КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Госпожа Дозабелда [Деметрий Скиф] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Деметрий Скиф Госпожа Дозабелда

Глава 1

Владлен Казимирович Кузькин заразился мечтой о демократии сразу. Он мог часами стоять на Гоголевском бульваре и слушать выступления Льва Убожко, Новодворской и других членов Демократического Союза. Иногда к дээсовцам присоединялись представители Московского Союза Анархистов, и тогда Владлен Кузькин как заворожённый слушал Александра Червякова и его соратников. Всё нравилось ему в этих собраниях под открытым небом: и обращение друг к другу – господа, и яростная критика советского строя, и рассказы о том, как хорошо жить в капиталистических странах. При этом каждый раз, слыша эти речи, Владлен втайне стеснялся своего имени – ведь "Владлен" – это акроним от "Владимир Ленин".

Со временем митинги стали больше и переместились из уютного сквера на Манежную площадь. Кузькин старался не пропускать ни одного. Когда огромные массы людей проходили по улицам Москвы, обычно тихий и нерешительный Кузькин начинал ощущать себя сильным, готовым на любой подвиг во имя свободы. Когда в 1991 году грянул ГКЧП, Владлен встретил его на баррикадах, и это несмотря на то, что его жена была на восьмом месяце беременности.

Вскоре ему попался в руки номер одной радикально-демократической газеты, в котором утверждалось, что для новой России нужны новые имена. Через некоторое время, проходя по Петровке, он увидел, что недалеко от входа в редакцию журнала "Столица" на раскладном столике выложены пачки номеров журнала за последние месяцы для свободного распространения. Взял несколько номеров, присел на лавочку вверху Петровского бульвара, углубился в чтение и случайно наткнулся на статью одного известного журналиста о новых именах как символах новых времён. Владлен посчитал это знаком судьбы, и когда супруга благополучно разрешилась от бремени двойней, он убедил жену назвать мальчика Ебелдосом (Ельцин, Белый дом, Свобода), а девочку Дозабелдой (Дочь защитника Белого дома). Спустя пару лет на свет появился ещё один мальчик, которого назвали Ваучер, и тут везение Кузькиных кончилось.

Следует отметить, что младший научный сотрудник Владлен Кузькин считал большинство своих коллег, а также всё руководство НИИ, в котором, работал, бездарями и дураками, на зарплату которых большевики зря изводили народные деньги. Себя же Кузькин причислял как минимум к непризнанным гениям. И каково же было его удивление, когда в новой демократической России он оказался первым в списке на сокращение штатов. Впрочем, немного поразмыслив, он решил, что стал невинной жертвой заговора тайных коммунистов и не стал сильно расстраиваться. Новое время таило в себе столько новых возможностей и Владлену хотелось окунуться в этот заманчивый водоворот незнакомой ему ранее жизни. Кузькин твёрдо решил стать акулой капитализма. На вырученные от продажи дачи средства был приобретён ларёк и пошла торговля. Прибыли были фантастические и уже через три месяца Владлен купил себе автомобиль, через год сменил почти новые, но недостаточно престижные "жигули" на старенькую иномарку, а потом ларёк сожгли конкуренты. О том, кто его сжёг, знали все кроме милиции, которая так и не нашла злоумышленников. Продав часть мебели, машину и телевизор Кузькин с трудом расплатился с долгами и запил.

Пил он долго, перебивался случайными заработками и постепенно начал проникаться идеей коммунизма. Однажды кто-то из собутыльников Владлена зазвал его на митинг партии "Трудовая Россия". Речь Анпилова сразила Кузькина наповал, столько в ней было мощной энергетики, гнева на оккупационный антинародный режим и уверенности в победе рабочего класса. С тех пор Владлен не пропускал ни одного митинга. Когда же в 1995 году из-за отсутствия средств на контрацептивы жена родила ему дочь, глава многодетного семейства настоял, несмотря на яростные протесты супруги, на том, чтобы её назвали Даздраперма (Да здравствует Первое мая). Надо отметить, что те две статьи – из газеты и из журнала, про новые имена – он бережно хранил в папке с наиболее памятными вырезками.

Недели сменяли друг друга, месяцы неспешно перетекали один в другой, но денег в большой семье Кузькиных не прибавлялось, а если говорить начистоту, их не было вовсе, и Владлен был вынужден наступить на свою "пролетарскую" гордость, отправившись торговать газетами в электричках. Дела шли ни шатко, ни валко, но на хлеб хватало. В конце каждого месяца супруга бывшего младшего научного сотрудника Светлана откладывала деньги в сшитый из старой простыни мешочек, который затем аккуратно прятала на верхней полке бельевого шкафа. Кузькины копили на машину.

Но вот случилась деноминация, это было как гром среди ясного неба. Владлен, аккуратно пересчитав содержимое мешка, отправился в банк, где, отстояв длинную очередь, обменял старые деньги на новые. С утра до вечера трудолюбивый отец семейства, пересаживаясь из одной электрички в другую, распространял среди скучающих пассажиров газеты – от "СПИД-Инфо" до "Ещё", от "Коммерсанта" до "Правды", гороскопы, сканворды и сборники анекдотов. Придя за полночь домой, он ложился спать, наскоро перекусив, чтобы ни свет не заря снова приехать на "Пушкинскую", к зданию "Известий", сдать нереализованную печатную продукцию, получить пачки свежих газет и с набитой сумкой двинуться на вокзал. Один раз в неделю Владлен отправлялся в центральный офис компании-распространителя прессы, где сдавал выручку и получал новые номера журналов, таблоидов и еженедельников. Остаток дня он проводил с семьёй, а утром снова ехал на вокзал.

И вот когда до заветной машины оставалось каких то два-три месяца упорного труда, Россия узнала страшное слово "дефолт". Конечно, Кузькины могли бы пережить и это событие с не столь катастрофическими для себя последствиями, если бы Владлен Казимирович не совершил всего одной ошибки. Напуганный слухами о совсем распоясавшихся квартирных ворах, старший Кузькин отнёс все семейные сбережения в один с виду очень надёжный банк и как раз именно этот банк разорился одним из первых. Проведя вместе с другими вкладчиками у закрытых дверей банка без малого два месяца и так и не получив своих денег назад, Владлен снова пошёл продавать газеты по электричкам, но выручка была уже не та, и семья едва сводила концы с концами, а в один далеко не прекрасный день старший Кузькин с работы домой не вернулся. Две недели Светлана искала мужа по бывшим собутыльникам и больницам, и наконец, нашла в морге. Похоронив мужа на последние гроши, одинокая мать четырёх детей, задумалась, а на что же ей жить дальше, и не нашла ничего лучше, чем согнав всю большую семью в одну комнату, две другие стала сдавать торговцам с ближайшего рынка.

Продолжалось так около года, пока один из постояльцев не сделал ей предложение руки и сердца. Рауф был на десять лет старше Светланы, происходил из глухой деревушки в Нагорном Карабахе и имел статус беженца, а также четыре ларька на столичных рынках. Стоит отметить, что старшие дети восприняли нового "папу" в штыки. Даздраперма по малолетству не очень понимала их враждебное отношение к "дяде" Рауфу и принимала то одну, то другую сторону. В зависимости от того, кто её кормил конфетами в этот раз, она могла как часами сидеть у него на коленях, так и начинать плакать при одном только его приближении. Лишь ходивший в первый класс Ваучер души не чаял в новом мамином муже. Часто возвращаясь со старшим братом из школы, он заглядывал на рынок, где и оставался в ларьке отчима до самого вечера. Часами он мог пересчитывать выручку и сводить дебет с кредитом. Знал закупочные и отпускные цены на весь ассортимент и был твёрдо уверен в том, что сникерс – это товар, а товар не едят. Так они и жили, пока старшим не исполнилось по 18 лет и Рауф со Светланой согласились отпустить всю шумную компанию в турпоход на Валдай без сопровождения взрослых.

* * *
Ездили ли вы когда-нибудь в электричке до Бологого? Видели ли тот окружающий пути лес, что заполняет собой почти всё пространство от одной станции до другой? Не те убогие лесопосадки Подмосковья, что сведены уже практически на нет и уступили место коттеджам "новых русских", а настоящий русский лес с завалами и буреломами, с засохшими на корню елями и бурно растущими на месте недавних пожаров молодыми берёзами. А эти названия станций, эта песня для каждого русского уха: Левошинка, Любинка, Лихославль, Осеченка, Бухаловский переезд и конечно Спирово. Впрочем, если учесть особые отношения местного населения с уголовным кодексом, то первую гласную в последнем названии, следовало бы исправить.

Вот и Кузькины проделали первую часть пути, как и подобает цивилизованным людям, честно купив в кассе билеты до Твери, однако очень быстро обнаружили, что таких честных, как они, в вагоне сильно меньше половины. Остальные же избегали оплаты проезда как могли. Стоило контролёрам зайти в вагон, как большая часть пассажиров вставала со своих мест и уходила в следующий. На остановках толпы не совсем добросовестных граждан обоего пола и практически всех возрастов перебегали из вагонов, до которых контроль ещё не дошёл, в те, которые он уже покинул. Некоторые из пассажиров не устраивали забегов по платформе, а просто покупали у контролёров билет до следующей станции, уверяя, что едут с предыдущей – и так по нескольку раз. Приехав в Тверь, братья и сёстры устроили небольшой семейный совет, на котором постановили: билетов не брать, на платформу пройти "тропой Хошимина", контролёрам давать по червонцу, чтобы отвязались. На случай особо настырных тёток купить за пять рублей расписание, в котором указаны все стации, и держать его под рукой.

– Я вот о чём подумала – весело прощебетала Даздраперма, когда электричка тронулась в путь. – Давайте себе новые имена придумаем, а?

– Чем тебя не устраивает твоё так и поющее о революционной романтике имя? – ухмыляясь спросил Ебелдос.

– Оно мне кажется несколько старомодным, – ответила младшая из потомков Владлена Кузькина, пытаясь сохранить видимость спокойствия.

– Старомодное – это Фёкла, Авдотья или какая ни будь Агриппина, но никак не Даздраперма. Так что выше нос сестрёнка! – продолжил глумиться над сестрой Ебелдос.

– Оно, это, как его? Неблагозвучное, вот! – На одном дыхании выпалила сестра.

– Знаешь, в Сибири один чудак назвал свою дочь Диареей – и ничего, живёт как-то, – с непроницаемым видом ответил старший в роду и, отвернувшись к окну, сделал вид, что занят подсчётом деревьев.

– Кто живёт, чудак или дочка? – лениво уточнил Ваучер.

– Бедняжка! – печальным голосом подумала вслух Дозабелда.

– А я всё равно не хочу быть Даздрапермой, хочу, чтобы меня звали Пэрис! – покраснев от нахлынувших на неё эмоций, заявила младшая. Как многие девочки её возраста, она была фанаткой Пэрис Хилтон.

– Зачем тебе это буржуазное имя? – отлип от окна Ебелдос и отхлебнул пива из бутылки.

– Тебе не кажется, что твои шутки несколько неуместны? – ледяным тоном произнесла Дозабелда.

– Смотрите, госпожа коммунистка сердится! – расплылся в довольной улыбке Ебелдос.

– Не понимаю, чем твоя любимая "стратегия 31" лучше взлелеянной веками человеческой истории идеи социальной справедливости? – зло посмотрев на брата, спросила старшая из сестёр с искренним недоумением.

– Между прочим, когда тебя повязали последний раз, Рауф отдал ментам десять тысяч, – добавила младшая.

– Мне наплевать на то, сколько тысяч заплатил Рауф, десять, пятнадцать, двадцать или сто. Ходил на митинги – и буду ходить! – зло прошипел Ебелдос и снова отвернулся к окну.

– Мы все и мать живём на его деньги! – гневно отрезал Ваучер.

– Уже за то, что этот чурка проживает в нашей квартире, он нам должен, – не отворачиваясь от окна, тихо сказал старший из братьев.

– За чурку можно и по роже получить! – взревел младший. Отчима он очень любил и уважал.

– Мальчики, только не деритесь! – взвизгнула Даздраперма, с надеждой озираясь по сторонам – Контролёры! – добавила она уже более спокойно и осторожно, пока никто не видит, отпила пива из бутылки брата.

Купив у контролёров четыре билета до следующей станции, дети Владлена и Светланы замкнулись в себе и больше часа не разговаривали. Первой решила нарушить молчание младшая сестра. – Может, будете называть меня Пэрис, хотя бы при посторонних? – осторожно спросила она, а после, немного подумав, добавила. – Ну, вы же знаете, как сокращают моё имя в школе. – В школе младшую Кузькину дразнили Спермой, что для девицы четырнадцати лет было величайшей трагедией всей её жизни.

– Я не против, – поддержала её Дозабелда, которую величали Дозой не только в школе, но и в медицинском колледже, третий курс которого она окончила этим летом.

– Ну, тогда я буду просто Васька! – вступил в разговор Ваучер, отложив в сторону свежий номер РБК-daily. Имея в школе, а позже и в колледже, где сейчас постигал секреты маркетинга, кличку "Две волги", он нисколько не переживал по этому поводу, так как был от природы весёлым и жизнерадостным человеком, но предложение Даздрапермы, тем не менее, счёл разумным и своевременным.

– Хорошо, раз вы так решили, то я с сегодняшнего дня буду Евгением, а Дозабелда Даной! – не терпящим возражений тоном заявил Ебелдос. Стоит отметить, что этот будущий юрист как в школе, так и в институте не имел совсем никаких прозвищ. Возможно, это получилось от того, что он всегда сперва пускал в ход кулаки и только после разговаривал, а может быть из-за того, что окружающим казалось его имя достаточно оскорбительным само по себе, без всяческих добавлений, сокращений и искажений, но звали его только полным именем всегда и абсолютно все.

– Ты ни о чём не забыл спросить меня, братик? – недобро улыбнулась Дозабелда. – У меня уже есть новое имя! – не скрывая раздражения, продолжила она.

Сразу, как только им с братом исполнилось по восемнадцать лет, она сделала две очень важные для неё вещи, на которые ранее не давали согласие мать и отчим. Первым делом Дозабелда, даже не по постившись положенных сорока дней, крестилась. День, правда, выбрала не очень удачный, и после оглашения священником списка из четырёх имён, выбрала своей небесной покровительницей Ираиду деву Александрийскую, так как становиться Ксанфиппой, Полискенией или Ревеккой ей не хотелось совершенно. Сходив в паспортный стол, Ираида Владленовна Кузькина подала заявление на приведение своего официального имени в соответствие с христианским. Однако то ли высокое миграционное начальство не спешило рассматривать её заявление, то ли вовсе его потеряло, но сейчас, по прошествии более чем полугода, она всё ещё оставалась Дозабелдой.

Вторым важным шагом в её судьбе было вступление в КПРФ. Этот её совершенно осознанный выбор стал последней каплей, превратившей их отношения с братом из просто натянутых в откровенно враждебные. Ебелдос был ярым либералом самого радикального толка и люто ненавидел христиан и коммунистов. Любое религиозное, философское или политическое течение, ставящее под сомнение его священное право творить всё, что ему заблагорассудится, действовало на него как красная тряпка на быка. Вот и сейчас, широко улыбнувшись, он полным притворного сочувствия тоном сказал. – Знаю, знаю, ты из тех нищих духом, которых хитрые попы ежедневно разводят на бабки, а они, глупенькие, верят во всякую муру о райских яблочках и чертях с вилами, которые будут варить грешников в котлах. На твои деньги поп купит себе новый "Мерседес", а ты, наивная, будешь таскать ему последние гроши и ограничивать свою свободу воли.

– Мы – люди книги! И тебе нас не понять! – вмешался в разговор Ваучер. Несмотря на то, что его мать, воспитанная в духе атеизма, не разрешала сыну даже думать об обрезании, он упорно считал себя мусульманином.

– Ну вот ещё один любитель сказок, – ехидно произнёс Ебелдос, обдумывая, как бы ему посильнее задеть брата, но его намерению не суждено было сбыться.

– Ваш билетик! – гаркнула дородная дама над ухом Ваучера, отчего тот даже подпрыгнул на месте.

– Четыре билета до следующей, – ответил младший, судорожно пытаясь вспомнить, к какой станции они только что подъехали.

– Откуда едем? – задала дежурный вопрос контролёр.

– Из Леонтьево, – наобум ответил Ваучер буднично-непринуждённым тоном, извлекая из кармана кошелёк.

– И куда? – так же буднично спросила дама, цвет лица которой, по мере произнесения этой короткой фразы быстро перешел от телесного к ярко-алому

– В Почвино! – ответил ничего не заметивший Ваучер и начал отсчитывать деньги.

– Вот что, мальчики и девочки, вы сейчас забираете вещи и идёте на выход! – рявкнула контролёр так, что думавшая о чём-то своём Даздраперма даже вскрикнула от неожиданности.

– На каком основании? – ледяным тоном спросил, Ебелдос, заметно бледнея от нарастающего гнева, частью искусственно-ебелдосовского, частью естественно-пассажирского. Подобного неуважения к своей личности он не терпел.

– Эта рожа московская ещё спрашивает! – возмутилась контролёр и добавила. – Вы ведь в Почвино едете?

– Да, – растеряно отозвался Ваучер, начиная подозревать, что что-то идёт явно не так как надо.

– Ну так в Почвино эта электричка не останавливается, да и в Леонтьево, где вы якобы сели, я к вам подошла ещё до того, как двери открылись. – Преисполненным праведного гнева голосом сказала дама и в ту же секунду двери захлопнулись, и электричка тронулась в путь.

– Ничего, в Академии выйдете! Там как раз озеро есть, или вы по болоту на лодке плавать собирались?

– Нет, конечно! Зачем нам болото? – ответила, обведя всех непонимающим взором Даздраперма.

– Ну так в Почвино только болото и есть, – завершила разговор контролёр, отправившись проверять билеты дальше.

– Уф! – вздохнул с облегчением Ваучер, пряча кошелёк в карман.

– Она вернётся! – убила в зародыше общую радость Дозабелда и начала снимать с полки рюкзаки.

– Я предлагаю ей не подчиняться! – храбро заявил Ебелдос.

– И нас обуют местные менты, – ответил Ваучер, надевая рюкзак.

Ебелдос ещё пытался что-то сказать про права человека и попирающих их наглых тёток, но покрасневшая как рак Дозабелда рявкнула ему прямо в лицо. – Мы ехали без билета! – и, не дожидаясь ответа, отправилась в тамбур.

Контролёр Зоя Ивановна Петухова не была злым человеком, и когда бедно одетые пассажиры оплачивали не весь проезд, а делали вид, что сели только сейчас и на следующей выходят, продавала билет, не задавая лишних вопросов. Если же человек не выглядел голодранцем, она с большим интересом выясняла, откуда едет пассажир и куда, но потом всё равно продавала билет, делая вид, что верит даже самому явному вранью.

Чем конкретно ей не понравилась эта компания, Зоя Ивановна вряд ли смогла бы ответить – ну, не понравились они ей кардинально. Два сопляка и две соплячки были облачены в дорогие жёлтые армейские ботинки натовского образца, цену которым контролёр прекрасно знала, так как работала некоторое время в одном из тверских военторгов. Новые с иголочки костюмы "горка" и далеко не самые дешёвые рюкзаки дополнялись двумя тележками, на которых располагались надувная лодка "Кайман N-380" в фирменном чехле и восьмилошадный мотор японского производства.

После того, как власти закрыли образцово показательную сельскую школу, в которой Зоя Ивановна только директором была без малого пятнадцать лет, с работой у неё не особо ладилось. Пришлось побывать и уборщицей, и посудомойкой, и вот теперь контролёром. Она не была завистливым человеком, никогда не считала деньги в чужих карманах. Но ситуация, когда компания из четырёх молодых людей, явно не для дела, а для развлечения везёт с собой снаряжение суммарной стоимостью в несколько её, Зои Ивановны, годовых зарплат, но не желает честно платить за проезд, показалась ей вопиющим примером несправедливости. К тому же богатенькие малолетки были, скорее всего, москвичами, а москвичей Зоя Ивановна не любила, пожалуй, даже больше, чем цыган, хоть и бесспорно меньше, чем евреев и лимитчиков. Что, кстати, ей самой было объективно трудно объяснить – ведь демографическую статистику, по старой директорской привычке, она по газетам примечала, да и в районной библиотеке с бесплатным интернетом бывала хотя бы раз в неделю. Дойдя до головного вагона, она, усилив свой авторитет парой охранников, вернулась в вагон к жуликоватой четвёрке и не покинула его до того момента, пока наглецы небыли выставлены вон с подконтрольной ей территории.

– Ну, и какие у нас планы? – раздраженно спросила Дозабелда, на которую конфликт с контролёрами произвёл крайне гнетущее впечатление.

– Первым делом найдём билетную кассу, – мрачно ответил Ваучер, посмотрев на брата.

– Ну, чего вылупился? Надо, так ищи! – ответил брату Ебелдос, всё еще недовольный тем, что его желание устроить акцию неповиновения не поддержали ближайшие родственники. Однако он прекрасно понимал: ничем хорошим эта акция для Кузькиных не закончилась бы. Именно это и удерживало его от грандиозного скандала. Брат и сёстры, зная скверный характер Ебелдоса, постоянно делали вид, что признают лидерство старшего, однако во всем, кроме мало значительных мелочей, поступали по-своему.

– Извините пожалуйста! Вы не подскажете, где билетная касса? – спросил Ваучер у проходившей мимо пожилой женщины в простеньком ситцевом платье и резиновых сапогах.

– А вон там в стене магазина окно, что на платформу смотрит, но только там сейчас нет никого, – ответила женщина и повернулась, чтобы уйти.

– А когда электричка ближайшая на Бологое? – задал следующий вопрос младший.

– А-а, не там вышли, что ли?

– Ну да, промахнулись малость. – Признаваться в том, что их высадили, Ваучер почему-то постеснялся.

– Ну так в без пятнадцати шесть по расписанию должна быть.

– Отменили! – вмешалась в разговор дородная женщина средних лет в таком же невзрачном платье, домашних тапочках на босу ногу и полным ведром картошки в руке.

– Тогда в половине одиннадцатого.

– Тоже!

– Ну на последней значит, её не отменяют никогда.

– А последняя – это во сколько? – уточнил Ваучер, уже понимая, что застряли они здесь надолго.

– В ноль пятнадцать, кажется, или в ноль десять, – ответила женщина в сапогах, а потом зло добавила. – Совсем честным людям от москвичей житья нет. Они "Сапсанами" в Питер мотаются, а нам до города не добраться, а доберёшься, так не знаешь, как вернуться. В больницу надо, а не попадёшь.

– Да-да! Из-за "Сапсанов"-то половину электричек и отменили, – ответила на невысказанный вопрос женщина в тапочках. Она посмотрела на приезжую молодёжь с такой злобой, будто они были олицетворением врага всех пассажиров, начальника РЖД Якунина, и добавила. – Брат слышал в городе, что скоро электрички могут вовсе отменить. Как только этих гадов земля носит?

– А, что, автобусов здесь нет? – ухватился за последнюю соломинку Ваучер.

– Почему нет? Ходят, два раза в неделю. Ближайший послезавтра должен быть.

– А тут есть озеро? – вмешалась в разговор Даздраперма, которой надоело стоять возле железнодорожных путей.

– Вам Никулинское или Зареченское? – вопросом на вопрос ответила женщина в сапогах.

– То, что ближе! – решил заранее пресечь возможное обсуждение сравнительных характеристик водоёмов Ебелдос.

– За библиотекой, – махнула рукой в сторону почерневшего от времени двухэтажного деревянного дома одна из женщин, после чего обе дамы начали оживлённо судачить о каких-то общих знакомых.

Обойдя здание библиотеки по хорошо утоптанной тропинке, Кузькины дружно издали вздох восхищения. Озеро хоть и уступало в размерах Можайскому водохранилищу, на берегах которого им удалось побывать в прошлом году, бесспорно, вызывало к себе уважение. Ебелдос как наименее склонный к проявлению чувств эстетического характера опомнился первым и решил подколоть своих сестёр, оживлённо обсуждавших увиденное.

– Ну озеро, ну не слишком маленькое, ну и что? Воды никогда что ли не видели? – спросил он, мысленно составляя план очередной шутки.

– Да это же чистый дигидрогена монооксид. – восхищенно сказала Даздраперма, одним глазом внимательно наблюдая за братом, с лица которого стала сползать наглая ухмылка. Стоит отметить, что с этим научным термином у последнего были связаны не самые лучшие воспоминания. В девятом классе Ебелдос очень хотел вступить в партию зелёных. Как-то раз ему пришло письмо по электронной почте с информацией о страшном химикате, который: является основной составляющей кислотных дождей, усиливает эрозию почвы, ускоряет коррозию металлов и вредит большинству электроприборов, способен нанести вред человеку в жидком, твёрдом и газообразном виде и вызывает наркотическую зависимость, приводящую к смерти при отказе от его приема в течении недели. Возмущённый применением данного вещества в качестве охладителя и растворителя, а также при производстве пенопласта, огнетушителей, пестицидов и даже искусственных пищевых добавок, юный борец за правое дело, следуя прилагавшейся к письму инструкции, собрал подписи под петицией за запрещение опасного вещества в своем и трёх параллельных классах, и отправил её Президенту России.

Спустя месяц всех подписантов вызвали в актовый зал, где директор школы прочел им ответ Президента. Последний искренне радовался тому факту, что школьники в нашей великой стране не боятся проявлять гражданскую сознательность и озабочены вопросами экологии, но – к сожалению – он не может запретить обыкновенную воду. Вслед за директором слово взяла учитель химии, сообщив, что, несмотря на радость Президента России по поводу их гражданского мужества, все подписанты получат двойку в четверти. На следующий день после столь знаменательного события Ебелдос впервые за много лет был жестоко бит одноклассниками, на своей шкуре испытав слова сэнсэя о том, что очень редкий мастер сможет отбиться от толпы.

Каждый раз, когда сёстрам Кузькиным надоедали выходки брата, они напоминали ему о простой воде и гомерическом идиотизме. После этого старший братец замыкался в себе на пару часов и переставал их беспокоить.

Накачав лодку, Ваучер с Ебелдосом забросили в неё часть поклажи и отправились на поиски места для стоянки. Отсутствовали они около часа. За это время девушки успели съесть полкило купленного в пристанционном магазине печенья, обсудить оставлявшее желать лучшего поведение братьев и поссорится на почве эстетических вкусов. Дозабелда со священным трепетом относилась к классике и терпеть не могла современную ритмичную музыку. Музыкальные пристрастия Даздрапермы были полностью противоположны сестринским.

К тому моменту, когда Ебелдос приплыл забрать оставшиеся вещи и сестёр, последние уже исчерпали словесные аргументы и готовы были перейти к активным действиям, что, учитывая их принадлежность к имевшим существенные различия в технике школам единоборств, могло стать незабываемым зрелищем. Рассказав все, что думает о двух курицах, вдруг ни с того, ни с сего решивших подраться, брат напомнил, что лишь он один в их семье может похвастаться вторым даном, а значит может считаться и старшим по званию. Возмущённая такой постановкой вопроса, Даздраперма заявила, что вовсе не факт, что её первый дуань в ушу в реальной драке будет слабее, чем второй дан в каратэ, а значит, старшее звание себе Ебелдос присвоил несколько преждевременно. Дозабелда, имевшая первый дан в тхэквондо, оптимизма сестры не разделяла. Она понимала, что в поединке с братом ей не выстоять и пары минут, если только бой не будет вестись на нунчаках, которыми она умела махать с потрясающей скоростью и точностью. Зато Ваучер с его скромным вторым разрядом по тайскому боксу бил старшего, и не один раз, голыми руками.

Принудительно помирив сестёр, Ебелдос отвёз их на малюсенький пляжик, именуемый местными рыбаками Большим Прокосом, и оставил их обустраивать лагерь. Сам же отправился вместе с братом на рыбалку. Младший был фанатом рыбной ловли, наверное, лет с десяти и давно имел полный комплект снастей фирмы Shimano, но его (комплект) в этот раз пришлось оставить дома. Загоревшись идеей открыть магазин рыболовных снастей, Рауф выдал Кузькиным для тестирования два десятка китайских удилищ различного назначения, катушки, леску и шнуры малоизвестных фирм, и очень огорчился, когда Ваучер наотрез отказался брать китайские блёсны вместо проверенных "мепсов". Поминая китайцев незлым ласковым словом, братья выловили десяток щурят и трёх окуньков, несмотря на небольшие размеры достойных занять место в котле. Мелкий окунь бросался на блесну значительно чаще, но сразу же отпускался, предварительно получив свою порцию рыбацких "комплиментов".

Идея сварить уху возникла ещё в процессе лова рыбы, но как авторитетно заявил Ваучер, одной рыбы для этого недостаточно и, отдав улов сёстрам, братья отправились на лодке в магазин за недостающими ингредиентами. К сожалению, отоварить весь список они не смогли, в магазине не было петрушки и никакой зелени вообще, но Ебелдос добавил к списку три бутылки водки и восемь литров пива, заявив, что с огненной водой уха будет значительно вкуснее. Младший брат осторожно поинтересовался, зачем так много, ведь чтобы отбить запах тины, достаточно влить в кастрюлю каких-то сто грамм, или это просто чтобы не ходить два раза? Однако в данной ситуации никакие попытки ограничить алкогольные аппетиты старшего брата уже не возымели бы действия. Вырвавшийся из-под опеки матери и её мужа, Ебелдос хотел оторваться по полной.

Дозабелда встретила братьев враждебно: по обилию спиртного она сразу поняла, что Ебелдос будет не только пить сам, но и спаивать младших. Пообещав, что всё расскажет маме, она схватила первую попавшуюся бутылку и ушла в женскую палатку снимать стресс в гордом одиночестве. Пиво "Охота" оказалось для неё слишком крепким, и очень скоро Дозабелду сморил сон. Братья и младшая сестра куролесили долго и шумно. Несколько раз старшая просыпалась и однажды ей даже пришлось на них накричать. Вконец упившиеся родственнички орали какую-то жутко похабную песню, причем настолько громко, что Дозабелда начала опасаться, как бы стоящие на соседнем прокосе рыбаки не приехали разбираться. Сильно за полночь шумная компания угомонилась и старшая из сестёр смогла вздохнуть с облегчением и забыться тревожным сном. Проснулись все ближе к обеду с жуткой головной болью и даже не сразу обнаружили, что ночью у них украли лодку. Первым делом все бросились к соседям, но те мирно спали, будучи пьяными в лоскуты, и о чём-либо спрашивать их было бесполезно.

– Ну, и что теперь будем делать? – спросила Дозабелда, даже не надеясь, на какой-то конструктивный ответ от Ебелдоса, главного виновника и организатора попойки.

– Рауф нас убьёт! – вместо него ответила младшая и захлюпала носом.

– Следует проверить, что эти уроды не успели унести, – заявил старший не терпящим возражения тоном.

– И пока ты будешь устраивать свою инвентаризацию, лодку станет искать бесполезно, – ответил младший и бросился собирать разбросанные по поляне вещи. – Соседи говорили, что тут есть какая-то деревня совсем рядом. Надо бы местных расспросить, – добавил он, собирая палатку. В процессе сборов выяснилось, что воры унесли только мотор, лодку и канистру с остатками бензина. Всё остальное, в том числе ставшие более ненужными тележки, ночные гости взять даже не пытались.

– Пришли на лодке, взяли нашу на буксир и отвалили. Даже на берег думаю, никто из них не выходил, – предположила сквозь слёзы Даздраперма.

– Да ты прямо Шерлок Холмс, – ответил старший, даже в такой ситуации не растерявший своего ехидства.

– Вполне возможно, что так оно и было, – вступился за сестру Ваучер, взваливая на плечи тяжелый рюкзак.

– Ну и почему ты так решил? – не унимался Ебелдос, в очередной раз подтверждая, что портить настроение окружающим является для него смыслом жизни.

– Водку не взяли! – ответила за всех Дозабелда и первой пошла по хорошо протоптанной вдоль берега тропинке в ту сторону, откуда слышались приглушённые расстоянием детские голоса.

– Кстати, как получилось, что взяли вы вчера три, при мне выпили две, а в рюкзак Ебелдос убрал сегодня четыре? – поинтересовалась старшая.

– Это я на лодке ездил ночью в магазин как самый трезвый, – ответил Ваучер, отмахиваясь от комаров.

– И называй, пожалуйста меня Женей. Договорились же! – ни с того ни с сего насупился старший.

– Выше нос, Пэрис! – подбодрила сестру Дозабелда и зашагала быстрее на звук голосов.

– Хорошо, Дана! – ответила младшая, и на её лице появилась озорная улыбка.

Примерно через пять минут Кузькины вышли к небольшому пляжу с двумя сколоченными из кривых досок мостками, отделённому от леса решётчатым забором, который, впрочем, заканчивался недалеко от кромки воды, оставляя проход пусть и узким, но всё же открытым. На дальних мостках стояла женщина в черной юбке, коричневой кофте, галошах и белом платке и о чём-то беседовала с мелким, даже можно сказать щуплым парнем, сидевшем в покрашенной синей краской лодке странной конструкции. Больше всего эта посудина напоминала увеличенные в несколько раз детские пластмассовые санки, так как имела широкий тупой нос и загнутое спереди днище. На борту были намалёваны белой краской регистрационный номер, якорь и надпись "Ника". "Капитан" этого корыта, облачённый в допотопную брезентовую робу и зёлёные сапоги, оживлённо рассказывал женщине о каком-то их общем знакомом, который больше не желает ни с кем общаться и выходит из своей комнаты только по ночам.

– Добрый день! Вы тут лодку сегодня не видели серую, надувную, метра четыре длиной с мотором? – взял быка за рога Ваучер.

– Украли, что ли? – оживилась местная жительница.

– Ну как бы да, – не стал скрывать младший.

– Пить надо меньше! – сказал парень, который как раз собрался отваливать. Взявшись за вёсла, он добавил. – Вы так орали вчера, что наверно в Ширяево было слышно, а не только у нас.

– Это не мы! – покраснев, соврала Даздраперма.

– Может быть и не вы, но всё равно слышно было. – ответила женщина, повернувшись, чтобы уходить.

– Так вы не видели? – крикнул вдогонку Ебелдос.

– Я на покосе была, вернулось только, – ответила та и, повернувшись, спросила парня в лодке – Денис, а ты видел что?

– Я спал! Встал только что, – ответил Денис и, сделав несколько гребков, крикнул – У Юрика Феоктистова спросите или у Пахи.

Юрик оказался натуральным блондином невысокого роста, но широкоплечим. Рукава его куртки были закатаны по локоть, на мощных предплечьях бугрились мышцы, да и весь он производил впечатление крепкого тренированного бойца.

– Нет, я на озеро сегодня не ходил, – ответил он и объяснив, как найти Пашу, удалился. Кузькины довольно быстро разыскали Пашу. Тот был длинным, среднего телосложения молодым человеком с лицом провинциального брутального красавчика, каких часто можно видеть в дешёвых боевиках, ещё не склонного к полноте, но и не страдающего чрезмерной худобой как капитан "Ники".

– Девки таких не пропускают, – с завистью подумал Ебелдос перед тем как спросить про угнанную лодку.

– Нет, я Иванычу в гараже помогал всё утро, на озеро не ходил, – спокойно сказал тот и, ответив на телефонный звонок, вдруг унесся куда-то с умопомрачительной скоростью.

– Похоже, лодочка тю-тю! – подвёл итог Ваучер и раздражённо сплюнул в траву.

– Однако! – согласился с ним Ебелдос.

– Съездили на Валдай! – всхлипнула Даздраперма.

– И я точно знаю, кто во всём этом безобразии виноват! – ответила на второй извечный вопрос русской интеллигенции Дозабелда.

– И кто же? – уточнил, сжав кулаки Ебелдос.

– Дигидрогена монооксид! – ответила за сестру Даздраперма, встав в стойку.

– Тронешь её – получишь от меня! – предупредил брата Ваучер.

– И от меня! – тихим голосом произнесла Дозабелда, скидывая рюкзак.

– Это у вас лодку украли? – спросила проходившая мимо пожилая дама с жёлтым морщинистым лицом и "беломориной" в зубах. – Так вы зайдите к старой женщине в гости, может быть, чем помогу.

Любительница "Беломора" занимала половину дома, в которой одна из комнат имела совершенно не жилой вид, а вторая, являвшаяся по совместительству кухней, была просто очень запущенной. Обои свисали клоками со стен, на потолке чернели пятна копоти, в углах живописно расположились арахнологические заповедники.

– Феоктистовы, они знаете кто? Они у-у-у, вот какие они, а Козыревы, ох уж мне эти Козыревы. Вчера снова стекло на трубу положили. Положат, а после снимают и наглость имеют мне говорить, что я печь топить не умею.

– Вы что-то про помощь в поисках лодки нам говорили? – не выдержал первым Ебелдос, опасаясь, что поток сознания мог затянуться надолго.

– Ах, лодка, да… Я экстрасенс, заговор верный знаю, прочту – и вы сразу рядом окажетесь.

Поняв, что надежда вернуть лодку оказалась напрасной, Ебелдос решил просто досмотреть этот цирк до конца, чтобы после рассказывать в институте про выжившую из ума старушку. Будущие юристы подобные сплетни очень любили. Воспитанный в традициях Закавказья, по крайней мере в части уважения к старшим, Ваучер решил из вежливости потерпеть, но ни в коем случае не выказывать неуважения к старой женщине. Даздраперме было всё равно, так как мысленно она уже представляла тот грандиозный скандал, который их ожидает дома. А Дозабелда просто знала, что ни в коем случае нельзя спорить с сумасшедшими.

– Так, молодёжь, быстро надели рюкзаки, поклажу в руки, мне Ваши вещи не нужны. – После этих энергичных распоряжений странная женщина с признаками явной ненормальности начала задавать короткие вопросы, расхаживая по комнате словно генерал перед строем солдат.

– Как вас зовут?

– Евгений.

– Вася.

– Пэрис.

– Это твоё настоящее имя? – старуха грозно смотрела Даздрамерме прямо в глаза. – Если ты назовёшь ложное имя, то духи обидятся и не станут вам помогать.

– Меня действительно зовут Пэрис, – соврала младшая. В последний момент в её душе зародился червячок сомнения, но имя Пэрис ей нравилось настолько больше, чем Даздраперма, что она просто не нашла в себе сил с ним расстаться.

– Дана, – врать Дозабелде не хотелось, но имея два имени, она никак не могла решить, какое из них следует считать настоящим, и в результате решила не отрываться от коллектива.

– Кирабура марабура лутура харамбура магибура хлабура чирбура Дана, Вася, Евгений, Пэрис дурдурдура букс!

На последних словах мир вокруг Кузькиных стал расплываться, как если бы они смотрели на него через объектив с неправильно настроенным фокусом, и Дозабелда почему-то подумала, что если они действительно окажутся рядом с лодкой, то могут запросто утонуть.

Через пару секунд мир вокруг снова принял привычные очертания, но вот место, в котором они оказались, ничем не было похоже на хибару курящей без перерывов старухи. Стояли они на поляне, где было по меньшей мере десять старых кострищ, а по краю шла простая грунтовая дорога с хорошо накатанной колеёй. Первым забил тревогу Ебелдос, который, пожелав поделиться с друзьями рассказом об уникальном событии, внезапно обнаружил, что находится вне зоны действия сети. Включивший режим GPS-навигатора на своём смартфоне Ваучер обнаружил, что тот не видит ни одного спутника. Когда же попытавшаяся включит FM-радио, встроенное в её мобильник, Даздраперма сообщила, что эфир девственно чист, все поняли, что у них появилась проблема значительно серьёзнее, чем украденная лодка. Из ступора Кузькиных вывел стук копыт, обернувшись на звук которого они сперва не поверили собственным глазам. По дороге ехал на богатырских размеров коне закованный в латы рыцарь.

– Приехали на Валдай! – успела сказать Даздраперма перед тем, как осознав весь ужас сложившейся ситуации, лишилась чувств.

Глава 2

Аэриос спешил на встречу с Гортомом. Выносящий вазу[1] короля Сенистена Пятого узнал нечто важное и подал условный сигнал. К сожалению, Мабус, постоянный связник Гортома, подцепил где-то сиенскую лихорадку и лежал в бреду уже три дня, приходя в себя всё реже и реже. Выживет ли он?

Аэриосу не хотелось ехать самому, да и не по рангу было. Но агент, опасавшийся за свою жизнь в случае разоблачения, доверял только ему и Мабусу, а значит послать кого-то вместо себя было невозможно.

Облачившись в кольчугу работы безвестного рагнетского кузнеца, какие обычно носили однощитовые рыцари, имевшие честь состоять на службе у зажиточных баронов, начальник тайной стражи королевства Кират сел на неприметного жеребца мортагской породы и тронулся в путь. Первые два дневных перехода прошли на удивление спокойно. Даже на постоялых дворах обошлось без случайных драк и немотивированных скандалов, которые обычно учащались в это время года под воздействием молодого вина нового урожая. Дождливая киратская зима, казалось, на время отступила, и разогнавший хмурые тучи тёплый ласковый ветерок будил воспоминания о лете.

Настроение у Аэриоса было добродушно приподнятое, ссориться ни с кем, не хотелось, но тут он увидел ИХ.

Однозначно пришлые. Одетые в одинаковые, слишком просторные одежды – явно с чужого плеча, из какой-то не то выцветшей, не то вылинявшей ткани, с огромными, из такой же ткани, но более тёмного оттенка, заплатами на коленях, локтях и даже на заднице, молодой парень и двое подростков стояли и смотрели на Аэриоса, даже не собираясь кланяться благородному господину. Четвёртый, совсем ещё ребёнок, лежал, свалившись под тяжестью мешка. Кстати, заплечные мешки, имевшиеся у всех четверых, были, не в пример одежде, яркими, как будто эти предметы экипировки только что покинули чан красильщика: тёмно серый фон и ярко синие, зелёные, жёлтые и красные вставки. Было страшно подумать, что кто-то пустил такую красивую ткань на мешки, и тем более странно было видеть эти мешки на плечах каких-то голодранцев. Развернув коня, Аэриос подъехал к странной четвёрке и направил копьё на самого старшего из них.

– Где вы украли эти вещи? – грозно спросил он.

То ли вид копья, направленного в грудь оцепеневшему от страха Ебелдосу, так подействовал на Дозабелду, то ли её взбесило ложное обвинение в краже, но действовать она начала прежде, чем думать. Достав из кармана баллончик с перцовой вытяжкой, бесстрашная дочь защитника Белого дома направила короткую струю в ноздри лошади, после чего подхватила с земли все ещё пребывавшую в обмороке Даздраперму и бросилась в сторону. Тащить сестру было тяжело, тем более что на девушках всё ещё были надеты их рюкзаки, но младшуюмогли затоптать в предстоящей драке, поэтому страх придавал дополнительных сил.

Тем временем обезумевшая от боли лошадь встала на дыбы, и Кузькиным стало очевидно, что это конь. Всадник продержался в седле не более десяти секунд, после чего был безжалостно сброшен на землю. Проводив уносящегося вдаль коня печальным взглядом, рыцарь обнажил меч, а уже сбросивший рюкзак Ваучер выхватил свои сверкнувшие на солнце хромированные нунчаки. Секундой позже то же самое проделал Ебелдос. Чёрные восьмигранные рукояти его оружия выглядели не так эффектно, как у брата, но были от этого не менее смертоносны. Потёртые, с облупившийся краской, парные нунчаки Дозабелды лежали где-то глубине в рюкзака и ей пришлось, подхватив выпавшее из-за пояса младшей сестры её гламурное розовое оружие, броситься помогать братьям с чем пришлось под руку. Слишком маленькие нунчаки Даздрапермы крутить было неудобно, и Дозабелда только отвлекала внимание рыцаря, не переходя в атаку. На короткое время это дало некоторый эффект, но вскоре воин заметил её нерешительность и полностью сосредоточился на братьях, отгоняя их, словно назойливых мух, своим мечом.

Эта тактика его и сгубила. Пытаясь в очередной раз достать ловко отскочившего в сторону Ваучера, он проморгал неожиданную атаку Дозабелды и получил мощный удар жёстким каблуком армейского ботинка в левый висок. Этот удар вряд ли мог повлиять на исход битвы, если бы только Аэриос перед тем как подъехать к незнакомцам удосужился надеть шлем. Но сейчас, когда его голову защищал только кольчужный капюшон, он на мгновение выпал из реальности и в результате сразу пропустил удар утяжелённого свинцом куска дубовой древесины точно в лоб.

– Вы убили его? – с ужасом спросила Даздраперма, едва придя в себя.

– Надеюсь, что да, – устало ответил сестре Ебелдос, пытаясь надеть кольчугу прямо на штормовку. Стальные кольца неприятно холодили тело через тонкую ткань, температура воздуха была градусов пятнадцать. Внимательно осмотрев надетый на тело поверженного врага поддоспешник, старший, скинув с себя холодное железо, полез за свитером.

– Кажется, есть пульс, – неуверенно произнесла Дозабелда, ощупав жилистую шею представителя благородного сословия.

– Дай я добью эту сволочь! – оживился старший, вытягивая из вражеских ножен теперь уже свой – трофейный – меч.

– Не сметь! – рявкнула на брата Дозабелда, после чего добавила. – Мне кажется, что он на нас напал по ошибке.

– Может нам перед этим гадом извиниться, вернуть все ценности и деньги? – насмешливо спросил Ебелдос, подбросив в руке увесистый кошель с золотом.

– Я лично против грабежа, но так как точно знаю, что со мной ты всё равно не согласишься, от своей доли ни за что не откажусь.

– Какая доля? Мы одна семья! – взревел старший. Делить награбленное ему очень не хотелось.

– Семья-то мы, положим, одна, но дальнейшие планы у нас могут оказаться разными, – ответила Дозабелда. Большой компанией в незнакомом мире теоретически выжить было легче, но, учитывая скверный характер Ебелдоса и не так давно появившиеся у него претензии на абсолютную власть в их маленьком коллективе, следовать этой теории ей не хотелось.

– Ну и куда же ты пойдёшь? – спросил старший, пытаясь изобразить полное безразличие.

