КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Полное собрание сочинений. Том 10. Топор отмщения. Кошки бродят по ночам. Вороны не умеют считать [Эрл Стенли Гарднер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ том 10

AS A.A. FAIR

CATS PROWL AT NIGHT AN AXE TO GRIND CROWS CAN’T COUNT

ТОПОР ОТМЩЕНИЯ

Романы,

написанные под псевдонимом А.А. Фэйр

ТОПОР ОТМЩЕНИЯ Романы, написанные под псевдонимом А.А. Фэйр

КОШКИ БРОДЯТ ПО НОЧАМ


Глава 1 ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Берта Кул, подняв с кресла-качалки свои сто шестьдесят пять фунтов, обошла письменный стол и распахнула дверь кабинета частного агентства.

Из-за двери доносился стук пишущей машинки, на которой работала Элси Бранд. Берта Кул остановилась в дверях, ожидая, когда Элси оторвется наконец от работы и поднимет голову.

Элси Бранд быстро закончила печатать письмо, выдернула лист из пишущей машинки, отложила его в сторону, наклонилась к нижнему ящику стола, чтобы достать конверт и надписать адрес, и тогда только увидела стоящую в дверях Берту.

— Вы что-то хотели, миссис Кул?

— Что ты печатаешь?

— Письма к юристам.

— Заканчивай.

— Больше никаких писем?

— Совершенно верно.

— Почему же… Я думала…

— Знаю, что ты думала, — сказала Берта Кул, — я тоже думала, что мы могли бы направить ходатайство относительно свидетелей, о которых забыли, или что-нибудь в этом роде.

— Но почему же нет? — удивилась Элси Бранд. — Думаю, это великолепная идея. Это дает вам шанс вступить в будущем в контакт с клиентами, которые располагают большими деньгами и…

— Вот об этом и речь, — прервала ее Берта. — Я устала не от самих денег, а от больших сумм. От напряжения и нервотрепки, которые неотлучно следуют за этой давящей массой.

Я как-то не привыкла к значительным делам, связанным с огромными суммами. Я управляла тихим, уютным, маленьким агентством, занимающимся расследованием дел, за которые остальные агентства не стали бы и браться. По большей части это были дела о разводах. Потом ко мне в контору пришел Дональд Лэм, вынудил меня предоставить ему работу и приложил все усилия к тому, чтобы эта контора стала товариществом. Не прошло и тридцати минут, как он начал здесь работать, а уже все приняло другой оборот. Мои доходы подскочили, а вместе с ними подскочило и мое кровяное давление. В конце года правительство заберет пятьдесят процентов доходов, но никто не возьмет половину моего давления… Ну и черт с этим. Сейчас Дональд в отпуске, и мне предстоит взять дело в свои руки.

Берта бросила на Элси Бранд воинственный взгляд, словно ждала возражений с ее стороны.

Элси Бранд бесшумно открыла ящик стола, опустила туда список адвокатов, которых Берта выбрала из судебных протоколов, достала кучу писем в два дюйма толщиной и сказала:

— А что делать с письмами, которые я уже написала? Нужно ли отослать их?

— Порви и выброси в мусорную корзину… Нет, подожди минутку. Черт возьми, напечатать эти письма стоило мне денег — канцелярские принадлежности, время, износ пишущей машийки… Хорошо, Элси, мы их отправим. Принеси их мне, я подпишу, но больше мы не пошлем ни одного письма.

Берта подернулась, прошла обратно к себе в кабинет, поудобнее устроилась в кресле-качалке и расчистила перед собой на столе место, чтобы можно было подписать письма, которые принесла Элси Бранд.

Элси положила письма на стол, остановилась рядом с миссис Кул, чтобы промокнуть каждую подпись. Глядя на открытую дверь, Элси внезапно произнесла:

— Только что в приемную вошел мужчина.

— Что он собой представляет? — поинтересовалась Берта. — Черт его возьми, я испортила это письмо. Я не могу разговаривать и писать одновременно.

— Я посмотрю, что ему нужно, — сказала Элси.

— Да. И закрой за собой дверь.

Выходя в приемную, Элси прикрыла за собой дверь. Берта Кул снова начала подписывать письма и аккуратно промокать подписи, в промежутках поднимая взгляд на дверь, ведущую в приемную.

Берта была занята последними несколькими письмами, когда в кабинет вернулась Элси, плотно закрыв за собой дверь.

— Как его имя? — спросила у нее Берта.

— Эверетт Белдер.

— Что ему нужно?

— Он хочет видеть Дональда Лэма.

— Ты сказала ему, что Дональд в Европе?

— Да. Я сказала, что вы — партнер Дональда. Думаю, если вы сможете принять его прямо сейчас, он побеседует с вами. Однако он огорчился, узнав, что Дональда нет.

— Как он выглядит? — спросила Берта.

— Ему лет тридцать пять, высокий, выдающиеся скулы, рыжеватые волосы. У него очень милые печальные глаза. Он торговый агент.

— Значит, опять деньги?

— Я бы сказала — не без этого. Он производит такое впечатление.

— И много денег?

— Похоже на то. На нем очень приличное пальто.

— Хорошо, — сказала Берта. — Пригласи его. Я выясню, что ему нужно. Если он приятель Дональда Лэма, то он наверняка азартный игрок. Он может оказаться… Что ты застыла на месте и уставилась на меня?

— Я ждала, пока вы закончите.

— Черт бы побрал эту дурацкую вежливость. Когда потенциальный клиент, который выглядит так, будто у него есть деньги, ожидает в приемной, не позволяй вежливости мешать продуктивности. Пригласи- его сюда.

Элси поспешно открыла дверь и произнесла:

— Миссис Кул, главный партнер, сможет уделить вам сейчас несколько минут, если вы будете столь любезны пройти сюда.

Берта снова стала подписывать письма. До тех пор пока она не закончила и не промокнула последнюю подпись, она не поднимала головы, затем взглянула на Элси:

— Элси, отправь эту пачку писем на почту. Проверь, все ли содержат пометку «Лично и конфиденциально» и чтобы на каждом была проставлена печать.

— Да, миссис Кул.

Берта перевела взгляд на мужчину:

— Итак, ваша фамилия Белдер?

Его выразительный рот сложился в. улыбку.

— Совершенно верно, миссис Кул. — Он протянул через стол руку. — Эверетт Дж. Белдер.

Берта подала ему руку, и в этом жесте не ощущалось ни тени энтузиазма.

— Вы хотели видеть Дональда. Он в отпуске, в Европе.

— Ваша секретарша сказала об этом. Для меня это настоящий шок.

— Вы знаете Дональда?

— Только по его репутации. Мне говорил о нем один человек, дело которого Лэм когда-то вел. По его словам, в этом парне энергии хоть отбавляй, он моментально соображает, перемещается с быстротой урагана и смелый. Тот человек сказал, что ему никогда раньше не приходилось встречать ничего подобного. Он передал свои чувства одним разговорным выражением, которое грубовато, но все же точно отображает истинную картину.

— Что же он сказал?

— Это не совсем благозвучно, миссис Кул. Я бы не хотел повторять его слова. Я…

Берта Кул с раздражением прервала его:

— Вы думаете, что знаете слова, которых не знаю я? Что он сказал?

— Он сказал, что Дональд — это смесь мозгов и воли.

— Хм! — изрекла Берта и через несколько секунд натянуто прибавила: — Его сейчас здесь нет. Может быть, вы расскажете мне, в чем заключается ваше дело?

— Вы его партнер?

— Да.

Эверетт Белдер принялся внимательно изучать ее, словно она была новым автомобилем, который он собирался приобрести.

— Знаете, вам не обязательно на мне жениться. Если у вас есть какое-то дело, то расскажите, в чем оно заключается. А если нет, убирайтесь отсюда ко всем чертям и дайте мне наверстать время, которое я на вас потратила, сказала Берта.

ю

— Я как-то не думал нанимать детектива-женщину.

— Тогда не делайте этого.

Берта Кул взяла телефонную трубку.

— Но вы произвели на меня впечатление человека, действия которого приносят результаты.

— Давайте решайтесь на что-нибудь.

— Миссис Кул, вам когда-нибудь приходилось вести дела, основанные на случайности?

— Нет.

Белдер неуклюже задвигался на стуле.

— Миссис Кул, я торговый агент. У меня очень большие расходы и…

— Напомните мне, в чем заключаются обязанности торгового агента? — прервала его Берта.

Он улыбнулся:

В данном случае это хороший торговец, у которого крепкие нервы и достаточно денег, чтобы просчитать все до того дня, когда наступает пора платежей, и не просить при этом кредитов.

— Я вас поняла. Какие у вас сложности?

Белдер снова переменил позу; руки и ноги плохо его слушались и делали совсем не то, что хотел их хозяин.

— Миссис Кул, я нахожусь в дьявольски затруднительном положении. И не знаю, что делать, куда податься. Каждое мое действие встречает непреодолимое препятствие. Я сломал себе голову над тем…

— Не стоит тратить столько сил на предисловия, — успокаивающим тоном произнесла Берта. — Многие из тех, кто приходит сюда, чувствуют себя точно так же. Продолжайте, выкладывайте все, что у вас накопилось. Дайте выход тому, что в^с тяготит.

— Приходилось ли вам когда-нибудь выполнять ра* боту, связанную со сбором денег?

— Каким сбором?

— Неправильные счета, судебные решения… такого рода?

— Нет.

— Могу я спросить — почему?

— Это невыгодно.

Белдер снова переменил позу на своем стуле и продолжал: ‘

— Предположим, что есть решение суда относительно двадцати с лишним тысяч долларов, которые должны быть собраны, и вам будут предоставлены гарантии, что время, которое вы на это потратите, будет оплачено и вам будет выплачена премия за удовлетворительно выполненную работу.

В глазах Берты мелькнул интерес.

— Против кого возбуждено дело на двадцать тысяч долларов? — спросила она.

— Скажем так: А начал судебное разбирательство против В. В является обвиняемой стороной, против которой суд не может найти определенных доказательств, тогда С…

Она подняла руку.

— Прервитесь на этом месте. Меня не интересует. вся эта околесица про АВС. От этого проклятого алфавита у меня разболелась голова. Если вы хотите что-то сказать мне, тогда выкладывайте.

— Это очень трудно выразить словами, миссис Кул.

— В таком случае вам далеко до торгового агента.

Он нервно рассмеялся:

— Я хочу, чтобы вы занялись этим судебным делом относительно двадцати тысяч долларов. Вам не надо будет собирать все решения суда по этому вопросу. Вам нужно пойти на компромисс, договориться о процентах и…

— Против кого возбуждено дело? — оборвала его Берта.

— Против меня.

— Вы хотите сказать, что собираетесь нанять меня для того, чтобы я по решению суда забрала у вас деньги?

— Да.

— Я вас не понимаю.

— Я — та самая обвиняемая сторона.

Берта'сказала с оттенком раздражения в голосе:

— Итак, все выглядит просто. Вы хотите, чтобы я по решению суда взяла у вас деньги, потому что вы являетесь обвиняемой стороной… Всего лишь заурядный, хорошо знакомый случай.

Белдер улыбнулся, словно извиняясь:

— Понимаете, миссис Кул, несколько лет тому назад, когда было много товаров, которыми можно было торговать не на таком оживленном рынке, как теперь, — тогда для торговых агентов, кто был на вершине удачи, открывалась великолепная возможность сорвать большой куш.

— И что вы сделали? — с любопытством спросила Берта.

— Я сколотил себе небольшое состояние.

— И где оно сейчас?

— Я перевел его на имя жены.

Берта быстро моргнула, что указывало на высшую степень заинтересованности. Жесткий взгляд ее прищуренных глаз пригвоздил Белдера к стулу, как коллекционер булавкой прикалывает мотылька.

— Думаю, — сказала она, тщательно расставляя ударения, — что я начинаю понимать, в чем дело. Теперь расскажите мне всю историю целиком. Начните с тех вещей, о которых вы решили мне не рассказывать. Так мы сэкономим время.

— У меня был партнер, Джордж К. Нанли. Мы с ним не очень ладили. Я думал, что Нанли попросту использует меня. У меня до сих пор еще такое чувство, и оно никогда не пройдет. Он руководил внутренней частью дела. Я занимался внешней его стороной. К несчастью, я ничего не мог доказать, но решил, что даже с ним буду вести дела так, как считаю нужным. Нанли был очень умным, он подмечал все. Он нанял адвокатов и обратился в суд. Он мог доказать в суде свою правоту, и я бы проиграл дело. Я же против него не мог доказать ровным счетом ничего. Он начал дело об этих двадцати тысячах долларов.

С того времени события приняли совершенно иной оборот, и я не заработал и десяти центов. И не мог заработать. То, что я лез из кожи вон, не имеет значения, так что у меня в распоряжении нет текущих доходов, я…,В общем, миссис Кул, я перевел абсолютно все на имя жены.

А Нанли не пытался задержать эту передачу?

— Разумеется, пытался. Он уверял, что цель этой передачи заключалась в обмане кредиторов.

— Вы оформили ее после того, как он начал против вас дело?

— О нет. Я не так глуп, чтобы допускать подобные оплошности. Не думаю, что мне следовало бы уделять слишком много внимания в разговоре с вами этому пункту, потому что, если бы Нанли даже сейчас удалось установить, что действительной целью передачи являлся обман кредиторов… В общем, миссис Кул, давайте примем вещи такими, какие они есть. Состояние находится у моей жены.

— Ив суде она должна была подтвердить, что это ее собственное и независимое состояние?

— Да.

— А что заявили вы?

— То же самое.

— Что сделал суд?

— Суд постановил, что, поскольку я занят рискованным предприятием и с учетом того, что деньги приходили неравномерно, а иногда доходов не было вовсе, не только моим правом, но и прямой обязанностью было обеспечить семью материально, в связи с чем я составил данную передачу. Это было желание оградить жену от нужды. — Белдер криво улыбнулся. — Это было очень милое решение.

Берта в ответ не усмехнулась.

— И как много? — спросила она.

— Двадцать тысяч долларов плюс проценты и…

— Я говорю не о судебном разбирательстве, а о состоянии.

— Вы имеете в виду то, которое я перевел на имя жены?

— Да.

— Это была… значительная сумма.

— Я могу это выяснить, обратившись к судебным документам.

— Больше шестидесяти тысяч долларов.

— У вас хорошие отношения с женой?

Вопрос Берты Кул, по всей очевидности, нащупывал слабое место в нервной системе ее посетителя. Белдер мгновенно переменил позу на стуле.

— Это одна из тех вещей, которые меня беспокоят.

— В чем дело?

— Я полагаю, что здесь слишком усердно трудится теща.

— Где она живет?

— В Сан-Францискол ^

— Как ее зовут?

— Миссис Тереза Голдринг.

— У нее есть еще дети?

— Дочь, Карлотта… поистине испорченная девчонка. Она живет здесь, в Лос-Анджелесе. Она работала секретаршей, но никогда долго на одном месте не задерживалась. Последние несколько недель она живет у нас.

— Она сестра вашей жены или сводная сестра?

— На самом Деле она вообще не имеет никаких родственных связей с моей женой.

Берта ждала, пока он объяснит.

— Ее удочерили, когда она была еще совсем ребенком. До недавнего времени она ничего об этом не знала… Это случилось несколько месяцев назад.

— Она старше вашей жены или младше ее?

— Младше.

— Она знает, что ее удочерили, и что дальше?

— Она пытается выяснить у миссис Голдринг и у моей жены, кто ее настоящие родители.

— А они знают?

— Думаю, что да.

— И не расскажут ей?

— Нет.

— Почему?

— Они думают, что было бы лучше оставить все как есть.

— Сколько лет Карлотте?

— Двадцать три.

— А вашей жене?

— Тридцать. Но о чем я хотел поговорить с вами, миссис Кул, так это о судебном деле. Все эти остальные проблемы только… — Белдер смущенно рассмеялся. — Ну, они только подкрадываются к нам, миссис Кул… подкрадываются как бы случайно.

— Пусть убираются со своими повадками к черту, — сказала Берта. — Я их уже приняла к сведению.

— Ну да, я догадываюсь.

— И вы хотите уладить с Нанли эту тяжбу?

— Да.

— „Почему?

— Я хочу, чтобы она перестала меня беспокоить.

— Тогда вы сможете отозвать деньги из-под контроля жены?

— В общем, здесь надо принять во внимание мою тещу.

— А что она собирается делать?

— Много чего.

— Вы хотите сказать, что ваша жена не отдаст эти деньги?

is

Белдера передернуло от этих слов.

— Миссис Кул, ваша привычка принимать к сведению буквально все прямо-таки приводит в замешательство. Я не намеревался рассказывать вам все это.

— А что же вы намеревались мне рассказать?

— Джордж Нанли испытывает сейчас неприятности, связанные с работой. Он перекачивал деньги из другой ассоциации, и на этот раз не был достаточно умен, или другой человек оказался проворнее его. Во всяком случае, он поймал Нанли как раз там, где и хотел поймать.

— Ну и что это должно для вас означать?

— Нанли нужны две с половиной тысячи долларов, иначе он отправится в исправительный дом. Он должен получить эти деньги в течение двух или трех дней.

— И вы хотите, чтобы я пошла к нему? — спросила Берта. — И помахала бы перед его носом пачкой наличных?

— Совершенно верно.

— Чтобы уладить это дело?

— Да.

— Вы полагаете, что он согласится уладить дело, которое стоит двадцать тысяч долларов, за две с половиной тысячи? "

— Я в этом уверен.

— Тогда почему вы не позвоните ему и все не устроите сами?

— Здесь есть небольшое затруднение, миссис Кул.

— Какое?

— Никто не знает, что у меня есть деньги. Если я предложу уладить дело, будет ясно, что у меня есть деньги. Мой адвокат предупредил меня, чтобы я этого не делал. Считается, что я полностью уничтожен.

— А это так?

— Да.

— Почему бы тогда вашей жене не сделать предложение относительно урегулирования этого дела?

Белдер потер пальцами подбородок.

— Видите ли, миссис Кул, это персональное дело.

— Я ничего не вижу, — поспешно произнесла Берта.

Но я не знаю, нужно ли мне это. Вы хотите, чтобы я применила какой-нибудь особый подход?

— Я абсолютно все рассказал вам, миссис Кул.

— Вам не стоило так утруждать себя, — заметила Берта. — Я забыла из всего этого много больше, чем вы можете предположить. Истца уже тошнит от усталости, вызванной мыслью, что ответчик отделался слишком легко. Если я предложу ему две с половиной тысячи долларов за то, чтобы он согласился уладить дело в двадцать тысяч долларов, не важно, за какую сумму он жаждет уладить его, у него будет такое чувство, что вы слишком легко отделываетесь. Но если я скажу ему, что могу забрать у вас пять тысяч и собираюсь оставить себе половину, а половину предложить ему, он в два раза быстрее согласится с моим предложением. И, таким образом, закрытие этого дела будет стоить вам пять тысяч наличными.

Глаза Белдера сверкнули.

— Это блестящая идея, миссис Кул, блестящая идея. Я могу сказать, что вы — женщина с большим опытом и проницательностью.

Берта отмела его похвалы в сторону. Ее кресло скрипнуло, когда она качнулась, ее тяжелый, напряженный взгляд гипнотизировал сидящего напротив клиента.

— А теперь, — спросила она, — что в результате всего этого получу я?

Глава 2 КРАТКИЙ, НО НЕПРИЯТНЫЙ ВИЗИТ

Секретарша Джорджа К. Нанли выглядела робко, как новая служащая, которая боится сделать ошибку.

— У вас назначена встреча с мистером Нанли? — спросила она.

Берта Кул долгим пристальным взглядом посмотрела на девушку, размышляя, не слишком ли слаба оборона. Затем она сказала:

— Скажите мистеру Нанли, что миссис Кул желает встретиться с ним по поводу перевода его сомнительного состояния в осязаемые наличные доллары. Передайте ему мою визитную карточку. Скажите, что я не работаю до тех пор, пока мне не заплатят, но я не прошу платы, пока не представлю результаты. Полагаю, вы все поняли?

Девушка взглянула на визитную карточку.

— Вы… частный детектив, миссис Кул?

— Да.

— Одну минутку.

Не прошло и секунды, как секретарша вернулась.

— Мистер Нанли ждет вас.

Берта проплыла к двери, которую секретарша открыла перед ней. Человек, сидящий за столом, даже не поднял глаз. Он подписал письмо, промокнул подпись, открыл ящик стола, вынул ежедневник, взяв со стола ручку, что-то записал в него. Каждое движение было холодным и неспешным, он все делал ровно и без колебаний.

Берта Кул с любопытством наблюдала за ним.

Прошла почти минута, пока он методично промокнул запись, которую сделал в ежедневнике, закрыл его, осторожно положил обратно в стол, закрыл ящик так же неторопливо, как делал все с того момента, как Берта вошла в кабинет, потом поднял глаза и посмотрел на нее с холодным выражением вежливого игрока в покер.

— Доброе утро, миссис Кул. Записка, которую вы передали моей секретарше, была очень неожиданной для меня. Могу я спросить, чем обязан?

Под холодным, почти безразличным рентгеном его бледно-зеленых глаз Берта сразу поняла, что будет довольно сложно осуществить ее планы относительно этой компании. Затем она дернулась, словно стряхнула его влияние, и сказала:

— Как я поняла, вам нужны деньги.

— Деньги нужны всем, разве не так?

— И вам лично.

— Могу я спросить об источнике вашей информации?

— Это маленькая птичка.

— Вы ожидали, что я выкажу интерес или негодование?

Темперамент Берты Кул вырвался наружу, чтобы расплавить своей силой лед этого человека:

— Меня вовсе не интересует, на что и как вы реагируете. Когда дело мне по какой-либо причине подходит, я беру, и занимаюсь им.

— Интересно.

— Я открою свои карты. В суде у вас не закрыто дело против человека по имени Белдер. Вы это дело не выиграли и не можете выиграть. Адвокаты, которые вели дело, вас обескровили. Они не могут вернуться, к первоначальному варианту. Я не могу позволить себе поделить выигрыш с адвокатами и не собираюсь подносить на серебряной тарелочке добрую часть снятых мною сливок кому-то из них. Если вы займетесь этим делом вместе со мной и уволите своих адвокатов, то я смогу нарисовать вам некоторую сумму.

— г- Каковы ваши предложения?

— У вас дело на двадцать тысяч долларов. Вы не сможете его выиграть.

— С этим утверждением можно поспорить.

— Спорить можно. Вы вместе с вашими адвокатами держите в этом споре одну сторону, а другой человек со своими адвокатами — противоположную. Вы платите своим адвокатам, и он платит. То, что платит он, не удерживается из двадцати тысяч, которые он должен, а то, что платите вы — это вода, утекающая в крысиную нору. Вы думаете, что у вас имущества на двадцать тысяч, но может оказаться, что вы тратите его на гонорары адвокатам.

— Очень интересная точка зрения на данную проблему, миссис Кул. Могу я спросить, что вы предлагаете?

— Я не располагаю всеми двадцатью тысячами. Но вы можете получить определенную часть денег. Я могла бы уладить это дело, если бы у меня были свободны руки. Вы тогда получите определенную сумму.

— Сколько?

— Много… И тогда я возьму свою долю.

— Думаю, что нет, миссис Кул.

— Обдумайте мое предложение. Настоящее положение дел стоит денег. Я могу заставить Белдера заплатить приличную сумму. Вы получите то, что вам причитается, и все благополучно завершится.

— Сколько вы можете отсудить?

— Пять тысяч.

Нанли смотрел на Берту Кул, его лицо не выражало никаких эмоций. Он только медленно опустил и поднял веки.

— Это нетто, приходящееся на мою долю? — спросил он.

— Брутто, — ответила Берта.

— Ваша доля?

— Пятьдесят процентов.

— Вы оставляете мне чистыми две с половиной тысячи?

— Да.

— Это меня не интересует.

Берта Кул вскочила со стула.

— У вас есть моя визитная карточка, — сказала она. — В любое время, когда вы измените свое решение, позвоните мне.

— Подождите минутку, миссис Кул. Мне хотелось бы побеседовать с вами.

Берта прошла по устланному мягким ковром полу роскошного кабинета к выходу. В дверях она обернулась и сделала прощальный выстрел:

— Я сказала все, что хотела. Вы могли произнести «да» или «нет». Вы выбрали «нет». Больше нам разговаривать не о чем. Если вы передумаете и захотите сказать «да», то позвоните мне.

— Я хотел задать вам один вопрос, миссис Кул. Вас прислал ко мне мистер Белдер? Вы представляете его интересы?

— Он хочет задать один вопрос относительно двух с половиной тысяч наличными! — выпалила Берта и захлопнула дверь.

Она прошла через приемную, чувствуя на себе любопытный взгляд секретарши, распахнула следующую дверь, ведущую в коридор, попыталась громко хлопнуть и раздраженно нахмурилась, когда резкий толчок был смягчен автоматическим ограничителем.

Глава 3 ДРУГ И БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬ

— Ваш клиент снова пришел, — сказала Элси Бранд, обращаясь к Берте Кул.

— Белдер?

— Да.

— Пусть убирается к черту. Нельзя же постоянно наведываться в офис. Я только вчера сделала Нанли свое предложение. Дайте же человеку время подумать. Белдер приходил вчера, чтобы получить отчет. Теперь он снова здесь… Пусть убирается к черту. Я пойду и скажу ему, где находится выход.

Берта отодвинула кресло-качалку, большими шагами пересекла кабинет, распахнула дверь в приемную и бросила:

— Доброе утро.

Бедцер вскочил на ноги.

— Доброе утро, миссис Кул. Я хотел поговорить с вами. Я…

— Послушайте-ка, — прервала его Берта. — Вы снесли яйцо. Я его высиживаю. Вы не можете заставить птенца вылупиться раньше, потому что будете давить своим весом.

— Понимаю, — сказал Белдер, — но…

— Вы ведете себя точно так же, как ведут себя девять из десяти клиентов, — сердито оборвала Берта. — Перво-наперво вы пришли сюда, потому, что были чем-то обеспокоены. Вы думали, что я смогу помочь вам. Потом вы вернулись домой, принялись обо всем думать, снова забеспокоились и пришли облегчить душу, в очередной раз поговорить обо всем, что вас тревожит.

Вам бы не пришло в голову прийти к врачу, получить рецепт, а потом снова появиться в кабинете врача для того, чтобы ждать там, пока вам не станет легче. Мое время дорого. У меня нет…

— Но это совсем другое, — сказал Белдер.

— Вы хотите сказать, что у вас что-то новое?

— Да.

— Что же?

— Неприятность. И не маленькая.

Берта отступила в сторону.

— Это другое дело. Входите.

Белдер принялся рыться во внутреннем кармане пальто еще до того, как Берта закрыла дверь. Он достал помятый лист бумаги, по-видимому письмо, и протянул его Берте.

— Взгляните вот на это письмо.

— Оно прислано вам?

— Моей жене.

Берта не разворачивала письма, держа его короткими пухлыми пальцами, пока ее блестящие глаза внимательно рассматривали Белдера.

— Где вы его получили?

— Я нашел его в столовой наг полу.

— Когда?

— Примерно полтора часа назад.

— Почему вы так волнуетесь?

— Вы узнаете, когда прочтете.

— А вы читали?

— Да.

— Оно адресовано вашей жене?

— Не притворяйтесь непонятливой. Покажите мне такого мужа, который бы при подобных обстоятельствах, найдя на полу письмо, не поинтересовался его содержанием. Большинство не признали бы за собой такого греха, но все так делают.

— Оно пришло по почте? — спросила Берта.

— Да.

— Где же конверт?

— Не знаю. Конверта не было.

— Тогда откуда вам известно, что оно прислано по почте?

— Прочтите — и вы убедитесь в этом сами.

Несколько секунд Берта колебалась, потом развернула листок бумаги.

Послание было напечатано на машинке — оно прямо й просто переходило к сутй дела:

«Моя дорогая миссис Белдер!

Возможно, в мои намерения не входило посылать вам письмо, но как бы то ни было, я его напишу и, когда я выйду на улицу в обеденный перерыв, брошу его либо в почтовый ящик, либо в бачок для мусора. Сейчас, когда я пишу его, строки сами льются из моей груди.

Вероятно, вы никогда не узнаете причину, по которой я проявляю к вам такой интерес. Полагаю, миссис Белдер, что вам придется доверять мне и считать своим неизвестным другом.

Вам не понравится то, что я хочу вам рассказать, но для вас же будет лучше узнать все, чем продолжать оставаться в блаженном неведении.

Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что, несмотря на то что работа по дому — занятие очень сложное, вы смогли нанять чрезвычайно привлекательную прислугу? Задумывались ли вы над тем, почему Салли проявляла такое страстное желание работать у вас, несмотря на то что в других местах заработная плата намного выше?' И почему, как вы думаете, она пришла искать работу прежде всего к вам? А замечали ли вы, что она — секретарша высокой квалификации? Возможно, вы не знали, что она получила первую премию за Машинопись и стенографию в профессиональном колледже несколько лет назад. После этого она занималась торговлей — получала жалованье за демонстрацию пищевых продуктов даже большее, чем за работу секрета^ ря, — и теперь эта привлекательная молодая женщина появилась в вашем доме… в качестве горничной!

Почему?

Может быть, потому, что существуют причины, из-за которых она готова выполнять у вас, казалось бы, такую непривлекательную, лакейскую работу?

Возможно, вам было бй лучше спросить об этом Салли, и спросите так, будто вы уже знаете ответ. Не спрашивайте так, словно вы сомневаетесь или только имеете подозрения; просто скажите ей, чтобы она чистосердечно во всем призналась.

Думаю, вы будете удивлены.

На этот раз, миссис Белдер, это все, но если обстоятельства повернутся в благоприятную сторону, то, возможно, я смогу рассказать вам больше.

Может быть, я даже позвоню вам в среду около одиннадцати часов утра, чтобы узнать, состоялся ли ваш разговор с Салли и что вы выяснили. И если вы побеседовали с Салли и хотите довериться мне, было бы неплохо, чтобы ваша машина ждала перед домом, готовая отвезти вас к месту нашей встречи.

Без сомнения, вам странно, что совершенно неизвестный человек проявляет к вам такое участие, но, несмотря на то что мы с вами никогда не встречались, ваши проблемы значат для меня очень много.

Вы были бы удивлены, узнав, что вызвало мое появление на сцене. Возможно, когда-нибудь я смогу рассказать вам об этом. Видите ли, есть причины, заставляющие меня проявлять к вам такой большой интерес».

Письмо было подписано: «Неизвестный друг и благожелатель».

Берта взглянула на Белдера поверх очков.

— Что вы на это скажете? — спросила она.

— Миссис Кул, клянусь вам всеми святыми, что…

— Приберегите свои клятвы для вашей жены, — посоветовала она. — Расскажите мне все без литературных оформлений. И оставьте ваши уверения в искренности.

— Говорю вам, миссис Кул, что это подлая, лживая инсинуация, это…

— Что за инсинуация? — спросила Берта.

— Что эта горничная влюблена в меня, или я влюблен в нее, и что она пошла на работу, чтобы быть со мной рядом.

— Она красива?

— Да.

— Вы разговаривали с ней по поводу письма?

— Нет. Я ее не нашел.

— Почему?

— Ее нет дома. Я не знаю, где она. Вчера вечером она была, а теперь ее нет.

— А ваша жена знает, где она?

— Я ее не спрашивал. У нее отдельная комната, и она поздно встает. Я думал, что мне лучше было бы поговорить с вами, прежде чем что-либо сообщать ей.

— Как зовут горничную?

— Салли.

— Я спрашиваю ее фамилию.

— Хоть убейте меня, миссис Кул, не могу вам сказать. Что-то вроде Бегоннер или Брегнер. С того момента, как я поднял письмо, я пытался вспомнить, какая же у нее фамилия. И так и не вспомнил.

— Давно она находится в вашем доме?

— Пару месяцев.

— Вы знали ее до того, как она пришла к вам?

— Конечно, нет.

— Что вы сделали, когда нашли это письмо?

— Я прочел его, потом вышел из столовой и направился прямо в комнату горничной.

— Вы постучали в дверь. И открыли, ее?

— Да.

— И там никого не оказалось?

— Никого. Но постель была смята.

— И что потом?

— Потом я пошел в кухню, — осмотрел весь дом. Я нигде не мог ее найти.

— Сегодня у нее выходной?

— Нет.

— Вы думаете, она знает об этом письме?

— Понятия не имею. Боюсь, что моя жена прочла письмо и, по совету автора, пошла прямо к ней. А Салли взорвалась и в ярости ушла. Знаете ли, в наши дни горничная не обязана мириться с подобными вещами.

— И вы это мне рассказываете! — с чувством произнесла Берта.

— Что нам теперь делать? — спросил Белдер. — Мы должны что-то предпринять.

— Это еще зачем?

— Чтобы все выяснить.

— Возможно, Салли все уже выяснила, — сказала Берта. — Может быть, ваша жена выяснила с ней отношения, поняла, что ошиблась и…

— Боюсь, вы не знаете мою жену, — сказал Белдер. — Если что-то вызвало ее подозрения, пройдет много времени, прежде чем эти подозрения исчезнут. Чем больше вы объясняете, тем хуже становится. Только после многочисленных повторений она начинает вам верить. Она необыкновенно подозрительная женщина. Даже такая ничтожная вещь, как это письмо, может свести ее с ума. Мы на протяжении многих недель не сможем говорить ни о чем другом, кроме этого.

^ Даже если ушла Салли?

— Конечно. Это только мое предположение, что она ушла.

Берта взглянула на часы:

— Сейчас начало одиннадцатого. Вы думаете, что телефонный разговор состоится?

— Возможно. Она сказала мне вчера днем, что я могу взять машину до одиннадцати часов и что я должен поставить ее перед домом точно к одиннадцати и проверить, достаточно ли в баке бензина.

— И вы хотите, чтобы я что-то в связи с этим предприняла?

— Да.

— Что?

— Я хочу выследить человека, написавшего это письмо.

Глаза Берты сузились.

— Вы хотите, чтобы я поймала этого негодяя?

— Да.

— Давайте поговорим о письме, — сказала Берта. — Кто, по-вашему, мог написать его?

— Не знаю.

Резкое движение Берты заставило заскрипеть ее кресло-качалку.

— Как вы думаете, была ли это ваша теша?

— О чем вы?

— Об авторе письма.

Лицо Белдера передернулось.

— Конечно! Это Тереза Голдринг! Какой же я был дурак, когда начал метаться, как только поднял это письмо! Она всегда меня ненавидела. Она выбрала время, чтобы попытать счастья и нанести удар ниже пояса. Можете себе представить, в каком затруднительном положении я бы оказался, если бы ей удалось расстроить наши отношения с женой.

Берта с хмурым видом изучала письмо.

Белдер продолжал:

— Какая была бы радость для Терезы, если бы она смогла настроить жену против меня, и какие возможности это бы перед ней открыло!.. Да, миссис Кул, вы вникаете в самую суть вещей. Я перевел все мое состояние на имя жены. Она подтвердила то же самое. Суд нашел, что это было правильным. А теперь, если она сможет завершить этот процесс и оставить за собой все состояние, я буду бессилен.

— Но она же не станет переводить все на имя своей матери, не так ли? — спросила Берта.

— Не все, конечно, но…

— Какие отношения у вашей жены с Карлоттой? — спросила Берта, переворачивая смятый листок бумаги, который она держала в руке.

— У них прекрасные отношения, если не считать последнего времени, когда Карлотта усиленно думает над тем, почему же ей не хотят сказать, кто ее родители. Она считает себя уже достаточно взрослой для того, чтобы выбирать, что ей делать. Она, конечно, примирилась с мыслью, что никогда не узнает, кто ее отец, но надеется найти свою мать. Карлотта испорченная, ленивая девчонка.

— Ее мать жива?

— Думаю, что 'да. Это и есть камень преткновения. Насколько я понимаю, ее мать приложила все усилия для того, чтобы узнать, где находится дочь. С первого взгляда не кажется, что у Терезы может быть сильная: хватка, но не допустите ошибку — она безжалостный, жестокий противник, который не остановится ни перед чем. Насколько я понимаю, она воздвигнет препятствия на пути той женщины, какие только сможет.

— Какой женщины?

— Матери.

— Надо полагать, что Тереза Голдринг не спускает с нее глаз?

— Я тоже так думаю.

— И как она это делает?

— Наверно, с помощью детективов. Тереза очень осторожна.

— У нее есть деньги?

— Есть кое-что. И, поверьте мне, она хочет, чтобы их было больше.

— Как ей достались эти деньги?

— По страховке, полученной после смерти мужа.

— И много?

— Около двадцати тысяч. Вместо того чтобы вложить деньги в надежное предприятие и жить на проценты, Тереза хвасталась ими, покупала себе все, что хотела, заботилась о том, чтобы быть хорошо одетой и привлекательной. Я думаю, что она все еще представляет для мужчин интерес. Она…

— Сколько ей лет?

— Кажется, сорок восемь.

— Многие женщины пускаются в романтические приключения после того, как им перевалило за сорок, — заметила Берта.

— Конечно, миссис Кул, но это женщины, которые ведут себя искренне; те, которые не пытаются казаться чем-то таким, чем они вовсе не являются. Они с чутким сердцем, понимающие вас… Вам нужно увидеть Терезу, чтобы понять меня. Ей уже сорок восемь, а она вбила себе в голову, что выглядит на тридцать два. У нее все еще великолепная фигура… я бы сказал, для нее. Она сбрасывает вес, но… Ой, да ну ее к черту! Меня тошнит, когда я о ней говорю, — поспешно сказал Белдер.

— Все равно вы будете о ней говорить. Мы должны выяснить, каким образом она связана с этим письмом. У нее где-то должно быть — подставное лицо.

— Почему вы так решили?

— Когда вашей жене звонят по телефойу, то голос человека, который с ней говорит, должен быть ей не знаком. И тот, с кем она встречается, должен быть ей не знаком. Друг мог бы позвонить и сказать: «Привет, Мейбл. Можешь потом меня не цитировать, но твой муж снова принялся распутничать!» А мать вряд ли могла бы позвонить ей и, попытавшись изменить свой голос, сказать: «Миссис Белдер, мы с вами не знакомы, но я…» Вы меня понимаете?

— Понимаю, — отозвался Белдер.

— Следовательно, — заключила Берта, — у вашей тещи есть подставное лицо, кого ваша жена не знает, который звонит и говорит: «Миссис Белдер, я тот, кто написал вам письмо. Вы не хотели бы побеседовать со мной?.. Правда, я не могу прийти к вам домой по вполне объективным причинам, но если вы согласитесь со мной встретиться, то…» Понимаете?

— Да.

Берта устало поднялась с кресла.

— Думаю, нам надо последить за вашей женой, выяснить, с кем она встречается и что связывает этого человека с миссис Голдринг… Черт, кажется, это будет поденная работа.

— Когда вы все это сделаете, мы сможем пойти к моей жене и показать ей, что ее мать…

— Не будьте таким глупым, — прервала его Берта. — Миссис Голдринг скажет, что мы лжем, и заставит свою дочь поверить ей. Нет, в этом случае мы не пойдем к миссис Белдер.

Белдер с сомнением произнес:

— Тереза может оказаться чрезвычайно крепким орешком.

Берта негодующе взглянула на него:

— Господи, молодой человек! Если вы думаете, что ваша теща — крепкий орешек, подождите и увидите, как работаю я. Она просто любитель. А мне платят за то, чтобы я была этим крепким орешком.

Глава 4 ИСЧЕЗНУВШИЙ АВТОМОБИЛЬ

Туман рассеивался, и солнце начинало уже проникать сквозь его пелену, когда Эверетт Белдер припарковал машину жены напротив дома, украдкой посмотрел туда, где в укромном месте посередине следующего квартала остановила свой автомобиль Берта. Он вышел из машины, застегнул пальто и притронулся к полям шляпы, подавая условный знак.

Берта Кул, наблюдавшая за ним сквозь «дворники» взятой в агентстве машины, фыркнула и в негодовании пробурчала себе под нос:

— Ну и чего же, по его мнению, он этим добивается?

Белдер поглядел на часы, потом окинул взглядом дом, просунул руку в левое переднее окно автомобиля, нажал на гудок, а затем быстро зашагал по улице.

Берта Кул, с философским терпением устроившись на мягком сиденье машины, зажгла сигарету и принялась ждать. Ее небольшие проницательные глаза подмечали все, что происходило вокруг.

На тихой улице, по обеим сторонам которой тянулись частные дома, было небольшое движение. Главный бульвар, на котором Белдер поджидал автобус, идущий в деловую часть города, был достаточно оживлен, оттуда доносилось жужжание транспорта — не непрерывное рычание, но различимый гул автомашин.

Подошел автобус, и Белдер уехал. Солнце еще недостаточно растопило плотный туман, принесенный с океана, но слой облаков становился все тоньше, и сквозь него показались лоскуты голубого неба.

Берта докурила сигарету. Ее часы показывали десять минут двенадцатого.

Раза два в течение десяти минут по улице проехали машины. Ни у одной из них, по-видимому, не было дел здесь, и ни один из водителей не обратил на Берту Кул внимания.

В одиннадцать двадцать две дверь в доме Белдера отворилась.

Берта включила зажигание, потянула стартер, завела мотор, все это время пристально смотря на женщину, которая быстро направлялась к машине, как человек,решивший побыстрее попасть в определенное место. Под складками броского клетчатого пальто Берта могла угадать у женщины прекрасную фигуру. На ней была низко надвинутая шляпка светло-зеленого цвета, и Берта мельком увидела нежный овал девического лица, темные очки и ярко-красные губы. На левой руке она несла серую полосатую кошку на поводке, и хвост животного нервно покачивался вперед-назад.

Преследование — работа рутинная.

Машина, за которой наблюдала Берта, поехала с обыч ной для большинства водителей скоростью, соблюдая все правила, остановилась и подождала на перекрестке, с уважением проехала мимо всех дорожных знаков, которыми был утыкан бульвар, но почему-то, к ее удивлению, свернула в деловую часть города и, описав зигзаг, выскочила на Креншоу-бульвар и повернула в сторону Ингельвуд. Кошка, забравшаяся на спинку переднего сиденья, давала Берте возможность не упускать машину из вида, держась на почтительном от нее расстоянии.

Ослабевающий транспортный поток, с одной стороны, облегчал преследование, давая возможность ехать на значительном расстоянии, а с другой — создавал большие сложности при приближении к машине, — поскольку это могло возбудить подозрения. Если бы дама, сидящая за рулем в преследуемой машине, подумала, что за ней наблюдают, то в таком случае Берта притворилась бы, что обнаружила повреждение. Однако пока все шло так, что Берта могла преспокойно ехать на удобном для себя расстоянии, временно пренебрегая теми аксиомами, которые детективы открыли за долгую практику преследования.

На оживленном перекрестке загорелся красный сигнал светофора. Берта сбавила скорость так, чтобы, пока горел красный свет, она могла ехать довольно медленно… Но от внезапного удивления левая нога Берты резко подалась вперед, а правая нажала на скорость.

Машина миссис Белдер не задержалась на красный сигнал. Со спокойной и надменной смелостью, проигнорировав светофор, водитель продолжал ехать.

Берта была остановлена на перекрестке красным светом и поперечным потоком транспорта.

Бросив вокруг быстрый изучающий взгляд, Берта убедилась, что поблизости нет полицейских машин. Она сразу переключила на вторую скорость, улучила удобный момент и после первого рывка несколько замедлила движение, затем, воспользовавшись образовавшимся на перекрестке свободным пространством, поехала под акком-панимент скрежещущих тормозов, надрывных криков и многосложных выражений, которые отскакивали от невинных ушей Берты, как градины от крыши амбара.

Теперь машина ехала впереди на расстоянии добрых ста пятидесяти ярдов абсолютно спокойно. Берта, до отказа подняв рычаг переключателя, сократила разрыв до ста ярдов. В это время ее жертва повернула налево, делая поворот с раздражающей медлительностью, и боковая фара отчетливо замигала.

Берта подъехала к перекрестку, где повернула машина, оглядела открывшуюся перед ней улицу и потеряла какое-то время на то, чтобы справиться с тормозами.

Было невозможно, чтобы машина достигла другого угла и исчезла. В таком случае водитель должен был увеличить скорость, что никак не согласовывалось с предыдущей размеренностью его действий. Но улица была пуста.

Берту осенила внезапная мысль. Машина должна была повернуть или налево, или направо на следующем перекрестке. Поворот налево означал бы, что она едет в обратном направлении — это реакция водителя, который пытался бы избежать преследования, что никак не совпадало с его спокойным поведением и тем сигналом боковой фары на предыдущем перекрестке. Потому логичным ей казался поворот направо.

Берта, со всей силы нажав на газ, резко свернула на эту улицу, чтобы не потерять свою жертву.

Она почувствовала, как ветер засвистел у нее в ушах, когда машина на всей скорости поворачивала направо.

Еще не закончив поворот, Берта, быстро повернув голову, взглянула на расстилавшуюся перед ней дорогу, потом надавила на тормоза и рванула руль.

Машины, которую она преследовала, впереди не было, вопреки всем ее расчетам. Теперь все доказывало, что женщина обнаружила слежку.

Машина Берты развила слишком большую скорость, чтобы с ходу повернуть налево й при этом не врезаться в бортик тротуара. Надо, чтобы машина отъехала назад, и тогда, уже снова пуститься, в погоню.

На следующем перекрестке она тоже не увидела преследуемую машину. Но тогда машина могла сделать только еще один поворот налево, что означало, что. она снова выедет на бульвар, поскольку с левой стороны улица упиралась в тупик.

Берта в сердцах выругалась.

Это был старый и ловкий трюк, когда вы знаете, что вас преследуют, и при этом, словно совершая ошибку, едете медленно, чуть ползя, не забывая о^том, чтобы включить на повороте боковую фару, задерживаете другую машину на переполненном перекрестке, а потом делаете мертвую петлю.

Возвращаясь на^ад по бульвару и ведя машину так, словно ее сопровождал полицейский эскорт за то, что она, возвращаясь с ленча, опоздала на пять минут, Берта внимательно проезжала мимо всего, что было на дороге, только для того, чтобы с тем тошнотворным ощущением ничтожности и тщетности всех усилий, которое посещает рыбака, когда леска внезапно обрывается, осознать, что добыча выскользнула у нее из рук.

Чтобы все еще раз проверить, Берта приехала на то место, где она в первый раз потеряла автомобиль.

Это был семисотый квартал по Норт-Хэркингтон-авеню, где располагались одноэтажные дома с верандой, любующиеся роскошью широких подъездных путей к собственным гаражам.

Берта тщательно исследовала все подъездные дорожки. Они были пусты. Двери гаражей закрыты.

Берта потянулась за сигаретой, философски оценила ситуацию и повернула свою машину в деловую часть города.

Глава 5 БЕЛДЕРУ НАНОСЯТ ВИЗИТЫ

Офис Эверетта Белдера находился на одиннадцатом этаже «Рокэвей-Билдинг». Берта поднялась на лифте и не много помедлила перед дверью с табличкой «Эверетт Дж. Белдер, маркетолог». Из-за двери доносился стук пишущей машинки. Пальцы ударяли по клавиатуре со скоростью и в ритме, которые могли бы сравниться только с мастерством Элси Бранд.

Берта открыла дверь.

Женщина лет двадцати пяти с прямой спиной и тонкой талией подняла взгляд от машинки. Ее пальцы продолжали стучать по клавиатуре, в то время как темносерые глаза вопросительно смотрели на Берту Кул.

— Я к мистеру Белдеру, — сказала Берта.

Секретарша перестала печатать.

— Могу ли я узнать, как ваше имя?

— Миссис Кул. Он ждет меня. По крайней мере, должен бы ждать.

— Подождите, пожалуйста, одну минутку. Присаживайтесь, миссис Кул.

Секретарша отодвинула стул, прошла к двери кабинета Белдера, повелительно постучала и, не медля ни секунды, исчезла за дверью. Берта Кул осталась стоять.

Затем секретарша появилась снова.

— Можете войти, миссис Кул.

Берта услышала звук отодвигаемого стула, поспешные шаги — и перед ней в дверях с сияющим лицом предстал Эверетт Белдер. Выражение беспокойства исчезло с его лица с помощью бритвы и массажа, которые сделали его кожу гладкой и розовой. Его ногти блестели от только что сделанного маникюра.

— Входите, миссис Кул. Входите. Вы очень быстро работаете… Это Имоджен Дирборн, она знает, кто вы. У меня нет от нее секретов. Если вы захотите что-нибудь мне сообщить или связаться со мной, когда меня не будет на месте, вам стоит только передать Имоджен всю информацию… но входите же.

Берта Кул кивнула и вежливо улыбнулась секретарше.

Имоджен Дирборн опустила глаза. У нее были длинные темные ресницы, которые красиво загибались и, когда опускались веки, подчеркивали нежность и мягкость овала лица.

Берта Кул отметила скромность, с какой девушка потупила глаза, произнесла: «Хм!» — и предоставила Белде-ру придвинуть ей стул.

Имоджен Дирборн вышла, закрыв за собой дверь. Белдер обошел письменный стол и сел в огромное кресло орехового дерева, обитое темно-коричневой кожей.

— Я не ожидал, что вы придете так скоро, миссис Кул.

— Я и сама не ожидала, что буду здесь.

— Как я понял, вы хотели ехать следом за моей женой до тех пор, пбка она не встретится с одним лицом, а потом собирались выследить этого человека. Надеюсь, ничто не нарушило ваши планы.

— Я потеряла ее, — ответила Берта.

Белдер изумленно поднял брови.

— Вы потеряли ее, миссис Кул?

— Вот именно.

— Но я был уверен, что вы были на месте, и ваша машина…

— Эта часть преследования абсолютно верна, — отозвалась Берта. Я села ей на хвост, но я не смогла там долго остаться.

— Но, миссис Кул, я полагал, что это было очень просто. У нее не было никаких подозрений.

— Почему вы говорите об этом с такой уверенностью?

— Я уверен, что она ничего не подозревала.

— А у меня нет такой уверенности, — сказала Берта. — Либо она мастерски надувала меня, и я до сих пор точно не знаю, что это было, либо я стала жертвой странных совпадений.

В голосе Белдера послышалась явная досада:

— И в том, и в другом случае, миссис Кул, мы потеряли всякую возможность доставить это клеветническое письмо к миссис Голдринг.

Берта сухо и быстро проговорила:

— Давайте снова посмотрим это письмо.

Несколько секунд Белдер раздумывал, затем достал его из кармана.

— А где находится подшивка ваших личных писем?

— Я не понимаю, что вы хотите, — произнес Белдер.

— Я хочу проверить вашу личную корреспонденцию, — объяснила ему Берта. — Думаю, что там находится ключ к разгадке.

— Боюсь, что я ничего не понимаю.

— Большинство людей не знает, но машинопись имеет еще больше особенностей, чем почерк. Эксперт, только бросив взгляд на напечатанный текст, может сказать вам, на какой машинке он был отпечатан. Я не могу так далеко пойти в своих исследованиях, но я совершенно уверена, что это письмо было напечатано на портативной машинке, и хочу найти ключ к разгадке либо среди личной корреспонденции, которую вы получаете, либо среди тех писем, которые писал вам'Нанли.

— Он никогда не писал мне. Говорю вам, что он слепил свое требование только из одного воздуха, а потом обратился в суд и…

— Э го дело в суде основывается на каких-то деловых отношениях?

— Да.

— На делах, которые, как он утверждает, были мошенническими?

 — Ну да, обманными. Одна грязная формальная деталь позволила ему утверждать, что это было мошенничеством и я был невольным опекуном капитала, который… Однако, миссис Кул, если вы хотите посмотреть мою личную корреспонденцию, мы ее вам доставим.

Белдер нажал кнопку.

Он ждал не больше двух секунд, затем дверь, выходящая в приемную, открылась, и Имоджен Дирборн с нужным оттенком в голосе, который отличает вежливую квалифицированную секретаршу, спросилд:

— Да, мистер Белдер?

— Миссис Кул хотела бы посмотреть мою личную корреспонденцию. Принесите, пожалуйста, бумаги.

— Хорошо, мистер Белдер.

Мисс Дирборн оставила открытой дверь в приемную. Через двадцать секунд она вернулась, при этом не забывая о том, что безупречные линии ее фигуры производят нужное впечатление. Она положила пухлый конверт с корреспонденцией перед Белдером на стол с преувеличенно безразличным видом, с помощью которого некоторые секретарши пытаются, и не без успеха, поразить визитеров.

— Что-нибудь еще? — спросила она, отчеканивая каждое слово с характерным оттенком, похожим на щелчок механизма, который переводит строку в пишущей машинке.

— Думаю, что пока все, мисс Дирборн.

— Да, мистер Белдер.

Она плавно прошла через кабинет и закрыла за собой дверь.

Берта Кул задумчиво поглядела ей вслед.

— Немного толстовата, — сказала она.

Белдер в недоумении посмотрел на нее:

— О чем это вы?

— Так, мысли вслух, — произнесла Берта. — Когда вы поваритесь в этом котле с мое… Ладно, оставим это. Я только стремлюсь к тому, чтобы мне заплатили за возню с письмами. Что вы можете сказать насчет кошки, которую ваша жена взяла с собой?

— Она взяла с собой кота?

— Да. Часто она его с собой таскает?

— В последнее время — да. Он с ней все время, только на ночь они расстаются. Он обожает кататься в автомобилях, и она берет его каждый раз, как выходит из дома.'

— Как его зовут?

— Вискерс. Хотел бы я, чтобы она думала обо мне хотя бы часть того времени, которое она проводит в думах об этом несчастном животном.

— Возможно, он больше о ней думает.

Белдер покраснел.

— В конце концов, миссис Кул…

— К черту всю эту ерунду, — сказала Берта, обрывая упрек раньше, чем он был высказан. — Давайте посмотрим эту пачку личной корреспонденции.

Берта пододвинула к себе письма и начала просматривать. В то время, как она их изучала, Белдер, несколько смягчившись, делал комментарии:

— Это парень, который хотел, чтобы мы вместе отправились на охоту. Это было пару лет назад. Он тогда хорошо провел время, не то, что я. Я готовил еду и ощипывал дичь… Это продавец, который хочет, чтобы я дал ему работу, когда-представится случай хорошо заработать.

— Кто это? — спросила Берта, внезапно выхватывая из пачки письмо, написанное женской рукой.

Эверетт Белдер откашлялся.

— Я не знал, что оно находится здесь.

— Кто это?

— Ее фамилия Росслин.

— А имя?

— Мейми.

— Что она имела в виду, когда начинала письмо словами: «Дорогой Синдбад»?

Белдер снова откашлялся.

— Видите ли, миссис Кул. Мисс Росслин была официанткой В/ ресторане, в Сан-Франциско. Она произвела на меня впечатление тем, что у нее были большие способности. Это было два года назад…

— Продолжайте.

— Я подумал, что она могла бы применить свои способности с большей отдачей. Я был знаком с некоторыми должностными лицами в Сан-Франциско, дал ей работу… вот и все.

— И она все еще занята гой'самой деятельностью?

— О Господи! Конечно! Она шла, никуда не сворачивая, и добралась до вершины.

— А что вы скажете насчет этого «Синдбада»?

Он рассмеялся:

— Я, конечно, кое-что в ней видел, в деловом плане, и она смеялась над некоторыми историями, которые я ей рассказывал о технике сбыта и о тех возможностях, которые открывает превращение сопротивления покупателей в активную поддержку ваших действий. Она… она сказала мне, что я рассказываю, как тот моряк Синдбад. Она…

Со стороны двери раздался настойчивый стук, и дверь мгновенно отворилась. На пороге стояла Имоджен Дир-борн.

— Вам звонит миссис Голдринг. Я сказала ей, что вы на совещании. Она настаивает на разговоре с вами.

— О Боже мой! — воскликнул Белдер.

Берта Кул с явным интересом изучала его.

— Вы будете говорить с ней? — спросила она.

Белдер взглянул на свою секретаршу так, словно искал у нее защиты:

— Скажите, что я перезвоню ей. Запишите номер телефона, по которому я смогу ее найти. Скажите, что я на совещании, что я должен подписать очень важный контракт… Уладьте все, Имоджен, соврите что-нибудь.

— Да, мистер Белдер. Она спрашивает, где миссис Белдер?

Белдер закрыл лицо руками и застонал. Некоторое время в кабинете стояла мертвая тишина, потом он поднял голову:

— Черт побери, я не знаю. Скажите ей, что меня не было дома с… Пусть она проваливает и не мешает.

— Да, мистер Белдер, — проговорила Имоджен и осторожно закрыла дверь.

Несколько секунд Белдер сидел в нерешительности, потом отодвинул стул, крупными шагами пересек комнату и распахнул дверь в приемную.

— Имоджен, поставьте телефон так, чтобы я мог его слышать.

— Да, мистер Белдер.

Эверетт Белдер облокотился на спинку стула, на котором сидела Берта. Его длинная рука потянулась к телефону. Он оставил дверь в приемную широко открытой.

Берта слышала, как течет голос Имоджен, ровно, медленно и вежливо, выстраиваясь в фразы:

— Он очень сожалеет, миссис Голдринг, что не может поговорить с вами прямо сейчас. Но если вы оставите номер телефона, он свяжется с вами при первой возможности… Нет, миссис Голдринг, вовсе нет… Это чрезвычайно важное совещание. Он как раз подписывает контракт с изготовителем, который возглавляет распределение продукции на всей территории к западу от Рокис… Да, миссис Голдринг… Да, я запишу номер… Благодарю вас, миссис Голдринг… Я обязательно скажу ему, что Карлотта с вами. Большое спасибо, миссис Голдринг. До свидания… Что-что?.. Нет, он сказал, что не знает, была ли она дома. Он не был там с того момента, как уехал в офис… Да, миссис Голдринг. Да, я передам ему. Спасибо. До свидания.

Раздался щелчок опускаемой на рычаг трубки. Бел-дер поставил на место телефон, который обычно находился у него на столе, и произнес:

— Непредвиденное осложнение.

— Ваша теща?

— Да. Насколько я понял из телефонного разговора, она только что приехала поездом. Очевидно, Мейбл знала, что она приезжает, но ничего мне об этом не сказала. Поезд опоздал. Карлотта была на' вокзале и ждала. Мейбл либо там не было, либо она не стала ждать. У ее матери неизлечимая болезнь… Она всегда пытается найти предлог, чтобы свалить всю вину на меня.

— ВаШа жена рассудила, что телефонный звонок в одиннадцать часов важнее, чем встреча матери.

— Видимо, так.

— Я не уверена, но, пожалуй, мне нужно будет изменить мнение о вашей теще. — Берта переключила свое внимание на пачку корреспонденции. — Что это? — резко спросила она.

Белдер усмехнулся, когда Берта вынула несколько десятков писем, соединенных одной большой скрепкой. Сверху была прикреплена отпечатанная на машинке памятка: «Похоже, что вы попали в список «карасей»[1]. И.Д.».

Белдер засмеялся:

— Мисс Дирборн сказала мне, что из-за этих писем у меня могут быть серьезные неприятности. ВьГполучаете просьбы о помощи от благотворительных организаций, от умирающих с голода иностранцев, от лишенных прав детей и все в таком роде. Несколько месяцев назад я получил одно такое послание, которое было настолько трогательным и личным, что я не удержался и отправил двадцать пять долларов, и результатом стал поток писем.

Берта Кул пробежала письма глазами.

— Кажется, они от различных организаций.

— Так оно и есть… Но вы видите наверху пометку мисс Дирборн. Очевидно, они меняли адреса. Если вы ответили по почте на одну просьбу Общества Облегче-. ния Жизни Голодающих Таких-то, они оформят ваше имя и адрес в качестве великолепного проспекта и пошлют его в Ассоциацию Лишенных Прав Дочерей или Генералов — Ветеранов Революции и так далее по цепочке. Если вы хотя бы раз сделаете перевод денег, то вас затопит.

В дверь кабинета Белдера снова раздался настойчивый стук. Имоджен Дирборн открыла дверь и сказала:

— У телефона секретарша миссис Кул. Она говорит, что немедленно должна связаться с ней, что-то очень важное. Она спрашивает, здесь ли миссис Кул.

— Что вы ей ответили? — спросил Белдер.

Улыбка тронула губы мисс Дирборн.

— Эта женщина представилась как секретарша миссис Кул. Я сказала ей, что лично не знаю миссис Кул, но если она подождет у телефона, то я наведу соответствующие справки,

— Она сейчас на проводе? — спросил Белдер.

— Да.

Белдер вопросительно посмотрел на Берту Кул.

— Сделайте так, чтобы я могла слышать вашу беседу. Поговорите с ней минутку. Если это Элси Бранд, я узнаю ее голос. Подержите ее у телефона, — сказала Берта.

Не произнося в ответ ни слова, Имоджен повернулась и вышла в приемную. Белдер молча протянул Берте стоявший на столе телефон. Берта ждала, пока не услышала металлический щелчок, а затем голос Имоджен Дирборн:

— Боюсь, я не совсем расслышала фамилию. Я правильно поняла, вы сказали, что вам нужна миссис Пул. П-у-л… Первая буква «П»?

Голос Элси Бранд, резкий от нетерпения, отозвался:

— Нет, миссис Кул. К-у-л. Заглавная «К».

Берта немедленно ответила:

— Привет, Элси. Я слушаю. Что ты хотела?

— Ох, — с облегчением выдохнула Элси. — Где я только вас не разыскивала!

— Что стряслось?

— Звонил мистер Нанли.

— Давно?

— Да, добрых полчаса тому назад.

— Что ему нужно?

— Он хотел немедленно с вами связаться по делу чрезвычайной важности. Дело касается предмета, который вы с ним вчера обсуждали, и он утверждает, что вы сами попросили бы меня сделать все возможное, чтобы найти его.

— Что ты ему ответила?

— Я сказала, что попытаюсь с вами связаться и передам его просьбу, чтобы вы ему позвонили.

Некоторое время Берта обдумывала положение дел, а потом сказала:

— Хорошо, Элси. Я позвоню ему отсюда, но не хочу, чтобы он знал, где я нахожусь. Если я не смогу до него дозвониться, а он позвойит опять и спросит, передала ли ты мне его просьбу, скажи, что я пришла через десять минут после твоего с ним разговора. Ты передала мне его сообщение, и так как я очень спешила, то у меня не было времени ему перезвонить, говори так, будто по моему поведению нельзя было сказать, что это настолько важное и неотложное дело. Ты меня поняла?

— Да, поняла, — сказала Элси.

— Ну и прекрасно. — Берта опустила трубку и обратилась к Белдеру: — Нанли звонил мне в офис и очень хотел со мной поговорить по поводу предложения, которое я ему вчера сделала. Он торопил мою секретаршу передать мне его послание.

Белдера охватило волнение.

— Он собирается принять предложение, миссис Кул. Я знал, что он это сделает. Я знал это…

— Цыплят по осени считают, — заметила Берта. — Похоже, что он из азартных игроков в покер. Вероятно, он собирается сделать мне несколько встречных предложений. Вы слышали, что я сказала секретарше, чтобы она не показала ему, будто я стремлюсь уладить с ним сделку. Какой у него телефон? Позвоню-ка ему.

Белдер отодвинул стул, подошел к двери в приемную и сказал:

— Имоджен, наймите телефон офиса Нанли, наберите номер и, когда свяжетесь, соедините миссис Кул с офисом. Смотрите, чтобы ваш голос не услышали.

Он вернулся к своему столу.

— Сигареты? — спросил он Берту, нервно потянувшись к пачке.

— Не сейчас, — ответила ойа, — когда я собираюсь разговаривать по телефону… Предположим, он захочет вернуться к прошлому, что я должна ему сказать?

— Скажите, что вы перезвоните ему, но что вы не думаете, что встречные предложения принесут пользу, вы предложили ему все, что можете позволить себе оплатить.

Белдер чиркнул спичкой, зажег ее, но рука его дрогнула, когда он подносил спичку к сигарете.

— Я не могу сейчас рассказать вам, миссис Кул, что для меня означает выбросить это дело из головы. Я совершил чудовищную, страшную ошибку, какую только может совершить человек. Я…

Короткий, резкий звонок телефона прервал его.

Берта сняла трубку.

Женский голос в трубке произнес:

— Добрый день. Торговая фирма Нанли слушает.

— Будьте любезны мистера Нанли, — произнесла Берта холодным, отчетливым голосом, слегка растягивая слова.

— Прошу прощения, кто его спрашивает?

— Миссис Кул.

На том конце линии женский голос заметно ожил и тотчас же откликнулся:

— Да, миссис Кул. Пожалуйста, подождите одну минутку. Он пытается разыскать вас.

Еще один щелчок, и Нанли гораздо быстрее, чем при последнем разговоре с Бертой, произнес:

— Добрый день, миссис Кул.

— Добрый день.

— Я оставил в вашем офисе сообщение, чтобы вы мне позвонили. Вы получили его?

— Да.

Нанли откашлялся.

— Миссис Кул, я не буду ходить вокруг да около, а прямо выложу на стол свои карты.

— Валяйте, — сказала Берта. — Хождения вокруг да около в данном случае ни к чему не приведут.

— Когда вы обращались ко мне со своим предложением, я подумал, что это была шутка. Я собирался уже сказать вам, чтобы вы не утруждали себя.

— У-гу, — протянула Берта, и затем прибавила: — Я знаю.

— Но ситуация изменилась. Так вышло, что я узнал об одном деле, вложив средства в которое, я смогу получить вчетверо больше.

— Понятно.

— Конечно, вы можете оказаться всего лишь… спекулянтом, который скупает судебные дела и сидит на них, и вы можете быть подставным лицом Эверетта Белдера.

— Разве мы еще не закончили это обсуждение? — спросила Берта.

— Полагаю, что закончили* Перехожу прямо к делу. Если у вас будут две с половиной тысячи долларов в виде кассового чека или чека с доверенностью на мое имя, который я смогу получить сегодня не позднее четырех часов, то я передаю вам это судебное дело.

— Понятно.

— Но это должно быть к четырем часам дня, и сегодня. Вы меня поняли?

— Да.

— Стимулом для принятия вашего смехотворного предложения, содержащего такую ничтожную сумму, послужила крайняя необходимость. Это единственная причина, по которой я его принимаю. Если у меня к четырем часам не будет денег, ничего хорошего это мне не принесет.

— Понятно.

— Я могу рассчитывать на то, что эти деньги будут у меня к четырем часам?

Берта колебалась какое-то мгновение. Она поглядела на взволнованное лицо Белдера и сказала в телефонную трубку:

— Это слишком быстро. Не можете ли вы дать мне немного больше времени?

— Миссис Кул, вы вели себя так, будто располагаете нужной суммой наличных. Вы буквально потрясли этой пачкой у меня перед лицом. Я хочу, чтобы деньги были у меня сегодня к четырем часам, или дело закончится. После четырех я не дам за него и одного цента. Четыре часа — это крайний срок. Одна минута пятого будет уже слишком поздно. Ну, а теперь я хочу знать: получу я эти деньги или нет?

— Получите! Где вас найти?

— Я буду у себя в офисе.

— Мой адвокат составит документы о передаче дела. Я не хочу верить словам и уклоняться от этого.

— Что вы подразумеваете под словом «это»? — подозрительно спросил Нанли.

— Все вместе, — ответила Берта.

Нанли засмеялся:

Думаю, что все в порядке, миссис Кул. Я хочу получить деньги как можно скорее. Если вы сможете передать мне их через полчаса, это будет изумительно, но четыре часа — крайний срок.

— Я поняла.

— Рад, что вы поняли. Теперь скажите, во сколько вы сможете доставить мне деньги?

— Три пятьдесят девять, — сказала Берта и повесила трубку.

— Он возьмет их? — спросил Белдер.

— Он чувствует, к ним непреодолимое влечение. У него сбой в работе. Это хорошо. Сначала притворялся, что у него есть какое-то дело, в которое он может вложить капитал. Старый трюк. Ему нужно получить двадцать пять сотен долларов в виде кассового чека или в виде доверенности, ему безразлично, в какой форме.

Белдер вскочил со стула и изо всех сил стиснул плечо Берты.

— Миссис Кул, вы молодчина! Вы устроили это дело! Не знаю, как у меня появилась мысль, что вы сможете это сделать. Черт меня побери, если бы вы только могли себе представить…

— Подождите минутку. Здесь есть контрольный cpoif, окончательный и бесповоротный — четыре часа дня. Одна минута пятого — это уже поздно. Как бы то ни было, он так сказал.

Белдер протрезвел:

— Возможно, это правда. Он погряз в ценных бумагах, и ему сдмому назначили крайний срок. Видимо, к этому времени он выйдет с кем-то на связь, чтобы избежать тюрьмы… Это означает, что мне надо работать быстрее.

— Полагаю, что кассовый чек будет самым лучшим вариантом. Это сбережет ваши деньги, которые бы вы затратили на перевод средств на мой счет и избавит от необходимости засвидетельствования моего чека.

Белдер поглядел на часы.

— Нам надо связаться с моей женой, — сказал он.

— Вы не можете сделать все это без нее?

— Конечно, нет.

— Возможно, будет сложно просить ее заняться этим после письма, — заметила Берта.

Белдер в ответ только засмеялся:

— Это не касается моих с ней деловых отношений. Она будет придираться ко мне несколько недель подряд по поводу моих вымышленных похождений с горничной, но подпишет чек в течение пяти минут после того, как я скажу ей об этом. В конце концов, миссис Кул, это мои деньги.

— Были вашими, — сухо отозвалась Берта.

Белдер улыбнулся широко и снисходительно:

— Даже если бы она была больна, как старый дядюшка-подагрик, она все равно избавилась бы от этой тяжбы по поводу двадцати тысяч долларов, заплатив всего две с половиной тысячи.

— Вы на удивление прекрасно понимаете ситуацию, — похвалила его Берта.

— Я это знаю, — ответил он, хмуро глядя на часы. — Она вот-вот должна вернуться домой, даже если и встречается с автором этого письма. Хотя в этом могут быть и минусы. Они говорили, а потом могли отправиться пообедать… Господи, миссис Кул, если бы вы только не потеряли ее из виду!

— А вы не можете пойти к своему банкиру, — начала Берта, — объяснить ему обстоятельства, сказать, что вы были обвиняемой стороной, и чтобы избавиться от этого…

— Абсолютно никаких шансов, — прервал ее Белдер. — Чтобы покончить с этой тяжбой, я должен был перевести все на имя моей жены. Я не могу взять ни цента до тех пор, пока она сама мне не даст. У меня даже нет достаточных доходов, чтобы оплачивать содержание офиса. Я составил завещание, и это было хорошим делом, а потом, когда пришли тяжелые времена, я заполз в нору и замуровал за собой отверстие. Это идеальное положение для того, чтобы покончить с тяжбой, но оно ужасно, если ты хочешь оттуда выбраться, а сам не в силах взять денег„. Нет, мне нужна Мейбл. Если ее нет дома, то она может пойти обедать в одно из четырех или пяти мест. Полагаю, единственное, что я могу сделать — это все их проверить.

— Хотите, чтобы я пошла с вами?

— Да. Когда мы получим чек, это сэкономит время… Нет, подождите минутку, нельзя же сбрасывать со счетов это проклятое письмо. Если я найду жену, а вы будете со мной… О, проклятье! Почему им понадобилось выбрать именно этот момент, чтобы написать грязное письмо?

Берта Кул встала.

— Я буду ждать в своем офисе. Вы можете позвонить мне, как только все будет улажено.

Лицо Белдера снова озарилось.

— Черт возьми, миссис Кул, это просто великолепно. Я пришел к вам по счастливому наитию. — Он пересек кабинет и открыл дверь в приемную. — Чувствую, что никогда не смогу расплатиться с вами…

Дверь, ведущая в коридор, отворилась. В офис с величественным видом ворвались две женщины.

Радушный крик Белдерз таил в себе позорную неискреннюю нотку.

— Тереза! — воскликнул он. — И Карлотта! Я рад вам везде, куда бы вы ни заглянули. Я не мог прервать совещание, чтобы поговорить с вами по телефону… Прошу простить меня, — мимоходом сказал он Берте Кул.

— Конечно, — с. убийственной формальностью парировала Берта.

Миссис Голдринг оглядела Берту с ног до головы. Ее глаза на мгновение задержались на ее талии.

— Тереза, вы выглядите просто изумительно, — сказал Белдер. — Вы смотритесь как сестра Карлотты. — И прибавил с поспешностью человека, пытающегося исправить допущенную ошибку: — И сама Карлотта выглядит потрясающе. Лучше, чем мне когда-либо приходилось ее видеть. Я говорю это целую неделю, не правда ли, Карлотта?

У Карлотты было скучающее выражение лица. Миссис Голдринг, хотя и была крайне раздражена, все же одарила Белдера притворной улыбкой:

— Вы так думаете, Эверетт, или так говорите?

— Нет, Тереза, я действительно имел это в виду. Прохожий, встретив вас на улице, мог бы, конечно, принять вас за… У него никогда даже мысли не возникнет, что вы и Карлотта — мать и дочь.

— Вы же знаете, что мы не мать и дочь, — ядовитым тоном вставила Карлотта.

— Вы знаете, что я хотел сказать, — произнес Бел-дер. — Ну, проходите в мой кабинет. Я уже заканчиваю.

— Я надеюсь, что наш визит не выглядит как вторжение, — сказала миссис Голдринг.

— Нет-нет. Ну, проходите же в мой кабинет и устраивайтесь как дома.

Миссис Голдринг не двинулась с места.

— Эверетт, — сказала она, — где Мейбл?

— Не знаю. Вы уверены в том, что ее нет дома?

— Конечно, уверена. Мы только что оттуда.

— Проходите в мой кабинет, садитесь. Я присоединюсь к вам через несколько секунд.

— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, куда она могла уйти? — спросила миссис Голдринг.

— У нее должна быть встреча. Я проверил машину и оставил ей. Я… Но входите же, прошу вас.

— Эверетт, я должна найти Мейбл. Я приехала сюда из Сан-Франциско специально для того, чтобы с ней повидаться. Она получила от меня сообщение. Она сказала Карлотте, что. я приезжаю.

— Ваше сообщение? — механически повторил Белдер только для того, чтобы выиграть время.

— Я послала ей телеграмму после того, как… Разве она не сказала вам, что я приезжаю?

— Не знаю, нет. Тогда она, наверное, отправилась на вокзал, чтобы вас встретить.

— Поезд опоздал на несколько часов. Карлотта поехала раньше. Мейбл сказала, что встретится с ней на вокзале. Когда вы видели Мейбл?

— Не могу сейчас точно припомнить. У меня голова забита служебными делами. Можёт быть, вы войдете и присядете?

Миссис Годцринг снова обернулась, чтобы оглядеть Берту.

— Ах да, — сказала она, — я помню. Вы подписывали контракт с каким-то ответственным лицом, не правда ли, Эверетт? Мне очень жаль, но я надеюсь, что мы вас не побеспокоили.

— Вовсе нет. Я тотчас же побеседую с вами. Присаживайтесь поудобнее.

— Входи, дорогая, — сказала миссис Голдринг Карлотте и, обращаясь к Берте Кул, ядовито улыбнулась: — Смею надеяться, что мы не причинили вам неудобств и не помешали подписанию торгового соглашения.

— Ничуть. Я никогда не позволяю себе испытывать, неудобства из-за незначительных заминок.

Миссис Голдринг вскинула голову. Она полуобернулась, на мгновение задержала на-Берте жесткий взгляд, затем решительно шагнула в кабинет.

Берта произнесла тихим голосом:

— Вы xorafe, чтобы она узнала что-нибудь о том деле?

Белдер с беспокойством посмотрел на дверь, которую

Карлотта намеренно оставила полуоткрытой.

— Нет-нет, — сказал он шепотом.

— Хорошо. В таком случае вам следовало бы как можно скорее от них отделаться.

— Лучше не говорите мне ничего. Я не могу выйти и поискать Мейбл, пока они здесь.

— А почему ваша жена ничего не сказала о телеграмме, в которой сообщалось, что приезжает ее мать?

— Не знаю, — отозвался Белдер, и его голос показывал, как он расстроен. — Это на нее совсем не похоже.

— Единственная причина, — продолжала Берта, — состоит в том, что ваша жена не хотела, чтобы вы знали о приезде матери. Она предчувствовала какой-то семейный кризис и хотела, чтобы мать была с ней для моральной поддержки. Могу поспорить, что она дала матери телеграмму или позвонила ей и попросила приехать из-за этого письма.

— Знаю, — сказал Белдер. — Как только она получила письмо, сразу же позвонила матери. Что за неприятность!

— Примите мой совет, — сказала Берта, — и раскройте все карты. Скажите ей, где следует остановиться. Не вздумайте порхать вокруг нее и льстить ей, вы и так с этим уже переборщили. И тут нет ничего хорошего. Действуя подобным образом, вы не сможете успокоить такую женщину, как она. Вы…

— Ш-ш-ш, не так громко, пожалуйста, — шепотом взмолился Белдер. — Я…

— Эверетт, — позвала миссис Голдринг, — не могли бы вы уделить нам минуту своего драгоценного времени? Мы беспокоимся о Мейбл. Она не встретила поезд, а мы знаем, что она собиралась это сделать.

— Да-да, иду, — сказал Белдер.

Его взгляд умолял Берту Кул уйти.

— Давайте входите, — сказала Берта, — и отстаивайте свои права.

— Вам бы лучше было уйти, — прошептал Белдер, не отрывая взгляда от открытой двери своего кабинета. — Прошу вас.

— Хорошо, — сказала Берта, пересекла приемную, открыла дверь в коридор, вышла, потом на несколько секунд остановилась около закрытой двери. Затем она повернулась и порывисто распахнула дверь.

Кабинет Белдера был закрыт. Имоджен Дирборн, находившаяся в этот момент в центре приемной, изменила шаг и вернулась к пишущей машинке.

— Мне только что пришло в голову, что я должна оставить записку. Не могли бы вы вставить в машинку лист бумаги и напечатать сообщение для мистера Белдера? Я вам его продиктую, — сказала Берта.

Имоджен Дирборн вставила в машинку листок. Берта продиктовала:

— «Полагаю, вам следовало бы заявить, что украдена машина вашей жены. Впоследствии вы сможете дать показания, что это была ошибка. Полиция найдет машину, если…»

Пальцы Имоджен порхали над клавиатурой, замирая, когда Берта делала паузы.

Берта Кул нахмурилась, глядя на вылезающую из машинки записку, и продолжала:

— «С другой стороны, этот способ может оказаться и не самым лучшим. Я подумаю над этим». Вероятно, я ему лучше позвоню. — Она схватила большим и указательным пальцами верхний уголок бумаги, выдернула лист из машинки, сложила его и как бы нечаянно опустила к себе в сумочку. — Думаю, что он получит эту записку позже, если я решу, что это тот путь, которого надо придерживаться.

Темно-серые глаза Имоджен Дирборн загадочно посмотрели на миссис Кул.

— Вы работаете на этой машинке в истинно сумасшедшем ритме, — сказала Берта.

— Спасибо.

— Вы долго практиковались?

— У меня много работы.

— У вас дома есть пишущая машинка?

— Да.

— Портативная?

— Да.

Берта улыбнулась.

Имоджен Дирборн остановившимся, ничего не выражающим взглядом следила, как Берта Кул открывает дверь и выходит из офиса.

Глава 6 ВТОРОЕ ПИСЬМО

Белдер позвонил в офис Берте Кул около пятнадцати минут четвертого.

— Все улажено? — спросила Берта, когда услышала в трубке его голос.

— Миссис Кул, боюсь, что все намного сложнее, чем я ожидал.

— В чем дело?

— Миссис Голдринг находится здесь с какой-то определенной целью. Боюсь, что это письмо принесло больший ущерб, чем я ожидал. По-видимому, ушла не только Салли, но и моя жена/ Она могла встретиться с тем человеком, который написал письмо и… Я не могу объяснять по телефону все детали…

— И ваша теща не знает, где находится Мейбл?

— Нет. И она пристает ко мне каждую минуту, так что я ничего не могу предпринять. Я абсолютно связан по рукам.

— Где вы сейчас находитесь?

— Дома.

— Ваша теща рядом?

— Здесь ли она?! Она пребывает со мной каждую благословенную минуту.

— Почему вы не остались у себя в офисе и не выпроводили ее?

— Вам не удастся ее выпроводить, если она решила не выпускать вас из поля зрения.

— Вздор, — фыркнула Берта. — Думаю, она знает, где ваша жена, и хочет заставить вас побегать. Спустите ее с лестницы, а затем отправляйтесь на поиски жены.

— Вы не поняли, миссис Кул. Предположим, Мейбл встретилась с автором письма и услышала еще больше вранья, и досле этого она решила оставить меня. Разве вы не понимаете? Я должен был пойти домой и ждать. Если она решила принять какие-то серьезные меры, то она должна вернуться сюда за вещами… Сейчас вам нужно позвонить Нанли и попросить, чтобы он дал нам еще немного времени. Это одна из тех верениц случайных совпадений, которые в конце концов меня изведут… Позвоните Нанли или сходите к нему в офис и скажите, что вам нужно еще двадцать четыре часа. Вероятно, он их не даст… он может вообще не дать ни минуты отсрочки… но вы можете попробовать… — Внезапно голос Белдера переменился, он стал елейным, и Белдер произнес тоном, который специально приберегал для тещи: — Вы здесь, Тереза! Я как раз думал, где же вы… Звоню в офис, и все… Нет, она туда не звонила. В офисе не получали от нее никаких известий… Не беспокойтесь так об этом. С ней ничего не случилось. Она пошла пообедать и сыграть партию в бридж или еще куда-нибудь… — Потом голос Белдера стал громче, и в нем прозвучали властные нотки: — Положите всю корреспонденцию в ящик стола. Если будут звонить, скажите, что сегодня днем меня не будет в офисе, а у миссис Белдер спросите, разве она забыла о приезде своей матери, и скажите, что мы все ждем ее дома… До свидания, Имоджен.

Затем Берта услышала телефонный щелчок.

Она нажала кнопку, после чего на связи оказалась Элси Бранд.

— Элси, соедини меня с Джорджем К. Нанли.

Берта в раздумье откинулась на спинку кресла и сидела так, пока не зазвонил телефон и она не услышала холодный, хорошо поставленный голос Нанли:

— Добрый день, миссис Кул. Чем могу служить?

— Я не уверена, что смогу приготовить вам деньги к четырем часам сегодня. Мне нужно еще двадцать четыре часа.

— Это невозможно.

— Я называю крайний срок, — ободряюще произнесла Берта. — Я надеюсь получить деньги до четырех, но я должна иметь в запасе еще двадцать четыре часа.

— Миссис Кул, ваше предложение было: наличный расчет.

— Оно и сейчас остается в силе.

Нанли произнес более холодно:

— Я рассчитываю, что деньги будут у меня сегодня к четырем часам. В противном случае наше дело окончено.

Берта стала придумывать ответ, но на другом конце провода раздался щелчок, и слова замерли у нее на губах.

Она сердито посмотрела на телефон.

— Это же надо, он послал меня ко всем чертям! — взорвалась она. — Подожди, мой милый друг, пока мы проясним это дело, и тогда я поделюсь с тобой кое-какими мыслями.

Берта стремительно вышла в приемную, чтобы лично отдать распоряжение Элси Бранд:

— Если Нанли позвонит снова, имей в виду, что я не желаю с ним разговаривать.

— Мне ему так и передать?

— Нет. Скажи ему, что я занята и просила меня не беспокоить. Если он будет настаивать и скажет, что я непременно захочу с ним поговорить, спроси его, не тот ли это мистер Нанли, который послал меня, когда мы с ним беседовали впоследний раз. Говори с ним мягко, как будто спрашиваешь только для того, чтобы узнать, он ли говорил со мной.

Элси что-то быстро записала в блокнот и кивнула.

— Я думаю, что эта будет самый лучший способ удержать его на крючке, — продолжала Берта. — Если бы ему не были нужны эти проклятые деньги, он бы уже давно послал меня к черту. А так ему придется попотеть, и пот растопит его невозмутимую оболочку. У меня есть другие дела, и я не хочу, чтобы меня беспокоили.

Берта вернулась, закрыла дверь на замок, расчистила на столе место, достала письмо, которое ей дал Белдер, и принялась над ним работать, рассматривая сквозь увеличительное стекло каждую букву, записывая все особенности и время от времени сверяясь с таблицей, в которой были приведены шрифты всех типов и моделей пишущих машинок.

У нее ушло больше часа на то, чтобы сделать вывод, что письмо было напечатано на одной из трех портативных пишущих машинок «Ремингтон». А убедиться в том, что памятка, прикрепленная к письмам Белдера, была напечатана на той же самой машинке, что и письмо, не составило особого труда.

Берта спустилась в буфет на первый этаж выпить чашечку кофе и съесть сандвич и минут через десять вернулась.

— Какие новости, Элси?

— Звонил мистер Нанли.

На лице Берты появилось удовлетворение.

— Ты сказала ему, что меня нет?

— Нет, я сказала, что вы заняты и не хотите ни с кем разговаривать. Он полагал, что для него вы сделаете исключение. Я спросила его, тот ли он мистер Нанли, который не так давно послал вас.

— Ну и что он на это ответил?

— Он, по-видимому, несколько смутился, а потом сказал: «Так она еще не освободилась? Очень жаль».

— И что потом? Он принялся извиняться?

— Нет. Он только сказал «спасибо» и повесил трубку.

Берта нахмурилась.

— Это не годится, — заметила она. ~ Он должен был бы возмутиться, просто рассвирепеть. Какой у него был голос… он звучал обеспокоенно?

— Нет. Все тот же ровный гон.

— Ну ладно, черт с ним. Я…

Дверь офиса распахнулась, и в приемную ворвался Эверетт Белдер, крикнув уже с порога:

— Боже мой, миссис Кул, я не знаю, что нам делать!

— Подождите, успокойтесь, сказала Берта. — Что-нибудь еще случилось?

— Случилось ли что-нибудь еще! Боже правый, да это просто лавина неприятностей. Знаете, какая самая последняя? Жена от меня ушла… а у нее все до последнего цента, что у меня были. Все медяки, все ценные бумаги. Ей принадлежит даже мебель в моем офисе!

Некоторое время Берта внимательно смотрела на него, затем повернулась к двери своего кабинета.

— Я полагаю, нам предстоит услышать мрачные подробности. Входите.

Белдер начал говорить раньше, чем Берта успела закрыть дверь своего святилища.

— Она была настроена против меня, а тенерь ушла.

— Не взяв с собой никаких вещей?

— Она вернулась и взяла одежду, миссис Кул. Я обнаружил это полчаса назад. Я заглянул в ее уборную только для того, чтобы удостовериться, что все в порядке. Я увидел, что одежда висит на месте, и не заметил никакой пропажи. Но когда миссис Голдринг переполошилась и начала поиски, они с Карлоттой обнаружили, что некоторые из вещей отсутствуют. Синий костюм, юбка-шотландка и блузка, две пары туфель…

— И зубная щетка? — спросила Берта.

— Да, она забрала с собой и щетку.

— А кремы?

— Это как раз то, что поставило меня в тупик, миссис Кул. Ее баночки с кремами и флакончики с косметическими средствами стояли на. тумбочке точно так, как она обычно их оставляет.

— Когда я видела ее выходящей из дома, у нее не было чемодана. Она должна была вернуться за ним.

— Без сомнения, так оно и было. Она вышла, чтобы встретиться с человеком, который ей звонил. Она собиралась прговорить с ним, а потом поехать на вокзал встречать миссис Голдринг. Но то, что сказал этот человек, изменило ее планы. Мейбл вернулась домой, бросила в чемодан несколько вещей и вовсе забыла о своей матери, думая, что другие дела куда важнее… И прежде чем я смогу отыскать ее, мои руки окажутся связаны. Вам удалось убедить Нанли подождать до завтра?

— Послушайте-ка, все это вар слишком растревожило. Сейчас вы ничего не сможете сделать. Есть вероятность, что ваша жена не ушла от вас. Ей просто наговорили о вас кучу всякой ерунды, и она решила оставить вас на некоторое время, чтобы преподать вам урок.

— Почему вы так думаете?

— Следите за тем, что я сейчас. скажу. Ваша жена устроила все это, чтобы вас как следует припугнуть, а ее мать участвует в розыгрыше. Она вернется, как только решит, что достигла своей цели. Она поддерживает связь с матерью и знает обо всем, что происходит. Именно поэтому ее мать и находится здесь.

Сейчас вы возвращаетесь домой и даете понять, что если ваша жена хочет вас оставить, это ее право. Вам очень неприятно, что она уходит, но если она действительно ушла, то на этом можно поставит*, точку. В мире много и других женщин. Слишком не увлекайтесь, но донесите эту мысль до вашей тещи, а потом исчезните на полчаса из дома. Это даст вашей теще шанс связаться с дочерью по телефону. В ту самую минуту, как ваша жена услышит, что вы оправились от шока и не исключаете возможности существования на земле других женщин, вы увидите, что ваша женушка быстро вернется…

Белдер внезапно произнес:

— Это еще не все. Есть письмо.

— Еще одно письмо?

Берта не сразу заметила запечатанный конверт, адресованный миссис Эверетт Белдер.

Она вертела конверт в пальцах, рассматривая марку и какую-то смазанную печать.

— Как оно к вам попало? — спросила она.

— Пришло с дневной почтой.

— Вы брали почту?

— Нет, моя теща.

— И что она сделала потом?

— Положила на журнальный столик вместе с остальной почтой. Но она внимательно осмотрела конверт. Она просмотрела все, что пришло, но только письмо привлекло ее внимание. Видите, оно помечено: «Лично и строго конфиденциально».

— Как вы узнали, что это аналогичное послание?

— Все письма подобного рода выглядят так.

Берта прочла адрес на конверте с помощью увеличительного стекла и медленно, уверенно кивнула.

— Что вы собираетесь в связи с этим делать?

— Не знаю. Из-за этого я и хотел вас видеть.

У вас есть какие-нибудь мысли насчет того, что в этом конверте?

— Никаких.

— А вы не могли бы уничтожить его? Бросить в огонь?

— Нет. Его видела теща. Если Мейбл вернется, миссис Голдринг обязательно сообщит ей о том, что пришло письмо.

— А если она не сможет найти это письмо?

— Тогда меня обвинят в том, что я взял его, и это, вместе со всем прочим… Даже если Мейбл вернется… ну, вы можете себе представить, что тогда будет.

— Она вернется, прекрасно, — сказала Берта. — Мы можем распечатать конверт.

— А это не противозаконно?

— Думаю, что так.

Берта отодвинула кресло, подошла к двери, ведущей в приемную, и сказала Элси Бранд:

— Элси,'дорогая, включи плитку и поставь чайник. Я хочу распечатать письмо.

Элси Бранд принесла маленькую электрическую плитку, воткнула вилку в устроенную в стене розетку, поставила небольшой чайник с водой.

— Что-нибудь еще?

— Нет. Пока все.

Берта убедилась…что плитка нагревается, потом повернулась и опустилась на стул напротив Белдера, на этот раз проигнорировав свое кресло.

— Вас все это несколько вывело из равновесия, не правда ли?

— Вы угадали. Я ничего не могу делать. Эго слишком… Мейбл ушла, это дело с Нанли, потом миссис Голдринг и Карлотта набросились на меня… Если бы я только мог знать, действительно ли ушла Мейбл. От неопределенности у меня голова идет кругом. Если бы она ушла, и я бы знал это точно, тогда исчезла бы хоть эта неопределенность.

Берта подошла к корзине для мусора, нагнулась и принялась осматривать содержимое. Внезапно она выпрямилась, держа какой-то смятый листок, на котором что-то было напечатано.

— Что это? — спросил Белдер.

— Реклама от скорняка: на теплое время года принимаются на хранение меха. Это может пригодиться.

— Боюсь, что не понимаю вас.

— И не пытайтесь. — Берта ухмыльнулась.

Несколько минут они сидели в полной тишине. Бел-дер не находил себе места и нервно ерзал на стуле, Берта же спокойно восседала.

Чайник начал закипать. Пар с тихим посвистыванием поднимался из носика, постепенно превращаясь в мощный столб.

Берга осторожно держала конверт над паром.

— Потом не скажут, что конверт распечатывали? — забеспокоился Белдер.

— Нет, еЬли за дело берусь я.

— Я не так оптимистичен.

Берта вставила кончик карандаша между склеенными частями конверта.

Еще немного — и конверт открылся. Берта вынула письмо.

— Напечатано так же, как и предыдущее, — сказала она. — Подписано: «Друг и благожелатель». Хотите прочесть сами, или мне читать вслух?

— Лучше я сначала взгляну на него. — И Белдер протянул руку.

Когда его пальцы взяли лист бумаги, рука задрожала мелкой дрожью. Письмо выскользнуло и, планируя зигзагами, опустилось на пол.

— Прочтите вы.

Она откашлялась и прочла:

«Дорогая миссис Белдер!

Кто была та женщина, что пришла в кабинет вашего мужа в понедельник днем и бросилась ему на шею, как только закрылась дверь? Возможно, вы захотите увидеть меня и поговорить со мной. А возможно, вы предпочитаете жить в блаженном неведении. В любом случае верьте, что я ваш искренний друг и благожелатель».

Берта подняла глаза и поверх очков посмотрела на испуганное лицо Эверетта Белдера.

— Кто эта девушка?

— Долли Корниш. Господи Боже! Никто о ней не мог знать. Это уже потухший костер, миссис Кул. Я чуть было не женился на ней. Мы поссорились и… я женился. Я хотел показать ей, что могу быть независимым. И очень скоро она вышла замуж.

— Где она сейчас?

— Она… в городе.

— У вас есть ее адрес?

— Да, есть. «Локлир-Эпартментс», номер 15-В.

— Что произошло в понедельник?

— Она пришла меня навестить.

— Часто она это делает?

— Не притворяйтесь такой наивной. Это было в первый раз со времени моей женитьбы.

— Она живет здесь, в Лос-Анджелесе?

— Нет, в Нью-Йорке.

— И что произошло?

— Долли приехала в Лос-Анджелес и хотела разузнать обо мне. Ее супружеская жизнь не сложилась, и она добилась развода. Она не знала, живу ли я все еще с Мейбл, и хотела это выяснить.

— Закрыли ли вы дверь перед вашей секретаршей?

— Нет. Я был так поражен, что чуть не потерял дар речи. Потом мисс Дирборн закрыла дверь, и Долли показала, как рада меня видеть.

— Это было после того, как дверь в приемную закрылась?

— Да.

— А вы попытались задержать развитие событий?

— Нет.

— Вы видели ее с тех пор?

— Да.

— Сколько раз?

— Два.

— Вы с ней куда-нибудь ходили?

— Один раз мы пошли пообедать.

— Что вы сказали жене?

— Что я работал в офисе.

— Ладно, — сказала Берта, — можете так усердно не извиняться. В моем понимании вещей вы — среднестатистический муж.

Берта сложила письмо, опустила его в сумочку, подняла рекламу от скорняка и, аккуратно вложив листок в конверт, снова его. запечатала. Затем решительным жестом протянула его Белдеру.

— Все в порядке, — сказала она. — Не упускайте свой шанс. Положите это на журнальный столик, где лежит остальная почта.

Белдер просиял:

— Миссис Кул, вы истинный спаситель. Я…

Быстрый, настойчивый стук раздался в дверь, выходящую в приемную.

— Могу я войти, миссис Кул? — спросила Элси Бранд.

Берта подалась в сторону двери.

— Что'случилось, Элси?

Элси приоткрыла дверь на несколько дюймов, проскользнула в образовавшуюся щель и плотно закрыла за собой дверь.

— Там Нанли, — тихо произнесла она.

Белдер нервно стиснул пальцы:

— О Боже мой!

Берта отодвинула свой стул.

— Оставьте мне этого малыша, — сказала она Белде-ру. — Он — моя добыча.

— Нельзя, чтобы он увидел меня здесь, — полушепотом сказал Белдер. — Если он подумает, что мы работаем вместе, то он…

— Говорю вам, оставьте его мне, — повторила Берта. Она повернулась к Элси Бранд: — Скажи ему, что я занята и сегодня вообще не смогу его принять. Если он хочет со мной встретиться, он должен назначить время, и самое раннее — завтра в десять тридцать.

Элси кивнула и тихо выскользнула обратно.

Берта обратилась к Белдеру.

— А теперь, — повелительно произнесла она, — убирайтесь отсюда ко всем чертям и дайте вашей теще пищу для размышлений.

Глава 7 ТЕЛО В ПОГРЕБЕ

У Берты Кул по утрам, когда она просыпалась, была привычка потягиваться в постели, разминать мышцы, вытягивать руки, доставая пальцами как можно дальше, и отталкиваться ногами от спинки кровати. Проделав все это, она брала пачку сигарет, которая всегда лежала на тумбочке рядом с кроватью, зажигала сигарету и расслаблялась, наслаждаясь' первым утренним дымком.

Когда она проснулась и принялась за утреннюю гимнастику, будильник показывал десять мину г девятого.

Она закурила сигарету, откинулась на подушки, полузакрыв глаза и нежась в теплой поСтели.

За окном было тусклое и холодное утро. Легкий туман размывал очертания предметов. Слабый ветерок, проникая через открытое окно, надувал шторы. Влажное стекло переливалось при тусклом утреннем освещении.

Берта знала, что в квартире сейчас сыро и холодно. Но у нее есть газовая колонка, и ей не надо надеяться на центральное отопление… На часах восемь тридцать… Солнце уже осветило здания, верхние этажи которых все еще окутывал туман.

Берта расправила плечи, зевнула, отбросила одеяла и обнаружила, что в комнате холоднее, чем она ожидала. Она закрыла окно, зажгла газ и снова легла в постель, укрывшись еще хранившими тепло одеялами.

Часы, казалось, стали тикать громче, как будто укоряя свою хозяйку.

Берта потянулась за второй сигаретой. Ее сверкающие яростью глаза остановились на циферблате будильника.

— Ты проклятый лжец, — сердито сказала она. — Сейчас не без пятнадцати девять. Ты не можешь поднять солнце на час раньше только потому, что тебе так хочется, заткнись и прекрати проклятое тиканье, да перестань пялиться на меня, а то я выброшу тебя в окно.

Берта чиркнула спичкой и зажгла вторую сигарету.

Зазвонил телефон. Она собралась было взять трубку, Потом передумала и сказала:

— Давай звони, будь ты проклят. Я не собираюсь вставать, пока комната не согреется.

Телефон без умолку звонил почти две минуты, потом перестал. Берта докурила сигарету, еще раз проверила температуру, пола босыми пальцами, всунула ноги в тапочки и прошла к входной двери. Она открыла дверь, взяла кварту молока, полпинты кофейного крема и свернутую трубочкой утреннюю газету. Потом захлопнула дверь и вернулась в постель, держа в руке газету.

Она просмотрела газету и остановилась на сообщениях о банкротствах.

— Чепуха… Приукрашено… Черт знает что такое! Ой, болтовня!.. Вы думали, что мы… — Ее последние комментарии были прерваны настойчивым звонком в дверь.

— Кого это черт принес в такую, рань? — проворчала Берта.

Металлическое тиканье будильника напомнило ей-, что сейчас десять минут десятого.

Квартира постепенно нагревалась. Берта отбросила одеяла.

Спокойно игнорируя непрекращаюшийся звонок, Берта надела халат, прошла в ванную и открыла воду. Когда она встала под душ, в дверь повелительно застучали.

Берта фыркнула с досады и вышла. Она вытерла ноги, завернулась в большое банное полотенце, высунула из ванной комнаты голову и что есть мочи крикнула:

— Кто там?

Мужской голос спросил:

— Это. Берта Кул?

— А кто, по-вашему, это может быть? — рассвирепела Берта.

— Это сержант Селлерс, дайте мне войти.

Несколько секунд Берта сердито смотрела на входную дверь, а потом проговорила: *

— Я принимаю душ. Мы с вами увидимся в офисе в… — она поспешно взглянула на часы, — в пятнадцать минут одиннадцатого.

— Мне очень жаль, — сказал сержант Селлерс, — но мы с вами увидимся сейчас.

— Постойте там, пока я что-нибудь надену, — огрызнулась Берта.

Она вернулась к себе в комнату, растираясь докрасна грубым полотенцем.

Сержант Селлерс продолжал стучать в дверь.

Берта долго держала его за дверью, потом запахнула халат, подошла к двери и открыла ее.

— Только потому, что вы — представитель закона, — возмущенно начала она, — вы думаете, что можете врываться ко всем подряд в любое время. Что же, валяйте, будите людей посреди ночи!

— Сейчас пятнадцать минут десятого, — уточнил сержант Селлерс, показывая Берте тридцать два зуба и беспечно входя в дом.

Она с силой захлопнула дверь и недружелюбно взглянула на него.

Вам бы следовало оставить ваш значок дома, — сказала она. — Кто-нибудь может сказать, что вы — полицейский, который входит в дом к женщине, когда она одевается, не снимает с головы шляпу, курит мокрую сигару и распространяет в доме вонь, прежде чем хозяйка успела позавтракать.

Селлерс снова улыбнулся:

— Вы могли бы вывести меня из себя, Берта, если бы мне не было известно, что под вашей суровой оболочкой скрывается золотое сердце. Когда я думаю о том, что вы сделали тогда со слепым, у меня появляется такое чувство, что я должен угощать вас рюмочкой всякий раз, как вас вижу.

— О черт! — фыркнула Берта. — Что за ерунда. Я даже не могу побыть в такой же толстой шкуре, как у вас. Садитесь и читайте газету. Но только, ради Бога, выкиньте в окно эту вонючую дрянь. Я почищу зубы и…

Сержант Селлерс поднес спичку к сырой сигаре, поднял голову и сказал:

— Я уже читал газету. Расскажите мне лучше, что вы знаете о миссис Эверетт Белдер?

— Да вам-то что за дело? — спросила она, и у нее зародились смутные подозрения.

— Похоже, она неаккуратная хозяйка, — сказал Селлерс.

— О чем вы говорите?

— О теле в погребе миссис Эверетт Белдер.

Берта стала осторожной, как старая опытная форель в глубоком горном озере при виде отблесков пламени над поверхностью воды.

— Кого она убила, своего мужа?

— Я не говорил, что она кого-то убила. Я сказал, что она оставила в погребе тело.

— А-а, — протянула Берта. — А я думала, что она убила кого-то.

— Нет, я этого не говорил… пока.

— В таком случае, меня это дело не касается.

— Думаю, вам бы хотелось оказать полиции посильную помощь.

— А почему я должна это делать?

— Потому что вам не хотелось бы бросать это дело.

— Послушайте, — сказала Берта, подозрительно глядя в лицо Селлерсу, — я помогу полиции расследовать дело об убийстве, но зачем нужно было так долго рассказывать мне, что эта женщина плохая да неаккуратная хозяйка. Сколько там тел?

— Одно.

— Вам бы не'следовало обвинять ее в неаккуратности на основании лишь одного тела. Я читала о случаях, когда у людей их было не меньше дюжины. И потом, если оно не находилось там слишком долго, то может означать, что она только…

Селлерс тихо засмеялся:

— Вам не удастся обмануть меня.

— Чей там труп?

— Салли Брентнер. Молодая женщина лет двадцати шести.

— Она умерла своей смертью?

— Мы еще не знаем. Это мог быть и несчастный случай.

— А мог?..

— А мог и не быть.

— Кто эта Салли Брентнер?

— Служила в доме горничной.

— Как долго тело лежало в погребе?

— День или около того.

Берта спросила как бы случайно:

— Что же миссис Белдер обо всем этом говорит?

— Ничего.

— Она не будет отвечать на вопросы?

— Миссис Белдер не может отвечать на вопросы потому, что ее нет. Очевидно, она покинула дом. И здесь появляетесь вы.

— Что вы имеете в виду?

— Как я понял, именно вы видели ее в последний раз.

— Кто вам это сказал?

— Маленькая птичка.

Телефон зазвонил снова. Берта была рада этой паузе в разговоре.

— Одну минутку, — сказала она сержанту и затем, взяв трубку, произнесла: — Алло?

По голосу Эверетта Белдера было ясно, что он подвергся сильнейшему эмоциональному стрессу:

— Слава Богу, что я нашел вас! Куда я только вам не звонил! Я звонил вам еще раньше домой, но вы не ответили. Мне дала телефон ваша секретарша…

— Прекрасно, — прервала его Берта, — выкладывайте все, что у вас есть.

— Случилось нечто ужасное.

— Я знаю.

— Нет-нет. Это вдобавок ко всем моим несчастьям. В погребе нашли тело Салли. Она была…

— Знаю. Полиция здесь.

В голосе Белдера послышался испуг:

— Я хотел предупредить вас до того, как они придут. Что вы им сказали?

— Ничего.

— Можете вы от них избавиться?

— Не думаю. Если и смогу, то ненадолго. Ваша жена дома?

— Нет. Ее не было всю ночь. Теща неистовствует, она и обнаружила тело. Она поклялась, что обыщет все комнаты в доме, сказав, что начнет с погреба. Я слышал, как она спустилась по ступенькам вниз, вскрикнула и потеряла сознание. Я бросился за ней, а там распростертая на полу лежала Салли…

Сержант Селлерс добродушно прервал разговор:

— Я даю вам кусок веревки, Берта. Не пытайтесь завязать причудливый узел, а то запутаетесь, и вас вздернет.

— Кто у вас говорит, — спросил Белдер, — представитель закона?

— Да, — с чувством произнесла Берта и замолчала.

— Я сказал офицерам, что кто-то написал моей жене грязное письмо. Но показать его не могу, потому что оно у вас. Я не стал им объяснять^ почему я вас нанял, а только обрисовал им картину.

— Понятно.

— Я думаю, что нужно показать офицерам первое письмо. Это может быть связано со смертью Салли и повлияет на ход дела. Но не нужно, чтобы полиция знала про второе письмо. Оно не должно повлиять на ход событий.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы в это дело была втянута Долли Корниш и о ней пошла дурная слава. Из-за этого письма все выглядит весьма скверно.

— Почему?

— Неужели вы не можете понять? На подобные вещи существует много точек зрения. Полиция может повернуть все самым неблагоприятным образом для миссис Корниш. Мы должны тшитить Долли.

— Почему?

— Черт возьми, можете вы сказать что-нибудь, кроме этого «почему».'

— Только не сейчас.

Белдер, видимо, решил, что разговор окончен.

Берта, ожидая, что Фрэнк Селлерс прервет беседу, спросила:

— Что с Салли? Как она умерла? Это был несчастный случай, или она была убита?

— Это мог быть и несчастный случай.

— Выстрел, — сказала Берта, на всякий случай контролируя себя, если вдруг вмешается Селлерс.

— Очевидно, Салли чистила картошку. Она спустилась в погреб, чтобы взять луковиц. Она несла сковороду с несколькими картофелинами. Еще в правой руке у нее был нож, большой разделочный нож. Видимо, она споткнулась и упала с верхних ступенек лестницы и, когда падала, нечаянно заколола себя ножом.

Берта начала увлекаться, телефонным разговором.

— Было ли что-нибудь особенное?

— Да, цвет тела.

— Что с ним такое?

— Полиция говорит, что похоже на отравление окисью углерода.

— Говорите.

— Они считают, что нож мог быть вонзен в тело уже после того, как она умерла.

— Понятно.

— Я бы хотел, чтобы вы попытались все это выяснить.

— Каким образом?

— Я хочу, чтобы вы рассказали полиции про это злосчастное письмо и почему моя жена исчезла. Сказали бы им, что это произошло потому, что она решила меня оставить, а не потому, что скрывалась из-за совершенного ею убийства.

— Понятно.

— Есть еще причина, из-за которой я так беспокоюсь о втором письме. Долли — яркая молодая женщина. Если она окажется втянутой в это дело, газетчики тут же примутся это обыгрывать. Ну, вы знаете, какого рода фотографии интересуют газетчиков.

— Ноги? — спросила Берта.

— Да. Я не хочу, чтобы за Долли закрепилась дурная слава.

— Почему?

— Проклятье! Моя жена приревновала к Салли, и та умерла. Зачем рекламировать еще одну потенциальную жертву? Говорю вам, избавьте Долли от этого.

Встревоженная продолжительным молчанием сержанта Селлерса, Берта озабоченно оглянулась и увидела, что он, с торчащей изо рта сырой сигарой, взял ее сумочку, которая лежала на тумбочке, расстегнул ее и целиком поглощен чтением писем, которые дал ей Белдер.

Берта, дрожа от бешенства, проговорила:

— Почему, черт вас подери! Вы.-., вы…

На другом конце провода отозвался Белдер:

— Почему, миссис Кул? Я не сделал…

Берта поспешно сказала в трубку:

— Да не вы, я разговариваю с сыщиком.

Сержант Селлерс даже не поднял глаз. Он был погружен в чтение.

— Что он делает? — спросил Белдер.

Берта устало произнесла:

— Пока вы держали меня тут у телефона, сержант Селлерс открыл мою сумочку и прочитал оба письма.

— О Боже!

— В следующий раз предоставьте мне действовать так, как я сочту нужным.

Она не попрощалась и бросила трубку на рычаг с такой силой, что чуть не сломала аппарат.

Сержант Селлерс сложил письма, положил их к себе в карман и застегнул сумочку. Он либо не нашел, либо посчитал неважной записку Имоджен Дирборн, которую Берта стащила у Белдера.

— Какой дьявол вбил вам в голову мысль, что вы можете сделать это и беспрепятственно уйти? — загремела Берта, и ее лицо потемнело от гнева.

Селлерс самодовольно произнес:

— Потому что я знал, подружка, что вы не станете возражать.

— Да как ты посмел! Как только у тебя хватило совести, своевольный, подлый…

— Оставьте, Берта, — сказал он. — Это вам ничего не даст.

Она стояла, сердито глядя на сержанта и не произнося ни слова.

— Что вы беснуетесь? Вы не могли бы дольше держать меня в неведении. Белдер сказал, что письмо, о котором он мне говорил, у вас. В последний раз он видел, как вы клали его в сумочку. И вот я решил, что мне нужно на него взглянуть.

— Тогда почему вы не спросили об этом меня?

Селлерс ухмыльнулся:

— Знаете, Берта, мне пришла в голову мысль, что Белдера надо задержать. Он очень подробно рассказал мне о первом письме и говорил о нем всякий раз, как я его об этом спрашивал. Вы знаете мужчин такого склада. Когда они начинают говорить действительно быстро и охотно, сразу же становится ясно, что вам пытаются не дать возможности расспросить о деталях. Поэтому я стал думать, а не было ли второго письма.

— И вы знали, что Белдер собирается позвонить мне и попросить, чтобы я его уничтожила, — подхватила Берта, — и вам пришла гениальная мысль взять мою сумочку, как только зазвонит телефон… Я могла бы поднять крик и тем самым сделать вам массу неприятностей.

— Могли, — мягко сказал Селлерс. — Но вы не собирались этого делать. Берта, расскажите мне теперь о той девушке, которая бросилась на шею Белдеру.

— Что именно?

— Кто она?

— Не знаю.

Селлерс прищелкнул языком, что должно было означать крайнюю досаду и недоверие.

— Вам бы следовало придумать в ответ что-нибудь получше.

— С чего вы взяли, что я ее знаю?

— Вы же прекрасно понимаете, что вы бы не позволили Белдеру просто помахать у вас перед носом письмом и выяснили бы об этой девчонке все.

— О чем вы? У него никого не было.

— Откуда вы узнали? *

— Мне так сказал Белдер.

Селлерс вздохнул:

— Хорошо, до поры до времени я могу это допустить.

— А что там насчет матери миссис Белдер?

— У нее полный упадок сил. Магь и сестра — всю ночь были на ногах. В перерывах они звонили в полицию, пытаясь выяснить, не попала ли миссис Белдер в автомобильную катастрофу. Наконец теще пришла в голову мысль, что Беддер мог стукнуть жену по голове и спрятать тело где-нибудь в доме, и она начала рыскать по всем углам, объявив, что осмотрит все от погреба до чердака. Она начала с погреба… Это было сегодня, около восьми часов утра. То, что она увидела, ее потрясло. Сначала она подумала, что это тело Мейбл, потом оказалось, что это не знакомое ей лицо. Белдер опознал тело.

— Миссис Голдринг не знала горничную?

— Нет. Миссис Голдринг жила в Сан-Франциско. Она не приезжала с тех пор, как Мейбл наняла эту горничную.

Селлерс чиркнул спичкой о подошву ботинка и сделал еще одну попытку зажечь свою сигару.

— От этой проклятой сигары у меня переворачиваются Кишки.

— Вы еще не завтракали?

— Я не в ресторане, где бы меня обслуживали и подавали кофе.

— Отлично. Сварите его хорошенько, покрепче, и налейте мне чашку побольше.

Берта Кул в возмущении бросилась в уборную, поспешно оделась, убрала постель. Потом она прошла на кухню, поставила на плиту большой кофейник и сказала, обращаясь к сержанту Селлерсу:

— Вы будете настаивать на том, чтобы я предложила вам яйцо, да?

— Совершенно верно, два.

— Проклятье, я сказала «д-а».

— Знаю. А я сказал «д-в-а».

— И тост?

— Конечно. И много-много бекона.

Берта ничего не ответила, занятая приготовлением завтрака. Ее губы от негодования сжались в тонкую линию.

Сержант Селлерс, в сдвинутой на затылок шляпе, появился в дверном проеме, выпуская нежно-голубые колечки сигарного дыма.

— Первый бесенок выпрыгнул из коробочки, — сказал он. — Мы с вами заедем повидать Белдера и немножко побеседуем втроем.

— Почему вы меня а это втягиваете? — спросила Берта.

— Если Белдер начнет врать, вы ему скажете, что он не сможет отвертеться, так что в его интересах рассказать правду, — весело признался Селлерс.

— Неужели я скажу ему это? — с сарказмом спросила Берта, стараясь удержать равновесие, держа в руке сковороду, которую она уже собиралась поставить на плиту, и сохраняя угол в сорок пять градусов.

— Я полагаю, что мне следует пойти позвонить Бел-деру и организовать совещание.

Он вышел из кухни. Берта слышала, как в другой комнате он набирает номер телефона, разговаривает, затем он снова вернулся и стал в дверях.

— Все в порядке. Он встретит нас в своем офисе, не хочет принимать дома. Говорит, что если мы там увидимся, то его свояченица обязательно влезет в разговор.

Берта ничего не ответила.

Селлерс без стеснения громко зевнул и ушел, чтобы сесть в удобное кресло в гостиной. Устроившись, он развернул утреннюю газету на спортивной странице и принялся читать.

Берта Кул на маленьком столике в уютном уголке расставила посуду и разложила приборы.

— Скажите мне одну вещь, которая касается детективов, — крикнула она Фрэнку Селлерсу.

— Что?

— Снимают ли они свои шляпы, когда завтракают?

— Нет. Если они это сделают, то потеряют отличительную черту. Они снимают шляпу, когда принимают ванну.

— Есть еще одно замечание относительно вашего завтрака, — сказала она. — Вы не можете пить кофе, держа во рту эту замызганную сигару.

Сержант Селлерс не ответил. Он был увлечен чтением репортажа об игре в бокс, которую он видел прошлым вечером, и сейчас сверял изложенные в сообщении факты со своими собственными впечатлениями.

— Идите завтракать, — сказала Берта Кул.

Сержант Селлерс, зачесав при помощи карманной расчески густые волнистые волосы назад, вошел в кухню, подождал, пока сядет Берта Кул, и сам сел напротив нее.

— Замечательно, Берта, наливайте себе кофе и выкладывайте ваши сведения. У вас было время собраться с мыслями.

Берта Кул налила кофе, отхлебнула горячий ароматный напиток и сказала:

— Все, что я знаю это то, что меня вычислили, когда я ехала на хвосте у миссис Белдер, а я ее потеряла. Она ехала к месту свидания с человеком, написавшим эти письма. Я пошла в офис к Белдеру, просмотрела пачку его личной корреспонденций, чтобы

^выяснить, могу ли я что-нибудь найти.

— А что вы искали?

— Профессиональную машинистку, у которой есть дома портативная пишущая машинка.

— Я вас Не понимаю.

— Можно многое сказать о тексте, напечатанном на машинке, если его внимательно изучить. Даже сила удара и одинаковые промежутки показывают, что письма были напечатаны первоклассной машинисткой, которая получает хорошее жалованье и в ее офисе хорошее оборудование. Письмо было напечатано на портативной машинке, у которой плохое выравнивание. Это означает, что дома у нее есть личная портативная машинка… и я нашла ответ.

— Какой ответ? — спросил Селлерс.

— Имоджен Дирборн, маленькая сирена с грифельносерыми глазами, которая сидит в офисе Эверетта Белдера и имеет такой вид, словно у нее нет других мыслей, кроме выполнения служебных обязанностей секретарши.

Фрэнк Селлерс очистил яйцо и критически исследовал содержимое.

— Ну а теперь что вы об этом думаете? — спросила Берта в ожидании похвал ее успехам в применении дедукции.

— Немножко лучше, чем положено, — отозвался сержант Селлерс, — но, черт возьми, я могу его есть.

Глава 8 КТО ЧТО ВИДЕЛ?

Сержант Селлерс толкнул дверь, на которой была табличка, извещающая о том, что они попали как раз туда, куда и стремились, и отошел в сторону, пропуская вперед Берту Кул.

— При случае не говорите, что мы невежливы, — проговорил он.

— Вы меня убиваете, — сказала она, входя в офис.

Имоджен Дирборн подняла глаза от пишущей машинки. Берта увидела, что она плачет. Девушка поспешно вытерла глаза и сказала:

— Проходите. Qh вас ждет.

Селлерс, подняв брови, вопросительно взглянул на Берту и по едва заметному ее кивку составил свое мнение о девушке за пишущей машинкой.

Казалось, что Имоджен догадалась, что он испытующе на нее смотрит. Ее спина выпрямилась, но она не подняла глаз. Пальцы продолжали порхать над Клавиа-' турой, выбивая мелодию стаккато.

Дверь кабинета отворилась.

— Я так и подумал, что вы пришли. Доброе утро. Доброе утро! Проходите сюда, пожалуйста, — сказал Эверетт Белдер.

Они прошли в его кабинет.

Сержант Селлерс сел на стул, извлек из жилетного кармана сигару, отломил конец и потянулся за спичками. Берта Кул села с мрачным видом палача, которого позвали к приговоренному.

Эверетт Белдер нервно опустился в Большое кресло за письменным столом.

Селлерс взял сигару, чиркнул спичкой, бросил ее в маленький камин, где горели какие-то бумаги, посмотрел на Белдера и произнес:

— Ну?

— Думаю, что миссис Кул все вам уже рассказала.

Селлерс ухмыльнулся сквозь дым сигары:

— Я не думаю, что она рассказала мне все, но рассказала больше, чем хотелось бы.

— Боюсь, что я не понимаю, — проговорил Белдер, стараясь держаться с достоинством.

— Что вы скажете по поводу второго письма? — хпро-сил Селлерс.

Белдер нервно произнес:

— Я собирался рассказать вам об этом позже, сержант. Я хотел все обдумать.

— Теперь вы уже все обдумали?

Белдер кивнул.

— И что же вам хотелось обдумать?

— В том смысле, который вы в это вкладываете, — ничего.

— Может быть, вам нужно еще время на обдумывание?

Белдер откашлялся:

— Одна молодая женщина, Долли Корниш, один раз меня навестила. Я знал ее раньше. Мы были рады друг друга видеть. Мы долго не встречались. Она нашла меня, когда приехала в город, — взяв адрес из телефонной книги. Она не имела никакого понятия, что я еще женат.

— Что значит «еще»?

— Я был с ней некоторое время и потом… затем я женился.

— Ей это не понравилось?

— Она сама скоро вышла замуж, через неделю или две.

— Но ей не понравилось то, что вы женились?

— Не знаю. Я ее не спрашивал.

Селлерс вынул сигару изо рта и впился взглядом в глаза Белдера.

— Отвечайте на вопросы и перестаньте ходить вокруг да около.

— Нет. Ей это не понравилось:

— Вы видели ее с тех пор?

— Нет, пока она не пришла сюда.

— Почему она пришла?

— Она ушла от своего мужа. Она… она хотела меня видеть.

— Прекрасно. И вы попытались вызвать у нее романтические чувства?

— Я был рад ее видеть.

— Вы ее поцеловали?

— Да.

— Один раз?

— Наверное. Но больше ничего, только поцеловал и… тьфу ты, я был рад ее видеть. Точно так же, как вы были бы рады старому другу, с которым долго не встречались.

— Вы назначили ей свидание?

— Нет.

— Сказали, что вы еще женаты?

— Да.

— Она оставила вам свой адрес?

— Да.

—, Какой?

— «Локлир-Эпартментс».

— BЫ там были?

— Нет.

— Звонили ей?

— Нет.

— Она просила вас об этом?

— Она сказала мне, где она остановилась.

— Где она сидела, когда была здесь?

— На том стуле, на котором сидит миссис Кул.

— Он стоит в дальнем конце кабинета, — заметил Селлерс. — Взгляните-ка, Берта, и скажите мне, какие окна на той стороне улицы вам видны.

— Какое это может иметь отношение к делу? — спросил Белдер.

Селлерс терпеливо объяснил:

— Тот, кто написал второе письмо, должен был видеть, что происходило в кабинете, когда пришла Долли Корниш. Я заметил, что ца противоположной стороне улицы находятся учреждения. Днем света вполне достаточно для того, чтобы человек, находящийся в офисе на другой стороне, мог видеть, что происходит здесь.

На мгновение Белдер нахмурился, потом его лицо просветлело:

— Ей-богу, это идея! Вы думаете, что человек следил за мной из окна здания на противоположной стороне?

— Зачем вы носитесь с этой забавой? Ответ в вашем офисе.

Селлерс хмуро взглянул на Берту, чтобы она помолчала, и внезапно изменил объект атаки.

— А как насчет информации, содержащейся в письме? Кто, как вы думаете, мог знать, что Долли Корниш была здесь в понедельник?

— Ни один человек.

— А ваша секретарша?

— Она ничего не знает о ней, думая, что Долли — моя знакомая по работе.

— Сколько Долли была здесь?

— Где-то до середины дня.

Сержант Селлерс протянул руку к телефону:

— Позовите сюда вашу секретаршу.

Белдер поднял трубку и сказал:

— Не будете ли вы так любезны зайти ко мне на минутку?

Спустя секунду, когда. Имоджен Дирборн открыла дверь и вошла, Селлерс спросил:

— В этот понедельник… во сколько пришла Долли Корниш?

— Одну минутку. Я посмотрю в книге.

— У нее была назначена встреча?

— Нет.

— Прекрасно, загляните в вашу книгу.

Имоджен подошла к столу, уверенно взяла тетрадь, открыла ее, провела пальцем вниз по странице.

— Миссис Корниш пришла в два часа двадцать минут. Она оставалась до трех пятнадцати.

— Она вам не знакома?

— Нет, я ее раньше не видела.

— Вы знаете, чем она занимается?

— Нет. Мистер Бедцер попросил, чтобы я не делала записей.

Селлерс откинул голову, закрыл глаза.

— Как она выглядела?

— Блондинка, с хорошей фигурой, красивая, молодая, но из рода интриганок и явных эгоисток. Если она чего-нибудь захочет, то добьется.

— Вряд ли я смогу сказать, что ваша оценка справедлива, мисс Дирборн. Вы… — сказал Бедцер.

— Я с этим разберусь, — перебил Селлерс. Его голова была откинута, а глаза закрыты. — Она сказала вам, что хочет видеть мистера Белдера, не так ли?

— Да, так.

— Вы спросили у нее, назначена ли ей встреча? — Да.

— Что она сказала?

— Что мистер Бедцер примет ее, как только я скажу ему, что она здесь.

— Бедцер не был занят, — сказал Селлерс. — Назначение встречи — это только отметка… это способ произвести впечатление на посетителей?

— Да.

— Итак, вы пошли к нему и сказали, что пришла миссис Корниш?

— Она попросила меня представить ее как Долли Корниш. Просто Долли Корниш.

— Что сделал Бедцер?

— Он сказал, чтобы я ее пригласила, это его друг.

— На лице у него были какие-нибудь эмоции?

— Я не заметила.

— Что произошло, когда они увидели друг друга?

— Меня там не было.

— Белдер не подошел к двери?

— Когда я открыла перед ней дверь, он выходил из-за стола. Я слышала, как он произнес'ее имя, так, словно ему нравится его звучание.

— А потом?

— Я закрыла дверь.

— Вы видели, как он целовал ее?

Щеки Имоджен вспыхнули.

