сделался привычным, как воздух, и на них просто перестали обращать внимание. Пашка, верный друг и рыцарь, продолжал жить надеждой на Люськину взаимность вплоть до диплома. На выпускном Люська выпалила ему как на духу, что собирается уезжать в Москву к любимому человеку, и Пашка сломался. В ту ночь он перетанцевал практически со всеми девушками их курса, а затем ушел под ручку с Мариной Борисовой. Вскоре после выпускного Пашка и Марина поженились, но Люську это совершенно не волновало — она была по уши в своем романе с Андреем Дроздовым. Дружба с Пашей, поддерживаемая отныне лишь нечастыми электронными письмами, постепенно сошла на нет. Видимо, правду говорят: с глаз долой, из сердца вон.

Собственно, пилюля, преподнесенная Нинкой Бычковой, оказалась не такой уж и горькой, потому что Люська была к ней готова. Однако ее ждало еще множество сюрпризов. В статье, в частности, была их совместная с Димой фотография. Люська узнала ее — это был тот самый снимок со встречи фан-клуба, опубликованный на форуме в Интернете. Очевидно, журналисты разыскали его через какую-нибудь поисковую систему типа Яндекса или Гугла. Фото было аккуратно обрезано, чтобы в кадре остались лишь двое. Люська не очень нравилась себе там, выглядела довольно зажато. «Тайная подруга Ангела, — была подписана фотография, — любовь или пиар?» Но самый главный удар был впереди. Всю следующую страницу занимало большое интервью с моделью Юлианной Куравлевой. Там она в красках описывала свои отношения с неким «молодым популярным певцом». Имя Димы в этом материале ни разу не было упомянуто, однако все было преподнесено именно так, что ни у кого и сомнений не должно было возникнуть, о ком идет речь. «Я очень любила его, да и сейчас люблю, — рассказывала Юлианна, — а он всегда бессовестно этим пользовался…» Далее шло все то, о чем предупреждала Люську мама — дескать, Дима бил свою подругу смертным боем, употреблял наркотики и заставлял ее тоже это делать; более того, Куравлева недвусмысленно намекала на то, что Дима неравнодушен к мальчикам, и поэтому, якобы, неоднократноуговаривал Юлианну попробовать секс втроем — разумеется, чтобы третьим был парень. Гадкое, насквозь фальшивое и явно проплаченное интервью завершалось фотографией страстно целующихся Юлианны и Димы. «Юлианна не раскрыла имени своего бывшего бойфренда, — гласила подпись, — но всем известен ее недавний страстный роман с Димой Ангелом».

Вздохнув, Люська поняла, что ей придется идти с этой газетой к Юрию Васильевичу, иначе он узнает от кого-нибудь другого. «Надеюсь, он не прикажет отрубить мне голову как гонцу, принесшему дурную весть…» — невесело усмехнулась она про себя.

Азимов, казалось, не слишком удивился.

— Значит, все-таки война… — пробормотал он задумчиво. Люська всполошилась.

— Какая еще война, с кем? Вы знаете, кто заказчик этого бреда?

— Кирилл, кто же еще, — он улыбнулся ее наивности. — Как раз намедни мне передали сплетню, что он взялся продюсировать Юлианну Куравлеву…

— В каком смысле продюсировать, как модель?

— Да нет же, как певицу… Даже собирается записать с ней дуэт.

— Она что, поет? — поразилась Люська.

— Думаю, вряд ли. Но при желании раскрутить можно даже табуретку. Ясно одно: Куравлева в данный момент работает на Фикорова, и эта статья — его рук дело. Однако, хитро — не называя Диму по имени, так сильно подмочить его репутацию…

— Да с чего вы взяли, что она подмочена? — Люська отчаянно старалась бодриться. — Собака лает, а караван идет. Статейка, конечно, подленькая, и разит от нее за версту… Но чем конкретным это угрожает Диме? Да и кто поверит во всю эту чушь?

— Наш народ, к сожалению, до сих пор сохраняет какую-то идиотскую святую веру печатному слову, — пояснил Азимов. — Из каждых десяти человек, прочитавших газету, поведутся на вранье все шесть, уверяю тебя.