– Зависит от того, что предложишь нам ты, – ответила сестра, фиксируя руки рыцаря скотчем.

– Боюсь, что чем-либо кроме грабежа мы вряд ли сможем в этом мире заработать себе на жизнь, – сказал Ебелдос и после небольшой паузы продолжил,

– Общество здесь, скорее всего, сословное, к какому-либо занятию, приносящему хороший доход, нас и на пушечный выстрел не подпустят, а пахать землю и кланяться каждой высокопоставленной сволочи я не хочу.

– А быть повешенным ты не боишься? Расправа с джентльменами удачи здесь должна быть очень короткой, – возразила сестра.

– Боюсь, что попытка жить в соответствии с местными правилами для нас может кончиться точно так же. Мы не знаем обычаев, не имеем ни родни, ни друзей, и даже одеты не так, как все остальные. Да нас же сразу в рабство продадут или повесят как шпионов!

– И никаких иных вариантов нет? – настроение Дозабелды стремительно портилось.

– Я исхожу из наших реальных возможностей. Вот скажи, что ты можешь без современных – в нашем прежнем мире – лекарств? Ничего!

– Я могу лечить травами…

Надо сказать, что в колледже Дозабелда не только усердно посещала все занятия, но и с отличием окончила три платных факультатива по иглоукалыванию, мануальной терапии и народной медицине.

– Ты уверена, что здесь растут те же самые травы, что и у нас? Лично я в этом сомневаюсь.

– Не знаю про остальные травы, но чистотел, я успела заметить, здесь точно такой же, как у нас. Кстати, справочник у меня с собой и в нём подробно описаны травы из разных климатических зон. – Отправляясь в поход, непослушная дочь политически нестабильного при жизни отца, наплевав на ворчание матери по поводу лишней тяжести на спине, взяла с собой три книги, одной из которых был отпечатанный мелким шрифтом на тонкой папиросной бумаге наиболее полный справочник известных человечеству лекарственных растений. Впрочем, он особо сильного возмущения у Светланы как раз не вызывал, но вот зачем Дозабелда потащила с собой "Краткий курс истории ВКП(б)" издания 1938 года вместе с Библией, было ей непонятно.

– Ладно, ты может быть, что-то и можешь, хотя местные знахари должны знать здешние травы гораздо лучше тебя, а нам-то что делать прикажешь? – посмотрев сестре прямо в глаза, старший брат с гипертрофированно жалостливой миной на лице продолжил. – Ну, кому, скажи на милость, в диком средневековье нужны маркетологи или юристы, к тому же не знающие местных законов? Даздраперму мы можем попробовать выдать замуж, но за кого? Родни знатной у неё нет, типичная бесприданница – и будет коров доить наша сестрёнка. Как, Пэрис, устраивает тебя подобная перспектива? По глазам вижу, что не устраивает. Ставлю, в общем, вопрос на голосование: кто за то чтобы пойти в бандиты?..

Делёж добычи занял три часа. Кузькины трижды приходили к соглашению и трижды пересматривали его. В конце концов, Дозабелде удалось настоять на том, что кинжал, щит, меч, шлем, копьё и кольчуга стоят достаточно дорого и решившим наложить на них свои загребущие лапы братьям золото не положено. Когда сёстры внимательно осмотрев и даже попробовав на зуб каждую монетку, сумели найти компромисс, начался делёж снаряжения, принесённого незадачливыми туристами в этот мир.

Не желавшая ни под каким видом идти в бандиты Дозабелда яростно спорила из-за каждого коробка спичек, мотка лески или пачки крючков, которые могли ей пригодиться в честной жизни. Отдав Ваучеру "Большой Абхазский" нож кизлярского завода, на который этот поклонник всего "восточного" давно смотрел с нескрываемым вожделением, она получила взамен златоустовский набор ножей "Робинзон" – грубоватый, но при этом более практичный. Однако как Дозабелда ни старалась, топора ей братья не дали, и сапёрной лопатки тоже. Вместо них Ебелдос упорно пытался втюхать любимой сестрёнке огромный, из мягкой китайской стали, покрашенный чёрной, остающейся на руках и одежде краской, как бы кукри.

После бурного, едва не перешедшего в драку скандала, в процессе которого любящий брат пытался заменить как бы кукри на короткое кемпинговое мачете, Дозабелда – исключительно из любви к братьям – согласилась взять мачете, но с довеском в виде двухлитрового небьющегося термоса и большого туристического тента, который имевшие аж целых три двухместных палатки Кузькины до сих пор не использовали ни разу. Палатку ей, правда, выделили самую неудобную. Как будто сошедший с картины о строителях БАМа "домик" допотопного образца, с двумя вечно мешающимися стойками внутри, даже не был оснащён антимоскитным вкладышем-сеткой. Однако опасаясь окончательно потерять и без того весьма охрипший голос, она не стала спорить и лишь потребовала в качестве компенсации пару мотков дешёвого карпового шнура и один моток фирменного сомового.

Ближе к вечеру оба брата и младшая сестра отправились в путь, предварительно выкинув из рюкзаков всё лишнее. В числе лишнего оказались некоторые из навязанных отчимом образцов товаров. В частности, пять из восьми китайских перочинных ножей, имитировавших швейцарские "Викториноксы" (по одному универсальному ножику-набору инструментов, при здравом размышлении, троица всё же себе оставила). Далее шли три вызывавших особое отвращение у Ваучера инерционных катушки типа "Невская", к которым позже добавились и почти все остальные катушки и удилища. С собой трое отбывающих в бандиты Кузькиных взяли по одной длинной маховой удочке из углепластика, пару спиннингов с наиболее заслуживающими доверия катушками и один из двух имевшихся у Кузькиных подсачник.

Изрядно надоевший всем как бы кукри был явно никому не нужен, поэтому его решили зарыть как ритуальный предмет на месте недавней схватки – так сказать, эзотерики ради. Последний спор разгорелся вокруг странного вида ножа, гибрида "бабочки" и кастета, из стали более-менее пристойного качества, но и он после недолгих препирательств был торжественно подарен Дозабелде. Она рачительно упаковала пять универсальных ножей, катушки и складные углепластиковые удилища в рюкзак (мало ли что, в хозяйстве всё пригодится) и как только родственники скрылись из виду, извлекла неглубоко прикопанный кукри из земли, так как на его счёт у неё внезапно возникли вполне определённые планы.

Странные это были разбойники, очень странные. Аэриос ещё мог поверить в то, что романтики с большой дороги побрезговали его стёганкой-жаком, сильно пропахшей потом по случаю некоторого потепления и длительной скачки, но они даже не попытались стянуть с него сапоги. Почти новые сапоги из хорошо выделанной кожи, с серебряными застёжками на голенищах, лакированными буковыми каблуками и жёсткой подошвой со стальными подковками. А ещё они повертели в руках его огниво и выбросили. Да, да, выбросили огниво. Новенькое кресало и крупный, удобно лежащий в руке кремень – просто так взять и выбросить. Хорошо, что не догадались высыпать трут прямо на траву, от этих варваров похоже можно ждать чего угодно. Но если срочно не завязать тесемки, то он обязательно отсыреет, а это зимой сулит очень большие проблемы.

За свою жизнь Аэриос не боялся. Если не убили сразу, то будут требовать выкуп, а там можно будет сбежать или просто дождаться, когда верные люди найдут логово шайки. Эх, как бы дать знать своим людям, чтобы брали странных бандитов живыми? Уж очень хочется задать им пару вопросов. Например, откуда эти варвары родом и как оказались в землях цивилизованных людей? Почему их одежда сшита из ткани таких ужасных цветов? Приглядевшись, Аэриос понял, что первое впечатление оказалось обманчивым и широкие одежды незнакомцев вовсе не вылинявшие, и не залатанные, а скорее всего лишь недавно вышли из-под иглы портного. Судя по единообразию в одежде, незнакомцы состояли на службе у одного нанимателя. Но главный шпион королевства не мог даже представить себе рыцаря, согласившегося носить такие цвета. Возможно также, что они принадлежали к какому-то религиозному ордену и носят подобное платье по воле своего не слишком доброго божества. Доброе своих слуг никогда бы в одежду цвета коровьей лепёшки не обрядило, а устами своих жрецов потребовало бы носить что-то яркое, радующее глаз, или наоборот, тёмное, дабы подчеркнуть их отрешенность от суеты мира. Впрочем, Аэриос был давно втайне уверен, что различные предписания, оглашаемые жрецами как воля богов, являются на самом деле плодом их собственной жреческой бурной фантазии.

Разбойники долго спорили, деля сперва его вещи, а после и содержимое принесённых с собой мешков. Уже перед самыми сумерками они разделились. Трое, взвалив поклажу на плечи, ушли по узкой тропинке в лес, а одна осталась. Да, да! Аэриос, на протяжении нескольких часов бывший невольным слушателем бурного выяснения отношений между членами шайки, сейчас был уверен, что последней из разбойников на поляне осталась девушка, и это вселяло некоторую надежду.

– Ну, что очухался? – спросила рыцаря Дозабелда. Слова незнакомого, но отчего то понятного языка она произносила с трудом.

– Наверное, у меня сейчас жуткий акцент, – предположила она вслух и задала связанному врагу следующий вопрос. – Зачем ты напал на меня и братьев?

– Признаюсь, я думал, что всё было наоборот.

– Когда в человека тычут копьём, это можно считать нападением! – прошипела Кузькина и повторила вопрос, медленно выговаривая каждую букву – З-а-ч-е-м т-ы н-а-п-а-л н-а н-а-с?

– Мой долг следить за соблюдением законов в этих землях! – гордо сказал Аэриос.

"Девушка или совершенная дикарка, никогда не бывавшая в цивилизованных землях, или дочь благородных родителей, лишь недавно покинувшая родовой замок", – успел подумать рыцарь, пока Дозабелда придумывала следующий вопрос.

– А разве мы нарушили закон? – удивлённо спросила девушка.

– Воровство является нарушением закона! -

– Но мы ничего не крали!

– Тогда откуда у тебя этот мешок? -

– Это мой мешок! – громко рявкнула на рыцаря Дозабелда, машинально взяв в руки кукри.

– Я не видел раньше таких мешков, но уверен, что он должен очень дорого стоить, – сказал Аериос, с интересом посмотрев на странной формы короткий меч в руке девушки.

– Не дороже денег! – покраснев от почему-то охватившего её чувства неловкости, ответила Кузькина и поправила чёлку.

– Ты хочешь сказать, что такие красивые и дорогие мешки твоей семье по карману?

– Чего ты к мешку моему привязался? Мешок как мешок, не совсем дешевый, но и не дорогой.

– А девушка, кажется, из богатой семьи, – подумал Аэриос и осторожно спросил. – Простите, сударыня, но что заставило вас путешествовать с братьями в такой одежде?

– И чем вам, сударь, не нравится моя одежда? Быть может, в ваших краях все девушки ходят по лесу исключительно в бальных платьях, но на моей родине принято делать иначе.

– И как далеко находится родина леди? – спросил Аэриос, лихорадочно строя предположения о том, что могут забыть в лесу отпрыски безусловно благородного рода без слуг и лошадей.

– Боюсь, что не смогу ответить на ваш вопрос!

– Почему?

– Потому, что сама не знаю! Вы верите в колдовство?

– А разве можно в него не верить?

– Я вот ещё вчера не верила, а сегодня знаю точно, что оно есть и… – в общем, как не пыталась Кузькина держать себя в руках, слёзы потекли из глаз помимо её воли.

Подождав, пока девушка успокоится, Аэриос самым невинным голосом спросил. – Быть может, благородная леди сочтёт возможным освободить от пут своего верного слугу?

– И что тогда? – вопросом на вопрос ответила Дозабелда и вытерла рукавом слёзы.

– Ну, я бы мог быть ей больше полезен, – сказал рыцарь, осознавая, что девушка не так доверчива, как он хотел бы.

– Интересно, а чем ты полезен сейчас?

– Ничем, но это можно исправить.

– Зачем?

– Девушке благородного сословия оставаться одной ночью в лесу небезопасно.

– На моей родине нет разделения людей на сословия и каждый имеет возможность занять то положение в обществе, которого он заслуживает. Хоть я, как ты очень верно заметил, происхожу из относительно благополучной семьи, белоручкой себя не считаю и смогу без посторонней помощи набрать хвороста для костра.

– Все равно одной ночью опасно! – продолжал настаивать на своем рыцарь, попутно пытаясь вспомнить особенности внутреннего устройства всех человеческих государств, о которых ему было известно, но ни одной страны без сословий главный шпион королевства не знал.

– Значит так! Вещи твои, которые братья сочли своей законной добычей, я вернуть тебе не могу и половину золота, что им досталась, тоже. Так как напал на нас ты по ошибке, то, вероятно, можно было решить дело миром, если бы я с перепугу сама не дала твоей лошади нюхнуть перца. Поэтому вот моя воля: свою долю золота я тебе возвращаю. Впрочем, за то, что спасла твою жалкую жизнь, не позволив братьям тебя зарезать, я заберу у тебя три монеты, а чтобы ночью в лесу тебе не было страшно, я оставлю тебе два ножа. Ты найдёшь их у вон того высокого дерева со светлой корой, если сможешь туда доползти. Там ты сам сможешь развязаться. И не думай, пожалуйста, что я дура, а ты очень хитрый и обаятельный. Не добывать деньги неправедным путём мне велит Бог, в которого я верю! – с этими словами Дозабелда подняла с земли кожаный кошель с трутом и огнивом, ссыпала туда все монеты за исключением трёх золотых, завязала тесёмки и, подхватив кукри и нож-кастет, пошла к дереву со светлой корой. Привязав кошель к складному ножу, она с силой воткнула его в ствол дерева. Пристроив кукри у основания ствола лезвием вверх, девушка неторопливой походкой вернулась к своим вещам. Взвалила на плечи тяжёлый рюкзак, подняла с земли связку удочек и отправилась в путь.

"Сумасшедшая!", – подумал Аэриос и пополз, извиваясь ужом, к приметному дереву.

Первую свою ночь в новом мире Дозабелда провела на высоком дереве, не сомкнув глаз. В ночном лесу что-то непрерывно ухало, щелкало и завывало. Как потом рассказали ей местные жители, столь леденящий душу набор звуков в начале зимы издаёт совсем мелкая птичка, которая прилетает откуда-то с севера в эти тёплые для неё края, чтобы здесь высиживать яйца. Проведя весь следующий день в пути, ближе к вечеру она вышла к небольшому селению, в центре которого расположился очень крупный по местным меркам постоялый двор. Загнав трактирщику за увесистую горсть медяков и две крупные серебрушки один из перочинных ножей, Дозабелда всего за два медяка получила ужин с вином и койку на ночь.

Вино было горячим, с какими-то травами и мёдом, а ужин обильным. Съев почти целую курицу и половину лепёшки, экономная дочь XXI века достала из рюкзака большой термос, чем немедленно привлекла внимание всего зала. Аккуратно разложив по пластиковым контейнерам куриную ножку, зажаренные в сметане грибы и горячую, с жареным луком и шкварками гречку, Дозабелда уверено взяла в руки большую, из неглазурованной глины, кружку с вином, заглянула в неё и, секунду подумав, поставила обратно на стол. Открыв особый герметичный контейнер для первых блюд, она заполнила его до краёв горячей рубиновой жидкостью, убрала в термос и, поднеся к губам кружку, содержимое которой уменьшилось едва ли на треть, аккуратно сделала первый глоток…

Проснулась Дозабелда хорошо за полдень на соломенном тюфяке, как была – в башмаках и "горке". Рядом с незатейливым ложем был прислонён к стене рюкзак, тут же на полу стоял термос и лежала связка китайских удочек. Ближе к двери стоял громадный табурет, раза в полтора больше старого армейского, на котором лежали: вынутый чьей-то заботливой рукой брючный ремень, мачете и оба ножа в ножнах. Купленный на распродаже солидный, с золотым теснением, кожаный кошелёк с пока неизвестной этому миру застежкой-молнией покоился там же.

– Пить! – не то простонала, не то прохрипела она сначала по-русски, а после с ужасным акцентом на местном языке.

– Сейчас! – почти сразу же прозвучал ответ, произнесённый звонким девичьим голосом, и послышался удаляющийся стук каблучков. Не прошло и пары минут, как Дозабелде был вручен кувшин с водой. Выпив с жадностью несколько глотков, она, на секунду оторвавшись от кувшина, глубоко вздохнула, бросив взгляд на свою спасительницу, и продолжила пить. Девушка, принёсшая кувшин, была ниже ростом, уже в плечах, и, как показалось в этот момент Дозабелде, как минимум на пару лет моложе её. Слегка раскосые голубые глаза лучились какой-то неземной добротой и делали девушку похожей на ангела. Аккуратный прямой нос, длинные тонкие пальцы и бледный цвет ухоженного лица заставляли задуматься о благородном происхождении данной особы.

– Зачем ты стащила кувшин? Мерзавка! – крик хозяина постоялого двора, появившегося вслед за девушкой, раздался как гром среди ясного неба.

– Госпожа иноземка просила пить и я думала, что… -

– Она думала… Да какого демона ты вообще ещё здесь? Я велел тебе убираться ещё с утра. Голодранка! – с каждым словом трактирщика девушка всё сильнее вжимала голову в плечи и, казалось, была готова заплакать.

– Хорошо, я уже ухожу! – пискнула девушка и повернулась к выходу из женской спальни.

– Стоять! – неизвестно откуда прорезавшимся командным голосом рявкнула Дозабелда. – А ну рассказывай, что случилось!

– Не могу, госпожа, мне… Мне… Стыдно!

– Человеку должно быть стыдно совершать глупости и непотребства, а не рассказывать о них! – изрекла наспех придуманную мудрую мысль Кузькина и посмотрела на девушку таким взглядом, что та, ещё сильнее вжав голову в плечи, тут же вернулась и села на соседний топчан.

– Рассказывай! – приказала дочь защитника Белого дома и приняла сидячее положение сама.

– Пусть сперва хозяин уйдёт! Не хочу, чтобы он опять надо мной смеялся. – Хозяин, видимо предполагая, что ссориться с платёжеспособной постоялицей пока не следует, а с девчонкой он успеет разобраться и позже, удалился, бормоча себе под нос что-то сердитое.

История поведанная Линной, а именно так звали несчастную девушку, была банальна, но от этого не менее печальна. Её бабка, жена богатого мортагского шляхтича отправившегося сопровождать королевское посольство в Сиен, понесла от заезжего эльфа. Вернувшись из дальних странствий, муж обнаружил супругу беременной, и, следовательно, неверной. Недолго думая, он указал ей на дверь, во всех красках описав родне последней причину развода. Отец блудную дочь не принял, и детство матери Линны прошло в борделе. Там её и нашёл Кукул, бедный шляхтич из древнего рода. Наплевав на общественное мнение, он женился на ослепительно красивой полуэльфийке и прожил с ней двадцать пять счастливых лет, пока та не скончалась, рожая долгожданного сына. С превеликим трудом выдав замуж пятерых старших дочерей, шляхтич был вынужден признать, что у оставшихся десяти не осталось практически никаких шансов составить хорошую партию. Девочки были не по годам умны и невероятно красивы, но дурная репутация их бабки и матери отпугивала от них женихов сильнее, чем самые страшные уродства. Когда старый друг и боевой товарищ Кукула, Мурул, посватался к Линне, Кукул воспринял это как подарок судьбы и не стал слушать возражения дочери, не желавшей в свои шестнадцать лет выходить за шестидесятилетнего старца. Делать нечего, стали готовиться к свадьбе. Жених хоть и был гол как сокол, но за приданным не гнался, что делало его в глазах многодетного отца особенно привлекательным. Выбив из и без того нищих крепостных все недоимки, Кукул назначил церемонию на вечер дня расплаты[2], а утром того же дня впервые увидев своего суженного и ужаснувшись, Линна сбежала с заезжим купцом.

Купца звали Херг, он был высок, плечист и, что самое главное, молод. Опасаясь погони, любовники первым делом решили покинуть Мортаг и отправиться на родину Херга в Рагнетию, но путь туда лежал через Кират, где у рагнетца имелся какой-то неоплаченный долг. Высказав предположение, что проблемы с кредиторами могут навредить Линне, он оставил её на постоялом дворе в приграничье, а сам поехал приводить свои дела в порядок.

С тех пор прошло более двух месяцев, деньги кончились, украшения проданы, а купец так и не появился. Уже три дня девушка ничего не ела, а сегодня добрый хозяин отвёл Линну в сторону и тихим вкрадчивым голосом предложил оказывать особые услуги постояльцам и отдавать две трети заработка ему. Ответив на такое предложение отказом, беглая шляхтянка получила немедленное указание мотать на все четыре стороны, и чем быстрее, тем лучше. Но самое страшное было в том, что Линна была беременна, а это сводило на нет любую, даже призрачную надежду уладить дело с отцом и женихом.

– И, что тебе совсем некуда идти?

– Некуда, госпожа. Я молила всех богов, что бы Херг вернулся, но и сама больше не верю в то, что его задержали дела.

– Что ты умеешь делать?

– Готовить, шить, вышивать гладью и крестом, плести кружево, врачевать раны, считать до тысячи, читать и писать! – последние два пункта в списке умений были произнесены с такой гордостью, что Дозабелда тут же подумала, что грамотность здесь, видимо, большая редкость.

– И, что трактирщик не захотел предложить тебе никакой нормальной работы?

– Другую работу выполняют девушки из деревни, которые почти все его родственницы, чужачку служить в трактире никто не возьмёт, а эта… э-э-э, должность всегда свободна.

– Ты знаешь, иногда стоит молиться не всем богам, а одному очень ревнивому Богу! – начала свою проповедь Дозабелда. Желание помочь девушке у неё возникло сразу же, как только та закончила свой рассказ, но кроме помощи материальной есть ещё и духовная, именно с неё и решила начать раба божия Ираида.

– А он поможет? – во взгляде девушки смешались страх и надежда.

– Поможет, но это очень ревнивый Бог, нельзя поклоняться ему и кому-то другому, и помощь его не всегда такая, как ждёшь. Согласна ли ты принять его помощь?

Линна хоть и была несколько более наивна, чем следовало бы ожидать от дочери мортагского дворянина, но и полной дурочкой тоже не была. Она хорошо помнила рассказы о тёмных культах иных народов, приверженцами которых совершались страшные злодеяния. Боязнь опрометчиво связать судьбу как в этой, так и загробной жизни с коварным демоном бездны заставила её расспросить Дозабелду о жертвах и ритуалах, угодных её божеству особенно тщательно.

– Да нет у нас никаких жертвоприношений! – новоявленная проповедница в очередной раз пыталась объяснить суть веры потенциальной христианке. – Ну, вообще то, конечно, есть жертвы – мы свечки перед иконами зажигаем, но это если иконы есть, а у нас не будет.

– Почему не будет?

– Нарисовать некому и образцов нет… И вообще они не обязательны, мы ж не доскам молимся, а святым… Можно с ними молиться, а можно без них. С ними лучше, конечно, но первое время без них обойдёмся.

– А как жертву тогда приносить, раз икон не будет и свечки не перед чем зажигать?

– Жертвы не обязательны!

– Это как? Бог питается дымом от жертв, и если жертвы не будет, то Богу будет нечего есть!

– Что за глупость?

– Это все знают!

– Зачем Богу, который создал вселенную из ничего, одним своим словом, какой-то дым? Да он может сам себе создать пищу, но она ему не нужна!

– Если Богу не нужна пища, то зачем ему мы?

– Он нас любит!

– Кого?

– Людей!

– Я на четверть эльфийка!

– И что?

– Ты точно уверена, что твой Бог примет мои жертвы?

– Бог создал мир и всех кто живёт в мире!

– И он всех любит?

– Да, всех!

– И орков тоже?

– Если орки будут соблюдать его заповеди, тогда и их тоже!

– А если орки не будут соблюдать его заповеди?

– Не знаю!

– Что не знаешь?

– Как Бог относится к тем, кто не соблюдает его заповеди. Вроде тоже любит, но если они не раскаются перед смертью, то будут вечно гореть в аду. – Она в нескольких словах обрисовала концепцию ада, как её понимала.

– А кто раскается?

– Будет в раю. – Здесь раба божия Ираида чуть подробнее, чем за минуту до того ад, живописала рай, упирая на предпочтения и бонусы для праведников.

– То есть, можно всю жизнь нарушать заповеди, а перед смертью раскаяться?

– Никто не знает своего часа!

– Ты о чём?

– Можно не успеть!

– Согласна. А, что за заповеди, о которых ты говоришь?

Дозабелда, доведённая наивными вопросами недоверчивой Линны до состояния, близкого к нервному срыву, допила оставшуюся в кувшине воду и, достав из глубин рюкзака Библию, открыла её на первой попавшейся странице. Десять заповедей она знала наизусть, но ей было необходимо срочно успокоиться. Перелистывая библию, Дозабелда сначала досчитала до десяти, потом до ста, потом сделала пять глубоких вдохов и выдохов, и наконец, отложив книгу в сторону, торжественно произнесла:

– Первая заповедь: "Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим" -

– Почему кстати? -

– Потом поймёшь, а пока просто помни, что другим богам поклоняться нельзя – ни при каких обстоятельствах.

– Вторая заповедь: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им".

– Вообще рисовать нельзя, что ли?

– Богов, чтобы им поклоняться, нельзя!

– А иконы?

– У нас есть две традиции на этот счёт. Одна утверждает, что их делать нельзя, а другая – что можно, но только если поклоняться не им, а тому, кто на них нарисован. Поскольку у нас всё равно нет икон, то будем считать, что права первая. Я думаю, так нам будет удобнее.

– А как же жертвы?

– Приюти нищего, накорми вдовицу! Сё жертва Богу! А ты зациклилась, на каких-то свечках. Бог хочет, чтобы мы любили ближнего как самого себя!

– Ох, как всё сложно.

– Третья заповедь: "Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно".

– Это как?

– Ну, нельзя клясться, упоминать Бога в разговоре, ну, и вообще…

– Но мы же говорим сейчас о нём.

– Мы не виды на урожай обсуждаем за кружкой вина, а по делу о нём говорим. Просто так поминать Бога нельзя, а по делу можно и нужно.

– Четвёртая заповедь: "Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмый – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя… Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них; а в день седьмый почил. Посему благословил Господь день субботний и освятил его".

– Мой отец вечно ругался, что в городе в день расплаты никто не работает. Представить страшно, как он будет ругаться, когда люди не станут работать не каждый десятый, а каждый седьмой день.

– Ты думаешь, что найдётся много желающих служить Богу?

– Насчёт служить – не уверена, но эту заповедь захотят исполнять все бездельники мира!

– Пятая заповедь: "Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе".

– Ох, гореть мне наверно в аду.

– Что поделаешь, все мы грешны.

– И ты?

– А, что я не человек, что ли? Безгрешных людей нет, но одни стремятся избавиться от грехов и встать на путь истинный, а другие гордятся ими.

– Шестая заповедь: "Не убивай".

– Что совсем?

– Ну, там, на войне или если напали бандиты, то можно, а так чтобы просто взять и убить безвинно, то нельзя.

– Что значит просто взять и убить?

– Ну, если человек угрожает тебе ли близким, стране или просто хорошим людям, то, чтобы их защитить, убить можно. А если живёт человек, никому не вредит, то нельзя.

– Все люди кому-нибудь да вредят.

– Но не все вредят так, что достойны за этот вред смерти.

– Седьмая заповедь: "Не прелюбодействуй".

– Нет, точно мне гореть в аду.

– Ты же не замужем.

– Отец определил мне жениха.

– Жених не муж, ты просто дала ему отставку.

– А Херг?

– Тем более не муж! Можешь считать себя свободной.

– Много мне проку от такой свободы?

– Восьмая заповедь: "Не кради".

– И даже если очень нужно?

– Нельзя присваивать чужое тайно, открыто или обманным путём. Нельзя использовать чужую глупость, незнание, невнимательность. Нельзя заниматься работорговлей. Короче жить надо честно.

– И умереть с голоду?

– Жизнь священна! Спасая жизнь можно и украсть, но в остальных случаях – ни-ни.

– Жестокий у тебя Бог.

– В отличие от других – настоящий!

– Постой, а другие?

– Потом объясню!

– Потом так потом.

– Девятая заповедь: "Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего".

– Я надеюсь, только в суде?

– Нет! Совсем нельзя врать, кроме случаев, когда правда может навредить тебе, твоим близким, стране или просто хорошим людям. Если скажем, бандиты спросили тебя, где отец прячет золото, то врать можно. Есть такое понятие "ложь во спасение", её нужно уметь отличать от просто лжи.

– У меня скоро ум за разум зайдёт. Много заповедей ещё?

– Заповедь десятая и последняя: "Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего… ничего, что у ближнего твоего".

– А мужа чужого можно?

– Мужа тоже нельзя!

– Жестокий у тебя Бог, но раз остальные от меня отвернулись, придётся искать благосклонности у него. Что мне следует сделать?

– Крестить тебя пока негде, вода холодная, а совершать таинство в бочке я не хочу, но помолиться ты можешь уже сейчас. Заставив Линну повторить за собой молитву "Отче наш" в вольном переводе на местный язык, Дозабелда открыла свой термос и скормила новой подруге остатки вчерашнего ужина. Интуитивно она была уверена, что путь проповедования новой религии даст ей тот необходимый смысл жизни, которого был начисто лишён промысел, избранный остальными Кузькиными. Но в данный момент её грела одна простая мысль. В этом мире она была теперь не одна, и это маленькое достижение наполняло душу землянки сдержанным оптимизмом.

Глава 3

Чалый так и не вернулся. Аэриос ждал его всю ночь и всё утро, но верный конь, сгинул, и рыцарю пришлось идти до ближайшего трактира пешком. За хозяином постоялого двора числилось много проступков перед властями обоих королевств, и стоило только на них тихонько намекнуть, как тот без лишних вопросов вселил главу тайной стражи в одну из комнат на втором этаже. Наскоро перекусив прямо в номере, Аэриос сразу же завалился спать, повелев разбудить его на восходе солнца. Хозяин, как и обещал, привёл утром из леса гнедую кобылу и притащил тюк с заказанным барахлом.

– Кольчуги не нашлось, ваша милость, и рыцарского шлема тоже, но есть отличный доспех и шлем караванного стражника. Щит тоже имеется, и копьё вот, а меч… Плохой меч, ваша милость! Я лучше дам вам топор из своих запасов. Топор у меня из хорошей стали, не ржавый и без зазубрин.

– Не люблю я топоров, да и есть же у меня эта странная сабля наоборот.

– Сражаться незнакомым оружием слишком рискованно.

– Не на войну еду!

– Разбойников в лесу нынче много.

– Разбойники не бойцы. Принёс деньги?

– Здесь двести монет, как просили. Я беден, и это почти всё, что у меня есть…

– Не бойся, даже если я не вернусь, казначей отдаст тебе сумму, указанную в расписке, по первому требованию. Считай, что ты уже заработал свои сто золотых.

– Да хранят вас боги в пути, ваша милость!

– Пусть боги хранят и тебя.

На первой ночной стоянке Аэриос оказался один, костёр то разгорался, когда в него попадала новая порция хвороста, то затухал, и тогда ещё молодой, но уже много видевший в жизни рыцарь на пару минут пробуждался от тревожного сна. Утром киратец бросил в огонь остатки хвороста, разогрел в небольшом походном котле две пинты крепкого сладкого вина, размочил в нём ячменную лепешку и с аппетитом съел горячую тюрю большой деревянной ложкой. Почувствовав, как по телу разливается приятное тепло, а голова начинает слегка кружиться, Аэриос резво вскочил на коня и отправился в путь. Сперва приходилось ехать медленным шагом, опасаясь, как бы размякшее под воздействием алкоголя тело не подвело, но вскоре встречный ветер в лицо сделал своё дело и протрезвевший путник перевёл кобылу на быструю рысь.

Вторая стоянка вначале походила на первую, но уже в сумерках на поляну прибыли два всадника, очень похожих на самых обыкновенных мастеровых. Однако бывалый лазутчик, прославившийся в своё время под прозвищем Ветер, так не считал. Заметив по характерной походке и особой манере двигаться, что путники не так просты, как хотели казаться, он насторожился, приготовившись к неожиданностям, но не подавал виду. Обсудив с вновь прибывшими погоду и цены на деловой лес, Аэриос сделал вид, что заснул. Нападение, в намерении совершить которое он заподозрил странную пару, не заставило себя ждать. Молниеносно, с ловкостью кошки рыцарь выхватил кукри и отбил колющий удар в тот момент, когда кончик короткой сабли почти достиг его горла. Следующим ударом Аэриос подрубил ногу второго бандита, уже замахнувшегося на него топором. Вскочив на ноги Ветер тут же схлестнулся с первым, второй был уже не боеспособен. Бандит оказался умелым бойцом, но Аэриоса вполне заслуженно называли первым мечником королевства, и только непривычная форма оружия не позволяла ему закончить бой парой молниеносных ударов. Чувствуя некоторую неуверенность, с которой рыцарь действовал своим необычным оружием, бандит бросился в решительную атаку.

Один из выпадов злоумышленника Аэриос отразил с большим усилием, чем другие, и от сабли в руках бандита остался жалкий огрызок. Не успел противник еще осознать, что он теперь безоружен, а кукри, направляемый сильной умелой рукой, уже летел ему в голову. Удар был поистине страшен! Мешанина из крови, мелких осколков костей и мозгов широким веером оросила поляну. Стряхнув отточенным резким движением с кукри кровь, Аэриос повернулся к бандиту с перебитой ногой и резко, как будто выплюнув, произнёс: – Говори!

– Не знаю я, что говорить, ваша милость.

– Кто послал вас?

– Никто. Мы лесные добытчики из ватаги Сиплого, повздорили с ним и решили одни промышлять. Эх, зря видно…

Узнав всё, что ему было нужно, рыцарь снёс голову раненого одним ловким ударом подобранного с земли топора и приступил к сбору трофеев, среди которых, впрочем, не оказалось ничего ценного.

Дорога от единственного в ничейных землях постоялого двора до мортагской границы заняла трое суток и прошла без каких-то особых приключений. К утру вызванный схваткой эмоциональный подъём ослабел, а вечером перед самой границей киратский лазутчик даже заскучал. У рогатки Аэриос быстро ответил на пару формальных вопросов и, заплатив всего пару серебряных марок, продолжил свой путь. Миновав мост через узкую, но глубокую речку с быстрым течением, он огляделся по сторонам. Тот же лес подступал с двух сторон к дороге, такая же пожухлая трава, такие же жёлтые листья, что и в Кирате, и лужи, и дождь, но совсем другая страна.

Местный язык был на слух похож на киратский, но все же заметно отличался, да и по сути это был другой язык. Скорее, он был близок к рагнетскому. И это не удивляло, поскольку здесь, на юге, как и там, на севере, племена керсутов не были завоёваны лариготами.

Люди, жившие по эту сторону ничейных земель, походили на киратских крестьян, так как были одного с ними корня, но боги, которым они приносили свои кровавые жертвы, были другими. Другими были законы, одежда и даже преобладающая масть лошадей, но главное отличие заключалось в основном способе общественного производства: здесь сохранялось классическое рабовладение.

Когда-то оно процветало и в Кирате, но было отменено Аиноисом I, после восстания Сурда. Удачливый гладиатор тогда сколотил из рабов огромную армию и осадил столицу. Две трети отважных киратских рыцарей пали в бою, их замки были захвачены, много древних родов пресеклось, Келеллу охватили болезни и голод. И тут вождь восставших предложил распустить свою армию. Поставил он лишь три условия: не мстить восставшим, запретить приносить людей в жертву богам и полностью отменить рабство. Король не только был вынужден согласиться на все пункты предложенного договора, но и даровал киратское дворянство трём десяткам вождей восставших, о чем те, к чести сказать, его даже и не просили.

С тех пор прошло уже двести лет. Со скрипом представители новых родов вписались в весьма поредевшую после восстания элиту королевства, а старая знать научилась видеть в своих крестьянах людей. Купцов стало больше, а сами они богаче. Набранные сразу после восстания, главным образом из бывших повстанцев, регулярные пехотные части заменили собой подневольное крестьянское ополчение и заставили жадных соседей понять, что Кират жив и в любой момент готов дать им по зубам. Недовольными остались только жрецы и отдельные представители старой знати, но их предпочитали не слушать, а особо горластых даже высылали из страны.

Чуть дальше за поворотом дороги в небо поднимался дымок и раздавался стук тяжёлого молота. Шляхтич, через землю которого проходила дорога, держал большой постоялый двор и приторговывал лошадьми и волами. Сам он, естественно, не стоял за стойкой и не предлагал проезжим купцам свой товар, но за приставленными к этому делу крепостными следил зорко. Особой же гордостью местного представителя благородного сословия – и одновременно конкурентным преимуществом – был… бордель, роскошно отделанный как внутри, так и снаружи. Он размещался внутри засаженного самыми разными, в том числе и экзотическими, сортами фруктовых деревьев сада, Для борделя – по мере, так сказать, естественного износа средств производства – покупались самые красивые крестьянские девки не только со всего Мортага, но и в Керистии и Рагезонии.

Прежний управляющий постоялым двором встретил Аэриоса, сидя на колу, и несмотря на прохладную погоду уже начав разлагаться. Глава киратской тайной стражи ничуть не был этим удивлен, так как склонность мортагской шляхты сажать на кол своих крепостных за любую провинность была широко известна. Новый управляющий был обнаружен за стойкой. С печальным видом он протирал нехитрую глиняную посуду большим полотенцем.

– Слава богам! – поприветствовал управляющего Аэриос.

– Богам слава! – дежурно отозвался тот и, нацепив фальшивую улыбку, спросил – Что желает усталый путник?

– Комнату до утра и поесть.

– Комнаты для неблагородных сословий все заняты, – с сожалением в голосе ответил управляющий и после небольшой паузы добавил. – В общих комнатах свободных коек нет тоже. Если будет угодно, могу приказать постелить вам на конюшне.

Отсутствие свободных мест в начале зимы удивило Аэриоса, но он решил не проявлять лишний раз любопытство, справедливо полагая, что трактирщик всё расскажет и так.

– Прибыл давеча караван из Мориски, а с ним два десятка гвардейцев. В зал спускаются по два человека и сидят до тех пор, пока двое ещё не придут, а как смена придет, так к конюшне уходят и за крыльцом следят.

– А они не сказали, кого именно ищут?

– Господину видно сказали, а мы не спрашивали, да и стали бы они нам отвечать!

– Может быть, и ответили бы.

– Здесь не Кират, добрый господин, и за вопросы лишние плетью получить можно, а то и сабелькой.

Помня, что на нём доспех караванщика, Аэриос прошёл в чёрный зал и сел на свободное место. Принесённая подавальщицей большая плоская миска едва вместила в себя только здоровенную порцию традиционного керсутского блюда, а именно, полтора фунтачечевицы с жареным луком и шкварками и полдюжины пышущих жаром свиных колбасок. Сбоку по краю миски были аккуратно выложены тонкие ломтики копчёного свиного сала и несколько головок маринованного чеснока. В отдельной миске была подана маринованная с яблоками и виноградом капуста.

Как истинный ларигот, Аэриос предпочёл бы видеть вместо колбасок обжаренные на углях бараньи рёбрышки, а сало солёным. Чеснок же неплохо было бы заменить на солёные огурцы. Что до гарнира, то к чечевице он относился как раз нормально. Особой любви к гречке, свойственной всем киратцам, Аэриос не испытывал. Поэтому с равным удовольствием он ел и привозимый из далёкого Сиена безумно дорогой длинный рис, и простонародную чечевицу, которую потомки приплывших с далёкого севера завоевателей считали не достойной желудка подлинного ларигота.

Поболтав со словоохотливыми гномами, ожидавшими вторую декаду от мортагских властей разрешения на ввоз в королевство своих товаров, о тупости всех чиновников на земле и порождаемых ею убытках, Аэриос выпил полную кружку горячего, приторно сладкого местного вина и отправился спать. На конюшне он был в эту ночь не один. Пара эльфов-изгнанников с выжженными на правой щеке крестами о чем-то всю ночь оживленно спорили на своём певучем языке. Проснувшись утром, рыцарь решил первым делом наведаться к гномам. К сожалению, горные жители привезли на продажу лишь топоры, мотыги, косы и прочий инвентарь, да ещё пилы, но ни одного меча. Зато у них нашлась редкая травка, которой начавшие, по их мнению, слишком рано седеть гномы подкрашивают свои бороды. А ещё он купил у них небольшой навесной замок с секретом.

Отъехав подальше от границы, Аэриос остановился на постой в доме одного вконец разорившегося шляхтича, который настолько обнищал, что был вынужден сам работать в поле и есть за одним столом с собственными крепостными, которых, впрочем, у него осталось лишь две не слишком многочисленных семьи. Заплатив за еду и ночлег целую марку, главный шпион Киратского королевства, призвав на помощь старшую дочь хозяина, перекрасил свои светлые волосы в радикальный чёрный цвет. Теперь его трудно было принять за киратца, хотя бы на первый взгляд и издалека.

Мориска встретила Аэриоса проливным дождём. Так как седельные сумки пропали вместе с Чалым, необходимо было добыть одеяние человека благородного происхождения. В доспехе караванного стражника попасть ни в одно из условленных мест было невозможно, нечего даже и мечтать. Посетив нескольких портных, он заказал каждому по одному элементу одежды и всего через полдекады облачился в широченные шляхетские шаровары из крашеной в синий цвет крапивной ткани, такой же жупан и зелёный, тонкого сукна кунтуш. Голову его покрывала подбитая мехом крота рогатывка. Прежний наряд и доспехи он крепко увязал в узел и припрятал в сундук, входивший в комплект мебели в номере постоялого двора. Штатный навесной замок сундука Аэриос всё же временно заменил на гномий.

В корчму, где Гортом должен был появляться каждый третий, пятый и седьмой дни декады, тот так и не пришёл. В борделе у мадам Люльки в девятый день его тоже не было, и Аэриосу пришлось посетить игры. Большой цирк был и в Келелле, но там последние двести лет проходили только спортивные состязания и заимствованные из Рагезонии театральные представления. Цирк в Мориске использовался для гладиаторских боёв и казней, и практически весь световой день Аэриосу, всегда старавшемуся по возможности избегать посещения пыточной, пришлось смотреть на боль, кровь и смерть. Выносящего вазу главный шпион Киратского королевства нашёл в ложе для состоятельных господ рядом с королевской. Билет в неё стоил целый золотой, и, увидев наконец Гортома, Аэриос был искренне рад, что деньги потрачены не зря.

– Слава богам! – поприветствовал он своего самого ценного агента.

– Богам слава! – ответил придворный, и они начали непринуждённо обсуждать достоинства и недостатки гладиаторских школ и сравнивать с эстетической точки зрения различные способы казни. "Проиграв" Гортому две сотни золотых, Аэриос вскоре смог "частично отыграться", выиграв у придворного недорогой, но очень красивый тубус сиенской работы. Вечером по окончании игр они выпили по паре кружек вина в небольшой харчевне и крайне довольные собой разошлись.

– Где связник? – Оллиук в ярости кричал на своих подчинённых – Я спрашиваю вас! Где связник!?

– Не было связника, ваша светлость! – прошедших огонь, воду и медные трубы бывших гладиаторов трясло от страха.

– Сегодня подлый изменник отдал долг ростовщику! Где этот пройдоха взял двести дукатов? Не знаете? Так я вам скажу! Он взял их у связника! Где связник? Сукины дети! Я вас спрашиваю!

– Не знаем, ваша светлость!

– Наш король, да хранят его боги, любит советоваться по поводу своих планов со всеми подряд. Если он рассказал Гортому о заговоре, а тот передал эти сведения связнику, затея наших киратских друзей может окончиться пшиком. Вы понимаете, чем это грозит нашему королевству?

– Понимаем, ваша светлость.

– Нам сообщили, что связником был сам Аэриос. Да, да, Ветер решил тряхнуть стариной и заявился в Мориску сам. Запомните, либо вы поймаете этого Ветра и львы на арене цирка попробуют его на вкус, либо псы королевского палача попробуют на вкус ваше мясо! Как, вы всё ещё здесь? Ваши кони ждут вас! Если сможете, то берите этого гада живым. Да помогут вам все наши боги!

Глава 4

Термос был рассчитан только на шесть часов, поэтому, естественно, вчерашняя еда безнадёжно остыла. Однако изголодавшаяся Линна сметала всё до последней крошки хлеба. Тем временем Дозабелда, чтобы скоротать время, достала из кармана штанов ставшую теперь бесполезной связку ключей и с помощью ножниц, входящих в комплект прикреплённого к связке настоящего швейцарского ножика, занялась своим маникюром.

Увидев в руках наставницы необычную для этого мира вещицу, беглая шляхтянка осторожно спросила.

– А вот ты говорила, что нужно быть честным?

– Нужно!

– А тех, кто не честный, Бог накажет?

– Накажет, обязательно накажет!

– Хозяин постоялого двора купил у тебя вещь, вроде той, что сейчас у тебя в руке, за три марки или даже чуть меньше, а продал за два полновесных дуката. Ты можешь попросить Бога о том, чтобы он его наказал?

– Можно конечно! Хотя… – договорить юная проповедница не успела. Хозяин на протяжении трёх часов, в течение которых Дозабелда пыталась вдолбить в забитую языческими суевериями голову Линны основы христианства, нет, нет да и подходил к двери, чтобы послушать, о чём там говорят непутёвая шляхтянка со странной постоялицей. Расслышать многого он не мог, но уяснил главное – иноземка, которую он так ловко обвёл вокруг пальца, оказалась жрицей какого-то очень жестокого бога, и это заставило его волноваться…

Прежде, чем стать владельцем трактира, старый воин несколько лет охранял караваны, а иногда, как подозревали некоторые соседи-недоброжелатели, сам же и грабил их. Но никаких доказательств и улик никто предъявить бы не смог, а за ложное обвинение карали в этих краях сурово. Будучи уроженцем здешних мест, он сумел договориться не только со стражниками из обоих королевств, охранявшими дорогу через ничейные земли, но и с подавляющим большинством главарей банд, орудовавших на дороге и в окрестностях. Часто он выступал посредником при выкупе пленников и по-тихому скупал краденое.