— Нет.

— Вы видели ее еще раз?

— В три пятнадцать, когда она выходила.

— Кто-нибудь знает, что она была здесь?

— Нет, насколько мне известно.

— Когда она вошла, в приемной никого не было?

— Нет.

— Кто-нибудь пошел за ней, когда она уходила?

— Я не могу сказать с полной уверенностью, но, скорее всего, нет. В офисе никого не было.

Берта прервала ее:

— Что толку в пустой болтовне? Это была встреча, которую ждали.

Селлерс предупреждающе нахмурил брови:

— Я в этом не уверен, Берта.

— Зато я уверена, — отрезала она.

Селлерс посмотрел в окно на стоящие напротив здания:

— Визите ли, Берта, есть несколько веских свидетельств в пользу теории об окнах офиса.

Берта повернулась к Имоджен Дирборн, открыла сумочку, достала напечатанную на машинке записку, которую она отколола от корреспонденции Эверетта Белдера.

— Кто это печатал? — строго спросила она, резким движением протягивая бумагу в сторону Имоджен Дирборн.

— Думаю, что я. Это была записка, которую я прикрепила к бумагам мистера Белдера…

Берта Кул сказала, обращаясь к сержанту Селлерсу:

— Давайте-ка взглянем на те два письма.

Селлерс молча протянул их Берте.

Она разложила письма настоле.

— Поглядите-ка сюда, моя милая. Все это напечатано на одной и той же пишущей машинке, правда?

— Я знаю. Что вы хотите?

Берта хладнокровно сказала:

— Я пытаюсь вывести вас на чистую воду, маленькая прохвостка. Вы влюблены в вашего начальника. Вы думали, что он женился бы на вас, если бы на пути не стояла его жена. Вы написали, эти письма миссис Бел-дер. Вы знали, что ваш начальник заигрывал с горничной. Когда пришла Долли Корниш, вы подслушивали у двери, подглядывали в замочную скважину. Вы полагали, что избавитесь и от жены, и от двух соперниц сразу. Вы написали эти письма миссис Белдер, а потом прикинулись, что вы ни при чем. Самодовольная, лживая, проклятая лицемерка.

Имоджен Дирборн плакала.

— Я ничего не делала, — отчаянно отрицала она. — Я не знаю, о чем вы говорите.

Берта безжалостно продолжала:

— О, конечно, вы Не понимаете. Теперь я докажу, что письма были напечатаны квалифицированной машинисткой на портативной машинке «Ремингтон» — одной из первых моделей с прекрасной, ровной печатью. У вас дома есть портативная машинка. Вы печатали на ней эти письма. И эта записка печаталась не на машинке, которая находится в офисе. Я схитрила, чтобы вы дали мне образец шрифта своей машинки. Вы Подтвердили, что у вас дома есть портативная машинка. А сейчас вам было бы лучше не увиливать, а рассказать нам…

— Боже мой! — воскликнул Белдер, когда поглядел на лежащую перед ним записку.

Берта Кул с холодной самоуверенной улыбкой обернулась в его сторону:

— От этого удара вас даже подбросило, не так ли? Обнаружить, что в вашем офисе есть маленькая прохвостка, которая…

— Это неверно, — перебил ее Белдер, — то, что вы говорили по поводу «Ремингтона».

— А что же? — спросила Берта.

— Это машинка моей жены.

Дверь в приемную открылась. Карлотта Голдринг, обведя всех присутствующих взглядом больших синих, глаз, проговорила:

— В приемной никого не было, поэтому я вошла. Надеюсь, я не…

Никто не обратил на нее внимания. Берта указала пальцем на Имоджен:

— Посмотрите на нее. Можно сказать, что я перевернула все вверх дном. Такая прохвостка умудрилась напечатать письма на машинке вашей жены и в вашем же доме, но, как бы то ни было, она написала эти письма! Она:..

— Это ложь! — крикнула Имоджен. — У меня дома не «Ремингтон», а «Корона»!

Карлотта, широко раскрыв глаза, прошла в угол комнаты, остановилась у камина и встала к нему спиной, с безмолвным изумлением наблюдая за этой сценой.

— Попробуйте отрицать, что вы влюблены в вашего начальника, — сыпала обвинения Берта. — Будто вы не думали, что если сможете отделаться от его жены, то вам легче будет проворачивать свои дела, что вы не писали эти письма…

— Подождите минутку, — прервал ее Белдер. — Она не могла этого сделать, миссис Кул. Она напечатала эту записку, когда машинка моей жены находилась в офисе — я забирал ее домой после ремонта. Имоджен попробовала, как она работает. Сейчас я все вспомнил.

— В таком случае, она напечатала оба письма в тот день, — не унималась Берта.

— Она не могла. Это было до того, как на сцене появилась Долли.

— Кто еще имел доступ к машинке? — спросил Селлерс у Белдера.

— Никто, я полагаю. Родные моей жены…

Глаза Селлерса сузились, и взгляд стал более твердым.

— И, конечно же, горничная.

— Салли?

— Да. О ком еще я могу говорить?

— Да, но для чего Салли понадобилось писать письмо, чтобы жена подумала, будто у нас с ней роман? Это же сумасшествие.

— Но Салли могла иметь доступ к машинке, — настаивал Селлерс.

— Да, могла.

Имоджен Дирборн упала на стул, прижав к глазам носовой платок. Как только в разговоре наступало затишье, звуки ее всхлипываний наполняли комнату.

Селлерс обратился к Берте Кул:

— Может быть, вы и правы. А может быть, и нет. Что-то во всем этом не стыкуется… Белдер, встаньте и перестаньте суетиться. Поставьте стул точно на то самое место, где он был, когда на нем сидела Долли Корниш… прекрасно, он стоял так. Хорошо, теперь позвольте мне на него сесть. Я посмотрю, что отсюда видно.

Сержант Селлерс наклонился на стуле назад, а потом вперед, расширяя, насколько возможно, поле зрения.

— Имоджен, прекратите свой несчастный рев, возьмите карандаш и запишите: «Доктор Колбурн, хирург… Доктор Элвуд 3. Чемплин, дантист…» Дантист выглядит более обещающе. Сначала попытаем счастья у него. Кресла в зубоврачебных кабинетах всегда повернуты к окну. Увидеть сидящего пациента проще простого. Запишите номер телефона, Имоджен… Ну давайте, перестаньте ныть!

Казалось, она его не слышала. Она сидела на стуле, время от времени всхлипывая.

Селлерс поднялся, подошел к ней, положил руку ей на плечо и сказал:

— Перестаньте. Рыдать будете после работы. Я расследую убийство. Найдите мне номера телефонов.

Имоджен подняла на него глаза, внезапно встала, подошла к столу Белдера, взяла телефонный справочник и принялась его просматривать, время от времени прикладывая к глазам платок.

Белдер протянул ей карандаш и блокнот. Он некстати прикоснулся к ее руке.

— Мисс Дирборн, — сказал он. — Не надо на это так реагировать.

Она отдернула руку, написала номера телефонов, вырвала из блокнота лист и протянула его сержанту.

Селлерс взял телефон, покрутил диск и сказал:

— Это сержант Селлерс из управления полиции. Я хочу поговорить с доктором Элвудом Чемплином, лично… Соедините меня с ним… Скажите ему, что это важно…

Пока Селлерс ждал, он взял сигару, которую оставил на столе, снова зажег ее и под агрессивным углом вставил в рот. Внезапно он переместил ее и сказал в телефонную трубку:

— Добрый день, это доктор Чемплин?.. Совершенно верно. Сержант Селлерс из. управления полиции. Будьте добры, загляните в ваш регистрационный журнал и скажите, кто был у вас в кабинете в минувший понедельник между двумя часами и тремя пятнадцатью… Нет, только имена пациентов… Как имя этого мужчины? Х-а-р-в-у-д. Прекрасно, я понял. Кто следующий? — Легкая гримаса отразилась на лице сержанта. — Мисс или миссис? — спросил он. — Понятно. Хорошо, большое спасибо, доктор, я свяжусь с вами позднее. Да, это все, что я хотел узнать.

Селлерс повесил трубку и загадочно поглядел на Берту Кул.

— Второй пациент, — сказал он, — который был в кабинете доктора Чемплина с двух пятнадцати до двух сорока пяти — мисс Салли Ёрентнер.

Глава 9 БЕРТА ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА РЫБАЛКУ

Когда Берта вошла в офис, Элси Бранд оторвалась от машинки.

— Могу поспорить, что вы полностью забыли о свидании с Джорджем К. Нанли в десять тридцать, — сказала она.

— Как это ни странно, забыла, — призналась Берта. — Он бьш здесь?

— Он не только был здесь, но мерил шагами пол и кусал губы. Он был раздражен и очень нервничал.

Берта Кул устало опустилась на стул и сказала:

— Вот что получается, когда начинаешь брататься с полицейскими. Этот проклятый сыщик ввалился ко мне сегодня утром еще до того, как я успела позавтракать, заставил меня накормить его, а потом протаскал с собой, словно я какой-нибудь чиновник-ассистент… К черту всякие дознания, когда я не могу заняться собственными делами. Это тоже важно — все-таки есть шанс отмыть немного-денег… Он был очень раздражен, когда уходил?

— Не знаю. Он был обеспокоен, дважды звонил по телефону.'

— Ты не выяснила, по какому номеру он звонил?

— Нет. Я связала его с внешней линией, — а потом он сам набирал.

— Он оставил какое-нибудь сообщение?

— Он хотел, чтобы вы позвонили ему в офис, как только придете.

Берта ухмыльнулась:

— Да, потухший вулкан внезапно проснулся. Как ты считаешь?

— Лично я думаю, что он чуть с ума не сошел, — сказала Элси. — Какой сыщик вас навестил, сержант Селлерс?

— У-гу.

— Думаю, что он довольно мил.

— Он неотразим, если тебе нравятся полицейские сыщики, — усталым тоном произнесла Берта. — А я их не люблю. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Они сильно заблуждаются относительно своего величия. Это же надо, как он ввалился ко мне и принялся распоряжаться! Да ну его к черту.

— Из-за чего все произошло? — спросила Элси.

— Похоже, что миссис Белдер совершила убийство.

Глаза Элси Бранд расширились от изумления.

Берта продолжала:

— Это мог быть, конечно, и несчастный случай, но полиция и я так не думаем.

— Кто же жертва?

— Салли Брентнер, их горничная.

— А мотивы?

— Ревность.

— К мужу?

— Согласно письму ее муж заигрывал с Салли, и та оставалась у них, чтобы быть с ним рядом. И сам черт здесь ногу сломит, но получается, что это письмо написала сама Салли.

— Для чего?

— Вероятно, ей хотелось вызвать лавину. Она была влюблена в Белдера, а он привязался к ней, но не бросал жену. Он не мог этого сделать. У жены были все его деньги. Во всяком случае, это гипотеза, с которой все носятся.

— Что говорит миссис Белдер?

— Миссис Белдер остается за рамками этой картины. Она ускользнула и могла совершить преступление раньше, чем я стада её преследовать. Может быть, в то время, когда муж звонил в офис. Белдер — довольно сложная личность. Женщины, но-видимому, просто сходят по нему с ума. Ситуация осложнилась из-за давней любовницы, которая в понедельник явилась к нему в офис и упала в его объятия, как только секретарша закрыла дверь. В это время Салли Брентнер сидела в кресле у дантиста, кабинет которого находится напротив офиса. Из кресла она могла видеть, что творится у Белдера.

— Миссис Белдер не нервничала, когда вы ее преследовали? — поинтересовалась Элси.

— Нет. Она вела себя совсем не так, как женщина, только что совершившая преступление… Подожди минуту! Она могла совершить его сразу после того, как скрылась от меня… Так вот оно что! Господи, почему я не подумала об этом раньше?

В голосе Берты послышалось нарастающее возбуждение.

— О чем? — спросила Элси.

— Я преследовала ее. Она вышла из дома, небрежно держа на руках своего любимца — кота, села в автомобиль и поехала к месту свидания, назначенного по телефону. Кроме маленького ридикюля, у нее с собой ничего не было. Потом она проехала на красный свет и ускользнула от меня. Вернулась домой, убила Салли, собрала кое-какие вещи и исчезла… Постой, — продолжала Берта, и глаза ее при этом лихорадочно заблестели, — я могу назвать точный момент, когда ей в голову пришла мысль об убийстве. Это было как раз на перекрестке. Только что она могла увидеть, что заставило ее сломя голову броситься домой и убить горничную?

— Вы думаете, что-то произошло?

— Я уверена. Направляясь к месту свидания, она вела машину медленно, словно была поглощена собственными мыслями. И потом вдруг она отупела и проехала на красный сигнал светофора, сделала поворот налево, а затем еще раз повернула налево и вернулась на бульвар. Я рассчитывала, что она повернет направо, и потеряла ее из виду.

— И что вы теперь собираетесь предпринять? Примете сторону мистера Белдера и станете доказывать, что она невиновна? Или, может быть, он ее действительно поддерживает?

— Поддерживает ли он ее! — воскликнула Берта. — Он будет поддерживать. Без нее он не сможет даже оплатить проезд в автобусе. Он хочет, чтобы она вернулась и чтобы все как-нибудь утряслось.

— В таком случае вы собираетесь доказать, чта она невиновна?

— Я, — громко сказала Берта Кул, — собираюсь на рыбалку.

— Я вас не поняла.

— Когда здесь был Дональд Лэм, самая большая неприятность заключалась в том, что он никогда не знал, где можно отпустить вожжи. Для него не было ничего невозможного. Не имеет значения, сколько карт было выставлено против н. его, он все равно продолжал игру.

— И всегда выходил из нее блестяще, — вдохновенно заметила Элси.

— Знаю, — согласилась Берта. — Он всегда как-то умел выбираться благодаря своей цепкой хватке, но мне это не по зубам.

— Вы собираетесь оставить дело?

— Собраться оставить дело — это еще ничего не значит, — заметила Берта. — Только в чем же заключается дело, которое можно оставить? Белдер хотел, чтобы я организовала компромисс и уладила судебное дело в двадцать тысяч долларов за две с половиной тысячи. Я это сделала. Каков результат? Белдер не может располагать деньгами до тех пор, пока не получит их от своей жены. Он не может найти жену, потбму что она ускользнула после того, как…

— После чего? — спросила Элси, когда Берта внезапно умолкла на середине фразы.

— Мне только что пришла в голову мысль, что она могла ускользнуть после того, как убила Салли, ц после того, как нашла в погребе ее тело… Ну, как бы то ни было, она исчезла. Белдер не может получить деньги, чтобы уладить дело, пока не найдет жену.

— А вам не кажется, что он хочет, чтобы вы попытались найти ее?

— Возможно. Но какие шансы? Этими поисками собирается заняться полиция, а уж она будет все держать в руках куда крепче и действовать сразу во многих местах, чего не смогу я. Нет, я отправляюсь на рыбалку. С Дональдом было одно несчастье — он не знал, в какой'момент нужно выйти из дела. А я знаю. Я собираюсь выйти из игры прежде, чем меня поймают, возьмут за шкирку и ввергнут в ещё большие неприятности.

Берта неопределенно махнула рукой в сторону кабинета.

— Пришла какая-нибудь почта?

— Полдюжины писем.

— Важных?

— Не слишком.

— Что сказать, если вернется мистер Нанли?

— Скажи ему, что меня вызвали из города по делам. Скажи то же самое Белдеру, сержанту Селлерсу и всей компании. Пока все это не уладится, я останусь в стороне. Потом, может быть, появится возможность подобрать немного денег. Между тем я бы еще дальше всунула шею в петлю, если бы стала что-то предпринимать… Если ты хоть раз серьезно влип в дело, то тебе уже не выбраться, тогда тебе придется проехать весь путь до конца. К черту все это. Я легко отношусь к жизни. Больше ничего не должно примешиваться к нашим неприятностям.

— Где я могу отыскать вас, если произойдет что-нибудь важное?

— В «Бальбоа».

— Полагаю, сержант Селлерс захочет, чтобы вы были свидетельницей.

Лицо Берты приняло суровое выражение.

Скажи сержанту Селлерсу, чтобы он шел… Ладно, скажи ему, что меня нет в городе.

— Он может подумать, что вы поехали на встречу с миссис Белдер.

Берта ухмыльнулась:

— Пусть думает. Может быть, он попытается пуститься вдогонку. Надеюсь, что, пока он будет бежать, он задохнется.

Берта окинула офис беглым взглядом и направилась к двери.

Когда Берта уже взялась за ручку, зазвонил телефон.

Элси сняла трубку, потом накрыла рукой аппарат и, вопросительно подняв брови, взглянула на Берту.

Берта сказала:

— Если тебя будет мучить совесть, то скажи ему, что меня нет. В таком случае тебе не придется лгать.

Она распахнула дверь и вышла в коридор.

Глава 10 ПРОХВОСТКА ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Берта Кул быстрым шагом ворвалась в офис, держа под мышкой свернутую газету.

— Я пыталась дозвониться до вас, но не могла вас застать. Вы уже уехали из отеля, — сказала Элси Бранд.

— Я встала с рассветом, чтобы не пропустить отлив, — объяснила Берта.

— Вам повезло?

— Во всяком случае, рыбы не кусались.

— Здесь два раза был какой-то мужчина, — сказала Элси, заглядывая в свою регистрационную книгу. — Он не оставил своего имени. Сказал, что ему нужно вас видеть по^)чень важному делу.

— Как он выглядел, есть у него, по-твоему мнению, деньги? — поинтересовалась Берта.

— Похоже, что он простой служащий, живущий на жалованье. Он обещал вернуться. Говорил, что должен видеть вас лично.

— Я с ним поговорю, — сказала Берта. — Сейчас я приму кого угодно. Какого черта? Если Дональд кутит в Европе, то я должна тянуть лямку за двоих и сколачивать ему дармовые денежки? Ну уж нет! Я подумала, что на некоторое время займусь только легкими делами. Это все — чушь. Я буду выполнять свою часть работы…

Дверь открылась.

Элси Бранд, быстро подняв глаза, тихо сказала:

— Пришел тот мужчина.

Берта изобразила на лице самую лучшую улыбку, с которой она принимала клиентов, и стремительно прошла через приемную, излучая уверенность в своей компетенции.

— Доброе утро! Чем могу служить? — спросила она.

— Вы Берта Кул, один из партнеров фирмы «Кул и Лэм»?

— Совершенно верно, — улыбаясь, сказала Берта. — Только скажите мне, чем я могу вам помочь. Многие агентства занимаются строго определенными делами. Мы занимаемся всем… что связано с деньгами. — Она снова улыбнулась.

Мужчина полез во внутренний карман.

— Очень хорошо, миссис Кул, — сказал он. — Возьмите, пожалуйста.

Он сунул Берте в руку какие-то бумаги. Она взяла их, посмотрела на надпись на обратной стороне.

— Что это?

Ответ последовал со скоростью пулеметной очереди:

— Иск, представленный в высший суд округа Лос-Анджелес, от истца Имоджен Дирборн против ответчика Берты Кул. Здесь копии иска в адрес Берты Кул как частного лица и как партнера фирмы, оригинал вызова, обращающий внимание на печать суда и…

Берта отдернула руку, держащую бумаги, и собиралась их порвать на глазах у посыльного.

— Не делайте этого, — предупредил мужчина, не делая паузы при переходе от описания бумаг к советам. — Это вам ничего не даст. Если вы раздражены, скажите об этом своему адвокату, а не сваливайте вину на меня. Это все. Благодарю вас. Всего хорошего!

Он повернулся и вышел, прежде чем Берта успела что-нибудь сказать вдогонку.

Элси первая оправилась от шока.

— Что все это может означать? — спросила она..

Берта зубами порвала веревку, которой были перевязаны бумаги, развернула хрустящие официальные документы и начала читать вслух:

«В ВЫСШИЙ СУД ШТАТА КАЛИФОРНИЯ ОКРУГА ЛОС-АНДЖЕЛЕС

Истец

ИМОДЖЕН ДИРБОРН,

против ответчиков

БЕРТЫ КУЛ как частного лица и как партнёра, ведущего дела фирмы «Кул и Лэм»; ДОНАЛЬДА ЛЭМА как частного лица и как партнера, ведущего дела фирмы «Кул и Лэм»

Истец обвиняет ответчиков в следующем:

1

Восьмого апреля 19… года в пределах города Лос-Анджелес, округа Лос-Анджелес, штат Калифорния, ответчики преднамеренно и умышленно сделали ложное и клеветническое утверждение, касающееся вышеупомянутой истицы и ее репутации, честности, чести, и вышеупомянутое утверждение было сформулировано с целью нанесения ущерба репутации истицы.

2

В вышеозначенное время и в вышеозначенном месте вышеупомянутые ответчики заявили перед неким Эвереттом Дж. Белдером, который являлся работодателем истицы, что та прохвостка и влюблена в своего работодателя, что с целью заставить вышеупомянутого работодателя стать чувствительным к ее привязанности и с целью повышения по службе, вышеупомянутая истица предварительно написала анонимные письма жене вышеупомянутого работодателя, обвиняя его в неверности по отношению к жене и надеясь посредством этого вызвать разрыв супружеских отношений с тем, чтобы вышеупомянутый работодатель оказался свободным и смог жениться на истице; результатом вышеупомянутых писем явилась смерть некоей Салли Брентнер, нанятой в качестве горничной в дом Белдера, явившаяся либо несчастным случаем, либо самоубийством, и в любом случае вызванная и спланированная вышеупомянутой истицей как результат действия вышеупомянутых писем и явившаяся их. естественным и логическим результатом.

3

Вышеупомянутые заявления, и каждое из них в отдельности, были ложными и неверными и произнесены ответчиками с сознанием их ложности и (или) с безрассудством, которое является полным пренебрежением правдой.

4

Вышеупомянутые утверждения, и каждое из них в отдельности, были сделаны в присутствии истицы, ее работодателя и других свидетелей, и в результате чего истица получила нервный шок и испытала смущение, раздражение и унижение; в результате вышеупомянутых заявлений, и каждого из них в отделЪности, восьмого апреля 19… года вышеупомянутый работодатель уволил истицу с работы.

Все вышеупомянутые утверждения не только оказались ложными, но их ложность была известна вышеупомянутым ответчикам в то время, когда данные утверждения были сделаны, и каждое из вышеупомянутых утверждений произносилрсь с преступными намерениями по отношению к истице, с опрометчивым пренебрежением к правде и с обдуманным намерением опорочить репутацию истицы.

ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ истица обращается к суду против вышеупомянутых ответчиков с просьбой взыскать с них сумму в размере пятидесяти тысяч долларов в качестве компенсации за причиненный ущерб и дополнительно пятьдесят тысяч долларов в качестве карательных вычетов, что составляет сто тысяч долларов, при этом истица обращается к суду с просьбой включить в эту сумму ее судебные издержки.

А. Фрэнклин Колбер, адвокат истицы».

Жизненные силы, которые так недавно-вдохнул в Берту морской бриз, оставили ее. Колени подогнулись, и она опустилась на стул.

— Без ножа зарезала! — воскликнула она.

— Но как она может вас преследовать? — негодующе вскричала Элси. — Боже мой! Вы же не арестовали ее и ничего не сделали.

— Она сумасшедшая! Все выяснилось прямо в кабинете Белдера, перед нашим уходом. Эти письма к миссис Белдер писала Салли Брентнер Бог знает зачем. Даже в голову не могло прийти ее заподозрить. Никто и никогда не узнает, почему она это сделала.

— Вы перед ней извинились?

— Я не причинила ей никакого вреда; разве что она проронила несколько фальшивых слезинок.

— Но в иске сказано, что Белдер ее уволил, — заметила Элси. — Для чего ему понадобилось ее увольнять, если все выяснилось?

— Не знаю. Но он мог это сделать и по какой-то другой причине. Они поругались перед тем, как мы с Селлерсом пришли к нему в офис.

— Откуда вы знаете?

— Я видела, как она плакала. А не кажется ли тебе, что этот ловелас воспользовался моими словами, чтобы избавиться от этой девчонки?

— Вполне возможно.

— Хорошо. Сейчас я это выясню, — заявила Берта.

— А как она может через суд преследовать нашу компанию? — спросила Элси. — Ведь Донадьд не имеет к этому никакого отношения.

— Скажут, что я действовала не только от своего имени, но и от имени компании. Я могу задержать ход этого дела, поскольку Дональд в Европе… Нет. Будь я проклята, если я сделаю это. Я появлюсь саМа, от имени компании. Дональду незачем беспокоиться. Все закончится до того, как он успеет Что-нибудь узнать. Берта взглянула на часы. — Мне надо повидать Эверетта Белдера и дать ему пищу для размышлений. Я выясню, что за всем этим скрывается. Он не может использовать меня и умыть руки. Вот что выходит, когда хочешь вести тихую жизнь. Я берусь за дело, которое считаю легким, пытаюсь избавиться от него, когда оно становится трудным, и тут мне предъявляют судебный иск на сто тысяч долларов за ущерб.

— А вы, — спросила Элси, когда Берта направилась к дверям, — назвали ее прохвосткой?

Берта распахнула дверь, повернулась и сказала:

— Ты чертовски права, я назвала ее прохвосткой. — И негодующе застучала каблуками, удаляясь по коридору. Ей удалось поймать такси прямо у выхода.

— «Рокэвей-Билдинг», — сказала она, запихнув себя в машину, — и поторапливайтесь.

В офисе Эверетта Дж. Белдера Берта нашла новую секретаршу: высокую худую женщину, которой было за сорок, с худым лицом, нескладной фигурой, острым выступающим подбородком, длинным с горбинкой носом и чопорными манерами.

— Доброе утро. Мистер Белдер у себя?

— Простите, кто его спрашивает? — Слова произносились с особенной интонацией, и простой вопрос становился длинным и чересчур официальным.

— Берта Кул. v

— У вас есть визитная карточка, мисс Кул?

— Миссис Кул, — сказала Берта, повышая голос. — Мне нужно видеть его по делу. Я не назначала время встречи, потому что была здесь прежде. Поупражняйтесь в ораторском искусстве на ком-нибудь другом. А я войду.

Берта прошла через приемную, проигнорировав попытку новой секретарши задержать ее.

Она распахнула дверь.

Эверетт Белдер сидел, откинувшись на спинку стула, положив ноги на стол, и держал перед лицом раскрытую газету.

— Прекрасно, мисс Хоррисон, — сказал он. — Положите письма на стол. Я подпишу их позже.

Он перевернул газетный лист.

Берта Кул захлопнула дверь с такой яростью, что картины на стенах затряслись.

Эверетт Белдер удивленно опустил газету.

— Боже мой! Это миссис Кул! Почему вы не передали через мисс Хоррисон, что пришли?

— Потому что я спешу, а она слишком медленно товорит. Уберите газету и расскажите-ка, что за муха вас укусила, когда вы увольняли Имоджен Дир-борн?

Белдер медленно сложил газету и хмуро взглянул на Берту.

— Я полагаю, что имею право отказывать в работе моим служащим, когда сочту нужным, миссис Кул.

Берта сердито бросила:

— Меня не интересует, когда вы уволили ее и как вы это сделали. Но она предъявила мне иск на сто тысяч долларов, утверждая, что я опорочила ее репутацию и из-за этого она лишилась работы.

Белдер наклонился вперед и с глухим стуком опустил на пол ноги.

— Что она сделала, миссис Кул?

— Предъявила мне иск на сотню тысяч долларов.

— Я не могу в это поверить.

— Это как хотите. Бумаги были переданы мне сегодня утром.

— Что она пишет?

— Что я назвала ее прохвосткой, что она влюблена в вас и потому послала эти письма. Она утверждает, что вы уволили ее именно поэтому.

— Проклятая маленькая лгунья! Она знает куда больше.

Берта поудобнее уселась на стуле. В первый раз напряженные морщинки вокруг глаз разгладились.

— Вот из-за чего, — сказала она, — я здесь. Почему вы ее уволили?

— В этом нет ничего личного, — сказал Белдер. — Хотя что-то и есть.

Берта сердито сказала:

— Перестаньте ходить вокруг да около. Почему вы ее уволили?

— Одна из причин заключается в том, что она была слишком красива. Она и не только красива, но и уверена в своей красоте и поэтому вела себя провокационно.

— Ну и что же из этого?

— Когда у вас свояченица такая же наблюдательная и внимательная, как Карлотта, и теща такая же подозрительная, как Тереза Голдринг, то может выйти очень много.

— Это они сказали вам, чтобы ее уволили?

— Нет. Не поймите меня неправильно, миссис Кул. Они ничего определенного по этому поводу не говорили. Имоджен была милой секретаршей. Такая компетентная молодая женщина, но у нее были некоторые привычки, некоторые…

Берта подалась вперед, впившись глазами в глаза инженера по маркетингу.

— У вас с ней вчера разразился скандал, и она плакала перед тем, как мы пришли с сержантом Селлерсом. Не потому ли, что вы сказали ей, что она уволена?

— Нет.

— Я знаю, что между вами произошло какое-то объяснение. Если вы сказали ей, что она уволена или что вы не намерены дольше держать ее на службе, до того, как я появилась на сцене, тогда этот иск всего лишь шантаж. Можете вы это понять? Мне нужно знать, что она была уволена не из-за моих слов.

— Могу вас заверить, миссис Кул, что она была уволена по другой причине.

Берта Кул в раздражении откинулась на спинку стула.

— Может быть, у вас такое правило — увольнять секретарш без определенной причины?

— Хорошо, миссис Кул, я буду с вами предельно откровенным и скажу, что есть несколько причин. Я не могу точно назвать самую важную. Во всяком случае, эта девушка больше, чем следовало бы, была уверена в своей красоте. И тот, кто входит в офис и видит ее, немедленно начинает думать, ну вы знаете о чем. И еще одно, — продолжая Белдер, — она была неосторожной.

— То есть?

— Она обнародовала информацию, которую не имела права распространять.

— Что именно она обнародовала?

— Ну, конечно, миссис Кул, я… Давайте оставим это, здесь нет ничего, чему я мог бы уделить внимание.

Лицо Берты покраснело.

— Вы рассказываете мне сказку про белого бычка. Все это похоже на карусель. И каждый раз, когда мы подходим к тому месту, где заедает пластинка, я переставляю иглу и прослушиваю все заново. Прошу прощения, если кажусь нетерпеливой. Давайте разберемся. Она была неосторожной. В чем? Она обнародовала информацию. Что это за информация? Почему она была неосторожной? Она красива. Что за неосторожность в том, чтобы быть красивой? Кому она сообщила информацию? Возможно, она вела себя провокационно. Всякий, кто пришел бы в офис, мог подумать, что… Валяйте дальше. Когда вы начнете уставать от уверток, может быть, что-нибудь скажете.

— Это касается того, что она сказала моей теще, — проговорился Белдер.

Глаза Берты сверкнули.

— Уже горячее. Что она сказала миссис Голдринг?

— Что я хочу пойти на компромисс в тяжбе с Нанли, как только отыщу Мейбл, и что ищу ее по этой причине.

— Ну и что же здесь не так? — спросила Берта.

— Все.

— Я вас не понимаю.

— Во-первых, когда миссис Голдринг узнала о компромиссе, она принялась вставлять мне палки в колеса из принципа. Во-вторых, я говорил ей, что люблю Мейбл и что для меня будет означать ее уход. Я думал, что хотя бы что-то вернет Мейбл и поможет разрешить сложившуюся ситуацию. Теперь миссис Гблдринг думает, что мои интересы имеют финансовый характер. Ну, вы можете понять то затруднительное положение, в котором я нахожусь.

— Почему вы не сказали теще, что я советовала, — что вы надеетесь, что Мейбл вас не бросила, но если эго так, то есть и другие женщины?

— В принципе, миссис Кул, это хороший совет, но в данном случае он не сработал. Все звучит очень логично у вас в кабинете, но когда я возвращаюсь домой и вижу тещу… В общем, я подумал, что другой путь лучше, вот и все.

— Понятно. Вы приняли к сведению мой совет, но не последовали ему, так?

— В известном смысле, да.

— Прекрасно. Давайте вернемся к вашей секретарше. Она проболталась, и вы об этом узнали. Кто вам сказал?

— Господи Боже мой! Как я об этом узнал! Моя теща закатила страшную истерику. Она кричала и упрекала в том, что у меня только финансовый интерес и жена нужна только для того, чтобы вытянуть из нее деньги.

— Это было до того, как обнаружили тело Салли Брентнер?

— Да.

— Когда?

— Это случилось в среду днем незадолго до закрытия офиса. И после страшного шума, который стоял у меня в ушах всю ночь, не было никакого желания проявлять милосердие к мисс Дирборн.

— Поэтому вы так разъярились, когда на следующее утро прищли в офис. Вы были рассержены и расстроены, не спали всю ночь. Вы вызвали Имоджен к себе в кабинет и принялись распекать ее. Я правильно излагаю?

— В некотором смысле.

— Вы знали, что сержант Селлерс собирался зайти к вам утром?

— Да.

— И вы решили, что уместней разговаривать в офисе, чем дома?

— Совершенно верно. Я хотел избавить себя от придирок тещи по поводу миссис Корниш.

— И перед нашим приездом вы вызвали Имоджен и принялись ее отчитывать? Что вы ей сказали?

— Что она знала информацию, которую не имела права разглашать.

— Что она ответила?

— Она якобы пыталась успокоить миссис Голдринг, поскольку решила, что это самый лучший способ уладить недоразумение.

— А что вы на это сказали?

— Что я в состоянии принимать решения сам по поводу ведения дел.

— Прекрасно, продолжайте. Что случилось потом?

— Потом она стала говорить дерзости, и я потерял терпение, сказав, что своей неосмотрительностью она поставила меня в крайне неприятное положение.

— Какие именно слова вы употребили?

— г- Я сказал, что она слишком много треплет языком.

— И что потом?

— Она стала плакать.

— Продолжайте. Я не могу сидеть здесь так долго, выцеживая из вас слова в час по чайной ложке. Что произошло? Она принялась плакать, тогда вы ее уволили, так?

— Нет, я ее не увольнял. Она встала и, не говоря ни слова, вышла из кабинета и села за пишущую машинку.

— Продолжая плакать?

— Думаю, что так.

— Тогда вы поднялись, пошли за ней и.'..

— Нет, я этого не сделал.

— Что же вы сделали?

— Я сидел и ждал… Потом пришли вы.

Берта сердито сказала:

— Проклятье, почему вы не пошли й тут же не уволили ее, не покончили с этим сразу?

— Потому что я еще не был уверен, что должен ее уволить. Я потерял самообладание и хотел еще раз все обдумать.

— Но вы собирались уволить ее, когда она успокоится.

— Откровенно говоря, миссис Кул, я точно не знал, что мне делать.

— Вы, без сомнения, не собирались оставлять ее дольше у себя на службе, — подсказала Берта.

— Ну, я не был уверен, и я, наверное, был виноват, но только частично.

Берта с досадой произнесла:

— Все, что вам надо было сказать, так это то, что вы собирались уволить ее из-за этой неосмотрительности; что вы, наконец, решились и единственной причиной, по которой вы не сделали этого раньше, было ваше нежелание докучать ей, пока она не успокоится. Вы не хотели сцен. Вы. решили подождать, когда мы с сержантом Селлерсом уйдем, и тогда сказать ей, что вы больше не нуждаетесь в ее услугах. Когда вы это подтвердите, то будет ясно, что она уволена не из-за моих слов в ее адрес. Вы меня поняли?

— Да, юридическую сторону дела я понял.

— В этом и состояла вся проблема, — сказала Берта. — Но мне пришлось вытягивать из вас это, а вы тянули веревку изо всех сил назад, словно испуганная лошадь. Только, ради Бога, не размазывайте то, о чем мы с вами наконец договорились с таким трудом.

— Но поскольку я ценю юридическую сторону дела, миссис Кул, боюсь, что не смогу вам помочь.

— Что вы хотите этим сказать?

— В то время я не собирался увольнять мисс Дир-борн. Это решение я принял позже.

Берта вздохнула.

— Хорошо, во всяком случае, я могу положиться на вас и дать показания, что у вас был с ней разговор по этому поводу.

— Нет, миссис Кул!

— Что «нет»?

— Категорически нет. Тогда меня спросят, в чем я упрекал ее… и если обнаружится, что мне пришлось отчитать ее за то, что она сказала моей теше, тогда миссис Голдринг никогда мне этого не простит. Она заявит, будто я пытался что-то утаить, а она как мать Мейбл… Нет, миссис Кул, я ничем не могу вам помочь. Это только между мной и вами. Даже если в суде меня спросят, то я буду отрицать, что у меня с мисс Дирборн произошло какое-либо объяснение. Я должен это сделать.

Берта Кул медленно поднялась, сердито глядя на Эверетта Белдера.

— Сумасброд! — бросила она и стремительно вышла из офиса.

Глава 11 ВОПРОС О ЗЛОМ УМЫСЛЕ

Роджер П. ДруМсон, старший компаньон компании «Друмсон, Холберт и Друмсон», закончил чтение иска и посмотрел поверх очков на Берту Кул.

— Насколько я понимаю, миссис Кул, вас наняли выяснить, кто написал те письма. У вас были обоснованные причины быть уверенной, что их написала истица?

— Да.

— Это хорошо. Очень хорошо! Так какие были причины?

— Я знала, что они были напечатаны высококвалифицированной машинисткой на портативной машинке. Имоджен Дирборн действительно печатала записку своему начальнику на машинке.

— Как вы это узнали?

— Я сравнила стили и шрифты.

— Нет-нет. Я хочу спросить, как вы узнали, что она напечатала их на той самой пишущей машинке?

— Она сама об этом сказала.

— В присутствии свидетелей?

— Да.

— До того, как вы предъявили это обвинение?

— Конечно. Прежде чем нанести главный удар, я убедилась в правильности своих подозрений.

Друмсон вернулся к рассматриванию иска, нахмурился и с порицанием взглянул на Берту:

— Вы назвали ее прохвосткой, миссис Кул?

— Да.

— Это плохо.

— Почему?

— Это предполагает предумышленность ваших действий.

— Какое, черт возьми, это может иметь отношение к делу?

На лице Друмсона появилась отеческая, слегка покровительственная улыбка.

— Видите ли, миссис Кул, закон предусматривает определенную неприкосновенность для лица, которое действует добросовестно и без злого умысла, как должно поступать благоразумное лицо. В глазах закона существуют определенные отношения, которые можно назвать привилегированными, но для того, чтобы воспользоваться их преимуществом, лицо должно показать, что все, что оно говориЛо, честно и без злого умысла.

Как я понимаю ситуацию, вы — частный детектив и наняты Эвереттом Белдером для того, чтобы узнать, кто написал эти письма. У вас были веские основания считать, что данным лицом является та секретарша. Это была ошибка, но ошибка честная, которую может совершить каждый.

Берта поспешно кивнула.

— Итак, миссис Кул, — продолжал Друмсон, — ваше положение может стать привилегированным при условии, что ваши слова не несли злого умысла.

— Так оно и было. Я даже не знала эту девушку.

— Тогда почему вы назвали ее прохвосткой?

— Я действовала на основании своего предположения, — продолжала Берта. — Я права?

— Должен вам сказать, миссис Кул, что многое зависит от обстоятельств. Ваше предположение относительно ее вины могло быть обоснованным, сделанным на основании изучения всех улик. Полагаю, вы заявили, что та самая Салли Брентнер оказалась виновной стороной?

— Да.

— Как вы это обнаружили?

— Это обнаружила полиция, — неохотно заметила Берта.

— Каким образом?

— Второе письмо показывает, что его автор должен был знать, что происходит в кабинете Белдера. Полиция решила, что кто-то находился в офисе на другой стороне улицы и оттуда смотрел в окно кабинета. Полиция выяснила, что для этой цели подходят только один или два офиса. Было известно время, когда все это происходило. Салли была у дантиста и сидела в кресле напротив окна.

Друмсон нахмурился.

— Но почему вы этого не сделали, миссис Кул? Мне кажется, это был наиболее логичный способ найти виновного.

— Я думала, что мне не надо этого делать.

— Почему?7

— Я была уверена в доказательствах, которые, мне необходимы.

— В таком случае, вы намеренно проигнорировали эти улики?

— Ну, я не знаю, было ли здесь что-либо намеренное.

— Другими словами, — сказал Друмсон, — в то время эго просто не пришло вам в голову, не так ли?

— Ну, протянула Берта, — это… — Она'заколе-балась.

— Ну, ну, — подбодрил ее Друмсон, — вы должны раскрыть вашему адвокату все факты, миссис Кул, иначе он ничего не сможет сделать для вашей пользы.

— В общем, — проговорила Берта, — сержант Селлерс настаивал на том, чтобы подойти к делу с этой стороны, но я говорила ему, что в этом нет никакой нужды.

В голосе Друмсона послышалось возмущение:

— Моя дорогая миссис Кул! Вы хотите сказать, что полиция наводила вас на мысль, что это логично и это возможный путь отыскать нужного вам человека, и что вы не только отказались вести расследование подобным образом, но еще и отговаривали полицию, а потом выдвинули ваше «обвинение» против Имоджен Дирборн?

— Когда вы переворачиваете все таким образом, это звучит как адская какофония.

— Миссис Кул, дело перевернут адвокаты другой стороны.

— Хорошо, допускаю, что это похоже на правду.

— Это плохо, миссис Кул.

— Почему?

— Это означает, что вы отказались провести расследование. У вас не было никаких веских причин выдвигать такое обвинение. В этой ситуации есть все основания вести речь о злом умысле, что лишает вас привилегированных отношений, предусмотренных законом.

— Вы говорите так, словно являетесь адвокатом противоположной стороны.

Друмсон улыбнулся:

— Подождите, и скоро вы действительно услышите адвокатов, представляющих другую сторону. Теперь это позорящее выражение… Что это было? Давайте посмотрим… Ах, да, прохвостка… прохвостка, миссис Кул. Зачем вам понадобилось так ее называть?

Берта вспыхнула.

— Потому что это самое мягкое слово, которое только можно употребить при описании лживой, притворной, маленькой…

— Миссис Кул!

Берта замолчала.

— Миссис Кул, вопрос о злом умысле — самый важный в этом деле. Если вы хотите выиграть процесс, то должны доказать, что по отношению к истице у вас не было злого умысла. В будущем говорите об истице как об очень достойной молодой женщине безупречного поведения. Она, вероятно, ошибается, но, поскольку речь идет о ее поведении, она — образец добродетели. В противном случае, миссис Кул, это будет стоить вам больших денег.^Вы понимаете?

— Хорошо, но, когда я разговариваю с вами, разве я не должна сказать правду?

— Когда вы разговариваете со мной, с друзьями, даже когда вы думаете, вы должны упоминать об этой молодой женщине только в тех словах и выражениях, которые вы могли бы повторить в любом месте. Разве вы не понимаете, миссис Кул, что ваши мысли, как и ваша беседа, являются отражением ваших привычек? Если вы употребляете резкие выражения в ваших мыслях или в разговоре, эти слова бессознательно выскочат в самое неподходящее время. Теперь повторите за мной: «Эта молодая женщина — очень достойная молодая женщина».

С очевидной неохотой Берта проговорила:

— Будь она проклята, достойная молодая женщина.

— И‘ следите за тем, чтобы вы не говорили о ней по-другому, — предупредил Друмсон.

— Я постараюсь, если это сбережет мне деньги.

— Какие свидетели присутствовали при этом?

— Эверетт Белдер и…

— Сейчас, однуминутку. Мистер Белдер — это ваш наниматель? -

— Мой клиент.

— Прошу прошения, ваш клиент. А кто еще?

— Сержант Селлерс, из главного управления.

Друмсон просиял.

— Думаю, это неплохо, миссис Кул. Там больше никого не было, кроме истицы?

— Еще Карлотта Голдринг — свояченица Белдера.

— А она тоЖе ваша клиентка?

— Нет.

— Что она там делала?

— Открыв дверь, вошла.

— И вы выдвинули ваше обвинение в присутствии Карлотты Голдринг?

— Я не помню, как много я успела наговорить до ее прихода, и что сказала, когда она вошла.

— Но, миссис Кул, почему вы не подождали, пока эта молодая женщина не покинет кабинет? Если вы с ней фактически не знакомы, благоразумнее было воздержаться от обвинений, пока она там находилась. Мы, вероятно, не можем претендовать на привилегированное отношение, поскольку здесь выступает и Карлотта Голдринг.

Берта произнесла сердито:

— Я скажу вам, почему я этого не сделала: я хотела продолжить начатое дело. Все эти неприятности случаются с вами, адвокатами. Вы думаете только о тяжбах. Если же кто-то пытается вести дело так, чтобы оставаться верным букве закона, то у него никогда ничего не выходит.

Друмсон осуждающе покачал головой.

— Мне жаль, миссис Кул, но вы были неосторожны. Это будет сложный процесс для защиты. Мне понадобится пятьсот долларов для договора с: адвокатом, а потом мы посмотрим, что можно будет сделать. Этот адвокат проведет дело через судебную процедуру и дальше, вплоть до судебного разбирательства. К тому времени вы внесете дополнительную плату в случае, если мы не сможем закрыть дело до того, как…

— Пятьсот долларов! — чуть не крикнула Берта.

— Совершенно верно, миссис Кул.

— О чем, черт возьми, вы говорите? Я бы не дала за это дело и пятидесяти.

— Боюсь, вы не поняли, миссис Кул. — Друмсон постучал прямым указательным пальцем по бумагам, лежащим у него на столе. — У вас потенциальная обязанность выплатить сто тысяч долларов по иску, который выставлен против вас в суде. Возможно, нам удастся уладить это дело. Я не могу обещать ничего определенного, но…

Берта поднялась, подошла к столу и вытащила бумаги из-под ладони адвоката.

— Вы сошли с ума. Я не собираюсь платить пятьсот долларов.

— Но если вы ничего не предпримете в течение десяти дней с того момента, как эти бумаги были вам переданы, то вы…

— Как вы отнесетесь к отрицанию того, что вы кому-либо должны? — спросила Берта.

— Вы имеете в виду то, что на языке юристов называется отказ от обвинений, предъявленных в иске?

— Сколько стоит такой ответ?

— Нужно только составить его?

— Да.

— Я бы не советовал вам поступать так, миссис Кул.

— Почему?

— В этом иске есть некоторые места, которые показались мне двусмысленными. Очевидно, что документ составлен наспех. Думаю, здесь можно выдвинуть специальное и общее требование.

— Что вы называете «требованием»?

— Документ, представленный в суд, о приостановке дела ввиду некачественного составления иска.

— И что происходит после того, как вы его представляете?

— Если ваши показания изложены правильно, то суд поддержит ваше требование.

— Это означает, что вы выиграли процесс?

— Нет. Другая сторона получает десять дней для внесения в иск исправлений.

— Таким образом, иск будет составлен грамотно?

— Да. Юристы так выражают свои претензии.

— Думаю, что все это стоит денег.

— Конечно, я должен компенсировать затраченное время. Поэтому я сказал вам о пятистах долларах для договора с адвокатами, которые проведут ваше дело через всю судебную процедуру вплоть до…

— Почему, черт возьми, — прервала его Берта, — я должна платить адвокату пятьсот долларов за то, чтобы он пошел в суд и сказал другому адвокату, как улучшить иск?

— Вы не поняли меня, миссис Кул. С точки зрения закона поддержание требования дает преимущество.

— Какое преимущество?

— Вы выигрываете время.

— Что, черт побери, вы будете делать со временем, которое выиграете? — перебила Берта голосом, который резко повернул разговор в другое русло.

— Мы будем работать над вашим делом, изучать его.

— А я буду оплачивать все время, которое вы провозитесь?

— Разумеется, я должен получить компенсацию… Неужели вы не знаете в достаточной мере право, чтобы попытаться уладить дело сейчас?

— К черту всю эту канитель, — прервала Берта. — Я не хочу платить за выигрыш времени. Составьте ответ, который объяснил бы этой проклятой маленькой прохвостке, что она может убираться со своими жалобами.

— Миссис Кул! Если вы хотя бы подумаете об истице подобным образом, то вы потеряете самообладание в суде, и можно сразу выбрасывать ваше дело в окно. Такие слова свидетельствуют о злом умысле. Вы должны упоминать об этой молодой женщине как о достойной молодой леди, иначе вам придется раскаяться.

— Я должна разрешить ей бросить иск мне в лицо и после этого любить ее?

— Ее ввели в заблуждение. Она приняла за оскорбление то, что его не подразумевало. Она легко возбудима, и ее адвокаты воспользуются преимуществом ситуации, чтобы попытаться отсудить значительную сумму.

Берта глубоко вздохнула:

— Сколько?

— Скажем, семьдесят долларов.

— Только для того; чтобы составить ответ? Ну, знаете, могу вам поклясться, что найду адвоката, который сможет составить ответ всего за…

— Но прежде мы должны обсудить с вами факты.

— Никаких фактов, — отрезала Берта. — Только ответ, в котором молодая женщина должна предстать проклятой лгуньей. Он должен утверждать, что она была уволена не из-за моих слов, а все, что я говорила, укладывается в рамки привилегированного отношения.

— Хорошо, — с очевидной неохотой сказал Друм-сон. — Полагаю, что при подобных обстоятельствах цена в двадцать пять долларов… Но вы понимаете, миссис Кул, мы не несем ответственности за ход дела. Нам бы не хотелось, чтобы имя нашей компании фигурировало в судебном процессе. Мы только составим ответ, а вы, подписав его, будете выступать как проприя персона.

— Что это значит?

— Это официальное выражение означает, что лицо выступает без адвоката. На судебном процессе вы буде-. те защищать себя сами.

— Это то, что мне нужно. Составляйте ответ, я его подпишу и буду представлять в суде сама себя. И я хочу получить ответ к понедельнику. Представив его, я выброшу все это из головы.

Друмсон смотрел, как она покидает кабинет. Потом со вздохом нажал на кнопку, вызывая стенографиста.

Глава 12 НАСТОЯЩИЙ…

В главном управлении сержант Селлерс откинулся на спинку кособокого, без подушки, — кресла-качалки и с загадочным видом посмотрел на сидящую напротив Берту Кул:

— Вы замечательно выглядите, Берта. Что там за история с Дирборн, которая подала на вас в суд?

— Эта маленькая… — сказала Берта и остановилась.

— Валяйте, — ухмыляясь, бросил Селлерс. — Я слышал все слова, которые вы знаете. Дайте им выход, и вы почувствуете себя значительно лучше.

— Я только что вернулась от адвоката. Все те эпитеты, которыми я ее награждала, могут свидетельствовать о злом умысле, а это может повредить ходу моего дела. Насколько я в курсе, она очень достойная молодая леди, введенная в заблуждение необыкновенно очаровательная молодая сучка, добродетель которой не вызывает сомнений.

Селлерс откинул голову и засмеялся. Он вытащил из кармана сигару, а Берта достала из сумочки сигарету. Селлерс облокотился на стол, чтобы поднести спичку к сигарете.

— Мы становимся вежливыми, — заметила Берта.

— О черт, — весело отозвался Селлерс. — Нам известны обязанности гостеприимного хозяина. Мы только не обращаем на них вниманий.

Он бросил спичку в широкую пасть отполированной медной урны, которая стояла на резиновой циновке рядом с огромным столом. На столе и на полу вокруг урны чернели пятна прогоревшего дерева, в тех местах, где когда-то были оставлены непогашенные окурки.

Сержант Селлерс проследил за взглядом Берты и усмехнулся.

— В главном управлении вы это увидите повсюду, — сказал он. — Можно было бы написать книгу об историях, которые скрываются за этими следами. Иногда вы опускаете сигарету, отвечая по телефону, а вам сообщают об убийстве, у вас замирает сердце, и вы совершенно забываете о ней. Иногда вы засыпаете парня вопросами, и он начинает раскалываться. Ему хочется. закурить, он делает одну или две затяжки, потом выбрасывает сигарету. У него настолько взвинчены нервы, что он не попадает в урну, даже если бы у нее был диаметр в четыре фута. А эти короткие штрихи просто оставлены небрежными парнями. Пошлите их прямехонько в том направлении, в котором вам бы хотелось, чтобы они убрались, и забудьте о них. Что я должен сделать с этой девицей Дирборн?

— А что вы можете о ней сделать?

— Много чего.

— Я вас не понимаю.,

— Вы показали мне выход в случае со слепым. Я никогда этого не забуду, Берта. Мы не забываем наших врагов, но хорошо помним друзей. Эта девушка в судебном порядке преследует вас за клевету. Она требует компенсации за причиненный моральный ущерб. Это значит, что она выставила свою репутацию на всеобщее обозрение. Мы пройдемся по ее прошлому против шерсти, и добротным гребнем. Мы дадим понять ее адвокату, что против нее есть дихлофос, и она будет разбита.

— Учтите, что я сама выступаю своим адвокатом.

— Что за нелепая идея?

— Мой адвокат запросил пятьсот долларов за договор с другим адвокатом, да еще имел наглость заявить мне, что я должна буду заплатить дополнительно, когда подойдет время судебного разбирательства.

Сержант Селлерс присвистнул.

— И я тоже так думаю, — сказала Берта.

— Он будет представлять ваши интересы?

— Нет. Он составит ответ, а я представлю егб суду и заплачу адвокату только двадцать пять долларов. После этого я буду предоставлена самой себе.

— Тогда я поработаю над Имоджен. Возможно, и удастся что-нибудь откопать. Девушка, которая очертя голову бежит к адвокату и возбуждает иск, не может иметь чистую совесть. Очевидно, у нее есть что скрывать.

— Черт с ней. Если бы я только до нее добралась, я бы живо ее урезонила. Проклятая… достойная леди!

Селлерс усмехнулся:

— Представляю, что вы чувствуете.

— Что вам удалось выяснить в деле Эверетта Бел-дера? — спросила Берта.

— Думаю, это убийство.

— Разве вы не были уверены в этом с самого начала?

— Не настолько твердо, как теперь. Вскрытие показало, что она умерла в результате отравления угарным газом. Она была мертва час или два, прежде чем в нее вонзили нож.

— Есть ключ к разгадке? — спросила Берта, и ее глаза сузились, что показм-«ало полное внимание.

Некоторое время Селлерс медлил с ответом, словно обсуждая сам с собой, стоит ли поделиться с Бертой своими соображениями. Затем он отрывисто произнес:

— Это дело рук мужчины.

— А не миссис Белдер?

— Я ее исключаю.

— Почему?

— Разделочный нож.

— А при чем здесь нож?

— Картошку не чистят ножом длиной в десять дюймов.

— Разумеется.

— Женщина это знает, а мужчина — нет. Либо Салли умерла в результате несчастного случая, и кто-то, испугавшись, что обвинят его, попытался представить это как несчастный случай, либо хотел скрыть убийство.

— Кто мог ее убить? — спросила Берта.

— Например, Эверетт Белдер.

— Фу-у!

— Я бы не стал категорически отрицать. Кстати, вернулся кот миссис Белдер.

— И когда?

— Вчера вечером. Около полуночи.

— Его впустил Белдер?

— Нет, миссис Голдринг услышала, как он мяукает, и открыла дверь. Кот вошел и казался хорошо накормленным, но бродил всю ночь по дому, не переставая мяукать, и не хотел нигде сидеть.

— Возможно, он потерял миссис Белдер, — предположила Берта.

— Возможно.

Телефон на столе несколько раз звякнул.

Сержант Селлерс снял трубку:

— Алло? — Потом кивнул Берте: — Это вас. Звонят из вашего офиса по важному делу.

Берта взяла трубку и услышала тихий, приглушенный голос Элси Бранд. Так говорят, когда не хотят, чтобы их кто-нибудь услышал, прижимая губы к самой трубке.

юз

— Миссис Кул, звонил мистер Белдер и сказал, что ему немедленно нужно вас видеть.

— Ну его к черту, — бодро отозвалась Берта.

— Думаю, что у него появилось еще письмо.

— Хорошо. Ты знаешь, что ему нужно делать, — сказала Берта, а потом с нарастающим нетерпением произнесла: — Боже мой, Элси, не надо охотиться за мной, когда я занята, только потому, что Белдер хочет…

— Это другое дело, — внезапно сказала Элси. — Одну минуту, миссис Кул, не вешайте трубку. Я пойду в кабинет и посмотрю, не смогу ли найти его среди ваших бумаг.

Берта нахмурилась, потом, поняв, что Элси ищет предлог, чтобы улизнуть от клиента, сидящего в офисе, подождала, пока не услышала слабый щелчок. Голос Элси Бранд, звучащий менее приглушенно, произнес:

— Здесь сидит женщина, которая хочет вас видеть; но она не представилась. Говорит, что это срочно, и предлагает большие деньги.

— Как она выглядит?

— Ей около сорока, но у нее хорошая фигура. Она выглядит немного… ну, словно она может при необходимости быть жесткой. У нее короткая вуаль, прикрепленная к полям шляпки, и она наклоняет голову так, что вуаль закрывает ее глаза всякий раз, когда она замечает, что я на нее смотрю. Она говорит, что не может ждать.

— Я сейчас приеду.

— А что я должна сказать мистеру Белдеру? Он звонит через каждые пять минут.

— Ты знаешь, что ему ответить. — И Берта повесила трубку.

Сержант Селлерс усмехнулся и взглянул на нее:

— Дела идут вполне сносно, Берта?

— Да-да.

— Очень рад. Вы заслуживаете лучшего, что может быть. Вы настоящий…

Берта сердито поднялась.

— Было бы не так уж плохо, если бы вы закончили фразу, — сказала она. — Почему, черт возьми, вы не развили свою мысль до конца и не сказали «человек» и в дальнейшем вели себя так, словно ничего не произошло. Но нет, вам нужно было остановиться и…

Я боялся, что вы можете обидеться. Я не представлял, как это прозвучит, пока…

— А почему я должна обидеться? — поинтересовалась Берта.

Сержант Селлерс кашлянул.

— Я только попытался сделать вам комплимент, Берта.

— Понятно, — саркастически заметила Берта. — «Человек»! Фу-ух!

Глаза сержанта Селлерса оставались прикованными к двери и после того, как ее захлопнула Берта. Улыбка коснулась уголков его губ. Он потянулся через стол, поднял телефонную трубку и сказал:

— Вы записали разговор, который был у Берты с офисом?.. Прекрасно, запишите его и принесите сюда. Я хочу его просмотреть… Нет, пусть она идет. Веревка должна быть подлиннее… Я не хочу, — чтобы она удавилась, но когда ее начнут тянуть, она будет двигаться с поспешностью и яростью. Тот, кто находится на другом конце веревки, будет выдернут на свет так быстро, что это напугает его до смерти… Нет, нет. Не пытайтесь перехватить письмо Белдера, не берите на себя ответственность за его вскрытие. Пусть Берта его распечатает, а я потом возьму.

Глава 13 ПРОСТО, НО ОЧЕНЬ ВАЖНО

Женщина, поднявшаяся навстречу Берте, когда та открыла дверь, на первый взгляд казалась молодой и привлекательной. У нее была стройная фигура, и ей еще могло бы подойти свадебное платье и даже школьная форма. Только когда острый взгляд Берты проник сквозь защитную сетку вуали и макияж и отыскал маленькие морщинки около глаз и напряженные складки у рта, она поняла, что посетительнице около сорока.

— Вы миссис Кул, не правда ли?

— Да.

— Я так и решила. Вы вошли так, как я и предполагала, судя по тому, что о вас слышала.

Берта кивнула и вопросительно взглянула на Элси Бранд. Элси почти незаметно кивнула в ответ.

— Входите, — пригласила Берта и проводила посетительницу в кабинет. — Вы сообщили моей секретарше ваше имя и адрес?

— Нет. (

— В офисе заведен такой порядок.

— Я понимаю.

— Так что же? — спросила Берта.

— Мое имя и адрес я сообщу позже. Сначала мне хотелось узнать, есть ли у вас время, чтобы заняться определенным делом?

— Делом какого рода?

— Вы работаете на мистера Белдера?

— Я выполняю для него работу.

— Есть ли незаконченное дело, над которым вы сейчас работаете?

Берта нахмурилась:

— Я думаю, что могу не отвечать на этот вопрос. Вы хотите, чтобы я сделала что-то против интересов мистера Белдера?

— Нет. Одну только вещь, которая будет иметь для него очень большое значение.

— Тогда для чего эти вопросы?

— Миссис Белдер может это не понравиться.

— Миссис Белдер никоим образом не влияет на мою жизнь.

— Думаю, миссис Кул, вы человек, который мне нужен.

Берта спокойно сидела и ждала дальнейших объяснений.

— Мистер Белдер, конечно, рассказал вам о семье… о миссис Голдринг и Карлотте.

Берта быстро и утвердительно кивнула.

— Вы с Ними встречались?

— Да, встречалась.

Черные глаза женщины впились в глаза Берты Кул. Даже сквозь сетку вуали Берта могла видеть, как в них отражается свет, льющийся из окна, словно глаза были отполированными кусочками черного гранита.

— Продолжайте, — сказала Берта.

— Я мать Карлотты.

— Ого!

— Теперь вы понимаете, почему мне необходимо держаться в тени до тех пор, пока не буду уверена, что вы сделаете то, что я хочу.

— А что вы хотите?

— Мне бы хотелось, чтобы вы поняли мою позицию.

— Прежде, чем вы займете мое время, — твердо начала Берта, — я хочу, чтобы вы поняли мою.

— В чем она заключается?

— Я работаю за деньги. Для сочувствия я отвожу внерабочее время. Я не могу принести душещипательную историю в банк, написать на обратной стороне свое имя, подать эту ценную бумагу в окошко и таким образом положить на свой счет депозит.

— Не беспокойтесь, миссис Кул.

— Прекрасно, тогда продолжайте.

— Необходимо, чтобы вы поняли мою позицию и причины, лежащие в ее основе.

— Полагаю, — продолжала Берта, — вы хотите рассказать мне о той стремительной личности, ветреном обольстителе, который был отцом Карлотты.

Слабая пародия на улыбку коснулась губ посетительницы.

— Обольстителем была я.

— Вы меня заинтриговали.

— В юности я была необычайно красива. С того времени, как я помню себя, во мне сидел неукротимый, бунтарский дух. Я восставала против школьных кабинетов, против правил. Я называла мать лгуньей, когда она пыталась рассказать мне о Санта-Клаусе. Она никогда не объясняла мне, что такое реальная жизнь. К тому времени, когда она сочла, что я достаточно взрослая для серьезных разговоров, я уже могла рассказать ей такие вещи, о которых она никогда не слышала. Постепенно она это поняла. Думаю, я разбила ее сердце.

Берта не делала никаких комментариев.

— Очень важно, чтобы вы представили себе реальную картину.

— Я все представила.

— Сомневаюсь, миссис Кул. В юности я не была сорвиголова, как мальчишки, но также не была и сверхсексуальной недисциплинированной натурой, а была молодой девчонкой, которая с интересом присматривалась к взрослой жизни и стремилась к ней. Я не терпела лицемерия и фальшивой скромности, под которыми скрывалась суть поступков старших, Я любила испытывать жизнь и использовать любую предоставившуюся возможность. Это возбуждало. Мне не терпелось окунуться головой во все, что было создано для жизни и, казалось, должно мне понравиться. И вот я узнала, что у меня будет Карлотта.

Когда я это поняла, то нисколько не испугалась. И даже не испытывала особенного стыда. Просто была удивлена и немного поражена, что такое могло случиться со мной. Я ушла из дому и нашла работу в другом штате. Перед рождением Карлотты я связалась с одной организацией. Я не подписала отказ от права на моего ребенка, согласно которому мой ребенок мог быть удочерен и хорошо устроен в какую-нибудь семью. Дочь была моей. Я знала, что не могу ее содержать, но у меня было чувство собственности. Она всегда была моей, где бы мы ни находились. Помните, миссис Кул, это были времена, когда работа не была легкой, и я голодала.

— Я тоже была голодна, — просто сказала Берта.

— А теперь, миссис Кул, я скажу кое-что об обычаях. Думаю, что они лежат в основе моего лицемерия и самообмана, но они — общепринятая модель жизни. Это правила, согласно которым ведется игра. Как только вы нарушаете правила, вы обманываете общество, а начав нарушать их, теряете свою позицию открытого неповиновения и начинаете скитаться по разным углам. Нарушив одно правило, вы очень скоро нарушаете и другое. Вас засасывает. Медленно, незаметно вы теряете свою независимость. Вы занимаете оборону й после этого развиваете скрытую сторону вашей натуры.

Берта нетерпеливо произнесла:

— Послушайте, вы пытаетесь оправдаться передо мной. Не делайте этого. Не нужно. Если у вас есть деньги, а у меня — время, я сделаю то, что вы хотите. Если у вас нет денег, то у меня нет времени.' Вы, вероятно, не обратили внимания, что и у меня были свои взлеты и падения. Я сама немало испытала в этой жизни.

— Я говорю это для того, чтобы вы правильно поняла ситуацию.

— Я все прекрасно понимаю, но как миссис Голдринг смогла удочерить вашу дочь, если вы не подписывали бумаг об отказе прав на нее?

— Это как раз то* что я пытаюсь вау объяснить.

— Хорошо, тогда объясняйте.

— Миссис Голдринг даже двадцать лет назад была настойчивой личностью и интриганкой.

— Могу себе представить.

— Она пошла в организацию, где оставляли детей для усыновления. Тогда желающих усыновить было намного больше, чем детей. У миссис Голдринг была уже дочь, миссис Белдер. Она не могла больше иметь детей, но ей захотелось, чтобы у ее дочери была младшая сестра. Ей сказали, что придется подождать. Там она увидела Карлотту, которая сразу же понравилась ей. Одно ответственное лицо сказало ей, что мать оплачивает содержание дочери и, хотя с некоторых пор плата перестала поступать, о подписании бумаг об отказе не было речи. Они очень беспокоились по поводу сложившейся ситуации.

— И что же сделала миссис Голдринг? — спросила Берта.

— Миссис Голдринг либо заставила их нарушить одно из правил учреждения, либо, что более вероятно, завоевала их доверие и воспользовалась им, чтобы украсть документы Карлотты.

— Она могла это сделать, — заметила Берта.

— Потом она пришла ко мне и заставила подписать бумагу об отказе!

— Заставила?

— Да.

— Каким образом?

— Я уже говорила вам, что когда начинаешь нарушать правила, то нет ничего значительного, что могло бы остановить. Вы…

— Не трудитесь объяснять все это. Только, скажите, почему вы подписали?

— Один человек не в состоянии воевать со всем миром. Нет никакой разницы, право общественное мнение или нет. Ни один человек не силен настолько, чтобы встать против общественного мнения и выдерживать все удары… Вы когда-нибудь боролись с огромным тучным мужчиной, миссис Кул?

Берта сдвинула брови, словно рылась в своей памяти.

— Не-е-т, — наконец протянула она. — Ну, если это и было, то я не могу сейчас вспомнить.

— А я боролась, — сказала посетительница. — И борьба с общественным мнением все равно что борьба с таким мужчиной, который берет вас своим весом. Ему не нужно ничего делать — вы просто не можете бороться с этой чудовищной массой.

— Прекрасно, — нетерпеливо сказала Берта. — Вы не могли бороться против общественного мнения. Вы сказали об этом уже четыре или пять раз.

— Это объясняет, почему миссис Голдринг удалось заставить меня подписать отказ. Когда она нашла меня, я была в исправительном доме.

— Ого!

— Вы можете понять ситуацию, в которую она меня поставила. Она сделала это очень мило в форме шантажа. В тюрьме я была без средств и не могла поддерживать дочь. Миссис Голдринг могла дать ей уютный дом. Какие только мечты я не лелеяла: я хотела подождать до тех пор, когда моя девочка вырастет и поймет свою мать, а потом воссоединится со мной. Я мечтала сама обеспечить ее домом, пока она была еще настолько мала, чтобы помнить о приюте, но все мечты испарились. Пять лет я находилась в трудном положении. Я не работала, но в то время я не Могла знать, что мне и не придется этого делать.

— В каком же затруднительном положении вы находились? — спросила Берта.

Посетительница нахмурилась:

— А это, миссис Кул, грубо говоря, не ваше дело.

— Валяйте, можете говорить грубо, — разрешила Берта. — Я сама грубая женщина.

— Это не поможет делу.

— Так что же вы хотите?

Женщина улыбнулась:

— Мои руки связаны. Миссис Голдринг имеет на меня влияние.

— Я вас не понимаю.

— Она знает мое прошлое, и из-за этого я не могу действовать. Карлотта будет шокирована, если узнает, что ее мать находилась в исправительном доме. С другой стороны, сейчас я могу сделать для дочери гораздо больше, чем миссис Голдринг. Она истратила страховку, которую получила после смерти мужа. Я же относительно богата.

Берта с любопытством спросила:

— Как это вам удалось выбраться из тюрьмы, да еще получить денег, чтобы…

— Боюсь, что мне снова придется быть грубой, миссис Кул.

по

— О черт! Я знаю, что это не мое дело, но вы заинтересовали меня.

— Да, могу понять, что финансовые детали вас интересуют больше, чем романтические.

Берта некоторое время обдумывала ее слова, а потом сказала:

— Полагаю, что вы правы.

— Миссис Голдринг, — продолжала женщина, — может соперничать со мной в финансовом отношении, только если получит наследство. А единственный шанс для нее получить наследство — смерть миссис Белдер, которая завещала свое состояние матери. Насколько я знаю, такое завещание составлено, а миссис Белдер исчезла.

Берта потянула мочку левого уха, что служило признаком полного внимания.

— Что вы имели в виду, когда сказали «исчезла»?

— Совершила убийство и ускользнула. В конце концов ее найдут. Все это могло подействовать на нее так, что сердце не выдержало… — И женщина стиснула пальцы, чтобы проиллюстрировать, что произошло с сердцем миссис Белдер.

Берта ничего не сказала, оттягивая пальцем ухо.

— Вы можете понять положение, в котором я оказалась: миссис Голдринг наследует деньги миссис Белдер, и она может ими воспользоваться, чтобы удержать Карлотту.

— Вы хотите сказать, что привязанность Карлотты можно купить? — скептически спросила Берта.

— Не будьте глупой, миссис Кул. Карлотта не дурочка. Давайте рассмотрим ситуацию следующим образом. У ее матери в биографии есть черные пятна. Думаю, теперь вы понимаете ситуацию, не так ли?

Берта кивнула.

— Миссис Голдринг истратила все деньги, ничего не оставив на черный день, и единственная ее надежда — выйти замуж за какого-нибудь богача. Карлотта находится как раз в том возрасте, когда она начинает осознавать, как важно привлечь такого, мужчину. Если у миссис Голдринг окажутся деньги, то она истратит их в течение тридцати дней. Она будет полностью раздета, без пенни в кармане. Внезапное сознание этого бедствия вызовет у Карлотты сильнейший эмоциональный шок. Необходимость перемены в привычном образе жизни, переход от изобилия к абсолютной' бедности — все это потрясет Карлотту. Она плохо представляет ценность денег.

— Вы уверены, что финансовое положение миссис Голдринг настолько плохо?

— Я вменила себе в обязанность знать это, миссис Кул. Миссис Голдринг совершила путешествие из Сан-Франциско с единственной целью — посмотреть, нельзя ли заставить свою дочь порвать с Эвереттом Белде-ром, и сделать так, чтобы они жили все вместе за счет Мейбл.

— А Карлотта не может пойти работать?

— Конечно, она это сделает, но она выросла в совершенно другой атмосферу, среди людей, которые больше интересовались гольфом, теннисом и верховой ездой, чем работой или карьерой. Она пробовала работать, но ее надолго не хватало.

— Если вас интересует мое мнение, — сказала Берта, — то я вам скажу, что для нее это потрясение будет на пользу.

— Разумеется, — отрезала посетительница. — Это как раз то, на что я надеюсь. Вы думаете, что мне было легко наблюдать, как моя дочь растет в тепличных условиях? Боже мой, знаете ли вы, что означает для матери, у которой есть определенные планы в отношении дочери, видеть, как другая женщина полностью разрушает жизнь ее ребенка? Я наблюдала это в течение последних пяти лет, не имея никакой помощи. Но когда произойдет этот крах и Карлотте волей-неволей придется осознать, какая пустая, легкомысленная простофиля эта миссис Голдринг, тогда появится настоящая мать и предложит дом, деньги, безопасность и возможность познакомиться с достойными людьми…

— Вы можете все это дать дочери?

— Да.

— Эти люди знают о вашем прошлом?

— Конечно, нет.

— Но миссис Голдринг знает?

— Да.

— Разве она не захочет рассказать, если вы заберете Карлотту?

— Вполне возможно.

— Но вы не думаете, что она это сделает?

— Я смогу предпринять некоторые шаги, чтобы помешать этому.

— Какие шаги?

Посетительница улыбнулась:

— Во всяком случае, миссис Кул, я пришла сюда, чтобы нанять вас, а не для того, чтобы подвергаться перекрестному допросу, затрагивающему мои личные дела.

— Валяйте, — сухо сказала Берта. — Полагаю, я задаю чертову уйму вопросов. Вы хотите заплатить за время, которое займете у меня, так что рассказывайте, что считаете нужным.

— Во многих отношениях миссис Голдринг стала Карлотте хорошей матерью, но она очень глупа. Недалекая женщина, из тех, которые пытаются подцепить второго мужа, используя те же приманки, с помощью которых они поймали первого.

Я достаточно повидала жизнь, миссис Кул. Вероятно, вы тоже. Женщины, которым за сорок, за пятьдесят и даже за шестьдесят, вновь выходят замуж, если полнотелы, устроены и довольны и не очень озабочены тем, чтобы обзавестись семьей. Те же, которые морят себя голодом, сидя-на диете, пытаясь вернуть себе живость тридцатилетней женщины, притворяясь игривыми; застенчивыми котятами, никогда не достигают своих целей.

Молодые имеют свежесть юности, округлые очертания упругого тела, но в зрелой женщине ость что-то, привлекающее пожилых мужчин, чего нет у молодой. Для того чтобы чего-то достичь, зрелой женщине нужно умело пользоваться своим оружием, а не подделываться под молодых. Как только она начинает себя вести несвойственно своему возрасту, она терпит поражение.

— Милая философия. Что это добавляет к данному случаю? — спросила Берта.

— Это добавляет, что миссис Голдринг — легкомысленная глупая женщина. Она промотала полученную страховку, надеясь с помощью денег заполучить второго мужа. У нее были наряды, великолепный уход, дорогие номера и связи. Если вас интересует, я могла бы рассказать даже грязные детали.

— Грязные детали всегда меня интересуют, — сказала Берта.

— Ее страховка составляла двадцать тысяч долларов. Вместо того чтобы вложить эти деньги в дело с умом, миссис Голдринг решила, что будет тратить по четыре тысячи долларов в год в течение пяти лет. А за пять лет она сможет найти желанного супруга. Как только она приняла такое решение, для нее стало невозможным оставаться в рамках имеющейся суммы. Скажу вам одну вещь: она была щедра к Карлотте. И это поддерживало ее собственное положение.

В первый год она потратила более семи тысяч долларов. Она много путешествовала, надеясь встретить мужчину, с которым могла бы совершить долгую интимную поездку по жизни. Она достигла бы желаемого, если бы не сделала ошибку, которую совершают многие женщины.

— Какую?

— Она влюбилась в человека, который не собирался жениться на ней. Он отнял у нее целый год и большую часть денег. Когда миссис Голдринг очнулась и увидела всю правду, она удвоила попытки вернуть потерянную, молодость. Вы когда-нибудь играли в гольф, миссис Кул?

— Случалось.

— Тогда вы поймете, что я имею в виду. Когда вы делаете легкий удар и направляете шар в центр фарватера, вы просто машете в ритме безупречной координации. Когда вы слишком увлекаетесь и заботитесь о том, чтобы делать правильные промежутки между ударами, тогда вы их только портите» Итак, миссис Голдринг перестаралась.

Она находится примерно в тридцати днях от конца веревки. Она истратила все, что у нее было, больше месяца назад. Она применила все отчаянные уловки, но оказалось, что долги все растут. Она приехала в Лос-Анджелес, чтобы убедить дочь Мейбл бросить Эверетта Белдера, получить развод и жить вместе с ней и Карлоттой, присвоив, конечно, все деньги.

— Насколько я могу судить, вы много об этом знаете.

— Я сделала это своим занятием — знать все, что касается благополучия Карлотты.

— В какой момент мне необходимо появиться? Что вы хотите?

Посетительница улыбнулась:

— Мне нужна кое-какая информация.

Берта не без сарказма произнесла:

— Вы удивитесь, если узнаете, что многие клиенты хотят этого же.

Женщина улыбнулась, раскрыла сумочку, достала плоский бумажник. Она открыла его и вынула пятидесятидолларовую купюру. Как бы нечаянным жестом она опустила ее на стол Берты.

— Видите, я плачу вам вперед.

Берта ласково взглянула на деньги, потом посмотрела на посетительницу:

— Что вы хотите?

— Мне нужно имя парикмахера Эверетта Белдера.

На лице Берты появилось удивленное выражение.

— Его парикмахера?

— Да.

— Боже мой, зачем?

Женщина протянула длинный палец с накрашенным ногтем в сторону лежащих нахтоле пятидесяти долларов.

— Разве это не достаточно веская причина?

Глаза Берты сузились.

— Я не уверена, что у меня найдется время, чтобы раздобыть для вас эти сведения. Я выполняю работу для мистера Белдера. Мне нужно выйти и взглянуть, на копию расписки, которую я дала ему, чтобы посмотреть, могу ли я вам чем-нибудь помочь. Я…

Женщина рассмеялась:

— Давайте, давайте, миссис Кул. Я думала, что вы более ловкая. Вы хотите, чтобы кто-нибудь сел мне на хвост, когда я выйду из офиса? Думаю, мы вполне понимаем друг друга. Я плачу вам деньги, и мне нужно имя парикмахера Белдера.

— Зачем вам это нужно?

— Я хочу сделать у него прическу. И конечно, миссис Кул, этот визит абсолютно конфиденциальный. Как только вы дотронетесь до этих денег, я становлюсь вашим клиентом. Вы не расскажете никому о моем визите. Вы предоставите мне только ту информацию, за которую я вам заплатила, и, если вы нарушите наш договор, вы будете обвинены в непрофессионализме. Я ясно излагаю свою мысль?

— Как мне связаться с вами, чтобы дать знать…

— Позвоните по этому номеру. Я буду ждать вашего звонка. Всего хорошего.

Как только женщина поднялась, зазвонил телефон.

Берта сняла трубку, но не притронулась к деньгам, лежащим на столе.

Голос Элси Бранд осторожно произнес:

— Здесь мистер Эверетт Белдер.

Тень досады, которая промелькнула на лице женщины, была заметна даже сквозь черную вуаль.

— Миссис Кул, вам следовало иметь кабинет с запасным выходом.

Берта сердито сказала:

— Если вы так считаете, то арендуйте мне подходящий офис, я тотчас же перееду. Если вы не хотите с ним встречаться, то я скажу моей секретарше, и она передаст ему, что я не могу сейчас е. го принять и прошу его зайти минут через десять.

Женщина уверенно направилась к двери.

— Вы знаете, миссис Кул, я подумала и решила, что предпочту этот путь. Так вы берете деньги, или я положу их обратно в кошелек?

Какое-то мгновение Берта колебалась, потом протянула руку через стол и взяла пятьдесят долларов.

— Спасибо, — сказала женщина и открыла дверь.

Берта Кул вовремя обогнула стол, чтобы увидеть реакцию Эверетта Белдера в тот момент, когда женщина проходила мимо него.

Он бросил на нее короткий скользящий взгляд, поспешно вскочил на ноги и сейчас же направился в кабинет Берты.

Глава 14 ДЛЯ СЕРЖАНТА ЧАЯ НЕТ

Белдер, явно возбужденный, плюхнулся на стул напротив Берты Кул.

— У нас все есть.

— Что есть?

— Помните, я рассказывал вам об одной молодой женщине, которой я помог достать работу в Сан-Франциско?

Задумчиво нахмурившись, Берта спросила:

— Еще одна женщина?

— Нет, та, о которой мы говорили. Чье письмо вы видели.

— A-а. Она называла вас Синдбадом?

— Да.

— Ну и что с ней?

— Она нам поможет.

— В чем?

— Она даст мне достаточную сумму, чтобы разделаться с этой тяжбой. У нее неплохо идут дела в торговле, она зарабатывает деньги и вкладывает их в разные предприятия. У нее две тысячи триста долларов в банке. Я могу достать остальные двести долларов. Теперь действуйте, и мы покончим с Нанли.

— Как вы связались с этой женщиной? — спросила Берта. — Позвонили ей в Сан-Франциско?

— Нет. Она здесь по своим коммерческим делам. Она позвонила мне, и я заехал к ней в гостиницу. Я пытался разыскать вас. Деньги находятся в Сан-Франциско, и она перешлет их телеграфом. Мы сможем закрыть дело завтра к десяти часам утра.

— У вас в жизни определенно было много женщин!

— Что вы под этим подразумеваете, миссис Кул?

— Только то, что сказала.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, но эта молодая женщина действительно не была «в моей жизни».

— Две тысячи триста долларов свидетельствуют об обратном.

— Это совсем другое.

— Вы чертовски правы, возможно, так и есть, — сказала Берта. — Кто ваш парикмахер?

— Мой… что?

— Кто ваш парикмахер?

— Какая разница, кто мой парикмахер?

— Может быть, и большая. Вы все время ходите в одну и ту же парикмахерскую?

— Да.

— Куда?

Белдер немного заколебался, потом сказал:

— Это «Терминал-Тонсориал-Парлор», рядом с автобусной остановкой «Пасифик-Грейхаунд».

— Вы ходите туда давно?

— Да. Право, миссис KyJi, я не могу понять, почему вы об этом спрашиваете?

— В этом нет никакого секрета?

— Боже мой, конечно, нет.

— Вы бы не стали возражать, чтобы сейчас рассказать, где вы делаете прическу?

— Боже мой, нет! Что за мысль? Вы сошли с ума или, может быть, я сошел?

Берта усмехнулась:

— Все в порядке. Я только хбтела убедиться в том, что здесь нет ничего секретного. У вас нет каких-либо общих дел — с владельцем парикмахерской?

— Конечно, нет.

— А собственных интересов в отношении этого заведения?

— Нет. Миссис Кул, не будете ли вы столь любезны объяснить, почему вы об этом спрашиваете?

— Я пытаюсь выяснить, имеет ли какое-нибудь значение, где вы стрижетесь?

— Никакого значения. Я не понимаю.

— Я тоже. Так что насчет очередного письма?

Белдер был явно возмущен. Он колебался — выйти из кабинета или дать письмо. Спустя несколько секунд он вынул из кармана запечатанный конверт. Берта протянула руку, и он отдал ей письмо.

— Когда оно пришло?

— С почтой, которую приносят около трех часов дня.

— Ваша теща видела его?

— Она и Карлотта видели.

Берта=задумчиво произнесла:

— Печать на письме та же. Оно адресовано вашей жене, помечено: «Лично и конфиденциально!» — Она крикнула: — Элси…

Сквозь дверь доносился приглушенный звук пишущей машинки. Берта подняла телефонную трубку и сказала:

— Элси, поставь снова чайник. У нас еще Ьдно письмо.

Берта положила трубку на место и принялась изучать конверт.

— Так, — сказала она, — нам нужно будет вовнутрь что-нибудь положить. Конверт такой же, как и предыдущий —' простой, с маркой. Я должна буду откопать еще одно рекламное объявление от компании по выделке мехов.

— А мы не можем положить что-нибудь другое?

— Не будьте так глупы, — сказала Берта. — Если ваша теша видит два конверта, на которых стоит: «Лично и конфиденциально», и в одном из них реклама пушной компании, а в другом — просьба пожертвовать пять долларов в пользу Красного Креста, она почувствует, что тут что-то не гак. Единственно, что нам поможет, так это реклама наших пушных друзей.

— Вы правы, — согласился Белдер. — Я об этом не подумал.

— Что у вас нового дома?

— Ничего. Все пущено на самотек. Ходят полицейские сыщики, устраивают беспорядок и задают вопросы. Миссис Голдринг плачет, а Карлотта каждую минуту сует нос в мои дела.

— Зачем ей это нужно?

— Не знаю.

Берта закурила сигарету.

— Почему вы интересуетесь моим парикмахером?

— Как видно, это вас беспокоит.

— Нет, просто любопытно.

— Почему вы не говорите мне, кто ваш парикмахер?

— Здесь нет никакой тайны.

— Тогда почему вы стараетесь увильнуть от прямого ответа?

— Я не увиливал. Просто интересовался, почему вы меня об этом спрашиваете.

— Я хотела знать, как зовут девушку, которая собирается ссудить вас деньгами?

— Мейми Росслин.

— Чем она занимается?

— Она закончила одно дело, связанное с рекламой для супермаркета в Сан-Франциско.

— А что скажет Долли Корниш о ней?

— О чем вы?

— Вы говорили Долли Корниш, что Росслин собирается дать вам деньги?

— Для чего мне нужно было Это делать?

— А почему не нужно?

— Я не вижу в этом необходимости.

— Как долго она будет в городе?

— Кто, Долли Корниш?

— Нет. Эта Росслин.

— Она уезжает сегодня вечерним поездом, а завтра отправит телеграфом деньги. Поэгому-то я и хотел вас видеть. Необходимо связаться с Нанли и убедиться, что дело еще не ушло у нас из рук. Очень важно, чтобы мы могли покончить с ним до завтрашнего полудня.

Элси Бранд открыла дверь и сказала:

— Вода кипит.

Берта отодвинула свое скрипящее кресло-качалку и поднялась.

— Ну, — провозгласила она, — как раз здесь мы и нарушим почтовый устав.

Чайник на столе Элси Бранд яростно кипел. Электрическая плитка отбрасывала красные отсветы на журнал, который она подложила, чтобы не повредить стол.

Берта, осторожно держа конверт, подошла к чайнику, бросив Белдеру через плечо:

— Заприте дверь.

Она нагнулась над чайником, ловко манипулируя конвертом, раскрыла его над паром, полностью сосредоточившись на этом упражнении для рук.

Элси Бранд поспешно встала из-за своего стола, и ее стул покатился на хорошо смазанных колесиках.

— Что случилось? — спросила Берта, не поднимая головы.

— Открыта дверь! — воскликнула Элси.

Берта подняла глаза. На фоне матового стекла входной двери вырисовывалась черная тень. Широкие плечи, очертания жесткого профиля, длинная сигара, торчащая вверх под небольшим углом. Белдер стоял около Берты, внимательно глядя на письмо поверх ее плеча. Элси Бранд протянула руку, чтобы закрыть дверь на замок.

— Проклятье, — накинулась Берта на Белдера. — Я же сказала вам, чтобы вы закрыли дверь. Я…

Рука Элси дотронулась до замка.

Тень на матовом стекле зашевелилась. Ручка повернулась как раз в тот момент, когда пальцы Элси коснулись замка.

В панике Элси всем телом налегла на дверь в тщетной попытке не дать ей открыться.

Сержант Селлерс приоткрыл дверь плечом и посмотрел в образовавшуюся щель на склонившуюся над столом Берту Кул, заметил чайник, электроплитку и ужас Эверетта Белдера.

Не произнося ни слова и не спуская глаз с Берты и Белдера, Селлерс скользнул рукой вдоль дверного косяка и нащупал пружинный замок, указательным пальцем подергал его. Он обратился к Элси, не глядя на нее:

— В чем дело? Вы пытаетесь выдворить меня?

— Я закрывала офис, — поспешно сказала Элси. — Миссис Кул устала и никого больше не хочет видеть.

— Понятно, — заметил Селлерс. — Вы собираетесь заваривать чай?

— Да. — Элси Бранд быстро согласилась. — Именно так. Мы как раз собирались выпить чаю. Мы пьем чай довольно часто. Я…

— Оче'нь хорошо, — заметил Селлерс. — Тогда налейте и мне. Берта, добавьте в чайник еще одну чашку воды. Валяйте, Элси, закрывайте офис.

Селлерс вошел в комнату, и Элси Бранд, беспомощно глядя на миссис Кул, закрыла дверь.

— Боже мой, вы, полицейские, все одинаковы. Запах еды привлекает вас, словно мух. Не важно, какое время суток — утро, день или вечер, — произнесла Берта.

— Совершенно верно, — продолжил Селлерс. — Только я не знал, что будет еще и еда. Я думал, что предполагается только чай. С едой все выглядит гораздо лучше. У вас есть какой-нибудь деликатес, Берта? Что-нибудь со сладкой начинкой? Я это люблю.

Берта посмотрела на него в упор.

— Можете не кипятить снова вашу воду, — сказал Селлерс. — Валяйте, Берта, наливайте чай.

Берта взглянула на Элси.

— Где чай, Элси?

— Миссис Кул, я должна подумать. Кажется, мы вчера использовали последнюю заварку. Я сейчас вспомнила, вы сказали мне, чтобы я принесла еще, а я забыла.

— Проклятье, — вспыхнула Берта. — Ты вообще можешь что-нибудь запомнить? Это уже второй раз, как ты забываешь то, что забывать не следовало бы. Я сказала тебе вчера днем, чтобы ты принесла чай.

— Сегодня утром я забыла об этом, — смущенно согласилась Элси.

Ухмыляясь, Селлерс сел на стул.

— Ладно, — сказал он, — доставайте чашки и блюдца, и я посмотрю, смогу ли посодействовать в чаепитии.

Полагаю, у вас в кармане завалялся пакетик заварки.

— Кое-что я достану, — пообещал Селлерс, устраиваясь на стуле поудобнее и вытаскивая из кармана сигару. — Давайте, Берта, не смущайтесь. Элси, принесите чашки.

Элси посмотрела на Берту.

— Я передумала. Раз у нас нет чая, я не буду ждать, пока вы что-то организуете. Мне до смерти надоело…

— Прекрасно, прекрасно, — прервал ее Селлерс. — Давайте посмотрим на чашки и блюдца, Берта. Где вы их держите?

— Я сказала, что не собираюсь ими пользоваться.

Знаю, но они меня интересуют.

— Можете интересоваться ими и дальше. Пойдемте, мистер Белдер. Мы закончим то дело, которое собирались обсудить, когда нас прервали.

— С таким же успехом вы можете закончить его прямо сейчас, — сказал Селлерс.

— Благодарю вас, но мои клиенты предпочитают частную беседу, это выглядит довольно странно с их стороны, но приходится с этим считаться.

Селлерс продолжал все так же добродушно ухмыляться.

— Миссис Голдринг сказала мне, что миссис Белдер пришло еще одно письмо. Я подумал, что могу найти вас здесь, мистер Белдер, если у вас это письмо в кармане. Я только возьму его с собой. Оно может оказаться ценной уликой.

— Возьмете? — взорвалась Берта. — Есть определенный государственный устав, который ценится немного выше, чем вы — пронырливые полицейские. Если письмо адресовано миссис Белдер, вы не можете…

— Продолжайте, Берта, продолжайте, но не стоит так возмущаться. Если вы так цените государственный устав, то чем же вы тогда занимались?

— Я хотела заварить чай! — чуть ли не крикнула Берта. — И я полагаю, что нет такого закона, который бы запрещал это делать в собственном офисе.

— Вы будете удивлены, — сказал ей Селлерс. — Но, согласно постановлению властей города, места, которые регулярно снабжаются едой и напитками, хотя и не предназначены для этого, или…

— Думаю, что я могла бы угостить своего клиента чашкой чая, не предъявляя лицензии на ресторанную деятельность.

— Это «регулярное снабжение» подразумевает достаточно много, — сказал Селлерс, все еще приветливо улыбаясь. — Здесь работает Элси. Очевидно, вы каждый день в это время устраиваете чай.

Яростный взгляд Берты К. ул не нарушил безмятежного благодушия сержанта.

— Если вы получили еще одно письмо, — продолжал он, обращаясь к Белдеру, — и созрели для того, чтобы его распечатать, возьмите меня к себе в компанию.

— Как, черт возьми, вы смеете здесь распоряжаться? — сказала Берта. — Врываетесь в мой офис и…

— Не принимайте все так близко к сердцу, Берта. Не кричите. Ваш офис открыт для всех. Я был в дрме Бел-дера, чтобы проверить кое-какие детали. Я поговорил с миссис Голдринг, которая действительно взволнована всем происходящим и пытается убедить меня, что отсутствие ее дочери вызвано какими-то серьезными причинами, не связанными со смертью Салли Брентнер. Еще раз обдумав последние события и желая найти причину исчезновения дочери, миссис Голдринг вспомнила, что по почте пришло два письма,’ и оба были помечены: «Лично и конфиденциально». Она предложила пересмотреть почту, найти их и выяснить, нет ли там ключа к разгадке. Мы это сделали и нашли только один конверт.

Я посчитал себя не вправе вскрывать корреспонденцию миссис Белдер, но мог подержать конверт против яркого света и посмотреть, что там внутри. Я сделал картонную трубочку, поставил ее на свет, положил на трубку конверт и увидел, что внутри только реклама пушной компании. Более тщательный осмотр убедил меня, что конверт вскрывали. Я вспомнил, что было два письма, что вы пытались не допустить меня к одному из них, что у вас не было конверта, в котором оно пришло. Миссис Гблдринг я исключаю, поскольку она не могла найти письмо, которое пришло сегодня днем с пометкой «Лично и конфиденциально». Сопоставив факты, я предположил, где находится конверт и где должен быть Эверетт Белдер. Я пришел сюда и нашел вас, собравшихся вокруг кипящего чайника, заваривающих чай без чашек, чайника и без заварки.

Теперь, Берта, скажите мне как детектив детективу: что бы вы подумали, находясь на моем месте?

— О черт, — устало сказала Берта Белдеру. — ’Введите его в курс дела.

— Так-то лучше. — Селлерс усмехнулся. — Во всяком случае, мистер Белдер, что касается вашей тещи, я вас защищаю. Я ничего не сказал ей о втором письме. Вам, вероятно, интересно будет узнать, что ваша теща думает, будто у вас с Салли была интрижка, и либо вы от нее устали, либо она встала на вашем пути, не давая завести другую приятельницу. Она предполагает, что вы отделались от горничной, и у нее начинают возникать подозрения, что вы могли разделаться и с собственной женой.

— Разделаться с Мейбл! — воскликнул Белдер. — Боже мой! Я бы отдал правую руку, чтобы отыскать ее прямо сейчас. Берта может сказать вам, что я устраиваю дело, которое…

— Замолчите, — оборвала его Берта. — Он пытается рассердить вас, чтобы вы заговорили. Это старый полицейский трюк: натравливать вас на тещу, а тещу — на вас.

— Зачем вы остановили его, Берта? Разве он что-то знает?

— Все, что я пытаюсь сделать, это держать его рот на замке, чтобы вы не могли поехать и рассказать теще, что говорил о ней Белдер.

Селлерс дружелюбно произнес:

— Думаю, мне удалось бы добиться большего, если бы вы не заняли круговую оборону.

Белдер зло поглядел на Селлерса:

— Интересно, сколько подобной ерунды припасено для граждан в полицейских участках?

— Вы удивитесь, Белдер, как много раз жены «просто исчезали» или уезжали навестить родственников и не возвращались. Согласен, это звучит так, будто я выдвигаю против вас обвинение, хотя я не пытаюсь сделать ничего подобного, а только веду расследование. Вас обвиняет ваша теща.

— Опять он делает попытку, — перебила Берта. — Не позволяйте ему разозлить вас. Давайте лучше посмотрим, что написано в письме.

Берта взяла со стола Элси несколько листов бумаги и конверт, который она поспешно спрятала, как только Селлерс открыл дверь. Селлерс сидел, откинувшись на спинку стула, удовлетворенно выпуская сигарный дым. Он наблюдал за происходящим.

Берта подержала конверт над паром, вставила между склеенными частями карандаш и прокатила его поперек полоски клея.

— Довольно аккуратно, — прокомментировал Селлерс. — Видна большая практика.

Берта проигнорировала его замечание.

Белдер нервно произнес:

— Думаю, мне следовало бы первому прочесть это. Здесь может быть что-нибудь…

Селлерс поднялся со стула мягким, легким движением гимнаста. Белдер вырвал письмо у Берты. Большие сильные пальцы Селлерса схватили Белдера за запястье.

— Ах вы, упрямец, — сказал Селлерс. — Дайте.

Белдер попытался вырваться. Селлерс крепче сжал его руку, внезапно повернулся, и его локоть оказался сверху руки Белдера. Другой рукой он схватил тыльную сторону ладони Белдера и с силой потянул ее вниз.

Пальцы Белдера разжались. Письмо мягко упало на пол. Селлерс опередил Берту, их плечи столкнулись, когда они оба потянулись за письмом.

— Чтоб вас разорвало, — проговорила Берта.

— Я всегда поднимаю для дамы вещи, — заметил

Селлерс и вернулся на стул с письмом в руках и сигарой во рту. I

— Давайте читайте, — сказала Берта.

— Я читаю.

— Читайте вслух.

Селлерс'только усмехнулся. Он прочел письмо с явным интересом, сложил его и опустил к себе в карман.

— Да, это и впрямь было весело! — заметил он.

— Будьте вы прокляты. Вы покажете письмо; — сказала Берта.

— У вас есть конверт, Берта. Полагаю, вы положите туда еще один проспект от скорняка и очень неплохо сделаете, если пошлете его по указанному адресу. И не надо * меня проклинать. Я просто пытаюсь облегчить жизнь вашему клиенту. Миссис Голдринг очень понравился трюк: просматривание конверта над картонной трубочкой. Она уляжется спать на этом конверте, она только ждет, когда можно будет на него прыгнуть. А перво-наперво она спросит Белдера, не было ли у него письма в кармане. Ну, я должен спешить.

Белдер повернулся к Берте Кул:

— Разве мы не можем ничего сделать? Разве у нас нет никаких прав?

Берта ничего не ответила, пока не закрылась дверь.

— Он поймал нас на месте преступления, — с горечью произнесла она, — и он хорошо все знал. Будь он проклят.

В голосе Белдера зазвучала благородная ярость:

— Хорошо, миссис Кул. Думаю, что эта последняя капля переполнила чашу. Вы плохо вели это дело с самого начала. Если при слежке за моей женой вы показали бы самое обыкновенное умение, то мы сейчас точно бы знали, где она находится. В строжайшей тайне я дал вам письмо, а оно попало в руки полиции. Я пришел с третьим письмом, которое, возможно, содержит важную информацию… а оно ускользает из-под вашего носа. У меня были сомнения, когда я нанимал жен-щину-детектива. Сержант Селлерс не смог бы так обмануть мужчину.

Берта смотрела куда-то вдаль, на ее лбу появилась напряженная морщинка. Она ничем не показала, что слышала хотя бы слово из всего сказанного Белдером.

Белдер скованной походкой прошел к двери и вышел в коридор за сержантом Селлерсом.

Элси Бранд сочувственно посмотрела на Берту Кул.

— Вот несчастье, — сказала она. — Но все-таки это не ваша вина.

Берта, видимо, ее не слышала.

Она стояла, сосредоточившись, прищурив глаза.

— Они думают, что Белдер убил свою жену, а он был в то утро в парикмахерской. Я помню его, когда он вошел. Было холодно. Сырой ветер как раз прогнал тяжелый туман. На Белдере было пальто, и он не был выбрит. Он оставил меня перед своим домом. Когда я приехала к нему в офис, он был уже выбрит, сделал маникюр и массаж, и волосы его были приведены в порядок. Так вот почему эта женщина хотела знать о его парикмахере. Парикмахерская — его единственное алиби.

Берта прошла в кабинет, взяла шляпку и сумочку.

Глава 15 ЗАБЫТОЕ ПАЛЬТО

В зале «Терминал-Тонсориал-Парлор» было семь кресел, которые обслуживали только трое мужчин. Войдя в парикмахерскую, Берта бросила взгляд на занятые кресла и на полдюжины клиентов, ожидающих своей очереди.

— Где ваш шеф? — спросила она.

« — Он вышел перекусить, — ответил один из мужчин.

— Вы хотите сказать, что он пошел обедать?

— У него ленч, — усмехнулся мужчина. — Он стремится уйти уже с двух часов — считается, что это время его ленча. Он… Да вот он идет.

Берта повернулась и оглядела человека, который открывал входную дверь. Не обращая никакого внимания на любопытные взгляды ожидающих клиентов, она помахала визитной карточкой перед лицом сбитого с толку парикмахера и спросила:

— Где мы можем побеседовать? Я отниму у вас всего пять минут.

Парикмахер устало посмотрел на занятые кресла.

— У меня нет времени для беседы, — сказал он. — Я так занят. Я…

— Пять минут, — настойчиво произнесла Берта. — И было бы лучше поговорить с глазу на глаз.

— Хорошо, — сказал он, сдавшись под натиском Берты. — Проходите сюда. — И он указал на дверь, ведущую в подсобную комнату. — Пока я буду надевать халат, вы можете рассказать о вашей просьбе. — Последнюю фразу он произнес достаточно громко, чтобы ожидающие своей очереди клиенты могли его слышать: — У меня полно клиентов.

— Хорошо, — согласилась Берта.

Берта прошла в тесное, тускло освещенное помещение, отгороженное тонкой стенкой от главного зала. Вдоль стены тянулась доска с прикрепленными к ней крючками, на которых висело несколько пальто. На старомодной вешалке для шляп их было три. После того, как парикмахер водрузил свою шляпу, их стало четыре.

— Итак, чем могу быть полезен? — спросил он.

— Вы знаете Эверетта Белдера? — Берта перешла прямо к делу.

— Да, знаю. У него офис в «Рокэвей-Билдинг». Я обслуживаю его не первый год.

— Прошу вас, вспомните, был ли Белдер у вас в прошлую среду?

— В среду, — повторил парикмахер, потерев лоб. — Постойте… Да, верно, это была среда. Он постригся, сделал маникюр, побрился и сделал массаж. Сейчас уже редко кто делает массаж — похоже, люди стали слишком заняты, и они- все время спешат. Бог знает что с ними происходит. Я не могу никого заставлять…

— Как долго он здесь был?

Парикмахер снял пиджак и жилет, осторожно повесил их на деревянную вешалку и водворил ее на крючок.

— В общей сложности часа полтора, — сказал он, снимая с другого крючка халат и вдевая в рукав правую руку.

— Вы не знаете точное время? — спросила Берта.

— Почему же, знаю. Мистер Белдер не любит ждать. Он приходит, когда посетителей бывает немного — часов в одиннадцать утра. В среду он запоздал и пришел около половины двенадцатого. Теперь я вспомнил. В тот день был сильный туман и сырой ветер. Он был в пальто. Вскоре после того, как он сел в кресло, выглянуло солнце, и мы поговорили о ветре, который разгоняет тучи. Когда он ушел, то оставил свое пальто… Вот оно висит на крючке. Я позвонил ему и сказал, что оно здесь, и он обещал за ним зайти. Скажите, почему вы его проверяете?

— Я его не проверяю, — ответила Берта. — Я пытаюсь ему помочь.

— Он вас нанял?

— Я сказала, что пытаюсь помочь ему. Больше о нем никто не спрашивал?

Мужчина покачал головой.

— Возможно, еще придут, — сказала Берта.

— Я сейчас вспомнил, что в газетах писали о каких-то неприятностях у него дома. Горничная упала с лестницы в погреб и закололась, не так ли?

— Что-то в этом роде.

— Ваш приход как-нибудь связан с этим?

Мужчина быть таким уставшим, что не обратил большого внимания на первые вопросы Берты. Он отвечал, пока переодевался, и стремился только к тому, чтобы побыстрее от нее отделаться. Теперь он заинтересовался настолько, что проявил немалое любопытство и подозрительность.

Берта покорно взглянула на него.

— Какая может быть связь между временем, когда он находился у вас в парикмахерской, и падением с лестницы горничной? — спросила она.

Парикмахер обдумывал ее слова, пока застегивал пуговицы халата.

— Думаю, что никакой. Я просто поинтересовался. Это все, что я знаю о последнем визите Бедцера.

Берта вышла за ним из маленькой комнаты с тем покорным послушанием, которое всегда вызывало подозрение у сержанта Селлерса, но парикмахер, став за спинкой кресла, уже забыл о ее существовании.

— Кто следующий? — спросил он.

Со стула поднялся мужчина и направился к креслу. Берта, уже взявшаяся за ручку двери, сказала:

— Я забыла у вас свою сумочку, — и направилась в' маленькую комнату.

Парикмахер посмотрел на нее и стал обслуживать клиента.

— Будете стричься? — спросил он.

У Берты было достаточно времени. Она подошла к вешалке, где висело пальто Эверетта Бедцера, и методично принялась исследовать его карманы.-

В левом кармане находился носовой платок и полупустой спичечный коробок. В правом — пара перчаток и очечник, из тех, что застегиваются на кнопку.

Берта осторожно открыла его.

Там вместо очков лежал съемный мост, на котором было два зуба.

Берта взяла сумочку, которую она специально оставила на маленьком столике, открыла ее, положила очечник и вышла.

— Всего хорошего, — механически произнес парикмахер. — Приходите.

— Спасибо. Приду.

Глава 16 ТЕЛО В МАШИНЕ

Зимним вечером движение на улицах было оживленным. Берта проехала вниз по бульвару, внимательно следя за стрелкой спидометра. Подъезжая к перекрестку, где потеряла из виду миссис Белдер, она сбавила скорость, потом отключила передачу и за весь оставшийся путь, прижимая регулятор книзу, восстановила картину, припоминая, как ехала преследуемая ею машина: с какой скоростью она двигалась и сколько сделала внезапных рывков перед тем, как повернуть за угол.

Берта свернула налево, проехала до следующего поворота, потом остановила машину и огляделась. Она посмотрела сначала налево, потом направо, и ей в голову впервые пришла мысль, что ни справа, ни слева улицу, параллельную бульвару, не пересекали другие улицы или переулки, а значит, оттуда нельзя было выехать на бульвар.

Берта припарковала машину у тротуара и занялась подсчетами.

Если машина миссис Белдер остановилась бы на дороге, то она увидела бы ее, когда сворачивала с бульвара. Берта нагнала машину в последние сто ярдов перед тем, как потеряла ее из виду. Машина могла сделать поворот либо направо, либо налево, но проделать такой маневр в этом квартале было практически невозможно.

Машина не могла испариться, и, еще раз признав важность «рутинной» слежки, Берта решила найти объяснение всему, что произошло.

Она вспомнила, что кто-то стоял около гаража, когда она, свернув с бульвара, пролетела мимо, стремясь доехать до следующего переулка.

Она попыталась вспомнить, где находился гараж. Кажется, где-то на левой стороне улицы.

Берта развернула машину и медленно поехала в обратную сторону.

Второй дом от угла был тем, что нужно — Норт-Хэр-кингтон — авеню, 709. Это, конечно, маловероятно — один шанс из тысячи, но теперь Берта делала крупную ставку, и нельзя упускать ни одного шанса.

Она остановила машину, прошла по цементированной дорожке, ведущей к дому, и нажала кнопку звонка. Она могла слышать, как внутри раздался слабый звон.

Подождав секунд пятнадцать, она позвонила еще раз. В доме не было никаких признаков жизни.

Берта отошла от двери, чтобы внимательно рассмотреть дом. Вокруг было пустынно. Шторы на окнах на две трети опущены. В том месте, где дверь отходила от порога, собралась пыль.

Разочарованная, Берта еще раз нажала на звонок. Потом она повернулась и оглядела соседние дома.

Солнце, скрытое на западе низко висящей завесой облаков, создавало эффект ранних сумерек. Тем не менее, день был теплым. Во дворе на другой стороне улицы играли дети — девочка, лет восьми-девяти, и мальчик, года на два помладше.

Берта подошла к ним.

— Не знаете ли, — спросила, обращаясь к детям, — кто живет в доме через дорогу?

Ей ответила девочка:

— Мистер и миссис Катрин.

— Кажется, их нет дома.

Девочка поколебалась.

В разговор вмешался мальчик:

— Они уехали на десять дней в отпуск.

— Мама говорила тебе, чтобы ты ничего не рассказывал. Когда воры знают, что хозяев нет дома, то они приходят и уносят вещи, — сказала девочка.

Берта успокаивающе улыбнулась:

— Я слышала, что они хотят сдать свой гараж в аренду; вы ничего об этом не слышали?

— Нет, не знаем. У них есть машина, и они обычно ставят ее в гараж.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила их Берта. — Я только взгляну на гараж.

Она вернулась к дому, на этот раз более уверенно, и пошла по цементированной дорожке к гаражу. Некоторое время дети следили за ней, а потом вернулись к прерванной игре. Когда Берта подошла к гаражу, они полностью забыли о ней, и детские голоса зазвенели с утроенной силой, достигая ее ушей.

Дверь гаража мягко подалась на хорошо смазанных петлях.

Берта осторожно открыла ее на несколько дюймов. Она не собиралась входить, пока… не увидела в гараже машину.

Что-то смутно знакомое показалось ей в машине. Берта посмотрела на номера: они принадлежали автомобилю миссис Белдер.

Берта обошла машину и подошла к ней с правой стороны.

Мягкий вечерний свет, струящийся через дверь, которая открывалась на восток, и через окна, выходившие на север, давал достаточное освещение, чтобы она могла видеть находившиеся в гараже предметы; но все же потребовалось минуты две, чтобы ее глаза привыкли к полутьме.

Сначала Берта решила, что машина пуста. Она открыла дверцу и хотела уже пробраться к рулю. Вдруг ее нога натолкнулась на препятствие. Она опустила глаза вниз, рассматривая, что это могло быть. Глаза уже полностью привыкли к тусклому освещению гаража, и она разглядела обутую ступню и затянутую в чулок ногу. Тело же наполовину полулежало на сиденье, а наполовину сползло на пол.

Еще момент — и застоявшийся запах смерти ударил Берте в ноздри.

Берта выбралась из машины, пошла к двери гаража, но, подумав, вернулась, нащупала выключатель и включила свет.

Лампа находилась под самым потолком, и крыша машины бросала тень на труп, но для Берты это был единственный шанс, которым она могла воспользоваться.

Тело было одето в пальто из шотландской ткани, которое Берта так хорошо помнила; темные очки с блестящей оправой из белого металла, защищавшие глаза, придавали ему вид мистической совы, которая рассматривала Берту Кул круглыми черными глазами в белых ободках.

Свет, проникавший через переднее стекло машины, падал на лежавший на полу в кабине лист бумаги.

Берта подняла его.

Машинописный текст, насколько могла судить Берта, был напечатан на гой же самой портативной машинке «Ремингтон», что и анонимные письма.

«Я поверну с Вестмо-бульвара. Я должна буду притвориться, что ничего не подозреваю, и ни разу не поверну головы, чтобы посмотреть назад, но краем глаза я буду смотреть в зеркало заднего вида. Если я замечу, что за мной следят, то, проскочив на красный свет светофора на Доусон-авеню, я поеду со средней скоростью. Я поверну на Норт-Хэркингтон-авеню. Второй дом от угла — номер 709. Дверь гаража будет открыта. Я заеду в гараж, выскочу из машины, закрою дверь, вернусь в машину и, не выключая мотора, буду ждать, пока не услышу три автомобильных гудка. Тогда я открою дверь и выеду из гаража. Очень важно, чтобы я с точностью до запятой следовала инструкции.

М.Б.».

Берта опустила руку, и бумага снова оказалась на полу. Она наклонилась над телом, приложила палец к холодным губам, собралась с духом и отвернула их.

Съемный мост, на котором должны были находиться два зуба, пропал.

Берта выбралась из машины и поспешно захлопнула дверцу. Она закрыла дверь гаража и пошла почти на цыпочках — так велико было ее желание оставить все в тайне. Она была уже на полпути к своей машине, когда звук детских голосов заставил ее понять, что она допустила большую ошибку, начав расспрашивать детей, и ей теперь не оставалось ничего иного, как позвонить сержанту Селлерсу.

— Мне чертовски не везет! — проворчала она и распахнула дверцу Машины.

Глава 17 ДЬЯВОЛЬСКИЙ И ИЗОБРЕТАТЕЛЬНЫЙ

Берта Кул обратилась к офицеру:

— Пойдите скажите сержанту Селлерсу, что я не могу больше ждать. У меня много работы.

Полицейский только ухмыльнулся.

— Я говорю серьезно, — возмутилась Берта. — Меня здесь держат уже более двух часов, а я не собираюсь ждать, пока они там вдоволь наговорятся. Сержант Селлерс знает, где меня найти, если захочет.

— Так и есть, он обязательно захочет, — сказал офицер.

— Я не это имела в виду.

— А я это.

— Пойдите и передайте Селлерсу то, что я сказала.

— Он занят. Я не могу отрывать его от работы из-за всяких пустяков.

— Это не пустяки. Я ухожу.

— Мне приказали не выпускать вас.

— С какой стати я должна здесь сидеть только потому, что нашла для Селлерса труп?

— Это вам необходимо обсудить с самим сержантом.

— Но миссис Голдринг разрешили уйти.

— Она закатила истерику и она была нужна только для опознания тела.

— Хорошо, а что нужно от меня?

— Не знаю.

— Сержант Селлерс уже закончил расследование в гараже?

— Не знаю.

— Хорошо. Что выяснили о причине смерти?

— Этого я также не знаю.

— Кажется, вы не знаете чертову уйму вещей.

— Но так оно и есть.

— А что вы знаете?

Офицер усмехнулся:

— Я знаю, что мне приказали задержать вас здесь, и я это сделаю. В данный момент, миссис Кул, я ничего другого не знаю.

Берта погрузилась в негодующее молчание.

Внезапно дверь открылась, и на пороге появился сержант Селлерс. Подав едва заметный сигнал офицеру, он улыбнулся Берте Кул:

— Привет, Берта.

Берта хмуро взглянула на него.

— В чем дело, вы, кажется, чем-то огорчены?

— Огорчена! Если вы полагаете, что я… О черт!

Селлерс уселся на стул.

— Как вы узнали, что она мертва? — спросил он.

— Я дотронулась до тела. Оно было холодным. Кроме того, в машине стоял запах разлагающегося трупа. Я позвала ее. Она не ответила, не шевельнулась. Я поняла, что она уже несколько дней находится в машине. И тогда меня осенило, сержант, это было как вспышка — как то удивительное прозрение, которое находит на полицейских. И тогда я сказала себе: «Боже мой, она мертва!»

— Вы догадались, что она мертва, прежде чем вошли в гараж?

— Я не знала.

— Тогда почему вы туда пошли?

— Я терпеть не могу терять того, за кем слежу.

— Понятно. Когда вы теряете человека в среду в полдень и решаете, что вам не следовало этого делать, вы в пятницу вечером возвращаетесь на то место, где остановились. Очень похоже на движущиеся картинки в тире, которые замирают на месте, когда вы спускаете курок.

— Нет. Не так.

— Хорошо, тогда что же?

— Я только осматривала место.

— Вы должны были действовать более профессионально, Берта.

— К черту то, что я была должна. Я потеряла ее там, и у меня было право вернуться и поискать.

— Как вы узнали, что потеряли ее именно там?

— Она свернула на эту улицу, и больше я ее не видела.

— Тогда почему вы не остались там, когда следили за ней?

— Потому что я думала, что она проехала до следующего угла и повернула направо.

— А чт© заставило вас изменить свое мнение?

— Я доехала до следующего угла, увидела, что она не повернула направо, и тогда свернула налево.

— Вы сказали, что она не поворачивала направо. — Да.

— Как вы это узнали?

— Потому что, когда я начала поворачивать направо, улица была пуста. Я не думала, что она могла повернуть направо, а потом обогнуть квартал.

— Итак, вы передумали и повернули налево?

— Совершенно верно.

— Но с левой стороны улица тоже была пуста, не так ли? — Да.

— И по той же самой причине, по которой у нее не было времени повернуть направо и обогнуть квартал, у нее не могло быть времени повернуть налево.

— Вот почему я и вернулась туда.

Селлерс окинул ее любезным взглядом.

— Это великолепно, Берта. В будущем, когда вам захочется сделать саркастическое замечание насчет того, как много времени требуется полицейским, чтобы сделать правильный вывод, вы сможете вспомнить, что даже самому лучшему частному детективу понадобилось два или три дня, прежде чем такая простая догадка, вроде вашей, просочилась в голову. Как получилось, что вы заглянули именно в этот гараж?

— Я вышла, чтобы посмотреть, куда она могла деться… и что могло случиться. Я обнаружила, что улица имеет два тупика — справа и слева. Тогда я поняла, что она не могла повернуть за угол и заехать мне в тыл. Она должна была исчезнуть до того, как добралась до угла.

— А вы не заметили этого двумя кварталами раньше?

— Сказать по правде, нет, не заметила, — как-то при-стыженно призналась Берта. — Я думала, что это самое обыкновенное преследование, одна из тех вещей, которые имеют значение только для тех, кто за это платит. Когда мужчина нанимает незнакомого человека следить за его женой, это означает, что он поставил крест на своей супружеской жизни, и безразлично, флиртует ли она с Томом, Диком или Гарри.

— Милая философия, — сказал Селлерс. — Мне жаль, Берта, что у меня нет времени для спора о семейной жизни. Почему вы решили, что преследование — не такое уж важное занятие?

— Я думала, что это рутинная работа.

— Тогда почему вы не заметили, что там двойной тупик?

— Я была очень сердита на себя и на эту женщину. Она ехала спокойно, ровно вела машину и держалась так открыто, что слежка за ней не составляла особого труда, и я размечталась. Я ехала за ней следом почти механически, а мои мысли были впереди на тысячу миль. И вдруг она выкинула этот номер. Тогда я рассердилась, и мне просто не пришло в голову, что она могла свернуть куда-нибудь в гараж.

— До недавних пор?

— Да, — сказала Берта.'

— А в среду вы не осмотрели гараж?

— Нет. Я осмотрела дороги. Я думала, что она повернула на какую-нибудь подъездную дорожку и вошла в один из домов.

— А если она свернула на дорожку, то почему бы ей не заехать в гараж?

— Тогда мне не пришло это в голову.

— А на появление другой идеи вам понадобилось три дня?

— Да, если вам хочется быть чертовски саркастичным.

— Вы видели бумагу, которая лежала на полу автомобиля?

Берта поколебалась.

— Да или нет?

— Да.

— И брали ее в руки и читали?

— Да. В общем-то, я только посмотрела на нее — так сделал бы каждый.

— «Так сделал бы каждый», — повторил сержант Селлерс.

— Уж не думаете ли вы, что, найдя мертвую женпш-ну, я не осмотрю все вокруг?

— Вы знаете, что мы не любим, когда люди топчутся на месте происшествия и оставляют отпечатки пальцев после того," как обнаруживают труп?

— Хорошо, должна я была выяснить, жива она или нет?

— Об этом я и веду речь. Вы ее потеряли… в среду?

— В среду около полудня.

— Вы нашли ее, когда стемнело, вечером в пятницу. Она лежала в автомобиле, и как только вы это обнаружили, то почувствовали трупный запах. Вы дотронулись до нее, она была холодной. Вы заговорили с ней, но она не пошевелилась. Тогда вы подняли эту бумагу и прочли ее, чтобы убедиться, что она мертва.

— Откуда я могла знать, что там написано… Это могло быть что-то важное. Может быть, она хотела, чтобы что-то сделали.

— Что могло бы вернуть ее к жизни?

— Не язвите.

— Я только говорю, — продолжал сержант, — что на бумаге была пара великолепных отпечатков пальцев… и я полагаю… — сказал он, и тут голос внезапно зазвучал утомленно, — что они будут отпечатками пальцев Берты Кул.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, Берта.

— Она умерла от отравления газом?

— Похоже на то.

— И что вы об этом думаете?

— Милая маленькая ловушка, — сказал сержант Селлерс. — Кто-то пишет женщине грязные письма до тех пор, пока она не заинтересовывается ими так, что фактически подпадает под гипноз. Поставьте себя на ее место. В доме ей принадлежит каждый цент; возможно, это ей нравится. Факты говорят, что она нужна мужу скорее как лицо, которое владеет состоянием, чем предмет любви. Возможно, что она хотела разрубить этот узел. Она сделала бы все возможное, чтобы оставить себе состояние. Ее нельзя винить за это. Ее муж умеет добывать деньги, она нет. Если он уйдет, то она окажется брошенной на произвол судьбы. Если ей повезет и она сможет найти друго-

— го мужа, который содержал бы ее, то сможет спокойно жить дальше. А если у нее ничего не получится, то ей придется столкнуться лицом к лицу со старой и хорошо известной участью брошенной жены: с мужчинами, которые готовы забавляться, но не собираются жениться, с неболь шим счетом в банке, истощающимся день ото дня, и подступающей старостью…

— Вы хотите, чтобы я зарыдала?

— Я хочу заставить вас думать.

— Я вас не понимаю.

— Я смотрю на это с точки зрения миссис Белдер. И пытаюсь представить ход ее мыслей после того, как в дело вмешалась мать.

— Вы думаете, что ее мать имеет к этому отношение?

— Нам известно, что во вторник у нее был долгий телефонный разговор с матерью. Потом около половины седьмого миссис Голдринг отправила телеграмму, в которой извещала дочь о своем приезде и просила встретить.

— О чем они говорили?

— Когда я спросил об этом миссис Голдринг, то она сначала попыталась уклониться, но потом рассказала. Мейбл позвонила ей и рассказала, что получила письмо, в котором говорилось, будто ее муж завел роман с горничной. Миссис Голдринг посоветовала ей уйти от Эверетта и забрать все деньги. Мейбл не была уверена, что это самый лучший вариант, потому что состояние вовсе не ее,

оно принадлежит мужу, и ей кажется, что этот вопрос можно как-то урегулировать. Это привело в бешенство миссис Голдринг. Некоторое время она спорила с Мейбл по телефону, потом решила сесть на вечерний поезд, а приехав к дочери, попытаться взять ситуацию под контроль. Она хотела устроить маленький переполох.

— Мейбл получила телеграмму?

— Получила. Когда пришла телеграмма, дома была Карлотта. Согласно записи телеграфной компании, телеграмма была передана по телефону, и миссис Белдер просила повторить ее, чтобы убедиться, правильно ли она расслышала номер поезда. Потом она сказала об этом Карлотте, и они договорились встретить поезд. Эверетт Белдер не имел представления, какая затевалась буря. Мейбл попросила его в тот вечер взять из ремонта машину, наполнить бак бензином, проверить шины и вернуть ее к одиннадцати часам утра.

— Подождите минуту, — сказала Берта. — Она не выходила из дома до одиннадцати двадцати двух в среду утром. Может быть, поезд должен был прибыть раньше?

— Он должен был прийти в одиннадцать пятнадцать, но опоздал,

— Почему Карлотта и миссис Белдер не отправились встречать поезд вместе?

— У Карлотты в городе были какие-то дела, а миссис Белдер любила утром поспать. Карлотта сказала, что проедется по магазинам и встретится с ней прямо на вокзале. Мы можем предположить, что миссис Белдер позвонила, чтобы уточнить прибытие поезда. Если она не выходила из дома до одиннадцати двадцати двух, то, возможно, знала, что поезд будет в двенадцать пятнадцать, и не могла запланировать слишком много дел до прихода поезда. Фактически поезд пришел только к часу дня.

Карлотта вышла из дома около девяти, выполнила некоторые поручения в городе и приехала на вокзал около одиннадцати. Там она узнала, что поезд прибывает в двенадцать пятнадцать и позвонила домой сестре сказать об этом, но никто не поднял трубку. Она звонила дважды^ А теперь представьте себе ситуацию. Время — около одиннадцати. Миссис Белдер сидела у телефона и ждала звонка от автора анонимного письма. Когда позвонила Карлотта, она не сняла трубку. Почему?

— Боже мой! — воскликнула Берта. — Есть только одна причина.

— Да? Давайте посмотрим, насколько наши версии совпадают.

— В этот мом, ент она, должно быть, убивала Салли Брентнер.

Селлерс кивнул.

— Так что же сделала Карлотта? — спросила Берта.

— Она подумала, что Мейбл уехала на вокзал. Карлотта осталась ждать поезда. Уже не было времени ехать в город, и она осталась ждать Мейбл. Поезд пришел только в час дня. Мейбл не приехала. Теперь сопоставьте все это и скажите, каков ответ?

— Единственное, что можно сказать — убийство совершено в одиннадцать часов.

— Мне тоже так кажется, — уныло произнес Селлерс. — Миссис Белдер могла позвонить в справочную и узнать, что поезд не придет до двенадцати пятнадцати. Она ждала звонка от автора письма и в одиннадцать не сняла трубку. Ей звонили, но, очевидно, не дозвонились до одиннадцати пятнадцати.

— Почему вы решили, что это произошло в одиннадцать пятнадцать?

