Полюби меня
ПРОЛОГ
Помоги нам Боже, – пронеслось в голове Снежаны Хемельтон, стоявшей у окна на последнем этаже роскошного директорского кабинета строительной компании «Дом».
Снежана Хемельтон – владелица сыскного и охранного бизнеса, имеющая пятнадцатилетний стаж работы, не имела привычки о чем-либо просить Всевышнего. Снежана предпочитала полагаться на строгий, осторожный расчет, учитывающий все возможные риски. Но сегодня, она была готова пообещать Господу Богу что угодно, лишь бы все прошло гладко.
Женщина бросила через длинный стол украдкой взгляд на красивого двадцатидвухлетнего парня, изучающего бумаги красной папки и могла поклясться, что то, что он читает ему неприятно. Она снова на пару секунд закрыла глаза и начала молиться.
Макс Гиванов с неприязнью пересмотрел еще раз содержимое папки, и отложил ее, на стол из темного дуба, не закрыв. Он только что закончил изучение. В ней говорилось об его усыновлении в возрасте 6 месяцев. Он недоверчиво покачал головой и поднял тяжелый взгляд на двух мужчин, которые сидели напротив.
Старший из них – Алексей Скалов, высокого роста, русоволосый блондин с холодными серыми глазами, сидел спокойно, сцепив пальцы рук в замок, ожидающие смотрел на Макса. Второй – Владимир Скалов, ростом пониже, тоже блондин, но с яркими синими глазами и белозубый, опирался на переговорный стол, рассчитанный на двенадцать персон, не скрывал радости и улыбался во весь рот.
Макс почувствовал невыносимую духоту кабинетного воздуха. Он ослабил узел серого галстука, расширил пальцем ворот белой рубашки и провел ладонью по слегка вьющемся темно-каштановым прядям волос.
– Нет, этого не может быть. Это ошибка, – наконец потрясенно выдавил он, как можно более ровным голосом, стараясь не смотреть больше в бумаги. Макс знал, что оба мужчины серьезные бизнесмены. Они попусту тратить драгоценное время не привыкли. Но сама мысль усыновления казалась невероятной, невозможной, даже невыносимой.
– Я даже не похож на вас!
Снежана тяжело вздохнула. За свою профессиональную карьеру, она видела с десяток подобных ситуаций, и все реакции были разными. Но первичное отрицание Макса являлось самой предсказуемой формой принятия новости. Трудно признавать, что твои родители – не твои, а твоя жизнь не совсем то, что ты считаешь.
– Ошибка невозможна, – твердо произнесла она, уверенно глядя в глаза.
Снежана подошла к столу, тряхнув челкой аккуратного каре цвета ржи, взяла папку и, со знанием человека, листавшего эти документы тысячу раз, открыла на нужном странице.
– Отчет медицинской лаборатории анализа ДНК, – произнесла она, протянув папку. Макс не стал брать продолжая смотреть на мужчин. Те имели уловимые сходные черты родства. А вот он на них был совсем не похож.
– Ты наш брат, – спокойно выговорил Алексей Скалов, глядя ему в глаза. – Можешь не сомневаться.
Снежана закрыла папку и снова настойчиво положила ее на стол.
– Не может быть, – произнес совсем огорошено парень, еще недавно просто работающий в компании "ДОМ", принадлежащей двум братьям Скаловым, и живущий своей собственной жизнью.
– Сделаем так: изучи ее дома. А когда будешь готов, приезжай к Алексею и Владимиру. Возьми пару выходных, – предложила Снежана, видя, что тот совсем не в состоянии принять новость о существовании двух братьев и об усыновлении.
Макс кивнул, взял папку и еще раз посмотрел на Алексея с Владимиром. Он не сказал больше ни слова, не чувствуя под ногами мягкости роскошного восточного ковра, медленно вышел из кабинета.
После его ухода Алексей глубоко шумно вздохнул, Владимир с грохотом отодвинул стул от переговорного стола и развалился в нем. Снежана стремительным шагом направилась к бару и, совершенно не свойственным ей действием, налила всем выпить, хотя стрелки на циферблате дубовых напольных часов показывали только четыре дня.
– Да уж, парню тяжело, – сказал Владимир, беря из рук Снежаны бокал с виски.
– Вспомни себя. Я уверена, он никогда не догадывался, что его усыновили. Потому реакция, – ответила она, тоже садясь и протягивая второй бокал Алексею.
– Считаешь, он вернется? – спросил тот, пригубив напиток.
– Да, он придет, – произнесла Снежана, глядя куда-то вдаль в небо за оконным стеклом. – Когда во всем разберется, поговорит с родителями, остынет, взвесит. Тогда вернется, дайте время.
Она перевела взгляд зеленых глаз на мужчин, которых любила, как родных братьев.
–Тост. За воссоединение семьи!
Выпив залпом обжигающую жидкость, она глубоко и удовлетворенно вздохнула, за плечами лежали годы поисков, запросов в архивы, бесед с людьми. Но все же она нашла всех братьев и почти, почти воссоединила семью. Пусть на это и ушли годы.
Снежана, как будто с нею это было вчера, хорошо помнила тот трагический день.
Ей было одиннадцать. Был летний дождливый день, и в старом квадратном дворе, заросшим густыми кленами и вязами, на потрескавшемся черном асфальте играл семилетний Алексей. Они с пятилетним братом гуляли по очереди, так как другой обуви в их доме не водилось. Мальчик был обут в большие, на вырост, осенние башмаки. Поверх трикотажных шортиков с футболкой на нем висела длинная куртка. Эта куртка, когда-то была ее. Но теперь она была мала, и бабушка отдавала вещи матери мальчиков. Снежана стояла на широком подоконнике и ждала, когда закончиться слегка моросящий дождь, чтобы тоже выйти на улицу.
Во двор въехали машины скорой помощи и милицейский патруль. Они подъехали к их подъезду и оттуда вылезли три женщины и один милиционер. Зашли в подъезд. Через две минуты из подъезда послышался шум, звонок в их дверь. На пороге оказался высокий милиционер, спрашивающий у бабушки Снежаны: «Есть ли кто в квартире напротив?». Бабушка кивает и говорит, что соседи дома. Снежана, выскочившая на порог своей квартиры вслед за бабушкой, взяла ту за руку, наблюдая картину происходящего.
Дверь в квартире Скаловых открылась, и на пороге появился мужчина. Отчим мальчиков. От опьянения худощавого, не бритого, небрежно одетого мужчины в изношенном трико и майке, пошатывало. В квартире раздавался нечетко слышный плач, похожий на полу-хрип, полу-стон грудного ребенка. Это полугодовалый Николай сорвал голос от криков голода.
– Че надо? – спросил открывший мужчина нетвердым голосом женщин в белых халатах, опираясь на ободранный, требующий покраски дверной косяк. Из-за его ноги выглядывал пятилетний Владимир. Кудрявый, русоволосый малыш с яркими синими глазами. Чумазый, в одним трусиках, с куском корки хлеба в руке. В глазах его светилось любопытство.
За его спиной замаячила женщина. У нее была серовато-коричневая отечная кожа. На опухшем лице от побоев вокруг глаз были синяки. Она давно не расчесывалась, и потому некогда русые волосы выглядели, как серая пакля, свисающая клочьями с головы. На ней была одета юбка и грязная сильно изношенная кофта горчичного цвета.
– Степа, кто пришел? – спросила мать Алексея и Владимира, выглядывая через мужчину.
– Да, вот, – мужчина широко махнул рукой, и его занесло, развернуло спиной к коридорной стене, которая не дала ему упасть.
– Участковый Кузнецов, – произнес милиционер, оттесняя женщин в халатах. – Здесь живет гражданка Скалова Лариса Александровна?
– Ну, это я, – произнесла женщина, взгляд у нее был осоловелый, язык заплетался.
– У нас постановление суда об изъятии детей из семьи, – произнес участковый, протягивая документы. – Вы давно стоите на учете, не являлись в суд. Ваши дети будут переданы на попечение государства.
На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Ей было все равно. Мужчина посмотрел на нее.
– Не, так че, пускать? – спросил он.
– Забирайте, – сказала она и, развернувшись, пошла назад в комнату.
– Мама, – закричал пронзительно пятилетний Вова, и рванулся следом за матерью в комнату. Женщины в белых халатах прошли в квартиру вместе с милиционером. А Снежана бросилась к окну, мигом взлетев на высокий подоконник и высунувшись из окна, закричала во двор:
– Леша, там твоих Вову с братом забирают в детдом! Беги скорее!
Семилетний мальчик обернулся, подняв голову к окнам и, бросив длинную ветку, побежал к подъезду, но ботинки ему были слишком большими и они соскакивали с его мокрых, босых ног. В конце концов, он плюнул и бросив их на асфальте, босиком вбежал в подъезд. Дети пересеклись уже у дверей его квартиры. Оттуда доносились истошные вопли Владимира.
Вбежав в квартиру, Алексей со Снежаной увидели, как тот, вцепившись в ногу матери, заливаясь слезами, в соплях вопит. И две женщины с милиционером не могут его оторвать от ноги. А мать Алексея и Владимира просто стоит, держась за ручку кухонной двери, и победно улыбается пьяной улыбкой. У окна стоял их отчим и что-то курил, наполняя маленькую кухню табачным дымом. Семилетний Алексей тоже бросился к матери, обняв ее за талию.
– Не отдавай нас! – кричали они, пока мать пыталась их вяло от себя отпихивать. Из комнаты вышла третья женщина с ребенком на руках. Тот тоже плакал, но больше жалобно, от голода, и выглядел вовсе не как полугодовалый карапуз, а как заморенный звереныш.
Вой Владимира перешел в глухой рык. Дети утроили усилия. Наконец, младшего удалось оторвать от ноги. И Милиционер оттащил среднего брата от шатающейся матери в дыму. Казалось, что она сейчас упадет.
– Мама, – слезный голос Алексея сорвался на крик. Женщина, удержав равновесие, толкнула сына. И семилетний мальчик, не ждавший толчка со стороны матери, полетел на пол, поскользнувшись босыми ногами, и упал на спину, ударившись затылком.
– Так нельзя, – подбежала к нему одна из соцработников, помогая ребенку встать. Но мать мальчиков посмотрела на нее, словно на пустое место. Алексей встал и посмотрел на нее. В его глазах было столько детской обиды, непролитых слез, несбывшихся ожиданий, что нижняя губа мальчика задрожала.
– Ну, нюни решил распустить, – гаркнула на него мать, и у Снежаны сердце сжалось от боли. Как эта женщина, даже пьяная могла так хладнокровно реагировать на крики мольбы о помощи своих детей. Она вырвалась из сдерживающих рук к Алексею, обняла его. Соцработник не мешала. Уже вынесли из квартиры Николая. Милиционер, с еще одним из работников, унесли, держа за руки и за ноги, отчаянно брыкающегося Владимира. У Снежаны не нашлось, что сказать, утешить товарища по играм. В горле ком застрял. От сострадания, беспомощности, она стащила с собственной шеи серебряный крестик, и надела ему.
– Я люблю тебя, – она обняла мальчика, плача вместе с ним.