В процессе движения из прошлого к настоящему, от бурной молодости к основательной зрелости, из-за привычки к постоянному риску банальное, обывательское чувство страха у трактирщика давно атрофировалось. Но бывший наёмник, как и многие представители этой опасной профессии, был очень суеверен. Не боясь ни бандитов, ни слуг королей, ни своевольных и вспыльчивых магов, он, тем не менее, боялся злых духов, демонов, богов и их служителей, как маленький ребёнок боится сказок про кровожадных вампиров и темноты…

Поняв, что, сам того не желая, вызвал гнев жрицы загадочного и жестокого бога, он испугался, испугался так, что не думая ни секунды ворвался в комнату и упал на колени, моля у потерявшей от неожиданности дар речи Дозабелды не просить своего злобного бога о наказании для глупого старика. Первой пришла в себя Линна. Не дожидаясь, когда к наставнице вернется способность связно говорить, непутёвая представительница благородного сословия максимально надменным, насколько могла его изобразить от природы скромная девушка, тоном заявила. – Любезный! Вы вместо того, чтоб криком отвлекать мудрейшую от очень важных мыслей, сходили бы за деньгами!

– Так это… Нету их… Уже! – трактирщик хоть и был напуган до смерти, но жадность и природная хитрость взяли своё, и вместо того, чтобы отдать жрице разницу, да ещё доплатить, как он собирался сделать минуту назад, стал привычно искать свою выгоду. – Я это… Комнаты над крыльцом ей бесплатно сдам хоть на цельный год… А денег, их… В общем, потратил я… Да и припасов купить нужно было. – О том, что в кубышке скопилась уже не одна сотня золотых дукатов, трактирщик предпочел умолчать.

– Согласна! – выдавила из себя Дозабелда, стремясь извлечь хоть какую-то пользу из дурацкой ситуации, пока к хозяину не вернулся разум, и он не взял своё предложение обратно.

– Зря ты на эти комнаты согласилась, плохие они, или ты и вправду хочешь сидеть в этой глуши целый год?

– Зачем?

– Ты только что сняла комнаты на год, и, наверное, с определённой целью?

– А разве я не могу теперь раньше уехать?

– Можешь!

– Ну, вот и уеду, когда захочу, зато беспокоиться о крыше над головой не надо будет.

Обрадованный тем, что удалось отделаться малой кровью, хозяин спустился вниз и приказал слугам готовить комнаты для госпожи жрицы. Вслед за ним спустилась в чёрный зал и Дозабелда. Планировка постоялого двора была в целом обычной для этих мест и не имела никаких особых изысков за исключением апартаментов, которые вскоре должны были стать её временным пристанищем. Главный дом, в котором располагались гостиница и трактир, по традиции был трёхэтажным. В этом краю, богатом лесами, строить из камня было невыгодно, и поэтому все постройки двора были возведены из массивных сосновых брёвен. На первом этаже располагались кухня, черный, белый и малый залы. В противоположном от входа конце белого зала имелась дверь, за ней – покрытая лаком и застеленная циновками двухмаршевая лестница на второй этаж. Давно не приводившаяся в порядок четырёхмаршевая лестница на третий этаж начиналась в чёрном зале. Попасть в малый зал можно было только из белого зала, а в белый зал – с лестницы или из просторных сеней, но только с разрешения вышибалы. Зайти в чёрный зал из тех же сеней мог кто угодно.

Северная стена здания была глухой, точно посередине стены к ней была пристроена высокая труба, служившая дымоходом не только для громадного кухонного очага, но и для двух расположенных над ним больших печей, обогревавших второй и третий этажи.

На третьем этаже располагались четыре десятикоечных общих комнаты для бедных постояльцев и одна шестикоечная, в которой обычно ночевали подавальщицы и повара. На втором этаже в широкий, почти трёхметровый коридор также выходили двери десяти апартаментов для богатых постояльцев. Состоятельным господам предоставлялась спальня размерами три на три метра с двумя кроватями, шкафом и небольшим столом и такая же по площади прихожая с двумя массивными сундуками, обычно служившими ложем для слуг богатых путников, и большой дубовой бочкой, выполнявшей функцию ванной.

В северном конце коридора, как мы уже знаем, была печь, а в южном раньше было окно. Лет десять назад предыдущий хозяин снёс старое обветшалое крыльцо, устроив на его месте новое. Над крыльцом вместо старого крытого соломой навеса был устроен балкон, и окно превратилось в дверь, которую, впрочем, оставили застеклённой. Лет пять тому назад, когда старый наёмник уже достаточно освоился в роли хозяина, но ещё не потерял страсть к преобразованиям, балкон окончательно превратился в одиннадцатый номер для богатых постояльцев. Вместо соломы балкон перекрыли черепицей, между опорными столбами набили доски с обеих сторон, а пространство между дощатыми стенками было заполнено соломой. Напротив двери сделали большое окно и установили две перегородки. Получившиеся апартаменты включали две двухместные спальни, одна из которых из-за неправильно расположенной двери не вместила шкафа, а другая – стола. В общей прихожей имелись два традиционных сундука, но бочку из-за обилия дверей поставить было негде. К тому же летом из-за того, что все окна апартаментов выходили на южную сторону, в них было жарко, а зимой – из-за большой удалённости от камина – холодно. Впрочем, Дозабелду, привыкшую к русским морозам, подобной малостью было не испугать, а не имевшей ни гроша за душой Линне выбирать не приходилось.

Простояв у дверей белого зала чуть ли не полчаса, они с огромным трудом убедили вышибалу, что имеют право пройти внутрь. Дело в том, что хозяин, отдав распоряжения слугам, куда-то исчез по своим делам, а до вышибалы новый статус девушек, видимо, ещё не довели. В комнатах всё ещё продолжалась уборка и, сложив немногочисленные вещи в один из сундуков, подруги были вынуждены спустится обратно.

Большой чистый стол на шесть человек, застеленный серой скатертью из небелёного льняного полотна, приставленные к столу массивные, добротно сработанные стулья с прямой спинкой разительно отличались от грубой, сколоченной из неровных досок мебели чёрного зала. Посуда, принесённая подавальщицей, была покрыта глазурью, а на кружках с подогретым вином имелся ещё и орнамент. Еда и цены от чёрного зала, впрочем, не отличались. Съев большую яичницу с грибами и шкварками и едва ли четвёртую часть горки напоминающих самсу пирожков, поданных на огромном блюде, девушки отхлёбывая маленькими глотками вино, занялись неторопливой светской беседой.

– Я приехала из очень дальних краёв, там о местных обычаях ничего не известно… Ты не знаешь, что сейчас носят?

– Что носят?

– Одежду какую носят?

– Ну, это… везде по-разному!

– А конкретнее?

– Мужчины носят цвета гербов, а шляхтянки – синее и зелёное. Купчихи и горожанки тоже синее носят, иногда коричневое, как крестьянки, только шнуровка спереди. Крестьянки – те вообще платьев не носят, а только юбки, серые неотбелённые рубахи и нижние туники чуть выпускают из-под нижнего края юбки – напоказ… Бесстыжие!

– А красное?

– У кого в гербе есть, те носят, а так нет. Слишком дорого!

– Почему?

– Откуда мне знать? Красильщиков надо спрашивать!

– Значит, чтоб не привлекать внимание, платье синего цвета лучше?

– Это если в Мортаг ехать, но мне туда возвращаться страшно, – сказав это, Линна выжидающе посмотрела на Дозабелду.

– А не в Мортаге, что носят, знаешь?

– В Кирате носят жёлтое и оранжевое, купцы – жёлтое и коричневое, крестьянки надевают коричневые юбки, как и у нас, но рубахи отбеленные, как у людей, и ещё там крестьяне сами выбирают себе господина… Варвары они, в общем, хоть и богатые.

– Есть цвета, которые кому-то нельзя носить, скажем, запрет какой или неприлично?

– Небелёный лён – признак бедности, но нижние туники шьют из него не только крестьянки, но и многие шляхтянки. Неокрашенную крапивную ткань носят только жрецы или там, где не видно, конопляную ткань тоже носят там, где не видно, или красят. Из Сиена возят хлопок ещё, но он очень дорог. Я не видела даже его никогда.

– Вообще-то на мне вся одежда из хлопка.

– Ой, а можно потрогать?

– Ну, трогай.

– Из хлопка делать такую грубую ткань и красить в цвет конопляных мешков расточительно как-то.

– Почему?

– Хлопок дорог, а лён дёшев, конопля же ещё дешевле и красить её в такой цвет не надо, она сама такой получается без покраски.

– А у нас лён и конопля дороже хлопка, поэтому мы мешки и одежду для бедных шьём из алхимической ткани. – Слово "синтетика" в местном языке аналогов не имело.

– Это как? – взгляд и голос Линны выражал крайнюю степень изумления.

– Ну, она прочная и дешёвая, но для кожи бывает вредна.

– Я не слышала, чтобы алхимики делали ткань. О том, что они способ, как свинец в золото превращать, ищут, слышала, а про ткань – нет.

– У нас тоже раньше искали, но это было очень давно, и сейчас таких дураков совсем не осталось, зато умные люди делают много полезных вещей и имеют на них хорошие деньги.

– Например, они делают очень дешёвую ткань для мешков?

– И это тоже.

– Не выходит!

– Что не выходит?

– На мешковине деньги хорошие делать.

– Почему?

– Она дешёвая.

– И?

– Работы больше, денег меньше. Не выходит!

– Так они ж не сами ткут эту ткань!

– Ткача кормить надо, одевать надо. – Не выходит!

– А если нанять много ткачей.

– Наёмным нужно деньги платить, крепостные выйдут дешевле.

– У нас рабства нет!

– Тем более не выходит!

– У нас ткачи на таких станках работают, что сами ткань ткать умеют, за ними нужно только следить и нитями заправлять.

– Магические станки!?

– Магических станков не бывает! У нас, во всяком случае, точно. Того, как они работают, я тебе объяснить не смогу, не знаю просто. Скажу только, что механика в них очень сложная и придумали её тоже алхимики. – Поскольку местный язык имел только три слова, обозначающих учёных людей: астрологи, алхимики и философы, Дозабелда решила называть всех естественников алхимиками, а гуманитариев – философами. Слово механик в языке хоть и присутствовало, но означало скорее ремесленника, чем учёного.

– А нити тоже прялки сами прядут?

– Нити тоже.

– И из чего же алхимики прядут свои нити?

– Ты не поверишь!

– Почему?

– Потому что, когда я узнала, сама сперва не поверила.

– Почему?

– Потому, что они прядут их из подземного масла!

– Из чего!?

– Из подземного масла! У нас оно называется нефтью.

– А… – Тут стоит отметить, что Линна была более чем начитанной шляхтянкой, но услышанное было для неё настолько ново и необычно, что девушка в какой-то момент замолчала на полуслове и застыла с отвисшей челюстью.

– Рот закрой! Люди смотрят!

– А? Что?

– C тобой всё в порядке?

– Ну да, уже да. А… – Линна опять надолго задумалась и, набрав в грудь побольше воздуха, неестественно медленно произнесла – Ты сказала, что искать способ делать золото из свинца – глупость. Почему?

– Слишком дорого!

– А… А… А ваши алхимики могут делать золото из свинца?

– Могут! Но затраты слишком большие. Дешевле будет купить.

– Это где же на свете такая страна!?

– Сама теперь не знаю. Точнее, не знаю, где этот край находится относительно моих родных мест. Забросило меня к вам злым колдовством. Про ваши земли у нас никто и не слышал даже. – Рассказы о злом колдовстве не были для Линны чем-то новым, а однажды к отцу даже приезжал в гости знакомый маг, но все услышанное сегодня настолько не соответствовало привычной с самого детства жизни маленького деревенского мирка, что девушка окончательно впала в ступор, уставившись остекленевшим взглядом в одну точку.

– Дядя Дункус! Ты должен мне шесть медяков, а дал только три! – возмущённый голос парнишки лет десяти отвлёк юную проповедницу от размышлений о возможных последствиях полученного сегодня культурного шока для психического здоровья потенциальной прихожанки.

– Ты бы мне ещё мальков притащил! Три медяка за обе или ешь сам свою рыбу. – Хозяин постоялого двора всем своим видом давал понять, что не даст мальчику больше денег, но и две небольшие похожие на форель рыбины обратно отдавать не явно собирался.

– Пять с половиной! Я ходил с острогой целый день!

– Только из уважения к твоей матери. Три с четвертью!

– Пять с четвертью!

– Три с половиной! И помни, что это только в память о нашей дружбе с твоим покойным отцом.

– Дядя Дункус, а в память о том, как отец спас тебя от волков, ты не дашь мне ещё две монетки? Две эльфийские рыбы за пять медяков – хорошая сделка!

– На тебе две четвертинки.

– Дядя Дункус!

– Ты две монеты просил? Четвертинки тоже монеты!

– Дядя Денкус! Ещё бы один медячок! Или ты не брат моей матери?

– На, племянник, ещё половинку – и вон отседова! – Получив свою плату, племянник хозяина исчез так же внезапно, как и появился, а Дозабелда внимательно осмотрев уже начавшую приходить в себя Линну, очень тихо спросила:

– Что ты знаешь про эльфийскую рыбу?

– Дорогая, встречается редко, есть у эльфов за гномьим хребтом и в Рагнетии на севере самом. Ну и здесь, в Приграничье, встречается, только поймать её сложно. В сети если когда попадётся, то это большая удача, в мерёжи совсем не идёт, а острогой бить – вообще пустое дело, потому как к ней близко не подойдёшь.

– Знаешь, как утверждает мой брат, поймать можно абсолютно любую рыбу, если знать, где, когда и как! Завтра утром мы идём на рыбалку!

Взять на рыбалку Линну не получилось. У беглой шляхтянки не было никаких тёплых вещей. Расспросив одну из подавальщиц о том, куда местная ребятня ходит с острогами за эльфийской рыбой, Дозабелда затемно сходила на конюшню и, заплатив конюху медную четвертушку, попросила его накопать в навозе червей. Потом она сбегала на кухню, где раздобыла большую кружку муки и немного конопляного масла и замесила два вида теста – одно с маслом, а другое без него. Дозабелда, немного подумав, решила не брать на первый выход карбоновые удочки и хорошие катушки. Из связки китайского дубья она выбрала композитный телескопический спиннинг около четырёх метров длиной, на который установила "Невскую" катушку с монофильной леской сечением ноль три. Насадив на леску кривой поплавок производства подвала "дядюшки Ляо" и китайский чёрный крючок из чрезмерно толстой, но вполне приличного качества проволоки, она сунула в нагрудный карман анорака пачку мелких свинцовых грузил и с нетерпением начала ждать рассвета.

Первый сюрприз рабе божией Ираиде преподнесло солнце, встав на четыре часа раньше ожидаемого, второй – конюх, накопав почти половину большого, визуально литров на тридцать, ведра отборных навозных червей. Забив до отказа червями пластмассовое ведёрко от майонеза "МЖК", Дозабелда записала в карманный блокнот время восхода местного светила и, взяв у хозяина напрокат большую корзину, сплетённую из цельных ивовых прутьев, отправилась добывать деликатесный продукт природы, имеющий высокую меновую стоимость.

Выбрав участок берега с растущим у самой воды большим кустом, она, спрятавшись за него, аккуратно стравила насадку вниз по течению. Первая поклёвка произошла секунд через десять. Похожая на огромную уклейку, примерно тридцати сантиметров в длину, рыбина отправилась на дно корзины. Когда количество пойманных "уклеек" перевалило за сорок, Дозабелда решила отказаться от теста и начать ловить на червей. Клёв "уклейки" не прекратился, но стал попадаться и язь, а потом пошёл жерех. Наловив полную корзину рыбы, землянка взглянула на часы: с начала рыбалки не прошло и трёх часов. Потратив около часа на то, чтобы дотащить улов до ворот постоялого двора, юная продолжательница дела апостола Андрея ввалилась с корзиной в белый зал, где столкнулась нос к носу с хозяином.

– Не поймала я эльфийскую рыбу, – смущённым тоном сказала она и добавила чуть бодрее. – Подскажите, что с этим делать?

– Я сейчас обслужу господ в малом зале и сразу к вам поднимусь. Скунус! Где тебя демон носит? Помоги госпоже жрице подняться наверх!

На крик хозяина из кухни появился тот самый мальчишка, который вчера принёс эльфийскую рыбу.

– Быстрица! И шереспер с мухоедом! Сеть ставили или острогой набили? – глаза мальчишки сияли так, как могут сиять только глаза прирождённого рыбака.

– Надёргала! – только тут до почтенной жрицы Единого Бога дошло, что она не имеет понятия, как перевести на местный язык слово "удочка". Ну, не было этого слова в лексиконе здешних людей. – На крючок!

– Это как? – ещё сильнее, чем при виде улова, глаза всякого истинного рыболова начинают сиять, когда он слышит про новую снасть, и Скунус не был исключением. Пришлось раскрыть свои секреты и показать маленькому коллеге удочку как она есть. Осмотрев произведение безвестных китайских мастеров, мальчик с грустью сказал: – Эльфийская вещь, золотых двадцать стоит.

– Ты можешь просто к палке нить привязать и ловить.

– А крючок?

– Я дам тебе десять, если покажешь, где можно эльфийскую рыбу поймать. Один отнесёшь кузнецу, чтоб таких же наделал, а остальными будешь ловить.

– Скунус! Какого демона ты еще здесь? Бегом на конюшню! Почистишь коня господина барона и накормишь овсом. – Как только мальчишка скрылся из вида, хозяин, разложив рядом с большой, наполненной рыбой корзиной три поменьше, максимально почтительным тоном произнёс. – Позвольте, я посмотрю ваш улов госпожа жрица?

– Так я за этим вас и звала! – Подобострастная вежливость хозяина вызывала у Дозабелды чувство некоторого смущения. Первым делом Дункус отложил в одну из корзин всю "уклейку", во вторую свалил жереха и язя, а в третью отправил десяток пойманных под самый конец судаков.

– Малькожор пойдёт на похлёбку, если изволите, я распоряжусь приготовить к обеду. Работа повара, овощи и крупа обойдутся вам в четвертинку. Шереспёра и мухоеда лучше всего потушить с морковью, сливой и молодым киратским вином, а быстрицу я бы у вас купил всю за пять медяков. Здесь сто штук ровно, я уже посчитал. Жаль, что вы не поймали эльфийскую рыбу, но быстрицу я тоже готов покупать за полушку десяток.

Соглашаясь отобедать похлёбкой из судака, Дозабелда совершенно не ожидала, что добрый повар отправит в котёл все десять рыбин. Общий вес пущенной на уху рыбы был никак не меньше шести килограммов.

– Боже, как же нам это съесть? – Принесённый двумя слугами на небольших носилках огромный, с тёмной, местами потрескавшейся глазурью, глиняный горшок занял без малого половину стола.

– Да тут минимум пинт семнадцать, а если киратскими считать, то и все двадцать будет!

– Надо есть! Не пропадать же добру. Что не сможем, можно на завтра оставить.

– Пинты две, если есть без лепешек, возможно, осилю, перед сном можно будет съесть ещё две. Два на два, да ещё раз на два будет восемь. Это ж нам целых два дня горшок этот есть!

– Какой ужас!

– А может, больше не будешь рыбу ловить?

– Буду! Денег у нас с тобой мало, да и пост надо держать.

– Какой пост?

– Поститься надо, перед тем как креститься. Ты строгий пост сейчас не осилишь, поэтому будешь есть рыбу все сорок дней.

– Сорок дней есть одну рыбу?

– Не хочешь если, то можешь не есть, но что ещё ты будешь есть, если мясо нельзя, молоко, сыр и масло коровье нельзя, яйца, птицу, сметану тоже нельзя. Не упрямься и ешь лучше рыбу.

– Ох, жестокий же у нас Бог.

– Не ной! Рыба лучше, чем ничего! И Бог даёт её даром. Хотя бы тебе! – Ответить на последнюю фразу Линне было нечем, и она поспешила приступить к трапезе.

Утром солнце опять встало на два часа раньше ожидаемого времени и Дозабелде не осталось ничего иного как аккуратно записать время, когда край местного светила появился над горизонтом, в свой блокнот. Мысль о том, что подаренные матерью на совершеннолетие дорогие швейцарские часы могли дать сбой, была отвергнута ей после того как включённый на один час мобильник полностью подтвердил точность механического хронометра. Скунус был занят работой на постоялом дворе до конца декады, количество родичей хозяина превышало число вакансий, поэтому они обслуживали постояльцев по очереди, а искать другого проводника и тем самым посвящать его в свои секреты Дозабелда не собиралась.

Придя на то же самое место, что и вчера, она решила первым делом использовать тесто. Быстрицу можно было продать, а запасы рыбы для личного употребления пока были явно избыточны и пополнению не подлежали. Несмотря на то, что клёв был явно слабее вчерашнего, а к концу третьего часа начал накрапывать дождик, дневной план в количестве сотни рыбин был выполнен и довольная собой добытчица, согнувшись под тяжестью корзины, отправилась назад.

Примерно на половине пути моросящий до этого дождик усилился и превратился в ливень. Надев непромокаемый плащ, Дозабелда прошла оставшиеся пятьсот метров, мысленно вознося благодарственную молитву Богу за то, что тот надоумил её надеть сапоги. Блестящие рыбацкие сапоги тёмно-оливкового цвета с низом из литого ПВХ и верхом из плотной непромокаемой ткани вызывали у местных жителей нездоровое любопытство. Так что утром Дозабелде стоило немалых трудов подавить в себе острое желание пойти на рыбалку в берцах. Сейчас, когда хорошо утоптанную тропинку через луг внезапно покрыли огромные лужи, только наличие сапог позволило ей сохранить ноги сухими.

И хотя Дозабелда, хорошо помня о тех титанических усилиях, которые потребовались прошлым днём для доставки улова, сегодня жёстко ограничила свой рыбацкий азарт, корзина была чертовски тяжёлой. Первой мыслью, которая пришла ей в голову, когда она наконец-то доковыляла до ворот постоялого двора, было немедленно позвать на помощь, но дождь распугал всех слуг, которые – в отличие от неплохо экипированной пришелицы из земного двадцать первого века – непромокаемых плащей не имели.

Оглядевшись по сторонам, Дозабелда случайно заметила прятавшихся от дождя у стены конюшни двух девочек лет тринадцати и мальчонку лет десяти. Одеждой им служили лохмотья, а обуви, несмотря на холодное время года, не было вообще. Похожие как две капли воды, девочки обнявшись, пытались согреть друг друга Сердце доброй и отзывчивой рабы божией Ираиды невольно сжалось. Ей хотелось немедленно согреть и накормить этих несчастных, высказать им слова сочувствия, но, вспомнив о том, как фактически находящаяся у неё на содержании Линна вчера начала было воротить нос от рыбной похлёбки, решила действовать несколько иначе.

– Эй! Вы! А ну быстро взяли корзину и понесли! – С этими словами она бросила в сторону оцепеневших от ужаса бродяжек полушку. Реакция мальчика была мгновенной. Не успела мелкая медная монета упасть в лужу, как он, опустившись коленями прямо в грязь, после нескольких секунд поиска достал её обратно. Повернувшись к девушкам, мальчишка попытался что-то сказать, но вместо слов раздались жуткие хрипы и, закашлявшись, он сплюнул в лужу большой ком зелёной вязкой мокроты.

"Бронхит или воспаление лёгких" – подумала Дозабелда, выхватывая из корзины удочку и подсачник: доверить своё крайне ценное орудие лова несчастным, но при этом весьма подозрительным личностям она побоялась.

– Куда нести, добрая госпожа? – Вид монеты в руках мальчика заставил девочек оживиться.

– Тут есть другой постоялый двор? – Дозабелда попыталась вложить в вопрос как можно больше аристократического удивления тупостью нерадивого слуги.

– Не знаем, добрая госпожа! Мы впервые в этих местах.

– Несите на этот!

– Как скажете, добрая госпожа!

Неся корзину, сёстры, а это были, без сомнения, близнецы, пошатывались из стороны в сторону, словно пьяные.

"Они же на грани голодного обморока!" – Дозабелда с содроганием подумала о том, что пришлось испытать этим детям, и твёрдо решила взять на себя дальнейшую заботу об этой троице. Поставив корзину с рыбой на крыльцо, девочки развернулись, чтобы уйти, но Дозабелда остановила их, взяв за предплечья, и, обратившись Линне, ждавшей её на крыльце с тех пор, как начался дождь, и уже успевшей изрядно замёрзнуть, сказала. – Мне кажется, что нам стоит позаботиться о них!

– Ну, разве, что для жертвы богу, – флегматично ответила шляхтянка, поворачиваясь в сторону двери, ей хотелось как можно быстрее попасть в тепло.

Майор американских ВВС Эдвард Мэрфи давно заметил, что если что-то может быть неправильно понято, то оно будет понято именно так.

Оказалось, что законы Мэрфи работают в этом мире точно так же, как и на Земле. Услышав про жертву богу, дети, ещё недавно с трудом дотащившие корзину с рыбой от ворот до крыльца, попытались сбежать с такой прытью, что Дозабелде с трудом удалось удержать их на месте. Когда надежда вырваться из лап "доброй госпожи" полностью иссякла, девочки, рухнув перед ней на колени, начали, размазывая по щекам слёзы и сопли, умолять её не приносить их в жертву своему божеству.

Глава 5

– Цок-цок, цок-цок!.. – Рысят добрые кони по вымощенному гранитными блоками киратскому тракту, стучат подковы, поскрипывает сбруя, изредка прозвенит железо, послышится негромкое восклицание кого-то из всадников или фырканье лошади. Иллон в седле девятые сутки, а Ветер всё ещё далеко впереди. О том, что будет, если они его не поймают, бойцы тайной стражи Мортагского королевства предпочитают не думать. Это шляхтич имеет право на гласный суд и защищён законом даже от воли короля, а они, пусть и имеют множество серьёзных привилегий и получают более чем солидное содержание, по сути просто рабы короны, и их начальник властен делать с ними всё, что сочтёт нужным.

– Цок-цок, цок-цок!.. – Летят искры из-под лошадиных копыт. Скоро будет ещё один город, предпоследний город перед границей и последний, где они могут поменять лошадей. В Колке нет отделения стражи, а значит, нет лошадей для замены. Нет там и барышника. Старый сидит в столичной тюрьме и ждёт своего выхода на арену цирка, где скоро станет пищей для львов, а новый пока не завёлся…

– Цок-цок-цок, цок-цок-цок!.. – перевёл на галоп коня Рулук. Иллон с завистью посмотрел в спину вырвавшегося вперёд товарища и подумал о том, что когда отряд только подъедет к городу, тот уже будет пить вино и есть наваристую похлёбку. Рулук был самый низкий и тощий, и лошадь под ним почти не уставала. Его всегда отправляли вперёд, когда нужно было предупредить коллег, чтобы те подготовились к встрече.

– Цок-цок, цок-цок!.. – звенят в ушах давно опостылевшие звуки. Иллону хочется, есть, пить, спать, а городские стены ещё не видны, но встречный ветер уже приносит запахи дыма, гниющих отбросов и нечистот, что рождает в сердце бывшего гладиатора надежду на скорый ужин и ночлег под крышей…

Уже слышен, молот слободской кузни, уже вторят молоту плотницкие топоры, уже гудят дубовые доски подвесного моста. В наступивших сумерках звенит било на храме Солнца, провожая своё божество на покой.

При свете чадящих факелов верные псы Мортагской короны пьют горячее, с мёдом и травами, местное вино, едят жирную, густую похлёбку и, не проронив ни слова, расходятся по гостевым покоям. На рассвете они тронутся в путь, а сейчас им безумно хочется спать и не следует красть у сна лишнее время.

Стучит древко копья о городские ворота Колки, дребезжат звенья прочной цепи, и решётка медленно ползёт вверх. Постоялый двор – грязный, давно требующий ремонта. Наспех собранный ужин при свете лучины, беспокойный, короткий сон и снова дорога. Ветер всё ещё впереди, но разрыв сокращается.

– Если он будет ждать на границе попутного каравана, то мы его там тёпленьким и возьмём, – ободрил товарищей Карис.

– А если нет? – угрюмо спросил командира Биран.

– Даже если он въедет в Кират, мы догоним его и просто убьём.

– Дай-то боги! – воскликнул Хон.

– Дай нам боги после дела вернуться живыми назад.

– Не ворчи! Кират ещё далеко, да и вряд ли Ветер в одиночку поедет через ничейные земли.

– Ну-ну!

– Бум-бум, бум-бум! – бьют копыта по грунтовой дороге. После Колки мощёный тракт превратился в обычную глинистую колею…

– Отвечай! Видел ты здесь этого человека?

– Никак нет! – отвечает трактирщик, трясясь как лист на ветру.

– Штаны синие! Жупан такой же! Кунтуш зелёный! Сапоги киратские с пряжками! И сабля выгнута наоборот, на серп похожа! Ну, был такой?

– С мечом странным был, ваша милость! Но волос чёрный, а на картинке блондин.

– Что, долго волосы перекрасить? Когда уехал?

– Сегодня утром!

– Со спутниками или один?

– Как есть один!

– Ну, что уставился? Жрать неси!..

– Бух-бух, бух-бух, – бьёт закованный в латы кулак о дубовую дверь.

– Мне плевать на то, что ты шляхтич и у тебя есть права! Если дашь лошадей, то король компенсирует втрое, а не дашь… Перед сеймом ответишь!

– Да-дах, да-дадах, да-дадах! – бьют копыта о доски моста через реку. Здесь когда-то была граница двух королевств.

– Тута он! – сообщает довольный Рулук.

– Чинк, Биран берёте в клещи его справа и слева. Я и Хон пойдём по прямой. Рулук, ты у нас самый юркий, постарайся сбить его с ног. Иллон! Остаёшься в дверях. Всё понятно?

– Карис! Может, проедем немного вперёд и устроим засаду? Здесь свидетелей много. Вдруг вмешается кто! Да и стоит нам отдохнуть перед делом.

– Ты сам знаешь, что сделают с нами, если Ветер опять ускользнёт! Всё! Заходим!

* * *
– Не знаю, госпожа жрица, зачем вам эти грязные оборванки, но в этот дом они не войдут! – появившийся на шум Дункус застал Дозабелду за безуспешными попытками объяснить малолетним бродяжкам, что их никто не собирается приносить в жертву. – И вам бы тоже неплохо держаться подальше от их вшивых голов.

– Я вас отлично понимаю, господин Дункус! Не беспокойтесь, я тоже горячий сторонник чистоплотности. Поэтому, если вы предоставите мне мыло, бритву и бочку с водой, я сама берусь вымыть этих несчастных и полностью избавить от вшей.

Когда под конвоем пары конюхов девочек и мальчишку вели на задний двор к общей бочке для постояльцев с третьего этажа, они плакали и молили добрых господ, чтобы отпустили их по добру – по здорову. Когда с помощью тех же конюхов с бродяжек срывали одежду и, под одобрительный гогот пришедших посмотреть на бесплатный цирк постояльцев, бросали в печь для подогрева воды, они молча царапались и кусались. Когда, забраковав принесённый хозяином парикмахерский инструмент, Дозабелда срезала нечесаные патлы маникюрными ножницами, испуганные дети могли только беззвучно плакать. Когда с помощью бритвы у них удаляли остатки волос, они не могли уже плакать, а впали в подобие ступора. Когда же несчастных засунули в бочку и начали мыть, они дошли до того состояния, когда человеку становится всё равно, и, подобно безвольным куклам, послушно выполняли приказы "доброй госпожи". Впрочем, горе их было недолгим, так как стоило им попасть в одну из комнат в апартаментах Дозабелды, как тут же перед невинными жертвами тоталитарного произвола поставили большой котёл с рыбной похлёбкой и повелели съедать быстрее, пока не испортилось.

– Что ты собираешься делать с бродяжками? – спросила Линна после того, как съела добрую половину гигантской миски рыбы под маринадом.

– Кстати, повар, здесь весьма неплох.

– Сперва их нужно во что-то одеть, а там посмотрим.

– Ты и вправду думаешь, что они не сбегут, как только найдут, чем прикрыть свою наготу?

– Мне кажется, мы их неплохо кормим.

– Но я всё равно не стала бы им доверять.

– Твоё дело! Да, кстати, ты мне хвалилась, что умеешь шить, вышивать и плести это… Как его? Кружево! Так вот, сейчас мне нужна твоя помощь.

– Я шляхтянка и на простолюдинок шить не буду!

– Не нравится? Не ешь!

– Может быть, они и сами шить умеют? – неуверенно произнесла представительница благородного сословия, но тут же, бросив взгляд на вмиг посуровевшее лицо Дозабелды, с испугом добавила. – А я буду им помогать!

Видя, как у Линны наступил и мгновенно прошёл приступ патологической шляхтянской спеси, Дозабелда задумалась о том, что голод может сделать человека умнее, причём намного быстрее, чем тысяча книг.

– Завтра надо будет купить нитки, ткани и решить, каких фасонов шить одежду. Тебе, кстати, тоже не помешает новое платье, да и мне не стоит ходить всё время в штанах.

– Хорошо! Но только я под какие-либо фасоны шить не умею. Шторы и наволочки могу, а платья мне всегда портниха шила, из крепостных.

Шить платья бродяжки, как вскоре выяснилось, не умели тоже. Все трое оказались детьми сапожника, который, после того как один пьяный шляхтич ударом сабли оставил его вдовцом, а детей сиротами, запил горькую, разорился и умер. Пил он долго, почти пять лет. За это время Вирра и Нанна часто делали за отца его работу, а Порхар, несмотря на совсем юный возраст, научился делать колодки не хуже иных пользовавшихся большим уважением мастеров.

К сожалению, после смерти отца остались долги, намного превышавшие всё их жалкое наследство, и кредиторы, недолго думая, решили пустить с молотка вместе с домом и небогатой утварью детей умершего должника. За день до торгов они сбежали, узнав, что про них уже спрашивал один очень богатый дворянин, известный на всю округу как крайне жестокий извращенец. С тех пор, как дикие звери, они прятались по лесам, и только большая нужда заставила их, выйти к людям.

Поэтому-то на вопрос Дозабелды, умеют ли дети мастерового шить, они чуть ли не хором ответили, – Мы бы с радостью, добрая госпожа, но кроя не знаем, да и кожа нам привычнее будет, чем ткань.

Дозабелда, к своему стыду, шить умела лишь на машинке, причём только медицинский колпак, будёновку и фашистскую форменную кепку, да и те только потому, что однажды помогала готовиться паре сокурсников к Хэллоуину. Но была у неё одна надежда. В школе на уроках труда их учила сумасшедшая родноверка, почему-то решившая, что девушкам двадцать первого века обязательно следует знать, как правильно шьётся национальный костюм. К счастью, выкройки русских рубах и сарафанов были настолько просты, что Дозабелда, движимая каким-то особым, присущим всему роду Кузькиных упрямством, решила рискнуть.

Первым делом следовало купить ткань. Кормившиеся с путешествующих по дороге купцов местные жители совершенно не сеяли лён, а овец разводили только на мясо. Впрочем, нельзя сказать, что имевшиеся в каждом доме примитивные ткацкие станки были только предметом интерьера. На них работали много и регулярно.

Ткань, выпускавшаяся в посёлке, была двух видов и нескольких сортов: разной степени грубости парусина из конопляного волокна и шелковистая, приятная на ощупь ткань из крапивы. В неокрашенном состоянии ткань обоих видов пускать на пошив одежды было нельзя. Основной цвет ткани первого вида считался у местных жителей некрасивым. Самые прочные и дорогие сорта были серебристо-серо-зеленоватыми, а остальные – всех оттенков жёлто-зелёного. Ткань второго вида – белую, похожую на шёлк, разрешалось носить только жрецам.

Местные жители предпочитали использовать для окраски полотна луковую шелуху. Конопляную ткань красили в тёмно-коричневый цвет и шили из неё штаны и понёвы. Крапивная же, крашенная в жёлтый цвет, шла на мужские и женские рубахи, чепцы и постельное бельё. Привознойбелёный лён стоил дорого и одежду из него берегли, надевая только по случаю каких-либо торжеств. Небелёный же лён и шерсть, хоть, и были товаром привозным, стоили вполне приемлемо и охотно покупались жителями деревни.

Дополнительной головной болью для Дозабелды стало то, что местный сапожник умел шить только довольно нескладные мокасины, которые к тому же не имели разделения на правую и левую ногу и нуждались в длительном разнашивании. Посмотрев на образцы его творчества, близнецы заявили, что, в отличие от этой безрукой деревенщины, умеют шить настоящие сапоги, а не это недоразумение. К сожалению, местный кузнец хоть и взялся с готовностью предоставлять для нужд госпожи жрицы любой инструмент, в том числе и сапожный, но цену назначил неподъёмную. Имевшиеся у Дозабелды три золотых грозили уйти на одежду, обувь и уже заказанную у местного бондаря большую бочку, в которой юная проповедница собиралась совершить обряд крещения, почти без остатка, а это совсем не входило в её планы.

Разрываясь между суровой необходимостью и нежеланием тратить заначку, находчивая представительница поколения пепси решила устроить аукцион и выставить на продажу одну очень редкую, крайне полезную и потрясающе дорогую вещь.

Когда Дункус увидел в первый раз это "произведение эльфийских мастеров", то аж затрясся. Когда же Дозабелда предложила ему одну десятую часть с продажи за помощь в реализации плана, он так долго благодарил госпожу жрицу за оказанное доверие, что она неоднократно успела пожалеть о своей непомерной щедрости.

Устроить аукцион решили в день, когда на постоялый двор заехали два встречных купеческих обоза, с которыми путешествовали целых пять благородных рыцарей и даже один жрец местного покровителя виноделов Марокхака. Стоит ли говорить, что в белом зале в тот день было тесно, и дополнительное развлечение в виде торгов прошло на "ура". Первый и единственный лот, благодаря активной рекламной кампании, которую развернул трактирщик, быстро вырос в цене и в итоге был продан за двадцать пять золотых дукатов. Толстый, с хитрыми бегающими глазками, жрец без сожаления отсчитал деньги, заявив:

– Сей тончайший сосуд из драгоценного гибкого стекла несомненно является одним из семнадцати волшебных бурдюков, дарованных людям богами. Скоро он займёт подобающее ему место на алтаре нашего храма.

Ссыпав золото в кошель, Дозабелда, предупредила покупателя о правилах обращения с изделиями из пластмассы, после чего торжественно вручила ему пустую пластиковую бутыль из-под кока-колы.

Решить финансовые проблемы было лишь половиной дела. Местные ткали только для себя, а караваны с мортагским льном и рагнетской шерстью должны были появиться только весной. К счастью для потенциальной главы первой христианской общины этого мира, ей удалось купить большую партию кожи, и пробродившие по лесам без малого год Вирра и Нанна ушли с головой в работу, по которой уже успели соскучиться, а Порхар, выточив – на удивление быстро – пять пар колодок, активно им помогал. В соответствии с утверждённым на общем собрании планом, юные мастера взяли на себя обязательство сшить за месяц, состоящий здесь из сорока дней, всем по паре остроносых кавалерийских сапог и паре сандалий на лето.

Вопрос с тканью помог решить Дункус, сведя юную проповедницу с парой лиц откровенно бандитской наружности, притащивших на опушку леса два больших тюка с необходимыми ей изделиями ткацкого производства. Первым делом, как только ткани перестали быть проблемой, Дозабелде пришло в голову попробовать себя в ремесле красильщика. Ещё когда отпрыски семьи Кузькиных, не подозревая о предстоящих им драматических событиях, ехали в электричке, Дозабелда купила у не слишком приятного вида торговки два полных комплекта анилиновых красок, включавших по тринадцать пакетиков красителя разных цветов для хлопковых тканей и по столько же для шерстяных.

Заказав у местного гончара огромный, глазурованный изнутри горшок, она после недолгого раздумья решила использовать для первого раза краситель цвета бордо. Разведя в соответствии с инструкцией два пакетика краски в пятнадцати литрах воды, она опустила в раствор: двадцать пять локтей белёного льна, семь локтей небелёного, столько же тонкой пеньковой парусины и десять локтей белой ткани из крапивного волокна.

Белёный лён и крапивная ткань получились именно того цвета, в который их собирались окрасить, а вот с парусиной и небелёным льном вышел конфуз. Окрашенный бордовой краской лён натурального серого цвета вышел почти что чёрным, а парусина – так и вообще грязновато-коричневого оттенка. Недолго думая, Дозабелда решила использовать выкрашенный в бордовый цвет белёный лён на отделку женских рубашек. Из него было решено кроить полики, ластовицы и клинья в низу рукава.

За каких-то шестнадцать дней Линной было сшито восемь рубах, по две каждой девушке в их коллективе. Четыре из них были парадными, с верхом из белёного льна, и столько же – повседневными, с верхом из льна небелёного. Низ рубах, который должен был оставаться скрытым под сарафаном, из экономии сделали парусиновым. Сарафаны было решено сперва сшить из белой конопляной ткани, а после уже готовыми красить в нужный цвет.

В первую очередь одеждой следовало обеспечить детей покойного мастера сапожных дел как самых нуждающихся. Выкроив семь равных по длине полос ткани, лиф и широкие бретельки, Дозабелда отдала их подруге, подробно объяснив, как следует шить. Линна справилась за пять дней. Посчитав результат удовлетворительным, раскроили второй сарафан. Однако, завершив его, шляхтянка твёрдо сказала своё гордое "фи". Размахивая перед лицом подруги исколотыми пальцами, она заявила, что шить одежду с таким количеством сборок больше не будет. Пришлось Дозабелде кроить для себя и Линны косоклинные сарафаны с хвостом, о шитье которых она имела лишь приблизительное представление.

Последним получил одежду Порхар. Его гардероб составили две рубахи, штаны из того самого куска парусины, который был забракован после неудачной попытки покрасить его в бордовый цвет, и жилетку, также из забракованного куска льна, раскрой которой Дозабелда скопировала со своей разгрузки. Для защиты от холода были сшиты пять шерстяных пончо. Когда же подошло время снова заняться покраской, случился первый грандиозный скандал.

– Одевать в зелёное платье простолюдинку неправильно! – кричала Линна.

– Перед богом все люди равны!

– Перед богом может и да, но, что о нас люди подумают?

– Разве шляхтянка не может отдать своё старое платье служанке?

– Может, но платье новое!

– Так мы скажем, что ты была аккуратной девочкой и выросла из платья быстрее, чем оно истрепалось.

– Хорошо, но пускай тогда Нанна и вправду прислуживает мне, а Вирра тебе! На людях хотя бы. – Дозабелде, поставившей себя с первых дней общения с близнецами на роль госпожи, тут крыть стало нечем, и она согласилась с тем, что иметь прислугу двум благородным дамам просто-таки необходимо, в том числе и для поддержания статуса.

Второй скандал произошел, когда Линна и Нанна уже облачились в сарафаны зелёного цвета, а Вирра и сама Дозабелда – в синие. Не желая даже слышать про чепец, который здесь носили практически все, вне зависимости от пола и возраста, единственная девушка в этом мире, имеющая членский билет КПРФ, решила сшить себе идеологически правильный головной убор.

Промучившись целый день, Дозабелда, желая облегчить себе жизнь, решила, что остальным лучше сшить то, что попроще, а именно, медицинские колпаки. У Вирры и Нанны эта идея не вызвала возражений, впрочем, как и восторгов, а вот в Линне снова взыграла дворянская спесь и она потребовала себе "такую же шапочку с острым верхом". Порхар же, услышав как-то, что на родине у Дозабелды не все головные уборы, которые носят женщины, пригодны также и для мужчин, равно, как и наоборот, попросил сшить ему стопроцентно мужскую шапку.

В процессе шитья колпаков Дозабелда, привыкшая относиться ответственно ко всему, что бы она ни делала, была вынуждена признать их холодными для зимы и не слишком необходимыми летом. Утеплив же их двумя слоями толстой шерстяной ткани и подкладкой из парусины, она пришла к выводу, что попытка поиска лёгких путей, как всегда, привела к лишней работе.

В тот день, когда головные уборы были готовы, исколовшая все пальцы Дозабелда поняла, что шить она не умеет, да и не хочет, и даже радость в глазах Порхара, щеголявшего в кепке а-ля-вермахт, имевшей все перспективы быстро войти в моду, не служила ей утешением. Спихнув на изрядно продвинувшуюся в ремесле швеи Линну всё, что можно, и всё, что нельзя, она каждый день до обеда ловила рыбу, а весь вечер посвящала чтению вслух святого писания.

К сожалению, немного приболевший бондарь не успел изготовить заказанную ему купель в срок, и обряд пришлось проводить в приходившийся на день зимнего солнцестояния важный для всех местных жителей праздник Заклинания Солнца.

Подождав, пока вся прислуга и постояльцы покинут территорию хозяйства достопочтенного Дункуса и отправятся в священную рощу – совершать обильные жертвы и молить кучера светоносной повозки не покидать этот мир насовсем, Дозабелда надела на себя специально сшитое для этого случая облачение. Ритуальный комплект состоял из четырёх основных предметов одежды и одного атрибута. Во-первых, окрашенная в радикальный чёрный цвет цельнокроеная парусиновая рубаха с узким воротником-стойкой. Во-вторых, расклёшенная безрукавка длиной ниже колен из белой крапивной ткани. В-третьих, бордовая епитрахиль с вышитыми жёлтой нитью крестами и рыбами. В-четвёртых, голову самозваной священницы новой церкви покрывала чёрная парусиновая скуфья. И в довершение на груди висел небольшой отлитый из меди наперсный крест на простой пеньковой верёвке.

Первым был крещён Порхар получивший во Христе имя Прохор, потом Вира, ставшая Верой, и Нанна, которой было наречено имя Надежда. Линна же, решительно отказавшись от предложенных ей на выбор Лены и Любы, долго мучила Дозабелду вопросами о происхождении и значении имён и, в конце концов, выбрала то, которое можно было перевести с древнегреческого как "дикая лошадь".