— Вряд ли это произошло раньше- этого времени. Есть вероятность, что это было как раз в одиннадцать двадцать одну и что миссис Белдер успела за минуту выйти из дома и сесть в машину. Телефон зазвонил между одиннадцатью пятнадцатью и одиннадцатью двадцатью одной.

Берта осторожно произнесла:

— По-моему, у нее было мало времени для того, чтобы убить Салли Брентнер. Ведь это произошло между одиннадцатью и тем моментом, когда ей позвонили.

— Ей вовсе не обязательно было начинать убийство в одиннадцать часов. В это время она могла уже заканчивать свое черное дело.

— Но ее муж вернулся в одиннадцать, — заметила Берта.

— И, согласно вашему утверждению, он не входил в дом, а просто просигналил из машины.

— Вы предполагаете, что Мейбл убила Салли… а не Эверетт Белдер?

— Похоже, что так.

— Но вы же говорили, что это дело рук мужчины.

— Наверно, так оно и есть. Получив письмо, миссис Белдер чуть не сошла с ума от ревности. Она была так занята Салли, что не ответила на телефонный звонок в одиннадцать часов. После убийства Салли миссис Белдер сама попалась в расставленную для нее ловушку.

— Тогда кто ее убил? — спросила Берта.

Селлерс зажег спичку, поднес к сигаре, которой он пренебрегал, пока разговаривал стертой.

— Между одиннадцатью пятнадцатью и одиннадцатью двадцатью одной зазвонил телефон. Миссис Белдер предложили сесть в машину, выехать на бульвар, проехать мимо светофора, словно избавляясь от преследования, повернуть налево на Норт-Хэркингтон-авеню, заехать в гараж, закрыть дверь и, оставив включенным мотор, ждать условленного сигнала. В такой ситуации неизбежно отравление угарным газом. И чтобы убедить полицию в том, что так именно и было, убийца вошел в гараж и заткнул паклей все щели.

На лице Берты появилось испуганное выражение:

— Вы в этом уверены?

— На сто процентов.

Берта присвистнула.

— Технически, — сказал сержант Селлерс, — мы не можем доказать, что это было убийство. Женщина умерла по своей собственной неосторожности и…

— Подождите минуту, — перебила его Берта. — Есть одна деталь, которую вы просмотрели. После того, как Мейбл поговорила с автором письма, она пошла к пишущей машинке и напечатала инструкцию.

Селлерс благодушно улыбнулся.

— Не обманывайте себя, — сказал он. — Ей не надо было оставлять телефон и идти к пишущей машинке. Во-первых, весь маршрут должен был отпечататься у нее в памяти. Она действовала под таким эмоциональным напором, что ее мысль работала на полную катушку. Но если бы она хотела записать маршрут, у нее около телефона должны были находиться карандаш и бумага. Она записала бы все сама и обязательно каракулями, которые выдавали бы ее напряжение. Но убийцахотел, чтобы мы поверили, будто она прибегла к помощи пишущей машинки, вставила маленький листок бумаги и аккуратно напечатала. Фу-у! Эта гадость настолько сырая, что от нее несет за версту.

— Вы говорите об убийце, который напечатал текст и подбросил его в машину?

— Он вполне мог это сделать.

— Зачем?

— Вы не понимаете? Даже тупой полиции будет ясно, что женщина умерла из-за собственной неосторожности.

— А так оно и было? — спросила Берта.

— Да, — сказал Селлерс. — Бензобак совершенно пуст. Зажигание было включено. Гальванический элемент остановлен. Она могла задохнуться в течение первых нескольких минут, а потом мотор продолжал работать до тех пор, пока не кончился бензин. Там было четыре галлона, столько Белдер влил в среду утром.

— Тогда убийца должен был прийти в гараж уже после и оставить записку.

— Верно. Именно поэтому я так обрадовался, когда увидел на ней два четких отпечатка, и поэтому был так разочарован, когда понял, что вы сунули туда свой нос.

— Мне очень жаль.

— Возможно. Вы достаточно давно занимаетесь такими делами, чтобы знать, что руки нужно держать подальше от места происшествия. Достаточно ваших отпечатков на ручке дверцы. Вы должны были открыть машину, убедиться, что она мертва, и на этом окончить осмотр, и уж, конечно, ничего не трогать.

В голосе сержанта Селлерса слышался упрек. Он устал, был удручен и расстроен.

— Послушайте-ка, — внезапно сказала Берта, — это убийство было запланировано так, чтобы смерть выглядела как несчастный случай.

— Совершенно верно.

— Тогда убийца должен был снова прийти в гараж, чтобы посмотреть, что произошло, и оставить записку.

— Логично.

— Тогда почему убийца не вытащил из щелей паклю? Ведь она сразу говорит об убийстве.

— Я подумал об этом, — сказал Селлерс, — и это привело меня в некоторое замешательство. Но попробуйте влезть в шкуру убийцы.

— О чем это вы?

— Он достиг своей цели. Убрал женщину с дороги. Ночью он прокрался в гараж, и у него было достаточно времени, чтобы оставить записку. Когда тело будет обнаружено, газеты станут говорить о смерти в результате несчастного случая, а не об убийстве. Убийца не стал задерживаться в гараже слишком долго. Он боялся, что его могут обнаружить. Если бы что-нибудь пошло не так и кто-нибудь увидел, как он входит в гараж, и позвонил в полицию, тогда приехала бы полицейская машина с ревущей на всю округу сиреной и его поймали бы на месте происшествия. Это было бы то же самое, как если бы его застали стреляющим или вонзающим нож в жертву. И он знал это. Он надеялся, что полиция не заметит паклю, а если и заметит, то он все равно чувствовал себя в полной безопасности, ведь его не застали на месте преступления.

— Вы хотите сказать, что, поскольку он не был пойман на месте преступления, его нельзя обвинить?

— Совершенно верно, — сказал Селлерс. — Даже если мы сможем доказать, что все это — часть тщательно продуманного плана, мы никогда не сможем обвинить убийцу, потому что фактически он не убивал женщину. Когда это случилось, он мог находиться, и наверняка так и было, в миле от нее. Это дьявольская изобретательность. Мужчина настолько завладел вниманием миссис Белдер, так перевозбудил ее, что она забыла обо всех предосторожностях и задохнулась в закрытом гараже. Докажите все это присяжным, попытайтесь сделать обвинение или попробуйте попросить суд поддержать приговор о высшей мере: Один шанс из тысячи, что с вами согласятся.

— У вас есть какие-нибудь улики, указывающие на убийство?

— Да. Мистер Белдер — дьявольски умный убийца, извращенный гений; человек, у которого была масса времени, чтобы сидеть в офисе и думать. Он использовал воображение, помогающее ему обдумывать кампании по сбыту, для того, чтобы найти способ убить жену и остаться при этом чистым. Человек, который писал анонимные письма, обвиняя себя в связи с различными женщинами, разоблачая любовные похождения, которые при других обстоятельствах остались бдо в тайне; человек, нанявший детектива, чтобы быть уверенным, что за его женой будут следить до самого гаража. Вы не понимаете этого, Берта? Если бы вы за ней не следили, могли остаться сомнения по поводу случившегося? В результате дьявольского плана мы можем определить время наступления смерти с точностью до минуты — время, когда Эверетт Белдер сидел в парикмахерской. Очень милая картина, не правда ли?

— В парикмахерской? — как-то неубедительно спросила Берта.

— В парикмахерской, Берта, не удивляйтесь. Мы проверили все, что он нам рассказал. В парикмахерской он специально забыл пальто, чтобы парикмахер вспомнил время его посещения. Не прикидывайтесь невинной, моя милая, поскольку вы приходили туда и проверяли его пальто.

Берта на какое-то время потеряла дар речи.

— Минут через двадцать после вас приходила другая женщина, — сказал Селлерс. — Она сказала, что мистер Белдер забыл пальто и просил ее заехать за ним.

На лице Берты одно выражение сменялось другим.

— Похоже, это вас удивляет, — сказал Селлерс. — Вам бы следовало догадаться, что у него есть сообщница.

— Почему вы так решили?

— Кто-то должен был напечатать на машинке его жены эти письма, и напечатать профессионально, кто-то должен был позвонить ей и вызвать в гараж. Это единственное слабое место во всей схеме. Ему нужна была сообщница. И если я найду эту женщину, — ая найду ее и заставлю говорить, — тогда я смогу обвинить Эверетта Белдера. Это тот случай, когда ясно, кто совершил убийство. Единственная проблема заключается в том, смогу ли я достать улики, которые докажут, что это преднамеренное убийство, и пошлют виновника в газовую камеру тюрьмы Сан-Квентин. Я, — продолжал Селлерс, — только хочу сказать вам, Берта, что если вы станете на моем пути и вмешаетесь с какими-нибудь уликами или еще раз спутаете мне все карты, то я разровняю вас не хуже парового катка. Это все. Теперь можете идти.

Глава 18 А ЧТО Я С ЭТОГО БУДУ ИМЕТЬ?

Элси Бранд подняла голову, как только Берта открыла дверь.

— Доброе утро, миссис Кул.

— Здравствуй, — сказала Берта, прошла через приемную и опустилась на стул, стоящий около стола Элси. — Я выгляжу как Божий гнев… И чувствую себя соответственно.

Элси улыбнулась:

— Я прочла в газете, что тело было обнаружено частным детективом, женщиной, которая работала по этому делу. Полагаю, что это потребовало большого напряжения. Вам удалось поспать?

— Я даже глаз не сомкнула.

— Неужели все так плохо?

Берта хотела что-то ответить, но передумала и вместо этого взяла сигарету.

— Я бы все отдала, чтобы здесь оказался Дональд.

— Да. Могу себе представить, как вам его недостает. Но ведь вы не работаете над этим случаем, не правда ли?

Берта молча зажгла сигарету.

Элси продолжала:

— Насколько я поняла, Эверетт Белдер забрал у вас это дело?

— Элси, если мне не с кем поговорить, я тупею. Дело не в том, что ты можешь дать мне какой-нибудь проклятый дельный совет, — поспешно прибавила она, — но мысли всю ночь напролет бродили в моей голове. Я так глубоко увязла, что не могу выбраться и боюсь идти дальше.

— Вы хотите сказать, что глубоко увязли в деле с Эвереттом Белдером?

— В этом проклятом деле об убийстве.

— Полиция считает, что это убийство? Как я поняла из репортажа, это был несчастный случай. Она оставила мотор включенным…

— Полиция думает, что это убийство. Я думаю так же. И это и есть самое настоящее убийство. Я пыталась срезать углы и оказаться более ловкой — но запуталась.

— Я не представляю, как это может оказаться убийством, — сказала Элси. — Полиция в этом уверена?

— Уверена. Они знают, кто это сделал. Это вовсе не обычное дело об убийстве, где ты размышляешь, кто является виновной стороной. Здесь ты знаешь, чьих это рук дело, а он сидит за твоей спиной и смеется в рукав. И во всем этом проклятом деле есть только одно слабое звено, за которое я надеюсь ухватиться. Мне бы следовало пойти к сержанту Селлерсу и выложить на стол свои карты, но я боюсь это делать. Нужно было вовремя рассказать обо всем полиции, а теперь это может принять для меня скверный оборот.

На лице Элси выразилось сочувствие.

— Почему же вы не рассказали?

— Будь я проклята, если знаю почему, — призналась Берта. — Меня, конечно, встревожило, что сержант Селлерс выхватил у меня из рук третье письмо и не рассказал, что в нем было. Ну его к черту, он никогда и не расскажет. Тогда я подумала: «Хорошо, приятель, убирайся к дьяволу. В следующий раз, когда я попытаюсь помочь тебе выбраться, ты еще об этом вспомнишь!»

— Я отлично представляю, что вы чувствуете, миссис Кул. — И улыбка мелькнула в глазах Элси. — Тогда я решила, что сержант Селлерс что-то затевает.

— Мне было очень неприятно, — призналась Берта. — Я пораскинула мозгами и решила, что скорее увижу его в аду, чем удостою такой великой чести, как хорошая мысль о нем. Полагаю, что во всех неприятностях, свалившихся на меня, я могу обвинить Дональда.

— Зачем винить его за то, что вы получили ключ к разгадке?

.— Я хочу обвинить его за тот путь, которым я ее добыла. Я привыкла руководить сыскным агентством. И никогда не думала противостоять полиции. Я никогда ничего не скрывала. Я потихоньку тащилась со своим маленьким сыскным агентством, зарабатывая небольшие деньги, и у меня на счету был каждый пенни. Потом появился Дональд.

Берта умолкла, делая длинную затяжку.

— Маленький мозговитый дьявол, — продолжала она. — Деньги для него ровным счетом ничего не значили. Он тратил их, как воду в жаркий день, и разрази меня гром, если у него не было* сноровки, чтобы заставить их течь, как течет вода сквозь дырявую крышу. Я никогда в жизни не видела столько денег. И он никогда не играл по тем правилам, которые предлагали другие. Он был на две или три головы выше каждого, держал карты очень близко к груди, всегда готовый к заключительному яростному удару, который приберегал все это время, и лавина денег обрушивалась на нас, потому что он знал правильный ответ задолго до того, как кто-нибудь хотя бы начинал догадываться.

Ладно, мне надоело признание, что Дональд намного лучше меня. У меня тоже будет возможность играть, прижимая к себе карты, я просто буду молчать. Мне нужно бы говорить, а теперь говорить слишком поздно. Я схватила пчелу за жало. Я не могу ее отпустить и не знаю, что делать.

— Если вам нужно выговориться, то расскажите мне обо всем, <— сказала Элси.

— Ее убил муж, и в этом нет ничего сверхъестественного. Дело в том, что он проделал это так умно, что его никогда не смогут обвинить в убийстве, даже если найдут доказательства. Но у него есть сообщница. И вопрос в том, кто она?

Элей Бренд улыбнулась:

— Понятия не имею.

— Когда я говорю, то мне становится лучше, — призналась Берта, — и мысли понемногу проясняются. У него есть сообщница. Одно время я думала, что это мать Карлотты. Однако у них противоположные цели.

— Она была здесь вчера?

— Да. Хотела узнать, кто парикмахер Белдера. И я узнала, за что получила пятьдесят долларов. После этого от меня требовалось позвонить по указанному телефону и назвать имя парикмахера.

— И у вас есть номер этого телефона? — спросила Элси.

— Есть, я его проверяла. Это кассовый отдел аптеки, которая находится в деловой части города. Кто-то ждал там моего звонка. Возможно, мать Карлотты.

Элси понимающе кивнула.

— Потом я попыталась представить, как эго сделал бы

Дональд Лэм. Я сказала себе: «Зачем ей нужно знать имя парикмахера Белдера? Какое он имеет ко всему этому отношение?» Я вспомнила, когда в последний раз я видела Белдера выбритым, и причесанным, как после посещения парикмахерской/и мне это удалось — это было в среду утром. *

Я пошла в парикмахерскую, где парикмахер, который управляет этим заведением, вспомнил, что Белдер был у него и, когда уходил, оставил свое пальто. Мне пришло в голову, что мать Карлотты знала об этом и хотела проверить содержимое карманов. Здесь я ее обошла. Я нашла в кармане пальто нечто такое, что является ключом к разгадке.

— Что же? — спросила Элси.

— Не скажу, — ответила Берта. — Я не скажу этого даже тебе, Элси. Не потому, что не доверяю. Об этом я не смею рассказать ни одной живой душе.

— Понимаю, — участливым тоном произнесла Элси.

— Это может помочь сержанту Селлерсу обвинить Белдера в убийстве, а может и нет. Не знаю. Но уверена, что эта вещь очень нужна матери Карлотты. Я стащила ее прямо у нее из-под носа. Она не могла быть сообщницей Белдера, иначе не пришла бы ко мне.

— До тех пор, пока эта вещь находится у вас, вы лезете в петлю, поскольку такое положение выгодно для Белдера, — заметила Элси.

— Эта мысль пришла мне в голову около двух часов ночи, — созналась Берта. — Вот почему я не могла сомкнуть глаз.

— Почему бы вам не пойти к сержанту Селлерсу, выложить карты на стол и…

— Это логично, — сказала Берта. — Это то, что мне следовало бы сделать, что должно сделать рядовое сыскное агентство, и если я поступлю так, то прощай высокие гонорары. Мы навсегда останемся рядовым агентством. К черту все это. Мне нужно идти на охоту. Когда Дональд вернется, ему понадобятся деньги. И я к тому времени обязательно их добуду.

— Могу представить, что у вас на душе.

— Если я расскажу все сержанту Селлерсу, то он отберет у меня это дело. Он спустит на меня всех собак: почему я не сказала ему об этом раньше. Я буду свидетельницей в процессе об убийстве, и адвокаты начнут перемывать мне косточки, расспрашивая меня, почему я ничего не предприняла сразу, как только у меня появилась эта вещь. Они станут намекать, что в мои планы входил шантаж Белдера, а теперь вот я пытаюсь публично обвинить его в убийстве… Ну и все в том же духе, как это делается в суде.

— Знаю, — сказала Элси. Я была один раз свидетельницей.

На минуту Берта задумалась.

— Ну, — сказала она, — я оттолкнулась от берега, и мне придется грести на собственной байдарке. Мать Карлотты знает, что я обошла ее и что вещь, которую она искала, у меня. Я надеюсь на то, что она попытается заполучить ее. Если Белдер узнает, что вещь у меня, то он… короче, попытается убить меня. В каком-то месте необходимо сыграть на противоположных интересах и подняться на вершину. А так дело выглядит совершенно безнадежным.

— Если я чем-нибудь могу помочь, — сказала Элси, — вы можете на меня рассчитывать.

Берта устало поднялась со стула.

— Ладно, есть еще Долли Корниш. В этом деле мы как-то выпустили ее из поля зрения, и у меня зародилось подозрение… Кто-то идет. Проклятье, каждый раз, когда я присаживаюсь отдохнуть, кто-нибудь обязательно ловит меня, прежде чем я…

Дверь открылась. Миссис Голдринг с лицом, опухшим от слез, в сопровождении заботливой Карлотты вошла в офис.

При виде Берты лицо миссис Голдринг немного просветлело, Карлотта приветливо кивнула и одарила Берту лучезарной улыбкой.

— Доброе утро, миссис Кул. Можете ли вы уделить нам несколько минут? Маму постиг этот ужасный удар, но… в общем, есть вещи, которые не терпят отлагательств. Мы бы хотели поговорить с вами.

— Проходите в мой кабинет, — сказала Берта, — и присаживайтесь. Через секунду я присоединюсь к вам. Я только закончу диктовать одно важное сообщение. Проходите и устраивайтесь как дома. Извините меня.

— Конечно, — пробормотала миссис Голдринг. — Мы ценим вашу работу.

— Как любезно с вашей стороны, что вы готовы принять нас прямо сейчас, — подхватила Карлотта.

Берта смотрела на них, пока они входили в кабинет, потом повернулась к Элси.

— Вот, — проговорила она, — это наконец-то возможность получить деньги, дорогая моя. Миссис Голдринг может быть убита горем, но сквозь слезы скорби она видит все, что происходит вокруг. Эта женщина не так уж глупа, и она не упустит кусок хлеба, который намазан маслом.

— Боюсь, что я вас не понимаю.

— Представь себе, — тихим голосом произнесла Берта. — Есть состояние, в котором Бог знает сколько денег. Эверетт Белдер все перевел на имя жены. Он убивает ее и возвращает себе свободу и в то же время деньги. Миссис Голдринг чуть было не убедила дочь ускользнуть от мужа и взять все деньги с собой. Ты понимаешь, какое получается перетягивание каната. Эверетт Белдер приложил все усилия, чтобы порвать со мной, так что я совершенно свободна и могу взять в клиентки миссис Голдринг.

— Но как вы можете изменить права на наследование…

— Ты не поняла? — спросила Берта. — В законе сказано, что человек не может наследовать состояние того лица, которое он убил, несмотря на завещание или что-то другое. Теперь ты сидишь и стучишь изо всех сил на машинке, чтобы офис выглядел таким же деловым, как преисподняя, а Берта пойдет отрезать большой кусок пирога.

Берта распрямила опущенные плечи, подняла голову, и лицо ее приняло обычное выражение полной уверенности в себе.

— Я знаю, Элси, что сделал бы Дональд. Он принялся бы всячески манипулировать вещами так, чтобы поставить дело на процентную основу. Потом он воспользовался бы ключом, о котором никто, кроме него, не знает, и приколол бы убийство к Эверетту Белдеру, сгрузил в подол миссис Голдринг состояние и собрал проценты. Ад гудит, Элси, мы можем даже получить больше, чем десять процентов; а все состояние, возможно, составляет семьдесят тысяч долларов. Это будет семь с половиной тысяч долларов, которые стукнут в колокольчик нашего регистра наличных.

— Да, — согласилась Элси, — думаю, Дональд сделал бы так, потом представил все в таком свете, что сержант Селлерс был бы ему благодарен.

В глазах Берты промелькнула решимость:

— Как раз это я и собираюсь сделать.

Элси, казалось, испытывала некоторое сомнение.

— Первый чертенок выскочил из табакерки, — сказала Берта. — Я проявлю искусство находить покупателей. Я изучала психологию торговли, а теперь поработаю с этой женщиной и постараюсь получить максимальные проценты. Она думает, что сможет нанять меня за почасовую плату. Я буду действовать тонко, но решительно. Посмотришь, Элси, как я это сделаю.

Берта не глядя сгребла со стола Элси несколько писем. Держа их в левой руке, напустила на себя самый деловой вид, откашлялась и пересекла приемную, ворвалась в кабинет, со стуком закрыла дверь и одарила своих посетительниц успокаивающей улыбкой. -

Она села в скрипящее кресло-качалку, расчистила на столе место, положила корреспонденцию, которую держала в руке, и посмотрела мимо Карлотты на миссис Голдринг с самой милой улыбкой:

— Я знаю, что бесполезно пробовать смягчить горе с помощью слов. Я могу выразить вам только самое искреннее сочувствие.

— Благодарю вас, — произнесла миссис Голдринг безразличным голосом человека, чьи чувства притупились в результате перенесенного потрясения.

Карлотта, приняв деловой тон, вторглась в краткую паузу:

— Миссис Кул, случилось ужасное событие, которое так сильно расстроило маму, что я опасаюсь, как бы у нее не произошел упадок сил. Ее нервы совершенно расстроены.

— Не беспокойся обо мне, — слабо отозвалась миссис Голдринг.

Карлотта продолжала:

— Прежде чем мы продолжим нашу беседу, миссис Кул, я хочу уяснить одну деталь. Насколько я знаю, Эверетт порвал с вами все деловые отношения. Вы больше не работаете на него и не должны ничего ему рассказывать. Это так?

— Дело вот в чем, — мрачно начала Берта. — Он думал, что я плохо работаю, и умыл руки, фактически отказавшись от моих услуг., И я рада, что он это сделал.

— Конечно, — продолжала Карлотта, — мы должны быть очень осторожны. Пока мы еще не можем выносить обвинения. Но я думаю, все мы видим ситуацию. И мне кажется, что мы хорошо поймем друг друга.

Берта слегка кивнула.

— Во всяком случае, — поспешно-прибавила Карлотта, — мы не можем подвергать риску наше будущее. Вы понимаете, о чем я говорю. Секретарша Эверетта преследует вас в судебном порядке за ваши слова.

— Я только пыталась прояснить дело, — бросила Берта, — и вдруг эта проклятая маленькая… достойная молодая леди… предъявляет иск.

— Я знаю, что творится у вас в душе, но я не вижу в этой секретарше ничего благородного и достойного, миссис Кул.

— Мой адвокат говорит, что до окончания судебного процесса она должна быть достойной молодой женщиной.

— Ну, насколько я что-нибудь понимаю в людях, — определенно сказала Карлотта, — она просто маленькая…

Миссис Голдринг кашлянула.

— Я рада, что она больше не служит у Эверетта, — закончила Карлотта. — Я всегда думала, что у нее вызывающий вид. Боже мой, всякий мог подумать, ^что именно ей принадлежит офис.

— Она, казалось, хорошо сознавала свою сексуальность, — сказала миссис Голдринг безразличным тоном человека, который был настолько потрясен мирскими происшествиями, что человеческие взаимоотношения перестали для него иметь серьезное значение. — Она вела себя провокационно, я хочу сказать — в сексуальном отношении.

— Мама очень расстроена, — сказала Карлотта. — Беседовать с вами буду я.

Берта полуобернулась, чтобы видеть Карлотту.

У Карлотты были манеры молодой женщины, которая закрывается в своей раковине, а потом, во время сильного эмоционального стресса, выходит наружу, чтобы убедиться в способности принимать ответственные решения. Она, казалось, получала от своей роли большое удовольствие.

— Миссис Кул, настал момент, когда мы хотели бы обратиться к вам за помощью.

— г- Я к вашим услугам и сделаю все, что от меня зависит. Я всегда говорю моим клиентам, что предпочитаю не брать ни одного пенни, пока не сделаю для них что-нибудь полезное. Я поняла, что частные договоры об оплате только на пользу. Таким образом, я могу уделять их делу больше времени.

Берта с надеждой остановилась.

Карлотта Голдринг быстро сказала:

— Да, действительно, миссис Кул, я уверена, что вы отдаете своим клиентам все силы.

— Я это делаю, — согласилась Берта. — И если я взялась за дело, я его не бросаю на полпути, а берусь за него хваткой бульдога. Я рву зубами и трясу, пока наконец не получу результат, которого ждут мои клиенты.

— Я слышала, что вы очень компетентны, — подтвер-дида Карлотта.

Миссис Голдринг отняла от глаз носовой платок.

— И необыкновенно лояльны, — добавила она. — У вас великолепная репутация, миссис Кул, и я уверена, что ваши клиенты достойно вознаграждают ваш труд.

— Некоторые из них так делают. Правда, иногда попадаются клиенты, с которыми приходится спорить. — Берта окинула своих посетительниц лучистым взглядом. — Но, знаете ли, я заметила, что чем интеллигентнее мои клиенты, тем больше они понимают, что моя работа должна быть хорошо оплачена.

— Да, разумеется, =- согласилась Карлотта, быстро взглянув на мать, а потом продолжила: — Так как вы, миссис Кул, очень занятой человек, мы перейдем прямо к сути дела.

— Я расскажу ей, — сказала миссис Голдринг.

Берта выдавила из себя одобрительную улыбку.

— Полагаю, вы объясните свою просьбу, если только сможете это сделать.

Карлотта с ожиданием посмотрела на мать.

Миссис Голдринг вздохнула, приложила платок к носу, потом опустила его и сказала:

— Полагаю, вы понимаете, что у мужа моей дочери, инженера по маркетингу, спекулятивный род занятий. Я не в курсе, что именно он делает, но, очевидно, берет на себя ответственность за распределение товаров, имея определенный процент с оборота.

Берта не стала терять время на комментарии, пока шли эти прелюдии.

— Конечно, в последнее время с торговлей не было никаких проблем, правда, несколько лет назад стало трудно получать материалы. У мануфактурного производства было больше рынков, чем они могли обслужить. Они не могли достать сырье для переработки, и Эверетт Белдер потерпел ряд серьезных неудач.

Берта кивком выразила свое согласие.

— Несколько лет назад он перевел все свое состояние на имя моей дочери.

Берта никак не прореагировала на эти слова, она просто сидела за столом, устремив мерцающий взгляд на миссис Голдринг.

— Конечно, — продолжала миссис Голдринг, — логично было бы предположить, что он перевел состояние на имя Мейбл с одной лишь целью — избавиться от кредиторов. Однако он под присягой заявил, что им двигали другие мотивы. Я не очень хорошо знаю закон, миссис Кул, но, насколько я понимаю, намерение, которое лежало в основе перевода, можно оспаривать и оспаривать. Если человек хочет обмануть кредиторов, перевод признается недействительным; если у него есть какие-то другие, законные намерения, то перевод поддерживается.

— А этот перевод поддержан?

— Да.

— Тогда, принимая во внимание смерть вашей дочери, состояние, которым она владела, было ее личным?

— Да, так.

— И оно значительное? — спросила Берта, осторожно прощупывая дорогу.

— Вполне, — ответила миссис Голдринг холодным тоном финансиста, который захлопнул дверь перед носом Берты Кул.

Некоторое время в кабинете царило молчание, потом Карлотта Голдринг поспешно сказала:

— На самом деле, миссис Кул, последние несколько месяцев Мейбл и Эверетт Белдер не очень ладили друг с другом, и когда у нее появились причины подозревать, что Эверетт… ну, вы знаете, что… Я хочу сказать, что он…

— Изменял жене? — помогла ей Берта.

— Да.

— Она думала, что он ее бросит, так что же случилось?

— Она составила завещание, по которому все состояние переходило к маме и мне, — безапелляционно заявила Карлотта.

— Как вы узнали?

— Она нам сказала. Во всяком случае, в телефонном разговоре с мамой она сообщила, что сделала эго. Оыа знала, что ей потребуется два свидетеля. Видимо, одним из них должна была стать Салли Бренгнер. Мы не знаем, кто был вторым.

— Где сейчас находится завещание?

— Мой зять его сжег, — произнесла миссис Голд-ринг. — Если мы сможем доказать, что это завещание было сожжено после смерти Мейбл, тогда мы сможем представить другое свидетельство, чтобы доказать его содержание, например, телефонный разговор с Мейбл.

— Каким числом датировано завещание? — спросила Берта.

— У нас есть основания полагать, что оно было составлено за день до смерти, шестого апреля.

От приятного предчувствия Берта стала похожа на херувима:

— Да, миссис Голдринг, думаю, что смогу вам помочь.

— Я так рада.

— Это так много для нас значит, — вставила Карлотта. — Вы просто не можете себе представить, какое это облегчение. Я говорила маме, что вы можете нам помочь. Я сказала: «Мама, если кто-нибудь и поможет нам, так это та восхитительная женщина с твердым характером, которая была в офисе Эверетта Белдера, когда я туда вошла».

Берта Кул взяла Карандаш и тихонько покрутила его в руках.

— Ну, а теперь, — сказала она, — что вы хотите мне сказать?

— Мы просто хотим, чтобы вы рассказали моему адвокату то, что знаете, и дали предварительное письменное показание, а потом, когда вы подниметесь на свидетельскую трибуну, то должны будете засвидетельствовать, что видели, когда вошли в кабинет. Мы знаем, что Эверетт Белдер сжег завещание как раз перед тем, как вы с сержантом Селлерсом вошли в офис.

Берта боролась с явным недоверием:

— Вы хотите сказать, что я вам нужна как свидетельница, и это все?

Карлотта улыбаясь, утвердительно кивнула:

— Понимаете, миссис Кул, в офисе Эверетта мы нашли пепел на маленькой каминной решетке. Сейчас эксперт изучает его, восстанавливает сожженный текст, чтобы можно было установить, что это завещание моей сестры. И этот пепел лежал сверху. Следовательно, завещание было последней бумагой, брошенной в огонь.

Мы уверены, что Имоджен Дирброн знает намного больше, чем заявляет. Я боюсь, что добровольно она нам не поможет. Но мы уверены, что вы можете нам помочь, что вы вспомните, как в камине горели бумаги, когда вы вошли в кабинет. Это все, что вам нужно вспомнить, миссис Кул. Я вошла позднее и могу подтвердить, что в тот момент огонь…

— Подождите минуту, — сказала Берта, улыбка сошла с ее лица, взгляд стал холодным и тяжелым. — Что я с этого буду иметь?

Женщины переглянулись, потом Карлотта сказала:

— Гонорар свидетеля, миссис Кул… и мы оплатим то время, которое вы потеряете на встречу с нашим адвокатом.

Берта, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, произнесла:

— Вы пришли сюда только для того, чтобы договориться о свидетельском показании, не так ли?

— Именно так, — сказала Карлотта, еще раз включая на полную мощность свой темперамент. — Мы были бы, конечно, рады заплатить вам за время, которое вы потеряете у нашего адвоката. Я полагаю, это будет стоить пять или десять долларов. Конечно, это не кажется неожиданным и не может выглядеть так, словно мы пытаемся купить ваше свидетельское показание. Ведь мы не можем этого себе позволить, не правда ли, миссис Кул?

Обе посетительницы в течение секунды одаряли Берту обаятельнейшими улыбками.

Берта сжала губы.

— Конечно, не можете, и по этой причине я не стану подтверждать, что какие-то бумаги горели на решетке. Я не пойду к адвокдту и не буду свидетельницей.

— О, миссис Кул! Но мне казалось, что вы согласны помочь нам.

— Я сказала, что смогу помочь вам, если вы нуждаетесь в услугах детектива.

— Но нам не нужен детектив. Все уже готово. Наш адвокат говорит, что раз показание эксперта доказывает, что это было сожженное завещание, то расследовать больше нечего.

— Я полагаю, что адвокат работает за номинальную плату, — сухо заметила Берта.

— Он получит свой процент.

— И к тому же, если вы получите состояние, он будет действовать в качестве вашего адвоката в заверении копии завещания и в его официальном утверждении и получит еще один кусок, не так ли?

— Почему… почему, я не думала об этом. Он сказал, что часть этого состояния будет удержана по закону.

— Понятно, — сказала Берта с непробиваемой вежливостью. — Что ж, мне очень жаль, что я ничем не могу вам помочь… пока вы не почувствуете, что вам нужно собрать некоторые факты.

— Но, миссис Кул, у нас есть все факты. Нам нужен только свидетель для их подтверждения.

— Вы успели проделать огромную работу за то время, как была найдена ваша дочь, — заметила Берта. — Адвокаты, почерк, эксперты и тому подобное.

— Большую часть мы сделали раньше, до того как было обнаружено тело Мейбл. Я чувствовала, что ее убил Эверетт Белдер. Я была уверена в этом со вчерашнего утра. И я начала предпринимать шаги, чтобы убедиться, что Эверетт не исчезнет с чем-нибудь важным для извлечения выгоды из своего преступления. Мы обязаны вам, миссис Кул, что вы нашли тело Мейбл.

— Вы мне вовсе ничем не обязаны, — поспешно сказала Берта. — Я могла бы собрать для вас больше фактов, если бы…

Наш адвокат, — мягко перебила ее миссис Голд-ринг, — говорит, что у нас есть все необходимые факты, и нам нужно только найти свидетелей, которые их подтвердят.

— Ему виднее.

— Но, миссис Кул, не можете ли вы подтвердить, что там горел огонь…

— Боюсь, что нет. Из меня получится плохая свидетельница, я страдаю аллергией на адвокатов.

— Наш адвокат сказал, что мы можем прислать вам повестку в суд, и тогда вы обязаны явиться. Он думает, что лучше сначала дружески побеседовать с вами.

— Моя память, — извинялась Берта, — никуда не годится. Никак не могу вспомнить, горел тогда огонь в камине или нет. Конечно, когда-нибудь я это вспомню.

Миссис Голдринг поднялась со стула и произнесла со сдержанной формальностью:

— Мне очень жаль, миссис Кул. Я надеялась, что мы можем рассчитывать на вашу помощь, не прибегая к повестке.

Берта Кул потянулась за корреспонденцией, лежащей на столе:

— В.сего хорошего.

Она смотрела, как выходили ее посетительницы, потом, когда они прошли через приемную, Берта предалась страстному монологу, но поскольку ей недоставало аудитории, ее речь была не эффективной.

Она распахнула дверь.

Элси Бранд подняла голову.

— Они выглядели несколько рассерженными, — обеспокоенно сказала она.

— Они были рассержены! — чуть не крикнула Берта. — Проклятые, двуличные, лицемерные шкуры! Знаешь, что, нужно было этим двум лгуньям? Они хотели, чтобы я пошла в суд и присягнула, что на каминной решетке Эверетта Белдера горели бумаги, когда мы с сержантом Селлерсом вошли к нему в кабинет в четверг утром, — и они хотели заплатить мне гонорар свидетеля. Как… как… как…

Берта Кул замолчала и погрузилась в молчание.

Элси Бранд смотрела на нее сочувственно, но с любопытством:

— На моем веку это первый раз, когда вы не находите слов, миссис Кул.

— Не нахожу слов! — закричала ей в лицо Берта. — Проклятье, я их все нашла! Только не могу решить, с какого начать?

Глава 19 ДРАГОЦЕННАЯ ПОРОДА

Отель «Локлир-Эпартментс» окружил себя атмосферой тихой роскоши. Отстоящий в стороне, как заповедник, казалось, он специально был построен так, чтобы при появлении посторонних немедленно занять оборону.

Клерк, молодой человек лет. тридцати, стоял за конторкой — высокий, стройный и выхоленный. Он подошел к своему столу, посмотрел на Берту и незаметно принял более строгую осанку при виде свободной размашистой походки Берты, которая отмела прочь всю хвастливую роскошь вестибюля.

Волосы клерка были безупречно причесаны и напомажены. Изогнутые дугой брови поднялись сами собой ровно настолько, чтобы заставить Берту приготовиться к обороне. Но Берта была не из тех людей, кто легко теряется или смущается, а занять оборонительную позицию ее мог заставить только линейный корабль.

— Добрый день, — проговорил клерк тем тоном, которым встретил бы обойщика, вызванного управляющим отеля. Не тем тоном, которым разговаривал с торговцами, но и не тем, которым привык приветствовать почетных гостей.

Берта не стала терять времени на вежливость:

— У вас остановилась миссис Корниш… Долли Корниш?

— Да. А как ваше имя, будьте любезны?

— Миссис Кул.

— Мне очень жаль, миссис Кул, но она неожиданно выехала из своего номера.

— Куда она уехала?

— Думаю, что не смогу сказать вам. Мне очень жаль.

— Она оставила ориентировочный адрес?

— Мы пересылаем ей почту.

— Куда?

— Вы можете написать ей письмо, миссис Кул, и оно будет передано.

Берта раздраженно взглянула на клерка:

— Послушайте, я разыскиваю Долли Корниш по чрезвычайно важному делу, и если вы знаете, где она, то скажите. Если не знаете, то посоветуйте, как я могу это выяснить.

— Сожалею, миссис Кул. Я сообщил вам все, что мне было’разрешено.

— Где она жила?

— Сожалею, но я не могу сказать вам это. Я могу только сообщить, что она внезапно покинула отель.

— Кто-нибудь сидел у нее на хвосте? — спросила Берта.

— Не могу вам этого сказать.

Взгляд клерка устремился мимо Берты Кул, поверх ее плеча, и остановился на человеке средних лет, широкоплечем, в мешковатом твидовом костюме, который держал в левой руке пачку перевязанных лентой бумаг.

— Добрый день, — сказал клерк голосом еще более сдержанным, чем когда приветствовал Берту Кул.

Мужчина не стал себя утруждать ответом на приветствие. Он просмотрел сложенные бумаги, перебирая их толстыми, несгибающимися пальцами. Дойдя до середины пачки, он вынул одну бумагу, и темный ноготь указательного пальца скользнул вниз по странице.

— «Акме пьяно рентал компани», — сказал он. — Долли Корниш должна была внести арендную плату за пианино. Вы оплатите счет или мне подняться за деньгами к миссис?

На какое-то мгновение клерк определенно казался смущенным. Он поглядел на'Берту Кул и обратился к мужчине:

— Миссис Корниш свяжется с вами в течение одного-двух дней.

— Она переехала, — сказала Берта.

Человек недоуменно посмотрел на нее:

— Что? Как переехала?

— Уехала отсюда.

— Она не могла перевезти пианино без подписанного разрешения.

— Тем не менее, она это сделала. Спросите у него.

Мужчина повернулся к клерку:

— Она здесь?

— Она просила…

— Она здесь или нет?

Клерк раздраженно произнес:

— Я позабочусь о счете и беру на себя ответственность за пианино.

— Пять долларов, — сказал мужчина, вытягивая счет из пачки и кладя его на стол администратора. — Если она увезла пианино, не подписав разрешения, то это серьезное нарушение.

— Мы гарантируем, что вы не понесете никаких убытков и она тотчас же свяжется с вами.

— Она не может увезти его. Пять долларов.

Клерк открыл отделение для денег в сейфе, вытащил хрустящую пятидолларовую бумажку, шлепнул ею о конторку и сказал:

— Квитанцию, пожалуйста. — Он перевел взгляд на Берту Кул: — Всего хорошего, миссис Кул.

Берта не двинулась с места. Она стояла, облоко-тясь на конторку, и глядела на счет. Она смотрела, как мужчина выписывал квитанцию, потом толкнул ее клерку через конторку и опустил в карман пять долларов.

— Скажите ей, чтобы она взглянула на арендное соглашение. Она не имеет права перевозить взятые в аренду вещи.

Клерк хотел было что-то сказать, но передумал и с негодованием посмотрел на Берту.

Мужчина отошел от стола администратора и направился через разукрашенный вестибюль к выходу"

Клерк направился к ящикам с квитанцией в руках, потом на полпути повернул и положил ее в отделение сейфа.

— Чуть не забыл, — сказал он.

— Подумайте немного, — сказала Берта, — может быть, вы что-нибудь вспомните.

Он высокомерно взглянул на нее.

— Думаю, это все, миссис Кул.

Секунду Берта колебалась, потом внезапно повернулась и вышла на улицу.

Она пересекла улицу и подошла к газетному киоску.

— Отсюда день или два назад выносили пианино, — сказала она. — Мне бы хотелось знать, какой фирме принадлежал фургон.

Киоскер покачал головой:

— К сожалению, ничем не могу вам помочь.

— Вы не заметили название?

— Я не припомню, чтобы видел здесь какой-нибудь фургон за последние два дня, но, конечно, у меня очень много работы.

Берта обошла еще четыре лавочки. Результат был тот же. Потом она подошла к телефону и позвонила в свой офис. Когда Элси Бранд сняла трубку, она сказала:

— Ты можешь снять номер, Элси?

— Что вы имеете в виду?

Берга ответила:

— Долли Корниш проживала в номере 15-В отеля «Лок-лир-Эпартментс». Это место такое же тугое и жесткое, как накрахмаленный воротничок. Напусти на себя важный и гордый вид титулованной особы. Не держись как обычный обыватель. Посмотри сверху вниз на того самца, что стоит за конторкой. Скажи ему, что хочешь взглянуть на свободные номера, если они у него есть. Поводи его за нос.

— Когда вы хотите, чтобы я это сделала? — спросила Элси.

— Как только поймаешь такси, — сказала Берта. — Я буду ждать за углом. Ты увидишь меня, но не заговаривай со мной. После того как ты выйдешь из отеля, я пойду за тобой следом.

Берта повесила трубку, решив, что у нее в запасе есть пять минут, прежде чем Элси сможет добраться до гостиницы. Она подошла к газетному киоску, посмотрела несколько журналов, потом свернула за угол и стала ждать. Она видела, как Элси Бранд вошла в отель и через пятнадцать минут снова появилась на улице. Берта не спеша свернула за угол, и вскоре Элси нагнала ее.

— Ну? — спросила Берта.

— Ну и взяла же я в оборот этого клерка! — сказала Элси. — Он сказал, что они бронируют комнаты для одной женщины. Я спросила его, как здоровье мэра города и губернатора штата. Тогда он позвал помощника, чтобы он показал мне отель. У них есть два свободных номера. Один из них 15-В.

— Он свободен? — спросила Берта.

Элси кивнула. Берта нахмурилась.

— Что бы ты сделала, — спросила она, — если бы взяла напрокат пианино и захотела перевезти его?

— Я… ну, не знаю, — смеясь, ответила Элси.

Внезапно Берта сказала:

— Ты бы пригласила людей, у которых брала его в аренду, правда?

— Думаю, что да.

Вдруг Берта решительно произнесла:

— Возвращайся обратно и скажи ему, что узнала от подруги о других свободных номерах. Спроси его, уверен ли он, что тебе показали их все. Попытайся выяснить, не сдавали ли они номер за последние два дня. Веди себя с ним высокомерно и величественно. Он на это клюнет. Иначе ты ничего не сможешь узнать.

— Предоставьте это мне, — сказала Элси. — Он уже и так стелился передо мной. Вы будете ждать здесь?

— Да.

Элси вернулась через пять минут.

— До вчерашнего дня номер 12-В был свободен. Те-, перь его занимает миссис Стивенс.

Берта ухмыльнулась:

— Приятный малый этот клерк. Вероятно, в его гениальном мозгу зародилась эта идея. Прекрасно, Элси, возвращайся в офис.

Берта вошла в телефонную будку, набрала номер «Лок-л'ир-Эпартментс» и сказала:

— Миссис Стивенс просила меня позвонить ей в номер 12-В. Вы не можете меня соединить?

— Одну минутку.

Коммутатор щелкнул, и женский голос осторожно произнес:

— Алло?

— Это компания по прокату пианино. Клерк оплатил ваш счет и сказал, что вы перевезли инструмент в другой номер.

— Ах да. Как хорошо, что вы позвонили. Я сама собиралась звонить вам. Да, все в порядке.

— Этот номер расположен в том же здании?

— Да.

— Мне нужно осмотреть инструмент. Это обойдется вам в пятьдесят центов. >

- О да, конечно.

— Я сейчас нахожусь недалеко от вас.

— Прекрасно. Я буду вас. ждать. Номер 12-В. Мне бы следовало уведомить вас раньше.

Берта вернулась в «Локлир-Эпартментс». Клерк с недоумением посмотрел на нее и уже открыл было рот, чтобы что-тосказать, но Берта прошла мимо него к лифту.

Клерк поднял откидную дверцу и подошел к Берте как человек, сознающий свою власть.

— Прошу прощения, но мы не позволяем посторонним без предварительного уведомления входить в лифт.

Берта Кул улыбнулась ему любезнейшим образом:

— Миссис Стивенс, из номера 12-В, попросила меня прийти, — сказала она. — Я только что разговаривала с ней по телефону.

Клерк попытался справиться с удивлением, которое появилось у него на лице. Пока он делал это, Берта кивнула лифтеру:

— Поехали.

«Когда Берта постучала в дверь, кто-то говорил по телефону. Спустя несколько секунд разговор окончился, и Берта постучала громче.

Из комнаты не доносилось ни звука. Она повысила голос:

— Вы впустите меня, Долли, или я должна буду ждать, пока вы выйдете?

Дверь открылась. На пороге стояла женщина, которой было чуть за тридцать, и воинственно смотрела на Берту.

— Меня только что предупредили, — сказала она, — что вы…

— Знаю. Я не понравилась клерку. Наши симпатии взаимны. И тем не менее, моя дорогая, позвольте мне войти.

Мощной фигурой Берта без труда отодвинула легкую женщину в сторону. Она вошла в номер, одобрительно кивнула в сторону пианино, выбрала самое удобное кресло, опустилась в него и закурила сигарету.

Женщина с возмущением сказала:

— Существуют правила, которые запрещают подобные действия.

— Знаю.

— И клерк сказал мне, что у меня есть полное право выставить вас за две£>ь.

— Он обязан был сказать что-нибудь такое.

— Полагаю, это правильно.

— Я так не думаю.

— Почему же нет?

— Потому что у меня есть связи с управлением полиции. Одно мое слово, и вместо того, чтобы арестовать меня, они возьмут вас для дачи показаний. Во всех газетах будет напечатана ваша фотография и…

— Что вам нужно?

— Всего лишь поговорить с вами.

— Клерк сказал мне, что вы миссис Кул.

— Да.

— Он думает, что вы — детектив.

— Даже болвану иногда приходят в голову мысли.

— Миссис Кул, могу я спросить, что вам нужно?

— Разумеется, — сказала Берта. — Закройте дверь. Присаживайтесь, в ногах правды нет. Расскажите мне об Эверетте Белдере.

— Я не намерена обсуждать мистера Белдера.

— Расскажите мне о его жене.

— Насколько я поняла, она отравилась.

— Да.

— Я никогда в жизни с ней не встречалась.

— Она получила письмо, которое касается вас.

Молчание миссис Корниш говорило о полном отсутствии интереса с ее стороны к сообщению Берты.

Берта продолжала:

— Полагаю, что великолепная идея с переездом зародилась в гениальном мозгу того безупречного клерка, что сидит внизу. Но вам бы не следовало выезжать из своего номера, дорогая. Это показывает вас в невыгодном свете. — Вы можете себе представить, как будут выглядеть ваши фотографии в газетах с напечатанными под ними пояснениями, скажем, такими: «Миссис Долли Корниш, которая, как утверждает полиция, тайно освободила занимаемый ею_ номер и переехала в другой под вымышленным именем, узнав о смерти миссис Белдер. Миссис Корниш находилась в интимной связи с Эвереттом Белдером до его женитьбы».

Берта потянулась к пепельнице и стряхнула пепел.

Миссис Корниш внезапно поглядела на нее так, словно собиралась расплакаться.

— Что вы хотите знать?

— А что вы можете мне сказать?

— Ничего. ^

— Милое дело, — с энтузиазмом согласилась Берта. — Газеты это проглотят. Сохраняйте это выражение лица, будто вы вот-вот расплачетесь, и ничего не говорите, и тут же появится подпись: «Ничего», — всхлипывает женщина, которая отправила на тот свет мнссие Белдер».

Миссис Корниш внезапно выпрямилась.

— О чем вы говорите? Я не имею к смерти миссис Белдер никакого отношения.

Берта сделала глубокую затяжку и ничего не сказала.

— Миссис Белдер грозилась убить меня, — продолжала Долли Корниш.

Внезапное негодование стерло с ее лица следы жалости к себе.

— Когда?

— В тот день, когда она умерла.

— Что же вы такое сделали, что она желала вашей смерти?

— Совершенно ничего.

— Простите меня, моя дорогая, если я покажусь вам занудой, но мы слышали это уже много раз.

— Но это правда.

— Как случилось, что вы с ней встретились? — спросила Берта.

— Я сней не встречалась. Она позвонила мне в отель… и, если вас это так интересует, именно поэтому я сменила номер. Я хотела как-то обезопасить себя, чтобы в случае попытки с ее стороны что-нибудь сделать она не смогла меня найти.

Берта не смотрела в ее сторону, так что миссис Корниш не могла видеть того мерцающего, напряженного интереса, которым светились ее глаза.

— Позвонила вам по телефону?

— Да.

— И что она сказала?

— Это был самый жуткий разговор, который у меня когда-либо был в жизни с женщиной.

— Теперь мы начинаем продвигаться. Я, возможно, смогу вам помочь, если вы действительно все расскажете.

— Как вы можете помочь мне?

Берта повернулась и посмотрела миссис Корниш прямо в лицо.

— Давайте внесем ясность в нашу беседу, — сказала она. — Я смогу помочь вам в том случае, если вы поможете мне. Я — детектив. Я обследовала почву. Я знаю большую часть ответов. Я говорю о том, что вас ужаснуло. Для меня это все обычная работа. Теперь либо продолжайте Говорить, либо храните молчание. Если вы решитесь рассказать, я тоже расскажу. Если предпочтете молчать, то я позвоню в управление полиции.

— Вы не оставили мне никакой возможности выбора, — нервно рассмеялась миссис Корниш.

— Я очень редко это делаю, — парировала Берта.

Миссис Корниш несколько секуцд обдумывала положение. Берта не торопила ее.

— Хорошо, я буду говорить.

Берта слегка подалась вперед, чтобы потушить окурок.

— Вы женщина, миссис Кул, поэтому я могу рассказывать такие вещи, которые не рискнула бы поведать мужчине. У меня есть друг, который говорит, что в жизни каждой женщины два раза наступает момент, когда она по-настоящему счастлива, и что подавляющее большинство женщин упускают оба шанса. Он занимается горными разработками. Хорошие рудники — это те, в которых есть толстый пласт руды среднего качества. С его точки зрения, счастье — что-то в этом роде. Для счастья женщины необходимо, чтобы ее мужчина обладал свойствами среднего качества. По его словам, большинство женщин проходят мимо своего шанса в погоне за блестящими образцами высококачественной руды, что у геологов называется «драгоценная порода». Такие жилы истощаются полностью. Только жизнь не так проста. Когда вы действительно находите богатый пласт «драгоценной породы», это только кратковременная вспышка.

— А к какому пласту принадлежит Эверетт Белдер, к «драгоценной породе»? — спросила Берта.

— Нет. Эверетт был одним из моих счастливых шан сов. Он был большим пластом более чем среднекачественной руды. "

Берта зажгла другую сигарету.

— Мне захотелось снова его увидеть, — сказала Долли Корниш, — и я рада, что сделала это.

— Вы решили его вернуть? — спросила Берта.

Долли Корниш покачала головой. Ее глаза глядели грустно и задумчиво:

— Он изменился.

— Как?

— Я говорила, что он пласт более чем среднекачественной руды. К несчастью, ему когда-то пришла в голову мысль, что он — «драгоценная порода». Он все время пытается быть. чем-то не тем, что есть на самом деле. Это его погубило.

— Возможно, вы могли бы спасти его, — заметила

Берта. v

Долли Корниш улыбнулась, и это оказало больше, чем слова.

— Хорошо, — произнесла Берта. — Вы облегчили душу, высказав все. Теперь поговорим о миссис Белдер.

— В среду утром она позвонила мне. Она даже не дала мне вставить ни одного слова. Было похоже, что она заранее хорошо продумала, если не выучила свою речь. Она сказала: «Я все о вас знаю, миссис Корниш. Не изворачивайтесь и не пытайтесь лгать. Вы думаете, что можете повернуть назад стрелки часов, но вам это не удастся. Он мой, и я намерена удержать его. Уверяю вас, что могу быть очень опасной, и боюсь, что вы вынуждаете меня принять крайние меры».

— Вы что-нибудь ответили? — спросила Берта, когда Долли Корниш на мгновение замолчала.

— Я пыталась, но я только заикалась и запиналась. Она не обращала на меня никакого внимания. Она подождала только секунду, переводя дыхание, продолжила, и слова ее ужаснули. Она сказала: «Я не из тех женщин, которые останавливаются на полпути. В моем доме жила одна девица, которая за моей спиной пыталась строить глазки моему мужу. Спросите'ее, что случается с людьми, которые думают, что могут пускать мне пыль в глаза».

‘ Губы Долли Корниш слегка задрожали, потом плотно сжались.

— И это все? — спросила Берта.

— Еще был дикий, полуистеричный, враждебный хохот. Вы не можете себе представить. Это надо слышать.

— Кто повесил трубку — вы или она? — перебила Берта.

— Она.

— И что после?

— Я была настолько шокирована, что сначала не могла ничего ни делать, ни думать; потом я все же положила трубку. Меня трясло.

— Если бы вы были настолько невинны, как утверждаете, — сказала Берта, — вы бы не приняли это так близко к сердцу.

— Поймите, миссис Кул. Я хочу быть с вами честной. Эверетт был моим счастливым шансом. Если бы я осталась с ним, когда мне представлялась'возможность, я смогла бы оградить его от вырождения. Я хорошо знала его силу и слабость.

— Почему же вы не сделали этого? — поинтересовалась Берта.

— У меня изменились представления о жизни. С течением лет я поняла, что в этом мире все грызутся, как собаки, и я решила, что должна вернуть себе Эверетта.

Если бы он остался таким же, как был, если бы я увидела, что у него те же стремления… да, я Знала, что он женат, но я решила, что верну его.

— А совесть вас не мучает? — спросила Берта.

— Думаю, что мучает.

После нескольких секунд молчания Берта сказала:

— Вы не повторяете точно слов той женщины, а даете их интерпретацию.

— Думаю, что я правильно, передала наш разговор. Его точный смысл, который она хотела до меня донести. Он просто врезался мне в память.

Берта Кул хладнокровно взяла еще одну сигарету, закурила, глубоко затянулась и выпустила дым.

— Что случилось с той женщиной?

— Она сказала, чтобы я узнала, что случается с людьми, которые хотят пустить пыль в глаза… а потом я прочла о найденном в погребе теле горничной.

Берта осторожно произнесла:

— Вы почувствовали себя в аду, не так ли?

— Как хорошо мне известно это чувство, — печально призналась Долли Корниш.

— Если вы расскажете вашу историю, это будет выглядеть так, как будто вы разбили семейный очаг Белдера и толкнули миссис Белдер на самоубийство, либо… — Берта замолчала, чтобы взглянуть на миссис Корниш пронзительными глазами, в которых светилось обвинение.

— Или?

— Или убили ее.

Долли выпрямилась в кресле, на лице у нее было удивление и негодование.

— Миссис Кул, о чем вы говорите?

— Если вы убили ее, вы бы вели себя примерно так же, а если нет, то не обязательно придерживаться дипломатического этикета. Вам стало легче, когда вы узнали, что она мертва?

Долли открыто встретила изучающий взгляд Берты:

— Да.

Берта отвернулась и посмотрела, как дым поднимается с конца сигареты, зажатой между ее пальцев.

— Хотелось бы не слышать всей этой истории, — проговорила она.

— Почему?

— Мне нужно пойти к сержанту Селлерсу, а у меня нет никакого желания идти к нему сейчас.

— Почему?

Берта устало поднялась.

— Придерживаясь жизненной теории' вашего друга, Селлерс получает не более двадцати долларов за тонну в пересчете на руду, но каждый раз, как только дела начинают идти в гору, он воображает себя «драгоценной породой».

Берта направилась к двери.

— Во всяком случае, миссис Кул, — произнесла Долли Корниш, — мужчины всего лишь мужчины. Мы должны примириться с их слабостями.

Берта обернулась в дверях и оценивающе оглядела Долли.

— Вы очень мило сыграли этот трагический спектакль, моя дорогая. Я не возражаю, если это только практика, но мне было бы чертовски неприятно, если вы думаете, что я попалась на удочку.

Глава 20 БЕРТА В ТРУДНОМ ПОЛОЖЕНИИ

Когда Берта вернулась, в офисе ее ждал Эверетт Бел-дер. Он вскочил, как только она открыла дверь в приемную, не дав ей времени даже взглянуть на него, и обратился к ней:

— Миссис Кул, я очень виноват перед вами. Я хочу принести вам свои глубокие извинения.

Берта стояла в дверях, с осуждением глядя на него.

— Я не отдавал себе отчета в том, насколько большую услугу вы мне оказали, — поспешно продолжал Белдер. — Сейчас я нахожусь в ужасном положении. Разрешите поговорить с вами.

Берта колебалась.

Белдер, как хороший торговец, пустил в ход единственный аргумент, который мог бы сдвинуть дело с мертвой точки.

— Меня не волнует, сколько это будет стоить, — сказал он. — к согласен заплатить любую сумму.

Берта направилась к двери кабинета:

— Входите.

Элси спросила:

— Что-нибудь нужно, миссис Кул?

Берта посмотрела на часы и сказала с некоторым удивлением:

— Сегодня суббота и скоро вечер. Нет, Элси, полагаю, что ты мне больше не понадобишься. Можешь идти. — Она повернулась к Белдеру, приглашая его войти.

В кабинете Белдер в изнеможении опустился в кресло.

— Что у вас приключилось? — спросила Берта.

— Я падаю в пропасть.

— Как так?

— Меня обвиняют в убийстве.

— Против вас много улик?

— Есть ли против меня улики! — с сарказмом воскликнул Белдер. — С моей тещей и милой маленькой Карлоттой, которые без устали копаются в своей памяти и вытягивают оттуда любой незначительный факт, какую-нибудь маленькую деталь, которая способна принести мне. несчастье… В общем, вы можете понять мое положение.

Берта сидела, не говоря ни слова.

— Мне не дает покоя тр таинственное третье письмо, которое забрал сержант Селлерс. Я должен знать, что в нем написано.

— Почему это вас так волнует?

— Потому что меня обвиняют в близких отношениях с еще одной женщиной.

— Да ну?

На мгновение Белдер замолчал, потом взорвался:

— Я должен знать, кто эта женщина.

— Вам это нравится, я думаю? — спросила Берта.

— Я хочу знать, в чем меня теперь обвиняют.

Берта в задумчивости закурила.

— Что-нибудь еще?

— Разве этого мало?

Она ничего не ответила.

— Меня обвиняют также в том, что я сжег завещание жены, — продолжал Белдер. — Боже мой, мне такие вещи даже не приходили в голову. Когда я перевел свое состояние на имя Мейбл, она составила завещание, по которому все оставляла мне. Теперь говорят, что она написала другое завещание. Для меня это новость. У меня не возникало даже мысли, что она может составить новое завещание. Я полагал, что все передается мне.

— Это плохо.

— Почему?

— Это служит мотивом для убийства.

Белдер с раздражением сказал:

— Если я знал о новом завещании, то считают, что я его сжег. Если не знал, то меня подозревают в убийстве Мейбл с целью получить его.

— Вы могли убить ее, чтобы получить состояние, а потом найти завещание и сжечь его.

— Как раз в этом меня и обвиняют.

— Это правда?

— Конечно же, нет!

— А как ваши дела С Нанли? Что с тем делом?

— Вот из-за этого, миссис Кул, я обязан перед вами извиниться. Если бы я оставил дело у вас, то мы бы смогли его уладить, но я поспешил и передал все в руки адвокатов.

— И что произошло?

— Ничего хорошего. Адвокат связался с Нанли и назначил с ним встречу на это утро. Вчера вечером, после того как было обнаружено тело Мейбл, я все время пытался связаться с адвокатом. Но у меня ничего не вышло. Дома отвечали, что его нет в городе. Позже я узнал, что он специально велел своей горничной отвечать так всем, кто будет звонить, потому что вечером у них дома играли в бридж, и он не хотел, чтобы его беспокоили.

— А сегодня утром?

— Утром мы встретились в кабинете адвоката. Под мышкой у Нанли торчала утренняя газета, но он не читал ее и не разворачивал. Я дрожал от нетерпения, и моим единственным желанием было только, чтобы это кончилось как можно скорее. Адвокат так долго тянул резину, приплел такую кучу формальностей при оформлении соглашения, что Нанли это надоело, и он откинулся на спинку кресла, закурил сигарету и развернул газету. Я пытался подать сигнал этому тупице адвокату, но он просматривал кодекс законов, выписывая там упоминание о подобных соглашениях, чтобы по возможности максимально защитить мои интересы.

— И что же произошло? — спросила Берта, и в ее глазах промелькнул интерес.

— Нанли просмотрел первую страницу, перевернул следующую, и заголовок о Мейбл бросился ему в глаза.

— И что он сделал?

— Что и следовало ожидать. Он поднялся, благодушно улыбнулся адвокату и сказал ему, чтобы он не утруждал себя составлением соглашения; учитывая дополнительные факты, он решил согласиться на урегулирование этого дела только за полную сумму, о которой идет речь, включая сюда и судебные издержки. Это было окончательное решение. Он знал, что после смерти Мейбл я наследую состояние и что оно может оказаться в его кармане.

— А это мысль, — сказала Берта.

— Так я теряю около девятнадцати тысяч долларов, а учитывая издержки, сумма может оказаться значительно больше.

— Все это очень плохо. — В голосе Берты не было ни грамма сочувствия. Она открыла ящик стола, не спуская глаз с Эверетта Белдера, достала пресловутый очечник и положила его прямо перед ним.

Белдер не обратил на это никакого внимания.

— Послушайте, миссис Кул, мне нужна ваша помощь, ваша агрессивная, властная натура, огромная компетенция. Сейчас…

Послышался стук в дверь.

— Господи, — проговорила Берта. — Я забыла сказать Элси, чтобы она заперла за собой дверь на ключ. Она ушла домой, а какой-то клиент…

— Скажите ему, что вы заняты и вас нельзя беспокоить. Не поймите меня превратно, миссис Кул. Я хочу нанять вас, и на этот раз у меня есть деньги. Я могу оплатить вам все…

Берта поднялась со своего скрипящего кресла-качалки, прошла по кабинету и сказала через закрытую дверь:

— Я занята. Сегодня я не могу никого принять.

Стук повторился. Дверь открылась.

— Ах, вот в чем дело, — произнес сержант Селлерс;

Берта’старалась закрыть дверь:

— Уходите отсюда.

Но сержант Селлерс увидел сквозь образовавшуюся щель испуганное лицо Эверетта Белдера.

— Вы здесь не одна, Берта. И я войду.

— Как бы не так. — г- И она всем весом налегла на дверь.

Сержант Селлерс стал давить сильнее. Берта медленно отступала.

— Давайте, помогите мне, — тяжело дыша, сказала она Белдеру.

Тот не двинулся с места, парализованный от страха.

Сержант Селлерс наконец раскрыл дверь.

— Вы не имеете права врываться в мой личный кабинет подобным образом, — вспыхнула Берта.

— Знаю, — успокаивающе сказал он, — но теперь, когда я здесь, я не уйду, не взяв с собой вашего клиента.

— Убирайтесь ко всем чертям, — рассердилась Берта. — У меня с ним есть дела. Я имею право заключать собственные сделки. Вы можете подождать в коридоре. Вы…

— Прошу прощения, Берта, — сказал Селлерс, — но я не стану ждать. У меня есть ордер на арест Эверетта Белдера, который обвиняется в убийстве.

Белдер попытался встать с кресла, но Ноги его не слушались. Он издал слабый звук, чем-то похожий на стон.

Берта сердито сказала:

— Выйдите хотя бы на пять минут. Белдер… хочет нанять кеня. Я не собираюсь оставаться ни е чем.

Селлерс не пошевелился.

— Только пять минут, — умоляла его Берта. — Бесспорно, у меня есть право, чтобы мне заплатили за работу.

Селлерс усмехнулся:

— Вы хороший игрок, Берта… — Его взгляд упал на очечник, который лежал на столе. — Что это? — с любопытством спросил он.

Она совершила ошибку, поспешно схватив очечник. Огромная рука сержанта Селлерса стиснула ее запястье. Он вытащил очечник из ее пальцев и открыл его.

На фоне подкладки блестел съемный мост.

— Будь я проклят! — протянул сержант Селлерс.

Белдер, потянувшийся было за очечником, воскликнул:

т

— Вы не можете это на меня повесить! Я окажусь за решеткой! Я знал, что миссис Голдринг и Карлотта виделись с ней, но я не думал, что она преподнесет мне эту вещь, что меня хотят перехитрить. Говорю вам, я ничего об этом не знаю.

— Откуда это взялось, Берта?

Берта хотела что-то ответить, потом передумала и плотно сжала губы.

— Ну? — сказал Селлерс.

— Дайте мне пять мину! и тогда я скажу.

Усмешка Селлерса была холодной и безрадостной.

— Теперь, Берта, вы не получите пяти минут. Ваше дело закончено.

— Не оставляйте меня с ней ни на минуту! — чуть не крикнул Белдер. — Грязная обманщица. Она готова посадить меня за решетку.!

Селлерс подошел к телефону, набрал номер управления полиции.

— Сержант Селлерс. Я в офисе частного сыскного агентства «Кул и Лэм». Здесь Эверетт Белдер. Я его арестовываю. Здесь и Берта Кул. Я ее не арестовываю… пока. Белдера я отвезу в управление. Когда я вернусь, я хотел бы поговорить с Бертой Кул. Пришлите сюда человека, который будет с ней до моего возвращения. Я хочу быть уверенным, что найду ее в офисе, когда вернусь, я хочу задать ей несколько вопросов.

Селлерс опустил трубку. Его рука потянулась к поясу и достала звякающие наручники.

Белдер с ужасом в голосе сказал:

— Бы считаете, что вам нужно ими воспользоваться?

Селлерс больше не улыбался.

— Вы правы, — сказал он. — И если вы думаете, что вы лучше остальных убийц, то я придерживаюсь иного мнения.

Глава 21 ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ С БУТЫЛКОЙ

Стрелки настенных электрических часов в кабинете Берты не спеша двигались по циферблату. Телохранитель, которого оставил сержант Селлерс, казалось, хотел доказать, что он чрезвычайно молчаливый человек. Он проводил часы, читая газету, подпиливая ногти и молчаливо куря, погруженный в свои проблемы.

Берта пыталась его расшевелить, но каждый раз мужчина произносил что-нибудь невнятное, и это останавливало Берту.

Сначала она настаивала на своем праве проконсультироваться с адвокатом-.

— Я хочу позвонить своему адвокату, — сказала Берта.

— Пожалуйста.

— Вы не возражаете?

— Сержант сказал, что если вы хотите действовать официально, то пожалуйста.

— О чем это вы?

— Мы отвезем вас в управление полиции. Согласно фактам, предъявим вам обвинение в соучастии и занесем вас в книгу. Потом вы сможете увидеть адвокатов хоть всего мира.

— Но вы не можете держать меня в собственном офисе?

— Это верно.

— Я хочу выйти отсюда.

— Сержант оставил конкретный приказ. Когда вы перенесете ногу через порог, я арестую вас, отвезу в управление и запишу в книгу.

— Что за дурацкая идея? — в негодовании произнесла Берта.

— Сержант старается защитить вас и ваше будущее. Если он арестует вас, то ваше имя попадёт в газеты, и репутация детектива будет запятнана.

— И как долго я должна здесь оставаться?

— Пока сержант Селлерс не даст другого распоряжения.

— А когда это произойдет?

— После того, как он закончит срочную работу.

Дважды Берта свирепо говорила, что она идет в туалет. Ее телохранитель следовал за ней, дежурил в коридоре, занимая место, с которого он мог видеть дверь в женский туалет, и терпеливб ждал появления Берты Кул. После чего он сопровождал ее в кабинет.

Берта занялась делом — нацарапала несколько личных писем, прикладывая все усилия, чтобы не выглядеть испуганной.

Около шести часов офицер позвонил в находящийся по соседству ресторан, объяснил ситуацию, и вскоре оттуда прислали сандвичи и кофе.

— Одна радость — перекусить, — воинственно проворчала Берта, отодвигая пустую тарелку и делая последний глоток еле теплого кофе, который она налила из керамического кофейника.

В семь часов зазвонил телефон.

— Я отвечу, — сказал офицер. Он поднял трубку: — Алло… Да… Хорошо, сержант, я вас понял… Когда?.. До свидания…

Он повесил трубку.

У Берты уже промелькнул было луч надежды, но когда она взглянула на офицера, ее снова охватила паника.

— Кости еще не брошены, — сказал телохранитель. — Этот парень исповедоваться отказался. Сержант приказал мне остаться здесь еще на час. Если к этому времени ничего не произойдет, мы должны будем отвезти вас в управление и зарегистрировать. Жаль, мы пытались вас вытащить.

— Вытащить! — фыркнула Берта.

— Я так и сказал.

— Это я уже слышала.

— Вы слышали слова, но не поняли их смысла.

Еще с полчаса в кабинете Берты все было по-прежнему. Потом офицер стал более общительным.

— Меня сегодня должны были отпустить пораньше, — проговорил он. — Это дежурство не доставляет мне никакой радости. Да к тому же я весь день неважно себя чувствую. Где-то простудился.

— Насколько я понимаю, вы можете идти хоть сию минуту.

Он усмехнулся:

— Этот парень, Белдер, кажется, отхватил жирный кусок.

Берта ничего не ответила.

— Это последнее письмо просто убило сержанта. Я могу поклясться, что с вас свалилось огромное бремя.

Берта взяла карандаш и начала чертить в блокноте ничего не означающие линии, желая найти предлог, чтобы опустить глаза и не показать промелькнувшего в них интереса.

— Вы имеете в виду третье письмо? — спросила она.

— То, в котором говорилось об Имоджен Дирборн.

— Об этой маленькой… достойной леди. Я успела только взглянуть на письмо, а потом сержант Селлерс забрал его.

— И до нее добрались.

— Она предъявила мне иск на сотню тысяч долларов. Маленькая прох… Достойная молодая леди.

Офицер зашелся смехом:

— Какого черта она оказалась такой достойной?

— Так говорит мой адвокат.

— Я вас понимаю.

— Насколько я помню, то последнее письмо было несколько двусмысленным. В нем не было конкретных доказательств.

— Может быть, и так, — произнес офицер. — Не знаю, чего вы хотели… Я скажу прямо: здесь холодно, и меня знобит.

— В субботу вечером отключают отопление.

— Я бы что-нибудь выпил.

Берта быстро начертила в блокноте маленький треугольник.

— У меня есть в запасе бутылочка, — сказала она.

— Я стараюсь не употреблять этой гадости, когда нахожусь на службе, — сказал офицер, а потом прибавил с поспешностью, с которой произносят что-то доверительное: — Это моя слабость. Я могу месяцами не притрагиваться к спиртному, только сделаю глоток-два и отставляю его в сторону или вообще не беру его в рот. Потом словно кто-то меня дернет. Я начинаю пить, и чем больше я пью, тем больше хочется. И дохожу до того, что не могу остановиться. Поэтому я и не продвигаюсь по службе. Если бы на моем счету не было парочки кутежей, то я бы сидел уже высоко.

Берта не спускала глаз с карандаша.

— Я сама никогда не притрагиваюсь к спиртному до тех пор, пока действительно не выбьюсь из сил или не почувствую, что простудилась. Простуда повергает меня в сущий ад.

— Со мной происходит то же самое. Знаете что, если у вас есть бутылка, принесите. Похоже, что вы отличный скаут. Думаю, я могу доверять вам и рассчитывать на то, что все останется между нами.

Берта молча достала бутылку и два бокала. Офицер быстро опрокинул бо^ал, вытер губы и голодным взглядом посмотрел на бутылку. Берта снова наполнила его бокал. «

— Прекрасная вещь, — одобрительно проговорил офицер.

— Лучшее виски, которое можно купить за деньги, — согласилась Берта.

— Леди, вы спасли мою жизнь. А то меня начал пробирать озноб.

— Вероятно, здесь был сквозняк. Давайте наливайте себе сами. Эту бутылку мне преподнес один клиент.

Офицер посмотрел на бутылку оценивающим взглядом.

— Ну нет, — уныло протянул он, — я не пью в одиночку. Я еще не настолько опустился.

— Я же пью с вами.

— Вы еще тянете первую порцию.

Она наполнила оба бокала.

Под влиянием виски телохранитель стал разговорчивым. Его звали Джек. Он был уверец, что сержант пытается вытащить Берту из затруднительного положения, что у нее серьезные неприятности, но сержант хочет ее вызволить. Она помогла ему в одном деле с убийством, а сержант не из тех, кто забывает оказанные услуги. Но Берта действительно глубоко завязла. Все зависело от того, что произойдет, когда Белдер выйдет из воды сухим. Если он оправдает Берту, сержант вздохнет с облегчением.

Берта спросила, успокоился ли Белдер.

— Думаю, что да, — ответил Джек.. — Сержант не мог много рассказывать по телефону, но он сообщил, что делает успехи и надеется освободить вас еще до полуночи.

— До полуночи еще очень далеко.

— Если он будет вынужден арестовать вас, то пройдет не одна полночь, прежде чем вы вернетесь к работе, — предупредил Джек и тут же поспешно прибавил: — Ну-ну, не тревожьтесь сейчас об этом. Я же не сказал, что это обязательно случится. Не расстраивайтесь. Сержант обязательно вам поможет.

Берта опять налила виски. '

Еще двадцать минут, и Джек погрузился в то неустойчивое состояние, которое вызывает спиртное. Он, очевидно, забыл об угрызениях совести и больше не заботился о том, чтобы Берга составляла ему компанию. Он подливал в ее бокал, а потом наполнял свой доверху. Отпивая по несколько глотков, рерте удалось выпить только треть по сравнению с офицером.

— Мне бы хотелось вечно сидеть здесь и потягивать этот чудесный напиток, — признался он по секрету. — Но я не могу пить так медлелно, как вы. Я не привык к умеренности. Знаете, Берта, вы отличная женщина. Нет ничего удивительного в том, что вы нравитесь сержанту. Вам не кажется, что включили отопление, а? Я думал, что здесь холодно, но сейчас даже жарко. Еще немного, и все вспыхнет. Как по-вашему?

— По мне, вполне сносно, — ответила Берта. Ее глаза, не таясь, смотрели теперь на красное лицо и водянистые глаза полицейского, который сидел в кресле напротив. Джек сунул огромные руки в карманы брюк, принял полулежачее положение и вытянул длинные ноги.

— Вы работаете даже по ночам? — спросила Берта.

— У-гу.

— У вас не бывает времени вздремнуть на дежурствах?

— К этому привыкаешь. — Он опустил веки. — Самое скверное, что через какое-то время глаза… короче, свет причиняет боль. Если закрыть их на короткое время, будет только хуже. Доктор советует не закрывать глаза, а то испортится зрение.

Берта не спускала с него напряженного взгляда, которым затаившаяся в тени кошка наблюдает за птичкой, беспечно прыгающей невдалеке на солнышке.

Его голова кивнула пару раз, дернулась вперед, потом откинулась назад, глаза открылись, и он мгновенно проснулся.

Берта взяла карандаш и снова принялась чертить. В ушах стоял гул, а когда она быстро повернула голову, комната на какое-то время закружилась. Но мысли были ясными.

— Селлерс арестовал Имоджен Дирборн? — спросила она.

— Я так не думаю, зачем ему это нужно?

— Чтобы достичь своей цели, Белдеру нужна была сообщница. Женщина, которая могла позвонить жене и направить ее в гараж. Если он крутил роман с Дирборн, тогда яснее ясного, что она именно тот человек, который нам нужен.

— Скажите пожалуйста! — воскликнул Джек с пьяным энтузиазмом, — это же блестящая идея!

— И я могу поспорить, что эта маленькая сучка ria-писала… эта достойная маленькая сучка и является автором злосчастных писем.

Джек уставился на нее совиным взглядом.

— Для чего ей понадобилось писать письмо, в котором она обвиняет себя? — спросил он.

На Берту нашло вдохновение:

— Для того, чтобы отвести от себя подозрения; она знала, что миссис Белдер умерла раньше, чем было отправлено последнее письмо, знала, что все идет не так гладко, как хотелось. Но она достаточно умна и понимает, что такое письмо отведет от нее подозрение в убийстве. В глазах полиции лучше быть любовницей Белдера, чем его сообщницей.

— Да, это вполне логично. — Джек потянулся к телефону. — Я позвоню и поговорю с сержантом. Ну-ка, какой у него номер? Надо припомнить.

Джек положил локоть на стол и опустил голову на руку и закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

Несколько секунд спустя огромные плечи опустились, рука протянулась через стол. Джек отмел телефон в сторону, словно это была какая-то досадная помеха. Его голова упала на руку, и вскоре в пропахшем виски кабинете раздался ровный храп.

Берта осторожно. покачнулась в своем кресле, чтобы оно не скрипнуло. Она поднялась на ноги и ухватилась за край стола, чтобы обрести равновесие, затем на цыпочках прошла к двери, ведущей в приемную. Джек беспокойно зашевелился, пробормотал что-то. Его язык ворочался с трудом.

Берта бесшумно открыла дверь, проскользнула в щель и мягко повернула ручку, чтобы не раздался предательский щелчок замка.

Было темно, она пересекла приемную, ни на что не наткнувшись. Она нащупала ручку входной двери и, прежде чем прокрасться в коридор, убедилась, нто замок работает.

Глава 22 РИСК ВЗЛОМЩИКА

Дом Эверетта Белдера был типичным для Южной Калифорнии — одноэтажный особняк, с верандой и встроенным гаражом. Вокруг дома был разбит парк, который в менее удаленном районе считался бы обширным.

Берта снизила скорость машины и оценила обстановку. Позади остались напряженные полчаса автомобильной гонки, попытка стряхнуть преследование в случае, если ей сели на хвост. Дело было не в том, что она подозревала погоню, она просто хотела быть уверенной, что никто не сможет указать на нее пальцем.

Дом Белдера стоял погруженный во тьму, Берта не знала, есть там кто-нибудь или нет. Она проехала до середины квартала, выключила фары и зажигание, закрыла дверцы и опустила ключи в сумочку. Потом медленно пошла по тротуару обратно, поднялась по цементным ступенькам, ведущим в дом Белдера, и нажала кнопку звонка. Подождав пятнадцать секунд, она нажала снова, на этот раз более настойчиво.

Не услышав в доме никаких признаков жизни, Берта попробовала толкнуть входную дверь, но та была Заперта., Она спустилась с лестницы и зашла за дом. Встроенный гараж, выступающий футов на двадцать, находился с западной стороны дома. Дррожка, которая вела к Черному входу, огибала дом с восточной стороны. Идя по дорожке, Берта заметила полуокна, впускавшие свет и свежий воздух в погреб, где было найдено тело Салли Брентнер. Берта обогнула дом, проверила все окна и двери, но они оказались запертыми. Дверь гаража тоже была закрыта.

Проявляя чудеса сообразительности, Берта снова поднялась по лестнице, открыла почтовый ящик и сунула туда руку.

Ее пальцы нащупали ключ.

Берта вытащила ключ и вставила его в замочную скважину парадной двери. В ночной тишине ясно раздался щелчок. Она опустила ключ обратно в почтовый ящик, захлопнула, его и вошла в дом, прислушиваясь к щелчку закрывшегося замка.

Берта помнила золотое правило взломщиков, гласившее, что самое главное при проникновении в дом — организация отступления. Она достала из сумочки карманный фонарик и, освещая им себе путь, прошла через весь дом. В двери, противоположной входной, торчал ключ. Повернув его в замке и открыв дверь, Берта Принялась внимательно изучать помещение.

Над всем домом нависла неспокойная атмосфера. Берта Кул всегда уверяла, что стоит только ей войти в дом и пройтись по комнатам, и она сможет многое рассказать о его обитателях. Вокруг нее как-то странно дрожал воздух, и она не могла понять, то ли это вибрировали стены, подчиняясь неизвестным законам физики, то ли на нее влияла сама обстановка. Все это так подействовало на воображение Берты, что она воспринимала окружающее только в свете происшедшей трагедии.

Она сознавала, что это дом неспокойных, возбужденных людей, дом, где совершено убийство, а теперь здесь все затихло в ожидании следующей трагедии.

Несколько минут Берта боролась с охватившим ее ужасом. «Да успокойся же ты, великая простофиля, — сердито пробормотала она про себя. — Здесь ничего не случится. А вот если ты не найдешь улики, которые привели бы в восторг сержанта Селлерса, то отправишься в тюрьму».

Она закончила осмотр восточных комнат дома, открыла дверь и очутилась в длинном коридоре, в который выходило несколько дверей. Дверь справа вела в другой коридор, с одной стороны которого находилась спальня, а напротив гараж. Берта толкнула дверь гаража и вдохнула затхлый запах сырого помещения. Свет ее фонарика скользнул вверх, выхватывая из темноты отдельные предметы. Вдоль стены тянулась рабочая скамья. Здесь находились выброшенные за ненадобностью вещи, для которых в доме, очевидно, не нашлось отдельной комнаты — старый гардероб, шерстяное мужское пальто, покрытая масляными пятнами рабочая одежда, пара ящиков, разбросанные в беспорядке свечи зажигания, обрывки-проволоки, полустертые покрышки.

Берта вышла из гаража, закрыла дверь и принялась исследовать дверь напротив. Она вела в спальню, которая, судя по всему, принадлежала Карлотте. Сервант украшали фотографии молодых мужчин, пахло косметикой. В примыкающей ванной комнате был неровный шелушащийся пол, зеркальная полка уставлена солями для ванны и Туалетными принадлежностями.

Берта вышла из маленького коридорчика, толкнула следующую дверь и увидела то, что искала. В передней части дома находились две спальни, соединенные ванной комнатой. Комната, расположенная ближе к фасаду, очевидно, принадлежала Эверетту Белдеру, та, что примыкала к гаражу, — его жене.

Берта бегло осмотрела саму комнату, и тотчас же направилась в гардеробную, где принялась рассматривать одежду, стремясь отыскать тот важный ключ, который, словно маяк, бросился бы в глаза женщине, но ускользнул бы от мужского глаза сыщиков.

Мейбл Белдер, исчезая со сцены убийства, которое она только что совершила, должна была оставить в гардеробной всю дорогую одежду, взяв только несколько простых вещей.

Кто бы ни забирал вещи, которые должны были быть взяты, он должен был оставить какой-нибудь ключ. Возможно, чемодан, в котором были упакованы вещи Мейбл Белдер, был спрятан в самом доме.

Берта прокралась в заднюю часть гардеробной, и свет ее фонарика проник в самые темные углы. Она заметила на полу несколько маленьких частичек. Она нагнулась и подняла несколько штук. Это были кусочки дерева, свернувшиеся в тугие спирали, которые были рассыпаны по полу, образуя маленький желтеющий сегмент, типичный для свежевырезанного дерева.

Это кусочки сосновой доски, и их сверлили. По очертаниям туго скрученных стружек Берта могла сказать, каков диаметр сверла.

Но просверленного отверстия нигде не было видно: ни в стенах, ни в полу, ни в потолке.

Берта принялась размышлять вслух над своим открытием!

— Проклятье, — пробормотала она, — если бы Дональд был здесь, он бы нашел выход. Маленький мозговитый дьявол! Я попала в переплет. Единственная возможность выбраться из этой ситуации — это что-нибудь найти. Какого черта эти стружки валяются в углу? Кто-то просверлил дыру, а потом сделал так, что она исчезла. Не может быть, чтобы дыра была так искусно — заделана — или это так?

Берта еще раз посветила фонариком вокруг. Затем, встав на четвереньки, она исследовала на полу и на стульях каждый дюйм.

Поглощенная этим занятием, она забыла, что находится в чужом доме; внезапный звук хлопнувшей в доме двери подействовал на нее, как отдача после выстрела из ружья.

Оценив обстановку и осознав то критическое положение, в которое она сама себя поставила, Берта припала ухом к полу и прислушалась.

Она ясно слышала шаги и отдаленный звукГ женских голосов. Потом все стихло.

Берта прикинула, есть ли у нее шанс выйти через черный ход. Она вышла на цыпочках из гардеробной, остановилась в спальне и прислушалась. Теперь голоса раздавались отчетливее. Люди прошли в кухню. Она слышала звяканье тарелок и хлопанье дверцы буфета.

По всей вероятности, Карлотта и миссис Голдринг вернулись домой и теперь пили чай.

Берта отказалась от мысли выбраться из дома через черный ход. Выйти через парадную дверь тоже не представлялось возможным, поскольку нужно было пройти через весь коридор. Тогда Берта вспомнила про гараж и решила попробовать уйти оттуда.

Она сняла туфли, сунула их под мышку, осторожно закрыла дверь спальни и вышла в коридор. Она слышала звон посуды и ясные голоса, а потом нетерпеливое «мяу» кота, ожидавшего, когда его покормят.

В кухне хлопнула дверца холодильника, потом отчетливо прозвучал голос Карлотты:

— Говорю тебе, мама, в этих убийствах они ббвинят Эверетта. И я буду очень рада. Они могут рассчитывать на мою помощь. Петля — еще слишком большая милость для этого человека.

Берта изо всех сил напрягла слух, но ответа не расслышала.

Теперь она шла, плотно прижавшись к стене, стараясь не наступить на скрипящие доски. Если бы ее поймали в этом коридоре, у нее не осталось бы никакой надежды на благополучный исход.

— Лично я не люблю кошек и мечтаю избавиться от этого кота. Он меня просто терпеть не может. Мне нужно смазать руки кремом. После кота они так неприятно пахнут.

Прежде чем до. Берты дошел смысл этого замечания, ручка двери повернулась, и свет хлынул из кухни в коридор.

Берта взяла фонарь в левую руку, в которой держалатуфли, и сжала правый кулак, готовясь действовать. Но Карлотта, очевидно, передумала, и Берта услышала, как ее шаги удаляются, в кухню. Через полуоткрытую дверь Берта слышала, как ритмично работал язычок кота, лакающего молоко, которое Карлотта налила ему в блюдце.

Теперь для предосторожности не было времени. Берта проскочила по коридору, не обращая внимания на скрипящие доски, и бросилась к гаражу. Она открыла дверь и с облегчением вздохнула, когда ее окутала сырая темнота.

Она села на ящик с инструментами, выключила фонарик и дрожащими руками стала надевать туфли в темноте, сердясь на себя за эту нервную дрожь.

Берта встала, сделала пару шагов по цементному полу и внезапно остановилась. Ближний угол гаража был как-то странно освещен. Свет, казалось, лился из-под. покрытой медью накладки, которая висела на стене. Она осторожно отодвинула накладку и увидела аккуратную дырочку диаметром приблизительно с дюйм.

Через это отверстие и проходил свет, но, посмотрев в него, Берта ничего не смогла увидеть. С той стороны отверстие было чем-то загорожено.

На секунду-Берта забыла, что рискует быть пойманной. На первый план в ней вышел детектив. Кто-то использовал гараж, чтобы следить за жизнью дома. Этот свет шел как раз из спальни Мейбл Белдер. Берта подняла с рабочей скамьи отвертку и просунула в отверстие. Ее конец наткнулся на препятствие. Берта попробовала толкнуть его и поняла, что это была картина, висевшая на стене. Если ей удастся отодвинуть картину, то она увидит всю комнату. Кто-то наверняка таким образом следил за миссис Белдер. Следовательно, картину можно было отодвинуть, а потом, если нужно, отпустить, и она вернется в прежнее положение.

Берта слегка толкнула картину и осторожно отвела конец отвертки в сторону. Повинуясь толчкам отвертки, картина подалась назад. Берта услышала, как открылась дверь, а потом до нее донеслись тихие годоса и еле слышный шепот.

Ее любопытство достигло предела. Она вставила отвертку в отверстие под самым острым углом и, используя край отверстия в качестве точки опоры, отодвинула картину.

Перед ней открылась часть спальни миссис Белдер. Напротив трюмо сидела Карлотта. Смазывая кремом руки, она рассматривала свое отражение в зеркале с тем критическйм видом, который женщины приберегают для наиболее интимных моментов, когда можно сбросить с себя маску.

Берта завороженно смотрела, как Карлотта открыла ящик трюмо и принялась в нем рыться. В зеркале отражалось ее лицо. Синие глаза блестели триумфальным блеском, который характерен для человека, предвкушающего удачный ход.

Карлотта потянулась к телефону, быстро покрутила диск и сказала:

— Справочная? Не могли бы вы сообщить мне домашний номер телефона Джорджа К. Нанли? Я не знаю адреса, — последовала, пауза. — Спасибо.

Она повесила трубку. Берта видела, как ее пальцы проворно летали над диском телефона, и услышала, как она произнесла:

— Алло… Алло, это мистер Нанли?.. Мистер Нанли, мы с вами никогда не встречались, это говорйт Карлотта Голдринг. Я сестра миссис Белдер… Да, это так… мистер Нанли, я обнаружила кое-какие важные доказательства. Я подумала, что, может быть, вы захотите со мной побеседовать. Это касается убийства Мейбл. Я сказала «убийства», мистер Нанли… Я знаю, что вам крайне необходимы деньги, и вы, кажется, выигрываете от смерти моей сестры. Вы…

Карлотта, чувствуя себя уверенно, приняла более удобную позу, и Берта увидела в зеркале, как она, меняя положение, подняла глаза. Берта заметила растущий ужас в глазах девушки и не могла понять, чем он был вызван. Потом она догадалась. В зеркале Карлотта увидела, что картина, сдвинутая отверткой Берты, сильно отклонилась от нормального положения. Берта обругала себя идиоткой за то, что не догадалась, что картина, висящая на длинной веревке и отклоненная от вертикального положения, привлечет внимание.

— Мама! — закричала Карлотта.

Берта поспешно отпустила отвертку и услышала, как та ударилась о пол спальни. Картина скользнула по стене, отклонившись в другую сторону, словно маятник. Берта повернулась…

Казалось, что ей на голову обрушился метеоритный дождь, потом метеориты рассыпались, разбрасывая потухающие струи света. Что-то холодное ударило Берту по щеке и так и осталось на ней. Из какой-то отдаленной и недосягаемой части подсознания до нее дошло, что холодная поверхность была полом гаража.

Глава 23 ОТВЕРСТИЕ В СТЕНЕ

Где-то рядом гудели голоса, которые измученный мозг Берты отчаянно пытался разобрать и найти в них смысл. Лежа на спине с закрытыми глазами и ощущая нескончаемую боль в голове, она размышляла, почему сочетание свистящих звуков, таких, как «у-и-й-цссс» в слове «убийца» должно означать, что кто-то кого-то убил.

И это размышление вернуло ее к сознанию.

Глаза Берты открылись и так же быстро закрылись. Сержант Селлерс с серьезным видом разговаривал с Карлоттой и миссис Голдринг. Очевидно, он только что прибыл на место происшествия, и Берта решила притвориться больной, оттягивая тот ужасный момент, когда ей придется давать ему объяснения.

Голос Карлотты звучал быстро и возбужденно:

— …Укладывала волосы и увидела покосившуюся картину. Она была отодвинута в сторону. Вы знаете, сержант, как подобные вещи привлекают внимание. Я подняла глаза и тогда увидела, что из стены торчит эта штука. Сначала я подумала, что это пистолет, и я даже видела, как блестит чей-то глаз. Я позвала маму.

В тот момент, как я закричала, предмет упал на пол. Тогда я увидела, что это была отвертка. Мама была в кухне, кормила кота. Она прибежала, чтобы посмотреть, в чем дело, и подумала, что. я сошла с ума. Картина уже была на месте.

Миссис Голдринг продолжала:

— Нет, дорогая, я подумала, что случилось что-то ужасное. Ты представить себе не можешь, что с тобой творилось. На тебе лица не было, и ты пристально смотрела на лежавшую на полу отвертку. Ты выглядела так, словно это была ядовитая змея, которая собиралась тебя ужалить.

— В общем, — подвела итог Карлотта, — я закричала, позвала маму и сказала ей, что в гараже кто-то есть. Мы обе бросились по коридору. Мама прибежала первой. Она и увидела того человека. Он склонился над миссис Кул… конечно, мы в то время еще не знали, что это была миссис Кул. В руке у него была дубинка… что-то белое. Она походила на кусок грубы, завернутой в белую бумагу. Но сначала я подумала, что это длинный нож.

— И что он сделал? — спросил сержант Селлерс.

— Он поднял голову, увидел нас и кинулся в нашу сторону, размахивая своим оружием.

— Вы рассмотрели его лицо?

— Нет. В гараже было темно. Знаете, такая полутьма, когда вы можете различить только фигуры. Я могу описать, как он был сложен, но ни я, ни мама не разглядели его лица.

— Он был высокий и стройный или….

— Нет, он был среднего роста, и у меня сложилось впечатление, что он был хорошо одет и походил на джентльмена, хотя я не знаю, почему мне так показалось. Возможно, потому, что на нем хорошо сидела одежда или он по-особенному двигался. В нем была какая-то легкая грация, которую приобретают мужчины, когда они всегда хорошо одеты и знают это. Я понимаю, что мои слова звучат глупо.

— Нет, — задумчиво сказал сержант Селлерс. — За этим что-то должно скрываться. Продолжайте, что же случилось?

— Это почти все. Он пробежал мимо нас. Мама пыталась его остановить, и он ее ударил.

— Прямо в желудок, — с негодованием заметила миссис ГоЛдринг. — Но я не согласна с Карлоттой. Я не думаю, что он был джентльменом. Джентльмен не ударил бы женщину.

— Кулаком? — спросил Селлерс.

— Нет, — негодующе отозвалась миссис Голдринг. — Он ткнул в меня концом трубы, или чем-то еще.

— Что потом?

Карлотта продолжала:

— Потом он побежал по коридору. Я боялась, что мама серьезно пострадала. Я думала, что он заколол ее ножом. Я спросила маму, не очень ли ей больно, и тогда мы услышали, как хлопнула дверь черного входа.

— Вы побежали в заднюю часть дома?

— Боюсь, мы были рассержены, чтобы быть благоразумными, — сказала миссис Голдринг. — Мы бросились в заднюю часть дома. Он убежал через кухню. Вискерс, кот, взобрался на стол, и его глаза были огромными и круглыми, а хвост оттопырен так, что стал похож на игрушечный воздушный шар.

— Кот всегда ведет себя так с незнакомыми?

— Нет. Он обычно очень ласковый, — сказала миссис Голдринг. — Потом я сказала Карлотте, что, наверное, кот знал этого человека или тот произвел на него неприятное впечатление. Возможно, этот мужчина пытался схватить его, и кот испугался. От страха у него глаза вылезли на лоб.

— Словно этот мужчина был огромной собакой, которая за ним гналась, — сказала Карлотта.

— Теперь давайте все расставим по местам, — сказал Селлерс. — Вы крикнули: «Мама!» — и тут же миссис Кул уронила отвертку, и картина встала на место. Так?

— Да, так. И тотчас же я услышала, как в гараже что-то упало. В тот момент я не обратила на это особенного внимания, так как была испугана, думая, что из стены торчал пистолет. С ее стороны было жестоко так меня напугать.

— После того, как вы упустили этого человека, вы вернулись и обнаружили, что миссис Кул не мертва, а только потеряла сознание, и тогда вы позвонили в полицию. Правильно?

— Да.

— И сказали, что в доме находится посторонний?

— Да.

— Вы должны были сказать, что на ваш дом совершенно нападение и что была погоня и столкновение, — с упреком заметил Селлерс.

— Боюсь, что мы были очень напуганы… и беспомощны. Эти два чувства приходят одновременно, когда женщины находятся в доме одни.

— Я догадываюсь, что вы должны были чувствовать, — сказал Селлерс.

Берта отметила, что Карлотта избегала упоминания о своем телефонном разговоре с Нанли.

— Полагаю, что все детективы работают таким образом — просверливают в стенах дырки, чтобы можно было видеть, что происходит в доме, но' я думаю, что это… — сказала миссис Голдринг.

Сержант перебил ее:

— Я не уверен, что именно она просверлила эту дыру.

— Но тогда кто же? Отверстие расположено как раз на уровне ее глаз.

— Для того, чтобы просверлить дыру, нужно время и инструменты. Гараж от основной части дома отделяет несгораемая стена. Высота, на которой находится отверстие, может кое-что рассказать о росте человека, который ее проделал, но она могла быть выбрана из-за расположения на стене картины. Думаю, что именно так оно и было.

— Как интересно! Ну, да это не так важно. Что нам делать с миссис Кул? Вы не думаете, что нам следовало бы уложить ее в постель? И не вызвать ли доктора?

— Я сам позвоню доктору, — сказал Селлерс, — но сначала я хотел бы кое-что осмотреть. Может ли она остаться здесь на день-два, если доктор решит, что ей не следует двигаться?

— Конечно. Правда, сейчас,' когда у нас нет прислу ги, это будет немного неудобно, но мы будем рады оставить ее у себя. Она нам нравится, а мы ей, по-видимому, нет. В последний раз, когда мы с ней беседовали, мы просили, чтобы она согласилась быть свидетельницей, но ее не удалось уговорить. Она хотела, чтобы мы заплатили ей. _

— Это в ее стиле, — сказал Селлерс. — Хорошо, идите и скажите офицеру в гараже, чтобы он поискал отпечатки пальцев на задней двери, и не притрагивайтесь к ней сами. И вообще ничего не трогайте в этой части дома.

Берта, лежа с закрытыми глазами, слышала, как удалились женщины и мягко закрылась дверь. Селлерс сказал:

— Как вы себя чувствуете, Берта? Голова не болит?

Берта, чувствуя ловушку, не пошевелилась и лежала тихо. Селлерс присел на край кровати.

— Берта, кончайте эти шутки! Раз уж пришлось с этим столкнуться, то ничего не поделаёшь.

Берта не шелохнулась.

— Я не такой дурак, как вам кажется, — продолжал Селлерс, и в его голосе послышалось раздражение. — Я видел в зеркале ваше лицо. Ваши веки дрогнули, а потом поднялись и тут же снова опустились.

— Проклятье. Неужели женщина не может хоть немного побыть в уединении? — проворчала Берта.

Она открыла глаза, притронулась к голове и почувствовала на пальцах что-то липкое.

— Кровь? — спросила она.

Селлерс усмехнулся:

— Масло, которое вы собрали с пола в гараже. У вас на голове настоящее воронье гнездо.

Берта огляделась. Она лежала на постели в спальне горничной. Она рванулась, чтобы сесть. Несколько секунд все в комнате вращалось, потом встало на место.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Селлерс.

— Как в аду. Как я выгляжу?

Селлерс показал на зеркало. Повернув голову, Берта увидела свое отражение. Волосы, слипшиеся от машинного масла, торчали во все стороны. Правую щеку пересекала масляная полоса. Взгляд остановившихся глаз был затуманен.

— Боже мой! — проговорила она.

— Вот именно.

Берта поглядела на Селлерса: \

— И что же теперь?

— Сожалею, Берта, но для вас это конец пути.

— Как это?

— Я знаю, что вы не хотите мне сдаться, — сказал Селлерс. — Я только не знал почему. Я не мог ухватить Белдера и переключил свое внимание на вас. Я позвонил офицеру, который вас караулил, и сказал, чтобы он выпросил у вас рюмочку-другую, прикинулся бы горьким пьяницей, нализался и посмотрел, что вы будете делать. Я позаботился о том, чтобы за вами следили, когда вы покинете офис.

— Будьте вы прокляты! — воскликнула Берта. — Вы хотите сказать, что я вылила свое лучшее виски в глотку этого полицейского и… — Она замолчала.

Улыбка троцула губы сержанта Селлерса:

— Совершенно верно.

— Черт вас возьми. Это виски я держу для самых лучших клиентов.

— Джек сказал, что это была первая передышка, которую я дал ему за десять лет.

Берта старательно подыскивала слова, и, пока она их подбирала, Селлерс продолжал:

— Напротив офиса дежурили двое моих ребят, так что они могли последовать за вами, когда вы выйдете. — Его лицо потемнело. — Проклятье, если вы их не стряхнули. Это такие ребята, которые вернутся за гонораром.

— Они были ловкими, как черти. Я не заметила, что они висят у меня на хвосте. Я только приняла меры предосторожности.

— Да уж, вы приняли меры предосторожности! Они сказали, что вы носились кругами, как муха в горячей трубе, пока не пустили их под откос. Хорошо, потом вы приехали сюда, и что произошло?

— Вы мне не поверите, если я расскажу.

— Думаю, что йоверю, — отозвался Селлерс. — Я уверен, что это не вы просверлили отверстие. И думаю, что оно проходит из спальни в гараж. Если бы его сверлили вы, то оно вело бы из гаража в спальню…

Со стороны входной двери раздался звонок. Селлерс прислушался к слабым звукам возбужденных женских голосов и продолжал:

— Теперь, Берта, вы должны мне объяснить, как попал к вам съемный мост миссис Белдер. Мы никак не можем этого понять. Когда мы производили осмотр тела, то обнаружили, что моста нет. Это был незначительный факт, но мы его взяли на заметку. Но когда я увидел мост в вашем кабинете, дело приняло совсем иной оборот. Теперь расскажите, где вы взяли его?

— Предположим, что я не скажу вам?

— Это создаст трудности. Вы замешаны в деле об убийстве. Если вы располагаете какими-то серьезными уликами, но не говорите об этом, то это не сулит вам ничего хорошего.

— А если предположим, что скажу?

— Это довольно щекотливое дело: в любом случае вы оказываетесь в неблагоприятном положении. Вы не можете свободно разгуливать, утаивая от полиции улики. Вы сделали это слишком поздно. Дональд Лэм умудряется в подобных случаях выходить сухим из воды, но он все время подготавливает свою победу. В конце концов он идет к полицейскому. Но если вы пытались применить его тактику, то только затянули петлю на шее и тянете за веревку изо всех сил.

Берта мрачно сказала:

— Если я потеряю свою лицензию независимо от того, буду я говорить или нет, то в таком случае я предпочитаю молчать.

— Я не растолковал вам еще одно обстоятельство, — сухо продолжал Селлерс. — Если вы все расскажете, то потеряете лицензию, но это при условии, что объяснение удовлетворит нас. И вы сохраните свободу. А если не расскажете, то отправитесь в тюрьму как соучастница.

— Думаю, что я могу обыграть вопрос с мостом так, как выгодно мне.

— А я хочу обыграть это так, как удобно мне.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге показалась миссис Голдринг. Она обратилась к сержанту Селлерсу;

— Надеюсь, что не помешала, и надеюсь, что с пациенткой все в порядке. Мы так счастливы — Карлотта нашла свою родную мать. Я хочу ее вам представить. Миссис Крофтус, это сержант Селлерс… — поспешно прибавила: — и миссис Кул.

—'Здравствуйте, сержант. С миссис Кул мы уже-встречались. Мне очень жаль, что вам нездоровится.

Миссис Крофтус казалась необычайно уверенной в себе. Берта глядела на миссис Крофтус, сидя на краю постели с растрепанными масляными волосами.

— Насколько я поняла, это вы нашли ее? — спроси^ ла она Карлотту.

— Нет, — сказала миссис Гблдринг, — миссис Крофтус давно разыскивала с Polo дочь. В свое время она отказалась от нее, чтобы девочку могли удочерить. Потом, когда произошел этот случай, она прочла о нем в газетах и убедилась, что Карлотта — ее дочь. Когда она позвонила в дверь, я сразу же ее узнала. Понимаете, я встречалась с ней много лет назад. Во всяком случае это не причина, по которой Карлотта не может иметь двух матерей… — И миссис Голдринг многозначительно посмотрела на Берту и сержанта Селлерса.

Берта внезапно повернулась к Карлотте.

— Почему вы ничего не сказали сержанту о вашем телефонном разговоре с мистером Нанли? — жестко спросила она.

— Потому что это не имеет никакого отношения к данному случаю, — с достоинством ответила Карлотта. — Я только хотела связаться с мистером Нанли, чтобы выяснить, нельзя ли уладить тяжбу на разумных условиях. Я не понимаю, какое это может иметь отношение к тому, что произошло в гараже.

— Боже мой! — произнесла миссис Крофтус. — Ка жется, я выбрала не очень удачное время для своего визита! Я очень сожалею, но… *

— Думаю, что сержант Селлерс все же захочет узнать, в чем же было дело, — сказала миссис Голдринг, притворно улыбаясь сержанту.

Селлерс кивнул:

— Не то чтобы я считал, что в этом есть какая-то разница, но…

— Поджарьте меня, как устрицу! внезапно воскликнула Берта, вскочив на ноги:

— Что случилось? — озабоченно опросила миссис Голдринг.

— Что случилось! — воскликнула Берта. — Сейчас я покажу, что случилось.

Она подошла к двери, захлопнула ее и повернула ключ в замочной скважине.

— Могу я спросите о цели ваших действий? — повелительным тоном спросила миссис Крофтус.

— Вы можете спросить, что происходит, — сказала^ Берта, — и я надеюсь, дорогая моя, что смогу удовлетворить ваше любопытство. Вы можете прокрасться у меня за спиной, ударить по голове и уйти как ни в чем не бывало, но сейчас я покажу вам, как приятно попадаться, и посмотрю, что заставит вас выйти из себя.

Миссис Голдринг в негодовании сказала сержанту Селлерсу:

— Вы представляете закон. Неужели вы останетесь в стороне и допустите подобное?

Сержант Селлерс усмехнулся:

— Я не собираюсь ничего предпринимать, чтобы не останавливать развитие событий.

Карлотта многозначительно произнесла:

— Этот удар по голове, видимо, слишком сильно возбудил ее воображение. Пожалуй, делая неосторожные замечания в адрес других людей, она тем самым навлекает на себя еще большие неприятности.

Берта поглядела на Карлотту:

— Замолчите! Вы заметили, как эта картина двигалась по стене гораздо раньше, чем утверждаете. Я слышала, как вы с кем-то шептались до того, как я смогла увидеть комнату. Это было, когда вы посоветовали вашей матери пойти и размозжить мне голову. Потом вы придумали эту историю с таинственным нападающим. И ваш телефонный звонок Нанли был полностью сфабрикован — Ъы старались привлечь мое внимание к тому, что происходило в спальне. Поэтому вы и спросили справочную, какой у него номер телефона, чтобы я знала, кому вы звоните, и ждала около отверстия, пока ваша мать…

Миссис Голдринг проговорила:

— Я поДам на вас в суд, миссис Кул. Никогда в жизни меня так не оскорбляли. Я…

— Замолчите, — бросила ей Берта. — Не кричите, пока вам не наступили на любимую мозоль. Я сказала: «Мать Карлотты».

Миссис Крофтус откинула голову и засмеялась.

— Я пришла всего пять минут назад, — сказала она. — Я не видела Карлотту много лет — с тех пор, когда она была еще совсем ребенком.

— Я разбираюсь в подобных делах не так хорошо, как Дональд Л эм, но чтобы мне в голову пришла какая-то мысль, совсем не обязательно свалить на нее тонну кирпича. Мисссис Голдринг все о вас знала, и вы все знали о миссис Голдринг. Миссис Голдринг хотела, чтобы Карлотта не имела с вами ничего общего. И у нее была достаточно толстая дубинка, чтобы удерживать вас на расстоянии… И вдруг все уладилось. Вы решили представить дело так, будто поднялись по ступенькам и позвонили в дверь без всяких предварительных договоренностей. Ба! Это шито белыми нитками. Я не знаю, нашли ли вы Карлотту или Карлотта отыскала вас. Возможно, Карлотта взяла на себя инициативу, потому что сами вы боялись встретиться с ней, принимая во внимание занесенную над вами дубинку миссис Голдринг. Если мне будет позволено сделать предположение, то я скажу, что у миссис Голдринг наверняка есть некоторые документы, которые она при необходимости могла бы показать Карлотте. Возможно, они были заперты в сундучке, который стоит где-нибудь в укромном уголке дома, и миленькая, вечно сующая во все свой нос Карлотта, стремящаяся узнать, кто же ее мать, умудрилась найти его, порыскала кругом, нашла ключ и сделала с него копию. Как только она открыла ящичек, то узнала, кто ее мать, и принялась ее разыскивать. Выражения, которые были в документах, не слишком беспокоили Карлотту, потому что милая маленькая Карлотта выяснила, что миссис Голдринг близка к краху и что Мейбл составила завещание, по которому состояние переходило к ее мужу. Карлотта, эта хныкающая, лицемерная, испорченная девчонка, не желала так просто оказаться на улице.

— Вы говорите так, — усмехаясь, сказала Карлотта, — что я даже не имею возможности вставить слово. Выкладывайте все, что у вас есть, а потом мы посмотрим, что вы

— сможете доказать.

Берта посмотрела на сержанта Селлерса:

— Ну как?

— Давайте дальше, Берта. Вы затягиваете на своей шее петлю, но все равно продолжайте. Когда вы закончите это заседание, вам будет предъявлено достаточно исков, чтобы вы смогли нанять целый штат адвокатов. Но я буду проклятым лжецом, если стану утверждать, что не получаю от этого удовольствия.

— Это завещание сожгла Карлотта, — продолжала Берта.

— На каминной решетке в офисе Эверетта Белдера? — с сарказмом спросила миссис Голдринг.

— Да, на каминной решетке Эверетта Белдера, — сказала Берта. — И я как раз была там, когда она это'про-делала. И более того, Фрэнк Селлерс, вы в это время тоже были там. В камине горел огонь и какие-то бумаги. Я как раз обвиняла Имоджен Дирборн. Это был поистине драматический момент. Все смотрели на Имоджен, а Карлотта вошла и невинно заявила, что никого не нашла в приемной, и поэтому прошла прямо в кабинет. И вы помните, что она стояла спиной к камину. В глубине моей памяти всплывает картина, на которой огонь в камине вспыхивает, когда около него останавливается Карлотта.

— Бог мой! Вы абсолютно правы! — воскликнул сержант Селлерс.

— Это ложь! — закричала Карлотта.

— Теперь я поняла. Когда она нашла бумаги, там было и завещание Мейбл. Все состояние доставалось ее мужу. Если Мейбл умерла бы без завещания, состояние должно было бы быть поделено пополам между мистером Белдером и матерью. А по этому завещанию все переходило к мужу, и было логично предположить, что он знает об этом. Так что же делает миленькая маленькая Карлотта, хотя в этом небольшом деле она могла бы воспользоваться помощью своей матери? Она берет завещание, отрывает ту часть, где стоит имя Эверетта Белдера, чтобы в том случае, если текст будет восстановлен экспертом, она не попала бы впросак. Потом она стала искать возможность, где бы можно было сжечь его и при этом свалить вину на Белдера. Вот что она искала, когда вошла в кабинет. Обстоятельства не могли сложиться для нее лучшим образом. В камине горел огонь, и все в комнате сосредоточенно смотрели на Имоджен Дирборн. Наша миленькая маленькая Карлотта подходит бочком и встает спиной к огню, бросает туда завещание, а потом в нужный момент рассказывает, что Мейбл составила завещание, согласно которому все переходит ее матери, обвиняет Белдера в том, что он сжег его, и зовет эксперта, чтобы он сфотографировал пепел на каминной решетке. Эксперту удалось ербрать достаточно доказательств, подтверждающих, что завещание Мейбл было последней бумагой, сгоревшей в камине. Но он не мог полностью восстановить его. Даже если бы он это сделал, не доставало бы имени наследника, потому что, без сомнения, Карлотта не оставила для этого никаких шансов. Ну, а теперь скажите, в чем я не права?

— Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать все эти оскорбления, — заявила Карлотта.

— Тебе и не надо этого делать, дорогая, — с достоинством провозгласила миссис Крофту с. — Лично я думаю, что эта женщина просто сумасшедшая.

Сержант Селлерс с рассеянным видом вытащил из кармана сигару, отломил от нее конец и выудил из кармана спичку.

— Лично я до тех пор, пока она не упомянула об истории с горевшими бумагами, думал, что она глуповата, — признался он. — Клянусь Господом! Это сделала Карлотта, я точно помню, как за ее спиной вспыхнул огонь. Я еще испугался, что загорелась ее юбка, и размышлял над тем, какая неприя*ная заминка может произойти, поскольку это отвлекло бы всех от главного действия, а я хотел, чтобы на стол были выложены все карты. Что вы бросили в камин, Карлотта?

— Ничего. Вы сошли с ума.

— Ваш ответ расставляет все по местам. Я знаю, что вы что-то бросили. Если бы у вас было логичное объяснение, тогда все было бы в порядке, но утверждать, что вы ничего не бросили — это…

— Теперь я вспомнила, — сказала Карлотта. — Я читала письмо. Я держала его в руке, когда вошла в офис и увидела в камине огонь. Я почти забыла об этом.

Сержант Селлерс усмехнулся, глядя на нее через колечки синего сигарного дыма:

— Вы идете прямо в расставленную ловушку, сестричка, не правда ли? Так бросили вы в огонь бумаги или нет?

— Да." Но это было письмо. Я…

— Тогда как вы объясните слова эксперта, что последним сгорело завещание? Этот пепел лежал сверху.

— Я… — Карлотта в бешенстве обернулась, ища поддержки, но не к миссис Голдринг, а к своей матери, миссис Крофтус.

Миссис Крофтус ответила со спокойным достоинством:

— Не думаю, чтобы я стала спорить с ним по этому вопросу, дорогая. Совершенно ясно, что он пытается принять сторону этой женщины, чтобы мы не мбгли обвинить ее в клевете. Не думаете ли вы, что для всех нас лучше подождать, пока мы не встретился' fc адвокатом? Я знаю адвоката, который будет рад взять это дело в свои руки. Давайте прямо сейчас пойдем и поговорим с ним. Он составит против нее иск.

Сержант Селлерс с уважением посмотрел на миссис Крофтус.

— Это чертовски ловкий ход. Звучит очень мило, но если подумать, то вы ясно предлагаете девушке молчать до тех пор, пока не будет адвоката.

— Я говорю о составлении иска в отношении клеветы, — ледяным тоном сказала миссис Крофтус.

— Но увидеть адвоката — это то же самое, настаивал Селлерс.

— Хорошо, что вы от нее хотите: чтобы мы сидели здесь и спокойно выслушивали все эти оскорбления?

— Нет, — в задумчивости провозгласил сержант. — Я хочу, чтобы вы отправились в управление полиции и дали письменные показания, и сделали это немедленно. У вас есть какие-нибудь возражения?

— Есть. Я никогда в жизни не слышала о такой на глости со стороны полицейских.

— Я скажу вам то же самое! — бросила миссис Голд-ринг. — Сначала мы встретимся с адвокатом, а потом уже…

Сержант Селлерс хмуро посмотрел на Берту.

— Черт знает что за дурацкая манера раскрывать убийства, — сказал он. — Не припасено ли у вас чего-нибудь еще?

— Отверстие в стене, — проговорила Берта, — было просверлено из спальни в гараж. В спальне его закрывала картина. Я считала, что оно использовалось как глазок, но есть еще одна вещь, для которой оно могло бы пригодиться.

— Что же? — спросил Селлерс.

— Я не Дональд, — извинилась Берта, — но…

— Знаю, вы неподражаемы в вашей милой манере. Давайте, Берта, расскажите мне об отверстии в стене.

Берта ухмыльнулась, глядя на него:

— Я не механик и не создана для того, чтобы ползать на четвереньках, но вы можете сами взглянуть на выхлопную трубу автомобиля миссис Белдер и посмотреть, есть ли на ней свежая нарезка.

И кот оттопыривал хвост, когда женщина, за которой я следила, вышла из дома. Кошки не ведут себя так, когда собираются покататься с теми, кого они любят. Они делают это, когда они рассержены. И если это была миссис Белдер, почему же он тоже не отравился выхлопными газами? Он же должен был быть закрыт в гараже точно так же, как и Мейбл. Она была мертва до того, как я в среду подъехала к этому дому… вот когда отверстие в стене становится важным. А теперь подумайте-ка над этим!

Сержант Селлерс с досадой нахмурился:

— Черт возьми, Берта, вы сейчас сказали уже вполне достаточно, чтобы я начал вытаскивать вашу голову из петли.

Берта вздохнула:

— Если вы полагаете, что это не звучит в моих ушах как музыка, то вы неизлечимо тупы!

Глава 24 ПИСЬМО К ДОНАЛЬДУ

Берта Кул с триумфом опустилась в кресло около письменного стола Элси Бранд.

— Ну, — бодро провозгласила она, — сейчас понедельник, утро. Начало новой недели.

Элси Бранд кивнула.

— Возьми блокнот, Элси. Запиши письмо к Дональду, — которое я продиктую. «Дорогой Дональд! Берта только что выпуталась из одного распроклятого дела! Я так хотела, чтобы ты никуда не уезжал и помог мне. Оно почти низвергло Берту в бездну, но она умудрилась выплыть, держа в руке выигрышный билетик, как раз в тот момент, когда казалось, что все против нее.

Сержант Селлерс был повышен в должности, после того как я дала ему ключ к разгадке. Но, пожалуй, я лучше начну с самого начала и расскажу все по порядку». Элси, я диктую не слишком быстро?

— Нет, нет. Продолжайте. Вы хотите изложить ему все подробности?

— Да. Думаю, они ему понравятся, как ты считаешь?

— Я в этом уверена.

— Прекрасно. Давай посмотрим, на чем я остановилась? Записывай, Элси. «Один человек по имени

Эверетт Белдер перевел свое состояние на имя жены. У его тещи была приемная дочь, Карлотта. Миссис Белдер и ее мать пытались скрыть от девушки, кто ее родная мать. Потом миссис Голдринг разорилась. Она позвонила Мейбл, чтобы та помогла ей', но дочь отказала. Карлотта была хитрой, строящей всевозможные интриги маленькой сучкой, которая полностью зависела от своей приемной матери и ненавидела Мейбл. Настоящая мать Карлотты — миссис Крофтус — знала, у кого воспитывается ее дочь, но не осмеливалась открыться, потому что в свое время сидела в тюрьме и боялась, что дочь узнает об этом. Миссис Голдринг была в курсе дела и в любой момент могла рассказать Карлотте». — Берта перестала диктовать. — Ты не думаешь, что это звучит слишком запутанно, Элси?

— Нет. Он прекрасно все разберет.

— И я так думаю, — ответила Берта после некоторой паузы. — Тогда давай продолжим. «Миссис Крофтус наняла частного детектива по имени Салли Брентнер, чтобы та работала в качестве прислуги в доме Белдеров и держала миссис Крофтус в курсе всех дел. Карлотта терпеть не могла Мейбл Белдер. Она искала возможность избавиться от нее, собрать кругленькую сумму для обеспечения своего будущего, выяснить, кто ее настоящая мать, и убить стаю птиц одним камнем. Ей нужно было только остановить сердце Мейбл, пбка она спит. Так, милая маленькая Карлотта просверлила дырку в спальне миссис Белдер. Это один из тех домов Монтери с деревянными стенами, где сделать это не составляет никакого труда. Она прикрепила шланг к выхлопной трубе автомобиля миссис Белдер, а потом чуть свет ушла играть в теннис, чтобы обеспечить себе алиби. Мейбл просыпалась поздно и так выдрессировала своего мужа, что он не будил ее перед уходом на работу. Поэтому Карлотта, вернувшись домой, должна была обнаружить свою дорогую сестричку уже мертвой — от сердечной недостаточности, — а на то, чтобы отсоединить шланг о ’ автомобиля, много времени не нужно. Она знала, что Белдер должен наполнить бак машины бензином и к одиннадцати подогнать ее к дому, чтобы Мейбл успела встретить поезд, которым приезжала мать, хотя Белдер и не знал, куда она собирается.

Это был великолепный план, но все пошло не так. Мейбл позвала Салли в спальню рано утром, и какое-то время девушка находилась там. Возможно, Мейбл попросила сделать ей массаж, или Салли приводила в порядок платье, которое Мейбл собиралась надеть в этот день, или они обсуждали меню для обеда. Салли находилась в комнате довольно долго, чтобы успеть отравиться выхлопными газами, как и Мейбл.

Итак, милая Карлотта вернулась домой со своим алиби. Ее теннисная ракетка была засунута в чехол — был слишком сильный туман, чтобы играть, но она все же появилась на корте. И что же она обнаружила? Два трупа вместо одного. Она хотела сказать, что с Мейбл случился удар, но пытаться утверждать, что сердце Салли остановилось в тот же самый момент и от естественной причины, она не могла. Итак, у нее на руках было два трупа, а Белдер должен был вернуться через пару часов.

Вдруг Карлотта обнаружила одну деталь: люди, которые отравились выхлопными газами, выглядят не. так, как умершие в результате сердечного приступа.

Ее охватила паника. Миссис Голдринг должна была приехать около одиннадцати часов, но тела могли быть обнаружены еще раньше, и Карлотта не была уверена, что миссис Голдринг станет вытягивать ее шею из петли. Ей оставался один выход — связаться со своей настоящей матерью, которая, как она знала, сидела в тюрьме и не будет слишком щепетильной. Она, может быть, и не одобрила бы этот план с убийством, но раз уж ее дорогая дочка попала в такой переплет, мать должна отбросить все сомнения и будет рада возможности получить такую прочную привязанность дочери, что миссис Голдринг не сможет больше стать ей поперек дороги.

Миссис Крофтус немедленно бросилась помогать дочери. Она спрятала тела, напечатала письмо, которое мог бы найти Белдер и которое наверняка вынудило бы его обратиться к частному детективу. Белдер заглотнул крючок, а вместе с ним и леску, и грузило. Он пришел ко мне, попросил поехать вслед за его женой. Это было надежное дело. Я никогда ее не видела, а он в тот момент не мог быть со мной поблизости, чтобы узнать ее. Я предположила, как и всякий на моем месте, что женщина, выходящая из дома, — это и есть миссис Белдер, одетая в ее одежду, держащая на руках кота и садящаяся в ее автомобиль. Так они заманили меня в одно местечко, где, по их расчетам, должно было быть обнаружено тело. Друзья миссис Крофтус уехали на две недели, и она знала, что их гараж свободен. Они стряхнули меня с хвоста. Потом попытались обставить дело так, будто все это совершил Белдер. И чтобы окончательно зажать его в тисках, положили очечник со съемным мостом миссис Белдер в карман его пальто. Миссис Крофтус проявила достаточную сноровку, чтобы напечатать анонимные письма на портативной машинке миссис Белдер. Первое письмо, очевидно, должно было прийти по почте. Фактически, оно было вытянуто из пишущей машинки и брошено на пол в столовой. Они убедили миссис Голдринг, что не стоит рассказывать о действительном предмете ее телефонного разговора с дочерью, а отвечать, что Мейбл сообщила ей об этом письме. Миссис Крофтус все обставила так, чтобы казалось, что в одиннадцать часов миссис Белдер должна встретиться с автором письма. Потом Белдер допустил оплошность, забыв свое пальто в парикмахерской. Они должны были найти пальто, потому что в кармане его лежал ключ, который повернул бы все дело против него.

Конечно, миссис Крофтус располагала достаточно обширной информацией. Салли, ее детектив, постоянно держала ее в курсе дела. Она шпионила за Эвереттом Белдером, так как предполагала, что он крутит роман со своей секретаршей. Поэтому она была на приеме у дантиста, кабинет которого находится напротив окон кабинета Белдера. Так она узнала о миссис Корниш, которая была его давней привязанностью.