Он погрузился в задумчивость, из которой Люська все-таки рискнула его вывести, робко спросив:

— А если связаться с Юлианной? Поговорить с ней по-человечески, ну пусть напишет опровержение, что ли… Или категорично скажет, что вовсе не Диму имела в виду…

— Наивная, — Юрий Васильевич снова не смог сдержать улыбки. — Если Юлька сейчас работает на Кирилла, то нам ее не достать. Уж он об этом позаботится. Впрочем… — он потянулся за мобильником.

— Вы звоните Фикорову? — спросила Люська с благоговейным ужасом. Азимов махнул рукой:

— Это бесполезно. Он же хитрый лис, открестится на голубом глазу — я, мол, не я, и лошадь не моя… Нет, я звоню непосредственно Юлианне… Ну вот, — через секунду с досадой заключил он, — абонент больше не обслуживается… Что и требовалось доказать. Конечно же, эта шлюшка заблаговременно сменила номер!

— Что же теперь делать? — расстроилась Люська. Вместо ответа Азимов вновь принялся тыкать пальцем в кнопки. На этот раз ему соизволили ответить.

— Здравствуй, Аня, — произнес продюсер совершенно спокойным голосом, словно его ничто в жизни не тревожило. Люська восхитилась — умеет же так перевоплощаться! Она не сразу сообразила, что та самая Аня, с которой Азимов перекидывается сейчас светскими приветствиями, — не кто иной, как Анна Пугач собственной персоной.

— Что-то муженек твой на нас с Димкой взъелся, а? — произнес Азимов будто бы шутливым тоном, однако взгляд его был жестким — хорошо, что Пугач не могла его сейчас видеть. — Или сама не знаешь?.. Почитай сегодняшний «Московский экспресс». Там новая подопечная Кирилла выступила с небольшим интервью, так сказать…

Люська вслушивалась изо всех сил, но, разумеется, не могла услышать ничего из того, что говорила Юрию Васильевичу знаменитая певица. Он лишь изредка поддакивал в трубку — видно было, что слегка робеет перед Пугач, хоть и не желает этого демонстрировать.

Наконец они распрощались, и Азимов отключил телефон. Лицо его было мрачнее тучи.

— Уверяет, что она здесь ни при чем, — пояснил он. — Говорит, что в дела мужа не вмешивается и вообще он сам себе хозяин. Она, мол, на него повлиять никак не может. Как бы не так! — со злостью добавил он. — Еще и удачи Диме на конкурсе пожелала, лицемерка…

Люська молчала. Да и что на это можно было сказать?

Азимов потер виски.

— Выход есть, — произнес он наконец, — и он только один.

— Какой? — встрепенулась Люська.

— Мы не можем и не имеем права молчать, игнорируя эту публикацию, иначе она сделает свое черное дело. Необходимо дать опровержение. Но, разумеется, ответить нужно не в лоб, а косвенно… Просто подготовить к печати такой материал, который доказал бы, что Дима не имеет никакого отношения к той гадкой статье, что речь не о нем…

— Да, пожалуй, это верное решение, — согласилась Люська. — Но в какой форме должен быть этот материал? Статья, очерк?

— Интервью, — подумав, предложил Азимов. — Большое, подробное, откровенное интервью… Ах ты, черт, — спохватился он, — Дима ведь уезжает сегодня!

— Не успеем, — покачала головой Люська. — У него эфир на радио до пяти вечера, а в восемь уже поезд…

— Дожидаться его возвращения полтора месяца мы тоже не можем, время не ждет, — подытожил Азимов. — Эх… А если ты дашь интервью как Димина девушка? Нет, — тут же категорично возразил он сам себе. — Не хочу тебя впутывать в это дело, не имею права…

— Ну почему, если это надо для Димы, я могла бы, — хмуро отозвалась она, хотя идея ей совсем не понравилась. Однако Азимов был непреклонен.

— Все эти интриги и подковерные игры шоу-бизнеса… они как болото. Завязнешь — уже не выберешься. Не твое это дело — рассуждать на страницах бульварной прессы о том, что Дима не гей.

— Тогда что нам остается? — уныло осведомилась Люська. Внезапно Азимова озарило:

— Я сам дам тебе интервью! Оно и расставит все точки над «i».