Несмотря на то, что она первой дала согласие принять новую веру, Линна медлила. Изначально желая лишь угодить богатой подруге, она со временем стала испытывать странную, необъяснимую даже ей симпатию к чудаковатому Богу, позволившему простым смертным предать его мучительной казни. Неестественность этой истории так поражала шляхтянку-язычницу, что когда Дозабелда однажды сказала: "Верую, ибо абсурдно!" – Линна вдруг поняла, что историю жизни и смерти Христа никогда, ни один человек так не смог бы придумать. Так придумать могла лишь сама жизнь! Много раз повторяла с тех пор Линна: "Верую ибо абсурдно!" – в мыслях своих. И всё больше верила в то, что он жил, творил чудеса, был казнён и на самом деле воскрес.

Стоя перед купелью, сейчас вспоминала она всю свою жизнь. И то, как исходила завистью к старшим, нашедшим себе женихов, и как беспричинно шпыняла младших сестёр. Как срывала злость на крепостных и нарушила волю отца. Сейчас ей, слышавшей уже благую весть оглашенной, та прежняя Линна казалась воистину сосудом порока. Да, она не была вовсе злой от природы, и, пускай не всегда, но достаточно часто помогала попавшим в беду, но она, как и все, не была без греха. Соблюдение таких простых на словах и в то же время невыносимо трудных на деле заповедей должно было изменить всю её жизнь. Ещё можно было дать задний ход и остаться верной старым богам, да вот только веры в них уже не было в душе Линны…

Собрав всю свою волю в кулак, она влезла в купель, охваченная лёгкой дрожью. Но, услышав, как где-то совсем рядом с ухом, сейчас не подруга её Дозабелда, но священница Ираида тихо шепчет: " Во имя Отца и Сына и Святого Духа…", новокрестящаяся внезапно успокоилась и, совершенно расслабившись, дала макнуть себя с головой. Вылезая из купели, новая христианка была уверена, что более нет прежней наивной шляхтянки Линны, а есть раба божия Агриппина, и это уже навсегда!

Глава 6

Хорошо посидеть на берегу озера с рагнетским неводом! Рагнетцы, впрочем, называют его эльфийским, хотя появился он в их стране ещё во время нашествия лариготов. И как керсуты сами не додумались до такой простой вещи? Нить, палка, железный крючок с зазубренным острым жалом… Ан нет, не ловили рыбу керсуты таким простым способом, и никто не смог бы ответить, почему, задайся он этим вопросом. В Мортаге так никто не ловит до сих пор, а в Кирате, поближе к рагнетской границе, мальчишки вытачивают костяные крючки и ловят на них рыбу, иногда даже крупную, но взрослые считают это всё баловством и по старинке ставят сети и бьют рыбу острогой.

Пока в котелке не остыла уха, как здорово зачерпнуть её большой глиняной ложкой и, подув для порядка на горячее жирное варево, проглотить, ощущая, как волна жара, пройдя через пищевод, приятным теплом растекается по всему телу! А после, когда со дна котелка куском ячменной лепёшки будут собраны все остатки, можно и продлить удовольствие. Залить в котелок две киратские пинты вина, положить пару ложек густого, тягучего мёда, немного пряностей и подогреть – впрочем, не доводя до кипения. Медленно попивая вино из большой глиняной кружки, приятно посмотреть, как солнце, уходя на ночь в страну эльфов, медленно заливает небо над белоснежными вершинами Гномьего хребта всеми оттенками красного цвета. Но как жаль, что служба Киратской короне редко даёт возможность вот так просто сесть на берегу и поудить рыбу! И сразу же после встречи с очередным агентом Аэриосу придётся продолжать путь.

Дорога домой! Что может быть милее сердцу? Гнедая кобыла резво идёт под седлом. Простая глинистая колея стремится на восток, оставляя далеко за спиной Гномьи горы. Мориска – грязная, многолюдная, крикливая, как почти все местные города, обогнута по широкой дуге. Мощёный киратский тракт идёт строго на север и даже в зимнее время весьма оживлен. Спешит в столицу караван гномов. Ему навстречу плетётся эльфийский обоз. Магнаты с запада так подняли пошлины на проход через свои земли, что нелюди возят товары через Кират. Оно и к лучшему. Пусть казне будет лишняя прибыль.

Свежий ветер обдувает лицо. Здесь он не такой холодный, как дома, но все, же зимний, и приходится кутаться в шарф. Крестьяне кланяются так низко, что становится не по себе. В Кирате такое не принято. Ночлег на постоялом дворе в общей комнате для небогатой шляхты. У многих из них нет за душой ни гроша, но есть в избытке гонор и спесь. Наутро пришлось скрестить мечи в поединке. Подарок странной разбойницы не подвёл, чего нельзя сказать о сабле противника из дрянного железа. Отрадно, что в этот раз не пришлось убивать, но вряд ли этот задира проживёт долго.

Отчёт агента не принёс радости. В Кирате заговор! Но теперь он знает их имена. Домой, домой! Сейчас можно ещё отделаться малой кровью.

Но что это? Лошадь начинает хромать, потеряла подкову. Придётся искать кузнеца. В ближайшем поместье хозяин не стал брать денег за работу раба, но с ним пришлось пить всю ночь, а утром снова в дорогу. Глаза слипаются, болит голова, но надо спешить. Ещё один постоялый двор, денег мало, но пришлось снять комнату. Проспал и встал за полдень. Пришлось задержаться ещё на одну ночь, но кобыла теперь идёт заметно резвее. Граница, дальше идут ничейные земли. Усталость накапливается. Пожалуй, стоит завернуть в ближайший по тракту бордель, немного расслабиться. Да и лошади снова нужен отдых.

Женщины! Сколько радости вы приносите в нашу жизнь. Сколько дарите вы нам душевного тепла и ласки! Как жарки бывают ваши объятья и нежны поцелуи… Как заблудившийся в жаркой пустыне грезит о воде, как унесённый в открытое море мечтает сойти на берег, так каждый мужчина, лишённый женского общества, желает его вновь обрести. Не беда, что за любовь заплачено. Печально, что та, с которой слился в объятиях, рабыня и лишь выполняет приказ хозяина, но и это можно стерпеть. Да ещё утром, тронувшись в путь, ты брезгливо подумаешь о том, сколько было мужчин у неё до тебя и сколько еще будет после, но сейчас это не важно…

Лесная дорога, утоптанная, наезженная колея, к которой стеной подступают деревья, и лишь боги ведают о том, кто смотрит на тебя из ближайших кустов. Опасно пускаться по ней в одиночку, но выхода нет. Кобыла идёт быстрой рысью. Славная лошадь! Пожалуй, стоит забрать её себе насовсем.

Привал под открытым небом. Костёр потрескивает, навевая мысли о недавнем прошлом. Разбойница, подарившая этот странный клинок, кто она? Увидится ли он с ней снова? Аэриос не был чужд искусству любви и обольщения, и с юных лет до сего времени одержал на этом поприще много побед, но каждый раз, когда отец заговаривал с ним о женитьбе, сын отнекивался, говорил, что ещё не готов, что очень занят по службе… Вокруг него всегда было много женщин. Богатых, знатных, из хороших семей, но ни одна не тронула его сердце так, как эта. Быть может, его страсть к загадкам сыграла с ним злую шутку, трудно сказать, но вдруг это и вправду любовь?

Рассвет. Размочить в вине сухую лепёшку и быстро съесть. Сейчас не стоит возиться с костром. Быстрей в седло и вперед, вперёд! Когда на кону судьба королевства, нельзя терять время по пустякам. Вот и мост, за ним бывшие киратские земли. Сейчас ничейные, но он уверен, что это не навсегда. Не так важно, сколько пройдёт времени, главное, что всё утраченное в той далёкой войне будет возвращено. Деревня с постоялым двором, единственное в этих землях легальное поселение, к воротам прислонён рагнетский невод. С седла крючок не разглядеть, но это и не имеет значения. Здесь не использовали раньше даже костяных. Может купец заезжий научил, может какой мальчишка сам придумал, но мир на месте не стоит. Он постоянно изменяется, и надо следить за тем, чтобы меняясь, мир становился лучше. А иначе жизнь просто теряет всякий смысл.

* * *
Она узнала его не сразу. Дозабелда всё ещё путалась в местных обычаях, правилах поведения и приличествующих тому или иному сословию нарядах, но отличать мортагского шляхтича от киратского рыцаря уже умела, да и признать блондина в жгучем брюнете было весьма затруднительно. Скользнув взглядом по вошедшему в трактир путнику, глава в очередной раз подросшей, но ещё всё равно очень маленькой церкви дала знак повару и, положив локти на стол, стала смиренно ждать прихода своей вечно опаздывающей паствы.

Аэриос занял место в углу, лицом к залу.

– Всегда садись в дальний от входа угол и не дай боги тебе повернуться к залу спиной, – учил его Арсо из Буртса. Старик прослужил в тайной страже всю свою жизнь и не раз выходил невредимым из самых опаснейших ситуаций. "Разбойница" сменила штаны на платье, но не узнать её всё равно было нельзя. Впрочем, платье было столь же чужеродным для этой стороны света, как и её прежний костюм. Да и можно ли назвать платьем широкую юбку на помочах, начинающуюся от подмышек.

"Похожие туники носят в Рагнетии, но не такие", – подумал Ветер и бросил быстрый взгляд в сторону двери. "О! А она здесь такая не одна", – удивился главный шпион королевства и, не забывая о конспирации, стал незаметно наблюдать за вошедшими.

Две девицы, примерно одного возраста, были облачены в такие же, как и на "разбойнице", не то юбки, не то платья, но не синего, как на ней, а зелёного и фиолетового цветов. Спереди у всех троих сверху донизу были нашиты две жёлтые с чёрным орнаментом шёлковые ленты, превращавшие одеяние девушек из бесформенных мешков примитивного кроя в одежду хоть экзотическую, но достаточно дорогую, отчасти даже престижную. Ещё три девушки были облачены в похожие платья, но без отделки дорогими лентами, зато со значительно большим количеством сборок на спине и груди. По тому, как расселись девушки, а также обратив внимание на то, что платья с отделкой и без отделки были сшиты из ткани одного и того же сорта и качества, Аэриос сделал вывод, что девушки в более скромных платьях – служанки, а те, что в платьях с лентами – компаньонки. И цвета лент – это цвета их госпожи. У всех шестерых из под бретелек выглядывали белые льняные рубахи с длинными, довольно широкими, собранными в узкие манжеты рукавами. Рубахи были отделаны вставками из тёмно-красной ткани, что придавало девушкам вид зажиточно-расточительный.

За один стол с девушками уселись четверо молодых людей. Двое вооружённых саблями мрачных парней откровенно бандитской наружности были, как показалось Ветру, братьями или иными близкими родственниками. Несмотря на сравнительно юный возраст братцев, их вполне можно было причислить к категории подающих надежды головорезов. Худой парень лет семнадцати был, скорее всего, небогатым купцом, и на сидевших напротив него головорезов косился со смесью страха и ненависти. Четвёртый же был ещё совсем ребёнок, но при этом, в отличие от "купца" и "головорезов", держался более уверенно и – по отношению к последним – немного надменно. Вскоре из кухни принесли внушительных размеров горшок – правильнее было бы нахзвать его котлом или чаном, и на весть зал пахнуло рыбной похлёбкой. Встав "разбойница" слегка покашляла, прочищая горло, и после того как другие её сотрапезники поднялись со своих мест, произнесла:

– Отче наш, сущий на небесах!

Да святится имя Твое,

да придет Царство Твое,

да будет воля Твоя

и на земле, как на небе;

хлеб наш насущный дай нам на сей день;

и прости нам долги наши,

как и мы прощаем должникам нашим;

и не введи нас в искушение,

но избавь нас от лукавого.

То, что "Разбойница" попросила некоего небесного отца подать ей хлеба на этот день, стоя перед огромным горшком, наполненным похлёбкой, и блюдом с горой свежеиспечённых лепёшек, показалось Аэриосу весьма забавным. Закончив свою молитву, она уселась во главе стола и, взяв одну из лепёшек, разломила её. Это стало сигналом к началу трапезы. Две девушки, судя по неотделанным лентами платьям – служанки, стали разливать горячее, ароматно пахнущее варево. Девушка, севшая справа от "разбойницы", ела уху неохотно, то и дело поглядывая на жареные свиные рёбра на соседнем столе. Две служанки, в синем и зелёном платьях, ели степенно, не торопясь. Мальчишка в красновато-чёрной жилетке важно зачёрпывал ложкой похлёбку, дул на неё и аккуратно отправлял в рот. "Купец" старался изо всех сил соблюдать приличия, но было видно, что он мало ел в последнее время и это даётся ему нелегко. Дама в фиолетовом платье вела себя также, и только её служанка да пара "головорезов" отдались поглощению пищи со всей страстью истинных простолюдинов.

– Скажите матушка Ираида, а разве люди, запятнавшие себя кровью невинных людей, могут рассчитывать на спасение? – осторожно спросила Лайя. В случившемся пять дней назад нападении на их обоз она не только потеряла отца, но и фактически стала бездомной, так как денег, вырученных от продажи единственного героически спасённого братом тюка сиенских шёлковых лент, не хватило бы даже на, то чтобы погасить пятую часть висевшего на их семье долга. Кинта с братьями в том нападении не участвовали, так как за день до этого были вынуждены покинуть банду и сейчас заявляли, что твёрдо решили вернуться в общество честных людей, однако присутствие их за столом тяготило Лайю. То, что быть пастырем – дело нелёгкое, Дозабелда знала всегда, но она не могла раньше даже представить насколько.

– Знаешь Лайя, не каждый бандит способен раскаяться и полностью изменить свою жизнь, но, хоть и редко, такое всё же случается.

– И бандиты, оставившие меня сиротой, тоже могут спастись?

– Захотят ли они это делать? – разговор Дозабелде нравился всё меньше и меньше.

– Предположим, что захотят?

– Мы должны нести слово божие всем, включая самых заблудших. Но мне кажется, что разбойные люди вряд ли услышат его.

– Почему?

– Потому что для этого им нужно будет признать, что они очень сильно были не правы, а на это не каждый способен. Человеку заблудшему проще считать, что прав только он, а другие – нет. Вот такие люди и придумывают себе ложных богов, оправдывающих их греховные поступки.

– Ну, а как же Иллан с Ненаком?

– Ну… Они ещё не спаслись, но пытаются сделать это.

– Крещение смоет с них все грехи!

– Тому, кто привык жить в грехе, будет сложно не наделать их снова. Смысл веры в том, чтобы со временем, может быть под самый конец земной жизни, научиться жить без греха. Поверь, на такое не всякий способен.

– Не значит ли это, что все мы имеем не слишком много шансов спастись?

– Спастись с божьей помощью может каждый. Бог милостив и простит людям многие их грехи, но нужно его успеть попросить о прощении ещё в этой жизни.

– Так нужно грешить и просить прощения или не грешить вовсе?

– Никто не сможет совсем не грешить, но стремиться к этому нужно.

– Так…?

– Важно иметь твёрдоё стремление не грешить, а кого спасти Бог решает сам.

– Иными словами, я могу иметь стремление не грешить, а Бог меня возьмёт, да и не спасёт?

– Если стремление твоё будет не достаточно искренним, то да.

– А какое достаточное?

– Неизвестно.

– Почему?

– Чтобы люди стремились к большему, а не к достаточному.

– А…?

В течение этого короткого разговора Дозабелда сто раз успела пожалеть о том, что взвалила на себя бремя проповеди истинной веры, и уже стала всерьёз сомневаться в успехе своей миссионерской деятельности, как в зал ворвались люди в чёрных кунтушах и напали на шляхтича, что сидел в самом дальнем углу.

То ли шляхтич показался ей смутно знакомым, то ли Лайя так довела Дозабелду своими вопросами, что ей требовалось срочно спустить лишний пар, но, не думая ни секунды, она схватила пустую миску и запустила ею в ближайшего из нападавших.

Не смотря на то, что Иллан с Ненаком решили встать на путь исправления, их боевые навыки никуда не пропали. Атаман их бывшей банды преуспевал не столько за счёт слепой удачи, сколько благодаря тому, что учил своих подчинённых беспрекословно выполнять все его приказы, не раздумывая, по одному только взгляду или взмаху руки. Не успел ещё сосуд из обожжённой глины разбиться о голову одного из чёрнокунтушников, как братья уже выхватили сабли и бросились на выручку совершенно незнакомому шляхтичу. Да и как не броситься, коль сейчас матушка Ираида была для них атаманом, а приказы атамана, даже не высказанные им, вслух, следует неукоснительно выполнять.

Аттер к бандитам, пускай и бывшим, симпатии не питал. Сколько-нибудь серьёзным авторитетом Дозабелда для него не являлась, и только растерянность и апатия, завладевшие им после смерти отца, заставляли его держаться за полоумную жрицу странного Бога и её столь же странных последователей. И вот он стоя смотрел на то, как Иллан с Ненаком сражаются с превосходящими силами мортагской стражи, а девушки, в том числе и его сестра, осыпают чёрнокунтушников мисками, кружками и кувшинами из-под вина. Постепенно чувство стыда заставило его покраснеть, а гордость сама вложила в его не слишком крепкую руку короткий меч караванщика. Превозмогая страх, Аттер издал какой-то жуткий нечленораздельный вой и бросился в яростную атаку. Дальнейшее он помнил плохо, но когда охвативший его приступ боевого безумия прошел, то вид крови на лезвии меча в его руках и последних судорог почти мёртвого тела у него под ногами сперва произвёл на него рвотный эффект, а после и вовсе заставил отправиться в неглубокий, но продолжительный обморок.

– Ай-ай-ай ваша милость, да как же это? Говорил я вам взять топор? Говорил! А теперь? Что ж теперь будет-то? Один ушёл! Приведёт подмогу, а вам с такой раной и не уйти. Может вам в лесу спрятаться. Да и вам, госпожа, тоже стоит людей своих увести от беды подальше, – причитания Дункуса ещё долго лились рекой, отчего Дозабелде, сшивавшей рану Аэриоса без наркоза, было вдвойне сложнее сохранить самообладание и довести начатое до конца.

– Агриппина! Собирай вещи! – крикнула она на Линну, сидевшую в углу тихо, как мышь, а потом, повернувшись к трактирщику, негромко добавила:

– Нам потребуется большой котёл, топоры, лопаты, овечьи шкуры и вообще всё, что бывает нужно для обустройства лагеря.

Отложив окровавленную иголку, недоучившаяся медсестра широкого профиля осушила кружку с крепким мортагским вином и продолжила выполнять обязанности главы общины.

– Прошка! Быстренько обыщи убитых. Да ты что, боишься? Мертвые не кусаются! Ненак! Живо собери лошадей напавших и спрячь их в лесу. Иллан! Пойдёшь с братом! будешь следить за дорогой. Кинта! Быстро беги на кухню. Попроси, что бы дали крупы, лепёшек, мяса вяленого на неделю. Колбасу возьми ещё, соли и сала. Лайя, сбегай в деревню, купи мешков попрочнее. Ничего с Аттером не будет. Первый раз, небось, убивал? Первый раз всегда так бывает, я как лекарь это тебе говорю. Веерка, живо в деревню, узнай, не продаст ли какой крестьянин телегу. Хотя стой, лучше будет купить через Дункуса. Надя, что ж ты стоишь, как вкопанная? А…? Не слышу? Агриппине иди помоги!

Эвакуация из постоялого двора прошла успешно. Ещё до захода солнца Дозабелда со своей немногочисленной паствой разбили лагерь на берегу живописного озера у впадения в него небольшого, но очень быстрого и довольно глубокого ручья. Поместив раненого в палатку, матушка Ираида поручила его заботам Прошки, а сама вместе с остальными последователями расположилась на ночлег под большим туристическим тентом. А рано утром она прицепила к спиннингу примитивную блесну-ложку старого советского образца и за какой-то час с небольшим обеспечила свой отряд рыбой на два дня вперёд. Перекусив наскоро вместе с продравшей глаза паствой, Дозабелда нашла в лесу небольшие заросли чистотела и, приготовив из него целебный отвар, наложила компресс-повязку Аэриосу на рану.

Покормив больного, она положила руку на его голову и была неприятно удивлена ощущением сильного жара, исходящего от него. Дабы избежать ошибки, Дозабелда склонилась над раненым и поцеловала его в лоб. Лоб оказался очень горячим, а больной слишком прытким, так как зачем то, забыв о своём ранении, полез обниматься.

– Лапы свои убери! – взревела дочь защитника Белого дома и влепила Аэриосу оплеуху.

– Прости! Я думал…

– Он думал? Indjuk тоже думал! Жар у тебя! В-о-с-п-а-л-е-н-и-е! Пойду в лес травки искать. Хотя какие сейчас в лесу травки? Смех один, а не травки. Моли Бога, чтоб он тебе жизнь оставил!

– Какого бога мне следует молить? – поинтересовался больной, который хоть человеком особо религиозным не был, однако никакой радости от перспективы загнуться в расцвете лет не испытывал, да и дел незаконченных было много, и умирать именно сейчас было бы с его стороны крайне безответственным поступком.

– Есть только один настоящий Бог, а все остальные – ложные!

– Какой же из всех богов настоящий?

– Тот, которому молюсь я!

– И как зовут этого бога?

– Зови его Бог Авраама, Исаака и Якова или просто Отец!

– А имя у этого отца есть?

– Зачем ему имя? Он же один. Других богов нет! Хотя можешь звать его Саваофом. – сказав это, она вылезла из палатки и, захватив с собой на всякий случай Иллана, отправилась бродить по окрестностям в поисках хоть чего-нибудь целебного.

* * *
Иллон не смог ничего сделать. Просто не успел. Первым был убит Чинк: брошенная какой-то девчонкой миска разбилась о его голову, и пока тот приходил в себя, подлетевший к стражнику разбойного вида парень ударом сабли развалил бывшего гладиатора от левой ключицы до правого бедра. Вслед за Чинком в царство мёртвых ушёл и Рулук. Не имея возможности сбить Ветра с ног, он сначала пытался огреть его стулом, а после прижать столом к стене, но стол оказался слишком тяжёлым, и киратский шпион успел раскроить Рулуку голову своим странным мечом. Хон остался без головы, не успев даже вытащить саблю из ножен. Он всегда доставал её в самый последний момент, но сейчас, когда дичь была совсем близко, азарт охотника сыграл с ним злую шутку и один из лучших мечей королевства погиб от коварного удара в спину, которого совершенно не ожидал. Увидев, что превосходство не на их стороне, Иллон бросился на помощь остальным, но был сбит с ног броском большого глиняного кувшина, а когда снова поднялся на ноги, всё было, кончено и он предпочёл убежать. Вскочив в седло, единственный оставшийся в живых стражник поскакал в сторону мортагской границы, но не успевшая отдохнуть лошадь скоро пала, и он был вынужден идти дальше пешком, моля богов о том, чтобы за ним не было погони.

На третий день пути, когда страх быть настигнутым киратцами прошёл, в душе верного раба мортагской короны появились серьёзные опасения, что предстань он пред ясные очи начальства, как тут же будет назначен виновным во всех неудачах и, скорее всего, умрёт медленной, крайне мучительной смертью. Бежать в Кират было глупо, так как там со дня на день должен был состояться переворот, в результате которого к власти должны были придти такие люди, что на защиту от прежних хозяев надеяться было бы слишком наивно. Прибрежные королевства хоть и вели свои торговые дела по всему известному миру, в вопросах предоставления подданства признавали только право рождения, и не имевший в этих микроскопических странах родственников чужак мог рассчитывать только на участь раба на галерах. Рагнетия, славящаяся своими просторами, снежными зимами и никогда не прекращающимся бардаком, могла стать идеальным местом для того, чтобы в ней затеряться, если бы не одно "но". Пытаться попасть туда через готовый в любой момент взорваться Кират было слишком опасно. "Похоже, придётся пойти в бандиты", – подумал Иллон за мгновение до того как какое-то чахлое деревце внезапно рухнуло на дорогу и преградило ему путь.

– Слышь fraer, сабельку на землю кинь, а не то я стреляю, – раздалось из кустов.

– Я хочу говорить с атаманом!

– А зачем тебе с ним говорить?

– Надо!

– Кому надо?

– Мне надо!

– А мне не надо!

– Атаман, возьми меня в свою банду!

– Зачем?

– Я хороший боец!

– Зачем ты хочешь вступить в мою банду?

– В бегах я!

– От кого бегаем?

– Ото всех.

– Что, совсем ото всех?

– Ну, почти.

– Почти – это как?

– Рассказывать долго.

– Так мы не торопимся.

И Иллон рассказал обо всём без утайки, а после того как закончил рассказ, увидел перед собой двух парней и девчонку – причем все трое были в странной, мешковатого вида одежде из ткани цвета коровьей лепёшки.

– Вообще-то мы не разбойники, а povstancy, – сказал парень на вид семнадцати или чуть более лет, который был в этой троице старшим.

– Это как? – не удержался от вопроса Иллон, услышав незнакомое слово.

– Сражаемся за свободу, равенство и эту… Как её? Social" nuju справедливость! – сказала девчонка и, чуть подумав, добавила – Короче, мы выступаем за всё хорошее против всего плохого!

– И ради этого грабите одиноких путников на дороге?

– Что делать? Revoljucii нужны деньги, – как бы нехотя произнёс младший из парней и первым направился в лес по едва заметной тропке.

И "атаман", и его компаньоны – назвать эту троицу бандой Иллон даже спьяну бы не смог – вызывали у него ощущение дурацкого сна, но при этом он всё же ничуть не удивился, когда в тени леса к отряду пристроились сзади два эльфа, облачённых в длинные, покрытые, словно птица перьями, зелёными и жёлтыми лоскутами накидки, и, положив руки на оголовья мечей, дали понять новому члену банды, что с ними ему шутить не стоит.

Глава 7

Блестящий камушек в ручье Дозабелда заметила сразу.

"Пирит, наверное", – подумала она и нехотя опустила руку в воду. Вода была очень холодной, но дисциплинированная дочь защитника Белого Дома знала точно, что если начал что-либо делать, то обязательно доводи до конца, поскольку, бросив на полдороге начатое однажды, можно потом вообще перестать доводить начатое до конца, постоянно находя себе какое-нибудь оправдание. Сжав зубы, она нащупала на дне странный камень и очень быстро вынула его из воды. Несмотря на небольшие размеры, камень оказался необычайно тяжёл.

"Как интересно, а свинец бывает жёлтым?" – задала себе вопрос Дозабелда и решила попробовать расколоть странный камень, чтобы посмотреть, что у него внутри. Положив его на большой, отполированный водой кусок гранита, она вынула из ручья крупный голыш и ударила им по странному камню. Сперва девушка била несильно, но странный камень упорно не хотел разбиваться, и ей пришлось постепенно увеличить силу ударов. Когда и это не помогло, она взяла объект своих экспериментов в руку и снова внимательно осмотрела. Предмет имел явные следы сплющивания, из чего Дозабелда сделала вывод, что, во-первых, он металлический, а во-вторых, цельный.

– Не знаешь, что это за блестяшка такая? – спросила она Иллана, который, как и положено охраннику, изображал статую рядом с ней.

– Я могу ошибаться, но это очень похоже на золото, госпожа, – ответил ей оглашенный и с нескрываемым интересом начал осматривать дно ручья. Заметив в глазах подчинённого нездоровый блеск, Дозабелда решила, что раз процесс невозможно остановить, то его нужно возглавить и, не став дожидаться, когда золотая лихорадка затмит разум бывшего бандита, быстро произнесла: – Иллан, нужно немедленно бежать в лагерь за лопатами, мисками и вообще всем, что может нам пригодиться. Бог явил нам свою великую щедрость, и будет очень большим грехом не принять у него этот дар.

– Хорошо, госпожа! Я запомнил сюда дорогу.

Больше всего юная проповедница опасалась двух вещей. Если золота, кроме этого самородка, не оказалось бы вовсе, то это подорвало бы её авторитет как жрицы и выставило бы Господа жадиной. Но ещё хуже было бы, если б золота оказалось слишком много. В этом случае с россыпи стало бы просто невозможно уйти, и они могли бы застрять здесь надолго. К счастью, золото в земле рядом с ручьём было, но не в той концентрации, при которой старательский хлеб можно было бы счесть слишком лёгким. Чтобы не переносить лагерь со столь удачно выбранного места, на импровизированном прииске решено было работать вахтовым методом. Ну, а чтобы никто не был обижен слепою удачей, всё золото стали складывать в общий котел и решили не подвергать дележу до тех пор, пока не достигнут тех мест, где возможно будет получить за него настоящую цену.

– Никогда не думала, что добывать золото так тяжело, – сказала Линна, отработав две полные смены на промывке породы.

– Работать вообще тяжело, – ответила ей Дозабелда, снимая с натянутой между двух молодых сосен толстой лески отстиранный перевязочный материал.

– Я думаю, это из-за того, что здесь мало золота, а вот там где его действительно много, оно, наверное, под ногами лежит, и от земли его отмывать не надо.

– В хранилище королевской казны так, наверно, и есть, но в природе такого счастья, увы, не бывает.

– А жаль!

– Если б было, то золото бы не стоило ничего.

– Почему?

– Оно дорогое как раз потому, что мало встречается где, и добыть очень сложно, а то, что легко достаётся, и стоит немного. Таков закон рынка.

– Какого рынка?

– Рынка вообще.

– Мы с папой ездили в город на рынок, но я не слышала, чтобы на нём были какие-то особенные законы.

– Это не тот закон, который пишут люди для того, чтобы потом по нему жить, а тот, который существует изначально независимо от них и действует даже когда они о нём не знают.

– И почему ты постоянно так мудрёно говоришь? Впрочем, вы, жрецы, все такие, – с этими словами Линна зевнула и, устроившись на своей личной шкуре под общим туристическим тентом, заснула глубоким спокойным сном человека, хорошо сделавшего нужное дело.

Семь дней Аэриос метался в бреду, находясь между жизнью и смертью. Его рана гноилась, и Дозабелде пришлось трижды снимать с неё швы, промывая отваром из чистотела. Дважды в день она меняла компрессы из настоя сушёных плодов шиповника, но состояние раненного не улучшалось. На восьмой день, когда больной ненадолго пришёл в себя, она достала из своей походной аптечки взятый из Москвы сумамед, заставила его принять одну таблетку. К величайшему разочарованию Дозабелды, жар на следующее утро не спал, но Аэриос был весь день в сознании. На десятый день она скормила больному последнюю третью таблетку со словами:

– Теперь молись! Больше я ничем помочь тебе не смогу.

И Аэриос стал молиться. Вначале он пробовал молиться богам своего народа, но, так как верил в них не особенно сильно, то быстро решил обратиться в инстанцию понадёжнее. Молиться керсутским богам, многократно в течении года получавшим от смертных кровавые жертвы, было противно, и он обратил свой мысленный взор к Саваофу. Сперва он пытался выяснить у матушки Ираиды, какие именно заклинания нужно произносить, обращаясь к единому Богу, но Дозабелда, видимо, находившаяся не в лучшем расположении духа, рявкнула на него:

– Бог не демон, чтобы его заклинать! Он отец наш небесный!

Поражённый таким ответом, Аэриос сперва впал в некоторое смятение, а после решил попросить совета у рабы божией Агриппины, которая в то время, когда все остальные просто слушали проповеди Дозабелды, не только слушала, но и записывала их. Линна с радостью объяснила, что к Богу нужно обращаться своими словами как к любящему отцу или особыми, придуманными святыми людьми, молитвами.

– Если молишься Богу один, то можно и так, и эдак. Важно, чтобы от сердца молитва шла. А когда молятся вместе, то тут берёшь молитвослов и читаешь, чтобы всем одно и тоже господу говорить, – сказала она и, чуть погодя, добавила: – Можешь, если просишь чего, пообещать Богу жертву, только наш Бог особые жертвы берёт.

– Какие?

– Приюти нищего, накорми вдовицу! Вот жертва, которой от вас желает Господь! – процитировала она святое писание.

– Но тут нужно быть осторожным, – продолжила она наставлять Аэриоса на путь истинный, – нельзя давать денег тому, кто способен использовать их во зло как себе, так и окружающим. Например, нельзя давать денег пьяницам, так как те их пропьют, заядлым игрокам в кости, поскольку те их, скорее всего, проиграют, любителям посещать бордели, так как блуд – страшный грех, губящий бессмертную душу. И главное – Бог не станет помогать тому, кто не встал на путь избавления от греха, кто намерен как прежде красть, врать, убивать и распутничать. Не делай другому то, чего не желал бы себе.

– Я рыцарь и служу своему королю, а рыцари убивают!

– Враги короны – это враги короны, но рыцари иногда убивают ни в чём не повинных людей.

– Я этого никогда не делал!

– Что ж, ты, пожалуй, ближе к Господу, чем многие другие. Молись! Ибо сказано: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякийпросящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят".

Возможно, использованный Дозабелдой, хоть и не предназначенный для лечения гнойных ран, но, безусловно, сильный антибиотик справился с патогенной микрофлорой, или же Бог внял робким молитвам рыцаря, однако скоро Аэриос пошёл на поправку. Жар спал, отек и нагноение прекратились, и рана начала заживать. Ходить, впрочем, не было никакой возможности, и это в свете полученных им донесений особенно угнетало главу киратской разведки. Он должен был сообщить о заговоре королю, но не знал, как это сделать.

– Матушка Ираида! Когда я смогу ездить верхом? – спросил Аэриос, старательно изображая глубокое почтение на своём лице.

– Какая я тебе матушка? Меня называют матушкой, когда я исполняю священнические обязанности. И не надо, дитятко, делать такое благоговейное лицо. Как будто я не знаю, как ты на меня смотришь, когда думаешь, что на тебя никто не глядит.

– И как я смотрю на тебя?

– С вожделением!

– Это плохо?

– Зависит от серьёзности ваших намерений, сэр рыцарь!

– Это как?

– Я девушка честная, и внебрачных связей иметь не намерена.

– А брачных?

– Все женщины хотят выйти замуж.

– Моей женой может стать не всякая женщина.

– Тогда перестань пялиться на меня, как кот на сметану! Найду себе жениха благороднее вас, сэр рыцарь. Не надо так на меня ехидно смотреть! Сказала найду, – значит, так и будет!

– И всё же, когда я смогу ездить верхом?

– Не скоро!

– Мне нужно в Кират! Дело государственной важности!

– Ну да, всё бросить и вашу милость на руках в Кират отнести? Перебьёшься!

– Пятьсот золотых!

– Вот с этого и начинать нужно было. Большая сумма, она у тебя действительно есть?

– С собой нет, но король заплатит!

– Он сам тебе это сказал?

– Во-первых, я состою у него на службе, а во-вторых, он мой родственник.

– Даже так?

– Нет, я посещаю соседнее королевство, а после бегаю от его тайной стражи исключительно для развлечения.

– Ты шпион?

– И это тоже!

– И знаешь, кто может купить золотой песок по хорошей цене?

– И много вы нашли золота?

– А может, тебе ещё дать ключ от дома, где деньги лежат?

– Мне нужно знать, чтобы не ошибиться с тем, к кому вас послать.

– Мортагскую пинту.

– Тогда идите сразу на королевский монетный двор. Заплатите за услуги литейщиков и чеканщиков и получите назад своё золото звонкой монетой.

– Разумно. А неудобных вопросов нам задавать там не будут?

– Будут, но я научу вас, как на них отвечать.

– Я так понимаю, нам нужно срочно сниматься с места и отправляться с вами, сэр рыцарь, по королевским делам?

– В ничейных землях и без золота находиться очень опасно, а с пинтой золотого песка я бы тут и на день лишний не стал задерживаться.

– Учитывая, что мы россыпь уже всю практически выбрали, действительно лучше не рисковать.

То ли Бог был милостив к своим новым последователям, а может просто им повезло, как обычно везёт всем новичкам, но копать грунт для промывки они стали, как выяснилось потом, в самом правильном месте. Выбрав в старом русле ручья всю богатую россыпь до последней крупинки, они стали промывать грунт, лежавший вокруг, но уже в каких-то трёх метрах от обнаруженного ими месторождения содержание золота становилось ничтожным. Горячий энтузиазм первых дней после двух недель работы впустую постепенно угас, и когда на вечернем совете Дозабелда сказала, что Бог зовёт их в поход для свершения благих дел, предложение сняться с места не вызвало у паствы никаких возражений.

Большой грузовой фургон, запряжённый парой тяжеловозов, медленно плёлся в конце обоза. Натянутый на деревянные дуги туристический тент придавал ему сходство с повозками покорителей дикого запада, но повешенные вдоль бортов большие обитые кожей и железными полосами щиты выдавали его принадлежность к совершенно иной эпохе. В фургоне прямо на мешках с копчёной рыбой были постелены шкуры и, кроме Аэриоса, находилась также почти вся женская часть молодой церкви единого Бога. Когда-то в пору своей ранней юности, когда он уже был достаточно взрослым, чтобы иметь интерес к особам женского пола, но ещё недостаточно вырос для более близкого с ними общения, будущий рыцарь мечтал, уничтожив злого дракона, получить не слишком тяжёлую рану и лежать в пещере убитого в окружении пары десятков спасённых принцесс. Впрочем, в скором времени совершив очередную невинную, как ему тогда казалось, шкоду, подрастающий отрок был в качестве заслуженной кары определён оруженосцем к не так давно получившему цепь и шпоры Арсо из Буртса. Человек он был не благородного происхождения, но служивший верой и правдой во славу короне всю свою жизнь. Так как род его службы считался среди людей благородных отчасти позорным и недостойным дворян, то Аэриос первое время был убит горем от необходимости быть в услужении у этого человека. Впрочем, скоро здоровое юношеское любопытство и желание не позволить служившим в ведомстве Арсо простолюдинам смотреть на него свысока привело к тому, что Аэриос, наплевав на дворянскую честь, стал в лохмотьях нищего попрошайки наблюдать за подозрительными домами, незаметно следить за купцами из далёких земель, прикинувшись подмастерьем, или же, облачившись в одеяние храмового служки, втираться в доверие к некоторым из страждущих заручиться поддержкой богов, дабы выведать у них их секреты. У него появилось много больших и малых интрижек, и он более не вспоминал о глупых детских мечтах.

"И как я тогда мог мечтать о подобном?" – задал себе вопрос раненый рыцарь и, уткнувшись на очередной кочке лицом в пышную грудь купчихи, сам ответил на него: – "Идиот!".

Находиться в узком пространстве фургона с пятью достаточно привлекательными, но совершенно не воспринимающими его как мужчину девицами было невыносимо. Совершенно не стесняясь Аэриоса, они сравнивали достоинства и недостатки охранников каравана так, как будто речь шла о породистых рысаках, и подробно разбирали вопросы, знать ответы на часть из которых мужчинам не полагалось. Постоянное чувство неловкости как в душе, так и в штанах приводило его в отчаянье. Но страшнее всего было то, что разбойница, к регулярному вниманию которой он привык и в обществе которой нуждался, сменив платье на свой нелепый дорожный костюм, предпочла ехать всю дорогу верхом.

– Ваша милость! Лежали бы вы спокойно! – раздражённо заметила раба божия Лариса, ощупывая свой бюст и, угрожающе взмахнув, словно дубиной, батоном твёрдой сыровяленой колбасы, покраснев, добавила: – Доведёте ведь до греха!

– Извините, я не нарочно, – ответил рыцарь, ощущая, как начинают гореть его уши.

– Приготовить товары к таможенному досмотру! – закричали где-то далеко впереди, и телега остановилась. Вскоре аккуратно сняв тент и убрав шкуры с мешков с хорошо прокопченными быстрицей, эльфийской рыбой и мясом добытых на охоте зверей, община вновь тронулась в путь по направлению к пункту таможенного досмотра.

Глава 8

Впервые с того страшного дня, когда они с братом потеряли отца и почти весь товар, Лайя почувствовала себя увереннее. Нет, она без всяких иллюзий представляла, какие суммы был должен отец своим кредиторам, и давно свыклась с мыслью, что ни дома, ни лавки им не вернуть никогда. Но было и нечто такое, от чего в сердце рабы божией Ларисы поселилась надежда, что в итоге всё кончится хорошо. Аттер, или, как его называли теперь внутри общины, Артём, был настроен не столь радужно, но тоже понял, что войдя пусть и в маленькую, но очень сплочённую религиозную общину, он сможет поправить дела семьи значительно легче, чем в одиночку. Конечно то, что в данный момент у них всё было общее, не внушало ему особого оптимизма, но Артём был уверен, что это пройдёт, когда членов церкви станет значительно больше и им станет затруднительно жить как одна семья.

– Что ж, придётся пару лет подождать – подумал молодой наследник древнего купеческого рода и, не прекращая азартно торговаться с киратскими таможенниками, начал прикидывать, как быстрее окрутить новую паству.

* * *
– Город Лаберта встретил путешественников пустой рыночной площадью и толпами совершенно ошалевших людей с печатью многодневного пьянства на лицах. Жрецы Марокхака праздновали обретение священного бурдюка и постепенно заразили своей радостью по этому поводу весь город.

"Как мало нужно людям для счастья! – подумала Дозабелда. – Пустая пластиковая бутылка – и город неделю стоит на ушах. Может, стоит продать жрецам очередного местного божка свой термос?".

– Матушка Ираида! Матушка Ираида! – отвлёкший Дозабелду от меркантильных мыслей крик Агриппины был полон возмущения и мольбы – Скажите хоть вы этим маловерам, что это никакой не бурдюк богов и что вы сами продали его тому жрецу!

– Ах вы, отступники, разве Господь не подавал вам знаки? Разве золото не лежит в нашей телеге под двойным дном? Прочь с глаз моих, маловеры! Спросите у Веры с Надей, если не верите Агриппине! Все знают, откуда взялся этот бурдюк, даже Прохор!

– Простите, матушка! – пролепетали бывшие бандиты, а молодой купец густо покраснел.

– Прощаю! Будете неделю есть только сухари и пить исключительно чистую воду!

– Как это?!? – Артём, собиравшийся показать своим новым друзьям одно местное заведение, был сражён в самое сердце.

– Бес неверия изгоняется постом и молитвой!

– Но матушка! Путешествующие освобождены от постов! – осмелилась возразить Агриппина.

– Так мы же не вечно будем по дорогам плестись. Осядем где-нибудь, там и отпостятся!

Учитывая, что прежде чем где-то осесть, им нужно было доставить рыцаря до столицы, расплата была делом не близким, но все, кто слушал сейчас Дозабелду, тем не менее, впредь решили строже следить за своим языком. Вторая же мысль, которая одновременно посетила почти всех немногочисленных ещё в этом мире христиан, сводилась к тому, что въезд в сей славный город следует отметить, чтобы было о чём вспомнить, когда придётся сидеть на сухарях. То, что сидеть на сухарях в итоге будут все, никто даже не сомневался.

"Нет! Не буду продавать поганым язычникам термос, а то они моими же "чудесами" меня без паствы оставят" – приняла окончательное решение Дозабелда и, отведя Артёма в сторону, стала расспрашивать его об имеющихся в городе заведениях общественного питания.

* * *
Дорога! Пыльный просёлок, состоящий из ухабов и колдобин, в этом мире считался нормальным путём сообщения между двумя городами. Несмотря на протесты Аэриоса, Дозабелда распорядилась свернуть с мощёного королевского тракта и отправилась в расположенный на отшибе город Друнн.

– Ничего личного, только бизнес! – сказала она возмущённому рыцарю, который требовал ехать в Келеллу, нигде не останавливаясь. – В Друнне можно получить хорошую цену за наш товар и недорого взять отличную сталь у гномов.

Меч из дымчатой стали был хорош. А шлем, наручи, поножи и добротная кираса, надетая поверх кольчужной рубахи прочного из оленьей кожи жака, служившего поддоспешником, вернули Аэриосу чувство уверенности в себе, но продолжалось это недолго. Рана, которая уже почти было зажила, опять открылась после нескольких размашистых упражнений с оружием, и рыцарю пришлось вновь занять место на телеге.

– Ну что, проверил баланс? – спросила раненого Дозабелда и едва слышно, как бы себе под нос, добавила – Мужики не взрослеют. Придурки!

Опасаясь, что рана воспалится в самый неподходящий момент, Дозабелда решила на пару недель остановиться в Друнне, попутно заказав имевшим здесь постоянное представительство гномам любимую игрушку всех попаданцев и попаданок, а именно арбалет. Не стоит думать, что арбалет в этом мире был чем-то новым, но вот использовать в качестве материала для дуг особую пружинную сталь и стальной же тросик в качестве тетивы никто ещё не догадался. Сталь здесь вообще была недешевой, а уж та, из которой можно было без риска быстрой поломки отковать лук арбалета, стоила очень и очень дорого. Когда пожилой гном, выслушав техзадание, объявил примерную стоимость заказа, представительница технически развитой цивилизации впала в кратковременный ступор, который, впрочем, плавно перешёл в бартер. Избавившись от практически всех изделий китайской промышленности под названием "ножи перочинные", которые гномы взяли исключительно как образцы для последующего копирования, Дозабелда таки получила через десять дней свои арбалеты. Подгорные мастера подошли к работе творчески: вместо трёх совершенно одинаковых больших арбалетов с встроенным в приклад подобием английского ворота и семи арбалетов попроще, оборудованных рычагом наподобие "козьей ноги", Дозабелде выдали десять произведений оружейного искусства. Нет, гномы не отошли от пожеланий клиентки ни на дюйм, и озаботившаяся техникой безопасности глава церкви получила именно то, что заказывала. А уж отделка… Отделка была просто великолепной.

– Вы уверены, что эта красота здесь нужна? – осторожно спросила дочь защитника Белого Дома, ожидая, что её будут сейчас "разводить на бабки".

– Знаешь, девочка! – ответил ей старый гном – Мы считаемся лучшими механиками на свете и знаем многое из того, что неведомо ни людям, ни эльфам. Когда же ты заказывала у нас арбалеты, то рассказала восемнадцать секретов незнакомого нам ранее мастерства и ещё полсотни мелких хитростей. Они стоят гораздо больше десяти арбалетов, и совет старейшин решил подарить тебе ещё сто таких игрушек, которые ты можешь забрать здесь же ровно через один год.