Миссис Крофтус позвонила Долли Корниш, притворившись миссис Белдер, и намекнула ей, что уже убила горничную из ревности и что она — следующая по списку. Это произошло уже после того, как миссис Белдер отошла в мир иной, но этот звонок снял бы значительную часть напряжения, если бы Долли Корниш решила сообщить в полицию. Но благоразумный клерк из гостиницы, где она остановилась, решил, насколько ему позволял умишко, что Долли во что бы то ни стало должна сохранить свою репутацию и не позволить газетам упоминать ее имя. Это принесло мне кучу неприятностей.

Ну, я не буду рассказывать все детали. Я все время барахталась в этом деле. Но когда происходят подобные вещи, руки у Берты становятся сильными. Ей, конечно, не доставало твоего умения, но она обиделась, возмутилась, поднялась, и будь она проклята, если наконец не сопоставила все факты и не выстроила их в прямую линию. Потом эстафету перенял сержант Селлерс и прикрутил к уже сплетенной Бертой веревке еще одну, чтобы держалась покрепче. Две старшие женщины — крепкие орешки, но дорогая маленькая Карлотта должна была все рассказать. Верь или не верь, но после того, что они для нее сделали, она пыталась повернуть все улики против них. Вот какая она маленькая сучка.

Но после случилась самая распроклятая вещь. Ты ни за что не угадаешь, в чем она заключается. Фрэнк Селлерс хочет, чтобы я вышла за него замуж. Надо было видеть, как я была ошарашена! Сначала мне хотелось рассмеяться, но сейчас я просто не знаю, что делать. В каком-то отношении он очень мил и просто преклоняется перед твоими методами работы, Дональд. Он думает, что ты весь состоишь из мозгов, что, впрочем, так и есть. Он уладил иск, который мне предъявила Имоджен Дирборн. Он покопался в ее прошлом и нашел, что она занималась вымогательством по судебным тяжбам. Проклятая (кавычки открываются) достойная (кавычки закрываются) сладкоречивая маленькая прохвостка. Фрэнк поставил ее на место, и, конечно же, она крутила роман со своим шефом. Салли обнаружила это и сообщила миссис Крофтус, которая и состряпала по этому поводу третье письмо. Предыдущие два письма показали мне, что собой представляет эта маленькая лицемерная секретарша! Она подала на меня в суд, и я должна была встретиться с адвокатом, чтобы составить ответ. Он хотел получить за это двадцать пять долларов, а после того как мы раскрыли это дело и я сказала ему, что в его услугах больше не нуждаюсь, он все еще настаивал, чтобы ему заплатили. Берта наконец устала, стала необычайно мягкой и дала ему два с половиной доллара. Будь он проклят, он не заслужил и цента.

Но вернемся к сержанту Селлерсу. Он говорит, что я приношу удачу и ему нравится моя смелость и характер, то, как я берусь за дело. Ну, в общем, я еще не приняла окончательного решения». Как у меня получается, Элси? Не слишком быстро?

Элси подняла голову, ее глаза светились благоговейным уважением.

— Я скажу вам только одно, миссис Кул. Вы продвигаетесь вперед гигантскими шагами. Вы очень быстро работаете!

— Я хотела, спросить, не слишком ли быстро я диктую, — отрезала Берта.

— Прошу прощения, — произнесла Элси. — Я записываю, миссис Кул, продолжайте.

Берта хотела что-то сказать, потом передумала.

— Это все, — бросила она. — Мы оставим и ему кое-что для размышлений, и его потянет домой еще до того, как у него закончатся деньги. Ты можешь записать как постскриптум, что мы выделяем себе из состояния Белде-ра, на процентном основании… Нет, к черту это. Только напиши ему, что у нас все будет в порядке, если только доход от этого дела нас не раздавит.

Берта поднялась и направилась к своему кабинету.

— Если придет кто-нибудь из клиентов, — кинула она через плечо, — скажи им, что я их непременно приму.

ТОПОР ОТМЩЕНИЯ


Глава 1

Когда я вышел из лифта и пошел по коридору, все вокруг показалось мне точно таким же, как и в тот далекий день, когда я впервые появился здесь в поисках работы. Тогда на двери висела табличка с надписью: «Б. Кул. Частный детектив». Теперь же на ней значилось: «Кул и Лэм». Б. Кул в одном углу, а Дональд Лэм пониже, в другом. Я как-то сразу успокоился, увидев на двери свое имя, и почувствовал, что действительно вернулся домой.

Я толкнул дверь. Элси Бранд барабанила по клавишам пишущей машинки. Она обернулась и посмотрела через плечо. На ее лице автоматически появилась ободряющая улыбка, которая была всегда наготове, чтобы успокоить нервных клиентов, решивших обратиться к частному детективу.

При виде меня эта улыбка мгновенно слетела с ее лица, и она широко раскрыла глаза:

— Дональд!

— Привет, Элси.

— Господи, Дональд! Как я рада тебя видеть! Откуда ты явился?

— С южных морей, из далеких стран.

— И на сколько ты… Когда тебе надо будет возвращаться?

— Никогда.

— Так гы насовсем?

— Надеюсь. Через полгода я только должен буду пройти медкомиссию.

А что с тобой случилось?

Какая-го тропическая лихорадка. Все обойдется, если я не буду на зтом зацикливаться, буду жить в прохладном климате и поменьше нервничать.Берта у себя? — Я кивнул в сторону двери с табличкой «Б. Кул».

Элси кивнула.

— Как она?

— Все такая же.

— А вес?

— Держится на ста шестидесяти пяти фунтах[2] и крепкая как дуб.

— А как насчет заработков?

— Какое-то время она неплохо справлялась, но потом все опять пошло как раньше. Сейчас дела не очень-то хороши. Но ты бы лучше спросил ее саму.

— А ты так и стучала, не отрываясь, на своей машинке все время, пока меня здесь не было?

— Ну конечно нет, — засмеялась она. — Только восемь часов в день.

— Похоже, ты тоже любишь, чтобы все шло как раньше. Я думал, что ты уйдешь отсюда и устроишься на авиационный завод.

— Ты что, не получал моих писем?

— Получал, но ты ничего не писала о том, что остаешься на этой работе.

— Я не думала, что об этом стоит писать.

— Почему?

Она отвела глаза:

— На знаю. Наверное, это был мой вклад в общее дело.

— Преданность работе?

— Не столько работе, — сказала она, — сколько… Ох, я, право, не знаю, Дональд. Ты был там, на войне, и я… в общем, я хотела сделать, что могу, чтобы удержать наш бизнес на плаву.

В это мгновение зазвонил внутренний телефон. Элси сняла трубку, переключила телефон на кабинет Берты и сказала:

— Да, — миссис Кул?

Берта была в таком бешенстве, что трубка с трудом выдерживала ее злость. Даже с того места, где я сидел, был отлично слышен ее резкий, раздраженный голос.

— Элси, — вопила она, — сколько раз я говорила тебе, что ты должна только узнать у клиента, зачем он пришел, а потом сразу же позвонить мне. Вести переговоры я и сама умею.

— Это не клиент, миссис Кул.

— А кто же?

— Это… это один друг.

Тон Берты поднялся на целую октаву:

— Я что, плачу тебе за то, чтобы ты здесь вела светские беседы? Или все-таки за то, чтобы ты иногда вспоминала про свою работу? Ну, я вам Сейчас устрою!

С этими словами она так швырнула трубку, будто хотела расколотить телефон. Мы услышали быстрые шаги, затем дверь распахнулась, и Берта — подбородок решительно вздернут, маленькие острые глазки сверкают гневом — появилась на пороге кабинета. Быстрым взглядом она определила мое местоположение, а затем медленно двинулась на меня, словно линейный корабль, собирающийся протаранить субмарину.

На полпути до нее наконец дошло, кого она видит перед собой, и Берта встала как вкопанная.

— Да это ты, чертенок! — воскликнула она.

На какое-то мгновение Берта не смогла скрыть своей радости, но тут же взяла себя в руки, явно не желая никому этого показывать. Повернувшись к Элси, она немедленно призвала ее к ответу:

— Почему, черт возьми, ты мне сразу не сказала? /

— Я пыталась, миссис Кул, но вы бросили трубку, — с притворной скромностью оправдывалась Элси, — а я как раз собиралась вам сказать…

Фыркнув, Берта оборвала ее и'повернулась ко мне:

— Интересно, а почему ты не послал телеграмму о своем приезде?

Я привел ту единственную причину, которая показалась бы Берте уважительной:

— Телеграммы стоят денег. *

— Ты мог бы послать ее по специальному туристскому тарифу. Это гораздо дешевле. А вместо этого ты врываешься сюда и…

Внезапно она замолчала и уставилась на матовое стекло входной двери. За-ним просматривался силуэт элегантной стройной женщины, явно молодой, которая то ли манерничала, то ли потому, что стояла боком к двери, слегка склонив голову в сторону, казалась весьма беспечной на вид.

— Черт возьми, — пробормотала Берта, — вечно клиенты застают меня в приемной. Это просто нечестно. Создается впечатление, будто нам нечем заняться.

С этими словами она схватила со стола Элси пачку бумаг и с деловым видом стала их просматривать. Но посетительница дак и не вошла. Несколько долгих секунд, показавшихся нам бесконечными, ее силуэт был виден за стеклом, затем она внезапно отошла и двинулась дальше по коридору. Берта со всего размаху швырнула бумаги на стол.

— Вот, пожалуйста, — сказала она, — так идут наши дела в последнее время! Эта чертова шлюшка наверняка направилась в Трансконтинентальное детективное агентство, чтобы выложить свои неприятности им.

— Да ладно, Берта, не расстраивайся, — успокоил я ее. — Может, она просто нервничает и сейчас вернется.

— Что-то ей у нас не понравилось, — хмыкнула Берта. — Она ведь уже готова была войти и вдруг передумала. Значит, вид офиса не внушил ей доверия. Элси, давай-ка начинай печатать. А мы с тобой, Дональд, пойдем ко мне в кабинет. Имей в виду, Элси, если она вернется, то будет нервничать. Такие люди не любят ждать. Она на секунду присядет, потом сделает вид, что что-то забыла, вскочит и убежит, и больше мы ее не увидим. На голове у нее маленькая шляпка немного набекрень и…

— Я хорошо разглядела ее силуэт, — сказала Элси.

— Ладно. Как только она войдет, немедленно дай мне знать. Не мешкай, сразу же звони мне. В конце концов, я не могу сама выскакивать в коридор и тащить ее сюда за руку, как делают в некоторых лавчонках. Нерешительность. Никогда не могла понять, что это такое. Если, уж ты собралась что-то сделать, чего тянуть? Зачем приниматься за дело и бросать его, откладывать и снова начинать без конца ходить вокруг да около? Дональд, пойдем ко мне, пусть Элси спокойно печатает.

Элси Бранд бросила на меня быстрый взгляд, давая понять, что ситуация ее явно забавляет, и вновь застучала по клавишам пишущей машинки. Берта Кул крепко взяла меня за локоть и сказала:

— Ну, Дональд, пошли в кабинет, и ты расскажешь мне все по порядку.

Мы вошли в кабинет. Берта широкими шагами обошла свой письменный, стол и тяжело опустилась в вертящееся кресло, которое затрещало под ее тяжестью. Я пристроился на ручке большого мягкого кресла.

— Ты окреп, Дональд, — внимательно оглядев меня, произнесла она.

— В армии все становятся крепче.

— Сколько ты сейчас весишь?

— Сто тридцать пять фунтов.

— Ты как будто подрос.

— Я не подрос, просто меня научили стоять прямо.

Мы немного помолчали. Берта прислушивалась к тому,

что происходило в приемной, но оттуда доносился только непрерывный стук пишущей машинки.

— Что, дела идут неважно? — спросил я.

— Отвратительно.

— А почему?

— Будь я проклята, если знаю, в чем тут дело. До того как ты стал работать со мной, я сводила концы с концами, занималась всякими мелкими делишками, слежкой, разводами и прочей ерундой. Чтобы удержаться, мне приходилось заниматься семейными неурядицами, от чего отказывались другие агентства. Потом появился ты, непревзойденный болтун, и начались другие времена: больше денег, больше риска, больше запутанных дел, больше клиентов. И когда ты поступил на флот, первое время я держалась. Но потом что-то случилось. Весь последний год у меня не было ни одного стоящего случая.

— В чем же дело? Больше никто к вам не приходит?

— Нет, приходят, но почему-то я их не устраиваю. Мои методы им не подходят, а твои мне не даются.

— В каком смысле — не даются?

— Посмотри хотя бы на кресло, в котором ты сидишь, — сказала она. — Вот прекрасный пример.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Когда ты стал моим партнером, то первым делом пошел и потратил сто двадцать пять долларов на это кресло. По твоей теории, невозможно завоевать'Доверие клиента, пока он чувствует себя неуютно, а если не создать ему уют и комфорт, то и рассказывать он ничего не станет. Пусть же клиент поудобнее устроится в этом мягком, глубоком кресле, воображая, что нежится в облаках. В итоге он откидывается на спинку, расслабляется и начинает говорить.

— Все правильно, так оно и есть.

— Видишь ли, Дональд, у тебя-то это так и есть, а у меня почему-то не срабатывает.

— Может, все дело в том, что ты не даешь им расслабиться психологически?

Берта сердито сверкнула глазами.

— Какого черта я должна это делать? Мы выложили сто двадцать пять долларов за кресло, чтобы они чувствовали себя уютно. Если ты думаешь, что я могу выбросить на ветер сто двадцать пять долларов, только для того чтобы… — Она замолчала, не закончив тирады. Я прислушался и сначала ничего не уловил. Потом осознал, что Элси перестала печатать. Через минуту на столе Берты зазвонил телефон. Берта схватила трубку и с опаской сказала: — Да? — Потом, понизив голос, продолжил^: Это та женщина, которая… Ах, она? Как ее зовут?.. Хорошо, пригласи ее ко мне. — Повесив трубку, Берта заявила: — Выметайся из этого кресла. Она идет сюда.

— Кто?

— Ее зовут мисс Джорджия Раш, она сейчас войдет. Она…

Элси Бранд открыла дверь и сказала таким тоном, будто делала большое одолжение:

— Миссис Кул примет вас немедленно.

Джорджия Раш весила примерно сто четыре фунта и была не так молода, как мне показалось вначале — лет тридцати с небольшим, на этот раз она держала голову прямо — видимо, стоя перед дверью, она наклонила ее, непроизвольно прислушиваясь к тому, что происходило в приемной. При виде ее Берта расцвёла и сказала сладким голосом:

— Не хотите ли присесть, мисс Раш?

Мисс Раш посмотрела на меня. У нее были темные выразительные глаза, полные губы, высокие скулы, гладкая смуглая кожа и очень темные волосы… По ее взгляду без труда можно было понять, что она готова повернуться и уйти.

— Это Дональд Лэм, мой партнер, — поспешно представила меня Берта.

' — О! — выдохнула мисс Раш.

— Проходите, мисс Раш, проходите, не бойтесь, — продолжала Берта. — Садитесь, пожалуйста, в это кресло.

Мисс Раш все еще колебалась.

Я широко зевнул, нарочно не пытаясь скрыть'это, вытащил из кармана записную книжку и произнес, как бы продолжая прерванный разговор:

— Так вот, я, пожалуй, возьму на себя расследование, о котором мы говорили, или… — повернувшись к мисс Раш, я добавил, как будто это только что пришло мне в голову: — Может, вы хотите, чтобы я занялся и вашим случаем?

Мой голос был полон скуки, и это давало ей понять, что новое дело меня ни капли не интересует. Я услышал, как у Берты перехватило дыхание, она попыталась что-то сказать, но Джорджия Раш улыбнулась мне и ответила:

— Да, я бы хотела, чтобы вы взялись за него.

С этими словами она прошла в кабинет и расположилась в большом кресле. Лицо Берты лучилось счастьем.

— Ну, мисс Раш, что у вас за дело?

— Мне нужна помощь.

— Как раз для этого мы и существуем.

Мисс Раш теребила сумочку, потом, поиграв кошельком, скрестила ноги и тщательно одернула юбку, избегая встречаться глазами с Бертой. Ноги у нее были красивые.

Берта продолжала медовым голосом:

— Если мы хоть чем-нибудь…

Джорджия Раш поспешно отвела глаза. Я вытащил из кармана блокнот и нацарапал Берте записку: «Перестань так суетиться. Людям нужны результаты. Кому захочется нанимать здоровенную бабу-детектива, если она вся сочится патокой?»

Я вырвал страницу и подтолкнул ее Берте через стол. Джорджия наблюдала, как та взяла записку и прочла ее. Берта покраснела как рак, скомкала бумажку и швырнула ее в мусорную корзину, злобно посмотрев на меня.

— Итак, мисс Раш, — небрежно произнес я, — что у вас случилось?

Джорджия глубоко вздохнула и сказала:

— Я не хочу, чтобы меня здесь осуждали.

— Никто и не собирается вас осуждать.

— И я не хочу слушать никаких^нравоучений.

— И этого вам не придется делать.

Она опасливо взглянула на Берту:

— Женщина вряд ли будет такой терпимой.

Берта улыбнулась ей во весь рот и скромно начала:

— Милая моя… — но, вспомнив мою записку, резко сказала: — К черту это все. Переходите к делу.

— Так вот, — решительно приступила к рассказу Джорджия Раш, — я разбиваю чужую семью.

— Нам-то что? — произнесла Берта.

— Я не хочу, чтобы вы читали мне мораль, когда узнаете, что я сделала.

— А деньги у вас есть, чтобы оплатить счет?

— Да, конечно, иначе бы я сюда не пришла.

— Ну, тогда, — мрачно сказала Берта, — идите, дорогая, и разрушайте их сколько угодно. Чем мы можем помочь? Подобрать вам парочку подходящих семей? Извольте, нам это проще простого.

Нервно усмехнувшись, мисс Раш сказала после секундного колебания:

— Я рада, что вы так к этому относитесь, миссис Кул.

— Семьи никто не разрушает, — философски заметила Берта. — Они разрушаются сами.

— Я знаю мистера Крейла почти четыре года, — продолжила Джорджия Раш.

— Кто такой мистер Крейл? — спросила Берта.

— Эллери Крейл — глава компании «Жалюзи Крейла».

— Я слышала об этой компании.

— С начала войны мы получили массу военных зарядов и тому подобных вещей.

— И давно он женат?

— Восемь месяцев.

Я устроился в кресле поудобнее и закурил сигарету.

— Я пришла на работу в отдел кадров компании, — рассказывала Джорджия Раш. — В это время Эллери был женат на своей первой жене, которая умерла вскоре после моего появления. Ее смерть глубоко потрясла Крейла. Я не знаю, сильно ли он ее любил, но когда она умерла, он по ней тосковал. Понимаете, Эллери Крейл — мужчина, которому нужны дом и семья, он такой сильный, смелый и преданный, такой справедливый и честный, что ему трудно представить себе, что кто-то может быть другим. — Она на мгновение задумалась, потом глубоко вздохнула и продолжала: — Прошло время, он постепенно смирился со своей утратой, и мы стали иногда встречаться.

— Вы хотите сказать, что он приглашал вас куда-то?

— Да, мы вместе ужинали один или два раза.

— А в театре бывали?

— Да.

— Он заходил к вам домой?

— Нет.

— А вы к нему?

— Нет. Он не из таких.

— И когда же он познакомился со своей теперешней женой?

— Дело в том, что у нас было множество всяких проблем. Я очень много работала и переутомилась. Мистер Крейл решил, что мне нужно отдохнуть, и предложил взять месячный отпуск. Когда я вернулась, он был уже женат.

— Ускользнул от вас?

Глаза Джорджии Раш блеснули.

— Он стал жертвой этой расчетливой интриганки, этой хнычущей лицемерки, этой подлой особы, нарочно все подстроившей, этой сладкоречивой… да это скопище глупостей нельзя даже назвать женщиной!

— И она быстренько окрутила его?

— Именно так.

— Как это ей удалось?

— Все началось однажды вечером, когда мистер Крейл ехал с работы домой. Он и так-то не очень хорошо видит в темноте, а тут еще шел дождь и было скользко. Но даже при всем этом я не думаю, что он один был виноват, хотя он и пытается теперь это доказать. Прямо перед его машиной ехал двухместный автомобиль-купе. Загорелся красный свет, и этот автомобиль резко затормозил, а задние огни у него не работали. Конечно, Ирма клянется, что она высунула руку из окна и предупредила, что останавливается, но она поклянется в чем угодно, лишь бы это было ей выгодно.

— Ирма — это та самая девица?

— Да.

— И что же дальше?

— Мистер Крейл врезался в ее машину сзади, совсем не сильно: ремонт обеих обошелся бы долларов в пятьдесят.

— Ранений или ушибов не было?

— У Ирмы оказался поврежден позвоночник. Эллери выскочил из своей машины и подбежал к той, что была впереди. Стоило ему увидеть, что за рулем женщина, как он стал извиняться, как будто виноват был лишь он один. А Ирма Бегли увидела его благородное волевое лицо, взглянула в полные сочувствия глаза и сразу же решила, что выйдет за него замуж. И времени даром не теряла.

— Била на жалость?

— Очевидно, что-то в этом роде. Жена Эллери умерла, он был одинок. После ее смерти он незаметно для себя очень привязался ко мне, — а я надолго уехала. Когда я вернулась, то среди бумаг нашла адресованную мне телеграмму с просьбой прервать отпуск и поскорее вернуться. Цо по непонятной причине телеграмма не была отправлена. Получи я ее вовремя, может быть, вся моя жизнь изменилась бы. А он решил, что я просто не ответила.

Я посмотрел на часы. Мисс Раш поспешно продолжила:

— Ирма Бегли любезно предложила мистеру Крейлу самому заняться ремонтом ее машины, чтобы он мог быть уверен, что его не обманывают, и Эллери решил, что это в высшей степени честное и тактичное предложение. С истинным великодушием он велел проверить машину до последнего винтика. В ней было починено все, что только возможно. После ремонта он вернул ее Ирме, а у нее к тому времени уже начались головные боли, и она пошла к доктору. Там ей сделали рентген и обнаружили повреждение позвоночника. Ирма держалась так храбро, так мило, так ненавязчиво… Ну, конечно, она дала Эллери понять, что у нее^ ничего нет, кроме жалованья, поэтому он настоял на* том, чтобы оплатить ее счета, и… никто толком не знает, как это случилось, но, вернувшись после отпуска, я обнаружила, что у моего босса медовый месяц.

— Когда это было?

— Шесть месяцев назад.

— И что случилось потом?

— Ну, вначале мой босс был немного ошеломлен тем, с какой стремительностью все произошло. Особенно он смущался при встрече со мной. Он чувствовал, что должен хоть как-то объяснить мне случившееся, но, с другой стороны, он был слишком хорошо воспитан, чтобы заговорить об этом.

— И что вы сделали? — спросила Берта.

— Я была слишком обижена и рассержена, чтобы идти ему навстречу. Я заявила, что собираюсь уйти, как только он найдет кого-то другого на мое место. Но он не смог найти никого, подходящего и тогда стал упрашивать меня остаться. И я… ну что ж, я согласилась.

— А когда вы решили стать разрушительницей домашнего очага?

— Честно говоря, миссис Кул, я точно не знаю. Вначале я была совершенно потрясена. Мне казалось, что земля уходит у меня из-под ног. Я не осознавала, как сильно я люблю Эллери, до тех пор пока… пока уже ничего нельзя было исправить.

— Я понимаю, — сказала Берта. — Просто мне нужны все факты.

— Видите ли, миссис Кул, я не знаю, насколько это все важно, но я хочу прежде всего вам все рассказать. Я не хочу, чтобы потом вы узнали об этом от кого-то другого.

— Но вы решились начать оказывать знаки внимания мистеру Крейлу?

— Я решила для себя, что не буду ему мешать, если он опять начнет за мной ухаживать.

— А что, уже появились какие-то признаки этого?

— Он потрясен и он страдает. Он словно бродит в тумане.

— И понемногу начинает тянуться к вам, чтобы вы вывели его из тумана?

Джорджия Раш спокойно встретила взгляд Берты.

— Позвольте мне быть с вами откровенной, миссис Кул. По-моему, он понял, что совершил ужасную ошибку. И, по-моему, он понял это сразу. после того, как я вернулась.

— Но он считает, что было бы нечестно теперь что-то изменять?

— Да.

— Но вы все же думаете, что можно было бы что-то сделать?

— Да, можно.

— И если он что-нибудь сделает, вы пойдете ему навстречу?

— Эта маленькая интриганка украла его у меня. Она специально разыграла все так, чтобы связать его по рукам и ногам до моего возвращения. Я собираюсь вернуть его себе, — решительно сказала Джорджия.

— Ну что ж, — ответила Берта, — нам ясна предыстория этого дела. А теперь расскажите, что вы собираетесь делать.

— Вы знаете что-нибудь о «Стенберри-Билдинг»?

Берта отрицательно покачала головой, потом вспомнила:

— Минутку, это на Седьмой улице, верно?

— Да, это четырехэтажное здание. На первом расположены магазины, на втором — офисы, на третьем — клуб «ВсТречи у Римли», а на четвертом — квартиры мистера Римли и некоторых его служащих.

— Так что насчет «Стенберри-Билдинг»?

— Ирма хочет, чтобы Эллери купил его для нее.

— Почему именно этот дом?

— Точно я не знаю, но думаю, что это имеет какое-то отношение к ночному клубу.

— Что же там с ночным клубом, что делает это здание таким привлекательным для вложения денег?

— Не знаю. Питтман Римли владеет четырьмя или пятью подобными заведениями по всему городу. Думаю, он единственный, кто успешно сочетает в них разные профили. У него можно пообедать; позже это превращается в «клуб знакомств», а вечером действует как ночной клуб. Похоже, его бизнес процветает.

— Что вы имеете в виду под «клубом знакомств»? — спросила Берта.

— В последнее время многие женщины заходят туда выпить коктейль. Там можно потанцевать и с кем-нибудь познакомиться.

— У Крейла есть деньги? — спросил я.

— Думаю, что производство жалюзи довольно-таки доходный бизнес, — уклончиво ответила мисс Раш.

— Так есть у него деньги?

— Да… немного.

— И что же конкретно вы хотите от нас?

— Я хочу, чтобы вы выяснили, что за всем этим стоит. Это глубоко испорченная женщина, и я хочу, чтобы вы докопались, что происходит.

— Это будет стоить вам денег, — сказала Берта.

— Сколько?

— Для начала двести долларов.

Холодным и деловым тоном Джорджия спросила:

— И на что же я конкретно могу рассчитывать за эту сумму, миссис Кул?

Берта задумалась.

— Вы можете рассчитывать на десять дней нашей работы, — ответил ей я.

— Не считая издержек, — быстро добавила все-таки Берта.

— Что вы успеете выяснить за такой небольшой срок? — спросила Джорджия Раш.

— Мы же детективы, а не предсказатели будущего. Откуда, черт возьми, я могу знать? — твердо заявила Берта.

Похоже, это был правильный ответ. Джорджия открыла свою сумочку.

— Никто не должен знать, что это исходит от меня.

Берта согласно кивнула. Ее маленькие жадные глазки внимательно следили за сумочкой.

Джорджия вынула чековую книжку. Берта с готовностью протянула ей ручку.

Глава 2

— Ну, как тебе все это нравится? — закуривая сигарету, спросила Берта.

— По-моему, все в порядке.

— Это дело — сущий пустяк в глазах женщины, терзаемой ревностью. У нее явно преувеличенные представления о возможностях обычного детективного агентства.

— Все в порядке, Берта.

— Когда ты ушел в армию, — сказала Берта, — наши дела шли отлично. Черт бы меня побрал, если я понимаю, как это у тебя получалось. Ты брался за самые незначительные случаи, и по ходу дела они у тебя превращались в серьезные расследования и большие деньги. Потом, когда ты ушел в армию и оставил меня одну, я взялась за одно очень крупное дело — по крайней мере таким оно казалось, — но все лопнуло и не принесло никакой прибыли. Вначале все у меня шло хорошо, две или три недели я расследовала удачно, как будто ты был здесь. А потом все стало валиться из рук и пошли одно за другим такие мелкие дела, как это.

— Не волнуйся, этим делом я займусь/сам.

— С чего ты собираешься начать?

— Наведаюсь в Статистическое бюро, постараюсь узнать все, что можно, о теперешней миссис Крейл. Выясню, где она жила до замужества, порасспрашиваю там о ней, постараюсь узнать, чем объясняется ее внезапный интерес к «Стенберри-Билдинг».

— Тебе придется побегать!

— Для чего еще нужны ноги? — сказал я и вышел из комнаты. Элси Бранд подняла голову от машинки. — Меня не будет весь день — работаю над новым делом. Я позвоню тебе попозже и узнаю, есть ли что-нибудь новенькое.

Элси как будто собиралась мне что-то сказать, но потом покраснела и замолчала. Она резко повернулась в кресле и вновь начала печатать, скрывая свое смущение за быстрым стуком машинки.

Я вывел машину нашего агентства со стоянки, где мы всегда ее оставляли. Последние полтора года сейчас казались мне сном. Я возвращался к прежней жизни и находил все на привычных местах, там, где я оставил все, уходя на фронт.

Статистические данные утверждали, что Эллери Крей-лу было тридцать восемь лет; Ирме Бегли двадцать семь; что Крейл уже был однажды женат и овдовел; что Ирма Бегли замужем раньше не была и что она жила на бульваре Латония, дом-1891.

Я отправился по этому адресу. Это был скромный четырехэтажный кирпичный многоквартирный дом, с фасадом, украшенным лепниной, и резной дверью. На нем была вывеска: «Мейплгрор-Эпартментс» и объявление, что свободных квартир нет. Я нажал кнопку звонка управляющего и прождал добрых пять минут, пока не появилась толстуха лет сорока, с хитрыми черными глазками, пухлыми губами и прекрасным цветом лица. Вначале она была настроена воинственно и перла на меня как танк, но потом я ей'улыбнулся, а она улыбнулась мне в ответ и стала даже игривой:

— Извините, к сожалению, у нас нет свободных квартир и…

— Мне нужны только кое-какие сведения об одной женщине, которая жила у вас раньше.

— С ней что-то случилось? Как ее имя?

— Мисс… мисс… — Я изобразил, что забыл ее имя, вытащил из кармана блокнот и стал искать, водя пальцем по строчкам. — Мисс Латам… Нет, подождите, это не она. — Я пробежал еще несколько строчек и наконец произнес: — Бегли. Ирма Бегли.

— Да, она жила здесь, но вышла замуж и уехала.

— Вы не знаете, за кого она вышла замуж?

— Нет, не знаю. Мне кажется, это была ударная партия. Но она ни с кем особенно не общалась.

— Вы уже работали здесь в это время?

— Да.

— Знаете что-нибудь о ней? Кто ее родители, откуда она приехала?

— Нет. Она даже не оставила своего нового адреса, когда съехала отсюда. Я потом узнала, что она зашла на почту и сама обо всем договорилась.

— Вам не кажется, что это довольно странно?'

— Да, обычно уезжающие оставляют свой новый адрес на случай, если им что-нибудь придет сюда — письма или неоплаченные счета.

— Скажите,' а когда она в первый раз пришла снять квартиру, она, наверное, представила какие-то рекомендации? — спросил я.

— Ну да.

— А нельзя ля на них взглянуть?

— Кстати, как вас зовут? — спросила она.

— Вы мне просто не поверите, если я скажу, — улыбнулся я.

— Ну почему же?

— Меня зовут Смит.

— Трудно поверить.

— Мне редко кто верит.

— Может быть, вы зайдете, мистер Смит?

— Спасибо.

Квартира управляющей была на первом этаже. Она была заставлена мебелью, и в ней пахло сандалом. Посреди комнаты стояла китайская курительница, йз нее поднимались струйки белого дыма. В комнате было слишком много картин на стенах, слишком много кресел, столиков и разных безделушек.

— Присаживайтесь, мистер Смит.

— г- Спасибо.

Я предложил ей сигарету. Она взяла одну, и я поднес ей спичку.

— Скажите, а зачем вам нужно все это знать?

Я изобразил смущение.

— Я имею в виду, зачем вам нужна эта информация?

— Честно говоря, не знаю, — ответил я. — Мне этого никогда не говорят. Мне просто дают список имен и поручают выяснить о них какие-то вещи. Может быть, она хочет получить страховой полис или это связано с какими-нибудь старыми счетами, а может, она получила наследство, и они стараются ее разыскать.

— Она была очень милая.

Я выпустил струйку дыма и неопределенно хмыкнул.

— Очень тихая, насколько я ее помню, и замкнутая. Никаких шумных сборищ.

— Очень хорошо.

— Не похоже, чтобы она не заплатила по счетам.

— Значит, дело тут не в счетах.

— Так вы не знаете, в чем там дело?

— Именно, что не знаю. Кто-то хочет это знать, вот и все. Это мой бизнес — расследования. Я получаю по доллару за имя и сам оплачиваю свои расходы.

— Есть несколько человек, о которых и я бы с удовольствием кое-что узнала, — сказала она.

— Ну что ж, давайте их имена. Я должен буду передать их в офис. Я не знаю точно, как именно они все это устраивают. Есть определенные условия при заключении договора. Вы должны гарантировать, что будете оплачивать им такую работу в течение месяца, или года, или сколько вам нужно. И, конечно, они возьмут с вас не по доллару за человека. По доллару они платят мне.

— Ну, раз это так сложно, я думаю, что игра не стоит свеч. Не так уж для меня это важно. Давайте я лучше поищу то, что вы просите. — С этими словами она открыла ящик стола, вытащила стопку карточек и начала их перебирать. Через некоторое время она нашла то, что искала. — Вот. Ирма Бегли. До переезда к нам жила на Саут-Флемингтон-стрит, номер 392.

— Ее кто-нибудь рекомендовал?

— Двое. Бенджамин С. Косгейт и Фрэнк Л. Глимсон.

— Есть их адреса?

— Есть адрес их конторы в деловой части города. Это все, что у нас есть о мисс Бегли. Кроме того, я могу сказать, что она регулярно платила за квартиру и имела репутацию хорошего жильца.

— Отлично. Это все, что мне было нужно, — сказал я. — Большое вам рпасибо.

— Если бы вам со всеми так везло, — отозвалась она, — вы могли бы неплохо заработать за день.

— Да, но приходится все время бегать, — возразил я.

— Верно, об этом я-не подумала. Если вам не оплачивают расходы, это совсем другое дело. А много сведений вы должны собрать о каждом?

— Ну, достаточно, чтобы стало ясно, то ли это, что они ждут. Иногда это легко, а иногда попадаются трудные задачки. 13 среднем обычно выходит по сорок пять минут на одного человека. Сейчас вот у меня есть еще пара адресов поблизости — попробую провернуть все сразу.

— Надеюсь, вы получили у нас, что хотели, мистер Смит, — сказала она.

— Спасибо.

Найдя в ближайшей аптеке телефонный справочник, я выяснил, что Бенджамин С. Косгейт был адвокатом, Фрэнк Л. Глимсон — тоже и существовала фирма «Косгейт и Глимсон». Я стал набирать их номер, но передумал и решил отложить это до тех пор, пока не побываю в суде.

На сей раз я просматривал регистрационные записи о судебных делах. Там было столько фамилий, что я едва не пропустил нужную. Но все-таки нашел, что искал: «Ирма Бегли против Филиппа Э. Калл и'нгд она». Я записал номер дела, объяснил судебному клерку, что я адвокат и мне нужно просмотреть старые дела, и попросил его поднять документы по этому делу.

В деле имелось четко составленное короткое исковое заявление, процессуальный отвод к иску, процессуальный отвод к иску с поправкой и уведомление о прекращении дела. Адвокатами истца были «Косгейт и Глимсон».

Я просмотрел исковое заявление. В нем говорилось, что пятого апреля 1942 года, когда женщина спокойно ехала в своей машине, аккуратно соблюдая все правила движения, ответчик, не проявив должной ответственности и заботы о безопасности других транспортных средств, а также сидящих в них людей, небрежно и легкомысленно нарушая правила вождения, повернул и поехал в свЬей машине по общественной дороге, известной под названием бульвар Уилшир, что привело к столкновению указанного автомобиля ответчика с автомобилем, который вела истица; что в результате вышеупомянутого столкновения она получила травму позвоночника и это привело к необходимости оплаты счетов за лечение в сумме: гонорар врача — двести пятьдесят долларов, лекарства и оплата медицинской сестры — восемьдесят пять долларов и двадцать центов, рентгеновский снимок позвоночника — семьдесят пять долларов, гонорары специалистам — пятьсот долларов; что травма позвоночника у истицы неизлечима и небрежное вождение автомобиля обвиняемым явилось единственной и непосредственной причиной указанной травмы. По этой причине истица просит суд взыскать с виновного пятьдесят тысяч долларов в возмещение ущерба, а также судебные издержки.

Заседание суда состоялось тридцать первого марта 1943 года.

Я сделал кое-какие выписки из дела, записал имена и адреса адвокатов обвиняемого и нашел в телефонной книге Филиппа Э. Каллингдона, который оказался строительным подрядчиком. Я записал его адрес. После этого из телефонной будки в холле я позвонил в офис, выяснил, что Берты нет на месте, и сообщил Элси Бранд, что собираюсь заскочить выпить коктейль в клубе «Встречи у Римли». Если возникнет что-нибудь срочное, Берта может найти меня там. Элси поинтересовалась, удалось ли мне что-нибудь найти, и я ответил, что есть небольшой прогресс. Хвастаться пока особо нечем, но наметилось несколько ниточек. На этом я повесил трубку.

Глава 3

Было время, когда идея «клубов знакомств» захватила всю страну как эпидемия. Ночные клубы быстро ухватились за это и открывали свои залы в дневное время, создав себе клиентуру из женщин от тридцати до сорока, которым хотелось романтики. Среди них были и соломенные вдовы, и замужние женщины, которые обманывали своих мужей, а иногда и самих себя, делая вид, что отправились за покупками, а сюда просто «забежали на минутку чего-нибудь выпить».

Это был неплохой источник доходов для ночных клубов, которые неожиданно обнаружили для себя очень прибыльное занятие в дневное время. Но так продолжалось недолго. Мужчины, крутившиеся вокруг таких заведений, испортили все дело.

В большинстве таких мест установили строгие правила, по которым женщины не допускались без сопровождения мужчин и запрещалось подсаживаться к чужим столам. Но клуб «Встречи у Римли» по-прежнему существовал, и, насколько я мог судить, там не было никаких ограничений. Это уже было интересно.

Так, как «Стенберри-Бйлдинг» находилось на окраине оживленного делового района, найти место для парковки было очень непросто. Я уже собирался доехать до стоянки в середине следующего квартала, как неожиданно от входа в здание отъехало такси и освободилось место между отделенной бордюром стоянкой такси и припаркованным прямо за ней большим «кадиллаком». Места было мало, но я не собирался оставаться здесь долго, заранее предполагая, что этот огромный «кэдди» принадлежит какой-то большой шишке. Я втиснул машину впритык к «кадиллаку». Когда я вылез, мне стало видно, что зазор между машинами был даже меньше, чем я думал, но я решил оставить все как есть.

Я поднялся на лифте прямо во «Встречи у Римли»: едва уловимый' запах крепких духов, толстые ковры, приглушенный свет, негромкая музыка, быстрые, внимательные официанты — атмосфера тайного общества в сочетании с безопасностью и покоем. Шикарное заведение. '

Я заказал шотландское виски с содовой. Мне принесли его в высоком, янтарного цвета стакане, чтобы небыло видно, насколько разбавлен напиток. Даже если Питтман Римли платил по двадцать долларов за бутылку скотча, он все равно делал на этом неплохие деньги, учитывая уровень цен в его заведении и ничтожное количество спиртного в напитках.

В зале играл прекрасный оркестр. За столиками сидели несколько женщин, среди которых иногда попадались и мужчины — упитанные служащие благообразного вида, явно задержавшиеся после делового ленча, либо парни с каменными лицами, украшенными длинными бачками, и крепкими фигурами, которые старались походить на киноактеров.; Молодежи не было видно — здешние цены были им не по карману.

За моей спиной раздался голос с заученными интонациями соблазнительницы: «Сигары, сигареты!»

* Я повернулся и увидел молодую девушку лет двадцати трех в короткой юбочке, на два-три дюйма выше колен, в хорошеньком белом передничке и блузке с большим волнистым воротником и глубоким вырезом. На подносе, висевшем у нее на плече, были в ассортименте разложены сигареты, сигары и конфеты.

Я купил пачку сигарет, поставив это в счет Джорджии Раш как издержки, под предлогом того, что я мог бы установить с ней контакт. Jia самом же деле потому, что девушка мне понравилась.

У нее были переменчивые светло-серые глаза. Она улыбнулась и манерно поблагодарила, но в ее взгляде была некая независимость — своего рода философское отношение к мужчинам, которым нравилось разглядывать ее ноги. Она не сразу отошла от меня, задержалась, чтобы поднести зажженную спичку к моей сигарете.

— Спасибо, — сказал я.

— Пожалуйста.

Мне понравился ее голос, но она не сказала больше ни слова, еще раз улыбнулась и отошла.

Оглядывая зал, я пытался понять, нет ли среди присутствующих миссис Эллери Крейл, но ни одна из женщин не подходила под ее описание. Женщины анемического типа не интересуются такими любовными приключениями. Такого рода места больше подходят женщинам с необузданным темпераментом.

Впрочем, это была сущая ерунда. У меня бывало полно скучной детективной работы по десять «зеленых» в день, когда не было случая проявить свою хитрость. Я вышел к телефону и позвонил в агентство.

Берты на месте не было, и я дал точные инструкции Элси Бранд. Я попросил ее заметить точное время.

— Я во «Встречах у Римли». Мне нужно получить здесь информацию об одной женщине. Ровно через семь минут после нашего разговора позвони во «Встречи у Римли» и спроси миссис Эллери Крейл. Скажи, что ты просишь позвать ее к телефону, а если они не знают ее в лицо, пусть громко назовут ее фамилию. Скажи, что это очень важно. Когда они пойдут ее звать, повесь трубку.

— Что-нибудь еще? — спросила Элси.

— Нет, это все.

— Что-нибудь передать Берте?

— Скажи ей, что я здесь.

— Ладно, Дональд. Приятно было слышать твой голос.

— Мне тоже. Пока.

Я вернулся к своему столу. Официант крутился вокруг, словно торопя меня побыстрее допить свою порцию. Я допил ее и заказал еще. Спиртное принесли как раз в тот момент, когда прошло семь минут со времени моего звонка Элси. Я оглянулся по сторонам и увидел, как старший официант позвал кого-то из подчиненных и что-то сказал ему. Тот кивнул и тихонько пошел к столу, за которым сидели мужчина и женщина. Он сказал что-то женщине, она извинилась и поднялась.

Вначале я просто не мог поверить своей удаче. Потом, по ее походке, пока она шла к телефону, я решил, что это та, кого я ищу. Она слегка припадала на одну ногу. Это была не хромота, а какая-то зажатость в спине.

Но она совсем не подходила под описание Джорджии Раш. Вовсе не анемического типа и далеко не размазня. Она была очень привлекательна и хорошо это знала. Костюм с длинным жакетом прекрасно облегал ее стройные бедра. Ее подбородок был дерзко приподнят, а в посадке головы чувствовалась гордость и независимость. Когда она шла по проходу, мужчины глядели ей вслед, и это говорило красноречивее всяких слов.

Пока она была у телефона, я разглядывал ее спутника. Это был высокий мужчина, столь же обаятельный, как кусок мрамора. Больше всего он походил на банковского кассира с пристрастием к точным цифрам на бумаге. Невозможно было себе представить, чтобы такой человек загорелся какой-нибудь идеей. Зато можно было с уверенностью сказать, что его пальцы привычны к клавишам арифмометра. Ему было около пятидесяти, выражение его лица напоминало актера-любителя в роли английского дворецкого.

Через пару минут миссис Крейл вернулась к столику. Сидевший за ним мужчина поднялся и помог ей сесть, пунктуально, без улыбки соблюдая все формальности. Затем он опустился на свое место, и они тихо заговорили. По выражению их лиц можно было подумать, что они обсуждают проблемы национального долга.

Я снова отлучился к телефонной будке и позвонил в офис. На сей раз Берта была на месте.

— Привет, дружок, — сказала она. — Где тебя черти носят?

— Я во «Встречах у Римли».

— Ты все еще там?

— Ага.

— Как это ты ведешь расследование, — разозлилась она, — посиживая там с выпивкой за счет клиента и…

— Заткнись, — прервал я ее, — и слушай внимательно. Миссис Эллери Крейл здесь с каким-то мужчиной. Не думаю, что они надолго здесь задержатся. Я бы хотел узнать, кто этот человек. Хорошо бы ты быстро приехала сюда, подождала снаружи, когда они выйдут, и последила за ними.

— Но машина агентства у тебя.

— У тебя же есть собственная машина.

— Ну есть…

— Миссис Крейл лет двадцать восемь, — сказал я. — Она весит сто двадцать фунтов. Рост пять футов и четыре с половиной дюйма, одета в черный английский костюм, большая черная соломенная шляпа с красной отделкой, красные туфли из крокодиловой кожи и красная сумка. С ней мужчина лет пятидесяти двух, пять футов десять дюймов, вес от ста семидесяти одного до ста семидесяти пяти, одет в двубортный голубовато-серый костюм в белую полоску, длинный нос, подбородок выдается вперед, бесстрастное выражение лица. На нем темно-синий галстук с красным рисунком в виде больших букв S, лицо бледное, глаза либо серые, либо светло-голубые — со своего места я не могу разглядеть. Женщину ты сразу узнаешь по походке: она ставит ногу от бедра, но когда отрывает от земли правую ногу, вся левая сторона ее тела слегка припадает. Это не бросается в глаза, но если смотреть внимательно, ты это обязательно заметишь.

— Ладно, — сказала Берта, немного успокоившись. — Это хорошо, что ты их засек. Это уже кое-что. Я сейчас приеду. Может, мне лучше зайти в клуб и подождать там?

— Не стоит. Я бы подождал снаружи. Это будет бросаться в глаза,>если ты выйдешь сразу за ними. Они могут кое-что заподозрить после того телефонного звонка.

— Не беспокойся, дружок, я все сделаю.

Я вернулся в зал и сел за столик. Официант внимательно рассматривал меня.

— Сигареты, сигары… — послышался за моей спиной знакомый голос. Я повернулся и посмотрел на ее ноги.

— Привет, — ответил я. — Я только что купил у вас пачку сигарет, помните? Я не успеваю так быстро их выкуривать.

Она слегка наклонилась ко мне и прошептала:

— Купите еще одну. Мне надо вам кое-что сказать.

Я хотел было отпустить ехидное замечание, но, заметив выражение ее глаз, сразу полез в карман за мелочью.

— Это честный обмен, — заметил-я.

Он положила пачку сигарет мне на столик, наклонилась, чтобы взять деньги, и'произнесла:

— Убирайтесь отсюда!

Я удивленно поднял брови. Она сдержанно улыбнулась, будто я сказал ей что-то остроумное, и, оторвав уголок пачки, вынула для меня сигарету.

— Вы ведь Дональд Лэм, не так ли? — спросила она, зажигая спичку.

На этот раз мне не пришлось поднимать брови, они сами собой взлетели вверх.

— Откуда вы это знаете?

— Не будьте дураком, подумайте головой, она ведь у вас есть.

Наклонившись вперед и поднося зажженную спичку к моей сигарете, она спросила:

— Уходите?

— Нет.

— Тогда, Бога ради, двигайтесь. Пригласитеодну из тех женщин, которые заглядываются на вас, а то вы слишком бросаетесь в глаза.

Это была чистая правда. Внезапно я осознал, что одинокие мужчины не забегают в такие места, чтобы просто выпить стаканчик. Но я все еще не понимал, откуда эта продавщица сигарет могла узнать мое имя. Последние полтора года я провел на Тихом океане, да и до этого вряд ли был заметной фигурой в городе.

Оркестр заиграл новую мелодию. Я пригласил симпатичную брюнетку, сидевшую через пару столиков от меня. Когда я подошел к ней, она изобразила даже несколько излишнюю застенчивость.

— Потанцуем? — предложил я.

Она взглянула на меня с хорошо отработанным выражением' надменного удивления:

— Почему, собственно… по-моему, вы ведете себя невоспитанно.

Я встретился с ней глазами и сказал:

— Да.

Тут она рассмеялась:'

— Мне нравятся невоспитанные мужчины. — Она встала, протянула мне руку. — Вы показались мне меланхоличным и сердитым.

Мы долго танцевали молча, потом она произнесла:

— Вы не такой, каким я вас себе представляла.

— Что вы имеете в виду?

— То, как вы сидели, уставившись в свой стакан.

— Возможно, я и был сердйт.

— Нет. Я гадала, какой вы. Ой, кажется, я проговорилась, что наблюдала за вами.

— А что, в этом есть что-нибудь плохое?

— Мало кто любит, чтобы его разглядывали.

Я ничего не ответил, и мы потанцевали еще. Через некоторое время она рассмеялась и заявила:

— Я все-таки была права. Вы сердитый и меланхоличный.

— Давайте теперь поговорим о вас, — предложил я. — Кто эти женщины, с которыми вы сидели?

— Подруги.

— Вы меня удивляете.

—*Мы трое часто встречаемся, — сказала она. — У нас много общего.

— Вы замужем?

— Ну… нет, не совсем.

— Разведены?

— Да… А вы ведь реДко сюда приходите? — спросила она.

— Да.

— Я раньше вас не видела. Вы меня заинтересовали. Вы не похожи на тех мужчин, которые сюда ходят. Вы сильный и… ну, в общем, вы не бездельник, и в вас нет этого глупого самодовольства.

' — А что вы скажете о тех мужчинах, которые сюда приходят регулярно?

— Ничего хорошего. Иногда попадается кто-нибудь интересный, но это случается раз в сто лет. Ну вот, я опять выдала себя.

— Вы любите танцевать и иногда находите здесь партнера, верно?

— Да, примерно так.

Музыка прекратилась, и я повел брюнетку к ее столику.

— Если бы я узнала ваше имя, я могла бы вас представить своим друзьям, — игриво сказала она.

— Я никогда не называю своего имени.

— Почему?

— Я не из тех, кого вы захотели бы представить друзьям.

— Почему?

— Я женат. У меня трое детей, которые голодают. Я не могу содержать жену, потому что после обеда провожу время в таких местах, как это. Много раз я пытался с этим покончить, но у меня не получалось. Если я иду по улице и вижу симпатичную девушку с фигурой, как у вас, которая направляется в какое-нибудь место вроде этого, я немедленно увязываюсь следом и трачу свои последние центы ради удовольствия поговорить с вами, подержать вас в своих объятиях, танцуя в переполненном зале.

Мы подошли к ее столику. Засмеявшись, она сказала:

— Девочки, по-моему, его зовут Джон Смит. У него просто прелестные манеры.

Еще два женских личика посмотрели на меня с любопытством. Но в это время'к нам приблизился старший официант.

— Извините меня, сэр, — сказал он.

— Какое из ваших правил, я нарушил на этот раз?

— Никакого, сэр. Но наш управляющий просил меня передать вам свои наилучшие пожелания и просьбу уделить ему несколько минут. Это очень важно!

— О, вот это мне нравится! — воскликнула девушка, с которой я танцевал.

Официант молча продолжал стоять вплотную ко мне.

— Я еще вернусь, — сказал я с улыбкой трем женщинам и последовал за своим гидом к выходу, потом через прикрытую драпировкой дверь в приемную и оттуда к двери с табличкой: «Личный кабинет», которую официант открыл не постучавшись.

— К вам мистер Лэм, сэр, — сказал он и ушел, плотно закрыв за собой массивную дверь.

Сидевший за большим полированным столом орехового дерева человек поднял голову, и наши глаза встретились. У него они были жесткие, темные и тревожные, и в его взгляде было что-то завораживающее. Улыбка слегка смягчила жесткое выражение лица. Человек за столом отодвинул вертящееся кресло и поднялся. Он не был особенно высоким и толстым, но имел очень плотное сложение, широкую грудь, крепкую шею и почти квадратное туловище. Портной немало потрудился над его костюмом, да и парикмахер приложил немало усилий, чтобы придать ему такой ухоженный вид: каждый волосок в его прическе был тщательно уложен.

— Как поживаете, мистер Лэм? Меня зовут Римли. Я хозяин этого заведения.

Мы пожали друг другу руки. Он задумчиво смерил меня взглядом и предложил:

— Садитесь. Хотите сигару?

— Нет, спасибо, я курю сигареты.

Он открыл коробку на столе:

— Думаю, здесь вы найдете свой любимый сорт.

— Нет, спасибо, у меня есть с собой пачка.

Я полез в карман и вытащил свою пачку. Мне пришло в голову, что он ни в коем случае не должен знать о второй купленной здесь пачке.

— Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Хотите выпить?

— Спасибо, я только что выпил два скотча с содовой.

Он засмеялся:

— Я имею в виду настоящую выпивку.

— Тогда виски с содовой.

Он снял трубку телефона, нажал переключатель и сказал:

— Два скотча с содовой из моих личных запасов. — Отключив телефон, он продолжал: — Только что вернулись с Тихого океана?

— Могу я узнать, откуда вам- это известно?

— Почему бы и нет? — Он удивленно поднял брови.

Это был не ответ, поэтому я вернулся к первому вопросу:

— Я долго отсутствовал. Хотя ваше заведение уже существовало, когда я уезжал, не думаю, чтобы я когда-нибудь бывал здесь. Так уж случилось, что я ни разу сюда не заходил.

— Вот именно. Поэтому меня и заинтересовал ваш сегодняшний визит.

— Но каким образом вы узнали, кто я такой?

— Бросьте, мистер Лэм, мы ведь с вами реалисты.

— Ну и что же?

— Поставьте себя на мое место. Чтобы управлять таким заведением, как это, надо всегда быть начеку. Мы должны делать деньги.

— Естественно.

— Чтобы Делать деньги, я должен поставить себя на место моих постоянных клиентов. Для чего они приходят сюда? Чего они хотят? Чего желают? Что получают? За что платят? Совершенно очевидно, мистер Лэм, если вы поставите себя на мое место и будете помнить, что я стараюсь исходить из интересов моих клиентов, вы легко поймете, что тайный визит частного детектива — это… м-м… такая вещь, о которой мне обязательно доложат.

— Да, это я понимаю. Но вы что, знаете всех частных детективов?

— Конечно, нет. Но я знаю тех, кто достаточно умен, чтобы быть опасным.

— И как вы их отличаете?

— ч — Никак. Они сами выделяются.

— Боюсь, что я вас не совсем понимаю.

— Работа частного детектива ничем не отличается от любой другой профессии. Некомпетентные люди сами собой устраняются. Те, кто едва справляется с делом, остаются неизвестными. А те, кто привлекает внимание, получают все больше заказов, о них начинают говорить. Всех таких я знаю.

— Вы меня очень тронули, — заметил я.

— Не будьте таким уж скромным. Еще до того, ка$с записались во флот, вы успели создать себе репутацию: малый с характером, крепкая воля и мозги. Рисковый парень, который ни перед чем не останавливается и всегда выручает своих клиентов. Я с интересом следил за вашей карьерой, полагая, что когда-нибудь мне самому может понадобиться помощь. А потом, конечно, ваша партнерша, Берта Кул, весьма выдающаяся личность.

— Вы давно ее знаете?

— Честно Говоря, я не обращал на нее внимания, пока вы не стали партнерами. Берта, конечно, была в моем списке — это одно из немногих агентств, которые занимаются семейными неурядицами. Но в ней не было ничего такого, что привлекло бы мое внимание. Она вела обычные дела самым обычным образом. Потом явились вы и стали вести их чрезвычайно нетипично. И все ваши дела перестали быть обычными.

— А вы много знаете обо мне, — сказал я.

Он спокойно кивнул, будто соглашаясь с очевидным фактом:

— Да, я чертовски много знаю о вас.

— А почему мне сегодня оказана такая честь?

В это время раздался стук в дверь, и Римли сказал:

— Войдите!

Я уловил слабое движение справа от него и услышал приглушенный щелчок. Дверь открылась, и вошел официант, неся на подносе стаканы, бутылку «Джонни Уокер» с черной этикеткой, контейнер с кубиками льда и сифон с содовой.

Официант поставил поднос на край письменного стола и вышел, не говоря ни слова. Римли налил в стаканы по большой порции виски, бросил кубики льда, добавил содовой и протянул мне:

— Ваше здоровье.

— Ваше здоровье, — ответил я.

Мы отхлебнули по глотку. Римли повернулся в кресле и сказал:

— Надеюсь, мне не придется ставить точки над i?

— Вы хотите сказать, что не желаете (ценя здесь видеть?

— Совершенно определенно, нет.

— А что вы можете сделать, если я не уйду?

— Есть кое-что. — На его губах по-прежнему была улыбка, но взгляд стал жестким.

— Интересно. За исключением таких дешевых уловок, как сказать мне, что все столики заняты, или приказать официантам не обслуживать меня, я не вижу никакого достаточно хитроумного или эффективного способа.

— Вы когда-нибудь замечали, Лэм, что люди, которые много говорят о том, что они собираются сделать, очень редко действительно это делают?

Я кивнул.

— Я никогда не говорю о том, что собираюсь делать. Я это просто делаю. И потом, я не настолько глуп, чтобы сказать вам, что я собираюсь делать, чтобы не пускать вас сюда. Вы работаете над каким-то конкретным делом?

— Просто заглянул, чтобы немножко окунуться в светскую жизнь, — улыбнулся я.

— Вы несомненно можете представить себе реакцию моих посетителей, если кто-то укажет на вас и скажет: «Это Дональд Лэм из фирмы «Кул и Лэм», частного детективного агентства. Они ведут дела о разводах». Уверяю вас, что очень многие посетители внезапно вспомнят, что их ждут дела в другом месте.

— Об этой стороне дела я как-то не подумал, — признался я.

— Надеюсь, вы подумаете об этом теперь.

Мы допили наше виски.

— Я уже думаю, — сказал я.

Я гадал, ушла ли миссис Крейл и ее спутник и успела ли Берта перехватить их. И мне хотелось бы знать, не объясняется ли хотя бы отчасти отвращение Питтмана к частным детективам тем, что он знает о переговорах насчет продажи здания, где находится его клуб, и есть ли в его арендном договоре пункт, который позволяет изменить условия аренды в случае продажи дома.

— Не огорчайтесь, Лэм. Как насчет того, чтобы выпить еще?

С этими словами он взял мой стакан в левую руку, плеснул в него янтарную жидкость и долил содовой. Совершенно случайно мой взгляд упал на очень дорогой хронометр на его руке с секундной стрелкой, обегающей циферблат. Это были большие часы, и они показывали время с точностью до долей секунды.

Сейчас эти часы показывали четыре тридцать. Я прикинул в уме. Не могло быть так поздно. Я хотел было посмотреть на свои часы, но что-то удержало меня. Римли налил и себе новую порцию виски, улыбнулся и сказал:

— В конечном счете мы друг друга понимаем.

— Конечно, — ответил я. — И этого вполне достаточно.

На каминной доске стояли бронзовые часы, корпус которых был выполнен в виде корабельного штурвала. Улучив момент, когда Римли отвлекся, я бросил взгляд на их циферблат. Стрелки показывали четыре часа тридцать две минуты.

— Должно быть, не так-то просто управлять таким заведением? — спросил я.

— lie без этого, — согласился он.

— Вероятно, вы хорошо знаете своих постоянных посетителей?

— Постоянных знаю Хорошо.

— Есть проблемы со спиртным из-за «сухого закона»?

— Иногда.

— Мой клиент хочет предъявить иск по поводу автомобильной аварии. Не знаете ли хорошего адвоката?

— Это дело, над которым вы сейчас работаете?

Я молча улыбнулся.

— Извините, — сказал он.

— Так не знаете ли хорошего адвоката по дородным происшествиям? — переспросил я.

— Нет.

— Говорят, есть очень знающие адвокаты по таким делам.

— Должны быть.

— Спасибо за прекрасное виски, — сказал я. — Мне было очень приятно посетить вас. Полагаю,' вы предпочитаете, чтобы я не возвращался к своему столику?

— Возвращайтесь, мистер Лэм. Чувствуйте себя как дома. Наслаждайтесь. Расслабьтесь. И когда будете уходить, не беспокойтесь об оплате. Просто можете подняться и уйти. Никакого счета не будет. Но больше… не… приходите!

Он пригласил меня на выпивку и на разговор. Теперь и то и другое подошло к концу. Теперь я мог спокойно вернуться в зал. Но почему он так старался выпроводить меня несколько минут назад, а сейчас так легко позволяет вернуться к столику? Не потому ли, что миссис Крейл и ее спутник ушли?

Допив остатки виски, я встал и протянул ему руку:

— Цриятно было познакомиться.

— Спасибо, Лэм. Чувствуйте себя здесь как дома. Желаю вам успеха в любом деле, над который вы работаете. Только прошу не работать над ним здесь.

Он проводил меня до двери и попрощался. Я опять вернулся в зал. Я знал, что смотреть мне не надо, но для надежности все же взглянул на столик, где сидела миссис Крейл с неулыбчивым типом в сером костюме. Столик был пуст. Я взглянул на свои часы. Они показывали три часа сорок пять минут.

Я не видел знакомую мне продавщицу сигарет, поэтому как бы между прочим спросил официанта, где она.

— Сейчас, сэр, она придет, — ответил тот.

Тотчас ко мне подошла длинноногая девушка в переднике и с подносом, но то была другая продавщица сигарет. Я купил пачку и поинтересовался, где моя знакомая.

— Билли? Она сегодня пораньше ушла домой. Я заменяю ее.

Мои знакомые дамы за соседним столиком смотрели в мою сторону. Я подошел к ним, танцевать не стал, просто поболтал минутку. Пошутил, что меня арестовали за то, что я не кормлю жену и семерых детей и что меня выпустят на поруки, если я внесу залог. Не помогут ли они вызволить меня из тюрьмы?

Я видел, что они были озадачены и заинтересованы. Тут к нам подошел официант и передал наилучшие пожелания мистера Римли. Не согласятся ли мои друзья выпить со мной за счет заведения шампанского или, может быть, «Джонни Уокер» с черной этикеткой?

Молодые женщины с удивлением уставились на меня.

— Боже мой, — сказала одна из них, — не иначе как герцог Виндзорский!

Все засмеялись. Я тоже улыбнулся официанту:

— Передайте мою благодарность мистеру Римли. Скажите, что я благодарю его за гостеприимство, но я никогда не пью днем слишком много. Однако мои друзья, вероятно, воспользуются его любезностью, я же ухожу.

— Да, сэр. Платить не надо, так распорядился мистер Римли.

— Я так и понял. Но на чай вы не откажетесь взять?

Официант смутился:

— Если вы не обидитесь, сэр, я не возьму.

Я кивнул, повернулся и поклонился трем самым потрясенным женщинам во всем городе.

— У меня деловое свидание, — серьезно произнес я и вышел.

Я взял у девушки в гардеробе свою шляпу и дал ей два доллара чаевых, от которых она не отказалась. На лифте я спустился на первый этаж, стараясь казаться беспечным, вышел на улицу и направился к машине нашего агентства. Я недооценил хозяина большого «кадиллака». Он не только успел уехать до моего появления, но еще и умудрился толкнуть мою машину вперед настолько, что она оказалась как раз перед входом в здание. На месте же «кадиллака» теперь стояло такси, шофер которого сразу двинулся ко мне. Этот тип с переломанным носом и разбитым в драке ухом сразу стал кричать:

— Это твоя машина?

— Да.

— Убирайся отсюда к черту!

— Я не виноват, — пытался я объяснить. — Кто-то толкнул мою машину. Я ее здесь не оставлял.

Он презрительно сплюнул.

— Я столько раз сл'ышал подобные объяснения. Из-за тебя мне пришлось высадить пассажира далеко от входа. Это стоило мне чаевых, целого доллара, — и он протянул ко мне руку.

— Хочешь сказать, что ты лишился доллара?

— Ну да.

— Извини, приятель, — сказал я, берясь за ручку дверцы своей машины, — я собираюсь возместить тебе эту потерю.

— Это я и имел в виду.

— Я из налоговой инспекции. Вычти эту сумму из своего дохода и скажи в департаменте, что я разрешил тебе это сделать. — Я завел мотор. Он смотрел мне вслед, раздумывая, что бы сделать. Я захлопнул дйерцу и уехал.

В четыре часа двадцать три минуты я вошел в офис.

Глава 4

Берта вернулась без нескольких минут пять. Щеки у нее пылали, глаза блестели. Распахнув дверь, она влетела в офис, глянула на меня и на одном дыхании выпалила:

— Дональд, почему, черт возьми, ты не пойдешь к себе в кабинет и не почитаешь газеты?

— Я уже видел сегодняшние газеты.

— Тогда можешь бездельничать, но там, а не здесь. Ты отвлекаешь Элси от работы.

— Она и так ‘все время печатает. И все равно ей уже пора домой.

— Ну и что, — огрызнулась Берта. — Это не мешает ей отвлекаться. Уверена, что она наделал? ошибок.

С этими словами она направилась к письменному столу, посмотрела на две последние страницы, которые только что отпечатала Элси, и обвинительным жестом указала на два исправления:

— Вот здесь стерто резинкой, и здесь тоже! А вот и еще!

— Ну й что? — сказал я. — Производители резиновых изделий выплачивают; дивиденды за счет продажи ластиков машинисткам. Они знают, что стенографистки время от времени делают ошибки. Три ошибки на четырех страницах — это совсем не много.

— Хм… Это ты так думаешь. Посмотри-ка сюда! — Она пролистала еще несколько страниц, однако на них почти не было исправлений. У Элси пылали щеки. — Ладно, — проворчала Берта, — зайди ко мне.

Я хотел сказать несколько слов в защиту Элси, но она взглядом красноречиво попросила меня не делать этого, поэтому я молча направился за Бертой в ее кабинет.

— Чертов бардак, — рявкнула она, срывая крышку с сигаретницы и закуривая.

— Что случилось? Ты их упустила?

— Нет, я сразу засекла их. Она действительно, миссис Эллери Крейл и водит «бьюик-родмастер», зарегистрированный на ее имя. Мужчина, который с ней был, — это Руфус Стенберри, он владелец здания. Живет в доме 3271 по Фулроз-авеню в «Фулроз-Эпартментс». Шикарное место, полно прислуги в ливреях и роскошный вестибюль. У него новый «кадиллак».

— Сдается мне, ты отлично поработала, Берта. В чем же дело?

— Неприятность! — почти взвизгнула Берта. — Просто какое-то проклятие!

— Давай объясни подробнее.

Она с трудом взяла себя в руки и сердито начала рассказывать:

— Бог знает, в чем дело. Как будто кто-то меня сглазил. Когда начинаешь дело, никогда гладко не идет. Обязательно что-то случается.

Я выудил из кармана пачку сигарет, которую купил во «Встречах», и вытащил одну. Берта сняла крышку с сигаретницы и сказала:

— Можешь брать отсюда, дружок, когда ты в офисе. Я провожу их покупку по графе «издержки».

Я взял сигарету в рот, сунул пачку обратно в карман, зажег спичку и сказал:

— Эта пачка тоже куплена из денег «на издержки».

— Как это?

— Я купил ее у продавщицы сигарет во «Встречах у Римли».

Берта хотела что-то сказать, но благоразумно остановилась. Тогда я вытащил все три пачки и положил на стол.

— Что, черт возьми, это значит? — вскипела Берта.

— Ничего, — невозмутимо ответил я. — Это мой любимый сорт, а у продавщицы были красивые ножки, вот и все.

Берта чуть не задохнулась.

— Ну же, давай, — ободрил я ее.

— Черт бы тебя подрал! По-моему, ты сам не понимаешь, насколько ты меня раздражаешь.

Я посмотрел ей прямо в глаза:

— Хочешь разорвать наше партнерство?

— Нет!

— Тогда заткнись, — сказал я.

С минуту мы пристально смотрели друг на друга, потом я решил дать ей остыть:

— Так что произошло, когда ты следила за миссис Крейл?

Берта глубоко затянулась сигаретой, выдохнула и начала рассказывать:

— Я поставила машину напротив «Встреч у Римли» и сидела там не более пяти минут, когда распахнулась дверь и вышли эти двое. Ты очень точно описал их. С минуту они постояли, потом разошлись. Мужчина посмотрел на часы, потом направился к большому «кадиллаку», а женщина медленно пошла по улице. Мне надо было решить, за кем идти. Я выбрала мужчину.

Я кивнул:

— Именно мужчина и был мне нужен.

— Ты втиснул машину нашего агентства прямо перед его «кадиллаком», и он даже не пытался выбраться оттуда, просто выпихнул нашу машину к чертовой матери. По-моему, он просто ненормальный.

Я промолчал.

— Тебе не следовало так ставить нашу машину. Ты просто притерся к его «кадиллаку».

Я затянулся сигаретой.

— Ну, ладно, — продолжала Берта. — Я поехала следом за «кадиллаком». Он ехал довольно быстро к бульвару Гарден-Виста. Потом поехала по бульвару, и будь я проклята, если за мной по пятам не следовала еще одна машина. Я глянула туда, и это оказалась миссис Крейл, следовавшая за тем же «кадиллаком».

Я удивленно поднял брови.

— Я съехала вправо, чтобы проверить, не последует ли она за мной. Она поехала медленнее, ожидая, видимо, что еще какая-нибудь машина вклинится между ней и «кадиллаком». Она не хотела слишком к нему приближаться, чтобы водитель не заметил ее.

— Что же ты сделала?

— Ну, я оказалась в трудном положении, поэтому поехала по правой полосе, так что водитель «кадиллака» меня не видел. А «бьюик» миссис Крейл был сбоку от меня.

— Неплохо проделано, — заметил я, — если только они не повернули налево.

— Ну конечно! — рявкнула Берта. — Он повернул налево.

— И ты его потеряла?

— Заткнись! Я не настолько глупа. — Она сердито выдохнула табачный дым и продолжала: — Когда я увидела, что он делает левый поворот, я днизила скорость, чтобы пропустить едущую за мной машину, а потом собралась перестроиться в левый ряд. Но позади меня, ехала какая-то стервозная девица, которой не понравилось, как я веду машину. Когда я сбросила скорость, она тоже поехала медленно, потом вдруг поравнялась со мной и стала вопить что-то насчет того, почему я ей сразу не сказала, что собираюсь провести две недели отпуска в этом месте. Потом она нажала на газ и пронеслась мимо меня.

— И что же? — спросил я.

— Тут, — сказала Берта, — она наконец посмотрела, куда едет, но было уже поздно. Ехавшая навстречу машина делала левый поворот. Эта хулиганка заметила ее буквально за секунду до столкновения. Даже тогда она могла еще успеть затормозить, но она ехала слишком быстро и не справилась с управлением.

,-т (Кто-нибудь, пострадал?

— Мужчина не пострадал, я Бот его спутница потеряла сознание. Они меня совершенно безнадежно заблокировали. Позади скопилось полно машин, а прямо передо мной оказались эти ^ве разбитые машины.

— И в это время Стенберри повернул налево?

— Не говори глупостей. Движение на этом перекрестке остановилось ко всем чертям. Полицейскому понадобилось не меньше пяти минут, чтобы дать всем возможность проехать. А эта хулиганка поймала такси на стоянке и преспокойно уехала, бросив свою чертову машину прямо на дороге.

— И даже не записала фамилии свидетелей и не посмотрела…

— Она дала свою фамилию и адрес водителю побитой машины, потом подошла к машине Стенберри, записала его адрес и имя, потом обошла еще несколько машин. Она подошла даже ко мне. Это все происходило, пока движение не восстановилось. Зато благодаря ей я и узнала адрес Стенберри.

— Как тебе это удалось?

— Движение по бульвару в сторону города восстановилось, но машины шли еще медленно и так плотно, что между ними и пальца нельзя было просунуть. Конечно, стоящие позади ужасно скандалили. Водитель пострадавшей машины не мог никого обходить, но он записывал номера машин, а девчонка занялась водителями и выясняла имена и адреса. Я видела, что Стенберри был записан у нее в книжке, поэтому, когда она подошла ко мне, я, вместо того чтобы послать ее к черту, мило улыбнулась и сказала, что у меня трудная фамилия и я лучше напишу ее сама.

— И что она сделала?

— Как раз то, на что я и рассчитывала. Она дала мне свою записную книжку и попросила все записать. Прямо перед моей фамилией была запись: «Руфус Стенберри, 3271, Фулроз-авеню». Я долго возилась с ее карандашом, стараясь получше разглядеть и запомнить другие имена и адреса, потом написала свои данные.

— Ты написала свою собственную фамилию?

— Не будь дураком. Я написала самую трудную русскую фамилию, которую смогла придумать, и первый пришедший мне в голову адрес, где-то в Глендейле, сладко улыбнулась этой девице с выпученными глазами и отдала ей блокнот. Потом я стала сигналить, чтобы машины позади меня очистили дорогу, и попробовала дать задний ход. Затем мне пришлось поругаться с каким-то болваном позади меня, который не мог подать назад, так как позади него кто-то тоже не желал этого сделать. Все кругом гудели, и я потеряла терпение. Я попробовала подать назад и уперлась бампером в какого-то тупицу, который встал слишком близко ко мне. Тут появился дорожный полицейский и начал с нами разбираться, а эта чертова курица с зубами как у лошади, которая устроила всю эту заварушку, мило улыбнулась полицейскому, остановила такси, поворачивающее налево на стоянку у отеля, и уехала, бросив свою тачку прямо на улице.

— И что же ты сделала?

— Мы с водителем, в которого я уперлась бампером, наконец расцепили наши машины.

— Та девушка записала имя миссис Крейл?

— Конечно. На пару строк выше Стенберри. Я не стала его запоминать, так как он у нас есть. Я старалась выяснить все про мужчину.

— А сам Стенберри видел, что ее имя записали?

— Нет, она дала свою записную книжку только мне, а все остальные фамилии писала сама и номера машин тоже. Можешь быть уверен, что я не записала ей своего номера.

— Ну и куда ты поехала после освобождения? Прямо сюда?

— Нет. Я вычислила, что она, вероятно, поедет к Стенберри домой, и отправилась на Фулроз-авеню, 3271. Я осмотрела дом, обнаружила, что там есть частная телефонная станция, покрутилась немного вокруг и, когда поняла, что они так скоро не появятся, решила послать все к черту и вернулась в офис. А чем занимался ты?

— А меня выгнали из этого заведения «Встречи у Римли».

— Ты приставал к женщинам?

— Да нет. Управляющий пригласил меня к себе, угостил виски и предложил убраться вон и больше там не показываться. По-своему он прав. Он держит заведение, куда замужние женщины забегают выпить коктейль, а усталые бизнесмены приходят расслабиться и потанцевать после делового ленча. Присутствие частного детектива там так же нежелательно, как эпидемия кори на океанском лайнере.

— Откуда он узнал, что ты частный детектив?

— Вот это меня и занимает. Он это знал. Знал мое имя, где я живу, знал обо мне абсолютно все, да и о тебе тоже.

— Он знает, над чем ты сейчас работаешь? — спросила Берта.

— Может быть, он просто сложил два й два: этот звонок миссис Крейл, когда на другом конце повесили трубку. Подозрительно и то, что миссис Крейл и Стен-берри покинули ресторан как раз в то время, когда меня развлекали в кабинете управляющего, а потом внезапное желание Римли быстро закончить нашу беседу. Это могло произойти, после того как он получил сигнал, что миссис Крейл ушла. Не думаю, что кому-либо пришло в голову, что ты будешь ждать их в машине.

В этот момент зазвонил телефон. Берта схватила трубку. Я услышал голос Элси Бранд, затем щелчок и чей-то еще голос. Берта так и сочилась любезностью:

— Да, мисс Раш, у нас есть некоторые успехи. Мы установили, чтр миссис Крейл виделась сегодня днем с мистером Стенберри во «Встречах у Римли». — После некоторой паузы она сказала в трубку: — Сейчас я дам вам Дональда, он как раз здесь. — Она подвинула ко мне телефон и сказала: — Мисс Раш хочет получить отчет.

— Вы можете что-нибудь добавить к информации миссис Кул, мистер Лэм? — спросила Джорджия Раш.

— Думаю, да.

— Что же?

— Вы говорили, что нынешняя миссис Крейл раньше звалась Ирмой Бегли и познакомилась с Эллери Крейлом благодаря автомобильной аварии?

— Да, именно так.

— Крейл ударил ее машину?

— Да.

— Она получила сильные ушибы?

— Да, ушиб позвоночника.

— А как вы думаете, это действительно так и было?

— Похоже, что да, так как это было определено рентгеновским снимком.

— Могу вам сообщить, что это произошло с ней на год раньше, во время другой автомобильной аварии. Если мы сможем это доказать, будет ли это для вас важно?

— Еще бы! — возбужденно сказала она,

— Подождите радоваться раньше времени и не пытайтесь сами что-нибудь расследовать. Предоставьте нам этим заняться.

— А вы уверены насчет той, другой автомобильной аварии?

— Пока нет. Это просто одна из ниточек.

— Сколько вам понадобится времени, чтобы все установить точно?

— Это зависит от того, насколько быстро мне удастся найти второго участника этой поездки, человека по имени Филипп Э. Каллингдон, и узнать, что он скажет по этому поводу.

— Так сколько это может занять у вас времени?

— Пока не знаю. Но я начинаю его искать прямо сейчас.

— Я с нетерпением буду ждать от вас новостей, мистер Лэм. У вас в конторе есть мой телефон. Звоните мне сразу же, как только что-то узнаете. Пожалуйста, сразу же.

— Хорошо. Я дам вам знать. — Я повесил трубку.

Внезапно Берта рассмеялась.

— По какому случаю веселье? — поинтересовался я.

— Я вспомнила, как эта шлюшка сначала облаяла меня, проезжая мимо, а потом вернулась со сладенькой улыбочкой, чтобы записать меня как свидетельницу с ее стороны. И я представляю себе, какое удовольствие она получит, пытаясь найти по несуществующему адресу в Глендейле женщину по фамилии Боскович.

Глава 5

Филипп Э. Каллингдон оказался мужчиной средних лет, с усталыми серыми глазами, от которых по лицу разбежалось множество мелких морщинок. Выступающий подбородок говорил о сильном характере. Он производил впечатление человека доброго, любящего беззлобно подшутить, которого трудно разозлить, но уж если вывести его из себя, то гнев его будет страшен.

Я не ходил вокруг да около, а сразу приступил к делу:

— Вы Филипп Каллингдон, главный подрядчик, которой проходил по делу «Бегли против Каллингдона» в качестве обвиняемого?

Усталые глаза внимательно смотрели на меня.

— А вам что до этого?

— Я проверяю это дело.

— Что там проверять? Дело давно закрыто.

— Вам пришлось выплатить страховку?

— Да.

— Вы знаете, о какой сумме шла речь в соглашении?

— Я знаю, какая сумма указана в соглашении, но до сих пор не знаю, с кем я разговариваю и почему вас это интересует.

Я протянул ему свою визитную карточку:

— Дональд Лэм из частного сыскного агентства «Кул и Лэм». Мы проверяем одно дело.

— На кого вы работаете?

— На одного клиента.

— Что вас интересует?

— Я пытаюсь выяснить что-нибудь об Ирме Бегли, бывшей истцом по вашему делу.

— Что вы хотите о ней узнать?

— Мне бы хотелось выяснить характер и тяжесть нанесенной ей травмы.

— Насколько я понимаю, она действительно получила травму. Так сказали доктора, причем доктора, приглашенные обеими сторонами. Однако мне всегда казалось, что в этом деле есть что-то сомнительное.

— Что же вас смущало?

Он почесал в затылке. Я попытался ему помочь:

— Из документов я понял, что иск против вас был возбужден через одиннадцать месяцев после аварии. До этого вам были предъявлены какие-либо требования?

— Нет. Но дело в том, что поначалу эта женщина не Ьбратила внимания на свою травму, не предполагала, что это что-то серьезное. Как я понимаю, вначале это ее не очень беспокоило, но потом стало хуже. Она обратилась к доктору, который назначил ей обычное лечение, не задумываясь о том, в чем причина болезни. Наконец она попала к специалисту, который и объяснил ей, что у нее начались осложнения от травмы позвоночника.

— И причиной этого была автомобильная авария?

Он кивнул.

— И после этого она взяла адвоката и возбудила против вас дело?

Он опять кивнул.

— И ваша страховая компания заключила с ними соглашение?

— Именно так.

— По вашему предложению?

— На самом деле я был очень удивлен сложившейся ситуацией. Я не хотел, чтобы моя страховая компания выплачивала ей деньги, во всяком случае крупную сумму.

— Почему же?

— Я.не считал себя виновным в том, что случилось.

— Почему?

— Ну, знаете, как это бывает. Мне казалось, что скорее виновата она, чем я. Я готов признать, что пытался проскочить на красный свет и выехал немного вперед, но все равно она в не меньшей степени была виновата. Вначале мне вообще показалось, что ничего серьезного не случилось. Мы разбили пару фар, помяли бамперы и пробили дыру в радиаторе моей машины. Она выскочила из машины, такая бойкая и шустрая, и я подумал, что сейчас она начнет ругаться, но она только рассмеялась и сказала: «Ах вы гадкий! Вы не должны были ехать на красный свет».

— Д что вы сказали?

— Я сказал ей: «Ах вы гадкая, вы не должны были проезжать перекресток со скоростью сорок миль в час».

— И что потом?

— Потом мы записали номера машин, обменялись визитными карточками. Вокруг нас собралось несколько человек, которые давали нам советы, а потом кто-то закричал* чтобы мы очистили перекресток. Вот, пожалуй, и все, что было.

— Вы заключили с ней какое-нибудь соглашение?

— Она так и не прислала мне счет.

— А вы не посылали ей счета?

— Нет. Вначале я ждал, что из всего этого выйдет. Потом, когда ничего не произошло, сказать по правде, я уже забыл об этом, когда вдруг против меня было возбуждено дело.

— Сколько заплатила ваша страховая компания?

— Не знаю, могу ли я это сказать без их разрешения.

— Почему?

— Ну… видите ли, это была довольно приличная сумма. Очевидно, у нее действительно был поврежден позвоночник.

— Я бы все-таки хотел узнать, что это была за сумма.

— Знаете, что я сделаю, — сказал он. — Я позвоню завтра в свою страховую компанию и спрошу, нет ли у них возражений. Если нет, я позвоню вам в офис и все расскажу.

— Вы не могли бы назвать мне вашу страховую компанию?

Он улыбнулся и покачал головой:

— По-моему, я сказал вам все, что мог, по крайней мере сейчас.

— Это интересный случай, — заметил я.

— Лично мне интересно, — сказал Каллйнгдон, — что именно вы расследуете. Вы считаете, в этом деле что-то было нечисто?

— Не забивайте этим себе голову. Может быть, я просто проверяю, каково в целом ее финансовое положение.

— Да, понятно, — сказал он. — Что ж, скажу вам, мистер Лэм, если только она не растратила эти деньги по-глупому, ее кредитоспособность должна быть очень приличной, в пределах разумного. Она получила порядочную сумму от страховой компании.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Значит, завтра вы свяжетесь с ними, а потом позвоните нам в офис и назовете сумму — если, конечно, у страховщиков не будет возражений. Договорились?

— Хорошо, договорились.

Мы пожали друг другу руки. Я спустился к машине агентства и как раз включил зажигание, когда сзади меня к тротуару подъехала еще одна машина и остановилась. Из нее вышла изящная молодая женщина со стройными бедрами и легкой походкой. Я глянул на нее пару раз, и тут же узнал ее. Это была продавщица сигарет из «Встреч у Римли».

Я выключил зажигание, закурил и стал ждать. Ждать пришлось не более пяти минут. Девушка быстро выскочила из дома, открыла дверцу машины и забралась в нее. Я вылез из машины и театральным жестом приподнял шляпу.

Она подождала, пока я подойду к дверце ее машины.

— Вы знаете, что для этого вам нужна лицензия? спросил я.

— Для чего?

— Для того чтобы вести расследование как частный детектив.

Она покраснела.

— Вы непременно должны во все вмешиваться, да?

— Совсем нет. Я и наполовину не делаю того, что должен.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я просто болван, а'не частный детектив.

— На мой взгляд, вы вовсе не кажетесь тупым.

— И все же это так.

— Но почему?

— Офис окружного суда сейчас уже закрыт, — сказал я.

— Ну и что?

— Я считал себя очень умным. Я проверил судебные документы, нашел дело, по которому Ирма Бегли выступала истцом — дело о возмещении ущерба при столкновении автомобилей, — и счел, что поступил очень хитро.

— А это не так?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я на этом остановился.

— Я не понимаю. \

— Как только я обнаружил, — сказал я, — что она выступала истцом по одному делу, я записал фамилии обвиняемого и поверенных истца и с этим ушел.

— А что вы должны были сделать?

— Продолжать искать.

— Вы хотите сказать…

— Вот именно. — Я улыбнулся. — Надеюсь, вы были умнее.

— Почему?

— Мы могли, бы поделиться информацией, и мне не пришлось бы завтра идти в окружной суд смотреть до-, кументы.

— А вы ведь хитрый, правда? — заметйла она.

— Я вам только что сказал, что я тупица.

— Я знаю про четыре дела с ее участием.

— Л все под ее собственным именем?

— Конечно. Она не настолько сошла с ума.

— А как она на самом деле получила эту травму позвоночника?

— Не знаю.

— Как давно вы начали проверять эти дела?

— Ну… не очень давно.

— А по какой причине?

— Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? — спросила она.

— Вы поедете со мной в моей машине? — поинтересовался я. — Или мне поехать с вами в вашей? Или я должен буду следить за вами, чтобы выяснить, куда вы поедете и что будете делать?

Она подумала и сказала:

— Если вы собираетесь ехать вместе со мной, поедем в моей машине.

Я предусмотрительно обошел ее машину спереди, так что если бы она решила резко рвануть с места, ей пришлось бы переехать меня. Открыв машину, я уселся рядом с ней, захлопнул дверцу и сказал:

— Езжайте осторожно, а то я всегда нервничаю, когда езжу с незнакомыми водителями.

Она несколько секунд подумала, потом смирилась с ситуацией.

— Вы всегда получаете то, что вам нужно? — с горечью спросила она.

— Вам бы хотелось, чтобы я сказал «да», верно? — ответил я, улыбнувшись.

— Мне плевать, что вы скажете, — огрызнулась она.

— Это все упрощает, — сказал я.

Немного помолчав, она поинтересовалась:

— Так что вы хотите и куда мы едем?

— Это вы ведете машину, — заметил я, — а я хотел бы получить ответы на свои вопросы.

— Какие, например?

— Ваши часы работы во «Встречах»?

От удивления она резко обернулась ко мне, и машина завихляла по дороге. Она переключила внимание на дорогу и сказала:

— Еще есть что-нибудь?

Я промолчал.

— Я прихожу туда в четверть первого, — сказала она. — К половине первого я должна одеться или раздеться, называйте это как хотите, и выйти в зал. Работаю до четырех, потом возвращаюсь в восемь тридцать и работаю до полуночи.

— Вы знаете миссис Эллери Крейл?

— Конечно.

— Почему «конечно»?

— Она очень часто бывает у нас.

— А мужчину, который был с ней сегодня, вы знаете? — Да.

— А теперь, — сказал я, — мы переходим к более важным вопросам. Зачем вам понадобилось изучать прошлое миссис Крейл?

— Просто из любопытства.

— Это ваше собственное любопытство или чье-то еще?

— Мое собственное.

— Ваше любопытство распространяется на всех людей?

— Нет.

— Тогда почему вас так интересует миссис Крейл?

— Я хотела разузнать, как она начинала свою карьеру.

— Давайте мы в любом случае не будем ходить по кругу, ладно?

— Что вы хотите этим сказать?

— Я спросил вас, почему вы проверяете прошлое миссис Крейл. Вы ответили, что из любопытства. Я спросил, откуда такое любопытство, и вы ответили, что интересуетесь, как она начинала. Все эти слова означают одно и то же. Давайте попробуем что-нибудь другое.

— Я говорю вам правду.

— Не сомневаюсь. Но меня интересует причина вашего любопытства.

Она молча вела машину, очевидно решая, что можно мне сказать. Потом внезапно спросила:

— Что вы выяснили у Каллингдона?

— Когда я пришел к нему, это не вызвало у него подозрений. Он заинтересовался и был готов позвонить в страховую компанию и узнать, может ли он назвать мне сумму, которую они выплатили ей по соглашению. Но, полагаю, после вашего визита он решил, что события развиваются слишком быстро'.

— Так оно и есть.

— Что он вам сказал?

— Он спросил меня, где я живу, как меня, зовут и почему это меня интересует.

— И вы ему солгали?

— Да. Я сказала, что работаю в газете и собираю материал для статьи о серии похожих дорожных происшествий.

— И он спросил вас, из какой вы газеты?

— Да, — покраснев, призналась она.

— И позвонил в редакцию?

— Какой вы догадливый!

— Так он сделал это?

— Да.

— Тогда-то вы и выскочили из квартиры?

Она кивнула.

— Ну что ж, что сделано, то сделано, — сказал я. — Если бы вы не явились туда, десять шансов против одного, что он позвонил бымне и назвал сумму…

— За чем вы охотитесь?

— Сумма страховки по соглашению.

Она пренебрежительно махнула рукой:

— Сумма страховки составляла семнадцать тысяч восемьсот семьдесят пять долларов.

Теперь была моя очередь изумляться:

— А вы-то за чем охотитесь?

— За копиями рентгеновских снимков, конечно.

Я.немного подумал и сказал:

— Я прошу у вас прощения.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что мне очень жаль. Я не должен был быть таким идиотом. Но я только что Узнал обо всех остальных случаях и не смог сразу осознать всех последствий этого. Похоже, мой мозг притупился из-за отсутствия практики.

— И что сделает страховая компания?

— Они могут начать независимое расследование этого случая.

На ее лице появилось выражение мрачного триумфа.

— Это было бы неплохо, — произнесла она и, подумав, добавила: — Если только они сделают это достаточно быстро.

— Вы еще не объяснили мне причину своего любопытства, — сказал я.

— Ладно, — ответила она. — На случай, если вы и правда тупой, хотя, по-моему, это совсем не так, скажу вам, что миссис Крейл собиралась купить «Стен-берри-Билдинг», выкупив его у старого Руфуса Стен-берри.

Я кивнул.

— Ну а теперь немного поработайте головой.

— Вы хотите сказать, что у Римли в договоре на аренду есть условия, касающиеся покупки?

— Думаю, что так.

— В случае честной покупки договор об аренде аннулируется?

— В течение девяноста дней.

— А вы работаете на Римли — ищете компромат на Ирму Крейл, чтобы связать ей руки?

— В некотором роде.

— Какие у вас отношения с Римли?

— Хотите меня расколоть?

— Если вы хотйте это так называть, то пожалуйста.

— С Питтманом Римли у меня чисто деловые отношения, хотя это и не ваша забота. Но у меня есть концессия на продажу сигар, сигарет и сладостей.

— Вам приходится самой работать с этими товарами?

— С финансовой точки зрения совсем не обязательно, но когда вы участвуете в деле, всегда лучше за всем приглядывать самой.

— И вас устраивают условия работы?

— Вы имеете в виду мой костюм? Не говорите глупостей. У меня красивые ноги. Если другим нравится на них любоваться, то меня это не волнует. Что касается личных дел, я сама себе хозяйка.

— Я так понимаю, что, если она купит это здание, Римли придется заключать договор об аренде на новых условиях и это даст ему возможность или прикрыть вашу концессию, или поднять цену?

— Что-то в этом роде.

— Итак, Римли знал о прошлом Ирмы Крейл, дал вам нужную информацию и предложил ее обдумать, не так ли?

Немного поколебавшись, она сказала:.

— Давайте больше не будем говорить о Римли.

Я не возражал.

— Вы сказали, что Ирма Крейл и раньше проделывала подобные номера?

— Несколько раз.

— Где же?

— Один раз здесь, потом в Сан-Франциско, в Неваде и в Небраске.

— И каждый раз под своей настоящей фамилией? Вы в этом уверены?

— Да.

— А как вы добыли эту информацию?

Она покачала головой.

— Ну, хорошо. Разумно предположить, что вам ее передал Римли. Давайте будем отталкиваться от этого. Как фамилия человека, с которым вы только что разговаривали?

— Ковингтон.

— Каллингдон.

— Да, правильно.

— Вы точно не помнили эту фамилию, не так ли?

— Я плохо запоминаю имена.

— Другими словами, вы раньше не слышали этого имени?

— Почему вы так думаете?

— Да потому что иначе вы бы его запомнили.

— Я же объяснила вам, что плохо запоминаю имена.

— Кстати об именах… — сказал я и замолчал.

— Вы хотите знать мое профессиональное имя или настоящее?

— Ваше настоящее имя.

— Я так и думала.

— Вы мне его скажете?

— Нет.

— А как ваше профессиональное имя?

— Билли Прю. — С этими словами она включила фары.

— Прелестное имя. Оно ничего не означает.

— А имена должны что-то означать?

— Они должны звучать убедительно.

— Как же оно звучит?

— Звучит как профессиональное имя, как псевдоним,

— Что ж, это так и есть. Значит, оно должно быть убедительным.

— Полагаю, что мы могли бы спросить об этом, пока вы не обдумаете как следует, что же вы еще хотели мне сказать.

— Вы можете помолчать? Я хочу подумать.

— Я так и предполагал, что вы захотите. Сигарету?

— Нет. Не тогда, когда я веду машина, — добавила она:

Я' устроился поудобнее на сиденье и закурил. Так в молчании мы медленно проехали кварталов десять, и вдруг она прибавила скорость.

— Ну вот, наконец, — сказал я.

— Что такое?

— Наконец-то вы решили, куда мы едем.

— Я с самого начала знала, куда я ехала.

— Куда же?

— Ко мне домой. Мне надо переодеться.

— Видимо, это ударение на местоимение первого лица означает, что моя поездка закончится у вашего дома.

— Что вы хотите, чтобы я сделала? — спросила она. — Взяла вас на воспитание?

Я улыбнулся. Она повернулась ко мне — видимо, хотела что-то сказать, но передумала и промолчала. Минут через пять она остановилась у тротуара.

— Приятно было с вами познакомиться, — сказала она.

— Не беспокойтесь, я вас здесь подожду.

— Вам придется долго ждать.

— Ничего.

— Чего ради вы будете ждать?

— Хочу услышать, почему вас так заинтересовала миссис Крейл.

— Тогда сидите здесь и ждите!

Она выскользнула из машины, обошла ее сзади, вынула из сумочки ключи, отперла дверь подъезда и вошла внутрь. Я сидел очень спокойно, стараясь не поворачивать головы, но краем глаза увидел, что она остановилась через несколько шагов и постояла в плохо освещенном вестибюле. Она стояла там одну-две минуты, потом растаяла в сумраке подъезда.

Через три минуты дверь подъезда внезапно распахнулась, и я увидел фигуру, плотно закутанную в меховое манто до колен, которая стремительно сбежала к машине. Я вышел и начал вежливо открывать для нее дверцу.

Холодные пальцы стиснули мОе запястье.

— Пойдемте, — хрипло прошептала она, — пожалуйста, пойдемте быстрее! О Боже мой!

Я хотел задать ей вопрос, но, посмотрев на ее лицо, передумал и побежал за ней.

Дверь за ней захлопнулась, но в правой руке у нее был ключ. Левой она придерживала полы шубы. Она открыла дверь, прошла через вестибюль, который был лишь чуть-чуть шире коридора, поднялась по ступенькам и прошла по покрытому ковром коридору до лифта, который со скрипом привез нас на четвертый этаж. Она прошла по коридору и остановилась перед дверью слева. Ее ключ еще раз щелкнул в замке, и дверь распахнулась. Всюду горел свет. Это была трехкомнатная квартира, если считать за комнату маленькую кухоньку без окна. Квартира была не из дешевых.

Ее перчатки, сумочка и жакет лежали на столике в прихожей. Там же стояла пепельница с единственной, наполовину выкуренной сигаретой. Через открытую дверь мне была видна спальня, где на кровати валялись ее юбка и блузка, которые она сняла с себя.

Она проследила за моим взглядом и хрипло прошептала:

— Я как раз сняла с себя все — собиралась принять ванну. Я набросила на себя первое, что мне попалось под руку.

Я посмотрел на меховую шубку. Ее левая рука придерживала полы, в просвете между которыми проглядывало розовое шелковистое тело.

— Что же произошло?

Не говоря ни слова, она прошла к двери в ванную, потом отпрянула:

— Сделайте это, пожалуйста, сами.

Я открыл дверь и заглянул внутрь. Там горел свет. В ванне лежало тело человека, который сегодня днем сопровождал миссис Эллери Крейл во «Встречах у Рим-ли». Его колени были подтянуты высоко к груди, голова откинута на край ванны, глаза полузакрыты, нижняя челюсть отвисла.

Я дотронулся до его руки, чтобы пощупать пульс, но это была пустая формальность. Сердце Руфуса Стенбер-ри было так же неподвижно, как церковный дворик морозным утром. Даже в смерти его лицо имело то же расчетливое выражение. Сейчас он, наверное, проводил ревизию вечности.

— Он… мертв? — спросила она от двери.

Глава 6

Мы вернулись в спальню. Ее била нервная дрожь.

— Сядьте, — сказал я. — Нам нужно поговорить.

— Я ничего об этом не знаю, — выговорила она. — Вы не хуже меня знаете, что меня здесь не было достаточно долго, чтобы…

— Давайте начнем с фактов. Что именно случилось?

— Я вам уже сказала. Я вошла сюда и начала раздеваться. Пошла в ванную, зажгла свет и… и…

— Вы зажгли свет в ванной?

— Да.

— Вы уверены, что он не горел?

— Да. Я зажгла свет и тут увидела ег<?. Я выбежала из ванной, — накинула на себя первое, что'попалось под руку, и бросилась вниз к вам.

— Вы запаниковали?

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы испугались?

— Ну конечно!

—^Вы не знали, что он здесь?

— Нет, я…

— Посмотрите еще раз.

— Но я…

— Зайдите и посмотрите еще раз.

Я подтолкнул ее по направлению к ванной. Она упиралась, схватившись за дверной косяк. Шубка распахнулась, и я увидел, что на ней надет лифчик, трусики и темные блестящие колготки. Она издала короткое восклицание и продолжала держаться за дверной косяк, не обращая внимания на шубку.

— Посмотрите на него повнимательнее, — велел я.

— На что там смотреть? Мертвый человек в ванной, вот и все. — Она вырвалась из моих рук и бросилась обратно в спальню.

Закрыв плотно дверь ванной, я спросил ее, где телефон.

— Прямо перед вами.

— Ах да. — Я сел в кресло, вытащил одну из пачек сигарет, купленных у нее днем в ресторане, вытряхнул из нее одну на треть и протянул ей: — Закурите?

— Нет, я…

Я вынул сигарету, размял ее в пальцах, сунул в рот, поднес огонь и поудобнее устроился в кресле.

— Телефон, — напомнила она. — Вот он.

Я кивнул.

— Вы не собираетесь звонить в полицию?

— Пока нет.

— Почему?

— Я жду.

— Чего?

— Вас.

— А что я должна сделать?

— Придумать более правдоподобную историю.

— Что вы имеете в виду?

— Полиция не поверит тому, что вы мне тут рассказали. Вы окажетесь в сложном положении.

— Что вы хотите этим сказать? — крикнула она, покраснев от злости.

Я продолжал спокойно курить.

— Если вы не позвоните в полицию, тогда это сделаю я, — с угрозой в голосе произнесла она.

Выбрав один из лежащих на столе журналов, я откинулся на спинку кресла и стал его листать, рассматривая картинки:

— Продолжайте.

Молчание длилось секунд пятнадцать, потом она направилась к телефону:

— Я не шучу. Если вы не собираетесь звонить в полицию, я позвоню сама.

Я продолжал листать журнал. Она сняла трубку телефона, начала набирать номер, потом оглянулась на меня и бросила трубку на рычаг:

— Что вам не нравится в моем рассказе?

— Дйе или три вещи.

— Ерунда!

— Одну из них полиция заметит, — сказал я. — Две других — нет.

— Что же они заметят?

— Деталь, которая докажет им, что вы говорите неправду.

— Мне не нравится, как вы это говорите.

— А мне не нравится, что я вообще должен это говорить.

— Хорошо. Если вы такой умный, объясните, что не так в моем рассказе.

Я показал на лежавший на столе кошелек.

— Ну и что?

— Ваши ключи были в этом кошельке?

— Естественно.

— Сколько у вас ключей?

Она показала мне кожаный футляр для ключей с расстегнутой «молнией». В нем было четыре ключа.

— Хорошо. Вы вынули ключи еще внизу. Вы открыли «молнию», выбрали из связки ключ от квартиры. Как я понимаю, этим же ключом открывается и дверь в подъезд?

Она кивнула.

— Вы держали ключи наготове, чтобы открыть дверь квартиры. Вы поднялись на четвертый этаж и вошли в квартиру. Затем что вы сделали?

— Говорю, я начала переодеваться и…

— Было бы естественно ожидать, что вы закроете футляр на «молнию» и бросите его обратно в кошелек.

— Я… Да, конечно. Я гак и сделала. Господи Боже мой! Неужели я должна описывать вам каждое свое движение? Я положила ключи обратно в кошелек, а кошелек положила на стол. Прошла в спальню и зажгла там свет. Я начала раздеваться, еще не войдя в спальню. Сняла юбку, потом пошла в ванную, открыла дверь ванной…

— Расскажите еще раз, начиная с этого момента.

— Я зажгла свет и сразу увидела этого человека. Я даже хорошенько его не разглядела, сразу выскочила…

— Вы знали, что он мертв?

— Конечно, нет. Я не была уверена, что он не поджидает меня.

— Вы боялись, что он причинит вам вред?

— Ну… да… возможно.

— Мужчины пристают к вам на работе?

— Не говорите глупостей, к привлекательным девушкам пристают в любом месте.

— Большинство мужчин полагают, что с вами легче договориться, раз вы ходите по залу в короткой юбочке, демонстрируя свои ножки.

— Это естественное предположение, не так ли? Вы не можете их за это слишком осуждать.

— Вас провожают домой?

— Иногда провожают.

— Иногда назначают свидания?

— Конечно.

— Откуда вы знали, что это не какой-нибудь ухажер, который тайно пробрался в дом?

— Я этого не знала.

— Потом вы подумали, что, если я войду сюда, то окажусь втянутым в это дело.

— Я так не думала.

— Но вы ничего еще не сказали.

— Я хотела, чтобы вы увидели то, что видела я.

Я покачал головой:

—'Вы знали, что он мертв.

— Это и есть та часть моего рассказа, в которую полиция не поверит?

— Нет.

— Тогда что же?

— Ваши ключи и сумочка. Согласно вашему рассказу, вы были в панике. На вас были только трусики и лифчик. Вы якобы схватили шубку и, завернувшись в нее, побежали вниз по лестнице за мной. Это никак не вяжется с фактами. Если бы вы положили ключи обратно в сумочку, а сумочку положили бы на стол и действительно были в ужасе, то вы безусловно не остановились бы, чтобы открыть сумочку, вынуть ключи, положить сумочку обратно на стол и потом побежать за мной. Вы бы просто схватили сумочку и бросились вниз, на ходу вынимая ключи.

— И это все? — сказала она презрительно.

— Это все, — спокойно возразил я. — Сам факт, что вы держали ключ от квартиры в руке, когда спустились вниз, показывает, что вы знали, что вам придется им воспользоваться.

— Конечно, я знала, что мне придется им воспользоваться, чтобы попасть обратно в дом и открыть квартиру. На обецх дверях стоят пружинные замки, которые автоматически защелкиваются.

— И вы знали, что вам придется их открывать. Поэтому вы держали ключ в руке, когда вошли внутрь и бросили' сумочку на стол. Затем вы вошли в спальню, бросили ключи на кровать, сняли с себя юбку, блузку, жакет, завернулись в шубу, заглянули в ванную, чтобы убедиться, что тело еще там, потом схватили ключи и побежали вниз.

— Фу, — сказала она пренебрежительно и снова сняла телефонную трубку. — А теперь я звоню в полицию.

— И на этой подушке, очень мягкой, и сейчас еще видна вмятина там, куда вы швырнули ключи.

— Послушайте, я… — Она бросила трубку, вскочила и бросилась к двери спальни, заглянула внутрь, потом йовернулась ко мне и заявила: — Ну вы и умник! Кровать застлана покрывалом вместе с подушками. Даже если бы я бросила ключи на подушку, то на этом плотном покрывале не осталось бы никакой вмятины, которую вы могли бы увидеть.

— Совершенно верно.

— Тогда что же вы имели в виду, говоря, что на подушке осталась вмятина?

— Если бы вы действительно говорили правду и ключи все время лежали бы в вашей сумочке, вы не бросились бы в панике в спальню, чтобы посмотреть, есть ли вмятина на подушке.

С минуту она обдумывала мои слова, потом села.

— Это то, что касается полиции. С моей точки зрения, есть еще кое-что, что не вяжется с остальным. Вы постарались продемонстрировать мне, что на вас под меховым пальто надеты только трусики и лифчик, чтобы придать своей истории правдоподобность. Вы неожиданно пришли в крайнее возбуждение, узнав кое-что об Ирме Крейл, что-то, что можно было бы использовать как доказательство. И вы дрожали как осиновый лист, когда выскочили из квартиры Каллингдона. Вы так нервничали, что едва могли переключить скорости в машине. Я так представляю себе, что произошло.

Вы пришли домой, разделись, вошли в ванную, увидели тело Руфуса Стенберри в ванне, убедились, что он мертв, сели, минутку подумали, наполовину выкурили сигарету — длинный окурок со следами помады лежит у вас в пепельнице, — опять оделись и вышли, позаботившись о том, чтобы не оставить в квартире никаких следов того, что вы здесь были и обнаружили тело. Вы только забыли о сигарете.

Затем вы отправились в спешке к Каллингдону. Вы обнаружили, что я там уже побывал, и это расстроило ваши планы. Я перехватил вас на выходе, и это вам еще меньше понравилось. Вы стали препираться со мной, но за это время кое-что надумали: вам нужен был свидетель, который видел бы, что вы спокойно вошли в свою квартиру и обнаружили там в ванной тело. В конце концов, я мог оказаться лучшим, че'м какой-нибудь случайный человек, свидетелем. Я был бы искренним и незаинтересованным. Я рассказал бы полиции историю, в которую они поверили бы. Таким образом, вы избрали меня козлом отпущения. Вы подъехали к дому, вошли в подъезд с ключами в руке, поднялись наверх, положили ключи на кровати оставив открытую сумочку на столе в другой комнате. Быстро сняли с себя юбку и блузку, набросили шубку, посмотрели по сторонам, проверяя, все ли в ванной так, как вы оставили, потом спустились вниз и разыграли передо мной спектакль. Вы думали, что я сразу вам поверю, позвоню в полицию и заявлю, что вы поднялись в свою квартиру и пробыли там не более двух-трех минут и…

— Хорошо, чего вы хотите? — устало сказала она. — Дайте мне сигарету.

Я дал ей сигарету.

— Я хочу правды, — сказал я.

— г Ну хорошо. Все случилось именно так, как вы и подумали. Мне не пришло в-голову, что меня могут выдать ключи.

— Так Ры обнаружили тело до того, как отправились к Каллингдону?

— Да.

— Вы знали, кто он такой?

— Конечно.

— Поняли, что он мертв?

— Да.

— И что вы сделали?

— Естественно, я решила, что миссис Крейл подставила меня. Ведь он был с ней, а теперь лежал в моей квартире мертвый! От всей этой истории дурно пахло. Никто не смог бы доказать, что я была здесь. Я решила уйти и попробовать разыскать компромат на миссис Крейл, а потом отправиться к ней и потребовать раскрыть свои карты. Или же я думала найти какого-нибудь свидетеля, кто мог бы подняться ко мне в квартиру и дать мне своего рода алиби. Но тут объявились вы, и хотя вначале это меня разозлило, потом я подумала, что из вас получится отличный свидетель.

— Вам вряд ли понравится мой следующий вопрос, — сказал я.

— Какой же?

— Он когда-нибудь раньше бывал здесь? — спросил я, кивнув в сторону ванны.

— Да. — Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Вы состояли с ним в дружбе или в интимных отношениях?

— Ни то, ни другое.

— И он не пытался ухаживать за вами?

— Он не за этим приходил сюда.

— Так все-таки пытался?

— Пытался, очень неуклюже, просто чтобы посмотреть: а вдруг что-нибудь да выйдет! Похоже, он был только рад, когда получил отпор.

— Что же ему было от вас надо?

— Он хотел узнать, как обстоят дела у Римли, сможет ли он платить, если повысить арендную плату.

— Вы ему сообщили что-либо?

— Ничего.

— Давайте еще раз посмотрим на убитого.

— Мы ведь не должны его трогать до прихода полиции…

— Мы и не будем.

Мы прошли в ванную комнату, при этом Билли осталась совершенно спокойной — ни следа прежней паники.

Я осмотрел тело, насколько это было возможно, не трогая его. Очевидно, он был убит сильным ударом в левый висок каким-то тяжелым предметом, который оставил глубокую вмятину на черепе. Я заглянул во внутренний карман его пиджака. Там лежало портмоне, в котором была толстая пачка банкнотов. Я положил их обратно. В левом боковом кармане я обнаружил записную книжку. На первой странице чернилами было написано: «Руфус Стенберри, 3271, Фулроз-авеню. При несчастном случае сообщить Арчи Стенберри, 963, Малая авеню. Группа крови «4». Я закрыл книжку и сунул ее Обратно.

На левой руке мертвого были дорогие часы. Стрелки на них показывали пять часов тридцать семь минут. Я посмотрел на свои — на них было ровно шесть тридцать семь. Я резко отстранился от тела, как от прокаженного.

— В чем дело? — спросила она, наблюдая за мной. — Что-то не так с часами?

— Ничего, — ответил я, уводя ее в комнату. — Все в порядке. Вот теперь мы позвоним в полицию.

Глава 7

Прибывшие первыми два полицейских из радиофицированной патрульной машины задали лишь несколько беглых вопросов, дожидаясь людей из отдела по расследованию убийств. Затем прибыли сотрудники этого отдела, и мы рассказали им нашу историю. В течение следующего часа ничего не происходило, пока в квартиру неторопливо не вошел сержант Фрэнк Селлерс, в Сдвинутой на затылок шляпе и с изжеванной сигарой в углу рта.

— Привет, Дональд. Чертовски рад тебя видеть снова с нами!

Мы пожали друг другу руки, и я познакомил его с девушкой.

Наши рассказы были ранее застенографированы. Очевидно, Селлерс прочел их расшифровку, прежде чем приехать сюда.

— Это плохо, Лэм, что, не успев вернуться, ты уже ввязался в дело об убийстве. Как я понимаю, ты сейчас расследуешь какое-то дело? — Он кивнул в сторону Билли Прю. — Твоя клиентка или знакомая?

— Между нами, отчасти и то и другое. Но это не для прессы и, конечно, не для Берты.

— Насколько я понимаю, о. на припарковала свою машину перед домом и поднялась, чтобы переодеться? — спросил он, оглядывая Билли с головы до ног.

— Правильно, — тихо сказала она.

— Вы собирались вместе поужинать?

Я кивнул.

— Она не настолько хорошо знала тебя, чтобы пригласить к себе в квартиру? — сказал Селлерс. — И не хотела заставлять тебя долго ждать, поэтому очень спешила?

— Я начала раздеваться, едва войдя в квартиру, — с нервным смешком сказала Билли. — Раздевшись, я пошла в ванную и…* и увидела это.

— Что вы сделали с ключами, когда вошли? — спросил Селлерс как бы между прочим.

— Положила в сумочку и бросила ее на стол.

— А когда вы выбегали из квартиры, что вы сделали — вынули ключи из сумочки?

Она спокойно встретила его взгляд.

— Конечно, нет. Я схватила сумочку, сунула ее под мышку и выбежалс. отсюда. Потом, когда мы вернулись вместе с Дональдом, открыла ее, вынула ключи и отперла дверь.

Сержант Селлерс устало вздольул:

— Ну что же, друзья, думаю, пока все. Возможно, позже мы захотим задать вам еще вопросы. Сейчас все могут отправляться обедать.

— Спасибо, — сказал я.

— Как поживает Берта? — поинтересовался Селлерс.

— По-моему, так же, как всегда.

— Давненько ее не видел. Теперь, после твоего возвращения, похоже, мы будем с ней встречаться чаще, — сказал он, многозначительно улыбаясь.

— Полиция еще здесь не закончила? — спросила Билли Прю.

— Нет еще, — ответил Селлерс. — Не волнуйтесь, все будет в порядке. У вас ведь есть ключи?

— Есть.

— Тогда можете спокойно идти ужинать.

Сержант Селлерс остался в квартире и смотрел нам вслед, пока мы шли по длинному коридору к лифту.

— Что ж, вот и все, — вздохнув, сказала Билли Прю, когда мы вошли в лифт. Я нажал кнопку первого этажа.

— Не болтайте, — предупредил я ее.

Лифт с шумом остановился. Полицейский в штатском, дежуривший в коридоре, кивком разрешил нам пройти. Другой, в форме, охранял входную дверь. Машина Билли стояла на том же месте, где мы её и оставили. Рулевое колесо и дверцы были покрыты белой пылью там, где полиция снимала отпечатки пальцев. Все прочее осталось нетронутым.

Не говоря ни слова, я открыл переднюю дверцу, Билли изящно впорхнула Внутрь и уселась за руль. Я сел рядом и захлопнул дверцу. Мы медленно отъехали от тротуара.

— Вот и все, простачок, — сказала она.

Я промолчал. _

— Ты сам подставил шею, — продолжала она. — Теперь ты завяз в, этом так же, как и я, и у тебя ничего на меня нет. Ты и слова не сможешь сказать, чтобы не навлечь на себя неприятности.

— Ну и что?

— А вот что. Я сделаю тебе одолжение и доставлю тебя туда, где ты оставил машину, если, конечно, будешь себя хорошо вести. Если нет, я просто выброшу тебя посреди улицы.

— Довольно круто, если учесть, что я подставил свою uiejo, чтобы помочь тебе.

— А это тебе за то, что ты такой простофиля.

Откинувшись на подушку сиденья, я достал сигареты и вытряхнул одну из пачки, предложив и ей. Она отказалась:

— Я не курю за рулем.

Я курил и наблюдал за ней. Два-три раза в ее глазах что-то блеснуло, а потом я вдруг увидел, как по ее щеке медленно скатилась слеза.

— Что случилось? — спросил я.

— Ничего, — ответила Билли, с отчаянной безрассудностью прибавляя скорость.

Я молча продолжал курить. Она завернула за угол. Стало ясно,' что мы едем к «Стенберри-Билдинг», очевидно, во «Встречи у Римли».

— Передумала подвозить меня к машине?

— Да.

— А почему ты плачешь?'

Остановив машину у тротуара, она открыла сумочку, вытащила из нее салфетку и вытерла глаза.

— Просто ты меня жутко разозлил.

— Чем же?

— Я хотела посмотреть, что ты будешь делать. Я специально выставила тебя простачком, чтобы понаблюдать, что случится.

— Ну и…

— Ничего не случилось, черт бы тебя побрал! Ты принял все как должное, как будто я была права. Ты заранее считал, что я способна сыграть с тобой такую шутку, да?

— Это ты так говоришь.

— Ты должен был знать, что я просто пытаюсь вывести тебя из равновесия.

Я смотрел, как она вытирает слезы.

— Я бы скорее убила себя, чем сделала что-нибудь подобное по отношению к мужчине, к которому отношусь по-дружески.

Я так и не произнес ни слова. Она бросила на меня взгляд, полный боли и обиды, потом захлопнула сумочку, снова поудобнее устроилась за рулем, и мы поехали.

Вскоре мы уже были около «Стенберри-Билдинг».

— Питтман Римли меня не любит, — сказал я.

— Тебе и не нужно подниматься. Я должна ему отчитаться. А ты можешь подождать здесь.

— А потом?

— Потом я отвезу тебя туда, где ты оставил свою машину.

— Ты собираешься сказать Римли, что я был с тобой, когда ты звонила в полицию?

— Да, я должна это сделать.

— Иди, — сказал я. — Я подожду, если это будет не очень долго. Если ты задержишься, я поймаю такси. На всякий случай закрой машину.

— Когда-нибудь я собью с тебя эту равнодушную мину «а мне на все наплевать», — предупредила она, бросив на меня быстрый взгляд, и выключила зажигание.

Подождав, пока она вошла в здание, я стал ловить такси. Я потратил на это минут десять, а потом пошел вниз по улице и через пять кварталов наконец поймал машину. Мы доехали до дома Каллингдона, где я оставил рыдван нашего агентства. Расплатившись с таксистом, я быстро поехал в офис.

Там уже никого не было. Я позвонил Берте домой, но мне никто не ответил. Я решил посидеть в темноте и подумать. Минут через десять в коридоре послышались тяжелые шаги. В замочной скважине повернулся ключ, и Берта Кул распахнула дверь.

— Где тебя черти носили? — спросила она.

— Везде.

Она сердито глянула на меня.

— Ты обедала? — спросил я.

— Да.

— А я нет.

— Когда приходит время есть, то я ем, — сказала Берта, усаживаясь в кресло. — Внутри меня работает мощный мотор, и ему нужно топливо.

Я вытащил из пачки последнюю сигарету, смял пачку и бросил в пепельницу:

— Итак, у нас на руках убийство!

— Убийство?

Я кивнул.

— Кого же пристукнули? — спросила Берта.

— Руфуса Стенберри.

— Где? Почему? Каким образом?

— Его убили на квартире той девушки, что продает сигареты во «Встречах у Римли». Ее сценическое имя Билли Прю. Что касается, того, каким образом, то самым примитивным. Его свалили крепким ударом в висок. А вот почему — этот вопрос все и усложняет.

— И что ты думаешь по этому поводу?

— Или он слишком много знал, или…

— Или что? — рявкнула Берта, когда я замолчал. — Говори же!

— Или он знал слишком мало.

Берта сердито покосилась на меня.

— Ты как эти комментаторы из программы «Новостей», — фыркнула она. — Говоришь банальности с таким видом, будто это что-то необычайно умное.

Я был всецело занят своей сигаретой.

— Вечно ты втягиваешь агентство в какие-то кошмарные дела, — сказала Берта, помолчав.

— Я не втягивал агентство в это дело.

— Ты, может, и думаешь, что не втягивал, но тем не менее ты это сделал. Если бы я вела это дело, оно не пошло бы дальше типичной рутинной работы по проверке досье этой женщины и в нем не обнаружилось бы ничего полезного для нашей клиентки, и…

— Как только ты начала бы проверять, то сразу бы наткнулась на нечто, представляющее огромный интерес для нашей клиентки — кое-что о миссис Крейл.

— Что же?

— Она профессиональная симулянтка.

— Что ты на нее нашел?

— Кое-что я знаю по слухам. Было такое дело — «Бегли против Каллингдона». А еще раньше были и другие дела в Сан-Франциско и Неваде.

— Она действительно получила травму или притворяется?

— Нет, притворяться было бы слишком рискованно. Она действительно получила травму, вероятно, при первой аварии, поняла, как легко получить деньги от страховой компании, и решила, что это гораздо легче, чем работать. Каждый раз она выбирала подходящий случай, где была не&олыная вероятность, что ее разоблачат. Вначале она могла смело заявить агенту страховой компании, что ее просто немного тряхнуло, что ей не нужно ни цента. Ради Бога, нет! Конечно, это была не ее вина, но ее ушибы не настолько серьезны, чтобы из-за них беспокоиться. Затем, по прошествии нескольких месяцев, она шла к врачу и жаловалась на появившиеся симптомы и боль. Потом как бы случайно припоминала, что попадала в автомобильную аварию, хотя уже почти об этом забыла. Врач посылал ее к адвокату, и из этого раздували целое дело.

— И ее никто на этом не мог поймать?

— По-настоящему нет. Она выжидала и подавала в суд как раз перед тем, как вступал в силу закон о сроках исковой давности. У нее были рентгеновские снимки, которые удостоверяли, что у нее поврежден позвоночник. Девушка она привлекательная, ей легко было убедить присяжных. Страховые компании улаживали дело. В последнем деле ее представляла адвокатская контора «Косгейт и Глимсон».

— Почему она бросила это занятие?

— Потому что это стало рискованно. Она проделала это несколько раз, и страховые компании могли сравнить данные о подобных случаях. По всей вероятности, Она и не собиралась использовать тот же способ, чтобы найти себе мужа. Ведь по тому, как человек ведет машину, трудно определить, каково его семейное положение. Но когда произошел последний случай с Крейлом, оказалось, что он представляет интерес в материальном плане, и она заарканила его.

— Ну что ж, — сказала Берта, — двести долларов нашей клиентки мы отработали. Потрать еще пару дней, собери информацию по другим случаям, тогда мы передадим ее в руки мисс Джорджии Раш, и пусть она поступает с миссис Крейл как ей будет угодно. Мы выйдем из этого дела и не будем связываться с убийством. Ты ведь еще не влез в него, а, дружок?

— Нет.

— А я начинаю думать, что влез.

— Почему ты так думаешь?

— По тому, как ты сказал, что не влез. А девушка в нем замешана?

— Нет. Но труп был найден в ее квартире.

— Ты сказал, это продавщица сигарет?

— Да.

— Та, у которой ты купил три пачки?

— Верно.

— Уфф… — сказала Берта и повернула голову, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. — Ножки?

— Естественно, есть.

— Я имею в виду, хорошенькие?

— Очень.

— Уфф… — повторила Берта и, помолчав, добавила: — Послушай меня, Дональд Лэм, держись подальше от этого дела и…

В этот момент в дверь постучали.

— Берта, крикни через дверь, что мы уже закрыты.

— Не говори глупостей. Вдруг это богатый клиент.

— Я вижу ее силуэт через матовое стекло. Это женщина.

— Ну и что? Тогда это может'быть женщина с деньгами.

Берта решительным шагом прошла к двери, отодвинула засов и распахнула ее. С порога улыбалась ей молодая женщина в шикарной шубке. Она выглядела на миллион долларов. По ней сразу было видно, что эта клиентка может заплатить за любое расследование.

Берта Кул сразу растаяла, как шоколадный батончик в кулачке малыша.

— Входите, входите, — заворковала она. — Мы уже кончили работать, но раз вы потрудились прийти сюда, мы вас примем.

— Могу я узнать ваще имя? — спросила посетительница.

Берта, прищурившись, рассматривала девушку, будто вспоминала, где она ее прежде видела.

— Я Берта Кул, — сказала она, — партнер этого агентства, а это Дональд Лэм, второй партнер. А вы — мисс… мисс…

— Уитсон, — промурлыкала молодая женщина. — Мисс Эстер Уитсон.

— Ах да, — сказала Берта.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, миссис Кул, о…

— Давайте поговорим прямо сейчас, — сказала Берта. — Мистер Лэм и я целиком в вашем распоряжении. Что мы можем для вас сделать?

Мисс Уитсон перевела на меня большие голубые глаза, и улыбка обнажила ее выступающие вперед зубы. Теперь Берта узнала ее.

— Зажарьте меня, как устрицу! — воскликнула она. — Вы ведь та женщина, которая вела машину?

— О да, миссис Кул. Я думала, вы меня не узнали. Мне пришлось потратить немало времени, пока я вас нашла. Вы ведь помните, что назвали мне фамилию Боскович.

При этих словах мисс Уитсон запрокинула голову, и свет заиграл на ее лошадиных зубах.

Берта беспомощно посмотрела на меня, чувствуя, что ее загнали в угол.

— Что, мисс Уитсон, йозник спор по поводу того, кто виноват в аварии? — спросил я. '

— Это еще мягко сказано. Другую машину вел мистер Ролланд Б. Лидфилд. Его жена сидела в машине рядом с ним.

— Но машины ведь не слишком пострадали, верно?

— Дело не в машинах. Дело в миссис Лидфилд, — пояснила мисс Уитсон. — Она утверждает, что перенесла серьезное нервное потрясение и сейчас лечится, предоставив выступать от ее имени мужу и адвокату.

— Адвокаты! — вскричала Берта. — Так быстро!

— Это юридическая фирма, которая специализируется на вещах такого рода, насколько я знаю, фирма «Кос-гейт и Глимсон». Их рекомендовал ее доктор.

Я посмотрел на Берту — проверить, вспомнила ли она это название. Похоже, что нет.

— Косгейт и… повторите, пожалуйста, — попросил я.