Алексей поднял взгляд на мать, из глаз мальчугана скатилась пара слез, и посмотрев на соцработника, мальчик протянул ему руку…
Снежана вздрогнула, высвобождаясь от воспоминаний прошлого, и залпом осушила бокал, вздохнула.
– Еще дела есть, – произнесла она, и улыбнулась двум прекрасно сложенным успешным красавцам. Взяла в одном из кресел свою сумку, и вышла из кабинета.
Макс же шел по коридорам компании, словно выпивший и полуослепший. Трясло. Как же жизнь резко поворачивается, словно калейдоскоп кошмаров. Почему-то на ум пришло лицо Маши. Его ребенок тоже будет … без отца. Мысль пронзила глубоко, порезала сердце. Что ж, это был их выбор…
Часть 1
А он и не жалел ни о чем особо. Напротив, ему все понравилось. Ну, почти все. Уголки рта, против воли, поползли вверх, и Макс почти улыбнулся в лицо орущему «тестю» директору крупного кирпичного завода и его жене, кандидату биологических наук, не слушая о разболтанной молодежи и страшном дефиците презервативов в годы его молодости, или юности, почти как в фильме ужасов. Богатый зал с камином, красивыми шторами, оформленный в золотистые и красные тона, никак не способствовал разряжению обстановки. В таком состоянии это, ну что со львом беседовать, и Макс молчал.
– Да, как вы могли! Да, о чем думали, – надрывался Иван Валерьевич, рискуя заработать сердечный приступ.
– Да, ни о чем мы не думали, – выпалила «смелая» Машка, заставив стиснуть зубы Макса. Блондинка, что с нее взять. Такая, от которых нормальным парням стоило держаться подальше. Таких в жены не берут, ими балуются. От таких у нормального мужика стоять начинал, даже если он ничего подобного не планировал, и, естественно, взять ее в жены – себе дороже: избалованные, не знающие меры, тщеславные, с суперэгом в девять этажей, от власти над мужчинами, и одновременно при этом, чертовски соблазнительные. Как сладкое, если жрать все время, очень вредно, но если периодически, то можно.
Некогда студенту пятого курса ПГС встречается, да еще с подработкой в крупной строительной фирме. Диплом писать надобно. Ну и детей заводить тоже некогда. А тем более от таких, как Маша. Безмозглая вертихвостка лингвист.
– Что? – возмутился еще громче Иван Валерьевич, раздувая широко ноздри над чапаевкими усами.
– Доча, ты папу в могилу сведешь, – рявкнула Мария Федоровна с укором, высокая худощавая женщина с типичным лицом ботаника и вышла из комнаты.
Макс подумал, уж лучше бы она молчала.
– Папа, мы не виноваты, – Машка держалась из последних сил, то бледнея, то краснея, понимая, что от такой новости вряд ли должны обрадоваться, но чтобы так шуметь. В конце концов, по нынешним временам, ну все бывает.
Но она никогда не думала, что сама окажется в таком положении. Всю сознательную жизнь Маша стремилась быть правильной, в детстве она являлась маленькой послушной девочкой, затем она хорошо училась в школе, и только в старших классах, неожиданно взбунтовалась. Она посмотрела на Макса и закусила губу, вспоминая, как выходила из берегов именно весь десятый и одиннадцатый класс, как часто у нее бывали с ним стычки и она его ненавидела неистово, яростно. Ей так хотелось ему отомстить за воспитательный урок в подсобке, что она никак не могла остановиться. А потом все это неожиданно кончилось на студенческом посвящении, и все пять лет она оставалась такой же как и всегда, пока три месяца назад опять не встретила Макса. И теперь это уже было совсем не детской местью, а самой настоящей жизнью. Плохой ситуацией, где ее прекрасное будущее летело в тартарары по её же вине.
– На аборт!!! – рявкнул «тесть».
И Макс подумал, что это было большое облегчение для всех, но было поздно. Срок беременности почти три месяца.
От слов отца Маша вжалась в кресло, совсем побледнев и сведя коленки. Аборта она боялась, но также ей страшно стать матерью одиночкой. У нее не было никаких претензий к Максу, не было и надежд. Все те проблемы, что она ему причинила в школе, ни лезли нив какие ворота с нынешней ситуацией. И хотя он был тоже в этом повинен, выглядело это все так, словно она продолжала ему мстить. И за что? Она тяжело вздохнула, не совсем понимая. чему улыбается Макс, может быть он впервые в жизни радуется, что она наказала саму себя? Что ж Маша не была удивлена.
В комнату внеслась Мария Федоровна с валокордином и стаканом воды, а бабушка, как понял Макс – мать Ивана Валерьевича, подняла голову от вязания и сквозь толстые линзы оглядела присутствующих.
– Аборт – это грех, – заметила она. – Я против.
– Ну, что ты так нервничаешь, Ваня, – капая в стакан лекарство, успокаивала Мария Федоровна. – Ну, не специально же они.
– А вино тоже не специально?! Что прикажешь делать. Жизнь загубят.
О чем говорить, что они с Машкой ненавидят друг друга с детского горшка, что напились «случайно», что Владику позарез хотелось Машку, а получилось с ним. И напились, громко сказано, по фужеру выпили. Макс не смог не улыбнуться, и самое интересное, ведь не первый раз. Первый у них был намного раньше, тот за который им обоим было стыдно и о котором они не вспоминали.
– Что ты лыбишься? Что лыбишься? Ты видишь, все побоку!!! Этому… этому…
Тут Машка заревела, тихо, давясь всхлипами и соплями, краснея. Она всегда легко краснела, даже на физкультуре, и теперь став молодой красивой женщиной, она краснела по любому поводу.
Бабулька громко вздохнула, и, словно смирившись с невозможностью планируемого, отложила спицы и нитки в сторону.
– Ладно, хватит пыль сотрясать. Все вон, – произнесла она, на удивление не старческим, командным голосом. – Маша, в комнату.
У Макса рот открылся от того, как «тесть и теща» встали, собрались выходить. Про Машку и слов не было, выбежала, не издав и всхлипа.
– Умойся, – вдогонку досказала бабушка. – А вас молодой человек прошу остаться.
***
Все началось обычно. В тот день она зашла лишь поделиться с Владиком новостью об удачно прошедшем собеседовании. Начался дождь, у нее не оказалось зонта, а Макс в ожидании Владика с дачи, чинил тому комп. Он завел разговор, вежливо интересуясь делами, а когда выяснилось, что он тоже работает в компании «ДОМ», им нашлось, что обсудить. Ну как же тут не вспомнить детство и не заключить перемирие. Ему показалось, что она говорила искренне.
Ведь еще с драки в песочнице, когда Машка проиграв спор, у кого песка больше влезет в трусы обнаружила не честность, а именно висящий писюн, поняв что у нее-то нет, пришла в ярость. И до сейчас, когда Машка тоже обнаружила только бутылку вина, и пока ждали Владика, так не удачно задержанного на даче предками, решили зарыть топор войны. Зарыть не удалось, Машке топор понравился, и после выпитого, решили по другому восстановить справедливость. Как же это было приятно и сладко.
Он и сам не мог до сих пор поверить, как все быстро затем поменялось.
Буквально на следующий день, его вызвали к генеральному. Он, проходя мимо ресепшена, взглянул на нее, но казалось Машка закапалась в бумаги и не замечала ничего. Одетая в форму ресепшина, белоснежную рубашку и синюю юбку карандаш, с пучком на затылке, с косынкой на шее в тон юбке, она походила на старшеклассницу. И от этого невинного вида, хотелось подойти к ней и сгрести в охапку, прижать, повторить вчерашнее.
– Вас ждут, – сообщила Алина, приятная девушка двадцати пяти лет.
Макс вошел, придя в немалое удивление от присутствия у генерального, помимо самого Скалова, директора службы безопасности и вице-президента. Кивнул, приветствуя, сел на предложенный стул за общий стол. Пару секунд в кабинете висело безмолвие, от чего напряжение заметно подскочило до уровня голов и осталось там давить, прижимая его к стулу.
Алексей Владимирович посмотрел на Макса и улыбнулся.
Снежана смотрела на монитор и хмурилась. Являясь исполнительным директором службы безопасности компании «ДОМ», это не считая основной деятельности, в ее обязанности входило не только охрана президента компании и вице-президента, но также контроль и обеспечение безопасности бизнеса в целом, включающим проверку сотрудников, слежку за утечкой информации и многое другое.
И отчет, по которому она сейчас пробежалась цепким взглядом, говорил ей, что в компании появился крот.
Шпион сливал информацию по главным сметам проектов, перебивая их цены на аукционах госзаказов. Но хуже было то, что был несанкционированный доступ к материалам документации секретного проекта. Еще хуже, они не знали, что именно делал злоумышленник с ним, какие мог внести изменения до государственной экспертизы. Все вместе заставляло ее яростно сжимать челюсти, сопеть, а взгляд зеленых глаз разгораться адским пламенем. Она умела воевать.
После ознакомления с отчетом, уже братья хмурились, обдумывая план действий.
Снежана посмотрела на Макса:
– То, что сейчас будем обсуждаться, конфиденциальная информация. Ты подписал в договоре найма пункт о не разглашении. Помни об этом.
Макс кивнул, не понимая, что происходит. Кроме того, что и повода для прогулки в кабинет директора у младшего помощника младшего ГАПа не было, так в таком составе и речах. Внутренне он давно подобрался, готовый к чему угодно, и в тоже время любопытство давало о себе знать.
– У нас взлом с доступом по вот этому проекту, – Владимир протянул Максу ноутбук, показывая папку с документами.
Макс взял его.
– Доступ к этому проекту есть всего у шести человек, – произнес Алексей медленно, зная, что шпион не глуп, и умело заметает следы. – Когда это началось?
– Примерно, месяц назад, – сообщила Снежана, понимая, что компания почувствует финансовый убыток только в квартальном отчете. Сейчас же, когда только начался новый финансовый год, ничего не ясно. Шесть человек не так уж много, чтобы не отследить и не выявить предателя. – Кто?
– Два секретаря, ты их знаешь, Алина и Маша, главный ГИП, проектный ГАП и мы, – сказал Владимир, кивая.
– Та самая новенькая. На испытательном сроке, – Владимир улыбнулся, эта девушка казалась прелестной. Ему нравилось, как она краснела от забывчивости о мелких поручениях, и в тоже время очень ответственно подходила к работе. Ее взяли в компанию с перспективным ростом. Через пять лет компания планировала расширение в Азиатском регионе и нужен был талантливый Топ, знающий языки и нюансы организаторской работы, а так как компания предпочитала растить свои кадры, новичков брали с расчетом на будущее.
И Макс сразу же понял, что речь о Маше. Внести изменения в проект она не могла, для этого нужны были профессиональные знания, но она могла помогать.
– И мы не знаем, были ли внесены изменения в проект, – продолжив Алексей Скалов, обрывая его мысли. – Как видишь проект идет под грифом секретный. И нам нужно знать, какие были или не были внесены в него изменения до экспертизы.
Макс открывал папки, бегло просматривая содержимое, с каждой секундой все больше проникаясь нескрываемым изумлением.