"Через год или ишак сдохнет, или я, или султан" – вспомнила Дозабелда фразу из историй о Ходже Насреддине, одновременно рассыпаясь в благодарностях старому мастеру, совету старейшин и всему подгорному племени. Рана Аэриоса снова начала заживать, и пора было трогаться в путь.

* * *
– Что-то я не припомню, чтобы нам гномы подобное предлагали, – задумчиво произнёс Аэриос, разглядывая арбалет.

– Они сделали их на заказ.

– А откуда ты знаешь, что именно нужно было заказывать? Я заказывал гномам множество разных вещей, но такое вижу впервые.

– Они сделали их по моим чертежам.

– А…?

– Два года назад брат пытался стать ролевиком.

– Это…?

– Это такие придурки, которые в детстве не наигрались в войну.

– И…?

– Я ему помогала сделать подобную штуку, перерыла… множество книг на эту тему и запомнила кое-что.

– Мне бы в книги те посмотреть хоть одним глазком.

– Книги дома остались, а дом мой теперь далеко.

– Жаль.

– Жаль, что стрелы летят так неточно и недалеко.

– Ты что думаешь, в два раза дальше лучшего киратского лука – это мало?

– Понимаешь, это смотря с чем сравнивать!

– А ты можешь нарисовать чертёж арбалета, который будет стрелять ещё дальше?

– Могу, но гномы делать его отказались.

– Почему?

– Говорят слишком сложный, и может сломаться.

– Тогда забудь! – сказав это, молодой рыцарь погладил лакированный приклад большого арбалета и, улыбнувшись подобно ребёнку, который увидел чудо, стал крутить ручку ворота. Механизм, состоящий из нескольких шестерёнок, отозвался мелодичным шуршанием, и два прочных шнура, натянувшись, медленно потащили за собой стальной тросик, служивший тетивой арбалета. Дождавшись щелчка, Ветер переключил рычажок обратного хода и, сняв с тетивы скобу с парой крючков, натянул шнуры до упора, снова переключил рычажок. Скоба заняла своё место позади замка под прицельной планкой. Зарядив арбалет короткой толстой стрелой с бронебойным гранёным наконечником, он прицелился в большой пень, что стоял в пятистах шагах на другой стороне общинного поля, и плавно нажал на спуск. Стрела, как и все предыдущие стрелы, воткнулась в небольшую, ладони на полторы в диаметре, круглую зарубку, но так и не попала в отмеченный чёрным цветом её центр.

"Подумать только, поразительная точность, а она ещё и не довольна", – мысленно возмутился Аэриос и, повернувшись к Дозабелде, голосом, полным почти юношеского нетерпения, произнёс:

– Давай следующий! Этот, кажется, пристрелял.

Прототипом своих новых рессорных телег Дозабелда выбрала традиционное цыганское вардо. Впереди на захваченных у мортагских стражников светло-гнедых кобылах ехал дозор из бывших бандитов, наречённых во Христе Иваном и Никоном. Вслед за ними на двуколке с откидным кожаным верхом, на пассажирском сиденье ехала глава церкви. В принципе двуколка была особо не нужна, она скорее подчеркивала статус хозяйки. Слева от Дозабелды, как и положено личной служанке, сидела Вера, она правила лошадью. Время от времени девушки обменивались короткими фразами о погоде, одежде, архитектуре и мужской глупости.

Три кибитки, составлявшие ядро обоза, двигались следом. В первой размещался раненый: глава киратской тайной службы сэр Аэриос по прозвищу Ветер. Он лёжал на трёх слоях хорошо выделанных шкур, сложенных поверх тюков с продовольствием. Прохор, несмотря на свой юный возраст, неплохо управлял лошадьми, а ещё был пусть маленьким, но всё же мужчиной, и поэтому кучером этой повозки был назначен именно он.

Вторым фургоном правила Надя, и в нём был сложен разнообразный товар, купленный в Друнне. В третьем ехали под присмотром неутомимой Агриппины новые оглашенные. Это были: совсем юная девушка, потерявшая семью при пожаре и собравшаяся было поступить в местный бордель, но в последний момент перехваченная Артёмом; столь же юная, но уже с позором изгнанная из борделя за драку с клиентом жрица любви и взятый с поличным самой госпожой Дозабелдой малолетний карманник. Вслед за ними в укороченной одноосной кибитке ехали Лариса и Кинта, получившая при крещении имя Кира. Замыкал процессию Артём на богатырском коне чубарой масти.

Изначально, по замыслу Дозабелды, повозок должно было быть четыре, но в процессе сборки средств передвижения вдруг выяснилось, что пара рессор, изготовленных для двуколки, слишком жёсткая, да и материала для изготовления кибиток закупили с избытком. Пока гномы делали другую пару рессор, помягче, члены церковной общины и нанятые рабочие под руководством главы новой церкви сколотили прямоугольный ящик-кузов и поставили его на крепкую раму-основу. В то время, как мастер делал колёса, к бортам повозки прикрепили гнутые на парЩ поперечные деревянные дуги и, привязав к ним ремнями из сырой кожи молодые высушенные стволы какого-то местного дерева, оплели получившуюся конструкцию прутьями. После этого всю внешнюю поверхность получившейся большой корзины покрыли сшитыми из семи слоёв прочной мешковины стёгаными матами. Поверх матов был натянут тент из прочной воловьей кожи, обработанной купленным за сумасшедшие деньги эльфийским водоотталкивающим составом. Так как полноценные двухосные кибитки делались тем же способом, у всех участвующих в строительстве уже был опыт, и отложить отъезд пришлось лишь на три дня.

Дорога! Насколько приятнее и быстрее пролетают верста за верстой, когда странные стальные дуги, которые Аэриос раньше и не встречал, смягчают тряску и не дают всем колдобинам и ухабам отзываться болью в спине. К сожалению, из этой крытой повозки мало что разглядишь, так как узкие окна-бойницы расположены слишком высоко для лежачего, и в них виден только кусочек неба да верхушки деревьев. Впрочем, то, что в повозке рыцарь один, не считая мальчишки-возничего, уже большой плюс, но разбойницы снова нет рядом, и это минус.

"Как же хочется с ней просто поговорить! Жаль, отец мне никогда не позволит на ней жениться, да и мать будет против", – думал Аэриос, постепенно проваливаясь в сон. В первый раз – может быть за десяток, а то и более лет – ему приснились лариготские боги, и не только они, но и все кирсутские и даже старый, почитаемый сейчас лишь в Рагнетии, Первый Дракон. Они молча смотрели ему прямо в глаза, и бесстрашному рыцарю вдруг стало жутко, а потом откуда-то сверху ударил, словно таран о двери замка, яркий свет, и боги исчезли. Свет же между тем заполнял всё видимое пространство, пока вокруг не осталось ни одного клочка тьмы. Свет был ярким настолько, что Аэриосу вдруг захотелось зажмуриться, закрыть глаза руками. Он почувствовал, как свет, словно жар от костра, обжигает всё его тело. И тут он услышал Голос:

– Я Господь Саваоф! Делай то, что задумал. Сейчас! И… Береги Дозабелду. Знай, Я буду там, где она, ибо здесь оказалась она Моей волей!

Вдруг всё кончилось, свет исчез, и Аэриос вновь ощутил себя в полутьме повозки. "Делай то, что задумал", – повторил он про себя слова Бога. И с уверенностью человека, принявшего окончательное решение, уже вслух закончил: "Сейчас!".

– Что сейчас? – спросил Аэриоса Прохор, решив, что тот хочет о чём-то его попросить.

– Жениться хочу я. Сейчас!

– На ком?

– Позови Дозабелду!

– Сколько пальцев видите, Ваша милость? – спросила рыцаря матушка Ираида спустя десять минут и, приложив руку к его лбу, удивлённо продолжила. – Жара нет! А ну дыхни! Вином тоже не пахнет. А скажите-ка мне, пожалуйста, Ваша милость, сумасшедшие у вас в роду были?

– Нет!

– И головой сильно не бились?

– Я же рыцарь! Все рыцари получают иногда по шлему мечом.

– Буду думать, как вас лечить.

– От чего?

– Вот об этом и стоит серьёзно подумать.

– Я люблю вас!

– А я вас не очень!

– Но… Я богат!

– Для меня это не имеет значения.

– Титул тоже вас не волнует?

– Нисколько!

– Я могу оказать помощь в проповеди слова Божия.

– Каким образом?

– Ваша вера не разрешает поклонение другим богам, это может не понравится их жрецам.

– Я не маленькая, сама всё понимаю.

– Жрецы вряд ли посмеют пойти против члена семьи правящего монарха. Я действительно родственник короля! Очень близкий.

– Что ж, похоже, что предложение ваше действительно стоит обдумать!

– Дозабелда, пожалуйста, думай быстрее!

– Почему?

– Потому что когда мы приедем в столицу, то…

– Могут возникнуть проблемы с согласием родственников?

– И это тоже.

– Я согласна! – дала, наконец, долгожданный ответ Дозабелда, и лицо её залилось густым румянцем.

– Мы должны разыскать ближайший храм богини Лайры, лишь её жрецы по закону могут освятить брак.

– Я…!

– Я принесу жертвы за нас обоих!

– Хорошо… Но!

– Просто поставишь родовой знак в свитке – и всё. Жрецам храма я как-нибудь объясню твоё поведение.

– Хорошо… А родовой знак – это что?

– У вас нет родовых знаков?

– Мы просто пишем фамилию, с инициалами или без.

– А неграмотные?

– У нас нет неграмотных!

– Удивительная страна!

– Это здесь для меня всё удивительно, а моя страна совершенно обычная.

Храм нашёлся на перекрёстке рядом с постоялым двором. Иногда молодые жрецы, не прижившиеся в больших городских храмах, уходили искать лучшей доли туда, где не было большого количества прихожан, но зато и не было конкурентов. Небольшое обнесённое высоким плетнём капище не имело даже навеса над статуями четырёх богов. Грубо вырезанные из потемневшего дерева изваяния были жалким подобием великолепных мраморных статуй из храмов Келеллы. Алтарь Лайры был крайним слева.

– Вы хотите освятить свой союз? – немолодой жрец Лайры, высокий, худой и печальный, внимательно посмотрел на Дозабелду, а потом, обращаясь к Аэриосу, произнёс строго и, как показалось присутствующим, укоризненно:

– Ваше имя и титул!?

Рыцарь, взяв под локоть жреца, отвел того в сторону и шепнул что-то тому в самое ухо. У жреца сперва округлились глаза, потом он попытался упасть на колени, но был остановлен, и, то и дело кланяясь молодожёнам, начал готовить храм к церемонии. Принёс из расположенного сразу за капищем большого каменного сарая небольшой, но явно увесистый сундук, и клетку с двумя белыми голубями. Раскрыв сундук, он бережно, словно хрустальную вазу, водрузил на алтарь большой бронзовый фаллос и на полном серьёзе предложил Дозабелде его облобызать. Возмущенная Дозабелда отказалась и устроила скандал. В процессе перепалки жрец пытался доказать невесте, что жене положено почитать в первую очередь богов своего мужа, а та отвечала такой изощрённой бранью, что даже Ветер, которому приходилось по долгу службы общаться и с представителями криминального мира, почерпнул много новых красочных оборотов. Потом жрец, заметно успокоившись после вручения ему Аэриосом полного золотого, достал из сундука кривой бронзовый нож и хотел было вручить его Дозабелде, но Ветер не дал ему этого сделать. Он буквально выхватил нож у жреца, раскрыл клетку, достал из неё голубей и, прижав своей мощной рукой птиц к алтарю, одним резким движением обезглавил обеих. Дозабелда от возмущения вскрикнула, но жрец, пропустив её крик мимо ушей, извлёк три пергаментных свитка, в которых дочь защитника Белого дома поставила свою подпись. Когда все формальности были совершены, и молодожены уже собрались уходить, жрец вдруг заговорщицки произнёс:

– Не хотите ли принести богам в жертву собаку? Есть беременная, совсем молодая, недорого уступлю. Её можно будет засунуть в мешок и забить палками. Крови видно не будет, а боги станут к вам благосклонны.

– Сколько!? – в голосе Дозабелды льда хватило бы на то, чтобы заморозить небольшого размера звезду.

– Пять медяков, – несмотря на то, что клиенты явно были богаты, жрец назвал, испугавшись, обычную цену.

– Несите!

– Ты уверена? – спросил свою законную супругу Ветер, ощущая, что сейчас грянет гром.

– Я уверена! – ответила Дозабелда, методично сжимая и разжимая кулаки.

– Вот! – сказал жрец, указывая на клетку, и быстро спрятал в кошелёк медяки. Небольшая дворняга жалко поскуливала, глядя с ужасом на жреца.

– Дорогой, отнеси её в нашу кибитку! – приказала Аэриосу Дозабелда, и он, к удивлению, для себя, не посмел ослушаться.

– Как ты смеешь, скотина, приносить в жертву собак!?

– К сожалению, законы нашего королевства запрещают приносить в жертву людей, но…

– Людей?!! Да твои поганые боги и кучки дерьма недостойны! Урод! – с этими словами матушка Ираида плюнула на покрытый кровью несчастных птиц алтарь и гордо задрав подбородок, ушла вслед за мужем.

Проводив её взглядом, жрец достал из кошелька золотой, осмотрел его, поднеся прямо к глазам, подбросил, поймал, надкусил и, отправив обратно, пошёл писать письмо другу, такому же, как и он, настоятелю провинциального храма. В этот раз к традиционным жалобам на жизнь и общее падение нравов был добавлен красочный рассказ о том, на каких в высшей степени недостойных особах взяли моду жениться киратские принцы.

– Объясни, пожалуйста, что это было? – спросил Аэриос слегка успокоившуюся жену.

– Дорогой, ты, кажется, обещал мне защищать нашу церковь от ваших жрецов.

– Да, я буду вас защищать, но…

– Но не вздумай даже пытаться защищать ваших жрецов от меня!

– Хорошо, дорогая, – покорно произнёс принц и подумал, что Бог Саваоф очень хитрый, и если бы он не решился жениться сейчас, то, узнав Дозабелду получше, возможно вообще никогда бы на ней не женился.

Глава 9

Первых беженцев путешественники увидели на половине пути до Лаберты. По большей части группы уходивших в сторону Гномьих гор людей состояли из беременных женщин и их мужей, также было много детей в возрасте до десяти лет, все они были очень напуганы.

– Что случилось? – спросила Дозабелда высокого седовласого старца с усами, постриженными на казацкий манер.

– Жрецы и дружины старых родов хватают весь простой люд, кого могут поймать, и приносят в жертву на алтарях храмов. Я всегда чтил богов, госпожа, но если так дело и дальше пойдёт, то Кират обезлюдеет.

– Но законы Кирата запрещают приносить в жертву людей!?

– Так и было ещё декаду назад, но новый король посчитал, что клятвы прежней династии его не касаются, и решил вернуть старый порядок.

– А что случилось с прежней династией? – вступил в разговор вылезший из своего фургона Аэриос. Его попытка скрыть от окружающих охватившее его волнение не удалась, и всем вокруг стало ясно, что ответ на вопрос имеет для него жизненно важное значение.

– Король и наследник престола убиты! Её величество Вольга Рагнетская с невесткой, дочерью, внуком и внучками осаждены в замке Торп, а младший сын короля исчез полгода назад, и где он – никому не известно.

– Десять дней! Всего десять дней, и я мог бы это предотвратить, – взревел Аэриос, глядя на Дозабелду.

– Я лечила тебя, дурака, а ты начал с мечом упражняться, и рана открылась. Сколько дней ты тогда пролежал? Кстати, сколько отсюда идёт обоз до Келеллы?

– Двадцать дней. От границы – пятнадцать!

– Сколько дней назад произошла смена власти?

– Да уж с месяц, – «казак» с большим интересом наблюдал за ссорой супругов. При этом на лице его было написано крупным шрифтом, что он пытается что-то вспомнить.

– Месяц здесь сорок дней, на границе мы были пятьдесят дней назад, в лучшем случае мы прибыли бы в столицу через пять дней после начала веселья и погибли бы за компанию с королём.

– Но…

– Муж мой! Оставим первый вечный вопрос и перейдём ко второму.

– Какому второму?

Резкая перемена тона, с которым говорила дорогая супруга, заставила Аэриоса несколько растеряться.

– Второму вечному вопросу russkoj intelligencii.

– А какой первый?

– Первый – «Кто виноват?», второй – «Что делать?».

– Нужно снять осаду с замка Торп.

– Постельный режим, валериана с пустырником три раза в день!

– Но нога уже почти не болит.

– Какая нога? Вам, сэр рыцарь, давно пора голову подлечить.

– Да как Вы… – договорить Аэриос не успел.

«Казак» наконец-то вспомнил, где видел Аэриоса и, плюхнувшись на колени, запричитал: «Спасите нас, Ваше Высочество! Не за себя прошу, за деток малых, родившихся и не родившихся. Спасите страну нашу от напасти, убейте проклятого узурпатора, разгоните войско его…».

Неизвестно, сколько бы ещё эти словоизлияния продолжались, но привыкшая к роли лидера Дозабелда бесцеремонно прервала старика и, посмотрев в глаза мужа, сказала: «Ваше Высочество!? Ну-ну!».

Развернувшись, она прошла к своей повозке задрав подбородок и гордо выпрямив спину, а Аэриос, ссутулившись, словно нашкодивший мальчишка, тихо прошептал как будто ни к кому не обращаясь: «На её родине не любят королей, да и вообще аристократов».

– Жёны – они да… Если жена чего не любит, то… Лучше Вам этого не знать, Ваше Высочество. Зачем звать лихо? Лихо завсегда придёт само!

Тут «казак», как бы спохватившись, встал по стойке смирно и зычно гаркнул:

– Арран Гарт, сотник копейщиков в отставке!

– А что, Арран, в народе о новых порядках думают? – спросил Аэриос после того как самообладание вновь вернулось к нему.

– Кто в богов сильно верует – одобряют, но таких нынче мало, остальные боятся и деток да жён беременных прячут, чтоб жрецы их в жертву не принесли.

– Неужели никто не сопротивляется?

– Сорви головы, конечно же, есть, только сложно пойти против воли богов, да и вождь людям нужен, а его пока нет.

– И как же ты посоветуешь вас спасать? – уже отойдя от первого потрясения, Аэриос понял, что, несмотря на грубость и откровенно вызывающее поведение, супруга оказалась права, и снять осаду с замка Торп он сейчас не может.

– Людей у Вас мало, Ваше Высочество.

– И те признают вожаком не меня, а жену.

– Почему?

– Она жрица какого-то своего заморского Бога, а это её приход.

– Какие жертвы принимает её Бог?

– О! Это очень странный Бог. Он требует от своих верных любить людей и соблюдать его закон, а для того чтобы умилостивить Бога, нужно найти голодного и дать ему еду или пустить домой пожить бездомного.

– Довольно странный Бог, но, думаю Кирату именно такой сейчас и нужен.

* * *
– Никогда я не стану участвовать в твоих авантюрах! – Дозабелда охрипла, пытаясь доказать мужу несостоятельность его планов по возрождению прежней династии.

– Нас поймают раньше, чем мы соберём хотя бы сотню бойцов.

– Дорогая, пойми, я всё продумал.

– Продумал он! Revoljucii с наскока не делают. Их готовят, вербуют сторонников, копят деньги, закупают оружие и ведут пропаганду. А чтобы вести пропаганду – что нужно?

– Что?

– Что-что. Идея нужна!

– Какая идея?

– За которую люди пойдут воевать. Ты чего обещать людям будешь?

– Я законный наследник! Киратцы должны…

– Ничего они тебе не должны!

– Но жрецы убивают их жён и детей!

– Жрецы скажут, что выполняют волю богов. Для того чтобы люди пошли против богов, нужен повод, очень серьёзный повод, такой повод, что люди посмотрят и скажут: «Да, за это стоит рискнуть своей жизнью». Ты им должен пообещать что-то такое, перед чем они не устоят. Ты придумай, что будешь обещать людям, а потом мы снова обсудим твой план.

* * *
Разбив лагерь в лесу, то ли религиозная община, то ли партизанский отряд, но в любом случае необычные люди занялись обычными бивачными делами. Тем временем матушка Ираида, разведя зажигалкой костёр, чем в очередной раз повергла Аррана Гарта в состояние крайнего удивления, присела на поваленное дерево и, поправляя веткой разгорающиеся дрова, начала что-то бухтеть себе под нос об уме мужчин вообще, и о «гениальности» своего мужа в частности. Но долго посидеть, в хорошем смысле этого слова, Дозабелде не дала стайка детишек лет 8–10 обоего пола, которая начала задавать вопросы.

– Скажите, а Вы тетя или дядя? – спросила самая маленькая искательница приключений, на вид лет шести.

– Тётя, – машинально ответила Дозабелда, не сообразив, кто, и главное – о чём её спрашивает.

– А почему тогда в штанах? – продолжила расспрос всё та же малявка.

– Знаешь, девочка, – настроение матушки Ираиды начало стремительно портится, но она помня о христианском смирении пыталась держать себя в руках – в далёкой стране есть народ, мужчины которого вообще ходят в юбках. У них так принято! Понимаешь!?

– Ну, наш сосед перед тем как помереть, на пару месяцев запил, – маленькая, но злобная няшка сморщила своё прекрасное личико, задумываясь, – так вот, когда он пропил штаны, то тоже ходил в юбке своей покойной жены.

От такого аналитического вывода Дозабелда даже лишилась дара речи, а малявка тем временем продолжила:

– Тётя, а почему у Вас вся одежда таких странных цветов? – «ангелочек» снова задумался над формулировкой, а затем спросил: – Вы что, её из мешков сшили?

– И почему на ней нет заплат? Мешки всегда бывают с заплатами! – перебил не по годам развитого «ангелочка» хулиганистого вида мальчишка.

Тут сердце матушки Ираиды не выдержало и она, подхватив хворостину, вскочила на ноги, но усилия её были напрасны, так как ребятня с визгом в мгновение ока разбежалась в разные стороны…

* * *
Постепенно жизнь в лесном лагере налаживалась. Каждый день к маленькому поселению в лесу прибивались всё новые и новые беженцы. К сожалению, большинство вновь прибывших были женщинами и детьми. Несмотря на то что матушка Ираида отказалась участвовать в авантюрах дорогого супруга, она ежедневно клала на одиноко стоящий пенёк всученный зачем-то Рауфом перед поездкой смартфон, оснащённый солнечной батареей, для того чтобы вечером прочитать ещё одну главу книги: "Молниеносная война эльфов зеленого леса против орков великой степи" за авторством некого Красного Скорпиона. Сей труд был интересен тем, что сам текст романа читать было практически невозможно из-за его унылости, но описание тактики и стратегии, а также многочисленные приложения с описанием и эскизами вооружений были выше всяких похвал…

Тем временем принц Аэриос развил незаметную, но весьма бурную деятельность. Для постороннего наблюдателя в лагере время от времени появлялись и исчезали различные люди. Мелкие купцы, охранники караванов, был даже один старик-сказитель, знаток старинных легенд. Всех этих людей объединяло одно – раньше они были тайными стражниками, а теперь – заговорщиками…

* * *
– …Ну и погодка, – сказал человек, войдя в трактир. – В такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выпустит.

Коробейник опустил свою ношу возле стойки и, бросив трактирщику мелкую монету, гаркнул: – Хозяин, подогретого вина!

– А в столице дела не очень, – продолжил свой прерванный приходом очередного постояльца разговор один из посетителей, судя по одежде – вольный каменщик, – Говорят, за голову нечестивого принца Аэриоса назначена награда в тысячу золотых. Проходимец Ветер отрёкся от старых богов, заключил завет с демоном и теперь хочет перебить всё благородное дворянство. Установить во всех городах самоуправление, а землю у древних родов отнять и раздать купцам и крестьянам.

– Ты говоришь это таким тоном, как будто сам заключил завет с этим демоном, – чуть подвыпивший наёмник, отсалютовал кубком и отхлебнув из него, продолжил: – Я слышал, демон, с которым заключил завет Аэриос, не любит крови и грозит через своих жрецов запретить любые жертвоприношение. Особо ему не нравится, когда людей режут на алтарях. Всех жрецов приносящих в жертву людей его служители собираются заживо жечь на костре.

– Ты же сам сказал что демон крови не любит!?

– Ну так, это служители демона называют казнью без пролития крови.

– Без пролития говоришь? Ну, ну.

– Прошу Вас, леди, – дверь трактира снова распахнулась, и несколько дюжих охранников отделили чёрную публику от входа, в который вошла молодая дворянка в сопровождении капитана охраны.

– А Вы слышали, что принц Аэриос уже собрал стотысячное войско и готов двинуться на столицу?

– Вряд ли, леди, – капитан подставил руку, чтобы помочь охраняемой подняться по лестнице на второй этаж, где располагались гостевые комнаты. – Даже десяти тысяч он не соберёт; тысячи три – не более.

– Но вся королевская гвардия была тысяча, – с некоторым изумлением проговорила дворянка. – У всех старых родов все их дружины насчитывают тысяч десять. А набранная из простолюдинов пехота, как Вы мне неоднократно говорили, скорее поддержит принца, а не старое дворянство.

– Ходили слухи, что принц договаривался с остроухими, но о чём – никто точно не знает, – капитан придержал дверь на второй этаж, пропуская леди, и, заходя за ней, проговорил: – мне кажется, он собрал всех бандитов из ничейных земель…

Дверь за дворянами захлопнулась. Охрана тоже покинула залу. Спустя минуту наёмник, залпом допив свой кубок и швырнув трактирщику монету с криком: «Повторить!», обернулся к своему собеседнику.

– Слыхал? Знатная заваривается каша!

– А тебе то всё радость – кровь лить, – пробухтел в ответ каменщик.

– Не, кровь я лить не люблю, но с наймами и деньгами у меня теперь проблем не будет.

– Зато у меня будут проблемы, – мрачно заметил коробейник, получив наконец своё подогретое вино. – И так лихих людей развелось – пройти спокойно нельзя, так теперь и господа друг с другом сцепятся.

– А ты бросай свой короб, купи меч и им зарабатывай на жизнь, – смеясь произнёс наёмник.

– Если все будут зарабатывать на жизнь мечами, что жрать-то будем? – спросил старый крестьянин, который пришёл в трактир со своими соседями пропустить кружку-другую.

* * *
Карета въехала по подвесному мосту во внутренний двор замка. Пара гвардейцев спешилась, один из них открыл дверцу, а другой помог даме выбраться наружу.

– Здравствуйте, дорогая кузина, – голосом сладчайшим до тошноты произнесла хозяйка замка, однако с крыльца донжона не сошла.

– Ну что Вы, милочка, – «сахарного сиропа» в голосе приезжей хватило бы, наверно, чтобы в нём увязли все мухи в округе, – я и сама не рада, что меня временно сослали в Вашу глушь. И учитывая, как мы друг к другу относимся, предлагаю не притворяться.

– И что же послужило причиной Вашего отбытия сюда из нашей блистательной столицы?

– Всего лишь слухи, в которые поверил брат Вашего мужа.

– И во что же поверил Ваш супруг?

– Говорят, пропавший принц Аэриос собрал в ничейных землях армию наёмников, не меньше пяти тысяч.

– Пять тысяч, – хозяйка всем своим видом выражала глубокий скепсис, – интересно, откуда у него такие деньги?

– Говорят, что он связался с жрецами заморского бога, и теперь в нашем славном Керате грядёт война богов.

– Вот как, – с некоторым интересом, удивлённо произнесла собеседница столичной жительницы, – если верить жрецам, наши боги сильны как никогда.

– Да, в блистательной Келелле боги сильны, но у них почему-то сейчас слишком мало искренних приверженцев. Жрецы так усердно стремились их накормить, что распугали всех жителей, – незваная гостья мило, но подло улыбнулась и продолжила, – так, что на ополчение старые рода могут не рассчитывать.

– У нас тоже один из жрецов решил накормить богов. Он даже нашёл трёх подходящих женщин, но… – тут провинциалка улыбнулась своей незваной гостье улыбкой в которой смешалось напускное сочувствие и не слишком сильно скрываемое злорадство, – Его дом сгорел, и жрец со всем семейством сам стал пищей для богов.

– Народ, который отказывается кормить своих богов, – сказала банальную истину приезжая, – будет кормить чужих…

– Пока чужие боги не превратятся в своих! – не удержалась от колкости хозяйка.

* * *
– Приветствую тебя, о верный жены моего бога, – жрец бога виноделия почтительно склонил голову.

– Приветствую, верного мужа моей богини, – ответил ему жрец богини, помогающей матерям, влюблённым и проституткам. – Что привело тебя в храм Лайры?

– Плохие новости с юга.

– И что там на юге?

– На юге, уважаемый верный, принц Аэриос объявился.

– И что он успел натворить на этот раз? – с некоторым интересом спросил жрец.

– Пока он успел жениться на некой особе, посмевшей плюнуть на алтарь твоей богини, которая, судя по слухам, называет себя жрицей некого Саваофа.

– И? – с некоторым скептицизмом уточнил жрец, так как, во-первых, его богиня была, скажем так, несколько неоднозначной личностью, а во-вторых – на севере люди были гораздо менее религиозны.

– По тем же слухам этот Саваоф – творец вселенной…

– Могучие боги, – перебил его собеседник, – неужели Ягван вернулся?!

– Выходит что так, – прямо-таки наливаясь достоинством и сбрасывая с себя градус раболепия, ответил первый.

– Но надо же что-то делать?

– Согласен. Нас ждёт битва богов. Поэтому я хочу попросить тебя, уважаемый верный, поддержать моё требование к магистрату о том, чтобы нам выдали три жертвы для моего бога.

– И думать забудь! Здесь север! Один уже подобрал трёх женщин для жертвы, но ночью жертвы сбежали, а в дом подбросили красного петуха – сгорел, бедняга, вместе со всей своей семьёй…

– Я всё продумал, – в свою очередь перебил первый второго. – У купца Меанье три дочери. Он многим задолжал, а ещё больше людей задолжали ему. К тому же он чужеземец, и за него никто не вступится.

– Меанье, говоришь? – задумчиво пробормотал второй и подумал о той сумме, которую он тому должен, – пожалуй, в этом что-то есть…

* * *
В лесном лагере, между тем, всё оставалось по-прежнему. Дети бегали то тут, то там, мешая взрослым. Взрослые, отгоняя слишком назойливых детишек хворостиной, занимались обычными для обитателей подобных стоянок делами. Принц Аэриос рассылал гонцов и принимал донесения. Дазабелда усиленно вспоминала уроки истории и чертила прутиком на песке планы сражений, а Агриппина готовилась рожать, что, однако не мешало ей заниматься миссионерской деятельностью. Тем более что матушка Ираида, видя деятельность своей подруги на поприще несения слова божьего, возвела её в сан дьякона. В общем, все были при деле…

Удручавшая первые дни законного принца нехватка вооружённых людей потихоньку сменилась их некоторым избытком, что, однако, вовсе не улучшило ситуацию: едоков стало заметно больше, чем провианта. Аэриосу ещё повезло, что среди вновь прибывших оказался ушедший в отставку старый гвардейский лейтенант его отца. Только благодаря ему да парочке таких же древних гвардейских сержантов их место стоянки всё же более походило на военный лагерь, а не на бродячий цирк. Лейтенант Уло прекрасно понимал, что любой не занятый делом боец – потенциальный преступник, и поэтому при помощи своих сержантов-однополчан не только гонял всё мужское население лагеря, не занятое делом, до полудня занимаясь строевой подготовкой, но и организовал строительство своеобразного укрепрайона вокруг лагеря. Только то, что вокруг не было противника, а предусмотрительный Уло запретил взводить создаваемые ловушки, позволило избежать жертв.

– Как продвигаются дела с подготовкой? – спросил принц Аэриос, подойдя к Уло во время обеда.

– Вам как ответить, Ваше высочество, по уставу или правду? – уточнил в ответ Уло.

– Лучше правду.

– Это даже не мясо, – старый лейтенант тяжело вздохнул, – а жир для мечей.

– Но, вроде бы, вы их неплохо муштруете, – удивился принц, – во всяком случае они теперь отлично держат строй!

– Боюсь, это единственное, что они умеют, – Уло вновь тяжело вздохнул. – Это не воины – это ополченцы, – и пояснил, глядя на вскинувшего брови принца. – Их можно поставить на стену. Их можно выставить в поле. Но если их не подпереть настоящими воинами, то любая дворянская дружина разделается с ними без особых проблем. Ваше высочество, разрешите говорить свободно?

– Да, лейтенант.

– Делайте что хотите, но мне нужно или восемьсот гвардейцев, или в два раза больше наёмников. Пока их нет, ни о какой войне не может быть и речи.

– А время дорого, – задумчиво пробормотал себе под нос принц и, уже громче, перед тем как отойти, ответил своему собеседнику: – Хорошо, Уло, я учту Ваше мнение.

Глава 10

Утром Дозабелда проснулась рано и до завтрака решила поискать в округе целебные травы. Яркие лучи солнца разбивались об утреннюю росу, и казалось, что на траве блестят всеми цветами радуги драгоценные камни. Вылезать из постели откровенно не хотелось. Сделав над собой усилие, Дозабелда, выскользнув из-под одеяла, быстро накинула на себя «горку» и, подхватив корзинку, отправилась в лес.

Спустя некоторое время желудок подсказал матушке Ираиде о том, что хорошо бы было позавтракать. Сориентировавшись на местности, она вышла на дорогу и двинулась по ней в сторону лагеря. Утренний лес уже проснулся и оглашался пением птиц. Весна была в самом разгаре.

Громкий визг и приближающийся топот копыт вывел матушку Ираиду из состояния блаженства. Машинально отойдя к обочине дороги, она опустила корзину на траву и приготовилась скрыться в лесу при первой опасности. Почему вместо того, чтобы броситься в лес, Дозабелда рванула навстречу всаднику – она в тот момент не поняла. Тело сработало на автомате. Никогда – ни до, ни после – Дозабелда не прыгала так высоко.

Совершив немыслимую по сложности, даже для гораздо более опытных бойцов вертушку, Дозабелда опомнилась только тогда, когда сообразила, что стоит перед упавшим на землю всадником, а за её спиной затихает топот копыт: потерявшая седока лошадь перешла с галопа на рысь, а затем остановилась.

Убедившись, что валяющийся на земле мужчина не притворяется, матушка Ираида обернулась и увидела, что поперёк крупа лошади перекинуто тело в сарафане. Подбежав к потерявшему седока животному, Дозабелда подняла голову потерявшей сознание девушки и удивлённо воскликнула: «Агриппина?!».

Тем временем со стороны лагеря донёсся приближающийся топот копыт, но не успела Дозабелда обернуться, как он на мгновенье стих, а затем стал удаляться.

* * *
Оставшееся время, почти до самого вечера, Дозабелда была очень занята, так как от пережитого потрясения у Агриппины начались схватки, и матушке Ираиде, так и не успевшей получить диплом медсестры, пришлось в первый раз в жизни принимать роды самостоятельно. Роды прошли хорошо, можно сказать легко, но Дозабелда измучилась от чувства ответственности и оттого, что никто не стоял у неё за спиной и, соответственно, не мог исправить её возможную ошибку. Когда всё закончилось, Дозабелда шипела, как разозленная кошка, и тем больше было её раздражение, когда почти на закате солнца в лагерь заявилась делегация местных жрецов, подкреплённая вооружённым отрядом.

Несмотря на то, что формально во главе лагеря стоял её дражайший супруг, на переговоры со жрецами вызвали именно её. Тихо матерясь, Дозабелда достала арбалет, взвела его, вложила в желоб болт, перекинула через плечо колчан с арбалетными стрелами и отправилась на встречу. Ветераны молодой церкви, глядя на поведение своего лидера, также похватали свои арбалеты и двинулись вслед за ней.

Жрецов было трое. Одетые в одинаковые белоснежные длинные одежды, они тем не менее носили большие медные медальоны с изображением разных богов. Не вникая в вопрос о том, кто чей жрец и кого как зовут, Дозабелда громко рявкнула:

– Чё надо?!

– Нам известно, – солидно сказал самый старый по возрасту жрец, – что вы удерживаете благородного рыцаря Инше.

– Кого?! – с искреннем недоумением воскликнула Дозабелда – в процессе принятия родов воспоминания о выбитом ею из седла всаднике начисто выпали у неё из головы.

– Мы послали благородного рыцаря Инше, – с пафосом продолжил самый старый по виду жрец, – дабы он разыскал подходящую жертву для нашего храма на праздник в честь бога бронзового ножа…

– И чё?! – кося под дурочку уточнила Дозабелда.

– …Его верный оруженосец Ашоле, – продолжил тем же тоном тот же жрец, – последний раз видел своего господина недалеко от этого лагеря упавшим с коня. К сожалению Ашоле был подло ранен в спину стрелой и не смог помочь своему господину. Он добрался до нашего храма и сообщил нам о случившемся. Мы нашли место, где Инше упал со своего коня, и прошли по следам сюда…

– И чё?!

– …Мы требуем немедленно освободить благородного рыцаря Инше, – слегка закипая, продолжил жрец, – и передать нам выбранную им жертву…

– Зачем? – всё тем же тоном перебила Дозабелда.

– Вы препятствуете воле богов! – влез в разговор самый молодой по виду жрец.

– Считаю до трёх, – раздражение в душе матушки Ираиды превратилось в холодную ярость, – и если вы в течение этого времени не уберётесь отсюда, то я буду стрелять.

– В кого? – совершенно не понимая, как такое богохульство вообще возможно, хором произнесли жрецы.

– В вас, – ответила Дозабелда, и начала отсчёт: – Раз.

– Но мы…

– Два.

– Боги…

– Три.

– Гнев…

– Вы ещё здесь?!

– Покорись воле богов, нечестивица!.. – вскрикнул самый старый жрец и замахнулся на Дозабелду посохом.

В ответ дочь защитника Белого Дома плавно потянула спусковой крючок на себя, и арбалетный болт вошёл самому старому жрецу прямо в сердце. Не успело тело убитого упасть на землю, как Дозабелда резким движением рычага взвела тетиву арбалета и положила болт в желоб. Однако выстрелить она не успела, поскольку Вера и Надя были быстрее.

Ошалевшие от такого кощунства храмовые стражники застыли в немом изумлении. Солдаты молодого претендента на престол также были несколько удивлены. И только выбравшаяся из госпитального шатра и ещё не до конца оправившаяся от родов Агриппина закричала: «Бей язычников!».

В тот же момент Кира и Лариса разрядили свои арбалеты в командира храмовой стражи. А Артём, выхватив меч и крича: «Мужики, не дайте бабам всех врагов перебить!», – бросился на стражников. Когда он пробежал сквозь строй своих духовных сестёр, в «картинку» вернули звук – храмовая стража с визгом, бросая оружие, рванула от представителей новой веры. Когда они все уже были спиной к христианам, Артём оступился и рухнул на землю. С трудом поднявшись, прихрамывая, сын купца сделал несколько неуверенных шагов в сторону убегающих и обиженно прокричал им вслед: «Стойте, гады!». Но «гады» его пожелание не расслышали, а даже если кто и услышал то всё равно оставил его без внимания. Этого солдаты принца Аэриоса уже не выдержали и истерично заржали. Естественно, о преследовании противника не могло быть и речи.

* * *
– …Значит, ты, уважаемый Арран Гарт, считаешь, что нужно срочно сниматься с места и уходить? – уточнил Аэриос.

– Так точно, Ваше высочество, – ответил сотник, – войско у нас небольшое, обучено плохо, баб и детей защитить мы не сможем. А жрецы убийство своих нам не простят.

– А Вы что скажете, лейтенант?

– Нужно укрепить оборону, мой принц, – степенно ответил Уло, – возвести частокол, взвести ловушки – некуда нам отступать.

– Как – некуда?! А ничейные земли? – несколько истерично спросил сотник.

– А что ты, сотник, вместе с бабами и детьми собираешься там есть? – закипая уточнил лейтенант.

– А что мы здесь-то будем жрать, сидя в глухой обороне? – распаляясь ответил ему Арран Гарт. – Жрать-то и сейчас особо нечего, тем более что всю еду к нам везут из тех же ничейных земель.

– Место сбора верных принцу людей назначено здесь, – отчеканил Уло. – Если мы уйдём – они нас не найдут. Да и наёмники, которых мы ждём, могут посчитать, что они свободны от контракта.

– Если мы взведём все эти грыковы ловушки, то первыми кто в них попадёт будут дети, да и бабы ненадолго отстанут, – горячась, возразил Арран Гарт. – А вражьему войску что есть ловушки, что их нет…

– Дорогой, я ничего не пропустила? – медовым тоном жены, которая застаёт своего благоверного вместе с любовницей, спросила незаметно подошедшая Дозабелда.

Аэриос, несколько опешивший от такого тона своей супруги, даже потерял дар речи, а Уло, закалённый в придворных паркетных боях, широко улыбнувшись, тоном истинного царедворца ответил:

– Ничего интересного, ваше высочество, – обычный военный совет.

– Без меня? – подчёркнуто удивлённым тоном, вскинув левую бровь, уточнила Дозабелда.

– Ну, вообще-то…э-э, когда, э-э, Вы с матушкой Агриппиной обсуждаете, э-э, как проповедовать слово божие, мы же в Ваши дела не лезем, – неуверенно начал сотник, но тут же был перебит рявканьем матушки Ираиды:

– Мы сегодня матушки Агриппины едва не лишились! Я считаю, что это по вашей вине!

– Дорогая, но это же несчастное стечение обстоятельств, – отмер наконец принц.

– Дорогой, ну не мне же учить твоих воинов караульной службе? – звонким жизнерадостным тоном, который в противоположность словам подтверждал, что учить в первую очередь нужно главнокомандующего – легитимного претендента на престол, перебила его Дозабелда. – И что вы нарешали?

– Пока, собственно, ничего, – пожав плечами, ответил Аэриос, наконец сообразивший, как ему вести себя с супругой, – матушка Ираида своей властностью чем-то напоминала принцу его мать в минуту свойственного всем высокопоставленным дамам самодурства.

– Но тогда вот вам моё партийное задание, – весело ответила Дозабелда. – Революция – это путь от победы к победе. Расспросите этого рыцаря, куда он хотел отвезти Агриппину, а потом мы пойдём и снесём этот храм к чёртовой матери! Зло должно быть наказано! Революция должна побеждать! А ещё мы должны убрать всех, кто знает дорогу в наш лес – до того, как они настучат по инстанциям!

* * *
Жемчужная роса, переливаясь всеми цветами радуги, сверкала в лучах восходящего солнца. В этот рассветный час в храме уже не спали. Впрочем, многие из храмовых служек в эту ночь вообще не ложились. Вернувшийся на закате отряд храмовой стражи принёс вести печальные в высшем смысле этого слова. В Кирате не слишком сильно уважали жрецов, и многие из крестьян, горожан и благородного сословия помногу лет забывали приносить богам жертву. Бывало, что самые отчаянные из разбойников влезали по ночам в храмы и крали что-то из утвари. Иной раз, застигнутые с поличным, они убивали храмовых служек, а иногда даже жрецов. Но то, что случилось вчера, было неслыханно. Приспешница некоего иноземного бога в открытую, перед толпой народа, поразила стрелой старшего жреца храма, а двое её сообщниц не побоялись застрелить ещё двух жрецов.

Желанию оставшихся жрецов храма немедленно покарать отступников мешало только одно: командир храмовой стражи был убит, а солдаты – напуганы. Всю ночь жрецы храма, служки и самые ревностные из прихожан до хрипоты спорили, но так и не смогли решить, что же им теперь делать. Ситуацию усугубляло то, что трое погибших жрецов держали в железном кулаке всю свою паству, и теперь большинство растерялись, а оставшиеся начали грызться друг с другом за власть. О каком возмездии может идти речь, когда его придётся самому возглавлять, а в это время оставшиеся займут самые тёплые места?

Никому из тех, кто начал свою борьбу за будущее влияние в храме, и в голову не пришло что «отступники» обнаглеют настолько, что не будут дожидаться возмездия, а придут в храм с войском сами. К тому же жрецеубийцам помогло и то, что уже двести лет в Кирате не приносили человеческих жертв и народ успел отвыкнуть от столь ревностного благочестия. Не зайди жрецы так далеко, неизвестно, на чей стороне выступил бы простой народ, населяющий поселение вокруг храма. Поэтому операция по окружению и блокированию храма, несмотря на все допущенные просчёты лейтенанта Уло и ошибки его подчинённых, прошла идеально – никто из служек, жрецов и наиболее ревностных прихожан и не сообразил, что что-то не так, пока уже не было слишком поздно…

* * *
Лучи солнца, проникая сквозь разноцветные витражи, отражались в многочисленных зеркалах, наклеенных на стены наподобие мозаики вдоль галереи, ведущей к тронному залу, создавая фантасмагорию света; и идущим вдоль галереи казалось, что они плывут в сияющем облаке. Давным-давно, когда большой королевский дворец ещё строился, его величество король Таупус IV повелел устроить зеркальную галерею, дабы никто из приглашённых на королевский приём не мог заранее подготовиться к встрече с монархом. Впрочем, на тех, кто сейчас в сопровождении стражи шёл по галерее света (как её ещё называли) это не действовало. Были они, по крайней мере, некоторые из них, и при прошлом короле, и при позапрошлом, да и вообще первое правило посла состоит в том, чтобы ничему не удивляться. Люди и нелюди, идущие сейчас на встречу с его величеством королём Нисистаксом I, который был первым не только по приставленному к имени номеру, но и как он надеялся, первым представителем новой династии, спокойно беседовали между собой.

– А что это у тебя за папочка, друг мой Ченки, – толстый, как пивная бочка, посол Рагнетии светился дружелюбной улыбкой.

– Ничего особенного, друг мой Паксу, – посол Мортага был худ, высок и имел неживую вежливую улыбку, – наш король, да продлят боги его дни, предлагает его величеству Нисистаксу I разрешить наш давний территориальный спор.