— Косгейт и Глимсон.

Я подмигнул Берте левым глазом.

— Уфф… — выдохнула она.

— Я хочу, чтобы вы помогли мне, миссис Кул. Вы должны рассказать, как все произошло.

— Обычное дорожное столкновение, — сказала Берта, смущенно взглянув на меня.

— Но вы же помните, что я ехала очень медленно. Я проехала позади вас два или три квартала, а потом вы сбросили скорость и еле ползли, так что я начала вас обгонять…

— Ничего такого я не помню, — сказала Берта.

— И вы пытались отделаться от нас, — торжествующе продолжала мисс Уитсон, — назвав фальшивое имя, когда мы хотели записать вас как свидетеля. Но это вам не помогло, миссис Кул, потому что я записала номер вашей машины. И я сделала это только потому, что увидела, как мистер Лидфилд записывает номера всех стоящих вокруг машин. Так что они в любом случае вызовут вас в свидетели, а это означает, что в конечном счете вам придется занять чью-то сторону. Вам надо точно решить для себя, кто из водителей был виноват.

— Мне не надо ничего для себя решать, и я не обязана принимать ничью — сторону, — заявила Берта.

— Там были другие свидетели? — спросил я у мисс Уитсон.

— О да!

— Кто это был?

— Их было много. Мистер Стенберри, миссис Крейл и еще двое или трое.

— А вот это было бы очень-очень интересно — послушать, что скажет миссис Крейл на суде в качестве свидетельницы, — сказал я Берте.

Берта выдвинула вперед нижнюю челюсть:

— Что ж, я могу вам сказать только одно. Машина, которая поворачивала налево, неслась, как будто за ней черти гнались. Водитель видел, что Стенберри тоже собирается поворачивать налево, и, видимо, рассчитывал, что если резко повернет, то успеет проскочить перед потоком машин.

— За мной было преимущественное право проезда, — согласно кивнув, добавила мисс Уитсон. — Я первая подъехала к перекрестку, я была справа от него, а он подъехал слева от меня, поэтому у меня было полное право продолжать движение вперед, вы же знаете.

Берта кивнула.

— И вообще, я его не ударяла, — торжествующе продолжала мисс Уитсон. — Это он ударил меня. По вмятине на моей машине можно определить, что он врезался прямо в меня.

— Хорошо, дорогая. На вашем месте я бы так не волновалась, — неожиданно дружелюбно сказала Берта. — Этот человек превысил скорость на перекрестке, и миссис Лидфилд — просто авантюристка.

— Я так рада, что вы считаете именно так, дорогая миссис Кул, — радостно сказала Эстер Уитсон, протягивая Берте руку. — И вы не должны беспокоиться, что потратите время, давая показания в суде. Я ничего не могу обещать, потому что может показаться, будто я покупаю ваши показания, но я понимаю, что вы работаете, а это отнимет у вас ваше драгоценное время:.. — Она сладко улыбнулась. — Вы знаете, я всегда CTapai-юсь быть честной в деловых отношениях.

— У вас есть страховка? — спросил я.

— Я думала, что есть, — рассмеялась мисс Уитсон, — но, похоже, ее нет. Боюсь, я вовремя не позаботилась о ней. Что ж, большое спасибо, миссис Кул, и будьте уверены, что… Вы знаете, я не могу ничего определенного сказать, но… — Она многозначительно улыбнулась и, пожелав нам доброй ночи, вышла.

Берта принюхалась.

— Эти духи, — сказала она, — стоят не меньше пятидесяти баксов за унцию. А ты обратил внимание на ее норковую шубку? Вот что следует делать в детективном-бизнесе, дорогой мой Дональд. Следует устанавливать контакты, особенно среди богатых.

— А мне-то казалось, ты говорила, что это какая-то шлюшка с вытаращенными глазами и кривыми зубами.

— Сейчас она выглядит совсем иначе, — с достоинством заявила Берта.

Глава 8

Дом, который я искал, оказался трехэтажным кирпичным зданием с оштукатуренным фасадом. Дверь парадного закрывалась на пружинный замок, возле которого был ряд кнопок с карточкам» и переговорным устройством. Найдя в списке. жильцов фамилию Стен-берри А. Л., я нажал нужную кнопку. Через несколько секунд в переговорном устройстве раздался свист, а потом послышался голос:

— Что вы хотите?

— Я ищу Арчи Стенберри.

— Кто вы?

— Меня зовут Лэм.

— С какой целью вы хотите с ним встретиться?

— Вы сами знаете.

— Вы из газеты?

— А вы как думаете?

Раздалось жужжание, и дверь открылась. На лифте, который на сей раз работал, я поднялся на пятый этаж. Арчи Стенберри жил в квартире 533. Я прошел к ней и постучал.

' Арчи Стенберри оказался молодым человеком лет двадцати шести. Цвет его лица напомнил мне пирог, который продержали в духовке лишние пятнадцать минут. Его глаза распухли и покраснели от слез, но он старался держаться бодро. Квартира была роскошная, и было видно, что Арчи живет здесь уже довольно давно.

— Это было для меня таким потрясением, — сказал он.

— Конечно.

Не дожидаясь приглашения, я спокойно вошел в квартиру, выбрал самое удобное кресло, сел, вытащил пачку сигарет, купленных еще у Билли Прю, щелчком вытряхнул из нее одну, закурил и спросил:

— Кем вы ему приходились?

— Он был моим дядей.

— Вы часто виделись?

— Мы почти не разлучались.

Я вытащил из кармана записную книжку:

— Вы военнообязанный?

— Нет, — огрызнулся он. — И я не понимаю, почему я должен вам это объяснять.

Я усмехнулся и заметил:

— Я тоже не понимаю. — После этого он почувствовал себя свободнее. — Когда вы в последний раз видели вашего дядю?

— Вчера вечером.

— Вам не приходилось слышать от него о Билли Прю, молодой женщине, в квартире которой его нашли мертвым?

— Нет.

— Вы не знали, что он с ней знаком?

— Нет.

— И не знаете, что он мог там делать?

— Нет, — сказал Арчи, — но могу вас уверить, что, как бы там ни было, в этом не было ничего нечестного. Мой дядя был образцом добродетели.

Он выговаривал слова так четко, будто приносил клятву при вступлении в должность.

— Давно вы здесь живете?

— Пять лет.

— Кому принадлежит этот дом?

— Дяде Руфусу.

— Он оставил большое наследство?

— Я не знаю, — ответил он почти враждебно. — Мне очень мало известно о его финансовых делах. Я всегда полагал, что он достаточно обеспечен.

— Вы работаете?

— В настоящее время я не работаю, в том смысле, что у меня нет постоянного места. Я провожу исследования, собираю материал для исторического романа.

— Вы уже что-нибудь опубликовали?

— Не думаю, что это должно вас интересовать, — покраснев, сказал он.

Я думал, что лишнее упоминание об этом вам не помешает, вот и все.

— Идея написания исторической новеллы очень нравилась дяде Руфусу.

— Он ее финансировал?

На минуту он отвел взгляд, потомпосмотрел прямо на меня. У него были красные, беспокойные глаза человека, который чего-то боится.

— Да, — сказал он, — но, полагаю, теперь мне придется это бросить.

— О чем в общих чертах, ваш роман?

— О береговой охране.

— А при чем здесь история?

— Речь идет о тех временах, — он немного оживился, — когда Сан-Франциско был настоящим портом и в его гавань заходили корабли из всех стран мира, проходили через Золотые Ворота. Эти времена давно прошли, но могут вернуться вновь, и тогда американские торговые корабли начнут плавать в американских водах, а стоя где-нибудь на берегу, можно будет увидеть дым-кй на горизонте.

— Хорошо звучит, — прервал я его. — Ваш дядя не был женат?

— Нет.

— Есть еще родственники?

— Насколько я знаю, нет.

— Он оставил завещание?

— Послушайте, мистер…

— Лэм.

— Послушайте, мистер Лэм, по-моему, этот вопрос неуместен. Могу я узнать, из какой вы газеты?

— Ни из какой.

Что?

— Ни из какой.

— Я так понял, что вы собираете материал для печати.

— Я детектив.

— О! — только и воскликнул он.

— Когда вы впервые об этом услышали?

— О смерти моего дядюшки?

— Да.

— Вскоре после того, как было найдено тело, мне об этом сообщили и попросили прийти туда, в ту квартиру, где нашли его тело.

— У вас здесь очень симпатично, — заметил я.

— Да, мне тоже нравится. Я много раз говорил дядюшке, что мог бы жить в квартире поменьше, но он настаивал, чтобы я оставался здесь. Она довольно хорошо спланирована — это две квартиры, объединенные в одну. — Высморкавшись в большой платок, он внезапно обратился ко мне: — Мне что-то попало в глаз. Извините, я сейчас.

Намочив конец сложенного платка, он подошел к зеркалу, оттянул вниз веко правого глаза и стал его протирать.

— Давайте я помогу вам, — предложил я.

Он согласился и поморгал правым глазом. Мне сразу удалось заметить коричневатую соринку и тут же вытащить ее. Он поблагодарил, и мы вернулись в наши кресла.

— У вас есть какие-нибудь догадки о том, как это случилось? — спросил он.

— Я не из полиции, — объяснил я. — Я частный детектив.

— Частный детектив?

— Да.

— Могу я поинтересоваться, кто вас нанял, в чем ваш интерес в этом деле, почему… — Он остановился и посмотрел на меня.

— Мой интерес имеет лишь косвенное отношение к этому делу. Я полагаю, ваш дядя намеревался продать «Стенберри-Билдинг».

— Думаю, что да.

— Он что-либо говорил вам об этом?

— Только в общих чертах. Я лишь знал, что этот вопрос обсуждался.

— Вы не знаете, какова была цена?

— Нет, не знаю. Но даже если бы и знал, тб не вижу причин вам об этом, сообщать. И вообще говоря, мистер Лэм, я полагаю, что вы слишком любопытны в своем расследовании.

— Сколько лет было вашему дядюшке?

— Пятьдесят три.

— Он когда-нибудь был женат?

— Да.

— Вдовец?

— Нет, они развелись.

— Давно?

— Около двух лет назад, я полагаю.

— Вы знали его жену?

— Конечно.

— Где она сейчас?

— Этого я не знаю.

— Это она подала на развод или он?

— Она.

— Было соглашение о разделе имущества?

— Полагаю, что да. На самом деле, мистер Лэм, это заходит слишком далеко, вы не находите?

— Вы рассказали полиции больше, чем мне?

— Не думаю, чтобы я рассказал им так много. Ваши вопросы весьма… весьма личные.

— Извините. Видите ли… — Тут я поперхнулся "на середине фразы, закашлялся и еле выдавил: — В ванную, скорее!

Он бросился открывать дверь. Я, шатаясь, пошел за ним. Он пробежал через спальню и открыл дверь в ванную комнату. Я вошел, подождал секунд пять и открыл дверь. Из гостиной слышался его голос. Он говорил по телефону.

Я быстро осмотрел спальню. Там было чисто и прибрано. Стенной шкаф был забит одеждой, на полках в идеальном порядке стояло десятка два коробок с обувью. На специальных крючках на дверце шкафа висело не менее сотни галстуков.

На туалетном столике были аккуратно разложены головные щетки и расчески. Все они были чистыми. На столике и на стенах стояло и висело с дюжину фотографий. На стене прямо над кроватью виднелось овальное пятно примерно в двенадцать дюймов по более длинной оси и в восемь дюймов — по короткой, которое отличалось по цвету от остальных обоев. На столике лежала разломанная пополам сигарета, причем обе половинки были здесь. Это был единственный беспорядок в комнате.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Арчи Стенберри, глядя на меня с упреком:

— Мне казалось, что вам была нужна ванная комната?

— Я уже был там. Какая у вас приятная спальня.

— Мистер Лэм, я хочу попросить вас покинуть мой дом. Мне не нравятся ваши методы.

— Хорошо, — сказал я и вышел в гостиную. Стенберри церемонно обошел меня и распахнул передо мной входную дверь, величественно застыв в дверном проеме.

Но я не вышел. Я вернулся и сел в удобное кресло. Несколько секунд Стенберри стоял в той же позе, потом произнес:

— Прошу вас покинуть мой дом. Если вы не уйдете, мне придется принять другие меры.

— Давайте принимайте.

Он еще подождал, потом медленно закрыл дверь. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, затем Стенберри сказал:

— Я сделал вам огромное одолжение, позволив нарушить мое уединение, поскольку считал вас представителем прессы. — Он говорил с упреком, но очень вежливо.

— Я же сказал вам, что я частный детектив.

— Если бы вы сообщили мне об этом раньше, я бы вас не принял, тем более если бы знал, что вы частный детектив.

— Детектив должен все осмотреть, — пояснил я.

— Мистер Лэм, я не знаю, какую игру вы ведете и что вы пытаетесь доказать, но если вы сейчас же не уберетесь, я вызову полицию.

— Это меня вполне устраивает. Когда будете звонить, попросите к телефону Фрэнка Селлерса, он работает в отделе по расследованию убийств. Он занимается делом об убийстве вашего дяди.

Я по-прежнему сидел, а Арчи Стенберри стоял. Он нерешительно направился к телефону, потом повернулся и сел.

— Я не могу понять причины вашей грубости, — сказал он.

— Прежде всего, хотя вы и очень аккуратный и педантичный человек, вы кое-что упустили. Вы любимый племянник богатого дядюшки, которому принадлежит эта квартира. Следовательно, у вас должна быть приличная служанка. И действительно, ваша спальня сверкает чистотой.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Это слабое место в вашей обороне.

— Что вы хотите этим сказать?

Я вложил в свои слова всю убедительность, на какую был способен:

— Горничная сможет рассказать мне, какая фотография снята со стены, — вот тут-то вы и совершили ошибку. Вам не надо было снимать фотографию вместе с рамкой. Надо было просто вытащить ее из рамки, вставить какую-нибудь другую и повесить обратно. А так на обоях видно пятно другого оттенка. Ну и, конечно, в стене осталась дырочка от гвоздя, на котором висела фотография.

Он посмотрел на меня так, будто я ударил его кулаком в живот.

— Теперь идите и звоните в-полицию. Когда приедет Фрэнк Селлерс, мы пригласим сюда вашу горничную, покажем ей фото Билли Прю и спросим, та ли это фотография, которая висела над вашей кроватью.

Его плечи опустились, как будто из легких выпустили весь воздух.

— Чего… чего вы от меня хотите?

— Естественно, правды.

— Лэм, я расскажу вам что-то, чего никогда никому не говорил, то, в чем я не признался бы ни единой душе. Время от времени я заходил во «Встречи у Римли». Это было совершенно естественно.

— Собирали материал для вашего романа?

— Не говорите глупостей. Просто мне надо было расслабиться. Когда человек занимается умственным трудом, ему необходимо время от времени развлечься.

— И вы завели интрижку с Билли Прю?

— Дайте же мне кончить.

— Продолжайте.

— Билли Прю как-то продала мне сигареты. Когда я ее увидел, то решил, что она одна из самых красивых девушек в мире.

— И вы стали за ней ухаживать?

— Естественно. Но из этого абсолютно ничего не вышло.

— Что же было потом?

— Потом я всерьез ею увлекся, и боюсь, что мой дядя… в общем, боюсь, что дядя не одобрял моего поведения. Ему не нравилось, что я «потерял голову», как он выражался.

— Что же он сделал?

— Я не знаю, мистер Лэм. Клянусь честью, я этого не знаю.

— Но что вы сами предполагаете?

— Я даже не задумывался над этим.

— Может быть, я моту за вас подумать? — сказал я.

Он посмотрел на меня опухшими, красными глазами —

в них было выражение раненого оленя, не понимающего, почему в него стреляли.

— Ваш дядя считал, что она авантюристка?

— По-моему, это ясно из моего рассказа.

— И тогда он отправился на нее посмотреть и сказал ей, что, если она сделает что-нибудь такое, что оттолкнет вас от нее и излечит от этой привязанности — например, заведет роман с кем-нибудь другим или устроит так, чтобы вы застали кого-то в ее квартире, — в общем, сделает что-то, что лишит вас всяких иллюзий, — тогда он заплатит ей большую сумму денег. Больше, чем она могла надеяться получить, вступив с в^ми в законный брак, а потом разведясь.

Арчи вытащил из кармана смятый носовой платок и начал крутить его в пальцах.

— Я не знаю точно. Не представляю, чтобы дядя Руфус мог сделать что-либо подобное. Не думаю, чтобы Билли стала бы это выслушивать. Я думаю, что она… отвергла бы это.

— При помощи ручки топора?

— Боже мой, вы просто сводите меня с ума своими циничными шуточками. Конечно же нет! Билли и мухи не обидит. Мы не можем вмешивать Билли в эту историю! Мы не должны!

— А что насчет фотографии?

— Я снял ее, как только узнал о случившемся.

— Она сама подарила вам свою фотографию?

— Нет. Я нашел фотографа, который делал ее рекламные снимки, и заплатил ему, чтобы он сделал для меня хороший отпечаток. Она об этом не знает.

— Значит, вы просто стопроцентный…

— Стопроцентный — что?

— Трус, — сказал я и вышел, предоставив ему возможность смотреть мне вслед с упреком и комкать в руках мокрый платок.

Глава 9

Многоквартирный дом, в котором мне только благодаря кое-каким знакомствам удалось снять однокомнатную квартиру, находился в трех кварталах от дома, где жила Берта Кул. Это было даже слишком близко. Дом был шикарный, с автономной телефонной станцией, подземным гаражом и роскошно отделанным вестибюлем. Квартплата при этом была довольно умеренной.

Оставив в гараже машину агентства, я направился в вестибюль и попросил у портье ключи от квартиры 341. Мужчина за стойкой внимательно взглянул на меня:

— Вы недавно здесь живете?

Я кивнул:

— Только сегодня вселился.

— Ах да. Мистер Лэм, так?

— Да.

— Вам просили передать это. — Он протянул мне сложенный лист бумаги и ключи. В записке было сказано: «Немедленно позвони Берте Кул». — А еще вам много раз звонила молодая женщина, буквально каждые пятнадцать минут. Она не оставила своего имени или телефона и сказала, что позвонит еще раз.

— Женщина молодая? — спросил я.

— Ее голос звучит молодо и зовуще, — снисходительно улыбнулся портье.

Сунув записку в карман, я поднялся к себе. Когда я рошел в квартиру, телефон уже звонил. Я закрыл дверь, пошел в ванную, вымыл руки и лицо и стал ждать, когда звонки прекратятся. После этого я подошел к молчащему телефону и попросил телефонистку ни с кем меня больше сегодня не соединять.

— Извините, — ответила мне телефонистка, — я говорила звонившей, что вас нет дома. Мне показалось, она очень расстроилась, и сказала, что это дело чрезвычайно важное.

— Женщина?

— Да.

— Хорошо, соедините меня, если она будет звонить еще раз.

С тех пор как я въехал, у меня еще не было времени распаковать свои вещи. Теперь же я бросил свой мешок на кровать и начал вытаскивать из него барахло. Что хорошо на флоте, так это то, что там учишься сокращать свои пожитки до минимума. Закончив, я зевнул, разобрал постель и вытащил пижаму. В ту же минуту зазвонил телефон. Я снял, трубку.

— Господи Боже мой, — загремел в трубке голос Берты. — Что там с тобой случилось? Ты уже так зазнался, что не можешь позвонить своей начальнице по делу?

— Партнеру.

— Хорошо, партнеру. Почему, черт побери, ты не позвонил сразу же, как вошел?

— Я был занят.

— Ну так теперь ты будешь еще больше занят. У тебя крупные неприятности. Приезжай сюда.

— Куда? *-

— Ко мне домой.

— Увидимся утром, — спокойно ответил я.

— Нет, ты сейчас же приедешь или пожалеешь об этом. Здесь у меня сидит Фрэнк Селлерс, и если он до сих пор не упрятал тебя за решетку, так это только потому, что он мой друг. Ты просто последний идиот, если не хочешь ладить с копами. Я вообще не знаю, какого черта я так о тебе беспокоюсь. Надо было позволить бросить тебя в камеру — может, это чему-нибудь тебя и научило бы.

— Дай трубку Селлерсу, — попросил я,

— Тебе лучше приехать.

— Дай ему трубку.

— Он хочет с тобой поговорить, — сказала Берта кому-то в комнате.

Через секунду голос Селлерса уже рокотал в трубке.

— Послушай, Фрэнк, — сказал я, перебивая его, — я здорово вымотался. И не могу без конца обсуждать с Бертой технические детали. Может быть, ты сам мне расскажешь, в чем суть дела?

— Ты сам прекрасно знаешь, в чем дело, и не строй из себя невинного младенца, или я вобью твои зубы- тебе в глотку. Я подставил свою шею, чтобы вытащить Берту из неприятностей, и из-за этого сам могу вылететь с работы.

— О чем, черт побери, ты говоришь?

— Ты сам знаешь о чем. Из всех кретинских мест, где можно было спрятать орудие убийства, ты выбрал именно это.

— Какое орудие убийства?

— Ручной топорик, болван!

— И где, как предполагается, я его спрятал?

— Не смеши меня, — ответил Селлерс, — Ты так глубоко сейчас завяз, и единственное, что может тебя спасти, — это если сможешь доказать, что абсолютно чист. Если не сможешь, то тебе придется проехаться со мной в участок, и вы лишитесь своих лицензий. Ну так как быстро ты сможешь приехать?

— Ровно через пять минут, — сказал я и повесил трубку.

Квартира Берты находилась на пятом этаже. У меня дрожали колени, когда я вышел из лифта. Внезапно я почувствовал, что ужасно устал. Казалось, что до двери мне надо пройти целую милю. Я нажал кнопку звонка.

Берта сразу открыла дверь. Мой нос уловил запах настоящего шотландского виски. Заглянув в комнату, я увидел Фрэнка Селлерса, сидевшего в рубашке с коротким рукавом задрав ноги на стул и со стаканом виски в руке. Хмурясь, он смотрел в свой стакан и выглядел таким озабоченным, как может выглядеть только коп.

— Входи, входи, — подтолкнула меня Берта, — нечего там стоять и смотреть на меня.

Я вошел. Берта была в бесформенном домашнем платье.

— Господи, — сказала она, — за время нашей работы ты иногда делал опасные вещи, но это первый раз на моей памяти, когда ты выставил себя полным кретином. Надо же было сделать такую глупость. Я думаю, это все ножки.

— Какие еще ножки? — воскликнул Фрэнк Селлерс.

— Когда этот парень видит симпатичную девицу, да еще с длинными ногами, он теряет всякое соображение.

— Ну, тогда мне все понятно, — мрачно заявил Селлерс.

— Ничего, черт возьми, тебе не понятно, — сказал я. — Тебе бы давно уже следовало знать, что если ее слушать, как раз попадешь в дурацкое положение.

Селлерс попытался улыбнуться, но у него вышла только мрачная усмешка.

— Не пытайся задурить мне голову, — сказала Берта.

— Мне очень неприятно это делать, Дональд, но ты завяз по самые уши. Придется вызвать тебя на ковер, а может случиться и так, что ты потеряешь свою лицензию. Может быть, мне и удастся выручить Берту, но ты, похоже, пропал, — проговорил Селлерс.

— Подожди, давай послушаем, что он сам скажет, — напустилась на него Берта. — Не дави так на Дональда.

— Я не давлю на него, я просто говорю парню что к чему.

— Тебе и не нужно ему ничего говорить. У него мозгов столько, сколько у тебя не будет и через тысячу лет, — воинственно заявила Берта.

Селлерс хотел было что-то сказать, но промолчал и отхлебнул виски. Внезапно Берта посмотрела на меня с участием: '

— Ты белый как бумага, дружок. Что с тобой? Ты ведь не собираешься так легко сдаваться, верно? Не думала, что ты примешь это близко к сердцу, — сказала Берта. — Ты сам всегда так говорил. Постой, а ты сегодня обедал?

Я покачал головой. Ее вопрос застал меня врасплох. Я стал вспоминать, что же я сегодня ел, _ц наконец ответил:

— Нет. Насколько я помню, не обедал.

— Это очень на тебя похоже, — сказала Берта. — Вернуться домой больным, с кучей тропических болячек и пониженной сопротивляемостью организма, с наказом избегать волнений и вести спокойный образ жизни — и тут же влезать в дело об убийстве, да еще и не обедать. — И она заявила: — Теперь, черт возьми, я должна что-нибудь для тебя приготовить.

— Здесь недалеко есть заведение, которое еще открыто. Я послушаю, что скажет закон, а потом схожу туда и поем, — попытался остановить ее я.

— Это отвратительное заведение, — рявкнула Берта и решительно двинулась в сторону кухни, мягко колыхаясь всем своим большим телом под свободным домашним платьем.

— Где ты взял топорик, Дональд? — спросил Селлерс.

— Заткнись, — сказала Берта, глянув на него через плечо. — Ты же не собираешься допрашивать парня на голодный желудок? Выпей стаканчик виски, дружочек, и иди сюда, на кухню.

Я взял стакан со скотчем и прошел на кухню. Селлерс поплелся за мной. Берта разбила яйца в миску, положила ломтики бекона на сковородку, поставила на плиту кофейник. Все ее движения были неторопливыми и основательными.

Фрэнк Селлерс сел за маленький столик, поставил перед собой свой стакан, выудил из кармана новую сигару и сказал:

— Так где же ты взял этот топорик?

— Какой топорик?

— Они нашли топорик в машине нашего агентства, дружок, — сказала Берта. — Ручка его была отпилена, так что осталось всего восемь с половиной дюймов, и отпилена неровно. Ее надпилили сначала с одной стороны, потом повернули и пилили с другой.

Селлерс посмотрел на меня. Я спокойно встретил его взгляд, покачал головой и сказал:

— Фрэнк, это для меня новость.

— Расскажи ему, как вышло, что ты обнаружил это, Фрэнк, — сказала Берта. — Я думаю, что этот маленький разгильдяй говорит правду. Ты ведь знаешь, Дональд, что в полиции вовсе не все дураки.

— Знаю.

— Ну вот, мы поехали повидать Арчи Стенберри. Он был убит горем, но узнал об убийстве до того, как мы ему об этом сообщили, и…

— Откуда вы это знаете?

— По тому, как он вел себя. Он играл спектакль, который заранее отрепетировал. Встретил он нас сплошными улыбками, поинтересовался, чем может нам помочь. Мы задали ему несколько вопросов, и он выглядел слишком невинным и сахарным. Потом мы все ему рассказали, и он грохнулся в обморок. Но это определенно был спектакль. Он совершил ту же ошибку, которую совершают многие, — он чуть-чуть переигрывал. Никаких доказательств для суда, но это все равно чувствуется.

Я кивнул:

— Ладно, продолжай, Селлерс.

— Мы сделали вид, что поверили парню, потом кое-что ему рассказали и ушли, но поставили его телефон на прослушивание и оставили там пару ребят, чтобы проследили, кто к нему явится.

Я снова кивнул.

— Ты приехал на машине агентства и зашел в дом. Наши парни решили, что было бы неплохо осмотреть твою машину, просто чтобы проверить регистрационное свидетельство и все такое. Они не узнали тебя и маши-ну агентства тоже не признали. Вспомни, ты ведь некоторое время отсутствовал.

Я снова кивнул.

— Итак, они обыскали машину и в багажнике обнаружили симпатичный маленький топорик с укороченной ручкой. Осмотрев его, они обнаружили на нем кровь. Они захватали его руками, но слишком винить их в этом нельзя. Это же просто пара «топтунов»'. Они знают только свою работу.

Аромат поджаренного бекона, смешанный с запахом свежего кофе, заполнил кухню. Берта аккуратно слила жир со сковородки, перевернула ломтики бекона и включила электрический тостер, сунув в него два ломтика хлеба.

— Как это орудие убийства попало к тебе в машину, Дональд?

— Это действительно было орудие убийства? — спросил я Селлерса.

Он кивнул.

— Черт бы меня побрал, если я знаю.

— Тебе придется придумать что-нибудь получше.

— Этот маленький негодник говорит правду, — объявила Берта.

— г Откуда ты знаешь? — спросил Селлерс.

— Если бы он говорил неправду, то она у него звучала бы чертовски убедительно и он заранее приготовил бы ее. Просто отвечать «я не знаю» могут либо дураки, либо невиновные, а на дурака оц не похож.

Вздохнув, Селлерс посмотрел на меня.

— Хорошо, — устало сказал я, — начнем все сначала. Я взял машину агентства и поехал в офис окружного суда, чтобы просмотреть там. некоторые документы. Затем некоторое время провел в Статистическом управлении. Потом я отправился во «Встречи у Римли». Оттуда меня выставили, и я вернулся в наш офис. Далее я отправился на встречу со свидетелем и оставил машину у его дома…

— Тебе придется рассказать подробнее, — прервал меня Селлерс. — Я имею в виду твоего свидетеля.

— Мой свидетель не имеет никакого отношения к этому убийству.

— Дональд, у тебя нет другого выхода.

— Хорошо. Этот свидетель живет на. Грейлорд-авеню.

— Номер дома?

— Не выйдет, ты можешь все испортить.

— Дональд, его убили этим самым топором. Сейчас я стою между тобой и офисом окружного прокурора.

— Хорошо. Филипп Э. Каллингдон, Саут-Грейлорд-авеню, 906.

— Какое он имеет ко всему этому отношение?

— Никакого, он идет по другому делу.

— В какое время ты к нему приехал?

— Я не помню.

— И как долго ты гам пробыл?

Я. потер подбородок и ответил:

— Я не знаю точно, Фрэнк. Достаточно долго, чтобы можно было подложить в машину топорик.

— Значит, Каллингдон, да?

Я кивнул.

Селлерс неловко поднялся из-за стола, задев его край и чуть было не опрокинув стаканы. Берта оторвалась от плиты и сказала:

— Черт возьми, Фрэнк Селлерс, если ты прольешь это виски, я разобью тебе голову. Эго виски для клиентов.

Селлерс, даже не взглянув в ее сторону, пошел к телефону. Было слышно, как он листает страницы телефонной книги, потом набирает номер и, приглушив голос, с кем-то разговаривает.

— Ты попал как кур в ощип, — сказала Берта.

Я ничего не ответил.

Оторвав бумажное полотенце, Берта сложила его вдвое, постелила на полку над плитой, выложила на него куски поджаренного бекона, чтобы стек лишний жир, добавила в миску с яйцами сливки, все взбила и начала помешивать.

От виски у меня согрелось внутри, и я перестал чувствовать себя так, будто кто-то вынул из меня пробку и из тела вытекли все мои жизненные силы.

— Бедный маленький шельмец, ласково сказала Берта, — хочешь выпить еще?

— Со мной все в порядке.

— Теперь тебе надо поесть, — сказала она. — Поесть и отдохнуть.

Селлерс закончил разговор, потом набрал новый номер. Поговорив, он повесил трубку и вернулся на кухню, по дороге налив себе в гостиной еще виски. Посмотрев на меня изучающим взглядом, он хотел что-то сказать, но вовремя остановился и сел за стол, качнув его еще раз. Берта сверкнула на него глазами, но промолчала.

Через минуту она поставила передо мной тарелку, на которой лежал омлет, золотистые ломтики бекона, тосты с кучей масла и большую чашку кофе с густыми сливками.

— Сахар клади сам, — сказала она. — Я помню, что ты любишь со сливками.

Я положил в чашку сахар и благодарно кивнул. После кофе у меня в желудке окончательно утвердилось приятное тепло. Все было очень вкусно. Впервые за целый месяц я ел с аппетитом. Берта наблюдала за тем, как я ем. Селлерс хмуро смотрел в свой стакан.

— Итак, — сказала Берта, — у нас очень веселая вечеринка.

Ей никто не ответил.

— Ты нашел его? — обратилась Берта к Селлерсу.

Тот кивнул.

— Ну и что? — спросила она.

Селлерс покачал головой.

— Ну и молчи, если тебе так хочется, — огрызнулась Берта.

Она села к столу. Селлерс потянулся и погладил ее по руке.

— Ты молодец, — произнес он.

Берта удивленно посмотрела на него.

— Не будет ничего плохого, если ты расскажешь нам, что у тебя на уме, — сказала она.

— Каллингдон теперь всего боится. Слишком многие пытались заставить его говорить самыми разными способами. Он даже заболел, лежит в постели, — сказал Селлерс.

— Ну и что? — спросила Берта.

Селлерс только покачал головой.

— Разве ты не понимаешь, — попивая свой кофе, сказал я, — он связался с патрульной машиной и его люди уже на пути к Каллингдону, а он сидит и ждет их доклада.

Селлерс посмотрел на меня, потом на Берту:

— Умный мальчик.

— Я же тебе говорила, что у паршивца есть мозги, — заявила Берта.

— Давай вернемся к твоей истории, — сказал Селлерс. — Итак, ты оставил там свою машину. На сколько времени, ты не можешь сказать. Ты видел там кого-нибудь еще?

— Может быть, и видел, но никого, кто имел бы возможность подложить мне орудие убийства.

— Ты называешь мне имена, факты и место, а я сам делаю выводы.

— Не имена, а имя.

— Назови его.

— Пока подожду.

— У тебя будут неприятности.

— Не такие уж серьезные, — сказал я.

А по-моему, серьезные.

Я молча продолжал есть. Берта смотрела на меня так, будто хотела откусить мне голову.

— Если ты ему не скажешь, то я сама это сделаю.

— Замолчи, — потребовал я.

Селлерс выжидательно смотрел на нее.

— Сейчас я ему все скажу, — пригрозила Берта.

— Ты даже не знаешь, о ком речь, — возразил я.

— Черта с два я не знаю. Каждый раз, когда ты тратишь наши общие деньги на покупку сразу трех пачек сигарет, а потом, когда сержант задает тебе простые вопросы, у тебя появляется мечтательное выражение на лице, я знаю, в чем причина, можешь не сомневаться. В одном тебя нельзя обвинить — ты так долго пробыл в южных морях, что твоя голова теперь забита самыми романтическими представлениями о женщинах. Та, которую еще пару лет назад ты бы просто назвал девкой, теперь кажется тебе чудным видением, окруженным небесным сиянием.

Сержант Селлерс с восхищением посмотрел на нее.

— Черт, да ты романтик, — сказал он и хотел было взять Берту за руку, но та резко отдернула свою.

— Ты когда-нибудь получишь от меня по физиономии, если будешь ко мне приставать, — сказала она.

— Вот что мне нравится в женщинах, — защищался Селлерс, — практичность и твердость.

— Фрэнк, женщинам нравится думать, что они женственные и мягкие, — заметил я.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Заткнись наконец, у тебя дцстаточно своих неприятностей, — бросида мне Берта.

Я подвинул к ней через стол пустую чашку и сказал:

— Боюсь, тебе придется поухаживать за мной.

Берта наполнила чашку. Селлерс посмотрел, как она добавляет в. кофе густые желтые сливки, и заметил:

— А я уже не могу пить со сливками.

— Тем хуже для тебя, — отрезала Берта.

Зазвонил телефон. Не дожидаясь, пока Берта возьмет трубку, Селлерс рванулся из-за стола, расплескав мой кофе на блюдце, и выскочил в гостиную.

— Просто слон в посудной лавке, — прокомментировала Берта. — Здоровенный коп, пытающийся казаться цивилизованным. Одну минутку, дружок, сейчас я все сделаю. — Она подошла к раковине, выплеснула из блюдца кофе, долила чашку, вновь поставила ее вперед о мной и сказала: — Держи свою чашку, а то, когда эта горилла опять сядет за этот чертов стол, он его просто перевернет. В чем дело? Берта плохо поджарила бекон?

— Все было очень вкусно.

— Так доешь, что осталось.

Я покачал головой.

— Почему?

— Не знаю. В последнее время со мной всегда так. Чувствую себя очень голодным, потом съем несколько ложек, и начинает болеть желудок. Я бы не смог проглотить больше ни кусочка, даже ради спасения собственной жизни. Я и так съел сегодня больше, чем всегда. Я действительно проголодался.

— Бедненький, — посочувствовала Берта, присев к столу.

Я отпил кофе. Берта по-матерински ласково наблюдала за мной своими маленькими глазками.

Когда через некоторое время сержант Селлерс вошел на кухню, он хмурился и был так поглощен своими Мыслями, что забыл взять свой стакан и долить себе виски. Когда он усаживался за стол, Берта схватила мою чашку с блюдцем и держала их, пока он не сел.

— Ну, что там нового?

— Все в порядке, — сказал Селлерс. — Ребята съезди-, ли и потрясли этого парня. Он сказал, что Дональд у него был и задавал вопросы о случившейся с ним автомобильной аварии. Господи, и на этот раз ты меня провел.

— Каким это образом?

— Когда ты сказал, что это не имеет отношения к нашему убийству. Я готов был поставить двухмесячное жалованье против фальшивого четвертака, что ты заговариваешь мне зубы. Но парень сказал, что твои вопросы касались только данного случая. Потом к нему заявилась девица, назвавшаяся репортером одной из газет, и начала задавать вопросы насчет той же самой аварии. Он позвонил в газету, которую она назвала, узнал, что она это все сочинила, и выгнал ее вон. Насколько я понимаю, — продолжал Селлерс, — Дональд был немного неосторожен, но ой вовсе не дурак. Он нашел этого Каллингдона и поехал поговорить с ним. Девушка поехала туда за ним следом, но Дональд не такой идиот. Он знал, что она следит за ним. Когда она вошла в дом, он стал ее ждать в своей машине. Каллингдон говорит, что подошел к окну, чтобы попробовать разглядеть номер машины этой девицы. Он видел, как она садилась в свою машину. Дональд в то же время вылез из своей и подошел поздороваться с девушкой. Он явно пытался заставить ее говорить. Потом сел к ней в машину, и они уехали. Каллингдон говорит, что Дональд специально обошел ее машину спереди, чтобы та не могла ускользнуть от него, рванув с места. Каллингдон считает, что Дональд очень умный и ловкий парень.

— Он такой и есть, — подтвердила Берта.

— Итак, Каллингдон наблюдал за этими событиями. Он признался, что спустился к машине Дональда и посмотрел регистрационное свидетельство, чтобы проверить, кто он такой. Оказалось, что Дональд сказал ему правду. Он назвал свое настоящее имя и честно сказал, зачем пришел. Это все говорит в пользу Дональда.

Я продолжал молча пить кофе.

— По словам Каллингдона, машина довольно долго стояла у его дома. Он несколько раз выглядывал в окно, и она оставалась на том же месте. Потом он выглянул в очередной раз, и ее уже не было. Он не видел, когда

Дональд подошел, чтобы ее забрать. Теперь, если только Дональд нам расскажет…

Я вытащил бумажник, вынул квитанцию, которую взял у таксиста для отчета о своих расходах, и протянул Селлерсу:

— Этот таксист отвез меня туда.

— А где ты сел в такси? — спросил Селлерс.

— Где-то на Седьмой улице, — небрежно сказал я. — Не могу точно сказать где.

Селлерс тяжело вздохнул:

— Ну ладно, я думаю, с этим все ясно. Кто-то подложил тебе в машину это орудие убийства, пока она стояла у дома Каллингдона. Так кто же, черт возьми, это мог быть?

— А вот это уже дело полиции. Я собираюсь поехать домой и лечь спать.

— Твой друг Каллингдон оценил то, что ты сказал ему правду. И, между прочим, с точки зрения полиции, ты поступил тоже очень хорошо. Каллингдон просил передать тебе, что сумма, выплаченная страховой компанией, составляла семнадцать тысяч восемьсот семьдесят пять долларов. Он считает также, что дело было улажено при условии, что ее адвокаты получат свою долю, и она составила от трети до половины всей суммы.

— Очень любезно с его стороны, — заметил я.

— Это все означает, — хмуро сказал Селлерс, — что ты действительно работал над другим делом. Вот этого я никак не могу понять.

— Но у нас же большое агентство и множество разных дел, — сказала Берта.

Селлерс задумчиво посмотрел на нее и промолчал.

— Ну все, — сказал я. — Еду домой спать, больше не могу.

— Бедняжка, по тебе видно, как ты устал.

Селлерс вместе с Бертой проводили меня до дверей.

— Мне следовало сразу сообразить, — сказал Селлерс, — что ты не мог бы сделать такую глупость — найти орудие убийства и запрятать его в своей машине.

— На ручке были отпечатки пальцев? — спросила Берта нарочито незаинтересованно.

— Только следы пальцев тех парней, что нашли его и долго вертели в руках, прежде чем поняли, что это такое. Убийце хватило ума засунуть орудие убийства в багажник чужой машины, так что он должен был догадаться стереть свои отпечатки.

— А на лезвии? спросила Берта.

— Под микроскопом нашли пятна крови и несколько волосков. Все верно, это орудие убийства.

— Спасибо, — сказал я Берте.

— Всегда пожалуйста, дружок, — почти с материнской нежностью откликнулась она. — Теперь можешь спать. Хорошенько отдохни и не позволяй больше никому надоедать тебе. В конце концов, мы не занимаемся этим делом об убийстве и не будем заниматься. И мы честно отработали двести долларов по другому делу.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — вполне дружески хором ответили мне Селлерс и Берта.

Глава 10

Три квартала, отделявшие меня от дома, показались мне тремя милями. Я спустился в гараж и предупредил служащего, что, очевидно, мне придется взять машину еще раз. Он воспринял протянутые ему два доллара скорее как оскорбление, а не как чаевые, но передвинул несколько машин, чтобы освободить проход, и ткнул большим пальцем в сторону машины нашего агентства:

— Вон она.

Выводить машину мне пришлось самому. Я проехал вниз по улице с полдесятка кварталов и остановился у тротуара. Подождав минут пять, я вновь завел двигатель, прибавил скорость и резко завернул за угол. Потом я пару раз, петляя, объехал по кругу несколько кварталов. Похоже, никто за мной не следил.

Наплывший с океана туман начал опускаться, и заметно похолодало. Сырость пробирала меня до костей. Я знал, что через некоторое время слабость во всем теле — последствия пребывания в тропиках и подхваченной там лихорадки — даст себя знать. Мне станет холодно и начнет трясти, как в приступе малярии. Но эти приступы обычно продолжались не более двух минут, потом я вновь становился самим собой. Это была простая слабость.

Я доехал до Дворца правосудия, нашел удобное место на стоянке и поставил машину. Пришлось ждать полчаса, которые показались мне вечностью. Наконец из освещенного подъезда вышла Билли Прю. Она посмотрела по сторонам, повернула направо и быстро пошла деловой походкой, будто точно знала, куда идет.

Подождав, пока она отойдет на квартал, я завел мотор и медленно поехал за ней. Через пару кварталов она начала оглядываться в поисках такси. Подъехав поближе к тротуару, я опустил стекло и спросил:

— Подвезти?

Вначале она посмотрела на меня с сомнением, потом узнала и ужасно разозлилась.

— Вы можете сесть, это вам ничего не будет стоить, — сказал я.

Она сердито распахнула переднюю дверцу:.

— Так это вы меня заложили. Мне следовало бы догадаться.

— Не валяйте дурака, — устало сказал я. — Я стараюсь дать вам шанс.

— Откуда вы узнали, что я буду здесь?

— Это долгая история.

— Будет лучше, если вы мне расскажете.

— Кто-то подложил в мою машину орудие убийства, пока она стояла у дома Каллингдона.

Ее удивленное восклицание могло быть хорошо разыгранным, а может быть, и нет.

— Естественно, они учинили мне головомойку. Берта Кул, мой партнер, считает, что это вы подстроили мне ловушку.

— Она разболтала об этом полиций?

— Не будьте дурой. Она не настолько глупа.

— Так как же это случилось, что…

— Берта была в расстроенных чувствах. Она съязвила что-то насчет того, что я купил у вас нб одну, а три пачки сигарет, а Фрэнк Селлерс, полицейский из отдела по расследованию убийств, сделал вид, что ничего не заметил. Вот тут-то я и понял, где вы находитесь.

— Ничего не понимаю!

— Селлерс не так уж глуп. Если бы он не знал о вас все, то сразу бы зацепился за эти три пачки сигарет и вытащил бы из Берты всю нужную ему информацию и знал бы точно, за чем он охотится. Но он это проигнорировал, просто сделал вид, что не услышал ее слов, и тогда я понял, что он уже все о вас знает. Ну а если он все о вас узнал, до того как предъявил мне обвинение в убийстве, можно было поклясться, что вы уже в офисе окружного прокурора. Единственно, чего я не знал, так это выпустят они вас или задержат. Я не мог бы ждать здесь еще больше получаса, но я…

Внезапно меня опять начало трясти. Я притормозил и поехал медленно, крепко вцепившись в руль, чтобы не было видно, как у меня дрожат руки. Билли Прю внимательно смотрела на меня. Через минуту приступ прошел, и я вновь прибавил скорость.

— Итак, я вышла от окружного прокурора, и вы меня ждали. Для чего?

— Чтобы вас увидеть.

— Зачем?

— Сравнить наши впечатления.

^ — О чем?

— О том, как могло орудие убийства попасть ко мне в машину, пока она была припаркована у дома Каллин-гдона.

— Я ничего об этом не знаю.

— Подумайте еще.

— Дональд, я говорю вам правду: я действительно не знаю.

— Мне не нравится, когда из меня Делают козла отпущения, — сказал я. — И, когда мне что-то не нравится, я стараюсь с этим разобраться.

— Говор» же вам, я ничего об этом не знаю.

— Давайте посмотрим на вещи иначе. Вы отправились к Каллингдону. Вы были очень напуганы. Вам нужен был свидетель. Вы выбрали меня и наплели мне Бог знает что о том, как вы нашли тело Стенберри. Потом вы направились к Римли, и я не стал вас там дожидаться, как вы и предполагали. Мне пришлось пройти пешком полдесятка кварталов, прежде чем я поймал такси, которое довезло меня до дома 906 по Саут-Грейлорд-авеню. Там я взял свою машину и поехал на ней в свое агентство, поговорил с партнером, а затем отправился к Арчи Стенберри.

— Ну? — поторопила она, когда я остановился.

— У Римли было полно времени, для того чтобы подложить ко мне в машину этот топорик."

— Вы действительно считаете, что он поехал туда и засунул эту штуку…

— Не говорите глупостей. Он просто снял телефонную трубку и сказал кому-то: «Машина Дональда Лэма стоит у дома 906 на Саут-Грейлорд-авеню; Было бы замечательно, если бы полиция обнаружила в ней орудие убийства, так как он был с Билли Прю, когда было обнаружено тело. Полиция решит, что он в этом замешан…»

— Вздор! — прервала она меня.

— Я знаю, такую штуку нетрудно проделать.

— Если бы вы немного подумали своей головой, то сообразили бы, что Питтман Римли никогда в жизни такого не сделал бы. Ведь как только вы будете втянуты в это дело, полиция начнет проявлять внимание и ко мне. Именно поэтому-то меня и вызвали в офис окружного прокурора и там терзали. Я вначале не могла понять причину, а теперь понимаю, что вы просто меня одурачили.

Я подъехал к тротуару и остановился. Это была тихая деловая улица, где не было оживленного движения и ярких огней. Маленькие одноэтажные магазинчики все уже были закрыты.

— Дальше мне придется идти пешком? — спросила она.

— Нет, просто мне надо вам кое-что сказать.

— Давайте говорите.

— Когда я впервые пришел во «Встречи у Римли», вы велели мне уйти оттуда. Но я не ушел. Затем официант пригласил меня в офис самого Римли. Тот тоже велел мне уйти и больше не приходить.

— Давайте расскажите мне что-нибудь, чего я еще не знаю.

— Наручные часы Римли шли на час вперед. Каминные часы в его кабинете тоже.

Она сидела совершенно неподвижно. Я не слышал даже ее дыхания.

— Это для вас новость?

Она не шевельнулась.

— Мы нашли труп Руфуса Стенберри в вашей ванной, и часы на его руке показывали время на час назад.

— И какой же вывод, мистер Умник, вы из этого сделали? — спросила она, стараясь перевести все в шутку, но это ей плохо удалось.

— Из этого я делаю вывод, что Римли создавал для себя алиби. Он-специально переставил свои наручные и каминные часы на час вперед. Вполне возможно, что незадолго перед тем Стенберри пошел в туалет и снял часы, чтобы помыть руки, а служителю в туалете было приказано переставить их стрелки на час вперед.

— На час вперед? — сказала она без всякого выражения.

— Именно это я и сказал.

— Но вы только что сказали, что, когда мы нашли тело, его часы опаздывали на час.

— Что, мне поставить все точки над i?

— Раз уж вы начали ставить все по местам, закончите это так же виртуозно.

— Римли готовил себе безукоризненное алиби. Стенберри зашел к нему в кабинет уже после того, как его часы были переставлены. Римли как бы случайно обратил его внимание на время. Стенберри не думал, что уже так поздно, но он сверил свои часы с часами Римли на камине, а потом, чтобы еще больше его убедить, Римли показал ему свои наручные часы. Ну а с этого момента, как говорится, слишком много кухарок стали портить бульон.

— Что вы имеете в виду?

— Когда вы обнаружили тело Стенберри, то уже знали, что его часы идут на час вперед. Вы не знали, сколько же времени на самом деле, так как у вас нет ручных часов. Вы просто посчитали само собой разумеющимся, что наручные часы Стенберри идут на час вперед, поэтому переставили их на час назад. Но кто-то еще, кто тоже обэтом знал, уже успел перевести их на час назад.

Она долго молчала. Так долго, что я решил проверить, не в обмороке ли она.

— Ну?

— Мне нечего вам сказать, во всяком случае, вам.

Я завел мотор.

— Куда мы едем?

— Домой к Берте Кул.

— А что там у Берты Кул?

— Сержант Фрэнк Селлерс из отдела по расследованию убийств.

— И что вы собираетесь сделать?

— Собираюсь рассказать ему все, что я рассказал вам, а дальше пусть он сам с вами беседует. Я и так чересчур долго выставлял себя дураком.

Она переваривала это еще десять кварталов, потом протянула руку и повернула ключ зажигания.

— Ладно, — сказала она, — остановитесь.

— Будете говорить?

— Да.

Я подъехал к тротуару, остановил машину, откинулся на спинку сиденья и сказал:

— Ну, вперед.

— Если они узнают, что я вам это рассказала, они меня убьют.

— В противном случае вас арестуют за убийство первой степени.

— А вы можете быть твердым, когда захотите.

И в этот момент я почувствовал приближение нового приступа дрожи, как будто холодный туман пронизывал меня до костей, и успел только угрожающе произнести:

— Я такой же твердый и холодный, как тюремная решетйа.

— Ладно, — примирительно сказала она. — Что вы хотите узнать?

— Все.

— Дональд, я не могу рассказать вам все. Я расскажу только то, что касается лично меня. Этого достаточно, чтобы вы поняли, что я вас не подставляла. Но я не могу говорить о том, что касается других людей.

— Вы расскажете мне все прямо здесь, и немедленно, в противном случае вас ждет допрос третьей степени у сержанта Селлерса. Решайте сами.

— Это нечестно, — сказала она.

— С моей стороны это честно.

— Нечестно так поступать со мной.

— Подумайте сами. Я уже неоднократно подставлял из-за вас свою голову, и мне это надоело. Пора вам платить по моим счетам. Начинайте прямо сейчас.

— Я могу выйти из машины и уйти. Вы не посмеехе удержать меня силой.

— Попытайтесь, посмотрим, что из этого получится.

Меня опять затрясла, но, поглощенная своими собственными проблемами, она этого не замечала. Посидев молча секунд десять, она спросила:

— Как вы думаете, каким образом Руфус Стенберри получил свое состояние?

— Вам лучше знать.

— Шантажом.

— Продолжайте.

— Очень долго мы этого не знали. -

— Кто это «мы»?

— Питтман Римли.

— И что же произошло, когда он это обнаружил?

— Он заволновался.

— Расскажите мне о шантаже.

— Это не был обычный шантаж. Он был умен как дьявол. Он делал все очень тонко и красиво — знаете, такие мелочи, которые приносят большие деньги.

— Например, с миссис Крейл?'

— Совершенно верно. Он не стал трогать ее из-за ерунды, а дождался, пока она вышла замуж и разбогатела. И он проделал все так, что у нее не осталось пути назад. Он собирался продать ей здание за цену втрое выше настоящей.

— Неплохой бизнес, если разобраться.

— Он его хорошо наладил. Он устраивал все так, что никто ничего не мог поделать. Чаще всего его жертвы не были с ним даже знакомы. Он мог шантажировать людей, которых никогда в жизни не видел.

— Как же так?

— Он создал своего рода организацию — настоящую секретную службу, которая поставляла ему информацию. Но его хитрость состояла в том, что он мог держать при себе эту информацию месяцы и даже годы, пока не наступал подходящий момент. И тогда в доме жертвы раздавался телефонный звонок — всего один звонок.

— И что же ей говорили?

— Так, небольшая угроза и предложение заплатить наличными его дорогому племяннику Арчи. После этого могло быть послано одно или два анонимных письма, но чаще всего первый звонок оказывал такое страшное действие на жертву, что с остальной частью работы мог справиться и Арчи.

— Когда я пришел, глаза Арчи опухли от слез, — заметил я. — Полагаю, он разломил сигарету и положил по крупинке табака в каждый глаз. Я сам видел у него на туалетном столике разломанную сигарету и помог ему вынуть соринку из глаза.

Билли ничего не ответила.

— На стене в спальне Арчи висела ваша фотография.

— Он снял ее? — быстро спросила она.

— Да, снял. Он сказал, что подкупил вашего фотографа… Это была ваша рекламная фотография.

— Ему сперва следовало бы сказать «шантажируя». Арчи просто недоумок. А вот у его дядюшки были мозги, и он был опасен.

— И на каком же этапе присоединился Римли? Только не говорите мне, что тоже шантажировали — это просто смешно.

— В каком-то смысле шантажировали, но не прямо, а косвенно.

— Как?

— Шантажировали клиентов Римли. Его заведение как раз и использовалось для сбора информации. Но он действовал очень скрытно и успел очень многое провернуть, прежде чем мы догадались, что происходит. Только случай с миссис Крейл раскрыл нам глаза. Конечно, Римли был кровно заинтересован в этом деле. Его договор на аренду истекал через девяносто дней после договоренности о продаже здания.

— Значит, миссис Крейл на самом деле не хотела покупать, а Римли не хотел; чтобы Стенберри продавал дом?

— Примерно так.

— Чем же закончилась эта сделка?

— Этого я не знаю. Мне известно только, что у Стенберри в сейфе было полно бумаг, и мы их получили.

— И кто же их взял из сейфа?

— Я, — просто ответила Билли.

От удивления меня так и подбросило на сиденье.

— Вы их достали из сейфа? Когда?

— Сегодня утром.

— Каким образом?

— Это произошло почти так, как вы и предполагали. Вы знаете мужской туалет во «Встречах у Римли». Там есть цветной служитель, который включает воду, опрыскивает все дезодорантом, подает мыло и полотенце, стоит, держа наготове щетку, готовый вам услужить, как только вы вытрете руки. Конечно, он получает при этом щедрые чаевые. Стенберри обычно так тщательно мыл руки, будто хотел отдраить их до дыр. Войдя в туалет, он снял наручные часы и протянул их служителю, которого Римли заранеё проинструктировал переставить их на час вперед.

— И что потом?

— Потом, как только Стенберри вернулся в зал к своему столику, Римли послал за ним. Конечно, Рим-ли уже переставил каминные часы и свои наручные.

— Хорошо, — сказал я, — с этим более или менее ясно. А теперь расскажите, как он оказался в вашей квартире.

— Вы сами не догадались?

— Нет.

— Он шантажировал и меня.

— Чем?

Она засмеялась:

— Я сама подкинула ему наживку. Когда Римли ре шил прекратить эту его деятельность, ему потребовалась приманка. Он выбрал меня. /

— И что же? /

— Арчи Стенберри пытался слегка за мной улаживать. Я позволила ему заглотнуть крючок и сообщить об этом своему дядюшке. Дядюшка попался на эту наживку.

— Что же он о вас выяснил?

— Меня разыскивали по обвинению в убийстве.

— Были основания?

— Конечно, нет. Все было подстроено. У меня были вырезки из старых газет и несколько изобличающих меня писем, которые я сама себе написала, и еще кое-что. Все лежало в ящике стола, где Арчи смог легко это найти. Он все обнаружил, прочел и передал дяде.

— И что же сделал дядя?

— Явился ко мне в тот день. Разве вы еще не поняли, каков был сценарий?

— И вы стукнули его по голове топориком?

— Не говорите глупостей. Я угостила его виски, в которое подсыпала лекарство. Эта смесь должна была отключить его примерно на час с четвертью.

— Теперь я понимаю, что произошло. У вас было назначено с ним свидание на определенный час. Вы сделали какое-то замечание о времени, когда он вошел, так что ему пришлось посмотреть на часы и убедиться, что он пришел вовремя. Затем, когда он потерял сознание, вы опять поставили его часы правильно, то есть перевели назад, чтобы, придя в себя, он услышал от вас, что отключился всего минут на десять. Постарались бы убедить его, что это был сердечный приступ, и так далее.

— Именно так.

— Что же вы делали в течение этого часа и пятнадцати минут?

— Примерно сорок пять минут я изображала взломщика.

— Вы не оставили после себя-никаких следов?

— Не думаю.

— Как же вам это удалось?

— Примерно с месяц назад я сняла квартиру в «Фул-роз-Эпартментс». Я была очень осторожна и приходила туда только тогда, когда была уверена, что Стенберри нет дома. И даже тогда я часто оставалась там только ночевать, чтобы горничная видела, что в кровати кто-то спал. По легенде, я была газетным репортером, писала статью и постоянно разъезжала между Нью-Йорком и Сан-Франциско. Когда бы пришло время покинуть квартиру, я бы объяснила, что так много времени провожу в Сан-Франциско, что будет дещевлеюстанавливать-ся здесь в гостинице.

— Давайте выкладывайте дальше.

— Это почти все. Он выпил это питье, опьйнел и направился в ванную. Там он на ходу отключился и почти упал в ванну. Я вытащила ключи из его кармана. Мы уже выяснили, что шифр к сейфу есть в его записной книжке и он должен выглядеть как номер телефона. Руфус Стенберри никогда не полагался только на свою память. Это оказалось очень легко. Я просто влетела в «Фулроз-Эпартментс», поднялась в свою квартиру, потом по коридору прошла к квартире Стенберри, открыла дверь его ключом, набрала комбинацию сейфа и выгребла из него все, что там было из компрометирующих документов, и на других тоже. Мы раз и навсегда прикрыли Руфусу Стенберри дело с шантажом.

— И что потом?

— Вы же знаете. Я вернулась к себе домой. Он был мертв.

— Что вы сделали с ключами?

— Я положила их обратно ему в карман.

— А потом?

— Я позвонила Римли. Он велел мне быстро смываться, ехать домой к Филиппу Каллингдрну и выяснить у него, что он знает об Ирме Бегли, которая столкнулась с ним в автомобильной аварии.

— Вы спросили его зачем?

— Да.

— И что он сказал?

— Что Ирма Бегли — это миссис Крейл.

— Кто назвал вам сумму, которая была выплачена по соглашению, и рассказал о других исках?

— Римли.

— По телефону?

— Да.

— И что он вам велел сделать после этогб?

— Он приказал собрать эти данные о миссис Крейл, затем мне нужно было найти свидетеля, так, чтобы это выглядело совершенно случайно. Я должна была вместе с ним войти в свою квартиру и обнаружить в ванной тело.

— И вы выбрали в качестве такого свидетеля меня?

— После того как вы сами вмешались в мою игру, я подумала, что вы будете идеальным свидетелем. Но вы оказались слишком хороши. Из-за моих ключей вы сразу обо всем догадались.

— А откуда такой внезапный интерес к миссис Крейл? — спросил я.

— Потому что она была вместе со Стенберри во «Встречах у Римли» и ушла вместе с ним. А когда мистер Стенберри отъехал на своей машине, она последовала за ним.

— Откуда вам это известно?

— Мне сказал Римли.

— А ему откуда известно?

— Не знаю.

— И вам кажется, мистер Римли подозревает, что миссис Крейл замешана в убийстве?

— Я думаю, он считает, что было бы неплохо иметь достаточно улик против… Ох, Дональд, я не знаю, что там думает мистер Римли. Он очень сложный человек.

— Ладно, давайте вернемся к убийству. Итак, вы положили в стакан Стенберри лекарство. Где вы его взяли?

— Его мне дал Римли.

— Вы когда-нибудь раньше так поступали?

— Никогда.

— Теперь расскажите мне. точно, что вы делали после того, как оставили Стенберри в своей квартире. Вы заперли дверь, так?

— Нет, я не закрывала ее на замок.

— Почему?

— Мне было сказано ее не закрывать.

— Кем?

— Римли.

— Какой в этом был смысл?

— Я должна была оставить Стенберри записку, в которой говорилось: «У вас был сердечный приступ. Я выскочила в аптеку за лекарством». Эту записку я должна была вложить ему в руку. В таком случае, если бы он пришел в себя до моего возвращения, я могла бы объяснить свое отсутствие.

— Хорошо, с этим все ясно. Но почему вы должны были оставить дверь квартиры незапертой?

— Незапертой и слегка приоткрытой, так, чтобы Стенберри подумал, что я выскочила из квартиры в спешке.

— Чья это была идея?

— Конечно, Римли.

— Мне это не по душе.

— Почему же?

— Если то, что вы говорите, правда, то это выглядит так, будто Римли все время подставлял вас. Все очень удобно устроено, отличный случай для убийства. Мужчина теряет сознание в вашей квартире. Вам приказали оставить дверь открытой, а вас послали с таким поручением, что… Нет, подождите минутку!

— В чем дело, Дональд?

— Римли слишком для этого умен. Если бы он хотел вас подставить, он не стал бы бить Стенберри топориком по голове. Он мог. просто накрыть его лицо подушкой и задушить, а выглядело бы это так, что ваше снадобье подействовало ему на сердце. Нет, удар по голове топором — это слишком грубо. Это не вписывается в сценарий Римли. Теперь мне ясно, почему его интересовала миссис Крейл. А ваша записка все еще была в руке Стенберри, когда вы вернулись?

— Да.

— Что вы с. ней сделали?

— Уничтожила.

— Да, все сходится. Это был хороший план. Стенберри пришел к вам на свидание без опоздания. Ему, естественно, не могло прийти в голову, что его часы подведены сначала на час вперед, а потом обратно на час назад. Скорее он мог бы заподозрить, что в питье что-то было добавлено, но вряд ли бы он подумал, что у вас хватит времени воспользоваться его ключами — ведь заполучить ключи было очень важно?

— Конечно. Ключи были совершенно необходимы. У него в двери был замок, который нельзя открыть отмычкой. Кроме того, на внутренней стальной двери его сейфа тоже стоял секретный замок, и еще один замок был на специальном отделении внутри самого сейфа, в котором лежали компрометирующие документы.

— С одной стороны, все могло сработать, как вы планировали, — задумчиво сказал я, — но с другой, это могла быть идеальная подставка для убийства, только…

Неожиданно она придвинулась ко мне и обняла меня за шею, прижавшись ко мне лицом. Удивленный, я попытался освободиться, но она с силой притянула меня к себе и прошептала в ухо:

— Скорее. Из-за угла вывернула патрульная машина. Сделайте вид, что вы меня целуете. Если они поймают нас вместе сидящими в машине, они.-..

Ей не надо было больше ничего объяснять. Я стал целовать ее.

— Не так платонически, черт возьми, — пробормотала юна.

Я покрепче прижал ее к себе. Ее полные губы приоткрылись, и она прижалась ко мне всем телом. Я услышал, как рядом остановилась машина.

— Мы же не в воскресной школе, — прошептала она.

Я прибавил страсти. В лицо мне ударил луч света.

Грубый-голос произнес:

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Я отпустил Билли Прю и заморгал от яркого света.

— Что это такое, черт побери? Это же деловая улица.

Билли Прю быстро глянула на него, потом закрыла лицо руками и начала всхлипывать. Луч света от фонаря обежал машину.

— Дайте мне на вас взглянуть, — сказал коп.

Я повернул лицо к яркому свету. Он разглядел следы помады на моем лице, взлохмаченные волосы, сбившийся набок галстук и сказал: — Ладно, убирайтесь отсюда к чертовой матери, а в другой раз езжайте в мотель.

Заведя мотор, я дал полный газ, и мы уехали.

— Вот это да! — сказала Билли Прю. — Мы едва не попались.

— Ты быстро нашлась, — заметил я.

— Пришлось. Господи, Дональд, тебе что, всегда нужно столько времени, чтобы раскачаться?

Только я собрался ей ответить, как вдруг почувствовал приступ дрожи, и то потрясение, которое я испытал, когда Билли начала. целовать меня, чуть це свалило меня с ног. Я попытался остановить машину, но прежде чем смог что-то сделать, та начала выписывать кренделя по всей улице.

— Черт возьми, что с тобой?

— Тропики превратили мою кровь в простую воду, а ты… ты заставила ее закипеть.

С большим трудом я остановил машину, и Билли пересела за руль.

— Послушай, — сказала она, — тебе надо немедленно лечь в постель. Где ты живешь?

— Только не в мою квартиру. Туда нам нельзя.

— Почему?

— За ней наблюдают люди Фрэнка Селлерса.

Она ничего не сказала и завела двигатель.

— Куда? — спросил я.

— Ты же слышал, что нам посоветовал коп.

Глава 11

Я смутно различал белые огни на галерее и ряд маленьких, аккуратно оштукатуренных бунгало. Я слышал, как Билли говорит: «Мой муж… он болен… вернулся из тропиков… спасибо… Дайте еще одеяла… да, двойной номер»,

В мое сознание проник звук льющейся воды. Потом я обнаружил себя в постели завернутым в горячее полотенце. Это немного успокоило 'мои скачущие нервы, и подергивания мышц прекратились. Надо мной склонилась Билли Прю.

— Теперь спи.

— Я должен раздеться.

— Ты уже раздет, глупенький.

Я закрыл глаза. Тепло обволокло меня, и я внезапно погрузился в сон.

Проснулся я от яркого света солнца, заливавшего кровать, и почувствовал аромат свежего кофе. Я протер глаза. Дверь тихо отворилась, и на пороге появилась Билли. Она сразу успокоилась, увидев, что я уже проснулся.

— Привет, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?

— По-моему, прекрасно. Господи! Как я отключился вчера вечером!

— Ничего страшного с тобой не произошло, просто слабость и обморок.

— Где ты взяла кофе?

— Я ходила за покупками. Через квартал отсюда есть магазин.

— Который сейчас час?

— Откуда мне знать, черт возьми, у меня же нет часов. Если помнишь, ты сам мне вчера указал на это, когда пытался повесить на меня убийство.

Мгновенно, в моей памяти всплыли все проблемы, связанные с убийством Стенберри.

— Мне нужно позвонить в офис, — сказал я.

— Прежде всего ты должен поесть, — заявила она. — Ванная в твоем распоряжении, но долго не задерживайся, потому что я приготовлю вафли.

Билли вернулась на^ кухню, а я отправился насладиться горячей ванной. Потом оделся, причесался и вышел на кухню. Я был ужасно голоден.

Билли посмотрела на меня задумчивыми глазами:

— Ты хороший парень, Дональд.

— Что я сделал на этот раз?

— Что в тебе есть от джентльмена, так это то, что ты не делаешь тех вещей, которых ты не делаешь, — улыбнулась она.

— Как мы здесь записаны? — спросил я.

Она ничего не ответила, просто смотрела на меня и улыбалась. Я съел совсем немного, как вдруг мой желудок опять свело так, что я даже не смог проглотить куска. Я отодвинул от себя тарелку.

— Выйди на террасу и посиди на солнышке, — сказала Билли. — Если женщина, которая здесь распоряжается, заговорит с тобой, не смущайся. У нас не было никакого багажа, и она думает, что мы живем в грехе, но у нее сын тоже служит на флоте.

Я вышел и уселся на солнышке. Мотель был расположен за городом, и передо мной почти до самого горизонта расстилалась долина, а дальше цепочка покрытых снегом вершин выделялась на фоне' голубогсГ неба.

Я устроился поудобнее и расслабился. Вскоре ко мне подошла управляющая мотелем и представилась. Она рассказала о сыне, который плавал на миноносце где-то в Тихом океане. Я сказал ей, что тоже служил на миноносце и, вполне возможно, встречал ее сына, мог даже разговаривать с ним, не зная его имени. Она посидела рядом со мной в оранжево-желтых лучах, и мы помолчали, оба погруженные в свои мысли.

Через некоторое время вышла Билли Прю и села рядом. Вскоре она напомнила, что нам пора ехать. Хозяйка тоже поднялась и извинилась, сказав, что ей надо идти. Она явно н$ хотела нас слушать, лишний раз демонстрируя, что у нас нет багажа.

Билли села за руль моей машины, и мы поехали в сторону города.

— Сигарету? — спросил я.

— Только не когда я за рулем, Дональд.

— Ах да, совсем забыл.

Мы уже подъезжали ко «Встречам у Римли», когда она внезапно спросила:

— О чем ты собираешься доложить своему приятелю, сержанту Селлерсу, из того, что я* тебе рассказала?

— Ни о чем.

Она подъехала к тротуару и затормозила. Мягкие пальцы нежно, но сильно сжали мою руку.

— Ты хороший парень, Дональд, даже несмотря на то, что…

— Несмотря на что? — спросил я.

Она открыла дверцу машины:

— Несмотря на то, что ты разговариваешь во сне. Пока, Дональд.

Глава 12

Было уже половина первого, когда я поставил машину на стоянку возле нашего агентства и поднялся к'себе. Элси Бранд уже ушла обедать. Из кабинета Берты раздался скрип кресла, потом ее тяжелые шаги. Дверь распахнулась. Берта Кул стояла на пороге, глядя на меня с выражением холодной злобы.

— Ты! — закричала она.

— Точно.

— Что б тебя черт побрал! Что ты о себе воображаешь? На кого ты похож? Вчера я думала, что ты совсем измотался. Ты был похож на привидение! Я надрываюсь, готовлю для него омлеты, а он шляется неизвестно где!

— Ты хочешь ссориться обязательно в приемной, так, чтобы нас слышали клиенты? — спросил я, усаживаясь в кресло и беря в руки утреннюю газету.

— Ты мерзкий, неблагодарный и хладнокровный наглец! Берта потратила восьмидолларовую бутылку виски на этого болвана из полиции, чтобы тебе помочь, а ты….

— Люди ходят по коридору и могу услышать, Берта. Может быть, за дверью стоит наш будущий клиент…

Берта заорала еще громче:

— Мне наплевать, сколько там клиентов стоит за нашей дверью! Я хочу высказать тебе все, и тебе придется это выслушать! Если ты думаешь, что можешь вернуться сюда просто так и…

На дверном стекле появилась тень чьей-то фигуры, и я молча указал на нее Берте. Она с явным усилием взяла себя в руки.

Кто-то попытался открыть дверь, поворачивая ручку. Набрав полную грудь воздуха, Берта произнесла:

— Посмотри, кто там, дружок.

Отложив газету, я пересек комнату и открыл дверь. Передо мной стоял мужчина средних лет, с длинным костистым носом, высоким лбом и широкими скулами. За стеклами его очков хитро поблескивали серые глаза.

— Миссис Берта Кул? — спросил он.

Манеры Берты сразу резко изменились.

— Да. Чем могу вам помочь?

— Прежде всего разрешите мне представиться. Я Фрэнк Л. ГлиТисон, старший партнер адвокатской конторы «Косгейт и Глимсон». А теперь, миссис Кул, мне хотелось бы, чтобы вы кое-что для меня сделали.

Он вытащил из кармана какую-то бумагу и протянул Берте. Та машинально взяла ее и сказала:

— Мистер Глимсон, мы выполняем очень много поручений адвокатских фирм. Мы даже специализируемся в этой области. Дональд, убери газету. Мистер Глимсон, это Дональд. Лэм, мой партнер. Он служил на флоте. Только что вернулся, но уже целиком погрузился в работу. Итак, чего же вы желаете? Что это за бумага? — С этими словами Берта развернула документ. —

Что-что? Зажарьте меня, как устрицу! Что эго, черт вас побери!

Глимсон поднял руку:

— Одну минутку, миссис Кул, одну минутку. Позвольте мне все объяснить.

— К дьяволу ваши объяснения! — вопила Берта. — Ото повестка а суд по делу «Миссис Ролланд Б. Лид-филд против Эстер Уитсон и Берты Кул». Что вы хотите, черт возьми, этим сказать?

— Одну минутку, миссис Кул. Пожалуйста, одну минутку. Дайте мне все объяснить.

Берта продолжала перелистывать страницы документа.

— Пятьдесят тысяч долларов! — завизжала она. — Пятьдесят… тысяч… долларов!

— Совершенно верно, — кисло подтвердил Глимсон. — И если вы будете и дальше так себя вести со мной, миссис Кул, это действительно будет стоить вам пятьдесят тысяч долларов.

На мгновение Берта онемела. Глимсон же мягко продолжал:

— Миссис Кул, я готов сделать вам предложение, деловое предложение, именно поэтому я сам лично принес вам эту бумагу.

Глимсон оглядел меня и послал мне любезную улыбку.

— Конечно, миссис Кул, — продолжал он успокаивающе, — на самом деле мы не думаем, что вы были так неосмотрительны. Мы считаем, что в этом дорожном инциденте нужно целиком винить только Эстер Уитсон. — И он широко улыбнулся Берте.

Берта угрожающе выдвинула челюсть вперед и сказала:

— В чем же ваше предложение?

— Нет, миссис Кул, вы еще сердитесь на меня.

— Вы совершенно правы, — закричала Берта, — я сержусь на вас.

— Миссис Кул, я совсем не собираюсь злоупотреблять своим преимуществом, ведь я юрист, а вы нет. Я собираюсь объяснить вам соответствующую статью закона. Раньше считалось, что оправдание одного из правонарушителей влечет за собой и оправдание другого. Однако теперь этот принцип изменен, вернее, в него была внесена ясность нашим судопроизводством. В деле Рамсея против Пауэрса было установлено, что, когда было совершено гражданское правонарушение и истец утверждал, что двое или более участников совместно совершили такое же нарушение…

— Какое мне дело до правонарушений? — прервала его Берта.

— Разве вы не понимаете, миссис Кул? Единственное, что вы должны сделать, — это помочь нам доказать, что во всем виновата только мисс Уитсон, и тогда с этим будет покончено. Но в законе есть одна особенность, миссис Кул. В нем говорится, что, для того чтобы можно было получить у некоего лица показание под прися-4 гой, данное лицо должно выступать как одна из сторон в этом деле. Я не хочу сказать, миссис Кул, что собираюсь предъявить вам иск только затем, чтобы получить ваши показания, но я должен сказать, что хочу получить ваши показания под присягой прямо здесь, в вашем офисе, сегодня в три часа дня. И если вы подтвердите, что данный инцидент случился целиком по вине Эстер Уитсон, мы будем просить суд прекратить дело против вас на основании того, что ответственность ваша не доказана.

И мистер Глимсон лучезарно улыбнулся.

— Предположим, что ваш клиент — как ее фамилия? — спросила Берта.

— Миссис Ролланд Б. Лидфилд, — ответил Глимсон.

— Хорошо. А если предположить, что виновата сама миссис Лидфилд?

Сложив вместе длинные пальцы обеих рук, Глимсон усмехнулся:

— Мне кажется, миссис Кул, вы недооценили значение того, что я только что сказал вам. Если этот несчастный случай произошел по недосмотру мисс Уитсон, вот тогда мы обратимся в суд с просьбой закрыть дело.

— Это что, черт возьми, шантаж? — воскликнула Берта.

— Моя дорогая миссис Кул! Моя дорогая миссис Кул!

— Я вам не дорогая, — сказала Берта. — Что за всем этим стоит, хочу я знать?

— Мы хотим получить ваши показания под присягой, миссис Кул. Мы полагаем, что имеем право зафиксировать ваши показания, так что когда дело будет-направлено в суд, мы будем точно знать, с чем нам придется столкнуться. Слишком часто, миссис Кул, свидетели меняют свои показания в суде. Вы думаете, что с делом все в порядке, а потом в суде выясняется… В конце концов, миссис Кул, вы знаете жизнь, вы должны понимать такие вещи.

— Я ничего в этом не понимаю, — заявила Берта, — за исключением того, что вам не удастся втянуть меня в это дело. Если вы собираетесь доказывать мою халатность, то я этого не потерплю!

Глимсон громко рассмеялся, откинув голову назад:

— Вы прекрасно выразили свою мысль, миссис Кул. Но не почувствуете ли вы себя в глупом положении, когда в суде вам придется объяснять, почему вы назвали себя Боскович?

Зазвонил телефон, и я взял трубку на столе у Элси. Голос в трубке дрожал от нетерпения:

— Алло, алло, с кем я говорю?

— У телефона Дональд Лэм.

— О, мистер Лэм, с вами говорит Эстер Уитсон. Помните, мисс Уитсон, которая замешана в том дорожном происшествии и которая…

— Я вас помню.

— Я хочу поговорить с миссис Кул.

— Она сейчас занята. Пожалуйста, позвоните ей позже.

— Но не могла бы она ненадолго подойти к телефону…

— Она сейчас занята, — повторил я. — Будет лучше, если вы позвоните ей позже.

Эстер Уитсон минуту подумала:

— Вы хотите сказать, что она занята в связи… Это имеет отношение к нашему делу?

— Да.

— Вы можете отвечать на мои вопросы, мистер Лэм?

— Попытаюсь.

— У вас сейчас находится такой носатый адвокат по фамилии Глимсон?

— Да.

— Это он с ней разговаривает?

— Да.

— Ох, мистер Лэм, пожалуйста, передайте миссис Кул: мой адвокат говорит, что Глимсон старается сделать миссис Кул участницей этого дела, чтобы получить ее свидетельские показания под присягой, и что если миссис Кул согласится хоть с чем-нибудь из того, что предлагает Глимсон, предварительно не оговорив, какими будут ее показания, то это будет хорошая возможность наконец поймать Глимсона в ловушку за то, что мой адвокат называет жульничеством в его юридической практике.

— Хорошо, посмотрю, что я смогу сделать, — сказал я.

— Я приеду к вам немного позже и объясню все подробно.

— Сейчас я позову к телефону Берту, — сказал я и протянул ей трубку.

— Я потом поговорю.

— Лучше выслушать это сейчас, Берта. Ты можешь решить потом, но сейчас послушай.

Взяв трубку, Берта сказала:

— Алло.

Она молча выслушала все, что ей сказала Уитсон, произнесла:

— Хорошо, — и повесила трубку. Потом, повернувшись к Глимсону, спросила: — Где вы хотите снять с меня показания?

— Мы можем сделать это прямо здесь, миссис Кул. У меня есть нотариус, который также работает стенографом в суде. Это не причинит вам неудобств — всего несколько минут, несколько простых вопросов — и все, — сказал он, радостно улыбаясь.

— Когда?

— Я предложил в три часа, но…

— Хорошо, — отрезала Берта, — договорились на три часа, а теперь убирайтесь и дайте мне спокойно работать.

Глимсон закивал, бросился пожимать руку мне и Берте и выскочил из офиса.

— Грязный жулик, — сказала Берта, когда за ним закрылась дверь.

— Давай подождем до трех часов, прежде чем делать какие-то выводы. А сейчас тебе лучше обдумать, что говорить. Вполне возможно, что он адвокат, специализирующийся на дорожных происшествиях.

Берта сердито покосилась на меня:

— Если этот носатый ублюдок думает, что может меня запугать, то он зря так думает. Тоже мне, адвокат по автомобильным делам! Я ему покажу!

— Вот и славно, — сказал я и вернулся к своей газете.

Берта сердито глянула на меня и хотела что-то ответить, но в этот момент в замке повернулся ключ и вошла вернувшаяся с обеда Элси Бранд. Она была очень удивлена, увидев нас обоих:

— Привет! Я вам не помешала?

— Черт, почему мы вечно должны совещаться в приемной? — раздраженно спросила Берта. — Интересно, для чего тогда существует личный кабинет?

— Извините, — бесстрастно сказала Элси Бранд и прошла к своей пишущей машинке.

Берта повернулась ко мне.

— Кстати, нас действительно прервали, — сказала она с внезапным гневом. — Так где же ты все-таки ночевал прошлой ночью? Фрэнк Селлерс сказал тебе…

В этот момент открылась входная дверь, и ее опять прервали. В комнату вошел Широкоплечий, как видно по всему, уверенный в себе мужчина. Впрочем, в этот момент он чувствовал себя явно неловко.

— Миссис Кул? — спросил он.

Берта кивнула.

— Мистер Лэм?

Я поднялся с кресла.

— Меня зовут Эллери Крейл, — представился посетитель.

Берта с укоризной взглянула на меня и торопливо сказала:

— Входите. Мы jcaK раз собирались ехать по делу, потому-то вы и застали нас в приемной.'Но мы можем отложить поездку.

— Простите, что отвлек вас, — извинился Крейл, — но я безумно занят и…

— Входите, входите, — сказала Берта.

Мы прошли в ее кабинет. Берта уселась за стол, показала мне на стул справа от нее, а Крейла усадила в удобное комфортабельное кресло специально для клиентов.

Крейл откашлялся:

— Дело в том, что мне нужна от вас не профессиональная консультация.

— Нет? — спросила Берта, и в ее голосе появились признаки раздражения. Тогда что вы хотите?

— Как я понимаю, вчера вы были свидетельницей автомобильной аварии.

— Ах вот оно что! — сказала Берта.

— По причинам личного характера, — продолжал Крейл, — я хотел бы, чтобы это дело не дошло до суда. Я предпочел бы, чтобы был достигнут компромисс и дело было закрыто.

Берта навострила ушки. В ее глазах читались хитрые расчеты.

— И как же вы предполагаете решить это?

— Мне не хотелось бы встречаться с адвокатами обеих сторон. И мне пришло в голову, что вы как профессионал могли бы помочь мне все уладить, заплатив определенную сумму отступного, так, чтобы дело было прекращено.

— Могу я узнать, какое отношение к этому имеете вы? — осведомился я.

— На этот вопрос мне бы не хотелось отвечать.

— Один из участников этого инцидента записал номера всех машин, которые были рядом, — сказал я.

— Тогда вы знаете ответ на ваш вопрос, — сказал Крейл, повернувшись в кресле.

— И что ж я — мы — будем за это иметь? — требовательно спросила Берта.

— Если бы вы смогли уладить все дело за двадцать пять сотен, я мог бы предложить вам пятьсот долларов. Тогда мои расходы составили бы три тысячи долларов.

— Другими словами, — бойко сказала Берта, — вы платите три тысячи долларов за то, чтобы уладить дело. А вся разница между суммой отступного, о которой мы договоримся, и тремя тысячами…

— Я не говорил этого, — с достоинством прервал ее Крейл. — Я сказал, что готов заплатить вам пятьсот долларов, если вы добьетесь соглашения на сумму, не превышающую двадцати пяти сотен.

— А если мы договоримся на двух тфячах долларов отступного?

— Ваш гонорар будет пятьсот долларов.

— Тот же, как если бы мы сошлись на двадцати пяти сотнях?

— Да.

— Это не дает нам стимула стараться снизить цену отступного.

— Именно так, — сказал Крейл. — Я формулирую так свое предложение по вполне определенной причине. Мне не хотелось бы, чтобы вы затягивали решение вопроса, пытаясь выторговать для себя большую сумму. Я хочу, чтобы все было решено как можно быстрее.

— Давайте уточним, — сказала Берта. — Вы хотите только одного — быстрого улаживания дела об автомобильной аварии. И это все?

— Да, это все. Что еще тут может быть?

— Я просто хочу все выяснить, чтобы эта работа не помешала расследованию других дел, над которыми мы сейчас работаем.

— Не вижу причины, чем моя просьба может вам помешать, миссис Кул. Мое предложение крайне просто.

— Мы хотели бы получить часть гонорара вперед. Хотя бы две сотни аванса.

Крейл вытащил из кармана чековую книжку, открутил колпачок своей ручки, но потом передумал, надел колпачок на ручку и убрал ее в карман, закрыл чековую книжку, достал бумажник и отсчитал двести долларов десятками и двадцатками.

Берта тут же выписала ему расписку, которую он, сложив пополам, положил в тот же бумажник. Поднявшись, он пожал нам руки и вышел.

— Ну что, дружочек, не так уж плохо. Две сотни баксов здесь, две сотни там…

— Как ты полагаешь, почему он так хочет уладить это дело?

Берта подняла брови:

— Думаю, по той простой причине, что он не хочет, чтобы выяснилось, что его жена следила за Стенберри.

— На месте миссис Крейл я не стал бы рассказывать об этом мужу.

— Что бы сделал ты и что сделала она — это две большие разницы, — заключила Берта.

— Возможно, но мне начинает казаться, что в этом деле есть еще одна сторона, которую мы не учитываем.

— Что за дьявол в тебе сидит, Дональд, — раздраженно сказала Берта. — Ты все время возражаешь против очевидных фактов. Сейчас ты пойдешь вместе с Бертой и хорошенько поешь, чтобы с тобой опять не случился голодный обморок, как вчера.

— Я поздно позавтракал.

— Это уж точно, что поздно! Кстати, где же ты все-таки был прошлой ночью? Я…

И тут опять зазвонил телефон. С минуту Берта смотрела на меня, потом схватила трубку. Я услышал, как Элси Бранд сказала: _

— Пришла Эстер Уитсон.

— Господи, совсем забыла, что она должна прийти! Пусть войдет. — С этими словами Берта бросила трубку и сказала: — Если мы сумеем и с нее взять двести долларов, это будет просто замечательно.

Глава 13

Эстер Уитсон вошла в кабинет, улыбаясь и показывая все свои зубы. В двух шагах позади нее шел коренастый лысый мужчина, приветливо улыбаясь нам. За очками в роговой оправе прятались голубовато-серые глаза. Похоже было, что он начитался книг о том, как производить на людей впечатление, и хорошо усвоил прочитанное. Он был крепко сбит и держался чересчур напористо. Короткие рыжие усики, жесткие и топорщившиеся во все стороны над его толстой верхней губой, напоминали щетку для мытья бутылок. Его толстые пальцы сжимали ручку портфеля.

— Знакомьтесь, это мой адвокат, мистер Мисгарт, Джон Карвер Мисгарт. Он ведет мои дела уже много лет, — сказала Эстер Уитсон.

Мисгарт поклонился, и проникающие через окно солнечные лучи отразились от его лысины.

— Это миссис Кул, — продолжила представление Эстер Уитсон, — и мистер Лэм.

Мы пожали друг другу руки, и Мисгарт объявил, что очень рад с нами познакомиться.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила Берта.

— Я привела своего адвоката, так как хотела, чтобы он объяснил вам юридическую сторону ситуации, — сказала Эстер Уитсон. Она повернулась к Мисгарту и улыбнулась ему.

Мисгарт откашлялся. Дружелюбное выражение внезапно исчезло с его лица, и он сразу стал похож на типичного юриста, произнеся с напыщенным видом:

— Это грубое нарушение закона, миссис Кул. Глубоко сожалею, что нашу профессию позорят такие юридические фирмы, как «Косгейт и Глимсон».

— Проходимцы? Ведут сомнительные дела? — спросила Берта.

— Не совсем то, что вы называете-«проходимцами». Они достаточно хитры, агрессивны, компетентны и скрупулезно придерживаются буквы закона. И это все. Да, миссис Кул, это все. Как вы понимаете, это конфиденциальное заявление, и я бы не хотел, чтобы меня цитировали. Это сведения, которые ни в коем случае не подлежат разглашению…

— Он уже имел с ними дело раньше, — вмешалась

Эстер Уитсон. '

Мисгарт открыл свой портфель.

— Возьмем, к примеру, их отвратительную попытку повлиять на ваши показания, миссис Кул. Она законна в том смысле, что нет закона, ее запрещающего, но кроме этого, существует этика, о которой служитель закона никогда не должен забывать. Вы понимаете, не так ли?

— Они подали на меня в суд.

— Совершенно верно. Они назвали вас в качестве ответчика по иску, чтобы доставить вам неприятности, чтобы напугать вас, заставить вас беспокоиться и довести до того, что, давая показания в суде, вы бы думали только о том, как им угодить.

— Им меня не запугать! — воскликнула Берта.

— Вот именно это я и сказала мистеру Мисгарту, — с энтузиазмом закивала Эстер Уитсон.

— Рад был от вас это услышать, миссис Кул, — засиял Мисгарт. — Моя идея состоит в том, чтобы обратить этот вызывающий жульнический ход против них самих. Вас полагается известить заранее за пять дней о том, что вы должны давать под присягой свои показания, но эти адвокаты, конечно, вам об этом не сказали. Они хотят заставить вас давать показания в их пользу, запугать вас. Однако мы выработали надежную защиту против их хитроумного плана, миссис Кул. Моя клиентка не только абсолютно невиновна, но она и очень щедрая, сердечная, добрая женщина, прекрасно представляющая, какие неудобства вам причинили.

Миссис Кул, моя клиентка, мисс Эстер Уитсон, сообщила мне, что она берет на себя все расходы, связанные с тем, чтобы представлять вас в суде. Другими словами, моя клиентка поручида мне составить от вашего имени ответ и далее действовать как ваш адвокат, пока дело не будет закрыто, и это не будет стоить вам ни цента, миссис Кул, — ни цента. Все расходы моя клиентка берет на себя.

Берта просто сияла:

— Вы хотите сказать, что мне не придется нанимать адвоката?

— Нет. Мистер Мисгарт будет вас представлять. Он обо всем позаботится, — повторила Эстер Уитсон.

— И мне не придется ничего платить?

— Ни цента, — повторил Мисгарт.

Облегченно вздохнув, Берта потянулась за сигаретой. Пока она закуривала, все молчали, и я видел, что она обдумывает, как бы дипломатичнее сделать следующий шаг. Вдруг она выпалила:

— А нельзя ли нам вообще как-нибудь уладить миром это дело?

— Договориться с ними! — Мисгарт выговорил это, как будто заставляя себя произнести нечто совершенно недопустимое. — О чем вы говорите, моя дорогая миссис Кул. Здесь просто не о чем договариваться, абсолютно не о чем.

Берта пару раз кашлянула и посмотрела на меня, ожидая помощи. Я молчал. Тогда она сказала:

— В конце концов, вы знаете, что ведение судебного дела обходится очень дорого, и мне пришло в голову, что можно было бы избежать всех этих проблем с процессом. Короче говоря, я могла бы сделать предложение адвокату истца заключить с ними определенное согла-шбние в обмен на то, что он полностью откажется от своих претензий.

— О, не делайте этого! Ради Бога, не делайте этого, миссис Кул. Этим вы только признаете вашу ответственность в этом деле. И только поставите под угрозу все дело. Это будет ужасная, невероятная катастрофа!

— Ну знаете ли… Я деловая женщина. Я не могу терять время…

— Но ведь вам это не будет ничего стоить, — прервала ее Эстер Уитсон. — Мистер Мисгарт будет представлять вас на всех этапах судебного разбирательства, и вам не надо будет ничего делать.

— Но свое время мне все-таки придется потратить? Думаю, может быть, я могла бы предложить им тысячу или две тысячи долларов и посмотреть, как они отреагируют:

Мисгарт и его клиентка обменялись удивленными взглядами.

— Вы хотите сказать, что предложите заплатить из своего собственного кармана?

— Почему бы и нет?

— Но зачем это вам? — удивился Мисгарт. — Поймите же, миссис Кул, единственная причина, по которой они хотят сделать из вас обвиняемую по делу, это возможность взять под присягой ваши показания и запугать вас, чтобы вы представили дело так, как им это выгодно. Это очень хитрый и рискованный трюк. Они хотят поставить вас в положение обвиняемого, заставить нести большую ответственность, а потом убедить, что если ваши показания будут такими, какими они хотят их видеть, то они прекратят дело против вас. Это явная попытка повлиять на свидетеля.

Берта оглянулась на меня через плечо, но я молча — закуривал сигарету. Она глянула на Мисгарта, подыскивая слова, потом внезапно повернулась ко мне:

— Черт бы тебя побрал, скажи же что-нибудь!

Удивленно подняв брови, Мисгарт с любопытством повернулся в мою сторону.

— Ты действительно хочешь, чтобы я сказал, что я думаю по этому поводу?

— Да.

— Тогда расскажи им всю правду. Скажи им, что мисс Уитсон ехала позади тебя; что ты остановилась, чтобы повернуть налево; что ты сделала ей знак объехать тебя, а она остановилась рядом, чтобы наорать на тебя, и именно по этой причине не заметила ехавшую навстречу машину Лидфилда.

В комнате наступила такая тишина, что казалось, ее можно резать слоями и заворачивать-в бумагу. Наконец Эстер Уитсон громко сказала:

— Что ж, если вы собираетесь занять такую позицию, я тоже хочу кое-что вам сказать.

— Ну-ну, дамы, — примирительно начал Мисгарт, — давайте…

— Заткнитесь, — закричала Эстер Уитсон. — Если хо тите знать, эта толстая недотепа шарахалась на дороге во все стороны. Сначала она ехала слева. Потом она дернулась вправо и оказалась прямо передо мной. А потом, пусть я провалюсь сквозь землю, — она вообще не остановилась и начала подавать сигнал левого поворота. А потом замахала руками, как будто делала вольные упражнения…

— Кто это здесь толстая недотепа? — завопила Берта.

— Да ты же!

— Дамы, дамы, — уговаривал их Мисгарт.

— Боже мой, — сказала Берта, — никакая сука с лошадиными зубами не посмеет так меня называть. Да, я полная, но я крепкая. И я вовсе не недотепа. Убирайся отсюда вон!

— И я не знала, что ты собираешься делать, — кричала Эстер Уитсон, — потому я и попыталась объехать твою машину и выскочила на перекресток…

— Моя дорогая юная леди, — воскликнул Мисгарт, вскакивая и вставая между ней и Бертой, — вы не должны, вы просто не имеете права делать подобные заявления.

— Мне наплевать, — взвизгнула Эстер Уитсон. — Это была целиком ее вина. Что же касается меня, то она одна несет за это всю ответственность.

— Ты так старалась обругать меня из окна машины, что чуть не вывернула себе шею. Ты даже не смотрела, куда едешь. Все, что я видела перед собой, так это твои лошадиные зубы.

— Не смей трогать мои зубы, ты, пузатая бочка с помоями!

Мисгарт открыл дверь и пытался увести Эстер Уитсон, повторяя:

— Пожалуйста, мисс Уитсон… Я умоляю вас…

— Я не желаю видеть тебя свидетелем! Я ненавижу жирных тупиц!

— Спрячь свои зубы, если можешь, дорогуша, — отвечала Берта, — а то с открытым ртом ты похожа яа черта.

Наконец дверь захлопнулась. Берта с багровым лицом обернулась ко мне:

— Черт бы тебя побрал, Дональд, это ты во всем виноват. Иногда мне просто хочется разорвать тебя на кусочки, чтобы посмотреть, что у тебя внутри. Но у тебя там нет ничего живого. У тебя там только колесики, густо смазанные маслом. Господи, как я тебя ненавижу!

— Твоя сигарета прожжет стол, — спокойно заметил я.

Схватив дымящуюся сигарету, Берта с силой раздавила ее в пепельнице и сердито посмотрела на меня.

— Рано или поздно это должно было выплыть наружу, — сказал я. — Это к лучшему, что все так вышло. Ты бы скрывала правду, и ты же потом пострадала бы. В конечном счете мы кладем это дело для Крейла, но при этом не дадим Мисгарту считать, что он сможет легко выиграть в суде. У Эстер Уитсон есть деньги. Если ты уладишь это дело, то Мисгарт не сможет сорвать-хо-роший куш со своей клиентки. Если бы ты выступила на его стороне, он бы потратил кучу времени на всякие юридические тонкости, а потом, выиграв, выставил бы счет тысячи на три долларов. Скажи правду, и Мисгарт, может быть, захочет поговорить с нами об отступном. А сейчас у меня полно работы. Я вернусь, когда ты будешь давать показания. Советую получше обдумать, что ты собираешься им сказать.

С этими словами я вышел из кабинета, а Берта осталась сидеть за столом, слишком погруженная в свои мысли, чтобы ответить мне. Элси, как обычно, стучала на машинке. Не отрываясь ни на секунду, она все же успела подмигнуть мне. Я подмигнул в ответ и быстро вышел.

Глава 14

Я вернулся в офис точно в три часа семнадцать минут. Берта уже давала свои показания. За столом Элси сидел стенографист, записывая все, что говорилось. Берта Кул сидела на свидетельском месте с победоносным видом. Рядом с Фрэнком Глимсоном сидел мужчина лет пятидесяти с безвольным подбородком и жадными глазками. Это был один из истцов — Ролланд Б. Лидфилд.

В самом дальнем углу сидел Джон Карвер Мисгарт, загораживая своим телом Эстер Уитсон от Берты Кул. Когда я вошел, он что-то быстро писал в блокноте. Видимо, делал пометки, чтобы задать Берте вопросы, после того как она кончит давать показания.

Все обернулись ко мне, когда я вошел, а потом Глим-сон продолжил свои вопросы. При этом он держал руки перед собой, сложив вместе кончики пальцев. Голова была слегка откинута назад, и его худое лицо ничего не выражало.

— А теперь, миссис Кул, расскажите нам, что именно вы делали.

— Подъезжая к перекрестку, я сбавила скорость, — сказала Берта, — и услышала, как сзади мне загудели. Потом мисс Уитсон стала обгонять меня и выехала на разделительную полосу.

— И что же дальше она сделала?

— Она стала всячески поносить меня, так как ей не понравилось, как я веду машину.

— Она остановилась, чтобы сделать это?

— Нет, не остановилась. Она пронеслась мимо меня на большой скорости.

— При этом она смотрела на вас, — сказал Глимсон скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Я бы сказала, что она смотрела мне прямо в лицо.

— И вы видели ее глаза?

— Я видела ее глаза и ее зубы.

Эстер Уитсон рванулась из кресла, но успокаивающий жест Мисгарта остановил ее. Глаза Глимсона радостно заблестели.

— Значит, когда мисс Уитсон проехала мимо вас, она смотрела на вас и разговаривала с вами? Это так?

— Это так.

— Позвольте мне проверить, правильно ли я понял ваши слова, миссис Кул. Полагаю, вы сказали, что, когда вы подъезжали к перекрестку, вы затормозили и почти остановились.

— Именно так.

— Давайте уточним все, чтобы не было путаницы. Когда мисс Уитсон проехала мимо вас, она смотрела на вас и что-то вам говорила, а ваша машина в этот момент стояла прямо на перекрестке, правильно?

— Да.

— В таком случае передняя часть ее машины должна была заехать довольно далека за линию перекрестка?

— Ну, в общем, да.

— И в этот момент она на вас смотрела и с вами разговаривала?

— Да.

— И все это время она ехала на большой скорости?

— Она полностью выжала педаль газа.

— И когда же она решила оглядеться, чтобы понять, куда едет? — спросил Глимсон.

— Похоже, внезапно ей пришл'о в голову, что она совсем не смотрит на дорогу…

— Протестую, — встал Мисгарт, — свидетель не может давать показания о том, что за мысль пронеслась в голове у моего клиента. Она может говорить только о том…

— Да-да, — прервал его Глимсон. — Просто перечислите нам факты, миссис Кул. Не нужно рассказывать, что вы подумали.

— Или о чем, по вашему мнению, подумала моя клиентка, — ехидно добавил Мисгарт.

Глимсон внимательно посмотрел на него. Мисгарт изогнул верхнюю губу так, что его рыжие усы стали дыбом.

— Ну, она внезапно повернула голову, и прямо перед ней была другая машина, — огрызнулась Берта.

— Вы имеете в виду машину, которую вел мистер Ролланд Б. Лидфилд, тот джентльмен, что сидит справа от меня?

— Да.

— И эта машина, которую вел мистер Лидфилд, поворачивала налево, то есть он должен был поехать по Мантика-стрит в северном направлении?

— Да, правильно.

— И мисс Уитсон, как вы выразились, полностью выжав педаль газа, вслепую въехала на перекресток бульвара Гарден-Вйста и Мантика-стрит прямо перед машиной, которую вел мистер Лидфилд. Это так?

— Да, правильно.

Глимсон поудобнее устроился в своем кресле и сложил руки на животе, после чего с любезной миной повернулся к Мисгарту:

— Вы будете проводить перекрестный допрос?

Эстер Уитсон с тревогой задвигалась на стуле, но

Мисгарт еще раз сделал ей, предостерегающий знак и сказал:

— Конечно.

— Приступайте.

— Спасибо, — изрек Мисгарт не без сарказма и уселся поудобнее в кресле. Сама же Берта с победным видом взглянула на меня, будто хотела сказать, что ни один чертов адвокат не способен сбить ее с толку, а потом перевела свои глазки на Мисгарта.

Мисгарт откашлялся:

— Давайте опять вернемся к началу и разберемся, как все происходило, миссис Кул. Итак, вы ехали по бульвару Гарден-Виста в западном направлении?

— Да.

— И как долго вы ехали в этом направлении по бульвару Гарден-Виста, прежде чем добрались до перекрестка с Мантика-стрит?

— Примерно восемь или десять, кварталов.

— Далее вы показали, что, подъезжая к перекрестку, вы находились в крайнем правом ряду, ближайшем к тротуару.

— Да.

— И как долго вы ехали в этом ряду?

— Я не знаю.

— Не восемь — десять кварталов?

— Нет.

— Часть времени вы ехали в крайнем левом ряду, том, который ближе всего к середине дороги, не так ли, миссис Кул?

— Полагаю, что так.

— А часть времени вы ехали по средней полосе?

— Нет.

— Вы в этом уверены, миссис. Кул? — удивленно поднял брови Мисгарт.

— Абсолютно уверена, — отрезала Берта.

— Вы совсем не ехали по средней полосе? Это верно?

— Верно.

— Но ведь вы были в крайнем левом ряду?

— Была.

— А в момент столкновения вы уже были в крайнем правом ряду?

— Да.

— В таком случае, — с подчеркнутым сарказмом спросил Мисгарт, — не будете ли вы так добры объяснить нам, каким образом вы попали из крайнего левого ряда в крайний правый, миновав средний ряд?

— Я просто его пересекла.

— Значит, вы все-таки ехали в среднем ряду? — спросил Мисгарт, разыгрывая удивление..

— Я-его пересекла.

— Прямо поперек?

— Да.

— Должен ли я вас так понять, что вы резко повернули и пересекли средний ряд под прямым углом?

— Не говорите глупостей, я перестроилась под углом в правый ряд.

— О, тогда вы резко повернули перед идущими навстречу машинами?

— Конечно, нет, не путайте меня. Я перестроилась постепенно.

— Тогда вам понадобилось npoexafb один, два, а может быть, и четыре квартала, чтобы выполнить ваш маневр?

— Я не знаю.

— Могло быть и четыре квартала?

— Я не знаю, может быть, и четыре.

— Тогда на довольно длинном расстоянии, миссис Кул, возможно на протяжении четырех кварталов, вы вели свою машину по средней полосе движения?

— Я постепенно перестраивалась в потоке.

— Тогда что же вы имели в виду, говоря, что вы ни минуты не ехали по средней полосе?

— Ну, я имела в виду, что я не ехала вдоль этой полосы, стараясь держаться на ней.

— Но вы все-таки пе]ресекали ее?

— Да, пересекала.

— Значит, определенное время вы двигались вдоль бульвара Гарден-Виста так, что все четыре колеса вашей машины находились между белыми линиями, отделяющими средний ряд?

— Полагаю, что так.

— Меня, не интересует, что вы полагаете. Мне нужны факты. Послушайте, миссис Кул, если вы такой опытный водитель, как утверждаете, то вы, конечно, сможете нам рассказать честно и прямо, ехали вы или не ехали по средней полосе дороги между разделительными линиями на протяжении этих восьми или десяти кварталов.

— Да, ехала! — закричала Берта.

Мисгарт опять устроился поудобнее в кресле с выражением покорности на лице.

— Но тогда вы ошиблись в ваших показаниях, миссис Кул, говоря, что ни в какое время не ехали по средней полосе?

Берта повернулась, хотела что-то сказать, но вместо слов у нее получилось злобное бормотание. Стенографист поднял голову, не зная, что записывать.

— Ну же, — сказал Мисгарт, — отвечайте на вопрос.

— Я уже объяснила вам, что произошло.

— Именно вы сказали мне две совершенно противоположные вещи, миссис Кул. Я пытаюсь разобраться, которая из них правда.

На лбу у Берты появились маленькие капельки пота.

— Хорошо, — сказала она, — считайте как хотите.

— Нет-нет, не как я считаю, — торопливо поправил ее Мисгарт, — а как считаете вы, миссис Кул. Могу я вам напомнить, что вы находитесь под присягой, так что на этот раз постарайтесь сказать правду.

— Хорошо! — крикнула Берта. — Я была на левой полосе движения. Я пересекла среднюю полосу, чтобы попасть в правый ряд. Ну что же в этом непонятного?

— Очень многое может здесь быть непонятным. Все зависит от того, как вы это делали, Вы подали какой-нибудь сигнал, прежде чем перестраиваться в правый ряд?

— Нет, не подала.

— Вы посмотрели назад?

— Конечно, я посмотрела назад.

— Вы повернули голрву?

— Нет, я посмотрела в зеркало заднего вида.

— Вы вели машину под таким углом, что не могли видеть дорогу позади вас. Другими словами, так как вы резко повернули направо, в вашем зеркале заднего вида отражалась только идущая непосредственно за вами машина. К чему я веду, так это к тому, что вы не видели машину Эстер Уитсон, которая шла за вами.

— Нет, я ее не видела в зеркале, — призналась Берта.

— В какой момент вы ее заметили?

— Когда съехала направо, к тротуару, и остановилась, тогда я посмотрела в зеркало и увидела ее прямо позади меня.

— О, значит, вы остановились?

— Да, я остановилась, — зло сказала Берта. — Теперь попытайтесь что-нибудь из этого извлечь.

— А вы включили стоп-сигнал, перед тем как остановиться?

— Да, я дала сигнал.

— Каким образом?

— Я высунула руку из окна под углом.

— Всю руку?

— Да, всю руку.

— Дали сигнал остановки?

— Да, дала сигнал остановки.

— А почему вы остановились, миссис Кул? Ведь у вас в машине не было пассажиров, которым нужно было бы выйти?

— Не было.

— И вы ведь знали, что в этом месте нельзя оставлять машину?

— Конечно.

— Вы были прямо на перекрестке?

— Прямо на перекрестке.

— И там был светофор на Мантика-стрит?

— Да, был.

— И он указывал, что открыто движение по бульвару Гарден-Виста?

—'Да, правильно.

— И все-таки вы остановились?

— Ну, я почти остановилась.

— Что значит «почти остановилась»? Я хочу знать, остановились вы или нет.

— Ну… пожалуй, я двигалась очень медленно.

— Но ведь только что вы утверждали, что остановились, миссис Кул.

— Хорошо, — закричала Берта, — пусть остановилась.

— Совсем остановились?

— Намертво остановилась, если вам так больше нравится.

— Не в том дело, что мне нравится, миссис Кул, а как было на самом деле.

— Хорошо, я остановила машину.

— До. полной остановки?

— Я не вылезала и не измеряла пальцем расстояние вдоль тротуара, чтобы проверить, не двигается ли машина, — язвительно ответила Берта.

— Боюсь, что вы меня неправильно поняли, миссис Кул, или я вас неправильно понял. Как я теперь понимаю ваши показания, вы все-таки не совсем уверены, двигалась ли ваша машина или она стояла неподвижно у тротуара.

— Правильно.

— Но вы показали рукой, что собираетесь остановиться?

— Да, показала.

— Именно сигнал остановки?

— Это я вам и сказала.

— И это то, что вы имеете в виду?

— Именно это я и имею в виду.

— Тогда позвольте мне опять спросить, миссис Кул, почему вы все-таки остановились? Вы же не собирались там парковаться?

— Я собиралась повернуть налево, как только эта машина меня обгонит.

— О, вы собирались повернуть налево? Вы подтвердили и это ваше желание необходимым сигналом?

— Конечно.

— Вы имеете в виду, что дали сигнал левого поворота?

— Конечно.

— Как же вы это сделали?

— А как это делают все водители?

— Нет-нет, миссис Кул, я хочу знать, как это сделали именно вы.

— Я выставила левую руку в окно — прямую руку.

— Всю руку?

— Да, всю руку.

— А потом вы увидели позади себя эту машину?

— Да.

— В первый раз?

— Да.

— И вы хотели, чтобы она вас обогнала?

— Да.

— Вы подтвердили и это ваше желание водителю другой машины Каким-нибудь сигналом?

— Конечно.

— Что вы сделали?

— Я помахала ей рукой, чтобы она проезжала вперед.

— Что вы имеете в виду, говоря «помахала»?

Берта вытянула руку и сделала несколько круговых движений.

— Запишите, пожалуйста, что мисс Кул в этот момент высунула в окно руку и сделала несколько круговых движений, поднимая руку вверх выше головы и опуская вниз почти до земли. Правильно я говорю, миссис Кул?

— Правильно, — согласилась та и. язвительно добавила: — Я рада, что вы наконец хоть что-то поняли правильно.

— Как только мисс Уитсон увидела ваш сигнал, она стала вас обгонять?

— Стала обгонять и при этом поучать.

— В это время окно с левой стороны машины было опущено, не так ли?

— Да.

— А что вы скажете об окне в машине мисс Уитсон? Подумайте хорошенько, миссис Кул, я не хочу загонять вас в угол. Просто хочу проверить вашу наблюдательность и убедиться, как много вы помните. Итак, скажите, окно с правой стороны в машине мисс Уитсон было открыто или закрыто?

— Оно было закрыто, — подумав, ответила Берта.

— Вы уверены?

— Уверена.

— Значит, все окна с правой стороны в машине мисс Уитсон были закрыты?

— Да.

— Закрыты до конца?

— Я уже сказала.

— И что именно вам сказала мисс Уитсон? Какие она употребила выражения?

— Вам не удастся меня на этом поймать! — с триумфом в голосе воскликнула Буэта.

". — Что вы имеете в виду? — удивился Мисгарт.

— Я имею в виду, что если окна с правой стороны ее машины были полностью закрыты, то я не могла слышать, что она говорила, и вы это знаете не хуже меня. Я видела, как она говорила.

— Но вы не слышали ее слов?

— Естественно, нет, раз окна были закрыты.

— Не слышали ни слова?

— Нет. Я слышала… нет, я не могу за это поручиться.

. — Тогда откуда вы знаете, что мисс Уитсон, как вы сказали, поучала вас?

— Я определила это по выражению ее лица.

— Вы не слышали ни одного слова из того, что она сказала?

— Нет.

— Тогда, говоря, что она поучала вас, вы основываетесь на телепатии?

— Я видела выражение ее лица.

— Вы умеете определять, о чем думают люди, по выражению их лиц?

— Да. Когда их губы двигаются.

Мисгарт немедленно начал беззвучно двигать губами, а потом спросил:

— Так. что же я сейчас вам сказал, миссис Кул?

— Вы ничего не сказали.

— Но ведь я двигал губами.'Я произнес фразу, совершенно определенную фразу. Я двигал губами, и вы видели выражение моего лица, не так ли? И вы не знаете, о чем я говорил?

Берта молчала. Подождав несколько секунд, Мисгарт обратился к стенографий:

— Запишите, что свидетель или не хочет, или не может ответить на мой вопрос.

Берта покрылась испариной.

— Итак, миссис Кул, — продолжал Мисгарт, — внезапно перестроившись из левого ряда в правый прямо перед машиной моей клиентки мисс Уитсон, вы внезапно дали сигнал остановки, снизили скорость, вы не знаете насколько, поскольку не помните, остановились вы или все же продолжали двигаться. Затем вы внезапно дали сигнал левого поворота, потом вдруг целую серию сигналов рукой, вследствие чего полностью заблокировали движение машин по правому ряду. Можете вы дать логическое объяснение вашим действиям?

— Говорю вам, что мне надо было повернуть налево^ и я хотела, чтобы машина мисс Уитсон меня обогнала.

— Вы знали, что не имели права останавливаться на перекрестке, когда было открыто движение машин по бульвару Гарден-Виста?

— Ну, если вы хотите рассматривать это формально, то да.

— Значит, вы остановили машину в неположенном месте?

— Да, так.

— Вы знали, что не имели права поворачивать налево из крайнего правого ряда?

— Конечно, знала. Именно поэтому я и хотела, чтобы эта машина меня обошла.

— Значит, вы дали два сигнала двух незаконных маневров один за другим?

— Ну да, если вы хотите так это представить.

— Теперь что касается машины, которую вел мистер Лидфилд. Когда вы увидели ее в первый раз?

— Прямо перед столкновением.

— За какое точно время до столкновения?

— Я не могу сказать точно. За секунду до столкновения, мне кажется.

— И где она была, когда вы впервые заметили ее?

— Она как раз начинала левый поворот.

— И вы знаете, где реально произошло столкновение?

— Да.

— Где же?

— Прямо перед моей машиной. Они меня так заблокировали, что я не могла двинуться ни вперед, ни назад.

— Совершенно верно. Я не хочу подловить вас, миссис Кул. Я скажу, что осмотр места происшествия показал, что расстояние от того места, где были найдены столкнувшиеся машины, до центра перекрестка составило ровно тридцать один фут. Это расстояние кажется вам примерно правильным?

— Около того.

— Это точное, расстояние, миссис Кул. Думаю, что противоположная сторона со мной согласится. — Мис-гарт посмотрел на Глимсона, и тот ничего не сказал. — Теперь скажите, миссис Кул, когда вы в первый раз увидели машину мистера Лидфилда, он был еще на некотором расстоянии от перекрестка?

— Ну, он еще не доехал до середины перекрестка.

— Точно. Итак, машина должна была доехать до середины, сделать поворот на дальней его стороне, затем пройти еще тридцать один фут до столкновения с машиной мисс Уитсон.

— Полагаю, что так и было.

— В общей сложности это составляет примерно пятьдесят футов, так?

— Да, что-то около этого.

— Значит, вы утверждаете, что машина мистера Лидфилда проехала пятьдесят футов с того момента, как вы ее увидели, до момента столкновения?

— Я уже, сказала, что да.

— И вы уверенно заявляете, миссис Кул, что увидели ее всего за секунду до столкновения?

— Правильно.

— Вам не приходило в голову, миссис Кул, что машина, которая движется со скоростью пятьдесят футов в секунду, будет таким образом иметь скорость три тысячи футов в минуту. А три тысячи футов в минуту — это больше тридцати пяти миль в час.

Берта только заморгала.

— Таким образом, по вашим собственным данным — я не хочу вас подловить, но это названные вами же цифры, — мистер Лидфилд проехал этот перекресток со скоростью, превышающей тридцать пять миль в час. Это правильно, миссис Кул?

— Мне кажется, что он ехал не так быстро.

— Значит, ваши предыдущие показания неверны. Вы полагаете, что до перекрестка оставалось более пятидесяти футов?

— Нет, не более.

— Но по крайней мере, пятьдесят футов до места аварии?

— Да.

— Тогда вы неправильно указываете время. Вы думаете, что прошло больше секунды. ^

— Возможно.

— Но ведь вы совершенно уверенно заявили, что это была всего лишь секунда, миссис Кул. Вы хотите изменить эти показания?

Лоб Берты покрылся капельками пота. Она только и смогла произнести:

— Я не знаю, с какой скоростью двигалась машина. Я просто подняла голову, увидела ее, и тут произошло столкновение.

— О, вы подняли голову и увидели ее!

— Да.

— Значит, перед столкновением вы смотрели вниз?

— Ну, я не знаю, куда я смотрела.

— Понятно. Вы не знаете, стояла ваша машина или двигалась, смотрели вы вправо или влево…-

— Я смотрела вниз.

— Значит, вы не смотрели в сторону?

— Нет.

— Тогда вы не могли смотреть на Эстер Уитсон.

— Я смотрела на нее.

— Подумайте, — сказал Мисгарт.

Берта молчала.

— Итак, — победоносно объявил Мисгарт, — я думаю, это все.

Стенограф закрыл свой блокнот. Эстер Уитсон самодовольно улыбнулась и вышла из комнаты. Усы Мисгар-та довольно топорщились.

Все быстро разошлись, и наконец мы с Бертой остались в офисе одни. Теперь наш офис напоминал ринг после окончания соревнования, когда все участники покинули зал.

Глава 15

Берта тщательно прикрыла входную дверь.

— Черт бы тебя побрал, это ведь ты меня в это втянул, — сердито сказала она. — Почему ты меня не предупредил, что мне предстоит?

— Я пытался, но ты ответила, что ни один чертов адвокат не сумеет тебя смутить.

Посмотрев на меня, она молча достала сигарету. Я тоже закурил и устроился в кресле для клиентов.

— Скажи мне, как вообще можно запомнить все эти мелочи? Никто не может помнить, что он делал несколько дней назад, сколько секунд прошло до катастрофы, и все такое прочее.

— Меня интересует Эстер Уитсон. Она ехала за тобой восемь или десять кварталов. Если теперь ты вспомнишь…

В этот момент раздался робкий стук в дверь.

— Если это Мисгарт, прошу, держи себя в руках, — сказал я.

Берта как-то беспомощно посмотрела на меня.

— Если это опять тот чертов адвокат, то… прошу тебя, поговори с ним сам, дружок.

Я открыл дверь.

— Могу я войти? — спросил Мисгарт.

Я пропустил его внутрь и указал на кресло для клиентов.

— Надеюсь, вы не в обиде на меня? — с улыбкой обратился он к Берте.

— Нет, мы на вас не в обиде, — ответил я за нее. — Бизнес есть бизнес.

— Спасибо, мистер Лэм. Я рад, что вы оценили мой подход. Моя клиентка, как всякая женщина, немного импульсивна.

Берта только глянула на него и продолжала курить, выпуская клубы дыма из ноздрей. Я предложил сигарету Мисгарту, и он тоже закурил.

— Что, миссис Лидфилд серьезно пострадала? — спросил я.

Он скорчил гримасу и сказал:

— Ну, вы знаете, как бывает в подобных случаях. Если она получит компенсацию, то будет бегать как ни в чем не бывало. Если же суд ей откажет, то будет лежать в кровати целый год. Глимсон — опытный адвокат, специалист в делах такого рода.

— Вас тоже не назовешь неопытным.

Он ухмыльнулся.

— О, из всех чертовых… — начала Берта, но я успел ее прервать.

— Извини, — сказал я, обращаясь к Берте, — если ты собираешься сама этим заняться, то я ухожу, — и направился к двери.

— Дональд, не уходи.

Я раздумывал, многозначительно глядя на нее.

— Я буду молчать, — пообещала Берта.

Я отпустил ручку двери.

— Миссис Кул что-то говорила о своей готовности заключить соглашение, чтобы не выступать в качестве свидетеля, — торопливо сказал Мисгарт.

— Но она уже выступила в качестве свидетеля, — заметил я.

Порывшись в портфеле, Мисгарт вытащил из него какие-то бумаги и стал внимательно их просматривать.

— Я думаю, что, возможно, дело удастся замять. Видимо, именно по этой причине Глимсон хотел поскорее получить под присягой ваши показания. Думаю, теперь, он хочет заключить компромиссное соглашение.

— Ну что же, — сказал. я, — все, что вы хотите.

Он с удивлением посмотрел на меня:

— Вы хотите сказать, что не склонны сейчас заключать соглашение?

— Не особенно.

— Почему же, мистер Лэм? Я не хочу затевать спор и полагаю, что мы все можем решить по-деловому и вполне дружески. Но у нас теперь есть доказательства того, что миссис Кул вела себя безответственно. Она остановилась в неположенном месте в неположенное время, давала сигналы противоположного смысла, собиралась сделать два незаконных маневра.

— А что насчет вашей клиентки? Если бы мистер Лидфилд вел свою машину на большой скорости, то он должен был бы подъехать к перекрестку раньше, чем Эстер Уитсон. Значит, тогда она должна была смотреть за его машиной, — заметил я.

— Я согласен с вами, что в этом деле есть несколько темных моментов.

— Однако Глимсона они не смущают.

Мисгарт вздохнул:

— Я надеялся, что в ходе разбирательства все прояснится само собой.

— Сколько хочет Глимсон? — спросил я.

— Не имею ни малейшего представления.

Я продолжал курить.

— Если вы 4Ю своей стороны согласны внести какую-то сумму, то и моя клиентка, возможно, тоже будет готова внести свою долю, а между собой мы можем все уладить.

— Может быть, хватит ходить вокруг да около? — спросил я.

— В сложившейся ситуации имеются некоторые неприятные аспекты, — ответил Мисгарт.

— Хорошо. Давайте начну я. Мы дадим вам пятьсот долларов.

— Пятьсот долларов! Это что, шутка или оскорбление?

— Вы можете воспринимать это как угодно. Если вы не хотите, то я снимаю свое предложение.

— Нет-нет. Не спешите, мистер Лэм. В конце концов, мы с вами оба деловые люди и должны уметь держать себя в руках. Не так ли?

— Не знаю, — сказал я. *

Мисгарт. вскочил, заталкивая свои бумаги в портфель.

— Пожалуйста, не волнуйтесь. Сохраняйте хладнокровие, мистер Лэм. В конце концов, мы деловые люди, — повторил он. — Посмотрим, что мы сумеем сделать. Глимсон и его клиент ждут у лифта. Я сейчас с ними поговорю. — С этими словами Мисгарт направился к двери.

— Почему же ты не предложил ему пятнадцать сотен? — спросила с удивлением Берта. — Он бы за это ухватился.

— Поживем — увидим.

— Все это мне просто отвратительно, — сказала Берта. — Чертовы адвокаты! Ненавижу их наглость. Что за вопросы он мне задавал! Когда на тебя так накидываются, тебе трудно вспомнить, что ты ел на завтрак.

Я ухмыльнулся.

— Что ты улыбаешься, как Чеширский кот? Хотела бы я видеть тебя на свидетельском месте и чтобы тебе задавали такие вопросы.

Зазвонил телефон. Берта взяла трубку и, выслушай первые слова, стала отвечать медовым голосом:

— О да, мисс Раш. Нет, мы о вас совсем не забыли. Одну минутку, я передам трубку Дональду. Сейчас его позову. Он где-то здесь, в офисе. Не кладите трубку.

Закрыв рукой микрофон, Берта сказала:

— Это Джорджия Раш, и черт бы меня побрал, я про нее срвсем забыла. Что мы должны были для нее сделать? Ах да, это дело с миссис Крейл. Ты должен поговорить с ней сам, дружок. Ты умеешь вовремя ввернуть что надо. Слава Богу, я догадалась сказать, что ты не можешь сразу подойти. Ты пока подумай, а я скажу ей, что ты диктуешь деловые бумаги и ей придется немного подождать.

— Я поговорю с ней, — сказал я.

— Тогда придумай что-нибудь хорошее, — велела мне Берта. Потом, отняв руку, она сказала: — Мисс Раш, он диктовал секретарше, но сейчас подойдет. Вот он уже… Что? Что вы сказали? Повторите это, пожалуйста. Говорите медленнее.

Послушав с полминуты, она произнесла:

— Вы уверены, что хотите этого? Ну, если вы так к этому относитесь… Бедная девочка, не надо плакать! Послушайте, поговорите с Дональдом. Он здесь. Он хочет с вами поговорить. — Берта снова прикрыла трубку ладонью: — Поговори с ней. Она просто сошла с ума.

— Мисс Раш, это Л эм, — сказал я в трубку.

В ответ слова полились с такой скоростью, что я не мог ничего разобрать. Это был настоящий поток почти истерических звуков:

— Я хочу, чтобы вы все прекратили, мистер Лэм. Остановите расследование. Больше ничего не делайте. Оставим все как есть. Я очень сожалею, что вообще начала это. Я просто не понимала, к чему это может привести, иначе бы никогда с этим не связалась. И не беспокойтесь о двухстах долларах. Оставьте их себе и забудьте об этом деле. Прошу вас только, ни при каких обстоятельствах никогда никому не говорите, что я вас нанимала. И, пожалуйста, пожалуйста, прекратите расследование. Не делайте больше ничего, бросьте все. Оставьте это дело.

— Могу я поинтересоваться, почему вы пришли к такому решению, мисс Раш?

— Я не могу вам этого сказать. Не могу сказать ни слова. У меня нет времени обсуждать это. Я не хочу ничего обсуждать! Просто сделайте, как я прошу.

— Возможно, будет лучше, если вы сами придете в офис и подтвердите свои инструкции.