– И что вы хотите?– спросил он, уже зная ответ, и не готовый услышать.
– Сколько времени уйдет на проверку? И – возьмешься?
Макс ослабил галстук, чувствуя, как покрываются пятнами щеки.
– Год, наверное, – сообщил он. – Если проверять будет один.
– До экспертизы сколько? – спросил Алексей брата, понимая, что требует.
– Девять месяцев, – ответил тот, тоже глядя на Макса. – А если со сверхурочными? И со мною.
– Почему выбрали меня?
Макс уже и сам знал ответ традиционный в такой ситуации: отличник, лучший студент, жадный до карьеры, талантливый и прочее.
– Если справитесь, – проговорил Алексей, посмотрев на Снежану, пишущую на листке бумаги цифры. – Получишь вот такую премию.
Женщина протянула листок и у Макса округлились глаза. Цифра была внушительной.
– Но будем только работать, и спать, – сообщил Владимир, видя насколько Макс ошеломлен. – Один выходной, любой на недели. Все ж люди. Согласен?
Он согласился. У его семьи, живущей в пятидесяти километрах от города, никогда не было возможности купить даже машину, не то, чтобы квартиру сыну. И ему, студенту живущему в общаге, предложенный куш казался баснословным. С этим, немного подкопив, можно было купить однокомнатную квартиру. Разве плохо за полгода работы? В тот момент он думал, как этот шанс нельзя упускать. И недели полетели как один день, в сплошных расчетах, проверках и перепроверках в кабинете вице-президента.
И все это время Маша была рядом и далеко. Если вызывали ее, чаще приходила Алина, и так изо дня в день, с понедельника по пятницу. В субботу и воскресение у него появлялась возможность осмотреть ее рабочий стол. Оказалось она довольно аккуратный человек: на столе не бывало мусора, скопления бумаг или чего-то личного, кружку она убирала в стол, и на ней не образовалось ни единого слоя кофейного налета. Бывали напоминалки на рабочей недели, но они присутствовали всего пару дней и затем отправлялись в мусорную корзину. У нее уставали ноги, и она часто работала в балетках, простых черных, без украшений, но к генеральному и вице-президенту одевался строгий каблук.
Макс приходил после пар, к двум дня, и уходил в два ночи.
Спустя два месяца, она зашла к нему после шести, остановившись в пороге. Он поднял глаза рассматривая ее фигуру. Он так много работал, и у него так давно никакого не было, что она показалась ему сверх меры привлекательно-сексуальной, женственной, желанной. Мысли Макса потекли в сторону фантазий, мысленно раздевая ее, представляя цвет нижнего белья, вспоминая форму груди под ладонями, заставляя в какой-то момент его встать и двинуться к ней на встречу.
– Я беременна, – произнесла полушепотом она.
Пару секунд Макс стоял и соображал вырванный из наваждения, а причем тут он. Конечно, он не забыл, но было столько дел и работы, что та встреча казалась такой давней, что можно уже было родить за это время. Она стояла и продолжала мяться, не зная, куда деть руки, сцепляя и расцепляя пальцы.
Макс подошел к ней, навис, разочарованно заглянул в глаза:
–Ты опять вздумала мстить?
Ее взгляд, упиравшийся в пол, с медленным трепетанием ресниц поднялся по его ногам, груди, задержался на губах и, Маша сглотнув покраснела.
– Нет, – уже бледнея закачала она головой, не чувствуя ног впервые в жизни. – Прости. Я просто не знаю, что делать.
И Макс уже знал, что могло так быть. Он глубоко вздохнул.
Когда они тогда выпили по фужеру вина за перемирие, девушка раскраснелась, дыша немного чаще, чем обычно, стараясь собраться с мыслями. И Макс отметил, что глоток, сделанный им, возымел на него странное действие, слишком сильное для обычного вина. В теле появилась приятная расслабленность, мысли о делах испарились, и на лице появилась неопределенная улыбка. Она молча смотрела на него и тоже безмятежно улыбалась, казалось, что им нечего было друг другу сказать. Они столько досаждали друг другу, точнее она ему, что ему даже трудно было поверить, что теперь это ушло навсегда. Они выросли. А вместе с детством ушли и детские обиды, по крайней мере он на это надеялся.
Маша выпившая весь фужер, почувствовала необычайный прилив легкости. Что-то было необыкновенное сидеть со старым школьным врагом, пить с ним вино, не вспоминать старое, и наконец, зарыть топор войны. Пару минут она вспоминала прошлое, свои проделки и наказания, и в какой-то момент испытала странную щемящую грусть и нежность к Максу. Ведь по большому счету, Макс был благородным врагом. Он никогда ее не обижал зря, никогда не подставлял и не задирал. Провокатором всегда была она, и теперь ей было даже слегка стыдно, на этой волне чувств она неожиданно встала и подошла к нему сидящему на диване, наклонилась и прижалась к губам, по озорному глядя ему в глаза.
Даже подумать не мог, что она после того раза, когда-нибудь захочет вновь повторить. Осуждая себя за тот поступок, он несказанно удивился этой ее выходки. В очередной раз поражаясь ее импульсивности и бесшабашности. Маша больше ничего не предпринимала, лишь пару секунд прижимаясь, и заглядывая в расширенные зрачки удивленных глаз Макса, ощущая дыхание на лице, вдыхая его запах, а затем едва шевельнулась, и губы Макса открылись на встречу, принимая ласковый поцелуй. Язык мягко проник в его рот, разжигая любопытство затмевающее его растерянность, и каждое ласкающее движение смывало в нем все обиды и страхи, что она не простила и не изменилась.
Его рука сама оказалась на талии Маши, пальцы начали нежно поглаживать ложбинку вдоль позвоночника выгнутой девичьей спины, приглашая к себе на бедра, усаживая как можно ближе, вторая рука Макса оказалась на ее шее, щеке, удерживая голову рядом с собою. Поцелуй превратился в страстный, наполняя обоих бурлящей горячей кровью, заставляя жарко прижиматься телами.
Руки Маши оказались на плечах Макса, пальцы зарылись в темном волосе на затылке, сметая в голове какие-либо мысли, кроме давнего тайного желания вновь овладеть ей сидящей на нем, ощутить всем естеством, и Макса так долго прятавшего это желание затопило от радости, взвинчивая еще сильнее от того, что она снова рядом, дышит с ним в одном ритме, гладит его, откликаясь на поцелуи и ласки, делая их более глубокими, сводя с ума от желания.
В тишине, под доносившиеся из форточек звуки города, они лихорадочно избавились от мешающей одежды, и Макс не переставая целовать ее в губы, вожделенно овладел ею, погружаясь в нее максимально глубоко, теплую, мягкую, слушая ее вздохи от которых по телу разливались будоражащие волны возбуждения, двигался вместе с ней, помогая руками, пока она не забилась на нем теряя темп. Он перевернул ее на спину, мечтая дотянуться до груди, лаская поцелуями соски, играя с ними, двигаясь чуть медленнее и растягивая удовольствие, вжимая разгоряченное податливое тело в мягкую обивку дивана, не ощущая, как маленькие ноготки оставляют царапины на его спине, впиваясь в нее от удовольствия. Он потерял контроль, ускоряя темп, и почувствовав ее сокращения, излился, страстно прижимаясь, накрываемый оргазмом, ощущая нежность, благодарность за этот раз, теперь он знал, что ждал его все пять долгих лет, зарываясь в нее, уже замершую под ним, тяжело дышащую, розовую от страсти.
Эти подробности пронеслись в его голове, заставляя взбеситься и пожелать еще.
– Я боюсь сказать родителям, – сообщила, она, причину своего прихода, и Макс понял, почему она раньше не сказала. Она ожидала, что он откажется, или скажет, что это ее проблемы.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – догадался он, понимая, что для аборта уже слишком поздно. Если бы они тогда поговорили нормально, но Машка в своем репертуаре, как после очередной проделки, только он задремал, позорно сбежала. Не было случая, чтобы она хоть раз держала удар до конца.
– Только это, – прошептала она виноватым голосом, понимая, что все случившиеся по ее вине, и спрос будет только с нее.
И вот они сообщили.
В зале рассосалось, и легче стало дышать. Двери аккуратно закрыли, и в квартире, наконец, осела тишина. Макс смотрел на старушенцию лет так – цать, но тем не менее худую и бодрую, с прической на голове и маникюром.
– Откройте окно, – попросила она, кивнув носом, и разглядывая Макса.
Высокий, на голову выше внучки, черноволосый, кучерявый, с темными глазами, спортивный, одет средне, но ладный.
– Откройте, шкаф.
Макс послушно подошел к шкафу и открыл, там оказался бар, обернулся.
– Налейте нам выпить, по одному, во-о-он того, – указала она.
Он совсем удивленно посмотрел на нее.
– Не переживайте, от одной рюмки ничего вам не сделается. И я, точно, не забеременею.
От сказанного Макс чуть не хохотнул.
Пять минут они просто пили виски и молчали, вдыхая струящийся из окна сентябрьский воздух, наполняющий комнату запахами осени и прохлады.
– Полагаю, вы не любите мою внучку? – спросила, наконец, бабулька, вздохнув.
Макс отрицательно покачал головой, наблюдая, как она поджала губы.
– И у вас есть девушка?
Макс снова покачал головой, сделав большой глоток.
– Откажетесь от ребенка?
Макс вздохнул, не зная, что ответить. Мрачнея. Он бы и рад, да совесть не позволит.
–Нет, – произнес он глухо, чувствуя, как в горле свербит еще сильнее, готовый закашляться.
Как же их угораздило.
– И о чем вы думаете молодой человек, а? Наверное, о прелестях отцовства. Угу… – вернула его в реальность бабушка Машки.
– Что делать планируете?
– Я?
Взгляд старой женщины ответил за нее: «Ну, не я же».
Макс не знал, что ответить. Жениться он не собирался. Заводить семью или сожительствовать тоже. Но от ребенка отказываться? Этого он не допускал ни единым поворотом мысли. Пока он думал, бабулька поставила рюмку на подлокотник дивана, глубоко вдохнула и заговорила:
– Значит так, Максим, теперь я скажу, что будет делать моя семья и Мария.
Она посмотрела на него так, что Максу сразу стало ясно, что этот генерал в юбке привык к беспрекословному подчинению, а может даже и к плети…
– Маша будет жить с нами. Жениться, я так полагаю, Вы не планируете, и я сочту за грандиозную дурость оформлять брак ради ребенка и обязательств, в которые вы оба не верите.
Жениться не нужно. Думать, что делать с типа-женой тире непонятно кто, тоже. Класс! У него на душе отлегло, а может алкоголь провалился в желудок.
– Я думаю, Вы в курсе, что у моей внучки есть жених.
Это зря она думала. О Маше он ровным счетом ничего не знал. Давно не виделись. Считай со школы, и, если не брать в расчет те случайные пересечения с редкими общими знакомыми, Она запомнилась ему вредной одноклассницей, способной только сплетничать, дразнить и вертеть задом перед симпатичными парнями. Ах да, они часто играли в разных командах на физкультуре, КВН и прочей конкурсной лабуде, организованной в школе. И даже те три месяца после «перемирия», что они проработали рядом, не о чем ему не говорили.