– Как интересно, – ухмыльнулся Паксу и с усмешкой в голосе продолжил. – Вероятно, Ваш король предлагает Кирату поступиться ничейными землями за оказанные новой династии услуги.

– Ты весьма проницателен, мой друг.

– А ещё я знаю, что ответит вам новый правитель.

– И я знаю, но письмо всё равно нужно вручить по назначению, – посол Мортага вновь кисло улыбнулся и спросил. – А что ты, мой старый друг, прячешь за отворотом манжета?

– О, всего лишь письмо моего короля.

– И что он хочет?

– Он хочет, чтобы новый правитель Кирата отпустил вдовствующую королеву на родину предков.

– Мне всегда казалось, что ваш король недолюбливает свою старшую сестру.

– Это так, но требуется соблюсти приличия, – улыбнувшись какой то совсем не весёлой улыбкой, ответил Паксу, без всякого зеркала наблюдая такую же злую улыбку у Ченки.

Идущие следом два эльфа, более похожие на наряженные манекены, чем на живых существ, с достоинством беседовали между собой.

– Уважаемый Далайчим, как вы знаете, наш клан серебряного дуба объединился с кланом золотой ели, и объединённый клан дубовой ели теперь входит в круг высших.

– Мои поздравления, уважаемый Тириачным.

– И мне бы хотелось попросить Вас оказать небольшую услугу, – посол лесных эльфов замолчал на самом интересном месте и склонил голову в ритуальном поклоне.

– Услугу Вашему клану или Вам? – уточнил посол морских эльфов, ответив на ритуальный поклон ритуальным же кивком головы.

– Услуга весьма небольшая, поэтому разрешения Вашего клана Вам не потребуется.

– И чем я могу помочь Вам, уважаемый Тириачным?

– Всего лишь маленькой консультацией.

– Охотно помогу Вам после приёма, – ритуально кивнув, ответил Далайчим.

– Заранее Вам благодарен, – так же ритуально кивнув в ответ, поблагодарил Тириачным.

Два идущих следом человека, послы империи и королевства Сиен, казались сочетанием не сочетаемого. Один из них был одет в длинный, переливающийся всеми цветами радуги халат с нанесённым на него тончайшим узором. Его волосы были заплетены в толстую короткую косу, перевязанную шелковой лентой с вышитой золотой нитью цветочным орнаментом. Он напоминал собой преуспевающего купца. Другой – с короткой стрижкой, одетый в ритуальную тогу – больше казался воином, чем дипломатом.

– Так что Вы про это всё думаете, дорогой Эксилиус? – спросил посол королевства Сиен, поправляя свой халат.

– Ничего, – лаконично, в имперских традициях, ответил посол империи и пояснил. – Какая разница, кто правит этим захолустным королевством, дорогой Хо-Ми. Делам империи, впрочем, как и делам Вашей страны это никак не может навредить.

* * *
– …и как можно было упустить через тройное кольцо оцепления, да ещё не просто жреца, а жреца на коне? – патетично заламывая руки, вопрошала Дозабелда. – Нет, я Вас спрашиваю, дорогой супруг, повернитесь ко мне и ответьте, как это могло произойти?

– Дорогая, – принц Аэриос, не поворачиваясь к своей жене, с печальной отрешенностью смотрел на горящий храм и думал, что знает только два способа прекратить женскую истерику, но ни один из них к его великому сожалению на данный момент не подходит. – Ничего страшного же не произошло. Сотник Гарт уже отправлен в погоню…

– Ага, план – перехват, как всегда, результатов не дал, – непонятно для окружающих высказалось её высочество. – Ты что, не понимаешь, что вся наша самодеятельность – на уровне младшей группы детского сада? – вновь ввернула непонятное выражение матушка Ираида, – это всё до того, как из столицы пошлют карательный отряд.

– Любимая, ты недооцениваешь воинские таланты Уло, – повернувшись наконец к своей благоверной, всё тем же тоном уставшего от жизни человека ответил Аэриос и с завистью подумал о лейтенанте, который проявил истинный талант царедворца, покинув их под каким-то благовидным предлогом в самом начале этой супружеской ссоры.

– Я не знаю, насколько Уло талантлив как полководец, но солдаты у нас ещё те! – продолжала высказывать неудовольствие Дозабелда. – Нет, это же надо додуматься пойти в трактир спрыснуть победу до окончания сражения!

– Сержант разберется с ними… – начал было принц, но вновь был перебит своей супругой.

– Да что толку-то! – в последний раз всплеснув руками, резко успокоилась матушка Ираида. – Если этот парень уйдёт, нам придется отсюда героически драпать! Думай, муж мой, куда?

Аэриос тяжело вздохнул и посмотрел на новых гвардейцев, которые изображали его охрану. Те сочувственно, как возможно между мужчинами, посмотрели на своего сюзерена и продолжили делать вид, что они временно оглохли…

* * *
– Как видите, уважаемый Тириачным, цена товара с учётом повышенных пошлин, о которых нам сообщил его величество, серьёзно возрастёт. В связи с чем на первый план выступает не качество, а цена, – идя по коридору света в обратную сторону после приёма, с печалью в голосе рассуждал посол морских эльфов.

– Не могу с Вами согласиться, уважаемый Далайчим, качество имеет всё же первостепенное значение, – возразил посол лесных эльфов.

– Ваш вновь образованный клан настолько богат?

– Нет, не богат, но есть-то эту рыбу, всё равно придётся нам.

Глава 11

Жреца поймали и по настоянию матушки Ираиды всего лишь повесили. Это вызвало некоторое непонимание среди сторонников принца так как ранее было объявлено, что всех виновных в принесении в жертву людей, будут сжигать.

– К сожалению нет доказательств, что именно он приносил людей в жертву, а сам он не признаётся, – заявила глава новой церкви и тут же добавила – Но налицо соучастие и оказание сопротивления при задержании.

Пока делали виселицу и приводили приговор в исполнение Инше, уже оклемавшийся после падения с лошади, тихо сбежал.

Когда принцу, в конце дня, доложили, что рыцарь сумел улизнуть, настроение, заметно улучшившееся после того как супруга решила подвергнуть жреца относительно безболезненной казни, слова упало.

Следопыты почти догнали его, но Инше успел укрыться в пусть небольшом, но достаточно крепком каменном замке принадлежавшем достаточно древнему, но обедневшему роду. Текущий хозяин замка был дальним родственником лейтенанта и Уло, не желая терять при штурме, с таким трудом обученных, людей вызвался провести с ним переговоры. Дело это оказалось не быстрым и воинство принца встало лагерем под стенами замка.

* * *
– Пропустите меня к его высочеству – вызывающе нагло орал молодой рыцарь на Аррана Гарта. При иных обстоятельствах старый воин просто послал бы молокососа куда подальше, но сам рыцарь, по видимому главарь банды младших сыновей и сопровождавшие его человек тридцать таких же как он отморозков были все как на подбор очень рослыми и плечистыми. Спорить с ними сотник копейщиков опасался.

– Это кто же здесь так орёт? – Дозабелда была в хорошем расположении духа и скандалить со вновь прибывшими не собиралась, а спросила исключительно для порядка.

– Молчать смерд! Как ты смеешь сам обращаться к человеку благородного происхождения?

Дозабелда оглядела свою одежду и лишний раз убедилась, что одета не в видавшую виды горку, а в чистые переливающиеся на солнечном свету зелёные шёлковые шаровары и такого же цвета рубаху из тончайшего лна.

– Уж простите его госпожа – попытался сгладить конфликт старый сотник.

– Гарт скажите со мной что то не так?

– Всё так Ваше высочество, просто он… Дурачёк.

– Ты кого дурачком назвал? Скотина! – парень обозвавший Дозабелду смердом был на редкость смазлив и смотреть на то как он злится было забавно.

– Так значит Ваше имя Скотина!? Что-ж, я слышала много о Вас и надеюсь в ближайшее время увидеть как Вас порют кнутом.

– Хлуп, они меня обижают! – было очень смешно наблюдать как здоровый амбал чуть не плача ищет защиты у главаря, но когда в ответ главарь посмотрел на него с такой нежностью с какой при других обстоятельствах смотрят на любимую женщину, Дозабелде стало противно и она не проронив больше ни слова развернулась, и просто ушла.

– Там к тебе какие то pidory на аудиенцию просятся. – сообщила мужу матушка Ираида когда тот выбрался из шатра.

– Кто?

– Да так, шайка выродков с большой длинны родословной и без гроша за душой.

* * *
Через два часа, после того как их высочества совместно позавтракали и выслушали краткий доклад подчинённых принц Аэриос согласился принять главаря вновь прибывших.

– Мы Ваше высочество в целом не против вступить в Ваше войско, но есть условие.

– Что вы хотите? – принц совсем не любил когда ему ставят условия, но нужно было хотя бы выслушать наглеца.

– Вы должны обещать, что когда станете королём узаконите истинную справедливость!

– И в чём заключается по вашему мнению истинная справедливость? – вмешалась в разговор Дозабелда.

– В том чтобы любимцы богов получали всё что им положено.

– И кто же такие эти любимцы богов?

– Тот кто сильный, смелый, высокий того боги любят, а тот кто слабый того боги не любят, а раз не любят то не надо ему помогать.

– А конкретнее?

– Ну вот если я купца какого ограблю то меня начинают таскать по судам, виру требуют, а за что? Раз я сильный и смог ограбить купца то меня боги любят, а если любят то значит я прав когда купца граблю.

– Однако – выдавил из себя принц обалдевший от столь бесхитростной философии.

– Хорошо, а что делать женщинам? – продолжала допрашивать Хлупа Дозабелда.

– Женщина должна быть собственностью мужчины.

– Почему?

– Ну она же не может себя защитить значит боги женщин не любят.

– А давай друг сердешный я тебе сейчас морду набью, без оружия и доспехов, голыми ручками морду набью и посмотрим кого боги не любят. – Дозабелда прекрасно осознавала, что набить морду такому амбалу под силу не всякому мужику, но её, что называется, понесло. – Через час перед замком! И… Уло, договоритесь со своим родственником чтобы он нам со стены не мешал.

– Хорошо Ваше высочество.

* * *
На обширном лугу перед замком в этот день было тесно. С одной стороны на бесплатное представление собрались все свободные от нарядов обитатели лагеря, а с другой на стене собрались почти все обитатели замка.

Дабы сохранить эффект неожиданности Дозабелда размялась заранее вдалеке от глаз посторонних и ужасно боялась, что мышцы остынут до того как взявший на себя обязанности герольда Арран Гарт закончит представлять участников поединка. Однако всему приходит конец и противники сошлись в схватке.

Сперва Хлуп хотел схватить глупую бабу и просто отшлёпать по попе как шлёпают непослушных детей, но сразу же получил удар в коленную чашечку. Слегка охромев он при этом снова попытался схватить Дозабелду, но там где она была секунду назад её почему то не оказалось и Хлуп получил пусть не сильный, но очень обидный удар в ягодицы. Хлуп падал, вставал, снова падал, но каждый раз Дозабелда оказывалась у него за спиной и била, била, била, а потом Хлуп почувствовал как твёрдый каблук врезается ему прямо в лоб и сознание его помутилось. Пытаясь на остатках воли хотя бы устоять на ногах он чувствовал как на него сыпется град ударов пока не настала блаженная тишина.

Дозабелда легла на траву и почти отключилась. Болело решительно всё. Многочисленным зрителям поединка казалось, что Дочь Защитника Белого Дома порхает по ристалищу словно бабочка и никто из присутствующих не мог знать, что многие из ударов и почти акробатических трюков которые она приминала сегодня, до этого ей не приходилось делать даже на тренировках.

«И как только я осталась жива?» – думала Дозабелда мысленно проклиная тот час когда ввязалась в эту авантюру. – «Определённо мне надо поспать, а не то я сдохну от боли» Хоть Хлуп ни разу в неё не попал, она получила как минимум несколько растяжений.

– Госпожа, как Вас там? Вы сказали что изобьёте Хлупа руками а били только ногами. Я считаю, что – это бесчестно!

Дозабелда взглянула на пришедшего качать права смазливого гея и подумала – «Чтобы ему такого сказать чтоб отвязался?»

– Знаешь парень, я из далёкой страны и у нас свои правила. – ответила возмущённому несправедливой расправой, устроенной слабой женщиной над амбалом, через пару секунд – Мне тут птичка на хвосте принесла, что твой Хлуп ложился с мужчиной как с женщиной, а таких можно бить только ногами.

– Почему?

– Потому, что они разносчики скверны. К ним вообще прикасаться руками нельзя ну, а тех из них кого удаётся поймать забивают камнями.

– Почему?

– Потому, что ложиться с мужчиной как с женщиной страшный грех перед Господом.

В этот момент пришедшие со смазливым пидорком и возмущённые так же как он, учинённой по отношению к их вождю несправедливостью молодые амбалы стали как-то нехорошо на него посматривать, а сам он как-то бочком-бочком отошёл от Дозабелды, а после резко бросился к лошадям. При этом один из товарищей Хлупа по банде поднял с земли камень и бросил в след убегавшему, но тот вскочил в седло и был таков прежде чем кто либо сдвинулся с места.

«Ну вот типа отмазалась,» – подумала Дозабелда – «А с толерантностью здесь ещё двести лет будут проблемы, если не больше. Ну кто меня за язык то тянул?»

Подождав пока погружённые в раздумья амбалы уйдут, Дозабелда устроилась на земле поудобнее и решила вздремнуть, но поспать ей снова не дали. Где то рядом раздались детские голоса и уже знакомый ей ангелочек восторженно произнёс.

– Ну, что я вам дуракам говорила! А вы? – «Да не может такого быть чтобы прыгала выше лошади и ногой выбивала рыцаря из седла.» – Все видели как она его сегодня гоняла?

– Да! Похоже очень могучий бог ей помогает.

– Эх, мне бы так ногами махать!

– А ты не будь дураком и попроси научить. Вдруг и правда научит.

– Да, что ты. Я к ней и подойти то боюсь.

– А я обязательно попрошу. – уверенно произнесла ангелоподобная девочка и дети куда-то ушли.

«Нет, так мне выспаться не дадут» – пришла к неутешительному выводу Дозабелда и обдумывая перспективу взвалить на себя ещё и обязанности преподавателя восточных единоборств поплелась до шатра.

Хлуп умер не приходя в сознание той же ночью. Его смерть так подействовала на прибившихся к принцу людей, что женщины, кроме наиболее ревностных прихожанок стали при виде матушки Ираиды смущаться и прятать глаза. Мужчины стали с ней подчёркнуто вежливы и только в глазах закалённых в боях ветеранов Дозабелда стала читать неподдельное уважение, и они больше не фыркали когда она приходила на военный совет.

Было у поединка ещё одно непредвиденное последствие. Барон наблюдавший его со стены так впечатлился увиденным, что на утро присягнул принцу. Инше правда в замке не оказалось так как в тот момент когда будущая королева махала ногами он дал дёру через подземный ход.

* * *
В трактире «Три карася», в самом грязном углу зала, где обычно сидел всякий сброд, было непривычно тихо. Ну как тихо – по сравнению с обычными днями. Сегодня компания из трёх хорошо одетых людей и обозлённого гнома заявилась в «Три карася», прогнала люмпенов с их законного места и, ничуть не смущаясь нескобленых столов и грязных лавок, уселась пить горькую.

– …Нет, ты понимаешь, Агаррадо, – поднять пошлину на треть, вполовину, но не в четыре же раза?! – возмущался первый из хорошо одетых людей.

– Ты прав, Арпагас, это ни в какие ворота не лезет! – соглашался с ним второй.

– Да ладно вам, ребята, – пытался успокоить их третий, – Мортаг всегда драл с нас три шкуры, однако мы как-то живём.

– Заткнись, Арраффонэ! – на секунду отвлекшись друг от друга, одновременно рявкнули первые два, а затем, повернувшись к гному, так же вместе произнесли. – Ты чего сидишь, Луйварч, разливай!

Пока гном наливал в маленькие деревянные чарки чистый, как слеза, самогон, Арпагас и Агаррадо продолжали возмущаться:

– Нет, Нисистакс уже вконец берега потерял, – возмущался Арпагас. – Решил, что раз задобрил богов, то ему теперь во всём будет удача!

– Это точно, – согласился с ним Агаррадо. – Совсем кто-то там…

– Тихо! Тихо! Тихо! – перебил его Арраффонэ, – не видишь: у всех уже налито, так что с тебя тост!

– За свободу торговли! – мрачно произнёс Арпагас и не чокаясь выпил.

– И где ты только таких тостов набрался? – также выпив, спросил Арраффонэ.

– Да так, один купец рассказал, – в первый раз за длительное время закусывая сельдью эльфийского посола, ответил Арпагас. – Одна банда, в ничейных землях, грабят прохожих ради свободы торговли, – и, усмехнувшись, добавил, – во всяком случае, так утверждает их атаман.

– Ну как же, слышал – Ебелдос его имя, а банда зовётся «Повстанцы»…

– Так, – в первый раз за вечер заговорил гном и, без тоста приняв на грудь, перед тем как занюхать, пробормотал, – ничего не понимаю.

– А что тут непонятного? – методично ковыряясь в эльфийской селёдке, пояснил Арраффонэ. – Людей честных все всегда грабят! Одни – для величия государства, другие – за свободу торговли… Наливай!

Глава 12

Визг сжигаемого заживо жреца стоял в ушах Дозабелды третьи сутки. Стоило ей на минуту уснуть как видение повторялось снова и снова.

– Вот зараза! – выругалась себе под нос глава новой церкви и выбралась из шатра.

Жрец, не просто убил на алтаре Марокхака шестилетнюю девочку, но перед этим привязал к одной из колонн храма её мать и сказал, что если во время обряда та будет недостаточно громко и искренне славить богов то отправится на алтарь вслед за дочерью. Несчастная мать не проронила ни слова, но убить её он не успел, так как был взят с поличным летучим отрядом из войска принца Аэриоса.

– Кто позволил вам судить меня, о невежды? – возмущался садист на суде. – Всё, что делаю я угодно богам! Если не приносить жертв, мир погибнет сорвавшись в пропасть забвения и его там проглотит Ягван. Вы не знаете разве, что земля висит на нитке из волос богини матери? Если боги не смогут ежедневно смазывать её кровью принесённых им жертв то нить лопнет и земля упадёт.

– Всё когда нибудь кончится, потухнет Солнце и исчезнет жизнь на Земле. – отвечала ему Дозабелда – Даже звёзды когда нибудь провалятся в бездну, но случится – это как минимум через миллион тысяч лет. Всё пройдёт когда придёт время, но никак повлиять на это люди не могут. Мы в масштабах вселенной обычная пыль и она нас просто не замечает. Но хотя мы не можем потушить Солнце и звёзды, свою жизнь мы вполне можем прервать! Надо только почаще убивать людей на алтарях ложных богов, совершать прочие преступления и тогда Бог разгневается на нас, и сожжёт в очистительном пламени. – Дозабелда перевела дух и указав на подсудимого пальцем громко крикнула – Сжечь его и дело с концом! Чтоб другим неповадно впредь было.

Потом был долгий спор о том кому подносить к хворосту факел. Все прибившиеся к войску женщины были возмущены поведением «борца за спасение мира» и хотя не все лично хотели прикончить его, добровольцев набралось два десятка. Вот тогда Дозабелда чтобы прекратить споры и заявила, что поднесёт факел сама. Кто ж мог знать, что он так будет визжать.

* * *
– …я готов, почтенный Луйварч, – гном-писарь замер над пергаментом с пером в руках.

– Обращение к совету общины Друнн напишешь потом сам, – посол подгорного королевства тяжело вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и уже железным голосом, чеканя каждое слово, продолжил. – Обстановка в Келелле неприемлемая. Действия узурпатора не поддаются контролю. В случае непринятия срочных кардинальных мер, учитывая введенный четырехкратный налог, нашему королевству грозит голод. Дипломатическими средствами кризис в приемлемое для нас время решить невозможно. Предлагаю срочно найти принца Аэриоса или любое другое лицо, которое сможет выдать себя за него, организовать на средства нашей казны армию и реставрировать прежнюю династию Киррата, – посол Луйварч на минуту замолчал, а затем, выходя из помещения, бросил через плечо, – зашифровать и срочно отправить голубиной почтой в Друнн.

* * *
Подойдя к разложенным под навесом на ветерке для просушки лекарственным травам, Дозабелда посветив себе масляным фонарём нашла несколько верхних веточек конопли и забила их в выточенную собственноручно два дня назад курительную трубку. «Знаю-знаю» – уговаривала она себя – «Это вредно и мозги жуть как сушит, но сейчас у меня других действительно сильных успокоительных нет»

Два часа посмеявшись над чем-то своим, Дозабелда потом так и не вспомнила, что же так тогда её рассмешило, их высочество вернулась в шатёр и заснула. Снился ей Пашка из параллельного класса. Он со знанием дела рассказывал ей как делается дымный порох и как добывать из подручных материалов селитру. Пашка был всем запуганный тихий ботаник и когда сообщили о том, что он подорвался на собственноручно изготовленной бомбе, которая чуть не обрушила всю их хрущёвку, и что просто чудо что больше никто не погиб, все восприняли – это сперва как дурной анегдот.

– Запиши! – рявкнул Пашка и Дозабелда проснувшись, но при этом находясь в каком-то полуавтоматическом состоянии подробно всё записала и снова легла.

Теперь Дочери Защитника Белого Дома снился Михалыч – давно спившийся и умерший от цирроза слесарь из управляющей компании их микрорайона. Он рассказывал ей какие пропорции в бронзе для пушек и чем она отличается от бронзы для колоколов, а ещё объяснил почему стволы у мушкетов делались из мягкого железа, а не из твёрдой стали. Дозабелда проснулась и записала.

Потом был учитель истории умерший в год когда Дозабелда окончила школу, сосед Васька-зацепер сорвавшийся с электрички на полном ходу, баба Шура попавшая под машину и все они, что то рассказывали, а Дозабелда опять просыпалась, записывала и снова спала.

Утром матушка Ираида увидела гору пергамента исписанную ей за ночь, испугалась и быстро спрятала всё под кровать. Несмотря на то, что она не сильно верила в откровения свыше, тем более полученные таким способом, Дозабелда внимательно осмотрела все записи пока муж занимался своими делами и решила в порядке эксперимента заказать прибившемуся к войску кузнецу металлические детали для требушета.

* * *
Малый совет мастеров гномьей общины города Друнн. Здесь собираются не мастера, точнее, не совсем мастера. Нет, все члены совета, конечно, мастера своего дела, но второго-третьего порядка. Ведь что для истинного мастера главное? Творить! А здесь собираются те, кто не столько творит, сколько правит…

– Вы точно уверены, почтенный Хуучин, что это был принц Аэриос? – уже в третий раз спрашивал глава совета.

– Абсолютно уверен, почтенный Нарийвчилсан, – в другой момент старый гном по имени Хуучин уже давно бы взорвался, но он понимал всю важность решения и ответственность за него.

– Вы ведь читали письмо из Келеллы, почтенный Хуучин, – глава совета нервно постучал пальцами по круглому столу, за которым сидели гномы. – Мы не имеем право ошибиться!

– Почтенные, – вмешался в их диалог ещё один член совета, – мы сколько угодно можем мурыжить этот вопрос, но боюсь что обычное решение – отложить – на этот раз не поможет.

– Почтенный Саарал, как обычно, недоволен советом, – ухмыльнулся в бороду ещё один гном, – мол, он один…

– А почтенный Сахалтай, как всегда, пытается придираться к словам, не затрагивая их сути, – усмехнулся Саарал, – но, повторюсь, нужно что-то решать, и как можно скорее.

– Так Вы точно уверены… – вновь начал задавать свой вопрос Нарийвчилсан, но был перебит всё же взорвавшимся Хуучином:

– Да, уверен. Да, у неё в повозке был принц Аэриос! Да, она «подарила» нам арбалеты, которые превосходят наши! Да, письмо из Келеллы я, как, впрочем, и все присутствующие здесь, читал! И, да, разрази меня отец гор, нужно что-то срочно решать!

– Это надолго, – мрачно заметил Саарал.

Остальные члены совета, даже его вечный оппонент Сахалтай, мысленно с ним согласились. Это действительно могло затянуться надолго, а решать нужно было быстро.

– Ладно, – и, вздохнув, как перед прыжком в ледяную воду, Нарийвчилсан подытожил. – Предлагаю найти принца Аэриоса, договориться с ним и, по возможности, оказать ему всю возможную помощь как оружием, так и деньгами. С нашей стороны единственное требование – чтобы пошлины вернулись к тем размерам, что были при его отце. Предлагаю голосовать! Кто за?..

* * *
«Да, будущие археологи этого мне никогда не простят» – думала Дозабелда, наблюдая за производимым по её приказу погромом. Великолепные статуи эльфийской работы были безжалостно сброшены с постаментов и сейчас несколько дюжих молодцов разбивали их кузнечными молотами. Алтарь Марокхака из цельной мраморной глыбы, на котором пять дней назад была убита несчастная девочка, был вывезен на деревянных катках и политых маслом полозьях и утоплен в ближайшем пруду. Туда же отправились алтари Лайры, Аманиты и Варавыкаса, а также ещё пяти богов имена которых матушка Ираида не знала, да и не хотела в общем то знать.

– Нет! Само здание оставить. В нём можно сделать конюшню или хлев. – объясняла она «политику партии» добровольным помощникам – А статуи надо разбить и утопить!

– С билом бронзовым, что надо сделать?

– Бронза нам пригодится. Забрать! И… Ещё мне сказали, что здесь должны быть сокровища. Постарайтесь найти. Одну четверть нашедший забирает себе… Эй! Стоять! А кто статуи разбивать будет?

«Ну вот, кто опять тянул меня за язык?»

* * *
– Да не кисните вы уж так. Эх молодёжь! Чтобы в храмах искать тайники, тут сноровка нужна. – дедок явно уголовной наружности угощал всех вином и учил ненавязчиво жизни – Вот возьмём первый город и пир закачу. Вот как есть спущу на вино половину. Мне второй половины должно хватить на всю жизнь и ещё даже внукам достанется.

Его дочь, толстенная грудастая баба смотрела на него исподлобья, но отцу не перечила.

– Невозможно заработать все деньги, но их все можно пропить! – изрекла банальную истину матушка Ираида.

– Так я сам пить особо не буду, я хочу народ угостить. Все ж искали, а досталось то мне одному. Пусть им будет меньше обидно.

– Вот Вы на суде говорили, что всё закончится и звёзды упадут в бездну. Это как? – обратился к матушке Ираиде молодой баронет, сын владельца того самого замка под стеною которого ей впервые пришлось до смерти забить человека ногами.

– Я всего лишь слабая глупая женщина, – с казала она, упорно делая вид, что не замечает того как нервозно все в этот момент улыбнулись – Но мудрецы моей родиныутверждают…

Тут она сделала паузу подбросив пару поленьев в разложенный прямо на прекрасной мозаике, под крышей бывшего храма, костёр и продолжила

– Они говорят, что звёзды – это не звёзды, а солнца, но просто они от нас далеко и кажутся маленькими.

– А разве небесный свод не сделан из хрусталя? – спросил всё тот же молодой человек.

– Там нет ничего между звёздами. Пустота! Даже воздуха нет. Никакого.

– На чём же они тогда держатся?

– Ни на чём.

– Но тогда бы они вниз упали.

– Так низ для них, он не там где для нас.

– Это как?

– Вот смотри. Мы живём на Земле, а Земля – это шар! И низ для нас в центре этого шара.

– Но…

– Не мешай мне пожалуйста.

– Хорошо.

– Земля вращается вокруг Солнца и не только она и для всего, что вращается вокруг Солнца низ в центре Солнца. А Солнце вращается в округ центра galaktiki вместе с другими звёздами. Вам понятно?

– Galaktiki – это что?

– Ну звёзды они висят в небе не равномерно, а кучами, эти кучи зовутся galaktiki. Так понятно?

– Вы дальше рассказывайте.

– Ну вот в центре нашей galaktiki, где для звёзд нашей галактики находится низ…

– А есть и другие?

– Конечно, их очень много, гораздо больше чем в нашей galaktike звёзд.

– А много в нашей galaktike звёзд?

– Очень много. Их… Больше, чем людей на земле.

– А…?

– Не мешай! В центре нашей galaktiki, впрочем как и других есть… Не знаю как объяснить… У нас их зовут Чёрными Дырами.

– Чёрными Дырами?

– Ну это обычно была раньше звезда которая состарилась и погибла, но не так как гибнут обычные звёзды, а сжавшись в точку – тут Дозабелда, для наглядности, показала руками нечто размером с маленький апельсин. – И сила тяготения у неё стала такой, что она всё притягивает к себе и ничего не отпускает, даже свет.

– И всё когда нибудь на неё упадёт!?

– Да, но будет это очень нескоро. К тому моменту род человеческий успеет пресечься раз сто, а значит нас – это ну никак не коснётся.

– А если род человеческий не пресечётся?

– Ну тогда люди станут как боги, научатся летать между звёзд и смогут сбежать, например в другую galaktiku.

– Ой странное Вы госпожа говорите. Ведь если низ главный в этой самой дыре, то как мы туда до сих пор с Земли не свалились.

– Об этом рассказывает закон всемирного тяготения, но я вам после про него расскажу.

Когда Дозабелда уже уходила дочь старого кладоискателя тихо шепнула отцу – Так может Дыра эта Чёрная – Пропасть забвения, про которую жрец говорил?

– Как есть она самая, дочка, но жертвами точно нам от неё не спастись. Тут действовать надо хитрее. В конце концов если люди станут как боги то, что нам какая-то дырка?

Глава 13

– Гарт, ты уверен, что из замка никто не выходил?

– Абсолютно уверен, Ваше высочество! Когда этот прохвост сюда прибыл, они сразу подняли мост и больше его не опускали.

– Сколько в замке людей?

– Я спрашивал у местных крестьян, Ваше высочество. Почти всю дружину барон забрал в столицу, так что осталась одна, максимум – две дюжины.

– Ваше мнение, дорогая супруга?

– Как говорил один хороший человек, нет человека – нет проблемы, так что сжечь всё к чертовой бабушке!

– Дорогая, и чем же Вы собираетесь поджигать каменный замок? – с некоторым ехидством в голосе уточнил принц.

– В идеале для этого подошёл бы napalm, – без запинки ответила Дозабелда.

– Прости, что?

– Не бери в голову, дорогой, всё одно его нет и в ближайшее время не будет, – матушка Ираида тяжело вздохнула и продолжила, – придётся штурмовать.

– Но у нас нет осадных лестниц, – робко возразил Гарт.

– Несущественно, – сказал как отрезал Уло, – высота стен не более сорока локтей. Сделаем лестницы максимум за полдня.

– Возражаю, – воскликнула Дозабелда, – нам ни к чему лишние потери, да мы и никуда не спешим; предлагаю снести стену.

– И как же? – вновь ехидно уточнил принц.

– Я тут видела большую кучу камней, так что снаряды для trebushe есть.

– Для чего? – не понял Аэриос.

– Для машины, которую под моим руководством построят к завтрашнему утру, дорогой…

* * *
– Госпожа! Замок окружен, – седой гвардеец предано смотрел на баронессу.

– Благодарю, Тейсе, – холодным, почти ледяным тоном ответила молодая женщина лет двадцати и, повернувшись к служанкам, приказала, – отнесите моих малюток в донжон и позовите сюда мою падчерицу.

– Звала Езалила? – девушка лет шестнадцати, пришедшая спустя пару минут в большой зал замка, обратилась к хозяйке.

– Да, Калма, – холодно улыбнувшись, ответила баронесса, – боюсь, на бал тебе в ближайшее время попасть не удастся.

– Я догадываюсь, – так же холодно улыбнувшись, сказала падчерица и уточнила. – У нас есть шансы?

– Если стены падут, то нет, – спокойным тоном сказала Езалила.

– Тогда я пойду за своим кинжалом.

– Не смею задерживать, но хочу тебя попросить посидеть с моими крошками: мало ли где я окажусь… в неподходящий момент.

– Хорошо… – девушка повернулась и, перед тем как уйти, тихо произнесла. – Никогда не назову тебя матерью и вряд ли мы станем подругами, но, по крайней мере, выйдя замуж за моего отца, ты не пыталась мешать мне жить.

– Смысл, Калма? – так же тихо ответила Езалила, – ты не мешала жить мне – я не мешала тебе. Это просто здравый смысл.

* * *
Из дневника Мустынеса из Джуодеса, баронета Джуодеса, наследника барона Джуодеса:

Спустя три месяца как мой отец, отбыл в столицу по делам баронства, к стенам замка подступило войско мятежников. Несколько десятков тысяч (зачеркнуто) Пара тысяч взбунтовавшейся черни. Святотатцы, сжегшие храм всех богов! Теперь они хотят сжечь и наш замок…

…Война отличается от того, как о ней пишут в свитках. Тейсе, старый воин, пришедший из свиты мачехи, не рискнул сделать вылазку. Судя по разговорам среди воинов, мы не сможем удержать стены, если на замок нападут хотя бы с двух сторон…

Второй день осады

Мятежники не нападают, вместо этого крестьяне строят заслон на дороге, ведущей в замок – видимо, готовятся к долгой осаде…

Третий день осады

Это был не заслон, а осадная машина! Она мечет в надвратную башню камни! Кто-то из местных подлецов рассказал, что её, в отличие от стен, не ремонтировали в этом году…

Четвёртый день осады

Слуги словно с ума посходили! Повариха спрятала все сковородки в подвал. Интересно, как она будет готовить? Прачка мажет лицо и руки углём, а служанка сестры пьёт и ходит с гвардейцами на конюшню.

Из всех слуг только бывшая кормилица детей мачехи и две её личные служанки, да пара старых слуг моего отца честно делают свою работу. Чем занимаются остальные – не знаю, их в донжон не пускают…

Пятый день осады

В надворной башне трещина! Настроение у воинов мрачное. Слуг удалось привести в чувство и заставить готовить к обороне донжон…

Шестой день осады

Рухнула надвратная башня…

* * *
Классические действия при обороне замков, если противник разбил стены, – это выставить строй и быстро перекрыть пролом баррикадой. Но Тейсе прекрасно понимал, что защитников слишком мало, поэтому он на этот случай сразу применил план «Б»: защитники замка Джуодес после обрушения надвратной башни сразу отступили в донжон. Правда, отступление это местами напоминало беспорядочное бегство, но всё равно двери донжона закрылись за последним защитником замка Джуодес ещё до того, как нападавшие показались в проёме.

– Не понимаю, госпожа! – Тейсе нервно смотрел сквозь бойницу третьего этажа донжона в замковый двор. – Они могли за это время уже несколько раз нас атаковать, не говоря уже о том, что нас не обстреливают лучники!

– Ты какой-то нервный сегодня, Тейсе, – баронесса Езалила своей какой то чересчур идеальной улыбкой и холодным голосом излучала такое неуместное в данной ситуации спокойствие, что защитники замка, вместо паники, глядя на свою госпожу, испытывали чувство глубочайшего изумления.

– Госпожа, – так же глубоко поражённый поведением своей баронессы, как и все окружающие, старый воин оторвался от бойницы и пояснил. – Я не понимаю действие противника.

– А разве взбунтовавшаяся чернь, – баронесса добавила в свой ледяной голос нотку нарочитой заинтересованности, – должна действовать так же, как воины?

– При всём уважении, баронесса, чернь не строит осадных машин, а главное – не ведёт так грамотно осады, так что мы не смогли сделать даже вылазку.

– Ты уверен, Тейсе? – только те, кто знал Езалилу давно, могли бы по её тону определить, что она смущена тем, что не заметила столь очевидный факт.

В этот момент пыль от надвратной башни осела, и из-за проёма показался силуэт всадника. Раздался звук рога. Всадник покачал копьём, к острию которого был привязан пучок разноцветных лент.

– Переговоры? – теперь любой из присутствующих смог уловить в тоне баронессы Джуодес искреннее изумление.

– Я так и думал, что это никакая не чернь! – воскликнул Тейсе. – Слишком хорошо всё спланировано!

– Но кто?! – Езалила всё ещё не смогла справиться с изумлением, впрочем, спустя мгновенье тон госпожи баронессы вернулся к своей обычной ледяной холодности. – Тейсе, прикажи вывесить ленты мира.

* * *
Стук выбиваемого запора, скрип механизма и очередной камень отправился в свой короткий полёт в сторону надвратной башни. Спустя несколько мгновений снаряд попал в цель, раздался грохот, и над башней поднялось небольшое облачко пыли.

«Ещё пара выстрелов – и эта халупа развалится», – сотник Гарт был рад этой осаде. По своему опыту предыдущих осад Арран ждал бойни, прерываемой только для уборки трупов и поиска, где бы добыть пожрать. Благородные на войне, впрочем, как и в мирной жизни, с простолюдинами не считались. Иным, к счастью повстанцев, оказался принц Аэриос. Наследник первым делом приказал построить укреплённый лагерь. Выделить место для кухни, где специально назначенные повара готовили пищу три раза в день. Вырыть нужники. Сделать навесы, защищающие людей от дождя во время отдыха.

Никого в бессмысленные атаки не гнали. Вместо этого все строили контр-валационную линию – земляной вал, местами с частоколом, который должен был защитить осаждающих от вылазки защитников. В общем, с точки зрения Гарта воевать было одно удовольствие.

– Дорогой, когда рухнет башня, подъедешь к пролому на коне, помашешь лентами мира и сразу возвращайся назад, – деловым тоном, не предполагающим никаких возражений, сказала Дозабелда, – вести переговоры с госпожой баронессой буду я.

– Как скажешь, дорогая, – ответил Аэриос и мысленно поблагодарил своего отца за то, что тот в свое время объяснил своему младшему сыну, что спорить с женщинами не стоит: по непринципиальным вопросам это не стоит тех нервов, которые потратишь, а по принципиальным – тем более, нужно просто делать так, как считаешь правильным…

* * *
– …Вы уверены, госпожа, что именно Вам нужно вести переговоры? – в очередной раз спросил Тейсе.

– Более чем, – ответила баронесса Джуодес своим неизменно холодно-скучающим тоном и приказала. – Открывай!

– Открыть двери! – подтвердил приказ старый воин.

Несколько стражников открыли двойные двери, через которые можно попасть в донжон, и Езалила, выйдя из башни, направилась по покрытому брусчаткой замковому двору к расположившейся за небольшим походным столиком странного вида девице.

Сия в высшей степени необычная особа, как отметила баронесса, – была моложе её и одета в синее рагнетского покроя платье без рукавов поверх белого нижнего платья с длинными рукавами.

– Присаживайтесь, Ваша милость, – сидящая за столиком девушка отсалютовала кубком с вином и сделала из него глоток.

– С кем имею честь? – ледяным тоном, со скептическими интонациями, спросила баронесса.

– Можете звать меня Ваше Высочество, – улыбнувшись, словно не заметив подколки, ответила сидящая.

– Оригинально, – всё тем же тоном сказала баронесса Джуодес и уточнила. – И в какой же королевской семье появилось на свет такое чудо?

– Мужчины вечно что-то скрывают, – все тем же благожелательным тоном ответила молодая женщина. – Выходишь замуж за вольного рыцаря, а он… – тут сидящая извлекла откуда-то свиток пергамента и, протянув его Езалиле, с улыбкой сказала, – ознакомитесь с моими рекомендациями.

Несмотря на желание двинуть этим свитком наглой простолюдинке по лицу, баронесса вовремя вспомнила о количестве лучников с обеих сторон, которые смотрели на них, и поэтому развернула пергамент. К своему стыду, Езалила не узнала ни почерк, ни подпись, но мгновенно опознала печать. Лет пять назад, ещё до её замужества, в замок её отца приезжал посыльный от главы тайной стражи, и она запомнила личную печать младшего сына короля предыдущей династии.

– Да Вы присаживайтесь, Ваша милость, вот выпейте, – здесь собеседница баронессы протянула ей кубок с вином, – я понимаю, что для Вас это весьма неожиданно, но… – тут сидящая напротив подождала, пока Езалила сделает несколько глотков и поставит кубок на стол, а затем всё тем же милым тоном уточнила. – Кстати, как наказывают дворян баронского достоинства за государственную измену?

Баронесса не поперхнулась только потому, что успела проглотить вино до этого вопроса. Впрочем, для её собеседницы это осталось незамеченным.

– Вы пришли специально, чтобы задать этот вопрос? – с улыбкой уточнила пока ещё хозяйка замка.

– Нет, просто я хочу, чтобы Вы осознали до конца своё положение и подумали, что бы нам предложить, – всё тем же благожелательным тоном ответила собеседница и, улыбнувшись в ответ, пояснила. – Королевская милость дорого стоит.

– Интересное развитие событий, – скучающе-холодным тоном ответила на это баронесса Джуодес и уточнила. – И чем же я могу помочь, пока ещё не королю и его… – тут Езалила на мгновенье запнулась, как бы подбирая определение, – столь блистательной супруге.

– Да ничем Вы ему не поможете. А вот мне… – тут собеседница чуть придвинулась вперёд, как бы впуская баронессу в свой ближний круг, – нужно срочно подучить этикет.

– Что помешало преподать его Вам вашим родителям?

– Я понимаю о чём Вы подумали, но Вы неправы. Я чужестранка и этикет моей родины слишком отличен от того который принят у вас. Будет печально если я перепутаю вилку для салата с вилкой для рыбы.

– Разве для них нужны разные вилки?

– На моей родине да, но не все эти правила соблюдают в обычные дни. А вот на официальных приёмах вилок обычно бывает не менее трёх.

– Какой ужас! – вслух произнесла Езалила и при этом подумала «А девица не так уж проста и страна из которой это чудо приехало может быть очень даже цивилизованной, просто иначе.»

– Вообще все эти ложки, вилки и ножи не мой конёк. Приборов за обедом иногда бывает двадцать пять для разных целей, но слава Богу, что их не выкладывают вместе и перепутать вилку для закуски с вилкой для десерта невозможно, но можно перепутать с чем ни будь ещё. – конечно Дозабелда никогда не видела живьем вилки для десерта и вообще знала этикет в общих чертах и исключительно по книгам, но собеседница никак не могла этого проверить, тем более, что всё таки картинки в книгах были и пусть неточно, но она могла все эти вилки описать.

– Мне кажется, – чуть более теплым тоном, нежели обычно, и не с обычной, а с дружелюбной улыбкой проговорила баронесса Джуодес. – Я действительно смогу оказать Вам несколько незначительных услуг, Ваше Высочество…

* * *
Арран Гарт был доволен тем, что до настоящей резни не дошло и баронский замок сдался почти, что без боя, но его настроение быстро испортилось когда он узнал, что проклятый Инше опять улизнул. Впрочем после опроса обитателей замка и местных крестьян удалось снова выйти на его след и погоня за похитителем беременных женщин началась с новой силой.

Глава 14

– Это уже просто проклятье какое-то! Дорогой, где ты вообще взял этих воинов! – Дозабелда была злой, угрюмой и очень уставшей.

– Дорогая, ты же прекрасно знаешь откуда, – принц Аэриос недоволен не меньше жены, при этом продолжал огрызаться, пологая выволочку от жены унизительной. – Они сами ко мне пришли.

– Единственная надежда, что у наших врагов дисциплина на том же уровне, – матушка Ираида смиренно перекрестилась и тяжело вздохнув, продолжила, – только в этом случае у нас есть хоть какой-то шанс победить. – Дозабелда повернулась к стоящему на вытяжку сержанту и рявкнула. – Как это вообще могло произойти?

– Не могу знать! – гвардейский сержант Азоос, перед лицом начальства имел вид лихой и придурковатый, прямо по завету устава Петра Великого.

– Лейтенант Уло, – на её высочество, стандартные уловки военных не действовали, – может быть Вы мне объясните как такое могло произойти?

– Выясняем, Ваше высочество.

– И что Вам удалось выяснить?

– Пока ничего, Ваше высочество…

– Но мы работаем над этой проблемой, – себе под нос буркнула Дозабелда. – Куда хоть этот похититель беременных женщин побежал?

– Следопыты уже идут по следу, Ваше высочество, через несколько часов всё будет ясно…

* * *
– Дорогой, ты внимательно осмотрел трупы? – Дозабелда уже не ругалась, а философски посмеивалась над происходящим.

– Да, – принц был неестественно весел. – Инше среди них снова нет.

– Лейтенант Уло, – матушка Ираида посмотрела на одного из сподвижников своего мужа с истинно христианским смирением, – как это на этот раз произошло?

– Выясняем, Ваше высочество.

– Дорогой, – Дозабелда вновь повернулась к своему супругу, – это был уже пятый замок. Уже больше месяца мы преследуем этого Инше. Три замка сдались нам без боя, в одном стену нам пришлось проломить, а этот так вообще взяли штурмом. И каждый раз, этому мерзавцу удаётся ускользнуть. Мы конечно изрядно смогли пополнить своё войско за счёт окрестных крестьян, но пленников стало у нас слишком много. Кроме того, самым близким к нам укреплением является город Друнн и, скорее всего, этот неуловимый рыцарь уже там. Гонец ещё вчера сообщил, что наёмники прибыли и в старом лагере пакуют последние вещи. Нам больше не нужно блюсти конспирацию, тем более, что все и так давно знают кто мы, сколько нас и где мы находимся.

– Но матушка Агриппина!

– Перебьётся матушка Агриппина! А ты начал ей уделять слишком много внимания.

– Но ты же всегда занята! А мне иногда очень нужно получить консультацию… По богословским вопросам.

– Ну-ну!

* * *
Друнн бурлил. Жрецы, на всех площадях, уговаривали горожан принять хоть какие-то меры к сопротивлению. На что горожане дружно отвечали, куда жрецам следует идти, так как своих жён, матерей и дочерей горожане любили всё же больше чем богов, которые впервые за двести лет вновь стали требовать человеческие жертвы. Однако, расправится самостоятельно со жрецами горожане не решались. Тем более, что городская стража, в полном облачении, патрулировала улицы поддерживая порядок. Правда и сами стражники были такие же горожане, так что ни о каких жертвоприношениях в Друнне не могло идти и речи.