— Вам не нужны мои подтверждения. Здесь все в порядке. Делайте, как я вам говорю. Вам же не требуется моя подпись на заверенном документе, чтобы приостановить работу. Что делается с людьми? Что вы пытаетесь сделать? Просто все бросьте. Я говорю вам, что хочу это остановить. Больше ничего не делайте. Забудьте обо всем. Деньги оставьте себе, но остановитесь.

Голос ее звучал совсем уже истерически.

— Мисс Раш, но мы как раз получили действительно важную информацию. Мы наконец добрались…

— Вот именно этого я и боялась. Именно поэтому я и хочу, чтобы вы все прекратили. Сейчас же остановитесь. Мне больше ничего не нужно. Я… я уезжаю. Меня здесь не будет. Вы меня больше никогда не увидите.

Я услышал звук захлебывающихся рыданий на другом конце провода, потом трубку внезапно повесили. Я положил трубку на рычаг.

— Ты понял, в чем дело? — спросила Берта.

— Насколько я мог что-нибудь понять, она хочет, чтобы мы прекратили расследование, — мрачно сказал я.

Кровь бросилась Берте в лицо.

— Черт бы все побрал! Ты думаешь, я не понимаю по-английски? Я знаю, что она сказала. Я спрашиваю тебя, как ты это понимаешь. Иногда ты бываешь просто невыносим…

Послышался робкий стук в дверь.

— Это Мисгарт, — сказал я.

Надев на лицо свою лучшую улыбку, предназначенную для клиентов, Берта сказала:

— В конце концов, этот сукин сын добывает для нас деньги. Войдите!

Мисгарт смущенно открыл дверь. По тому, как он вошел в комнату, стало ясно, что он решил придерживаться мирной тактики. Человек неосознанно меняет свою походку в зависимости от намерений. Он чуть ли не на цыпочках подошел к креслу для клиентов.

— Мистер Лэм, если вы соберете тысячу долларов, то мы сможем заключить соглашение, — сказал он.

— Вы опоздали ровно йа две минуты, — посмотрев на часы, ухмыльнулся я.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что миссис Кул и я только что получили очень неприятное известие. Очень важное дело, над которым мы работали, было прекращено.

— крупное дело?

— Вначале оно было небольшим, но постепенно обещало стать очень, очень важным. При таких обстоятельствах я не вижу возможности сейчас выложить даже пятьсот долларов, чтобы заключить соглашение. Боюсь, что нам придется дать событиям развиваться своим путем,

— Но вы не можете так поступить! Вы не можете! Я уже обо всем договорился!

— Договорились о тысяче долларов? — спросил я.

— Одну минуту, — сказал он, вскакивая с кресла. — Еще минуту! Одну минутку! — Мисгарт огорченно встал и вышел.

— Что бы Джорджия Раш ни говорила по телефону, это не должно отразиться на той работе, которую мы выполняем для мистера Крейла, — сказала Берта.

— Не будем показывать себя ограниченными людьми, особенно имея дело со специалистами по дорожным происшествиям, — ответил я.

Берта вытаращила на меня глаза и вдруг не выдержала:

— Все-таки я люблю, тебя, маленький негодяй. Просто поражаюсь, как работает этот мыслил /ьный аппарат у тебя в голове. Но ты умеешь так меня разозлить, что я готова убивать тебя по десять раз в день.

Опять послышался робкий стук Мисгарта, но на этот раз он не стал дожидаться приглашения, а, постучав просто из вежливости, нажал ручку, слегка приоткрыл дверь и протиснулся в образовавшуюся щель, бесшумно закрыв дверь за собой. Он улыбался и кивал, но в глазах его все еще было сомнение.

— Все в порядке, я обо всем договорился. Примите мои поздравления. Вы выработали очень удачное соглашение. Вы спасли себя от очень ненадежного положения. Все в порядке. Остановились на пятистах долларах. Я объяснил обеим сторонам, что деньги будут уплачены немедленно и наличными.

— Миссис Кул должна получить отказ от претензий, подписанный мистером Лидфилдом, миссис Лидфилд и Эстер Уитсон.

— Она его получит. Я взял на себя смелость попросить вашу секретаршу напечатать документ от имени Эстер Уитсон, миссис Кул. Что касается мистера Глим-сона, то у него этот документ был при себе, уже подписанный миссис ЛидфилД и мистером Лидфилдом.

— Когда он успел получить подпись миссис Лидфилд? — с подозрением спросила Берта.

— У Глимсона при себе был уже подписанный отказ. Условия, естественно, не были указаны.

Оттолкнув от себя кресло, Берта встала:

— Вы хотите сказать, что этот сукин сын пришел сюда и устроил весь этот спектакль с единственной целью шантажировать меня и заставить подписать это соглашение? Вы хотите сказать, что в его портфеле все это время уже лежал подписанный заранее отказ от претензий?

Мисгарт поднял пухлую ручку:

— Одну минутку, миссис Кул'. Одну минутку! Пожалуйста, успокойтесь. Прошу вас, не волнуйтесь так. Это совсем не такая уж необычная ситуация. Адвокат получает от клиента письменное распоряжение выработать соглашение. Затем, если клиент подписал отказ от обвинения, адвокат может позволить себе некоторую свободу действий. Таким образом, когда обе стороны собираются вместе и готовы обсуждать соглашение, оно достигается быстро и без всяких задержек, которые в некоторых случаях приводят к осложнениям. Уверяю вас, миссис Кул, ничего необычного в том, что он заранее подписал документ, нет. Скажу больше, я и сам это сделал.

— Берта, выпиши чек на имя Джона Карвера Мис-гарта,* адвоката Эстер Уитсон, и на адвокатскую контору «Косгейт и Глимсон», адвокатов мистера и миссис Ролланд Лидфилд, на общую сумму в пять сотен долларов.

— О чем это ты, черт возьми, говоришь? Я выпишу чек Лидфилдам и Эстер Уитсон, но передам его только после того, как получу документы, и ни минутой раньше!

Мисгарт кашлянул.

— Берта, здесь нет никакого обмана. Ты имеешь дело со специалистами по дорожному праву.

— Чтр, черт возьми, ты хочешь сказать?

— Это дело профессиональной этики выписать чек адвокату, а не клиенту.

— В таком случае что защитит мои права?

— Отказ, подписанный клиентом, — ответил Мисгарт, благодарно улыбаясь мне. — У вас будет подписанный клиентом документ, вполне достаточный по форме, который оградит вас от любого рода притязаний от сотворения мира и до настоящего момента.

— От сотворения мира? — удивилась Берта,

Лысина Мисгарта отразила яркий свет, когда он наклонил голову в знак согласия:

— Юридическая формулировка, миссис Кул, мера предосторожности.

— Вы так добры, — не удержалась от сарказма Берта. — Пятьдесят тысяч лет было бы вполне достаточно.

— «От сотворения мира» — это просто юридическая формулировка, миссис Кул. Очевидно, мистер Л эм знаком с этой процедурой, и мне кажется, он мог бы убедить вас в том, что это обычная форма, и для вас будет только лучше, если вы будете находиться под ее защитой.

— О Боже, — сказала Берта с отвращением, — я что, должна вписать все это в чек?

— Элси может напечатать, — вмешался я. — Дай мне чек, и я попрошу ее его заполнить.

— Я не дам чека, пока не получу документов. _

Мисгарт опять кашлянул.

Я пояснил:

— Банк расположен на первом этаже нашего здания. Время его работы уже кончилось, но мы можем войти через заднюю дверь, и они выдадут наличными по чеку, выданному по такому соглашению. Вы с Глимсоном можете спуститься в банк вместе со мной. Как только кассир передаст деньги через окошечко, вы и Глимсон передадите мне прямо в руки подписанные документы.

Мисгарг энергично затряс головой:

— Мы с вами-деловые люди, мистер Лэм. Это просто прекрасно.

Выдернув ящик стола, Берта вынула из него чековую книжку, оторвала чек и сунула мне в руку.

— Дональд, — сказала она, — если ты меня любишь, забери этих чертовых адвокатов из моего кабинета.

Повернувшись, Мисгарт начал говорить что-то примирительное, но я взял его под руку и осторожно вывел из кабинета. Элси Бранд пришлось напечатать на чеке весь текст очень убористо, но она с этим справилась.

— Подождите здесь, я пойду подпишу у нее чек, потом спустимся вместе вниз, — сказал я Мисгарту. — Кроме того, есть кое-что еще, что мы хотим получить, заключая соглашение.

— Что же еще?

— Эстер Уитсон потрудилась записать имена и номера машин свидетелей во время этого происшествия, и мне кажется, что мистер Лидфилд провел свое небольшое расследование. Мой партнер отнесся к этому с подозрением. Она хочет иметь все данные, которые есть у обеих сторон, имена свидетелей и номера их машин.

— Да, конечно, — ответил Мисгарт, согласно кивая. — Я могу ее понять. Она смешивает мое профессиональное отношение к делу и личное отношение. Она получит эту информацию, Лэм. Мы ничего от нее не скроем. Действительно ничего!

Взяв чек, я положил его на стол Берте. Она подозрительно посмотрела на меня и сказала:

— Когда все эти проклятые адвокаты начинают тут темнить и самодовольно улыбаться друг другу, ты, черт тебя возьми, присоединяешься к их мнению и так же темнишь и ухмыляешься, как все они. Не знаю, в чем тут дело. Наверное, это твое юридическое образование.

Схватив ручку, она поставила свою подпись с такой силой, что едва не порвала бумагу. Я вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Около лифта стояла небольшая группа людей. Ко мне подошел Лидфилд и неуверенно протянул руку:

— До сих пор у меня не было случая познакомиться с вами, мистер Лэм. Я рад, что мы утрясли это дело. Довольно противный случай…

— Надеюсь, что ваша жена поправится, — сказал я.

На его лице появилось выражение невыразимой печали.

— Я тоже надеюсь. Бедная девочка!

Все вместе мы спустились в банк, и тут я заявил:

— Одну минутку, господа. Если вы помните, мы договорились, что, прежде чем вам будут переданы деньги, вы должны передать мне полный список свидетелей.

— Мисс Уитсон, — обратился к ней Мисгарт, — такова была наша договоренность. Надеюсь, ваша записная книжка у вас с собой?

Вытащив из кармана свой блокнот, Эстер Уитсон сказала:

— Вы можете переписать его или…

— Лучше дайте мне странички из вашей книжки — они ведь легко вынимаются.

Эстер Уитсон выдернула нужные страницы и передал их мне:

— Это все?

— Все.

— А теперь, — сказал Глимсон, — есть еще часть, которую должна заплатить мисс Уитсон, и…

— Мы уладим это между нами, — торопливо вмешался Мисгарт. — Банк, в котором лежат деньги мисс Уитсон, находится в пяти кварталах отсюда^ и если мы поспешим, то успеем войти через заднюю дверь. Они очень хорошо знают мисс Уитсон и…

— Дайте мне список ваших свидетелей, — сказал Глимсон, обращаясь к Лидфилду.

— Я записал только номера машин, стоящих вокруг, которые я мог разглядеть, — извиняющимся тоном сказал Лидфилд.

— Конечно, когда ваш клиент передал вам список номеров машин, вы легко определили по ним фамилии владельцев, — сказал я Глимсону.

С тяжелым вздохом он открыл свой портфель, вытащил напечатанный на машинке список и молча протянул его мне. Кассир вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Они схватили деньги и бросились к двери банка, торопясь попасть в банк Эстер Уитсон.

Глава 16

Зайдя в телефонную будку, я позвонил в офис. Трубку сняла Элси Бранд.

Привет, Элси. Как там ее давление? — спросил я.

Очень высокое.

Хорошо. Мне тут надо немного подумать. Бели давление в офисе поднимется еще выше, я лучше уйду и посижу в машине, чтобы кое-что обдумать.

— Лично я рекомендую машину, — сказала Элси. — Свежий воздух пойдет тебе на подьзу. Здесь все еще обсуждается вопрос, где ты был прошлой ночью.

— Спасибо, понял. Будь хорошей девочкой.

— Это звучит почти как приказ, — сказала она и повесила трубку, прежде чем я успел спросить ее, что это за нападки.

Подойдя к стоянке, я залез в машину и стал перелистывать странички из записной книжки Эстер Уитсон. Имени миссис Крейл там не оказалось. Не было и имен Руфуса Стенберри и Боскович. Отсутствовала целая страница записей, хотя там были записаны имена и номера машин полудюжины неизвестных лиц.

Отложив странички в сторону, я начал просматривать список, полученный от Лидфилда. В нем были только номера машин, однако в машинописной страничке, кото рую дал мне Глимсон, номера машин стояли рядом с фамилиями владельцев. Здесь был номер машины Берты Кул, ее имя и адрес; номер машины, принадлежащей миссис Эллери Крейл, проживающей на бульваре Скарабиа, 1013; «иаккард»-седан, зарегистрированный на имя Руфуса Стенберри, Фулроз-авеню, 3271; там же были запи саны три-четыре номера машин, которые совпадали со списком Эстер Уитсон, и пара номеров, которых не было в ее списке. И наконец, номер машины и запись: «мисс Джорджия Раш, Вест-Орлеан-авеню, 207».

Сложив лист, я сунул его в бумажник, дошел до телефонной будки и набрал номер компании «Жалюзи Крейла», попросив к телефону мисс Джорджию Раш.

Кто ее спрашивает? Вы должны назвать себя.

• — Скажите ей, что с ней хочет поговорить Дональд.

Одну минуту.

Я услышал щелчок соединения, отдаленное эхо голосов, после чего профессионально вежливый голос теле • фонистки ответил, что она ушла сегодня домой пораньше. Я взглянул на часы. Было четыре тридцать пять. Поблагодарив, я повесил трубку.

Я попытался дозвониться Джорджии Раш по телефону, который она оставила, когда пришла нанимать нас на работу, но никто не отвечал.

Я сел в машину и стал прогревать мотор, перебирая в уме времена и места и выстраивая логическую цепочку событий. Потом я направился в компанию «Жалюзи Крейла».

Это оказалось довольно большое трехэтажное кирпичное здание в конце торгового квартала. Над входом висела старая закопченная вывеска с позолоченными буквами: «Жалюзи Крейла».

Машину я оставил недалеко от входа. Это было время конца смены, и рабочие шли из проходной густым потоком: пожилые мужчины в возрасте, несущие с собой коробки для завтрака, хорошенькие девушки, спешившие с юношеской жизнерадостностью и весело щебетавшие, спускаясь по лестнице.

Я вошел в здание и подергал внутреннюю дверь, но она была заперта на пружинный замок. Пришлось ждать, пока одна из девушек, торопясь догнать своих подруг, не оставила ее открытой нараспашку. Она едва заметила меня, а я перехватил дверь и не дал ей захлопнуться.

Внутри была табличка: «Офисы наверху». Я поднялся по лестнице в маленькую приемную, где находилась стойка и несколько стульев. Над стеклянной дверью висела надпись: «Справочная». Дверь открывалась и закрывалась, так что человек, стоящий по другую сторону стойки, не мог слышать конфиденциальных разговоров по внутреннему телефону. За стойкой никого не было. Поэтому я прошел за перегородку, нашел одну из штучек, которые открываются при помощи электромагнита изнутри или нажатием на определенное место, нажал где следовало, открыл дверь и вошел.

За дверью оказался длинный коридор с выходящими в него стеклянными дверями, на которых были таблички с золотыми буквами: «Менеджер по продаже», «Управляю щий по кредитам», «Бухгалтерия». В коридоре не раздава лось ни звука, только отголоски происходящего на ни жнем этаже: шаги, хлопанье дверей, звук голосов. Второй этаж хранил тишину, похожую на ту, что наступает в зале суда/когда обвиняемого приговорили к смертной казни, а судья уже собрал свои бумаги и отправился играть в гольф.

Я открыл дверь с надписью: «Президент». За столом сидел Эллери Крейл, опустив голову на грудь. Он так крепко сцепил свои большие руки, что лучи вечернего солнца, проникавшие в комнату через широкое окно, просвечивали насквозь кожу на костяшках пальцев.

Он даже не услышал, как открылась дверь, и не поднял головы. Лицо его'потемнело от терзавших его мыслей. Он сидел неподвижно, будто его кто-то загипнотизировал.

Я прошел по толстому ковру к письменному столу, и только когда я сел в кресло, он увидел меня и поднял голову с выражением досады. Потом он узнал меня и внезапно раздраженно произнес:

— Вы?

Я кивнул.

— Как вы сюда попали?

— Просто вошел.

— Эта дверь должна была быть заперта.

— Давайте попытаемся связаться с Джорджией Раш, — сказал я..

— Ее здесь нет. Она сегодня ушла домой пораньше.

— Она приняла порошок, — сказал я.

Понадобилось несколько мгновений, прежде чем смысл моих слов дошел до него. Тогда он закричал:

— Порошок! Боже мой, Лэм, только не это!

— Извините, я использовал жаргонное выражение.

— Боже мой, я думал, вы имеете в виду…

— Что?

— Я не понял, что вы имели в виду.

— Яд?

— Возможно.

— Нам надо с ней поговорить. Если вы не знаете ее адреса, то я вам его дам: 207, Вест-Орлеан-авеню. Моя машина внизу.

Секунду он продолжал рассматривать меня тяжелым, изучающим взглядом:

— Как много вам известно?

— Достаточно, так что вы можете ничего мне не говорить, если не хотите.

Не произнеся больше ни слова, он оттолкнул кресло.

— Ну, ладно, поехали.

Мы спустились по широкой лестнице и вышли через запертую дверь. Ночной сторож уже приступил к работе и машинально попрощался:

— Доброй ночи, мистер Крейл!

— Доброй ночи, Том.

Дверь за нами закрылась, и замок защелкнулся. Я ткнул большим пальцем в сторону машины агентства. Я обошел машину и сел за руль. Крейл уселся впереди рядом со мной. Хотя в это время дня движение уже было достаточно оживленным, мы доехали до дома 207 по Вест-Орлеан-авеню меньше чем за десять минут. Это был старомодный многоквартирный дом с лепниной на фасаде. Узкие окна могли рассказать свою собственную историю о недостатке света и воздуха в квартирах. Достаточно было одного взгляда на этот дом, чтобы ощутить гнетущую атмосферу, запах застарелой пищи и газовую вонь иЗ-за утечек в обогревателях.

Я пропустил Крейла вперед. Он вошел в подъезд, нашел кнопку, против которой была приколота картонная карточка с надписью старинными буквами: «Джорджия Раш». Он нажал несколько р*аз, но ничего не произошло. У меня была отмычка, которая должна была подойти к двери, но я не хотел пока ею действовать. Я нажал на две-три случайно выбранные кнопки, и через минуту раздался отчетливый щелчок. Это означало, что кто-то у себя в квартире нажал кнопку, которая контролировала электрический замок. Я толкнул дверь, и мы вошли.

На почтовом ящике Джорджии Раш стоял номер квартиры 243. В глубине коридора мог быть лифт, но мы не стали его ждать. Я перепрыгивал через две ступеньки, Крейл тяжело шел позади меня.

Когда мы постучали в квартиру 243, никто не ответил. Посмотрев на Крейла, я увидел, что лицо у него вытянулось и было измученным. Даже* при слабом освещении душного, непроветренного коридора мне была видна нездоровая бледность его лица, глубокие морщины, которые шли от крыльев носа к уЬшм его рта.

Я. не видел причин слишком церемониться с ним. Вытащив кожаный футляр с ключами, я открыл «молнию» и вытащил связку отмычек. Первая сразу же подошла, дверь распахнулась, и мы вошли.

Квартира была расположена в северной части здания. В маленькой комнате было два узких окна, через которые почти не проникал воздух. Для вентиляции служила только расположенная над входной дверью фрамуга. В квартире горел свет, и яркая лампа хорошо освещала все вокруг. Это была обычная однокомнатная квартира с убирающейся в стену складной кроватью за серой дверью с непрозрачным стеклом. Большое мягкое кресло знавало лучшие времена, его обивка была потерта. Диван, видимо, перебивали несколько раз, и было бы неплохо сделать это снова. Ковер на полу был истерт до такой степени, что от ножек стола остались дырки, а две глубокие вмятины указывали, куда приходились ножки кровати, когда ее опускали на ночь. Ящик небольшого письменного столика, который оказывался ночью возле кровати, был выдвинут. В середине комнаты стоял сосновый стол, выкрашенный морилкой под красное дерево. На нем лежало несколько журналов.

На кресле лежали женская шляпка и пальто. Дверь того, что когда-то было стенным шкафом, была широко распахнута, и за ней виднелась раковина, двухконфорочная газовая плита, маленький холодильник и полка с несколькими тарелками и стаканами. Дверь, на которой было укреплено большое зеркало, совершенно очевидно вела в ванную. На одном из стульев стоял наполовину уложенный чемодан. Крышка его была открыта, и виднелись предметы женского туалета.

— Она еще не уехала, — с облегчением выдохнул Крейл.

Оглядев комнату, я выключил свет. Сразу все стало хмурым и гнетущим. Дневной свет, проходя через окно, рассеивался, придавая всему какой-то нереальный вид. Я сразу заметил тонкую полоску света, падающую из-под двери ванной.

— Господи Боже мой, Лэм, включите свет, — воскликнул Крейл. Я щелкнул выключателем. — Она, наверное, ушла за покупками. Видите, она собирает чемодан. Я думаю, мы…

— Что же нам делать?

— Ждать.

— Хорошо, садитесь, — сказал я.

Крейл сел в горбатое кресло и постарался устроиться поудобнее. Я же подошел к столику, который должен был стоять в изголовье кровати, и заглянул в открытый ящик.

В ящике лежала маленькая бутылочка с отвинченной крышкой. Она была пуста. На ярлычке было написано «люминал». Подумав немного, я посмотрел на свои часы и спросил Крейла, в котором часу точно она покинула офис.

— Примерно в четыре десять. Она сказала, что плохо себя чувствует и хочет уйти домой. Я ей разрешил.

— Вы не заметили ничего странного?

— В чем?

— В том, как она с вами попрощалась.

Он посмотрел на меня измученными глазами и медленно кивнул. Я не стал спрашивать его, что это было, но он сам все выложил:

— Да, было что-то необычное в том, как она это сказала. Что-то прощальное. Полагаю, она прочла мои мысли.

Я посмотрел на часы. Было пять пятнадцать. Я сел в кресло напротив Крейла, вынул пачку сигарет и предложил ему. Он покачал головой.

Я курил, а Крейл молча наблюдал за мной. Стоваттная лампа под потолком высветила мельчайшие капельки пота у него на лбу.

— Откуда вы узнали, что она собирается уехать? — спросил Крейл.

— А как вы узнали, что ваша жена ехала в машине за Руфусом Стенберри?

— Она сказала мне сама, — ответил он после некоторого колебания.

Я ухмыльнулся.

— Вы мне не верите? — покраснел он.

— Нет.*

Он сжал губы. *

— Я не привык к тому, чтобы мои слова подвергались сомнению.

— Я знаю, — сказал я сочувственно. — Ложь вам дается с трудом. Это Джорджия ехала в своей машине или вы одолжили ее?

Он не мог спрятать испуг, мелькнувший в его глазах. Я уселся поудобнее и продолжал курить.

— Откуда вы взяли, что машина Джорджии была там?

— Одна женщина из тех, кто попал в эту аварию, записала номера всех машин.

— Должно быть, она неправильно записала номер.

Я улыбнулся и промолчал.

— Хорошо, — выпалил Крейл, — я одолжил ее машину. Она ничего об этом не знала. Я хочу сказать, не знала о том, для чего она была мне нужна. Черт бы все побрал, Лэм, я был такой скотиной, что следил за своей женой. Я хотел знать… я думал, что у нее свидание с кем-то. И я хотел выяснить… вы знаете… насчет этого «Стенберри- Билдинг».

— Я знаю.

Он замолчал.

— Когда вы поняли, что у вашей жены неприятности, то решили, что, как бы там ни было, вы будете на ее стороне. Но вы узнали, что Эстер Уитсон записала ее имя и адрес, а также номер ее машины в связи с той автомобильной аварией, и вы решили все утрясти.

Он опять ничего мне не ответил.

— Жизнь — это странная штука, в ней множество всяких явлений. Часто бывает трудно что-то сделать, не обидев кого-нибудь.

Я видел, что он пытается заглянуть мне в глаза, но специально не поворачивался к нему и говорил холод но, безучастно:

— Почти всегда в сердечных делах получается так, что мы причиняем кому-то боль, хотим мы того или нет. Часто мы раним нескольких людей. Но когда вы выби раете того, кого не хотите обижать, вы иногда как бы под гипнозом выбираете того, кто не хочет быть обиженным. Вам понятно, о чем я говорю?

— Не вижу, какое отношение это имеет ко мне.

— Часто женщина, по-настоящему любящая вас, остается в тени, и вы порой не осознаете глубину причиненной ей обиды. С другой стороны, есть множество женщин, которые умеют прямо сказать: «Я не хочу, чтобы меня обижали».

— О чем, черт возьми, вы говорите?

— О вашей жене.

Секунд десять мы молчали, потом он вскочил и воскликнул:

— Боже мой! Мне следовало вас ударить!

— Не делайте этого. Лучше загляните в ванную.

Он в три прыжка достиг двери ванной и распахнул ее. Джорджия Раш, полностью одетая, лежала в ванне. Лицо ее было мертвенно-бледным, рот приоткрыт.

Я бросился к телефону, набрал номер управления полиции и попросил соединить меня с Фрэнком Селлерсом из отдела по расследованию убийств. Через несколько се кунд Селлерс уже был на проводе.

— Фрэнк, это Дональд Лэм. Пошли «скорую помощь» по адресу Вест-Орлеан-авеню, 207. Квартира 243. Хозяйка пыталась покончить с собой. Приняла большую дозу люминала. С того момента прошло не более сорока пяти минут, и промывание желудка и стимулирующее для сердца еще могут ее спасти.

— Как ее зовут?

— Джорджия Раш.

— Почему я должен этим заниматься?

— Здесь находится Эллери Крейл, и он может кое-что тебе рассказать, если ты с ним поговоришь.

— Я понял.

— И пошли одного из твоих людей задержать Фрэнка Л. Глимсона из фирмы «Косгейт и Глимсон». Они адвокаты. Скажи ему, что Ирма Бегли, которая выступала истцом по делу против Филиппа Каллингдбна, призналась в мошенничестве и сделала заявление, которое уличает фир — му «Косгейт и Глимсон». Спроси их, не желают ли они сделать заявление. И не разрешай им звонить по телефону.

— Эта Джорджия Раш, — спросил Селлерс, — она будет говорить?

— Нет, тот, кто тебе нужен, это Эллери Крейл.

Крейл, выходивший в этот момент из ванной, удивленно спросил:

— В чем дело? Кто назвал мое имя?

— Я пытался заказать сюда горячий кофе. Нам стоило-бы вытащить ее из ванны и попробовать обтереть холодной водой.

Мыс Крейлом вытащили Джорджию.

— Она отравилась, — сказал Крейл. — Что же нам делать?

— Положить ей на грудь и на лоб холодное мокрое полотенце. Я заказал кофе, но что-то его не несут. Пой — ду спущусь и принесу черный кофе сам.

В отчаянии оглянувшись вокруг, Крейл предложил:

— Мы могли бы сварить кофе здесь.

— У нас нет времени. Здесь рядом есть ресторан, сказал я и вышел, оставив в комнате Крейла с Джор джией Раш.

Глава 17

Я ехал с такой скоростью, что вполне мог схватить штраф за превышение. Было бы хорошо оставить машину где-нибудь в двух кварталах от дома, где жила Билли Прю, но у меня уже не было на это времени. Я подъехал прямо к дому, поставил машину перед входом, взбежал по ступенькам и позвонил.

У меня был один шанс из десяти, если не один из сотни. Если она дома, то должна в этот момент укладываться, но… Я опять позвонил — ничего. Кругом все было тихо.

Я вынул отмычки и попробовал замок, но отмычки не подошли. Подошел ключ от моей собственной квартиры. Но прежде чем я успел его вытащить, дверь распахнулась, и Билли, стоя на пороге, саркастически произнесла:

— Чувствуйте себя как дома! Входите. О, это ты!

— Почему ты не отвечала на стук в дверь?

Она поднесла руку к горлу:

— Ты меня испугал до полусмерти своим стуком.

— Что-то не похоже.

— Почему ты не сказал, кто стучит?

— Каким образом?

— Мог бы крикнуть через дверь.-

Я осторожно прикрыл за собой дверь и убедился в том, что замок захлопнулся.

— Вот было бы мило, если бы я, стоя там, в коридоре, начал бы вопить: «Эй, Билли, это Дональд Лэм, частный детектив. Открой! У меня к тебе дело!»

— Да, так у тебя ко мне дело?

Я осмотрелся. Дверь в спальню была открыта, на кровати лежали сложенные стопками вещи. На йолу стояли два больших чемодана и сундук, а также несколько шляпных коробок.

— Куда-то уезжаешь? — спросил я.

— fbi же не ждешь, что я останусь здесь?

— Нет, если можешь найти другую квартиру.

— Я нашла другую квартиру.

— Где?

— Буду жить с подругой.

— Сядь на минутку. Нам надо поговорить.

— Дональд, я хочу отсюда убраться. Здесь мне все действует на нервы и… и я боюсь!

— Чего ты боишься?

— Ничего, — ответила она и отвела глаза.

— Необычайно логично.

— Заткнись! Какая может быть логика, если мне страшно.

— Может быть, она и не нужна.

Я сел в удобное кресло, закурил и сказал:

— А теперь давай порассуждаем.

— О чем?

— Об убийстве.

— Мы непременно должны это обсуждать?

— Да.

— И что же?

— Ты абсолютно уверена, что часы Стенберри шли на час вперед, когда ты его оставила в ванной?

— Да!

— И ты поставила их на час назад, когда вернулась?

— Да.

— Уверена, что раньше ты не могла их перевести на час назад?

— Я должна была так сделать, но не сделала, и это меня беспокоило.

— Хорошо. Давай поработаем мозгами. Два человека имели дело с этими часами, и одной из них была ты. Теперь скажи: кто знал об этом плане перевести часы вперед?

— Только Питтман Римли и я.

— И этот парень в мужском туалете.

— Да, я о нем забыла.

Я встал и начал ходить по комнате из угла в угол. Она спокойно наблюдала за мной. Я подошел к окну и стал смотреть на улицу.

— На что ты там смотришь?

— Машина агентства припаркована прямо у входа в дом.

— Ну и что? — Она подошла и встала рядом со мной.

— Вчера кто-то положил орудие убийства в мою машину. Я не знаю, когда это было сделано, поэтому мне пришлось сначала заняться вопросом «почему», и это может дать мне ключ к разгадке «когда».

— Что ты имеешь в виду, говоря «почему»? Думаешь, кто-то хотел тебя подставить?

— Либо хотел подставить, либо нет.

— Но это ведь элементарно!

— Мы и должны начать с элементарных фактов. Есть какое-то объяснение всему, настолько простое, что я его просмотрел.

— Какое?

— Или кто-то положил орудие убийствам мою машину, желая меня подставить, или просто случайно. Естественно, я исходил из предположения, что, кто бы его ни положил в машину, но он хотел меня подставить. Теперь же я начинаю думать, что есть и более простое объяснение.

— Какое?

— Давай сделаем еще одно предположение. Кто бы это ни сделал, он или ‘знал, что это именно моя машина, или не знал.

— Господи Боже мой, Дональд, ты же не считаешь, что кто-то мог это сделать случайно.

— Не случайно.

— Я что-то тебя не понимаю. Ты сам себе противоречишь.

— Нет, есть еще одно объяснение случившемуся.

— Какое же?

— Оружие было положено в мою машийу, потому что это оказалось самое удобное место, чтобы спрятать эту штуку.

— Ох! — сказала юна, когда смысл моих слов дошел до нее.

* — Поэтому я стал вспоминать, где же находилась моя машина в это время. Где она стояла вскоре после убийства, так что убийца посчитал ее самым удобным местом, чтобы избавиться от оружия.

— Дональд, в этом что-то есть!

— Как насчет Питтмана Римли? Ты ему доверяешь?

— До сих пор он всегда был честен — по крайней мере со мной.

— Есть два человека, которые знают о часах: Римли и человек из туалета. Тогда должен быть еще одни, третий, кто знал об этом.

— Кто же?

— Миссис Крейд. Думаю, что Стенберри мог сказать ей что-то насчет времени. Это логично, не правда ли?

— Стало казаться логичным, когда ты все объяснил.

— И мне непонятно, почему ручка топорика была отпилена. Ты пользуешься пилой для мяса?

— Ну конечно.

— У тебя есть на кухне такая пила?

— Полагаю, что да.

— Принеси ее, давай на нее посмотрим.

Она секунду с сомнением смотрела на меня, потом направилась в свою маленькую кухоньку. Я пошел за ней. Пила для мяса лежала под раковиной. Она протянула мне ее. Лезвие было чем-то измазано, между ручкой и металлом были комочки грязи.

— Это все объясняет.

— Что это объясняет?

— Это окончательно решает исход дела.

— Не вижу, каким образом.

— У тебя имеется ручной топорик, не правда ли? Тот, кто это сделал, не ожидал найти Стенберри без сознания. Когда она увидела, что он без сознания, и нашла топорик — да, так все и произошло.

— Она?

— Да. Это была женщина.

Я внимательно посмотрел на нее:

— Она не хотела оставлять орудие убийства на месте преступления. И она могла его вынести только одним способом — в своей сумочке. Вот поэтому-то она и отпилила ручку, чтобы топорик поместился в сумочке.

— Дональд!

Я повернулся к окну и стал смотреть на улицу. Несколько секунд в квартире царила тишина. Потом я повторил:

— Я все еще тешу себя надеждой, что орудие убийства положили мне в машину лишь потому, что это было самое удобное место, чтобы его спрятать. Итак, если мы собираемся работать над этой гипотезой, перед нами неожиданно предстают… — Я внезапно замолчал.

— Что случилось? — спросила она.

— Видишь ту машину? Это полиция. Видишь этот красный сигнал?

Мы увидели, как из машины вылез сержант Фрэнк Селлерс, обошел вокруг, галантно открыл дверцу с правой стороны и подал кому-то руку. Берта Кул оперлась о руку Селлерса и вылезла из машины почти так же изящно, как мешок сахара падает с верхней полки в кладовке.

— Быстро! — сказал я. — Убирайся отсюда и… Нет, уже слишком поздно.

Берта уже заметила машину агентства. Я увидел, как она тронула Селлерса за плечо и указала на нее. Тот подошел и взглянул на номер. Они обсудили что-то между собой и двинулись к подъезду дома. Вскоре раздался звонок в квартиру.

— Что мне делать? — спросила Билли.

Она смотрела на меня полными ужаса глазами.

— Сядь в кресло и не двигайся. Что бы ни случилось, не издавай ни звука. Ты обещаешь?

— Если ты так хочешь.

— Запомни: что бы ни случилось! Поняла?

— Да. Все, что ты скажешь, Дональд.

Звонок больше не звонил. Я открыл дверь в коридор и убедился, что звонок работает.

— Что бы ни произошло, не издавай ни звука! Поняла?

Я прикрыл дверь и опустился на четвереньки, приложив ухо к полу. Вскоре я услышал чьи-то тяжелые шаги по коридору. Когда я слегка переменил положение, шагов уже не было слышно. Я встал на одно колено, вытащил из кармана связку отмычек и стал ковырять одной из них в замке. Шаги послышались снова. Когда я поднял голову с видом человека, которого застали на месте преступления: надо мной стоял сержант Селлерс.

— Что, подбираешь ключ к гнездышку?

Я попытался засунуть связку в карман, но он схватил меня за запястье одной рукой.

— Так-так, — сказал он, другой рукой выдергивая у меня из кулака всю связку. — Итак, ваше агентство развлекается с отмычками, не так ли, Берта?

— Черт бы тебя побрал, Дональд. Я давно говорила тебе, чтобы ты от них избавился. От них могут быть только неприятности.

Я промолчал.

— Ну, что ты тут делал? спросил Селлерс.

— Хотел войти внутрь и осмотреть квартиру.

— Как давно ты здесь толчешься?

Не знаю, четыре или пять минут.

— Так долго?

— Позвонил несколько раз в дверь, чтобы убедиться, что там никого нет, потом прошел через входную дверь.

— И что потом?

— Потом поднялся сюда и постучал. Некоторое время прислушивался. Не хотел входить, пока не убедился, что там никого нет.

— А там действительно пусто?

— Да. Мне кажется, она выехала.

— Тогда зачем тебе нужно было туда попасть?

— Мне надр было кое-что проверить в ванной.

— Зачем?

— Хотел посмотреть, как должны стоять люди, что бы вытащить тело из ванны. Это должны были делать двое мужчин. '

— Не глупи, — прервал меня Селлерс. — Я уже раскрыл это дело.

— Раскрыли?

— Да. Мне нужна эта девица.

— Зачем?

— Я идентифицировал ручку от топора. Она купила его в хозяйственном магазине в трех кварталах отсюда.

Я постарался, чтобы в моем голосе не прозвучала тревога:

— Она, видимо, сейчас на работе, во «Встречах у Римли». Ты не прехал по срочному вызову со «скорой помощью»?

— Думаю, это было сделано, чтобы ввести нас в заблуждение, Дональд. Мне нужна эта девица — Прю!

— Но ты послал кого-то по тому адресу на Вест-Ор-леан-авеню?

— Конечно.

— И они не позволят Крейлу уйти?

— Нет, дорогой. И тебе тоже не уйти от ответа. Поехали. Нам пора.

— А я не получу обратно мои ключи?

— Ишь чего захотел!

— Забери эту гадость и немедленно выброси, — сердито сказала Берта. — Я же предупреждала тебя, негодник!

— Ладно, пошли, — сказал Селлерс.

Я молча пошел за ними на улицу и предложил:

— Я возьму машину агентства…

— Черта с два ты возьмешь! Парень, гы останешься здесь, пока я не надену браслеты на ручки этой девицы. И даже не пытайся предупредить ее по телефону!

— Надеть на нее наручники!

— Конечно, а-ты как думал?

Не дай ему себя провести, — сказала Берта. — Он все знает. Он умен как черт! Он обязательно предупредит ее. Боже мой, как он падок на женщин! В этом все его несчастье.

— Послушай, Дональд, это ведь она убила. Не впутывайся.

Я посмотрел на Селлерса и рассмеялся:

— Любой мог взять этот топорик.

— Я собрал на нее компромат. Она сняла квартиру под вымышленным именем в «Фулроз-Эпартментс». В течение месяца, что она за ней числилась, девица ни разу не появилась там, когда Руфус Стенберри был в своей квартире. Она обыскала его квартиру. В день убийства, сразу после того, как Стенберри ударили по голове, она появилась в доме и побывала в его квартире. Она проделала хорошую работу обчистила его сейф.

— Откуда тебе это известно?

Арчи Стенберри рассказал мне о том, что пропало из сейфа.

— Но откуда известно, что это сделала именно она?

Он засмеялся и ответил:

— Она проявила изрядную хитрость, когда была в квартире Стенберри. Она не оставила там отпечатков пальцев. Но хитрость ей изменила, когда она бывала в своей квартире, снятой под вымышленным именем. В любом случае это ей бы не помогло. Она не могла прожить в этой квартире целый месяц и не оставить отпечатков.

Ты хочешь сказать, что нашел ее отпечатки пальцев, в ее собственной квартире?

Точно, в той, что она сняла под чужим именем. Скажу тебе больше: управляющий этого дома опознал ее по фотографии.

Черт возьми!

Не расстраивайся так, дружок. Она всегда была просто авантюристкой с красивыми ножками.

Как ты определил, что это она?

Это было несложно. Ты навестил этого парня, Каллингдона… Она тоже явилась к нему. Ваши машины стояли рядом. Она знала, где твоя машина. Она знала, чья это машина. Ты дал ей возможность увезти тебя оттуда. Когда ты ушел от нее, у нее была куча времени, чтобы положить орудие убийства в твою машину. Она считала себя страшно хитрой. В тот момент, может быть, это и казалось хитростью, но именно это и накинуло ей петлю на шею.

— Послушай, Фрэнк, — вдруг вступила Берта, — я не хочу ехать с тобой. Ничего не случится, если мы с Дональдом возьмем машину агентства и поедем следом за тобой. Я прослежу, чтобы он ей не звонил.

Подумав, Селлерс согласился и пошел со мной к машине агентства., Я сунул руку в карман за ключами и почувствовал, как внутри у меня все оборвалось: я оставил ключи от машины и шоферские перчатки на столе в квартире Билли Прю.

— Ну, — сказала Берта.

Теперь я знаю, что чувствуют люди, когда их внезапно охватывает страх. Наверное, мне проста, нечего было сказать в свое оправдание, но если бы даже и было что сказать, то я не смог бы: мой язык буквально прилип к нёбу. Я просто стоял и рылся в карманах.

— Где ключи? — спросила Берта.

— Наверное, я уронил их на коврике, когда вйнимал другую связку из кармана.

Берта взглянула на Селлерса, а тот прошипел:

— Ах ты предатель!

В ту же секунду я почувствовал его железную хватку у себя на запястье. Блеснула сталь, и наручники защелкнулись на мне. Металл больно врезался в руку.

— Ладно, умник, я дал тебе шанс, а ты не захотел им воспользоваться. Тебе нужно было все усложнить. Теперь будем играть по жестким правилам. Давай, приятель, пошли наверх.

— Что ты в самом деле, — сказал я беспомощно. — Эти ключи лежат там на коврике перед дверью и…

— А вот я только что заметил, что на тебе нет шоферских перчаток. Что я за детектив. Пошли, приятель.

И мы пошли наверх. Я ничего не мог поделать. Пе ред дверью. Билли Селлерс встал на колени и обшарил ковер. Махнув с презрением в мою сторону, взял мои отмычки и вставил одну в замок.

— Ты собираешься войти без ордера на обыск? — сделал я последнюю отчаянную попытку.

Но Фрэнка Селлерса было не так легко провести.

— Ты прав, черт побери, — ответил он. — Я собираюсь войти без ордера на обыск. — И с этими словами он повернул ключ в замке.

Билли Прю сидела в кресле, как я ее оставил. Ее лицо было белое как бумага. Селлерс быстро оценил ситуацию, прошел к столу и спросил:

— Это твои перчатки, Л эм?

— Я не отвечаю ни на какие вопросы, — сказал я.

Селлерс взял ключи от моей машины:

— Ключи и перчатки послужат уликой для суда. Билли, соберите вещи. Вы едете с нами. Дайте мне посмотреть вашу руку.

Он взял ее руку. Я ничего не мог поделать, даже если был бы в состоянии предупредить ее. Через полсекунды она вскрикнула и дернулась от боли, когда На ее запястьях захлопнулись стальные наручники. А затем меня и Билли сковали вместе одними наручниками.

— Ну, хорошо, маленькая мисс Убийца, и вы, мистер Соучастник, — сказал Фрэнк Селлерс сурово, — мы вам покажем что к чему, маленькие птички.

Берта переводила взгляд с меня на Селлерса и обратно:

— Послушай, Фрэнк, предположим…

— Ничего не поможет, — отрезал он.

— Но, Фрэнк…

— Заткнись. И на этот раз мы все поедем в моей машине.

Глава 18

Селлерс; задержался ненадолго, чтобы проверить, подходят ли мои ключи к машине агентства. После этого он загрузил нас всех в полицейскую машину, включил. сире-ну, и мы поехали. Это было то еще местечко, чтобы сосредоточиться, но я знал, что мне надо думать, и думать быстро. К тому времени, как мы приедем в полицейское управление, будет уже поздно.

Сирена завывала, освобождая нам дорогу, и наша машина неслась на огромной скорости. Мы проскакивали перекрестки без остановки. Я успел прочесть название улицы, по которой мы в этот момент проезжали, — это была Мантика-стрит. Немного впереди по левой стороне я заметил шикарный отель, перед которым стояло несколько такси. Водители с любопытством посмотрели на нашу машину, и мне бросился в глаза перебитый нос одного из них.

Следующей улицей оказался бульвар Гарден-Виста, и Фрэнк Селлерс стал поворачивать.

— Фрэнк! — закричал я, но он даже не повернул головы. Шины взвизгнули на повороте.

— Фрэнк, ради Бога, остановись!

Что-то в моем голосе все-таки привлекло его внимание, заставив снизить скорости.

— Что там такое на этот раз?

— Убийца Руфуса Стенберри.

— Она сидит здесь.

— Нет, нет, Фрэнк! Ради Бога, остановись у тротуара и дай мне все объяснить, пока он не исчез.

Он колебался.

— Фрэнк, пожалуйста, — сказала Берта.

— Черт с ним, — сказал Фрэнк. — Это его очередная выдумка, и ты это отлично знаешь. Он ведь у нас быстро соображает.

— Черт бы тебя побрал! — закричала Берта. — Немедленно останови машину у тротуара!

Селлерс с удивлением воззрился на нее. Наклонившись вперед, Берта повернула ключ зажигания, вытащила его и высунула руку в окно. Мотор заглох. Машина по инерции доползла до тротуара, поскольку ФрЭнк повернул руль.

Селлерс сидел совершенно неподвижно, его лицо побелело от гнева. Через несколько секунд к нему вернулся дар речи:

— Очень хорошо. Я задержу всех троих.

Берта повернулась ко мне:

— И не надейся, что он этого не сделает. Если у тебя есть что сказать, то говори, и я чертовски надеюсь, что у тебя действительно есть что сказать.

Я положил левую руку на плечо Фрэнку. Правая была скована наручниками с Билли Прю.

— Послушай, Фрэнк. Я совершенно чист. Я все думал, как орудие убийства могло попасть ко мне в машину. Я мысленно проверил каждый свой шаг за эти дни. Его просто не мог бы подложить никто из тех, кто знал, чья эта машина, и подстраивал мне ловушку, если, конечно, Билли не предала меня — а я не думаю, чтобы она меня предала. Есть еще лишь один способ, благодаря которому оружие могло оказаться в моей машине.

Теперь Селлерс начал прислушиваться.

— Послушай, Фрэнк, я делаю это для тебя и для всех других. Ради всего святого, не сажай нас за решетку и не сообщай в газеты, а то потом ты не сможешь смотреть никому в глаза.

— Не беспокойся обо мне. Расскажи лучше об орудии убийства.

— В мою машину его мог положить только человек, который понятия не имел, кому принадлежит эта машина.

— Глупости, — сказал Селлерс.

— И была только одна возможность это сделать, — продолжал я. — И это произошло потому, что моя машина оказалась удобным и доступным местом для убийцы. Это могло случиться только в тот момент, когда моя машина была припаркована около «Встреч у Рим-ли». Я хотел быть очень ловким и втиснул свою машину перед другой в надежде, что она не уедет до меня. Но водитель этой машины был не таков: он просто поставил свою машину на малую скорость и вытолкнул мою в зону, где останавливаются такси, и уехал. Когда я вышел, какой-то таксист чуть не избил меня за это. И этот же таксист сидел в машине перед входом в Гот отель на Мантика-стрит. Отель этот находится в нескольких кварталах отсюда. Видимо, это его обычное место стоянки. А ручка этого топора была отпилена так, чтобы поместилась в дамской сумочке.

— И какое дсе это имеет отношение к тому, что случилось? — спросил Селлерс.

— Ты не понимаешь? Не улавливаешь идею? Вспомни этот дорожный инцидент на углу Мантика-стрит и бульвара Гарден-Виста. Учти фактор времени. А теперь, если хочешь быть умным детективом — будь им, а хочешь быть дураком — будь дураком. Я сказал все, что хотел. Верни ключи на место, Берта.

— Знаешь, я что-то не поняла, дружочек. При чем здесь таксист?

— Вставь ключ в зажигание, — сказал я. — У Селлерса есть шанс либо покрыть себя славой, либо получить приз за глупость.

— Я не собираюсь получать приз за глупость, — заявил Селлерс. — У меня полно материала на Билли Прю.

— У тебя нет ничего против нее, кроме совпадений. Мы с Билли встречались еще до того, как я уехал. Она знала, что я возвращаюсь. Я не мог встречаться с ней в квартире, где она жила, потому что Питтман Римли устроил бы мне нахлобучку. Тогда она сняла ту квартиру на Фулроз-авеню, так что мы могли встречаться там. Это было любовное гнездышко. Именно там я был прошлой ночью, когда Берта меня разыскивала.

— Ах ты сукин сын! — сказала Берта и вставила ключи в замок зажигания.

Фрэнк Селлерс просидел целых тридцать секунд, обдумывая сказанное. Затем он нажал на стартер, набрал скорость и сделал поворот на 180 градусов посередине улицы. Вновь взвыла сирена, и красная мигалка начала крутиться на крыше.

Мы пронеслись по бульвару Гарден-Виста и свернули на Мантика-стрит. Таксист с перебитым носом все еще сидел в своей машине.

Селлерс остановился рядом с ним. Хитрые маленькие глазки таксиста засверкали.

— Какая муха тебя укусила? — спросил таксист.

— Вчера после полудня случилось столкновение на углу Мантика-стрит и бульвара Гарден-Виста. Знаете что-либо об этом?

— Кое-что слышал.

— Кого-нибудь посадили в машину сразу после этого?

— Да. А вам-то что до этого? — нахмурился перебитый нос.

— Мужчину или женщину?

— Женщину.

— Чего она хотела?

Хитрые глазки уперлись в Селлерса и ушли в сторону. Селлерс рывком открыл дверь своей машины, обошел вокруг и, расправив плечи, встал рядом с таксистом. Дернул дверцу такси и приказал водителю вылезать. Перебитый нос смерил его взглядом и задумался. Тут Селлерс протянул руку, сграбастал его за галстук и дернул:

— Я же сказал — вылезай!

Таксист вылез и стал отвечать повежливее:

— Что вы хотите узнать?

— Твоя пассажирка, что ты можешь о ней сказать? Кто она?

— Просто женщина. Она хотела, чтобы я ехал следом за одной машиной, которая должна была выехать из-за угла.

— Давай дальше, — сказал Селлерс.

— Машина выехала из-за угла с Мантика-стрит, и мы за ней поехали. Затем я заметил еще одну машину, которая тоже следила за первой. Я сказал об этом своей пассажирке. Она велела мне не обращать внимания на вторую машину, а следить за первой. Это продолжалось на протяжении трёх кварталов. Они остановились у большого многоквартирного дома. Мужчина вошел в дом. Женщина в другой машине уехала. Моя пассажирка приказала мне подождать. Мы ждали минут десять. Затем из дома выскочила девушка, села в машину и уехала. Моя пассажирка заволновалась. Она вышла, дав мне пять долларов, и тоже вошла в дом. Минут через десять она вернулась, села в машину и велела ехать ко «Встречам у Римли». Мы приехали туда. Какой-то ублюдок поставил свою машину так, что она заняла всю стоянку такси. Я сказал ей: «Подождите, пока я вышвырну его отсюда», но она ждать не захотела, вышла из машины и вошла в это заведение Римли. В это время вышел парень и сел в эту машину, которая занимала неположенное место. Я попытался вытрясти из него хоть доллар, но ничего не вышло. Зато она заплатила мне пять долларов за шёстидесятицентовую поездку, так что я оставил его в покое с его рыдваном.

— Заметили что-нибудь необычное насчет сумочки, которую держала эта женщина? — спросил Селлерс.

Таксист взглянул на него со все возрастающим уважением:

— У нее было что-то здорово тяжелое в сумочке. Оно даже одним концом выпирало. Я подумал, что это могла быть…

— Палка? — спросил Селлерс, поскольку таксист задумался.

— Угу. Только это была не палка.

— Может быть, молоток или маленький топорик?

Неожиданная догадка сверкнула в его глазах.

— Черт, вот что это было! А я-то думал, что палка!

— Как выглядела эта женщина?

— Ничего, симпатичная, — со знанием дела сказал таксист. — Хорошенькие ножки, стройная фигурка. Вот только зубы великоваты. Когда она улыбалась, зубы у нее торчали, как у лошади.

— Зажарьте меня, как устрицу! — воскликнула Берта.

Глава 19

Эллери Крейл расхаживал взадтвперед перед входом в наш офис, когда мы с Бертой поднялись на лифте на свой этаж.

Увидев нас, он вздохнул с явным облегчением, поспешил нам навстречу и схватил меня за руку:

— Я надеялся, что вы сюда заедете. Лифтер сказал, что вы часто приходитепоздно вечером, хотя ваш офис закрывается в пять часов.

— Итак, мы добились для вас соглашения, — воинственно сказала Берта.

— Давайте войдем в офис и там поговорим, — попросил Крейл.

Берта отперла дверь, и мы направились в кабинет.

— Итак, все, как я и сказала вам по телефону, — продолжала она. — Вы должны нам еще триста долларов и…

Крейл смотрел на нее так, будто она говорила на иностранном языке, потом взглянул на меня. Я покачал головой и сказал:

— Я ей ничего не говорил.

— О чем, черт возьми, вы там говорите? — спросила Берта.

Крейл вынул из кармана чековую книжку и ручку.

— Три сотни долларов, — повторила Берта.

Крейл посмотрел на нее и произнес:

— Миссис Кул, я хочу поблагодарить вас обоих за то чудо, которое случилось со мной. Думаю, что своим, счастьем я обязан Дональду Лэму.

У Берты отвисла челюсть.

— Думаю, вы знаете о том, что случилось. Лэм уж, во всяком случае, знает. Я подозревал, что моя жена встречается со Стенберри. Я не мог понять, почему она так старалась уговорить меня купить «Стенберри-Бил-динг», да еще по цене, которая, по словам моего банкира, была завышена раза в три.

Когда вчера днем она собралась уехать, я решил проследить за ней. Это решение я принял внезапно. Моей машины на месте не было, но я подумал, что Джорджия Раш не будет возражать, если я возьму ненадолго ее машину.

Я не собираюсь рассказывать вам все, что потом произошло. Мистер Лэм, во всяком случае, все знает. Я ехал вслед за женой и видел аварию. Мне хватило увиденного, чтобы понять — она специально следит за Стенберри. Я вернулся к себе в офис. Джорджия даже не знала, что я брал ее машину. Ну а потом я прочитал в газетах, что Стенберри был убит, и… я возложил вину за это на мою жену.

Она призналась мне, что Стенберри ее шантажировал, но не сказала из-за чего. Знаете, мне хотелось быть сильным, молчаливым, все понимающим мужем. Я не стал задавать ей никаких вопросов. Я решил защищать свою жену до конца. Я знал, что ее вызовут в суд в качестве свидетеля автомобильной аварии. И решил, что все должно быть улажено без суда, чтобы никто не узнал, что она следила за Стенберри. Вот я и пришел к вам и попросил все уладить.

Ну а потом мистер Лэм показал мне, что так жить невозможно. Вы не можете принести себя в жертву, чтобы не причинить боль кому-то одному, если тем самым вы причиняете другому человеку еще более сильную боль. И… ну, мы с ней откровенно поговорили, и на сей раз я не был таким глупцом. В глубине моего сознания я все время помнил, что Джорджия лежит без сознания в госпитале. Я знал, что она хотела покончить с собой из-за меня, и теперь увидел многое совершенно в новом свете.

А потом Ирма начала говорить о разделе имущества и подошла к этому вопросу очень по-деловому. Тут я понял, что она заманила меня и женила на себе только ради денег. Она рассматривала это как вложение капитала. Я почувствовал огромное облегчение. Я согласился на такие условия, что у нее глаза вылезли из орбит, и попросил ее заказать билеты на самолет до Рино, где мы можем быстро развестись. Ну а потом я пришел сюда, к мистеру Лэму.

Крейл глубоко вздохнул и стал выписывать чек. Он взял промокашку, промокнул написанное, вырвал из книжки чек и положил на стол. Когда он встал и посмотрел на меня, в его глазах стояли слезы. Он пожал нам руки, обошел вокруг стола, дружески похлопал Берту по плечу, потом наклонился и поцеловал ее прямо в губы.

— Крейл, я очень за вас рад, — сказал я. — Ваша жена не убивала Стенберри. Это была другая женщина, которую Стенберри шантажировал по телефону. Если бы она случайно не заметила, что часы Стенберри, идут на час вперед, и не перевела их назад, то все было бы намного проще. Но это не значит, что ваша жена не держала вас за дурачка. Все равно держала.

Эстер Уитсон тоже шантажировали, и ей это надоело. Она следила за Стенберри от «Встреч у Римли», собираясь вывести его на чистую воду. Может быть, она еще тогда задумала убийство. Она видела, как Стенберри зашел в этот дом, знала, что здесь живет Билли Прю. Она сложила два плюс два и решила ждать. Потом Билли Прю вышла из дома одна. Стенберри не появился. Мисс Уитсон решила посмотреть, что же там происходит. Она поднялась в квартиру Билли Прю. Дверь оказалась открытой. Она вошла и увидела прекрасную возможность избавиться от Стенберри раз и навсегда.

У него в руке была записка, в которой говорилось, что Билли пошла в аптеку за лекарством. Она знала, что это неправда. Она видела, как Билли отъехала на машине, не обратив внимания на аптеку на углу. Она огляделась в поисках оружия, увидела кухонный топорик и с силой ударила Стенберри по голове.

Потом она ужаснулась содеянному и в панике решила спрятать орудие убийства. Она отпилила кусок ручки, чтобы топорик мог поместиться у нее в сумочке, потом бросила его в первый автомобиль, который ей попался, когда она вышла из такси. Полиция обнаружила отпиленный кусок от ручки топорика — он все еще лежал в ее сумочке.

Крейл внимательно слушал.

— Мисс Уитсон? Я боялся, что она втянет в это мою жену. И я боялся… но, слава Богу, со всем этим покончено. А теперь я бы хотел вернуться в госпиталь. До свидания и да хранит вас Господь! Я попытался выразить свою благодарность этим чеком. Вы даже не представляете, как глубоко я вам обязан.

Берта проводила его взглядом до дверей, а потом схватила чек. Я увидел, как ее жадные глазки стали большими и круглыми.

— Зажарьте меня, как устрицу! — сказала-она благоговейно. — Засуньте меня а банку, как сардину!

Я был на полпути к выходу, когда Берт| пришла в себя. Я услышал, как она кричит мне вслед:

— Черт тебя возьми, Дональд Лэм! Если ты собрался во «Встречи у Римли», помни, что я больше не разрешу тебе записывать сигареты в счет издержек! Дело уже закрыто.

Я остановился у двери. Я не мог уйти, не парировав удар.

— И если я не буду ночевать сегодня дома, не беспокойся, — крикнул я и захлопнул дверь, прежде чем Берта успела придумать ответ.

ВОРОНЫ НЕ УМЕЮТ СЧИТАТЬ



Глава 1

У стола Берты Кул сидел посетитель. Это был богач, случайно попавший в трущобы, где ему все противно, даже сам воздух.

Когда я вошел в кабинет, Берта приветливо улыбнулась, а посетитель посмотрел на меня так, словно заранее приготовился увидеть нечто отвратительное.

Берта была сама любезность — значит, об оплате они еще не говорили.

— Знакомьтесь, мистер Шарплз, это мой партнер Дональд Лэм, — сказала Берта. — Выглядит он не очень солид ю, зато ума ему не занимать. Дональд, это мистер Шарплз, горнопромышленник из Латинской Америки. Он пришел к нам по делу.

Вертящийся стул издал резкий металлический звук, когда Берта, устраиваясь поудобнее, навалилась на него всей своей тяжестью. На ее губах по-прежнему играла улыбка, но по глазам й видел, что требуется моя помощь.

Я присел.

— Мне это не нравится, — глядя на меня, недовольно произнес Шарплз.

Я промолчал.

— По-моему, ваша коллега считает, что мною движет праздное любопытство, — продолжил Шарплз нарочито обиженным тоном, но лицо его оставалось невозмутимым, как у тех, кто говорит: «Я не люблю брать последний кусок с тарелкц», а затем этот кусок преспокойно съедает.

Берта попыталась что-то сказать, но я взглядом дал понять, чтобы она помолчала. Наступившая пауза тяготила Берту, и оцр, не выдержав, начала:

— Но ведь мы для этого и существуем…

— Речь идет не о нас, — перебил Шарплз тем же холодным тоном. — Речь идет обо мне.

— Разумно, — сказал я.

Шарплз резко, словно на пружине, повернулся, но не прочел на моем лиде ничего, кроме вежливого интереса…

Очередную паузу прервал скрип стула, на котором сидела Берта. Но Шарплз больше не обращал на нее внимания — он смотрел на меня:

— Я уже рассказал обо всем вашей коллеге. Придется повторить специально для вас. Согласно завещанию покойной Коры Хендрикс — я один из двух опекунов ее наследства. Наследников тоже двое — Ширли Брюс и Роберт Хокли. Вам известны завещания такого рода?

— Да, — ответил я.

— Дональд — дипломированный юрист, — поспешила вставить Берта.

— Почему же он не работает по профессии? — съязвил Шарплз.

Берта хотела ответить, но я опередил ее:

— Я понял, что в законодательстве есть лазейка, зная о которой убийца может избежать наказания.

— Вы имеете в виду состав преступления? — спросил Шарплз с видом знатока.

— Вы правы. Я счел это несправедливым, но вышестоящим инстанциям не понравились мои соображения.

— И что же, законодательство не изменилось?

— Увы.

Тон Шарплза стал иным. Теперь в нем слышалось уважение, смешанное с любопытством.

— Может быть, когда-нибудь вы расскажете об этом подробнее? — спросил он.

Я покачал головой:

— Однажды я совершил ошибку. И начальству это не понравилось. Вот и все.

Какое-то мгновение Шарплз молча смотрел на меня, а затем продолжал:

— По условием завещания опекуны до истечения срока опеки вольны выделять наследникам такую сумму, какую считают нужной. А срок опеки истечет, когда младшему из них исполнится двадцать пять лет. Тогда все должно быть разделено поровну. — Снова помолчав, Шарплз многозначительно добавил: — Это налагает на вас особую ответственность.

— И как велико наследство? — спросила Берта.

Шарплз даже не повернул головы а ее сторону.

— Это не имеет прямого отношения к делу, — бросил он через плечо.

Стул под Бертой снова заскрипел.

— Так на чем мы остановились? — спросил я.

— Мне нужна ваша помощь.

— Чем же мы можем помочь?

— Дело весьма деликатное. — С этими словами Шарплз мрачно уставился на меня.

Я молчал.

Опять скрипнул стул — Берта, бросив на меня короткий взгляд, склонилась над столом.

Нарушить молчание пришлось Шарплзу.

— Должен сообщить вам кое-что о тех, кто имеет непосредственное отношение к делу, — начал он. — Кора Хендрикс скончалась скоропостижно. Близких родственников у нее не было. Ширли Брюс — дочь ее давно умершей двоюродной сестры. Осиротевшую девочку. Кора Хендрикс взяла к себе. Было это всего за несколько месяцев до того, как она умерла сама. Что касается Роберта Хокли, то он ей вообще никакой не родственник. Он сын близкого друга Коры, который умер на год раньше ее. — Шарплз откашлялся. — Роберт Хокли, — продолжил он тоном судьи, оглашающего приговор, — молодой человек весьма сомнительного поведения. По правде сказать, просто дикарь. Он упрям, невоспитан, подозрителен, в нем так и клокочет дух противоречия. — Уловив на моем лице тень сомнения, Шарплз добавил: — Я отвечаю за свои слова.

— Игрок?

— Естественно.

— И ему нужны деньги, — заметил я.

— Естественно.

— И вы их даете?

— Мы выделяем Роберту Хокли довольно скромную сумму, мистер Лэм. То, что он от нас получает, едва превышает минимум, определенный завещанием.

— Ну а мисс Брюс?

— О, — Шарплз заметно смягчился. — Мисс Брюс совсем другое дело. Это весьма сдержанная, воспитанная, красивая девушка, и она не бросает денег на ветер.

— Блондинка или брюнетка?

— Брюнетка. А собственно, зачем вам знать?

— Просто так.

Шарплз внимательно посмотрел на меня.

— Ее внешность не имеет к делу никакого отношения… Нам очень не хотелось бы обделять Роберта Хок-ли. Мы могли бы давать ему больше…

— Но он игрок-. И каждый полученный цент ставит на карту. Не так ли?

Шарплз задумался, а затем медленно произнес:

— Роберт Хокли — своеобразный молодой человек. Когда мы отказались давать столько, сколько он хотел, он занял денег и открыл небольшое авторемонтное предприятие.

— Ну и как у него идут дела?

— Не знаю. Я пытался навести справки, но ничего не смог выяснить. Вообще-то я сильно сомневаюсь, что такой человек может чего-либо добиться. Угрюмый, замкнутый…

— Он служил в армии? /

— Нет. Признали непригодным по состоянию здоровья. Меня это очень огорчило. Ведь, окажись он в армии, многие наши проблемы решились бы сами собой. К тому же армейская дисциплина, по всей вероятности, благотворно повлияла бы на него.

— Но его ведь могли убить, — заметил я.

Шарплзу мои слова не понравились. Он повернулся к Берте.

— Не знаю, что-заставило меня прийти сюда…

Берта улыбнулась.

— Знаете, посещение частных детективов чем-то похоже на посещение турецкой бани. Попав туда впервые, испытываешь неловкость. Но потом, побывав там во второй, третий раз, входишь во вкус и понимаешь, что именно этого тебе и не хватало.

Шарплз вроде бы снова обрел самоуверенность.

— Мне нужна информация. Сам я не могу ее получить, — сказал он.

— Для этого существуем мы, — подхватила Берта.

— С Ширли Брюс тоже не все так просто, — продолжил Шарплз. — Но здесь совсем другие проблемы. Дело в том, что юридически мы имеем право выдавать каждому из наследников столько, сколько считаем уместным. Например, одному десять тысяч долларов в месяц, другому вообще ничего. Сами понимаете, это нарушило бы баланс… Короче, я хочу сказать, что мы впраре выделять одному из наследников больше, а другому меньше.

— На сто двадцать тысяч долларов в год, — заметил я.

— Не надо понимать столь буквально, мистер Лэм. Это всего лишь пример.

— Так я и понял, мистер Шарплз.

— Теперь вам ясно?

Я кивнул.

— Ширли Брюс — решительная молодая девушка. У нее свои правила и убеждения. Самое удивительное, что она наотрез отказалась принять'хоть на цент больше, чем мы даем Роберту. Так цто мы попали в сложное положение…

— Вы хотите сказать, что Ширли возвращает вам деньги? — спросила Берта.

— Увы, это так.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Берта.

— Я тоже, — сказал Шарплз. — Но она считает это правильным. Не хочет, чтобы ей оказывали предпочтение. Считает, что наследство должно быть разделено поровну, и ей плевать на наше право выдавать деньги по своему усмотрению.

— А у вас есть такое право?

— Да, пока младший из наследников не достигнет двадцати пяти лет… И пока не истечет срок опеки.

— Выходит, когда Роберту Хокли исполнится двадцать пять, вы должны будете отдать ему половину оставшихся денег?

— Нет, когда двадцать пять лет исполнится Ширли. Роберт на три года старше, и ему будет уже двадцать восемь. К этому сроку мы либо сразу выделим ему половину всех средств, либо учредим пожизненную ренту, половина которой будет причитаться ему.

— То есть все поделите поровну, не так ли?

— Да, но мы можем выбирать: дать наличными или учредить пожизненную ренту.

— И это все, что вы можете?

— Да.

— Но пока срок опеки не истек, вы имеете право выделять деньги наследникам по своему усмотрению?

— Вот именно.

— Так что же 'вам от нас нужно?

— Понимаете, — замялся Шарплз, — мне трудно объяснить, что за человек Ширли Брюс… Это очень решительная молодая особа…

— Вы это говорили…

Неожиданно Шарплз переключился на другую тему:

— Вы знаете Бенджамина Наттолла?

— Владельца ювелирного магазина?

— Да.

— Не знаком, но слышал о нем.

— Кажется у него очень дорогой магазин? — вступила в разговор Берта.

— Он имеет дело с драгоценностями самого высокого качества, — ответил Шарплз. — Предпочитает изумруды. Большая часть наследства Коры Хендрикс — золотые прииски в Колумбии… Вы разбираетесь в изумрудах?

Глаза Берты загорелись.

— Лучшие в мире изумруды добывают в Колумбии, — пояснил Шарплз. — Колумбийское правительство полностью контролирует их добычу, устанавливает ее размер, правила огранки и продажи. Неизвестно, чем именно определяются решения правительства — это государственная тайна. И если кто-то сумеет выяснить конъюнктуру, можно сказать, что ему крупно повезло.

— То есть? — поинтересовалась Берта.

— Гм, представьте себе, что на несколько лет добыча изумрудов прекращена… Правительство Колумбии будет утверждать, что это в интересах государства. Если вы сможете войти в доверие к кому-либо из членов правительства, то, пожалуй, вам покажут запас изумрудов — вот, дескать, тут все, а теперь добыча стоит очень дорого, и приходится ждать более благоприятной конъюнктуры…

— Ну и что? — спросила Берта.

— Дело в том, — продолжал Шарплз, — что неизвестно, действительно ли увиденное вами — весь запас изумрудов. Выяснить же это невозможно. Вам показывают какие-то камни, разложенные по полкам. Поди разберись…

— Кора Хендрикс владела не только золотыми приисками, но и месторождениями изумрудов? — уточнил я.

— Вовсе нет. Не торопитесь с выводами, молодой человек, это может привести к ошибкам. Мы работаем с гидравлической техникой на золотых приисках, расположенных весьма далеко от изумрудного пояса. Но у меня хорошие связи в деловых, кругах Колумбии, и я разбираюсь в конъюнктуре изумрудов.

— А при чем здесь Наттолл? — спросил я.

— Я довольно часто бываю в Колумбии, и, как уже сказал, там у меня есть деловые связи. Второй опекун, Роберт Кеймерон, бывает там еще чаще. Кое-что я знаю сам, кое-что — от Кеймерона. Сплетни, слухи — все это может пригодиться. А Наттолл — специалист по изумрудам, и потому нуждается в такого рода информации.

— И вы с ним откровенны?

— Не совсем. Бывают сведения конфиденциального характера, ну а со сплетнями и различными слухами я его знакомлю. Мы по-своему близки, хотя он очень ловок и скрытен, короче, хитер как черт. Что ж поделаешь — приходится.

— У вас с ним какие-то общие деловые интересы?

— Нет. Отношения чисто дружеские.

— Тогда при чем здесь он?

Шарплз откашлялся.

— Два дня назад я виделся с Наттоллом. Естественно, речь зашла об изумрудах. Он сказал, что недавно приобрел для продажи интересную4 изумрудную подвеску — камни редкой глубины цвета. Хочет отдать их в переогранку, а оправу переделать.

Шарплз снова откашлялся и положил ногу на ногу.

— Ну-ну? — Берте не терпелось узнать, что дальше.

— Наттолл показал мне эту подвеску. Я узнал ее. Я узнал бы ее из тысячи, хотя видел давно. Когда-то она принадлежала Коре Хендрикс и была завещана Ширли Брюс.

— Наттолл взял ее, чтобы переделать и переогранить или для продажи?

— Для продажи. Переделать подвеску — его идея.

— И что же?

— А то, что я хочу знать, почему Ширли отдала подвеску ювелиру. Если ей нужны деньги, то зачем и сколько.

— А вы не хотите спросить об этом у нее?

— Нет, если она сама не рассказала мне, не могу же я приставать с такими вопросами. Да и, может быть, все не так просто…

— Что вы имеете в виду?

— Ну, а если на нее оказали давление…

— Шантаж?

— Мне не нравится это слово, мистер Лэм. Лучше говорить о давлении.

— Разве это не одно и то же?

Шарплз промолчал.

— Так что же вы хотите от нас? — поинтересовалась Берта. -

— Узнать, во-первых, как попала подвеска к Наттол-лу. Думаю, это не простое ювелиры умеют хранить тайны клиентов. А во-вторых, зачем Ширли деньги и сколько именно.

— Каким образом я смогу познакомиться с мисс Брюс? — спросил я.

— Я представлю вас.

— А как быть с Наттоллом?

— Понятия не имею. Это ваша забота.

— Может быть, пойти к нему в магазин и поинтересоваться, есть ли в продаже изумрудная подвеска такого-то типа? — предложила Берта.

— Не говорите глупостей! — прервал ее Шарплз. — Один шанс из ста, что Наттолл покажет вам подвеску. А если и покажет, вам все равно не удастся узнать, как она к нему попала. Это не простое дело, мисс Кул.

Берта откашлялась.

— Обычно мы берем аванс…

— Это не в моих правилах.

— Без аванса мы не работаем, — вмешался-я. — Выпишите, пожалуйста, чек на пятьсот баксов и нарисуйте подвеску.

Шарплз молча смотрел на меня.

Берта протянула ему ручку.

— Спасибо, не надо, — отказался Шарплз. — Чтобы нарисовать ювелирное изделие, нужен карандаш. Иначе не передать игру света…

— Ручка нужна, чтобы подписать чек, — твердо сказал я.

Глава 2

Ювелирный магазин Наттолла напоминал ледяной дворец. Вошел я в него через автоматически раскрывающиеся двери. Я знал, что стоит йажать определенную кнопку, и двери эти станут непреодолимым препятствием на пути нежеланного гостя.

Изысканно одетый молодой человек с безупречными манерами придирчиво окинул меня взглядом и вышел навстречу. * *

— Наттолл на месте? — спросил я.

— Не знаю. Утром я его не видел. Если он здесь, что передать?

— Скажите, что его спрашивает Дональд Л эм.

— По какому делу?

— Я детектив.

— В этом я почти не сомневался, — улыбнулся молодой человек.

— А я не сомневался, что вы не сомневались, — парировал я.

— Зачем вам мистер Наттолл?

— У меня к нему небольшое дело.

— Какое?

— Недавно была заложена одна вещица. Она меня интересует.

— Вы ищете ее у нас?

— Да.

— А зачем она вам?

—, Для дела.

— Вы не могли бы ее описать?

— Я хотел бы поговорить с вашим шефом.

— Минутку. Подождите, пожалуйста, здесь.

Слово «здесь» он произнес так, будто приказал мне стоять по стойке «смирно».

Я закурил. Молодой человек быстро направился к телефону, что-то проговорил в трубку, затем так же быстро вышел через служебную дверь. Вскоре он вернулся.

— Мистер Наттолл уделит вам несколько минут.

Мы поднялись по широкой лестнице, прошли через приемную, где сидела секретарша, и оказались в просторном кабинете. Мягкое освещение, ковер и удобные кресла создавали атмосферу особой, изысканной роскоши.

Человек, сидевший за письменным столом, неприязненно посмотрел на меня. Таким взглядом обычно встречают налоговых инспекторов.

— Наттолл, — представился он.

— Лэм.

— Документы у вас с собой?

Я протянул свое удостоверение.

— Что вам угодно?

— Меня интересует изумрудная подвеска.

— Какая? — Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Я достал из кармана листок с рисунком Шарплза и положил на стол.

Наттолл, внимательно рассмотрев рисунок, заметил:

— Разве вы не знакомы с порядком розыска вещей такого рода?

— Это не совсем обычное дело.

Наттолл продолжал рассматривать рисунок. После минутной паузы он сказал:

— Ничего подобного у меня не было и нет. Зачем вы пришли?

— Мне говорили, что вы хорошо разбираетесь в изумрудах.

— В некоторой степени. Но такой подвески у меня нет, да я никогда и не видел ничего похожего.

Я протянул руку за листком. Наттолл еще раз глянул на него и вернул мне.

— Вы говорите, эта подвеска нужна для дела, которым вы занимаетесь?

— Да.

— Вы не могли бы сказать, что это за дело?

— Зачем? Вы же не видели подвеску?

— Она может попасть ко мне.

— Если попадет, позвоните в полицию.

— Зачем мне брать на себя такую ответственность?

— Можете сослаться на меня.

— Мистер Лэм, я не привык проявлять подобного рода инициативу. Если вам нужно, сообщите в полицию сами.

Я сложил листок с рисунком и засунул в бумажник.

— Мой клиент, мистер Наттолл, пока еще не обратился в полицию. Пока еще.

— Если бы вы были чуть более откровенны, мистер Лэм, я, возможно, постарался бы как-то помочь вам…

— Но вы же не видели подвеску.

— Нет. До свидания, мистер Лэм.

Я вышел из кабинета и спустился по лестнице. Автоматически раскрылись двери, пропуская меня на улицу. Затылком я чувствовал враждебные взгляды продавцов.

Берта ждала меня, сидя в нашей служебной машине, которую поставила за углом. Она была в своих лучших мехах, в ушах — бриллиантовые серьги. Она с трудом сдерживала волнение.

— Теперь твоя очередь, Берта. Не забудь: как только кто-нибудь поднимется к Наттоллу, подашь мне знак. Помни: ты просто капризная покупательница. У этих продавцов наметанный глаз. Малейший промах — и тебя вычислят.

— Не вычислят. Я знаю, как с ними разговаривать, — прервала меня Берта, вышла из машины и направилась к магазину. Я переставил машину поближе к его дверям и стал ждать…

Минут через десять в магазин вошел мужчина. Вооб-ще-то я предполагал увидеть женщину, но незнакомец заинтересовал меня.

Вскоре появилась Берта. Достав из сумочки носовой платок, она вытерла нос.

Я завел мотор.

Незнакомец вышел из магазина не сразу. Он был сильно взволнован. Попытался поймать такси, но свободных не было видно, и он отправился пешком. Я ехал за ним на небольшом расстоянии; к счастью, он ни разу не обернулся. Наконец, он зашел в какую-то контору. «Питер Джер-рет, посредник» — гласила табличка на двери.

Минут через двадцать у этих дверей появился великолепно одетый мужчина лет за пятьдесят. От него веяло уверенностью и каким-то особым спокойствием. Недолго побыв в конторе, он вышел и сел в роскошный синий «бьюик». Я записал номер — 4-Е-4704. Можно было поехать за ним, но я решил не рисковать. Да и зачем? Такие господа не ездят на угнанных машинах. Я вернулся в нашу контору и посмотрел списки автовладельцев. «Бьюик» с номером 4-Е-4704 был зарегистрирован на имя Роберта Кеймерона, проживающего по адресу: 2904, Гризвелл-Драйв. Имя оказалось мне знакомым: это был второй опекун наследства Коры Хендрикс.

Глава 3

У нотариуса я получил краткую справку о наследстве Коры Хендрикс. Умерла она в 1924 году. Над ее имуществом была установлена опека. Опекунами стали Гарри Шарплз и Роберт Кеймерон. Все это я уже знал от Шар-плза. Но при разговоре со мной он упустил одну деталь: срок опеки мог истечь и до того, как младший из наследников достигнет двадцати пяти лет, — в случае смерти обоих опекунов. «Это несколько меняет дело», — подумал я.

Когда я вернулся в наше агентство, Элси Бранд оторвалась от машинки и улыбнулась мне.

— Берта на месте? — спросил я.

Элси кивнула.

— У нее кто-нибудь есть?

— Новый клиент.

— Шарплз?

— Да.

— Не знаешь, почему он пришел?

— Не знаю. Он здесь минут двадцать. Берта как раз обедала, и он ее ждал.

— Он чем-то недоволен?

— Похоже.

— Ладно, разберемся, — сказал я и, посмотрев на Элси, добавил: — По-моему, ты слишком серьезно относишься к своим обязанностям.

Элси рассмеялась:

— С тех пор как ты настоял на прибавке моего жалованья, стоит на минутку оторваться от машинки и Берта буквально испепеляет меня взглядом.

— Не бойся. Она только кажется строгой, сердце у нее золотое.

Я открыл дверь кабинета.

Поскольку Шарплз уплатил аванс, Берта уже не улыбалась ему и вообще была весьма сдержанна. Увидев меня, она прервала очередную фразу и воскликнула:

— А вот и Дональд! Спросите у него.

— Слушаю вас, мистер Шарплз, — сказал я, закрывая дверь.

— Что вы там наговорили Наттоллу? — мрачно спросил Шарплз.

— А что случилось?

— Наттолл позвонил мне. Как я понял, он был очень взволнован. Спрашивал! не рассказал ли я кому-нибудь о той подвеске.

— Й что вы ему ответили?

— Что никому не рассказывал.

— Что ж, тогда не о чем беспокоиться.

— Нет, мне кажется, Наттолл что-то заподозрил.

— Я выяснил, кто продал ему подвеску, — бросил я.

— Что?

— Я выяснил, кто продал Наттоллу подвеску, — повторил я.

— Не может быть… Чтобы владелец такого магазина…

— Подвеску продал Роберт Кеймерон.

— О Боже! Да вы с ума сошли!

— Кеймерон действовал через посредника, и посредник этот — Питер Джеррет.

— Господи, с чего вы взяли?!

— У нас свои методы, мистер Шарплз, — вмешалась Берта. — Уж не думаете ли вы, что мы даром едим свой хлеб?

— Поймите, это абсурд, — стал убеждать Шарплз. — Во-первых, я хорошо знаю Наттолла. Это человек определенных правил, и он будет хранить тайну сделки, ни за что не расскажет, у кого купил подвеску. Для владельца столь респектабельного магазина такое просто невозможно. Во-вторых, я хорошо знаю Боба Кеймерона — это мой старый приятель. В любом случае он обязательно посоветовался бы со мной. И, наконец, в третьих, я очень хорошо знаю Ширли Брюс. Она доверяет мне. Я для нее словно родственник. Она даже называет меня «дядя Гарри», и действительно она мне как племянница. А вот у Кеймерона с Ширли отношения весьма прохладные. Нет, я вовсе не хочу сказать, что она его невзлюбила, просто между ними соблюдается некая дистанция. Если бы Ширли понадобилась помощь, она обратилась бы ко мне.

— Вы, кажется, собирались познакомить меня с ней, — заметил я. — Когда же?

— Не раньше, чем поговорю с Бобом. Уверен, тогда вы поймете, как сильно ошиблись!

— Его адрес: 2904, Гризвелл-Драйв. Когда вы к нему поедете?

Шарплз посмотрел на часы и встал.

— Прямо сейчас. И если окажется, что вы совершили ошибку — а я уверен, что Боб здесь ни при чем, — вы не получите ни цента по моему счету.

Берта захотела было что-то сказать, даже рот раскрыла, но передумала. Я знал, что едва Шарплз успел подписать чек, как она уже отослала его в банк.

— Готов поехать с вами, мистер Шарплз. — Я тоже встал.

Глава 4

Едва машина тронулась с места, я обратился к Шарплзу:

— Как вам кажется, не лучше ли спросить у самой Ширли Брюс об этой подвеске? Если, конечно, эта подвеска принадлежала ей.

— Только не сейчас, — отрезал Шарплз.

Я ждал, что он объяснит, почему не сейчас, но он не стал продолжать. Некоторое время мы ехали молча.

— Еще не было случая, чтобы Боб сделал что-то, не посоветовавшись со мной… — вдруг сказал Шарплз.

Я никак не отреагировал на эти слова.

— Ширли — очень хорошая девушка. И мне не хотелось бы ее беспокоить. Может быть, это и не понадобится? К тому же я не хочу, чтобы она думала, что я вмешиваюсь в ее личную жизнь.

— Насколько я понял, вы стремитесь узнать, почему она продала подвеску?

— Да.

— И вы говорите, что не намерены вмешиваться в ее личную жизнь?

— Я не хочу вмешиваться. Я хочу знать. И этим должны заниматься вы. Именно за это я вам плачу.

— Понятно, — сухо заметил я.

— До чего же я кажусь нелепым! — воскликнул Шарплз с раздражением.

Подождав, пока он немного успокоится, Я сказал:

— В конце концов, если она решила обратиться за помощью к Кеймерону, стоит ли волноваться? Он ведь порядочный человек.

— Боюсь, что за этим что-то кроется. Иначе она бы мне все рассказала. Ведь кто ей Кеймерон? Совершенно чужой человек. Она должна была, понимаете, должна была сначала посоветоваться со мной.

Мы проехали кварталов восемь — десять, пока я прервал молчание:

— Может быть, расскажете мне подробнее о Кеймероне?

— Нет. Я хочу, чтобы вы были свидетелем нашего с ним разговора. И вы, сам и все поймете.

— Вы ставите себя в неловкое положение, — заметил я. — Вдруг вы поссоритесь. Зачем вам свидетель? Да и я буду чувствовать свое присутствие неуместным.

— К черту вашу дипломатию! Плевать я хотел на ваши чувства! Надо покончить со всем этим поскорее.

Не уверен, что ваша прямота поможет прояснить ситуацию. Как бы то ни было, мне надо знать хоть кое-что о Кеймероне.

— Ладно, слушайте, — согласился Шарплз. — Бобу Кеймерону пятьдесят семь лет. Начинал он на Клондайке, потом старательствовал в пустыне, скитался по Юкатану, Гватемале, Панаме. Наконец, застолбил себе местечко в Колумбии. В Медельине познакомился с Корой Хендрикс. Вы были в Медельине?

— Я сыщик, а не турист.

— Чудесный город^Хороший климат — перепад температур никогда не превышает пяти-шести градусов, будь то день или ночь, лето или зима. Круглый год в среднем семьдесят пять градусов по Фаренгейту. Замечательные люди — гостеприимные, приветливые, воспитанные. Красивые здания, уютные зеленые дворики…

— Вы тоже там бывали?

— Конечно, мы с Бобом работали там. Вот и познакомились с Корой Хендрикс. Не в самом Медельине — на одном из приисков.

— А Ширли Брюс?

— Она выросла там. Кажется, будто я впервые увидел ее только вчера, хотя прошло уже… Да, если не ошибаюсь, прошло двадцать два года с тех пор. Кора поехала по делам в Штаты. И как раз в это время в автокатастрофе погибла ее двоюродная сестра. А муж сестры — отец Ширли — умер от сердечного приступа за несколько месяцев до этого. Сама Кора никогда не была замужем. Осиротевшую Ширли она привезла в Колумбию, воспитывать ее помогала жена управляющего прииском. Для всех нас девочка стала родной.

— Вы все работали на одном прииске?

— И да, и нет. Мыс Бобом занимались гидравликой на соседних шахтах.

— А когд9 умерла Кора Хендрикс?

— Месяца через три-четыре после того, как привезла из Штатов крошку Ширли.

— После ее смерти управление прииском перешло к вам?

— Не сразу. Мыс Бобом поехали в Штаты уладить дела с наследством. Вернулись примерно через год — путешествовать было не так просто, как теперь, — и были изумлены, когда узнали; что в своем завещании Кора назначила нас опекунами. Что адржно сказать о нас тогдашних? Молодые искатели приключений, и только. Кора была гораздо старше нас. Этакая высушенная временем старая дева. Очень хитрая, скрытная, никогда о себе не рассказывала. Иногда' я начинал думать, что Ширли — ее дочь. Как иначе объяснить такую любовь к девочке? Впрочем, не стоит об этом. Если Ширли заподозрит что-либо, это будет для нее потрясением. Черт возьми, я, кажется, рассуждаю вслух, старый дурак! Надеюсь, Лэм, у вас хватит порядочности не болтать обо всем этом? Знайте, если до Ширли дойдут какие-то слу-хй, я проломлю вам голову.

— Вы не пытались разыскать родственников по линии той самой двоюродной сестры?

— Честно говоря, нет. Коры не было в Колумбии около года. Вернулась она с ребенком. Мы с Бобом заподозрили было неладное, но Кори рассеял^ наши подозрения, рассказав о своей трагически погибшей родственнице, — кажется, это была даже не двоюродная, а троюродная сестра. Вы думаете, что объявился кто-то из родственников по той линии и стал шантажировать Ширли? Едва ли. Как это все же странно: Ширли понадобились деньги и она мне ничего не сказала!

— Так что же Кёймерон? Вы так ничего и не рассказали о нем…

— Не хочу я о нем говорить. И вообще, Лэм, я не уверен, что ваше присутствие при нашей встрече необходимо. Не знаю, получится ли у нас с Бобом разговор начистоту…

— Дело ваше. Но Кеймерон спросит, откуда вам известно, что подвеска попала к Наттоллу через него. Что вы ответите?

— Вы правы. Что ж, раз уж вы влезли в это дело, вам его и распутывать…

— Как вам угодно.

— Придумайте что-нибудь. Например будто вы работаете на какую-нибудь ассоциацию ювелиров, которая прослеживает путь некоторых драгоценностей к прилавку. У вас получится убедительно. Только, ради Бога, не проговоритесь, что я вас нанял.

— Клянусь головой, все будет о’кей.

— Ну что ж, рисковать головой — ваша профессия, — улыбнулся Шарплз. — За риск я вам и плачу. И еще: если уж вам придется иметь дело с Бобом Кеймероном, будьте осторожны с Панчо.

— С Панчо? Это собака?

— Нет, ворона.

— Зачем она ему?

— Не представляю. Никогда не мог понять, почему Боб приручил эту птицу. От нее столько беспокойства и шума, да к тому же грязи. Конечно, я стараюсь не подавать виду, что она мне противна. Ну вот мы и приехали, мистер Лэм. Признаться, мне как-то не по себе — ведь я шпионю за старым приятелем. Но надо все-таки разобраться. Не скажу, что это приятно, да никуда не денешься.

Машина остановилась у белого оштукатуренного дома под красной черепичной крышей. Вокруг зеленая лужайка, обсаженная аккуратно подстриженными кустами. Чуть поодаль *- гараж на три машины. Судя по всему, владелец — человек весьма обеспеченный.

Шарплз поспешно вышел из машины, — поднялся на крыльцо, привычным жестом нажал кнопку звбнка, потом дернул ручку двери. Она была не заперта, и он предложил мне пройти вперед.

— Лучше будет, если сперва войдете вы, мистер Шарплз. Я ведь не знаком"" с хозяином.

— Да-да, вы правы, Боб наверху, в мансарде. Он проводит там все свое время. Под коньком крыши сделано отверстие, так что эта чертова ворона может свободно летать куда ей хочется. Сюда, Лэм, здесь лестница.

— Кеймерон женат?

— Нет. Живет один-одинешенек, если не считать прислугу-колумбийку. Она служит у него много лет. Интересно, дома ли она? Эй, Мария! — крикнул он. — Мария! Да есть тут кто-нибудь?

В ответ мы услышали только эхо.

— Наверное, пошла в магазин, — сказал Шарплз. — Ну что ж, поднимемся.

Вдруг откуда-то сверху раздалось пронзительно и скрипуче:

— Вор-р-р! Вор-р-р! Вр-р-рун!

Шарплз чуть не подпрыгнул.

— Проклятая ворона! Голову ей оторвать! Угораздило Боба завести себе такую подружку.

Мы поднялись в мансарду. Шарплз шел впереди.

Я услышал, как хлопают крылья, и снова раздалось хриплое карканье — мимо пронеслась черная тень птицы. Она улетела куда-то за стропила, но шум крыльев не смолкал.

Шарплз шагнул вперед и замер.

— О Боже! — воскликнул он.

На полу лежал человек. Тот самый респектабельный господин, которого я видел у конторы Джеррета. Он лежал в луже крови, сжимая в левой руке телефонную трубку, а сам аппарат свисал со стола на проводе.

— О Боже! — снова простонал Шарплз.

Лицо его стало *белым, губы дрожали. Видно было, что он пытается, но никак не может совладать с собой.

— Это Кеймерон? — спросил я.

Шарплз вдруг выскочил из комнаты, добежал до лестницы и рухнул на верхнюю ступеньку.

— Да, это он. Поищите что-нибудь выпить, Лэм, прошу вас. Я сойду с ума.

— Опустите голову к коленям, — посоветовал я. — Это улучшит кровообращение. Постарайтесь не потерять сознание.

Последовав моему совету, Шарплз глубоко задышал. Я вернулся в мансарду.

Судя по всему, смерть настигла Кеймерона, когда он, сидя за столом, говорил по телефону. Падая на пол, он не выпустил трубку, хотя не исключено, что ее вложили ему в руку уже после убийства. Я огляделся. На столе лежали какие-то письма. Вертящийся стул, на котором, очевидно, сидел Кеймерон, валялся поодаль.

Тут в комнату вернулась ворона. Села на подсвечник, склонила голову набок и уставилась на меня блестящими бесстыжими глазами.

— Вор-р-р, — каркнула она.

— Вр-р-рун, — прокаркал я в ответ.

Ворона раскрыла крылья, и из ее горла вырвалось нечто, похожее на хохот.

В углу комнаты висела стальная клетка. Большая — в ней, наверное, уместился бы орел. Дверка клетки была отворена и прикручена проволокой к прутьям.

На столе что-то блеснуло. Подойдя к нему, я увидел точь-в-точь такую подвеску, как та, которую нарисовал Шарплз, но без изумрудов — их вынули из золотой оправы.

Здесь же, на столе, лежал пистолет двадцать второго калибра, а пустая коробка из-под патронов — на полу. Я наклонился, понюхал ствол и ощутил запах пороха, — значит, стреляли совсем недавно.

В поле моего зрения вдруг попало нечто захватившее меня — какое-то необычное сияние. Его излучал большой изумруд удивительной чистоты. Никогда прежде я не видел такой сказочной красоты камня. Очень хотелось его потрогать, но я сдержался.

Еще на столе лежали тонкие кожаные перчатки. Должно быть, Кеймерона. Когда он выходил от Джеррета, я заметил, что его руки были в перчатках.

Причина смерти не вызывала сомнений — Кеймерона закололи, ударив в спину чем-то острым, по всей вероятности кинжалом. Лезвие прошло под левой лопаткой прямо в сердце. Орудия убийства я не обнаружил.

Шарплз по-прежнему сидел на верхней ступеньке, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Что же теперь делать? — застонал он, увидев меня.'

Я положил руку ему на плечо.

— У вас есть два пути.

Он тупо уставился на меня. Казалось, мышцы его лица полностью утратили упругость. Оно походило на свежий хлеб — ткнешь пальцем, останется след.

— У вас есть два пути, — повторил я. — Или вы сообщаете в полицию об убийстве, или исчезаете отсюда и ничего никому не говорите. Если вся ваша скорбь притворна, лучшё поскорее уйти, а если убийство друга действительно потрясло вас, звоните в полицию.

— А вы разве не обязаны сообщать в полицию о событиях такого рода?

— Обязан.

— Так в чем же дело? Звоните. Можете считать, что вам повезло: наверное, вас наградят за сообщение.

— Не наградят. Позвонить-то я позвоню, но называть свое имя, а также имя того, кто здесь со мной, я вовсе не обязан.

И тут Шарплз сразу перестал трястись. Передо мной снова был уравновешенный, сдержанный и уверенный в себе бизнесмен. '

— Как вы полагаете, меня вызовут в полицию?

— Возможно.

— И спросят, где я был в то время, когда произошло убийство?

— Скорее всего.

— Ладно. Сообщим в полицию. Думаю, сейчас мне лучше убраться отсюда, чтобы не добавлять отпечатков своих пальцев.

— Добавлять?

— Ну мало ли что… Вдруг я случайно до чего-нибудь дотронулся…

— Если это так, то я вам не завидую.

Он мрачно взглянул на меня.

— Тут неподалеку аптека. Можно позвонить оттуда, — предложил я.

— Вы помните, что в течение последнего часа я все время был с вами, Лэм?

— В течение последних двадцати минут, — поправил я.

— Но до этого я был у мисс Кул.

— Об этом пусть помнит она.

Глава 5

Мне нравилось, как работает сержант Сэм Бьюда. Я прекрасно знал, что, едва Шарплз выйдет, Бьюда, вооружившись увеличительным стеклом, примется рассматривать отпечатки его пальцев, изучать почерк. Но пока что сержант являл собой воплощенную учтивость.

Он внимательно выслушал Шарплза о том, что Боб Кеймерон был его компаньоном… что шел сюда по делу и пригласил меня зайти тоже, поскольку со мной у него было… другое дело.

Сержант Бьюда хотел было о чем-то спросить, но промолчал. Он посмотрел на меня и, так как по выражению моего лица было крайне трудно что-либо понять, снова повернулся к Шарплзу, который интересовал его гораздо больше. Обо мне ему и так все было известно.

— Вы давно его знали? — спросил Бьюда.

— Много лет.

— Вы знали его друзей?

— Конечно.

— А врагов?

— У него не было врагов.

— По крайней мере один враг у него был, — заметил Бьюда. — Тот, что побывал здесь полтора часа назад.

Шарплз промолчал.

— Кто вел хозяйство Кеймерона?

— Мария Гонсалес.

— Сколько времени она здесь служила?

— Много лет.

— Конкретнее.

— Ну, лет восемь, может быть, десять.

— Она делала всю работу по дому?

— Убирала, иногда выполняла разовые поручения. У Кеймерона не было другой постоянной прислуги.

— А что, он редко устраивал званые обеды?

— Думаю, он вообще их не устраивал.

— А где сейчас эта Мария Гонсалес?

— Не знаю, может быть, отправилась в магазин. Или просто вышла по своим делам.

— А давно у него эта Ворона?

— Три года.

— Она говорящая?

— Знает несколько слов.

— Кеймерон надрезал ей язык?

— Нет. Если надрезать язык, ворона лучше говорить не станет. Это все предрассудки.

— Откуда вы знаете?

— Боб мне сказал.

— Как она к нему попала?

— Нашел в поле едва оперившуюся. Принес домой, стал кормить и в конце концов привязался к птице. Видите там, на крыше, круглое отверстие — это специально для вороны.

— А куда она летает?

— Неподалеку. Насколько мне известно, где-то здесь живет Дона Грэфтон, дочь шахтера. У нее есть вторая клетка для Панчо. Кеймерон хорошо знал эту девушку. Вообще, он очень часто ездил по южноамериканским шахтам и был знаком с их персоналом гораздо лучше, чем я.

— А при чем здесь ворона?

— Понятия не имею.

— Я тоже.

— Вы спросили, куда летает ворона, — я вам ответил…

— А где она сейчас?

— Не знаю. Когда мы вошли, она была здесь, летала по комнате. А когда появились вы, улетела. Может быть, она у дочки Грэфтона?

— Вы знаете адрес этой девушки?

— Нет.

— У Кеймерона был с ней роман?

— Нет, что вы! Он был уже не в том возрасте.

— Он старше вас?

— Да, на два года.

— А что, вы уже не заводите романов?

— Как сказать… Во всяком случае, я ни с кем…

•* — Никогда?

— Практически никогда.

— У Кеймерона были любовницы?

— Не знаю.

— А как вам кажется?

— Мне не хочется говорить на эту тему.

— Зачем вы к нему приехали?

Шарплз даже глазом не моргнул.

— Хотел поговорить об одном деле, в котором Боб был тоже заинтересован.

Бьюда сунул руку в карман и достал подвеску.

— Вам знакома эта вещь?

— Первый раз вижу.

На меня Бьюда демонстративно не обращал никакого внимания. Я взял сигарету, закурил. После небольшой паузы сержант снова обратился к Шарплзу:

— Попрошу вас составить список лиц, с которыми у Кеймерона были деловые связи.

— Хорошо.

— Пожалуй, все, — сказал Бьюда. — Подумайте на досуге, не упустили ли вы что-либо в своем рассказе, и, если вспомните что-то заслуживающее внимания, свяжитесь со мной. А сейчас cod-тавьте список этих людей и пометьте, пожалуйста, какого рода дела были у Кеймерона с каждым из них. Ну а потом можете уйти.

4 — А мне как быть? — спросил я.

— Вы можете уйти хоть сейчас. В случае чего я найду вас.

— Нет-нет. Пожалуйста, Лэм, останьтесь, — попросил Шарплз. — Вы мне нужны, чтобы…

— Чтобы составить список, не так ли? — перебил Бьюда заговорщицки и вышел из комнаты..

Когда Шарплз заканчивал составлять список, вернулась Мария Гонсалес, худощавая темноволосая женщина лет пятидесяти. Судя по всему, она плохо понимала английский.

В руках она держала тяжелую сумку, набитую продуктами. На пороге ее встретил полицейский и отвел наверх к сержанту Бьюде.

Казалось, она никак не могла понять, что произошло. Шарплз отложил ручку и обратился к ней на чистейшем испанском.

Я посмотрел на полицейского, охранявшего вход. Будь я на месте Сэма Быоды, мне бы не понравилось, что двое свидетелей разговаривают на непонятном для меня языке. По выражению лица полицейского было видно, что он тоже не знал испанского. Его глаза выражали скуку, он всё время косился на часы, словно прикидывая, когда же, наконец, удастся пообедать.

Шарплз и Мария Гонсалес продолжали возбужденно говорить по-испански. За это время вполне можно было бы рассказать всю биографию Кеймерона — от дня рождения до дня смерти.

Вдруг Мария вскрикнула и заплакала. Достала из сумочки носовой платок, стала вытирать слезы. Словно о чем-то вспомнив, подняла на Шарплза полные слез глаза и снова разразилась потоком испанских слов.

Казалось, Шарплзу что-то не понравилось. Как бы защищаясь, он поднял левую руку и что-то произнес приказным тоном.

Женщина запнулась и снова зарыдала.

Шарплз закончил составлять список и спросил меня:

— Что мне теперь делать?

Я указал на стоящего у двери полицейского:

— Дайте список ему. Скажите, что это для Быоды.

Шарплз последовал моему совету.

— Ну, теперь, кажется, можно идти, — сказал я и направился к двери.

Шарплз посмотрел на полицейского. Тот махнул рукой. Мы оба были свободны.

На полдороге к двери Шарплз вдруг остановился и повернулся к служанке.

— Не надо, — тихо сказал я. — Не искушайте судьбу. Если вы сейчас вернетесь и начнете опять болтать по-испански, даже самый тупой полицейский заподозрит неладное.

— Что вы имеете в виду? — с негодованием воскликнул Шарплз.

— Что вам не надо тут задерживаться. Пойдемте.

— Мне не нравятся ваши намеки, — процедил Шарплз сквозь зубы, однако задерживаться не стал и быстрым шагом вышел из дома.

Глава 6

Мы сели в машину.

— Лэм, поедемте к Ширли Брюс, — сказал Шарплз. — Я хочу, чтобы о смерти Кеймерона она узнала от меня. И надо же, наконец, разобраться с этой проклятой подвеской.

— Я к вашим услугам, только помните: оплата у нас почасовая.

Рука Шарплза дрожала, когда он включал зажигание. Ему с трудом удавалось переключать передачи. На перекрестке он чуть было нс проехал на красный свет и, резко затормозив, задел бампером какую-то машину.

— Может быть, сесть за руль мне? — предложил я.

— Да, пожалуй. Я немного не в себе.

Мы поменялись местами и продолжили путь. У богатого многоквартирного дома Шарплз попросил остановиться.

— Мне пойти вместе с вами? — спросил я.

— Да, пожалуй.

Ширли Брюс радостно взбежала навстречу Шарпл-зу. Меня она даже не заметила. Он пытался держаться с достоинством, но тщетно.

— Ах, дядя Гарри! — Ширли бросилась ему на шею с поцелуями. Далеко не сразу бедному Шарплзу удалось высвободиться из объятий и произнести:

— Мисс Брюс, хочу представить вам э-э… моего друга мистера Дональда Лэма.

Мне редко доводилось видеть таких красавиц, как Ширли Брюс. Она могла бы с успехом подвизаться в качестве фотомодели. Казалось, все в этой жгучей брюнетке безупречно: и фигура, и личико, и ноги. Чуть вздернутый нос и маленький пухлый рот придавали ее лицу особую прелесть.

Носовым платком она стерла губную помаду со щек Шарплза, потом стала приводить в порядок себя. Привычными движениями красила помадой губы и быетро-быстро щебетала:

— Ах, дядя Гарри, как давно я вас не видела! Когда же вы были у меня в последний раз? Вы совсем себя не жалеете — все работаете и работаете. Вам надо отдохнуть. Давайте съездим развеемся! Что с вами? Вы так плохо выглядите! Что-нибудь случилось?

Шарплз откашлялся, достал портсигар и беспомощно посмотрел на меня. Я понял, что начать надо мне.

— Мисс Брюс, — сказал я. — Мы принесли печальную весть.

Рука с тюбиком помады замерла. Ширли в недоумении уставилась на меня.

— Что случилось?

— Сегодня погиб Роберт Кеймерон.

Пудреница, которую было взяла Ширли, выскользнула из ее рук, и пудра рассыпалась по ковру.

— «Погиб»?

— Да.

— Как это погиб?

— Его убили.

— Убили?

— Да.

— Но кто?

— Это и предстоит выяснить. Когда вы отдали ему подвеску?

— Какую подвеску?

— Ту, которую вы получили в наследство от Коры Хендрикс.

— Изумрудную?

— Да.

— О Господи!

В разговор вступил Шарплз:

— Скажите правду, Ширли. Вам были нужны деньги? И вы попросили Боба Кеймерона продать подвеску? Почему же вы не обратились ко мне?

Она посмотрела на Шарплза с недоумением:

— Деньги?

— Ну конечно. Иначе зачем продавать подвеску?

— Но мне не нужны деньги. Просто она мне не нравилась — какая-то старомодная. Вот я и попросила мистера Кеймерона продать ее. Ведь у него большие связи…

— Когда это было? — спросил Шарплз.

— Дайте вспомнить… Это было…

— Позавчера? Вчера? — перебил Шарплз.

Ширли широко раскрыла глаза:

— Да что вы, это было три-четыре месяца назад. Да-да, именно четыре месяца назад.

— И что же, такая задержка…

— Какая задержка?

Шарплз растерянно посмотрел на меня.

— Что сделал мистер Кеймерон с подвеской? — спросил я.

— Он продал ее. Некто Джеррет занимается посредничеством в таких делах, он и помог продать. За довольно приличную сумму…

— Какую? — спросил Шарплз.

Ширли покраснела:

— Мне бы не хотелось сейчас говорить… Но это были хорошие деньги. Мистер Кеймерон советовался с лучшими ювелирами.

— На что вы потратили деньги?

Она протянула вперед палец, украшенный кольцом с огромным бриллиантом:

— Мне надоели изумруды. Я купила это кольцо, а оставшиеся деньги положила в банк.

Шарплз снова беспомощно посмотрел на меня.

Я подмигнул, чтобы- его ободрить, но он не заметил этого. Пауза затягивалась. Пришлось мне прервать молчание:

— Мистер Шарплз, можно я задам мисс Брюс один вопрос? Скажите, часть этих денег досталась Роберту Хокли?

На лице ее отразилось негодование. Щеки зарделись, глаза сверкнули.

— Какое вы имеете право задавать такие вопросы?! Это вас не касается!

Шарплз хотел было что-то объяснить, но запнулся.

Ширли поджала губы и вполоборота повернулась ко мне. У меня было ощущение, что меня с силой вытолкнули в коридор.

— Дядя Гарри, но почему его убили? — спросила Ширли. — Он был такой добрый, милый, умный, так заботился о других. Кому он мог мешать?

Шарплз подтверждающе кивал.

Ширли быстро подошла к нему, села рядом на подлокотник, погладила по голове и вдруг заплакала.

Тушь текла по щекам Ширли, но она не вытирала лица. Эти темные ручейки напоминали мне окна в фабричном районе, когда первые капли дождя начинают смывать с них толстый слой пыли;

— Берегите себя, дядя Гарри, — проговорила она сквозь слезы. — Теперь у меня никого не осталось, кроме вас.

Ее слова поразили Шарплза.

— Почему вы так говорите, Ширли?

— Потому что я люблю вас, дорогой Гарри, и потому что я… я так одинока!

— Скажите, Боб вам ничего не говорил? — спросил Шарплз. — Вам не показалось, что ему угрожает опасность?

Она покачала головой.

— Не понимаю. Ничего не понимаю. — Шарплз обнял девушку, похлопал ее по плечу и встал. — Мне надо идти. Дела. К тому же я обещал отвезти мистера Лэма'в его агентство.

Ширли вежливо попрощалась со мной. От ее гневной неприязни не осталось и следа.

Она ласково смотрела на Шарплза, а он пятился к двери, не в силах оторвать взгляд от девушки. «Интересно, — подумал я, — когда Шарплз приходит к ней один, он тоже не отвечает на, поцелуи?»

— Пожалуйста, Гарри, не-исчезайте, — попросила Ширли, когда мы были уже у двери. — Приходите как можно скорее.

— Конечно, конечно, доюгая, — ответил Шарплз.

— Скажите, мистер Шарплз, — спросил я, едва мы вышли, — она принципиально отказывается получать от вас больше денег, чем вы даете Хокли?

— Принципиально.

Я задумался. Если это действительно так, непонятно, зачем Ширли устраивать дешевый спектакль, демонстрируя любовь к опекунам. Если Же Роберт Хокли — игрок, мот и вообще никудышный парень, а Ширли Брюс — прекрасная юная леди, и потому опекуны оказывают ей предпочтение, распределяя наследство, то тогда имело смысл заверять в своей любви «дорогого дядю Гарри».

— Однако у нее роскошная квартира, — заметил я.

Он кивнул.

— У нее есть другие источники дохода, кроме наследства?

Он был так взволнован, что даже не догадался уйти от ответа.

— Конечно, есть. Не знаю, правда, насколько они велики.

Я понял, что из Шарплза можно сейчас кое-что вытянуть.

— Сколько вы ей выдаете?

— Примерно пятьсот долларов в месяц.

— А Роберту Хокли?

— Столько же.

— Этого вполне хватило бы на жизнь.

— Хватило бы, не будь он мотом. Вот и пришлось ему заняться ремонтом машин. Роберт ведь весь в долгах. Очень надеюсь, что необходимость трудиться наставит его на путь истинный.

— А откуда получает доходы мисс Брюс? Она ведь не работает?

— Конечно, нет.

— Вклады?

— Да. Вы знаете, она бывает иногда очень жестокой. Вбила себе в голову, что со мной может что-то случиться. С чего бы это? Не подумайте только, что я из тех, кто рисует себе жизнь в розовом цвете. Нет, жизнь весьма непредсказуема, и удар настигает тебя, когда ты меньше всего ожидаешь… Я подвезу вас, Лэм. И хватит разговоров. Давайте помолчим.

Когда машина остановилась у нашего агентства, Шарплз заговорил снова:

— Я зайду к вам через некоторое время. Надо бы кое с чем разобраться.

— Хоть сейчас.

— Я имею в виду финансовую сторону.

— Я тоже.

— Следовало бы разобраться с чеком на пятьсот долларов.

— Боюсь, что разбираться уже поздно, — заметил я.

Он нахмурился.

— Мистер Шарплз, — спросил я. — Разве вы не поняли, что за человек Берта?

— Вы хотите сказать, что она зажмет деньги?

— Вы перепутали время глагола, мистер Шарплз. Она уже их зажала. Так что не обессудьте.

— Да-да, конечно. — И рассеянно простившись со мной, Шарплз уехал.

Глава 7

Элси Бранд постепенно становилась профессионалкой: когда я вошел в агентство, она даже не оторвалась от клавиш, машинка продолжала трещать как пулемет, но глаза предупреждали — в кабинете кто-то есть.

Я улыбнулся, послал Элси воздушный поцелуй и, повесив пальто на крючок, открыл дверь. У стола Берты сидел сержант Бьюда. Именно его я ожидал увидеть, но для порядка решил изобразить на лице удивление.

— Заходите, — сказал Бьюда. — Нам как раз нужен кворум.

Я вошел в кабинет й закрыл за собой дверь.

— Кто такой Шарплз? — спросил сержант.

— Клиент.

— Что ему надо?

— Так, одно дельце. С Робертом Кеймероном оно никак не связано.

— Тогда почему же вы поехали к Кеймерону?

— По ходу дела нам показалось, что он мог бы кое-что прояснить.

— Что нужно было Шарплзу?

— Спросите у него.

— Вы вошли в дом и обнаружили труп. Потом позвонили в полицию. Шарплз ничего не предпринимал в этот промежуток времени?

— Нет.

— Шарплз утверждает, что все время был с вами.

— Что значит «все время»?

— Все время с того момента, как он решил заехать к Кеймерону.

— Выходит, у него есть алиби?

— Ему кажется, что есть. А вот я в этом не уверен.

— Мы с Шарплзом вышли от Берты минут за двадцать до того, как обнаружили труп Кеймерона.

—,А ко мне он пришел минут за десять до появления Дональда, — подхватила Берта. — Элси Бранд утверждает, что прежде он еще минут двадцать ждал в приемной.

— Насколько я помню, все это весьма приблизительно, — заметил Бьюда.

— Если бы мы знали, что произойдет убийство, мы хронометрировали бы каждый шаг Шарплза, — парировала Берта. — Жаль, что мы вас не предупредили.

— Когда произошло убийство? — спросил я Бьюду.

— Как показала экспертиза, незадолго до нашего прихода. Мы прибыли часа через полтора — на полчаса раньше.

— Эти полчаса значат очень много, — заметил я. — Кое для кого.

Бьюда пожал плечами.

— Сами знаете, что такое медэкспертиза… — Помолчав, он продолжил: — Мне хотелось бы узнать, что у вас за дела с Шарплзом.

— Все очень просто. Гарри Шарплз — один из двух опекунов наследства Коры Хендрикс. Вторым опекуном был Роберт Кеймерон. Шарплз заплатил нам пятьсот баксов за одно дело… Как там чек? — повернулся я к Берте.

— О чем ты спрашиваешь, Дональд! Не успел он закрыть за собой дверь, как я отправила чек в банк. Все в порядке.

— Такие вот дела, — сказал я, обращаясь к Бьюде.

Сержант почесал голову.

— Что это за ворона? — спросил он.

— Ручная. Кеймерон подобрал ее года три назад. Она умеет говорить. Язык ей не надрезан. Это все досужие вымыслы, на которые не стоит обращать внимания.

— Еще я нашел там старинную подвеску. В ней гнезда для тринадцати крупных камней. Но ни одного нет на месте.

Я кивнул.

— Тринадцать камней, — повторил Бьюда.

— Ну и что?

— Шесть огромных изумрудов мы обнаружили в клетке этой вороны, еще два лежали на столе.

— В клетке? А где именно?

— Там в углу ворона устроила себе гнездо. Под ним небольшая коробочка…

— Интересно, — заметил я. — Должно быть, ворону привлек блеск изумрудов, и она по одному перетаскала их в гнездо.

Бьюда испытывающе посмотрел на меня.

— Шесть плюс два получается восемь.

— Совершенно верно.

— Должны быть еще пять.

— Вот именно.

— Хватит, наконец! — взорвался Бьюда. — Я пытаюсь найти подвеску…

— А я думал, подвеска у вас.

— Я имею в виду камни!

— Вы уверены, что в подвеске были именно изумруды?

— Нет.

— А она старинная?

— Да. Похоже, фамильная драгоценность. Откуда она только попала к Кеймерону?

— Наверное, купил, — сказал я. — Или получил по наследству.

Бьюда шумно вздохнул.

— Можно, конечно, предполагать, что он ее украл, — продолжал я. — Извините, сержант, но мне часто приходится иметь дело с таким видом приобретений.

Сержант Бьюда пристально посмотрел на меня.

— Знаете, Лэм, мне надо серьезно заняться вами. Вы умеете складно трепаться, но мои коллеги давно заметили, что вы всегда что-то не договариваете, пытаясь улизнуть от ответа. Смотрите, это может для вас плохо кончиться. — С этими словами Бьюда, улыбнувшись, вышел.

Берта облегченно вздохнула:

— Ладно, Дональд, как бы то ни было, пятьсот баксов у нас в кармане.

— Будет больше.

— С чего ты взял?

— Пообщался с Шарплзом.

— И что он?

— Напуган до смерти.

— Кто же его напугал?

— Не знаю.

— А как тебе кажется?

— По условиям завещания в случае смерти обоих опекунов опека прекращается и деньги делятся поровну между наследниками.

— В случае смерти обоих опекунов, — повторила Берта.

— Совершенно верно.

— Интересно, что даст проверка документов, — сказала Берта. — Ведь после смерти опекуна обязательно проводится проверка.

— Кое-что я выяснил.

— Ну и сколько же должно быть денег?

— Начальная сумма составляла восемьдесят тысяч.

— Это вполне хватило бы на жизнь обоим наследникам — Ширли Црюс и этому… как его?

— Роберту Хокли:

— Интересно, сколько они получают в месяц?

— Пятьсот долларов.

— Каждый?

— Да.

— Так что в год расходуется двенадцать тысяч.

— Совершенно верно.

Берта напряглась.

— Сколько лет продолжается опека?

— Двадцать два.

— И сколько сначала было денег?

— Наследство оценили в восемьдесят тысяч долларов, — повторил я.

— Пожалуй, доходы были огромные, — задумчиво проговорила Берта.

— Деньги вложили в золотые прииски. Оттуда, наверное, и доходы. Думаю, Гарри Шарплз скоро вернется сюда…

Берта с вожделением потерла руки.

— Дональд, милый, как ты меня радуешь!

Глава 8

Наступил вечер. Берта ушла домой, а мы с Элси разговаривали в приемной.

— Тебе нужна помощница, Элси.

— Спасибо, я пока справляюсь. Знаешь, Дональд, каждый раз, когда ты возвращаешься из своих поездок, на душе у меня становится как-то легко, 'радостнс?. Ты даже представить себе не можешь, что это для меня значит.

Элси слегка покраснела.

— Но тогда появляется больше работы, — заметил я.

Она засмеялась:

— Да. Ты вносишь деловой дух.

— Я имею в виду не это. Больше работать приходится именно тебе.

— Мне нравится много работать.

— Не понимаю, что здесь может нравиться. Сидеть по восемь часов за машинкой и стучать, не отрываясь, как проклятая. Скажу Берте, чтобы поискала тебе помощницу.

— Что ты, ДональД! Я вполне справляюсь. Иногда действительно тяжело, но бывает и передышка.

— Пусть помощница занимается делами Берты * а тебя я назначу своей личной секретаршей.

— Дональд! Берту хватит удар!

— Что ж, тебе станет еще легче. Берта ведь так любит рассылать эти дурацкие письма. К тому же требует, чтобы каждое ты печатала отдельно. А на это уходит уйма сил и времени.

— Письма приносят пользу.

— Пользу? Какие-то гроши! А сейчас наклевывается хороший заработок. Ладно, надо будет решить с твоим назначением. /

— Берта в обморок упадет.

— Ничего с ней не сделается.

Зазвонил телефон. Элси вопросительно посмотрела на меня.

— А ну их всех… Впрочем, сними трубку. Вдруг это Шарплз зовет на помощь?

Элси подошла к телефону:

— Да, я слушаю… Это тебя, Дональд.

Я взял трубку и услышал хорошо поставленный резкий голос:

— Мистер Дональд Лэм?

— Да.

— Из частного сыскного агентства «Кул и Лэм»?

— Совершенно верно. Чем могу быть полезен?

— Говорит Бенджамин Наттолл. Вы были у меня сегодня, спрашивали о какой-то украденной подвеске. Мне хотелось бы вернуться к нашему разговору.

— Забудьте о нем. Вы сказали, что не видели подвеску, никаких других сведений мне от вас не нужно.

— Конечно, — сухо сказал Наттолл. — Но положение несколько изменилось.

— Что-то случилось?

— Мне необходимо подробно поговорить с вами.

— Мистер Наттолл, хотя я и не жалуюсь на отсутствие воображения, ваше поведение кажется мне весьма загадочным.

— Видите ли, — сдержанно сказал Наттолл, — здесь сержант Бьюда, сейчас он допрашивает меня.

— Хорошо, буду через пять минут. Скажите Бьюде, что я выезжаю.

Я повесил трубку.

— Кто это? — спросила Элси.

— Если позвонит Берта, передай, что я поехал к Нат-толлу. Сэм Бьюда уже там. Кажется, Наттолл понял, что запираться бесполезно. Надо разобраться.

— Думаешь, получится?

— Попробую.

— Ты расскажешь им всю правду?

— Правда — бисер…

— То есть?

— Помнишь насчет бисера и свиней?

— Осторожнее, Дональд, у тебя могут быть неприятности.

— У меня так часто могли быть неприятности, что я уже ничего не боюсь. Свяжись с Бертой и передай: мне надо с ней встретиться, чтобы согласовать наши показания.

— А что будешь говорить ты?

— Пока не знаю. Все зависит от того, рассказал Наттолл о Питере Джеррете или нет.

— А если рассказал?

— В этом случае я постараюсь, чтобы показания давал именно Джеррет. Берте же передай: пусть ждет вестей от меня.

Я поспешил в магазин Наттолла. У входа стоял полицейский, оснащенный рацией: Он проводил меня до наружной двери. Парень из охраны Наттолла провел меня дальше по уже знакомой лестнице в кабинет своего шефа.

В креслах сидели и курили Наттолл, сержант Бьюда и Питер Джеррет. Они живо напомнили мне присяжных, которые никак не могут вынести вердикт, несмотря на призывы судьи поторопиться.

— Привет, — сказал я.

Бьюда холодно поздоровался в. ответ и обернулся к Наттоллу:

— Пожалуйста, повторите ваши показания.

Наттолл заговорил, тщательно подбирая слова. Казалось, он предостерегает меня от излишней болтовни.

— Сегодня утром этот молодой человек пришел в мой магазин и попросил принять его по неотложному делу. Я его принял. Предложил показать документы, и он предъявил удостоверение сотрудника частного сыскного агентства…

— Можно короче? — перебил Бьюда. — Давайте ближе к делу.

— Он спросил о некоей изумрудной подвеске, — про должал Наттолл. — Показал довольно грубый карандашный набросок. Я поинтересовался, почему мистер Лэм обратился именно ко мне, и он ответил, что причиной были мои обширные познания в ювелирном деле, и конкретно в изумрудах. *

— Продолжайте, — нетерпеливо сказал сержант. — Что было дальше? Зачем ему подвеска?

— Точно не припомню, — отвечал Наттолл. — Кажется, он не назвал никаких имен. Кто-то потерял это украшение…

Бьюда посмотрел на меня.

— Итак, что же вы ему наговорили?

— Именно то, что он сейчас сказал.

— Как вы объясняете ваш интерес к подвеске?

— Никак.

— Но ведь ему лишь показалось…

— Ему всего лишь показалось. Я приходил сюда не для того, чтобы объяснить, что к чему, а чтобы узнать, не встречалась ли ему эта подвеска. Вы же знаете мой стиль, сержант: внести побольше суеты, сбить собеседника с толку.

Бьюда с мрачным видом жевал сигару.

— Посмотрим, получится ли у вас сбить с толку меня, — произнес он. — Так зачем вам понадобилась эта изумрудная подвеска?

— Сержант, я вовсе не собираюсь сбивать вас с толку. Вам я буду говорить правду. Подвеску искал один из моих клиентов.

— Почему?

— Спросите об этом клиента.

— Гарри Шарплз?

— Этого я вам не скажу.

Бьюда повернулся к Наттоллу:

— Продолжайте.

— Я ответил этому молодому человеку, что такой подвески у меня нет, — сказал Наттолл. — Это было правдой. Однако вскоре ко мне пришел мистер Джер-рет — у нас с ним уже были кое-какие дела — и принес для оценки подвеску. Я сказал ему, что прежде, чем я возьмусь оценивать, он должен связаться с мистером Лэмом и выяснить, разыскивает ли его агентство именно эту подвеску.

— Все было так, — поддакнул Джеррет.

— Как к вам попала подвеска? — спросил Бьюда.

— Мистер. Кеймерон просил мейя оценить ее, — ответил Джеррет.

Бьюда снова принялся жевать сигару, потом выплюнул ее в корзину для бумаг.

— Не нравится мне все это, — бросил он.

Мы молчали.

— Я решил не допрашивать вас по отдельности, — продолжил Бьюда, — так что валить это дело друг на друга вам не удастся. В то же время вам так легче согласовать свои показания. Но знайте: если я уличу кого-нибудь из вас во лжи, ему не поздоровится.

Мы по-прежнему молчали.

— У вас раньше были дела с Кеймероном? — обратился Бьюда к Джеррету.

Тот поднял голову и уставился на стену поверх головы сержанта, попытавшись придать своему лицу как можно более глубокомысленное выражение.

— Да, я здесь работал с мистером Кеймероном. И вполне естественно, что и в этот раз он обратился ко мне — он не стал бы просить об услуге незнакомого человека. Но знаете, сержант, я никак не могу припомнить, какие у нас с ним дела. Может быть, потом что-нибудь всплывет в памяти…

— А чем вы вообще занимаетесь?

— Я… Можно сказать, что я посредник. Когда кому-то нужно продать заложенную ранее драгоценность, я могу помочь. Иногда ко мне обращаются клиенты, которые попали в затруднительное материальное положение и хотят избежать огласки.

— Выходит, у вас что-то вроде ломбарда?

— Нег-нет. Я ведь не беру процентов. Мое дело — посредничество. Я знаю магазины всех лучших ювелиров', да и сам неплохо разбираюсь в драгоценностях. Мои клиенты могут рассчитывать на квалифицированную помощь.