– Знаете хотя бы что, она владеет пятью языками и заканчивает в этом году с красным дипломом, как и вы ВУЗ. И если бы не ваше, э-э жаркое перемирие, то следующей весной улетела бы в Канаду, к жениху, – на последнем слове она приподняла, по-старинному выщипанную в нитку, белую бровь и посмотрела на Макса, всем видом намекая, что на фоне внучки, он ей ни разу не пара.
Наверное, Макс должен был заплакать от счастья, что поимел такой редкий тип блондиночки, образованный называется. И заодно убиться от горя, что мешал ее нереальному благополучию. Да, вот только все было наоборот.
– Что Вы мне пытаетесь сказать, – спросил он сухо, повертев в руках пустой стакан, и поставив тот на кофейный столик. Старуха обозрела Макса леденящим взглядом и продолжила, понизив голос:
– Что будет не плохо, если Вы сразу забудете о своем отцовстве.
Такого поворота событий он не предполагал. Вопли «тестя» вполне вписывались в его ожидания, сопли и слезы Машки тоже, а вот это нет. Макс поперхнулся.
– В смысле?
– В прямом. Ребенка запишут на будущего мужа Марии, вам даже не придется вспоминать об этом досадном недоразумении. Жаль, конечно, что придется работать в одной компании, но это всего полгода, переживем.
Как-то нехорошо похолодело у Макса на душе. Было в этом, что-то неправильное, и в то же время, такое соблазнительное. Подумаешь, перепихнулись, залетели и забыли, прям сказка какая-то. А ребенка, его ребенка можно всегда назвать досадным недоразумением.
– А будущий муж знает? – спросил он, уже не глядя на женщину, а разглядывая золотистые шторы на окне. И по вздоху понял, что счастливчик еще не в курсе. Очевидно, в этой семье все решал один человек.
– Думаю, будет не против, – сообщил этот человек, разглядывая его беспристрастно и равнодушно. – Вы мне не нравитесь Макс. И более того, таких обычно относят к категории бедный студент, ни кола, ни двора, а все туда же. Наша семья не желает такой судьбы Маше, как вы. Поэтому, очень надеюсь, что вам хватит мозгов, благоразумия, хотя бы совести никогда более не видеть ее и не встречаться. Она вам не пара и никогда ею не была. Если хотите наши семьи очень-очень разные, и не смотря на то, что вы закончили одну школу, у вас разное воспитание и взгляды на жизнь.
Максу снова захотелось улыбнутся и выругаться: ну надо же, какое везение, обычно отбиваются от отцовства и женитьбы, а ему только, что не заплатили.
– Знаете, мне нужно обсудить это с ней, – произнес он, и, больше не сказав ни слова, вышел из зала.
––
Найти Машкину комнату не составило труда.
Первое, что увидел Макс – живописно задранную юбку. Машка лежала на кровати, на животе, уткнувшись меж двух подушек головой. Еще бы на коленки встала. Голова в подушку, все нана обозрение. Нужно сказать, весьма соблазнительное, настолько, что Макс остановился, рассматривая мягкие изгибы ягодиц, переходящих в бедра. На ложбинку между полупопиями, и взгляд сам заворачивал ниже, туда, где был расположен темный треугольник, пункт назначения – вожделение мужчин. Комнату, оформленную в бежевых тонах, он не заметил.
– Маш, – позвал он, закрывая двери на щеколду.
Девушка дернулась, подскочила, и тут же села, наблюдая, как он приближается.
Макс не мог не отметить, как она красива, даже зареванная и растрепанная.
– Ты не сказала, что у тебя есть жених, – произнес он, чувствуя, как в нем с новой силой шевельнулось желание и злость. Ведь если верить ее бабку, то он оборванец попортил ей жизнь, и больше всего его оскорбляло в этой ситуации, как все переворачивалось.
Пару секунд Маша не могла понять, что он делает, зачем пришел, зачем спрашивает. И только потом сообразила, что он уставился на ее длинные, загорелые ноги, под слишком короткую юбку. Схватив фланелевый плед, укрылась.
– Поздно, я уже все видел, – сообщил Макс, усмехнувшись, думая, что не прочь увидеть все еще раз.
От его слов она покраснела, вспоминая, как в любимом кресле Владика смотрела на Макса на диване, потягивала Ламбруско, и пыталась вспомнить, за что именно ненавидит этого симпатичного парня.
Макс сел и перина на кровати просела, чуть наклоняя Машу в его сторону. Она тут же почувствовала его запах, сердце забилось быстрее, заставляя волноваться. Память быстро оживила, как он обнимал ее, тянулся к ней. Его руки и губы на её теле: на шее, груди, животе. Всюду.
– Есть, – проронила она, ощущая жар в груди от воспоминаний, ползущий на щеках, вверх, сбивая ее дыхание. И совершенно не мечтая говорить о женихе.
– Хочешь воспитывать моего ребенка с ним?
Вопрос был задан без тени сарказма или упрека. Так, что девушка перестала вспоминать, и испуганно посмотрела на него. Он спрашивал, как-то слишком строго, натянуто.
– Я еще не знаю, что он скажет, – произнесла она ровно, понимая, что лицо начинает откровенно пылать. Боже мой, ну она и… Она его хочет. От этих мыслей Маша закрыла глаза, проклиная себя.
– А если откажет, оставишь его здесь? – глаза при этом у Макса недобро сузились, в них проявился странный огонек.
– К чему ты клонишь? – она уставилась на него, не понимая.
– К тому, что мне нужно знать, что будет с ним, – Макс кивнул на плоский живот.
– Он еще не родился, – последние его слова рассердили ее. Он говорил так, словно она была одна во всем виновата. – Какая тебя разница? Что плохо в том, что у ребенка будет отец и, самое главное, он ни в чем не будет нуждаться. Мы с тобою никогда не испытывали друг к другу симпатий, так что теперь давай продолжим это дело. Ведь, в конце концов, никто на тебя ничего не вешает.
Макс слушал ее и понимал, что зря он сюда пришел. Конечно, нужно было сказать родителям, но остальное лишнее. Какая, собственно, разница хоть в чем-то, если в самом деле ребенок ещё не рожден. Он и сам не понял, что его так задело в ее словах, может быть, что ребенком отца был он, а не кто-то и Машу он знал не один день. И только поэтому, он резко встал и выпрямился, жестом прервав монолог.
– Это день слишком длинный, – произнес он, потирая лоб. – Я планирую ходить с тобою к гинекологу, признаю ребенка, а потом мы посмотрим. Завтра увидимся на работе.
Машка выглядела так, словно собиралась расплакаться, но замолчала, ошарашено уставившись на него. В нем всегда присутствовала какая-то сила, от которой ей хотелось такую же. Он умел был лидером, являясь старостой класса, капитаном спортивных команд, он умел сохранять удивительное хладнокровие, даже когда это казалось невозможным. И однажды он проявил эту силу на ней, ей так хотелось увидеть как по его стене невозмутимого хладнокровия пойдут трещины, больше ей не хотелось. Может быть поэтому все три месяца, наблюдая за ним, она так долго не решалась сказать ему. Ей казалось он испепелить на месте, потому что впервые в жизни она зашла так далеко. Но это не было местью, хотя может быть в его глазах, именно так выглядело. И сегодня, он не отказал ей, а выполнил ее просьбу без всяких упреков. Он направился к двери.
– Макс, – окликнула она его. – Спасибо.
––
Он вышел ни сказав, ни слова, в коридоре его перехватил «тесть».
– Куда собрался? Мы еще не закончили, – проревел он, требуя продолжения беседы.
– Пусть уходит, – послышалось из зала, и Макса больше не удерживали. У него возникло сильное ощущение, что от него отделались и испытали от этого дикое удовольствие.
Он вышел из подъезда, готовый сломать что угодно, разнести к чертовой матери, выдрать из себя странное чувство злости, смешанной с яростью и ненавистью. И к кому именно, он точно сказать не мог. Он знал только одно, это его ребенок и он не отдаст его воспитывать чужим людям, даже если будет последним нищим на этой Земле.
Часть 2
После выходных, Маша переступив порог приемной, в приятных желто-зеленоватых тонах, начинавшуюся с полукруглого высокого барьера секретаря, за которым скрывался широкий стол с компьютером и удобным креслом, а напротив стоял ряд мягких кресел и рядом горшков, с большими комнатными пальмами, за которыми сразу же находился кабинет босса, а затем налево его персональный туалет, обнаружила на месте коллеги кофе в чашке, включенный компьютер и пакет с вещами из химчистки Скалова.
По договоренности одна из секретарш приходила на час раньше, готовясь к рабочему дню. Директора были не против. Это давало возможность другой выспаться хотя бы еще часок. И сегодня была ее очередь.
Переобувшись и переодевшись, она зашла к генеральному, пока тот еще не пришел. К вице-президенту запрещалось заходить без его присутствия или Макса. Она вернулась к рабочему месту, просмотрела список дел на день и погрузилась в работу. Не на долго.
В приемную стремительно вошел Алексей Скалов, и, буркнув «Доброе утро», подхватил пакет со стола Алины, удалился в кабинет. Прошло еще два часа, а Алины все не было и не было. И Скалов вряд ли обрадуется отсутствию секретарши, у которой был пакет документов с договорами на поставку одного из главного типа сырья, цемента. И Машка оказалась права, в это же время Скалов, посмотрев на пальму в углу своего кабинета, так, словно та в чем-то виновата, раздраженно щелкнул по коммуникатору вызова секретарш.
– Где он? – раздраженно рявкнул он, не догадываясь, как от неожиданности Маша от громкой связи подпрыгнула на месте.
– Кто? – спросила она, не совсем понимая, о чем речь.
– Мария Ивановна, пройдите в кабинет, – приказал Скалов, резко отключившись.
Машка все два часа переводившая договора и письма с иностранными поставщиками на поставку добавок к цементу, встала из-за стола, пригладила и так идеально собранные в шишку на затылке, волосы, вскользь осмотрела свой вид и, взяв заявление на отгул, пошла в кабинет босса.
Пройдя, она деликатно постучала в дверь.
– Открыто, – гаркнул в том же тоне, что и по коммуникатору Алексей.
– Где? – Еще раз построил раздраженно он вопрос.
Маша уставилась на него, не понимая, о чем речь. За все три недели испытательного срока, он никогда себя так не вел. Так, что она уже начала его боятся.
– Еще раз спрашиваю, где Алина Сергеевна и договор на поставку?
Маша наконец начала понимать ситуацию.
– Потрудитесь объяснить мне ситуацию. Через минут пятнадцать сюда приедет курьер поставщика, а ее до сих пор нет на рабочем месте.
От такой наглости, у Машки вспыхнули щеки. Ее так и подмывало сказать, что это не у нее нужно спрашивать, где кто, не она является боссом. А вместо этого он косвенно обвинял ее. Да, к тому же требует объяснений. Скалов, невероятно раздраженный, откинулся на спинку стула и смерил уничтожающим взглядом стоящую перед ним молодую женщину, отчего Маше захотелось стать плинтусом. Умеют же некоторые так смотреть.