На четвертый день жрецы трёх самых крупных храмов исчезли из города вместе с семьями и пожитками, а городской голова собрал совет, на котором «лучшие люди города Друнна» должны были решить, как жить дальше.

На самом деле всё было уже решено заранее. Верхушка города прекрасно понимала, что с поддержкой, пусть и не явной, принца Аэриоса гномами, гражданская война Керате стала неизбежной. Кто в ней победит – вопрос, но то что новая династия опирается на дворянство, а не на третье сословие очевидно, а следовательно поддерживая Нисистакса в лучшем случае можно было только сохранить свою жизнь, а вот восстановив старую династию… Так что городской голова следил за дебатами, местами переходящими в мордобой и только ждал удобного момента, как объявить волю народа о том что Друнн поддерживает принца Аэриоса…

* * *
В королевстве Кират есть несколько коронных городов, т. е. городов подчиняющихся не местным феодалам, а непосредственно королю. У этих городов есть привилегии: выборный городской голова, королевский суд и земли на день пути от городских стен. Всё это гарантируется королевской грамотой торжественно подписанной королём Кирата на главной площади города в окружении лучших горожан. В ответ на эту «небольшую любезность» благодарные горожане всех коронных городов построили в них малые королевские дворцы или как называли их в Кирате на имперский манер Палаццо.

Палаццо Друнн было очень старым и запущенным зданием. Представители королевской династии не появлялись в нём со дня подписания грамоты. Даже принц Аэриос который бывал в Друнне по делам службы предпочитал останавливаться в гостинице. Но на этот раз отвертеться от вселения в апартаменты королевской семьи ему не удалось и сейчас в Палаццо Друнн одновременно шли: уборка, косметический ремонт, инвентаризация и подготовка к торжественному балу. Принц Аэриос вероломно передав заботы об организации предстоящего мероприятия супруге отправился в ратушу на военный совет.

Любая другая на её месте могла бы впасть в глубочайшее уныние или закатить истерику, но стойкая дочь защитника Белого Дома бывала и не в таких передрягах, и сейчас оккупировав кабинет управителя как единственное пригодное для нахождения помещение, тоже готовилась к баллу. Её высочество призвала себе на помощь двух эльфийских портних, гному из лучшей в городе ювелирной лавки, и выставив караул из пары гвардейцев, за какие-то грехи приставленных к ней лейтенантом Уло, готовилась блистать на предстоящем балу. Ещё одной представительницей прекрасного пола была молодая супруга главы купеческой гильдии.

– Нет зелёный Вашему высочеству не подойдёт, – мягко возразила Лапе Статине, – это в Мортаге зелёный цвет знати, а у нас цвет знати – оранжевый, в крайнем случае жёлтый.

– Оранжевый, Её высочеству, точно не подходит, – возразила одна из эльфиек, по имени Бугыниэль.

– А в жёлтом, Её высочество, не будет смотреться, – уточнила Гууниэль – другая эльфийка.

– Как у вас поверхников всё сложно, – тяжело вздохнула Гахайна, представительница подгорного племени, – у нас в ходу только три цвета: белый, чёрный и серый.

– Это потому, что у вас гномов, зрение плохое, – подколола гному Бугыниэль.

– А вот и нет, – возразила представительница подгорного племени, – самоцветы мы друг от друга отличаем.

– Девочки, не ссоритесь, – жалобным тоном попросила Гууниэль, собирая разложенные ткани.

– А красный у вас есть? – спросила Дозабелда, которой уже надоели эти препирательства.

– А что? – заинтересовалась Бугыниэль. – Смело. Необычно.

– И к украшениям подходит, – вставила Гахайна.

– Ладно, значит с платьем – решили, – подытожила Дозабелда, – а теперь поговорим о том, за чем я вас собственно сюда пригласила.

– Мы готовы через неделю поставить триста арбалетов, – начала гнома, – но есть проблема – металлические тетивы за это время не сделать.

– И не надо, – ответила Дочь Защитника Белого Дома, – идея не оправдала себя – тросик слишком жесткий – поэтому рвётся, хотя и не боится воды.

– А если её заменить паучьим шнуром? – робко уточнила Гууниэль.

– Хорошо бы, – вздохнула гнома, – да вы ведь за него дерете, как не знаю за что.

– Пусть это будет скромным вкладом в наше общее дело, – ухмыльнулась Бугыниэль.

– Мне ещё нужны доспехи из эльфийского шёлка, – уточнила Дозабелда.

– Цвет, гербы, знаки различия? – тут же уточнила эльфийка.

– Что-нибудь не бросающееся в глаза, вроде такого, – ответила Дозабелда и ткнула пальцем на сваленную в углу «Горку».

– Редкий цвет, такой шёлк мы не делаем, – робко возразила Гууниэль, – может быть Вам зелёный подойдёт?

– Сойдёт, – повертев в руках кусок материи ответила Дозабелда, – на шапели тоже сделайте из него чехлы.

– Вы хотите прятать войско в лесу, Ваше высочество? – заинтересованно спросила Лапе Статине.

– Иногда.

– Тогда я передам мужу, чтобы ножны и прочую амуницию делали без украшений, а железные мелочи – заворонили, – полувопросительно сказала жена главы купеческой гильдии города Друнн.

– Отличная мысль, – улыбнувшись, ответила Дозабелда.

– Мечи, кинжалы, наконечники для стрел, болтов и копий сделать успеем, – вновь влезла в разговор Гахайна, – щиты – нет.

– И не надо – обойдутся без щитов, главное чеснока побольше.

– Не боитесь, Ваше высочество, что дворянство Вас не поймёт? – уточнила Лапе Статине.

– Я воюю с язычниками, – отмахнулась Дозабелда, – а они между прочем людей в жертву приносят!

– Ну у всех свои боги, – робко влезла Гууниэль, но была перебита главой новой религии:

– Мой Бог – равнее других!..

* * *
– …Разумеется Сир, – один из купцов склонился в почтительном поклоне и замерев на месте отстал от свиты.

«Любопытно, как отец со всем этим справлялся?», – подумал Аэриос идя по коридору во главе прихлебателей. Вообще с точки зрения принца Кирата, весь военный совет был каким-то форменным сумасшествием. Обсуждали что угодно, но только не будущую военную компанию. А сейчас его высочество следовал на обед, на котором, как подозревал Аэриос, тоже не удастся поговорить об военных вопросах. Вот и получалось, что за день о предстоящей войне ему удастся поговорить только те несколько минут, когда он перемещается из одного зала в другой.

Принц на секунду остановился, а затем сменил направление и вышел на балкон. Повернувшись к лакею, Аэриос распорядился:

– Кубок вина, – и отвернувшись от свиты, опершись на каменный парапет, начал разглядывать сад.

План военной компании был прост. Создать из примкнувших к нему дворян мощный, бронированный конный кулак и сим кулаком разбить все преграды на своем пути к столице. Пехота, как впрочем и обоз, на данном этапе играла исключительно вспомогательную роль. Идея сама по себе была не плохая, но дворян в «кулаке» катастрофически не хватало, да и сами дворяне, как бы это сказать помягче, амуницией не блистали во всех смыслах этого слова. Пришлось соглашаться на «лучших» людей из третьего сословия которые могли купить себе, как впрочем и примкнувшим к принцу дворянам, доспехи и коней, да только выучки у получавшейся конницы…

– Ваше вино Сир, – побеспокоил размышление принца лакей, принесший кубок с вином на подносе.

Взяв кубок и кивнув отпуская слугу, Аэриос пригубил вино, вновь повернулся к саду и подумал: «А может быть всё же прислушаться к мнению жены и сделать ставку на пехоту?». Дозабелда рассказывала своему супругу про Битву при Креси, где лучники выкосили цвет рыцарства. Проблема в том, что лучника быстро не подготовишь. Супруга говорила что-то про то, что она собирается создать свою храмовую стражу и вооружить её арбалетами, но… «Арбалет это не лук, скорострельность не та», – подумал принц, с удивлением обнаружив, что он выпил уже половину кубка: «Не пойдёт. А вот в идее тяжелой пехоты с длинными копьями, что-то есть… Решено, формирую тяжеловооружённый легион, ставлю на него Уло, капитана он давно заслужил, и подставляю его под удар вражеской конницы. А когда она потеряет силу своего удара, тут и наша кавалерия пригодился…».

Принц принял решение, допил залпом вино, и поставив кубок на парапет быстрыми шагами пошагал в обеденный зал. Свита почтительно двинулась за ним. И только один из лакеев приотстал, чтобы забрать кубок, когда его высочество соизволит удалиться…

* * *
– Мы нашли заброшенный лагерь изменников, – подскакавший на сером жеребце разведчик лучился довольством.

– И что нам это даёт? – иронично спросил граф Лидека, являющийся командиром отряда карателей.

– Мы можем пойти по следам, – весело ответил разведчик, предвкушая «славную охоту» за чернью.

– Вообще-то мы и так знаем, куда они двинулись, – в том же тоне ответил граф. – В Лаберте войско принца не появлялось, так что они пошли к Друнну. Вы лучше охранение выставите, а то на моих желторотиков надежда как… – Лидека глубоко вздохнул.

Вторые-третьи сыновья дворян, бывшие основной массой в его отряде были патологически не способны к чему-нибудь кроме конной сшибки да разгону и так разбегающихся крестьян.

– Ваша светлость, солнце ещё высоко, может стоит продолжить преследование?

– Я хотел бы осмотреть лагерь лично, – граф не разделял энтузиазма своего подчинённого, и повернувшись к оруженосцу спросил. – Ну что поехали!?

Оруженосец прохаживаясь по дороге разминал уставшие после длительной скачки ноги, но услышав вопрос-пожелание графа немедленно очутился в седле и они тронулись в путь.

– Дело дрянь, ваша светлость, – старый сержант личных гвардейцев графов Лидека встретил своего господина на въезде в лагерь. – Десять больших казарм. За частоколом площадка для строевых упражнений, утоптанная не хуже плаца. Даже ристалище небольшое есть. Амбары добротные, крытые соломой, перед уходом выгребли всё до зернышка. Нужники не в каждом армейском лагере такие увидишь, да и вообще чистота. Вокруг лагеря следы от снятых ловушек. Волчьи ямы засыпаны. Уходили хоть и спешно, но без суеты.

– Давно ли ушли Райне? – уточнил граф у сержанта.

– Не знаю точно, ваша светлость, но не менее как десять дней – дождей не было, поэтому следы ещё можно прочитать.

– А скажи-ка Райне, чего они отсюда ушли?

– Либо лагерь стал им слишком тесен, либо нашли более укреплённое место.

– Полагаешь Друнн пал?

– Да кто ж их знает этих гномьих друзей, – пожал плечами старый сержант, – может сами ворота открыли.

Утром следующего дня карательный отряд графа Лидека был поднят ещё до зари и свернув лагерь выступил с первыми лучами солнца. Форсированным маршем всадники шли по тракту к Друнну, благо у каждого были две заводные и тройка вьючных лошадей.

Спустя четыре часа колонна всадников влетела в селение, чем вызвала панику среди местного населения, которое не преминуло разбежаться. Но разведчики сработали четко. Спустя четверть часа старый гвардейский сержант уже докладывал Лидеку:

– Ваша светлость, месяц назад разбойники, под предводительством принца Аэриоса, сожгли храм, убили жрецов и присвоили себе все сокровища…

– И не побоялись гнева богов? – с некоторым интересом перебил граф.

– Местный, которого мы расспросили, твердил про какую-то жрицу нового бога, супругу принца…

– Так значит, его высочество, был околдован ведьмой… – задумчиво, будто сам себе, но весьма внятно, пробормотал Лидека.

– И не только он, ваша светлость, – старый сержант сразу всё понял, и начал, как говорили в другом мире и времени: «колебаться вместе с линией партии». – Сотни две местной черни, забрав своих домочадцев, ушли вместе с армией отринувшего веру отцов принца.

– Так Райне, об этом будем говорить в столице, – свернул многообещающую тему граф, – а пока после привала идём форсированным маршем до ближайшего замка, кстати, чей он?

– Если прямо по тракту то барона Джуодес, а если в сторону от дороги то замок Протингасов ближе будет, но он совсем небольшой, ваша светлость, – ответил сержант.

– Так вот, переночуем у Джоудесов, а после этого идём всерьёз, с боковыми дозорами, авангардом и арьергардом – нам случайности не к чему…

Вечером того же дня граф Лидек смотрел на обгорелые развалины замка барона Джуодес. Если с донжоном и боковыми башнями было всё понятно – их явно подожгли уже, после того как напавшие их захватили, то вот надвратная башня…

– Нашли что-нибудь Райне? – повернувшись спросил граф у стоявшего рядом старого сержанта своей гвардии.

– Так точно, ваша светлость, – вытянувшись ответил сержант, – разрешите позвать Клажуноса?

– Это тот, который по молодости шлялся с вольным отрядом в империи? – уточнил Лидек.

– Так точно, – вытянувшись ещё сильнее ответил Райне и, дождавшись одобрительного кивка начальства, повернувшись, закричал. – Барона Беземиса приглашает их светлость!

Часовые по лагерю продублировали приказ, и спустя несколько минут к графу быстрым шагом подошёл мрачный мужчина лет сорока.

– Ваша светлость, – слегка склонив голову, произнёс барон.

– Ваша милость, – едва кивнув в ответ, ответил граф.

– Чем могу помочь?

– Вы помнится, в молодые годы, участвовали в нескольких осадах?

– Было, – криво усмехнувшись, ответил Беземис.

– Как думаете, чем могли пробить эту брешь? – Лидек кивнул головой в сторону обрушенной надвратной башни.

– Судя по всему метательной машиной, – ответил барон и уточнил, – я тут видел кучу бревен очень похожую на остатки средней сиенской пращи, – но, увидев непонимание в глазах графа, пояснил проще. – Этой штукой можно метать достаточно большие камни. Одним ударом стены не обрушить, но дня за два или три…

– Благодарю Вас барон, – перебил Клажуноса граф, давая понять, что аудиенция окончена.

– Ваша светлость, – поклонившись, ответил Беземис и, не дождавшись какого-либо распоряжения, пошёл по своим делам.

– Так Райне, – спустя пару минут, голосом полным железа, произнёс Лидек. – С этого момента мы все должны уяснить, что воюем не с чернью, а с армией. На рассвете соберёшь всех перед замком, я постараюсь вбить в эти лихие головы, что охота окончилась и началась война. С которой они могут и не вернуться, если будут продолжать вести себя так как раньше. Никакой самодеятельности. Железная дисциплина и четкое выполнение команд!

– Ваша светлость, – скептически заметил старый сержант, – Вы уверены, что это поможет?

– Нет Райне, не поможет, но я обязан так сделать…

* * *
– Дорогая, я всё понимаю, – принц Аэриос подъехал на чёрном жеребце к своей супруге, ехавшей на белой кобыле, – но зачем твоим стражникам лопаты?

– Во-первых, не лопаты, а лопатки, – Дозабелда придержала свою лошадь, – а во-вторых – увидишь.

На данное заявление принц только закатил глаза к небу и начал демонстративно шептать «отче наш» – молитву, которую всё же заставила выучить его супруга. Вообще её «храмовая» стража, которая полагалась Дозабелде как главе нового религиозного государственного культа выглядела очень необычно. Основной массой личного состава были арбалетчики, которые по глубочайшему убеждению матушки Ираиды не должны были принимать участие в рукопашной ни при каких обстоятельствах, однако всё же имели короткие мечи с корзинчатой гардой. Помимо мечей рядовые имели на поясе чехол с саперной лопаткой, десятники – вместо лопатки имели топор, а сотники, дополнительно к короткому мечу имели ещё скьявону – эдакую предтечу шпаги. На головах у них были обтянутые зеленым эльфийским шёлком шапели, а туловище защищали эльфийские стеганки и такие же стёганные штаны-галифе.

Ещё одной особенностью стражи было то, что в ней было довольно много, не меньше трети женщин. По началу над этим посмеивались, но затем все оценили полевые кухни и банно-прачечный комплекс. Вооружены они были накитанами и дополнительно имели кинжал. У некоторых ещё были арбалеты, но все вспомогательные силы стражи были облачены в те же доспехи, что и арбалетчики. Дозабелда первой в Кирате дошла до штатно вооруженного обоза.

Третьей, самой малочисленной частью стражи были пикинёры, которые были дополнительно вооружены боевыми топорами на длинной ручке и тесаками. Облачены они были в кирасы с пристёгнутой снизу пластинчатой или кольчужной юбкой, имели наручи и боевые рукавицы. На головах были барбюты. Вместо поножей все «храмовые» стражники были обуты в высокие, чуть выше колен, сапоги из очень толстой, специальным образом обработанной, кожи с металлической накладкой на носке и толстой, подбитой, на манер сапог солдат вермахта, стальными шипами, жёсткой подошвой. В процессе изготовления обуви для бойцов, Дозабелде пришлось «изобрести» таблицу размеров и два часа вдалбливать местным сапожных дел мастерам, что колодки для левой и правой ноги должны отличаться.

В отличие от своей супруги, которой при распределении новобранцев достались самые бедные воины, из-за чего их пришлось вооружать за счет «храмовой казны», Аэриос взял в свою армию людей состоятельных которые пришли со своим оружием и доспехами. Поэтому оружие и доспехи в армии принца были разные, наследник престола и будущий король потратился лишь на пики и накидки.

– Так это поле, мой дорогой супруг, ты выбрал для битвы? – в последнее время Дозабелда, бравшая у баронессы Джоудес уроки хороших манер, применяла полученные от неё знания с рвением свойственным всем неофитам и от этого страдала «повышенной куртуазностью».

– Да – это, – ответил Аэриос.

– Любимый, где ты расположишь свой правый пехотный полк? – всё тем же тоном спросила обожающая своего мужа супруга.

– Вот там, – ответил принц и рукой показал приблизительное место.

В ответ Дозабелда очаровательно улыбнулась своему мужу и повернувшись в сторону сопровождающих её сотников «храмовой» стражи, уже совершенно другим тоном рявкнула. – Командир первой сотни, выставив предварительно охранение, организовать добычу дерева. Командир второй сотни, уточнить у лейтенанта Уло расположение первого королевского пехотного полка и перед его позицией вбить под углом в сторону противника колья, а затем их концы заострить. И что бы ни одна лошадь через них не проскакала!

Вновь повернувшись к своему супругу, и слегка виновато улыбнувшись, как бы показывая, что она смущена тем, что он застал её в столь «пикантный» момент, Дозабелда продолжила прежним тоном:

– Возлюбленный мой супруг, – тут принца слегка перекосило, так как вся эта «куртуазность» уже сидела у него в печёнках, и он надеялся, что его супруга «наигравшись» вернется к своей прежней манере речи, – а где ты расположишь свой левый пехотный полк?

– Вон там…

– Командир третьей сотни, уточнив у лейтенанта Уло расположение второго королевского пехотного полка, вбить параллельно перед его позицией рогатки и положить на них жерди. Перед противником и вторым пехотным должно быть не менее трёх сделанных Вами препятствий, все – на разной высоте!

Вновь повернувшись к своему мужу, Дозабелда спросила:

– А моих где расположишь?

– Вон там, за болотцем.

– Командиру пикинёров вырыть канаву параллельно болоту, отбрасывая землю так, чтобы на нашей стороне был вал. Концы канавы и вала завернуть в нашу сторону, от противника. Остальные сотни вам помогут. Сотник, – тут Дозабелда запнулась, так как фамилия прибившегося к ней сына купца вылетела у неё из головы, так что она продолжила уже другим тоном, так сказать играя умудрённую опытом командиршу перед свежеиспеченным офицером. – Артём, завтра нам предстоит битва, а сегодня у нас у всех много работы. Так что постарайся чтобы твои подчинённые приготовили не просто хорошую, но и вкусную еду, а так же много воды – в бой нужно идти в чистом… – Уже не Дозабелда, супруга принца, а матушка Ираида, перекрестила своих подчинённых и проникновенно произнесла. – С Богом! За работу и помните, что чем лучше вы окопаетесь, тем больше шансов будет у нас победить.

Глава 15

– …Так Райне, мне всё это очень не нравится… – в который раз проговорил граф Лидек, осматривая войско противника.

Передовой дозор, возможно потому, что состоял из гвардейцев, сработал чётко. Обнаружив войско принца Аэриоса, гвардейцы графа Лидека не стали играть в героев и быстро отступили не входя, говоря военным языком, в непосредственный боевой контакт с противником. Одного из своих подчинённых сержант, командующий передовым разъездом, отправил к колонне основного карательного отряда, а остальные – остались наблюдать за неприятелем. Впрочем, их появление также было обнаружено, так что когда граф Лидек прибыл на передовую позицию, войско противника уже заканчивало построение в боевой порядок.

Принц Аэриос расположил свою пехоту на небольшой возвышенности, можно сказать на небольшом пологом холме. Причем слева от холма, если смотреть со стороны противника, тянулась «зелёнка» – возникшая естественным путём лесополоса, а справа находилось заболоченное озерцо. Перед холмом также находился небольшой участок заболоченной местности. Между болотцем и лесополосой было около сотни метров, которые были утыканы в пять рядов кольев расположенных в шахматном порядке так, что лошадь попытавшаяся преодолеть этот «барьер» на скорости неизменно наткнулась бы на один из заостренных колов. С другой стороны болотца и до самого озерца, на первый взгляд, препятствий не было видно, но как сообщил графу Лидек наблюдатель, в траве располагались рогатки, на которых лежали жердины.

Сам тракт, идущий сначала по берегу заболоченного озера, затем проходящий между холмом и небольшим болотцем, а затем уходящий в лесополосу был свободен от заграждений, но…

Три отряда принца, расположились линией в метрах двадцати от тракта выше по холму, угрожали фланговым ударом любому войску, которое захотело бы проехаться по дороге. Причём перед самым небольшим отрядом противник вырыл ров, а затем ещё и создал небольшой вал. С другой стороны тракта, ближе к тому месту, откуда наблюдал граф Лидек, находились заграждения и болотце – поэтому ударить через тракт, в конном строю, было нельзя.

– Это всё-таки войско, а не сброд, – задумчиво проговорил Лидек, – и я вовсе не уверен в победе. Так Райне, возьмешь свой десяток и будешь наблюдать с безопасного расстояния за сражением. Победим – вернешь мне письмо, нет – доставишь туда куда я тебе приказал.

* * *
– Баронесса Вы уверены, что Вам нужно быть именно здесь?

– Вы же знаете, Ваше высочество, что мой муж отправился к узурпатору, вдруг он будет ранен в этом сражении, или даже убит…

– Ваша милость, – тихо, чтобы ни кто кроме баронессы не услышал, но при этом, не скрывая сарказма в голосе, проговорила Дозабелда, – всё же хорошо, что Вам никогда не придётся быть менестрелем – не поверят Вашей игре. Так что скажите мне настоящую причину, что заставляет Вас рисковать своей жизнью.

– Всё очень просто, Ваше высочество, – так же тихо, чтобы окружающие не слышали, ответила баронесса Джуодес. – Мой род происходит из тех дворян, которые получили шпоры во время восстания. С тех пор все мои предки командовали пехотой. Я с детства слышала споры отца с дедом о том способна ли пехота победить конницу или нет. Это звучит глупо, Ваша высочество, но я просто не могу стоять в стороне, когда происходят такие события…

– Однако, – только что и смогла произнести в ответ Дозабелда на это признание. – Ладно, оставайся сомной, тем более что отсылать тебя уже поздно – сражение вот-вот начнётся…

Тем временем, противник в основной массе своей спешился, коневоды отвели назад лошадей, а сами рыцари начали делиться на два отряда. Построение, теперь уже можно сказать пехотинцев, было по форме нечто средним между классическим строем прямоугольником и «свиньёй», то есть середина строя как бы выпирала вперед, а края – отставали.

В первой шеренге находились сами спешившиеся рыцари. Они были вооружены полуторными мечами и несли треугольные щиты высотой на треть роста. За ними, во втором ряду, с двух сторон от своего рыцаря, шли оруженосцы, вооруженные так же как их господа, хотя и в более легких доспехах. В третьем строю шли латники, обычно по три-четыре человека за своим сюзереном.

– Ну и что это за гребёнка? – с недоумением спросила Дозабелда у окружающих.

– Именно так она и называется Ваше высочество, – ответила Езалила.

– Но какой военный смысл в этом построении?

– Смысла нет, скорее наоборот, но это – традиция.

Пока Дозабелда тихо переваривала странности местных военных традиции, Езалила решила выступить комментатором происходящих несуразностей, причём всё это она произносила абстрагировано-академичным тоном:

– На правом фланге виден личный флаг виконта Нупликес. Неплохой боец, но совершенно никакой командир. Судя по всему, раз его туда за титул и древность рода поставили – удар на наш правый фланг будет чисто отвлекающим – дабы мы не смогли перебросить оттуда свои силы.

– «А ведь она сказала «мы», а не «вы»» – подумала в этот момент Дозабелда – «Что бы это значило?»

А дочь потомственных пехотных командиров, тем временем, всё тем же тоном, продолжила:

– На левом фланге – личный флаг барона Плаукуотеса. Он отличный командир, но до сих пор не выиграл ни одного турнира. Советую поручить нескольким лучшим стрелкам, стрелять в сторону его штандарта – если удача улыбнётся то… атаку это не остановит, но левая гребёнка завязнет в нашей пехоте и не сможет маневрировать.

«Интересно, это она хочет выслужится или барон Плаукуотес чем-то досадил роду Джуодес? А может это совет в стиле книги издательства Чингачгук о методах спасения от индейцев?» – продолжала мысленно рассуждать Дозабелда, а Езалила продолжила:

– Те кто не спешился – идут под флагом графа Лидека. Честный служака, не богат, не слишком родовит. Если бы в его подчинении была пара регулярных полков, то был бы опасен. А с этой рыцарской вольницей у него мало шансов.

– Почему?

– Как бы Вам объяснить это Ваше высочество? Ну вот представьте, что каждый рыцарь обучается воинскому искусству с самого детства, но при этом в каждый новый поход идёт не только с новым командиром, но и с другими соратниками, а не с теми с которыми ходил прошлый раз. К тому же поместная конница редко имеет хотя бы какое то представление о дисциплине. Другое дело наёмные латники из вольных рот и тем более королевская гвардия. Они всегда чётко выполняют приказ хотя латники часто простолюдины сумевшие накопить на боевого коня и доспехи, и конечно не столь умелы как рыцари. В королевской же гвардии служат те же дворяне, но обычно из бедных родов или даже из знатных и весьма состоятельных если в семье родилось много мальчиков. Там отличная выучка соседствует с неплохой дисциплиной и по этому с гвардией лучше не связываться, но её то здесь нет. То, что в данный момент идёт на нас через поле просто банда. Обученная и с хорошим оружием, но именно банда. Я уверена, что мы победим.

* * *
Тем временем отряд противника, под флагом виконта Нупликеса, достиг заграждения из кольев. Командир правого полка, глава гильдии шорников, достопочтенный мастер Патикининкас, сумел удержать свой полк на предназначенной ему позиции, что вызвало у виконта Нупликеса ухмылку – ибо самый удачный момент для атаки, когда «гребенка» расстроилась при прохождении заграждения, Патикининкас пропустил. Когда до строя вражеской пехоты оставалось не более тридцати шагов, виконта Нупликес отдал команду: «Рывок!» – и «гребёнка» рванула бегом на противника.

Здесь получилось по-разному. Классическая связка для одоспешенного война со щитом и мечем против пикинёра следующая. Подставить под остриё пики щит, причём так, чтобы оно срикошетило от него. Затем ударить мечом сверху справа налево по древку, в идеале перерубить, но можно и просто отклонить пику к земле. А потом следует удар мечом снизу слева направо вверх – который и должен поразить пикинёра в шею или в грудь. Причём всё это нужно делать в движении на противника. Но поле боя – это не идеально ровная тренировочная площадка. У кого-то связка удалась. У виконта Нупликеса так практически идеально – он сумел убить не только противостоящего ему пикинёра, но и ещё двух противников до того момента, как ему пришлось на несколько шагов отступить к своим бойцам, дабы не оказаться в окружении. У кого-то меч застрял в древке, впрочем таких невезучих было лишь пару рыцарей. Одного из них сразу убили, другой – сумел «отмахаться» кинжалом, а затем отступить за линию поспешивших на помощь оруженосцев, впрочем из боя он вышел – с длинным кинжалом не очень-то повоюешь в рассыпном строю… Ещё три рыцаря налетели на пики соседей того пикинёра которого они атаковали, с известным результатом… Основная же масса с обеих сторон «разошлась краями» – пику пикинёр потерял, но и противостоящий ему рыцарь не смог нанести победный удар.

Дальше – больше. Кто-то из пикинёров отступил за строй своих щитоносцев. Кто-то выхватил второе оружие и вступил в схватку, с различным результатом. Но как бы там не было, строй пехоты спешенным рыцарям пробить нигде не удалось и «гребёнка» завязла.

В следующие четверть часа бойцы отряда виконта Нупликеса обменивались ударами с воинами мастера Патикининкаса. Разумеется и те и другие каждые несколько минут менялись местами со свежими своими товарищами из задних рядов. Кто-то побеждал, кто-то проигрывал, кто-то сводил эти скоротечные схватки в ничью, но с точки зрения не конкретного сражающегося, а противостоящих отрядов держалось равновесие. Правда соотношение потерь было в пользу карателей, но всё это не было смертельно, именно с точки зрения противостоящих частей, а не конкретных сражающихся…

* * *
Хороший арбалет легко пускает бронебойный болт на шестьсот шагов, а с близкого расстояния пробивая и щит и доспехи разом. Залп трехсот арбалетов способен всерьёз потрепать, можно сказать смертельно удивить, даже хорошо защищённое войско. Барон Плаукуотес правда это не узнал, так как был убит одним из первых. Как не повезло впрочем и многим воинам находившимся в центре отряда, поскольку дочь защитника Белого Дома, послушав совета своей учительницы в области изящных манер, приказала стрелять в командирский штандарт наступающего отряда.

Эффект залпа, из трехсот арбалетных болтов, был потрясающим во всех смыслах. Опешившие от практически мгновенного уничтожения центра своей «гребёнки» рыцари остановились.

– Заряжай! – приказала Дозабелда.

Арбалеты изготовленные гномами, которые были на вооружении «храмовой» стражи, были своеобразной репликой АК-48. Разумеется гномы сделали арбалеты с более мощным усилием натяжения и увы более тяжелыми.

В принципе, после выстрела, время необходимое для перезарядки, прицеливания и следующего выстрела составляет у данной конструкции арбалета около восемнадцати – двадцати секунд. Но это на стрельбище, для оригинальной конструкции. Для изготовленной гномами реплики, практическая скорострельность составляла уже двадцать пять – тридцать секунд. Тут многое зависело от стрелка, а вот арбалетчики из «храмовой» стражи…

Нельзя сказать, что храмовников вообще не обучали, но времени на обучение было слишком мало… Стрелять в сторону противника… Перезаряжать… А вот стрелять по команде, после первого залпа…

Вчерашние, вечные подмастерья, подённые работники, грузчики, разнорабочие… Как только руки сумели перезарядить арбалет и направить его в сторону противника, то не дожидаясь команды первый перезарядившийся тут же и выстрелил… Дурной пример заразителен… Арбалетчики начали стрелять в разнобой.

У дочери защитника Белого Дома хватило ума понять, что сейчас она любыми командами только помешает. Но, как говориться в одной из армейских премудростей, если командир не может предотвратить безобразие, то он должен его возглавить.

– Беглым огонь! – прокричала Дозабелда, – То есть бей!

Такое, с позволения сказать, «блестящее командование» не добавило организации, и храмовники начали шмалять, кто во что горазд…

Арбалетные болты летели из центра построения войск принца в наступающего врага на левом фланге. Почти под углом сорок пять градусов. Поэтому получилось следующее. В той части разорванной пополам «гребёнки», которая была ближе к болотцу, пострадали в основном рыцари, идущие впереди и их оруженосцы, идущие можно сказать во втором ряду. А вот в той части «гребёнки» которая была ближе к озеру ситуация была скорее противоположной – в основном пострадали именно идущие в третьем ряду латники и в меньшей степени оруженосцы. Из-за этого две части бывшей до этих событий единой «гребёнки» повели себя совершенно по-разному.

Рыцари в составе приозерной части «гребёнки», почувствовав за собой пустоту, под свист летящих болтов невольно перешли на «рывок». За ними, благодаря стадному инстинкту, потянулись и находящиеся ближе к озеру. Так что озерная часть «гребёнки» добежала до ожидавших их пехотинцев и вступила в бой…

Совершенно иначе повела себя приболотная часть «гребёнки». Потерявшие своих сюзеренов латники, видя летящие перед собой арбалетные стрелы, рванули назад. Паника вещь заразная. За ними потянулись и остальные латники. Что хотели сделать несколько отставших оруженосцев, присоединиться к латникам либо наоборот остановить их бегство, не столь важно, так как в результате их действий уже рыцари почувствовали за собой пустоту и остановились.

Арбалетчики набранные из самых низов общества, при прочих равных условиях, с гораздо большим удовольствием стреляли в благородных господ, нежели в латников. Так что залп пришёлся по болотной части «гребёнки». Кроме того, азарт заставлял стрелять в тех кто убегает, а не в тех кто бежит мимо…

Услышав за собой свист болтов, бежавшие латники припустили ещё сильнее. За ними рванули оруженосцы. А когда арбалетные стрелы начали поражать свои цели, и рыцари.

Уцелевшая часть приболотной «гребёнки» буквально «вывалившаяся» из под обстрела была полностью деморализована. Ни о каком продолжении сражения для них не могло быть и речи. Максимум на что хватило уцелевших рыцарей, это навести хоть какой- то порядок и превратить беспорядочное бегство в поспешное отступление к ждавшим их на безопасном расстоянии коневодам…

* * *
– Пора, – тихо проговорил граф Лидек и, повернувшись к барону Клажунос, спросил. – Вы всё поняли Ваша милость?

– Да, Ваша светлость, – ответил Беземис, – сделаю что смогу.

– Я надеюсь, Вы сможете, кроме Вас это сделать всё равно больше некому.

– К сожалению это вопрос удачи, а не умения.

– Да помогут нам все киратские боги, – ответил граф, и перед тем как опустить забрало, прокричал. – Рысью!

Шестьдесят восемь человек закованных в железо пришпорили коней и колонна из всадников, по четыре в ряд, начала набирая скорость, двигаться по тракту в сторону позиции противника.

* * *
То что конница врага начала движение, Дозабелда заметила не сразу. Лишь когда колонна уже прошла половину пути, и набрала скорость, один из приставленных принцем телохранителей обратил её внимание на этот факт.

– По всадникам бей! – заорала Дозабелда, но…

Большинство арбалетчиков предпочло этой команды не услышать, так как всадники были ещё слишком далеко, а бежавшие от них враги вот-вот должны были покинуть зону обстрела. Поэтому они разрядили свои арбалеты в сторону убегающих.

До великой воительницы участвующей в крестовом походе дошло, что что-то идёт не так. Поэтому Дозабелда отдала следующую команду:

– Прекратить огонь!

Команда: «огонь», – появилась в войсках на планете Земля тогда, когда в обиход вошло огнестрельное оружие. Соответственно команду: «Прекратить огонь!» – арбалетчики просто не поняли и продолжали стрелять куда непоподя.

– Да, чтоб вас… тупые бараны! Прекратите стрелять! Идиоты! – заорала Дозабелда.

Наконец её поняли. Сотники продублировали команды. Десятники, «дружескими» подзатыльниками и пинками заставили команду выполнить.

– Заряжай! – скомандовала дочь защитника Белого Дома.

Никогда ещё в жизни Дозабелды полминуты не длились столь долго.

– По всадникам!.. – начала великая воительница и соглава крестового похода, как тут…

Десяток подчинённых барона Клажунос ехал в хвосте колонны. Все его подчинённые вместе с ним наёмничали в империи. Разумеется воин должен уметь драться любым оружием, но для всадника, притом рыцаря или латника, лук не обязателен. Иное дело – наёмники. Владение луком, как бы сказал незабвенный Ваучер: «Повышает стоимость работника на рынке труда». Разумеется не сам Беземис, ни его десяток, на профессиональных лучников не тянули, но выстрелить на скаку в сторону противника – могли.

Одиннадцать стрел перелетели через строй арбалетчиков и устремились к помосту на котором находилась Дозабелда. Четыре стрелы летели слишком высоко, и поэтому прошли над целью и не причинив вреда вошли в землю холма. Три стрелы – впились в щит, которым один из телохранителей прикрыл Дозабелду. Ещё одна стрела вошла в помост. Двух стрел как раз хватило на то, чтобы души охранников, приставленных принцем к своей супруге, отправились на Высший суд…

Последняя, одиннадцатая стрела, вошла точно в левое плечо Дозабелде. «Как больно!» – с некоторым удивлением успела прошептать дочь защитника Белого Дома, перед тем как потерять сознание и рухнуть, как подкошенная, на землю.

Только два человека находящихся на помосте не получили ни одной царапины – это был молодой знаменосец и баронесса Джуодес. Глядя на бледное лицо паренька Езалила поняла, что спустя мгновенье тот заорёт что-то вроде: «Принцессу ранили/убили!» – после чего вокруг воцарится хаос. На мгновенье баронесса испытала растерянность, и в её голове были две мысли. Первая – следующий залп будет уже по ней. Вторая – в разгар боя никто не будет разбираться что она вообще-то пленница, убьют – и имени не спросят.

– Арбалетчикам отступить вверх по холму! Пикинёрам – вперёд! Занять вал! Лекаря ко мне! По всадникам бей! – на секунду опередив знаменосца, проорала баронесса Джуодес, и неожиданно для себя добавила. – Быстрее курвы!

В этот момент по помосту прошелестел второй залп из одиннадцати длинных стрел, и Езалила вдруг вспомнила, что на ней нет доспехов. Опустившись на колени, она подхватила щит, выставила его перед собой, случайно закрыв им и Дозабелду, и склонив голову начала тихо шептать: «Только не в меня! Только не в меня! Только не в меня!».

В этот момент ударил третий залп, из которого пара стрел вошла в поднятый Езалилой щит, а ещё одна – пробила насквозь шею знаменосцу…

Увидев падение черного знамени с золотым крестом посередине, принадлежавшего его супруге, принц Аэриос мысленно ухмыльнулся, и неожиданно радостно для самого себя прошептал пару раз слово: «вдовец», но тут же устыдился и взмахнув мечом послал конницу, во главе с собой в атаку. Сражение было уже почти выиграно, а супруга последнее время пилила его особенно сильно из-за чего ему всё отчётливей были видны достоинства тихой, покладистой Агриппины.

Глава 16

– Ваша царственная супруга уже чувствует себя значительно лучше, – заливался соловьём придворный лекарь, расхваливая своё мастерство.

Но принц его почти не слушал, а вспоминал прошедшую битву, и пытался понять можно ли считать одержанную им победу сокрушительной. С одной стороны удар конницы под предводительством Аэриоса смял противника на правом фланге и если бы не прижимистость достопочтенного мастера Патикининкаса, то мастеровые, почувствовавшие себя победителями перебили бы всех, кто им противостоял, а так – те, кто уцелел – сдались, и теперь ожидали выкупа. И это – хорошо, так как сдались они централизовано, и достопочтенный мастер Патикининкас уже намекнул Аэриосу, что часть выкупа перепадёт и принцу – разумеется, на борьбу с узурпатором.

На левом фланге получилось значительно хуже, многим удалось оторваться от преследовавшей их пехоты. Как гласит армейская мудрость: «Убегающие всегда бегут немножко быстрее, чем преследующие». Так что те кто успел добежать до коневодов ушли, но в целом это была тоже победа. Но ранение будущей королевы, тут Аэриос вспомнил свою нездоровую реакцию на упавшее знамя супруги и ему опять стало стыдно, да ранение Дозабелды событие совершенно недопустимое и впредь нужно статься этого избегать.

В какой-то момент Аэриос потерял управление и его конница, вместо того чтобы преследовать противника – начала грабить его обоз…

«Построил противнику золотой мост», – раздражённо подумал принц. – «Впрочем, кто убит – тот убит, кто бежал – тот бежал – вряд ли они остановятся до самой Лаберты. И когда этот коновал наконец закончит», – уже начиная злиться, подумал Аэриос. Вроде супруга сказала, что отобрала, как она там высказалась? – «Лучших – из худших.» – и добавила – «У вас вообще медицина примитивна, всё нужно менять…».

– …к счастью рана не повлияла на состояние плода и мой опыт подсказывает, что у Вашей супруги, скорее всего, будет двойня, – наконец закончил медик.

Это известие огорошило принца как пыльным мешком. Впрочем, он бы не был собой, если бы сразу же не придумал, как использовать это радостное известие для того, чтобы заставить супругу сидеть на месте, а не таскаться за ним через пол страны.

* * *
– Дорогая, я тебе уже в сотый раз повторяю, – произнёс принц Аэриос тоном, которым объясняют маленькой девочке, почему ей нужно, не важно что, но то, что она не хочет. – Ты не можешь отправится со мной в поход. Теперь ты носишь в себе наследника нашей династии. Твоя задача – обеспечит её преемственность и стабильность. И поэтому тебе крайне необходимо беречь себя…

– Беречь себя? – краснея от бешенства перебила его Дозабелда. – Ты забрал у меня арбалетчиков и пикинёров!..

– Дорогая, стены Друна, как впрочем и его население – надёжны, – в свою очередь перебил свою благоверную принц. – Тебе ничего не угрожает…

– А если я хочу выехать на прогулку за стены города, – жалобно-плаксиво вновь перебила своего супруга дочь защитника Белого Дома.

– Зачем? – поднимая глаза к потолку шатра, в котором происходил этот разговор, спросил Аэриос.

– Ну должна же я нести Слово Божие окрестным крестьянам?

– Но зачем же сама, – несколько неуверенно попытался возразить принц, – ты можешь послать Агриппину…

– А матушку Агриппину по-твоему не нужно охранять?! – взвилась Дозабелда, – её один раз уже пытались похитить!

– Ладно, – нехотя согласился принц, вспомнив, что с беременными вообще то не рекомендуется спорить. – Я напишу в магистрат, чтобы тебе помогли набрать новую стражу.

– Хорошо дорогой, – тоном пай девочки, согласилась Дозабелда, а позже, уже в спину Аэриосу, но так, чтобы он не услышал, матушка Ираида тихо добавила. – Ты даже не представляешь, что мне уже предложили гномы, мне от тебя дорогой только и нужно было формальное разрешение…

* * *
– Пиво, мне и моим людям! – крикнул Райне, заходя в трактир.

Сержант гнал свой отряд до самой Лаберты. Лишь в городе, за крепкими стенами, он позволил себе передохнуть. Тем более, что никакого отряда уже не было. Примкнувшие к нему рыцари, вновь почувствовав себя в безопасности, тут же разбежались кто куда. Да и из гвардейцев, уже покойного, графа Лидека только двое остались со своим сержантом – остальные подались в наёмники – у графа не было семьи, так что эта ветвь рода Лидек прервалась.

– Что будем делать сержант? – спросил тот латник, что был постарше, отхлебнув из своей кружки.

– Сейчас допиваем пиво. Идём отдать письмо коменданту гарнизона. Затем находим трактир поприличнее, – тут Райне сделав несколько глотков из своей кружки, – во всяком случае с нормальным пивом, а не этой мочой и утром, если комендант даст нам свежих лошадей – двигаем в Келлелу.

– А что мы забыли в столице сержант? – уточнил более молодой латник, успевший ополовинить свою кружку.

– Нужно отдать ещё пару писем – выполнить последний долг перед графом, – ответил Райне, и залпом допив пиво, уточнил. – Но чувствую, что нужно или менять сторону, либо валить из страны – у принца Аэриоса явно больше шансов сесть на трон, чем у его оппонента этот трон удержать.

* * *
– Спасибо сержант, – произнёс седовласый комендант Лаберты, протягивая Райне подписанный приказ. – На конюшне всем вам выдадут свежих лошадей, желаю удачи.

Дождавшись пока бывший сержант личной гвардии графа Лидека покинет его кабинет, Велиава налил себе вина и, взяв кубок, подошёл к окну. За окном шумела Лаберта, охваченная религиозным экстазом.

– «Если принц Аэриос двинется на Лаберту сейчас – город ему не взять», – думал комендант Лаберты, прихлебывая из кубка. – «Даже если бы я захотел, сейчас я город сдать не могу – свои же порвут. Если же принц не пойдёт на восток, а двинется на север, то он либо вообще сюда не придёт, либо появиться уже контролируя столицу. И тогда, сдавай не сдавай город, доказать преданность старой династии не удастся. А если принца разобьют на севере – то бездействие не будет иметь оправдания перед новой династией».

Комендант Лаберты допил вино, налил себе снова, сел в кресло, сделал пару глотков и, принялся размышлять снова.

– «Фанатизм – это конечно хорошо, для боевого духа, но фанатизм фанатизму – рознь. Этим гномьим лукам», – так называл Велиава арбалеты, – «без разницы есть боевой дух или нет. Да и радостно скакать вокруг жертвенника, пока режут жертвы – это одно, а идти в бой – немного другое. В Лаберте никогда не было сильного гарнизона», – продолжал думать комендант, – «моя личная сотня латников, да сотни три стражников, которые подчиняются магистрату, а не мне – вот и всё. Были ещё две сотни конных рейнджеров, и около тысячи наёмников – охрана караванов, но первые разбежались при смене династии, а вторые – не надёжны. Значит, идти на принца самому – гиблое дело».

Комендант Лаберты вновь отпил из кубка и продолжил размышлять:

– «Хорошо бы принц Аэриос заявился под стены сейчас – вот тогда бы всё сыграло бы против него. Но принц, увы, не дурак, так что скорее всего пойдёт на север, хотя, вроде он перешёл в новую веру, которая строго осуждает человеческие жертвы, и если его спровоцировать…».

* * *
– …но жертвоприношение младенцев! – возмущённо воскликнул принц.