— А что, это идея! — обрадовалась Люська. — Тогда я к завтрашнему утру подготовлю примерный список вопросов…

— Да-да, и вопросы пооткровеннее, не стесняйся… в том числе и про личную жизнь, — подхватил Азимов.

— Про вашу личную жизнь? — смущенно уточнила Люська. Азимов засмеялся:

— Про мою тоже можно, но вообще-то я имел в виду Димину… Да, мне придется раскрыть карты, — добавил он, глядя на ее растерянное лицо, — я скажу, что Дима встречается с милой, умной и образованной девушкой… Не бойся, тебе это не причинит никакого вреда.

— Да я не об этом думаю, — призналась Люська. — Просто глупо как-то получается, из интервью все узнают, что Дима официально встречается с Людмилой Малаховой, и этим же именем будет подписана статья…

— Ох, а я и не сообразил… — Азимов стукнул себя по лбу. — Действительно, это будет не очень умно. А давай опубликуем материал под псевдонимом, а не под твоим настоящим именем?

— В самом деле, — Люська вздохнула с облегчением. — Подпишусь какой-нибудь Глашей Маланиной…

— А что, очень даже звучит, в этом что-то есть! — рассмеялся Юрий Васильевич.

— Что ж, — с воодушевлением воскликнула она, — тогда засучиваем рукава и принимаемся за работу!..

ЭПИЛОГ

Спустя несколько дней продюсер Юрий Азимов скоропостижно скончался от инфаркта.

Его вдова и наследница Светлана Азимова предъявила права на бренд «Дима Ангел», и для Димы началась долгая и тяжелая полоса судебных разбирательств. В итоге он не смог участвовать в международном конкурсе «Евросонг»; вместо него туда отправился представитель, занявший на национальном отборе второе место — то есть Кирилл Фикоров.

Жанка вышла замуж за коллегу из Санкт-Петербурга и переехала в северную столицу, у них в семье все хорошо.

«Покорительница Москвы» Лиля устала от столичной бурной жизни и вернулась на малую родину к маме.

Михаил женился на француженке и открыл собственную фотостудию в Париже. Ника быстро освоился на новом месте, обзавелся кучей новых друзей и стал настоящим маленьким французом.

Андрей Дроздов развелся с женой Аллой и ушел со своего телеканала на конкурирующий. Его карьера процветает, личная жизнь тоже в порядке — вторая жена родила ему дочь, которую он назвал Людмилой.

Поклонница Димы Таня Данильченко, страдающая от спинально-мышечной амиотрофии, умерла весной того же года.

Люська Малахова рассталась с Димой за два месяца до рождения дочери Алеси.

Алина, она же Фарида, живет счастливо в Стамбуле со своим мужем Тамером, воспитывает уже троих детей — старшего мальчика и младших девочек-близняшек. На достигнутом ни Фарида, ни Тамер останавливаться не собираются.

Мария Викторовна все еще работает под руководством Артура Савельева в газете «Вертикаль». В московском молодежном центре ничего не изменилось.

КОНЕЦ

Юлия Монакова

Пойманные в CITY

Никто не удивляется, если у популярного молодого певца в подругах роскошная топ-модель, на худой конец известная актриса или смазливая теледива. Ну а если тот, о ком грезят сотни тысяч девушек, предпочитает серую мышку — журналистку заштатного издания с весьма скромными внешними данными?.. Безжалостное общество, отравленное гламурными стереотипами, сразу же выносит вердикт: здесь что-то не так! Наверняка это не настоящий роман, а тонкий пиар-ход, задуманный для того, чтобы скрыть какие-то реальные грешки…

16+

По вопросам реализации обращаться в «ИНТЕРПРЕССЕРВИС».

Тел. в Минске: (10375-17)-387-05-51, 387-05-55.

Тел. в Москве: (495)-233-91-88.

E-mail: interpress@open.by

http://www.interpres.ru

интернет-магазин OZ.by

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Стихи Алихана А. Урусханова.

(обратно)

2

Стихи Юрия Ряшенцева.

(обратно)

3

Стихи Оксаны Кесслеры.

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ 1

ЧАСТЬ 2

ЧАСТЬ 3

ЧАСТЬ 4

ЭПИЛОГ

*** Примечания ***