– Даю вам пять минут, найдите, – скомандовал невменяемый, и она выскочила за дверь, не понимая причин агрессивности обычно не кусающегося босса.
Но вместо того, чтобы искать, она пошла в туалет, чтобы умыться и хоть как-то унять дрожь от неадекватности утра. Войдя, она не сразу поняла, что это за звуки, но затем, идентифицировав кто рыдает, опешила. С утра рыдать в туалете, когда в приемной Скалов рвет и мечет?
– Алин, – постучалась она, на миг возблагодарив небо за возникший перерыв в реве.
– Уходи, – наконец, выдавили ей за дверью, заставив Машу вздохнуть.
– Там Скалов пришел. Я бы все-таки оттуда вышла, – миротворчески предложила Маша, облокотившись о деревянный косяк туалетной дверцы, гадая, да что же происходит.
За три месяца было совершенно очевидно, что что-то непонятное происходит между боссом и этой секретаршей. Все выглядело так странно, невразумительно, что оставалось только строить догадки.
– Нет, я умру здесь! – ответили снова ей из-за двери, шмыгнув носом.
– Ну, знаешь ли, не самое лучшее место в мире для умирания, – заметила дипломатично Маша, переминаясь с ноги на ногу, и изучая свои черные туфли из замши. – Есть и получше…
– Да! Например, рельсы, балкон, колеса автомобиля, речка или зоопарк!
– Зоопарк?!
– Да, меня мог бы съесть рассерженный лев! Растерзал бы, как тузик грелку. Я валялась бы окровавленным куском мяса, пока меня не нашли бы уборщики или охранники.
– Боже мой, Алина!
– Да, я тоже подумала сначала, что лучше замерзну насмерть под окнами его дома, но на дворе октябрь, – Алина всхлипнула. – Нет еще сильных морозов. И, – девушка не удержалась от еще одного всхлипа. – Я решила умереть в конторе этого «бетонщика». Пусть знает, что он натворил.
Маше меньше всего хотелось слушать ее историю. Что уж такого случилось, не трудно предположить, но там, в приемной первой встречей был курьер, и ей нужно было быть там, а не здесь. К счастью, пока ее беременность протекала бессимптомно, кроме дикой усталости, от которой она готова была валиться прямо за дверью компании, не в силах дойти до машины на парковке, ее ничего не беспокоило.
– Понимаешь, мой отец был хозяином «Стройбетона», я ничего не знала, – сквозь слезы начала рассказывать Алина.
Маша услышала характерный звук от встряхнутого пластикового пузырька с таблетками, еще раз, таблетки средних размеров посыпались вниз, прыгая как маленькие мячики по выложенному кафельной плиткой полу, и раскатываясь во все углы.
– Я училась в Англии, и не знала, что это сволочь, – Секретарша сквозь рыдания выругалась, видимо не совладав с собою, выронила банку, которая по примеру, своего содержимого тоже поскакала по ступенькам и выкатилась за дверцу к ногам Машки.
– Разорила его, специально. У него случился инфаркт. И можешь представить, каково мне было, когда я увидела проект. Детище моего отца, в проектах этого ублюдка.
От неожиданности, Машка рефлекторно подняла пустую банку. Надпись гласила, что у руках у нее сильное снотворное. Ее бабушка принимала такие же. В голове девушки проскользнула единственная верная мысль. Алина собралась отравиться или уже отравилась!?
– Что за проект?
Алина секунду помолчала.
– Неважно. Он секретный, на госзаказе. Сначала, я хотела его убить, но потом поняла, что он сам себя разорит. Я хочу, чтобы этот подлец пожалел и понял, что потерял! Но потом, поняла. Что погибнуть люди. Отец заложил в проекте ошибки, которые не зная не остледить. Я хотела зарезаться у дверей его квартиры, но подумала, что это слишком трагично. Я в луже крови, из которой подъездные собаки и кошки пьют кровь. Потом застрелиться, но трупы так ужасно выглядят…
– Знаешь, этот способ с таблетками, не слишком подходящий, – Маша демонстративно шумно вздохнула, проклиная и Скалова и Алину.
– Петля мне тоже не нравиться, у повешенных вечно глаза из орбит, – продолжала Алина, высмаркиваясь.– Почему не слишком подходящий?!
– Я так понимаю, тебе хочется умереть потрагичнее и покрасивее!? – Маша выключала воду. – У этого снотворного есть побочный эффект.
– Какой?
– Если случается передозировка, то вызывает синюшность всего тела.
– Правда?!
– Да. Ты будешь вся, как чулок.
– Толстый синий носок, – зарыдала Алина сильнее.
– Ты много приняла? – с тревогой спросила Маша, ожидая ответа.
– Не успела, – продолжала рыдать та.
– Выходи оттуда, мы с тобой попьем чаю и все обсудим, – с облегчением в голосе предложила в очередной раз Маша, теперь можно было вести переговоры, особенно не нервничая. Это была обычная женская истерика. – Я расскажу тебе, что беременна.
Снова возникла тишина, затем щеколда стукнула и Алина высунула голову из кабинки.
– От Скалова?
– Нет, не от него, – грустная усмешка отразилась на губах. – Ты же не будешь делать глупостей? У меня телефон сейчас взорвется, – посмотрела она умоляюще на Алину, показывая номер. Та кивнула, протягивая бумаги.
– Помоги получить доступ к проекту, получается я буду виновата, что погибнут люди.
– Поговори со Скаловым, – удивилась Маша, не понимая, в чем проблема.
– Я внесла уже пагубные изменения в проект. Макс их ищет. Ноя могу их исправить за раз.
Телефон поставленный на вибро, разрывался в кармане, и показывал, что входящий от подлица. И теперь многое вставало на свои места. То, что Алина была дочерью директора разорившегося «Стройбетона» Маша знала, не понаслышке, ее отец тоже в строительном рынке. И Скалов не одну фирму разорил, на дело отца он тоже покушался, не поверить Алине было трудно. Она посмотрела на подругу.
– Хорошо, я тебе помогу, завтра Макса не будет после обеда.
– Спасибо, – произнесла та, снова обретя адекватную способность мыслить. – Иди, я скоро буду.
Маша почти выбежала из туалета, представляя, как Скалов сейчас не обрадуется. А причина у этой истерики казалось изначально могла быть только одна. Их общий босс. У Алины, наверняка, был с ним служебный роман. Как всегда, начинавшийся, как многообещающий и бурный, постепенно перетекший в бесперспективный и вялый. Многообещающий он был, потому, что босс не женат, а перетекающий в бесперспективный, потому, что последнее время, сплетни и домыслы сарафанного радио компании все чаще приносили информацию о готовящейся грандиозной смене любовницы. Босс все чаще засматривался на молоденьких сотрудниц и даже, поговаривали, завел интрижку на стороне. Но одно дело сплетни, а другое рыдающая секретарша в туалете. И вот, она правда.
Как только Маша вбежала в приемную, то тут же налетела на Скалова, чуть не потеряв равновесие.
–Что у вас за бумаги в руках? – спросил тот, продолжая сверлить запыхавшуюся сотрудницу раздраженным взглядом.
– Документы.
– Маша, вы издеваетесь надо мною?! – холодно изрек он, вознамериваясь поставить несносную девчонку на место. – А? Или вы думаете, что в этой комнате самая умная, и можете строить козни за моей спиной, с моей же секретаршей. Я ведь узнаю, где ее черти носят?! Что мы тут, по-вашему, на лошадях катаемся?
Она чуть не заплакала. Ну, что за жизнь?! У них разборка, а она крайняя. И более того, кусачесть Скалова сегодня переходила все границы дозволенного.
– Может быть, я не самая умная в этой комнате, – борясь с искушением высказать все, что она думает на самом деле, ровным голосом произнесла Машка, стараясь казаться, как можно отстранение. – Но однозначно, из нас двоих у меня лучшая память.
Скалов сузил зло глаза, раздраженно взял карандаш в руки, но промолчал, ожидая продолжения.
– Потому что, если бы это было не так, – Маша гордо вздернула к верху свой изящный носик. – Вы бы, Алексей Владимирович, помнили, что весь юридический отдел отпустили на семинар, а в понедельник у большинства нотариусов города выходной. А учитывая это, вашему секретарю, будет чрезвычайно трудно найти работающего юриста, и заверить договора.
Скалов почувствовал себя полным идиотом, вспомнив, что и в самом деле большинство нотариальных контор не работает по понедельникам, но до сих пор он напрочь забыл об этом. Он отложил в сторону карандаш, чуть не сломав его, ослабил узел галстука.
Тем временем Маша продолжала, чувствуя, что не в силах сдержаться от мести за Алину, за себя, за всех обиженных. На лошадях катаются, он катался, его пассий она давно уже выучила по голосам:
– Что же касается «Ваших лошадей», то они звонят нам по три раза в неделю, но мы не разбираем их ржания.
– Маша,– покраснев до корней волос, прошипел он, перебивая. – Еще хоть одно слово и я уволю. Ты свободна!
Машка замолчала, смерила босса надменным взглядом и отступила гордо подняв голову. Как только она оказалась за дверью, краска окончательно залила лицо.
– Чтоб ты сдох, гад! – в сердцах произнесла она, считая, что нормальных отпускных по беременности теперь ей и в самом деле не видать, как своих ушей. И отгулов тоже.
– Я все слышал, – донеслось ей вслед из кабинета.
По дороге к рабочему столу, она разминулась с высокой шатенкой, которая и была тем самым курьером поставщиков. Сегодняшний ее наряд, не вызывал никаких иных ассоциаций, кроме, как из фильма «Красотка», где Джулия Робертс играла проститутку, подсевшую в машину к миллионеру. Смерив ее таким же леденящим взглядом, что и шефа пару секунд назад, Машка даже не успела сесть за стул, как у нее снова загорелся коммуникатор.
– Принесите нам чаю, – приказал Скалов, как ни в чем не бывало.
– Ага, с баранками, – буркнула Маша и поплелась заваривать чай, гадая отравилась там Алина или нет.
Тем не менее, спустя пять минут, внесла в кабинет большой серебряный поднос, на котором стоял заварник с кипятком, и молочник с чашками. Она поставила его на переговорный стол, между поставщиком и боссом, стараясь не подавать виду от шока. Разрез декольте брюнетки впечатлял, так, что Машке были видны ареалы ее сосков. Плотоядный взгляд босса не оставлял места сомнениям, ему нравилось, зрелище.
Как только она оказалась за дверью, то тут же села за стол Алины, принявшись ей звонить, лишь бы не пришла. Не сейчас. Скалов вышел из кабинета.
– Постарайтесь разыскать Алину, – приказал он, пройдя в туалет.
Телефон не отвечал. Гудки шли, а трубку никто не брал. Отправив ей смс-сообщение, Маша осталась сидеть на месте, прикидывая, как теперь будут развиваться события.
Скорее всего, босс будет флиртовать с шатенкой до тех пор, пока не приедет Алина, которая найдет кучу причин, более не оставлять их наедине, а затем, когда договор будет подписан, проест всю плешь ей.