– Муж мой, – спокойным голосом, как психиатр разговаривает с пациентом, произнесла Дозабелда, – всех жрецов, которые замешены в этом, мы накажем. Но для этого ты должен стать королём. Если всё твоё войско поляжет под стенами этой сумасшедшей Лаберты, то королём ты не станешь, и не сможешь никого наказать. Да и младенцев – всё равно не спасёшь.

– И что ты предлагаешь?! – всё ещё кипя негодованием, спросил Аэриос.

– Иди на север, там много дворян из новых родов которые не участвовали в заговоре, и не слишком любят старую аристократию – они поддержат тебя.

– Хорошо, – мысленно досчитав до пятидесяти, ответил принц, – но ты со мной в поход не пойдёшь и, как договорились, останешься в Друнне.

– Как скажешь, мой возлюбленный супруг, – покладистым голосом в который раз согласилась Дозабелда, и мысленно добавила. – «Да когда же ты наконец уберешься на север и не будешь мне мешать создавать армию, вместо твоего недоразумения и моего эрзаца – храмовой стражи».

* * *
Факелы, отражающиеся в зеркалах, создавали у проходивших через Галерею Света придворных впечатление, что в королевском замке пожар. Но придворные были людьми бывалыми, и этим их было не напугать, так что, идя на встречу со своим королём, они неспешно продолжали свой спор:

– Потеря Лаберты грозит королевству финансовым разорением, – Бирза, назначенный новым королём казначеем, несмотря на свой подчеркнуто спокойный тон часто вздрагивал и руки его заметно тряслись.

– Уверяю Вас, дорогой казначей, что мятежник не пойдёт на Лаберту, – Квайлас, капитан королевской гвардии, новой династии, также был на взводе, хотя внешне это ничем не проявлялось – он единственный из всех придворных понимал, что принц Аэриос из статуса мятежника, перешёл в статус претендента, и на Кират надвигается неизбежная гражданская война.

– Я также уверен, что мятежник отправится на север, – Гудрус, советник Его Величества Нисистакса сказал это небрежно, словно разговаривая о малозначительном событии, но вот лицо сдержать не смог и всем стало ясно, что он также боится.

– А я настаиваю, что гарнизон Лаберты должен быть усилен, – возразил казначей, – город не должен пасть ни при каких обстоятельствах!

– Скорее нужно послать сильный отряд на север, – возразил королевский советник, – нужно призвать к порядку местное недоразумение, называемое новыми дворянскими родами, да и быдло необходимо прищучить.

– Скорее нужно собрать все силы, и пока мятежник будет на севере – отбить Друнн, – предложил капитан.

– Пока мы будем осаждать Друнн – мятежник соберёт войско на севере и явится к столице, – возразил Гудрус.

В этот момент гвардейцы, стоящие на часах перед тронным залом, раскрыли двери, и трое придворных замолчав вошли в него.

* * *
– Всегда рад иметь с Вами дело. – Хуучин деловито ссыпал в кошель золотые монеты и смущённо продолжил. – Эти ваши плевательницы очень сложная штука и у нас не так много умельцев готовых делать такую работу. Один этот прицел чего стоит, но община весьма благодарна Вам за этот секрет. Только сотню плевательниц мы сделать не сможем, не хотите взять чем-то другим?

– Мне нужны другие плевательницы. Они несколько проще и используют не воздух, а дым.

– Дым?

– Да, дым. Вот чертёж.

– Как же мне интересно иметь с Вами дело! Я сейчас же отдам чертежи мастерам.

* * *
Факелы, по-прежнему отражающиеся в зеркалах, и продолжали создавать у проходивших через Галерею Света придворных впечатление, что в королевском замке пожар. Трое придворных вышли из тронного зала и двери за ними с грохотом захлопнулись.

– И всё же наш король гений, – с воодушевлением проговорил капитан королевской гвардии.

– Воистину мудрость Его Величества не знает границ, – согласился казначей.

– И как мы сами не догадались, – поддержал королевский советник, – зачем куда-то идти, если мятежники всё равно придут к нам?

– А они вынуждены будут прийти, – согласился Квайлас, – покинув север, где каждый второй мятежник, не считая каждого первого.

– И тогда всё решит белое оружие, – утвердительно сказал Гудрус, – а у нас – старых родов – гораздо больше конницы.

– Да и на обоз, который пришлось бы посылать с войском, тратится не надо, – радостно сказал Бирза, – сколько мы наёмников на эти деньги навербуем!

* * *
Едва поднявшееся над горизонтом светило ещё не успело озарить своим светом большую часть комнат дворца. Однако, в покоях под крытой медью остроконечной крыши восточной башни было уже достаточно светло.

Постель была аккуратно застелена ярко красным шёлковым покрывалом.

– «Пожалуй старик ещё не ложился», – подумал Аэриос глядя в покрасневшие от горя и усталости серые глаза.

Седые, слегка вьющиеся волосы, ниспадали до плеч. Суровое, с отпечатком прожитых лет лицо было спокойно, однако опыт принца подсказывал ему, что собеседник сильно волнуется.

– Ваше высочество, – в строгом соответствии с этикетом, поприветствовал Аэриоса Теисеяс.

– Ваша честь, – вроде бы небрежно кивнул в ответ принц, однако сумел вложить в это движение своё уважение собеседнику.

– Вы решили, Ваше высочество, когда отправляетесь в поход?

– Да решил – выступаем сегодня, но на север, а не на восток, – слегка смущённо, ответил Аэриос.

– Но почему?! – возопил Теисеяс, но затем спустя мгновенье, беглый королевский судья Лаберты, уже взял себя в руки спокойным тоном добавил, – Ваше высочество.

– Моя цель – вернуть трон отца, – невольно сбиваясь на патетический тон, начал принц. – К сожалению, осада Лаберты – не поможет мне в достижении этой цели. Моё войско застрянет под стенами до зимы и в конце-концов будет разбито… – тут Аэриос запнулся, а затем уже несколько смущённым тоном, закончил. – Лаберта сейчас – это тот орешек, который мне не по зубам. К тому же, если выбирать между Лабертой и Киратом, то выбор очевиден.

– Понимаю, Ваше высочество, – ответил принцу его собеседник. – Мне тоже часто приходилось принимать решения, которые мне очень не нравились, но при этом были правильные. Я могу сопровождать Вас в походе?

– Можете, – ответил Аэриос, – но я бы советовал Вам присоединиться к свите моей супруги, – и увидев, что Теисеяс не понял, пояснил. – Пока я буду собирать на севере своих сторонников, а затем штурмовать столицу, моя жена создаст здесь ещё одно войско и возьмет Лаберту раньше меня.

– Вы доверите штурм Лаберты женщине? – неверяще спросил Теисеяс.

– Не доверил бы, – тяжело вздохнув, ответил Аэриос, – но только она вообще меня не собирается спрашивать.

– Но тогда с чего Вы решили, Ваше высочество, что она возьмёт город? – всё ещё находясь в некоторой прострации, спросил принца Теисеяс.

– Я знаю свою жену, – улыбнувшись, ответил Аэриос.

Глава 17

Помахав платком вслед уходящему войску Дозабелда поёжилась. Утро было холодным и с востока наползали серые тучи. Кое где листья уже начинали желтеть.

«Вот и осень» – сделала про себя очевидное заключение Дозабелда и с тревогой подумала – «Что же делать с Лабертой? До зимы я её осадить не успею. Значит ждать до весны? Вот же скотство!»

– Ваше высочество! – назначенный принцем в помощь супруге казначей был не на шутку взволнован. – Извините, что беспокою Вас в такой момент, но…

– Что, но?

– Я всю ночь просматривал ваши счета, если Вы и дальше будите так сорить деньгами, то оставленной его высочеством суммы не хватит даже до весны.

– Я сама решу эту проблему!

– Но…

– Вы свободны!

«Что же делать?» – подумала Дозабелда стараясь не поддаваться панике – «Гномам я могу продать еще пару тайн мастерства, но людей то надо кормить, обувать, одевать… А что если? Ну, да! И господ из Лаберты проверим на вшивость. Решено! Даже нечего думать…»

* * *
Тяжела ли жизнь пограничного стражника? И да, дорогой мой читатель, и нет. С одной стороны знай себе проверяй обозы и вовремя отправляй начальству отчёты, и деньги, оставив при этом немного себе. С другой стороны на заставе бывает на удивление скучно. Ведь, шутка ли, видеть изо дня в день одни и те же надоевшие рожи, один и тот же дремучий, давно не чищеный лес и всё ту же, пока ещё, кое где, мощёную камнем дорогу? Одно радует, что обозы осенью идут часто и не прекращаются до самой зимы. Тут тебе и развлечение и пожива, особенно если удастся найти контрабандный товар, а с тех пор как новый король поднял пошлины контрабанду возить стали чаще.

– И что же это у вас такое в мешках почтенные гномы?

– Сиенский снег.

– Так зачем же так много?

– Заказ остроухих.

– А им то зачем?

– Они нам не докладывают.

– А сера зачем?

– То нам нужно пополнить запас в мастерских.

– А может вы в этих мешках контрабанду везёте?

– А ты поищи.

– Не боишься?

– Чего мне бояться? Я пошлину честно плачу.

– Проезжай!

Проходит обоз за обозом, а в железном большом сундуке, потихоньку, копятся деньги. Десятник из гарнизона Лаберты приедет, чтобы забрать опечатанные кожаные мешки, только завтра, а сегодня идёт уже второй караван и вот вот намечается третий.

– Что слышно в столице?

– Король утвердил дополнительные привилегии для дворянства и новые подати для остальных. Совсем простым людям скоро не будет житья.

– Это плохо! А везёшь то чего?

– Мясорубки.

– Это, что же такое?

– Да гномы новую штуку придумали. Ручку крутишь и мясо превращается в фарш для котлет. Жене одну взял на пробу, сказала, что очень удобно и легче чем ножами рубить.

– Ишь ты! Да, горазды придумывать, коротышки. Не зря спокон веку великими мастерами слывут.

* * *
Легко ли служить в отборном десятке в гарнизоне Лаберты? Легко, но опасно. Знай езди себе до заставы и сразу обратно, не надо стоять на постах и жить всё время в казарме, но деньги которые нужно возить в день расплаты, нет-нет да лишают разума лихих людей и тогда приходится поработать мечами.

– Командир! Никак снова бандиты?

– Да нет эти вроде на благородных похожи.

– Ты смотри! Дорогу повозками перекрыли!

– И сзади!

– В деревне прямо, перед постоялым двором. Ведут себя так будто бы мы бандиты.

– И что-то много их для бандитов?

– Похоже деньги придётся отдать.

– А как мы с пустыми руками в город вернёмся?

– И отдать плохо, и не отдать… Видать окончилась наша служба.

– Да, что же сегодня за день то такой!?

* * *
Легко ли быть комендантом Лаберты? Тяжело. Особенно же тяжело когда твой отборный десяток внезапно исчезает вместе со всей таможенное пошлиной собранной за декаду.

– Вы звали меня господин комендант?

– Да, Сноперис! У нас неприятности. Пропал отборный десяток.

– Он ехал с деньгами?

– Да, как всегда.

– Полагаете, что…?

– Ничего я пока не полагаю! Возьмёте два десятка в казарме и три десятка бойцов выделяет верховный жрец Марокхака, они будут ждать Вас у храма приблизительно через час. Езжайте до самой заставы и опросите крестьян и вообще всех кого встретите на пути. Вы должны найти их Сноперис! Вы должны их найти…

* * *
– Всё прошло хорошо?

– Всё прошло хорошо Ваше Высочество! Не пришлось даже из ножен мечи вынимать.

– А охранники?

– Как Вы и велели мы их отпустили.

– Сколько?

– Сто сорок шесть золотых.

– Ну! Теперь то Вы видите баронесса, сколько денег утекает каждый день мимо нас? Я думаю – это нужно исправить!

– Ваша мудрость не знает границ Ваше высочество!

– Езалила! Не надо мне льстить.

– То не лесть, а чистая правда.

– Ты знаешь, что я не люблю…

– Когда Вы станете королевой и будете жить во дворце, льстить Вам будут на каждом шагу, так что привыкайте. Это просто ещё один из уроков хороших манер, о которых Вы сами меня попросили.

– Хорошо! Казначей, что нам нужно для осуществления плана?

– Вот расчёты Ваше Высочество.

* * *
В шумном зале трактира «Хряк и бычок» отдыхали купцы. Здесь в Келелле в начале зимы каждый год проходила самая крупная ярмарка, но обозов из-за войны и связанной с ней неразберихи пришло совсем мало и это обещало присутствующим как немалые барыши при продаже товара, так и очень значительные убытки тому кто намерен был здесь, что либо закупать.

– Дожили! Жена принца Аэриоса, эта, как её?

– Дозабелда!

– Ну да, Дозабелда. Захватила заставу на дороге в Мортаг и берёт там пошлину в пользу принца, а комендант Лаберты не имея сил выбить её от туда установил новую заставу ближе к городу и берёт там пошлину в пользу короля. Это же как нам теперь возить в Мортаг товары если, мало того, что пошлину подняли в четыре раза, так теперь ещё и два раза берут.

– Хорошо ещё на рагнетской границе Аэриос пошлину пока не берёт.

– Если он не глупее жены то скоро будет.

– И как жить теперь честным людям? Ну как нам теперь честно жить?

– Что ты хочешь? Война!

– Уж скорее бы кто-то из них победил.

– Ну… За победу!

* * *
– Братья рыцари! Отступник Аэриос, предал, не только, наших богов, но и наше сословие! Уже сейчас он обещает раздать все земли, верных богам и королю, рыцарей черни. Уже сейчас он обещает самоуправление, не только коронным, но и вообще всем городам. Не позволим отступнику нарушить наши права! Не позволим предать поруганию наши храмы! За свободу и короля! За…

Тут барон Изсиспирес покачнулся в седле и упал не проронив больше ни слова. Правый глаз его застыл неподвижно, а на месте левого образовалась дыра из которой текла кровь вместе с мозгом.

– Как же так господа? Объясните как это случилось?

– Тут похоже не обошлось без богов.

– Это всё проклятая ведьма!

– Наверняка гномьи штучки.

– Позор! Принц Аэриос убивает из-за угла как последний бандит. Я считаю, что это бесчестно!

– А делать то, что?

– Как хотите, а я уезжаю в Келеллу.

* * *
Дозабелда на поле перед воротами города Друнн принимала в свою армию пополнение. Триста пусть и весьма потрёпанных жизнью, но смелых и умелых бойцов были ей очень нужны, но к бойцам был довесок. Орки, а это были они, очень ценятся как наёмники во всех странах и стоят умопомрачительно дорого. Тем не менее Дозабелда послала в расположенные за Гномьим хребтом и Эльфийским лесом Орочьи степи небольшой отряд вербовщиков с целью нанять не более сотни бойцов, да и тех, что подешевле. Но как раз в это время один из орочьих кланов потерпел поражение от соседей и был изгнан в пустыню, что в начале зимы означало для него верную гибель. И как раз через эту пустыню решил срезать путь посланный Дозабелдой отряд, а в отряд под предлогом проповеди слова божия среди варваров напросилась Лариса. Разумеется главной причиной был молодой баронет, назначенный командиром отряда, к которому купеческая дочь испытывала самые тёплые чувства и похоже имела взаимность. Мешать их счастью Дозабелда не стала и прочитав матушке Ларисе длинную лекцию о возможных последствиях половой невоздержанности и вреде мезальянсов благословила её на подвиг во имя Господа. И она, то ли из сострадания, то ли имея какой-то расчёт предложила оркам в Кирате убежище при условии, что они примут Господа как своего господина. Шаман клана посмотрел на голые камни вокруг, на голодных женщин, стариков и детей и сказал – Духи предков похоже оставили нас. Так какие жертвы угодны твоему Богу?

Эти орки не стоили матушке Ираиде почти ничего, но их семьи нужно было кормить, одевать, обувать и дать крышу над головой.

«Да, проблема» – думала Дозабелда разглядывая бойцов – «А они на монголов похожи, вот только зубы совсем не как у людей и кожа чуть-чуть, но зелёная» Зубы были у орков кирпичного цвета с длинными выпирающими клыками – «Как у нутрий» – вдруг вспомнила Дозабелда, что уже встречала у этого зверя такой цвет зубов. – «Только там резцы были большие, а здесь клыки. Что же мне с ними всё таки делать?»

* * *
Тяжело валить зимой лес и выкорчёвывать пни, а потом разровняв и утрамбовав землю засыпать её слоем мелких камней. Эти камни копились у гномов в отвалах веками и они были рады отдать их просто так, но доставка вышла совсем не дешёвой. Совсем мелкие и достаточно крупные осколки базальта, гранита, мрамора всех цветов и просто обычные серые камни привозили исправно. Хорошо, что на юге Кирата редко случается снег. С ним бы было сложно строить дорогу, но насколько сложней без него вывозить срубленный лес, а бросать его жалко. И на уголь идёт сухостой и валежник. Ведь принцессе не всё ли равно какой уголь ей отдадут для отчёта, а хороший лес можно продать. Проверяющие смотрят на это сквозь пальцы, лишь бы уголь не был плохим, а какое дерево для него пережгли, ну какое имеет значение? Лишь бы горел. А принцессе зачем то нужно много угля и скупает она его за немалые деньги.

– Ну, что много сегодня угля то нажгли?

– Да, принцесса будет довольна.

– Плохо то, что закончить просеку надо к весне, мы весь лес вывести не успеваем.

– Так сложить штабелями у дороги в лесу, а весной заберём.

– А вдруг украдут?

– Сложить тот, что похуже, авось не украдут.

– Да пожалуй стоит подумать… Может в лес подальше брёвна все оттащить, чтоб с дороги не было видно?

– Ты забыл какая обещана премия если сделаем в срок?

– Не забыл, но и лес неохота терять. Что же делать?

* * *
На восточной границе Кирата было, пока, всё спокойно, хотя север бурлил и на юге было неладно. Командир пограничной заставы осматривал очередной караван.

– Что почтенные гномы везём?

– Снег сиенский и серу.

– А зачем?

– Заказ остроухих.

– А им то оно для чего?

– Краснозубым на что-то меняют.

– А им то зачем?

– Да почём же мне знать для чего дикарям эта гадость?

– Извините почтенные гномы, но в столице велели узнать для чего вы сиенского снега так много везёте.

– Оркам он сильно нужен, а мы лишь посредники и не знаем зачем.

– Ладно, боги вам в помощь, везите свою проклятую соль.

* * *
Когда матушке Ираиде было совсем мало лет, отец взял её на квартиру к своему собутыльнику и там отрубился. Два часа трясущаяся от страха Дозабелда была вынуждена слушать как пьяный хозяин квартиры изливал ей, нет, не душу, а тонкости своего ремесла. Много лет прошло, отец умер, Дозабелда выросла и её не так просто было теперь напугать, но та пьяная лекция врезалась в её память и пожалуй засела там навсегда.

– Начинайте! – сказала Дочь Защитника Белого Дома трём гномам и они запалили огонь. Разумеется по меркам земли это был скорее лабораторный прибор чем промышленная колонна, но те гномы которые после ряда проб и ошибок её изготовили были неимоверно горды так как делать что-то подобное им ещё не приходилось. Потихоньку температура росла и с тарелок колоны, через трубочки, потекли фракции нефти.

– Мне нужны бензин и солярка, остальное забирайте себе.

– И что нам с ними делать?

– Мазут можно жечь в топках вместо угля, керосином заправлять фонари вместо масла.

– А что будет делать Ваше Высочество со своей долей? – эльф которого гномы пригласили для этого дела в качестве консультанта не скрывал живой интерес.

– А я буду делать napalm! – сообщила будущая королева и взглянув на кислую физиономию эльфа добавила – Всё узнаете, всему своё время.

* * *
Проводив взглядом удаляющийся караван гномов командир заставы заметил, что навстречу им из-за холма выезжает ещё один караван, совсем маленький, но с солидной охраной.

– Что везёте? – спросил он спустя пол часа у пожилого купца, облачённого в дорогие одежды.

– Зажигалки.

– А что это?

– Это гномыпридумали. Вот посмотри. Здесь под крышечкой есть фитилёк и колёсико с кремнем, внутри жидкость горючая, уж не знаю я из чего её гномы делают, чирк и никакого трута не нужно.

– Жидкость тоже везёшь?

– Да, везу! Дорогая зараза. Есть ещё и другая, чуток подешевле, её можно заливать в фонари вместо масла, но пахнет также отвратно как первая. Хоть убей не пойму как гномы их различают.

– Ох не зря говорят, что гномы великие мастера, не сравняться с ними нам людям, как есть не сравняться, пока висит этот мир.

Глава 18

– Люблю запах напалма по утрам. – буркнула себе под нос Дозабелда приступая к не очень приятному, но при этом нужному делу. Напалм впрочем у неё так и не получился. Состав с мылом в качестве загустителя было невозможно хранить из-за того, что жидкость расслаивалась практически в тот же день, а гудрон взять было негде. Бензин впрочем ей удалось спихнут гномам вместе с ещё одним «секретом невиданного мастерства», а соляркой оказалось удобно пропитывать факелы.

– Я узнал тебя проклятая ведьма! Это ты подсунула нам фальшивый бурдюк и поэтому боги отвернулись от нас.

Дозабелда не стала ничего отвечать. Равнодушно взглянув на служителя Марокхака поднесла факел к хворосту у его ног и отправилась дальше.

«А сегодня жрецы визжат хорошо, можно даже сказать, что задорно» – Дозабелда не испытывала ни страха, ни жалости и даже позволяла себе мысленно отпускать шутки по поводу приговорённых – «Наверное привыкаю» – заключила она на миг удивившись собственному цинизму и продолжила зажигать костёр за костром.

Взять Лаберту ей так и не удалось. Сперва у Дозабелды очень сильно вырос живот и ей стало не до того, а потом она выпала из реальности до самого лета проводя всё время в компании своих маленьких принценят.

А Лаберта жила своей жизнью. Постепенно прошёл религиозный экстаз и горожане заметили, что неладное что-то творится в королевстве Киратском. Караваны исправно уходили в Мортаг, но обратно не возвращались. Не пришли весной караваны ни с Гномих гор, ни, тем более, из мятежного Друнна. Постепенно осознав, что речь идёт не столько о верности королю и исконным киратским богам, сколько о их доходах, горожане внезапно прозрели и поняли, что и король не настолько законный чтобы страдать из-за него, и бурдюк наверно фальшивый, и детей резать на алтарях как-то не хорошо тем более когда это могут быть твои дети.

Сперва жрецы пытались успокоить толпу обещая, что сразу как только они принесут новые жертвы, так сразу боги помогут побыстрее дойти задержавшимся в пути караванам, и были весьма удивлены когда в них полетели тухлые яйца и камни.

Потом взбунтовались купцы и охранники караванов, потребовав от коменданта им объяснить, а что с караванами собственно происходит? Комендант к тому времени уже знал, что люди принцессы встречают все караваны на старой заставе и заворачивают на, проложенную за зиму, объездную дорогу которая проходя через лес, практически вдоль границы, выходит на дорогу на Друнн, а гномьи и друннские караваны по той же дороге уходят в Мортаг, в стороне от Лаберты. Велиава тянул с ответом целых два дня, но потом ему всё же пришлось сообщить обо всём горожанам.

– Это что же выходит, на запад можно идти а на север нельзя? А если мне на запад не нужно? – бушевали купцы.

– От Друнна есть дорога на Татву и дальше на Скайл.

– Скайл в осаде!

– Ну в Рагнетию можно и от Татвы пройти. Конечно западный тракт хуже восточного и разбойников много, но если нельзя через Скайл…

– А в Келеллу никак?

– Ну если только через протектораты.

– На кораблях? У них же нет между городами дороги. Не нравится им видите ли ездить друг к другу сухим путём.

– Да это же разориться можно!

– Вот я об этом и говорю.

– Комендант собирается что нибудь делать?

– Что он может. Вчера убили троих жрецов. Все жрецы теперь сидят в цитадели и требуют чтобы он их защищал. Стража храмов потихоньку начала разбегаться. Говорят, что принцесса очень не жалует их.

– Да какая она принцесса!? Иноземка и простолюдинка!

– Жена принца, значит принцесса и есть.

– Как хотите, а я уезжаю в Келеллу.

– А нам делать то, что?

Постепенно недовольство росло и когда Дозабелда, после длительных уговоров, неохотно, но всё таки согласилась отдать кормилицам своих дорогих близнецов и заняться государственными делами из Лаберты приехал гонец предав письмо от городского собрания, со словами – Владей нами добрая госпожа, мы все в твоей власти!

И сейчас «добрая госпожа» исполняла то, что как-то незаметно стало её «привилегией», а именно приводила в исполнение приговор возглавляемого ей же суда над пойманными в городе языческими жрецами.

Комендант из города кстати сбежал, жрецы тоже пытались, но горожане их не отпустили, заявив, что новому богу нужны новые жертвы и по слухам он в этом качестве очень любит жрецов прежних богов. Дозабелда когда об этом узнала то смогла сказать только то, что: «Язычество из этих голов выбивать придётся ещё очень долго».

* * *
Тихий вечер после трудной работы. С удочкой, на берегу озерца, хорошо помечтать о там как всё будет славно когда кончится эта война.

«Чёрт! Ну как меня только находят просители?»

– Извините, что Вас беспокою. Ваше Высочество!

– Вот пожалуйста, только не надо падать передо мной на колени!

– Мать родная! На Вас вся надежда! Защитите от произвола!

– Что за произвол?

– Ужас! Ужас! Произвол страшный! Натерпелись мы, ох натерпелись от старых жрецов и вот опять.

– Что опять!?

– Пожалейте деток невинных добрая госпожа!

– Покороче, очередь ждёт!

– Ой правда и как только Вас бездельники всякие только находят?

– Следующий!

– Я первая к Вам пришла!

– Люди ждут, пожалуйста покороче.

– Сжалься добрая госпожа, не губи деток малых.

– Объясните, что с ними не так!?

– Так зачем-то в школу их забирают.

* * *
– …И не надо спорить со мной Агриппина.

– Но зачем мне ехать в Друнн?

– Потому, что ты епископ этого города и должна возглавлять церковь там.

– Возглавлять!? Я не знаю… Я не умею… У меня опыта нет!

– Если вечно прятаться у меня за спиной то его и не будет.

– Хорошо. Но тогда почему именно Друнн?

– Скайл ещё даже не взят, в Татву же уже назначен Артём, а в Лаберте тебя может случайно встретить отец если вдруг в Кират зачем то приедет. Тебе нужен лишний скандал?

– Нет ненужен.

– Лиза!

– Да! Ваше Высочество!

– Ты уверена, что хочешь остаться командиром заставы?

– Да хочу! Но прошу прислать мне подкрепления.

– А я в городе с чем останусь?

– Если город осадят то я успею придти и ударить снаружи, а если армия узурпатора попытается прорваться в ничейные земли, то мне нужно больше солдат чтобы эту армию задержать до того как Ваше Высочество придёт мне на помощь.

– Ладно, забирай орков и три сотни стрелков.

– И ещё четыре орудия!

– Зачем тебе столько? Хотя… Забирай! Когда едешь?

– Да прямо сейчас.

– Ночью?

– Утро уже!

* * *
Барон Джуодес ехал по полю высоко подняв над головой ленты мира. Рядом с ним, угрюмо глядя под копыта своих коней, сопровождали своего господина два латника из его личной гвардии. Это всё, что осталось от его рыцарского копья. Остальные или погибли, или сбежали. Тщетно ждал король Нисистакс войско Аэриоса отступника у стен столицы. Завладев после недолгой осады Скайлом, принц переправившись с большей частью своего войска через реку встал лагерем на перекрёстке дорог из центрального и северного имперских протекторатов окончательно отрезав Келеллу от внешнего мира. Вроде не было под стенами города вражьего войска, но крестьяне разагетированные поборниками новой веры, собрав запасы и нехитрый скарб покинули окрестности столицы, а потом перестали приходить караваны. Население стало роптать. Нисистакс с солидным отрядом отправился к стенам Скайла, но не имея успеха вынужден был отступить. Потом он попытался внезапно напасть на Лаберту, но город был к обороне готов хорошо и на военном совете решили не возвращаться в Келеллу, а прорываться в Мортаг, где набрать добровольцев из вечно голодной, воинственной и многочисленной шляхты вернуться в Кират.

…И тут эта странная крепость построенная отступниками в этом году. Деревянная, словно приплюснутая и лишённая даже намёка на башни. С бойницами слишком большими для лучников, за которыми были видны то ли положенные набок амфоры из под вина, то ли большие кувшины. В середине разделяющего войска пространства барон остановился и стал ждать. Представитель противоборствующей стороны сперва долго не появлялся, а потом в стене открылись небольшие ворота, от туда буквально вылетели три всадника и один из них нёс ленты мира на длинном копье. Расстояние сокращалось стремительно и довольно быстро барон заметил, что один из всадников женщина.

«Неужели сама проклятая ведьма» – подумал он.

Вскоре всадники подъехав на не слишком близкое, но достаточное для переговоров расстояние остановились. На женщине, теперь барон мог рассмотреть – это чётко, были красного цвета штаны, не достаточно узкие для дворянина, но не столь широкие как у крестьянина или купца. Сапожки из толстой, но при этом хорошо выделанной кожи и кольчуга из странных, достаточно крупных и плоских колец, Её бюст украшало зерцало в форме голых женских грудей. Шлем её не был глухим, но лицо разглядеть было трудно.

Подождав для приличия и не заметив у вновь прибывших желания начинать разговор, барон громко кашлянул и максимально торжественно произнёс

– Наш могучий король, Нисистакс Благочестивый, повелевает вам, немедленно, сложить оружие и предаться его справедливому суду.

– А ему ключ от дома где деньги лежат случайно не нужен? – заявила, с вызовом, женщина, голосом его жены Езалилы и взглянув ему прямо в глаза громко рявкнула – Где ты шлялся всё, это время, старый козёл?

От такой неожиданности барон внезапно опешил и пока смысл случившегося до него медленно доходил, Езалила, а это была точно она, добавляя отборные простонародные выражения иногда вгонявшие в краску даже бывалых вояк, объяснила своему благоверному где она хочет видеть его, короля, их дурацкое войско и их заговор против законной династии.

– Ты всё понял мой дорогой?

– И что мне передать королю?

– Передай, что мы его здесь похороним.

– Но послушай в этом войске собраны самые лучшие рыцари, вы не сможете их победить.

– Дорогой, ты не понял. Время конных сшибок прошло и мечи пускать в ход против вас никто не собирается. Мы вас просто убьём. Начинается новое время и для рыцарей в нём места нет.

– Я слыхал, что Аэриос воюет бесчестно. Передай тому кто у вас командир, что никто ещё не смог победить столько рыцарей сразу.

– Этим войском командую я и я вас уничтожу.

– Ты?

– Да, я! И я очень хорошо понимаю. что я говорю. Ваше войско поляжет здесь всё. Никто в плен брать вас не будет. Вас всех просто убьют.

– Это очень плохая война.

– Плохо резать детей на алтарях, и устраивать заговоры против короны, а убить мятежника всегда хорошо. Ты сейчас передашь узурпатору, что мы не сдаёмся и сразу едешь домой. Замок наш конечно разграблен, но возможно ещё что-то можно спасти.

– Но моя честь…

– У тебя дочь на выданье! Кто возьмёт её без приданного и с отцом, гнусным мятежником? Я могу обеспечить тебе прощение короля, но для этого ты должен быть жив и сам подать прошение на его имя. Ты немедленно едешь домой!

– А ты?

– А меня ждёт самое желанное развлечение в жизни – истребление цвета древних родов.

– За, что ты нас так ненавидишь?

– А Вы, мой драгоценный супруг, неужели забыли, как ваша тётя, сказала в день нашей свадьбы, что когда бы была жива ваша мать то она не позволила бы Вам сочетаться узами брака с этим «рабским отродьем»? Никогда не забуду и никогда не прощу! Мои предки служили Кирату два века! Но для вас, помешавшихся на на своей древней крови мы… – тут баронесса Джуодес не выдержала и заплакала.

– Но…

– Домой сволочь! Начни уже думать о пользе нашей семьи. Ты подумал, что завтра будут есть твои дети?

* * *
Барон Джуодес ехал домой. Позади был тяжёлый разговор с королём и плевки и насмешки бывших товарищей. Раньше он за такое вызвал бы каждого из них на поединок, но сейчас ему было уже всё равно. Вдоль посыпанной толстым слоем мелкого камня дороги красовались свежие пни. – «Езалила сказала, что новый тракт выходит прямо к нашему замку, может стоит поставить у дороги трактир? Боги! Я рассуждаю как лавочник.» – осмотревшись вокруг он заметил, что гвардейцы заметно повеселели и один из них даже насвистывал какую то песенку.

– А скажи-ка Свилпукас…

– Да, Ваша милость!

– Как ты думаешь, баронесса откуда знает такие слова?

– Вероятно она их знала всегда.

– Но я раньше не слышал от неё таких… Выражений.

– Может ей раньше было просто не нужно…

– Может быть, Свилпукас, всё может быть…

Отъехав от поля будущей битвы всего на какую то милю, а может и меньше, барон понял, что не может так просто уехать и должен узнать, чем всё закончится. Весь его боевой опыт кричал о том, что такая неказистая крепость будет сразу взята, но супруга была столь уверена в своих силах, что барон начал вдруг сомневаться в очевидных вещах. Сперва он остановившись посидел немного в седле прибывая как бы в раздумье. Потом спрыгнув на землю привязал лошадь к дереву и уселся на ближайший пенёк. Тоже самое сделали и гвардейцы.

А сражение между тем начиналось. Барон слышал как затрубили сигнальные рожки – «Крепость низкая, можно запрыгнуть с коня или всё же сделают лестницы и пойдут в пешем порядке?» Он как будто почувствовал то движение массы людей, что сейчас происходило на поле. – «Нет, похоже обойдутся без лестниц. Там нет даже рва. Можно просто подъехать к стене, встать на седло и запрыгнуть.»

Вдруг внезапно ему показалось, что ударила молния. Он поднял глаза вверх, но на небе не было ни единого облачка, а гроза тем временем судя по страшному шуму разошлась не на шутку. С поля боя неслись лязг, предсмертные крики и ржание лошадей, а ещё там, барон был уверен, что именно там, били эти проклятые молнии.

«Что за чудо оружие придумала проклятая ведьма? Может здесь замешано колдовство?» – между тем, отчётливо, с поля потянуло дымком – «Значит крепость всё таки подожгли? Ещё час и всё будет кончено.»

Через, час бой ещё продолжался. Когда грохот всё же начал стихать он опять поднял глаза вверх и увидел, что солнце уже давно миновало зенит и стремится к закату. – «Слишком долго они берут эту крепость?» – подумал барон и услышал топот копыт на дороге. – «Один всадник, несётся как зверь, он же лошадь загонит»

Осадив коня прямо напротив него, граф Алармистас, знатный рубака и личный друг короля посмотрел на барона какими-то совершенно безумными, выпученными глазами и в бешенстве закричал

– Ааа! Сидишь тут. Предатель! Трус! Изменник! Король… Наш король… Он… Убит! Все убиты! – вдруг мгновенно изменившись в лице и взглянув на него глазами собаки выпрашивающей у хозяина вкусную кость он спросил

– Барон, Вы же местный? Подскажите пожалуйста, ну, что Вам стоит, где проходит граница?

– Там! – махнув рукой в сторону ничейных земель барон Джуодес. Понаблюдав немного за тем как прославленный граф ломится через лес не разбирая дороги, он вскочив в седло громко крикнул

– Домой, так домой!

Посмотрев последний раз в спину графа, барон пришпорил коня и поехал в сторону своего, очень старого, помнящего несравнимо более благородные времена замка и всего одна мысль посетила его перед тем как забыть обо всём и всецело отдаться дороге – «А ведь я совершенно не знаю собственную жену»

Глава 19

Дозабелда успела, что называется к шапочному разбору и смогла лишь захватить обоз узурпатора с его походной казной и лазаретом. В лазарете было пять рыцарей не участвовавших в битве по причине болезни или ранения, пара латников и кухарка обварившаяся кипятком. Заправлял в нём маг-целитель и пара лекарей рангом поменьше. Остальные обозники обнаружив у себя за спиной войско принцессы попросту разбежались.

– А скажите мне уважаемый маг, что не так у этого человека?

– Размягчение печени, плохой кровоток и камень в почке.

– В какой почке?

– В левой если смотреть со спины.

– … Странно, как Вы – это узнали?

– Я же маг!

– А чего не хватает у этого человека?

– … Погодите, вроде всё есть. Вижу шрам на животе, кишки целы, хотя… Там отросток должен быть на кишке, он ещё воспаляется часто и без помощи сильного мага – это верная смерть. Я его, что-то не вижу.

– Значит магия всё таки существует… – подумала вслух Дозабелда и о чём-то надолго задумалась.

– Простите добрая госпожа, – отвлёк её от размышлений новый комендант Лаберты – а с лекарями то, что делать?

– Не знаю как у вас, а на моей родине, лекарь, если он только не начинает сам наносить людям вред, есть лицо неприкосновенное и за своих командиров ответственности не несёт.

– Хороший обычай – облегчённо вздохнул один из пленённых медиков, а Дозабелда отхлебнув немного вина прямо из, довольно объёмного, глиняного кувшина потребовала привести остальных, пленных сторонников узурпатора.

Было их на удивление мало. Езалила, давно получившая новое имя Елизавета, заявив – Если он меня не послушал то сам виноват! – приказала всех раненых сторонников узурпатора добить на месте, что и было исполнено. Орки посланные в рейд, в ничейные земли, привели на аркане пятьдесят человек из которых девять оказались простыми бандитами, а десятый похищенным ими купцом. Ещё восемь мятежников смог разыскать летучий кавалерийский отряд пришедший вместе с принцессой. Дозабелда глядя на всё, что осталось от более чем двух тысяч отборного войска рассуждала – «Да, пожалуй Лиза слишком жестока. Надо дать ей за заслуги генеральскую должность, но так чтобы больше она не воевала сама. Может сделать её королевским хранителем всей артиллерии? Решено! Пушки ей вроде нравятся, вот, пускай баронесса и пребывает в заботах о том, чтобы их было много, хороших и разных.»

– И так, что заставило Вас изменить королю и принять участие в заговоре? Смелее молодой человек. Мы вас ждём. Говорите.

– Король нарушал наши права!

– И какие?

– Король позволял богатеть всякой черни?

– Я правильно Вас поняла? Богатеть должны были исключительно вы?

– Это наше священное право!

– А как же права остальных?

– Право черни служить своим господам, таков смысл всей их жизни.

– И как же теперь мне Вас наказать?

– Как хотите. Я приму смерть достойно!

– Комендант!

– Я здесь Ваше Высочество!

– Вы уже обустроили в городе общественные уборные?

– Пока нет.

– Тогда торопитесь! Работников я уже Вам нашла. Уверенна, эти прекрасные люди, сумеют выносить из уборных дерьмо, не хуже других.

А Вы молодой человек уясните, что это теперь смысл всей вашей жизни.

Увести!

* * *
Аэриос стоял у окна, в тронном зале. Как только о смерти узурпатора стало известно, в Келелле начались массовые волнения, начальник гарнизона сбежал, а жрецы заперлись в цитадели и заняли там круговую оборону. Аэриос взял город без боя и теперь ждал супругу для совершения церемонии коронации. Хотя старая вера не была запрещена официально, а был лишь отменён указ узурпатора об отмене закона о запрете приносить в жертву людей, все знали, что новая государственная религия христианство. Поскольку главой новой церкви была Дозабелда то и совершить церемонию должна была именно она.

Супруга со всей поспешностью выехала из Лаберты, но кто-то оказался быстрее и сейчас пока ещё принц изучал пачку жалоб на собственную жену.

Отец наш родной! Не позволь случиться великому беззаконию. На тебя вся надежда…

…Супруга Ваша видно помутившись рассудком от горестей многих перенесённых…

… Велела всех детей независимо от сословия учить в школах, а учат там очень странным вещам…

… Да где ж это видано, что земля это шар и вращается этот шар вокруг солнца…

… Нам всем очевидно, что…

… А ещё она повелела заразить всех жителей коровьей оспой, что конечно же приведёт к… смерти, мужскому бессилию и выпадению волос…

Аэриос, инстинктивно потрогав след от прививки, бросил очередной свиток в гору таких же бумаг и указав на неё секретарю приказал.

– Всех жалобщиков наказать пропорционально достатку.

Дождавшись пока тот унесёт гору кляуз на большом медном подносе, Аэриос посмотрел на статую одного из своих великих предков и как бы к ней обращаясь тихо сказал.

– Не знаю, что вокруг чего вертится, но учитывая уровень образования Дозабелды, – тут принц горько вздохнул и добавил – жаль, что этого нельзя сказать о её воспитании… Ей точно виднее!

* * *
Церемония прошла как по маслу, потом был большой королевский пир с длинными речами, музыкой и каким-то набором строевых упражнений именуемым здесь, по недоразумению, танцами. Дозабелда проснувшись заметно после обеда спустилась в гостиную на женской половине дворца. Там уже сидела вдова погибшего старшего брата нынешнего короля. Вид её был очень печальным. Дозабелда вдруг вспомнила, что так и не удосужилась узнать её имя и не зная как обратится просто кивнула, та кивнула в ответ. Вдруг в гостиную словно вихрь ворвалась мать короля, поздоровавшись со старшей невесткой она плюхнулась в кресло достав откуда то книгу и стала читать. Дозабелду она предпочла не заметить. Чтобы как-то занять себя Дозабелда взяла в руки лютню и стала медленно перебирать струны, играть она попросту неумела.

Не найдя жену в спальне Аэриос заглянул в розовую гостиную королевского замка и нашёл почти всех женщин семьи именно там. Сестра судя по всему ещё отдыхала.

– А сынок, это так хорошо, что ты пришёл проведать маму.

– Здравствуй мама! – ответил Аэриос и поцеловал руку вдовствующей королевы.

– А скажи-ка сынок где ты смог откопать такое чудо?

– Ты о чём?

– Да об этой… как её… Дозабелде!

Что объект обсуждения в данный момент присутствует здесь королеву-мать не смущало.

– Мама, я бы тебя попросил…

– Ну так где ты её откопал сынуля?

– Это Вас не касается!

– А я знаю где ты её откопал. На дороге в Мортаг! Ну и что ты нашёл в этой шлюхе?

В том, что лютня не стала испанским воротником на шее вдовствующей королевы, Дозабелда потом усмотрела промысел Божий. Кое как удержав себя от необдуманных действий она молча встала и вышла из комнаты. Затворив дверь она вспомнила, что не стоит ходить по дворцу в состоянии нервного возбуждения, так как здесь полно глаз и ушей и осталась на месте решив для начала посчитать минимум до ста, и лишь потом решать, что делать дальше. А тем временем за дверью разгорался скандал.

– Сколько мы с отцом предлагали тебе девушек из приличных семей?

– Ты же знаешь, что сними мне было скучно!

– Для веселья есть весёлый квартал!

– Мама я не об этом!

– А о чём?

– Я о том, чтобы было о чём поговорить.

– А меня для этого тебе мало? Я всегда готова с тобой поговорить.

– Мама, но…

– Так ты хочешь сказать, что какая то простолюдинка умнее чем твоя мать?

– Я не это…

– А ты знаешь, что она сестра атамана из ничейных земель… Этот… как его?

– Ебелдолс.

– Так ты знаешь?

– Да мама.

– И она сказала тебе это сама?

– Нет!

– Скрывала!?

– Я просто был первой жертвой этого атамана.

– И она там была?

– Да!

– Это немыслимо! В нашей истории были разные королевы, но королева-разбойница – это, уж слишком!

– Мама! Это не я, а она выиграла войну. Да она не воспитана и иногда вытворят такое, что… Но пойми, я её очень люблю. И вообще я всего лишь муж королевы.

– Ты вообще понимаешь, что ты несёшь?

– Мама! Я хороший шпион, но плохой государь. Править должен тот кто на самом деле на, это способен.

«Посидела с удочкой у реки!» – мысленно выругалась Дозабела и отправилась в сад погулять, и попробовать привести мысли в порядок.

* * *
Незаметно пролетела зима. Поначалу усиленно интриговавшая вдовствующая королева, успокоилась и уехала в замок Торп, напоследок сказав, что:

– Королева-разбойница – это ещё ничего, но король подкаблучник – это уже ни в какие ворота не лезет.

А Аэриос, как оказалось, был неплохим государем. Просто ему иногда, как однажды, выразилась Дозабелда, очень мешала сильная профессиональная деформация.

Мустынес, пасынок Езалилы поучаствовав вместе с тогда ещё принцем в нескольких ликвидациях, с помощью духового ружья, пожелал служить в тайной страже, где уже, несмотря на протесты отца, сделал неплохую карьеру. Не смотря на то, что во Христе он был Мстиславом, по работе у него было столько имён, что бывалые стражники удивлялись как он их все умудряется помнить. Его сестра Калма ставшая Клавдией пожелала посвятить жизнь служению Господу и уже была епископом в Скайле. Ну, а их мачеха Лиза разоряла казну на всё новые и новые пушки, в связи с чем король однажды сказал, что:

– Если и дальше так дело пойдёт то к ним просто не хватит прислуги.

Барон Джуодес открыл трактир и потихоньку восстанавливал родовой замок. После выигранной его женой битвы, именуемой всеми не иначе как мясорубкой, двести рыцарей узурпатора всё таки убежали в Мортаг и теперь активно слали от туда подмётные письма.

Оркам выделили для поселения старый лагерь повстанцев, а Лариса, прикипевшая к ним всей душой осталась в Лаберте и теперь возглавляла местную церковь.

Вера с Надей остались при своих госпожах ну, а Прохор стал королевским то ли слугой, то ли оруженосцем.

Ебелдос по прежнему грабил купцов «За свободу торговли»

Деметрий Скиф, Москва, 05.05.2020 года.

Примечания

1

Имеется ввиду ночная ваза или говоря по-простому горшок.

(обратно)

2

Официально этот мир не знал выходных, однако каждый десятый день полагалось выплачивать жалование наёмным работникам и отдавать все долги, если только о сроках не было особого уговора. Также в этот день приносились жертвы богам и совершались казни.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • *** Примечания ***