— Итак, Кеймерон пришел к вам и попросил продать подвеску как можно дороже?

— Он просил всего лишь оценить ее — это разные вещи.

— Разве драгоценности оценивают не для того, чтобы продать?

— Не всегда.

— Но часто.

— Часто.

Бьюда резко повернулся ко мне.

— Должно быть, вы побывали не только в одном ювелирном магазине?

Я понял, что это ловушка.

— Нет, сержант, только в магазине Наттолла.

— Почему?

— Не хватило времени.

— Что же вам помещало?

— То самое дело.

— Шарплз?

— Да. Наша поездка к Кеймерону.

Бьюда с раздражением посмотрел на меня.

— Вы все-таки пытаетесь сбить меня с толку! Вы до сих пор не сказали ничего по существу!

— Мне очень жаль.

— Если понадобится, мы просидим здесь до утра! Вы прекрасно знаете, где была найдена подвеска, Лэм. Я решил навести справки. Мои люди обошли все ювелирные магазины, пока наконец Наттолл не посоветовал обратиться к Джеррету. Потом он вспомнил о вас, Лэм. Вы были у него и спрашивали об этой самой подвеске. Зачем она вам понадобилась?

— Поверьте, сержант, я сказал вам все, что мог. Подвеску получила в наследство одна женщина. Некто, кому далеко не безразлична ее судьба, заметил, что подвеска пропала, и захотел выяснить, что с ней случилось.

Зачем?

— Если бы у вашей жены пропала драгоценность, вы бы не попытались узнать, куда она подевалась?

— Так, значит, муж разыскивал подвеску своей жены?

— Я этого не говорил.

— Вы намекнули на это.

— Когда?

— Когда спросили меня, что бы я сделал на месте мужа, обнаружившего пропажу драгоценности своей жены.

— Это я так, для примера.

— Черт побери! — взорвался Бьюда. — Вы можете не морочить мне голову?!

— Извините, сержант. Так что вы хотите узнать?

— Подвеску разыскивал муж?

— Точно не знаю. Мне показалось, что нет, не муж, но, может быть, я ошибся. Во «сяком случае, он не говорил, что речь идет о его жене.

— Может быть, он говорил, что она ему не жена?! — взревел Бьюда: его терпение лопнуло.

— Нет, сержант, этого он точно не говорил.

— Ничего не понимаю. — Бьюда вроде бы немного успокоился. — Вам не показалось, что дело пахнет шантажом?

т- Мне показалось, что клиент хотел выяснить и это.

— И вам это удалось?

— Нет.

— Почему?

— Как только я узнал, что подвеска была у Кеймеро-на, я понял, что шантаж отпадает. Особа, которой интересовался мой клиент, рассталась с подвеской несколько месяцев назад. Кеймерон получил ее от кого-то другого.

Джеррет встрепенулся.

— Да-да, конечно, — подтвердил он, поглаживая свою лысину. — Вероятно, так и было.

— Послушайте меня, сержант, — продолжал я. — Моя задача — защищать интересы клиента. Я не имею права полностью открыться вам. Но вы, как профессиональный сыщик, могли бы кое о чем догадаться. Особа, которой принадлежала подвеска, решила избавиться от нее, потому что ей, видите ли, надоели изумруды. Ей захотелось бриллиантов. А из того, что сказал мистер

Джеррет, можно заключить, что покойный Кеймерон, напротив, очень любил изумруды. Вероятно, поэтому и приобрел подвеску.

— Да-да. — Джеррет утвердительно закивал. — Действительно, мистер Кеймерон очень любил изумруды. Он провел много лет в Колумбии, так что эти драгоценные камни были ему хорошо знакомы. Насколько я помню, изумруды в той подвеске были редкого по глубине цвета и практически без пятен. Я показал подвеску мистеру Наттоллу — он тоже пришел в восторг и подтвердил, что вещь очень дорогая.

— Кто принес подвеску для продажи? — спросил Бьюда.

— Ее принесли для оценки, — возразил Джеррет.

— Так чья же была подвеска?

— Как чья? — Глаза Джеррета выразили недоумение. — Разумеется, мистера Кеймерона.

— Вы уверены в этом?

— У меня никаких сомнений не возникало.

— И как давно он ее приобрел?

Джеррет посмотрел на меня.

— Если судить по словам мистера Лэма, несколько месяцев назад.

Бьюда нервно постучал костяшками пальцев по столу.

— Какого черта Кеймерону понадобилось, оценив подвеску и выяснив, что вещь это очень дорогая, вы-ковырить из нее все камни?

— А почему вы думаете, что камни вынул именно он? — спросил я. — Может, это сделал грабитель?

— Нет, это сделал Кеймерон. Мы обнаружили у него в столе полный набор ювелирных инструментов. Он вынул камни из оправы и стал прятать. Шесть камней засунул в клетку к вороне — думал, наверное, что там никто не найдет. Два изумруда лежали на столе. Два плюс шесть равняется восьми.

— Восемь из тринадцати, не так ли? — заметил я.

— Когда мы обыскивали ванную комнату, — продолжил Бьюда, — и отвинтили сифон, чтобы посмотреть, нет ли там пятен крови — может, убийца мыл руки и оставил следы, — мы обнаружили недостающие пять камней.

— Прекрасно, — сказал я. — Выходит, все изумруды нашлись.

Бьюда бросил на меня свирепый взгляд:

— Я ничего не понимаю! Какого черта Кеймерон вынул камни из оправы, засунул пять из них в слив раковины, шесть — в воронью клетку, а два оставил на столе?

— Насколько я могу судить, вы пригласили меня не для консультации? — спокойно спросил я.

— Вы правильно судите, — процедил Бьюда. — Я вызвал вас для дачи показаний, и мне нужны факты. Знайте, Лэм: если вы что-то скрыли, я отберу у вас лицензию!

— Простите, сержант, но я ответил на все ваши вопросы.

— Ну конечно, — усмехнулся Бьюда, — ответил! Вы были очень красноречивы! Не то Что эти два джентльмена. Учтите, Лэм: со мной эти штуки не пройдут.

— Вы устали, сержант, вам нужно отдохнуть, — сказал я. — Нельзя так много работать. По-моему, все предельно просто. Меня попросили выяснить, что случилось' с подвеской, почему она исчезла, кто купил ее и зачем. Я начал обходить ювелирные магазины…

— И совершенно случайно прежде всего зашли к Нат-толлу, а после этого перестали ходить по магазинам?

Не совсем так. Я знал, что Наттолл — специалист по изумрудам-, вот и решил начать с него.

— И что же, Наттолл вам сразу сказал, что видел эту подвеску?

— Ну что вы! Наттолл тоже защищает интересы своих клиентов.

— Значит, он сказал, что никогда ее не видел?

— Он мне ничего не сказал.

— Так зачем же вы к нему пошли? Разве не знали, что он не ответит на ваш вопрос?

— Не знал.

— А после того, как узнали?

— Когда узнал, пришлось переключиться на другие, более важные дела. Вот и все.

— Но вышло так, что именно эти более важные дела помогли вам обнаружить ту самую подвеску.

— Честно говоря, да.

— Честно говоря! — воскликнул Бьюда. — Черта с два вы бы мне честно сказали, не узнай я всего сам! Каким образом подвеска попала к^Кеймерону?

— Я уже говорил вам, сержант, что не могу быть полностью откровенным. Однако тот факт, что подвеска нашлась, многое прояснил. Мой клиент поговорил с той самой особой и выяснил, что она продала подвеску, чтобы на вырученные деньги купить другое, ювелирное украшение. Продана подвеска была несколько месяцев назад. Как видите, девушка кое-что рассказала…

— Вы сказали «девушка»? — встрепенулся сержант.

— Ну да.

— Это меняет дело.

— Но я ведь ничего не сказал.

— Вы проболтались, Лэм, и я кое-что понял.

— Не знаю, что вы там поняли, сержант. Делать вывод — ваше право.

— Я понял, — с отвращением произнес Бьюда, — что пожилой богач обзавелся пассией. Спустя время он заподозрил, что девица закладывает его подарочки, и оказался прав. Не так ли?

— Во всяком случае, он так не думает.

— Еще бы! — рассмеялся Бьюда. — Она обвела старика вокруг пальца. Посмотрела на него своими ангельскими глазками и наплела что-то жалостливое. Старый дурак и поверил. Теперь меня интересует одно:, этим старым ловеласом был Кеймерон?

— Мне кажется, Кеймерон вообще никогда не был ловеласом.

— Ладно-ладно, — перебил Бьюда. — Поставим вопрос иначе: был ли он соперником на- пути того старого ловеласа?

— Полагаю, что интерес Кеймерона к изумрудной подвеске никоим образом не был связан с любовными похождениями того или иного ловеласа.

— Ну конечно, — подтвердил Джеррет. — Просто он хорошо разбирался в изумрудах. А в подвеске были изумруды удивительной красоты! Мне кажется, мистер Нат-толл не оценил их по достоинству. И все из-за этой старомодной, аляповатой оправы. Она просто задавила камни. Признаюсь, я дал мистеру Кеймерону совет: вынуть их из оправы и заказать другую, более изящную. Тогда бы камни заиграли совсем иначе. Наверное, именно поэтому он их и вынул. И тут-то…

Наттолл откашлялся и медленно произнес:

— Джентльмены, скажу вам честно, я несколько поторопился с оценкой подвески. Мне действительно не понравилась оправа. Возможно, я плохо рассмотрел изумруды. Это коварные камни. Вы, Джеррет, правы, — удивительная глубина цвета. Я подумал тогда… нет, я тогда просто не подумал… Я допустил ошибку.

Бьюда встал.

— Вот именно, — произнес он. — Так все и случилось. — И после небольшой паузы, вызывающе посмотрев на каждого из нас, добавил: — Во всяком случае, так должно было случиться.

— Да, сержант, именно так все должно было случиться. — Джеррет невозмутимо кивнул. — Кеймерон решил — последовать моему совету — сменить оправу.

Наттолл открыл ящик своего стола и извлек оттуда бутылку виски двенадцатилетней выдержки.

— Мне кажется, джентльмены, — сказал он, — нам пора выпить по рюмочке.

Глава 9

Убедившись, что хвоста за мной нет, я быстро нырнул в телефонную будку и набрал номер Шарплза.

В трубке раздался бодрый голос:

— Алло, Шарплз слушает.

— Здравствуйте, Шарплз. Это Лэм.

— Здравствуйте. — Голос его как-то сразу сник. Вероятно, он ожидал более приятного звонка.

— У вас есть знакомый адвокат? — спросил я.

— Конечно. У меня есть адвокат, который занимается всеми делами, связанными с опекой.

— Он хороший специалист?

— Конечно.

— А может, он разбирается только в крючкотворстве нотариусов? Как насчет более оперативной работы?

— Не знаю. Мне кажется, это профессионал высокого класса.

— Вот и отлично. Свяжитесь с ним.

— Простите…

— Да-да. Он мне понадобится.

— Зачем?

— Вами заинтересовался сержант Бьюда.

— Что ему нужно?

— Что-то нужно.

— Что вы имеете в виду, Лэм?

— Быода пришел к выводу, что все дело в изумрудной подвеске.

— В ней, кажется, не хватало нескольких камней?

— Все камни найдены.

— Где?

— Два лежали на столе, шесть — в клетке вороны, еще пять — в сливном сифоне в ванной комнате.

— В сливном сифоне? — с удивлением повторил Шарплз. — Господи, как же они туда попали?

— Кто-то хотел спустить их в канализацию, бросил в слив, а они застряли.

— Ничего не понимаю.

— Бьюда тоже ничего не понимает.

— Но при чем здесь я?

— Бьюда считает, что вы имеете прямое отношение к подвеске.

— С чего он это взял?

— Все довольно просто. Я занимался поиском подвески. Мы с вами поехали к Кеймерону по каким-то делам. Подвеска оказалась у него. Не надо быть профессиональным сыщиком, чтобы связать эти факты.

— Жаль, что вы занялись поисками подвески, Лэм.

— Простите, но я выполнял ваше поручение.

— Да-да, конечно. Я хотел сказать, что, если б знал, в чьих они руках, никогда бы не затеял это дело.

— Перестаньте, Шарплз. Вы прекрасно знали, у кого подвеска. Вам надо было выяснить, почему владелица решила избавиться от нее.

— Вы правы.

— Но почему-то вы не пошли к мисс Брюс, чтобы поговорить с ней напрямую.

— Мне хотелось сначала выяснить…

— Ну конечно, вам «хотелось»!.. Чтобы выяснить, вы наняли меня, и я справился с этим. Сделанного не вернешь.

— Да-да, конечно, — проговорил Шарплз.

— Сегодня утром я занимался поисками подвески. Потом мы с вами поехали к Кеймерону. Кеймерон был мертв. Подвеска, которую вы так искали, лежала на его столе. Изумруды кто-то вынул из оправы. Логично предположить, что сержант Бьюда ухватился за эту подвеску, как за ключ к решению дела об убийстве.

— Значит, он будет допрашивать вас?

— Меня он уже допросил.

— Когда?

— Только что.

— Где?

— В магазине Наттолла. Там были Наттолл и Джеррет.

— Что они ему сказали?

— Ничего особенного.

— Думаете, теперь моя очередь?

— Не сомневаюсь.

— Что я должен говорить?

— То, что считаете нужным.

— Может, вы мне что-нибудь посоветуете?

— Я уже посоветовал вам связаться с адвокатом.

— А сами вы не хотите мне помочь?

— Все, что вы скажете адвокату, останется между вами. Он выслушает вас и, если поймет, что дело плохо, посоветует просто не отвечать на вопросы полицейских. Никто не может заставить адвоката давать показания. А я частный детектив и обязан сотрудничать сполицией. Если меня уличат во лжи или умышленном отказе от показаний, я буду вынужден распрощаться со своей работой. Понимаете?

— Теперь понимаю.

— У вас два пути: или сказать, что подвеска принадлежала Брюс, или сказать, что вы вообще ничего о подвеске не знаете.

— Я уже сказал полицейским, что ничего не знаю.

— Именно поэтому я настоятельно советую вам связаться с адвокатом.

— Я не совсем понимаю…

— Очень может быть, что вы совершили ошибку: не следовало утверждать, что вы никогда не видели этой подвески. Я изо всех сил старался прикрыть вас. Пока еще не поздно переиграть: скажите, что просто не узнали подвеску, — она ведь была без камней. А теперь, мол, вспомнили, что видели ее. раньше.

— Нет, — перебил Шарплз. — Я не хочу впутывать в это дело мисс Брюс.

— Но если она повторит сержанту все то, что сказала мне, ее ни в чем не заподозрят.

— Возможно, но имя ее все же будет предано огласке. Как владелицу подвески ее оставят в покое.

— Прежнюю владелицу…

— Как вам будет угодно.

— При чем здесь я? Мне угодно то, что угодно клиенту.

Г Благодарю вас, мистер Лэм. Я ценю вашу заботу о клиенте.

— О бывшем клиенте.

— Как бывшем? — удивился Шарплз.

— Вы поручили мне определенное дело. Я с ним справился. Мы друг другу больше ничего не должны и можем спокойно расстаться.

— Мне не нравится то, что вы сказали, Лэм.

— Что же именно вам. не нравится?

— По-моему, до завершения дела еще очень далеко.

— Какого дела?

— Которое я вам поручил.

— Вы обратились в наше агентство с просьбой разыскать подвеску. Подвеска найдена.

— Но возникли новые вопросы.

— Об этом лучше поговорите с Бертой. Кстати, вполне возможно, что полиция и без ваших показаний решит допросить Ширли Брюс и Роберта Хокли.

— С чего вы это взяли?

— А почему бы и нет? Они будут допрашивать всех, кто так или Иначе был связан с убитым.

— Спасибо, что сказали, — скороговоркой произнес Шарплз.

Я понял, что он хочет поскорее закончить разговор.

— Всегда к вашим услугам. — С этими словами я повесил трубку и отправился в агентство.

По дороге я купил свежие газеты. Сообщения о зверском убийстве были иллюстрированы фотографиями вороны, дома Кеймерона и оправы изумрудной подвески. Верные традициям, досужие репортеры насочиняли целую кучу различных версий убийства — одну абсурднее другой.

Так, я вычитал, что «блестящий сыщик» сержант Бьюда приступил к допросу вороны и, исходя из ее показаний, надеется в кратчайший срок выяснить, кто заколол кинжалом беднягу Кеймерона, когда тот говорил по телефону.

Еще в газетах была опубликована просьба ко всем, кто общался в тот день по телефону с Кеймероном, поставить об том в известность полицию.

Разумеется, то была инициатива сержанта Бьюды.

Не остался без внимания журналистов и пистолет двадцать второго калибра. Поскольку выстрел из него был произведен примерно в тот момент, когда закололи Кеймерона, а пуля в мансарде не обнаружена, выдвигалось предположение, что несчастный успел выстрелить в убийцу и тот ранен. А если так, то злодей должен был обратиться к врачу и тем самым выдать себя.

Чтение газет прервал телефонный звонок. Мне не хотелось ни с кем говорить, но телефон не смолкал. Я снял трубку и прохрипел:

— Алло, это сторож. Что передать?

Голос показался мне знакомым — мягкий, вежливый, с несколько странной манерой выговаривать слова, но сначала я не мог. вспомнить, где слышал его.

— Извините, пожалуйста, за беспокойство, но мне очень нужно поговорить с мистером Лэмом из агентства «Кул и Лэм». Если вы здесь работаете, не могли бы вы сказать, где его найти?

— Кто его спрашивает?

— Мне бы не хотелось называть себя. Может, вы все-таки скажете, как найти мистера Лэма?

— Сначала представьтесь.

— Это невозможно, милейший. У меня к мистеру Лэму Конфиденциальное дело.

Тут я, наконец, понял, что звонит Питер Джеррет.

— Секундочку, — сказал я. — Кто-то пришел. Может, эго мистер Лэм… Добрый вечер, мистер Лэм. Вас к телефону. По важному делу. — После небольшой паузы я заключил все так же хрипло: — Подождите, пожалуйста, сейчас он подойдет.

Затем положил трубку на стол, прошелся по кабинету так, чтобы шаги были слышны на другом конце провода, вернулся к телефону и своим обычным голосом произнес:

— Алло, я вас слушаю.

— Здравствуйте, мистер Лэм, это Питер Джеррет.

— Здравствуйте.

— Мне очень понравилось, как вы отвечали на вопросы сержанта Бьюды. Вы настоящий профессионал.

— Спасибо.

— Вы читали газеты?

— Да.

— Могу сообщить имя одного из владельцев подвески.

— Кто же это?

— Некая Филлис Фейбенс.

Ее адрес?

— Квартиры Крествелла на Девятой улице. У меня нет под рукой номерателефона, но, думаю, это легко выяснить.

— Конечно, конечно.

— Полагаю, вас заинтересовала моя информация.

— Спасибо.

— Вы говорите так, будто это вам глубоко безразлично.

— Так оно и есть, — ответил я бодрым голосом. — Я уже закончил свою работу и получил гонорар. Никакие подвески меня больше не интересуют. Еще раз благодарю за внимание.

— Мне кажется, — не успокаивался Джеррет, — надо во всем этом хорошенько разобраться.

— Что ж, позвоните Бьюде.

— Нет-нет, что вы. После всего случившегося я пришел к выводу, что в полицию надо обращаться в последнюю очередь.

— Но почему?

— Они способны только все окончательно запутать. Послушайте, Лэм, — Джеррет заговорил очень быстро, — ваш клиент поручил вам дело, связанное с этой подвеской…

— Извините, но я уже выполнил его поручение.

— Я почти уверен, что он не отстанет от вас. На вашем месте я воспользовался бы сообщенной мною информацией.

— Благодарю вас.

Он, немного помолчав, буркнул: «Не за что», — и повесил трубку.

Я выскочил из кабинета, сел в машину и помчался на Девятую улицу. На табличке у входа в дом Крествелла значилось, что Филлис Фейбенс занимает квартиру 328. Я нажал кнопку — замок тотчас открылся.

Я вошел в подъезд, поднялся на лифте на третий этаж, нашел квартиру 328 и постучал.

— Кто там? — раздался за дверью женский голос.

— Моя фамилия Лэм. Мы с вами не знакомы.

Дверь слегка приоткрылась. Хозяйка, очевидно, не очень-то доверяла незнакомым молодым людям и предусмотрительно набросила цепочку.

Я мгновенно протянул в щель удостоверение.

— Добрый вечер. Моя фамилия Лэм. Я частный детектив. Разыскиваю одно ювелирное украшение. Может быть, вы его видели. Разрешите войти?

Она пристально посмотрела на меня, рассмеялась и, сняв цепочку, широко распахнула дверь.

— Конечно. Человек, который сразу предъявил документы… — Она запнулась, не находя нужных слов.

— Не внушает опасений?

— Да. Я хотела сказать, что с. таким человеком чувствуешь себя в полной безопасности. Заходите, пожалуйста.

У нее была очень хорошая квартира — хоть маленькая, но уютная, чистая.

— Садитесь. — Филлис указала на стул.

Я подождал, пока сядет она.

— Вы читали последние вечерние газеты? — спросил я.

— Нет.

— Дело в том, что я пытаюсь найти следы одной подвески. Мне сказали, что вы можете помочь в этом.

— Кто сказал? — спросила она с любопытством.

— К сожалению, детектив не обо всем имеет право говорить.

Мгновение помолчав, она сказала:

— Ну что ж, попробую вам помочь.

Я вынул из кармана газету, сложенную так, что можно было увидеть только снимок подвески.

— Вот эта подвеска. Вы ее видели когда-нибудь?

Филлис внимательно рассмотрела снимок, развернула газету и прочла подпись под ним, сообщавшую, что подвеску нашли на столе убитого человека и причем все камни были вынуты из оправы.

Потом она просмотрела всю газетную полосу и узнала имя убитого.

Она была совершенно спокойна: ни вздохов, ни малейшего проявления эмоций.

На вид ей было года двадцать четыре. Волнистые белокурые волосы спадали на плечи. Я обратил внимание на ее рот — рот чувственной и вместе с тем сдержанной женщины. Наверное, в зависимости от ситуации ей легко удавалось сменять улыбку строгим выражением лица.

— Так что же вы хотите узнать? — спросила она.

— Вам знакома эта подвеска?

— Кажется, я где-то ее видела. Не могли бы вы подсказать, при каких обстоятельствах это могло быть?

— Я знаю лишь то, что написано в газетах.

— Я не читаю газет. Только сейчас просмотрела заголовки. Насколько я понимаю, подвеска была найдена в доме, где произошло убийство?

— Да.

— По правде сказать, мистер Лэм, я не уверена, что видела именно эту подвеску. Дома у нас есть старинные украшения. Большей частью всякое барахло, ничего ценного. Одна из подвесок очень похожа на эту, но с уверенностью сказать не могу. В конце концов, таких подвесок сотни.

— А у вас не было такой?

— У меня никогда не было подвески с тринадцатью изумрудами. Моя подвеска, действительно, была в такой оправе, но камни совсем другие — искусственный рубин и гранаты.

— Где эта подвеска?

— Я ее продала.

— Кому?

— Зачем вам это?

— Не знаю. Наверное, такая у меня работа — задавать вопросы. Понимаете, в нашем деле может пригодиться любая информация.

Она задумчиво посмотрела на меня своими серо-голубыми глазами.

— Я продала подвеску некоему Джеррету — посреднику при продаже драгоценностей. Так, по крайней мере, мне его представили.

— А как вы нашли этого мистера Джеррета?

— Нашла. Я его отловила.

Я недоуменно уставился на Филлис.

Она рассмеялась.

— Я отнесла подвеску в магазин, где, как мне казалось, ею могли заинтересоваться.

— К Наттоллу?

— Что вы! Магазин Наттолла не для меня. Я зашла в маленькую ювелирную лавочку неподалеку отсюда. Взяла с собой много украшений. Самым дорогим среди них было кольцо с довольно крупным бриллиантом, но его огранка казалась слишком старомодной. Были еще часики. Знаете, такие дамские часики, их прикалывают на грудь.

— Да-да, — улыбнулся я. — И что же дальше.

— Что касается этой подвески, и еще браслета, то я надеялась, что их возьмут из-за золотой оправы.

— А когда вы познакомились с Джерретом?

— Хозяин лавочки посмотрел украшения и назвал, цену. Как мне подумалось, слишком низкую. Он объяснил, что учитывает только стоимость золота и бриллианта — все остальное должно быть переделано. И еще он сказал, что знает человека, который мог бы заплатить больше, — кажется, этому человеку старинные украшения нужны были для каких-то исторических постановок.

— Он сразу назвал его имя?

— Нет, не сразу.

— И что же дальше?

— Хозяин лавочки поговорил с тем господином и, когда я зашла через несколько дней, назвал другую цену — почти вдвое выше, чем прежняя.

— Вы, конечно, согласились?

— Конечно нет. Они так резко подняли цену… Я испугалась, что меня надуют… Короче, я сказала, что раздумала продавать украшения, и забрала их.

— А потом?

— Пошла к другому ювелиру.

— И что?

— Он назвал практически ту же цену, что и хозяин той лавочки, куда я пришла в первый раз. Сказал, что учитывается только стоимость золота и так далее…

— Ну а вы?

— Спросила, не знает ли он какого-нибудь посредника по продаже антиквариата. Он ответил, что не знает. Пришлось вернуться к первому ювелиру и честно ему признаться, что меня испугала легкость, с какой он удвоил цену, и поэтому я решила с ним не связываться.

— А что ювелир?

— Рассмеялся и сказал, что прекрасно меня понимает. Потом достал из своего стола визитную карточку мистера Джеррета и посоветовал: «Свяжитесь с этим господином, он предложит вам самую высокую цену. А мне за добрый совет — пятнадцать процентов».

— И вы обратились к Джеррету?

— Да. Он заплатил мне столько, что я и ювелира не обидела, и сама оказалась в выигрыше. Честно говоря, получилось долларов на 9орок больше, чем я рассчитывала.

— Простите, насколько я понял, Джеррет купил не только подвеску?

— Да, он приобрел все, что я предложила.

— Вам не показалось, что подвеска особенно заинтересовала его?

— Нет. Мне показалось, что он вообще не очень интересуется ювелирными изделиями. Его основное занятие — инвестиции, а антиквариат как бы хобби. Он говорил, что время от времени к нему обращаются коллекционеры и он предлагает им старинные украшения. Больше всего ему нравится переделывать часы. Он считает, что это — самое интересное.

— Довольно странное хобби для такой важной персоны!

— Разве он важная персона?

— Похоже, Носит дорогую одежду, ездит в роскошной машине, содержит целую контору. На все это нужны большие деньги.

— Насколько я поняла, перепродажа ювелирных изделий не основное его занятие. Не удивлюсь, если узнаю, что мистер Джеррет — крупный денежный воротила, не пренебрегающий и побочными доходами.

— Вероятно, вы правы.

— Человек вашей профессии должен разбираться в людях с первого взгляда.

— Иногда мне это удается.

— Знаете, мне тоже! Для меня главное — первое впечатление. Когда я с кем-нибудь знакомлюсь, я пытаюсь понять, что у него на душе, какой у него характер.

— Вы давно встретились с Питером Джерретом?

— Месяца три-четыре назад.

— Вы не знали Роберта Кеймерона?

— Даже не слышала о таком.

— Среди ваших драгоценностей не было изумрудов?

— Клянусь вам, нет.

— Вы бывали в Латинской Америке?

— Да что вы! У меня нет денег на такие путешествия.

— Кем вы работаете?

— Секретарем в страховом агентстве.

— Зачем вы продали эти украшения? Вам срочно понадобились деньги?

Она рассмеялась:

— А вам не кажется, что это уже не имеет прямого отношения к-делу?

— Задавать вопросы — моя профессия.

— По-моему, я и так уже достаточно рассказала.

— Да, конечно. Я сейчас просчитываю в уме все ситуации, какие только возможны, — хочу найти недостающее звено.

— Зачем вам эта подвеска?

— Сам не знаю. Она проходит по делу об убийстве.

— Она принадлежала мистеру Кеймерону?

— Возможно.

— Хорошо, мистер Лэм. Скажу вам начистоту: то, что вы ищете, не имеет ко мне никакого отношения. Вас интересует подвеска с изумрудами, не так ли? Вещица, которую я продала Джеррету, немного напоминает по стилю ту, что я увидела в газете. Но стиль — всего лишь дань моде. В ювелирных магазинах при желании можно найти сотни похожих по форме и стилю подвесок. Наверное, большинство из них идет в переплавку. Впрочем, если кому-то очень захочется приобрести ту или иную подвеску, а ее в продаже не окажется, есть верный способ…

— Какой?

— Заказать дубликат.

— Вы думаете, Джеррет занимается такими делами?

— Я этого не сказала, — снова засмеялась она.

— А как вам кажется?

— В конце концов, кто из нас сыщик — вы или я? Так что думайте сами.

— Спасибо за совет. Обязательно подумаю.

Она быстро поднялась со стула и пошла к двери. Я понял, что разговор окончен.

— Спасибо большое, — сказал я. — Больше вам ничего не известно?

— Ничего.

Я простился с Филлис, вышел из дома и по телефону-автомату позвонил Джеррету. Он ждал моего звонка.

— Как ваши успехи? Узнали что-нибудь? — спросил он.

— Узнал.

— Это ее подвеска?

— Ее подвеска была с искусственными рубинами и гранатами.

— Ах вот как.

— А почему вы решили, что мисс Фейбенс что-то известно?

— Просто я вспомнил, что какая-то девушка заходила ко мне по поводу старинных украшений. Я порылся в своих записях и нашел ее имя — Филлис Фейбенс.

— Что вы сделали с ее украшениями?

— Пристроил клиентам. Если мне не изменяет память, часы удалось продать довольно выгодно. Остальное было не высокого качества.

— Вы не давали эту подвеску Роберту Кеймерону?

— Да что вы! Я никому ничего не даю.

— Не даете, но продаете, не так ли?

— Да, но могу сказать совершенно определенно: Роберт Кеймерон не покупал у меня этой подвески.

— Что ж, спасибо за ценную информацию.

— Она вам пригодится?

— Нет, милейший. Она не имеет никакого отношения к делу. Не знаю, зачем вам понадобилось поднимать записи трехмесячной давности, но могу сказать вполне определенно: будь я на месте сержанта Бьюды и позвони мне такой «добровольный помощник» с такой «ценной информацией», я бы задал ему перцу за попытку сбить следствие с толку. Желаю приятных сновидений! — И прежде чем Джеррет успел ответить, я повесил трубку.

Глава 10

Возле дома, где жил Роберт Хокли, полицейские машины не стояли — это уже радовало. Дом был весьма респектабельный. Привратник сказал что-то по телефону, и вскоре сам Хокли открыл передо мной дверь своей квартиры.

Это был щеголеватый молодой человек с насмешливым взглядом. Правая нога его была заметно короче левой. Пока я не выложил, зачем пришел, он держал меня в прихожей и лишь после этого пригласил в гостиную.

Такая квартира стоила, наверное, не меньше пары сотен долларов в месяц. В гостиной стоял внушительных размеров письменный стол, заваленный бумагами. Судя по всему, я оторвал Роберта от работы.

Некоторые бумаги были напечатаны на бланках — «Фирма «Акме: сварочные и слесарные работы». Мое внимание привлек также талончик тотализатора.

Хокли не понравилось, что я рассматриваю его бумаги.

— Что вам надо? — холодно спросил он.

Я хотел бы поговорить с вами о наследстве Коры Хендрикс.

— Вам многое известно об этом наследстве?

— Кое-что.

— И вы, конечно, полагаете, что разобрались во всех тонкостях? — спросил он с иронией.

— Кое-что мне известно, — повторил я.

— Не тешьте себя иллюзиями. Лучшие юристы страны в увеличительные стекла рассматривали каждый пункт завещания, и даже цм не удалось во всем разобраться.

— Я не тешу себя иллюзиями.

— Так что же вам надо?

— Мне надо с вами поговорить.

— О чем?

— Сколько вам досталось по завещанию?

— Это вас не касается!

— Тогда поставим вопрос иначе: вы удовлетворены той суммой, какую получаете, или хотели бы получать больше?

— Не надо задавать идиотских вопросов.

— Я сыщик, — сказал я после небольшой паузы, — но раньше был адвокатом…

Спасибо, у меня есть адвокат.

— И чем он занимается?

— Всем.

— А результаты?

— Никаких!

— Так я и думал.

— Эта Кора Хендрикс — настоящая ведьма.

— Однако она оставила завещание в вашу пользу…

— В мою пользу? Как же! За каждый цент мне приходится лизать сапоги двух старых кретинов. Чтоб их разорвало! Ничего, ведь когда-нибудь они сдохнут…

— Но они могут назначить вам пожизненную ренту.

— Конечно, могут.

— А что говорит ваш адвокат о законности опеки?

— Он считает, что при необходимости ее можно отменить.

— Ну и?..

— Скажите, вы читали само завещание?

— Нет, я знаю только условия опеки.

— А завещание видели?

— Нет.

— Так вот, Кора Хендрикс предусмотрела такой вариант: в случае, если опека будет признана недействительной — целиком или частично, — наследниками станут опекуны; они получат право распоряжаться средствами по своему усмотрению. Предусмотрено также, что если кто-то посмеет оспорить завещание в судебном порядке, он лишится доходов от недвижимости, фондов опеки и всей собственности. Поди прорвись через эти рогатки! Лучшие адвокаты не смогли, сколько ни Сбились.

— Вы, кажется, получаете пятьсот долларов в месяц?

— Мне этого хватает на содержание адвоката.

— А зачем? Разве нельзя ограничиться отдельными консультациями? Это было бы намного дешевле.

— Зачем?! Да с этой опекой сам черт ногу сломит. Надо постоянно следить за двумя старыми дураками: на что они тратят деньги, во что вкладывают, зачем таскаются в Латинскую Америку.

— И при этом умудряются не нарушать баланс? Ширли получает столько же, сколько и вы?

— Вам-то что?

— Хочу предложить вам взаимовыгодный обмен информацией.

— Согласен, только начнете вы.

— Вы читали вечерние газеты?

— Нет.

— Так знайте: скоро здесь будет полиция.

— Полиция?

— Да.

Он сразу помрачнел.

— Сегодня днем убит Роберт Кеймерон.

— Кто его убил?

— Пока неизвестно.

— Мотивы?

— Тоже неизвестны.

Он закурил.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Сам не знаю. Я работал на одного человека, связанного с этой опекой, и заинтересовался судьбой наследства. У Ширли Брюс я уже побывал, теперь решил познакомиться с вами.

— Зачем?

— Я же сказал: сам не знаю.

После короткой паузы Роберт Хокли заговорил. Он сильно волновался, сигарета так и прыгала у него в зубах, а клубы табачного дыма, казалось, служили знаками препинания в потоке слов.

— Плевать мне, что Кеймерона убили! Я не собираюсь лицемерить. Он был мне' глубоко противен. Как, впрочем, и Гарри Шарплз. Тоже мне опекун! Небось сами состряпали этот паршивый документ. Конечно, Кора Хендрикс им доверяла… Вот они и воспользовались этим. Самое обидней, что ни к чему не придерешься — абсолютная, так сказать, водонепроницаемость и противоударность. Прикрываясь своими правами опекунов, они могли обдирать меня как липку. Чем и занимались… Мой адвокат советует пока не лезть на рожон… Но если когда-нибудь удастся доказать, что они в сговоре с Ширли Брюс и дают ей болыле,*-цем мне, тогда я смогу обратиться в суд. Если, конечно, моя репутация будет безупречной… Вот я и ковыряюсь в авторемонтной мастерской, пока господа опекуны раскатывают по белу свету! Уличить их в сговоре со второй наследницей — мой единственный шанс. Иначе мне ничего не добиться.

— А вы уверены, что был сговор? Разве Ширли получает больше, чем вы?

Роберт побагровел, услышав это имя.

— Ах, крошка Ширли! Это та еще штучка! Этакая ласковая кошечка. Чуть заметит, что добрые дядюшки пытаются сунуть ей лишнее, сразу же поцелуйчиками и причитаниями пресекает эти попытки. Что вы! Она не возьмет ни цента больше, чем получаю я. А вы видели, как она живет? Роскошная квартира, дорогие тряпки-, по полдня торчит в салонах красоты. На какие, спрашивается, шиши?

— Мне это тоже интересно, — сказал я.

у — А вы у нее спросите! Или Шарплза с Кеймероном. По условиям опеки она должна получать ровно столько, сколько я. Откуда же у нее такие деньги?

— Может быть, у нее есть другие источники дохода?

Хокли рассмеялся:

— «Другие источники»! Будь я такой очаровательной девочкой в шелковых чулочках и кружевных трусиках, у меня, пожалуй, появились бы «другие источники дохода». Расспросите-ка Шарплза с Кеймероном о ее доходах.

— Кеймерона мне расспросить не удастся — он мертв.

— Но остался Шарплз.

— Думаю, его об этом уже расспрашивали.

— Конечно! И еще'не раз расспросят.

— Ширли Брюс — ваша родственница?

Роберт Хокли с удивлением посмотрел на меня.

— Вы что же, занимаетесь этим делом и не знаете, кто такая Ширли?

— А кто такая Ширли?

— Крошка Ширли, — с издевкой проговорил Роберт, — бедная сиротка, дочь какой-то дальней родственницы Коры Хендрикс. Занятная получилась история: Кора уезжает по делам в Штаты, а возвращается месяцев через семь-восемь с младенцем на руках. Как вам это нравится?

— Вы хотите сказать, что — Ширли дочь Коры Хендрикс?

Он пожал плечами.

— А кто отец? — спросил я.

— Вот именно: кто отец?

— Вам что-нибудь известно?

— Мне известно, что я слишком много болтаю, — отрезал Роберт. — Так что же Кеймерон?

— Убит. По его комнате летала ручная ворона.

— Слышал я об этой вороне.

— Еще у него была изумрудная подвеска. О ней вы слышали?

Он покачал головой.

— Как бы то ни было, — сказал я, — вам, наверное, придется смириться с мыслью, что опекуны — ловкие ребята. Они пустили деньги в оборот и изрядно увеличили наследство.

Он подозрительно посмотрел на меня. Потом подошел к телефону, набрал ноадер и сказал в трубку;

— Алло, Джим! Привет, это Хокли. Я сейчас узнал, что Роберта Кеймерона сегодня пришили. Надо проверить. Если это так, выясни, сколько денег у него было, когда он стал опекуном, и сколько на счете сейчас. И еще надо бы выяснить, откуда у Ширли Брюс побочные доходы. Понял?

Расслышать, что отвечали на другом конце провода, было невозможно. Хокли продолжал:

— Да так, сообщили… Пришел тут ко мне один тип. Говорит, скоро сюда нагрянут фараоны… Конечно… Конечно… Буду осторожен… Какого черта притворяться, что я любил этого старого ублюдка?! Еще бы! Я даже рад, что его пришили… Ладно, буду осторожен… Наведи справки и позвони. Пока.

Он повесил трубку и посмотрел на меня, как будто увидел впервые.

— Черт возьми, вы, однако, умеете слушать! Я вам столько всего наговорил… Катитесь-ка отсюда!

— Может быть…

Он двинулся ко мне, сжав кулаки.

— Я сказал: вон отсюда!

— Спокойно, не стоит напрягаться: я просто забежал на минутку.

— Может, конечно, все, что вы слышали, — правда, но я предпочитаю получать информацию от моего адвоката. Кстати, какие-нибудь документы у вас есть?

Я протянул свое удостоверение.

— Буду вам очень признателен, если полиция не узнает о моем визите.

— Ничего не обещаю, — проговорил он, изучая удостоверение. — Вы кто, Кул или Лэм?

— Лэм. Кул — женщина.

— Ладно, если вы не врете, я с вами как-нибудь побеседую. А что у вас за дело, связанное с наследством? Вас Шарплз нанял?

Улыбнувшись, я вышел из квартиры.

— Конечно, Шарплз — я сразу понял! Кто же еще! Да я вам шею сверну, если вы работаете на этого негодяя! — И он двинулся вслед за мной по коридору.

У лестницы я остановился:

— Боюсь, ваш адвокат не заметил одну деталь в условиях опеки.

— Какую?

— В случае смерти обоих опекунов или истечения срока опеки наследство должно быть разделено поровну.

— Вы много знаете и много болтаете.

— Один из опекунов мертв. — С этими словами я повернулся к нему спиной и стал спускаться по лестнице.

На следующее утро, когда я вошел в агентство, Берта Кул радостно встретила меня:

— Дональд, милый, ты просто молодчина! Замечательно справился. Я знала, что после твоего возвращения дела у нас пойдут на лад.

— Что случилось?

— Гарри Шарплз. Ты его отлично раскрутил.

— О чем ты?

— Он только что звонил, предлагает тебе пятьсот долларов в неделю. Понимаешь, хочет, чтобы ты работал на него постоянно.

— Постоянно?

— Ну конечно! Чтобы все время был при нем.

— И как долго?.

— Гарантирует полтора месяца.

— Пошли к черту.

Берта резко выпрямилась — стул под ней заскрежетал.

— Tb ecfb как?

— Очень просто. Hfe хочу я на него, работать.

— Что значит «не хочу»? — заорала Берта. — Ты что, разборчивая невеста? Пятьсот баксов в неделю! Ты с ума сошел!

— Отлично, — сказал я. — Берись за эту работу сама.

— Я?

— Ты.

— Я ему не нужна. Он хочет иметь дело с тобой.

— Ему нужен телохранитель, ясно тебе? А эта работа не по мне.

Берта молча смотрела на меня.

— Мне надо кое-что разузнать, — продолжил я. — Тебе случайно не известно, куда делась эта ручная ворона?

— Не знаю и знать не хочу, — отрезала Берта. — Ты что, идиот — отказываться от работы, за которую платят две тысячи в месяц? Кто тебе даст столько?! Подумай хорошенько.

— Я уже подумал.

Берта решила изменить тактику.

— Дональд, милый, — спросила она вкрадчиво, — ты у нас шутник, скажи правду, ведь ты разыгрываешь старушку Берту, да?

Я промолчал.

Она стыдливо улыбнулась:

— Я без тебя — никуда. Ты у нас голова.

Я по-прежнему молчал.

Берта продолжала:

— Помнишь, как ты пришел сюда наниматься? С работой тогда было не просто, а тебе хотелось кушать. Ты бедствовал, голодал. Если бы тогда тебе предложили хоть малую часть тех денег, что предлагает Шарплз, ты был бы счастлив…

— Пожалуй.

— Я никогда не забуду, какой ты был бледный, худой. Как благодарил, когда я взяла тебя на работу! Господи, как ты вкалывал! Выполнял каждое мое поручение. Потом Берта стала доверять тебе все наиболее важное. А потом мы стали партнерами. И дела у нас пошли в гору. Разве не так?

— Так.

— Я спасла тебя от голодной смерти, Дональд, и я знаю, что ты умеешь быть благодарным, хотя и не склонен к сантиментам.

— Когда я пришел сюда, Берта, ты копалась в таком дерьме, в которое не сунулась бы ни одна уважающая себя контора. Взять хоть эти вонючие бракоразводные процессы! Ты тогда и представить себе не могла, что можно зарабатывать больше пятисот долларов в месяц.

— Неправда! — закричала Берта.

— После того, как сюда пришел я, агентству впервые стали поручать серьезные дела. Теперь^за месяц ты получаешь столько, сколько раньше зарабатывала за год. Конечно, я тебе благодарен. А ты мне?

Берта заерзала на стуле: мои слова ей были крайне неприятны.

— Слушай меня внимательно, — выдавила она наконец. — Если ты упустишь эти Пятьсот баксов в неделю, я расторгну наш договор о партнерстве и сама займусь этим делом.

— Пожалуйста, — невозмутимо произнес я и вышел из кабинета.

Как я и ожидал, Берта не дала мне уйти далеко: через какое-то мгновение раздался скрежет стула, послышались тяжелые шаги. Она догнала меня в приемной.

— Дональд, постой, ты сгоряча наговорил лишнего.

— По-моему, это ты наговорила лишнего.

Мы остановились у стола Элси Бранд. Девушка оторвалась от машинки, чтобы следить за развитием событий.

— Почему ты не хочешь работать на Шарплза?

— Потому что не понимаю, что ему от меня нужно.

— Но ему действительно нужен телохранитель. Он чего-то боится. Ты что, думаешь, это будет опасная работа?

— А как по-твоему? Опека над имуществом в двести тысяч баксов! Распоряжается деньгами, как хочет, пока жив. Опека кончается с его смертью. Второй опекун уже получил нож в спину. Подумай сама: если бы ты работала в страховом агентстве, стала бы страховать жизнь такого клиента на обычных условиях?

— Мне кажется, ты сам не веришь всему тому, что говоришь.

— Главное, что Шарплз верит.

— Чем он тебе так не по нраву?

— У меня сегодня много дел. Надо кое в чем разобраться.

— В чем?

— В повадках ворон, — бросил я и взялся за дверную ручку.

Обернувшись на прощание, я увидел, как побагровела Берта, — казалось, вот-вот ее хватит удар.

По бешенрму стуку машинки Элси Бранд было понятно, что весь свой гнев Берта вымещает на бедной девушке.

Я снова открыл дверь.

Берта мерила шагами приемную и раздраженно говорила:

— …И еще запомни, пожалуйста, что я плачу тебе за то, что ты печатаешь на машинке, а не за подслушивание наших деловых разговоров. У тебя что, работы мало? Могу подбросить…

— Да, Берта, — вставил я, едва она запнулась, — я тут решил, что нужно взять вторую секретаршу — для тебя. А Элси будет работать на меня. Позвони на биржу труда, чтобы прислали секретаршу. А с управляющим этого дома я уже поговорил — он готов передать соседнее помещение под мой кабинет. В стенке пробьют дверь.

Берта повернулась ко мне.

— Да ты что… что…

— Что я?

Она попыталась изобразить улыбку:

— Что ты о себе возомнил?

— Я машинист, а ты пассажир. Проверь свой билет — не пора ли тебе выходить? — Улыбнувшись, я снова закрыл дверь.

На этот, раз машинка Элси молчала…

Я решил разыскать Дону Грэфтон, у которой была вторая клетка*для вороны.

Жила она в верьма скромном доме. Одно время такие дома появились во множестве — строительство стоило недорого, правда, и доход от их сдачи внаем был не больше двадцати — тридцати долларов в месяц.

Дверь открыла девушка. С такой стройной фигуркой, как у нее, в самый раз рекламировать купальники или лыжные костюмы. Брюнетка, но не такая жгучая, как Ширли. Кожа ее была чуть розоватого оттенка, какой обычно свойствен только блондинкам.

Когда я спросил, не она ли мисс Дона Грэфтон, девушка широко улыбнулась.

— А вы, наверное, очередной журналист, интересующийся ручной вороной?

' — Я действительно интересуюсь вороной, хотя и не совсем журналист. Расскажете мне о ней?

— Конечно. Заходите, пожалуйста.

Комната напоминала* кукольный домик. Дона предложила мне стул и села напротив.

— Что бы вы хотели узнать?

— Где сейчас ворона?

Она рассмеялась:

— В сарае. У мистера Кеймерона ей, конечно, было гораздо лучше. Увы, моя хозяйка терпеть не может ворон. Так что приходится бедной птичке довольствоваться сараем.

— Как ворона попала к вам?

— Мы с Панчо старые друзья. Он. проводит со мной чуть ли не половину своей жизни. Назвали его в честь моего отца — Фрэнка Грэфтона. Ведь Фрэнк по-испански — Панчо.

— Вы знали мистера Кеймерона?

— Конечно.

— Давно?

— С детства.

— А Гарри Шарплза?

Она утвердительно кивнула.

— А Ширли Брюс?

— Знаю. Но у нас неважные отношения — мы почти-не общаемся.

— А Роберта Хокли?

— Знаю.

— Не могли бы вы рассказать о себе и о нем.

Она пожала плечами:

— Да о чем, собственно, рассказывать? Мой отец, Фрэнк Грэфтон, был управляющим на приисках Коры Хендрикс. Она умерла, когда я была еще совсем маленькой. Я ее не помню. Опекунами ее наследства стали мистер Кеймерон и мистер Шарплз. Года через три или четыре во время аварии на шахте погиб мой отец. Мистер Кеймерон и мистер Шарплз очень его любили и были потрясены. Ведь именно благодаря ему их дела на приисках пошли в гору. Большую часть прибылей они дали как раз в эти три или четыре года после смерти мисс Хендрикс.

— Ну а что ворона?

— Мы с ней давно дружим. Панчо не любит сидеть на месте. И вообще птице надо летать — вот мистер Кеймерон и решил не стеснять своего любимца. Я повесила для него в сарае клетку, вынула одно из стекол в оконной раме. Так что Панчо прилетает, когда хочет. Садится на крышу, каркает — зовет меня, я вхожу, подставляю ему плечо и кормлю. Если меня нет дома, Панчо летит прямо в клетку или возвращается к мистеру Кеймерону. Теперь, после всего, что произошло, он живет у меня. Ему ведь одиноко. Хотите взглянуть на Панчо?

— Конечно, — ответил я.

Дона провела меня за дом, к маленькому сарайчику, открыла дверь. Он весь был завален хламом: старыми сундуками, коробками, щепками, рваной одеждой, дровами.

— О, не удивляйтесь, — сказала Дона. — Мы давно уже перешли на газовое отопление. А дрова — для камина в комнате хозяйки, хотя я ни разу не видела, чтобы она его топила. Панчо должен быть в клетке. Панчо! Где ты?

Тут я разглядел в темном углу клетку — точно такую, как в кабинете Кеймерона. Раздался шелест, и ворона вылетела нам навстречу, хотела сесть на плечо Доне Грэфтон, но, увидев меня, отпрянула.

Дона поманила ее пальцем:

— Иди сюда, Панно.

Ворона уставилась на меня своими маленькими глазками и прошипела:

— Вр-р-рун!

— Панно! Как ты себя ведешь! Разве так можно? Иди сюда.

Вероятно, ворона боялась меня. Она осторожно уселась на штабеле дров в нескольких шагах от меня и замерла.

— Не бойся, Пайчо. Мистер Лэм хочет познакомиться с тобой. Поговори с ним.

Птица взмахнула крыльями и опустилась Доне на палец. Девушка погладила ей шею.

— Панно очень не любит, когда ему кладут руку на голову. Это для него как наказание. Только протянешь ладонь над его головой — сразу весь сожмется. Птица боится несвободы. Панно, посмотри на мистера Лэма.

Я протянул руку, но Панно, не проявив ко мне никакого интереса, отпрянул и что-то прошипел. Дона рассмеялась:

— Он говорит «убир-р-райся». Его трудно понять. Лучше всего ему удается выговорить «вр-р-рун». Такой озорник! Сегодня Панно не в настроении… Конечно, ему невесело — смерть хозяина повлияла на бедную птичку.

— Дом мистера Кеймерона недалеко отсюда?

— Квартала три-четыре.

— Панно летал к кому-нибудь еще?

— Нам кажется, что летал.

— Вам?

— Да, нам с мистером Кеймероном. Я никак не могу осознать, что его уже нет на свете.

• — Так к кому же еще летал Панно?

— Этого мы не знали. Панно такой скрытный. Правда, Панно? Иногда мы с мистером Кеймероном не могли его найти. Извини, Панно, но ты очень тяжелый. Дона не может все время держать тебя на пальце. Ты не хочешь’познакомиться с мистером Лэмом? — С этими словами Дона протянула руку в моем направлении, но ворона снова отпрянула. Тогда девушка слегка потрясла рукой и подтолкнула Панно в сторону клетки.

— В-р-рун! — каркнул ей Панно. — Убир-р-райся! Убир-р-райся! — Захлопал крыльями и полетел к клетке.

— Он явно не в духе, — сказала Дона. — Я пытаюсь найти к нему подход, но что-то не получается. Может быть, вернемся в дом, мистер Л эм?

— Мистер Кеймерон часто уезжал, не так ли? В это время Панчо жил у вас?

— Да. У мистера Кеймерона были дела в Колумбии, а возить с собой ворону совсем не просто. Мистеру Кейме-рону приходилось часто уезжать. И, по-моему, это ему не нравилось. Он так любил Панчо, и ему было хорошо дома. Конечно, когда мистер Кеймерон уезжал, я заботилась о Панчо.

— Ваш отец погиб, — сказал я, когда мы вернулись в дом. — А мать жива?

— Да.

— Она живет здесь, в нашем городе?

— Да.

На вопросы о матери Дона отвечала неохотно.

— Извините за настырность, но я все-таки спрошу: она вышла замуж во второй раз?

— Нет.

— Вы работаете? Может быть, я задаю нескромные вопросы, но поймите, мне очень нужно…

— Ну что вы, что вы… — Дона улыбнулась. — Я по-нимаю: чтобы зарабатывать, вам нужно много знать. Я вольная птащка.

— Чем же вы занимаетесь?

— Рисую. Коммерческая реклама. Иногда удается кое-что продать. Иногда даже заказы перепадают. Например, фирме нужен плакат для рекламы: девушка стоит у трапа корабля, волосы развеваются на ветру… Могу показать.

Она достала из шкафа увесистую папку и вытащила оттуда один из картонов: юная красавица прислонилась к трапу корабля, белый свитер обтягивает высокую грудь, ветер развевает волосы и подол юбки.

Я плохо разбираюсь в живописи, но эта картина чем-то захватывала. Доне удалось передать порыв ветра. Все здесь дышало жизнью. Девушка смотрела куда-то вдаль, за горизонт. В глазах ее светилась радость. Казалось, она подставляет ветру свое тело…

— Вам нравится?

. — Очень, совсем как живая.

Дона глубоко вздохнула.

— Это по заказу одного туристического агентства. Но директор передумал: ему, видите ли, захотелось, чтобы девушка сидела у трапа в свете луны, а рядом стоял молодой человек в вечернем костюме.

— Вы замечательно нарисовали, — сказал я. — Если ему не понравилось, он просто осел.

— Ему не понравилось, хотя он даже не рассмотрел толком. Его помощник, который заказал мне эту работу, хотел, чтобы девушка стояла у трапа, освещенная солнцем, а директору понадобился лунный свет. Так оно всегда и бывает…

— И что теперь с этой работой?

— Не знаю. Может, удастся пристроить в какой-нибудь календарь.

— Мне очень нравится. Это отражение залитого солнцем моря в голубых глазах девушки… И весь ее облик, проникнутый надеждой.

— Вы действительно это почувствовали?

Я утвердительно кивнул.

— Я так рада! Именно этого мне и хотелось. Знаете, какое счастье, когда зритель видит именно то, что стремился выразить художник. Это так редко встречается.

— У вас есть другие картины?

— Боюсь, они вам не понравятся. Эта лучшая. Некоторые мне просто не удались, некоторые чуть выигрышнее…

— Может быть, все-таки покажете?

— Право, не знаю… Мне как художнику интересно ваше мнение. Видите ли, для меня главное — передать дыхание жизни. Вот, например, эта девушка у трапа. По-моему, все любят путешествовать. Это способ выйти за пределы обыденности, познать себя. Во время путешествия не только смотришь на мелькающие за окном пейзажи. Хочется вырваться куда-то из этого мира. Вот и эта девушка. Она смотрит вдаль, за горизонт…

— Именно об этом я и подумал, глядя на картину. Скажите, а сами вы много путешествуете?

— Да что вы! На какие деньги? Честно говоря, мне хочется все время рисовать. А если уж совсем есть нечего, тогда ищу возможность заработать.

— Заработать? Каким же образом?

— Да так, какой заработок подвернется. Лишь бы не идти на сделки с совестью. Мне ведь много не надо.

Экономлю, ничего, когда-нибудь добьюсь успеха, вот тогда и буду рисовать сколько душе угодно.

— Вы занимаетесь любимым делом — рисуете, и вдруг наступает момент, когда необходимо прерваться, чтобу заработать на жизнь. Наверное, это очень горько.

— Наверное. Но я стараюсь не думать об этом. Ничего не поделаешь — такова жизнь.

— Но вы могли бы зарабатывать живописью…

— Смогу, вероятно, когда-нибудь. А пока приходится все время на что-нибудь переключаться. Художнику, у которого нет имени, трудно продать свои картины. Да и платят ему гроши. Другое дело — знаменитость: любую мазню купят за большие деньги.'

— Вас, наверное, угнетает такая несправедливость?

— Сама не знаю. У жизни свои законы, и с ними надо мириться.

— Вы мне покажете другие рисунки?

— Ах, простите, язаболталась. Вам наверное, страшно надоело меня слушать.

— Нет, что вы! Мне очень интересно. И, пожалуй, я смогу подыскать заработок для вас. Вы знаете испанский?

— Да. Мое детство прошло в Колумбии. И моя мать прекрасно говорит по-испански.

— Вы обратили внимание на снимок изумрудной подвески в газетах?

— Да. Я прочла все, что писали о смерти мистера Кеймерона. Как вы думаете, он стрелял в убийцу?

— Трудно сказать. Вы видели раньше эту подвеску?

— Нет.

— г- Мистер Кеймерон приобрел ее несколько месяцев назад. Он мог купить ее в подарок?

— Может быть. Не знаю.

— Он интересовался ювелирными изделиями?

— Не замечала. Он вообще был немного странный: казалось, он интересовался всем сразу, жил заботами о тех, с кем общался. А вот к чему лежит его душа, я никогда не могла понять.

— А что вы можете сказать о Шарплзе?

— Ничего особенного. Я с ним мало знакома. Вот мама знает его гораздо лучше.

— Он вам не нравится?

— Я этого не говорила. *

— А все-таки?

— Вам это обязательно нужно знать?

— Мне любопытно.

— Скользкий тип. Мне кажется, что в отличие от мистера Кеймерона он не дорожит своими друзьями. Для него важны только деловые отношения.

— Похож на кобеля?

— При чем тут это? — Дона рассмеялась. — А разве не все мужчины похожи на кобелей?

— По-моему, нет.

— А по-моему, да.

— И Кеймерон?

— Что вы! Конечно, нет.

— Выходит, вы ошибаетесь: не все мужчины похожи на кобелей.

— Мистер Кеймерон был совсем другой — такой вежливый, деликатный. Никогда не давал рукам воли. Иногда похлопает по плечу, но дружески, а не как мужчина.

— Мистер Кеймерон не испытывал к Ширли Брюс такие же чувства, как Шарплз?

— Не знаю.

— А как вам кажется?

— Я почти ничего не знаю о Ширли.

— А о Шарплзе?

— Тоже. Я никогда не говорила с ним о Ширли. Шарплз — ее опекун, наверное, поэтому он к ней так внимателен. Послушайте, не слишком ли далеко мы зашли? Вы мастер вытягивать из людей информацию, а я совсем не умею держать язык за зубами. Вернемся лучше к моим картинам и к вороне. Кстати, не хотите конфет? Я вообще не люблю сладкого, но кто-то прислал мне коробку леденцов…

Неожиданно заскрипела дверь и в комнату без стука вошла женщина средних лет, худощавая и смуглая. Маленький вздернутый нос придавал ее лицу несколько смешное выражение, резко контрастирующее с надменной манерой держаться.

— Привет, мама! — воскликнула Дона.

Женщина посмотрела на меня.

— Познакомься, мама, это мистер Лэм.

Я произнес дежурную фразу, что, мол, рад ее видеть.

Она слегка наклонила голову и сдержанно проговорила:

— Здравствуйте, мистер Лэм.

Было заметно, что мысли ее чем-то заняты. Увидев папку с рисунками, она недовольно спросила:

— По-прежнему занимаешься этими глупостями?

Дона рассмеялась:

— Да так, малюю понемножку.

— Надо зарабатывать на жизнь, а не тратить время попусту. Долго это будет продолжаться? — сквозь зубы процедила миссис Грэфтон.

По лицу Доны я понял, что мать постоянно твердит ей одно и то же.

— Успокойся, мама. Вот увидишь, когда-нибудь у меня все будет хорошо. Сядь, пожалуйста.

Миссис Грэфтон села на стул и с недоверием покосилась на меня. В ее глазах появилось что-то хищное. По-видимому, дна была очень наблюдательной.

— Откуда эти конфеты?

— По почте прислали. Я еще не пробовала.

— Тебе надо думать о замужестве, — назидательно заметила миссис Грэфтон, открывая коробку и придвигая ее ко мне.

Теперь ее глаза выражали, скорее, интерес, чем враждебность. Она спросила вкрадчиво:

— Не хотите ли конфет, мистер Лэм?

— Спасибо, я не ем сладкого по утрам.

Миссис Грэфтон взяла леденец, положила его в рот. Хотела было что-то сказать, но передумала и потянулась за вторым. Помолчав еще немного, с отвращением воскликнула:

— Ох уж эти фараоны!

— Что случилось, мама? — спросила Дона, убирая папку с рисунками в шкаф.

— Это законченные идиоты! — Миссис Грэфтон взяла третий леденец. — Ты получила мою записку?

— Да.

— Ты знала, что я приду?

— Да.

Миссис Грэфтон посмотрела на меня.

— Пожалуй, я пойду, — сказала она. — Может, в следующий раз…

— Из какой вы газеты? — спросила Дона.

— Я не журналист. Просто интересуюсь…

— Чем? — спросила Миссис Грэфтон.

— Воронами, — улыбнулся я.

— А я думала, вы журналист, — протянула Дона.

— Нет.

— Журналист! — воскликнула мать. — Дона, тебе что, делать нечего, кроме как болтать с каким-то журналистом? Нельзя быть такой доверчивой. Пора, наконец, научиться держать язык за зубами.

— Но, мама, он ведь не журналист.

— А кто же?

— Я… — Дона запнулась и, растерянно улыбнувшись, обратилась ко мне: — Мистер Лэм, может быть, вы сами ответите на мамин вопрос?

Я обернулся к миссис Грэфтон.

— Дело в том, что я интересуюсь…

Неожиданно лицо миссис Грэфтон исказила гримаса:

— Дона, что ты мне подсунула?

— Что такое, мама?

— Этот последний леденец… Ты меня отравила!

— Мамочка! Что случилось?!

Миссис Грэфтон быстро заговорила по-испански.

Я не понимал ни слова, но по лицу Доны было ясно, что она в ужасе от услышанного.

— Так, значит, теперь ты решила убить меня, — по-английски заключила мать и протянула руку в сторону.

Я заметил, как блеснула сталь, и бросился к миссис Грэфтон, которая выхватила нож, чтобы метнуть его в Дону. Ее руку я не успел поймать, только уцепился за рукав. Нож^ описав короткую дугу, упал на пол.

Миссис Грэфтон снЪва закричала по-испански, кинулась к ванной комнате, но не- смогла добежать до нее и упала на стул, сотрясаясь от рвоты.

Мы с Доной пытались довести миссис Грэфтон до спальни, и тут кто-то стал нам помогать. Я поднял глаза: это был сержант Бьюда. Я не заметил, как он вошел.

— Что случилось? — спросил он.

— Она думает, что ее отравили.

Бьюда посмотрел на коробку конфет.

— Леденцы?

— Да.

— У вас есть горчица?'— спросил он Дону.

— Да.

— Разведите ее в воде, подогрейте и дайте выпить. Побольше. Где у вас телефон?

— У меня нет телефона. Иногда я звоню от хозяйки, это в доме напротив.

Бьюда вышел. Мы остались наедине с миссис Грэфтон. Дона приготовила горчичную воду. Миссис Грэфтон стонала, ее беспрерывно рвало. Казалось, рвота никогда не кончится. Но вот постепенно она стала стихать и, наконец, прекратилась. Я вернулся в гостиную, чтобы найти нож. Искать не пришлось — он был воткнут в пол посреди комнаты. Но это был вовсе не тот нож, который Хуанита Грэфтон попыталась метнуть в свою дочь, а обычный кухонный нож с деревянной ручкой. Лезвие его было слегка испачкано краской.

Я не стал до него дотрагиваться.

Дона позвала меня в спальню: миссис Грэфтон была в истерике, и надо было помочь успокоить ее.

Как сквозь сон, я слышал полицейские сирены, вой машин «Скорой помощи». Дом заполнили люди в белых халатах, сержант Бьюда отдавал короткие команды… Врач оттолкнул меня в сторону. Не помню, как я очутился во дворе в окружении двух полицейских и сержанта Бьюды.

— Как вы сюда попали? — спросил он.

— Интересовался вороной.

*— Зачем?

— Просто так.

— Кто эта женщина?

— Мать девушки.

— Вы видели, как она ела конфеты?

Я кивнул.

— Сколько же она съела?

— Конфеты три или четыре.

— И как скоро после этого ей стало плохо?

— Практически сразу.

— Похоже на цианид, — сказал Бьюда. — Не уходите, Лэм. Мне надо поговорить с вами. Давайте, ребята, разберемся с этими конфетами.

Полицейские скрылись в доме, а из него вышли санитары с носилками, на которых лежала миссис Грэфтон. Носилки задвинули в машину «Скорой помощи». Завыла сирена, и машина умчалась.

Из окна в доме напротив за происходящим наблюдала какая-то женщина. В ее взгляде было нечто большее, чем простое любопытство. Заметив, что я смотрю на нее, она отвернулась и отошла, но минут через пять прильнула к другому окну.

Я обошел дом и, убедившись, что за мной никто не следит, бросился к сараю. В клетке вороны не было.

Я залез на штабель дров, подставил под ноги какой-то чемодан и стал исследовать клетку.

В углу ее были навалены кучей ветки, — должно быть, и здесь ворона устроила себе что-то вроде гнезда. Я запустил в него руку и принялся шарить. Вскоре наткнулся на что-то твердое и скользкое. Захватив этот предмет двумя пальцами, вытянул его наружу…

Даже в полумраке сарая он светился волшебным зеленым светом так, что трудно было оторвать глаза.

Я положил' изумруд в карман и снова запустил руку в клетку. В другом ее углу нащупал круглые камешки — оказалось, еще четыре изумруда такой же чистоты, как первый.

Убедившись, что камней в клетке больше нет, я вышел из сарая. Несколько минут слонялся по двору, пока ко мне не. подошел Бьюда.

— Что вы можете сказать об этих конфетах, Лэм?

— Она их съела.

— Это я и без вас' знаю. Откуда они у девицы?

— Понятия не имею.

— Конфеты не растут на деревьях, не правда ли?

— Насколько я знаю, не растут.

— Вам их предлагали?

— Да.

— Кто?

— Мать.

— Когда вы пришли, коробка с конфетами уже лежала на столе?

— Не обратил внимания. Меня интересовало другое. Она решила, что я журналист. В конце концов, на всех журналистов конфет не напасешься.

— Девушка угощала мать?

— Не помню. По-моему, мать без приглашения начала угощаться.

— Смотрите, что получается, Лэм. Мать не приносила конфеты, значит, их принесла дочь. И угостила мать…

— Нет, сержант. Мне все-таки кажется, что никто ее не угощал. Она сама открыла коробку. По-моему, мать не приносила конфет, но поклясться не могу. Я разговаривал с девушкой, хотел вытянуть из нее интересующую меня информацию. Приход матери нарушил мои планы. Ей вообще не терпелось, чтобы я убрался поскорее, и я уже хотел уйти…

— Какую информацию вы хотели вытянуть из девушки?

— Да так, просто…

— На кого вы работаете?

— В данный момент ни на кого.

— Что вы имеете в виду?

— То, что говорю.

— Гарри Шарплз сказал, что поручил вашему агентству поработать на него. Он, кажется, сильно взволнован.

— Да, он предложил нам работу.

— И вы хотите м§ня уверить, что отказались?

— Берта считает иначе. v

— Может, это она работает на Шарплза?

— Я здесь ни при чем.

— А что вам здесь нужно?

— Провожу рекогносцировку.

— Кажется, вы опять морочите мне голову.

•— Ну что вы!

— Как вам девочка?

— Девочка что надо.

— Черт побери, я сам не слепой! Пожалуй., несколько худа, зато фигура… Но я вас не об этом спрашиваю. Что вы о ней думаете?

— Хорошая девушка.

— Другого ответа я от вас и не ожидал. Вы вообще испытываете слабость к особам женского пола. Ладно, идите. И не вздумайте болтать про это отравление.

— Я обязан проинформировать своего партнера.

— Я имею в виду газеты. Скажите Берте, чтобы она тоже помалкивала.

— Почему? Разве тут кроется какая-то тайна?

— Кто его знает. Откуда, например, взялся нож на полу?

— Кто-то уронил.

— Кто?

— Мать.

— Дочь об этом ничего не сказала.

— Мне показалось, что его уронила мать.

— Как это случилось?

— Ей стало плохо.

— Зачем она схватила нож?

— Понятия не имею. Я не спрашивал. Может, она открывала ножом коробку? Вообще-то я уже уходил и не видел, что она делает.

— И что было потом?

— Женщине стало плохо. Ее затошнило, началась рвота.

— Она не кричала, что ей подсунули отраву?

— Точно не помню. Кажется, она сказала дочери, что конфеты горькие или что ее отравили… Что-то в этом роде.

— Значит, вы не знаете, откуда взялся нож?

— Я помню, что видел его. Но, поймите, женщину рвало, я старался помочь ей… Мне было не до ножа.

— Дочь утверждает, что соскоблила ножом краску с коробки и положила его на стол.

— Я не обратил внимания.

— Так лежал этот нож на столе или нет?

— Послушайте, сержант, я пришел по делу. На столе столько всего лежало, что мне было не разглядеть. Может, нож лежал под журналом, а может, — на самом видном месте. Коробка с конфетами, возможно, уже была в доме, а возможно, ее принесла мать. Я не обратил на это внимания. Может, она и нож с собой принесла?

— Нет, — сказал Бьюда. — Девица утверждает, что нож лежал на столе. Это ее нож.

— Так что же вы хотите от меня?

Бьюда побагровел от злости.

— Ладно, — промычал он. — Через пару часов я узнаю, что это за конфеты. Вот тогда и поговорим!

— Всегда к вашим услугам, сержант, — невозмутимо ответил я, сел в служебную машину и поехал в агентство.

Глава 12

Едва я переступил порог приемной, Элси Бранд поманила меня и прошептала:

— Она в ужасном настроении.

— Это ей на пользу. Поднимется температура, весь яд выйдет из организма. Пусть немного попотеет.

— Попотеет? Да она уже давно кипит через край!

— Тебя не обижала? ч

— Пока нет. ИспепеЛяет взглядом. Дональд, я ее не боюсь. Приходили тут к ней девочки с биржи труда — никуда не годятся. Раньше, когда найти работу было потруднее, квалифицированные специалисты соглашались на любые условия. А теперь! Распустились. Подавай им высокий оклад, а работать не умеют.

— Ладно, пойду разберусь, — сказал я.

— Дональд, подожди немного, а то драки не миновать. Берта просто разрывается от злости.

— Ничего страшного. Все равно настала пора кое-каких кадровых изменений.

— Дональд, прошу тебя, не надо. Ты ведь это ради меня?

— Не совсем. Берта давно заставляет тебя пахать за двоих. Делаешь никому не нужную работу.

— У нее такой подход. Берта уверена, что если клиент, переступивший порог приемной, застанет меня за чтением журнала, он решит’ что здесь сидят'одни бездельники, и поскорее скроется. Вот она и хочет, чтобы я стучала на машинке как проклятая с утра до вечера.

— Пора ей менять подход, — сказал я и открыл дверь кабинета.

Берта сидела у стола, склонив голову на грудь, и тяжело дышала. Увидев меня, она побагровела, набрала полные легкие воздуха, собираясь что-то сказать, но вдруг осеклась.

Я подошел к столу и сел в кресло для посетителей.

Еще секунд десять — пятнадцать Берта молчала. Потом ее стул пронзительно заскрежетал — всей своей тяжестью она легла на стол и заорала:

— Кем ты себя возомнил, болван?

Я молча закурил.

— Мне это надоело! Я готова была со всем мириться, но в последнее время ты окончательно рехнулся! Кем ты себя возомнил — Гитлером, что ли?

Я вдохнул сигаретный дым и спокойно ответил:

— Такие секретарши, как Элси Бранд, должны получать минимум вдвое больше, чем мы ей платим. А девяносто процентов ее работы — никому не нужная пачкотня бумаги. И ты это прекрасно понимаешь. Тебе, видишь ли, хочется, чтобы у клиента создалось впечатление, что контора работает…

— А чем ты недоволен? У Элси почасовая оплата. Не нравится — может уходить. Но я не позволю бездельничать.

— Все, дорогая Берта. С таким стилем покончено. Я забираю Элси к себе. А ты можешь взять новую секретаршу, и посмотрим, что она скажет, когда ты потребуешь от нее с бешенством бросаться за машинку при каждом скрипе входной двери.

— «Посмотрим»? — закричала Берта. — Да все эти девицы — сущие бездельницы! Они шарахаются в страхе, как только увидят пишущую машинку. Ладно, я открою свое собственное агентство и буду делать, что хочу.

— Если ты намерена расторгнуть наш договор, скажи об этом спокойно.

Берта снова побагровела, потом побледнела, откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула и умирающим голосом начала:

— Дональд, милый, ты же знаешь, как Берта тебя любит. Конечно, ты талантлив. У тебя нюх, смекалка. Но управлять агентством ты не сможешь. Ты не умеешь ценить деньги — бросаешь направо и налево. А бабы просто сводят тебя с ума. Чуть улыбнутся — и ты таешь. Ты и так платишь Элси в два раза больше, чем я бы ей платила.

— Придется снова удвоить ей зарплату, — сказал я.

Берта хотела возразить, но тут зазвонил телефон. Она сняла трубку:

— Алло, вас слушают… да… Конечно, конечно… Да, и я, и мистер Лэм… Да нет, не очень заняты… Он скоро закончит одно дело… серьезное дело, и у него появится немного времени… Его сейчас нет… Попробуйте поискать… Может быть, я вам перезвоню? Скажите номер вашего телефона. Хорошо. До свидания.

Берта записала номер и повесила трубку.

— Ну ты даешь! — воскликнула она, оборачиваясь ко мне. — Не знаю, как у тебя это получается. Опять баба. Вечно к тебе липнут бабы, морочат голову.

— Кто на этот раз?

— Ширли Брюс. Просит зайти к ней как можно скорее. У нес к нам дело. Она, дескать, понимает, что мы берем большие деньги, но для нее результат превыше всего. Извивается так, что я не сразу поняла, какой ты замечательный сыщик. Короче, сама любезность.

Я потушил сигарету и направился к двери.

— Дональд, ты уже уходишь?

Я кивнул.

Берта широко улыбнулась.

— Вот это другое дело! Как приятно видеть Дональда, рвущегося в бой. Об остальном не волнуйся: будет тебе и отдельный кабинет, и личная секретарша в лице Элси Бранд. Я все, улажу.

Элси Бранд услышала последние слова Берты. Когда я шел через приемную к выходу, сопровождаемый восторженной улыбкой Берты, у бедной девушки на глазах выступили слезы.

Я позвонил Ширли Брюс из автомата.

— Алло, это Дональд Лэм из агентства «Кул и Лэм». Вы хотели меня видеть?

— Да. Не могли бы вы заехать ко мне?

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше.

— Может быть, вы зайдете к нам в агентство?

— К сожалению, не смогу. Пообещала весь день быть дома, и теперь уже поздно что-то измерить. У меня к вам очень важное дело. Я готова платить за каждый час рабр-ты. В общем, я хочу… как бы это сказать… хочу нанять вас. Может, «нанять» не совсем удачное слово… — Она нервно рассмеялась.

Я молчал.

— Вы слышите меня?

— Да.

— Вы мне очень нужны. Это не телефонный разговор. Приезжайте поскорее.

— До обеда никак не могу.

— Как жаль!

— Вы подождете?

— Если ничего другого'не остается, — да, подожду.

— В котором часу у вас встреча?

— Да не назначено у меня никакой встречи. Просто обещала одному человеку, что весь день буду дома.

— Ладно, зайду к вам после обеда. Не беспокойтесь, я предварительно позвоню, так что врасплох вас с ним не застану…

— С ней, — лукаво поправила меня Ширли.

— Извините. До свидания. Я позвоню.

Повесив трубку, я набрал номер фирмы «Акме: сварочные и слесарные работы». В трубке стоял треск, и девушка на том конце провода все время переспрашивала.

—: Попросите, пожалуйста, Роберта Хокли.

— Что-что? Его нет.

— А где он?

— А кто его спрашивает?

— Я из газеты.

— Кто-кто? Не расслышала ваше имя.

— Не имя. Я из газеты, хочу взять у него интервью. Попросите его к телефону.

— Его нет. Он пошел за паспортом.

— За чем?

— За паспортом. Ему позвонили, что все готово. Если он нужен срочно, позвоните туда.

— Куда?

— В отдел выдачи паспортов. — С этими словами девушка повесила трубку.

Я сел в машину и поехал в больницу, куда увезли миссис Грэфтон. Заполучить ее историю болезни удалось без особого труда. Диагноз — отравление сульфатом меди.

Молодой ординатор не стал распространяться о состоянии пациентки, зато подробно рассказал о сульфате меди:

— Сульфат меди редко употребляется при попытках отравления, хотя это один из сильнейших ядов. Дело в том, что он вызывает обильную рвоту, и потому трудно определить, какая именно доза смертельна — слишком большое количество яда выходит из организма с рвотными массами.

Я энергично кивал, всячески стремясь показать, что мне все это очень интересно.

— Доза из пяти гранул применяется как рвотное, — продолжал врач. — Кроме того, это прекрасное противоядие при отравлении фосфором: сульфат меди не только очищает от него желудок, но и нейтрализует отраву.

— Так что же, выходит, миссис Грэфтон пытались отравить фосфором?

— Нет, вы неправильно меня поняли. Именно сульфатом меди. Почти все леденцы были пропитаны этим ядом.

— Если пять гранул — нормальная доза для того, чтобы вызвать рвоту, какая же доза смертельна?

— На этот счет существуют разные мнения. Например, Вестер в сбоем учебнике токсикологии цитирует фон Гассельта, который полагал, что смертельная доза — восемь гранул. Гонсалес, Вэнс и Гельперн отмечают, что реакция на яд — сугубо индивидуальна. В фармакопее США значится, что сульфат меди может применяться как сильное рвотное средство в количестве не более пяти гранул. При необходимости дозу эту можно повторить через пятнадцать минут, но нельзя принимать сульфат более двух раз в день.

— Как интересно, — сказал я. — Так что же случилось с пациенткой?

— Судя по всему, весь яд вышел из ее организма вместе с рвотой. Нам осталось только одно: дать ей успокоительное.

— Где она сейчас?

— Выписалась. По-моему, она приняла вполне допустимую дозу. Постойте! Я, кажется, говорил о сульфате меди…

— Да-да, конечно. Где применяется это вещество?

— При окраске ситца, изготовлении пигментов. С его помощью также очищают воду.

— Его трудно достать?

— Не очень.

— Кто же мог отравить этим ядом леденцы? — спросил я.

— Откуда мне знать?! — удивленно воскликнул ординатор.

Из больницы я поехал в полицейское управление.

Капитан Фрэнк Селлерс был в своем кабинете. Наверное, он бы мне обрадовался, но чутье старого сыщика подсказг я от него чего-то хочу. Поэтому капитан вел себя весьма сдержанно. Мы были знакомы давно — с того времени, когда он служил сержантом в отделе по особо тяжким преступлениям. Похоже, когда-то у него даже был роман с Бертой.

— Привет, Дональд, — с прохладцей произнес Фрэнк Селлерс. — Что нового в мире?

— Да так, ничего особенного.

— Как Берта?

— Нормально.

— Я слышал, ты служил во флоте?

— Было дело.

Фрэнк достал сигарету.

— Курить будешь?

—: Нет, спасибо.

— Чем могу быть полезен?

— Да нет, мне ничего не нужно — просто зашел навестить, ведь давно не виделись.

— Я теперь не занимаюсь убийствами. А у тебя как дела?

— Потихоньку.

— Как же! Это у Берты без тебя все шло потихоньку. С твоим приходом она быстренько разбогатела.

— Да, она неплохо зарабатывает.

— Вы-то с ней зарабатываете, только нашему начальству это не нравится. Как только услышат твое имя — сразу скривятся.

— Что же им не по нраву?

Селлерс угрюмо улыбнулся.

— Знаешь, Дональд, я за тобой все время наблюдаю. Когда-нибудь ты крупно погоришь.

— Надеюсь, этого не случится.

— Случится, уверяю тебя.

— Я не разу не нарушал закон.

Капитан пожал плечами.

— Ты просто ни на чем пока не попался.

— Не понимаю, о чем ты.

— Видишь ли, ты напоминаешь мне корабль, пробирающийся среди минных заграждений. Ты знаком с законом и все время балансируешь где-то на грани, но шаг в сторону —* и тебе крышка. А хоть ты прекрасно знаешь курс, рано или поздно напорешься на мину. Я не хочу пойти ко дну вместе с тобой.

— В таком случае соблюдай дистанцию.

— А я и соблюдаю, — мрачно сказав Селлерс. — Но ты-то о чем думаешь? С тех пор как Берта общается с тобой, у нее появилась мания величия. Она 6 себе возомнила Бог знает что. Скажу тебе Честно: мне нравится Берта. Отличная баба. Если она когда-нибудь решится выйти замуж, кому-то крупно повезет! Кстати, сколько ей лет?

— Не знаю. Мы знакомы лет пять, и она совершенно не меняется. Думаю, Тридцать пять — сорок.

— Не так уж много! — с воинственным видом воскликнул Селлерс. — Мне самому сорок. На мой взгляд, это самый расцвет.

— Заметно.

— Что за дурацкая у тебя манера над всем насмехаться! Какого черта ты сюда заявился?

— Вчера был убит некто Кеймерон.

— Слышал.

— Делом занимается сержант Сэм Бьюда.

— Понятно.

— Кеймерон был одним из двух опекунов наследства.

— Кто второй опекун?

— Гарри Шарплз.

— И вы работаете на него?

— Работали.

— Уже закончили?

— По-моему, да. Но ему понадобилось еще кое-что.

— Что же?

— Телохранитель.

— Зачем?

— Не знаю.

— Как же, не знаешь!

Я поглядел на Селлерса невинными глазами, и он, усмехнувшись, процедил:

— 9xj Дональд, с тобой лучше не связываться. Сам погоришь и других подставишь.

— Не бойся. Друзей я не подставляю.

Он почесал затылок:

— Что тебе нужно?

— Шарплз чего-то боится.

— Чего?

— Я же сказал, не знаю.

— А я-то тут при чем? Я не ясновидящий.

Шарплз и Кеймерон — опекуны наследства некой

Коры Хендрикс. Весьма солидное наследство! Наследников тоже двое — девица по имени Ширли Брюс и молодой человек Роберт Хокли.

— Ну и что?

— Опекуны отдавали предпочтение Ширли Брюс. Роберта Хокли они терпеть не могли и старались выплачивать как можно меньше. Понимаешь, Ширли могла бы иметь сколько угодно денег хоть сейчас, а вот Роберту надо ждать окончания срока опеки.

— Пока что все это довольно скучно, — заметил Селлерс.

— Срок опеки истечет, когда наследники достигнут определенного возраста. Тогда опекуны должны либо отдать им все деньги, либо назначить пожизненную ренту.

— Ну и что?

— Я бы на месте наследников предпочел первое.

— Тебя никто не спрашивает.

— Опека может закончиться и по другой причине.

— По какой же?

— Если умрут оба опекуна.

Селлерс нахмурился.

— И что тогда?

— Вся сумма будет распределена поровну между наследниками.

— А какова эта сумма?

— Пара сотен тысяч наберется.

— И ты пришел ко мне…

— И я пришел к тебе.

— Что тебе нужно?

— В истории убийства много неясного. У Кеймерона была ручная ворона по кличке Панчо. Убили его, когда он разговаривал по телефону. Перед ним на столе лежал пистолет двадцать второго калибра. В обойме не хватало одного патрона. Интересно, в кого стрелял Кейме-рон?

Селлерс пожал плечами.

— Тело Кеймерона обнаружили мы с Шарплзом, — продолжил я. — Я так и не понял, в кого он стрелял. Судя по всему, полиция тоже не нашла следа пули.

— Ты хочешь сказать, что кто-то ходит по городу с пулей, двадцать второго калибра в животе?

— Насколько я понял, этой версии придерживается полиция.

— Я тебе кое-что скажу, Дональд, только не проболтайся.

— Ну?

— Они нашли пулю.

— Кеймерон стрелял и промахнулся?

Капитан Селлерс покачал головой.

— Стреляли в небо, но немножко промазали.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты заметил в крыше отверстие для вороны?

Я кивнул.

— Суди сам, Дональд. Полиция находит пистолет. В обойме не хватает одного патрона. Полиция ищет пулю, но не находит. Логично предположить, что Кей-мерон в кого-то выстрелил, возможно в целях обороны.

Я кивнул.

— Тот, кто стрелял, целился в то самое отверстие для вороны. Но промазал: пуля застряла в стропилах.

Селлерс ждал, как я отреагирую на его слова. Я продолжал молча смотреть на него.

— Слушай дальше, — сказал Селлерс. — У Кеймерона была пушка. Не ахти какая, но все же. Мы знаем, что его убили ножом. Если Кеймерон стрелял, логично предположить, что он стрелял в человека с ножом. Правильно?

— Как будто правильно.

— Но если это так, то он должен был выстрелить до того, как его пырнули ножом. А вскрытие показало, что смерть наступила сразу. Выходит, он стрелял первым, а человек с ножом защищался.

— Ты думаешь, стрелял сам убийца?

— Конечно. Убийца, судя по всему, хорошо знал Кеймерона. Кеймерон доверял ему и спокойно разговаривал по телефону, когда тот стоял рядом. Что руководило убийцей, неизвестно. Может, ему не понравилось то, что говорил Кеймерон, а может, он просто воспользовался удобным моментом. В общем, он пырнул Кеймерона в спину ножом, потом спокойно открыл стол, вытащил пистолет, прицелился в дырку и выстрелил.

— А где именно нашли пулю?

— В дюйме от отверстия для вороны.

— Ты думаешь, стрелял убийца?

— Конечно, он.

— Или она.

— А почему решили, что стрелял — или стреляла — убийца?

— Экспертиза не обнаружила на руках Кеймерона следов пороха.

— А отпечатки пальцев?

— Ничего нет.

— А на пистолете?

— Смазанные.

— Значит, пистолет обтерли?

— Не совсем так. Когда убийца взял пистолет, он, наверное, обернул рукоятку платком. Слушай, Дональд, чего ты хочешь?

— Я Хочу в Южную Америку.

— Я тоже.

— Мне срочно туда надо съездить.

— А я здесь при чем?

Ты мне поможешь с паспортом.

Ты соображаешь, что говоришь?!

— Соображаю. Ты сейчас позвонишь в паспортный отдел Госдепартамента, представишься и скажешь, что я расследую очень важное делс| и мне нужно срочно оформить паспорт.

— Ты сошел с ума. Я не могу тебе помочь.

— Если захочешь, сможешь.

— А что думает по этому поводу Берта?

— Она ничего не знает.

— Кто посылает тебя в Южную Америку?

— Никто. Я сам решил ехать.

— Что ты там забыл?

— Не знаю.

— Так зачем тебе туда?

— Туда отправляется Роберт Хокли. Он, как ты теперь знаешь, один из наследников Коры Хендрикс. Большая часть наследства — владения в Колумбии.

— Ты хочешь за ним проследить?

— Я хочу побывать в Колумбии.

— А я тут при чем? Хочешь таскать каштаны из огня моими рухами?

— Ты тоже получишь свой каштан.

— Так можно и обжечься.

— А ты подуй.

— Слушай, а как ты думаешь вытаскивать эти каштаны?

— Ты, кажется, все перепутал. Ведь только что ты говорил, что сам будешь их таскать для меня…

— Знаешь, Дональд, мне все это не нравится: наворотишь дел, погоришь, а мне отвечать…

— Не бойся, не погорю. Ничего особенного не случится. Разве тебе неинтересно узнать, зачем Хокли едет в Колумбию?

— Вообще-то, не очень. А что?

— А то, что если я узнаю, кто убил Кеймерона, я скажу тебе, а ты сможешь этой информацией воспользоваться.

Кажется, впервые за все время Селлерс проявил заинтересованность.

— В конце концов, — продолжал я, — ты ничем не рискуешь. Ты ведь знаешь, что полиция не станет оплачивать поездку в Южную Америку своим агентам, если бы они решили следить за Робертом Хокли. А тут представляется шанс отправить агента за чужой счет. Скажешь, что экономил казенные деньги.

Селлерс напряженно смотрел на меня.

— Послушай, Фрэнк, я когда-нибудь тёбя подводил?

—. Мне всегда было с тобой трудно.

— Да, но ведь все кончалось хорошо.

Капитан Селлерс глубоко вздохнул и, снимая телефонную трубку, спросил:

— Так куда я должен позвонить?

— В паспортный отдел Госдепартамента.

Глава 13

Был уже вечер, когда я приехал к Ширли Брюс.

Она встретила меня на пороге, подала руку.

— Вы, наверное, удивлены, что я просила вас прийти? — проворковала она вкрадчиво.

— Я привык к неожиданностям.

— Я почему-то верю вам.

— Благодарю.

Она взяла меня иод руку и повела в холл. На ней была легкая блузка с глубоким* вырезом, облегающие брюки подчеркивали изящную фигуру.

Ширли почти прижалась ко мне и прошептала на ухо:

— У меня сейчас подруга. Не надо говорить при ней. Она скоро уйдет. — И добавила громко: — Проходите, пожалуйста.

Я вошел в комнату.

На диване лежала женщина, с головой укрытая пледом.

— Садитесь, — прощебетала Ширли. — Моя подруга немного нездорова. Хуанита, дорогая, познакомься с мистером Лэмом. Я тебе о нем рассказывала.

Женщина резко откинула плед и села. Это была Хуанита Грэфтон. Она гневно уставилась на меня и возбужденно заговорила:

— Я его знаю. Он был там, когда меня хотели отравить. Он, наверное, тоже замешан. Это ее дружок! Не верь ему. Послушай меня…

— Заткнись! — прервала ее Ширли.

Хуанита умолкла.

Ширли посмотрела на меня.

— Да, я уже знаком с миссис Грэфтон, — подтвердил я. — Зашел к ее дочери, и тут как раз случилась эта история с отравленными конфетами.

— А что вы делали у Доны? — с удивлением спросила Ширли.

— Пришел к ней, чтобы кое-что выяснить. Я расследую дело об убийстве Роберта Кеймерона.

— Зачем?

— Можно сказать, спасаю свою шкуру. Ведь это мы с Шарплзом первыми увидели убитого, а полиция не любит, когда частные детективы обнаруживают трупы.

— При чем же здесь Дона Грэфтон? Вы что, подозреваете ее?

— Извините, я не имею права разглашать оперативную информацию.

— Вы хотели ее допросить?

— Если угодно, да.

— И она поняла это?

— Она поняла, что меня кое-что интересует;

— Дона знала, кто вы?

— Она решила, что я из газеты.

— Но как вы объяснили ей свой приход?

— У нее жила ворона Роберта Кеймерона, и я пришел поглядеть на эту ворону.

— Ах вот как, — с нежной улыбкой посмотрела на меня Ширли.

Хуанита Грэфтон начала тараторить по-испански.

Ширли повернулась к ней и сказала по-английски:

— Замолчи, пожалуйста. У меня от твоей трескотни голова болит. Думаю, ты просто объелась конфет. Наверное, в них и яда никакого не было.

— Мне было плохо. Я умирала. Меня забрали в больницу, там поставили капельницу. Мне было очень плохо!

— Ну было, но ведь прошло. Ты совершенно здорова, и не корчи из себя инвалида. Может, чайник поставишь?

Миссис Грэфтон послушно встала с дивана, аккуратно сложила плед и вышла из комнаты.

— Хуанита — испанка, — тихо сказала Ширли, едва закрылась дверь. — Бешеный темперамент. Оно и понятно — Южная Америка. Она вдова горного инженера, он погиб на одном из доставшихся мне в наследство приисков.

— Давно она живет в Штатах?

— Все время ездит туда-сюда. Поживет немного здесь — и обратно в Колумбию. Здесь строит из себя этакую важную даму, но я догадалась: в Колумбии она нанимается служанкой. Скопит денег, приезжает сюда и… Впрочем, хватит о ней. Поговорим лучше о другом.

— О чем же?

Она подошла к дивану:

— У меня к вам конфиденциальный разговор.

Мы сели на диван, еще хранивший тепло тела Хуаниты Грэфтон. Ширли почти касалась меня ногой. Взяв мою руку, стала перебирать пальцы.

— Говорят, вы мастер своего дела.

— Мало ли что говорят.

— Вы внушаете мне доверие.

— Приятно слышать.

— Действительно, приятно? — лукаво спросила Ширли.

Наши взгляды встретились. Ее полные губы слегка раскрылись. Она подвинулась еще ближе.

— Ну, конечно, — отозвался я.

Ширли залилась очаровательным смехом, чуть прикрыла глаза и снова начала играть моей рукой.

— Я очень люблю дядю Гарри.

— Я заметил.

— Потому что я его целовала?

— Хотя бы.

— Я его всегда целую при встрече. Он мне как родной.

— Раз так, вас можно обвинить в кровосмесительной связи.

— Мои поцелуи совершенно невинны, — рассмеялась Ширли. — Я не люблю двусмысленности в отношениях.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Глядя на вас, этого не скажешь.

— Что вы имеете в виду? — В тоне Ширли вдруг появились злые нотки.

— Да так, ничего.

— Мне кажется, вы чего-то не договариваете.

— Трудно все выразить словами…

— Я очень импульсивна. — И она снова стала гладить мою руку.

*— По-моему, вы очень эмоциональны и сразу решаете, кого любить, а кого ненавидеть.

— Вы правы. Я или быстро схожусь с людьми, или не схожусь вовсе… Некоторые мне очень нравятся.

— А я вам нравлюсь?

Она сжала мою руку. Некоторое время мы сидели молча. Неожиданно она спросила:

— Дональд, откуда вы узнали, что я давала деньги Роберту?

— Я этого не знал.

— Но вы же спросили.

— Мнечбыло интересно.

Ширли вытащила из карманчика блузки листок бумаги и протянула мне. Это был банковский чек на две тысячи долларов, выписанный неделю назад на имя Роберта Хокли. На чеке стоял штамп «Оплачено».

Ширли взяла у меня чек и сунула обратно в карманчик.

— Дональд, почему вы молчите?

— А что я должен сказать?

— Вас не интересует, почему я дала Робер’гу деньги?

— Разве это имеет значение?

— Знаете, мне стало жаль его. Сначала он просил, чтобы я уговорила опекунов увеличить причитающуюся мне ежемесячно сумму на тысячу долларов — тогда и он автоматически получал бы столько же.

— Вы отказались?

— Да. Мне не хотелось огорчать Дядю Гарри. Но потом мне стало жаль Роберта и я выписала ему этот чек.

— Вы дали деньги взаймы?

— Подарила.

Хуанита Грэфтон крикнула из кухни:

— Где коробочка с китайским чаем?

— Понятия не имею, — с раздражением ответила Ширли. — Оставь меня в покое! Не найдешь — завари чай другого сорта. — Она снова повернулась ко, мне и продолжала разговор тем же вкрадчивым тоном: — Давайте ближе к делу. Хуанита страшно любопытна. Дональд, мне нужна ваша помощь.

— Чем же я могу вам помочь?

— Я очень люблю дядю Гарри. И я боюсь за него.

— Почему?

— Сама не знаю. У меня плохое предчувствие. Ему грозит опасность.

— Что же я смогу для вас сдёлать?

— Надо, чтобы вы все время были рядом с ним. Вы ведь можете его защитить?-

— Вообще-то я этим не занимаюсь.

— Не скромничайте. Вы такой умный. Вы сразу поймете, где таится угроза. В людях вы разбираетесь прекрасно.

— Да, но при чем здесь это?

— Вы знаете, почему дядя Гарри в опасности?

— Нет. Так почему же?

— Могу я быть с вами откровенна?

— Конечно.

— Понимаете, вся эта опека… Корбче, кое-кому было бы выгодно убрать дядю Гарри.

Вы хотите сказать, что Кеймерона убили потому…

— Я не это хочу сказать.

— А что?

— Понимаете, Кеймерон мертв…

— Да, это так.

— Представьте себе, вдруг с дядей Гарри что-нибудь случится…

— И тогда вам на голову свалится куча денег?

— Мне? — Она расхохоталась.

, — А разве нет?

Ширли пристально посмотрела на меня.

— Да, вы совершенно правы. Можно я продолжу?

— Вы хотите сказать о Роберте Хокли?

— Я хочу сказать только одно: я боюсь за дядю Гарри и прошу, чтобы вы взялись его охранять.

— Это не моя работа.

— Я хорошо заплачу. Деньги у меня есть.

— А ему я чтб скажу? Что вы платите мне…

— Говорить ничего не потребуется. Вы будете все время рядом с ним, и он сам станет платить. Потом я тоже заплачу вам. Дядя Гарри считает вас мастером своего дела. Он очень хочет, чтобы вы все время были с ним — и днем и ночью.

— В таком случае я рискую вызвать его недовольство — ведь я могу ненароком узнать о нем то, ^что он хотел бы держать в тайне.

Ширли рассмеялась.

— Дональд, вы же не обязаны трубить повсюду о том, чему станете свидетелем.

— Но если я случайно узнаю что-либо, то буду неловко себя чувствовать.

Ширли снова погладила мою руку. Тут в дверях появилась Хуанита Грэфтон. Она толкала сервировочный столик, накрытый к чаю.

Казалось, Хуанита совсем забыла о своем недомогании: она гостеприимно разливала чай, изо всех сил старалась быть любезной. Ширли придвинулась ко мне еще ближе. Время от времени она поднимала на меня свои прекрасные глаза и очаровательно улыбалась. Как она была хороша! И было заметно, что секс — неотъемлемая часть ее жизни. Платоническая любовь к таким девушкам столь же абсурдна, как езда на гоночной машине со скоростью тридцать пять миль в час. Ширли была просто создана для секса.

Хуанита Грэфтон, выждав удобный момент, спросила:

— Вы, наверное, считаете, что я плохая мать?

— Почему вы так думаете?

— Обвинила дочь в покушении на мою жизнь.

— Меня это не касается, — отрезал я.

— Да нет, — возразила Хуанита. — Вы так говорите потому, что хорошо воспитаны. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь войти в мое положение.

— Хватит об этом, — перебила ее Ширли. — Дональда совершенно не интересуют ваши семейные отношения.

— Но я при нем набросилась на Дону, кричала, что это она подсунула мне яд. Как глупо! Я была не в себе. Я пришла к Доне, чтобы поговорить с ней по душам, надеялась, что мы, наконец, найдем общий язык. А тут случилось это… Понимаете, мы, южане, такие вспыльчивые, экзальтированные.

Я кивнул.

— Довольно, Хуанита. Все это никому не интересно, — раздраженно повторила Ширли.

Но Хуаните нужно было выговориться.

— Понимаете, для нас, южноамериканцев, самое главное — семья. Северяне больше думают о деньгах, о бизнесе. А для нас на первом месте дом, дружеский круг. Я подолгу жила в Штатах и могу сравнить.

— Я был у вашей дочери впервые. Пришел по делу.

— А я-то думала, что вы друзья.

— Повторяю: я видел ее впервые.

— И она вам ничего обо мне не'рассказывала?

— Ничего.

— Знаете, я не могу понять ее. Между нами целая пропасть. В отличие от меня она, скорее,северянка: очень честолюбива. Как вам кажется, сеньор Л эм, что важнее: талант или любовь? Она хочет рисовать, а семья, друзья для нее ничего не значат. У нас в Колумбии говорят: главное богатство — друзья. Если у тебя много песо и нет друзей, ты — нищий. Вы понимаете меня?

— Я ни разу не был в Колумбии, хотя слышал с ней.

— Так у нас говорят. Это для колумбийцев закон. И вот Дона, моя дочь, отвернулась от меня. Она мне не доверяет. Подумать только — мне, родной матери! Она доверяет своим картинкам. Посмотрите на эти картинки! И какая гордыня! Дона рвется к успеху, а что такое успех? Мыльный пузырь. Он не заменит ни дружбу, ни любовь.

— Разве у нее нет друзей?

— Нет. Она всех оттолкнула. У нее осталось только честолюбие. Дона учится. Дона творит. Развивать свой талант — ее священный долг. Но что такое талант без любви? Без друзей? Представьте себе человека, который приобрел огромную пустыню. Вокруг него, сколько хватает глаз, его земля, и на ней ни одной живой души! Кому нужна такая земля? Зачем приобретать пустыню?

— Кое-кто находит в пустынях золото, — заметил я.

— Вы шутите? — с болью спросила Хуанита.

— Конечно, шутит, — вступила в разговор Ширли. — Северяне всегда шутят, когда не хотят отвечать на вопросы. Он тебя прекрасно понимает. Хотите еще чаю, Дональд? Со сливками или с сахаром?.. Ах! — Кувшинчик выскочил из ее рук, упал на пол и разбился.

— Скорее, Хуанита! Принеси тряпку!-

Хуанита вскочила и побежала на кухню.

. — И захвати другой молочник! — крикнула вдогонку Ширли, затем повернулась ко мне: — Извините, Дональд.

— Не стоит извинений. Ведь вы разбили его.

Она загадочно улыбнулась.

— От вас ничего не скроешь.

Я промолчал.

— Дональд, мне нужно кое-что выяснить, — сказала Ширли заговорчески. — У Роберта Кеймерона наверняка были тайные вклады в банках. Возможно, на другое имя. Не могли бы вы об этом разузнать?..

Хуанита принесла полотенце и стала вытирать пол.

— Хуанита, ты забыла сливки для мистера Лэма.

Как только миссис Грэфтон удалилась, Ширли продолжила:

— Думаю, у Кеймерона было много различных вкладов.

— Они были связаны с наследством?

— Не знаю. Но хотела бы узнать.

— Для этого вам не нужен частный детектив. Когда кто-то умирает, власти Калифорнии взимают налог на наследство. Тайные вклады могли бы здорово ударить по карману штата, вот законодатели и выдумали целый ворох хцтрых правил, согласно которым вклады Кеймерона перестанут быть секретом.

— Вы шутите?

— Нисколько. Можете не беспокоиться по этому поводу.

Она наклонилась ко мне.

— Вы будете охранять дядю Гарри?

— Не думаю.

— Почему?

— У меня много других дел.

— Каких?

— Да так, разных.

— г- Но я вам заплачу. И он будет платить.

— Знаю. Но у меня действительно мало свободного времени.

— Значит, не хотите?

Из кухни раздался голос Хуаниты:

— Тут почти не осталось сливок!

— Вылей все, что есть, в кувшинчик и неси сюда.

— Хуанита ваша служанка? — спросил я.

— Да что вы! Подруга. Иногда, правда, очень надоедливая. Там, в Южной Америке, она нанимается служанкой. Я в этом уверена. Ей уже много лет, и она очень одинока. У нее потребность перед кем-то изливать душу, а с дочерью они не ладят. Думаю, виновата в этом Хуанита, но и Дона не без греха — она так старается добиться успеха, что даже для общения с родной матерью не находит времени. У латиноамериканцев это считается страшным грехом. Для Хуаниты главное — родственники и друзья. Деньги уже потом. Конечно, она зануда, но я все равно ее люблю.

Вернулась Хуанита с кувшинчиком сливок. Минут пять мы вели светский разговор, а затем я сказал, что мне пора. Ширли пыталась задержать меня — вероятно, надеялась, что Хуанита уйдет раньше и мы останемся наедине. Я даже подумал, что она просто выставит Хуаниту, но ошибся. Может быт>, Ширли поняла, что в этом случае вместе с Хуанитой уйду и я.

Ширли проводила меня до двери. Убедившись, что Хуанита не идет следом, вышла за мной на лестничную площадку… Я знал, что будет-дальше, и решил держаться невозмутимо. Она крепко схватила меня за запястья, прижалась к моей груди и горячо поцеловала в губы.

— Дорогой мой! — прошептала она с таким видом, будто не может разорвать объятия, и, больше ничего не сказав на прощанье, захлопнула за собой дверь.

Глава 14

Напротив дома Ширли стояло несколько машин. В это время люди обычно возвращаются с работы, так что эти машины не привлекли моего особого внимания.

Я подал свою машину назад до тех пор, пока не уперся в бампер чьей-то машины, и вырулил на дорогу.

За рулем машины, следующей впереди меня, сидел мужчина лет тридцати пяти. Казалось, он не торопился. Пассажир рядом с ним больше походил на водителя. Они молчали, не смотрели по сторонам. Я посигналил и обогнал их. В зеркале заднего вида я заметил, что, как только я выехал на дорогу, со стоянки у дома Ширли тронулась какая-то машина. Ее водитель явно спешил — он еле-еле успел вписаться в ряд следом за мной, едва не задев заднее колесо моей машины. Рядом с этим водителем тоже сидел какой-то молчаливый тип.

Я замедлил ход и задумался.

На полицейских эти люди не были похожи. Может, частные сыщики? Если так, кто-то им неплохо заплатил.

Я включил сигнал левого поворота. Машина, шедшая впритык за мной, прижалась к левой кромке. Вторая — тоже. В последний момент я переключил сигнал на правый поворот, резко крутанул руль и, вызвав целую бурю недовольства у водителей — г завыли клаксоны, зазвучала ругань, — юркнул в улицу направо. Мои преследователи, видимо, не ожидали такого. Одна машина не смогла пробиться сквозь поток транспорта, однако вторая все-таки сумела свернуть вслед за мной.

Я затормозил у светофора, опустил стекло и крикнул:

— В чем дело, ребята?

Они даже не посмотрели в мою сторону. Но когда я вышел из машины, водитель тоже сошел на тротуар, сделав вид, будто ищет номер какого-то дома.

Я вернулся в машину, выжал газ и, нарушив все правила, умчался в боковой проезд. Через квартал обернулся: хвоста не было.

Убедившись, что преследователи отстали, я поехал к конторе Питера Джеррета.

Тот вовсе не хотел со мной разговаривать. Дескать, он собрался закрыть контору и уйти. Уже поздно, и он приглашен на ужин. Он и так рассказал все, что знал, более того, дал ценную информацию. Не могу ли я прийти завтра?

— К сожалению, не могу, — ответил я.

Он нетерпеливо посмотрел на часы и пригласил меня в кабинет.

Теперь у меня было достаточно времени более внимательно рассмотреть Джеррета.

Он был высок, сухопар, лет пятидесяти двух, с большими залысинами. Недостаток волос на голове как бы компенсировался очень густыми бровями. Когда он начинал говорить о деле, то пригибал голову и в упор смотрел на собеседника из-под своих густых насупленных бровей. Должно быть, его взгляд производил впечатление.

Я выдержал этот взгляд и спросил:

— Зачем вам понадобилось выводить меня на эту Филлис Фейбенс?

— Я иногда занимаюсь антиквариатом. Это у меня хобби. Вот и вспомнил, что как-то купил у мисс Фейбенс подвеску.

— Часто вы занимаетесь такими делами?

— Какими? Антиквариатом?

— Да.

— Время от времени. Сейчас реже — спрос не тот.

— И что вы делаете с этим добром? Меня интересует финансовая сторона.

— Простите, но это уже мое личное дело.

— Спасибо за честность. Тогда ответьте на другой вопрос: вы не рассказывали сержанту Бьюде о вашем «хобби»?

— Он меня о нем не спрашивал.

— А по своей инициативе вы ни о чем не рассказываете?

— Как, впрочем, и вы.

— Вы сбывали антиквариат Кеймерону?

— Нет.

— Допустим, Филлис Фейбенс сказала правду: она действительно продала вам гранатовую подвеску. Что стало с этой подвеской?

— Я ее продал.

— Мистеру Кеймерону?

— Нет.

— Каким же образом она попала к Кеймерону, да еще с изумрудами вместо гранатов?

— Я не уверен, что это та самая подвеска.

— Выходит, вы плохо помните эту подвеску?

— Совершенно верно.

— Вы даже забыли, какие в ней были камни — гранаты или изумруды?

Он промолчал.

— Интересное дело, — продолжил я. — Вы такой специалист и не помните, что купили — драгоценность или дешевую побрякушку.

— Когда подвеска была в моих руках, изумрудов в ней не было.

— Значит, вы не уверены, что это та самая подвеска?

— Нет. Помню только, что Филлис Фейбенс продала мне украшение такого же стиля. Это было уже давно. И я забыл подробности — пришлось заглянуть в записи Я, мистер Лэм, хотел вам помочь, а в ответ вместо благодарности слышу обидные вещи.

— В таких играх результат часто совсем не тот, какого ожидают.

— Согласен.

— Мне показалось, что Филлис Фейбенс специально подставили, чтобы запутать следы.

— Очень жаль. Я действительно хотел помочь вам.

— Мисс Фейбенс держалась совершенно спокойно, охотно отвечала на вопросы и с такой готовностью вызвалась помочь, что я сразу насторожился.

— Уверяю вас, мистер Лэм, я вовсе не собирался вас запутать…

— Интересная получается история. Вы покупаете у Филлис Фейбенс подвеску и продаете ее по каналам, которые держите в секрете. Подвеска оказывается у Роберта Кеймерона. Он заменяет гранаты и искусственный рубин на прекрасные изумруды и снова приносит ее вам для оценки. Вы показываете подвеску Наттоллу, потом возвращаете ее Кеймерону, а тот — уже после оценки — опять вынимает из оправы изумруды, возможно, для того, чтобы вставить те самые гранаты и рубин.

— Ничего не понимаю.

— Вы сыграли немаловажную роль в этой истории. Сначала купили подвеску, потом продали ее, потом некий человек вставляет в подвеску изумруды и снова приносит вам, чтобы вы оценили ее у Наттолла. И после этого вы утверждаете, что торговля антиквариатом для вас лишь хобби? Вы прямо как Рим.

— Как это понимать?

— Все дороги ведут к вам.

— У меня есть только одно объяснение.

— Какое же?

— Подвеска, купленная мною у Филлис Фейбенс, и подвеска, которую приносил для оценки Кеймерон, — вещи разные. Хотя в какой-то момент я готов был поклясться, что оправа одна и та же.

— Когда Филлис принесла вам подвеску, вы не придали ее приходу особого, значения?

— Конечно, нет. То был вовсе не шедевр. Мало ли таких вещей проходит через мои руки!

— Эта подвеска довольно необычной формы. Вы напрасно говорите, что таких много.

— И все же она не уникальна.

— Выходит, могли быть две подвески в одинаковой оправе: одна с изумрудами, другая с гранатами?

— Вполне возможно. Но, честно говоря, мне до сих пор кажется, что подвеска, найденная у Кеймерона, — та самая, что я купил у Филлис Фейбенс.

— Тем более важно выяснить, где он ее приобрел.

— Это очень сложно.

— Почему?

Я не могу открыть вам тайны, связанные с рынком антиквариата. Во-первых, не имею права предавать клиентов. Во-вторых, это может повредить мне самому. Но одно скажу: по-моему, мистера Кеймерона самого заинтересовало, кто вставил в подвеску изумруды и откуда они взялись.

— Вы хотите сказать, что Кеймерон расспрашивал вас о человеке, которому вы продавали драгоценности?

— Я этого не говорил.

— У Кеймерона были связи в колумбийском правительстве, которое, по сути, контролирует рынок изумрудов, и, может быть, он хотел что-то разузнать для своих друзей?

•— Возможно. Больше я вам ничего сказать не могу. Профессиональная этика не позволяет.

— Благодарю. Извините, что обрушился на вас из-за Филлис Фейбенс. Надеюсь, инцидент исчерпан?

_ — Всегда к вашим услугам, — проговорил Джеррет и простился со мной.

Я вышел на улицу, сел в машину и на всякий случай огляделся по сторонам. Футах в ста стояли две машины, в каждой по два человека — те самые ребята, от которых я сумел отвязаться.

Я завел мотор и выехал на дорогу.

Машины остались на месте. Холодок пробежал по моей спине. Как эти ребята узнали, что я поехал к Джеррету? Телепатия? В подобные вещи я не верил. Догнать мою машину они не могли — я запутал все следы. И все же они ждали меня под дверью Джеррета.

Глава 15

До нашего агентства я добрался затемно.

Когда подошел к вахтеру, чтобы расписаться в журнале, он как-то странно посмотрел на меня и прошептал:

— Вас ждут.

Я обернулся: из-за угла появился какой-то человек. На нем была рубаха по последней молодежной моде, испещренная надписями. Он заглянул через мое плеч э в журнал, увидел фамилию и, уставившись на меня, воскликнул:

— Ага! Мистер Лэм!

— В чем дело?

— Именно вы-то нам и нужны.

— Шутите?

— Разве я похож на шутника?

— Еще как: ваша рубашка сверху донизу исписана словом «закон».

Незнакомец смутился: ему, наверное, казалось, что в этой рубашке он выглядит словно миллионер на отдыхе.

— Какой наблюдательный, — ухмыльнулся он.

— Это у меня с детства. Еще в 1921 году, когда я покидал детский сад святого Викентия, воспитатели отмечали мои незаурядные способности.

— Ладно, хватит, — прервал он меня. — Пойдем к сержанту.

— К какому еще сержанту?

— К сержанту Быоде.

— Сержант прекрасно знает адрес моего агентства и мог бы приехать ко мне сам.

— Значит, не хотите отправиться со мной?

— Не очень.

— Мы можем оформить этот вызов официально.

— Предъявите ордер на арест?

— Повестку.

— А что вам, собственно, нужно?

— Узнаете от сержанта.

— Я не хочу уклоняться от дачи показаний, но мы уже говорили сегодня с сержантом. Добавить мне нечего.

— Не уверен.

— Вы думаете, Бьюда рассердится, если я не приду к нему?

— Он послал меня за вами. Так что решайте сами.

— Ладно, поехали.

— Моя машина стоит у подъезда.

— Спасибо, я уже на своей.

— Почему? — подозрительно спросил он.

— Чтобы вам не пришлось везти меня обратно.

Он немного подумал.

— Ладно, двинулись.

Человек в модной рубашке поехал вперед. Я следовал за ним. Мы миновали Седьмую улицу, пересекли Вершир-ский бульвар и направились в сторону Голливуда.

Куда мы едем, человек в модной рубашке не сказал. Он просто медленно вел машину, постоянно косясь в зеркало заднего вида и пропуская вперед обгонявшие машины, так что приходилось держаться прямо за ним. Было очевидно, что он мне не доверяет.

Неожиданно его машина повернула налево. Дорога шла вдоль квартала богатых особняков, построенных в конце двадцатых годов: оштукатуренные стены, черепичные крыши, аккуратные лужайки, пальмы, гаражи на три машины с комнатами для водителей наверху.

Парень в модной рубашке прижал свою машину к обочине. Я понял, что мы приехали, — напротив стоял полицейский автомобиль. У двери дома прогуливался человек. Подошел мой провожатый, сказал:

— Можете выходить.

Мы направились в дом.

— Добрый вечер, Л эм, — приветствовал меня сержант Бьюда, выходя нам навстречу. — Знаете, кому принадлежит дом?

— Знаю.

— Откуда?

— Гарри Шарплз давал нам этот адрес.

— Вы уже были здесь?

— Нет.

— Что вам известно о Шарплзе?

— Немного.

— Меня интересуют его деловые связи.

— О них я практически ничего не знаю. Вы уже спрашивали меня об этом.

— Да, но с тех пор многое изменилось.

— Что с ним случилось?

Бьюда не ответил, но в его взгляде я прочел немой укор.

После небольшой паузы он спросил:

— А с чего вы взяли, что с ним могло что-то случиться?

Я тяжело вздохнул.

— За кого вы меня принимаете? Ваш сотрудник приезжает за мной. Мы едем к этому дому. Возле него стоит полицейская мащина. У двери — охранник. Появляетесь вы и спрашиваете о Шарплзе. Если бы я не подумал, что с ним что-то случилось, то какой я сыщик — такого надо в шею гнать.

— Шарплз хотел, чтобы вы были его телохранителем, не так ли?

— Да.

— Чего он боялся?

— Не знаю.

— А как вы полагаете?

— Понятия не имею.

— Неужели вас не интересовали мотивы, побудившие его сделать это предложение?

— Если бы я его принял, меня бы заинтересовали мотивы.

— А вы не приняли?

— Нет,

— Почему?

— Хотите, скажу вам правду?

— Да.

— Мне показалось, что на самом деле Шарплз вовсе не боится.

— Почему вам так показалось?

— Вчера он пришел к нам в агентство и попросил расследовать одно дело, связанное с Кеймероном. Можете проверить у Берты и нашей секретарши Элси Бранд — они подтвердят. Мы вместе поехали к Кеймерону и обнаружили его труп.

— Раньше вы'промолчали об этом.

— Вы сами сказали, что многое изменилось.

— Вы думаете, что Шарплз пришил Кеймерона и тут же бросился к. вам в агентство…

— Не говорите глупостей. Вы спросили, почему я отказался работать на Шарплза. Вот я и пытаюсь вам объяснить.

— Итак?

— Представьте себе, что, когда мы ехали к Кеймерону, Шарплз мне чем-то не понравился.

— Что же вам не понравилось?

— Опять вы за свое. Юрист назвал бы это просто гипотезой. Предположим, я ничего не заметил, но Шарплзу показалось, что я заметил. Возможно, он испугался, что я знаю о нем то, чего мне знать не следует. Он предлагает мне стать, его телохранителем, а в полицию сообщает, что ему грозит опасность. Вот я с ним неразлучен. В один прекрасный день он отправляется погулять где-нибудь в глухом месте неподалеку от окрестностей города. Я, естественно, с прогулки не возвращаюсь.

— Убийство?

— Ну что вы! Просто какие-то злодеи нападают на нас, связывают и похищают. Шарплзу чудом удается бежать, он обращается в полицию, и вы находите мой хладный труп. Газеты сообщают: отважный сыщик — погиб при исполнении своих обязанностей.

— Очень смахивает на мелодраму.

— Скорее на фильм ужасов.

— И потому вы отказались работать на него?

— Я этого не говорил. Я просто выдвинул гипотезу.

— Так почему же вы отказались на него работать?

— Сам не знаю.

— Черта с два вы не знаете!

— Напрасно вы мне не верите, сержант, — я и правда не знаю. Шарплз предложил мне солидный куш, а я почему-то отказался. Это действительно трудно объяснить.

— Понятно. Плохое предчувствие?

— Пожалуй.

— Вас кто-то предупредил об опасности?

— Нет, просто предчувствие.

— Веселенькая история. К сожалению, не можем послать вашему предчувствию повестку с вызовом на допрос. Подсознание не положишь в целлофановый пакет как вещественное доказательство.

— А что, собственно, случилось?

— Пойдемте. — Бьюда открыл дверь, и мы оказались в просторном холле. Паркетные полы здесь были натерты до блеска, на стенах дорогие ковры, с потолка свешивались хрустальные люстры.

Сержант провел меня в комнату, служившую Шарпл-зу одновременно библиотекой и кабинетом.

В комнате царил разгром.

Стулья были опрокинуты и поломаны. Стол на боку. На паркете синяя чернильная лужа. Ковер смят. Судя по всему, здесь дрались. Книжный шкаф перевернут — но я заметил, что его стеклянные дверцы каким-то чудом остались целы, — книги разбросаны по всей комнате. Сейф раскрыт настежь, бумаги вывалились.

— Ну как? — спросил Бьюда. — Что скажете?

— Вы предлагаете мне сотрудничество?

Бьюда раздраженно кивнул в знак согласия.

— Если так, то для начала должен заметить, что сейф был открыт уже после драки. Обратите внимание: ковер скомкан, стулья перевернуты, а бумаги из сейфа даже не смяты.

— Продолжайте.

— Обратите также внимание на эти конверты, написанные женским почерком. Они адресованы «Гарри Шар-плзу, эсквайру», а послала их некая «мисс Ширли Брюс, проживающая по адресу…» — Я поднял один из конвертов и показал Бьюде.

— Ни к чему не прикасайтесь! — крикнул он.

— Конверты пусты, — невозмутимо продолжал я. — Само собой разумеется, что нормальные люди не хранят пустые конверты в сейфе. Следовательно, после того, как сейф был вскрыт, письма изъяли.

— Мне нужны факты, а не теоретические построения, Лэм.

— Какие факты?

— Кто похитил Шарплза?

— Вы полагаете, его похитили?

— Нет, — ухмыльнулся Бьюда. — Просто он решил вытереть здесь пыль и слегка не рассчитал силы,

— Насколько я понимаю, Шарплз исчез?

— Да.

— Как вы об этом узнали?

— Служанка позвала Шарплза обедать. Он не откликнулся. Служанка вошла в кабинет и обнаружила то, что мы сейчас видим. Ну и позвонила в полицию.

— И вы меня сюда притащили, чтобы и я все это видел?

— Да. Кто такая Ширли Брюс?

Я достал из кармана носовой платок и расстелил на столе.

— Что вы делаете? — удивился Бьюда.

— Видите пятна на платке? Это следы губной помады Ширли Брюс.

Бьюда с недоумением уставился на меня.

— Как это понимать?

— Очень экспансивная женщина. Любит своих друзей и ненавидит своих врагов. Я ей нравлюсь. Она мне доверяет.

— Какая гадость! — воскликнул Бьюда.

— Вы о губной помаде?

— Нет, о ваших словах.

— В таком случае критика не по адресу. Я почти дословно повторил высказывание самой мисс Брюс.

— Надо посмотреть, что это за птица, — сказал Бьюда.

— Посмотрите, не пожалеете.

— Чего ради она стала признаваться вам в любви?

— Я ни в чем не уверен, но, кажется, ей что-то было от меня нужно.

— Что. именно?

— Спросите у нее.

— А сами вы разве не спросили?

— Нет.

Бьюда взял мой платок, показал следы губной помады:

— Не это ли причина?

— Не это.

— Давайте все взвесим, Лэм. Шарплз — солидный человек. У него богатый дом, много денег и, конечно, достаточно друзей. С Кеймероном у них общие дела. Кеймерона убивают. Шарплз обращается в полицию с просьбой защитить его и…

— В полицию?

— Ну да, в полицию.

— Но он же хотел нанять телохранителем меня.

— Знаю. У нас его просто послали подальше: сказали, что и так не хватает сотрудников, и посоветовали обратиться к частному сыщику.

— Значит, сначала он пошел в полицию?

— Да, а что?

— Мне казалось, он хотел, чтобы его телохранителем стал именно я…

— Он мог догадываться, что в полиции ему откажут.

— А он сказал, чего боится?

— Промямлил что-то неопределенное.

— Так я и думал.

— Шарплз боялся, что тот, кто убил Кеймерона, не оставит в покое и его.

— Он так сказал?

— Нет.

— И вообще ничего не объяснил?

— Нет.

— А разве ваши ребята не стараются из каждого, кто к ним обратится, вытянуть всю подноготную?

— Стараются. Но повсюду Шарплзу отказали.

— А теперь вы, наверное, жалеете, что ни о чем толком его не расспросили?

— Конечно, — сказал Бьюда. — Поэтому мы и послали за вами. Нам кажется, вы кое-что знаете.

— Увы, я ничего не знаю.

В дверь просунулась голова полицейского.

— Вторую привезли, — сказал он.

Через мгновение лестница заскрипела под тяжестью шагов, и в кабинет вошла Берта Кул.

— А, миссис Кул! Садитесь, пожалуйста, — пригласил Бьюда.

Берта посмотрела на сержанта, потом на меня и, с трудом сдерживая ярость, спросила:

— Какого черта?! Что здесь произошло?

— Нам срочно нужна информация, миссис Кул, — ответил Бьюда.

— Я спрашиваю, что здесь произошло?

— По всей вероя+ности, на мистера Шарплза было совершено нападение. Он исчез. Последней его видела служанка. Она приносила ему чай около четырех часов вечера. Шарплз сидел здесь и работал. Дверца сейфа была открыта.

— А я тут при чем? — Берта гневно уставилась на Бьюду.

— Именно это я и хочу выяснить, — ответил он.

Берта кивнула в мою сторону:

— Спросите этого суперсыщика. Он у нас все знает, все видит, все слышит, но ничего никому не говорит. А мне все становится известно лишь в общих чертах.

’ — Вот и хорошо, начнем с общих черт.

Тщательно подбирая слова, Берта сказала:

— Шарплз обратился в наше агентство. Он хотел, чтобы мы помогли ему в одном деле. Я посоветовалась с Дональдом, и он, по сути, взял всю работу на себя. '

— А что делали вы?