Пошло минут тридцать, прежде чем она сообразила, что босса давно нет. А в дверях его кабинета стоит шатенка с неодобрительным взглядом.
– Чем могу помочь? – произнесла Маша, скорее на автомате, чем из вежливости.
– Чай закончился, – процедила та, окинув взглядом приемную. – А где Алексей … Владимирович?!
Машка пожала плечами, делая вид, что не знает.
– Сейчас принесу кипятка, – сообщила она и поставила греть чайник по-новой.
Шатенка недовольная удалилась в кабинет. Налив кипятка погорячее, злоупотребляющей чаем, чтоб пилось дольше, Машка деликатно постучала в дверь туалета, не представляя, что могло вызвать такую большую задержку босса. На стук никто не ответил. Она постучала еще раз. Из-за двери послышалось кряхтение и ругательства.
Может быть, ему там не хорошо, пронеслось в голове девушки. Например, у него схватило сердце или еще что. Может, он там умирает. Мало ли?!
Не то, чтобы она была страстной поклонницей шефа, и ей стало жаль умирающего на унитазе босса, но все-таки, если ему там было не хорошо, то требовалось узнать об этом. Машка нерешительно нажала на ручку двери, чуть приоткрыв ее на два сантиметра.
– Алексей Владимирович, с вами все в порядке, – спросила она, несколько смущенная своими действиями.
– Нет! Не в порядке, – голос шефа дрожал от негодования и возмущения.
– Вам чем-нибудь помочь?
–Да, принесите мне зеркало!?
Маша не совсем поняла: если ему плохо, зачем зеркало? Что, в туалете нет зеркал? Она принесла из сумки свое небольшое для макияжа. Протянув руку в щель туалета, она снова позвала босса.
– Что у Вас случилось? – спросила она, скорее из любопытства.
– Что случилось!? – Скалов высунул голову из-за двери. Судя по проступившим красным пятнам на лице и шеи, ему было совсем не так уж плохо. Можно было даже сказать, что он совсем не был похож на умирающего от сердечного приступа или инфаркта. Наоборот, он походил на разъяренного быка, перед глазами которого усердно махали красной тряпкой.
– Кто-то, – прорычал он, едва сдерживая себя. – И я даже знаю, кто! Поработал ножницами над моим замком в ширинке брюк. И теперь она, – он стал прыгать на месте, чуть склонившись в сторону. – Черт побери! Не застегивается!!!
Машка не смогла сдержать улыбки. Алина в приступе ревности, не подумала, что босс может снять брюки не только для утех с любовницей.
– Ну что ж, – произнесла она, чуть отступив от двери. – Может быть, Вам принести пиджак. Это решит проблему.
– Нет, не решит, – он снова задергался, прыгая на месте. – Я ее выворотил нафиг, потому, что она заела с трусами! И теперь не хочет двигаться.
Машка засмеялась, представив, как босс, прыгает на месте, в попытке застегнуть штаны. Какую бы цель Алина не преследовала, та была достигнута. Пусть и ценой сорванных переговоров.
– Что Вы ржете, Маша! – чуть не заорал Скалов, приходя в еще большее бешенство. – Помогите мне, сейчас же. И задержите, задержите эту… из Италии.
– К сожалению, такого пункта в моем контракте нет, – набравшись наглости, сообщила Маша, решив тут же воспользоваться этим. В конце концов, не каждый день босс попадает в нелепые ситуации, а ей предоставляется шанс поквитаться с ним. – Но мы сможем договориться, если вы подпишите заявление на два дня отгулов в счет отпуска.
Ее предложение возымело эффект разорвавшейся бомбы. Босс покрылся пятнами целиком, волосы на макушки встали дыбом и выпучив глаза, он заорал:
– Да, я уволю тебя! Маша!!!
Машка попятилась спиной назад и натолкнулась на Макса.
Это, словно оказаться меж двумя хищниками. Не то, чтобы взгляд Макса предвещал не хорошее, не дурак же он. Парень стоял так, словно кол проглотил, и когда Маша, отступая от буйствующего босса, давясь от смеха, чуть не обожглась спиной о грудь горячего Макса, на секунду прижимаясь к нему, обернулась, от его взгляда ей захотелось спрятаться. Скалов на нее уже так смотрел сегодня. Грозно, испепеляющее.
– Что здесь происходит? – тон Макса казался обманчиво спокойным.
Глаза Машки сверкали озорным весельем. Она отпрянула, чувствуя, как по спине, по нервам поднимается сквозная волна сладкой покалывающей истомы, словно тело ждало этого прикосновения. И от неожиданности свершившегося, разлилось через край в каждой клеточке тела горячим теплом.
– У Алексей Владимировича, – к веселью прибавилось замешательство, с едва сдерживаемыми смешками, – техническая проблема, интимного характера.
Она начала изображать пальцем круговое движение, подбирая слова.
–Та-ам, там…
– Маша, принесите нитку с иголкой! – вконец растратив яд, приказал Скалов, вероятно придя в себя от присутствия еще одного человека.
Машка, стараясь больше не задевать подозрительно смотрящего Макса, прошмыгнула мимо, наткнувшись в приемной на шатенку.
– Прошу прощения, – давясь от смеха выдавила она, не в силах скрыть улыбку. – Вот ваши договора. Ознакомьтесь и подпишите наш. Может чаю?
– Чаю я уже напилась на неделю вперед, – раздражаясь, поинтересовалась шатенка, глядя в сторону туалета с выходящим из него Максом. – Где он?
– Ну, – Маша открыла договор на последней странице, протягивая бумаги с ручкой, улыбаясь во весь рот. – У него возникла маленькая техническая проблема.
– Что? – в приемную, наконец, вплыла Алина.– Прямо маленькая? Я думала, он у него большой!
В ее голосе было столько недоумения, отчего в глазах шатенки всколыхнулся боевой задор «кошки», и Машка вспыхнув, всучила другой рукой виновнице нитку с иголкой, под обвинительным взглядом и шатенки и Макса, прошипела, кивая в направлении:
– Иди живо в туалет! Не знаю я какой, не разглядела.
Шатенка дернула документы к себе и неохотно вернулась в кабинет, Алина улыбнувшись взяла протянутое и направилась на битву с ширинкой босса, бесстрашная и отчаянная, как будто не она час назад рыдала в женском туалете. Макс же остался стоять у стойки, никуда не собираясь и не сводя с девушки пристального взгляда. Он знал этот ее взгляд шкоды. Видел много раз.
Маша уже подумала, а не смыться ли и ей тоже, по какому-нибудь важному поручению, но бросать одну шатенку с договорами и босса с Алиной все-таки страшновато. Беседовать с Максом тоже особо не хотелось. Ну, не нравится он ей ни капельки. Совсем. Он, конечно, обаятельный парень и тело у него, что надо, и нежный. Гормоны подскочили в крови, напоминая ей, каким и где именно он был нежным в тот раз. Машка вспыхнула, чувствуя как ей становиться жарко, под пристальным взглядом Макса. Его знойность не мешала ему быть чутким, когда он ласкал ее, и тело отзывалось. "Хорошо он об этом не знает", – подумала она, пытаясь взять себя в руки, подняла на него глаза.
– Нужно поговорить, – сказал Макс. – Наедине.
Из-за двери туалета донеслись совсем уж громкие кряхтения и странные оханья. Шатенка тоже услышала, выйдя в приемную посмотреть, что же творится.
–Что там происходит? – спросила она, явно не борясь с воображением.
– Ну, еще, – донесся из-за двери туалета потуги Алины. – Еще поднажми! Да! Да! Вот так!
– Производственное внушение, – весьма весомо сообщила Машка, едва сдерживая смех и не веря своим ушам под очередное страстное «Да» и «Еще», прекрасно понимая, что вряд ли та представляет сейчас, как босс и Алина вместе застегивают ширинку брюк, посмотрела на серьезного Макса.
Женщина резко крутанулась на каблуках, сунула сумку под мышку и пулей вылетела из приемной. От душащего смеха Машка упала в кресло секретаря и засмеялась, слушая очередное оханье. По-крайней мере одной конкуренткой у ее коллеги стало меньше.
– Пошли, – произнес решительно Макс, беря ее за руку.
Это прикосновение приятно обожгло ее, но он тащил ее так по-хозяйски, словно они снова в школе, и за очередную шалость Макс совершал разборку. А так и было. Как старосте класса и лидеру, ему приходилось разбираться с шутками и издевательствами, а уж за всякие вещи, типа жульничества на всяких мероприятиях, подавно.
Был один случай, за который она ненавидела его особенно. Когда их девятый класс вышел в составе двух команд в финал КВН, им дали домашнее задание. С их стороны готовил Владик. И Машка никогда не забудет день, когда тот прискакал с утра пораньше и, заламывая руки, умолял не сдавать его. Иначе ему конец, в его сторону никто не посмотрит и быть ему лохом до конца дней своих. Машка и сама не знала, почему вдруг пожалела его, может потому, что капитаном команды был Макс.
Подлянку разыграли как по нотам, и все сводилось к тому, что декорации к заданию сломала она. Аукнулось ей это. Ох, аукнулось. В результате, Макс зажал ее в подсобке класса. Первые пару минут они молчали в полутьме, слыша дыхание друг друга, и Макс не знал, как лучше поступить. Ну, не бить же ее. Девчонка как-никак, да и на целую голову ниже. Он схватил ее, прижав к себе, заломил хрупкий девичий стан на коленку, до Машки дошел смысл действий, и она начала с утроенной силой сопротивляться, беззвучно. Если бы она закричала, последствия были бы самые плачевные. И когда затихла, Макс занес руку и ударил, она поклялась, что отомстит ему. Он отшлепал ее как первоклашку, так, что она неделю не могла сесть. Не было в этом ничего эротического, только обида. Как же она его ненавидела, но даже тогда она поняла, что одновременно со злостью, он возбудился. Именно с этого дня она начала яростно мстить ему, и Владик верный ей заложник помогал ей во всем.
– Зачем?
– Нужно пообщаться.
– О чем?
Машка перестала смеяться, и начала усиленно тормозить, упираясь подобно козе и ногами и руками, и были бы рога, то и ими тоже.
– Хватит, – она попыталась выдернуть руку. – Я уже достаточное количество раз оставалась с тобой наедине, чтобы понять, насколько это чревато.
– Насколько, – не тормозя спросил Макс, продолжая тащить ее в кабинет.
– Один раз пострадала моя жопа, а второй раз, – она прикусила язык, потому что Макс таки остановился и уставился на нее.
– Продолжай? Что там у тебя еще пострадало?
Он так внимательно на нее смотрел, что она зарделась повторно. Живо вспомнив, как он вонзался в нее, и как сладостно, до полу-сознания пьянящего разум, ей было хорошо под ним.
– Э-э, самолюбие, – промямлила она, подталкиваемая за порог кабинета.
Макс захлопнул дверь, приблизившись.
– Самолюбие говоришь? Ты уже была у гинеколога?
Машка ничего не забыла, более того, тянула время, надеясь, что он передумал или сам забыл, искренне надеялась. Ответственный зараза, пронеслось в ее голове, соображая, как выкрутиться из ситуации, которая и без того зрела, подобно грозовой туче над головой.