— Я приняла от мистера Шарплза чек и отправила его в банк с посыльным.

— С кем конкретно?

— С Элси Бранд, моей машинисткой.

— С моей секретаршей, — поправил я.

Берту передернуло.

— И что же было дальше? — не унимался Бьюда.

— Шарплз просто влюбился в Дональда. Он сказал, что хотел бы видеть его рядом с собой круглые сутки. Это было выгодное для нас предложение.

— Почему. Лэм отказался?

— Вопрос не по адресу. Может, наш юный гений по горло завален другими делами?

— Значит, вы ничего не знаете?

— Ровным счетом ничего.

— В таком случае разговор окончен. — Бьюда показал нам на дверь.

Когда мы вышли на улицу, Берта укорила меня:

— Этого бы не случилось, если…

— Спокойно, — перебил я. — Все инсценировано.

— Что ты имеешь в виду?

— Драки не было.

— С чего ты взял?

— Ты когда-нибудь пыталась перевернуть книжный шкаф, в котором восемь полок?

— Что-что?

— Книжный шкаф.

— Я не глухая.

— Тогда не переспрашивай.

— Не действуй мне на нервы, Дональд! Честное слово, мне иногда хочется дать тебе в зубы. При чем здесь шкаф?

— Попробуй его перевернуть.

— Пошел к черту!

— С удовольствием.

— Ты что, хочешь, чтобы я сейчас все бросила и побежала покупать книжный шкаф, да еще непременно на восемь полок, а потом стала его переворачивать? Может, наконец, скажешь в чем дело?

— Дорогая моя, представь себе, что высокий шкаф, полный книг, упал на пол. Что будет с его стеклянными дверцами? Уж по крайней мере верхние разобьются вдребезги. А тут — все целехоньки.

— Как же я не заметила! — воскликнула Берта.

— Более того. На полу чернильное пятно. Если чернильницу опрокинули во время драки, от чернил должны были остаться следы — а их нет. Если бы двое, вцепившись один в другого, катались по комнате, снося на своем пути шкафы и стулья, они бы вымазались в чернилах и испачкали все вокруг — а тут аккуратненькая лужица.

— А если чернильница перевернулась после драки?

— А зачем ей тогда‘было переворачиваться?

— Не знаю.

— Я тоже. Это инсценировка, Берта. Обрати внимание: никакого шума. И взять хотя бы эти стулья: пружины торчат наружу, ножки оторваны — ну и что? Разве это свидетельствует о драке? Думаю, сначала с полок сняли книги, разложили их по полу, а потом аккуратно разобрали шкаф и полки тоже поставили на пол. На паркете нет никаких следов от падения тяжелых предметов.

— Я ненавижу тебя, Дональд, — беззлобно сказала Берта. — Но ты — голова. Может, ты был прав, когда отказался работать на этого типа. Завтра же Берта распорядится пробить дверь в соседнее помещение и прикупить мебели — будет у тебя отдельный кабинет. И Элси в придачу…

— Только не завтра.

— Почему? — удивилась Берта.

— Я беру двухнедельный отпуск.

— Что?!

— От-пуск, — раздельно, по слогам проговорил я. — Отправляюсь в Латинскую Америку. Давно мечтал там побывать.

— Чёрт бы тебя побрал! — закричала Берта. — Он, видите ли, в отпуск едет! Бездельник, обманщик, жулик! Если б не твоя голова, своими руками удавила бы тебя!

— Куда тебя отвезти, домой или в агентство?

— В агентство. Должен же хоть кто-то работать!

Глава 16

Авиалайнер летел на высоте одиннадцати тысяч футов. На востоке занималась заря. Пассажиры дремали в своих креслах, и только один из них читал какую-то испанскую газету.

Постепенно светало. Можно было уже видеть серозеленое море сельвы, которое расстилалось под нами. Из кухоньки в хвосте самолета донесся ароматный запах кофе.

Пассажиры начали просыпаться.

Стюардессы разнесли кофе и бутерброды. Мой сосед справа улыбнулся и спросил:

— Вкусно, не правда ли?

На вид ему было лет пятьдесят. Высокий, загорелый, подтянутый. Казалось, он все знает о местах, над которыми мы пролетаем. Я слышал, как в аэропорту несколькими часами раньше он прекрасно говорил по-испански.

— И, главное, вовремя, — заметил я.

— На воздушном транспорте хорошо изучили психологию пассажиров, — поддержал он беседу. — Хуже всего человек чувствует себя в предрассветные часы. Но вот восходит солнце, люди потихоньку оживают, и — пожалуйста: стюардессы подают кофе. Ночной полет — это не ночная поездка в автобусе. Высота, скорость! А посмотрите сверху на сельву. Вот и горы показались. Пока все кажется серым, но сейчас поднимется солнце, и вы увидите целую палитру ярких красок!

— Да вы поэт!

Попутчик все также серьезно продолжал:

— Мне кажется, живя в Колумбии, нельзя не ценить красоту окружающего мира.

— Вы из Колумбии?

— Да, из Медельина.

— Давно там живете?

— Тридцать пять лет.

— Что это за город?

— Райское место! Анды круглый год покрыты зеленью, от них веет свежестью. Там нет суровых, обветренных скал. Горы чем-то напоминают драгоценные камни. Между горами — плодородные долины. А какой климат!

— Да? Очень интересно.

— Вам надо обязательно побывать в Медельине. Город расположен довольно высоко в горах, и вся духота джунглей остается где-то внизу. Экватор совсем рядом, и погода практически никогда не меняется. Все утопает в цветах. И не нужно заботиться об отоплении жилищ. В окрестностях множество источников с чистейшей горной водой. Господи, я, кажется, заговорил, как рекламный агент! Знаете, я просто соскучился по Медельину — уезжал на два месяца: дела.

— Наверное, вы многих там знаете? — спросил я.

— Практически всех. Всех, кто хоть что-нибудь значит.

— Там живет много американцев?

— Североамериканцев, — поправил он меня. — Южная Америка тоже Америка. Да, их там немало. Странные это люди. Постоянно держатся вместе. Уж кому-кому, а бизнесменам из США стоило бы осмотреться вокруг. Вы думаете, они завязывают контакты с местными жителями? Учат язык? Стараются понять обычаи колумбийцев? Как же! Собираются по трое-четверо и варятся в своем узком мирке. Разве так можно?!'

— Как-то я ужинал с мистером Кеймероном. У него, кажется, были здесь какие-то дела?

— Боб Кеймерон?

— Да, кажется, его звали Роберт.

— г О, давненько мы с ним не встречались! У него в Колумбии свое дело. Он опекун наследства Коры Хендрикс.

— Да-да. Припоминаю, он рассказывал. Кажется, он тоже был в восторге от Колумбии.

— Отличный парень:

— г Как будто есть еще второй опекун. Не помню фамилию. Кажется, Шарпер…

— Шарплз, — подсказал мой спутник. — Он бывает здесь не так часто — раза два-три в год.

— Чем они владеют? Приисками?

— В основном приисками. Я, правда, толком не знаю. Простите, как ваше имя?

— Лэм.

— Очень приятно. А я Джордж Претнер. Куда вы направляетесь?

— Пока не решил. Хочу прозондировать почву, выяснить возможности для бизнеса. Поезжу, наверное, по стране.

— А чем именно вы занимаетесь?

— Трудно сказать определенно. Денег у меня мало, и я берусь за все, что кажется интересным и выгодным.

— Откуда вы начнете свои поездки?

— Еще не решил. Но вы так хвалили Медельин, что,

пожалуй, начну с него. *

— Вы не разочаруетесь. Какие здесь прекрасные люди! Только не рассчитывайте сразу же сойтись с представителями древних аристократических родов: они ведут довольно замкнутый образ жизни. Вообще, знайте: колумбийцы сначала будут присматриваться к вам, потом почти одновременно вы получите приглашения в несколько домов. Если произведете хорошее впечатление, будете обеспечены друзьями.

— А как произвести хорошее впечатление?

— Не знаю. Наверное, надо быть раскованным и меньше говорить о делах. Для местных жителей бизнес — необходимое зло. Они готовы откупиться от него несколькими часами работы, но настоящая жизнь — потом, вечером.

— Вечеринки?

— Не в нашем понимании. Они усаживаются вместе, пьют виски с содовой и беседуют. Но не напиваются. Здесь не принято напиваться при людях. Это довольно трудно объяснить — все получается как-то само собой. Пьешь-пьешь и вдруг понимаешь: хватит. Да и не хочется больше… В общем, побываете на такой встрече и сами все поймете. Эти люди умеют наслаждаться жизнью. Они ценят настоящую дружбу. И они действительно счастливы. Право, не знаю, зачем я так много говорю — просто вы спросили о Колумбии… Очень советую побывать в Медельине. Насчет выгодных сделок ничего обещать не могу. Здесь простор для бизнеса, но надо помнить: латиноамериканцам не нравится, когда их эксплуатируют.

— Наверное, этому Кеймерону удалось тут неплохо заработать?

— Не знаю. Наверное. Вообще-то, он не любил много болтать.

— Вы не знакомы с миссис Грэфтон? Она тоже из этих мест.

Он отрицательно покачал головой.

— Хуанита Грэфтон. Вдова управляющего приисками.

— А! Понял, о ком речь. Лично не знаком, но слышал' о ней. Вроде бы когда-то у нее водились деньги, но потом она всего лишилась. Здесь, в Колумбии, она ведет образ жизни светской дамы. А когда деньги кончаются, едет в Штаты и нанимается выполнять самую грязную работу, спины не разгибает от зари до зари, экономит каждый грош. А когда накопит денег, ухаживает за лицом и руками, мажет их кремом, покупает новые тряпки и возвращается в Медельин, где снова ведет праздную жизнь.

— Значит, вы слышали о ней?

— Да.

— Вы не спутали? По моим сведениям, в Медельине она работает.

— Да что вы! Тут она настоящая светская дама. Денег, заработанных в Штатах, хватает ей на какое-то время. Вернее, хватало: сейчас ведь пошла волна инфляции, и доллар быстро обесценивается.

Я посмотрел в иллюминатор. Солнце поднималось все выше, освещая вершины гор на горизонте. Яркие лучи пробивались сквозь густые джунгли…

— Скоро мы подлетим в горному хребту, — заметил Претнер. — Увидите прекрасное горное озеро. Отсюда начинается кофейный пояс — вокруг сплошь кофейные плантации. Обязательно попробуйте колумбийский кофе. Уверяю вас: такого вы еще не пили. Никакой горечи!

— Колумбия, — произнес я задумчиво. — Это здесь добывают изумруды?

— Вы совершенно правы.

— А что, добыча здесь намного дешевле, чем где-либо еще?

Он пожал плечами.

— Может быть, выгодно покупать здесь необработанные камни и отправлять их на огранку в другие страны? Я слышал, необработанные камни стоят гораздо меньше ограненных.

Претнер, снисходительно улыбнувшись, снова пожал плечами.

— Здесь много изумрудных месторождений? — спросил я.

— Точно не знаю. Могу сказать, что здесь выгодно добывать золото. Гидравлическим способом. Знаете, тут так много воды, что добыча обходится сравнительно недорого.

— А про изумрудные месторождения вы ничего не знаете?

— Нет.

— А как развлекаются колумбийцы?

— Они получают удовольствие от общения. Северянам это трудно понять. Если у нас, в Штатах, собирается компания, то либо начинают играть в бридж, либо идут в кино. А здесь главное — общение с друзьями. Это надо увидеть своими глазами.

— Вы так увлекательно рассказываете о Колумбии. Скажите, вам незнакомо имя Роберта Хокли?

— Хокли? Кто это?

— Кажется, у него есть тут собственность.

— Собственность? Какая?

— Не знаю. Слышал что-то вскользь.

Претнер опять пожал плечами.

Под крылом сверкнуло ярко-голубое озеро. Лайнер начал снижаться. Это была промежуточная посадка в Гватемале.

Когда мы снова поднялись в воздух, я попытался расспросить Претнера об этой стране, но он отвечал односложно, без воодушевления. Очевидно, Гватемала была ему совершенно неинтересна.

Я понял, что он чем-то озабочен. Даже когда он, закрыв глаза, откинулся в кресле, было заметно, что он не спит, а о чем-то думает.

Мы пролетели над вулканом. Самолет поднялся достаточно высоко, и можно было видеть сразу два океана — Атлантический слева и Тихий справа.

— Приближаемся к Панаме? — поинтересовался я.

— Да, уже скоро.

Снова помолчав, Претнер спросил:

— Можно, я дам вам совет?

— Да, конечно.

— Забудьте об изумрудах.

— Почему?

— Это монополия колумбийского правительства.

— Ну и что?

— Изумрудный бизнес в мире довольно хорошо развит.

— Да.

— И колумбийское правительство полностью контролирует его.

— Что вы имеете в виду?

— Колумбийское правительство регулирует количество изумрудов, поступающих на рынок, и цены на них. Понимаете, если добыча превысит норму, резко упадет цена.

— Не совсем понимаю.

— А вы поразмыслите на досуге. Представьте себе, что вы — правительство. У вас, и только у вас — вся информация об изумрудах. Эта информация может повлиять на рыночные цены. Теперь понимаете?

— Кажется, да.

— Вот и хорошо. Подумайте немножко, и вам все станет ясно. Я не хочу больше говорить на эту тему. Мы подлетаем к Панаме. Чиновники будут приставать к вам с расспросами. Запомните: если вы кому-нибудь скажете, что направляетесь в Колумбию за изумрудами, вас туда не впустят.

— То есть как это! Откажутся впустить меня, гражданина США?

— Ну что вы? Зачем же так грубо? Просто обнаружатся какие-то мелочи: вы где-то что-то не так заполнили, каких-то документов не хватает — и все. Обычная бюрократическая волокита. Советую хорошенько подумать над этим.

— Благодарю за совет, обязательно подумаю.

— Не сомневаюсь. Желаю успеха в вашем бизнесе. Надеюсь, вас, не обидели мои замечания? Не знаю, что именно вам нужно, но понимаю, что вы летите в Колумбию не просто так. Еще раз желаю успеха.

Он откинулся на спинку кресла, и больше мы не разговаривали.

Глава 17

Совет Претнера пришелся как нельзя более "кстати: я был крайне осторожен, и панамские чиновники не нашли, к чему придраться. Никто не дернул меня за рукав, чтобы сообщить, будто не хватает какой-то бумажки. Я благополучно прошел в самолет, направлявшийся в Медельин.

Претнер летел тем же рейсом. Он выбрал себе место как можно дальше от меня, рядом с какой-то седой дамой: очевидно, я показался ему человеком подозрительным.

Самолет поднялся в воздух, под крылом расстилалась зеленая сельва. Кое-где виднелись извилины рек. Отсюда, сверху, они походили на ленивых змей.»

Порой мы пролетали над крошечными деревушками — маленькие домики лепились один к другому, словно каждый их обитатель надеялся на помощь соседа. Казалось, люди боятся осваивать лишние пространства, что им вполне хватает земли вокруг деревень.

Вдали показались отроги Анд. Самолет пересек горный хребет. Мы летели над Колумбией. Некоторое представление об экономике этой страны можно было составить, глядя в иллюминатор. Я видел весь спектр ее хозяйственной жизни — от крошечных ферм, затерянных в горах, до больших асьенд, от деревушек до городов. Взору открывались просторные внутренние дворики, бассейны при частных владениях — свидетельства той роскоши, в какой жили богатые люди.

Самолет начал снижаться. Вдали показались кварталы Медельина. Через несколько минут мы уже были на аэродроме.

Претнер вышел из самолета, даже не попрощавшись со мной.

Прямо в аэропорту я купил англо-испанский словарь, взял такси, Поехал в центр города, забронировал номер в отеле, обменял деньги и направился в консульство Соединенных Штатов.

Там меня ждало письмо от капитана Селлерса:

«Дорогой Дональд!

Берта очень волнуется. Не знаю, чем ты сейчас занимаешься, но начинаю думать, что не зря помог тебе в этом деле.

Роберт Хокли купил билет до Медельина, но в Панаме покинул лайнер и исчез. Был даже задержан отлет лайнера в Колумбию, но Хокли так и не появился.

Есть и другие новости.

Судя по всему, яд, которым были пропитаны конфеты, — из мастерской Хокли. И бумажка, наклеенная на коробку конфет, отпечатана на машинке Хокли. Ребята из нашей криминальной лаборатории обшарили квартиру Кеймерона с пылесосом и микроскопом. Нашли, кристаллы сульфата меди. Можно сделать вывод, что Хокли причастен к убийству.

Ты видел этого парня и в состоянии его опознать. Я попробую связаться с медельинской полицией. Надеюсь, ты зайдешь туда и предложишь свои услуги.

Должен тебе признаться: я сказал федеральному судье, ^то ты полетел в Медельин по моему заданию, — это немного подняло мои акции. Спасибо тебе.

Если что-нибудь узнаешь, обязательно сообщи».

Прочитав письмо, я отправился в местное полицейское управление. Там нашел человека, который был мне нужен и которому, как выяснилось, был нужен я.

Сеньор Родольфо Маранилья был невысок ростом, коренаст, быстр в движениях. Его губы часто растягивались в улыбку, но глаза оставались настороженными и серьезными — глаза игрока, следящего за противником.

Он внимательно выслушал меня и спросил на чистейшем английском:

— Итак, вы интересуетесь возможностью сделать вклады, мистер Лэм?

Я кивнул утвердительно.

— Конкретно в горнорудную промышленность?

— Мне подумалось, что наиболее надежные вклады — именно в эту отрасль.

— И вы хотели бы ознакомиться с различными приисками?

— Да.

— Какие именно прииски вас интересуют?

— Мне все равно. Я здесьвпервые.

— Но, насколько я понял, вас интересует собственность Роберта Хокли?

— Да, мы с ним немного знакомы.

— И вы полагаете, у этого Хокли здесь есть собственность?

— Полагаю, да. Насколько я знаю, он один из наследников Коры Хендрикс, а она владела приисками. Опекунами наследства она назначила некоего Шарплза и некоего Кеймерона — того самого, которого убили.

— Понимаю вас. Сеньор Кеймерон бывал здесь довольно часто. Считаю, нам повезло: есть человек, который может опознать Роберта Хокли. Я имею в виду вас, сеньор Лэм. Если вам понадобится наша- помощь, мы всегда к вашим услугам. Я знаю, какими приисками владеют Шарплз и Кеймерон. Вас это интересует?

Сеньор Маранилья изучающе смотрел на меня, он явно ждал, что я раскрою перед ним свои карты.

— Сам не знаю, — ответил я. — А эти прииски не продаются?

— За деньги можнр продать и купить все что угодно.

Я улыбнулся.

— Так, значит, вы не хотите увидеть их владения?

— Отчего же? — возразил я. — Может, это помогло бы мне сделать кое-какие выводы.

— Машина с шофером будет к вашим услугам завтра в девять утра. В тех местах жарко, так что одевайтесь соответственно. Поездка займет два дня.

Я хотел расспросить его еще кое о чем, но Маранилья поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. По дороге в отель я заметил, что за мной следят. Следивших было двое.

Мне плохо спалось: климат Медельина, сперва показавшийся таким мягким, на самом деле был не таким — меня всю ночь давила тяжелая духота.

Задолго до рассвета зазвонили колокола кафедрального собора. Им стали вторить десятки других. В короткие промежутки между ударами колоколов слышался стук каблуков. Можно было подумать, что жители Медельина экономят каждый грош и именно поэтому предпочитают ходить на работу пешкг что ходьба для них — составная часть работы, и они, стараясь выполнить ее как можно лучше, чеканят шаг.

Я открыл окно и посмотрел на утренний город.

Воздух'бы прозрачен и свеж. Горные кряжи вдали на востоке виделись совсем черными на фоне восходящего солнца. Первые лучи выхватили из темноты силуэты административных зданий. По улицам спешили люди. До меня доносились обрывки испанской речи, смех. Казалось, эти люди всем на свете довольны, уверены в себе, исполнены жизненной энергии.

В половине восьмого принесли завтрак: пикантный соус из каких-то незнакомых мне тропических плодов, бананы, папайю, яйца всмятку и, конечно, знаменитый колумбийский кофе — тот самый, который совсем без горечи…

Я спокойно позавтракал. Честно говоря, мне было даже неинтересно, следят сейчас за мной или нет.

Ровно в девять просигналила машина.

Я вышел на улицу. Перед отелем стоял большой лимузин. Смуглый шофер, типичный колумбийский крестьянин — пеон, даже не обернулся: должно быть, привык не интересоваться пассажирами. Мне показалось странным, что такой человек вообще мог научиться водить машину. Маранилья протянул мне руку.

— Буэнос диас[3], сеньор, — сказал я.

— Доброе утро, мистер Лэм, — ответил Маранилья. — Садитесь, пожалуйста.

Я устроился на заднем сиденье. Мальчишка вынес из отеля мою сумку, шофер положил ее в багажник, и мы двинулись.

Машина мягко бежала по дороге. Я смотрел в окно.

Родольфо Маранилья сидел в углу и молча курил одну сигарету за другой. Его нисколько не интересовали колумбийские пейзажи.

Мы проехали по живописному ущелью. Сначала по обеим сторонам дороги кое-где зеленели узенькие полоски обработанной земли, но вскоре нас окружили горы, величественные в своей первозданной красоте. Горы были покрыты густыми лесами, на лугах паслись стада.

Маранилья докурил шестую сигарету, обернулся и вопросительно посмотрел на меня.

— Как красиво! — воскликнул я.

Он'кивнул.

Я посмотрел на затылок шофера:

— Быстро едем. А он знает дорогу?

— Еще бы!

— А он справится с машиной на такой большой скорости, да еще на горном серпантине?

— Конечно.

— По нему не скажешь.

— Это прекрасный шофер.

— Колумбиец?

— Да. Вам, североамериканцам, не просто понять этих людей.

— Может бьпь. Мне показалось, он несколько туповат. Не знаю, сумеет ли он вовремя отреагировать, если попадется встречная машина.

— Будьте спокойны — у него прекрасная реакция.

Вскоре мне представилась возможность убедиться в этом: на одном из крутых поворотов навстречу нам выскочил грузовик. Казалось, столкновение неизбежно. Справа пропасть, слева стеной гора. Шофер даже не вздрогнул; он невозмутимо крутанул руль и наша машина пронеслась буквально в нескольких дюймах от края пропасти, чудом не задев грузовик.

Я вжался в сиденье, сердце бешено колотилось, к горлу подступил кашель.

Сеньор Маранилья как ни в чем не бывало докуривал очередную сигарету. Казалось^ он даже не заметил опасности.

*— Пожалуй, вы правы, — выдавил я, как только ко мне вернулся дар речи.

Маранилья удивленно посмотрел на меня.

Я кивнул в сторону шофера.

— Конечно, — спокойно произнес Маранилья.

Вдруг асфальт кончился — мы въехали в джунгли.

Стало невыносимо жарко. Судя по всему, дело было не столько в температуре воздуха, сколько в его влажности. Рубашка насквозь промокла, и я снял пиджак.

Часам к двум дня мы оказались у широкой реки, Проехали миль двадцать вдоль берега, миновали маленький городок. Шофер свернул на узкую грязную дорогу и вскоре затормозил перед большими деревянными воротами. Укрепленная над ними вывеска гласила: «Прииск «Два клевера». Еще выше были прикреплены внушительных размеров деревянная подкова и два цветка клевера, вырезанные из жести. Стоящие вокруг дома, судя по всему, недавно отремонтировали, но было видно, что им уже много лет.

Навстречу нам вышел высокий худощавый человек в белой рубахе — управляющий прииска Фелипе Мурин-до. По всей вероятности, он не знал английского языка. Это создавало непредвиденные трудности. Я объяснил по-английски, что именно меня интересует.

Сеньор Маранилья заговорил по-испански, Муриндо, внимательно выслушав, протянул мне руку и поздоровался.

Перевод Маранильи был необычайно гладок с точки зрения ораторского искусства, и мне показалось, что лишь приблизительно передает смысл моих слов.

— Я объяснил Муриндо, что вы друг опекунов и приехали в Колумбию, чтобы увидеть прииски.

— Это не совсем так, — заметил я.

— Почти так, — невозмутимо сказал Маранилья. — И потом этим людям совершенно не обязательно знать все подробности. Достаточно кратко объяснить, что от них требуется.

Мне, однако, не показалось, что Маранилья был краток в своих объяснениях. Более того, он и Муриндо о чем-то оживленно заговорили, отчаянно жестикулируя, как будто спорили.

Мы обошли весь прииск. В том числе гидравлическую установку, с помощью которой добывалось золото.

Фелипе Муриндо давал пояснения, Маранилья переводил. Ничего нового я не узнал. Напор воды размывал почву, она поступала в специальные лотки, и на их дне оседало золото. Механика эта стара как мир.

Было душно. В воздухе носилось множество насекомых. Шофер ни на шаг не отходил от нас и все время косился по сторонам. Я заметил кобуру у него на боку и понял: он совмещал обязанности шофера и телохранителя. Мне стало немного не по себе.

Когда мы вернулись к зданию правления, я увидел, что к воротам шахты подъезжает еще одна машина. Значит, что-то случилось.

Машина резко затормозила. Из нее вышел1 водитель-колумбиец и не спеша приблизился к задней дверце. Стекло было опущено, и я увидел красное, покрытое испариной лицо Берты Кул.

Шофер пытался что-то объяснить ей по-испански.

— Перестань дышать мне в лицо! — крикнула Берта. — Открой дверь!

Однако шофер не открыл, а продолжал что-то объяснять.

Берта вытащила из сумки англо-испанский разговорник и,„по всей вероятности, найдя нужное, произнесла нечто невразумительное.

Шофер, не обратив на ее слова никакого внимания, бубнил свое.

Сеньор Маранилья посмотрел на Берту, потом на меня и спросил:

— Ваша знакомая?

— Да, — ответил я и поспешил к машине.

Берта вскинула на меня глаза и взмолилась:

— Ради всего святого, открой эту чертову дверь. Этот кретин меня запер, я тут задыхаюсь.

Мне показалось, что она сейчас предп чмет попытку пролезть через окно машины.

— Какая приятная неожиданность видеть вас здесь, миссис Кул, — напустив на себя важность, сказал я.

— Вижу, как тебе приятно, — ухмыльнулась Берта.

— Я приехал посмотреть на здешние горнодобывающие предприятия, — быстро проговорил я. — Мой друг, сеньор Маранилья из местной полиции, любезно согласился показать мне прииск «Два клевера», который, как я предполагаю, принадлежит неким мистеру Шарплзу и мистеру Кеймерону.

— Пошел ты к черту со своими приисками, — завопила Берта. — Лучше помоги мне выбраться!

К машине подошел Маранилья.

— Прошу прощения, сеньора, — учтиво произнес он. — Чем могу быть вам полезен? Не нужен ли вам переводчик?

— Переводчик?! — снова завопила Берта. — Да этот сукин сын не знает своего родного языка! Я ему прочитала так, как напечатано в разговорнике: «Открой дверь, я спешу».

— Господин хочет сказать, — с невозмутимым видом сказал Маранилья, — что вы должны ему еще пять песо.

— Он нагло врет! — возмутилась Берта. — Мы договорились о цене, и он привез меня туда, куда я просила.

— Он утверждает, что взялся довезти вас только до того городка на берегу реки, который в двадцати километрах отсюда.

— Но мне сказали, что прииск именно там.

— Шахта в двадцати километрах от города, — с улыбкой повторил Маранилья.

Шофер радостно кивал, поддакивая.

— Пять песо за двадцать километров — не слишком ли? — мрачно возразила Берта.

— Он говорит, что если вы не дадите ему эти пять песо, он отвезет вас в городок. Он говорит, что такая милая дама, как вы, не может не заплатить ему сполна.

— Черта с два он у меня получит! И никакая я ему не милая дама! Да я вдребезги разнесу его таратайку, если он не выпустит меня!

Шофер снова принялся что-то объяснять по-испански.

Конечно, для меня было бы лучше всего, если бы колумбиец сдержал свое обещание и отвез Берту в тот городок на берегу. Но я знал Берту и сомневался, выдержит ли старенький автомобиль мощь ее натиска. Пришлось вступиться.

— Все в порядке, — прекратил я пререкания. — Это моя знакомая. — Потом вытащил из кармана бумажник, отсчитал пять песо и протянул шоферу.

Он рассыпался в благодарностях и, отперев дверцу, вызволил Берту.

— Я давно знаю этого парня, — пояснил Маранилья. — Он врезал на заднюю дверь своей машины наружный замок, чтобы пассажиры не могли выйти, пока он не получит с них столько, сколько ему причитается. Надеюсь, ваша знакомая не в обиде?

Я промолчал — достаточно было взглянуть на Берту, чтобы стало ясно, в обиде она или нет.

Фелипе Муриндо что-то сказал Маранилье, и тот предложил Берте осмотреть прииск «Два клевера».

Шофер достал из багажника чемоданы. Я понял, что Берта попала в его тачку, как только покинула самолет.

Мы направились к зданию правления. Фелипе Му-риндо зачерпнул ковшиком воды в небольшом, обложенном камнями водоеме и протянул Берте. Она залпом выпила воду, а потом зачерпнула снова.

— Ну, слава Богу, немножко полегчало, — выдохнула она. И, осмотревшись вокруг, добавила: — Какое чудесное место!

— Извините, сеньора, я не совсем понял цель вашего визита, — вежливо заметил Маранилья.

— Неудивительно, — парировала Берта. — Вы ведь не ясновидящий.

— Подождите здесь, — неожиданно сказал Маранилья, кивнул своему шоферу, и они оба куда-то отошли. Через секунду я услышал шум отъезжающей машины.

— Этот парень говорит по-английски? — спросила Берта, кивнув в сторону Муриндо.

— Похоже, что нет. Впрочем, этим людям верить нельзя. Тебе не кажется, что нам пора объясниться?

— Ну что ж, начинай.

— Видите ли, миссис Кул, — сказал я ироническим тоном, — причин оказаться здесь у меня было достаточно. Скажу вам одно: я решил на месте выяснить некоторые подробности, связанные с получением прибыли в цветной металлургии.

— Что касается меня, — подхватила Берта, — то я тоже не просто так мотаюсь по этой благословенной стране, разбрасывая монетки райским птичкам. Раз уж я уехала так далеко из дома, значит, нашла себе спонсора.

— Берта, я не прошу тебя называть имена, но скажи: этот спонсор уже имел с нами дело?

— Ничего я не собираюсь тебе говорить. Ты срываешься с места и летишь черт знает куда. Неизвестно, на-кого ты сейчас работаешь. Подозреваю, что здесь замешана какая-то шлюшка. Ты всегда был бабником.

Я промолчал.

— А кто эти гориллы? — Берта кивнула в ту сторону, куда ушли Маранилья и его шофер.

— Один из них — умнейший человек. Может быть, и второй тоже.

— Ну и ослы! — без всякой связи с-нашим разговором воскликнула Берта. — Распинаешься перед ними, и все равно они ничего не понимают. Вообще-то здесь, в двух днях полета от США, могли бы выучить английский!

' — Ты тоже живешь всего в двух днях полета от Колумбии, однако до сих пор не удосужилась выучить испанский.

— Пошел ты к черту! — Берта подобрала валявшуюся на земле газету и стала обмахиваться ею, как веером.

На какое-то время установилась тишина, нарушаемая только жужжанием мух. Фелипе Муриндо сел рядом с нами, закурил сигарету и с улыбкой посмотрел на нас.

Берта достала свой разговорник, полистала его и старательно, по слогам прочла:

— И-э-лоу… сейр-ве-са[4].

Управляющий отрицательно покачал головой и мед-* ленно, стараясь, чтобы мы поняли, объяснил что-то по-испански.

— Ты что-нибудь разобрал? — спросила Берта.

— Немного. Он говорит, что здесь вообще нет никакого пива. Оно есть только в городе, да и то не ледяное, а теплое.

— Теплое пиво — фу, какая гадость, — поморщилась Берта.

— Осторожнее, Берта, не проговорись местным фараонам, зачем я сюда приехал. Помнишь официальную версию?

— Ах, Дональд, мне не до тебя! Эта проклятая вода, что я выпила, кажется, вся вышла потом. Я опять умираю от жажды. Как же здесь жарко!

— Ничего, привыкнешь. Здесь климат совсем не такой, как в Штатах.

— Спасибо, утешил.

— А что я могу для тебя сделать? Запретить солнцу светить? И вообще, чем меньше раздражаешься, тем легче переносить жару.

— Как я могу'не раздражаться! — воскликнула Берта. — Какой-то бандит запирает меня в машине, везет по самым плохим в мире дорогам, вымогает уйму денег, а ты советуешь не раздражаться! Кстати, куда подевались те двое?

— Не знаю, — ответил я и посмотрел на управляющего.

— Говоришь, тот тип работает в полиции?

Я кивнул.

— А второй — шофер?

— Шофер, телохранитель и, возможно, правая рука.

— С виду полный болван — я имею в виду шофера.

— Зато у другого ума хватит на двоих.

— Не спеши с выводами. По-моему, все они и в подметки не годятся нашим сыщикам. Например, Селлерсу.

— А, понятно, — протянул я.

Берта покраснела.

— Что тебе понятно?

Ничего.

Она вопросительно уставилась на меня.

— Надо все обговорить, Берта. Я уже ознакомил тебя со своей версией. Думаешь, тебя не станут расспрашивать? Ошибаешься. Поэтому мне надо знать, зачем ты сюда прилетела.

— л. сть расспрашивают хоть до бесконечности! Я имею право ездить, куда хочу.

— Но почему именно сюда?

— Так мне сказали.

— Иначе говоря, тебе дали поручение?

— А ты что думаешь, я притащилась сюда от нечего делать?

— Ты выполняешь поручение клиента?

— Естественно.

Я снова посмотрел на Фелипе Муриндо. Он молча курил. Судя по лицу, мысли его были где-то далеко, но я не мог быть уверен в этом на сто процентов. Рисковать не хотелось. Берта тоже посмотрела на Муриндо.

— Где ты с ним встретился? — спросила она.

— Нигде.

— А инструкции?

— Я получил письмо.

Вдали раздался шум автомобильных моторов. Я вышел на крыльцо — к шахте приближались две машины. В первой — Маранилья. Следом за ней — какая-то старая развалюха. За ее рулем сидел человек в защитного цвета форме, а позади него — другой, тоже в форме, в руках он держал винтовку с примкнутым штыком. Когда эта машина подъехала ближе, я увидел в ней еще двоих. Это были Гарри Шарплз и Роберт Хокли. По их виду можно было подумать, что и тот и другой поставили последний цент на отстающую лошадку.

Шофер Маранильи, выскочив из машины, открыл заднюю дверцу. Маранилья вышел и с невозмутимым лицом направился к зданию правления, словно забыв об узниках во второй машине.

— Сто чертей и одна ведьма! — воскликнула Берта. — Откуда он взялся?!

Маранилья подал едва заметный знак, и охранники вывели арестованных. Не дойдя шагов двадцать до здания правления., они остановились.

Маранилья проворно взбежал на крыльцо, подчеркнуто вежливо протянул Берте пачку сигарет и спросил:

— Позвольте присесть?

Изумленная Берта молча кивнула.

К нам. присоединился шофер Маранильи, и мы все вместе вошли в правление.

— Итак, вы интересуетесь приисками? — обратился ко мне Маранилья.

— Да.

Неожиданно в разговор вступил шофер. Его английский был безупречен, разве что легкий акцент выдавал уроженца этих мест.

— По нашим сведениям, вы, мистер Лэм, частный детектив, партнер госпожи Берты Кул, которая сейчас перед нами. Она прилетела в Медельин утренним рейсом и тотчас отправилась сюда.

Я молчал. Берта тоже. Недоуменное выражение так и не сходило с ее лица.

— Нам известно также, — продолжал шофер, — что вы, мистер Лэм, на борту самолета и еще раньше, в Соединенных Штатах, проявляли особый интерес к изумрудам. Вот мы и решили проявить интерес к вашим интересам.

По тому, как глянула на меня Берта, можно было понять, что она решительно не желает принимать участия в разговоре, предоставляя это мне.

Я подумал, что неплохо было бы познакомиться.

— Простите, с кем имею честь?

— Рамон Хурадо, — представился «шофер».

— Какое у вас звание?

— У меня нет звания.

— Сеньор Хурадо не из полиции, — пояснил Маранилья. — Он из вышестоящих инстанций.

Хурадо, уставившись на меня своими пустыми глазами, сказал:

— Я представляю правительство республики. Меня интересует все, что так или иначе связано с изумрудами.

— Кажется, я начинаю понимать.

Хурадо посмотрел на Берту.

— Скажите, сеньора Кул, зачем вы сюда приехали?

— Вас это не касается! — отрезала она.

— Тем лучше, — улыбнулся Хурадо. — Можно вас поздравить.

— С чем?

— С тем, что вы занимаетесь в Колумбии вещами, которые меня не касаются.

Берта не нашлась, что ответить.

— Может, имеет смысл поговорить с остальными? — спросил Хурадо.

Маранилья крикнул что-то-по-испански, и тут же раздался топот сапог. Распахнулась дверь, охранники ввели Хокли и Шарплза.

— Садитесь, джентльмены, — предложил Маранилья. Он снова стал играть роль начальника, теперь Хурадо был всего лишь шофером.

— Кто из вас пригласил сюда мисс Кул? — спросил Маранилья, указывая рукой на Берту.

Шарплз глянул на Хокли, потом на меня, наконец, на Берту и ответил:

— Я вижу эту даму впервые.

Хокли молча пожал плечами.

— Напрасно вы так себя ведете, джентльмены, — сухо заметил Маранилья. — Это создает дополнительные трудности. Не советую вам играть в кошки-мышки с правосудием.

— Не знаю, как ему, — процедил Хокли, кивнув в сторону Шарплза, — а мне от вас нечего скрывать.

Шарплз с мольбой посмотрел на меня.

— Вы были вместе с господином Шарплзом, — продолжал Маранилья. — Значит, вы его сообщник.

— Сообщник! — возмутился Хокли. — Да я терпеть не могу этого старого мерзавца — Лэм может подтвердить! Я бы с великой радостью сделал из него котлету!

— Конечно, конечно, — ехидно улыбнулся Маранилья. — Мистер Лэм 'может подтвердить что угодно. Вы поручитесь за мистера Шарплза, мистер Лэм поручится за вас, а мистер Шарплз в свою очередь поручится за мистера Лэма, не так ли?

— Черт возьми! — воскликнул Хокли, уставившись на Шарплза. — Может, вы, наконец, им что-нибудь скажете?

Шарплз начал что-то объяснять по-испански. Мара-нилья резко прервал его:

— Извините, мистер Шарплз, попрошу вас говорить по-английски.

— Я плохо понимаю, в чем дело, — сказал Шарплз, — но со всей ответственностью заявляю: если в моем багаже нашли какую-то контрабанду — это провокация. Мне эту контрабанду подсунули.

Маранилья вопросительно посмотрел на Хурадо и, очевидно, прочитав в его взгляде какое-то указание, обратился ко мне:

— Недавно нам стало известно, что вокруг этой шахты творятся странные дела. Кроме того, нас давно беспокоит ситуация на рынке изумрудов: там появились камни из Колумбии, добытые в обход решений правительства. — Рассудив, что я не понимаю, к чему он ведет, Маранилья продолжил: — Колумбийское правительство, запрещает лицам, не получившим лицензии, иметь в своей собственности необработанные изумруды. Огранка также контролируется правительством. Не могу открыть вам все секреты, но знайте: есть определенные правила огранки, и изумруды, обработанные подпольно, нетрудно отличить от тех, которые обработаны на государственных предприятиях. Что касается сеньора Шарплза, то он не раз приезжал на эту шахту. До недавнего времени он был вне всяких подозрений. Но вчера вечером его задержали для досмотра багажа. И знаете, что мы нашли?

Шарплз сглотнул и прошептал еле слышно:

— Повторяю: мне ничего не известно об этих вещах.

Маранилья взял свой портфель из крокодиловой кожи, достал оттуда замшевый футляр и расстегнул его. Я заметил, как подалась вперед Берта, привлеченная мерцающим зеленым светом — изумруды были дивные.

— Я не имею никакого отношения к этим камням, — так же еле слышно прошептал Шарплз. — Вижу их впервые.

— Конечно, конечно, — отозвался Маранилья. Он был так вежлив, что могло даже показаться, будто он извиняется перед Щарплзом. — Не надо думать, что мы дилетанты в этих делах. Шахта долгое время была под наблюдением, и моим агентам удалось обнаружить заброшенный штрек с другой стороны холма. Приехавшие из столицы геологи были просто потрясены — здесь оказалось самое богатое в Колумбии месторождение изумрудов.

— Мне об этом ничего не известно, — сказал Шарплз. — Простите, но я хотел бы знать; заброшенный штрек на территории этого владения?

— Да, и добыча там ведется уже три или четыре года, — ответил Маранилья.

Шарплз повернулся к управляющему, который смотрел на нас так, что было ясно: он не понимает, о чем идет речь. '

— Ни слова по-испански, — предупредил Маранилья.

Шарплз сник.

— Наши люди получили задание провести расследование, — продолжил Маранилья. — В Соединенных Штатах им удалось обнаружить ворону, интересовавшуюся изумрудами, мертвеца, подвеску, из которой были вынуты изумруды, и частного детектива, жаждавшего как можно больше разузнать… о чем бы вы думали? Ну конечно, об изумрудах. Мои люди давно наблюдают за Джерретом, он нас очень интересует. Кажется, вас тоже, сеньор Лэм? Вы случайно не знакомы с сеньором Джерретом, мистер Шарплз?

— Нет, — пробурчал Шарплз.

— Жаль, — посочувствовал Маранилья. — Умнейший человек. — И обернувшись к охранникам, приказал сначала по-английски, а потом по-испански: — Убрать этих двоих!

— Послушайте, — забормотал Хокли, — я не имею никакого отношения к изумрудам. Мне показалось, что опекуны морочат мне голову, вот я и хотел разобраться на месте…

— С вами мы разберемся позже, — перебил Маранилья, кивнул охранникам, и те вывели арестованных.

Маранилья обратился ко мне:

— Должен попросить прощения у вас, сеньор Лэм, и у вас, сеньора Кул, но управляющий, к сожалению, не понимает по-английски. Мне надо расспросить его кое о чем. Сожалею, что вы не сможете принять участия в нашем разговоре.

— Ничего не поделаешь, — заметил я. — 'Вообще-то, мне кажется, и так уже многое понятно.

Маранилья улыбнулся и, повернувшись к Муриндо, резким тоном спросил его о чем-то по-испански.

Тот пожал плечами.

Маранилья повторил вопрос — на этот раз еще более строго.

Муриндо походил на загнанного зверя, в его глазах застыл ужас, но отвечать он по-прежнему не хотел.

Тогда Маранилья заговорил сам. Судя по всему, его слова убедили Муриндо, что отпираться бессмысленно, он уронил сигарету, опустил глаза и ждал, пока Маранилья закончит. Наконец, поднял голову и что-то произнес, запинаясь. А потом его словно прорвало: он говорил без умолку минут пять — сначала с трудом, потом все быстрее и быстрее. Время от времени Маранилья прерывал его какими-то вопросами и тотчас же получал ответ.

Когда Муриндо закончил, Маранилья обернулся ко мне.

— Как жачь, что вы не понимаете по-испански. Муриндо во всем признался, и ситуация упростилась. Года три назад с той стороны горы проложили штрек, надеясь найти руду, и наткнулись на изумруды. О находке знал один Муриндо. Вскоре в игру вступил Кеймерон — тот самый, которого убили. Они обо всем договорились, и официально было объявлено, что штрек закрыт. На самом деле работа кипела — Муриндо добывал камни с помощью верного ему рабочего и передавал Кеймерону, раза два — Шарплзу. А теперь, сеньор Лэм из агентства «Кул и Лэм», подумайте, в какое сложное положение вы попали, если приехали по поручению Шарплза. Как бы то ни было, вам надо все по порядку рассказать. Полагаю, не надо объяснять, что скрытность ни к чему хорошему не приведет.

— Этот господин… Шарплз… хотел нанять телохранителя… — начала Берта.

— Лучше я сам все расскажу, — прервал я. — Ведь я больше общался с Шарплзом.

— Да, конечно, но мы ведь ничего не знали о… — не унималась Берта.

— Подожди, Берта, я согласен с сеньором Маранильей: надо изложить все по порядку. Но боюсь, сеньор Маранилья, что если я стану входить в мельчайшие подробное-ти, потребуется слишком много времени. Постараюсь передать суть. Вот только с чего начать?

— С начала, — сказал Маранилья. — С самого начала.

— Шарплз обратился в наше агентство с просьбой выяснить, почему некая изумрудная подвеска оказалась выставлена на продажу в одном из самых дорогих ювелирных магазинов. Сказал, что подвеску принадлежала некоей Ширли Брюс, которая получила ее в наследство'от Коры Хендрикс. Я провел расследование и выяснил: подвеску передал в магазин Роберт Кеймерон, — м йонял: здесь что-то не то. Узнав о результатах расследования, Шарплз предложил мне отправиться с ним к Кеймерону. Кеймерон был мертв. Убит. Судя по всему, убийца ударил его кинжалом, когда тот говорил по телефону.

Маранилья и Хурадо внимательно слушали. Глаза Хурадо по-прежнему ничего не выражали. Глаза Мара-нильи, напротив, напомнили мне автомобильные фары, освещающие дорогу в тумане.

— Продолжайте, — нетерпеливо сказал Маранилья.

— Мы с Шарплзом сразу поехали к Ширли Брюс. На наши вопросы Ширли ответила, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как она передала подвеску Кеймерону. Я ознакомился с документами на опеку наследства. Его сумма не меньше двухсот тысяч долларов. В случае смерти обоих опекунов все должно быть разделено поровну между наследниками. Пока опекуны живы, они вправе по своему усмотрению выделять деньги наследникам. Иначе говоря, не обязаны давать им ежемесячно одинаковые суммы.

— Вы подумали, что вслед за смертью Кеймерона можно ожидать смерти сеньора Шарплза? — спросил Маранилья.

— Не знаю. Скажу одно: Шарплз очень испугался и решил нанять телохранителя. Однако очень странно, что он предложил эту работу именно мне.

— А что здесь странного? — спросил Маранилья.

— Ну какой из меня телохранитель!

— У вас голова на плечах, сеньор Лэм.

— Телохранителю не нужна голова.

— Шарплз предложил вам много денег?

— Еще бы! — вступила в разговор Берта. — Он готов был платить чуть не втрое больше, чем платят в таких случаях. '

Маранилья рукой дал Берте понять, что ее никто не спрашивает.

— Извините, сеньора, сейчас я пытаюсь вникнуть в то, о чем рассказывает сеньор Лэм. Если у меня возникнут вопросы к вам, я задам их позже.

— Когда скончалась Кора Хендрикс, Ширли Брюс была еще совсем маленькой, — сказал я. — Документы свидетельствуют, что все имущество Коры — до последнего цента — отошло к опекунам. Они получили деньги, недвижимость, персонал шахт, оборудование — в общем, все. Если подвеска действительно принадлежала Коре Хендрикс, возникает вопрос, когда и каким образом она попала к Ширли Брюс.

— Продолжайте, продолжайте, — нетерпеливо произнес Маранилья.

— Шарплз поступил Предусмотрительно, предложив мне поехать с ним к Кеймерону. Не могу сказать, знал он или нет, что мы там обнаружим. Но когда мы отправились к Ширли Брюс, он, безусловно, знал, что нас ждет, знал, как она ответит на вопросы, и поэтому, предложив мне поехать с ним к Ширли, Шарплз поступил вдвойне предусмотрительно.

— Продолжайте, — снова сказал Маранилья.

— Кое-что в отношении убийства Кеймерона выглядит весьма странно. На столе лежал автоматический пистолет двадцать второго калибра. Из него был произведен один выстрел. Полиция решила, что убийца хотел, чтобы создалось впечатление, будто Кеймерон стрелял в него. В таком случае можно было выдать убийство за самооборону. Кроме того, полиция могла пойти по ложному следу, предположив, что убийца ранец. Внимательно осмотрев помещение, полицейские решили, что он целился в отверстие под коньком крыши, но немного промахнулся, и пуля задела стропила.

Маранилья нетерпеливо посмотрел на Хурадо. Тот оставался невозмутимым.

— Когда в полиции сделали анализ кожи рук Кеймерона, — продолжал я, — следов пороха не обнаружили, потому и пришли к выводу, что стрелял убийца. Другой анализ показал, что выстрел был произведен незадолго до смерти Кеймерона.

— Хорошо вам в Соединенных Штатах! — воскликнул Маранилья. — Все к вашим услугам: лаборатории, эксперты, врачи! Не то что у нас… Но, пожалуйста, продолжайте, сеньор Лэм.

— Когда обнаружили тело Кеймерона, в подвеске изумрудов не оказалось. Два камня полицейские нашли на столе, шесть — в клетке вороны. Еще пять — в сливе раковины. Итого тринадцать. Работа, которую поручил мне Шарплз, была элементарной. Я понял, что все подстроено. Если бы подвеска принадлежала Ширли Брюс и Шарплз узнал, что она отдана для продажи, он прежде всего расспросил бы саму Ширли. Если бы Ширли Брюс нуждалась в деньгах, она попросила бы их у Шарплза. Если бы она решила продать подвеску потому, что та ей надоела, не было нужды обращаться к Кеймерону: Шарплз все бы устроил. Во всем этом не просматривается никакой логики.

— У нас были основания следить за неким Питером Джерретом, — заметил Маранилья. — Заинтересовались наши ребята и Ширли Брюс. Они сообщили, что вы заметили их и ушли от наблюдения. Вернувшись к конторе Джеррета, они снова встретили вас. Зачем вы к нему поехали?

— Джеррет сам мне позвонил, сказал, что подвеска принадлежала некой Филлис Фейбенс. Я поехал к этой девушке и выяснил, что когда-то у нее была подвеска в такой оправе, только не с изумрудами, а с гранатами и рубином. Сначала я решил, что меня навели на ложный след, но, поговорив с Джерретом, изменил свое мнение. Думаю, Джеррет скупал старинные украшения с гранатами и полудрагоценными камнями и передавал Кеймерону. Тот вынимал дешевые камни из оправ, вместо них вставлял изумруды, а затем украшения шли на продажу. Как мне кажется, это идеальный способ сбывать нелегально добытые изумруды!

— Да, вы правы, — вздохнул Маранилья.

— Рассказ сеньора Лэма показался бы еще более убедительным, если бы он не знал о нашем расследовании, — беспристрастным тоном заметил Хурадо.

— Конечно, конечно, — согласился Маранилья. — Но, думаю, сеньор Лэм хочет продолжить.

— Да, я действительно хочу вам еще кое-что рассказать, господа. Об этом пока не известно ни одной живой душе. Надеюсь, вы поверите мне.

— Конечно, — сказал Маранилья. — Более того, мы сочтем, что вы оказываете нам содействие.

— У ручной вороны Кеймерона была еще одна клетка. И в ней я обнаружил пять изумрудов.

Маранилья нахмурился и посмотрел на Хурадо. Тот и бровью не повел.

— Как вы это объясните, сеньор Лэм? — спросил Маранилья.

— Объяснить я ничего не могу, но у меня есть гипотеза.

— Мы вас слушаем.

— Какого черта ты выдаешь этим типам все секреты, Дональд? — сердито проворчала Берта.

— Не исключено, что показания сеньора Лэма помогут ему выбраться из беды, — вежливо заметил Маранилья. — Что же касается вас, сеньора, то вы-то приехали сюда по поручению Шарплза, не так ли? А в Колумбии свои законы, и они сурово карают за незаконную добычу изумрудов.

Берта покраснела.

— Вас не удивляет, что после того, как изумруды были вставлены в подвеску, а сама подвеска предложена для продажи, их снова вынули из оправы? — спросил я.

— Я много думал об этом, — сказал Маранилья.

— Представьте себе такую ситуацию. Кто-то прячет у себя дома партию незаконно добытых изумрудов. Пять из них вдруг исчезают. Возможно, человек, у которого хранится эта партия, догадывается, кто взял изумруды, но не знает, где они. Он надеется, что камни рано или поздно вернутся к нему, но ждать не может: ему надо отчитаться за всю партию. Разве не логично вынуть тринадцать изумрудов из оправы и спрятать пять из них там, где никто не стал бы их искать? Разумеется, этот человек не мог предположить, что через несколько часов его убьют, а полиция, производя обыск, исследует слив раковины.

— Интересная гипотеза, — сказал Маранилья. — А есть ли у вас доказательства?

Я утвердительно кивнул.

— Анализ показал, что на ладонях Кеймерона нет следов пороха. Полиция решила, что из пистолета стрелял убийца, но при этом не обратила внимания на одно серьезное обстоятельство: тонкие кожаные перчатки, лежавшие на столе убитого.

Маранилья поморщился:

— Кто же стреляет из пистолета в перчатках?

— А что, если стрелявший просто не успел их снять? Заметим, что в перчатках трудно выстрелить с точностью. Теперь остается поразмышлять, зачем понадобилось стрелявшему надевать тонкие кожаные перчатки и что заставило его схватить пистолет, не успев их снять. Думаю, можно прийти к весьма интересным выводам.

Впервые лицо Хурадо выразило какие-то чувства. Он неожиданно щелкнул пальцами и воскликнул:

— Теперь все ясно, амиго[5]!

Маранилья сказал что-то по-испански, Хурадо кивнул, оба встали и пошли к выходу.

Извините, мы ненадолго, — бросил на прощание Маранилья.

Мы остались наедине с растерянным и испуганным управляющим.

Глава 18

Шаги замерли за дверью.

Берта посмотрела на меня, уже открыла рот, собираясь что-то сказать, но раздумала.

Мы сидели в тишине, нарушавшейся лишь жужжанием мух. 4

Вдруг Фелипе Муриндо заговорил медленно, старательно выговаривая слова. Всем своим видом он молил: поймите меня!

— Где твой словарь, Берта? — спросил я.

— Да не словарь это, а разговорник! Все равно от него никакого толку: эти бездельники даже свой родной язык не знают!

Я взял разговорник. В конце был небольшой испанско-английский и англо-испанский словарик. Я ткнул пальцем в столбик испанских слов и, улыбнувшись, показал Муриндо.

Он тупо уставился на меня.

Я взял его указательный палец и стал водить им по странице, останавливаясь на разных словах — сначала испанских, потом английских.

Муриндо не реагировал.

Тогда я решил изменить тактику. Отыскав в словарике слово «переводчик», снова стал водить указательным пальцем Муриндо слева направо, а потом наоборот. Он только нахмурился, покачал головой и произнес что-то по-испански.

Я прочитал слово «переводчик» по приведенной в словаре транскрипции: «Ин-тер-пре-та».

Только сейчас до Муриндо что-то дошло: он закричал, отчаянно жестикулируя. Я не понял ни слова, но было ясно — он и слышать не хочет ни о каком переводчике.

— Ну что, нашел с ним общий язык? — съехидничала Берта.

— Увы! Я предложил ему поискать переводчика, и видишь, как он отреагировал.

— А зачем ты тыкал его пальцем в разговорник?

— Я надеялся, он сможет отыскать здесь нужные слова, но дело в том, что он не умеет читать.

— Черт побери! — с досадой воскликнула Берта. — Так нужно с ним поговорить, а ничего не выходит.

Я стал листать разговорник, пока не нашел фразу: «Пожалуйста, говорите медленнее», и разборчиво, по слогам прочитал ее испанский перевод.

Муриндо кивнул и начал говорить, я а попытался воспроизвести на листке бумаги фонетическую транскрипцию его слов.

Когда Муриндо замолчал, листок был исписан совершенно непонятными для меня словами, но я знал: стоит медленно прочесть их человеку, понимающему по-испански, и он разберет, в чем дело. Может, я и сам бы разобрался, будь у меня под рукой хороший испанско-английский словарь.

Я сложил листки и сунул в карман.

Муриндо прижал палец к губам: просил нас молчать.

Я кивнул.

Потом он протянул вперед правую руку.

— Песо, — сказал он. — Динеро[6].

Я снова стал листать разговорник — на этот раз раздел «Платежи и расчеты». Найдя нужную фразу, медленно прочитал ее вслух. Муриндо сперва не понял, и мне пришлось повторить. Но вот он с удовлетворением закивал.

— Что ты ему сказал? — поинтересовалась Берта.

— Сказал, что если информация, которую он только что предоставил, окажется полезной, она будет оплачена.

— Боже правый! — воскликнула Берта. — Ты что, решил заняться благотворительностью? Какая может быть польза от его болтовни?

— Пока не знаю.

— Надо хорошенько разобраться, — сказала Берта с умным видом. — Дай-ка я сама посмотрю.

Я протянул ей листок.

— Попробуй. Когда прочтешь, скажи мне, сколько стоит эта информация, и я заплачу ему.

Берта кинула на меня гневный взгляд, но листок взяла и попыталась разобрать мои записи.

• Мы с Бертой не слышали шагов — Маранилья умел подкрадываться тихо, как кошка, но сидевший лицом к двери Муриндо что-то встревоженно прошептал по-испански, и я понял: он подает сигнал тревоги. Я обернулся — На пороге стояли Маранилья и Хурадо.

Берта быстро сложила листок, хотела было положить его в сумку, но, передумав, сунула за пазуху.

— По-моему, все прекрасно, — радостно сообщил Маранилья. — Кожаные перчатки на столе и лишние пять изумрудов — это как раз недостающее звено в цепи нашего расследования.

— А что Хокли?

— Насколько мы поняли, Хокли решил, что шахта приносит гораздо больше прибыли, чем значится в официальных документах. Он заподозрил, что у Ширли Брюс есть побочные доходы и что их источник — эта самая шахта. Хокли хотел уличить опекунов в сговоре с Ширли — тогда он мог бы подать в суд и добиться отмены опеки. В Панаме у него есть друг, летчик. Хокли наотрез отказался назвать его имя. Как бы то ни было, он тайком проник в Колумбию… Конечно, он совершил ряд мелких правонарушений, но все, что он говорит…

— Кажется вам правдой?

— Да.

Хурадо уставился на меня своими ничего не выражающими глазами и заметил:

— Интересно, каков будет логический конец гипотезы сеньора Лэма?

Маранилья вопросительно посмотрел на него.

— Дело в том, — пояснил Хурадо, — что коли сеньор Лэм прав, рассыпаются вдребезги все наши предположения о мотивах убийства сеньора Кеймерона.

— Логика — упрямая вещь, — сказал я. — Если следовать ей до конца, надо быть готовым к любым неожиданностям.

— Вы правы, — сухо согласился Хурадо. — А теперь не пора ли нам вернуться в Медельин? Местный инспектор, надеюсь, разберется без нас.

— А как же Хокли?

— Его вскоре освободят. У нас нет к нему претензий.

— А Щарплз?

Маранилья улыбнулся.

— Мистеру Шарплзу придется отложить поездку в Медельин по крайней мере на несколько дней.

— А что же будет со мной? — спросила Берта.

— Дорогая миссис Кул, — Маранилья учтиво поклонился, — вы можете уехать, когда вам угодно. Если тот вид транспорта, на котором вы добрались сюда, показался вам недостаточно комфортным и чересчур дорогим, почту за честь предложить вам место в нашем автомобиле.

— Нет уж! — возразила Берта. — Я заплатила этому пройдохе за дорогу туда и обратно — пусть он меня и везет.

Глава 19

Южная ночь были тиха и нежна. Теплый ветерок ласкал кожу. Волшебная луна освещала спящий Медельин с его старинными зданиями, построенными еще в те далекие годы, когда Соединенные Штаты едва только обрели независимость.

Мы сидели в баре клуба «Уньон».

Рамон Хурадо больше не играл роль шофера. Он надел дорогой светлый костюм и модный галстук. Лицо его по-прежнему было бесстрастным, но теперь я знал, что таится за мужицкой внешностью.

Клуб «Уньон» занимал роскошное здание с просторными залами и огромным внутренним двориком. Дома, в Соединенных Штатах, клубы всегда представлялись мне заповедниками снобизма и замкнутости. В «Уньоне» все оказалось иначе: люди приходили сюда, чтобы по-общаться, — клуб был местом встреч старых друзей.

Мы сидели возле бассейна, в его глади отражались звезды.

Близилась полночь, но Берта все еще не появлялась, хотя я оставил ейзаписку — просил зайти в клуб сразу же, как только вернется.

— Еще стаканчик? — предложил Маранилья.

— С удовольствием.

Маранилья поманил официанта — паренек приготовился принять заказ, но тут к нашему столику подошел метрдотель и, извинившись по-английски, наклонился к Маранилье и сказал ему что-то по-испански. Маранилья встал и поспешил вслед за метрдотелем.

Когда официант принес напитки, Маранилья еще не вернулся.

Вам здесь нравится? — спросил Хурадо.

— Очень. Мне бы хотелось жить здесь.

— О, это удел избранных, — улыбнулся Хурадо.

— Вы, колумбийцы, умеете радоваться жизни.

— Конечно. А иначе зачем жить?

— Мне нравятся здешние манеры поведения. Например, сегодня за ужином я заметил: никто не выпил лишнего, никто не торопился опрокидывать рюмки одну за другой…

— А зачем торопиться? Мы стараемся от всего получать удовольствие.

— При этом умеете хорошо работать, — заметил я.

— Стараемся. К сожалению, у меня сейчас мало времени, так что придется прервать беседу: мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, это не испортит вам этого чудесного вечера?

— Я к вашим услугам.

— Следуя вашей гипотезе, Кеймерон пришел домой в перчатках и сразу же схватил пистолет, не так ли?

— Я не сказал «сразу». Может быть, сначала он испробовал другие средства и лишь потом взялся за оружие.

— Логично, — кивнул Хурадо. — Вы, должно быть, предполагаете, по какой причине стрелял Кеймерон?

— Вещественных доказательств у меня практически не было, но некоторые выводы я сделал. *

— Какие же? — поинтересовался Хурадо.

Я достал из кармана блокнот.

— Я внимательно ознакомился с книгой «Птицы Америки», она вышла в серии «Библиотечка любителя природы». Так вот, там есть статья о воронах. Ее автор, основываясь на научных исследованиях, утверждает, что многим ручным воронам свойственна страсть к воровству — что-то вроде клептомании. Чаще всего вороны тащат к себе в гнезда яркое, красочное — например, катушки синих или красных ниток, а также сверкающее, блестящее — например, ножницы или наперстки.

* — Очень интересно, — кивнул Хурадо.

— Во второй части «Энциклопедии птиц», изданной Национальным географическим обществом, — продолжал я, — сказано, что вороны иногда собирают целые коллекции всевозможных блестящих безделушек и даже просто красивых камешков. Свои сокровища они прячут в потаенных местах и порой даже забывают о них.

Ко мне приблизился официант и сказал что-то по-испански. Хурадо перевел: надо подойти к телефону.

Звонила Берта. Она была так возмущена, что говорила заикаясь:

— Я-а^ ка-а-жется, по-о-пала в ло-овушку. Э-эти о-о-олухи…

— Успокойся, Берта. Что случилось?

— Эти олухи из местной полиции совсем обнаглели! Они, видите ли, решили меня задержать! Я говорила им, что Маранилья разрешил мне отправляться, куда хочу, но они то ли не понимали меня, то ли не хотели понимать!

—. Но все кончилось хорошо, не так ли? Прими горячую ванну, а я сейчас куплю бутылочку и приду к тебе…

— Да пошел ты со своей бутылочкой! — взорвалась Берта. — Они меня обыскали.

— Кто? Полицейские?

— У них есть для этого какая-то мерзкого вида баба — прямо солдат в юбке. Понимаешь, они нашли ту бумажку!

— Что-о?!

— Да, ту самую.

Я задумался.

— Ради Бога, Дональд, — скажи что-нибудь! — взмолилась Берта.

— Дай подумать.

— Думай скорее. Надо что-то предпринять!

— Что?

— Откуда я знаю?! Думай — для того я тебя и держу, Спиноза!

— Сейчас приду. Бумагу эту тебе вернули?

— Не задавай дурацких вопросов, — конечно, нет.

— У них есть переводчик? По-английски там кто-нибудь. говорит?

— Один полицейский объяснил мне по-английски, что от меня требуется, но как только начинала говорить я, он махал руками, притворяясь, будто ничего не понимает.

— Может, он и впрямь не смог понять твой лексикон?

— Что значит «не смог понять»?! — По всей вероятности, до Берты не дошла моя ирония. — Если уж ты взялся учить язык, будь добр ознакомиться и с ругательствами! А вообще, я ничего такого особенного не сказала. Просто назвала его сукиным…

— Ладно, хватит. И так все ясно. Кажется, я знаю, что делать. Жди меня, скоро буду.

Повесив трубку, я подошел к столику. Маранилья уже вернулся и о чем-то вполголоса разговаривал с Ху-радо.

— Джентльмены, — обратился я к ним, — у меня просьба. Может быть, она покажется вам несколько странной, но, поверьте, дело серьезное.

— Что случилось? — спросил Маранилья.

— Пожалуйста, свяжитесь с вашими людьми на прч-иске «Два клевера» и выясните, все ли в порядке с тамошним управляющим Фелипе Муриндо.

— А разве ему что-то угрожает? — спокойно спросил Хурадо.

— Я не учел одного обстоятельства: возможно, Муриндо известны причины убийства Роберта Кеймерона.

Маранилья и Хурадо переглянулись.

— Боюсь, что вы несколько опоздали, сеньор Лэм, — сказал Хурадо после некоторой заминки.

— Родольфо Маранилья только что получил известия об этом Муриндо.

— Что случилось?

— Сегодня около пяти часов вечера взорвался динамит, хранившийся на складе, расположенном по соседству с домом управляющего.

— Что с Муриндо?

— Его разорвало на куски.

Глава 20

Некоторое время мы сидели молча, допивая налитое в бокалы. Опустошив свой, я подвинул его на середину стола, поднялся и сказал:

— Джентльмены, спасибо за приятный вечер, но мне пора…

— Сядьте! — резко перебил меня Хурадо.

— Простите, я не совсем понимаю…

— Нет, — дорогой сеньор Лэм, — сказал Маранилья, — вы прекрасно понимаете, что этот несчастный случай на шахте был кому-то на руку.

— Ну и что?

— После всего, что вы нам сообщили, мы не можем просто так отпустить вас.

— Мне нужно срочно поговорить с коллегой.

— А вы не боитесь, что по дороге с вами что-нибудь случится?

Рассудив, что просто так мне не уйти, я снова сел и рассказал им все о нашем «разговоре» с Муриндо.

— Жаль, что вы не сообщили нам все это раньше, — заметил Маранилья.

— Понимаете, он был так напуган, когда я заговорил о переводчике, что я не решился сказать вам. Я попал в дурацкое положение…

— Ах, сеньор Лэм, разве мы дали вам хоть малейший повод подозревать нас в неискренности? Зачем же вы скрыли от нас такую важную информацию?

— Я подумал, что она не имеет прямого отношения к кругу ваших интересов.

— Хорошо, — сказал Маранилья, — я постараюсь что-нибудь сделать, хотя все не так просто. Ваша коллега должна была потребовать, чтобы ей вернули бумагу или по крайней мере выдали свидетельство о ее изъятии.

— Вы же видели мою коллегу — не сомневаюсь, что она предъявила полицейскому кучу требований. Беда в том, что эти полицейские не знают английского языка. Впрочем, если им надо было у нее что-то выяснить, они как-то умудрялись подбирать слова.

— Когда собираешься в испаноязычную страну, хорошо бы научиться хоть немного ориентироваться в испанском, — заметил Маранилья. — Или, на худой конец, обзавестись переводчиком.

— Теперь я это понимаю. Но сдается мне, окажись рядом переводчик, Муриндо ничего бы не сказал.

— Вы так и не поняли, что он говорил?

— Нет.

— Может, вспомните отдельные слова?

— Да, он говорил «мадре».

— «Мадре» по-испански — «мать». А еще?

— Постойте-ка, мне кажется, «кри-а».

— «Кри-а»?

— Да-да, именно так.

— «Кри-а» — это выводок, — печевел Хурадо.

Они снова переглянулись, и Маранилья воскликнул:

— А может, он сказал не просто «криа», а «ама де криа»?

— Конечно! Именно так — «ама де криа».

— «Ама де криа» по-испански — «нянька», — пояснил Маранилья.

— Какое это может иметь отношение к контрабандному вывозу изумрудов? — медленно проговорил Хурадо, словно размышляя вслух.

— Вероятно, джентльмены, — ответил я, — при расследовании несчастного случая на прииске вам придется проверить всех, кто был связан с Фелипе Муриндо.

— Зачем? — спросил Маранилья.

— Вам не кажется странным, что совершенно неграмотный человек был назначен управляющим? Я показал ему испанско-английский словарь — он не смог прочесть ни единого слова. Управляющий, несомненно был связан с контрабандой: он добывал изумруды и передавал Кеймерону. Думаю, именно он обнаружил месторождение.

— Почему вы так думаете? — спросил Маранилья.

— Человек, обнаруживший месторождение изумрудов, не ушел бы с прииска по собственной воде. И его бы ни в коем случае не уволили. Повторяю: вас не удивляет, что опекуны назначили управляющим — а должность весьма ответственная, тем более что сами они на прииске бывают редко — неграмотного?

— Вы правы, сеньор, — согласился Маранилья. Но ситуация становится все более запутанной.

Вдруг Рамон Хурадо щелкнул пальцами — я понял, что его осенила какая-то идея.

Маранилья, посмотрев на Хурадо, сказал:

— Большое спасибо за помощь, сеньор Лэм. Вы свободны. Если у вас назначена встреча с сеньорой Кул, не смеем задерживать.

Простившись, я пошел к отелю. Всю дорогу меня мучил вопрос: что же заставило Рамона Хурадо с торжествующим видом щелкнуть пальцами?

Глава 21

Берта Кул только что вышла из ванной. В халате и комнатных туфлях она сидела за столом перед початой бутылкой. Судя по всему, горячий душ и виски сделали свое дело: Берта была не столь свирепа, как полчаса тому назад, когда разговаривала со мной по телефону.

— Что, по-твоему, могло случиться с этой бумажкой? — спросила она, едва я вошел.

— А что, по-твоему, могло случиться с Фелипе Му-риндо?

— Арестован?

— У него во дворе взорвали тонну динамита. Конечно, это был всего лишь несчастный случай, но беднягу Муриндо разорвало в клочья. Если мы не получим обратно эту бумажку, мы никогда не узнаем, о чем он пытался рассказать.

— Я сообщу обо всем этом консулу. Слыханное ли дело — так обращаться с гражданами США?!

— Ты никому ни о чем не будешь сообщать. Это не в наших интересах.

— Почему?

— Люди здесь не так просты, как тебе кажется. Едва заходит речь об изумрудах, они начинают косо смотреть на любого иностранца.

— Извините, сэр, — взорвалась Берта, — я, знаете ли, тут впервые. Куда уж мне тягаться в осведомленности с вами, старожилами…

— Замолчи, Берта! Все действительно очень серьезно.

— Так, может, скажешь, что конкретно я могу делать и что запрещено?!

— Как бы то ни было, ты оказалась в весьма затруднительном положении — ведь ты здесь по поручению Гарри Шарплза.

— Ну и что?

— Тебя могут посчитать соучастницей.

— Мало ли что посчитают! Если у здешних властей хватило наглости арестовать меня и при этом делать вид, будто они не понимают ни слова по-английски, можно лишь посочувствовать жителям страны, у которой такие власти!

— Послушай, Берта, как бы то ни было, Кеймерон убит. Почему — не понятно. Нам известно, что Гарри Шарплз, Роберт Кеймерон и Ширли Брюс участвовали в незаконной добыче изумрудов,*их контрабандном вывозе и продаже в США. И должно быть, они получали неплохие доходы от своих махинаций.

— Как отнесется наше правительство к делу о контрабандном ввозе изумрудов?

— Мне трудно ответить тебе. Ведь надо еще доказать, что Шарплз занимался контрабандой. Колумбийцы обнаружили у него в багаже необработанные изумруды, добытые на здешних шахтах. Но инкриминировать ему попытку незаконно ввезти их в США будет весьма сложно.

— А как они ввозили изумруды раньше?

— Чаще всего в Южную Америху мотался Кеймерон. Непосредственно добычей изумрудов занимался тоже. он.

— А в чем выражалось участие во всем этом Ширли Брюс?

— Нашему правосудию придется изрядно попотеть,

чтобы уличить ее. Всю эту историю о подвеске, доставшейся по наследству, скорее всего, сочинил Шарплз. Допускаю, что Ширли и не знала — зачем. *

— Но ведь у нее были побочные доходы?

— Правительство, несомненно, займется выяснением этого. Для начала проверят, исправно ли она платит налоги.

— А насколько успешны наши дела?

— Мы вплотную подобрались к самому Шарплзу.

— Ты сразу догадался, что он обманывает нас?

— Когда он в первый раз пришел по поводу этой подвески, мне показалось, он знает, что с ней приключилось.

— Ах, Дональд, ты умница!

— Кеймерон мертв. В его смерти могло быть заинтересовано несколько человек. Была предпринята попытка отравить Дону Грэфтон — по ошибке яд достался Хуаните. В деле об отравлении все улики указывают на

Роберта Хокли. И вот теперь убили Фелипе Муриндо. Заметь: в это время в Колумбию приехали два человека, которые так или иначе могли быть при1 астны к убийству Кеймерона — Роберт Хокли и Гарри Шарплз. Если эти убийства связаны между собой, круг подозреваемых сужается. Но поди докажи, что они связаны.

— Хокли и Шарплз арестованы и не могли никого убить.

— Думаешь, взрыв произошел случайно?

— За кого ты меня принимаешь?

— Когда я решил отправиться сюда, у меня не было сомнений, что на прииске «Два клевера» добывают изумруды. Нужны были кое-какие доказательства, чтобы Шарплза припереть к стенке. К сожалению, колумбийское правительство оказалось более расторопным. Но у меня была еще одна догадка…

— Дональд, милый! Эта догадка может принести доход нашему агентству?

— Не уверен.

— Твоя догадка связана с убийством Кеймерона?

— Конечно. Его убийство — исходная точка нашего расследования.

— Знаешь, я ничего не поняла из того, что ты там болтал о кожаных перчатках и пистолете двадцать второго калибра. Ты можешь объяснить все по порядку?

— Роберт Кеймерон стрелял из пистолета двадцать второго калибра и промахнулся.

— Почему ты так думаешь?

— Иначе не вижу во всем этом никакого смысла.

— Ты хочешь сказать, что он целился в дырку и случайно задел стропила?

— Он целился вовсе не в дырку. Ты что, так до сих пор ничего и не поняла?

— А ты оставь свои дурацкие намеки! Говори, пожалуйста, яснее, чтобы я могла тебя понять.

— Когда Роберт Кеймерон стрелял, он был в перчатках…

— Когда он стрелял в убийцу?

— Нет, в ворону.

— В ворону?! — воскликнула Берта. — Ты что, рехнулся? Это же была его любимица. Чем она ему не угодила?

— Тем, что вороны не умеют считать.

Берта гневно посмотрела на меня, и тут зазвонил телефон. Берта сняла трубку:

— Алло… Говорите по-английски! Кто там еще?.. Да-да… — Неожиданно ее тон изменился. С минуту она молча слушала, потом сказала: — Спасибо большое, я ему передам. До свидания.

Когда она положила трубку, от ее былого гнева не осталось и следа.

— Кто звонил? — спросил я.

— Родольфо Маранилья. Сказал, что вскоре после нашего отъезда Роберт Хокли и Гарри Шарплз бежали из-йод стражи. Похоже, подкупили охрану. Та баба, которая меня обыскивала, утверждает, что положила твою бумагу в конверт и отнесла в кабинет капитана полиции. Когда меня обыскивали, Шарплз и Хокли были под арестом. Вскоре они исчезли. И эта бумага тоже.

— Теперь многое становится ясным.

— Маранилья просил передать, что с твоего разрешения он поставит охрану у наших номеров в отеле. Он считает, что мы должны быть крайне осторожны.

— Очень любезно с его стороны.

— Черт бы тебя побрал! — крикнула Берта. — Ты вечно стараешься пройти над пропастью по веревке и подвергаешь опасности нас обоих!

— Что с тобой, Берта? Еще недавно ты была настроена куда более оптимистично.

— Недавно я думала о деньгах, а сейчас — о динамите!

Глава 22

На следующее утро, вскоре после завтрака, ко мне в номер зашел Родольфо Маранилья. Он был вежлив, но насторожен. Рассказал, что Хокли и Шарплз бежали, но подробности обстоятельств побега пока не выяснены: показания начальника охраны очень путаны. В лучшем случае он "Виноват в чудовищной халатности, в худшем — сами понимаете…

Маранилья пытался взглянуть на вещи философски:

— У большинства провинциальных полицейских нищенские оклады, и неудивительно, что они охотно берут взятки — особенно если предлагаются крупные суммы. Ведь не секрет, что даже в Соединенных Штатах, где полицейским платят куда больше, существует коррупция. Не так ли?

— Извините, — прервал я рассуждения Маранильи, — но я хотел бы спросить: Хокли и Шарплз содержались бместе?

— Не знаю. Бежали они оба, что, впрочем, неудивительно. Если, уж полиция предоставляет возможность совершить побег одному из двух арестованных, то почему бы не предоставить такую возможность и другому?

— В общем, одно наверняка ясно: оба они сбежали.

— Увы. И теперь Даша жизнь в опасности. Представляете, какую это налагает на нас ответственность?

Стараясь понять, к чему он клонит, я срглаСно кивнул.

— Нам это вовсе ни к чему. Работу свою здесь вы завершили, и, мне кажется, ваша коллега, очаровательная сеньора Кул, будет только рада вернуться домой. Кроме того, не забывайте, по чьему поручению она сюда приехала — как бы ей не навлечь на себя большие неприятности.

— Когда мы должны покинуть Колумбию?

— Двое моих друзей должны были сегодня улететь в США. Я рассказал им вкратце о нашем расследовании, и они пошли мне навстречу — сдали свои билеты. Я готов предложить эти билеты вам.

— Мне надо бы еще кое-что здесь выяснить…

— Было бы очень досадно, если бы с гражданином США, тем более с таким- замечательным человеком, как вы, случилась какая-нибудь неприятность.

— Но все же мне не хотелось бы уезжать до тех пор, пока не узнаю побольше об этом Фелипе Муриндо, — попытался возразить я.

— Пусть вас это не беспокоит, сеньор Лэм, — наш отдел всегда к вашим услугам. К тому же кое-что удалось разузнать.

— Что же именно?

— Можно сказать, что должность управляющего досталась Муриндо по наследству. Он вырос на шахте.

— Да?

— Мать привела его на «Два клевера» девятилетцим мальчишкой. Фелипе начал работать. Постепенно состав менялся, но Фелипе и его мать оставались на прииске. По мере того как Фелипе рос, росло и его жалованье. Разве не логично назначить управляющим человека, который трудится на одном и том же прииске много лет подряд? Новый человек не мог знать производства так, ка(с знал его Муриндо. Жил он скромно, а скопленные деньги помещал в банки — у него были солидные вклады. Извините, сеньор Лэм, может, вам кажется, что с этим Муриндо связана какая-то тайна? Но ведь мы не имеем права фантазировать. Факты есть факты, а фантазиям можно предаваться на досуге. Вы согласны со мной?

— Согласен.

Маранилья, рассмеявшись, заключил:

— Ну что ж, значит, сегодня, в два часа дня.

— Не знаю, что на это скажет Берта.

— Это ваша забота. Я объяснил ситуацию вам, вы объясните ей. К сожалению, у меня мало времени: служба, к тому же Рамон Хурадо хочет, чтоб мы как можно скорее закончили это. дело с изумрудами. Увидимся в аэропорту. До свидания, амиго.

Маранилья пожал мне руку и вышел. Я отправился в номер Берты. Похоже, мое сообщение не слишком ее расстроило.

— Хочешь сказать, что нам дали пинок цод зад?

— Наш отъезд обусловлен некоторым давлением со стороны представителей власти…

— Черт возьми! Ты начал выражаться, как эти бездельники! Да поживи ты здесь еще с полмесяца, и придется искать переводчика, чтобы тебя понять. Ну и ладно. Уедем поскорее из этой дурацкой страны!

— Я здесь по своей инициативе. И за такой короткий срок не успел получить достаточно впечатлений, составить мнение о местных достопримечательностях. Ты — другое дело. Тебя нанял Шарплз и, наверное, дал достаточно денег?

— Мистер Шарплз заверил, что я могу не беспокоиться по этому поводу, — с важным видом ответила Берта.

— Понимаю. А каким образом он передал тебе свое поручение?

— Я получила от него записку. Он сообщал, что уезжает в связи с деликатным делом. Если в течение суток от него не поступит никаких известий, я должна буду взять в аэропорту заказанный на мое имя билет и отправиться в Колумбию на прииск «Два клевера». Если Шарплза там не окажется, мне надо заявить в консульство США, что он исчез.

— А когда ты успела получить паспорт?

— Заранее, — гордо ответила Берта.

— Как ты думаешь, что было нужно Шарплзу на самом деле?

— Ему было нужно, чтобы в случае его исчезновения кто-то заявил об этом в консульство. Ну а если бы с ним все было в порядке, он поручил бы мне проследить за Робертом Хокли. Шарплза интересовало, зачем тот отправился в Колумбию.

— Шарплз выписал чек на твое имя?

— Он обещал заплатить.

Я рассмеялся.

— Дональд, мы столько лет работаем вместе, а ты так и не понял, с кем имеешь дело. Да я этого мерзавца засуну под пресс и буду давить до тех flop, пока не выжму из него причитающийся мне последний цент!

Глава 23

В Мехико я получил телеграмму от Рамона Хурадо. Текст был краток: «Сеньора Лерида» — и адрес.

— Что это? — спросила Берта.

— Насколько я понимаю, адрес некой сеньоры Лери-ды, проживающей в Лос-Анджелесе.

— Черт возьми! — заорала Берта. — Ты что, думаешь, я слепая? Кто-то решил над нами поиздеваться?

— Никто.

— Значит, это ты издеваешься надо мной! Что это за адрес?

— По-моему, Рамон Хурадо — хороший дипломат.

— И в чем это проявляется?

— Он тонко намекает нам на обстоятельства, находящиеся вне его компетенции.

— Знаешь, Дональд, мне так надоели загадки, что я готова растерзать тебя!

— Успокойся, Берта. Похоже, твое подсознание восприняло флюиды от этих древних камцей.

— Какие еще флюиды?

— Ну как же? Древние ацтеки совершали в этих местах человеческие жертвоприношения — вот в тебя и вселился кровожадный дух. Послушай, а не отправиться ли нам в ресторан?

— Похоже, и ты возомнил себя дипломатом, — огрызнулась Берта.

— Благодарю за комплимент.

— Иди ты со своей дипломатией и со своим Рамоном Хурадо!.. — и Берта надолго разразилась бранью, которую я молча выслушал. А когда она отвела душу, мы все-таки пошли в ресторан.

На следующее утро мы вылетели в Лрс-Анджелес. Когда под нами показалась голубая гладь Калифорнийского залива, Берта, наклонившись ко мне, спросила:

— Дональд, кто убил Кеймерона?

— Не знаю.

— Почему же ты не знаешь?

— Хотя бы потому, что не могу понять причины убийства.

— А если бы понял, это облегчило бы дело?

— Конечно.

Берта молча уставилась в иллюминатор. Я устроился поудобнее в мягком кресле и заснул.

Когда проснулся, мы уже подлетали к Лос-Анджелесу. Берта сидела, нахмурившись, — по-видимому, что-то подсчитывала в уме.

— Дональд, — спросила она, — как ты думаешь, сколько мы сможем заработать на этом расследовании?

— Понятия не имею.

— Жаль! Сегодня, между прочим, мы все время бездельничали. А сколько денег ушло на транспортные расходы!

— Что поделаешь!

— Болван ты, Дональд! Шарплз предлагал целую кучу денег, но тебе он, видите ли, показался жуликом!

— Ты что, не понимаешь, где бы мы сейчас были, согласись я работать на Шарплза?

— Где?

— В лучшем случае — в Медельине, в худшем — в провинциальной каталажке на берегу тропической реки.

— Подумаешь! Шарплз в этой каталажке недолго просидел.

— Шарплз говорит по-испански и знает местных жителей. И все равно вынужден был дать взятку. Если у тебя столько денег, что их хватит на подкуп всей колумбийской полиции, тебе можно позавидовать.

— Ничего, я бы как-нибудь выкарабкалась.

— Ну как же! Наняла бы переводчика и с его помощью предложила взятку начальнику тюрьмы!

— Заткнись! — рявкнула Берта.

Мы подъезжали на такси к Лос-Анджелесу.

— Зайдешь в агентство? — спросила Берта.

— Не сейчас.

— Как хочешь.

Простившись со мной, Берта пошла в агентство, а я на служебной машине отправился к Доне Грэфтон.

Дона сразу же пригласила меня в дом.

— Здравствуйте, — сказала она, широко улыбаясь. — Я давно хотела поблагодарить вас, л о ваша секретарша сказала, что вы куда-то уехали.

— Поблагодарить? За что же?

— Не скромничайте: вы помогли мне.

— Разве?

— Конечно. А куда вы уезжали?

— В Колумбию.

— В Южную Америку?

— Да.

— Наверное, это прекрасно — путешествовать по всему свету… Но быстро вернулись…

— Я кое-что выяснил.

— Можно спросить: что именно?

— Вам знакомо такое имя — Фелипе Муриндо?

— Я никогда с ним не встречалась, но мистер Кей-мерон много рассказывал о нем. Это управляющий прииском.

— Что же рассказывал Кеймерон?

— Что это простой, добрый, исполнительный человек. Кажется, совершенно неграмотный, зато честный.

— Фелипе Муриндо погиб.

— Да что вы?! Как это произошло?

— Несчастный случай — на складе взорвался динамит.

— Какой ужас!

— Это несчастный случай в кавычках.

— Вы хотите сказать…

— Да. Убийство.

— Но кто его убил?

— Если бы я знал, это помогло бы найти убийцу Роберта Кеймерона.

— Вы полагаете, что эти две смерти связаны между собой?

— Похоже.

— Но как? Муриндо убили в сотнях миль отсюда… — Дона нервно рассмеялась. — Ничего не понимаю: одного человека убили в Штатах, другого — в далекой Колумбии. Какая тут может быть связь?

— Вы очень взволнованы, Дона. Почему?

— Почему? Вы, наверное, привыкли к сообщениям об убийствах, а я…

— Когда вы впервые подумали, что Роберта Кейме-рона убила ваша мать?

Дона гневно посмотрела на меня:

— Что вы несете?!

Я молчал.

— Мистер Лэм, — пробормотала она, — сначала вы мне очень понравились, я решила, что вы настоящий джентльмен. Теперь я вижу, как ошиблась…

— Извините, Дона, но меня не очень интересует, какое я произвожу на вас впечатление. Скажите лучше, когда вы впервые подумали, что Кеймерона убила ваша мать?

— Она его не убивала.

— Вы не умрете лгать. Так когда же вы впервые…

— Больше говорить на эту тему я не стану.

— Я понимаю, что даже себе самой вы не хотите признаться, что так подумали. Вы, наверное, хотите, забыть о своих подозрениях. Но я очень прошу: расскажите мне все.

— Боюсь, мистер Лэм, что мне придется указать вам на дверь.

— Что ж, в таком случае мне придется позвонить сержанту Бьюде — он вызовет вас в полицейское управление и допросит. Поверьте, я хочу помочь вам.

— Обвинив мою мать в убийстве?

— Выяснив обстоятельства этого убийства. Рано или поздно они все равно всплывут на поверхность.

Дона молчала. Подождав немного, я сказал:

— Жаль, что откровенного разговора не получилось. Я надеялся, что вы мне доверитесь, в этом случае я постарался бы вам помочь. Что ж, придется обратиться-в полицию.

— Но как вы можете помочь мне?

— Пока не знаю. Сначала нужно выяснить все обстоятельства. Я прекрасно видел тот нож, который метнула в вас Хуанита. Потом вы этот нож спрятали, подменив его кухонным, надеясь, что я ничего не замечу. Поймите: запираться бессмысленно.

— В то утро мама должна была встретиться с Кейме-роном, — еле слышно проговорила Дона.

— Кто-нибудь просил вас молчать, что вы знаете об этом?

— Мама.

— Что она вам сказала?

— Она сказала, что не смогла встретиться с ним.

— Вы ей поверили?

— Нет. Я знала, что она говорит неправду.

— Вы знали, что они встретились?

— Я была почти уверена в этом.

— Давайте поступим так: я расскажу вам, к каким пришел выводам, и, может быть, тогда вы перестанете бояться сказать лишнее.

— Давайте, — кивнула Дона.

— Гарри Шарплз и Роберт Кеймерон были назначены опекунами наследства Коры Хендрикс. Она владела приисками, которыми, по сути дела, не занималась. Опекуны же приобрели новое оборудование, наладили дело, и прииски начали приносить доход. Наследников тоже было двое. Опекуны старались скрупулезно выполнять условия опеки, не отдавая предпочтения ни одному из наследников. Но годы шли, и один из наследников, точнее наследница превратилась в роковую красавицу и вскружила голову обоим опекунам.

Дона внимательно слушала меня.

— Фелипе Муриндо стал управляющим прииском. Он получал неплохое жалованье, мог откладывать на старость. После его смерти выяснилось, что в медельинском банке есть счет на его имя. Не так плохо для парня, никогда даже в школе не учившегося.

— При чем здесь это? — спросила Дона.

— Года три назад Кеймерон решил проложить новый штрек. Работу начали, но почему-то вскоре прекратили.

— Ну и что?

— Дело в том, что в действительности работа не прекращалась. В этом дальнем штреке Муриндо обнаружил месторождение изумрудов и сам добывал их. Кеймерон регулярно прилетал в Латинскую Америку. Он был солидным бизнесменом, никто его ни в чем не заподозрил… «А как же таможня?» — спросите вы. Таможенники никогда не будут обыскивать с пристрастием такого уважаемого человека. л

— Вероятно, все так и было, как вы говорите.

— Кеймерон сумел провезти в Штаты огромное количество необработанных изумрудов. Их огранкой занимался человек, имя которого мы пока не знаем.

— А что было дальше с изумрудами?

— Шарплз и Кеймерон скупали старинные украшения. Возможно, тот человек, который вынимал из старинных оправ полудрагоценные камни и вставлял на их место изумруды, занимался и их огранкой. Наверное, у Шарпл-за с Кеймероном были свои выходы на рынок. Так или иначе, им удавалось сбывать изумруды, не привлекая внимания. А это совсем не просто: мир торговцев драгоценностями полнится слухами, к тому же рынок изумрудов жестко контролирует колумбийское правительство.

Шарплз и Кеймерон попали в довольно затруднительное положение: они не могли официально декларировать доходы от продажи изумрудов — ведь они занимались этим нелегально. По всей вероятности, они решили привлечь к своему промыслу Ширли Брюс и делить доходы на три части, никого больше не посвящая в тайну.

В одни прекрасный день Кеймерон ушел из дому, забыв, что у «его на столе остались лежать изумруды, а когда вернулся, их не было. Он ничего не мог понять, но вдруг увидел, что у Панчо, сидевшего на подсвечнике, в клюве зажат изумруд. Наверное, Кеймерон уговаривал Панчо вернуть камень, но тот понимал, что заслуживает наказания, и, боясь хозяина, полетел к отверстию под коньком крыши, чтобы покинуть дом, по-прежнему крепко сжимая в клюве изумруд.

В отчаянии Кеймерон схватил пистолет и выстрелил в Панчо. Пуля прошла всего в нескольких дюймах от бедной птицы. Было очевидно, что, испугавшись, ворона полетела к вам с драгоценным камнем в клюве. Кеймерон пересчитал изумруды — их оказалось на пять меньше, чем было, а он, судя по всему, должен был-кому-то дать о них отчет.

Тогда ему пришла замечательная идея. Он взял подготовленную для продажи старинную подвеску, в которой дешевые камни были заменены изумрудами, и вынул их. Положил оправу на стол рядом с двумя изумрудами, а шесть спрятал в клетке вороны. После этого он куда-то собрался, — скорее всего к вам. Если бы оказалось, что вы нашли изумруды или кто-то посторонний заметил камень в клюве Панчо, Кеймерон, наверное, воскликнул бы: «Боже мой, я занимался старинной подвеской, вынул изумруды из оправы, чтобы отдать ее ювелиру на переделку. Изумруды лежали у меня на столе, и ворона, наверное, утащила их!» Потом он повел бы вас к себе домой, чтобы вы смогли убедиться в правдивости его слов: на столе лежали оправа с тринадцатью пустыми гнездами и два изумруда, шесть — в клетке, а пять — исчезли.

Дона смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Пожалуйста, продолжайте, — ' прошептала она. — Что было дальше?

— Прежде чем выйти из дому, Кеймерон кому-то позвонил. В это время открылась дверь и в комнату кто-то вошел. Кеймерон знал вошедшего. Жестом предложил ему сесть и подождать.

— И что потом?

— Когда Кеймерон, закончив разговор, хотел положить трубку на место, гость неслышно подкрался сзади и вонзил ему нож в спину.

— А что же с изумрудами?

— В комнате Кеймерона их было восемь. Пять я нашел в вашем сарае. А еще пять полиция обнаружила в сливе раковины.

— Что-то слишком много получается. Ведь вы сказали, что в оправе подвески было всего тринадцать гнезд для камней?

— Так-то оно так, но вороны не умеют считать, и Панчо не знал, что должен вернуть еще пять изумрудов.

— Но кто убил Кеймерона? И за что?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала выяснить, почему Фелипе Муриндо назначили управляющим. Надо также выяснить, какая связь между гибелью Муриндо и гибелью Кеймерона. И, наконец, мы долж-* ны понять, чем Кеймерон не угодил Шарплзу.

— Может быть, ‘я могу помочь вам найти ответ на последний вопрос?

— Как?

— Ширли Брюс не была так близка с Кеймероном, как с Шарплзом.

— Откуда вы это знаете?

— Так мне кажется. Я допускаю, что именно близость Ширли с Шарплзом создала преграду между ней и Кей-мероном.

— Близость… Интимная?

— Я так не говорила.

— А все же?

— Я в этом не уверена. Не был уверен и Роберт Кей-мерон. Но он чувствовал себя как бы третьим лишним.

— Все, что вы говорите, очень важно. Продолжайте, пожалуйста.

— Кеймерон и Шарплз были Друзьями — не очень близкими, но их связывали общие дела. И эти дела шли хорошо. Кеймерон жил отшельником, Шарплз — совсем иначе. Потом что-то случилось. Что именно — не знаю. Однажды мистер Кеймерон попросил мою мать зайти к нему.

— Когда?

— Утром в тот самый день, когда его убили.

— Ваша мать виделась с ним?

— Да.

— В котором часу?

— Примерно в половине десятого.

— О чем они говорили?

— Не знаю. Но ведь убийство произошло позже, правда?

— Да, Кеймерона убили позже. А вы уверены, что Хуанита была у него действительно в половине десятого?

— Так она мне сказала.

— Когда она вам это сказала?

— В тот же день вечером. Я поняла: случилось что-то страшное. Мама была очень взволнована. Она пыталась дозвониться мистеру Шарплзу и никак не могла застать его. Тогда она позвонила Ширли Брюс, но та согласилась встретиться лишь на следующий день.

— Что было потом?

— Потом мама все-таки дозвонилась Шарплзу, он что-то ей сказал, и она успокоилась. То есть она, конечно, была возбуждена, но уже не так, как до разговора с ним.

— Когда состоялся этот разговор?

— Ближе к вечеру. Ширли ведет себя, как королева, и это нравится маме. Ширли — ее идеал. И вообще маме всегда хотелось, чтобы я походила на нее.

— А теперь, — сказал я, — пришла пора перейти к делу.

— Что вы имеете в виду?

— Сейчас мы поедем к одной женщине.

— К какой женщине?

— К сеньоре Лериде. Вам знакомо это имя?

— Лерида? — переспросила Дона. — Не припомню. Она живет здесь, в Лос-Анджелесе?

— Да.

— А зачем нам нужно к ней ехать?

— Пока не знаю.

— Вы хотите расспросить ее о чем-то?

— Да.

— А при чем тут я? "

— Мне нужна свидетельница и переводчица.

— Но почему именно я?

— Думаю, разговор будет вам интересен.

— Этот разговор связан с убийством Роберта Кейме-рона?

— Да.

— Хорошо, я поеду с вами. Но предупреждаю: я не скажу ничего… что… что могло бы повредить моей маме…

— Вы знали, что у вашей матери всегда при себе нож? — Да.

— Она может метнуть его, если понадобится?

— Да, она не раз говорила мне, что женщина должна уметь постоять за себя. Помню, когда я была еще совсем маленькой, она учила меня…

— Лему?

— Метать нож.

— И вы научились?

— Научилась.

— Вы тоже всегда ходите с ножом?

— Нет,

— Никогда не берете его с собой?

— Никогда.

— Кстати, где ворона?

— Наверное, в своей клетке в сарае.

— Она скучает по Кеймерону?

— Еще бы! Знаете, что придумали эти полицейские? Они затянули брезентом отверстие в крыше, которое Кеймерон дробил для Панчо. Тот несколько раз летал туда, даже пытался продолбить брезент клювом — не получилось. Так что бедная птичка вернулась ко мне. Она очень скучает.

— Вы привязались к Панчо?

— Конечно.

— А он к вам?

— Тоже. Ведь после гибели мистера Кеймерона у него не осталось никого, кроме меня.

— Как ваша живопись?

— Вам действительно интересно?

— Да, очень.

— Рисую понемножку.

— Что-нибудь удалось продать?

— Так, кое-что.

— Давно?

— Не’ очень.

— А ваша мать помогает вам, дает деньги?

— Зачем вам это знать?

— Это очень важно — важнее, чем вы можете предполагать.

— Нет, она не помогает. Маме не нравится, что я увлекаюсь живописью. Иногда мне приходится туго, но ничего, как-то выхожу из положения.

— Продаете картины?

— Я же вам говорила: искусство, живопись — моя жизнь. И только когда мне' совсем есть нечего, ищу какой-нибудь заработок. Экономлю на чем только могу. Скоплю немного — снова принимаюсь за свое.

— Вы чем-то напоминаете девушку с той картины…

— Девушку, которая смотрит за горизонт?

— Которая смотрит куда-то за пределы этого мира — в будущее. Наверное, вы вкладываете всю душу в свои работы?

— Может быть, именно поэтому их никто не покупает?

— Их не покупают потому, что люди разучились ценить искренность. Сейчас в моде бездушные картинки — всякие полуобнаженные красотки и прочая чушь. Ваши работы полны смысла, и я уверен: придет время — их начнут покупать. И вы станете знаменитой.

— Благодарю вас. — Дона крепко сжала мою руку. — Знаете, иногда- я готова прийти в отчаяние… И мне очень нужны такие сочувственные слова… Только… только очень прошу вас, Дональд: не говорите ничего плохого о маме.

Мы ехали по бедной окраине. Домишки, лепившиеся по обеим сторонам дороги, доживали свой век. По всей видимости, хозяева стремились выжать из квартиросъемщиков последние доллары, прежде чем снести эти трущобы. Вплотную к жилым кварталам примыкали складские помещения и какие-то цеха — оттуда доносился мерный гул станков. Думаю, ни в одном городском районе жители не потерпели бы такого соседства. Но обитатели домишек, наверное, были настолько бедны, что отстаивать свои законные права казалось им непозволительной роскошью.

Я оставил машину возле дома под номером, указанным Рамоном Хурадо. Это была некрашеная халупа с покосившимся крыльцом.

Мы с Доной поднялись по скрипучим ступенькам. Звонка не оказалось, и я постучал в дверь.

Никто не ответил. Подождав с минуту, я ударил в дверь кулаком — никакого ответа. Кажется, только сейчас я понял, как много надежд связал с этой совершенно незнакомой мне сеньорой Леридой. И вот — ее нет дома! Повернувшись спиной к двери, я начал спускаться с крыльца.

— Подождите, Дональд! — окликнула меня Дона. — Может быть… может быть, она плохо слышит? Попробуйте еще раз. Сильнее…

Я стукнул по двери так, что испугался, как бы она не сорвалась с петель. Мы снова подождали.

Вдруг Дона взволнованно прошептала:

— Там кто-то есть!

Я прислушался: шаркающие шаги приближались к двери.

— Кто там? — прозвучал стар веский голос, и дверь открылась.

По голосу я понял, что женщина, задававшая нам вопрос, привыкла подчиняться чужой воле.

— Нам надо поговорить с вами. — С этими словами я решительно переступил порог.

Она не возражала. Я взял Дону под руку и провел в комнату. В нос ударил острый запах дешевого джина.

Комната эта была в доме единственной — она служила и кухней, и гостиной, и спальней. Со старой металлической раковины давно облезла эмаль, воронка порыжела от ржавчины. Один стул без ножки, у другого сломана спинка. Железная кровать с панцирной сеткой была когда-то белого цвета, а теперь стала грязносерой. На кровати, кроме мятой подушки, ничего не было, даже простыни…

Хозяйка прошла в комнату вслед за нами. Было видно, что за ее плечами долгая и трудная жизнь. Глубокие морщины избороздили старческое лицо. Седые волосы оттеняли смуглую кожу — наверное, в ней текла индейская кровь.

Показав рукой на стул, я сказал с таким видом, будто дом принадлежал мне:

— Садитесь.

Она села и уставилась на меня с нескрываемым любопытством. Я заметил в помойном ведре под раковиной бутылку от джина. Еще одна бутылка —1 наполовину порожняя — стояла на раковине.

— Вы знаете Фелипе Муриндо? — спросил я.

Она согласно кивнула.

— Вы давно с ним знакомы?

—. ЭТО МОЙ СЫН;

— Он присылает вам деньги?

Кажется, впервые она смутилась.

— Зачем вам это знать? Кто вы?

— От кого еще вы получаете деньги?

Она молчала.

— Я дам вам возможность заработать, — продолжил я. — Разве можно жить в такой нищете? В таком жалком домишке?

— Все нормально, — задумчиво сказала старуха. — Меня все это устраивает.

— Устраивает? Но вам даже не во что одеться. Вам нечего есть. И кто-то же должен помогать вам по хозяйству.

— Все у меня нормально, — повторила сеньора Ле-рида. — Мне ничего не нужно.

— Когда вы приехали из Колумбии?

— Не помню. Давно.

— Как жаль, что у вас не было возможности повидать родных и знакомых. Аведь это вполне вероятно: вы могли бы купить себе новую одежду и раза два в год летать в Колумбию,

— Кто вы? — хрипло спросила старуха. — Что я должна сделать?

— Доверьтесь мне. Вы хотите вернуться в Колумбию?

— Вы говорите по-испански?

— Девушка говорит.

Старуха затараторила по-испански.

— Она хочет домой, к родным, — перевела Дона. — Здесь у нее никого нет. Она очень тоскует.

— Все можно уладить, — сказал я. — Если вы доверитесь мне, я все устрою.

Старуха поняла меня, но хотела услышать мои слова еще и в переводе Доны.

— Что ему надо? — спросила она по-испански.

— Вы много лет работали на прииске «Два клевера», не так ли? — спросил я.

Она кивнула.

— Вы были поварихой и нянькой. Это вы нянчили малышку, которую привезла из Штатов Кора Хендрикс?

Она закивала, хотела ответить, но вдруг осеклась, посмотрела на Дону и попросила перевести мои слова. Дона повторила мой вопрос по-испански.

Сеньора Лерида, что-то заподозрив, молча смотрела на меня.

— Хорошо, я сам все расскажу, — согласился я. — После смерти Коры Хендрикс в США отправили совсем не того ребенка, которого она привезла. Жена управляющего подменила детей. Ее дочь стала наследницей огромного состояния. А девочка, которую привезла на прииск Кора, считалась Доной — дочерью Хуаниты Грэфтон. Вы знали об этом. Поймите, ваше свидетельство необычайно ценно.

Старуха по-прежнему молчала. Но вот в ее глазах появилось что-то звериное, и она обернулась к Доне, предлагая переводить.

Дона недоуменно смотрела на меня. Я видел, какое впечатление произвели на нее мои слова.

— Прошу вас, Дона, не поддавайтесь эмоциям. Ради Бога, переводите, — сказал я.

Девушка начала переводить. Сперва старуха отвечала односложно, потом, словно перешагнув какой-то внутренний барьер, заговорила все быстрее и быстрее — казалось, хотела излить душу.

Когда сеньора закончила, я увидел слезы в глазах Доны.

— Она заверяет, что это правда, — дрожащим голосом сказала Дона. — И она не знала, что девочек подменили из-за наследства… Ей казалось, дело в чем-то другом. Теперь она готова довериться вам.

— Хорошо, — сказал я. — Спросите, приезжал ли к ней Роберт Кеймерон?

Сеньора Лерида не стала ждать перевода.

— Сеньор, которого убили? — переспросила она. — Да.

— Он был очень добр. Дал мне денег.

— Когда он приезжал к вам?

— Перед смертью. Он принес мне деньги, а на следующий день его убили.

— Вы говорили с ним?

— Совсем недолго.

— Вы сообщили кому-нибудь о вашем разговоре с Кеймероном?

— Нет.

— Это правда?

— Могу поклясться.

— Скажите сеньоре, — обратился я к Доне, — что ей придется повторить полицейским все, что она нам рассказала. И подписать протокол. Потом она получит деньги и сможет навестить друзей в Колумбии. Этим я сам займусь.

Переводить не потребовалось. Сеньора Лерида кивнула головой и с философским видом заключила:

— Я согласна. Может, выпьем?

— Когда останетесь одна, — сказал я. — А мы не пьем. — И попросил Дону: — Позвоните в управление полиции капитану Селлерсу — пусть немедленно идет сюда, взяв с собой стенографиртку, знающую испанский, и нотариуса.

— Может, мы сами поедем к нему? — предложила Дона.

— Я хочу, чтобы он побывал здесь. Думаю, это произведет на него впечатление.

— Давайте вместе поедем за ним.

— Нет, Дона. Однажды я оставил свидетеля без надзора и вскоре у него за стеной взорвалась тонна динамита. Извините, но вам все же придется сесть в машину и доехать до ближайшего телефона. Я осталось здесь. С этой женщиной ничего не должно случиться, пока ее показания не будут заверены нотариусом. Надеюсь, вы понимаете, что Это для всех нас значит?

— Я стараюсь не думать об этом, — сказала Дона и поспешно вышла…

Глава 25

Дрожащей рукой Лерида писала свои показания.

Капитан Селлерс заверил подпись, сложил бумагу, спрятал во внутренний карман пиджака и многозначительно посмотрел на меня.

Я встал со стула, и мы вышли на крыльцо.

— И что теперь? — спросил Селлерс.

— Ты можешь распорядиться, чтобы ее охраняли, как особо важную свидетельницу?

— Свидетельницу чего? v

— Обстоятельств, которые привели к убийству Роберта Кеймерона.

— Не вижу никакой связи.

— Не видишь?

— Старуха является свидетельницей лишь одного — подмены девочек на далеком колумбийском прииске много лет назад. Тебе придется немало потрудиться, чтобы доказать это. Одно дело — подписать показания и совсем иное — повторить их перед судом, да так убедительно, чтобы судья решил передать наследство в целых двести тысяч баксов другому лицу! Если бы это было так просто, все наследницы Соединенных Штатов давно стали бы объектом шантажа и вымогательств. Моментально появились бы сотни самозванок, выдающих себя за настоящих наследниц!

— Неужели ты ничего не понял?

— А что я должен- был понять?

— Забудь об этой подмене. Переключись на убийство Кеймерона.

— Я весь внимание.

— Кеймерон и Шарплз были опекунами. Их интересы никоим образом не пострадали бы, окажись Ширли Брюс — Доной Грэфтон, а Дона Грэфтон — Ширли Брюс. Ситуация изменилась с тех пор, как началась тайная добыча изумрудов. Шарплз, Кеймерон и крошка Ширли вступили в сговор.

— Возможно, — согласился Селлерс. — Но как все это связано с убийством Кеймерона?

— Никак.

Он посмотрел на меня так, будто я был дебилом.

— Допустим, что Шарплз еще много лет назад мог услышать от Фелипе Муриндо всю эту историю с подменой девочек — ведь именно Шарплз назначил Муриндо управляющим. Допустим также, что Кеймерон знал о незаконной добыче изумрудов. Но совершенно очевидно, что о подмене девочек ему известно не было. Шарплз до поры молчал об этом, преследуя свои личные цели.

— Допустить можно что угодно, — возразил Селлерс.

— И, однако, допустим, что все было именно так. Достаточно увидеть эту парочку — Ширли и «дядю Гарри», — как сами собой отпадают сомнения.

— Ладно, и что дальше?

— В этот злосчастный день Кеймерон приготовился действовать: поговорил с сеньорой Леридой и назначил встречу Хуаните Грэфтон. Именно это и привело к тому, что кто-то пырнул его ножом.

— Кто же?

— Хуанита Грэфтон не только сама мастерски владеет холодным оружием, она считает, что каждая юная леди должна научиться этому.

Селлерс нахмурился.

— Тем временем, — продолжал я, — Ширли Брюс решила преподнести Роберту Хокли рождественский подарочек — две тысячи долларов.

— Почему?

— Она узнала, что Хокли оформляет документы для поездки в Колумбию. И ей так же, как и дяде Гарри, это вовсе не понравилось. Ведь в таком случае Шарплзу пришлось бы отправиться следом. Именно для наблюдения за Хокли и наняли Берту. Они пытались помешать Хокли — надеялись, что две тысячи баксов его остановят. Но он не поддался, наверное, понял, что может получить гораздо больше! И все же Ширли не зря побывала у Роберта Хокли: она не только ухитрилась незаметно отсыпать в свою сумочку горсть голубых кристаллов из банки с наклейкой «Яд», но и напечатать на его машинке адрес Доны Грэфтон.

— Ну и дела! — присвистнул Селлерс. — Давай дальше, я тебя очень внимательно слушаю.

— Если бы Кеймерон узнал тайну Фелипе Муриндо, это задело бы жизненные интересы двух человек — Хуаниты Грэфтон и Ширли Брюс.

— Скажи, Дональд, ты ведь уже давно догадался, что девочек подменили? Как тебе это пришло в голову?

— Догадаться было не трудно. Впервые я встретил Хуаниту Грэфтон у Доны и видел, с какой ненавистью она набросилась на девушку, считающуюся ее родной дочерью. А потом я видел, как она относится, к Ширли Брюс — именно так любящие матери относятся к своим избалованным детям. Ширли рассказала мне, что Хуанита ведет-в Соединенных. Штатах светский образ жизни, а в Колумбии вкалывает от зари до зари. Напротив, в Колумбии мне рассказали, что она ездит на заработки в Штаты, а дома превращается в знатную даму: Муриндо — неграмотный управляющий — хранил в колумбийских банках солидные сбережения. Он обладал информацией и хотел ее продать. Эта информация касалась матери и няньки. Соедини все воедино, добавь поразительное сходство Хуаниты Грэфтон с Ширли Брюс — при том, что с Доной у нее нет ничего общего — вот и сделаешь вывод. Для этого и детективом не надо быть.

Селлерс вытащил из кармана сигару, откусил кончик и зажег спичку. ~

— Ну и дела! — повторил он, закуривая.

— У того, кто первый пришел к Кеймерону, был нож. Теперь поставь себя на место Кеймерона: ты только что узнал, что Ширли Брюс — самозванка, и хочешь открыто объясниться. С кем прежде всего? А когда этот человек придет, жому ты позвонишь и скажешь: «Срочно приезжайте ко мне. Тут…»

— Ты имеешь в виду второго наследника?

— Конечно! Ты позвонишь Роберту Хокли и скажешь, что получил очень важную информацию… И тут удар кинжалом навсегда заткнет тебе рот.

— Почему же Хокли не рассказал о своем телефонном разговоре с Кеймероном? *

— Хокли решил отправиться в Колумбию, чтобы на месте самому во всем разобраться.

— Но разве Кеймерон узнал о подмене детей только сейчас, а не раньше, во время одной из своих поездок в Латинскую Америку?

— Узнать-то он, может, и узнал, но у него не было веских доказательств. Вернувшись в Штаты, он стал разыскивать сеньору Лериду — на это понадобился не один день. А когда, наконец, побеседовал с ней, то сразу попросил Хуаниту Грэфтон прийти к нему. После разговора с Кеймероном у Хуаниты началась истерика. В панике она выбежала от него и стала дозваниваться Шарплзу и Ширли Брюс. Но ей удалось поговорить с Шарплзом. только после обеда, и, выслушав его, она успокоилась.

— Ты думаешь, она так волновалась потому, что пришила Кеймерона?

— Вовсе нет, — Хуанита Грэфтон никого не убивала. Успокой тась она, когда узнала, что Кеймерон мертв.

— Если все это так, остается совсем немного подозреваемых…

— Одич-единственный.

Селлерс выплюнул сигару и почесал затылок:

— Да, Лэм, все, что ты мне рассказал, очень интересно, но ведь это всего лишь теоретические выкладки…

— Ну и что, — улыбнулся я. — Колумб ведь тоже руководствовался теоретическими выкладками.

Глава 26

— Посмотри, Дональд, — все готово, — предложила Берта вкрадчиво и открыла передо мной дверь с табличкой: «ДОНАЛЬД ЛЭМ, ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ».

В моем распоряжении были две комнаты. В первой, небольшой, но светлой, Элси Бранд стучала на машинке. Дверь за ее спиной вела в мой кабинет, великолепно обставленный: удобные кресла, просторный ореховый стол, пушистый ковер…

— Нравится? — спросила Берта.

Посчитав вопрос риторическим, я подошел к Элси и поинтересовался:

— Чем занимаешься?

— Новая секретарша работает очень медленно, — стала оправдываться Берта. — Работы невпроворот, вот…

Я вытащил лист бумаги из машинки Элси и протянул Берте.

— Если новая секретарша не справляется, возьми еще одну. А Элси Бранд отныне будет делать лишь то, что я ей поручу.

— Ладно, Дональд, будь по-твоему, — глубоко вздохнула Берта.

— Спасибо за заботу, Дональд, — сказала с улыбкой Элси, — но я привыкла много работать. Если у меня отнять эту возможность, я не знаю…

— Зато я знаю, — перебил я. — Будешь делать, как другие секретарши: купишь иллюстрированный журнал и положишь в верхний ящик своего стола. Никого нет — выдвигаешь ящик и читаешь. Приходит клиент — ящик задвинут и ты изображаешь необычную занятость. Клиент заходит в мой кабинет — снова выдвигаешь ящик…

— Дональд, ты же знаешь, что я так не могу.

— Я знаю, что если ты будешь с утра до вечера стучать на машинке, твои нервы окончательно расшатаются. Я видел, как очаровательные девушки превращались в живых роботов. Хватит! Ты достаточно потрудилась на своем веку.

Элси взглянула на Берту — та широко улыбнулась.

— Дональд, милый. Я еще не успела рассказать тебе о последних событиях. Давай пойдем в твой личный кабинет и обо всем поговорим.

— Можешь говорить здесь.

— Дональд, твоя версия подтвердилась! Дона Грэф-тон просто потрясена, но вместе с тем преисполнена благодарности. Фрэнк Селлерс говорит, что ты гений.

— Так что же случилось?

— Ширли Брюс во всем призналась.

— А ее мать?

— Мать ничего не знала об убийстве. У Гарри Шарпл-за были кое-какие подозрения, но он ни с кем ими не делился. Муриндо оказался слишком болтлив: он заговорил об обмене девочек с Кеймероном, полагая, что тому это известно, и Кеймерон был буквально в шоке. Одно дело — незаконная добыча изумрудов, другое — подмена наследницы. Вернувшись в Штаты, он начал расследование. С большим трудом разыскал мать Муриндо. Она рассказала достаточно, и тогда он пригласил к себе. Хуаниту и потребовал, чтобы та во всем призналась. Хуанита перепугалась до смерти, но всячески отпиралась. Кеймерон вызвал Ширли и сказал ей, что подлог разоблачен. После этих слов у него хватило глупости повернуться к ней спиной, чтобы позвонить Хокли.

— А Хокли, почуяв, что от него что-то скрывают, решил поехать в Южную Америку — на месте разобраться с недвижимостью покойной Коры Хендрикс?

— Совершенно верно.

— А Шарплз?

— Шарплз толком ничего не знал. На этот раз он поехал в Колумбию потому, что туда отправился Хокли. Кроме того, он намеревался привезти новую партию изумрудов.

— Зачем Шарплзу понадобилось поручать нам поиск подвески?

— Колумбийские спецслужбы вышли на их след — вычислили Джеррета. Джеррет, Шарплз и Кеймерон хотели убедить всех, что подвеска, выставленная в магазине Нат-толла, была частью наследства Коры Хендрикс. К тому времени ребята из колумбийской разведки уже пронюхали, что у Наттолла есть какая-то подозрительная висюлька с изумрудами… Шарплз решил поручить расследование мне. Он предвидел, что ты выйдешь на Джеррета, Кейме-рона и Ширли Брюс. Естественно, у тебя не возникло никаких сомнений в том, что через нас информация о поисках подвески просочится к Наттоллу, а тот, ничего не подозревая, расскажет колумбийским агентам об антикварной вещи-. Шарплз был проницателен — колумбийцы Действительно расспрашивали Наттолла о подвеске. Когда убили Кеймерона, Шарплз запаниковал: думал, тут замешана колумбийская разведка. Ты оказался прав: на самом деле Шарплзу нечего было бояться. В это время Джеррет почуял опасность и попытался выйти сухим из воды. Он действительно купил подвеску у Филлис Фей-бенс, а не у Ширли Брюс и теперь, после гибели Кеймерона, решил, что для него будет лучше, если это станет известно.

— А что бы сделала Ширли?

— Возможно, призналась бы, что это не ее подвеска. Скорее всего, Джеррет не посвящал ее в свои планы — он стремился спасти шкуру и о деталях не заботился.

— Шарплз знал, что Ширли была у Кеймерона?

— Едва ли Шарплз мог предположить, что очаровательная крошка Ширли способна хладнокровно зарезать его компаньона.

— А яд откуда?

— Ширли пошла к Хокли, вручила ему две тысячи долларов и заверила в любви и дружбе. На полке у двери она заметила банку с голубым кристаллом и надписью на наклейке: «Яд». Ширли проявила чудеса находчивости: за считанные секундк умудрилась сунуть чистые конверты в пишущую машинку Хокли, напечатать адрес Доны Грэфтон, открыть банку с наклейкой «Яд» и отсыпать в сумочку пригоршню кристаллов сульфата меди. Придя домой, она пропитала ядом конфеты. Скорее всего, когда Ширли крала кристаллы яда, у нее не было определенных планов: взяла так, на всякий случай. А когда Кеймерон пригласил к себе Хуаниту, Ширли, заподозрив неладное, отправила коробку с отравленными конфетами Доне. Надо сказать, что незадолго до этого Дона составила завещание в пользу Хуаниты. Вот Ширли и решила избавиться от настоящей наследницы. Все улики привели бы к Хокли. По иронии судьбы яд достался Хуаните. Сульфат меди — малоэффективное средство для устранения соперниц, но Ширли поверила надписи на этикетке.

— А кто устроил взрыв динамита на прииске? Шарплз?

— Шарплз тут ни при чем. Муриндо убрал его напарник — рабочий, добывавший вместе с ним изул руды в заброшенном штреке. Когда на прииске появились агенты спецслужб, этот рабочий испугался, что Муриндо выдаст его, и взорвал динамит. А вообще, Дональд, все вышло замечательно, правда? Мы получим кучу денег: во-первых, от благодарной Доны Грэфтон, неожиданно оказавшейся наследницей Коры Хендрикс, во-вторых, от Шарплза. Я вовсе не намерена оставить в покое этого мерзавца — зря, что ли, я таскалась в Колумбию?

— Послушай, Берта, — прервал я ее восторженную речь, — пока Фрэнк Селлерс в хорошем настроении, скажу ему, что пора всерьез заняться Ширли Брюс, а то как бы ей не удалось отделаться обвинением в непредумышленном убийстве.

— Ты что, с ума сошел? Самое что ни на есть убийство с отягчающими!

— Все не так просто. Представь себе Ширли Брюс в суде: скрестит, вытянув, свои красивые ножки, состроит жалобную мину на прелестном личике и станет рассказывать присяжным, как старый развратник Кеймерон пытался ее изнасиловать…

— Но ведь экспертиза показала, что Кеймерона убили, когда он говорил по телефону!

— Спорим — все сойдет за непредумышленное убийство?

— Нет, Дональд, спорить с тобой я не буду, — е угрюмым видом сказала Берта.

В дверь осторожно постучали.

Элси Бранд вскочила и открыла ее — на пороге стояла новая секретарша с большим пакетом в руках.

— Просили передать мистеру Лэму, — сказала она.

— По'хоже на оконное стекло, — ехидно заметила Берта. — Что это, Элси?

Я кивнул Элси, и та развернула упаковку.

Это была та самая картина — юная девушка стоит у трапа, свежий ветер развевает волосы, взгляд устремлен вдаль, за горизонт.

Когда Элси снимала обертку, на пол упала открытка. Я поднял ее и прочитал:

«Дорогой Дональд, вам, кажется, понравилась:-ть картина. Ваша коллега сказала, что вы открываете новую частную контору. Буду очень рада, если в вашем кабинете будет висеть моя работа. Еще раз благодарю вас за все. Искренне ваша, Дона».

Примечания

1

«Караси» — список людей, занимающихся благотворительностью, составляемый с целью вытянуть из них деньги на поддержку жульнических проектов.

(обратно)

2

1 фунт равен 0,454 г.

(обратно)

3

Добрый день (исп.). (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

4

Лед, пиво (исп.).

(обратно)

5

Друг (исп.).

(обратно)

6

Песо, деньги ,(исп.).

(обратно)

Оглавление

  • ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ том 10
  • ТОПОР ОТМЩЕНИЯ
  • ТОПОР ОТМЩЕНИЯ Романы, написанные под псевдонимом А.А. Фэйр
  •   КОШКИ БРОДЯТ ПО НОЧАМ
  •     Глава 1 ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
  •     Глава 2 КРАТКИЙ, НО НЕПРИЯТНЫЙ ВИЗИТ
  •     Глава 3 ДРУГ И БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬ
  •     Глава 4 ИСЧЕЗНУВШИЙ АВТОМОБИЛЬ
  •     Глава 5 БЕЛДЕРУ НАНОСЯТ ВИЗИТЫ
  •     Глава 6 ВТОРОЕ ПИСЬМО
  •     Глава 7 ТЕЛО В ПОГРЕБЕ
  •     Глава 8 КТО ЧТО ВИДЕЛ?
  •     Глава 9 БЕРТА ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА РЫБАЛКУ
  •     Глава 10 ПРОХВОСТКА ВОЗВРАЩАЕТСЯ
  •     Глава 11 ВОПРОС О ЗЛОМ УМЫСЛЕ
  •     Глава 12 НАСТОЯЩИЙ…
  •     Глава 13 ПРОСТО, НО ОЧЕНЬ ВАЖНО
  •     Глава 14 ДЛЯ СЕРЖАНТА ЧАЯ НЕТ
  •     Глава 15 ЗАБЫТОЕ ПАЛЬТО
  •     Глава 16 ТЕЛО В МАШИНЕ
  •     Глава 17 ДЬЯВОЛЬСКИЙ И ИЗОБРЕТАТЕЛЬНЫЙ
  •     Глава 18 А ЧТО Я С ЭТОГО БУДУ ИМЕТЬ?
  •     Глава 19 ДРАГОЦЕННАЯ ПОРОДА
  •     Глава 20 БЕРТА В ТРУДНОМ ПОЛОЖЕНИИ
  •     Глава 21 ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ С БУТЫЛКОЙ
  •     Глава 22 РИСК ВЗЛОМЩИКА
  •     Глава 23 ОТВЕРСТИЕ В СТЕНЕ
  •     Глава 24 ПИСЬМО К ДОНАЛЬДУ
  •   ТОПОР ОТМЩЕНИЯ
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •     Глава 17
  •     Глава 18
  •     Глава 19
  •   ВОРОНЫ НЕ УМЕЮТ СЧИТАТЬ
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •     Глава 17
  •     Глава 18
  •     Глава 19
  •     Глава 20
  •     Глава 21
  •     Глава 22
  •     Глава 23
  •     Глава 25
  •     Глава 26
  • *** Примечания ***