После ухода Макса, дома «банкет» продолжился. На десерт в меню значился вопрос, когда звонить или не звонить Джефри. Или может быть по скайпу? Машке, которой и без того было тошно, пришлось выбрать скайп. И надо же, в этот вечер случился глобальный сбой по всему миру. Она выдохнула, ровно на пять минут. Все равно пришлось звонить и объяснятся. И это было подобно смерти. Как объяснить человеку, что ты не девушка легкого поведения, ну получилось так. Стечение обстоятельств. Со слезами на глазах, она призналась, что если Джефри немедленно ее бросит, то так тому и быть. Где-то, какая-то часть души Маши, уже смирилась с этим, а другая часть по позорному радостно возликовала снова водрузив на чашу весов все сомнения по поводу будущей свадьбы. Все обошлось, чудесно и легко, Джефри шокированный поведением невесты и случившимся, сообщил, что срочно покупает билеты, благо виза оформлена и скоро приедет. Потому, что вот так по телефону судьбоносные вопросы не решаются. Семья перевела дух. А Маша наблюдающая день за днем за Максом работающим с вице-президентом до потери пульса, не специально, вынуждена была думать о нем, себе, ребенке и женихе.
– Нет, – солгала она, понимая, что завтра приедет Джефри. Они вместе планировали сходить к врачу, по назиданию бабушки. Но также повисло обещание Алине, и Машка подумала, почему бы не совместить.
– А когда собираешься? – Макс не шутил и не собирался от нее отставать.
А она так надеялась, что все-таки обойдется. Рассосется само собою. Она сообщит родителям, вместе с ним, затем Макс забудет о своем отцовстве.
– Завтра, – прошептала она вдруг опять севшим голосом, проклиная себя за непрошенный приступ солидарности и помощи подруге.
– Во сколько?
– Талон на двенадцать.
– То есть обед. Вот и отлично, – произнес Макс деловым тоном, снова открывая дверь. Более ему от нее ничего не нужно было. – С работы и пойдем. Надеюсь, от тебя не будет никаких фокусов?
У него вторник в ВУЗе свободный день, а Машка, судя по ее каждодневному присутствию на работе, прогуливала учебу по договоренности с преподавательским составом. А почему бы и нет, когда бабушка полиглот и внучка под стать ей.
Маша зарделась, ей вдруг показалось, что он видит ее насквозь. Выдержав взгляд она отрицая помотала головой, и Макс отпустил ее. Она прошмыгнула мимо него, сама не понимая, чего так испугалась. Может быть потому – что она уже видела у него такой взгляд на той единственной в ее жизни студенческой вечеринке. Взгляд твердого собственника, способного удержать в руках любую власть над ней, принять от не любой вызов и если требуется наказать ее. Ни до, ни после этого Макс на нее так не смотрел, но вчерашнее признание изменило что-то. Макс больше не смотрел на нее просто. Словно в этом его взгляде читалось, что она часть его, принадлежит ему и это пугало и странным образом, непонятно почему неожиданно обнадеживало.
Оставшаяся часть дня прошла относительно спокойно. Мысли Маши то и дело устремлялись в воспоминания о школьных годах. Теперь что-то изменилось.
Часть 3
Прилетел поздно утром, его встречали в аэропорту все семейство Маши, без нее. Сама Маша, в тот день, как и положено вышла на работу, и переступив порог офиса, с первым же с кем столкнулась это с Максом. Маша так и не решилась ему сказать, что на консультацию они пойдут втроем, пологая, что это не вызовет никаких эмоций со стороны Макса. Почему у него должны быть какие-то эмоции? Да, у них общий ребенок, но не более того.
И когда в обед, Макс вышел из кабинета, и они сели в такси, Маша тоже промолчала, но как только они дошли до кабинета гинеколога, Макс и так все понял, по одному победному вздору бабки Маши и по корейскому взгляду парня с желтыми тюльпанами.
– Твой жених не знает, что у тебя аллергия на тюльпаны? – спросил он проницательно, оглядев того с ног до головы, провожая ее к гардеробу.
– Познакомьтесь, – от волнения у Маши появился акцент. – Это Макс – биологический ребенок отца. Макс это Джефри мой жених.
Парень оказался вполне дружелюбным на вид, хоть и ниже Макса на целую голову. Мужчины пожали друг другу руки. То же самое она сообщила гинекологу, та посмотрела на обоих, и сухо выговорила.
– Отец остается, остальные за дверь. Развили тут гарем отцов.
В течении двадцати минут, выяснилась, что Макс довольно многое знает о Маше. Такие вещи, как вес, рост, аллергии, вредные привычки и даже некоторые заболевания. Пока Маша одевалась, Макс вышел.
– Надеюсь, у вас это не войдет в привычку, – спросила бабка, недовольно морщась на Макса, но Макс терпеливо дождался возвращения в офис и, только оказавшись наедине с Машей, по привычки навис над ней, словно грозовая туча.
– Пока твой жених здесь и пока ты не родишь, я против того, чтобы ты вела половую жизнь и жила с ним под одной крышей!
Маша никак не ожидавшее услышать повторения требований, удивленно посмотрела на Макса.
– Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
Он действительно был ей никем. Но сама мысль, что какой-то кореец канадского происхождения будет тыкать членом в его ребенка выводила его из себя. А уж тот факт, что любой нормальный мужчина, а тем более жених не захочет держаться от такой прелестной девушки как Маша, был для него непреложной омерзительной истинной. Пару секунд он смотрел на нее, недовольную, опершуюся на стол и скрестившую руки на груди, не зная, что ей сделать, чтобы она просто послушалась его, затем тяжело вздохнул, стараясь успокоиться.
– Я отец твоего ребенка, Маша.
Маша надула губы, не сильно его опасаясь. Макс никогда не вредил ей по-настоящему. Даже сегодня, он вполне сносно отреагировал, когда бабушка начала возмущаться, утверждая, что Джефри не нужна никакая гостиница, у них вполне большой уютный дом. Макс лишь сузил глаза и со злостью посмотрев на Машу.
– Я против, чтобы он жил с тобой!
– Но он же ее жених, – преминула напомнить бабушка.
– А это мой ребенок, – ответил Макс.
– О чем они говорят? – спросил Джефри Машу, и та пожав плечами, мстительно глядя на Макса, перевела: – Макс говорит, что у нас ужасные гостиницы, а бабушка рассказывает про тараканов и других насекомых. Они переживают за тебя.
Джефри расплылся в вежливой улыбке от заботы, заулыбался обоим кивая.
Бабка хохотнула, а Макс вздохнул, еще больше помрачнев.
– Передай своему таракану, что пока ты не родишь, он к тебе ни одним своим щупальцем не притронется.
– Держите себя в руках молодой человек! – возмутилась бабка.
А Джефри посмотрел на невесту, в ожидании перевода.
– Макс говорит, что в нашем доме тебе будет хорошо.
И теперь, когда он говорил о члене и прочем, это сердило ее, как тогда в комнате.
– Макс, мы с Джефри любим друг друга, – мягко напомнила она, надеясь, что он поймет, насколько его требования невозможны. С Джефри они дружили уже пять лет, познакомившись между первым вторым курсом в языковом лагере, куда тот приехал на лето по студенческому обмену.
Ее признание вызвало в душе Макса желание что-нибудь сломать, можно челюсть Джефри. Тот оказался приверженцем направления фри чайлд и потому данная ситуация была выгодной для него. Маша любит Джефри, Джефри любит ее, а ребенок у Маши от Макса. Теперь, когда они оба знали, что Джефри любит ее настолько, что готов принять чужого ребенка, проблемой становился сам Макс. Он становился лишним. И эта ситуация бесила его невозможно. Ведь он и в самом деле не знал, его ли это ребенок, во всяком случае, сомневался.
Он сердито посмотрел на Машу, и сообщив:
– Как только родиться ребенок, я докажу, что я отец и буду оспаривать право его выезда из России.
Маше только, что осознавшей, сколько проблем в личном плане способен доставить Макс, показалось, что небеса рухнули. Она не сможет бросить ребенка в России, тем более забрать, это разрушит ее отношения с Джефри, а расстояние и безысходность довершат дело. Джефри же не может остаться с ней, у него бизнес в Канаде.
– Хорошо, мы будем жить отдельно, – согласилась она, побеждено кивая. – Это все?
– Нет, – произнес Макс. – Ты будешь жить со мною.
Девушка ошарашено уставилась на него, не веря услышанному. Это требование подписывало смертный приговор ее отношениям с Джефри.
– Я обещаю, что не притронусь к тебе, без твоего желания. И так я буду уверен, что ты сдержишь слово.
– Ты разрушишь наши отношения.
– Что ж будем квиты, – заметил резонно Макс, заставляя ее содрогнуться. – Мне плевать сколько у тебя было до меня, но пока ты носишь моего ребенка не будет ни одного.
Маша вспомнила ту позорную вечеринку, на которой Макс пришел с девочкой с ее курса. Это была вершина ее мести. Она видела, как Макс гордился своей подержанной Хондой разваливающейся от старости, и какие непростые отношения у него с подружкой, которую позвал замуж. Много не нужно было. Только заманить Макса в спальню и поджечь Хонду, а дальше все кинуться его искать, и вот она измена. Нужно только броситься в объятия и скинуть пару шмоток. О последствиях она не подумала. Когда машина догорела дотла, а отношения были потеряны, ярость Макса требовала возмездия. Маша не нашла ничего лучше, чем опрокинуть несколько кружек пива, надеясь, что она победила. Какого же было ее удивление, когда никто не вмешался, когда Макс выволок ее в винный погреб с бочками и бутылками вина, запершись с ней там.
Она еще пыталась храбриться, но осознав реальность опасности, метаться, не было смысла. Как минимум она решила, что ей придется стерпеть еще одну порку, но она ошиблась.
– Ты получишь, то, что хотела, – прошипел он, связывая ей руки ремнем.
Макс взял ее грубо, так, что было больно, глядя в глаза, на катящиеся слезы, беря ее девственность резко, не щадя, не обращая внимание на кровь. Конечно, унизительно, но в первую очередь жестоко. Закончив, он развязал ей, плачущей и ненавидящей его, руки, одел штаны и ушел. После этого она остановилась. После этого, она не могла без содрогания смотреть на целующиеся пары, со страхом думая о сексе, как о чем-то болезненном и неприятном.
Почему ее потянуло к нему три месяца назад? Теперь ответ на этот вопрос ей не казался важным. Теперь, когда он ломал, то что было ей дорого. Ничего они не зарыли, не забыли, а теперь еще и жизнью ребенка связаны.
– Я тебя ненавижу, – произнесла она, задыхаясь от бессилия отворачиваясь от него. Зная, что ничто их не померит и не смерит. Доигралась.
Вечером она рассказала, все семье, Джефри. И тот оказался так великодушен, что вошел в ее ситуацию. Признавая, что мужчина имеет права требовать условий для своего ребенка и предоставлять их. Он сам съездил с бабушкой к Максу и взял у него подписанное соглашение не имеющее на самом деле никакой юридической силы, в обмен на выдвинутые условия.
И на следующий день, Макс снял для них подходящее жилье.
––
Первый месяц вызывал проблемы с общением. На работе они общались строго по делу, дома молчали. Убедившись, что Макс держит слово и соблюдает дистанцию, не в состоянии долго носить в себе негатив Маша смягчилась, перейдя от молчания к бытовому общению. Джефри уехал через месяц, обещая вернуться к родам. И между Максом и Машей установились соседские отношения, на большее у того времени не имелось, учитывая, что с утра он учился, а затем работал до двух ночи. Он приходил домой, когда она уже спала, подолгу мрачно глядя на нее спящую и красивую, проверяя, пьет ли она витамины и ест ли фрукты.
Мрачность его росла, вместе с животом Маши. Он задавался вопросом, сможет ли она его когда-нибудь принять? Или она родит ребенка и уедет в Канаду. Она не давала ему возможности приблизиться к ней и не приближалась сама в своей обиде. Как удержать ее здесь? И она не ненавидела его, но и не любила, обиженная и капризная. После шестого месяца она вышла в декрет и они стали видеться еще реже. Проводя большую часть времени дома, настраиваемая против него родней, Макс испытывал настоящее отчаянье от скорого бега времени, удаляющие ее от него. И к девятому месяцу он смирился, что ее придется отпустить. Он придирчиво выбирал для нее роддом, беспокоясь и звоня с работы, на его звонки она не отвечала, и не говорила, кто у них мальчик или девочка. Временами он сам начинал верить, что она его и правда ненавидит, но было нечто, что удерживало его, даря слабую надежду. Иногда в редкие выходные, она подходила к нему и, беря за руку, клала ту на живот. Ладонью Макс ощущал крохотные толчки, и они единили их троих. Он смотрел ей в глаза, безмолвно умоляя, принять его.
А потом все кончилось.
Они, наконец, нашли изменения в проекте, сравнив его по датам с видеозаписями, они нашли, то что искали. Макс помнил тот день хорошо. Они были впервые у гинеколога. Маша увела его к врачу, а второй секретарь внес изменения. Это были серьезные обвинения крупной компании. И Макс скрыл этот факт, как ему казалось известный ему одному. Алину уволили.
За неделю до родов, Маша собрала вещи, и он сам отвез ее в роддом. И она ушла, даже не обернувшись, зная, что она уже после вернется домой.
Он не видел, как она плачет. Как на протяжении полугода, страдает от одиночества, мучаясь, что с его стороны это месть. Он ни разу не пытался ее поцеловать или обнять, хотя бы как-то приблизиться, сократить дистанцию, провести вместе время. Макс только работал и приходил домой спать, контролируя. Джефри поддерживал ее как мог, но боль от того, что ей так мстят все больше укреплялась в ее душе, и Маша почти верила, что все что между ними происходит это случайное стечение обстоятельств. Временами, она ждала, когда родит и уедет в Канаду, чтобы никогда больше не увидеть Макса, который даже не познакомил ее со своей семьей. Он был активен и принципиален только в вопросах ребенка, но в редкие минуты, когда он клал руку на живот, ей хотелось, чтобы он сказал, что любит ее. Ей просто хотелось. И позже, когда она родила, он даже не поздравил ее, прислав букет цветов и пожелав ей счастливого переезда в Канаду.
––
Помоги нам Боже, – пронеслось в голове Снежаны Хемельтон, стоявшей у окна на последнем этаже роскошного директорского кабинета строительной компании «Дом».
Женщина бросила через длинный стол украдкой взгляд на красивого двадцатидвухлетнего парня, изучающего бумаги красной папки и могла поклясться, что то, что он читает ему неприятно. Она снова на пару секунд закрыла глаза и начала молиться.
Макс Гиванов с неприязнью пересмотрел еще раз содержимое папки, и отложил ее, на стол из темного дуба, не закрыв. Он только что закончил изучение. В ней говорилось об его усыновлении в возрасте 6 месяцев. Он недоверчиво покачал головой и поднял тяжелый взгляд на двух мужчин, которые сидели напротив.
Макс почувствовал невыносимую духоту кабинетного воздуха. Он ослабил узел серого галстука, расширил пальцем ворот белой рубашки и провел ладонью по слегка вьющемся темно-каштановым прядям волос.
– Нет, этого не может быть. Это ошибка, – наконец потрясенно выдавил он, как можно более ровным голосом, стараясь не смотреть больше в бумаги. Макс знал, что оба мужчины серьезные бизнесмены. Они попусту тратить драгоценное время не привыкли. Но сама мысль усыновления казалась невероятной, невозможной, даже невыносимой.
– Я даже не похож на вас!
Снежана тяжело вздохнула. За свою профессиональную карьеру, она видела с десяток подобных ситуаций, и все реакции были разными. Но первичное отрицание Макса являлось самой предсказуемой формой принятия новости. Трудно признавать, что твои родители – не твои, а твоя жизнь не совсем то, что ты считаешь.
– Ошибка невозможна, – твердо произнесла она, уверенно глядя в глаза.
Снежана подошла к столу, тряхнув челкой аккуратного каре цвета ржи, взяла папку и, со знанием человека, листавшего эти документы тысячу раз, открыла на нужном странице.
– Отчет медицинской лаборатории анализа ДНК, – произнесла она, протянув папку. Макс не стал брать продолжая смотреть на мужчин. Те имели уловимые сходные черты родства. А вот он на них был совсем не похож.
– Ты наш брат, – спокойно выговорил Алексей Скалов, глядя ему в глаза. – Можешь не сомневаться.
Снежана закрыла папку и снова настойчиво положила ее на стол.
– Не может быть.
– Сделаем так: изучи ее дома. А когда будешь готов, приезжай к Алексею и Владимиру. Возьми пару выходных, – предложила Снежана, видя, что тот совсем не в состоянии принять новость о существовании двух братьев и об усыновлении.
Макс кивнул, взял папку и еще раз посмотрел на Алексея с Владимиром. Он не сказал больше ни слова, не чувствуя под ногами мягкости роскошного восточного ковра, медленно вышел из кабинета.
После его ухода Алексей глубоко шумно вздохнул, Владимир с грохотом отодвинул стул от переговорного стола и развалился в нем. Снежана стремительным шагом направилась к бару и, совершенно не свойственным ей действием, налила всем выпить, хотя стрелки на циферблате дубовых напольных часов показывали только четыре дня.
– Да уж, парню тяжело, – сказал Владимир, беря из рук Снежаны бокал с виски.
– Вспомни себя. Я уверена, он никогда не догадывался, что его усыновили. Потому реакция, – ответила она, тоже садясь и протягивая второй бокал Алексею.
– Считаешь, он вернется? – спросил тот, пригубив напиток.
– Да, он придет, – произнесла Снежана, глядя куда-то вдаль в небо за оконным стеклом. – Когда во всем разберется, поговорит с родителями, остынет, взвесит. Тогда вернется, дайте время.
Она перевела взгляд зеленых глаз на мужчин, которых любила, как родных братьев.
– Тост. За воссоединение семьи!
Выпив залпом обжигающую жидкость, она глубоко и удовлетворенно вздохнула, за плечами лежали годы поисков, запросов в архивы, бесед с людьми. Но все же она нашла всех братьев и почти, почти воссоединила семью. Пусть на это и ушли годы.
Снежана вздрогнула, высвобождаясь от воспоминаний прошлого, и залпом осушила бокал, вздохнула.
– Еще дела есть, – произнесла она, и улыбнулась двум прекрасно сложенным успешным красавцам. Взяла в одном из кресел свою сумку, и вышла из кабинета.
У нее было дело, она добралась до аэропорта без проблем, найти нужный терминал тоже оказалось не сложно. По звонкому крику трех месячной девочки, она нашла Машу, и поздоровавшись с многочисленными родственниками, отвела ее в небольшое кафе.
– Поздравляю с рождением дочери, – начала Снежана разглядывая девушку.
– Зачем вы здесь? – Маша кивнула, разглядывая ее в ответ.
– Затем, что вы должны знать кое-что, это может оказаться очень важным для одного семьи, которую я считаю своей.
– Я вас слушаю, – произнесла она, не представляя, что это может быть.
– Вы знаете, что в компании ведется уголовное дело по внесению изменений в проект. У нас есть неопровержимые доказательства, что Алина Сергеевна Смирнова внесла изменения в проект, и вы ей в этом помогали.
Снежана замолчала наблюдая, как девушка испуганно сжалась и нервно заправляет за ухо выбившийся русый локон. Она понимающе улыбнулась.
– Я вас не обвинять пришла, Маша. Чтобы предъявить вам обвинение, нужно свидетельство Макса Гиванова, а его у нас нет. И знаете почему?
Маша подняла на нее глаза, не понимая, к чему та клонит. Кругом мельтешили люди, в обширных панорамных окнах было видно, как садятся и взлетают самолеты.
– Потому что он любит вас и пошел на уголовное преступление, явно желая защитить. А вы знаете, кто вас порекомендовал в компанию? Он. Когда мы собирали на вас досье, он дал вам характеристику как одноклассник, охарактеризовав вас, как одного из самых прекрасных потенциальных сотрудников. Вы с ним прожили полгода, родили от него дочь…
Она замолчала, многозначительно глядя на девушку. Несколько минут Маша молчала, глядя в небо, а потом решилась. Снежана улыбнулась совсем широко, привлекая внимание окружающих людей.
– Вас подвести?
-–
Она вошла в их с Максом квартиру, открыв своим ключом. Пару минут Маша стояла в нерешительности, прислушиваясь. Никого не было. Она прошла внутрь, наконец, опомнившись. Пока она разговаривала со Снежаной и ехала сюда, ей двигало нечто похожее на вдохновение смешанное с чувством страха и надежды. Сказанное никак не шло из головы. Почему же Макс так странно вел себя? Почему ничего не сказал? Он ни разу не пытался увидеть ее после родов, ни ее, ни ребенка. И в то же время, он помогал ей, тень сомнения вернулось в мысли, может быть как матери ребенка? Она засомневалась, не понимая, какое безумие заставило ее за три часа до регистрации поверить Снежане и приехать сюда, когда все уже решено и давно. Только теперь до нее дошла простая правда, годами недоступная ей. Она любит его, всегда любила. Так просто, что от этого ей захотелось заплакать. Если бы она раньше осознала это, все могло бы сложится иначе, а теперь уже поздно. Она развернулась, намериваясь вернуться в аэропорт, и встретилась глазами со стоящим в дверях Максом.
Столько времени, столько лет, чтобы понять…
– Макс, – произнесла она тихо, и он шагнул к ней, обняв, прижимая к себе, как самое драгоценное существо в жизни. – Макс, – слезы застилали ей глаза. – Я только сейчас поняла, что люблю тебя.
– Я знаю, – хрипло шептал он, целуя в макушку, губы, зная, что теперь уже нет хода назад, теперь он уже ее никогда не отпустит, никуда и ни с кем, потому что тоже любит ее.
Оглавление
Полюби меня
ПРОЛОГ
Часть 1
Часть 2
Часть 3
